«Обольстительный выигрыш»

Кейси Майклз Обольстительный выигрыш

Пролог

Эта история произошла в эпоху регентства,[1] в последний день марта 1820 года, если быть точным. Его королевское высочество, Георг Август Фредерик, слишком долго остававшийся принцем Уэльским, стал королем спустя два дня после кончины его отца.

К несчастью для принца Уэльского, он лежал с плевритом, врачи систематически пускали ему кровь, и он не смог по-настоящему обрадоваться предстоящей коронации.

Хотя Георг вполне оправился, для того чтобы пресечь всякие попытки упоминания королевы Кэролайн во время воскресных месс, в конце февраля здоровье короля ухудшилось, и его отсутствие заметили во время погребения отца.

Двор пребывал в трауре. Дамы драпировали шляпки черным крепом, джентльмены щеголяли в шляпах с черными кокардами. Сезон официально еще не был открыт, потому что это дело весьма деликатное – ежегодная погоня за весельем, когда новый король, по слухам, на пороге смерти, а свои «хорошие» дни проводит в раздумьях о том, как бы скрыться от ненавистной супруги, приславшей известие о том, что она собирается вернуться в Англию в начале июня, чтобы «поддержать супруга в его тяжелой утрате».

Ожидая, пока королева Кэролайн явится домой, и не имея других занятий, высшее лондонское общество вернулось к любимому способу времяпрепровождения – азартным играм, что оказалось очень кстати для некоего Боумонта Ремингтона, недавно прибывшего из Парижа. Давайте присоединимся к нему в тот момент, когда он появился в поредевшем лондонском свете с улыбкой на лице и с тайными мыслями о мести.

Глава 1

– Значит, ты сегодня снова уходишь, дорогой? – с тревогой спросила невысокая женщина с щечками-яблочками, входя в скромно обставленный кабинет и вытирая руки о подол большого белого передника, обтягивавшего ее фигуру. – А я думала, ты уже покончил с этим занятием, – прибавила она, тяжело опускаясь в кожаное темно-красное кресло, и неодобрительно покачала головой. – Хватит уже, Бобби. Неправильно это. Ты же знаешь, это дьявольских рук дело.

Высокий широкоплечий мужчина, одетый в безупречный темно-синий сюртук поверх кипенно-белого жилета, с двумя шейными платками, в желтовато-коричневые панталоны на штрипках и короткие, начищенные до блеска сапоги, убрал свои часы в правый карман панталон, поправил жилетный кармашек для часов, потом с улыбкой обернулся к Бриджит Рейли.

– Дьявольских рук дело, дражайшая Бриджит? – повторил он, усмехаясь. Его красивые синие глаза заблестели. – Звучит зловеще. Может быть, ты хочешь, чтобы я отступил сейчас, когда мне осталось всего несколько часов до победы? Разве не ты меня учила, старушка, бежать, когда победа близка? Или ты боишься за своего маленького Бобби?

– За тебя? – фыркнула Бриджит в ответ на такой нелепый вопрос, тряхнув седыми кудрями. – Да разве родился такой человек, что сможет обидеть тебя? Ты ведешь себя как заколдованный.

Боумонт Ремингтон, которого Бриджит так долго называла Бобби, что он уже давно перестал поправлять ее и откликался на это имя, подхватил трубку со столика и, на ходу поцеловав в лоб, направился к двери, ведущей в прихожую его особняка на площади Портмен-сквер.

– Будь уверена, сегодня мне повезет, дорогуша, – сказал он низким голосом с ирландским акцентом. – Сегодня удача на моей стороне, я это чувствую. Так что благослови меня, Бриджит, и не задерживай.

Мгновение спустя, застегивая на ходу сюртук, зажав под мышкой тонкую трость черного дерева, Боумонт Ремингтон спустился вниз по мраморной лестнице к поджидавшему его закрытому экипажу, весело крикнул адрес кучеру, сидевшему на облучке, и отправился по своим делам.

– Я опять выигрываю. Тоска зеленая, вот как я это называю, – протянул Нил Уинзлоу, демонстративно зевая, придвинул к себе фишки и наблюдал из-под опущенных век за противниками. – Я мог бы отправиться и в «Уайтс»,[2] если бы хотел играть с такими низкими ставками. Что такое, Джордж, ты уже уходишь? Умоляю, не уходи. Если у тебя нет наличных, – он насмешливо взглянул на своих дружков, хихикавших исподтишка, – мы могли бы сыграть на соломинки, если только мы не лишимся твоего общества.

– Нет-нет, дело не в этом, Нил. Мне пора, вот и все. Я опаздываю, знаешь ли. Нужно идти, правда, мне нужно идти.

За изящной фигурой и томным видом молодого Джорджа Смита, проигравшего почти три тысячи фунтов бледному и изысканному блондину, скрывался отличный фехтовальщик, проткнувший своей шпагой более полудюжины мужчин в дуэлях на протяжении нескольких лет. Молодой человек поклонился и покинул прокуренный салон. Он не заметил Боумонта Ремингтона, прислонившегося к стене и нюхавшего табак. Джордж Смит отчаянно пытался придумать подходящее оправдание, убедившее бы его молодую жену, на которой он женился всего шесть месяцев назад, что им лучше пожить несколько месяцев в их маленьком поместье, пока он не получит жалованье.

Уинзлоу заметил Ремингтона, его приветственная ухмылка говорила о том, как он рад появлению нового «барана», которого сможет остричь.

– Бью,[3] старина! Я уже потерял надежду на то, что вы явитесь, чтобы отыграть ту неприлично большую сумму, которую я выиграл у вас несколько недель назад. Сколько там было, тысяч десять?

Бью отошел от стены, слегка улыбнулся в ответ и уселся на стул, на котором прежде сидел Джордж Смит. Он кивнул двум джентльменам, сидевшим за столом, обтянутым зеленым сукном с вышитыми игральными картами.

– Пятнадцать, Нил, как я полагаю, но к чему говорить о такой ничтожной сумме? Я чувствую, что госпожа удача сегодня на моей стороне, даже если метать банк будете вы. Делаем ставки, джентльмены?

– Ах да, ставки, – вкрадчиво заметил Нил, белой холеной рукой поглаживая крышку коробочки, в которой лежали карты. – Все зависит от вас, друг мой. Как скоро вы намерены отыграться?

– По тысяче за один раз, – ответил Бью, выкладывая внушительную стопку фишек, принесенных с собой, на середину стола. – Для начала, конечно.

Нил и глазом не моргнул на это заявление, зато послышались возражения других мужчин, которые вступили в спор с банкометом. Бью сидел молча, с улыбкой наблюдая за ними. Спор закончился тем, что ящичек с картами для игры в фараон отодвинули в сторону, а Нил и Бью перешли к столу поменьше и стали играть в вист вдвоем – на тысячу фунтов за роббер.

Воздержавшиеся джентльмены образовали небольшую группу зрителей, число которых росло по мере того, как разыгрывалась очередная ставка. Вскоре Бью стал беднее еще на шесть тысяч фунтов. Другой человек повесился бы из-за половины такой суммы, даже из-за четверти, но Бью только улыбнулся и продолжил игру.

Прошел час, потом другой, и хотя Бью все еще не отыграл свой проигрыш за этот вечер, фортуна стала поворачиваться к нему лицом.

– Теперь мы снова на том месте, откуда начали? Так вы никогда ничего не добьетесь, друг мой, – заметил Нил, когда Бью выиграл последний роббер, отыграв проигрыш за этот вечер. – Если только вы не хотите остаться тут до утра, а потом и до позднего вечера. Не то чтобы я возражал против этого, вы ведь понимаете, я предлагаю подумать, не поднять ли нам ставки.

Улыбка Бью была спокойной и на удивление довольной. Но только один молодой человек, приехавший в город на первый светский прием, некий мистер Ричард Саймонс, стоявший за спиной у Нила Уинзлоу, успел это заметить. Возможно, это объясняет, почему, когда мистер Саймонс повернулся к соседу и тихо предложил заключить пари на Ремингтона, потенциального победителя, шутки ради, на пятьсот фунтов, предложение его было сразу принято.

– Согласен, – спокойно ответил Бью. Стакан портвейна, стоявший возле него, так и оставался нетронутым. – Но предлагаю обойтись без прелюдии и открыть все карты, старшая карта берет все. Это ускорит дело, вы вернетесь домой до рассвета и успеете положить голову на подушку.

– Давайте! – согласился Нил, взял колоду и принялся сдавать карты. – Какие ставки?

– Полагаю, была упомянута сумма в пятнадцать тысяч фунтов, – вкрадчиво заметил Бью, беря понюшку табаку, руки его не дрожали, яркие голубые глаза, не мигая, смотрели на противника. – Ах да, вот еще что. Мистер Саймонс, вы кажетесь человеком находчивым. Могу я попросить вас раздобыть для нас новую колоду карт?

Нил нахмурился, руки его, раздававшие карты, застыли. Боумонт Ремингтон не обвинил его открыто в крапленых картах, да он бы и не осмелился, но вывод напрашивался сам собой. И какое отношение имели выигранные или проигранные пятнадцать тысяч фунтов к предложению открыть всю колоду карт? Парень с ума сошел? Или он настолько богат, что может позволить себе такую глупость? Хотелось бы ему знать побольше об этом Ремингтоне. До сих пор его интересовали лишь его денежки, наверное, нужно было уделить ему немного внимания. Теперь уже поздно, не остается ничего другого, как продолжать игру. Особенно после того, как спросили новую колоду карт.

– Согласен, – наконец проговорил Нил, сознавая, что все взгляды нацелены на него в ожидании его ответа.

Мистер Саймонс вернулся с новой колодой карт и по просьбе Бью перетасовал карты, прежде чем положить их на стол рубашкой вверх. Напряжение в салоне, видавшем не раз, как делались или терялись состояния, когда открывалась всего одна карта, стало ощутимым. Нил Уинзлоу, по требованию Бью, выбрал свою карту из колоды: бубновый валет.

– Ну и ну, – заметил Бью, отпивая из стакана глоток портвейна, – это прекрасная карта? Боюсь и думать, будто смогу вытащить карту лучше этой. Мистер Саймонс, не окажете ли мне честь вытащить карту за меня?

– Я? – удивленно воскликнул мистер Саймонс.

Он выпятил грудь, гордясь оказанной ему честью. Ему хотелось бы выглядеть так же уверенно, как похожий на скалу Ремингтон, но он знал, что это ему не дано. Руки его дрожали, когда, закрыв глаза, он провел пальцами по верхней карте и снял примерно двенадцать карт, открыв в результате выбранную карту: дама червей!

– Получилось! – вскричал мистер Саймонс, когда раздались одобрительные возгласы и он отважился открыть глаза и взять выбранную карту. Боумонт Ремингтон, возложил на него большую ответственность, и его бесконечно радовало, что он оправдал его ожидания. Такой успех, к тому же его деньги здесь не были замешаны, заставил его задать вопрос: – Продолжим?

– Если это доставляет вам удовольствие, мистер Саймоне, – ответил Бью, которому, по-видимому, вся эта история уже наскучила.

Нил Уинзлоу прищурил свои светло-голубые глаза, покачал головой и посмотрел на противника. Этот человек не может быть обманщиком. С одной стороны, Саймоне был недалекого ума, чтобы быть шулером. Кроме того, Ремингтону не может везти без конца. Такого никогда прежде не было.

– Еще раз, – сказал он, – ставка прежняя. Никто из джентльменов, находившихся в комнате, не удивился, когда Бью кивнул, приглашая Уинзлоу тащить карту первым. Нил отказался от этой чести, указывая на мистера Саймонса, который вытащил шестерку пик, что заставило молодого человека едва не потерять равновесие.

Нил Уинзлоу, напротив, вытащил тройку бубен и оказался теперь должным Боумонту Ремингтону пятнадцать тысяч фунтов.

– Еще? – вскричал мистер Саймонс, осмелевший от неожиданного успеха. – Пожалуйста, сэр?! – умоляюще добавил он, оглядываясь на Бью.

Нил сменил небрежную позу и сидел с выпрямленной спиной. Он велел принести новую колоду карт и новую бутылку вина. Но результат оказался прежним. В мгновение ока он потерял около тридцати тысяч фунтов, немыслимую сумму. Он знал, что ему придется уйти проигравшим, потому что на кон он мог поставить немного наличных, если не хочет залезть в свои сбережения, чего он, конечно, делать не собирался.

– Это был очень приятный и поучительный вечер, Ремингтон, – сказал он, собираясь встать из-за стола, и только легкое подергивание левой щеки выдавало его волнение. – Утром я пришлю вам чек. Может, мы сыграем как-нибудь еще?

– Возможно, – осторожно ответил Бью. Он провел пальцами по стопке фишек, стоявшей перед ним, прежде чем бросить две – на сумму в две тысячи фунтов – мистеру Саймонсу, едва не зарыдавшему от счастья при виде неожиданно свалившегося на него богатства. – Однако, – добавил он мягко, – есть и более легкий способ. Вы владеете поместьем в Суссексе, друг мой, недалеко от Уинчелси, полагаю. Уверен, это одно из ваших незначительных владений. А мне всегда хотелось иметь поместье. Я ставлю тридцать тысяч, которые вы мне сегодня проиграли, и, чтобы игра была действительно интересной, мы заключаем пари на пятнадцать тысяч фунтов с каждого.

Нил снова сел.

– Поместье Уинзлоу? Вы предлагаете мне сыграть на поместье Уинзлоу?

– Я предпочитаю называть его поместье Ремингтон, если быть точным, – заметил Бью, улыбаясь мистеру Саймонсу, который моментально отправился за новой колодой карт и теперь прокладывал себе локтями дорогу в толпе. – Такое название дал ему мой прапрадед, когда построил его.

Нил прикрыл ладонью рот, тряся головой, на миг мистеру Саймонсу показалось, будто тот заплакал. Но Нил Уинзлоу и не думал плакать. Он смеялся. Сначала тихо, потом все громче, под конец он запрокинул голову назад и расхохотался.

– Так вот оно что! – воскликнул он, глядя на Бью. – То-то мне показалось знакомым это имя. Вы это запланировали заранее, не правда ли, мистер Ремингтон? Очень умно. Мне нужно было понять, что ни одному человеку не может так не везти в карты, как вам. Полагаю, мне нужно оскорбиться.

Вокруг стола стояли возбужденные зрители и ждали неизбежного вызова, пощечины, обмена визитными карточками, выбора секундантов. Но им пришлось разочароваться.

– Моя ставка – документы на владение поместьем Уинзлоу? Полагаю, таково было пари? – спросил Нил, потянувшись за колодой карт.

– И еще пятнадцать тысяч фунтов победителю, чтобы увеличить приз, – уточнил Бью, краем глаза заметив, что мистер Саймоне отступил назад и сел на стул у него за спиной, стуча коленками так, что было слышно в соседнем зале.

– Конечно, – ответил Нил. – Как я мог это забыть. Вы поступаете как истинный джентльмен, позволяя мне получить прибыль.

– Или напротив, – вставил Бью, когда Нил вытащил короля червей, – шанс увеличить ваш проигрыш до сорока пяти тысяч фунтов и получить в придачу поместье Ремингтон.

– Поместье Уинзлоу, мистер Ремингтон, – сухо поправил его Нил, показывая свою карту толпе джентльменов, вытягивавших шеи, чтобы ее разглядеть.

На этот раз Бью сам положил руку на колоду, а взволнованный мистер Саймоне вытащил огромный белый платок и вытер мокрый лоб.

– Повторяю, сэр, поместье Ремингтон, – сказал Бью, снимая стопку карт, и, перевернув нижнюю, показал ее всем– туз пик.

Присутствующие разразились восторженными криками, а Бью наклонился вперед и очень тихо произнес:

– Знаете, Уинзлоу, я прибыл в Лондон, чтобы отомстить вашему отцу, обыграть его и разорить до полного банкротства, как он поступил с моим отцом. Узнав, что старик умер, и не веря в сказку о том, будто грехи отца падают на сына, я чуть не обратился к вам со смиренной просьбой продать мне мой дом. Вообразите мою радость, когда, познакомившись с вами и наблюдая за тем, как вы обыгрываете и раздеваете до нитки таких зеленых юнцов, как мистер Смит и мистер Саймонс, я обнаружил, что мои планы требуют корректив. Мне не нужно измерять грехи отца, моя совесть чиста. Видишь ли, парень, ты мне не нравишься ни капельки.

– Ну, вы… – прошипел Нил в замешательстве.

– Мой помощник навестит вас завтра и займется платежами и передачей документов, – громко произнес Бью, вставая и вежливо кланяясь взволнованному противнику. – Доброго вечера, Уинзлоу, джентльмены. Было необыкновенно приятно.

Глава 2

Городок Уинчелси повидал на своем веку немало интриг, побед и поражений. Он был построен в XIII веке на вершине холма не кем иным, как королем Эдуардом I, на месте прежнего города, затонувшего в море. Король сохранил традиции прежних романских строений, обнеся новый город стеной, войти в него можно было через ворота с каменными арками.

Тщательно выбеленные домики выстроились по обе стороны широких улиц. Их фасады были отделаны плиткой и красивыми портиками, увитыми глицинией и плетистыми розами, и придавали городу ухоженный и гостеприимный вид, что не увеличило население города ни на йоту. Статистика говорит о том, что население города, некогда насчитывавшего более шести тысяч жителей, уменьшилось настолько, что если вам неизвестно имя человека, идущего навстречу по улице, или он не знает, как вас зовут, значит, один из вас наверняка не живет в Уинчелси или его окрестностях.

Изначально один из пяти портов[4] Уинчелси в XV веке уступил свои привилегии ближайшему порту Рай, когда море отступило, и портовый залив заполнился илом. Это заставило его превратиться в сонный портовый город. Единственное достоинство Уинчелси – древнее происхождение. Возникает смутное подозрение, не превратился ли он в самый маленький городишко Англии.

Конечно, было еще одно отличие этого городка – развалины по всей местности. Небольшие склоны и овраги говорили о том, что некогда тут были улицы и дома, давно исчезнувшие, а в центре города только алтарь и разрушенные трансепты[5] напоминали о церкви св. Томаса Беккета, остальное пострадало от нападения французов в XV веке.

На Фрайарс-роуд[6] развалин больше, здесь были обломки монастыря францисканцев, камни от которого утащили в XVI веке и использовали для строительства замка Кэмбер, который тоже превратился в руины.

За городскими стенами можно увидеть руины церкви св. Леонарда и необычную ветряную мельницу без решетчатых крыльев, одиноко стоящую в поле.

Картина была бы грустной, если бы не потрясающей красоты природа – чудесная и безмятежная. Заросшие лишайником камни – свидетели былого, в котором величие и блеск соединились с варварскими разрушениями, вызванными временем, – согревало солнце, что и сегодня возрождает к жизни всякое живое существо. Их ласкал нежный ветерок, склонявший высокую нескошенную траву, и луг казался живым зеленым волнующимся морем… чего?

– Ах, какое это имеет значение? – с улыбкой спросила себя Розалинда Уинзлоу. Она осматривала окрестности, наслаждаясь необычным видом. – Я люблю каждую пядь этой земли.

– Мисс Уинзлоу? Вы вновь разговариваете сама с собой? Не нужно этого делать, вы же знаете. Викарий Томпсон сказал, что люди, которые беседуют сами с собой, говорят с дьяволом. Только на прошлой неделе он это сказал. Совершенно точно.

Розалинда потянулась и взглянула на служанку, которая, ничего не подозревая, сидела на обломках стены церкви св. Леонарда и таращила глаза на свою госпожу.

– Правда, Молли? Скажи, пожалуйста, что думает викарий Томпсон о человеке, который танцует в лунном свете?

Молли опустила голову, ее щеки вспыхнули так же ярко, как рыжие волосы.

– Это было всего один раз, мисс Уинзлоу, и это не помогло, хоть гадалка на ярмарке и говорила, что поможет. Я не увидела ни фигуры, ни волос моей настоящей любви. Все кончилось тем, что я споткнулась о корень и разодрала себе коленки. – Молли резко вскинула голову, выпятив упрямый подбородок. – Мне нужно было догадаться, что она водила меня за нос. А мне это стоило целого шиллинга!

– Твой нос стоил тебе целого шиллинга, Молли? – поддразнила ее Розалинда. Она все время пыталась чему-нибудь научить девушку, но пока никакого прогресса в этом деле не наблюдалось.

– Ты должна четко выражать свои мысли, иначе кто-нибудь может переиначить твои слова.

Розалинда взяла плотные хлопчатобумажные перчатки, в которых работала, натянула их и встала на деревянную скамеечку, защищавшую ее колени от земли.

– Передай мне, пожалуйста, лопату. Хочу закончить этот кусок, пока не придет время возвращаться в поместье Уинзлоу к чаю. Ты же знаешь, как ворчит Риггз, если я задерживаюсь хоть на минуту.

Служанка передала Розалинде лопату. Та поправила выбившийся локон волос цвета меда. Видавшую виды соломенную шляпку удерживал на голове скромный голубой шарф, наброшенный на смятую тулью и пропущенный через дырки, концы его были повязаны под упрямым подбородком с ямочкой.

На левую щеку Розалинды с легкой россыпью веснушек и крыло аккуратного носа случайно капнула грязь. На бесформенное платье с оборванным подолом был накинут широкий мужской плащ, перетянутый веревкой в талии. Испачканные землей полуботинки скрывали изящные ножки. Девушка стояла на коленях, ее юбки немного задрались, нескромно открывая чулки.

Розалинда Уинзлоу была маленького роста и слишком худая, чтобы стать настоящей красавицей. Но ее огромные зеленые глаза вдохновили бы на сочинение стихов многих поклонников. Ей исполнилось уже двадцать пять лет, и шансов выйти замуж не оставалось никаких.

Розалинда набрала на лопату немного земли, высыпала ее на сетку, натянутую на деревянную раму, и, нахмурив брови, стала ее трясти. Земля просеивалась сквозь ячейки, часто оставались мелкие камешки – доказательство древней цивилизации, что поддерживало сильный интерес искательницы. Розалинда Уинзлоу сознавала, что сильно увлеклась археологическими раскопками, и предпочитала проводить подобным образом целые дни. Вечера она посвящала чтению газетных статей о жизни высшего лондонского общества, где часто бывал ее старший брат Нил.

Розалинда знала, что Нил не любил работать. Копаться в грязи на заброшенном церковном дворе, чтобы под его идеальные ногти попадала грязь, было для него немыслимо. Он ясно дал сестре это понять, когда узнал о ее новых интересах во время последнего приезда в поместье Уинзлоу.

Нил не проявлял никакого интереса к Суссексу или поместью Уинзлоу – самому маленькому из владений Уинзлоу, да и к своей сестре Розалинде, если уж реально смотреть на вещи. Она тоже никогда его не любила, их связывали только кровные узы. Так что пусть себе Нил развлекается в Лондоне, носит дорогую одежду и не спит, занимаясь бог знает чем в погоне за удовольствиями. Она довольна своей жизнью в Суссексе, по ее мнению, в лучшем из поместий семьи, присматривая за имением, копаясь в грязи в поисках реликвий, обучая Молли чтению и посвящая свободное время любимым делам. Ей не нужно никого ни о чем просить и ни перед кем извиняться.

– О, что это такое? – воскликнула Розалинда, после того как просеяла несколько лопат земли.

Стянув перчатку, девушка осторожно взяла комок грязи с сита. Она соскребала грязь, пока не показался маленький металлический кружок, и широко улыбнулась.

– Думаю, это старинная монета, может быть, даже древнеримская. Я была убеждена, что сегодня мы что-нибудь обнаружим, так и случилось. Молли, принеси мою сумку, будь добра, я хочу спрятать свою находку. Нам нужно возвращаться домой, а мы не с пустыми руками.

– Да, мисс, – ответила Молли и поспешила за кожаной сумкой. Ее поспешность была вызвана скорее тем, что хозяйка упомянула о возвращении в поместье, а не мыслью о сделанном великом открытии. Когда служанка потянулась за сумкой, лежавшей на низкой каменной стене, внимание ее привлекло облако пыли вдали.

– Мисс Уинзлоу? – позвала она Розалинду, прищурившись, глядя на быстро приближающийся экипаж. – Идите сюда, посмотрите! Неужто этот человек не знает, что по этой дороге нельзя так ездить, когда тут столько колдобин и всякого такого?

Розалинда с трудом поднялась, выбралась из ямы и вытерла руки о плащ, прежде чем поднести руку козырьком ко лбу, чтобы посмотреть в том направлении, куда указывала служанка.

– Идиот, – презрительно фыркнула она.

Розалинда взяла у Молли сумку в осторожно опустила в нее монету, потом привязала сумку к веревке, опоясывавшей ее талию.

– Никогда еще не встречала мужчину, который использовал бы свою голову для чего-нибудь другого, кроме как подставку для шляпы. Молли, нам нужно идти.

Молли тащилась за Розалиндой, оглядываясь на двухколесный экипаж и закусив нижнюю губу. Только они подошли к тележке, запряженной пони, произошло неизбежное. Розалинда обернулась на звук треснувшего дерева, когда колесо экипажа попало в колею. Экипаж остановился, и мужчина упал на землю.

– Прекрасно, – удовлетворенно заметила Розалинда. – Что он себе вообразил? Он что, на рыцарском турнире? Идем, Молли, полагаю, как добрые христиане, мы должны убедиться, все ли кости у него целы.

Розалинда, разумеется, не была жестоким человеком. Она терпеть не могла тратить время на идиотов, а человека, гнавшего повозку сломя голову в этих пустынных местах, наверняка нельзя назвать шибко умным. Кроме того, Розалинда и так уже задерживалась, у нее едва хватало времени вернуться в поместье Уинзлоу, умыться, переодеться и явиться в гостиную к чаю. Риггз будет ужасно недоволен, бедняга. Он страдает молча, если не извиняется за ее промахи, как будто он сам был их причиной. Риггз живет так, словно несет на своих плечах весь земной шар. Но едва ли другой человек, наблюдавший за его титаническими усилиями, исполнил бы лучше свои обязанности. Риггз воображал себя раненым одной из «рогаток и стрел неистовой судьбы», как красноречиво выразился Шекспир.

Молли бежала впереди, ее юбки задрались выше колен, а Розалинда шла не спеша. Она заметила, что мужчина пошевелился, и была уверена, что он жив. Конечно, он ранен, что плохо, но мертвец был точно не на руку.

Розалинда увидела, что лошади безмятежно щипали нежную травку. Они, очевидно, не ранены, несмотря на отчаянное поведение хозяина. Пройдя мимо коней и мимоходом взглянув на сломанное колесо, девушка наконец подошла к мужчине, который к этому времени уже пришел в себя и смущенно улыбался, потирая голову.

– С ним все в порядке, – сообщила ей Молли, сияя так, будто благодаря ей мужчина столь быстро оправился после падения. – Говорит, что его зовут мистер Боумонт Ремингтон. Но он, должно быть, иностранец. Я слышала, как он сказал пару незнакомых слов, и, мне кажется, не слишком вежливых.

Славная Молли! Общаясь исключительно с женщинами, не считая Риггза, она и представления не имела о том, какие слова произносит мужчина, когда сильно разъярен.

– Спасибо, милая, – расхохоталась Розалинда. Хотя она и сама не часто сталкивалась с грубостью, но прекрасно представляла себе, что мог сказать Ремингтон. – Ты можешь пойти к лошадям, если хочешь, вдруг они обиделись на поведение своего неуклюжего кучера.

– Кучера? – переспросил Бью и внимательно посмотрел на Розалинду, несколько повеселев. Вот женщина, которая, не стесняясь, говорит без обиняков, решил он, глядя на нее снизу вверх. Бриджит бы она понравилась. – Все хорошо?

– Может быть. Вы забываете, я сказала, что вы неуклюжий, – напомнила Розалинда, предлагая мужчине руку, чтобы он смог встать. – Возможно, это путешествие сказалось на вашей голове?

Мисс Розалинда Уинзлоу вовсе не была такой уж легкомысленной, чтобы надерзить мужчине, очень тяжелому, как выяснилось, когда он с трудом встал на ноги. Рядом с девушкой не было никого, кто мог бы защитить ее от его гнева, не считая служанки. Розалинда знала, что находится совсем близко от дома Сэмюэля Хакетта. С другой стороны, падение все же могло сказаться на рассудке Ремингтона.

Розалинда признала, что он встал довольно быстро, но гримаса боли и то, как мужчина схватился за левую руку, подтвердили ее догадку, что у Ремингтона сломана кость. Возможно, Розалинда невысокого роста и не слишком сильная, но опасаться раненого ей не стоит. И уж конечно, она вовсе не так бессердечна, как могло показаться со стороны.

Все мысли Розалинды были сосредоточены на монете. Ей не терпелось вернуться в свою комнату, отмыть монету и проверить правильность своего предположения, в самом ли деле она имеет древнеримское происхождение. Боумонт Ремингтон был препятствием на пути к достижению заветной цели. Кроме того, в инциденте он сам виноват!

– Вот, – сказала Розалинда, развязывая голубой шарф. – Давайте перевяжем вашу руку этим шарфом. Рука ведь сломана, правда? Иначе вы бы не стали так бережно поддерживать ее.

– Заметили, мисс? – лукаво улыбнулся Бью. Он проигнорировал предложение девушки и собирался посмотреть, что стало с экипажем.

– Как вы думаете, можно ли отремонтировать мой экипаж? Он тоже явно сильно поврежден.

Розалинда нахмурилась, теребя в руке шарф.

– Значит, рука все-таки сломана? Почему вы так уверены?

Бью повернулся к ней, солнце светило ему в лицо, и она впервые рассмотрела его. От его улыбки дух захватывало.

– Потому что эту руку я ломаю не первый раз. Один раз это случилось на корабле, на такелаже. – Бью нахмурился, хотя в его удивительно синих главах светилось скрытое веселье. – Или это была правая рука? Это произошло несколько лет назад во время службы на королевском флоте…

Глава 3

Розалинда с интересом посмотрела на Бью.

– Вы ветеран? – она подошла к нему, протягивая шарф. – Наклонитесь, пожалуйста, потому что вы очень высокий, я завяжу шарф у вас на шее, после того как вы просунете в него руку. Осторожно, мне не хотелось бы сделать вам больно.

– М-да? – усмехнулся Бью, и в его речи проскользнул ирландский акцент. – Я думаю, вы здорово повеселились, когда я шлепнулся в грязь. Это как раз доказывает, насколько человек может ошибаться, правда, мисс?

Розалинда покраснела.

– Неужели меня так легко разгадать, сэр? – спросила она, дрожащими пальцами затягивая узел повязки у него на шее.

Из предосторожности Розалинда отступила назад на некоторое расстояние от этого высокого красивого мужчины с очаровательной мальчишеской улыбкой. Действительно! Неужели ее можно принять за такую же впечатлительную девушку, как Молли, у которой голова идет кругом при виде красивого лица!

– На самом деле я не желаю вам зла. Вы не должны были так быстро ехать, из-за вас я опоздала к чаю.

Бью кивнул, слегка поморщившись, когда поправлял повязку, чтобы руке было удобнее. Может, он и сломал ее. Такую возможность нельзя исключать. Бриджит призвала бы громы небесные на его голову за такую неосторожность.

– Тысяча извинений, мадам, – сказал он, с трудом отвешивая вежливый поклон, потому что она слишком туго перевязала его руку шарфом. – Вы правы. Я вел себя как болван. Мне нужно было думать и не гнать лошадей по незнакомой дороге. Мысли у меня были в другом месте, я рисовал себе картину, как увижу поместье Ремингтон.

Розалинда недоуменно нахмурила брови:

– Поместье Ремингтон? Вы уверены, что находитесь в месте, которое ищете? Я живу тут почти пять лет и могу вас заверить, никакого поместья Ремингтон здесь нет и в помине.

Слова девушки вызвали у Бью широкую улыбку. Розалинда почувствовала, как бешено застучало сердце. Наверное, она слишком долго находилась на солнце, потому что не могла припомнить, чтобы кто-либо так взволновал ее. Оставалось только надеяться, что Риггз приготовил достаточно угощений к чаю, потому что она сильно проголодалась.

Бью продолжал говорить о мифическом поместье Ремингтон, куда, по его словам, он направляется.

– Здесь было такое поместье, – сказал он, глядя на пастбище, силясь представить себе место, в котором родился. – Последние тридцать пять лет его по ошибке называли Уинзлоу.

Он вновь повернулся к ней, его синие глаза задорно блестели. Можно было почувствовать, какое удовольствие доставляли ему сказанные слова.

– До сегодняшнего дня то есть. Отныне поместье снова в руках Ремингтона. В моих руках, как оказалось.

Возможно, Бью был излишне увлечен своими переживаниями, чтобы заметить, как сильно побледнела Розалинда. Вероятно, он был расстроен происшествием, из-за которого прибытие в поместье Ремингтон откладывалось еще на один день. Ему придется вернуться в этот чудной городок Уинчелси и поискать врача, который вправит ему сломанную кость. А может, он не обратил внимания. Не важно. Он не заметил.

Розалинда попыталась заговорить, но ее язык словно онемел. Она посмотрела на служанку, стоявшую на приличном расстоянии от них и не слышавшую их разговора. Молли все еще занималась лошадьми. Розалинда откашлялась, сцепила руки в замок и предприняла еще одну попытку.

– Вы… вы приобрели поместье Уинзлоу? Можно узнать, у кого вы его купили?

– У Нила Уинзлоу, конечно, – хладнокровно ответил Бью, продолжая глядеть вдаль в поисках крыши или башни или какого-нибудь другого признака усадьбы. Он спрашивал в Уинчелси, когда проезжал через городок, но, наверное, очень торопился и не слушал внимательно объяснений старика, которого остановил на углу у разрушенной церкви.

Он посмотрел на Розалинду, раздумывая, знает ли она, что лицо у нее испачкано грязью. Что за странный наряд! Веревка вместо пояса? Мужской плащ? Почему, ради всего святого, дивился он, служанку нарядили таким образом?

– Вам ведь известно это имя, правда?

– Известно ли оно мне? – у Розалинды загудело в ушах. О, ей очень хорошо известно это имя. Известно это имя, известен и сам мошенник, и, к великому огорчению, известны и его авантюры. – Да, я знаю это имя и этого человека, – тихо ответила она. – И, зная этого человека, я могу сделать вывод, что это поместье вы не купили, а выиграли. В карты или пари на скачках? Нет, это было бы слишком обычно. Нил… э… мистер Уинзлоу стремится к более острым ощущениям, чем эти. Пожалуйста, позвольте мне угадать. Вы спорили, какая из дождевых капель первой упадет на подоконник? Определенно, именно такое пари может приятно щекотать нервы, чтобы заставить человека отбросить всякую осторожность и проиграть целое состояние.

Бью склонил голову набок, решив, что поспешил с оценкой этой странной молодой женщины, приняв ее за служанку. По разговору она не похожа ни на одну из известных ему служанок, хотя одета хуже, чем большинство из них, взять хотя бы рваный подол платья, выглядывавший из-под плаща. И все же ее речь очень правильная для девушки-прислуги, а высокомерие не позволяет представить ее в роли служанки.

– Да, я его выиграл в карты, как в свое время Уинзлоу. Только я не совершил и половину махинаций прежних хозяев. Но хватит об этой старой истории. Я не расслышал вашего имени, мисс…

– Не думаю, что я его вам называла, мистер Ремингтон, – ответила Розалинда. Чтобы сдержать ярость, ей пришлось стиснуть зубы. – Меня зовут Розалинда. Розалинда Уинтерс. Так, значит, вы выиграли поместье Уинзлоу? И вы направлялись туда, чтобы вступить во владение своим выигрышем?

– Да, мисс Уинтерс, – подтвердил Бью, разглядывая ее из-под опущенных век. Возможно, эта женщина работает в имении в какой-то скромной должности или живет по соседству. Определенно, к имению она относится ревностно. Но, вспомнил он, это ведь сельская местность. Бриджит предупреждала его, чтобы он не ждал, что его там примут с распростертыми объятиями.

– К моему огорчению, придется отложить мое прибытие в имение, пока я не нанесу визит к доктору и не починю свой экипаж. У вас есть соображения, как осуществить мои планы?

Розалинда обнаружила, что у нее есть множество идей на этот счет, хотя поблизости и не было обрыва, с которого она предложила бы прыгнуть ему, сбросить повозку и его лошадей.

– Молли, – окликнула она служанку, – приведи Сэма Хакетта, пожалуйста, и скажи ему, чтобы он взял свой фургон. Мистеру Ремингтону понадобится доктор Билз, – она обернулась к Бью. – Сэм привяжет лошадей к фургону и отвезет вас в Уинчелси. Предлагаю вам остановиться в «Виноградной лозе», где вы сможете снять номер. Сэм привезет к вам доктора Билза. Поскольку Сэм всегда рад подзаработать, он, без сомнения, доставит ваш экипаж к кузнецу.

Улыбка Бью была искренней, так поразила его эта необыкновенная женщина своим организаторским талантом.

– Выходит, я зря волновался, мне сказали, что народ в деревне замкнутый. Вы прекрасно со всем справились, мисс Уинтерс. Я вам очень благодарен. Не уверен, могу ли я просить вас о еще одной услуге. Укажите мне, пожалуйста, дорогу к имению. Я хочу быть уверенным, что ехал в верном направлении.

Озорство, вынудившее Розалинду назваться вымышленной фамилией, обернулось тем, что она сперва решила указать Бью противоположное от имения направление. И все же она понимала, что этот шаг лишь отодвинул бы неизбежное. У Розалинды оставался хотя бы один день в запасе. Этого времени хватит, чтобы придумать, как защититься от этого типа.

– Вам нужно ехать по этой дороге, и сразу за холмом вы увидите задний двор имения. Там будет калитка с надписью «Для торговцев». Вы хотите заранее известить о своем прибытии?

– Нет, мадам, – ответил Бью, наблюдая за приближающейся шаткой телегой, которой правил, как он понял, Сэм Хакетт. – Я не так глуп, чтобы полагать, будто меня встретят так же радостно, как майские ландыши, хотя в имении осталось лишь самое необходимое количество слуг, по словам мистера Уинзлоу. Думаю, они будут удивлены. Надеюсь, я буду лучшим хозяином, чем предыдущий владелец.

– Будто бы, мистер Ремингтон? – возмутилась Розалинда.

Как только смеет этот человек оскорблять ее подобным образом! Послушать его, так можно подумать, что поместье Уинзлоу пришло в запустение и только он способен возродить его. Какое чрезмерное тщеславие! Хотя, по правде сказать, если человек думает, будто имением управляет Нил, то можно простить ему его заблуждение. Ее брат, как бы ни демонстрировал он свое превосходство, ни на что не годился. Вот поэтому их отец проявил осторожность и нанял компетентных управляющих для трех других имений Уинзлоу. Три компетентных управляющих и она! Отец знал, что она будет великолепно заботиться о поместье Уинзлоу. Он не раз сетовал на то, что Уинзлоу вынужден носить юбки, а брат мог его слышать! Нил не простил ни ему, ни ей такое оскорбление.

Но теперь дело было не в этом. Нил что-то задумал, у него были причины впутать в свои дела этого человека, мало похожего на негодяя, и приготовить сестре, в этом Розалинда была уверена, большое количество неприятностей. Но Нил, наверное, превзошел сам себя в этой выходке. Она была уверена, этому Боумонту Ремингтону – странная смесь самоуверенного англичанина и, как уловил ее чуткий слух, ирландского крестьянина – едва ли понравится такой обман.

– Ах, а вот и Сэм со своим фургоном, мистер Ремингтон. Он отвезет вас. Пожалуйста, не беспокойтесь насчет шарфа, он такой старый, мне он не очень-то и нужен. Идем, Молли, – звонким голосом окликнула она служанку, направляясь к фургону. – Нам пора отправляться домой. Риггз будет вне себя, если ему придется изображать мученика и не будет ни единого свидетеля его страданий.

Ей хотелось как можно скорее избавиться от Сэма Хакетта, пока он еще не успел назвать ее по имени, тогда игра закончится.

– Да, мисс, – с неохотой откликнулась служанка, когда Сэм Хакетт стал выпрягать лошадей из повозки.

Молли воспользовалась моментом, чтобы еще разок взглянуть на красавца мистера Ремингтона. Где еще увидишь такие широченные плечи, стройную фигуру и мускулистые ноги? Волосы у него темные, как ночь, глаза – цвета чистого неба в полдень, лицо – сплошные углы да впадины, ни намека на пухлость. Он божественно красив. Похож на одного из греческих или римских богов, что на картинках в книжках, которые мисс Уинзлоу показывала ей. Даже в испачканной дорожной одежде и с рукой, подвязанной старым шарфом, Боумонт Ремингтон все равно был лучше всех.

Лучше, чем Джейк, конюх в «Виноградной лозе», чем Нед, повар в «Райской птице», и даже лучше, чем Уилли Шенкс, подмастерье у москательщика и ее единственная любовь на этой неделе.

Молли так увлеклась, что, когда хозяйка взяла в руки поводья, села в повозку, спустив ноги через край и болтая ими, и махала рукой этому красавцу, пока крутой поворот дороги не скрыл его из виду. А мистер Ремингтон, благослови его Господь, тоже махал ей в ответ. Уилли Шенкс? Ха! Он не достоин и свечку подержать для Боумонта Ремингтона! Молли легла навзничь в повозке, мечтательно улыбаясь, влюбленная третий раз за этот месяц.

Итак, Боумонт Ремингтон прибыл в Восточный Суссекс, и, хотя его путешествие и не обошлось без небольшой неприятности, ему все-таки удалось произвести выгодное впечатление хотя бы на одного из местных жителей.

Голова Розалинды раскалывалась от вопросов, ответов на которые не было. Как она догадывалась, у нее не будет времени получить на них ответы, потому что Нил спрятался в Лондоне и нет никакой надежды добраться до него. Даже если бы ей и удалось чудесным образом оказаться вблизи него, она была бы поглощена одним-единственным занятием – колотила бы его по голове и плечам хлыстом для верховой езды.

Вряд ли Розалинда уделила бы достаточно внимания оправданиям Нила, в которых, без сомнения, нет никакого смысла, за исключением одного – подтверждения того, насколько подлое, мстительное, мелкое существо ее брат. Нет, придется ей самой иметь дело с этим Боумонтом Ремингтоном. Только Риггз, единственный молодой, не очень умный конюх, да служанка – вот и все, с кем ей придется выступить, не позволяя Боумонту Ремингтону войти в поместье Уинзлоу, что он, кажется, считает своим правом.

Владение поместьем Уинзлоу… Этого она забыть не могла. Ремингтон полагал, будто он владеет имением. Она видела генеалогическое древо, изображенное на форзаце Библии, которую обнаружила на высокой полке в библиотеке, и, конечно, сразу узнала фамилию Ремингтон. И он имел право говорить, что поместье Уинзлоу некогда называлось поместьем Ремингтон?! Тридцать пять лет назад, целую жизнь, определенно больше, чем ее жизнь! Уинзлоу выиграли его за карточным столом!

Розалинде никогда и в голову не приходило расспрашивать отца, как он получил это имение. Она впервые увидела его, когда ей было не больше десяти. Это было самое южное и маленькое из их владений, но она полюбила его с первого взгляда. Когда пришло время признать, что отец при смерти, Розалинда пришла к нему и сказала, что единственное, чего она хотела добиться в жизни, – право на владение поместьем Уинзлоу.

Отец из любви к Розалинде согласился переписать документы, признав право собственности за дочерью. Была, конечно, загвоздка с этим дарением из-за того факта, что Розалинда – женщина и, что еще хуже, не достигла совершеннолетия. В документы внесли имя Нила, определяя ему право владения половиной имения. Но это было сделано лишь ради соблюдения закона. Им выдали дубликаты документов, на одном стояло ее имя, на другом – имя брата. Формально она владела имением, а он – землей, на которой стояли строения. Она почти забыла об этом, возможно, потому что хотела забыть. Кроме того, всем было известно, что владелица – Розалинда. Отец собирался оставить ей поместье Уинзлоу в качестве приданого.

– Половина имения, чисто формально, все еще принадлежит Нилу, – вслух произнесла Розалинда на следующем повороте дороги, которая привела ее на вершину небольшого холма, откуда открывался вид на поместье Уинзлоу. – Или, по крайней мере, принадлежала.

Розалинда остановила повозку и посмотрела вниз, на засеянные поля и дом, в котором прожила последние пять лет. Поместье Уинзлоу располагалось в середине небольшой лощины, с трех сторон окруженное деревьями и обнесенное высокой кирпичной стеной в том же стиле, что и Уинчелси. С востока, севера и запада поместье окружали фермы. Уинчелси проектировали с четырьмя воротами, в поместье Уинзлоу их было всего двое, но они были крепкие, с хорошими запорами, чтобы не пускать незваных гостей. Ворота, правда, никогда не закрывались. Это не означало, что их не смогут сразу же надежно запереть, стоит Розалинде приказать.

Особняк не был таким величественным, каким бывает по обыкновению. В нем было три салона, музыкальная комната, библиотека, будуар, кабинет и семнадцать спален, но это был ее дом. Она любила каждый его камень.

Послеполуденное солнце отражалось в окнах, когда она, дернув поводья, заставила лошадь снова пуститься в путь, и повозка въехала в задние ворота. Она знала, что Риггз будет встречать ее у парадной двери, заламывая худые руки и нервно расхаживая по холлу в полной уверенности, что его госпожа уже покоится на кладбище при церкви св. Леонарда. Розалинда вздохнула, потому что на душе было темно, словно в могиле.

Глава 4

Наступило утро. Бью плохо спал ночью. Плечо адски болело, еще сильнее оно заболело после того, как доктор поработал над ним, разминал и растягивал. Перелома руки у него не оказалось. По словам доктора, всего лишь небольшое смещение плеча. Он предложил Бью его немедленно вправить, для чего нужно было лечь на спину, закусить палку и дать ему возможность приняться за работу.

Поскольку работа, как понимал это доктор Билз, заключалась в том, чтобы он встал на грудь Бью (а доктор был человек немаленький) и принялся тянуть его за руку, а Сэм Хакетт сидел у него на ногах. Бью испытал высшее блаженство, когда почувствовал, как кость в плече сдвинулась, и услышал звук «оп». Он означал для него: теперь его анатомия снова стала такой же, какой ее создал Бог.

Он вел себя очень мужественно во время процедуры, потому что годы службы в военно-морских силах ее величества научили его вот чему: мало найдется людей на свете, готовых хоть немного заботиться о вас, если вы жалуетесь. Но это вовсе не означало, что он не встретит хозяина имения с бутылкой бренди.

Даже бренди не принесло ему облегчения, хотя всем святым известно, что он почти прикончил бутылку, прежде чем смирился с пульсирующей болью в плече и отправился в постель, не снимая сапог, потому что сам он их стянуть не мог.

Он был слишком возбужден, чтобы уснуть, даже если бы его плечо было в порядке. Кроме того, на следующее утро, всего днем позже, чем он надеялся, и после тридцати лет ожидания Боумонт Ремингтон возвращался домой.

Встав с постели ранним утором, Бью позвал на помощь, чтобы ему сняли сапоги и помогли переодеться. Кончилось все тем, что явился какой-то олух по имени Джек, исполняющий обязанности дворецкого и не подумавший извиниться за свою неловкость. Это заставило Бью горько пожалеть об отсутствии его слуги Уодроу.

В девять часов Бью выехал через массивные каменные ворота Уинчелси. Лошади были запряжены в отремонтированную повозку, чемодан стоял за сиденьем, а на его лице играла легкая улыбка. Стоял прекрасный день. Его рука была перевязана черным платком, а не грязным шарфом. Он чувствовал себя самым счастливым человеком.

Бью остановил повозку около того места, где, как он был уверен, днем раньше его постигла неудача. Нахмурив брови, он слез с повозки, чтобы рассмотреть место поближе. Это были развалины, он сразу все вспомнил. В этих местах было полно таких развалюх. И все же эта была не похожа на остальные.

Осторожно ступая, Бью подошел к яме в самом центре разрушенной церкви. Трава была выдергана, участок разбит на квадраты, обозначенные колышками и веревками. Землю раскопали на разных уровнях внутри каждого квадрата, словно кто-то снимал ровный слой земли за один прием, чтобы обнажить следующий. Краем глаза он заметил предметы, лежащие недалеко от одного из квадратов, подошел поближе и обнаружил сито, несколько планок и маленькую лопату.

– Будь я проклят! – развеселившись, воскликнул Бью, когда проанализировал увиденное. Конечно, он слышал о раскопках. Вся страна была помешана на истории. Искатели раскапывали землю там, где древние римляне не сочли нужным оставить храмы или другие постройки. Что касается Бью, по его мнению, у мисс Розалинды Уинтерс, этой маленькой язвительной женщины, перепачканной землей с головы до ног, с острым язычком и в нелепой одежде, было странное представление о времяпрепровождении, приличествующем леди.

Бью задумался. Значит, она копалась в земле? Что она надеялась найти? Какого-нибудь давно умершего монаха? Неужели эта женщина никогда не слышала о рисовании или рукоделии? Как только он устроится в поместье Ремингтон, то узнает, где она живет, потому что его не на шутку заинтересовало, как же будет выглядеть мисс Уинтерс, если умоется и переоденется.

Он еще долго бродил бы среди развалин, если бы не плохое самочувствие. Как глупо с его стороны, подумал он, испытывать сильное волнение, возбуждение, какие он испытывал раньше только перед битвой. Ведь сейчас ему предстоит не битва, сказал он сам себе, это победа, а ему отводится роль героя-победителя.

Обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на развалины, и отдав честь давно почившим монахам, Бью взобрался в повозку и направился в путь, исполненный сильного желания увидеть мисс Розалинду. Второй раз он натянул поводья, остановив лошадей в том месте, где днем раньше мисс Уинзлоу остановила повозку, его оценивающий взгляд был не менее восхищен видом, раскинувшимся перед ним. Поля, которые он видел, принадлежат ему. Каждый камень в низкой стене, окружающей поместье – его, каждое дерево, каждый цветок, каждое стекло, сверкающее в каждом окне – его. Вся эта красота дана ему при рождении. Как награда за тяжелые годы, за все испытания и беды, разбитые иллюзии мальчика по имени Бобби Рейли.

Бью не решался посетить эти места раньше, опасаясь, как бы его горячность не привела к слишком поспешным, резким действиям, вызвавшим неприятности. Он хорошо все спланировал и в точности следовал намеченной цели.

Бью завладел имением Уинзлоу, гордостью своей семьи, действуя почти хладнокровно, и теперь сдерживать жажду мести было не нужно. Бью мог быть доволен собой и не скрывать этого. Будь он человеком сентиментальным, что всегда отрицал, то пролил бы слезу при виде родного дома. Но даже прагматику можно простить, если глаза его несколько затуманятся, а именно это и позволил себе Бью, прежде чем продолжить путь.

Вскоре Бью подъехал к главным воротам. Его совсем не удивило, что они закрыты на замок. Нил Уинзлоу, владелец, отсутствовал, а Бью никому заранее не сообщил о своем приезде. Хотя уже сегодня к вечеру из Лондона могут прибыть Бриджит, Удроу и все имущество, которое поместится на его повозке и в двух наемных экипажах.

Бью собрался было вылезти из повозки – чертовски сложный маневр, поскольку плечо его снова сильно разболелось, – как вдруг заметил по другую сторону от кованых ворот парнишку лет шестнадцати, пинавшего большой камень по извилистой ухоженной аллее.

– Эй, парень! – весело окликнул Бью мальчика, одетого в куртку грума и узкие панталоны, обрадовавшись при виде одного из слуг. – Окажи мне услугу, будь хорошим мальчиком, открой мне ворота.

Мальчишка поднял взгляд, искоса взглянув на него, и Бью увидел, что неожиданное требование удивило его. Парень так и застыл посреди дороги, сцепив руки за спиной и подняв одну ногу, будто собираясь пнуть камень.

– Это вы мне, сэр? – наконец спросил он.

Бью оказался прав. Мальчишка не страдал от избытка ума.

– Если рядом с тобой нет близнеца, то, полагаю, я обратился именно к тебе. Ну, давай действуй, просьба ведь совсем простая. Подойди и отопри ворота. Ты ведь можешь это сделать, правда?

Мальчик покачал головой, опустил левую ногу на землю, будто такое усилие, как покачивание головой, лишило его чувства равновесия.

– Нет, сэр, не могу! Мы в осаде, не знаю, что это такое. Мисс Уинзлоу велела мне никому не отпирать ворота, ни одной душе. Два раза сказала.

– Мисс Уинзлоу? – переспросил Бью, смущенный и рассерженный. Ясно, тут есть что-то, чего он не учел. Нил, черт бы его побрал, должно быть, забыл сказать, что в поместье живет какая-нибудь тетушка или бедная родственница, быстро сделал он свой вывод, хоть и неправильный. Да к тому же эта эксцентричная особа, вспомнил он, судорожно соображая, как ему теперь поступить. В осаде? Кого же ждала эта престарелая дама? Нового нашествия французов? Бони[7] надежно заточен на своем острове на протяжении всех этих лет и почти при смерти, если верить слухам.

– Так ты говоришь в осаде, парень? – уточнил Бью, слезая с повозки и подходя к воротам.

Он взглянул сквозь решетку на аллею, но крутой поворот дороги и высокие деревья не позволяли рассмотреть его новый дом. С холма вид был бы лучше, и все же дом можно было рассмотреть, проехав к нему по аллее. Что и собирался сделать Бью в ближайшие пять минут.

– А когда же началась эта осада, милый? Сколько времени вы уже в заключении за этими стенами – несколько месяцев?

Мальчик покачал головой, возя носком своего нечищеного сапога по гравию.

– Не-а. Только с утра сегодня, сэр. Мисс Уинзлоу собрала нас всех и сказала, что мы не должны пускать никого, какой бы дрянной человек ни постарался выволочь нас за уши. Молли говорит, будто он вовсе и не дрянной, а благородный человек. Высокий, как дерево, говорит Молли, и черный, как дьявол. А рука-то у него… – парень закрыл рот ладонью, глаза у него чуть не вылезли из орбит, когда он посмотрел на Бью. Он разглядывал человека с макушки до пят, как бы измеряя, правда ли он ростом с дерево.

На лице Бью проскользнула улыбка, и он отбросил все мысли о странной служанке. По крайней мере, он был прав наполовину, женщина, приказавшая закрыть ворота на замок, в самом деле особа эксцентричная. Она, конечно, не ханжа, копалась в земле, вела умные разговоры. Определенно не ханжа, хотя и с грязным пятном на носу.

– Молли, говоришь? Как интересно.

Не нужно было быть великим умником, чтобы прийти к выводу, какой сделал Бью менее чем через пять секунд. Мисс Уинтерс, ну конечно! Бью с сожалением покачал головой, удивляясь собственной глупости, тихо обозвал себя трижды дураком за то, что сразу не понял: мисс Уинзлоу лгала ему. Он так много лет держал в тайне свои намерения только для того, чтобы выболтать их какой-то незнакомой женщине всего двадцать четыре часа назад! И эта женщина живет в его доме!

Улыбка исчезла с лица Бью, когда понял, что он мог и не знать об этой женщине, Нил Уинзлоу обязан был знать о ее существовании. Как мог этот негодяй так поступить со своей родственницей? Оставить ее здесь, беззащитную, ничего не ведавшую, до прихода нового владельца поместья? Предоставив ей самой разбираться с Бью, как будто ему остается что-нибудь другое, черт возьми! Конечно, он не смог бы выбросить странную молодую женщину на дорогу, чтобы она заботилась о себе самостоятельно. Возможно, она заночевала бы в разрушенной церкви, простудилась бы и умерла. О, нет. Ради всех святых, такое он никогда не взял бы на свою совесть!

Бью поднял правую руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями, и решить, как ему поступить дальше. Он мог бы вернуться в Уинчелси, предположил он, и там дождаться приезда Бриджит. Имея рядом дружелюбную ирландку, он казался бы менее опасным, так рассуждал Бью, не таким чудовищем, каким выглядел вчера, заявляя о своем праве на владение поместьем и обзывая вором старшего Нила Уинзлоу, а младшего – безрассудным игроком. Он оскорблял ее родственников, а она только соглашалась с ним. Тут не может быть никакой любви между родственниками, даже если Нил предоставил ей дом.

Отчаянная особа эта мисс Розалинда Уинзлоу! В ответ на его, безусловно, потрясающее сообщение она и глазом не моргнула, только поспешила придумать, как выпутаться, и быстро ретировалась. Должно быть, она поспешила домой, чтобы сочинить план защиты от его «осады». Как будто запертые на замок ворота могут заставить Боумонта Ремингтона вернуться в Лондон, как побитую собаку! Значит, она хочет драться с ним, так? Бью не будет дожидаться Бриджит. Он не из тех, кто прячется за женскими юбками. Он решит все сейчас, этим утром, и покончит с этим.

Бью снова взглянул через решетку ворот, оценивая, насколько пригоден для него мальчик в качестве слуги. Его взору представилось жалкое зрелище. Парень был втрое легче Бью и почти вдвое моложе. Он снова принялся пинать камень, без всякого выражения на лице, будто и не догадывался, что за ним наблюдают.

Сражение было бы нечестным.

– Эй! – снова окликнул его Бью, снимая шляпу. – Как тебя зовут?

– Кайл, – ответил мальчишка, склонив голову на плечо. Зачем этому человеку нужно знать его имя, удивился он. Редко кто спрашивал его имя. Посетители в поместье Уинзлоу бывали лишь иногда. Лишь мистер Нил со своими буйными дружками останавливался на ночь по пути куда-нибудь. Все они говорили ему: «Эй, парень, возьми мою лошадь» или «Ну ты, что рот разинул, вытри мою кобылу как следует, насухо, не то хуже будет». Никто никогда не спрашивал его имени. Люди или знали его имя, например в поместье и в Уинчелси, либо оно было им безразлично. Может, ему нужно послушать этого человека, кажется он достаточно безобидным.

– Я говорю, Кайл – хорошее имя, очень редкое. Как ты думаешь, я смог бы сегодня утром встретиться с мисс Уинзлоу?

Улыбка Бью была такая обаятельная, широкая, сверкающая белоснежными зубами. Именно такая улыбка и снилась сегодня Молли в ее девичьих снах.

– Видишь ли, я проскакал всю дорогу сюда от самого Лондона с новостями от мистера Уинзлоу.

– Мистера Нила? – спросил Кайл, оставив камень, и подошел к запертым воротам.

Почему же он раньше об этом не подумал? Молли сказала, что такой высокий, смуглый мужчина один в Восточном Суссексе. Очевидно, их, по меньшей мере, двое.

– Мисс Уинзлоу сказала, будто отдала бы годовой урожай, лишь бы узнать, что он на этот раз затеял. Так он вас точно послал?

– Вот тебе крест, – ответил Бью, чуя скорую победу, хотя от слов мальчика у него сжалась челюсть.

Ситуация становилась удручающей. Убого одетая мисс Розалинда Уинзлоу, встреченная им накануне, оказалась сестрой богача Нила, а вовсе не бедной родственницей. Когда такие известия попадают к человеку, предварительно осведомленному, возможно, нет необходимости предрекать эффект, который окапало бесхитростное признание паренька на Боумонта Ремингтона. Кривая усмешка пересекла его красивые полные губы, когда он вспомнил шутку, которую сыграл с ним Нил Уинзлоу, согласившись поставить на карту владение поместьем Уинзлоу. Ясно, любви между членами семьи Уинзлоу нет.

Ничего поразительного в таком выводе для Бью не было. Безусловно, Нил Уинзлоу не был хорошим человеком, но продать имение, не посоветовавшись с сестрой, ни слова не сообщив ей о своих планах! Использовать свое право владения на землю, чтобы увеличить ставку в азартной игре, зная, что позволяет по суду лишить права собственности своего кровного родственника – с таким человеком все ясно, он не достоин даже презрения! Так думал Боумонт Ремингтон, с каждым мгновением все больше начиная чувствовать себя не столько героем-конкистадором, сколько хамом, покушающимся на чужие владения. Это чрезвычайно неприлично, и он не мог согласиться на роль бессердечного захватчика.

Все же неприятная мысль о мисс Уинзлоу, неожиданно лишившейся имущества, не могла надолго удержать его от заветной цели. Документы на владение родовым гнездом лежат в кармане его куртки, и он не собирается быть как ячмень на глазу. Мисс Уинзлоу родом из богатой семьи, она сможет выбрать себе другое имение, которым будет управлять. Если первое впечатление от встречи с этой женщиной не обмануло Бью, она превратит жизнь своего брата в настоящий ад.

Неизвестно, согласился бы Кайл с мнением Бью о Ниле Уинзлоу. Паренек полагал, что мисс Уинзлоу будет рада получить новости о своем брате. Этот высокий человек, должно быть, прибыл сюда, чтобы сообщить им, что мистер Нил скачет сломя голову в поместье Уинзлоу, желая спасти всех. Это было бы хорошо, ведь Кайл собирался отправиться сегодня после обеда в Уинчелси навестить свою матушку, как делал обычно по четвергам. В четверг она всегда, готовила хлебный пудинг, а Кайл очень любил лакомства, которыми потчевала его мать.

Кайл, приняв, очевидно, второе важное решение в своей жизни – первое было жениться на Молли, когда подрастет, – полез в карман своей куртки, вытащил огромный ключ и открыл ворота незнакомцу. Довольный успехом, Бью надел шляпу, вскочил на сиденье повозки, насколько ловко это может сделать человек с одной здоровой рукой, стегнул лошадей и въехал в ворота. Кайл бежал впереди. Бью подумал, что хотя парень и не обладает большим умом, свое дело он знает.

Повозка остановилась, Кайл подбежал к лошадям. Бью спрыгнул с повозки на дорожку аллеи и бросил взгляд на дом, в котором родился. Все было так, как рассказывала ему в детстве Бриджит: необыкновенно красивое место. Построенный менее ста лет назад особняк Уинзлоу – нет, мысленно поправил он себя, особняк Ремингтон – поражал своим великолепием. Четырехэтажное здание было сложено из розового кирпича с отделкой из дерева, выкрашенного в белый цвет. Портик высотой в два этажа расположен посредине перекладины в виде буквы Н, его изящные линии вызывали восхищение замыслом архитектора.

Бью медленным взором окинул дом, любуясь аллеей, фонтаном, находившимся в центре аккуратно подстриженного газона. Низкие бортики фонтана в виде рыбы украшали яркие цветы.

Бью заломил шляпу на макушку, его темные кудри упали на лоб. Уперев правую руку в бедро, он задорно улыбнулся и сказал:

– Я умер и вознесся на небеса.

– Пока еще нет, мистер Ремингтон.

Бью сразу узнал голос мисс Розалинды Уинзлоу, раздавшийся у него за спиной. Он обернулся и увидел девушку, стоявшую в дверном проеме с охотничьим ружьем в руках, длинный ствол которого был нацелен ему в сердце.

– Если только вы не покинете мои владения в ближайшие десять секунд, – продолжала она, убедившись, что он обратил на нее внимание, – я была бы счастлива выполнить первую часть вашего заявления. Вторую часть я оставляю Господу Богу, который примет вас, несомненно, с большей радостью, чем я.

В этот момент Боумонт Ремингтон, не думая о своей бессмертной душе, принял решение жениться на мисс Розалинде Уинзлоу. Ему оставалось только одно – предотвратить выстрел, чтобы сделать этой необычной девушке предложение.

Глава 5

Бью был переполнен идеями, как лишить мисс Уинзлоу опасного оружия. Он быстро отбросил связанные с применением силы или с прямой конфронтацией. По сути, за пять секунд он рассмотрел и отбросил около десяти идей, выбирая, как безболезненно для обоих изъять из рук Розалинды ружье. В самом деле, вдруг оно выстрелит! И ей, бог знает почему, удастся попасть в цель!

– Доброго вам утречка, мисс Уинзлоу, – радостно воскликнул он, снимая шляпу и отвешивая поклон. Он поступал вопреки совету Уодроу – вспомнил язык своей юности. – Прекрасный денек для смерти.

Розалинда нахмурилась, смущенная откровенностью Бью так же, как и его внешне хладнокровным отношением к своей судьбе. Ему полагалось бы разбушеваться или, наоборот, пасть на колени и умолять сохранить ему жизнь. Может, он не понял? Дуло охотничьего ружья дернулось, прежде чем она успела нацелить его ему в сердце. Конечно, он все понял, негодяй. Он блефует! Если он хоть на миг подумал, будто ему удалось обмануть ее своим хладнокровным заявлением, то его ждет суровое разочарование.

– Смерти, мистер Ремингтон? – ответила она, собираясь с силами. – Значит, вы понимаете, что я готова выстрелить из этого оружия?

Бью сделал пару осторожных шагов в ее сторону, не отрывая своих смеющихся синих глаз от ее лица. Сражение началось, но оно приобрело иные нотки. То было сражение двух умов. С каждым мгновением ему все больше и больше нравилась эта молодая женщина. Он отметил для себя, что ее волосы выглядели очаровательно. Солнечный свет создавал ареол вокруг распущенных светлых локонов.

– Я признаю все, мисс Уинзлоу, за исключением поражения. Я вернулся домой после многолетнего отсутствия, и если бы мне пришлось закончить мое воссоединение с этой землей, пролив свою кровь, так тому и быть. Смерть от вашей очаровательной руки стала бы моим последним благословением. Делайте свое дело, дорогая противница, – сердечно предложил он, отведя правую руку в сторону, словно призывая ее выстрелить в него. – Я больше ничего поделать не могу.

Ствол охотничьего ружья опустился на широкие ступени.

– Ах, горе мое, – с некоторым раздражением промолвила Розалинда, вручая ружье хихикающей Молли. – Нет ничего более грустного на свете, чем шумный ирландский страдалец, даже если он заявляет, что по рождению – англичанин. Идите сюда, мистер Ремингтон. Полагаю, нам нужно кое-что обсудить, если пообещаете мне не обременять наш разговор жалобами и бессовестной лестью.

Бью тонко улыбнулся, едва сдерживаясь, чтобы не ударить себя в грудь с победным кличем, поднялся по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Он последовал за Розалиндой Уинзлоу – постоялицей или будущей женой – через холл, выложенный зеленой и белой плиткой, и вошел в салон на нижнем этаже, меблировка которого немедленно заставила его ощутить себя здесь неуместным гостем.

Когда Бью перевел взгляд с мебели, обитой розовой и зеленой тканью, на изящных фарфоровых пастушек, стоящих на каминной полке, вазы, полные весенних цветов, занавеси на высоких окнах, выходящих во внутренний дворик, то осознал, что, хотя по закону это его дом, он выглядит странно в этой дамской комнате и чувствует себя так же уютно, как бегемот в мышиной норке.

– Ах, присядьте же, пожалуйста, мистер Ремингтон, – раздраженно предложила Розалинда, сердясь на себя за то, что у нее перехватило дыхание. Боумонт Ремингтон оказался таким огромным, что заполнил собой всю комнату, от одного его присутствия здесь, казалось, не хватало воздуха. – Я позвоню, чтобы принесли лимонад, и мы сможем перейти к делу. Молли! – крикнула она в сторону холла. – Ты назначена на роль дуэньи, если помнишь. Иди сюда, будь так добра.

– Да, мисс. Сейчас, мисс. Вот и я, мисс, – сказала Молли, делая реверанс. Она направилась к креслу с высокой спинкой, стоящему в углу, так медленно, что это разгневало ее хозяйку, а у Бью вызвало улыбку.

– Привет, Молли, – сказал он, подмигивая служанке. – Хочу заметить, что тебе очень к лицу это платье.

Комплимент вызвал яркий румянец на щеках Молли, награда, к которой присоединилась еще одна – он заметил, как от его слов Розалинда тоже зарделась. Бью оказался прав относительно того, как будет выглядеть эта странная девица, если ее умыть и переодеть. Все еще легкая как перышко – ветер дунет, и она улетит, – сейчас, одетая в муслиновое платье и с распущенными волосами, она гораздо больше отвечала его представлениям о леди. Уже не первой молодости, мисс Розалинда Уинзлоу все еще привлекательная особа, а познав любовь мужчины, она еще и округлится.

– Риггз скоро подаст чай, – произнесла Розалинда, не сознавая, что Бью смотрит на нее оценивающим взглядом.

Она присела на краешек деревянного стула, а Бью предложила расположиться на диване. Он благодарно кивнул и опустился на мягкие диванные подушки. Колени Бью оказались на уровне подбородка, а повязка на руке делала его трогательно беспомощным.

– Ради всех святых, – воскликнул он, пытаясь освободиться. – Эти подушки меня задушат.

Мысленно видя перед собой доску, Розалинда разделила ее жирной чертой и на одной стороне записала большой плюс в свою пользу, полагая, что нанесла Бью сильный удар и существенно сравняла их шансы в игре. Диван, хотя и выглядел удобным, давно превратился в ловушку для непосвященных. Вид противника, зажатого в диванных подушках, очень порадовал Розалинду.

Бью хорошо разбирался в военной стратегии, он сразу понял, что ход Розалинды был мастерским, но это не подняло ему настроения. Левая рука на перевязи, а правая по-прежнему упирается в подлокотник дивана, попытавшись выбраться из этого положения, он выглядел бы дураком. Но, притворившись, будто ему очень удобно сидеть, он выглядел бы еще большим идиотом. Когда принесут чай и хозяйка протянет ему чашку, он непременно ошпарится.

Все еще решающий эту дилемму, он заметил, как появился дворецкий – такое заключение о должности этого слуги напрашивалось само собой, поскольку одет он был в униформу дворецкого, а его наряд довершала связка ключей на поясе. Прежде чем Бью успел прийти в себя от удивления, почему, если в доме был сильный мужчина, Розалинда предпочла поставить Молли у входной двери, тридцатилетний светловолосый, красивый, хоть и тощий дворецкий осторожно прошел по комнате и опустил поднос с чаем на низкий столик перед диваном.

Выпрямившись и сложив руки в белых перчатках на груди, дворецкий посмотрел на Бью, вытаращив глаза, и воскликнул:

– О господи! Он такой огромный, правда, мисс? Неудивительно, что Молли так расчирикалась. Что я вижу? Он ранен! – Тут он обернулся к Бью и протянул ему руки. – Вот, сэр, позвольте мне помочь вам. Вам будет гораздо удобнее на диване. Не так ли, мисс Уинзлоу? Непозволительно с вашей стороны так обращаться с гостем. Боже мой!

Бью протянул здоровую руку, не в состоянии издать ни звука, и позволил Риггзу помочь себе подняться на ноги и пройти к другому дивану.

– Так-то гораздо лучше! – удовлетворенно воскликнул Риггз.

Не говоря ни слова, он ловко разложил белоснежные салфетки на коленях Розалинды и Бью, прежде чем налить чай. Розалинда опустила глаза, стараясь скрыть лукавую улыбку, и украдкой поглядывала на Бью, наблюдая за действиями Риггза.

– Спасибо, Риггз, не нужно, – сказала она ровным голосом. – Полагаю, я справлюсь сама. Вы можете идти.

Дворецкий изумленно прижал руку к груди:

– Я что-нибудь не так сделал? Ах, боже! Цветы на подносе с чаем немного завяли, да? Сегодня утром мы все готовились к осаде. Но как же я мог быть таким небрежным? Я сейчас же этим займусь!

Улыбка Розалинды была вполне благожелательной. Если бы она попросила Риггза поступить так, как он только что обещал, она и то не могла бы быть более довольной результатами. Боумонт Ремингтон недоверчиво взирал на Риггза, будто тот был заразным, а сам он такой несчастный, точно зараза непременно перенесется на него.

– Пожалуйста, не беспокойся, Риггз, – невозмутимо сказала Розалинда. – Цветы, как всегда, Очень милые. Нам с гостем нужно обсудить важные дела. Ты ведь меня понимаешь, правда?

Дворецкий всплеснул руками:

– Понимаю ли я? О, как вы снисходительны, мисс Уинзлоу, как заботливы, беспокоясь о моих чувствах. – Риггз низко поклонился ей. – Я поражен вашей добротой. Пожалуйста, извините мне мою дерзость. Я сейчас же удаляюсь. Ваш гость останется на обед? Мне хотелось бы точно знать, нам нужно успеть приготовить как можно больше блюд, чтобы удовлетворить аппетит мистера Ремингтона.

– Я сообщу тебе, – коротко ответила Розалинда, смягчая свои слова милой улыбкой. – Спасибо, Риггз.

Дворецкий низко поклонился мисс Уинзлоу и нахмурившемуся Бью, резко повернулся на каблуках и вышел уверенным шагом из салона. Бью посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на Розалинду, сощурив глаза.

– Знаете, кто этот парень? – ревниво спросил он.

– Риггз? – уточнила Розалинда, нахмурив брони. – Полагаю, он англичанин, мистер Ремингтон, хотя родился и вырос он не здесь, в Восточном Суссексе. Риггз удивительный человек, хотя и склонен волноваться по пустякам, мне приходится щадить его чувства. Молли говорит, что он сентиментален, как все старики. Вы пьете чай с молоком и сахаром, мистер Ремингтон?

– Разумеется, нет, – быстро ответил Бью, мечтая оставить ее в неведении. Он резко встал, ему захотелось показать, что он настоящий мужчина и ему чужды излишние переживания. – Я вообще не пью чай, если только не болен. Я вижу стол с напитками, мисс Уинзлоу. Не будет ли слишком большой дерзостью с моей стороны, если я налью себе бокал вина?

– Будет, но сомневаюсь, что это повлияет на ваше решение, мистер Ремингтон, – произнесла Розалинда, наливая себе горячего чаю. – Когда вы утолите жажду, может быть, захотите посмотреть документы на право владения этим домом.

Все мысли о том, чтобы выпить бокал вина в своем доме, исчезли в одно мгновение.

– Ваши документы, мисс Уинзлоу? Простите, что я так удивился. Документы на поместье Уинзлоу лежат у меня в кармане, мадам.

Рука Розалинды едва заметно дрожала, когда она поставила чашку на поднос.

– Да, убеждена, что так и есть. Документы на поместье ваши, но хозяйка дома я. Предполагаю, что вы ошеломлены успешным захватом собственности Нила и не прочитали документ?

Бью полез в карман сюртука и вытащил документ, быстро пробежал его глазами в поисках подходящей информации. Он дважды прочитал проклятый параграф, потом поднял взгляд от страницы и посмотрел на Розалинду.

– Это дьявольских рук дело, моя дорогая? – промурлыкал он. – Не стоит вытаскивать ваш документ – я вам верю. Мое поместье – ваш дом. Ваш брат, наверное, веселит весь Лондон.

– Могу себе представить, насколько, – ответила Розалинда, сердясь на себя за сочувствие к этому человеку, который еще вчера был так доволен собой, что восстановил справедливость, как он это понимал. – Ему удалось огорчить нас обоих. Без земли у меня не будет доходов, на которые можно жить. Вам без дома нет смысла владеть землей, если только не по сентиментальным причинам.

Она встала, отложила салфетку.

– Я могу только предложить, чтобы вы позволили мне приобрести у вас землю. Признаюсь вам, я смогу это сделать, только если ваши условия будут великодушвыми.

Бью, собравшись с силами, вспомнил прежние мысли, которые у него возникли, когда Розалинда нацеливала ружье ему в грудь.

– Или я могу купить дом, предоставив вам возможность поселиться где-нибудь в другом месте, – предложил он, заранее уверенный в ее ответе.

– Такое предложение неприемлемо, мистер Ремингтон, – возразила Розалинда, как он и ожидал. – Здесь был мой дом на протяжении последних лет, и только здесь я хочу жить. Мне здесь нравится, и мои слуги испытают смятение, если я их оставлю. Нет, будет так, как я уже сказала, я куплю у вас землю.

Бью сел на диван, не обращая внимания на то, что хозяйка дома оставалась стоять.

– Если я откажусь, мы так и будем топтаться на одном месте, мисс Уинзлоу? Видите ли, мне показалось, что ваш брат, помимо того, что стал беднее на сорок пять тысяч фунтов, так или иначе больше всех выиграл в этой истории. Возможно, я позволяю себе слишком много, но, думаю, он получил огромное удовольствие, зная, какое неудобство он доставил свой сестре, почти лишив ее собственности. Разве не прекрасно было бы, если бы мы с вами обернули все против него?

Розалинда села, лукаво глядя на Бью.

– Сомневаюсь, что меня расстроило бы, если бы я окатила холодной водой счастливого Нила. Продолжайте, мистер Ремингтон. Вы меня заинтересовали.

Глава 6

Бью решил действовать решительно. Он понимал, что не стоит кидаться в бой сломя голову. Если он сейчас заявит, что им с мисс Уинзлоу нужно пожениться, чтобы вставить Нилу палки в колеса, скорее всего, его отправят восвояси. Кроме того, хоть это и кажется разумным решением на данный момент, хочется ли ему на самом деле приковать себя к женщине, с которой он едва знаком? Мисс Уинзлоу довольно хорошенькая, признался себе Бью, и могла бы пробудить в нем желание опекать ее, если бы он не верил в то, что она могла бы командовать армией если не с оружием в руках, то своим острым язычком и острым умом. Да у него и не было большой надежды на взаимную любовь. Он слишком груб, необразован, привык к своему образу жизни, чтобы даже помыслить, будто он из тех мужчин, которые привлекают женщин такого происхождения и воспитания, как Розалинда Уинзлоу. Но она – Уинзлоу, их семьи были заклятыми врагами, хотя он до сих пор никакой враждебности по отношению к ней не ощутил. Неужели поместье настолько важно для него, что он собирается всерьез рассматривать женитьбу на одной из Уинзлоу?

Бью оглядел огромную комнату, обставленную с большим вкусом и изяществом. Он подумал, что если и остальные помещения в доме столь же уютны и красивы, он бы с удовольствием мог здесь жить. В конце концов, это его наследство, место, где он родился. Его родители, как рассказывала Бриджит, были очень счастливы здесь, их прах покоится где-то на территории поместья. Его ограбил, лишил дома один из бессовестных Уинзлоу, обманувший безутешного человека. Двенадцать лет Бью считал, что он совсем другой человек, а двадцать три года, два месяца и шесть дней он жил ожиданием момента, когда сможет вернуться в этот дом. Мог бы он жениться на Розалинде Уинзлоу ради того, чтобы завладеть домом и землями? Вполне возможно, но ему нужно сделать этот шаг очень осторожно.

– Мистер Ремингтон? – окликнула его Розалинда, смущенная длинной паузой в их странном разговоре.

Сначала он был так разговорчив, ему не терпелось поделиться с ней своими мыслями. Так было и вчера, когда они впервые встретились, и этим утром, когда Бью обещал забрать ее имущество с помощью Нила, поэтому его молчание казалось неуместным. Не то чтобы она могла сказать, будто знает этого человека. Одет по последней моде, вещи хорошо сидят на нем, кажется, он переходит от городской английской фальши к широкой ирландской открытости с простотой, приобретенной с большим опытом. Стоит ли ей верить в историю о потерянном на долгое время Ремингтоне, или она жертва жестокого обмана, мошенничества, задуманного, вероятнее всего, при потворстве ее брата? Похоже на него, послать в поместье Уинзлоу самозванца, снабдив его документами Нила и трогательной сказкой с целью лишить ее прав владеть домом. Но зачем Нилу делать это? Он никогда не хотел иметь ничего общего с поместьем Уинзлоу, кроме как получить свою долю доходов с него. Эта заноза не давала Розалинде покоя последние пять лет и делала брата нежелательным гостем здесь в те редкие случаи, когда он проезжал по этой местности по пути в какое-нибудь интересное место. Нил всегда вел себя так, будто поместье Уинзлоу и его сестра не существуют.

– Мистер Ремингтон, с вами все в порядке? – спросила она, решив, что не будет судить ни о чем, пока не услышит больше от этого человека. Как учил ее отец, не имеет смысла гадать, пока ты не будешь владеть всей информацией. – Вы хотели предложить какой-то план, который мог бы помешать моему брату?

Бью заставил себя вернуться к действительности, не зная с чего начать разговор. Он наклонился вперед, сидя на диване и не сводя взгляда с лица Розалинды, готовый оценить ее реакцию или увернуться, если она решит запустить ему в голову чашку с чаем.

– Ваш брат меня не любит, мисс Уинзлоу, – осторожно начал он. – Ему не нравится, что я обыграл его в карты, он был недоволен, когда я ему сказал, что он плохой человек, и облегчил его состояние на значительную сумму. Нил вообще не любит проигрывать.

Розалинда опустила ресницы, намеренно избегая взгляда сияющих синих глаз Бью, казавшихся такими честными, открытыми, внушающими доверие.

– Да, полагаю, мы можем заключить, что в этом смысле вы правы. Нил никогда не умел достойно проигрывать. Однажды я обыграла его в шахматы, так позже он проник в мою комнату и разбил вдребезги коллекцию хрустальных бабочек, а потом обвинил в этом служанку. Я бы меньше возненавидела его, если бы он признался в своем поступке, и никогда не рассказала бы об этом родителям. После разговора со служанкой отец выпорол Нила розгой, которую взял у наставника. Это лишь маленький пример из детства. Да, мой брат вас не любит, а у меня же он вызывает отвращение. Продолжайте, мистер Ремингтон.

Бью пришел в замешательство на некоторое время, после слов Розалинды он невзлюбил Нила еще больше, чем раньше, желание опекать сестру этого человека увеличилось. Его интерес к мисс Уинзлоу возрос, особенно теперь, когда косые лучи полуденного солнца образовывали светящийся нимб вокруг ее головы, подчеркивая высокие скулы и маленькую ямочку на подбородке.

– Точно, мисс Уинзлоу! – воскликнул Бью, приходя в волнение от этого разговора и догадываясь, как повернуть дело в свою пользу. Он столько лет жил своим умом, что ему не составляло труда обернуть происходящее как можно выгоднее для себя. – Зная, что Нил натравил нас друг против друга, вызвав неразрешимые противоречия и поставив в неловкую ситуацию, ваш брат остался в тени, с радостью наблюдая, как мы рвем друг друга на части из-за владения поместьем Ремингтон.

– Поместьем Уинзлоу, – прервала его Розалинда, хотя голос у нее был мягкий, задумчивый. – Но вы правы. Нил не должен торжествовать. Не важно, кто из нас окажется победителем в этой борьбе, Нил все равно выиграет, потому что омрачит любую победу знанием того, что мы, в отличие от него, – невинные жертвы. – Она бессильно откинулась на спинку стула. – Нил родился не в этом доме, мистер Ремингтон. Ему нужно было жить в Риме во времена правления Нерона.

– Нерон пал, мисс Уинзлоу, – напомнил ей Бью, он ведь был довольно образованным человеком. – Теперь, когда мы обсудили везение вашего брата, давайте поговорим о его невезении. Если мы поступим не так, как он от нас ждет, не станем драться друг с другом за владение Рем… этим имением, это поразит Нила Уинзлоу до глубины его черной души, правда? Если бы мы нашли мирное решение проблемы и об этом узнал бы ваш брат, которому я существенно облегчил его карманы, ему пришлось бы плохо.

Розалинда прижала руки к щекам, в голове у нее царил сумбур.

– Но как мы это сделаем? Поместье Уинзлоу – мой дом, мистер Ремингтон. Нил проиграл вам право на владение землей. Я даже не стану обсуждать ваше вчерашнее заявление о том, что мой отец поступил нечестно, выиграв имение у вашего отца, потому что это ни на йоту не поможет нам сейчас, правда? На этот вопрос нет ответа, нет возможности достичь решения нашего конфликта, удовлетворяющего обе стороны.

Теперь самое время. Бью почувствовал это, как и всегда, когда наступал момент тащить карту или сократить свой проигрыш и ждать другого дня. Его врожденное и хорошо развитое чувство времени не оставляло его и в войну. И сейчас, он был уверен в этом, оно не подведет его.

– Ах, никогда не говорите так, дорогая мисс Уинзлоу, – протянул он, позволяя своему английскому, который стал для него привычным в период зрелости, немного уступить мягкому ирландскому акценту юности. – Как я уже поверил в глубине души, Господь поможет нам.

Взгляд Розалинды обратился на Молли, которая восторженно хлопала ресницами, услышав оптимистические слова Бью. Она напряженно выпрямилась. Одно дело говорить с мягким ирландским оттенком о Боге и произвести впечатление на глупую девчонку, такую, как Молли, и совсем иначе думать, будто Он может изменить ее решимость, ум, чувство самозащиты такой странной тактикой.

– Я согласилась бы исключить из нашей дискуссии возможное вмешательство Царя Небесного, мистер Ремингтон. Кроме того, если Господь пожелал бы, он давно уже поразил бы молнией Нила и избавил нас от этой неприятной встречи. Поскольку он предпочел этого не делать, я не хочу просить его о помощи сейчас, а полагаюсь на собственный ум.

Бью услышал, но пренебрег предостережением в тоне Розалинды, намеком на гнев, который слышался в ее речи. Он был ближе к цели, намереваясь нанести удар.

– Согласен с вами, мисс Уинзлоу, – подмигивая, сказал он. – Господь помогает тем, кто помогает себе сам. Хорошо, я изложу свою мысль более ясно, потому что вижу, вы не из тех женщин, которые предпочитают скрывать правду. Выходите за меня замуж, мисс Уинзлоу. Мы оба получим то, чего хотим.

Розалинда раздумывала над неожиданным предложением Бью, которое позволило бы им обоим выиграть, а ее брату проиграть. Она проигнорировала глубокий вздох Молли. Что это было? Удивление, испуг, несогласие, конечно, не восторг! Розалинда посмотрела на Бью, стараясь не моргнуть, запрещая себе проявить какие-либо эмоции. Он сошел с ума? Разве он не видел ее? Неужели забыл, что ей уже двадцать пять? Почти двадцать шесть! Как он не понимает, что она старая дева, даже если терпеть не может белые накрахмаленные чепцы, которые лежат там, наверху, в ящике ее комода? Мистер Ремингтон настолько слеп и не замечает, что она уже не так молода, хороша собой и далека от образа послушной юной мисс, которых предпочитают богатые, красивые джентльмены вроде него? Он с ней играет, заставляя ее соблазниться замужеством, чтобы лестью выманить у нее документы, намереваясь очаровать ее своими смеющимися синими глазами, стройной фигурой, обаятельной улыбкой?

– Выйти замуж за вас? – наконец промолвила Розалинда, в душе ругая себя за легкую дрожь, которая слышалась в ее голосе. – Вы, должно быть, шутите, сэр. Я не собираюсь выходить замуж. Никогда.

Бью ощутил запах победы. Светлые волосы Розалинды источали пьянящий аромат фиалок. Он встал с дивана и посмотрел на девушку, гадая, чем вызван блеск ее огромных зеленых глаз – слезами или восторгом. Бью прекрасно осознавал, что умен и хорош собой. Нужно учесть его состояние, немалую сумму денег, которую он накопил во время своих путешествий. Его можно считать хорошей партией, если не обращать внимания на довольно бурное прошлое и тот факт, что свое состояние он по большей части выиграл за карточным столом, а не приобрел обычным способом, то есть не унаследовал от мирно почивших родственников.

– Понимаю, мисс Розалинда. Женитьба не входила и в мои планы, по крайней мере, до сих пор. Не буду вас обманывать, преклонять колено и клясться в вечной любви женщине, с которой едва знаком, не забывайте, что вы – сестра моего врага. И все же логичное решение нашей проблемы – брак, возникший благодаря любви к поместью, а мотив – лишить навсегда зубов Нила Уинзлоу, так как я уверен, что вам не доставило удовольствия такое странное разделение собственности – сколько времени вы его делите? Пять лет?

Розалинда закусила нижнюю губу, с трудом справляясь с неожиданным переходом от ирландского выговора к правильному английскому языку.

– Брак по расчету?

Бью скрыл торжествующую улыбку, которая могла бы разрушить его работу за последние полчаса и отодвинуть их переговоры на недели.

– Совершенно платонический, мисс Уинзлоу, как определяли греки подобные союзы. Мы не знаем друг друга, да? У меня еще осталось немного совести, хотя известно, что я и выигрывал пару раз за карточным столом. Вы молодая женщина, утонченная, с хорошим вкусом, я скорее отказался бы от своих притязаний на эту землю, чем пугал бы вас требованиями, которые стал бы, будь я наглецом, предъявлять в этот миг нашего знакомства.

У Розалинды задрожал подбородок, глаза наполнились слезами. После смерти отца она чувствовала себя очень одинокой. От Нила помощи ждать не приходилось, он только выкачивал деньги из поместья и решительно отказывался передать ей права на него, несмотря на то, что оба знали, отец хотел бы, чтобы брат именно так и поступил. Было нелегко управлять поместьем, временами она желала ненадолго сбежать в Лондон, восстановить прежние знакомства, которые отошли в прошлое, по мере того как ее подруги времен юности выходили замуж и рожали детей.

He то чтобы Розалинда проводила свои дни, сожалея о том, чего у нее нет. Ей было чем заняться в поместье Уинзлоу, помимо повседневных забот. Она любила читать, рисовать, недавно увлеклась раскопками. Ей нравилось копаться в земле, составлять описание своих находок, сочинять истории обо всем, что она нашла. Розалинда тайно мечтала в один прекрасный день опубликовать свои произведения.

Розалинда не в силах была покинуть поместье Уинзлоу. Она не могла это сделать и сомневалась, что Боумонт Ремингтон готов развернуться и уехать из дома, в котором он родился, только потому, что он проигран без его ведома еще в детстве. Ах, нет. Не Боумонт Ремингтон. Не этот высокий, сильный человек, который возвышался над ней, закрывая солнце, одним своим присутствием захватывая ее дом, хотя всего час назад его тут не было. Он такой же упорный, как и она, возможно, даже больше, ведь он настолько изобретателен.

Если сейчас она отвергла бы его, не приняла его предложение, возможно, он разбил бы палатку в саду, прямо у нее под окном, – на что имел бы право – и стал бы каждое утро махать ей рукой и произносить какое-нибудь чудное ирландское приветствие, досаждая ей до тех пор, пока она не убежала бы в слезах из поместья.

Другая мысль пронзила ее, укрепляя ее решимость. Он предложил платонический союз, брак по расчету. Она не могла заставить себя поверить в его заявление, будто он никогда не планировал женитьбу. Разве ему не хотелось иметь наследника? Неужели он решился на все неприятности, отбирая у Нила поместье Уинзлоу, только ради того, чтобы род Ремингтонов прекратился? Возможно, несмотря на то что он сказал ей, на самом деле Бью планировал жениться и иметь детей до того момента, как почувствовал, что придется ему обменять продолжение своей династии на то, чтобы завладеть имением. Или, что еще хуже, он не собирается никогда по-настоящему жениться на ней? Возможно, она не красавица. Розалинда никогда не была красивой, но она ведь не Медуза горгона, слава богу! Как это он мог предложить ей платонический брак?

Не умея читать мысли Розалинды и будучи настоящим мужчиной, не способным понять такие несвязные и странные с точки зрения логики рассуждения, даже если бы он их узнал, Бью ждал молча, сколько мог, потом, желая помочь, брякнул:

– Возможно, вы хотите, Розалинда, чтобы я изложил свое предложение в письменном виде?

Мисс Уинзлоу кинула на него взгляд, который должен был бы сказать ему, что прежнее везение внезапно изменило ему. Бью не терпелось закончить разговор, пока он не поддался странному искушению запустить пальцы в ее волосы, что он не заметил ее недовольства.

– Не стоит так утруждать себя, чтобы доказать, насколько я для вас непривлекательна, – недовольно бросила она. Бью был так поражен, что лишился дара речи, осознав свой промах. – Я вам и так верю, мистер Ремингтон.

Довольная Молли громко захихикала – теперь у нее есть шанс завоевать сердце отвергнутого Бью. Она любила свою хозяйку, мисс Уинзлоу – истинная леди, но если и была более колючая мисс, то Молли такую встретить не довелось. Конечно, мистеру Ремингтону такая женщина не может понравиться, а Молли более доступна. Она ирландка, как и он. Конечно, она ей ничего дурного не желает. Пусть он женится на мисс Уинзлоу. Для Молли О’Рурк это никогда ничего не значило, он и так поймет, что ему не нужно далеко ходить, чтобы согреться, когда он выберется из холодной постели своей жены. Хозяйка шум поднимать не станет, ей тогда не придется лежать на костлявой спине и раздумывать об Англии. Так всегда говорила мамаша Молли, когда распутный папаша мисс Уинзлоу бывал в поместье.

– Молли, – с досадой воскликнул Бью, хотя он не знал, что на уме у служанки, и не подозревал ничего дурного. Он забыл о присутствии служанки в комнате, а она прислушивалась к разговору, чтобы потом обсудить все с другими слугами. Для него такая неосторожность не характерна. Возможно, его сердце затронуто больше, чем он полагал. – Думаю, мы можем обойтись без твоих услуг. Мисс Уинзлоу позвонит, когда ты понадобишься.

Уголки губ Молли дрогнули, но она покорно удалилась. Ему ее не одурачить нисколько. Мистер Ремингтон должен изображать пылкого поклонника, а тут будут неприятности. Позже, когда ему удастся уговорить мисс Уинзлоу выйти за него замуж, ничего изображать будет не нужно. Мисс Уинзлоу с радостью согласится, в этом Молли уверена. Она любит только этот дом, землю, любит в ней копаться. Она и не знает, что ей делать с таким красивым, сильным мужчиной вроде мистера Боумонта!

– Да, сэр! – сказала Молли, украдкой подмигивая ему, приседая в реверансе и направляясь к двери. – Я пойду, помогу Риггзу с обедом.

Бью подождал, пока она вышла и обернулся к Розалинде, которая подошла к окну. Она смотрела на внутренний дворик и сад. Бью осторожно подошел к ней. Он был не так глуп, чтобы не понимать, что может оскорбить женщину.

– Молли – девушка с естественными желаниями, – вкрадчиво сказал он, наклоняясь так, что его губы оказались возле уха Розалинды. – Вы были очень проницательны, когда нанимали Риггза. Иначе, как я могу себе представить, вам пришлось бы без конца гонять Молли и ее кавалеров из всех укромных уголков дома!

Розалинда старалась удержать взгляд и мысли на пейзаже за окном, но это удавалось с трудом, ведь Бью стоял совсем близко от нее. Девушка вновь почувствовала головокружение, ей стало неловко от ого близости.

– Не льстите мне, мистер Ремингтон, – выдохнула она. – Я выйду за вас замуж. В конце концов, в этом решении нет ничего оригинального. Небеса знают, что такие браки по расчету, какой предлагаете вы, старый способ улаживать дела, в них замешаны земля и деньги.

Бью положил руку на плечо девушки и нежно погладил ее шею.

– Может, вы передумаете, Розалинда, если я скажу вам, что вы ошибаетесь. Я нисколько не нахожу вас непривлекательной. Я могу пообещать платонический брак, но было бы нечестно с моей стороны пообещать вам это навсегда. Розалинда, моя маленькая колючая девочка, вы понимаете, о чем я говорю?

Розалинда закрыла глаза, когда он повернул ее к себе. Бью прикоснулся к ее подбородку пальцем, и она с трудом глотнула.

– Вы мастер заговаривать зубы, – слабо воспротивилась Розалинда, заставляя себя верить в то, что говорит. – Вам всегда удается получать то, что вы хотите, мистер Ремингтон. Вы умеете говорить очень выразительно, гладко и убедительно. Я удивлена, что Нила это не смутило.

Ее зеленые глаза распахнулись, и Бью почувствовал, как сердце у него затрепетало при виде смущения и муки, которые он увидел в их глубине. Неужели она действительно такого низкого мнения о себе? Он не раз был свидетелем того, на какие уловки пускаются женщины ради комплиментов, но был уверен, что Розалинда Уинзлоу на такие уловки не способна. Она действительно уверена в своей непривлекательности.

– С вашим братом я и вполовину так не старался, Розалинда, – сказал он, осторожно вытаскивая левую руку из повязки и кладя большие ладони на ее хрупкие плечи. – Очень хорошо, потому что, похоже, мне придется приложить максимум усилий, чтобы уговорить вас превратить наши взаимные желания и злой умысел Нила в счастливую жизнь.

За Розалиндой никто никогда не ухаживал по-настоящему. Сейчас у нее возникло смутное подозрение, что как раз это и пытаются сделать, подобное ощущение даже бодрило. Если бы она любила строить воздушные замки, могла бы подумать, что Боумонт Ремингтон собирается ее поцеловать!

– Мистер Ремингтон, – начала она, нервно облизывая нижнюю губу. – Бью…

– Бобби! Бобби Рейли! Ну и где ты тут прячешься, хотела бы я знать! Да убери у меня с дороги этого типа, Бобби Рейли, не то я его огрею зонтом! Скажи ему, Бобби, скажи ему, что это теперь наш дом!

Громкий женский голос раздавался из холла. Бью и Розалинда обернулись и увидели стоящую в дверях Бриджит Рейли. Ее неизменный белый фартук виднелся в распахнутом плаще, в одной руке она держала зонт, а другой крепко вцепилась ему в шею.

– Бриджит, дорогая моя! – воскликнул Бью. Безусловно, он ей рад, но именно сейчас ему хотелось бы, чтобы она еще хоть четверть часа побыла где-нибудь в другом месте.

– Бобби Рейли? – пробормотала Розалинда, напрочь смущенная. Это внезапное вторжение очень обрадовало ее. Что происходит? Неужели она только что согласилась выйти замуж за самозванца? Значит, она была права, когда считала, что Нил сыграл с ней злую шутку? Неужели она оказалась настолько глупа, чтобы поверить, пусть и на миг, будто может привлечь такого красивого мужчину, как этот самозванец, назвавшийся Боумонтом Ремингтоном? Господи, помоги, она действительно всего лишь одна из этих жалких, легковерных старых дев!

Глава 7

– Так мы изволим потрудиться поменять белье перед ужином? – спросил Уодроу. В его голосе слышалось недовольство, это скорее был приказ. Прищурившись, длинноносый слуга внимательно разглядывал своего хозяина. Тот развалился в кресле в другом конце гардеробной – спина сутулая, длинные ноги в сапогах вытянуты и упираются в мягкий ковер, руки безвольно перекинуты через подлокотники.

– Прекрати эту болтовню, Уодроу, пока мы не засунули твой тощий зад в ящик этого комода, – рассеянно сказал Бью, оглядывая гардеробную, про которую Бриджит сказала ему, что некогда она принадлежала его отцу.

Бью находился в этом доме, но не в родных стенах. Его одежду разместили в шкафах в этой комнате, отделанной деревянными панелями. Спальня находилась по другую сторону двери – просторная, прекрасно обставленная комната, стены увешаны портретами людей, которые не были его предками. Обед подали сюда, Бью ел, разглядывая незнакомые лица, ни одно из них не вызвало у него симпатии.

На самом деле он так и не продвинулся в своих намерениях обладать этим домом. Его терпели здесь только из-за того, что Бриджит отказалась сдвинуться с места, заявив, что ни шага больше не сможет сделать, потому что у нее останавливается сердце. Какую суматоху вызвало неожиданное появление Бриджит!

Розалинда Уинзлоу возмутилась до глубины души внезапным вторжением Бриджит в ее дом. Бриджит поднялась по лестнице на третий этаж и заперлась в комнате. В гостиной остались Бью и Уодроу. Не стоит забывать Уодроу, надутого дворецкого, которого Бью нанял, чтобы тот обучил его, как вести себя в обществе, чем тот и занимался со знанием дела, хотя и без особого энтузиазма. Как оказалось, Уодроу был не слишком высокого мнения о своем хозяине, и Бью, у которого дворецкий особых восторгов не вызывал, подумывал, не освободить ли его от службы у одного из «этих нескладных ирландцев», когда «жирный кусок» по имени Нил Уинзлоу свалился ему в руки. Незамужняя сестра Уодроу, которую он собирался навестить, жила в Восточном Суссексе, поэтому Бью согласился оставить слугу на неопределенное время. Оказалось, что это было очень кстати, потому что именно Уодроу встал между Бью и Розалиндой, после того как Бриджит удалилась, прижав руки к груди. Возможно, его быстрая реакция и предотвратила кровопролитие.

Мисс Уинзлоу пришла в ярость, о чем, задыхаясь от волнения, рассказывал Риггз другим слугам, сидя в кресле и дрожа всем телом, пока повариха обмахивала его большим полотенцем на кухне, куда он поспешил, как только Бриджит отпустила его горло.

– Мистер Ремингтон во многих отношениях не вызывает моего восхищения, мадам, – заявил Уодроу на своем четком английском. – Я не отношу уклончивые ответы к числу его недостатков. В его рождении и воспитании нет ничего исключительного. Это все его небрежное воспитание, когда он был предоставлен самому себе, о чем я сожалею, хотя он и сделал шаги к добропорядочному поведению с тех пор, как я стал его наставником. Могу только предложить всем разойтись до ужина, когда можно будет спокойно поговорить.

Бью сам не знал, что его больше злило: скрытая защита Уодроу или явное подчинение Розалинды высокомерному дворецкому. Она согласилась, хотя и не очень охотно, и Бью было позволено пройти в дом на некоторое время.

Он вздохнул, волна меланхолии захлестнула его душу. Он чувствовал себя жалкой букашкой, когда ему пришлось спрятаться за Бриджит и Уодроу – за фартуком женщины и утюгом дворецкого. Он предпочел бы разобраться до конца с Розалиндой, тщательно объяснив, почему Бриджит назвала его Бобби Рейли, а потом, несмотря на все протесты, жарко поцеловал бы девушку.

– Не дуйтесь, мистер Ремингтон, – попросил только что появившийся с миской воды Уодроу. – Обижаются только люди низкого сословия. Вам придется спуститься вниз и все объяснить, как вы сделали, прежде чем я согласился поступить к вам. Я уверен, мисс Уинзлоу все поймет, хотя речи о вашей женитьбе на ней, по крайней мере, на некоторое время, быть не может.

– Предсказатель, – раздраженно возразил Бью. – Возможно, вы и правы. Вместо того чтобы сидеть здесь, сокрушаясь и жалея себя, наверное, лучше заняться делом – поставить вам фингал под глазом. Думаю, мне бы это понравилось, Уодроу. Хорошая потасовка всегда была отличным лекарством от тоски.

Дворецкий вздохнул, давно поняв, хотя мистер Ремингтон регулярно угрожает расправиться с ним, он не способен на жестокость.

– Спасибо, сэр, за понимание. Возможно, нам и удалось нанести лоск на ваше поведение, все же нам предстоит пройти долгий путь. По этой причине я и пошел на небольшой обман относительно своей родственницы, живущей в окрестностях. Вы собирались уволить меня, сэр, но вы не сможете обходиться без меня. Подойдите, пожалуйста, к туалетному столику, вам нужно побриться.

Бью пришел в некоторое замешательство, когда осознал, что Уодроу очень близко подошел к тому, чтобы признаться в некоторой привязанности к своему хозяину.

– Вы намерены остаться у меня, Уодроу? – спросил Бью, вставая.

Он подошел к туалетному столику и взял бритву, потому что, несмотря на сильный протест Уодроу, много лет брился сам и теперь не собирался изменять своей привычке из-за свалившегося на него богатства. Дворецкий кивнул, Бью улыбнулся, ему показалось, будто в обычно негнущемся затылке дворецкого послышался слабый хруст.

– Вы делаете мне вызов, сэр, – упрямо сказал Уодроу. – Я не могу оставить вас одного в таком положении и считаю себя достойным служить вам. Так-так, значит, нам удалось порезать подбородок? Сэр, позвольте мне вытереть кровь чистым полотенцем.

– Уодроу, – воскликнул польщенный Бью, – вы потрясли меня своей лояльностью. Напомните мне, чтобы я удвоил вам жалованье, – добавил он. Ему было стыдно перед самим собой, ведь еще недавно он таил недобрые мысли против слуги.

– В этом нет необходимости, сэр, – возразил Уодроу, отступая назад. Ему вовсе не хотелось, чтобы его обрызгали водой.

Бью смочил руки водой и принялся намывать лицо с таким же энтузиазмом, как щенок, резвящийся со своей миской.

– Мудрый господин знает, что верность купить нельзя, и не унижается настолько, чтобы переплачивать своим слугам, униженно прося их о верности.

Бью поднял голову и удивленно посмотрел на слугу.

– Хорошо. Напомните мне, чтобы я сократил ваше жалованье на треть, Уодроу.

Боже, не хватало еще, чтобы я выпрашивал крохи симпатии у собственных слуг. Какое унижение!

– Мистер Ремингтон шутит, – ответил дворецкий, держа свежую рубашку, когда Бью обнажил торс по пояс. При виде бугров мышц на его руках и груди Уодроу отвернулся, скрывая отвращение. Его хозяин слишком мускулист и никогда не сделает чести своему портному или дворецкому, несмотря на то что талия у него узкая, а ноги стройные, хотя мышцы чересчур развиты.

– Мистер Ремингтон шутит, – повторил Бью, застегивая белоснежную рубашку.

Он сел, чтобы подвергнуться церемонии повязывания шейного платка, чего терпеть не мог, но ради моды и респектабельности вынужден был признать.

– Я повторяю, ваше жалованье удвоено с этого момента. Верность нельзя купить, Уодроу, но за нее можно наградить. Ну а теперь давайте покончим с этим, если не возражаете, потому что мне пора поспешить вниз и объяснить мое бурное прошлое мисс Уинзлоу, а еще отправить письмо с нашими именами, чтобы их включили в список лиц, предполагающих вступить в брак.[8]

– Да, сэр, мистер Ремингтон! – согласился Уодроу, и его надменное лицо осветила улыбка. Такое зрелище Бью наблюдал впервые. – Мы не забудем предложить леди какой-нибудь напиток, ничего крепкого, возможно, бокал ратафии? А потом предложить ей руку, чтобы подвести к столу? Мы не забудем, как пользоваться столовыми приборами, особенно вилками?

– О вилках мы будем помнить особо, – съязвил Бью, изо всех сил стараясь не чувствовать себя школьником, каким на самом деле и был. – Мы не забудем про вилки и совершенно точно не позволим себе есть пирог руками.

– О, очень хорошо, сэр! – воскликнул Уодроу, опускаясь на колени, чтобы помочь мистеру Боумонту надеть обувь. – Мы все-таки сделаем из вас джентльмена!

Розалинда всегда переодевалась к ужину даже здесь, в поместье Уинзлоу, где жила уединенно. Никогда еще, насколько она помнила, не выбирала так тщательно платье. Конец ее нерешительности положила Молли, заявив:

– Если вы не собираетесь спуститься вниз в ночной рубахе, вон то у вас еще осталось.

Молли подразумевала очаровательное желтое платье из мягкой тафты, украшенное тончайшей прозрачной тканью в тон. Розалинда заказала платье по картинке, присланной модисткой из Лондона всего шесть месяцев назад. Короткие рукава-буфы выгодно подчеркивали красивую форму ее рук, а корсаж со скромным вырезом и высокая талия придавали женственный вид, нежели платье с высоким воротом, которое было на ней днем.

Розалинда позволила Молли заколоть свои светлые кудри и согласилась украсить волосы маленьким цветком из желтого крепа. Возможно, такой цвет был несколько рискован для англичанки, пребывающей в трауре по своему почившему в бозе королю, но черно-белые цветы из крепа, предназначенные для прически, остались лежать в комоде, поскольку Розалинда знала, что их полагается носить только в том случае, когда требовалось быть в полном придворном туалете.

Сегодняшний ужин можно рассматривать как важное событие в жизни Розалинды, но она была намерена показать мистеру Ремингтону, что для нее этот ужин такой же, как все прочие. Розалинда накинула на плечи легкую кашмирскую шаль, решив, что плечи непозволительно обнажены, в последний раз оглядела себя в высоком зеркале, стоявшем в углу спальни, глубоко вздохнула и дала знак Молли открыть дверь. Высоко держа голову, она поблагодарила служанку и вышла в коридор, готовая встретиться с мистером Боумонтом Ремингтоном, выслушать его объяснения и затем приказать ему покинуть ее дом.

Не успела Розалинда спуститься на три ступеньки, как дверь бывшей спальни ее отца отворилась, и незваный гость появился в коридоре. Вечерний костюм выгодно подчеркивал его высокую, стройную фигуру. Темные, как ночь, небрежно уложенные волосы влажно блестели, как будто он сильно намочил их, осанка намекала на благородное происхождение, тогда как внешность указывала на грубую, едва обузданную энергию и силу. Розалинда почувствовала себя маленькой, беззащитной женщиной.

– Добрый вечер, мистер Ремингтон, – промолвила Розалинда.

Она едва не поддалась порыву вернуться в свою комнату и спрятаться до тех пор, пока не состарится и не поседеет. Там ее уже не будут посещать мысли, которые пришли в голову в тот момент, когда взгляд упал на грудь и ткань сюртука едва не затрещала, когда Бью поднял руку, чтобы поправить галстук. Он шагнул к ней, довольно улыбаясь. Хотя, с чего бы ему чувствовать себя счастливым при виде женщины, которой ему придется выложить все свое прошлое, этого Бью и сам понять не мог.

– Ну разве вы не очаровательны? – заметил гость, протягивая Розалинде руку.

Бью был без повязки на руке. Он не хотел вступать в битву с одной рукой и не знал, что у раненого мужчины больше шансов смягчить сердце женщины.

– Думаю, я только что слышал гонг к ужину. Вы позволите мне сопровождать вас?

– Позволю, – ответила Розалинда, беря его под руку и уже не в первый раз желая, чтобы она была не такого маленького роста – ее макушка едва доставала ему до плеча. – Я посылала Молли узнать, как себя чувствует мисс Рейли. Думаю, вы будете рады узнать, что она не только пришла в себя, но и в этот момент ужинает у себя в комнате. Я не раз слышала, будто у ирландцев особая способность быстро восстанавливать силы.

Они спустились по лестнице и оказались в гостиной. Бью улыбнулся:

– Все еще переживаете, что явилась Бриджит и заняла комнату, не спрашивая разрешения, Розалинда? Она не хотела ничего дурного, знаете, а поскольку прожила здесь почти пять лет, возможно, считала, будто имеет на это право.

Розалинда села на маленький диванчик, игнорируя его упоминание о пяти годах. Бью намеренно указал на то, как долго она сама здесь находится, решила Розалинда. Девушка наблюдала за тем, как Бью подошел к столику с напитками и налил бокал ратафии для нее, не спрашивая, что она предпочитает, потом налил себе бокал вина.

– Я не переживаю, мистер Ремингтон, – ответила она, испытывая удовольствие оттого, что отказалась от ратафии, когда он протянул ей бокал. – Ниже моего достоинства обижаться на слуг, которые лишь демонстрируют лояльность своему хозяину. Вы же хозяин мисс Рейли, разве нет? Или здесь более тесные родственные связи, мистер Рейли?

«Так, – подумал Бью, ощетиниваясь, – мы отнюдь не такие цивилизованные, как решил Уодроу, чтобы отложить серьезные разговоры до того, как поужинаем. Ну если она так хочет, то он будет только рад подчиниться. Баранина и так, наверное, застряла бы у него в горле».

– Хорошо, смотрите, Рози…

– Ужин подан, мисс Уинзлоу, – раздался вежливый голос Риггза, появившегося в проеме двери, которая вела в небольшой коридор и в столовую. – Если позволите, я хотел бы заметить, что повар приготовил сегодня особенно изысканное меню, – продолжил он, когда Розалинда и Бью обернулись к нему. – Однако если вы готовы подождать, уверен, повар не будет иметь ничего против и вернет голубей на вертел.

Пока изумленная Розалинда переваривала такое странное обращение к себе, как Рози, Бью зло посмотрел на дворецкого и сказал:

– Бог с ними, с голубями, парень, я мог бы найти другое применение этому вертелу, а сейчас шагай отсюда, пока я не начал действовать.

Риггз стремительно вылетел из комнаты. Его испуганный возглас был настолько уморителен, что Розалинда сразу развеселилась и одарила Бью улыбкой, пока не вспомнила, что это она хозяйка поместья Уинзлоу.

– Вы очень деятельны, да, мистер Ремингтон? – сказала она, сознавая, насколько никчемна, и винить в этом некого, кроме нее самой. – Вы и дня не пробыли в поместье Уинзлоу, а уже успели обидеть всех в доме. Молли грустит у себя в комнате, полагая, что ее не любят, хотя вам не стоит слишком доверять ее чувствам, уверяю вас, они у нее довольно изменчивы. Бедного Риггза вы довели до истерики, возможно, испортили прекрасный ужин и ведете себя так, будто у вас есть какие-то права находиться здесь. Я чувствую себя вынужденной указать вам на то, что прав таких вы определенно не имеете. И еще, меня зовут не Рози.

Не зная почему, Бью обрадовался сложившейся ситуации. В ней есть страсть, в этой Розалинде Уинзлоу. Она будет испытывать его мужество. Уодроу так подробно описывал ему хорошо воспитанных леди, что это охладило мечты Бью о женитьбе на одной из них. Розалинда может достойно ответить, ему не пришлось бы чувствовать себя вынужденным постоянно следить за каждым движением и словом, чтобы добиться ее расположения. На самом деле он сознавал, какой неминуемой опасности он подвергается при активной атаке со стороны этой восхитительной женщины. У него появилось впечатление, будто ему придется оказаться потерпевшей стороной в этой конфронтации.

– Ну, Розалинда, – начал Бью, когда она стала подниматься с дивана, упираясь одной рукой в бедро, а другой указывая на него. Шаль, выгодно скрывавшая ее персиковые плечи от постороннего взгляда, немного сдвинулась, и открывшийся вид сразу привлек его.

– И еще, кто позволил вам обращаться ко мне так неофициально?

Уголки его губ слегка дрогнули, а в ярко-синих глазах промелькнули веселые искорки.

– Ну вы же мне и разрешили, дорогая, когда согласились выйти за меня замуж. Разве не помните? Не могу же я называть свою будущую жену мисс Уинзлоу, правда? А вы должны были, бы называть меня Бью. Мистер Ремингтон – слишком официально для жениха, вам так не кажется?

Корсаж ее платья вздымался и опускался от порывистого дыхания, и этот вид радовал взгляд опытного сердцееда.

– Вы правы. Как я могла забыть. Сначала меня поправил, точнее сказать, прочитал нотацию высокомерный дворецкий, а теперь меня бранит Человек, у которого не хватило чувства такта объяснить мне небольшое несоответствие в его драматичном, душераздирающем прошлом. Я не должна быть такой жесткой и строгой, да, Бобби?!

Глава 8

– Это все меняет, – резко ответил Бью, хватая за руку и бесцеремонно усаживая ее на диван. Он смотрел на нее сверху вниз, качая головой, его лицо выражало смесь гнева и некоторого разочарования. – Значит, вы не собираетесь сдаваться, Рози? Вам обязательно нужно выслушать все до конца!

Содрогнувшись при мысли, что она пробудила спящее чудовище, скрывающееся за великолепной внешностью этого джентльмена, Розалинда выпятила подбородок и твердо произнесла:

– Все до последнего, мистер, и если я уловлю хоть слово неправды, то с радостью распрощаюсь с вами.

Бью опустил голову, сознавая свои промахи. Розалинда не виновата, что ему не хотелось говорить о своем прошлом, хотя он и гордился им. Ему было больно воскрешать давние воспоминания, и он с радостью отложил бы рассказ до тех пор, пока они не имели бы никакого значения.

– Ну хорошо, Розалинда, – согласился он, усаживаясь в кресло напротив нее. – Забудем об ужине, поговорим об истории.

– Правдивая история? – поинтересовалась Розалинда, втайне опасаясь, что Нил впутал Боумонта Ремингтона в свои планы.

– Я буду говорить только правду, – произнес Бью, глядя ей в глаза. – Но, может быть, вы хотите, чтобы я поклялся на Библии, если боитесь, что я обману вас.

Розалинда, стыдясь своих чувств, только и могла опросить:

– А в чем заключается обман?

Бью улыбнулся, смягчая большую часть опасений Розалинды.

– Вам, наверное, неизвестна давняя традиция, когда, притворяясь, будто дают клятву на Библии, целуют не переплет, а палец. Вы ведь вели спокойную жизнь в Суссексе, не правда ли?

Розалинда избегала смотреть Бью в глаза.

– Пожалуйста, начинайте свой рассказ, мистер Ремингтон. Я не настолько груба, чтобы требовать от вас целовать Библию.

Бью глубоко вздохнул и выпалил:

– Моя мать умерла при родах, произведя на свет здорового ребенка. – Он сделал вид, что не заметил сочувствия Розалинды. – Отец оставался в этом доме до тех пор, пока не похоронил жену и не окрестил своего сына, а потом с разбитым сердцем отправился в Лондон, где ему не повезло, и он встретил вашего отца, покойного ныне Джорджа Уинзлоу.

– И мой отец выиграл у него в карты это имение, – прервала его тираду Розалинда. – Эту часть истории я уже знаю, мистер Ремингтон, хотя должна напомнить, что вы мне рассказывали, как сколотили довольно большое состояние таким же способом.

– Я никогда не играл с безутешным от горя человеком и не избирал своей жертвой зеленого юнца, только что прибывшего из деревни, не успевшего еще отряхнуть землю родного дома со своих сапог, – заявил Бью с такой яростью, что Розалинда поклялась никогда больше не прерывать его.

– Мой отец вернулся в поместье Ремингтон, расплакался, признался Бриджит в том, что натворил, поцеловал меня в последний раз, ушел в семейную усыпальницу и там застрелился, – бесстрастным голосом произнес Бью. – Я не одобряю его способ бежать от тоски, но полагаю, что могу его понять. Отец потерял жену и проиграл в карты наследство сына. Он не видел для себя другого выхода.

Розалинда была искренне опечалена. Сознавал ли ее отец, что его карточный выигрыш лишил ребенка его дома? Он никогда об этом не говорил, но поместье Уинзлоу не было его любимым имением. Теперь, когда Розалинда думала об этом, ей казалось, будто отец намеренно избегал разговоров об этом поместье, хотя ее любовь к этому месту доставляла ему удовольствие.

– Но это ужасно! Вы же были беспомощным младенцем! Мистер Ремингтон наверняка как-то обеспечил будущее своего сына?

– Все еще не теряете надежду на то, что я не Боумонт Ремингтон? – с хитрой улыбкой произнес Бью. – Что все это лишь выдумка вашего брата? Я всего лишь исполнял за него грязную работу?! Я и есть Боумонт Ремингтон, уверяю вас, хотя эту информацию и утаивали от меня на протяжении двенадцати лет. Бриджит, видите ли, была находчивой девушкой. Зная, что у меня нет родственников, которые могли бы взять меня к себе, и ваш отец собирается приехать в Суссекс, чтобы заявить свои права на выигрыш, бросив меня на милость чужих людей, Бриджит подхватила меня и, прихватив немного фамильного серебра, отвезла в Дублин к родственникам.

Розалинда нервно теребила бахрому своей шали.

– Назвала мальчика Бобби Рейли и объявила своим сыном, – вслух высказала она свои мысли, – зная о презрении ирландцев ко всему английскому.

– Очень хорошо, Рози!

Бью вспомнил о тех временах, когда бегал по мостовым Дублина, хулиганя, как и его товарищи, швырял комья грязи в экипажи и чувствовал свое превосходство от сознания того, что он, Бобби Рейли, – честный ирландец.

– Но когда мне исполнилось двенадцать, сразу после смерти отца Бриджит, которого я считал своим дедом и который умер, так ни разу и не сказав, что любит меня, она рассказала мне всю правду. Я совсем не ирландец, а один из этих грязных англичан, и ее семья терпит меня только ради нее, Бриджит.

Доброе сердце Розалинды было тронуто, и она навсегда отказалась от мысли о том, что услышанная ею история могла быть вымыслом. Она была жестокой и откровенной, чтобы быть чем-то иным, кроме правды.

– Вы, должно быть, очень переживали, – сказала она, когда Бью посмотрел в окно с вечерним пейзажем. – Что же вы сделали?

Он обернулся к ней, на его губах играла слегка озорная улыбка.

– Что я сделал? Рози, как вы думаете? Я был трудным ребенком, как, без сомнения, скажет вам Бриджит. Она обожает вспоминать, какие страдания доставляли ей мои дикие выходки. Я поступил как любой своевольный мальчишка двенадцати лет. Я проснулся на рассвете, украл ялик, привязанный в дальнем конце доков, и отплыл в открытое море. Я намеревался грести весь путь до Англии, где смог бы убить Джорджа Уинзлоу за то, что он довел моего отца до могилы.

– Не может быть!

– Клянусь всеми святыми, мисс Розалинда, хотя я ненавижу признаваться в том, каким безмозглым мальчишкой был. Я пробыл в море около двух дней, страдая от жажды, неожиданно с горизонта надвинулся шторм, превращая день в ночь.

По мере того как Бью продолжал свой рассказ, его прежнее нежелание говорить исчезало, нахлынули добрые воспоминания. Розалинда потянулась вперед, увлеченная, точно перед ней разыгрывалась пьеса с захватывающим сюжетом.

– Продолжайте, – потребовала она. – Что случилось потом?

Бью запрокинул голову и расхохотался. Он, конечно, посвящал Уодроу в отдельные страницы своего прошлого, но минуло три года с тех пор, как он рассказывал кому-нибудь всю историю полностью.

– На самом деле меня спас корабль королевских ВМС под командованием офицера Хэмпшира, который вывел корабль из бушующего моря. Ах, Рози, вообразите себе мою досаду и унижение, когда меня втащили на борт одного из ненавистных английских кораблей и вся команда смеялась надо мной! Вместо того чтобы броситься на колени и целовать палубу, я накинулся на своих спасителей, кусался, дрался и требовал, чтобы мне разрешили броситься в море и утонуть, как подобает истинному ирландцу. Мистер Хэмпшир наказал меня за это представление, раздел догола, закутал в простыню и сунул в свою койку. – Бью почувствовал, как при воспоминании о его старом друге у него защипало глаза. – Мистер Хэмпшир, – сказал он, тряся головой, – высокий, как дерево, и толстый. Что за дьявол он был! Он окрестил меня рыбой, потому что я не хотел назвать ему свое имя. Это прозвище прилипло ко мне, даже когда я выздоровел и лихорадка прошла, и я стал кают-юнгой. Это имя подходило мне как нельзя лучше, потому что я, видите ли, и на самом деле не знал, кто же я такой – Бобби или Бью.

– Кают-юнгой? – не поняла Розалинда. – Неужели они сразу отплыли вместе с вами? А как же Бриджит? Она, должно быть, с ума сходила от беспокойства.

– Конечно, корабль пошел дальше своим курсом, – терпеливо объяснил Бью. – Капитан не собирался разворачивать корабль ради спокойствия темной, почти неграмотной ирландской крестьянки в месте дислокации сумасшедших русских. Я отправился с Нельсоном и Джарвисом разбивать испанский флот у мыса Сент-Винсент!

Он улыбнулся Розалинде, которая сострадала Бриджит, потому что сама пострадала в результате склонности мужчин забывать о женщине, когда их манит приключение.

– Не хмурьтесь, Рози, – попросил Бью, поднимаясь с кресла, чтобы взять бокал вина, так как от долгого рассказа у него пересохло горло. – Война, она такая, а мальчики всегда были и остаются мальчиками. Я скоро свыкся со своей судьбой и постарался дослужиться до матроса первого класса. Мистер Хэмпшир спасал мою шкуру, когда начиналась стрельба, а в долгие моменты затишья между сражениями обучал письму и счету. За год я овладел грамотой настолько, что смог нацарапать письмо Бриджит, которая, как она позже мне призналась, уже решила, что меня нет в живых.

Я взрослел, но свой секрет хранил, мечтая стать высоким и сильным, чтобы встретиться нос к носу с Джорджем Уинзлоу и победить его. Думаю, именно благодаря этой мысли я и выжил до конца войны. Мистеру Хэмпширу попало в грудь пушечное ядро, и он умер у меня на руках, завещав мне еще одну миссию, прежде чем я буду свободен и заявлю свои права по рождению.

– Другую миссию? – Розалинда встала, не в состоянии больше сидеть спокойно на месте. Ее захватила история Бобби Рейли, маленькой рыбы, но не такого уж беспомощного мужчины, чтобы в это можно было поверить.

– Дочь мистера Хэмпшира стала круглой сиротой, потому что ее мать умерла, когда она была младенцем. У меня не было другого выбора, кроме того, чтобы сразу отправиться к ней, как только я буду свободен от службы на флоте, и, не зная, что с ней еще делать, отвезти ее к Бриджит. Мы неплохо жили несколько лет вместе, но это уже другая история. Теперь Кассандра замужем за графом, я освободился и имел возможность завладеть поместьем Ремингтон. Я отправился на континент, чтобы попытать счастья за карточным столом. Игре в карты я научился еще на судне. Я нанял Уодроу, он должен был привить мне хорошие манеры, вернул себе имя, а когда появился в обществе, узнал, что ваш отец умер лет пять назад, – он улыбнулся Розалинде. – Двадцать три года я вынашивал планы. Двадцать три года ждал, и тут снова все расстроилось.

– Вы, должно быть, ужасно огорчились, – заметила Розалинда, забывая, что ее отца намеревался разорить Боумонт Ремингтон. – А потом вы встретили моего брата.

– Да, – улыбнулся Бью, вспомнив выражение лица Нила, когда он открыл козырную карту. – Ах, Рози, не могу сказать вам, как согрело мне душу, когда я узнал, какой он негодяй. Единственное, что огорчает меня, что победа над ним стала причиной ваших бед.

– Спасибо, – сказала Розалинда, нахмурив брови. Что происходит с ней? Она чувствует себя виноватой, словно несет ответственность за все несчастья, которые пришлось Бью перенести из-за самоубийства его отца, доведенного до полного отчаяния. Но это же глупо! Ей не в чем винить себя. Ее еще и на свете не было, когда произошла эта трагедия.

Бью заметил смятение Розалинды. Он отвернулся, вспомнив, почему не хотел рассказывать ей эту историю. Может, он и не ирландец по рождению, но у него есть эта присущая ирландцам нелюбовь взваливать свои проблемы на других. Ему лучше страдать молча, а окружающим демонстрировать только иронию. Он играл теми картами, какие ему сдавали, и продолжит делать так, даже если это означает, что ему придется жениться на дочери Джорджа Уинзлоу ради возвращения родного дома. Но в ее сочувствии он не нуждается.

– Послушайте! – громко сказал Бью, пытаясь разрядить грустную атмосферу. – Ничто не пробуждает так аппетит, как печальная история, правда, Рози? Если я, как обучал меня Уодроу, предложу вам руку, вы окажете мне честь последовать со мной к столу? Мне не терпится продемонстрировать вам свое умение пользоваться столовыми приборами.

Ее зеленые глаза блестели от слез, но она быстро сообразила, насколько неловко он чувствовал себя от ее сочувствия. Розалинда подняла голову и, принимая его руку, направилась вместе с ним в столовую, заявив:

– Я запрещаю вам называть меня Рози, мистер Ремингтон.

– Конечно, дорогая! – ответил Бью, улыбаясь ей с высоты своего роста.

– Или моя дорогая, – предостерегла его Розалинда, хотя ей и не удалось придать голосу сердитую интонацию.

– Ах, – воскликнул он, подмигивая Розалинде, когда Риггз поспешил помочь ей занять место во главе стола, – разве вы не знаете, что я не могу обещать все сразу?

Глава 9

Розалинда знала, что выглядит наилучшим образом в своем красном бархатном костюме для верховой езды. Пышная юбка с разрезом развевалась над высокими черными сапожками, когда она шла к конюшне, ритмично постукивая хлыстом по бедру.

Она почти не сомкнула глаз этой ночью. Когда мелкий дождик застучал по оконному стеклу, Розалинда погрузилась в тревожный сон. Ей снилось испачканное лицо одичавшего, разочарованного двенадцатилетнего мальчика с большими печальными синими глазами.

Как же глубоко тронула сердце Розалинды история Бью, несмотря на то что он упорно отказывался говорить о ней во время их продолжительной трапезы и улыбался ей, когда Риггз пустился в извинения по поводу неудачно приготовленных голубей – ив самом деле, по краям они выглядели довольно темными. Не зная, что сказать, какая тема будет безобидной, и мечтая уединиться в своей комнате, чтобы обдумать все рассказанное Бью, Розалинда, отведав десерт, извинилась и поспешила удалиться, оставив Бью курить сигару в саду.

Она знала, что он курит сигару, потому что ее покои располагались над столовой, а окна были открыты. Запах дыма поднимался вверх и щекотал ее ноздри, дразня воображение. Бью, должно быть, одиноко стоит при свете луны, а голубой дымок струится над его головой.

Как непривычно было присутствие мужчины в ее доме, ведь Риггз и Кайл, конечно, не считаются. Она не стала бы включать в список, который пыталась составить, Нила и его дружков, потому что, кроме презрения, никаких чувств не испытывала к брату и любому мужчине, который считал его своим другом. В те редкие случаи, когда Нил находился в доме, Розалинда старалась уйти из дома, проводя время за раскопками в церкви св. Леонарда, или занималась бумагами в кабинете, делая вид, будто в спальнях для гостей никого нет.

Такие суровые меры она вынуждена была предпринимать, потому что Нил и его дружки всегда вели себя так, будто ее нет в этом доме. Они не разговаривали с ней за столом, не сдерживали себя в выражениях, как поступил бы любой джентльмен в присутствии дамы. Лишь однажды один из друзей Нила обратил на нее внимание, и тогда она пожелала, чтобы он отправился в Уинчелси к какой-нибудь местной девице из бара, как, похоже, поступила остальная кампания. Лорд Генри, пустоголовое ничтожество с огромным сопливым носом и заплывшим подбородком, зажал ее в углу кабинета и не соглашался умерить свой пыл, пока она не огрела его осколком древнеримской статуэтки, обнаруженным ею во время раскопок.

Но этим утром ей хотелось не замечать присутствия в доме мужчины. Она встала рано, приняла ванну, оделась в красивое платье и почти бегом спустилась в гостиную, уверенная в том, что застигнет Бью врасплох. Но его там не оказалось. Хотя она ждала почти час, двигая холодную яичницу по тарелке, а бедный Риггз в отчаянии ломал руки, уверенный в том, что она чем-то заболела, Бью так и не просунул свою красивую голову в дверь. И только когда она уже вернулась в свою спальню, почему то не испытывая ни малейшего желания отправиться в кабинет, Молли мимоходом упомянула, что видела, как мистер Ремингтон ускакал на черной лошади, которую, должно быть, привел вместе с экипажем.

– Лошадь-то была высотой с дом, мисс Уинзлоу, – не унималась Молли, намеренно, без всякого выражения на лице, глядя, как вспыхнули щеки ее хозяйки, что ей очень шло. – Такая огромная лошадь, такой огромный мужчина. Сказать по чести, любая девушка задрожит от радости, правда, мисс?

Розалинда не сочла нужным напоминать Молли, что она, мисс Розалинда Уинзлоу, не нуждается в мужчинах, и порадовалась, что промолчала, когда Молли, понизив голос, прибавила:

– И подумать только, мисс, он предложил стать вашим мужем! Он такой большой, а вы такая маленькая, разве вы не думали о том, как оно может быть?

Зная очень хорошо, что понимала служанка под «оно», и не собираясь вступать в диалог, который мог оказаться щекотливым для нее, а не для Молли, которая не скрывала своего удовольствия, Розалинда принялась расстегивать манжеты и вежливым тоном попросила достать костюм для верховой езды.

Она не преследует этого человека, убеждала себя Розалинда, пока для нее седлали кобылу Дейзи. Кроме того, она часто по утрам совершала прогулки верхом, хотя вот уже неделю этого не делала, с тех пор как раскопки на территории церкви св. Леонарда пошли так успешно, но не важно. Это, хотя бы формально, все еще ее конюшни, а Дейзи ее лошадь. Если ей хочется покататься верхом и она случайно увидит Боумонта Ремингтона, а он пригласит ее присоединиться к нему, что тут такого? Он, как напомнила ей неотесанная Молли, собирается стать ее «законным мужем».

– Вот, можете ехать, мисс, – сказал Кайл, подводя Дейзи к камню, с которого взбирались на лошадь. – Вы уверены, что не хотите, чтобы я поехал за вами? Будьте осторожны, сегодня утром был дождь, дороги развезло. Я сказал об этом хозяину, а он только рассмеялся и ускакал на своем черте. Чуть мне ухо не отгрыз, черт этот, как я его седлать стал.

– Спасибо, Кайл, – поблагодарила Розалинда, садясь в седло и направляя Дейзи к дороге, ведущей в открытое поле, и зная, что конюх не понимает, почему она отказалась от его общества, хотя прежде никогда одна не ездила. – Я хочу сегодня покататься в одиночестве, но буду осторожна.

Дейзи была доброй кобылой и сама пошла легким галопом. Проскакав по дороге около полумили, Розалинда направила лошадь в поле, которое пока не засеяли, и перешла на хороший галоп, чувствуя, как ветер треплет ее туго стянутые волосы и шпильки, удерживающие на голове черную шляпку. Было так радостно слышать шум ветра в ушах, стук копыт Дейзи, из-под которых разлетались комья влажной земли, вдыхать запахи цветов и свежей зелени! Она вглядывалась в горизонт, надеясь увидеть большого черного коня и его хозяина, но этого не произошло. Больше часа бесцельно проскакав по полям и останавливаясь поговорить с фермерами, Розалинда перестала притворяться, будто прогуливается верхом, и направила Дейзи в сторону церкви св. Леонарда.

Наконец она встретила Бью. Розалинда уже издали заметила его, когда Дейзи, перейдя на спокойный шаг, миновала поворот дороги. Он стоял, подбоченившись, посреди руин на том участке, где она работала уже больше месяца, одетый в скромные желтовато-коричневые брюки для верховой езды и белую рубашку с расстегнутым воротом. Создавалось впечатление, что он раздумывает над сеткой, которую она обозначила веревкой. Черный жеребец, привязанный к стволу ближайшего молодого деревца, призывно заржал, и Дейзи немедленно повернула в его сторону.

– Не стоит слишком показывать восторг, малышка, – шепнула Розалинда на ухо кобыле, пока Бью, услышав ржание своего коня, подошел, чтобы помочь ей спешиться.

Его ладони почти сомкнулись на ее тонкой талии, когда он помогал ей спуститься с седла. Розалинда почувствовала, что дала совет кобыле, которому сама отнюдь не последовала, поэтому скромно отошла в сторону, прежде чем направиться к разрушенной церкви.

– Благодарю вас, сэр, – крикнула она, не оборачиваясь, и продолжала идти, постукивая хлыстом по юбке.

– Добро пожаловать, мисс, – ответил Бью, догоняя ее.

Сегодня утром Розалинда была очень колючая, но это не было для него неожиданностью. Он готов дать ей время привыкнуть к мысли о браке с ним. Он человек терпеливый.

– Вы сегодня, как я вижу, одеты иначе, явно не для раскопок. Хотя должен вам сказать, эта шляпка вам очень идет. Надеюсь, вы хорошо спали?

Розалинда отвернулась, чтобы он не заметил хмурое выражение ее лица. Он сегодня такой официальный, несмотря на то, что сделал комплимент ее шляпке.

– Очень хорошо, – сказала она, останавливаясь у края решетки и нахмурив брови. Она вдруг забыла о его кажущейся холодности. – Что такое? Бью, вы тут копали?

– Конечно, девочка моя. Я все утро копался в земле. Вам встречался ирландец, у которого руки не чешутся посадить картошку на любом участке земли, какой только попадет ему под руку?

Розалинда легонько шлепнула себе по щеке.

– Извините, Бью, – произнесла она, поняв, что обратилась к нему неофициально. Так она называла его, когда думала о нем. – Конечно, вы не копались в земле. Да и никто другой этого не делал, разумеется. Здесь нет новых ям или чего-нибудь такого. Участок выглядит по-другому и вовсе не из-за дождя, шедшего прошлой ночью.

Бью встал рядом с ней, глядя на квадраты, вырытые на разных уровнях, и ничего необычного не увидел, если было что-нибудь обычное в том, чтобы огораживать квадраты веревками, а потом снимать в них землю слой за слоем в поисках только святым известно чего.

– Изменилось? – спросил он, гадая, продолжатся ли раскопки после того, как они с Розалиндой поженятся, или она найдет себе более привычное занятие и станет счастливой матерью, качающей младенцев.

Розалинда обошла квадраты по периметру, мысленно восстанавливая ход раскопок за несколько прошлых недель.

– Вот! – воскликнула она, оборачиваясь к Бью. – Кто-то засыпал участок, который я раскапывала на прошлой неделе. Поверить не могу! Квадрат стал выше на несколько дюймов. Все квадраты изменились, теперь я это вижу. Посмотрите, какая рыхлая земля! Я никогда бы этого не заметила, если бы не дождь ночью. Весна была очень сухая.

Розалинда продолжила путь по рыхлой земле, из-за луж ей трудно было двигаться грациозно. Она остановилась у границы, где стояла на коленях, когда работала, наклоняясь вперед, чтобы исследовать квадрат.

– Да, добрых шесть дюймов. Видите, здесь земля более рыхлая, тяжесть времен ее не придавила. Мне понадобилось две недели, чтобы просеять эти шесть дюймов.

Бью присоединился к ней у края участка, обняв ее за талию. Ему показалось, что, увлекшись, она упадет лицом в землю. Огражденный веревкой квадрат, который она разглядывала с таким вниманием, не выглядел примечательным.

– Тут нет никакого смысла, моя дорогая, – попытался урезонить он девушку, наклоняясь к ее шее.

Кончик его носа коснулся шелковистого локона, и Бью вдохнул запах фиалки.

Кожа Розалинды приятно пахла. Лучше, чем у любой другой женщины, с которой он был знаком. Она такая чистая, будто без конца моется.

– Кому это нужно? Если только вы не вызвали гнев каких-нибудь римских богов!

– Не говорите глупостей! – возразила Розалинда, рассердившись по-настоящему и, к счастью, не догадываясь о том, что он думал о привычках своей невесты.

Недели работы насмарку! И чем это кончится? Она готова была расплакаться. Как мог кто-то совершить такое?! Какой же надо быть идиоткой, копая и перекапывая землю, считая себя знатоком истории, да ей лучше куличики лепить!

Розалинда освободилась из объятий Бью и отошла к низкой каменной стене, единственной сохранившейся от церкви св. Леонарда. Она села на влажные от дождя камни, не думая о том, что может пострадать ее костюм. Бью присел рядом с ней. Уголки его губ подрагивали при виде этой нелепой ситуации. Весь день напролет его Розалинда, он начинал думать о ней как о «его» Розалинде, рылась в земле в поисках ключей к прошлому, а всю ночь напролет некто тщательно возвращал на место вырытую ею землю.

Будь они в Ирландии, а не на южном побережье Англии, он мог бы поверить, что это дьявольская проделка одного из маленьких гномиков Бриджит Рейли.

– Бедняжка моя, Рози, – посочувствовал он, обнимая ее за плечи. – Кто-то сыграл с вами остроумную майскую шутку,[9] верно?

– Ах, замолчите, – резко ответила Розалинда, моргая ресницами, чтобы прогнать слезы.

Она чувствовала себя так, словно ей десять лет и Нил сунул ей в постель лягушку. Она ненавидела, когда над ней издевались! Розалинда принялась ломать голову над другим объяснением.

– Может быть и другая причина, нежели глупая проделка. Вероятно, здесь спрятано что-то, и кто-то не хочет, чтобы это обнаружили.

Бью не стал указывать на очевидное, но чувствовал, что должен предпринять какие-то шаги, прежде чем Розалинда начнет думать о трупах и подлых делах.

– Если кто-то закопал что-то или кого-то здесь, в церкви св. Леонарда, разве не проще было бы выкопать это или этого и перенести в другое место, а не проводить ночи, устраняя проделанную вами за день работу?

Логика этого вопроса сильно разозлила Розалинду, ведь это означало, будто кто-то сыграл с ней злую шутку.

– Нет, в том случае, если это было ужасное тело, закопанное убийцей, – возразила она, не желая отказываться от своей теории. – Знаю, что мне не захотелось бы выкапывать тело без необходимости. Представить себе только, как ужасно оно, должно быть, выглядит!

Бью сжал ее плечо.

– У вас с Бриджит есть много общего, дорогая. Она тоже большая любительница всяких историй.

– Значит, вы считаете меня глупой? – спросила Розалинда, уже чувствуя себя глупой.

– Я думаю, вы обижены из-за того, что кто-то из ваших соседей посмеивается над вами, – искренне ответил Бью. – Но если хотите, я могу вооружиться до зубов и ночевать здесь, после того как вы наиграетесь в грязи, и посмотрю, удастся ли мне схватить чудовище, скрывающееся в могиле.

– А вот теперь ваша очередь говорить глупости!

Розалинда оттолкнула его руку, осознав, что они сидят рядом, почти касаясь друг друга, а его рука лежит на ее груди. Его рука на миг поднялась, потом он снова опустил ее на прежнее место, может, чуть ниже, чем прежде.

– Мистер Ремингтон, Бью, пожалуйста, – попросила она, глядя на него снизу вверх.

Это была ее вторая ошибка – посмотреть на него. Первая заключалась в том, что она отправилась верхом на его поиски, при этом пытаясь убедить себя, будто она не такая бесстыжая, как Молли. В душе она знала, что ведет себя Точно так же, как служанка, только одета лучше. Розалинда поняла это в тот миг, как он улыбнулся ей, а его синие глаза заворожили ее.

– Пожалуйста, мисс Уинзлоу? Пожалуйста, что? Прекратить дразнить вас? Убрать мою руку? Или поцеловать вас, чтобы у нас обоих появился ответ на вопрос, который мы задаем себе с прошлого вечера?

– Пожалуйста, отпустите меня, – поспешно ответила Розалинда, гадая, не разразит ли ее гром за такую очевидную ложь.

– Очаровательная маленькая лгунья! – сказал Бью, притягивая ее к себе так, что ее изящные руки уперлись в его плечи. – А вот я солгал бы, сказав, будто украсть каплю меда с ваших сладких губ не стало самым важным делом в моей жизни.

Поскольку Розалинда, милое дитя, не делала попыток протестовать, Бью прикоснулся к ее устам, закрыл глаза и испытал острое наслаждение, пронзившее его. Он обнял ее, притягивая к себе, надеясь, что их сладкий поцелуй и нежное объятие приведут к счастливому союзу.

Бью уважал Розалинду, она восхищала его, он жаждал обладать ей, маленькой Рози. Он так долго был одинок – целую вечность. Кассандра, его бывшая возлюбленная, теперь уже графиня, обрела свое счастье в объятиях мужчины, которому дала клятву верности. Неужели ему не удастся ощутить блаженство в объятиях дочери его заклятого врага?

Руки Розалинды, сжатые в кулачки, упиравшиеся ему в грудь, переместились выше, одна обхватила его голову, другая легко касалась щеки. Бью понял, что пропал. Он мало общался с женщинами, те отношения зависели больше от платы золотом, нежели от душевной привязанности. Он не помнил, чтобы к нему прикасались с такой нежностью. Они поженятся. И не потому, что это единственное решение их проблем и оно расстроит Нила Уинзлоу. Они поженятся, так как любят поместье Ремингтон, и им нужен кто-то, кого они могут любить.

– Рози, – промолвил он, отпуская ее, пока он не сделал того, от чего его настоятельно предостерегал Уодроу, ведь истинный джентльмен никогда не обидит женщину. Он может обладать любимой, если она его законная жена, и лишь под покровом ночи, и насколько возможно сдержанно.

– Рози, – продолжил он, с трудом сдерживая страсть. – Думаю, нам лучше пойти к священнику или к тому, кто мог бы сойти за него, я не смогу долго находиться с вами под одной крышей и вести себя так, чтобы Уодроу мог мной гордиться.

– Уодроу? – переспросила Розалинда, изумленная тем, как бешено колотится сердце. Ее целовали три раза за всю ее жизнь и лишь однажды в губы, это был Реджи Раундтри, напившийся на свадьбе ее кузины Синтии. Неудивительно, что она довольствовалась положением старой девы, потому как не имела ни малейшего понятия о поцелуе. Ни малейшего представления!

– Не важно, – сказал Бью, заметив ее смущение. Ему не терпелось снова поцеловать ее, потому что она так чиста. – Пошли, лучше нам вернуться домой. Эй, привет, – воскликнул он, помогая Розалинде встать, поскольку сама она, кажется, этого сделать была не в состоянии. – Полагаю, у нас гости.

Глава 10

Розалинда нахмурила брови, вглядываясь в том направлении, куда указывал Бью.

– О господи, как не повезло. Это Сэмюэль Хакетт, он всегда выезжает в полдень. Как вы думаете, он видел что-нибудь?

Уверенный в том, что Хакетт видел кое-что, и зная, что тот мог увидеть гораздо больше, если бы он позволил вести себя как ему хочется, а не как должно, Бью посмотрел в зеленые глаза Розалинды и солгал.

– Очень сомневаюсь в этом, дорогая. Я встретился с этим человеком вчера, если вы помните, и он чуть не въехал в дерево. Хакетт слеп, как летучая мышь, и это факт.

Розалинда облегченно вздохнула, быть может, поверив в ложь Бью.

– Ну хорошо, – сказала она с бесхитростной прямотой, – мне не хотелось бы компрометировать вас и вынуждать жениться на мне, у вас было много других неприятных причин, которые заставили вас просить моей руки.

Бью обернулся к ней, пока они ждали, как Сэмюэль Хакетт подойдет к ним.

– А как вы думаете, какая из неприятных причин имела для меня наибольший вес, мисс Уинзлоу? – поинтересовался он. – Делить имение или целоваться с вами? Последнее доставляет мне самое большое удовольствие в жизни!

Щеки у Розалинды вспыхнули, что было ей очень к лицу.

– Вам нет необходимости быть таким галантным, мистер Ремингтон, – сказала она, опуская веки, чтобы скрыть довольное выражение глаз. Она только что использовала типично женскую уловку – отвергнуть один комплимент в надежде получить еще один.

Бью запрокинул голову и так громко расхохотался, что спугнул птиц, сидевших на дереве.

– Вижу, окружая вас лестью, как поступают истинные джентльмены, я достигну гораздо большего, нежели любым другим способом, да, любимая?

Розалинда слабо улыбнулась. Значит, это в самом деле была лесть. И он ничего такого не имел в виду. Ну что же, придется ей не питать других надежд, кроме как на платонический брак по взаимному соглашению. Она отплатит Бью сполна за то, что он заставил себя поцеловать престарелую невесту, а потом еще и поддразнивал ее, будто она свела с ума его своим очарованием, точно он испытал наслаждение.

Она поискала и нашла выход из этого ужасного положения.

– Не слишком усердствуйте, мистер Ремингтон, прошу вас, иначе я подумаю, что вы неискренни.

– Неискренен? Я? – Бью смутился.

Может, он оскорбил Розалинду? Поцелуй лишил его способности трезво мыслить, а вот она такого укола страсти не испытала. Разве она не испытала того же, что и он, когда их губы соприкоснулись? Почему ему так не везет! А если милая невинная женщина не привыкла к проявлениям страсти, ей незнакомы томления тела и души, она не поняла, что с ней произошло…

– Доброго вам денька, – поприветствовал влюбленных Сэмюэль Хакетт, с трудом прокладывая себе путь через огороженные веревками участки земли и снимая шляпу перед Розалиндой. – Славный денек после дождя. Вы решили прокатиться верхом? – Подойдя ближе, он кивнул головой, будто одобряя их занятие. – Я говорю, лучше уж это, чем в грязи-то копаться, мисс Уинзлоу. А вы, сэр? Выглядите бодро, как огурчик. Рука-то уже лучше?

– Почти как новая, – ответил Бью, не желая признаться, что рука болит довольно сильно, потому что это означало бы снова надеть повязку. А у него и без того было много препятствий в его ухаживаниях за Розалиндой Уинзлоу, не хватало еще свататься с одной здоровой рукой. – Позвольте мне еще раз выразить вам свою благодарность за помощь, оказанную вами на днях.

Сэм хмыкнул, подмигивая Розалинде.

– Нет надобности благодарить меня, сэр, – сказал он. – Узнал кучу новых слов от вас, когда доктор Билз вправлял вам руку.

Бью, выросший среди ирландцев и отслуживший на море, знал, что железо может прожечь броню, и поспешил сменить тему.

– Сэм, мисс Розалинда сказала, будто с ее раскопками тут, у церкви, что-то странное происходит. Она думает, не интересовался ли кто-нибудь ее работой.

– Оставьте, Бью, – настойчиво попросила Розалинда, не замечая, что обратилась к нему неофициально. Она опасалась, как бы он не сказал Сэму, будто, как ей кажется, в земле может быть закопано тело. А тогда в мгновение ока весь городок Уинчелси начнет сплетничать, ведь в городе происшествия так редки, достаточно немного женской фантазии, подобной ее, чтобы пару недель трепать языками. – Уверена, Сэму совершенно не интересны мои предположения.

Бью сжал ее руку, возможно, желая заставить ее помолчать, пока он, мужчина, проведет свое расследование. Его действия вызвали желаемый эффект, но не потому, что она почувствовала необходимость подчиниться его желанию. Розалинда лишилась дара речи, когда его пальцы сжали ее, и по руке побежали мурашки!

– Мисс Уинзлоу очень трудолюбивая женщина, знаете ли, Сэм, – продолжил Бью, с удивлением заметив, что старик, уже и так согбенный, начал, казалось, еще больше клониться к земле. – Она посвятила себя раскопкам в интересах… – он взглянул на Розалинду, нахмурив брови. – Ради всех святых, мне ужасно неловко. А зачем вы раскапываете этот участок, Рози?

– Потому что моя вышивка и гроша ломаного не стоит, вот почему, – вынуждена была ответить, сжав зубы, Розалинда. Приятное покалывание в руке немедленно вытеснило непреодолимое желание пнуть Бью.

– Очень откровенно, – кивнул Бью и посмотрел на Сэма Хакетта. Лицо выражало недоумение. – Мисс Уинзлоу раскапывает этот участок, потому что не умеет вышивать, ее вышивка гроша ломаного не стоит. Хотя она и копала очень усердно, применив все свои таланты, только сегодня, спасибо ночному дождю, обратила внимание на то, что, несмотря на усердие, с каким она копала днем, ночью другой любитель истории аккуратно возвращал землю на место, уничтожая всю проделанную с таким трудом работу.

Теперь все открылось или почти открылось, а учитывая, что Сэм понял лишь треть сказанного Бью на самом «лучшем» английском, как была уверена Розалинда, не имело смысла хранить дальше молчание.

Она подошла к нему и сообщила:

– Тут что-то нечисто, Сэм. Я снимаю слой земли, просеиваю ее, собираю все, что обнаруживаю, а потом ночью, когда меня здесь нет, приходит кто-то и осторожно кладет землю на прежнее место. – Она задумчиво сощурилась. – Думаю, здесь, по всей видимости, закопано, Сэм, нечто ужасное. Кому-то очень не хочется, чтобы это обнаружили.

Сэм с трудом сглотнул слюну.

– Закопано что-то ужасное здесь, мисс Уинзлоу? Никогда не говорите так, мисс! Это было вовсе не так! Ничего похожего!

Бью стоял прислонившись к каменной ограде и бережно поддерживая больное плечо, а при этих словах Сэма он выпрямился. Разговор, начавшийся как легкое поддразнивание, желание отвлечься мыслями от перспективы обрести родственную душу, в мисс Розалинде Уинзлоу, принял серьезный оборот.

– Так, значит, есть какая-то проблема. Это было не так, Сэм? – спросил он низким голосом, что заставило старика еще больше пригнуться к земле. – Ну а если это было не так, как же это произошло?

Сэм склонил голову, а когда поднял ее опять, в его выцветших голубых глазах стояли слезы.

– Он сказал, будто это шутка, вот и все, что вы двое все время шутите друг с другом. Он обещал, что вы повеселитесь.

Бью и Розалинда переглянулись. Бью смутился, а сердито поджатые губы Розалинды намекали на то, что она думает по этому поводу. Она подошла к старику, положила ему руку на плечо, успокаивая.

– Нил прав, Сэм. Я нахожу это забавным, – произнесла она, изо всех сил стараясь, чтобы в ее голосе звучали дружелюбные нотки. – Ну только представь себе! Я день за днем копаю одну и ту же землю, надеясь обнаружить хоть что-нибудь подходящее для музея. Какой изобретательный у меня брат! Надеюсь, он хорошо заплатил?

Сэм поднял голову, но смотрел не на Розалинду, а на Бью, самого крупного из виденных им когда-либо мужчин. Одно дело, если мисс Уинзлоу посчитала выходку шуткой, а вот если этот здоровяк обидится, то может без особых усилий ему, старому Сэму, переломить хребет своим хлыстом.

– Да, мисс. Платил он хорошо. Хватало, я даже начал откладывать на надгробье для могилы дорогой Пеги, – сказал он, вспоминая свою жену, с которой прожил сорок лет, и которая отправилась в Царствие Небесное прошлой зимой.

– Тогда все в порядке, – молвила Розалинда, смахивая слезы. Нил был в поместье Уинзлоу два месяца назад, как раз тогда она начала раскопки у церкви св. Леонарда, и успел отпустить о ее раскопках не одно пренебрежительное замечание.

Как мог ее брат воспользоваться горем старика и впутать его в такую бессердечную выходку? Но это как раз похоже на Нила, а вот собой Розалинда была недовольна. Как же она сразу не разглядела изящную руку брата в этой злой выходке, когда обнаружила непорядок?

– Но теперь уже больше не стоит продолжать эту шутку, раз я ее уже обнаружила. Правда, Сэм?

– Да, мисс Уинзлоу, – согласился Сэм, все еще не сводя взгляда с Бью. – Я больше не стану этого делать, хотя он мне дал целых десять шиллингов.

– Десять шиллингов? – Бью возмущенно покачал головой. Нил Уинзлоу не только дрянь, но и жадина. Порывшись в кармане, он достал маленький замшевый кошелек и, вытащив из него золотой, бросил Сэму. – Вот тебе, Сэм Хакетт. Не стоит экономить на Пеги, правда?

Розалинде понадобилось несколько минут, чтобы утешить Сэма, который был совершенно убит великодушием Бью и тем, что, поддавшись надежде на сооружение достойного памятника для своей милой Пеги, отбросил подозрение насчет Нила Уинзлоу с его подлой, а вовсе не смешной выходкой.

Бью помог Розалинде сесть в седло, и они повернули лошадей к поместью Уинзлоу. Некоторое время они скакали молча, каждый погрузился в свои мысли. Влюбленные уже почти подъехали к особняку, когда Бью положил руку на поводья Дейзи, остановив кобылу. Он обернулся в седле, глядя на Розалинду, и заметил слезы в ее зеленых глазах.

– Ах, моя дорогая Рози, – сказал он, выражая мягким ирландским акцентом свою симпатию, которую она отвергла бы, вырази он ее открыто словами. – Ты хочешь прищучить этого подонка, как и я?

– Прищучить подонка? Думаю, вы в своем весьма оригинальном стиле спрашиваете, не жажду ли я получить некоторую компенсацию от Нила за то, что он сделал? – Выпрямившись, Розалинда смахнула слезы, испытывая злость, именно злость вызвала появление влаги на глазах, как часто бывает с женщинами, а не оскорбленное достоинство. – А конкретно, что вы задумали, мистер Ремингтон?

Бью отпустил поводья, и они поехали дальше, пустив лошадей медленным шагом. – Пока еще не знаю, Рози, любимая. Но если ты перестанешь называть меня мистер Ремингтон и будешь обращаться ко мне Бью, то, может, я и придумаю что-нибудь страшное, подходящее к случаю.

Чувствуя, как начинает таять лед, сковывавший ее сердце, Розалинда отважилась на улыбку.

– Хорошо, Бью. Но мы вряд ли сможем отомстить Нилу, если останемся в деревне. Это значит, нам нужно отправляться в Лондон, что невозможно пока… – Голос ее затих, как только она поняла смысл своего намека.

– Пока мы не поженимся, – закончил за нее Бью. – Недостаточно только обручиться, если мы хотим жить в одном доме на Мейфер. Я тебе не говорил, что купил дом на Портмен-сквер? Кое-кто мог бы назвать его особняком, но я так не сказал бы, в доме почти нет никакой мебели. Нужны женские руки, как говорит Бриджит, но и я нуждаюсь в женских руках, клянется она. Если сделать все как надо, то мы могли бы превратить этот особняк в подходящую штаб-квартиру, откуда проводили бы военную кампанию против Нила, чтобы поставить его на колени. Одного нашего брака уже недостаточно, понимаешь.

Молодые люди въехали в ворота имения, где на солнышке грелся Кайл, расположившись на крыше низкой пристройки конюшни. Он лишь приподнял голову, когда лошади остановились недалеко от него. Он всегда засыпал с набитым животом.

Розалинда позволила Бью помочь ей спешиться, ее хлыст для верховой езды отбивал стаккато по пышным юбкам, когда они шли к дому.

– Бью, ты, мне кажется, сделал мне предложение, по крайней мере, три раза за два дня. У женщины голова может закружиться от такого напора, если она не знает, что речь идет исключительно о браке по расчету.

– Расчет и месть, – напомнил ей Бью, глядя на нее и снова изумляясь тому, что скоро она будет принадлежать ему, хотя настроение несколько портила реакция Розалинды на его поцелуи. – И может быть, немного страсти? – допытывался он, надеясь увидеть на ее лице если уж не улыбку, так хотя бы очаровательный румянец. Не может она быть совершенно равнодушной, иначе не приникла бы к нему, когда они целовались у стены.

– От вас с ума можно сойти, Бью Ремингтон, – сказала ему Розалинда, когда они миновали фонтан и поднялись на невысокое крыльцо парадного входа в особняк Уинзлоу. – И я полагаю, по крайней мере, на ближайшее время, нам лучше заключить тайный союз. Позже, когда Нил будет окончательно поставлен на свое место, у нас хватит времени, чтобы мы могли обсудить наши отношения. Я вижу это так, Бью, с настоящего момента мы объявляем войну Нилу, а я из тех, кто предпочитает отправляться в бой на трезвую голову.

Пропуская Розалинду перед собой в холл, Бью игриво шлепнул ее по округлым ягодицам.

– Ты упрямая, бессердечная женщина, Рози Уинзлоу, – сказал он ей, когда она обернулась, возмущенная его бесцеремонностью. – Но, как уже говорил, я терпеливый. Сначала мы поженимся, потом отправимся на войну, а потом, дорогая моя девочка, закрутится наш роман.

Розалинда закатила глаза, умоляя небеса дать ей силы вынести выпавшие на ее долю испытания, легко взбежала по лестнице в свою комнату, чтобы переодеться, а на ее губах играла озорная улыбка.

Глава 11

– Ax, какая же вы красавица, мисс, в этих милых финтифлюшках, хоть и ростом не вышли.

Розалинда посмотрела в зеркало, где отразилось румяное лицо Бриджит.

– Финтифлюшки, Бриджит? – переспросила она, не понимая, и коснулась бледно-розовых ленточек, свисавших с рукавов-буфов своего наспех сшитого свадебного платья из шелка цвета слоновой кости. – Вы это имеете в виду?

– Ага, мисс, эти ленточки и бантики. У Бобби всегда была слабость к ленточкам и бантикам. Однажды он стащил у меня славное атласное платье, что было припасено мной для именин, переживала я ужасно, вы и представить себе не можете, и надрала ему уши.

Розалинда засмеялась. Она уже выслушала не одну смешную историю из бурной юности Бью, проведенной на улицах Дублина. Ее уже не удивляло, когда доводилось слышать, как он стащил какие-то безделушки с прилавка на ярмарке. Она не настолько глупа, чтобы считать, будто жизнь у него тогда была легкая: они жили, перебиваясь с хлеба на воду, а отец Бриджит старел, и ему все труднее удавалось найти работу с хорошей оплатой.

– Бью и сейчас норовит что-нибудь стащить, это точно, – сказала Розалинда. В это время сияющая от радости Молли прикрепляла тонкую, как паутинка, фату к маленькому букетику цветов в светлых кудрях своей госпожи, собранных высоко на макушке. – Хотя, должна вам признаться, мне трудно представить себе высокого, дюжего мужчину, что будет моим мужем, тем босоногим шалопаем, о котором вы мне рассказываете, Бриджит.

– Он и поцелуи тоже воровал? – спросила Молли Бриджит. Мысли служанки, как всегда, крутились вокруг амурных дел.

Бриджит закатила глаза.

– Ага, ты истинная дочь своей матери, упокой Господь ее бессмертную душу, хоть и не похожа нисколько на Маргарет, кроме слабости к мужчинам. Хорошо, что Маргарет отправилась на небеса, пока меня тут не было, а то у нас было бы дел полно. Мисс, вы уверены, что нам сегодня стоит брать эту служанку с собой? Не счесть, сколько бед может сотворить эта девушка в таком святом месте, как Ланнон.

Молли обиженно выпятила пухлую нижнюю губу.

– Мерзкая старуха, – сказала она, моргая ресницами в надежде выдавить пару слезинок, чтобы разжалобить свою хозяйку. – А вы разве не бросили меня тут одну чахнуть да помирать?

– Ох, ты теперь еще и в слезы? – Бриджит поднялась со стула, кивнув в сторону Молли, обошла вокруг Розалинды, внимательно разглядывая ее со всех сторон. – Дочка Маргарет прикидывается, будто исправилась. Может, она сейчас еще и на колени встанет. Вот был бы хороший день, если бы я хоть на миг подумала, что доживу до этого.

– Вам-то хорошо говорить! – возразила Молли, выпячивая подбородок. – Я слышала, как вы свалили отсюда, прихватив фамильное серебро. Скажите мне, почему мы должны брать с собой в Лондон воровку.

Розалинда вздохнула, за последние дни утомленная спорами между служанками, которые вспыхивали всякий раз, стоило им хоть немного побыть вместе.

– Прекратите, пожалуйста. Хочу вам напомнить, что меньше чем через час я выхожу замуж. – Она уловила нервную дрожь в своем голосе и понадеялась, что только она это расслышала.

Бриджит и Молли обменялись предостерегающими взглядами за спиной своей госпожи, потом кивнули, молча договариваясь придержать язык до тех пор, пока Розалинда не выйдет замуж. Трудное это дело, возиться с невестой, когда она в дурном настроении. И не годится наряжать ее, когда она плачет или сильно расстроена.

Розалинда, заметив кивки служанок, заставила себя улыбнуться, поправляя три розовых бутона на корсаже. Ее все еще удивляло, как в эти последние недели действовала ее беспомощность. Каждый спешил помочь ей, а ведь она всегда думала, будто жесткая, сильная рука – все что ей нужно. Она не собиралась углубляться в причины своего успеха. Кроме того, это были долгие две недели, промежуток времени с того момента, как она без особого желания согласилась выйти замуж за Бью Ремингтона, до этого солнечного утра дня своей свадьбы.

Бью, демонстрируя до сих пор невиданные глубины понимания, на протяжении этих четырнадцати дней держался в стороне, встречаясь с ней только за обеденным столом, остальное время знакомился с имением, предоставив Розалинде заниматься своими делами. Можно сказать, он дал ей время привыкнуть к мысли, что вскоре она станет миссис Боумонт Ремингтон. Ведь с этим действительно нужно было свыкнуться. Особенно, когда мистер Ремингтон улыбался ей так, что в уголках его глаз появлялись лучики; или когда он подхватывал Бриджит и кружил ирландку по салону в быстром риле[10] под мелодию, которую Розалинда исполняла на фортепиано; или когда он сидел с ней в гостиной перед угасающим камином, держа в руке нетронутый бокал с портвейном, и рассказывал о своих приключениях на море под началом мистера Хэмпшира; или когда покидал кабинет, а она прокрадывалась туда на цыпочках, чтобы взглянуть на его подробные записи о ведении дел в имении и на длинные колонки цифр, сложенных снова и снова, словно он все еще не был уверен в том, что его поверхностного образования достаточно для управления поместьем Уинзлоу, нет, поместья Ремингтон.

Розалинду никогда не покидало ощущение присутствия Бью в поместье. Если она была не с ним, то с Бриджит, которая с большим удовольствием заполняла пробелы в биографии Бью, развлекая ее историями о его выходках и доведя до слез рассказом о том дне, когда Бриджит почувствовала необходимость поведать двенадцатилетнему Бобби о его прошлом и потере.

Вскоре, не скрывая от себя того факта, что ее нежное сердце не устояло и перед историями Бриджит, и перед сияющей улыбкой Бью, Розалинда поняла, что влюбилась в человека, за которого собиралась выйти замуж по расчету. Неудивительно, что руки ее дрожали, когда она брала большой букет розовых роз, врученный ей Молли, собираясь покинуть свою девичью спальню и дать обет мужчине, чье красивое лицо виделось ей в мечтах, во сне и наяву.

Викарий Томпсон был не очень доволен. Он служил в красивой церкви, в самой респектабельной церкви, а она служила обитателям Уинчелси на протяжении нескольких веков, и до сих пор никому из его прихожан и в голову не приходило отправиться в другое место венчаться, или окрестить дитя, или отпеть покойника. Он отказался бы сочетать браком мисс Розалинду Уинзлоу с мистером Боумонтом Ремингтоном среди развалин церкви св. Леонарда. Правда, он так бы и поступил и был бы прав, если бы не существенное пожертвование, внесенное мистером Ремингтоном в фонд, который создал викарий Томпсон, на ремонт крыши.

Разрываясь между тем, чтобы «сидеть на мели или иметь целую крышу», как он сказал своей милой жене, викарий неохотно дал согласие на церемонию. Вот почему сейчас он стоял на свежескошенной траве примерно на том месте, где должен был бы находиться неф разрушенной церкви, сквозь прохудившиеся башмаки ощущая утреннюю росу, проникавшую в его заштопанные носки, и разглядывал странных гостей, собравшихся на свадьбу. Гостей было немного – милость небес, за которую викарий мог быть благодарен на веки, поскольку ему не хотелось иметь свидетелей того, как он поступился своими принципами в угоду финансовой выгоде.

Гостей пригласили занять места под навесом в зеленую и белую полоску, сооруженным на случай, если день будет дождливым. Кайл, Джейк, конюх из гостиницы «Виноградная лоза», и Нед, повар из «Райской птицы», стояли с одной стороны, все трое открыли рты при виде Боумонта Ремингтона, одетого в изысканный лондонский туалет. Уилли Шенкс, помощник москательщика, парень, который обычно не пропустил бы такого зрелища, страдал от похмелья, так что Молли, разодетой в лучшее воскресное платье, пришлось флиртовать только с некоторыми из поклонников, поскольку она и понятия не имела о планах Кайла на ее будущее. Список гостей замыкали Бриджит Рейли, исполнявшая роль подружки невесты, и двое гостей-мужчин – Риггз, которому предстояло повести Розалинду к алтарю, и Уодроу, избранный на роль шафера жениха.

Когда многострадальная жена викария и его круглолицая дочь, которую никто не приглашал, по кивку священника соединили свои высокие голоса в молитве, Бью с шафером подошли к маленькому алтарю и обернулись, чтобы посмотреть на Розалинду, прибывшую в красивом экипаже, запряженном пони. Риггз как раз подавал ей руку, помогая выйти.

Они подошли к алтарю, прокладывая себе путь среди огражденных веревками участков, где Розалинда проводила раскопки. Риггз, мужественно сдерживавший эмоции, начал всхлипывать. Розалинда, подавленная видом своего нареченного, стоявшего одиноко и наблюдавшего за ее приближением, достала из-за манжеты левой перчатки кружевной платочек и вручила его Риггзу, вознаградившему ее громкими всхлипываниями.

– Это самая красивая и трогательная сцена, какую я только видел! – признался Риггз нахмурившемуся викарию, когда они дошли до конца дорожки и встали перед алтарем. – Так романтично, так искренне! Я потрясен!

Это пылкое заявление, сделанное перед тем, как Риггз деликатно приложил кружевной платочек к уголкам глаз, лишило викария дара речи, так что Уодроу, сознающий всю важность события, вежливо поклонился викарию и, взяв под локоть Риггза, провел его к ближайшему стулу, пока потрясенный дворецкий не принялся распространяться о великолепной снисходительности, с какой его дорогая госпожа обращалась с таким недостойным слугой, удостоив его чести передать ее в руки будущего суженого.

Весеннее солнце, ласково согревавшее утром, уже скрылось за облаками, когда церемония началась. Викарий Томпсон приступил к делу, после того как Уодроу сделал ему знак. Бриджит тихо высморкалась в носовой платок, а Молли подмигнула Джейку и Неду. Кайл засиял, считая, что любовь всей его жизни подмигивает ему, а Риггз закусил костяшки пальцев, чтобы не портить своей госпоже праздник.

Уодроу, прямой как палка, стоял рядом с Бью. Жених и невеста впали в это странное, похожее на сон состояние, которое часто случается с людьми, видящими себя словно со стороны, клянущимися в любви и верности тому, кого можно назвать почти чужим человеком, пока смерть не разлучит с ним.

Викарий Томпсон, которому всегда доставлял удовольствие звук своего голоса, обвел взглядом общество, собравшееся для церемонии, и приступил к пространной проповеди о скромности женщин и святости супружеского ложа. Розалинда, волнуясь все больше, позволила взять свою руку в огромную ладонь мужчине, стоявшему рядом с ней. Его обычная улыбка на сей раз отсутствовала, и ее отсутствие было особенно заметно.

Неужели этот человек никогда не остановится? Розалинда почувствовала дрожь в коленях, когда викарий Томпсон перешел к необходимости для женщины всегда быть целомудренной, любящей и сознавать нелюбовь мужа к капусте, и когда Бью начал поглаживать ее ладонь, она едва не упала на землю.

Бью, со своей стороны, с трудом удерживался, чтобы не схватить викария Томпсона за тонкую шею и не потребовать от него объявления их мужем и женой. Он не мог вспомнить, когда еще так разрывался между мужским стремлением бежать как можно дальше от любой женской ловушки и сильным стремлением надеть кольцо на палец Розалинды, перекинуть ее через плечо и утащить в спальню в поместье Ремингтон, невзирая на замысловатую проповедь викария.

Прошедшие две недели были непростыми для Боумонта Ремингтона. Он гордился своим терпением и решил уладить разногласия с Нилом Уинзлоу, прежде чем обратить внимание на тот факт, что они с Розалиндой поженились. Но быть рядом с Розалиндой и не обладать ею выходило за рамки того, что мог вынести даже терпеливый Бью Ремингтон. Она была такая миниатюрная, страстная, с огромными зелеными глазами, сладкими губами и вызывала у него восхищение, заставляя задуматься, каково испытать эту душу и огонь на шелковых простынях в супружеской постели.

Бью мечтал о близости с любимой целыми днями; неделями. Может получиться и так, что он вынужден будет терпеть долгие месяцы. Он дал себе слово, а он человек чести. Уодроу объяснил ему смысл этого слова, да он и так уже его знал. Его слово должно быть обязательством, даже если оно превратится в нечто, напоминающее веревку, привязывающую его к обещанию, о котором он уже сожалел. Бью мог бы использовать это время, располагая большей свободой. Вместо этого он пошел по другому пути, не глядя, куда ступает, делая предложения и давая это проклятое обещание, не понимая, что сердце может оказаться вовлеченным больше, чем голова. Но тут уже больше ничего не поделаешь.

Нужно только как можно скорее и эффективнее получить назад от Нила Уинзлоу то, что принадлежит им. Нет времени ходить вокруг да около, не спеша подводя его к тому, чтобы, фигурально выражаясь, поставить его на колени. Им придется поехать в Лондон, освоиться там и закончить дело как можно скорее.

Если бы только он мог придумать что-нибудь подходящее, что доставило бы неудобства этому мошеннику, брату Розалинды. Глаза у Бью полезли на лоб, когда он осознал ужасную правду. Господи, этот человек – брат Розалинды, и всего лишь через несколько мгновений, если этот викарий продолжит свое дело, Нил Уинзлоу станет его шурином.

Веял легкий ветерок, и соблазнительный аромат фиалок коснулся ноздрей Бью, мгновенно вернув его к действительности. «Да, – подумал он, глубоко вздохнув, – им придется быстро справиться с Нилом Уинзлоу. Или так, или ему придется найти способ, как избавиться от наваждения, чтобы личико Розалинды не снилось ему по ночам».

Бью принялся отбивать левой ногой нетерпеливый ритм, когда голос викария Томпсона зазвучал еще громче. Он говорил об обязанности жены поддерживать огонь домашнего очага, о праве мужа на горячую пищу, теплую постель, мир и покой в доме, чтобы он мог приготовить воскресную проповедь, до тех пор, пока облака, которые тянулись по небу, не разверзлись и не излились дождем.

– И после того, – произнес викарий Томпсон, комкая заключительные слова, – как вы дали друг другу обет перед Богом и вознесли хвалу его королевскому величеству королю Георгу IV, я провозглашаю вас мужем и женой! Агата! Что ты стоишь там, женщина! – окликнул он свою жену. На ее лице было особенно упрямое выражение, о причине которого он не догадывался. – Ты разве не прислушивалась к моим словам? Сейчас же открой зонтик и давай его сюда!

– Минутку! – Розалинда и Бью стояли под балдахином, с улыбкой в глазах глядя друг на друга. Вперед выступил Уодроу и схватил викария за выцветший рукав. – Мы полагаем, должны быть оформлены документы на наш брак.

– Да, да, – поспешно согласился викарий Томпсон, полез в карман и вытащил бумагу. – Вчера они мне подписали ее в церкви и сделали запись в книге регистрации. Вы же не думаете, что я собирался тащить ее сюда, правда? Вот, это ваше! Агата, отвези меня домой.

Молодые люди предлагали хихикающей Молли свои пиджаки, чтобы укрыться от дождя. Они побежали к повозке, запряженной пони, мимо заметно расстроенного Риггза, который шел к ближайшему дереву, закрывая голову руками.

Уодроу убрал брачное свидетельство в карман, после того как показал его рассеянному Бью, который стоял рядом с Розалиндой, держа ее руки в своих. Дворецкий понял, что его хозяин не обращает на него никакого внимания, подошел к Бриджит и подал ей руку, собираясь помочь сесть в экипаж. Бриджит улыбнулась, склоняя голову и принимая помощь слуги.

– Экипаж Бобби ждет невесту и жениха, Уодроу. Я думаю, что для этих двоих дождь не имеет никакого значения, если хотите знать мое мнение.

– Мы согласны с вашим мнением, мисс Рейли, – спокойно ответил Уодроу, хотя шел ливень, ветер дул со всех сторон, потоки дождя хлестали его по спине, когда он пытался защитить ее, насколько мог. – Нам, наверное, нужно вернуться в поместье Ремингтон и приготовить сухое платье для наших новобрачных, чтобы потом не пришлось надолго откладывать наше возвращение в Лондон?

Бриджит стояла на верхней ступеньке лесенки экипажа и смотрела через плечо Уодроу на пару, которая продолжала неподвижно, словно статуя, стоять под вздымающимся балдахином, все еще держась за руки, не отрывая глаз друг от друга.

– Чепуху вы городите, Уодроу. По мне, так нужно бы лучше перестелить постель в спальне хозяина, вот что!

– Пожалуйста, мисс Рейли! – чопорно увещевал ее Уодроу, взбираясь в экипаж вслед за ней. – Не стоит говорить о таких вещах.

Бриджит сняла свою шляпку, встряхнула седыми кудрями, и брызги разлетелись в разные стороны.

– Вот тут и разница между нами и вами, англичанами. Мы, ирландцы, говорим правду, и будь что будет! Нет смысла иметь глаза, если вы отказываетесь смотреть ими, Уодроу, и не нужен рот, если вы боитесь высказать свое мнение, – чтоб вы знали. И сейчас как раз я думаю, какая будет радость гоняться за озорниками Бобби.

– Дети? Мы не планировали детей. Такие непослушные, понимаете ли, и склонны иметь липкие пальцы. Нам придется обсудить вопрос о детях, если мы тут задержимся. – Уодроу выглянул в окно, когда экипаж двинулся с места, оставляя пустой церковный двор, где не осталось никого, кроме Бью и Розалинды, которые так и не двинулись с места. – Да, действительно. Нам придется обсудить это.

Так же быстро, как и начался, дождь прекратился, из-за туч показалось солнце, заливая церковный двор светом, превращая дождевые капли на камнях, деревьях и траве в миллионы сверкающих бриллиантов.

Бью на миг закрыл глаза, потом снова открыл их, улыбнулся, увидев, что Розалинда все еще стоит перед ним. Она была невероятно красива. Его правая рука коснулась толстого золотого кольца на ее левой руке, он все-таки успел надеть его ей на палец между наставлением викария Томпсона любить друг друга и его предостережением жене никогда не допускать, чтобы печь погасла в январское утро.

– Вы выглядите потрясающе красивой, миссис Ремингтон, – наконец проговорил он. Казалось, что звук его голоса вывел Розалинду из транса, в котором она находилась с того момента, как он взял ее руки в свои. – Очень красивой.

Розалинда почувствовала, что вспыхнула снова. Это явление, которое приводило в смущение и выдавало ее чувства, похоже, стало неотъемлемой частью ее репертуара со встречи с Боумонтом Ремингтоном.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Розалинда, пытаясь высвободить свои руки. – Вы тоже выглядите неплохо, – прибавила она, сознавая, что стоит тут, как восковая фигура среди бушующего мира. – Вы думаете, мы по-настоящему поженились?

– Пока смерть не разлучит нас – если только вы не допустите, чтобы огонь в печи угас в январское утро, или не будете кормить меня капустой три дня подряд. Да, я считаю, что мы поженились, – ответил Бью, крепче обнимая ее. – Однако теперь мне пора потребовать первый супружеский поцелуй. Сомневаюсь, что это дело будет считаться официально законченным, пока я не поцелую вас.

Розалинда на миг опустила голову, скрывая легкую торжествующую улыбку. Так, значит, она ему не безразлична. Она вспомнила их первый поцелуй, которым они обменялись недалеко отсюда, и заявление, что он хочет жениться на ней как можно скорее. Может быть, Бью не так уж и издевался над безнадежной старой девой, произнося приятные слова с целью получить ее согласие на брак и права на поместье Уинзлоу. Однако поцелуй не сделает их брак официальным, Розалинда осознавала это. Чтобы брак стал настоящим, они должны выполнить свои клятвы. Она была уверена в том, что и Бью это понимает. Но если он будет счастлив только от одного поцелуя, то, может быть, лучше не упоминать ничего другого пока.

– Думаю, вы правы, – наконец согласилась она, поднимая подбородок и глядя в его сияющие синие глаза, в которые можно влюбиться. – Мы же хотим, чтобы он был официальным, правда?

«Да», – уверенно подумал он, полный оптимизма, вдыхая ее аромат и обещая себе быть терпеливым. Они начнут с поцелуя. Пока.

– Пока смерть не разлучит нас, – пообещал Бью, склоняя к ней голову, чтобы поцеловать. – Пока смерть не разлучит нас, а может быть, и дольше.

Когда легкий ветерок превратился в настоящий ветер, а балдахин сорвался со стоек, Бью Ремингтон поцеловал свою невесту. Она ответила на его поцелуй сначала робко, потом со все большей уверенностью. Они стояли среди бушующей стихии, слившись воедино, крепко обнявшись и пробуя друг друга на вкус губами и языками, ощущая, изучая…

– О, боже, боже, все уехали и бросили меня! Что мне делать? Что же мне делать?

Розалинда, погруженная в туман блаженства и самые приятные мысли, беспомощно висела на плечах Бью, – их жаркие поцелуи были прерваны истерическими криками Риггза, которые раздавались рядом с ними. Они дружно обернулись и увидели промокшего от дождя дворецкого. Риггз с влажными прилипшими волосами в форме дворецкого, грязной и мокрой до невозможности, вытянув перед собой заляпанные грязью руки, как бы отстраняясь от себя, обиженным тоном восклицал:

– Они бросили меня, мистер Ремингтон. Покинули, я бежал за ними, как мог, пока мои ноги не запутались в веревке и я не упал лицом в грязь. Мои брюки, мой прекрасный плащ! О, какое унижение! Что мне делать? Что же мне делать?

У мистера и миссис Боумонт Ремингтон из поместья Ремингтон, а вскоре и с Портмен-сквера, не нашлось ответа для удрученного дворецкого. Так или иначе проблема Риггза стала кульминацией этого утра, полного множества нелепостей. Вместо того чтобы оказать помощь дворецкому, они посмотрели друг на друга, понимая юмор ситуации, прильнули друг к другу и принялись хохотать. Тогда они не могли знать, что день бракосочетания, полный восхищения, страсти и веселья, определил всю их супружескую жизнь.

Глава 12

Присутствие Риггза в двухколесном экипаже во время возвращения в поместье Ремингтон – дворецкий не только создавал им неудобства, но и пачкал, тесня их на узком сиденье, без конца жаловался на нанесенные ему лично и его чувствам обиды – способствовало тому, что Бью и Розалинда пришли в себя.

Да, они поженились, но им не будет предоставлена такая роскошь, как медовый месяц или возможность побыть наедине. Их вещи упакованы, мебель накрыта чехлами от пыли, а они задерживаются уже по крайней мере на час, пока Риггз принимает ванну и переодевается. Дворецкий плескался бы в ванне и полтора часа, если бы ему позволили такую роскошь.

Больше ничего поделать нельзя, они отправятся в путь, как только подадут закуску. Иначе им бы пришлось заниматься грустным делом, решая, где же в поместье Ремингтон будут спать новобрачные. Оба довольно хорошо представляли себе, какие условия для сна они предпочли бы, но поскольку ни один из них не собирался быть первым, кто коснется этой темы, то самым простым решением было отправиться в путь.

С большим количеством багажа, что по-человечески понятно, и в двух экипажах недавно поженившиеся мистер и миссис Боумонт Ремингтон, после короткой остановки на постоялом дворе в разных комнатах, прибыли в Лондон в шесть часов вечера через день после своего бракосочетания, усталые, слегка помятые и явно не готовые спорить с распоряжениями Уодроу, которые он отдавал холодно и четко, относительно простой еды и временного распределения спален в доме на Портмен-сквер.

Розалинда проснулась на следующее утро около одиннадцати, с трудом сознавая, где находится, в дверь поскреблась, а потом просунула голову Молли, возвестив:

– Ну и в мрачную дыру мы попали, мисс. Тут, наверное, комнат двадцать, а мебель есть всего в шести из них, и потолки такие высоченные. Я дважды к вам заглядывала, думала, может, вы захотите осмотреть дом, но теперь вы уже встали, да? Я сейчас принесу вам горячий шоколад.

Розалинда села, опираясь спиной о подушки, и недоуменно поморгала.

– Разве здесь нельзя вызвать прислугу, Молли? Конечно, было бы проще позвонить.

Молли наморщила свой носик при этом вопросе, который ей показался странным.

– Уотерс – это младший лакей. У него очень красивые большие карие глаза, как у коровы, мисс. Во всяком случае, Уотерс сейчас в кухне, помогает чистить овощи к обеду. Я…

– Не важно, Молли, – прервала ее Розалинда, закатывая глаза. Очевидно, можно увезти служанку из Суссекса, но изменить ее невозможно. – Мне хотелось бы принять ванну, я думаю, до того как начну одеваться. Как думаешь, ты могла бы устроить так, чтобы мне принесли ванну прежде, чем ты отправишься в конюшню оценивать достоинства конюхов мистера Ремингтона?

Теперь настала очередь Молли закатывать глаза.

– Их трое, мисс, и ни одного стоящего среди них. Один древний, как Мафусаил, у другого, помоложе, рыжие волосы и веснушки размером с монету, а у последнего – ни одного зуба во рту! Ну из-за них я даже о Кайле чуть не затосковала, вот что со мной приключилось в первый день в Лондоне! Сейчас вернусь, мисс, – прощебетала она и удалилась.

Было решено, что Розалинда примет ванну, оденется и пообедает в своей спальне. Бриджит собственноручно принесла поднос в комнату и сообщила:

– Бобби разоделся в пух и прах и теперь его и след простыл. А в столовой пусто, только эхо раздается, чтоб вы знали.

Розалинда не могла решить, что ей чувствовать, когда супруг в первый же день их пребывания в Лондоне оставил ее в одиночестве: радость, печаль или облегчение. Совершив экскурсию по особняку, она пришла в восторг.

Особняк напоминал чистый холст, ждущий, когда на него нанесут первый мазок. Там была некоторая мебель, но только в пределах нескольких спален, кухонь и маленькой гостиной в задней части особняка. Кроме этого она обнаружила канделябры, стены, украшенные резными панелями, красиво расписанные потолки и несколько зеркал.

Ее отец решил урегулировать материальные дела в конце своей жизни, так что поместье Уинзлоу было ее единственным законным владением, ее наследством. Поместье Уинзлоу перешло во владение Бью с того момента, как они обменялись клятвами. Казалось, будет честно, если она внесет имение как основной вклад в состояние Ремингтона. Поэтому она не испытывала угрызений совести из-за того, что ей придется серьезно вторгнуться в состояние Бью, чтобы обставить этот особняк, а, по словам Бриджит и Уодроу, состояние это было очень значительным.

Сопровождаемая двумя преданными людьми – Риггз, как ей сказали, лежал в постели, жалуясь на ужасную простуду, – Розалинда намечала свои шаги, дворецкий записывал ее мысли и добавлял свои соображения по поводу тканей, цвета и количества мебели, которая потребуется для каждой комнаты.

– А ковры! – воскликнула Розалинда, когда в ответ на их шаги в главной гостиной раздалось эхо. Тонкие занавеси на окнах смягчали яркий солнечный свет, проникающий в просторную комнату. – Только здесь нам понадобится не меньше трех, да, Уодроу?

Дворецкий, у которого талантов было больше, чем у бродячего цирка, торжественно кивнул, продолжая писать.

– Три здесь, мадам, два в столовой, а пол в бальном зале нужно как следует отполировать. Какие будут распоряжения в отношении персонала?

– Персонал! – воскликнула Розалинда, прижимая ладони к щекам. – Какая же я глупая курица, Уодроу. Я совершенно забыла о персонале. Нам понадобится…

– Две горничные наверху, три горничные внизу, еще два человека на кухне, женщина на побегушках, экономка и дворецкий для мистера Ремингтона, – пришел ей на помощь Уодроу. – Мы уже начали этот процесс, и список, по которому вы сможете выбрать, будет лежать на вашем письменном столе в большом салоне прямо с утра.

– Дворецкий? – Розлинда выслушала, как Уодроу перечисляет необходимый персонал, и настроение у нееупало. – Но, Уодроу, ведь дворецкий мистера Ремингтона – вы. Не говорите мне, что права была Бриджит, говоря, будто вы собираетесь нас покинуть.

В самом деле Уодроу, которого нанимали скорее как учителя для Бью, чем как дворецкого, так сказала ей Бриджит, «легок на подъем и, очень похоже, скоро уйдет от нас, если учесть, что он нас никогда особенно не любил». Уодроу все это слышать необязательно, подумала Розалинда.

Уодроу выпрямился во весь рост.

– Да, таков был план, мадам. Однако после консультаций с мистером Ремингтоном мы решили остаться в совершенно другом качестве.

– В другом качестве? – повторила Розалинда, ощущая себя чрезвычайно способным попугаем.

– И что же это за качество, если позволите спросить?

– Позволяю, моя дорогая. Хотя об этом мне нужно было бы сказать вам самому, – раздался бодрый голос Бью, появившегося в дверях. – Уодроу, видите ли, пока еще не очень свыкся с этой мыслью и не может изложить ее с той чудесной ясностью, которой заслуживает мой план.

– Бью! – быстро обернулась Розалинда. Она увидела мужа, небрежно облокотившегося на дверной косяк, скрестив руки на груди. Как же он хорош, одетый по последней моде, темные кудри блестят в солнечном свете. Такого видят девушки в своих самых сокровенных мечтах, а он ее муж. С широкой улыбкой на лице Розалинда подошла к нему. Ей хотелось бы, чтобы они могли приветствовать друг друга поцелуем, но она ограничилась лишь тем, что протянула ему руку, которую он поднес к губам.

– Добрый день, жена, – спокойно сказал он, подмигивая и не выпуская руки. Потом с заметным сожалением отпустил ее. – Как вам нравится наше скромное пустое жилище?

Розалинда накрыла свою руку другой рукой, поглаживая то место, где кожи коснулись губы Бью.

– Хоть вы и предупреждали меня, я все равно была поражена, сэр, сложностью проекта, который мне предстоит реализовать. – Она позволила ему: взять себя под локоть и повести к скромно обставленному кабинету в дальней части особняка. – Однако, – прибавила она, опускаясь в большое кресло, обтянутое вишневой кожей, – я полагаю, мне доставит удовольствие самой обставлять комнаты и облегчать ваш кошелек. Вы говорили, будто теперь очень состоятельны, не правда ли, Бью? Простите мне мою дерзость, но, полагаю, в качестве вашей жены я имею право получить информацию о нашем финансовом положении.

Бью налил себе портвейна, потом приготовил бокал шерри для Розалинды.

– Несметно богат, полагаю, именно так назвал бы это Уодроу, дорогая, – признался он, подавая ей бокал. – Утро я провел, открывая счет во всех магазинах на Мейфэр, которые рекомендовал мне Уодроу. Так что вы можете начинать разорять меня по своему усмотрению.

– Вы хотите, чтобы я обсуждала с вами мои покупки? – задала риторический вопрос Розалинда, заранее соглашаясь с такой мерой.

Она ведь хотела быть уверена, что не заставит особняк изящными креслами и чересчур мягкими диванами, что могло бы заставить такого крупного мужчину, как Бью, искать комфорта в своем клубе. Если у него есть клуб или будет. Может, у него и нет титула, но он сын джентльмена. Без сомнения, вскоре у него появится множество знакомых в Лондоне, такой широкий круг друзей, что у него будет мало времени или желания проводить свои дни с женой, занятой устройством их дома. Господи, от таких мыслей она может пасть духом!

Бью примостился на ручке кресла, в котором сидела Розалинда, с бокалом вина в руках.

– Ах, Рози, я вижу, как вы внутренне напряжены, хоть и сидите спокойно. Вы думаете, что я собираюсь быть требовательным мужем, проверяющим счета и читающим вам лекции о необходимости экономить, вычеркивая зеленый горошек из дневного меню. Но не бойтесь, я оставляю управление домашним хозяйство и обстановку дома в ваших умелых руках. А почему бы и нет? Поместье Ремингтон – образцовое, им управляют хорошо. Нет, я безоговорочно доверяю вам, дорогая.

– Тогда что… – начала Розалинда и замолчала, так как Бью наклонился и чмокнул ее в кончик носа.

– Мебель может подождать, Рози, – объяснил он, чувствуя себя все больше в согласии со всем миром, по мере того как это супружество с каждым мгновением начинало становиться все более привлекательным. В этом было нечто милое и успокаивающее. – Я открыл счета во всех лавках модисток на Бонд-стрит[11] для тебя. Дом, конечно, нужно обставить, но сначала нам нужно одеть тебя с ног до головы по последней моде. Ни в чем себя не ограничивай, Рози. Я хочу, чтобы твой брат увидел, как ты демонстрируешь мое богатство на весь Мейфэр.

– Нил? – произнеся имя брата, Розалинда вернулась в реальность. На миг, пока Бью рассказывал о новом гардеробе для нее, она подумала… Но это было так глупо с ее стороны. Он хотел, чтобы она вырядилась в самые модные платья, но не потому, что хотел гордиться ею или думал, будто так она будет выглядеть красавицей. Нил… Он был причиной всего этого шоу, всех этих претензий – претензий, включающих и тот факт, что теперь она носит тяжелое золотое кольцо на безымянном пальце левой руки.

– Да, моя дорогая Рози, Нил, – сказал Бью и встал, близость к его красивой, желанной жене спутывала его решимость, в голове у него появлялись мысли о любви, а не о мести, поэтому он предпочел удалиться. Он поставил свой бокал на стол. – Вчера, правя экипажем всю дорогу до города, я мог подумать о подходящей мести. Хочешь послушать?

Нет! Ей не хочется слушать об этом. Она могла бы умереть счастливой женщиной, если бы смогла прожить ближайшие сто лет и умереть за пять минут до того, как хоть одна живая душа успеет шепнуть имя Нила. Но сказать об этом Бью она не могла. Он бы ее не понял. А что еще страшнее, он мог бы слишком хорошо понять ее, не то чтобы это так уж много значило, потому что она умерла бы на месте от смущения.

Изобразив широкую улыбку, Розалинда посмотрела снизу вверх на своего мужа и сразу повеселела, увидев, что в его улыбке смешался мальчишеский восторг и удовольствие от того, что он может поделиться с ней своими блестящими мыслями.

– Пожалуйста, Бью, не томи меня. Уодроу тоже участвует в этом плане? Наверное, участвует, иначе ты не стал бы прерывать его, когда он принялся излагать мне свои новые обязанности.

– Ах да, Уодроу, – вспомнил Бью, качая головой. – Он стал совершенно необходимым, правда? Должен признаться, я сомневаюсь, сработает ли мой план без его участия. Понадобилось довольно много усилий, чтобы его уговорить. Но наш чопорный дворецкий, кажется, в душе немного авантюрист. Ты ведь не будешь возражать против того, чтобы он жил с нами?

– Жил с нами? – не поняла Розалинда. – Но, Бью, Уодроу и так уже живет с нами.

– Ты права. Но с этого дня он будет и есть с нами за одним столом, бывать с нами всюду, насколько возможно, и вести тот образ жизни, к которому подготовлен лучше, чем когда-нибудь буду готов я. Рози, знаешь, ведь все его предки были дворяне. Уодроу происходит из знаменитого рода. Как говорит Бриджит, Уодроу до того джентльмен, что носит шляпу всего на трех волосинках.

Розалинда на мгновение закусила нижнюю губу, пытаясь разобраться не в родословной Уодроу, а в том, почему Бью собирается выдавать дворецкого за… родственника, близкого друга? Она покачала головой, не в состоянии ничего понять.

– Его фамилия Фитцклер, – продолжал Бью, снова садясь. Он решил покончить с этими объяснениями как можно скорее. – Уодроу Фитцклер. От этого имени так и отдает респектабельностью. Слава тебе господи, мне повезло встретиться с ним в Париже, где он служил у какой-то жабы, которому неимоверное везение в пикет позволяло купить не одну из твоих блестяшек, я имею в виду безделушки. Как бы то ни было, в Англии он не был несколько лет, а в Лондоне двенадцать лет. Никто его не узнает.

Розалинда сделал глоток шерри, потом дрожащей рукой поставила бокал на столик.

– Все это очень похвально, полагаю, не считая того, что благодаря игре в карты ты проложил себе путь из нищеты к богатству, о чем, я уверена, Уодроу запретил тебе даже упоминать. И все-таки я ничего не понимаю.

Бью скрестил ноги и положил сложенные ладони на колени.

– Это очень легко, и я не могу вообразить, почему мне понадобился целый день, чтобы все это придумать. Видишь ли, Рози, мистер Уодроу Фитцклер – мой ближайший друг, а за последнее время он стал и моим доверенным советником. Да, да. Последние десять лет я не предпринимал ни одного шага в финансовых делах без него. Правда. С его помощью, я вкладывал – довольно много на самом деле в целый ряд выгодных предприятий.

– Правда? Продолжай, – поторопила его Розалинда, начиная видеть смысл в пространном рассказе своего супруга. Только ей хотелось, чтобы он не выглядел при этом таким самодовольным. Возможно, Бью обладает множеством достоинств, подумала она, но скромность не входит в их число.

– Мистер Фитцклер, – с довольным видом продолжил Бью, – такой прекрасный друг, такой ценный советчик. Увы, я ведь всего лишь малообразованный англичанин с пустым чердаком странствующего ирландского матроса низшего ранга, так могут шептаться в обществе, хотя никто не отважится сказать это в слух, потому что мои деньги и моя жена заставят принять меня. Но продолжим. Я не только разбогател благодаря советам мистера Фитцклера, но и скоро начну хвастаться своим богатством в обществе, буду рассказывать о нем любому, кто согласится слушать меня.

– Нил будет тебя слушать, – сказала Розалинда, теперь она все поняла и была абсолютно согласна со своим остроумным мужем. – Ах, Бью, тебе пришлось столько лет прожить только за счет своего ума, но тебе повезло. Итак, как ты считаешь, достаточно потратить десять тысяч фунтов на мой гардероб? За эту неделю, как ты понимаешь. Мне ведь не хотелось бы мелочиться в таком деле.

Глава 13

В течение двух недель в стенах особняка на площади Портмен-сквер все полностью преобразилось. Проведя два напряженных дня, прочесывая город в поисках подходящей мебели, Розалинда познакомилась с маленьким человеком в каком-то магазине, который она обнаружила на задворках Бонд-стрит. Он предложил ей присесть в кресло, в которое девушка рухнула без сил, и за чашкой чая Розалинда поведала ему о своей проблеме.

Она любила красивые вещи и четко знала, чего хочет. Однако занятие это было тяжелым, а особняк настолько огромным, что ей пришлось признаться в том, что эти обязанности подавляют ее. Человек, некий Жюль Фордхэм, выразил ей свое сочувствие и только потом предложил проводить ее домой, несмотря на протесты Молли, чтобы посмотреть на «эти огромные пустые пространства, которые нужно срочно заполнить».

Розалинда чувствовала себя уютно рядом с человеком, магазинчик которого был забит привлекательными вещами. Кроме того, она была готова вернуться к своим главным обязанностям в компании такого надежного советчика и приняться за покупку модных нарядов, чего ей всегда хотелось. Подумав так, она взглядом заставила Молли замолчать и позволила мистеру Фордхэму поехать с ней на Портсмен-сквер в экипаже.

Как выяснилось, более удачного выбора Розалинда не могла бы сделать. Они с мистером Фордхэмом не пробыли и четверти часа в гостиной, при этом он кудахтал над прекрасным камином в стиле Адама[12] и рисовал картины обстановки, которую он видел стоящей на больших красивых коврах, когда Уодроу, случайно проходя мимо открытой двери, заглянул к ним и воскликнул:

– Жюль! Неужели это вы?

За изысканным ужином – не нужно и говорить, что именно Уодроу выбирал повара для Ремингтона, – Розалинда рассказала мужу, что, как оказалось, Жюль и Уодроу знают друг друга сто лет, хотя их пути не пересекались уже долгие годы.

– Уодроу засыпал меня комплиментами по поводу моего решения нанять мистера Фордхэма, – щебетала она Бью, который в этот момент впился зубами в сочного цыпленка, – и потом они выслушали мои предложения, согласно кивая или хмурясь, пока я не решила полностью устраниться и предоставить все этим двоим.

– И тебе это нравится? – поинтересовался Бью, гадая, не почувствовала ли себя Розалинда лишней в собственном доме. Розалинда казалась счастливой, но никогда нельзя сказать точно, что она чувствует на самом деле. Она казалась счастливой и от его поцелуев, грустно подумал он, и все-таки наедине они оставались всего несколько мгновений после свадьбы.

Ему нужно объясниться четче, решил Бью поздно вечером, лежа в комнате, соседней со спальней своей жены, дверь между ними была не заперта, но это не помогало ему в бессонную ночь. Да, он говорил ей, что однажды их брак станет не только формальностью. Да, он намекал ей, что желает ее. Но, кажется, этого недостаточно. Возможно, нужно говорить более прямо? А может быть, и нет. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так смущался. Влюбиться самому оказалось делом еще более сложным, чем наблюдать со стороны, как дочь мистера Хэмпшира, Кассандра, влюбилась в графа. Все гораздо проще, если ваше сердце не затронуто, решил он.

– Не возражаю ли я? – спросила Розалинда, проглотив ломтик картофеля. – Нет, честно говоря, не могу сказать, чтобы я возражала. Мистер Фордхэм четко понимает, что именно я хочу, и, кажется, одобряет мои идеи. Завтра он наймет других поставщиков драпировок и ковров и позаботится о покраске стен. Стены в столовой довольно тусклые, понимаете?

– А у тебя будет время заняться своим гардеробом, как я тебя и просил? – спросил Бью, протягивая руку за своим бокалом.

– Я сделала несколько заказов, Бью, – наконец произнесла Розалинда. Она намеренно не спешила тратить много денег на собственную одежду и чувствовала себя охотницей за богатством, когда тратила его деньги на одежду, хотя и покупала ее лишь для того, чтобы произвести впечатление на Нила. – Молли, Бриджит и я завтра снова отправимся на Бонд-стрит.

– Хорошо, – кивнул Бью, – но тут есть еще одна вещь. Украшения.

Розалинда вскинула голову, ее зеленые глаза удивленно расширились.

– Украшения? – В самом деле, ей придется поискать способ, как избавиться от этой неприятной новой привычки повторять как попугай слова за другими людьми. – А что с украшениями? У меня есть жемчуга, гранаты и еще один довольно симпатичный браслет с изумрудом, который принадлежал моей матери.

– И все это Нил уже видел, – подчеркнул Бью. – И одной красивой одежды недостаточно, моя дорогая. Но что-нибудь блестящее на шее и в ушах, вот что привлечет к нам Нила, будто мы золотые павлины.

– Вы, возможно, и будете похожи на павлина, – вынуждена была сказать Розалинда. – А я самка павлина: коричневые перья, и взгляд не на чем остановить.

– Пожалуйста, Розалинда, не перебивайте меня, когда я в поэтическом настроении, – улыбаясь, велел ей Бью. Он отодвинул столик, на котором стоял его поднос и встал. – У меня чертовски трудное время и без ваших указаний на пробелы в моем образовании, это очень любит делать Уодроу.

Розалинда склонила голову, щеки ее покрыл нежно-розовый румянец.

– Мне очень жаль, Бью, – извинилась она, когда он взял вилку из ее дрожащих пальцев, положил на поднос, лежавший на коленях, и убрал его. Потом он помог ей подняться из глубокого кресла.

– Никогда не извиняйтесь, если без этого можно обойтись, дорогая, – посоветовал Бью и полез в карман своего сюртука.

– Еще одно из указаний Уодроу? – с улыбкой поинтересовалась Розалинда.

Бью покачал головой, поднося ее руку к губам.

– Нет, это указание Бриджит. Эта милая дама подсказала мне: если у тебя нет старинного кольца, чтобы предложить ей, то пойди и найди что-нибудь подходящее, что можно надеть на этот изящный пальчик.

Розалинда оглянулась, как бы измеряя расстояние до двери. Внезапно она разволновалась, сознавая, что в кабинете они одни.

– Не нужно было…

– Очень нужно, – поправил ее Бью, держа перед ней маленькую коробочку. Потом он привычным движением откинул крышку, как привык открывать свою табакерку.

– Камень не такой яркий и не такой глубокий, как ваши глаза, но это лучшее из того, что мне удалось отыскать, – сказал он, смутившись от легкой дрожи в своем голосе. – Он протягивал Розалинде открытую коробочку, в которой лежало кольцо с изумрудом. – Здесь всего двенадцать бриллиантов окружают камень, и все они не слишком крупные, но это только начало, понимаете. Я… я собирался купить ожерелье, считая, что Бриджит ошибается, но когда увидел это, подумал… Не важно, что я подумал. Вам оно нравится, Розалинда?

Он и сам до сих пор не сознавал, как ему хотелось, чтобы кольцо ей понравилось. Или насколько ему хотелось бы вернуть тот первый день, когда они встретились, и сделать все как полагается, а не таким унизительным способом. Он женился бы на ней без раздумий, пообещал бы ей отомстить брату, увез бы ее из имения, поклялся бы в любви и оставил в своем пустом доме.

Слава богу, было не начало августа. Но то, что нельзя изменить, он может исправить. Он начнет ухаживать за своей женой прямо сегодня вечером в надежде, что она забудет его обещание разобраться с ее братом до того, как они вступят в брак по-настоящему.

Розалинда очень долго молчала, и его охватило нетерпение. Она все еще не брала кольцо из бархатной коробочки, Бью посмотрел на нее и увидел, что она плачет. Огромные слезинки появлялись в ее изумрудных глазах и скатывались одна за другой по нежным бледным щекам. Он никогда не видел таких огромных слезинок и не предполагал, что их вид может так рвать его душу.

– Рози? – окликнул он. – Опять я сделал глупость?

Розалинда на мгновение крепко закрыла глаза, новый поток слез хлынул из ее глаз, и она покачала головой.

– Нет, Бью, ты не сделал никакой глупости, – сказала она ему, глядя в это дорогое для нее красивое лицо. – Это я глупая. Видишь ли, теперь у меня есть этот дом и приятная обязанность обставлять его, нанимать персонал и одеваться за твой счет. Ты всегда был добр ко мне, но я не заслуживаю… я хочу сказать, я ничего не сделала, а ты, конечно, сделал это… если и так… я надеялась…

Боумонт Ремингтон достаточно долго жил своим умом. Он понимал, когда счастье на его стороне и когда оно ему изменяет. Лишь со времени встречи с мисс Розалиндой Уинзлоу эта способность покинула его, заставляя принимать одно поспешное решение за другим, и каждое последующее было хуже, чем предыдущее. Но теперь наконец время неуверенности в своих силах миновало, и он прекрасно понимал это.

– Рози, – прорычал он хрипло. – Рози, дорогая, ты хочешь сказать, что я могу надеяться?

Она не ответила, только стояла молча, глядя на кольцо.

– Будь я проклят! – воскликнул Бью, внезапно разозлившись на них обоих. – Я все делаю неправильно, но пусть меня голого бросят на съедение акулам в океан, прежде чем я спрошу Уодроу, как мне позволено будет попросить свою жену любить меня! Ухаживать за тобой? Но я не знал бы, с чего начать! Вот, – сказал он, втискивая коробку с кольцом в руку Розалинды. – Делай с ним что хочешь!

Он хотел выскочить из кабинета, но остановился, вспомнив, что графин с бренди, а ему хотелось проглотить его содержимое долгим глотком, стоит на столике с напитками в углу комнаты.

– Будь все проклято! – выругался он, возвращаясь, и увидел, как Розалинда надевает кольцо на палец, как оно садится рядом с простым золотым кольцом, которое он надел ей всего несколько дней назад.

– Рози? – тихо спросил он, снова обретая надежду.

– Бью? – насмешливо спросила Розалинда, слезы ее иссякли, на лице сияла широкая улыбка. В двадцать пять, почти в двадцать шесть, и еще недавно не надеясь на это, она понимала, что смотрит прямо в глаза любви. – Если я пообещаю не подавать капусту три дня кряду, или не давать огню в печи погаснуть зимним утром, как ты думаешь, мы смогли бы сделать наш брак не только формальным?

– Ах, Рози, дорогая моя! – воскликнул Бью, широко распахивая объятия навстречу Розалинде, прижимая ее голову к своей крепкой груди. – Я не достоин тебя, милая, клянусь, не достоин. – Он крепче сжал объятия и спрятал лицо в ее волосах. – Но теперь я тебя не отпущу, Рози, клянусь.

Она подняла взгляд на него, примирившись со всем миром, даже с Нилом, который помог им найти друг друга.

– Боумонт Ремингтон, – предостерегла она, касаясь рукой его гладко выбритой щеки. – Вам лучше быть в этом уверенным, потому что я тоже не отпущу вас.

Смеясь, Бью поднял ее на руки и понес к лестнице, отстранив двух ошеломленных лакеев, неся свою жену наверх, в постель.

Розалинда прикорнула под одеялом в широкой постели, все ее тело еще трепетало от воспоминаний о прикосновениях Бью. Они проснулись поздно, после того как уснули в объятиях друг друга, он открыл ее глаза своими поцелуями и занимался с ней любовью половину утра. Теперь они спокойно лежали, погруженные в свои мысли, и одну мысль Розалинда решила высказать вслух. Повернувшись лицом к нему, она провела кончиками пальцев по его обросшим щекам.

– Бью, этот особняк. Он такой славный, правда, но как ты его приобрел?

Бью хихикнул.

– Дорогая, ты задаешь мне самый плохой вопрос, если ты хочешь продолжать верить, будто ты жена достойного человека. Выиграл я его, конечно.

Розалинда закатила глаза, обнаружив, что ей трудно поверить в такое бесконечное везение в карты.

– Ты его выиграл, Бью? У кого же ты его выиграл? Дом у тебя есть, а мебели нет.

Бью взял в руку душистый светлый локон Розалинды и прижал его к губам.

– У него было какое-то приятное имя, только я сейчас забыл, какое, моя любимая, – сказал он. – Он арендовал его, так что, поняв, что ему не хватает наличных на последнюю ставку, он предложил мне сдать его в аренду в обмен на запись его ставки. Когда я выиграл, как и должно быть, лорд такой-то выехал из особняка вместе с мебелью, а я въехал.

Розалинда недовольно надула губы.

– Так особняк арендован? Какое разочарование. А я думала, ты его владелец.

– Ах, дорогая, но я и есть владелец. Особняк стоил мне хороших денег. Бриджит сказала, что пора мне остепениться и получить назад поместье Ремингтон, как я планировал. Я знал, что не могу проиграть, но временами все-таки бывает лучше ублажить Бриджит. Теперь я ей благодарен, потому что у наших дочерей будет хороший старт из этого дома.

– Наши дочери? – Розалинда потерлась щекой о его голую грудь. – Никто никогда не обвинит Боумонта Ремингтона в недооценке своих сил. А что, если у нас будут только сыновья? Или вообще никаких детей не будет? Мне ведь уже не двадцать лет, знаешь ли.

– Невозможно, – спокойно заявил он. – У нас будет полдюжины, а может, и больше. Видишь ли, я решил основать династию. – Он взглянул на нее сверху, прижав подбородок к шее так, что под четкой линией его нижней челюсти образовался небольшой второй подбородок, и она громко расхохоталась. – Или ты возражаешь? Ты счастлива, копаясь в земле, и у тебя нет потребности в детях?

Розалинда села, натянув одеяло на обнаженную грудь.

– Копаясь в земле! Бью, разве ты не знаешь, что я заинтересовалась церковью св. Леонарда только потому, что отчаянно хотела иметь хоть что-нибудь в своей жизни? О, признаю, мне это доставляло удовольствие и ужасно хотелось бы посетить Рим, осмотреть все эти прекрасные руины, но с еще большей радостью я сидела бы на скамейке в тени и наблюдала за тем, как наши дети копаются в земле, делая куличики, как это делала я в детстве.

Бью откинул ее снова на постель, их тела переплелись, пробуждая в нем страсть.

– Хотелось бы мне увидеть тебя ребенком, хотя я и так могу себе представить, как ты выглядела с пятном грязи на носу, да ты и теперь нисколько не больше, чем в нежном возрасте девяти-десяти лет. Я никогда еще не видел никого такого крошечного и настолько прекрасно сложенного:

– Крошечного? Ах, сэр, клянусь, вы хотите вскружить мне голову своей сладкой лестью, – шутливо ответила она, ткнув указательным пальцем в ребра.

– Розалинда, – начал он, глубоко заглядывая ей в глаза, все еще не веря в свое счастье, в свое везение, ведь ему повезло обнаружить это чудесное создание. Он провел кончиками пальцев по ее шее, по нежной коже груди, потом ниже, а она, улыбаясь, смотрела ему в глаза. – Рози, я…

– Мистер Нил Уинзлоу передает свои наилучшие пожелания и ждет свою сестру и ее супруга в большой гостиной, – послышался голос Уодроу за массивной дубовой дверью, после того как дворецкий постучал и прервал то, что могло бы стать еще одной приятной интерлюдией.

Розалинда упала на подушки, хихикая и прикрывая рот рукой, а Бью выругался и, откинув одеяло, уже потянулся за своим халатом, чтобы прикрыть наготу.

– Уинзлоу? Вот уж кого я хотел бы видеть меньше всего сейчас, когда я так счастлив. Уодроу, пошлите парня в гостиную. Уодроу, – сказал он, приоткрывая дверь и просовывая голову в щель, – в гостиной мебели нет.

– Да, сэр, мы знаем. Может быть, Риггз и похож на курицу-несушку и разражается слезами, стоит ему уронить носовой платок, но он умеет думать. Можно нам сообщить, что вы и миссис Ремингтон вскоре спуститесь вниз? Я полагаю, час – разумный срок, но, естественно, мистеру Уинзлоу этот срок мы называть не будем. Мы представимся и будем развлекать джентльмена во время вашего отсутствия разговорами о спекуляциях на бирже.

Розалинда больше не могла сдерживать довольное хихиканье, она перекатилась на живот, уткнув лицо в подушку. Для Розалинды Уинзлоу Ремингтон жизнь начала наполняться весельем!

– Уодроу, хоть у тебя лицо невозмутимое, как у игрока в покер, в душе ты большой шутник, – засмеялся Бью. – Сообщи мистеру Уинзлоу, что мистер и миссис Ремингтон будут рады присоединиться к нему.

Глава 14

Мистер Нил Уинзлоу не был счастливым человеком, и не потому, что почти час стоял в одиночестве в огромном пустом помещении, держа в руке цилиндр с загнутыми полями.

О да, конечно, это беспокоило его, он ведь был не настолько глуп, чтобы не сознавать, что слуги посмеиваются над ним в прихожей, к тому же он провел долгую неудачную ночь за карточным столом, и теперь ему хотелось бы только сесть где-нибудь и подпереть голову руками. Но что беспокоило его на самом деле, что заставило его подняться с постели после всего двух часов беспокойного сна, что привело его, с цилиндром в руке, к этому солидному особняку на площади Портмен-сквер – это слух, который прошлым вечером дошел и до него.

Боумонт Ремингтон, гласил его величество слух – будто Нил мог забыть тот факт, что это именно тот самый Боумонт Ремингтон, который не далее как несколько недель назад подчистую лишил Нила Уинзлоу состояния, вытащив одну карту, – поселился в особняке на Портмен-сквер со своей молодой женой, некой Розалиндой Ремингтон, урожденной Уинзлоу! Мало ему было услышать о браке сестры, как раз когда он сидел в центре карточного салона у леди Херефорд. Так нет, чтобы не выглядеть круглым дураком, Нилу не оставалось другого выбора, как улыбнуться и кивать головой, будто он уже давно знал об этом гибельном союзе. А потом ему еще пришлось выслушать с той же фальшивой улыбкой на лице, от которой у него челюсти болели, новости о том, что Ремингтон с женой швыряются деньгами, заново обставляя свой особняк от чердака до подвала, заказывают огромные количества вина и еды, покупают лучших лошадей на Таттерсоллз[13] и разодеты при этом по последней моде.

Вчера же Нилу сообщили, будто Боумонта Ремингтона видели в самом шикарном ювелирном магазине на Бонд-стрит, когда он заплатил, не моргнув глазом, огромную цену за кольцо с изумрудом и бриллиантами! Сорок пять тысяч фунтов стоило кольцо, как говорят.

Сорок пять тысяч фунтов за эту дешевку! Сумма навеки останется в памяти Нила. Был ли Нил Уинзлоу расстроен? Это было бы разумное предположение.

– Послушайте, что вы тут делаете? Вход для торговцев с задней стороны дома. Но погодите, торговцы обычно такие галстуки не носят. Извините, пожалуйста. Давайте начнем все с начала. Доброе утро, сэр. Что бы вы тут ни делали, но здесь ведь нет ни стула, ни подсвечника! Полагаю, это Риггз вас сюда направил. Ох уж эти слуги, на них совершенно нельзя положиться. В них никогда нельзя быть уверенным.

Уодроу прошел в комнату, протягивая посетителю руку, и представился:

– Фитцклер, Уодроу Фитцклер, из йоркширских Фитцклеров.

Нил автоматически протянул свою руку, гадая про себя, какого черта нужно в доме Ремингтона этому скромно одетому, прямому как палка, джентльмену.

– Уинзлоу. Нил Уинзлоу, – представился он, искоса разглядывая дворецкого, который, как сказала Бриджит, увидев его в новом сюртуке, «выглядит точно уж величественнее, чем Его святейшество Папа Римский», – комплимент немалый в устах такой просвещенной особы. – Миссис Ремингтон моя сестра.

– Дражайшая Розалинда ваша сестра? – Уодроу подхватил Нила под руку и подвел его к высокому окну, выходящему на площадь. – Да, да. Теперь, в солнечном свете, полагаю, я замечаю слабое сходство. Но вы намного старше ее, правда? В солнечном свете, понимаете, открываются многие вещи, которые мы не можем разглядеть в тени. Розалинда – при любом освещении милое дитя.

– А кто вы такой? – Нил сердито вырвал свою руку. Никогда его еще так не оскорбляли. Никто еще не отваживался оскорбить его, кроме Боумонта Ремингтона, этого неотесанного карточного плута. Тогда ему показалось, что он сделал хороший ход, натравив его на свою нелюбимую сестру в битве за обладание этим никудышным захолустным имением, поместьем Уинзлоу. Но это уже в прошлом. Он вернет свои деньги вдвойне и заставит пострадать и Ремингтона, и свою сестру!

– Кто я такой? – Уодроу прижал руку к груди. Вопрос был именно такой и задан Нилом именно таким тоном – смесь злости, подозрения и недоверия, как они и рассчитывали.

– Вот именно, самодовольный ублюдок, – взорвался Нил, которого прошлая ночь, выпитое и его гнусный характер лишили всякой способности подумать, не оскорбляет ли он действующего ему на нервы человека, стоящего перед ним. – Кто вы?

Уодроу поднес палец к переносице и слегка фыркнул, скрывая неожиданную улыбку. Легко его завести, этого мистера Уинзлоу, как и предсказывал мистер Ремингтон. Все это можно легко доказать. Нил Уинзлоу обозвал джентльмена, каковым считал себя Уодроу все время службы на протяжении четверти века, и недостаток истинной духовной глубины опозорил бы даже представителя самого низшего общества. Кроме того, как давно уже признал Уодроу, недостаточно только красивого платья, изысканных слов и безупречного рождения, чтобы стать джентльменом. Мистер Боумонт Ремингтон обладает всеми необходимыми данными, чтобы стать образцовым джентльменом: честность, достоинство и врожденное чувство приличия. Эти черты характера чаще всего приходили Уодроу на ум.

Мистера Нила Уинзлоу, по мнению Уодроу, нельзя назвать не кем иным, как элегантно одетым крысоловом, даже если бы вдруг выяснилось, что он королевской крови. Размышляя так, Уодроу решил, как он потом сказал Бриджит, немного подшутить над импульсивным парнем. Он нахмурил брови, как бы удивленный вопросом Уинзлоу, и заявил:

– Я уже представился вам. Я Фитцклер. Уодроу Фитцклер, из…

– Из йоркширских Фитцклеров, – договорил за него раздраженный Нил. – Я это уже знаю, Фитцклер. Чего я не знаю, так это почему вы здесь, под одной крышей с моей сестрой. С ней рядом всегда были странные личности, вроде этого Риггза, слезливого, как модистка, но вы – это многовато, даже для нее. Нет, вы, должно быть, сообщник Ремингтона. Ну, давай рассказывай. Кто ты?

Уодроу захотелось влепить ему пощечину, ужасное нарушение его обычной сдержанности, но он сдержался ради общего блага, как ему хотелось думать. Кроме того, если острый слух и на этот раз не подвел его, то мистер Ремингтон и его очаровательная супруга уже стояли в дверях. Мистер Ремингтон, без сомнения, был готов действовать, как задумано.

– Очень хорошо, мистер Уинзлоу, раз вы настаиваете. Я поклялся хранить тайну, но вы ведь все-таки брат миссис Ремингтон, правда?

У Нила слух, похоже, был не такой острый, как у Уодроу, но в чутье ему отказать было нельзя. И он учуял тайну, и значит, шанс. Любая тайна дает шанс, если знаешь, как использовать ее себе на пользу.

– Продолжайте, Фитцклер, – поторопил он, улыбаясь. – У нас с сестрой никогда не было секретов друг от друга.

Уодроу отступил на пять шагов от Нила, потом, слегка расставив руки в стороны, повернулся к нему лицом и поклонился – он однажды видел, как это сделал Эдмонд Кин в Друри-лейн, раскланиваясь перед зрителями, которые бурно аплодировали ему за потрясающее исполнение роли Шейлока.

– Я Мерлин,[14] сэр, – сказал он, улыбаясь весело и в то же время демонически, эту улыбку он тщательно тренировал. Я принц очарование, колдун, фонтан всех премудростей, я чудо своего времени!

– Уодроу!

Уодроу и Нил быстро обернулись на возмущенный возглас Бью, входящего в гостиную широким шагом и быстро сокращающим расстояние между ними. За мужем едва поспевала Розалинда.

– Разве я тебе не говорил, чтобы ты не болтал всему свету о нашем деле? – Бью говорил тихо, почти шептал на ухо Уодроу, но так, что Нил не мог его не услышать.

Уодроу гордо и почти воинственно выпятил подбородок, но рот закрыл, будто ловушку захлопнул, и не произнес больше ни слова. Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты, гордо подняв голову. Розалинда едва удержалась от аплодисментов. Уодроу предстал перед ней в совершенно новом свете и произвел на нее сильное впечатление.

Бью, поборов желание злорадно рассмеяться при виде того, как его шурин изумленно раскрыл рот, повернулся к Нилу, протягивая руку для приветствия.

– Давайте забудем о нем, да? Извиняюсь за то, что заставили тебя ждать, старина. Но у меня сейчас нет дворецкого, а я сам совершенно беспомощен, когда дело касается шейного платка. Твой выглядит совершенно великолепно, должен сказать. Может быть, мне стоит попытаться увести твоего слугу.

Тут было целых два комплимента по поводу галстука Нила, и, будучи человеком тщеславным, он почувствовал себя польщенным. Но это не означало, что он готов забыть странные высказывания Фитцклера или попытку Ремингтона заставить его замолчать. Но он сейчас помолчит, обдумывая все, и подождет развития событий, потому что он не тот человек, чтобы открывать все свои карты, не изучив шансы противника.

– Спасибо, брат, – сказал Нил, решив дать благословение на этот союз, хоть слово «брат» и застряло у него в горле, заставив долго откашливаться.

Он отвернулся от Бью и широко раскинув руки, обнял Розалинду и крепко поцеловал в щеку.

– Дражайшая сестрица. Как я счастлив за тебя. За вас обоих, – произнес он, снова поворачиваясь к Бью.

– Спасибо, Нил, – ответила Розалинда, отступая от Нила поближе к Бью.

Здесь воздух был чище, зловоние от лживых уверений Нила не так било в нос. Жаль, но Розалинда никак не могла почувствовать симпатию к Нилу. В самом деле, даже будучи замужней женщиной, она не могла избавиться от детского желания дать брату оплеуху.

– Я опасалась, что ты будешь недоволен тем, как тихо мы поженились, – сказала она ему, сдерживая самодовольную ухмылку, – но вся нация скорбит по поводу смерти нашего дорогого монарха, и мы с Бью решили ограничиться…

– Не нужно объяснений, дорогая, – прервал ее Нил, раздраженный пустым лепетом сестры. – Я очень рад, что ты обрела счастье. И подумать только, в роли купидона выступил именно я! Ты ведь никогда бы не встретилась с моим новым братом, если бы не мое дурацкое невезение в карты. Одно это настолько радует меня, что я могу пережить свое отсутствие на свадьбе. – Кроме того, – прибавил он, неспособный произнести три предложения подряд, не вставив туда хоть одну шпильку, – полагаю, тебе больше подходит быть матерью, нежели копаться в земле у церкви св. Леонарда, занимаясь археологическими раскопками, что ты и делала, когда я видел тебя последний раз. Тебе удалось что-нибудь раскопать, дорогая сестра?

«Ох, как хорошо было бы надрать Нилу уши, – подумала Розалинда. – А еще лучше было бы дать ему кулаком в нос». Но последний час Бью инструктировал ее, и теперь она сможет строго придерживаться сценария, придуманного ее гениальным супругом.

– Как чудесно, что ты снизошел до того, чтобы поинтересоваться, Нил, – весело сказала она. – На самом деле, я…

– Дорогая моя девочка, – протянул Бью, привлекая ее к себе. На лице его играла улыбка, хотя в синих глазах читалось предостережение, которое не упустил Нил. – Помни, что я тебе говорил, пожалуйста. Ты мне обещала не надоедать никому своим глупым, грубым увлечением. Дамы из общества никогда не смогут тебя понять, да сомневаюсь, что и Нилу это интересно. Его вопрос – дань вежливости в отношении своей младшей сестры и ее бессмысленных занятий. Да и зачем какие-то куски битых горшков светскому джентльмену, такому, как твой брат? Разве я не прав, Нил?

– Ну, – начал Нил, смущенный, но заинтригованный. – Думаю, можно проявить снисходительность к ней.

– Ах, разве это не чудесно, Бью! – воскликнула Розалинда. – И я уверена, ты ошибаешься. Нилу будет очень интересно то, что у меня есть…

– Хватит, Розалинда, – холодно остановил ее Бью. – Мы сейчас в Лондоне и не будем говорить об этих вещах.

Нил перевел взгляд с Розалинды на Бью, разрываясь между восхищением своим шурином, у которого молодая жена, кажется, ходит по струнке, и желанием узнать, что же все-таки хотела сказать сестра.

Розалинда задержала дыхание, чтобы на щеках появился румянец.

– Да, мы теперь в Лондоне, а не в Уинчелси. Я и забыла. Пожалуйста, Бью, прости меня, я так глупо себя вела. Но, правда, Нил мой брат, и…

– И он не должен стоять в пустой гостиной, держа в руках шляпу, словно проситель, пришедший молить о помощи, – заключил Бью, беря шляпу у Нила и ведя его к коридору. – Нам придется продолжить беседу в моем кабинете, так как это единственная комната с мебелью. Ты останешься на обед?

– Спасибо, нет. Я не хотел бы обременять вас, ведь вы так заняты подготовкой дома к началу сезона.

Нил взял назад свою шляпу и прижал к груди, как бы защищаясь. Он пришел сегодня сюда, поддавшись порыву. Он недолюбливал свою сестру, ненавидел Боумонта Ремингтона за то, что тот обыграл его, и искал способ, как ему отомстить, но тут происходило что-то непонятное. Он еще не знал, что именно, но определенно нечто странное. Оба они были слишком ласковы с ним, а любого, кто проявлял к нему доброту, Нил начинал подозревать. Сейчас ему нужно было вернуться к себе домой, немного поспать, а потом, когда он отдохнет и соберется с мыслями, обдумает все увиденное и услышанное тут.

– Вы случайно не приглашены на бал к лорду Корнуоллису в этот четверг? Там будут только избранные.

– Увы, нет! – признался Бью, покровительственным жестом обнимая Розалинду за плечи. – У нас нет таких связей, как у тебя. Пока мы не обосновались как следует, нам придется довольствоваться теми приглашениями, какие свет нам милостиво посылает.

Розалинда прижалась к мужу, положив руку ему на грудь, и подыграла ему.

– Бью! У меня есть блестящая идея! Нам нужно самим устроить бал, чтобы представиться обществу. У меня есть несколько старых подруг, они будут в сезон в Лондоне со своими мужьями. Ах, какая чудесная идея!

Нил оглядел гостиную.

– Чудесная, Розалинда? – спросил он, язвительно улыбаясь. – Брак на тебя подействовал. Помню, как ты подавляла меня своим здравым смыслом. Где же ты будешь принимать визитеров, сестра моя? В кабинете своего мужа?

Как по волшебству, после этого вопроса у них за спиной поднялась суматоха, Риггз с лицом, раскрасневшимся от восторга, появился из задней части особняка, за ним шел Жюль Фордхэм.

– Мистер Ремингтон! – воскликнул Жюль, указывая пальцем на Бью, как будто тот сам не знал, кто он такой. – Я обещал вашей жене небольшое чудо, и я его совершил! Подводы уже у входа, нагружены доверху, там целый склад сокровищ, которые я заказал для декорирования вашего очаровательного дома. Разрешите мне, пожалуйста, воспользоваться парадным входом, чтобы внести все.

Розалинда захлопала в ладоши, мгновенно сменив роль заговорщика на роль молодой хозяйки дома, обеспокоенной тем, как бы новую мебель не повредили никоим образом, внося ее в помещение.

– Конечно, мистер Фордхэм! – воскликнула она, кивком головы позволяя Риггзу распахнуть двойную дверь. – Бью, Нил, отойдите, дайте рабочим место для маневра.

Бью отошел к стене прихожей, призывая Нила последовать его примеру.

– Вот такая она, моя Рози, – сказал он, сияя, и моментально забыв о том, что предполагалось показать – в доме хозяин он. – Для нее привычное дело, отдавать приказы, чтоб ты знал. Отойди, старик, не то она тебя затопчет, так ей не терпится заняться своими новыми приобретениями.

Нил нахмурился, немедленно воспользовавшись промашкой Бью.

– Не могу поверить, чтобы ты позволил ей командовать тобой.

Бью сразу осознал свою ошибку и понял, как можно обратить ее себе на пользу. Он подмигнул Уинзлоу, шутливо подтолкнул его локтем в бок.

– Умный человек уступает жене в мелочах, понимаешь. Они же, как дети, эти женщины. Погладь их по шерстке, уступи в мелочах, но дергай за уздцы в важных делах, как только заметишь, что они закусили удила. Но мне ведь не нужно тебе это рассказывать, брат, правда? Ты ведь человек светский.

– Конечно, конечно, – рассеянно ответил Нил, однако отступил еще, пропуская четверых крепких грузчиков, втаскивающих огромный скатанный в рулон персидский ковер в гостиную.

Нил Уинзлоу, наблюдая парад ковров и диванчиков, журнальных столиков и зеркал в резных рамах, пытаясь понять, как можно называть мелочью, когда целое состояние тратится на приобретение такой обстановки, и почему рассказ Розалинды о ее любительских раскопках в церкви св. Леонарда можно считать чрезвычайно важным делом. И потом, подумал он, после того как распрощался со своим шурином и выскользнул в вымощенный плиткой коридор, прежде чем туда вошли рабочие, втаскивая пристенный столик в стиле Адама, нельзя забывать еще и об этом Мерлине – Уодроу Фитцклере. Ему нужно убедиться, что сестра и ее муж получили много приглашений, потому что ему не хотелось, чтобы выглядело так, будто он жаждет быть в их обществе. Сейчас он хотел бы довольствоваться тем, чтобы оставаться в стороне и внимательно наблюдать, как они будут приняты в обществе. Тогда вскоре он и получит ответы на свои вопросы. А уж потом он отомстит им: он намеренно столкнул их, а они осмелились обратить себе на пользу его злую выходку и стать счастливыми.

Глава 15

Следующие три недели Розалинда пребывала в таком хорошем настроении, как никогда раньше. Ее дни были заполнены прогулками в экипаже и визитами к старым подругам, посещениями магазинов и покупкой самых очаровательных в мире платьев, перемещением из комнаты в комнату особняка на Портмен-сквер, где она присаживалась в кресла и восхищалась великолепным вкусом Жюля Фордхэма.

Ее вечера – это восхитительный вихрь из приемов и балов, походов в оперу и бесконечное кружение по сверкающему паркету в объятиях внимательных партнеров. Она принимала комплименты от друзей своего красивого мужа и отвечала торжествующей улыбкой на косые ревнивые взгляды других женщин, входя в помещение под руку с Бью. А ее ночи? Ах, были еще и ее ночи, эти неимоверные часы, проведенные в объятиях того самого, красивого, желанного, чудесного мужа.

Как изменилась ее жизнь с появлением в ней Боумонта Ремингтона! Оглядываясь назад, на прожитые двадцать пять лет, она понимала, что жила лишь наполовину до того дня, когда Бью с грохотом ворвался на ее орбиту. И он любил ее. Помимо всех восторгов, изменений и приключений, которые он внес в ее существование, Боумонт Ремингтон одарил ее своей любовью. Он принял угрозу своей жене со стороны Нила как личное оскорбление, и Розалинда, не привыкшая иметь защитника, решила, что быть независимой и быть одинокой – две совершенно разные вещи.

Она сохраняла независимость, потому что Бью никогда не вмешивался в ее дела, но она уже не была одинока. В конце концов, был еще кто-то, кому было небезразлично, что с ней происходит. Она тоже страстно переживала за благосостояние своего мужа. Она когда-то сторонилась брака? Каким же глупым ребенком была Розалинда! Но теперь она женщина, и считала себя самой удачливой, самой счастливой женщиной во всей Англии. Во всем мире.

Что касается Бью, то он тоже был доволен таким неожиданным поворотом в своей жизни. Он попросил Бриджит прибавить еще десяток бусин к своим четкам и увеличил количество своих молитв, выученных им на коленях у ирландки, так что шансы на то, что обретенное им счастье, довольство, любовь сохранятся, увеличились еще больше. Не то чтобы Господь захотел разрушить то, что Бью и Розалинда обрели друг в друге. Религиозное воспитание Бью закончилось в нежном возрасте, когда ему было всего двенадцать, но он знал достаточно, чтобы быть уверенным: Бог – добрый. Молитвы же были в некотором роде скорее благодарностью Ему за доброту. Бью сознавал, что его теперешнее удовлетворение жизнью зависит не от хорошего финансового положения или от возвращения фамильного имения, а от этой маленькой женщины, его жены, и он любит ее неистово.

Человек действия, Бью не выдерживал долго в узких рамках высшего света, временами ему страстно хотелось снова отправиться куда-нибудь, ведь он никогда не оставался долго на одном месте. По правде говоря, будь на то его воля, он проводил бы несколько месяцев в году в имении Ремингтон, каждую весну участвовал бы в светском сезоне, а потом отправлялся бы в путешествие по континенту до конца года. Возможно, однажды даже отправился бы в Америку. Но его милая жена стремительно окунулась в жизнь лондонского высшего света, и он был настолько горд ее популярностью, что готов был сидеть и ждать, пока она не устанет от скучных вечеров непременного условия успеха в обществе. А кроме того, было довольно забавно наблюдать за ней в минуты ее триумфа.

Да еще было и это дело с Нилом Уинзлоу, и их решение отплатить ему за злую шутку – за все злые шутки, которые он сыграл с Розалиндой в жизни, хотя про себя Бью признавал: он сам уже давно простил этого человека за проигрыш половины имения, при том что он прекрасно знал – вторая половина принадлежит его сестре. Да и как он мог злиться на человека, который помог ему не только вернуть свой отчий дом, но и косвенно представил Бью его дорогой жене, к тому же еще обогатив его на сорок пять тысяч фунтов. Нужно быть уж очень подлым человеком, чтобы не благодарить того, кто вольно или невольно способствовал обрушившемуся на него дождю всяких благ.

Розалинда сначала тоже настаивала на осуществлении их плана, как проучить Нила. Но спустя несколько дней после первого визита брата на Портмен-сквер изменилась: вечно удивляющий Уодроу, действуя по указанию Бью, у которого были подозрения, отправился вслед за новым дворецким хозяина в «Три замка», грязную дыру у подножия Андреевского холма, и увидел, как дворецкий беседовал там с Нилом Уинзлоу.

В тот день, когда Нил явился поздравить свою сестру с замужеством, Бью специально забросил удочку, сказав ему, что ищет для себя нового дворецкого. Он сразу догадался, что без Нила здесь не обошлось, когда у дверей особняка остановился хорошо одетый молодой человек и сказал: «Я увидел, сэр, какая тут суматоха, и подумал, что человеку в городе новому, который только еще мебель в дом заносит, может понадобиться достойный слуга».

Ферсби, случайно появившийся дворецкий, оказался знающим свое дело, хотя Уодроу осудил его метод чистки сапог, а Молли с первого взгляда влюбилась в него. Это вынудило Бриджит заявить, что никогда еще она не была так занята, целыми днями охотясь за этой парочкой и гоняя их из укромных уголков, пока «девчонка не погубила себя, как ее легкомысленная мамаша Маргарет, знаете ли».

Имея в доме шпиона Нила, Бью и Уодроу не составляло труда исполнять свой маленький спектакль на тему не «Уодроу Фитцклер из йоркширских Фитцклеров», а «Уодроу Фитцклер, волшебник».

Розалинда, со своей стороны, сочла, что они зашли слишком далеко, когда увидела большой хрустальный шар, как бы нечаянно забытый на письменном столе в кабинете Бью. Но Ферсби обладал всеми ценными для наемного шпиона качествами: он был живой, любопытный и готовый докладывать своему хозяину в подробностях обо всем, что он смог увидеть или услышать. А Нил, со своей стороны, как сообщил Бью своей жене, обладал всеми ценными качествами голубя, созревшего для ощипывания, – и самое полезное, это его ненасытная всеядность.

Благодаря тому, что Бью забывал закрывать дверь, ведущую из его кабинета в короткий коридор, связывающий кабинет с утренней гостиной, Ферсби стал заинтересованным слушателем всех его разговоров с Мерлином относительно управления финансовыми вложениями Ремингтона.

Процедура была довольно простая: каждое утро, точно в одиннадцать часов утра, Уодроу без доклада шел в гардеробную Бью, раскланивался и заявлял, что он «готов». Тут Бью быстро отсылал своего дворецкого, брал Уодроу под локоть, и оба они исчезали в кабинете, захлопнув за собой дверь. Но не ту дверь, что вела в утреннюю гостиную. Выждав положенные пять минут, на тот случай, если Ферсби задержится, Уодроу, расположившийся так, чтобы его можно было видеть в щель приоткрытой двери, откидывал черный капюшон на ярко-красной шелковой подкладке, водружал на голову странный парчовый тюрбан и начинал торжественно водить руками над хрустальным шаром, раскачиваясь из стороны в сторону и что-то глухо бормоча при этом.

– Я вижу, сэр, – произнес он в то первое утро. Бью подошел к нему и стал напряженно вглядываться в шар. – Я вижу деревья. Великолепные деревья. Высокие деревья, достигающие до синего-синего неба. Вижу разноцветных птиц, летающих среди деревьев. Вижу корабли, их кили сидят низко в воде, их трюмы полны плодов этих деревьев. Я вижу комоды и кресла с изогнутыми ножками, маленькие столики и каминные полки. Я вижу, нет-нет, все исчезло. Больше ничего нет.

Уодроу, очевидно, утомленный своим общением с мистическим, рухнул в кресло, которое поспешил придвинуть ему Бью, и уверенно заявил:

– Красное дерево. Прекрасная мебель. Вест-Индия. Африка.

– Правда? Вы уверены? Ну конечно, и по морю. Они тут заодно, хотят лишить меня не одного вклада, но двух! Вы гений, Уодроу. Настоящий гений! Я сейчас же займусь этим, – пообещал Бью.

На другое утро, в плаще с капюшоном и в тюрбане, Уодроу изучил неясные очертания, и Бью срочно отправился на фондовую биржу. Там видели, как он вкладывал довольно крупные суммы в акции мануфактур. С понедельника по пятницу, в течение трех недель, этот сценарий повторялся: Уодроу давал свое представление как провидец, а Бью, следуя его предсказаниям, приказывал продавать, а чаще покупать акции на бирже. И каждая сделка приносила прибыль, хоть и скромную. Это мог бы заметить каждый, у кого нашлось время понять, что «видения» Уодроу никогда не относились к инвестициям, связанным с большим риском. Бью демонстрировал свой выигрыш каждому, и с каждой сделкой в их, то есть Бью и Нила, карманы поступала существенная сумма, потому что, как надеялись, Нил дублировал каждый шаг Бью на финансовом рынке, как только Ферсби передавал ему информацию в «Трех замках».

– Игра закончена, – объяснил Бью Розалинде, когда они лежали прошлой ночью в своей широкой кровати. – Рыбка проглотила наживку, в которой прятался крючок. Теперь пора подсекать улов!

Сегодня, как был уверен Бью, Ферсби доставил последнюю информацию, которую выдал хрустальный шар Уодроу. И очень возможно, что в этот самый момент Нил Уинзлоу спешит в ветхие склады недалеко от порта, чтобы встретиться мистером Дугласом Макдугаллом, искусно загримированным, с наклеенными усами шотландским актером, которого нанял Бью на роль изобретателя чудесного способа производить шотландский виски за полцены и в четыре раза быстрее.

Самая гениальная, самая внушающая доверия часть его плана заключалась в том, что на самом деле существует огромное множество амбициозных людей, готовых предоставить миру свои изобретения в обмен на богатство для себя и своих инвесторов, так думал счастливый Бью, ожидая в элегантно обставленной гостиной Розалинду, чтобы вместе отправиться на прогулку. К несчастью, большинство этих современных изобретателей, по опыту Бью, имели на успех ровно столько же шансов, сколько деревенский дурачок на место в палате общин.

– Может, мне нужно было бы найти менее удачное сравнение, – вслух размышлял Бью, добродушно вспоминая винегрет из посредственных марионеток и ничтожных посредственностей, занимающих места в правительстве.

– С кем ты тут разговариваешь, дорогой? – спросила Розалинда, входя в комнату.

Оглядевшись, она не обнаружила никого, кроме мужа, который, между прочим, выглядел прекрасно в своем новом сюртуке. Розалинда поцеловала его, про себя надеясь, что на него тоже произведет впечатление ее вышитое платье из белого муслина и вышитый зеленый бархатный спенсер,[15] хотя она еще не надела подходящие по цвету шарф и шляпку – они еще не собирались отправиться на прогулку в парк. И на него все это произвело впечатление. Не задумываясь над тем, что может измять платье, и не давая ей возможности отойти от него после поцелуя в щеку, он усадил ее себе на колени и показал, как правильно нужно целовать своего мужа при встрече. Кроме всех прочих преимуществ замужней жизни, давно решила для себя Розалинда, именно без пылких поцелуев мужа она совершенно не смогла бы жить.

Минут пять спустя, слегка запыхавшаяся и определенно растрепанная, Розалинда склонила голову на плечо мужа и снова спросила:

– Так с кем же ты разговаривал, дорогой, когда я вошла? Или это очень личное?

Бью чмокнул Розалинду в кончик ее очаровательного носика.

– Между нами не может быть секретов, дорогая, – улыбаясь, сказал он. – Если хочешь знать правду, я тут сидел и поздравлял сам себя – какой же я гениальный.

Розалинда покачала головой в ответ на это смелое заявление.

– Может, вы и англичанин по рождению, Боумонт Ремингтон, но в вас, слава богу, всегда будет присутствовать нечто от этого ирландского бездельника, Бобби Рейли, которого я уже успела так полюбить. Ну а теперь расскажи мне о своем последнем приступе гениальности. Неужели ты нашел способ, как помирить Молли и Риггза? Они на ножах уже несколько дней. Бриджит даже призналась мне, что не знает, как нам с ними поступить.

Бью с любопытством посмотрел на жену. Как ему казалось, он до мелочей знает все о каждом обитателе особняка на Портмен-сквер. Но, похоже, именно эта проблема ускользнула от его внимания.

– Молли и Риггз? Почему же они на ножах?

Розалинда, откровенно довольная тем, что знает больше своего мужа, устроилась поудобнее у него на коленях, это очаровательное невинное движение едва не отвлекло его от предстоящего рассказа.

– Ну, конечно, из-за Ферсби. Они оба безумно влюблены в него.

Смущение появилось на ее лице.

– Я знаю, ты думаешь, что, хм, после того разговора вскоре после нашей свадьбы мне стало ясно насчет Риггза. Но должна признаться, мне до сих пор все это понять довольно трудно. Я не прошу повторять твои объяснения, нет. Но должна признаться, я в полном замешательстве. Я не знаю, как поступить. И это я, которая всегда считала себя способной уладить любую ссору между слугами.

– Ссору? – повторил Бью. Бывает в жизни такое, чего и в пьесах не увидишь, подумал он. – Скажи мне, дорогая, что говорит по этому поводу Ферсби?

– Ну он польщен, конечно, – с серьезным видом сказала Розалинда. – Думаю, это совершенно естественно.

Невинный тон, каким Розалинда произнесла это, заставил Бью закусить губу, чтобы не расхохотаться.

– Конечно, – наконец произнес он, отвернувшись. – Прости, это был глупый вопрос. Как ты и объяснила, дело совершенно естественное.

Конечно, во многих отношениях Розалинда была ограждена от реальной жизни, но, как и ее муж, она прекрасно понимала, что ничего естественного в борьбе служанки и дворецкого за симпатию дворецкого ее мужа нет! Соскользнув с коленей мужа, встав перед ним и уперев руки в бедра, Розалинда возразила:

– Не обращайтесь со мной, как с ребенком, Бью Ремингтон! Я знаю, что это неестественно! – Потом она снова нахмурилась, потому что, по правде говоря, ситуация ее смущала. – Хотя это и естественно для Риггза, я полагаю, – мягко добавила она, потом вздохнула. – Но это не важно. Ферсби очень привязан к Молли, хоть я и не понимаю, почему. Она такая легкомысленная, как птичка перелетная.

– Как считает Бриджит, – заметил Бью, который узнал в словах жены манеру выражаться, типичную для ирландки. Его с самого начала радовали близкие отношения, которые установились между Розалиндой и его приемной матерью. Бриджит отказалась меняться только из-за того, что он стал самим собой, но Бью не устраивало ее требование оставить ее вместе с неизменным белым фартуком в роли прислуги. Однако Бриджит стояла на своем и казалась счастливой, так что Бью пришлось смириться с положением дел.

Он поднялся с кресла и встал перед женой. Лучше всего сменить тему, чтобы разговор не зашел в опасные воды, решил он.

– С этим почти покончено, дорогая, – подмигнул он ей.

Резкий поворот от домашних дел не обманул Розалинду. Как не раз говорил ее муж, она была умная девочка и сразу поняла Бью.

– Вы с Уодроу говорили об изобретении, которое существенно улучшит производство шотландского виски? Что за чепуха! Я все еще поверить не могу, неужели Нила можно так легко одурачить!

Теперь уж Бью не удержался и громко захохотал.

– Твоего брата? Рози, дорогая, Нил Уинзлоу такой жадный! Он еще не родился, а уже слышал звон монет в карманах своей матери! За последние недели благодаря предсказаниям Уодроу ему удалось немного заработать на бирже. Нил принялся швырять деньгами, обновил свой гардероб, приобрел экипаж и меха для своей новой звезды из Вест-Энда. Я…

– Нил содержит любовницу?

Сначала дело с Риггзом, а теперь еще и это! Действительно, в Восточном Суссексе она жила как монашка. Розалинда от возмущения вытаращила свои зеленые глаза, но потом раздраженно вздохнула и покачала головой.

– Конечно, так и есть. Как странно. Я, считая себя светской женщиной, приняла странное увлечение Риггза Ферсби не моргнув глазом, но известие о том, что мой брат содержит любовницу, поразило меня. Все-таки я деревенская недотепа.

Розалинда прошла к столу, где оставила свою шляпку и принялась повязывать шарф вокруг головы, чтобы потом приколоть шляпку.

– Оставим это, Бью, продолжай.

Бью поклоном поздравил ее с новым знанием, потом, подмигнув, продолжил:

– Твой брат, как ты только что заметила, такой же, как и другие мужчины. Дай ему почувствовать вкус успеха, и он сразу захочет большего. Мы все видели, что случилось с Бонапартом, когда первые победы заставили его поверить, будто он может завоевать весь мир. Нил ничем не отличается. Он думает, будто нашел верный способ составить себе состояние и может стать самым состоятельным человеком в Англии, вот и тратит деньги, еще не успев получить их. Это все равно что есть теленка еще в утробе коровы, как сказала бы Бриджит. Твой брат созрел для поражения.

– И все это результат предсказаний Уодроу, – сказала Розалинда, любуясь своей шляпкой в зеркале. К ее радости, муж счел свою жену в этой шляпке очаровательной, как и обещала модистка. – Меня все еще удивляет, почему же Нил не похитил Уодроу, чтобы этот блестящий ум принадлежал ему одному.

Бью покачал головой.

– А зачем ему это, дорогая? Пока у него есть Ферсби, подслушивающий все разговоры, ведущиеся здесь, ему нет необходимости возбуждать мои подозрения, похищая Уодроу. Твой брат и так уже понял – я противник слабый. Но его жадность – это дело совсем другое. Когда Уодроу высказал свою уверенность в выгоде перегонного устройства Макдугалла для производства шотландского виски, я сказал – и достаточно громко, чтобы Ферсби мог услышать, будь он даже глух, как пень, – что готов вложить сто тысяч фунтов в начальное производство этого устройства.

Руки Розалинды, завязывающие шарф под подбородком, так и застыли.

– Сто тысяч фунтов! Бью, ты не мог так поступить!

Бью подал ей руку и повел ее в холл.

– Нет, Рози. Я не вложил свои деньги, – спокойно заверил он ее. – Но могу спорить: Нил так и поступил. Макдугалл должен был назвать ему при встрече такую же цену, сказав, что деньги ему нужны на приобретение склада, который он сейчас арендует, и на строительство необходимого оборудования. Потом я проинструктировал Макдугалла, чтобы, как только он получит деньги Нила, он на самом деле приобрел склад. И действительно хороший склад, не клетушку, а потом он должен забить его доверху чанами и бочками, мотками медных труб и всякими такими странными вещами.

– Не может быть! – дрожащим голосом произнесла Розалинда, понимая, что опять выступает в роли попугая, но на сей раз она повторяла не его, а свои собственные слова. Кажется, это испытание ей, как жене Бью, придется научиться выносить хладнокровно.

– Да, Рози, я так и сделал. Но я, наверное, забыл упомянуть: склад этот в плачевном состоянии, крыша течет, а фундамент ненадежный. Итак, на следующей неделе Макдугалл, истратив все деньги Нила, сообщит, что в формулу, лежащую в основе задуманной системы перегонки, вкралась ужасная ошибка, и тут этот «шотландский пузырь» лопнет, а твой дорогой братец окажется единственным владельцем очень большого, но очень ветхого склада и массы бесполезного оборудования. Если ему повезет, и он отыщет покупателя на склад и его содержимое, в чем я очень сомневаюсь, то сможет спасти, как я предполагаю, тысяч двадцать пять.

Он кивнул Риггзу, поспешившему открыть перед ними парадную дверь, и они с женой вышли на солнечный свет.

– Это не совсем честно, как полагаю, моя дорогая, но, думаю, это пятно на моей совести никак не помешает мне спокойно спать по ночам. Идем? Мы не спеша прокатимся по парку, мне не терпится продемонстрировать всем новую прелестную шляпку моей очаровательной жены.

– Бобби Рейли, – сказала Розалинда, глядя в его смеющиеся синие глаза. – Ты ужасный негодяй, и тем более, если ты английский джентльмен, а не ирландец, как ты любишь хвастаться. И, к своему стыду, я тебя за это люблю!

– Конечно, любишь, дорогая, – промурлыкал Бью, ласково ущипнув ее за щеку, – разве кто-нибудь в этом когда-нибудь сомневался?

Глава 16

Бал у леди Стаффорд был известен как пик светского сезона, и эти ожидания он оправдывал. Бальный зал с помощью розового и зеленого прозрачного газа, огромных цветочных композиций и весело мерцающих свечей преобразили в сказочное царство. Нарядив лакеев в лесных обитателей, по мнению некоторых, леди Стаффорд развила пасторальную, тему до крайности, но большая часть гостей в течение вечера осыпала ее комплиментами за «вдохновенную оригинальность», заставляя хозяйку дома краснеть от приятного смущения.

Сливки светского общества были разодеты в шелка и бриллианты. Они выглядели довольно глупо, эти избранные представители высшего света, незаметно вытягивающие шеи, танцуя под звуки маленького оркестра, стараясь замечать и быть замеченными в одно и то же время. Но такова была жизнь тех, кто называл себя членом высших двух тысяч.

Оставив жену в надежных руках престарелого тугоухого барона, который попросил Розалинду составить ему компанию за чашей пунша у стены бального зала, в последний раз он видел, как Розалинда громко кричала в ухо барона, пытаясь объяснить, почему у пунша такой отвратительный вкус, Бью с притворной неспешностью прошествовал в игровой салон, где, поправляя манжеты, незаметно огляделся. Лицо его выражало скуку, такое выражение лица было доведено до совершенства благодаря внимательному отношению к наставлениям Уодроу, а кровь пела в жилах. Потому что именно сегодня настал вечер, которого он ждал с того момента, как план наказания Нила сформировался в его голове. Сегодня Нил в полной мере ощутит, как чувствовала себя Розалинда всякий раз, когда братец развлекался за ее счет. Сегодня он сам испытает чувство паники, безнадежности, страха, которые приходилось испытать каждому из пяти «голубей», которых он ощипал за карточным столом, чтобы Нил Уинзлоу смог набить свои карманы и утолить свою бесконечную жажду приносить несчастье всякому, кого он считал слабее себя.

Не то чтобы Розалинда была слабой женщиной. Она обладала душой, темпераментом и умом, что временами внушало Бью даже благоговение. Спасибо его счастливой звезде – именно его эта великолепная женщина одарила своей любовью. Но, будучи незамужней женщиной, Розалинда была вынуждена жить, как и все другие женщины, в рамках мужских правил, мужских ограничений, мужских законов. Но теперь это позади.

В верхнем ящике туалетного столика Бью хранился один документ. Он никогда не думал, что у него будет такой документ, однако теперь обладание этим документом доставляло ему больше удовольствия, чем он раньше мог бы себе даже вообразить. Он едва мог дождаться, когда этот вечер будет позади, дело с Нилом закончится, так что он сможет забрать свою дорогую жену домой и доказать ей, что может доверить ей все свои мечты – настолько он любит ее. Но, напомнил себе Бью, расправляя плечи, теперь время перейти к делу. Он снова оглядел комнату и улыбнулся, узнав молодого джентльмена, которого убедил снять за него карты в тот вечер своей победы над Нилом Уинзлоу. Ощущая некоторую ностальгию, он отложил поиски Нила и прошел к столу, где играли в фараона.[16] Ричард Саймонс стоял в одиночестве, наблюдая за игрой. Бью тихо сказал:

– Мистер Саймонс, дружище. Как я рад снова видеть вас. Много играли в последнее время?

– Мистер Ремингтон! – воскликнул Ричард Саймонс, увидев стоящего рядом с ним Бью. – Я? Играл? При таких ставках? Должен сказать, нет, сэр. Я не такой уж зеленый новичок. А вы видели сегодня мистера Уинзлоу, сэр? Там как раз есть один господин, от игры без ума. Проигрывает, конечно. Я посмотрел немного, но потом стало слишком неприятно.

– Правда? Играет по-крупному, да, Саймонс?

«Ну, началось», – сказал себе Бью. Он посмотрел в том направлении, куда ему указывал молодой человек, и увидел Нила, сидящего за другим карточным столом. Лицо его было напряженным.

– По-крупному? Да, именно так, сэр! – согласился Саймонс. – И в глазах у него этот блеск, сэр, от него становится страшно. Однажды отец взял меня с собой посмотреть на казнь через повешение. Так вот тот парень был похож на Уинзлоу: глаза вылезли из орбит, щеки впали, когда ему накидывали петлю на шею. Зрелище не очень приятное, клянусь. Больше никогда не ходил смотреть казнь, хоть папа и говорил мне, что такие вещи очень поучительны.

– О, Господи, – сочувственно прищелкнул языком Бью, хотя про себя обрадовался. Похоже, его план осуществится. – Дела у парня обстоят не слишком хорошо, правда? Бедняга. Ужасно быть свидетелем того, как госпожа Фортуна оставляет человека.

Саймонс задумчиво нахмурился, потом ткнул пальцем в сторону Бью.

– Вы женились на его сестре, да? Уверен, я где-то об этом слышал. Помню, меня это ужасно поразило. Я хочу сказать, странно, как это вы могли жениться на Уинзлоу. Не похоже было, чтобы вы очень-то любили Уинзлоу. Я не мог нарадоваться, да и сейчас радуюсь, как вы тогда его ободрали. – Никогда никого не обдирал, мой дорогой мистер Саймонс, – подчеркнул Бью, улыбкой и смягчая свои слова. – Как человек, который в основном открывал карты, вы знаете, что игра была честной.

Саймонс подергал свой ставший внезапно тесным воротник.

– Господи, да, конечно, это было везение, которое позволило вам выйти из-за стола победителем. Мне хватило почти на месяц на обеды, знаете, не говоря уже о прекрасной охотничьей собаке, которую я себе купил на свой выигрыш в ту ночь! Я уже поблагодарил вас за это, сэр? Если нет, а если даже и поблагодарил, я хочу вас поблагодарить еще раз сейчас, потому что вы преподали мне хороший урок.

Взгляд Бью снова вернулся к столу, где Нил лишился еще одной стопки фишек.

– Урок, старина? И какой же?

Саймонс ухмыльнулся, показывая и свою молодость, и прекрасные белые зубы.

– Ну, сэр, я научился никогда не ставить больше того, что могу позволить себе проиграть, и всегда держаться поближе к победителю!

Бью запрокинул голову и расхохотался. Несколько голов повернулось в его сторону: большинство мужчин в салоне рассматривали игру как способ проводить время или вид спорта, но уж никак не повод для смеха.

Нил Уинзлоу был одним из тех джентльменов, чье внимание привлек смех Бью. Он немедленно встал из-за стола, извинившись перед партнерами, и направился к Бью, протягивая руку в приветствии, хотя улыбка у него была страдальческая.

– Шурин! – весело сказал Нил, но когда он пожал руку Бью свой влажной ладонью, стало ясно, что радостное приветствие – всего лишь маска. – Как приятно видеть вас в таком хорошем настроении. Только сегодня я слышал, что вы получили сокрушительный удар на этой бойне Макдугалла.

– Да? – вопросительно поднял бровь Бью. – Это было частное дело. Как вы могли услышать? И так быстро. Макдугалл приходил ко мне только сегодня утром, чтобы сказать, что он неправильно рассчитал и мои деньги пропали.

Улыбка Нила превратилась в гримасу. Но он быстро нашелся.

– Да-да, конечно, это произошло только сегодня утром. Но вы же знаете, наши друзья живут только тем, что распускают слухи. А ничто не распространяется в этом городе так быстро, как плохие новости. Ах вы, бедняга. Хлопотное это дело, спекулировать на изобретениях. Не одно наследство было растрачено в надежде на быстрый доход. Надеюсь, вы не впутали в это дело свое новое имение. Может, моя сестра и любит вас, Ремингтон, но она превратит вашу жизнь в ад, если вы потеряете ее любимое имение Уинзлоу.

– Имение Ремингтон, – поправил его Бью, дав знак проходившему мимо слуге в костюме ежа принести ему выпивку. Выслушивать неискренние сочувствия этого человека без выпивки было трудно. Настало время дать знать Нилу, что если он ищет себе друга по несчастью, то придется ему очень разочароваться.

– Разумеется, – закивал Бью. – Но меня никогда не переставало удивлять, как высший свет радуется неудачам других. Но не беспокойся, шурин. Сделка с Макдугаллом была неудачной, но не смертельной. Кроме того, только дурак спекулирует суммами, которые не может себе позволить потерять. Не то чтобы дураков на земле было мало, но я слышал о некоторых, которые использовали свой капитал, чтобы вернуть свои вклады. Не стоит тебе беспокоиться, я не такой глупец и не стал бы разорять твою сестру, потому что я, как и ты, никогда не пошел бы на то, чтобы рисковать своим капиталом.

По мере того как говорил Бью, краска сходила с лица Нила, как красное вино вытекает из открытой бутылки.

– Что? Использовать свой капитал? Я? Нет-нет, конечно нет! Как ты сказал, только, только…

– Дурак, – закончил Бью, жалея, что Розалинды нет рядом с ним, чтобы разделить этот триумф, и этот момент ему хотелось бы продлить. – Тупой идиот, – душевно продолжил он. – Безмозглое ничтожество. Самый зеленый новичок…

– Да, да, – возбужденно прервал его Нил, страстно желая схватить что-нибудь тяжелое и стукнуть ухмыляющегося Ремингтона по голове. Так, значит, его шурин свой капитал не трогал. Но какое ему, Нилу, дело до этого? Важно то, что он, Нил Уинзлоу, запустил руку в свой капитал, чтобы инвестировать как можно больше в несостоявшееся изобретение Макдугалла. Вот это действительно важно!

Конечно, он повторял каждое движение Ремингтона, фунт за фунтом. Он вложил все имеющиеся деньги в акции на бирже за эти три недели, так что когда началось дело с изобретением Макдугалла, у него не было другого выбора, как только упустить возможность или запустить руку в свой капитал.

А почему бы ему так и не сделать? В течение трех недель все предсказания Уодроу сбывались, акции приносили ему то скромный, то более ощутимый доход. Никакие акции не падали в цене значительно, будь все проклято, и не было причины предположить, что Уодроу когда-нибудь ошибется.

Каждая инвестиция, о которой рассказывал ему Ферсби, с тех пор как он: купил акции Макдугалла, всю следующую неделю предсказания Уодроу снова оказались блестящим выбором, хотя у него было всего несколько пенсов, которые он мог бы вложить в акции, и это было ужасно жаль. Но он не беспокоился. Да и почему ему нужно беспокоиться, если вот-вот перегонная машина Макдугалла сделает его очень-очень богатым человеком! Именно так он думал!

В то утро, когда Уодроу сидел в своей маленькой комнате для завтрака, гадая, какую информацию принесет ему сегодня Ферсби, почту он открыл только для того, чтобы прочитать поспешно нацарапанную записку от Дугласа Макдугалла.

«В процессе перегонки, – писал Макдугалл, содержалась ошибка – фатальная ошибка, которая проявилась лишь тогда, когда я приступил к работе в более широком масштабе, чем это было до внесения вклада вами». Он, Макдугалл, очень сожалеет обо всем этом деле, но ему не остается ничего другого, как спешно вернуться в Шотландию и снова заняться своим изобретением. Он благодарен мистеру Уинзлоу за веру в него и прилагает к сему документ на склад в надежде, что мистер Уинзлоу сможет вернуть часть своих денег.

У Нила не было ни малейшего подозрения, ни малейшего намека на предчувствие, что эта инвестиция могла быть неудачным шагом. Неудачным? Нил фыркнул, считая это высказывание слишком слабым. Он разорен, вот что с ним произошло. Или почти разорен, и ему придется продать все акции, уже купленные им, и те, которыми он владел раньше, с целью спасти два заложенных имения. Ему придется немедленно удалиться в деревню, чтобы скрыться от кредиторов, и оставаться погребенным там, по крайней мере, до урожая, когда его казна пополнится – если не придется чинить крышу, или засуха не уничтожит зерновые, или в сарай какого-нибудь арендатора не попадет молния и он не сгорит. Господи, как это все тяжко.

Единственное, что могло бы принести ему облегчение, это если бы он смог узнать, что его сестра и шурин пострадали так же, как и он, от стрел злой фортуны. Но они не пострадали, так? Нет, они не пострадали. Боумонт Ремингтон своего капитала не трогал. Ах, нет. Он совсем не такой дурак, не такой слабоумный идиот. Безмозглое ничтожество. Самый зеленый новичок.

Как смеет Боумонт Ремингтон, этот выскочка, этот неотесанный англичанин с грубыми руками и широченными плечами работяги, стоять, улыбаясь, перед ним, говоря о том, что потерял сотню тысяч фунтов, но это допустимо, потому что может себе позволить это! Неужели этот человек идиот? Неужели он не понимает, что потерял целое состояние? Боже милостивый, но его сестре, старой деве, повезло. Однако насколько богат Боумонт Ремингтон?

Очень богат, по всем оценкам, заключил Нил, глядя на бриллиант, сверкающий в шейном платке Бью Достаточно богат, чтобы не моргнув глазом пустить по ветру целое состояние. И достаточно богат, чтобы вышвырнуть его из Ривер-тик, Господи!

Но зачем ему это? Бью уже давно дал ясно понять, что не любит его, это Нил знал. Хотя после женитьбы на Розалинде он вел себя довольно дружелюбно, однако ему пришлось признаться себе: ни Бью, ни Розалинда за последние недели, с тех пор как они поселились на Портмен-сквер, не искали его общества.

Кроме того, признавшись в нехватке денег, он подтвердил бы превосходство Бью в финансовых делах, а на это Нил никогда бы не пошел. Он, конечно, не смог бы объяснить свои финансовые неприятности тем, что внедрил своего шпиона в особняк на Портмен-сквер. И еще хуже, он не мог обвинить Боумонта Ремингтона в своих потерях, как бы ему этого ни хотелось, потому что его шурин тоже понес потери от неудачного вложения денег.

Только Боумонт Ремингтон мог вынести большие потери, будь он проклят. Нил надеялся, по крайней мере, быть не единственным пострадавшим, но и в этом ему было отказано. Он не может позлорадствовать. Ему некому выразить сочувствие. Он не может заставить себя просить милостыню. Ах, что же делать, что делать? Вот бы послать этого типа к свиньям собачьим!

– Уинзлоу? – окликнул его Бью, посчитавший, что Нил молчал уже достаточно долго. Он прекрасно понимал: сейчас человек разрывается между сожалением о его нынешних бедах и попытками найти выход из них, путь, который, если их планы принесут желанные плоды, включает обращение с просьбой о деньгах к своей «дорогой сестре». – С вами все в порядке? Вы выглядите довольно бледным – хотя я знаю, джентльмены об этом говорить не должны. Может, бокал вина? Я могу позвать какого-нибудь слугу. Кажется, я только что видел благородного оленя с полным подносом.

Нил выдавил из себя улыбку, что было подвигом, если учитывать его страстное желание броситься на пол и разрыдаться. И вдруг он вспомнил что-то или, точнее, кого-то. Еще не все потеряно!

– Нет-нет. Все хорошо, правда. Но тут все идет к концу. Оставим на совести леди Стаффорд, что она превратила отличный дом в какой-то луг. Не вернуться ли нам в бальный зал? Я ведь еще не видел свою сестру, только сейчас это понял. Уверен, она отругает меня за такое пренебрежение. Но если я ей объясню, что общался со своим новым братом, она меня простит.

– Конечно, – сказал Бью, давая знак Нилу вернуться в зал и чувствуя некоторую жалость к парню, следовавшему его плану настолько точно, будто знал все его варианты. Бью глубоко вздохнул, вспомнив, как выглядела Розалинда, когда обнаружила проделки Нила на территории церкви св. Леонарда, и вся симпатия улетучилась. – Думаю, ее пора спасать. Когда я видел Розалинду в последний раз, она была в дальнем углу, возле двери в сад, и громко кричала в ухо барону.

– Барон Чамберс здесь? – спросил Нил, качая головой. Барона гораздо легче обратить в бегство, чем этого ирландского мужлана. Уж этот богатый ирландский мужлан, будь он проклят! – Я думал, он уже умер. Но не важно. Я спасу маленькую Розалинду от этого глухого, как пень, старца. Почему бы вам не принести нам всем что-нибудь выпить, как вы предлагали?

– Конечно, – согласился Бью, кланяясь, следуя урокам Уодроу, что так полагается, с одной стороны, а с другой стороны – боясь обнаружить торжествующий блеск в своих глазах. Пока его план осуществлялся чрезвычайно успешно. Теперь настало время ему отойти в сторону и, как обещал, позволить своей восхитительной жене нанести le coup de grace.[17] – Пожалуйста, передайте моей жене, что я скоро присоединюсь к вам.

– Не спешите, не спешите, – махнул рукой Нил, который уже заметил свою сестру. Его все еще поражало, хоть и с опозданием, что эта женщина – настоящая красавица. Если бы он заметил это раньше, он привез бы ее в Лондон и устроил бы выгодный брак с каким-нибудь влюбленным поклонником, слишком увлеченным ею, чтобы заметить, что она, если ее спровоцировать, может быть упрямее осла.

Но откуда ему было это знать? Когда он посетил Уинчелси в последний раз, то увидел ее во дворе церкви св. Леонарда, где она проводила раскопки, одетая как настоящий бродяга, с грязью на лице, и лепетала что-то о раскопке «важных древностей» – а он гроша медного не дал бы ни за какое дело, которое нельзя повернуть в его пользу. Тот день, когда его, Нила Уинзлоу, увидели бы с лопатой в руках ради истории – или по любой другой причине – еще не наступил!

Нил прокладывал себе путь в переполненном зале, с удовлетворением наблюдая за тем, как барона уводят три высохших как пергамент старика (углубленных, очевидно, в обсуждение стратегии Веллингтона во время битвы при Ватерлоо или чего-нибудь такого же не важного), освобождая ему поле для чрезвычайно важного разговора с Розалиндой.

Увидев его (по правде сказать, она уже минут десять или больше нетерпеливо высматривала его, гадая, почему Бью задерживает его в салоне для азартных игр), Розалинда приветственно помахала ему.

– Как поживаешь, братец? Ешь достаточно овощей? Помню, что ты их не любил. А их есть необходимо, знаешь ли. Выглядишь ты не очень хорошо.

– Со мной все хорошо, Розалинда, – сдержанно ответил он, отметив про себя блеск бриллиантов у нее в ушах и на стройной шейке. Удастся ли ему выманить их у нее? – гадал он. Удастся ли ему сочинить трогательную историю и довести ее до слез и, что еще важнее, до желания спасти его? Это возможно, если считать ее вопрос насчет овощей проявлением участия. Может быть, ему стоит поддержать это направление разговора и сказать, что он болен. Считается ведь, будто женщины мягкосердечны в вопросах здоровья. – Позволишь присоединиться к тебе?

Розалинда указала ему на недавно освободившийся стул рядом с собой, с удовлетворением отметив пот, выступивший у него на лбу. Очевидно, Бью неплохо поработал в игровом салоне, потому что она не видела Нила таким расстроенным с того дня, как отец отказался увеличить ему ежемесячное содержание. Ему тогда нужно было заплатить долг чести, от чего зависела его способность сохранить привязанность некой танцовщицы из оперы, а еще важнее было другое: не заплатит он свои долги, ему придется покинуть свой клуб.

– Ты видел моего мужа? – невинным тоном спросила она. – Я им очень недовольна, знаешь ли. Он отказал от дома Уодроу. Ты ведь помнишь Уодроу? Такой милый человек, хотя я никогда не понимала, что именно связывает его с Бью и какое положение он занимает в нашем доме. Однако этим утром Бью был с ним довольно резок. Произошла ужасная сцена. А потом, не успела я понять, что происходит, Уодроу ушел, уехал во Францию, полагаю. У него во Франции есть добрые друзья, так он мне рассказывал. Я…

– Розалинда, – попытался прервать ее Нил, которого нисколько не волновало, куда именно отправился Уодроу Фитцклер. Человек – этот «Мерлин» – был ходячим несчастьем! Что нашло на Ремингтона, который инвестировал деньги по его указаниям? А сам он, Нил Уинзлоу, о чем он только думал, доверив свое состояние человеку, который носит плащ с капюшоном и пялится в хрустальный шар? Должно быть, он тогда лишился разума! Но теперь он снова полностью контролирует свои действия и знает, что ему нужно делать. Только бы сестра заткнулась и выслушала его! – Розалинда, я…

Она вздохнула, театрально разведя руками в лайковых перчатках, и прервала его.

– Но он скоро вернется, этот Уодроу, я уверена, даже если Бью согласится нанять его только на должность дворецкого, или еще что-нибудь в таком роде. Да, я уверена, что Бью так и поступит. Уодроу был бы очень хорошим слугой для джентльмена.

– Розлинда, – снова сказал Нил, дрожащей рукой нервно теребя свою прическу, – случилась беда.

– Да, Нил. Как хорошо, что ты это понимаешь. У нас в доме на Портмен-сквер сейчас такая суматоха. Видишь ли, сегодня Бью лишился и своего дворецкого. Ферсби сообщил нам, что должен уехать в деревню, потому что его мать заболела. Какой позор, болезнь – ужасное состояние, а я, по правде сказать, не могу с этим согласиться, сама всегда была совершенно здорова. Мне будет не хватать Ферсби – конечно, не так, как Молли, моей служанке. Я привыкла видеть его бродящим по дому. А Риггз? Ну этот человек совсем пал духом. Но это уже другая история. И, должна признаться, я до сих пор ничего в ней так и не поняла, поэтому не буду тебя утомлять рассказом. Дорогой Ферсби. Всегда при деле, Ферсби этот, каждое утро следовал за Бью в его кабинет, для того чтобы убедиться, не нужно ли ему что-нибудь. Ах, такой заботливый. В Уинчелси таких нет.

Нил нахмурился, гадая, когда же его сестра стала такой словоохотливой… и такой ужасно надоедливой. Не то чтобы он когда-нибудь раньше тратил время на разговоры с ней, она никогда не говорила ему ничего, кроме самого необходимого, когда он оказывался в поместье Уинзлоу. И тогда она давала ему понять, что терпит его в доме только из милости. Похоже, замужество выявило ее красоту, что неплохо, но оно же привело к тому, что у нее развязался язык, а это его не радовало. Хотя, про себя подумал он, она теперь стала лучше относиться к нему. Возможно, он мог бы использовать это ее вновь обретенное расположение себе на пользу.

– Розалинда, – в третий раз начал он, когда сестра наконец закончила свой монолог и замолчала, с глупым выражением лица: – Дражайшая сестрица, могу ли я попросить тебя об одолжении? Могу ли я убедить тебя стать моим доверенным лицом?

Розалинда прижала руки к груди. Все происходило именно так, как и предполагал Бью.

– Твоим доверенным лицом? – переспросила она, решив как следует развлечься, используя этот момент. Разве он не поступал так же, когда она день за днем копалась в одной и той же земле, думая, что делает нечто важное? Мудрецы правы, месть сладка!

– Ах, Нил, это так лестно для меня! Правда! Бью очень милый, и я его ужасно люблю, но он не посвящает меня в свои переживания, в свои планы. Ну, как я уже тебе говорила, я понятия не имела о том, что Уодроу так огорчил его. Представь себе мое удивление, когда я проснулась утром и обнаружила их закрывшимися в кабинете, при этом Бью громко кричал, это было вскоре после того, как младший лакей принес утреннюю почту, на самом деле. Позже я спросила Бью, почему он так кричал. Я так и спросила его: «Почему, Бью?» Но он ничего мне не рассказал. Не ломай свою очаровательную головку над моими делами, сказал он. Но я же не совсем без мозгов. Я хочу, чтобы ко мне относились с уважением. Кроме того, я же не какая-то глупая баба и не зеленая девчонка, я хочу, чтобы со мной советовались, когда что-то случается.

Нил едва сдержался, чтобы не заткнуть ей рот рукой. Стиснув ее руки в своих, он быстро заговорил, – ему не хотелось слышать свои слова, но не хотелось бы, чтобы сестра прервала его и продолжила свои разглагольствования о ее невозможном муже.

– Мы, мужчины, можем быть такими невнимательными к желаниям женщин, правда, моя дорогая девочка… – сочувственно проговорил он. Потом быстро перешел к теме, которая интересовала его. – Розалинда, я в беде. Я пострадал, вложив деньги в одно дело. Ужасно пострадал. И не только это. За карточным столом мне тоже не везло. Сегодня вечером я проиграл десять тысяч фунтов Осборну. А этот тип не потерпит отсрочки платежа. Я должен заплатить ему, это долг чести. Но тогда я останусь ни с чем. Ни с чем, Розалинда! Мне придется уехать из Лондона.

Розалинда, в свою очередь, стиснула его руки. Ей показалось, что в его глазах блеснули слезы. Это прекрасно!

– Ах ты, бедняжка! Какая неприятность! А мы только начали снова узнавать друг друга. Мне тебя будет так не хватать.

Нил раздраженно фыркнул.

– Нет! – воскликнул он, разозленный ее тупостью. – Неужели ты не понимаешь, Розалинда? Я вовсе не хочу покидать Лондон. В деревне я зачахну, ты же знаешь. Деревня мне отвратительна! Ты должна мне помочь, дорогая сестра! Ты должна помочь нам остаться вместе здесь, в Лондоне, где мы могли бы лучше узнать друг друга. – Достаточно ли убедителен он был, достаточно ли трогательно было его заявление? Он опасался, что нет – потому что даже такому законченному лжецу, как он, сложно выговорить такую чушь. Лучше узнать свою собственную сестру? Лучше ему стекло есть. Но если он ее не убедил, то придется ему опуститься и до этого. – Розалинда, моя дражайшая сестричка. Ты – все, что у меня есть. Ты – моя последняя надежда!

Розалинда высвободила руки, потом коснулась пальцем его подбородка, как бы в задумчивости.

– Да, да. Теперь я это понимаю. Но как? Как я могу тебе помочь? У меня есть только мое ежеквартальное содержание, теперь, когда я замужем, хотя нужно сказать, дорогой Бью – самый великодушный из мужей. Ну только на днях леди Синклер заметила мне, что я – счастливейшая из женщин, имея такого щедрого мужа. Она сказала…

– Розалинда! – проговорил Нил сквозь сжатые зубы. – Мне абсолютно наплевать на леди Синклер и на ее слова. Твой муж богат, как Крез! Ты должна мне помочь. Должно быть что-то, что ты можешь сделать.

– Но десять тысяч фунтов, Нил! У меня нет этой суммы. – Розалинда вытащила кружевной платочек из своей бальной сумочки и вытерла несуществующие слезы. Потом, будто ее внезапно осенило, она посмотрела на брата сияющими глазами. – О боже, боже. Есть возможность. Но нет, я обещала не говорить это тебе, и никому: Бью на этом очень настаивал. Ну, только я заговорила об этом в тот день, когда ты пришел к нам с визитом, как Бью дал понять довольно резко, что это его рассердило – хотя он и подарил мне совершенно очаровательное кольцо с рубином, как извинение за свою грубость, какой он милый.

– О чем ты говоришь? – настойчиво спросил Нил, гадая, осудило бы его жюри равных ему за то, что он выдавливает слова из своей ветреной сестры. А она говорила всего лишь о десяти тысячах фунтов – жалкие гроши! Слушала она его вообще или нет? Как же она опустилась после замужества. Некогда такая сообразительная и умная, что его это даже смущало и возмущало, она, кажется, утратила свои мозги вместе с невинностью! – Так что ты не должна говорить мне и никому другому?

– Ну как же, конечно, о церкви св. Леонарда, – сказала Розалинда. – Помнишь, мы говорили о моих раскопках во дворе церкви св. Леонарда?

Нил это помнил. Помнил он также, что Ремингтон резко прервал Розалинду, даже не пытаясь быть вежливым. Он почуял тайну и шанс на выгоду. Может быть, его глупая сестра все-таки наткнулась на какие-нибудь ценные римские древности. Наверное, так оно и есть.

– И что же насчет двора церкви св. Леонарда, Розалинда?

Она деликатно высморкалась в свой кружевной платочек, потом к досаде (и некоторому отвращению) Нила сунула ему его и полезла в свою сумочку. Она вытащила старинную римскую монету, именно ту единственную, которую раскопала в тот день, когда Боумонт Ремингтон упал со своего экипажа и приземлился в центре ее жизни. С тех пор Розалинда носила ее с собой как счастливый талисман.

– Вот, Нил, – таинственным шепотом произнесла она, держа монету так, что на помятой золотой монете заиграл свет от ближайшей свечи.

Нил выхватил монету у нее из рук, швырнув противный платок ей на колени. Он ожидал, что она заговорит о какой-нибудь статуе или подобной чепухе. Но она по-настоящему ошеломила его.

– Да это же чистое золото, Розалинда! – прошептал он со смешанным чувством благоговейного страха и жадности. Потом он быстро поднес монету ко рту и попробовал на зуб, чтобы убедиться в правильности своих предположений. – Есть еще? Это ты хотела сказать, Розалинда? Ты пытаешься сказать мне, что вы с Ремингтоном обнаружили клад, зарытый в церкви св. Леонарда? Тогда понятно, почему его не взволновала потеря денег на сделке с Макдугаллом, а я лишился…

– Макдугалл? – спросила Розалинда. Она попыталась вытащить монету из его рук, но он крепко держал ее. Не важно, какого низкого мнения она была о характере брата, ему всегда удавалось поразить ее своей низостью. Она решила позлить его.

– Кажется, я где-то слышала это имя, – сказала она, глядя на него так внимательно, будто хотела пронзить насквозь своим взглядом. Он заерзал в кресле под ее взглядом, и это порадовало ее. – Возможно, сегодня утром, – продолжила она. – Да, определенно это было сегодня утром, когда Бью ссорился с Уодроу. Нил! Никогда не говори, будто мой дорогой супруг виноват в опрометчивых сделках.

В голове Нила царил сумбур. Если Розалинда решит, что ее муж потерял деньги, то она и своему брату, своей плоти и крови, не даст ни пенни.

– Макдугалл – это лошадь, Розалинда, – поправил он ее. – Лошадь, которая пала на прошлых скачках в Ньюмаркете[18] – она упала на последнем повороте, как я слышал. Все об этом говорят. Должно быть, Бью поставил пару фунтов на нее. Все ставили. И я сам потерял на этом десять фунтов. Тебе не стоит ломать над этим свою очаровательную головку, – потом, довольный своей ложью, он склонился ближе к ней, прищурив глаза: – Расскажи мне подробнее о церкви св. Леонарда.

Закусив губу и нервно оглядываясь по сторонам, будто опасаясь внезапного появления мужа, Розалинда согласно кивнула, потом предостерегающе положила руку ему на плечо.

– О том, что я тебе сейчас расскажу, ты не должен говорить никому, особенно моему мужу. Бью копает всегда только по ночам, при свете одного-единственного фонаря.

– По ночам? Один-единственный фонарь? – Нил тщательно запоминал каждое слово Розалинды. – Продолжай. Рассказывай все. Почему он копает по ночам?

– Чтобы никто его не заметил, конечно, – ответила она, про себя удивляясь, как же она могла считать Нила умным. Как он может думать, будто Бью действительно копает по ночам? – А потом он снова возвращает землю на место, так чтобы никто не заметил, что он там копал, – грустно подчеркнула она. – Он возвращает каждый клочок земли. – Точно так же, как по твоему указанию делал Сэмюэль Хакетт после того, как я заканчивала свои ежедневные раскопки, низкий ты человек, подумала Розалинда, вспоминая жестокую шутку Нила, и как она ее задела. – Это очень важно, Нил.

– Да, да, – ответил он, облизывая верхнюю губу. – Сколько, Розалинда? Сколько там сокровищ?

Она снова опустилась в кресло и пожала плечами, беспомощно разведя руками.

– Никто не знает, сколько их там, хотя Бью клянется, он копал только в верхнем слое.

У Нила от радостного предвкушения закружилась голова.

– Только… только верхний слой? Господи, боже мой!

Розалинда сдержанно кивнула.

– Но у нас теперь столько денег – и такие очаровательные драгоценности и небольшая кучка драгоценных камней – что, я думаю, он не будет возражать, если ты узнаешь о нашем секрете. И потом, вы ведь теперь братья, правда? Все неприятности между нами теперь позади, а ты мой единственный родственник. Как же я могу слушать про твои беды и не помочь, как только могу? Но мне не хочется расстраивать Бью. Только пообещай мне, Нил, не забирать все. Бью убежден, что там хватит на несколько состояний.

– Драгоценности? Необработанные драгоценные камни? – Нил не мог поверить в свою удачу. Однако он мог поверить в глупость своей сестры, которую выслушивал уже минут десять. Неужели она на самом деле верит, будто он возьмет ровно столько, сколько нужно для оплаты карточных долгов? Господи, какие же женщины милые наивные существа! Он стиснул ее руку. – Обещаю, Розалинда. Я возьму ровно столько, сколько мне необходимо. – А мне необходимо все, подумал Нил, ну что же, тем хуже для Боумонта Ремингтона.

– И ты никому не расскажешь? – настаивала Розалинда. Она ясно видела: единственное, чего сейчас хотелось Нилу, – отделаться от нее. Ну, может, он уже собирается уехать в Восточный Суссекс.

Не спятила ли девчонка, гадал Нил. Только сумасшедший поделится таким секретом!

– Не скажу ни одной душе, Розалинда. Клянусь могилами наших родителей. Пусть это будет нашей тайной!

– Ах, Нил! Какой ты милый! – восторженно воскликнула Розалинда, а про себя гадала, почему молния не поразит их обоих за ту ложь, которую они друг другу сказали.

Нил наклонился и поцеловал сестру в щеку, опуская римскую монету в карман.

– Ты лучшая из сестер, Розалинда. Но, как бы мне ни хотелось задержаться до прихода твоего супруга, думаю, ты была права. Я не очень хорошо себя чувствую. Думаю, мне лучше пораньше лечь спать. Передай, пожалуйста, мой привет Бью.

Розалинда снова схватила его за руку. Ей нужно было сказать ему еще одну вещь. Он не должен беспокоиться, что они с Бью собираются вскоре прибыть в поместье Ремингтон.

– Но подожди, Нил! Я же забыла сказать тебе самое важное! Я не отважилась сказать тебе об этом раньше, когда ты выглядел таким удрученным. Но теперь ты опять выглядишь счастливым, и я должна тебе сказать. Мы с Бью скоро уедем из города. Бью везет меня в Рим.

Нил засиял: плохие времена позади, удача повернулась к нему лицом.

– Рим? Прекрасный город! Как я рад за тебя, дорогая сестра, – сказал он и в награду за хорошие новости поцеловал ее в щеку. Ему не придется постоянно оглядываться через плечо, гадая, не появится ли сейчас его мускулистый шурин и не испортит ли он ему настроение. – Когда вернетесь, обязательно расскажешь мне обо всем, что там увидишь. До свидания.

– Но Нил, а моя монета! – крикнула вслед ему Розалинда, протягивая к нему руку.

– Да-да. Очаровательная вещица. Некогда, моя дорогая, – ответил он, посылая ей воздушный поцелуй. – Некогда, некогда.

Надежно спрятавшись за колонной, Бью наблюдал за тем, как улыбка Нила стала совершенно дьявольской, когда он поспешил к двери, даже не попрощавшись с хозяином и хозяйкой дома.

Потом Бью подошел к жене.

– Он взял мою монету, – надулась Розалинда, притворяясь удивленной дерзостью своего брата, не говоря уж о его жадности и легковерии. – Я предложила ему возможность вернуть свои проигрыши, а в благодарность за это он убежал с моим счастливым талисманом.

– Бедная Рози, – посочувствовал Бью, протягивая ей руку. При первых звуках вальса, который заиграл маленький оркестр леди Стаффорд, она встала, – как сказала бы Бриджит, твой брат негодяй больше, чем сам дьявол.

– Да, – с улыбкой согласилась Розалинда. – Но спорим на медовый месяц в Риме, что с измазанным грязью носом он будет выглядеть более смирным.

И потом, не в силах больше сдерживаться, они кинулись друг другу в объятия, заливаясь смехом.

Эпилог

Лунный свет проникал в роскошную каюту, обитатели которой лежали на широкой кровати в приятной дреме после романтичной интерлюдии, которая удовлетворила их обоих. Они праздновали свою первую ночь на борту корабля.

– Счастлива, дорогая? – спросил Бью, целуя прижавшуюся к нему жену в макушку. Он, конечно, надеялся на это, потому что сам был очень счастлив. Очень, очень счастлив.

– Угу, – ответила Розалинда, запуская пальцы в густые черные волосы на груди Бью. – Я была бы еще счастливее, если бы Бриджит согласилась поехать с нами, но она сказала, что ей будет очень хорошо в поместье Ремингтон. – Она приподняла голову, заглядывая в глаза мужу. – Я тебя уже поблагодарила сегодня за то, что ты переписал половину имения на меня?

– Сегодня и каждый день с тех пор, как я вручил тебе документы, и этого больше чем достаточно. Я хотел, чтобы ты знала, что поместье Ремингтон для меня вполовину не так важно, как ты. Ты – моя жизнь, моя душа.

Розалинда улыбнулась, и она знала, что улыбка выглядит очень самодовольной.

– Я знаю, – поддразнила она его, – Мне хотелось услышать это еще раз.

– Ты настоящая маленькая чертовка, Рози Ремингтон, – возразил Бью, глядя через иллюминатор на звездное небо. – Хорошая ночь для раскопок, как тебе кажется?

Розалинда задумалась.

– Как думаешь, он нас ругает?

Бью теснее прижал ее к себе.

– Ругает? За что? Разве я не давал ему совета? Насколько твоему брату известно, я потерял столько же денег, сколько и он, только я мог себе это позволить. А что касается этих сокровищ, то кто знает, сколько их там закопано? Нет, Рози. Нил не будет ругать нас. Конечно, и себя он ругать тоже не будет. Он будет винить во всем госпожу удачу. Ну а теперь иди сюда. Кажется, мне нужен еще один поцелуй.

Розалинда ухмыльнулась, намеренно изображая глупышку, какой она предстала перед Нилом на балу у леди Стаффорд.

– Ах, сэр. Не знаю, должна ли я это делать. Я хочу сказать, мне не хотелось бы, чтобы вы сочли меня распущенной, или слишком свободных нравов, или…

– Хватит, Рози, – прорычал счастливый Бью, потом притянул ее к себе и прекратил ее шутливые протесты поцелуем.

…Когда корабль скользил по темным водам канала[19] на пути к открытому морю, на некотором расстоянии отсюда, прямо за скалами и маленьким городком Уинчелси, недалеко от мельницы, на территории разрушенной церкви св. Леонарда, можно было различить свет одинокого фонаря, пламя которого мерцало при слабом ветерке. И скрежет лопаты, которая неутомимо копала и копала, изредка прерываемый мужской бранью, раздававшейся со дна глубокой траншеи…

Примечания

1

Эпохе регентства присущ особенный стиль, что и выделяет ее в отдельный период. В искусстве совпадает с царившим на континенте стилем ампир, но обладает английскими особенностями. Эпоха регентства – это время появления денди, первым из которых стал известный щеголь Джордж Брайен Браммел. Высоко ценятся элегантность и остроумие, а кипящая энергия приводит к большим достижениям в науке и искусстве. Англия превращается в лидера не только в политике, но и в образе жизни, что приводит к появлению англомании. – Примеч. ред.

(обратно)

2

«Уайтс» – старейший лондонский клуб консерваторов, основан в 1693 году. – Примеч. пер.

(обратно)

3

Beau – красивый (фр.).

(обратно)

4

Группа портовых городов на берегу Ла-Манша: Дувр, Гастингс, Сандвич, Ромни, Хайт, а позже Уинчелси и Рай. Пользовались особыми привилегиями в сборе пошлин.

(обратно)

5

Трансепт – от лат. ограда – поперечный неф в храмах, пересекающий под прямым углом продольный. – Примеч. ред.

(обратно)

6

Фрайарс-роуд – дорога монахов.

(обратно)

7

Бонапарт.

(обратно)

8

Оглашение производится в церкви три воскресенья подряд.

(обратно)

9

Майский праздник с танцами, играми в первое воскресенье мая.

(обратно)

10

Рил – быстрый хороводный танец шотландских горцев

(обратно)

11

Бонд-стрит – одна из главных торговых улиц Лондона, известная фешенебельными магазинами, особенно ювелирными.

(обратно)

12

Английский неоклассический архитектурный стиль; отличается изящным декором, особенно в интерьере.

(обратно)

13

Лондонский аукцион чистокровных лошадей.

(обратно)

14

Волшебник в сказаниях о короле Артуре.

(обратно)

15

Спенсер – верхняя короткая курточка с длинными рукавами, надеваемая поверх платья.

(обратно)

16

Фараон – карточная игра. – Примеч. ред.

(обратно)

17

Завершающий удар.

(обратно)

18

Ипподром в городе Ньюмаркет.

(обратно)

19

Ла-Манш.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте