«Бумажная луна»

Патриция Райс Бумажная луна

Глава 1

Нью-Мексико, май 1885 года

Таунсенд высыпал содержимое кисета на бумаги, которые усердно изучал его напарник.

— Здесь, — объявил он с уверенностью в голосе.

Разровняв песок по бумаге, Маллони двумя пальцами осторожно взял маленький золотой самородок и посмотрел сквозь него на солнце. В этот краткий миг опасный огонек азарта вспыхнул в зеленых глазах Питера. Он с благоговением положил самородок на стол. Тень от широкополой шляпы скрадывала его лицо, выражение которого и всегда-то было трудно понять.

— Нам надо убедиться в том, что жила идет вглубь. Гора недешево стоит.

Несмотря на грубую простую одежду — кожаный жилет и вылинявшие штаны из плотного хлопка, — культурная речь Маллони выдавала в нем выходца с востока.

— Возьми свою лопату! Кажется, я наткнулся на поверхностный слой. Основная залежь глубже.

Двое мужчин взяли свое снаряжение из палатки и решительно двинулись в гору, поросшую ельником. Они были одного роста, но Таунсенд выглядел старше и полнее. Его щетинистые темные усы скрывали нижнюю часть лица, а верхнюю затеняло мексиканское сомбреро. Рядом с щеголеватым Маллони — гладко выбритый квадратный подбородок и безупречно чистый «стетсон» — Таунсенд смотрелся чуть ли не голодранцем. Однако внимательный человек заметил бы под его сомбреро ясный решительный взгляд, тогда как в кошачьих глазах Маллони светилось отчаяние человека, стоящего на пороге преисподней.

На следующее утро Маллони собирал седельные сумки, а Таунсенд складывал палатку, — Я могу накопать столько, что через три месяца куплю всю эту чертову гору, — заявил Таунсенд.

— Если ты придешь к старику и попытаешься расплатиться золотом, тот сразу догадается, где мы его взяли, и передумает продавать гору. Сейчас он принимает меня за богатого чудака, которому некуда деньги девать и потому одержимого бредовой идеей разводить мустангов. Не будем разубеждать старика. Ты ведь знаешь, что бывает, когда кто-то по неосторожности пустит слух про жилу. Оставшихся денег тебе хватит, чтобы прожить здесь до моего возвращения. Только смотри не плати золотом!

Таунсенд нетерпеливо кивнул и с явным беспокойством спросил:

— Где ты собираешься найти столько денег, сколько он просит за гору? Разве что встретишь по пути дерево, на котором растут доллары. По-моему, хозяин просто наживается за счет желающих купить его чертову гору: получает задаток и отдает людям гору на три месяца, а потом, когда они не могут выплатить остальную сумму, дает им от ворот поворот и продает гору следующему. Что и говорить, ловкий жулик!

— Вряд ли, кроме нас, найдутся еще дураки, которые пожелают купить гору. Не волнуйся, когда подойдет срок, нам, наверное, даже удастся уговорить его сбавить цену. Так что давай разрабатывай жилу, а я поеду искать деньги. Как только мы выплатим всю сумму, старик уже никак не сможет помешать нам вывозить отсюда золото. Думаю, я найду желающих рискнуть своими деньгами, вложив их в это предприятие, сулящее быструю прибыль.

— Похоже, рудник глубокий. Чтобы добраться до материнской жилы, нам понадобятся крепежный лес, рабочие и техника, — предупредил Таунсенд.

На этот раз нетерпеливо перебил Маллони:

— Мы купим все это на то золото, которое ты накопаешь, пока меня не будет. Не беспокойся так, Таунсенд! Этот род бизнеса мне знаком. Ты уверен, что справишься здесь один?

Таунсенд сплюнул и довольно грубовато заверил напарника:

— Да, по мне, уж лучше одному, чем с каким-нибудь Жадным Гасом, который при первом удобном случае всадит мне ножик в спину. Мы с тобой не раз обжигались, Маллони, хватит! Сейчас мы верно решили: только нас двое, и больше никого. Смотри только не забудь, что я здесь, пока будешь развлекаться с девочками!

Маллони растянул рот в кривой усмешке, которая несколько оживила каменное выражение его лица:

— На свете нет такой женщины, которая заставила бы меня забыть про золото. Если повезет, я вернусь еще до того, как ты обработаешь первую партию.

С этими словами Маллони пустил коня вниз по каменистому склону. Впереди, над редкой полосой деревьев, только начинало всходить утреннее солнце.

Маллони ехал молча, не понукая своего породистого жеребца. К седлу, так, чтобы можно было легко достать, крепилась магазинная винтовка, на поясе висел «кольт» последней модели, а глаза внимательно вглядывались в каждое пятнышко на пути. За пять лет жизни, полной опасностей, он узнал столько подлых штучек и грязных подонков, сколько иной не узнает за всю свою жизнь. Маллони научился выживать, хоть наука эта далась ему нелегко.

Он не часто задумывался над годами, потраченными вместе с тысячами таких же голодных мужчин на поиски золота. Он побывал в Калифорнии, в Колорадо, в Индии, собирался рвануть вслед за толпами искателей приключений в Южную Африку, но в конце концов забрал те жалкие крупицы, которые с таким трудом нашел, и вернулся домой. Вернее, не совсем домой — уж туда-то он никогда не вернется. Просто Маллони снова приехал в те штаты и к тем горам, где когда-то начинал. Теперь он был старше, мудрее, но хотел все того же, только одного: стать богатым, и добиться этого своими собственными руками, без помощи своей семейки.

На этот раз цель была совсем рядом.

Питер вел своего жеребца вниз по склону, и близость победы разжигала его самолюбие. Золото! Оно здесь, и никто не знает о нем, кроме Таунсенда.

Маллони познакомился с Таунсендом в Индии, однажды спас его от смерти и притащил сюда, пока тот еще горел в лихорадке. Теперь этот человек готов жизнь положить за Маллони, но ему нужна не жизнь Таунсенда, а его знания. Таунсенд-инженер и Маллони-финансист отлично дополняли друг друга. Вдвоем они не только отыщут золото, но и продадут его, не рискуя быть обманутыми или зарезанными в собственных постелях. На всем белом свете эти двое мужчин доверяли только друг Другу.

Конь вступил в долину, и Маллони немного расслабился в седле. Будучи городским человеком, он находил этот способ передвижения не самым удобным. И хотя научился управлять горными лошадками, мулами и даже слонами, он часто вспоминал гордых гнедых коней, запряженных в элегантные экипажи, в которых разъезжал когда-то, когда еще не понимал, насколько испорчен.

Ту жизнь Маллони оставил, и без сожаления. Таков был его выбор. Он ненавидел ощущение внутренней коррозии, которая разъедала его каждый раз, когда принимал деньги отца. Никогда в жизни Питеру еще не было так мерзко, гадко и стыдно, как в те минуты, когда он, в шелковой рубашке и дорогом сюртуке, стоя в спальне своих родителей, выслушивал известие о том, что у него есть, оказывается, старший брат — брат, которого бросили из-за его врожденной хромоты. Глава семейства считал, что такое уродство не украшает. При мысли об этом Маллони до сих пор пробирает холодный пот. Тогда у него впервые открылись глаза на жестокость и лживость отца. А вслед за этим — новые открытия, одно страшнее другого. Он понял, что провел свои юные годы подобно пиявке, сосущей кровь беспомощных жертв.

Вот почему Питер и теперь не желал думать о прошлом. Не желал вспоминать о богатстве, оставленном в родительском доме, богатстве, по праву принадлежавшем старшему брату. Не желал думать о тех, чьи судьбы разбились из-за алчности его отца. Не желал думать о семье, которую бросил, своих братьях, которым выпало на долю по кусочкам собирать свои разрушенные жизни. Маллони был им не нужен.

Прожив двадцать пять лет во лжи, он должен был уйти, надеясь только так спасти свою душу.

Правда, порой Маллони казалось, что у него никогда и не было души. Найдутся люди, которые это подтвердят. Вместо того чтобы искать свою душу, он искал и нашел то, к чему стремился. Теперь он снова будет богат, но заработает это богатство своей головой и своим трудом. Цель, заветная цель, уже сверкала и переливалась на горизонте золотым блеском.

Конь неохотно перебирал копытами по дну ручья, засыпанному камнями. Маллони с нетерпением подумал о том, что через два дня доберется до маленького домика, который построил в то время, когда полагал, что дом — это именно то, что ему нужно. Он проводил там не слишком много времени, но Маллони нравилось, скитаясь по горам, где только небо служило ему крышей, думать об этой хибарке как о собственном доме. В прошлый раз он оставил там пылкую и послушную сеньориту. Она обещала ждать. А вот ждет ли? С тех пор, как он наслаждался ее прелестями, прошло шесть месяцев, и сейчас молодого здорового мужчину мучило желание.

Солнце закатилось, но и на следующий день мысли Маллони были заняты только этой женщиной. Такого тела он еще не знал: пышные груди, широкие бедра, осиная талия — как искусно она умела себя преподать! А какой у нее низкий и сладкий голос! В минуты близости она говорила этим голосом именно то, что ему хотелось слышать. Вот только он не в восторге от мексиканской кухни, но и к ней можно привыкнуть при определенных условиях — например, лежа в сладких объятиях своей сеньориты…

Раньше Маллони и не думал о том, чтобы осесть на одном месте, обзавестись семьей, потому что был далек от своей цели. Но сейчас, когда она, эта цель, замаячила совсем близко… Двадцать пять лет он провел в окружении семьи и был счастлив вырваться из ее оков. Но пять лет скитаний взяли свое.

Маллони понял, что ему не хватает уюта домашнего очага, прочной крыши над головой. В последние годы подсознательно мечталось о любящей жене и запахе свежеиспеченного хлеба, о теплой радушной встрече. И сейчас он с томительным упоением думал о том, что эта мечта вот-вот осуществится.

Прежняя изнеженная жизнь не принесла ему счастья, но и та жизнь, которую он вел сейчас, была не намного счастливее. Правда, теперь он был свободным человеком, но, оказывается, свобода сама по себе значила слишком мало. Быть может, когда-нибудь, когда Маллони станет владельцем горы и найдет золото, он попросит руки у своей сеньориты. Тогда они построят дом в долине. Да если захотят, они смогут построить целый город, черт возьми!

Как только гора перейдет в их владение, они с Таунсендом наймут рабочих копать золото. И тогда все, что Маллони придется делать, — это управлять делами в своем офисе и прикидывать, куда выгоднее вкладывать прибыль. А еще каждый вечер приходить домой, вкусно ужинать, спать в чистой постели. И, конечно, жена будет встречать с распростертыми объятиями. Что ж, такая жизнь, пожалуй, его устроит.

Да, Маллони признавал, что нуждался в женщине. Его мать была слабой и беспомощной, и большую часть своей взрослой жизни он провел, защищая и оберегая ее от грубого отца, но сейчас Питер скучал по ласковым словам матери, по их тихим беседам, по тем милым пустякам, которыми она скрашивала жизнь сына. С такой интересной внешностью, какой Господь наградил его, Маллони легко находил утешение в объятиях доступных женщин, но он хотел иметь свою женщину, чья постель была бы согрета только для него. Это от отца — стремление к обладанию. Сын вырос собственником. А может быть, это суть каждого мужчины?

Однако в столь диких краях женщины были редки. Маллони выбирал недолго, но его маленькая сеньорита была лучше всех. Да, скоро он приедет в свой домик и сделает ей предложение. А когда он привезет деньги на покупку горы, они поженятся.

Солнце уже садилось, когда Питер Маллони завидел вдали дымок, вьющийся из трубы его маленького домика. Эта земля принадлежала ему, но в здешних краях лето слишком засушливо для земледелия. Трава рябила сочной зеленью лишь после ранних весенних дождей. Перед отъездом он продал своих лошадей — Каталина не смогла бы сама за ними ухаживать, — и теперь никто не встречал его приветственным ржанием. Но мыслями Питер был уже там, в доме, рядом с женщиной, которая развела этот огонь, и почти ощущал вкус ее губ на своих губах. «Как приятно возвращаться домой в объятия женщины, которая тебя ждет!» — подумал он.

Спрыгнув с седла, Питер попытался представить склонившуюся над очагом Кэт: ее густые темные волосы, косой уложенные вокруг головы, покачивание бедер под длинной пышной юбкой. Но картина, которую рисовало разгоряченное воображение, была несколько размытой. Не важно! Сейчас он войдет в дом и обнимет ее — такую теплую, мягкую, спелую… И хотя Маллони не ел целый день, сейчас его одолевал совсем иной голод.

Он вошел в дом. Огонь в печи догорал, а лампа была погашена. Что-то кипело в котелке над тлеющими углями, и Питер вспомнил, что хотел купить ей плиту. Вот приедет в город и сразу купит! Правда, после того, как был выплачен задаток за гору и кое-что оставлено Таунсенду, денег оставалось в обрез, но ничего — Маллони как-нибудь выкрутится. У Каталины должно быть все самое лучшее. Как только купит гору, оденет ее в шелка!

Кэт, наверное, в спальне: увидела, что он приехал, и теперь застилает постель чистыми простынями? Эта мысль совсем распалила Питера. Вот уже шесть месяцев он не видел чистых простыней.

Надо бы сначала помыться, но он уже не мог больше терпеть. Сейчас Кэт придется принять его таким, и Питер рывком распахнул дверь. Последние лучи заходящего солнца озаряли спальню мягким светом. На мгновение Питер застыл на пороге, не видя ничего, кроме этой розовой пелены, со сладким волнением ожидая, когда желанная женщина бросится в его объятия.

Словно ледяной горный поток окатил Маллони. Каталина, абсолютно голая, лежала на тех самых простынях, о которых он только что мечтал. А на ней — тоже голый — лежал фермер, их сосед.

Мужчина взглянул через плечо на Питера и побледнел от страха. Увидев, что Маллони потянулся к кобуре, он в ужасе закрыл глаза.

Но Питер лишь криво усмехнулся, убрал руку с револьвера и почтительно снял шляпу:

— Роджер, Каталина, рад вас видеть! Я зашел на минутку, сообщить, что еду в Техас и вернусь не скоро. Если услышите, что кто-то желает купить участок, черкните пару строк на мой городской бокс.

И вышел из спальни.

Глава 2

Техас, июнь 1885 года

Дженис Харрисон внимательно допечатала последние слова и нахмурилась, заметив, что валик слегка смазал краску по бумаге, но решила не перепечатывать и аккуратно вынула лист из каретки. Она прилежно училась хорошо печатать, но была не в восторге от этой машинки, считая, что красиво написанный от руки текст все же читать приятнее.

Положив письмо Джэсону на стол, она прибрала у себя на рабочем месте, надела очки, соломенную шляпку и подколола повыше юбку.

Люди, убиравшие загон, закричали и замахали ей вслед, когда она, лихо маневрируя высоким передним колесом, выкатила свой трехколесный велосипед за ворота и понеслась по дороге: только ленты развевались по ветру. Управлять этой жуткой машиной на изрезанной колеями дороге и одновременно махать им в ответ было невозможно, но рабочие не обижались, ведь именно Дженис выписывала им платежные чеки в конце каждого месяца.

Она загорелась идеей приобрести двухколесный велосипед с тех самых пор, как прочитала о нем во время столетнего юбилея. Тогда такая покупка, в Огайо, разумеется, была ей не по карману. Дженис вкалывала на фабрике, получала гроши, а надо было кормить еще младших брата и сестру. Но те времена давно позади — благодаря хорошим друзьям, которые помогли ей выбраться из нищеты. Они же помогли ей заказать велосипед, правда, настояли на трехколесном как более безопасном и надежном.

Джэсон покатывался со смеху, когда девушка в первый раз села на свой велосипед. Да, наверное, это было уморительное зрелище: юбки взметнулись кверху, шляпа слетела, а дурацкое колесо не слушалось и выписывало кренделя. Но потом он велел разровнять дорогу, а Дженис догадалась подкалывать юбки, чтобы они не путались в спицах, и научилась неплохо ездить. Не будь велосипеда, ей пришлось бы ездить верхом или вообще отказаться от дополнительного заработка. Нет, этого она не могла себе позволить, в ее положении каждый цент был дорог.

Дженис торопилась в городок. Сегодня утром Бетси снова была бледной. Надо заехать в аптеку, может, появились какие-нибудь новые лекарства. Современная наука творила чудеса, но только не в медицине. Все эти новые препараты были не столько действенны, сколько дороги.

А может, надо отвезти Бетси в Хаустон и еще раз показать врачу? Как-то, встревоженный болезненным видом девочки, доктор прописал ей новое укрепляющее средство. Оно действительно помогло снять сильный сердечный приступ Бетси, но она еще долго приходила в себя. Потом Дженис узнала от своего друга Дэниела, что в состав лекарства входят опиум и хлороформ. Можно ли после этого доверять врачам?

Теперь Бетси чувствовала себя значительно лучше, и Дженис надеялась, что с возрастом все пройдет. Сейчас Бетси исполнилось десять, и у нее уже не бывало таких сильных приступов, после которых она несколько дней лежала синей и руки не могла поднять от слабости. Может быть, им просто надо набраться терпения и со временем она поправится совсем? Ну да, может быть, и солнце взойдет на западе.

Сейчас школа закрылась на лето, и Дженис временно оставила свою преподавательскую работу; у нее появилось больше времени для Бетси. Можно на дому переписывать статьи для газеты или брать с собой Бетси в редакцию. Мистер Аверилл не будет возражать. Теперь, когда его близнецы выросли и уехали из городка, он радовался любой помощи.

Завтра у Бетси день рождения. Десять лет назад рождение Бетси не казалось Дженис таким уж радостным событием. Но время шло, и каждый день, прожитый ребенком, становился поводом для радости.

А тот первый год был кошмаром. Им пришлось переехать в Катлервиль, штат Огайо, там отец Дженис нашел работу на фабрике. В тот же год умерла мать. Наверное, от разрыва сердца: ведь им пришлось променять свой уютный коттедж на жалкую лачугу с протекающей крышей. От тринадцатилетней сестры Одри практически не было никакой помощи. Дженис приходилось самой ухаживать за братиком Дугласом и малышкой. А Бетси тогда подхватила лихорадку и чуть не умерла.

Дженис невольно содрогнулась при воспоминании об этом и мысленно благословила небеса. Она старалась не забывать тот злосчастный год как урок тех страданий, пережить которые не желала бы и врагу. Ей потребовалось десять долгих лет и много миль пути, чтобы попасть сюда. Зато сейчас у них есть крыша над головой, которая не течет; есть друзья, которые помогают; и у нее хватает знаний и желания, чтобы занять себя работой двадцать четыре часа в сутки. К сожалению, все ее навыки оплачивались вопиюще низко, и только потому, что она — женщина.

Дженис приводило в негодование то, что в соседнем графстве мужчина-учитель получал втрое больше, при этом в классе у него было намного меньше учеников. Джэсон Хардинг уже не являлся членом школьного совета, но на ее жалобу ответил так же, как и совет школы: женщина работает хуже мужчины. Такая позиция была знакома Дженис по той каторжной фабрике в Огайо, откуда она сбежала. Выслушав ответ Хардинга, она безумно захотела уйти, хлопнув дверью. Но она очень нуждалась в дополнительном заработке, который получала здесь, работая у него секретаршей. Хорошо, что долго сердиться у нее не было ни сил, ни времени.

Оставив велосипед в конце тротуара и отряхнув пыль с перчаток, Дженис опустила юбки и пошла к галантерейному магазину. Бетси давно выпрашивала у нее набор красок — такой же, как у Мелиссы Хардинг. Отец Мелиссы мог позволить себе купить для своей дочери хоть сто наборов красок. Он с удовольствием купил бы один и для Бетси, но Дженис давно приучила всех к тому, что не берет милостыню и сама может позаботиться о себе.

Продавщица радостно приветствовала ее. Эллен Фэарвезер в прошлом году еще была ученицей Дженис. Зимой девушку угораздило влюбиться в одного из работников с ранчо Джзсона, забеременеть и выскочить замуж — обычная история. Довольная жизнью Эллен обхватила руками свой огромный живот, и Дженис почувствовала легкий укол зависти.

— Набор я уже положила в коробку и завернула, мисс Харрисон. Ваша сестра ни о чем не догадывается. Она только вчера заходила сюда и так грустно смотрела на краски.

Дженис подобрала в тугой пучок две выбившиеся пряди волос, поплотнее надвинула шляпку, сняла перчатки и принялась отсчитывать деньги из кошелька.

— Из тебя получится хорошая мама, Эллен. Когда же Бобби наконец достроит дом, чтобы ты могла отдыхать?

Улыбка Эллен пропала, но лишь на мгновение.

— Он строит, мисс Харрисон. А я себя прекрасно чувствую. Не знаю, что бы я делала, сидя дома. Я так рада, что мистер Холт разрешил мне остаться на работе!

Мистер Холт оставил ее на работе только потому, что Дженис попросила об этом Джэсона, а тот поговорил с Холтом. Ведь теперь Джэсон был владельцем банка, который достался ему от последней жены. А то обстоятельство, что Бобби Фзарвезер постепенно превращался в бездельника-пьяницу, сделало это решение крайне необходимым. Дженис сильно удручало то, что мужчины являлись не только средоточием всех зол, но и всей власти.

— Ну что ж, если понадобится какая-то помощь, обращайся ко мне или к Бетси. Мы с ней не зависим от прихоти мужчин.

Дженис положила деньги на прилавок, пряча иронию своих слов за приятной улыбкой.

— Что верно, то верно! — весело засмеялась Эллен. — Да моего Бобби хватил бы удар, сядь я на ваш велосипед. Иногда мне кажется, что вы самая умная женщина в городке, потому что живете без мужчины.

— Знаешь, меня тоже хватит удар, если ты сейчас, с таким пузом, влезешь на велосипед, — ласково ответила Дженис. — Береги ребенка, а завтра я пришлю к тебе Бетси поблагодарить за краски.

Дженис быстро вышла на улицу, отметив про себя, что наконец научилась скрывать свои чувства. Ей двадцать пять лет, и у нее на совести тайна, от которой весь городок пришел бы в праведный ужас. Но что же видят люди? Старую деву неопределенного возраста, которая с похвальным рвением заботится о своей младшей сестренке. Все знают, что ее семья осталась в Огайо. Знают, что она дружит со сводной сестрой Хардингов Эви Монтейн, которая и помогла ей устроиться здесь на работу. Вот все, что им известно, но это не совсем так.

Она остановила велосипед у аптеки, потратила оставшиеся несколько монет на пузырек с лекарством, которое, по словам аптекаря, гарантировало излечение слабого сердца, и покатила домой.

Первым делом спрятав подарок, Дженис сняла перчатки и легкую накидку, которую надевала поверх платья. Сейчас единственным, на что девушка позволяла себе тратиться, была одежда. Столько лет носила она старые тряпки, что на первую же приличную зарплату купила в кредит швейную машинку.

Зависть — нехорошее чувство, но именно зависть подстегивала Дженис в решимости прилично одеть себя и семью. Те годы, что она проработала на швейной фабрике, выпуская одежду для других, а сестра Одри — в шикарном магазине, продавая ее богатым, которые обращались с ней как с грязью, оставили горький след в душе Дженис.

Ограничивая себя во всем и работая от зари до зари, теперь она зарабатывала себе на хорошую одежду. Одри собиралась замуж, брат Дуглас учился у Дэниела Маллони газетному делу, Дженис уже не надо было отсылать родным в Огайо большую часть своего заработка. Скоро она и Бетси будут чаще обновлять свой гардероб.

Молодое поколение Харрисонов было живым воплощением всеамериканской мечты: выбраться из нищеты с помощью образования и собственного труда, хотя и не без доброй поддержки нужных людей.

Дженис отрезала несколько кусков от висевшего в кладовой окорока и бросила их в кастрюльку. Нет, она не блаженная и прекрасно понимает, что драила бы сейчас полы в Огайо, если бы не Дэниел, который помог ей вырваться из когтей монополии Маллони. Но она понимает и то, что ее семья жила бы сейчас намного лучше, если бы не остальные члены семейки Маллони, мерзкие и жадные, которые еще долго после того, как кончилась война, пользовались рабским трудом. Если бы у нее было время ненавидеть, то она ненавидела бы этих Маллони за то, что пришлось из-за них пережить в те годы ей и ее семье.

Пока варился окорок, Дженис замесила тесто для печенья. В свои двадцать пять она знала жизнь и людей лучше иных сорокалетних. Если честно, то, наверное, некоторые давали ей сорок. Она нарочно старила себя прической и очками. Вряд ли удалось бы столького здесь добиться, если бы все знали, какая она еще молодая женщина. Даже Джэсон Хардинг считал ее старше и после смерти жены все чаще поглядывал на Дженис, и она не воротила нос, хоть и знала, что ему уже за сорок пять.

Давным-давно Дженис решила, что выйдет замуж за любого, кто обеспечит ей спокойную безбедную жизнь, которой она не знала. Выйдет хоть за восьмидесятилетнего старца. Материальное благополучие значит куда больше, чем внешность, возраст и чувства, тем более что последние в ее жизни играли такую маленькую роль, что в расчет не брались. Дженис научилась пользоваться своими мелкими обидами и завистью как полезной движущей силой и считала, что ни на какие сильные эмоции не способна, если не считать любви к Бетси. Но даже это чувство омрачалось обстоятельствами рождения девочки. С заботой о хлебе насущном эмоции не имели ничего общего. Дженис научилась с ними справляться и делала бы это еще лучше, будь у нее богатый муж. «Богатый и снисходительный», — поправила себя Дженис.

Она отвлеклась от невеселых мыслей, услышав шум подъехавшего экипажа, крики детей и стук каблуков дорогих кожаных туфель Кармен Хардинг. Жена Джэсона не оставила ему детей. Наследников ранчо Хардингов произвели на свет его младший брат Кайл с женой Кармен. Вот кто ни в чем себе не отказывал, так это Кармен. Все ее желания выполнялись мгновенно, стоило ей бровью повести.

Странно, но это ничуть не испортило Кармен, она осталась такой же милой и искренней, какой была в детстве. Бетси распахнула входную дверь, но Кармен Хардинг задержалась на пороге, вежливо постучав.

— Дженис? Ты дома? — с легким акцентом позвала она.

— Входи, Кармен! Ты, наверное, устала целый день смотреть за такой оравой? Как твой дядя? Дети слушались его на уроках?

Дженис подошла, вытирая руки о передник, обняла Бетси и поприветствовала гостью.

Кармен улыбнулась:

— Бетси слушалась и занималась, а мои лазили по деревьям в саду. Дядя Джеймс не возражал.

— Твой дядя — милейший человек на свете. Не представляю, как у него хватает терпения учить рисованию этих маленьких чертенят. Бетси только и говорит о нем, когда приходит домой.

Разумеется, женщины не упомянули о том, что Бетси слишком слаба, чтобы лазить по деревьям, поэтому ей только и остается заниматься уроками.

— Дядя Джеймс — человек с характером. Этим он мне нравится. — Кармен с улыбкой посмотрела на Бетси, которая приплясывала на месте, будто ей не терпелось что-то сказать, и, глубоко вздохнув, сразу решила поговорить о главном, дабы больше не мучить девочку. — Дело в том, что он собирается на лето к Эви и Тайлеру. Ты знаешь, как плохи дела на ранчо, поэтому Кайл не может отлучиться, но Тайлер пришлет за нами личный паровоз. Дети хотят, чтобы Бетси тоже поехала. Она нисколько нас не обременит, а дядя Джеймс будет в восторге: он сможет чаще заниматься с ней рисованием, так как считается, что у нее талант. Пожалуйста, подумай над этим, Дженис.

Старшая сестра застыла, не решаясь взглянуть на Бетси. Девочка в свои десять лет была ростом с шестилетнего ребенка Кармен. Безупречно белая кожа, за которую Дженис получала столько комплиментов, у Бетси была бледной, почти прозрачной. Ее волосы имели более золотистый оттенок, чем у Дженис, но прошлой зимой во время лихорадки их пришлось остричь. Короткие кудряшки, обрамлявшие теперь ее худенькое личико, делали Бетси похожей на бесплотную фею из сказки. Как можно было отпустить такого ребенка из-под своего крылышка больше чем на несколько часов?

— Если хочешь, поедем с нами, Дженис, — предложила Кармен. — Джэсон обойдется без тебя несколько месяцев. Но если надо — оставайся и не волнуйся, с ней все будет в порядке.

Дженис не знала, как расценить эти слова. То ли Кармен намекала на то, чтобы она держалась подальше от Джэсона, то ли на самом деле была такой честной и прямодушной, какой казалась. Последнее больше походило на правду. Кармен, конечно же, считала Дженис слишком старой для романа, а может быть, слишком замшелой девственницей, чтобы заинтересовать деверя. То, что Джэсон может ухаживать за Дженис, ей просто не приходило в голову.

И все же Дженис не представляла, как вынесет такую долгую разлуку с Бетси. Несколько месяцев! Тайлер и Эви живут в Натчезе, это сотни миль отсюда. Сердце Дженис тревожно екнуло. А что, если Бетси заболеет? И кто будет там следить, чтобы она не переутомлялась? Кто станет ее причесывать по утрам? И с кем будет Дженис разговаривать по вечерам, если маленькая кроватка в углу опустеет?

Усовестившись последней мысли, Дженис взглянула на хрупкую девочку, которую все считали ее сестрой, и судорожно сглотнула.

В нежном пятнадцатилетнем возрасте она совершила непростительную ошибку, получив в результате дар и бремя, без которого уже не мыслила свою жизнь. Но Дженис была не глупа, чтобы не понять: такая поездка пойдет на пользу им обеим. Улыбнувшись девочке, она взглянула на Кармен и с трудом выдавила из себя:

— Мы позже поговорим об этом.

Глава 3

Маллони скакал к городку берегом реки, держась в тени тополей. Была глубокая ночь. Луна уже медленно спускалась по небосклону. Уставший после долгого пути, продрогший и грязный, он сделал привал только ради коня, и измученное животное буквально рухнуло на землю. Как ни хотелось Питеру побыстрее найти ранчо «Два X», пришлось с этим потерпеть до утра.

Городок, раскинувшийся на перекрестке двух дорог, спал, светилось лишь несколько окон. Где-то на главной улице, разумеется, есть гостиница, но у Питера ни гроша. Ладно, ему не привыкать спать под открытым небом.

Он подвел жеребца к ручью, почистил его и распаковал седельные сумки. Потом развел небольшой костерок, на котором сварил кофе, и погрыз вяленой говядины. Ночь была очень жаркой, и он тщательно затушил костер, закидав огонь землей и разбросав камни, чтобы они остыли.

А утром он как-нибудь приведет себя в порядок и отправится на ранчо «Два X». Хардингов Питер не знал, но его брат Дэниел говорил, что на них можно положиться. Подобные люди встречаются редко, поэтому Питер и проделал неблизкий путь. Оставалось надеяться, что братья Хардинги любят риск и согласятся вложить деньги в золотой рудник.

Маллони бросил взгляд на окно, светившееся в ближайшем домике. Интересно, кто это не спит в такой поздний час? Он провел пальцами по двухнедельной бородке и хотел уже лечь рядом с конем, как вдруг за занавесками мелькнул силуэт женщины.

Он чуть не проглотил язык, увидев, как тень скинула лиф платья и наклонилась — должно быть, над тазиком с водой. С грацией сильфиды и гибкостью лозы она перекинула через голову каскад пышных длинных волос и погрузила их в воду. Маллони пришлось ухватиться за ветку над головой, чтобы не упасть. Конечно, он давно не был с женщиной, но чтобы брюки вдруг стали ему тесны при виде какой-то далекой тени?! Такого еще не бывало. Да, он явно не в форме.

Черт возьми, она что, ненормальная — мыть голову в такой час? Маллони внезапно охватила злость, ему хотелось крикнуть этой женщине, что она занимается идиотизмом, но он взял себя в руки, хотя двинуться с места не мог.

В восхищении он смотрел на длинные тонкие руки, которые поднимали и терли копну, видимо, очень густых волос. Интересно, какого они цвета? Никогда Маллони не видел, как женщина моет голову, и не представлял, насколько эротичным может быть это зрелище. Вот отжала длинные пряди, выпрямилась и покачала головой, рассыпав волосы по плечам. Она стояла спиной к окну, и был виден лишь гитарный силуэт округлых бедер, тонкой талии и гибкой спины. У Маллони перехватило дыхание: так жутко хотелось, чтобы она повернулась.

Женщина подняла волосы гребнем и слегка повернулась. Маллони увидел очертание ее груди. Она была само совершенство!

Питер почти ощущал под своими ладонями ее пленительно-мягкую высокую грудь. Густые длинные волосы ниспадали свободными локонами по тонкой изящной талии до нежных округлостей, которые так и манили его к себе… Черт возьми, он готов обнять ее, даже если она и немолода. Он погрузился бы в нее, даже если она вся красная от прыщей. Плевать на все, если у нее такое роскошное тело!

Лампа погасла, и Питер выругался. Она, наверное, сидит сейчас там в темноте и расчесывает волосы. Может, предложить ей помощь? Он, конечно, безумно устал в дороге, но после этого маленького представления вряд ли заснет.

«Пора бы уже стать умней», — подумал Маллони. Эта женщина, если она не шлюха, недоступна ему. А шлюх с него хватит! Каталина поставила точку в их длинном ряду. С ними одна беда. Может быть, разбогатев, он вернется на Восток, найдет там себе молодую леди из высшего света и покорит ее. А до тех пор лучше держаться подальше от женщин.

Маллони свернулся в своей походной постели, чувствуя болезненный зуд внизу живота. Сон не шел. Питер пожалел, что в ручье нельзя окунуться, хотя и подозревал, что ему не хватит никакой воды, чтобы остудить себя. Доживет ли он до того дня, когда у него будет много денег и он отправится на Восток? Нет, он хотел женщину прямо сейчас. В последние годы ему приходилось во многом себе отказывать. Где-то ведь должна быть женщина, которая так же сильно хочет мужчину! Всего-то и надо только, чтобы она оказалась не шлюхой.

Питер задремал, но вскоре вскочил, разбуженный ржанием своего коня, и почувствовал запах дыма.

Дженис слегка поморщилась, прочесывая гребнем спутавшиеся волосы. Заняв себя мытьем головы, она немного успокоилась, но не настолько, чтобы заставить себя войти в пустую спальню. Даже сейчас, в темноте ночи, когда все вокруг спали, в маленьком домике висело пугающее эхо тишины.

Все десять лет она прислушивалась к дыханию Бетси. В первый год она замирала от ужаса всякий раз, когда не слышала его, думая, что это смерть пришла украсть у нее ребенка. Она спала с девочкой в одной кровати, чтобы можно было протянуть руку и прогнать свои страхи. Убедившись в том, что с малышкой все в порядке, она засыпала, стыдясь того — были моменты, — когда тайно в душе почти желала ей смерти.

А потом настали времена, когда бремя жизни стало просто невыносимо, и Дженис даже мечтала о том, чтобы ангелы забрали Бетси в лучшие края. Но слава Богу, это все давно в прошлом! Из пугливой, задавленной чувством вины пятнадцатилетней девочки Дженис превратилась в зрелую женщину, чувствующую свою силу и знающую свои слабости: Бетси была ее самой большой слабостью и самой великой силой. Для своего ребенка Дженис хотела и могла сделать все. Но если бы люди узнали правду, ей пришлось бы распроститься и с честным именем, и с работой. Она должна была бы стать проституткой, чтобы выжить, — это единственное занятие для такой падшей женщины.

Каждый день она словно шла по натянутому канату. Даже Бетси не знала правду. Вот почему Дженис в конце концов сдалась и разрешила Бетси поехать с Хардингами в Натчез. Сестре ведь легче, чем матери, отпускать ребенка из-под своей опеки.

Но теперь ее томила разлука. Прошло уже около недели с отъезда Бетси, но мать не могла ни спать, ни есть, ни думать о чем-то другом, кроме девочки. Дженис одолевали тревоги. Только она всегда следила за питанием, отдыхом и занятиями Бетси, только она по часам давала ей лекарства. Девочка была слишком слаба, чтобы играть с другими детьми в подвижные игры, и Дженис привыкла к тому, что Бетси всегда рядом.

Но не век же Бетси сидеть под ее крылышком! Когда-то надо приучать ее к самостоятельной жизни. Дженис понимала, что это только пойдет девочке на пользу. Эллен, продавщице в галантерейном магазине, всего шестнадцать. Еще каких-то шесть лет, и Бетси тоже сможет выйти замуж и забеременеть. Дженис не могла даже думать о том, что станет с ней, когда из ее жизни уйдет Бетси, оставив лишь эту звенящую пустоту одиночества. Но главное, чтобы Бетси была счастлива, больше Дженис ничего не нужно.

И теперь она успокаивала себя тем, что Бетси хорошо с друзьями, которым нет дела до того, что она не может играть и бегать с ними наравне. Там есть кому присмотреть за девочкой. Есть и учитель, который научит Бетси рисовать красками, купленными ко дню рождения. Дженис улыбнулась, вспомнив, как обрадовалась девочка, развернув подарок. Такая минута стоила всех вечеров, потраченных на переписывание бумаг для юридической конторы.

Была уже глубокая ночь, и болели глаза, но, раз уж она все равно не спит, почему бы еще не поработать? Может, удастся заработать на частные уроки для Бетси. Старик Джеймс Пейтон подслеповат и уже не держит кисть в парализованной руке, но еще хорошо учит рисованию. Его похвалы вселяли в Бетси столь необходимую в этом возрасте уверенность в себе.

Дженис надела ситцевую ночную рубашку и заплела в косу еще влажные волосы. По календарю лето еще не началось, но ночь была жаркой. Она никогда не спала голой, и сейчас, когда Бетси уехала, у Дженис появилось такое искушение. Может быть, когда-нибудь она и попробует спать без ночной рубашки. Это надо обдумать, а заодно и отвлечься от тревожных мыслей.

С улицы донеслось лошадиное ржание, и Дженис, подойдя к своей узкой кровати, нахмурилась. В городке стали пошаливать бродяги: крали лошадей и опустошали курятники. Шериф быстро и сурово расправился с ворами, и с тех пор по округе, как видно, разнесся слух, что и Минерал-Спрингс соваться не стоит. Это, наверное, просто чья-то лошадь осталась привязанной во дворе.

Дженис уже собиралась расстилать постель, как в дверь заколотили:

— Пожар! Там дом горит! Дайте ведра!

На мгновение ее сковал страх. Она испугалась, услышав этот незнакомый мужской голос, испугалась, узнав про пожар. Дженис отлично понимала, что значит пожар в таком деревянном городке, но быстро пришла в себя. В прошлом на ее долю слишком часто выпадали несчастья, и она умела владеть собой в минуты опасности. Она схватила халат и поспешила на кухню за ведром.

Рывком распахнув дверь, она сунула ведро незнакомцу, едва разглядев его в темноте. Судя по тому, что он заслонил собой весь дверной проем, мужчина должен был быть высок и плечист, но, кроме его щетинистой бороды, Дженис больше ничего не успела заметить. Он схватил ведро и помчался к колонке, крикнув, чтобы она созывала народ.

Дженис и без него знала, что делать, увидев языки пламени, вырывавшиеся из-под крыши школьного здания. Школа! От ужаса Дженис не могла вздохнуть. Школа была ее главным источником дохода, благодаря работе учителя она жила в этом доме. И Дженис кинулась бежать к пожарному колоколу, висевшему в конце улицы.

Звон колокола эхом прокатился в ночной тиши, и отовсюду — из домов, салунов и сараев — стали выскакивать люди. Где-то закукарекал петух, где-то противно закричал осел, заголосили люди, увидев огонь. Очень скоро улица наполнилась бегущими, заспанными и полуодетыми, мужчинами. Во время последнего пожара выгорело почти полгородка.

За мужчинами спешили женщины и дети. Мальчишки галопом неслись с ведрами в руках. Самые сильные мужчины городка выкатили из-за конюшни жалкое подобие цистерны с водой и поволокли ее по улице, впрягшись в постромки, предназначенные для лошадей. Этот агрегат купили после последнего пожара, но городской совет до сих пор не решил вопрос о том, стоит ли покупать к нему лошадей.

Дженис, схватив второе ведро и тазик, помчалась за ними. Ее дом был ближе всего к пожару, и огонь мог очень быстро перекинуться на него. Когда Дженис приехала с Бетси в городок, школьный совет на деньги опекунского фонда мачехи Джэсона построил маленький домик рядом со школой. Совет школы принял Дженис на работу только потому, что уже год безуспешно искал учителя. Пришлось подписать контракт на пять лет, когда ей предложили построить для нее этот дом. Пять лет уже прошло, и если сейчас пожар не остановят, она останется и без работы, и без дома.

У колонки она отдала свои ведро и тазик двум мальчикам и выхватила ручку насоса у мужчины, наполнявшего ведро. Тот не стал возражать, подхватил ведро и побежал к школе, где огонь уже перекинулся на траву вокруг здания. Дженис качала вверх-вниз истертую ручку колонки, наполняя подряд все ведра, кастрюли и кувшины, которые подставляли под струю. Она привыкла к этой старой колонке, последние пять лет ей приходилось утром и вечером качать здесь воду, и руки уже не болели от усилий.

Работая, она то и дело оглядывалась через плечо на каждый крик и вопль со стороны пожара. Сердце ее оборвалось, когда она увидела, что пламя лижет перекрытия крыши. Теперь школу уже не спасти, можно только попытаться сбить огонь.

Лица людей, подбегавших с пустыми ведрами, были черны от дыма, но она узнавала почти всех. Несколько неизвестных, судя по всему, были странствующими коммивояжерами, заехавшими в городок, чтобы продать свой товар. Но был один не похожий на них — крупный мужчина с бородкой. Он чаще других подбегал к колонке, размашисто носился по школьному двору, действовал быстро и решительно, выбирая самые опасные участки. Этот мужчина выстроил женщин от колонки до здания школы, и они по цепочке передавали ведра, поручил мальчишкам забирать у женщин воду и подносить ее мужчинам, которые были ближе всего к огню. Не дожидаясь, пока ведра дойдут по цепочке, он выхватывал их на полпути, быстро выплескивал воду на сухую горевшую траву и на деревья, постепенно продвигаясь к горящему зданию.

— Нужна лопата! — крикнул он Дженис.

— Склад вон там, сзади. — Дженис кивнула на ветхую пристройку.

Он вернулся еще до того, как последние слова слетели с ее губ, и уже спустя несколько минут копал через школьный двор траншею, забрасывая землей остатки огня на траве. Одновременно он отдавал распоряжения, чтобы следили за тополями. Этот человек знал, что делает. «Хорошо, когда есть такой человек, который знает, что делает», — подумала Дженис.

Школу уже не спасти. Мужчины понапрасну извели на огонь целую цистерну воды и теперь кашляли, давились дымом и валились с ног. Дым и усталость проредили цепочки передающих воду женщин и детей. У Дженис заломило плечи, руки и спину. Теперь, качая колонку, она стонала при каждом движении Но она не остановится, пусть потом хоть неделю и не разогнется. Еще оставался шанс спасти ее дом.

Бородач, похоже, теперь задался той же целью. Он крикнул всем выстроиться на боковом дворе, разделявшем два здания. Школа и учительский дом стояли на окраине городка, от которого их отделяли лишь сухая трава и высохшее русло реки. От реки по обе стороны главной улицы разбегались дома. Надо было остановить огонь здесь, пока на его пути только одна трава.

Мужчины тоже побежали за лопатами. Дети бросились к лужицам в русле реки наполнять ведра. Кто-то отпихнул Дженис от колонки и начал качать более энергично. Она устало проковыляла назад, нашла ведро и, наполнив его, потащила к новой полосе огня.

Она понятия не имела о времени, знала только, что на востоке горизонт разгорался розовым светом, отражавшим угасавший огонь пожара. Это было еще до того, как школьное здание, медленно развалившись, осыпалось кучей тлеющих угольков. С рассветом ветер утих, и оставшиеся маленькие языки огня быстро погасли.

Дженис согнулась под тяжестью, но тут чья-то сильная рука выхватила у нее ведро с водой.

— Идите спать. Все кончилось. Я занесу ваше ведро, как только найду его.

Незнакомый акцент заставил Дженис вздрогнуть. В отличие от местного протяжного говора его речь была быстрой и четкой, напомнив ей голоса из прошлого. Странно успокоенная этим открытием, она послушно кивнула и пошла к дому, даже не оглянувшись.

Глава 4

Питер Маллони протер заспанные глаза и приподнялся на локте, пытаясь сосредоточить туманный взгляд на мужчинах, обступивших плотным кольцом его походное ложе. Кто-то пнул его ногой, чтобы ускорить пробуждение.

— Вставай! У нас к тебе есть кое-какие вопросы. — Грубый и властный голос не сулил ничего хорошего.

Застонав, Маллони приподнялся, стараясь не напрягать болевшие мышцы спины. Полночи таскать ведра, перекопать целый акр сухой земли, а потом спать в кустах — это вам не массаж после ванны.

— Встаю, встаю, — проворчал он, вытягивая ноги из-под одеяла.

Черт, вся одежда насквозь прокоптилась от дыма! На рассвете он так и свалился в чем был, не в силах даже раздеться. Но, как видно, в этом проклятом городке лучше спать одетым.

— Хватайте его за руки, ребята, и тащите в тюрьму! Может, при виде железных засовов у него язык-то развяжется!

Интересно, что это: награда за помощь в тушении пожара или наказание за похотливое подглядывание в чужие окна? Маллони был совершенно сбит с толку. Мужчины рывком подняли его на ноги и связали руки. А может, это просто кошмарный сон и он вот-вот проснется? Голова разламывалась на части, поэтому все было возможно.

Резко встав, Маллони захлебнулся кашлем. Ночью он надышался дымом на всю оставшуюся жизнь, и сейчас, похоже, весь этот дым повалил из него обратно, но арестовавшие его не проявили ни капли сочувствия и выволокли ничего не понимающего Питера из кустов на ослепительное солнце.

В дверях домика, спасенного им ночью от пожара, появилась женщина. Ее волосы, струившиеся по спине, переливались восхитительным бледно-золотым блеском. Это было последнее, что видел Питер, — сознание оставило его.

Дженис, запахнув на груди халатик, смотрела, как шериф и его люди тащат бородатого незнакомца. Едва завидя их, она отступила в глубь дома, но с каким-то неприятным ощущением, что бородач все-таки увидел ее, прежде чем упал.

Почему он прятался в ее кустах? Зачем шериф потащил его в городок? Да что толку стоять и гадать? Откинув с лица волосы, Дженис повернулась, прошла в спальню и стала быстро одеваться.

Никогда в жизни она не вставала так поздно. Наверное, скоро полдень. Правда, легла она только на рассвете и совсем не выспалась. Схватив расческу, Дженис принялась укладывать волосы в тугой узел на затылке, на косу уже не было времени. Если она хочет узнать, что шериф собирается сделать с незнакомцем, то надо поторопиться.

Господи, и какие же идиоты эти мужчины! Вполне возможно, что арестованный — очередной воришка-бродяга, но он же почти в одиночку спас ее дом от пожара! Правда, этот дом скоро может перестать быть ее домом, если школьный совет откажется от постройки нового здания для занятий, но в любом случае действия незнакомца достойны награды, а не наказания. Однако, судя по всему, шериф явно не собирался вручить ему орден Голубой ленты или ключ от города.

Скинув ночную рубашку, Дженис натянула хлопчатобумажную комбинацию. Ночью горожане видели ее лишь в халатике. Значит, сегодня надо одеться особо тщательно, как подобает добропорядочной и степенной старой деве-учительнице, чтобы стереть из их памяти образ молодой импульсивной и очень даже симпатичной женщины. Теперь, когда истек срок контракта, ее работа зависела от очень многого. А не то найдут учителя-мужчину, который может жить в семьях учеников, а ее домик отдадут под школу. Это будет очень выгодно для городка: не придется тратиться на строительство — и успокоит оскорбленные чувства тех, кто полагает, что только мужчина может учить их дорогих чад.

Дженис одернула свежевыстиранную нижнюю юбку, наскоро затянула корсет и застегнула передние крючки. Слава Богу, шнуровка, которую ей затянула на спине Бетси, была не развязана. Еще не хватало сейчас возиться самой!

Строгое серое платье, пожалуй, подойдет. Оно достаточно скучное и пуританское. Бывали дни, когда Дженис очень хотелось надеть изящно декольтированное шелковое платье, вишнево-красное или яблочно-зеленое, но такие наряды не подобает носить учительнице-старой деве. Поэтому она довольствовалась тем, что добавляла к своим строгим платьям чуть-чуть кружев и декоративной аппликации из драпировочной ткани.

Расправив над нижней юбкой прокладку из конского волоса, Дженис надела платье и торопливо застегнула бесчисленное множество пуговок на лифе. Теперь, когда Бетси уехала, ей пришлось отказаться от платьев, которые застегивались сзади. Конечно, можно как-то изловчиться и самой застегнуть их, но кто поручится, что все пуговки войдут в нужные петельки?

Стоя перед маленьким зеркалом, Дженис расправила складки над турнюром, взбила белое кружевное жабо на воротнике и нахмурилась, взглянув на свои волосы. Не прическа, а пшеничное поле! Она быстро зачесала волосы назад и надвинула сверху шляпу с широкими полями, теперь виден лишь толстый пучок на затылке. Красивые завитки на шее и на висках, к сожалению, не для нее. Только строгий пучок! Осталось надеть очки, и можно выходить. Золотая проволочная дужка оседлала переносицу, довершив чопорно-благообразный облик Дженис.

Эта роль давалась ей легко. После рождения Бетси она со стальной решимостью ринулась в бой с невзгодами. И если сначала, приехав сюда в двадцать лет, Дженис и приходилось маскироваться, то сейчас годы взяли свое и превратили ее в настоящую старую деву.

У нее было не слишком много времени, чтобы тревожиться за других, но оптимизм Дэниела отчасти передался и ей, и Дженис старалась по мере сил помогать людям. Когда-то она проклинала Дэниела за то, что встретился на ее жизненном пути, и все же, если бы не он, Дженис не жила бы сейчас здесь. Она не могла обмануть его доверие.

Повсюду группами стояли люди и, судя по лицам, обсуждали отнюдь не погоду. Некоторые отворачивались, увидев Дженис, что позволяло догадываться о теме их разговоров. Имея твердые принципы, она дружила не со всеми жителями городка.

Из галантерейного магазина выскочила Эллен и схватила ее за руку:

— О, мисс Харрисон, какая ужасная ночь! Бобби не разрешил мне выходить, но сам пришел весь в копоти и очень уставший. Он все мне рассказал. Мистер Холт говорит, что на постройку новой школы, возможно, не хватит денег. Как же мой ребенок научится читать и писать?

Дженис вспомнила, как Бобби стоял, привалясь к пустой цистерне, и, прихлебывая из бутылки, смотрел на горящую школу. Разумеется, он полагал, что после того, как героически выкатил эту цистерну с помощью еще полдюжины мужчин, может отдыхать, пока другие работают. Дженис крикнула ему тогда, что он негодяй и лодырь, но обсуждать его за глаза не хотела.

— Первые несколько лет тебе не стоит об этом беспокоиться, Эллен. Думай только о здоровье ребенка. А потом время придет и учителя найдутся. — И, ободряюще пожав руку девушки, Дженис поспешила дальше.

Она не любила, когда ее отвлекали от цели. Подходило еще несколько женщин, чтобы посочувствовать в связи с пожаром, а может, чтобы подхватить новые сплетни. Дженис вежливо улыбалась им, хотя знала, что миссис Дэннер — одна из самых яростных противниц женщин-учителей. По слухам, ее муж увивался за Эви Мон-тейн, когда та работала в местной школе. Старый греховодник пару раз пытался ущипнуть и Дженис, но горький жизненный опыт многому ее научил: она знала кое-какие приемы и с помощью шляпной булавки быстро отвадила ухажера.

Наконец Дженис сумела покинуть болтливых кумушек и решительно направилась к конторе шерифа. От быстрой ходьбы ленты ее шляпки развевались. Только бы сплетницы думали, что учительница идет опознавать преступника, требовать наказания или наводить справки! Конечно, им никогда не догадаться о том, что она на самом деле задумала, а то разговоров хватит на месяц.

Надо поосторожней, решила Дженис, иначе все равно сплетен не оберешься. Глянув на себя в витринное стекло, она забрала под шляпку выбившуюся прядь, расправила плечи и протопала в кабинет шерифа.

Эви проскользнула бы легко и кокетливо, Джорджина вплыла бы в облаке лент и локонов, но Дженис в отличие от своих подруг могла только деревянно протопать, как солдат на марше. Ее глухое серое платье и впрямь выглядело как униформа. Дженис заморгала, привыкая к темноте помещения и не обращая внимания на взгляды собравшихся у стола мужчин.

— Мисс Харрисон. — Шериф крайне почтительно приподнялся с кресла.

Этот человек считался самым объективным во всем городке. Даже газета освещала городские новости весьма пристрастно. Зато у шерифа, похоже, напрочь отсутствовало личное мнение. Что бы ни случилось, он просто брал под стражу преступившего черту закона, предоставляя горожанам вершить остальное. Вот к этому человеку ей и надо было сейчас обратиться.

— Шериф. — Дженис деревянно кивнула.

Теперь, когда на нее перестали пялиться, она взглянула поверх очков и узнала стоявших рядом с шерифом. Мистер Холт здесь. И Джэсон. Обменявшись с ним взглядом, Дженис осмотрела толпу — в основном члены школьного совета. Это уже говорило о многом.

— Я так понимаю, вы арестовали виновника ночного пожара?

Дженис зарекомендовала себя как женщина серьезная и рассудительная — старым девам разрешалось быть таковыми — и сейчас пыталась извлечь выгоду из своей репутации, следуя принципу «нападение — лучший способ защиты».

Шериф мрачно кивнул:

— Думаем, что так. Этот бродяга вчера остановился на ночлег у реки за вашим домом. Наверное, напился и заснул, не затушив костер.

— Это он так сказал?

Дженис охватило сомнение. Версия казалась весьма правдоподобной. Но она пришла сюда не для того, чтобы спасать пьяницу, а помочь человеку, спасшему ее дом.

— Нет, он клянется, что перед сном затушил костер. Но школа уже неделю как закрыта, поблизости никого не было, только вы и он. Таковы факты.

— Что ж, с этим трудно спорить, — согласилась Дженис, лихорадочно собираясь с мыслями.

Она знала только то, что видела. Этот человек, рискуя собственной жизнью, спасал школу. Если бы не он, Дженис сейчас была бы без крыши над головой. При мысли о том, что она могла лишиться того немногого, заработанного тяжким многолетним трудом, Дженис задрожала и перевела взгляд на Джэсона. У него были деньги и положение, к его слову прислушивались. К тому же он ее друг.

— Я видела, кого сегодня утром вели в тюрьму. Это тот самый человек, который почти в одиночку спас мой дом от огня. Если пожар и произошел по его вине, я уверена, что это случайность. Что вы хотите с ним сделать?

— Мисс Харрисон, полагаю, это решат присяжные. Поджог — серьезное преступление, — веско ответил шериф, хотя Дженис даже не смотрела на него.

Она пропустила мимо ушей эту чепуху, не сводя глаз с Джэсона. Тот, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, провел рукой по седеющим волосам. Седина не старила его, а скорее облагораживала. Он был еще красивым мужчиной, но, казалось, не замечал этого. Джэсона вообще почти ничто не интересовало, кроме его проклятого ранчо.

— Послушай, Дженни, не надо так на меня смотреть! — Он давно называл ее этим уменьшительным именем. — Здесь я ничего не могу сделать. Нельзя позволять всяким бродягам шататься по нашему городку и поджигать наши дома.

— Он ничего не поджигал, наоборот, спасал от огня. Неужели вы думаете, я пришла бы сюда, если бы думала иначе? Этот пожар, похоже, оставил меня без работы и чуть не лишил дома. Если бы я считала его виновным, я бы первая сказала: «Повесьте его!»

Она не решилась рассказать о том, как он предупредил ее о пожаре. Ведь, если узнают, что он первым увидел огонь, это лишь усилит подозрения.

Двое мужчин из совета школы захихикали в уголке. Дженис так и подмывало ударить их по рукам линейкой и потребовать, чтобы они рассказали всему классу, что их так развеселило. Но в данном случае она, похоже, догадывалась, что. Как же: засидевшаяся в девках учительша пришла спасать сильного молодого бродягу!

Один из них прочистил горло, ткнул Джэсона в бок и что-то зашептал ему на ухо. Джэсон годами объяснял совету школы, что надо делать с попечительным фондом своей мачехи, и все по старой привычке полагались на его мнение. Глаза Джэсона задумчиво сузились, когда он выслушал предложение.

— Не знаю, Мик. Ты видел этого человека? На мой взгляд, отъявленный мерзавец. Не думаю, что мисс Харрисон может быть в безопасности, если такой человек будет там целый день.

У Дженис оборвалось сердце. Что он такое говорит? Где будет целый день? Что еще они замышляют? Мик зашептал свое предложение на ухо другому, и лицо слушателя совсем не понравилось Дженис.

— Шериф, почему бы вам не привести сюда этого человека? Мы бы его расспросили. У нас тут появились кое-какие идеи, возможно, они снимут проблему, — предложил Джэсон и, скинув свой кожаный жилет, сел на деревянный стул, по-хозяйски забросив ногу в ботинке на стол шерифа.

Безусловно, он имел право на такую бесцеремонность. Его банк держал кредиты на всю городскую собственность.

Дженис с опаской отошла в дальний угол, не желая привлекать к себе внимания. Она и так зашла слишком далеко, а ведь ей только хотелось объяснить шерифу, что сделал этот человек. Но теперь она ни за что не уйдет, пока не выяснит, что здесь затевается.

— Док сказал, что бродяга отравился дымом и нуждается в отдыхе. Когда мы его вели сюда, он упал в обморок. — Шериф неуклюже повел своими большими плечами.

«Док» звучало слишком громко для простого аптекаря без медицинского образования, который, впрочем, утверждал, что несколько лет назад работал с опытным врачом. Однако во всей округе не было ни одного квалифицированного медика, который мог бы с ним поспорить. Дженис с нетерпением ждала, что они решат.

— Что ж, нам всем не поместиться в камере, посадите его вот на этот стул, и мы быстро с ним поговорим. — Джэсон пнул ногой соседний стул, который никто не решался занять.

Возражений не последовало, и шериф, взяв со стола связку ключей, пошел за арестованным. Дженис нервно сцепила перед собой руки — почему-то не хотелось, чтобы бродяга видел ее. Это было совершенно необъяснимое чувство, и все же она забилась в угол, спрятавшись за плотной стеной мужских спин.

Арестованный вел себя довольно спокойно. Дженис, выглядывая между мистером Холтом и Миком, видела, как шериф дернул его за руку и втолкнул в комнату. Шериф был самым высоким мужчиной в городке, даже выше Джэсона, а арестованный оказался с ним одного роста.

«У него широкие плечи и узкие бедра», — невольно отметила про себя Дженис и сама удивилась своим мыслям. Она никогда раньше не обращала внимания на то, какие фигуры у мужчин, и покраснела.

Грязная борода отвратительно топорщилась, а противный запах долетал даже до ее угла, но вряд ли шериф додумался предложить ему ванну. Должно быть, выспавшийся, чистый и выбритый он выглядит намного моложе. Вчера ночью он так уверенно командовал толпой, что Дженис приняла его за мужчину в возрасте, привыкшего повелевать людьми. Сейчас она видела, что ошиблась. Бродяга обернулся, и Дженис судорожно сглотнула. Ей показалось, что он все-таки увидел ее. У него были зеленые глаза. И длинные ресницы.

Мужчина не улыбнулся и не сел на предложенный стул. Держа перед собой скованные наручниками руки, он стоял, обводя собравшихся безучастным взглядом, и даже не поинтересовался, зачем его сюда привели, всем своим видом как бы говоря: «Пошли вы все к черту! У меня полно своих дел». Такого удивительного спокойствия Дженис еще никогда не видела.

— Вот этот джентльмен хочет задать вам несколько вопросов. — Шериф ткнул в Джэсона большим пальцем.

Незнакомец вопросительно вскинул брови.

— Ваше имя? — спросил Джэсон.

— Питер Алоизис Маллони. А ваше?

Дженис не слышала ответа Джэсона. Задыхаясь, она ухватилась рукой за стену, чтобы не упасть. Этого не может быть! Питер Алоизис Маллони! Неужели это тот самый человек, который уволил ее сестру, тот самый, из-за которого и сама Дженис потеряла работу? Семья Маллони владела барачным городком, в котором умерли ее родители, не выдержав побоев и издевательств сборщика арендной платы. Неужели это тот самый человек, которого она ненавидела всеми силами души? Нет, не может быть!

Но надменность его ответа говорила, что может. И тяжелый взгляд его зеленых глаз, когда он снова отыскал ее за спинами любопытных, был точной копией взгляда другого человека, которого она ненавидела и презирала еще сильнее, чем того, кто стоял сейчас перед ней.

Дженис с ужасом смотрела прямо в глаза Маллони — человека, владевшего Катлервилем, человека, разбившего ее жизнь.

Глава 5

Маллони видел, как учительница выскользнула за дверь, пока этот мужлан в кожаном жилете допрашивал его. Вчера ночью Питер слышал, что люди говорили про нее, а сегодня утром подслушал, как она пыталась образумить этих болванов. Питер узнал ее — нимфу, которой он любовался ночью, белокурую богиню солнца, которая стояла утром на пороге своего домика. Просто ей удалось замаскироваться с помощью этих жутких очков и огромной шляпы.

Мысли об ушедшей женщине мешали сосредоточиться на дурацких вопросах, которыми обстреливали его со всех сторон эти кретины. Если бы они замолчали хоть на минуту и дали ему сказать хоть слово, дело пошло бы намного быстрее. Наверное, женщина устала слушать их вздор, потому и ушла. Хотя вряд ли только поэтому.

— С какой целью вы приехали в Минерал-Спрингс, мистер Маллони? — спросил человек в кожаном жилете, который так и не ответил на вопрос Питера о том, как его зовут.

Питер насмешливо приподнял бровь:

— Да вот приехал, чтобы спалить вашу школу. У меня это здорово получается. Понимаете, езжу повсюду, выискиваю школы и поджигаю их. Увлекательное занятие и главное — прибыльное!

Как же Питер от них устал! Грудь болит, в горле саднит, а желудок готов проглотить самого себя. Вместо того, чтобы помыться и ехать на поиски ранчо «Два X», ему приходится торчать здесь с этими красномордыми ковбоями. А может, задержаться в городке и наведаться к учительше? Нет, лучше поискать публичный дом.

Шериф дернул его скованные наручниками руки, и Питер скривился от боли.

— Лучше отвечай, парень! У тебя и так неприятностей по горло.

— Послушайте, мы сэкономим уйму времени, если вы прислушаетесь к моим словам. Как я уже говорил, у меня здесь дело. Я приехал вчера поздно ночью и сделал привал у реки, почистил коня и собирался уже ложиться спать, как вдруг увидел огонь в окнах здания. Я побежал к ближайшему дому позвать на помощь и взять ведро, чтобы начать заливать пламя. Вот и все. Кто-нибудь заметил, куда дул ветер вчера ночью? Кто-нибудь посмотрел, в каком направлении распространялся огонь пожара? Мог ли он пойти от моего костра к школе? Кто-нибудь хотя бы ходил на пепелище, пытался найти там причину возгорания? Если бы вы сделали хоть что-нибудь из того, что я сейчас перечислил, вам бы сразу стало понятно, что я не тот, кто вам нужен. Мне некогда точить с вами лясы!

Мужчины в задних рядах зашептались, и Питер хмуро глянул в их сторону: те же, кто раньше перешептывался насчет учительницы. Наверное, ему не следовало говорить про то, что сначала побежал к ее дому, но он хотел верно изложить факты. Придется побеспокоиться об учительнице, как только снимут эти чертовы наручники.

— Какое у вас здесь дело? — спросил Кожаный Жилет.

Нет, это невозможно! Легче разговаривать со стадом обезьян. Не очень-то легко держаться с достоинством, когда на тебе грязные грубые штаны и простая рубаха, когда ты небрит и пропах, как коптильня, но Питер постарался. Расправив плечи, вздернув подбородок, он с вызовом посмотрел в глаза Кожаному Жилету:

— Я приехал по делу к Джэсону Хардингу с ранчо «Два X». Ну что, я удовлетворил ваше любопытство?

Кожаный Жилет остался невозмутим.

— Я Джэсон Хардинг, и я не жду гостей.

Ну вот, приехали! Можно спокойно вычеркнуть братьев Хардинг из списка возможных инвесторов. Теперь придется ехать в Натчез, если вообще удастся вырваться из этой чертовой дыры. Мысленно выругавшись, Питер натянуто кивнул:

— Приятно познакомиться. Мой брат Дэниел просил меня заехать к вам, если буду в ваших краях.

— Дэниел? Дэниел Маллони? Вот черт! Так это чудо, что вы не спалили весь городок! — взревел Хардинг, хлопая себя по ляжкам и удивленно качая головой, в то время как остальные мужчины разразились веселым ржанием. — Парень не рассказывал вам, как взорвал нашу Главную улицу? Только идиот или его брат мог признаться в этих краях, что он родственник Дэниела. Ну теперь мне, похоже, все с вами ясно.

Джэсон Хардинг повернулся к шерифу и хлопнул его по спине:

— Что ж, Пауэл, если он в самом деле тот, за кого себя выдает, то мы, наверное, уладим дело. Ну-ка пошли кого-нибудь на телеграф, пусть свяжутся с Дэниелом и попросят его удостоверить личность этого незнакомца.

Питер насторожился. Ему не понравился тон этих слов, а еще больше не понравилось то, что они собирались известить Дэниела о его местонахождении. Старший брат, которого Питер увидел уже взрослым, сын, брошенный собственным отцом, вернувшись под родительский кров, взял на себя гораздо больше, чем только бразды правления корпорацией «Маллони энтерпрайзес». Питер не хотел становиться очередным грандиозным прожектом Дэниела и не собирался его ни о чем просить, поэтому лишь осторожно посмотрел на Хардинга и сказал:

— Вы пошлете телеграмму, и он будет знать, что вы проверяете меня, так? Послушайте, у него жена на сносях, и я не хочу впутывать их в эту идиотскую историю!

Джэсон, хлопнув его по плечу, заявил с усмешкой:

— Спокойно, парень, я уже верю, что ты тот, за кого себя выдаешь. Кто еще, как не брат Дэниела, мог устроить здесь такую заварушку? А Пауэл только исполнит свой гражданский долг, не больше.

Питер вопросительно вскинул руки, скованные наручниками. Шериф нерешительно притронулся к связке ключей.

— Сними наручники, Пауэл! — подтвердил его намерение Хардинг. — Я уверен, что он понял наши трудности и почтет за честь оказать нам помощь. А где Дженни? Она должна ему объяснить… — Оглядев кабинет и не найдя Дженис, он пожал плечами. — Должно быть, решила, что мы здесь не очень хорошо ведем себя, и настучит нам линейкой по рукам, если мы не сделаем все как надо.

Несколько мужчин загоготали, но Питер заметил, что были и такие, кто хмуро помалкивал. Как видно, у «Дженни» здесь были не только друзья. Впрочем, ему-то что за дело? И все же учительница оказалась здесь единственным человеком, который вступился за него. Она пыталась спасти Питера, хотя спокойно могла и не делать этого. Такие люди — большая редкость в этом жестоком мире. Питеру хотелось отблагодарить ее. Вообще, если честно, ему хотелось больше, чем просто отблагодарить, но сейчас на это не было времени. Надо срочно ехать в Натчез.

Шериф снял наручники, и Питер, потирая запястья, стал ждать, что уготовил Хардинг следующим номером программы. Ждать пришлось недолго.

— Теперь, я так понимаю, вам нужно только отстроить школу, вернув ей первоначальный вид, и мы с вами будем в расчете. Мы заставили Дэниела и его дружков восстановить улицу, и сейчас, как мне кажется, повторяется похожая ситуация. Когда вы закончите с этим, Дженни получит назад свою школу, а мы с вами обсудим ваше дело. Ну как, устраивает?

Питер ошарашенно уставился на Хардинга:

— Отстроить школу? Ну да, я признался, что сжег ее, хотя и не делал этого, но я понятия не имею, с какого конца ее строить!

— Это не беда. Думаю, мы наскребем денег на бревна. А что касается работы, то здесь полно крепких мужиков. Все, что от вас требуется, — это организовать их и следить за строительством. Знаете, парни любят посачковать, если за ними нет постоянного надзора. Вы меня поняли? — Джэсон метнул на него стальной взгляд, который явно противоречил его дружескому тону. — А если вам не нравится такой вариант, мы можем снова посадить вас за решетку и держать там до приезда судьи. Но в этом случае Дженни останется без школы. А без школы она не сможет учить детей. А если не будет учить детей, найдутся и желающие отобрать у нее дом. Ну как, теперь до вас начинает доходить?

— К сожалению, да. — Головная боль усилилась, и Питер потер висок. — Сколько, как вы полагаете, это займет времени? Мне надо как можно быстрее вернуться в Нью-Мексико, у меня там неотложное дело.

Хардинг пожал плечами:

— Неделю-две, не больше. Нам не нужны шикарные хоромы. Мне как раз надо ехать по делам в Хаустон. Там я посмотрю что-нибудь из книг и прочего для школы. Но вы должны заставить рабочих сколотить парты и все, что скажет Дженни. Я вернусь, и, если все будет хорошо, мы с вами обсудим ваш вопрос.

Да, этот Хардинг оказался не так уж прост! Он знал, чего хотел от него Питер, и припер его к стенке. Питер со вздохом кивнул:

— Как я понял, все детали мне объяснит учительница? Если вы уезжаете, могу ли я положиться на нее? Она назовет людей, к которым мне надо будет обратиться за помощью?

— Дженни скажет и сделает все, что вы только попросите, она же выделит вам из попечительского фонда деньги на бревна. Или, может, вы желаете сами оплатить расходы? — Джэсон приподнял бровь, довольный удачным выпадом.

Питер уловил намек на угрозу и возмутился:

— Если бы школа сгорела по моей вине, я уже сейчас затребовал бы по телеграфу деньги. Но я поддался на ваш шантаж только потому, что не хочу оставить эту несчастную без работы и у меня нет времени торчать в вашей дыре. Как мне кажется, то, что вы предлагаете, самый быстрый способ уладить оба вопроса.

Джэсон кивнул и добавил:

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Постройте только школу к моему приезду. И не вздумайте бежать! Пауэл — лучший сыщик во всей округе. Он вас из-под земли достанет.

— Где я могу позавтракать и помыться? Я ничего не буду делать, пока не поем и не приведу себя в приличный вид.

Джэсон усмехнулся, к нему вернулось прежнее радушие.

— Пауэл заботится о своих арестантах. Он обеспечит вас всем необходимым. Вам надо бы принять ванну перед тем, как идти к мисс Дженис. Она не станет разговаривать, если вы заявитесь к ней вонючий, как хорь.

Господи, они говорили об учительнице как о какой-то злобной мегере, тогда как для Питера она была прелестнейшей нимфой. Но он не собирался вступать в спор. Он построит эту чертову школу и умотает отсюда еще до конца следующей недели. Время — деньги.

Солнце уже садилось, когда Дженис на велосипеде возвращалась в городок. На ранчо «Два X» было тихо: Кармен и дети уехали, а Кайл ушел осматривать прохудившуюся изгородь. Джэсон утром уехал в Хаустон, оставив письменные инструкции, которые несколько озадачили ее, но в этом не было ничего нового. Завтра она попросит Кайла все объяснить.

Остановившись возле юридической конторы, она взяла очередную пачку бумаг для переписывания. Хорошо хоть есть чем заняться долгими вечерами. В записке Джэсона ничего не говорилось о решении совета относительно новой школы, и Дженис решила, что пока рано собирать вещи. Зная школьный совет, можно не волноваться: на то, чтобы принять решение, им потребуется все лето.

Дженис страшно не хотелось идти в пустой дом, топить печь и готовить для себя одной. Хорошо бы зайти в маленький ресторанчик рядом с гостиницей и поесть там, но это ударит по карману, да и не слишком приятно сидеть одной за столиком в зале, где обычно полно мужчин. Вспомнила! На кухне осталось немного печенья и джем. Хватит, чтобы перекусить.

Подъезжая к дому, она с удивлением заметила на школьном дворе кучу бревен. И сразу же поднялось настроение. Они хотят отстроить школу! Молодец Джэсон! Пусть иногда он ведет себя как последний дурак, слепой и глухой, но все же у него есть сердце. Надо будет сшить ему ко дню рождения новый жилет. На его засаленный кожаный противно смотреть.

Только сейчас, увидев эти бревна, Дженис поняла, что преследовавшие ее весь день страшные картины о том, как Бетси возвращается, а дома нет и им приходится жить на улице, теперь остались позади. Словно тяжкий груз свалился с плеч, и на душе стало легко и радостно.

Так радостно, что захотелось праздника. Может, все-таки затопить печь? Можно испечь пирог, его ей хватит на неделю. Пироги, конечно, не слишком питательны, зато могут долго храниться. Погреба у нее не было, ледник она не могла себе позволить, а чтобы приготовить хороший обед, надо было по дороге домой заехать в зеленную и мясную лавки, но она этого не сделала. Ладно, на пирог сгодятся и сушеные яблоки.

Затопив печь, Дженис принялась раскатывать тесто, напевая себе под нос, как вдруг в дверь постучали. Нахмурившись, она пошла открывать, на ходу вытирая руки о передник. Сейчас, когда школа закрылась, ученики и родители не часто захаживали к ней. Наверное, что-то понадобилось Эллен.

Открыв дверь и увидев стоявшего на пороге Маллони, Дженис молча попятилась.

Весь день она старалась не думать об этом человеке, понимая, что Питер Алоизис Маллони вряд ли надолго задержится в их городке и она только напрасно потеряла время, пытаясь ему помочь. Если бы Маллони грозили какие-то неприятности, уже к концу дня сюда слетелись бы адвокаты со всей страны.

Но сейчас Питер Маллони стоял перед ней. Что и говорить, теперь он выглядел намного лучше. Бороды уже не было, и стал виден волевой подбородок с ложбинкой посередине и рот, явно не привыкший улыбаться. Серьезные зеленые глаза Дженис помнила достаточно хорошо; глядя мимо Маллони, она ждала, когда тот объяснит причину своего визита.

— Мисс Харрисон? — Он снял свою серую фетровую шляпу с серебряными пряжками на ленте.

Он вымылся, переоделся в чистую белую рубашку и брюки цвета хаки. Но Дженис это оставило равнодушной, и она попыталась закрыть дверь.

Он поставил ногу на порог.

— Шериф сказал, что вам возместят затраты на мое питание, пока я буду отрабатывать свой общественный долг.

Дженис озадаченно уставилась на него, решив, что, наверное, ослышалась. Питер Маллони стоит у нее на пороге и просит арестантский стол? Питер Маллони? Да он может купить целый ресторан и заказать на ужин десяток жареных уток! Она тряхнула головой, не веря свои ушам.

— Простите, мистер Маллони, что вам надо?

— Поужинать, — кратко сказал он. — Я голоден. Днем вас не было дома, и я съел на ленч кусок вяленой говядины, но сейчас готов проглотить вот этот стол.

Да, действительно, она и еще несколько женщин городка договорились с шерифом о том, что будут по очереди кормить арестантов. Только она и представить себе не могла, чтобы арестант вот так преспокойно, без конвоя и наручников, являлся бы к ней в дом.

— На мой взгляд, вы не похожи на арестанта, мистер Маллони, — на всякий случай сказала Дженис.

Уголки его губ чуть дрогнули, когда он оглядел ее с головы до ног откровенно оценивающим взглядом, и Дженис очень захотелось огреть этого нахала скалкой по голове.

— А вы, на мой взгляд, не похожи на кухарку, мисс Харрисон. Я просто выполняю распоряжение шерифа. Может, желаете сами поговорить с ним?

— Да, я поговорю с ним. Это самое меньшее, что я сделаю. Никто не предупредил меня об этом договоре. В доме нечего есть, кроме яблочного пирога, да и тот еще не готов.

Его густые темные брови встали перевернутой буквой V.

— У вас будет на ужин яблочный пирог?

— Это не ваше дело. Раз уж вы свободно разгуливаете, почему бы вам не вернуться и не попросить шерифа зайти ко мне подтвердить ваши слова? Заодно пусть принесет задаток за обед.

И она с такой силой захлопнула дверь, что он едва успел убрать ногу.

Дженис привалилась к косяку, слушая удалявшийся стук его ботинок. Питер Маллони, богатый, как Крез, стоит на ее пороге и просит есть! У нее, должно быть, начались видения. Тяжелая работа и одиночество сказались на рассудке.

Конечно, на свете есть чудеса, но Господь не мог подбросить ей на порог такой подарочек.

Глава 6

Дженис перевернула бифштекс на сковородке и наклонилась к печке посмотреть, не готово ли печенье. Желудок ее гудел, как натянутая тетива, а на душе скреблись кошки. Это было какое-то странное ощущение. Она приказала Питеру Алоизису Маллони ждать на улице, пока будет готов ужин, но одна только мысль о том, что он бродит сейчас где-то рядом, выводила ее из равновесия.

Примерно полчаса назад Дженис слышала, как он умывался у колонки. Чуть позже, слегка приподняв занавеску и украдкой выглянув в окно, посмотрела, как он расхаживает по пепелищу. Шериф заверил Дженис, что Маллони отстроит для нее школу. Но вместо благодарности в душе ее бушевал огонь. Где уж великому и могущественному Маллони узнать одного из своих многочисленных замученных поборами и тяжкой работой жильцов! Тем более что последние пять лет она и не жила в Катлервиле.

Но она-то его узнала. Она прекрасно помнила, как он с невестой разъезжал в шикарном экипаже. Они были для Дженис олицетворением всего того, чего у нее никогда не будет. Сердце ее не дрогнуло, когда внезапно объявившийся Дэниел не только захватил право Питера как первого наследника, но и увел его невесту.

Эви как-то пыталась ей объяснить, почему Дэниел со своей увечной ногой и сомнительным происхождением был еще младенцем изгнан из семьи. Но Дженис только еще яростнее невзлюбила богатых и жадных Маллони. Дэниел был ее другом. Она ликовала вместе со всеми жителями городка, когда он вступил во владение корпорацией «Маллони энтерпрайзес». Ни у кого и в мыслях не было пожалеть его брата Питера, чье место он занял. Вскоре после этого она уехала из Катлервиля, так и не узнав никаких подробностей.

Дженис не знала, чем занимался Питер все эти годы, но была уверена, что Дэниел никогда бы не отрекся от своего брата, как когда-то от него отреклись родные. Поэтому она никак не могла понять, что делает здесь Питер Маллони и почему он не наймет бригаду плотников для постройки школы, если это строительство входит в его планы. Он объявил свое имя во всеуслышание, значит, путешествовал не инкогнито. Странно, Дэниел никогда бы не бросил родного брата без гроша. Она не представляла, почему сказочно богатый Питер Маллони спал на земле в грязной одежде хуже последнего нищего.

Эта загадка волновала Дженис, но больше всего ей не давал покоя сам этот человек. Шериф сказал, что надо помочь Маллони следить за строительством школы, но боялась, что, оставшись с ним наедине, просто убьет его. Хотелось бы ей когда-нибудь расквитаться за свои страдания, за то адское существование, которое вели все, кто жил в сдаваемых Маллони домах.

Но Дженис давно научилась скрывать свои чувства. Ужин был готов, и она позвала Маллони — он стоял на школьном дворе, держа руки в карманах, и походил скорее на одинокого бродягу, чем на богатого финансиста. Дженис, усмирив свои фантазии, с каменным лицом смотрела, как он торопливо зашагал к дому.

Маллони был очень голоден, но вел себя вежливо. Он дождался, пока Дженис сядет за стол, прежде чем сесть самому. Он умело пользовался салфеткой. Он порезал мясо на мелкие кусочки и жевал быстро, но тщательно. Он не забыл поблагодарить ее за гостеприимство, отметив все, начиная от вкусной еды и кончая опрятной кухней.

Дженис по-прежнему хотела убить его.

Потребовалась вся ее сила воли, чтобы не сказать Маллони о том, что она его знает. Возможно, он собирался сбежать из городка, не построив школы и сэкономив таким образом кучу денег и времени. Это было бы в духе Маллони. Тогда ей придется сообщить Дэниелу телеграммой, какой негодяй его брат. Но эта школа была ее средством к существованию, и Дженис сделает все, что от нее требуется.

— Скажу вам сразу, мисс Харрисон, я никогда не строил ничего, кроме палатки. — Питер откинулся на стуле, вытирая руки салфеткой.

Он уже и не помнил, когда в последний раз пользовался салфеткой. Только сев за стол и увидев перед собой салат из свежих овощей и аппетитно поджаренные бифштексы, он понял, насколько проголодался. Это было скромное пиршество, куда скромнее изысканных деликатесов, которые подавали дома, но ничего вкуснее он не мог припомнить. Смакуя оставшийся во рту нежный вкус бифштекса, он ждал яблочный пирог.

— Ну, тогда обратитесь к Джеду, он расскажет вам, что надо делать.

Учительница встала и принесла пирог.

Питер смотрел, как она отрезает приличный кусок, и чувствовал, как рот его наполняется слюной — то ли от вида пирога, то ли от вида самой учительницы. Когда он появился сегодня, Дженис вышла к нему без очков, с растрепавшейся прической. За это время она успела подколоть шпильками золотое великолепие своих волос, нацепить эти жуткие очки и передник на три размера больше. Но его не проведешь! Питер-то отлично знал, что под этой мешковатой одеждой скрывается тело, которое ему до смерти хочется сжать в объятиях. Он уже не смотрел на еду, ожидая, когда же вновь мелькнет настоящая мисс Харрисон.

— Этот Джед живет в городке? Думаю, надо пойти к нему, представиться и выяснить, с чего нам начать.

Когда она ставила перед ним тарелку с пирогом, Питер уловил легкий аромат ее тела и невольно подумал о нежной коже и гладких простынях. Интересно, трудно ли соблазнить учительницу? Судя по ее строгому лицу, потребуется решительный штурм. Эта Дженис, безусловно, считает его последним подонком. А у него нет времени разубеждать ее в этом.

— Джед живет на противоположном конце Главной улицы, в голубом доме. Эту неделю он работает на конюшне, значит, сейчас в городке. — И, сев напротив гостя, она положила себе крошечный кусок пирога.

«За весь вечер учительница почти не притронулась к еде», — виновато подумал Питер. Зато он подчистил все, что было в его поле зрения. Надо бы как-то отблагодарить ее, но комплименты Питера она пропустила мимо ушей. Он не был дамским угодником и не знал, как надо вести себя с женщинами — просто никогда не возникало необходимости любезничать с ними. Однако он все же надеялся найти подход к этой богине.

— Хорошо, мисс Харрисон, сейчас я помогу вам с посудой и пойду к нему. Спасибо за ужин, в жизни не ел ничего вкуснее.

Она на него взглянула так, будто Питер сказал ей какую-то непристойность. Интересно, она всех мужчин ненавидит или только его?

— Посуду я и сама могу помыть, мистер Маллони. Школа гораздо важнее.

Она встала и принялась убирать со стола, нарочно повернувшись к нему спиной. Питер отнес в раковину свою посуду и налил в тазик горячей воды. Дженис не замечала его. А Питер уже принялся вытирать посуду, которую она отставила в сторону сушиться.

— Идите к Джеду, мистер Маллони, — сухо сказала Дженис, выхватив у него полотенце, — Моя обязанность — кормить арестантов, а не проводить с ними все свободное время.

Питер невозмутимо протянул ей тарелку и полотенце:

— Вы совершенно правы, мисс Харрисон. Спасибо за ужин. До свидания, увидимся утром.

Он ушел не оборачиваясь. Дженис смотрела ему вслед, и внутри ее все сжималось. Разум твердил ей одно, а совесть — совсем другое. Питер Маллони — это самый надежный пропуск в мир богатства. Такой человек, как он, мог обеспечить лучших докторов для Бетси, ей никогда не пришлось бы страдать под гнетом нищеты и лишений, которые сполна познала Дженис. Ради Бетси мать была готова почти на все.

Сможет ли она заставить себя утолить столь очевидную тоску одиночества Питера Маллони, чтобы обеспечить счастье своей дочери?

Это оказалось совсем не трудно, тем более что Маллони помог ей. На следующее утро он явился рано, гладко выбритый, со шляпой в руке и еще мокрой после мытья головой. Спрятав улыбку, он отвесил Дженис комплимент по поводу ее внешности. Но как только она подала омлет с беконом, Питер расплылся от удовольствия. И правду говорят, голодный мужчина при виде еды теряет бдительность. Дженис налила ему чашку кофе и села напротив.

Питер Маллони, конечно, был занят только своим кофе, но Дженис не раз видела затаенное вожделение в глазах мужчин, конечно, заметила его и сейчас. Правда, она не понимала, чем это вызвано у Маллони, и даже не догадывалась о тех женских хитростях, которые помогли бы ей все выяснить. Но Дженис хорошо знала, что могут сделать с человеком одиночество и голод.

— Вы едите так, словно неделю не видели пищи, — заметила она, наливая гостю вторую чашку кофе.

— Если честно, то больше. — Он отодвинул пустую тарелку и не стал возражать, когда она принесла еще один тост с джемом. — Вяленая говядина и питание в поезде нельзя назвать едой.

— Питание в поезде? Так вы приехали издалека?

Он откинулся на стуле, не торопясь прихлебывая кофе. Теперь он был сыт, и Дженис снова почувствовала на себе его оценивающий взгляд. Утром она не надела очки, ведь они были нужны ей только для чтения, но, обнаружив, что в очках она выглядит старше, Дженис стала использовать их как отличное средство защиты от излишнего мужского внимания. Впервые в жизни она поймала себя на том, что пытается завлечь мужчину. Ее даже передернуло при мысли об этом, но перед глазами стояло бледное личико Бетси.

— Я приехал сюда из Нью-Мексико, — небрежно ответил Питер. — Поездом до Форт-Уэрта, а дальше на лошади.

Она кивнула и встала, чтобы убрать со стола. Желудок свело так, что Дженис боялась не удержать свой легкий завтрак. Она не умела кокетничать с мужчинами, а этого так вообще презирала. И как можно увлечь его, не выставив себя при этом последней дурой?

— Я поняла, что вы хотели повидаться с Джэсоном. Была ли у вас возможность поговорить с ним до его отъезда в Хаустон?

— Из разговора с ним я успел выяснить только то, что до его возвращения мне необходимо отстроить школу.

Питер встал и помог ей убрать со стола, хотя ему очень хотелось просидеть вот так все утро, потягивая кофе и наблюдая за странными тенями, мелькавшими на лице учительницы. У нее был мягкий голос, который, как он уже убедился вчера вечером, мог звучать строго и властно. Интересно, что изменилось с тех пор? Почему сейчас вдруг она стала так ласкова?

— Джэсону здесь никто не прекословит. Они с братом владеют самым крупным ранчо в этих краях да еще городским банком. Неплохие люди, но к ним нужен подход, иначе ничего не добьешься.

Питер взял полотенце и принялся вытирать посуду, которую она мыла. На этот раз Дженис не возражала.

— Кажется, я это уже понял. Мне надо обсудить с ними одно дело, так что постараюсь найти подход.

Дженис кивнула, протягивая ему чашку:

— Не думаю, что это вы устроили пожар. Я же видела, как вы старались потушить его. Но мне не удалось им объяснить это — я всего лишь женщина.

В этой последней фразе Питер услышал отголоски своего прошлого. Сколько же раз Джорджи говорила ему, что он не станет слушать ее только потому, что она «всего лишь женщина»? Сколько раз он и в самом деле не обращал внимания на мнение женщин, считая их легкомысленными? Наверное, в большинстве своем они такие и есть, но за последние годы ему повстречались одна-две женщины, которые научили его достойно встречать невзгоды. Вряд ли эта хрупкая учительша научит его чему-то подобному, и все же он не собирается отказываться от ее тела. Питеру нужна женщина, а она вполне подходит ему.

— Женщины — причины всех войн, и не прислушиваться к ним по меньшей мере неумно, — заметил он и подумал: «Если бы Джорджи услышала сейчас мои слова, то покатилась бы со смеху».

Питеру и самому стало смешно, но он продолжал как ни в чем не бывало спокойно перетирать тарелки. Дженис выразительно посмотрела на него, как бы говоря: «Меня не проведешь!»

— Думаю, вам пора идти, мистер Маллони. Приведите Джеда и остальных и начинайте убирать мусор. А с тарелками я сама разберусь.

Что ж, учительница не глупа! Видимо, эту старую деву будет нелегко охмурить. Теперь ему показалось несколько странным, что такая очаровательная женщина до сих пор не замужем. Надо быть поосторожнее с любезностями. Питер повесил полотенце и вежливо спросил:

— Вы придете домой на ленч?

— Сегодня утром я работаю в редакции газеты. Около полудня вернусь и приготовлю что-нибудь холодное. Если вы еще будете работать, я вам оставлю.

Питер, кивнув, вышел на улицу, думая о том, чтобы скорее настал полдень. Он был сыт, и дело было совсем не в ленче. В глазах учительницы мелькало нечто похожее на кокетство — возможно, несколько осторожное, неловкое по неопытности, но все же это были взгляды заинтересованной в нем женщины. Выйдя на дорогу, ведущую в городок, Питер даже слегка улыбнулся: кто знает, может быть, ей холодно в своей одинокой постели? Так он согреет учительницу.

С Главной улицы донесся хлопок револьверного выстрела, и Дженис вздрогнула. Оторвавшись от юридических бумаг, которые переписывала за кухонным столом, она заметила, что солнце уже село. Взглянув на варившееся над огнем рагу, она почувствовала голод. Где же Маллони? Должен быть здесь уже несколько часов назад. Может, он решил дать деру, пока шериф разбирается с городской шпаной?

Только Дженис подумала об этом, как услышала легкий стук в дверь, которая распахнулась еще до того, как она успела подойти. Маллони стоял, сняв шляпу, темным силуэтом выделяясь на фоне вечернего фиолетового неба. В свете лампы он выглядел точно таким же красавцем, каким Дженис его запомнила, только старше на целую вечность.

Где-то по ту сторону тонких стен раздался еще один выстрел. Маллони закрыл за собой дверь, не спуская глаз с женщины, сидевшей в кухне за деревянным столом.

— Что, у вас здесь всегда так? — спросил он, невольно потянувшись к кобуре, когда с улицы послышались крик и треск винтовки.

Дженис поспешно собрала бумаги в стопку и начала протирать стол.

— Нет, только по субботам, когда мужчины приезжают в городок с ранчо. Похоже, шерифу предстоит горячая ночка. Уже темно. Я думала, вы поужинали где-то еще.

Питер стал доставать посуду из высокого буфета, а Дженис тем временем принесла ужин.

— Вы подумали, я сбежал под шумок?

Дженис метнула на него быстрый взгляд, но, как всегда, лицо Маллони было непроницаемым.

— Да, у меня мелькнула такая мысль, — призналась она.

— Я никуда отсюда не уеду, пока не поговорю с Джэсоном Хардингом. — Питер отвел ее руку от тяжелой кастрюли с рагу, и Дженис вздрогнула, как будто его прикосновение обожгло ее сильнее, чем горячая посудина. — Я могу положить себе в тарелку прямо с плиты. Ни к чему носить кастрюлю к столу.

Она отошла в сторону, и Питер стал накладывать из кастрюли в обе тарелки. В тусклом свете фонаря он вдруг показался ей зловеще огромным. Дженис не любила, когда мужчины настолько приближались к ней. А этот мало того что стоял так близко, но еще был таким большим и мускулистым, что просто давил своей мощью и всем, что от него исходило. Например, Джэсон крупнее Маллони и, наверное, сильнее, но никогда не вторгался на ее территорию.

— А раз уж мне все равно придется ждать, то я с удовольствием помогу вам со школой. Это меня ничуть не затруднит, — продолжил Питер, будто и не заметив возникшего между ними неловкого молчания.

— Очень великодушно с вашей стороны, особенно если учесть, что это не вы устроили пожар. — Дженис не могла удержаться от иронии, но надеялась, что он это не заметил.

— Я и не мог устроить этот пожар. — Маллони либо действительно не заметил ее сарказма, либо пропустил мимо ушей. — Судя по тому, как распространялся огонь, ветер в ту ночь дул в сторону моего привала, а не от него.

Питер отрезал кусок хлеба, но в этот момент стены домика затряслись от грохота винтовочного выстрела, в комнате задрожало оконное стекло.

Дженис возмущенно вскочила, но Маллони так быстро схватил ее за талию и повалил на пол, что она ничего не успела сообразить. А с улицы неслись такие дикие крики и гиканье, словно на город напали индейцы.

Глава 7

— Спрячьтесь под столом и не высовывайтесь!

Учительница лежала под ним, но сейчас было не время наслаждаться таким благоприятным моментом. Много лет назад научившись быстро и четко выделять главное, он понял, что стремление спасти шкуру важнее, чем удовлетворение похоти.

Питер подтолкнул Дженис к безопасному укрытию и потянулся за револьвером. Когда сегодня днем он потребовал у шерифа свой «кольт», тот отдал его без разговоров: в этих краях мужчине без оружия нечего делать.

Он подполз к дверному проему между кухней и передней и осмотрел повреждения. В комнате было темно, но в отраженном свете, падающем с кухни, блестели осколки разбитого стекла. Занавески колыхались от легкого дуновения ветра, влетавшего через окно. На улице стало пугающе тихо. Питер пересек комнату.

Шериф уже связал двух пьяных ковбоев и повалил их на землю, придерживая коленом спину одного, тогда как другой был скручен по рукам и ногам, как индейка перед жаркой. Остальные если и были, то давно убежали. Питер не имел желания вмешиваться, он только хотел убедиться в том, что опасности больше нет. Оглядев улицу, он вложил револьвер в кобуру и вернулся на кухню.

Дженис уже выбралась из-под стола и собиралась подметать осколки. Когда вошел Маллони, она оглянулась:

— Ну что, шериф Пауэл справился?

Питер заметил, что она держится от него подальше. Так сторониться мужчин неестественно для красивой женщины — подсказывал Питеру опыт общения с противоположным полом. Вот только, к сожалению, он не знал, как бороться с холодной неприступностью старой девы.

— В данный момент шериф тащит их в тюрьму. Вам небезопасно жить здесь одной, когда по улицам свободно разгуливают подобные типы.

Питер вожделенно предвкушал рагу, которое остывало на столе, но еще более вожделенно он предвкушал женщину, которая склонилась над осколками стекла в соседней комнате.

— В субботние вечера я не захожу в эту комнату, — рассеянно отозвалась она, заметая на совок стекла. — Обычно меня не трогают. Наверное, Бобби Фэарвезер хватил лишку и снова повздорил с женой. Когда Эллен начинает ругать его за пьянки, он считает виноватой меня: мол, я настраиваю ее против него.

К этому времени Питер уже наслушался городских сплетен и знал о Бобби и его беременной жене. Взяв совок из рук Дженис, он высыпал стекла в мусорное ведро и, слушая, как она моет руки в тазике, вспоминал свои ощущения, когда несколько кратких мгновений эта женщина лежала под ним. Ему срочно нужна была женщина, но он серьезно подозревал, что городские сплетницы тут же доложат учительнице о его визитах к какой-нибудь местной шлюшке.

Питер решил, что сегодня ночью тюрьма будет забита и шериф не очень соскучится, если строитель школы останется на ночь здесь. Но это свое соображение он не рискнул высказать вслух. Они снова сели за стол, делая вид, что ничего не произошло. Но воздух в комнате, казалось, накалился от напряжения. Дженис моргала каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, и чуть не выронила салатницу, когда, одновременно потянувшись за ней, оба соприкоснулись руками. Хозяйка то и дело исподтишка бросала на него взгляды, думая, что Питер не видит их. Убирая после ужина посуду, Дженис еле сдерживала чуть заметную дрожь в руках.

Питеру не хотелось смущать учительницу. Очевидно, она просто не привыкла к мужчине в доме. Как же дать понять, что он не обидит ее? Впрочем, Питер и сам не был уверен в этом. Маллони слишком сильно хотел ее.

Когда они мыли посуду, раздался громкий стук в дверь. Дженис торопливо пошла открывать, на ходу вытирая руки об полотенце. Увидев шерифа, она облегченно вздохнула. Пауэл снял шляпу.

— Входите, шериф! Как вы здорово разделались с этими хулиганами! А мистер Маллони решил, что на нас напали.

Она отступила, давая Пауэлу пройти, но он остался на пороге.

— Джэсон открутил бы мне башку, случись с вами что-нибудь, мисс Харрисон. Я только зашел посмотреть, все ли у вас в порядке. Утром я пришлю кого-нибудь, чтобы вставили новое стекло. — Он посмотрел на Маллони, который стоял, привалившись к косяку и скрестив на груди руки. — Вам сегодня придется ночевать на открытом воздухе, Маллони. Тюрьма переполнена.

— Я так и думал, — кивнул Питер. — Не возражаете, если я лягу поблизости от дома мисс Харрисон? Похоже, здесь небезопасно оставаться одной.

Шериф нахмурился:

— Все эти годы ей ничто не грозило. Думаю, что и сейчас нет повода для страхов. Хардингу не понравится, если вы заведете шашни с учительницей.

Дженис сердито подняла брови: они разговаривали так, будто ее здесь не было!

— Хочу вам напомнить, джентльмены, что я стою здесь и все слышу. Я взрослая женщина и сама могу сказать мистеру Маллони, хочу я или нет, чтобы он ночевал в моем дворе. Так что, шериф, идите и занимайтесь своими делами, а за меня не беспокойтесь. — Взглянув на Маллони, она постаралась унять дрожь: ей почудился хищный блеск в его глазах. — А вы, мистер Маллони, если хотите, можете раскатать свою походную постель в сарае. Кажется, будет дождь.

Мужчины переглянулись, и Дженис мысленно выругалась: точно великовозрастные мальчишки перед дракой! Она решительно начала закрывать дверь перед носом у шерифа, не давая ему больше сказать ни слова.

— Спокойной ночи, мистер Пауэл, увидимся утром, а вы можете идти, мистер Маллони. Обед окончен.

Он выпрямился, но с места не двинулся, возвышаясь над ней на целую голову. У Дженис не было желания подходить к нему ближе.

— А что, Хардинг всегда так печется о своих учителях, что даже поручает шерифу присматривать за ними? Или это только вы пробуждаете в банкире его лучшие инстинкты?

Дженис очень не понравился намек, прозвучавший в вопросе, и, не удостаивая его ответом, она указала на дверь:

— Спокойной ночи, мистер Маллони.

Он как-то загадочно посмотрел на нее, повернулся и вышел.

В эту ночь Дженис, зная, что он рядом, почти не спала. В доме было душно и влажно — ни ветерка. Дженис лежала в длинной ночной рубашке, застыв на узкой кровати в неудобной и напряженной позе. Сарай находился в нескольких ярдах, и ей представлялось, что Маллони сидит сейчас во дворе, курит сигару и смотрит в ее окна. Она не понимала, почему, но эта картина никак не шла у нее из головы.

Когда первые тяжелые капли дождя ударили по жестяной крыше, Дженис почувствовала укор совести. Ее сарай протекал. Надо было посоветовать Питеру поискать более подходящее место для ночлега.

Дождь лил все сильнее, и вскоре Дженис услышала шаги на заднем крыльце: Маллони двигает оловянным ведром и шваброй в поисках сухого уголка. Надо бы выйти и предложить ему лечь на кухне, но она ни за что не сделает этого. Все эти годы Дженис ревностно оберегала свою репутацию и не позволит Питеру Маллони из-за дождя подпортить ее«за одну ночь.

К утру она со страхом поняла, что ее решимость во что бы то ни стало спасти свою репутацию не так и сильна, как ей хотелось бы. Всю ночь Дженис не могла заснуть. Не сказать чтобы ее мучила совесть, нет. Пожив в домах Маллони, в которых зимой низкие окна заносило сугробами снега, а летом и осенью стены зарастали плесенью, Дженис не испытывала к нему ни капли жалости. Просто ей было очень жарко в ночной рубашке, снять которую она почему-то не решалась.

Одеваясь, она слышала, как Питер взял ведро и пошел на колонку, а потом плескался в холодной воде. Можно было бы предложить теплой воды для умывания, но тогда стало бы ясно, что Дженис за ним следила, а этого ей не хотелось. То, что он стоит на ее крыльце, возможно, полуголый, и бреется, почему-то казалось Дженис слишком интимным. Она решила, что лучше не вмешиваться.

Маллони внес на кухню дрова и склонился над поленницей, слегка задев ее юбки. Не поднимая глаз, она выдавила «доброе утро». Взгляд Дженис невольно упал на его мускулистые плечи, обтянутые темной рубашкой, и она поспешно отвела глаза.

— Испекутся ли когда-нибудь эти оладьи? — задала она довольно глупый вопрос, потому что оладьи были уже готовы.

— Я готов пасть ниц и молить Бога о том, чтобы они поскорей испеклись. Могу я чем-то помочь?

Дженис раздражало присутствие на кухне постороннего. Здесь был свой привычный порядок, и она быстро и ловко управлялась со всеми делами. Передать часть их в чужие руки было нелегко. И все же лучше пусть Маллони крутится по кухне, чем сидит за столом и пялится на нее.

— Достаньте посуду и накройте на стол. И принесите сироп из кладовки. Через минуту завтрак будет готов.

Ей казалось несколько необычным, что мужчина помогает в таких делах: даже после смерти мамы ее отец редко заглядывал на кухню. Чтобы мужчина накрывал на стол? О таком она не могла даже помыслить. Краем глаза Дженис наблюдала, как Маллони старательно, но не слишком уверенно раскладывает столовые приборы, и не сдержала улыбки, увидев, что он расставил тарелки в линию по одну сторону стола и накрыл их салфеткой.

— Скажите, здесь у вас где-нибудь можно сдать вещи в стирку? У меня осталась последняя чистая рубашка, — спросил он, направляясь в кладовку за сиропом.

— Можно обратиться к Молли Мажи, но она берет очень дорого. Завтра у меня стирка. Оставляйте вещи на крыльце.

Питер взял у нее из рук тяжелую кастрюлю. Стоя так близко к нему, Дженис видела только пуговицы на его рубашке. Верхняя была расстегнута, обнажая загоревшую кожу и край темных завитков на груди. Вздрогнув, Дженис быстро отошла назад.

— Я не могу позволить вам делать это бесплатно. А шериф вряд ли зашел так далеко в своей заботе об арестантах, чтобы оплачивать им стирку.

— Вы можете помочь мне носить ведра и выплескивать грязную воду из тазиков. — Она хотела было сказать, что не привыкла делать это без помощи Бетси, но почему-то промолчала. — Это самая трудная часть работы.

Маллони отодвинул стул, чтобы Дженис села, и с сомнением посмотрел на нее:

— Да, наверное, это было бы по-честному, но, как мне кажется, незамужней леди не подобает обстирывать мужчину. Среди моих грязных вещей не только рубашки.

Дженис вспыхнула. Да, в самом деле покраснела — вот смех-то! В последний раз она смущалась в пятнадцать лет. Решительно отбросив прочь свои глупые эмоции, она потянулась к оладьям.

— Не говорите ерунды, мистер Маллони! Я много лет ухаживала за своим младшим братом. Есть такие глупые женщины, которые стирают мужское белье отдельно от женского, чтобы оно не смешивалось в воде, но у меня нет времени на подобную чушь. Положите свои вещи на крыльцо.

Он сел напротив и положил себе в тарелку приличную горку оладьев.

— Я не знал, что у вас есть брат. А где он сейчас?

Она не могла сказать: «В Катлервиле, Огайо». Маллони сразу бы понял, что Дженис его знает.

— Он остался на Востоке, учится газетному делу.

— А еще братья и сестры у вас есть?

«Рано или поздно ему все равно станет известно про Бетси», — решила Дженис и небрежно ответила:

— Две сестры. Одна уехала на лето к друзьям, а другая скоро выйдет замуж.

Он с интересом огляделся:

— Они живут здесь?

Эти бесконечные вопросы начинали ее раздражать.

— Бетси живет здесь. Ну а вы, мистер Маллони? Есть у вас братья или сестры?

Питер медленно жевал оладьи, не торопясь с ответом. Узнав о том, что учительница в данный момент живет одна, он испытал огромную радость. Конечно, он слышал об этом в городке, но хотел удостовериться лично. Сейчас она смотрела на него так, будто он был каким-то особенно мерзким тараканом, но, похоже, дело было не в его внешности. Просто, как видно, он затронул такую тему, на которую ей не хотелось говорить. Что ж, учительница отплатила ему, задав вопрос о его родственниках.

— В моей семье было четверо мальчиков, — ответил он уклончиво, умолчав о том, что рос только с двумя из троих своих братьев.

— О, вашему отцу есть чем гордиться!

Питер уловил в этом восклицании нотку сарказма и резко взглянул на Дженис, но та с невинным видом резала на кусочки оладьи у себя в тарелке. «Наверное, эта женщина просто ненавидит мужчин», — решил он.

— Возможно, но моей маме больше хотелось бы иметь девочек.

Дженис улыбнулась. Было ли в этой улыбке признание того, как он ловко ушел от ответа, Питер так и не понял. Однако едкая острота ее ума не охладила желания обладать ее телом. У дам, которые обычно украшали собой его постель, было только одно достоинство — большая грудь. Он не любил вступать в беседы с женщинами, считавшими себя равными ему, а если и делал это, то, как правило, уже не смотрел на-них как на потенциальных любовниц. Не сказать чтобы холодность и строгий характер учительницы притягивали его, но явно придавали пикантность их противостоянию. «Надо поскорее найти способ залезть к ней в постель», — подумал Питер, с трудом оторвав взгляд от незастегнутого воротничка ее платья.

Им обоим удалось закончить завтрак, не рассказав о себе больше, чем следовало. Питер подумал, что они похожи на двух посаженных в клетку собак, которые настороженно принюхиваются друг к другу, ожидая, кто первый начнет наступление. Он не знал, каким образом собаки решают, что им делать — подраться или воссоединиться, но надеялся, что сумеет склонить Дженис к последнему.

Чуть позже Питер с некоторым замешательством узнал, что все его рабочие сегодня отдыхают, а ему полагается идти на воскресное богослужение. Он не ступал на порог храма с тех самых пор, как ушел из дома, к тому же местная церковь была не совсем такой, какую он посещал. Когда учительница предложила взять его с собой, Питер хотел отказаться и пойти строить школу в одиночку, но, увидев ее в шляпке и перчатках, готовую к выходу, нехотя согласился и пошел за своим мятым сюртуком и галстуком.

Идя по улице рядом с мисс Дженис Харрисон, классной дамой, Питер чувствовал, что воротничок все туже сдавливает ему шею. В городке ее приветствовал каждый встречный. Женщины понимающе осматривали Питера, мужчины ограничивались взглядами исподтишка и быстро прятали ухмылки.

Все решили, что он ухаживает за мисс Харрисон. Питер посмотрел учительнице в глаза и понял, как сильно заблуждался. Он не мог этого объяснить, но одно теперь знал так же точно, как и то, что солнце встает на востоке: завладеть этой женщиной можно, лишь надев ей на палец кольцо.

А себе на шею петлю.

Глава 8

— А, мисс Харрисон! Вы, я вижу, развлекаете нашего преступника? — Симпатичный ковбой нарочито почтительно склонился над рукой Дженис, бросив на Питера озорной взгляд. Ну прямо как двенадцатилетний мальчишка, а не взрослый мужчина!

Дженис чопорно убрала свою руку, затянутую в перчатку.

— Кайл, я расскажу Кармен, что ты снова дурачишься. Мистер Маллони не совершал никаких преступлений.

Ковбой, казалось, ничуть не смутился. Вновь водрузив на голову свою огромную шляпу, он лишь усмехнулся:

— Ты, Дженни, конечно, знаешь, что это брат Дэниела? Вы же с Эви подруги.

Повисла внезапная пауза, и Кайл, сделав выводы из молчания Дженис, тихонько присвистнул:

— Что ж, вижу, вам есть о чем поговорить. Ну, привет, до встречи! — сказал он и, ухмыляясь во весь рот, развязной походкой направился к церкви.

Питер первым прервал молчание, мрачно спросив:

— Кто это?

Этот тип откровенно фамильярничал с учительницей и был явно хорошо осведомлен о семье Маллони.

— Кайл Хардинг, младший брат Джэсона, — не смущаясь, ответила Дженис, подходя к церкви.

— Откуда вы знаете Эви и Дэниела?

Питер сомневался, что хочет услышать ответ. Эви была сводной сестрой и поверенной всех тайн его брата Дэниела. Детьми они были неразлучны и, когда выросли, остались такими же близкими друзьями.

А он-то считал учительницу очередной незнакомкой, случайно встретившейся на его пути, которой он ничего или почти ничего не должен. Он мог затащить ее в постель, а потом преспокойно, без всяких угрызений совести, как только денежки будут у него в кармане, укатить в Нью-Мексико. Только теперь Питер начинал понимать, что несколько недооценил ситуацию.

— Это долгая история. — Дженис вошла в церковь и заняла свое место на скамье, явно больше не собираясь ничего объяснять.

Питер боялся сесть рядом. Не хватало еще, если кто-то напишет брату о том, что он увивается за учительницей, оказавшейся к тому же подругой Дэниела и Эви. И как он не подумал о том, что Дэниел и Эви когда-то жили в этом городке и что у них здесь могли остаться друзья?

Наверное, потому, что раньше для Питера это не имело никакого значения. Питер приехал сюда получить деньги у одного из друзей Дэниела, и все. А теперь получалось, что он проводит время в компании почтенной и высоконравственной девственницы, которую, вероятно, весь городок годами пытается выдать замуж, и кругом все до единого знают, кто он такой. Черт, вот так влип!

Что же делать? Жениться он ни на ком не может, пока не получит деньги и не завладеет золотым рудником. Да, он искал жену, и почему не учительнице стать ею? Но ведь она может и не согласиться жить в Нью-Мексико, в дикой глуши рудника. Нет-нет. Надо как можно скорее выпутываться из этих силков — построить школу, получить деньги и мотать отсюда. Если Хардинг и и в самом деле владеют банком, то он без труда получит деньги здесь и не придется ехать в Натчез. Возможно, когда Питер вернется, чтобы выплатить долг, то сможет по-другому взглянуть на эту учительницу.

Служба закончилась, и Питеру не терпелось вернуться к работе. Однако жителей городка, похоже, больше интересовала возможность посплетничать. Он подловил двоих мужчин, которые должны были работать на строительстве, но они довольно неопределенно ответили на вопрос о том, когда их ждать на школьном дворе. С досадой оглядевшись в поисках Дженис, он увидел, что учительница разговаривает с беременной продавщицей из галантерейного магазина.

У них шла довольно оживленная беседа, и все же Питер подошел к ним, услышав слова девушки:

— Нет, Бобби весь вечер был со мной. Такими вещами он больше не занимается.

Но Питер сразу понял, что она выгораживает своего пьяницу-мужа. А вспомнив спокойное утверждение Дженис о том, что Бобби Фэарвезер относится к ней враждебно, уже и не сомневался в этой лжи.

— Доброе утро, миссис Фэарвезер. Кажется, у вас сегодня отличное настроение.

Он снял шляпу и почтительно поклонился взволнованной девушке. Та ответила ему лучезарной улыбкой:

— О, мистер Маллони, в этом модном галстуке вы просто неотразимы! Мисс Харрисон позаботится о вашем воскресном обеде?

Питер вопросительно взглянул на учительницу, и, увидев, что она отрывисто кивнула, вздохнул:

— Как видно, грешникам нет отдыха, миссис Фэарвезер! Вот только несправедливо, что мисс Харрисон должна страдать за мои грехи, но тут уж ничего не поделаешь. А где же ваш муж в такое чудесное утро? Мне надо с ним поговорить.

После ночной грозы утро едва ли можно было назвать чудесным: дороги развезло, и лошади шлепали по лужам, обрызгивая грязью прохожих. Дженис недовольно посмотрела на Питера, удивленная столь откровенной фальшью, но он, казалось, не заметил ее взгляда.

— Я только что сказала мисс Харрисон, что Бобби сегодня утром немного нездоровится. Что ему передать? — Взгляд девушки стал беспокойным.

— Передайте, что мне нужна помощь, чтобы вставить новое стекло в окно мисс Харрисон. Шериф сказал, Бобби умеет это делать. Пусть приходит на школьный двор, я буду там.

Вспыхнув, девушка кивнула и поспешила уйти. Дженис неодобрительно посмотрела на Маллони:

— Зачем вы так?

— Разбил стекло, теперь пусть сам и вставляет. — Питер подстроился под ее шаг.

— Не он один там был. Мистер Пауэл проследит, чтобы хулиганы все починили.

— Да, но проследит ли Пауэл, чтобы такое больше не повторилось? Вас могли ранить.

— Я уже говорила вам, что субботними вечерами не захожу в переднюю комнату. Нельзя же связать по рукам и ногам всех ковбоев городка. Ну зачем вы расстроили бедную Эллен? У нее и без того сейчас хватает забот.

Питер не мог поверить: они спорили на глазах у всех жителей Главной улицы! Там, откуда он приехал, женщины так себя не вели.

— Откуда вы знаете Дэниела и Эви?

У Дженис было время подумать, как обойти этот скользкий вопрос, и сейчас она легко ответила:

— Мой брат работает в газете Дэниела. Родители Эви живут здесь, в городке, а жена Кайла, ее кузина, часто приезжает к ним в гости.

— Вы должны были сказать мне, что знаете Дэниела.

Питер понял, что сморозил глупость, и ее взгляд подтвердил это.

— Ну а вы в таком случае должны были сказать, что вы его брат. — И, подобрав длинную юбку, она зашагала впереди.

Питер не нашелся что на это ответить, и разговор прервался. Когда они подошли к дому, он сунул галстук в карман и, бросив пальто на перила крыльца, стал подниматься по склону холма. Он слышал, как Дженис хлопнула дверью. Какой смысл спорить о человеке, который живет за тысячи миль отсюда, тем более что ни он, ни она толком его не знают? Наверное, Питер слишком много работал на жаре и просто перегрелся. Но чем оправдать горячность учительницы?

Дженис приготовила курицу, клецки и горохово-кукурузный пудинг. К концу обеда Питер готов был пойти на мировую, но под окном передней уже шумели мужчины, обсуждавшие, как лучше заменить стекло, а другие поднимались на пригорок к школьному зданию. Питер отодвинул свой стул и виновато взглянул на Дженис:

— Не люблю сразу же выбегать из-за стола, но, кажется, долг зовет. Знаете, мне не хотелось бы портить с вами отношения. Почему бы вам не прийти сегодня к школе? Поможете мне следить за строительством, а заодно немного побудете на солнышке, а то вы здесь со своей работой совсем без воздуха.

Слабая улыбка осветила ее бледное лицо. Дженис нельзя было назвать хорошенькой, но эти серые проницательные глаза делали ее обыкновенные черты необычайно притягательными. Когда она улыбалась, сердце Питера замирало. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так реагировал на женскую улыбку.

— Вы хотите, чтобы я поджарила на солнце свои мозги так же, как и вы? Нет уж, спасибо! Думаю, мне лучше остаться здесь и проследить, чтобы как следует вставили оконное стекло. Когда проголодаетесь, приходите, будут готовы холодные закуски.

Эта мысль ему понравилась. Нахлобучив шляпу, Питер пошел к школе, с удовольствием думая о том, что у него есть женщина, которая сидит дома, смотрит за хозяйством и готовит ему еду. Вот если бы только она лежала в постели и ждала его…

Но для этого надо жениться. Ему слишком сильно хотелось женщину, и он дурачил самого себя, ожидая, что засидевшаяся в девках учительша сама запрыгнет к нему в постель. Но она намного моложе, чем показалось сначала, и намного невиннее, чем хотелось бы. Нет, здесь надо соблюдать осмотрительность.

Бобби Фэарвезер появился в конце дня и был уже в подпитии. Питер посмотрел на него с отвращением:

— Пора бы тебе взяться за ум, Фэарвезер. Теперь ты женатый человек, у тебя скоро будет ребенок, и ты уже не можешь напиваться, как вольный холостяк.

Ковбой злобно посмотрел на него и рыгнул.

— А что ты, черт возьми, вообще знаешь об этом? Она сама забеременела, дура! Если бы Хардинг, наш борец за нравственность, не приставил пушку к моей башке, я бы и сейчас был вольным холостяком. — Он ехидно захихикал. — А ты завел шашни с учительшей. Смотри, он и к твоей башке приставит пушку! Только скорее всего не станет дожидаться священника, а просто нажмет на курок.

Питер уже слышал подобное предупреждение от шерифа, и сейчас ему не понравилось, что этот молодой бездельник и хулиган тоже угрожает ему.

— Сходи за молотком и начинай сколачивать сруб. Стекло уже вставили без тебя.

Фэарвезер нахмурился:

— Мне не нравится твой тон. К этому окну я не имею никакого отношения. Это не меня там арестовал шериф.

Отойдя в сторону, Питер закричал на мужчину, который чуть не приколотил доску к ноге другого работника. Когда опасность миновала, он повернулся к ковбою и окатил его презрительным взглядом:

— Хочешь, чтобы я пошел поговорил с теми, кого арестовал шериф? Как ты думаешь, что они мне расскажут, а? Держись-ка подальше от учительницы, понял? Можешь дебоширить где угодно, но от нее держись подальше!

Бобби выругался себе под нос и ушел, так и не предложив свою помощь. Но Питер облегченно вздохнул. Еще не хватало, чтобы пьяный обрушил крышу и сорвал ему сроки строительства.

Когда Питер объявил перерыв, сруб уже был поставлен и наполовину готова крыша. У него в распоряжении столько людей, что через несколько дней школа будет построена и он сможет уехать отсюда еще до конца этой недели. Остается только надеяться, что Джэсон Хардинг сейчас на пути домой из Хаустона.

Войдя в дом, Питер застал Дженис склонившейся над швейной машинкой и что-то радостно напевавшей себе под нос. Предвечернее солнце золотило выбившиеся из пучка пряди мягких светлых волос, и его потрясла трогательная белизна ее высокой тонкой шеи. Тут она подняла на вошедшего глаза с пляшущими в них радостными огоньками, и Питера поразило в ее взгляде нечто уже гораздо более земное. Брюки его вздулись, и ему пришлось отвернуться к окну.

— Если вы продолжите теми же темпами, то школа будет лучше прежней уже к концу недели, — прощебетала она, и Питер стиснул зубы, возбужденный ее веселостью.

— Вы должны помочь нам с интерьером, показать, где сложить печку и объяснить, что еще нужно.

— Книжные полки. Мне так хочется, чтобы были книжные полки! У нас, правда, пока нет книг, но когда-нибудь…

— Хардинг сказал, что привезет книги. Почему бы вам не написать Дэниелу? Он прислал бы вам те, которых у вас нет. У него большая библиотека.

Питер почувствовал в ее позе напряжение, хотя голос звучал все так же весело:

— Я не прошу милостыню, мистер Маллони. Подождем, когда жители городка будут готовы собрать деньги на покупку книг.

Питера удивила такая щепетильность.

— Вы неразумно смотрите на вещи, мисс Харрисон. У Дэниела столько денег, что он спокойно может отдать вам всю свою библиотеку. Почему он должен держать у себя ненужные ему книги, когда они так необходимы вам?

— Вы, как брат Дэниела, точно так же могли бы выделить деньги на библиотеку, если вам так хочется помочь, — сладким голосом проговорила она, повернулась к нему спиной и вышла.

Что ж, учительница быстро поставила его на место. Но Питер, как и она, не мог просить милостыню! Уезжая из дома пять лет назад, он забрал все деньги, заработанные им самим в «Маллони энтерпрайзес», все до последнего цента. И больше ничего не собирался просить у своего семейства.

Теперь, когда обольщение стало невозможным, Питеру стало легче говорить со своей хозяйкой. Ему хотелось побольше узнать о высокомерной мисс Харрисон. Она была не только привлекательной женщиной, но умной и работящей. Умела хорошо готовить и хозяйничать в доме. Так почему же, ради всех святых, никто из мужчин не прибрал ее к рукам? Питер прошел вслед за ней на кухню с твердым намерением выяснить этот вопрос.

— Когда я буду так же богат, как мой отец, я дам вам деньги на библиотеку. Но взамен вам придется рассказать, почему вы, женщина, наделенная столькими достоинствами, никогда не были замужем.

Она резала на куски холодную курицу и даже не потрудилась взглянуть на него.

— Потому что в голове у меня побольше мозгов, чем у большинства женщин, мистер Маллони, и я не имею желания связывать жизнь с каким-нибудь лживым и мерзким бездельником. Я ответила на ваш вопрос?

— Не уверен, что за подобный ответ вы получите библиотеку. Если вы так умны, как говорите, то должны знать, что не все представители мужского пола попадают под ваше определение.

Теперь она вонзила нож в буханку хлеба.

— О да! Есть еще тупоголовые нахалы, самовлюбленные кретины, есть еще те, кто считает себя Божьим даром для женщин… Продолжать?

— Нет-нет, кажется, мне все ясно. — Он криво усмехнулся. — Значит, вы настолько совершенны, что вам никогда не бывает одиноко по ночам?

Дженис выставила на стол блюда с мясом, хлебом и остатками яблочного пирога.

— Это не ваше дело, мистер Маллони. В жизни я натерпелась сполна и знаю, чего мне следует избегать.

Он придержал ей стул и, когда она наконец села, устроился напротив.

— Не многие женщины отказываются от прелестей супружества, мисс Харрисон. Боюсь, вам очень одиноко.

— Я не говорила, что не хочу выходить замуж, мистер Маллони. Отчего же? Я вышла бы, но только за очень богатого человека, — холодно и решительно ответила Дженис.

На этом тема была закрыта.

Глава 9

Уже в тот момент, когда эти слова слетали с ее губ, Дженис поняла, что не надо было их говорить. Наверняка многие женщины охотились за деньгами Питера Маллони. Теперь он будет презирать ее и можно распроститься с туманными надеждами на замужество.

Тем более что эти надежды были глупыми с самого начала и вызваны лишь мелькнувшим в его глазах желанием. Он только хотел того, чего хотят все мужчины. Зачем ему законное бракосочетание? Но у нее по крайней мере в отличие от Питера достало мужества честно признаться в своем желании.

У Маллони был такой вид, как будто в него ударила молния. Дженис почувствовала странное удовлетворение от того, что так задела его за живое. Обычно мужчины были слишком поглощены собой и не придавали никакого значения ее словам и поступкам. Встав из-за стола, она понесла к раковине свою пустую тарелку.

Это, казалось, вернуло его к действительности. И, положив себе еще один кусок курицы, он спросил:

— А Джэсон Хардинг знает ваше мнение о мужчинах, мисс Харрисон?

Какой шустрый! Дженис налила в тазик горячей воды и разбавила ее холодной.

— Он никогда его не спрашивал, мистер Маллони.

Ей показалось, что Питер усмехнулся. Дженис еще никогда не видела, чтобы он улыбался, а не то что смеялся, и, обернувшись, подозрительно взглянула на него. Питер смело встретил ее взгляд:

— Впредь предупреждайте меня о том, чтобы я не спрашивал вашего мнения до тех пор, пока не буду готов услышать его.

Дженис с трудом сдержала улыбку, ей вдруг стало легко и хорошо от того, что он понял ее. Но, быстро сообразив, что такое просто невозможно, она снова взялась за посуду. Как ни странно, но на этом их разговор не закончился. Дженис даже показалось, что ее заявление сняло с Маллони какое-то внутреннее обязательство по отношению к ней, и он стал держаться с большей непринужденностью. Когда Питер спросил, что она шьет, Дженис не стала долго медлить с ответом:

— Хочу порадовать Бетси, когда она вернется. Ей так хотелось занавески с оборочкой, как в спальне у Мелиссы Хардинг. Одна беда — здесь нет карнизов, и я не знаю, как их повесить.

— Я ничего не понимаю в занавесках, но покажите, что вы хотите. Может, я что-то придумаю.

Немного смущаясь, она показала однотонный муслин, прибитый гвоздями к стенам в комнате Бетси, но Питер, казалось, не находил в своей помощи ничего странного. Дженис объяснила, как занавески должны собираться на карнизе, и он быстро все понял.

— Вам нужно что-то вроде палки, чтобы продеть ее в это прошитое вами отверстие, а палку надо подвесить на чем-то вроде кронштейнов, так?

Он наглядно продемонстрировал свою мысль, приложив к стене рисовальную кисточку Бетси.

Дженис нерешительно кивнула:

— Да, наверное. Может быть, в галантерейном магазине у мистера Холта продаются карнизы. А как вы думаете, есть у него эти… как вы сказали… кронштейны?

— Зачем платить деньги мистеру Холту? Я смогу выстругать все, что нужно, из досок на заднем дворе. Позвольте, я пойду и посмотрю, что у вас там имеется.

Если бы ей когда-нибудь сказали, что надменный и сказочно богатый Питер Маллони будет сидеть в ее передней и выстругивать рейку для занавесок, она бы умерла со смеху. Но, как только Дженис старательно отстрочила на машинке яркий клетчатый ситец, он в самом деле уселся перед камином и принялся строгать деревяшку. При этом у него был вид человека, очень довольного собой. Трудно было узнать в нем капризного, раздражительного джентльмена, которого Дженис видела в Катлервиле.

Однако этот красивый мужчина, сидящий у ее камина, приводил Дженис в жуткое замешательство. Она пыталась сосредоточиться на работе, но, каким бы дружеским ни было их молчание, все же не могла не воспользоваться случаем и разузнать побольше о человеке, с такой легкостью заполнившем ее пустые вечера.

— А что вы собираетесь делать, когда обсудите с Джэсоном свои дела, мистер Маллони? Вернетесь в Огайо?

Он метнул на нее быстрый взгляд, но Дженис его не увидела.

— Я уже несколько лет не был в Огайо, мисс Харрисон. Я хочу обосноваться в Нью-Мексико.

Питер не хотел никому говорить про золото, пока не завладел им. Он слишком хорошо знал: стоит только шепнуть слово «золото», и беды не миновать. И все же он с интересом отметил, что она не слишком близка с его братом, если не знает, что Питер давно не живет в родительском доме.

— В Нью-Мексико? Да, я слышала, Санта-Фе — интересный город.

— Нет. Но вы бы видели горы! Как там красиво весной! Кругом — цветы, дикие звери, и куда ни кинь глаз — ни одной человеческой души.

— Трудно представить, чтобы городской человек смог долго прожить в таком месте.

— Ничего трудного. Зимой у меня был участок в горах, я разводил там мустангов. Поблизости ни одного соседа, целыми днями я работал один. Ну а вы? Неужели вам нравится учительствовать в этом городке, где ковбои устраивают пьяные перестрелки каждую субботу?

— Мне нравится жить там, где люди уважают меня за то, что я делаю, и главное — я могу сама зарабатывать себе на жизнь. На востоке женщинам с этим труднее.

«Где-где, а на востоке-то женщин уважают», — подумал Питер, но решил, что, наверное, что-то недопонял. Он начал шлифовать песком только что выструганную рейку.

— Как мне кажется, на востоке больше богатых мужчин, чем здесь.

— А я не говорила, что ищу богатого мужчину, мистер Маллони. Я прекрасно могу сама о себе позаботиться. Вы сами решили, что мне надо замуж.

Это было сказано совершенно спокойно, без тени раздражения. Казалось невероятным, что женщина не стремится к замужеству, но Питер не собирался спорить. Как видно, она и в самом деле прекрасно обходилась без мужчины, тогда как его тяготила жизнь без женщины. Наверное, учительница не знала тех ощущений, которые дает мужчина в постели, потому и была так спокойна. Питер задумался над этим, продолжая вести ни к чему не обязывающий разговор.

Когда они подвешивали рейку с новыми занавесками над окном в комнате Бетси, в переднюю дверь постучали. Дженис похолодела от страха. Первое, о чем она подумала, что уже ночь, а у нее в доме мужчина! И этот мужчина нетерпеливо ждал, когда же она зацепит рейку за кронштейн, но, увидев ее испуганное лицо, выглянул из-за занавесок посмотреть, кто пришел.

— Судя по тени, это ваша подруга из галантерейного магазина. Хотите, я выйду и узнаю, что ей надо? Дженис мгновенно пришла в себя.

— Нет, ни в коем случае! Эллен — хорошая девушка, но жуткая сплетница. Сидите здесь. Она не должна знать, что вы в доме.

Она выскочила из комнаты, а Питеру ничего не оставалось, как только сесть на кровать, чтобы нечаянно не наделать шума и таким образом не оповестить непрошеную гостью о своем присутствии.

Дженис распахнула дверь и, схватив Эллен за руку, втащила ее в дом.

— Эллен! Что ты делаешь на улице в такой поздний час?

Десятки самых разных предположений теснились в голове у Дженис, но лишь одно казалось наиболее вероятным. Ответ Эллен подтвердил его.

— Скажите, вы не видели Бобби? Мистер Хардинг посоветовал ему никуда не уезжать из городка, пока я в положении. Но сегодня вечером он не пришел домой.

— Присядь, отдохни, сейчас я согрею тебе горячего чая. Ты что же, бегаешь по всему городку в поисках этого мерзавца?

Дженис усадила гостью на стул и быстро посмотрела по сторонам, не осталось ли где признаков присутствия Питера. На полу у камина лежал нож и высилась горка деревянных стружек. Скрыть их никак не удастся, придется что-то придумать, если Эллен заметит.

Вид у Эллен был встревоженный.

— Я только на минутку, мне ничего не надо. Просто… Понимаете, Бобби жаловался на этого мистера Маллони, и я подумала… Ну, вы же знаете Бобби. Он такой вспыльчивый…

— Не волнуйся, Эллен, мистер Маллони сам может о себе позаботиться. У него и без того неприятности с шерифом, и он не станет без надобности связываться с Бобби. Твой муж, наверное, просто гуляет где-то с ребятами и скоро придет домой.

Она хотела предложить девушке переночевать в комнате Бетси. Нрав Бобби был скандально известен, правда, до сих пор он не вымещал его на Эллен, но кто может поручиться? Вот только Дженис не представляла, как можно незаметно увести из спальни Питера, чтобы проводить туда Эллен.

Эллен с трудом встала со стула.

— Да-да, вы правы. Просто в последние дни я места себе не нахожу от волнений. Глупо, конечно. Миссис Дэннер говорит, что это из-за ребенка. Скорее бы уж он родился! Бобби, конечно, обрадуется. — Она смущенно пожала плечами. — Он не может… понимаете. Пока я в положении.

Дженис боялась, что понимает слишком много, но высказывать свое мнение не собиралась. В конце концов она старая дева и ей не положено разбираться в семейных делах. Она просто обняла Эллен за плечи.

— Когда Бобби увидит ребенка, то на радостях быстро достроит ваш новый дом. Тебя проводить? В твоем положении опасно ходить ночью одной.

— А потом вам придется одной возвращаться домой и мне надо будет провожать вас. И так мы будем ходить всю ночь, — засмеялась Эллен.

Дженис проводила девушку до двери, но та не собиралась уходить. Они поболтали еще несколько минут на крыльце. Почти весь городок спал. В воскресенье даже салун был закрыт. Дженис облегченно вздохнула, заметив на улице знакомую фигуру.

— Вон идет шериф Пауэл. Сейчас я попрошу, чтобы он довел тебя до дома, и тогда нам не придется всю ночь ходить туда-сюда.

И Дженис, выйдя на дорогу, замахала шерифу.

— Что-нибудь случилось, мисс Харрисон? Этот парень, Маллони, сегодня ночует у вас в сарае? Что-то я его не видел.

— Он помогал мне вешать занавески, шериф, а сейчас, конечно, уже спит. Вы не могли бы проводить Эллен до дома? Мы с ней заболтались, и я не хочу, чтобы она так поздно возвращалась одна.

Пять лет работы в школе научили ее не только убедительно говорить внушительным тоном, но и ловко обходить нежелательные темы, оставляя при этом слушателей в полной уверенности, что они получили ответ на свой вопрос. Таким способом она скрывала перед учениками многочисленные пробелы в своем собственном образовании. Сейчас это умение очень пригодилось Дженис.

Пауэл снял шляпу и протянул руку девушке, стоящей в тени крыльца:

— Пойдемте, миссис Эллен. Я отведу вас домой, а то ваш муж будет волноваться.

Они пошли по улице, и до Дженис долетело щебетание Эллен. Девушка расписывала шерифу, как много работал сегодня ее Бобби, и выражала уверенность в том, что сейчас он наверняка уже крепко спит. «Если это и есть настоящая любовь, — подумала Дженис, — то мне такой не надо. На месте Эллен Фэарвезер я бы попросила шерифа найти пьяницу-мужа и посадить его в тюрьму за тунеядство».

Правда, Дженис никогда не будет такой наивной, как Эллен, и, значит, никогда не окажется на ее месте. Вернувшись в дом, она заперла дверь на щеколду. Была уже глубокая ночь. Да, ей приходится засиживаться допоздна, но это еще не значит, что она должна одновременно развлекать мужчин, таких как Питер Маллони. Дженис решительным шагом направилась в маленькую спальню. И застала Маллони крепко спящим на узкой кроватке Бетси.

Дженис растерянно уставилась на него. Детская кроватка была слишком тесна для такого крупного мужчины. Он лежал на спине, свесив ботинки и скрестив на груди руки, как будто жаловался потолку, что Эллен никак не уходит. Если он повернется, то свалится на пол. Но Питер, должно быть, очень устал, если заснул так быстро, и Дженис стало жалко будить его и выпроваживать на улицу. В этот момент послышались раскаты грома. Было бы слишком жестоко снова отправлять своего помощника на ночь под дождь.

Шериф думает, что Маллони спит в сарае, и после обхода, как обычно, пойдет к себе домой. Кто узнает, что Маллони спит на кровати Бетси? Да и кому какое дело? Он ведь никому не мешает, здраво рассудила Дженис и пошла к себе в спальню.

Но там здравые рассуждения внезапно оставили ее, уступив место тревоге. Ей совсем не нравилось, что в соседней комнате спит мужчина. «Что в этом такого?» — спрашивала она себя, натягивая ночную рубашку, но никак не могла отогнать образ растянувшегося во весь рост Питера Маллони. А что, если он встанет среди ночи?

Нет, он не сделает этого. Он ведь джентльмен, а не зеленый юнец или пьяный грубиян; он не посмеет воспользоваться беспомощностью женщины. К тому же она далеко не беспомощна. Дженис с мрачной решимостью пододвинула стул под дверь и проверила под кроватью свой дробовик. Она еще ни разу им не пользовалась, но Джэсон научил ее стрелять.

Странно, но на этот раз ее не мучила бессонница. Сознание того, что Маллони спит в соседней комнате, почему-то успокаивало. Дженис заснула сразу, как только ее голова коснулась подушки.

Но и вскочила с этой подушки сразу, как только на улице раздался тревожный звон пожарного колокола.

Подбежав к окну, она первым делом взглянула на почти достроенное здание школы. Со стропил не вырывалось пламя, и Дженис облегченно перевела дух. Ливень, прошедший вчера ночью, снизил вероятность пожаров, но ветер приближающейся грозы не сулил ничего хорошего. Дженис потянулась за платьем, которое сняла всего пару часов назад. На этот раз она выйдет на улицу одетая как полагается. И только услышав в соседней комнате стук ботинок Маллони, Дженис вспомнила о нем. Торопливо застегнув лиф платья поверх ночной рубашки и отодвинув стул от двери спальни, она нагнала его у входной двери.

— Выходите через заднюю дверь! — прошептала она, как будто кто-то мог ее услышать. — Я сказала шерифу, что вы в сарае.

Кивнув, он повернул в другую сторону и нахмурился, заметив, что она тоже собирается выходить.

— Оставайтесь здесь. Если понадобится помощь, я кого-нибудь пришлю за вами.

— Не глупите!

И как будто эти слова были достаточным аргументом, Дженис поспешила к себе в спальню за туфлями. Она уже вышла из того возраста, когда мужчины могли ею командовать. Питер не стал терять время на споры. Хмуро посмотрев на нее, он торопливо направился к задней двери.

К тому времени, когда Дженис подобающим образом оделась, волнение в городке в основном уже улеглось. Идя по улице, она видела догоравшие языки пламени в старой лачуге на окраине. Мужчины с пожарной повозки заливали из шлангов последние пылавшие бревна.

Она знала, что воскресными вечерами у этой лачужки собирался кое-кто из мужчин городка. Ходили слухи, что живший там старик торговал из-под полы спиртными напитками. Вдруг Дженис пробрал ужас. Она вспомнила страхи Эллен. В эту ветхую хибару Бобби наведывался частенько. Могли быть и другие жертвы. Она поспешила к молчаливой толпе.

В этот момент из сгоревшего Дома вынесли завернутый в одеяло труп. Она схватилась за руку оказавшейся рядом женщины. Как ни презирала она Бобби, но смерти ему не желала ради Эллен. Не успев подумать об этом, Дженис увидела, что Бобби помогает сматывать пожарный шланг. Значит, с ним все в порядке. Ока спросила у стоявшей рядом женщины:

— Известно, кто это? И что случилось?

— Это старик Сэмюел. Шериф сказал, что в доме пахнет керосином, и думает, что кто-то нарочно разлил его.

Пока женщина говорила, Дженис подняла глаза и увидела, как шериф Пауэл снова заключал в наручники единственного вероятного поджигателя во всем графстве — Питера Маллони.

Глава 10

Дженис в полном оцепенении смотрела, как Пауэл толкает перед собой арестанта, ведя его мимо взволнованной толпы. Этой ночью погиб человек, и горожане потребуют возмездия. Она почти физически ощущала волну праведного гнева, исходящую от этих людей, когда они смотрели на то, как тащат в тюрьму Питера Маллони. Он чужак. И если суд признает его виновным и приговорит к повешению, никто не станет оплакивать Маллони — у него не останется здесь ни безутешной вдовы, ни плачущих ребятишек. Дженис прекрасно знала, о чем думают эти люди, стоявшие вокруг нее. С тех пор, как этот незнакомец появился в городке, случилось уже два пожара. Для них подобный факт являлся достаточным доказательством вины этого уверенного в себе, сильного и красивого чужака.

Последние языки пламени были уже потушены, и толпа постепенно рассосалась. Женщина, в которую вцепилась Дженис, подозрительно посмотрела на нее, осторожно высвободила руку и ушла. Дженис осталась одна.

Надо что-то делать. Пока она здесь стоит, все в городке считают Маллони убийцей. Но это же полная бессмыслица! Зачем Питеру Маллони вдруг убивать какого-то старика, которого он знать не знал? Может, она с помощью логики объяснит бессмысленность их обвинения?

Нет, едва ли. Разве подчиняются логике стихийные пожары и весенние наводнения в городке? Или бессмысленные субботние перестрелки? Жизнь в техасских прериях не поддается законам логики. Месть — вот единственный здесь закон. Никто не станет спрашивать, зачем понадобилось поджигать лачугу. Лачуга сгорела, человек погиб. Таковы факты. Кому-то надо платить, так пусть это будет Маллони, — и никого не волнует, виновен этот человек или нет.

Когда же вернется Джэсон Хардинг? Сейчас, когда в воздухе запахло казнью, городок будет взбудоражен. Неужели он пропустит столь волнующее событие? Можно было бы поговорить с ним, рассказать о том, что в эту ночь Маллони спал в кровати Бетси. Дженис передернулась, представив себе, как Джэсон воспримет ее слова. Конечно, он ни за что не поверит, что между ней и Питером ничего не было. И никто не поверит. Но Джэсон хотя бы не станет болтать.

Но с кем бы Дженис ни поговорила — с банкиром или с шерифом, — она все равно потеряет работу. Учительница не может позволить такого: мужчине ночевать в ее доме. Это еще один непреложный закон местной жизни. Значит, обеспечив Маллони необходимым алиби, она лишится работы. Придется уехать из Минерал-Спрингс, и Бетси так и не увидит свои новые занавески.

В жизни Дженис слишком часто и слишком многого приходилось бояться, но последние годы прошли относительно благополучно. И сейчас ей не хотелось возвращаться к прежним страхам, не хотелось снова жить, не зная, будет ли завтра хлеб и крыша над головой. Как всегда бывало в такие минуты, ужас сковал ее тело, и на деревянных ногах она вернулась домой.

К шерифу Дженис решила пока не ходить. Может, до рассвета объявятся новые подозреваемые. Может, Питер наврет им что-нибудь правдоподобное или расскажет правду, тогда к ней придут за подтверждением и поверят в то, как было на самом деле. Хотя и глупо на это надеяться.

Теперь-то уж точно не заснуть. Придя домой, Дженис налила в ведро воды и принялась мыть пол в кухне. Она могла бы показать «м смятую постель Бетси. А если она покажет новые занавески и стружки на полу у камина, им придется поверить ей. Да, они поверят в невиновность Маллони и отпустят его, вот только в ее невинность они не поверят никогда.

Тот панический страх, который она испытала в пятнадцать лет, оставшись беременной и без мужа, снова захлестнул ее. Дженис живо, словно это было вчера, вспомнила реки слез, пролитые матерью, каменное лицо отца, застывшее мучительной маской, растерянные взгляды братика и сестренки, когда она объявила родным о своем падении.

Чтобы скрыть ее позор, родителям пришлось спешно перебраться в Катлервиль. Этот переезд постепенно разрушил судьбы всех членов семьи. Она видела, как голодала ее мать, чтобы накормить детей, видела, как отец старился и слабел от тяжкого труда, невзгод и лишений. Самой ей приходилось годами гнуть спину, чтобы хоть как-то оградить брата и сестру от той нищеты, в которую они погрузились по ее милости. И все для того, чтобы это повторилось снова?

Дженис почувствовала, как горячие слезы упали ей на руку. Этим слезам за все десять лет ни разу не удавалось ее утешить: никогда не изжить из памяти те страшные годы нищеты, стыда и терзаний совести. Она зарыдала еще безутешнее, оплакивая ребенка, которым никогда не была, родителей, которых больше никогда не увидит.

Она так отчаянно пыталась сохранить свою маленькую семью! И ей это удалось. Удалось, несмотря ни на что! Теперь брат и сестра почти взрослые. Они здоровы и будут счастливы.

Все, кроме дочери. Неужели Бог никогда не простит Дженис за ту единственную ошибку? Почему он заставляет Бетси страдать за грехи матери? Это несправедливо. Вообще вся жизнь несправедлива. Почему они все должны страдать за то, в чем виноваты не больше, чем отец Бетси?

При мысли о нем Дженис выпрямилась и вытерла слезы. Они оба были молоды и глупы, она, конечно, больше, чем он. Он-то знал, что делает, а она просто сошла с ума от любви и разыгрывала страсть. Слишком быстро дело зашло далеко. Дженис пыталась остановить его, но он был старше и сильнее. Она помнит безуспешную борьбу, пронзительную боль и унижение. Зато потом ее охватила глупая гордость: как же, такой красавец мужчина выбрал в жены ее, совсем еще девчонку! Правда, до алтаря они так и не дошли.

И она справедливо возлагала вину за это на Артемиса Маллони, отца Питера и Дэниела.

Дженис быстро утерла лицо рукавом, напомнив себе, что она уже взрослая женщина, а Артемис Маллони — больной старик и больше никогда не сможет причинить ей зла. Он даже не подозревает о ее существовании. Это он уволил с железной дороги отца маленькой Бетси. Уволил наряду со многими другими, чтобы освободить места для более дешевой рабочей силы — негров с Юга и бедных переселенцев.

Вот тогда-то вместе со многими другими молодыми людьми и ее Стивен уехал в неизвестном направлении. Уехал, оставив ей дочь, ноющую пустоту внутри, которая никогда не заполнится, и страх, который, наверное, тоже никогда не исчезнет совсем. В тот день Стивен забрал с собой все радости ее жизни. С тех пор Дженис уже не ведала счастья. За последние годы она узнала, что такое покой и относительное благополучие, и этого ей было больше чем достаточно. Крыша над головой, постоянный заработок, уважение соседей… Дженис просто не представляла, как будет жить дальше, если снова лишится всего этого. И из-за кого? Из-за сына проклятого Артемиса Маллони!

Дженис встала с пола и отряхнула юбку. Пройдя по еще мокрому полу, она взяла с плиты горячую воду и принесла оловянный тазик. Сначала надо помыться, переодеться в чистое, а потом уже все спокойно обдумать.

Дженис поставила греться еще воды. Она же обещала Маллони, что постирает сегодня. Чистая одежда нужна и в тюрьме. Уж такую-то услугу учительница может оказать «поджигателю». Она приготовила завтрак, гадая, кому шериф поручил сегодня кормить арестованных. Во всяком случае, к ней за едой никто не приходил.

Интересно, промолчит ли Маллони о том, где провел прошлую ночь? Вряд ли. Это не укладывалось в ее представление о мужчинах. Дженис отжала светлые вещи, развесила их на веревке и взялась за темные. Надо бы поискать в его седельных сумках остальную одежду, что-то слишком мало Питер оставил для стирки.

Она повесила его длинные панталоны в сарае, где вешала и свое нижнее белье. Здесь, на жаре, они высохнут так же быстро, как и на солнце.

К полудню Дженис приняла решение дать телеграмму Дэниелу. Ей не хотелось беспокоить Джорджину, но Дэниел должен знать, что брат попал в беду. У них наверняка есть в Хаустоне знакомый адвокат, который приедет и положит конец этому безобразному фарсу. Ведь против Маллони нет ни одной настоящей улики! Не могут же его повесить ни за что! Эта мысль прогнала ее страхи, и Дженис, стараясь больше ни о чем не думать, вернулась к повседневным делам.

Она съела одно печенье из приготовленных на завтрак, за которыми так никто и не пришел. Затем аккуратно подобрала волосы под шляпку, надела очки, перчатки и вышла из дома. Дженис шла по улице — такая порядочная, такая почтенная старая дева. Никто бы не подумал, что в душе она все еще слезливая пятнадцатилетняя девчонка.

Как только Дженис вошла в бакалейную лавку заказать муку и сахар, все разговоры сразу смолкли, но к ней подлетела одна из ее бывших учениц и зашептала, что в жизни не видела такого красивого мужчины, как этот арестованный, и что она убеждена в его невиновности.

«Что ж, это уже несколько проясняет ситуацию», — подумала Дженис. В аптеке она выпила лимонаду, чтобы утолить жажду, и столкнулась с миссис Дэннер, которая тут же заявила, что Маллони надо немедленно повесить, и потребовала, чтобы учительница поддержала ее в присутствии многочисленных жителей городка. Дженис, вежливо улыбнувшись, напомнила своей недоброжелательнице, что в «Десяти заповедях» сказано «не убий», и вышла на улицу. Да, умение уходить от прямого ответа очень быстро стало ее самым ценным качеством.

Ей не хотелось беспокоить Дэниела телеграммой без явной и срочной на то необходимости. Но с каждой минутой становилось все яснее, что тянуть больше нельзя. Дженис не посмела зайти в контору шерифа, боясь наткнуться на осуждающий взгляд Маллони. Итак, он молчал. Значит, ей надо позаботиться о том, чтобы Питер получил заслуженную помощь.

Перед тем как зайти на телеграф, Дженис решила проверить, не вернулся ли Джэсон Хардинг. Увидев его, она так обрадовалась, что схватила владельца ранчо и банкира за рукав рубашки и с искренней радостью и надеждой заглянула ему в лицо, чем привела Хардинга в крайнее замешательство: раньше она не только никогда не дотрагивалась до него, но и не смотрела ему в глаза.

— Дженни, что с тобой? Клянусь, я не знал, что ты так расстроена, иначе зашел бы к тебе раньше. Что еще, натворил этот подонок? Если он тебя обидел…

Дженис, энергично замотав головой, перебила Джэ-сона:

— Нет, нет, дело вовсе не в этом. Они хотят повесить невинного человека. Вы должны их остановить. Я сейчас же отправлю телеграмму Дэниелу. Мистер Маллони не мог этого сделать!

Джэсон, немного расслабившись, похлопал ее по руке и успокоил:

— Знаю, Дженни, он хорошо к тебе относился и все такое, но факт остается фактом: Маллони мог это сделать! Никто не может подтвердить, что чужак всю ночь спал в сарае. После того, как он появился в городке, произошло уже два пожара. Это более чем подозрительно. Я тоже не верю в его виновность, но шериф обязан исполнить свой долг. Уверен, суд объективно рассмотрит все обстоятельства дела.

Чувствуя свою беспомощность, Дженис отдернула руку.

— Сэмюел мог заснуть с сигаретой в руке. Он мог не поделить что-то с пьяницами, которые ошивались возле его лачуги. Да все, что угодно, могло произойти, Джэсон. Нельзя же обвинять мистера Маллони в простом совпадении!

— То, что он был единственным, кто оказался поблизости от горящей школы, не простое совпадение. Я не верю в случайности, Дженни. Разреши помочь тебе составить телеграмму для Дэниела. Похоже, его брату грозят крупные неприятности.

Он взял ее под локоть, но Дженис уже передумала телеграфировать в Хаустон. Джорджина ждет второго ребенка, и Дэниел, узнав о случившемся, будет разрываться между желанием приехать сюда спасать брата и необходимостью быть рядом с женой. Ради спокойствия Дэниела она должна сказать правду. Ведь именно он спас ее в самый тяжелый момент, и сейчас Дженис совсем не хотелось снова обращаться к нему за помощью. Она ни у кого не любила одалживаться, но сама чувствовала себя в долгу перед Дэниелом. Нет, ей надо самой спасать его брата от позорного посмешища и суда.

— Знаете, Джэсон, я не могу беспокоить сейчас Дэниела и Джорджину. Пойдемте со мной к шерифу. Я расскажу все, как было, и сделаю это один раз.

Влетев в сопровождении Джэсона в узкий кабинет шерифа, она даже не попросила увидеться с арестованным. Дверь тюремной камеры открылась, и если бы сейчас оттуда вышел Питер Маллони, она бы со всех ног убежала из городка. Дженис больше не хотела видеть его.

Встав перед шерифом Пауэлом, она мысленно пересчитала монеты, которые хранила в жестянке, и свои банковские сбережения. Этих денег как раз хватит на поездку в Натчез к Бетси. А уж потом она побеспокоится об остальном. Дженис ни капли не сомневалась в том, что, спасая Питера Маллони, рушит всю свою жизнь. За это она ненавидела и себя, и его и все-таки была убеждена в том, что обязана сделать это ради Дэниела.

— Шериф, мне не хотелось бы никому причинять хлопот, но вы арестовали не того человека, — заявила она, твердо глядя ему в глаза. — Если этот пожар действительно был подстроен, то поджигатель до сих пор на свободе, и я не могу позволить вам осудить невиновного.

Шериф внимательно посмотрел на Дженис, потом перевел взгляд на Джэсона за ее спиной.

— Мисс Харрисон, в прошлый раз я искренне верил в то, что Маллони не виновен в поджоге. Но сейчас я не могу отпустить его только потому, что он заставил вас поверить в свою безгрешность. Я получил от Дэниела телеграмму. Он сообщает, что, по последним дошедшим до него сведениям, его брат должен быть сейчас в Нью-Мексико. Так что, вполне вероятно, это вообще не Питер Маллони. Когда я задал ему несколько простых вопросов, которые просил меня задать Дэниел, он не смог на них ответить.

— Не смог или не захотел? — устало спросила Дженис. — Этот человек точно Питер Маллони, и никто другой! Я могу засвидетельствовать это. Вы забыли, что я сама приехала из Катлервиля. Просто он не хочет порочить свою семью, так же как не хочет порочить меня. Такого самонадеянного упрямца я в жизни не встречала, но в том, что это именно Маллони, не сомневайтесь! Вчера ночью, когда ко мне зашла Эллен Фэарвезер, он заснул в кровати Бетси. Мы вешали новые занавески, было уже поздно, и я не стала его будить. Он спал в комнате моей сестры, когда зазвонил пожарный колокол.

Дженис слышала, как Джэсон сердито втянул воздух, видела сомнение в глазах шерифа и знала, что ей предстоит по новому кругу пройти все то, что она уже когда-то проходила. Только в прошлый раз она была действительно виновна в своем грехе, а сейчас просто пыталась оказать помощь другому. Но люди куда легче верят в грех, чем в добро. Они не поверят, что Питер только вешал занавески. Не поверят, что старая дева-учительница разрешила мужчине спать на кровати ее сестренки. А когда пойдут чесать языки, может открыться и тайна добропорядочной мисс Харрисон. Они догадаются, что Бетси — ее незаконнорожденная дочь. Надо уехать из городка раньше, чем это случится.

Шериф спросил бесцветным голосом:

— Вы желаете засвидетельствовать это на суде?

Дженис вздохнула, не поднимая глаз от своих безупречно белых перчаток:

— Если до этого дойдет.

— Пойдите спросите у этого подонка, как было дело, — распорядился Джэсон из-за ее спины. — Эта версия слишком неправдоподобна, чтобы мерзавец повторил ее.

— Он утверждает, что спал в сарае, — сказал шериф.

— Скажите ему, что учительница говорит другое.

Шериф кивнул, признавая мудрость такого решения, и исчез в дверях тюремной камеры. Дженис так и осталась стоять спиной к Джэсону. В общем, он неплохой человек, но не лишен предрассудков, свойственных почти всем мужчинам. Она прекрасно его понимала: здоровый крепкий мужчина не станет просто так, ни с того ни с сего, ночью вешать занавески молодой женщине. Здесь должна быть какая-то причина, а в мужском понимании причина могла быть только одна. Правда, сейчас Дженис и сама не видела других причин. Действительно, с какой стати Питер Маллони помогал ей вешать эти проклятые занавески? Наверное, рассчитывал таким образом соблазнить ее, потому и не стал ничего говорить об этом шерифу. Нет, мужская логика была недоступна ее пониманию!

Из соседнего помещения донесся шум спора, но вскоре голоса перешли на спокойный тон. Шериф появился через пару минут.

— Безмозглый сукин… — Он замолчал, виновато взглянув на Дженис, но продолжил: — Пытался уверить меня, что учительница просто выгораживает его ради Дэниела. Когда я сказал, что она готова подтвердить свои слова на суде, негодяй вроде расстроился, а потом спросил, нужно ли ей приходить на суд, если он сейчас скажет правду. Я пообещал, что нет, если мисс Харрисон сама этого не захочет. Тогда Маллони рассказал мне в точности ту же историю, что и она. Черт возьми!

Дженис уже привыкла, что мужчины не стесняясь говорили о ней в ее присутствии. Питер подтвердил ее слова! Вот и все, что было нужно! Она повернулась, чтобы идти.

Джэсон поймал ее за руку:

— Прости, Дженни. Я не должен был допускать его до строительства школы. Я просто не думал…

— Не надо больше ничего говорить, Джэсон. Ты просто не думал — и все.

Дженис сбросила руку Хардинга и попыталась его обойти. Он просто не думал, что старая дева-учительница может заинтересовать такого молодого красивого мужчину, как Маллони. Он просто не думал, что у Дженис могут быть свои чувства и своя жизнь. Он просто не думал, что учительница не автомат вроде его модной пишущей машинки. Но в этом нет вины Джэсона: она сама создала себе такую репутацию.

— Дженни… — В неуверенном голосе Джэсона послышались нотки мольбы.

Не оглядываясь, Дженис проскользнула мимо него. Она не рассчитала своих возможностей: стоило только захотеть, и Джэсон женился бы на ней. Так нет! Бедная учительница размечталась о богаче Маллони! К чему кривить душой — она сама обнадежила Питера. Вот и получила по заслугам за свою алчность, за свою гордыню, за свою глупость, наконец.

Ибо она знала так же точно, как то, что Бог создал землю, что уже к вечеру весь городок облетит молва: учительша спала с арестантом.

Глава 11

Выходя из импровизированного зала суда, Питер чувствовал, как пот струится у него под мышками, и, чтобы скрыть мокрые пятна, надевая шляпу, не стал поднимать руки, а просто пригнул голову. Он расправил плечи и вежливо поклонился, проходя мимо молодой девушки, которая смотрела на него во все глаза.

Эти внимательные взгляды были устремлены на него отовсюду. Он смахнул невидимую пылинку с рукава своего безупречно выстиранного и выглаженного сюртука. Все вещи, принесенные ему в камеру, благоухали свежестью. Такими он не получал их ни из одной прачечной. Он воспринял это как знак прощания и с тех пор даже не пытался связаться с Дженис.

Суд был фарсом, как он и ожидал. На адвоката у него не было денег, и в защитники дали молодого человека, вчерашнего выпускника. Ни той, ни другой стороне говорить было особо нечего. Как только Джэсон встал перед судом и повторил рассказ учительницы о том вечере, обвиняющая сторона потеряла всякий интерес к делу. Уж если сам Джэсон Хардинг принял сторону защиты, ни о каком обвинении не могло быть и речи. Во всяком случае, в этом городке.

Питер в нерешительности стоял возле местной конюшни. Шериф сказал, что его конь там. Первым порывом было немедленно уехать из этого городка и скакать без остановки до самого Натчеза. Но из отведенных ему трех месяцев уже прошло шесть недель. Может статься, что при неблагоприятном стечении обстоятельств дорога в Натчез отнимет еще месяц. Если Питер получит там деньги, то сможет оплатить билет на поезд, но железные доррги проходят вдали от гор, так что и это не слишком быстро приблизит его к золотому руднику. А если он не получит деньги в Натчезе…

Нет, об этом даже думать невыносимо! Надо все-таки потрясти Джэсона Хардинга. Этот человек владеет ранчо, банком, он знает Дэниела. В конце концов, это Джэсон отстоял его на суде. Может, он поделится с ним всего несколькими жалкими долларами? Тогда Питер сможет вернуться в Нью-Мексико, там он разбогатеет, а потом снова приедет сюда и предложит руку учительнице. Дженис сказала, что выйдет замуж за богатого. Остается только надеяться, что за это время она не выберет Джэсона Хардинга.

Питер отошел от конюшни. Вообще-то он не хотел этого делать. Он рациональный человек, который ставит перед собой четкие цели и последовательно добивается их. Сейчас этот порядок требовал, чтобы он сел на своего коня и как можно скорее добрался до ранчо Хардинга. Но вместо этого ноги несли Питера к маленькому домику на окраине городка. Проходя мимо школьного двора, Питер заметил, что, пока сидел в тюрьме, никто не работал на строительстве школы.

Но сначала он услышал хихиканье. Украдкой взглянув из-под шляпы, он увидел у аптеки двух молоденьких девушек. Еще совсем недавно Питер ни за что не поверил бы, что это смеются над ним. Не показывая своей досады, он пошел дальше.

Ему хотелось купить учительнице коробку конфет или еще какой-нибудь подарок. Это самое малое, что он мог сделать для женщины, которая спасла ему жизнь, хотя ни разу и не навестила его в тюрьме и не пришла на судебное заседание. Питер мог это понять. Тщательно выстиранная и выглаженная одежда сказала ему все, что он хотел знать: Дженис не держала на него зла, но не могла себе позволить стать предметом всеобщего интереса. Маллони хотел отблагодарить ее.

Питер зашел в лавку. Может быть, ему разрешат оплатить чек позже? Конечно, глупо на это рассчитывать, но почему бы не попробовать. Он рассматривал красивые наборы шоколадных конфет, спрашивая себя, как отнесется скромная чопорная учительница к подобному презенту. Или лучше подарить ей маленький швейный набор с блестящими ножницами, иголками и подушечкой для булавок?

Он не знал, сколько простоял так, погруженный в раздумья, как вдруг из дальнего угла зала до него донеслись голоса. Здесь была какая-то странная акустика. Он едва видел говоривших женщин и на таком расстоянии, казалось, не должен был понять ни слова, однако прекрасно слышал весь разговор.

— Вон он, Изабель! Тот самый, о котором я тебе говорила. Видишь, какой красавчик? Немудрено, что она не устояла перед ним. Конечно, ты еще не видела учительшу. Такая скромная серая мышка, чопорная и надменная! Вот уж про кого ни за что не подумаешь, но, говорят, как раз такие и способны на самые тяжкие грехи. Сегодня вечером школьный совет проведет голосование, но нет ни единого шанса, что ей продлят контракт. Мистер Дэннер этого не допустит. Да и мистер Холт всегда был против женщин-учителей. Я слышала, что уже нашли мужчину, который согласен переехать к нам в городок. Такие женщины не имеют права учить наших детей, верно?

Осторожно положив коробку на полку, Питер вышел на улицу в полном смятении.

Да, она чопорная и надменная, а возможно, и холодная, как сам дьявол. Да, она смотрит на мужчину как на дешевую стекляшку под ногами, не стоящую того, чтобы ее подбирать. Да, она расчетливая стерва, мечтающая выйти замуж за деньги.

Такая или не такая, но именно эта женщина спасла ему жизнь!

Делая вид, что зажигает сигару, Питер остановился возле открытой двери парикмахерской. Мужчины не видели его, а он хорошо слышал их голоса. Говорили о том же: учительница сегодня вечером лишится работы. Никто не верил в то, что поджигатель случайно заснул у нее в доме. Никто не верил и в то, что поджигатель вовсе не Маллони. А отсюда логически вытекало то, что громко высказал пропитым голосом Бобби Фэарвезер: учительница и поджигатель, несомненно, сообщники.

Даже мужчины в парикмахерской отнеслись к этому с недоверием, но техасский Минерал-Спрингс мало чем отличается от Катлервиля в Огайо. И Питер отлично знал, как быстро в его родном городке пущенный кем-то слушок обрастал дикими сплетнями. Учительница останется без работы и без жилья, и ни одна живая душа в городке не захочет или не осмелится предложить ей помощь.

Может быть, она даст телеграмму Дэниелу? Тот пришлет ей денег, и она уедет к родным или еще куда-нибудь. Раздавив ботинком сигару, Питер пошел дальше. Он вспомнил, как решительно она заявила, что не берет милостыню даже для своих тупоголовых соседей. Нет, такая женщина не станет обращаться к его брату.

Питер улыбнулся, припомнив тот день, когда увидел ее летевшей по городку на велосипеде с развевавшимися на ветру лентами. Он никогда раньше не видел женщину на велосипеде. К тому же Дженис умела печатать на машинке, красиво писала и была достаточно образованна, чтобы преподавать в школе. Такая женщина найдет себя в самых разных видах деятельности.

Кстати, разработка золотого рудника требует помощи хорошего секретаря. Хотя вряд ли ее заинтересует перспектива ехать в Нью-Мексико на работу, которой еще нет и в помине. Но Питер очень хотел, чтобы учительница поехала с ним.

Маллони ускорил шаг. Да это просто замечательная идея! Он практичный мужчина, она практичная женщина, они прекрасно сработаются. А что касается се неприступности, то едва ли она холоднее тех дам, которых он собирался покорить. Когда-то Питер хотел жениться на Джорджине, а она — уже будучи невестой — ни разу не поцеловала его.

Он предложит учительнице богатство, и она не сможет отказать. Ведь Дженис именно та женщина, которую Питер искал, правда, случилось это чуть раньше, чем ему хотелось бы. Он мечтал о женщине, которая готовила бы ему, согревала постель и не крутила шашни за его спиной. Он готов был поклясться на Библии, что мисс Дженис Харрисон никогда даже не взглянет на другого мужчину. А готовит она лучше всех известных ему женщин. Вот только насчет постели он несколько сомневался, но придется же ей исполнять свой супружеский долг, так чего же еще желать?

Сердце Питера билось все сильнее по мере того, как он приближался к маленькому домику, в открытом окне которого развевались новые ситцевые занавески с оборочкой. Никогда он не думал о том, что найдет себе жену, которая станет, помимо прочего, еще и помощницей в бизнесе. Эта мысль ему нравилась. В глуши Нью-Мексико практически невозможно найти знающего секретаря. А потом, когда у них появятся дети, Дженис сама сможет их учить.

Мысль о детях немного пугала Питера, но если Дэниел справляется с этим, то почему он не сумеет? Ему уже тридцать. Поздновато заводить семью, зато сейчас у него будет богатство, чтобы ее обеспечивать. Если оно, конечно, будет, это богатство. Но сейчас не время в этом сомневаться. Сейчас надо убедить Дженис Харрисон в том, что он действительно без пяти минут богач.

Дженис, покачивая головой, смотрела на крупного мужчину, расхаживавшего по плетеному ковру перед ее стулом. Джэсон Хардинг не привык смирно сидеть на стуле, и это его хождение взад-вперед раздражало Дженис. «Хоть бы споткнулся обо что-нибудь и остановился!»

— Я очень сожалею, Дженни, что члены школьного совета вынесли такое решение, но их можно понять. Ты засвидетельствовала перед судом, что в твоем доме ночевал мужчина. Это непозволительно для учительницы. Это неприлично, Дженни.

Он не сказал ей ничего нового. То напряжение, которое почувствовала Дженис, увидев Джэсона на своем пороге, стало понемногу отпускать. Она надеялась, что Хардинг пришел спасти ее, сказать, что верит в ее невинность и хочет на ней жениться. Она приготовилась принять его предложение, несмотря на то, что страшно боялась этого. Боялась того, что придется спать с мужчиной на двадцать лет старше ее. Джэсон Хардинг был крупным и страшно неуклюжим, он легко мог причинить ей боль в постели. Но ради Бетси она вышла бы за него замуж, только бы избежать ужаса бездомного существования.

Однако, похоже, подобных жертв от нее не потребуется. Хардинг, будучи человеком старомодных взглядов, верил в глупые предрассудки, повелевавшие женщине быть мягким, безгрешным созданием. Как бы она рассказала ему о своем грехе? Все равно он никогда бы этого не понял. Так, может, все и к лучшему.

Дженис украдкой скривилась, когда Джэсон великодушно предложил подыскать ей где-нибудь работу. О том, чтобы предложить хорошую работу на ранчо или место, где жить, он даже не подумал. Если бы Кармен была здесь, она вправила бы мозги этому тупоголовому болвану, который понимает толк только в коровах.

Дженис обещала подумать над его предложением, чувствуя, как сердце ее постепенно сжимает ледяное кольцо. Да, действительно придется уехать отсюда. Только сейчас ей стало по-настоящему страшно.

С ужасом в глазах и, казалось, остановившимся сердцем смотрела она в спину уходящему Джэсону.

Учительница, открыв дверь, так долго не отрывала от нее взгляда, что у Питера было время внимательно и не таясь разглядеть ее и еще раз убедиться в правильности своего решения. Она не потрудилась нацепить свои дурацкие очки, а волосы непослушными прядями выбивались из строгого пучка. Лицо ее было гораздо бледнее, а веки припухли и покраснели. Питера бросило в жар: она плакала!

Схватив ее за талию и втащив в переднюю, он захлопнул дьерь. Дженис не сопротивлялась и все так же неотрывно смотрела в одну точку. Маллони слышал о людях в состоянии шока и подумал, что с ней сейчас происходит то же самое.

— Я много размышлял, так что не подумайте, что я поддался сиюминутному порыву. Я знаю ваше мнение о мужчинах. Знаю, что вы отлично можете сами о себе позаботиться. — Питер усадил ее на один из стульев с прямой спинкой, которые составляли главное украшение комнаты. — А вот я терпеть не могу сам о себе заботиться. И никогда не привыкну к этому. Мне нужна жена. Конечно, мне надо повременить с семьей. Сначала надо разбогатеть, чтобы было на что ее содержать. Но богатство у меня почти в руках, Дженис. Мне нужна лишь ссуда, и я куплю гору золота. Я буду богат, о таком богатстве вы никогда и не мечтали! Скажите, что выйдете за меня замуж, и мы поедем в Нью-Мексико вместе. Я не хочу возвращаться туда один.

Черт, свалял дурака, поторопился! Питер с досадой швырнул шляпу на соседний стул. Он не хотел говорить так много, да он и не знал о себе так много, пока все это как-то само собой не слетело с его губ. Скривившись, он представил, что думает о нем эта женщина, которая сидит сейчас с невозмутимым видом, сцепив на коленях руки. Питер чувствовал себя последним идиотом, хотя не совсем понимал, как может мужчина сделать женщине предложение, не выставив себя при этом кандидатом в дурдом.

Дженис наконец опустила глаза и еле слышно прошептала:

— Разве вам не нужно спрашивать разрешение у своей семьи? Я не совсем та женщина, которую они хотели бы видеть вашей женой.

Питер не знал, от радости ли закипела кровь в его жилах, но, от чего бы это ни было, такое состояние пьянило и пугало одновременно. Припав к ногам Дженис, он схватил ее ладони:

— Мне тридцать лет. Полагаю, в этом возрасте я могу сам за себя решать. Дженис, вы в точности та женщина, которую я хотел бы видеть своей женой.

Ее губы слегка дрожали, и Питеру пришлось закусить свои. Всего несколько минут — и у него появится право поцеловать эти губы. Он едва дышал от счастья и с трудом понял, что она ответила. Но не сказала «нет». Кажется, она сказала «да»? И кажется, Дженис так же смущена, как и он.

— Бетси только десять лет, — пробормотала она, закусив нижнюю губу и глядя в сторону.

Сжимая ее ладони, Питер чувствовал, как она напряжена, и молча ждал, что еще скажет его избранница.

— Я не могу ее бросить, сестренка должна поехать со мной.

Бетси. Сестра. В Натчезе. Что ж, это, конечно, хуже, но почему бы и нет? Питер сильнее сжал ее руки, а затем стал гладить их кончиками пальцев. У нее были твердые, но не мозолистые ладони с аккуратными ноготками. Мал-лони ответил, тщательно подбирая слова:

— Пожалуйста, пусть ваша сестра живет с нами. Я еще не продал свое ранчо Вы вдвоем можете пока остаться там, а когда начнутся разработки рудника, я перевезу вас в горы. С сестрой вам, наверное, будет даже веселее. Но мне надо спешить. У нас вряд ли хватит времени прямо сейчас ехать в Натчез за вашей сестрой.

Она кивнула, покусывая нижнюю губу, и пояснила:

— Она там с семьей Кайла, с Эви и Тайлером. Я могу дать им телеграмму и попросить, чтобы они еще ненадолго оставили ее у себя. — Дженис чуть нахмурилась. — Надеюсь, дорога туда будет не слишком тяжела для нее.

Вот когда Питер понял, что учительница и в самом деле согласна стать его женой. Он еще никогда в жизни не испытывал настоящей ликующей радости. И сейчас не знал, испытывает ли ее. Будущее было слишком неопределенным. Но в какой-то момент его захлестнула дикая волна восторга.

Он поднял Дженис и звучно поцеловал.

Она стала тверже кленовой доски, но Питеру сейчас было все равно. Она в его руках! Питер покорил ее! С усмешкой победителя он посмотрел сверху вниз, встретившись с растерянным взглядом ее серых глаз.

— Все будет хорошо… Дженис. Можно, я теперь буду звать тебя Дженис?

Она не ответила, и Питер принял ее молчание за согласие. Замерев от восхищения, он тронул золотистую прядь ее волос. Через несколько коротких часов у него будет право трогать ее, когда только ему захочется. Дженис будет его. Он чувствовал удовлетворение собственника.

— Я знаю, все это слишком внезапно, Дженис. Мне не хотелось бы торопить тебя, но у меня осталось только шесть недель на то, чтобы вернуться и выкупить землю. Если бы мы сегодня поженились, я мог бы уехать один и уладить там все вопросы, но боюсь, что не смогу быстро вернуться. Поэтому я хочу, чтобы ты поехала со мной. Но это тебе решать.

Она задумалась, и Питер понимал, о чем. Пройдут месяцы, прежде чем он снова вернется сюда. В городке к тому времени найдут другого учителя, а ее попросят освободить этот дом. Дженис придется терпеть косые взгляды и шушуканье за спиной. А это так болезненно для ее самолюбия. Когда она подняла глаза, Питер уже прочел в них решение.

— Когда надо ехать? — прошептала она охрипшим от волнения голосом.

— Как только я поговорю с Хардингами. Завтра или послезавтра.

Он чувствовал, как Дженис дрожит у него в руках, но, боясь испугать ее, не пытался обнять крепче.

— Я успею собраться. А что будет с остальными моими вещами?

Она обвела взглядом опрятную переднюю комнатку, швейную машинку — ее главное сокровище, аккуратную горку подушек, вышитые салфеточки и прочие безделицы, которые делали дом очень уютным.

Питер не знал, что ответить. Он не мог ей ничего обещать, не переговорив с Хардингами. Зря он пришел сюда раньше, не получив сначала деньги. Но, чтобы успокоить ее, он улыбнулся и уверенно сказал:

— Мы поручим кому-нибудь упаковать все это и хранить до нашего возвращения. Мне придется построить тебе хороший большой дом, чтобы ты смогла перевезти туда все эти вещи. Для моей лачуги они слишком роскошны.

Дженис улыбнулась, и хотя это была слабая улыбка сквозь подступающие к глазам слезы, все же это была улыбка. У Питера сжалось сердце. Она ему доверяет! Вряд ли в своей жизни эта женщина кому-нибудь доверяла. Он не понимал, почему Дженис соглашается на подобное безумие, но не хотел ее разочаровывать. Он сделает все от него зависящее, чтобы сдержать свои обещания.

— Вот уж не думала, что мои жалкие вещички кто-то назовет роскошными, мистер Маллони. Вы, наверное, ведете спартанский образ жизни?

Он решился прикоснуться к ее волосам.

— Питер. Привыкай называть меня Питер. Да, в самом деле, в последние годы я вел суровую скучную жизнь. Теперь я счастлив, что у меня появился тот, кто ее скрасит. Как ты думаешь, я понравлюсь твоей сестре?

По лицу ее пробежала легкая тень сомнения, и Питер на короткий миг почувствовал, как от нее снова повеяло холодком. Когда Дженис подняла на него глаза, они уже были спокойно-бесстрастными.

— Бетси еще не встречала человека, который бы ей не нравился, сэр, и будет страшно рада знакомству с вами.

Эти слова каким-то образом поставили точку в их предварительном разговоре. Питер выпустил ее из своих объятий и перешел к подробному обсуждению свадьбы. Строить планы — это то, что у него получалось лучше всего.

Глава 12

Дженис смотрела, как Питер Маллони вышагивал по Главной улице с таким видом, как будто эта улица принадлежала ему. Широкие плечи обтягивал сюртук безупречного покроя. «Стетсон» сидел на его голове как раз под тем углом, который указывал на богатство, власть и высокое положение в обществе. Даже его ботинки каким-то образом умудрялись блестеть в лучах предвечернего солнца. Глядя на этого мужчину сейчас, никто бы не усомнился, что он именно тот, за кого себя выдает: богач, который собирается стать еще богаче.

Слегка передернувшись, Дженис отвернулась от окна, сцепив перед собой руки. Она сама не понимала, что сделала, но все-таки сделала это. Может быть, пройдут дни, и Питер станет презирать ее за то, что она согласилась, но ведь он сам сделал это предложение. Дженис не унижалась, выманивая его хитростью.

Вот только не сказала ему всей правды.

Раздраженно откинув назад выбившиеся из пучка волосы, Дженис попыталась сосредоточиться на предстоящих хлопотах. Но мысли ее вместо того, чтобы привычно выстроиться в четком порядке, сбивались в бешеный хоровод. Надо бы одеться. Питер собирался пойти за священником. Они поженятся через несколько коротких часов. Надо найти платье понаряднее, постелить чистые простыни на свою маленькую кровать. У нее ничего нет для свадебного обеда. Надо решить, что уложить в дорожный сундук. А на чем они поедут в Нью-Мексико? Разве туда ходят поезда?

Господи, ну почему она не рассказала ему все про Бетси?

Эта мысль не давала ей покоя, мешая думать о насущных делах. Дженис поставила греться воду для ванны и начала просматривать свой гардероб. В кармане одного из платьев Дженис нашла ленточку Бетси.

Налив воду в оловянную ванну, она разделась и провела пальцами по белой полоске чуть растянутой кожи, оставшейся на животе с тех пор, как она носила Бетси. Она быстро намылилась, но ничто не могло смыть с нее ту ложь, в которой она побоялась признаться будущему мужу. «Это не важно», — твердила себе Дженис.

Она остановила свой выбор на ярко-голубом платье с пышным кружевом по рукавам и надела свое лучшее белье, продолжая мысленно спорить с собой: должна ли была сказать ему, или это не важно.

Она будет его женой. Он снимет с нее всю эту одежду, уложит на эту кровать, войдет в нее и узнает правду.

Дженис не могла без содрогания думать об этом: пугало не только то, что откроется ее ложь. Дав мужчине согласие стать его женой, она дала ему полную власть над своим телом. Она не знала, как вытерпит это. Хотя другие-то женщины терпят, и она должна научиться. Но все, что она помнила об этом, — только боль и унижение.

На какое-то краткое мгновение у Дженис появилась наивная надежда, что с этой точки зрения надменная старая дева ему вовсе не интересна, что Питер просто спасает ее из благодарности и удовольствуется тем, что нашел себе хорошую секретаршу. Но даже ее разум отказывался верить в это больше минуты. Она отлично видела вожделение в его глазах и понимала, что к чему. Каким-то образом этому мужчине удалось разглядеть под маской благообразной девственницы ее истинное лицо грешницы. Он женится на ней по той же причине, по которой обычно женятся все мужчины. Дженис получит его деньги, а Питер получит ее тело.

Надо только сосредоточиться на его деньгах, а о другом не думать: будь что будет! Зато Бетси она обеспечит безбедную жизнь. Девочка сможет посещать лучших врачей, ходить в частную школу и, если захочет, учиться рисованию у преподавателя. Ей никогда не придется терпеть мужчину в своей постели, если она сама того не захочет.

Эти мысли помогли Дженис дотянуть до вечера. Она сказала Питеру, что встретится с ним в церкви в пять часов. Пока дело не сделано, ей не хотелось чрезмерно возбуждать интерес городка. А потом пусть себе чешут языками — она уже станет респектабельной женой богача Питера Маллони, и ей наплевать на все сплетни. Теперь у нее с Бетси всегда будет крыша над головой.

Дженис шла по улице, отлично понимая, что платье на ней слишком элегантно, чтобы не привлечь внимание, но ей очень хотелось выглядеть молодой, красивой и нарядной в день своей свадьбы. Воротник и узкие рукава украшало ирландское кружевное шитье, которое ей подарила Джорджина на день рождения в прошлом году. У Дженис еще не было случая надеть это платье, которое и сшила-то только из желания иметь у себя в гардеробе что-то красивое.

Как бы ей хотелось надеть вуаль или английскую шляпку с розочками, но сама она не умела шить подобные вещи, поэтому Дженис заменила ленты на своей соломенной шляпке голубыми, в тон платью.

У церкви Питера не было. Наверное, он соблюдает благоразумную осмотрительность. Чего не скажешь про священника. В тот момент, когда она ступила на деревянное крыльцо церкви, грянул колокол. Церковный колокол звонил только к службе. Теперь все узнают, что что-то происходит.

Но никто уже не успеет ничего изменить. Дженис открыла тяжелую дубовую дверь и вошла в полумрак деревянной церквушки. Ее глаза привыкли к темноте, и она различила у алтаря священника и Питера. По одну сторону стояла жена священника, по другую — шериф Пауэл, беспокойно переминающийся с ноги на ногу. Дженис едва сдержала улыбку, увидев, кого Питер выбрал шафером.

Она медленно и с достоинством направилась к алтарю, наслаждаясь шелестом своих атласных юбок в тиши церкви. На улице замерли последние отголоски колокольного звона, когда Питер протянул руку, и Дженис положила в нее свою обтянутую перчаткой ладонь. Его пожатие было твердым и ободряющим.

Священник поприветствовал Дженис и приступил к церемонии. Дженис почти не прислушивалась к тому, что он говорил. Любовь и честь — это только слова! Когда драишь полы и работаешь до зари ради куска хлеба, об этом не вспоминаешь. Дженис будет добросовестно выполнять все желания мужа, лишь бы он кормил и одевал ее семью. Спокойным, ровным голосом она повторила слова клятвы.

Когда священник призвал жениха надеть кольцо на палец невесты, Питер снял со своего мизинца тонкий золотой ободок с каким-то потертым рисунком. Дженис немного удивилась, что он не купил ей кольца, но решила, что на это просто не хватило времени. Ладно, какая разница? У нее никогда не было украшений, и это ее мало интересовало.

Когда церемония венчания подошла к концу и Питер поцеловал свою невесту в губы, Дженис наконец вздохнула с облегчением. Его предыдущий поцелуй чуть не парализовал ее. Он был так горяч и требователен, что Дженис не знала, как на него отвечать. Но эта сдержанная ласка — другое дело. Взяв Питера за руку, она прижалась губами к его губам и, заслышав нервное покашливание шерифа, даже выдавила из себя подобие улыбки.

Молодожены повернулись к немногочисленным зрителям и стали принимать поздравления. Несколько человек просочились в церковь посмотреть, по какому поводу звонил колокол, и теперь поспешили к новобрачным, чтобы собрать побольше пикантных подробностей для будущих сплетен.

Мистер и миссис Маллони вместе со своими свидетелями расписались в приходской книге и в свидетельстве о браке. Жена священника обняла Дженис, а шериф пожал руку Питеру. Вслед за этим они пошли по проходу мимо нескольких желавших им счастья горожан. Все выглядело как обычная добропорядочная свадьба. Вот только жаль, что не было Бетси.

Люди, оборачиваясь, с любопытством смотрели на учительницу и вчерашнего арестанта, которые шли по грязной дороге в своих лучших одеждах. Питер всякий раз ускорял шаг, когда замечал желающих заговорить с ними, и Дженис это одобряла: ей просто нечего было сказать этим людям.

Но, похоже, ей нечего было сказать и мужу. В полном молчании они подошли к дому, и Дженис вспомнила, что нет праздничного обеда. Первый вечер в качестве жены, а она уже чувствует свою несостоятельность. Снимая ленты со шляпки, она обернулась и твердо встретила внимательный взгляд мужа.

— Я не успела приготовить обед, прости. Могу предложить только яичницу и картошку.

Он казался почти таким же взволнованным, как и она. Большую часть недели они вместе ели в этом доме и должны были уже привыкнуть к этому. Но сейчас на нем был модный черный сюртук и черный галстук. Питер пристально смотрел на нее из-под широких полей своей серой шляпы, и прежняя тревога с новой силой захлестнула Дженис.

— Яичница — это замечательно, — ласково ответил Питер. — Из всех, кто готовил для меня на прошлой неделе, никто даже близко не сравнится с вами.

От его низкого голоса, звучавшего совсем рядом, мурашки побежали у нее по рукам, но Дженис продолжала все так же прямо смотреть ему в лицо. Почему раньше она не замечала, как действует на нее его голос?

— Вот и хорошо. Располагайся, как удобно, сейчас я все приготовлю. Если ты еще не слишком проголодался, я могу испечь печенье.

К ее досаде, Питер, скидывая на ходу сюртук, последовал за ней на кухню. Дженис хотела сказать, чтобы он не лез в ее владения, ведь кухня — это святая святых каждой хозяйки. Но раньше-то она разрешала ему бывать здесь, значит, сейчас, когда они стали мужем и женой, тем более не имела права его выгнать.

Даже не спрашивая, он сразу взялся за дело: подбросил в топку дров, достал из буфета посуду, принес воды. Его мельтешение раздражало Дженис до крайности, но ведь не станешь гнать человека, который хочет помочь. Ладно, скоро ему это надоест, как и положено мужчине. А пока пусть помогает, раз ему так хочется — ей же легче.

— Расскажи мне о Нью-Мексико, — попросила Дженис, когда они наконец сели за стол.

— Там, куда мы поедем, мало интересного. Даже апачи оставили нас в покое. Несколько ранчо и фермерский городок еще меньше, чем этот. Железных дорог поблизости нет. Не буду тебя обманывать, там одиноко, словно в пустыне. Но как только мы начнем извлекать из горы золото, сразу все переменится. Мы наймем горняков, желательно с семьями, и построим для них городок. Придется подвести к подножию горы железнодорожную ветку и открыть золоторудный завод. А значит, потребуется рабочая сила. Возможно, когда городок разрастется, удастся построить там железнодорожную станцию. Но пока это все в будущем.

Если не считать упоминания об индейцах, это звучало не так плохо, как Дженис могла ожидать. С горняками и их семьями она без труда найдет общий язык. Это люди ее круга. Она с большой радостью узнала, что Питер не собирается возвращаться в Огайо, к снобизму восточной цивилизации. Но ее встревожило отсутствие железной дороги.

— А как мы туда доберемся, если там еще не ходят поезда?

Он закатал рукава рубашки, когда носил дрова, и сейчас, сидя напротив нее без галстука, вполне мог сойти за простого работягу из тех, с кем она прожила всю свою жизнь. Трудно было поверить, что на самом деле это богатый преуспевающий финансист. Но Дженис видела уверенность в суровых линиях его лица и знала, что этот человек никогда не ведал поражений. Не многие из знакомых ей рабочих могли бы этим похвастать.

— Мы сядем на поезд в Форт-Уэрте и поедем на север через Эль-Пасо. Правда, в Гэйдже нам придется пересесть в дилижанс, чтобы доставить твои сундуки в Бутт. А там, наверное, возьмем фургон и поедем в горы к моему дому. Эти дороги еще не скоро станут пригодны для современных экипажей.

Дженис меньше всего волновали изысканные экипажи, она переживала за Бетси. Похоже, им предстоял долгий и тяжелый путь. Нахмурившись, она закусила губу.

— А Гэйдж далеко от того места, куда мы едем?

Питер осторожно посмотрел на нее:

— Думаю, миль пятьдесят, если не больше.

Дженис почувствовала спазмы в желудке. Значит, им придется долго ехать в открытом дилижансе и в фургоне. Может, ей удастся оставить с кем-нибудь Бетси до зимы, чтобы не тащить ее по жаре и пыли…

— Хорошо, что сейчас лето, — сказал он, как будто прочитав ее мысли. — Зимой туда вообще не проехать.

Он потянулся за печеньем, а Дженис, уронив на колени руки, безжизненно уставилась поверх его плеча на последний луч солнца, падавший в кухню через открытую дверь. Как же со всем этим справиться?

Этот вопрос весь вечер не давал ей покоя. Пока они вместе убирали со стола и мыли посуду, Дженис продолжала расспрашивать Питера, не переставая терзаться мыслью о том, как перевезти Бетси через такие дикие места. Она вышла замуж за этого человека, чтобы оградить Бетси от трудностей, и не могла допустить, чтобы сей безрассудный шаг убил ее ребенка.

Но вскоре пришлось оставить спасительную территорию кухни и перейти к следующему этапу своего нового положения и к тревогам другого рода.

Когда они вытерли и убрали в буфет последнюю тарелку, наступил неловкий момент. Дженис вышла из кухни в переднюю. Уже темнело, и она зажгла лампу, скорее чувствуя, чем видя, что Питер тоже вошел в комнату, неотступно следя взглядом за каждым ее движением.

— Еще рано. Что ты обычно делаешь по вечерам? — постаралась она спросить как можно беспечнее.

Обернувшись, она увидела, что муж стоит, привалившись к косяку, скрестив на груди руки, и смотрит на нее. Ей очень хотелось убежать от этого взгляда. Она никогда не пыталась представить, что скрывается под его одеждой, но видела, как это гладкое полотно натягивается на определенных участках его тела. Дженис не решалась взглянуть на его брюки. Сегодня на нем были не дешевые дерюжные штаны, а брюки из дорогого материала, который почти неприлично обтягивал его узкие бедра. Она смутилась и с пылающими щеками отвернулась к окну.

— Ну, наверное, читаю, играю в карты.

Питер так долго молчал перед тем, как ответить, что ей пришлось вспоминать свой вопрос. Сцепив перед собой руки, Дженис рассеянно кивнула. Перекаты его голоса странным образом завораживали ее. Внутри все сжалось, а по рукам поползли мурашки.

— Дженни!

Она вздрогнула, услышав свое уменьшительное имя, каким обычно называл ее Джэсон. Но больше всего ее испугало то, что Питер уже стоял у нее за спиной. Он положил руку ей на плечо, и Дженис снова вздрогнула. Она тут же постаралась унять нервную дрожь.

— Мы с тобой уже не дети, Дженни. Мы муж и жена и приняли это решение вполне осознанно. Думаю, нас обоих можно назвать разумными взрослыми людьми. Возможно, нам предстоит еще многое узнать друг о друге, но, как мне кажется, здесь нечего бояться. Прости за вопрос, но я должен знать, насколько мне надо быть с тобой осторожным. У тебя был когда-нибудь мужчина, Дженни?

Как удивительно просто! Дженис молча кивнула и могла поклясться, что услышала его облегченный вздох. Слова Питера подтвердили ее уверенность.

— Это хорошо. Вряд ли я смог бы себя должным образом контролировать, если бы ты оказалась девственницей. Я очень давно не был с женщиной, Дженни. Я уже не могу ждать. Ты не будешь возражать, если мы оставим формальности?

Какое романтичное заявление! Дженис позабавила его практичность, и она невольно улыбнулась, несмотря на охватывающий ее ужас. Вот такой мужчина ей нравится — идет прямо к цели, отметая все препятствия на своем пути. То, что его целью являлась она сама, странным образом обнадеживало.

— Хорошо, — покорно проговорила она и, повернувшись, пошла в спальню.

— Я дам тебе время подготовиться, — сказал он ей в спину и добавил: — Не возись с ночной рубашкой.

Глава 13

Питер смотрел на грациозное покачивание турнюра на платье Дженис и чувствовал, как горячая волна разливалась по всему его телу. Он должен поскорее разрядиться от возбуждения, войдя в ее горячую плоть. Раньше Питер всегда держал под контролем свои физические реакции. За всю жизнь ни разу он не испытывал желания повалить женщину на землю и задрать ей юбки. Но сейчас у него было именно такое состояние.

Его ничуть не волновало, что за мужчина был до него, и даже с радостью узнал, что у нее уже есть опыт. Значит, Дженис знает, чего ей ждать, и не будет в шоке, когда он набросится на нее с гораздо меньшей деликатностью, чем положено. Ему надо избавиться от дикого напряжения, а потом у них будет время заняться этим как положено.

Питер понимал, что частично это напряжение объясняется тревогой о деньгах. Его мучил страх не получить их, но сейчас он не мог думать об этом. В данный момент его занимали только плавные линии бёдер и узкая талия Дженис. Она не носила открытых платьев, но по пышным округлостям, вздымавшим тугой корсет ее свадебного платья, Питер догадывался, что грудь у нее отнюдь не плоская.

Он слушал легкий шелест шелковых одежд в соседней комнате и ему хотелось вопить. Может, помочь ей раздеться? Он представил, как в этом случае ее красивое платье упадет на пол, но решил, что в свадебную ночь полагается проявить выдержку, даже если жених и невеста не совсем целомудренны.

Услышав скрип кроватных пружин, Питер задул лампу и, расстегивая на ходу рубашку, пересек комнату. В спальне было темно. Закрыв за собой дверь, он бросил рубашку на пол и, наткнувшись коленом на стул, присел, чтобы снять ботинки. Сердце Питера стучало так громко, что он почти не слышал дыхания Дженис. Это его первая брачная ночь. Женщина на этой кровати будет с ним в радости и в горе, пока смерть не разлучит их. Он страшно волновался, но его плоть требовала свое. Пришлось расстегнуть брюки, чтобы облегчить давящую боль.

Питер радовался темноте. Если бы Дженис сейчас увидела его, то упала бы в обморок. Никогда еще он не чувствовал себя таким огромным.

Он шагнул из брюк и, совершенно голый, подошел к низкой кровати. В спальне стояла июньская духота, значит, Дженис накрылась простыней не ради тепла. Питер нашел ее скромность похвальной, хотя и несколько неуместной.

Он лег рядом, ощутив гладкий шелк ее кожи. Дженис вздрогнула при первом прикосновении, но не отодвинулась. «Кто бы ни был тот мужчина или мужчины, никому не удалось развратить ее», — невольно подумал Питер. Она лежала рядом такая напряженная, как испуганная девственница.

У него не было возможности ни поцеловать, ни обнять ее, и он потянулся к ее груди, мысленно умоляя Дженис простить его несдержанность. Сомкнув пальцы на мягкой податливой округлости, он застонал от наслаждения. Да она само совершенство! Питер поцеловал ее, вернее, попытался это сделать. Похоже, она не знает, что надо открыть рот. Он дразняще водил языком по ее сомкнутым губам и ласкал ее грудь. Наконец Дженис задрожала и нерешительно обняла его за плечи. Он понял это как приглашение. Питер целовал щеки и подбородок, не смея принудить ее к тому, что она, очевидно, считала непристойным.

Дженис издала слабый стон, когда он дразняще ласкал ее твердеющий сосок, и Питер не устоял перед искушением вобрать этот стон своими губами. Она снова задеревенела, но ему было все равно: он разрывался от желания. А целоваться он ее научит после.

Отыскав мягкий треугольник у нее между ног, Питер скользнул рукой в теплую глубину, раскрытой ладонью раздвинул ей ноги и, удерживая их коленом, потянулся ртом к ее груди. Тело ее пробило дрожью наслаждения, и Питер усмехнулся: чопорная учительша, оказывается, и вправду мало знает о том, как надо заниматься любовью.

Дженис трясло, и ему показалось, что он услышал свое имя. Больше ждать не было сил. И без того он продержался на удивление долго. От дикого напряжения лоб его покрылся бисеринками пота. Пришло время предъявить свои права на жену.

Питер поднял ей колени, не дождавшись этого от нее самой. И выдержка и обходительность покинули Маллони.

Она открылась, чтобы принять его. Толкнувшись в нее, он услышал приглушенный стон и помедлил, но на его пути не было никакой преграды. Несмотря на ее пассивный протест, его тело кричало «давай, давай», а бедра сами двигались вверх-вниз в том же влекущем ритме. Окончательно потеряв самообладание, он наконец взорвался, содрогнувшись всем телом. И только в изнеможении упав рядом с ней, Питер заметил, что Дженис плачет.

Когда муж наконец скатился с нее, Дженис отвернулась лицом к стене. Она чувствовала, как Питер нерешительно поглаживает ее голое плечо, и отчаянно пыталась сдержать рыдания, но они вырывались откуда-то из самых глубин ее существа.

Снова над ней совершили насилие. А она-то, дурочка, надеялась, что на этот раз будет по-другому. Да, по-другому и было, но во сто крат хуже. Грудь саднило от его щетины. Дженис закрыла лицо руками, вспомнив еще одну унизительную вещь, которую он вытворял с ней. Его палец! Он трогал ее там, где она сама едва смела касаться.

Должно быть, в этом нет ничего неприличного. Питер Маллони больше джентльмен, чем она леди, и знает, как надо вести себя в постели. Но Дженис ничего не могла поделать со своим отвращением, которое относилось вовсе не к Питеру, а к Стивену, но она не могла объяснить это мужу. Питер пригвоздил ее к постели своей свинцовой тяжестью точно так же, как когда-то это сделал Стивен с помощью силы. С той лишь разницей, что, когда Стивен раздвигал ей ноги, Дженис боролась с ним, а когда то же самое делал Питер, она мысленно боролась с собой.

Дженис так и не могла справиться с тем парализующим ужасом, который охватил ее в тот момент, когда муж вошел в нее. Он ритмично проталкивал в нее свою плоть. И это было больно. Мало того, что саднило кожу, она чувствовала себя униженной и… О том, что еще она чувствовала, не хотелось и думать. Липкая жидкость его семени текла по ее ногам. По крайней мере на этот раз она была без ее крови. И теперь Дженис знала, что это значит: через девять месяцев она может родить ребенка Питеру Маллони.

Она разрыдалась в голос. Ей ясно припомнился каждый унизительный день ее первой беременности: тошнота, головокружения, а когда она начала расползаться вширь — осуждающие взгляды и стена молчания. А она все раздувалась и раздувалась, пока не стала напоминать самой себе воздушный шар с горячим воздухом, который она видела на ярмарке. А вдруг ее муж будет вести себя так же, как вел себя сейчас муж Эллен? Смотреть на жену с отвращением и справлять на стороне свои надобности?

Дженис вся сжалась, когда Питер ласково погладил ее руку. Неужели он так скоро хочет повторить? Даже Стивен не сразу возобновлял свое насилие. О Боже, сколько же раз он овладевал ей в ту ночь! Дженис задрожала всем телом при воспоминании об этом. На следующий день она не могла работать. Хорошо, что родителей не было дома.

— Прости, если сделал тебе больно, Дженис. Я не хотел. Просто я так долго… Ч-черт!

Она съежилась, и Питер убрал руку.

Она почувствовала, как муж повернулся на спину, заняв почти всю кровать. Надо что-то сказать. Брачная ночь не должна быть такой. Просто с ней что-то не в порядке, Дженис всегда это знала. Стивен говорил ей это, когда она плакала и просила его прекратить. Теперь у Питера появится точно такое же отвращение к ней. Ради Бетси надо что-то сделать, надо как-то притвориться, что ей хорошо. Но даже ради дочери она не могла заставить себя повернуться и дотронуться до него.

Закусив уголок простыни, Дженис прекратила плакать. Между ног болело, но не сильно. Надо бы свыкнуться с мыслью о том, что у нее будут дети, подумала Дженис. Вряд ли такой человек, как Питер Маллони, отступится от своего, столкнувшись с ее слабым сопротивлением. Он снова потребует того же завтра ночью, а может, уже сегодня.

И она будет носить его детей. Дженис согласилась на это, принародно принимая от него кольцо. За красивыми словами свадебной церемонии скрывалась отвратительная правда супружеской жизни. Надевая кольцо на руку женщины, мужчина получал право пользоваться ее телом, когда и как ему заблагорассудится, а женщина в обмен на его покровительство должна была носить его детей. Было бы куда разумнее, если бы священник так прямо и говорил об этом, не пряча суть за красивыми словами.

Наконец оба отдались во власть усталости и заснули.

Проснувшись утром, Дженис обнаружила, что к ее спине прижимается пылающая жаром грудь мужа, а его мускулистая рука крепко держит ее за талию. Она осторожно попыталась освободиться, но Питер схватил ее покрепче, и Дженис ощутила его горячую твердую плоть и его тяжелую руку у себя на груди. В ту же секунду тело ее напряглось.

— Нам надо научиться делать друг другу приятно, Дженни. Вот так тебе нравится?

Ей никак не нравилось. Хотелось немедленно вскочить с постели. Панический страх холодком пробежал по ее спине и разлился по жилам. Стиснув зубы, она утвердительно кивнула, решившие на вопиющую ложь.

— Вот и хорошо, потому что мне тоже так нравится. У тебя красивое тело, Дженни. Знаешь, там, в горах, за ранчо, есть озеро. Голубое и кристально прозрачное, так что дно просвечивает. А на озере — маленький водопад, который летом стекает тонкой струей, а весной обрушивается потоком. Я хотел бы, чтобы ты стояла обнаженная под этим водопадом, Дженни. Чтобы твои волосы мокрыми прядями струились по спине, а груди блестели на солнце. Я хочу любить тебя на траве под солнцем, это так близко к природе.

Его мягкий голос приятно успокаивал, и Дженис понемногу расслабилась. Она впервые слышала такие эротические речи. Озеро и водопад она еще могла себе представить, но себя обнаженной? И все же ей нравились нарисованная им картина и те ощущения, которые рождал в ней голос Питера.

Но очень скоро от слов он перешел к делу. Его рука принялась ласкать ее груди, и Дженис обнаружила, что его действия странным образом отзываются у нее внизу живота, как будто эти два места как-то связаны между собой. Он, похоже, тоже знал это, потому что другая его рука уверенно скользнула вниз.

Дженис хотела напрячься, но не вышло. Тело ее изнывало от странной пустоты внутри. Его палец проскользнул внутрь, и она непроизвольно выгнулась.

— Да, Дженни. Я хочу тебя так. Посмотри, как вздулись для меня твои груди. Посмотри, Дженни, не бойся!

Питер поднял ее груди, и ей пришлось взглянуть на них. Его загорелая рука с темными волосками составляла резкий контраст с ее бледной гладкой кожей. Раньше она никогда по-настоящему не разглядывала свои груди. Сейчас они в самом деле казались пугающе круглыми и пышными, а соски пылали твердыми бугорочками. Когда большой палец мужа задел один из них, незнакомая пьянящая волна захлестнула Дженис, и бедра ее снова приподнялись в ответ на движение его пальца. Посмотрев вниз, на руку Питера, Дженис широко раскрыла глаза.

— Я хочу тебя, Дженни. Я снова хочу быть в тебе. Но я не хочу, чтобы ты плакала. Ты разрешишь мне попробовать еще раз, или надо остановиться?

Он давал ей выбор! Невероятно! Он спрашивал, а не требовал. Дженис чувствовала, как давит между ног его длинный и толстый символ желания, знала силу его мускулистых рук, обнимавших ее. Он легко мог воспользоваться этой силой, но не сделал этого.

— Может, немного подождем? — прошептала она.

Она знала, как люди могут обманывать друг друга, притворяясь уступчивыми, лишь бы только дорваться до желаемого. Дженис знала: Питер надеялся услышать «да». И она должна была сказать: «Да». Но ей так хотелось один раз — всего только раз! — почувствовать, что у нее действительно есть выбор.

Он поцеловал ее в висок и неохотно отодвинулся.

— И все-таки скажи, почему ты плакала? Я не смогу воздерживаться слишком долго, но не хочу, чтобы кому-то из нас было плохо.

С этими словами он действительно встал с постели. Дженис так удивилась, что даже повернулась к нему лицом, что было крайне неосмотрительно: она увидела больше, чем ожидала.

Мускулы на спине и ягодицах Питера играли, когда он встал и откинул волосы со лба. Тело загорело только до талии, и она, не сдержав любопытства, уставилась на его крепкие мышцы ниже пояса. В этот момент он обернулся, ожидая ответа на свой вопрос, и Дженис, увидев его восставшую мужскую плоть, привалилась спиной к стене.

Неужели это все входило в нее? Дженис продолжала пялиться, даже когда он торопливо принялся натягивать свои брюки.

— Дженис? С тобой все в порядке? Ты же говорила, что уже была с мужчиной?

Казалось, он больше встревожен, чем сердит, и Дженис не знала, что лучше: кивнуть или покачать головой. Вдруг обнаружив, что лежит в чем мать родила, она быстро натянула на себя простыню.

— Прости, — прошептала она. — Я не то имела в виду… Как… — Слова застряли у нее в горле.

Дженис думала, что уже разучилась смущаться, но сейчас заикалась, как девочка. Опершись рукой о стену у нее за спиной, Питер озадаченно смотрел на нее сверху вниз.

— Ты не девственница, Дженис. Почему же ты не знаешь, как устроены мужчины?

Она отвела глаза:

— Пожалуйста, не надо! Я вряд ли смогу говорить об этом.

Приподняв пальцами ее подбородок, он завладел ее взглядом.

— И все же нам придется поговорить, но не сейчас. Покорми меня своим щедрым завтраком, и я поеду к Хардингам за деньгами. А потом у нас будет уйма времени, чтобы лучше узнать друг друга.

— За деньгами? — повторила Дженис.

Питер обернулся в дверях. Длинные пряди соломенных волос спадали по ее голым плечам на белую простыню, которая едва прикрывала полные груди. Он чуть не забыл, о чем она спросила. Взгляд серых глаз стал насмешливо-колючим, и она натянула простыню повыше.

— Да, мне нужны деньги. — Питер тряхнул головой, откидывая волосы со лба. — Я же говорил тебе: чтобы купить гору. У меня нет ни цента. Надеюсь, Хардинги одолжат мне необходимую сумму.

Тихий свистящий вздох вырвался у Дженис, с лица ее сошла последняя краска, и она с трудом произнесла:

— У Хардингов нет денег. Они потратились до последнего цента, выкупив землю, а цены на скот резко упали. Их банк может лопнуть в любую минуту.

Глава 14

Питер непонимающе уставился на нее:

— Лопнуть?

— Разориться. — Дженис туже обмоталась простыней и оглянулась, ища, что бы на себя накинуть. — Все разорились. Люди начали огораживать свои участки, чтобы скот Хардингов не разгуливал где попало. А коровам для выпаса нужно очень много земли. И Хардингам, как и другим фермерам, пришлось скупать государственные земли, которые никак не использовались. Потом им пришлось купить материал для изгороди. «Двум X» еще повезло: у них был доступ к банковским деньгам. Но когда упали цены на скот, они не смогли вернуть взятую сумму, и, если будут и дальше одалживаться у банка, им придется залезть в скромные вклады старушек и учителей, таких как я. Джэсон не станет этого делать.

Прагматизм жены обескуражил Питера. Желание, которое всего несколько мгновений назад жгло его огнем, мгновенно погасло. Нет, нет! То, что она сказала, не может быть правдой! Всем известно, что «Два X» — самое богатое ранчо в этой части Техаса. И потом, Хардинги владеют банком, черт возьми! У них должны быть деньги!

Питер увидел, как она потянулась за халатиком, и глубоко втянул воздух.

— И все-таки мне надо встретиться с ними. Будет намного проще, если я получу деньги здесь. Время не ждет.

Повернувшись, он вышел из комнаты. Дженис чувствовала, как дрожат ее руки. У Питера нет ни цента? Она, конечно, не так поняла его. Это же Маллони! У семьи Маллони денег куры не клюют. Дэниел сам говорил ей, что им не хватит жизни, чтобы все потратить. Наверное, для Питера не иметь ни цента значит что-то совсем другое, чем для нее.

Быстро умывшись холодной водой из кувшина, Дженис накинула халатик и пошла на кухню готовить завтрак. Теперь, когда она вышла замуж, все, о чем ей надо заботиться, — это дом. А о деньгах пусть заботится муж. Так полагается. Она больше не желала тревожиться о куске хлеба, потому и вышла замуж. Питеру придется исполнять свой долг кормильца. Она не понимала, зачем им покупать гору золота. Ее вполне устроит собственный дом.

Питер вошел через заднюю дверь, чисто выбритый, с каплями воды, еще блестевшими на лице и груди. Не говоря ни слова, он взял свои вещи и пошел в спальню одеваться.

Дженис чувствовала его напряжение, и сердце ее тревожно сжималось. Она пыталась успокоиться, но, прожив жизнь в бесконечных волнениях, не могла так просто избавиться от этой привычки.

Когда он вернулся одетый, то снова выглядел как богатый финансист. Дженис хотела спросить, почему он не может просто телеграммой попросить деньги у Дэниела, но промолчала. Она поставила перед ним тарелку с колбасой и печеньем и завела легкий разговор о том, какую одежду ей взять с собой в дорогу. Дженис плохо представляла, как должна вести себя хорошая жена, но догадывалась, что не подобает спрашивать мужа о деньгах. Ей не хотелось обидеть Питера своими расспросами в самом начале их семейной жизни. Оставалось только надеяться, что он все делает правильно.

— Если мы вернемся сюда за Бетси, то тебе не надо пока брать теплые вещи, — ответил он рассеянно. — Возьми только то, что тебе пригодится сейчас. В этот раз мы поедем налегке.

Дженис видела, что мысли его далеко. Очень хотелось выяснить, что значат слова «ни цента», но она не решалась спросить. Да, она сильная женщина и имеет собственное мнение по многим вопросам, но она не привыкла лезть в чужие дела. Плотно сжав губы, Дженис налила ему еще кофе, намазала кусок горячего хлеба медом и орехами, оставшимися с прошлой осени, но Питер, казалось, не замечал того, что ел.

— На ранчо я пробуду недолго, а потом поеду на станцию, посмотрю расписание поездов. Как ты здесь, справишься?

Этот вопрос был смешон, но Дженис понравилась его забота. Так давно никто о ней не заботился!

— Конечно, — заверила она Питера. — Иди занимайся своими делами.

И отвернулась, чтобы поставить на плиту кастрюлю. Питер обнял ее за плечи и поцеловал в висок.

— Спасибо, — пробормотал он ей в волосы.

Вздрогнув от неожиданности, Дженис подняла глаза, собираясь спросить, за что он ее благодарит, но Питер уже вышел за дверь. Она озадаченно уставилась ему в спину.

Питер Маллони оказался совсем не таким, каким она его представляла. Вообще-то Дженис даже никогда не думала о нем как о человеке, просто о человеке, со всеми присущими ему слабостями. Наверное, ей просто не хотелось видеть в нем человека: ненавидеть дьявола намного проще. Но как же давно никто не прикасался к ней с такой нежностью! Ей понравилось это ощущение.

Когда солнце повернуло на полдень, Дженис собралась идти в городок. У нее. было всего несколько скромных летних платьев, и на то, чтобы их уложить, целый день не потребуется. А сейчас собираться она не могла, так как не знала, сколько еще они пробудут здесь, и поэтому решила заняться другими делами.

С великим волнением она зашла в банк и сняла все свои сбережения, которые так долго и старательно откладывала. Ей не хотелось во всем полагаться на мужа.

Улыбаясь, она торопливо извинялась перед женщинами, которые останавливали ее на улице, чтобы поздравить со свадьбой. У нее не было времени даже на то, чтобы выслушать Эллен, которая начала причитать, что расстается со своей учительницей. Дженис купила все необходимое, ободряюще похлопала девушку по плечу и поспешила в мясную лавку, Надо что-то приготовить на обед. А может, и на ужин? Она не могла сообразить, сколько ей покупать продуктов.

Только она взялась за готовку, как во дворе послышался стук копыт. Быстро выглянув в окно, она увидела, что это вернулся Питер, и сердце ее замерло от волнения. Несмотря на то, что вокруг не было ни души, ее муж очень импозантно держался в седле. Он натянул поводья, останавливая коня, и спрыгнул на землю. Дженис поспешно вернулась к плите.

Она услышала, как он смыл пыль с лица и рук перед тем, как войти. Для Дженис уже одно это являлось признаком хорошего воспитания. И все же она не смогла улыбнуться, когда он вошел, и смотрела на него тревожными глазами.

Он тоже не улыбался. Повесив шляпу на крючок у двери, он провел рукой по взъерошенным волосам. Увидев, что она готовит, он тут же включился в свои обычные дела по кухне.

— Скажи мне, если я заступлю за положенные мне границы, — мягко проговорила Дженис, стоя к нему спиной, — но я провела всю свою жизнь в тревоге о деньгах и не могу избавиться от этого сейчас. Что случилось?

— Хардинги назвали мне несколько банков, куда я могу обратиться, сославшись на них. Ты сказала, что твоя сестра сейчас у Монтейнов?

Напряжение и беспокойство волнами расходились от него. Казалось, она даже слышит, как Питер от злости скрипит зубами. Дженис взволнованно помешала кукурузную кашу.

— Да, но ты, кажется, сказал, что у нас нет времени ехать за ней.

— Мне все равно придется ехать на восток. Так лучше я поеду к другу, чем в банк, где меня не знают. Ты умеешь скакать на лошади?

Питер очень не хотел брать ее с собой, не хотел, чтобы она тряслась в седле и спала на земле. Он предпочел бы оставить ее здесь, но вряд ли сестра Дженис согласится ехать с ним, если он заявится в Натчез один.

Дженис посмотрела на него с удивлением:

— Разве поездом не быстрее? В Форт-Уэрте есть станция, мы доедем туда в дилижансе.

Лицо Питера приняло гранитно-бесстрастное выражение.

— Я говорил, что у меня нет денег. Я оставил почти все, что имел, своему напарнику в Нью-Мексико, чтобы он мог там покупать все необходимое.

Услышав слова «нет денег», Дженис задохнулась от страха и ярости. Она попыталась взять себя в руки. Десять лет назад она узнала, что любовь опасна, истерия и злость бесполезны, а счастье призрачно. Чувства не способны совладать с реальностью жизни, и сейчас она не поддастся разрушительной панике.

Но рука ее непроизвольно потянулась к животу, где, возможно, уже зрело дитя. Надо срочно решать: или она берет свои жалкие гроши, едет в Натчез за Бетси и ищет где-нибудь работу, или отдает все свои деньги мужу и уповает на то, что он распорядится ими наилучшим образом. Этот выбор страшно пугал ее. Дженис не знала, сможет ли принять правильное решение, и осторожно поинтересовалась:

— А Дэниел не может одолжить тебе денег?

Губы Питера сложились в мрачную твердую линию.

— Я живу своей жизнью и был бы тебе признателен, если бы ты не впутывала мою семью в наши дела.

Напуганная гневом, с которым это было сказано, Дженис воздержалась от дальнейших расспросов. Дэниел был ее другом, но это еще не значило, что он был другом Питера. Она могла понять обиду Питера: как-никак Дэниел захватил то место, которое Питер когда-то считал своим.

Чтобы загладить неловкость, она продолжала:

— Одна женщина в городке хотела купить мой велосипед… — Дженис просто размышляла вслух, отчаянно пытаясь решить две противоречивые проблемы: найти способ содержать Бетси и сохранить свой брак. — Ведь в Нью-Мексико мне не понадобится велосипед, правда?

Питер с интересом взглянул на нее:

— Наверное, нет. Не думаю, что на этих штуках можно кататься по горам.

— Уверена, я смогу достать денег на поезд, а может, даже немного больше. До Натчеза нам хватит, но не более.

Питер застыл с тарелками в руках, обдумывая ее предложение. Дженис прекрасно понимала, что сейчас в нем происходит мучительная борьба: честь и самолюбие повелевают ему отказаться от ее денег, но он человек слишком практичный, чтобы позволить гордости взять верх'над здравым смыслом. Дженис пребывала в полном смятении. Казалось бы, надо злорадно ликовать: ей удалось-таки уязвить высокомерие и гордыню Маллони! Но радости не было — лишь страх и растерянность.

— Я твоя жена, — мягко напомнила Дженис, — кроме себя самой, я еще ничего не внесла в наш союз, а я не ахти какое сокровище. Если мы с тобой хотим быть партнерами в деле, то тебе придется разрешить мне внести свой посильный вклад.

Коротко вздохнув, он поставил тарелки на стол.

— Я приму эти деньги только потому, что не могу оставить тебя здесь. Я хочу, чтобы ты была в безопасном месте, с друзьями.

Дженис не понравилось, как это было сказано, но она молча принялась накрывать на стол. Жизнь давно научила ее тому, как обходить приказы и поступать по-своему.

Вечером они сели на последний поезд из Форт-Уэрта.

Дженис смотрела на безвкусные занавески и думала о том, как странно проходит ее вторая супружеская ночь. На полке было место только для одного человека, и Питер взял себе более дешевое сидячее место. С одной стороны, Дженис радовалась такому повороту событий, а с другой, во всем этом не было ничего хорошего.

Несмотря ни на что, ей хотелось, чтобы муж был рядом. Она поняла это неожиданно для себя. Гремящий, скрежещущий, покачивающийся поезд увозил ее прочь от дома, в котором она жила последние пять лет в относительном покое. Поезд увозил ее в неизвестность, в жизнь, к которой она никогда не стремилась. Ей хотелось гарантий, которых у Питера, как она теперь поняла, не было.

Дженис невольно вцепилась себе в живот, совершенно точно зная только одно: ей не нужен еще ребенок, пока не будет собственного дома. Питер должен это понять.

Вряд ли ему понравится такое ее решение. Ничего, потерпит! Питер сам женился на ней обманом. Она-то думала, что раз Маллони, значит, богат.

Чуть позже Питер увидел, что его жена спит, прижав к груди простыню. В ее лице было что-то вызывающее, и он решил, что Дженис снится что-то тревожное. Она была так прекрасна, что ему хотелось ущипнуть себя и удостовериться, что это не сон. Питер осторожно убрал локон с ее щеки и почувствовал, как она беспокойно дернулась от его прикосновения. Ему нравилось сознавать, что эта женщина его, что у него есть право ее ласкать и защищать. Эта поездка серьезно помешала его намерению обучить Дженис премудростям любви, но ничего, они наверстают упущенное, приехав в Натчез. Времени у Питера оставалось в обрез, хотя, поехав поездом, он значительно сэкономил его. Пожалуй, у них будет несколько дней на то, чтобы узнать друг друга получше.

Вот только как сказать жене, что он не сможет взять ее с собой в Нью-Мексико? Чтобы нагнать потерянные дни, на последнем этапе пути придется отказаться даже от дилижанса.

Хорошо, что она останется с друзьями. Дженис должна его понять, ведь он женился на благоразумной женщине.

Питер опустил занавеску и вернулся на свое место. Чтобы скоротать время, он стал считать, через сколько часов снова ляжет в постель со своей женой и как будет ее любить. За последние годы он научился многим приятным и полезным вещам и надеялся, что со временем Дженис оценит его опыт.

Ни время, ни деньги не позволяли им ехать поездом до Нового Орлеана, а оттуда пароходом в Натчез. Они сошли в Луизиане на первой ближайшей к Миссисипи станции, взяли напрокат фургон и доехали до пристани, а там сели на первое судно, идущее на север.

Если бы не одолевавшие ее тревоги, Дженис получила бы удовольствие от этого путешествия. Зеленые пейзажи восточного Техаса так и манили в свои кущи. Пока они ехали в фургоне, она наслаждалась густым ароматом магнолий. Питер даже любезно остановился, и Дженис, подбежав, дотронулась до цветков. Она уже видела магнолии, когда впервые проезжала по этой дороге, но тогда никто не дал ей возможности насладиться их сладким ароматом.

А на пароходе Дженис почувствовала себя просто королевой. В прошлый раз она ехала вместе с бедными пассажирами третьим классом и предложила Питеру взять билет на нижнюю палубу. Правда, сначала пришлось объяснить ему, что это такое. Когда муж узнал, что оттуда нельзя подняться в роскошные салоны главной палубы, то наотрез отказался от этого. Для себя он этот вариант не отрицал, но Дженис заявила, что не поедет наверху без него.

Таким образом, их короткое путешествие в Натчез прошло с шиком. Дженис сначала стеснялась своего простого дорожного платья, которое не шло ни в какое сравнение с богатыми шелками и кружевом остального дамского общества, но очень быстро ее внимание поглотили бесчисленные развлечения. Роскошные хрустальные люстры переливались в лучах солнца, посылая радужные отражения на зеркальные стены. Пианист исполнял спокойную музыку, одетые в униформу официанты сновали среди пассажиров, принимая заказы. Питер решил побаловать ее бокалом шампанского, и Дженис впервые в жизни попробовала шипучие пузырьки вина для богатых.

Вот так она представляла себе жизнь с Питером Маллони. Она понимала, что попала в чужой мир, но и этого краткого сияния богатства хватило, чтобы ее тревоги на время отступили. Она потягивала шампанское, восхищалась пейзажами и улыбалась мужу так, словно всю жизнь провела в этой роскоши.

— Я хочу, чтобы ты делала это чаще.

Они стояли на палубе у перил и смотрели, как мутная речная вода плещется под медленно вращающимся колесом. Услышав неожиданные слова Питера, Дженис вздрогнула и озадаченно посмотрела на него.

— Ну вот, опять серьезное лицо! У вас чудеснейшая улыбка, миссис Маллони. Почему бы вам не пользоваться ею почаще?

Знойный летний ветерок сбил набок шляпку, и Дженис поправила ее, вглядываясь при этом в лицо мужа. Она и не предполагала, что Питер Маллони умеет любезничать.

— Моя улыбка?

В голосе ее звучало неподдельное удивление. За последние дни Питер не переставал поражаться тому, сколько нежности вызывало в его душе это необыкновенное создание, на котором он женился. Питер знал, что она сильная, решительная и практичная женщина, но с удивлением открыл для себя, что Дженис не только совершенно не осознает своей красоты, но и напрочь лишена обычного женского кокетства. Ее подкупающее прямодушие заставляло его помнить о времени и месте всего происходящего с ними.

— У тебя самая обаятельная улыбка на свете. Ты уже не классная дама, и больше не надо напускать на себя строгость и неприступность. Мне очень нравится смотреть, как ты улыбаешься.

Дженис не отрывала от него взгляда, скорее озадаченная, чем польщенная, и все же любезно выдавила из себя улыбку. Питер рассмеялся над столь явным угодничеством.

— Из вас получится отличная жена, миссис Малло-ни. Мне хочется поскорее ввести вас в свой дом.

От этих слов улыбка ее стала более искренней, но в этот момент тишину разорвал страшный грохот.

Темное небо взорвалось десятком сигнальных ракет, и в вышине рассыпались бриллиантово-красные и золотые снопы огней, приветствуя их прибытие в Натчез.

Глава 15

— Тайлер с друзьями недавно купил пиротехнический завод и теперь по любому поводу устраивает фейерверки. Я не смогла убедить его, что Четвертое июля[1] бывает только раз в году. Он хотел сделать вам сюрприз и отпраздновать вашу свадьбу. Уж конечно, если бы вы поженились здесь, этот болван палил бы всю ночь, не давая вам спать. — Эви Монтейн болтала без умолку, обнимая Дженис и пожимая руку удивленному Питеру.

Ее шляпа с величественными перьями была без ленточных завязок, и Эви то и дело хваталась за нее, чтобы удержать от порывов ветра с реки.

— Бетси немножко волнуется. Я велела ей ждать в экипаже и рассказала ей все, что знала о тебе, Питер, а также много такого, чего даже ты, наверное, не знаешь, лишь бы она заснула после вашей телеграммы. Вы, конечно, уже сообщили Дэниелу и Джорджине, но я тоже послала им телеграмму, узнав, что вы будете здесь. Понятно, что они не смогут приехать — Джорджина вот-вот родит, — но, по-моему, им приятно будет узнать, что вы хотите побыть с семьей.

Тайлер Монтейн с улыбкой слушал болтовню своей жены. Старше Питера лет на десять, он сохранил по-юношески стройную фигуру. Смешливые лучики вокруг глаз стали глубже, когда он перевел взгляд с жены на растерянного брата Дэниела — Питера Маллони.

Тайлер заметил, как Питер слегка нахмурился, когда Эви упомянула про телеграмму, но Дженис отнеслась к этой новости совершенно спокойно. Тайлер несколько раз видел учительницу, и она ему нравилась. Трудно было представить женщину, более непохожую на его взбалмошную болтушку-жену, чем невозмутимая и уравновешенная Дженис Харрисон. Но эта разница лишь умиляла Тайлера. Взглянув на молодоженов, он пришел к выводу, что жених чувствует то же самое.

Как только Эви оставила в покое беднягу Питера, Тайлер протянул ему руку:

— Рад снова видеть тебя, Питер. Прошло несколько лет, но я хорошо тебя помню. Как-нибудь ты непременно расскажешь мне о том, как двум жителям Катлервиля из Огайо, чтобы встретить друг друга, пришлось проделать долгий путь в Техас.

На этот раз нахмурилась Дженис, и Тайлеру показалось, что его слова чем-то смутили и Питера. Он не мог понять, в чем допустил оплошность, но на всякий случай дал Эви знак, который она сразу же поняла. «Что-то здесь не так, — решил Тайлер, — придется докопаться до сути».

Но сейчас Монтейны отступили назад и смотрели на девочку, которая пробиралась сквозь толпу на набережной. Она была такой бледной и хрупкой, что, казалось, взрослые непременно должны были сбить ее с ног, но люди расступались перед этой маленькой феей. Завидев Дженис, кинувшуюся к ней, девочка радостно замахала рукой, и воздух вокруг нее точно наполнился золотым сиянием.

Тайлер заметил изумление ошеломленного Питера, когда тот смотрел на эту девочку-фею. Дженис обняла ее, и обе пошли по улице, взявшись за руки и весело болтая. На Питера словно спустилось озарение, Тайлер тоже внимательно посмотрел на сестер. Но не увидел того, что явно заметил другой мужчина.

У обеих волосы были бледно-желтыми, как свет луны, но у Бетси они вихрились блестящими завитками, а у Дженис выбивались из-под шляпки прямыми прядями. Ангельские глаза девочки были небесно-голубыми, а серьезные глаза ее сестры — серыми. Все понятно — это родственное сходство, но Тайлер не видел за этим ничего большего.

Суровое выражение лица Питера смягчилось, когда он опустился на корточки перед девочкой и взял ее за руку. В глазах Бетси мелькнуло недоверие, но он что-то сказал, и девочка весело рассмеялась. Тайлер только головой покачал, увидев, как Бетси уже обнимает за шею своего зятя. Для этого ребенка все люди были родными. Только бы жизнь никогда не научила ее другому!

— Эви сказала, что вы мой новый брат.

Бетси стояла рядом с Питером, пока он подсаживал Дженис в ожидавший их экипаж, потом залезла сама и села рядом с сестрой. Подняв маленькое личико, она выжидательно посмотрела на Питера, и тот сел рядом с ней по другую сторону.

Питер медлил с ответом. Сначала он бросил быстрый взгляд на бесстрастное лицо Дженис и только потом ответил:

— Да, я твой брат. Называй меня Питер.

У девочки была такая же милая, обаятельная улыбка, как и у Дженис. Питер переводил взгляд с одного лица на другое. Нет, наверное, он ошибается. Питер ни разу не спросил, сколько Бетси лет. Мало того, он даже не знал, сколько лет его жене. Возможно…

К чему строить догадки? Мысль о том, что его честная, прямодушная жена могла утаить от него такой важный секрет, была не по душе Питеру. Да нет, конечно, Бетси всего лишь ее сестра. Сходство, конечно, поразительное: те же жесты, то же выражение лица, но Дженис сама растила ребенка, и неудивительно, что девочка так похожа на нее.

Бетси чуть слышно проговорила «брат Питер», словно пробуя, как это звучит, и Питер улыбнулся.

— Сколько вы здесь пробудете? На Четвертое июля у нас намечается грандиозный фейерверк. В городке будет парад, женщины собираются наготовить море угощений.

Питер с момента их встречи ощущал на себе изучающий взгляд Тайлера и постарался ответить так, чтобы удовлетворить любопытство всех своих слушателей:

— В последний раз я смотрел парад Четвертого июля дома, тогда еще им командовала Джорджина. Как хорошо, что у меня здесь нет ни фабрик, ни заводов, иначе полгородка маршировало бы под моими окнами, требуя улучшения условий труда.

Все засмеялись, и Питер украдкой взглянул на Дженис. Монтейны знали о том случае. Интересно, жила ли Дженис в Катлервиле, когда произошли те события? Это был один из самых черных дней его жизни, который помог ему начать новую жизнь в новом мире. А может, и она была среди тех, кто громил имущество отца в знак протеста против его жестокого обращения с рабочими? Это не важно. Если Дженис из Катлервиля, то должна знать, кто он такой. Здесь всем была известна семья Маллони. Почему же она никогда не говорила о том, что знает его?

Питер откинулся на сиденье, размышляя о скрытности своей жены. А он-то считал ее такой открытой! Выходит, просто дурачил самого себя. Люди редко бывают такими, какими кажутся со стороны. И это не значит, что с ними что-то не так. Просто Дженис оказалась немного сложнее, чем он потрудился увидеть. Маллони надеялся, что у него будет время изучить ее получше перед отъездом в Нью-Мексико.

Питера беспокоило также и то, что о его женитьбе Эви сообщила Дэниелу. Сам он еще даже письма не написал домой. Некогда было писать письма, и Монтейнам он отправил телеграмму только по необходимости. Но посылать телеграмму брату, которого едва знал?.. Элементарная вежливость требовала, чтобы Питер известил хотя бы родителей о своей женитьбе, а он даже этого не сделал; Эви сделала это за него. О последствиях думать не хотелось.

Питер вздохнул и снова прислушался к оживленной болтовне. Девочка, сидевшая между ними, не давала Питеру дотронуться до Дженис. А ему так хотелось сейчас ощутить ее ободряющее пожатие. У него было такое чувство, будто он бежит по краю обрыва, один неверный шаг — и сорвется в пропасть.

— Мы приготовили для вас комнаты — специально для новобрачных, — сказала Эви, игриво взглянув на Дженис. — Я годами собиралась прибраться в этой башне, да все откладывала. Вид оттуда просто великолепный, но зато столько ступенек…

Тайлер засмеялся:

— Только молодожены способны на безумное восхождение по этим ступенькам, чтобы добраться до брачного ложа. А если раз туда заберешься, спускаться уже не захочется.

Дженис беспокойно поглядела в окно и вымученно улыбнулась, отчего Монтейны весело переглянулись.

— Башня в доме? Как в замке? — удивленно спросила она.

— Точнее, обсерватория, — ответил Тайлер. — Мой дед построил этот дом еще до войны. Он увлекался астрономией и установил там телескоп, чтобы наблюдать по ночам звездное небо. Но с возрастом такое количество ступенек стало пугать его, и башня превратилась в склад ненужных вещей. Во время войны ее какое-то время использовали в качестве наблюдательной вышки, но мы слишком далеко от городка, чтобы обеспечить эффективную систему слежения. Янки все равно вошли в город. — Горькие нотки пропали в голосе Тайлера, когда он со смехом продолжил: — Какое-то время птицы считали эту башню своей, но не волнуйтесь: мы застеклили окна.

Свернули на подъездную аллею к дому, и Дженис, выглянув из окна экипажа, задохнулась от восхищения. Сквозь завесу из живых дубовых листьев и висячего мха проглядывали кирпичная стена, высокие белые колонны и окна, блестевшие на солнце среди буйно цветущих кустов и магнолий.

— О Боже! Дэниел говорил мне, что вы живете в большом особняке, но я не думала… — Дженис замолчала, не зная, какие подобрать слова.

Тайлер засмеялся:

— Он выглядит лучше, чем на самом деле. Для нас там во все времена была свободна только одна комната. Раньше в столовой неслись куры, а в гостиной паслись свиньи. Сейчас по всему дому носятся дети. Можете насладиться нетронутой красотой, которая сейчас перед вами. Когда мы войдем, вы увидите настоящий дом.

Было уже темно, когда экипаж подъехал к дому, но газовые фонари во дворе и на широкой веранде бросали тусклый свет на фасад здания. Как только Питер выбрался из экипажа, воздух взорвался фейерверком, почти таким же громким, как на пристани, только на этот раз грохот имел почти музыкальный ритм.

Спрыгнув с подножки экипажа и встав рядом с гостем, Тайлер застонал:

— Вот черти! Говорил же им не…

В ночи слышался отчетливый звук горна, но вскоре его перекрыл нестройный грохот барабанов. Питеру показалось, что в буйном ритме он различает флейту, гитару и мексиканские трещотки. В самой музыке угадывались мотивы примитивных африканских и зажигательных испанских мелодий. Прямо над ними с дерева сорвалась недовольная шумом сова и улетела в ночь.

Бетси сама спрыгнула с подножки экипажа и, ни слова не говоря, помчалась в ту сторону, откуда доносился весь этот шум. Даже Дженис слегка улыбнулась, когда выходила, опершись о руку Питера. Эви громко расхохоталась, глядя на мужа, удивленно закатившего глаза.

Только они начали подниматься по лестнице, сверху раздался взрыв детского смеха, и в то же мгновение воздух рассыпался тысячами разноцветных конфетти. Бумажная радуга из красных, синих и желтых кружочков запорхала и закружила в воздухе, посыпалась им на головы, на одежду, на ступеньки лестницы, подхваченная ночным ветерком, украсила кусты азалии вдоль аллеи. Музыка достигла новых бравурных крещендо.

Эви и Тайлер смеялись, кричали и потрясали кулаками, задрав голову к балкону. Питер поймал руку Дженис, и та невольно улыбнулась: розовый кружок конфетти пристал к ее носу. Питер усмехнулся в ответ, смахивая крохотную бумажку со своей щеки.

— У них что, всегда так? — спросил он, показывая на необычную пару, которая уже бежала по ступенькам к двери дома.

Дженис удалось сдержанно улыбнуться, хотя всякий раз, когда лихой оркестр наверху разражался новой мелодией, с трудом сдерживала охватившее ее веселье.

— Похоже, они устроили нам шуточную серенаду. Я слышу голоса Родригесов. Будь готов ко всему!

Родригесы? Питер вспоминал, где слышал эту фамилию, ведя свою жену по ступенькам парадной лестницы. Они скрылись под козырьком веранды от последних круживших в воздухе конфетти и подошли к двери. Сверху послышались переливы веселого детского смеха. Родригесы! Ну конечно! Кузены Эви, друзья Дэниела в его проказах. Питер недовольно подумал о том, что этот визит вопреки его ожиданию не ограничится короткой деловой встречей.

Судя по грохоту, веселый оркестр помчался по открытому коридору над внушительной лестницей в галерею верхнего этажа. Но прежде, чем гости увидели музыкантов, в холл важно прошествовала седая негритянка в пышных юбках. В руке она сжимала деревянную поварешку, которой размахивала, как мечом, поднимаясь по лестнице.

— Я говорила вам, маленькие хулиганы, не пачкать мои ковры! Если вы и в моей гостиной учинили такой кавардак, я сверну вам шеи! Ну-ка живо спускайтесь вниз, а не то я сама поднимусь, и тогда вам не поздоровится!

В холле второго этажа послышались смех и топот бегущих ног, сопровождаемые случайными звуками горна и боем барабана. Питер так и стоял, удивленно глядя наверх, когда в коридоре, ведущем из задней части дома, снова появились Монтейны. За ними шли высокий худой негр и хорошенькая женщина с кожей цвета кофе со сливками.

— Я не могу целый день не спускать глаз с этих охламонов, — жаловался негр, — легче перегородить Миссисипи. А где Кармен? Она здесь ответственное лицо.

В тот же момент на верхней площадке лестницы появилась Кармен, за ней шли двое ее детей и Бетси. Смеясь, она подобрала юбки и сбежала по ступенькам, чтобы поприветствовать Дженис.

— Вот и ты! Ну, как чувствуешь себя в роли замужней женщины? — Не умолкая, она повернулась к Питеру и протянула руку: — Эви сказала, что ты брат Дэниела. Когда я была чуть постарше Бетси, то была безумно влюблена в Дэниела. — Рука Питера пожала ее руку, и Кармен, озорно взглянув на Дженис, громко прошептала: — Ты умно поступила, дождавшись его брата. Он намного красивее Дэниела.

Питер совершенно растерялся от обилия лиц и имен. Симпатичная женщина испано-мексиканской внешности, пожавшая ему руку, представилась как Кармен Хардинг, жена Кайла Хардинга и кузина Эви, негр представился Бенджамином Вилькерсоном Третьим, негритянка — его женой Джасмин, а крупная седая женщина — бабушкой Бена Сакей. Питер предположил, что мальчик и девочка, прижавшиеся к ногам Кармен, — это дети Хар-дингов, а двое молодых людей и девушка, проскользнувшие в холл с разных сторон, — тоже какие-то родственники Кармен, а значит, и Эви, хотя Эви была совсем не похожа на Кармен с ее мексиканской красотой. Успокаивало только то, что Дженис, как видно, всех их хорошо знала, он надеялся, что в ближайшие десять дней тоже сможет разобраться во всех именах, лицах и родственных отношениях.

А пока лишь отметил, что отношения в этом доме очень своеобразны, их нельзя даже сравнивать с теми, какие были в особняке его детства. Их с Дженис проводили в лучшую гостиную, и Бенджамин с видом хозяина развалился в кресле перед камином. Его жена, бабушка Сакей и Кармен, обсуждая хозяйственные дела, исчезли в недрах дома. А в это время орава детей в возрасте от двух до семнадцати лет носилась по гостиной и по лестнице, бренча на музыкальных инструментах и разбрасывая конфетти. Здесь были дети всех цветов: бледно-матовая Бетси, бронзово-загорелые Хардинги и блестяще-черный карапуз. Питер никогда не смог бы разобраться в этом зверинце, но ему нравилось, что Эви и Тайлер обращаются со всеми детьми как со своими собственными, хотя он так и не понял, где же дети Монтейнов.

Чуть позже Питер отказался от попытки выяснить это, заметив усталость в улыбке Дженис. Они пили дорогие вина и кофе, ели бутерброды, мясо и пирожные, которые могли бы соперничать с едой лучших ресторанов, в которых Питер когда-то бывал, вели оживленные разговоры на светские и скандальные темы. Подошло время заканчивать церемонию торжественной встречи. Все-таки у них медовый месяц. Кто-то же должен напомнить об этом собравшимся.

Отбросив формальности, Питер подошел к прелестной хозяйке дома, когда та давала указания юной девушке по имени Мария — как он догадался, младшей кузине Эви. Девушка поспешно ушла искать остальных детей, чтобы отправить их спать, а Эви вопросительно взглянула на гостя:

— У Дженис немного усталый вид. Вы хотите, чтобы кто-нибудь проводил вас в вашу комнату?

Если бы Дженис через десять лет стала хоть наполовину такой же красивой, как Эви Монтейн, он счел бы себя счастливчиком. Благодарно улыбнувшись хозяйке, Питер сказал:

— Да, последние дни были несколько суматошными, а дорога всегда утомительна. Нам очень приятно в вашем обществе, но сейчас, пожалуй, нам пора подумать об отдыхе.

Эви весело рассмеялась:

— Вы провели слишком много времени с вашим отцом и слишком мало с Дэниелом, мистер Маллони. Вам грозит опасность превратиться в напыщенного джентльмена. Пойдемте, я провожу вас до лестницы, а дальше вы сами подниметесь на башню. И не говорите мне, что хотите лечь в постель только из-за усталости! Я-то вижу, как вы смотрите на свою жену!

Ее смех долетел до ушей Дженис и Тайлера, которые обсуждали необходимость развития народного образования. Последние слова Эви прозвучали во внезапной тишине, и, судя по румянцу на щеках Дженис, она уловила их смысл. Питер улыбнулся ее смущению. Наконец-то пришло время вести ее в постель!

Дженис отвела глаза от его настойчивого взгляда.

Глава 16

Поднимаясь на башню по длинной лестнице, они освещали себе путь свечами. Такой средневековый способ восхождения в спальню придавал некое очарование предстоящему. Дженис решила, что выпила слишком много вина, если нашла что-то забавное в этой ситуации.

Но, распахнув дверь первой комнаты, она не сдержала вздоха искреннего восхищения.

Башня располагалась над верхушками деревьев, и луна заглядывала в окна, затмевая тусклый свет свечей. Ее бледный диск серебрил старинное канапе из золотистого бархата и красного дерева, оружие, висевшее на стене, вероятно, еще с военных времен, и изящный письменный стол. На серебряном подносе красовались хрустальные бокалы и бутылка шампанского. Монтейны, как видно, были романтиками.

Питер засмеялся у нее за спиной. Дженис не могла припомнить, чтобы когда-нибудь слышала его смех. Это было так приятно, что сердце ее зашлось от волнения. Определенно, она слишком много выпила. Не смея взглянуть на мужа, Дженис подошла к большим окнам и посмотрела на звезды, невольно подумав о другой закрытой двери, которая вела в спальню.

Она слышала, как Питер откупорил бутылку шампанского и разлил вино по бокалам. Звон хрусталя еще больше взволновал Дженис. Нельзя придумать лучшего антуража для медового месяца! Сейчас ей давалась вторая возможность преодолеть свои изъяны и стать такой женой, о какой мечтал ее муж. Но слишком велико было смущение, которое среди прочих чувств захлестнуло ее, когда Питер подошел и встал рядом, протягивая бокал.

— За нашу совместную жизнь, миссис Маллони!

Они соединили бокалы, и чистый хрустальный звон задрожал в тишине комнаты.

Дженис сделала глоток и решилась взглянуть на мужа. Кармен права: Питер намного красивее Дэниела. Когда-то давным-давно Дэниел был героем ее мечты. Широкоплечему крупному Питеру больше подходил образ героя, чем худому долговязому Дэниелу, и все-таки Дженис казалось, что у брата более героический характер, чем у Питера. Тем не менее она не могла устоять перед обаянием своего мужа, когда он вот так улыбался ей. Дженис торопливо отпила еще глоток шампанского.

— Я не хочу, чтобы ты меня боялась, Дженис, — проговорил он, заводя ей за ухо выбившуюся прядь волос. — Прости, в ту ночь мне следовало быть с тобой поаккуратнее, но я считал тебя более опытной. Теперь я знаю, что ошибался, и сделаю все возможное, чтобы тебе было хорошо.

Жаркая краска румянца залила ее щеки. Не поднимая глаз, она любовалась игрой лунного света в пузырьках шампанского.

— Нет, мы не можем, — прошептала она в свой бокал.

Рука Питера замерла на ее щеке.

— Не можем?

— Поезд, — взволнованно пробормотала Дженис. — В поездке у меня обычно… — Она запнулась. За свои двадцать пять лет ей никому не приходилось объяснять интимные функции своего организма, тем более мужчине, который провел детство с одними мальчиками и наверняка понятия не имел о подобных вещах. — У меня подошел срок, — только и выдавила она.

Дженис видела, как он внимательно смотрит на нее, прогоняя ее слова через «энциклопедию» своих знаний. Она не сомневалась, что раздел «женская гигиена» представлен там крайне скудно. В Катлервиле Питер, несмотря на красивую внешность, мало общался с женщинами. Он слыл серьезным, очень умным и властным человеком. Теперь-то она начинала понимать, что, вероятно, он ждал от своих работников такой же одержимости, с какой сам относился к делу. Но в данный момент его деловые качества не имели никакого значения, поскольку то, что она хотела объяснить мужу, никак не было связано с бизнесом. Но, к сожалению, кроме бизнеса, Питер мало в чем разбирался.

— Ясно, — наконец сказал он, хотя в голосе его не было уверенности. — Тогда, наверное, тебе лучше лечь, а я пока побуду здесь. Мне что-то не спится.

Дженис сразу поняла его. Пусть она не слишком много знала о мужчинах, но легко догадалась о причине его бессонницы. Ей очень не хотелось огорчать Питера, но она прогнала ненужное раскаяние, вспомнив, как сильно он разочаровал ее. Это ведь на ее, а не на его деньги они приехали в Натчез. И мужу еще многое предстоит доказать.

Миссис Маллони почувствовала еще большее сожаление от того, что этой чудесной романтической обстановке не суждено стать началом чего-то прекрасного в ее жизни. Она всегда знала, что не создана для той страстной любви, которой наслаждались Монтейны, и все же не могла не мечтать о такой любви. Крохотная горькая слезинка скатилась по щеке, когда Дженис смотрела на отражение лунного света в хрустальных гранях настольной лампы. В спальню она боялась даже заглядывать. Но и не в силах уйти так просто, Дженис спросила, не оборачиваясь:

— Ты не сообщил Дэниелу о нашей свадьбе?

Помолчав, он ответил:

— Нет.

Кивнув, Дженис направилась к двери. Ей не хотелось гадать, почему Питер не сделал этого: то ли потому что стыдился этой женитьбы, то ли был настолько в плохих отношениях со своей семьей. Голос Питера за спиной заставил ее остановиться.

— Я напишу домой до нашего отъезда. Если ты жила в Катлервиле, то должна понять, почему я не слишком близок со своей семьей.

В его тоне был вызов, и Дженис обернулась, чтобы принять его. Он все так же стоял у окна, его широкие плечи в темном сюртуке вырисовывались на фоне лунного неба. При взгляде на его крупную фигуру у Дженис странно свело живот, но она уже отказала ему, и муж принял ее отказ, значит, об этом можно не беспокоиться. Во всяком случае, сегодня ночью.

— Я из городка под Цинциннати. Мои родители были переселенцами. В Катлервиль мы переехали вынужденно. Так что нельзя сказать, что я оттуда, так же как нельзя сказать, что я из Техаса.

Прочитать выражение его лица было невозможно: оно было скрыто в тени.

— И все-таки ты знала, кто я. Почему ты сразу не сказала мне об этом?

Дженис пожала плечами:

— Я знала твое имя, а я многим обязана Дэниелу. И еще я знала, что ты не виновен в поджоге. Я сделала то, что должна была сделать. Но не могу сказать, чтобы мне это нравилось.

Ей показалось, что он улыбнулся, но Дженис не была в этом уверена.

— Что ж, теперь я, кажется, начинаю понимать. Ты презираешь меня за то, что я Маллони, и вышла за меня замуж, потому что я Маллони. Хотел бы я знать, что будет, если я не оправдаю твоих ожиданий.

— Ты уже опроверг все мои ожидания. Но брак есть брак. Правда, я не совсем понимаю, почему ты на мне женился. Разве что из жалости или из благодарности? Но я не маленькая и знала, что делала, принимая твое предложение. Я честно исполню свои брачные обеты. — И, поколебавшись, она решительно закончила: — Только я не хочу растить еще одного ребенка в нищете.

С этими словами она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Питер уставился на эту дверь в полном замешательстве. Такого с ним еще не было. Когда-то, столкнувшись с подлостью своего отца, он испытал ярость и растерянность, но сейчас его потрясение было иного рода.

Питер понимал жестокость отца, хотя и не принимал ее. Но эту женщину, на которой женился, он совершенно не мог понять.

Он думал, что нашел в Дженис не только красивую женщину, но и благодарную преданную союзницу на всю оставшуюся жизнь. А вместо этого перед ним предстала женщина-загадка, которая, вполне вероятно, презирала его за его прошлое и за его деньги, и которая, что еще более вероятно, вышла за него замуж ради этих самых денег. В этом не было никакой логики.

И потом, этот ребенок… Ее последние слова прозвучали предупреждением, которого он предпочел бы не слышать. Она не хочет растить еще одного ребенка в нищете. Так она сказала. Но отсюда еще не следовало, что Бетси ей больше чем сестра.

Питер снова повернулся к окну и посмотрел вниз на темные очертания деревьев. В душе его была пустота. Из того немногого, что упомянула Дженис о своем прошлом, можно было понять, что она росла в нищете. Его же призраки нищеты не тревожили по ночам. Даже сейчас, когда Питер настолько поиздержался, что вынужден был жить на деньги жены, он знал: всего несколько визитов — и у него снова все будет в порядке. Он мог послать Дэниелу телеграмму и уже через несколько дней получить деньги.

Нет, дети Питера не будут страдать от голода. Возможно, будет страдать его гордость, но его дети — никогда. Вот только как объяснить все это женщине, чья семья голодала, а его собственная семья богатела, наживаясь на их труде? Если Дженис росла в Катлервиле, значит, можно не сомневаться, что так оно и было. Питер слишком хорошо знал, как отец вытягивал соки из жителей своего городка.

Наконец он выпил достаточно, чтобы спокойно последовать в спальню за своей женой. Питер увидел, что она спит на дальнем краю кровати, завернувшись в красивую вышитую простыню. Ветерок, залетавший в открытые окна, теребил края простыни, и они взлетали в нежном танце над старинной кроватью. Эта кровать царила в спальне. Но Питер нашел кресло и повесил на него свою одежду. Было довольно сложно раздеваться и спокойно смотреть на спящую жену, но в конце концов он расстегнул все пуговицы и развязал все шнурки. Дженис не шелохнулась.

У него не было ночной рубашки, а та нарядная, которую он носил с костюмом, была слишком жесткой, чтобы в ней спать. Придется его целомудренной жене привыкать просыпаться рядом с голым мужчиной. Почувствовав мимолетную радость при этой мысли, Питер юркнул под простыню. Ему было неприятно чувствовать, что Дженис легла в ночной сорочке, но, сосредоточив мысли на предстоящем утром разговоре с Тайлером, Питер постепенно расслабился и вскоре заснул.

Проснувшись утром, Дженис увидела, что простыни упали с постели. В комнате было так жарко, что она с удовольствием избавилась бы еще и от своей длинной сорочки, но в следующую секунду до нее дошло, что главным источником жары являлся мужчина, который лежал рядом с ней.

Хоть она и лежала к нему спиной, но сразу почувствовала, что Питер голый. Дженис ясно вспомнила их первое утро, когда, проснувшись в его объятиях, она обнаружила, что он уже возбужден и готов взять ее снова. При воспоминании об этом щеки ее запылали, а внутри зашевелилось нечто странное, ранее незнакомое.

Но теперь она точно знала, что не забеременела тогда. И эта мысль дала ей силы отодвинуться. Питер снова дотронулся до ее грудей, но она была совершенно уверена, что только этим не удовлетворить мужчину. Лиф ночной сорочки стал неожиданно тесен Дженис, когда она вспомнила ощущения от его прикосновений к ее коже.

Рука Питера поймала ее за плечо и, скользнув к талии, прижала спиной к себе. Дженис напряглась, стараясь не коснуться опасного места, но это было невозможно. Сквозь тонкую ткань сорочки она ощутила твердую силу его возбуждения, но Питер только поцеловал ее в затылок.

— Удивительно, как это наши хозяева не прислали нам на завтрак с какой-нибудь волшебной феей шампанское и клубнику или, на худой конец, не организовали оркестр, чтобы мы могли спуститься по лестнице, вальсируя под Моцарта, — пробормотал он в ее густые волосы.

Дженис тихо засмеялась. Она лежала натянутая как струна — малейшее неверное движение, и лопнет. Но представив себе фею и их самих, вальсирующих на лестнице, она не могла удержаться от смеха: это было так далеко от ее тревог. Дженис могла поклясться, что чувствует улыбку Питера, и несколько расслабилась. Он всего лишь человек. Надо об этом помнить.

— Думаю, шампанское у нас еще осталось, а о клубнике я позабочусь, если хочешь. Вот только боюсь, что музыка будет больше похожа на хоудаун[2], чем на вальс Моцарта.

Усмехнувшись, он провел рукой вверх от бедра и взял снизу ее груди. Дженис напряглась, но он, казалось, не заметил этого.

— Теперь я начинаю понимать, почему у Дэниела такой характер. Ведь на его воспитание оказали влияние Монтейны, а они кого угодно заставят поверить в сказку.

Дженис невольно улыбнулась, несмотря на то что большой палец Питера уже ласкал ее сосок. Это нежное прикосновение было приятно, очень приятно, но только до тех пор, пока она забыла на минуту о его восставшей мужской плоти; от тихих перекатов его голоса, звучавшего над самым ухом, между ног у нее стало влажно.

— Монтейны не совсем реальны, правда? — спросила она. — Мне кажется, они похожи на крепкое вино: хватил лишку — и попал в беду.

— Спасибо, но с меня уже хватит вина. Голова раскалывается после вчерашних возлияний.

Пальцы Питера все настойчивее ласкали ее грудь, пока Дженис чуть слышно не застонала, и он, довольный собой, опустил руку ей на талию. Но оттуда непослушная рука невольно двинулась вниз и легко прижала ее бедра к его животу. Питер застонал:

— У меня болит не только голова, миссис Маллони. Если ты не хочешь сама облегчить мои страдания, может, принесешь мне бутылку с остатками шампанского?

Она буквально спрыгнула с кровати, оставив Питера ощупывать теплые простыни. Ее дорожный сундук стоял в спальне, но она еще не разбирала вещи. Схватив первое, что попало под руку, Дженис выбежала в соседнюю комнату.

Питер, вздохнув, перевернулся на спину и с досадой взглянул на свое победно вставшее мужское достоинство. Вот из-за чего он и заварил всю эту кашу! Может, жена и не понимает, почему он на ней женился, но у него на этот счет нет ни малейших сомнений: с самого начала, как только он увидел Дженис, он хотел погрузиться в ее нежное теплое тело и остаться там минимум на полгода.

Но, насколько он разбирается в женском организме, ему не удастся переспать с ней до самого отъезда.

Черт! И он потянулся к седельной сумке за своей поношенной одеждой.

Кабинет Тайлера был похож не на рабочее помещение, а на экстравагантный садовый домик. Над камином он повесил винтовку и пистолеты, но кто-то прикрепил к стволу винтовки блестящее сердечко святого Валентина, а из дула одного из пистолетов торчала красная бумажная роза. В книжном шкафу хаотично громоздились изрядно зачитанные тома, перемежаясь с предметами настолько странными, что понять их назначение с первого взгляда Питер не смог, а подходить ближе и рассматривать во время разговора было бы невежливо по отношению к хозяину.

В углу кабинета стояли грабли, на боковом столике было разложено несколько пасьянсов, и Тайлер, слушая гостя, непрерывно тасовал еще одну колоду. Питер не без труда вспомнил, зачем вообще сюда пришел, глядя, как карты летят по воздуху и падают на потертый ковер.

— Так что, как-видишь, я скоро верну эти деньги, — услышал он самого себя. — Мы выплатим всю сумму, как только гора будет в наших руках. Можешь даже выдвинуть свои условия.

Питер решил, что сказал все. Обычно он был крайне аккуратен в таких вопросах. Как-никак бизнес — это его сильное место. Но Монтейн задумчиво смотрел куда-то мимо его плеча, и карты веером перелетали из одной его руки в другую.

Вдруг карты сложились в аккуратную стопку на захламленном столе, и Тайлер откинулся на спинку стула так резко, что Питер испугался, как бы он не кувыркнулся назад вместе со стулом. Но тот ловко закинул ноги в ботинках на уже поцарапанную деревянную столешницу и сказал с усмешкой:

— Я тоже так решил. Если бы этот дом не сжирал все мои деньги, я бы с радостью одолжил тебе. Я люблю рисковать, когда дело верное. Но, поскольку у меня сейчас нет таких денег, нам придется их выиграть.

Питер ошалело уставился на Тайлера, как будто тот предложил ему спуститься в преисподнюю.

— Выиграть?

— Ну да. У меня есть конь, которого я давно хочу выставить на скачки. Мы включим его в праздничный забег.

Питер понял его затею, хотя был от нее не в восторге.

— Праздничный?

Тайлер усмехнулся и пояснил:

— Четвертого июля.

Значит, у него останется меньше пяти недель на то, чтобы вернуться в Нью-Мексико. На лбу у Питера выступила испарина.

— Если конь — верный победитель, не будут ли ставки против него слишком низкими? Мы можем только потерять деньги.

Тайлер, сбросив ноги со стола, встал с видом человека, принявшего твердое решение.

— Этот конь еще ни разу в жизни не побеждал на скачках. Пойдем, я тебе его покажу.

Выругавшись про себя, Питер поплелся за этим сумасшедшим во двор с чувством, будто все его будущее летит в тартарары, а он ничего не может с этим поделать. Как видно, Бог решил покарать его за грехи, вольные и невольные.

Глава 17

Высокий сутулый старик стоял перед мольбертом Бетси, пока девочка рисовала лошадей в загоне. Волосы мужчины были такого же орехового цвета, как у Эви, только тусклые и с сединой. Подойдя ближе, Дженис разглядела, что глаза у него темные, как у Кармен и ее братьев. В Джеймсе Пейтоне сочетались наследственные и противоположные черты Эви Монтейн и семейства Родригесов. Дженис улыбнулась, глядя на то, как Бетси с жаром обсуждает объект своего рисунка с отцом Эви.

Эта улыбка исчезла, когда она увидела у изгороди мужчину. Стояла жара, и Питер был в одной рубашке с короткими рукавами. Он стоял, опершись о перекладину, и с таким вниманием смотрел на лошадь в загоне, что даже не заметил, как к нему подошла Дженис. Зато мужчина, стоявший рядом с ним, тут же обернулся и одарил ее лучезарной улыбкой.

Дженис недовольно покачала головой, заметив, что он не стал прерывать ради нее разговор. Тайлер с усмешкой повернулся к загону и стал наблюдать за Бенджамином, который затянул подпругами седло, схватился за повод и повис, потому что оседланный конь взвился на дыбы, замолотив по воздуху копытами.

Питер возмутился:

— Да этот конь еще даже не объезжен! Монтейн, ты не в своем уме! Только посмотри на него! Никогда еще не видел более жалкого животного. Да у него чуть ли не бельма на глазах, а бока какие! Кастрировать его, и тогда, возможно, из него выйдет мерин для плуга, но выставлять такого доходягу на скачки? Кончится тем, что я буду должен тебе тысячу баксов и не смогу их вернуть.

Дженис испуганно округлила глаза, услышав слова Питера, но вмешиваться не стала. Она не слышала всего разговора и, должно быть, что-то упустила.

— Бен ездил на нем. Этот конь — просто дьявол, только Бен и может с ним справиться. Да ты смотри внимательно, и сам увидишь!

Тайлер уперся ногой в нижнюю перекладину изгороди и, откинув полу своего светлого сюртука, сунул руку в карман брюк. Казалось, ему было совсем не жарко на влажном полуденном зное.

Дженис удивилась. Сама она надела свое самое тонкое платье и белья меньше, чем того требовали приличия, и все равно чувствовала себя так, будто ее поджаривали на сковородке. С содроганием посмотрев на беснующегося коня, она отошла от изгороди. Она не любила лошадей, а этот конь внушал ей страх.

— Этот парень знает своих лошадей, — заметил Пейтон у нее за спиной.

Ноги сами понесли Дженис к Бетси и ее учителю. Она не знала, какого парня имел в виду Пейтон, но все равно была не согласна с его замечанием. Краем глаза наблюдая за происходящим в загоне, она повернулась к мольберту и восхитилась работой Бетси.

Бунтующий вороной буквально выпрыгивал с бумаги.

— Замечательно, Бетси! Но это же не акварель. Как ты этому научилась?

Бетси даже не взглянула на Дженис, сосредоточенно пытаясь поймать взгляд коня.

— Меня научил мистер Пейтон. Он разрешил пользоваться его красками.

Дженис удрученно подумала, что масляные краски намного дороже того жалкого детского набора акварельных красок, который она купила Бетси на день рождения, и благодарно взглянула на Пейтона. Во всяком случае, ей хотелось чувствовать благодарность. Но когда Бетси придется расстаться с роскошью новых красок, возможно, ее чувства изменятся.

— Девочка талантлива, у нее хороший глаз. Что касается рисования животных, то здесь ей еще надо многому учиться, но впереди много времени. Акварель она уже переросла. Не могу же я позволить ей все время рисовать одни только облака и цветочки.

Эти последние слова прозвучали почти как извинение, словно он понимал финансовые трудности Дженис.

— Я так благодарна вам, сэр, за то, что вы занимаетесь с Бетси! Жаль, что я не могу заплатить вам за ваши труды.

Пейтон усмехнулся, напомнив своей милой усмешкой Эви.

— Просто пришлите мне доход от первой продажи ее картин, и мы с вами будем в расчете. Не волнуйтесь, я все равно пропил бы или проиграл ваши деньги.

Отчаянно ржавший конь заставил их обернуться к загону, где они застали картину противоборства человека с животным. Бен сидел в седле, пригнувшись и вцепившись в поводья, а конь протестующе взвивался на дыбы, кружился и пронзительно ржал. Это было восхитительно красивое соревнование, но Дженис не чувствовала ничего, кроме страха, когда острые копыта зверя рубили воздух так близко к мужчинам, стоявшим у изгороди.

Когда Бен осадил коня, Тайлер побежал открывать калитку загона, а Питер направился к Дженис, подсознательно вставая между дорогой, по которой побежит конь, и своей семьей. Дженис показалось, что Питер даже не знает о том, что они здесь. Возможно, так и было, и он просто разумно уходил подальше от опасности.

Это не имело значения. Ничто не могло предотвратить случившегося дальше. По странной прихоти судьбы младший сын Монтейнов в погоне за убежавшим от него щенком выскочил из зарослей фальшивых апельсинов как раз в тот момент, когда конь бешеным галопом вынес Бена из загона.

Крик потряс воздух. Тайлер увидел своего сына, бегущего навстречу смерти. Он кинулся к мальчику, в это время Бен пытался развернуть коня. Все произошло так быстро, что Дженис лишь потом разобралась в последовательности событий.

Тайлер накрыл собой сына, и они выкатились почти из-под самых копыт. Конь взвился на дыбы, и Бен вылетел из седла. Жеребец, почувствовав свободу, помчался прямо на маленькую компанию у мольберта.

Дженис схватила Бетси и бросилась бежать. Она слышала собственный крик. Никогда в жизни она не кричала, но сейчас просто не могла остановиться. Конь несся прямо на них, дыша смертью. Питер что-то кричал ей, но Дженис ничего не слышала: в этот момент для нее было важно лишь одно — спасти Бетси от стремительно приближавшихся копыт зверя.

Конь громко заржал, и двор вдруг наполнился бегущими людьми. Кто-то выхватил Бетси у нее из рук, кто-то поймал Дженис и крепко удерживал ее на месте. Все застыли, уставившись в направлении загона, и никто не побежал помогать Бену или Тайлеру. До смерти напуганная Дженис оглянулась через плечо.

Питер держал коня за поводья. Держал изо всех сил, но злое и напуганное животное чуть не отрывало его от земли. И вдруг удивленная Дженис увидела, как ее муж уперся ногой в стремя и запрыгнул в седло. Крик замер у нее в горле, а мир словно застыл. Она видела только мужчину и коня. Конь понес.

Она осознала, что ее держит Пейтон. Его стариковские руки не справились с ней, и она упала на колени, глядя, как ее муж скачет по засаженному деревьями двору верхом на дьявольском жеребце. Сердце ее вырывалось из груди и скакало за ним следом, а горло зашлось в молчаливом крике ужаса.

Конь понесся прямо на низкие кусты магнолии, но Питер дернул повод и пригнулся. Они чудом избежали столкновения с дубом, выскочили на подъездную аллею и скрылись из виду.

Потрясенная Дженис так и стояла на коленях, не в силах пошевелиться. Эви и Кармен побежали к Бену и Тайлеру. Тайлер поднялся на ноги и передал сына Эви, но Бен остался лежать на земле. Подошла Бетси и взяла Дженис за руку, слезы ручьем текли по ее щекам; никто не сказал ни слова, молча глядя туда, где только что исчез Питер. Конь сеял несчастья на своем пути, а Питер пытался справиться с этим исчадием ада.

Раздался истошный вопль Джасмин: негритянка, выбежав из задней пристройки к дому, увидела лежащего на земле мужа и фигуры склонившихся над ним людей.

— Мы с ребятами поедем за ним, а вы отведите его жену в дом.

Слова Тайлера долетели до Дженис откуда-то издалека, но она отвергла потянувшиеся к ней руки, отказываясь вставать. В жизни на ее долю выпало много несчастий, и она всегда встречала их на коленях — так было легче. Жарким шепотом она произносила слова молитвы, теребя в руке кем-то протянутый носовой платок.

— Оставьте ее! — резко сказала Кармен над головой Дженис, пресекая терпеливые попытки заставить ее встать. — Мы подождем здесь. Бетси, принеси-ка сестре холодной водички.

— Хотя бы отведите ее в тень, — проворчал Пейтон. — Там, под дубом, есть скамейка.

Скамейка была как раз повернута в ту сторону, куда ускакал Питер, и Дженис согласилась сесть сюда. Ей надо только неотрывно смотреть и молиться, и тогда он вернется цел и невредим. Муж должен вернуться. Она не готова стать вдовой. Она еще даже не стала его женой.

Дженис не плакала. Перед лицом несчастья слезы бесполезны, это она узнала очень давно. Тело сковало страхом, но концентрация воли иногда помогала. Если мысленно направить каждый дюйм своего естества на того человека, которому сейчас грозит опасность, то у нее все получится. Она бесконечное множество раз делала это для Бетси. Правда, матери с отцом это не помогло. Но только потому, что они утратили в нее веру. А Питер в этот момент не знал о ее усилиях, и значит, не мог подвергать их сомнениям. Надо лишь сидеть здесь, мысленно сосредоточившись на Питере и желая ему удержаться в седле.

Она услышала, как из загона выехали другие лошади, но где-то в темных глубинах сознания понимала, что эти мужчины так же бесполезны, как ее слезы. Все, что они могут, это поднять разбитое тело Питера, если он упадет. Закусив губу, она еще яростнее зашептала:

— Нет, он не упадет!

Дженис отказалась от принесенной Бетси холодной воды, просто взяла девочку за руку — это поможет больше, ведь теперь два мозга сосредоточились на одной мысли. Сжав пальцы Бетси, Дженис принялась молиться еще сильней.

Дженис не сразу поняла радостные крики, которые наконец донеслись с дороги. Еще мгновение она продолжала молиться, не смея поверить своим ушам. Но Бетси вскочила со скамейки и тоже радостно закричала. Дженис осмелилась наконец взглянуть в сторону дороги, скрытой за деревьями. Даже старик Пейтон заковылял туда на своих больных артритом ногах.

Из-за деревьев на солнечный свет выскочил конь со своим седоком, и это было самое красивое зрелище, которое Дженис когда-либо видела. Затаив дыхание, она смотрела, как Питер вел легким галопом блестевшего от пота вороного жеребца, а потом перешел на шаг. Его плечи бугрились под взмокшей белой рубашкой, а ноги властно сжимали бока животного, создавая впечатление, что конь и человек являют собой единое целое. Дженис испустила радостный вздох облегчения, когда он отвел огромного коня в загон и кто-то захлопнул за ним калитку.

Подобрав юбки, Дженис во весь дух пустилась бежать навстречу этому человеку, который спас их всех, рискуя собственной жизнью. И как она могла думать, что он не похож на героя? Как жестоко она ошибалась! Наконец-то ей встретился человек, который спасет ее от всех тягот жизни, а она так несправедливо обращалась с ним.

Остальные всадники тоже подъехали к загону, Питер спрыгнул с коня и взобрался на изгородь, и Дженис услышала, как он крикнул Тайлеру:

— Я согласен ставить на этого коня, Монтейн! Он победитель!

Дженис резко остановилась, недоуменно переводя взгляд с мужчины, только что избежавшего смерти, на других, еще сидевших на лошадях и довольно ухмылявшихся. Она, наверное, ослышалась.

— Только если ты поскачешь на нем, — крикнул в ответ Тайлер, боком подводя ближе свою лошадь. — Бен вывихнул ногу. Он вне игры.

К полному ужасу Дженис, Питер подошел к Тайлеру и протянул руку:

— Ну что ж, тогда моя доля будет больше. Кто распространит слух о том, что конь дикий?

Тайлер со смехом пожал ему руку. На Дженис они совершенно не обращали внимания и вообще вели себя так, как будто все случившееся было лишь разыгранной ими самими удачной шуткой. Только что чуть не погибли люди, а они прикидывают, как поделить ставку на бегах!

В ярости она развернулась и столкнулась лицом к лицу с Эви.

Эви поймала ее за руку и, взглянув через плечо Дженис на мужчин, радостно хлопавших друг друга по спинам, повела к дому.

— Что ж, это было волнующее зрелище! Должна сказать, что твой муж скачет на лошади слишком хорошо для янки. Думаю, нам всем сейчас надо выпить холодного лимонада. Бен уже в доме, жалуется на женщин, которые суетятся вокруг него. Может, ты уговоришь Питера пойти к нему и обуздать? У него это хорошо получается. Бену с его ногой действительно пока нельзя ходить.

До этого Дженис никогда не испытывала настоящего гнева. Страх был хорошим приятелем, но гнев всегда считался таким же бесполезным, как слезы. Но уж лучше гневаться, чем биться в истерике, как было недавно. Ничего, если конь не убил Питера, она сама сделает это! Значит, он рисковал своей жизнью, их будущим ради каких-то бегов? И собирается сделать это снова? А все для того, чтобы получить деньги на золотой рудник, которого, может, и нет вовсе! Ее буквально трясло от ярости.

Выходит, она вышла замуж за сумасшедшего, за неисправимого игрока, неудачника с пустыми карманами, который всю жизнь будет жить за счет друзей и гоняться за химерами? Нет, придется бросить его, найти работу и начать все сначала. Она хотела, чтобы у нее был свой дом, было будущее, и не желала строить грандиозные песочные замки в надежде на случайные забеги и призрачность золота рудников. Она не желала жить с Питером Маллони!

Справившись с гневом, Дженис встала, чтобы утешить нетерпеливого Бена. Выпив протянутый кем-то лимонад, она обняла Бетси и отправила ее играть во двор. Когда в окружении ликующих мужчин в гостиной появился Питер, она повернулась к нему спиной и вышла.

Питер недоуменно смотрел ей вслед. Он сделал то, что надо было сделать, и считал себя героем-победителем. Мало того, он нашел способ заработать деньги на рудник и думал, жена будет гордиться им, ожидал поцелуев и объятий. Но чего он никак не ожидал, так это ледяного взгляда и стука хлопнувшей двери.

Тайлер и Эви, стоявшие у него за спиной, переглянулись.

— Какие же вы, мужчины, дураки! — прошептала она.

— Дураки? А что мы такого сделали? — На лице Тайлера отразилось точно такое же недоумение, как и у Питера.

— Вы разбиваете вдребезги мечты и топчете их!

Тут к Эви подбежал сынишка, и она, улыбнувшись мальчику, пошла за пирожными.

Глава 18

— Ты целый день бегаешь от меня. Что случилось?

Вечером того же дня Питеру наконец удалось поймать жену на открытой галерее. С наступлением темноты магнолии пахли просто одурманивающе, и все же на свежем воздухе было приятнее, чем в светлом, но душном доме.

— Мне некогда, — натянуто ответила Дженис. — Надо посмотреть, легла ли Бетси. Пусти, я пойду.

— Черта с два! Бетси уже вполне взрослая девочка и может лечь сама. А даже если и нет, то найдется кому помочь и без тебя. Этот чертов дом кишит людьми. Я не могу улучить и минуты, чтобы ты была одна.

Она подняла бровь:

— А почему ты хочешь, чтобы я была одна? Я вполне могу разговаривать и в компании.

— Не надо обращаться со мной, как со школьником, миссис Маллони! Я ведь не вчера на свет появился. Ты бегаешь от меня, и у меня есть для этого только одно объяснение: ты что-то вбила себе в голову. Выкладывай!

— Зачем? Это же моя голова.

Мило улыбнувшись, Дженис попыталась проскользнуть мимо него, но Питер ухватил ее за турнюр и потащил назад. Она повернулась, собираясь дать ему пощечину, но Питер прижал ее руки к бокам.

— Теперь ты моя жена. Все, что твое, — и мое тоже. Значит, я имею право знать, что там у тебя в голове.

— Это смешно… — Дженис тихо вскрикнула, когда ее маленькая шляпка, которую она надела перед прогулкой, полетела на кусты магнолий. — Ты не имеешь права! У меня всего две шляпки…

— Я куплю тебе другую. У этой такой вид, будто ты нашла ее на коровьем выгоне. Ну а теперь говори, что случилось, а не то мне придется самому забраться к тебе в голову и проверить, что там.

Он потянулся к шпилькам и гребешкам, державшим ее прическу. Дженис шлепнула его по рукам:

— Ничего не случилось. Прекрати! Я не маленькая девочка и могу думать и поступать, как мне хочется.

Понадобилось вынуть всего одну-две шпильки, чтобы первая прядь выпала из пучка. Дженис раздраженно откинула ее с плеча.

Питер намотал на палец ее мягкий локон.

— Ты обещала честно исполнять брачные обеты. Разве они не включают уважение и послушание?

Он нарочно опустил первую часть клятвы. Может, Дженис и обещала любить его, но он отлично понимал, что это невозможно. Конечно, женщины способны вообразить любовь, но эта женщина никогда не полюбит человека, олицетворяющего собой все то, что она презирала. Питер знал: Дженис, так же как и он, презирает его семью. Она говорила о нищете и голоде, и он знал, кто виновен в таком ее прошлом, прекрасно понимая, что для нее нет разницы между ним и его отцом. Поэтому Питер и не мечтал о любви, его вполне устроили бы уважение и послушание.

— Ну, знаешь, всему есть предел, — заявила Дженис. — Если ты велишь мне прыгнуть с обрыва, я тебя не послушаю. А если ты превратишься в подзаборного пьяницу, я не стану тебя уважать. Клятвы, конечно, красивы, но не практичны.

— Зато ты очень практична, да? Тогда скажи мне, моя практичная жена, что такого я сделал? Чем оскорбил твою практичность? Я что, должен был позволить этому коню растоптать вас? Или удачно свернуть себе шею, чтобы ты могла, проливая слезы, явиться за приютом к Дэниелу и жить в роскоши всю оставшуюся жизнь? Что, скажи на милость, я сделал не так?

Дженис безуспешно попыталась вырваться из кольца его рук.

— Ты женился на мне. Вот что ты сделал не так. Ну а теперь пусти меня, Питер! Не надо со мной так обращаться!

Вместо того, чтобы отпустить, он обхватил ее за талию и привлек к себе.

— В том, что я женился на тебе, нет ничего плохого. Может, я поступил безрассудно, но не плохо.

И Питер поцеловал ее в губы.

Дженис вся сжалась, но Питер не мог позволить ей просто так уйти. Он дразняще провел языком по ее губам и почувствовал, как они слегка приоткрылись. Издав вздох удовлетворения, он тут же воспользовался моментом. Дженис задохнулась и попыталась отстраниться, когда его язык завладел ее ртом, но этим движением только облегчила ему доступ к своей груди. Захватив ее рукой, он продолжал вкушать сладостный поцелуй. Он так давно желал этого! Теперь его нелегко будет оторвать.

Корсет мешал Питеру, но все же ему удалось просунуть руку в вырез платья и почувствовать, как набух ее сосок под его ладонью. Нежно лаская его, он продолжал разжигать пламя и был вознагражден за старания, услышав ее стон и почувствовав, как она задрожала в его руках.

Этот стон стал последней каплей. Желание его выросло и обрело твердую форму. Питер забыл обо всем на свете, мечтая вновь погрузиться в ее мягкую плоть. Он забыл свой вопрос. Забыл, где они находятся. Забыл обо всем на свете, кроме женщины, которая таяла сейчас в его объятиях.

Чтобы удержать равновесие, Дженис ухватилась за полы его сюртука, и руки ее сами скользнули под плотную ткань и обвились вокруг его спины. Через жилет и рубашку Питер ощутил жар ее пальцев. Ему отчаянно хотелось снять с нее платье и прикоснуться губами к ее коже, но у него достало здравого смысла понять, что сейчас не место и не время.

Питер знал, что стоит отпустить ее, и Дженис убежит. Но также знал и то, что не должен заходить дальше. Поэтому он продолжал делать то, что делал, наслаждаясь дозволенным.

Хлопнула дверь, и маленькие ножки протопали по деревянному полу галереи, а потом вниз по лестнице. Питер оттащил Дженис в тень, отбрасываемую листьями вьюна, который карабкался по колонне. Из соседнего окна послышался женский крик, звавший ребенка домой. Дженис попыталась вырваться, и Питер стиснул зубы. Господи, неужели он не может спокойно поцеловать собственную жену?

Хлопнула вторая дверь. На этот раз по галерее шел взрослый, и им не удалось убежать в темноту. Шаги становились все ближе, и Питер, выругавшись сквозь зубы, отстранился от Дженис и попытался привести в порядок ее одежду. Затаив дыхание, она оттолкнула его руку и сама расправила кружева на платье, но шпилек было уже не найти. Она, как могла, подоткнула волосы в пучок, пока Питер загораживал ее собой от постороннего взгляда.

Вошедший чиркнул спичкой, зажигая сигару, и короткая вспышка осветила их укромное местечко. Усмехнувшись, Тайлер продолжал спокойно раскуривать сигару.

— Вам никто не запрещает подняться на башню, когда вам только захочется. Стоя здесь, вы все равно не общаетесь с нами.

— Просто мы хотели подышать свежим воздухом перед сном. Надеюсь, Бетси нет среди тех маленьких разбойников, которые только что побежали в кусты?

Питер еще в детстве научился вести светские беседы, и теперь успешно пользовался своим умением. Он понимал, что Дженис сейчас не до разговоров, и гордился собой, что сумел довести ее до такого состояния. Леди-то, выходит, не так холодна, как притворялась!

— Нет, это мальчишки. Они ловят ночных чудищ, но скорее всего поймают одних москитов. Хотя в их возрасте какая разница? Если вы захотите прогуляться в темноте, советую захватить с собой лампу, а не то эта шпана может наброситься на вас.

— Спасибо за предупреждение. После всех сегодняшних волнений, думаю, нам лучше будет подняться наверх.

Питер обнял Дженис за талию и повел мимо Тайлера, держа в тени, чтобы тот не заметил беспорядка в ее одежде и прическе.

Проходя мимо хозяина дома, Дженис ласково пожелала ему спокойной ночи, и тот тепло пожелал ей того же. Когда они уже подходили к двери, Тайлер сладким голосом окликнул Питера:

— Мне кажется, тебе лучше положить свой модный галстук в карман, Маллони. Когда ты войдешь в дом, некоторым может показаться странным, как он на тебе надет.

Питер обнаружил, что упомянутый предмет туалета наполовину забился под ворот рубашки, и поспешно сорвал его с шеи. Стоявшая рядом Дженис тихо засмеялась. По ее короткому смешку Питер понял, что она не сердится на него. Окрыленный надеждой, он сунул галстук в карман и почти втащил ее в дом.

— Мы не можем лечь спать так рано, — прошептала Дженис, когда он сразу повел ее к лестнице.

— Извини, но сегодня я уже увидел всех, кого хотел, и эта башня начинает казаться мне самым приятным местом, — сказал Питер, продолжая крепко держать ее за талию.

Дженис попыталась вывернуться:

— Я должна пожелать спокойной ночи Эви и Кармен и спросить, как дела у Бена. Я не могу уйти спать, никому не сказав ни слова. Это невежливо.

— Они поймут, уверяю тебя.

Питер потащил ее к лестнице.

— Но мы не можем… — Она споткнулась в словах, но не на ступеньках — Питер держал ее крепко.

— Ладно, не будем. Но мы можем заняться еще чем-нибудь.

Дженис взглянула на него с интересом и одновременно с тревогой:

— Например?

Питер расслабился и торопливо повел ее наверх.

— Я тебе покажу.

Но когда они, преодолев наконец все ступеньки и площадки, добрались до верха башни, Питер почувствовал, как Дженис снова вся напряглась и сжалась в его объятиях. Обуздав нетерпение, он пожалел о том, что не догадался захватить бутылку вина.

Как только они вошли в комнату, Дженис сразу вырвалась от него и прошла к окну. Питер, чиркнув спичкой, зажег лампу на письменном столе, хотя для того, что он задумал, не требовалось слишком много света. Их тени мелькали на потолке, когда он двигал лампой.

Внезапно Питер почувствовал неловкость. У него никогда не возникало потребности учиться искусству обольщения. В прошлом, когда ему требовалась женщина, он просто покупал ее. А в последние годы, когда с деньгами стало туго, приезжал в такие места, где, знал, найдутся желающие бесплатно поразвлечься с таким красавчиком, как он. Он многое умел в этой жизни, вот только совершенно не знал, как надо завоевывать и обольщать женщин.

Питер подошел к жене и положил руки ей на плечи. Дженис слегка вздрогнула, но не повернулась. Она заговорила первой:

— Ничего не получится.

Она сказала это так тихо, что он не знал, правильно ли расслышал.

— Ты о чем?

Питер слегка массировал ей плечи, надеясь снять с нее напряжение. Да, что и говорить: его жена — непростая женщина, но он и не хотел простую.

— О нас, — прошептала Дженис, обращаясь к их отражению в темном окне. — Я благодарна тебе за то, что ты спас меня от позора, но мы не подходим друг другу. Когда ты найдешь свою гору золота, то, конечно же, сможешь оплатить развод. А я тем временем буду искать себе работу.

— Нет.

Дженис посмотрела на него через плечо:

— Что значит нет?

Он начал вынимать оставшиеся шпильки из ее волос.

— То и значит — нет. Не будет никакого развода. И ты не будешь искать работу. У тебя она уже есть. Как только я куплю эту гору, у тебя появится столько дел, что со всеми и не управиться. А сейчас успокойся и дай я тебя поцелую.

Резко повернувшись, Дженис посмотрела в упор на Питера:

— Ты говорил, что займешь денег и мы сразу уедем отсюда, что у тебя вроде бы осталось всего шесть недель. Так что же случилось? Что-то ты не торопишься в Нью-Мексико.

— Планы несколько изменились.

Питер начинал сердиться. Он не любил перед кем-то объясняться. Но Дженис стояла перед ним такая красивая, с разбросанными по плечам светлыми локонами, блестевшими в лунном свете, что он решил все рассказать, рассчитывая получить взамен ее благосклонность.

— Сейчас у Тайлера нет таких денег.

Губы Дженис сжались, и Питер поспешил успокоить тревогу, мелькнувшую в ее глазах:

— Но они у него будут. Надо только немножко подождать.

Он не решился объяснить причину этого ожидания, чувствуя, что жена не одобрит способ, которым он собирался добыть деньги. Ему и самому он не слишком нравился.

— Понятно. И чего же мы будем ждать? Уж не лошадиного ли забега Четвертого июля?

А, так она знает! Ну что ж, с этим уже ничего не поделать.

— Какая разница, чего ждать? Мне нужно получить эти деньги, и Тайлер — самый верный источник. Это все скоро кончится, и через несколько месяцев мы заживем своим домом, как я и обещал.

Питер понял, что проболтался. Ее серые глаза стали еще холоднее.

— Несколько месяцев?

Питер считал себя человеком, способным спокойно и властно справляться со всеми проблемами, будь то бизнес или какие-то жизненные трудности, но этот ледяной взгляд привел его в бешенство. Справившись с приступом гнева, он ответил:

— На то, чтобы вернуться в Нью-Мексико, у меня есть меньше пяти недель. Я не могу терять время на фургон, поэтому поеду один. Тебе придется подождать меня здесь.

Пусть знает, что есть дела, которые надо делать в первую очередь, и ему решать, что это за дела. В семье главный мужчина.

— Отлично! — Дженис подобрала свою пышную юбку и стала обходить его. — Иди своей дорогой, а я пойду своей. Это как раз то, чего я и хотела.

Она ушла в спальню. «Хорошо, что не хлопнула дверью», — подумал Питер. Легкий щелчок затвора на двери, разделявшей две комнаты, положил конец их разговору.

И никто в доме не узнает, что такие практичные, такие сдержанные и воспитанные молодожены готовы перегрызть друг другу глотки.

Глава 19

— Вы девчонки! Вам нельзя ходить с нами!

— Это нечестно, мы тоже хотим ловить рыбу!

Детские голоса влетали в спальню через открытое окно, и Дженис выглянула во двор, чтобы узнать причину их криков. Бетси и Мелисса Хардинг стояли у колонны веранды в своих коротеньких платьицах со множеством рюшечек и бантиков и расстроенно смотрели на ватагу мальчишек, бегущих по аллее с удочками и прочими рыболовными снастями. Но кричали не они, а две девочки постарше — Мария Родригес и четырнадцатилетняя Алисия Монтейн. Дженис удивленно покачала головой: в таком возрасте пора быть умнее!

Когда Дженис вышла на веранду, Бетси не сказала ни слова, но младшая дочка Монтейнов, Ребекка, сидя на качелях, утирала слезы. Увидев взрослого, она захныкала:

— Я пожалуюсь на них маме!

— Не плачь, Бекки! Мы еще с ними посчитаемся, вот увидишь! — Алисия погрозила кулаком вслед удалявшимся мальчикам. — Они думают, раз они мальчики, то им все можно. Много они понимают!

Дженис спрятала улыбку. Старшая дочка Монтейнов рассуждала в точности как ее мама. Эви наверняка придумала бы блестящий выход из создавшегося положения, но сегодня утром она заканчивала работу над одной из своих детских книжек и просила ей не мешать. Наверное, мальчики этим и воспользовались.

— Мне кажется, лучший способ отомстить — это провести время еще лучше, чем они, — небрежно сказала Дженис.

Она боялась, что не сможет найти общий язык с этими девочками. Все-таки общаться с целым классом детей, пользуясь авторитетом учителя, это совсем не то, что дружить с детьми на равных. Девочки с интересом посмотрели на нее. Первый вопрос задала Бетси:

— Но как? Они забрали все удочки.

— Ну, удочки мы и сами легко можем сделать, — заявила Дженис, надеясь, что это так, хотя ни разу в жизни не ловила рыбу. — Но вам надо заняться чем-то еще более увлекательным, чем они. Давайте подумаем, что может быть интереснее, чем сидеть на берегу и удить рыбу?

Дженис надеялась, что они предложат что-нибудь хотя бы отдаленно знакомое ей, но была уверена, что ответов типа «печь пирог» или «шить юбку» не услышит. Она ждала с некоторым страхом. Долго ждать не пришлось.

— Сидеть в лодке и удить рыбу, — убежденно выкрикнули в один голос Алисия и Мария.

Встретив удивленный взгляд Дженис, Алисия сказала:

— Прошлым летом мы с папой рыбачили с лодки. Он все обещает опять взять нас и даже поручил Бену вытащить лодку на берег и подготовить ее, но никак не выберет время со своими чертовыми полями. А теперь, когда Бен вывернул ногу, про лодку вообще надо забыть.

— Вывихнул ногу, — машинально поправила Дженис. — Лодка. Ну что ж, кажется, это и впрямь лучше, чем сидеть на грязном берегу. Почему бы и нет? Пойду посмотрю, что можно сделать. Но на всякий случай, если я не смогу найти лодку, подумайте, чем еще можно заняться так, чтобы утереть нос мальчишкам.

Дженис вернулась в дом, оставив девочек возбужденно галдеть во дворе. Она, наверное, сошла с ума, согласившись возглавить поход на рыбалку, да еще на лодке, но отказать — значит расстроить Бетси, а этого она не могла допустить. Бетси была не такой открытой, как Алисия и Мария, она никогда ни на что не жаловалась, но Дженис прекрасно понимала, как обидно для ребенка отказываться от того удовольствия, которое могут позволить себе другие дети.

Сама Дженис в детстве не знала всех этих ребячьих радостей. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь не работала, зато отлично помнила, как, работая, слышала смех других детей, игравших на улице. Она никогда не гоняла вместе с ними консервных банок, не прыгала через веревочку и не играла в куклы. Поэтому сейчас не хотела отказывать Бетси в простой радости рыбалки.

В полумраке гостиной она чуть не налетела на Питера. Он схватил ее за руки и держал, не отпуская. Этой ночью они спали в одной постели, но он ни разу не притронулся к ней. И сейчас, стоя так близко к нему, чувствуя, как его пальцы впиваются в ее руки, ощущая его дыхание на своих волосах, Дженис испытывала большее искушение, чем когда они лежали по разные стороны кровати, отгородившись друг от друга океаном простыней. Она мягко попыталась высвободиться, но Питер, казалось, не заметил ее попытки.

— Вы с Бетси умеете плавать? — спросил он, нежно поглаживая ее руки. — Вы умеете грести на лодке?

Значит, он слышал! Дженис пожала плечами:

— Хардинги немного научили Бетси плавать. Надеюсь, я найду кого-нибудь, кто умеет управлять лодкой. Я просто не понимаю, почему девочки должны сидеть дома, если мальчики могут гулять где хотят.

— Вообще-то мне казалось, что девочкам так положено, — усмехнувшись, заметил он. — Я думал, что им нравится сидеть дома в своих лентах и бантиках, попивать чаек и играть с куклами.

Когда-то такое времяпрепровождение понравилось бы Дженис. В детстве она согласилась бы на что угодно, лишь бы только получить ленты и бантики, не отказалась бы и от чая. Но это еще не повод навязывать Бетси подобную роль. Дженис в упор посмотрела на мужа:

— Девочки могут делать почти все, что и мальчики. Они могут кататься на велосипеде, играть в теннис и ловить рыбу, если им этого хочется. Сейчас не те времена, сэр.

Питер выглянул в открытое окно, где девочки постепенно перестали галдеть и явно прислушивались к их спору. Из чистого озорства он наклонился к уху Дженис и прошептал:

— Что ты мне дашь, если я прокачу вас на лодке?

Он привлек ее к себе так близко, что Дженис пришлось упереться руками в его грудь. Питер был высоким мужчиной, и, стоя рядом с ним, она чувствовала себя совсем маленькой и беспомощной. Но теперь это чувство скорее успокаивало, чем пугало. Такие ощущения были ей непривычны, и она не имела намерения узнавать их лучше. Поразмыслив над его вопросом, она наконец решила:

— Мне нечего тебе дать.

Питер поцеловал ее в кончик носа.

— Нет, есть. Но я предоставлю тебе самой решать, заслуживают ли мои труды твоей благодарности. Пойду спрошу у Тайлера насчет лодки.

Последняя фраза была сказана достаточно громко, чтобы вызвать бурю восторга у их беспардонных слушателей.

У Дженис потеплело на сердце, но после ухода Питера она вошла в знакомый образ строгой классной дамы и, выйдя во двор, велела девочкам переодеться для рыбалки. Те моментально убежали.

Вернулись они уже в старых и коротких для них юбочках, простых блузках и широкополых шляпах, завязанных лентами под подбородком. Питер нашел лодку и второго гребца — самого старшего представителя мужского пола в семействе Родригесов, Мануэля. Джасмин буквально умоляла их взять с собой Бена, чтобы он не надоедал ей в доме. Просила только следить, чтобы он не вставал на больную ногу.

— Ты можешь насаживать на крючки извивающихся червячков, — заверила Бетси Бена, когда он стал жаловаться, что его, как какого-то инвалида, заставят сидеть в фургоне.

— Но у нас нет червячков! — испуганно вскричала Мария, помогая Бекки забраться в фургон.

— Подойдет и тесто для песочного печенья, — успокоил ее Бен, подавая руку Бетси и Мелиссе. — У нас здесь целая корзина еды. Придется немножко и с рыбами поделиться.

Всю дорогу до реки они весело смеялись. Дженис сидела в фургоне между Питером и Мануэлем, и оба пугали ее жуткими историями о рыбе, которая выпрыгивает из воды прямо ча колени дамам. Но ее не обижали их шуточки. Она слышала смех Бетси и была счастлива.

Июльское солнце не знало пощады, но с реки дул освежающий ветерок. Они стали подыскивать место, где остановить фургон. Детский смех, песня пересмешника, запах жареных цыплят из их корзинки, соперничающий с ароматом цветущей природы у реки, — все было прекрасно. Даже присутствие Питера доставляло Дженис удовольствие. Когда он отвязал вожжи, она взяла его за руку, улыбнувшись ча его удивленный взгляд. Он улыбнулся ей в ответ, и Дженис почувствовала снова сладкое волнение.

Это волнение не проходило и когда они столкнули лодку на воду и усадили в нее радостных девочек, чудом умудрившись никого не уронить в ленивый речной поток. Дженис смотрела на мужа, и ее охватывали странные ощущения. Интересно, так всегда бывает между мужем и женой? Может, физическое единение и есть та связующая нить, которая навеки привяжет ее к нему? Похоже, что так. Когда он скинул сюртук и закатал рукава рубашки, пустота внутри Дженис стала глубока до боли. Как будто угадав ее мысли, Питер взглянул на Дженис и протянул руку, помогая ей взобраться в лодку. Когда она ощутила под своими пальцами его горячую сильную ладонь, легкий трепет волной пробежал по ее телу.

Но дети не позволили Дженис слишком долго тревожиться по поводу ее новых ощущений. Девочек надо было заставить сидеть спокойно, пока Бен привязывал леску к их удочкам и насаживал на крючки катышки песочного теста. Старшие девочки пробовали сами заняться этим под его руководством, а Дженис помогала младшим забрасывать удочки за борт. Мануэль с Питером вели плоскодонку вдоль берега, пользуясь веслами только для того, чтобы обогнуть спускавшиеся в воду корни кипарисов или наполовину погруженные стволы тополей.

В тот момент, когда Алисия заметила мальчиков на берегу, Мария увидела впереди низинный островок.

— Вон они, гады! Смотрите-ка, да они даже не рыбачат! Они просто прыгают в воду и разгоняют всю рыбу.

Слегка встревоженная этим восклицанием, Дженис попыталась отвлечь внимание девочек:

— Как вы думаете, мы сможем подгрести к этому острову? Там есть дерево, под ним можно устроить пикник.

Надо было отвлечь и внимание Бетси от берега. Она сомневалась в том, что мальчики, прыгавшие в воду и разгонявшие рыбу, были одеты. По такой влажной жаре окунуться голышом было просто необходимо.

Ребята закричали, увидев лодку, и девочки злорадно согласились, что пикник на острове — отличная идея. Мальчишки не смогут добраться туда без лодки.

Мануэль, сидевший за спиной у Дженис, хмыкнул, выводя лодку на глубину:

— Ничего у вас не выйдет! Хосе никогда не позволит Марии и Алисии взять над ним верх. Может, он и окончил только что свой модный колледж, но старые привычки живучи.

Дженис глянула через плечо. Так и есть — Хосе уже плыл к острову, а мальчишки помладше, похоже, готовились последовать его примеру. Она кинула тревожный взгляд на Питера и спросила:

— Насколько опасно здесь течение?

Питер, нахмурившись, продолжал внимательно следить за ходом лодки. Ответил Бен:

— Течение день ото дня меняется. Дождя не было, значит, сейчас оно должно быть слабым.

Увидев, что мальчики быстрее их подплывают к острову, девочки стали галдеть, распугав всю рыбу, которую собирались ловить Девятилетняя Мелисса Хардинг прыгала в лодке и выкрикивала детские ругательства своему младшему брату, а Алиса Монтейн хмуро наблюдала за своими братьями, которые сменили направление и поплыли к их лодке.

— Мануэль! — Крик Питера нарушил беспечно-веселую атмосферу. — Лови вон то бревно!

Дженис взглянула туда, куда указывал Питер, и увидела гнилое бревно, плывущее по течению у самой поверхности воды. Она никогда не купалась в реках, но видела, какие опасности таит в себе вода. С тревогой она взглянула на младших мальчиков, продолжавших плыть к лодке, упорно борясь с течением.

Мануэль не смог остановить бревно тонким веслом. Ударившись о него, бревно перевернулось и поплыло дальше — прямо на мальчиков. Старшие девочки почувствовали неладное и прекратили галдеть, поглядывая то на плывущих к лодке ребят, то на мрачно-сосредоточенное лицо Питера. Даже Хосе, уже доплывший до острова, казалось, почувствовал, что что-то не так. Он стоял на берегу, силясь рассмотреть то, что видели другие.

— Ребята не видят бревно. Дайте мне весло, и я удержу лодку, — тихо сказал Бен.

Питер, кивнув, протянул ему свое весло и начал снимать рубашку и ботинки. У Дженис перехватило дыхание. Она даже не знала, умеет ли Питер плавать.

Он нырнул в воду и в несколько сильных бросков достиг бревна. Сердце ее снова замерло в тревожном волнении, но тут она увидела, как муж ухватился за бревно и поволок его в сторону от мальчиков. В любую секунду Питера могло снести течением на середину реки, но, кроме нее, казалось, никто не беспокоился об этом. Девочки прыгали, кричали и радостно визжали, а Дженис видела только мокрые волосы и широкие плечи своего мужа, уплывавшего все дальше от лодки.

Мануэль с Беном пытались подгрести поближе к мальчикам, которые, похоже, уже выбивались из сил. Дженис перегнулась через борт и тянула к ним руки.

Направив бревно за лодку, Питер отпустил его и, преодолевая течение, поплыл назад. Одна детская головка скрылась под водой, и крик Дженис прежде других криков достиг его ушей. Наполовину свесившись с лодки, она тянулась к маленькому Монтейну, который, выныривая, отчаянно ловил ртом воздух. Питер, выругавшись, поплыл быстрее.

Схватив мальчика за волосы как раз перед очередным погружением, он вытянул его из воды и передал в руки Дженис. Она поддержала мальчика и с помощью остальных втащила в лодку.

Питер убедился, что двое ребят держатся на воде, и, ухватившись за борт, залез в лодку.

Дженис тут же оставила мальчика Алисии и опустилась на корточки перед Питером, вытирая своим носовым платком его мокрое лицо.

— Я боялась, что ты не умеешь плавать, — пробормотала она.

Тяжело дыша, Питер развалился в лодке. Под жаркими лучами солнца капли влаги на его груди превращались в пар, но внутри его все кипело от радостного волнения: Дженис за него боялась!

— Я что, дурак? Если бы я не умел плавать, я не прыгнул бы в лодку.

— И не схватил бы почти необъезженного жеребца, если бы не умел ездить верхом. Ты прав, — она промокнула его лицо мокрым батистовым платочком, — но я привыкла всегда беспокоиться.

— А я стал еще одним объектом твоего беспокойства. — Питер добавил еще один штрих к портрету этой женщины, которую называл своей женой. — Наверное, вряд ли тебя это успокоит, если я скажу, что тебе больше не о чем беспокоиться. Теперь обо всем буду заботиться я.

— Боюсь, мы с тобой по-разному понимаем слово «забота». А менять меня уже слишком поздно, — неохотно призналась она.

Питер опустил ей голову, и их губы встретились. После короткого сопротивления она согласилась на поцелуй, к радостному ликованию зрителей. Отпустив ее, он прошептал так, чтобы слышала только она:

— Это никогда не поздно, миссис Маллони.

Вспыхнув, Дженис отвернулась к детям и принялась бранить мальчишек.

Глава 20

После этого день пошел веселее. Дженис не привыкла ни дня сидеть без дела — не говоря уж про несколько дней. И сейчас она собирала и разбирала корзинки для пикника, сняв туфли, заходила в воду, чтобы помочь мальчикам вытягивать рыбу, следила за девочками, чтобы они не намокли и не испачкались. Но это было более развлечением, чем работой, и очень скоро она уже просто сидела на берегу и смеялась над детскими шалостями.

В одно из таких мгновений Питер присел на камень рядом с ней.

— Мне нравится слушать твой смех, — тихо сказал он, поправляя на ней широкополую шляпу, чтобы лучше закрыть от солнца ее быстро покрасневший нос. — Тебе надо почаще смеяться.

— Ха! И кто бы это говорил? — Дженис ехидно ухмыльнулась.

Она никогда в жизни не подтрунивала над мужчинами. Но Питер так на нее смотрел, что это вышло само собой. Праздные дни быстро испортили ее. А может, в этом виноват ее муж? Вчера вечером она даже хихикала над ним, когда Тайлер застал их целующимися в галерее. И ведь она действительно сама целовала Питера! Причем в мыслях зашла намного дальше, чем просто поцелуи, пока наконец не опомнилась. Нет, сейчас она не потеряет голову! Хотя на этом крохотном островке, полном детей, не о чем беспокоиться — здесь она в безопасности.

— А я смеюсь, — возразил он, — все время смеюсь.

— Вы нагло лжете, Питер Алоизис Маллони! Когда мы с вами познакомились, вы даже не улыбались. С тех пор я припоминаю только один случай, когда вы смеялись.

— Гм-м-м. — Он подпер кулаком подбородок, обдумывая ее слова. — Тебя послушать, так я просто какой-то напыщенный бирюк.

— Вот-вот, и всегда был таким. Я помню, как ходила к магазину встречать свою сестру, которая там работала, а ты обычно или строго решал споры между продавцами, или с важным видом провожал какую-нибудь старую леди до ее экипажа. У тебя всегда был такой вид, как будто ты сделан из стали.

Он взглянул на нее с веселым недоверием:

— Но ты все равно вышла за меня замуж? Что же тогда можно сказать о тебе?

— Боюсь, что не очень много, — охотно признала Дженис. — Я была напугана грозящими мне неприятностями и ухватилась за легкую возможность избежать их. Не сказать что я горжусь собой за это.

Питер помрачнел:

— Ты в самом деле так сильно меня презираешь?

Если бы она сейчас не видела его лица, то ответила бы утвердительно. Дженис говорила шутя, но ей вспоминались и другие картины ее катлервильского прошлого. Ей вспоминалось, как, до нитки промокшая, она стояла под проливным дождем у дверей дорогого магазина Маллони и ждала, когда выйдет сестра, чтобы проводить ее домой. Зайти внутрь она боялась. А мимо в элегантном экипаже проезжал Питер, и его модный цилиндр был совершенно сухим, потому что кучер держал над ним зонтик. Тогда он даже не знал о ее существовании.

Были и другие вещи, за которые он заслуживал презрения: развалюхи-дома, которые его семья отказывалась ремонтировать; сборщик квартирной платы, который бил женщин; низкая заработная плата, ужасающие условия труда… Этот список при желании можно было продолжать до бесконечности. Но у Дженис уже не было такого желания. Тот Питер Маллони, которого она презирала в Катлервиле, не бросился бы в грязную бурлящую реку спасать малознакомого мальчика. Этого человека, за которого она вышла замуж, Дженис совсем не знала.

— Я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы презирать, — наконец ответила она.

— Но ведь ты жила в Катлервиле, твоя сестра работала в магазине Маллони. Ты жила в домах, принадлежавших моему отцу, правда? Даже моя невеста возненавидела меня, узнав про эти дома, а ведь ей не пришлось жить в них.

Дженис уловила в этих словах оттенок горечи и с любопытством взглянула на Питера:

— Ты ее сильно любил? Поэтому и уехал из города?

Питер поднял плоский камешек и зашвырнул его в реку. Один из мальчиков в восторге закричал, увидев, как камешек запрыгал по воде, и попытался повторить то же самое. В нескольких ярдах от них разгорелось соревнование по метанию камней в воду, но Питер не обратил на это внимания, поглощенный разговором.

— Я даже не знал ее. Наши отцы хотели, чтобы мы . поженились, а я видел в этом возможность уйти из-под каблука своего папаши, получив ее долю владения фабрикой. Она отвечала моим представлениям о хорошей жене. Но очень быстро я понял, что сам не знаю, какую жену мне надо, так же, как и то, что Джорджи совсем не подходит на эту роль. Я уехал из Катлервиля, потому что устал.

— Устал? — Дженис едва удалось скрыть свое удивление.

— Устал оберегать своих братьев от тирании отца. Устал оберегать свою мать от правды. Устал бороться с отцом, устал жить по его подсказке, теряя самоуважение. Мне надо было усилить борьбу, когда я узнал об этих сдаваемых внаем домах. Надо было порвать с корпорацией Маллони, когда я понял, что мне не остановить отца. Я сожалею, что взвалил все проблемы на Дэниела, но в то время он, казалось, был больше меня готов за них взяться.

— И он хотел этого, — заметила Дженис. — Он с радостью обрел семью, которой никогда не знал. То, что тебе казалось наказанием, для него было счастьем. Тебе не стоит корить себя за то, что ты бросил свою семью на Дэниела.

Дженис познакомилась с Дэниелом всего за несколько месяцев до своего отъезда из Катлервиля. Дэниел быстро сходился с людьми, и они сразу подружились. Возможно, брату Питера повезло, что он рос подкидышем вдали от отчего дома и не знал безжалостного каблука Артемиса Маллони.

Питер натянуто улыбнулся:

— Как бы то ни было, но Дэниел определенно держит в узде нашего папочку. Каждый раз, когда старик хочет сделать что-нибудь наперекор благородным принципам Дэниела, тот грозится разоблачить его в газете. А уволить его старик не может: мальчики слишком юны, и у них нет опыта Дэниела, а сам отец уже не обходится без инвалидной коляски. Так что ему приходится терпеть Дэниела. Хотелось бы мне когда-нибудь вернуться туда и посмотреть, как они живут.

Дженис заметила нитку, вылезшую из ее юбки.

— В этом одна из причин, по которым нам с тобой никогда не стать подходящей парой. Я не смогу вернуться с тобой.

Камешек Питера с шумом плюхнулся в воду. Мальчики стали смеяться над его неудачей, но он не слышал их насмешек, удивленно глядя на женщину, сидевшую рядом.

— Почему, черт возьми?

Дженис оборвала нитку и стала накручивать ее на палец.

— Мне удалось вырасти из трущобной нищенки до учительницы, но стать дамой высшего света? Вряд ли я смогу. Мои родители вышли из уважаемых, но бедных семей. Они учили нас хорошим манерам, правильной речи и всему такому, но мы никогда не вращались в кругах, к которым принадлежит твое семейство. Если бы мы с тобой встретились в Катлервиле, ты бы даже не взглянул на меня.

«Наверное, это правда, — подумал Питер, — но в Катлервиле меня бы и не посадили в тюрьму, обвинив в поджоге. Огайо — не Техас, там совсем другие порядки». Питер поднял горсть камней и начал один за другим кидать их в речку, причем каждый следующий прыгал по воде чаще предыдущего.

— Раз ты так считаешь, мы не поедем в Огайо, — заявил он после долгого размышления. — Меня уже ничто не связывает с теми местами.

— Не говори глупостей! У тебя там семья! — решительно возразила Дженис.

— У тебя тоже. — Он взглянул на нее. — И я точно так же придусь в ней не ко двору.

Что ж, в этом он, безусловно, прав. Брат Дженис, наверное, попытается его удавить, а сестра плюнет ему в лицо. При мысли об этом Дженис горько усмехнулась.

Но Питер не заметил ее усмешки, потому что в этот самый момент младший Монтейн умудрился свалиться в воду. И Дженис, и Питер тут же вскочили и помчались навстречу новому несчастью, забыв про то, какие они несовместимо разные. Мануэль без труда выудил мальчика из воды, но Дженис объявила, что пора собираться домой.

Лодка еще не отчалила от берега, а двое младших детей уже спали, положив головы ей на колени. Дженис гладила их по волосам, привалившись спиной к борту лодки. Впервые за долгое время она чувствовала странное удовлетворение. Бетси и мальчики Хардингов хвастались друг перед другом сокровищами, собранными на острове. Дженис с улыбкой смотрела на них.

Бетси даже не знала, что означают слова «высший свет». Пройдет время, и она почти совсем забудет первые пять лет своей полуголодной жизни, но зато будет помнить, как каталась на лошадях с Хардингами, ловила рыбу с Монтейнами и играла в салки с кузенами Бенджамина. Мысль о том, что у каждого из них денег намного больше, чем у Дженис, никогда не приходила в голову этим детям, так же, как и о том, что все они разнятся цветом кожи — кто-то белый, кто-то желтый, а кто-то черный. Так и должно было быть.

Они подплыли к берегу, и Питер с Мануэлем перенесли спящих малышей в фургон. Судя по отсутствию шума, остальных детей тоже разморило. Почти все мальчики решили, что лучше идти домой пешком, чем ехать в фургоне с девчонками, но младшие сели рядом с Беном и потребовали сказку. Дженис устроилась рядом с Питером, с тихой признательностью слушая историю Бена о говорящих кроликах и лисах.

Этот день выдался чудесным, но Дженис боялась думать о следующих. Ведь ничего не изменилось: у ее мужа все так же нет ни денег, ни работы, да и ее положение ничуть не лучше. Питер все так же намерен поставить одолженные у Тайлера деньги на бегах, чтобы пустить их на еще большую авантюру — золотой рудник. Хорошо, пусть она не может презирать его так, как должно, и пусть как человек он сильнее, чем она думала, но это не меняет сути. Да что там — они даже не могут представить друг друга своим семьям! Господи, и о чем только она думала, выходя замуж за этого человека?

Дженис думала, что Питер богат; вот о чем она думала, и теперь отнюдь не гордилась собой за то, что приняла такое решение. Но она так боялась остаться на улице без денег и без работы, и потом, кажется, было бы только справедливо заставить Питера платить за ее страдания. Тем более что сам он никак не пострадал, женившись на ней. Он хотел жену, которая умела бы готовить, а Дженис, помимо готовки, умела делать еще много разных домашних дел. Так что уж он-то ни в чем не прогадал.

Кроме разве что одного маленького вопроса, о котором она пока не желала думать.

Эви и Кармен выбежали из дома, чтобы отнести в кроватки своих малышей. Дети постарше, отдохнув в дороге, помчались проказничать дальше. Мужчины помогли Бену подняться на веранду, усадили его в кресло-качалку и просидели с ним до ужина, забавляясь рыбацкими байками.

Питер поймал Дженис на ступеньках, ведущих в башню. Она собиралась переодеться и привести себя в порядок.

— Есть время вздремнуть перед ужином, — многозначительно произнес он, опершись рукой о стену и целуя ее в висок.

Дженис почувствовала, как жар подбирается к ее щекам, и отвела глаза.

— Нет, не сегодня.

Она знала, что больше не может отказывать ему, но ей предстояло принять непростое решение. Вообще-то его надо было принять раньше — еще до того, как она согласилась выйти за него замуж, но сейчас изменились обстоятельства.

Питер погладил ее по щеке:

— Значит, завтра? Завтра вечером в конюшне будут танцы. Мы с тобой еще никогда не танцевали, Дженни. Я разрешаю тебе танцевать с любым мужчиной. Вообрази на время, что ты свободна. А я буду твоим ухажером. Я побью любого, кто посмеет пригласить тебя на танец дважды. А потом мы вернемся сюда и будем заниматься любовью всю ночь.

От его соблазнительно-бархатного голоса по спине Дженис бегали мурашки. Она знала, что он нарочно так делает, и у него неплохо получалось. Всю неделю он безропотно терпел ее отказы и сейчас давал еще день отсрочки. Но послезавтра он собирался уезжать, значит, у них будет только одна ночь. А может, лучше еще подождать?

«Вряд ли он пойдет на это», — подумала Дженис, задрожав, когда его рот нашел уголок ее губ. Питер принял ее молчание за согласие, не дав вырваться возможному протесту.

Дженис отдалась во власть наслаждения от его поцелуя. Ей начинали нравиться пылкие прикосновения его губ и рук. Закрыв глаза, она чувствовала приятное томление, ощущала его ладонь на своей груди и уже понимала, что этот жар внутри вызван ее желанием. Пройдет совсем немного времени, и он снова будет в ней. На этот раз он не даст ей отвертеться.

Прошла ночь, наступил новый день, и Питер, почувствовав, что близок его час, не упускал возможности напомнить об этом Дженис своими жаркими поцелуями. Он вел себя, как ребенок накануне Рождества. Или как жеребец, рвущийся из-под узды, думала она, глядя на настоящего жеребца, которого объезжали в загоне мужчины. Ее муж был точно так же нетерпелив, как это животное.

От одной этой мысли кровь кипела в жилах у Дженис. Такого с ней никогда не было. Ее бросало то в жар, то в холод, когда она вспоминала поцелуи Питера и представляла, к чему они приведут. К концу дня нервы ее были на пределе.

Но у нее было не слишком много времени на терзания. Детвора чуть не до потолка прыгала в предвкушении вечерних танцев и завтрашнего праздника. Из кухни доносились упоительные ароматы свежей выпечки и жареных цыплят. Конюшня была чисто вымыта, столы расставлены, и дом в основном приведен в порядок перед приходом гостей. В каждом уголке и двора, и дома кипела работа. Дженис незаметно для себя втянулась в эту суматошную деятельность.

Только когда наступил полуденный зной и работы начали сворачиваться, она задалась вопросом о том, что ей надеть к танцам, и решила найти Эви, чтобы с ней посоветоваться.

Эви сидела в семейной гостиной и вместо веера обмахивалась журналом мод. Услышав вопрос Дженис, она расхохоталась:

— Надень самое легкое, что у тебя есть. Хотя шелк я бы не советовала. Знаешь, некоторые парни любят похулиганить, и тебя запросто могут закинуть в стог сена или облить пуншем. Вот почему мы устраиваем танцы в конюшне. Когда в первый год мы собирались в доме, то чуть не рухнули стены. Нам повезло — спалили только занавески. Теперь мы заранее наполнили водой лошадиные корыта. Надень легкое платье из хлопка. Думаю, это будет лучше всего.

У Дженис были платья из хлопка — платья строгой классной дамы. Их скучные серо-коричневые тона не совсем подходили для танцев. Может, спороть немного белых кружев с одного из ее выходных платьев для посещения церкви?

Как будто прочитав мысли своей гостьи, Эви воскликнула:

— Я придумала! — Она внимательно осмотрела Дженис с головы до ног. — У тебя почти такой же размер, какой был у меня до родов. Я никогда ничего не выбрасываю. Правда, мода несколько изменилась… Ты хорошо шьешь?

— Неплохо, — состорожничала Дженис.

Зная пристрастие Эви к модной одежде, трудно было поверить, чтобы у нее в гардеробе нашлось скромное платье из хлопка, пусть и старое.

— Вот и отлично! Слушай, мы с тобой смастерим такое платье, что твой муж просто рухнет к твоим ногам! Это будет нечто!

С этими словами Эви упорхнула наверх, где находился ее гардероб.

Дженис с благоговейным трепетом смотрела, как поочередно распахиваются дверцы шкафов, являя на свет платья из шелка, атласа, шерсти, фуляра, шитья и кружев. Эви перебирала их одно за другим, одно за другим отвергая, пока наконец не добралась до того, которое искала, и победно сдернула с вешалки батистовое платье в ярко-голубую с белым полоску.

— А цвет тебе очень идет! Обожаю переделывать старые платья, а ты? Чувствуешь себя творцом!

Дженис нерешительно притронулась к дорогой ткани платья. Хлопок был мягким, как шелк. Каскад оборок сзади на юбке и отделка лентами спереди сводили Дженис с ума. Ей безумно захотелось померить эту красоту. У нее никогда не было таких элегантных платьев: она не могла позволить себе тратить деньги на такое количество ткани и время на такое количество отделки.

— Ты уверена? — пробормотала она с сомнением в голосе, стараясь держаться вежливо, хотя ее так и подмывало схватить платье и убежать.

— Ну конечно! Взгляни-ка на талию! Да мне больше не влезть в него и через миллион лет! Пойдем примеришь и посмотрим, что можно сделать.

В конце дня Дженис стояла на стуле, облаченная в чудесное платье, а Джасмин последними стежками подшивала подол, в то время как Эви с Кармен торопливо переделывали отпоротый шлейф в оборки для юбки. Голубой шейный бант теперь поддерживал верхнюю юбку, а лиф открывался у горла, украшенный белым кружевом. Дженис гладила рукой ряды оборок на юбке, удивляясь, как можно было додуматься предложить такое великолепие для танцев в конюшне.

— Tres elegant[3], — пробормотала Джасмин, отступив назад и восхищаясь своей работой. — Теперь волосы… — задумчиво добавила она. — Нам надо что-то сделать с волосами.

— Гардении! — заявила Кармен решительно. — Ей надо надеть гардении. Они отлично будут сочетаться с белыми полосками.

Дженис попробовала было возразить, но ее не стали слушать.

— Я поручу Китти прогладить подол, пока мы будем мыться, — сказала Эви. — Дженис, как вымоешь голову, спускайся сюда, пока волосы еще мокрые. Мы немного завьем их и взобьем локоны.

— Ты бы лучше выгнала из дома ее мужа, — вмешалась Кармен. — Он весь день ходит за ней по пятам, как гончий пес. Я поручу Мануэлю его отвлечь.

Женщины, пересмеиваясь, обсуждали предстоящий вечер и то, как сделать Дженис еще более соблазнительной.

Глава 21

Питер, забыв о стоявшей рядом Бетси, во все глаза смотрел на очаровательное видение, спускавшееся по ступенькам лестницы. Если не считать дня их свадьбы, он видел свою жену исключительно в унылых платьях старой девы. Он был не из тех, кто обращает слишком много внимания на наряды, и до этой минуты отсутствие женских украшений в одежде жены мало трогало его. Потрясенному Питеру пришлось поднести руку к лицу и проверить, на месте ли челюсть.

Дженис буквально плыла по ступенькам в пене кружев, величественно колыхавшихся при каждом шаге. Белые полоски платья подчеркивали свежесть и прозрачность лица, а насыщенно-голубые оттеняли его белизну. Создавалось впечатление, что платье было частью самой женщины. А ее лицо! Миндалевидный разрез глаз в обрамлении длинных ресниц, точеная линия носа и кораллово-розовые губы. Взглянув ниже, Питер просто потерял бы голову от пышного бюста и тоненькой талии. Охваченный сильным приливом желания, Питер судорожно сглотнул. Черт возьми, как же ему дотянуть до конца вечера!

Дженис подошла ближе, и Питера окутал необычный аромат гардений. Он обнял жену за талию, привлек к себе и нежно поцеловал в лоб, не обращая внимания на любопытных.

— Беру назад все, что сказал тебе раньше, — тихо проговорил он, уткнувшись в ее душистые волосы. — Ты не будешь танцевать ни с кем, кроме меня. Клянусь, что ни на секунду не выпущу тебя из виду!

— Я не умею танцевать, — чуть слышно откликнулась Дженис.

В этот момент раздались нестройные аплодисменты зрителей, затаившихся в темных углах гостиной. Зал начал наполняться гостями, и Дженис взяла за руку Бетси.

Питер переваривал услышанное, когда к нему подошел хозяин дома. Пожав ему руку, он прокомментировал очарование Дженис, последнее соотношение ставок на завтрашние бега и количество фургонов и экипажей, уже съехавшихся во двор. Мальчики Родригесы упрашивали Питера пойти с ними на кухню и проверить пунш, но тот непоколебимо стоял рядом с женой, обнимая ее за талию. Воспользовавшись минутой уединения, он прошептал Дженис на ушко:

— Сегодня вечером я буду твоим учителем. Ты согласна?

Она встретила взгляд и поняла, что танцы — не единственное, чему он хочет ее научить. При мысли об этом Дженис утратила остатки самообладания. Ей никогда не доводилось быть объектом столь пристального внимания — не только мужского, но и вообще чьего-либо, и от волнения она впала в замороженное состояние. Но теперь жар в глазах Питера растопил лед, сделав ее совершенно беззащитной.

Она чувствовала себя такой же беспомощной, как только что вылупившийся из яйца цыпленок. Но надежно обнимавшая ее талию рука Питера вселяла некоторую уверенность. Ей удалось ответить на веселую остроту Кармен, улыбнуться старомодной галантности Джеймса Пейтона и мило отшутиться от латиноамериканских заигрываний Мануэля. Эти люди еще никогда не смотрели на нее так, как сейчас, и вконец смущенная Дженис мысленно благодарила мужа за поддержку. Она всегда была старой девой-учительшей, и новый образ обольстительной красавицы давался ей с трудом.

— Послушай, в красоте нет ничего плохого, — небрежно сказал Питер, когда они вышли на веранду и на время остались одни. — Тебя не могут осудить за то, чем одарил тебя Бог.

— Нет, могут. Люди только и делают это, — взволнованно ответила Дженис первое, что пришло на ум, и эти слова стали продолжением того спора, который она вот уже много лет вела с собой.

В том, что она забеременела, была ее вина. Так говорили люди. Не надо было выставлять напоказ свою красоту перед молодыми людьми, такими, как Стивен. Мужчин легко сбить с истинного пути, и женщинам подобает всегда быть скромными и стыдливыми. Строила глазки — получай по заслугам! У Дженис от испуга подвело живот, когда она осознала справедливость этих слов. И сегодня ночью ей придется заплатить за то, что сейчас она выставляет себя напоказ.

Питер быстро взглянул на нее, но милостиво избавил от расспросов.

— Друзья не осудят, — резко сказал он. — Ты можешь прятаться от чужих, но не от меня, не от своих близких, не от этих людей, которые собрались здесь. Мы знаем, что ты красива — внутри и снаружи. И никто не осудит тебя за это.

Дженис сомневалась в этом, но было слишком поздно что-то менять. Бетси смотрела на нее восторженно-изумленными глазами, точно она превратилась в неземную богиню. Наверное, девочку тоже надо научить тому, что быть красивой хорошо. В Бетси угадывалось столько будущей красоты, сколько не было ни в одной женщине, которых Дженис знала, включая и Эви. Ее дочери потребуется поддержка, чтобы быть сильной, и Дженис должна как-то научить ее этому, но, к сожалению, в данном вопросе она чувствовала себя совершенно некомпетентной.

Конюшня уже наполнялась людьми, большинство из которых были незнакомы Дженис. Те, кому ее представили, казались вполне доброжелательными. И все же она радовалась, что Питер держался рядом. Она просто не представляла, что с ней было бы, если бы муж оставил ее и присоединился к мужскому обществу за столом. А что будет с ней, когда Питер уедет в Нью-Мексико?

Но сегодня вечером Дженис не хотела думать о грустном. Она никогда раньше не была ни на вечеринках, ни на танцах, хотя всю жизнь мечтала об этом, так же, как и о многом другом, чего была лишена. Надо благодарить Питера уже за то, что он познакомил ее с этим миром, — даже если знакомство это продлится совсем недолго. И Дженис решила забыть обо всем плохом и наслаждаться прелестями незнакомой богатой жизни.

По сигналу Тайлера музыканты грянули бесшабашно-веселый рил[4]. Дженис стояла в боковых рядах зрителей и притопывала в такт ногой, с улыбкой глядя на то, как толпа постепенно делится на пары, встает в танцевальные фигуры и, поймав ритм, пускается в пляс. Она ничего не понимала в музыке и танцах, но с удовольствием смотрела на яркий парад разноцветных платьев и ритмических движений. Веселое возбуждение публики невольно передалось и ей.

— Надеюсь, ты надела удобные туфли? Сегодня вечером я собираюсь затанцевать тебя до полного изнеможения.

Дженис удивленно вскинула глаза, но Питер уже ухватил ее за талию и увлек в круг танцующих.

— Такой танец я не учил дома, но с виду в нем нет ничего сложного, — сказал он, повторяя движения других танцоров.

Пораженная его невежеством, Дженис сосредоточилась на шагах. Когда ей наконец показалось, что она ухватила рисунок движений, музыка кончилась. Но музыканты тут же заиграли новую мелодию, и Питер снова закружил ее по залу. Они двигались так быстро, что захватывало дух. Ноги ее едва касались пола. Питер нес ее, и она летела. Его силы и ловкости было достаточно, чтобы она забыла обо всем на свете. Это было удивительное ощущение, и Дженис с восторженной благодарностью встретила его взгляд.

— Браво, миссис Маллони, вы неотразимо послушны! — заявил он с усмешкой. — Надеюсь, вы всегда будете так сдаваться во власть моих чар?

— И вовсе я не сдаюсь! — выдохнула Дженис возмущенно, летя вместе с ним по кругу.

И все же она сдавалась. Даже когда музыканты заиграли медленный танец и он уверенно повел ее в вальсе, Дженис следовала за каждым его движением. Эта податливость удивила даже ее саму. Будь на его месте какой-то другой мужчина, она стала бы в его руках деревянной, но Питеру удалось разрушить все ее баррикады. Дженис парила вместе с ним, и у нее было не больше собственной воли, чем у летящего по ветру мотылька.

Все внимание Дженис было поглощено танцевальными шагами, и она на время забыла о тревожной близости своего мужа. Но, освоившись с ритмом, вдруг стала замечать, как крепко сжимает ее руку его рука, как уверенно обнимает он ее за талию, привлекая так близко, что она чувствует ритмичное покачивание его бедер. Знакомая дрожь волнения охватила ее. Она еще не настолько уверенно танцевала, чтобы смотреть по сторонам, и все ее поле зрения заполняли широкие плечи и грудь Питера, а еще его улыбка, когда она поднимала глаза. Он смотрел на нее не отрываясь, и очень скоро Дженис уже не могла отвести взгляда от его горящих глаз. Когда кончился танец, она подумала, что так навсегда и останется в этой позе — в плотном кольце его рук под его пожирающим взором.

К счастью, подбежала Бетси, и им волей-неволей пришлось оторваться друг от друга. Но весь оставшийся вечер их не покидало упоительно-сладостное возбуждение того момента.

Время от времени Дженис втягивалась в кружок болтавших женщин или в детскую ссору возле кубка с пуншем. Но как только к ней приближался какой-то другой мужчина, Питер тут же оказывался рядом. Он ничего не говорил, не притрагивался к ней, не пытался увести. Просто ждал, когда жена обменяется с джентльменом любезностями и решит, принять или нет его приглашение на танец. Дженис не знала, что бы он сделал, прими она чьи-то приглашения, но она всем отказывала. Танцевать с другими мужчинами ей было совсем не интересно.

Когда наконец до Питера это дошло, его желание, похоже, утроилось. Танцуя с ней, он касался ее только так, как того дозволяли светские приличия, но Дженис чувствовала его горячий взгляд на своей груди, его нетерпеливо-жаркую руку, скользившую по спине, и понимала, почему он прячется за ее юбками и вальсирует так, будто ему что-то мешает. Он изо всех сил старался сохранять галантную учтивость джентльмена, но мысли его уже были в постели, которую они разделят после танцев.

Ее мысли были там же.

Время шло, и на душе у Дженис становилось все тревожней. Этой ночью ей придется полностью сдаться ему, а она еще не решила, хорошо это или плохо. Хочет ли она носить ребенка, который может появиться после этого их соития? Она не знала даже, нужно ли им было вообще жениться. Она знала лишь одно: Питер ждет, чтобы она стала ему женой в полном смысле этого слова, и мысль об этом уже больше не вызывала в ней отвращения.

Это открытие потрясло Дженис, когда Питер оттащил ее в тень и нежно поцеловал в губы. Вряд ли кто-нибудь их заметил. Изрядное количество выпитого пива и вина взвинтило веселье общества, и те, кто не прятался подобно им по укромным уголкам в поисках уединения, носились по залу в головокружительном вихре танца. Здесь на них никто не обращал внимания, и Дженис не стала возражать, когда Питер прижал ее крепче, так что она почувствовала его желание даже через спасительный слой своих нижних юбок. Она задрожала, понимая, что эта дрожь — признак не столько страха, сколько возбуждения.

— Дети ушли спать. А когда мы сможем последовать их примеру? — хрипло проговорил он возле ее уха.

— Питер, нам надо поговорить.

Она попыталась выставить между ними руки, чтобы отстранить его, но лишь ухватилась пальцами за его рубашку. Сюртук и жилет он снял намного раньше из-за жары.

— Разговор — это не решение. Мы муж и жена, Дженни. Пора уже начинать вести себя сообразно с этим. Мне кажется, ты больше не боишься меня, верно?

Она жутко боялась его, но не в том смысле, какой он имел в виду. Она боялась собственной беспомощности. Она боялась того, что он мог и хотел сделать с ее жизнью и с ее будущим. Но то, что он хотел сделать с ее телом, больше не пугало Дженис, она сама жаждала остаться наедине с мужем и убедиться в том, что он ее хочет. Но все эти желания были не настолько сильны, чтобы подавить другие ее страхи.

— Но ты же хочешь бросить меня, — слабо возразила Дженис.

— Я вернусь за тобой.

Он решительно схватил ее за талию и потащил к двери конюшни.

— Я не могу быть уверена в этом. Питер, это неприлично!

Дженис отчаянно пыталась вырваться, пока он, уворачиваясь от компании хохочущих гостей, тащил ее в темноту.

— А прилично будет, если я овладею тобой вон в том стогу сена? Но именно это и произойдет, если мы не уйдем отсюда. Я дал тебе время, Дженис. Неужели я тебе все еще противен?

Потрясенная этим вопросом, Дженис позволила Питеру вытащить ее во двор, а там остановилась и взглянула ему в лицо. Хорошо знакомые ей красивые черты были сейчас в тени, но она все же заметила в них боль. Нежно дотронувшись до его щеки, она проговорила:

— Противен? Как ты можешь такое спрашивать?

— А что мне еще думать, когда моя жена каждый раз убегает от меня. Возможно, нам надо поговорить. Ты должна рассказать мне, что у тебя произошло с тем первым мужчиной. Он сделал тебе больно, Дженис? В этом все дело? Или только во мне?

— Нет, не в тебе, а в нас обоих. Мы с тобой все делаем не так, и у нас ничего не получится. Ты бросишь меня, а я не смогу еще раз пережить все это. Понимаешь, не смогу! Уезжай, покупай свою дурацкую гору, но меня не трогай! Так будет лучше, вот увидишь.

Дженис приподняла юбки и попыталась вырваться из его крепких рук. От ее же собственных слов страхи в ее душе переросли в панику. Пережить то, что уже когда-то было с ней? Нет, только не это! Питер уедет на Запад, и она его никогда больше не увидит. Ведь она дала себе зарок никогда не попадать в такую жуткую ситуацию — остаться беременной и брошенной без гроша. Никогда!

В этот момент из кустов возникла высокая тень, и Дженис вскрикнула от неожиданности. Фигура шагнула к ним, став угрожающе близкой, и Питер отодвинул Дженис себе за спину.

— Послушай, сынок, мне кажется, леди хочет уйти. Советую тебе отпустить ее.

— Кто ты такой и какого черта ты указываешь, что мне делать с моей женой?

Дженис услышала в тоне Питера удивление. Она и сама удивилась бы не меньше, если бы нахлынувший уже страх не сковал все ее мысли и чувства. Что делать — бежать за помощью или бежать от себя самой?

— Говорю последний раз, сэр, отпустите леди!

Незнакомец, наверное, был пьян. Дженис стала кричать и заметила Тайлера и Мануэля, вынырнувших из тьмы. Теперь ее единственной задачей было как можно быстрее увести мужа подальше. Питер будет в порядке, а вот она нет, если позволит ему действовать так, как он хочет.

Питер отпустил ее руку и тут же замахнулся на незнакомца. Все произошло пугающе быстро, и Дженис съежилась, услышав, как они столкнулись.

Тайлер вскрикнул и помчался к ним. Незнакомец отреагировал с той же жестокой силой, влепив Питеру мощный удар снизу. Тот зашатался, но не упал. Дженис в ужасе попятилась. Они дрались абсолютно безо всякой причины! Из-за ничего! Из-за нее мужчины, конечно, не стали бы драться.

Тайлер схватил незнакомца за шиворот и попытался развернуть его к себе. Мужчина дал ему локтем под дых и снова бросился на Питера. Питер увернулся и двинул кулаком в челюсть противнику, но едва задел его.

Из конюшни на шум выбегали другие мужчины и тут же вступали в драку. Вряд ли в темноте они понимали, кто и почему дерется. Мануэль отпихнул кого-то в сторону, получив за труды кулаком в лицо. Еще кто-то попытался оттащить от незнакомца Питера, и он начал отбиваться на два фронта. Незнакомец развернулся и натолкнулся на Тайлера, когда тот пытался отплатить за полученный удар. Мелкая потасовка быстро перерастала в массовую битву.

Пораженная Дженис отошла в сторону. Ее всю трясло, но она не могла четко определить причину своего страха. Она боялась за Питера, но он, казалось, совсем не волновался за жену. Дженис считала его джентльменом, не способным на подобную бессмысленную жестокость, но его кулаки летали быстрее и били сильнее, чем чьи-то еще. Надо было что-то сделать, как-то прекратить эту драку, но подспудный порыв толкал ее бежать со всех ног и прятаться.

К месту сражения зашагал отряд женщин под предводительством Эви, в руках у женщин были ведра с холодной водой из лошадиных корыт. Завидев их, Дженис припустила к дому, оставляя поле боя более стойким воинам.

В душе она понимала, что это начало конца. Оставалось только надеяться, что Питер с ней согласится.

Глава 22

Питер заметил, когда убежала Дженис. Отвлекшись, он не увидел нацеленного на него удара и через секунду оказался на земле. Но кулак не мог сделать больнее, чем это сделало бегство жены.

Эви со своим «водяным» батальоном вступила в круг дерущихся, и Питер откатился с линии сражения. Он был весь в пыли и не испытывал желания попасть под воду, чтобы пыль превратилась в грязь. Та, к кому он испытывал желание, уже перебежала лужайку и исчезла в доме.

Питер выругался. Какого черта он связался с этим придурком? Конечно, во всем виновато его собственное подавляемое раздражение. А почему полез незнакомец? Питер оглянулся, но не мог отсюда сказать, кто из этих облепленных грязью воинов его противник. Теперь его не найдешь. Надо идти к Дженис, пока она не отгородилась от него окончательно.

И что же, интересно, он опять сделал не так? Господи Боже, ведь она все-таки его жена! Может быть, в тот первый раз он немного грубовато обошелся с ней, но с тех пор чего он только не делал, чтобы загладить свою вину и произвести хорошее впечатление! Уж не собирается ли она отказывать ему вечно? Но он не располагает вечностью. У него в распоряжении есть только одна, сегодняшняя, ночь, а завтра он уедет — быть может, на несколько месяцев. Нет, он не может ждать несколько месяцев!

Питер бегом пересек лужайку и влетел в дом, совершенно уверенный в том, что Дженис укрылась в башне. Хотя он почти ничего не знал о своей жене, но в одном не сомневался: та сила, которой она прикрывалась от мира, была на самом деле не больше чем иллюзией. Она очень искусно научилась прикрываться этим щитом. Но Питеру удалось разглядеть, как мелькает под маской сильной, уверенной в себе женщины растерянная слабая девочка. И эта самая девочка убежала сейчас от него.

Питер быстро добрался до верхней площадки башни и остановился, тяжело и часто дыша. Обнаружив, что дверь, ведущая в их комнаты, по-прежнему открыта, он с облегчением выдохнул. Значит, у него еще есть время убедить ее… В чем? Да во всем, чего ей хочется.

В гостиной было темно, но он знал, что Дженис здесь. Питер пересек комнату и подошел к двери в спальню. И оторопело уставился на ручку двери. Закрыто!

Он и не знал, что у этого проклятого замка есть ключ. Несмотря на все их споры и разногласия за последнюю неделю, Дженис ни разу не запиралась от него. Он спал рядом с ней каждую ночь — возможно, злой как черт, но в одной постели с женой! А теперь, когда у них все шло так гладко, Дженис вдруг закрылась от него — невероятно!

Да на его месте любой уважающий себя мужчина послал бы ее ко всем чертям, уехал после скачек и подал на развод сразу, как только заимел бы деньги. Ни одна женщина не стоит того, чтобы так долго и трудно ее добиваться. С ней явно что-то не так. Питер нисколько не сомневался в том, что раньше Дженис не была такой дикой. Он, кажется, никогда не пытался взять ее силой. Наверное, она слишком долго жила без мужчины.

Да, любой мужчина на его месте плюнул бы, но он не любой. Он женился на этой женщине, и она будет его. В прошлом он слишком часто позволял чему-то и кому-то ускользать из его рук и сейчас не хотел, чтобы это случилось снова. Питер не знал, каким образом удержать ее, но знал, что больше не позволит ей прятаться от него.

Воодушевившись этим решением, Питер выглянул в окно, выходившее на деревья. Луна уже начала спускаться по небосклону, но еще освещала башню и плоскую крышу галереи внизу. Он посмотрел на соседнее окно, ведущее в спальню. В такую жаркую душную ночь оно наверняка открыто.

Наверное, он рехнулся, если задумал такое. Особняк Монтейнов имел два высоких этажа и чердак. Башня возвышалась над пристроенным чердаком. Отсюда чертовски далеко до земли. Но в данный момент Питер не видел другого пути.

Он не собирался упрашивать и умолять под дверью, как и не собирался спать на кушетке в гостиной. Какого черта? Он будет спать там, где ему положено, — рядом со своей женой.

Вечеринка была еще в разгаре, когда он спустился по лестнице. Питер заглянул в детскую и, убедившись, что Бетси спит, вышел во двор. Возле сарая он увидел приставную лестницу, ее бросили здесь, когда чистили конюшню.

Тащить длинную лестницу на второй этаж было делом нелегким, но до башни она не доставала. Алисия Монтейн выглянула из своей спальни и с интересом посмотрела на Питера, но его совершенно не волновало, что подумают о нем люди. Пусть завтра девочка болтает языком, к тому времени он уже решит с Дженис все проблемы.

Оставив лестницу на полу в холле второго этажа, он взбежал по ступенькам на чердак и проверил окна. Как он и ожидал, слуховое окно, выходившее на крышу галереи второго этажа, оказалось достаточно большим, чтобы протащить через него лестницу.

Вернувшись на второй этаж, Питер перенес ее наверх по второму лестничному пролету. Теперь он окончательно понял, что сошел с ума. На нем были его лучшие брюки и рубашка, которые безнадежно запачкались в пыли и поту. Челюсть от удара болела, у него был вид безумца. Но он решил завладеть той женщиной, которая лежала в постели этажом выше, и он завладеет ею, так же как завладеет горой, даже если для этого придется поставить на кон свою жизнь. Мужчина должен иметь цель и идти к ней через все преграды. Лучше уж выставить себя на всеобщее посмешище, но добиться своего, чем сидеть сложа руки и проливать слезы бессилия.

С трудом протащив лестницу через узкое слуховое оконце, он установил ее на крыше галереи. Питер оценил на глаз это расстояние. Интересно, спит ли Дженис? Он надеялся, что не оставил в спальне свои револьверы. Если жена еще не заснула, то может принять мужа за грабителя и застрелить.

Эта мысль не остановила его. Перемахнув через слуховое окно на крышу галереи, он укрепил лестницу пона-дежнее и полез наверх.

Дженис лежала в кровати, откинув противомоскитную сетку, чтобы было легче дышать. За окном доносились какие-то царапающие звуки, но она не обращала на них внимания. Она слышала, как Питер следом вошел в комнаты башни, слышала его шаги у двери спальни, слышала, как он повернул ручку. Затаив дыхание, она ждала его возмущенных криков, но так и не дождалась их. Он просто ушел.

Хотелось ли ей плакать? Наверное, нет. Она привыкла к одиночеству. Вот и хорошо, что все так закончилось и им не пришлось ни говорить, ни делать того, о чем они жалели бы после. Питер поймет, что без нее ему будет лучше. Когда-нибудь в будущем, возможно, он даже поблагодарит ее за такое решение. Вот только в своем будущем Дженис не была уверена: как и на что будет жить? И все-таки намного легче порвать сейчас, пока она еще не привыкла надеяться на ненадежного человека.

Странные царапающие звуки не прекращались. Если бы это ветки деревьев, качаясь от ветра, задевали стену дома, то она почувствовала бы в комнате освежающее дуновение. По вечерам в башню всегда залетал ветер с реки. Но сегодня в спальне застоялся дневной жаркий воздух, и Дженис изнемогала от духоты.

После минутного колебания она стянула ночную рубашку и бросила ее на пол. Сегодня ночью сюда уж точно никто не зайдет!

Простыни не очень холодили, но лежать обнаженной было приятно. Она чувствовала себя как никогда дерзкой и уверенной. Откинув верхнюю простыню, Дженис привольно раскинулась на огромной кровати, скомкав ногами покрывала и забросив руки за голову. От этого движения груди ее поднялись, и она вдруг представила, что это Питер поднимает их и говорит, как они красивы. Она лежала не шевелясь, почти ощущая его нежные ласки. Ее соски затвердели и требовательно заныли.

Она вдруг стала до боли остро ощущать собственное тело. Раньше она думала о нем только как о манекене в витрине магазина, который надо прикрывать и содержать в чистоте. А теперь у нее покалывало в грудях, пульсировало в пустой утробе, требовавшей заполнения, и томительно ныло в том месте, которое она даже не могла назвать. Свернувшись клубком, она попыталась вернуть себя в прежнее состояние немого оцепенения, но ничего не получалось.

Питер вдохнул в нее жизнь.

Ей это совсем не нравилось. Дженис не хотела чувствовать. Не хотела отдаваться во власть этому наваждению. Однажды оно уже толкнуло ее на безрассудный поступок, который сломал всю ее жизнь. Ну уж нет, больше она никогда не поддастся этому опасному безумию!

Но было слишком поздно — тело ее уже проснулось.

Рука Дженис накрыла грудь в тщетной попытке унять томление, и в этот момент ее внимание привлек шум За окном. Потрясенная, она уставилась в открытое окно, на фоне которого вдруг появились темные плечи. Это невозможно! Комната намного выше деревьев. Никто не может залезть сюда.

Открытое окно шло от самого пола до потолка. Без видимых усилий сильные руки и плечи вытолкнули вверх фигуру мужчины, он ловко запрыгнул в проем и остался стоять на коленях на полу спальни. Затем встал и шагнул из-за тонких муслиновых занавесок. Дженис лежала не шевелясь. Страха не было — она знала, кто это. Вот только не могла поверить в то, что он это сделал.

— Питер? — наконец выдавила она его имя.

Может, при звуке голоса видение исчезнет?

Нет, не исчезло. Оно подошло к кровати и начало расстегивать рубашку. Увидев это, Дженис почувствовала какое-то волнение, и вряд ли это был страх. Она не совсем понимала, что здесь вообще происходит.

— Дверь была заперта. Ты, наверное, случайно ее закрыла, а мне не хотелось тебя будить.

Дженис слышала фальшь в его голосе. Питер знал, что она нарочно закрылась, но не сердился. У него был странный тон, как будто он и сам до конца не верил в то, что сделал. Дженис растерянно переводила взгляд с окна на мужчину, который теперь сидел на краю кровати и снимал ботинки.

— Ты залез в окно? — Глупый вопрос, но от удивления она не могла придумать ничего лучше.

— Тайлер удивится, увидев лестницу, если проснется завтра утром раньше нас. Но, судя по шумному веселью, вечеринка продлится до рассвета. Думаю, нам не стоит беспокоиться.

Это какое-то безумие! Они сидели здесь как ни в чем не бывало и вели обычный семейный разговор. Дженис уставилась на Питера, как будто он был сумасшедшим.

— А если бы не было лестницы, ты что, полез бы по виноградным лозам? — спросила она, не переставая удивляться тому, что он сделал это ради нее.

— Вероятно, — сказал он, расстегивая брюки.

Да, он снял брюки, а она лежала на кровати совершенно голая и ничего не пыталась предпринять.

Дженис не знала, видит ли ее Питер в тусклом лунном свете. Зато она так четко видела, как возбужденно восстала его плоть, что уже не сомневалась в намерениях мужа. Он подошел вплотную к кровати. Дженис немного отодвинулась.

— Нам надо поговорить, — сказал Питер.

Но то, что он сделал дальше, мало напоминало разговор. Он лег на нее.

Почувствовав его колено у себя между ног, она задохнулась. Питер только приподнялся над ней на локтях, но Дженис с пугающей ясностью ощутила его жар и подумала, что вряд ли так можно разговаривать.

Питер подумал о том же. После легкого колебания он поцеловал ее в краешек губ и прошептал:

— Мы поговорим, но не сейчас.

Не сейчас. Никогда. Какая разница? Она была в огне.

Дженис раскрыла губы навстречу его поцелую и почувствовала, что тонет в блаженстве только от прикосновения его языка. Он держал ее голову, чтобы она не дергалась, пока его язык погружался в ее рот. Ее тело невольно выгнулось дугой, инстинктивно сопротивляясь его властности. Это движение было ошибкой, потому что теперь она ощутила крепость его мускулистых бедер, которые завладели ее собственными бедрами, и величину его мужского органа, который обдавал огнем ее кожу, и потребность своих грудей, которые звали его руки.

Это последнее Питер удовлетворил без ее просьб. Его ладонь накрыла ее мягкую пышную плоть, а большой палец начал играть с соском, от чего она, потеряв голову, сама поцеловала его. Ее язык ответил на ласку его языка, тело зовуще приподнялось навстречу его прикосновениям. Питер застонал и задрожал над ней, его губы оторвались от ее губ и захватили грудь. Дженис скорчилась в экстазе.

Она не понимала, как смогла так быстро достигнуть такого состояния. Это казалось просто невероятным. Она не хотела этого, не хотела! И все же неистово гладила ладонями его руки, исступленно целовала его волосы и беспомощно стонала, когда он ласкал ее грудь — сначала одну, потом другую. Она вела себя бесстыдно, ибо прекрасно знала, к чему это приведет. Но она сама хотела этого!

И Питер не заставил ее долго ждать. Для этого он был слишком нетерпелив. Дженис вскрикнула, когда его пальцы скользнули к ней между ног, и сама раздвинула их в ответ на его ласку. Надо было бороться, сопротивляться, но он сломил ее волю. Итак, она раздвинула ноги и закричала от наслаждения, когда его пальцы пронзили ее. И приподнялась, требуя большего.

— Скажи мне, когда можно, Дженис. Я не хочу, чтобы ты плакала.

Она вздрогнула, услышав шепот над самым своим ухом. Ощущения тела настолько захватили ее, что она забыла обо всем на свете. Открыв глаза, она увидела нависшего над ней Питера. Его пальцы вытворяли внизу непроизносимые вещи, а глаза следили за выражением ее лица. Казалось бы, ей полагалось безнадежно смутиться, но нет — она смело дотронулась до его мускулистой груди. Она чувствовала, как он напряжен, и знала, что лишь сила воли удерживает Питера от дальнейших действий. Дженис знала и то, что не станет бороться с ним. А ругать себя за это будет завтра утром.

— Можно, Питер, — прошептала она, почувствовав, как он в ответ раздавил ее в своих объятиях.

Она знала, что будет жалеть об этом, но сейчас ничто, кроме смерти, не могло остановить ее.

Глава 23

Питер поцеловал ее. Этот поцелуй был так глубок и так полон желания, что ее собственные тщательно сдерживаемые эмоции прорвали свои плотины. Дженис думала, что утонет в волнах выплеснувшегося наружу желания, и крепко ухватилась за плечи Питера как за единственный свой якорь в море неизвестных ей чувств.

Но этот бурный поток быстро нашел выход в том, что он делал с ее телом. Все напряжение и вся страсть прихлынули к бедрам, и этот сокрушительный вал ждал лишь одного — когда откроются шлюзы. Одних прикосновений было мало. Она жаждала большего.

И он дал ей большее. Издав глухой победный стон, Питер погрузился в нее. Дженис вскрикнула от сладкой боли, когда он наполнял ее, сразу избавив от мук одиночества, пробив ту пустоту, которой она была до этого.

Он был быстр и яростен в своем стремлении обладать, словно боялся, что она снова отвергнет его, и спешил взять свое. Блаженная радость накатывала на Дженис волнами при каждом сильном движении его тяжелого тела. Она упивалась мощью этого счастья, понимая, что это скрещение двух тел дает наслаждение не только ей, но и ему.

А потом он извергся у нее внутри, погрузившись так глубоко и с такой страстью, что у нее прорвалась еще одна плотина. Дженис закричала, переполненная этим взрывом, унеслась вместе с ним к вершинам блаженства, сотрясаясь всем телом. Ее плоть сжала его плоть, проталкивая глубже. Питер смеялся, стонал и обнимал ее все крепче, пока оба не выдохлись окончательно.

Наконец он нашел в себе силы оторваться от нее, скатился рядом на постель, однако крепко прижал ее к своему бедру. Дженис охотно прилегла к нему, еще не готовая вернуться к раздельному существованию, она еще оставалась частью его. Она так устала от одиночества!

— Вы гораздо щедрее, чем я мог мечтать, миссис Маллони, — тихо проговорил он возле ее уха. — И так хороши, что я уже снова вас хочу.

Странно, но она совсем не испугалась этого.

— Я не знала, что это может быть вот так. Если подумать, ведь мы могли сделать больно друг другу.

Его рука спустилась на вершину ее бедра.

— Я не хотел делать тебе ничего плохого. Наверное, когда двое живут вместе, они иногда делают друг другу больно. Без этого трудно обойтись. Но я не хотел причинить тебе боль в постели, просто попользовавшись тобой.

На этот раз сердце Дженис затрепетало не только от звука его голоса, но и от самих слов. Теперь она поняла, что раньше ею просто пользовались, а то, чем они занимались только что, было совершенно другим. Осмелев, она провела пальцами по его груди, исследуя ранее запретную территорию.

— Ты не причинил мне боли, — медленно произнесла она, не зная, как выразить свою мысль.

Это было нелегко. То, чем они только что занимались, Дженис считала темой, неприличной для разговоров. Она не смела даже думать о таких вещах и сейчас отчаянно подыскивала слова.

— Я не знала… Я думала, что для женщины это бывает совсем не так, как для мужчины.

Он провел рукой по ее волосам.

— Нет, так не должно быть. Хотя, признаюсь, у меня мало опыта по этой части. С тобом я узнал неподдельное наслаждение. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо. Я хочу, чтобы и тебе было так же хорошо со мной. — Питер взглянул на нее. — Ты не расскажешь мне о своем первом мужчине?

Даже сейчас, чуть не тая от блаженной слабости, Дженис почувствовала, как прежние защитные барьеры встали на место. И все же это произошло не настолько быстро, чтобы отгородить ее от всего.

— А откуда ты знаешь, что у меня был один мужчина, а не дюжина? — спросила она с раздражением. — Разве не так обычно думают мужчины? Согрешив однажды, женщина будет кидаться в постель к каждому встречному.

Фыркнув, Питер повалил ее на спину.

— Я мог бы подумать подобную глупость про какую угодно женщину, но только не про тебя. Ты же ни черта не знаешь о том, как надо заниматься любовью! Ты даже не умеешь целоваться. Ты так чертовски ловко пряталась под маской классной дамы, что никто никогда и не пытался научить тебя. Да, я согласен, миссис Маллони, вы что-то скрываете, но уж никак не вереницу любовников.

Он подобрался слишком близко к истине! Дженис не видела смысла раскрывать свою тайну, если больше никто о ней не знал. Зачем? Подобно тому, как мама-утка защищает своих утят, уводя врага подальше от гнезда, Дженис перевела разговор на менее опасную тему:

— Когда-то я думала, что влюблена. Я была очень молода, а он очень эгоистичен. Вот и все.

Питер откинул волосы с ее лица.

— Я думаю, он был не только эгоистичен, но еще глуп и жесток. Как он мог обидеть молодую красивую девушку, а потом еще и бросить ее?

Ну, на этот вопрос легко ответить. Питер сказал, что люди, живя вместе, иногда обижают друг друга. Так вот у Дженис было целое ведро обид, которое она готова была выплеснуть ему на голову. Она нарочно шла на этот неприятный для нее разговор, лишь бы только отвлечь его от Бетси.

— Стивен тоже был молод. Молод и честолюбив, — медленно произнесла она. — Когда твой отец уволил всех железнодорожных рабочих, Стивен потерял работу и уехал искать ее, но больше не вернулся.

Даже спустя столько лет Дженис не знала, что стало со Стивеном. Сначала думала, что он напишет. Шесть ужасных месяцев она ждала от него вестей, мечтая сообщить ему, что беременна. Но он пропал. Может, его уже нет в живых? Если и так, она не стала бы его оплакивать. Услышав такое признание, Питер замолчал. Он гладил ее волосы, нежные щеки, шею и наконец опустил руку ей на грудь. От одного его взгляда Дженис почувствовала прилив желания. Содрогнувшись, она с трудом удержалась от того, чтобы не подняться навстречу его давящим пальцам.

— Моя семья разрушила много человеческих судеб, — грустно признал он. — Я не могу ни восстановить их, ни даже исправить. Будь это в моей власти, я бы вернул все деньги, но деньги никогда не были моими. Ты его сильно любила? Может, мне попросить Дэниела, чтобы он его нашел?

— Мне было пятнадцать лет, — прошептала она, — что ребенок в таком возрасте может знать о любви?

Пятнадцать! Питер покачал головой — то ли отрицая, то ли не веря. Пятнадцать! Значит, это возможно! Бетси вполне могла быть плодом этого несчастного союза. Он поцеловал уголок ее глаза, почувствовав там теплую слезинку. Если Бетси ей больше чем сестра, то он не хочет этого знать. По крайней мере не сейчас. Он не готов к этому. Ему достаточно только одного — теперь Дженис принадлежит ему, и эта девочка будет его ребенком. Губы Питера нашли губы Дженис.

На этот раз они занимались любовью медленно, смакуя каждое новое ощущение. После первого раза Дженис так обессилела, что считала себя уже неспособной реагировать на любовные ласки. Но Питер доказал ей ошибочность этого предположения. Она испытывала радость от того, что доставляла ему удовольствие. Возбуждая его, возбуждалась сама, и это было для нее открытием. Когда наконец Питер, не в силах больше сдерживаться, со стоном погрузился в нее, Дженис задрожала от непереносимого желания. То, что она смогла довести и его до такого же состояния, смутно радовало ее.

Кульминация на этот раз была намного сильнее и интимнее, ибо теперь они оба знали, чего ожидать. Дженис закусила губы, чтобы не закричать, когда семя Питера изверглось в нее. Тело предательски и с готовностью открылось, впитывая в себя эту горячую жидкость. Но ее разум по-прежнему ужасно боялся происходящего. Как бы ни было ей приятно в эти минуты, она знала, какие страшные могут быть последствия.

Дженис никогда не смогла бы объяснить ему это, рассказать, как жутко чувствует себя беременная женщина, оставшись одна и не имея средств прокормить своего ребенка. Раньше она надеялась убедить Питера уехать, не трогая ее. Но сейчас, когда он научил ее желать этих прикосновений, Дженис не хотела, чтобы он уезжал.

— А мы не можем остаться здесь? — сонно пробормотала она.

— И что мы здесь будем делать? — Питер повернул ее к себе и подложил ей под голову свое плечо. — Засыпай, Дженни, и хватит переживать. Я вернусь.

Он знал, что жена переживает, но отделывался одними обещаниями. Как все мужчины! Вздохнув, Дженис на время отказалась от борьбы, решив сначала выспаться.

Но и утром разговора не получилось. Она проснулась вместе с Питером, обнаружив сразу две вещи: что она голая и что он возбужден. Солнечные лучи падали сквозь занавески на их тела, возвещая о том, что уже позднее утро. Питер склонился над ней, и Дженис поняла, что не остановит его. Она ласково провела рукой по его щетинистому подбородку, улыбнувшись от сознания того, что это ее мужчина.

Питер поцеловал свою жену. Натирая щетиной ее нежную кожу, он жадно упивался ее растущим возбуждением. Она трогала его везде, куда только могла дотянуться, удивляясь силе мышц под загорелой кожей, восхищаясь стальной крепостью торса. Он легко мог придавить ее к постели и сделать с ней все, что хотел, — Дженис не смогла бы остановить его. Да она и не захотела бы его останавливать. В этот краткий момент глубокого счастья она была его.

Позже, когда, насытившись друг другом, они лежали на мятых простынях, Питер властно накрыл ее грудь рукой. Трудно было не заметить его радость.

— Мы с вами будем хорошей парой, миссис Маллони. Как только я куплю гору и дам тебе телеграмму, ты накупишь себе здесь красивых платьев и всего, что нужно для шикарного дома. Если захочешь, купишь хоть целый вагон мебели. Нам потребуется время, чтобы перетащить ее в гору, но мы сделаем это. Я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее.

Она уже слышала подобные обещания. Стивен, уезжая, тоже сулил ей золотые горы, говорил, что вернется богатым. Грустно взглянув на Питера, Дженис вывернулась из его рук и скатилась с постели. Между ног у нее болело. Она знала, что это значит. Она еще ощущала его глубоко в себе и знала, что даже сейчас его семя может приняться в ней. Сильный страх сковал ее тело.

— Мне не нужно самое лучшее, Питер. Мне нужен дом. Здесь. Разве нельзя на деньги Тайлера открыть какой-нибудь магазин или лавочку? Я бы с удовольствием помогла тебе. Возможно, в Натчезе найдется особняк с комнатами над магазином, где мы могли бы жить до тех пор, пока не встанем на ноги. — Накинув халатик на голое тело, она умоляюще взглянула ему в глаза. — Мне не нужно золото, Питер. Мы и здесь можем быть счастливы.

Судя по его лицу, он был потрясен.

— Ты хочешь, чтобы я сделался лавочником? Дженис, я целых пять лет искал такой случай, как сейчас, и не могу вот так просто отказаться от него. И потом, меня там ждет партнер. Я обещал вернуться и помочь ему купить эту гору. Он на меня рассчитывает. Мы с ним прошли огонь и воду, и я не могу подвести его.

Питер встал с постели, взял свою одежду и, держа ее перед собой, с улыбкой встретил тревожный взгляд Дженис.

— Ну вот, ты опять переживаешь, Дженни! Я же сказал: оставь все заботы мне раз и навсегда. Мы будем богаты. Просто мне надо ненадолго уехать. Я очень хочу взять тебя с собой, но мне придется скакать до Бутта верхом, причем очень быстро. Я вернусь, и мы поедем с шиком. Так будет лучше для Бетси.

Он так чертовски уверен, что все пойдет, как он задумал! Вот что бывает с человеком, который вырос в роскоши и привык получать все, что хочет. Он никогда не знал неудач и трагедий. Там, в горах, с ним может случиться все, что угодно, но как заставить его открыть глаза, если он слеп?

Дженис не привыкла с кем-либо спорить. Просто всегда шла своим путем и делала то, что считала лучшим. И будет так делать и впредь. А Питер пусть себе мотается где хочет. Она сама найдет себе работу и жилье, а если забеременела… Что ж, тогда она попросит помощи у Дэниела. На этот раз она по крайней мере замужем, и у ее мужа есть родственники, к которым можно обратиться.

Спустившись по лестнице, они встретили Тайлера, вошедшего через парадную дверь. Он понимающе поднял бровь и хмыкнул, но лишь пожелал им доброго утра и направился в столовую. Дженис вопросительно взглянула на Питера.

— Я забыл пораньше убрать лестницу.

Дженис вспыхнула, и он усмехнулся:

— Иди завтракай. В этом веселом доме никто не удивится, если на одну занимательную историю станет больше. Но я все-таки уберу лестницу, пока ее не увидела Бетси. Она еще маленькая и не поймет.

Поцеловав Дженис в волосы, он легонько подтолкнул ее к столовой.

Несмотря на то, что ночью все легли поздно, сейчас, похоже, уже весь дом был на ногах. Дженис заметила, как люди, заходившие в столовую, перемигивались и усмехались, завидев ее, но все разговоры крутились вокруг большого парада и бегов, намеченных на полдень. Дженис очень хотела бы перенять всеобщее радостное возбуждение, но при слове «бега» ей казалось, что близится роковой час.

На какой-то миг она даже пожелала Питеру проиграть. Они будут должны Тайлеру тысячу долларов, но это не страшно: как-нибудь заработают и отдадут. Просто Дженис не хотела, чтобы Питер уезжал. Но это было очень эгоистично с ее стороны. Там, в Нью-Мексико, какой-то бедолага ждет не дождется, когда приедет его спаситель. Да и сам Питер стремится к своей золотой горе. Нельзя осуждать мужа за его мечты только потому, что сама она давным-давно отказалась от своих.

Дженис заставила себя радостно улыбнуться, когда в комнату влетела Бетси и взволнованно заговорила о бегах, которые выиграет ее «дядя» Питер. Понятие «зять» было пока выше разумения девочки, тем более что все ее друзья называли взрослых «дядями» и «тетями».

Женщины все утро собирали огромные корзины с едой для пикника после парада. Дети вместе с братьями Кармен, Мануэлем и Хосе репетировали на своих музыкальных инструментах маршевые мелодии, подняв во дворе такой шум, что куры в панике разбежались по кустам, а лошади нервными кругами ходили по загону. Бетси отбивала ритм двумя жестянками, и восторг, написанный на ее детском личике, стоил каждой минуты этого шума. Все корзины были собраны, и мамаши столпились в галерее, с гордостью глядя на своих маленьких музыкантов.

Дженис с трудом скрывала свою материнскую гордость. Сегодня утром ее Бетси была похожа на маленькую принцессу-златовласку, ее личико сияло волшебным светом. Белое кружевное платьице доходило девочке только до колен, а белые чулки уже испачкались в пыли и морщили, но Дженис она казалась самым красивым ребенком на свете.

Она подумала о том, что, возможно, уже носит под сердцем еще одну девочку, которая станет сестренкой для Бетси. И в этот момент подошедший сзади Питер положил ей руку на плечо и прошептал:

— Знаешь, Бетси — вылитая ты. Если наша дочка будет хотя бы наполовину такой же красивой, я буду гордиться ею вдвое больше, чем ты сейчас.

Потрясенная Дженис подняла глаза и взглянула на мужа. Он знает!

Глава 24

Если Питер и в самом деле знал, что Бетси — ее дочь, то, судя по всему, это не слишком его волновало. Он крепко обнял Дженис за талию и должен был почувствовать, как она дрожит, но спокойно обсуждал с Тайлером использование ракет-шутих.

Конечно, он ничего никому не расскажет. Да он и не может знать наверняка. Нельзя допустить, чтобы Бетси услышала досужие сплетни о том, что ее обожаемая старшая сестра на самом деле ей мать. Будь это возможно, Дженис оставила бы ее в неведении навсегда. У девочки и без того нелегкая жизнь, не хватает еще страданий по поводу того, что она внебрачный ребенок, что ее родители, которых она едва помнит, на самом деле ей бабушка и дедушка. Дженис будет изо всех сил отрицать это, хотя при желании никому не составит труда узнать истину. В том городке, где она жила до Катлервиля, все до одного знали о ее позоре.

Надо поговорить с Питером, он должен понять. Глубоко вздохнув, Дженис постаралась избавиться от тревожных мыслей и насладиться праздником. Четвертое июля выдалось жарким и солнечным. Воздух знойными мерцающими волнами перекатывался над пыльной землей. Но дети, казалось, не замечали жары. Они со смехом играли свою шумную мелодию и пустились в пляс, когда годовалый малыш Бенджамина стал раскачиваться и хлопать в такт музыке. Вскоре лужайка превратилась в импровизированную танцплощадку, где Дети отплясывали рил, подражая взрослым. Все смеялись.

— Надо погрузить этих шельмецов в фургоны и отвезти в город, пока они не стали похожи на грязных оборванцев, — сказал Тайлер, когда рил распался, превратившись в обыкновенную кучу малу, и обернулся к Питеру. — Ты поедешь туда на этом жеребце или побережешь силы для скачек?

Питер ответил без колебаний:

— Я бы хотел ехать на нем. В городе он наверняка произведет фурор в толпе любопытных, и ставки могут повыситься.

Тайлер усмехнулся:

— А я и не знал, что ты такой отчаянный игрок. Что ж, идея отличная. Ставки уже пятнадцать к одному. Думаешь, нам удастся довести их до двадцати?

Они пошли к загону, обсуждая свои планы, и Дженис закусила губу, чтобы не закричать от возмущения.

Сзади подошла Эви и обняла ее:

— Привыкай, Дженис! Ведь тебе не понравился бы мужчина, который все делал бы только так, как ты хочешь, правда? Тогда это и вовсе был бы не мужчина. Уступать другому — самое трудное в семейной жизни, пока не привыкнешь к этому. Наверное, поэтому Бог дал нам постель. Случается, это единственное, что объединяет мужа и жену на первых порах. Бывали моменты, когда мне хотелось просто задушить Тайлера, который не желал меня слушать. Теперь я не спорю с ним по мелочам, заставляя его уступать мне, лишь когда речь идет о действительно важных вещах, таких, например, как не называть дочку Фэнни-Мэй в честь его любимой тетушки.

Дженис, слушая эту необычную оценку супружеской жизни, не могла сдержать улыбки. Эви была старше ее на десять лет и замужем с двадцати. Наверное, к ее опыту стоило прислушаться. Но Эви всегда вела беззаботное существование, благополучно перелетев из любящего родительского гнезда в сильные руки Тайлера. У Дженис было такое чувство, что ее жизненный опыт несравнимо богаче. И все же этот опыт не мог подсказать, как надо вести себя с мужем.

В шумном веселом фургоне они доехали до Натчеза, где уже начала собираться толпа. Дженис изо всех сил старалась скрыть свои страхи. Она знала множество способов, как облегчить свою тяжелую долю, но вот чего она никогда не умела, так это бороться с судьбой. Если Питер выиграет эти скачки, им придется проститься, а если проиграет, они сядут по уши в долги. Ни один из этих вариантов ее не устраивал.

Они стояли на тротуаре и смотрели на мэра и его жену, которые ехали в роскошном экипаже, украшенном по случаю праздника. Колонны солдат-конфедератов в вылинявшей от времени форме пешим и конным строем маршировали по улицам, демонстрируя свои медали. Городской оркестр исполнял торжественный марш. Дети были тут как тут. Они играли свою мелодию, когда Мануэль смотрел на них, но стоило ему отвлечься, как они начинали хихикать и пересмеиваться. День был чудесный, парад — замечательный, и собравшаяся публика веселилась от души.

Дженис постаралась забыть свои страхи, глядя на любимую Бетси. Девочка не могла принимать участие в соревновании по прыжкам в мешке, но чуть не выиграла яичный конкурс, споткнувшись лишь в последний момент и забрызгав победителя яйцом. Проигрыш, похоже, ничуть ее не расстроил. Она радовалась уже оттого, что смогла играть вместе со всеми. «Может быть, наконец дочка переросла свою болезнь?» — с надеждой подумала Дженис.

Подходило время лошадиных бегов. Питер обнял Дженис, крепко поцеловал ее на счастье и побежал к участникам забега. Она молча смотрела мужу вслед, сжав кулаки, хотя сердце ее надрывалось от крика.

— Неважный жеребец у вашего мужа, правда?

Дженис удивленно подняла глаза и увидела высокого незнакомца, прислонившегося к ореховому дереву. Его запущенная седеющая бородка, похоже, не подстригалась неделями, а протертый кожаный жилет был еще более потрепанным, чем у Джэсона Хардинга. И все же он производил впечатление относительно безобидного старика до тех пор, пока Дженис не увидела револьверы, висевшие у него на бедрах.

Все мужчины, кроме этого, толпились вокруг загона или возле беговой дорожки. Кармен, Эви и Джасмин во все глаза следили за детьми, чтобы те не попали под копыта лошадей или под ноги мужчин. Никто больше не слышал вопроса старика. Надо было просто уйти, не удостоив его вниманием, но Дженис не могла этого сделать. В настойчивом взгляде незнакомца угадывалась какая-то сила.

— Я плохо разбираюсь в лошадях, — осторожно ответила она, направившись поближе к остальным женщинам.

— Думаете, он сможет удержать эту бестию на беговой дорожке? — спросил старик, не обращая внимания на то, что расстояние между ними увеличилось.

Дженис решила, что он пытается выяснить, на какую лошадь поставить. Она плохо разбиралась в системе ставок, но не могла обмануть этого человека. Кивнув, она сказала:

— Питер может на нем ездить, я сама видела.

Старик, усмехнувшись, пошарил в кармане в поисках сигары.

— О, я тоже видел, как он въезжал в город. Веселенькое зрелище для ротозеев! Жеребец у него танцевал на задних ногах, как цирковой медведь. Ставки двадцать к одному, что ваш муж проиграет, и пять к одному, что он погибнет на беговой дорожке. Конечно, я не хочу, чтобы парень свернул себе шею. Но раз вы говорите, что он знает этого коня, что ж, полагаюсь на ваше слово.

Погибнет? О таком варианте она даже не подумала! Дикий страх сковал Дженис, она тревожно посмотрела в загон, ища глазами мужа и его страшного зверя. Неужели Питер настолько глуп, чтобы рисковать жизнью? Да нет, не может быть! Тайлер не разрешил бы ему сесть на коня, если бы это было так опасно.

Она ничего не видела, кроме расплывчатых пятен скачущих по кругу лошадей и всадников, окутанных клубами пыли. Дженис обернулась к дереву, но старика там уже не было.

Его странное появление и такое же странное исчезновение еще больше встревожили Дженис. Она убедилась, что Бетси благополучно сидит в экипаже, подпрыгивая вместе с Мелиссой на сиденье, чтобы получше рассмотреть беговую дорожку, и заставила себя подойти ближе к ограде.

Беговая дорожка была чуть больше поля, на котором когда-то слишком часто устраивались бега. Годами расстояние отмечали на глаз, а сегодня установили передвижной барьер на старте. Трава была густой и сухой, и дорожка вроде бы не имела никаких препятствий. Дженис не видела ничего, что могло бы таить в себе опасность, кроме самого коня. Она, конечно, ничего не смыслит в лошадях, но мужчины? Они-то должны знать, опасно ли скакать на этом жеребце.

Откуда ни возьмись появился Мануэль, и Дженис быстро взглянула на него. Он был, наверное, года на два старше ее. Раньше он управлял ранчо своего дяди в Минерал-Спрингс, но Пейтон продал это ранчо Хардингам. Его младший брат только что окончил колледж и готовился стать юристом, и Мануэль чувствовал себя вольным холостяком, не обремененным семейными заботами, ибо полагал, что теперь Хосе обеспечит их младшую сестру Марию и дядю. Здесь, в Натчезе, где, казалось, все жители были светлокожими блондинами, мексиканская красота Мануэля смотрелась необычно, и все же, как заметила Дженис, местные девушки заинтересованно поглядывали в его сторону. Она удивилась, почему Мануэль подошел к ней, а не к одной из этих красавиц-южанок, но первые же слова Мануэля ответили на этот вопрос:

— Питер велел мне приглядывать за тобой. Не могу точно сказать, чего он боится — то ли того, что ты швырнешь в него чем-нибудь, то ли того, что хлопнешься в обморок. Я сказал ему, что ты, вероятнее всего, настучишь ему линейкой по рукам, но он не видел тебя за учительским столом и потому не верит мне. Вы в самом деле собираетесь отмочить какой-нибудь номер, миссис Маллони?

Его темные глаза хоть и смеялись, но все же внимательно наблюдали за ней. Дженис была приятна его забота.

— Обещаю тебе подождать с номерами до конца скачек. Видишь вон ту хорошенькую девушку с голубой лентой? Она смотрит сюда. Почему бы тебе не развлечь ее своими веселыми историями?

Мануэль надел шляпу, еще раз окинул внимательным взглядом ее лицо и ухмыльнулся:

— Что ж, это можно. Как ты думаешь, она поверит в историю о том, как я взорвал город?

— Ну, эта история от раза к разу становится все более занимательной. Вообще-то я думала, что виновник того происшествия — Дэниел.

Мануэль, пожав плечами, бросил на ходу:

— Не думаю, чтобы там был какой-то виновник, но так интереснее для слушателей.

Дженис засмеялась и снова повернулась к беговой дорожке. Хорошо, что Питер не такой, как Мануэль, и не заглядывается на каждую встречную женщину. Увидев, что лошади уже выстроились на старте перед барьером, она нервно поежилась и подумала: «Еще неизвестно, насколько лучше гоняться за золотом, чем за юбками».

Раздался револьверный выстрел, возвестивший о старте. Дженис подпрыгнула от неожиданности и вцепилась в ограду, чтобы не упасть. Жеребец Питера испугался незнакомого звука и с диким ржанием взвился на дыбы, оставив землю более выдержанным участникам скачек. Дженис, вскрикнув от досады, отчаянно заколотила кулаками по изгороди. Когда до нее дошло, что она делает, это потрясло ее даже больше, чем неудачный старт коня.

Питер дернул поводья, вернув своего жеребца к послушанию, и пустил его следом за остальными лошадьми. Сильные мышцы коня играли под блестящей черной шкурой. Дженис не видела в нем никаких физических изъянов, о которых говорил Питер Тайлеру в тот первый день. Жеребец был огромен и быстр. Если бы не его заминка на старте, он бы был намного впереди остальных. Он уже обошел последних лошадей и нагонял бегущих впереди.

Дженис заметила, что пальцы ее попали в полость столба заграждения. Она чувствовала, как за спиной у нее собирается маленькая толпа, узнавала женщин по запахам духов и слышала громкие крики мужчин. Питер вывел жеребца на внешний край беговой дорожки. Этот маневр означал, что его коню придется бежать дольше, зато так было безопасней, чем продираться сквозь плотную группу скачущих лошадей.

Тайлер выкрикивал наставления, которые Питер не мог слышать. Бенджамин просто вопил в каком-то непрерывном ритме, повторявшем стук лошадиных копыт.

Она закричала вместе с толпой, когда жеребец Питера обошел всех лошадей, кроме одной. Она закричала еще громче, когда две первые лошади пошли грива к гриве. Она сорвала голос от крика, когда конь Питера оказался впереди на целую морду. И, наконец, она истерически завопила, когда у финишного барьера прогремел револьверный выстрел, от которого жеребец в панике развернулся и сбросил на землю седока.

Дженис была на ограде прежде, чем кто-то успел ее остановить. Группа лошадей, скачущих по беговой дорожке, была для ее ушей не больше, чем тучей жужжащих насекомых. Жеребец проскакал за финишную черту без седока. Люди визжали. Кто-то перелез через ограду, чтобы оттащить Питера из-под стремительно несущихся на него лошадиных копыт. Когда подбежала Дженис, его уже перенесли на край беговой дорожки у ограды. Бросившись на землю, она положила голову Питера себе на колени и склонилась над ним как раз в тот момент, когда мимо пронеслась последняя лошадь.

Увидев склоненное лицо Дженис, Питер криво усмехнулся:

— Я же просил Мануэля, чтобы он за тобой присматривал! Этот болван ничего не может сделать как надо.

— Я ненавижу тебя, Питер Маллони! — прошептала она. — Если ты не сломал себе шею, я сама это сделаю.

Он с тихим стоном пошевелился и закрыл глаза.

— Я знал, что ты именно та женщина, которая будет оказывать мне уважение, как и подобает жене. Я здорово сделал, выбрав тебя, верно?

Вот когда она разрыдалась. Слезы бежали по ее щекам, и она презирала себя за них, но не могла остановиться. Зарывшись пальцами в волосы Питера, она прижала его к себе и не отпускала, пока через ограду не перелез врач. Дженис понимала, что ведет себя как истеричка, но эта трагедия застала ее врасплох. Она не была к ней готова. Она умела планировать многое, но только не трагедии.

— Вам придется отпустить его, мэм. Ему надо сесть, и я проверю, не сломаны ли кости.

Врач уже тщательно осмотрел ноги Питера и сейчас терпеливо ждал, пока Дженис отпустит пациента.

Питер поднял одно веко и взглянул на мужчину:

— Как вы думаете, доктор, может, мне еще полежать здесь? Моя жена не станет меня убивать, если будет думать, что я умираю.

Доктор спрятал усмешку в густых усах.

— Мне кажется, вы сами чертовски ловко почти убили себя. Возможно, она учтет это обстоятельство.

К этому времени Тайлер с Бенджамином, растолкав толпу, пробрались к ним и с тревогой склонились над поверженным всадником. Когда Питеру удалось сесть, не завалившись на спину, они с облегчением отступили на шаг. Дженис сцепила руки, чтобы не накинуться на них всех с кулаками. Скачки проиграны, и что теперь? Долг в тысячу долларов и шишка на затылке у Питера!

Муж подмигнул ей и нежно потрепал за щеку:

— Не волнуйся, красавица Дженни! Я буду жить. — Он перевел взгляд на Тайлера: — Полагаю, это не засчитывается, когда лошадь пересекает финишную черту без седока?

— Найти бы того придурка, — фыркнул Тайлер, — который стрелял из револьвера, и затолкать в дуло его безмозглую башку! Ты как, сам встанешь или тебя придется нести?

Питер осторожно вытянул ноги, убедившись, что они еще слушаются его, и ухватил Дженис за плечи:

— Вы красивы, даже когда плачете, миссис Маллони, но вам не отделаться от меня так просто. Помоги мне подняться, и я что-нибудь придумаю.

Дженис вытерла свое заплаканное лицо и обвила рукой спину мужа. Едва ли ему действительно нужна была ее помощь. Просто он не хотел выпускать ее из своих объятий. Но это не имело значения. Все кончено. Они проиграли! Дженис не знала, какое будущее им уготовано, но она вышла замуж за этого человека, чтобы быть рядом с ним и в печали, и в радости. У них еще будут радости!

Питер, вставая, слегка пошатнулся, но, ухватившись за Дженис, удержался на ногах. Уходя с беговой дорожки, он все так же держал руку у нее на плечах.

— Если ты остался без денег, я дам телеграмму Дэниелу, и он вышлет тебе мой долг, — сказал Питер Тайлеру, который шел рядом.

— Нет, я не останусь без денег, — рассеянно ответил Тайлер, внимательно наблюдая за появившимся мужчиной в цилиндре и сюртуке, который похлопал жеребца по спине. — Я сделал еще несколько дополнительных ставок.

— Дополнительных ставок? — Питер недоуменно уставился на него. — Ты что же, играл против собственного коня?

Тайлер обезоруживающе улыбнулся, продолжая смотреть на своего жеребца и пояснив снисходительно:

— Никогда не клади все яйца в одну корзину, Маллони! Вот секрет успешной игры. Выигрыш не так уж велик, но покрывает первоначальную ставку.

— Урок усвоил, — ответил Питер. — Ну что ж, тогда, если не возражаешь, я верну тебе долг позже. Мне придется ехать в Хаустон. Возможно, какой-нибудь из тех банков, что рекомендовал мне Хардинг, согласится дать кредит.

Дженис подняла глаза, напуганная этим новым его решением. Значит, он так и не отказался от попытки купить золотой рудник?

Тайлер остановился в нескольких ярдах от толпы, окружившей жеребца. Он сдвинул шляпу на затылок, огляделся, желая убедиться, что никто не подслушивает, и сказал:

— Тебе нет необходимости туда ехать. У меня есть деньги.

Питер тряхнул головой: уж не повредился ли он рассудком после падения?

— У тебя есть деньги? Но я думал…

Тайлер покачал головой и гордо ухмыльнулся, глядя на жеребца, который взвился на дыбы, напутанный неожиданным вниманием общества.

— Я продал этого черта, Маллони. Ненормальный покупатель дал мне столько, что хватит на золотую гору. Интересуешься?

Питер кашлянул, крепче ухватился за Дженис и перевел взгляд с Тайлера на его дикого коня.

— Ты его продал?

Тайлер вытянул из кармана рубашки толстую пачку банкнот и протянул Питеру.

— Когда его новому хозяину надоест объезжать этого дьявола, я выкуплю его обратно за треть цены. А пока я не сделал этого, уноси-ка отсюда ноги. В следующий раз я намерен выиграть скачки.

Дженис удивленно смотрела на огромную пачку. Она никогда в жизни не видела столько денег. Взглянув в удивленное и радостное лицо мужа, она все поняла.

Питер собирался бросить ее ради чертовой золотой горы!

Глава 25

Вечер окрасил пейзаж в сине-золотые тона. Дженис потерянно брела по темной аллее.

Питер наверху укладывал чемодан, хотел успеть на полночный поезд. Она вышла из дома, чтобы найти Бетси, но девочка была занята — ловила светлячков вместе с другими детьми. Дженис избегала встреч с другими женщинами, боясь, что не выдержит их сочувственных взглядов и разревется.

Она так хотела быть счастливой! День был просто восхитительным — солнце и цветы, смех и музыка. Надо хоть изредка позволять себе наслаждаться бездельем. Наверное, таким выходным стал для нее день, когда они устроили пикник на острове. Теперь ей долго придется расплачиваться за этот день.

Прижав ладонь к животу, она постаралась не думать о том, что уже могло там происходить. Иные женщины годами живут с мужьями и не имеют детей. Умом она понимала, что это случается не всегда. То, что однажды случилось с ней после первой ночи с мужчиной, еще не значит, что так будет всегда. Не стоит переживать заранее.

Дженис была в таком взвинченном состоянии, что, когда из кустов на нее выскочил мужчина, чуть не вскрикнула от неожиданности. Она узнала Питера и заставила себя улыбнуться, хотя понимала, что это было жалкое подобие улыбки.

Он тоже это понял и, наклонившись, стер эту улыбку своим поцелуем.

— У нас с вами, как всегда, мало времени, миссис Маллони. Я нашел отличное место, откуда можно любоваться фейерверком.

Дженис взяла его под руку и чинно пошла по аллее, изящно приподняв юбки, как будто ходить в сопровождении элегантного мужчины было для нее делом привычным. Ей полагалось чувствовать себя светской дамой на званом вечере, но никак не несчастной пятнадцатилетней девочкой.

Питер привел ее в беседку на пригорке с видом на реку. Ветерок с воды освежал воздух, и они отчетливо видели все окрестности.

— Тайлер обещал проследить за тем, чтобы сюда никто не вошел. Сам он поехал с детьми на лодке смотреть фейерверк, а все остальные собрались на галерее. — Питер подвел ее к скамье с мягким сиденьем. — Я хочу хоть немного побыть с тобой наедине. Не возражаешь?

Дженис села и, нервно сцепив руки на коленях, уставилась на них.

— Конечно, нет. Надолго ты уезжаешь?

Питер подвинул к ней плетеный стул и взял ее руки в свои:

— Это зависит от того, как будут ходить поезда. Я рассчитываю добраться до Бутта недели за две-три. В горах мне придется пробыть неделю или две, чтобы утрясти все дела. От лагеря до ближайшего надежного телеграфа пятьдесят миль.

Питер не стал говорить ей про апачей, беглых преступников и прочие опасности, которые могут встретиться на пути. Это его проблемы, и он сам их решит. У Дженис и так хватает поводов для волнений.

— А может, я пошлю тебе телеграмму, когда буду готов к твоему приезду, и ты приедешь сама? Я разговаривал с Тайлером и Мануэлем. Тайлер сказал, что даст тебе свой личный вагон, а Мануэль изъявил желание работать у меня, так что он будет тебе попутчиком. Ты поставишь вагон на запасной путь в Форт-Уэрте, погрузишь в него свои вещи, попрощаешься с жителями Минерал-Спрингс и доедешь в этом вагоне до Гэйджа. А там я тебя встречу. Это сэкономит нам несколько недель, и мы будем вместе меньше чем через три месяца.

Три месяца? Да это целая вечность для пятнадцатилетней девочки! Дженис попыталась рассуждать как взрослая женщина:

— А погода еще продержится? Ты говорил, что зимой там не проехать.

— Если ты накупишь гору мебели, я не гарантирую, что мы успеем всю ее перевезти домой до зимы. Придется какое-то время пожить в домике с голыми стенами, пока я буду потихоньку перетаскивать пожитки, ты не возражаешь?

Ну, это ее беспокоило меньше всего.

— Я хочу только знать, что там у нас будет крыша над головой и еда на столе. Мне много не надо, Питер, но ты бросаешь меня, и остается лишь ждать, не имея возможности самой зарабатывать на жизнь. А я не люблю быть беспомощной.

Питер придвинул свой стул поближе и обнял ее.

— Прости, Дженни. Знаю, я пустил телегу впереди лошади. Мне надо было сначала достать деньги, а уж потом жениться, но я не хотел тебя потерять. Если ты совсем ненадолго доверишься мне, обещаю — потом у нас все пойдет гладко.

Дженис, усмехнувшись, зарылась лицом в его плечо.

— Ты не знаешь жизнь так, как знаю ее я. Ничего никогда не бывает гладко.

Питер провел рукой по ее волосам и начал вынимать из них шпильки. По опыту последних пяти лет он знал, что деньги — это смазка, которая делает жизнь глаже, но у Дженис никогда не было денег, и потому она не верит ему. Он поцеловал ее восхитительное ушко, почувствовав, как она задрожала.

— Мне нравится, когда ты вот так дрожишь, — пробормотал он — Знаешь, я вызову тебя телеграммой сразу, как только появится возможность, потому что вряд ли смогу долго выдержать без тебя в постели. Ты нужна мне сейчас, Дженни. Ты будешь нужна мне каждую ночь. Тебе надо хорошо отдохнуть перед нашей следующей встречей, потому что я не выпущу тебя из-под себя, пока мы оба не останемся без сил.

Слова Питера шокировали Дженис, но не настолько, насколько шокировало то, что делали его пальцы. Прежде чем она успела опомниться, муж расстегнул лиф ее платья и корсет. Дженис задохнулась от волнения, когда теплые пальцы скользнули под корсет и принялись ласкать ей грудь. Все возможные возражения он исключил, накрыв своими губами ее губы.

Питер обещал не спать с другими женщинами, пока они будут в разлуке. Раньше она и подумать не могла, что муж может с кем-то изменить ей. Он — сильный зрелый мужчина, который не привык отказывать себе в женщинах. И все же Дженис легко поверила в то, что Питер будет ее ждать. Он будет слишком занят со своей чертовой горой, и на другое у него просто не останется времени.

Дженис попыталась оттолкнуть его:

— Питер! Мы не можем…

Слова застряли у нее в горле, когда корсет раскрылся и Питер, склонившись, стал целовать ее грудь.

— А по-моему, я уже доказал тебе, что можем. — Он нежно укусил чувствительный сосок. — Не надо больше разыгрывать из себя классную даму, Дженни! Я хочу женщину, которая прячется под этой маской.

Питер взял над ней верх, в этом не было сомнений. Когда он уложил ее на подушки скамьи, Дженис потянулась к пуговицам на его рубашке. Подумать только — она сама его раздевала! Но что делать? Ее пальцам безумно хотелось дотронуться до чего-то более приятного, чем полотно, и когда наконец ладони Дженис легли на его грудь, она удовлетворенно вздохнула.

— А вы хорошая ученица, миссис Маллони, — пробормотал он одобрительно, покусывая ей ушко.

Когда его губы оказались у самой ее груди, Дженис задохнулась от возбуждения.

— Есть еще много разных вещей, которым я обучу тебя зимой, когда нас занесет снегом в горах. — Но сегодня вечером у меня нет времени на утонченные ласки. Радуйся и тому, что мы сейчас не в стогу сена.

Не сказав больше ни слова предупреждения, Питер задрал подол ее платья. Дженис попыталась высвободиться, но он уже развязывал на ней панталоны, и теплый ночной ветерок тронул ее там, где раньше трогали лишь его пальцы.

— Питер, пожалуйста… — Она не закончила своей мольбы, потому что в это время его пальцы прикоснулись к ее телу.

— Что пожалуйста, любовь моя? Скажи мне, что ты хочешь. Ради тебя я горы сверну.

Его голос охрип от желания, и Дженис смутно догадывалась, что сейчас можно просить у него все, что угодно, — он даст ей все. Но в данный момент и она хотела лишь одного, и ее тело молило об этом. Слегка приподняв бедра, она потянулась к пуговицам на его брюках.

Питер, улыбаясь, помог ей.

— Именно это я и хотел услышать. Послушай, если мы с тобой пробудем здесь еще какое-то время, то превратимся в дикарей.

В этом он был прав. Густой сладкий аромат магнолий влетал в беседку вместе с речным ветерком. Дженис чувствовала, как ласкает этот теплый ночной воздух ее кожу, которую она никогда раньше не обнажала на улице, и одни эти ощущения сводили с ума. Но то, что Питер делал своими губами и руками, было просто непереносимо. Ей хотелось скинуть с себя всю одежду, но на это уже не было времени. Возбуждение было слишком сильно.

Объединенными усилиями Питер избавился от брюк, и Дженис случайно дотронулась до его мужской плоти. Она хотела было отдернуть руку, но муж поймал ее за запястье. Тут она поняла, что он желает этих прикосновений, и впервые принялась ласкать его там, чувствуя, как энергично он реагирует на эти ласки.

— У тебя такие сладкие руки, — простонал он ей на ухо. — Я больше не в силах ждать.

В отличие от него Дженис не могла говорить, зато могла показать. Она никогда не знала, что значит распутничать. Возможно, пьянящее лето, жара и праздник высвободили в ней эти порывы. Возможно, это был просто страх перед разлукой. Что бы это ни было, но она больше не могла вынести ни минуты отдельного от него существования и нежно направила его туда, где им суждено было слиться в единое целое.

Питер счастливо застонал, захватил губами ее губы и поцеловал страстно и глубоко, а потом погрузился в нее. Восторженный крик Дженис потонул в оружейном залпе, который неожиданно прогремел над рекой.

Через мгновение, услышав смешки Питера, она поняла, что происходит. Сноп взлетевших в ночное небо золотых огней подтвердил ее догадку. Итак, они пропустят фейерверк.

— Ах, миссис Маллони, я знал, что вы заставите меня смотреть фейерверки, с той первой ночи, когда вас увидел, — пробормотал он.

Очередной залп заглушил ее возможный ответ. Напряжение их тел сделало ненужными все слова. Когда небо озарилось золотыми звездами, они слились в порыве страсти, как молодые животные. Они и были молодыми животными, которых соединила природа. Хотя бы в этом они были созданы друг для друга.

Питер наполнил ее собой и довел до такого состояния, что Дженис уже не различала, где огоньки света от фейерверка, а где ее собственные внутренние вспышки. Он заставил ее содрогаться подобно разноцветным звездочкам, которые рассыпались по темному небу.

Когда последний оружейный залп смолк в ночи, Питер откинул волосы с ее лица и нежно поцеловал в губы.

— Что бы ни случилось со мной в жизни, я никогда не забуду этих минут, любимая. Они будут со мной вечно.

И Дженис тоже не забудет. Хотелось бы только надеяться, что, кроме воспоминаний, этот вечер не оставит в ней ничего более конкретного. Нет, ей не нужен сейчас второй ребенок! Не сейчас!

Они одевались медленно, молча. Безумие восторга сменилось горько-сладким чувством близкой разлуки. Им надо было расстаться, они оба понимали это. Уезжая устраивать их будущее, Питер должен был знать, что она остается в безопасном месте, с друзьями, а не с чужими людьми. А Дженис, в свою очередь, знала, что не может ехать с ним: нельзя рисковать ребенком, который мог быть уже зачат, нельзя рисковать Бетси. Надо держаться за то малое, что у нее есть.

Но впервые все эти доводы разума показались ей такими же тонкими и призрачными, как бумажная луна, нарисованная Эви для одной своей детской книжки. А настоящая луна смотрела сейчас на них в окно беседки. Они шли, взявшись за руки и сплетя пальцы, по двору, залитому тусклым светом этого небесного круга, понимая, что уже слишком поздно что-то менять, но сердца их молили о другом решении.

Оба до этого жили в одиночестве и умели во всем полагаться только на себя. Приближался дом, полный света и голосов, и волшебное очарование ночи постепенно исчезло. Они снова стали каждый сам по себе. То, что соединило их в беседке, было слишком ново, чтобы противостоять надвигающейся разлуке.

Питер пошел в дом взять чемодан и попрощаться. Дженис осталась в тени веранды, не желая расставаться со сказочной ночью. К счастью, Питер вышел к ней один. Он легко поцеловал ее в висок, не осмелившись на большее.

— Я дам тебе телеграмму в конце августа, Дженни, обещаю. Дольше мне не выдержать.

«Это он сейчас так говорит, но кто знает, что будет в конце августа?» — подумала Дженис, поправила ему галстук, разгладила рукав сюртука и нежно оттолкнула. Они не обменялись словами любви. Он мужчина, а она его жена. Когда придет время, Питер позовет ее — просто потому, что она принадлежит ему. Было бы глупо думать, что позовет ее по какой-то другой причине, и не важно, что произошло между ними сегодня ночью. Сегодняшняя ночь была счастливой случайностью, порывом страсти. Дженис никогда ее не забудет, но надо быть реалисткой.

Утром она первым делом отправится на поиски работы.

Утром первым делом ее разбудила Эви и сообщила, что Бетси в лихорадке и не может дышать.

Что бы мы ни планировали, жизнь все равно поворачивает по-своему.

Глава 26

Спустя несколько недель Бетси уже вполне оправилась после болезни, и можно было брать ее в дорогу. Хардинги собрались возвращаться в Минерал-Спрингс. Пока Дженис часами сидела у постели девочки, она о многом передумала. Ей потребовалось лишь приглашение Кармен, чтобы привести в исполнение задуманное.

— Почему бы тебе не поехать с нами? Ты могла бы пока пожить у нас. Джэсон жалуется, что конторские дела идут из рук вон плохо. Твоя помощь ему, безусловно, не помешает. И оттуда тебе будет намного ближе добираться, когда придет время ехать к Питеру, — предложила Кармен, укладывая в сундук отделанное кружевом платье своей дочки.

Дженис последними стежками подшивала подол на платье Бетси, которое она отпустила подлиннее. Девочка подрастала. Скоро ей понадобится целый гардероб. А у Дженис нет ни цента.

— Я и сама об этом думала, — призналась Дженис. — Наверное, Тайлер сможет послать мне телеграмму, когда придет сообщение от Питера. Мне не хотелось бы чрезмерно злоупотреблять гостеприимством Монтейнов.

Кармен засмеялась:

— Злоупотреблять? Да если честно, то я не представляю, как они будут без тебя обходиться. Эви не из тех, кто любит домашнюю работу — готовить, шить, убирать. Даже когда ты сидела с больной Бетси, тебе каким-то образом удавалось заставлять людей делать то, что им положено, при этом еще перештопала все вещи в доме. Вот увидишь — они будут умолять тебя остаться.

Слова Кармен в точности подтвердились, но улыбка Бетси, узнавшей о возвращении в родной городок, убедила Дженис в правильности ее решения. Дом Монтейнов — чудесная сказка, где можно на время укрыться от реальной жизни, но это не дом. Дженис обнялась с Эви и Джасмин, с недоверием выслушала льстивые похвалы Тайлера и пожала на прощание руку Бену. Эти люди очень милы, но они никогда не станут ее семьей.

Был момент, когда Дженис вдруг захотелось вернуться в Огайо, повидаться с братом, сестрой, Дэниелом и Джорджи, но на эту поездку у нее не было денег. Тайлер предложил Хардингам вернуться в Техас в его личном железнодорожном вагоне. К тому же там, в Техасе, она, возможно, заработает немного денег. А в Огайо ей придется проводить дни в праздности, от которой она устала здесь.

— Дэниел будет огорчен, что не повидался с тобой. — сказала Эви, когда они ждали на станции поезда. — Питеру все-таки надо было перед отъездом свозить тебя к нему.

Дженис рассеянно улыбнулась, внимательно глядя на Бетси и Мелиссу, игравших на перроне среди сундуков.

— Не было времени. У Питера оставалось всего несколько недель на то, чтобы выкупить тот участок. Может быть, мы приедем сюда следующей весной. Думаю, к тому времени у него уже будут решены все дела.

И тут Дженис увидела высокого мужчину в засаленной ковбойской шляпе. Он стоял, прислонившись к стене вокзала, и смотрел на толпу. Дженис показалось, что она уже где-то видела этого человека, но тут ее внимание отвлекла подошедшая Кармен.

— А может, ты зря сделала, что не купила ничего из мебели и вещей, как говорил Питер? Тайлер дал вам хорошие деньги. Если передумаешь, мы всегда сможем переслать тебе кое-какие вещи.

Дженис взяла у Кармен корзинку с ленчем и вежливо улыбнулась Эви:

— Я еще не научилась жить в долг и тратить чужие деньги. Мне всю жизнь приходилось за все платить самой. Уверена, что скоро у нас будет достаточно денег, тогда мы все и купим.

Паровые котлы нагрелись, взвыл паровозный свисток, и станция наполнилась паром. Из белых его клубов возник Тайлер, направлявший отряд носильщиков к их багажу.

— Вагон в вашем распоряжении, дамы. Мануэль уже там, следит за погрузкой. — Поцеловав Кармен в щеку, Тайлер повернулся к Дженис: — Ну, не будем прощаться. Надеюсь, вы приедете к нам весной. Там у тебя в вещах лежит маленький свадебный подарок от Дэниела, так что не удивляйся, когда найдешь его. Насколько мы знаем, Питер живет чуть ли не в землянке. Мы хотим, чтобы у тебя было что-то для начала.

Дженис удалось улыбнуться, когда она пожимала руку Тайлера и подставляла ему щеку для символического поцелуя. Она чувствовала, как на глазах вскипают слезы. Кто бы мог подумать, что это прощание будет таким тяжелым для нее! Но Монтейны стали для нее почти родными.

— Я буду скучать, — пробормотала она, снова обняла Эви и нагнулась, чтобы обнять и поцеловать детей Монтейнов, которые по очереди подбегали прощаться.

Это был какой-то особый срез времени, как будто она побывала во дворце у сказочной феи. Пусть такое больше никогда не повторится, но Дженис была благодарна судьбе за эту возможность посмотреть на другой, незнакомый мир. Теперь ей будет легче войти в тот мир, который хотел разделить с ней Питер.

Бетси и дети Хардингов подбежали к вагону и весело вскарабкались по ступенькам. Для них этот отъезд был естественным ходом жизни. Дженис еще никогда не возвращалась в те места, откуда когда-то уехала. Каждый переезд отнимал у нее частичку души.

Но на этот раз все было по-другому. На этот раз она возвращалась в те места, которые уже не ожидала увидеть. Может, это начало чего-то нового? Окрыленная вспыхнувшими надеждами, Дженис подошла к окну вагона и вместе с Кармен и остальными помахала стоявшим на платформе людям.

К тому времени, когда поезд отошел от станции, Дженис забыла слова Тайлера о свадебном подарке. Вагон был полон резвых детей, и у нее не было времени вообще о чем-то думать. Эта дорога удивительным образом отличалась от ее поездки с Питером. Если тогда она целыми часами смотрела в окно, с тревогой ожидая ночи, то сейчас дел хватало — она развлекала детей, кормила их, беседовала с Кармен, Мануэлем и остальными, а добравшись наконец до своей отдельной полки, очень быстро забылась сном. О свадебном подарке она вспомнила, лишь когда перед самым Форт-Уэртом открыла свой саквояж.

Дженис увидела последний бульварный роман Дэниела, экземпляр катлервильской «Газетт» с объявлением о ее свадьбе с Питером, письмо от Джорджины и конверт с банкнотой в сто долларов. Дженис недоверчиво уставилась на такое богатство. Да она примерно столько заработала за весь прошлый год! Справившись с порывом отослать деньги обратно и еще не решив, радоваться или обижаться такому подарку, Дженис потянулась к письму.

Жена Дэниела, Джорджина, была полной противоположностью Дженис: живая, непосредственная и беспечная. Ее новая невестка родилась в рубашке, ей никогда в жизни не приходилось работать. Но надо отдать должное — она была щедрым человеком и всегда помогала людям. Дженис со смешанным чувством читала сейчас ее письмо.

Она прочла, что ребенок должен родиться в конце августа, что праздничный пикник Четвертого июля, организованный универсальным магазином Маллони, удался на славу. Джорджина описала свадебное платье, которое помогала шить сестре Дженис, и сообщила, что ее брат Дуглас скоро станет издателем «Газетт», если Дэниел передаст ему часть своих полномочий. Где-то в конце письма Джорджина признавалась, что они с Дэниелом страшно волнуются за Питера, переживают, что чем-то обидели его и что он никогда не вернется в Катлервиль, к своей семье. Она умоляла Дженис позаботиться о нем.

В конце была приписка рукой Дэниела:

«Я не могу представить для Питера лучшей жены, чем ты. Наша мама шлет свои поздравления и надеется, что вы скоро приедете. Она по Питеру очень скучает. Если ты можешь как-то повлиять на моего брата, пожалуйста, уговори его приехать! Питер слишком горд, чтобы взять деньги, к тому же, возможно, они ему и не нужны. Мы ничего не знали о его делах. Но Джорджи уверяет меня, что у женщины всегда должно быть припрятано несколько долларов, которыми она могла бы удивить своего мужа. Поэтому мы посылаем тебе этот подарок, надеясь, что ты с его помощью сделаешь жизнь Питера лучше. Можешь распорядиться деньгами на свое усмотрение, хотя бы просто купить ему ко дню рождения новую шляпу. Как у вас дела? Напиши, когда сможешь, и поцелуй Бетси от всех нас».

Дженис еще не дочитала до конца, а слезы уже ручьем текли по ее щекам. Перечитав письмо еще раз, она аккуратно сложила листок и сунула его между страниц книжки Дэниела. Это была как будто частичка родного дома. В этом смысле Джорджина и Дэниел были просто талантливы. Даже читая их письмо, Дженис живо представляла их рядом. Если ей станет одиноко, она достанет это письмо и еще раз перечитает.

Теперь многое решалось гораздо легче. Может, Питер и не взял бы деньги из гордости, но она не откажется от подарка. В ближайшие месяцы ей совсем не помешают несколько десятков долларов.

Подколов хрустящую купюру к изнанке корсета, Дженис пошла вместе с остальными на выход — поезд подъезжал к станции. Она уже бесстрашно смотрела на свое возвращение в родной городок, ибо теперь у нее появились средства на то, чтобы уехать снова.

И только выйдя на платформу, Дженис вспомнила, что в дороге у нее не начались месячные. Она уставилась невидящим взглядом на невыгруженный багаж, не замечая ни звуков, ни взглядов вокруг. Прошло всего несколько недель. Пока еще нельзя быть уверенной. Этого не может быть! Господи, только не сейчас!

Ее рука в перчатке машинально потянулась к складкам саржевой юбки на животе, но разум отказывался верить в это. Она огляделась в поисках Бетси. Надо еще столько успеть сделать! На фантазии нет времени.

За время их отсутствия Минерал-Спрингс ничуть не изменился. Джэсон грубовато поприветствовал их, схватил Дженис за руку и потащил в свой кабинет показывать почту, которая требовала разборки.

Дженис не могла поверить, что когда-то хотела выйти замуж за этого мужчину. Нет, он был неплохим человеком, жил ради своего ранчо, но он же едва замечал ее существование, смотрел на нее как на полезный рабочий инструмент вроде его пишущей машинки. Питер, как бы ни был замотан работой, никогда не перестал бы обращать на нее внимание. Для него она прежде всего была женщиной.

Дженис уже отчаянно скучала по тем жарким взглядам, которые Питер бросал на нее, когда вокруг них были люди и у него не было возможности сделать что-то большее. А о том, как ей не хватает того, что муж делал с ней наедине, Дженис старалась не думать.

В их отсутствие Эллен Фэарвезер родила ребенка. Ее муж все-таки сподобился сделать крышу на доме, который начал строить для семьи, но одной недели младенческих криков хватило, чтобы положить конец его отцовскому и супружескому долгу. Джэсон сплюнул в пыль, рассказывая о том, как Бобби исчез в ночи, так и не починив изгородь на южном ранчо.

Слушая Джэсона, она невольно улыбнулась. Это его типичная манера говорить. Он был возмущен незаконченной работой на ранчо, а не тем, что этот подонок бросил жену с ребенком на произвол судьбы. Но Дженис и без слов знала, что Хардинг уже предпринял какие-то меры, чтобы помочь Эллен и ее малышке; просто он не распространялся о таких вещах.

Хардинги выделили ей с Бетси комнату, и Дженис, устроившись, сразу пошла на работу. Она не могла и не хотела жить за чужой счет, тем более что хорошо знала ранчо и ту работу, которую ей надо было выполнять. Здесь она могла быть полезной.

Приведя в порядок запущенный кабинет, она попросилась идти с Кармен в город. Там ей надо было уладить кое-какие рабочие дела, связанные с ранчо, но самое главное — она хотела повидать Эллен. Дженис не призналась даже себе, что ей хотелось посмотреть на ребенка.

Эллен очень обрадовалась ее приезду. Дом, построенный Бобби, нельзя было назвать даже лачугой, но он пах свежим деревом и только что выстиранным бельем. Детской кроваткой служила плетеная корзина, а сама Эллен спала на матрасе, подвешенном на веревках в углу одной из комнат. Зато все голые поверхности Эллен накрыла пестрыми лоскутными ковриками и салфеточками, отчего дом весело играл в лучах августовского солнца. Дженис обняла свою бывшую ученицу, чему и сама удивилась: обниматься было не в ее характере.

— О, мисс Харрис… То есть миссис Маллони! — Эллен засмеялась и подвела ее к детской кроватке. — Как я рада вас видеть! Я уж думала, вы уехали навсегда. Тот новый учитель, которого нанял школьный совет, уже приехал в городок. Такой противный старикашка! Я не хочу, чтобы он учил мою Мэри Джейн.

Дженис опустилась на корточки перед импровизированной колыбелькой. Малышка сладко спала на животе, засунув в рот кулачок, который время от времени посасывала. Головку ее украшали редкие темные волосенки, и Дженис, не удержавшись, погладила их. Девочка засопела, выставив крошечную голую пяточку, и Дженис почувствовала странный укол зависти. Раньше ей никогда не хотелось иметь детей. Она не хотела Бетси. Ее ужасали ответственность, бесконечные хлопоты и полный отказ от собственной жизни, которые приносило рождение ребенка. Но ей хотелось взять эту малышку на руки, прижать к себе и представить, что это ее дочка.

— Она красавица, Эллен, — пробормотала Дженис, с трудом оторвав глаза от девочки. — Кушает хорошо?

— Как маленький поросенок, — гордо заявила Эллен.

Дженис почувствовала, как ее собственные груди томительно заныли. Кормление было единственным удовольствием, когда Бетси была маленькой. Ей очень нравилось держать малышку у груди и чувствовать, как она сосет. Это были короткие минуты тихого умиротворения. А на этот раз должно быть еще лучше, ведь теперь у нее есть муж, который разделит ее счастье и возьмет на себя часть забот.

Нет, это безумные мысли! Питер сейчас только-только добрался до Бутта, и то при условии, что ему повезло и поезд шел без задержек. Пройдут месяцы, а может, и годы, прежде чем он получит доход со своей горы, если в ней вообще есть золото. Они не могут позволить себе ребенка. Ребенок сейчас принесет им одни тревоги и заботы и никакой радости. Она не переживет этого.

Месячные просто задерживаются — наверное, повлияли жара и переезд. Не сказать чтобы они всегда приходили у нее в срок. Нет, она не беременна! Дженис еще раз дотронулась до малышки, лежавшей в колыбельке, и встала.

— А мистер Холт разрешит тебе снова вернуться к нему на работу? — спросила она у Эллен, стараясь казаться беспечной.

— Мне кажется, мистер Хардинг посоветовал ему это сделать. Мистер Холт сказал, что я могу брать с собой в магазин Мэри Джейн и держать ее за прилавком. Я знаю, что справлюсь! Я буду работать в два раза лучше и докажу. — Глаза Эллен воинственно засверкали.

— Конечно, конечно, справишься! Он должен радоваться такой замечательной работнице. Наверное, сейчас, пока тебя временно не будет в магазине, он оценит, как много ты для него делала. А что слышно от Бобби?

Дженис села на предложенный стул и не отказалась от чашки кофе, поданной без блюдца. Она решила, что купит Эллен посуду в подарок на рождение ребенка, когда Джэсон заплатит ей за работу.

Из глаз Эллен исчез боевой огонь. Она села на кровать рядом с колыбелькой.

— Ничего не слышно, и, как я думаю, навсегда. Наверное, Бобби просто не создан для семейной жизни. Мне надо было подумать об этом, когда он за мной ухаживал.

Влюбленные девушки редко задумываются над такими вещами, это Дженис хорошо знала по своему горькому опыту. Вздохнув, она отхлебнула из чашки жидкий кофе. Каждой женщине надо бы, прежде чем лечь в постель с мужчиной, сначала подумать, какой отец получится из ее любовника. Может, это немного охладило бы их пыл.

Она попыталась представить, какой отец получится из Питера, но не смогла этого сделать. В Натчезе он прекрасно общался с детьми, и человек он, похоже, ответственный, но как отнесется к известию о своем будущем отцовстве? Может, он скажет, что ребенок — это ее проблема?

— Да, некоторые мужчины не выдерживают испытаний семейной жизни, — сказала Дженис. — Хорошо, что ты поняла это сейчас, пока еще не попала в зависимость от него. Из тебя выйдет замечательная мама. И здесь, в городке, тебе все помогут. По-моему, не стоит беспокоиться.

«Хороший совет для матери», — подумала Дженис. Но Эллен уже заулыбалась, и Дженис не стала корить себя за эту маленькую ложь.

— После нашего отъезда здесь больше не было пожаров? — поспешила она сменить скользкую тему. — Поймали поджигателя?

Эллен снова помрачнела. Она теребила лямки своего фартука, избегая смотреть в глаза Дженис, и наконец призналась:

— Нет, после того, как вы уехали, не было ни одного пожара. И никого так и не поймали. Через несколько недель после вашего отъезда в городке объявился незнакомый мужчина, он задавал странные вопросы, но пожаров больше не было.

Дженис нахмурилась, пытаясь догадаться о том, о чем умолчала Эллен. Очевидно, люди по-прежнему считают Питера виновным, но что это еще за незнакомый мужчина?

— И какие же он задавал вопросы?

Эллен пожала плечами и заставила себя взглянуть на Дженис.

— Я думала, вы знаете. Он спрашивал про вас и про мистера Маллони, долго разговаривал с Бобби. Он сказал, что приехал с востока, что знал вас, еще когда вы были девушкой. — Эллен еще больше разволновалась. — Еще он сказал, что знает и мистера Маллони и что ему нельзя доверять. Он вроде бы расстроился из-за того, что вы с ним поженились, и хотел ехать к вам. Наверное, он вас не нашел.

У Дженис от страха свело живот.

— А он не сказал, как его зовут?

— Стивен. Стивен Коннор.

Непроглядная тьма накрыла Дженис, прежде чем она успела что-то сообразить.

Глава 27

— Со мной все в порядке, в полном порядке! — отбивалась Дженис в тот же вечер от суетившихся над ней людей.

Эллен позвала на помощь, когда она упала в обморок, и с тех пор кто-то без конца хлопотал возле нее, мешая сосредоточиться.

— Я слышал, что на востоке дамы постоянно падают в обмороки, но ты, на мой взгляд, не похожа на таких женщин, — сказал муж Кармен Кайл и послушно отошел назад, но встал в такой позе, словно ожидал, что Дженис в любой момент могла потерять сознание.

— Это просто от жары и еще, наверное, от ужасного кофе Эллен, — настаивала Дженис. — А теперь идите! Мне надо работать.

Кармен дернула мужа за руку и указала на дверь:

— Если понадобишься, мы тебя позовем. От твоего мельтешения у меня самой всегда кружилась голова.

Супруги обменялись многозначительными взглядами, и Кайл, кивнув Дженис, вышел из комнаты. Кармен проводила мужа любящей улыбкой и обернулась к Дженис:

— Ну что ж, это все меняет. Тебе нельзя так много работать. И если в ближайшее время твой муженек не приедет за тобой, то тебе придется остаться здесь на зиму. Теперь ты долго не сможешь путешествовать.

— Но я не беременна! — продолжала отрицать Дженис, вставая с кушетки. — Просто было душно, а Эллен сообщила мне неприятную новость. Шериф все еще считает Питера виновным в поджоге. Мне это совсем не нравится.

Она не могла назвать истинной причины своего расстройства. Придется слишком долго объяснять и слишком много и часто врать, если признаться, что ее испугал побывавший в городке незнакомец.

Кармен бросила на нее понимающий взгляд:

— Знаю, еще слишком рано, но время покажет. А пока тебе нужен отдых. Если Джэсон будет заваливать тебя работой, я отхлестаю его кнутом. А сейчас иди полежи до ужина. За Бетси не волнуйся, с ней все в порядке.

Дети были в саду, искали там последние персики. Дженис послушно ушла к себе в комнату, но не для того, чтобы отдыхать. Какой уж тут отдых! Ее неотступно преследовала тревожная мысль: зачем Стивен Коннор снова появился в ее жизни, и объявился так поздно?

Все эти годы от него не было никаких вестей. Дженис думала, что он умер. Поползли такие слухи, когда она ходила беременной, но потом она переехала в Катлервиль, а там никто не знал об их связи, и слухи прекратились. В тот первый год она беспорядочно переписывалась с друзьями, оставшимися на родине, но никто никогда не упоминал о нем. Семейные заботы и работа постепенно разрушили эту слабую связь с прошлым, и Дженис не получала писем из родного городка с тех пор, как Бетси научилась ходить. А в Катлервиле никто не знал о ее прошлом.

Она думала, что Стивен навсегда ушел из ее жизни. Неужели он и вправду искал ее все эти годы? И нашел, когда она наконец вышла замуж? Нет, судьба не может быть так жестока!

Она помнила Стивена двадцатилетним парнем — худощавым, с глазами то веселыми, то печальными. Он был упрям, своенравен и честолюбив. Когда администрация железной дороги уволила всех старых работников, он попытался организовать профсоюз, но новые железнодорожники отказались поддерживать его — они слишком дорожили своей работой. Он уехал искать лучшую долю, поцеловав на прощание Дженис, с которой переспал за несколько недель до этого. Она осталась ждать его, потерянная и испуганная. А через несколько месяцев для нее начались самые черные дни.

Она не хотела знать человека, который так обошелся с молоденькой девушкой, и вспоминала о нем с презрением. Вдруг Дженис, приняв решение, развернулась и пошла в кабинет Джэсона за ручкой и чернилами. Надо написать Эви и Тайлеру, чтобы они молчали о том, где она сейчас.

Но это было не так просто сделать. Прежде чем предупредить их о Стивене, придется как-то объяснить, кто он такой. Можно попытаться связать это с пожарами и представить дело так, как будто он преследует Питера. Это встревожит Монтейнов, а также ДэниеАа и Джорд-жину.

Дженис села за свой рабочий стол и уставилась на чистый лист бумаги. Возможно, уже слишком поздно. У Стивена было достаточно времени, чтобы доехать до На-тчеза и поговорить с Тайлером. Вот только никак не верилось в то, что он мог это сделать. Не может быть, чтобы Стивен действительно ее разыскивал. Но Эллен знает его имя, а значит, он в самом деле был здесь. И все-таки Дженис готова была спорить на свой месячный заработок, что этот парень по чистой случайности оказался в окрестностях городка и услышал ее имя. А остальное — обычные сплетни, возможно, того же Бобби. Нет, Стивен не мог искать ее!

На всякий случай она написала Эви длинное письмо, в котором как бы между прочим упомянула, что в городке кто-то выспрашивал про Питера. Она добавила, что ей не понравились те люди, к которым он обращался со своими расспросами, и ее женская интуиция подсказывает, что лучше оставить этого человека в неведении относительно их мест пребывания. Питер держит в секрете свою золотую жилу.

Дженис с удовлетворением перечитала эту последнюю фразу. Теперь они десять раз подумают, прежде чем говорить с незнакомыми людьми. Тайлер и Эви большие мастера сочинять сказки. Если по какой-либо странной случайности Стивен все же появится в Натчезе, они ловко заговорят ему зубы и пошлют куда-нибудь на Северный полюс.

Отправив на следующий день это письмо, Дженис задалась вопросом, правильно ли она поступила. Может, напрасно мешает Бетси встретиться с ее настоящим отцом? И вообще знает ли Стивен о том, что у него есть ребенок? В том городке, где они раньше жили, все ее знакомые знали про Бетси и догадывались, кто ее отец. Может быть, он разыскивает ее, чтобы предъявить права на свою дочь?

Теперь уже слишком поздно. Бетси думает, что ее отец умер. Да так оно и есть. Отец Дженис был для девочки больше отцом, чем Стивен. А теперь у них есть Питер, который заменит Бетси отца. Дженис видела, что между ними уже наладились дружеские отношения. Бетси постоянно спрашивает про него, а Питер проявлял невероятное терпение, выслушивая ее детские фантазии и отвечая на ее бесконечные вопросы. Казалось, его совсем не взволновало то, что Бетси болезненный ребенок и от нее нельзя ждать большой помощи в хозяйстве. На свете не так уж много людей, которые относятся с терпением к больным.

Так что будет лучше, если Стивен никогда не найдет их.

Август тянулся мучительно медленно. Стояла такая невыносимая жара, что Дженис почти не выходила из дома. Бетси установила свой мольберт в дверях рабочего кабинета Джэсона и часами стояла в тени веранды, ловя малейшее дуновение ветерка и рисуя то, что видела только она сама. Дженис нравилось, что она рядом. От этого становилось спокойнее на душе.

Ночами было хуже всего. Она лежала в своей одинокой постели, стараясь не вспоминать о Питере. Но бывали ночи, когда она не могла не думать про те ощущения, которые испытывала, когда он был с ней. Бетси спала тут же, на соседней кровати, и Дженис не могла снять ночную рубашку. Кожа ее пылала, она вспоминала стук его сердца, его руки, ласкавшие ее, пронзительную сладость его властности, и тело ее кричало от желания.

Дженис гнала прочь эти образы, но на их место наплывали другие. Она мечтала о ребенке, который рос в ней, — ребенке Питера. Она представляла маленького мальчика с кудряшками, такими же темными, как у Питера. Она пыталась вообразить, как воспримет Питер появление этого нового незнакомого человечка в их жизни, но слышала только, как младенец кричит от голода и боли, и снова видела себя одну. Эти страхи подкрадывались к ней даже средь бела дня.

От Питера не приходило никаких вестей. Она и не ждала их. Там, где он сейчас находился, не было ни почты, ни телеграфа. В тех краях не так просто добраться до ручки, чернил и бумаги. Возможно, в ближайшем городке и есть какое-то подобие почты, но он сказал, что и это в пятидесяти милях. Да он и не напишет, пока не завладеет горой и золотом. Питер же сказал, что даст телеграмму в конце августа.

Но и к концу августа от него по-прежнему не было вестей, а у Дженис по-прежнему не начинались месячные.

Итак, она была беременна — без дома, и муж пропал.

Но на этот раз у нее хотя бы был муж, утешала себя Дженис. К изнанке корсета по-прежнему были подколоты деньги, значит, она не совсем нищая. Но ей не нужно было такое утешение. Ей нужен был Питер.

Когда август перешел в сентябрь, она почувствовала это еще сильнее. Ей нужен был Питер, чтобы заверить в том, что все у них будет хорошо; нужно было, чтобы он пришел домой вечером и обнял ее, чтобы посмеялся над ее страхами, похвалил за вкусную еду и восхитился рисунками Бетси. А больше всего Дженис нужно было сообщить мужу о ребенке и увидеть, как засияют гордостью его глаза. Ей нужно было, чтобы он приложил руку к ее животу и ощутил первое шевеление их ребенка, чтобы он услышал его первый крик… Она не хотела переживать в одиночестве свою вторую беременность.

Ей нужен был этот человек, за которого она вышла замуж, и нужен был сейчас, немедленно! Жизнь научила ее сгибаться при необходимости. Она бы ползала сейчас на коленях, только бы он вернулся. Но она знала, что это бесполезно.

В тот день, когда пришло письмо от Тайлера, она почувствовала настоящий отчаянный страх. В начале сентября Тайлер писал, что еще не получал вестей от Питера. Зато объявился тот самый незнакомец, о котором предупреждала Дженис. Тайлер послал его в Катлервиль и поручил Дэниелу отправить его на край света, но писал, что незнакомец мог ему не поверить. Он настаивал на том, чтобы Дженис показала это письмо Хардингам и спросила их совета.

Дженис провела целый день в мучительных раздумьях. Она узнала лишь одно — Питеру незнакомец не угрожает, и это ее успокаивало. Сейчас она больше всего волновалась не за себя, а за мужа. Что-то случилось, она чувствовала. Возможно, в ней говорил ее природный пессимизм, но Дженис знала, что, если бы с Питером все было в порядке, он обязательно дал бы о себе знать.

На следующий день она оставила письмо Тайлера на обеденном столе.

Джэсон пробежал его, затем передал Кайлу и выжидательно взглянул на Дженис, как будто зная, что у нее уже есть решение. Кайл, дочитав письмо, тихо выругался и посмотрел сначала на брата, потом на их гостью:

— Ну, что будем делать? Вряд ли нездешнему человеку удалось уже добраться до Нью-Мексико, но вероятность есть. Откуда он мог узнать про золото?

Джэсон отправил в рот вилку с картошкой, ожидая ответа Дженис. Он слишком хорошо понял ее. Не поднимая глаз от тарелки, Дженис сказала:

— Думаю, мне лучше поехать туда. Надо предупредить Питера, что кто-то за ним охотится, иначе этбт человек застанет его врасплох.

Джэсон фыркнул и уставился на нее, продолжая жевать, а ответил примерно так, как она и ожидала:

— Ну да, и если этот тип — бандит, то ты обезвредишь его голыми руками, а Бетси в это время присмотрит за Питером. Не будь наивной дурой, женщина!

Дженис швырнула свою салфетку и отодвинулась от стола, резко сказала:

— Я не дура! Что-то случилось, и я должна выяснить что. И вы меня не остановите!

— Ну почему же? Мы можем связать тебя, — безмятежно заявил Кайл, уплетая свою кукурузу.

Кармен пнула его под столом и сказала:

— Мы пошлем туда Мануэля. Все равно в эти дни от него здесь одни неприятности. Пусть для разнообразия принесет хоть какую-то пользу.

Джэсон закатил глаза к потолку:

— Об этом надо было думать вчера. Этой ночью у него вышли крупные неприятности с доком Хэнкинсом. Мне пришлось послать его в Мексику за телятами, только бы убрался из города.

Кармен взвизгнула:

— Неприятности? Какие еще неприятности? Почему ты мне ничего не сказал? Это что, из-за этой чертовой девки, дочки Хэнкинса? Док сам виноват — не смог вправить ей мозги, вот она и взялась за Мануэля, бесстыдница!

Ее тирада с каждым словом угрожающе приобретала испанский акцент, но тут Кайл прикрыл ей рот ладонью и пожал плечами, как бы извиняясь перед Дженис за свое поведение:

— Она защищает Мануэля, как будто он еще маленький мальчик. Но маленьких мальчиков не застают за такими делами, за какими его застали.

Зная слабость Мануэля к женскому полу, Дженис без труда догадалась о том, что произошло: как видно, его застали с любвеобильной дочкой аптекаря при компрометирующих обстоятельствах.

— Это понятно. Я бы точно так же защищала своего младшего брата. Но мне не нужен никакой Мануэль. Я прекрасно справлюсь и сама. Все, что мне надо, это доехать поездом до Гэйджа, а там взять дилижанс. Что со мной может случиться? Индейцы, что ли, нападут на поезд? В наше время железная дорога стала цивилизованной.

Дженис отчаянно лгала, ибо отлично знала, что совсем недавно в тех местах орудовала банда Джеронимо.

— Женщина не может путешествовать одна, — заявил Джэсон с таким видом, с каким пророк Моисей вещал десять заповедей.

— Эта женщина одна проделала весь путь из Катлервиля сюда, — спокойно сообщила ему Дженис. — Я справлюсь. И лучше будет, если поеду сейчас, пока не испортилась погода.

Было много самых разных возражений, но ни одно из них не сломило ее решимости. Она и так слишком долго колебалась. И теперь никто ее не остановит. Единственное, что ее сдерживало, это здоровье Бетси, но девочка вроде бы окрепла и чувствовала себя как никогда хорошо. Она страшно обрадуется, узнав о предстоящей поездке. Питер рассказывал ей про горы, и Бетси мечтала увидеть . их своими глазами.

— Ты совершаешь ошибку, Дженис. Там дикие места. Еще не все апачи сидят в резервациях. Если ты не хочешь подождать, пока Питер тебя встретит, то придется мне ехать с тобой. Одну я тебя не отпущу. — Джэсон встал и направился в свой кабинет.

— Вы сами знаете, что не можете бросить это дурацкое ранчо, Джэсон Хардинг, — бросила Дженис ему в спину. — Вам надо перегонять стадо на южные пастбища, надо сделать там ограждения. Надо решить, сколько коров отправить на продажу до зимы, и потом этот бык в Хаустоне — надо съездить посмотреть на него. Кайл один не управится со всем этим. Оставайтесь, здесь ваше место! А я прекрасно доеду одна.

Джэсон обернулся и уставился на нее:

— Черт побери, ты слишком хорошо знаешь мои дела!

— А вы слишком плохо знаете мои. Я еду, и точка!

Джэсон нахмурился и огляделся по сторонам, как будто его заманили в ловушку. Кармен пришла ему на помощь:

— Мы купим тебе билеты на поезд. Когда будешь в Гэйдже, дай нам телеграмму и сообщи, на каком ты поедешь дилижансе и когда прибудешь на место. Если к этому времени от тебя не будет вестей, мы все поедем к тебе. Думаю, нам надо посвятить в твои планы Дэниела. Он очень волнуется за Питера.

— Я и сама могу купить билеты на поезд, но с остальным я согласна. Только не говорите Дэниелу ничего тревожного, а то он вытворит какую-нибудь глупость, например, наймет бандита, чтобы тот присматривал за нами.

Дженис встала, тем самым ставя точку в разговоре, но в этот момент Кайл, покраснев, полез в карман и извлек оттуда листок бумаги.

— Как же я забыл! Это от Дэниела. Джорджи родила! Мальчик, семь фунтов семь унций. Назвали Джордж Матиас.

Тема беседы сменилась сама собой, а Дженис вернулась к себе и уложила в сумки то немногое, что привезла сюда месяц назад.

Питер вытер пот с грязного лба и с тоской устремил взор на гору камня, высившуюся над ним:

— Оно там, Таунсенд! Оно должно быть там!

Его напарник бросил кирку и устало привалился к ближайшему скальному выступу.

— Если оно там, нам придется взорвать скалу динамитом. Оно того стоит.

Питер покрепче взял рукоятку своей кирки и со всего размаха хватил по скале, выместив досаду на раскрошившемся камне. Несколько сильных ударов проделали лишь чуть заметную выбоину в горной породе. Задыхаясь, он оперся на древко своего орудия и уставился на камень сквозь пот, струившийся по лицу:

— Оно должно быть там, Таунсенд! Я найду его или умру!

Таунсенд кинул на Питера озабоченный взгляд, но ничего не сказал. Оба мужчины знали, что он имеет в виду. Они были разорены, по уши в долгах, а эта груда камня скрывала несметные сокровища. Сейчас было не самое подходящее время возлагать на себя дополнительное бремя: вызывать сюда жену и ребенка.

Где-то далеко Питера Маллони ждала красивая женщина, чьи надежды и будущее были всецело в его руках — в этих руках, которые стерлись в кровь от непосильных трудов. Таунсенд только покачал головой и снова размахнулся киркой.

Питер работал рядом, он почти не слышал вновь зазвучавший звон стали, бьющей о камень. С каждым ударом кирки он видел перед собой глаза Дженис — большие, мягкие, ждущие… Он чувствовал ее доверие — она отдалась в его власть. Он обещал ей счастливое будущее, если она бросит свой дом в Техасе, и Дженис поверила ему. Питер понимал, как трудно было на это решиться. Семья Маллони однажды разрушила ее жизнь, и он не имел права сделать это опять. Он должен вернуться к ней богатым.

Или не вернуться вообще. Дэниел позаботится о вдове своего брата.

Но пока еще рано сдаваться. Скоро, скоро у него будет все: богатство, желанная женщина и гордость от того, что он добился этого сам, своими руками. Но в данный момент Питер желал женщину больше, чем все остальное.

Глава 28

Бетси зачарованно смотрела в окно поезда, подъезжавшего к ее новому дому. Если на Дженис пейзажи не производили никакого впечатления, то девочка, похоже, находила восхитительным даже сам сверкающий воздух. Несмотря на жару и пыль, она очень хорошо перенесла дорогу, и Дженис благодарила за это судьбу.

За что она не благодарила судьбу, так это за то внимание, которое они к себе привлекали. Можно было подумать, что местные мужчины никогда в жизни не видели женщин. Сначала Дженис с радостью принимала их мелкие знаки внимания. Мужчины знали, где найти стакан воды, на какой станции продают еду, они помогали выносить и вносить ее багаж, когда поезд делал не учтенные в расписании остановки. А таких остановок было немало, что объяснялось той поспешностью, с которой строилась эта железная дорога, не говоря уж о разного рода чрезвычайных происшествиях на путях.

Но когда они пересекли границу Техаса и въехали на территорию Нью-Мексико, в поезде, казалось, остались одни мужчины, и Дженис почувствовала себя в центре всеобщего внимания. Они состязались друг с другом за право принести ей воды, оспаривали место рядом с ней, они боролись даже за внимание Бетси.

Дженис устала от пыли, жары и тревог. Ей хотелось настучать по башке всем этим болванам, чтобы вправить им мозги. И еще она обнаружила, что не беременна, и не знала, то ли смеяться, то ли плакать над этой новостью. Сначала будущий ребенок пугал ее, но шли недели, и она свыклась с мыслью о том, что внутри у нее зреет семя Питера. Она начала мечтать о маленьком, перебирая в уме имена мальчиков и девочек, представляя, какие сошьет ему детские костюмчики и как разделит эту новую жизнь с мужем — то, чего она была лишена раньше.

А теперь оказалось, ничего не было. Если с Питером стряслась беда, то у Дженис ничего от него не останется. Дженис старалась не думать об этом, но чем ближе они подъезжали к диким безлюдным местам его нового дома, тем яснее она понимала, как опасны эти места. Человек умрет здесь, и никто не спохватится, никто даже не будет знать об этом. Она не хотела думать о том, что это могло случиться с Питером.

Дженис перенесла свои тревоги с ребенка, которого у нее не будет, на мужа, которого едва знала. А может, знала гораздо лучше, чем думала? Ей было понятно его стремление прокладывать собственный путь в этой жизни, самостоятельно обеспечивать себя и ни от кого не зависеть. И больше, чем что-то другое, ей было понятно то одиночество, которое жило в его душе. Они оба оставили друзей и родных ради того, чтобы удовлетворить свое честолюбие. А новых друзей не завели, ведь когда работаешь день и ночь, ни на что другое просто не хватает времени.

Но теперь они обрели друг друга. Она надеялась, что для Питера этого достаточно. Что до Дженис, то она никогда и не мечтала иметь так много. Несмотря на все препятствия, связанные с прошлым, ей безумно хотелось, чтобы их брак принес счастье им обоим.

Носильщик шел по проходу и выкрикивал: «Гэйдж!», перекрывая визг тормозов и завывание свистка. Дженис потянулась к своему саквояжу, и в этот момент сразу трое мужчин ринулись ей помогать. Возникла небольшая потасовка. Дженис страдальчески вздохнула. Бетси, закусив свою ленточку, с любопытством наблюдала за происходящим.

Дженис поправила на голове свою модную шляпку, которая надвигалась глубоко на лоб, а сзади закручивалась кверху. Она сама смастерила ее вместе с Кармен из старых вещей и чувствовала себя в ней настоящей королевой. Увидев носильщика, Дженис протянула ему монету, и тот немедленно бросился в гущу сражения, через минуту победно вынырнув с ее саквояжем в руке.

Она начинала постигать волшебную силу богатства. Возможно, жизнь в гостях у Эви и Тайлера оказала на нее дурное влияние. И все же она очень гордилась собой, выходя на станционную платформу в сопровождении носильщика, несущего ее багаж. Дженис старалась не обращать внимания на раздосадованных соперников, спешащих сзади.

Она осматривала просторы Нью-Мексико — впервые не через окно поезда. Отсюда, с железнодорожной станции, был виден почти вес-ь город. Доски, которыми были обшиты фасады некоторых магазинов, были настолько свежи, что из них еще сочилась смола. Эти фасады скрывали стены из сырой глины. В городе не было ни дощатых тротуаров, ни мощенных щебнем дорог. В поле ее зрения попали три салуна, но ни одной церкви. «И это еще был большой город, через который ходили поезда, а что же тогда представляет собой Бутт?» — удрученно подумала Дженис.

Крепко держа Бетси за руку, она подошла к начальнику станции и спросила, как пройти в контору по найму дилижансов. Теперь за ней увязалось сразу четыре добровольных провожатых. Не слишком ли суровое испытание для засидевшейся в девках учительши?

Наконец, устав от назойливой помощи своей свиты, она обнаружила, что сидит в конторе по найму дилижансов, пьет вместе с Бетси лимонад и слушает небылицы, которыми стараются переплюнуть друг друга ее ухажеры. Кто-то пошел за ленчем, кто-то остался следить за тем, чтобы весь ее багаж вывезли на тележке со станции.

Вдруг она увидела, как из подъехавшей почтовой кареты вышел мужчина в цилиндре и потянулся за своим чемоданом. Сердце Дженис подпрыгнуло, но радость была мимолетна: она увидела его окладистую бороду и тучный живот. Как она могла подумать, что Питер приедет ее встречать? Ведь у нее даже не было возможности известить его телеграммой о своем приезде.

Когда погрузили все вещи и кучер заверил, что готов к отправлению, они забрались в тесный салон дилижанса, и лошади тронулись, Дженис разрешила Бетси помахать на прощание их докучливым обожателям. Сама она была так взволнованна, что просто сидела, вцепившись в свою сумку, и молилась.

Их единственной попутчицей оказалась пожилая женщина с животом таким же необъятным, как и корзина с едой, которую она везла. Женщина открыла корзину, как только дилижанс выехал за черту города.

— Нам повезет, если по дороге нас не изнасилуют и не снимут скальп, — сказала она и с полнейшей невозмутимостью впилась зубами в куриную ножку.

Глаза Бетси испуганно раскрылись, и Дженис спросила как можно спокойнее:

— Мне казалось, что индейцы уже перестали нападать.

— Джеронимо опять на тропе войны. Еще удивительно, как прошел поезд. Помяните мое слово — он всех нас перережет прямо в постелях!

Говорить этой женщине о том, что она пугает ребенка, было совершенно бесполезно. Дженис неодобрительно поджала губы.

— Я думала, Джеронимо вернулся в резервацию.

Женщина пожала своими массивными плечами:

— Удержать апачей на одном месте можно, только если они мертвы. Их всех надо перебить.

Дженис мстительно пожелала женщине подавиться куриной кожей, которую она запихивала себе в рот.

— Насколько я понимаю, земли резервации непригодны для земледелия. Мне бы тоже вряд ли понравилось, если бы кто-то за меня решил, где мне жить.

Крошечные глазки-бусинки сверкнули на Дженис.

— Когда они изнасилуют вас до крови, как сделали это с моей дочерью, вот тогда вы пожалеете, что армия не перестреляла их всех.

— По-моему, это не слишком подходящий разговор при ребенке, — решительно заявила Дженис.

Если эта тетка не заткнется, она задушит ее собственными руками. Бетси сидела такая бледная, что веснушки на носу проступили коричневыми пятнами.

Женщина, недовольно крякнув, занялась своей едой.

Ничего себе — славное начало новой жизни! Вдобавок ко всему выяснилось, что до ночи они не приедут в Бутт. Никто не предупреждал Дженис, что ей придется ночевать в глинобитном бараке посреди безлюдной глуши.

С ужасом глядя на кишевшие клопами грязные простыни, Дженис испытала минутный порыв вернуться назад. Неудивительно, что Питер поехал верхом, отказавшись от «удобств» современного транспорта. И ей надо было перебороть себя и последовать его примеру.

Но теперь было поздно что-то менять. Кучер обещал, что они будут в Бутте завтра около полудня. А оттуда останется проехать всего пятьдесят миль.

Пятьдесят миль! Дженис со стоном улеглась на пол и завернулась в свою накидку — спать на кровати она не рискнула. Что ж, когда ее муж решил оставить цивилизацию, он сделал это решительно.

Он все делал решительно. Дженис задрожала, вспомнив, каким огненно-страстным был Питер в постели. Может, он и не любил ее, но явно хотел того, что она могла предложить. Сознание этого придавало Дженис такую женственность, о какой она и не подозревала все эти годы. Она перестала быть бесчувственным автоматом и стала женщиной. К своему удивлению Дженис поняла, что ей нравится быть женщиной.

Значит, она должна найти Питера. Все очень просто. Возможно, ее желание не так телесно, как желание Питера, зато так же сильно. Ей нужно снова стать женщиной, ей нужна семья. И она сделает все, что потребуется, лишь бы обрести ее. И насладится каждой минутой того удовольствия, которое необходимо для увеличения этой самой семьи.

Как ни странно, наутро Дженис проснулась бодрой и веселой. Где-то рядом со станцией щебетали птицы, а воздух стал прохладней, чем все последние дни. Бетси болтала без умолку, пока доедала вчерашние закуски и собирала свои пожитки. Сегодня они приедут в свой новый дом!

У мрачной тетки подошли к концу запасы продуктов, и, пока дилижанс трясло и подбрасывало на каменистой дороге, она замучила их потоком бесконечных жалоб. Дженис старалась не обращать на нее внимания, разглядывая вместе с Бетси пейзаж — каждая из своего оконца. Они никогда раньше не видели гор и теперь с удивлением смотрели на гряду, которая приближалась к ним все ближе и ближе. Бетси взволнованно показала на белую вершину и спросила, не снег ли это.

Женщина промолчала, а Дженис не знала, что ответить. Была еще середина сентября. Мог ли быть снег в горах в такое время? А что, если Питер сейчас там и не может выбраться?

«Не надо паниковать заранее», — решила Дженис. Придет время, и она сделает все, что будет нужно. Паника уже не раз толкала ее на крайности, но сейчас миссис Маллони ей не поддастся.

До Бутта доехали без происшествий. Дженис обрадовалась, когда увидела некое подобие цивилизации без каких-либо признаков появления здесь дикарей-индейцев. Бетси, чуть покачиваясь на носках, смотрела вверх, на горы, возвышавшиеся над крошечным городком, который приютился у их подножия. Ветер трепал ее светлые кудряшки, и Дженис улыбнулась, глядя на свою красавицу-дочь.

Но нельзя было тратить драгоценное время на бесцельное созерцание. Недоуменный взгляд Дженис наткнулся на узкую полосу зданий-времянок, прилепившихся к склону холма. Она кое-что слышала о шахтерских городках, но у этого городка был явно заброшенный вид. Независимо от того, что надеялись найти здесь горняки, Бутт явно не процветал. Те, кто еще жил здесь, должно быть, не уезжали из лени или из-за полного отсутствия честолюбия.

Дженис обнаружила всенепременный салун, лавочку с вывеской «Цирюльник, доктор, аптекарь» и универсальный магазин, но было непонятно, работают ли эти учреждения. В нескольких жилых домах она увидела даже занавески на окнах. Вряд ли можно рассчитывать здесь на какую-то работу. Оставалось лишь надеяться, что она найдет Питера раньше, чем у нее кончится последний доллар.

Поскольку личный вагон Тайлера уже вернулся в Натчез, Джэсон настоял на оплате ее железнодорожных билетов. Но Дженис все-таки пришлось потратиться в пути — на дилижанс и на еду. В Минерал-Спрингс оставшихся денег ей хватило бы на полгода. А на сколько хватит здесь?

Гостиницы в городке не было. Дженис сделала это открытие, пока искала платную конюшню, чтобы нанять фургон. Конюшни тоже не было. Как же ей подняться в горы к Пичеру? И как узнать дорогу?

Все казалось таким простым, когда она отправлялась в этот путь. Но в реальности все оказалось не так просто. С некоторой долей волнения Дженис спросила мужчину из конторы по найму дилижансов, не знает ли он, где здесь можно взять фургон.

— Фургон? А зачем он вам понадобился? До всего можно дойти пешком.

Он был худым и сутулым, с черными сальными космами, свисавшими на глаза. «Только бы этот человек не оказался местным телеграфистом», — с тревогой подумала она. Ведь ей надо было отправить телеграмму о том, что она доехала благополучно.

— Мой муж живет в горах. Мне надо как-то добраться к нему, — попыталась она объяснить.

— Вы не проедете по этим тропам в фургоне. Туда обычно ездят верхом. Я знаю, где можно взять лошадь, если она вам нужна.

Казалось, он совсем не горел желанием поделиться с ней этой информацией.

Но Дженис не может ехать верхом, и Бетси тоже! К тому же, чтобы перетащить в гору весь их багаж, им потребуется целый вьючный обоз. И еще она собиралась купить перед отъездом запас продуктов и разных необходимых в хозяйстве вещей. Нет, ей непременно нужен фургон. Дженис со страхом взглянула на синие тени, маячившие над городом. Она никогда не была в горах, но Питер сказал, чтобы она привезла мебель, значит, там должны быть дороги.

— Мне надо послать телеграмму. Не скажете ли вы мне, как пройти к телеграфу?

— Телеграф здесь. Куда вы хотите послать телеграмму?

«О Боже, дай мне силы!» — пробормотала Дженис про себя. Как выяснилось, к ее полному «счастью», этот нечесаный пентюх оказался еще и цирюльник-доктор-аптекарь. Хорошо, что она взяла с собой лекарства для Бетси. Но что будет, когда они кончатся? Стиснув зубы, Дженис постаралась составить текст телеграммы Хардингам.

Откуда-то с дороги донесся мужской голос, извергавший поток нецензурных эпитетов. Испуганно заржала лошадь И вдруг — неожиданное громыхание колес фургона, катившего вниз по склону. Дженис резко обернулась.

Незапряженный фургон бешено несся под гору прямо на контору, в которой они находились.

Глава 29

Не успев ничего сообразить, Дженис схватила Бетси и нырнула в открытую дверь конторы. Нечесаный телеграфист побежал в дальний угол, подальше от окна. Бетси закричала, когда Дженис повалила ее на пол за стеной конторы и накрыла своим телом.

Еще секунда — и фургон разнесет в щепки хлипкое строение, накрыв их грудой обломков. Но вместо треска ломающихся стен Дженис услышала винтовочный выстрел и легкий глухой удар по деревянным опорам крыльца.

Больше ошеломленная, чем испуганная — на то, чтобы по-настоящему испугаться, просто не было времени, — Дженис осторожно встала с пола, поднимая и Бетси, и выглянула на улицу.

Высокий седой мужчина в сильно поношенной ковбойской шляпе с высокой тульей вразвалку шагал по центру пыльной улицы, его винтовка еще дымилась. Он пнул ногой в колесо фургона, вихлявшее на обочине, и оно свалилось. Сам фургон стоял, наполовину заехав на крыльцо конторы, упираясь в покореженную деревянную подпорку. Дженис, не веря своим глазам, смотрела на пустую ось, где должно было быть колесо. Этот человек сбил его выстрелом!

Она перевела взгляд на мужчину, подходившего к конторе. Он показался Дженис знакомым, хотя она и не могла вспомнить, где его видела. На вид он был по крайней мере вдвое старше ее. Седеющая клочковатая бородка, неровно подстриженные волосы, торчавшие над ушами. Лицо было таким же худым и костлявым, как и вся его фигура, а движения — обманчиво небрежными, Дженис заметила в его взгляде мутную поволоку и слегка передернулась. Она достаточно пожила в приграничных городках и знала, что с людьми такого сорта лучше не связываться.

— С вами все в порядке, мэм? — спросил он скрипучим голосом, в котором не было ни тени беспокойства.

— Да, спасибо, сэр, — чуть слышно выдавила Дженис. — Вы спасли нам жизнь, сэр. Не знаю, как вас благодарить.

Незнакомец даже не потрудился снять шляпу.

— Я предупреждал парня насчет этого колеса, но он меня не послушал. Вы кого-то ищете?

Телеграфист все еще был в конторе, где, скорчившись от страха, истерически бормотал проклятия. И Дженис рискнула воспользоваться случаем.

— Я ищу своего мужа, Питера Маллони. Вы его знаете?

Незнакомец нахмурился, плотнее надвинул на лоб шляпу и сплюнул на дорогу. Неловко помявшись с ноги на ногу, он наконец опять повернул к ней голову, но тень от шляпы скрадывала его глаза.

— Да вроде знаю, — неохотно признался он.

У Дженис сжалось сердце. Здесь ее окружали стеснительные мужчины, которым сподручней было управляться с оружием и лошадьми, чем с женщинами. И она догадалась, почему один из них не желал говорить ей про Питера. Было только одно объяснение: совершенно очевидно, что стряслась какая-то беда.

Нет, не стоит паниковать! Постаравшись унять воображение и крепко прижав к себе Бетси, она спросила:

— Вы не можете мне сказать, как добраться до его домика?

Он пожал плечами, огляделся вокруг, как будто ища кого-то, кто ответит за него, и медленно кивнул:

— Да вроде могу.

Дженис быстро оправилась от первого испуга. Ей хотелось треснуть этого ковбоя чем-нибудь по башке, чтобы извлечь из него более исчерпывающий ответ. В самом деле он такой болван или прикидывается? Она постаралась сохранять терпение.

— Могу я где-нибудь взять фургон, чтобы туда доехать?

Мужчина окинул взглядом груду досок с колесами, которые теперь поддерживали крыльцо:

— Если удастся починить этот.

Дженис уныло посмотрела на кучу древесины:

— Это что, единственный фургон?

— Да вроде. — И мужчина снова сплюнул.

Подумать только, он просто непрошибаем! Дженис еле сдерживалась, чтобы не закричать. Пока она собиралась с мыслями для более точного вопроса, Бетси выпустила ее руку и, спрыгнув со ступенек крыльца, уставилась снизу вверх на незнакомца:

— А вы такой же бандит, как тот, про которого пишет мой дядя Дэниел?

Золотые волосы девочки блестели на солнце, а бледное личико сияло покоряющей невинностью. Голубые глаза смотрели на ковбоя сквозь густые ресницы с восхищением. Мужчина опустил на землю свою винтовку и тоже уставился на девочку с таким же восхищением, однако с гораздо меньшей храбростью. Казалось, он испугался.

— Он описывает похождения Пикоса Мартина. Вы знаете Пикоса Мартина?

Дженис еще никогда не видела, чтобы Бетси вела себя так смело. Она удивилась не меньше незнакомца, правда, не настолько, чтобы пропустить мимо ушей его ответ:

— Да вроде знаю.

Нет, или она придушит этого человека, или упадет сейчас на землю и будет кататься от хохота. Сдерживая смех, Дженис заметила молодого парня, который сбегал с пригорка к своему развалившемуся фургону.

— Спасибо, старик! Ты поможешь мне надеть колесо?

Парень поднял одинокое колесо и подкатил его к крыльцу. Увидев Дженис и Бетси, он потянулся рукой к голове, желая снять шляпу, но не нашел ее на месте и смущенно поклонился:

— Добрый день, мэм. Простите за причиненное беспокойство!

«Простите за причиненное беспокойство!» Вот это да! Дженис думала, что с ней сейчас случится истерика. Да они чуть не погибли, и это называется беспокойством! Удивительно еще, откуда этот грязный недоросль знает такие слова. Что за странное место! Очень странное. Дженис почувствовала себя Алисой в Стране Чудес и, когда рядом с ней возник телеграфист, подумала, что ничуть не удивится, если он на ее глазах превратится в тыкву или в короля.

— Могу ли я попросить у вас на время ваше транспортное средство, чтобы перевезти свой багаж к дому моего мужа? — спросила Дженис хорошо отработанным голосом школьной учительницы.

Парень выпучил на нее глаза, как будто это она должна была сейчас превратиться в тыкву. Ковбой ткнул парня локтем в бок и выхватил у него колесо. Тот сразу пришел в чувство.

— Да, мэм. Почту за честь, мэм. Вот только мы с Мартином поставим на место это колесо и запряжем Босси. Поедем через пару минут! — Тут на лбу его обозначились легкие признаки раздумья. — Э-э, простите, мэм, а где живет ваш муж?

Ковбой пришел ей на помощь.

— Я отвезу, — проворчал он, поднимая с крыльца основание фургона, и добавил, обращаясь к Дженис: — А вы бы, мэм, пока прогулялись по улице.

Дженис и сама только что подумала об этом. Торопливо сбежав по ступенькам, она вывела Бетси на дорогу. Телеграфист последовал ее примеру. Как только ковбой и парень вытянули фургон с крыльца, покореженная подпорка заскрипела, накренилась и рухнула совсем. Деревянное перекрытие обвалилось на землю, накрыв облаком пыли обоих мужчин.

Дженис, вздохнув, заметила:

— Там, под крыльцом, мой багаж, джентльмены.

Этот день казался каким-то нескончаемым. Пока мужчины чесали в затылках, собирая к месту события небольшую толпу зевак, Дженис взяла Бетси за руку и повела ее к зданию, в котором, как она надеялась, был магазин. Бетси взволнованно тараторила о незнакомце, о бандитах вообще и о героях романов дяди Дэниела. Дженис подумала, что сейчас ей действительно пригодился бы герой, вот только сомневалась, что незнакомец по имени Мартин таковым являлся.

В магазине она обнаружила усталого от жизни мужчину в клетчатой рубахе, который, облокотившись о прилавок, глазел в пыльное окно. При ее появлении он схватил тряпку и принялся без особого рвения вытирать деревянную стойку.

— Теперь они провозятся целый день, — с прискорбием известил он ее. — Так что лучше выпейте пока лимонаду и отдохните.

«Неплохая идея», — подумала Дженис, хотя в пессимизме продавца ей послышалось что-то знакомое. И в самом деле, как только они с Бетси сели на деревянный ящик с бутылкой лимонада, из глубины зала раздался недовольный голос:

— Генри, ну ты вытрешь когда-нибудь пыль или нет? — Это был голос толстой тетки из дилижанса.

Дженис читала сказки Льюиса Кэрролла и задалась праздным вопросом, что с ней сейчас происходит — то ли она провалилась в кроличью нору, то ли попала в Зазеркалье. И если в магазине работает парочка Тру-ляля и Тра-ляля, то кто тогда немногословный ковбой — Король или Белый Кролик? Она похихикала тайком от Бетси, решив больше не развивать этих сравнений, иначе при виде кота, исчезающего без очаровательной улыбки, с ней случится истерика.

— У меня покупатель, Глэдис! — крикнул в ответ Генри. — Подожди, сейчас иду! — Он оперся на локти и повернулся к Дженис с видом человека, ничуть не заинтересованного продать свой товар. — Вы приехали в дилижансе?

Ухватившись за возможность что-то узнать о Питере, Дженис чинно поправила шляпку и улыбнулась так, как, по ее мнению, полагалось улыбаться солидной леди, жене Питера.

— Да, сэр, я приехала к мужу, Питеру Маллони. Вы его знаете?

Генри еще пару раз лениво махнул тряпкой по прилавку.

— Маллони? — Он фыркнул. — Тот парень, что купил гору! Скажите-ка мне, что он собирается делать с пустой горой? На ней же ни шиша нет — одни канюки и кустарник.

Дженис, прикрыв глаза, воздала краткую хвалу небесам. Значит, он успел-таки ее купить!

— Насколько я знаю, он хочет заняться фермерством. У него страсть к лошадям. А он часто наведывается в город?

Генри проницательно взглянул на нее:

— Не знаю, мне он редко попадается на глаза. В последний раз я видел его здесь месяц или больше назад. Лошади, говорите? Что-то мне кажется несколько странным покупать гору, чтобы разводить лошадей.

Дженис расплылась в улыбке:

— Мой муж — человек со странностями. Скажите, а когда он был в городке, он покупал у вас что-нибудь? Если нет, то мне надо будет купить муку, сахар и прочее.

Это весьма успешно отвлекло Генри от горы. Заполучив в свои руки живого, реального покупателя, Генри превратился в оборотистого торговца, предлагая Дженис товары в самых неимоверных количествах. Пока мужчины на улице чинили фургон и доставали из-под обломков крыльца ее багаж, Дженис доказала хозяину магазина, что она не такая уж простофиля и не собирается покупать ящик перца, которого хватит на десять жизней, и бочку соленых огурцов, уже давно прокисших.

И все же ей пришлось купить рулон миткаля и краску для тканей. Она не смогла привезти с собой швейную машинку, зато захватила все остальные швейные принадлежности. Она рассчитывала шить одежду для малыша, но можно что-нибудь сшить и для Бетси. В одном углу Дженис присмотрела также куски дубленой оленьей кожи и мех, но деньги уже кончались. Ей не хотелось остаться здесь без средств к существованию. Возможно, если Питер найдет свое золото, они смогут позволить себе купить кое-что из зимней одежды.

Когда фургон был наконец загружен и готов к отъезду, солнце уже спускалось за горы. Генри предложил ей с Бетси переночевать в пустом парикмахерско-аптекар-ском салоне, и мужчина по имени Мартин поддержал его. Будет лучше отправиться на рассвете, сказал он, так как ранчо Питера высоко в горах.

Дженис с неохотой согласилась и провела ночь, ворочаясь на жестком деревянном полу, застеленном одеялами, и с тревогой думая о том, что ждет ее завтра. Если Питер благополучно добрался и купил свою гору, почему же тогда до сих пор не спустился в городок и не дал ей телеграмму?

Она отправила сообщение Хардингам, но ни от кого не получила никаких вестей о Питере. И, как она поняла, в последнее время его никто не видел в городке. Значит, что-то случилось. Она отказывалась верить в то, что он просто не хотел видеть ее здесь. Дженис не желала пугать себя безумными страхами. Да, конечно, Питер никогда не признавался ей в любви. Ему нужна была жена, и он сделал практичный выбор. Его практичность — вот на что она могла положиться, а не на такое зыбкое понятие, как любовь. Питер нуждался в ней — это Дженис знала точно.

И миссис Маллони покажет ему, какая она хорошая жена, приехав как раз тогда, когда муж в ней нуждается. Она отлично умела быть полезной. Всю жизнь она совершенствовала этот свой талант. Ей не верилось, что она могла понадобиться кому-то просто как человек. Кому нужна скучная старая дева? Но Дженис точно знала, что люди нуждаются в ее деловых качествах, в ее старательности и организованности. Она добьется того, что Питер обрадуется встрече с женой.

И кто знает? Быть может, он хоть немного обрадуется ей в своей постели. Это не входило в число ее талантов, но раньше-то он не жаловался. Как только появится возможность, она быстро освоит и эту сторону супружеской жизни.

Успокоив себя таким образом, Дженис наконец заснула, чтобы проснуться на рассвете от стука ботинка в деревянную дверь салона.

Охая, она выбралась из своей походной постели, оправила безнадежно помятое платье и, накинув сверху длинную накидку, помогла одеться Бетси. Сегодня они наконец будут дома.

Эта мысль веселила их, когда фургон, качаясь и переваливаясь, взбирался по горной тропе в утренние часы прохлады. Бетси показывала на зайцев, испуганно бросавшихся наутек, и ярких птичек, мелькавших голубыми крылышками. Дженис наслаждалась чистым прохладным воздухом и переливами зеленого с золотым, приятно ласкавшими глаз после многих лет жизни посреди серого уныния. Незнакомец пророчески бормотал про ранний снег.

В этом городке, похиже, жили одни пессимисты. Дженис не желала поддаваться такому мрачному взгляду на жизнь. Воздух восхитительно бодрил, в редком осиннике кипела дикая жизнь. Хоть она и провела всю жизнь в городах, но сердце ее не было чуждо красоте природы. Отсутствие соседей не слишком ее пугало — Дженис привыкла жить, замкнувшись в своем мирке. Была бы крыша над головой да еда на столе. А уж это Питер, конечно, мог ей обеспечить.

— А мы с вами раньше нигде не встречались, мистер Мартин? — спросила она.

Ковбой поглубже нахлобучил свою шляпу.

— Да вроде нет.

В Минерал-Спрингс она его точно не видела, а вот в Натчезе… Незнакомец на бегах! Но у того не было бороды. Дженис не решалась смотреть в упор, но искоса внимательно разглядывала мужчину. И у того тоже шляпа была надвинута на самые глаза, почти полностью скрывая лицо. Нет, это еще ни о чем не говорит, лишь характеризует манеру держаться.

Она нахмурилась:

— Скажите, а вы бывали когда-нибудь в Натчезе?

— Может, и бывал.

Он стегнул быка хлыстом и показал Бетси яркого дятла на дереве.

Легче разговаривать с травой, чем с этим старым пнем! Но Дженис решила, что надо быть ему благодарной за то, что он согласился помочь, и оставила мужчину в покое. Она посоветовала Бетси спеть песенку и взялась распаковывать корзинку с едой, которую собрала им в дорогу ворчливая жена Генри.

Они въехали в долину, которая, по словам Мартина, и была их местом назначения, когда солнце уже садилось. Дженис подумала, что они вряд ли проехали пятьдесят миль, и насмешливо взглянула на ковбоя:

— Вы уверены? Мы ведь проехали не больше десяти миль, правда?

Он пожал плечами:

— Где-то так.

Она посмотрела на одинокую лачужку, пытаясь представить Питера в этом забытом Богом месте.

— Мой муж говорил, что живет в пятидесяти милях от городка.

— Его здесь нет, — бросил Мартин.

— А где же он? Мы не можем остановиться в чужом доме.

— Он выше в горах. Это его дом.

Мартин остановил фургон перед узким бревенчатым крыльцом.

В самом деле, с чего она взяла, что Питер будет жить в доме? Надо же было только вообразить подобную глупость! Дом — это слишком просто для него. Конечно же, он в горах! Дженис окинула взглядом нагромождения высоких лесистых скал, стеной окружавших временное пристанище ее мужа. Хотелось кричать и грозить кулаком этим молчаливым камням и деревьям или самому Питеру. Она и сама не совсем понимала, на что или на кого сердится. Но она проделала такой долгий и трудный путь, надеясь увидеться со своим мужем, а не для того, чтобы любоваться на его пустой дом!

Что ж, не возвращаться же обратно в самом деле! Смирившись с судьбой, она помогла Мартину выгрузить из фургона свои многочисленные узлы, сумки и коробки. Хорошо хоть, что теперь у них с Бетси будет своя крыша над головой.

Но, войдя в темноту дома, Дженис начала сомневаться уже и в этом.

В комнате на одном из стульев валялась небрежно брошенная женская нижняя юбка, богато украшенная кружевом и собранная в глубокие пышные складки.

Глава 30

Бетси влетела в комнату и, схватив этот мерзкий предмет, радостно закричала:

— Смотри, дядя Питер оставил тебе подарок! А как ты думаешь, для меня здесь есть что-нибудь?

Питер отлично знал, что его жена носит только модные юбки на турнюре и не надевает устаревший кринолин. Вот почему Дженис сильно сомневалась в том, что этот сюрприз может быть подарком для нее. Но ей не хотелось расстраивать Бетси. Когда Мартин вошел в комнату и встал у нее за спиной с первой партией багажа, Дженис улыбнулась и ответила:

— Наверное, Питер ждет, когда ты сама ему скажешь, что тебе надо. Не забывай, что он плохо разбирается в одежде для девочек.

Бетси радостно кивнула и побежала осматривать домик, а Мартин с ворчанием скинул на пол тяжелый сундук. Дженис еще какое-то время смотрела на предмет женского туалета, но так и не придумала хоть какое-то разумное объяснение его появлению в доме Питера. Молча вернувшись к фургону, она помогла выгружать вещи.

Мартин настрелял белок и снял с них шкурки. Дже-нис взялась потушить их в котелке над очагом. Приходилось учиться готовить таким примитивным способом. Просто невероятно — она вышла замуж, чтобы быть богатой, а варит обед в глухой лесной избушке! Наверное, она сделала что-то ужасное и теперь Бог наказывает ее за это, но Дженис не могла представить себе такой грех, за который еще не расплатилась сполна.

Найденная юбка все еще выводила ее из себя. Пока Мартин выгружал багаж из фургона, а мясо тушилось на огне, Дженис осмотрела спальню. Здесь была одна большая перьевая перина, уложенная на перетянутую кожаными ремнями деревянную раму. Пестрое индейское одеяло служило единственным покрывалом. Угрюмо сдвинув брови, Дженис выволокла матрас во двор и повесила проветриваться. Мысль о том, что ей придется спать на той же кровати, на которой спала с ее мужем другая женщина, раздирала ее сердце на части, но и провести еще одну ночь на полу она не собиралась.

Позже, когда они жадно уплели тушеное мясо и Мартин объявил, что переночует в сарае, Дженис притащила перину в дом и застелила ее простынями, которые привезла с собой. Это были хорошие простыни из тонкого полотна с ручной вышивкой по краям. Она много работала, чтобы купить их, и сейчас собиралась насладиться теми остатками роскоши, которые у нее имелись.

В эту ночь Бетси спала с ней. Несмотря на мягкую кровать и тишину горной ночи, Дженис долго не могла заснуть. Она думала о том, что где-то в этих горах бродит ее муж, который развлекался с женщинами в кринолине, и не знала, что лучше — то ли мечтать о том, чтобы убить его, то ли тревожиться от того, что кто-то или что-то уже сделали это за нее.

В конце концов она просто составила в уме список хозяйственных дел на завтра и заснула.

Утром Дженис нашла веник со шваброй и начала генеральную уборку. Мартин посмотрел одним глазом на ее кипучую деятельность, приподнял в прощальном жесте шляпу и обещал вернуться с курами и козой, необходимыми в каждом хорошем доме. Дженис почти не заметила его отъезда.

Ее муж высоко в горах, а у Дженис нет возможности добраться туда к нему. Но должен же он спуститься, когда выпадет первый снег, а судя по погоде, это может случиться со дня на день. Когда он приедет, его дом будет сиять чистотой.

К концу сентября в доме у Дженис не было ни пятнышка, огород был вспахан под зиму, в сарае бегали куры и коза, а мужа все не было.

Мартин время от времени привозил свежую дичь, которую Дженис варила и ела вместе с ним, но когда она спрашивала у него про Питера, он снова становился молчаливым и замкнутым. Она знала, что этот упрямый человек мог бы найти Питера, если бы только захотел, но почему-то не делал этого. Разочарование и досада мешали ей относиться с должной благодарностью к его подношениям.

Однажды, прибивая гвозди под свежевыкрашенные занавески, Дженис с головой ушла в воспоминания о той ночи, когда Питер делал для нее деревянные карнизы, и не заметила поднимавшегося в гору всадника. Ночь с занавесками стала поворотным моментом в ее чувствах к Питеру.

Могла ли она представить, что наследник состояния Маллони будет сидеть в ее бедной гостиной и выстругивать дешевые карнизы для занавесок? В ту ночь она вдруг увидела в нем хорошего человека. Дженис спросила себя, не лучше ли было бы, останься Питер для нее картонной фигуркой без души и тела, которую можно ненавидеть.

Бетси сидела на солнышке, пытаясь передать на бумаге яркие краски осенних листьев. Дженис одним глазом поглядывала на девочку, прибивая последнюю рейку для занавесок. Тут только она заметила всадника. Он уже соскочил с коня и смотрел на Бетси.

Дженис застыла на месте, не в силах дышать. Она уставилась в окно, пытаясь унять волнение. Только не паниковать, это не Питер! Не может быть! Светлые волосы? Они могут быть у кого угодно. К тому же, насколько она помнила, тот был выше ростом и крупнее. Дженис закрыла глаза.

Она его узнала. Прошло столько лет, но она его узнала. Даже если бы он облысел и потолстел на сто фунтов, она и тогда узнала бы его. Себя не обманешь — это Стивен, он их нашел!

Спрятав дрожащие руки в передник, Дженис слезла со стула и пошла к двери. Она не хотела ни встречаться с ним, ни говорить. Она не знала, какого черта он заявился сюда, в эту глушь, и как вообще узнал дорогу. Не знала и не хотела знать. Она хотела лишь одного — чтобы он уехал.

Но он смотрел на Бетси и подходил к ней все ближе, и надо было его остановить. Надо было как-то отвлечь его от ребенка. Ее ребенка, а не его! Если не считать ту единственную ночь их убогого и жестокого соития, то он не имел никакого отношения к этому невинному созданию, сидевшему на полянке. И сейчас, когда Дженис узнала, какой может быть настоящая любовная близость, она понимала, что в ту ночь Стивен даже не занимался с ней любовью. Он просто удовлетворил свою похоть и бросил ее.

Она презирала его. Но ни тени этого презрения не отразилось на ее лице, когда Дженис вышла во двор, намеренно отвлекая его внимание от своей дочери. Увидев ее, Стивен тут же повел своего коня к дому, то есть в противоположную сторону от Бетси. Девочка, казалось, даже не заметила его появления.

— Доброе утро, Дженис.

Его серо-голубые глаза были все такими же обманчиво ясными. Как и тогда, они оценивающе осмотрели ее с головы до ног.

Она не думала, что ее пыльное рабочее платье из клетчатого льна заслуживает хоть какого-то интереса, но он и не смотрел на платье. Раньше она обычно краснела от такого его взгляда, но сейчас ей просто хотелось плюнуть ему в лицо.

— Что ты здесь делаешь, Стивен? — спросила она, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

Дженис не стала делать вид, что не узнает его. Зачем? Она сразу узнала его, хоть и прошло уже десять лет. Из красивого парня он вырос в красивого мужчину, но годы тяжелого существования проложили морщинки вокруг его глаз. Как видно, бросив Дженис, сладкой жизни он так и не нашел.

— Я приехал к тебе, я искал тебя, — осторожно начал он, не сводя глаз с ее лица. — А ты почти не изменилась, Дженис. Даже похорошела.

— Какого черта? Говори, что тебе надо, и убирайся!

Дженис развязала свой фартук и перебросила его через руку. За его плечом она видела, что Бетси наконец оторвалась от своего занятия, и молила Бога, чтобы девочка осталась там и еще порисовала.

— Дженис, я проделал долгий путь, разыскивая тебя. Неужели ты даже не выслушаешь меня?

Стивен шагнул ближе.

Дженис не двинулась с места. Она не собиралась впускать его в дом.

— Ты не можешь сказать ничего такого, что я хотела бы слышать, Стивен. Нам уже слишком поздно разговаривать. Я не знаю, с чем ты приехал, но догадываюсь, что не с добром. У меня в доме есть дробовик. Не заставляй меня применять оружие.

Губы его чуть сжались.

— Раньше ты не была такой несговорчивой, Дженис. — Он оглянулся через плечо на златовласую девочку, которая смотрела на них. — Она моя, да? Когда я вернулся в наш городок, мне сказали, что ты родила девочку. Но ходили слухи, что она больна и не выживет. Она мне нравится.

— Нет, она не твоя, Стивен, так что даже не бери в голову! Ты ничего не дал мне, кроме горя. Скоро придет мой муж. Советую тебе убраться отсюда, пока его нет.

Эти слова прозвучали не слишком храбро, но по крайней мере она не стала ползать на коленях, умоляя уйти. Дженис была страшно напугана и не могла придумать ни одной хорошей причины для его появления здесь.

— А ты стала грубой, милая. Я притомился в дороге, и ты даже не пригласишь меня в дом? Все-таки мы с тобой старые друзья. Мне хотелось бы узнать, как ты живешь.

Когда-то давно от этого бархатного голоса и понимающей улыбки у нее подгибались колени. Теперь, возмужав, Стивен стал еще обольстительней. Он был ниже Питера ростом, но широкоплеч и хорошо сложен. Дженис легко представила, как он соблазняет девушек в каждом городке отсюда до Огайо.

— Мы никогда не были друзьями, Стивен. Я была глупой влюбленной девчонкой, а ты самолюбивым подонком, который мной попользовался. Ты не можешь мне ничего дать, так же, как и я тебе. А теперь убирайся отсюда, пока я не взяла ружье!

Его улыбка слегка померкла.

— Ты не можешь так говорить, Дженис! Я никогда никого не любил, кроме тебя. Я хотел как лучше для тебя, поэтому и не стал таскать тебя за собой по разным дырам. А как только я встал на ноги, так сразу поехал тебя искать.

В другом месте и в другое время она еще, может, и поддалась бы на его красивые речи, но Питер показал ей, что такое настоящий мужчина. Настоящий мужчина никогда не бросает женщину, даже если проблем по горло. Настоящий мужчина ищет решений, а не оправданий. Настоящий мужчина дает обязательства, а не обещания. Может, Питер и не во всем прав, но Дженис приехала сюда, потому что он научил ее полагаться на него, потому что она твердо верит, что муж не струсит перед лицом трудностей и не убежит, оставив ее одну. Что и говорить, Стивен даже в подметки не годится Питеру.

— Ну вот, ты нашел меня. А теперь можешь проваливать. У меня полно дел.

Она зашагала к дому.

Стивен схватил ее за локоть и резко повернул к себе. Дженис увидела, как Бетси вскочила со своего стула, и отдернула руку.

— Больше никогда так не делай, Стивен Коннор! — тихо предупредила она. Бетси неуверенно топталась на своем месте. — И уходи, пока не расстроил мою сестру. Она может все рассказать Питеру, а ему это вряд ли понравится.

Стивен глянул через плечо на светловолосую девочку, стоявшую у мольберта. Когда он опять обернулся к Дженис, выражение его лица было отвратительным.

— Не надо врать, Дженис, это мой ребенок! Она тебе такая же сестра, как я брат. Можешь врать кому угодно, можешь врать своему мужу, но только не мне! Она же копия моей матери, она моя!

— Ты ошибаешься, Стивен! — Дженис так трясло, что она удивлялась, как вообще могла говорить, но старалась сосредоточиться на словах, а не на страхе. — Ни один суд в мире тебе не поверит, Ну а теперь говори, зачем ты на самом деле приехал, и уматывай!

Он потянулся к ее волосам. На этот раз она не стала медлить и хлопнула его по руке:

— Поосторожней с руками, Стивен! Говори, я жду. Что тебе надо?

Она стояла, прямая и несгибаемая, горный ветер трепал у лица непослушные светлые пряди и облеплял ее стройный стан тонкой тканью платья. Когда Стивен взглянул на ее груди, ошибиться в его взгляде было трудно, но Дженис не сдвинулась ни на дюйм. Он неохотно поднял глаза и посмотрел ей в лицо:

— Я хочу, чтобы ты вернулась. Все эти годы я держался только благодаря тебе. Когда было трудно, я видел перед глазами твое лицо и говорил себе, что нельзя сдаваться. Я много работал и вот теперь приехал за тобой. Посмотри, как он тебя заставляет жить! Ты создана для другого, Дженис. Этот скупой мерзавец владеет банком, полным денег, а тебе приходится жить, как последней нищенке. Ты не можешь здесь оставаться! Я верну тебя и ребенка к цивилизации, там твое место.

«Интересно, сколько он репетировал эту речь?» — подумала Дженис. Только сейчас до нее дошло, что все красивые слова, которые он ей когда-то говорил, были всего-навсего заученными фразами из его книги обольщения. Прошло уже столько лет, но ей все-таки хотелось надеяться, что между ними действительно что-то было, что он в самом деле хотел к ней вернуться. Разочарование оставило горечь во рту, но проглотить его сейчас было легче, когда у нее было будущее. Ей так хотелось, чтобы Питер был здесь!

— Меня уже не купишь на лошадиный помет, Стивен. Я научилась выбрасывать его с дороги лопатой. Я счастлива замужем, и у меня нет ни малейшего желания бросать своего мужа. Ты опоздал. Если бы ты был хотя бы наполовину мужчиной, то приехал бы за мной после того, как соблазнил меня. Но ты бросил меня, и я никогда не прощу тебе этого. Вбей это себе в башку и убирайся!

Бетси собирала свои краски. Дженис осторожно передвинулась в ее сторону, собираясь встать между Стивеном и своей дочерью.

— Ты не права, Дженис. Я возвращался за тобой, но твой отец сказал, что ты уехала. Я приезжал позже, но ты исчезла. Тогда мне нечего было тебе предложить, я просто хотел увидеться с тобой снова. После этого дела у меня пошли еще хуже, и я решил, что тебе будет лучше без меня. Ты красивая женщина. Я знал, что стоит тебе только пожелать, и любой мужчина будет твоим. Я хотел как лучше для тебя.

— Рассказывай это другой пятнадцатилетней девочке, Стивен! — устало сказала Дженис, не выпуская Бетси из поля зрения. — С тех пор я прошла все круги ада и больше не верю в то, чего не могу увидеть своими глазами. А сейчас я вижу своими глазами обыкновенную кучу лошадиного помета.

Она никогда ни с кем не говорила в таком тоне, но не знала, как еще заставить его понять: она хочет, чтобы он ушел, и сию же минуту.

— Хорошо, испытай меня! Давай я останусь здесь и буду тебе помогать, пока не вернется твой муж, если он вообще вернется. В городке поговаривают, что он исчез. Так что не гони меня раньше времени, я еще могу тебе пригодиться.

Это был удар ниже пояса. Удар, который вызвал к жизни все ее страхи и разрушил все так тщательно возводимые баррикады. Боль зазвенела у Дженис в груди, на глаза навернулись слезы, и все же она не собиралась сдаваться. Питер должен быть жив! В другое она просто отказывалась верить.

— Считаю до десяти и иду за ружьем. Раз! — Она направилась к Бетси. — Два.

При счете «пять» она уже почти бежала.

Схватив Бетси за руку, она быстро пошла к дому за ружьем. Стивен уже запрыгнул на своего коня и улыбнулся девочке, глядя на нее сверху вниз:

— Привет, Бетси! Ты так же красива, как и твоя мама, знаешь об этом? Хочешь, я привезу тебе леденцов?

Дженис очень хотелось взять в руки ружье. Она втолкнула Бетси в дом и четко сказала:

— Десять.

Он ускакал раньше, чем ей пришлось на глазах у дочери взяться за ружье.

Глава 31

— У нас достаточно золота, чтобы выплатить долг, Маллони. Скоро пойдет снег. Зимой мы здесь все равно ничего не найдем, так что давай-ка выбираться отсюда, пока не поздно. Если начнется буран, у нас не хватит ни сил, ни продуктов, чтобы переждать его.

Вскинув на плечо кирку, Таунсенд взвесил на ладони кисет с золотом. Глаза его потемнели, когда он взглянул на напарника. Стоял такой холод, что изо рта шел пар, а Маллони весь истекал потом. Он был болен, еле поднимал кирку и все-таки продолжал тщетно долбить по камню.

— Я не могу вернуться таким же нищим, каким пришел, — упрямо пробормотал Маллони, шатаясь от слабости.

— Твоей жене будет лучше, если она увидит тебя живым и нищим, чем мертвым и богатым, — осторожно заметил Таунсенд.

Он не много знал о семье Маллони и о его прошлом, но о многом догадывался и не был уверен в том, что новоявленная миссис Маллони ему понравится.

— Нет, я не могу так с ней поступить. Мне надо добыть золото, я обещал!

Таунсенд терпеливо ждал, пока Питер выместит на неумолимом камне очередной приступ ярости. Когда он все-таки повалился на колени и не смог подняться, Таунсенд вырвал кирку из его рук:

— Идем! Я отведу тебя обратно в город, пока мы оба здесь не погибли.

Маллони так исхудал, что превратился практически в скелет, и все же, когда Таунсенд попытался его поднять, у него хватило сил оттолкнуть его и снова схватиться за кирку. Таунсенд только успел увернуться, когда Питер со всего размаху метнул свое орудие в скалу.

— Будь проклят такой Бог, который кормит воров и морит голодом честных людей! — крикнул он в холодный горный воздух.

Кирка вонзилась в грязевой карман, да так и осталась высоко в скале, за пределами досягаемости.

Таунсенд был не совсем согласен с проклятием друга. Он бы не стал формулировать именно так и все же терпеливо помог Питеру подняться, когда тот снова упал. Им предстоял долгий путь вниз, а эти тучи были очень похожи на снежные.

Дженис не спалось. Она лежала в постели, глядя на лунный свет, который проникал в спальню сквозь неплотно задернутые занавески. После захода солнца подул резкий холодный ветер, и в дом через многочисленные щели и трещины ворвались сквозняки. Вот когда она впервые подумала об отступлении. Питер должен был уже вернуться. Она не могла рисковать здоровьем Бетси, оставаясь в горах на зиму. К тому же ее очень тревожило появление Стивена. Надо было переезжать куда-то в более безопасное место.

Словно во сне, она вдруг услышала топот лошадиных копыт. Она желала услышать их и услышала — призрачные, мучительные звуки, от которых на душе делалось еще горше. Она так сильно мечтала, чтобы Питер вернулся, что теперь грезила наяву. Крепко вцепившись пальцами в тяжелое ватное одеяло, Дженис пыталась прогнать слуховые галлюцинации.

Но они не исчезали, наоборот, топот становился все отчетливее, все ближе. Вот уже у самой двери.

Внезапно испугавшись, Дженис вскочила с постели и схватила дробовик, который теперь все время держала под рукой. Она давно научилась стрелять. Но у Дженис не было достаточно патронов, чтобы потренироваться в стрельбе по мишеням. Она не знала, сможет ли попасть в цель, но готова попробовать.

Дженис пробежала босиком по холодному полу к двери. Сквозняки пронизывали ее тело, а страх льдом сковывал каждое движение. Она не знала, кто там, но с хорошими намерениями по ночам не ходят. Дженис навела ружье на входную дверь.

Мужской голос грубо выругался. На крыльце послышался глухой стук, будто упало что-то тяжелое. Казалось, что это пьяный ломится в дверь.

Незнакомый голос мягко позвал через дверь:

— Я видел дым из трубы. Здесь есть кто-нибудь? Миссис Маллони, это вы? Помогите мне внести вашего мужа!

Дженис совсем заледенела от страха. Она даже не пыталась вникнуть в смысл слов этого человека. Наконец, стряхнув немое оцепенение, она подошла к окну и выглянула во двор.

Человек, такой же крупный, как и ее муж, стоял на крыльце, пытаясь удержать на ногах мужчину, рука которого то и дело сползала с его плеча. Обе руки незнакомца были заняты неуклюжей тяжестью безжизненного тела, и он никак не мог справиться с дверью. Дженис только мельком взглянула на мужчину, которого он держал, и бросилась открывать дверь.

Незнакомец буквально ввалился в дом и потащил свою ношу в спальню, буркнув на ходу «спасибо».

Дженис поспешила завернуть спящую девочку в маленькое стеганое одеяло и переложила ее на пол. Незнакомец сбросил свой груз на теплую постель и наконец вздохнул:

— Ффу-х, тяжелый, гад! Простите, мэм. — Выпрямившись, он неловко стянул с головы шляпу: — Я Шерман Таунсенд, напарник вашего мужа. Несколько дней назад у него началась горячка, но я не мог заставить его спуститься сюда, пока он не потерял сознание.

Дженис провела рукой по лбу Питера, почувствовав жар и услышав затрудненное, хриплое дыхание. Страх и тревога отступили — Питер был дома. Он здесь, он жив, она может до него дотронуться! Теперь она выдержит все, что угодно! Она тихо всхлипывала, вытирая пот с его лба.

— Спасибо, мистер Таунсенд. Сейчас я разведу огонь. Может, если я обмою его теплой водой…

Когда она обернулась, он был уже у двери.

— Я сам все сделаю, мэм, заодно и согреюсь — продрог как собака!

Дженис обрадовалась его уходу. Ей хотелось побыть наедине со своим мужем, чтобы никто не видел ее трясущихся рук и заплаканных глаз. Питер вернулся. Надо радоваться, а она дрожит как осиновый лист, ощупывая его рубашку. Он даже не знал о том, что жена рядом.

Чуть позже Таунсенд принес ковшик с теплой водой. В спальню уже просочилось немного тепла от камина. Бетси съежилась на полу по другую сторону кровати, но не проснулась. Дженис с благодарностью взяла ковшик.

— Там на крыльце котелок с тушеным мясом. Разогрейте себе, мистер Таунсенд. А я сейчас пойду приготовлю кофе.

— Я и сам могу приготовить кофе. Сидите с Питером. Как только рассветет, я поеду вниз за доктором.

Таунсенд был большим и неуклюжим, но его присутствие ничуть не раздражало Дженис. Напротив, она готова была полюбить его за то, что он говорил такие правильные вещи. Он поедет за доктором. Да, Питеру нужен доктор. Сама она не имела ни малейшего понятия о том, как лечить мужа.

Она слышала, как Таунсенд вышел на крыльцо за котелком, но как он потом возился на кухне, было уже вне ее сознания. Дженис склонилась над Питером, протирая теплой водой ему лицо. Господи, как холодны его руки! Дженис приложила одну к своей щеке, чтобы согреть. Он беспокойно зашевелил пальцами, и ее всю заколотило, будто это она была в лихорадке и полуобморожена.

С великим трудом Дженис удалось стянуть с Питера грязную промерзшую одежду. В комнате было темно, и она почти ничего не видела, только чувствовала под своими пальцами его острые ребра. Как он исхудал!

Дженис провела полотенцем по массивным плечам и предплечьям Питера. В их короткой супружеской жизни было не слишком много прикосновений, и сейчас ей хотелось потрогать его всего, с головы до ног. Но она ограничилась лишь тем, что протерла мужа теплой водой. Питер весь дрожал, и Дженис принялась энергично его растирать. Она нашла еще одно стеганое одеяло и набросила его сверху ватного. Дрожь его начала стихать, но в сознание Питер не приходил.

Она услышала, как Таунсенд устраивается на ночь. Все еще дрожа — на этот раз не только от страха, но и от холода, — Дженис забралась под одеяла к своему молчаливому мужу. Он снова был для нее чужим — этот человек, который вступил в противоборство с горой, чуть не убив себя из-за какого-то золота. Она не знала, зачем Питер сделал это, и не имела ни малейшего желания строить догадки. Ей просто хотелось, чтобы вернулся тот мужчина, который бесстрашно лазил к ней ночью в башню.

Дженис пролежала в полудреме остаток ночи, пока не услышала шум в передней. Наспех одевшись, она вышла приготовить завтрак человеку, который привел домой Питера. Таунсенд уже развел огонь и поставил вариться кофе. Увидев ее, он смутился и пошел во двор к лошадям, а хозяйка занялась печеньем и яичницей.

Пока он завтракал, Дженис вернулась в спальню проверить, как Питер, и разбудить Бетси. Питер беспокойно ворочался, и она заботливо поправила сбившиеся одеяла. Она не знала, есть ли у него смена одежды, и решила перестирать то, что сняла с него ночью.

Бетси вскрикнула от радости, увидев, что Питер вернулся домой. Дженис не стала говорить, что он болен — пусть девочка думает, что дядя просто спит, — и как только Бетси оделась, выпроводила ее из комнаты. Таунсенд уже мыл свои тарелку и кружку. Увидев Дженис, он смущенно поднял на нее глаза, так же смущенно поблагодарил за завтрак и, спросив про Питера, ретировался к двери, обещав прислать доктора сразу, как только найдет его.

Сразу, как только найдет его. Дженис не понравились эти слова, но она с улыбкой помахала рукой Таунсенду, исчезнувшему на горной дороге. Сразу, как только найдет. И когда же это случится? Неужели ему придется ехать до самого Гэйджа? Она пожалела о том, что здесь такое безлюдное место и не так просто добраться до людей. Дэниел сейчас ей не поможет.

Дженис пустила на бульон последний кусок оленины из тех запасов, что ей приносил Мартин, и, усадив Бетси за штопку, вернулась в комнату больного. Питер был еще в горячке, но открыл глаза, услышав ее голос, и выпил воды, которую она подала. И все-таки Дженис сомневалась в том, что он ее узнал.

— Мы уже богаты? — спросила Бетси, заглядывая в дверь спальни.

Дженис в это время пыталась напоить Питера бульоном.

— Не думаю, — ответила она, когда муж наконец открыл рот и взял ложку.

Питер, казалось, совсем не понимал, где он и что с ним.

— Ну ладно, мы станем богатыми, как только я начну продавать свои картины, — заверила ее Бетси и вернулась к своим делам по хозяйству.

Дженис невольно улыбнулась. Наивная детская самоуверенность! Если бы все было так просто!

В эту ночь она устроила для Бетси постель в комнате у камина. Если они будут жечь огонь много ночей кряду, то скоро кончатся запасы поленьев. Так что, если Мартин не вернется, Дженис придется самой учиться колоть дрова.

В тишине спальни Дженис надела ночную рубашку и легла под одеяло к Питеру. Тело его пылало, как печка, он то дрожал в ознобе, то исходил потом. Когда ему было холодно, она ложилась к нему поближе, согревая его собой, а когда становилось жарко, протирала мужа холодной водой. Дженис просто не знала, как еще облегчить страдания Питера.

Когда он начинал особенно беспокойно метаться по постели, Дженис давала ему выпить виски, разведенное с водой. Бутылку оставил Таунсенд как свое единственное медицинское средство. Похоже, оно помогало, Питер на какое-то время успокаивался, и Дженис удавалось немного поспать.

Она проснулась, услышав хриплый голос Питера. Муж звал ее по имени. Не успела она еще прийти в себя, как его худая, но сильная рука уже лежала на ее груди. Задыхаясь, она попыталась отодвинуться, но он перебросил ногу ей через бедро и впился губами в шею. Он скорее сосал, чем целовал, и Дженис тихо застонала от удовольствия.

— Дженни! Дженни, — прошептал он, задирая подол ее сорочки.

Дженис чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Питер поцеловал ее грудь. По беспокойным движениям и бессвязной речи она понимала, что муж еще в лихорадочном забытьи, но это нисколько не охлаждало ее пыл. Дженис почувствовала на себе его тело. Это тело искало разрядки, в которой нуждались оба. Она не знала, откуда в Питере взялись силы. Кожа его полыхала, как живой факел.

По сравнению с их предыдущей близостью это было безумством похоти, но Дженис это уже не волновало. Ее муж вернулся, и она сделает так, чтобы у них все было хорошо. Крепко обняв Питера, она позволила ему воспользоваться ее телом. Она закричала, когда он, утолив свою страсть, оставил ее страсть неутоленной. Дженис уже знала, что полагалось чувствовать в такие моменты, и не почувствовала этого, но зато дала Питеру какое-то умиротворение. Он перекатился на спину и сладко заснул.

Дженис заснула не сразу. Глупо было с ее стороны позволить ему это. Что, если Питер умрет от горячки, а она забеременеет? Как тогда жить, если она не сможет работать?

Но наперекор всем страхам сердце ее отчаянно жаждало того крошечного человечка, который, возможно, уже зарождался в ней. Она хотела ребенка от Питера, и поэтому должна заставить Питера выжить.

Встав на рассвете, Дженис умылась, оделась и пошла готовить завтрак. Питер проснулся от вкусного запаха горячего хлеба. Он лежал на постели, едва в сознании, и умирал от чудовищного голода. В желудке была бездонная пропасть, готовая поглотить вагон еды. Но вот что странно — он чувствовал странное умиротворение.

Наконец он понял, что ему тепло, сухо и что он лежит на облаке. Еще он понял, что проснулся без болезненной эрекции, которая не давала ему покоя каждое утро на протяжении нескольких месяцев. Бывали дни, когда ему хотелось все бросить и уехать к Дженис, настолько непереносимой была эта мука воздержания. Здесь, в горах, не так просто найти воду, но ему удалось отыскать холодный ручей. В нем он топил свое вожделение. Но едва ли холодный ручей мог дать ему такое чувство блаженной насыщенности, какое он испытывал сейчас.

Ему было тепло и сладостно хорошо, а теперь еще он почувствовал отчетливый запах секса, идущий от простыней. Черт, где же он? Простыни! Он спал на простынях!

Питер с усилием открыл глаза и уставился вверх, на бревенчатый потолок. Он узнал знакомые очертания сучка на бревне по правую сторону от кровати. Он у себя дома! И простыни на кровати, и запах пекущегося хлеба…

Кэт? Нет, не может быть. В городке говорили, что Каталина пару месяцев назад сбежала с каким-то торговцем. Она оставила нижнюю юбку, которую Питер купил ей вечность назад. Он нашел эту юбку, когда заехал домой по дороге в гору, но так и не понял, почему Кэт ее оставила — то ли хотела насмешливо бросить эту юбку ему в лицо, то ли просто передавала данный предмет туалета его следующей любовнице. Женщины всегда были для него загадкой. Все, кроме Дженис. Дженис он понимал.

Дженис… Питер поморщился и попытался снова забыться сном. Он подвел ее. Оставил ее без дома, без денег и без работы. А теперь еще, как видно, изменил ей с другой женщиной. Питер никогда не сможет объяснить ей этого. Придется взять то золото, что у него есть — его хватит, чтобы выплатить долг, — и ехать объясняться к жене.

Но в данный момент у него так болела голова! Правда, он не слишком задумывался над какими-то объяснениями в последние месяцы, когда стало очевидно, что в проклятой горе или вовсе нет золота, или оно недоступно. Он продолжал крошить камень с одной отчаянной надеждой, что скала разверзнется адом и поглотит его навеки. Он поставил на карту свое будущее и проиграл. Что тут еще объяснять?

В животе громко урчало, но он не решался встать с постели и посмотреть, кто там, в соседней комнате. Судя по всему, это вернулась Каталина. Какая другая женщина залезет в постель к голому мужчине? Питер с отвращением подумал о том, что изменил своей чистой жене с какой-то шлюхой. Вряд ли это был самый тяжкий из его грехов. Но рано или поздно придется ответить за все.

Питер попытался сесть, но это оказалось не так просто — он был слабее, чем думал. Оглядываясь в поисках своей одежды, он почувствовал, как закружилась голова и перед глазами поплыли темные круги. Пока Питер балансировал на краю кровати, стеганое одеяло сползло на пол и он задрожал от холода.

Усилием воли пытаясь сосредоточиться, Маллони упустил момент волшебного появления феи в дверях спальни. Лишь когда звонкий детский голосок позвал: «Дженис, дядя Питер проснулся!» — лишь тогда он, полуголый и дрожащий, чуть не упав от неожиданности, увидел Бетси.

Питер огляделся и наконец заметил и занавески на окнах, и чистые полотенца над умывальником, и лоскутный коврик у себя под ногами. Он был дома! Дженис, его жена, была здесь!

Глава 32

Питер подумал, что в жизни не видел ничего более прекрасного — в дверях спальни стояла Дженис. Ее коса готова была вот-вот рассыпаться, под сияющими глазами пролегли темные тени, а испачканный в муке фартук защищал старенькое платье, которое, даже на его несведущий взгляд, уже не поддавалось штопке. Жена показалась Питеру ангелом.

— Мне кажется, я не заслужил рая. — Вот и все, что смог вымолвить его непослушный язык.

Комната поплыла перед его глазами, и Питер рухнул как подкошенный.

Дженис успела подхватить мужа, осторожно уложила на кровать.

— Что верно, то верно, рая ты не заслужил, — проговорила она, тщательно подтыкая под него одеяла. — И сейчас ты тем более не попадешь туда, это я тебе обещаю. Только посмей умереть, и я провожу тебя прямо в ад, Питер Маллони!

Эти слова были скорее мучительной мольбой, чем грубым упреком. Питер глупо улыбался в потолок. Жена не отворачивалась от него, даже когда сердилась! При мысли о том, что скоро Дженис по-настоящему рассердится, улыбка его померкла. Вот тогда и отвернется от него, когда узнает, что Питер не стал богатым и никогда не станет. Он продулся в пух и прах!

— Я принесла тебе горячего бульона. Ты можешь приподняться на подушки?

Питер подумал, что лучше умереть от голода, чем сказать ей о том, что они по-прежнему нищие. Для него самого это было не так уж важно. Себе на жизнь он всегда заработает. Но ему невыносимо было увидеть разочарование и страх на лице Дженис. Лучше умереть, чем видеть, как она бросает его!

Подняв глаза, Питер увидел бледную от волнения Дженис, которая озабоченно суетилась над ним. Нет, он не может так поступить с женой! Придется возвращаться в гору.

Он послушно попытался сесть. Взгляд его упал на Бетси, и он спросил не своим, хриплым голосом:

— Где моя ночная рубашка?

Дженис махнула дочери, чтобы та вышла из спальни, и наклонилась, чтобы поцеловать Питера в лоб. Только сейчас до него дошло, почему сегодня утром он проснулся таким удовлетворенным. Мелькнули обрывочные видения из его лихорадочного забытья.

— Я люблю тебя, — пробормотал он, притягивая Дженис к себе.

Питер обхватил ее руками и так и держал, ничуть не заботясь о том, как и почему она здесь, просто радуясь этому.

Потом он снова погрузился в забытье. Очнулся он оттого, что почувствовал, как Дженис пытается надеть на него рубашку. Объединенными усилиями они справились с этим, после чего Питер так ослабел, что не мог оторвать головы от подушки.

Этот день он помнил плохо. Он хлебал обжигающе горячий бульон и требовал теплого хлеба, который едва мог глотать. Когда у него поднимался жар, его обмывали холодные руки, а когда сотрясал озноб, те же руки укрывали его одеялами. Он отворачивался от воды, но жадно пил разбавленное виски. Жизнь возвращалась к нему, и Питер наконец поверил в это, когда наступил вечер и он ощутил, что с явным нетерпением ждет Дженис.

Но уснул раньше, чем она легла в постель.

А проснулся только на рассвете. Приподнявшись на подушках, он увидел, как его мужская плоть приподняла одеяло. Рядом сладко посапывала жена. Он не смел ее будить. Вчера у Дженис был такой изможденный вид, будто она не спала несколько недель. К тому же у него было не больше силы, чем у новорожденного младенца. Надо подождать, пока желание стихнет.

Но оно не стихало. Питер говорил себе, что они еще не могут позволить себе иметь детей. Он знал, что Дженис страшно переживала из-за того, что еще нет средств, чтобы поднять их на ноги. Но тело яростно требовало акта продолжения рода, и женщина, которую он хотел видеть матерью своего ребенка, безмятежно лежала рядом.

Конечно, зов тела, который владел им сейчас, имел мало общего с идеей продолжения рода. Если ребенок после этого появится — хорошо. Но в данный момент его намерения были не столь далеко идущими. Ему хотелось обладать женщиной. И еще ему не терпелось выяснить, хочет ли жена его. Дженис была странной женщиной. Она не хотела выходить замуж, не хотела ложиться с ним в постель, не хотела ничего того, чего так отчаянно желал он. И все-таки, когда ему удавалось уговорить ее, она отвечала так страстно. Было приятно сознавать, что Дженис научилась желать его так же, как он желал ее. В такие моменты никакие превратности судьбы не имели значения.

Питер постарался заснуть, но ничего не получалось. Все тело болело. Осторожно повернувшись, он притянул жену к себе. Она невольно сжалась, попыталась вырваться.

И проснулась. Питер почувствовал это, хотя она не подала виду. Он погладил ее грудь через фланелевую сорочку. Дженис напряглась, но не отодвинулась. Он развязал ленточку и запустил руку в открывшийся ворот. Прикоснувшись к ее теплой плоти, он чуть не задохнулся от мощной волны, прокатившейся по его чреслам. Она слегка прогнулась, приподнимаясь навстречу его рукам. И Питер, потеряв всякое терпение, вдавил ее в матрас и склонился над ней, целуя грудь. Жена вскрикнула от наслаждения, и он совершенно потерял голову.

Она горячо отвечала на его поцелуи. Питер упивался этой страстью. Повернувшись на спину, он перекатил ее на себя, чтобы не тратить лишние силы. Теперь она нашла губами его грудь, желая вернуть то удовольствие, которое он ей давал, и стала нежно покусывать его сосок. Питер с трудом удерживался от крика, не в силах больше терпеть эту пытку желанием.

— Дженис, люби меня! — поцеловав ее в губы, приказал он, а может, взмолился.

Она, похоже, не поняла, чего хочет муж, но он не замедлил ей показать. Питер чувствовал ее неуверенность, но не мог больше ждать ни секунды и опустил ее на себя.

Вот и все, чего он хотел. Как только ее теплая плоть охватила его, сразу стало легко. Он приподнял бедра, почувствовав, как Дженис сжалась вокруг него, и осознал, что всегда мечтал быть только здесь.

Она раскачивалась над ним, стремясь получить наслаждение и деля его с ним.

— Не уходи, Дженис, — пробормотал он в ее волосы, когда все закончилось. — Никогда не уходи.

Эти слова относились не только к их физической близости, но Дженис ничего не слышала. Уютно устроившись в его сильных объятиях, она уже спала.

День был в полном разгаре, когда Питер снова проснулся. Постель рядом была пуста и холодна, но он чувствовал вкусные запахи, долетавшие в спальню из его маленькой кухни с первобытным очагом. Вот когда он понял, что должен делать.

Питер не дрогнул при этой мысли. В жизни каждого мужчины наступает час, когда надо сделать свой выбор. У Маллони было два пути: или он будет мотаться по белу свету в поисках призрачной птицы счастья, или осядет на месте и заживет своим домом. Питер выбрал второе.

Его выстиранная и выглаженная одежда лежала аккуратной стопкой на стуле рядом с кроватью. Когда-то у него были целый шкаф одежды и слуга, отвечавший за его гардероб. Тогда он не ценил того, что имел. Зато ценит то, что у него есть сейчас. Вернее, того, кто у него есть сейчас. А есть у Маллони замечательная женщина, которая поедет за ним на край света, чтобы скрасить его дом. Самое малое, что он может для нее сделать, — это дать ей самый лучший дом, какой только может.

Одевался Питер медленно, не надеясь на то, что сил его хватит надолго. Он уже не горел в лихорадке, но чувствовал огромную слабость. Правда, кое что в нем выздоровело окончательно. При воспоминании о том, как Дженис любила его этой ночью, Питер еле застегнул брюки.

Присев на край кровати, чтобы унять головокружение, Питер застегнул последние пуговицы на рубашке, медленно встал и, убедившись, что не упадет от слабости, сделал шаг к двери. И еще один.

Питер стоял, привалившись плечом к косяку, и любовался Дженис. Лицо ее пылало от жара огня, золотые локоны падали на изящную шею. Даже в стареньком платье она была красивой женщиной. Наверное, Питер наживет себе неприятности, одев ее в вечерние платья, но она заслужила всего самого лучшего.

Бетси в комнате не было. Питер чувствовал, как сильно давят ему брюки, но сдержал свой позыв. Сначала надо поговорить. Пусть Дженис знает, что он не обманщик и не подведет ее.

Она обернулась, и улыбка жены наполнила теплом все его существо, а когда их глаза встретились, вспыхнувший на ее щеках румянец буквально испепелил его. Он заставил-таки краснеть эту невозмутимую классную даму!

— Так вкусно пахнет, Дженни, — выдавил он, с трудом оторвавшись от косяка и подходя ближе.

Она была взволнованна.

— Я еще плохо умею готовить над огнем. — Она встревоженно посмотрела на Питера. — Может, лучше еще полежишь? Я принесу тебе завтрак в постель.

Поймав Дженис за плечи, он чмокнул ее в щеку.

— Я словно заново родился, мадам. И это все ты виновата!

Она быстро обняла его, но тут же смущенно отступила, как будто совершила нечто непростительно смелое.

— Ну что ж, садись, я налью тебе кофе.

Питер удержал ее за талию. Дженис вопросительно подняла на него глаза.

— По-моему, там наверху, в горах, уже идет снег. Надо выбираться отсюда, пока нас не занесло. Таунсенд не оставил здесь золота?

Дженис кивнула на закрытые сумки, стоявшие в углу рядом с камином.

— Он пошел искать тебе врача. Я не знаю, когда он вернется.

Питер пересчитал сумки и радостно вздохнул. Таунсенд оставил все.

— Мы встретимся с ним на тропе или в городе. Этого золота хватит, чтобы расплатиться с нашими долгами, но и только. Мне придется снова занимать, чтобы мы встали на ноги.

Дженис выслушала это с видимой радостью.

— По-моему, Гэйдж неплохой городок. Интересно, нужен ли там учитель?

— Если и нужен, пусть ищут без нашей помощи. А я отвезу тебя в Огайо, — решительно ответил Питер.

Дженис резко обернулась и удивленно уставилась на него:

— В Огайо? Зачем нам туда ехать?

А он-то думал, жена обрадуется возвращению к цивилизации! Наверное, она просто не поняла. Питер попытался объяснить:

— Там я смогу вернуться к работе, к нашему семейному делу. А вы с Бетси будете со своей семьей. Наверное, нам придется какое-то время пожить с моими родителями, пока я не заработаю на собственный дом. Но в их доме можно разместить хоть целый полк. У нас все будет хорошо!

Дженис хотелось снова пощупать ему лоб, не начался ли жар. Нервно вытерев руки о фартук, она повернулась к огню, над которым жарила картошку.

— Я думала, ты займешь деньги и откроешь здесь какой-нибудь магазинчик. Я помогла бы тебе со счетами и прочим. Даже Бетси была бы полезной, она могла бы вытирать пыль и расставлять товары на полках. А если я найду работу учителя, то мы вообще прекрасно заживем.

Раздраженный тем, что жена его явно не понимает, Питер поставил чашку на стол.

— Ты хочешь, чтобы я стал каким-то бедным лавочником, у которого жена должна работать, чтобы платить по счетам? Нет уж, спасибо! Я сказал тебе, что позабочусь о тебе и Бетси, значит, я это сделаю! Мы вернемся в Огайо, и тебе не придется работать. Ты будешь заниматься только домом. У тебя будут такие же платья, как у Джорджи. Бетси пойдет в хорошую школу и станет учиться рисованию в художественных классах.

— Я люблю работать! — Глаза Дженис сверкали от гнева. — И я не хочу возвращаться в Огайо! Ты тоже не хочешь, только не признаешься в этом. Не глупи, Питер! Мы прекрасно сможем прожить и здесь.

Он поставил чашку на стол — на этот раз с громким стуком — и вперился в Дженис таким же сверкающим взглядом:

— О да, конечно, сможем! Ты будешь работать как вол и одеваться, как жена старьевщика, а Бетси будет вытирать пыль и драить полы. Я не это имел в виду, когда обещал позаботиться о вас. Я дал слово, и я сдержу его! Мы едем в Огайо!

Дженис стянула с себя фартук и швырнула ему в ноги. Питер встал, и она бесстрашно смотрела на него снизу вверх.

— Если хочешь, можешь ехать в Огайо сам! А я не желаю возвращаться туда, где люди будут тыкать в меня пальцами и смеяться. Моя сестра работает в твоем проклятом магазине, Питер! И ее муж тоже. Как ты думаешь, как они будут себя чувствовать, если я приглашу их в гости? Они что, придут к нам в дешевой одежде из хлопка и целлулоидных воротничках, а мы встретим их в богатых нарядах из их дорогого магазина? И представим их твоим друзьям и родственникам, разодетым в шелка и кружева, да? И как я после этого буду себя чувствовать? И как посмотрят их друзья на то, что они водят дружбу с женой босса? Любое заслуженное ими повышение будет расцениваться как устроенное по знакомству, как бы хорошо они ни работали. Нет, Питер, мне никогда не нравилось в Огайо. Я хочу, чтобы люди ценили меня за мой труд, а не за мои связи.

— Да мне плевать, черт возьми, что подумают люди! — Взбешенный Питер схватил Дженис за руки. — На то, чтобы обеспечить тебе достойное существование, здесь мне потребуются годы труда. А что будет, если появятся дети и ты не сможешь работать? Если они заболеют, как мы будем платить врачам? Нет, я не позволю тебе вернуться к прежней нищете!

— Ах так? Значит, ты все решил за меня? А на мое мнение тебе наплевать? Значит, вот каким мужем ты хочешь быть? Будешь слушать только себя одного, делать так, как хочешь ты сам? А мне, значит, надо молча печь тебе хлеб, одевать твоих детей и раздвигать ноги, когда тебе этого хочется?

Уязвленный такой грубостью, Питер отпустил ее. Они чуть ли не кричали друг на друга. Он еще никогда в жизни ни на кого не кричал, но сейчас ему хотелось вопить, трясти Дженис за плечи, только чтобы она поняла.

— Я не позволю тебе голодать здесь, в дикой глуши. И это мое последнее слово! — резко заявил он, не представляя, как еще можно ее убедить.

Повисшую между ними напряженную тишину вдруг разорвал далекий крик, который перешел в вопль ужаса:

— Дженис!..

Оба метнулись к двери. Дженис первая выбежала во двор и успела заметить, как за поворотом горной тропы мелькнули двое всадников. Они увозили с собой плачущую Бетси.

— Стивен! — гневно вскричала она и, подобрав юбки, бросилась за ними.

Глава 33

— Бетси! — Надрывные крики Дженис уносились ветром в горы и раскатывались там гулким эхом.

Первые редкие снежинки сыпались из темных хмурых туч и беспокойно вились у нее над головой.

Питер забросил седло на своего коня и быстро затянул под ним подпруги. Сообразив, что ей не угнаться за скачущими под гору лошадьми, Дженис побежала в дом, схватила тяжелую куртку Питера на подкладке из овечьей шерсти, револьверы и винтовку, оставленную Таунсендом возле седельных сумок. Когда она вернулась, Питер уже запрыгивал в седло.

Он набросил куртку, нагнулся, чтобы поцеловать ее, и принял оружие.

— Я догоню их! Отсюда вниз есть только одна тропа.

У него едва хватало сил держаться в седле, а он собирался гнаться по горной дороге за двумя отчаянными бандитами. Дженис пожалела, что не умеет скакать верхом, а то бы она сама помчалась в погоню. Но у нее хватило здравого смысла не затевать напрасные споры. Конечно, ехать должен Питер!

Она смотрела ему вслед, и сердце ее надрывалось от безмолвного ужаса. Ей хотелось вопить, голосить изо всех сил, своим криком сотрясать горы и раскручивать тучи. Ну почему Бог так мучает ее? Почему она так беспомощна?

Вот стоит здесь и смотрит, как ее больной муж скачет вдогонку за мужчиной, который не стоит того, чтобы чистить ему ботинки. Как могла она быть настолько слепа в юности? Она годами училась справляться с любыми невзгодами, и вот снова, как уже было когда-то, осталась один на один со своими страхами, причем из-за того же самого человека. Ну нет, на этот раз она убьет Стивена!

Бессильная в своей ярости, Дженис вернулась в дом, достала свою самую теплую одежду и стала быстро одеваться. Ведь отсюда вниз ведет только одна тропа. Не сидеть же здесь сложа руки, когда Бетси грозит опасность! Интересно, кто второй мужчина? Впрочем, какая разница? Главное, чтобы Бетси и Питер вернулись домой.

Старый дробовик, который оставил ей Мартин, стоял возле сумок с золотом. Золото! Вот что она предложит Стивену! Он не устоит. Может, она его плохо знала в пятнадцать лет, но теперь, став старше на десять лет, Дженис поняла, что движет некоторыми людьми. Стивен возьмет золото — в обмен на свою дочь.

Сумки были очень тяжелыми. Оглядевшись, Дженис вспомнила про камни, которыми закладывала камин. Откатив их, она обнаружила еще несколько. Стиснув зубы и моля Бога, чтобы ей на голову не обрушился весь дымоход, Дженис разгребла яму за догоравшим огнем. Затоптав последние тлеющие угольки, она протащила сумки по уплотненному грунту под каминной решеткой и затолкала их в яму. Она набила карманы самородками из последней сумки и сунула ее в яму к остальным. Она и не знала, что золото выглядит как простой булыжник, но надеялась, что Питер и его партнер знали, что делали.

Дженис побросала все, что нашла из съестного, в холщовый мешок, обмотала голову шалью, надела свою теплую накидку и вышла из дома, прихватив дробовик и мешок с продуктами. Если под гору только одна дорога, то рано или поздно она встретит на ней Питера и Бетси, надеясь, что это случится, когда они будут возвращаться домой.

Снег повалил сильнее, когда она ступила на тропу. В Огайо часто шел снег, а ей приходилось ходить на работу каждый день и в любую погоду. Хоть в дождь, хоть в метель пробираться по грязному месиву в туфлях с дырявыми подошвами. Переехав в Техас, она забыла про эти мучения, но ходить по снегу было для Дженис делом знакомым. К тому же теперь на ней были добротные кожаные полусапожки без дыр на подметках.

Поначалу идти было легко. Она даже различала на дороге следы от копыт.

Мело все сильней, и вскоре тропа скрылась под слоем белого снега. Дженис испугалась, что сбилась с пути, хотя и старалась держаться самого широкого прогала между деревьями и кустами, надеясь, что это и есть дорога.

Когда Дженис выходила из-под укрытия деревьев, ветер с воем налетал на нее, пробирая до костей. Сначала у нее занемели пальцы на руках и ногах, потом больно защипало нос. Она обмоталась шалью по самые глаза, но летящая с неба ледяная крупа жалила, точно пчелиный рой. В Огайо никогда не было такого снега.

Но о том, чтобы повернуть назад, Дженис не думала. Назад пути для нее не было. Ее жизнь была впереди, под горой. Она не знала, чем сможет помочь, но хотела быть там — на случай, если понадобится.

Дженис не помнила, сколько времени заняла поездка в фургоне по этой дороге. Конечно, верхом на лошади намного быстрее. Возможно, Питер с Бетси уже сидят в универсальном магазине у Генри и Глэдис, весело греются у камина и пьют горячий шоколад. Хотелось бы в это верить. Питер еще совсем больной, ему нельзя долго быть на таком пронизывающем ветру, а Бетси с ее слабым здоровьем вообще противопоказаны холода. Им обоим нужны тепло и хорошее питание.

На всякий случай Дженис сохранила большую часть продуктов. Судьба никогда особо не жаловала ни ее, ни тех, кого она любила. Дженис надеялась, что с ними все в порядке, и все же страшилась худшего.

Снег все шел и шел. Дженис увязала в глубоких сугробах, кое-где проваливаясь по колено, с трудом волочила по снегу свои намокшие юбки. Она старалась обходить сугробы, но боялась отойти в сторону и сбиться с пути, который, надеялась, был верным.

Дженис пыталась прикинуть, сколько миль могла пройти в час и сколько часов уже шла. Мартин, кажется, сказал, что до городка меньше десяти миль? Она, конечно, успеет добраться туда засветло. Дженис с сомнением взглянула на свинцовое небо: «Похоже, сегодня стемнеет рано».

Дженис успокаивала себя тем, что Питер, конечно, решил переждать снегопад в городке и, наверное, рассердится, увидев ее там. Сегодня утром он буквально кричал на нее. Когда Дженис придет в городок, он раскричится еще громче.

Она едва передвигала окоченевшие ноги, уши занемели от мороза. Ветер, казалось, злобно смеялся над ней, дуя ей в лицо и примораживая к ногам намокшую от снега юбку. И хотя внизу снега было меньше, небо постепенно темнело: как видно, ночь застанет ее на горе.

Дженис показалось, что она услышала волчий вой. Непослушные пальцы еле держали ружье. Внимательно оглядев местность впереди, она увидела лишь серые тени, которые могли быть чем угодно. Застыв, она ждала, не зашевелится ли какая-то из этих теней, и, к своему удивлению, дождалась. Тень снова пришла в движение.

Здесь Дженис была почти беззащитна. С горы она уже сошла и вступила на холмистый пригорок. Неужели волки бродят так низко?

Если это был волк, то волк раненый. Серая тень, сгорбившись, припала к земле и снова попыталась подняться. У Дженис пересохло в горле. Человек?!

Если это Стивен или его дружок, надо оставить их умирать. Дженис хотела, чтобы они умерли. Но они могли сказать ей, где искать Бетси. Она должна знать. Дженис подошла ближе, держа ружье на изготовку — так, как ее учили. Тень почти укрепилась на ногах, но зашаталась и, глухо застонав, снова упала. Дженис опустила дробовик, чувствуя, как земля уходит из-под ног вместе со всеми ее надеждами. Это стонал Питер!

Она побежала к нему, путаясь в мокрых юбках и увязая в снегу. В сапожках хлюпала вода, легкие обжигал ледяной ветер. Питер снова тяжело встал на ноги, но подбежавшая Дженис поскользнулась, схватилась за него, и оба повалились в снег. Она обвила его руками, отчаянно борясь с подступавшими рыданиями.

— Боже мой, Дженни! — Питер обнял ее и крепче прижал к себе, снова и снова повторяя ее имя, как будто она была сном.

— Что случилось? Где твой конь? Где Бетси?

Гоня прочь страх, Дженис высвободилась из его рук, с трудом поднялась на ноги и помогла встать Питеру. Они оба промокли до нитки и замерзнут здесь, на склоне, если не будут двигаться.

— Они стреляли в меня, но ранили коня, в ногу.

Оперевшись на ее плечо, Питер пытался удержаться на ногах. Дженис с ужасом слушала, как он кашляет. Она знала, что от такого хриплого легочного кашля можно умереть.

— Конь встал на дыбы, и я вылетел из седла. Прости, Дженни, я просто не смог удержаться. А стрелять в ответ не рискнул. Нам надо скорее в тепло. Какого черта ты здесь делаешь?

Повинуясь инстинкту, она потянулась к своему мешку с продуктами, кое-как отломила онемевшими пальцами кусок сыра и протянула Питеру, но, похоже, еда его сейчас не интересовала. Дженис видела, что у Питера снова жар. А он как одержимый помчался спасать ее дочь. Сердце Дженис разрывалось от безмолвных рыданий над безумной жестокостью судьбы.

Но она взяла себя в руки, заставила Питера съесть сыр и повела его вниз. Он тяжело опирался на плечо жены, и она устала. Когда она споткнулась, он подхватил ее. И все же рядом с мужем она чувствовала себя увереннее: уже не пугали грозная тень высокой горы впереди или медленно сгущавшаяся тьма. Теперь, рядом с любимым, ей не страшно было и умереть.

Но нет, она не может умереть! Она не могла оставить Бетси сиротой. Дженис должна выжить! И вряд ли ей удалось бы это без Питера. Его жуткий кашель не давал оторваться от реальности; его обнимавшая рука не давала сердцу замерзнуть от леденящего страха за дочь, его заверения в том, что они на верной дороге и скоро придут, придавали силы идти. Она полностью доверилась мужу — шла, куда он вел, слушала, что он говорил, чувствуя только горячую тяжесть его руки на своих плечах.

— Свет! Вон там, впереди! Дженни, мы пришли! — Питер сжал ее плечи. — Без тебя я бы не дошел.

«И я без тебя не дошла бы», — подумала Дженис, но сказать не могла — больно было даже дышать. Ноги отяжелели, точно налились свинцом. Вокруг была такая непроглядная тьма, что она бы проплутала целую вечность. Она даже сейчас не видела света, который заметил Питер.

Наконец и Дженис разглядела силуэт лачужки. В ней не было света, но Дженис готова была остановиться прямо здесь, только бы укрыться от этого бесконечного завывания ветра и жуткого холода.

— Тебе нужен огонь, Дженис. Ты должна согреться. И потом, люди могут рассказать нам что-то про Бетси. Ее должны были видеть здесь.

Его слова, звучавшие над самым ухом, согрели и дали сил сделать еще несколько шагов. Питер уже совсем задыхался от кашля, но продолжал тащить Дженис, толкая ее вперед. Окна универсального магазина светились манящим теплом. Питер поднялся на крыльцо и громко постучал. Они буквально ввалились через порог, когда дверь наконец открылась.

— О Боже! Что вы делаете на улице в такую ночь? — В голосе всегда невозмутимого Генри послышалось беспокойство.

— Я Маллони, — успел выдохнуть Питер в промежутке между кашлем, шатаясь на ногах. — Моя жена Дженис. Меня сбросил конь.

Дженис не помнила, как добралась до задней комнаты и оказалась у долгожданного огня. Разум ее онемел точно так же, как и все тело. Дженис не знала, сколько времени провела в этом состоянии полного оцепенения, но постепенно жизнь возвращалась к ней. Сквозь потрескивание дров в камине до ее сознания долетели голоса говоривших рядом людей и хриплый кашель Питера.

— Дилижанс ушел в полдень, — сказал кто-то.

Дженис заставила себя сосредоточиться на этом голосе. Глэдис! Она вспомнила толстую ворчливую тетку-попутчицу.

Потом послышались низкие перекаты мужского голоса. Слов она не могла разобрать, но сами звуки приятными волнами растекались по телу. Питер! Закрыв глаза, она поплыла по этим волнам. Питер… По всему телу разлилось блаженное тепло. Питер найдет Бетси. Непременно! Дженис не знала, откуда в ней была эта глупая уверенность. Питер болен, без коня и без денег, но она уже ни о чем не тревожилась, словно растворилась в тепле и звуках любимого голоса.

Она не заметила, как Генри и Глэдис вышли из комнаты, почувствовав лишь, как уверенные пальцы расстегнули ее платье, стащили с нее мокрую холодную одежду, вложили ей в руки горячую кружку, которую она с трудом поднесла к губам, и медленно начала пить. Дженис узнала вкус виски. Она терпеть не могла виски, но все равно пила, потому что оно было теплое. «Встань, Дженни, я сниму с тебя юбки», — услышала Дженис родной голос.

На плечах каким-то волшебным образом уже появилось одеяло.

Дженис не могла припомнить, когда в последний раз кто-то о ней заботился. Она послушно встала, и мокрые грязные юбки упали на пол. Голые ноги тут же были обмотаны стеганым одеялом — теплым, нагретым у огня. Дженис облегченно вздохнула.

— Дай я посмотрю твои ноги, Дженни.

Она покорно вытянула ноги в кожаных полусапожках. Питер завозился с мокрыми шнурками и в конце концов просто отрезал их. Дженис почти не чувствовала ног, когда он стягивал с них упавшие чулки. Прихлебывая виски, она с любопытством смотрела на свои посиневшие пальцы.

Сильные уверенные руки принялись растирать их, и Дженис, ощутив болезненное покалывание, попыталась выдернуть ногу, но Питер держал крепко.

— Думаю, все будет в порядке. Хорошо хоть, ты догадалась надеть теплые чулки. Какого черта тебя понесло за мной, ты что, с ума сошла?

Она не могла понять, сердится муж или нет. Да это было и не важно. Ей хотелось только одного — спать. Откинув с глаз волосы, она попыталась собраться с мыслями, но заметила, что Питер по-прежнему в мокрой одежде.

— Сними это, — пробормотала она, качнувшись на табуретке.

— Слушаюсь, мэм, — согласился Питер без всякой иронии.

Потуже завернувшись в одеяла, Дженис смотрела, как он разделся догола и обтерся насухо другим одеялом. Хоть он и похудел, но не утратил своей мужской привлекательности. Издав легкий вздох удивления, она закрыла глаза и чуть не свалилась в огонь — Питер успел подхватить.

— Добрые хозяева разрешили нам переночевать у камина. На полу не очень удобно спать, зато нам будет тепло. Дженни, дай я тебя обниму!

Она не стала возражать и тихо прижалась к его обнаженному телу. Питер сделал из одеял постель, и они легли. Было так приятно прижиматься к его теплому боку, ощущать его рядом! Вот когда Дженис впервые по-настоящему почувствовала себя замужем, поняла, что значит быть частью другого человека. Какое это было приятное чувство!

Вскоре она забылась сном, а Питер лежал рядом, стараясь не разбудить ее своим кашлем.

Дилижанс ушел в полдень, на нем похитители увезли Бетси. Следующий отправится, когда расчистят дороги. Когда это будет — через неделю или только весной?

И как он скажет жене, что Бетси пропала?

Глава 34

— Что она делает? — Стивен кивнул на девочку, которая рылась в холодном пепле, оставшемся после ночного огня.

В этой убогой гостинице никто с утра не затопит погасший камин.

— Я разрешил ей поискать угольную палочку, она обрадовалась. Пусть себе роется! — отозвался Бобби Фэарвезер, потягивая пиво, не притронувшись к жирному бекону, который принесли на завтрак.

Несколько минут спустя девочка уже радостно устроилась за столом у окна и что-то рисовала на обратной стороне старого объявления о розыске преступников. Каким-то образом ей все же удалось расчесать свои спутанные кудряшки, и теперь, не без изящества примостившись на краю разбитого стула, она была похожа скорее на маленькую фею, чем на земное, человеческое создание. Стивен нахмурился и беспокойно взглянул в окно. Он понимал, что Дженис не может их преследовать, но его не покидало такое чувство, что вот-вот разразится гром небесный и казнит его.

Отбросив прочь эти идиотские мысли, он спросил время у неряшливой женщины, которая пришла убрать тарелки. Скоро поезд. Стивен взял свои седельные сумки и подошел к дочери:

— Пойдем, малышка, пора!

Он заглянул в листок. На вид девочка была еще мала, чтобы писать, но кто ее знает? Нет, волноваться не стоит, это всего лишь рисунок, мужское лицо. Услышав его слова, Бетси улыбнулась, росчерком подписала свое имя, дату и протянула лист женщине, которая подошла к ней за стаканом невыпитого молока.

— Не очень хорошо получилось, но я подумала, может, вам понравится, — смущенно прошептала она официантке.

Женщина что-то буркнула себе под нос, недобро глянула на мужчину, который не дал ей на чай, и сунула листок в карман фартука. Бетси проводила свой рисунок грустным взглядом и послушно пошла за мужчиной, который уводил ее от дома и от семьи. Девочка не поверила в то, что он ее отец. Конечно, он врет. Бетси была больше уверена в своем заботливом зяте, нежели в этом грубияне с крепкими кулаками, который командовал ею, точно у нее своей головы не было на плечах.

Пока они на вокзале ждали поезда, Бетси рисовала своей угольной палочкой на расписании поездов. Стивена, похоже, не волновало то, что она портит общественное имущество. Внимательно вглядевшись в лицо своего попутчика, Бетси закончила рисунок.

— Мой конь так и не объявился. Наверное, вернулся в гору. — Питер надеялся, что в конюшне осталось достаточно корма. Жеребец был чертовски хорош, жаль, если пропадет. — Я возьму фургон.

Дженис начала собирать вещи.

— Нам надо купить еще еды. На дорогу в дилижансе ушло почти два дня. — Она достала из кармана один кусок камня. — Как ты думаешь, Генри возьмет это вместо денег?

Питер потрясенно покачал головой. Жена не переставала удивлять его!

— Теперь понятно, почему вчера ночью эти юбки показались мне свинцовыми. А я-то думал, что они просто намокли и замерзли. Выходит, ты всю дорогу тащила с собой эти булыжники?

Дженис посмотрела на камень в своей руке, затем снова на Питера.

— Но это же золото, да? Много унести я не могла, но подумала, что…

Он взял камень и взвесил его на ладони.

— Оно необработанное, но Генри, наверное, возьмет и такое. Таунсенд говорит, что это золото очень плохого качества, но оно все же лучше, чем долговая расписка.

Дженис потянулась за своей шерстяной накидкой, но Питер перехватил ее руку:

— Ты останешься здесь.

— Нет, не останусь! Только попробуй уехать без меня, и я застрелю тебя!

Питер нахмурился. Его еще лихорадило, а кашель не стал легче после ночи, проведенной на холодном полу. Он чувствовал себя отвратительно и понимал, что будет гораздо лучше, если Дженис скрасит ему это одинокое путешествие. Вчера она спасла ему жизнь. Но ее шансы выжить могут упасть так низко, что он просто не имеет права рисковать. Нет, Дженис останется здесь, в безопасности.

Он купил продукты, несколько теплых одеял, договорился насчет фургона и лошади и вышел на улицу посмотреть, как погода. Дженис уже сидела в фургоне и следила за тем, как грузили покупки.

Питер взглянул на свою хрупкую жену. Ему приходилось прилагать немало усилий, чтобы, обнимая, не сделать Дженис больно. Но сейчас перед ним восседала воинственная валькирия. Казалось, что она вот-вот гневно вскинет руку и выпустит из пальцев громы и молнии. И Питер понял: или он возьмет жену с собой, или придется связать ее по рукам и ногам.

— Что ты делаешь, Дженис? — спросил он, хотя чертовски хорошо знал, что Дженис делает, — не знал лишь, как отговорить ее от этого.

— Я еду искать Бетси. Она моя сестра.

Дженис не повысила голоса, но годы учительства в школе не прошли даром — уверенно-повелительный тон исключал всякие споры.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, — заявил он с угрозой, проверяя постромки на лошади.

Питер спиной почувствовал гнев Дженис. Он не хотел обижать ее, понимая, что жене и без того не сладко, но он отправляется искать Бетси и должен знать все от начала до конца. Мужчина не станет забираться в гору для того, чтобы просто так, безо всякой причины, похитить десятилетнюю девочку.

Очевидно, Дженис приняла его угрозу как сделку: информация в обмен на право ехать с ним.

Кобыла была старой, но еще довольно крепкой. Она мерным шагом тянула фургон по замерзшим колеям грязи и снега. С тех пор, как они помахали Генри и Глэдис и тронулись в путь, Дженис не сказала и двух слов. Он видел ее пальцы, крепко сцепленные на коленях, и знал, как близка она к истерике.

— Расскажи мне, Дженис, кто он такой и почему увез Бетси?

Она нервно передернулась. Питер хотел обнять ее, успокоить, сказать, что все будет хорошо, но это была бы явная ложь. Дженис заговорила сама:

— Его зовут Стивен Коннор. А того, кто был с ним, я не разглядела.

— По-моему, Бобби Фэарвезер.

Питер почувствовал на себе ее удивленный взгляд и обернулся. Ее лицо было белым как снег, а глаза такими же огромными и серыми, как небо.

— Бобби? С какой стати ему сюда приезжать? Эллен сказала, что он уехал из городка после того, как родился ребенок. — Дженис закусила губу, пытаясь припомнить, что еще говорила Эллен. — Да, она упоминала, что Стивен разговаривал с Бобби. Он пытался распространить о тебе грязные сплетни. Почему они вдруг оказались вместе?

— Это я и хотел спросить у тебя, — тихо отозвался Питер. — Я не знаю ни того, ни другого. Кто этот Стивен Коннор?

Дженис застыла. Наконец, когда Питер уже отчаялся дождаться ответа, она произнесла безжизненным голосом:

— Он отец Бетси.

— А ты ее мать.

Дженис кивнула, не решаясь посмотреть на него.

Вот когда Питер понял, что подозревать — это совсем не то, что знать наверняка. Итак, она все-таки носила в себе ребенка от другого мужчины. Эта истина прожгла ему душу, оставив ноющую пустоту.

— Но ты же, наверное, сама была еще ребенком.

— Мне было пятнадцать.

У него упало сердце. Пятнадцать! Всего на пять лет старше Бетси! И в таком возрасте у нее украли невинность? И в таком возрасте она носила ребенка? Питер готов был убить этого подонка. Вот только бы добраться до него!

— Мерзавец! — прорычал Питер.

— Не надо осуждать Стивена. Не он один виноват.

— Тебе было только пятнадцать! Кто же еще виноват, как не он, черт возьми? А сколько было ему?

— Двадцать. — Дженис обхватила себя руками и уставилась на дорогу невидящим взором. — Но он думал, что я старше. Я… я рано созрела. К тому же я была старшей в семье, и… и мне приходилось вести себя как взрослой. Я работала в привокзальном ресторане. Я наврала ему про свой возраст. Он думал, что мне восемнадцать.

Питер чувствовал, что она говорит правду. Вряд ли у Дженис вообще была когда-то возможность побыть ребенком. Сейчас она стала красивой женщиной, а в юности, наверное, была потрясающе хорошенькой девушкой. Если бы Питер встретил ее тогда, то наверняка влюбился бы по уши. Криво усмехнувшись, он сказал:

— У мерзавца хороший вкус. Хотел бы я знать тебя тогда.

— Чтобы сделать со мной то же самое? Ну спасибо!

Питер вздохнул:

— Будь ко мне хоть немного справедлива, Дженни! Я бы женился на тебе, а не бросил одну с ребенком. Что произошло?

Она пожала плечами:

— Была только одна ночь. В тот вечер мне надо было работать, а родители ушли в гости к друзьям, велев мне сразу идти домой. Но я провела эту ночь со Стивеном. Мы были влюблены, во всяком случае, так я думала. — Она помолчала. — Мне не понравилось то, что он делал со мной. Это было не так… — Она вспыхнула и сцепила руки.

Питер накрыл их своей ладонью.

Он был всего лишь мальчишкой, а мальчики мало знают о таких вещах. Они даже не понимают, что женщины тоже должны что-то чувствовать. Только мужчины бывают подонками.

Питер вспомнил свою первую близость с ней. Он тоже вел себя тогда как последний подонок.

Дженис сжала его руку:

— Сейчас я знаю гораздо больше, чем тогда. Но то, что он сделал, годами держало меня в страхе. В ту ночь мы поссорились, и он не появлялся несколько недель. Он пришел, когда твой отец уволил всех железнодорожников и оставил его без работы. Стивен сказал, что уезжает из города искать работу.

— Мой отец? — Питер попытался восстановить события десятилетней давности.

В том возрасте он не пользовался большим доверием у отца, как, впрочем, и всегда. Они постоянно спорили по вопросам бизнеса. Ситуацию на железной дороге Питер не помнил и сказал, покачав головой:

— Мне известно только, что несколько лет назад отец решил продать большую часть своих акций на железную дорогу.

— Все верно. Очень долго я ненавидела всю вашу семейку. Теперь-то я вижу, что это было глупо.

— У тебя было право нас ненавидеть. Мы беззаботно жили на деньги, которые мой отец вытягивал из бедных людей, таких, как ты. И лишь в двадцать пять лет я задал себе вопрос о том, откуда берутся эти деньги.

— Но ты не имеешь никакого отношения к отъезду Стивена. Он связался с группой организаторов профсоюза. У них начались неприятности, и ему пришлось покинуть город. Он мог найти себе работу и вызвать меня к себе, но не сделал этого. С тех пор я больше о нем не слышала.

— До вчерашнего дня? — спросил Питер с недоверием.

Она уставилась на свои руки.

— Не совсем. Это случилось несколько недель назад. Эллен сказала, что он спрашивал обо мне в Мине-рал-Спрингс, но я подумала, что это какая-то случайность. Хотя на всякий случай предупредила Тайлера, чтобы он не говорил ему, где я. Я не хотела, чтобы он узнал про Бетси. Девочка действительно думает, что сестра мне. Я не могу испортить ей жизнь, сказав, что она незаконнорожденная, а я падшая женщина.

Питер дернул вожжи, остановив лошадь, схватил Дженис за плечи и взглянул в ее застывшее лицо:

— Не смей больше так себя называть! Ты совершенно замечательная женщина, женщина, которая умеет бороться с невзгодами и побеждать. На двадцать женщин не найдется ни одной, которая могла бы сделать то, что сделала ты. Черт возьми, да я горжусь тобой, и Бетси тоже! И всегда будем гордиться, что бы кто ни говорил. Ты была ребенком, но вырастила ее лучше, чем иная взрослая мать. Бетси знает, что ты ее любишь, а остальное не имеет значения.

Он крепко прижал Дженис к своей груди. Когда она обхватила руками его спину, Питер почувствовал, как она беззвучно всхлипывает, и не знал, как ее успокоить. Он поцеловал ее в ушко, опустил шаль и поцеловал в шею. Всхлипы стали затихать, и она положила голову ему на плечо.

— Я не хотела, чтобы ты меня ненавидел.

Питер погладил ее по волосам и еще крепче прижал к себе. К этому он привык с детства — бороться с волевыми женщинами и любить слабых и ранимых. Правда, теперь он понял, что сможет, наверное, полюбить и волевую. И, улыбнувшись, сказал:

— Вот чего-чего, а ненависти в моей душе сейчас меньше всего. Когда я впервые тебя увидел, то подумал, что мы с тобой ровесники. Я так хотел тебя, что мечтал о тебе по ночам. Я думал, что ты опытная женщина, и меня нисколько не смущало, что у тебя были любовники. Наоборот, я даже радовался, потому что это повышало мои шансы. Но после первой ночи я понял, что ошибался, и страшно испугался ответственности. Я не знал, смогу ли научить тебя наслаждаться вместе.

Дженис уткнулась ему в грудь и приглушенно усмехнулась:

— Ты мог бы меня соблазнить… Ты самое лучшее, что когда-либо со мной случалось. Спасибо.

Питер тронул поводья. Он не привык смущаться и просто не знал, что сказать. Эта женщина заставляла его переживать такие чувства, на которые он считал себя не способным. Они оба были взволнованны и смущены. Питер попытался вернуться к реальности:

— Почему Стивен поехал сюда за тобой?

— Не знаю. Он объявился несколько недель назад и пытался разговаривать со мной так, будто мы расстались вчера, а не десять лет назад. Он узнал, что Бетси его дочь. В том городке, где мы раньше жили, все знают об этом. Наверное, он заезжал туда и расспрашивал обо мне. Мне просто не понятно, почему он вдруг решил меня разыскать.

Питер нахмурился, услышав о том, как разговаривал с ней Стивен. Как будто они расстались вчера. Он мог представить себе те сладкие слова, которые говорят друг другу влюбленные.

— Он прикасался к тебе?

— Я не пустила его в дом. Сказала, что если он не уйдет, то застрелю его.

Питер приподнял бровь:

— Застрелишь? У тебя что, было оружие?

— Мистер Мартин оставил мне дробовик.

— Мистер Мартин?

Дженис живо взглянула на него:

— Да, мистер Мартин. Ну, ты знаешь, из городка. Он помог мне найти твой дом. Привозил нам пару раз продукты и был очень добр к нам. Я подумала, что это твой друг.

— Я не знаю никакого Мартина. Как он выглядел?

Дженис удивленно округлила глаза, потом сузила их, пытаясь вспомнить.

— Высокий, наверное, даже выше тебя, но немного сутулый. С сединой. Поэтому я решила, что он уже в возрасте. Он всегда надвигал шляпу на глаза, так что я не очень много увидела. Ходит с револьвером и винтовкой и носит страшно потрепанный кожаный жилет, по-моему, даже хуже, чем у Джэсона. Однажды я спросила его, бывал ли он в Натчезе. Могу поклясться, это тот самый мужчина, с которым я разговаривала на бегах. Но он так мне и не ответил.

— И он называл себя Мартином? — мрачно спросил Питер.

— Он никак себя не называл. Один человек в городке назвал его Мартином.

— Черт бы побрал этого неугомонного Дэниела! — проворчал Питер, стегнув вожжами.

Дженис удивленно взглянула на него, но ничего не сказала. Питер угрюмо встретил ее взгляд:

— Ну конечно, это Дэниел, у меня нет на этот счет ни малейших сомнений! У него же дыра вместо мозгов! Он послал Пикоса Мартина следить за нами.

Дженис потрясенно уставилась на него. Пикос Мартин был вымышленным героем книг Дэниела. Нет, муж, наверное, сошел с ума.

Глава 35

Но у Дженис не было времени поразмышлять, кто более безумен — ее муж или известный шляпник из сказочной страны. Впереди с дороги послышался скрип колес фургона и топот копыт. Эти звуки вернули ее к действительности.

Питер уложил винтовку на колени и направил лошадь к широкой обочине. Дженис крепко сжала в руках свой дробовик. О том, чтобы скрыться, не могло быть и речи: всадники за поворотом скакали гораздо быстрее.

Из-за деревьев выскочила первая лошадь, и Дженис охнула. Мануэль! Но это же просто невероятно! Что он здесь делает? Через секунду все стало ясно: долговязую фигуру Дэниела Маллони нельзя было не узнать даже после пяти лет разлуки.

А когда из-за поворота выкатил фургон, Питер затравленно застонал. Отложив в сторону винтовку, он смотрел, как Тайлер лихо правит четверкой пристяжных, а Эви сидит с ним рядом в крытой повозке. Питер нисколько не удивился бы, увидев с ними и Джорджи. Но надо отдать должное жене Дэниела — она проявила благоразумие и осталась дома с малышом, который, несомненно, уже появился на свет, иначе Дэниела не было бы здесь.

Завидев их фургон, Мануэль с Дэниелом осадили своих коней и радостно закричали. Дэниел спрыгнул с седла и стащил растерявшуюся от неожиданности Дженис с сиденья, закружил ее в объятиях и расцеловал в обе щеки, потом усадил на место и с усмешкой взглянул в сердитое лицо младшего брата:

— Чертовски рад видеть твою противную рожу, Алоизис! — Дэниел хмыкнул, заметив, как совсем скис его братец, услышав свое ненавистное второе имя. — Как только я узнал, что ты исчез, бросив на произвол судьбы свою молодую жену, то решил, что должен найти тебя и задушить.

Питер переводил хмурый взгляд с Дэниела на Мануэля и с Мануэля на Тайлера. Понятно: Дженис встревожила своим сообщением Кармен, которая незамедлительно передала его брату Мануэлю, а тот рассказал своей кузине Эви. Ну а болтушка Эви не преминула поставить в известность Тайлера и Дэниела. В этой семье ни у кого друг от друга нет секретов.

— Очень хотел бы выразить тебе признательность за заботу, но, к сожалению, не имею на это времени. Вы сейчас из Гэйджа?

Тайлер уже вышел из фургона и стоял вместе с Дэниелом и Мануэлем. Все трое удивленно смотрели на Питера. Дженис села к нему ближе. Ее лицо было бледным и угрюмым, ни намека на радость, которую они ожидали увидеть.

— Мы приехали на дневном поезде, переночевали на вокзале, — ответил за всех Дэниел. — Что случилось?

Только сейчас он заметил болезненные тени на лице своего брата.

— Бетси похищена. Не знаю, помнишь ли ты ее. Вы не видели случайно там на вокзале маленькую девочку? — быстро проговорила Дженис.

Дэниел был ее другом в те времена, когда она больше всего нуждалась в поддержке. Он всегда по-доброму относился к Бетси, но с тех пор прошло уже пять лет.

Тайлер уже бежал назад к своему фургону. Эви держала вожжи, выводя лошадей на обочину, чтобы развернуться. Мануэль выругался и снова запрыгнул в седло. Только Дэниел не двинулся с места, с беспокойством глядя на измученных Питера и Дженис.

— Мы бы все узнали Бетси, если б ее увидели. Думаю, вам надо рассказать мне все, пока мы будем ехать. — Дэниел привязал своего коня к задку фургона и, не дожидаясь приглашения, запрыгнул в повозку и взял в руки вожжи. — Ты чертовски плохо выглядишь, — обратился он к брату. — Побереги дыхание для разговора, а я поведу фургон.

Дженис оказалась между братьями и быстро перехватила руку Питера, когда тот хотел завладеть поводьями. Дэниел был прав. Питер в дороге стал кашлять еще сильнее. Ему надо было лежать на заднем сиденье повозки, а не править лошадью. Дженис не смела настаивать на том, чтобы он лег, зато могла удержать от глупого спора. Она прильнула к плечу мужа, и он обнял ее.

Рассказ занял много времени, ибо начать пришлось с того, почему Питер так надолго пропал. Мануэль служил связным между двумя фургонами, донося обрывки рассказа до Эви и Тайлера и возвращаясь за продолжением.

Когда он в очередной раз поскакал к фургону Тайлера, Питер наконец ответил Дэниелу на его невысказанный вопрос:

— Таунсенд сказал, что найденного золота хватит, чтобы вернуть долг Тайлеру. Гора наша. Мы в любое время сможем вернуться туда и попробовать копнуть глубже. Но сейчас я хочу отвезти Дженис и Бетси домой.

Дженис резко отдернула от него руку и села прямо, но спорить не стала, просто стиснула зубы и уставилась на дорогу. Сейчас главное — найти Бетси, а уж потом можно обсуждать, куда и когда им ехать. Дэниел внимательно посмотрел на них, но Мануэль уже возвращался, поэтому просто ответил:

— Ты же знаешь, мы всегда будем рады твоему возвращению. Мама постоянно спрашивает о тебе, еще и поэтому я здесь.

Питер насмешливо поднял бровь:

— Разве твой дружок Мартин не сказал тебе, где я?

Дэниел смущенно затеребил вожжи, и Дженис показалось, что он даже покраснел.

— Мартин не из тех, кто любит писать письма. Он сам себе хозяин — делает что хочет. Вот уже несколько недель я ничего от него не слышал. Ты видел его?

— Нет, а Дженис видела. А я даже понятия не имел о том, что он здесь. Малый отлично работает! И сколько уже он за мной шпионит?

— Ну зачем сразу «шпионит»? Просто я долго не слышал о тебе и попросил его приглядеть за тобой. — Дэниел обернулся к Дженис, которая потрясенно слушала их разговор, и подмигнул: — Последнее, что сообщил мне Пикос, так это какой у моего брата прекрасный вкус. Должно быть, он решил, что приглядывать за тобой важнее, чем за Питером. Или интереснее.

Дженис пропустила мимо ушей этот скрытый комплимент и спросила:

— Ты в самом деле хочешь сказать, что это был Пикос Мартин?

— Это все равно что сказать, что я общался с Санта-Клаусом, верно? Но бульварные романы очень часто пишутся про реальных людей. Ты же слышала про Буффало Билла, Дикого Билла Хикока и Анни Оукли? Все они настоящие, а не вымышленные персонажи. Так почему же Пикос не может быть настоящим?

— Да, но я не уверена, что и другие настоящие, — пробормотала она. — В жизни не бывает того, о чем пишут в этих романах.

— Ну, это уже другой вопрос. Подвиги Мартина я придумал для своих книжек. Время от времени он критикует меня за это. Например, ему не нравится, когда я описываю его любовные похождения. Сам-то он не большой охотник до женского пола. Но мне кажется, ему уже начинает нравиться скандальная слава. Сомневаюсь, что у Мартина есть настоящие друзья, но иногда он охотно мне помогает.

Зарычав, Питер привлек Дженис к себе, подальше от своего братца.

— Я не в восторге от того, что какой-то беглый преступник околачивается возле моей жены. Советую тебе сменить ему задание.

— Хорошо, я брошу записку в его почтовый бокс, но не ручаюсь, что Мартин прочтет ее в ближайшее время. Я удивляюсь, почему он не поднялся за тобой на гору или не погнался за похитителями Бетси. Это больше в его духе, чем ухаживать за дамами. — Дэниел озабоченно взглянул на Дженис. — Кому понадобилось похищать Бетси? Они что, узнали про золото?

Питер не упомянул о том, какие отношения у жены с похитителями. Дженис опустила глаза, предоставив ему самому объяснить ситуацию так, как он сочтет нужным.

— Мне кажется, один из них — ковбой из Минерал-Спрингс, с которым я повздорил. Его зовут Бобби Фэарвезер. Помнишь те пожары, о которых я тебе рассказывал? — спросил Питер.

Дэниел кивнул:

— Конечно. Ты думал, что они были подстроены, но в поджоге обвинили тебя.

— Я почти уверен в том, что первый пожар был подстроен. Я поспрашивал у людей, и имя Бобби слишком часто всплывало в разговорах. — Питер пренебрег удивленным взглядом Дженис. — Это злобный тип, готовый мстить каждому по самому ничтожному поводу. Пару раз его дружки слышали, как он враждебно высказывался о Дженис. — Питер взглянул на нее с кривой усмешкой. — Знаешь, ты была не слишком любезна с этим малым.

— Он мерзкий пропойца, дебошир и бездельник, — спокойно объяснила Дженис.

Дэниел только хмыкнул, а его брат в недоумении задал риторический вопрос:

— И ты, разумеется, сказала ему об этом в лицо?

— Я никогда не обсуждаю людей за их спинами, — холодно заявила Дженис, сцепив руки на коленях.

Да, она часто спорила с Бобби, пытаясь его образумить, но и подумать не могла, что он попытается свести с ней за это счеты.

— Весьма благородно с твоей стороны, но Бобби обиделся. И потом, всегда есть люди, считающие, что женщина не имеет права учить их отпрысков, и так далее, и тому подобное. К тому же большую часть времени он бывал пьян и, наверное, ему просто нравится поджигать.

Мануэль вмешался в их разговор:

— Однажды я поймал Бобби, когда он пытался поджечь прерию. Этот парень с приветом. Я просил Джэсона приглядывать за ним, но Бобби ловко умеет прикидываться невинной овечкой.

Питер кивнул:

— У меня нет никаких доказательств того, что это он устроил оба пожара. Его ни разу не застали на месте преступления. Видели только после, как он помогал тушить огонь. Но говорили, что он крупно поссорился с бутлегером, который сгорел в лачуге. В ту ночь он был там, играл в карты. Но после первого пожара я задавал слишком много вопросов, Бобби узнал об этом, и мы поругались. Он мог устроить второй пожар только для того, чтобы свести со мной счеты, отлично зная, кого арестует шериф.

— И теперь он приехал сюда вместе со Стивеном. Что это значит? — Дженис заломила руки от гнева и боли.

Она никогда не любила Бобби Фэарвезера, а сейчас готова была убить его.

— Наверное, только то, что рыбак рыбака видит издалека. Стивен спрашивал про нас, Бобби повторил ему какие-то злобные сплетни, и мысли у них заработали в одном направлении. Вот они и приехали сюда, чтобы осуществить свой план.

— Но почему? — воскликнула Дженис.

Питер посмотрел на Дэниела, потом перевел взгляд на дорогу.

— Я подозреваю, что Стивен знает, кто я, — только и ответил он.

Больше слов ему не потребовалось. Дэниел понимающе посмотрел на брата:

— Он из Огайо?

Дженис кивнула:

— Но не из Катлервиля.

— Это не важно. «Маллони энтерпрайзес» известна и за пределами Катлервиля. — Дэниел скривился, как от боли. — И похоже, я сам известил их о вашей свадьбе, объявив о ней во всех газетах.

Последний кусочек мозаики-головоломки встал на свое место. Так вот почему Стивен начал искать ее только сейчас: он узнал, что она вышла замуж за богатого человека! Дженис закрыла глаза, стараясь не думать об этом. Она вышла за Питера ради его денег, и теперь совершенно справедливо была за это наказана! Нельзя, нельзя было делать этого!

— Мы найдем их, Дженни! Теперь нас много, эти подонки не уйдут от нас. — И Питер снова взял ее руки в свои.

Она твердила это себе снова и снова, пока фургон катился под гору, направляясь к Гэйджу. Она пыталась убедить себя в том, что Стивену нужна была только его дочь, что он не знал, где искать ее, пока не увидел объявления о свадьбе. Ей хотелось верить, что все будет хорошо и никто не обидит Бетси, но Дженис слишком много повидала на своем веку, чтобы поверить в это. Может, Стивен и не причинит Бетси вреда нарочно, но и не сумеет оказать помощь такому слабому, болезненному ребенку. Пока они не догонят его, с Бетси может случиться все, что угодно.

— Ну а теперь что она делает, черт возьми? — раздраженно спросил Стивен, когда поезд подходил к очередной станции.

Бобби устал смотреть за ребенком и задремал на своем сиденье. Открыв один глаз, он увидел, как Бетси подала проводнику сложенный листок бумаги. Стивен выхватил его у мужчины, и Бобби, пожав плечами, снова закрыл глаза, удивляясь, зачем только его побеспокоили.

Проводник нахмурился и подозрительно взглянул на Стивена, который, не обращая на него внимания, развернул бумагу. Ну так и есть — еще один из ее бесконечных рисунков! Но на всякий случай надо было проверить. Если она умеет писать свое имя, то может написать и записку с просьбой о помощи. Стивен сложил листок и, пожимая плечами, протянул его проводнику:

— Дети! Никогда не знаешь, что они вытворят!

Мужчина все еще выглядел не слишком приветливо, но, взглянув на рисунок, улыбнулся:

— Она сказала, что нарисует мне картину, если я дам ей свой карандаш. Честный обмен!

Погладив Бетси по голове, он ушел.

Девочка сидела, как ангелок, сложив руки на коленях и невинно улыбаясь. Стивен хорошо себя помнил в детстве: эта девчонка явно что-то замыслила.

Паровоз запыхтел, и поезд остановился. Схватив Бетси за руку, Стивен стащил ее с сиденья и устремился к двери. Ему совсем не хотелось, чтобы кто-то нашел их раньше, чем он получит желаемое. Маллони — его должники, так что пусть теперь платят!

Сонный Бобби встал и, пошатываясь, поплелся за ними, возмущаясь на ходу:

— Я думал, мы едем в Сан-Антонио. Что ты делаешь, черт бы тебя побрал?

— Заметаю следы, — коротко бросил Стивен, чуть ли не волоком тащущий девочку через перрон.

— Но ты, кажется, сказал, что за нами не будет погони. — Бобби хлебнул из фляжки и испуганно подумал, что дело принимает дурной оборот: при мысли о том, что Питер Маллони гонится за ним с ружьем наперевес, Бобби стало не по себе. — Ты, кажется, сказал, что там никого не было, кроме женщины, а она не умеет ездить верхом.

— Она каким-то образом поднялась туда, в гору, значит, может и спуститься. Надо предвидеть все. — Стивен подошел к крыльцу полуразвалившейся гостиницы на другой стороне улицы, тряхнул Бетси за руку, и она посмотрела на него снизу вверх невинным взглядом, который начинал выводить его из себя. — Ни слова, поняла? Если я услышу, что ты говоришь с посторонними, я так тебя отхлестаю по щекам, что в ушах будет звенеть. Ясно?

Бетси никогда в жизни никто даже не шлепал. Она продолжала смотреть на Стивена как на пришельца с другой планеты. Недовольно глянув на девочку, он втолкнул ее в вестибюль гостиницы.

Как только все трое поднялись наверх и за ними закрылась дверь номера, Стивен извлек из кармана его жалкое содержимое и протянул Бобби банкноту.

— Купи одежду для мальчика на ее размер, — приказал он. — И не смей тратить на виски, а не то я разобью бутылку о твою голову! Если хочешь получить свою долю, кончай валять дурака и берись за дело!

Бобби взглянул на купюру, потом на девочку. Даже на его полупьяный взгляд Бетси была совершенно не похожа на мальчика. Он уже серьезно сомневался в успехе их затеи и не прочь был вернуться домой. Эллен, конечно, иногда достает его, но она хотя бы не орет и не командует без конца, как этот ублюдок. К тому же у нее уютно, тепло и сыто. Это не то что мотаться по поездам и дешевым гостиницам. А если этот придурок думает, что сможет, переодев, спрятать девочку, то у него явно не все дома.

— Она совсем не похожа на мальчика, — рискнул высказаться Бобби.

— Ничего, сейчас будет похожа! — рявкнул Стивен, достав складной нож и раскрыв его.

Ни Бобби, ни Бетси и глазом не успели моргнуть, как Стивен схватил в кулак недавно отросшие кудряшки дочери и откромсал их.

Глава 36

На следующий день, когда фургоны подъехали к Гэйджу, у Питера опять началась горячка. Дженис сидела рядом с ним в повозке и пыталась поить его, но он все время отталкивал воду.

Эви предлагала свою помощь, но Дженис не могла уступить кому-то свою молчаливую вахту. Ее дочь украл свихнувшийся бандит, а теперь лихорадка пытается убить ее мужа. Ни в том, ни в другом случае она ничего не могла поделать, но не собиралась сдаваться. Упрямо поджав губы, она подняла Питеру голову и снова поднесла к его рту фляжку с водой.

Дэниел прибежал из самой большой гостиницы городка и залез в повозку.

— Я снял для вас номер. Давайте перенесем его отсюда.

С Тайлером и Мануэлем они донесли Питера до гостиницы и подняли наверх. Дженис шла следом.

— Миссис Маллони! — В вестибюле стоял Шерман Таунсенд и смотрел на Дженис.

Эви схватила ее за локоть и прошептала:

— Ты знаешь этого человека?

— Это напарник Питера. Он приехал сюда за врачом. — Подобрав юбки, Дженис сбежала вниз по лестнице, крикнув ему на ходу: — Вы нашли доктора?

Таунсенд покачал головой:

— Я спрашивал всех подряд. Сначала я поехал в Силвер-Сити, но их врач уехал в Сан-Франциско. Тогда я решил не мотаться в Лордсбург, а заехать сюда. Но местного доктора на прошлой неделе ранили в уличной перестрелке. Я собирался ехать в Лордсбург. Туда легче добраться, чем в Эль-Пасо. Я послал вам телеграмму. Вы получили?

Дженис покачала головой:

— Телеграфист пару дней назад уехал в гости к матери. Это нам сказал Генри. — Страх охватил Дженис, она посмотрела на этого грубого человека, который все эти месяцы был рядом с Питером. — Я сама вылечу Питера. У меня другая беда — мою девочку украли. Вы случайно не видели здесь детей, похожих на нее?

Она даже не заметила, как призналась в том, что Бетси ей не сестра. Не заметил этого и мужчина, только Эви прищурилась, но ничего не сказала.

— Украли? — Таунсенд был потрясен. — Кому, черт возьми, понадобилось красть ребенка? — Но тут по лицу его пробежала тень горькой догадки. — Кто-то услышал про золото?

Дженис покачала головой:

— Нет, не думаю. Это личное. — Тут до нее дошло, что она оставила в доме все, над чем этот человек работал в поте лица своего несколько месяцев кряду. Жестом велев ему наклониться, она прошептала: — Мешки в камине, за камнями. — Кивнув, он выпрямился, и Дженис честно добавила: — Мне пришлось немного позаимствовать, чтобы добраться сюда.

— Скажите, что я могу сделать, чтобы помочь вам найти вашу девочку?

Эви решила, что настала пора ей вмешаться, и, взяв Таунсенда под руку, повела его к лестнице:

— Пойдемте наверх. Сейчас у нас состоится военный совет. Чем больше голов, тем лучше.

Дженис никак не могла понять, как же так получалось, что никто не видел Бетси? Не сказать, чтобы в этом городишке было полно детей. Девочку должны были заметить. Что, если Стивен поехал другой дорогой? Но куда?

Как в тумане она слушала спорящих и ухаживала за Питером. В какой-то момент Мануэль сорвался с места и побежал за шерифом. Затем ушел Дэниел — к местному телеграфисту. Эви на десятках листов бумаги рисовала портреты Бетси. Питер, ненадолго очнувшись, выпил немного бульона и успел настоять на том, чтобы они разослали телеграммы на каждую железнодорожную станцию Южной тихоокеанской ветки. Расходы предстояли огромные, но даже Таунсенд не стал возражать, когда Питер велел Дженис пустить в дело все оставшееся у нее золото.

Тайлер с Дэниелом возмутились, но не могли долго спорить с больным человеком. Очень скоро Питер снова впал в забытье, и Эви выпроводила всех из комнаты. Дэниелу надо было успеть на вечерний поезд восточного направления, чтобы расклеить на станциях объявления с портретами Бетси. Таунсенд вызвался ехать на ближайшем поезде в западном направлении. Тайлер, не слишком полагаясь на старательность шерифа, пошел опрашивать жителей городка, оставив Мануэля присматривать за женщинами.

Ночь прошла тревожно. Дженис дежурила у постели Питера. Она слышала, как после полуночи вернулся Тайлер, и решила, что если бы у него были хорошие новости, то он зашел бы рассказать. Мануэль взял одеяло и спал с той стороны двери, со всей серьезностью отнесясь к своей должности охранника и связного. Дженис уговаривала его лечь на кровати, но он отказался. Субботними вечерами в городке было неспокойно.

Она ненадолго задремала и проснулась на рассвете одновременно с Питером.

— Есть новости? — были его первые слова.

— Нет.

Помолчав, Питер спросил:

— Я подвел тебя, да? Я обещал заботиться о тебе, чтобы ты никогда ни о чем больше не волновалась.

— Ты не мог это предвидеть.

Наверное, было бы легче, будь у нее возможность обвинить кого-то в случившемся. Но винить было некого. Дженис давно усвоила, что жизнь порой играет самые странные шутки, и никто не в силах их предугадать.

— Я должен был плюнуть на эту чертову гору и увезти тебя в Огайо.

— Чтобы Стивен еще быстрее нашел нас?

Питер поцеловал ее в затылок. Губы его были сухими и горячими, но Дженис задрожала и от этой сдержанной ласки.

— Очень легко научиться любить такую женщину, как ты, — пробормотал он.

— Женщину, которая вышла замуж ради денег? — недоуменно спросила она.

— Женщину, которая вышла замуж ради любви. Ты же сделала это ради Бетси, правда?

Дженис кивнула. Да, это была правда. Все, что она делала за эти десять лет, — ради Бетси.

— Мы найдем ее, — решительно заявил Питер и встал с постели, прежде чем Дженис успела возразить.

Она стала смотреть, как муж одевается. Его чистые вещи остались в седельных сумках и пропали вместе с конем. Сейчас на Питере была одежда, которую он носил не снимая уже скоро неделю. Все грязное, мятое и безнадежно заношенное, но Питер, казалось, не замечал этого. А ведь Дженис помнила времена, когда он ходил в шелковых рубашках и дорогих сюртуках. Дженис покачала головой. Перед ней стоял совсем другой человек!

Этот человек был небрит, его непослушные темные вихры спадали до плеч. Вряд ли горячка совсем отпустила Питера, но лицо его было не бледным, а темным и обветренным от долгого пребывания на воздухе. Такой мужчина никогда не впишется в интерьер богатого универсального магазина на востоке.

Вот когда Дженис поняла, что любит его. С тяжелым сердцем смотрела она, как Питер надевает кобуру. Да, она любит его, любит безоглядно и безрассудно, а он отправляется на смерть, чтобы найти ее дочь. Питер делает это ради нее, хотя и не любит ее по-настоящему, хотя знает, что Дженис вышла за него из-за денег и лгала ему про Бетси.

Она хотела сказать мужу о своей любви, но тут в дверь постучали:

— Дженис, ты не спишь? Я принесла завтрак.

Эви! Вздохнув, Дженис сбросила ноги с кровати и потянулась за платьем. Питер распахнул дверь и пригласил Эви войти. Окинув его подозрительным взглядом, она прошмыгнула мимо и поставила поднос на стол:

— Ты чертовски плохо выглядишь, Питер Маллони! И если собираешься по примеру Дэниела изображать из себя героя, то нам с Дженис придется привязать тебя ремнями к кровати.

Питер не стал терять времени на ответ: поцеловал Дженис в лоб и вышел.

Эви озабоченно взглянула на Дженис:

— И куда он пошел?

— За Бетси, — ответила она рассеянно.

У Дженис кружилась голова от своего открытия и от недосыпания. Другого объяснения этому она найти не могла.

Питер вернулся через несколько часов, почти силком ведя за собой насмерть перепуганную женщину. Все с надеждой смотрели на них.

— Покажите им рисунок, — приказал он дрожавшей от страха женщине.

Та еще больше перепугалась, увидев обступивших ее взволнованных людей, но послушно достала из кармана мятый листок.

— Она сама дала его мне, — прошептала женщина. — Я ничего плохого не сделала.

Дженис взяла листок. Дрожащими пальцами старательно разгладив складки, она разложила его на столе. Лицо на рисунке нельзя было не узнать. Подпись внизу подтверждала это. Вздохнув, она пробормотала:

— Стивен.

Тайлер схватил бумагу, внимательно рассмотрел и передал Эви:

— Да, это он. Тот самый человек, который недавно вынюхивал про Питера. — Он проницательно посмотрел на официантку: — Когда они были здесь?

Женщина уже немного успокоилась, убедившись, что ее окружают разумные люди, а не какие-то безумные дикари, как ей показалось сначала, и ответила:

— Кажется, они приехали в пятницу вечером. Девочка дала мне это вчера утром.

Дженис встревоженно перебила ее:

— Как она выглядела? С Бетси все было в порядке? С ней хорошо обращались? Она что-нибудь говорила?

— Она ваша? Очень милая. Такая спокойная. Негодяй, который был с ней, не дал мне чаевых, но девочка подарила мне этот рисунок. По-моему, прекрасная работа.

Эви ободряюще поглаживала Дженис по руке, пока мужчины продолжали задавать женщине вопросы. Но кроме того, что Стивен, очевидно, собирался уехать на утреннем поезде, больше ничего полезного не узнали.

Тайлер дал женщине несколько монет и отпустил ее с миром. Питер рылся в бумагах на столе.

— Где же это проклятое расписание поездов? — воскликнул он, разбрасывая все в разные стороны.

Эви вытянула расписание из стопки листов и подала Питеру, а сама села копировать рисунок Бетси.

— Суббота, утро. Это поезд на Эль-Пасо. Суббота — единственный день, когда они ходят дважды. Дэниел на пятнадцать часов позади него. Сегодня туда поездов нет. — Питер выругался и направился к двери.

Тайлер поймал его за руку и прижал к стене:

— Куда ты, черт побери?

— За Бетси! — Питер оттолкнул Тайлера, но перед дверью уже стояла Дженис.

— Как ты собираешься ехать? — спросила она. — Ты же сам только что сказал, что сегодня поездов нет.

— Куплю лошадь, черт возьми! Неужели ты думаешь, я буду сидеть здесь и ждать, пока мерзавец пришлет нам любовное послание?

— Дэниел едет следом за ним. Должны же они где-то пересечься. Он сразу даст нам телеграмму, — сказал Тайлер.

Он не стал встревать между мужем и женой, а просто подошел к Питеру сзади, готовый схватить его, если тот снова двинется к двери.

— Он может упустить их, может сойти не на той станции и еще неизвестно сколько прождать следующего поезда. Да мало ли что еще может случиться! Я должен сделать это сам.

Дженис со вздохом скрестила на груди руки.

— Именно этим мы с тобой и занимаемся всю жизнь, Питер, — все делаем сами. Это трудно. Разве мы не можем хотя бы раз попросить помощи? — Ей хотелось прикоснуться к его щеке, пощупать ему лоб, но она не решалась сделать это в присутствии друзей. — Ну пожалуйста, Питер!

Питер удивленно заглянул в ее испуганное лицо. Просить и умолять — это так не похоже на Дженис. Он неуверенно покачал головой:

— Но я не могу сидеть здесь. Я должен найти ее.

За спиной раздался голос Тайлера:

— Я поеду. Но кто-то должен остаться здесь и присматривать за Эви, а не то она придумает лететь на воздушном шаре или еще какую-нибудь чепуху вроде того. И кто-то должен принимать телеграммы. Телеграфист обещал перехватывать все сообщения в Бутт. Нужно, чтобы кто-то был здесь. Дэниел скоро даст о себе знать.

Питер колебался, и Дженис взяла его за руку:

— Пожалуйста, Питер! Тебе надо окрепнуть после болезни. Предоставь ездить Тайлеру и Дэниелу, а ты будешь координировать их маршруты. Мне нужно, чтоб ты был рядом, когда они ее найдут. Тогда мы поедем вместе.

В дверь снова постучали, и на пороге появился Мануэль. Увидев, что все в сборе, он возбужденно заговорил:

— Бетси уехала вчера утром на поезде до Эль-Пасо! Она нарисовала на доске объявлений портрет Фэарвезера и обвела кружком время отправления. Я послал за своим конем!

Брызжущий молодой энергией, Мануэль буквально наполнил комнату своей жаждой деятельности. Питер искоса взглянул на Дженис.

— Наверное, всем нам ехать нет смысла, — огорченно признал он.

Дженис радостно схватила его за руку:

— Конечно, ведь нам еще не известно, где они. Как только узнаем, сразу поедем все вместе. Ты нужен мне здесь, Питер. Что я буду делать, если Дэниел сообщит, что упустил их?

Питер удивленно посмотрел на жену. Он еще никогда никому не был нужен, но сейчас ясно видел по ее глазам, что Дженис действительно в нем нуждается. Его мужественная стойкая учительница безумно боялась и изо всех сил старалась не показать своего страха. Один он догадывался, как близка она к истерике. В ее взгляде сквозил такой ужас! И он был нужен ей, чтобы помочь пережить еще несколько дней.

Питер повернулся к Тайлеру и отрывисто кивнул, отсылая его ехать вместе с Мануэлем. Тайлер принадлежал к числу людей, которые действуют не думая. Питер же научился прежде все взвешенно продумывать, а уж потом действовать, поэтому выбрал то, в чем был больше силен.

К тому времени, когда Тайлер и Мануэль собрались в дорогу, у Питера уже были готовы скопированный Эви рисунок Бетси, расписание поездов, список контрольных пунктов и времени сообщений. Если в условленное время не будет вестей, он отправится за ними на ближайшем поезде. А если друзья по прибытии на место не найдут от Питера телеграммы, то поймут, что он узнал про Стивена и уехал.

План хоть и сыроват, но должен был сработать. В Эль-Пасо Стивен может пересесть на один из двух поездов, и тогда их задача усложнится. Время работало против них.

Глава 37

Питер вошел в номер и устало протянул женщинам третью за утро телеграмму:

— Это от Дэниела. Проводник поезда вспомнил, как они выходили в Эль-Пасо. После этого их никто не видел.

— Странно, почему молчит похититель? Разве он не должен требовать у нас выкуп? — спросила Эви, оторвавшись от своего бесконечного рисования.

Этот вопрос давно не давал покоя Дженис, но она боялась произнести его вслух.

— Сначала он хочет затаиться в надежном месте. — Питер угрюмо выглянул из окна гостиницы. — Было бы глупо с его стороны выбрать Эль-Пасо. Наверное, взял там билеты на любую из двух железнодорожных веток и решил затеряться где-нибудь в Техасе.

— Ну что ж, Тайлер с Мануэлем уже там, они помогут Дэниелу, — заявила Эви, собирая свои рисунки, — а Таунсенд сообщил, что возвращается вечерним поездом. Я предлагаю оставить его здесь для пересылки телеграмм. В Эль-Пасо тебе не помешают лишние руки. Дженис уже начала собирать сумки. Они встретили Таунсенда на вокзале, объявили ему о новых обязанностях связного и уехали на восток.

Всем подряд они показывали портреты Бетси и ее похитителей. Торговец вспомнил, что где-то их видел, но забыл где. Мальчишка, разносчик газет, отчетливо помнил Бетси, но «дядя», который ехал вместе с девочкой, не разрешил ему говорить с ней. Проводник, сдвинув брови, сказал, что вроде бы видел одного из этих мужчин, который сел на поезд до Форт-Уэрта. Но девочку не помнил.

Они подъезжали к Эль-Пасо, измученные бесконечными разговорами с людьми, при этом так и не получив никаких полезных и надежных сведений. В городе их ждала телеграмма от Таунсенда. Он сообщал, что Дэниел, преследуя Фэарвезера, сел на поезд до Форт-Уэрта. Стало также известно, что Тайлер с Мануэлем уже здесь и ждут их в гостинице.

В конце дня, когда Эви ушла к Тайлеру, Дженис пребывала в таком подавленном состоянии, что сбросила накидку и повалилась на кровать.

Питер скинул на пол сумки и сел рядом с ней. Нежно погладив ей лоб, он завел наверх непослушные пряди волос.

— Мы найдем ее, Дженни, я обещаю. Просто этот бандит еще не знает, что его карта бита.

В его голосе звучало столько уверенности, что Дженис закрыла глаза, впитывая ее в себя, как губка. Ей очень хотелось верить! Ей необходимо было верить. Конечно, Стивен не собирается оставлять Бетси у себя. Надо было просто набраться терпения и положиться на Питера и его родных.

Дженис медленно открыла глаза и посмотрела на мужа. На лбу и у губ пролегли морщинки усталости, лицо осунулось и потемнело, он очень похудел. Она боялась, что в его блестевших глазах еще таились признаки лихорадки, но сейчас взгляд Питера был полон решимости. Несмотря на болезнь, он был сильным мужчиной. Неудачи не сломят этого человека, лишь сделают еще сильней.

Слабо улыбнувшись, она провела рукой по его волевому подбородку:

— Я знаю, что ты найдешь ее, Питер. Просто это так тяжело — не знать, что с Бетси.

Он нежно поцеловал ее в губы.

— Знаю, что не могу избавить тебя от волнений, но позволь разделить твои страдания. Тяжесть станет легче, если мы понесем ее вместе.

Дженис протянула к нему руки, и Питер лег рядом. Желание подавлялось усталостью и тревогами. Сейчас они могли предложить друг другу нечто иное — тепло взаимопонимания и душевную близость. Так они и заснули, полностью одетые и в объятиях друг друга.

Проснулись они с первыми лучами солнца. Питер провел губами по щеке Дженис и вскочил, будто и не спал.

— Пройдусь по вокзалу. Бетси отлично нам помогает. Может быть, найду там что-то, чего не заметили остальные.

— А что делать мне? Я не хочу сидеть сложа руки!

— Поговори с женщинами, которые работают при вокзале. Там есть ресторан и гостиница, их могли видеть. Тайлер с Мануэлем покажут портреты в дешевых отелях.

В Гэйдже Питер купил себе новую одежду, и носил ее не снимая уже несколько дней. Но он даже не замечал этого. В голове у него роились варианты, просчитывались ходы, выявлялись главные задачи и запасные планы. Недаром этот человек некогда управлял одной из крупнейших корпораций в штате Огайо.

— Буду готова через минуту. Зайди за мной, когда поговоришь с Тайлером.

Питер отрывисто кивнул и вышел, не сказав ни слова и не поцеловав. Но Дженис не обиделась. Она понимала, где сейчас его мысли, и не возражала против того, что главной заботой Питера была Бетси. Неожиданно для себя Дженис стала лучше понимать Питера, и ей нравилось то, что в нем открывалось. Дженис не могла припомнить, чтобы раньше ей по-настоящему нравился какой-то мужчина. Она была влюблена в Стивена, но никогда не знала его настолько, чтобы испытывать к нему симпатию просто как к человеку. Она работала с Джэсоном, даже в чем-то понимала его и подумывала выйти замуж, но не могла сказать, чтобы он ей очень нравился: не очень внимательный, как и большинство известных ей мужчин. Питер был другим.

Любовь — безрассудное чувство, которым Дженис с трудом управляла. Она годами мучилась от своей любви к Бетси, пока наконец не научилась воспринимать ее как дар, как радость. Правда, теперь сомневалась, что любовь к Питеру — тоже радость. Но сейчас она, как и муж, отдавала приоритет действию, а не унынию. Питер вычислил вероятное время прибытия Бетси в Эль-Пасо и выяснил, когда ушли из города ближайшие поезда. Надо было найти людей, которые работали в это время на вокзале и в гостиницах.

Питер первым заметил листок, на котором был нарисован маленький мальчик. Рисунок висел на стене в темном углу, рядом с билетными кассами. Дэниел с Тайлером до этого уже подробно расспрашивали билетера, и теперь он начинал проявлять признаки раздражения. Питер отчаянно пытался придумать какой-нибудь новый подход к нему, как вдруг его взгляд упал на клочок бумаги.

Он указал билетеру на частично закрытый рисунок:

— Это что же у вас, картинка для украшения?

Озадаченный кассир проследил взглядом за его пальцем и, сорвав листок со стены, протянул Питеру:

— Как будто детский рисунок. Наверное, мой сменщик приклеил. Это что-то значит для вас?

Питер разгладил бумагу и поблагодарил Господа. Ангельские глаза Бетси улыбались ему из-под широких полей отвратительной огромной фетровой шляпы. У девочки талант! Он не пожалеет никаких денег на художественные классы и проследит, чтобы ее учили самые лучшие педагоги. Питеру хотелось расцеловать этот листочек, но билетер и так уже странно поглядывал на него.

— Скажите, как я могу найти вашего сменщика? — спросил Питер, протягивая подозрительному служащему сложенную купюру.

— Он уехал в гости к родным. Вернется завтра.

Мужчина сунул деньги в карман и вернулся к работе.

Стиснув зубы от досады, Питер зашагал к ресторану, в котором оставил Дженис. Второй билетер видел Бетси, знал, на каком поезде ее увезли. Но они теряют столько времени!

Дженис оживленно беседовала с симпатичной официанткой, но как только Питер подошел, тут же подняла на него глаза. Перед ней на столике были разложены портреты Бетси и ее похитителей, но официантка отрицательно качала головой. Питер кинул на столик новый рисунок.

Дженис, внимательно посмотрев на листок, покачала головой:

— Бедная Бетси! У нее только начали отрастать волосы, а он, похоже, их отрезал. Он и в самом деле думает, что сможет замаскировать ее под мальчика?

Официантка подняла листок и внимательно вгляделась в рисунок.

— Она хорошенькая даже под этой ужасной шляпой. — Сказав это, женщина вдруг нахмурилась и крикнула: — Лейла! Ну-ка иди взгляни! Ты вроде говорила мне, что видела на днях премиленького мальчика?

Вторая официантка, покачивая бедрами, подошла к их столику, окинула Питера долгим опытным взглядом и наконец обратила внимание на рисунок.

— Милый ребенок. Он нарисовал мне картинку, пока они ели. Он ваш?

— Она наша. — Питер ободряюще положил руку на плечо Дженис и потянулся к другим рисункам. — Вот эти мужчины были с ней?

— Возможно, один из них. Мужчина как будто ничего, симпатичный, но сердитый.

Дженис схватила руку Питера и спросила:

— А эта картинка, она еще у вас?

Женщина улыбнулась:

— Да, она очень милая. Я повесила ее в кухне. Пойду принесу.

К станции подошел поезд, и директор ресторана нервно посматривал на официанток, которые забыли про остальных посетителей. Они передавали друг другу рисунки, пытаясь вспомнить день, когда сюда заходил этот симпатичный мальчик.

Рыжеволосая вернулась с картинкой, нарисованной на обратной стороне меню. Дженис расправила листок на столе. На рисунке был изображен бык, сидящий за столиком напротив маленького теленка. Дело происходило в ресторане, очень похожем на тот, в котором они сейчас находились. В окне рядом со столиком виднелся перрон, к которому подходил поезд для перевозки скота.

Питер не видел смысла в этой картинке, но тут официантка показала ему листки бумаги, торчавшие из-под филейных частей нарисованных животных.

— Видите? Они сидят на нашем меню. Девочка сказала, это означает, что у нас в меню есть говядина. Правда, здорово?

Говядина в меню… Не может быть, чтобы у девочки за эти дни развился столь сомнительный юмор. В каждом оставленном ей рисунке была подсказка. Стивен наверняка следил за ней, и Бетси не могла ничего написать. Но что же она пыталась сказать? Питер поднял листок.

Поезд для перевозки скота, говядина… Он рассеянно перевернул листок на ту сторону, где было меню. В названии блюда «сандвич с жареной говядиной» слово «говядиной» было обведено кружком. У Питера екнуло сердце. Разные цифры были взяты в кружок, как будто беспорядочно. Вот черт, если он правильно все понял, значит, девчонка так же умна, как ее мама!

Он отделил еще одну банкноту от пачки, которую ему дал Дэниел.

— Я думаю, Бетси хотела этой картинкдй оставить нам сообщение. Как только мы ее найдем, я попрошу, чтобы она нарисовала еще одну. А эту мы хотели бы взять себе, если вы не возражаете.

У официантки не было желания возражать, особенно после того, как она опустила в карман деньги. Питер взял Дженис под локоть, чувствуя на себе ее взгляд, полный новой надежды. Она заговорила, только когда они вышли на улицу:

— Что это значит? Они сели на поезд для перевозки скота?

— Возможно. Мне надо вернуться в гостиницу и сверить эти цифры с расписанием поездов. Здесь не так часто провозят скот. Не может быть, чтобы они сели в вагон для коров.

Увидев идущего по улице Тайлера, Питер помахал ему, призывая поторопиться. Через несколько минут все собрались в номере гостиницы, изучая рисунок и меню. Вскоре к ним присоединился вбежавший Мануэль.

— Будем надеяться, что Бетси повезет встретить людей с карандашами. Как видно, она на каждой остановке совершенствует свой талант, — заявила Эви, возвращая листок Питеру.

— Я подошью по карандашу в каждую ее нижнюю юбку, как только мы вернем ее домой, — пообещала Дженис.

Питер сжал ей руку и стал переписывать на чистый листок цифры, отмеченные кружками в меню. Затем уткнулся в расписание поездов и наконец обвел в кружок один номер поезда, подчеркнув указанные рядом время и место назначения.

Дженис, смотревшая ему через плечо, тихо выдохнула:

— Поезд номер 242, прибывает в Лантри в 2.35.

— Лантри? Черт! — с отвращением вскричал Мануэль. — Да там ничего нет, кроме пыли и бандитов.

Тайлер бросил на него сердитый взгляд:

— Заткнись, Родригес! Твои замечания нам не помогут.

Мануэль покраснел под слоем темного бронзового загара и виновато взглянул на Дженис:

— Прости, Дженни. Я просто удивился, вот и все. Теперь там у них относительный порядок — власти присматривают. Думаю, в этом городке мы без труда найдем такую миленькую девчушку, как Бетси.

Раздался стук в дверь. Тайлер открыл, вручив рассыльному чаевые за принесенную им телеграмму. Все сидели молча и ждали, пока он прочитает.

Протягивая Питеру листок с сообщением, Тайлер сказал:

— Дэниел нашел проводника, который вспомнил, что Бобби Фэарвезер сошел в Форт-Уэрте. Ни Бетси, ни Стивена с ним не было.

Питер пробежал глазами телеграмму, потом снова посмотрел на Мануэля:

— Ты знаешь Фэарвезера лучше, чем Дэниел. Если он в курсе планов Стивена, то надо вытрясти их из него. Можешь обратиться за помощью к Хардингам?

— Я сяду на ближайший поезд до Форт-Уэрта, — без колебаний согласился Мануэль. — Сообщите Джэсону, что я еду. Пусть он придержит Фэарвезера до моего приезда, если тот объявится.

— Спасибо, — сказал Питер, протягивая Мануэлю деньги на билет и прочие расходы.

Теперь ему и за тысячу лет не расплатиться с Дэниелом, но это уже не волновало Питера. Деньги не имели значения, когда Дженис скатывалась в бездну страха.

— Пойду дам телеграмму Таунсенду. Сообщу, куда мы едем. — С этими словами Тайлер вышел из комнаты.

Питер встал и крепко обнял Дженис. У него был лишь один способ расплатиться с долгами — вернуться в Огайо, когда все закончится. И он уже знал ее мнение насчет Огайо. Питер не представлял, как вынесет разлуку с Дженис, но не мог просить ее возвращаться туда, где она будет несчастна.

Маллони накрыл поцелуем губы Дженис и вобрал в себя живительную силу, которая была так нужна ему. Ехать без жены в Огайо — все равно что умереть и отправиться в ад, но он выдержит это. Питер обещал о ней позаботиться, а он человек слова.

Глава 38

Поезд со свистом несся в ночи по безлюдным просторам. Дженис цеплялась за руку, обнимавшую ее. Она знала, что Питер не спит, точно так же как и она, но оба сидели молча, притворяясь спящими.

— Господи, прошу тебя, не покидай ее, — молила она, едва шевеля губами. — Там, наверное, дюжины скотоводческих ранчо, — пробормотала она, словно продолжая разговор.

— Носильщик сказал, что на поезде, на который сел Стивен, везли быка на ранчо «Кривой». Начнем оттуда, — терпеливо объяснил Питер. — Возможно, именно поэтому Бетси нарисовала на картинке быка.

Дженис закусила губу, чтобы не расплакаться. Все были очень добры к ней и делали все возможное, чтобы помочь. Нельзя никого ни в чем винить. Но вот уже скоро неделю она сама не своя от безумного страха, и терпение дается ей все труднее.

Лантри — всего лишь маленький ковбойский городок. Там наверняка кто-то видел Бетси, если они верно поняли ее подсказку. И если Стивен сел именно на тот поезд, о котором сказал Бетси. И если он не передумал. Еще дюжины разных «если» роились в голове у Дженис, но она старалась не думать о них. Бетси там!

В начале вагона послышался взрыв хохота. Там ехали бродячие артисты. От самого Эль-Пасо они дружно распивали бутылку виски и резались в карты. Такое шумное соседство не располагало ко сну. Тайлер и Эви ушли искать место потише. Проделки веселых пассажиров отвлекли Питера и Дженис от разговора. Человек в рыжем клоунском парике и с размалеванным лицом гудел своим резиновым носом и декламировал Шекспира. Дженис чуть улыбнулась и пристроилась спать на плече у Питера.

На безлюдном вокзале в Лантри их ждала телеграмма. Питер привалился к дощатой стене и, быстро пробежав ее глазами, молча протянул Дженис.

Наконец-то от Стивена пришла телеграмма! Таунсенд, получив ее, сразу же переслал им. Стивен требовал десять тысяч долларов. Их надо было доставить в почтовый бокс Сан-Антонио. После этого он оставит Бетси в оговоренном месте. Но если кто-то станет за ним следить, Дженис больше никогда не увидит дочь.

Дженис протянула листок Тайлеру и прижалась к Питеру. Десять тысяч долларов! Стивен, наверное, не в себе.

Тайлер выругался и спросил:

— Что от нас требуется, Маллони? Думаю, мы с Дэниелом вместе сможем наскрести эти деньги к следующей неделе.

— Мы не дадим ему ни цента, — твердо заявил Питер. — Давайте сначала найдем, где нам остановиться. Эви нарисует еще несколько портретов, потом двое из вас поедут в Сан-Антонио и посмотрят, что можно разузнать там. Утром все обсудим.

Сзади них нарастал шум скандала. Цирковой вагон был отцеплен от состава поезда и оставлен на запасном пути. Дженис никогда не видела цирка, поэтому обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на артистов. Мужчины и женщины в труппе почти все казались жутко пьяными.

Если гостиницу в Эль-Пасо она посчитала убогой, то эта была просто жалкой лачужкой, полной клопов и без воды. Дженис пыталась представить себе, в каком жутком месте спит сейчас Бетси, но хуже этого ничего не могла вообразить.

Питер постелил на полу накидку Дженис, а вместо подушки подложил свою сумку. Они прижались друг к другу, и Питер прошептал:

— Прости меня, Дженни. Я мечтал дать тебе самое лучшее, но не вышло. Мне хочется вернуться в прошлую весну и все исправить!

Дженис тихо лежала в его объятиях, слушая, как его сердце бьется в унисон с ее.

— А мне не хочется, — шепнула она.

И это была правда. Пусть за последние месяцы ей пришлось пройти через горнило адских страданий, но она видела не только тьму преисподней, но и сияющие вершины рая. Впервые за многие годы она почувствовала вкус к жизни, поняла, что такое дышать полной грудью.

Питер найдет ее дочь, Дженис не сомневалась в этом. Ее муж несравненно умнее Стивена.

Большую часть дня Эви провела, рисуя портреты Бетси в костюме мальчика. Если Бетси где-то здесь, то было бы крайне неосторожно объявлять Стивену о своем присутствии, повсюду показывая эти рисунки. Но Питер хотел, чтобы они на всякий случай были у каждого под рукой.

Они с Тайлером разделились и совершили обстоятельный обход всех салунов и магазинов городка, прислушиваясь к разговорам и задавая общие вопросы так, чтобы не выдать напрямую своего интереса к ранчо «Кривой». Предоставленная самой себе в этом малопочтенном городке, Дженис нацепила свой маскировочный костюм классной дамы, взяла вышивание и села на одинокий деревянный стул в вестибюле гостиницы. Даже в этом маскараде она привлекала к себе мужское внимание.

Именно здесь она и познакомилась с циркачами.

Внимательно наблюдая со своего поста за всеми проходящими, Дженис видела, как они сновали туда-сюда под окном гостиницы, и смотрела на них из простого любопытства. А вот мужчины, которые глазели на нее, сплевывая табак перед тем, как пройти мимо, интересовали ее по другой причине: кто-то из них мог знать, где спрятана Бетси.

Кое-кто останавливался, пытаясь завладеть ее вниманием, но Дженис давно научилась давать отпор подобным заигрываниям. В большинстве случаев они шли своей дорогой, но один вдруг сорвал с ее носа очки. Дженис вскрикнула от возмущения и попыталась схватить очки, но хулиган отдернул руку:

— Поцелуй меня, милая, тогда отдам!

— Да я лучше осла поцелую, чем вас! Отдайте очки, или я позову мужа!

Оправившись от первого потрясения, Дженис поспешила укрыться за своей маской чопорного благочестия. Уложив в сумку вышивание, она подобрала юбки и приготовилась с важным видом удалиться. Но обойти хулигана было невозможно.

— Я полагаю, леди совершенно ясно выразила свое безразличие, сэр. Советую вам вернуть ее имущество и отойти с дороги. — Трость с золотым набалдашником настойчиво постучала по плечу ковбоя.

Злобно зарычав, мужчина развернулся, вскинув сжатую в кулак руку. Дженис с гневным криком перехватила ее, и в этот момент вмешавшийся незнакомец стукнул своей тростью из черного дерева по руке, сжимавшей очки. Атакованный с двух сторон ковбой взвыл от гнева. Он выронил очки, но все же умудрился взмахнуть кулаком, за который продолжала цепляться Дженис.

Ее пожилой избавитель, одетый в странную накидку, засмеялся и ударил набалдашником трости по наиболее чувствительной нижней части тела противника. Нахал моментально перегнулся пополам, взвыв на этот раз больше от боли, чем от злости. Дженис отпустила его руку и, схватив с пола очки, отбежала подальше.

— Спасибо, сэр, — пробормотала она, отступая к дверям гостиницы.

Ковбой подвывал, закатывая глаза и держась за свое хозяйство. У него был вид человека, готового на убийство, и Дженис не хотелось оказаться в пределах его досягаемости, когда он очухается.

— Рад был услужить вам, мадам, — учтиво откликнулся старик. — Смею ли предложить вам другое место для обмена любезностями? Мне не хотелось бы ломать свою последнюю прогулочную трость о голову человека, который все равно никогда не оценит такой жертвы.

Он протянул ей руку. Рукав его сюртука лоснился на локтях от долгой носки.

Дженис взяла его под руку, и они чинно вышли на улицу.

— Если ваш досточтимый супруг находится в пределах пешего хода, отчего бы нам не найти его? — галантно предложил незнакомец.

— Совершенно согласна с этим предложением. Могу ли осведомиться, с кем имею честь говорить, дабы отрекомендовать вас подобающим образом? — ответила Дженис с той же преувеличенной светской обходительностью.

— Браво, милочка! — расхохотался он. — У вас прирожденный талант подражания! Можете представить меня как Теодофилуса Шарлемана, директора бродячего цирка «Шоу и магия великого Хаммонда».

— Отлично. А я Дженис Маллони. Приятно познакомиться с вами, мистер Шарлеман, — с веселой искоркой в глазах ответила она, удивляясь столь странному и смешному имени.

Из распахнувшихся дверей салуна выскочил Питер и побежал к ним. Рядом, пытаясь не отстать, семенил маленький мальчик в коротких штанишках. Увидев Дженис, Питер сбавил скорость, желая получше рассмотреть ее спутника.

— Я слышал, что-то случилось? — осторожно спросил он, протянув жене руку и оглядывая незнакомца с длинными седыми волосами в нелепой черной накидке.

Мальчонка в радостном возбуждении подпрыгивал на месте. Глядя на него, Теодофилус покачал косматой головой:

— Боюсь, мальчишка проявил излишнее рвение, хотя ему не откажешь в смекалке. Он не только рассчитывал спасти мою хрупкую шею, но и получить монетку-другую за труды. Что ж, Мило, молодец, только у меня нет денег. А теперь беги к маме!

Криво усмехнувшись, Питер успел бросить монетку собравшемуся бежать мальчику и снова взглянул на Дженис, которая уже крепко держала его под локоть.

— С тобой все в порядке?

— Да, в полном порядке, спасибо мистеру Шарлеману. Думаю, мне стоит приобрести такую же трость для прогулок, очень удобная вещь!

Теодофилус приветственно приподнял свою чудо-трость.

— Вы и сами не промах, мадам. Без вашей помощи я бы не справился.

Далее эпизод с нахальным ковбоем был подробным образом разыгран в лицах и повторен заново специально для подошедшего Тайлера. С каждым разом история становилась все более забавной, так что даже Дженис не смогла удержаться от улыбки, глядя, как разыгрывает старик эту комедию.

— Ага, она улыбается! — воскликнул Шарлеман. — А я уж боялся, что солнышко закатилось навеки.

Тайлер хохотал и дружески хлопал старика по спине, представляя его Эви. Но короткое веселье очень быстро сменилось тревогами о главном. Пока Тайлер обменивался с Питером новостями, директор цирка без зазрения совести вслушивался в разговор. Питер решил, что Тайлер и Эви поедут в Сан-Антонио. Теодофилус задумчиво наморщил лоб.

— Возможно, я могу быть вам чем-то полезен, — вклинился он в паузу и продолжил, слегка откашлявшись: — Видите ли, у меня случились… гм-м… некоторые финансовые затруднения после неудачных гастролей для дикарей, которые ничего не смыслят в искусстве. Думаю, если призвать на помощь неисчислимые таланты артистов цирка, то мы с вами придем к взаимовыгодному соглашению.

Эви и Тайлер усмехнулись над нахальством старого плута, но Питер задумался. Пораженная Дженис услышала его распоряжения: половина цирковой труппы едет на поезде в Сан-Антонио вместе с Тайлером и Эви прочесывает город с портретами Бетси. В считанные минуты с помощью директора цирка Питер разработал такую поисковую операцию, которую им никогда бы не провернуть самим.

Следующий день провели в ожидании поезда на Сан-Антонио. Дженис на перроне с тревогой провожала Тайлера и Эви, заходивших в вагон с толпой пестро одетых артистов. Среди отъезжавших царила атмосфера циркового веселья. Все смеялись, пели, по очереди подходили к Дженис, обнимали ее и заверяли, что все будет хорошо. История Бетси быстро разошлась среди циркачей, и они с воодушевлением восприняли свою благородную миссию. Дженис завидовала их оптимизму.

Поезд тронулся, и оставшиеся артисты обступили Питера и Дженис. Громыхающий состав скрылся из вида, Теодофилус стукнул тростью по деревянной платформе и в упор посмотрел на своего нового работодателя:

— Что ж, мистер Маллони, пришло время вам и вашей очаровательной жене стать циркачами.

Глава 39

— Говорят, на ранчо «Кривой» недавно привезли быка и прибыли гости. Народ там не слишком общительный, и никто толком не знает, кто эти приезжие.

Теодофилус беспокойно взглянул на Дженис и незаметно подал знак Питеру, означавший, что у него есть еще кое-какая информация, но он не хочет говорить при Дженис.

Питер посмотрел на жену, которая нарочито сосредоточенно штопала его рубашку.

— Дженис, как ты думаешь, там внизу, в буфете, еще есть кофе?

— Ты еще не выпил первую чашку. — Она не стала отрывать глаз от своей работы. — И если я сейчас не услышу то, что хочет сказать мистер Шарлеман, то все равно вытяну это позже у одного из вас. Так что советую говорить при мне, чтобы не пришлось повторять.

Питер скривился, но откинулся в кресле и дотронулся до ее руки. Питер кивнул Теодофилусу:

— Говорите, мистер Шарлеман! Если мы будем шептаться, она только вообразит самое худшее.

— Это хорошо, что вы оба сильные люди. Я хотел сказать, что ранчо «Кривой», как видно, назвали не только за клеймо, которым там метят скот. По слухам, хозяева ранчо — скотокрады и преступники. А их работники — отпетые негодяи.

— Другими словами, Стивен там пришелся бы ко двору, — подвела итог Дженис.

Директор цирка наклонил голову, соглашаясь с этим утверждением. Питер плотно сжал губы, обдумывая последнюю информацию. Да, бандиты и грабители — не лучшая компания для такой нежной девочки. Где бы ни была Бетси, она, видимо, больше не имела возможности оставить им следы-подсказки.

— Мне надо ехать туда. — С этими словами Питер встал и беспокойно зашагал по комнате, пытаясь придумать, как лучше подступиться к визиту в логово бандитов.

— Ты не можешь вот так просто взять и приехать к ним, — резонно возразила Дженис. — Если Стивен бывал в Катлервиле, то узнает тебя.

— Мне нужно отпустить бороду. — Питер провел пальцами по только что выбритому подбородку.

— Этого вам недостаточно, чтобы замаскироваться. Если он знает, как вы выглядите, и опасается преследования, то будет выискивать ваши черты в каждом незнакомце, — с сомнением сказал Теодофилус и неожиданно усмехнулся. — Знаю, вам надо стать кем-то, кого он знает.

Дженис и Питер разом повернулись и уставились на старика. Он весело фыркнул, увидев их недоумение:

— Все знают, что в городок приехал цирк. Как я уже сказал раньше, пришло время вам стать циркачами. Простите, если я ошибаюсь, но этот самый Стивен не ожидает увидеть Питера Маллони в качестве, скажем, циркового клоуна, а?

Питер растерянно посмотрел на Дженис.

— Клоуна? — хором воскликнули они и рассмеялись.

Сказать-то было легко, а вот сделать… Дженис решительно заявила, что поедет вместе с ними. Для консультации позвали настоящих клоунов. Они помогали им одеваться и накладывать грим. Остальные артисты труппы то и дело вбегали в комнату со своими советами и идеями, так что Дженис в конце концов действительно почувствовала себя частью шумной цирковой братии.

Жонглеры подкидывали в воздух мячи, тренируясь перед выступлением, и одновременно критиковали грим. Акробаты шили новым «артистам» костюмы, в перерывах разминаясь стойками на руках. Дрессировщики обсуждали, каких зверей лучше всего задействовать в будущем представлении. Всем этим балаганом дирижировал Теодофилус, бешено жестикулируя и сотрясая стены рокочущим басом.

К тому времени, когда распределили все роли, в городке уже никто не сомневался, что Питер и Дженис — циркачи. Они приехали на том же поезде, их с первого дня видели вместе с директором цирка, так кто же они еще? Но Дженис это не слишком успокаивало, когда они наконец двинулись в путь по пыльной дороге, ведущей на ранчо «Кривой».

Накануне вечером повсюду в городке появились афиши, объявляющие о прибытии бродячего цирка «Шоу и магия великого Хаммонда». Тощий тигр, престарелые лошади и подслеповатый слон, сидевшие до этого в цирковом вагончике, шли парадом по главной улице, а за ними артисты.

На окраине городка натянули грязный шатер, и артисты разделились на две группы. Слон возглавил небольшую процессию, которая зашагала в пригород. На спине у слона восседала женщина в пышном шелковом костюме гаремной танцовщицы. Вблизи можно было заметить на ее лице густой слой грима, который затемнял светлые брови и делал ярко-красными бледные губы. Но черный парик до плеч выглядел как натуральные волосы. Издали зрелище было довольно экзотическим.

Рядом со слоном шагал клоун в огненно-рыжем парике и белом гриме. Шишкообразный красный нос и нарисованные углами книзу губы отлично скрывали квадратную челюсть и суровый профиль мужчины. Свободный мешковатый костюм и стоячий гофрированный воротник делали Питера неузнаваемым. А шагавший рядом с ним сморщенный вонючий слон успешно отвлекал все внимание зрителей.

С шаткой платформы, установленной на спине слона, Дженис оглядывала горизонт, пытаясь увидеть их цель. Колючая проволока с одной стороны дороги отмечала границы ранчо. Наконец показался облезлый столб с покосившейся табличкой «Кривой»; тропа, тянувшаяся за этим указателем, казалось, вела в никуда. Но Питер подал знак, и дрессировщик направил слона по этой извилистой тропке.

Дженис чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы клоуны и акробаты, легко шагавшие по обе стороны от слона, были вооружены.

Правда, она знала, что у Теодофилуса есть пистолет. Питер прятал свои револьверы под клоунским костюмом, их можно было достать через мешковатые карманы, но, конечно, не слишком быстро. У дрессировщика были хлыст и маленький пистолет. К ее сиденью крепилась винтовка, но она умела стрелять только из дробовика, да и то очень плохо.

Дженис молила Бога, чтобы все обошлось без кровопролития. Не может быть, чтобы Стивен причинил вред собственному ребенку. Да, он способен на крайности, но не на такие же! Конечно, все это при условии, что Бетси вообще здесь. Вполне возможно, что он уже увез ее в Сан-Антонио.

Показались ветхие домики и осыпающаяся глинобитная постройка. Загон, по которому праздно слонялись кобылы, указывал на то, что это место все-таки обитаемое. Пока необычное шествие пробиралось сквозь заросли полыни, у изгороди загона появилось несколько человек.

Дженис внимательно оглядывала каждого, надеясь заметить маленькую фигурку Бетси, но ее нигде не было видно. В страхе она присматривалась к главному дому и пристройкам, ища хоть какой-то намек на то, что дочь может быть там. Но здания были еще слишком далеко.

Грязный небритый ковбой в кожаных штанах оседлал кобылу и поехал им навстречу, заставив Теодофилуса остановиться для разговора. Питер дал знак дрессировщику, чтобы тот продолжал вести слона вперед. Ковбой недобро взглянул на них, но остановить слона не так-то просто. Животное уже почуяло воду, и теперь даже дрессировщику было бы не под силу сдержать его тяжелую поступь.

Дженис слышала, как Теодофилус расписывал перед ковбоем величие своего захудалого цирка, называя его подарком судьбы. Мужчину, похоже, ничуть не трогали эти речи, но он стоял смирно, с опаской поглядывая на слона и не делая резких движений. Несмотря на возражения Питера, Дженис выучила свою роль.

Плавно взмахнув голой рукой, украшенной звенящими колокольчиками, она с веселым любопытством увидела, как отвисла челюсть у смотревшего на нее ковбоя. С тех пор, как в ее жизнь вошел Питер, у Дженис появилась уверенность в своей женской привлекательности. Она» почувствовала себя красивой и женственной, и сейчас была уверена в том, что может отвлечь внимание этих грубых мужланов, пока остальные будут искать Бетси. Во всяком случае, одного она уже отвлекла.

Окрыленная первым успехом, Дженис улыбнулась и принялась грациозно покачиваться в такт шагам слона. Мужчины, стоявшие вокруг загона, завороженно смотрели на ее движения. Дженис слышала, как Питер выругался сквозь зубы, но она сидела высоко на слоне — мужчины никак не смогли бы добраться до нее.

Клоунский персонаж Питера был немым. Он шел, волоча по земле свои огромные ботинки. Поднявшееся за ним облако пыли послужило для настоящего клоуна сигналом к началу задуманной ими сценки. В лимонно-желтом парике и комбинезоне в горошек этот маленький клоун начал визгливо тараторить и, подняв руки в боксерскую позу, приплясывать вокруг высокого, крупного Питера. Как и ожидалось, ковбои взревели от смеха, потешаясь над нелепостью этого поединка. Не обращая внимания на атакующего, Питер с полнейшей невозмутимостью шел к постройкам.

Слон же, тяжело ступая, двигался прямо на корыто с водой. Жонглер нашел во дворе железные клейма для скота, начал подкидывать их в воздух и ловить с ликующими возгласами. Постепенно артисты рассредоточились по внутреннему двору. Никто из зрителей, пораженных этим необычным представлением, даже и не думал протестовать.

Дженис первая заметила бледное личико, мелькавшее в незастекленных чердачных окнах одного покосившегося глинобитного домика. Она свистнула, как было условлено заранее, и осторожно встала на своем возвышении, приготовившись к танцу. Один из акробатов поднес к губам флейту, и Дженис начала совершать руками волнообразные движения, как учили ее артисты. Не сказать чтобы ей было очень приятно танцевать на слоне, спина которого ходила ходуном у нее под ногами, но это зрелище привлекло почти всех обитателей ранчо.

Даже выходивший их встречать сердитый ковбой и тот присоединился к окружившим слона мужчинам. Внизу желтоволосый клоун кувыркался по земле и вопил истошным голосом, в то время как рыжеволосый клоун потихоньку удалился в том направлении, куда указала Дженис звеневшими колокольцами.

Она и представить не могла, что станет когда-нибудь центром внимания целой толпы мужчин. Ритмично покачивая бедрами и взмахивая волосами, она чувствовала неловкость и смущение от того, что все на нее смотрят. Но Питер уже исчез за домом, где она видела детское личико, и сердце Дженис прыгало от радости. Она справилась со своей задачей. Все шло по плану.

Теперь предстояло самое трудное. В этом она убедилась, когда где-то за пределами ее видимости раздался крик и вслед за тем — выстрел револьвера. Даже громкая игра флейты, звон ее браслета и вопли клоуна не смогли заглушить звука выстрела. Дженис почувствовала приступ страха, но продолжала танцевать как ни в чем не бывало.

Очарованные мужчины не двинулись с места, лишь несколько самых осторожных выбрались из толпы, чтобы узнать, в чем дело. Теодофилус подал знак дрессировщику, и слон набрал в хобот еще воды из корыта. Дженис начала извиваться — соблазнительно, как она надеялась.

Но ее усилия оказались напрасными. Со стороны домов донеслись гневные крики, и из ветхой глиняной лачуги, потешно приплясывая и подскакивая, выскочила смешная фигура. Все как один повернулись и увидели немого клоуна, который мчался вприпрыжку и негодующе показывал пальцем на бегущего за ним мужчину. Второй клоун понесся к нему на помощь, гудя своим резиновым носом и хрипло завывая на бегу.

Дженис со страхом узнала Стивена. Он беспомощно переводил свой револьвер со скачущего клоуна на его столь же забавных сообщников. Акробат сделал стойку на руках и свалился, поверженный боксерским ударом. Жонглер ловко подбрасывал кверху веревки, железные клейма и вилы. Посреди этой суматохи от дома отделилась маленькая фигурка и метнулась к сараю, возле которого стояло корыто с водой.

Дженис бросилась на колени и натянула поводья слона, как ее учили. Животное послушно встало на задние ноги, испустило душераздирающий вопль и окатило собравшихся водой из хобота.

Мокрая толпа взвыла от испуга и ярости, и никто не заметил, как в этот момент от сарая к уже спокойному слону перебежала маленькая фигурка. Теодофилус подскочил на помощь, слон опустился на колени в картинном поклоне, и Дженис протянула руку, схватив знакомые пальчики. Через мгновение Бетси уже лежала ничком под ярким ковром, покрывавшим спину слона.

Дженис хотелось с криками уносить отсюда ноги, но Питер еще отбивался от разгневанной толпы. Его грим не смылся — артистам удалось не попасть под струю слона, — но Стивен продолжал возмущенно кричать. Дженис дала сигнал дрессировщику, и слон начал задним ходом отступать с арены действия.

Рыжий клоун запрыгал на месте, якобы испугавшись, что его люди уйдут без него. Он приплясывал вокруг Стивена и выбрасывал кулаки, пародируя драку. Ковбои не понимали, где игра, а где реальность, но с ухмылками расступались перед ними, при этом стараясь держаться подальше от слона. Кое-кто еще выжимал воду из своих шляп.

Желтоволосый клоун начал шуметь, показывая на уходящих со слоном артистов, а рыжеволосый резко повернулся, как будто для того, чтобы бежать за ними. При этом движении он ударил Стивена в затылок зажатой в кулаке подковой. Похититель Бетси, тихо охнув, осел на землю.

Неуклюже шлепая своими смешными ботинками и завывая «о-о-о-о!», рыжий клоун пустился вприпрыжку за циркачами. Желтоволосый погнался за ним, на бегу выкрикивая потешные проклятия и забавно потрясая кулаками. Зрители хохотали, тыкали друг друга в бока.

К тому времени, когда разъяренный Стивен, пошатываясь от боли, поднялся на ноги, цирк уже быстро уходил по дороге. Со своего величественного возвышения Дженис видела людей, сбившихся в кучу во дворе, но не могла справиться с захлестнувшим ее чувством победного ликования. Бетси хихикала, выглядывая из-под ковра, и звук ее смеха казался Дженис ангельским песнопением. Она положила руку на спину дочки, и радость звенела в ее душе.

Когда караван повернул за поворот и скрылся за густой листвой деревьев, Питер снял рыжий парик и костюм и побежал за лошадью, привязанной к дереву. Дрессировщик поставил слона на колени, и Питер помог Бетси спуститься на землю, потом быстро вскочил на слона, обнял Дженис и спрыгнул на землю.

Не прошло и минуты, как он и Бетси уже сидели в седле и галопом мчались по дороге. Когда с ранчо в облаке пыли прискакала группа разгневанных мужчин, танцовщица беззаботно выдергивала из ковра бахрому и разбрасывала пестрые нитки по земле, а остальные артисты распивали по кругу бутылку виски.

Тщательный осмотр слона и коврика не дал никаких результатов. Акробат, надевший на себя клоунский костюм и парик Питера, с жаром отрицал обвинение в избиении человека. Он даже замахнулся кулаком на одного ковбоя и упал на спину, когда тот отпихнул его.

Наконец хозяин ранчо «Кривой» с отвращением посмотрел на дико изрыгавшего ругательства Стивена и вскочил на своего коня:

— Черт побери! Если девчонка от тебя сбежала, Коннор, ты сам виноват, что не связал ее! Она, наверное, прячется где-нибудь в стогу сена. Поехали, нам больше нечего здесь делать, если, конечно, ты не хочешь, чтобы мы перестреляли клоунов или похитили танцовщицу.

Несколько мужчин выжидательно смотрели на полуобнаженную фигуру в шелках. Дженис, похолодев от страха, легла на своем возвышении, подперла ладонью подбородок и, вытянув трубочкой ярко-красные губы, послала Стивену воздушный поцелуй. Она подмигнула намалеванным глазом, и жонглер начал осыпать ее проклятиями, будто она была его собственностью. В возмущении он даже потянулся к ближайшей винтовке, и Дженис, молча пожав плечами, села, скрестив ноги, и уставилась вперед, на дорогу, не обращая внимания на своих зрителей.

Стивен, проклиная ненормальных артистов, поскакал назад к ранчо. Дженис уже давилась от смеха. Стивен никогда не знал ее, поэтому не узнал и сейчас. Наконец-то она освободилась от этого человека!

Глава 40

— Ну пожа-алуйста, Питер, ну погуди еще разок своим носом!

Бетси радостно прыгала на кишевшей клопами кровати, без сомнения, разгоняя насмерть перепуганных паразитов по укромным углам.

Питер милостиво нацепил на себя огромный резиновый нос и громко погудел им. Бетси согнулась пополам от хохота, и смотревшая на нее Дженис была вне себя от счастья.

Теодофилус с гордостью излагал свою неоценимую роль в спасении девочки, при этом вокруг жужжало еще с полдюжины взволнованных артистов. Казалось, крошечный гостиничный номер раздвинул стены, ибо в нем каким-то образом уместилась почти вся цирковая труппа. Все шумно веселились по случаю успешно выполненной операции.

Дженис все еще была в своем костюме наложницы гарема. В комнате, битком набитой людьми, у нее не было возможности переодеться. Она сбросила жаркий парик, грим растекся, но ничто не могло смыть счастливую улыбку с ее лица. От радости ей хотелось прыгать вместе с Бетси.

Она не сводила своих блестящих глаз с Питера. На вид он был вполне довольным, наслаждаясь вниманием Бетси, но в улыбке его сквозило легкое напряжение. Когда он поднимал глаза на Дженис, сердце ее таяло сильнее, чем грим на лице. Ей хотелось выпроводить из комнаты шумных гостей и отблагодарить Питера — любовью, как научил ее он.

Но похоже, в ближайшее время уходить никто не собирался. Флейтист взял свой инструмент, и Дженис заставили повторить свое выступление для тех, кто его не видел. Привлеченные шумным весельем, к толпе присоединились совершенно посторонние люди.

Посреди этой суматохи появился Дэниел, а за ним — Эви и Тайлер. Все трое выпучили глаза от изумления, глядя, как чопорно-благочинная учительша исполняет танец живота в пестрых газовых шелках, а строгий, надменный выходец с востока гудит резиновым носом и шаркает по полу огромными ботинками на потеху собравшимся. Когда они увидели Бетси, влетевшую в объятия Питера, им сразу все стало ясно.

Девочка первой заметила новых гостей и с радостным возгласом бросилась им навстречу.

— Дядя Дэниел, дядя Дэниел!

Они не виделись целых пять лет, но Бетси запрыгнула к нему на руки так, словно они расстались только вчера. Дэниел, довольно улыбаясь, сгреб ее в охапку и закружил в объятиях. Прижав к себе девочку, он с ухмылкой взглянул на красноносого клоуна и гаремную танцовщицу:

— Мы ехали к вам, чтобы пополнить боевые силы, но, как видно, попали на празднование победы.

— Питер меня спас! — сообщила ему Бетси. — А Дженис танцевала, чтобы плохие дядьки не видели, что делает Питер. А я оставляла подсказки, чтобы они могли меня найти. Вы видели мои подсказки?

Тайлер выхватил девочку из рук Дэниела, подбросил ее кверху и поймал в свои крепкие объятия, словно желая убедиться, что она настоящая.

— Мы нашли все подсказки, маленькая мисс Смекалка! Тетя Эви перекопировала твои рисунки, и теперь они расклеены по всему Западу.

— Правда? — Взволнованная Бетси посмотрела на Эви, ища подтверждения.

— Эти рисунки так хороши, что люди сразу же узнавали тех, кого ты рисовала, — заверила ее Эви. — Я пошлю их своему отцу. Как учитель рисования, он будет гордиться тобой.

Бетси просияла. За ее спиной Тайлер и Эви жестами подзывали к себе Питера. И хотя Питеру очень не хотелось покидать своих любимых женщин, он прекрасно понимал, что есть и другие неотложные дела. Взглянув на Дженис, он показал, куда уходит. Она сразу все поняла и согласно кивнула. Приятное тепло согрело сердце Питера, когда он осознал, что они с ней даже без слов находят общий язык. Думал ли он когда-нибудь, что добьется такого взаимопонимания с женщиной? Какое счастье, что у него такая чудесная жена!

Обойдя толпу, Питер вышел следом за мужчинами, и Дэниел ответил на его вопросительный взгляд:

— Я нашел Бобби Фэарвезера с помощью Мануэля. После недолгих запирательств он рассказал про «Кривой». Не думаю, что в ближайшее время Бобби уедет из Минерал-Спрингс. Хардинг предупредил, что стоит ему только оставить жену с малышом, и его тут же арестуют за похищение ребенка. — Дэниел весело посмотрел на брата. — Я не стал сообщать тебе телеграммой о том, где искать Бетси, рассчитывая приехать и помочь, но ты, похоже, меня обскакал.

Питер, сняв нос и парик, нетерпеливо мял их в руке, мечтая поскорее вернуться к своей семье.

— Это подсказки Бетси навели нас на цель. Просто мы не были уверены, что правильно их разгадали.

— И поэтому послали цирк на разведку? А я-то думал, что Дэниел — самая эксцентричная личность во всем семействе, — усмехнулся Тайлер. — Полагаю, тебе неизвестно, что сейчас делает Стивен? Или ты связал его по рукам и ногам и отправил в клетку с тиграми?

Питер пожал плечами:

— Нашей первой мыслью было поскорее уносить оттуда ноги. Но после этого я имел беседу с приятелем Дэниела. — Он многозначительно посмотрел на брата. — Пикос сказал, что, если ты опишешь это приключение в книге, он с тебя заживо снимет скальп.

Дэниел, хмыкнув, скрестил на груди руки и спросил:

— Прямо так и сказал? И что же старина Мартин сделал с подлым злодеем?

— Вообще-то я хотел отдать мерзавца властям, но Пикос почему-то считает, что Коннора не следует отдавать под суд. — Приподняв бровь, Питер взглянул на Дэниела. — По-моему, он думает, что ты должен знать про судью Роя Бина. Сказал, что ты бы его понял.

Дэниел перестал ухмыляться.

— Да, я читал о нем в газетах. И все же мне кажется, что Коннора следует повесить. Именно такой приговор вынес бы ему этот судья.

Питер догадывался, почему Мартин не хотел, чтобы Стивена Коннора повесили, но не стал говорить об этом. Он не мог представить, чтобы Дженис рассказала Пикосу, кто такой Коннор на самом деле, но старый ковбой, похоже, каким-то образом пронюхал то, что ему знать не полагалось. Конечно, Дженис не хотела бы видеть повешенным отца своего ребенка. Понимал это и Пикос Мартин. Но Тайлер и Дэниел не должны были ничего знать.

— Как бы то ни было, Пикос повезет Коннора в Форт-Уэрт, где он предстанет перед цивилизованным судом. Это на какое-то время отвлечет его от нас. — С этими словами Питер собирался вернуться в комнату.

Дэниел окликнул его:

— И что ты теперь собираешься делать? Как я понимаю, снег в горах помешает тебе разрабатывать твою золотую жилу до весны.

Питер остановился.

— Наверное, вернусь в Огайо, если, конечно, ты уступишь мне часть бизнеса.

— Ты же знаешь, что лучше моего соображаешь в управлении корпорацией. Конечно, возвращайся, буду рад!

Питер ушел, а Дэниел озабоченно посмотрел ему вслед и перевел удивленный взгляд на Тайлера. Тот пожал широкими плечами и посмотрел на закрывшуюся дверь.

— Питер считает, что он твой должник. Ты же никогда не будешь разубеждать его в этом.

Худое длинное лицо Дэниела застыло в угрюмой решимости.

— Ты так считаешь? Хочешь пари?

Благодаря щедрости Питера оставшаяся часть цирка села на ближайший поезд до Сан-Антонио. А усталым путешественникам пришлось ждать поезда на Форт-Уэрт.

Пока они бродили по перрону в ожидании поезда, Дженис села на саквояж и посмотрела на мужа. Она заметила, что кашель у Питера стал меньше, но лицо осунулось и потемнело — сказывалось напряжение последних дней. Он с новой энергией мерил шагами платформу. Ярко-зеленый огонек волнения сменился тусклым взглядом обреченности. Дженис совсем не нравился этот взгляд.

Ее внимание привлек стоявший в темном углу высокий сутулый мужчина в заношенном до неприличия кожаном жилете. Он почти сливался с тенями, но на этот раз Дженис его узнала и пошла прямо к нему.

На какое-то мгновение ей показалось, что он сейчас убежит, но нет — мужчина только расправил плечи. Дженис остановилась перед пожилым ковбоем:

— Я хочу поблагодарить вас, мистер Мартин, за все, что вы сделали для нас. Как жаль, что в тех краях больше нет таких людей, как вы, зато попадаются такие, как Стивен.

— Что поделать, мэм? Слабому человеку свойственно выбирать легкие пути. Я прослежу, чтобы власти о нем не забыли. Больше этот подлец вас не потревожит. — Мартин беспокойно переминался с ноги на ногу, поглядывая в сторону, где сидел его связанный арестант.

— Только настоящие мужчины выбирают трудные пути. Вы ведь всегда были там, присматривали за нами, да? Но не вмешивались, предоставляя нам возможность сделать собственный выбор. Не знаю, стоит ли мне благодарить вас за это, но я искренне хочу поблагодарить вас за то, что вы были с нами.

Пикос пожал плечами и объяснил:

— Ваш муж не понял бы, если бы я начал вмешиваться. Хотя он никогда и не нуждался во мне, прекрасно справляясь сам. Я просто наблюдал, чтобы доставить удовольствие его брату. Думаю, что в ближайшее время моя помощь вам не понадобится.

— Помощь, может, и нет, а вот ваша дружба понадобится. Не пропадайте, мистер Мартин. — Дженис смело приподнялась на цыпочки и чмокнула ковбоя в шершавую щеку.

Он покраснел даже под слоем загара и отступил назад. Дженис улыбнулась, глядя на то, как бесстрашный герой романов Дэниела словно воск тает перед женщиной. Но тут ее отвлек шум подходящего к станции поезда, а когда она повернулась, Пикос Мартин уже скрылся.

И все-таки он был где-то здесь. Улыбнувшись и шепнув «до свидания», Дженис поспешила к остальным. Поезд, громыхая, остановился. Обняв Бетси, она взяла мужа под руку, с гордостью и радостью прижавшись к его плечу. Питер одарил ее мимолетной улыбкой искреннего счастья, которая была ей уже знакома, но в вагоне тут же превратился в серьезного делового человека, которого она только начинала познавать в муже.

Ее терпения хватило до Форт-Уэрта. Почти всю дорогу Питер озабоченно и деловито обсуждал с Дэниелом вопросы бизнеса, и Дженис уже дала себе обещание — понять и эту грань характера своего мужа. Но когда он отправил жену в гостиницу вместе с Дэниелом и Монтей-нами, а сам остался еще раз детально продумывать план дальнейших действий, ее снисходительное терпение стало иссякать.

Портье, поглаживая темные усы, с удивлением наблюдал за тем, как Дэниела отвлекала неряшливого вида женщина. Дженис понимала, что выглядит белой вороной в этом фешенебельном отеле, и чувствовала, с каким пренебрежением смотрел безупречно одетый клерк на ее износившийся в дороге костюм, но сейчас ее меньше всего это волновало.

— Дэниел, ты не мог бы устроить Бетси вместе с Эви? Мне с Питером… нам надо побыть вдвоем.

Конечно, ей полагалось смутиться и покраснеть, высказывая подобную просьбу, но если Дженис на что-то решилась, то все остальное уже было не важно. Тем более Дэниел — старый друг и должен понять.

Он даже не усмехнулся, просто понимающе кивнул и сказал;

— Если кто и имеет влияние на Питера, так это ты, миссис Дженис. Меня всегда выводило из себя стремление людей к жертвам. А он почему-то решил, что должен пойти на жертву, чтобы сделать тебя счастливой.

Дженис, не глядя на Дэниела, мрачно ответила:

— Мне кажется, этот человек плохо понимает женщин.

Вот когда Дэниел усмехнулся.

— Это уж точно! Он теряет всякий здравый смысл, когда дело касается женщин. Но ты, как учительница, могла бы преподать ему урок. Я на это рассчитываю.

Только поздно вечером Питер пришел в гостиницу. Благодаря стараниям его брата Бетси уже удачно поселилась у Монтейнов, Дэниел куда-то ушел, а Дженис — впервые в своей жизни — блаженно нежилась в ванне с мыльной пеной.

Он осторожно закрыл за собой дверь и прислонился к ней, чтобы не упасть при виде Дженис. Он всегда знал, что его жена красивая женщина, но только сейчас, увидев золотые волосы, подобранные кверху, атласную шею и плечи, соблазнительно пылавшие от горячего пара, Питер вдруг понял, что даже не подозревал о том, как невероятно привлекательна Дженис. Она потянулась за мылом, и пена дразняще приоткрыла ее высокую грудь.

Заметив наконец Питера, Дженис одарила мужа такой обольстительной улыбкой, что пальцы его мгновенно взлетели к пуговицам на рубашке. Минуту назад он чувствовал себя усталым и измотанным как черт, но сейчас снова был бодрым. Совершенно голый, он подошел к ванне. Дженис лишь приглушенно вскрикнула, но не стала сопротивляться, когда Питер поднял ее из воды, а сам устроился в ванне, притянув ее к себе. Вода выплеснулась через края, но он не обратил на это внимания.

— Питер…

Он не знал, что Дженис хотела сказать, но остановил ее слова поцелуем. Этот обжигающий поцелуй раскалил его, как будто он сидел в кипятке.

Ему надо было сказать так много, но он только целовал Дженис, пока она не начала задыхаться от страсти. Она испустила восторженный крик, от которого Питер совершенно потерял голову, и, застонав от счастья, он последовал за ее ритмом, погружаясь в нее все глубже, все глубже, пока от их, неистовых движений в ванне не поднялась маленькая буря. К тому времени, когда они достигли наслаждения, на полу было воды больше, чем в ванне, и кто-то возмущенно колотил в дверь номера.

Питер чмокнул жену в раскрасневшуюся щеку и лишь потом вылез из ванны и обмотался полотенцем, чтобы прогнать непрошеного гостя. Он успокоил управляющего отелем и вернулся в комнату, где Дженис уже насухо вытерлась полотенцем и теперь натягивала на себя длинную ночную рубашку. Питер выхватил у нее сорочку и зашвырнул в дальний угол.

— Я должен наверстать упущенное, — пробормотал он, когда она попыталась возмутиться.

Подняв Дженис на руки, Питер понес ее в кровать.

— Сначала поговорим, — холодно заявила она.

Питер даже не потрудился как следует вытереться и упал на постель, не выпуская Дженис из объятий.

— Мы можем поговорить когда угодно. Нам с тобой не так часто выпадают минуты уединения, чтобы заняться тем, чего я так хочу.

— Скажи хотя бы, куда ты меня везешь. Я имею право знать, где мы будем жить. — Она выдернула у мужа простыню и натянула ее на себя.

— Везу обратно в Минерал-Спрингс, где у тебя есть друзья. Я тебе построю там новый дом и куплю новый велосипед. Ты же сказала, что не хочешь возвращаться в Огайо.

Питер снова стащил с нее простыню и наполнил ладони ее восхитительно пахнущей грудью.

Но Дженис не собиралась сдаваться и заставила мужа посмотреть ей в лицо.

— И как же ты заработаешь деньги на все эти чудесные вещи?

— Так же, как и всегда, — собственным трудом. Несмотря на то, что ты видела, я способен содержать жену.

Питер потянулся губами к ее уху. Но Дженис попыталась оттолкнуть его от себя.

— Я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Только скажи мне, как и где ты собираешься работать.

Начиная сердиться на отказ принимать его ласки, Питер приподнялся и посмотрел на жену:

— Какая разница? Главное, что я буду тебя обеспечивать, как обещал.

Дженис попыталась выкарабкаться из-под него, но запуталась в его ногах, простынях и одеялах и тоже сердито взглянула на Питера:

— Я твоя жена, тупоголовый болван! Не воображай, будто я какая-нибудь твоя работница, не достойная знать секреты фирмы!

Волосы рассыпались по ее плечам и груди. Он влюбился в эти волосы сразу, как только впервые увидел их. Питер сел на колени, взял в руки пышные золотые локоны и заставил себя сказать то, что готов был за любые деньги отложить на потом:

— Я вернусь в Огайо и буду помогать Дэниелу управлять корпорацией. Там я буду зарабатывать хорошие деньги, и мы очень скоро выберемся из долгов.

В гневе Дженис уперлась руками в его грудь и столкнула с кровати. Как и много недель назад, Питер повалился на пол с громким стуком подпиленного дерева.

Глава 41

— Кем это ты себя возомнил, черт возьми? — гневно вопрошала над ним Дженис.

Она сидела на коленях голая, ее длинные волосы разметались по спине и плечам — ни дать ни взять грозная валькирия!

Питер лежал на спине, глядя на нее с пола больше удивленно, чем рассерженно.

— Это супружеская жизнь, а не бизнес! — И она швырнула в него подушку.

— Я привык выполнять свои обещания, черт возьми! — выкрикнул он в ответ. — Я обещал сделать тебя счастливой и позаботиться о тебе, и я сдержу свое слово! У меня нет ранчо, и я не могу содержать тебя здесь, не работая. Поэтому я буду добывать деньги тем единственным способом, который мне знаком.

Вскочив на ноги, он выхватил у нее вторую подушку, которую она собиралась в него метнуть.

— И бросишь меня здесь! Пошел ты к черту, Питер Маллони! За кого ты меня принимаешь? За обманщицу? Я же сказала, что люблю тебя. Ты что, настолько тупой, что это до тебя не доходит?

Они так шумели, что кто-то снова забарабанил в дверь.

— Любовь — одно, а деньги — совсем другое, черт возьми! Насколько я знаю, любовь кончается раньше, чем звучит само слово. И ясно как день, что она не продлится дольше, если ты будешь прозябать в жалкой бревенчатой лачуге, ухаживая за нашими голодными детьми. Я обещал тебе, что не допущу этого, и выполню свое обещание!

Стук в дверь теперь сопровождался грозными требованиями открыть. Дженис схватила с пола подушку и обрушила ее на голову Питера.

— Я… люблю… тебя… болван! — выкрикивала она, при каждом слове ударяя его подушкой.

Питер, пригнув голову, потянулся за второй подушкой, а Дженис продолжала лупить его по спине и плечам.

— Я твоя жена! Куда ты, туда и я! Если тебе стыдно ехать со мной в Огайо, то так и скажи! Нечего пороть эту чепуху!

Питер ухватился за ее подушку и потянул. Шов разошелся, и по комнате закружил снежный вихрь из перьев. В дверь стучали все громче и настойчивей.

— Стыдно? Черт, Дженис, я не знаю, для чего тебе мозги, но уж точно не для того, чтобы думать! Я женился на тебе, при чем здесь стыд? Я женился, потому что ты самая лучшая женщина в мире, и с гордостью показал бы тебя всем своим близким. Но ты сама по своей глупости не хочешь ехать со мной. Какой мужчина не хочет, чтобы его любимая была с ним рядом? Но я не могу везти тебя туда, где ты будешь несчастна.

Дженис была настолько удивлена его признанием, что выпустила край подушки, и Питер увидел, что сжимает пустую наволочку. Оба застыли на месте с открытыми ртами, глядя на то, как легкие стаи перьев кружатся в воздухе, оседая повсюду белым ковром — на постели, на их волосах и плечах, на полу, на туалетном столике и умывальнике, а затем снова взмывают кверху, подхваченные сквозняком от двери.

Дверь! Чье-то плечо уже ломилось в крепкое дерево. Питер поспешно схватил Дженис и прижал к себе. Снаружи послышались проклятия Тайлера. Еще кто-то начал стучать кулаком по двери, и губы Питера растянулись в ухмылке.

— По-моему, нас спасают, любимая. Как ты думаешь, кто из нас смутится больше, если их усилия увенчаются успехом?

Дженис взглянула на их покрытые перьями голые тела, на усыпанную белым комнату и затряслась от смеха.

— Ты что, плачешь? — встревоженно спросил Питер, схватив Дженис за руки и заглядывая в ее опущенное лицо.

Дженис мотала головой, стараясь удержаться от хохота, но это было выше ее сил. Вся ее жизнь летела вверх дном, а она так громко смеялась, что заглушила крики и ругательства по ту сторону двери.

Питер сначала сдержанно хмыкнул над нелепостью их положения, затем начал давиться от смеха и наконец захохотал в полный голос, зараженный весельем. Если не думать о том, что они оба, совершенно очевидно, сошли с ума, ему еще никогда в жизни не было так хорошо. Радость рвалась из него с каждым новым приступом хохота. Ему хотелось кататься по полу от счастья, и все же в нем сохранилось достаточно здравого смысла, чтобы схватить простыню и замотать в нее Дженис. Питер хотел кричать на весь мир о своей любви.

Управляющий отелем открыл своим ключом дверь, Тайлер с Эви ввалились в номер, и все просто ошалели. Сдержанные супруги, которые редко когда улыбались, которые всегда совершали только разумные поступки и у которых не было времени на разные глупости, стояли полуголые в белом облаке перьев и смеялись как безумные. Увидев лица своих горе-спасителей, парочка взорвалась новым приступом хохота.

Управляющий, увидев такой кавардак в номере, разразился сочными испанскими ругательствами и угрозами, но Монтейны только переглянулись, ухмыльнулись и вытолкали его в коридор. Здесь нечего было спасать, кроме рассудка четы Маллони, а с этим пока можно было и подождать.

Эпилог

— Если моя мама подарила тебе эти чертовы панталоны, это еще не значит, что ты должна их носить. — Стегнув быка, Питер взглянул на задевавший его чувства предмет одежды, который выглядывал соблазнительными кружевными оборками из-под юбки Дженис.

— Мне в них тепло. К тому же сверху я надеваю юбку. Я же не ношу их как брюки. И потом, тебе совсем не обязательно смотреть на мои ноги. Ты уже получил то, что хотел.

Дженис положила руку на свой высокий круглый живот и слегка приподняла ножку, любуясь атласной ленточкой, продетой в манжеты модных панталон. Это будет очень красиво смотреться, когда она снова сможет кататься на велосипеде, но об этом Питеру пока ни слова.

Питер, заметив, куда она положила руку, довольно усмехнулся:

— Признаю, что страшно счастлив, оттого что ты носишь моего ребенка, но это еще не все, чего я хочу. Я навел справки и выяснил, что у нас с тобой еще полно времени, чтобы заняться тем, чего мне недостает.

Дженис покраснела:

— Не буду задавать тебе вопрос, у кого ты наводил справки. Я давно поняла, что ты вышел из семьи настоящих мошенников. Просто не представляю, как твоя святая мама столько лет терпит все это.

— Моя «святая мама» на старости лет, — Питер фыркнул, — превратилась в настоящую ведьму. Не знай я лучше своего отца, мне бы стало его жалко.

Дженис улыбнулась и посмотрела на Бетси, которая ехала впереди на своей маленькой лошадке.

— Что ж, он просто получает теперь по заслугам за то, что столько времени держал ее под каблуком. А твои братья по примеру Дэниела пропускают мимо ушей все ее нравоучения. Через несколько лет они смогут самостоятельно управлять корпорацией «Маллони энтерпрайзес».

Питер подозрительно посмотрел на ее улыбку:

— Да, я получил кое-какую прибыль, выгодно продав акции, но этого нам ненадолго хватит. Думаю, к зиме нам придется снова перебираться в Огайо.

Гора, на которую они поднимались, не сильно изменилась после суровой зимы. Весна одела деревья в свежую зелень, но аромат сосен был тот же. Дженис глубоко вдыхала запах хвои, откинувшись на сиденье фургона.

— Ну, раз ты этого хочешь, то я не буду спорить. Только нам придется подождать с переездом, пока подрастет ребенок, — невинным тоном ответила она, отказываясь принимать вызов, который прозвучал в его голосе.

— Так я никогда не стану богатым, — предупредил Питер. — Не могу же я без конца мотаться между этой проклятой горой и Огайо! От этого мои дела не продвинутся. Если на этот раз мы не добудем золота, то нам будет лучше остаться там насовсем.

— Как хочешь, — откликнулась Дженис.

Она знала, что на самом деле он хочет жить здесь, на бескрайних просторах дикой природы, где людей судят по их поступкам, а не за их имя; знала, что Питер хочет доказать свою самостоятельность и не желает прослыть здесь неудачником. И Дженис была уверена, что он никогда не станет неудачником. У Питера была способность добиваться всего, что бы он ни задумал. А от нее требовалось лишь одно — оградить его от тревог о ней и ребенке.

Понимая, что жена просто успокаивает его, Питер недовольно вздохнул и сосредоточился на дороге, направляя быка вверх, к его домику. На этот раз он отправился в путь, имея достаточно денег, чтобы приобрести кое-какие полезные в хозяйстве вещи, и железная плита, которую они тащили с собой в фургоне, знаменовала собой медленный прогресс в их быту.

— Как ты думаешь, золото, кбторое мы оставили, еще там? — осторожно спросила Дженис.

Сейчас, когда будущий ребенок поглощал все внимание, золото интересовало ее меньше всего, но надо было отвлечь Питера от неприятных мыслей. Борьба подушками хорошо помогала в спальне, но на людях приходилось проявлять сдержанность.

— Хорошо, что Тайлер согласился подождать с долгом.

— Еще бы! — Питер усмехнулся. — После того, как я посоветовал ему купить те акции, он стал великодушен. Теперь у него столько денег, что можно выкупить обратно его бешеного коня и еще останется. — Вернувшись к прерванному разговору, он заметил: — Конечно, золото там, где же ему еще быть? Вот только везти его в город на пробу пока опасно, ведь мы еще не закончили все работы и не обеспечили охрану горы.

Впереди с дороги послышался крик Бетси. Питер схватил винтовку и остановил быка.

Бетси выскочила из-за поворота на своей маленькой лошадке, за ней на крепкой кобыле степенным шагом ехал Таунсенд. Поравнявшись с фургоном, Бетси дернула поводья, а Таунсенд приподнял шляпу и усмехнулся в отросшую за зиму бороду:

— С возвращением, напарничек! Рад тебя видеть. А я уж думал, что ты там разнежился и решил меня бросить.

— Бросить тебя на горе, полной золота? Ты за дурака меня считаешь? — проворчал Питер, но глаза его лучились смехом.

— Серебра, — уточнил Таунсенд. — На горе, полной серебра!

Дженис округлила глаза, но ничего не сказала. Питер озадаченно уставился на своего партнера. Бетси весело подпрыгивала в седле и вертела в руке камень. Но Дженис хранила молчание, ожидая, что скажет муж. Питер знал этого человека и должен был понять, шутит он или говорит серьезно.

Таунсенд кивнул на камень в руке у девочки:

— Это я нашел в том месте, где ты разрабатывал последнюю жилу. Помнишь, ты разозлился и бросил в скалу кирку? Было нелегко достать ее оттуда, но когда я наконец добрался до нее, то нашел серебряную руду. Золото там тоже есть, но, думаю, мы можем в качестве стартового капитала использовать серебро, чтобы организовать горные работы.

Питер, взял камень и посмотрел его на свет.

— Не забывай, что здесь я веду финансовые дела. И мне решать, с чего мы начнем и чем закончим.

Таунсенд опустил голову и надвинул на лоб шляпу, чтобы скрыть веселую улыбку.

— Так-то оно так. Но по-моему, теперь появились другие заботы, и чтобы не обременять тебя серьезными вопросами бизнеса, назначаю тебя простым бухгалтером.

Питер хмыкнул и обернулся к Дженис:

— Когда наемный работник начинает так наглеть, это значит, что у него в кармане завелись деньжата. Ну что ж, мы можем построить в пригороде особняк.

Дженис, с невинной улыбкой обняв Бетси, которая перебралась в повозку и села рядом с ними, добавила:

— Только у меня одно условие: чтобы там в спальне запиралась дверь и было много подушек.

Питер счастливо улыбнулся и поторопил упряжку волов.

— А я-хочу большую ванну. — Он искоса посмотрел на Дженис. — Кстати, я собственноручно уложил в багаж твой цирковой костюм танцовщицы из гарема.

Дженис надулась, пытаясь изобразить недовольство, но уголки ее губ дрожали в улыбке.

Бетси засмеялась и потрогала живот Дженис:

— Мне кажется, маме Дженис больше подойдет костюм клоуна. Значит, папе Питеру придется нарядиться в красивые шелка.

Все весело рассмеялись, но Питеру удалось переглянуться с Дженис поверх головы Бетси. Кого бы девочка ни считала своими настоящими родителями, похоже, она приняла все и всех с жизнерадостной детской наивностью. И она права — ведь люди, с которыми ей так хорошо и надежно, очень скоро станут для нее не только родителями, но и друзьями. Они будут гордиться такой исключительно талантливой, озорной и смышленой дочкой.

Издали увидев дом, Дженис обняла дочь, а Питер засвистел веселую мелодию. «Странно, а я и не знал, что умею свистеть», — подумал он, останавливая волов перед пока единственным домом, который они могли назвать своим.

Он был маленький, зато их собственный.

Питер поцеловал жену. Бетси, увидев это, выбралась из повозки с возмущением десятилетнего ребенка. Пройдут годы, и лишь тогда Бетси поймет, что именно любовь сделала их всех богатыми, а пока ее больше интересовали оставленные в доме краски.

— Я люблю тебя, — с нежностью прошептал Питер, обнимая жену.

— Знаю и за это все прощу тебе. — И Дженис губами потянулась к его губам.

— Все? — лукаво спросил он, отвечая на поцелуй.

— Почти все, — строго ответила Дженис.

Зная свой несносный характер, он понимал, что не раз и не два подвергнет испытанию этот обет, но был совершенно уверен, что Дженис никогда не подведет его. Закрыв глаза, Питер страстно поцеловал ее.

Да, наверное, он мечтает о золоте, но главное свое сокровище Питер Маллони уже нашел.

Примечания

1

День независимости США — Здесь и далее примеч. ред.

(обратно)

2

Негритянский танец.

(обратно)

3

Очень элегантно (фр.)

(обратно)

4

Быстрый шотландский танец

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Эпилог . . . . .

Реклама на сайте