«Чертополох и роза»

Виктория Холт Чертополох и роза

Глава 1 ОБРУЧЕНИЕ

В покоях королевского дворца, недавно по приказу короля переименованного из Шипи в Ричмонд, трое детей собрались у горящего камина. За окнами январский ветер обдувал восьмиугольные и круглые башни, угрожая снести невысокие трубы, похожие на перевернутые груши.

Самая старшая из детей – девочка, совсем недавно отметившая двенадцатый день рождения, – сняла сетку, что удерживала ее прекрасные золотисто-рыжие волосы, и с привычной радостью позволила им, упав на плечи, скользнуть вниз до самой талии. Мальчик, у которого было такое же румяное лицо и огненно-золотые волосы, угрюмо взирал на нее. Старшая сестра была в восторге от себя; он выглядел недовольным. Что до еще одного ребенка, девочки, которой еще не исполнилось и шести, то она сосредоточенно наблюдала за обоими, прекрасно сознавая, что по малолетству не представляет особого интереса в глазах двенадцатилетней сестры Маргариты и десятилетнего брата Генриха.

– Вся беда в том, – говорила Маргарита, – что ты злишься, потому что я собираюсь выйти замуж и буду королевой раньше, чем ты станешь королем.

– Королевой Шотландии! – презрительно фыркнул Генрих. – Этой варварской страны! Нет, ошибаешься, я недоволен, поскольку считаю недостойным, чтобы моя сестра так унизила себя подобным браком.

Маргарита расхохоталась:

– Ты слишком важничаешь, Генрих. Право слово, с тех пор как стал принцем Уэльским, ты возомнил, будто уже король. И поразмысли об этом, братец: будь наш дорогой Артур жив, ты вообще никогда не смог бы мечтать о троне.

Генрих нахмурился. Как это похоже на Маргариту – пускать в ход нечестные приемы! Сестра говорит, будто он выказывает слишком откровенную радость по поводу своего нового положения и недостаточно скорбит о смерти старшего брата.

– Не имеет значения, как или почему человек обрел корону, – пробормотал Генрих. – Важно только, что он ее носит.

– Значит, ты рад, что Артур умер?

– Я этого не говорил!

– Но имел в виду.

– Лжешь!

– Я не лгу.

Мария захныкала. Она ненавидела ссоры между братом и сестрой, а такая угроза всегда висела в воздухе: отчасти – из-за удивительного сходства Маргариты и Генриха. Если подстричь волосы Маргариты (чего она никогда бы не позволила, поскольку они были ее самым главным достоинством и предметом величайшей гордости) и одеть ее как мальчика, получился бы вылитый Генрих. Но сходство не ограничивалось внешностью: и брат и сестра были упрямы, своевольны, любили настоять на своем и впадали в ярость, если кто-то осмеливался им противоречить. Втайне Мария поддерживала Генриха, потому что брат уделял ей много внимания, часто говорил, какая она хорошенькая, и называл любимой сестрой.

– Посмотри, что ты наделала! – рассердился Генрих. – Ты испугала Марию. Иди сюда, Мария, я спою для тебя, если захочешь, и сыграю на лютне.

– О да, пожалуйста!

Маргарита окинула их насмешливым взглядом:

– И ты должна сказать, что никто не поет лучше его, никто не может сравниться с Генрихом в игре на лютне, и ты самая счастливая девочка в мире, поскольку у тебя есть такой брат. Это будет платой за его внимание, маленькая сестричка.

– Не слушай ее, – успокоил девочку Генрих. – Маргарита злится на нас, потому что ей придется променять наш прекрасный двор на окружение этого варвара.

Маргарита утратила часть недавней бравады. В глубине души ее терзала тревога. В двенадцать лет, когда почти нет жизненного опыта, – нешуточное испытание покинуть родной дом ради мужа, которого ты в глаза не видела.

Генрих, увидев перемену в настроении сестры, не преминул этим воспользоваться:

– Меня никогда не интересовали союзы с Шотландией. – Принц, подражая одному из министров отца, стоял, расставив длинные ноги и сцепив руки за спиной, пытаясь придать глубокомысленное выражение круглому, румяному личику.

– Интересно, почему бы тебе не обсудить этот вопрос с королем? – саркастически вставила Маргарита.

– Возможно, я так и сделаю. – Генрих устраивал представление для Марии; вовсе не исключено, что девчушка и впрямь думает, будто ее чудесный брат уже дает советы королю.

– Иди и попроси у него аудиенцию, – предложила Маргарита. – Я уверена, наш отец жаждет выслушать твои советы.

Генрих, не обратив внимания на сестру, принялся взад-вперед шагать перед камином.

– Во-первых, – сказал он, – мне не нравятся эти Стюарты. Мне не по душе их распущенность. Ты поедешь к мужчине, у которого была куча любовниц, причем на одной из них он, по слухам, женился. На редкость лестно для Тюдоров, мадам!

Маргарита, сложив руки на груди, весело рассмеялась. Она испытывала смешанное чувство тревоги и возбуждения. Девочка рано начала ощущать томление в крови, так что гувернантка и нянька в один голос твердили: «Ей надо пораньше выйти замуж». По-другому это было для Генриха, каковой не менее жаждал стать мужчиной, чем его сестра – женщиной. В них обоих было сильно вожделение, в этих юных Тюдорах. Верно, они унаследовали это от деда по материнской линии – дети часто обсуждали сплетни, слышанные о нем. Великий Эдуард IV – красивый, высокий, златовласый и очень похожий па своих внуков внешне, считал величайшим удовольствием в жизни погоню за женщинами. Его дочь, их мать, уродилась мягкой и кроткой, а ее супруг так усердно копил золото и богатство, что ни на какие другие увлечения у него не оставалось сил.

Значит, думала Маргарита, Генрих унаследовал вкусы от деда. А я? Она считала, что да; и это было удачно, поскольку, несмотря на вполне естественный легкий страх, могла не без радостного волнения ожидать брака с мужчиной, известным редким любвеобилием.

Маргарите было забавно видеть Генриха в подобном настроении: маленький рот чопорно поджат, ведь принц привык чувствовать себя средоточием всего и вся, а теперь намечалась свадьба, где центром внимания, хоть и в силу необходимости, оказывалась Маргарита, вот он и срывал досаду, выражая неодобрение нравам жениха.

– Ему придется отослать любовниц, когда приеду я, – сказала Маргарита.

– Если Стюарт не сделал этого, пока вел переговоры о браке с нашим отцом, будь уверена; когда добьется своей цели – союза с Тюдорами, тем более не изменит привычки.

Генрих изрек это тоном герольда на турнире. Он вообще стал весьма настойчиво требовать почтения к Тюдорам, с тех пор как стал наследником трона.

Разумеется, думала Маргарита, это изменило все. Генриха постоянно окружали подхалимы, жаждущие быть друзьями мальчика, который в свое время станет королем, и Генрих как будто не понимал, что означает их лесть, а если и понимал, это было так приятно, что он с охотой принимал дифирамбы, не обращая внимания на их подоплеку.

Маленькая Мария следила за братом полными обожания глазами. Легко выглядеть героем для пятилетней девочки.

– У нашего дедушки было много любовниц, и это не мешало ему быть великим королем, – напомнила Генриху Маргарита.

– Но эти Стюарты! У них даже в замках гуляют сквозняки.

Маргарита поежилась:

– И в нашем тоже.

– И зимы очень суровы к северу от границы.

– Я найду способ согреться.

– И… – Генрих сузил глаза, и губы его сжались, – я помню, хотя другие успели забыть, как твой жених привечал некоего изменника.

– Изменника! – пропищала Мария. – Ох, Генрих, какого изменника?

– Ты слишком мала, чтобы помнить, но два года назад Перкин Уорбек сидел у нас в лондонском Тауэре. Там его судили и признали виновным, а после этого отвезли в Тайберн и повесили. И знаешь, что пытался сделать этот изменник? Выдать себя за герцога Йорка, брата нашей матери, чтобы таким образом заявить, будто у него больше прав па трон, чем у нашего отца. Подлый изменник! А этот Яков, союзом с которым так гордится твоя сестра, принял его в Шотландии, осыпал почестями и позволил жениться на собственной кузине. Вот так! Теперь ты понимаешь, почему я не вижу поводов радоваться этому браку нашей сестры?

Мария очень серьезно посмотрела на сестру:

– Ох, Маргарита, это и в самом деле так?

– Выходит, ты сомневаешься в моих словах? – прорычал Генрих.

– О нет, Генрих! Ты всегда прав.

– Не всегда, – резко бросила Маргарита. – И все это давняя история. Перкин Уорбек обманул Якова Стюарта, как и остальных. С недоразумением покончено, и это не имеет никакого отношения к моему замужеству.

– Да будет мне позволено заметить, что это очень даже относится к твоему замужеству!

– Тогда меня удивляет, почему ты не запретил нашему отцу дать на него согласие, – ехидно заметила Маргарита.

Лицо Генриха залилось краской.

– Когда я стану королем… – пробормотал он.

Генриху не повезло: именно в эту минуту дверь распахнулась, и его слова достигли ушей того, кому менее всего предназначались.

Король вошел в комнату вместе с женой и несколькими придворными. Король Генрих VII не любил церемоний и одевался гораздо проще многих своих придворных. А судя по его бледному и проницательному лицу, никто не заподозрил бы, что это отец троих розово-золотых детей, явно обеспокоенных неожиданным визитом.

Генрих с обидой подумал, что королю следует появляться под звуки фанфар, одеяния его должны потрясать великолепием, короче говоря, монарху надлежит возвышаться над всеми вокруг. Когда я стану королем… мысли Генриха понеслись дальше, ибо это стало его излюбленной темой, с тех пор как ему сообщили о смерти Артура.

Генрих поклонился родителям, девочки присели в реверансе.

– Это время еще не настало, сын мой, – холодно сказал король, – хотя может показаться, что вы неподобающе стремитесь к нему.

– Сир, – смущенно пробормотал Генрих, – я лишь объяснял своим сестрам…

Король поднял руку.

– Я радуюсь вашему цветущему виду, – сказал он, – и хочу, чтобы душа была столь же здравой. Вам следует молиться, чтобы время править для вас пока не настало, ибо, сын мой, как принц-наследник, вы еще младенец, и вам надо многое постигнуть о том, что значит быть королем.

– Я понимаю это, сир, – выдохнул Генрих, – и приложу все усилия, стараясь учиться быстро, дабы вы остались мною довольны.

– Дочь моя, – позвал король, и Маргарита выступила вперед.

Отец не улыбался – его редко видели улыбающимся, – но взгляд, несомненно, выражал одобрение.

Генрих VII неустанно восхищался этими полными жизни чадами и в то же время удивлялся им. Он потерял Артура и Эдмунда, это правда, по румяные лица этих троих успокаивали. Если дитя, что носит сейчас королева, будет обладать таким же крепким здоровьем и если это окажется мальчик, король перестанет оплакивать смерть Артура. Разумеется, ничто не мешало обзавестись целым выводком детей – они с королевой были достаточно молоды, чтобы умножить число отпрысков.

– Шотландская знать прибывает сейчас во дворец, – продолжал король. – Вы должны подготовиться к приему. Сейчас нет времени на детские игры.

– Да, сэр, – прошептала Маргарита.

Королева взяла дочь за руку. Елизавета Йоркская старалась скрыть снедавшую ее тревогу. Чуть больше двенадцати лет назад она родила эту славную девочку в Вестминстерском дворце. Она помнила ноябрьские туманы, что висели над рекой и проникали в комнату; помнила, как держала на руках крохотное дитя и радовалась ему, позабыв о разочаровании полом ребенка, хотя должна бы огорчиться сильнее, чем все, у кого рождались девочки королевской крови. Ведь сестра Артура оказалась более здоровым ребенком, чем ее маленький брат.

А теперь вскоре появится еще одно дитя. Новая беременность беспокоила королеву. Ее терзали предчувствия, возможно, потому, что она лучше любого другого знала слабость собственного тела. Вынашивание детей изнурило королеву, и хотя она могла оставаться плодовитой еще несколько лет, с ужасом думала о последующих беременностях.

И ни единому человеку она не могла поведать об этих страхах. Дочь была слишком юна, чтобы понять; более того, как посмела бы мать клясть судьбу, на которую по самой природе собственного положения, возможно, обречена и сама Маргарита? Быть принцессой королевской крови – величайшая ответственность, и долг требует от венценосной особы обеспечивать рождение сыновей, задача эта казалась невероятно трудной для принцесс и удивительно простой для их смиренных подданных. Что королева могла объяснить мужу? Генрих никогда не понял бы, как может иметь значение что-то, кроме накопления богатств и укрепления власти, дабы Тюдоры, не очень уверенно сохранявшие корону, могли сохранить за собой трон. Причины для беспокойства имелись. Недавние истории с Ламбертом Симпелом и Перкином Уорбским это показали. Благодаря присущему ему здравому смыслу Генрих обошелся с этими самозванцами в манере, достойной королевского звания. Но подобные случаи тревожили его.

И теперь… союз с Шотландией. Великолепное предложение. Возможно, это положит конец бессмысленным пограничным стычкам, измучившим оба народа. Вероятно, союз настолько укрепит дружбу между двумя странами, что они смогут жить как добрые соседи много лет.

«И моя дочь Маргарита будет тому порукой, – размышляла королева. – Молю Бога, чтобы она оказалась мудрой советчицей для своего мужа».

Она поговорит с Маргаритой, постарается внушить всю важность возложенного на нее долга.

– Идите и приготовьтесь к встрече с послами шотландского двора, – сказала королева.

– Принцу Уэльскому также следует любезно почтить собрание своим присутствием, – заметил король, чуть насмешливо приподнимая уголок рта.

Маргарита взглянула на брата. Настал момент, когда он должен объявить о своих возражениях против этого союза, смело повторить отцу то, что говорил сестрам.

Нижняя губа Генриха слегка дернулась. Он открыл рот, собираясь заговорить, но, взглянув вверх, на суровое лицо родителя, передумал. Он пока еще не король Англии!

В большой приемной королевы в Ричмондском дворце собралось блистательное общество мужчин и женщин.

Королеву сопровождали дочери – принцесса Маргарита и маленькая принцесса Мария. В пышном торжественном одеянии Маргарита выглядела чуть старше своих двенадцати лет; ее от природы румяное личико сияло еще ярче, а глаза горели от возбуждения. Каждый здесь явственно ощущал ее присутствие, поскольку в вот-вот готовой начаться церемонии она была главным действующим лицом.

Зазвучали фанфары, и в зал вошел король в сопровождении принца Уэльского. Эти фанфары должны были бы удовлетворить даже юного Генриха. Так и раздулся от важности, подумала Маргарита, и выглядит очень довольным собой. Забыл ли Генрих уже, как сильно не одобряет шотландский брак, или собирается выступить с официальным протестом? Нет, он никогда не осмелится. При дворе есть только один человек, перед которым Генрих испытывает величайший страх, и это его отец. Наследник мог сколько угодно пыжиться, словно молодой бантамский петушок, перед сестрами и друзьями, но в присутствии Генриха VII ни на минуту не забывал, что всего-навсего десятилетний мальчик и должен вести себя прилично.

Вместе с Генрихом и его отцом явились архиепископы Кентерберийский и Йоркский; а за ними следовали шотландские лэрды,[1] каковым тоже предназначалась по этому случаю особая роль.

Взгляд Маргариты задержался на Патрике Хэпберне, графе Босуэлле, ибо он должен был стоять рядом с ней и принимать обеты как избранное своим господином доверенное лицо. Он прибыл вместе с архиепископом Глазго и епископом Мюррея в качестве слабой, по мнению Маргариты, замены короля Шотландии, поскольку тот, как она слышала, обладал редкостным обаянием и красивой внешностью.

Теперь, когда все собрались, цель встречи была торжественно объявлена, и архиепископ Глазго начал церемонию, обратясь к Генриху VII:

– Известно ли вашему величеству о каких-нибудь препятствиях к сему брачному союзу?

Король ответствовал, что неизвестно.

Потом тот же вопрос был задан королеве, каковая дала аналогичный ответ.

Затем от Маргариты потребовали ответить, есть ли у нее какая-то причина, препятствующая союзу с королем Шотландии.

– Я не знаю ни одной такой причины, – ответила девушка и, не в силах удержаться, бросила насмешливый взгляд на брата. Он знал такие причины, если только говорил правду сестрам, когда они были одни. Но Генрих с важным видом смотрел перед собой и сделал вид, будто не замечает ее взгляда.

Теперь настала очередь отца Маргариты задать тот же вопрос шотландцам. Девушка затаила дыхание. Правда ли, что ее нареченный заключил брачный контракт со своей любовницей? Что, если один из шотландских лэрдов заговорит об этом? Станет ли это разрывом союза?

Но шотландцы заверили короля Англии, что никаких препятствий к браку не существует, и архиепископ Глазго вновь повернулся к Маргарите:

– Согласны ли вы по собственной воле, без принуждения стать супругой моего господина?

Маргарита произнесла ответ, разученный вместе с матерью:

– Если таково желание милорда отца моего короля и миледи матери моей королевы, я согласна.

– Таковы наша воля и желание, – возгласил король.

Теперь ее рука лежала в руке Патрика Хэпберна, а тот с величайшей серьезностью говорил:

– Я, Патрик, граф Босуэлл, доверенное лицо истинно великого и могущественного принца Якова, милостью Божьей короля Шотландии, моего суверена и господина, наделен достаточными полномочиями, дабы вступить в брак per verba de predent с тобой, Маргарита, дочерью Генриха, милостью Божьей короля Англии, и Елизаветы, королевы той же страны, ныне заключаю брачный союз с тобой, Маргарита…

Девушка вновь стрельнула глазами на брата, передавая ему послание: «Почему ты молчал, пока еще было время? А теперь слишком поздно!»

Но юный принц Уэльский отказывался понимать ее взгляды. Он изображал великую заинтересованность во всем происходящем и старался выглядеть таким же довольным церемонией, как и его отец.

Архиепископ Глазго привлек к себе внимание невесты.

– Повторяйте за мной, – шепнул он. Девушка, чуть заметно кивнув, заговорила следом за священником:

– Я, Маргарита, первая дочь истинно превосходного, истинно великого и могущественного принца Генриха, милостью Божьей короля Англии, и Елизаветы, королевы той же страны, находясь в здравом уме и твердой памяти, достигнув двенадцати лет в прошедшем месяце ноябре, заключаю брак с истинно превосходным, истинно великим и могущественным принцем Яковом, королем Шотландии, доверенным лицом коего ныне является Патрик, граф Босуэлл; и я принимаю упомянутого Якова, короля Шотландии, как своего повелителя и супруга, отказываясь от иных привязанностей ради него на всю его и мою оставшуюся жизнь; а порукой тому я прошу его принять и отдаю в вашем лице, как упомянутому доверенному лицу, свое упование и руку.

Едва Маргарита закончила эту речь, королевские трубачи издали мощные звуки, а в соседнем зале грянул оркестр.

Принцесса Маргарита Английская стала отныне королевой Шотландии.

Для Маргариты началась увлекательная, красочная и роскошная жизнь. Король Генрих редко поощрял излишества при своем дворе, но это была, в конце концов, свадьба его дочери, и монарху надлежало поразить шотландских гостей богатством и мощью Англии.

– Пустая трата денег, – жаловался он королеве. – Балы… турниры! До сих пор я и не знал, какая расточительная свора эти мои придворные. Все они в восторге от такого случая промотать все деньги в бессмысленных празднествах.

Глаза короля сузились, и Елизавета угадала, что он запоминает имена мотов и придумывает способы, чтобы те богатства, каковые эти люди так жаждали растратить, оказались в королевских сундуках.

Несчастные глупцы, угораздило же их тратить больше, чем необходимо! Неужели они еще не поняли, как работает голова их царственного повелителя? Король только и думает о золоте для своей казны. Налоги, штрафы – все это неплохие способы добывания денег. Но он жаждал все больше золота и никогда не мог насытиться; точно так же король жаждал все больше детей, чтобы можно было торговаться с королевскими домами Европы. Шотландский брак… потом выгодные союзы для Генриха, Марии и всех остальных, кто появится следом.

Ох нет, подумала королева. Больше детей быть не должно. Но как объяснить это мужу? Ее долг – обеспечивать короля потомками – предметом торга в государственной политике, точно так же, как обязанность его министров – разрабатывать такие законы, чтобы богатства подданных перетекали в королевскую казну.

Королева знала, что выглядит больной, – сестра, Екатерина, говорила ей об этом. Но Генрих ничего не замечал. Елизавета должна неукоснительно выполнять свой долг, как он – свой.

– Еще несколько дней всех этих турниров, – сказала она, чтобы успокоить мужа, – и празднования закончатся.

Он грустно покачал головой:

– Нам нельзя производить впечатление, будто мы бедный народ. По всему свету раззвонят о том, как мы отпраздновали свадьбу дочери. Но, поскольку супруг Маргариты жаждет, чтобы она поскорее отбыла к нему в Шотландию, мы вправе сократить все эти увеселения.

Елизавета поежилась:

– Девочка еще так юна. Немногим старше двенадцати. Мы будем скучать по ней.

– Ну, по-моему, она достаточно взрослая для своих лет. – Король с легкостью отмахнулся от этой темы. – И у вас скоро будет новое дитя на замену. Молю Господа, чтобы это оказался мальчик!

– Надеюсь, так и будет.

Король одарил жену одной из своих нечастых улыбок:

– А если опять родится девочка, мы не станем впадать в отчаяние. У нас еще много времени.

Королева повернулась к окну. Она не смела посмотреть на Генриха, чтобы тот не прочел страха на ее лице.

Это был день большого турнира. Маргарита сидела на почетном месте, рядом с ней – граф Босуэлл. Новоиспеченная королева рукоплескала мастерству Чарльза Брэндона и герцога Бэкингема, а юный Генрих мечтательно взирал на происходящее. В воображении он состязался с рыцарями, поражая всех умением и доблестью. Тяжкое испытание – быть принцем всего десяти лет от роду и оставаться зрителем.

Маргарита повзрослела после той церемонии в приемной матери. Генрих заметил, что с ней теперь обращаются необыкновенно почтительно. Принц завидовал; и когда отца не было рядом, держался так, будто он уже король. Все друзья потакали его причудам – в конце концов, разве он не принц Уэльский, коему в один прекрасный день предназначено стать королем? И если Генриху угодно заранее предвкушать этот день, только глупец стал бы ему противоречить.

Маленькая Мария была в восторге от турнира. Она сидела рядом с братом и все время нетерпеливо задавала вопросы, а Генрих нежно опекал младшую сестренку, но внимательно наблюдал за Маргаритой, временно узурпировавшей почетное место, каковое, он чувствовал, по праву принадлежит ему.

После турнира был пир. И опять Маргарита сидела на почетном месте – именно она была королевой празднества.

Генрих не мог понять отца, который, в своем поношенном одеянии, отнюдь не походил на короля и сидел чуть в стороне от всех прочих с таким усталым выражением глаз, будто находил эту роскошь и развлечения довольно глупыми.

Королева восседала подле короля с таким видом, словно ее мысли витали где-то далеко, и, хотя она улыбалась, улыбка была явно вымученной.

«О, как все изменится, когда королем стану я!» – думал молодой Генрих.

Маргарита с новообретенным чувством собственного достоинства раздавала победителям турнира награды – серебряные чаши и золотые кубки, а победители низко кланялись и целовали ей руку, получив тот или иной приз. Девушка с сияющим юным личиком, явно наслаждавшаяся тем, что она теперь королева, выглядела очаровательно.

Сразу после раздачи наград начался бал, а поскольку таковые при дворе Генриха VII устраивались редко, то вызывали особый восторг. Казалось, никогда еще дамы и кавалеры не танцевали с таким воодушевлением. Балет был очарователен, в особенности потому, что все шесть пар его участников были в масках, и все с удовольствием пытались угадать, кто они.

Наконец празднество завершилось. Настало время королю вручить шотландцам дары, и, когда глазам присутствующих предстало все их великолепие, воцарилась благоговейная тишина. Архиепископу Глазго были приготовлены золотой кубок и шесть серебряных горшочков, двадцать четыре серебряные чаши и тазик с кувшином из того же драгоценного металла вместе с подставкой для горячих углей, дабы согревать озябшие ноги.

Королю, очевидно, было тяжко расставаться с подобными сокровищами, но он все-таки сделал это с отрешенным видом, словно желая сказать: «Вот на что я готов пойти ради блага Англии». Было подарено и множество драгоценных кубков, а также кошелей из алого бархата, полных золотых монет. И многие придворные короля диву давались, как он смог расстаться с тем, что любил больше всего на свете.

Королева смотрела на это сквозь пелену терзавшей ее боли. «Долго я этого не выдержу, – думала она. – Я никогда не страдала так раньше. Что со мной станет?»

На несколько секунд большой зал исчез для нее. Елизавета наклонилась вперед, но все вокруг были слишком сосредоточены на великолепных дарах, раздаваемых королем, чтобы обратить внимание на королеву. А когда все подарки были вручены, Елизавета уже снова сидела выпрямившись, очень бледная и измученная, но королева довольно давно выглядела больной, и ее вид не удивил никого из тех, кто случайно взглянул в ту сторону.

Был конец января, когда королевская барка двинулась вдоль по реке к лондонскому Тауэру. Королева собиралась устроиться там и с нетерпением ожидала появления на свет ребенка.

Елизавету сопровождала ее сестра Екатерина – она одна приносила королеве успокоение.

– Будь со мной, Кэйт, – попросила она. – Ты помнишь дни, когда мы были молоды. На самом деле прошло не так уж много времени, правда? И все же какими далекими они представляются! Мне скоро будет тридцать семь – не слишком почтенный возраст, но, стоит вспомнить о тех днях, когда наш отец боролся за престол, о том, как наши маленькие братья исчезли в Тауэре, а дядя Ричард захватил трон, мнится, будто я прожила сотню лет.

– Тебе нельзя так много размышлять о былом, дорогая сестра, – ответила ей Екатерина. – Подумай о будущем. Когда у тебя родится сын, он принесет много радости. Ты счастлива в своих детях.

– Я часто гадаю, какова будет их жизнь. Моя малышка Маргарита… как ей будет там, в Шотландии, с мужем, вдвое старше ее и уже опытном во всех отношениях… в том числе и любовных?..

– Его возраст, пусть и вдвое больший, чем у Маргариты, не так уж велик… учитывая, как она молода.

– Именно поэтому я дрожу от страха за дочь. Она так молода и упряма.

– Не думаю, что тебе стоит опасаться за своих детей, Елизавета. У любого из них сильный характер, и они способны прекрасно постоять за себя. Маргарита… Генрих… и даже маленькая Мария. Они так напоминают мне нашего отца!

– Я рада этому.

– А новый ребенок… интересно, будет ли он па них похож.

У Елизаветы внезапно перехватило дыхание от боли.

– Думаю, мы очень скоро сможем судить об этом, – пробормотала она. – Кэйт, мое время пришло.

Было Сретение, и королева лежала в своих королевских покоях лондонского Тауэра. Король стоял у ее ложа. Он был разочарован, поскольку не сомневался, что на сей раз у них будет мальчик. Но, по крайней мере, ребенок жив, и это добрый знак па будущее.

– Девочка, – вслух размышлял он, – а у нас и так есть две. Боже, пусть следующим будет мальчик!

«А я ведь только что родила этого ребенка!» – подумала королева. Но она не спорила, она никогда не шла против желаний короля. Он был преданным мужем, и если редко выказывал нежную привязанность, то никогда не проявлял и холодной жестокости.

– Я хотела бы назвать ее Екатериной в честь своей сестры, – сказала она.

– Пусть будет Екатериной, – согласился король, – это имя не хуже любого другого.

Королева взглянула в проницательные глаза мужа. Какое значение имеет имя? Елизавета, Джейн или Екатерина – как бы она ни назвала эту малышку, ей придется сыграть определенную роль в судьбе Англии, когда настанет час.

Маргарита перестала быть средоточием внимания. Турниры закончились, ни пиров, ни балов больше не было. Уныние охватило королевский дворец.

Из окна своих покоев в Ричмонде молодая королева наблюдала за судами, скользящими по реке; многие плыли вниз – к дворцу Тауэр.

Генрих подошел и встал рядом с сестрой. Даже он казался подавленным.

– Она очень больна, как ты думаешь? – спросил он.

Маргарита кивнула.

– Скелтон сказал мне, что доктор Холлисвурт сейчас у ее ложа.

Маргарита вдруг испугалась. Ее мать тяжело больна, и ее болезнь вызвана появлением на свет их маленькой сестрички; а ведь рождение детей – прямое следствие брака.

Сначала – турниры, пиры, увеселения и танцы; потом – брачные обряды. Если же ты плодовита (а следует молиться, чтобы это было именно так!), следующим шагом становится мучительное испытание, часто – со смертельным исходом. И ты подвергаешься ему не один раз… а снова и снова.

Ее мать очень больна – многие считали, что она умирает, – и это произошло потому, что она, как и Маргарита, тоже вышла замуж и почитала своим долгом давать мужу детей.

Грустно думать об этом, когда тебе всего двенадцать лет и ты едва успела выйти замуж.

Маргарита позавидовала своему беззаботному младшему брату, который однажды станет королем по праву наследства, а вовсе не благодаря удачному браку, и которому не придется страдать так, как страдает их мать.

– Я бы хотела быть мужчиной, – пылко бросила она и увидела, как по лицу брата медленно растекается удовлетворенная улыбка.

Остановившаяся у ступенек барка привлекла ее внимание.

– Смотри! Кто-то причаливает, – сказала Маргарита. – Может быть, есть новости из Тауэра.

Они выбежали из комнаты и бросились вниз навстречу гонцу, но, увидев выражение его лица, Маргарита почувствовала себя плохо и пожалела, что не осталась в покоях, так как все поняла еще до того, как посланец заговорил.

– Моя мать умерла, – выдохнула она.

Гонец, не ответив, лишь склонил голову и смиренно стоял возле молодой королевы. Л Маргариту сейчас слишком переполняла боль потери доброй и любящей матери, чтобы терзаться страхами за свое собственное будущее.

Итак, королева умерла, и, казалось, маленькая Екатерина ненадолго ее переживет. Король затворился ото всех, дабы остаться наедине со своим горем, но те, кто хорошо знал монарха, полагали, что он уже строит планы нового союза. Не то чтобы Генрих не ценил королеву, каковая всегда была ему доброй и послушной женой; вдобавок он никогда не забывал, что благодаря их браку Белая роза Йорков и Красная роза Ланкастеров гармонично переплелись. Их союз был счастливым, но смерть положила ему конец, тогда как необходимость дать Англии сыновей по-прежнему существовала. Юный Генрих был славным здоровым мальчиком, но теперь, когда не стало Артура, он был единственным сыном короля, а смерть, как было хорошо известно монарху, могла нанести удар быстро и внезапно.

При дворе, где недавно шли веселые свадебные торжества, царила скорбь, и, когда Елизавету Йоркскую положили в усыпальницу, это казалось печальным и горьким контрастом тому, что происходило всего несколько недель назад.

Через весь город, от Тауэра к Вестминстеру, прошествовал траурный кортеж, и новобрачная королева Шотландии знала, что многие из придворных отца испуганно наблюдали за ней, раздумывая, не была ли кончина матери дурным предзнаменованием для ее супружества. Но, кроме того, не читалось ли и некоторое удовольствие – правда, опять-таки с оттенком испуга – в глазах шотландских лэрдов? Не обсуждали ли эти люди между собой, что отныне только юный Генрих стоит между Маргаритой и короной Англии! А поскольку Елизавета Йоркская более не могла родить королю Англии сыновей, этот вопрос обретал немалое значение для тех, кто болел душой о благе Шотландии.

Не появилось ли чуть больше предупредительности в их отношении к ней?

Если и так, Маргарита этого не замечала. В эти скорбные дни она забыла, что недавно стала королевой, и оставалась лишь двенадцатилетней девочкой, горюющей о матери, от которой никогда не видела ничего, кроме заботы и доброты.

Но вечно предаваться скорби невозможно. Долгая зима подошла к концу, и с приходом мая король послал за старшей дочерью.

– Ваш муж проявляет все большее нетерпение, желая увидеть невесту, – объявил он. – Настало время соединиться с ним.

– Да, сир, – ответила Маргарита.

– Пора готовиться в путь, – продолжал король. – Собирайтесь и вы. В июне мы вместе покинем Ричмонд, поскольку я намерен сопровождать вас на первом этапе путешествия.

В глазах Маргариты на мгновение мелькнул страх. Сейчас, когда близилось время отъезда, она не хотела ехать. Очень приятно быть королевой при дворе отца, где прошло ее детство, поддразнивать Генриха, хвастаясь своим высоким положением перед маленькой Марией; но уехать на чужбину – совсем другое дело.

Король не заметил страха дочери. Его мысли занимало другое. Генрих хотел обзавестись новой женой, хотел еще детей, для которых можно было устроить выгодные партии. Глядя на старшую дочь, король видел не столько нежную, юную девочку, сколько способ сохранить мир с надоедливым воинственным народом, с незапамятных времен чинившим на границе беспорядки.

Генрих был доволен этим браком, а следовательно, и Маргаритой.

– А сейчас вы можете идти, – милостиво разрешил он. – Но помните, что я вам сказал.

Маргарита присела и вышла, а потом бросилась к себе в спальню.

Девушка сказала слугам, что у нее болит голова и ей надо отдохнуть, а оставшись одна, молча заплакала.

– Я хочу к маме, – бормотала она в подушку, ибо теперь, навсегда потеряв королеву-мать, поняла, что только от нее одной могла получить утешение и понимание – то, в чем так отчаянно нуждалась.

И Маргарита, чувствуя себя лишь покинутой маленькой девочкой, забыла, что она еще и королева Шотландии; и она еще долго лежала, всхлипывая и тоскуя об утраченной матери.

Двору, однако, Маргарита явила гордое, смелое личико, и в шестнадцатый день июня месяца верхом на лошади, рядом со своим отцом, принимая приветственные крики тех, кто пришел проводить уезжающих, молодая королева покинула Ричмондский дворец. Так началось ее путешествие в Шотландию.

Глава 2 ЖЕНИХ

Яков IV Шотландский ожидал супругу без особого нетерпения. Его советники уверяли, что этот брак послужит благу Шотландии, а потому необходимо на него согласиться.

«И теперь, – думал король, – я должен взять в жены это дитя».

Еще недавно он бы отказался сделать это, несмотря на то что Маргарита – дочь короля Англии, а мир между двумя странами был более чем желателен. Но король сгорал от любви и уже решил, на ком он женится. И увлекся он достаточно сильно, чтобы настоять на своем решении.

Но страсти в Шотландии весьма пылки, а жизни дешевы.

«Мне следовало бы лучше оберегать ее», – снова сказал себе король, как уже говорил тысячу раз. Тогда он стал бы мужем другой Маргариты.

Но несчастье свершилось, и возврата назад не было. Теперь ему надлежало думать, как приветить этого ребенка, присланного ему из-за границы, потому как девочка ни в чем не виновата.

Люди говорили, что теперь наконец-то Англия и Шотландия соединились, но роза и чертополох[2] не могут счастливо ужиться бок о бок. Удастся ли этого когда-нибудь достичь? Способен ли даже союз Тюдоров и Стюартов свершить подобное чудо?

Яков погладил темно-рыжую кудрявую бороду, и его карие глаза на мгновение погрустнели.

Он потерял Маргариту, которую любил, и теперь должен изо всех сил постараться, чтобы союз с ее тезкой стал счастливым.

Но и готовясь к путешествию, каковое завершится встречей с невестой, король думал о знакомстве с той, другой Маргаритой в Стобхолле, доме его отца на берегу реки Тэй.

Берега Тэя! Бурные воды, каскадом ниспадавшие на скалы; звуки птичьего пения и деревья, усыпанные бутонами цветов! А рядом с ним – Маргарита. Никогда он не верил, что на свете бывает такое счастье!

Снова стать пятнадцатилетним… и влюбленным в первый раз. В первый и последний раз, сказал он ей; потому что Маргарита – одна-единственная, кого он когда-либо полюбит.

Она слушала очень серьезно и верила каждому слову. Тогда Яков был красивым мальчиком. Не темноволосым, как его отец; не белокурым, как мать-датчанка. Все говорили, что он унаследовал лучшие черты каждого из родителей. Его темно-рыжие волосы на солнце отливали золотом; а карие глаза хоть и могли быть серьезными, но гораздо чаще лучились весельем; выразительный рот поэта был чувственным, как у любовника; а некоторая бесшабашность в выражении лица намекала, что этот юноша станет отважным воином.

Маргарита была высокой и золотоволосой, и весь мир казался влюбленным таким же прекрасным, как берега реки Тэй.

Поначалу они прогуливались меж деревьев, и Яков рассказывал о своем довольно необычном детстве, пытаясь объяснить, как вместе с братьями жили чуть ли не узниками в замке Стерлинг.

– Стоит мне только увидеть Стерлинг – и я вспоминаю: это тюрьма! Замок стоит на обрывистом холме, и мы с братьями часто смотрели из окон вниз, па форт. Мы всегда ждали, что вот-вот придет наш отец. И постоянно говорили о нем. Я хорошо помню, что всякий раз, когда к замку подходил высокий и красивый незнакомец, мы бросались к нему и спрашивали, не он ли наш отец. «Пожалуйста, пожалуйста, сэр, – упрашивал я, – скажите, что вы мой отец». Но меня всегда уверяли, что это не так.

– Бедный Яков. Как странно, должно быть, все это было!

– Мать пыталась утешить нас. С ней нам повезло.

– Король обошелся дурно не только с вами, Яков, но и со всей Шотландией.

Вздумай сказать такое кто-нибудь еще, принц был бы возмущен, ведь его и братьев всегда учили, что подданные не вправе судить королей; но Маргарита не могла заблуждаться, и он слушал.

– Я слышал, быть королем – очень непросто, – с легкой грустью ответил юноша.

– Вы станете лучшим королем из всех, кого знала Шотландия. – Маргарита посмотрела на принца с таким обожанием, что он ей поверил.

– Королева Маргарита, – сказал Яков и поцеловал ей руку.

Юноша видел, как ее глаза засияли от восторга, каковой он полностью разделял: в пятнадцать лет все представляется возможным, и это так восхитительно!

– Наверное, вас скоро коронуют и посадят на престол Шотландии, Яков.

– Нет, у моего отца еще много лет впереди.

– Но знать восстала против него. – Маргарита хорошо знала об этом, поскольку ее отец был одним из вождей восстания, и как раз потому-то наследника престола увезли из Стерлинга в Стобхолл.

– Скверно, что в Шотландии начнется гражданская война.

– Она продлится недолго. – Маргарита повторяла то, что так часто слышала от заговорщиков. – Король растрачивает национальное достояние на своих фаворитов, к тому же добавляет в монеты медь и олово, а потом выдает эти деньги за чистое серебро. Так поступать нехорошо.

Яков пожал плечами и, обняв, поцеловал Маргариту. Солнечным днем можно найти куда более приятное занятие, чем разговоры о дурных поступках его отца.

– Вы не должны забывать, что вскоре наденете корону.

Они сидели на берегу, и Яков мимоходом подумал об отце.

– Может быть, его увлекли на неправедный путь неумные советники? Мать говорила мне, что когда-то его лучшими друзьями были музыкант, портной и кузнец, а еще отец чересчур всерьез воспринимал своих астрологов.

– Да, он верил всем их предсказаниям, – подтвердила Маргарита. – Потому-то боялся вас и ваших братьев, равно как своих собственных.

– Помню, мать рассказывала, что, когда я родился, положение звезд и планет указывало, что из-за меня с ним случится страшная беда. Как будто я мог бы причинить отцу вред!

– Вы никогда никому не причините вреда. Вы такой добрый и мягкий человек! Вы станете величайшим королем за всю историю Шотландии!

Они снова поцеловались. Обнимая Маргариту, Яков трепетал от возбуждения, но он не понимал, чего именно хочет, а потому опустил руки и уставился на реку.

– Отец видел сон, – пробормотал юноша, – и, когда попросил своих астрологов истолковать его, те ответили, что будто бы королевского льва Шотландии со временем разорвут собственные львята. Вот потому-то отец и живет в страхе передо мной.

– Отец – да еще и король – трепещет перед родным сыном! – язвительно бросила Маргарита, потом коснулась пальцами его щеки. – И таким сыном!

Юноша поймал ее руку и поцеловал. Его охватил порыв страсти, но, остро ощущая свою полную неопытность, он колебался. В этой полудетской любви была неповторимая сладкая горечь, и это чувство никогда не сравнится ни с чем до конца его дней. Яков отчетливо это понимал.

– Вам найдут невесту из какой-нибудь иноземной династии, – печально сказала Маргарита. – Понадобится заключить полезный для Шотландии союз.

– Мне и раньше находили невест. – Яков щелкнул пальцами. – Вот им эти династические браки! Когда я был совсем маленьким, решили, что я должен жениться на леди Сесилии, второй дочери короля Англии Эдуарда IV, но после смерти Эдуарда его дочь перестали считать достойной невестой. Потом па трон сел новый король – Ричард III. Я знаю об этом, поскольку моя мать настаивала, чтобы я изучал все происходящее в других странах, и особенно в Англии.

– Это необходимая часть образования для того, кому предстоит стать королем, – напомнила Маргарита.

– У Ричарда была племянница, леди Анна Суффолк, и он хотел выдать ее замуж за меня. Однако вскоре Генрих VII Тюдор сверг Ричарда с престола, и тогда леди Анна, как и леди Сесилия, больше не была подходящей для меня партией. Ох уж эти иностранные браки! Они сплошь и рядом ничем не кончаются. – И юноша хвастливо объявил: – Нет, став королем, я сам выберу себе невесту, и знаю наверняка, кто это будет!

Маргарита, вздохнув, прильнула к нему. А почему бы и нет? В конце концов, она из Драммондов, а ведь одна ее прародительница, Анабелла Драммонд, вышла замуж за Роберта III Шотландского.

– Ах, Яков, в самом деле?..

– Можешь на меня положиться, – уверил ее принц. – Хотел бы я быть королем уже сейчас… Но нет… не хочу.

Яков нахмурил брови. Он мечтал увидеть своего отца, объяснить ему, как нелепо думать, будто он, его старший сын Яков, надеющийся жить в мире со всеми, мог хотя бы помыслить причинить ему вред. Яков представлял себе приятную сцену: как он предстанет перед отцом и сумеет уничтожить трещину между ним и знатью; а потом возьмет Маргариту за руку и объявит: «Отец, вот эту леди я выбрал в жены». Вся Шотландия станет ликовать, ибо все раздоры прекратятся благодаря этому браку. Стирлинг станет местом веселых празднеств, и он, Яков, проедет верхом по улицам Эдинбурга, а па полях около замка и Холируд-Хаус состоятся рыцарские турниры.

Это была столь упоительная мечта, что было жаль возвращаться к действительности. Но Яков не хотел становиться королем, ведь это означало бы, что его отец умер. Юноша ненавидел саму мысль о смерти – она неизменно напоминала о кончине матери.

Маргарита все понимала и прикусила язык, зная, как Якову будет больно, если она выскажет то, что у нее на уме. Нет, она не должна повторять то, что слышала от отца и его друзей, уверявших, что счастливым для Шотландии станет тот день, когда Яков III будет свергнут, а трон займет его старший сын.

Все в Стобхолле говорили об этом. Маргарита обсуждала смену короля с сестрами, особенно младшими – Анабеллой, Юфимией и Сибиллой. И не случайно их отец привез молодого наследника трона в Стобхолл, чтобы юноша оказался в руках врагов своего отца, когда настанет время.

– Я ненавижу смерть, – прошептал Яков. – А моему отцу придется умереть, прежде чем я стану королем.

Всего год назад умерла его мать, и принц до сих пор ощущал пустоту в душе. Это изменило ход его жизни, и юноша все еще иногда просыпался по ночам, оплакивая утрату доброй и терпеливой матери.

И сейчас, когда ее не стало, враги отца решили сделать Якова своим главным козырем. Принцу следовало бы отказаться, он отлично это знал. Но лорд Драммонд привез наследника трона в Стобхолл, а здесь он нашел Маргариту.

Девушку беспокоило, что разговор принял такой оборот, – она не хотела, чтобы Яков впал в меланхолию.

– Давайте разуемся, – предложила она, – и помочим ноги в воде.

Маргарита вскрикнула с притворным испугом, когда холодная вода окатила ее щиколотки, потом приподняла юбки выше колен, едва Яков кинулся в реку следом, и сделала вид, будто пытается убежать от него.

Принц мигом поймал беглянку, на что она и рассчитывала.

– О, Яков IV, – воскликнула девушка, – какой вы храбрец!

– Значит, таково ваше мнение, королева Маргарита?

Они обнялись, а холодная вода плескалась вокруг лодыжек, и обоих потрясла необычность ощущений. Им было по пятнадцать лет, а у людей, живших в начале шестнадцатого века в Шотландии, сексуальность неизбежно просыпалась очень рано. И Маргарита, и Яков вели гораздо более затворническую жизнь, чем большинство их сверстников, и в эту минуту обоих снедало нетерпение оттого, что они настолько невинны. Впрочем, это еще крепче связывало влюбленных, ведь им предстояло вести друг друга, дабы вместе все изведать и исследовать.

Яков вытащил Маргариту из воды, и они рядом легли на берегу.

– Это самый счастливый день в моей жизни, – выдохнул будущий Яков IV Шотландский.

Но и лежа там, на берегу, они услышали звуки голосов, настойчиво зовущих принца.

– Не обращай внимания, – прошептал Яков. – Покричат и уйдут.

Но голоса приближались, и Маргарита высвободилась из объятий юноши, вскочила, приглаживая волосы и расправляя помятое платье.

Он тоже поднялся и встал рядом. Так посыльный из Стобхолла и нашел их.

– Я умоляю ваше высочество без промедления вернуться в замок, – сказал гонец Якову, и принц уловил возбуждение в голосе обращавшегося к нему человека.

Близились важные события, но он не мог угадать, насколько. Зато, возвращаясь вместе с Маргаритой в замок, юноша чувствовал, что идиллия на берегу Тэя не просто ненадолго прервана, – возможно, счастье утрачено навеки.

Он терзался раскаянием даже сейчас, бросая взгляд на прошлое сквозь годы. «Что я должен был сделать? – спрашивал он себя далеко не в первый раз. – Следовало ли мне отказаться?»

Но отец Маргариты вместе с другими указывал принцу на его долг, и сама Маргарита стояла рядом, следя за ним сияющими глазами, открыто говоря этим взглядом, что Яков больше не мальчик.

Мятежники убедили его выполнить долг наследника трона, и среди них были многие из самых могущественных лордов Шотландии: Ангус, Аргайл, Хьюмы и Хэпберны. И принц уступил. Сколько раз он повторял себе: «Я был всего-навсего пятнадцатилетним мальчишкой». И тем не менее Яков никогда не мог забыть, как позволил себе выехать вместе с заговорщиками, а красные и золотые знамена предков развевались над его головой.

Лишь па одном он настоял и потом неустанно благодарил за это Господа. «Никто не должен причинить вреда моему отцу, – заявил он. – Если дело обернется в нашу пользу, пусть отца приведут ко мне».

Союзники успокаивали принца ласковыми речами, уверяя, что он их вождь и его слово – закон.

Итак, он отправился верхом в Сочиберн, расположенный всего в нескольких милях от того самого Баннокберна, где около двух сотен лет назад Брюс победил короля Англии Эдуарда II, вернув Шотландии независимость.

Весь ужас битвы при Сочиберне остался с Яковом навсегда. Где-то там, в противоборствующей армии, был его отец, человек, всегда прятавшийся от сына, поскольку верил, что однажды тот погубит его. Неужели старое пророчество было правдивым? Якову хотелось крикнуть: «Но будь ты мне настоящим отцом, позволь ты любви, а не страху управлять отношениями между нами, мы бы не оказались здесь в этот день битвы при Сочиберне, сражаясь друг против друга!»

Принц слышал, что его отец послал гонца в Эдинбургский замок с повелением доставить меч, что был с Робертом Брюсом в Баннокберне, сказав при этом: «Как он послужил тогда Брюсу, пусть послужит и мне».

И король ринулся в бой па самом быстром в Шотландии коне, с мечом Брюса.

Яков думал тогда, что Сочиберн будет преследовать его всю жизнь; и действительно, в его сны поныне врывались звуки труб и звон копий. Принца не пустили в самую гущу сражения, да у юноши и духа не хватило бы на это, – но он сидел на лошади с испугом, как некогда в замке Стирлинг, наблюдая за дворянином, несущим кого-то, кто мог оказаться его отцом.

А когда к Якову подошли и сказали, что враг истреблен и победа принадлежит ему, на глазах у принца выступили детские слезы, и ему захотелось крикнуть: «Как я могу радоваться, если моя победа – это поражение отца?»

– Где мой отец? – требовательно вопросил он. Но никто этого не знал.

– Похоже, милорд, ваш родитель покинул поле битвы до конца сражения. Он с легкостью мог отправиться в Форт и уплыть из Шотландии па одном из кораблей сэра Эндрю Вуда, каковые ожидали там, на случай подобного исхода.

– Я должен знать, что случилось с моим отцом, – настаивал Яков.

Потом принц попросил, чтобы его оставили одного. А тогда в уединении своей палатки опустился на колени и стал молить Бога, чтобы его отец остался цел и невредим, чтобы они могли встретиться и разрешить все противоречия.

Яков был в замке Стирлинг, когда Драммонд и еще несколько мятежных лордов привели к нему незнакомца. Это был один из самых красивых мужчин, каких принцу доводилось встречать, – высокий, величавый, без тени страха на лице.

Яков шагнул навстречу, с нетерпением протягивая ему руки.

– Сэр! – воскликнул он. – Вы мой отец? Когда мужчина прикрыл глаза рукой, пытаясь скрыть захлестнувшее его волнение, Драммонд кисло заметил:

– Нет, милорд, это сэр Эндрю Вуд. Он сошел на берег, поскольку его друзья захватили у нас заложников, дабы обеспечить мистеру Вуду безопасность. Он укрывает наших врагов на своих кораблях в Форте.

Сэр Эндрю, убрав руку, твердо отчеканил:

– Я не отец вашего высочества, но его преданный слуга и до самой смерти останусь врагом тех, кто не верен королю.

– Если вам известно, где сейчас король, в ваших же интересах сказать об этом, – бросил Драммонд.

– Я не знаю об этом, – ответил сэр Эндрю.

– Но кое-кто из людей моего отца нашел убежище на ваших кораблях? – с нетерпением вставил Яков.

– Это так, милорд.

– А вы уверены, что моего отца нет среди них? – умоляюще спросил юноша.

– Да, милорд. Богом клянусь, я был бы счастлив сказать вам, что король у нас и в безопасности, но его нет ни на одном корабле, и я не знаю, где он. Знай я это, непременно сказал бы вам. Увы, я опасаюсь самого худшего, но верю: наступит день, когда изменники, жестоко погубившие короля, окажутся на виселице!

– Моего отца убили? – вскричал юноша, и его лицо побелело от ужаса.

Но лорды схватили Эндрю Вуда и выволокли из покоев принца.

«Убийство!» – размышлял Яков, и тогда начинались угрызения совести.

Прошло несколько дней, прежде чем юноша узнал, что на самом деле произошло с его отцом в Сочиберне, и его замутило от ужаса, когда ему рассказали эту историю. Отец покинул поле битвы еще до конца сражения, следуя совету своих генералов мчаться в Форт, где он пока еще мог найти пристанище на кораблях Вуда. Остаться – означало погибнуть в бою, спастись бегством – позволяло дожить до дня следующей битвы.

В нескольких милях от поля боя, у ручья возле мельницы, король встретил женщину с кувшином – она шла за водой. Увидев скакавшего навстречу всадника, крестьянка испугалась, как бы ее не затоптали, а потому, бросив кувшин, сбежала. Посудина покатилась под копыта лошади и так напугала измученное животное, что оно прянуло и споткнулось, сбросив усталого седока в пыль, где тот и остался лежать без сознания. А лошадь поскакала дальше.

Рассказ складывался по кусочкам, из воспоминаний случайных свидетелей. Яков узнал, как с мельницы пришли работники и отнесли короля в дом, как он пришел в себя, а когда жена мельника – женщина с характером – спросила его имя, ответил: «Меня зовут Яков Стюарт, и еще сегодня утром я был вашим королем».

– Святые небеса! – воскликнула мельничиха. – Под нашей крышей – король! Может быть, ОН умирает… Священника! Приведите для короля священника!

Она выбежала с мельницы и бросилась к дому пастыря, но, не успев до него добраться, увидела всадника, скачущего со стороны Сочиберна.

– Стойте! – закричала женщина. – На нашей мельнице король. Он тяжело ранен и нуждается в помощи святого отца.

Незнакомец остановился.

– Я священник, – сказал он. – Ведите меня к королю.

Мельничиха повела его в дом, крикнув мальчику, чтобы тот взял лошадь, а потом проводила туда, где на полу лежал король.

– Я священник, – сказал мужчина, опускаясь на колени подле короля.

– Добро пожаловать, – прошептал тот.

– Вы смертельно ранены?

– Не думаю, но хотел бы исповедоваться в грехах и попросить прощения за все ошибки, что сделал в жизни.

И вот, так быстро, что никто из стоящих вокруг не понял, что происходит, пока все не было копчено, незнакомец выхватил меч и со словами «Вот твое прощение!» пронзил сердце короля.

Вытащив меч, убийца покинул мельницу, взял у мальчика своего коня, вскочил на него и ускакал. И никто так и не узнал его имени.

Юный Яков был у себя в покоях замка Стерлинг, когда к нему явились главы самых знатных фамилий. Юношу удивил их торжественный вид.

– Что нового? – спросил он.

Лорд Драммонд преклонил перед ним колени, и по всей комнате разнесся громовой клич: «Да здравствует король!»

Яков насторожился.

– Мой отец?.. – начал он.

– Сир, у вас более нет отца. Да здравствует Яков IV, король Шотландии и островов!

Тогда-то Яков и услышал рассказ о кончине отца, но он не мог разделить восторг присутствующих и только с грустью подумал, что никогда больше не будет вглядываться в лица красивых незнакомых мужчин и гадать, встретил ли наконец-то своего отца.

Уже тогда Яков как будто бы ощутил на голове всю тяжесть короны. Бедный отец, побежденный своими врагами и убитый ими! Только в эту минуту юноша осознал, что они вовлекли его в изменнический заговор. И в понимании этого была глубокая скорбь. Его отец мертв, и у Якова возникло ощущение, что он сам несет определенную ответственность за эту смерть.

«Я знаю, что больше никогда мне не ведать мира и покоя в душе», – сказал он себе.

В недели, последовавшие за восшествием па престол, Якова так мучило раскаяние, что он забыл даже о Маргарите: днем и ночью молился о душе убиенного родителя в Королевской часовне замка Стирлинг.

– Как мне заслужить прощение за отца? – потребовал он ответа у исповедника.

– Молитесь… молитесь о прощении, – ответствовал тот.

Но Яков находил в молитве лишь недолгое успокоение, а вскоре стал носить под дублетом вериги, очень тяжелые и причинявшие массу неудобств.

Все это произошло давным-давно, а человек не может горевать вечно. Яков быстро выяснил, как приятно быть королем. Его друзья, такие важные персоны, как Аргайл, Хэйлс, Лайл и Хьюм, очень хотели, чтобы юноша наслаждался жизнью, а им предоставил утомительные государственные дела.

– Вы ведь король, – твердили они, – а разве в замке Стирлинг у вас были какие-нибудь возможности повеселиться всласть?

Король изменился; он больше не был затворником, а вдруг почувствовал себя полным сил и радости бытия юнцом. В великолепных загородных имениях можно было охотиться среди лесных зарослей и с соколами; можно было устраивать балы и пиршества, смотреть, как танцуют, и танцевать самому. Отец был торжественно погребен в аббатстве Кэмбаскеннет рядом со своей супругой, и сын больше ничего не мог для него сделать, кроме как время от времени носить вериги, дабы напомнить себе и миру, что все еще сожалеет о том, какая смерть постигла его родителя.

Иногда радость не покидала короля целыми днями. Яков помнил случай, когда Маргарита Драммонд приехала к нему в замок Линлитгоу, и он приказал сшить ей платье из золотой, лазурной и серебряной ткани, потрясавшее всех, кто его видел. А потом Маргарита сидела рядом с королем на почетном месте, и певцы, лютнисты и арфисты в масках играли только для них одних.

Будь король волен следовать собственным желаниям, он тотчас женился бы на Маргарите, как и обещал; но вокруг толпились завистники, решительно настроенные не допустить, чтобы Драммонды обрели чрезмерное могущество, и, хотя им с Маргаритой не мешали наслаждаться обществом друг друга первые недели после восшествия Якова на престол, вскоре эти люди нашли повод их разлучить.

И король допустил это – так же, как позволил врагам отца поставить себя во главе мятежа. Он всегда мог найти себе оправдание: я был тогда просто мальчишкой. А то, что Яков стал королем, естественным образом совершенно захватило столь юное создание. И вполне понятно, что новая жизнь казалась куда увлекательнее той, которую принц вел в замке Стирлинг или в Стобхолле. Короля заинтересовало управление государством – лэрды Шотландии были слишком задиристы даже для того, чтобы ладить между собой, так что в стране шла постоянная грызня. Не по этой ли причине Яков позволил себе отдалиться от Маргариты? Или он просто понял, что желания, каковые будила в нем девушка, можно испытать (пусть не столь трепетно и вдохновенно) с любой другой хорошенькой юной особой? Теперь, когда он стал королем, очень многие улыбались ему.

Женщины, гораздо опытнее Маргариты, постоянно осаждали короля. Какое-то время он колебался, вспоминая первую любовь; потом отбросил колебания, поняв, что из всех излюбленных видов спорта и увеселений ничто не может соперничать с чувственными утехами.

Его советники посмеивались. Это устраивало их как нельзя больше. Пусть себе король бегает за женщинами и тратит на них уйму времени, так что и ему будет некогда вмешиваться в государственные дела.

«Это так по-королевски – любить женщин, – толковали они. – Таков обычай всех добрых королей, и Стюарты его всегда соблюдали».

А потому не стоит ни в чем раскаиваться. Яков забыл, как вздыхал о Маргарите, забыл даже о своей скорби из-за гибели отца. Это были беззаботные годы.

Женщины! Длинная вереница женщин – высокородные леди и девки из таверн. Король очень изменился и совсем не походил на того неопытного мальчика, что гулял с Маргаритой Драммонд по берегу реки Тэй.

Но, будучи сентиментален, Яков вечно искал одну-единственную, особенную женщину. Женщины у него были всегда, но среди них король хотел найти совершенную возлюбленную. Он думал, что обрел таковую в лице Мэриан Бойд, дочери лэрда Боншо, – миловидной, остроумной и очаровательной любовницы. Он хранил верность Мэриан месяцами, и она родила ему двоих детей, коими король весьма гордился. Он дал Александру и Екатерине имя Стюартов, ибо ничуть не стыдился признать их своими. Король отрывал время от государственных обязанностей и частенько их навещал, так как любил играть с детьми, и твердо решил, что никогда не будет относиться к ним так, как его собственный отец.

Мэриан могла бы и дальше оставаться фавориткой монарха, если бы не Джэнет Кеннеди.

Джэнет не походила ни па одну знакомую королю женщину. Эта рыжеволосая и темпераментная особа уже была любовницей Арчибальда Дугласа, графа Ангуса, известного как Великий Граф и Кот-с-Колокольчиком, – в общем, обладателя довольно скандальной славы среди лэрдов Шотландии. Следовательно, для Якова было достижением отобрать пассию у Ангуса, несмотря на то, что он был королем, а Ангус – только графом.

Ангус всегда был лидером среди шотландских лэрдов, а кличку Кот-с-Колокольчиком, известную повсеместно, получил несколькими годами раньше, когда англичане грозили напасть на Шотландию, а кое-кто из вельмож отказался объединить силы с Яковом III, чтобы вместе отразить нападения врага. Когда Яков готовился идти к границе, некоторые из его соотечественников – такие как Хантли, Ангус, Леннокс, Грей и Лайл – собрали армию, решив догнать короля и предъявить ему определенные требования, прежде чем совместными усилиями дать Англии бой. Когда лэрды спорили, кто именно предъявит упомянутые требования, лорд Грей рассказал басню о мышах, задумавших привязать коту на шею колокольчик, каковой предупреждал бы их об опасности. Все это замечательно, но вот вопрос – кто отважится нацепить на кота это украшение? И тут Ангус изрек: «Я привяжу коту колокольчик!» И с тех пор прозвище прилипло намертво. Умный, блистательный Ангус никогда не упускал ни единой возможности продвинуть семейство Дугласов.

После смерти жены он влюбился в рыжеволосую Джэнет, дочь лорда Кеннеди, и она оставалась его любовницей, пока не понравилась королю.

С Джэнет Яков проводил потрясающие дни и ночи. Она соединяла в себе амбиции и страсть, но ее собственнические наклонности слегка тревожили, поскольку монарх всегда предпочитал поддерживать хорошие отношения со всеми вокруг. Яков хотел поступать по-своему, а когда дело касалось женщин, ему было нелегко этого добиться, но он неизменно старался выйти из трудного положения с помощью дипломатии, а не ссор.

Король был сильно увлечен Джэнет Кеннеди, когда в его жизнь вернулась Маргарита Драммонд.

Минуло почти двенадцать лет с тех пор, как они гуляли на берегах реки Тэй, и Маргарита превратилась в безмятежно прекрасную женщину. Она сказала королю, что так и не вышла замуж, но никаких упреков не выразила. Маргарита прекрасно понимала, что монарх не вправе жениться на ком вздумает, а мальчик, дававший клятвы в Стобхолле, этого не осознавал. Но Маргарита никогда не переставала любить Якова.

– Что ж, – грустно улыбнулась она, – я всегда буду помнить, что когда-то была вашей любовью… вашей первой любовью, и этого достаточно, чтобы сделать меня счастливой до конца моих дней.

Теперь Яков увидел, что потерял, ведь Маргарита могла сделать его таким счастливым, как ни Мэриан, ни Джэнет никогда бы не сумели. Невозмутимая, бескорыстная, Маргарита была бы и страстной, целиком и полностью отдаваясь своей любви, никогда не требуя никаких милостей взамен. И Яков вдруг понял, что именно это и есть любовь. Чтобы узнать это, ему понадобились годы экспериментов и опыта. Оба они уже были не слишком молоды, так как готовились отметить двадцать седьмой день рождения.

– Ничто нас больше не разлучит, – пылко объявил Яков. – Теперь я король, и меня нельзя отвлечь от избранной цели.

Но от цели его временно отвлекла Джэнет. Когда король попытался все ей объяснить, фаворитка ответила таким взрывом страсти, что он не смог устоять, и то, что должно было стать кратким прощанием, превратилось в столь бурную ночь наслаждений, что Яков начал сомневаться, действительно ли Маргарита сумеет освободить его от чар, каковыми опутала Джэнет Кеннеди.

– Она умеет так любить? – потребовала ответа Джэнет.

Она схитрила. Этой ночью был зачат их сын. Человек, любящий детей, не способен проявить равнодушие к собственному ребенку.

Король продолжал видеться с Джэнет, а Маргарита не сетовала. Она была превосходной любовницей – всегда мягкой, доброй и понимающей.

«Я исполню обещание, данное так много лет назад, – пообещал себе Яков. – И женюсь на Маргарите».

И так они медленно приближались к трагической развязке. Король твердо решил жениться на Маргарите Драммонд. Последняя уже родила ему дочь. Девочку назвали в ее честь, и Яков настоял, чтобы малышку именовали леди Маргаритой Стюарт. Сын Джэнет родился через два года после дочери Маргариты, и Яков так безумно любил этих детей, что не мог бы сказать, кто ему милее. Впрочем, если он не мог бросить любовницу, то как отказался бы от ребенка?

Якову часто приходили на ум воспоминания собственного детства. Он не мог позволить своему крошке Якову страдать, как страдал сам. А значит, надо все время навещать сына, а мать, естественно, всегда была с ребенком. В общем, все эти годы разброда и шатаний и Джэнет, и Маргарита удерживали короля около себя: Джэнет – бурными страстями, Маргарита – тишиной и покоем.

Но любил Яков Маргариту и решил, что перед свадьбой надо окончательно порвать с Джэнет.

Когда король приехал рассказать о предполагаемой женитьбе, молодая женщина прикрыла глаза тяжелыми веками и откинула назад пылающие огнем волосы; но ни разу не посмотрела па него.

– Я принял решение, – отчеканил Яков. – И между нами отныне все кончено.

– А наш сын?

– Не думай, что я когда-нибудь оставлю его. Мальчик станет графом Морэй; и ты тоже не будешь забыта. Я подарю тебе замок Дарнауэй и окружающие его леса. Он будет твоим, пока ты не выйдешь замуж или не обзаведешься другим спутником. В этом случае замок вернется ко мне.

Дженет, прикрыв глаза, кивнула. Графство Морэй… Замок Дарнауэй… Это очень хорошая награда.

– Вроде бы в лесах Дарнауэя неплохая охота, – спокойно заметила она.

Король улыбнулся. Пусть думает, будто он намерен охотиться там и навещать ее во время охоты. Не стоит говорить, что он и не думает снова видеться с ней после женитьбы на Маргарите Драммонд.

– Да, просто великолепная.

Тогда она обвила Якова руками и бесшабашно рассмеялась. Ну, это в последний раз, и он был готов уступить. Что значит одна ночь среди тех, что ему еще оставались? «Прощай, Джэнет», – сказал он себе, уезжая наутро.

Он часто гадал потом, какую роль Дженет и ее семейство сыграли в последовавшей за этим трагедии. Но он ни в чем не был уверен, и Дженет могла быть ни при чем, ведь и многие другие противились его браку.

Когда Якову сообщили эту новость, он вспомнил, как давным-давно услышал о смерти отца.

Маргарита в замке Драммонд занималась приготовлениями к свадьбе. С ней была ее четырехлетняя дочь, леди Маргарита Стюарт, а еще две самые младшие сестры – Юфимия, не слишком счастливая в браке с лордом Флемингом, и незамужняя Сибилла.

Сестры спокойно завтракали, а через несколько часов все три были мертвы. Одно из поданных им блюд содержало смертельный яд.

Так горе постигло короля во второй раз. «Я никогда не забуду Маргариту», – скорбно повторял он, как некогда клялся, что никогда не забудет о смерти отца.

Яков был убит горем, но первым долгом подумал о ребенке и немедленно отправился в замок Драммонд, чтобы увезти девочку в Эдинбург. Он сам будет охранять дочь.

Король часто думал о том, кто совершил подлое убийство, но не было никакой возможности это узнать. Кое-кто уверял, что лорд Флеминг, страшно устав от своей жены Юфимии, хотел избавиться от нее и ненароком погубил еще двух сестер.

В действительности никто этому не верил. Очень многие выступали против союза короля с Драммондами. Даже появилась группа людей, считавших, что для Шотландии великим благом стал бы брак Якова с Маргаритой Тюдор, дочерью короля Англии. Беспощадных политиков не остановило бы то, что вместе с Маргаритой им пришлось убить и двух ее сестер.

В голове Якова шевелились подозрения насчет Кеннеди. Возможно ли, что порывистая Джэнет и ее семейство избрали такой способ уничтожить более счастливую соперницу? Не надеялись ли Кеннеди поставить Дженет на место погибшей?

Якову было все равно: он не отличался мстительностью. Что бы он ни сделал, это не вернет Маргариту.

Король равнодушно внимал приводимым ему доводам. Политический брачный союз – это долг короля. Он обязан подумать о том, какое благо принесет Шотландии, избрав верный способ сохранить мир с исконным врагом вдоль границы. Ничто так легко не укрепляет мир между странами, как брачный союз королевских домов.

Яков знал, что они правы. Пусть ведут переговоры с Генрихом VII.

Это было сделано. И теперь король, предполагавший оплакивать Маргариту Драммонд, как он думал, всю жизнь, готовился к встрече с другой Маргаритой, ехавшей с севера, чтобы разделить с ним трон.

Глава 3 ЧЕРТОПОЛОХ И РОЗА

В солнечный июньский день, через четыре месяца после смерти матери, Маргарита, королева Шотландии, выехала из Ричмонда в сопровождении отца. Вдоль дороги, по которой ехала кавалькада, собирались толпы народу, и Маргарита не могла скрыть восторга оттого, что стала средоточием таких празднеств.

Девушка была юна и прекрасна. Она все еще оплакивала нежную любящую мать, но не так уж часто видела ее и при жизни, так что теперь казалось, будто Елизавета Йоркская скончалась довольно давно. Так много событий произошло в этот промежуток времени: волнующие приготовления приданого – а как Маргарита любила эти шелка и дамасский атлас, этот пурпурный и алый бархат! Какое удовольствие получала она от приносившейся ей дани уважения! Жизнь слишком прекрасна, чтобы грустить.

Пусть юный Генрих поджимает губки и называет сестру легкомысленной. Ей это безразлично. Брат тоже пребывал бы в радостном волнении, делайся все это ради него.

Маргарита слышала рассказы о своем муже, и ей все это нравилось. Девушка жаждала быть рядом с ним. Король Яков был красив и бесстрашен, любил охоту и турниры, а еще увлекался музыкой.

– В нем есть все, чего я хотела бы от мужа, – говорила она друзьям.

Выезжая верхом из Ричмонда, Маргарита ни разу не оглянулась, ни разу не спросила себя, увидит ли когда-нибудь вновь эти башни и башенки. Она твердо верила, что жизнь в Шотландии придется ей по вкусу и не возникнет причин сожалеть о прошлом.

Девушка выглядела очаровательно в костюме для верховой езды из зеленого бархата с пурпурными блестками; и, видя изящную фигурку на белой лошади, люди сердечно приветствовали свою прелестную маленькую принцессу. Тем более, что она уже стала королевой, и этот брак должен принести стране мир. Маргарита улыбалась, принимая приветствия. Как и Генрих, она не страдала застенчивостью и восторженно отвечала ликующему народу.

Когда Маргарита уставала ехать верхом, ей услужливо подавали карету: великолепную, с золотистой парчовой обивкой золотой бахромой; на дверцах был вышит королевский герб Англии. А еще у Маргариты была колесница, при виде которой у всех дух захватывало от восхищения, – повозка, отделанная медвежьими шкурами и украшенная гербами Англии, а сбруя лошадей и попоны – из черного и алого бархата. На кучерах – цвета Тюдоров, зеленые с белым, зато поверху вышиты соединенные гербы Англии и Шотландии.

Они неспешно добрались до Колвестона в Нортгемптоншире, где король предполагал оставить дочь. Здесь располагались владения бабушки Маргариты, графини Ричмонд, в чью честь ее и назвали.

Графиня устроила великое пиршество, дабы отпраздновать прибытие возлюбленных сына и внучки; и веселье длилось около педели.

Но вскоре настало время продолжать путешествие, и Маргарита в зале Колвестона прощалась с отцом и бабушкой. Вся сопровождавшая их знать и те, кто собрался по этому случаю, наблюдали церемонию прощания.

Король обнял дочь, произнес напутственные слова и подарил разукрашенный молитвенник с собственноручной надписью: «Помяни доброго и любящего отца в своих молитвах. Генрих К.».

Маргарита была тронута этим знаком отцовской любви. В эту минуту она вспомнила, что навсегда покидает дом, и, несмотря на всю окружавшую ее помпезную праздничность, на роскошь гардероба, девушка ощутила тревогу.

Откуда ей знать, какой окажется эта новая страна, куда она едет? Ее отец и вся родня будут далеко-далеко, и Маргарита попадет во власть своего шотландского мужа.

Но, когда Колвестон исчез за спиной и путешествие возобновилось, девушка обнаружила, что теперь, когда отца рядом нет, к ней стали относиться с еще большим почтением. Страхи растаяли, и настроение мигом поднялось.

Во время долгой поездки по Англии Маргариту всюду встречали с почетом. В любом городке и деревне, еще издали заметив процессию, начинали звонить в колокола. Местные лорды радушно принимали путешественницу и везде с ней обращались, как с королевой.

Все восхищались красотой и обаянием Маргариты, яркой тюдоровской внешностью, веселым нравом, цветущим здоровьем и прекрасным аппетитом. На всем пути от Линкольншира до Йоркшира ее приветствовали шериф сэр Уильям Коньерс, сэр Эдвард Сэвидж, сэр Ральф Райдер, сэр Джон Милтон, сэр Джон Сэвил и лорд Скроун – самые достойные люди в этих краях, почитавшие своим долгом собраться и приветствовать дочь своего короля. Когда Маргарита достигла города Йорка, ворота распахнулись, и лорд-мэр вышел приветствовать ее во главе видных сограждан, а граф Нортумберленд, одетый в великолепный камзол алого бархата, с бриллиантами, сверкающими на воротнике и рукавах, вел за собой дворянство. Звучали трубы, и менестрели распевали в честь английской принцессы и королевы Шотландии.

Маргарита очень веселилась на церемониях, ожидавших ее в этом старинном городе. В платье из парчи, с украшенным драгоценными камнями поясом, каковой не только охватывал талию, но ниспадал до самого подола, дочь Генриха VII посетила архиепископа Йоркского и там же, в его дворце, прослушала мессу; а потом ей представили местное дворянство. Маргарите хотелось задержаться в этом прекрасном городе, по не следовало забывать, что ее ждет жених.

Это было дивное путешествие, с народным ликованием и празднествами на каждом шагу. Отличная наездница, Маргарита могла ехать верхом часами, не чувствуя ни малейшей усталости. Если ей хотелось перемен, то следом двигались великолепная карета или еще более роскошная повозка. А потом они наконец достигли границы.

Это был очень важный момент. Люди здесь проявляли еще большее ликование, чем где-либо раньше: до чего же приятно видеть сверкающую процессию, а не бешеные орды дикарей, готовых все жечь и разрушать!

«Мир навсегда!» – таково было общее желание. И прекрасная девушка – в сущности, совсем ребенок, – с круглым, румяным личиком и сверкающими золотом волосами несла людям эту мечту.

«Да здравствует принцесса Маргарита! – кричали они. – Да здравствует Маргарита, королева Шотландии!»

Теперь Маргарита знала, как следует принимать восторженные клики толпы, ибо ныне она была милостивой леди, а не робкой юной принцессой.

Леди Дарси, супруга капитана Бервика, встретила Маргариту у ворот. Гостью осыпали приветствиями и комплиментами, кроме того, в ее честь был приготовлен пир. Для развлечения пригласили музыкантов, устроили танцы, а еще некое охотничье действо – дикие собаки дрались с большими медведями. Потом Маргарита приготовилась въехать в страну своего мужа.

Вся в сверкающих драгоценностях, с глазами, горящими ярче любых бриллиантов, и алыми от возбуждения щеками, она являла собой прелестное зрелище, верхом па белой лошадке. И торжественный миг настал: ворота широко распахнулась, и Маргарита проследовала из Англии в Шотландию.

Она с нетерпением огляделась. «Это страна, где я теперь королева», – сказала она себе. Девушка испытывала волнение, видя ее впервые. Здесь происходило множество отчаянных битв. И как чудесно было думать, что отныне тут воцарится радость!

Первая остановка была в Ламмермуре. Любопытные выходили посмотреть на свою королеву, и у всех дыхание захватывало при виде ее юности, красоты и грации.

В Ламмермуре Маргариту встречали местные дворяне, и, хотя все они выказывали королеве глубокую преданность, она заметила, что нарядам шотландской знати не хватает того великолепия, коим блистали одеяния английских лордов. На их дублетах не было ни золота, ни драгоценных камней, зато они были сшиты из превосходного бархата или вельвета.

Здесь королева получила подарок от мужа – фрукты, каковые, по его мнению, освежат благородную леди во время путешествия. Маргарита была еще так молода, что испытывала голод при любых обстоятельствах, а потому с удовольствием проглотила угощение. Теперь настало время попрощаться с английскими дворянами, сопровождавшими дочь своего короля от северных владений до границы, но Маргарита сделала это без сожалений и отправилась дальше, к Фасткаслу. Ехать им пришлось по таким диким местам, подобных которым принцесса никогда не видела. А из ее покоев в Фасткасле открывался вид на залив у Сент-Эббс-Хэд – от черных, крутых и обрывистых скал до Вулф-Крэйга, грозно нависавшего над замком. Двигались путешественники медленно, потому что земли Ламмермура таили немало опасностей. Маргариту предупреждали о предательских топях, скрытых среди пустошей, и только опытные проводники могли помочь им проделать этот путь без потерь.

Той ночью, несмотря на теплый прием, оказанный ей лордом и леди Хьюм, хозяевами Фасткасла, Маргарита почувствовала, что и впрямь оказалась в чужой, неведомой стране.

Она провела в замке всего одну ночь, а наутро выехала к Хаддингтону. Поздно вечером королева и ее спутники достигли женского монастыря в Хаддингтоне. Настоятельница ожидала Маргариту. Королева переночевала в монастыре со своими придворными дамами – леди Лайл, леди Стэнли, леди Гилдфорд и графиней Суррей. Кавалерам, естественно, не дозволялось оставаться в женской обители, поэтому их отправили ночевать к Серым братьям.

Жители Хаддингтона вышли посмотреть, как отбывает торжественная процессия. Свиту королевы охватывало все большее волнение – близилась встреча с королем. А Маргарита, нисколько не сомневаясь, что произведет на супруга неизгладимое впечатление, все-таки жаждала выглядеть в тот миг как можно лучше.

Им предстояло достигнуть замка Далкит к полудню, и, поскольку это всего в семи милях от Эдинбурга, казалось почти неизбежным, что там-то и произойдет встреча царственных невесты и жениха.

До замка Далкит оставалось полмили, когда Маргарита вдруг выразила недовольство своим видом. Она подъехала на лошади к статс-даме, леди Гилдфорд, и хмуро осведомилась:

– Как я выгляжу?

Леди Гилдфорд ответила, что ее величеству должно быть известно, сколь глубокое восхищение она вызывает, и что опое поистине заслуженно.

– Но я думаю, что должна предстать во всем блеске, а это платье мне не нравится. Кто знает, что ждет нас в Далките?

Леди Гилдфорд поняла, что имеет в виду Маргарита. Первая встреча – великое событие, и король вполне мог проскакать семь миль от Эдинбурга, чтобы неофициально увидеться с невестой до того, как знакомство произойдет публично, с должной помпой.

– И как ваше величество намерено поступить? – спросила леди Гилдфорд.

– Переодеться в самое лучшее платье, а остаток пути проделать в карете.

– Что? Раздеться прямо тут, на дороге?!

– А почему бы и нет?

– Но слыханное ли дело, чтобы королева меняла платье в карете па обочине дороги?

– Отныне станет слыханным, – отрезала Маргарита, – потому что именно так я и собираюсь сделать, И никто не посмеет мне возразить.

Леди Гилдфорд недовольно поджала губы. Еще с самого начала путешествия она наблюдала приступы упрямства у юной госпожи. Маргарита сейчас больше, чем когда бы то ни было, напоминала своего брата Генриха. Девочка отличалась таким же своеволием и только ждала момента показать характер.

Отговаривать принцессу не имело смысла. Процессия остановилась. Из сундука достали платье, дамы окружили карету, и королева сменила дорожный костюм на ослепительно великолепное одеяние.

К Далкиту Маргарита подъехала в бархате и драгоценном уборе. Глаза ее сияли от предвкушения встречи с королем, а круглые щечки пылали здоровым румянцем.

Кастелян замка Далкит и его супруга ожидали, пока королева проследует через городские ворота, и граф с низким поклоном подал ей ключи от замка.

Леди Мортон проводила Маргариту в покои, и та, выразив полное удовлетворение их комфортом, а также любезностью графини и ее супруга, осталась с придворными дамами готовиться к предстоящему пиршеству.

Пока леди Мортон принимала благодарности Маргариты, во дворе замка вдруг началась какая-то суета. Леди Мортон побледнела и, забыв, что находится в присутствии королевы, подбежала к окну.

– Король здесь, – повернувшись, объявила она Маргарите.

Глаза принцессы широко распахнулись, и по всему телу пробежала дрожь. Но, вспомнив, сколь ослепительное зрелище она являет собой в великолепном наряде, девушка невольно бросила на леди Гилдфорд преисполненный торжества взгляд. «Вот так-то! Ну, разве я была не права?» – казалось, говорила она.

Маргарита подскочила к окну, но король уже вошел в замок.

– Его величество идет сюда, к вашей милости, – прошептала леди Мортон.

Маргарита разгладила складки на платье и машинально подняла руку, поправляя золотистые локоны. Не было времени спрашивать, как она выглядит, но это и не требовалось: принцесса сама знала, что дивно хороша.

Дверь открылась, и на пороге возник Он. Король был удивительно красив в охотничьем костюме даже без всяких изысканных украшений. Он ведь приехал сюда прямо с охоты, без церемоний, видимо желая подчеркнуть, что это неофициальная встреча.

«Он прекрасен», – думала Маргарита и решила, что уже любит его. Какое счастье, что она здесь, в Шотландии, и пусть пока номинально его жена!

Король раскраснелся от скачки и, возможно, разделял волнение Маргариты, ведь, в конце концов, и он впервые видел свою жену, как она – мужа! У Якова были карие глаза, темно-рыжие волосы, и сейчас девушка вдруг поняла: те, кто уверял, что это самый красивый король на свете, не лгали.

Король с улыбкой – самой доброй и нежной, какую Маргарита могла представить, направился к ней. Принцесса низко присела, а он поднял ее обеими руками и, притянув к себе, поцеловал.

Маргарита не могла отвести от него глаз. Король будил в ней какие-то совершенно новые чувства. Но принцессе и в голову не пришло, что вряд ли хоть одна женщина, столкнувшись с Яковом Шотландским, в той или иной степени не испытывала подобного волнения. Маргарита была неопытна и так привыкла к лести, что верила, будто король разделяет ее восторги. Она не задумывалась о том, что мужчина тридцати с лишним лет, а тем более такой красавец, не мог не испытать бездну любовных приключений.

Яков за долгие годы правления убедился, что всегда разумнее соблюдать внешние приличия, а потому, отойдя от жены, стал приветствовать ее свиту. Он поцеловал ручки всем дамам и весьма учтиво раскланялся с кавалерами.

И все это время Яков думал: «Она всего лишь дитя. Бедная маленькая девочка! Такая нетерпеливая, но решительно настроенная исполнить свой долг. Юная Маргарита Тюдор! О, почему это не другая Маргарита? Моя Маргарита!»

Отдав дань вежливости придворным, было вполне уместно вновь обратить внимание на невесту. Король вернулся к ней, взял за руку и отвел в сторону. Видя, что его величеству угодно побеседовать с принцессой, все держались в отдалении. Яков, улыбаясь Маргарите с высоты своего роста, шепнул:

– Вы прекрасны… куда прекраснее, чем я смел надеяться.

– Зато все, что мне о вас говорили, – правда.

– И что же обо мне говорили?

– Что вы самый красивый в мире король! Яков рассмеялся:

– Знай я об этих разговорах, стал бы опасаться, что после столь лестных описаний могу вас разочаровать.

– Вы меня вовсе не разочаровали.

Глаза Маргариты сияли, губы слегка приоткрылись. Яков – великий охотник до женщин – знал эти приметы. Принцесса не лицемерит, так что исполнять супружеские обязанности ему будет вовсе не трудно. Король был рад увидеть в жене чувственность, сравнимую со своей.

– Надеюсь, – сказал он, – вы будете счастливы в Шотландии.

– Я знаю, что буду… теперь, когда увидела милорда.

– Вы всегда делаете выводы после столь краткого знакомства?

– Всегда.

– А разумно ли это?

– Я могу доверять только собственным чувствам, а они очень редко мне изменяют, – ответила Маргарита.

Он поцеловал ей руку.

«Сладчайший святой Ниниан! – подумал король. – Нам надо поскорее идти к придворным, иначе мы займемся любовью, не успев оказаться в постели!»

Яков сравнивал девушку с другой Маргаритой. Эта никогда не будет тихой и безмятежной. С досадой он вспомнил о Дженет Кеннеди, почувствовав в этой девочке необузданную, хотя еще не вполне пробудившуюся страстность. Но когда-нибудь она, пожалуй, сравнится с Дженет. Это напомнило королю о его Маргарите, сидящей за последним в жизни завтраком вместе с сестрами. Могла ли Дженет приложить к этому руку? Но сейчас неподходящее время думать об этом, как, впрочем, и любое другое, поскольку те события давно канули в прошлое. Но Яков и в самом деле испытывал неловкость оттого, что о Дженет ему напомнила Маргарита Тюдор, девочка, на которой он обязан жениться ради блага своей страны.

– Пойдемте, – предложил король, – нам не следует пренебрегать своими друзьями. И клянусь, нас ожидают отличный обед и вино.

Они сидели рядом за столом, уставленным роскошными яствами и винами, и Маргарита все время ощущала близость короля.

– Жаль, что вам надо вернуться в Эдинбург без меня.

Яков со смехом легонько коснулся ее руки. Это походило на ласку. Карие глаза короля светились нежностью. А принцесса не подозревала, что такое выражение непременно появляется в этих глазах, когда их обладатель смотрит на женщину – даже если это базарная торговка рыбой или служанка из таверны.

– Не слишком благопристойно для короля было примчаться сюда таким образом, – усмехнулся Яков. – Но я сгорал от нетерпения повидать невесту и уверить, что ей нечего бояться.

– Я никогда бы вас не испугалась, – ответила Маргарита. – Вы добрый и хороший, а самая счастливая женщина в Шотландии – это королева.

Он снова улыбнулся:

– Вы, англичане, умеете говорить куда красивее, чем мы тут, в Шотландии. Надеюсь, наши грубые манеры не оскорбят вас.

– Вы… грубый?

– Еще увидите, – предупредил король, но в его взгляде поблескивала усмешка, и принцесса влюбилась еще больше.

Маргарита танцевала для него, выбрав себе парой леди Суррей: ей так хотелось показать королю, как много она умеет! Девушка вспомнила, как они с Генрихом танцевали на свадьбе своего брата и Екатерины Арагонской, а все присутствовавшие потом уверяли, что никто еще не танцевал так замечательно. А еще Маргарита словно воочию увидела, как отец и мать наблюдают за ними с довольной улыбкой, радуясь крепкому здоровью и хорошему настроению детей.

Но тогда она танцевала по-детски, стараясь перещеголять Генриха; а теперь двигалась в танце как женщина – грациозно и соблазнительно.

Король аплодировал и, когда Маргарита вернулась на место, объявил, что очарован своей суженой.

– Но близится ночь, – добавил он, – и мне надо поспешить в Эдинбург, потому что, как вы помните, мы еще не дали брачных обетов, вступив в союз лишь через доверенное лицо. И пока мы не сделаем все, как должно, нам, увы, придется побыть в разлуке.

– Но скоро мы дадим эти обеты, – отозвалась Маргарита.

– Я рад, что вы ждете этого момента с таким же нетерпением, как и я.

Когда король попрощался и отбыл, леди Гилдфорд хотела предупредить свою подопечную, что ей не следует так откровенно показывать свои чувства, но статс-дама понимала, сколь непросто давать советы королеве Шотландии и английской принцессе.

Маргарита спала и грезила о будущем. Она танцевала для короля с леди Суррей, а он вдруг поднялся и сам стал танцевать с нею, крепко сжимая в объятиях. Его карие глаза смотрели настойчиво; Яков говорил, что и не представлял, насколько она красива. Маргарита охотно прильнула к его груди. Ей стало очень тепло, и внезапно она почувствовала, что задыхается.

Принцессу разбудил мерцающий свет в комнате, и она раскашлялась от дыма.

Маргарита поспешно вскочила с постели, и тут в комнату вбежала леди Гилдфорд:

– Ваша милость! Вставайте скорее, нельзя терять ни минуты!

– В замке пожар?

– Боюсь, что так.

Принцесса торопливо надела платье и выбежала из спальни. В приемной к ней присоединились придворные дамы, и с ними была графиня Мортон.

– Скорее спускайтесь вниз, ваше величество, – сказала графиня. – Случилось нечто ужасное – весь замок в опасности.

Торопливо сбегая по лестнице, они слышали крики, доносившиеся снаружи. Казалось, яростное пламя наступает со всех сторон, и отовсюду раздавалось потрескивание огня.

К женщинам присоединились граф и несколько его дворян.

– Пожар начался в конюшнях, – пояснил он. – Боюсь, они полностью сгорели. Но, думаю, замок нам удалось спасти. Вам нечего бояться, сударыни. Мы можем остаться здесь. Огонь усмирен.

Это была тяжелая ночь. Маргарита, хоть и вернулась в спальню, заснуть больше не смогла. Она долго стояла вместе со своими дамами у окна, глядя на тлеющие развалины конюшен, а узнав, что обе ее новые белые лошадки погибли при пожаре, принцесса бросилась на кровать и заплакала, как ребенок.

Милые, дорогие лошадки, она так их любила! Лошадки, что привезли ее в такую даль!

– У меня уже никогда не будет лошадей, которых бы я так любила, – горевала девушка.

Но утром пришло нежное послание от короля. Он узнал о несчастье, постигшем его невесту, и был глубоко огорчен. Обещал приехать сегодня же, но, коль скоро Далкит оказался несчастливым для Маргариты местом и она здесь не будет чувствовать себя так удобно, как хотелось бы королю, он предлагал немедленно перебраться в расположенный неподалеку замок Ньюбэттл, где и пребывать до торжественного въезда в Эдинбург и настоящей свадьбы. «Это продлится всего несколько дней – и только чтобы я смог подобающим образом поухаживать за вами», – писал Яков.

Маргарита, услышав это сообщение, повеселела и вместе со свитой тотчас отправилась в Ньюбэттл.

Она уже совсем успокоилась, без всяких хлопот обосновалась в новом жилище и села играть в карты (принцесса обожала это занятие) у себя в покоях, когда доложили о прибытии гостя.

Маргарита поднялась и невольно вскрикнула от восторга – Яков куда больше походил на короля в черном бархатном камзоле с алыми вставками, отороченными белым мехом.

Принцесса вернула жениху поцелуй, и он, усевшись рядом, выразил сочувствие по поводу печальных событий прошлой ночи.

Маргарита рассказала о гибели своих белых лошадок и опять заплакала.

– Они были такие милые… – пробормотала она, – и я их очень любила…

– У моей Маргариты – нежное сердце, – отозвался король. – Но не надо плакать – мне больно видеть ваши слезы. У вас появятся другие лошадки, а мы возблагодарим Бога, что с нами не произошло никакой беды.

Принцесса смахнула слезы и сказала, что благодаря ему чувствует себя счастливой.

– Ну, – улыбнулся король, – вы еще ничего не знаете о счастье. Погодите, пока мы поженимся на глазах у моего народа. – Он хлопнул в ладоши. – Нельзя ли нам послушать музыку? Я думаю, дорогая, вы любите ее не меньше, чем я.

Заиграли менестрели, и король попросил Маргариту потанцевать для него с леди Суррей, как в Далките, и принцесса с радостью выполнила просьбу. Глядя на счастливое личико, которое всего минуту назад было таким печальным, король думал, что Маргарита, в конце концов, просто ребенок.

Будучи большим любителем музыки, Яков сам захотел что-нибудь сыграть и действительно мастерски исполнил на клавикордах небольшую пьесу. Маргарита захлопала в ладоши и объявила, что никогда не слышала столь прекрасной игры. Потом король взял лютню и сыграл для нее такую нежную мелодию, что девушка была совсем очарована.

– Я уверен, – заметил Яков, – что здесь найдутся и другие, кто мог бы усладить наш слух.

Маргарита знаком велела сэру Эдварду Стэнли сыграть на клавикордах и спеть.

– Чудесная английская баллада, – одобрил исполнение король и взглянул на одного из дворян, сопровождавших его в Ньюбэттл. – А теперь спойте дуэтом, – приказал он.

И они спели, причем голоса сливались в столь совершенной гармонии, что все присутствующие восторженно зааплодировали. Но хлопали они не только пению, а еще и тому, что дуэт оказался символом зарождающегося союза между двумя странами.

И опять Якову пришлось оставить невесту. Уходя, он шепнул Маргарите:

– Как я хотел бы провести эту ночь с вами! – Король почти не лукавил – девушка была так молода и свежа, а он устал от любовницы, появившейся после смерти Маргариты Драммонд. – Увы, короли и королевы вынуждены подчиняться созданным для них правилам… как бы им ни хотелось поступить иначе.

Горящие щеки и блеск глаз Маргариты яснее всяких слов говорили, что она разделяет желания короля.

– Всего несколько дней… – прошептал он.

– Да, несколько дней, – повторила принцесса. Она настояла па том, чтобы проводить Якова до коня, и король вместе со своими дворянами и невестой покинул дворец.

Яков еще раз обнял Маргариту, а потом вскочил в седло, не ставя ногу в стремя, – ловкость, вызвавшая общий восторг. Он повернулся, снял шляпу и, отвесив невесте поклон, ускакал прочь, во тьму.

Эти дни королевских ухаживаний стали самыми счастливыми из всех, что знала Маргарита. Король верхом приезжал в Ньюбэттл, девушка играла для него на лютне и клавикордах, а он – для нее; и все замечали, насколько внимателен к Маргарите король – вплоть до того, что в ее присутствии всегда остается с непокрытой головой.

В замке неизменно велись беседы и звучала музыка, а потом наконец настал тот августовский день, когда Маргарите предстояло торжественно въехать в Эдинбург.

Придворные дамы одевали принцессу в платье из золотой парчи, отделанное черным бархатом; украшали ее шею жемчугами и драгоценными камнями, когда графиня Суррей явилась доложить, что прибыл подарок от короля. Это были две лошадки взамен потерянных при далкитском пожаре.

Маргарита запрыгала от радости.

– Знаете, я уверена, что у меня самый лучший муж на свете! – объявила она.

Дамы переглянулись. Да, Яков и вправду был красив, обаятелен, учтив и добр, но о нем ходили кое-какие скандальные слухи, и леди склонялись к мнению, что оные возникли не на пустом месте. Вот ламы и гадали, как поступит их восторженная и своенравная маленькая принцесса, обнаружив, что для пересудов есть основания.

Хорошо хоть пока она могла наслаждаться неведением.

Яков встретил Маргариту, следовавшую в карете, па пути к столице. И вновь при виде короля девушка пришла в восторг – он выглядел поистине великолепно: камзол из золотой парчи слегка приоткрыт, так что виднелась пурпурная бархатная подбивка; края оторочены мехом черной выдры; атласный жилет сплошь расшит жемчугом и драгоценными камнями, вдобавок алые чулки прекрасно дополняли цветовую гамму. И король так прекрасно смотрелся верхом на коне, чьи седло и упряжь отливали золотом, а поводья и налобник сверкали серебром.

Яков спрыгнул с коня и, подойдя к карете, поцеловал Маргариту, потом снова вскочил в седло, развернулся и поскакал у дверцы, а свитский дворянин, вынув королевский меч из пурпурных бархатных ножен, торжественно вез его перед королем.

Яков улыбнулся Маргарите.

– Готовы ли вы въехать в свою столицу? – спросил он.

– Я мечтаю об этом!

– Я собираюсь посадить вас к себе па коня, – продолжал король. – Будет ли вам приятно и удобно, если я так поступлю?

– Вы хотите сказать, что я буду сидеть у вас за спиной?

– Почему бы и нет? Я хочу этого, и народ – тоже. Вам не будет страшно на таком норовистом коне, как мой?

– Я ничего не испугаюсь рядом с вами.

– Ах, Маргарита, – пробормотал король, – вы слишком доверчивы. – Он нахмурил брови. – Я никогда не простил бы себе, вздумай копь вас сбросить, – продолжал монарх, потом велел одному из своих людей сесть сзади, чтобы проверить, как скакун воспримет лишний вес.

Когда стало ясно, что коню это не понравилось, король покачал головой:

– Нет, я не стану рисковать. Приведите одну из лошадей королевы.

Лошадку привели, и, когда король сел на нее, а Маргарита устроилась сзади, оба наконец могли вступить в Эдинбург.

Но, прежде чем процессия достигла города, им предстояло многое увидеть, ибо король решил, что народ должен оказать его невесте королевский прием. На лужайке, примерно в миле от города, следовало остановиться и оцепить турнир между двумя рыцарями, устроенный в их честь, а когда турнир завершился, выпустили ручного оленя, за которым бросилась гончая.

Похоже, весь Эдинбург вышел посмотреть на свадебные увеселения, так как вдоль дороги стояли толпы людей, приветствовавших короля и королеву.

Потом навстречу вышли Серые братья с крестом и какими-то святыми реликвиями жутковатого вида, каковые королю и королеве надлежало облобызать. Потом, когда они приблизились к воротам города, трубачи, сопровождавшие Маргариту, задули в фанфары, а шотландские менестрели и волынщики присоединились к ним, заиграв нечто бравурное.

«Ангел» преподнес новоявленной королеве ключи от города, Маргарита с улыбкой приняла их и, повернувшись, увидела, что ей протягивают драгоценную реликвию – руку святого Джайлса. Святыню эту опять-таки полагалось поцеловать.

Когда и это было сделано, король с королевой въехали в город, где их ожидала еще большая пышность. У Маргариты голова шла кругом, и покой церкви Холируд, куда привел ее Яков, показался райским. Здесь они с Яковом опустились на колени у алтаря, а потом королева была представлена самым знатным вельможам Шотландии, в том числе столь прославленным, как Хантли, Аргайл и Леннокс.

Церемония почти завершилась, и король привез невесту во дворец Холируд.

Они ужинали не вместе, но потом король пришел в покои Маргариты, чтобы взглянуть, удобно ли она устроилась. Снова звучала музыка, и придворные танцевали.

Принцесса слышала, как звонят городские колокола; знала, что улицы украшены знаменами и вся знать Шотландии собралась в Эдинбурге, ибо завтра ей, Маргарите Тюдор, предстоит выйти замуж за короля в церкви Холируд.

Это был день ее свадьбы.

Маргарита стояла у купели в церкви Холируд – завораживающе изящная фигурка в платье из золотого и белого атласа, отделанного алым бархатом; на голове у нее – сверкающая корона, а непокорные золотые волосы, такие длинные, что девушка легко могла бы на них сесть, свободно струятся вдоль спины. Шею обвивает жемчужное колье. Придворные дамы одеты почти так же роскошно. Справа от невесты стоит архиепископ Йоркский, а слева – граф Суррей.

Король приближался к ней медленно и церемонно, а за ним следовали вельможи в пышных нарядах. Яков выглядел таким красавцем, что Маргарита, не в силах устоять перед искушением, не сводила с него глаз. Белый атлас и золото удивительно шли к его смуглому лицу; а черная бархатная отделка камзола и алые атласные вставки на рукавах, в цвет чулкам, придавали костюму оригинальность. При виде Маргариты король снял черный бархатный берет с огромным сияющим рубином, дабы голова осталась непокрытой в ее присутствии и все могли увидеть, какое почтение он выказывает невесте.

В смотревших на принцессу карих глазах светилось, помимо всего прочего, ободрение. И Маргарита подумала: «Это самый счастливый момент в моей жизни. Наконец-то я выхожу за него замуж по-настоящему, и уверена, это лишь начало грядущих радостей».

Они стояли вместе перед архиепископами Йорка и Глазго, и брачная церемония близилась к концу. А после того как была прочитана вслух папская булла, дозволяющая этот союз, грянули фанфары.

Маргарита и Яков стали супругами.

Они сидели на пиру бок о бок, и король распорядился, чтобы сначала блюда подавали королеве.

При всем своем упоении счастьем, Маргарита сильно проголодалась и уплетала кабанью голову, ветчину, окорок и прочие лакомства с усердием, явно забавлявшим ее супруга.

После трапезы все покинули пиршественный зал и отправились в другой, увешанный гобеленами и золотой парчой, где король с королевой первыми закружились в танце.

Так прошел вечер. Наконец королю и королеве настало время удалиться.

Маргарита была счастлива, а король – весьма удовлетворен.

Юная и прекрасная королева, как верно угадал Яков, оказалась способной ученицей в тех искусствах, каковые он давно постиг. Король с удовольствием увидел в жене чувственность, не уступавшую его собственной, и не продолжай он втайне оплакивать Маргариту Драммонд, мог бы посчитать себя вполне счастливым.

Маргарита, с ее тюдоровским эгоизмом, ни па миг не усомнилась, что король от нее в таком же восторге, как она от него. Наутро, как бы в приложение к свадебным дарам, Яков преподнес ей Килмарнок.

Несколько недель после свадьбы Маргарита предавалась удовольствиям с пылом, каковой мог бы превзойти разве что ее царственный брат, как полагали те, кто приехал с принцессой из Англии. Каждый день она устраивала с придворными дамами совет, решая, что лучше надеть. Маргарита танцевала и пела, охотилась и стреляла из лука, но всегда с нетерпением ждала часа, когда останется наедине со своим супругом.

После нескольких недель подобного веселья Яков доверительно сказал жене, что празднествам пора закончиться и настало время показать народу Шотландии новоиспеченную королеву. После этого венценосные супруги отправились в путь: из Эдинбурга в Линлитгоу, оттуда – в Стирлинг, Фолкленд, Перт, Абердин и Элчин. Каждую ночь они проводили в каком-нибудь замке, монастыре или аббатстве, где в зависимости от обстановки устраивались танцы, звучала музыка, играли в карты или проходили религиозные церемонии.

Одной из величайших трудностей стала перевозка гардероба Маргариты, ибо для этого пришлось нанять особые повозки.

– Неужели вам необходимо так много нарядов? – мягко спросил Яков.

– Совершенно необходимо, – твердо ответила Маргарита.

У многих это вызвало бы раздражение, но не у Якова. Он лишь равнодушно пожал плечами, и повозки были наняты.

К Рождеству они вернулись во дворец Холируд, где Маргарита со свойственным юности энтузиазмом окунулась в подготовку рождественских празднеств. Холируд должен увидеть такое, чего доселе никогда не видывал! Здесь будут танцы и развлечения, о коих они с Генрихом так мечтали на Рождество при дворе своего отца. Как чудесно избавиться от скупости и осторожности, составлявшей часть ее былой жизни! Маргарита была решительно настроена вкусить всевозможных удовольствий независимо от того, во сколько это обойдется. Арфисты и лютнисты, скрипачи и волынщики, трубачи и танцоры заполонили королевские покои.

А когда рождественские праздники закончились, наступил Новый год.

Подарком Якова жене в первый день нового года стал золотой дукат, весивший целую унцию, и два сапфировых кольца; а на второй день она получила два креста, усыпанных жемчужинами.

К огорчению Маргариты, новогодние торжества резко оборвались из-за смерти брата Якова, герцога Росса, а когда погребальные обряды были закончены, король объявил жене, что на некоторое время вынужден ее покинуть. Она должна понимать, что у монарха есть определенные обязанности перед страной. Он непременно будет ей писать, и Маргарита пусть тоже пишет ему, но на несколько недель им надо расстаться.

Маргарита, со слезами обняв мужа, умоляла не оставлять ее слишком надолго. Король уверил ее, что вернется так скоро, как только сумеет. Началась первая из отлучек Якова.

Все время, что Яков оставался в разлуке со своей королевой, он слал ей письма и подарки. Выражал огорчение тем, что они сейчас не могут быть вместе. Маргарита занимала себя охотой, стрельбой из лука или устраивала в лесу бешеные скачки со своими придворными. Дни протекали довольно приятно, но она тосковала по Якову.

По возвращении он бывал так же ласков и очарователен, как всегда, но однажды, приехав в замок Стирлинг, Маргарита сделала неприятное открытие.

Яков всегда с удовольствием ездил туда, и она как-то сказала ему:

– Я думаю, это самый любимый из ваших дворцов, и меня это немного интригует, ведь в детстве вы долго жили там. Значит, ваши детские воспоминания не могут быть неприятными.

– Люблю ли я Стирлинг больше других замков? – задумчиво обронил он. – Не думаю. В этот раз – да. На следующей неделе я могу полюбить Линлитгоу, Холируд или Эдинбургский замок. Боюсь, я ужасный ветреник.

– Пока ваша ветреность касается только замков, мне все равно, – рассмеялась Маргарита.

Она не заметила, как на мгновение его лицо омрачила тень.

На следующий день королева увидела в холле замка маленькую девочку. Крошка была очаровательна, и за ней присматривала высокородная леди. Маргарита подозвала девочку и спросила, кто она.

Леди-опекунша с явным смущением ответила, что девочка живет тут временно.

– Меня зовут Маргарита, – сказала малышка королеве.

– Маргарита? Как странно! И меня так зовут.

– Вы тоже Маргарита? А дальше? Я леди Маргарита Стюарт.

– Вот как? Это очень интересно, – ответила королева.

– Боюсь, она ужасная болтунья, ваше величество, – пробормотала опекунша. – И, увы, немного избалованна.

– Вовсе нет, – возразила девочка. – Мой отец говорит, что это не так!

– А кто твой отец, дитя мое?

– Мой отец король, – гордо заявила кроха. Пугающее известие! Маргарита, выгнув бровь, посмотрела на незнакомую леди, но та лишь пожала плечами.

– Это малое дитя, ваше величество, – выдавила она. – А вы ведь знаете, как болтают дети… без всякого смысла.

– Но если твой отец король, то кто тогда мать? – спросила Маргарита девочку, отмахнувшись от бессвязного лепета ее наставницы.

– Маму тоже звали Маргаритой, – объяснила малышка. – Меня назвали в ее честь.

– Мать ребенка здесь? – осведомилась королева.

– Нет, ваше величество. Она умерла.

– Мама вовсе не умерла! – возмутилась девочка. – Мой отец говорит, что она не умерла и не умрет никогда!

– Ну, ладно, ладно… вы утомляете ее величество.

Маргарита не стала их удерживать и лишь молча смотрела, как женщина, взяв ребенка за руку, куда-то повела.

Зато она немедленно отправилась к королю. Яков, сидя у себя в покоях, играл на лютне.

– Яков, я хочу поговорить с вами… наедине, – непререкаемым топом отчеканила королева.

Король с ленцой поглядел на жену, но, поняв, что она действительно вне себя, знаком попросил друзей удалиться.

– Ну? – спросил он, когда они остались наедине.

– Здесь есть ребенок, девочка по имени Маргарита, которая утверждает, будто она ваша дочь. Я знаю, что это не так, но мне не нравится, когда кто-то объявляет себя вашей дочерью. Я хочу, чтобы вы это прекратили.

Довольно долго Яков молчал, потом взял несколько нот на лютне. Время пришло… Волей-неволей надо объясниться.

– Ребенок сказал правду, – выдохнул он. – Это моя дочь.

– Ваша дочь?! Но…

– Я хотел жениться на ее матери, но она… умерла. Ее отравили вместе с двумя сестрами за завтраком…

Голубые глаза Маргариты широко распахнулись, и краска залила ее щеки. Яков отметил про себя, что варварское убийство его любовницы шокировало королеву меньше, чем сам факт ее существования.

– Значит… у вас была любовница?

– Моя дорогая Маргарита! А чего вы ожидали? Не одна… а много.

– И… ребенок!

– Дети, – поправил ее король.

Маргарита пришла в ярость. Она жила надеждой заметить признаки собственной беременности, однако их не было. А теперь Яков… ее собственный муж… признает, что не только имел любовниц… но и детей.

– Я рад, что вы теперь знаете правду, – сказал он. – Я часто навещаю детей. В конце концов, это моя собственная плоть и кровь, и я поклялся, что никогда не поступлю со своими детьми так, как относился ко мне мой отец, – быть может, надеясь, что им не изведать раскаяния, что испытал я сам из-за той роли, каковую сыграл в его гибели.

Маргарита встала и направилась к двери. Она была в таком бешенстве, что понимала: лучше немедленно уйти, пока еще есть силы справиться с отчаянным желанием налететь на него и колотить изо всех сил. Ее подло обманули. Королева понимала, что была молода и глупа, а ее наивность не могла не броситься ему в глаза. Маргарита чувствовала себя оскорбленной, и ее тюдоровская гордость восстала. Она любила мужа слишком глубоко и доверчиво.

Король не пытался остановить ее. Он только пожал плечами и лениво вернулся к лютне. Он дергал струны, не слыша ни звука. Недавняя сцена напомнила о той, другой Маргарите, и тоска по ней заполнила все его существо, став почти невыносимой.

Маргарита не могла успокоиться, пока не выведала всю правду о добрачных любовных связях Якова. Королева заставила шотландских фрейлин рассказать ей все, что им было известно. Итак, король был настолько влюблен в Маргариту Драммонд, что хотел жениться на ней вопреки советам своих министров; и она родила ему дочь, эту леди Маргариту Стюарт, что так холили и лелеяли по высочайшему приказу. У Якова было еще двое детей от некоей Мэриан Бойд: Екатерина и Александр, а юный герцог Морэй, получивший этот титул, когда ему только-только исполнилось два года, был сыном короля от Дженет Кеннеди.

Вот это семья! И Яков так гордился своими отпрысками – тайком ускользал повидаться с ними, притворяясь, будто занят государственными делами! И, что хуже всего, оставлял ради этого в одиночестве свою жену!

Собственничество в любви, столь сильное у всех молодых Тюдоров, восставало против такого положения вещей.

Маргарита увидела своего мужа в новом свете. Он был вовсе не тем человеком, каким представал в ее девичьем воображении. Этот брак вполне мог быть заключен только ради его удобства. Маргарита чувствовала себя обманутой.

И все-таки, когда Яков снова пришел к ней, ласковый и добрый, хоть и не раскаявшийся, уязвленная гордость отступила перед желанием быть с ним. Муж разбудил в ней ту глубинную чувственность, что нуждалась в удовлетворении независимо от того, насколько задето было самолюбие.

Маргарита стала более требовательной в своей страсти; сейчас ею двигала новообретенная решимость: она должна родить ребенка; и это дитя непременно станет для Якова важнее всех прочих, ибо ее сыну суждено быть наследником престола, а потом и королем Шотландии.

Якова огорчало, что жена так расстроилась, обнаружив существование его незаконной семьи, и винил себя за неосмотрительность – следовало рассказать об этом в более мягкой форме. Король не мог раскаиваться в том, что у него есть дети, поскольку обожал их, и страшно огорчался, что у Маргариты до сих пор нет никаких признаков беременности. Когда это случится, уверял он себя, жена станет намного спокойнее.

Одним из величайших удовольствий для Якова было навещать детей. Он мечтал собрать их всех вместе в одной детской и признать своими, чтобы дать надлежащее образование и обеспечить почести, каковых они, по его мнению, заслуживали, будучи отпрысками королевского рода Стюартов.

Тем временем король решил вознаградить Маргариту за испытанное ею потрясение. А коль скоро его жена была сущим ребенком и ничто не радовало ее так, как балы, спектакли и балеты, то этих развлечений должно стать еще больше.

Яков принес Маргарите в подарок драгоценности – это всегда приводило его жену в восторг, а потом, сказав, что хочет устроить бал в ее честь, спросил, одобряет ли она подобную мысль.

Маргарита радостно захлопала в ладоши, и ее юное личико засияло от восторга.

– И вы будете там, Яков? – нетерпеливо спросила она.

– Разумеется, буду.

– Имейте в виду, без вас это вовсе не доставит мне удовольствия.

Король обнял жену и, очень довольный ее настроем, подумал: «Маргарита уже оправилась от шока. И существование детей она воспримет как нечто вполне естественное».

В то же время король гадал, что бы она сказала, проведав о мимолетных интрижках, что возникали после их свадьбы. Маргарита во многих отношениях была чересчур наивна. Возможно, из-за того, что ее отец был верным мужем. По слухам, Генрих VII был человеком холодным, – ну а вот Яков IV холодностью не отличался. Женщины были ему столь же необходимы, как Генриху VII – деньги.

Маргарите следовало это понять, но Яков уповал, что жена сделает это открытие лишь в тот момент, когда будет к нему готова. За несколько лет она привыкнет, что ее мужу необходимо иметь любовниц. Яков постарается объяснить, что эти связи ни в коей мере не влияют на его чувства к ней. Маргарита – его жена, и их долг обзавестись детьми. Но Яков еще с младых ногтей никогда не пытался сдерживать свои влечения. Тем более не мог он справляться с ними сейчас. Король был мягок и терпелив с Маргаритой и останется таким, пока ей не взбредет в голову сдерживать его.

Потом они принялись обдумывать ход празднества. Танцоров надо нарядить в маски, ведь всегда интересно наблюдать за исполнителями, гадая, кто есть кто. И хорошо бы устроить спектакль. Один из придворных королевы некогда обучался актерскому искусству. Этого молодого человека, приехавшего с Маргаритой из Англии, шотландцы прозвали Английским Пупсиком.

– Я прикажу Английскому Пупсику немедленно взяться за дело, – объявила королева.

– Сколько в вас энергии, моя девочка! – улыбнулся Яков.

– Но это так весело – устраивать маскарады!

– Когда у вас появятся дети, вы начнете думать совсем о другом.

Король испытующе посмотрел на жену. Не видно ли каких признаков? Лицо Маргариты потемнело: она вспомнила о тех, других детях и о том, как ей хотелось бы отослать леди Маргариту Стюарт подальше от королевского двора.

– Я собираюсь родить много детей, – ответила королева. – И когда у меня будет сын, я попрошу вас об одной милости. Окажете ли вы мне ее?

– Думаю, я соглашусь исполнить любую вашу просьбу, когда вы подарите мне наследника трона.

– Я хочу, чтобы у моего сына было все самое лучшее, что только есть в Шотландии.

– Это просто. Иначе и быть не может.

– И я не думаю, что наследнику стоит якшаться с детьми этих… потаскух.

Яков выглядел озадаченным:

– Что вы имеете в виду?

– Например, Маргариту Стюарт… и я знаю, что есть и другие, кто может оказаться не самой подходящей компанией для наследника.

Яков побагровел. Впервые в жизни Маргарита видела его разгневанным.

– Не смейте никогда говорить подобные слова! – зарычал король. – Мать леди Маргариты Стюарт была великой женщиной. Она обладала многими достоинствами, которых не хватает дочерям королей.

Яков развернулся и оставил ее.

Маргарита убежала к себе в опочивальню, бросилась на кровать и отчаянно разрыдалась – все ее чувства неизменно требовали бурного выхода.

Но этот приступ горя длился недолго. Королева встала и постаралась скрыть следы слез. Плакать бесполезно. В один прекрасный день она своего добьется, но сначала надо понять, каким образом.

В следующий раз Маргарита вела себя с мужем как ни в чем не бывало. Яков испытал огромное облегчение и с готовностью пошел ей навстречу. Король вновь и вновь мысленно повторял, что Маргарита – всего лишь ребенок, и не следует ожидать от нее чересчур много.

Он опять завалил ее подарками – роскошными отрезами атласа и бархата на платья. Ведь Маргарита так любила наряжаться! И король охотно признавал, что результат всегда был очарователен. Якову следовало бы поздравить себя с редкостной удачей – как-никак у него была юная, красивая и любящая жена, хотя большинству монархов приходилось ради блага своего королевства жениться на дурнушках, а то и уродинах. Просто надо было почаще напоминать себе, что Маргарита – своевольное дитя, и он, Яков, почти на семнадцать лет старше, а потому обязан проявлять терпимость.

Эти празднества получились особенно веселыми, Яков играл на клавикордах вместе с женой, а потом они дуэтом пели под аккомпанемент лютни.

Танцы опять-таки открыли король с королевой. Оба до слез хохотали над пьесой Английского Пупсика. Когда же наконец супруги остались наедине, они любили друг друга как никогда страстно. И Маргарита была настолько счастлива, что забыла о ревности к детям мужа.

«Погоди, – говорила она себе, – я, конечно, вот-вот забеременею. И тогда мне будет все равно, сколько незаконных детей он наплодил в прошлом».

Ничто не мешало им продолжать забавы. Английский Пупсик и Шотландский Пес (некий Яков Дог, обладавший подобными пупсиковым талантами), совместно пораскинув мозгами, изобретали все более оригинальные и блестящие развлечения.

В один из таких дней, когда увеселения следовали одно за другим, ко дворцу прибыл гонец и попросил аудиенции у короля.

Яков в тот момент играл на лютне для королевы, по при виде усталого, измученного гонца король тотчас отложил инструмент. Одним из самых его привлекательных качеств было мгновенно возникавшее сочувствие к любому человеку в беде, сколь бы низкое положение тот ни занимал, и готовность сделать все возможное, чтобы помочь. Именно эта отзывчивость сделала Якова IV самым популярным королем из династии Стюартов.

Поэтому король разрешил гонцу сесть в своем присутствии и послал за вином, чтобы тот мог освежиться.

– Ну а пока вино принесут, расскажите, что привело вас сюда.

– Я прибыл из Дарнауэя, сир, – ответил гонец. – Моя госпожа, леди Босуэлл, велела мне мчаться к вам и сказать, что она, будучи смертельно больна, умоляет вас повидать ее па смертном одре.

У Якова перехватило дыхание от горя. Леди Босуэлл теперь звалась его пылкая Джэнет Кеннеди, ибо владения Босуэлл были подарены ей взамен земель, полученных от бывшего любовника Ангуса. Джэнет… с ее неукротимой жизненной силой… и вдруг – смертельно больна! Это казалось немыслимым! И что с маленьким Яковом, их сыном?

– Я поеду к ней немедленно! – воскликнул король.

Маргарита поднялась и встала рядом с мужем, взяв его за руку.

– Кто такая эта леди Босуэлл? – спросила она. – И почему она посылает за вами таким образом?.. Можно подумать, это она королева, а вы ее подданный!

Яков холодно взглянул на супругу:

– Может быть, она умирает.

Потом король повернулся и почти выбежал из покоев.

Маргарите пришлось трясти женщину, чтобы добиться от нее правды. Глупое создание пыталось сделать вид, будто не имеет ни малейшего понятия, кто такая леди Босуэлл.

В Маргарите вскипел истинно тюдоровский гнев.

– Кто она? Говори!

– Я… Я…

– Если не скажешь сию секунду, пеняй на себя!

– Ваше ве… ваше величество… это Джэнет Кеннеди…

– Джэнет Кеннеди? А кто она такая?

– Дочь лорда Кеннеди, ваше величество.

– Кем эта женщина приходится королю? Вот что я хочу знать!

Молчание. Но и молчание порой может сказать очень много.

– Ты знаешь! – взвизгнула Маргарита. – И сколько сыновей она ему родила? Ну, сколько?..

– Только одного, ваше величество… маленького герцога Морэя.

Маргарита в бешенстве ударила женщину по щеке.

– И теперь король едет ее повидать. Он оставляет меня, чтобы ехать к этой женщине. Распутная тварь! Ненавижу ее! Ненавижу их обоих!..

Королева развернулась и побежала в свои покои.

Там она вновь бросилась па кровать и зарыдала. Леди Гилдфорд подошла к молодой госпоже:

– Ваше величество… Ваше величество, вам не следует вести себя подобным образом!

Маргарита не отвечала. Она лишь приподнялась и, сжав кулаки, стала молотить подушки. Судя по выражению лица королевы, было ясно, что именно так ей хотелось бы поступить с Дженет Кеннеди.

– Вы должны помнить о своем королевском достоинстве, ваше величество!

– Королева… ах! И женщина. Женщина, покинутая собственным мужем! Ведь не думаете же вы, будто я не понимаю, что значат эти его отлучки? И все кругом знают… только я одна якобы пребываю в неведении. Меня королю, видите ли, недостаточно! Ему нужны все эти шлюхи. Я убила бы их собственными руками! И больше не пущу его к себе в постель!

– Тихо! Тихо! Вас могут услышать. А потом пойдут сплетни.

– Мне все равно.

– Но вам не должно быть все равно! Помните, моя дорогая, вы королева Шотландии.

Лицо Маргариты вдруг скривилось от боли, и она тихонько заплакала. Леди Гилдфорд обняла вздрагивающие плечи и стала утешать молодую госпожу.

– Я так сильно любила его, – всхлипывала Маргарита. – Вы и не представляете, как…

Глава 4 ПРОКЛЯТИЕ СОЧИБЕРНА

В последующие месяцы Маргарита держалась отстраненно. Она утратила наивность, все вокруг твердили: «Она взрослеет, нельзя же вечно оставаться ребенком». В выражении лица королевы появилась некоторая жесткость. Она больше не была влюблена в короля; романтический ореол исчез, но жажда чувственных утех оставалась неутолимой, и эта сторона взаимоотношений королевской четы, казалось, не претерпела метаморфоз. Но и Якова, и Маргариту глубоко затронуло обретенное ею знание. Маргарита постоянно держала коготки наготове, зато у короля отлегло от сердца – ему всегда претило обманывать жену, и он не мог не радоваться, что необходимость лгать отпала. Яков был из тех мужчин, кто не способен удовольствоваться всего одной женщиной, и чем скорее жена это осознает, тем будет лучше для них обоих.

Отлучки из дома участились, но король никогда не забывал писать ласковые письма, интересуясь здоровьем жены, и эти послания нередко сопровождались прелестными и дорогими подарками.

Маргарита, с тем мрачным цинизмом, что появился в ней после тягостного прозрения, думала: «Ему, должно быть, и вправду хорошо с этой женщиной, коли так заедает совесть».

Подобное положение ни один из гордых Тюдоров не мог бы сносить вечно, но пока Маргарите – все еще очень юной – не оставалось ничего иного, кроме терпения. Впрочем, она твердо верила, что какой-то выход обязательно появится.

Не то чтобы королева жаждала мести; она хотела только удовлетворить попранную гордость. Как обнаружила Маргарита, она не настолько трепетно относилась к королю, чтобы жаждать отмщения. Для королевы супружество было лишь средством удовлетворения той потребности, каковая становилась все настоятельнее, по мере того как она взрослела. Пусть в таком случае Яков удовлетворяет эту потребность. Маргарита решила, что будет использовать его и ждать, пока не найдет способ укрепиться в своих правах – как женщина и как королева Тюдор.

Наступило время созревания. У Маргариты хватало мудрости это понять. Глупое дитя обмирало от любви к красивому мужу. Зато теперь королева никогда не забудет, что в ее жизни нет и не будет ничего более важного, чем Маргарита Тюдор.

Внешне Маргарита выглядела жизнерадостной девочкой, способной не раскисать от трудностей, но с достоинством принимать неизбежное зло. Яков был от нее в восторге, и когда возвращался домой после очередной эскапады, их встречи были веселы и приятны. Покои Холи-руд-Хаус звенели смехом и музыкой, которую оба страстно любили. Случалось, Яков развлекался в своих покоях, а Маргарита – в своих; но, если король отыскивал новый талант, он немедленно отправлял этого человека к жене, дабы тот порадовал своим искусством королеву. Женщина-менестрель, известная под кличкой Блудница, – яркий тому пример. Блудница позабавила Якова, а значит, и Маргарита должна насладиться ее пением. То же произошло с ирландским арфистом О'Доннелом и лютнистом, известным как Серый Стейл.

Яков, пользуясь добрым расположением духа жены, привез дочь Маргариты Драммонд, леди Маргариту Стюарт, в замок Эдинбург, но стоило королеве услышать о появлении в доме девочки, как маска сдержанности слетела с нее и Маргарита потребовала от своих английских придворных дам совета, как ей следует поступить в столь неприятной ситуации.

Леди Гилдфорд предложила поговорить с королем, если Маргарита сумеет сохранить полное спокойствие.

– Король обожает этого ребенка, – скривилась королева. – И я знаю почему. Он все еще помнит ее мать. Яков воображает, что, останься она жива, он смог бы хранить ей верность! Как будто наш король способен быть верным хоть какой-нибудь женщине!

– Вашему величеству следует помнить, что лучше не давать воли своему гневу.

– Этот урок я уже усвоила, – мрачно бросила Маргарита.

И все-таки она не могла удержаться от разговора с королем.

Они собирались устроить маскарад и сравнивали достоинства Английского Пупсика и Шотландского Пса и решали, стоит ли пригласить Блудницу вместе с другими менестрелями, когда у Маргариты вдруг вырвалось:

– Яков, вы считаете разумным поселить Маргариту Стюарт тут, в замке?

– А почему бы и нет? – изумился он.

– Я знаю, как вы ей преданы, по, тем не менее, девочка – незаконнорожденная.

– Я решил признать Маргариту своей законной дочерью, и, клянусь святым Нинианом, меня ничто не остановит, – холодно ответил Яков.

– Но…

Он внезапно обрел тон и властность истинного монарха, и Маргарите стало ясно: несмотря на всю свою учтивость, ее муж будет править Шотландией один и ни с кем не намерен делить власть. И тогда она поняла, что больше всего па свете хочет одного: самой править Шотландией. В тот миг озарения Маргарита осознала, что, прими Яков ее совет, она с готовностью простила бы все измены. Но король не нуждался в советах жены: вкрадчивые манеры были щитом, а за ним скрывался человек, твердо решивший добиваться своего. Такой муж совсем не подходил сильной женщине. Маргарита с завистью подумала о своем брате Генрихе, ведь он после смерти их отца – а это уже не за горами! – станет полновластным хозяином Англии.

– Я думаю, маленькой Маргарите очень одиноко в замке, – продолжал Яков, – и какое-то время я полагал, что было бы великолепной мыслью собрать всю свою семью под одной крышей. Следовательно, я привезу в замок маленького Александра Стюарта… на какое-то время, разумеется. А впоследствии я намерен послать и Александра, и его брата Морэя учиться за пределы Шотландии. Я питаю глубокое уважение к Эразму и хочу, чтобы он занялся образованием моих детей.

Маргарита, не в силах больше сохранять спокойствие, вдруг звонко расхохоталась:

– Александр Стюарт, незаконнорожденный сын Мэриан Бойд и короля Шотландии, – самый обыкновенный мальчишка, – примас Шотландии? Не кажется ли вам, Яков, что это несколько нелепо?

Король улыбнулся по обыкновению медлительно и лениво:

– Всяк любит свою плоть и кровь, моя дорогая, а родители готовы на любые безумства для обожаемого чада.

– Подобные безумства могут привести к опасным последствиям, если их позволяют себе короли.

– Ну, я не вижу тут большой беды. Вот погодите, пока сами не подарите мне сына. Для него заранее уготована корона Шотландии.

– У меня было бы намного больше шансов поскорее сделать это, не растрачивай вы свою мужественность на других женщин.

Король с хохотом потянулся к Маргарите, желая заключить ее в объятия, чуть насмешливо, но, как всегда, нежно:

– Ну, моя дорогая, по-моему, мы много раз предоставляли друг другу такую возможность, но если вы считаете, что нам следует взяться за дело еще ретивее…

Королева хотела бы держаться высокомерно, ставить условия; но как она могла, если ее страсть требовала выхода?

Маргарита вдруг поняла, что смеется, слабея в объятиях мужа, а потом, в минуту высшего упоения, она пожелала себе понести дитя.

Наконец это произошло.

Весь двор ликовал, по никто не радовался больше короля. Маргарите было семнадцать лет, она отличалась превосходным здоровьем, а Яков успел доказать, что способен зачать крепкое потомство. Теперь у него появится законный наследник: мальчик станет принцем Шотландии, ну а девочка… что ж, за ней последуют другие дети…

Отныне король чаще оставался с женой, а во время редких отлучек слал письмо за письмом. Подарки сыпались как из рога изобилия, и Маргарита чувствовала себя счастливее, чем даже в первые недели после свадьбы.

Яков настоял, чтобы королева провела месяцы беременности в замке Дуннотар в графстве Кинкардин, больше похожем на крепость, чем на дворец, и стоящем на скалистом плато над морем. Он постоянно наведывался туда и следил, чтобы Маргариту окружали забавники и артисты: менестрелям, лютнистам и арфистам было приказано сделать жизнь королевы приятной и веселой. Английский Пупсик и Шотландский Пес жили в замке неотлучно, дабы разыгрывать пьесы для ее удовольствия.

В Шотландии тогда было неспокойно, кое-кто из недовольных лэрдов замышлял мятеж против короля; а потому, говаривал Яков, ему особенно приятно знать, что королева – в полной безопасности.

Маргарита гадала, сколько времени король посвящал государственным делам, а сколько – любовницам. Среди последних появилось новое имя: при дворе перешептывались о какой-то леди А. Прежде Маргарита пустила бы в ход всю свою изобретательность, пытаясь узнать, кто скрывается под этим псевдонимом. Теперь же она не беспокоилась. Велика важность, с кем развлекается король! Леди А. причиняла Маргарите не больше огорчения, чем Джэнет Кеннеди или покойная Маргарита Драммонд.

Королева с нетерпением ожидала появления на свет ребенка, ведь когда она станет матерью наследника шотландского престола, ее позиции укрепятся. Заглядывая на годы вперед, Маргарита мечтала, что это дитя будет безраздельно принадлежать ей. И кто знает, когда настанет его черед править, возможно, мальчик будет охотнее прислушиваться к советам Маргариты Тюдор, чем это делает его отец?

Она лежала, терзаясь невыносимой мукой.

Так вот что значит дарить жизнь! Как долго лежит она в королевских покоях Холируд-Хаус, и боль раздирает тело, а наследник престола Шотландии упорно не хочет явиться на свет?

Маргарита думала о своей матери. Та тоже металась от дикой боли в лондонском Тауэре, пока страдания ее не убили.

Но мать была двадцатью годами старше, а у нее, Маргариты, впереди еще много лет… если вынесет это испытание.

Королева слышала голоса придворных дам, говоривших о ней почтительным шепотком. Не так ли переговариваются у смертного одра, понимая, что конец неизбежен?

Боль вернулась, и настолько сильная, что Маргарита потеряла сознание, а когда пришла в себя, вдруг услышала плач ребенка.

– Мальчик!

Радостный крик разнесся по всем покоям; и, как ни плохо было королеве, она ощутила невероятный восторг.

Яков был вне себя от счастья. Он осыпал подарками всех ее дам и с почтительным изумлением смотрел сверху вниз на младенца в колыбели.

Потом король приблизился и встал на колени у постели жены.

Маргарита обратила на него затуманенный взор. Королева не совсем понимала, где находится, – ей казалось, будто она вместе с братом и сестрой в Ричмондском дворце.

– Генрих… – прошептала Маргарита, – ты еще не…

Король встревожился.

– Королева больна! – воскликнул он. – Ей бы сейчас радоваться, ведь все муки позади и сын лежит в колыбели. Что терзает ее?

Яков послал за лекарями и умолял их использовать все свое умение. Его переполняло раскаяние за то, что так часто пренебрегал женой. И король потребовал, чтобы ему объяснили, что у Маргариты болит и почему молодая женщина, отличавшаяся таким цветущим здоровьем до и во время беременности, пребывает в столь тяжелом состоянии теперь, когда роды благополучно завершились.

– Эта болезнь часто следует за родами, сир, – ответили лекари.

– Но королева выздоровеет?

Доктора изо всех сил старались успокоить короля, но тот видел, что они сами ни в чем не уверены.

Если Маргарита умрет, его замучают угрызения совести. Яков помнил, как страдал после смерти отца. И не хотел вновь пережить этот кошмар.

И король решил идти пешком в графство Галлоуэй, к часовне своего любимого святого в Уайтхорне, дабы там молить о здравии своей королевы.

Усталый, со сбитыми ногами, Яков приплелся в часовню Святого Ниниана. Пешее паломничество оказалось делом очень нелегким, и он был этому рад. Если Маргарита умрет, его замучает совесть из-за блудливости и легкомыслия. Бедное дитя, это ранило ее с самого начала. Король стал гадать, не станет ли утрата жены карой за его грехи.

Воспоминания о муках, терзавших его после смерти отца, до сих пор были свежи в памяти, и король боялся еще раз испытать такое. Если Маргарита выздоровеет благодаря святому Ниниану, Яков на какое-то время удалится от мира, найдя приют у Серых братьев в Стирлинге. Там он несколько педель проведет в посте, молитве и размышлениях, дабы вернуться к жизни очищенным от грехов.

Король никогда не жалел о том, что построил этот монастырь, ибо святая обитель часто омывала его измученную совесть.

Маргариту и придворных не особенно радовало, когда король отбывал в монастырь. Яков опасался, что Маргарита – немного язычница в душе. Он видел, как рассеивалось ее внимание во время церковных служб, и замечал, что, стоило подвернуться благовидному предлогу, – и королева охотно уклонялась от посещения храма. Что до его друзей при дворе, то все эти люди слишком любили весело проводить время, чтобы радоваться периодам, когда из уважения к временному монашеству короля им тоже приходилось вести самый смиренный образ жизни.

Яков взял с собой в паломничество только четырех менестрелей – он любил путешествовать по стране инкогнито, считая, что это позволяет ему понять истинное положение дел. Король всегда хотел видеть вещи такими, как есть, чтобы иметь возможность улучшить жизнь своих подданных.

Яков нередко с иронией думал, что мог бы стать неплохим королем, если бы не пара-тройка недостатков, каковые он не в силах победить. Он никогда много не пил; не отличался обжорством; посвящал много времени изучению законов, способных послужить благу страны… Но потом Яков встречал женщину и забывал о долге перед государством, женой и всем светом, отдаваясь погоне за наслаждениями.

Король не раз говорил себе; «Если бы я женился па Маргарите Драммонд, стал бы счастливым мужем и никогда не смотрел на сторону», – точно так же, как повторял: «Знай я своего отца, будь у меня возможность говорить с ним, понять его, никогда я не взял бы столь ужасного греха па совесть».

Яков был удивительно противоречивой личностью: глубоко чувственным и в то же время духовным; в чем-то – весьма логично и трезво мыслящим, а в другом – до крайности суеверным. Он поочередно оказывался то в келье монастыря, то в постели одной из своих фавориток; был способен и на мудрость, и на безумие.

Достигнув часовни, Яков сделал святому приношения и стал молить, чтобы к Маргарите вернулось здоровье, а затем, поскольку его маленький оркестрик очень устал от долгого пути, велел привести лошадей, чтобы они могли вернуться в Холируд-Хаус верхом.

Король славился заботливым отношением к тем, кто его окружал, и всегда был готов при первой возможности охотно пренебречь правилами этикета, так что музыканты ехали вместе с монархом и весело болтали на разные темы.

Один из них сказал:

– Я слышал, сир, что Кот-с-Колокольчиком снова начал ухаживать за леди Босуэлл. Говорят, он готов взять ее в супруги.

– Неужели? – удивился король.

– Ну да, сир. Герцог совсем извелся от ревности, как я слышал.

Яков помолчал, размышляя о рыжеволосой и пылкой Джэнет Кеннеди. Они чудесно проводили время, и он до самой смерти не забудет Джэнет. Да, воспоминания короля о леди Босуэлл были так же вечно зелены, как и о Маргарите Драммонд, – правда, по другим причинам.

Яков гадал, помнит ли Джэнет, что он подарил ей Дарнауэй при условии не заводить другого любовника. Это было жестоко. Представить Джэнет без пылкого воздыхателя так же трудно, как его – мающимся от одиночества.

И все же… короля еще тянуло к ней; и он порой навещал Джэнет. «Повидаться с мальчиком», – говорил Яков, отправляясь туда; и он действительно ездил взглянуть на ребенка – он обожал своего сына. Но мальчик, естественно, жил вместе со своей матерью, так что, наведываясь к ребенку, король видел и ее.

Яков улыбнулся, вспомнив, как подъезжает к дому, как Джэнет поспешно спускается по лестнице навстречу ему – насмешливая, с глазами, пылающими страстью, которую они невольно возбуждают друг в друге; преисполненная любви к жизни.

Некоторое время они говорят о будущем мальчика; потом посылают за ним; а через некоторое время малыша уводят, ибо желание его родителей остаться наедине слишком велико, и ни тот ни другая не в силах с ним совладать.

А теперь Кот-с-Колокольчиком опять вздумал увиваться за Джэнет!

Яков представил себе эту картину. Старик, должно быть лет на двадцать пять старше его самого, ездит к огневолосой красавице, подкупая обещаниями подарить земли… и почетным браком. Яков не мог не признать, что герцог, несмотря на преклонный возраст, все еще представителен и мужествен.

Джэнет… с любовником!..

Воспоминания так и роились в памяти. Рыжие волосы Джэнет и ее нагое белое тело; глаза Джэнет, что в минуты страсти становятся зелеными… Нет, он так легко не уступит ее Коту-с-Колокольчиком!

И король решил изменить первоначальный план: они пока не станут возвращаться в Холируд. Яков совершил паломничество ради здоровья жены, а теперь может позволить себе навестить любовницу, которую так и не смог забыть окончательно.

Здоровье Маргариты стало восстанавливаться, по слухам, с того момента, как Яков достиг часовни Святого Ниниана, так что королева была обязана выздоровлением упомянутому покровителю и, когда почувствует себя достаточно хорошо, обязана принести ожидаемую им дань благодарности.

После того как ребенка с великой торжественностью окрестили и нарекли Яковом, Маргарита оставила его на попечение нянек и отправилась вдоль побережья Галлоуэй к часовне Святого Ниниана. Король гарцевал верхом рядом с каретой, Маргарита же пока не могла сесть в седло, ибо, хоть опасность и миновала, она еще не вполне окрепла.

Путешествие утомило королеву, и по возвращении в Стирлинг она испытывала слабость. Это особенно расстраивало Маргариту, поскольку Яков не любил, когда она болела, и чаще обычного уезжал из замка. Сейчас он проводил много времени с Джэнет Кеннеди, так же как и с леди А. И Маргарита узнала, что еще одна женщина, Изабелла Стюарт, дочь лорда Бьюкена, родила ему дочь, названную Джин.

Правда, теперь у королевы был собственный сын, и для нее было изрядным утешением повторять себе, что из всех детей короля самое главное место занимал ее маленький Яков и отец его просто боготворил.

Но великолепное здоровье, прежде всегда отличавшее Маргариту, видно, оставило ее. Порой целыми днями приходилось оставаться в постели. Это сильно огорчало королеву, но леди Гилдфорд уверяла, что роды – слишком мучительное испытание и надо выждать несколько месяцев, пока силы полностью восстановятся.

Маргарита, конечно, не могла помешать Якову заводить новых любовниц, зато она научилась лукавить. Теперь королеву не пугало, что у ее супруга множество пассий – вот будь одна-единственная, тогда появились бы основания для беспокойства.

Пришло Рождество, и в Холируд-Хаус его отпраздновали с музыкой и танцами. И если королева была менее резвой, чем прежде, король еще усерднее старался доставить ей удовольствие. Блудница, Серый Стейл, Английский Пупсик и Шотландский Пес превзошли сами себя, а шут короля Карри и его жена Тупица Энн смешили венценосных особ до упаду.

Время шло. Наступил февраль, и маленькому принцу Якову исполнился год.

Королевский двор на время обосновался во дворце Линлитгоу, Яков, приехав с соколиной охоты, собирался на пир, устраиваемый в большом зале.

Маргарита вместе с дамами встретила короля и его спутников по возвращении, но была немного грустной, поскольку чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы тоже участвовать в охоте.

Большой зал блистал великолепием, заботливо подготовленный к вечерним торжествам: на стенах – гобелены из Холируда, в огромном камине умиротворяюще потрескивают, разбрасывая искры, дрова. Серебряные блюда, кубки и чаши на столе сверкают при свечах, а на галерее любимые менестрели короля негромко играют нежную мелодию – этого всегда достаточно, чтобы усладить слух ценителя.

Стол стоял на возвышении в глубине зала, как раз напротив галереи менестрелей, и там, где предстояло сидеть королю с королевой, был постелен ковер, в то время как остальную часть пола просто покрыли тростником. Слуги сновали туда-сюда, а из кухонь тянуло аппетитным ароматом яств.

Яков одобрительно посмотрел на королеву – она так тепло приветствовала его и поинтересовалась, удачно ли прошла охота, – потом за руку повел к столу, туда, где стоял слуга с тазиком для омовения рук.

Как только Маргарита и король сели, пиршество началось.

Один из самых знатных придворных резал мясо для королевской четы. Маргарита ела с удовольствием, по Яков, хоть и брал передаваемые резчиком сочные куски, казалось, куда больше увлечен музыкой, нежели едой.

За столом так бывало всегда. Яков не грешил чревоугодием и не выказывал особого интереса к вину.

Потом запела Блудница, и ее пение явно очаровало короля. Он повернулся к Маргарите, желая узнать, как ей понравилась песня.

Королева ответила, что слушать Блудницу всегда приятно, но мысли ее занимало совсем другое: заезжал ли Яков во время охоты к одной из своих любовниц.

Они ополаскивали руки после трапезы, когда гонец из замка Стирлинг, где остался маленький принц, вошел в зал и тотчас направился к королю с королевой.

Маргарита и Яков, выслушав донесение, очень расстроились. Малыш капризничал, и нянькам долго не удавалось его успокоить. А теперь, похоже, у ребенка началась лихорадка.

Яков поднялся с кресла:

– Мы немедленно едем в Стирлинг! Через час они уже были в пути.

Маргарита была вне себя от горя.

– Почему? – гневно кричала она. – Почему это должно было случиться со мной? Его бастарды цветут, а мой сын должен умереть! Почему я так несчастна?

Леди Гилдфорд пыталась ее утешить:

– Ваше величество, в Шотландии и Англии умирает множество детей. О маленьком принце хорошо заботились. И вы молоды. У вас будут другие дети.

Долгие недели после смерти маленького наследника престола Маргарита места себе не находила. «Это так несправедливо, – повторяла она. – Дети его любовниц полны здоровья и жизненных сил!» И мысль об этом была для нее непрестанной мукой. Когда родился сын, Маргарита немного успокоилась… но его больше нет…

Яков оплакивал потерю сына вместе с женой, однако напоминал ей, что, сколько ни проклинай судьбу, ребенка уже не вернуть. У них родятся еще дети, и со временем они забудут это горе.

Яков пытался утешить Маргариту всеми возможными способами, почти все время проводил с ней, предлагал устраивать любые празднества, чтобы отвлечься. Пусть королева позовет Пупсика и Пса; пусть Серый Стейл напишет новую песню для Блудницы…

Маргарита только горестно качала головой, но она льнула к нему, испытывая легкое волнение в крови. По крайней мере, сейчас ему не до других женщин…

Политические проблемы занимали большую часть внимания Якова IV. Король Франции искал дружбы и еще со времен брачного союза между повелителем Шотландии и английской принцессой пытался соблазнить рассказами о преимуществах взаимной поддержки. Яков знал, что Людовик мечтает разорвать шотландский альянс с Англией; а так как Франция и Англия были извечными врагами, Шотландия оказывалась в завидном положении, представляя огромную важность для обеих этих стран.

Людовик писал, что направил в Шотландию посольство, дабы представить вниманию короля кое-какие планы.

Яков, покинув двор, отправился в паломничество к часовне Святого Ниниана. Это уже входило у него в привычку, и, хотя всем было известно, что святой Ниниан – излюбленный покровитель короля, ничуть не хуже подданные знали, что монарх имеет обыкновение совмещать благочестивые посещения обители с визитами к Джэнет Кеннеди.

Маргарита пришла в восторг, узнав, что снова беременна, но, пребывая в таком положении, королева довольно редко видела супруга, а это ей совсем не нравилось.

Она сидела, слушая болтовню придворных дам и явственно представляя, чем сейчас заняты Яков и Джэнет Кеннеди, когда слуга доложил, что некий присланный ее отцом английский джентльмен ждет внизу и спрашивает, не согласится ли ее величество дать ему аудиенцию.

Маргарита, всегда с нетерпением ожидавшая вестей из дома, приказала, чтобы посланца незамедлительно привели к ней.

Англичанин мигом предстал перед королевой, и та отпустила фрейлин, чувствуя, что сообщение не предназначено для посторонних ушей.

– Я доктор Николас Уэст, ваше величество, – представился гость, когда они остались наедине, – и прибыл сюда по велению вашего наиблагороднейшего отца.

– Ко мне?

– И к вашему величеству, и к королю. Я долго ждал в Бервике дозволения явиться ко двору, но поскольку такое не было предоставлено, осмелился приехать в Эдинбург, дабы предстать перед вашим величеством.

– У короля очень много дел, и он постоянно занят, – ответила Маргарита. – Возможно, ваша просьба еще не попала к нему.

Доктор Уэст слегка наклонил голову. Он не верил этому, зная, что французы направили в Шотландию посольство, и король Шотландии с нетерпением оного ожидает.

– Мой господин, ваш наиблагороднейший отец, недоволен тем, как развиваются отношения между этой страной и его государством.

– Вот как? – вскинула брови Маргарита – ее никогда не волновали политические проблемы.

– Вашему величеству должно быть известно, что государь, ваш царственный отец, приказал взять под стражу герцога Аррана и его брата, сэра Патрика Гамильтона, когда они попытались пересечь Англию по пути во Францию, не получив па то дозволения.

– Я не знала об этом, – ответила Маргарита.

– Король Шотландии упомянутым арестом весьма разгневан.

Маргарита с обидой подумала: «Яков мне никогда ничего не рассказывает. Разве я не королева? Он обращается со мной, как со своими любовницами, забывая, что я дочь короля Англии».

– Но, – продолжал доктор Уэст, – нам ничего иного не оставалось. Поскольку эти господа въехали в нашу страну, не испросив на то предварительно разрешения, а нам было известно, что они следуют во Францию, мы, естественно, их задержали. Если бы я мог получить аудиенцию у короля и объяснить ему суть дела, мне, несомненно, удалось бы доказать правильность наших действий.

– Не сомневаюсь, что король это поймет.

– Но, ваше величество, я не смог получить аудиенцию у короля, поэтому вынужден просить вас изложить мое дело, точнее, волю вашего царственного отца вместо меня. Государь повелел мне сказать вам следующее: он знает, вы помните, что вы его дочь, и сделаете все возможное для блага родной страны, то есть постараетесь отговорить своего супруга от союза с врагами Англии.

Для Маргариты роль политического советника короля была внове. Почему бы и нет? Она, в конце концов, королева! Надо показать Якову, что Маргарита Тюдор – не чета его мимолетным любовницам, с которыми можно провести одну-две страстные ночи. Она – королева!

– Можете передать моему отцу, когда его увидите, чтобы он не сомневался: я помню, что я английская принцесса и дочь короля Англии.

Доктор Уэст немного неловко огляделся.

– Говорите потише, – предупредила Маргарита. – Я понимаю, что вторая часть сообщения предназначена для меня одной.

– Очень важно, ваше величество, чтобы посольство, направляемое сюда королем Франции, не добилось успеха. Я приехал просить вас использовать все ваше влияние, любые средства, чтобы их планы закончились неудачей.

Маргарита медленно кивнула.

Яков прискакал в Эдинбург верхом и с сияющим видом явился к своей королеве. В подарок он принес ей бархат и атлас для новых платьев и драгоценности к ним.

Маргарита выразила восторг и благодарность, а король нежно погладил ее растущее чрево:

– Как дела у моей королевы и ее маленькой детки?

– Ваша королева чувствовала себя немного больной и очень одинокой.

Яков обнял ее, надеясь остановить поток жалоб:

– Ну, теперь она больше не будет одинока. Я хочу, чтобы вы помогли мне устроить празднества, подобных которым у нас еще не видывали. К нам едут гости, причем такие, что весьма гордятся умением сражаться на турнирах. А нам надо показать им, что и мы в Шотландии кое на что способны.

– Французы? – спросила Маргарита.

– Вот именно! Они вас наверняка позабавят. На редкость красивые мужчины, и, как никто, галантны!

– Достойно ли принимать у себя французов, когда посол моего отца давно ждет вашей аудиенции? – осведомилась Маргарита.

Яков озадаченно нахмурил брови:

– Только не говорите, что моя королева решила заняться политикой!

– А почему бы ей этого не сделать?

– По многим причинам и, в частности, потому, что ей гораздо больше идет танцевать, музицировать и показывать моему двору, как она элегантна и прекрасна.

– Я уже не ребенок, Яков. Король рассмеялся:

– Да, совсем старушка. Вам уже восемнадцать, не так ли?

Она нетерпеливо пожала плечами:

– Попытайтесь понять: я не просто женщина, с которой вы можете позабавиться и предоставить сомнительную привилегию дарить вам незаконнорожденных отпрысков. Я королева.

Яков провел пальцем по бархатной щеке:

– Очаровательная королева, и ею мог бы гордиться любой король!

– А значит, вы должны говорить со мной о более серьезных вещах, чем пьесы, сочиненные Пупсиком и Псом.

– Но разве это недостаточно серьезно?

– Яков, вы ведь сами знаете, что нет! Почему бы вам не принять посла моего отца и не уладить эту глупую ссору с Англией?

В мгновение ока Яков внутренне отстранился от королевы, и на его лице появилось упрямое выражение. «Я могу быть мягким и добрым, – казалось, говорил он, – но всегда буду оставаться хозяином положения. И жена обязана это понять».

– Моя дорогая Маргарита, не забивайте свою прелестную головку такими скучными материями. Я не желаю видеть доктора Уэста.

– Но почему?

– Я занят другими делами.

– У вас хватает времени танцевать и сражаться на турнирах, охотиться с собаками и соколами. Так почему бы вам не выкроить часок на встречу с послом короля Англии?

Глаза Якова сузились, губы стянулись в ниточку.

– Мне не по вкусу, когда моих подданных хватают и сажают в тюрьму. Это отнюдь не по-дружески.

– Доктор Уэст готов объяснить причины такого поступка.

– Вот что я вам скажу, – процедил король, – сэр Патрик Гамильтон бежал из Англии, но его брат Арран и сейчас там. Во владениях вашего отца с ними обошлись не очень любезно. Мне это не по нраву. И если ваш доктор Уэст приехал сюда, надеясь отговорить меня от приема французского посольства, можете передать, что он напрасно теряет тут время. Насколько я понимаю, он уже виделся с вами. Пусть теперь возвращается к своему господину и передает ему, что в Шотландии один король решает, как следует поступать, и, если оскорбляют его подданных, никакие ласковые слова делу не помогут.

– Вы жестоки со мной! – вскричала Маргарита. – Особенно в моем теперешнем положении!

Король тихо рассмеялся:

– Нет, разве я когда-нибудь бывал с вами жесток? Чего бы вы ни попросили в пределах разумного, – ваше. К услугам моей королевы – любые развлечения, роскошные наряды, великолепные драгоценности. Но вы, любовь моя, никогда не должны вмешиваться в вопросы политики – это не ваша прерогатива.

Яков оставил жену, и после его ухода Маргарита еще долго с мрачным видом смотрела в пространство. Ей вновь нанесли оскорбление. Теперь в Англии узнают, что муж не только изменяет ей, но и ни на йоту не учитывает ее мнение в государственных делах. Маргарита для короля не больше чем кукла – поиграл да и отложил в сторонку. Жена существует с одной-единственной целью – как можно скорее беременеть, чтобы ее повелитель с чистой совестью развлекался на стороне.

Если кого-то и могло удовлетворить подобное положение, то никак не гордую принцессу Тюдор.

Якова неизменно мучила совесть, если он огорчал свою королеву. Маргарита была слишком намного моложе короля, он забывал, что детство ее давно осталось позади. Яков до сих пор видел жену тринадцатилетней девочкой, какой она была, впервые приехав к нему.

Соответственно король пытался порадовать супругу, изобретая всякие детские развлечения. Часами обсуждал грядущие праздники, но Маргарита не выказывала никакого удовольствия – ей казалось неправильным, что все эти увеселения предназначены для французских гостей, врагов ее отца.

Пытаясь растопить холодок, король даже привез супруге двух мавританских девушек, доставленных в Шотландию из Португалии. Обе – изумительные красавицы, их непривычно темная кожа и сверкающие черные глаза постоянно привлекали любопытство шотландцев.

– Эти юные особы хотят стать христианками, – сказал Маргарите Яков, – и я решил отдать их под вашу опеку.

На некоторое время Маргарита заинтересовалась своими подопечными – приняла их в дом и проследила, чтобы обеих окрестили. Одну нарекли Маргаритой, другую – Эллен. Королева привязалась к этим юным и наивным созданиям – особенно к Эллен, каковую все называли Черной Эллен ее величества. Девушки появлялись на турнирах, привлекая всеобщее внимание, и королеве доставляло большое удовольствие наряжать обеих в золотые и алые наряды, подчеркивавшие экзотическую красоту темнокожих прелестниц. Ни один турнир не обходился без мавританских девушек: они занимали места рядом с королевой, явно стараясь наперебой ей услужить.

Но при всей прелести юных мавританок Маргарита не могла долго довольствоваться их обществом: она жаждала властвовать, занимать первое место среди привязанностей и советников мужа.

Яков, наблюдая за Маргаритой, начал всерьез задумываться, что вообще когда-либо понимал свою жену. В конце концов, чтобы доставить ей удовольствие, король все же принял доктора Уэста и позволил королеве присутствовать на заседании, где сэр Патрик Гамильтон под присягой рассказал, что с ним и его братом Арраном очень плохо обращались в Англии.

После заседания Яков за руку повел свою королеву в ее покои, а потом нежно поцеловал в лоб.

Король сказал очень немного, но смысл его речей был предельно ясен. Как видите, говорил он, вам не следует вмешиваться в политику, если вы достаточно мудры. Что может молодая девушка – пусть она королева! – знать о происходящем при дворах и в странах врагов ее мужа?

«Когда у меня родится ребенок, – думала Маргарита, – когда я смогу взять на руки своего маленького сына, все тотчас пойдет по-другому!»

Жителям Эдинбурга нечасто доводилось видеть великолепие, подобное тому, с каким в июне Шотландия приветствовала французское посольство.

В замке и Холируд-Хаус чередовались пиры, маскарады и спектакли; во дворе Холируд-Хаус сыграли пьесу, сочиненную Английским Пупсиком; но что больше всего восхищало народ, так это блистательные турниры, где шотландцы и французы соперничали в мастерстве. Ристания проходили в теплые летние дни и сопровождались всеми мыслимыми развлечениями и празднествами.

На турнир прибыла и Черная Эллен королевы, причем носилки ее от замка до ристалища доставили на плечах четырнадцать мужчин. Люди хлопали в ладоши, дивясь ее своеобразной красоте. Причуды французов тоже восхищали и простолюдинов, и знать, и все единогласно выражали преданность королю и королеве, доставившим им такое удовольствие.

Маргариту приветствовали особенно радостно. Беременность королевы была уже очень заметна, поскольку близилось время родов, и народ верил, что она носит во чреве наследника трона. Королева потеряла своего первенца, но горе было забыто, ибо все явственно видели, что она вот-вот подарит Шотландии будущего короля.

Казалось, весь день напролет играют менестрели, звучат трубы. Французские рыцари показали себя блестяще, и все, что удавалось сделать шотландцам, – это оказывать достойное сопротивление. Это особенно огорчало здоровяков северян, поскольку они были склонны недооценивать мастерство гибких кавалеров, чьи наряды были куда более изысканными, чем их собственные, а манеры по шотландским канонам выглядели чуть ли не женственными.

Шотландцы потерпели полный разгром, не появись вдруг среди них незнакомый рыцарь. Ни хозяева, ни гости не знали, кто он, но рыцарь носил шотландские эмблемы и победил первого из французских соперников с такой легкостью, что толпа взревела от восторга.

Незнакомец сразился вновь и опять стал победителем.

Вскоре все только и говорили об этом человеке, прозванном Диким Рыцарем. Он появлялся на ристалище каждый день, бросал вызов французам, и все они, один за другим, оказывались побежденными.

Французы шептались между собой, что это не человек, а какой-то бог, и его невозможно побить на турнире, поскольку он вообще непобедим.

В конце последнего дня ристаний король объявил о грандиозном пире, названном им Круглым столом короля Артура.

Это было кульминацией блистательных празднеств. Маргарите, сидевшей подле короля, выпала честь раздавать награды победителям турнира, а жители Эдинбурга набились во дворец посмотреть на короля и его гостей и подивиться великолепию убранства.

Маргарита была счастлива, ибо мало что доставляло ей столько удовольствия, как пышные торжества, и сейчас вопрос о ее политической значимости просто не возникал. Маргарита была повелительницей ликующих гостей, королевой, раздающей награды и гордо носящей под сердцем наследника трона. Правда, жара стояла несносная, и Маргарита мечтала, чтобы все тяготы беременности оказались позади, а она стала матерью здорового мальчика. Зато королева не могла пожаловаться на знаки внимания, каковыми ее, включая короля, все осыпали. О, будь только Яков верным мужем, уважай он ее ум, цени красоту, Маргарита чувствовала бы себя наисчастливейшей женщиной! Ну да ладно, почему бы не наслаждаться, пока жизнь так хороша?

– Что вы думаете о моем Круглом столе? – шепнул ей король.

– Вполне достойное завершение празднеств, – так же тихо ответила она.

– Давайте назовем ребенка Артуром.

– О да! – воскликнула Маргарита. – И каждый раз, глядя на него, я буду вспоминать этот день!

Когда настал момент вручать награды, все заявили, что первый приз должен по праву принадлежать незнакомцу, Дикому Рыцарю, ибо он победил всех. А французские рыцари настаивали, что не могут получить свои награды, пока тот, кто превзошел их в мастерстве, не выйдет вперед и не возьмет заслуженный приз.

В зале наступила тишина. Всем было ясно, что С нетерпением ожидаемое событие – раздача наград – не наступит, пока не раскроется инкогнито Дикого Рыцаря.

Тогда Яков встал и обратился к собранию:

– Друзья мои, раз вы настаиваете, придется мне открыть тайну. Я выступал в роли Дикого Рыцаря и очень надеюсь, что мои гости не затаят на меня обид из-за нанесенных мною царапин.

Речь короля прервали ликующие крики, потрясшие дворец.

Маргарита обратила к мужу сияющие глаза, и под сердцем шевельнулся ребенок.

«Будь он всего лишь моим верным мужем, как бы счастлива я была!» – сказала она себе.

Роды у Маргариты начались в середине знойного июня. Последние недели были крайне тягостными, и молодая женщина с грустью думала, что, видно, принадлежит к числу тех, кто страдает во время беременности и родов больше других.

Придворные дамы окружали ее постель, но король не пришел – он не мог выносить вида страданий.

– Зато, когда мой сын родится, – шептала Маргарита, пока женщины утирали ей лоб платком, пропитанным ароматическими мазями, – все это будет не зря.

Наконец, после тяжких усилий и мук, ребенок появился на свет.

Маргарита услышала шепот, и ее сердце упало.

– Девочка.

– Увы, увы! Ее величество так мечтали о сыне…

Дитя лежало у Маргариты на руках, и Яков пришел, чтобы постоять у постели, улыбнуться и успокоить ее; а главное – сделать вид, будто он столь же счастлив появлению дочери, как если бы родился сын.

Девочку едва успели окрестить, как она умерла. В Холируд-Хаус царило уныние. Лютни и арфы молчали; королева отчаянно горевала, а король Яков бродил, как призрак.

В конце концов Маргарита стала его утешать:

– У нас будут другие дети, Яков. Нам пока не везло, но это не может длиться до бесконечности. Я видела на улицах простых людей, – с жаром добавила она. – Матерей с детьми, что держатся за их юбки или сосут грудь. Почему это несчастье должно было свалиться на нас!

Яков закрыл лицо руками.

– Временами я думаю, что проклят, – глухо пробормотал он. – Никогда мне не забыть тот день в Сочиберне, когда я сражался на одной стороне, а моей отец – на другой. Насколько же это было противоестественно для сына! Как я мог пойти в бой против родного отца?!

– Яков, вы были просто мальчишкой! Но король покачал головой:

– Нет, я был достаточно взрослым и должен был понимать, что делаю. За это я проклят… проклят тем, что не могу дать своей стране наследника.

Маргарита обняла мужа за плечи; ей доставляло болезненное удовольствие видеть его в таком состоянии. По крайней мере, Яков не сваливает на нее вину в их невезении, как поступили бы многие другие. И он очень нуждался в ее помощи.

– Что ж, – ласково шепнула она, – мы все-таки добудем себе наследника!

– Но посмотрите, как роды подрывают ваше здоровье. Вспомните, как тяжело вы болели в прошлый раз… да и в этот…

– Я молода, Яков, и сильна. Так что скоро поправлюсь. – Глаза Маргариты лукаво сверкнули. – Не исключено, Яков, вы просто слишком щедро растрачиваете свою мужественность на других женщин, а потому не в силах подарить законной жене жизнеспособного ребенка.

– Нет, – возразил король. – Мой отец любил многих женщин, и все-таки у него были сыновья. Виной нашему несчастью – мое преступное поведение в Сочиберне. На мне лежит проклятье.

Маргарита обвила руками его шею:

– Мы победим проклятье. С нашей любовью друг к другу мы все одолеем.

Он прижал ее к себе так крепко, будто молил о защите. Королева в тот миг ощутила в себе несгибаемую силу и бесконечную веру в будущее.

Глава 5 ДИКИЙ РЫЦАРЬ

Наступил апрель, и в воздухе чувствовалось обещание весны. Маргарита сидела у окна в своих покоях и смотрела на Стол Артура, тихонько поглаживая живот и радуясь, что вновь зачала.

На сей раз все будет хорошо. Она не сомневалась, что вынашивает мальчика. Королева раздумывала, откуда такое невезение и почему ее дети не живут. Сама Маргарита была сильной и здоровой – во всяком случае, пока не испытала родовые муки. Яков – мужественный и страстный любовник. Почему они не могут родить крепких детей?

Перед рождением так скоро умершей дочери королева провела несколько месяцев в замке Лохмабен, где родился Роберт Брюс. Яков сказал тогда: «Поезжайте туда и побудьте какое-то время! Хорошо бы вы провели месяцы ожидания там, где мой благородный предок сделал свой первый вдох».

Маргарита согласилась, но, живя в том замке, проводила столько же времени, гадая, с кем развлекается Яков, сколько думала о гипотетическом влиянии великого Брюса на будущее дитя.

Возможно, они тогда чересчур беспокоились; возможно, женщины, которых Маргарита видела на улицах с маленькими детьми, не грустили так во время беременности. Может быть, они вообще не хотели ребенка. Можно ли настолько страстно возжелать чего-то, что судьба решит в этом отказать?

Так Маргарита сидела и размышляла, когда леди Гилдфорд вошла с докладом, что внизу ожидают аудиенции ее величества гонцы из Англии с письмами от ее отца.

– Немедленно ведите их ко мне! – воскликнула Маргарита.

Когда королеве вручили послания, она перечитала их несколько раз, прежде чем полностью уразумела смысл.

Ее отец… умер… а брат – король!

В последний раз Маргарита видела Генриха ребенком лет десяти – капризным, хвастливым мальчишкой, готовым вечно твердить: «Когда я стану королем». Ну, вот он и стал королем. А заодно – взрослым мужчиной. Но ее отец, который, несмотря на всю свою холодность, был хорошим и заботливым родителем, умер.

Маргарита прижала ладони к глазам. Она по-настоящему горевала, чувствовала себя несчастной, слегка испуганной и одинокой. Она вдруг поняла, что все эти годы, пока жила в Шотландии, будучи супругой Якова, думала о венценосном отце на троне – всепонимающем, всемогущем, всегда готовом оказаться рядом в случае нужды.

Теперь отцовское место занял ее брат Генрих. Маргарита задумалась, как это скажется на них с Яковом – на Англии и Шотландии.

Муж пришел к ней, тоже взволнованный новостью.

– Что это изменит, Яков? – напрямик спросила Маргарита.

– Кто знает? Ваш отец был мудрым правителем – не слишком сговорчивым, но его уважали за редкое здравомыслие.

– А мой брат?

– Он пока себя не проявил. Но вы знали его. Как, по-вашему, будет ли молодой Генрих столь же осмотрителен, как его отец?

Маргарита ясно увидела его внутренним взором – румяный, раскрасневшийся мальчуган, маленький ротик поджат; во всем сильном и юном теле чувствуются высокомерие, любовь к лести и роскоши.

– Сомневаюсь, что мой брат будет похож на отца, – честно сказала она.

– Он пишет мне самым дружеским тоном.

– Я рада этому, поскольку не смогу быть счастливой, если Шотландия и Англия не останутся добрыми друзьями.

– А, – легкомысленно отмахнулся Яков, – вам не стоит грустить из-за подобных вещей. Вы больше не англичанка, запомните, вы – королева шотландцев. Если и возникнут какие-то разногласия, вам не следует принимать их близко к сердцу.

– Я надеюсь, вы не позволите симпатии к французам стать между нами и Англией.

Король, нежно погладив руку жены, сменил тему:

– Ваш брат намерен жениться на Екатерине Арагонской, как я слышал.

– Но она была супругой моего брата Артура!

– Генрих не видит причин, почему бы Екатерине не стать также и его женой.

– Она значительно старше и, как я помню, редко бывала при дворе. Предпочитала жить в отдалении от нас вместе со своими испанцами. Право, новость меня изумляет.

– По-видимому, советники вашего брата не очень одобряют этот брак, но он молод и хочет поступить по-своему.

Маргарита улыбнулась. Это правда. Когда-то все уверяли, что они похожи – не только внешне, но и по характеру. Счастливчик Генрих, он может заявить: «У меня будет это» или «Я поступлю так-то», – и никто не посмеет ему перечить.

В октябре того же года у Маргариты, к всеобщей невообразимой радости, родился сын.

С великой торжественностью младенца нарекли Артуром и объявили принцем Шотландии и лордом островов.

Роды у Маргариты, как обычно, проходили тяжело, но, поскольку ребенок был жив, она мужественно все перенесла и быстро восстановила здоровье.

Мать была в восторге от малыша, названного в честь Артура, короля Британии, а также и ее любимого брата, так трагически умершего в замке Ладлоу вскоре после женитьбы на той самой Екатерине Арагонской, что теперь стала женой Генриха и королевой Англии.

Это напомнило Маргарите, что Артур оставил ей по завещанию кое-какие драгоценности, поскольку любил сестру так же, как и она его; молодая женщина так их и не получила. Было фантастически трудно уговорить ее отца расстаться с чем-либо мало-мальски ценным, и он всегда находил причину не пересылать драгоценности из Англии в Шотландию; но теперь отец умер, и Маргарита не видела оснований, почему бы не попросить Генриха отдать то, что принадлежит ей по праву.

Она получила от брата теплое письмо, но он заявлял, что никак не может отправить драгоценности в Шотландию, ибо ее супруг слишком дружен с французами, а последние отнюдь не питают симпатий к Англии. Если Генрих отошлет драгоценности, то как он может быть уверен, что король Шотландии не продаст их и не использует полученные деньги на войну?

Маргарита показала письмо Якову, и тот потемнел от гнева.

– Судя по всему, – сказал он, – нам не удастся жить с вашим братом так мирно, как с покойным отцом.

– Но Генрих хочет быть вашим другом! – настаивала Маргарита.

– Дорогая моя, вы не понимаете истинного положения вещей. Ваш брат – молодой король и унаследовал несметные богатства, накопленные за долгие годы крайне… бережливым отцом. Думаю, он собирается растратить их… па удовольствия и, быть может, на войну. Мне стало известно, что Генрих уже затевает кампанию против французов. Легко понять, что отношения между нашими странами станут менее сердечными, чем во времена блаженной памяти Генриха VII.

– Мой брат еще совсем мальчик, – возразила Маргарита. – Ему в новинку чувствовать себя монархом и не терпится, чтобы все узнали, как он велик и могуч.

– В руках детей власть опасна, – заметил Яков.

Маргарита забыла думать о политике, так как маленький Артур, прожив лишь несколько месяцев, последовал в могилу за братом и сестрой.

Это стало непереносимым ударом для родителей, и они с ума сходили от горя.

Яков окончательно уверовал, что проклят, и с новой силой обвинял себя в гибели отца.

– По-видимому, – сказал он, – мне надо предпринять паломничество в Святую землю. Я начинаю опасаться, что у нас никогда не будет сына, способного вырасти и занять трои после меня.

Но Маргарита не желала сдаваться. Она обняла мужа:

– Нас постигли тяжкие несчастья, но разве с женой моего брата не случалось такой же беды? Мы сделаем новую попытку, и на сей раз наш сын будет жить. Я знаю это.

– Вы правы, – согласился Яков. – Опускать руки глупо.

Надежда вернулась к ним, когда вскоре после смерти маленького Артура Маргарита опять понесла.

– Теперь, – заявил Яков, – мы примем все меры предосторожности. Я немедленно отправляюсь в часовню Святого Ниниана и буду молить, чтобы он проявил о вас особую заботу.

– Было бы неплохо, – бросила Маргарита, – если бы, возвращаясь из часовни, вы никому не наносили визитов. Быть может, святой Ниниан усматривает недостаток почтения в том, что по пути от него вы заглядываете к своим любовницам.

Яков, немного подумав, решил, что в этот раз не поедет к Джэнет Кеннеди.

Отныне король и королева вместе со всем двором постоянно молились о предстоящем рождении. Были приняты все меры, дабы отвести любые сверхъестественные влияния, каковые могли бы стать пагубными. Королеве доставили священные реликвии, к коим она приложилась, а некоторые постоянно носила с собой. Яков и Маргарита проводили все время в молитвах и размышлениях. Король вел себя как примерный супруг, если не считать одной-двух мелких интрижек. Он увлекся морским делом и много времени проводил в обществе сэра Эндрю Вуда, наблюдая за строительством нового корабля, во всех отношениях еще более замечательного, чем недавно спущенные на воду «Яков» и «Маргарита». Нередко Яков даже ночевал на борту, и в первые месяцы беременности Маргарита иногда присоединялась к нему.

Если бы только она знала наверняка, что родит здорового малыша, и не страдала от тошноты и плохого самочувствия – неизменных спутников ее беременности, эти месяцы могли бы быть самыми счастливыми в жизни Маргариты. Никогда, с первых дней их брака, Яков не принадлежал ей настолько полно.

Одним из самых радостных стал октябрьский день, когда огромный корабль сошел со стапелей. Маргарита стояла рядом с Яковом, слушая ликующие звуки барабанов и труб, пока корабль входил в гавань Лейт.

Это был прекрасный день. Королева беременна; крупнейший в мире корабль успешно отправился в плавание! Это следовало достойно отпраздновать, и по прибытии королевского кортежа в Холируд-Хаус была исполнена пьеса.

Когда представление закончилось и король с королевой выразили полное удовлетворение, Маргарита подозвала ведущего актера, дабы поздравить с удачей. Молодой Дэвид Линдсей, больше известный как Линдсей-с-Горы, был поэтом и уже несколько лет подвизался при королевском дворе. Король сделал его конюшим своего первого наследника, маленького принца Якова, но тот умер, прожив всего около года.

Дэвида Линдсея глубоко уважали за полное отсутствие каких-либо амбиций и стремление к добродетельной жизни. Его больше интересовала литература, чем высокое положение при дворе и богатство. И Маргарита, и Яков симпатизировали поэту.

– Я хочу поблагодарить вас за представление, – сказала королева. – Оно доставило нам удовольствие.

Нежное лицо Дэвида засветилось от счастья.

– Мне досталась хорошая роль, ваше величество, – скромно сказал он.

– И этот костюм из голубой и желтой тафты был вам очень к лицу, – продолжала Маргарита. – Прошу вас, скажите, во сколько он обошелся, чтобы вам не понадобилось платить из своего кармана.

– Три фунта четыре шиллинга.

– Приличная сумма, но вы играли прекрасно, и представление вполне стоило этих денег.

Яков повернулся и добавил к словам королевы собственные похвалы:

– Ну, Дэви, вы и в самом деле гордость нашего двора.

– Вы были конюшим моего, увы, покойного первенца, – заметила Маргарита. – Я хочу просить короля, чтобы он дал вам ту же должность при младенце, каковой скоро должен появиться на свет.

– Отличный выбор! – воскликнул король. – Никто не сумел бы придумать лучше!

– Благодарю, ваше величество, – прошептал Дэвид. – И клянусь, я никогда не предам доверия, коим вы меня почтили.

– Тогда сделайте вот что, – улыбнулся Яков. – Молитесь за благополучные роды королевы и за здорового наследника для Шотландии.

– О, я буду и впредь молиться об этом, ваше величество!

Когда он ушел, Яков взглянул на жену:

– Он добрый человек, этот Дэви, и такой, чьи молитвы дойдут до Господа. А для нас ни одна молитва не может быть лишней.

Снова был апрель, и Маргарита лежала в Линлитгоу. Пришло время родов, и на улицах толпились люди, спрашивая себя, как дело обернется на этот раз. Если королеву опять постигнет неудача, все решат, что на королевскую семью и впрямь пало проклятие.

Несколькими месяцами раньше на небе возникла комета – от нее исходили лучи, словно от солнца, – и она оставалась в небе двадцать одну ночь.

Предупреждение? Печать зла? Дурное предзнаменование?

Люди сейчас вспоминали о ней и задавались вопросами.

Во всех церквях шли службы – страна молилась.

Сына! Сына для Шотландии. Маргарита, стеная, корчилась на постели. – Пусть это будет сын, – взывала она. – Пусть он живет, и его назовут Яковом в честь отца.

– Мальчик!

Торжествующие крики звенели и во дворце, и па улицах Линлитгоу. Счастливая весть достигла Эдинбурга, и народ по всей стране ликовал.

Король явился в покои жены и потребовал показать ему сына. Вот он, громко плачущий крепкий младенец, с каштановым хохолком на головке и, как уверяли фрейлины королевы, уже копия своего отца.

– Пусть бьют во все колокола! – вскричал король. – И да возрадуются шотландцы, ибо это дитя будет жить!

Маргарита, обессиленная, но счастливая, уснула, а когда открыла глаза, почувствовала себя обновленной и заявила, что это совсем не напоминает прежние беременности.

Как только королева смогла подняться с постели, было решено устроить небывалые празднества. Следовало призвать Линдсея-с-Горы и отдать детскую на его попечение. За ребенком надлежало неусыпно следить ночью и днем, дабы он всегда пребывал в добром здравии.

Маргарита чувствовала себя счастливой и торжествующей матерью, увидев, что ее маленький Яков не являет никаких признаков слабости, в отличие от своих братьев и сестер. Здоровый, требовательный голосок доносился из детской, то покрикивая, то воркуя, и явно свидетельствовал о том, что его обладатель, к радости родителей и слуг, твердо намерен оставаться в живых.

Шли приготовления к роскошному пиру. Четырех диких кабанов зажарили вместе с четырьмя быками; к столу были поданы девяносто четыре поросенка, тридцать пять овец, тридцать шесть ягнят, семьдесят восемь козлят, семнадцать телят и двести тридцать шесть птиц, не считая пирогов и пирожных всех мыслимых видов.

Вино лилось рекой, и радостные возгласы звучали не только во дворце, но и по всей стране.

Яков, принц Шотландии и островов, пришел в мир, чтобы остаться.

Маленький Яков процветал в детской, восхищая всех, кто его видел, хотя никто не радовался больше его отца и матери. Однако теперь, когда они действительно уверовали, что это крепкий здоровый малыш, и отпали причины для постоянного страха, как бы не стряслась какая беда, вроде бы исчезла и необходимость соблюдать столь строгую набожность, как до родов.

Маргарита больше не молилась целыми днями, а что до Якова, то он слишком долго был верным мужем, и не стоило рассчитывать, что он и дальше сумеет воздерживаться от любимых игр.

Он вновь стал уезжать из замка, и шептались, будто король не только навещает прежних любовниц, но добавил к списку еще несколько новых.

В сердце Маргариты пылал гнев. Она была так счастлива в те недели беременности, когда муж безотлучно оставался рядом. И вот, когда она родила здорового мальчика, Яков решил, что вполне достаточно время от времени навещать жену и делить с ней постель, стараясь зачать других детей – одного наследника все же маловато!

И королева в негодовании искала, чем бы отвлечься.

Можно было заняться политикой. Маргарита помнила разговор с братом Генрихом перед своей свадьбой: он тогда осуждал союз между Тюдорами и Стюартами; кроме того, мальчику не нравилось то, что он слышал о ее будущем муже. И теперь, став королем, Генрих, похоже, не забыл о былой неприязни. Между ним и Яковом нарастало напряжение; и Маргарите казалось оскорбительным, что ее супруг склонен предпочитать Францию родине собственной жены. «Это красноречиво свидетельствует о его всегдашнем ко мне отношении!» – говорила себе королева.

Было бы только естественно стать на сторону соотечественников и родного брата, и Маргарита собиралась сделать все возможное, чтобы разрушить планы французов и помочь исполнению надежд англичан. Если она этого добьется, может быть, Генрих вернет драгоценности, оставленные Артуром. Но королева решила заняться политикой вовсе не по этой причине.

Разве такая гордая женщина могла спокойно видеть, как ее муж открыто навещает соперниц?

Но существовала и другая побудительная причина. Маргарита была молода и прекрасна. Время от времени она ловила на себе взгляды придворных мужа, и взгляды эти были весьма многозначительны.

Маргарита приехала в Шотландию, готовясь полюбить мужа, и, будь он ей верен, никогда бы даже мельком не взглянула пи на кого другого. Но Яков ранил ее гордость, а это чувство всегда доминировало у Тюдоров. Так можно ли ее винить, если кто-то, кроме мужа, стал вызывать интерес?

Маргарита никогда не позволяла себе большего, чем обмен взглядами и легкую игру воображения. Нося во чреве детей, она должна быть уверена, что таковые принадлежат к королевскому дому Стюартов. Но это – совсем другое дело. В те дни королеве необходимо было сдерживаться: подавлять раздражение, успокаивать уязвленную гордость, а более всего – укрощать природные склонности.

Яков уехал в часовню Святого Ниниана, что, естественно, означало свидание с Джэнет Кеннеди. И когда Маргарита сидела у окна во дворце Линлитгоу, глядя на озеро, она не наслаждалась видом сверкающей глади воды, а представляла этих двоих вместе.

По озеру плыла лодка, а в ней – мужчина и женщина. Королева наблюдала, как мужчина работает веслами, а его спутница играет на лютне. Прелестная картина. Маргарита решила, что молодой человек – примерно ее ровесник, а возможно, и чуть-чуть помладше.

«Думаю, эти беременности и роды сильно состарили меня», – с горечью подумала Маргарита.

Королева перевела взгляд на мужчин и женщин, развлекавшихся на берегу, но ее внимание снова привлек незнакомец в лодке.

Маргарита встала.

– Мне захотелось пойти на озеро, – объявила она придворным дамам. – Велите приготовить мою лодку.

Очень скоро королева возлежала в своей лодке с лютней в руках, а ее золотистые волосы стягивала головная повязка. От охватившего ее возбуждения Маргарита казалась совсем юной.

– Кто там, в другой лодке? – вопросила королева сопровождавшую ее леди Гилдфорд.

Статс-дама попыталась скрыть легкую тревогу, каковой не могла не испытывать, прекрасно зная свою госпожу. До сих пор Маргарита всегда соблюдала декорум, хотя следовало признать, что ее провоцировали.

– Это молодой Арчибальд Дуглас, ваше величество.

– Дуглас? Сын старого Кота-с-Колокольчиком?

– Внук, ваше величество.

– Ах да, я вижу, что он слишком молод. А что за дама вместе с юным лордом?

Леди Гилдфорд недовольно поджала губы:

– Это, ваше величество, его молодая супруга.

– Вот как? И кто же она?

– Маргарита, дочь Патрика Хэпберна, герцога Босуэлла.

Королева расхохоталась:

– Похоже, при шотландском дворе слишком много Маргарит.

– Это прелестное имя, ваше величество, – пробормотала статс-дама.

Маргарита, не ответив, продолжала наблюдать за молодым человеком. Она всегда испытывала симпатию к старому Коту-с-Колокольчиком, поскольку тот был соперником Якова в отношениях с Джэнет Кеннеди. А это его внук. Как он красив! Разглядывая Арчибальда Дугласа, Маргарита вдруг поняла, что ее муж начинает выглядеть па свои годы. Красота и обаяние Стюартов не могли подарить ему вечной молодости, а она-то и есть самое ценное. «Должно быть, он мой ровесник, – решила Маргарита. – Ну, может, капельку помоложе».

Королева посмотрела на жену Дугласа. «Пресная особа, – подумала она, – и ничуть его не стоит».

Теперь их лодки были рядом, и молодые Дугласы, в свою очередь, заметили королеву.

– Сегодня плавать по озеру – одно удовольствие, – дружелюбно заметила Маргарита.

– Верно, ваше величество.

Голос молодого Дугласа звучал весьма мелодично, как она и ожидала; и теперь, когда обе лодки шли так близко, она увидела, как упруга его кожа и блестят глаза. Маргарите понравились завитки волос на его шее. «Сладчайший святой Ниниан, – подумала она, пользуясь любимым присловьем мужа, – если старый Кот-с-Колокольчиком был хоть вполовину так хорош, как его внук, Яков явно встретил более чем достойного соперника в состязании за милости распутной Джэнет».

Она заиграла на лютне так нежно, как только умела, а инструмент в той, другой лодке молчал.

Когда мелодия затихла, послышались аплодисменты, к каковым юный Дуглас присоединился от всей души.

Королева чуть наклонила голову, принимая похвалы.

Леди Гилдфорд отважно заметила:

– Поднимается ветер, ваше величество. Не следует ли вам побеспокоиться о своем здоровье?

– Гребите к берегу, – приказала Маргарита и, обернувшись, одарила улыбкой тех, кто сидел в другой лодке.

Между Шотландией и Англией начались трения. Яков все еще злился на Генриха за отказ прислать Маргарите драгоценности, принадлежащие ей по наследству, когда его известили, что англичане захватили несколько шотландских судов и в происшедшей перед этим стычке был убит адмирал Шотландии сэр Эндрю Бартон.

Маргарита застала мужа в несвойственном ему бешенстве меряющим шагами покои.

– Я не намерен это терпеть! – вскричал он. – Такой вопрос нельзя решить с помощью обычных переговоров. Это военные действия!

Маргарита пожелала узнать, кто так разгневал Якова, и, когда он ответил: «Англичане!» – ее мгновенно захлестнула обида. Почему муж не доверяет ей? Разве он не понимает, что королева способна добиться от собственного брата того, о чем его министрам даже мечтать смешно?

– Не сомневаюсь, что обе стороны есть в чем упрекнуть, – вызывающе бросила она.

Король задумчиво посмотрел на жену.

– Эта вражда длится еще с тех дней, когда на троне был мой отец, – буркнул он.

– Почему бы вам не рассказать мне об этом, Яков? Неужели вы не понимаете, что я могла бы помочь, как англичанка и принцесса Тюдор?

– Признайте, что ваш брат очень упрям и вряд ли станет прислушиваться к советам. Но суть дела такова. Одного из наших купцов, некоего Джона Бартона, захватили в плен и убили португальцы. Это случилось, как я уже говорил, в царствование моего отца. Семья потребовала отомстить убийцам, но получила отказ. Тогда Бартоны вышли в море, намереваясь уничтожать все португальские корабли, какие им попадутся. Это было опасное предприятие, поскольку пираты – люди безжалостные. В общем, если Бартонам не подворачивался португальский корабль, они грабили суда других стран. В том числе и английские. Вот так и начались неприятности. Говарды выслали корабли в погоню за Бартонами. Результат налицо.

– Мне кажется, Бартоны только получили по заслугам, и то, что произошло, – вовсе не повод для ссоры между вами и моим братом.

– Англичане не вправе уничтожать шотландские суда.

– Но и шотландцы не имеют права пиратствовать, грабя английские корабли.

– Разумеется, это серьезная проблема, и ее необходимо разрешить. Лорд Дэйкр и доктор Уэст вскоре прибудут в Эдинбург обсудить со мной приемлемые способы ее урегулирования.

– Я думаю, вам стоило бы принять их дружелюбно, – ввернула Маргарита.

– Не забывайте, что ваш брат удерживает принадлежащие вам ценности и не хочет их вернуть.

– Я уверена, что, поговорив с Генрихом, сумела бы его убедить: вражда между нашими странами глупа и опасна.

– Любая борьба опасна, но я не доверяю вашему брату и никогда не смогу доверять.

– Однако вы прекрасно ладите с французами.

– У меня нет причин для обратного.

– Но с англичанами…

– Маргарита, вы ведь сами знаете, что Генрих не хочет отдать вам драгоценности!

– Яков, когда лорд Дэйкр и доктор Уэст приедут в Эдинбург, вы позволите мне встретиться с ними?

Король помолчал, явно колеблясь:

– Хорошо, я предоставлю вам случай с ними поговорить. Тогда вы, быть может, поймете, где корень этой вражды.

Маргарита приняла доктора Уэста и лорда Дэйкра в своих покоях замка Стирлинг. С королевой был и ее сын, поскольку она не любила отпускать его далеко от себя и неизменно получала массу удовольствия, заходя в детскую, где распоряжался Дэвид Линдсей.

Дэвид, похоже, был мальчику настоящей нянькой и вечно носил его на руках, а Яков, хоть и совсем кроха, уже ощущая преданность Линдсея, начинал капризничать, когда его не было. Дэвид ухаживал за ребенком с удивительной заботой и сейчас, после многих неудач, наконец-то нашел для него превосходную няню в лице полногрудой ирландки.

Дэвид с нетерпением ждал, когда мальчик подрастет, – ему страстно хотелось приобщить питомца к музыке и поэзии. Но он ни на миг не забывал, какое огромное значение имеет для всей страны жизнь этого ребенка; и в те первые дни всецело посвятил себя уходу за его телесными нуждами. Маргарита, приходя в детскую, с восторгом слушала рассказы Дэвида о том, как развивается ее ребенок. Он был прелестным младенцем, полным сил и здоровья, и, пока это оставалось так, все прочее казалось гораздо менее важным.

И все-таки Маргарита очень хотела помирить брата и мужа. Она вкладывала в этот план всю страсть, отчасти – поскольку ей всегда хотелось править; отчасти – желая отвлечь мысли от молодого Арчибальда Дугласа. Королева часто видела последнего и слишком много думала о нем.

Принимая английских послов, Маргарита тепло приветствовала их и засыпала вопросами о здоровье короля и королевы Англии. Его величество, ее царственный брат, ответствовали послы, пребывал в добром здравии, но королева, из-за недавних огорчений, не совсем здорова.

– Моя бедная сестра! – с чувством воскликнула Маргарита. – Умоляю вас, по возвращении передайте Екатерине, что я постоянно молюсь о ней и всем сердцем уповаю, что в скором времени она обретет такое же счастье, как и я. Теперь расскажите, у вас есть новости о моем наследстве?

– Да, ваше величество, король весьма охотно пришлет его вам.

– Ах! – обрадовалась Маргарита. – Я знала, что Генрих это сделает. Так когда же оно прибудет?

– Государь наш ставит только одно условие: что король Шотландии торжественно пообещает хранить мир с Англией и не подписывать договора с Францией.

Маргарита перепугалась. Она знала: Яков никогда не согласится на такое и, мало того, что надежда получить свои драгоценности стала еще эфемернее, отношения между ее отчизной и новой родиной могут совсем испортиться.

– А если мой супруг откажется выполнить подобное условие?.. – вздохнула Маргарита.

– Ваше величество, – ответил доктор Уэст, – мне очень неприятно это говорить, но я лишь повторяю слова своего господина. Если король, ваш супруг, настаивает на войне между Англией и Шотландией, то мой повелитель не только оставит у себя означенное наследство, но и захватит лучшие города Шотландии.

Как ни была напугана Маргарита, она почти въяве слышала звонкий и хвастливый голос брата.

Королева отчаянно искала приемлемое решение, когда Яков явился взглянуть, как идет разговор. Маргарита была счастлива, что он не слыхал последних ужасающих слов.

Маргарита считала своим долгом сгладить трещину между братом и мужем. Это вмешательство в политику возбуждало и придавало жизни новый смысл в тот момент, когда королеве это было так необходимо.

Несколько раз во время танцев она оказывалась в паре с молодым Арчибальдом Дугласом и думала о нем все чаще и чаще.

Яков был склонен прислушиваться к жене, но Маргарита понимала, что это диктовалось скорее врожденной деликатностью, чем желанием действительно узнать ее мнение. Яков был упрям и предпочитал все решать самостоятельно, и если он не всегда следовал советам своих министров, вряд ли стал бы выполнять рекомендации собственной жены, не обладавшей их знаниями и опытом.

– Послушайте, Яков, – сказала Маргарита, – возможно, я сумею убедить Генриха дать нашему сыну титул герцога Йоркского. Как видно, несчастной Екатерине Арагонской не удастся родить ему наследника мужского пола… Так почему бы не воспользоваться этим для блага нашего ребенка?

Якова мучили сомнения. Он никогда не доверял Генриху и не сможет доверять в дальнейшем. Каждый день повелитель Шотландии принимал французских послов и находил причины не видеться с англичанами.

Маргарита была обеспокоена вдвойне. Доходили вести, будто ее брат Генрих уже отплыл во Францию воевать с Людовиком XII, оставив Екатерину регентшей на время своего отсутствия.

«Как похожа на Генриха эта горячность, – думала Маргарита. – Он хотел заключить с Яковом мир, чтобы отбыть во Францию, не беспокоясь о возможном нападении с севера, но, ничего не добившись, все равно решил действовать».

Генрих сейчас во Франции со всем цветом своей армии! Как же теперь поступит Яков?

Вскоре она это узнала. Король жаждал вступить в войну со своим наглым шурином, и, естественно, обстоятельства для этого складывались идеально.

Яков надолго заперся со своими министрами, ибо те, как с благодарностью осознала Маргарита, в отличие от своего господина, вовсе не жаждали подвергнуть страну ужасам войны.

Якова непременно следовало убедить в целесообразности мира. В конце концов, он должен понять, что Генрих – новичок на троне, его слишком долго подавлял отец, а теперь, став королем, он мечтает всем показать, как он велик и могуч. Брат всегда мечтал о лидерстве, и вполне естественно, что теперь он хочет видеть себя в роли победителя. Маргарита, великолепно помня Генриха-мальчика, полагала, что годы не особенно его изменили. Пусть испробует крылышки во Франции; тогда, возможно, он больше не захочет сражаться. Именно это королева хотела объяснить мужу.

Однако рыцарские чувства Якова оказались затронуты с неожиданной стороны.

Королева Франции Анна Бретонская отправила письмо, где говорилось, что посланники ее мужа по возвращении во Францию рассказали ей и королю, как замечательно их принимали в Шотландии и как на всех турнирах Дикий Рыцарь неизменно побеждал остальных. Анна Бретонская много думала о Диком Рыцаре, истинном паладине, и, по сути дела, признала его своим защитником, а потому посылает ему крохотный знак уважения.

Упомянутый «крохотный» знак оказался кольцом сказочной ценности. И Анна умоляла Дикого Рыцаря носить его в память о ней.

Анна, по правде сказать, от всего сердца огорчена, поскольку английские войска под водительством отчаянного и совсем юного короля высадились на землю Франции, и она, по правде сказать, уповает на благородство своего Дикого Рыцаря. Не согласится ли он помочь даме, попавшей в беду?

Яков надел на палец перстень и задумался о французской королеве, написавшей ему столь красноречивое послание. Король представил, как Анна сидит и, обливаясь слезами, сочиняет это письмо. Сердце его конечно же дрогнуло. Яков верил, что в его силах принести большую радость и Анне, и себе, разгромив англичан.

Король немедленно ответил на этот призыв, послав к берегам Франции свои корабли «Яков» И «Маргарита» под командованием герцогов Ар-рана и Хантли.

Далее, поскольку начать военные действия в стране, чей король отсутствует, претило истинно рыцарским манерам Якова, он отправил лорда Лайона, по всем правилам одетого герольдом, в лагерь Генриха у Теруани, дабы заявить, что объявляет Англии войну по следующим причинам: Генрих взял в плен шотландских подданных; удерживает у себя наследство Маргариты, королевы Шотландии; убил шотландского адмирала Эндрю Бартона и всеми упомянутыми действиями нарушил мир между Англией и Шотландией.

Маргарита огорчилась. Она так жаждала показать брату, что способна влиять на мужа! А Яков, ни о чем ее не предупредив, сделался рыцарем королевы Франции, взял на себя ее дела, а свою прекрасную молодую супругу вовсе не принимает в расчет.

Маргарита проснулась. Была ночь, и, протянув руку, она легонько тронула спящего мужа. «Мы так близко, – подумала она, – и в то же время бесконечно далеко…»

Королева вспомнила торжественный въезд в Шотландию, как она меняла платье на обочине дороги, поскольку хотела выглядеть для него получше, а потом страстно полюбила мужа и какое-то время верила, что тоже любима.

А теперь выходило, что вся замужняя жизнь была лишь оскорблением для ее гордости.

Маргарита начала всхлипывать.

– Что вас мучает? – послышался в темноте голос Якова.

– О, я разбудила вас? Умоляю простить меня за это…

– Но почему вы плакали?

– Я видела страшный сон…

Яков был почти так же суеверен, как его отец, и тотчас всполошился. Он искренне верил в сны.

– Что это был за сон?

– Мне снилось, будто вы стоите на краю обрыва, и, пока я наблюдаю за вами, подбегают люди, солдаты… они хватают вас и сбрасывают вниз… Я увидела ваше тело, изуродованное и разбитое, и не могла этого вынести.

Король обнял ее.

– Вы слишком утомлены, – начал он успокаивать жену.

– Нет, но этот сон был таким живым! И он на этом не кончился. Я сидела у себя в комнате, разглядывая драгоценности – алмазную диадему и кольца; и, пока я смотрела, алмазы и рубины у меня на глазах превращались в жемчужины. А жемчуг – символ вдовства и слез!

Догадываясь о желании Маргариты отвлечь его от цели, Яков не был так поражен сном, как надеялась королева.

– Ясно, что это обычный бессмысленный кошмар. Ложитесь и забудьте о нем.

Маргарита высвободилась из объятий мужа и села на постели.

– То, что говорю вам я, разумеется, можно не принимать в расчет! – горько выдохнула она. – Вот будь я королевой Франции, вы бы послушали. Но я, увы, всего-навсего королева Шотландии… ваша собственная жена, так что меня можно все время вообще не считать человеком.

Яков устал. Он терпеть не мог подобных сцен в любое время суток, однако ночью они были вдвойне тягостны. Король лег и стал дышать так, будто уснул.

– О, вы можете притворяться сколько угодно! – разбушевалась Маргарита. – Будем надеяться, что вы увидите более приятные сны, чем я. Пусть вам приснится, будто вы читаете любовные письма королевы Франции… и сражаетесь за нее, как истинный рыцарь.

– Замолчите, Маргарита. Вы разбудите слуг.

– Ну и что! Все, что я говорю, им известно и без меня. Вы же не станете отрицать, что объявили себя рыцарем королевы Франции? Интересно, почему вы сами не отправились в эту страну вместо Лайона. Тогда у вас появилась бы возможность и с этой женщиной разделить постель.

Яков не отвечал, но Маргарита и не думала останавливаться.

– Королева Франции! – с досадой воскликнула она. – Два замужества… благодаря разводам! Леди, достойная преклонения своего шотландского рыцаря! По ей необходимо служить, оттолкнув мать собственного сына!

Яков быстро приподнялся и, обхватив Маргариту, положил рядом.

– Молчите! – приказал он, и в голосе звучали гневные нотки.

– Не замолчу! Не замолчу! – всхлипывала она.

– Вы ведете себя глупо, – попытался урезонить жену король.

– Почему? Потому что слишком сильно вас любила? Потому что хотела стать частью вашей жизни?

– Разве вы не часть моей жизни?

– Бывали минуты… и я забывала, что нахожусь здесь с единственной целью – обеспечивать вам потомство. Вы принадлежите своим любовницам гораздо больше, чем мне. А теперь эта женщина… королева Франции… призывает вас, и, вопреки советам всех министров, вы бросаетесь исполнять ее просьбы. Эта старуха… все знают, что ее звезда уже закатилась… говорит: «Будьте моим рыцарем». И вы готовы служить ей.

– Надеюсь, вы не станете ревновать к «старухе, чья звезда закатилась»?

– Я ревную ко всем, кто отнимает вас у меня.

– О, Маргарита, почему вы не можете быть спокойной… тихой.

Это окончательно вывело королеву из себя.

– Как та, другая Маргарита? – крикнула обезумевшая от обиды женщина. – Она всегда была такой спокойной, не правда ли? Такой понимающей! А почему бы и нет? Почему бы не испытывать признательность за высочайшее внимание? Но я была дочерью одного короля, прежде чем стать женой другого… и я требую… требую…

Маргарита вновь захлебнулась рыданиями. Яков гладил ее волосы и целовал в лоб. Несколько минут они лежали молча.

Потом, через некоторое время, королева спросила:

– Яков, вы и в самом деле собираетесь пересечь границу?

– Да.

– Моя невестка, Екатерина Арагонская, соберет армию и встретит вас.

– Вполне вероятно.

– Яков, когда вы двинетесь на юг, позвольте мне ехать с вами. Дайте мне поговорить с невесткой. Мы все обсудим и заключим мир. Тогда необходимость в войне отпадет.

Король продолжал хранить молчание.

– Яков, – настаивала Маргарита, – вы позволите мне ехать с вами? Разрешите поговорить с Екатериной? Она жаждет войны не больше моего.

– Да, – согласился Яков, – она не хочет войны. Как и ваш брат. Они предпочли бы подождать, пока он вернется из Франции с мощной и сильной армией. Вот тогда, жена моя, они без колебаний пересекут границу. Клянусь святым Нинианом, вы забываете, как этот человек обещал захватить наши лучшие города, если мы не расторгнем договор с Францией.

– Разумнее было не заключать союза с Францией. Вам не следовало посылать туда корабли.

– Я вижу, – мрачно заметил Яков, – вы все еще англичанка, а именно англичане всегда были врагами Шотландии.

– Как я могу быть врагом своего мужа… своего сына?

– Бедная Маргарита! Как печально, что ваши брат и муж воюют между собой! Но в этом вам надо винить своего брата.

Королева опять рассердилась.

– Нет! – крикнула она. – Я виню в этом мужа! Мужа, который, наплевав на мнение законной жены, ввязывается в войну из-за королевы Франции, поскольку та лестью убедила стать «ее Диким Рыцарем»!

– Нет, Маргарита, это не так. Я никогда не поднял бы оружие против вашего брата, относись он ко мне, как к другу.

– Я могла бы сделать вас друзьями.

– Никогда!

– Вы даже не даете мне попытаться.

Она села на постели и стала обвинять мужа, перечисляя все, что она перенесла из-за него. Говорила о его неверности, о лжи и уловках в первые месяцы совместной жизни, когда Яков притворялся, будто занят государственными делами, а в действительности ездил к любовницам.

– Что же это за брак… для дочери короля? – требовала ответа Маргарита.

Она пребывала в легкой истерике, потому что была напугана. Рассказанный мужу сон вовсе не спился ей в ту ночь; но с недавних пор королева очень плохо спала; и хотя ее сны не принимали откровенно угрожающей формы, они были полны предчувствий.

Маргарита не могла разобраться в своих чувствах к мужу. Временами она ненавидела его, временами любила. Королева питала слабость к его мужественному телу, ценила тонкое искусство любви. Но в то же время она не могла забыть, что Яков, пробудивший безудержную чувственность ее натуры, обманывал жену, выставляя дурочкой в собственных глазах. Маргарита мечтала об идиллии. О, если бы только в первые недели супружества он не казался таким совершенным, ей было бы легче справиться с разочарованием. Маргарита вернулась бы «на землю», не успев создать романтический идеал. Королева знала, что до конца дней своих будет чувствовать себя обманутой – и это сотворил с ней именно Яков.

Сейчас Маргарита хотела высказать ему все из-за смутного ощущения, что время пришло. Возможно, она надеялась смягчить мужа или уговорить взять ее с собой. Потому что ей вдруг стало страшно отпускать его.

Яков обнял подрагивающее тело, и кипение страстей Маргариты передалось ему. В подобных случаях есть один выход из положения.

А потом, когда они лежали бок о бок, молчаливые и утомленные, Маргарита долго смотрела в темноту.

Она не сомневалась, что этой ночью вновь понесла дитя.

Король готовился к походу на юг. Королева выглядела подавленной и молчаливой.

Она привезла маленького принца в Линлитгоу, и пока Яков был рядом, но он не останется с семьей надолго. Страна была готова к войне.

Маргарита больше не умоляла разрешить ей сопровождать армию, убедившись, что это бесполезно. Яков был с ней особенно мягок и нежен, но в этом вопросе – неумолим.

– Я чувствую, что с вами наш сын будет в безопасности, – сказал король. – И на время своего отсутствия сделаю вас регентшей королевства, поручив опеку наследника трона.

Маргарита грустно кивнула и опустила глаза, боясь, что муж прочтет в ее глазах обиду, ведь такое, она чувствовала, невозможно скрыть.

Яков предупредил жену, что созвал во дворце совет, дабы завершить все дела и планы.

– Пройдет совсем немного времени – и я вернусь к вам, – пообещал он. – Прошу вас заранее потолковать с Английским Пупсиком и Шотландским Псом. Я ожидаю сногсшибательных празднеств по случаю своего возвращения.

Английский Пупсик, Шотландский Пес!.. Как будто она ребенок, способный легко утешаться такими пустячками!

И все-таки Маргариту не покидала надежда переубедить короля.

Помощь пришла с неожиданной стороны, когда герцог Ангус, старый Кот-с-Колокольчиком, испросил у королевы аудиенцию.

При виде старого воина Маргариту охватило радостное возбуждение: семья Дуглас интересовала ее по двум причинам. Одна из них заключалась в том, что лорд оспаривал у Якова благосклонность Джэнет Кеннеди; а другая – в том, что он был дедушкой своего тезки, Арчибальда Дугласа, весьма занимавшего воображение и мысли королевы.

– Ваше величество, – без обиняков заговорил Кот-с-Колокольчиком. – Я слышал, вы пытались, что весьма мудро с вашей стороны, отвратить короля от намерения напасть на Англию, и пришел просить у вас дозволения потрудиться над этим вместе с вами.

Маргарита разрумянилась от удовольствия.

– Я от души приветствую это, милорд, – ответила она, – и уверена, что ваши опыт и репутация окажут великую помощь, и мы сумеем переубедить короля.

– Именно этого я и хотел бы добиться, поскольку уверен, что сейчас неподходящий момент ввязываться в войну.

– Я попрошу у короля разрешения сейчас же прийти к нему вместе с вами, дабы вы могли побеседовать.

Старик склонил голову, и Маргарита приказала одной из фрейлин идти к королю и спросить, не примет ли он ее и герцога Ангуса, каковой прибыл с миссией величайшей важности.

Яков немедленно прислал ответ, что с радостью примет их у себя в покоях, но, когда королева представила герцога, монарх оглядел гостя с невольным отвращением.

Он не мог не представлять этого старика в объятиях Джэнет и знал, что Ангус испытывает к нему те же чувства. Они были соперниками и таковыми останутся, ибо Джэнет – из тех женщин, кого трудно забыть.

Ангуса тоже мучила ревность. Яков Стюарт был одним из самых красивых мужчин в Шотландии. Такая внешность и обаяние, да еще и короля в придачу. Неудивительно, что Джэнет не устояла.

– Что вам угодно? – осведомился король.

– Добавить свои доводы к просьбам королевы по вопросу о войне, – сказал Ангус.

– Я уже все решил, – холодно ответил Яков.

– Сир, англичане всегда были могущественными врагами.

– Я прекрасно осведомлен о силе своих врагов, милорд. Но случилось так, что цвет английского войска в настоящий момент занят нападением на моего друга и союзника, короля Франции. И мне это представляется удобной возможностью свести старые счеты. Как вам, без сомнения, известно, я уже объявил королю Англии войну.

– Сир, неужели вы не соберете своих старых советников?

– Ваших друзей?

– Они изложат достаточно веские аргументы, ваше величество, так же как и я.

Король пожал плечами:

– Я не в настроении следовать чужим советам, Ангус. Мои планы будут исполнены.

– По крайней мере, – вставила Маргарита, – ваше величество может выслушать то, что хотят высказать столь испытанные и доверенные люди.

– Ладно, – кивнул Яков. – Я выслушаю вас. Пусть соберутся те, кто разделяет ваши взгляды, и я готов присутствовать на этом совете, но предупреждаю, на мое решение не повлияют никакие доводы, вы напрасно потратите свое и мое время.

– Ваше величество очень добры, – тихо сказал Ангус. – Я приведу во дворец кое-кого из членов своей семьи и тех друзей, кто разделяет наши взгляды, дабы мы могли побеседовать с вашим величеством.

– Как вам будет угодно, – ответил Яков, но его губы упрямо сжались в ниточку. Маргарита, хорошо знавшая мимику короля, поняла: решение его – бесповоротно.

Старый Дуглас привел в Линлитгоу лучшую часть семьи. Маргарита познакомилась со старшим сыном Кота-с-Колокольчиком, Джорджем, мастером Дугласом, отцом Арчибальда, а заодно мельком увидела последнего и даже получила возможность обменяться с ним парой слов.

– Я рада видеть вашего деда в Линлитгоу, – сказала королева Арчибальду, якобы ненароком встретив его по пути в покои, где должен был проходить совет.

– Благодарю ваше величество, – прошептал молодой человек, склоняясь над ее рукой.

– Я молюсь, чтобы он убедил короля отказаться от этого похода.

– Я присовокуплю к тому свои молитвы, ваше величество.

– Благодарю вас. – Королева улыбнулась с таким выражением, что юный Арчибальд пришел в легкое замешательство, не совсем понимая его смысл.

Во дворце болтали, будто королева и старый Кот-с-Колокольчиком стали союзниками скорее из-за Джэнет Кеннеди, нежели из-за англичан.

Но говорили и еще кое о чем, а именно – о существовании в стране партии противников войны, что это стало известно благодаря союзу королевы и Дугласов.

Яков выслушал возражения против войны и решительно их отмел. Он принял решение и собирался воевать с Англией.

Король отправился в аббатство Святого Михаила вместе с несколькими министрами, помолиться за успешный исход дела. Он отстаивал вечернюю службу в часовне Святой Екатерины, когда случилось нечто поразительное.

Яков стоял па коленях и молился, когда из сумрака часовни возникла странная фигура. Казалось, это пожилой человек в голубых одеждах, подпоясанных на талии лентой белого полотна. Волосы его золотыми локонами спадали на лицо и плечи.

Голос его зазвенел в часовне так громко, что его услышали все:

– Яков, король Шотландии, слушай меня и запоминай. Сэр король, я приказываю: не ходи, куда вознамерился идти. Если ты не послушаешь этого предупреждения, путешествие плохо кончится для тебя и для каждого, кто последует за тобой. Берегись! Не слушай уговоров женщин. Пойди на войну, сэр король, и будешь повергнут, равно как обречен на позор.

Наступила недолгая тишина, и, прежде чем незнакомца успели схватить, он исчез. Яков вскочил па ноги.

– Кто это сказал? – крикнул он. Друзья столпились вокруг короля.

– Вы видели фигуру… странную фигуру в голубом и белом?

– Вроде бы да…

– Где этот человек?

– Он только что был здесь… а теперь – словно растворился.

Все обменивались испуганными взглядами. Никто особенно не рвался воевать с Англией в отличие от короля.

– Ба! Какой-то безумец, – проворчал Яков.

– Может, и так, сир, но куда он делся?

– Нам есть о чем подумать, помимо выходок сумасшедшего, – отмахнулся король.

Маргарита ожидала возвращения слуги.

Он трясся от страха, что не сумеет удрать, и заранее решил: если попадет впросак, скажет королю, что действовал по приказу королевы. Достаточно хорошо зная короля, хитрец полагал, что тот просто пожмет плечами и посмеется над происшествием.

Но слугу не поймали. Королева все тщательно продумала. Актер сумел появиться из тени, сказать речь и, отступив, проскользнуть за полог, а оттуда через дверцу сбоку от алтаря – к потайной лестнице, что вела во дворец.

– Отлично справился, – похвалила его Маргарита.

Королева жаждала услышать, как ее мужа и его друзей потрясло то, что не могло не показаться им сверхъестественным видением.

Но она была разочарована.

Яков уехал в Эдинбург наблюдать за своими пушкарями, вывозившими орудия из замка, где они хранились. Среди прочих была и огромная пушка, недавно изготовленная по приказу короля и названная «Семь сестер».

В это время произошло второе странное событие.

Армия собралась на равнине Боро-Мур, поблизости от Эдинбурга, готовая выступить в поход, как вдруг в полночь послышался голос, доносившийся как будто от Маркет-Кросс.

– Люди сии будут ввергнуты в царство Плутона не позднее как через сорок дней! – возопил глас и перечислил имена многих известных людей, каковые собирались последовать за королем па войну.

Жители Эдинбурга ежились от страха в постелях, слушая этот голос; но кое-кто выбежал на улицы. Однако, добравшись до Маркет-Кросс, храбрецы не сумели установить источник звука.

«Дурное предзнаменование», – говорили все. Многие слышали о странной фигуре, явившейся во время королевской молитвы. Было ясно, что монарха предостерегали против войны.

Но когда короля разбудили в лагере Боро-Мур и рассказали о голосе, доносившемся с Маркет-Кросс, он просто-напросто зевнул.

– Некоторые люди настолько закоснели в нежелании воевать, что пытаются свернуть нас с пути, – сказал Яков и ласково улыбнулся, подумав кое о ком.

Действительно ли это она подстроила голос «вопиющего», так же как король готов был поспорить о появлении загадочной фигуры в часовне? Он знал о дверце за пологом, что вела во дворец. Его королева, обладая богатым воображением, вдобавок считала, что может повлиять на мужа благодаря суевериям. Но Яков был суеверен лишь в тех случаях, когда знал, что поступает недостойно. А чем больше он размышлял о войне, в каковую хотел ввергнуть свою страну, тем более справедливым и логичным представлялось победить старого врага в тот момент, когда тот был ослаблен дурацкой схваткой с французами.

Конечно, Яков задумал воевать с собственным шурином, и Маргарита не могла вынести, что ее муж и брат враждуют. Это вполне естественно. Но Якова не связывали с Генрихом никакие кровные узы, а если у Шотландии когда-либо был истинный враг, то это, несомненно, Генрих VIII Английский.

Яков прощал Маргарите ее маленькие хитрости с использованием сверхъестественного, понимая, чем они продиктованы. Однако все это не могло заставить его ни на дюйм отступить от цели.

Жарким августовским днем шотландская армия выступила к границе. Маргарита гарцевала верхом рядом с мужем во главе кавалерии. В конце концов она смирилась с тем, что пытаться отговорить его от кампании – бесполезно. В глазах Якова горел боевой огонь, и ничто не могло его устрашить.

Рядом с королем ехал его сын от Мэриан Бойд, Александр Стюарт, красивый подросток, уже назначенный архиепископом Сент-Эндрюса. Поглядывая на этого очаровательного юношу, Маргарита радовалась, что ее собственный сын остался в Линлитгоу и пребывает под надежной опекой Дэвида Линдсея. Но Александр сиял здоровьем и азартом, сгорая от нетерпения показать, на что он способен в бою. Да и Яков явно гордился, что его сын – рядом.

Они прибыли в Данфермлайн, где остановились переночевать. Было решено, что Маргарита не поедет дальше, а вернется в Линлитгоу к маленькому принцу.

Это была очень нежная ночь и навсегда запомнилась Маргарите.

– Давайте забудем все наши распри, – попросил Яков. – Пусть все будет так, как в те дни, когда вы впервые приехали в Шотландию.

Маргариту и саму переполняла нежность. И когда они затихли в объятиях друг друга, король дал понять, что не сердится за сыгранные с ним Маргаритой шутки и он никому не рассказывал о своих подозрениях насчет ее роли в «сверхъестественных» запретах войны.

– Я ведь понимаю, – сказал он, – вас заставила так поступить чисто женская тревога. И если все обернется не так, как я предполагаю, по моему завещанию вы будете опекать нашего наследника, пока останетесь вдовой.

– Не говорите подобных вещей! Это не к добру! – в ужасе воскликнула Маргарита.

– А-а-а, – улыбнулся он, – на сей раз вы проявляете суеверие.

– Мы все становимся суеверны, когда затронуты наши чувства, – ответила она и немного поплакала – не только потому, что Яков покидал ее, но поскольку муж никогда не был тем человеком, каким некогда рисовался в мечтах.

Король стал успокаивать жену ласковыми словами и пообещал через несколько недель вернуться с победой.

– Как же иначе? Страна ведь не защищена! Несколько сражений – и побежденная Англия навеки станет вассалом Шотландии. А потом, любовь моя, много лет спустя будут говорить: «Это сделал Яков IV, король Шотландии… и королева Маргарита Тюдор, которая была ему хорошей женой».

– И на чьи советы означенный король не обращал никакого внимания!

– Когда все это закончится, я буду внимательно слушать все, что вы говорите.

– Ах, – прошептала она, – когда все это закончится!..

Потом они занялись любовью, сначала с нежностью, а потом все более пылко.

«Можно подумать, – мелькнуло в голове у Маргариты, – при нашей-то любви к таким играм мы делаем это в последний раз».

Итак, утром королева повернула к Линлитгоу, а король продолжал двигаться на юг.

Казалось, Яков рассчитал верно. Граница была не защищена. Цвет английского рыцарства действительно отбыл во Францию вместе с Генрихом. Вдоль всей пограничной линии шотландцы одерживали победы, и во время этих предварительных стычек Яков держал рядом с собой Александра Стюарта, радуясь его юной отваге.

Вот бы мальчик был его законным сыном! Какой король получился бы из него!

Он сказал об этом Александру и пришел в восторг, увидев ужас на его полудетском лице:

– Будь я вашим законным сыном, как мог бы я стать королем, пока вы живы? А если для этого вам пришлось бы умереть, я скорее погиб бы вместе с вами, чем взял вашу корону.

Прекрасные слова сына отцу. «И точно так же я сказал бы своему родителю, – думал Яков, – относись он ко мне как должно – с любовью, как я поклялся всегда относиться ко всем своим детям».

Это были славные дни, и Яков опять почувствовал себя молодым. Спозаранку скакать верхом к новым завоеваниям, учить сына воевать, как полагается настоящему мужчине, и неизменно одерживать победы. Приятно было и наблюдать, как старый Кот-с-Колокольчиком сражается мастерски, достойно великого воина, но с кислым видом, ибо не одобряет эту войну.

Дуглас слишком стар для битв, слишком стар для любви. Может быть, и Джэнет это поняла.

Итак, война шла, к полному удовлетворению шотландцев. А потом они достигли приграничного замка Форд.

Замок стоял на восточном берегу ручья Тилл, в северной части графства Нортумберленд. Александр, скача верхом рядом с отцом, заметил:

– Великолепный замок, но он падет перед нами так же легко, как другие.

Яков, взглянув на две башни, высившиеся в восточном и западном углах крепостной стены, самодовольно кивнул:

– Еще легче, сын мой, так как здешний кастелян у нас в плену. Это сэр Уильям Хирон, что сидит сейчас в подземельях Фасткасла за участие в убийстве одного из шотландских рыцарей. Не думаю, что замок продержится против нас.

– Что ж, это будет еще одним завоеванием, – рассмеялся Александр.

Они были правы. Замок Форд не оказал особого сопротивления. Во двор въезжали шотландцы, а защитники, стоя на коленях, молили о милосердии.

Яков всегда был великодушным победителем, а потому уверил всех, что бояться нечего – шотландцы не станут чинить вреда, если только по отношению к нему и его армии не поведут себя предательски. Король просто хотел взять замок, чтобы отдохнуть здесь, перед тем как двинуться дальше.

– Отведите меня к тому, кто у вас тут распоряжается, – приказал он.

Яков вошел в большой зал, где с высоко поднятой головой, хоть и залитыми краской стыда щеками, бесстрашно и с достоинством стояла женщина, а рядом с ней – юная особа, видимо дочь.

Женщина отличалась необыкновенной красотой, девушка – свежа и очаровательна, только-только покинула детскую. Выражение лица короля мгновенно смягчилось, и любезный кавалер сменил воина.

– Сударыня, я хотел бы встретиться с вами в более счастливых обстоятельствах, – сказал он.

Женщина, не ответив, пристально оглядела незваного гостя.

– Не бойтесь, – мягко добавил король. – Не в наших обычаях обижать женщин и детей.

– Нам следует быть благодарными хотя бы за это, – ответила она.

– Мои люди голодны и страдают от жажды. Не могли бы вы предоставить им пищу и питье?

– Мы в вашей власти, – спокойно сказала леди и, повернувшись, знаком приказала слугам накрыть большой стол и накормить завоевателей.

Яков приблизился к хозяйке замка:

– Пока ваши люди готовят трапезу, нельзя ли нам поговорить наедине?

Она повела короля в маленькую гостиную, и, направляясь туда, Яков с удовольствием отметил, что Александр пытается успокоить испуганную девушку так же, как он сам хочет избавить от тревоги ее мать.

Когда они оказались наедине, Яков призвал на помощь все свое обаяние, но не мог скрыть восхищения во взоре, ибо, такой знаток женщин, он мгновенно оценил тонкие черты лица, стройную талию, белую грудь, округлые бедра. Леди была истинной красавицей, и ее общество доставляло ему удовольствие.

Яков коснулся ее руки.

– Во-первых, – начал он, – я должен научить вас не бояться меня.

Она подняла на него огромные, слегка подкрашенные глаза и неожиданно улыбнулась:

– Ну, нет, вряд ли у меня возникнет необходимость вас бояться.

Яков рассмеялся:

– Значит, мы друзья?

– Друзья? Мой муж – пленник в одном из ваших замков! А наш собственный дом осажден и захвачен!

– Рассматривайте это как дружеский визит, – усмехнулся король.

– Прислушайтесь к солдатам во дворе замка. Война есть война, и, как бы ни был добр король Шотландии, ее характер ничто не может изменить.

Яков взял руку леди и поцеловал, прежде чем та успела отнять ее (будучи весьма опытен в подобных вопросах, он заметил, что женщина вовсе не спешит вырваться).

– За все на свете есть вознаграждение, – обронил он, – даже на войне. Нельзя ли принести сюда вина и не согласится ли хозяйка дома разделить его со мной так, будто мы друзья… каковыми, надеюсь, вскоре станем?

– Вы здесь распоряжаетесь, – бросила леди.

– Ничуть не бывало! – поспешно возразил король. – Я не могу навязывать вам свое общество и подожду, пока вы любезно пригласите меня разделить с вами кубок вина.

Хозяйка дома оставила его в гостиной и довольно быстро вернулась со слугой, который нес вино и два кубка.

– Сначала налейте вина королю Шотландии, – велела леди Хирон, – а потом мне.

Довольно долго они сидели в гостиной и беседовали. Яков говорил об ужасах войны; о том, как необходимость заставляет людей ради страны поднять оружие друг против друга и как среди кошмаров кровопролития изредка возникают интерлюдии, превращая ратный труд в славные приключения.

Солдаты устроились в замке, счастливые, что могут отдохнуть; Александр нашел в лице молодой девушки приятную собеседницу, и ее тянуло к юному воину так же, как и его к ней.

Тем временем короля все более очаровывало общество леди Хирон. Она была молода, прекрасна и постепенно проникалась доверием к нему.

– Вы без супруга, я без жены, – вздыхал Яков. – Думаю, что мы могли бы предложить друг другу утешение.

Леди Хирон не привыкла кокетничать и честно призналась, что находит короля Шотландии не менее привлекательным, чем он – ее, и к наступлению ночи взаимная симпатия настолько возросла, что обрела все признаки ухаживания. Погоня за женщиной всегда представлялась Якову более увлекательным занятием, чем любая битва, и король никогда не мог устоять перед соблазном.

«Клянусь сладчайшим святым Нинианом, – думал он. – Как я рад, что мы попали в замок Форд, и весьма удачно, что сэр Уильям Хирон сидит в тюрьме и, таким образом, не портит своим присутствием все удовольствие».

Яков не сомневался, что этой ночью в замке Форд он будет спать не один.

Король приказал, чтобы с леди Хирон, ее семьей и всеми домочадцами обращались как нельзя более вежливо. Шотландцы – лишь гости в этом замке, дал он понять, и любая грубость будет сурово наказана. При этом Яков упирал на рыцарские чувства своих подданных. Леди Хирон могла передвигаться по всему замку, как ей угодно, и ни о каких пленниках даже речи не шло.

Долгий день подходил к концу, и дружба между королем и хозяйкой замка теперь, казалось, шла к неминуемой кульминации. Александр, каковой восхищался своим отцом больше, чем любым другим существом па свете, стараясь подражать его манерам и повадкам, ухаживал за дочерью хозяйки дома с тем же мягким и неотразимым обаянием, с каким отец ухаживал за ее матерью.

Старый Кот-с-Колокольчиком в ярости скрипел зубами, глядя на происходящее в замке. Похоже, король совсем забыл, что они на войне. Едва увидев леди Хирон, Яков стал вести себя так, будто он добрый сосед, заехавший в гости.

Ну, ничего, завтра они оставят тут несколько отрядов солдат и двинутся дальше. Но любвеобилие короля, напоминавшее о давнем соперничестве, было в равной мере отвратительно старику и как солдату, и как сердечному другу Дженет Кеннеди.

Леди Хирон оглядела из окна своих покоев темнеющие окрестности. Она испытывала сильное возбуждение, поскольку, будучи прирожденной интриганкой и женщиной отнюдь не строгих устоев, оказалась в очень любопытной ситуации.

Леди ожидала посланца, считая, что таковой непременно появится, если король Шотландии возьмет замок Форд. Она рассчитывала получить приказ, но даже без этого не собиралась отказываться от ночных удовольствий.

Король – безусловно, привлекательный мужчина и наверняка искусен в любви. Надо немного поупрямиться для начала, но это потребует недюжинного мастерства, ведь Якову при всей его красоте никак не отказать в уме и проницательности.

Горничная пришла причесать хозяйку и, водя гребнем по длинным локонам, наклонилась поближе.

– Гонец ждет внизу, миледи, – шепнула она. – Прибыл якобы с припасами для замка и не должен видеться с вами, чтобы не вызвать подозрений. Я должна вам все передать.

– Говори же, – потребовала леди Хирон.

– Граф Суррей просит вас о помощи. Он будет готов через несколько дней и хочет, чтобы вы задержали тут шотландцев, пока придет известие, что наша армия собралась с силами. Если шотландцы пойдут на юг завтра, то не встретят должного отпора, но через несколько дней положение изменится. Поэтому и необходимо их здесь удержать.

Леди Хирон медленно кивнула.

– Ты умница, – сказала она и с игривой улыбкой на устах тихо добавила: – Чего только не сделает бедная женщина для блага своей страны!

Они были в восторге друг от друга.

– У нас всего одна эта ночь? – спросила леди Хирон. Ее большие глаза исполнились грустной задумчивости.

– Я на войне, – засмеялся Яков.

– Вы побеждаете все на своем пути… английские замки, английских женщин. Надо ли так спешить?

Оставить замок Форд и леди Хирон сейчас, когда Яков открыл, какое удовольствие она способна ему доставить, было бы и в самом деле досадно. Этой ночью король сделал много волнующих открытий и все же чувствовал, что мог бы еще немало узнать о прекрасной и желанной леди Хирон.

Что изменит одна ночь? Он представил себе армейский лагерь в каком-нибудь безрадостном поле и поежился от омерзения.

Нет, как Яков и говорил хозяйке дома, именно подобные эпизоды превращают войну в великое приключение.

– Думаю, мы могли бы остаться еще на один день и ночь, – пробормотал он.

Леди восхищенно рассмеялась. До чего приятно, если забота о благе отечества соединяется с удовлетворением собственных телесных нужд. Суррей будет ею доволен.

Но если король смог задержаться на одну ночь, то почему бы не на две или три?

И шотландские солдаты бездельничали во дворе замка, играя в кости или, по примеру короля, заигрывая со служанками. Они были вполне счастливы отсрочкой.

Старый Кот-с-Колокольчиком ворвался в покои, отданные королю.

– Ваше величество! – воскликнул он. – Это безумие. Мы прохлаждаемся здесь, а тем временем англичане собирают против нас силы. И без того потеряно много драгоценного времени!

– Чепуха! – ответил Яков. – Мы остановились отдохнуть и расслабиться, чтобы восстановить силы, а когда настанет час сражения, мы будем к нему готовы.

– Да нет же, мы растрачиваем силы на пустые утехи, – огрызнулся Кот-с-Колокольчиком. Сейчас он так злился на короля, что перестал следить за своими словами. – Говорю вам, ваше величество, мы даем противникам то, в чем они больше всего нуждаются: время. Неуклонно двигаясь вперед, мы могли бы разбить врагов, пока их еще немного.

– Я готов сражаться с англичанами, даже будь их в сотни тысяч раз больше.

– Ваше величество, вы теперь можете возвращаться в Шотландию. Вы показали англичанам воинственные намерения. Захватили несколько их замков. Этого достаточно, чтобы выполнять клятву королеве Франции. Я умоляю вас или двинуться вперед немедленно… или же вернуться. У меня есть основания полагать, что с каждым днем граф Суррей собирает под свои знамена все больше и больше людей.

– Граф Суррей – мой друг. Если вы не забыли, именно он сопровождал королеву Шотландии.

– Теперь это враг вашего величества: граф верно служит своему королю.

– Король Англии счастлив, имея таких верных слуг.

– Если ваше величество намерено либо атаковать, либо вернуться в Шотландию, то найдете не менее преданных людей.

– Вы забываете, Ангус, что это я командую своими армиями!

– Я не могу спокойно стоять и смотреть, как корона Шотландии подвергается опасности!

Глаза Якова вспыхнули несвойственным ему гневным огнем. Потом он обратил взгляд на Кота-с-Колокольчиком и увидел перед собой старика. Не завидовал ли он тем удовольствиям, что король делил с хозяйкой замка? Не напоминало ли это Дугласу, что отнял у него король, лишив Джэнет Кеннеди?

Яков пожал плечами, отринув гнев:

– Если старый Кот-с-Колокольчиком боится англичан, пусть возвращается в Шотландию. Я уверен, мы сумеем одержать победу и без него.

– Кот-с-Колокольчиком никогда не боялся англичан, но он не желает наблюдать, как они получают бесценное время.

– Тогда… прощайте.

Старый вояка откланялся и вышел.

Наутро он уехал в Шотландию, но оставил в замке двух сыновей, чтобы, когда король пойдет в бой, рядом с ним за Шотландию сражались Дугласы.

Герольд от Суррея прибыл в замок.

Леди Хирон сразу поняла, что ее короткая любовная связь с королем подошла к концу. Она исполнила свой долг. Суррей подготовился и ждал.

Герольда проводили к королю, и он передал приветствия от графа вкупе с просьбой назначить день битвы.

Яков заявил, что с восторгом это делает; и, хотя военачальники уверяли своего повелителя, что лучше всего сделать англичанам сюрприз и разнести их с помощью Мег Здоровой Глотки (это было еще одно название пушки «Семь сестер»), Яков и слышать о таком не желал. Он намеревался вступить в сражение так, как выходил на турнир. Король Шотландии, Дикий Рыцарь, мог драться лишь по-честному.

Утром девятого сентября обе армии изготовились встретиться под Флодденом.

Яков пребывал в крайнем возбуждении. Рядом – пеший, как и отец, – стоял его сын Александр.

– Держись поближе ко мне, – предупредил король. – И если попадешь в затруднительное положение, помни: я рядом.

– Да, отец, – отозвался Александр.

Яков любил мальчика – его ослепительную молодость и бьющую через край жизненную силу.

«О, если бы я стоял рядом с отцом, как мой сын стоит сейчас рядом со мной, – подумал он, – о Сочиберне рассказывали бы ныне совсем другие истории».

Король видел, как реет на ветру английское знамя. Скоро решающая битва закончится, и это навсегда прекратит вражду Англии с Шотландией. Генрих, вернувшись из Франции, узнает, что потерял свое королевство.

Грохнула пушка, и две армии встретились у подножия Брэнкстон-Хилл.

Шотландская армия была разделена на пять полков: Хьюм и Хантли возглавляли авангард, арьергардом командовали Леннокс и Аргайл; Яков с Александром стояли в центре, резервом ведал граф Босуэлл.

В четыре часа пополудни сражение началось, и сперва казалось, что англичане проигрывают: сэр Эдмунд Говард, глава атакующих, потерял знамя, и его люди сразу пришли в замешательство; но Суррей, благодаря полученному времени, собрал сильное войско, его солдаты были готовы вступить в бой, заменив сподвижников Говарда.

Яков оказался в непосредственной близости от Суррея, где шли наиболее ожесточенные схватки. Вокруг раздавался шум битвы: звон копий, рев пушки, крики раненых людей и лошадей.

Яков ощущал рядом присутствие Александра и впервые пожалел, что не приказал сыну остаться дома, заметив на его лице удивление и ужас: мальчик до сих пор не видел ничего страшнее легких стычек и грезил о войне, совсем не похожей на истинную.

Это был не турнир, но битва не на жизнь, а па смерть. Враг хотел оттеснить шотландцев за реку Туид и Чевиотские горы; шотландцев переполняла решимость двигаться вперед.

– Александр, сын мой…

У Якова вдруг стал комок в горле: красивый юноша упал, и там, где всего мгновение назад цвела прекрасная юность, виднелась лишь кровь.

– О, сын мой… сын…

Для угрызений совести ему было милосердно отпущено очень немного времени. Король не видел, кто его сразил. Яков вышел па бой, одетый как простой воин, собираясь биться рядом с другими, – он не хотел никаких привилегий. Всего-навсего еще один солдат, не более.

И монарх пал, как пали его подданные вокруг.

Сражение все бушевало, и только позже, когда битва закончилась, стала известна страшная правда. В тот день славной победы англичан и горького поражения шотландцев десять тысяч соратников Якова IV умирали от ран или погибли на поле Флоддена, там же сгинул сам король.

Глава 6 НЕОСТОРОЖНЫЙ БРАК

Регентша затворилась в башенке дворца Линлитгоу, известной как Беседка королевы Маргариты. Она сидела одна на каменной скамье, протянувшейся вдоль стен, и смотрела в окно, молясь и надеясь на появление гонца.

Когда королевы достигла весть, что Яков волочится в замке Форд за леди Хирон, гнев возобладал над страхом. Каждую ночь Маргариту мучили смутные видения, а днем она приходила в свою беседку смотреть и ждать.

Там она заново пережила многое из совместной жизни с Яковом. Да и саму беседку король приказал устроить ради ее удовольствия. Туда можно было подняться по лестнице из его покоев. А посреди беседки Яков велел поставить каменный столик. Маргарита так хорошо помнила день, когда он привел ее сюда. Как очарователен он был, как нежен! И как трудно было напоминать себе, что точно так же очаровательно и нежно король держался с другими женщинами, – быть может, днем раньше, чем уделял столько внимания жене.

Новости доходили сюда быстро. Королева узнавала обо всех успехах, пока войско не застряло в замке Форд. Маргарита знала, что старый Кот-с-Колокольчиком уехал оттуда в гневе, и затрепетала. Но потом Маргарита вспомнила Якова, Дикого Рыцаря турниров. Он не мог проиграть! И все же его успех означал бы поражение ее брата, а молодая женщина не понимала до сих пор, как сильны узы крови.

Чего она хотела? «Мира, – ответила бы Маргарита. – Вот чего я хочу. Мира между двумя нашими странами, а еще – чтобы мой муж был рядом со мной».

Королева все поняла еще до того, как гонец сказал, что привез ужасные новости; и пока Маргарита слушала рассказ, тело ее медленно цепенело. Убит! На Флодденском поле…

«Так, я больше никогда не увижу его прекрасное лицо, никогда не услышу голос; никогда не стану гадать, с какой женщиной он сейчас проводит время, – думала Маргарита. – Красота ушла, мужественное тело обратилось в бездыханный труп; и я, жена короля, стала его вдовой».

Она пошла в детскую, и маленький сын, сидевший на плечах Дэвида Линдсея, радостно закричал при виде матери.

Дэвид Линдсей снял ребенка с плеч и тихонько опустил на пол. По выражению лица королевы поэт увидел, что у нее плохие новости, а зная, что с Флодденского поля только что прибыл гонец, догадался, какие именно. Дэвид содрогнулся от ужаса, но первой его мыслью была тревога о своем крохотном подопечном. Чем обернется это для него?

– Дэви, – пробормотала Маргарита, – это скорбный день для Шотландии…

– Ваше величество… Ваше величество… Она встала на колени и со слезами на глазах обняла сына:

– Теперь он ваш король, Дэви.

– Не может быть!

– Увы, это так. Яков IV убит при Флоддене, и отныне это дитя – король Шотландии и островов.

– Такой маленький… и нежный, – прошептал Дэвид.

– Надеюсь, все будут об этом помнить, – горько ответила Маргарита. – Дэвид, – продолжала она, – через несколько месяцев у нашего короля родится брат или сестра.

Линдсей медленно кивнул.

Маленькому Якову надоела необычайная торжественность старшего друга. Ему хотелось играть.

– Неси меня, Дэвид! – властно крикнул он. И Дэвид Линдсей торжественно посадил короля Шотландии себе на плечи.

Вся Шотландия оплакивала короля, и не только его одного, так как самые мужественные шотландцы пали под Флодденом, и вряд ли нашлась бы хоть одна знатная семья, которую миновало горе. Яков завоевал сердца своих подданных, и его любили, как очень немногих королей до и после него. Красота, великое обаяние, сочувствие к чужим бедам, его рыцарственность и блестящие выступления на турнирах сделали Якова народным героем. Все забыли, что именно он виновен в этом страшном поражении, коего опасались королевские советники, что в войне вообще не было никакой необходимости, а начав кампанию, было преступным легкомыслием поставить под угрозу жизни стольких людей и самую судьбу Шотландии, вздумав волочиться за леди Хирон. Люди помнили лишь героя, восхищавшего всех празднествами, каковые для них устраивал и сам с ними делил, помнили, что тот, кого они любили, погиб.

У старого Кота-с-Колокольчиком было разбито сердце. При Флоддене он потерял двух сыновей – старшего, Джорджа, мастера Дугласа, и сэра Уильяма Гленберви; а с ними пали две сотни воинов из клана Дугласов. Вряд ли хоть одно несчастье, когда-либо постигавшее Шотландию и Дугласов, могло сравниться с Флодденом. У Кота-с-Колокольчиком не осталось сил появляться на людях; он был слишком стар, слишком измучен горем. Все его огромные владения должны были теперь отойти внуку Арчибальду, сыну Джорджа; а старый Ангус удалился в свое уигтаунширское приорство Уайтхорн, дабы привести земные дела в порядок, ибо не думал, что сколь-нибудь долго проживет, да и не хотел этого.

Но терять время попусту было нельзя. Шотландия потерпела поражение; и цвет ее армии остался гнить на Флодденском поле. «Что будет дальше?» – раздумывали те, кто остался в живых.

Дни, последовавшие за поражением, стали самыми тревожными за всю историю страны. И люди успокоились, лишь когда стало ясно, что Суррей не в состоянии предпринять поход в Шотландию: основные силы Англии оставались за границей вместе с королем, и битва при Флоддене была для англичан только оборонительной. Регентша, королева Екатерина, вовсе не хотела воевать с сестрой мужа; единственной ее целью было уберечь Англию от вторжения в отсутствие супруга. Это увенчалось блистательным успехом, и Екатерина была готова предложить Маргарите мир.

Когда горестное оцепенение оставило королеву, она поняла, что наконец обрела власть – то, к чему всегда стремилась. Яков перед отъездом сделал ее регентшей и передал опеку над малолетним сыном, а вельможи Шотландии изъявляли готовность следовать его желаниям.

Сначала Маргарита перевезла маленького короля в мощную крепость замка Стирлинг; потом созвала парламент, дабы познакомить с завещанием Якова IV. Конечно, не обошлось без легкого недовольства по поводу передачи регентства королеве, ибо шотландская традиция числила оное прерогативой мужчин, но так как король умер совсем недавно, никто не посмел возвысить голос против его волеизъявления. Королеве должен был помогать Совет, куда вошли старый Кот-с-Колокольчиком, графы Арран, Хантли, Гленкарн, Аргайл, Леннокс, Эглингтон, Драммонд и Мортон, а также архиепископ Глазго Битон и епископ Абердина Элфинстоун.

Всего через двадцать дней после смерти отца маленького Якова привезли в Скоун, где состоялось Скорбное коронование, как эту церемонию называли по всей стране. Над головой мальчика вознесли корону Шотландии, и его торжественно провозгласили королем.

Это была самая необычная коронация, которую людям когда-либо доводилось видеть, так как даже звучавшие в честь юного короля трубы издавали громкие стенания; и Яков V был наречен королем Шотландии и островов под всхлипывания безутешных подданных.

Так вожделенная для Маргариты власть до некоторой степени оказалась у нее в руках. Ревность – самое постоянное из доселе ведомых королеве чувств – исчезла. Что теперь значили все эти женщины, уводившие от нее Якова? Стало известно, что Анна Бретонская, что вызывала у Маргариты такой же гнев, как и все остальные, умерла через несколько дней после поражения при Флоддене. «Стало быть, – думала Маргарита, – Анна недолго радовалась тому, что вынудила сделать моего мужа».

Королеве уже исполнилось двадцать четыре года; у нее был многолетний опыт знания Шотландии и шотландцев, а боль утраты, по мере того как текли дни и недели после коронации ее сына, потихоньку таяла. Маргарита сознательно вспоминала скорее плохое, чем хорошее, что связывало ее с Яковом, и надеялась после рождения его ребенка почувствовать себя совершенно свободной.

Об этой свободе она думала с нарастающим волнением.

Королева тогда понятия не имела, какие чувства питает к ней кое-кто из членов Совета. Эти люди не могли забыть, во-первых, о том, что она женщина, а во-вторых, что она англичанка. Правда, национальность регентши позволяла надеяться, что король Англии будет более склонен проявлять к Шотландии снисходительность, если его сестра останется у власти. Но, несмотря на недостаток денег в казне и ужасные людские потери при Флоддене, Шотландия все еще никак не хотела дружить с Англией.

Профранцузская партия была достаточно сильна и поддерживала постоянную и тайную переписку с союзниками.

И наконец настал день, когда епископ Абердина выступил в Совете с предположением, что регентство – слишком тяжелая и непосильная задача для королевы. Полагая, что ее величество нуждается в помощи, епископ предложил написать герцогу Олбани – второму после сына Маргариты претенденту на трон, дабы тот приехал в Шотландию и разделил с королевой бремя власти.

Совет признал это великолепной мыслью. Олбани, дядю Якова IV, следовало уведомить об их решении и пригласить, чтобы он поделился с Советом своими намерениями.

Королева Маргарита беременна и не в том состоянии, чтобы заниматься делами, поэтому для начала с герцогом можно было побеседовать тайно.

Посланец из Шотландии прибыл в замок Джона Стюарта, герцога Олбани, когда тот объезжал верхом свои земли вместе с другом, Антуаном д'Арси де ла Басти.

Джон, известный всем как Жан, почти забыл о том, что он шотландец, хотя де ла Басти, ездивший в Шотландию, часто рассказывал о своем пребывании там и сделал все возможное, пытаясь пробудить у друга интерес к этой стране. Но Олбани вырос во Франции, воспитывался матерью-француженкой и французский был его родным языком.

Кроме того, герцог служил королю Франции и был женат на французской дворянке. Сейчас Олбани слегка перевалило за тридцать, отец его умер, когда сыну было всего четыре года, и это, как думал молодой человек, оборвало все его связи с Шотландией. Герцог поддерживал великолепные отношения с французским двором – за верную службу королю получил орден Святого Михаила и звание адмирала Франции. Кроме того, Олбани был удачно женат на своей кузине Анне де ля Тур, богатой наследнице, каковая и принесла ему эти поместья в Оверни. В общем, он жил в свое удовольствие, деля время между двором и поместьями, почитая себя вполне счастливым.

Само собой, друзья как раз говорили о Шотландии. Новости о сражении при Флоддене еще оставались свежи, и де ла Басти не мог отрешиться от мыслей о том, что они означают.

– Знай вы короля, переживали бы это не менее глубоко, – говорил он. – Яков IV был так полон жизни, так обаятелен, настолько приятен в общении. Я помню, как он переоделся в Дикого Рыцаря, а потом явно испытывал неловкость, стесняясь принять все заслуженные почести и славу. А теперь… он мертв.

– Такая судьба постигнет любого из нас, – философски заметил Олбани.

– Но не в расцвете лет, будем надеяться.

Олбани немного помолчал.

– Эти Стюарты – дикий, необузданный клан.

– Все они? – с улыбкой полюбопытствовал де ла Басти.

– Во мне кровь Стюартов разведена французской. И я горд тем, что унаследовал логику и здравый смысл от матери.

– И совсем ничего – от отца?

– Помоги мне Небо, надеюсь, не его умение вляпываться в неприятности.

– Никто и не говорит, что вы это унаследовали. Вот он вы – друг короля, блестящий придворный и счастливый помещик. О чем вы могли бы еще мечтать?

– Да вроде бы ни о чем. Я не жалуюсь на судьбу. У меня нет склонности к той жизни, что вел мой отец. – Он улыбнулся. – Я не помню его, по мать постоянно о нем рассказывала. Истории о последних годах его жизни изобиловали столь фантастическими приключениями, что вряд ли имеют хоть какое-то отношение к истине.

– Он действительно был весьма странным человеком, и несчастливым вдобавок, как мне кажется, если и вправду поссорился с родным братом.

– О, мой родитель был дьявольски тщеславен, а человеку амбициозному трудно вынести, что он родился не первым, а вторым сыном короля. Естественно, такой человек только и мечтает о короне, и, когда его брат стал Яковом III, начались неприятности. А вот я предпочел бы жить мирно и никоим образом не угодить в водоворот мятежа. Говорю вам, я пошел скорее в мать, чем в отца.

Они направили лошадей к замку, и тут де ла Басти воскликнул:

– Посмотрите, у вас гости!

– Да, вы правы.

Олбани пришпорил коня, и они пустились в галоп, так что мигом достигли ворот.

Несколько слуг заметили их приближение, так как стояли наготове. Конюшие подбежали забрать лошадей и сказали хозяину, что приехали иностранцы.

В большом зале жена Олбани, до замужества – графиня де ля Тур, принимала иностранных гостей как любезная хозяйка, но Олбани, войдя туда вместе со следующим по пятам де ла Басти, невольно напрягся от странного внутреннего беспокойства, так как гости прибыли из Шотландии. Более того, они явились сюда с важной миссией, поскольку перед герцогом Олбани стоял не кто иной, как лорд-лайон.[3]

Он понял, о чем пойдет речь, еще прежде, чем гость успел открыть рот. Это логически вытекало из недавних событий. Король-дитя… женщина-регент… он сам – внук короля Якова II…

«Никогда! – подумал герцог. – Почему я? Здесь я живу в мире и покое. Здесь я счастлив. Почему я должен оставить все это ради бесконечных передряг, каковые, естественно, станут моим уделом в этой измученной враждой стране?»

Тем не менее Олбани любезно выслушал лорд-лайона и даже намеком не выказал отвращения к его миссии.

Гостей должно принять по-королевски; Анна об этом позаботится. Она тоже явно испытывала тревогу. Но совершенно напрасно. Их семейному миру и покою ничто не грозит.

Герцог, погруженный в задумчивость, сидел у себя в покоях и вспоминал истории, слышанные от матери.

Его отец прожил яркую жизнь, но, разумеется, семейное счастье, мирные удовольствия куда желаннее любых приключений, вызванных неуемным тщеславием.

Его отец, Александр Стюарт, герцог Олбани-старший, всегда был в гуще интриг, и, естественно, когда старший брат Яков взошел на троп, Александр и его младший брат, герцог Map, стали искать почестей и славы. Из-за них Шотландию измучили мятежи. И после того как Олбани и Map вступили в схватку с баронами пограничья, Хьюмами и Хэпбернами, Яков III использовал удачный повод посадить беспокойных братьев в тюрьму. Map умер там самым загадочным образом. Утверждали, будто от несчастного случая, когда лекарь пускал ему кровь; но многие считали, что король велел перерезать смутьяну вены, чтобы тот истек кровью. Но, так или этак, Мару пришел конец.

Олбани твердо решил, что с ним подобного несчастья не произойдет, и, поскольку у него были союзники во Франции, задумал побег. Это случилось при весьма драматических обстоятельствах, что было характерно для всех приключений герцога. В тюрьму замка Эдинбург для него передали две фляги – якобы с вином. В одной действительно было превосходное вино из Малмси, зато в другой лежала веревка, благодаря которой и стал возможен побег. Кроме того, во флягу сунули записку, где говорилось, что в заливе Форт стоит на якоре французский корабль, каковой доставит узника во Францию.

Олбани готовил план побега вместе с мальчиком-лакеем, прислуживавшим ему во время заключения. Сначала Олбани пригласил капитана стражи замка прийти в камеру и вместе выпить великодушно присланного ему вина.

Капитан пришел, и, когда выпил немного больше обычного, герцог, отобрав у него меч, им же и заколол. Потом он послал мальчика-лакея сказать стражнику, что капитан малость перепил и нуждается в помощи. Как только стражник вошел в камеру, Олбани убил и его. Так повторялось дважды, и вскоре у ног герцога лежали четыре трупа.

Затем Олбани приказал мальчику спуститься по веревке, думая немедленно последовать за ним. Мальчик стал скользить по стене замка, но веревка оказалась слишком коротка, и он упал, сломав бедро. Поняв, что произошло, Олбани втянул веревку обратно, удлинил ее и, в свою очередь, спустился. Несмотря на то что герцога могли поймать, он поднял ребенка, отнес в ближайший дом и приказал, чтобы там позаботились о ранах мальчика, предупредив, что, если с ним что-то случится, хозяева будут держать ответ перед Олбани. Только потом беглец отправился к тому кораблю, что ожидал его, дабы отвезти во Францию. Забота о мальчике-лакее вызвала у народа симпатию к Олбани, и он превратился в живую легенду для всей страны. Герцог благополучно добрался до французского корабля, и когда прибыл в Париж, король Франции обошелся с ним ласково: дал поместье и невесту – французскую наследницу Анну, дочь графа Оверни и Булони.

Но беспокойный Олбани не желал вести мирный образ жизни и очень скоро вернулся в Англию, где вместе с Эдуардом IV затеял интригу, пытаясь свергнуть с шотландского престола своего брата Якова III и самому получить корону. В обмен на помощь Эдуард хотел, чтобы Олбани, оказавшись на троне, оставил супругу-француженку и женился на его дочери Сесилии. Олбани был не из тех, кого волнуют подобные мелочи. До того как покинуть Шотландию, он и так был женат на своей кузине Екатерине Синклер, от которой имел трех сыновей и дочь. Герцог развелся с ней, ссылаясь на чересчур близкое родство, так что официально его единственным наследником был нынешний герцог, сын от Анны де ля Тур.

Какая борьба началась в Шотландии из-за интриг Олбани! Многие вельможи были недовольны королем, и для восстания против Якова им не хватало только знамени Олбани. Душой этого мятежа был Кот-с-Колокольчиком, и началась великая смута.

Со временем Олбани понял, что ему необходимо бежать из Шотландии, и еще раз попросил убежища во Франции, где и умер не менее драматически, чем жил. Присутствуя на турнире, герцог был случайно убит наконечником копья, хотя даже не участвовал в схватках, а был просто зрителем.

Жизнь, полная приключений… Был ли Олбани-старший доволен ею так же, как его сын радовался своей?

Возможно, это удовлетворяло его, ведь выбирал-то сам…

«Но у меня, – сказал его сын, – другая жизнь».

Де ла Басти постигнет разочарование. Герцог знал, чего хочет его друг. Антуану хотелось бы сопровождать нового регента в Шотландию, поскольку он, несомненно, влюбился в эту непонятную, мрачную страну.

Так почему бы не отправить туда де ла Басти как свое доверенное лицо? Это была хорошая мысль. Олбани сейчас же отправится к другу и сделает ему такое предложение. Все лучше, чем прямой отказ! Олбани объяснит посланникам: «Дела не позволяют мне покинуть сейчас Францию, поэтому я посылаю друга, каковой также является и другом Шотландии, дабы он действовал от моего лица до тех пор, пока я не смогу приехать сам».

«До тех пор, пока я не смогу приехать сам?»

Олбани испытывал непонятную грусть и волнение.

Неужели в нем все-таки было что-то от отца? Неужели мысль о правлении страной все-таки привлекает его?

Итак, герцог Олбани принял решение. Не сейчас… но, возможно, когда-нибудь он пожелает ехать…

Как отличалось это Рождество во дворце Холируд от предыдущего! Маргарита всегда мучилась во время беременности, и эта не стала исключением из правила. В общем, как ни жаждала королева подарить маленькому Якову брата, ей все-таки очень хотелось бы в подобное время чувствовать в себе побольше энергии для государственных дел. Она хорошо знала, что многие вельможи неодобрительно смотрят на ее регентство; знала, что во Францию шли письма, и, поскольку там жил герцог Олбани, логика подсказывала: кое-кто из советников не прочь видеть его в Шотландии, и если даже не полностью, то хотя бы частично править вместе с ней.

Опасения Маргариты, что дело обстоит именно так, подтвердило письмо от брата Генриха, успевшего уже вернуться из Франции.

Английского короля не радовало положение в Шотландии. Между двумя странами соблюдалось перемирие, но Генрих хотел, чтобы и королева, и подданные юного Якова V знали: он согласился на это, главным образом, по одной причине – не желая воевать со страной, где регентствует его родная сестра. Генрих знал, что окружение Маргариты ищет союзников во Франции и собирается вызвать оттуда Олбани. Но этот человек был французом в душе и называл короля Франции своим господином. Естественно, Генриху Английскому не могло поправиться, чтобы подобная личность делила регентство с его сестрой. Этого следовало избежать любой ценой. Советники могли бы попытаться выдать ее замуж за Олбани. Правда, жена герцога жива, но Генрих слышал, что она не обладает крепким здоровьем и вряд ли долго протянет. В любом случае графиня де ля Тур – кузина Олбани, и расторгнуть этот брак ничего не стоит.

Маргарита уселась писать письмо своему «дражайшему брату, королю». Она уговаривала его подавить в себе недобрые чувства к Шотландии и умоляла не вредить маленькому королю, своему племяннику, такому крохотному и беззащитному, ведь ему всего год и пять месяцев от роду! Королева напоминала, что скоро станет матерью ребенка своего погибшего мужа, и признавалась, как будет счастлива, если брат проявит добрую волю.

Генрих ответил, что, если шотландцы хотят мира, они его получат, а если они стремятся к войне, то будет им война. Что касается мужа Маргариты, то его погубили собственное тщеславие, нетерпение и глупая привязанность к Франции. Тем не менее, добавил Генрих, он по-родственному скорбит о смерти Якова. Однако более всего ему неприятно видеть в Шотландии французское влияние, и, если таковое начнет усиливаться, он будет в высшей степени недоволен. Король предупреждал сестру о планах выдать ее замуж за Олбани, повторяя, что этого надо избежать любой ценой.

Маргарита раздумывала о письме брата и, увидев среди придворных молодого Арчибальда Дугласа, внезапно представила себе воистину безумный выход из положения. А впрочем, настолько ли безумный?

Королева послала за молодым человеком и, когда Дуглас пришел, сказала, что хочет выразить соболезнования, поскольку слышала, что его жена недавно умерла от родов.

Арчибальд поблагодарил, выразив удивление, что королева, перенесшая столько горя, помнит о бедах, постигших ее смиренных подданных.

– Нет, – возразила Маргарита, – мы оба обездолены, и наши несчастья схожи. В таких случаях естественно сочувствовать друг другу.

Дуглас склонил голову, и королева почувствовала, как на нее нахлынула ревность от того, как сильно он горюет по своей невзрачной жене.

Но когда молодой человек удалился, Маргарита подумала: «Может быть, нам удастся утешить друг друга. Но мне надо дождаться появления ребенка».

В приорстве Уайтхорн в Уигтауншире, где клан Дугласов собрался по зову главы дома, царило уныние.

Старый Кот-с-Колокольчиком лежал на смертном одре – он так и не оправился от катастрофы на поле Флодден, битвы, которую еще до начала кампании объявил глупой, ненужной и обреченной на провал.

На этом проклятом поле он потерял двух сыновей и несколько храбрейших членов своего клана. После этого старик отошел от дел и понял, что у него пропало всякое желание жить. Теперь он чувствовал, что конец близок, и не боялся этого.

Старик призвал к себе двух оставшихся сыновей – священника Гэвина Дугласа и сэра Арчибальда Дугласа из Килспиндла; присутствовал также его внук и наследник, сын мастера Дугласа, убитого под Флодденом, – тот самый Арчибальд Дуглас, что вызвал интерес королевы и после смерти деда должен был стать графом Ангусом и главой дома Дугласов.

– Сыновья мои, внук, – с трудом проговорил старый граф, – мое время истекает. Грустно уходить, когда дела Шотландии в столь плачевном состоянии. У вас будет много работы, и я надеюсь, что вы достойно справитесь с ней, как надлежит Дугласам. Внук, ты скоро унаследуешь великий титул. Сколько тебе сейчас лет?

– Девятнадцать, дедушка.

– Увы, ты чересчур молод. Тебе необходимо будет прислушиваться к советам дядей. Сыновья мои, посмотрите на своего племянника, ибо очень скоро он станет главой клана. И ты, внук мой, недавно овдовел. Тебе надо жениться снова, и как можно скорее. Теперь твой долг – дать сыновей дому Дугласов.

Юный Арчибальд склонился над стариком.

– Будьте спокойны, дедушка, – сказал он. – Я ухаживаю за одной леди и хочу на ней жениться.

– Кто она? – требовательно осведомился Кот-с-Колокольчиком.

– Леди Джейн Стюарт, дочь лэрда Тракуайра. Она молода, прекрасна и хорошего рода. Думаю, вы одобрите этот союз.

– Я хорошо ее знаю. Подходящая невеста, я очень рад. Женись на ней как можно скорее, внук. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить много времени, оплакивая прошлое.

– Благословите меня, дедушка.

Рука старика легла на юную голову; и умирающий посмотрел на своих детей:

– Пусть в нашем доме никогда не будет вражды. Заботьтесь о своем племяннике, как о родном сыне.

– Мы позаботимся о нем, отец, – пообещали сыновья.

– Благословляю вас всех. Долгой жизни и процветания дому Дугласов.

Старик обессиленно откинулся на подушки, и младшие Дугласы переглянулись. Теперь уже недолго…

Они были правы. Несколько дней спустя Кот-с-Колокольчиком умер, и юный Арчибальд Дуглас стал графом Ангусом.

Новый граф Ангус, не теряя времени, отправился в Тракуайр, где его с нетерпением ожидала леди Джейн. Девушка догадывалась, что Кот-с-Колокольчиком долго не проживет, и знала, какие перемены наступят тогда в жизни ее возлюбленного.

Они вместе гуляли у озера Куайр, мечтая о будущем.

– Дед благословил меня, Джейн, – говорил Ангус, – он сказал, что терять время – безумие. Мы должны пожениться не откладывая. Вы готовы к этому?

– Готова, – отвечала девушка.

– Мы поженимся, как только пройдет несколько месяцев. Вступить в брак сразу после кончины моей бедной Маргариты и дедушки было бы просто скандально. Не стоит ожидать, будто люди поймут, что я полюбил вас с той минуты, как увидел. Вздумай мы пожениться сейчас, пойдут сплетни, что у пас был роман еще при жизни Маргариты. Кто знает, что еще могут напридумывать? Всегда найдутся те, кто готов очернить мужчину… и женщину. Я не хотел бы подвергать этому вас, Джейн.

– Ничто не мешает нам подождать еще несколько месяцев, – спокойно сказала она. – Кажется, что это очень долгий срок, но я знаю: вы с таким же нетерпением, как и я, будете ожидать, когда он кончится.

– О, Джейн… каким невыносимым будет это ожидание! Мы постараемся не слишком медлить.

– Да, – кивнула она. – Когда закончится траур по вашему дедушке… может быть, летом.

– О, как я хочу, чтобы лето наступило поскорее!

Из Тракуайра Ангус поехал в Стобхолл, так как за ним послал дед по материнской линии лорд Драммонд.

Лорд Драммонд некогда надеялся занять высокий пост у трона Шотландии, думая, что его дочь Маргарита выйдет замуж за Якова IV, но обманулся в своих тщеславных мечтах. Он все еще оплакивал смерть дочери – не столько из-за нее самой, сколько из-за почестей, каковые та могла бы принести семье, став королевой Шотландии.

Лорд Драммонд многого ожидал от своего потомства. Его дочери по праву считались одними из первых красавиц Шотландии. Но роковой завтрак унес сразу трех девушек – Маргариту, Юфимию и Сибиллу. Елизавета, которой, к счастью, не было тогда с сестрами, осталась жива и вышла замуж за наследника графа Ангуса – старшего сына Кота-с-Колокольчиком. У нее было много детей, и старший из них, юный Арчибальд, став графом Ангусом, превратился в одного из самых могущественных вельмож Шотландии. Но мальчик еще очень молод и, конечно, нуждался в советах. А кто может направлять его лучше родного деда? Теперь, когда старый Кот-с-Колокольчиком не в силах помешать, другой дед, лорд Драммонд, должен стать советником и опорой главы клана Дугласов.

И он послал за мальчиком, чтобы объяснить ему всю важность нового положения.

Драммонд, едва увидев Ангуса, вновь поразился его сходству с матерью и тетками. Что говорить, его семья с лихвой одарена красотой. Ангус должен очень далеко пойти.

– Ну, мой мальчик, – сказал Драммонд, – надеюсь, ты понимаешь всю величайшую важность своего нового положения?

– Да, дедушка. Я это полностью осознаю, уверяю вас.

– И правильно делаешь. Теперь ты глава одного из самых могущественных кланов Шотландии, и мало радости, что тебе пришлось занять такое положение совсем юным. Увы, благодаря Флоддену! Если бы твой отец прожил достаточно долго и мог передать титул более зрелому сыну! Но сделанного не воротишь. Ладно, пока ты здесь, я хочу потолковать о придворных делах, а потому ты будешь сопровождать меня ко двору. Там я надеюсь привлечь к тебе внимание королевы, и у меня нет особых сомнений, что, проявив мудрость, ты многого добьешься. У тебя удачная внешность и великое имя.

– Спасибо, дедушка. Я готов отправиться, как только вы пожелаете.

– Вот и хорошо!

– Но есть одно дело, о котором я хочу рассказать вам. Дед по отцу советовал мне поскорее жениться, что я и намерен сделать.

– У тебя есть кто-нибудь на примете?

– Леди Джейн Стюарт.

– Дочь Тракуайров? – удивился Драммонд. – Хм! Если ты неглуп, то отложишь на время этот вопрос. Будь уверен, у тебя найдутся более срочные дела.

Ангуса охватила смутная тревога. У него возникло ощущение, что тщеславный дед не был склонен считать Джейн достойной партией для графа Ангуса.

«Но тут меня никто не переубедит, – сказал себе Ангус. – Я сам выберу себе жену, и это будет Джейн».

Стоял апрель, когда у Маргариты родился ребенок. Она окрестила малыша Александром, и тот получил титул герцога Росса. Красивый мальчуган сумел стать таким же здоровым, как маленький Яков, и мать была от него в восторге.

Королева чувствовала себя ослабленной после родов, но эта беременность протекала несколько легче предыдущих, что приносили ей страдания, и Маргарита радовалась этому, ощущая, сколь ожесточенная борьба ведется вокруг нее. Некоторые знатные вельможи твердо решили привезти из Франции Олбани. Его доверенное лицо, некий де ла Басти, уже прибыл в Шотландию, а брат Маргариты Генрих настаивал, чтобы герцог пи под каким видом не приезжал в Шотландию, ибо Англия не потерпит никакого французского влияния. У профранцузской партии забрезжила и другая блестящая мысль – выдать Маргариту замуж за Людовика XII. Королева поежилась, вспомнив об этом. Стареющий Людовик вовсе не привлекал Маргариту в роли мужа, но возможность прибрать к рукам вдовца Анны Бретонской, которая некогда вызывала у нее такую ревность, доставляла некое мрачное удовольствие.

«Если я и выйду замуж, – думала Маргарита, – то за кого-нибудь молодого и красивого, вроде юного Арчибальда Дугласа. Теперь он стал графом Ангусом – достаточно высокий титул. Пожалуй, для королевы будет гораздо пристойнее выйти за графа Ангуса, а не за юного Арчибальда Дугласа».

Лорд Драммонд, занимавший должность лорда-судьи Шотландии, написал королеве, прося разрешения предстать перед ней. Он хотел привлечь августейшее внимание к своему юному внуку. Мальчик недавно получил титул графа Ангуса – он все еще носил траур по деду, – и, увы, судьба дважды подряд нанесла удар, поскольку Арчибальд к тому же недавно овдовел, – но он силен духом и стремится быть при дворе, дабы еще преданнее служить своей королеве.

Маргарита милостиво предложила лорду Драммонду немедленно прибыть ко двору. Она слышала о постигших молодого графа несчастьях и новых обязанностях, каковые оказались на него возложены. А потому желала лично выразить ему сочувствие.

Лорд Драммонд не испытывал такого возбуждения с тех дней, когда считал, что его дочь Маргарита совершенно покорила короля Шотландии и он вот-вот женится на ней. Старик не сомневался, что сейчас обнаружил не менее сильную страсть венценосной особы к другому члену своей семьи.

Почему королева неизменно держала юного Ангуса поблизости? Почему она безуспешно пыталась скрыть удовольствие, испытываемое от его общества? Почему ее глаза сверкали от возбуждения, когда мальчик стоял рядом? Лорду Драммонду были известны ответы на все эти вопросы.

Какую красивую пару они составляли! Маргарита, юная, страстная вдова, и Ангус, еще более молодой вдовец, которому необходима новая жена. Проблема в том, что Ангус явно не улавливал очевидного. А все из-за его бредней о дочери Тракуайра!

«Ради всех святых, – сказал себе Драммонд, – чем бы это могло обернуться для семьи!»

Старик улыбнулся. Жизнь – великая насмешница, когда-то она уже предлагала нечто сходное. Его дочь могла стать супругой короля. Ничего не вышло из-за какого-то грязного убийцы. И вот теперь его внук мог жениться на королеве.

Драммонд обдумал ситуацию. Стоит ли поговорить с Ангусом? Мальчику всего девятнадцать, и он, несомненно, глуп, коли воображает, что влюблен в Джейн Стюарт. Тут следовало проявить величайшую осторожность.

Старик пригласил к себе дядей мальчика, дав понять, что хочет обсудить с ними жизненно важные для семьи интересы. И когда Гэвин Дуглас, поэт и священник, прибыл в покои лорда-судьи вместе с братом, сэром Арчибальдом Дугласом из Килспиндла, Драммонд, не теряя времени, поведал им о своих догадках.

– Королева влюблена в юного Ангуса, и я не нахожу в этом ничего удивительного. По-моему, он самый красивый мужчина при дворе.

– Вы хотите сказать, они любовники? – уточнил сэр Арчибальд.

– Нет-нет. Вы слишком торопитесь. Вдова короля глубоко осознает свое высокое положение. В этих Тюдорах гордости больше, чем в Стюартах, друзья мои. Она влюблена в мальчика, но сомневаюсь, что согласится стать его любовницей. Впрочем, мы этого и не хотим. По-моему, ничто не мешает им пожениться.

Дугласы настолько оторопели, что лишились дара речи.

– А почему бы и нет? Граф Ангус – высокий титул. Или Дуглас недостаточно знатен, чтобы разделить с королевой трон? Неужели вы оба так мало цените честь своей семьи, что стали бы против этого возражать?

– Нет, конечно, – поспешил уверить его Гэвин, – по разве такое возможно?

– Вполне, но при условии, что мы проявим осмотрительность.

– Каким же образом? – потребовал ответа Арчибальд.

– Королева молода. После Флоддена она осталась без мужа. При виде нашего юного Ангуса она воспылала страстью. Чему тут удивляться? Он чертовски хорош собой. Я наблюдал за королевой и заметил все признаки влюбленности.

– Совет никогда не даст согласия на этот брак.

Драммонд щелкнул пальцами:

– Вот вам Совет! Если эти двое решат пожениться, то сначала они это сделают, а потом поставят в известность лордов.

– Но ведь после смерти короля не прошло и года!

– Мы не можем позволить себе терять время, или господа из Совета сами найдут для королевы супруга. Недавно ее пытались сосватать за Людовика XII.

– Ну, такая угроза отпала, – сказал Гэвин.

– Естественно, так как король Англии, не желая допустить союза между Шотландией и Францией, выдал за Людовика свою младшую сестру Марию, – добавил Арчибальд.

– Это всем известно, – сухо перебил Драммонд, – но члены Совета все равно найдут для королевы подходящего мужа… и этим человеком точно будет не Ангус. Представьте только, чтобы, скажем, Арран позволил Дугласу стать выше его. Нет, если затевать это дело с браком, то надо шевелиться побыстрее, пока чувства королевы к Ангусу достаточно пылки и до того, как успеет вмешаться Совет.

– В таком случае что вы предлагаете?

– Вызвать мальчика сюда и втолковать, что он обязан выполнить долг перед семьей.

– Насколько я знаю, Ангус помолвлен с Джейн Стюарт.

– Значит, он разорвет эту помолвку! – воскликнул Драммонд. – Ничто не должно воспрепятствовать браку с королевой! Вы подумали, что это принесет семье? Как минимум епископство вам, Гэвин Дуглас, и блестящее положение при дворе вашему брату.

– А милорду Драммонду? – спросил Гэвин не без сарказма.

– Мой дорогой друг, всю семью ждет процветание. Но я прошу вашего содействия, когда буду втолковывать Ангусу, в чем его долг. Он должен действовать быстро и без шума. А в первую очередь – намекнуть королеве, что отвечает на ее страсть.

– Хотя на самом деле – нет? – спросил Арчибальд.

– Так должен этому научиться! – отрезал тщеславный дедушка Ангуса. – Когда-то у меня украли возможность увидеть свою дочь на троне Шотландии! И я не стану спокойно смотреть, как мой внук отказывается на него сесть!

– И что вы предлагаете? – спросил Гэвин.

– Вызвать Ангуса и с вашей помощью объяснить ему, как себя вести. Вы поддержите меня?

Дугласы переглянулись. Оба они были честолюбивы.

– Мы будем глупцами, если этого не сделаем, – ответил за обоих Гэвин.

Драммонд похлопал их по спине.

– Я знал, что могу на вас рассчитывать, – сказал он. – А теперь… за юным Ангусом.

Ангус был ошарашен и переводил затравленный взгляд с дядей на дедушку.

– Поймите, – бормотал он, – мы с Джейн обменялись клятвами.

– Какая разница, чем вы обменялись? – рявкнул Драммонд. – Я никогда не слышал подобной чепухи. Женись на этой девушке – и для двора ты пустое место. Даю слово, Маргарита позаботится, чтобы все твои мечты пошли прахом.

– Моя единственная мечта – спокойно жить с Джейн, – возразил Ангус. – Я не против уехать от двора. Мы будем совершенно счастливы в Уайтхорне или Танталлане.

– Уайтхорн и Танталлан! Не забывай, что ты глава дома Дугласов, мой мальчик, и, правится тебе это или нет, весь клан ждет соответственного поведения. Твой священный долг – стремиться к почестям для семьи, а ты не можешь исполнить его лучше, чем став супругом королевы.

– Но она вовсе не говорила, что хочет выйти за меня замуж.

– Как ты молод и глуп! Это тебе следует вздыхать, таять и показывать, как ты поступил бы, если бы только посмел. Королева вполне готова уступить и желает этого. Да будь ты хотя бы наполовину мужчиной, сам прочитал бы это в ее глазах.

– А как же моя Джейн? – заикаясь, выдавил Ангус.

– Если она разумная девочка, все поймет и даже сочтет тебя глупцом, упусти ты такую возможность.

– Я поклялся…

– Как Дуглас, ты давал клятву семье, мой мальчик. Ну-ну, без глупостей! Признайся, много ли при дворе найдется таких, кто не отдал бы десять лет жизни, лишь бы попасть в твое положение? Королева хочет тебя! Воспользуйся этим. Ты уже не сопливый мальчик, а мужчина, и обязан понимать, что к чему.

– Я не…

– Помоги нам, Боже, – пробормотал Драммонд, потом его голос возвысился крещендо: – Мы наказаны тем, что главой дома стал просто-напросто капризный щенок!

– Дедушка, – пролепетал юный Арчибальд.

Драммонд схватил его под руку. – Я вижу, – изрек он, – что твоим дядям и мне придется поговорить с тобой очень серьезно.

Ангус почитал себя самым несчастным созданием при дворе. Почему, постоянно спрашивал он себя, дедушка Дуглас должен был умереть? Почему именно он унаследовал титул и стал главой дома? Насколько лучше было бы оставаться просто Арчибальдом Дугласом, чем стать графом Ангусом! Тогда все сказали бы, что брак с Джейн – хорошая партия. С какой стати королева выбрала именно его?

Если Ангус поедет к Джейн и женится на ней, вся семья будет непрестанно осыпать его упреками; если же он подчинится семье, истерзают укоры Джейн.

Всю жизнь Арчибальда воспитывали, внушая, что он принадлежит к великому роду. В каждой комнате особняков его рода, таких как Уайтхорн и Танталлан, хранились гербы и эмблемы Дугласов. Старый Кот-с-Колокольчиком сыграл значительную роль в истории Шотландии; и считалось, что столь же геройски поведет себя любой глава дома Дугласов.

«Что я могу сделать?» – снова и снова спрашивал себя юный граф.

Королева дала юноше частную аудиенцию. Это устроил его дедушка, сказав, будто о такой встрече просил его внук Ангус.

Драммонд солгал, но теперь, оставшись с королевой наедине, Ангус смотрел на нее совершенно по-новому.

Никто не мог бы отрицать, что Маргарита красива, а сегодня она была особенно хороша… нетерпеливая, преисполненная ожидания, с сияющими глазами и каскадом золотых волос, небрежно спадающих на плечи и спину, таких длинных, что на них запросто можно было сидеть. И это солнечно-золотое великолепие заворожило юношу.

Она совсем не походила на государыню. Ангусу даже показалось, что Маргарита нарочно старается отбросить свое королевское достоинство, чтобы они могли побеседовать на равных.

– Милорд, – обронила она, – я слышала, вы что-то хотите сказать мне…

– Ваше величество… – прошептал молодой человек, не глядя на нее.

Королева протянула руку и, когда Ангус взял узкую ладонь, поскольку ничего другого ему не оставалось, притянула к себе, так что юноша оказался совсем рядом с ее соблазнительным телом; грудь Маргариты трепетала, и молодой Дуглас видел, что она слегка возбуждена.

– Вы думаете, я королева, – выдохнула она. – Прошу вас, милорд, забудьте об этом!

– Это невозможно забыть, – тихо сказал он.

– Нет. Я женщина, а вы мужчина.

Маргарита взяла его за другую руку и притянула еще ближе. Потом запрокинула голову, так что Ангусу волей-неволей пришлось поцеловать ее. Страсть королевы ошеломила его. Она прижималась к юноше всем телом, а поцелуи были яростными, требовательными.

Маргарита была прекрасна и желанна; оба они достигли зрелости, и ответить на порыв такой женщины не составляло труда.

Наконец королева оторвалась от молодого человека. Глаза ее были полузакрыты, казалось, она сейчас потеряет сознание от избытка чувств.

– Ангус… – прошептала она. – Дорогой мой Ангус. Ничто отныне не разделяет нас, клянусь.

– Ваше величество… Маргарита вскинула руку:

– Я поклялась. Я думала об этом очень долго. Они, конечно, попытаются нас остановить, но мы не позволим. Дражайшая любовь моя, ты не должен думать обо мне, как о своей королеве. Пусть никакие условности нас не разделяют! Как я жажду тебя! Нам надо пожениться сразу, немедленно!

– Ваше величество, долг велит мне…

– Не «ваше величество», а Маргарита. Я для тебя Маргарита теперь и навсегда. У нас будут противники, но я говорила с лордом Драммондом, и он все устроит для нас. Твой дед хитер и умен. Нельзя допускать никаких задержек. Скоро, любовь моя, мы будем в объятиях друг друга. – Она рассмеялась. – Как ты обманывал меня! Временами тебе удавалось сделать вид, будто ты совершенно безразличен ко мне. О, какой несчастной я тогда была! Но теперь все позади!

Она снова бросилась к молодому человеку и сжала в страстных объятиях. Что мог сделать Ангус, как не ответить? «Для этого нужно быть евнухом, а не мужчиной!» – утешал он себя. Маргарита была так прекрасна, так темпераментна и в довершение всего – королева! Пикантность ситуации поколебала бы и самого верного влюбленного.

Маргарита не давала Ангусу говорить – тотчас закрывала ему рот поцелуями. И кто посмел бы бормотать о своей любви к другой женщине, когда губы королевы прижимались к его губам? А потом Арчибальд не рискнул даже попытаться: как он мог сделать это, когда Маргарита призналась ему в своих чувствах? Заявить, что не разделяет их? И смертельно оскорбить королеву?

Маргариту переполняла благодарность к дедушке и дядям своего возлюбленного. Лорд Драммонд пообещал ей устроить тихую брачную церемонию, и королева со спокойной душой возложила на него эти проблемы. Племянник старика, Уолтер Драммонд, был настоятелем Данблейна и священником Киннула, и паре ничего не мешало тайно обвенчаться в церкви его прихода.

Маргарита жаждала выразить благодарность этим любезным господам и начала с назначения Гэвина Дугласа епископом Данкилда. Дядя Ангуса рассыпался в изъявлениях верноподданнических чувств, но королева ответила, что никогда не забудет его доброты и желала бы одарить его еще достойнее, намекнув, что, возможно, сумеет сделать примасом Шотландии.

Братья Дугласы и лорд Драммонд вновь встретились и поговорили. Драммонд ликовал.

– Видите! – восклицал он. – Епископство уже есть, обещан пост архиепископа! Уверяю вас, друзья мои, в скором времени Дугласы и их родня будут править Шотландией. Хорошо, что Ангус так молод – юнцами легче управлять. Но вы должны устроить этот брак, прежде чем о наших намерениях станет известно. Вы знаете не хуже меня, что в Шотландии есть люди, способные развязать гражданскую войну, лишь бы предотвратить то, что мы замыслили.

– Но, коли так… – нервно проблеял сэр Арчибальд; однако Драммонд не позволил ему говорить:

– Нет, сэр Трусишка. Мы играем по-крупному. И придется рискнуть пару раз. А если мы будем сидеть сложа руки, не сомневаюсь, королева с ее буйной кровью обойдется без нас.

Теплым августовским днем, менее чем через двенадцать месяцев после битвы при Флоддене, Маргарита вышла замуж за графа Ангуса в церкви Киннул.

Она и думать не стала о последствиях этого брака. Главное – этот юный красавец, так долго занимавший все помыслы, наконец-то стал ее мужем.

Единственным желанием Маргариты было отдаться всепоглощающей страсти.

Позже королева решит, как объяснить все это своему народу.

Глава 7 ПОКИНУТАЯ КОРОЛЕВА

Маргарита была счастлива так же, как в первые недели после свадьбы с Яковом. Ангус не показывал жене, что его влюбленность куда менее глубока. Вдобавок молодожена захватила волна маргаритиной чувственности – она скопила огромный опыт, прожив столько лет с изощренным в любви Яковом IV, и теперь могла очень многому научить, а молодой Дуглас, человек довольно темпераментный, оказался примерным учеником. В эти недели было бы весьма неловко думать о Джейн Стюарт, и он приложил все усилия, чтобы забыть ее. Ангус обнаружил, что повзрослел: он больше не был юным романтиком и стал понимать, как мудро поступили его дедушка и дяди, настояв на этом браке.

Маргарита так безумно любила мужа, что чувствовала себя счастливой только рядом с ним, и обещала все, чего бы Ангус пи пожелал, осыпая его подарками. «Я хочу дать тебе все, что захочется, в обмен на те наслаждения, которые ты мне даришь», – шептала она.

Ангус отвечал, что Маргарита сама доставляет ему стократ больше наслаждений. И лишь временами он чувствовал легкие угрызения совести, вспоминая о Джейн.

«Она поймет», – утешал он себя. Королева настояла на этом браке, а никто не может ослушаться королевского приказа.

Тайна, окружавшая их брак, придавала ему дополнительную прелесть. Маргарите казалось, будто она обрела вечное счастье, но было глупо надеяться, что подобный секрет можно хранить долго.

В октябре подвернулась возможность назначить Гэвина Дугласа примасом Шотландии, и Маргарита, не задумываясь, отдала этот пост дяде любимого мужа.

Знать недовольно загомонила. Почему королева оказала столь высокую честь до сих пор, в общем, ничем не примечательному прелату? Совсем недавно она вручила скромному священнику епископство Данкилд. Чем он это заслужил? Старый Кот-с-Колокольчиком в свое время возглавил немало мятежей. Так неужели они допустят, чтобы клан Дугласов вновь рвался к власти?

Всем стало ясно, что есть некая причина, по которой клан Дугласов вдруг попал в такую милость.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы раскрыть тайну, и тогда спешно созвали Совет. Собравшиеся лэрды не скрывали ярости. Для них и для Шотландии было оскорблением, что королева вышла замуж, ни с кем не посоветовавшись, а то, что она выбрала графа Ангуса, окончательно накаляло страсти. «Что возомнила о себе эта Тюдор? – гневались члены Совета. – Право па корону принадлежало ей исключительно благодаря браку с Яковом Шотландским, а эта женщина, не выждав и года после его смерти, бессовестно вышла за другого».

К собранию обратился лорд Хьюм.

– До сих пор, – сказал он, – мы выказывали полную готовность чтить королеву, хотя правление женщины идет вразрез с обычаями пашей страны. Но поелику наш возлюбленный король и суверен Яков IV передал жене регентство, мы позволили ей оставаться у власти. Это было терпимо, пока королева хранила вдовство, но теперь она больше не вдова. Я предлагаю отстранить королеву от регентства и вновь обратиться к герцогу Олбани с просьбой приехать в Шотландию и стать регентом. Кроме того, я предлагаю вызвать сюда королеву, дабы мы могли выразить ей недовольство.

Предложение было одобрено, сэру Уильяму Комину и лорд-лайону, поручили доставить королеве послание Совета.

Маргарита не пожелала оторваться от своей идиллии. «Вот оно, то самое, – говорила себе королева, – то, о чем я так мечтала в первые дни брака с Яковом». Тогда судьба отказала ей в этом, но сейчас Маргарита плевать хотела на все: она была счастлива замужем; ее муж самый красивый мужчина Шотландии и быстро учится у нее, становясь еще и самым лучшим любовником. Итак, она была полностью удовлетворена личной жизнью и хотела забыть, насколько это возможно, что у жизни королев есть и другая сторона.

Маргарита жила вместе с мужем у лорда Драммонда в Стобхолле, подальше от двора, и, чувствуя себя юной и счастливой, хотела продлить эти волшебные дни и ночи сколь удастся долго.

Когда до Стобхолла дошли неприятные слухи, лорд Драммонд не позволил беспокоить любовников. Разумеется, было бы нелепостью воображать, что все это останется тайной навечно, но пусть они еще потешат себя, пребывая в неведении.

Потом Драммонда оповестили, что лорд-лайон – на пути в Стобхолл, и он мгновенно понял, что больше не может скрывать от новобрачных, что их союз перестал быть тайным.

Старик отправился к ним и рассказал, что происходит.

– Лайон Кинг едет сюда с посланием от Совета к вашему величеству, – сказал Драммонд. – И наверняка потребует, чтобы вы предстали перед Советом.

– С какой целью? – осведомилась Маргарита.

– Дабы обсудить брак вашего величества.

– Мой брак – сугубо личное дело, – огрызнулась Маргарита, зная, что это далеко не так.

Ангус, в последние недели несколько утративший детскую застенчивость, взял ее руку и поцеловал.

– Это наше дело, – уточнил он. – Я не позволю им оскорблять вас.

Маргарита бросила на него любящий взгляд и повернулась к Драммонду.

– Вам необходимо принять лорд-лайона, когда он прибудет, – сказал старик, – и, я думаю, мы должны сделать это со всеми церемониями и помпой, дабы напомнить, что вы – королева Шотландии. Вашему величеству надо надеть корону, а ваш супруг будет стоять рядом. Я прошу вашего милостивого разрешения также присутствовать па этой аудиенции.

– Мой дорогой лорд Драммонд, – улыбнулась Маргарита, – все будет так, как вы советуете, поскольку я убеждена: вы сейчас, как и всегда, правы.

Так они и сделали, и, прибыв в Стобхолл, сэр Уильям Комин увидел, что королева с Ангусом и Драммонд готовы его принять.

Комин предстал перед ними в одежде, украшенной эмблемами, и со всеми надлежащими регалиями, а потому выглядел не менее величественно, чем сама Маргарита в короне и горностаевой мантии.

Первых слов посланца хватило, чтобы показать им с Драммондом намерения Совета, ибо, вместо того чтобы обратиться к королеве как к своему суверену, Комин начал:

– Миледи королева, мать его величества короля…

Драммонд и всегда-то славился бешеным нравом, а сейчас, зная, что он в отчаянном положении, внезапно обезумел от ярости. Он женил своего внука на королеве-регентше, и лорд-лайон не смеет обращаться к ней просто как к матери короля!

И, совсем потеряв власть над собой, Драммонд ударил лорд-лайона в ухо.

На несколько секунд в зале воцарилась мертвая тишина. Титул лорд-лайона был пожалован Комину самим королем Яковом IV, и, поскольку он олицетворял собой корону и государство, его положение считалось столь же священным, как и королевской особы. Никогда еще в истории Шотландии с лорд-лайоном при исполнении им своего долга не обращались иначе как с величайшим уважением.

Комин, утративший на эти жуткие несколько секунд дар речи, не совсем понимал, как себя вести. Затем, поклонившись королеве, он медленно повернулся и вышел.

Молчание длилось. Все трое знали, что подобное оскорбление никогда не будет забыто.

Это стало сигналом к бунту, поскольку было немыслимо и представить, что шотландская знать способна смириться со столь чудовищным положением дел. Королева-регентша тайно вступила в брак, чтобы удовлетворить свою похоть, даром что и года не прошло со дня гибели ее мужа! Проклятые Дугласы, рвущиеся к власти, проталкивая юного Ангуса! Сам лорд-лайон оскорблен наглым Драммондом!

Прежде всего следовало объяснить Олбани необходимость его немедленного приезда; и самым подходящим человеком, способным втолковать герцогу, насколько Шотландия нуждается в его присутствии, был уязвленный лорд-лайон. Ему надлежало отбыть во Францию безотлагательно.

Лорд-канцлер, архиепископ Глазго Битон выразил неодобрение браку, совершенному, когда тело их возлюбленного суверена недавно успело остынуть. Маргарита, подстрекаемая Драммондом и Ангусом, решила незамедлительно лишить Битона должности. Дугласы были наготове, чтобы занять все ключевые посты в государстве. Итак, королева послала Ангуса в Перт, дабы тот арестовал Битона и взял печать лорд-канцлера себе.

Воинственные лэрды, не теряя времени, начали смуту. Сторонников королевы – в основном членов клана Дугласов и их союзников – осадили в их собственных замках враги королевы и Дугласов. Гэвин Дуглас оказался среди пострадавших, а над Драммондом нависла постоянная угроза ареста. Парламент выступил против королевы, и, казалось, в Шотландии настало двоевластие; парламент – в Эдинбурге, а королева – в Стирлинге или Перте.

Маргарита давно научилась хитрить. Вот и теперь она поспешно написала своему брату Генриху, рассказав о недавнем браке с Ангусом и намекая, будто причиной столь поспешного замужества стала уверенность, что парламент готов привезти в Шотландию Олбани и заставить их обвенчаться. Правда, жена герцога жива, но не отличается крепким здоровьем, и вдобавок они состоят в близком родстве, а значит, развод, по словам Маргариты, не представил бы никаких трудностей. И вот она и выбрала другого мужа, осознавая, насколько ее дорогого брата огорчил бы альянс с Олбани, ведь он самый настоящий француз по воспитанию и привязанностям. В общем, стань он правителем Шотландии, ни за что не успокоился бы, пока не втянул ее в войну с Англией.

Ответ Генриха был именно таким, какого ожидала Маргарита. Менее всего он хотел бы видеть в Шотландии Олбани, а потому одобрил брак сестры с Ангусом и заявил, что будет счастлив принять его как своего зятя.

Лорд-лайон потерпел кораблекрушение на пути во Францию, что вызвало большой восторг у Дугласов.

– Господь явно на нашей стороне! – ликовала Маргарита, и клан Ангуса, собственно, разделял ее мнение.

Но это не означало, что иные посланцы не добрались до Франции и Олбани не был осведомлен о своем долге перед Шотландией.

Наступил период ожидания. Смута приняла форму мелких стычек и пока не разрослась в гражданскую войну. Главным образом потому, что Маргарита была сестрой Генриха VIII, каковой недреманным оком следил за любыми проявлениями слабости в соседнем королевстве.

Шотландия была бы не в силах противостоять вторжению англичан.

Герцог Олбани получил сообщение, что король намерен охотиться неподалеку от его поместий и предполагает провести ночь в его замке, что повергло домочадцев в то состояние внутренней дрожи, каковое бывает вызвано лишь королевским визитом. Франциск I, ставший королем всего несколько месяцев назад, уже успел поразить воображение своих подданных точно так же, как Генрих VIII потряс своих. Оба короля были молоды, красивы и темпераменты, а кроме того, унаследовали троны от скупцов. Повсюду, куда ни направлялись эти монархи, блистательное великолепие процессий восхищало народ, и их царствование еще не длилось достаточно долго, чтобы люди начали задумываться, к чему ведет подобная королевская экстравагантность.

Олбани был другом Франциска много лет – все время, пока тогдашний герцог Ангулемский жил в вечном страхе, что Людовик XII произведет на свет сына, каковой отнимет у него надежду занять трои.

Но сын так и не родился, и теперь Франциск прочно воссел на престол. Он решил оказать старому другу честь, приехав сюда поохотиться, но Олбани знал: у короля наверняка есть для пего какое-то поручение.

Герцог рад был служить Франциску, тем более что между ними существовала истинная привязанность: он наслаждался остроумными беседами молодого короля – дискуссиями об искусстве, литературе и архитектуре, ибо Франциск, каким бы распутником и любителем турниров он ни был, прежде всего гордился своими умственными и духовными изысканиями.

Король прибыл в замок, где его с дружеским почтением встретил хозяин дома. Пир вполне стоил тех, что устраивал сам Франциск у себя во дворцах и замках, а на следующий день, когда они вместе охотились, Олбани узнал, что привело к нему короля.

Когда они скакали бок о бок, Франциск обронил:

– Мой дорогой друг, боюсь, я намерен попросить вас сделать для Франции кое-что такое, что может прийтись вам не по вкусу.

– Мой повелитель, о чем бы ни попросили Франциск и Франция, это немедленно мне понравится.

– Слова истинного француза, – заметил Франциск с легким смешком. – Вы куда больше француз, чем шотландец, мой дорогой Олбани. Именно из-за этого мне грустно обращаться к вам с такой просьбой…

– Сэр, вы просите меня ехать в Шотландию. Франциск опечаленно кивнул:

– Я получил прошение от шотландского парламента. Ваше присутствие там необходимо.

Олбани молчал, глядя на окружающую его столь любимую природу и думая о жене, которую придется оставить здесь, поскольку здоровье Анны вызывало серьезное беспокойство, и суровый шотландский климат, без сомнения, просто убил бы ее. А еще герцог вспоминал о приятных поездках ко двору, ибо теперь, когда на трон взошел Франциск, там стало еще милее, чем прежде.

– Мой дорогой друг, – продолжал Франциск, – для меня это так же больно, как и для вас. Я буду скучать по вашему обществу. Но представьте, что происходит в этой варварской Шотландии! Королева-регентша вот-вот станет вассалом своего брата. Она настроила против себя большинство знатных дворян, но те не смеют выступить против нее от страха перед молодым забиякой за границей. Он у всех вызывает раздражение, этот задиристый петушок. Невозможно знать наверняка, когда он захочет клюнуть, и меньше всего нам подходит идиллия между Англией и Шотландией. Нам необходимо, чтобы Генрих жил в постоянном страхе перед нападением с севера. Следовательно, Шотландия должна стать другом Франции, а если вы будете ее регентом, мой дорогой друг, я смогу вздохнуть спокойно, в счастливой уверенности: вы никогда не забудете, что часть вашего сердца принадлежит нам. Именно по этой причине я просил бы вас сейчас же отправиться в Шотландию и принять регентство.

– Сир, вы сказали. Этого достаточно.

– Благодарю вас, мой друг. Я знал, что могу положиться на вас. У англичанки Маргариты необходимо отобрать власть, и лучший для этого способ – изъять маленького короля из-под ее опеки. Пусть это станет вашей первой заботой. Потом, когда вы станете опекуном маленьких принцев и регентом Шотландии, сестра Генриха окажется бессильна против нас; и союз Франции с Шотландией будет прочным.

– Я сделаю все, чтобы исполнить желания моего повелителя.

– Слова дворянина! – воскликнул Франциск. – Сегодняшний день мог бы стать на редкость счастливым, когда бы не эта печальная необходимость. Если бы я мог, я продлил бы свое пребывание у вас, но не могу. Я не должен вас задерживать. Вам надо сделать кое-какие приготовления перед отъездом. Сегодня же я возвращаюсь в Париж, а вы поплывете в Шотландию. Но мы увидимся вновь… и очень скоро.

Итак, теперь герцогу Олбани не избежать этой неприятной обязанности. Отныне он не сумеет действовать через доверенное лицо.

И три дня спустя Джои Стюарт, герцог Олбани, выехал в Шотландию.

Восемнадцатого мая 1515 года Олбани высадился в Дамбартоне.

Маргариту вынудили согласиться на приезд герцога, поскольку, кроме Дугласов, у нее почти не было сторонников в Шотландии. Больше всего королеву терзал преследовавший ее великий страх, что, приняв регентство, Олбани попытается отнять у нее детей.

Маргарита безумно любила обоих сыновей, и мысль о потере опеки над ними приводила ее в ужас. Парламент указал королеве, что, хотя Яков IV назначил ее регентшей и наставницей Якова V, он не мог знать, как чудовищно вдова оскорбит его память, вступив в новый брак, не носив траур и года после его смерти.

В тревоге о будущем детей Маргарита совсем забыла о своем желании сохранить власть. Прежде всего она была на редкость чувствительной женщиной и только потом – правительницей. Любовь к Ангусу поставила королеву в трудное положение, а тревога о детях сделала его отчаянным.

Одним из злейших врагов Маргариты был пограничный барон лорд Хьюм, и, когда Олбани прибыл в Шотландию, именно Хьюм отправился приветствовать его, сопровождаемый десятью тысячами всадников своего клана.

Хьюм, облаченный в зеленый бархат, блистал великолепием, полагая, что, встретив подобным образом Олбани, едва тот сойдет на берег, сумеет оказаться в милости у нового регента.

Но перед тем как состоялась встреча Олбани и Хьюма, регент принял своего старого друга де ла Басти, желая в первую очередь выслушать, что сообщит ему о состоянии дел в Шотландии доверенное лицо.

Де ла Басти поведал герцогу о вражде, охватившей всю страну, и посоветовал быть особенно осторожным с лордом Хьюмом, что так хотел первым приветствовать его, так как, подобно большинству пограничных баронов, этот человек способен менять привязанности на каждом шагу. Шептались, будто в битве при Флоддене Хьюм не оказал королю той поддержки, какую мог бы, а поскольку такое подозрение высказала Маргарита, барон стал непримиримым врагом королевы и Дугласов. Короче говоря, Олбани поступит правильно, если будет остерегаться Хьюма.

Таким образом, когда они встретились на берегу, герцог не выказал той сердечности, па какую рассчитывал Хьюм, и если барон выехал вперед с приветственной улыбкой, то взгляд регента был холоден.

– Я лорд Хьюм, ваша милость, – представился шотландец. – И самым смиренным образом прибыл сюда, дабы предоставить себя и своих людей в ваше распоряжение.

– Лорд Хьюм? – сказал регент. – Я думал, человек в таком роскошном одеянии, должно быть, король. Подобный отряд сторонников и такие пышные наряды едва ли подходят подданному, желающему изъявить смиренную готовность служить.

С этими словами регент отвернулся, оставив Хьюма в весьма неловком положении.

Но не таков был этот барон, чтобы проглотить подобное оскорбление. И он поскакал к своим людям с дикой яростью на лице.

Хьюм принял решение. В эти несколько мгновений он перестал быть сторонником Олбани, а не будучи таковым, оставалось лишь стать другом Маргариты.

Маргарита, сидя в Эдинбургском замке, понимала, что ей нужно притвориться, будто она рада приветствовать регента. Королева согласилась на его приезд, хотя ее и вынудили пойти на это; но она должна скрыть злость и, более того, изобразить на лице радость. Маргарита гадала, что он за человек. Герцог принадлежал к королевскому роду Стюартов – это все знали, – а они славились учтивостью и обаянием.

Королева была слегка разочарована (хотя не призналась бы в этом) поведением своего красавца Ангуса. Пока они наслаждались тайным медовым месяцем, он был хорош во всем, но теперь, увидев, какую бурю вызвал их брак, граф начал трусить и вместо победительного юного мужа временами напоминал испуганного мальчика.

Ангус был достаточно тщеславен и честолюбив, чтобы получать удовольствие, став мужем королевы; но он вовсе не обрадовался, обнаружив, что попал в зависимость от могущественных врагов, каковые откровенно ненавидят новоиспеченного фаворита.

Но королева отказывалась видеть эти черты характера своего мужа, поскольку все еще не могла оторваться от его прекрасного тела.

В то же время Маргарита позволяла горничным, укладывавшим ее волосы, сплетничать об Олбани.

– Говорят, во Франции он великий герой, друг короля и прославился отвагой в сражениях. И еще кое-что говорят: герцог в ярости из-за брака вашего величества.

– Мой брак – не его дело, – отрезала королева.

Женщины рассмеялись.

– Да, он видел портрет вашего величества. И, по слухам, влюбился в него, а потому рассчитывал в Шотландии жениться.

– Какая чепуха! У него есть жена. А у меня – муж.

– Но, ваше величество, герцог не знал о вашем замужестве… а его жена вроде как больна и долго не протянет.

– Ну, даже если у Олбани были подобные замыслы, ему придется о них забыть.

Маргарита улыбнулась своему отражению в полированном металле зеркала, затем погладила живот, упиваясь легкой, еще незаметной припухлостью. «Его дитя, – радовалась она, – и мое».

Королева мечтала, что у нее родится мальчик, в точности похожий на красавца мужа, но не могла не досадовать, что, помимо свары со всей знатью Шотландии, ей приходится вдобавок терпеть все тяготы беременности.

Наступило время ехать верхом, дабы приветствовать Олбани, и Маргарита решила держаться приветливо, так как он был дядя ее покойного мужа и Стюарт королевских кровей. Но при этом следует быть начеку, и, если герцог хотя бы попробует отнять детей, королева станет бороться с ним всеми доступными средствами.

Маргариту поразила приятная внешность Олбани. Да, в нем, без сомнения, текла кровь Стюартов; неотразимое обаяние, казалось принадлежащее им всем по праву рождения, озаряло это скуластое лицо с насмешливыми глазами. Волосы и борода у герцога были темными, как и глаза, а манеры намного изысканнее, чем она привыкла видеть у шотландских лэрдов. «Он выглядит па тридцать с небольшим – мужчина в расцвете сил», – подумала Маргарита.

– Добро пожаловать в Шотландию, – сказала она, и он ответил:

– Благодарю милостивую королеву.

Потом они бок о бок верхом отправились в Холируд, где предстояло жить регенту, но чуть позже Маргарита возвратилась к себе.

При всем своем обаянии регент начал действовать жестко и быстро. Первой жертвой Олбани стал лорд Драммонд, которого вызвали в Совет и за обращение с лорд-лайоном посадили в замок Блэкнесс. Гэвин Дуглас был отправлен в тюрьму за попытку стать примасом, используя связи.

И Маргарита в страхе ожидала следующего удара, не сомневаясь, что таковой лишит ее опеки над детьми.

Шотландские лэрды, увидев падение Дугласов, покинули королеву, и единственными ее сторонниками остались теперь Ангус и вечно недовольный лорд Хьюм, причем последний мог легко перейти на сторону ее врагов, вдруг сочтя себя уязвленным. И все же Маргарите приходилось использовать помощь от кого угодно, а Хьюм, не будучи надежным союзником, был могуществен.

Маргарита сама приехала в Холируд-Хаус молить о помиловании лорда Драммонда, старика, объяснила она, ударившего лорд-лайона в порыве необдуманной горячности. Олбани не хотел слишком резко отталкивать Маргариту, поэтому в конце концов согласился помиловать Драммонда и вернуть ему конфискованные земли. Что и было сделано.

Но Маргарита беспокоилась все больше, так как после ареста могущественных дедушки и дяди Ангус по-настоящему струсил. Он часто с раскаянием думал, как дурно поступил с Джейн Стюарт, жаждал встретиться с ней и объяснить, что его принудили к такому поступку интересы семьи и настойчивость королевы. Маргарита видела смятение мужа и, не подозревая, что он чувствует себя виноватым перед Джейн, пыталась понять, насколько сильным Ангус окажется в по-настоящему трудной ситуации. Королева все прощала ему из-за молодости – того самого качества, что так привлекало ее, успокаивала и клялась, что все закончится хорошо, если они будут верны друг другу.

– Я всегда останусь верна тебе, – нежно обещала Маргарита.

Но регент и его Совет считали необходимым забрать сыновей из-под ее опеки, и в Толбуте было решено, что четыре избранных с этой целью пэра войдут в замок и потребуют передать им детей.

Шпион Маргариты в замке предупредил ее об этих планах, и мать поклялась себе не отдавать детей без борьбы.

Она поспешила в детскую, где Дэвид Линдсей забавлял маленького Якова одной из старых шотландских баллад под названием «Джинкертон». Крошка герцог Росс спал в соседней комнате.

– Сын мой! – воскликнула королева. – Идите ко мне!

– Но Дэви поет, – возразил мальчик.

– Знаю, мой милый, но нам надо поиграть в одну игру… вам, мне и вашему маленькому братцу. Так что Дэвиду придется пока не петь.

– «Джинкертон» мне нравится больше.

– Ваше величество… – Дэвид сразу понял, что королева в сильном волнении. – Могу ли я что-нибудь для вас сделать?

– Да, Дэвид. Подите и велите няньке принести из колыбели маленького Александра.

– Но в это время он всегда спит.

– Я знаю, знаю… Но это важно! – Маргарита, отведя Линдсея в сторону, прошептала: – Олбани посылает сюда за детьми нескольких пэров.

Дэвид побледнел:

– Ваше величество…

– Идите! Пускай нянька принесет ребенка ко мне. Я хочу попытаться остановить их.

– Почему Дэви не может допеть «Джинкертон»? – потребовал ответа трехлетний Яков.

– Просто Дэвид не участвует в нашей игре.

– Я бы лучше послушал «Джинкертон»!

– Не думай пока об этом, мой милый. Мы сейчас спустимся к решетке. И ты увидишь много людей. Тебе ведь нравится смотреть, когда вокруг люди?

Яков, кивнув, стал напевать балладу. Наконец появилась нянька с маленьким герцогом Россом на руках.

– Следуйте за мной, – велела королева. Она взяла Якова за руку и пошла вниз, к воротам замка. На улицах слышался шум, поскольку горожане, увидев, как четыре пэра выходят из Толбута, гадая, что это значит, двинулись следом. По пути к королеве присоединились очень бледный Ангус и несколько дам и кавалеров из ее свиты. Внизу Маргарита потребовала поднять решетку, и, когда это было сделано, пэры и следовавшие за ними люди увидели королеву, держащую за руку маленького короля. В нескольких шагах позади нее стояла нянька с младенцем, а граф Ангус и ее придворные образовали сзади полукруг.

Это была прелестная и трогательная картина. Па несколько секунд наступила полная тишина, а потом жители Эдинбурга разразились приветственными криками.

Маргарита, с горящими глазами и разрумянившаяся, выглядела не только истинной королевой, но еще и матерью, а потому на ее стороне оказалась каждая женщина в толпе и почти каждый мужчина. Именно на это королева и надеялась.

Четыре пэра приближались, и она попросила их остановиться.

– Я приказываю объяснить, что привело вас сюда, прежде чем вы хоть на шаг приблизитесь к своему суверену, – громко возгласила Маргарита.

– Ваше величество, – ответил один из четверки, – мы пришли от имени парламента забрать короля и его брата-младенца.

В толпе наступила гробовая тишина – люди наблюдали за этим столкновением двух воль, гадая, кто выиграет первый раунд великой схватки – королева или новый регент и его парламент.

– Опустите решетку, – распорядилась Маргарита.

Огромные железные прутья отделили королевскую семью от представителей парламента.

– Король, мой муж, поручил этот замок моим заботам, – звонко крикнула молодая женщина, – и я не сдам его. Но я должна считаться с парламентом этой страны, и прошу дать мне шесть дней, дабы обдумать то, о чем меня просят.

Потом королева повернулась и вместе со свитой исчезла в замке.

Ангус встревожился. Сцена выглядела очень эффектно для зрителей, но он считал ее пустой победой. Когда его дедушка и дяди уговаривали юного графа жениться на королеве, он и представить не мог столь пугающих событий. Арчибальд полагал, что все сведется к удовольствиям придворной жизни, а он станет правой рукой королевы.

Ангус размышлял, какие силы собираются против них, и ему казалось, что единственные сторонники королевы – Дугласы да ненадежный лорд Хьюм. Дедушку, видно, совсем сломили недавние беды, и это вполне естественно, ведь старик едва не утратил все, чем владел.

Мысль о потере всех владений тревожила и Ангуса, а потому под влиянием минутного порыва он написал Олбани, что принял участие в эффектной сцене у решетки против собственного желания, хотя считает необходимым подчиниться воле парламента, в чем пытался убедить и жену.

Потный от страха Ангус вызвал гонца и приказал незамедлительно доставить письмо регенту Олбани.

Маргарита не ведала покоя. Мысли ее то и дело возвращались к событиям семейной истории, каковые до дрожи напоминали несчастной матери нынешнюю ситуацию.

После смерти Эдуарда IV его вдове, Елизавете Вудсвилл, повелели выдать маленького короля и его брата. Королева-мать сделала это крайне неохотно, и детей поселили в лондонском Тауэре. Эта башня всегда хранила множество тайн, и там оба малыша исчезли, причем никто никогда не узнал, какая их постигла судьба.

Как же могла Маргарита отдать своих маленьких Якова и Александра? Они были так Малы и нежны… Если дети умрут, Олбани Сможет претендовать на трон. Королева видела этого человека: выглядел он благородно, держался галантно. И все-таки, разве Маргарита могла кому-либо доверять?

Шесть дней, пока она притворялась, будто рассматривает предложение парламента, королева забыла обо всем, кроме желания сохранить детей при себе.

На пятый день Маргарита написала в парламент, уверяя, что если советники позволяет оставить, маленького короля и его брата с матерью, то готова содержать их на свою вдовью часть и даже не против разделить с некоторыми вельможами опекунство. Королева, естественно, понимала, что парламент на это не согласится, и в тот же день объявила Ангусу, что более не смеет оставаться в Эдинбургском замке.

– Эти люди все равно придут и заберут детей, – сказала она. – Я знаю, они не примут моих условий.

– Тогда, – настаивал Ангус, – у тебя только один выход: отдать детей.

– Отдать детей? Я помню, что случилось с другими принцами в лондонском Тауэре!

– Я думаю, Олбани – человек чести.

– Я не доверяю ни одному мужчине, – огрызнулась Маргарита и с упованием посмотрела на молодого супруга, словно умоляя позволить ей сохранить веру хотя бы в него.

– Ты не посмеешь идти против воли парламента.

– Посмею! – отрезала Маргарита. – Вечером мы переезжаем в Стирлинг.

Ангус был по-настоящему испуган:

– Что хорошего из этого может выйти?

– Не знаю, но я хотя бы получу небольшую передышку, чтобы подумать. Я уже велела слугам все приготовить. Мы должны выехать вскоре после того, как стемнеет.

– Мы? – взвизгнул Ангус. – Я не поеду!

– Не поедешь? – повторила королева, и боль от разочарования пересилила даже гнев.

– Нет, – сказал Ангус, – это ни к чему хорошему не приведет и только взбесит парламент. Я вернусь в свои поместья, пока все это не уляжется. Предпочитаю слушать пение жаворонков в поле, а не писк тюремных мышей.

– Насколько я понимаю, – сказала Маргарита, – мне придется ехать без тебя.

– Это просто разумнее. – Ангус с облегчением вздохнул. – У тебя нет ни единого шанса против Олбани, помяни мое слово. Его поддерживает парламент. А герцог будет менее суров с женщиной – как-никак он француз! – чем со мной. Поступай как угодно, по нечего ждать добра, если Олбани решит, что я принимал в этом участие.

– Тогда прощай… пока мы не увидимся вновь, – отвечала Маргарита.

Тем вечером королева и ее слуги вместе с детьми тайно покинули Эдинбургский замок. Пускаясь ночью в путь, она чувствовала себя слабой, испуганной женщиной. «Что будет с моими малышами?» – спрашивала себя Маргарита, стараясь забыть, что в эта отчаянные минуты мужчина, каковой был бы обязан ехать рядом, покинул свою возлюбленную и королеву, ибо, оставшись, мог бы услыхать писк тюремных мышей.

Разумеется, Ангус был прав. Как могла Маргарита выстоять против великого военачальника Олбани? Бегство в Стирлинг было последней попыткой отчаявшейся женщины и могло всего-навсего отсрочить неизбежный финал на несколько дней, в лучшем случае – недель.

Получив письмо Ангуса, Олбани преисполнился омерзения.

«Бедная женщина, – думал он, – и к тому же смелая. Как она могла выбрать себе подобного супруга, такого до ребячливости незрелого, готового покинуть жену при первых признаках опасности?»

Однако, невзирая на сочувствие, Олбани должен был выполнять свой долг: пока король при Маргарите, она всегда останется мощным врагом, но без пего любые усилия превратятся в пустые хлопоты. Более того, герцог обязан сдержать слово, данное королю Франции, коего считал своим сувереном.

Олбани подготовился выступить на Стирлинг и тайно написал Ангусу, что если тот хочет послужить парламенту, пусть сопровождает армию, готовую вот-вот отправиться в Стирлинг, дабы обеспечить безопасность маленького короля и его брата.

Презрение герцога слегка уменьшилось, когда он получил от главы дома Дугласов ответ, что, несмотря на готовность содействовать, тот не может присоединиться к армии, идущей походом против его жены.

Итак, Ангус остался в своем поместье, а герцог Олбани поспешил к Стирлингу.

Маргарита, покинутая мужем, не питала иллюзий, будто сумеет вынести осаду, а потому сочла единственным выходом сдаться Олбани. Королева надеялась, что потом изобретательность поможет ей вернуть мальчиков.

Поэтому, когда регент во главе армии подошел к замку, Маргарита приказала широко распахнуть ворота, и все увидели, что она стоит во дворе вместе с Яковом.

Король сжимал в ручонке большие ключи от замка и, подойдя к регенту Олбани, по материнскому наущению торжественно передал их ему.

Маргарита обладала превосходным актерским чутьем; как прежде, у решетки Эдинбургского замка, все зрители чуть не рыдали от умиления при виде красивого мальчика, отдающего ключи от замка.

Олбани, встав на колени, взял ключи и поцеловал руку малыша, потом, как будто его преисполняли чувства, подхватил короля на руки, а все вокруг разразились приветствиями.

Яков вывернулся из объятий регента и стал внимательно его изучать.

– Ты умеешь петь «Джинкертон»? – наконец спросил мальчик тонким, писклявым голоском.

– Сомневаюсь, – ответил Олбани с улыбкой.

– Дэви умеет, и я тоже, – сказал маленький король с легким оттенком высокомерия, но герцог, несомненно, понравился Якову, потому что он позволил ему держать себя за руку, когда они пошли к королеве, каковой регент поклонился со всем возможным почтением.

Маргарита улыбалась, думая при этом: «Я отдала ему своих детей. Смогу ли когда-нибудь вернуть их себе?»

Королева передала Олбани сыновей в августе, а в октябре ей предстояло родить ребенка Ангуса. Как всегда в таких случаях, Маргарита очень страдала и злилась на себя за такую слабость.

Пока близились роды, она отчаянно тосковала по сыновьям и временами, не выдержав, начинала истерически рыдать.

Снова и снова несчастная вспоминала судьбу принцев, сгинувших в лондонском Тауэре.

– Откуда мне знать, что подобная судьба не Постигнет моих собственных милых детей? – вопрошала она. – Зачем Олбани приехал в Шотландию? Да все потому, что он рвется к тропу! Точь-в-точь как Ричард III! Мои малыши – в отчаянной опасности!

В такой ситуации шпионы множились, как сорняки, и нашлось немало таких, кто передал Олбани слова Маргариты.

– Она подозревает вас в намерении убить короля и его брата, – сказали ему.

– Нет, – ответил Олбани, – не стоит винить королеву: она женщина и оплакивает потерю своих детей. Мне грустно, что нам пришлось отнять у нее сыновей, но она сама навлекла на себя беду, выйдя замуж за юного Ангуса. Чего бы я не сделал, лишь бы успокоить ее тревогу, но не вправе.

В более спокойные минуты Маргарита принималась строить планы и наконец решила, как ей поступить.

Она совершит отчаянную попытку вернуть детей, а сделав это, увезет мальчиков за границу, в королевство своего брата, где будет просить убежища.

Ангус оказался так слаб, что рассчитывать на него не имело смысла, но был еще лорд Хьюм, преисполненный такой ненависти к Олбани, что согласился бы на что угодно. Маргарита послала за Хьюмом и выложила ему свой план.

– Как вам известно, милорд, – объяснила она, – мое время подходит, а беременности мои всегда па редкость мучительны. Поэтому я удалюсь в Линлитгоу, где начну соблюдать все правила, предписанные моей бабкой, графиней Ричмонд, надеясь тем самым облегчить роды. По крайней мере, я хочу, чтобы все так думали. Я даже напишу об этом брату, поскольку прекрасно осведомлена, что все мои письма к нему просматриваются врагами. И вот, пребывая в Линлитгоу, я устрою похищение своих детей и наше бегство через границу, а вы мне поможете!

План поправился лорду Хьюму, поскольку, сумей он спасти королевских детей, Олбани наконец поймет, сколь опрометчиво поступил, лишившись такого друга.

Итак, барон с головой погрузился в подготовку побега. Решили, что Маргарита ускользнет в Танталлан, имение Дугласов около границы, а тем временем приграничники Хьюма подожгут городок у Стерлинга. Олбани наверняка придется послать часть стражи замка, где живут королевские дети, на защиту городка. Хьюм тогда воспользуется случаем похитить мальчиков и отвезти в Танталлан, где королева будет их ждать, чтобы увезти в Англию.

Теперь, когда план действий окончательно созрел, настроение Маргариты улучшилось, и она перестала плакать, потому что верила: еще совсем немного – и она вместе с мужем, детьми и новорожденным младенцем окажется под защитой могущественного брата Генриха в Англии, где никто не посмеет причинить им вред.

Маргарита написала брату письмо, заранее зная: оно будет перехвачено и показано Олбани и его министрам.

«Мой дражайший Генрих!

Я пишу вам в это тягостное время, дабы рассказать, что предполагаю удалиться в свои покои и пролежать во дворце Линлитгоу ближайшие двенадцать дней, ибо мне осталось ждать времени родов всего восемь недель. Дела в Шотландии при новом регенте идут хорошо, и для меня это сейчас великое утешение. Я молю Иисуса даровать мне благополучное разрешение от бремени и не оставить вас, мой дражайший брат, без своих милостей…»

Маргарита невольно улыбнулась, представив, как Олбани читает и комментирует это письмо. Герцог порадуется, что она совладала с истерическим желанием оставить детей при себе, и, без сомнения, назовет здравомыслящей женщиной.

«Здравый смысл, как же!» – подумала королева.

Ее комната в Линлитгоу была сплошь затянута гобеленами, и даже окна закрыты ими, поскольку бабка Маргариты, графиня Ричмонд, имея большее влияние на своего сына, чем кто-либо другой, установила незыблемое правило, как обращаться с дамами королевской крови, когда оные готовятся произвести на свет ребенка, и одно из первых правил гласило: комнату следует полностью закрыть от света и воздуха; однако гобелены на окнах надо повесить так, чтобы их можно было легко отодвинуть, ибо у беременных женщин часто возникают странные желания, в коих отказывать неразумно. Посему, если у роженицы вдруг возникнет тяга к свежему воздуху и свету, ей необходимо пойти навстречу, сколь бы нежелательно это ни было. Все, кого она видит во время этого заключения, должны быть женщинами; поэтому обязанности дворецких, привратников и прочие, в иной ситуации выполняемые мужчинами, надобно передавать женщинам. Только в случае крайней необходимости в комнаты может быть допущен мужчина.

Такая атмосфера идеально подходила для целей Маргариты: в занавешенных комнатах дворца Линлитгоу ничто не мешало ей строить планы.

Королева твердо решила бежать, но ее беспокоило одно: как оставить Ангуса? Маргарита мучительно по нему тосковала, уже успев простить предательство. «Ангус так молод, – говорила она себе. – Должно быть, для него стало страшным потрясением увидеть своего деда в тюрьме. Наверняка бедняга уже стыдится своего отступничества и, во всяком случае, не присоединился к походу против меня».

Королева жаждала увидеть Ангуса, но предполагалось, что ее окружают одни только женщины, так каким образом вызвать сюда супруга? Но способ существовал. Если Маргарита, чувствуя себя на краю гибели, попросит повидаться с мужем, его приезд никого особенно не удивит.

Очень скоро шотландцы заговорили о болезни несчастной королевы и о том, какие страдания всегда приносит ей беременность. «Бедная леди, – говорили они, – она всякий раз бывала на грани смерти, даже при спокойной жизни подле короля. Что же станется теперь, когда она в таком состоянии?»

Все с часу на час ожидали вести, что королева умерла.

Ангус прискакал в Линлитгоу, повинуясь ее призыву.

Маргарита приняла мужа в завешенных гобеленами покоях. Ангуса явно мучил стыд, по королева быстро успокоила его, обняв и заговорив О том, как сильно скучала и как счастлива снова видеть милое и дорогое лицо.

Стоило Ангусу понять, что никаких упреков Не последует, как он испытал несказанное облегчение. Молодой человек тоже обнял жену и стал уверять, будто безумно рад.

– И ты останешься со мной, пока не родится ребенок, – объявила Маргарита.

– Каким образом? – удивился он. – Разве ты не велела, чтобы тебя окружали только женщины?

Королева рассмеялась:

– Таков закон моей бабушки. А я устанавливаю свои собственные. Не сомневаюсь, что наше дитя родится в Англии.

Ангус вновь перепугался:

– Как же так?

– Дело в том, любовь моя, что сегодня мы собираемся ускользнуть из Линлитгоу. Поедем в Танталлан, а там переберемся через границу.

– Но парламент…

– Ты думаешь, меня он волнует? Я устала от парламента. Какие бы указы ни принимали эти люди, я королева Шотландии и поступлю так, как мне угодно.

Ангус пожалел, что приехал в Линлитгоу, по сейчас, оказавшись рядом с Маргаритой, чувствовал силу ее характера. Воодушевление королевы всегда было так велико, что увлекало его следом. Так было, когда она изъявила намерение выйти за него замуж. Ангус хотел отказаться, но не смог этого сделать. То же самое происходило с ним теперь.

Маргарита обвила шею мужа рукой и приблизила к нему сияющее лицо:

– Как прекрасно мы проведем ночь в Танталлане! А как только минуем границу, я пошлю брату письмо и попрошу убежища. Мне не терпится побывать при новом английском дворе! Я слышала, он обрел изумительное великолепие после смерти моего отца.

– Ты не можешь оставить своих сыновей в Шотландии!

– Нет-нет. Они поедут с нами. Маргарита звонко расхохоталась. Она была так счастлива снова видеть его прекрасное лицо! И подумала, что любит Ангуса еще больше из-за этого его испуганного изумления. Она испытывала к нему почти такую нежность, как к маленьким Якову и Александру. Арчибальд и в самом деле был совсем мальчиком. Моложе ее по годам… и еще моложе – по опыту.

– Я позабочусь о тебе, – пообещала она. – И сделаю очень счастливым.

– Я ожидал увидеть тебя больной… – пробормотал Ангус.

– Это был только повод, чтобы ты мог приехать сюда, не вызывая подозрений. Я не больна. Мысль о том, что я перехитрю своих врагов, преисполняет меня здоровьем и отвагой. Как мне хочется увидеть их физиономии, когда обнаружится, что пас нет!

Маргарита рассказала, как Хьюм придумал отвлечь охрану, пока он будет похищать мальчиков.

– Завтра в это же время мы доберемся до Танталлана, – заметила она. – А потом… вперед, к границе!

– Ты не в состоянии путешествовать. Я не могу допустить…

Королева потрепала его по щеке:

– Любимый мой, я достаточно хорошо себя чувствую. Быть может, наш сын родится до того, как мы достигнем Лондона. Но мы будем вместе… мой муж и мои мальчики… как и следует!

Ангус понял, что никакими доводами не сумеет переубедить ее. И придется идти вперед, поскольку пути назад не было.

Той ночью, когда стемнело, из дворца Линлитгоу выскользнули несколько фигур в плащах и поспешили к ожидавшим их оседланным лошадям.

«Как восхитительно, – думала Маргарита, – ехать верхом сквозь ночь, рядом с любимым мужем, с его ребенком во чреве». Но все это время она не забывала о Хьюме в замке Стирлинг: как он похищает ее сыновей и скачет с ними в темноте, как она сейчас – с Ангусом.

И тут Маргарита поняла, что, как ни жаждала она власти, было нечто такое, что значило для нее неизмеримо больше всего на свете: семья. Да и могло ли быть иначе, если величайшим стремлением королевы в этот миг было одно – чтобы все они оказались в безопасности под ее крылом, даже если сама Маргарита никогда более не увидит Шотландию.

Королева совсем обессилела, когда они добрались до Танталлана, – путешествие было непомерно тяжелым, учитывая ее состояние, по молодая женщина не отдавала себе в том отчета и нетерпеливо ожидала лорда Хьюма с детьми.

Она спустилась вниз встретить барона, когда он приехал, и, не увидев детей, едва не потеряла сознание от расстройства.

– Милорд! – воскликнула Маргарита. – Король и его брат?..

– Увы, ваше величество, мы оказались бессильны. Олбани, должно быть, обо всем догадался или нас предали. Мы подожгли городок, но ни одного стража не отозвали из замка, и никто не сумел бы добраться до покоев короля и его брата.

Ангус обнял жену, пытаясь поддержать ее. Больше, чем когда-либо, он мечтал оказаться вне всего этого.

Маргарита онемела от горя, и сейчас, когда все надежды пошли прахом, ощутила разом боль и тяготы беременности.

Ангус вместе с женщинами помог жене добраться до спальни, где она легла на кровать в тоскливом молчании. Молодой граф отпустил всех прислужниц и сел у кровати, пытаясь найти слова, чтобы утешить жену.

Но Маргариту нельзя было утешить.

– Мои детки… мои маленькие сыновья… Что с ними станет? – шептала она.

– Да все будет в порядке, – твердил Ангус. – Никто не посмеет причинить зло королю.

– Эдуарду V – посмели, когда заперли его в Тауэре вместе с братом.

– Здесь Шотландия…

– В десять раз более варварская страна, чем Англия!

– Я уверен, что с королем и его братом ничего дурного не произойдет.

– Ты говоришь просто так, чтобы успокоить меня. Но для меня нет покоя. Как они посмели разлучить с матерью таких малюток? О Боже, почему Ты меня оставил? Почему этой ночью дети не со мной, как я надеялась?

– Это был план, обреченный на провал… – начал Ангус.

Маргарита слегка приподнялась и бесстрастно посмотрела на мужа.

– Ты… – пробормотала она. – Ты никогда бы не стал даже пытаться, не так ли? Ты предпочел бы идти к Олбани со шляпой в руке.

– Дугласы никогда ни к кому не ходят за подаянием! – огрызнулся Ангус.

– Я рада, что в тебе остался хоть какой-то боевой дух, – ответила она. – Но, возможно, лишь потому, что перед тобой беспомощная женщина.

Ангус поднялся и вышел с надменным видом.

Маргарита впервые заговорила с ним так, но это ее не волновало.

Она хотела лишь вновь обрести своих малюток, потому как стала опасаться, что больше никогда их не увидит.

Королева тихо плакала, пока не заснула от изнеможения. Однако и тогда сон Маргариты тревожили два маленьких мальчика – не ее сыновья, а дети постарше; и они жили не в покоях замка Стирлинг, но играли вдвоем за серыми стенами лондонского Тауэра.

Им нельзя было терять времени. Теперь, когда стало известно о неудачной попытке похитить короля и его брата и о том, что королева укрылась в Танталлане, регент пошлет армию с приказом захватить ее в плен.

Маргарите необходимо бежать в Англию. Но как посмеет она въехать в страну, не получив сначала разрешения брата?

Она написала Генриху о своем отчаянном положении, но до сих пор не получила ответа. Однако оставаться в Танталлане было бы сумасшествием.

Итак, на рассвете следующего дня королева и ее свита двинулись к границе. Но теперь, когда Маргарита знала, что сыновей придется оставить в Шотландии, приключение совсем утратило для нее прелесть, и все отмечали, что у королевы изможденный вид.

Ангус ехал рядом с женой, и на его красивом лице читалось мрачное недовольство. Продвижение было по необходимости медленным, поскольку королева не могла подвергать опасности нерожденное дитя, путешествуя с большой скоростью.

Вскоре стало ясно, что дальше они ехать не могут вовсе, а поскольку по соседству оказался женский монастырь Колдстрим, они решили там передохнуть. Настоятельница, оказавшаяся кузиной придворной дамы Маргариты, сделала все возможное, чтобы пребывание у нее королевы было удобным.

В Англию к Генриху были отправлены гонцы с сообщениями о бедах его сестры, дабы король спешно прислал столь желанное приглашение ко двору.

Оно пришло не скоро, и Маргарита надолго застряла в монастыре Колдстрим.

Какие тревожные дни королева там провела! Настоятельница была женщиной гостеприимной, но о каких удобствах могла идти речь, если Маргарита каждую минуту гадала, как близко ее враги подошли к монастырю и успеет ли брат прислать приглашение, пока не станет слишком поздно?

Наконец из Англии прибыла помощь. Генрих приказал лорду Дэйкру отправиться в Колдстрим и сопровождать оттуда его сестру до замка Морнет, где ей следует оставаться до разрешения от бремени.

Когда лорд Дэйкр прибыл в монастырь, до родов оставалось всего ничего, и надо было решить, что опаснее: пуститься в трудное путешествие или остаться здесь, рискуя угодить в плен к Олбани.

Маргарита сама приняла решение.

– Я предпочту уповать на милость своего брата, чем стану ждать врагов здесь, в Шотландии, – объявила она.

Так началось утомительное и опасное путешествие.

Лорд Дэйкр – один из лордов Северной Англии, пребывал очень далеко от двора и привык устанавливать для себя собственные законы. Был он человеком надменным, питавшим глубокое недоверие и даже ненависть к шотландцам. Барон согласен был служить королеве Шотландии, так как она англичанка, но держался настороженно с ее шотландскими спутниками.

Дэйкр рассказал Маргарите, что королева Екатерина послала для нее подарки – ткани и всякие вещицы, каковые могут понадобиться ей в таком уединении, и все это ожидало в Морпете. Прибыли также письма от ее невестки – та сама не раз перенесла тяготы деторождения и от души хотела, чтобы испытание прошло для Маргариты как можно легче.

Итак, королева Шотландии покинула Колдстрим, по, прежде чем они отъехали достаточно далеко, стало ясно, что она не в состоянии добраться до Морпета.

Дэйкр быстро принял решение. Неподалеку стояла пограничная крепость Харботтл, и лорд почел за благо остановиться там. Харботтл была одной из английских крепостей на самой границе, и Дэйкр намеревался не допустить в нее ни одного шотландца. Следовательно, королеве предстояло попрощаться с мужем и всеми друзьями на то время, что она проведет в крепости.

Маргарита падала от изнеможения и уже ощущала первые боли, поэтому ей было ясно, что ради ребенка надо немедленно найти хоть какое-то пристанище. И королева безропотно согласилась идти туда, где за ней будут ухаживать незнакомые люди.

Но Маргарита едва ли отдавала себе в этом отчет, так как уже начались схватки, и, как это обычно у нее бывало, роды проходили долго и тяжело.

Двумя днями позже, пятого октября, королева родила дочь и решила назвать ее своим именем. Леди Маргарита Дуглас была здоровым младенцем и, несмотря на все тяготы, предшествовавшие ее появлению на свет, явно собиралась выжить.

Несколько дней Маргарита чувствовала себя слишком больной и едва понимала, где находится; и когда кавалер опочивальни ее брата сэр Кристофер Гаргрейв прибыл в замок с письмами от королевы Екатерины, Маргарита лишь подержала их в руках, но от слабости так и не смогла прочитать.

– Я не смог привезти вещи, присланные государыней королевой вашему величеству, – пояснил сэр Кристофер. – В приграничных землях слишком много грабителей, и никакие ценности невозможно довезти из Морпета до Харботтл в полной сохранности. Но когда ваше величество почувствует себя достаточно хорошо, чтобы отбыть из этой крепости в Морпет, вы найдете там все необходимое.

Маргарита благодарно улыбнулась, но она была слишком слаба, чтобы беспокоиться о вещах.

В те минуты казалось, будто она никогда не покинет Харботтл.

Мало-помалу королева начала поправляться, но потом так долго страдала от ишиаса, что не могла выходить даже из своих покоев, и только когда ноябрь близился к концу, Маргарита наконец выехала из Харботтл в Морпет.

В замке Морпет Маргарита опять заболела. Возбуждение и неопределенность, снедавшие королеву в последнее время, оказались для нее непосильными: ведь несчастная не только перенесла тяжелые роды, но и постоянно тревожилась о судьбе своих маленьких сыновей.

Маргарите казалось, что, если бы мальчики бежали вместе с ней, хорошее настроение помогло бы ей восстановить здоровье. Теперь же она пребывала в глубокой подавленности и страдала от предчувствий беды.

Тени других маленьких принцев, отнятых у матери в столь сходных обстоятельствах, продолжали преследовать королеву, и, когда она лежала на одре болезни в Морпете, ей самой, да и всем вокруг, казалось – Маргарита больше никогда не поднимется на ноги.

Ангусу, как и друзьям, бежавшим вместе с Маргаритой в Англию, позволили приехать к ней в Морпет, даже Дэйкр был склонен относиться к Ангусу терпимо, так как его господин Генрих VIII не выказывал молодому человеку неодобрения. Ангус, тем не менее, отнюдь не чувствовал себя счастливым. Он постоянно раздумывал, как мог вляпаться в подобные неприятности. Молодой граф полагал, что Олбани непременно конфискует его владения, и отнюдь не жаждал стать изгнанником в Англии.

Не менее часто Ангус думал о Джейн Стюарт. Совесть, в сущности, никогда не переставала терзать его. Во-первых, девушка была очень нежной и любила его, и, кроме того, Ангус верил, что, сумей он встретиться с Джейн и все объяснить, она бы поняла, в сколь затруднительное положение юноша попал, когда королева страстно его желала, а семья с не меньшей страстью требовала этого брака. В сущности, Ангус просто не мог им отказать.

Но все это не принесло ему счастья (если не считать самых первых педель, по о них Джейн можно было и не рассказывать). Каждый день, когда Ангус приходил повидаться с Маргаритой, она выглядела все более усталой, изможденной и несчастной. Его маленькая дочь просто цвела, так что о ней не было никакой нужды беспокоиться, за девочкой ухаживали няньки, и теперь, когда они прибыли в Морпет, можно было использовать множество полезных вещей, присланных доброй королевой Екатериной.

Ангуса ничто не удерживало в Морпете. Олбани написал Маргарите, что, вернувшись в Шотландию, она будет пользоваться всеми доходами своих земель, а равно сможет принять участие в опекунстве над детьми при условии, что более не станет пытаться увезти их из королевства. Друзья королевы не пострадают из-за роли, сыгранной в ее эскападе.

Именно это, последнее, предложение соблазнило Ангуса. Он хотел вернуться в Шотландию, мирно жить в своих владениях, поехать к Джейн Стюарт и объяснить, почему он поступил так, как поступил.

И что мешало вернуться?

Разумеется, если Ангус это сделает, он лишь облегчит положение Маргариты.

Эта мысль настолько завладела молодым графом, что он начал строить планы.

Для Маргариты это было печальное Рождество. Она не только чувствовала себя больной телесно и страдала от душевных мук, не только жила в замке Морпет, хотя всем существом рвалась на юг, ко двору брата, но вдобавок получила ужасные новости.

Королева лежала в постели, ощущая слишком I ильную слабость, чтобы подняться. А маленькая дочка лежала в колыбели рядом с кроватью и мирно спала. Маргарита раздумывала, почему Ангус держится так отстраненно, будто поглощен какими-то тайными замыслами, почему каждый раз бросается к окну, заслышав стук копыт. Если он ждет послания от ее брата, то почему не говорит об этом? Маргарита тоже постоянно ждала вестей от Генриха.

Ангус и теперь стоял у окна, задумчиво глядя вдаль, и Маргарита подозвала его к себе.

Она хотела сказать, что они будут очень счастливы вместе. Просто они должны помнить, как любили друг друга в первые недели после свадьбы, пока не начались все беды. То, что страна не одобрила их союз, не причина отказываться от него.

Ангус подошел к ее постели, и Маргарита заметила, что его красивое лицо омрачено тенью обиды.

Королева протянула руку.

– Скоро Рождество, – сказала она. – Счастливое время.

– В этой дыре? Здесь хуже, чем в тюрьме! Как можно праздновать Рождество в тюрьме?

– Это не тюрьма, – отозвалась Маргарита. – Правда, тут мало удобств, но только потому, что это приграничная крепость. Дэйкр – хороший хозяин, поскольку мой брат приказал ему быть таковым. Не сомневаюсь, вскоре мы получим от него и Екатерины добрые вести. Подойди поближе, мой милый. – Ангус сел рядом, и королева продолжала: – Неужели ты так мечтаешь вернуться в Шотландию?

– Лучше бы мы вовсе ее не покидали!

– Если бы мы только могли увезти с собой моих сыновей… Я была бы вполне счастлива.

Ангус не ответил, по вдруг насторожился, услышав внизу стук лошадиных копыт. Он немедленно вскочил и подошел к окну, а когда повернулся, Маргарита заметила на лице мужа сильное волнение.

– Гонцы, – объявил он. – Я пойду посмотрю, что за новости они привезли.

Королева закрыла глаза. «Приглашение от Генриха, – подумала она. – Брат с нетерпением ждет моего прибытия ко двору. Он хочет показать мне, каким великолепным его сделал».

Королева улыбнулась, вспомнив десятилетнего Генриха и гадая, насколько он изменился.

Потом вернулся Ангус вместе с гонцом, и, поглядев на человека, явно проделавшего нелегкий путь, – он выглядел измученным и усталым, – Маргарита поняла, что привезенные им новости вряд ли благоприятны. Вдобавок гонец прибыл не из Англии, а из Шотландии.

– Вам лучше рассказать ее величеству то, что сообщили мне, – сказал Ангус.

Мужчина просительно взглянул на молодого графа, словно умоляя помочь ему в трудном деле. Но глава дома Дугласов молчал.

– Говорите скорее, – приказала Маргарита. – Не следует держать меня в напряжении.

– Ваше величество… маленький герцог Росс заболел детской болезнью… и… не оправился от нее.

В комнате наступила мертвая тишина.

Маргарита лежала, не говоря ни слова. Кровь отхлынула от ее лица. Это походило на то, как просыпаешься от кошмара и вдруг обнаруживаешь, что это был вовсе не сои.

То, чего она боялась, произошло.

Королева была безутешна. Женщины тщетно питались успокоить ее.

– Вам, конечно, очень тяжело, ваше величество… Но дети болеют этими болезнями… и часто умирают от них.

– Если бы я привезла малыша с собой, сегодня он был бы жив, – твердила Маргарита. – Мои враги сделали это. Они убили его, как некогда – моих юных дядей в Тауэре. А мой маленький Яков, что будет с ним?

– Ваше величество, вы ведь слышали, что король по-прежнему пребывает в добром здравии.

– Надолго ли? – с горечью воскликнула она. Королеву не удавалось успокоить. Женщины напоминали ей о недавней болезни, но она не обращала па них внимания.

– Это сделал он, убийца с черным сердцем! – кричала Маргарита. – Он убил моего маленького сына. Мое дитя… мальчик умирал, а матери не было рядом… Мой маленький Александр, он был таким красивым ребенком! А что будет с Яковом? О, это горький день для меня! Если бы я только могла заполучить этого убийцу! Как он это сделал? Говорят, моих дядей задушили в кроватках. Не так ли убит и мой Александр? Понимаете вы или нет, если этот человек убьет маленького Якова, как он убил его брата, тогда никто больше не будет стоять между ним и троном.

Женщины боялись, как бы в приступе горя королева что-нибудь не сделала с собой, и послали за Ангусом, надеясь на его благотворное влияние.

Он сел у кровати и стал умолять королеву не плакать, потому что ему больно это видеть.

– Тебе легко! – воскликнула она. – Это не твой сын!

– Мне тяжко смотреть, когда ты так горюешь.

Это смягчило ее.

– О, мой дорогой, – вскричала она, – что бы я без тебя делала? Но если бы только наши планы удались, если бы вместе с нашей милой дочкой были и мои сыновья, я ни о чем более бы не просила. Клянусь, ни о чем бы не просила!

Ангус встал на колени возле кровати.

– Вернемся в Шотландию, – взмолился он искренне. – Помиримся с Олбани.

– Помириться с убийцей моего сына?

– Ты сама знаешь, что он не убийца. Какой в этом смысл?.. Убить маленького Александра, оставив Якова в живых? Захоти он устранить все препятствия к трону, уничтожил бы их обоих.

– Откуда мне знать, что погубит Якова теперь, когда его брата больше нет?

– Да будь же разумной! У тебя истерика. О, я понимаю твое горе… и, разумеется, это и мое горе тоже, по ты отлично знаешь, что Олбани не совершал никаких убийств. Он не тот человек, кто пойдет на это. Вдобавок я убежден, что Олбани не испытывает особого желания получить корону Шотландии.

– Для тебя это просто. Это не твой сын умер. Убийца! Узурпатор! Еще один Ричард III, говорю тебе! И мой малыш – в его руках!

Ангус положил руку на лоб Маргариты. Интересно, что бы она сказала, узнав, что он писал к Олбани, спрашивая, на каких условиях может вернуться, а ответ герцога был самым доброжелательным, и, следовательно, он, Ангус, почти решил возвратиться домой независимо от того, поедет жена с ним или пет.

Его прикосновение успокоило королеву, но ей требовалось как-то излить свой гнев. Маргарита должна была сама каким-то образом успокоиться. Сама мысль, что она никогда больше не увидит Александра, казалась нестерпимой, и королева могла избыть ее, только выплакавшись, или же выплеснуть в приступе гнева.

Но в глубине души она не более Ангуса верила, что Олбани убил ее сына. Олбани – не убийца детей.

Маргарита вспомнила, как он принял ключи от замка у маленького Якова – высокий, прямой, красивый, с выражением доброты и терпимости в глазах. И как любезно он вел себя с ней – настолько, что напомнил Якова-старшего. Временами (хотя в этом тоже и самой себе не хотелось пока признаваться) Маргарита сравнивала Якова с Ангусом и думала: «Ах, но ведь то был король!»

А Олбани – сын короля, а плюс к тому – Стюарт. И в его глазах мерцала та ласковая предупредительность, та же галантность к женщине, в сущности неотразимая.

Ангус был убежден, что Олбани – не убийца, но, втайне соглашаясь с этим, Маргарита продолжала его обвинять – она была настолько больна от горя, что ощущала необходимость хоть как-то выплеснуть чувства.

Королева, глядя на Ангуса, на его красивый, но капризный и вялый рот, невольно ловила себя на мысли, что сравнивает его с Олбани и думает: «Герцог – сильный мужчина!»

Через несколько дней стало ясно, насколько потрясение горестным известием повлияло на здоровье королевы. У Маргариты началась лихорадка, и едва ли в замке Морпет нашелся бы хоть один человек, не уверенный, что королева при смерти.

И все же, пока бушевала лихорадка, сквозь невнятное бормотание то и дело проскальзывало повторяемое имя сына. И это выдавало, что у королевы на уме. Она цеплялась за мысль о малыше, как будто он был ниточкой, привязывающей ее к жизни. И в самом деле, казалось, это именно так – Маргарита не расстанется с жизнью, пока верит, что нужна сыну.

За стенами, налетая из-за границы, выли унылые январские ветры. В замок пробирался резкий, несносный холод.

Ангуса мучило нетерпение. Жена умирала, и, если молодой граф дождется ее смерти, Олбани может заявить, будто он принял его условия, лишь попав в безвыходное положение. Ангус не смел Ждать. Надо было показать регенту, что он осуждает поведение жены и готов служить.

И вот унылым январским днем, когда смерть Маргариты казалась делом минут, Ангус с несколькими слугами тихо покинул замок Морпет и вскоре уже скакал галопом к границе, направляясь в Эдинбург.

– Где мой муж? – спросила королева. – Попросите его прийти ко мне.

Женщина пошла звать графа, но очень долго не возвращалась.

Маргарита позвала к постели другую:

– Прошу вас, отыщите графа Ангуса и передайте, что мне угодно его видеть.

Женщина, опустив глаза, молча застыла.

– В чем дело? – осведомилась Маргарита. – Почему вы не исполняете мое распоряжение?

– Ваше величество, графа Ангуса нет в замке.

– Тогда где же он?

– Вернулся в Шотландию больше недели назад, когда ваше величество лежало при смерти.

– Вернулся в Шотландию! – прошептала королева, словно говоря сама с собой, потом вновь обратилась к горничной: – Понятно. Пожалуйста, оставьте меня.

Маргарита лежала, оцепенев от горя, не в силах пи плакать, ни злиться на Ангуса.

Итак, он бросил жену при смерти. И это – человек, ради которого она рискнула короной Шотландии!

Отныне королева уже не могла обманывать себя. Следовало в сердце признать то, о чем уже так долго твердил разум. «Это конец, – сказала себе Маргарита. – Я никогда не забуду, что он сделал со мной в замке Морпет».

Слуг поразило, с каким спокойствием королева восприняла предательство мужа. Вскоре после этого она встала с постели, и, ко всеобщему изумлению, ее здоровье стало восстанавливаться.

Весь февраль и март между Морпетом и английским двором сновали гонцы. И тогда же Маргарита получила от Генриха теплое письмо с приглашением в Лондон.

И в начале апреля Маргарита двинулась на юг.

Глава 8 МАРГАРИТКА, НОГОТОК, ГРАНАТ И РОЗА

Несмотря на предательство мужа и потерю младшего сына, Маргарита в те апрельские дни с радостным волнением готовилась ехать из Морпета на юг. Генрих писал ей очень ласково. Он с нетерпением ждал их встречи при своем дворе, потому что, говорил он, хорошо, когда братья и сестры иногда видятся, пусть долг перед подданными по необходимости удерживает их вдали друг от друга годами.

Его жена, Екатерина Арагонская, едва знакомая Маргарите в детстве, с таким же нетерпением ждала ее приезда, как и Генрих. Она слышала о тяжелых родах Маргариты и могла ей искренне посочувствовать, так как сама перенесла немало подобных тягот. Узы материнства объединяют их, писала Екатерина, мечтая увидеть маленькую Маргариту – всего на несколько месяцев старше ее собственной дорогой Марии, ибо та, как Маргарита, несомненно, слышала, родилась в феврале.

«И поскольку, моя дорогая сестра, вам предстоит долгое путешествие, я посылаю вам своего конюшего, сэра Томаса Парра, а также любимую белую лошадь с удобным седлом, каковое, надеюсь, сослужит вам добрую службу в пути к нам, на юг».

Маргарита слышала, что ее невестка – мягкосердечная женщина, до глубины души влюбленная в красавца мужа, часто грустила, поскольку до сих пор не смогла подарить Генриху наследника мужского пола, коего он так жаждал, по не отчаивалась, ведь после нескольких неудач она все-таки родила вполне здоровенькую Марию.

«Будет утешительно поговорить с невесткой», – размышляла Маргарита, зная, что та способна полностью разделить с ней горе утраты Александра и великую гордость за маленького Якова.

Маргарита стала понимать, что совершила огромную ошибку, позволив страстному увлечению юным Арчибальдом возобладать над здравым смыслом. Королева была одинока, ее снедало чувственное возбуждение, что являло собой неотъемлемую часть ее натуры, вот и решила очертя голову устроить роман с красивым мальчиком.

Но опыт делает нас мудрее. Будь у Маргариты снова возможность выбирать, она не выбрала бы капризного ребенка, а нашла кого-то более зрелого, мужчину вроде ее мужа. Умей он хранить верность и видя в жене умную, способную заниматься делами спутницу, Яков был бы идеальным мужем. Она хотела не подчинять, а только быть на равных.

Маргарита потеряла Якова, не сумела сохранить свое положение в Шотландии. Но бесполезно оглядываться назад; она должна ехать вперед – ко двору Генриха; должна посоветоваться с братом и его министрами, дабы, благодаря их помощи, вернуть себе регентство Шотландии и право заботиться о короле, своем сыне.

Если бы Маргарита не выскочила замуж за Ангуса, а у Олбани не было жены… могла бы получиться совсем другая история. Она гневалась на герцога, обзывала убийцей, но часто думала о нем и ничего так не хотела, как встретиться с ним и все высказать в лицо. Эта мысль будоражила королеву, но могла потерпеть.

А пока не оставалось ничего иного, как ехать па юг, в Лондон.

Ехать на белой лошади Екатерины было очень удобно, а сэр Томас Парр оказался приятным спутником и охотно признался, что его госпожа велела получше заботиться о «дорогой сестре».

Но это еще не все; в виде знака особого уважения Генрих послал Маргарите с одним из слуг множество серебряных вещиц – туалетный и столовый прибор для путешествия.

Следовательно, Маргарита не сомневалась в радушном приеме, вдобавок Генрих сопроводил серебряную посуду письмом, сообщая, что устроит празднества в честь сестры и ее супруга, как только те прибудут ко двору.

Земля вокруг была по-весеннему прекрасна; погода стояла мягкая; и Маргарита, будучи сильной от природы, быстро восстановила здоровье, а вместе с ним и веру, что получит то, к чему стремится.

Они миновали Ньюкасл и достигли Дурхэма. Однажды утром Маргарита отдыхала в постели, когда дверь в ее покои распахнулась и, к ее изумлению, вошел Ангус.

Застигнутая врасплох королева обрадованно вскрикнула и потянулась к мужу. Тот обнял жену, и она тотчас прильнула к нему.

Потом Маргарита слегка отодвинулась и посмотрела Ангусу в лицо. Но он так походил на смущенного мальчика, что королева захохотала.

– Я слышал, – пробормотал он, – мое отсутствие тебя опечалило.

– И вернулся, не желая меня огорчать?

– Я никогда не хотел этого делать.

– Ах, любовь моя, – вновь засмеялась Маргарита, – как мне тебя не хватало! Не хочешь ли повидать свою дочь?

– В свое время. В первую очередь я побуду с женой.

Королева опять почувствовала себя молодой. Была весна, а она так давно не видела Ангуса! Маргарита ясно дала понять, что сначала – любовь, а разговоры можно оставить на потом, и граф охотно повиновался.

По замку мгновенно разнеслось, что королеву не следует беспокоить, – вернулся молодой Ангус, и они хотят немного побыть наедине.

У англичан вытянулись лица. Что бы это значило? Не пытается ли муж убедить королеву вернуться в Шотландию? Такой поступок не обрадует их господина. Слугам не хотелось бы возвращаться к Генриху с рассказом об этом, ибо он имел обыкновение винить вестника за принесенные дурные новости.

Ангус был союзником Олбани, а герцог хотел вернуть королеву в Шотландию, дабы та поддерживала его правление, каковое, по сути, было правление Франциска, врага англичан.

Слуги угадали верно.

– Неужели ты не видишь всего безумия этой поездки в Англию? – говорил Ангус. – Возвращайся со мной в Шотландию. Олбани готов тебя принять.

Глаза Маргариты сверкнули гневом.

– Думаешь, я готова принять Олбани?

– Ох, перестань, что хорошего принесет кому бы то ни было эта вражда между тобой и герцогом?

– У меня нет желания покорно возвращаться к убийце моего сына.

– Твоего сына никто не убивал. Он умер от болезни, как это случается с маленькими детьми. Олбани тут совершенно ни при чем.

– Ты так искренне защищаешь своего друга!

– Он станет и твоим.

– Никогда! Я ненавижу его. Но что тебе до того? Видно, ты принимаешь его дела ближе к сердцу, чем интересы своей жены.

– Маргарита, прошу тебя…

– Не будь глупцом. Для меня единственный способ вернуть утраченное – это помощь брата. Олбани боится Генриха… так же, как и его господин, король Франции. И не без причины! Перестань болтать глупости. Мы едем в Англию.

– Мы?

– Ну да, ты и я, дорогой мой, потому что мой брат ждет и тебя.

Ангус угрюмо отвернулся, но Маргарита подошла и просунула руку ему под локоть:

– Подумай, любовь моя, ты будешь наслаждаться великолепием английского двора. Наш собственный очень беден по сравнению с ним, уверяю тебя. Мой брат любит маскарады и танцы. Ты ему поправишься. И станешь другом Генриха. Он говорит об этом во всех письмах: «Передай привет моему зятю, своему доброму супругу». Так что король очень хочет с тобой познакомиться.

Ангус не отвечал. Поехать в Англию? Когда Олбани был готов поддерживать с ним хорошие отношения? Когда Джейн сказала, что понимает: его принудили к женитьбе на королеве, и для них это не имеет значения? Оставить Джейн… теперь, когда они снова вместе?

Но Ангус не посмел выложить все это Маргарите. Он стоял молча, слегка насупясь, как будто бы соглашаясь признать ее правоту.

Она легонько толкнула его:

– Ну, иди. Моим женщинам пора одевать меня. Я присоединюсь к тебе позже. Я буду так радоваться твоему обществу всю дорогу в Лондон, любовь моя.

Ангусу стало страшно. Надо сейчас же что-то предпринять, иначе вскоре он и в самом деле поскачет на юг рядом с королевой, вместо того чтобы ехать на север – к Джейн.

Он кивнул, поцеловал ее и, когда королева шепнула: «Скоро я снова буду с тобой», не стал спорить.

Но из ее покоев Ангус направился прямо в конюшни, где его ждали слуги.

Молодой человек не вымолвил ни слова, пока не оказался в седле.

– Было ошибкой приехать сюда, – наконец выдавил он. – А теперь… поехали… как можно быстрее к границе с Шотландией.

Королева со свитой проследовала через Стоуни-Стратфорд, и по всей Англии люди выходили из домов полюбоваться кавалькадой. Англичане приветствовали королеву шотландцев, потому что она была сестрой их доброго короля и, как все знали, именно по его желанию едет на юг.

Когда Маргарита достигла Энфилда, уже стоял май. В тамошнем дворце королеву гостеприимно встретил сэр Уильям Ловел, лорд-казначей ее брата.

Теперь до Лондона оставалось всего два шага, и Маргарита знала, что вот-вот увидится с братом.

Замечательным утром, покинув Энфилд, молодая женщина подъехала к Тоттенхэм-Кросс, как вдруг заметила далеко впереди блистательную кавалькаду, едущую навстречу. Сердце так и затрепетало от удовольствия – Маргарита тотчас угадала, кто это, и не успела процессия приблизиться, узнала человека, скачущего во главе. Он казался более крупной и роскошной версией памятного сестре мальчика. Камзол на Генрихе был из пурпурного бархата, драгоценности сверкали на руках и одежде, а берет с пером украшали рубины и бриллианты. За эти годы он так сильно вырос, что казался гораздо выше всех своих спутников. Лицо сияло здоровым румянцем, а голубые глаза сверкали на ярком солнечном свете, пылая, как два огонька.

Это был ее брат Генрих, в этом не было ни малейших сомнений.

И он тоже узнал Маргариту с первого взгляда – их сходство не стало меньше, хоть оба и повзрослели.

Он подъехал совсем близко, улыбаясь.

– Мой король и дражайший брат!

Генрих изящно спрыгнул с лошади, и животное мигом подхватил грум. Брат подошел к Маргарите и поцеловал ей руку.

– Это великая радость, – сказал он.

– Генрих! Как я счастлива быть здесь!

– Мы с нетерпением ожидали вашего приезда. Но где же милорд Ангус?

Лицо Маргариты затуманилось.

– Он вернулся в Шотландию.

– Вот как? Почему же? Разве милорд не получил от нас письма с приглашением?

– Боюсь, он подумал, что разумнее помириться с Олбани.

Выражение детской радости исчезло с пухлого квадратного лица Генриха, глаза его сузились, и в складках кожи замерцали голубые льдинки. Брат повернулся к сестре, окинул ее оценивающим взглядом, и Маргарита угадала: Генрих отлично понял, что Ангус бросил ее.

Потом король Англии громко рассмеялся.

– Поступок, достойный шотландца! – воскликнул он. – Милорд Ангус может обойтись без нас, э? В таком случае, сестра, могу вам сказать, что и мы прекрасно без него обойдемся.

Он снова прыгнул в седло и повел лошадь бок о бок с Маргаритиной.

– Мы немного отдохнем у Комптона на Тоттенхэм-Хилл, – объявил Генрих. – А потом поедем в мою столицу.

Из Тоттенхэм-Хилл они выехали пополудни. Генрих на великолепной лошади со сверкающей упряжью выглядел впечатляюще; а рядом – Маргарита в дамском седле ведомой сэром Томасом Парром белой лошади Екатерины.

На обочинах дороги толпились люди. Генрих улыбался им, милостиво и восторженно принимая приветствия.

«Как Генрих упивается своим новым положением! – думала Маргарита. – Он всегда говорил, что все изменится, когда он станет королем, и так оно и вышло. И как народу по душе эта дарованная им веселая Англия! Вот это – Король! Как он отличается от нашего отца, тоже совсем не плохого короля… И все же именно благодаря Генриху VII Генрих VIII обладает сокровищами, что дают ему возможность так жить!»

– В замок Байнард! – воскликнул Генрих. – Я решил сделать его вашей личной резиденцией, сестра. Но мы не останемся там. Королева и наша добрая сестра ждут, надеясь встретить вас в Гринвиче.

Кавалькада немного помедлила у замка Байнард, что стоял на северном берегу Темзы, чуть ниже собора Святого Павла. И Маргарита, взглянув на эти норманнские башни и крепостные валы, осталась очень довольна жилищем, выбранным для нее Генрихом.

Здесь она отдохнула и сменила наряд, так как Генрих решил, что оставшуюся часть пути до Гринвича они проделают по воде.

Маргарита с нетерпением оглядывалась вокруг, то и дело в ней начинали шевелиться воспоминания. Минуло так много лет с тех пор, как она спускалась вниз по реке к Гринвичу… И до чего восхитительно было видеть и слышать на берегах людей, собравшихся приветствовать королевскую барку, внимать сладкозвучной музыке менестрелей, плывя по реке.

Теперь королева Шотландии видела дворец с кирпичным фасадом, обращенным к реке, башню В парке и монастырь, примыкающий к дворцу.

– Мы подготовили для вас в Гринвиче неплохие развлечения, сестра, – ликующим тоном объявил Генрих; Маргарита чувствовала, что он все время искоса наблюдает, желая знать, насколько сестру изумляет великолепие его королевства.

Брат и сестра поднялись по лестнице, и у ворот дворца их с приветствиями ждала королева.

Невестка тепло обняла Маргариту, и первые вопросы Екатерины, после того как она удостоверилась, что путешественница чувствует себя хорошо и дальняя дорога не причинила ей особого вреда, касались здоровья маленькой дочки.

А потом еще одна женщина выступила вперед, чтобы обнять Маргариту, – потрясающе красивая молодая особа. Она так напоминала Генриха, что Маргарита сразу угадала: это ее младшая сестра Мария, ныне совсем взрослая.

Маргарита, с удовольствием расцеловав ее, отодвинулась и поглядела на сияющее, смеющееся личико:

– Мария! Не может быть!

– А вы ожидали, что я навеки останусь ребенком? – фыркнула юная красавица.

– Сколько вам было лет, когда я уехала? Шесть?

– Ну да, – отвечала Мария, – а вам около тринадцати. Никто из нас не стоит на месте.

– И у вас не обошлось без приключений.

Мария состроила гримаску.

– Как и у вас, сестра, – прошептала она.

Генрих едва мог устоять на месте от нетерпения. Он хотел видеть свою семью дружной, но требовал, чтобы все помнили: кто бы ни пришел, кто бы ни появился после долгой разлуки, только одна персона может быть средоточием любого собрания – блистательный король Англии.

Будь с ней маленький Яков, будь крошка Александр еще жив и окажись Ангус таким мужем, о каком мечтала Маргарита, эти дни стали бы самыми счастливыми в ее жизни.

Чудесно было снова оказаться среди родных. Генрих жаждал произвести впечатление превосходством английского двора над шотландским, и роскошные пиры и балы следовали друг за другом. Маргарите, тоже обожавшей повеселиться, это доставляло большое удовольствие. Доброжелательная и отзывчивая Екатерина также приняла ее по-своему очень тепло. Что до Марии, то она пребывала в дивном настроении и была в восторге оттого, что живет в Англии – при веселом и блестящем дворе, созданном ее братом.

Маргарита говорила себе, что ей необходимо отдохнуть и расслабиться, прежде чем заняться государственными делами. В надлежащий момент Маргарита попробует объяснить Генриху, как необходима ей помощь, дабы вернуть то, что принадлежит ей по праву; но королева Шотландии отлично знала своего брата. Сейчас Генрих жаждал развлекать ее и, попытайся сестра вернуть его к скучным материям, был бы в высшей степени недоволен.

Да и сама Маргарита с удовольствием погрузилась в легкомысленные развлечения. Перед тем как прибыть в Лондон, она послала в Шотландию людей, чтобы ее наряды и драгоценности доставили в Англию – все это должно было ей понадобиться, ведь нельзя же уступать в блеске элегантным дамам двора Генриха.

Олбани, явно желая, чтобы королева перестала обвинять его в смерти маленького Александра, и, вероятно, испытывая к ней сочувствие, никоим образом не препятствовал сборам, и вещи прибыли в Лондон вскоре после ее приезда.

В тот день, когда доставили туалеты королевы Шотландии, с ней была ее сестра Мария, и женщины, отпустив слуг, вместе начали осматривать наряды.

Мария визжала от восторга, одну за другой вынимая из сундука сверкающие вещицы. Она порхала по комнате, надев пару рукавов из золотой парчи, подбитых пунцовым бархатом; надевала на голову шеврон и поворачивалась то так, то эдак, дабы разглядеть свое отражение в полированном зеркале, восхищаясь блеском драгоценностей.

– Вы очень неплохо жили в Шотландии, сестра, – объявила Мария. – А мне всегда казалось, что это на редкость мрачная страна.

Маргарита сидела на постели, изучая золотой воротник, украшенный эмалевыми белыми розами, и вспоминая, по какому случаю Яков подарил ей его.

– Мой муж был великим королем и настоящим рыцарем.

– Но он был старым! – бросила Мария, и ее прелестное лицо потемнело. Видя, как сестра поежилась, Маргарита поняла, что та думает о дряхлом короле Франции, за которого ее выдали замуж. Бедная Мария! Хотя бы такие муки обошли саму Маргариту!

– Не такой, как Людовик. Просто Яков был старше меня… а я приехала туда совсем юной, так что в действительности он вовсе не был стар, а пребывал в полном расцвете сил. Знаете, Мария, я считаю Якова IV самым красивым из всех мужчин, каких мне когда-либо доводилось видеть.

– Только не говорите этого при Генрихе, – рассмеялась Мария.

– Но хоть теперь-то вы счастливы, Мария? Младшая сестра захлопала в ладоши и возвела глаза к потолку:

– До безумия!

– Значит, дело того стоило. Мария надулась:

– Этого вообще не должно было произойти. Что хорошего дал этот французский брак Англии?

– Он позволил заключить мир между двумя странами, что всегда замечательно.

– Плохой мир! И ради него мне приходилось выносить… это.

– Не так уж долго.

– О нет! Долго я бы не вынесла. Потом король умер, а Чарльз приехал забрать меня домой.

– И женился на вас.

– Я настояла на своем, Маргарита. Я твердо решила. А Генрих обещал, что если я выйду за старого Людовика, то смогу выбрать себе любого, когда он умрет. И я выбрала Чарльза… правда, много раньше, чем стала женой Людовика.

– Следовательно, ваше желание исполнилось.

– О, это было золотое время, Маргарита. Я никогда его не забуду. Быть женой Чарльза… и вместе гадать, чем нам предстоит расплачиваться за свою смелость… но не тревожиться об этом!

– Это был необдуманный поступок. Вы могли носить во чреве наследника Франции.

– Я вовсе не была беременна. Но как забавно было дразнить Франциска и его старую мамашу, делая вид, будто я в тягости!

– Похоже, вы нашли себе развлечения при французском дворе.

– Только после того, как умер мой муж, Маргарита. Как Тюдоры, мы отважны и темпераментны! Мне очень хотелось взглянуть на вашего Ангуса. Он очень красив?

Лицо королевы окаменело.

– Довольно-таки.

– Почему он не приехал с вами?

– Предпочел остаться в Шотландии.

– Я знаю, как поступила бы, будь у меня такой муж!

– И как же?

– Избавилась бы от него и нашла себе другого.

– Проще сказать, чем сделать.

– Что? И это говорит Тюдор! Разве вы не слыхали, что Тюдоры всегда найдут выход? Я сказала, что выйду замуж за Чарльза Брэндона, – еще до того, как меня отправили во Францию, – и вышла! Мы всегда получаем то, чего хотим… даже если обстоятельства порой заставляют нас ждать. Мы, трое, совершенно одинаковы – вы, я и Генрих. Разве вы не видите этого?

– Мы сильны и решительны – да, я вижу.

– Иногда мне чуть-чуть жаль тех, кто вступает с нами в брак. Я немного сочувствовала бедному Людовику. Знала, что он долго не протянет. Он так старался быть молодым, Маргарита! И делал ошибку. Погоня за молодостью свела старика в могилу. И вот теперь ваш Ангус… я уверена, вы заставите этого человека горько пожалеть о том, как он с вами поступил. Иногда я смотрю на Генриха и Екатерину и думаю: «Несчастная Екатерина».

– Но она так предана нашему брату!

– Екатерина очень добродетельна и всегда будет хранить ему преданность, поскольку это ее муж. Ее религия точно говорит женщине, где ее место. Но между ними уже возникли небольшие трения. Генрих начинает задумываться, почему Екатерина не способна родить ему сына.

– Но у нее, бедняги, было несколько выкидышей, а теперь она родила Марию.

– Да, но где же мальчики, где мальчики? – Мария уцепила за серебряный шарик с ароматическими травами пояс, расшитый драгоценными камнями, и обернула его вокруг талии. – Нет, – сказала она, – не хотела бы я оказаться женой или мужем одного из Тюдоров… и не угодить им. Будь я Ангусом, Екатериной или даже Чарльзом, держалась бы очень осмотрительно.

Потом она принялась кружить по комнате – столь полная жизни и очаровательная, что Маргарита легко могла понять, как стареющий король Франции, подстегиваемый страстью к юной Тюдор, в погоне за мечтой сошел в могилу.

С Екатериной Маргарита провела немало приятных часов, и, оставаясь наедине, это были не королевы, а две матери, с удовольствием и любовью говорящие о своих детях.

Маленькие девочки почти не отличались по возрасту и, когда Маргарита бывала в Гринвиче, делили детскую. Обе матери испытывали огромное удовольствие, навещая их, и, отослав нянек да прислужниц, сами сидели с детьми.

Маргарита, памятуя слова Марии о растущем недовольстве Генриха неспособностью Екатерины дать ему наследника, чувствовала, как ее тянет к невестке не только благодаря симпатии и общим интересам, но еще из жалости.

И во время этих встреч в детской Екатерина изливала душу, рассказывая, как страстно хочет родить сына.

– О, родить бы мне только Генриху сына, в коем он так нуждается, – и я была бы совершенно счастлива, – сказала она невестке.

– У вас получится, – утешила ее Маргарита. – Вам просто не повезло, как и мне в первое время. У меня родились маленький Яков и маленький Артур, но оба умерли. Потом родился второй Яков. Ах, видели бы вы моего малыша! Я и жизни не видела более прелестного ребенка.

– О, я очень хотела бы его увидеть! Какую радость он должен вам доставлять!

– Если бы только сын был со мной. – Маргарита на мгновение сникла, и Екатерина мысленно выругала себя, что напомнила невестке о разлуке с малышом. Но она не могла скрыть зависть, мелькнувшую в глазах, и Маргарита поняла, что это ей следует пожалеть несчастную женщину. – Я уверена, что Мария очень подросла, с тех пор как мы ее видели последний раз, – обронила она. – И моя Маргарита тоже растет. Бедное дитя! Как вспомню, что она впервые увидела свет в мрачном Харботтле! Это совсем не похоже на другую малышку… родившуюся со всей королевской пышностью тут, во дворце Гринвич.

Екатерина не удержалась и взяла дочь на руки. Мария, па редкость спокойный ребенок, безмятежно оглядела мать.

– Я не сомневаюсь, что она вырастет очень мудрой, – заметила Екатерина.

– Да, безусловно, в малышке уже заметна склонность к раздумьям, – ответила Маргарита и взяла из колыбели дочь. Две матери устроились на скамеечке у окна, каждая – со своим ребенком на коленях.

Маргарита попросила Екатерину рассказать о крестинах Марии, и та была вне себя от счастья, вспоминая эту церемонию. Она поведала, как дорогу от дворца до источника в церкви Серых братьев Гринвича устлали коврами, как крестными матерями выбрали принцессу Екатерину Плантагенет и герцогиню Норфолк; как ребенка несла графиня Солсбери, а герцоги Норфолк и Суффолк шли по обе стороны от нее; и сам кардинал Вулси стал крестным отцом.

Маргарита слушала и восклицала:

– Как все это отличается от того, что было у моей маленькой Маргариты в Харботтле!

И когда они так беседовали, в детскую вошел Генрих, облаченный в зеленый бархат, усыпанный драгоценными камнями. Король жизнерадостно приветствовал обеих женщин:

– Ха! Материнский совет, э? И какие хорошенькие детки!

Он взял Марию у матери и стал покачивать ее па руке, с улыбкой глядя в глаза, что разглядывали его так же невозмутимо, как и Екатерину.

– Какой умный ребенок! – воскликнул Генрих. – Она узнала своего отца.

Екатерина нежно улыбнулась обоим.

– Вы должны хотя бы взглянуть на мою маленькую Маргариту, – сказала Генриху сестра.

Король подошел поближе и взглянул сверху вниз на ребенка у нее в руках.

– Красивая девочка, – признал он и дотронулся пальцем до щечки маленькой Маргариты. – Надеюсь, она узнала своего дядю!

Немного походив по комнате, Генрих остановился у окна.

– Как вам не повезло с сыном, Маргарита, – буркнул он.

Лицо Маргариты затуманилось, и Екатерина с тревогой следила за ней. Она попросила бы Генриха не говорить об этом, если бы только посмела.

Генрих помрачнел:

– А все этот негодяй Олбани! Богом клянусь, мне доставит удовольствие отправить его обратно во Францию!

– Именно это и произойдет, как я надеюсь, – отвечала Маргарита. – Тогда я смогу вернуться, получить обратно регентство и опеку над Яковом, забыть прошлые беды и опять чувствовать себя счастливой.

– Маргарита, вы и так счастливы – у вас есть сын!

Нижняя губа короля воинственно выдвинулась вперед, и лицо неожиданно стало угрюмым.

– Да, я очень горжусь своим маленьким Яковом. И очень хотела бы, чтобы вы его увидели, Генрих. Знаете, кого он больше всего напоминает?

– Кого? – требовательно осведомился король.

– Вас!

– Неужели? – Угрюмость мигом исчезла, и лицо монарха вновь засияло. – Какого цвета у него волосы?

– Темно-золотые. Румяное личико. Голубые глаза. Те, кто видел вас, всегда говорят: «Как он похож на своего дядю!»

Генрих хлопнул себя по бедру, затянутому в бархат:

– Расскажите-ка мне еще об этом маленьком короле! Он умный? Веселый?

– Разве я не сказала, что Яков похож на вас? И не только внешне, уверяю! Я думаю, когда он вырастет, будет точь-в-точь как вы.

– Будем надеяться, что так и выйдет, – с любовью сказала Екатерина.

Генрих нежно взглянул на нее, но у него всегда очень резко менялось настроение. Маргарита видела, что брат опять думает: «Почему у других есть сыновья, а мне в этом отказано?»

Был солнечный день, и в Гринвиче толпы народа собрались посмотреть на турнир.

Маргарита сидела рядом с сестрой и невесткой на возвышении, устроенном для них. Это было великолепное зрелище: дамы ярко одеты, и Маргарита втайне ликовала, что выглядит ничуть не хуже любой из них. Ее платье было столь же броской расцветки, как у Марии, и не менее дорогое, чем Екатеринино. Последней, конечно, не хватало умения блеснуть, столь развитого у Маргариты, Марии и Генриха; где бы ни появлялись эти трое, великолепие нарядов немедленно выдавало, кто они такие, даже если их не знали в лицо.

Балкон был изысканно украшен их символами: маргаритка – для Маргариты, ноготки – для Марии, гранат – для Екатерины; но доминировала над всеми роза Англии – личная эмблема Генриха.

Крики толпы, теплый солнечный свет, рыцари в блистающих доспехах – все это возбуждало и поднимало настроение. Турнир – славное событие, и Маргарите льстило, что таковой устроен в ее честь.

Взгляд Марии не отрывался от высокой фигуры одного из участников турнира.

– Суффолк мог бы победить всех, если бы только захотел, – шепнула она Маргарите.

– Тогда почему он этого не хочет? – поинтересовалась королева Шотландии.

– Вас не было тут чересчур долго. Естественно, ни один рыцарь не может сиять ярче, чем кое-кто. Вчера вечером я сказала ему: «Если вы меня любите, будьте осторожны на турнире». – «Как? – ответил он. – Неужели вы опасаетесь, что какой-нибудь слишком проворный рыцарь убьет меня?» – «Нет! – воскликнула я. – Это бы еще полбеды, я боюсь, как бы вы не затмили короля».

– Значит, Генрих, как и прежде, любит всегда быть победителем?

Мария громко расхохоталась:

– Неприятности возникли бы у любого, кто посмел бы выказать себя более отважным рыцарем. И знаете, мы с Чарльзом все еще несем наказание за вольность. К примеру, должны выплатить Генриху мое приданое. И приходится вести себя тише воды. Помните об этом, Маргарита. Если вы чего-то хотите от Генриха, – а я полагаю, вам нужна его помощь, чтобы вернуть свое королевство, – ни на миг не упускайте из виду: в любом месте он неизменно и всегда должен удерживать превосходство. Запомните это настолько твердо, чтобы уверовать всерьез, и Генрих станет вашим другом.

– Как вы можете так говорить о нашем брате?

– Да ведь я его сестра и очень хорошо своего брата знаю. Я люблю Генриха, и он меня любит, но я изучила его лучше, чем он меня, по правде сказать, даже лучше, чем наш брат сумел постигнуть собственную персону.

Маргарита задумчиво следила за фигурами в латах, выезжающими на турнирное поле. Мария сказала чистую правду, и женщине разумной следовало запомнить это.

– Кто этот необъятный рыцарь, что сейчас выезжает на поле?

– Сэр Уильям Кингстон. Его ни с кем не спутаешь из-за габаритов.

– Ну, думаю, такого молодца никто не ссадит с коня.

– Как знать? – мудро ответила Мария. Теперь все внимание толпы сосредоточилось на двух рослых рыцарях в плащах, расшитых золотыми цветами жимолости, ибо, судя по всему, с кем бы эти рыцари ни сражались, они всегда выходили победителями.

Маргарита заметила, что Мария ни на минуту не сводит с них блестящих глаз, и, наклонившись к сестре, услышала, как та шепчет: «Будь осторожней, Чарльз… Будь хорош… так хорош, чтобы все об этом говорили… а потом стань чуточку похуже». Маргарита подумала: видно, жизнь во Франции изменила Марию, сделав из нее циника. Или это влияние молодого Франциска? Маргарита была склонна считать, что это вполне возможно.

Мария возбужденно кричала:

– Смотрите, Кингстон на поле! И с ним высокий рыцарь… Кингстон падает… вместе с лошадью и всем прочим. В первый раз вижу, чтобы его так свалили!

Молодая женщина откинулась на спинку расшитого ноготками кресла и негромко захихикала.

В большом зале собрались рыцари.

Королева Екатерина сидела на троне с Марией по одну руку и Маргаритой – по другую. Рыцари выходили вперед по очереди и склонялись перед ней.

В зал вошел тот, на кого обратились все взоры, поскольку именно этот рыцарь уложил сэра Уильяма Кингстона вместе с лошадью, и сей невероятный подвиг до сих пор обсуждали.

– Теперь, – сказала Екатерина, – мы должны узнать имя неведомого героя, а потому пусть он снимет шлем. – Королева обратилась к рыцарю: – Сэр, мы хотели бы поговорить с вами и высказать, как восхищены вашей отвагой. Это был смелый и мастерский удар. Я сомневаюсь, что когда-либо прежде видела на турнирах подобное умение.

Мария тоже заговорила, и в ее голосе Маргарите почудилось скрытое лукавство:

– Клянусь, сам король пожелает бросить вам вызов, сэр рыцарь, ибо он гордится званием непревзойденного мастера турниров.

Рыцарь вышел вперед, склонился перед королевой, и, когда шлем был снят, все увидели раскрасневшееся и веселое лицо Генриха.

– Значит, я обманул вас, э? Вас, Кэйт, и вас, Мария, и вас, Маргарита! Ну, вы долго были в дальних краях, а вот Кэйт и Мария… думается мне, они могли бы и узнать своего короля.

Екатерина поспешно сказала:

– Да, теперь, узнав правду, мы удивлены, что не догадались, поскольку никогда не видели подобного мастерства ни у кого, кроме как у вашего величества.

– Так вы высокого мнения о моем мастерстве, э?

– И моя величайшая радость за все время турнира, – продолжала Екатерина, – узнать, что победителем стал мой король.

– Ладно-ладно, это было сделано в вашу честь! Такой маскарад разыгрывался уже много раз и будет повторяться снова и снова.

Генрих был в приподнятом настроении. На пиру король много пил, и его голос перекрывал другие. Он распорядился позвать музыкантов, сам играл на лютне, а один из певцов исполнил песню его сочинения.

«Как Генрих любит жизнь! – думала Маргарита. – Как он счастлив! Насколько его судьба отлична от моей. И все же у короля пет того, чего он больше всего жаждет; у меня, хоть сейчас мы и в разлуке, все-таки есть мой маленький Яков. И пускай малыш в Стирлинге, а я в Гринвиче, он остается моим любимым сыном».

Пришло лето, и Маргарита забеспокоилась, хотя никогда не могла насытиться весельем и постоянные развлечения при дворе брата приводили ее в восторг. Королева скучала по Ангусу и думала, что, присоединись муж к ней в Англии, она простила бы ему предательство. Маргарита жаждала увидеть маленького Якова и частенько напоминала себе, что приехала ко двору Генриха вовсе не затем, чтобы тратить время на удовольствия.

Генрих, как она выяснила, отнюдь не стремился к дружбе с Шотландией, прекрасно зная, что, пока Олбани остается регентом, эта страна будет верным союзником Франции. Генрих ненавидел Франциска не меньше прежнего, ревнуя к его воинской славе, а равно – к приключениям дома и за границей. Король Англии досадливо сжимал в «куриную гузку» рот при всяком упоминании о любовных подвигах француза и частенько говорил, будто не верит, что Господь способен долго благоволить подобному человеку.

Генрих ныне искал дружбы императора Максимилиана, полагая, что, объединясь, они смогут воспрепятствовать тщеславным планам Франциска править всей Европой.

Однако английскому королю очень хотелось лишить Олбани регентства, и он писал шотландскому парламенту, что ему не нравится видеть своего племянника в постоянной опасности, и, если королю будет причинен вред – как это, к сожалению, случилось с его младшим братом, – все подозрения падут на Олбани. Следовательно, его надо срочно отослать обратно во Францию.

Ответ парламента, гласивший, что король пребывает в добром здравии и отнюдь не подвергается опасности, а Совет вовсе не намерен сместить Олбани, привел Генриха в бешенство.

Но Олбани, более всего желавший сохранить мир, написал Генриху, что надеется, получив дозволение, приехать в Англию убедить Генриха в полном отсутствии дурных намерений.

Получив это послание, король пришел в покои Маргариты дворца Гринвич и показал письмо сестре.

– Ха! – воскликнул он. – Если этот малый приедет сюда, он окажется у нас в руках. Тогда я сумею заставить его подчиниться моей воле.

– Думаете, что король Франции это допустит, Генрих?

– Франциск! – выплюнул Генрих, и румянец на его щеках расцвел еще ярче. Ни одно имя во всем христианском мире так его не раздражало. – Нет, сестра, – продолжал король, и его зловещий взгляд встревожил Маргариту, учитывая, как много она надеялась здесь получить, – я не считаюсь с желаниями короля Франции и объясню своему лорду-кардиналу, как следует обращаться с мастером Олбани, как только его нога ступит в пределы моего королевства.

– Вы поступите со свойственной вам мудростью, Генрих, – ответила Маргарита, – но я не думаю, что, хорошенько все обдумав, Олбани приедет к вашему двору. Он проницателен и не глуп.

– Я облеку приглашение в медовые слова, – хмыкнул Генрих.

Маргарита оказалась права: Олбани не поехал в Англию, а отправил посланца, некоего Франсуа де Ладайета, каковой пообещал, что, вернувшись в Шотландию, Маргарита получит обратно свое приданое, а ее муж Ангус и его клан сохранят все привилегии шотландских подданных при условии, что не станут бунтовать против властей.

«Условия вполне справедливы», – подумала Маргарита. За этот долгий год она истосковалась по Шотландии, хотела повидать сына и Ангуса. Королева несколько запуталась в отношениях с мужем и, хотя думала о нем без особого тепла, считала необходимым вновь побыть рядом, чтобы разобраться в собственных чувствах. А кроме того, был еще Олбани. Маргарита убеждала себя, что ненавидит регента, но часто думала о нем, желая встретиться лицом к лицу. Стоило упомянуть имя Олбани, как она разражалась проклятиями, называя его убийцей своего сына, но в глубине души сама этому не верила.

Олбани был из королевского рода Стюартов, а Маргариту, с тех пор как она узнала своего первого мужа, завораживал этот клан. Ее тянуло вновь встретиться с Олбани, жить поблизости, а возможно, понять истинные чувства к нему.

Генрих предоставил к услугам Маргариты дворец под названием Скотленд-Ярд, что использовался как резиденция королей Шотландии во время их пребывания здесь. Из окна башни королевского казначейства она могла смотреть на реку. Неподалеку были Чаринг-Кросс и Вестминстерский дворец, где располагался двор.

Совсем скоро наступало Рождество, и минуло более года, с тех пор как королева покинула Шотландию. Маленькой Маргарите шел второй год, и эта подвижная малышка отличалась сильным характером. Да, похоже, они чересчур долго не были дома.

Самое неприятное – что у королевы возникли финансовые затруднения. Ей требовались деньги па слуг и наряды, поскольку Генрих по-прежнему настойчиво устраивал празднества в ее честь, а Маргарита не могла появляться там в платьях, которые все не раз видели.

У королевы Шотландии не было иного выхода, кроме как обратиться к кардиналу Вулси и попросить денег, что казалось до крайности унизительным; но она упирала на то, что в противном случае придется воззвать к королю, а ведь речь идет только о займе, каковой Маргарита выплатит, вернув свою собственность.

И королеве удалось получить нужную сумму, а это означало несколько новых роскошных нарядов, что всегда приводило ее в хорошее настроение, но Маргарита с тоской думала о Шотландии.

– Яков забудет свою мать, – говорила она друзьям, – если вскоре не увидит меня. Он слишком мал для такой долгой разлуки.

Королева не упоминала мужа, но пыталась угадать, чем он занят во время ее отсутствия. Она не знала, что Ангус заключил союз с Олбани и выполняет указания регента.

О самом Олбани появились новости. Здоровье его жены сильно ухудшилось после отъезда супруга в Шотландию, и ходили слухи, что она при смерти. Олбани рвался поехать к ней, выступил в Толбуте на заседании парламента и со страданием в голосе объявил, что хочет быть рядом с женой, лежащей на смертном одре.

«Вот мужчина, о каком мечтает любая женщина!» – вздыхала Маргарита, невольно сравнивая подобную верность с предательством Ангуса, бросившего жену при смерти.

Но шотландцы в тот момент не могли отпустить Олбани, и, хотя парламент дозволил ему вернуться во Францию, лэрды подчеркнули, что он сможет ехать, лишь когда положение достаточно укрепится.

Итак, Олбани остался в Шотландии, а Маргарита продолжала по ней скучать.

Наступило Рождество, и его отпраздновали в Гринвиче.

Генрих объявил, что в честь его сестры надо устроить особенно пышные празднества, так как, похоже, скоро она их покинет.

И Маргарита сидела на тронном месте рядом с братом, сестрой и невесткой, а в зал вкатили огромный искусственный сад на колесах. Генрих, не сводя глаз с Маргариты, чтобы убедиться, насколько сильное впечатление это па нее произвело, прошептал: «Сад Надежды».

В каждом из четырех углов этого устройства высились башенки; а края «сада» покрывали искусственные цветы из разноцветных шелков и кружев и листья из зеленого атласа. Посередине стояла отделанная драгоценными камнями колонна с позолоченной аркой из алых и белых роз наверху. В глубине этой арки виднелся огромный букет роз, маргариток, ноготков и гранатов. В саду сидели двенадцать разряженных мужчин и двенадцать не менее пышно одетых женщин. И когда сад подкатили к помосту с королем, королевой и его сестрами, кавалеры и дамы, выпорхнув из шелковых кущ, исполнили балет.

Маргарита, радостно хлопая в ладоши, заявила, что никогда не видела столь изысканного зрелища!

– И не увидите в Шотландии, – ответил Генрих с глубоким удовлетворением.

«Не увижу, – подумала королева, – но, тем не менее, хочу там оказаться. Интересно, как вырос Яков? Что поделывает Ангус? И собирается ли Олбани уезжать?»

Зима прошла чередой сплошных развлечений, и наступила весна.

Маргарита решила с наступлением теплых майских дней отбыть домой.

– В таком случае мы должны устроить прощальные празднества! – воскликнул Генрих. – Я хочу, чтобы они были особенно блестящими и элегантными, и у себя в Шотландии вы вспоминали, как мы веселимся здесь, в Англии.

– Вы очень добры ко мне, – сказала Маргарита.

– О, и готов и на большее, моя дорогая сестра. Когда вернетесь в Шотландию, постарайтесь отправить негодяя Олбани туда, откуда его прислали. Это лакей короля Франции, и просто скандально, что он занял место, принадлежащее вам.

Маргарита изобразила на лице согласие, хотя вовсе его не испытывала, а, напротив, по возвращении в Шотландию надеялась отыскать возможность поговорить с Олбани и как-нибудь договориться с ним.

Она готовилась к отъезду, когда в Лондоне взбунтовались подмастерья. Лондонцы восстали против чужеземных рабочих в городе: грабили и поджигали дома. Особенно яростно нападали на испанских купцов Лондона, крича, будто с тех пор как королева-испанка разделила трон с королем, власти относятся к этим людям до такой степени благосклонно, что это поставило под угрозу жизнь англичан. Казалось, чужеземцы ничего не хотели, кроме работы; англичанам нравилось немного потрудиться, а потом отдыхать. Поэтому пришлые добивались большего благосостояния, чем местные жители, а это вызывало сильную злобу. Страсти достигли накала в тот день, который впоследствии стал известен как Черный день мая.

Герцог Норфолк прибыл в Лондон усмирять мятежников, Томас Мор, будучи помощником шерифа Сити, с риском для жизни обратился к толпе, умоляя проявить терпимость к иноземцам, и объяснял, что не стоит навлекать на себя гнев короля. Генрих держался подальше от Лондона – он ненавидел любые вспышки недовольства среди своих подданных и, хотя собственноручно мог лишить головы любого придворного, посмевшего выразить несогласие, совершенно терялся перед толпой. В тот печальной памяти день двести семьдесят восемь юношей были схвачены и брошены в тюрьму, в том числе – мальчишки лет двенадцати – четырнадцати, а по всему городу ставили виселицы как ужасное напоминание для всех подданных, кто впредь посмеет нарушить королевский покой.

Это положило конец празднествам по случаю отъезда Маргариты – она от всего сердца жалела, что не уехала из Лондона раньше, до того как увидела эти жуткие виселицы и услышала на улицах стенания женщин, умоляющих помиловать их юных сыновей.

Она догадывалась, что в гневе Генрих беспощаден, и была права.

Екатерина и Мария пришли к ней в покои, и они ни о чем не могли говорить, кроме печального события.

Екатерина, самая добросердечная, была расстроена до слез.

– Матери посылают мне прошения, умоляя заступиться за них перед королем. Это меня так огорчает! Но что я могу сделать? Генрих меня и слушать не станет.

Мария грустно покачала головой:

– Король решительно настроен покарать смутьянов. Он считает, что нужно преподать всем урок, и отнюдь не склонен к милосердию.

– Неужели мы ничего не можем сделать? – спросила Маргарита. – Что, если мы втроем попросим за этих мальчиков? Генрих любит смиренные мольбы.

«Да, – подумала она, – это напоминает ему, какую власть он имеет над всеми нами».

– Будь это сделано публично… – размышляла Мария, знавшая брата даже лучше, чем Маргарита. Она вдруг встала и расхохоталась: – У меня есть план! Генрих приедет в большой зал Вестминстера, чтобы вынести там приговор, это весьма торжественная церемония: кардинал, совет, мэр и олдермены будут присутствовать, и мы тоже – вы ведь знаете, брат любит повсюду таскать нас с собой. И если, когда все будут в сборе, мы снимем головные уборы, распустим волосы и бросимся перед королем на колени… Ну, неужели не ясно?

– Это будет так же эффектно, как театральное представление, – согласилась Маргарита.

На высоком помосте в зале Вестминстера сидел король; чуть ниже – великий кардинал Вулси, соперничавший с Генрихом великолепием и торжественностью. Собрались королевский совет, мэр и олдермены. Короля окружала семья – жена и две сестры.

Потом в зал ввели заключенных – в основном юнцов, но попадались люди и постарше, даже несколько женщин. Они шли с веревками на шее – несчастные, грязные, утратившие всякую надежду. За стенами собрались их семьи – с улицы доносились крики и плач. Зачинщики восстания были уже наказаны и к этому времени висели на столбах перед домами своих хозяев. Но, судя по всему, и этих жалких узников еще до заката постигнет та же судьба.

Генрих гневно взирал на пленников: лицо его побагровело, а брови так хмурились, что голубые глаза почти утонули в складках жира.

Кардинал попросил короля проявить милость к заключенным, большинство коих были почти детьми, по Генрих угрюмо ответил, что покой его города был нарушен и он не станет терпеть подобных бесчинств. Необходимо преподать горожанам урок: пусть увидят, что бывает с теми, кто смеет нарушить закон короля.

Однако наблюдавшей за братом Маргарите было ясно, что Генрих вовсе не так разгневан, как старается показать; сейчас он играл роль, как обожал делать это на маскарадах; великий король, всемогущий, ужасный… и тем не менее готовый проявить милосердие.

Мария встретилась с ней глазами. Это был сигнал. Женщины сняли головные уборы, и волосы рассыпались у них по плечам. Вся троица славилась изумительными волосами.

Король озадаченно уставился на жену и сестер, когда они бросились перед ним на колени и, рыдая, стали просить о помиловании узников. Генрих сурово смотрел на эти прекрасные склоненные головки несколько секунд, прежде чем позволил себе смягчиться. Он перестал хмурить брови, и маленькие голубые глаза засияли.

– Да, – пробормотал король, – они и впрямь совсем молоды. И как я могу отказать в милости, когда о ней так просят?

В зале воцарилась тишина, но она продержалась всего пару минут. Потом узники, поняв, что произошло, сняли с шей веревки и начали подбрасывать их в воздух.

Три королевы поднялись на ноги. Маргарита и Мария заговорщически улыбались друг другу, но Екатерина искренне плакала.

«Действительно, – подумала Маргарита, – ни дать ни взять спектакль!»

Отзвучали слова прощания, и Маргарита двинулась в путешествие на север. Приятно было ехать по зеленой английской земле ранним летом, и королева не спешила бы вовсе, если бы не желание поскорее увидеть сына. Перспектива воссоединиться с Ангусом тоже прельщала ее. Чувства к мужу сильно изменились: Маргарита не раз думала в этот последний год, что, будь Ангус рядом, дни не были бы столь беззаботными; но все равно молодая женщина не могла подавить возбуждения, нараставшего по мере того, как они приближались к границе. А еще Маргарита думала об Олбани и гадала, сумеет ли с ним договориться; причем размышления о переговорах поднимали настроение не меньше мыслей о встрече с мужем.

Город Йорк приветствовал возвращение королевы от английского двора с не меньшей торжественностью, чем когда она ехала в Лондон. Выяснилось, что тут пребывает один из дворян Олбани – некий Готье де Мален, и Маргарита послала за ним, желая узнать, нет ли у него новостей от господина.

– Да, ваше величество, мой господин после долгих отлагательств все же отбыл во Францию – отплыл из Дамбартона восьмого июня.

– А мой сын, король?

– Он здоров и счастлив, ваше величество. А так как стало известно, что вы возвращаетесь в Шотландию, короля перевезли из Стирлинга в Эдинбург, в его покои замка Дэвид.

– А! Так Яков здоров и счастлив. Я рада и надеюсь вскоре быть с ним.

Это были хорошие новости; но Маргарита немного досадовала, что Олбани уехал во Францию. Правда, она никому бы в этом не призналась, поскольку даже самой себе признавалась лишь отчасти.

Королева узнала, что перед отъездом Олбани назначил регентский совет, куда вошли архиепископ Сент-Эндрюса и Глазго, графы Ангус, Арран, Хантли, а также Аргайл и господин де ла Басти, причем последний, несомненно, блюл интересы Олбани.

Маргарита была довольна, что Ангус оказался в этом совете, хоть это и означало, что после ее отъезда в Англию он успел поладить с Олбани. Возможно, с его стороны было бы глупо сопровождать ее в Англию. Да и, вероятно, с возрастом Ангус стал мудрее. Но насколько счастливее чувствовала бы себя Маргарита, брось он все ради того, чтобы оставаться рядом с женой, как поступила она сама, избрав юного графа супругом.

И когда королева пересекла границу, Ангус встречал ее там с приветствиями, как приказал Совет. Но Маргарита, увидев его, позабыла все разочарования. Ангус был по-прежнему красив, хоть и слегка постарел. Он больше не казался мальчиком, изрядно поутратив юношески невинный вид, но это был ее муж, все еще самый красивый мужчина Шотландии.

Порывистая и добросердечная королева откинула прочь все сомнения. Пусть прошлое останется в прошлом. Он здесь, он приехал встретить ее, поздравить с возвращением в Шотландию!

Ангус поскакал от своих кавалеров ей навстречу, и Маргарита тоже вырвалась вперед, оставив сопровождающих за спиной.

– Маргарита… – начал он.

– О, мой дорогой, – перебила она, – каким невыносимо долгим казалось мне твое отсутствие!

Улыбка облегчения тронула губы Ангуса, но влюбленная женщина этого не заметила; она видела лишь, что этот красавец улыбается ей, в его глазах теплится восхищение, ибо год, проведенный в роскоши и неге, вернул королеве жизненные силы – она вновь была молода и прекрасна.

Маргарита протянула руку, он взял ее и коснулся теплыми губами.

– Ты рад меня видеть? – спросила она. Ангус вскинул глаза, и Маргарите показалось, что слова не нужны.

Они вместе продолжали путешествие в столицу, и в эти первые дни воссоединения Маргарита не замечала, что в поведении мужа чувствуется какая-то опаска и часто он избегает ее взгляда.

Королева была счастлива, что вернулась, ведь скоро, обещала она себе, увидит своего маленького сына. А теперь вдобавок рядом был Ангус, ее дорогой муж, и пусть он наделал ошибок, зато раскаялся в них.

Друзья Маргариты ломали голову, как скоро она раскроет тайну Ангуса; и те, кто любил королеву, трепетали заранее, понимая, сколь велико будет ее горе.

Глава 9 НЕВЕРНЫЙ СУПРУГ

Маргариту более всего занимало одно: поскорее увидеть сына, и она, не теряя времени попусту, ясно выразила такое желание.

Лэрды Совета, ожидая именно этого, подготовились. Устроили так, что маленький Яков неизменно жил под хорошей охраной в Эдинбургском замке, и три лорда – Эрскин, Рутвен и Бортуик – по очереди занимали покои рядом, как опекуны малолетнего короля, причем каждый – по четыре месяца в году. Комендант замка сэр Патрик Кричтон приказал двенадцати стражам еженощно караулить у дверей королевской опочивальни, и на всех сколь-нибудь важных постах стояли стражи, а вдоль степ грозно вздымали жерла шесть пушек. Аббат Холируда обосновался в жилых покоях внешней части замка, но это была лишь дополнительная мера предосторожности. Тому или той, кто захотел бы войти в королевские покои, следовало предварительно получить разрешение коменданта замка.

И когда Маргарита прибыла в Эдинбург, сначала ей отказали дать такое разрешение. Это разъярило королеву, но она так жаждала повидать сына, что сдержала гнев и обратилась к опекунам, прося их уразуметь, каково матери долго не видеть сына.

– Немедленно проводите меня к коменданту, – потребовала Маргарита.

Ее отвели к сэру Патрику Кричтону, каковой чувствовал себя в высшей степени неловко.

– Ваше величество, – пробормотал комендант, – я только исполняю приказы. Мне очень жаль, что приходится применить их даже к вам, по, боюсь, я обязан повиноваться долгу.

– Я мать короля, – отрезала Маргарита, – и требую, чтобы мне дали увидеться с ним.

– Ваше величество, я не могу позволить вам войти в замок в сопровождении такой свиты. Пусть войдут только двенадцать человек, и лишь четверо из них получат дозволение сопровождать вас в покои короля.

Маргарита вспыхнула от гнева, но, желая повидать сына, все-таки вновь справилась с собой.

– Очень хорошо, – выдавила она, – будет так, как вы сказали. А теперь прошу вас немедленно отвести меня к сыну.

Она стояла на пороге и смотрела. Яков сидел рядом с Дэвидом Линдсеем, и тот учил мальчика играть на лютне.

Ребенок молча смотрел на нее несколько мгновений, а Дэвид Линдсей вскочил на ноги.

– Ваше величество… – начал он. Но Яков уже кинулся к Маргарите.

– Дэви! – закричал он. – Это моя мама! Наконец-то она пришла…

И он бросился к ней в объятия.

Маргарита так крепко прижала к себе сына, осыпая поцелуями, словно больше никогда не отпустит, а слезы капали и капали на темно-рыжие кудри.

Она увидела, что Дэвид Линдсей утирает глаза, и улыбнулась ему.

– О, Дэви! – воскликнула она. – Как хорошо быть здесь!

Маргарите позволили видеться с сыном, но не разрешили оставаться в замке на ночь. Это нелегкое время скрашивало только общество ее сына и маленькой дочки. Королева стала замечать перемену в Ангусе, полагая, что его по какой-то причине терзают угрызения совести, но приписывала это сговору с Олбани во время ее отсутствия. Естественно, от этого между ними возникла трещина, разве могло быть иначе?

Но дни, проводимые в замке, доставляли Маргарите неописуемое удовольствие. Таким сыном, как Яков, могла бы гордиться любая мать. Каждый день она узнавала в нем отца. В серо-голубых глазах светился ум; густые рыжеватые волосы обрамляли прелестное личико. Нос, решила Маргарита, с годами станет орлиным, и, похоже, мальчуган вырастет таким же красивым, как отец. Королева улыбалась, представляя, как будет ревновать его жена. Что ж, Маргарита посочувствует ей в свое время. Кто поймет это лучше той, что сама столько перестрадала? Наставники восторгались острым умом Якова, и, помимо Дэвида Линдсея, его обучением занимались Гэвин Данбар, Джон Белленден и Яков Инглис.

Но больше всех своих наставников юный король любил Дэвида. Возможно, потому, что Дэвид был для него скорее товарищем по играм, чем учителем. Дэвид умел затеять самую интересную игру, и, видя их вместе, казалось, будто эти двое – ровесники, малышки-однолетки.

Дэвид хотел, чтобы король вырос истинным мужчиной, и, даже когда тот был совсем младенцем, изображал мрачное привидение, чтобы научить ребенка никогда ничего не бояться, а исследовать любое странное явление, дабы узнать истину, скрытую под причудливой оболочкой.

И Дэвид замечательно преуспел.

Но Маргарите, хоть ей и позволили видеться с сыном довольно часто, страстно хотелось участвовать в его воспитании. Дэвид горевал вместе с ней.

– Лэрды всегда будут подозревать ваше величество в желании увезти короля из Шотландии, ко двору вашего брата, – говорил он ей. – Однажды вы попробовали сделать это, и они уверены, что попытаетесь снова.

Маргарита соглашалась и про себя думала: «Да, попытаюсь, при первом удобном случае».

Однажды, когда Маргарита подъезжала к замку, ее встретил у ворот аббат Холируда.

– Ваше величество, – сказал он, – вам не следует входить в замок.

– Почему? – потребовала ответа королева.

– Ребенок одного из слуг заболел ветрянкой.

– Ветрянкой?! – ужаснулась Маргарита, тотчас представив прекрасную кожу сына покрытой неприглядными пятнами и припухлостями. – Не… Яков?

– Нет, ваше величество, как только обнаружилось, что в замке болен ребенок, короля перевезли в замок Крэйгмиллар, где он сейчас пребывает под опекой лорда Эрскина.

Маргарита обернулась к спутникам.

– Мы едем в Крэйгмиллар, – объявила она.

Лорд Эрскин не пытался препятствовать королеве, пожелавшей навещать Якова и в Крэйгмилларе, каковой стоял всего в трех милях от Эдинбурга. Замок был неплохо укреплен, но ни в коей мере не мог сравниться с крепостью вроде Эдинбурга. Подъезжая к Крэйгмиллару верхом и разглядывая этот большой квадрат, королева невольно думала, насколько легче было бы увезти Якова отсюда, чем из Эдинбургской твердыни.

Якова переезд очень обрадовал – надоело жить в башне Дэвида Эдинбургского замка; а лорд Эрскин всегда бывал очень снисходительным опекуном.

«Если бы только, – думала Маргарита, – Ангус не вел себя так странно. И будь у него те же цели, что и у меня!»

Королева ни с кем не могла поделиться мыслями и желаниями, кроме Дэвида Линдсея, но, стоило Маргарите намекнуть, что она хотела бы забрать сына к себе, тот пришел в ужас, мигом представив, к чему привела бы новая попытка похищения.

– Ваше величество, если вы отнимете ребенка у опекунов и увезете в Англию, многие лэрды заявят, что настало время лишить Якова трона и короновать Олбани, – без обиняков объяснил воспитатель.

Маргарита поразмыслила над этим. Да, вполне возможный ход событий… И пусть сама королева охотно отказалась бы от власти и правления страной, лишь бы рядом была ее семья, она не могла ставить под угрозу будущее Якова.

Королеву подозревали в том, что она строит заговор, пытаясь увезти ребенка, и самые непримиримые члены Совета, узнав, насколько часто ей позволяют бывать в замке Крэйгмиллар, заявили, что пора вновь доставить Якова в более надежный Эдинбург.

Но не раньше, чем лекари полностью избавили город от ветрянки. А тогда короля поспешно перевезли обратно – в прекрасно охраняемую твердыню.

«Так не годится», – рассуждала Маргарита. Всякий раз, когда королева приходила к Якову, за ней неотступно следили, и любой жест вызывал подозрения. Один раз Маргарита пыталась похитить и увезти сына в Англию, И лэрды ожидали, что она снова сделает такую попытку.

Тогда Маргарита решила уехать из Эдинбурга в свой замок Ньюарк в Эттрик-Форресте, чтобы там спокойно поразмыслить о дальнейшем.

Королева считала, что, согласись Ангус помочь, она могла бы вернуть себе регентство и право опеки над собственным ребенком.

Маргарита хотела довериться Ангусу, но какое-то предчувствие помешало ей это сделать. С тех пор как она вернулась в Шотландию, их совместная жизнь протекала очень нелегко. Ангус то и дело находил поводы надолго уезжать из дому. У него были поместья, требовавшие хозяйского ока, а кроме того, он был постоянно занят делами Совета.

Маргарита видела, что за год ее отсутствия Ангус повзрослел. Он обрел свое место в жизни Шотландии, и его, бесспорно, признавали значительной фигурой. Как ничто иное, это подтверждала ненависть к нему Аррана.

Нет, Маргарите надо быть разумной. Им следует работать вместе, потому что тогда появится неплохая возможность добиться успеха.

И тут одно событие навело королеву на мысль, что она могла бы предложить Ангусу выгодную должность. Это доставило бы ему удовольствие и показало, что он ничего не потеряет, если доверится жене и станет действовать ей на благо.

Должностью хранителя границы Олбани наградил своего доброго друга де ла Басти перед отъездом во Францию, решив сделать подарок тому, кто неоднократно оказывал ему важные услуги.

Олбани и де ла Басти очень мало знали диких приграничников; в противном случае первый дважды подумал бы, прежде чем вручить подобный дар, а последний – перед тем как принять его.

Лорд Хьюм и его брат Уильям смертельно оскорбили Олбани, и, хотя регент вновь и вновь прощал обоих, в конце концов, потеряв терпение, велел казнить обоих. Именно таким образом должность хранителя границы оказалась вакантной.

Хьюм был перебежчиком, своенравным и надменным типом, но это не мешало ему оставаться приграничником, и, сколько бы тамошние бароны ни грызлись между собой, эти люди пришли в ярость, когда тот, кого они почитали чужаком, вынес смертный приговор одному из них. Более того, клан Хьюма почитал долгом отомстить за главу дома. И когда де ла Басти прибыл на границу исполнять возложенные регентом обязанности, его подкараулили и убили.

Это означало, что вице-губернаторская должность, принадлежавшая французу, освободилась.

«Почему бы Ангусу не занять ее?» – спрашивала себя Маргарита. С Ангусом в роли вице-губернатора ей будет нетрудно восстановить прежнее влияние, ведь муж, разумеется, станет ее поддерживать…

Она высказала это предложение парламенту.

Его не пожелали хотя бы рассмотреть.

Безутешная и одинокая – Ангус в очередной раз уехал выполнять свои многочисленные обязанности – Маргарита тосковала в поместье, до размеров коего уменьшился ее мир. Она всегда бывала слишком порывиста, если затрагивали ее чувства. Королева знала об этом, но не могла совладать с собой. Да и легко ли одиноко сидеть в Ньюарке, с грустью раздумывая о том, что ей не позволяют заниматься воспитанием собственного сына, или о том, что она – королева! – предлагает кого-то па должность, а ее слова просто не слышат?

И, как всегда в подобные минуты, Маргарита находила удовольствие в придумывании безумных планов.

Средоточием этих планов был Яков.

Мальчик снова жил в Эдинбургском замке, и похитить его из крепости было бы очень трудно, но королева не из тех, кто считает трудное невыполнимым.

Она вспомнила, что один из братьев ее мужа, Джордж Дуглас, – главный надзиратель замка.

И дни ее обрели смысл. Джордж Дуглас был счастлив служить своей королеве и невестке.

Джордж ответил на письмо. Да, как главный надзиратель он пользовался в замке определенной властью. Разумеется, имел доступ к башне Дэвида и мог время от времени сообщать Маргарите новости о короле. Но Дуглас дал понять, что знает: королеве нужно нечто большее, чем сведения, и он готов был оказать любую другую помощь.

«Дорогой Джордж Дуглас!» – пробормотала Маргарита.

Она собиралась действовать очень осторожно и никому не доверяться. Поэтому даже хорошо, что Ангус уехал, – было бы трудно сохранить тайну от него.

Маргарита могла бы сделать то, что задумала сейчас, еще до отъезда в Англию. Это был вполне осуществимый план. Сумей только лорд Хьюм в тот раз отвлечь внимание стражи, он спас бы обоих принцев!

«Тогда, – гневно хмурилась королева, – сейчас у меня было бы двое сыновей, потому что я уверена: мой маленький Александр не умер бы под защитой родной матери».

Приятно было строить планы в Ньюарке, ожидая гонцов от Джорджа Дугласа и уверяя себя, что на этот раз ей не может не повезти.

Возможно, им удалось бы подменить Якова другим ребенком. Тогда все обнаружится, когда они будут далеко… почти на границе. Генрих с радостью примет дорогую сестру и ее маленького сына, так похожего на пего. Они могли бы сосватать Якова и принцессу Марию, тогда Маргарите нечего сомневаться, что Генрих пошлет в Шотландию войска, покорит ее врагов и благополучно посадит Якова на трон, чтобы, достигнув зрелости, он стал править вместе с Марией; а до тех пор его мать возьмет на себя регентство Шотландии и опеку сына.

Приятные мечты! Но чтобы они стали явью, понадобятся все деньги, какие она только сумеет раздобыть.

Впрочем, только один лес Эттрик приносил четыреста марок в год, а это была немалая сумма. Маргарита задумалась, сколько из них получено, и послала за управляющим.

Когда тот предстал перед королевой и ее величество объяснила, что ее интересует, слуга явно удивился.

– Ваше величество, – сказал он, – рента собиралась в срок и передавалась милорду Ангусу в соответствии с его указаниями.

Маргарита стала просматривать принесенные управляющим бумаги, и ее гнев нарастал с каждой минутой. Как посмел Ангус присвоить эти деньги! К сегодняшнему дню там должна была собраться кругленькая сумма, а она так сильно нуждалась в каждой монете!

– Понимаю, – наконец кивнула Маргарита, отпуская управляющего.

Она принялась шагать по комнате взад-вперед. Где же Ангус? Он должен прийти немедленно! Королева хотела получить объяснения.

Она послала за человеком, прислуживавшим ее супругу.

– Возникло неотложное дело, – сказала она ему. – Мне необходимо, чтобы милорд Ангус срочно прибыл сюда. Вы знаете, где он?

Слуга замялся, и его испуганный вид встревожил Маргариту.

– Ну, – жестко бросила она. – Так где же он?

– Ваше величество… я не могу сказать. Я не знаю…

«Он знает и явно лжет», – решила королева.

Она уже хотела приказать слуге говорить под угрозой порки, но передумала.

«Нет, – решила Маргарита. – Подождем. Я обдумаю это хорошенько, а в свое время все узнаю».

В тот же день королева получила такие известия, что на время забыла о вероломном присвоении Ангусом ренты от Эттрика.

Из Эдинбурга прибыл гонец и попросил, чтобы его немедленно отвели к королеве.

– Ваше величество, главный надзиратель Эдинбургского замка арестован и брошен в тюрьму.

Маргарита неподвижно застыла, прикрыв глаза. Еще один план потерпел неудачу!

– Почему? – тихо спросила она.

– Сэр Патрик Кричтон заявил, что не может отвечать за безопасность короля, пока главного надзирателя не сменят. Он раскрыл заговор…

Она не спросила, какой именно, – и так ясно.

– Так что Джорджа Дугласа больше нет в замке, ваше величество, а его должность получил граф Арран.

Маргарита ничего не ответила. Она думала: «Есть ли па свете хоть одна женщина, которой бы так не везло, как мне?»

«Где Ангус? Его никогда нет рядом, когда он мне нужен», – злилась она.

Неудивительно, что Ангус казался виноватым. Как он посмел присвоить ренту, принадлежащую ей? Неужели этот юнец вообразил, что, если Маргарита вышла за него замуж, он сумеет управлять ей… королевой!

Она послала за слугой, с которым говорила прежде.

– Я уверена, вы знаете, где сейчас милорд Ангус, – отчеканила она. – Приказываю вам доложить все, что вам известно.

– Ваше величество, – залепетал слуга. – Я ничего, совсем ничего не знаю.

– Мне нужна правда!

Слуга побледнел, но продолжал упорно молчать.

Маргарита бросила на него усталый взгляд. Какой смысл срывать гнев на несчастном, который просто пытается сохранить верность своему господину?

Она отпустила слугу и на несколько дней впала в полное отчаяние. Ее заговор с Джорджем Дугласом раскрыт – бедняга поплатился за это, и, скорее всего, ей тоже не избегнуть неприятностей. Надзор станет еще тщательнее прежнего. Вероятно, пока и вовсе не разрешат видеться с сыном.

Маргарита была в отчаянии и чувствовала себя как никогда одиноко.

Потом вернулся Ангус.

Как только он пришел, королева бросилась в наступление:

– Вы очень долго отсутствовали, милорд.

– У меня были дела.

Муж подошел к ней и, положив руки на плечи, притянул к себе, но Маргарита нетерпеливо высвободилась:

– Я желаю обсудить с тобой кое-какие вопросы. Во-первых… рента Эттрика.

Он слегка покраснел:

– А в чем там дело?

– Думаю, ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Я обнаружила, что деньги передавались тебе.

– А почему бы и нет?

– Потому что они тебе не принадлежат.

– Однажды ты сказала, что дашь мне все, чего бы я ни пожелал.

Она горько рассмеялась:

– Это было очень давно. А ты тогда клялся быть преданным мне всегда и везде.

Не будь Маргарита так разгневана, она бы заметила, что в его глазах засветилось понимание.

– И, – продолжала она, – я никогда не забуду, как ты бросил меня, решив, что я умираю, как со всех ног кинулся бежать, чтобы тебя гостеприимно приняли в лагере моих врагов. А теперь я обнаруживаю, что во время моего отсутствия ты еще и присвоил мои деньги!

– Я был уверен, что в первые дни после свадьбы ты подарила мне Эттрик, – пробормотал он.

– Я бы это запомнила, – возразила Маргарита. – Я слишком хорошо помню те первые дни. Теперь мне известно, что ты всегда готов обмануть и предать меня, твоя верность принадлежит другим.

Ангус не понял эти слова и решил, будто Маргарите известно больше, чем на самом деле.

– Я был обручен с ней еще до нашей женитьбы, – пробормотал он.

– Обручен, – прошептала она.

– И женился бы на ней, – угрюмо продолжал Ангус, – если бы меня не заставили стать твоим мужем.

Королеве показалось, что все это дурной сон. О чем он говорит? Обручен? Заставили стать ее мужем?

– Значит, – сказала она, – эти постоянные отлучки…

– Разумеется. А чего ты ожидала? Ты ведь сбежала, не так ли? И что я, по-твоему, должен был делать все это время?

– Некоторые мужья поехали бы вместе с женами, – резко ответила Маргарита, не думая о том, что говорит, – она пыталась вникнуть в смысл слов Ангуса.

– Большинство мужей, – огрызнулся он, – хозяева в собственном доме.

– Не все могут похвастать браком с королевой, – гордо ответила Маргарита.

– В данном случае они могут считать себя везунчиками.

Ангус уже не следил за своими словами, совершенно утратив контроль над собой. Теперь Маргарита узнает правду, все, что он до сих пор скрывал.

– Как давно она стала твоей любовницей? – осведомилась королева.

– С тех пор как ты уехала в Англию.

– Понимаю, – с горечью выдохнула она. – И могу поклясться, об этом знает весь двор.

– Сплетни всегда неизбежны.

– Кажется, па этот раз у них есть весьма прочное основание.

– А чего ты ожидала? – воскликнул он.

– Верности! – ответила Маргарита. – Уважения. Благодарности за все, что я сделала для твоей семьи. Привязанности к жене и дочери.

– Я считаю женой свою подругу и дал ее дочери родовое имя.

Маргарита не находила слов, чтобы выразить горе и ярость. У королевы возникло неприятное чувство, что когда-то она пережила точно такую сцену. Она будто вернулась в те дни первого замужества, когда выяснилось, что у Якова есть незаконные дети. Маргарита помнила боль открытия, что он предпочитает общество других женщин ее любви.

«Почему мне выпало дважды страдать от подобного разочарования? – спрашивала она себя. – Почему мой второй муж обходится со мной не лучше, чем первый?»

Маргарита посмотрела на него – красавца Ангуса, с которым мечтала прожить в любви до конца своих дней. Королева чувствовала себя обманутой еще подлее, чем даже в Морпете, когда он бросил ее умирающей.

Какое унижение! Стоило ли вообще родиться на свет?

– Оставьте меня! – крикнула Маргарита. – Я хочу побыть одна.

Теперь она узнала подробности. Ангус был обручен с леди Джейн Стюарт, дочерью лэрда Тракуайра. Он оставил невесту, чтобы жениться на королеве, но никогда не забывал о ней, и, как только жена уехала из Шотландии, Ангус поспешил воссоединиться с леди Джейн. Он увез ее из семьи и настоял, чтобы она повсюду сопровождала его в поездках, как жена. И семья не возражала. Это ведь не просто Арчибальд Дуглас сделал их Джейн своей любовницей, а граф Ангус, да еще и муж королевы.

Джейн родила ему дочь, которую назвали леди Джин Дуглас, и, судя по всему, мать и отец намеревались сделать положение девочки сравнимым с тем, что занимала дочь, рожденная в браке с королевой, леди Маргарита Дуглас.

Это было невозможно перенести.

И Маргарита решила, что ей делать.

Ангус был обручен с Джейн Стюарт до брака с королевой. Так не могло ли это стать основанием для развода?

Новости разнеслись мгновенно, как и хотела Маргарита.

Пусть все знают: королева больше не живет с Ангусом; она думает о разводе.

Глава 10 МАРГАРИТА И ОЛБАНИ

Яков Гамильтон, граф Арран, ехал на встречу с Маргаритой. Арран был невероятным гордецом и никогда не забывал, что благодаря матери, принцессе Марии, дочери Якова II, в его жилах течет королевская кровь. Именно по этой причине Арран пришел в такую ярость от взлета клана Дугласов после брака королевы с Ангусом. То, что он, граф Арран, способный претендовать на трон Шотландии, занял второе место после какого-то смазливого мальчишки, было невыносимо. В Шотландии был только один человек, коего Арран ненавидел всеми фибрами своей души, – не кто иной, как Ангус.

Таким образом, услышав о трениях между королевой и ее мужем, Гамильтон поспешил испросить аудиенции у королевы, дабы предоставить себя и свое могущество в ее полное распоряжение. Ради такого случая он готов был поставить на кон свое будущее и намеревался дать Маргарите понять, что, если она захочет развестись с Ангусом, клан Гамильтонов поддержит ее всем своим влиянием.

Маргарита приняла графа, и тот, не теряя времени, заговорил о вопросе, имевшем столь важное значение для них обоих.

– Я приехал выразить свои симпатии вашему величеству, – сказал он, – и предложить вам свои услуги.

– Благодарю вас, милорд.

Маргарита знаком предложила ему сесть, изумляясь, как тот, кто еще вчера был лютым врагом, сегодня внезапно стал ее другом.

– Все доброжелатели вашего величества рады тому, что вы решили отказаться от Дугласа. Сударыня, мы давно знали, что этот человек не достоин вас.

– Увы, сама я слишком долго оставалась слепа, – ответила Маргарита, с чем Арран, склонив голову, выразил согласие. – Но теперь, – продолжала королева, – я вижу Ангуса таким, каков он на самом деле, и, поверьте, милорд, я не успокоюсь, пока не перестану называться его женой.

– Развод можно устроить довольно быстро. Дугласов следует лишить власти, полученной ими благодаря этому браку.

Маргарита, посмотрев па него, криво усмехнулась и про себя подумала: чтобы эта власть могла достаться Гамильтонам?

Гамильтоны, Дугласы, Хэпберны, Хьюмы – все они были дьявольски честолюбивы, все стремились получить милости, каковые усилили бы их семьи, сделали тот или иной клан сильнейшим в стране. Но и королева должна искать собственной выгоды точно так же, как они ищут своей. Гамильтоны, безусловно, были одной из самых могущественных семей Шотландии, и Арран ее возглавлял. Маргарите следует использовать этих людей, как они, имея подобную возможность, использовали бы ее.

Королева могла не только страстно любить, но не менее страстно ненавидеть; и сейчас ее желание избавиться от мужа, из-за которого на нее сначала свалились всевозможные напасти, а в награду за все перенесенные муки – еще и позор измены, расцвело так пышно, что почти сравнялось с желанием получить под свою опеку сына.

– Значит, в стране нет особого недовольства моим предполагаемым разводом? – спросила она.

– Напротив, великое ликование, ваше величество.

«Да, – подумала она, – среди врагов Дугласов». Она могла представить, какое смятение этот разрыв вызвал в семье мужа.

– Что ж, ваше величество, – продолжал Арран, – когда вы освободитесь от Дугласов, я не сомневаюсь, что ваши друзья пожелают видеть восстановленным то положение, какое вы занимали до этого неудачного брака. Я обсуждал этот вопрос с графом Ленноксом, и он вполне разделяет мое мнение; а епископы Галлоуэй и Аргайл точно так же с большим нетерпением ожидают, когда узы, связавшие вас с Ангусом, будут расторгнуты. Ваше величество увидит, что вас поддерживает немало могущественных друзей.

– Это придает мне уверенности, – ответила Маргарита.

– Не волнуйтесь, ваше величество. Это самый лучший ход из всех, что вы делали с тех пор, как вступили в этот брак; и, положа руку на сердце, я приехал сюда от имени ваших друзей, чтобы сказать вам, какую радость вы доставили им столь мудрым решением.

Они немного поговорили о делах в Шотландии, и Арран осведомился о здоровье маленькой леди Маргариты Дуглас.

Королева никогда не могла устоять перед желанием продемонстрировать, как она гордится своими детьми, и послала за ребенком, дабы Арран мог сам убедиться, сколь прелестна ее дочь.

Граф признался, что восхищен и очарован, а когда маленькая Маргарита их оставила, начал с глубокой нежностью рассказывать о своем сыне – и Маргарита почувствовала, на что он намекает. Гамильтон хотел дать понять, что в жилах его Якова, который в один прекрасный день станет графом Арраном, течет кровь королевского рода Стюартов; а поскольку рано или поздно возникнет необходимость найти мужа для леди Маргариты Дуглас, сына Якова Гамильтона не следует рассматривать как недостойную кандидатуру.

Маргарита дала понять собеседнику, что ухватила смысл его речей и восприняла их вполне благосклонно.

Когда Арран отбыл, королева поздравила себя с тем, что при поддержке влиятельных лордов у нее появились очень неплохие шансы вернуть себе регентство, а это означало и опеку над сыном. Что до Аррана, то он думал лишь о падении своего врага Ангуса.

Теперь в Шотландии боролись две партии. Одна – под предводительством Аррана, другая – Ангуса. Дугласы бушевали, поддерживая главу своего дома, среди них многие стали людьми влиятельными благодаря почестям, коими их осыпала Маргарита во времена страстного увлечения мужем.

Многие считали, что возвращение Олбани решительно необходимо для восстановления порядка; и ему отправили послания о борьбе между двумя самыми могущественными семьями в стране и о решимости королевы развестись с мужем; более того, слухи насчет обручения дочери Маргариты и сына Аррана до крайности настораживали, поскольку это могло объединить Дугласов и Гамильтонов против регента.

Но политическое положение изменилось, ибо теперь между Англией и Францией произошло сближение. Франциск и Генрих решили помириться и готовились к встрече в «Золотом лагере»: дочь Генриха, принцесса Мария, была обручена с дофином. Хотя Франциск желал возвращения Олбани в Шотландию, дабы блюсти там интересы Франции, он понимал, что Генриху приятнее видеть герцога при французском дворе. А сейчас дразнить английского короля не стоило.

Тем временем известие о намерении Маргариты развестись с Ангусом достигло английского двора.

Генрих, прочитав письмо сестры, побагровел от гнева.

Он не мог в это поверить, с горящими глазами отправился в покои жены и знаком приказал дамам удалиться. Екатерина, повергнутая в ужас видом супруга, поспешила к нему и стала умолять поведать ей, что за страшные новости он принес.

– Эта моя сестрица, – проскрежетал Генрих, – видно, совсем забыла о своем долге… о чести… чтобы вознамериться совершить подобный поступок!

– Ваше величество, Мария…

– Нет, не Мария, Маргарита! Послушайте это: «Я очень недовольна милордом Ангусом, с тех пор как вернулась в Шотландию, и с каждым днем – все больше и больше. Мы более не живем вместе в последние месяцы…» – Генрих замолчал: казалось, эти слова душат его.

– Увы, значит, она несчастлива в браке, – нежно проговорила Екатерина. – Бедная Маргарита! Мне ее жаль…

– Счастлива она или нет, нельзя же говорить… о разводе!

– О разводе! – воскликнула Екатерина, затрепетав от ужаса.

– Да, именно о разводе! Ангус, видите ли, ей больше не особенно нравится, и эта женщина надумала с ним развестись. Она обесчестит свои брачные обеты. Опозорит всех нас. Подумать только, моя сестра говорит о разводе!

– О, Генрих, мы должны убедить Маргариту, что это неправильно.

– Убедить? Я запрещу ей! Я заставлю свою сестрицу понять, в чем состоит ее долг перед семьей, – если уж она забыла о долге перед Господом и Церковью. Я не потерплю разводов в своей семье, уверяю вас! Нет, Кэйт, вы сейчас сядете и напишете Маргарите письмо. Я сделаю то же самое. Вы расскажете, как глубоко она ранила вас, как невероятно потрясла. Тем временем я… я напомню, что ее брат – король великой державы и, помимо этого, глава великого дома. В моей семье не будет никаких разводов. Я не вынесу позора.

– Генрих, вы совершенно правы… как всегда. Развод! Это так позорно, что и думать об этом – грех.

– Давайте, Кэйт. Напишите ей, и я сделаю то же самое. Потом мы отправим оба послания с особым гонцом, чтобы Маргарита могла сделать вывод и положить конец этим недостойным замыслам прежде, чем дело зайдет слишком далеко.

Маргарита, прочитав письма брата и невестки, лишь пожала плечами и отбросила их в сторону. Вольно им рассуждать о добродетели, если ни тот ни другая понятия не имеют, каково запутаться в сетях нежеланного брака.

Королева сама удивлялась, что способна кого-то ненавидеть столь яростно, как теперь ненавидела Ангуса. В этой ненависти она чувствовала гнев и на себя. Как она могла оказаться настолько глупой, чтобы утратить всякое чувство меры из-за мимолетного увлечения красивым мальчишкой?

Как отличался от этого ее первый брак! Яков временами унижал ее, но на людях неизменно выказывал жене почтение. Она вспомнила, как муж всегда снимал шляпу в ее присутствии. Он просил лишь одного: чтобы она смотрела сквозь пальцы на измены, от которых, как человек слишком чувственный, не мог удержаться. Яков никогда не бросил бы ее умирающей. И он соблюдал в своих любовных делах определенное достоинство. Да еще старался возместить недолгие отлучки, доставляя жене удовольствие; Ангус же украл у нее ренту.

Маргарита ненавидела Ангуса, и, даже понимая, что ненависть эта обращена к нему в основном как к живому напоминанию о своей собственной глупости, источнику всех последовавших за этим бед, она негодовала ничуть не меньше.

Но был человек, в представлении королевы сходный с ее первым мужем, – это Олбани. Оба они, эти Стюарты, обладали неким особым, совершенно уникальным качеством. Нет, Маргарита ни разу не встречала никого, наделенного таким же обаянием. У Якова оно проявлялось в высшей степени. У Олбани чуть меньше, но и он, безусловно, был очаровательным и галантным кавалером.

Если ты королева, надо выбирать мужа особенно мудро. Допустим, и Маргарита и Олбани свободны и могут вступить в брак – для Шотландии трудно представить более разумный союз, ибо таковые часто становились звеньями, связывающими страны, и способны превратить врагов в друзей. Стоит им с Олбани пожениться – и в Шотландии будет покончено с противоборством, а мать уже никто не отторгнет от сына: они с герцогом вместе станут опекать юного короля. Какое счастливое положение по сравнению с тем, в каком она сейчас пребывала!

Но еще не поздно исправить дело…

Королева твердо решила развестись с Ангусом, независимо от того, какие трудности возникнут на этом пути, а она знала, что преграды возникнут.

Маргарита как воочию видела брата Генриха: вот он отправляет посольство к папе с просьбой отказать в разводе его заблудшей сестре, оберегая честь дома Тюдоров. Маргарите придется выдержать битву за развод, но в конце концов она его получит. И тогда, если жена Олбани умрет (ведь сколько еще несчастная женщина может протянуть – она так долго болеет!), он тоже освободится.

Маргарита смежила веки и представила себе герцога, его живые черные глаза, полные страсти. Бедняга, он прикован к женщине, давно ставшей инвалидом.

Арран убеждал королеву примкнуть к тем, кто уговаривал Олбани вернуться, так как полагал, что, приехав в Шотландию, герцог станет благоволить Гамильтонам и преследовать Дугласов.

Маргарита задумчиво выслушивала разглагольствования Аррана и кивала, когда тот перечислял причины, вследствие коих приезд Олбани будет великим благом для Шотландии. И все это время она думала о черноглазом, чернобородом галантном рыцаре, полном обаяния своих предков – Стюартов.

– Я напишу Олбани и присоединю свою просьбу к вашей, – сказала королева. – Думаю, он согласится помочь мне с разводом. Герцог, должно быть, в прекрасных отношениях с Римом, как и его господин. Да, милорд, вы, несомненно, правы. Шотландия сейчас крайне нуждается в Олбани.

«И королева Шотландии, по всей видимости, – тоже», – подумала она.

Получить развод было непросто. Слишком многие влиятельные люди противились этому, так что время шло, а Маргарита все еще пребывала в неудачном браке с Ангусом.

Генрих и Екатерина пересекли Ла-Манш и встретились с королем Франции в самых невероятных и экстравагантных обстоятельствах, причем каждый из королей старался перещеголять другого.

Франциск с невероятным лукавством использовал любой способ, чтобы поставить в неловкое положение короля Англии, и, поскольку в тот момент под рукой у него было письмо от Маргариты к Олбани, счел забавным продемонстрировать Генриху, как его сестра, вопреки желаниям венценосного брата, тепло приглашает герцога обратно в Шотландию.

Генрих, прочитав письмо, тотчас вернул его Франциску, но дал волю своему темпераменту холерика, едва остался один.

«Клянусь Богом, – думал он, – это конец всякой помощи ей от меня! Во что превратилась моя сестра?! Перед всем светом выставляет себя настоящей распутницей! Развод, подумать только! Маргарита обесчестила имя Тюдоров и плюс к тому… обманывает собственного брата, зазывая его врага в Шотландию!»

Шотландская проблема не оставляла мысли Генриха во время всех балов и пиршеств, турниров и ристаний этой блистательной поездки.

– Когда мы вернемся в Англию, вы пошлете в Шотландию священника, – наконец объявил он жене. – Выбирайте его со всем старанием, ибо я хочу, чтобы пастырь растолковал моей сестре: развод с законным мужем подвергнет ее бессмертную душу ужасной опасности!

Екатерина отвечала, что Генрих, как всегда, прав. Немного есть на свете столь позорных и достойных осуждения поступков, как развод.

Стоял теплый летний день, когда отец Бонавентура прибыл в Шотландию.

Маргарита в то время жила в Перте, и священник отправился к ней. Он был мягким человеком, давно удалившимся от света, и Маргарита любезно приняла святого отца, узнав, что он послан ее невесткой, королевой Екатериной.

– С вашей стороны очень мило проделать такое долгое странствие, – сказала она.

А когда они остались наедине, Маргарита попыталась объяснить священнику, что, хоть весьма ценит его услужливость, добрый пастырь лишь напрасно потратит время, полагая, будто сможет свернуть ее с избранного пути.

– Я приехал молиться вместе с вами, – ответил посланец Екатерины. – Ваше величество найдет в этом разрешение всех своих проблем.

Маргарита никогда не была глубоко религиозна, а потому мигом стала терять терпение, но она была вежлива со священником и мягко объяснила ему, что уже все решила.

Отец Бонавентура честно пытался переубедить ее, и королева продолжала слушать, но в конце концов пастырь осознал, что не в состоянии переубедить упрямицу, так что разочарованно и неохотно стал готовиться к отъезду.

Не успел отец Бонавентура вернуться в Лондон, как Генрих решил послать в Шотландию человека по своему выбору: на сей раз не кроткого священника, но такого, от чьих проповедей грешников порой кидало в дрожь.

Итак, Генри Чадуорт, глава братьев миноритов, был вызван к королю Генриху.

– Вы поедете к королеве Шотландии, – заявил Генрих, – и не вернетесь до тех пор, пока не сумеете заставить ее изменить решение. Я не стану молча наблюдать, как моя сестра губит свою бессмертную душу. Скажите заодно, что я буду препятствовать ее попыткам добиться чего-либо в Риме, и пусть все знают, что любой, кто помогает королеве Шотландии получить развод, неизбежно навлечет на себя гнев короля Англии. А теперь идите и… если вы цените мое расположение, пусть ничто не встанет между вами и вашим долгом.

Генри Чадуорт отправился в Шотландию, повторяя про себя пламенные фразы и намереваясь с триумфом возвратиться к английскому двору. И в самом деле, как посмел бы он поступить иначе?

Сколько слов извергал этот человек! И все же Маргарита не осмеливалась вызвать еще большее озлобление брата, тотчас отослав его обратно. В личности Чадуорта ощущался некий магнетизм; возможно, потому, что он, казалось, сам страстно верил в те ужасы, что, по его словам, ожидают проклятых.

Проповедник стоял перед королевой, и глаза его пылали огнем фанатизма.

– Ваша бессмертная душа – в опасности! Раскайтесь, пока еще не слишком поздно. Сделайте погибельный шаг – и вы будете навеки прокляты. Сам дьявол нашептывает вам погибельные советы!

Поначалу Маргарита затыкала уши и думала о чем-то другом, пока проповедник метал громы и молнии, но его живописные описания адских мук поразили королеву, и она не раз ловила себя на том, что невольно начинает вслушиваться.

– Жизнь на земле коротка, – гремел Чадуорт. – Всех нас ждет Суд, где мы выкажем себя достойными либо вечного блаженства, либо вечного проклятия. Ваше доброе имя – в опасности, ваша душа – под угрозой. Подумайте об этом, пока вы не переступили грань!

Маргарите спился этот монах, а его слова преследовали ее ночами.

– Я пришел предупредить вас, – говорил он. – Ради вашего спокойствия в этой жизни и блаженства в будущей – задумайтесь!

И королева обнаружила, что действительно стала задумываться над его проповедями.

Она со страхом ждала появления Чадуорта и в то же время понимала, что надеется на его приход. А потом с ужасом слушала, как он перечисляет муки, уготованные грешникам, и не могла не слушать.

Миновал месяц, а Генри Чадуорт по-прежнему приходил к королеве каждый день; его визиты становились все более долгими, и она не пыталась сократить их.

Через два месяца после своего приезда в Шотландию Генри Чадуорт добился, чего хотел. Маргарита дала согласие вернуться к Ангусу.

Дугласы торжествовали, Гамильтоны кипели от бешенства.

Епископы Галлоуэй и Аргайл приехали к Маргарите в сопровождении графов Аррана и Леннокса.

– Не может быть, чтобы ваше величество настолько унизили себя, чтобы вернуться к Ангусу! – воскликнул Арран.

– Меня убедили, что воссоединиться с мужем – мой долг, – ответила Маргарита.

Арран с трудом сдерживал гнев:

– Сударыня, это самая большая глупость из всех, что вы когда-либо совершили. Будьте уверены, если вы вернетесь к Ангусу, то никогда не получите опекунства над королем.

– Он мой муж, – твердила Маргарита. – Мой долг оставаться с ним. Я должна попытаться вынести все беды и написала Ангусу, что, если он откажется от своего легкомысленного поведения и будет мне хорошим супругом, я вернусь к нему.

Сейчас глаза королевы горели таким же фанатизмом, как у проповедника ее брата Чадуорта, что с победой вернулся к своему господину.

Арран и его друзья ушли, проклиная безумство женщин и власть над ними священников. Придется начать еще более свирепую войну против Дугласов, ведь те, как понимали их противники, сейчас лопаются от гордости, пока Ангус пишет своему дорогому зятю, благодаря за своевременное вмешательство в его семейные дела.

Пока Маргарита ехала к Эдинбургу, коим владела партия Дугласов, слова Генри Чадуорта все еще звенели в ее ушах. Королева обязана помириться с тем, за кого сама вышла замуж, ибо, как бы он пи поступил, это все равно ее муж, и они привязаны друг к другу, покуда смерть не разлучит их. Маргарита беспокоилась, представляя, как они встретятся, какой станет совместная жизнь после всех мук, что Ангус причинил ей, после всех оскорблений, брошенных ею.

Ангус встретил жену на коне во главе четырех сотен конников, и никогда еще не был так красив. Арчибальд Дуглас изменился с тех пор, как Маргарита впервые увидела его па озере перед дворцом Линлитгоу, и ее заново поразила эта совершенная красота. Он превратился в мужчину и все еще был самым красивым кавалером Шотландии.

Вместе с Ангусом ехали архиепископ Сент-Эндрюса и епископы Данкилда, Абердина и Муррея. Графы Аргайл, Хантли, Рутвен, Мортоп и Гленкэрн тоже оказались там вместе с лордом Глэмисом, графом приграничья. Достойное общество, и королеве приходилось признать, что никто не держался так хорошо, никто не выглядел столь изысканно, как Ангус.

Граф выехал вперед, и жена последовала его примеру. Когда они встретились, блудный супруг поцеловал ей руку:

– Итак, Маргарита, нам предоставляется еще один шанс.

– Я решила, что мы должны попытаться жить вместе счастливо, раз мы муж и жена, – ответила она.

– Так и будет, – проговорил он, и две кавалькады, объединясь, последовали за ними в город.

Неделю Маргарите казалось, что до некоторой степени им удалось восстановить упоение медового месяца, проведенного в Стобхолле. Как она ошибалась, как легко впадала в заблуждение! Тогда она верила в идеал и не знала сомнений. Королева считала, что преданность ей супруга так же безраздельна, как и ее собственная. После первых счастливых дней воссоединения Маргарита начала представлять, как Ангус с не менее пылкой страстью обнимает Джейн Стюарт. А если с ними бывала дочь, воображение рисовало Ангуса в обществе Джейн и ее маленькой Джин. Нет, вернуться в прошлое было невозможно. Она быстро это поняла.

Вскоре королева обнаружила, что муж и не думает менять образ жизни и его связь с Джейн Стюарт не менее прочна. Ангус не собирался лишать себя ее общества. Последовали неизбежные сцены.

– Могу поклясться, вы навещали свою любовницу! – налетала на него Маргарита после одной из отлучек, каковые тем больше ранили ее, что напоминали о недостатках первого мужа.

– Что, если так? – Ангус держался нагло, считая, что отныне она в его руках. Он знал, что проповедник адского огня сыграл на предрассудках королевы. Она примчалась обратно от страха погубить свою бессмертную душу, продолжая настаивать на разводе.

– Я вернулась к вам при условии, что вы откажетесь от своего легкомысленного поведения, – напомнила королева.

Молодой граф улыбнулся:

– Нет, только потому, что испугались погубить душу разводом со мной.

– Я могу передумать.

– Ваш брат никогда не простит, если вы это сделаете.

– Я не обязана повиноваться брату.

– Не обязаны, но мудрость подсказывает, что было бы безрассудно этого не делать.

– Значит, вы не хотите порвать с этой женщиной?

– Бросьте, вы слишком серьезно относитесь к подобным вещам. Как вы думаете, у скольких мужчин в Шотландии непременно есть одна-две любовницы, помимо жены?

– Может, и так, но они женаты не на королеве Шотландии.

– Разве мужчину надо наказывать только за то, что он женился на королеве?

Маргарита поняла, что Ангус превратился в циника.

Она ничего не сказала в ответ, но подумала: «С моей стороны было глупостью вернуться к нему, и дальше так продолжаться не может».

При дворе королевы денно и нощно трудились шпионы партии Аррана, следя за тем, что там происходит, подслушивая у замочных скважин и прячась в покоях королевы, дабы узнать, насколько удачно происходит воссоединение Маргариты с мужем. И все они собрали отличные известия для своего господина.

Арран смеялся про себя. Примирение явно не затянется надолго. Граф достаточно хорошо знал Маргариту, чтобы понимать: речи проповедника могли на какое-то время испугать королеву, но в душе она не была суеверной и к тому же устала от Ангуса.

Одна из женщин, помогая королеве одеваться, обронила:

– Ваше величество, я слышала от брата, лакея милорда Аррана, что его лордство глубоко огорчены невозможностью более служить вам.

Женщина говорила так тихо, что больше никто в покоях ни слова не расслышал, и Маргарита быстро взглянула на нее. Эта особа появилась у нее недавно и как раз в то время, когда королева пребывала в прекрасных отношениях с партией Аррана. И Маргарита прикинула, не служит ли горничная Гамильтонам, как, если верить недавним словам, ее брат.

– Ничто тому не препятствует, – резко бросила королева. – Увы, боюсь, граф – мой враг.

– Он готов быть вашим другом.

– Однако не всегда отличался преданностью, – снова возразила Маргарита, отворачиваясь.

Королева долго раздумывала, сколько слуг передают вести о ее делах ее врагам, враждующим кланам, но позднее, в тот же день, она послала за горничной и устроила так, чтобы в покоях они остались вдвоем.

– У вас есть для меня сообщение? – напрямик спросила Маргарита.

Горничная прикинулась удивленной:

– Ваше величество?

– Вы упоминали о брате, который служит милорду Аррану…

Женщина, покраснев, пробормотала:

– Нет, ваше величество, у меня нет никаких сообщений.

– И все же сегодня вы мне кое-что передали.

– Я, ваше величество?

– Да, весточку от своего брата, лакея милорда Аррана.

– О… это сущий пустяк, ваше величество. Я просто не сдержалась, потому…

– Прошу вас, продолжайте!

– Ну, я видела, как милорд Ангус обращается с вашим величеством, и мне пришло в голову, что совсем не хорошо так вести себя с королевой.

Губы Маргариты слегка сжались, взгляд заледенел. Она очень рассердилась, но не на эту женщину. Горничная сказала правду: ее унижали, намеренно оскорбляя снова и снова. При дворе любой слуга знал о связи ее мужа с Джейн Стюарт и о том, как он презрел требование жены покончить с этим.

– Коли ваш брат служит графу Аррану, вы, без сомнения, можете передать ему записку, каковую тот, в свою очередь, отнесет графу, – бросила Маргарита.

Женщина почти не смела дышать:

– Я могла бы это сделать, ваше величество…

– Прекрасно!

Она подошла к письменному столу и набросала несколько строк.

В Эдинбургском замке наступило время ужина, и Маргарита сидела за трапезой вместе с лэрдами из клана Дугласов. Менестрели наигрывали негромкую музыку, пока господа ели.

Королева старалась казаться безмятежной, но испытывала далеко не спокойные чувства, оглядывая сидевших за столом честолюбивых и гордых мужчин. Они держались самодовольно, полагая, что им удалось взять верх над врагами во главе с кланом Гамильтонов, но еще до конца вечера их ожидало глубокое потрясение.

Но пока Дугласы ни о чем не подозревали, хотя Маргарите стоило труда делать вид, будто она совсем не спешит встать из-за стола.

Кроме нее, тайну знали шесть человек… трое мужчин и три женщины – все они были слугами королевы. Они тоже держались начеку, ожидая сигнала.

А пока Маргарите надо было сидеть, как обычно, за трапезой, слушая музыку лютни и любимые песни.

Наконец она зевнула и поднялась, и, после того как лэрды один за другим стали уходить, несколько женщин проводили хозяйку в опочивальню.

Притворяясь сонной, Маргарита пожелала всем доброй ночи, но, как только дверь закрылась и звук шагов затих, она обратилась к трем женщинам – в том числе и той, чей брат служил у Аррана:

– Пора! Время настало. Принесите мне платье для верховой езды и плащ. Мы совершим побег.

Глаза королевы сияли, и она выглядела очень молодо, потому что подобные приключения всегда приводили ее в восторг, придавая жизни особый вкус.

Маргарита подумала, что с ее стороны было немыслимой глупостью вернуться к Ангусу, поставив себя в положение обманутой супруги, вынужденной терпеть измены мужа. Пускай преподобный Чадуорт сам отправляется в ад, – судя по его рассказам, монах неплохо изучил преисподнюю! – ей, Маргарите, это безразлично!

Она передумала и не станет жить с Ангусом, а даст понять всему свету: Маргарита Тюдор слишком горда, чтобы выносить неверного мужа, ставшего могущественным благодаря ей. Да, ей приходилось мириться с изменами Якова IV, но граф Ангус – вовсе не шотландский король.

Маргарита уже надела платье для верховой езды и была готова к побегу.

– Вперед, – прошептала она. – Вниз по винтовой лестнице… и во двор.

Одна из женщин показывала дорогу. Королева шла следом, а еще две замыкали шествие. Во дворе их ждали мужчины.

Все бесшумно заскользили туда, где примерно в четверти мили от замка, под сенью деревьев виднелись темные силуэты. Королева услышала ржание лошадей, потом раздался голос:

– Ваше величество?

– Я здесь, – ответила она.

Вперед выехал мужчина с лошадью на поводу.

Всадник спешился и, взяв ее руку, поднес к губам.

– Яков Гамильтон, – сказал он, – к услугам вашего величества… сейчас, как и всегда.

Она увидела глаза, сиявшие в лунном свете. Юноша был высок, красив и так похож на графа Аррана, что Маргарита догадалась: это его сын, правда незаконный, всем известный как Бастард Арран.

Гамильтон помог королеве сесть на лошадь и, прыгнув в седло сам, подъехал поближе.

– Пора! – воскликнул юноша. – Прочь отсюда!

Было упоительно ехать сквозь тьму рядом с красивым молодым человеком, каждый взгляд и жест которого свидетельствовал о почтении к королеве и восхищении красивой женщиной.

– Мой отец ожидает вас в Стирлинге, – сказал Гамильтон. – Я умолил его предоставить мне честь проводить вас туда.

– Все было хорошо подготовлено, – отозвалась она.

– Я ни о чем другом не мог думать, узнав, что вам угодно покинуть этот замок.

– Значит, вы действительно мой друг.

– Настолько, ваше величество, что ради вас охотно пошел бы на убийство.

– Нет, не говорите о кровавых делах!

– Нечто подобное невольно приходит на ум, если он встревожен слухами о дурном обращении с нашей королевой.

– А… все это позади.

– Нет, я никогда не прощу этого, даже если ваше величество столь милостивы.

Маргарите не хотелось обсуждать поведение своего мужа, и она умолкла. Быстро уловив ее настроение, молодой Гамильтон тоже замолчал, и до самого Стерлинга слышался только топот копыт их лошадей.

И все же воспоминания о той ночи остались с Маргаритой. Во время этой скачки благодаря Бастарду Аррану она вновь почувствовала себя молодой и желанной, так что раны, нанесенные пренебрежением Ангуса и отчасти – изменами первого мужа, затянулись. Маргарита воспрянула, подумав, что, может быть, когда-нибудь встретит того, кто полюбит в ней женщину, а не королеву.

Разумеется, это будет не Яков Гамильтон; но Маргарита навсегда сохранит благодарность за напоминание: такой человек может существовать.

После бегства Маргариты положение Ангуса ухудшилось, и Арран убедил королеву, что для нее наилучший способ добиться развода – это объединить усилия с теми лэрдами, кто мечтал о возвращении Олбани в Шотландию.

У Маргариты были собственные причины желать приезда Олбани, и она согласилась с Арраном, так что среди посланий, отправленных Олбани, было и несколько ее писем, весьма любезных и сердечных.

Ангус, взбешенный тем, как жена от пего ускользнула, и, понимая, что теперь никакие священники, никакие проповеди об адском пламени не заставят ее вернуться, написал Генриху, рассказав о дружбе Маргариты с Олбани и о том, как она присоединилась к самым рьяным сторонникам регента, убеждавшим его приехать.

Генрих рвал и метал, кляня сестру, которая не только стала другом Франции, но и собиралась развестись с мужем. Однако кардиналу Вулси удалось склонить короля к более дипломатичным действиям, чем полный разрыв родственных связей.

Почему бы не предложить Маргарите войска, чтобы она могла восстановить свое регентство и опеку над сыном? Ведь ясно же, что именно этого она хочет. Но предложить помощь при условии, что королева вернется к Ангусу и перечеркнет все планы развода.

Маргарита, прочитав письмо Вулси и уловив его истинный смысл, надолго закрылась одна в своих покоях и стала размышлять.

Получить опекунство над юным Яковом было самым страстным ее желанием. А возвращение регентства означало, что она обретет возможность руководить сыном и научить его мудрому правлению. О чем еще Маргарита могла мечтать?

Но цена была слишком велика. Вернуться к Ангусу! Принять его неверность! Снова испытывать к нему вожделение, которое никогда не могла окончательно в себе подавить. Это было слишком унизительно. Генрих требовал от сестры слишком многого!

Но как она жаждала, чтобы юный Яков жил с ней!

Искушение было очень сильным, по условия сделки чрезмерно унизительны.

– Нет, – проговорила она вслух. – Я не унижусь до того, чтобы еще раз вернуться к мужу, которого презираю. Лучше продолжать борьбу за сына!

Олбани сидел у постели больной жены в Овернском замке. «Вряд ли она сумеет прожить больше нескольких недель», – говорил он себе. Тем не менее эти слова повторялись уже не раз. Анна страшно исхудала от болезни, и было удивительно, как женщина в столь немощном состоянии все продолжает жить.

– Жан, – прошептала она, протянув руку. Он взял тонкую, почти прозрачную кисть – па пей совсем не осталось плоти.

Бедная Анна! Она очень давно не была Олбани женой, но в тех редких случаях, когда он изменял ей, все-таки огорчался. Он был счастлив с Анной, пока не навалилась эта болезнь, изнурительный, многолетний недуг, не позволявший ей жить нормально, но и не отпуская из этой поистине скорбной юдоли.

Анна оставалась такой же нежной и терпеливой в болезни, как была до нее, и герцог всякий день приходил посидеть с ней и рассказывал, где сегодня охотился и какую добычу принес домой.

Но Анна знала, что муж не останется с ней навсегда. Он был человеком действия, облеченным обязательствами при дворе, а возможно, и за морем.

Шотландия! Эта страна никогда не покидала надолго ее мысли, так же как и его. Теперь Олбани умоляли вернуться, и королева Маргарита присоединяла свой голос к просьбам тех лэрдов, что были сторонниками регента, и это очень удивляло, ибо прежде они были врагами, соперничавшими за власть и опеку над юным королем.

Герцог часто думал о ней – изящной женщине, красивой и, может быть, слишком гордой, очень похожей па своего брата, что доставлял столько неприятностей Франции.

Жан ни слова не говорил об этом Анне, но догадывался, что очень скоро его призовет Франциск, и тогда уже нельзя будет откладывать. Одно время Франциск не хотел, чтобы он ехал в Шотландию, но это в те дни, когда он завел притворную дружбу с Англией и у двух королей произошла непростая, оказавшаяся одновременно и чересчур дорогой и бессмысленной для обоих королей встреча, когда принцессу Марию обручили с дофином. Но политическая сцена изменилась. Новый император Карл V навестил свою тетку Екатерину в Англии, и теперь последняя склонялась к дружбе с императором; это означало, что недолгому, как предсказывал Генрих, дружелюбию между Англией и Францией пришел конец. Вулси, каковой ведал английской внешней политикой, вне всякого сомнения, не сводил глаз с папской тиары, явно считая, что ныне император обладает тут гораздо большим влиянием, чем Франциск. Следовательно, Франции снова предстоит обхаживать Шотландию. Анна взглянула на мужа.

– Жан, ты думаешь о Шотландии? – спросила она.

Он кивнул:

– Всякий раз, заслышав во дворе стук лошадиных копыт, я гадаю, не призыв ли это.

– И ты поедешь?

– Боюсь, Франциск прикажет мне это сделать.

Она замолчала, размышляя о себе, беспомощном инвалиде, и о нем – высоком, сильном, полном жизни. «Мы стали неподходящей парой, – думала она. – Жан не тот человек, что может провести всю жизнь у постели больной. И он не высидит тут долго». Посланец прибудет скоро – Анна в этом не сомневалась.

Она была права. Через неделю от короля Франции последовал приказ. Присутствие Олбани в Шотландии – необходимо. Ему следует подготовиться и выехать без промедления.

Когда Олбани направлялся к Стерлингу, люди выходили из домов и выстраивались вдоль дороги, радостно приветствуя регента. Они надеялись, что герцог положит конец сваре между Дугласами и Гамильтонами, каковая вот-вот могла перерасти в гражданскую войну. Только Дугласы и их друзья встретили Олбани негостеприимно. Они боялись великого воина и его людей, зная, что тот приехал по приглашению не только Аррана, но и королевы.

Маргарита ждала его в замке Стирлинг, одетая в королевскую пурпурную мантию из бархата, подбитого горностаем, и роскошные золотые волосы ниспадали свободно, потому что это шло королеве больше всего.

Олбани склонился над ее рукой, и темные глаза сказали Маргарите, что она прекрасна.

«Какой мужчина! – подумала она. – Как вообще на меня могла произвести впечатление внешность Ангуса? По сравнению с Олбани он всего-навсего смазливый мальчишка».

Перед ней был мужчина, одерживавший немало побед в сражениях, сильный, рожденный повелевать. В жилах Джона Стюарта текла кровь королей, как и самой Маргариты. Он был королем во всем, кроме имени, – достойный муж для королевы.

Пир, который она велела приготовить, был роскошен. Олбани сидел по правую руку от королевы за столом, поставленным на помосте, а ноги его покоились на ковре. Маргарита отметила его учтивые манеры, неотразимую улыбку, то, как он ел мясо с невиданной в Шотландии деликатностью, не заливая жиром одежду, а беря куски лишь кончиками пальцев. Потом он аккуратно ополаскивал руки, не дожидаясь перемены блюд.

«Французские манеры! – подумала Маргарита. – И они мне очень нравятся в соединении с мужественной силой».

Он уделял королеве все свое внимание и вел себя так, как будто она и только она имеет для него значение. Уверял, что по-настоящему захотел вернуться в Шотландию, только получив ее письма с приглашением.

– Милорд, – отвечала Маргарита, – я очень хорошо понимаю, что теперь, когда вы здесь, у нас воцарится мир.

– Мое единственное желание – чтобы король был счастлив и в безопасности.

– Тогда наши стремления едины.

Глаза Маргариты сияли. Олбани позволит ей быть с сыном, он поймет, какое значение имеет мать для подрастающего мальчика. О, как она была рада его приезду! И близкое соседство этого великолепного мужчины возбуждало ее.

– Я чувствую, мы станем друзьями, – тихо проговорила Маргарита чуть хрипловатым от переполнявших ее чувств голосом.

– Я на это искренне надеюсь, – ответил он.

Менестрели играли, и королева с герцогом завели разговор о музыке – оказалось, у них сходные вкусы. Позже они первыми двинулись в танце, и; хотя больше не говорили о цели приезда регента, а полностью отдались радостям танцев и представлений, Маргарита считала, что между ними возникло понимание.

И когда в тот вечер королева удалилась на покой, ей было трудно заснуть. Она чувствовала себя молоденькой девушкой, вернувшейся с первого бала.

«Что со мной?» – вопрошала она. И понимала, что это волнение – оттого, что в ее жизнь вернулась надежда.

Они вместе покинули Стирлинг и направились в Линлитгоу. Здесь Олбани тоже принимали по-королевски: снова были пиры, танцы, и Маргарита веселилась, как юная девушка, преисполненная вновь обретенного счастья.

Олбани думал: а почему бы и нет? Это стало бы выходом из положения. И все-таки его радовало, что пока никакого решения они не могли принять. Ни один из них не был свободен. У него есть жена, пусть больная и наверняка недолговечная, но все же… У Маргариты – супруг, с коим она пытается развестись.

Она была красивой женщиной, а Олбани отличался знойным темпераментом. Никто не осудил бы его, вздумай герцог немного побаловать себя. Он любил жену, но сейчас пребывал далеко от дома, и даже Анна достаточно трезво мыслила, чтобы не ожидать от него совершеннейшей верности в подобных обстоятельствах. Все, о чем она могла просить, – чтобы муж не бросал ее, пока жива; а он и сам никогда бы такого не сделал.

Так что Олбани позволил себе последовать, куда манила его Маргарита, и если кто-то следил за ними, – а шпионы докладывали о любом шаге английскому королю, – какое это имело значение? В конце концов, долг герцога перед королем Франциском – сеять разногласия между шотландским и английским дворами.

Когда они танцевали в зале дворца Линлитгоу, Олбани сказал Маргарите:

– Мы вместе поедем навестить короля в Эдинбурге. Если я приду с его матерью, король будет знать, что я друг.

– Ничто не доставит мне большую радость.

– Выходит, я исполню сразу два своих желания одновременно… Увижу короля и доставлю удовольствие его матери.

Королева опустила глаза, чтобы он не прочел в них желание, которое она не могла скрыть. Как давно Маргарита не чувствовала себя такой счастливой!

На следующий день они отправились в Эдинбург, и, когда они въезжали в город под приветственные крики народа, глядя на вздымающуюся перед ними твердыню, Маргарита сказала:

– Интересно, смотрит ли Яков на нас из окна? Он будет так взбудоражен… но все-таки не больше, чем я.

– Должно быть, король с нетерпением ждет встречи с матерью.

– Думаю, да, но не больше, чем мать жаждет увидеть его.

Когда они подъехали к воротам замка, комендант вышел и, встав на колени, передал ключи Олбани.

Он взял их и, повернувшись к Маргарите, передал ей.

Это был момент ее величайшего триумфа, ибо церемониал означало: «Свобода замка принадлежит вам».

Королева не знала, как благодарить регента, но хотела выразить, что значит для нее его приезд, а потому совершила поступок, свидетельствовавший о полном доверии: покачала головой и ответила:

– Нет, это вы должны владеть ключами от замка!

Он взял ключи, и они вместе вошли в ворота.

Королева со слезами на глазах смотрела, как Олбани отдает дань почтения ее маленькому сыну. Потом сама опустилась на колени и обняла Якова, и он тоже стал обнимать свою маму, рассказывая, как давно ждал ее прихода.

– Сегодня действительно счастливый день, – шепнула Маргарита.

Они танцевали до поздней ночи.

– Боюсь, о нас начнут болтать, – сказала регенту королева.

– О тех, кто занимает такое положение, как мы, всегда много болтают.

– Вы ведь понимаете, что я не могу жить с Ангусом.

– Прекрасно понимаю.

– Он не был мне хорошим мужем, а в определенном смысле еще и предал Шотландию.

– Мы умеем разбираться с предателями. Он уже арестован.

У Маргариты перехватило дыхание. На какой-то миг она представила, как Ангус идет к плахе, и содрогнулась. Ее вечно будет преследовать мысль о его прекрасном теле, окоченевшем и мертвом. После Флоддена Маргарита порой видела дурные сны о Якове. Она хотела развестись с Ангусом, но не желала ему гибели. Ей всегда была ненавистна мысль о смерти, и она надеялась, что па ее совести никогда не будет ни одной загубленной жизни мужчины или женщины.

Маргарита объяснила это Олбани, и тот задумчиво выслушал ее.

– Я вижу, у вас доброе сердце, – сказал он.

– Я любила его когда-то, – ответила она. – Ангус – глупый, безрассудный мальчик… не более того. Он не заслуживает смерти. Я жажду освободиться от него, но никогда не смогу жить спокойно, будучи хотя бы отчасти повинна в его гибели. Помогите мне с разводом, и вы сделаете меня счастливой женщиной.

– Разве я не достаточно ясно показал, что сделаю все возможное ради вашего счастья?

Она обратила на него взгляд сияющих глаз:

– Мне очень хотелось услышать это от вас. Олбани понял, что Маргарита воспринимает обычные комплименты с величайшей серьезностью, но пожал плечами. Почему бы и нет? Вино и танцы возбудили его; королева – очень красивая женщина, и кто взялся бы предсказать, что ожидает их в будущем? Когда они будут свободны, – а герцог не сомневался, что это произойдет очень скоро, – брак между ними станет удачным политическим ходом, каковой наверняка восхитит его господина, Франциска, и, очевидно, приведет брата Маргариты Генриха в такое бешенство, какое ему нечасто доводилось испытывать.

– Мы отправим Ангуса в ссылку во Францию, – сказал Олбани. – Не беспокойтесь. Я прикажу, чтобы с графом там достойно обращались, но уехать ему придется.

– И вы поможете мне в Риме?

– Вы вправе рассчитывать на меня. Я сделаю все, чтобы помочь вам в этом.

– О, как я жажду освободиться от этого человека!

– Это скоро произойдет, не сомневаюсь. Что до меня…

Маргарита придвинулась ближе.

– Скоро мы оба станем свободны, – прошептала она. – Но есть еще и сейчас…

От столь откровенного приглашения отказаться было бы грубостью.

И в ту ночь они стали любовниками.

Это были счастливые месяцы. О королеве и герцоге ходили скандальные слухи, но ей было все равно. Она писала радостные письма брату, желая помирить Генриха и Олбани, как некогда, еще при жизни Якова, пыталась примирить две страны.

Генрих скрежетал зубами, читая эти послания. Рычал, что сестра – бесстыдная женщина, и его убивает, что Тюдор могла так легко забыть обо всех приличиях.

Генрих хотел приказать ей бросить регента и вернуться к Ангусу. Последний пользовался его покровительством, и Генрих собирался сделать молодого человека главой проанглийской партии в Шотландии. Монарх сейчас даже больше прежнего злился из-за этого развода, чем когда впервые о нем услышал. Брат Маргариты начинал думать, что у него никогда не будет сыновей от Екатерины и на их браке лежит некое проклятие. Поскольку он и мысли не допускал, что мог чем-то обидеть Бога, то стал искать, в чем вина королевы, и тут доброжелатели напомнили: она была замужем за его братом, прежде чем стать его женой. У Генриха появились угрызения совести из-за этой женитьбы, и он тоже теперь подумывал о разводе.

«Хорошенькое дело, – злился Генрих, – и брат, и сестра одновременно обращаются в Рим с просьбой о разводе. Следовательно, Маргарите надо прекратить подобные попытки и вернуться к Ангусу».

Но вот это-то его сестра точно не собиралась делать.

С тех пор как расцвел их роман с Олбани, ей позволили сколько угодно видеться с сыном. Привязчивый по натуре, Яков был очарован веселой и жизнерадостной матерью. А видя, что сын так же, как и она, доволен их воссоединением, молодая женщина чувствовала себя совершенно счастливой.

Итак, она каждый день виделась с Яковом. Скоро предстоял развод с Ангусом, а пока Маргарита наслаждалась обществом Олбани. Когда они оба станут свободны, их союз будет узаконен во славу Шотландии и к восторгу ее королевы.

Ангуса, давшего обещание удалиться в изгнание, отпустили из-под стражи, чтобы он мог это сделать; но, оказавшись на свободе, молодой граф щелкнул пальцами перед носом Олбани и продолжал оставаться в Эдинбурге.

Но пока Ангус не покинул Шотландию, нельзя было ожидать мира, а регент, безусловно, не относился к тем, кто спокойно терпит, как нарушают их приказы.

Когда Олбани доложили, что Ангус все еще болтается в Эдинбурге, герцог снял шляпу и бросил ее в камин – в ярости он всегда так поступал. Никто никогда не пытался вытащить шляпу из огня, и Олбани стоял, гневно глядя, как языки пламени завиваются вокруг тонкого бархата. Так Джои Стюарт укрощал гнев на тех, кто нанес ему оскорбление, и к тому моменту, когда шляпа сгорала, уже вновь обретал обычную сдержанность. Друзья Олбани видели немало хороших шляп, погибших подобным образом.

И все-таки он не собирался позволить Ангусу пренебречь приказом.

Зная, что молодой граф часто заходит в некий винный погребок, регент послал за хозяином этого заведения.

– Милорд Ангус завсегдатай вашего погребка, насколько я понимаю, – сказал он.

– Это так, милорд. Когда его лордство живет в Эдинбурге, то часто заходит ко мне с другими господами из своего клана. Им правится мое вино, милорд.

– Хм, – обронил Олбани. – Теперь слушайте внимательно. Когда Ангус придет к вам в следующий раз, я хочу, чтобы вы немедленно отправили посыльного за моей стражей. Потом вы подольете настойку, которую вам дадут, в вино милорда Ангуса и любых спутников, какие с ним будут. Ясно?

Хозяин погребка ответил, что все понял, и приказы милорда регента будут исполнены.

Несколькими вечерами позже Ангус зашел в винный погребок вместе со своим братом Джорджем и властно потребовал вина, каковое ему тотчас принесли (но не раньше, чем влили в бокалы настойку и отправили посыльного за стражей).

Пока они с Джорджем сидели и пили, Ангус хвастал, что ни жена, ни регент не заставят его покинуть Эдинбург. У него, мол, точно такое же право тут оставаться, как и у них, – если не больше, поскольку Олбани наполовину француз, а Маргарита – англичанка.

Джордж во всю глотку поддерживал брата, он был искренне предан Ангусу, хотя более здравомыслящие члены семьи осуждали поведение главы своего дома. Гэвин Дуглас, например, назвал племянника «безмозглым глупцом, готовым искать на свою голову неприятностей, следуя советам коварных людей».

– Дядя, умерший от чумы в Лондоне, был слишком стар, – толковал теперь Джорджу Ангус. – Такие люди были хороши в свое время, но времена изменились, и молодые лучше знают, как надо жить в современном мире.

Джордж, как всегда, соглашался с братом; и они все пили и пили вино.

– Послушай, Джордж, – сказал наконец Ангус, – похоже, ты совсем ничего не соображаешь. По-моему, ты слишком много выпил.

Джордж медленно кивнул и повалился лицом на стол.

Ангус попробовал встать, но его ноги сделались ватными.

– Хозяин, – начал он, – это ваше вино – крепкая штука…

И он, в свою очередь, осел.

Теперь настало время стражникам войти в погребок. Так они и сделали и, связав братьев Дуглас веревками, прихваченными с собой, вытащили их на улицу.

У входа их ожидали лошади. Обоих мужчин перекинули через седло, стражники вскочили на коней и, ведя в поводу лошадей с усыпленными братьями, галопом поскакали в Лейт.

Когда Ангус и его брат продрали глаза, они уже плыли на корабле во Францию.

Услышав, каким образом Ангуса выслали из Шотландии и что сестра все еще живет в теснейшей дружбе с Олбани, Генрих пришел в исступление. Собственный брак вызывал у него огромное беспокойство, и о том, что называли «секретным делом короля», уже начали перешептываться не только в Англии, но и за границей.

Генриху казалось, что со стороны Маргариты было проявлением враждебности к нему позволить выслать Ангуса и все еще требовать развода – того избавления, коего король и сам теперь жаждал.

Ярость взяла верх над разумом, и, не посоветовавшись с Вулси, Генрих приказал: каждый шотландец, живущий в Англии, обязан нашить на верхнюю одежду белый крест и. безотлагательно покинуть Англию пешим ходом. Реакцию это вызвало ужасную, в особенности потому, что приграничные бароны, которым никогда не требовался особый к тому повод, немедленно начали отчаянную войну между собой.

Маргарите это представлялось лишь мелкой неприятностью. Она жила теперь в замке Стерлинг, как и юный король. Мать сама проверяла его уроки, каждый день восхищаясь умом сына, и вновь и вновь повторяла, что он – вылитый отец.

Регенту приходилось заниматься государственными делами, но они проводили вместе немало времени, и, несмотря на попытки ее брата воспрепятствовать разводу, Маргарита питала вполне обоснованные надежды, что дело закончится успешно.

Было приятно знать, что Ангуса нет в Шотландии и что во Франции с ним неплохо обращаются. «Совсем напротив», – уверял Олбани, поскольку он велел оказывать обоим шотландцам почести, подобающие особам такого ранга.

Возвращение регента и высылка Ангуса естественным образом восстановили в Шотландии мир. «И это, – думала Маргарита, – лишь предвестие того, какой райской может стать жизнь, если бы мы поженились и правили вместе, пока Яков не достигнет того возраста, чтобы воссесть на троп».

Как-то раз, идя из своих покоев в большой пиршественный зал, королева заметила, что один из пажей лежит на лестнице без чувств. Маргарита подошла и спросила, что у него болит. Бедному мальчику было слишком плохо, чтобы он мог встать, и Маргарита положила руку на его пылающий лоб.

– Я пришлю кого-нибудь, чтобы вас отвели в вашу комнату, – сказала королева.

На следующий день ей сообщили тревожные новости: в замке оспа.

Прежде всего Маргарита подумала о короле.

Она уже направлялась в покои сына, когда вдруг вспомнила, что видела больного пажа на лестнице и трогала его лоб.

Королева оцепенела от ужаса. А что, если это оспа? Откуда ей знать?

Маргарита вернулась к себе и, вызвав одну из женщин, распорядилась без промедления перевезти короля во дворец Далкит. Сама она рассчитывала последовать за сыном, но не раньше, чем убедится, что это безопасно.

Как она радовалась несколько дней спустя, что поступила именно так!

Король пребывал в безопасности и великолепно себя чувствовал, а вот его мать стала жертвой страшной болезни.

В последовавшие за этим недели Маргарита вновь оказалась лицом к лицу со смертью, и те, кто ухаживал за ней, думали, что на сей раз королеве не спастись.

Маргарита металась в постели, часто теряла сознание, не всегда понимала, что происходит вокруг, а когда ее ум прояснялся, спрашивала о детях. Ободряющие голоса твердили, что они здоровы и счастливы и волноваться не о чем. Король избежал оспы; регент слал теплые письма, и Маргарите следовало лишь сосредоточиться на стремлении выздороветь.

Потом пришли письма от Вулси, написанные по велению Генриха, где подчеркивалось, что желательно вернуть Ангуса в Шотландию, и проскальзывали самые неприятные намеки. Генрих недвусмысленно давал понять: дружба с Олбани делает Маргариту врагом своего брата.

Королеву это не волновало. Генрих далеко. Пусть правит собственной страной и оставит ее в покое! Когда они с Олбани поженятся, то будут жить очень счастливо, а поскольку Олбани мудрый государственный муж и сильная личность, в Шотландии настанет мир, и англичанам останется лишь решать свои собственные дела по ту сторону границы.

«Наконец, – уверяла она себя, – я достигла покоя и счастья». Именно эта мысль помогла Маргарите пережить кошмарные недели. У нее была любовь сына; была дорогая маленькая дочка, а в браке с Олбани у них появятся и другие дети.

Маргарита приблизилась к тому, чего всегда жаждала: счастливой семейной жизни. Муж, достойный ее страстной преданности, и дети, которых она могла воспитывать, утешать и любить.

«Это пришло не сразу, – думала она, – мне пришлось пройти через два брака, чтобы достигнуть счастья. Но теперь оно меня ждет. Жизнь Олбани с Анной де ля Тур почти закончилась. Герцог был предан жене и никогда не причинил бы ей горя, попытавшись развестись, и я еще больше ценю его за это. Но Анне де ля Тур осталось недолго. Что до Ангуса, то развод не замедлит, а потом… все будет хорошо».

От Олбани пришло письмо. Он писал, что должен плыть во Францию, чтобы собрать людей и вооружение, поскольку Генрих ведет себя все агрессивнее, а пограничные войны грозят перерасти в более серьезную проблему, чем раньше.

Герцог просил о встрече перед отъездом, желая уверить королеву, что скоро вернется.

Маргарита мгновенно почувствовала себя лучше.

– Принесите мне зеркало! – воскликнула она. – Я должна посмотреть, как выгляжу после столь долгой болезни!

Придворные дамы с грустью смотрели на госпожу: во время болезни ей было слишком плохо, чтобы заботиться еще и о внешности.

– Ну, что вы стоите! – нетерпеливо бросила Маргарита. – Разве вы не слышали приказа?

– Да, ваше величество…

– Тогда ступайте и принесите мне зеркало. Одна из женщин пробормотала:

– Ваше величество… я получила распоряжение…

– Это еще что? Кто смеет тут распоряжаться?

– Лекари велели подождать, пока вы не окрепнете.

Маргариту охватил страх. Надо переждать, пока она не окрепнет, прежде чем дать в руки зеркало. «Что это может означать?» – спрашивала себя королева, но и сама догадывалась.

Она должна знать правду, сколь бы страшной та ни была.

– Принесите мне зеркало, – вновь потребовала Маргарита. – Я приказываю вам это сделать, и не важно, что говорили врачи.

Горничная ушла и довольно скоро вернулась с зеркалом. Маргарита выхватила его из рук служанки.

– О… нет! – вырвалось у королевы, когда она в ужасе уставилась на свое отражение. На несчастную смотрела не Маргарита Тюдор. Некогда прелестную, шелковистую кожу покрывали мерзкие рытвины, веко свисало, прикрывая глаз. – Этого не может быть! – прошептала она.

Но было бесполезно отрицать правду. Сияющая красота исчезла. Лицо, смотревшее на Маргариту из зеркала, было жутким и отталкивающим.

Горничная бросилась к постели, протягивая руки к зеркалу, судорожно стискиваемому королевой.

– Ваше величество, еще слишком рано. Врачи говорят, вы поправитесь…

Маргарита продолжала молча рассматривать руины своей красоты.

«Королева слишком слаба, чтобы увидеться с герцогом Олбани до его отъезда».

Вот и все, что она велела сообщить регенту.

И Олбани отплыл, а Маргарита почти радовалась его отбытию, поскольку не могла допустить, чтобы герцог увидел ее такой.

Ее врачи уверяли, что, когда здоровье полностью восстановится, следы оспы будут не столь безобразными, а дамы утешали Маргариту, твердя, будто она с каждым днем все больше напоминает ту, кем была.

Но в глубине души королева знала, что больше никогда не будет желанной благодаря красоте, и с тревогой думала о возвращении Олбани в Шотландию.

Глава 11 ЛЮБОВНИК КОРОЛЕВЫ

Та жуткая зима закончилась, и наступила весна. Успокоительные слова доктора имели под собой кое-какие основания, так как состояние Маргариты улучшилось и ее внешность тоже – до известной степени. Правда, исчезла шелковистость кожи, каковая вкупе с каскадом сияющих волос была одним из лучших украшений Маргариты; веки тоже остались деформированными, хотя уже не выглядели гротескно. И постепенно, мало-помалу Маргарита кое-как примирялась с утратой красоты. Зато она стала одеваться еще более роскошно, и даже еще в постели, поправляясь от последствий болезни, королева заставляла горничных приносить наряды и развешивать перед ней. Маргарита получала огромное удовольствие от платьев и драгоценностей и внушала себе, что, как только сможет подняться, они ей очень помогут.

Благодаря природной внутренней гибкости Маргарита сжилась со своим изменившимся обликом, напоминая себе, что есть множество вещей, за которые стоит поблагодарить судьбу. Олбани вернется в Шотландию, и, хотя его жена все еще была жива, а сама она до сих пор не развелась с Ангусом, вскоре они будут свободны. Когда Маргарита совсем поправится, она снова увидит сына (во время болезни он посылал матери нежные письма и, вне всяких сомнений, горячо любит мать). А любовь мужа и ребенка могла компенсировать очень многое, и королева начала смотреть в будущее с надеждой.

Среди придворных дам и слуг неизбежно находились шпионы, засланные теми, кто осуждал близость королевы с Олбани и тайно работал на союз с Англией. Олбани пока не было в Шотландии, но Дугласы являли собой многочисленный и мощный клан, опутавший сетями всю страну. Умри жена Олбани, получи Маргарита развод, и Дугласы действительно оказались бы в опале. И они готовы были использовать любые средства, чтобы отвратить Маргариту от герцога и заставить вернуться к Ангусу.

До дугласовского клана дошли кое-какие слухи, и они сочли, что это необходимо поскорее довести до сведения королевы. Но хитрецы понимали, что любые сведения, полученные от них, вызвали бы у Маргариты оскорбленное недоверие. А вот если нашептать новости в виде сплетни, королева не успокоится, пока не выяснит, правда это или ложь.

Одна из горничных поделилась с госпожой слухами, хитроумно ввернув в разговор имя Флемингов:

– Ах, эти Флеминги, ваше величество. Они всегда так важничают! Лорд Флеминг, говорят, так ненавидел свою жену, что она умерла за завтраком вместе со своими сестрами. А теперь, конечно, его сестра стала задирать нос…

– А с какой стати? – лениво осведомилась Маргарита, думая о Якове, что до конца дней своих оплакивал Маргариту Драммонд, отравленную во время того же фатального завтрака вместе со своей сестрой, женой лорда Флеминга.

– Да из-за милорда герцога, ваше величество.

– Какого герцога?

– Милорда герцога Олбани, ваше величество. Маргарита опустила глаза, пытаясь скрыть страх:

– А что с ним такое?

– Ну, ваше величество, говорят, он не мог жить со своей женой, поскольку та инвалид, и, вполне естественно, нуждался в любовнице. А Флеминги всегда ищут выгоды и, без сомнения, уговорили ее на это.

– На что? – потребовала ответа королева, желая произнести эти слова тихо, но чувствуя, что срывается на крик.

– Сестра Флеминга стала любовницей милорда Олбани, ваше величество. Ну, он привлекательный мужчина, да и у нее все на месте. А ее семья ничего дурного не видит в том, чтобы завести дружбу с регентом подобным образом.

– Это все пустые сплетни.

– Нет, ваше величество, я…

– Говорю вам, чушь и болтовня!

Горничная замолчала, но была очень довольна – она выполнила свой долг перед хозяевами, Дугласами, и жестокая хитрость сработала.

Королева теперь не успокоится, пока не выяснит правду, а то, что во время последнего пребывания герцога Олбани в Шотландии сестра лорда Флеминга была его любовницей, не оставляло никаких сомнений.

Она застыла в постели, держа перед собой зеркало. Глаза лихорадочно блестели; их жгли злые слезы, по гордость не позволяла плакать. Маргарита не была таким слабым созданием, чтобы рыдать и плакать потому, что ее снова обманули.

Все, казалось, происходило по одной и той же бесчеловечной схеме. Мужчины, которых любила Маргарита, подло изменяли ей. Она дарила им страстную любовь, была готова на величайшую преданность; но, увы, ее всегда обманывали. И другие узнавали об этой неверности раньше, чем она успевала хотя бы помыслить о возможной измене.

Это было слишком тяжело, чтобы терпеть молча, и если Маргарита умела страстно любить, то не менее сильной была и ее ненависть.

Королева ненавидела Олбани за то, что он так ее обманул. Она теперь понимала, что сама склонила герцога к роману, да, это она позвала его, а столь галантный кавалер не мог ответить отказом, хотя все это время, несомненно, предпочитал объятия красотки Флеминг.

Королева ненавидела весь клан Флемингов. И ничего не могла поделать с этой ненавистью. Она стала именовать Флеминга убийцей жены и невесток. Это возродило старую, почти позабытую клевету – все опять вспомнили, как Яков IV хотел жениться на Маргарите Драммонд и как она умерла, позавтракав вместе с двумя сестрами, в том числе – женой Флеминга.

От чьей руки в действительности погибли эти женщины?

Могло ли быть правдой, что лорд Флеминг, желая отравить собственную жену, по ошибке убил вместе с ней и сестер?

Возрождение стародавней истории было очень слабой местью, полагала Маргарита, за ее собственные муки.

Как же она была несчастна в эти теплые летние дни!

«Я никогда больше не доверюсь ни одному мужчине», – говорила себе Маргарита.

Отныне она посвятит себя только сыну. Мальчику шел одиннадцатый год. Он был умен, сообразителен и очень любил мать, которая, подружившись с Олбани, смогла проводить с ним целые дни.

Дэвид Линдсей все еще был постоянным спутником юного короля и отдал бы жизнь ради мальчика. Яков знал это и горячо любил его.

Дэвид недавно женился на молодой девушке по имени Джэнет Дуглас. Она была белошвейкой в королевском доме и зарабатывала десять фунтов в год, но женитьба ничего не изменила в обязанностях Линдсея. Король унаследовал от отца любовь к музыке, и Дэвид всячески поощрял ее, так что долгие часы проходили в пении, а также игре на лютне и клавикордах. Дэвид, кроме того, научил воспитанника любить животных и заботиться о них, и для обоих было огромным удовольствием играть с животными в парке Стерлинга и пытаться научить их всяким фокусам. Дэвид никогда не позволял мальчику проявлять хотя бы малейшую жестокость, но весьма настойчиво старался втолковать ребенку, что, какое бы удовольствие он ни получал от игры с мохнатыми и пернатыми друзьями, никогда нельзя забывать, что его долг – заботиться и защищать их.

«Конечно, это правда, что Яков еще мальчик; но он также король и умен не по годам, – решила Маргарита. – Бедное дитя, после смерти отца он как будто живет в заключении, ему никогда не позволяют идти, куда хочется, или встречаться с друзьями, если на то нет особого разрешения. Хорошенькое дело для короля – оказаться в подобном положении!»

Почему бы королю не освободиться от этого полузаключения? Почему бы не поставить его во главе какой-нибудь партии – номинально, разумеется, – и, поскольку он готов доверять матери, почему бы ей не стать реальной силой, истинным, но тайным вождем этой партии?

Она никогда больше не доверится мужчине – с этим покончено! Теперь королева намерена посвятить себя политике, восстановлению своего регентства и возвращению сына к той жизни, какую он должен вести как король Шотландии.

Она поехала в замок Стирлинг и застала Якова в его покоях вместе с Дэвидом Линдсеем.

Увидев мать, Яков приветствовал ее радостными восклицаниями.

– А вот и моя мама, Дэвид! – вскричал он. – Она точно придет в восторг от нашего попки!

– Не сомневаюсь, – отозвался Линдсей, и Маргарита увидела, что на запястье мальчика, как охотничий сокол, сидит попугай с ярким оперением.

– Мне эту птицу прислали в подарок, – тараторил Яков. – Правда красивая? Вы когда-нибудь видели такую прелесть? А Дэви сказал, что она может даже научиться говорить. Он уже учит ее свистеть.

– И это очень хорошо получается, – вставил Дэвид, такой же радостно возбужденный, как и юный король.

Голову Маргариты переполняли планы, но попугай привлек ее внимание, потому что она никогда еще не видела подобной птицы, а предположение, будто ее можно выучить свистеть, показалось королеве фантастичным.

Наконец она вдоволь подивилась всем этим чудесам, послушала, как Яков аккомпанирует на лютне пению Дэвида, и сказала, что хотела бы немного побыть наедине с сыном, и Дэвид удалился.

– Послушайте, Джейми, – сказала Маргарита, как только они остались вдвоем, – какую странную жизнь вы ведете, а ведь вы – король!

– Странную, мама?

– Ну, ведь вы же почти узник. Будь ваш отец жив, насколько все обернулось бы по-другому!

– Но тогда я не был бы королем.

– Ох, Джейми, как печально, что ваш отец умер, а вы стали пленником честолюбивых людей.

– Да-а-а… – протянул Яков. – Полагаю, я действительно узник… в некотором роде.

– На самом деле так оно и есть, потому что, пожелай вы покинуть замок Стирлинг, вам не позволили бы этого сделать. Бедный Яков, вы еще так мало видели, откуда вам знать, что такое свобода! А вы король. Порой меня охватывает дикий гнев на тех, кто заставляет вас жить так, как вы живете. Король должен быть свободным, и вы, хоть вам пока и немного лет, все же король!

Яков задумался.

– Кто же настаивает, чтобы меня держали в заточении? – потом спросил он.

– Парламент, а парламентом управляет регент.

– Герцог Олбани? Он мне очень нравится. Я думал, он мой друг.

– Ваш друг? – Маргарита рассмеялась. – У пего очень приятное обхождение, не правда ли? Так часто ведут себя те, кто собирается нас обмануть.

– Значит, герцог – обманщик?

Глаза Маргариты сузились, и Яков уставился на нее, широко раскрыв глаза.

– Он один из величайших обманщиков на свете! – пробормотала она.

– Наверное, это и в самом деле так, – ответил Яков, – потому что он убедил меня, будто мы друзья.

– Вам надо быть крайне осторожным с такими людьми, как он. Но, Яков, я твердо решила: очень скоро с вами перестанут так обращаться. Я мечтаю, чтобы вы покинули эту тюрьму и заняли достойное место в этой стране, поскольку вы ее король.

Глаза Якова загорелись.

– Как вы это сделаете, мама?

– Пока еще не знаю. Но, думаю, нам поможет ваш дядя, – теперь, когда я узнала о непорядочности Олбани. Возможно, нам понадобится сначала бежать за границу, уповая на его милость. Потом ваш дядя пошлет армию, чтобы свергнуть регента Олбани и всех, кто за ним стоит.

– Когда, мама?

– Ах, ничего еще не решено, но лучше начинать готовиться.

– Значит, в один прекрасный день я убегу. Я отправлюсь ко двору своего дяди, а потом мы соберем армию, и я в самом деле стану королем!

Маргарита поглядела на горящее от нетерпения детское лицо.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы были постарше, – вздохнула она. – Но мы будем терпеливы. Никому ничего об этом не рассказывайте – даже Дэвиду. Это наш секрет. И все-таки я хочу, чтобы вы помнили: вы – король, и с вами так обращаться нельзя.

– Я запомню это, – ответил Яков. Попугай неожиданно засвистел, и серьезное выражение на лице мальчика немедленно сменилось улыбкой.

– Послушайте, мама! – закричал он. – Видите, какой он умный! Ну, не замечательный ли попка?

«В душе он остается ребенком, – подумала Маргарита. – Но теперь недолго останется таким». Яков прежде всего король; и Маргарита была решительно настроена сделать его истинным властителем, дабы избавить Шотландию от человека, что отравил любовь, как щедро подаренную ею, а ныне быстро переходившую в лютую ненависть.

Единственное, что помогало Маргарите пережить эти месяцы горького разочарования, – привычка строить безумные планы. Она должна была чувствовать себя в гуще интриг, чтобы избавиться от тоскливых мыслей! И королева уехала в Перт, где, по ее мнению, могла с большей вероятностью сохранить свои действия в секрете, и немедленно возобновила переписку с братом.

В письмах Маргарита изливала весь свой гнев на Олбани, рассказывала Генриху о его связи с сестрой Флеминга и добавляла, что не доверяет клану Флемингов, поскольку глава убил собственную жену (эта загадочная история, происшедшая до ее, Маргариты, приезда в Шотландию), а вместе с женой – двух ее сестер.

Всегда готовый выслушивать нападки на Олбани и его французских союзников, Генрих был рад, что и у его сестры сменился настрой. Он дал понять, что если сестра прекратит толки о разводе и помирится с Ангусом, то получит полную и чистосердечную поддержку Англии.

Но, несмотря на безумную ненависть к последнему любовнику, Маргарита отнюдь не хотела воссоединиться с тем, кто обманул ее еще более жестоко.

Тем временем друзья Олбани, уловив намеки на то, что происходит, написали регенту, что его присутствие в Шотландии стало острой необходимостью и было бы неразумно откладывать приезд. Но Олбани не спешил возвращаться из-за болезни жены.

Маргарита же, беспрепятственно получив от брата условия мира между двумя странами, вернулась в Эдинбург, твердо намереваясь привезти юного Якова в Толбут и дать ему возможность выступить, потребовав, чтобы ему, как королю Шотландии, предоставили право ездить в своем королевстве куда вздумается.

Яков, по натуре мальчик бесстрашный и вдобавок отлично натасканный матерью, вошел в тот день в Толбут с таким королевским достоинством, что даже циничные лэрды испытали потрясение и легкий трепет. Многие из них сказали себе, что следует поосторожнее вести себя с Яковом: он, конечно, еще мал, но однажды станет королем и, судя по всему, достаточно умен, чтобы запомнить тех, кто его оскорбит. Яков заговорил чистым и звонким голосом:

– Я ваш король и не хочу больше оставаться узником. Это королевство достаточно велико, по явно не может одновременно вместить меня и герцога Олбани.

Несколько лэрдов выступили, почтительно объясняя королю, что его окружили стражей только ради его собственной безопасности. У них нет иного желания, кроме как служить своему королю, и именно это они поклялись делать.

Яков взглянул на мать, дабы та подсказала ему следующую реплику, по в этот момент Гольтье де Мален, вошедший в Толбут сразу после того, как король занял место, выступил вперед и объявил, что должен передать сообщение от господина герцога Олбани и сейчас вроде бы для этого настало самое подходящее время.

– Мой господин, – сказал он, – благодарит вас за поддержку регентства во время его отсутствия. Герцог уже находится па пути к нам, и у него для вас хорошие новости. Господин Ришар де ля Поль вскоре прибудет с войском для вторжения в Англию, ибо ему известно, что вы почитаете врагами Шотландии тех, кто пытается достигнуть перемирия между двумя исконными противниками. Пусть король остается в замке Стирлинг с несколькими доверенными лэрдами в качестве опекунов; однако его величеству следует дать разрешение охотиться, буде он того пожелает.

Маргарита, слушая и наблюдая за воздействием этих слов на присутствующих, ощутила столь глубокое отчаяние и опустошенность, что едва сумела сдержать слезы, ибо от гнева она плакала куда чаще, чем от горя. Король произвел на лэрдов такое сильное впечатление, и, не вмешайся Гольтье де Мален, она бы отстояла свободу Якова.

– Так нельзя обращаться со своим королем! – воскликнула она. – Может быть, Яков V еще мал, но вы видите, что он истинный монарх!

Но королева знала, что теперь не удастся растрогать этих людей никакими мольбами, поэтому попросила, чтобы ей дали возможность выбрать опекунов короля, назвав при этом лордов Бортуика и Эрскина, коим могли бы помогать аббат Холируда и епископ Абердина.

Парламент согласился, чтобы лорд Эрскин стал опекуном, но отверг всех остальных.

Яков, видя огорчение матери, топнул ногой и крикнул:

– Не забываете ли вы, господа, что я ваш король?

Лэрды оторопели. Никто из них не осмеливался встретиться с королем взглядом, по каждый напомнил себе, что Яков пока – только ребенок, и они видели, как его мать меняет политику, повинуясь собственным капризам. Они помнили, как она вышла замуж за Ангуса меньше чем через год после Флоддена, какими почестями осыпала его и весь клан, а теперь к Ангусу и его семье у королевы не осталось ничего, кроме ненависти.

Маргарита действовала под влиянием чувств, и следовать за подобной женщиной было опасно.

Тем не менее мальчик, бесспорно, был королем и недвусмысленно напоминал об этом.

Тогда было предложено, что, если Олбани не вернется через две недели, опекуны короля освободятся от обязанностей, и ему позволят ездить, куда он захочет; более того, условия перемирия, выдвинутые англичанами, предлагалось тогда рассмотреть заново.

«Это не полное поражение», – думала Маргарита, вместе с королем покидая Толбут.

Олбани прибыл в Дамбартон.

Когда Маргарите сообщили об этом, она отпустила всех своих дам и слуг, чтобы обдумать положение в одиночестве. Она взяла зеркало и стала внимательно изучать отражение. Сама королева свыклась с переменой, но Олбани это сильно поразит. Она думала обо всех своих нарядах и, главное, о тех, что больше всего ей шли. Но если Маргарита ненавидит герцога, какая разница, что он о ней подумает? «Да, – сказала она себе, – я должна справиться со своими чувствами; он никогда не узнает, как сильно ранил меня. Если я выкажу интерес к Олбани, все поверят, будто я считаю его достойной партией и жду, когда мы оба станем свободны».

Маргарите было необходимо скорее повидаться с королем: обсудить с ним, что может означать возвращение Олбани, научить сына, как вести себя и какие слова говорить; и королева радовалась, что, по крайней мере, мальчик испытывает к матери уважение и готов повиноваться во всем, о чем бы она ни попросила.

Маргарита отправилась в Стирлинг, где ее тепло встретил Яков. Она видела, что сын изменился; он больше не был таким мягким и податливым: она заставила мальчика осознать ту власть, что будет ему принадлежать, и короля успели окружить компаньоны, стремившиеся выполнять его волю и льстить. Но он был не менее глубоко привязан к матери, и она была в восторге.

Дэвид Линдсей, однако, был обеспокоен и явно искал случая поговорить с королевой наедине, но у нее теперь не хватало времени для Дэвида. Она испытывала благодарность за заботы о мальчике, но, в сущности, Линдсей был всего-навсего удачным компаньоном для ребенка. Яков тем не менее сохранил привязанность к старому другу, хотя теперь, когда в его жизни появилось так много новых интересов, проводил с Дэвидом меньше времени. Королю нравилось охотиться вместе с подростками чуть постарше, но они казались ровесниками, так как Яков был взрослым не по годам.

Мальчик воспользовался разрешением охотиться каждый день и явно превращался в страстного любителя гончих. Он слегка погоревал, когда любимый попугай улетел в парк, где его заклевали дикие птицы. Но после этого события король с ее большим рвением погрузился в новые забавы – ему хотелось забыть о потере своей драгоценной птички. А вот видясь с Дэвидом, он всегда вспоминал о ней.

Маргарита сказала сыну, что Олбани прибыл в Шотландию и они должны быть начеку.

– Он, без сомнения, придет к вам с ласковыми словами, но вам надо помнить, что это великий обманщик.

Яков внимательно слушал, и Маргарита радовалась столь явным привязанности и почтению сына.

Король хотел показать матери свое новое хозяйство; многих из его старых слуг заменили, и, сидя с сыном на пиру, Маргарита заметила веселого молодого человека, красавчика бесшабашного вида, служившего главным нарезчиком короля.

Он был очень смел, этот молодой красавец, и вовсе не казался подавленным присутствием короля и королевы. В шелковой ливрее, в дублете из красного атласа и красных чулках с черной бобровой опушкой, он являл собой яркую и привлекательную фигуру.

Нарезая мясо для короля и королевы, незнакомый Маргарите дворянин развлекал их меткими, остроумными замечаниями.

– Скажите мне, – обратилась Маргарита к сыну, – кто этот молодой человек, похоже очень довольный собой и жизнью?

– Я прикажу ему поговорить с вами, – ответил Яков и, поманив молодого человека, объявил: – Ее величество королева изволила спросить о вас.

Дворянин низко поклонился и широко раскрыл глаза от радостного удивления.

– Королева желает говорить со мной! – пробормотал он. – Это счастливейший день в моей жизни!

– Скажите мне, как вас зовут? – осведомилась Маргарита.

– Гарри Стюарт, ваше величество. Королева улыбнулась:

– Славное имя, и нельзя сказать, что оно мне незнакомо. Объясните, к которой из ветвей семьи вы принадлежите.

– Мой отец – лорд Авондэйл, ваше величество, и я его второй сын. Мы с моим братом Яковом служим королю и оба почитаем за счастье, что оказались на таком прекрасном месте.

– И, мне кажется, вы исполняете свои обязанности подобающим образом.

Гарри Стюарт возвел глаза к потолку:

– Ваше величество, кто осмелился бы поступить иначе… служа королю? А теперь – наслаждаясь еще большим счастьем лицезреть королеву!..

В славной и почтительной физиономии молодого Генри было что-то, показавшееся ей забавным. Маргарита знаком показала, что ей надо нарезать мясо, каковое действо было исполнено с большим изяществом, и, когда резчик подал королеве мясо, она не сочла оскорбительным его смелый взгляд, обращенный на нее.

В тот вечер, удаляясь на покой, Маргарита впервые за долгое время почувствовала, что у нее легко на сердце.

Олбани шел повидать королеву, и она не могла сдержать волнения. Пусть она знала, что у герцога была другая любовница во время их романа, по это могло только огорчить ее, считала Маргарита, а не вызвать ненависть. Она выбрала себе наряд с величайшей тщательностью. Ее волосы, к счастью, ничуть не утратили красоты и теперь, тщательно уложенные, сверкали драгоценностями. Но полностью скрыть следы оспы невозможно, и Олбани заметит, насколько она изменилась. Впрочем, и в те дни, когда она была прекрасна, он не был ей верен, как не был верен Яков – первый муж, а равно и Ангус, муж второй.

Маргарита оставила короля в Стирлинге и вернулась к себе в Эдинбург. Зная, что Олбани едет к королю, она считала более уместным встретиться с ним наедине, а не в присутствии Якова. Друзья рассказали королеве, как Олбани преклонил колени перед юным королем и поклялся, что вновь прибыл в Шотландию, чтобы отдать за него жизнь, если потребуется.

А теперь он направлялся в Эдинбург, во дворец Холируд, где собирался жить.

С улицы до Маргариты доносились приветственные крики. Олбани мгновенно завоевал популярность, несмотря на то что в глазах жителей Эдинбурга выглядел чужеземцем. Подействовало то самое, столь неотразимое обаяние Стюартов, коим, похоже, обладали все носившие это имя. Молодой главный нарезчик короля Якова тоже обладал им. Он был смелым парнем, и королева, возможно, слишком поощряла его, но он был так мил, дал Маргарите почувствовать себя опять молодой и поверить, что ее дамы не особенно лгали, говоря, будто оспа мало изменила ее внешность.

Олбани сделал остановку по пути в Холируд; желая навестить королеву. Она ждала, высоко подняв голову, пока герцог не подошел и не остановился перед ней, отвесив низкий поклон. Встретившись с Маргаритой взглядом, Олбани ничем не показал, что заметил какие-то изменения в ней.

– Итак, вы вернулись в Шотландию! – сказала королева.

– Я никогда бы не уехал, не будь в этом крайней необходимости.

О, как хотела бы Маргарита, чтобы сердце ее не билось так безумно, чтобы она не чувствовала себя до нелепости счастливой оттого, что он приехал. И все же к радости примешивался яростный гнев. Ей хотелось спросить: «А когда вы предполагаете нанести визит своей любовнице, этой Флеминг?»

Но их разговор оставался сдержанным, как это всегда бывало в присутствии посторонних.

– Как долго вы пробудете в Эдинбурге?

– Всего ничего. У меня есть неотложные дела.

– На границе? – предположила королева, но герцог только улыбнулся.

– Тем не менее, – продолжал он, – я знаю, что друзья подготовили в Холируде празднества в мою честь. Я не смогу в полной мере насладиться ими, если королева не даст согласие там присутствовать, дабы разделить со мной радость возвращения.

Маргарита улыбнулась. Желание потанцевать с ним в тронном зале дворца Холируд было слишком велико, чтобы устоять.

Они возглавили танец, как и раньше.

– Время тянулось долго, – сказал он.

– У вас, несомненно, было много дел во Франции.

– Очень много, и все же время тянулось долго.

– Я была тяжело больна, когда вы уезжали.

– Я не знал, насколько тяжело, иначе никогда не смог бы покинуть Шотландию.

– Чепуха, – резко бросила она, – одна из любовниц заболела – какое это имеет значение? Всегда есть другая, чтобы развлечь вас в часы досуга.

Герцог, помолчав, с раскаянием взглянул на Маргариту.

– Увы, – только и сказал он, криво улыбнувшись.

– Мои враги поспешили рассказать мне об этом, – продолжала королева. – Я предпочла бы узнать правду от вас.

– Плоть слаба, – признал Олбани.

– Похоже, для мужчин – непосильная задача хранить верность одной женщине. Я начинаю думать, что она просто невыполнима.

– Это, – пробормотал герцог, прищелкнув пальцами, – не имеет большого значения. Привязанность, нежность – вот что важно.

– Я согласна. Любить – значит никогда не причинять боль тому, кого любишь, ни словом, ни делом.

– Умоляю вас, поймите, минутная слабость не должна повлиять на отношения между нами.

– Вероятно, вы более легкомысленный человек, чем я, милорд. Вы можете разобраться в своих чувствах, но не в силах понять мои. Вы не подали виду, в какой пришли ужас, увидев, что сделала со мной болезнь… точно так же, как ни намеком не показывали, что у вас есть другая любовница. Поздравляю вас с превосходной выдержкой, но вы нравились бы мне куда больше, будь вы человечнее.

Маргарита почувствовала, как в ней нарастает гнев. Она хотела накричать на Олбани, ранить так, как он ранил ее. Да просто завизжать! «Почему я должна любить этих неверных мужчин? Почему я не могу избавиться от своих чувств с той же легкостью, с какой они забывают о своих?»

Герцог наблюдал за ней, и Маргарита подумала, догадывается ли он, насколько она близка к истерике. Олбани многое знал о женщинах, она была в этом уверена. Джон Стюарт, столь преданный больной жене! Вот уж поистине преданность! Без сомнения, он сидел у ее постели и утешал… когда не наведывался к какой-нибудь повой любовнице. Королева считала, что отныне знает ему цепу. Более всего герцог хотел покоя; но он был также не прочь удовлетворить свою похоть. Последнее он делал тайно, скрывая от больной жены, играя роль преданного мужа, как изображал страстного влюбленного перед очередной дамой.

Маргарита сейчас молилась о спокойствии и мужестве. Нельзя подчиняться воле своих чувств; она должна быть гордой, дать понять Олбани, что он не вправе обращаться с королевой Шотландии, как с одним из минутных увлечений, и ожидать, будто она, Маргарита Тюдор, станет с нетерпением и радостью ожидать, когда ее вновь поманят.

– Я постараюсь все объяснить… когда мы останемся наедине, – прошептал герцог.

Маргарита изо всех сил боролась с соблазном и, подавив желание, бросила:

– Не знаю, когда это произойдет, милорд, потому что я вовсе не намерена оставаться с вами тет-а-тет.

Олбани, казалось, огорчен, но был, как всегда, спокоен. Велика беда, если Маргарита больше не примет его в постели? Без сомнения, герцог быстро утешится с этой Флеминг.

Олбани лишь слегка обеспокоило, что королева обнаружила его неверность. Он считал, что, если Анна умрет, а Маргарита освободится от Ангуса, брак между ними будет для всех настолько желанен, что королева уступит и выйдет за него замуж. Больше того, герцог знал, что Маргарите вовсе не хотелось ему отказывать. Олбани прочел гнев в ее глазах, успел понять, насколько она темпераментная женщина; этим вечером в ней явно говорила ревность, а будь Олбани королеве глубоко безразличен, она не стала бы так отчаянно злиться.

В случае нужды он без особых трудов вернет благосклонность Маргариты.

Но в тот момент у Олбани были другие дела, требовавшие предельного внимания. Он получил людей и оружие, собираясь начать войну против врага Шотландии и своего господина, короля Франции.

Итак, регент выступил перед парламентом в Толбуте и был весьма красноречив.

– Неужели вы забыли, как ваш король и ваши отцы были убиты на Флодденском поле? – вопросил он. – Сколько шотландских городов разрушено? Сколько шотландских церквей осквернено? Сколько домов, расположенных в опасной близости от границы, ограблено? Настало время поразить наших врагов раз и навсегда. У нас есть оружие. Так чего мы ждем?

Парламент выслушал его. Да, правда, шотландцы ненавидели англичан, и вот теперь Олбани, вернувшись в Шотландию, привез известие, что месье Ришар де ля Поль, сам себя именовавший герцогом Суффолком, собирает армию, дабы вторгнуться в Англию. Петушок Тюдор слетит с трона; между двумя королевствами навечно воцарится мир. Никаких сражений на границе, никакого страха по всей стране, что англичане готовят вторжение.

Вскоре после прибытия в Шотландию Олбани отправился в поход и, достигнув границы, послал вызов графу Суррею, приглашая его встретиться и сразиться.

Суррей, однако, отклонил вызов. Он готов сразиться, ответил граф, но предпочел бы сделать это на английской земле. Пусть шотландцы придут к нему сами.

Но погода переменилась, и шотландцы опасались идти в Англию. Воины перешептывались, недоумевая, почему должны терпеть неудобства военной жизни, когда могли бы спокойно сидеть у камелька. Олбани громогласно твердил о преданности Шотландии, но не сражался ли он в действительности за Францию? А почему бы французам самим не вести свои войны?

Олбани задыхался от ярости против шотландцев, в особенности потому, что знал наверняка: англичане сейчас не в состоянии противостоять нападению. Шотландцы могли бы свести, наконец, старые счеты, они могли бы залечить рапы, нанесенные им при Флоддене.

Но нет, ответили шотландцы. Они не намерены отправляться в Англию.

Если герцогу угодно, пусть снимет шляпу и бросит ее в лагерный костер.

Наблюдая за тем, как языки пламени облизывают бархат, он, как всегда, почувствовал, что гнев угасает.

Олбани начинал изрядно уставать от Шотландии; он хотел быть дома, во Франции. Анна нуждалась в нем. Герцог устал от Маргариты-мегеры, пресытился Флеминг. Что обе они значили для него? Ничего, по сравнению с Анной.

Олбани хотел вернуться к ее ложу, сидеть рядом, потому что знал: ее боли не так остры, когда он там. Он хотел взять ее руки – эти худые, прозрачные руки – и сказать ей: «Анна, они ничто, эти женщины… они удовлетворяют минутное желание… а потом наступает раскаяние. Но ты поймешь. Ты все знаешь… и никогда не упрекала меня».

«Святая Матерь Божья, как я устал от этой унылой страны! Как я жажду вернуться в Оверни, в комнату моей возлюбленной».

Как только Олбани отбыл на границу, Маргарита отправилась в Стирлинг. Она решила, что не станет жить отдельно от сына, и, если кто-то попытается чинить ей препоны, пусть используют силу.

Возмущение королевы герцогом все нарастало. Разве ему небезразлично, что она отвергла его притязания? «Для этого ловеласа сгодится любая женщина, – говорила она себе. – И я, королева, унизилась настолько, что показала ему, как много он для меня значит!»

Единственным способом победить эту телесную боль было оскорблять Олбани, твердить, что не уступит, пусть он хоть на коленях ее умоляет.

«Я ненавижу его! – повторяла она себе. – Пусть отправляется к своей Флеминг. Какая мне разница?»

Это было нелепо, и, не будь королеве так жаль себя, она могла бы посмеяться над тем, как глупо обманулась. Почему она не могла по-настоящему увлечь тех, кого желала, почему они изменяли ей? Есть ли вообще на свете верные мужчины? Может, все беды из-за того, что Маргарита выбирала мужчин, желанных для многих женщин? Яков, Ангус, Олбани! Королева признавала, что эти трое – самые привлекательные кавалеры Шотландии.

Какой бальзам проливал на раны Маргариты юный Яков, так хотевший ее видеть! «По крайней мере, – говорила она себе, – у меня любящий сын». Не меньше была взаимная привязанность и с дочерью Маргаритой. Дети отвечали ей любовью на любовь, хоть в этом королеве повезло.

Каждый раз, бывая с Яковом, она думала о брате Генрихе – тот все больше беспокоился, что у него нет сыновей, кроме одного незаконнорожденного. Бедный Генрих! Когда она думала о своих невзгодах, было так отрадно пожалеть еще более несчастного брата!

Маргарита вновь и вновь твердила сыну о своем недоверии к Олбани.

– Ну, дитя мое, – говорила она, – это совершенно неправильно, что вы, повелитель этого королевства, должны подчиняться своим подданным!

Яков внимательно слушал. Он устал от ограничений и стал понимать, что, если ты король, нельзя уступать чужой воле. Он жаждал получить то, что считал своим по праву. Подобная жизнь не для короля, вот и мать уверяла его в этом!

– Но будьте уверены, – заявляла Маргарита, – мы недолго станем терпеть такое положение!

Королева постоянно ощущала поблизости присутствие главного нарезчика короля и полагала, что Гарри Стюарт воспринимает ее особым образом. Поднимая глаза, она часто замечала, что молодой дворянин не сводит с нее взгляда, в котором смелость мешалась с почтительностью.

Маргарита стала ловить его взгляд, как это делал он, и чувствовала, что сердце начинает биться быстрее, когда этот Стюарт рядом. Иногда за едой их руки соприкасались, и королева могла бы поклясться, что это действовало на молодого человека так же сильно, как и на нее.

Однажды Маргарита сидела у короля, и Гарри Стюарт был среди придворных. Он оказался совсем рядом, и королева велела юноше сесть около нее.

Он исполнил приказание с большим проворством, причем сел гораздо ближе, чем следовало. Но Маргариту всегда привлекала его смелость.

– Ваше величество, я знаю, как вы беспокоитесь о короле, о том, что его содержат, как узника, – пробормотал Гарри. – Я хочу сказать, что если бы я мог быть чем-то полезным своему повелителю и вашему величеству, то охотно отдал бы свою жизнь.

– Благодарю вас, – тихо ответила она.

– Ваше величество, мне хотелось бы доложить вам кое о чем, но здесь…

– Вы просите дозволения увидеться со мной наедине?

– Если бы ваше величество оказало мне такую честь…

– Приходите в мои покои, когда я попрощаюсь с королем. Я устрою так, чтобы вы могли поговорить со мной без свидетелей.

Она не могла точно определить, как Гарри Стюарт воспринял подобную милость. Он выглядел так, будто ему это снится, – слегка испуган и в то же время очарован.

Королева ощущала нетерпение молодого человека и едва могла дождаться минуты, когда они останутся вдвоем. Маргарите пришло в голову, что Гарри влюблен в нее, и она решила обойтись с ним очень милостиво. Но все равно с нетерпением ожидала услышать, что он хочет рассказать.

Гарри Стюарт опустился перед ней на колени и, взяв обе ее руки, поцеловал.

– Ну, – бросила королева, – что это за великая тайна, которую вы хотите мне поведать?

Он поднялся без разрешения и, все еще удерживая ее руки в своих, оказался совсем близко. Она видела длинные темные ресницы, блестящие глаза и теплый румянец на щеках. Он был поразительно красив, да еще так молод и настойчив…

– Я не осмеливаюсь сказать это теперь, в присутствии вашего величества, хотя наедине с собой повторял тысячи раз.

– Лучше уж говорите, – отозвалась Маргарита. – Мне будет неприятно, что я дала аудиенцию, не имевшую никакого смысла.

– Ваше величество, боюсь, вы сочтете меня излишне смелым, но с тех пор, как вы приехали в Стирлинг к королю, я не могу ни есть, ни спать, думая о вас…

– Вы так молоды… – начала она.

– Ваше величество тоже молоды. И даже будь вы действительно немного старше, это нисколько не изменило бы мои чувства. В моих глазах у вас нет возраста… Вы королева, а я всего лишь второй сын лэрда, и не из самых знатных. Но, несмотря на все это, я мужчина, а вы, ваше величество, женщина, и сегодня вечером мы могли бы поговорить не как королева и подданный.

Казалось, чувства совсем захватили его. Гарри прикрыл глаза рукой и отвернулся. Королева представила, что сейчас он, спотыкаясь, выбежит из комнаты, и протянула руку, пытаясь удержать его.

Едва ощутив прикосновение, молодой Стюарт повернулся, подхватил ее на руки, так как был достаточно силен: Маргарита оценила его мужественность, и ее темпераментная натура потребовала ответить страстью на его страсть.

Теперь, когда руки Гарри обнимали королеву, а губы прижимались к ее шее, она больше не могла притворяться, что не хочет его, ибо все признаки страсти были для него столь же очевидны, как и для нее.

– Это… безумие, – запинаясь, прошептала Маргарита.

– Но какое прекрасное безумие! – воскликнул он. – Я охотно пошел бы на эшафот сразу после ночи такого безумия!

Маргарита пыталась напомнить себе, что она королева, что ее снова увлекают чувства, но не знала и не помнила ничего, кроме того, чего так страстно жаждало ее тело.

– Где мы могли бы остаться наедине? – прошептал он.

– Здесь, – ответила она. – Я приказала меня не беспокоить.

– Ваше величество… любовь моя…

– О, а вы очаровательный мальчик!

– Не такой уж мальчик, как вы скоро убедитесь, – хвастливо ответил Гарри, и она поддалась его желаниям, ибо они совпадали с ее собственными.

И когда они лежали рядом, она подумала: «А почему бы и нет? В мире попадаются верные мужчины. Почему бы не этот прелестный мальчик? Ведь он настолько ниже меня, королевы, что всегда будет хранить признательность». Гарри оказался не менее страстным, чем любой из ее возлюбленных, но гораздо более почтительным. Он напомнил ей Ангуса времен Стобхолла – тех дней, что она мечтала пережить заново с человеком, который ответил бы любовью на любовь, верностью на верность.

– Когда мы снова будем вместе? – спросил он.

– Не знаю, нам надо быть осторожными.

– Я чувствую полную бесшабашность и воспользовался бы любым случаем, лишь бы не потерять ни минуты свидания с вами.

– Вы глупый мальчишка, – с нежностью улыбнулась Маргарита.

– Разве это глупо – так любить?

– Будет очень глупо, когда все откроется!

– Неужели вы думаете, меня волнует, что за это сделают со мной? Я счел бы и смерть недостаточной платой за радость, которую сейчас испытал.

«Какие милые слова и какой очаровательный рот! У нас будет много подобных встреч», – пообещала она себе. Раны, нанесенные Олбани, начали затягиваться.

Какое ей дело до Олбани? Пусть проводит с Флеминг хоть каждую ночь! У нее теперь новый любовник; он молод, страстен и обожает ее. Это сквозило в каждом его слове и жесте.

Недостойный? Слишком низок по положению? Молодой? Очень намного моложе ее?

Какая разница?

Королева влюбилась.

Олбани вернулся в Эдинбург и обнаружил, что Маргарита стала его врагом, – теперь она хотела помириться с братом и строила планы его, Олбани, отстранения от власти.

Герцог сам сделал врагом женщину, прежде числившую его другом, и это было плохо. Он рвался домой. Известия об Анне становились все хуже. Регент исходил гневом на шотландцев, поскольку они не желали воевать в Англии, а он только напрасно терял здесь время.

Тревожило, что королева проводила так много времени в обществе короля. Олбани усматривал тут величайшую опасность, так как ему постоянно докладывали, что Маргарита подстрекает Якова восстать против наложенных на него ограничений.

Олбани выступил в Толбуте и попросил разрешения отбыть во Францию, поскольку его жена тяжело больна. Регенту было отказано: лэрды объяснили, что его присутствие с Шотландии необходимо, и именно в этом заключается его долг.

– В таком случае, – ответил герцог, – короля надо забрать из-под опеки королевы, ибо я предвижу крупные неприятности, если она будет невозбранно внушать молодому человеку недовольство охранными мерами, каковые нам пришлось принять.

Лэрды Совета согласились с этим, и были сделаны определенные шаги к тому, чтобы разлучить Маргариту с Яковом и заменить его личных слуг.

Едва эта новость достигла королевы, она встревожилась и сделала то, что быстро превращалось у нее в привычку, – рассказала о своих огорчениях Гарри.

Юному Стюарту хотелось доказать, что он нечто большее, чем хороший любовник: парню очень нравилось давать королеве советы, и поскольку Маргарита хотела сделать ему приятное не меньше, чем он ей, то и сделала наперсником всех своих тревог.

– Что мы можем сделать? – спросила она. – Наши враги так сильны! Я не допущу, чтобы меня не пускали к сыну!

– Король и сам не желает расставаться с вашим величеством, что легко понять. Но нам надо перехитрить врагов, а значит, – тщательно все обдумать, не проявляя горячности.

Королева улыбнулась ему:

– О Гарри, как мне с вами хорошо! Вы знаете, что я иногда чересчур порывиста. Да, давайте поразмыслим и вместе решим, как нам перехитрить этого человека.

– Говорят, – продолжал Гарри, – он собирается сделать лорда Флеминга одним из опекунов короля. – Молодой Стюарт исподтишка взглянул на королеву, зная, что не так давно произошел скандал, затрагивавший ее и регента. – А сестра лорда Флеминга – любовница Олбани. Мне это представляется опасным.

– Почему же?

– У лорда Флеминга дурная репутация. По слухам, он отравил свою жену, а заодно и ее сестер. Этот человек явно не прочь, чтобы регент стал королем, а это может произойти, если король умрет.

– Не говорите о подобных вещах! – в ужасе закричала Маргарита.

– Любовь моя, подобная возможность приводит меня в содрогание, как и вас, но нам нельзя упускать ее из виду. Флеминг предпочел бы видеть свою сестру любовницей короля, а не регента.

– О, злобные твари! – прошептала Маргарита.

– Вполне вероятно, – продолжал Гарри, – что Олбани выбрал Флеминга именно по этой причине; он предпочитает, чтобы кто-то совершил злодеяние вместо него, а Флеминг вполне может оказаться подходящим человеком.

Маргарита слушала, сузив глаза. Она знала, что это неправда. Олбани никогда не стал бы замышлять убийство и, более того, питает к Якову некоторую привязанность. Нет, герцог не настолько честолюбив, чтобы обречь на смерть своего юного родственника ради короны.

Но было приятно злословить на его счет с Гарри, зная, что она больше не нуждается в нем, зная, что у нее есть молодой и красивый, обожающий ее любовник.

Декабрьские ветры осаждали степы замка Стирлинг, когда туда приехал Олбани.

Маргарита вместе с Яковом ждала его. Когда герцог вошел, она заметила, какой у него усталый вид. «Олбани стареет», – подумала она и порадовалась, что Гарри помог ей оправиться от этого горького любовного романа.

Яков, подученный матерью и всегда готовый поступить так, как она советует, принял регента холодно. Зато герцог проявил к мальчику величайшее почтение.

Маргарита стояла и наблюдала, в восторге оттого, что способна сделать это спокойно, без всякого волнения. И когда Олбани подошел к ней и поклонился, королева приняла его приветствие равнодушно.

– Я глубоко сожалею, – сказал он, – что вызвал ваше недовольство.

– Вам некого винить в этом, кроме себя, – резко ответила она.

– Разве мы не можем прийти к какому-нибудь спокойному соглашению?

– Мне это не представляется возможным, – скривилась королева. – Король не желает более терпеть никаких ограничений. Он считает, что все это ему навязано и является оскорблением для Короны. Такое мнение полностью разделяет его мать.

– Я сожалею, что его величество придерживается подобного мнения.

– В самом деле, милорд, вы, как видно, не испытываете ничего, кроме сожалений.

Маргарита зло усмехнулась. «О Гарри, мой возлюбленный мальчик, какой счастливой ты меня сделал! – подумала она. – Пусть Олбани делает все, что хочет! Пусть отправляется во Францию или к Флеминг… какое мне до этого дело, когда у меня есть ты!»

– Я надеялся, что смогу вновь обрести вашу дружбу, – прошептал Олбани.

Королева пожала плечами. Она чувствовала себя беспредельно свободной. Герцог больше не имел над ней никакой власти. Она покончила с ним точно так же, как с Ангусом; а когда ненависть переходит в безразличие, женщина может считать себя свободной от треволнений.

Недели шли, и Олбани беспокоился. Он никак не мог прийти к определенному решению. Король все еще жил в Стирлинге вместе с матерью; сам же он не раз повторял просьбу позволить ему уехать из Шотландии, по вновь и вновь получал отказ.

Герцог сидел в своих покоях, разглядывая заснеженный город и думая о комнате в замке, где умирала его больная жена. Он писал Анне, обещая вернуться к ее ложу, как только сумеет навести порядок в этой беспокойной стране.

Олбани знал, что Анна думает о нем так же, как он о ней, и мечтал еще раз заверить ее в своей преданности.

Так он сидел, когда из Франции прибыли гонцы с печальной вестью о смерти Анны; она благословила мужа перед тем, как умереть, и благодарила за подаренную им счастливую жизнь.

Услышав новость, Олбани закрыл лицо руками.

«Я подвел Анну, – думал он, – даже в последний миг меня не было рядом, чтобы попрощаться с ней».

При дворе начали перешептываться. Регент овдовел: теперь королеве оставалось добиться развода, и тогда, став свободными, они могли пожениться.

Ситуация давала повод для подобного предположения.

Маргарита слушала все это и улыбалась. Гарри был явно встревожен. Она смеялась над его страхами, когда они оставались наедине.

– Нет, любовь моя, неужели вы думаете, что теперь я возьму Олбани!

– Совет признает это самой желательной партией.

– Думаете, я позволю им настоять на браке, лишенном для меня какой бы то ни было привлекательности?

– Я очень боюсь, что они постараются убедить вас.

– Значит, вы просто глупый мальчишка.

– Я живу в сплошном кошмаре!

– Мой бедный сладкий Гарри!

Она было от него в восторге – до глубины души растрогана, но и печальна, потому что не могла дать ему все, чего бы хотела.

– Я еще не получила развода с Ангусом, как вам известно, – сказала она, пытаясь утешить его.

– Я рад этому, потому что из-за него вы пока точно не можете выйти за Олбани.

– Говорю вам, я никогда этого не сделаю. Хотя, получив развод, я, возможно, все-таки выйду замуж.

– Ваше величество… дражайшая моя любовь… но за кого вы собираетесь выйти замуж?

– За одного молодого человека. – Маргарита поступила необдуманно, но было так восхитительно наблюдать за его лицом! Она слишком любила Гарри, чтобы дразнить его долго. – Его зовут Гарри Стюарт.

Королева видела, как в его глазах медленно проступает изумление.

Маргарите пришлось оставить сына в замке Стирлинг, а самой уехать в Эдинбург. Королева беспокоилась и чувствовала себя несчастной, ибо это означало, что ей придется на какое-то время покинуть не только сына, но и Гарри.

Королева твердо знала, что долго этого не вынесет, и, когда Олбани пригласил ее на встречу в сторожевой башне дворца Холируд, Маргарита отправилась туда, с нетерпением ожидая услышать, в чем дело.

Беседовали они наедине, что вполне устраивало мать короля, но, услышав от герцога новости, она встревожилась.

– Я опасаюсь, – начал Олбани, – что это станет потрясением для вашего величества. Ангус бежал из Франции и направляется в Англию, дабы просить убежища при дворе вашего брата.

Маргарита пришла в ужас. С тех пор как влюбилась в Гарри, она еще решительнее занималась разводом. Королева знала, в какой восторг придет Гарри, да и она сама, когда сможет открыто объявить его своим супругом. Маргарита ненавидела нынешнее положение и все меры, какие приходилось принимать, даже обитая под крышей одного замка, чтобы провести вместе ночь. Маргарита, как и ее возлюбленный, мечтала узаконить их союз. Она знала, что этот брак встретит сильное противодействие, но это потом. Королева и раньше действовала под влиянием чувств, а потом терпела последствия. Будь Ангус таким мужем, каким, она знала, станет ее дорогой Гарри, королева ни о чем бы не жалела. Именно предательство Ангуса причинило ей такую страшную боль, а вовсе не собственная импульсивность.

Маргарите было приятно полагать, что молодой граф убрался с дороги, поэтому мысль о его возвращении и всех неприятностях, каковые это повлечет за собой, казалась особенно тревожной.

Олбани внимательно наблюдал за ней:

– И ваш брат наверняка предложит ему убежище и помощь.

– Боюсь, что так, – вздохнула она.

– Маргарита, ваш брат вам не друг.

– Я соглашусь с вами, если он объявит себя покровителем Ангуса.

– Что Генрих Английский и жаждет сделать. Более того, он предоставил Ангусу необходимую помощь, дабы вернуться в Шотландию и организовать проанглийскую партию, готовую свергнуть короля. Поэтому, как видите, он действует против вас.

Королева молчала. В том, что говорил Олбани, было слишком много правды.

– Франция станет для вас гораздо лучшим другом, – продолжал герцог. – Король Франциск готов выплачивать вам пенсию; и если когда-нибудь Ангус вернется, сделав жизнь в Шотландии невыносимой, во Франции вас примут с почестями.

– Могу ли я быть уверена в этом?

– Я обещаю вам, что так и будет, клянусь своей честью!

– Честью, милорд?

– Перестаньте, я не нарушаю данного слова. Разве я когда-нибудь клялся вам, что не люблю ни одну другую женщину?

– Что верно, то верно, – ответила она.

– Мы должны вести себя разумно, Маргарита. Брак между нами, несомненно, многое сделает для укрепления мира в Шотландии. Я теперь вдовец, а вы, получив развод, тоже станете свободны.

Королева не проронила ни звука. Она думала, что совсем недавно многое отдала бы, мечтая услышать от него эти слова. Теперь она выслушала их без волнения и мысленно ответила: «Никогда я не выйду за вас замуж. Я не хочу этого. Вы стареете и вянете, а мой Гарри так молод и нежен! Мальчик верит, что самое чудесное в его жизни – любовь королевы. Получив свободу, я возьму в мужья Гарри».

Однако Маргарита сделала вид, будто Олбани ее убедил. Пусть верит, что она выйдет за него замуж, а потом она покажет ему свое истинное отношение, точно так же, как поступил он.

Месть все еще казалась сладкой. Возможно, и теперь, когда ласки Гарри еще не успели изгладиться из памяти, королева все еще испытывала какие-то чувства к этому человеку.

Она вступит с ним в союз, скрыв свои истинные чувства, ибо если брат задумал взять под крылышко Ангуса и помочь ему восстановить положение в Шотландии, то развод станет еще более долгосрочным делом, а значит, полезно посмотреть, что предлагает Франция.

– Мы подпишем договор, – сказал Олбани. – Я подготовлю его, и вы увидите, какие преимущества сулит вам дружба с Францией.

– Да, – ответила Маргарита, – подготовьте текст, чтобы я посмотрела.

И королева, восстановив дружеские отношения с Олбани, вернулась в Стирлинг к сыну и любовнику. Олбани убеждал ее в необходимости выполнять рекомендации Совета, объяснив, что ограничения наложены на короля лишь ради его собственной безопасности. Маргарита внимательно слушала и как будто соглашалась, но вместе с Гарри обсуждала план при первой возможности сделать короля поминальным главой партии, каковой они втайне будут руководить.

Зима выдалась нелегкая.

Между Маргаритой и ее братом вспыхнула ссора, поскольку ее враги позаботились послать в Англию, присовокупив к ее письмам, копию договора с Олбани.

Генрих был в ярости. Кому можно доверять, бушевал он, как не собственной сестре? Подумать только, Маргарита решила договориться с Францией, и это – после всего, что он для нее сделал!

Королева хитроумно ответила, что сама послала копию договора Генриху, дабы он мог разобраться в намерениях Олбани; но Генрих не успокаивался, поскольку не верил ей. Он догадывался, что до Маргариты дошли слухи о его приглашении Ангусу и теперь она искала дружбы с Францией. «Как печально, когда брат и сестра не ладят», – ворчал Генрих, но он сделал все, пытаясь помешать Маргарите потерять мужа и бессмертную душу; а теперь, видно, будет вынужден отказаться от родства, если сестра не одумается.

Все это казалось Маргарите несущественным по сравнению с любовью к Гарри Стюарту.

Тем временем Олбани начинал приходить в отчаяние, так как ему не давали вернуться во Францию. Он писал туда друзьям, уверяя их, что не видит способа заставить шотландцев воевать с Англией. А значит, он более не мог послужить Франции и умолял о разрешении ехать домой.

Наконец Франция и Шотландия дали такое разрешение, и перед отъездом в Дамбартон, где ожидал корабль, Олбани отправился в замок Стирлинг, чтобы в последний раз встретиться с Маргаритой и ее сыном.

Он попросил дозволения провести несколько минут наедине с королевой, дабы попрощаться с ней. Маргарита согласилась, с волнением вспоминая, как он уезжал в прошлый раз и какую боль тогда испытывала.

– Это не навсегда, – сказал Олбани и протянул к ней руки.

Маргарита сделала вид, будто не заметила этого жеста, и, подойдя к окну, посмотрела вдаль.

– Нас огорчает ваш отъезд, милорд, – ответила она.

– Надеюсь, скоро вы будете свободны, – продолжал он.

– Я тоже надеюсь, как надеялась долгое время.

– И тогда, – добавил он, подойдя совсем близко, – мы сможем начать строить планы.

Маргарита слегка наклонила голову. Ее планы были уже построены, но она не собиралась рассказывать о них герцогу. Маргарите доставит изрядное удовольствие отказаться от его предложения о браке, когда таковое будет сделано, ибо, как она теперь понимала, этот человек никогда не будет ей до конца безразличен.

– Маргарита, дорогая моя… Она обернулась с легкой улыбкой.

– Мне следует дождаться, когда я стану свободной, прежде чем строить какие-либо планы, – ответила она и отодвинулась.

– Как вы переменились ко мне, – грустно заметил Олбани.

– Время ни для кого из нас никогда не стоит на месте, милорд.

Он вздохнул и, понимая, что бесполезно вести с ней речи о любви, добавил:

– Маргарита, положение любой страны всегда непросто, если ее король еще не достиг того возраста, чтобы править самостоятельно. Слишком много тщеславных людей стремятся что-то урвать от власти. Умоляю вас, будьте осмотрительны!

– Забота о сыне всегда была моей первой и самой главной задачей.

– Это мне известно, то тут необходима величайшая осторожность. Умоляю вас, не пытайтесь раньше времени вырвать его из детства.

– Поверьте, я пекусь о благе сына во всех отношениях.

– Маргарита. – Он опустил руки ей на плечи и повернул лицом к себе. Это был жест любовника, не забывшего о прошлом. – Давайте расстанемся друзьями!

Королева улыбнулась и, легко высвободившись, протянула ему руки.

– Прощайте, друг мой, – только и сказала она.

Олбани притянул ее к себе и пылко поцеловал. Он все еще имел над Маргаритой какую-то власть. Но она думала о Гарри и об их замысле сделать юного короля главой партии, которой они будут управлять. Все это станет возможным, как только регент уедет во Францию.

Пусть думает, что подаренный ею поцелуй был дружеским. Она больше не чувствовала злобы к герцогу. Пусть уезжает. Какая ей разница? Маргарита была счастлива с Гарри и рассчитывала оставаться счастливой до конца своих дней.

Теперь, когда Олбани покинул Шотландию, настало время исполнить план, так долго лелеемый Маргаритой.

Затворившись в покоях с сыном и Гарри Стюартом, она рассказала, что им надо делать.

– Королю следует вступить в свои права, – заявила Маргарита. – Я не меньше, чем он, устала от проволочек. Мы будем бороться за такую возможность, а поскольку у нас много друзей, она скоро представится.

Юный Яков и Гарри не скрывали восторга, глаза их светились предвкушением, так как оба надеялись на перемену нынешней судьбы. Яков прозревал будущее, когда станет королем не только номинально. Гарри мечтал о дне, когда Маргарита сдержит обещание и сделает его казначеем Шотландии, вручив Большую государственную печать. Но это еще не все; как муж королевы, он обретет громкие титулы и почести.

– Когда? – воскликнул юный Яков.

– Как только у меня исчезнут сомнения, что мы можем действовать безопасно, – отозвалась Маргарита. – Сейчас я предлагаю отправиться в паломничество к часовне Святого Ниниана, хотя па самом деле я думаю собрать тех лэрдов Галлоуэя, кто, по моим расчетам, поддержит наше дело.

– И скоро, – воскликнул Яков, – я покину эту тюрьму! Скоро я покажу своим подданным, что я на самом деле король!

В его карих глазах светилось безумие, и это насторожило бы Маргариту, не будь она в таком приподнятом состоянии. Она перевела взгляд с любимого сына на возлюбленного и обняла обоих.

– Мы будем вместе, – прошептала она, – и не можем потерпеть поражение.

Многие решили поддержать королеву. Олбани уехал, и верность ему таяла, как случалось всегда, стоило ему покинуть Шотландию.

Более того, было очевидно, что Яков скоро станет королем, в зрелости склонным руководствоваться собственным умом, и он явно не поблагодарит тех, кто выступит против него сейчас. Следовало думать о будущем. Яков решительно настроен обрести свободу и наверняка запомнит тех, кто поможет ему в этом. А потому мало кто выступил против, когда король задумал покинуть замок Стирлинг. В тот момент, когда он с триумфом въехал в Эдинбург, люди вышли из домов посмотреть, как повелитель вступает в свою столицу.

– Да здравствует король! – кричали они. – У нас опять есть король, который будет править нами!

И действительно, Яков выглядел истинным королем. Какая разница, что он так юн? Юность проходит слишком быстро. Мальчик скоро станет мужчиной. Вылитый отец, говорили все. И вспоминали красавца мужчину, вспоминали, как вспыхивали его глаза при виде хорошеньких девушек, его яркую индивидуальность и то, как он устраивал для народа турниры, всегда оказываясь победителем. Они забыли, что тот же король повел их мужчин на ненужную битву; забыли, как он сгинул до срока на Флодденском поле.

Нет, люди помнили только обаяние и красоту Якова IV, а потому радостно гомонили:

– Яков V – такой же, как его отец! Да здравствуют Стюарты! Да здравствует король!

Так король вместе с матерью вступил в свою столицу и поехал во дворец Холируд; они остановились там, решив сделать своей резиденцией на время пребывания в городе.

Гарри Стюарт с важным видом разгуливал по Эдинбургу. Редко молодой человек столь стремительно поднимается к власти, и многие задумывались о причинах такого взлета.

Что сделал этот Гарри Стюарт, чтобы получить должности казначея и лорд-канцлера? А как же талантливые лэрды, чьи опыт и ранг делали их достойными подобных почестей? Почему все это досталось младшему сыну какого-то не очень знатного дворянина, только-только появившемуся при дворе?

Разумеется, он был красив, держался высокомерно и глядел орлом.

Все помнили головокружительную карьеру Ангуса и спрашивали себя, не Повторяется ли вновь то же самое.

Поэтому Маргарита, едва начав завоевывать уважение лэрдов, была обречена утратить его. Шотландия соглашалась признать короля-мальчика своим повелителем, а раз, испытывая преданность матери, он хотел видеть ее регентшей, лэрды были готовы согласиться и на это. Но возвысить это ничтожество только за красивое личико и хвастливые манеры – это было невыносимо!

При дворе не нашлось ни одного лэрда, желающего подчиняться любовнику королевы. Они сетовали на ее распущенность и твердили, что поддержали регентшу не для того, чтобы она правила страной, опираясь на Гарри Стюарта.

Маргарита не подозревала о всеобщем недовольстве. Она была так счастлива, что ее сын и любовник довольны! Три удачливых заговорщика не сомневались в успехе.

Королева написала Генриху в Англию, что успешно преодолела ограничения, наложенные Олбани на Якова, и мальчик ныне живет в Эдинбурге как признанный король. Маргарита считала, что ее сыну следует подумать о браке, так как, несмотря на юный возраст короля, обручение весьма важно и для него, и для Шотландии. Ничто не порадовало бы Маргариту больше, чем принять дорогую племянницу, принцессу Марию, как дочь; и, зная о привязанности своего дражайшего брата к племяннику (каковой столь поразительно на него похож!), королева полагала, что тот с удовольствием назвал бы мальчика сыном.

Томас Магнус, посол Генриха, прибыл в Шотландию с ответом на это предложение, и, узнав, что он в Эдинбурге, Маргарита назначила аудиенцию безотлагательно.

Яков и Гарри были с королевой, когда она принимала Магнуса, каковой сказал: его господин, мол, с радостью услышал, что Яков освободился от ограничений, предписанных Олбани, и надеется на прекращение вражды двух стран.

– Мой брат может быть уверен, что так и будет, – ответила Маргарита. – Но, прошу вас, расскажите, что он сказал о моем предложении насчет принцессы Марии.

Магнус взглянул на Гарри, но Маргарита повелительно взмахнула рукой:

– Все, что вы хотите сказать, не может быть тайной от моего лорд-канцлера.

Магнус явно удивился, что совсем молодой человек занимает столь высокий пост, но ответил:

– Мой господин, король Англии, заявил, что будущий союз преисполняет его радости. В настоящее время есть договоренность выдать принцессу Марию за императора Карла, по мой господин будет счастлив отказаться от этого брака ради союза с Шотландией.

– Вот новость, которую я жаждала услышать! – заявила Маргарита.

– Но, – вставил Магнус, – предполагаемый договор между Шотландией и Англией следует хранить в секрете, пока помолвка между принцессой и императором не будет расторгнута официально.

Маргарита, кивнув, повернулась к Якову и Гарри.

– Я так счастлива, – сказала она. – Я всегда мечтала об этом. Мой сын – истинный король Шотландии, и вечная дружба объединит мою родину со страной, что удочерила меня. – Она бросила на Гарри теплый, загадочный взгляд, будто хотела добавить: «А еще я люблю и любима!»

Но он, конечно, все понял.

– Я знаю, – продолжала королева, – брат принимает мои интересы очень близко к сердцу. Он не понимает моего стремления получить развод и всегда противостоял мне в этом вопросе, но я уверена, что ныне, когда между нами возникло новое понимание, Генрих больше не станет чинить мне препятствий. Я не забуду, что он предоставил хлопотному Ангусу убежище в Англии, и понимает, сколь неудобно было бы позволить этому человеку вернуться в Шотландию.

«И тогда, любовь моя, – сказал Гарри Стюарту влюбленный взгляд королевы, – наступит конец всей этой секретности. Пусть весь мир узнает, как мы любим друг друга».

Магнус достал письма и вручил регентше.

Она села за стол, усадив рядом с одной стороны Якова, с другой – Гарри; и когда они так сидели, читая письма, раздался стук в дверь.

Маргарита озадаченно подняла глаза: она распорядилась не беспокоить их без самой крайней необходимости и не могла поверить столь странному ослушанию.

– Вы можете войти, – отозвалась она. Один из ее пажей открыл дверь, и на пороге возник гонец в запыленной с дороги одежде.

– У вас важные новости? – спросила Маргарита, вставая.

– Да, ваше величество, и я думаю, вы должны узнать о них безотлагательно. Сегодня граф Ангус пересек границу и ныне находится в Шотландии.

Глава 12 ТРЕТИЙ БРАК КОРОЛЕВЫ

Под покровом темноты кучка всадников продвигалась к Эдинбургу. Во главе ехал Ангус с суровым решительным видом. Рядом скакали Леннокс и Бакли – оба присоединились к смутьяну, не желая играть вторые роли при Гарри Стюарте.

«Что за глупая женщина! – думал Ангус. – Снова и снова она бросает все самое ценное! Сначала ради меня; теперь из-за этого Стюарта! Слава богу, что она так глупа!»

– Мы в миле от города, – прошептал он Ленноксу. – Кто поедет вперед и взберется на стену, чтобы отпереть ворота и впустить нас?

– Для такого дела отыщется немало добровольцев, – ответил Леннокс.

Ангус кивнул. Обстоятельства изменили его – глава Дугласов уже не был наивным мальчиком, в которого влюбилась королева. Теперь он стал честолюбцем, жаждущим править Шотландией. И, как муж королевы (граф твердо решил не допустить развода), ему следовало завладеть ее сыном.

Ангус задумал прибрать Якова к рукам. Тогда он сможет ставить Маргарите любые условия, какие пожелает.

Ангус слышал, что королева дала ему прозвище Милорд Мучение. Пускай себе! Скоро эта женщина узнает, что он способен и вправду причинить ей немало мук. За Ангусом стоит Генрих Английский: находясь при тамошнем дворе, он приложил массу усилий, чтобы убедить Генриха в склонности Маргариты к союзу Франции из-за Олбани. Генрих не одобрял желания сестры получить развод; он с самого начала принял Ангуса как зятя и продолжал считать таковым.

В темноте возникли стены города, и Ангус приказал остановиться.

Леннокс подал знак – несколько мужчин спешились и поползли к стенам. Оставшиеся молчали. Ожидание показалось им очень долгим; потом ворота города распахнулись. Ангус и его люди вошли в Эдинбург через Хай-стрит и повернули к церкви Святого Джайлса.

В Холируде в тот вечер царила атмосфера ожидания.

Маргарита ощущала в воздухе угрозу. Это оттого, что Ангус – в Шотландии, а она не могла чувствовать себя в безопасности, когда он был здесь.

В ее опочивальне был Гарри Стюарт. Все уже знали, что он любовник королевы, а страсть Маргариты была так безумна, что она не могла более соглашаться ни на какие предосторожности. Любовь к молодому человеку сквозила в каждом обращенном на него взгляде, и королева понимала, что скрывать это бесполезно. Лучше было выказывать свои чувства, как кто-то говорил, самым наглым образом. Маргарита не стыдилась своей любви, и Гарри тоже.

– Милый, – прошептала она, – мне тревожно с той самой минуты, как я узнала, что Милорд Мучение пересек границу.

– Мы достойно встретим его, когда настанет время, – заверил ее Гарри.

Она взяла его руку и поцеловала.

– Мое благословение, – прошептала она. – Какое утешение вы мне дарите!

– Это мое величайшее желание и ныне и всегда, – ответил ей любовник.

Он был очень доволен жизнью, так как обрел множество почестей и бесконечную преданность королевы.

– Мне душно, – сказала Маргарита, – несмотря на ноябрьские холода.

– Пойдемте в постель, – ответил молодой человек. – Обещаю развеять давящую атмосферу и спасти вас от ноябрьских холодов.

Она рассмеялась и поцеловала его.

– Гарри, – пробормотала королева, когда они лежали в объятиях друг друга, – мне кажется, что вы что-то притихли в последнее время. Какие-нибудь дела на уме?

– От вас нелегко скрыть неприятности – уж очень острый глаз.

– Значит, что-то вас беспокоит.

– Я боюсь, любовь моя.

– Боитесь! Вы, Гарри? Невероятно!

– Да, я боюсь оскорбить вас. Если я это сделаю, то уйду из этих покоев и брошусь вниз с самой высокой башни дворца.

– Не говорите подобных вещей! Я не могу этого вынести. Скажите мне, что вас беспокоит?

– Есть одна вещь… это произошло много лет назад, а я вам не рассказал…

– Вы кого-то любили?

– Вернее, думал, что люблю, – вздохнул он. – Я не знал любви, пока не увидел свою королеву.

– И чем обернулась ваша… мнимая любовь?

– Я женился на ней…

– Понимаю. Значит, у вас есть жена. И вы видитесь с ней?

– Нет, с тех пор как мы сказали друг другу о нашей любви. По правде сказать, эта женщина мне больше не жена. Я с ней развелся. Это было очень легко.

Маргарита несколько секунд молчала.

– Назовите мне ее имя, – потребовала она.

– Вы не знаете ее. Это леди Лесли. Любовь моя, моя королева, вы сердитесь на меня за то, что я скрыл это от вас?

– О нет, Гарри, милый. Я никогда не могла бы сердиться на вас. И почему я должна сердиться теперь? Вы ведь женились до того, как мы познакомились. Вы хранили это в секрете, боясь огорчить меня, а теперь все мне рассказали, поскольку у вас больше нет жены…

– О, Маргарита… будь вы самой простой девушкой в стенах этого города, я все равно любил бы вас и почитал за честь быть вашим мужем.

Она прильнула к нему:

– Спасибо, что рассказали мне, Гарри. Всегда лучше, когда тебе рассказывают правду, чем когда узнаешь ее сам. Мужчины, которых я любила, причиняли мне этим немало боли. Давайте сейчас поклянемся, что у нас никогда не будет тайн друг от друга. Если наша любовь пройдет, мы скажем об этом. И если изменим, опять-таки признаемся. Вы обещаете?

– Мне никогда не придется ни о чем таком рассказывать.

– Я знаю, любовь моя, но все равно давайте поклянемся.

Так в ночной тишине они дали клятву; потом любили друг друга и, наконец, заснули. Но долго проспать не удалось.

Маргарита высвободилась из объятий любовника, когда за дверью послышался шум. В комнате уже светало, а с улицы доносились крики.

Поспешив в переднюю, королева окликнула горничных, и ей помогли одеться; зубы служанок стучали, пальцы вздрагивали.

Кто-то заколотил в дверь.

– Кто там? – осведомилась Маргарита. Это был один из стражей.

– Ваше величество! – крикнул он. – Милорд Ангус – в Эдинбурге. Его люди взобрались на стену и впустили захватчиков в город. Они уже на улицах и направляются к замку.

Маргарита все поняла. Ангус решил захватить замок. Отнять у нее Якова.

Она выбежала из покоев и кликнула стражу:

– Смутьяны не должны взять замок! Пошлите немедленно гонца с приказом страже стрелять из пушек, когда они приблизятся!

Мирную тишину раннего утра разорвал грохот стрельбы.

Маргарита в волнении ждала. И через некоторое время ей сообщили, что Ангус и его люди отступают от замка.

Ангус со своими сторонниками, струсив, когда королева приказала стрелять по ним из пушек, покинули Эдинбург и временно укрылись в Далките, а потом отступили и дальше – в Танталлан.

Как только город освободили, Маргарита решила оставить Холируд и той же ночью вместе с сыном, держа в руке факел, отправилась во главе процессии к замку. Там, за стенами мощной твердыни, она чувствовала себя в безопасности, но понимала, что это временно.

Как знала королева, с весьма могущественной партией Дугласов не так-то легко справиться, но больше всего Маргариту пугало, что Ангус станет вынуждать ее вернуться к нему.

Ирония заключалась в том, что возвращение Ангуса в Шотландию стало возможным благодаря ее брату. Маргариту очень беспокоили отношения с Генрихом, и она решила, что первым делом неплохо бы поссорить брата с Ангусом.

Положение было крайне опасным: Шотландия оказалась на пороге гражданской войны. Едва Ангус вернулся, Дугласы совсем осмелели. Вдобавок считалось, что его поддерживает король Англии. Смутьяны уже показали свои намерения, убив лорда Флеминга у самой двери церкви Святого Джайлса исключительно потому, что несчастный был другом Олбани, а его сестра – любовницей регента. Партия Дугласов задумала сокрушить французов и, стало быть, могла надеяться на помощь Англии.

Никогда еще не казалась более справедливой мысль, что сегодняшний друг может завтра обернуться врагом. Маргарита раньше всегда хотела мира между Англией и Шотландией, но теперь раздумывала, не станет ли Франция более основательным союзником.

Конечно, со стороны Генриха было очень любезно посулить Якову принцессу Марию, но Маргарита знала, что Генрих подумывает развестись с матерью девочки, Екатериной Арагонской, под тем предлогом, что после ее замужества за его братом Артуром их собственный брак недействителен. Как, в таком случае, смеет Генрих предлагать королю Шотландии незаконнорожденную принцессу?

Маргарита получила письма из Франции. У Олбани было предложение. Племянница его жены, дочь герцога Урбино и Марии Сулонской, была одной из самых богатых наследниц в Европе. Правда, Екатерина Медичи не могла похвастать королевской кровью, но герцог считал девушку очень неплохой партией для короля Шотландии.

Маргарита сделала вид, что обдумает это, но с браком Якова можно было повременить.

В настоящий момент королеву больше всего беспокоила угроза со стороны Дугласов, и самым неотложным из всех дел ей представлялся развод.

В обмен па развод Маргарита предложила Ангусу часть земель из своего приданого, что приносило бы ему немалый доход. Он отказался, и это было ужасно. Тем более, что парламент, осознав силу партии Дугласов, решил включить главу этого дома в число лиц, из коих выбирали опекунов для короля. Предполагалось, что Ангус и архиепископ Глазго станут опекунами Якова на три месяца; в следующие три месяца их сменят Арран и епископ Абердина; затем Аргайл и канцлер Битон, а далее следовали Леннокс и епископ Данблейна. Таким образом обеспечивалось, чтобы никто из этих тщеславных и даровитых вельмож не мог оказывать на короля слишком долгое влияние.

Сумрачным февральским днем король, сопровождаемый эскортом, направился в Толбут, возглавляя торжественную процессию. Рядом ехала его мать, а перед ними гордо выступал Ангус с короной в руках, тогда как у Аррана был скипетр, а у Аргайла – меч.

Впервые за много лет Маргарита увидела мужа и поняла, что ей трудно смотреть на него без волнения.

Ангус не утратил своей красоты, и, хотя цвет юности исчез, он все же оставался на редкость привлекательным мужчиной.

Будь Ангус верным мужем, повторяла себе королева, мы могли бы обрести великое счастье.

Маргарита знала, что Гарри едет среди всадников ее свиты. Бедный мальчик! Он выглядел сильно встревоженным, опасаясь (королеве это было известно), как бы она не вернулась к Ангусу. Маргарита хотела успокоить его. Она никогда не простит Ангусу то горе, что он ей причинил. Нет! Ныне королева отдала свою любовь Гарри Стюарту и станет его женой, как только это будет осуществимо. Гарри – ее последняя любовь.

В Толбуте, после того как церемония открытия парламентских слушаний завершилась, Маргарита встала, дабы сказать лэрдам, что более всего желает воцарения мира в королевстве.

Было решено сформировать регентский совет с королевой во главе и при участии светских и духовных лиц. Последних представляли Сент-Эндрюс, Глазго, Абердин и Данблейн; первых возглавляли Ангус, Арран, Аргайл и Леннокс.

Внешне это выглядело мирной встречей, но немало косых взглядов было обращено на Гарри Стюарта, и многие лэрды шептались, что пусть они и приняли королеву в регентский совет, по не потерпят ее любовника.

После заседания король поехал обратно в Холируд вместе с королевой. Неподалеку от Маргариты гарцевал Гарри Стюарт, очень довольный собой и ни в коей мере не обеспокоенный любопытными и враждебными взорами лэрдов.

А вот юный Яков нервничал, зная, что на следующие три месяца попадет под опеку Ангуса. Король обожал мать и, зная, как она ненавидит своего мужа, был недоволен. Юноша предпочел бы опеку Леннокса, ибо тот нравился ему больше всех остальных.

Маргарита пыталась успокоить сына.

– Ничего не бойтесь, – сказала она, – мы найдем какой-нибудь способ вызволить вас. Но я не сомневаюсь, что Ангус будет снисходительным стражем. Он не посмеет поступить по-другому. Вы король, и, хотя в силу своей юности вынуждены повиноваться этим людям, так будет не всегда, и они помнят об этом. А пока вы будете видеться с Ангусом, сделайте все возможное, чтобы убедить его согласиться на развод.

Яков пообещал сделать все, что в его силах, и, пока они так разговаривали, подъехал Гарри.

– У вас неспокойный вид, – нежно сказала королева.

– Меня только что предупредили, – ответил он, – что Дугласы поклялись убить меня и моего брата Якова сегодня ночью, если мы останемся в Холируде.

– Гарри! – с дрожью в голосе воскликнула Маргарита и поспешно добавила: – Значит, они не должны застать вас в Холируде. Вам надо сейчас же уехать.

– Оставив вас и короля?

– Я знаю, вы бы остались, чтобы защитить нас, но Дугласы – безжалостные люди. Гарри, вам необходимо исчезнуть немедленно. И возьмите с собой брата. Мне не видать ни минуты покоя, пока вы здесь.

– Но бросить вас…

– Это приказ, – отчеканила Маргарита. Гарри перевел взгляд с нее на короля.

– Да, Гарри, вы должны уехать, – подтвердил юноша. – Моя мать и я будем глубоко опечалены, случись с вами беда.

Гарри отвесил поклон и удалился, но Маргарита последовала за ним в его покои, и на несколько секунд они крепко обнялись.

– Любовь моя, как я могу уехать? – расстроенно спросил Гарри.

– Как вы можете остаться, когда это грозит вам смертью?

– Для меня нет разницы…

– Зато для меня есть! Нет, Гарри, мы распрощаемся, но ненадолго. Отправляйтесь в Стирлинг и ждите. Вскоре я приеду туда, поскольку не в силах представить жизнь без вас.

Последовало еще одно страстное объятие, прерванное появлением Якова, младшего брата Гарри.

Маргарита грустно посмотрела на него – какой красивый мальчик! – потом поцеловала в лоб.

– Берегите друг друга, – попросила она. – А теперь… быстро уезжайте!

Оба поцеловали ей руки, и, когда юные Стюарты ушли, Маргарита почувствовала себя глубоко несчастной.

Ее любовник вынужденно уехал в Стирлинг, а сын – в руках Ангуса. Воистину день скорби! Но Маргарита – не из тех, кто смиряется с поражением.

Она верила, что получит развод с Ангусом и выйдет замуж за Гарри. Власть Дугласов продлится недолго. Скоро Яков начнет править по-настоящему, а она и Гарри будут направлять его.

Началось правление Дугласов.

Когда период опекунства Ангуса закончился, он просто-напросто отказался уступить должность другому. К тому времени он поставил членов своего клана на ключевые посты, и, поскольку Дугласы со всех концов Шотландии собрались под знамена главы дома, число его сторонников неизмеримо возросло. Честолюбец, стремившийся к почестям, шел на службу к Дугласам; король оставался в руках Ангуса, и, хотя Шотландией якобы правил Яков V, истинным правителем страны был его опекун.

Маргарита, взбешенная и испуганная огромным могуществом Ангуса, следила за событиями из крепости в Стирлинге, где присоединилась к Гарри и его брату. Более всего мысли королевы занимал развод. Королева страстно жаждала свободы и отчаянно боялась, что безмерная власть поможет Ангусу воспрепятствовать ее планам.

Сам Яков быстро взрослел и, по всем признакам, обещал стать таким же красивым, как его отец. Юный король обладал сильным характером, отличался на турнирах и на охоте, превосходя в подобных забавах сверстников. Для того чтобы Яков никогда не стал просто орудием в руках тщеславных лэрдов, Маргарита внушала ему необходимость утвердить себя, и Яков превосходно выучил урок.

Он научился всерьез ненавидеть Ангуса, и высокомерие отчима отнюдь не помогло ему завоевать симпатии мальчика. Прежде всего, юный король был глубоко оскорблен тем, что стал пленником Ангуса, поскольку именно так он оценивал свое положение, а во-вторых, Якову приходилось давать согласие по вопросам, с которыми опекун даже не считал нужным его знакомить.

Когда у короля появилась возможность поговорить с Ленноксом о своих чувствах, он не преминул это сделать, и, хотя Леннокс проявлял осторожность, между ними возникло молчаливое соглашение о том, что, как только представится случай, Яков постарается ускользнуть из-под опеки Ангуса.

Опекун завел обыкновение брать короля с собой во время поездок по стране; и однажды, когда они поехали к границе, дабы навести порядок, усмирив разбойников, налетел отряд в две тысячи человек под предводительством некоего Скотта из Бранкстона, сделав попытку похитить короля и освободить его от Ангуса. Попытка эта потерпела неудачу.

Леннокс при сем присутствовал, но и пальцем не шевельнул, чтобы отбиться от похитителей, так что Дугласы победили вовсе не благодаря его усилиям.

Вскоре после этого Леннокс поехал к королеве, постоянно строившей планы побега. Решив, что в следующий раз попытка освободить короля не должна провалиться, они стали готовиться.

Было решено, что Леннокс поедет в Боро-Мур под Эдинбургом с несколькими всадниками и возьмет с собой дополнительно восемь лошадей для короля и семи доверенных слуг, готовых совершить побег вместе с ним. Передать весточку королю в Холируд не составляло труда, и с помощью нескольких людей из своей свиты, союзников Леннокса, король вполне мог выбраться из дворца.

Маргарита и Гарри с нетерпением ожидали прибытия Якова в Стирлинг.

– А когда он будет с нами, мы поднимем лэрдов против Ангуса, и власти Дугласов придет конец, – уверенно заявила королева.

Яков стоял у окна, тоскливо глядя на Трон Артура. С каждым днем юноша становился все беспокойнее. Он часто говорил слугам, что хотел бы повесить Ангуса на ближайшем дереве. Сколько можно позволять Дугласам править Шотландией? Неужели в этой стране нет ни единого человека, кто любит короля настолько, что готов освободить его?

Но Яков знал, что некоторые люди любят его достаточно сильно и попытаются это сделать. Во-первых, мать. Во-вторых, Леннокс. Теперь он знал, что Леннокс его друг. Король больше не желает оставаться пленником! И пусть тогда глава дома Дугласов трепещет. Он выкинет его из Шотландии! «Потому что, – думал юноша, – в этой стране не найдется места для короля Шотландии и одновременно – для графа Ангуса».

Один из пажей потянул его за рукав:

– Ваше величество, вас кто-то ждет у дверей. Яков вздрогнул.

– Кто? – спросил он.

Но прежде чем паж успел ответить, дверь открылась, и в комнату бесцеремонно влетел какой-то человек. Его глаза горели диким огнем, и при виде короля он бросился прямо к нему.

– Ваше величество, – сказал незнакомец, – простите мое вторжение. Я мастер Килморрис и приехал к вам от милорда Леннокса.

– Говорите! – нетерпеливо воскликнул Яков.

– Милорд Леннокс сейчас в Боро-Мур. С ним ожидают лошади. Если под покровом темноты вы сумеете покинуть дворец и добраться туда, он в безопасности доставит вас к королеве.

– Отличные новости! – вскричал Яков. – Килморрис, друг мой, я этого не забуду, когда освобожусь от Ангуса.

– Ваше величество, я готов служить вам всей душой, и жизнь отдам!

– Благодарю вас. Теперь расскажите мне, где искать Леннокса, и я призову тех, в чьей помощи могу быть уверен.

У дверей послышался шум, и в комнату вбежал еще один королевский паж.

– Ваше величество, – крикнул он, – стало известно, что во дворец проник посторонний. Вызвана стража. И все идут сюда.

Килморрис побледнел, догадываясь, какая судьба его ждет, стоит угодить в руки врагов. Король с ужасом посмотрел па посланца Леннокса, тоже понимая это. Обоим было ясно, что теперь шансов на побег почти нет, но Яков не собирался отдавать верного Килморриса, если получится его спасти.

Он нетерпеливо взглянул па посланца:

– Быстрее! Следуйте за мной!

Король побежал через покои вместе со следовавшим по пятам Килморрисом, потом проскользнул в узкую дверь, и они сбежали по винтовой лестнице. Оба задыхались от бега, когда достигли еще одной двери. Король поспешно ее распахнул.

– Тут монетный двор, – пропыхтел Яков. – Через пего вы сумеете выбраться. Никто не сообразит, что вы могли избрать этот путь. Немедленно бегите, а я вернусь в свои покои.

Килморрис поблагодарил короля, и Яков поспешил обратно, в свои покои. Ангус успел примчаться туда вместе с несколькими стражами. При виде короля он облегченно вздохнул.

– Ваше величество! – воскликнул граф. – Слава богу, с вами ничего не случилось! Я слышал, что наши враги проникли во дворец.

– Неужели? – холодно бросил Яков.

– Без сомнения, это была ложная тревога. Мои люди настолько озабочены безопасностью вашего величества, что иногда проявляют излишнее рвение.

Король наклонил голову и с довольно надменным видом направился к окну, а потом стоял там, глядя вдаль и радуясь, что Ангус не слышит, как громко колотится его сердце.

«Я уже покинул бы дворец, – думал Яков. – И был бы свободен».

Но хотя Килморрису удалось скрыться, отчим короля вовсе не поверил, что это была ложная тревога. Он удвоил охрану пленника, и в результате этой маленькой неудачи Яков стал пользоваться еще меньшей свободой, чем прежде.

Но Яков не собирался терпеть подобное положение. Услышав, что Маргарита приехала в Линлитгоу, он послал за Ангусом и заявил, что очень давно не виделся с матерью и желает встретиться с ней.

Ангус, понимая, что враги собирают силы против него и Арран остается союзником лишь из-за вражды с Ленноксом, решил пойти навстречу королю, но послал сопровождать его в Линлитгоу небольшую армию.

На дороге между Эдинбургом и Линлитгоу армия Ангуса встретилась с людьми Леннокса, и последовала ожесточенная схватка. Леннокс и его сторонники твердо намеревались захватить короля; Ангус и его солдаты не менее твердо решили этого не допустить.

– Держите короля в арьергарде, – приказал Ангус, и Джордж Дуглас, которому граф доверял, как никому, ухватился за поводья королевской лошади.

Яков, наблюдая за схваткой, ждал случая выскользнуть из рук Джорджа Дугласа и перейти на другую сторону, когда Джордж, поняв это, мрачно расхохотался.

– Вам лучше оставаться там, где вы есть, сэр, – предупредил он. – Потому что, если им удастся ухватить вас за руку, мы станем держать за ногу; и скорее разорвем пополам, чем расстанемся с вами.

– Я не забуду об этом, Джордж Дуглас, – выплюнул Яков.

– Вот и неплохо, если запомните, сэр, – прозвучал ответ.

Юный король редко впадал в такую ярость, как в этот момент. Обращаться подобным образом с ним, королем, заявить, что они предпочли бы видеть его мертвым, чем на стороне своих врагов! Да, он точно это запомнит. До конца дней Якова V в королевстве не будет места для Дугласов!

Но когда король услышал, что Леннокс пал, ярость сменилась горем. Леннокс, любимый опекун, тот, кто, как надеялся юноша, спасет его от ненавистных Дугласов!

Ангус с видом триумфатора ехал подле короля. Сражение закончилось, и Яков по-прежнему оставался пленником.

Маргарита не скрывала отчаяния. Власть Дугласов была безмерно велика, король оставался под опекой отчима, и члены проклятого клана занимали все важнейшие посты в Шотландии.

Королева ненавидела декабрьский холод в замке Стирлинг, начинала впадать в глубокую тоску и теряла надежду, что когда-нибудь обретет свободу, объявит Гарри своим мужем и обретет право наслаждаться обществом сына.

И тут произошло чудо – из Рима для королевы прибыли депеши.

Из Рима!

Маргарита вскричала, чтобы посланцев привели к ней немедленно, не мешкая ни секунды.

Королева прочитала документы и почувствовала, как ее душит истерический смех.

Наконец это случилось! Кардинал Анкона, коему Клемент VII поручил разбирательство дела, вынес решение в ее пользу.

Маргарита получила развод.

Она больше не была замужем за Ангусом.

За этим последовали восхитительные недели. Гарри постоянно был с ней. Они строили планы на будущее, и прежде всего королева выполнила обещание.

Они с Гарри поженились.

Однако, напомнила ему Маргарита, этот брак встретит сопротивление, ибо, несомненно, вызовет ревность у лэрдов, а потому надо вести себя осторожно. Королева помнила, сколь катастрофически изменилась ее жизнь после тайного брака с Ангусом, и они решили, что на сей раз проявят осмотрительность.

Развод королевы обсуждали по обе стороны границы. Генрих написал сестре, как глубоко скандализировало его это известие. Он напоминал Маргарите, что божественный порядок нерасторжимости брака был впервые установлен в раю, и английский король может только негодовать против позорного вердикта, вынесенного Римом.

Маргарита весело хохотала.

– Знаете, Гарри, – сказала она, – мой брат Генрих – величайший лицемер на свете. Сам он всерьез подумывает, чтобы избавиться от несчастной Екатерины, но, конечно, заявит, что никогда не был по-настоящему на ней женат. Ну а я в таком случае не была замужем за Ангусом. До нашей свадьбы он был обручен с этой своей женщиной. Генриху следовало бы помнить об этом.

Но они с Гарри были слишком счастливы, чтобы их волновало чье-то мнение. Случилось нечто поистине замечательное. Маргарита получила свободу и вышла замуж за человека, которого будет любить до конца своих дней.

Разумеется, они не могли хранить такую тайну вечно.

Известие о том, что королеве Шотландии предоставлен развод, пришло в декабре. А в марте она объявила всей стране: «Теперь, став свободной, я снова вышла замуж; и мой муж – Гарри Стюарт».

Ангус пришел в ярость, узнав, что Маргарита получила развод, но, проведав о ее союзе с Гарри Стюартом, чуть не спятил от злости.

– Как посмела королева так унизить себя? – бушевал граф. – Она об этом пожалеет! Это оскорбление для меня и для Шотландии.

Он пошел к королю и осведомился, что тот думает о поступке матери.

– Я не могу брать на себя так много, чтобы судить поступки королевы, – холодно отвечал Яков.

– Ваше величество, она похоронила всякую надежду оставить за собой место в регентском совете.

– А вам не приходило в голову, что необходимость в регентстве скоро отпадет?

– Это действительно так, но в настоящий момент необходимость в регентстве существует, и мы едем в Стирлинг, чтобы этот выскочка, Генри Стюарт, получил по заслугам.

– И каковы же его заслуги?

– Ваше величество шутит. Негодяй будет брошен в тюрьму. Он не имел права жениться па королеве.

– Королева дала ему это право, и ничто не мешало ей так поступить.

– Ваше величество слишком молоды, чтобы понимать все последствия такого шага.

– А, – резко бросил Яков, – старая история! Я всегда слишком молод.

Ангус был так взвинчен, что не обратил внимания на холодность короля. Им следовало тотчас отправиться в Стирлинг, и король должен непременно быть там, так как именно его именем надо арестовать Гарри Стюарта.

Как взбешен был юный Яков по пути в Стирлинг! Он думал о Ленноксе, умирающем от ран, нанесенных ненавистными Дугласами. Думал о любимой матери и о своем друге Гарри Стюарте. Они любят друг друга и поженились; а теперь их заставят расстаться, поскольку Дугласы не хотят, чтобы они были вместе.

О, будь он действительно королем!

Яков размышлял обо всем, что он сделал бы. Сначала обнял бы мать, а потом Гарри и сказал, что желает им счастья. А потом он воскликнул бы: «Бросьте этого человека в тюрьму!» И громко засмеялся бы, увидев на лице Ангуса удивление.

– Я ненавижу Дугласов, – бормотал юноша всю дорогу.

Но власть все еще была в руках ненавистного клана.

Ангус вошел в замок Стирлинг и потребовал встречи с королевой.

Она держалась с ним вызывающе, но, когда услышала требование привести Гарри и увидела, как стражники хватают ее мужа, по-настоящему встревожилась.

– Яков, вы король!.. – воскликнула Маргарита.

Юноша хотел вмешаться, но понимал, что это бесполезно: он ничего не мог сделать – только стоять и смотреть, кипя от черной ненависти к Дугласам.

Они схватили Гарри Стюарта и бросили его в подземелье.

А Маргариту оставили оплакивать новобрачного мужа.

Казалось, вся страна – во власти Ангуса. Он был некоронованным королем. Он вынудил королеву, уехавшую в Эдинбург, сдать замок. Она так опасалась за свою жизнь, что укрылась у причалов и вела там жизнь простолюдинки в окружении немногих верных друзей, также изменивших облик.

Гарри бежал из тюрьмы, и королева, получив от мужа записку, отправилась к нему в Стирлинг, ставший последним убежищем королевской партии.

Якова едва ли можно было теперь назвать мальчиком, так как он почти достиг семнадцати лет. Возраст достаточный, считал он, чтобы сбросить с себя ярмо.

Лэрды, окружавшие короля, замечали, как растет его ненависть к Ангусу, и, всегда готовые перебежать на другую сторону, полагали, что разумнее сделать это именно сейчас, пока не поздно.

Маргарита вместе с Гарри и его братом Яковом устроили новый заговор, и королю тайно передавали их сообщения. Мать известила, что предпринимает меры для укрепления замка Стирлинг и очень скоро он превратится в настоящую крепость – удобное место, куда король сможет приехать, дабы выступить против своих врагов.

Маргарита хотела, чтобы сын знал: никто так усердно не трудится, защищая его интересы, как мать и отчим, Гарри Стюарт. Она надеялась, что, когда король получит власть, он не забудет помощи Гарри и вознаградит его. Лордство Метвен, полагала она, было бы подобающей наградой. Якову стоит подумать над этим.

Яков действительно думал над этим. Он с радостью вознаградит Гарри или любого другого, кто поможет ему избавиться от ненавистной опеки.

Ангус перевел короля в Фолклендский дворец, и Яков начал одного за другим перетягивать слуг на свою сторону. Он знал, кому можно доверять, а потому легко выскользнет из дворца с помощью стражей, переставших служить Ангусу, предпочитая повиноваться воле своего короля. Лошади будут наготове; а потом – в Стирлинг.

Это оказалось очень просто, как и предполагал Яков, ибо верно рассчитал, что теперь мало кто посмеет ослушаться короля.

И как-то ночью Яков вышел из Фолклендского дворца, вскочил на поджидавшего коня и галопом поскакал в Стирлинг, где юношу с величайшей радостью встретили мать и ее муж.

На следующий день высоко над замком Стирлинг взвился королевский штандарт. Яков V был готов править Шотландией. Он собирался наградить своих друзей – и пусть трепещут враги!

Как счастлива теперь была Маргарита!

Яков, ее сын, стал в полном смысле королем, и их больше не разлучат; Гарри именовался теперь лордом Метвен и главой королевской артиллерии; люди толпами покидали Дугласов и переходили па сторону короля. Оставалось лишь радоваться.

Яков, не простивший Ангусу те годы, что провел его пленником, заявил о намерении бросить графа в тюрьму. Но Ангуса было не так просто схватить, хотя его объявили предателем в каждом городке Шотландии и было обещано, что любого, кто доставит бывшего опекуна королю живым или мертвым, ждет награда в сотню марок.[4] Поместья графа были конфискованы и поделены между верными вельможами, каковые только и мечтали до них дорваться.

И все же никто не смог поймать Ангуса, и со временем Маргарите стало известно, что он бежал в Англию. Это было хорошей новостью, не считая одного: он забрал с собой дочь, леди Маргариту Дуглас, и надежды королевы восстановить над девочкой опеку растаяли.

Она очень беспокоилась о дочери, пока не услышала, что ее приблизила к себе принцесса Мария, а тогда стала утешать себя мыслью: с кузиной принцессы никто не посмеет плохо обращаться. Что до Ангуса, то его замечательно приняли при дворе, ведь Генрих всегда считал графа зятем и другом.

Что ж, Маргарита потеряла дочь, но у нее был сын, и тот сотнями различных способов показывал матери уважение; кроме того, был лорд Метвен, обожаемый Гарри, и напрочь исчезла необходимость строить планы для спасения Якова, ибо тот обрел свободу и наконец сел на законное место.

Королева наслаждалась интригами, но становилась стара для них. Возможно, теперь она наконец-то заживет спокойной и счастливой жизнью жены и матери, ибо еще достаточно молода, чтобы иметь детей. Она отойдет от блеска придворной жизни и будет счастлива укрыться в сиянии своего сына.

Ныне она была не королевой Маргаритой, пытающейся утвердить шаткое положение, а женой Гарри, довольной семейным счастьем и покоем.

Глава 13 ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

Годы отдохновения прошли счастливо, как Маргарита и предполагала. Она родила Гарри сына и дочь; и единственное, чему печалилась, – это что дочь Маргарита жила далеко и с годами все больше становилась чужой.

Зато к юной Маргарите хорошо относились, она была подругой принцессы Марии и, по слухам, любимицей дяди-короля. Говорили, она стала редкой красавицей, и Маргарита многое бы отдала, лишь бы увидеть дочь.

Но невозможно иметь в жизни все, и королева училась довольствоваться тем, что у нее было. Гарри стал Маргарите преданным мужем, и она очень любила Якова, очень похожего на брата во всех отношениях. Король оставался нежным сыном, но был влюбчив по натуре, в чем убедилось множество молодых женщин. Ну, думала Маргарита, трудно ожидать, чтобы сын ее и Якова IV вел себя по-другому.

Мало что тревожило королеву, пока в Шотландию не пришли вести, что король Англии снова женился и просит признать его супругу Анну Болейн.

Яков приехал обсудить с матерью этот вопрос.

Каждый раз после недолгой разлуки она преисполнялась гордости, когда сын входил в ее покои замка Метвен. Он был поразительно похож на отца и так же хорош собой. Волосы Якова так и не утратили рыжеватого оттенка, глаза были серо-голубыми, чуть удлиненными и внимательными, а орлиный нос придавал мужественность лицу, каковое в противном случае казалось бы почти женственно красивым. Король был среднего роста, строен и прекрасно сложен – в общем, таким сыном могла гордиться любая женщина.

Он поцеловал Маргарите руку так грациозно и галантно, что вновь напомнил ей своего отца.

– Итак, мой брат наконец-то освободился от несчастной Екатерины и женился на этой Болейн, – начала королева.

Яков рассмеялся:

– Ну, вы должны признать, что он все-таки проявил терпение.

– Терпение! Это Генриху совершенно чуждо. Представляю, какие муки он терпел. Мне жаль тех, кто оказывался рядом.

Яков кивнул:

– Ваш брат хочет, чтобы мы признали Анну королевой Англии.

Маргарита раскинула руки:

– Генрих сделал ее своей королевой, так что нам больше нечего обсуждать. Но я знаю, он всегда обожал, чтобы все выразили восторг. Просто не мог быть счастлив без него.

– Духовенство недовольно, – проворчал Яков. – Ко мне прислали брата-проповедника, и, хотя он не называл имен, было совершенно ясно – то, что случилось в Англии, глубоко поразило и его самого, и братию.

Маргарита нетерпеливо отмахнулась:

– Мне очень жаль Екатерину, но я всегда считала ее чересчур кроткой. И бедняжка так рьяно осуждала мой развод! Все это полная чепуха. Когда брак распался, ничего не попишешь, и этому следует положить конец.

– Как вы и поступили с Ангусом. Мама, я согласен с вами. Ладно, напишу в Англию, поздравлю Генриха с женитьбой и пожелаю им с королевой плодовитого союза.

– Так и сделайте, сын мой, но только осторожно. В Шотландии полно тех, кому развод представляется страшным грехом, и лучше их не оскорблять.

– Когда-нибудь фанатикам придется изменить мнение… – Яков немного помялся, а потом торопливо заговорил: – Мама, я решил жениться.

– Давно пора, мой сын. Вы намерены сами ехать во Францию за невестой?

– Нет, у меня нет намерений ехать во Францию, потому что я не собираюсь жениться па француженке. Я выбрал себе жену-шотландку.

Маргарита уставилась па сына в глубоком изумлении:

– Но вы обручены с дочерью герцога Вандома. О чем вы говорите, Яков?

– О том, что решил жениться по-своему и сам выбрал себе невесту.

– Яков! Этого не может быть. Кто она?

– Маргарита Эрскин. Она уже родила мне сына, и я признал бы его законным ребенком, будь это возможно. У меня славный, здоровый мальчик, и я люблю его мать так, как не полюблю никого другого.

– Но разве ваша избранница не замужем за Дугласом из Лохлевена?

– Мы только что с вами согласились, что, если брак никого не устраивает, с ним следует покончить, не так ли?

– Яков, это безумие!

– Разве для вас было безумием развестись с Ангусом?

– Я была всего лишь матерью короля. Вы – король.

– И тем не менее я намерен жениться на той, кого выбрал.

– Так вот почему вы поздравляете моего брата и его новую королеву!

Яков умолк, и Маргарита почувствовала, как ее покидает покой. Она попыталась беспристрастно взглянуть на это красивое, почти женственное лицо. Орлиный нос не мог полностью компенсировать безвольные линии подбородка. Яков был слаб, когда дело касалось женщин, точно так же, как его отец.

Но нет, он не должен наделать тех ошибок, что едва не погубили ее! Оглядываясь назад, Маргарита понимала, что поспешный брак с Ангусом положил начало всех ее бед.

В те минуты матери хотелось помочь Якову достигнуть исполнения желаний, но она считала, что если он устроит развод для своей любовницы, а потом сам женится на ней и попробует узаконить сына, то в самом начале правления поставит себя в почти безвыходное положение. А как быть с Францией? Как Яков собирается загладить нанесенное оскорбление?

Нет, она должна твердо стоять на своем.

– Это невозможно, – сказала Маргарита. Лоб его нахмурился, губы сжались. Он в бешенстве налетел на мать:

– Однако все было возможно, когда вы сами затевали развод. Выходит, для вас существует один закон, а для меня – другой?

– Яков… вы король.

– А вы были королевой. Разве вас это волновало? И сейчас вы против меня! Я никогда бы в это не поверил.

Маргарита попыталась все объяснить сыну, но его порывистая натура взбунтовалась. Любой, кто не хотел помочь в этом деле, оказывался врагом.

Это была их первая ссора; и очень жестокая…

Маргарита с болью восприняла ее. На этом закончились годы покоя.

Яков не женился на своей любовнице. Когда парламент жестко выступил против, у короля хватило ума понять, что он только навлечет на себя неприятности, поступив по-своему.

Яков уступил и поехал во Францию – изображать романтического влюбленного, ухаживая за дамой, которую для него выбрали. В семействе герцога короля приняли очень радушно, по он не влюбился в мадемуазель де Вандом. Его мысли все еще занимала мать маленького Якова – сына, которого он обожал, хотя, повинуясь высшему долгу, и отказался от мысли об этой идиллии. Но не стоит удивляться, что Яков не проникся особой любовью к женщине, которую ему навязывали.

Путешествуя по Франции, шотландский король обрел гостеприимство при дворе Франциска, где познакомился с юной принцессой Мадлен – ее тоже некогда предлагали Якову в невесты. Это хрупкое дитя влюбилось в юного красавца с первого взгляда.

Что касается Якова, то все рыцарские чувства поднялись в его душе, разбуженные хрупкостью и неприкрытым восхищением Мадлен, и шотландец признался ее отцу, что это именно та дама, на которой он будет счастлив жениться.

Король Шотландии был достойной партией. Так что предполагаемую женитьбу на мадемуазель де Вандом отменили ради более желательного брака с дочерью короля Франции.

Яков был в восхищении. Только это прелестное дитя вознаградит его за невозможность взять в супруги милую Маргариту и узаконить славного маленького Якова. Парламент Шотландии не высказал никаких возражений: французский брак всех устраивал, а дочь короля Франции подходила гораздо больше дочери герцога Вандома.

Маргарита вздохнула с облегчением. Теперь, когда Яков счастливо женился, все снова будет спокойно.

Из Англии пришло известие, что Генрих, утомясь от второй жены, обвинил Анну в прелюбодеянии, и ее обезглавили на Тауэр-Грин. Теперь он был женат на леди Джейн Сеймур.

– Ну, наконец-то брат перестанет винить меня за третий брак, – прокомментировала это событие Маргарита, – как-никак он и сам теперь трижды женат.

Она слегка тревожилась за свою дочь Маргариту – девочка к тому времени заняла видное место при английском дворе. А в те дни бесконечных интриг никто не мог быть уверен, что не он следующим навлечет на себя гнев короля. Генрих VIII был весьма неуравновешенной личностью, гнев его был ужасен, и при этом монарх обладал всей полнотой власти, чтобы стереть провинившегося в порошок. Кто бы поверил, что жизнерадостная, блистательная Анна, которую король так отчаянно стремился получить в жены столько лет, могла за три кратких года от великой славы низойти к бесчестию и смерти? Была некая ирония в том, что слава, почести, крах и смерть пришли к ней от одной и той же руки.

И там, в гуще интриг, была юная Маргарита. Беспокойство матери росло еще и потому, что девушка была любимицей Анны Болейн, а это, несомненно, означало потерю покровительства ее первой благодетельницы, принцессы Марии. Никто не смог бы жить при английском дворе, не принимая чью-либо сторону.

Казалось, едва страх за одного ребенка стихает, на Маргариту обрушиваются опасения за другое дитя.

Королева часто лежала ночью без сна, думая о ловушках, что подстерегают дочь при дворе ее ужасного брата. Правда, Ангус, получивший от Генриха пансион, тоже оставался там, а он, при всех своих недостатках, обожал дочь и сделал бы что угодно, пытаясь защитить ее.

Несомненно, пора спокойствия подошла к концу.

Но Маргарита не была готова к самому страшному удару.

Во время одной из своих нечастых поездок она заехала к графу Атоллу. В честь королевы приготовили великолепный пир, и она получила огромное удовольствие, нарядившись в самое роскошное платье. Маргарита так и сверкала драгоценностями, сидя за столом, заставленным говядиной, бараниной, олениной, гусями, каплунами, лебедями, куропатками, ржанками и прочими лакомствами, какие только можно было вообразить. Малмсейское вино и мускатель, белое и красное вино, пиво и «аквавита» в избытке украшали стол. Граф объявил, что ему слишком редко выпадает честь принимать у себя королеву.

Вместе с Маргаритой был Гарри, и, когда они сидели рядом на почетных местах, ее взгляд отметил одну из женщин – Джэнет, вдову мастера Сазерленда, старшую дочь графа Атолла. И тут словно какое-то шестое чувство подтолкнуло королеву приглядеться к Джэнет, а увидев ее маленького сына, очень забавного мальчишку, Маргарита притянула его к себе. Что-то в малыше очень ее привлекло.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Генри, ваше величество, – ответил тот. Королева улыбнулась мужу.

– Хорошее имя, – улыбнулась она, – как раз такое, что мне очень нравится.

Гарри положил руку па плечо ребенка, и между ними словно возникла какая-то таинственная связь.

Маргарита перевела глаза на госпожу Сазерленд, наблюдавшую за ними, и заметила, что руки женщины слегка дрожат.

Тогда она вспомнила, что слышала о смерти мастера Сазерленда несколько лет назад. Разве у него мог быть сын в возрасте Генри?

Королева упомянула об этом при своих дамах, когда те раздевали ее в тот вечер, по, как ни странно, все старались избегать этой темы.

У Маргариты возникло ощущение, будто она вернулась па много лет назад и заново переживает некоторые эпизоды, словно ее жизнь – гобелен, чей основной мотив должен все время повторяться. «Глупая фантазия», – сказала она себе и постаралась выкинуть это из головы.

Но тяжелые подозрения не оставляли королеву, и она поймала себя на том, что наблюдает за Гарри как никогда пристально. Казалось, в ней вновь зашевелились давно забытые чувства.

Как-то вечером, когда они вместе сидели у нее в покоях замка Метвен, Маргарита не выдержала:

– Кем приходится вам госпожа Сазерленд, Гарри?

Увидев, как кровь отхлынула от лица мужа, она все поняла. Разве королева не переживала точно такие сцены и раньше?

Жизнь была разбита. Королева уже немолода, время близилось к пятидесяти. Но боль оставалась не менее острой, как в те дни, когда она узнала об изменах Якова и Ангуса. Почему, терзалась Маргарита вопросом, почему ей выпало вновь столкнуться с этим? Почему все ее браки неизменно кончались одним и тем же? Кончались?

Да, следовало положить конец третьему браку. Королева не собиралась снова заблуждаться и быть обманутой. Она предполагала, что об измене ее мужа знал весь двор, как раньше разносились вести об изменах Якова и Ангуса. Тогда Маргарита начинала романтически рыдать. Но теперь она стала старше, и ее чувства было не так легко взбудоражить.

Тем не менее Гарри следовало заставить помучиться. А кроме того, лишить всех почестей.

– Вы очень горько об этом пожалеете, милорд Маффин, – сказала она, используя презрительную кличку, коей брат Генрих наградил ее третьего мужа, когда только о нем услышал, и так продолжал с тех пор именовать.

В голове билось только одно слово: «Развод!»

Неужели бедам нет конца? Из Англии пришло известие, что ее дочь, леди Маргарита Дуглас, вызвала недовольство короля, обручившись без спросу с лордом Томасом Говардом, дядей Анны Болейн.

Положение юной Маргариты изменилось, когда король объявил свой брак с Екатериной Арагонской недействительным. Во второй раз оно изменилось, когда в немилость впала Анна Болейн. С того момента принцессы Мария и Елизавета были объявлены незаконнорожденными. Маргарита Дуглас стала бы наследницей трона, не появись у Генриха законных детей. Правда, первым по очереди стоял король Шотландии Яков, но Маргарита выросла при английском дворе и дотоле могла похвастать любовью дяди.

Естественно, обручение с лордом Томасом Говардом без согласия Генриха неизбежно вызвало его гнев.

Страхи матери были отнюдь не безосновательными!

Глубоко уязвленная вестью о предательстве Гарри, Маргарита отвлеклась от этих мыслей, как вдруг из Англии пришло сообщение, что дочь и ее возлюбленный заточены в лондонский Тауэр по велению короля.

Совсем недавно Маргарита бросилась бы за утешением к Гарри. Теперь ей было не к кому обратиться. Яков несколько охладел к матери, когда она не стала помогать с разводом Маргариты Эрскин, чтобы сын мог жениться на любимой женщине. А кроме того, Яков сейчас был во Франции.

Маргарита в тоске мерила шагами покои. Ей страстно хотелось, чтобы дочь была рядом с ней. И королева плакала, вспоминая рождение девочки в замке Харботтл много утомительных – как ей теперь казалось! – лет назад.

Маргарита остановилась у письменного стола и, взяв перо, написала брату, умоляя не быть слишком суровым с ее дочерью. «Если вы пришлете девочку ко мне в Шотландию, – писала она, – я клянусь, что она более никогда не доставит беспокойства моему брату».

Королева не запечатала письмо, написав его, а села и в глубоком отчаянии закрыла лицо руками.

Маргарита так любила Гарри, так доверяла ему, а он предал ее точно так же, как остальные. И теперь королева уже не молода и не красива. Но решимость у нее никто не отнимет! Королева – всегда королева!

Маргарита стала думать о молодом Якове Стюарте – он был так похож на своего брата Гарри, но, как сейчас уверяла себя она, не столь коварен. Нет, она не могла обвенчаться с братом своего мужа… Маргарита подумала об Ангусе. Арчибальд так изменился, когда они виделись в последний раз, ничего не сохранил от того наивного мальчика, за которого она вышла замуж. А как долго Ангус упорствовал, не желая дать ей развод!

Предположим, Маргарита поедет в Англию. Предположим, снова выйдет замуж за Ангуса и привезет обратно в Шотландию… Тогда милорда Маффина затрясет так, что никакая госпожа Сазерленд не сумеет успокоить.

Королева снова взяла перо и стала писать дальше:

«Дражайший брат, в настоящее время я испытываю ужасные мучения. Со мной очень подло обошелся лорд Метвен, и я хочу ныне положить этому браку конец».

Маргарита положила перо и вдруг поняла, что плачет: внезапно на нее со всей силой нахлынуло чувство полного одиночества, ибо королева осознала, что счастье и покой никогда не существовали в действительности, а лишь были плодом воображения. Спокойные годы предстали в истинном свете.

Никакой счастливой замужней жизни: все ложь, все обман.

«Почему судьба уготовила мне повторение этой трагической темы? – спрашивала она себя. – Есть ли тому причина?»

Яков привез домой свою маленькую Мадлен – воздушное создание, слишком хрупкое для суровой реальности. Он обожал эту девочку, в чем и находил утешение. Бедный Яков, он так нуждался в счастье, потому что ему не позволили жениться на своей избраннице, и король очень горевал, что его славный сынишка останется незаконнорожденным.

Но какое-то время он был счастлив с этой женой-ребенком. Какая она была хорошенькая в плотно облегающем атласном платье, расшитом золотом, в маленькой круглой шапочке с жемчугом и другими драгоценными камнями на светло-каштановых кудрях! Волшебное дитя, слишком нежное для ветров Шотландии…

Мадлен кашляла, а после этого на платке появлялась кровь, и юная королева старательно ее скрывала. Сначала ей это удавалось. Но вскоре стало ясно, что Холируд слишком влажен и расположен в низине, что очень плохо для Мадлен. Там она кашляла гораздо больше. А замок был чересчур мрачен, и бедная девочка исходила кашлем по этой причине.

Сумеет ли это полупрозрачное создание принести Шотландии наследников? – спрашивали себя крепкие горцы. Мадлен Французская была дочерью великого короля, но в силах ли она подарить Якову Шотландскому сына, способного сравниться с мальчиком Маргариты Эрскин?

Якова тревожило здоровье жены, и он не скрывал раздражения, когда его мать сказала, что хочет развестись с отчимом.

– Развод в вашем возрасте? – воскликнул он. – Да вы станете всеобщим посмешищем!

– Вы все еще досадуете, потому что я не могла помочь вам с разводом для Маргариты Эрскин?

Какая трагедия, что они с Яковом больше не такие друзья, как прежде!..

Мадлен высадилась в Шотландии в мае; к июлю она умерла. Проживи она еще несколько дней, отметила бы свое семнадцатилетие.

Шотландия оплакивала королеву, но больше всех горевал молодой супруг.

Отчаяние королевы немного развеялось, когда она узнала, что ее дочь Маргариту перевели из Тауэра в аббатство Сион. В тюрьме девушка подхватила лихорадку, а король, очевидно, не желал ее смерти, поскольку согласился перевести в более удобное место заключения.

Маргарита снова написала брату, умоляя позволить дочери вернуться к ней. «Если Маргарита приедет ко мне, – говорила она себе, – я займусь ее будущим, и снова начну жить благодаря девочке».

Временами королева подумывала о Якове, брате Гарри. Осмелится ли она на четвертый брак? Иногда она говорила: «Ни за что», а порой спрашивала себя: «Почему бы и нет?» Старый мотив не мог вплетаться в гобелен жизни вечно. Должен же где-то быть человек, который станет ей верным спутником? Яков был красив, но слишком молод. И непременно устроят скандал, если королева выйдет замуж за брата бывшего супруга.

Ангус?

Она часто вспоминала Ангуса, каким он был в юности. Сцены их медового месяца в Стобхолле нередко приходили на ум, и Маргарита вновь чувствовала себя молодой.

Однако Яков продолжал высмеивать мысль о еще одном разводе, а королева не могла выйти замуж снова, не разведясь.

Завести любовника? Она стремилась к счастливому и законному союзу. Теперь она была так одинока и вдруг поняла, что не может так злиться на Гарри, как некогда – на Ангуса. Гордость была задета больше, чем чувства. Неужели это признак старения?

Жизнь вокруг продолжалась. Брат радостно сообщил, что теперь у него есть сын – принц Эдуард. Правда, дитя стоило жизни своей матери, Джейн Сеймур; но Генриху было труднее заводить сыновей, чем жен.

Возлюбленный юной Маргариты умер в Тауэре, и король освободил пленницу – с рождением принца она уже не имела столь большого значения. Генрих VIII не нуждался в том, чтобы его окружали молодые люди, способные претендовать па его троп, а потому король объявил Маргариту незаконнорожденной, уточнив, будто брак между ее матерью и Ангусом не имел законной силы.

Маргарита пришла в сильную ярость, узнав об этом, и снова принялась строить планы. Может, еще раз выйти замуж за Ангуса, чтобы вместе бороться за признание законности рождения своей дочери и ее место в наследовании английского тропа?

Однако из этих планов ничего не получилось. Маргарита больше не находила такого удовольствия в заговорах, как прежде, и, глядя в зеркало, повторяла себе, что стареет.

– Я старею, – сказала она однажды.

Королева сидела за столом, с пером в руке и, по обыкновению, писала письмо.

Она очень устала и чувствовала себя слегка нездоровой. Слова уже не приходили на ум так легко, как раньше. Маргарита отложила перо и задумалась. Мысли, как это частенько бывало, унеслись в прошлое.

Ее дочь Маргарита, предполагала Маргарита, теперь вполне счастлива в Англии, поскольку Генрих дал ей место при дворе Анны Клевской. Яков женился на вдове-француженке, Марии Лотарингской, и хотя двое их детей умерли, наверняка родятся еще.

Бедный Яков! Как трудно королевским особам обзаводиться в браке жизнеспособным потомством! Незаконные дети короля были чудесными здоровыми малышами, в особенности маленький Яков, которого он так любил! Какая жалость, что мать мальчика – Маргарита Эрскин, а не королева Шотландии!

Собственные дети Маргариты от Гарри не отличались особым здоровьем, и это ее беспокоило, но тревог и без того хватало, так что королева просто устала о них думать.

Вместо этого она вспоминала о своей юности, о том, как приехала в Шотландию и скакала на лошади, присланной Яковом. Она и сейчас явственно видела его, такого красивого, так искренне любимого пародом, – вот он въезжает в столицу с невестой, сидящей за спиной на коне.

Руки затряслись, и Маргарита не могла унять дрожь. Она сердито посмотрела на них и позвала слуг, но когда те прибежали, королева видела их как в тумане.

– Помогите мне лечь в постель, – пробормотала она. – Мне плохо.

Пока слуги раздевали королеву, дрожь усилилась. Оказавшись наконец в постели, она сказала:

– Я никогда не чувствовала себя так плохо. Пошлите за королем в Фолклендский дворец.

Расскажите о моем состоянии и передайте, что я хочу его видеть.

Кто-то из слуг побежал выполнять приказ, а она лежала в постели и ждала.

Скоро он придет, красавец сын, которого мать всегда так любила. Она увидит, как Яков широким шагом входит в комнату. Но, думая о сыне, Маргарита видела другого Якова – смеющегося, красивого мужа, в которого так отчаянно влюбилась, только-только приехав в Шотландию.

Королева забыла, что лежит в замке Метвен, представляя, что она в Холируде и Яков сидит рядом, а она кричит, что муж оставляет ее ради любовниц. Потом рядом с ней возник Ангус… или это был Олбани?.. А может, Гарри? Маргарита не могла бы сказать точно. Они все слились. Мужчины, любимые ею и не умевшие не обманывать.

Она прошептала тихо, так что никто не расслышал:

– Не будь я дочерью короля, любил бы меня кто-нибудь ради меня самой?

Маргарита пыталась собраться с силами – ей так много нужно было сказать.

– Моя дочь… леди Маргарита Дуглас… Яков, будьте добры к ней. Ангус… Пусть Яков простит Ангуса… Пусть помнит, что он много страдал… Мир… Я хочу мира между ними. Покоя…

Стоявшие у постели обменялись взглядами. Королева совсем недавно чувствовала себя хорошо. Может ли так внезапно наступить ухудшение?

Но по-видимому, это было так, и решили, что разумнее всего принять последнее причастие. Умирающую причастили, а Яков, отчаянно спешивший к матери, чуть-чуть опоздал: королева Маргарита умерла.

Примечания

1

Лэрд – помещик, владелец наследственного имения (шотл.).

(обратно)

2

Роза и чертополох – национальные эмблемы соответственно Англии и Шотландии.

(обратно)

3

Лорд-лайон – титул хранителя герба Шотландии.

(обратно)

4

Марка – старинная английская монета.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 . ОБРУЧЕНИЕ

Глава 2 . ЖЕНИХ

Глава 3 . ЧЕРТОПОЛОХ И РОЗА

Глава 4 . ПРОКЛЯТИЕ СОЧИБЕРНА

Глава 5 . ДИКИЙ РЫЦАРЬ

Глава 6 . НЕОСТОРОЖНЫЙ БРАК

Глава 7 . ПОКИНУТАЯ КОРОЛЕВА

Глава 8 . МАРГАРИТКА, НОГОТОК, ГРАНАТ И РОЗА

Глава 9 . НЕВЕРНЫЙ СУПРУГ

Глава 10 . МАРГАРИТА И ОЛБАНИ

Глава 11 . ЛЮБОВНИК КОРОЛЕВЫ

Глава 12 . ТРЕТИЙ БРАК КОРОЛЕВЫ

Глава 13 . ПОСЛЕДНИЕ ДНИ . . . . .

Реклама на сайте