«Лорд и хозяйка гостиницы»

Летиция Райсвик Лорд и хозяйка гостиницы

Пролог

1814 год, Суссекс

Сеял мелкий, унылый дождик. Все в это серое сентябрьское утро казалось унылым, поникшим от беспросветной тоски и безнадежности: трава, уже желтеющие деревья в саду, увядающие осенние цветы — все в мире, решительно все, точно оплакивало свою горькую судьбу.

Во всяком случае, так казалось Рут Прайс, стоящей у окна комнаты, где она провела последние несколько дней после внезапной смерти любимого отца — дней, прожитых ею в доме его приятеля сэра Эдуарда Хоф-брука. Она стояла, созерцая безрадостный пейзаж, но ее мысли были еще более безрадостными.

Если бы еще три года тому назад одиннадцатилетней Рут кто-нибудь сказал, что все это произойдет именно с ней, она бы ни за что не поверила и назвала бы этого человека бессовестным вруном. За что добрый и милосердный Бог будет наказывать такую послушную и добрую девочку, как она? Она ведь всегда вела себя как положено воспитанному и кроткому ребенку, любила батюшку и матушку, слушалась всех наставлений взрослых. Но Бог почему-то решил обрушить на нее свои кары. Два года назад, когда Рут было всего двенадцать, пролежав неделю в жестокой лихорадке, умерла ее дорогая матушка, урожденная Вайолет Мур. Она была еще совсем молодой, всего тридцати трех лет от роду, такой доброй и любящей. Не успело пройти и двух лет после ее смерти, не успела девочка как следует оправиться от этой страшной потери — скончался милый батюшка, преподобный Бенджамен Прайс. Он просто в одно утро — такое же унылое, как и сегодняшнее, — не проснулся и не вышел, как обычно, к своей дочке Рут. Измученную, ослабевшую от слез девочку забрали к себе сэр Эдуард и его жена леди Элен. В их доме, знакомом Рут с самого детства, в обществе дочерей сэра Эдуарда — своей ровесницы Люси и маленькой Дороти она стала понемногу успокаиваться, приходить в себя. В душе она мечтала, что, может быть, сэр Эдуард будет так добр, что оставит ее навсегда у себя. Конечно, она не могла надеяться на то, что они будут к ней относиться как к родной, но все же… Робкие надежды уже поселились в сердце Рут, однако то, что произошло вчера утром, повергло ее в полное отчаяние.

После завтрака она перебирала вещи в комнате, которую теперь считала почти своей. Внезапно дверь отворилась, и Рут увидела служанку леди Хофбрук — Минни.

— Мисс Рут, леди Элен кличут вас к себе, и немедленно, — выпалила девушка.

Не понимая, зачем так срочно она могла понадобиться леди Элен, Рут послушно отправилась вслед за горничной в комнаты хозяйки. Еще больше она удивилась, застав там самого сэра Эдуарда. Они оба выглядели немного взволнованными.

— Э-э… Рут, дорогое мое дитя, очень рад тебя видеть. Надеюсь, ты хорошо спала ночью? — неожиданно спросил сэр Эдуард. Рут еще больше поразилась. Почему он ее об этом спрашивает, ведь они уже виделись сегодня за завтраком! Но, как положено благовоспитанной барышне, она присела и вежливо ответила:

— Благодарю вас, сэр, отлично.

— Рут, дорогая моя, прошу тебя, выслушай нас внимательно, — продолжал хозяин каким-то странным тоном. — Ты уже почти совсем взрослая барышня и должна многое понимать. Твой покойный батюшка — да упокоит милосердный Господь его безгрешную душу — был, как бы это лучше сказать, человеком несколько беспечным. Одним словом, он не сумел должным образом позаботиться о… о твоем будущем. Короче говоря, он не оставил тебе практически ничего.

Слезы подступили к глазам Рут при этих словах. Мало того что сэр Эдуард напомнил ей о недавней потере; нет, он еще худо говорит о ее покойном батюшке! Да как он смеет! Но воспитанность не позволила девочке протестовать. Она продолжала стоять молча, из последних сил пытаясь сдержать рыдания.

— Так что, милая Рут, — снова заговорил сэр Эдуард, — надеюсь, ты все поймешь. Мы не настолько богаты, чтобы взять тебя к себе, как свою родную дочь. Ну и… — Тут он вопросительно взглянул на жену. Леди Элен на миг смутилась, опустила голову, но почти сразу выпрямилась и заговорила в своей обычной чопорной и поучающей манере:

— Рут, мы должны тебе сообщить, что скоро ты покинешь наш дом. Мы, конечно, сожалеем об этом и охотно оставили бы тебя, если бы могли, но у тебя, оказывается, есть весьма близкий родственник. Это мистер Джон Прайс — родной брат твоего отца, твой дядя. Он недавно посетил наш дом и изъявил желание сам заниматься твоим воспитанием и опекать тебя. Мы не вправе ему в этом отказать. — Супруга сэра Хофбрука поджала тонкие губы и вздохнула.

— Какой еще дядя Джон? Я не знаю никакого дяди! — испуганно попятилась Рут. — Я не хочу ни к какому дяде!

— Рут, не будь же ребенком. Перестань говорить глупости, — серьезным тоном произнес сэр Эдуард. — Твой дядюшка — почтенный человек со средствами. Он сможет достойно содержать тебя, как и положено для девицы твоего положения. Тебе будет у него хорошо.

— Твой дядя Джон — владелец большой гостиницы в Лондоне. — Голос леди Хофбрук звучал торжественно. — Нечего и говорить, что он приличный и достойный джентльмен. Он приедет за тобой завтра днем, и ты должна успеть собраться, чтобы не заставлять его попусту тратить время на ожидание.

Рут была убита их словами. У нее не оставалось сил, чтобы сопротивляться, бороться за свое право жить здесь. Да и что она могла поделать: одинокая, обездоленная сирота без гроша в кармане! Кто станет ее слушать? Ей придется подчиниться судьбе.

И вот сегодня она проводит последние минуты в доме сэра Эдуарда. В час дня должен прийти дилижанс, в котором прибудет за ней дядюшка Джон. Почему-то этот неизвестный дядюшка так пугал Рут, будто он был страшный людоед из сказки. Она молила небо, чтобы хоть что-нибудь случилось, помешало ему приехать сюда и она осталась здесь, в родных местах. Где-то в душе девочки теплилась слабая надежда на то, что вдруг сэр Эдуард передумает и решит оставить ее у себя.

— Рут, милая, тебе не кажется, что уже пора отправляться?

Голос леди Элен нарушил ход ее размышлений. Она оглянулась, безжизненным взором уставившись на хозяйку.

— Ну же, Рут, возьми себя в руки. Ты не малый ребенок. Собирайся, Парсонс проводит тебя до дилижанса.

Слова леди Хофбрук звучали жестко и холодно. Рут всегда подозревала, что эта женщина ее не любит. Теперь она смогла в этом убедиться. Девочка опустила голову, глотая слезы, и пошла за своим саквояжем.

Дальнейшее происходило как в тумане. Вот она прощается с сэром Эдуардом, леди Элен, их дочерьми, прислугой; вот выходит в сопровождении садовника Парсонса из дома, вот они бредут к проезжей дороге, где должен остановиться дилижанс… Рут было уже все равно. Прощай навеки веселое, беззаботное детство, радость, свет, родительская любовь и дружба! Будущее темно, пугает своей неопределенностью. Что ее ждет впереди?

Старик садовник, шедший рядом с Рут, бормотал ей прямо в ухо, желая утешить свою юную спутницу:

— Да вы не убивайтесь так, мисс Рут! Что сделано, то сделано, прошлого, известно, не воротишь. Может статься, ваш дядюшка и хороший человек, добрый. Будете жить у него как родная, получше, чем у нашей-то хозяйки. Та и к своим дочкам уж как строга! А он, видно, добрый и богатый джентльмен, раз берет вас к себе.

Рут слышала эти речи словно сквозь сон, не улавливая их смысла. Она сейчас знала только одно — вот придет дилижанс и она навеки простится со всем, что ей дорого и мило.

Стоя на обочине дороги в ожидании прибытия дяди Джона, Рут молила Бога, чтобы дилижанс задержался, а еще лучше совсем не приходил. Но разумом она понимала, что эти моления — лишь наивные детские мечты, которым не суждено сбыться. Все равно сэр Эдуард отошлет ее к дядюшке не сегодня, так завтра или через день.

Наконец послышался стук колес. С бьющимся от страха и волнения сердцем девочка заметила вдали силуэт приближающегося экипажа. Он остановился неподалеку от них, кучер спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Какой-то человек вышел из дилижанса и направился к ней. Боже мой, подумала Рут, неужели этот… это страшилище мой дядя?

Действительно, тот, кто направлялся к ним, вряд ли мог вызвать доверие у кого бы то ни было. Тощий, потрепанный человек неопределенного возраста с испитой физиономией, одетый в хотя и модный, но уже изрядно засаленный сюртук. Его хитрые серые глазки бегали по сторонам, рот кривился в неприятной усмешке. Из-под шляпы торчали, неопрятные седые космы. И именно этот человек оказался ее дядей!

— Ххе… а вот, надеюсь, и моя бедняжка Рут. Совсем уже взрослая девица, настоящая красавица… — начал дядя Джон, еще шире растягивая в улыбке свой гнилозубый рот. — Рад тебя видеть, милая моя, хотя мой покойный братец Бенджамен ничего мне о тебе не говорил, упокой его Господь. Ну, поцелуй же своего дядюшку!

Мерзкая рожа, дохнув перегаром, вплотную приблизилась к ее лицу, коснулась пышных рыжеватых локонов. Девочка в ужасе отпрянула. Если бы старик Парсонс не держал ее за руку, она постаралась бы убежать.

— Мисс Рут, да не бойтесь вы, ведь он ваш дядюшка. Даст Бог, все у вас с ним пойдет хорошо, заживете в Лондоне, — увещевал ее старый садовник, — а вы, мистер Прайс, уж будьте с ней подобрее. Ведь такое у бедняжки горе, сироткой осталась в ее-то годы!

— Уж не сомневайтесь, никто ее не обидит, — пообещал дядя Джон. Он внимательно, с неприятным огоньком в глазах рассматривал девочку. — Ну, Рут, не бойся меня. Бери свои вещи и пойдем. Кучер ведь нас ждать не будет.

Рут в последний раз с тоской огляделась вокруг, словно надеясь, что кто-то придет к ней на помощь, спасет от этого ужасного человека, но рядом не было никого, кроме старика Парсонса. Тот, слегка смутившись, передал дядюшке Джону ее вещи и пробормотал:

— Прощайте, мисс Рут, дай вам Бог всего хорошего. Не забывайте нас.

Тут дядя Джон подхватил девочку под руку, в другую руку взял ее саквояж и устремился к дилижансу. Спотыкаясь, Рут потащилась за ним. Он втолкнул ее внутрь, захлопнул дверцу и крикнул кучеру:

— Можете отправляться!

Через пару секунд экипаж со скрипом и грохотом тронулся с места. Рут приникла к окну. Невыразимая тоска сковала ее сердце. Фигура старого Парсонса, машущего ей на прощание рукой, удалялась, становясь все меньше. Внезапно она почувствовала на своем плече чью-то жесткую руку и отшатнулась в страхе — это был дядюшка Джон.

— Ну хватит, ты не малое дитя. Сейчас же успокойся и веди себя как подобает.

Рут почувствовала, как по ее лицу потекли слезы. Она больше не могла их сдерживать — не могла и не хотела. Она закрыла лицо руками, плечи ее затряслись от рыданий. Дядюшка, недовольно ворча, отвернулся. А Рут все продолжала плакать о своем светлом, безоблачном прошлом. Она знала, что оно больше никогда не вернется. Детство кончилось, дилижанс увозил ее в пугающее, непонятное будущее, навстречу неизвестной судьбе.

Глава 1

1826 год

Тусклое ноябрьское солнце уже село, когда экипаж наконец вполз во двор почтовой станции.

— Переночуем здесь, — сказал мистер Мортон.

— Да, сэр.

Рут вышла из почтовой кареты и окинула все вокруг опытным глазом хозяйки гостиницы. Она вообще не спешила выносить окончательное суждение, пока не увидит, в каком состоянии находится столовое и постельное белье, и не оценит вкуса предложенного им обеда.

— Перекусим попозже, сначала отдохнем немного с дороги, — предложил мистер Мортон.

— Конечно, сэр, — согласилась Рут и посторонилась, давая ему дорогу.

Спустя примерно час она, закончив приводить в порядок волосы и набросив на плечи теплый платок, призванный защитить ее от зимних сквозняков, спустилась к обеду. Но, дойдя до нижней ступеньки лестницы, остановилась в нерешительности. Рут понятия не имела, какую именно из гостиных предоставили мистеру Мортону.

Она поискала взглядом, кого бы спросить, но никого не увидела, хотя откуда-то — скорее всего из распивочной — доносилось глухое бормотание голосов. Пожав плечами, она подошла к первой же двери и легонько постучала. Если мистера Мортона там нет, — что же, она извинится и уйдет.

Знакомый голос пригласил ее войти, что она и не замедлила сделать. Но, войдя, Рут тотчас замерла на месте, ошеломленная. Не веря своим глазам, она уставилась на стоящего перед ней человека.

Нет, это не голос мистера Мортона, и человек с бокалом бренди в руке, повернувший голову к двери, вовсе не мистер Мортон.

— Что такое? — спросил он, мельком взглянув на нее.

Высокий, с каштановыми волосами, одет как настоящий джентльмен. Но изысканный костюм столичного франта не мог скрыть мощных мускулов его плеч и груди.

Несмотря на холодный вечер, сюртук молодого человека висел на спинке стула, а сам он оставался в прекрасного покроя шелковом жилете, ловко охватывавшем плечи и узкую талию. Даже когда он делал что-нибудь простое, например наливал бренди, то двигался с пружинистой и одновременно ленивой грацией тигра. Да, Рут знала этого бесстрашного наездника и великолепного атлета.

Он все еще стоял вполоборота к ней. Но едва он взглянул на нее, как она тотчас узнала это любимое, незабвенное лицо. Квадратная челюсть, орлиный нос, пронзительные карие глаза, иногда искрящиеся весельем, иногда суровые и способные, казалось, за секунду увидеть больше, чем иной человек увидит за всю свою жизнь.

Это был Джордж!

Сердце Рут отчаянно забилось. На секунду ей стало страшно, что он услышит его бешеный — стук. Она стояла обомлев, перед глазами все плыло и кружилось. Силясь ответить на его вопрос, она лишь безмолвно приоткрывала рот, судорожно глотая воздух.

— Ну? — спросил он, с нетерпением обернувшись, поскольку не услышал ответа.

Внезапно он тоже замер с приоткрытым ртом. Она увидела, как расширились от удивления его глаза.

В коридоре было довольно темно, к, хотя Рут не могла себя видеть, она знала, что стоит в кругу мягкого света, падающего от канделябра. Ее великолепная кожа отливала алебастром, а рыжеватые волосы отсвечивали червонным золотом. За семь лет Рут изменилась мало, и надежды на то, что он ее не узнал, не было.

Рут неотрывно смотрела на него, не в силах отвести глаз, слегка приоткрыв от удивления рот. Он повернулся к ней. На миг ей показалось, что он не узнал ее. Затем их глаза встретились.

О, каким твердым, даже жестоким взглядом он посмотрел на нее! Уж и следа былой нежности не осталось на лице единственного человека, которого она любила. Один лишь гнев горел в его светло-карих глазах.

— Любовь моя, — неспешно произнес он неожиданно спокойным голосом, хотя, судя по выражению его лица, скорее можно было бы ожидать, что он закричит с яростью. — Вот нежданная радость! Как вы нашли меня?

— Я вас не искала, — ответила Рут, слишком потрясенная, чтобы удивиться его вопросу. Она только понимала, что он здорово разозлен их неожиданной встречей. Это-то и было для нее больнее всего, хуже самых жестоких слов. — Я вас не искала. Это просто случайность.

Она почувствовала, что руки ее затряслись, и спрятала их в складках простого дорожного платья.

Джордж Фицуотер сардонически улыбался.

— Отличный случаи подвернулся, не правда ли?

Сказав это, он обошел Рут и закрыл дверь. Когда он проходил мимо, то слегка задел ее, отчего она почувствовала спазм в горле. Она не понимала, чем вызван его гнев, но, зная этого человека достаточно хорошо, ощутила огромное напряжение, прикрытое показным спокойствием.

Рут как-то вся съежилась, будто хотела стать совсем маленькой. Она отчаянно пыталась взять себя в руки, но это ей плохо удавалось. Но ведь она действительно не пыталась его найти, встретиться с ним и сейчас менее всего ожидала увидеть его.

Джордж подошел к буфету и налил второй бокал бренди.

— Этого вам хватит? — спросил он жестким голосом.

— Что? — спросила она туповато, в замешательстве глядя на протянутый ей бокал.

Ни слова, ни жесты Джорджа не выдавали его чувств.

— Не скромничайте, дорогая, — посоветовал он сухо.. — Мы же не дети, и не стоит строить из себя невинную девочку. Сделка есть сделка, а пустых слов я не люблю.

Рут автоматически взяла бокал, осознавая, что именно он от нее ждет. Но смысл его слов оставался ей непонятным. Если бы она могла разобраться, рад ли он, несмотря ни на что, их встрече или же, наоборот, рассержен, она бы как-нибудь справилась с неловкостью. Но его бесстрастность лишала ее всякой уверенности и сковывала мысли.

Только гордость позволяла ей скрывать смущение и горе под видимостью самообладания.

Рут всеми силами старалась понять, что Джордж имел в виду, говоря о «сделке».

— Может, вы думаете, что я пришла просить у вас денег? — спросила она наконец. — Потому что я… потому что мы… Вы думаете, я пришла просить… Или, может быть, даже шантажировать вас?

Ее голос дрожал от такой догадки. Она смотрела на него с ужасом, ибо ей казалось, что подозрения ее вполне подтверждаются его странным поведением.

— О, уж это точно вам не удастся, дорогая моя, — ответил он насмешливо. — Ваша репутация — или что там еще — может кого и заставит беспокоиться, но только не меня. Но ведь я бываю сговорчивым в мелочах. Особенно если вы, с присущим вам очарованием, сумеете попросить меня хорошенько…

При этих словах он окинул ее весьма недвусмысленным взглядом.

Рут закрыла глаза, сокрушенная и уязвленная его словами. Однако она понимала, что Джордж вполне мог предположить, будто она пришла чего-то выпрашивать. Даже воздух вокруг него, казалось, был наполнен запахом богатства и благополучия. Рут подумала, что, видно, его постоянные раздоры с семейством прекратились. И неудивительно, если он решил, что она хочет поторговаться с ним, напомнив о прошлом…

Тем не менее теперь, когда первое потрясение от неожиданной встречи прошло, Рут испытывала боль и гнев. Как он мог предположить такие ужасные вещи? Чем она заслужила подобное презрение?

Она смело и открыто встретила его взгляд. В ее серых глазах мелькнуло гневное выражение оскорбленного достоинства.

— Нет, сэр. — На этот раз голос ее прозвучал так же холодно и твердо, как до этого звучал его голос. — Я понятия не имела, что вы остановились здесь, пока не открыла эту дверь и не увидела вас. Я просто ошиблась дверью и, будьте уверены, больше вас не побеспокою.

Сердито брякнув донышком бокала о столик у двери, Рут повернулась к двери, чтобы уйти.

— Рут!

Она остановилась, испуганная настойчивостью его оклика. Но не успел он и слова сказать, как раздался робкий стук в дверь. В комнату вошел хозяин гостиницы.

— Обед сейчас будет готов, милорд, я хотел спросить, угодно ли вам?.. — Тут он умолк, с удивлением воззрившись на Рут.

— Мэм! Я не ожидал…

— Я ошиблась дверью, — пояснила она. — Просто не могла вспомнить, какую гостиную вы для нас выделили. И как раз собиралась уходить.

— О, извините, мэм, это моя вина! Пожалуйста, позвольте мне проводить вас. Ваш дядюшка ожидает вас в дальней гостиной. А вас, милорд, прошу простить меня, я сейчас вернусь.

И с этими словами хозяин гостиницы подобострастно поклонился им обоим.

Рут позволила увести себя, освободив таким образом Джорджа от своего присутствия. Глубоко потрясенная неожиданной встречей, она понимала, что им теперь нечего сказать друг другу, но все же сожалела, что их разговор столь резко оборвался.

Она спрашивала себя, зачем он окликнул ее, и затем с ужасом подумала, что, наверное, теперь на ее голову посыплется множество обвинений. Нет, лучше всего никогда не встречаться с ним больше. Она еще могла понять причины, по которым он тогда не женился на ней, но почему в нем проснулась эта бешеная враждебность, оставалось для нее загадкой. Против воли Рут снова и снова погружалась в горькие воспоминания. Прошлое, казалось, навеки забытое и погребенное, вставало перед ней…

Тот проклятый день в декабре, семь лет назад. Тогда Шон пришел к ней, чтобы сказать о решении Джорджа Фицуотера, сломавшем всю ее жизнь, разбившем все надежды. Она не могла понять, почему этот здоровяк шотландец так смущен и почему мнется, словно боится говорить с ней…

— Так что он сказал? — Рут почти кричала, дрожа от волнения.

— Он велел передать… — забормотал Шон, — передать вам, мэм, что это никак нельзя. Что вы были правы тогда, говоря, что это будет неравный и…

— И что?

Обычно зычный голос шотландца совсем заглох.

— …неравный и позорный брак, — договорил он несчастным голосом.

Рут с ужасом смотрела на него. Ее серые глаза расширились и горели страданием, но она не плакала. Шон никогда не видел ее плачущей, как бы жестока ни была к ней жизнь, а жизнь обходилась с Рут Прайс весьма жестоко…

Тогда ей было всего девятнадцать… Всего девятнадцать, но она уже успела столько всего испытать в жизни, что другой женщине этого хватило бы и на семьдесят. С четырнадцати лет ее преследовали нищета, лишения, унижения. И все же, несмотря на невзгоды, кожа ее оставалась на удивление белой и шелковистой, а пышные рыжеватые, цвета светлой бронзы волосы казались светящимися.

Но в те минуты все краски схлынули со щек Рут, и на побледневшем как смерть лице жили одни глаза, ибо, подойдя к крайним пределам страдания, она из последних сил боролась с горестной потерей, о которой тогда только что узнала.

Шон наблюдал, как она безмолвно стояла, покачиваясь из стороны в сторону, зажав рукой рот, чтобы не зарыдать.

Он не знал, чем помочь ей.

— Он сказал, что всегда доводит все до конца, — тяжело проговорил он.

— Вы отдали ему мое письмо? — спросила Рут.

Голос ее дрожал от непролитых слез.

— Да, мэм.

— Он прочитал его? Он знает, где я? Почему он не пришел сам сказать о своем решении? — С каждым вопросом голос ее звучал все напряженнее и отчаяннее.

— Не могу знать, мэм, — беспомощно пробормотал Шон. — Может, ему не хватило храбрости?..

— Нет уж, храбрости ему бы хватило, — возразила она. — Думаю, он просто не хотел причинять мне излишней боли. В конце концов, он только повторил то, о чем я сама говорила ему не раз. Этот брак действительно мог бы стать позорным…

На последних словах она запнулась и отвернулась, глядя слепыми глазами в угол комнаты.

— Что вы теперь станете делать, мэм? — с некоторой неловкостью спросил Шон.

— Не знаю.

— Может быть, вам…

— Не знаю, ничего не знаю!.. — Внезапно голос Рут осекся, будто она лишилась последних сил.

Она вышла из гостиной, поднялась в свой номер, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Начиная с четырнадцати лет — с той поры, как она попала в притон дяди Джона, — Рут запиралась на ключ каждый вечер.

Здесь силы оставили ее, и она рухнула на пол, дав наконец волю слезам.

Сильный ветер выл в щелях скрипучих дряхлых рам, дребезжал стеклами, но Рут ничего не слышала. Не слышала она и голос дрозда-дерябы, что самозабвенно воспевал зимнюю бурю, угнездившись в сотрясаемых ветром ветвях вишневого дерева…

Тогда этот удар судьбы грубо отбросил Рут в жестокий мир реальности.

…Она долго сидела, отупев от горя к пролитых слез. Вдруг ее напугал неожиданный шум. Она вздрогнула, но быстро успокоилась, поняв, что случилось. Просто гостиничная вывеска затрещала под очередным ударом шквального ветра. Не выдержав столь сильного напора, она треснула и, с грохотом сорвавшись с креплений, рухнула на землю.

Рут не особенно удивилась этому. Владелец гостиницы весьма лениво относился к своим обязанностям. Его мало волновали такие пустяки, как подгнившая опора вывески. Она подозревала, правда, что причина этого небрежения кроется скорее в плохом здоровье уже пожилого хозяина, нежели в его лености. И все три дня, что она провела в гостинице, у нее чесались руки завладеть делом, к которому здесь относятся так беззаботно и нерачительно. Рут подумала, что деньгам, которые ей оставил недавно скончавшийся дядя Джон — впрочем, больше против своей воли, — можно найти очень недурное применение. Ведь гостиница стояла почти заброшенная, все равно что бесхозная. Именно в этот момент в ее голове родилось и окрепло твердое решение — самой стать ее хозяйкой.

На следующее утро она уже знала все твердо. Она переговорила с хозяином, и после недолгих препирательств он даже с каким-то облегчением уступил гостиницу Рут. Шон тогда согласился остаться с ней, чтобы помочь, как он помогал прежнему владельцу. Так началась ее новая жизнь, семь лет назад…

Она вдруг вспомнила, что хозяин гостиницы, обратившись к Джорджу, назвал его милордом. Вот оно что, подумала Рут, старый Фицуотер наверняка умер! Теперь Джордж сам стал лордом, получил огромное наследство. Что же, положение обязывает его не вспоминать о такой унизительной мелочи, как связь с какой-то безродной девчонкой много лет тому назад, ведь это совсем не вяжется с его титулом.

Нелегко это было — встретиться с мистером Мортоном и разговаривать с ним спокойно, как ни в чем не бывало. Однако Рут приходилось частенько сталкиваться с подобными трудностями. К тому же мистер Мортон был слишком занят собственными неприятностями, чтобы заметить, что она чем-то расстроена.

— Так вы, оказывается, мой дядя? — спросила она, удивленно подняв брови, когда слуга оставил их одних.

Мистер Мортон сильно смутился и покраснел.

Этому тощему, сутуловатому человеку еще не исполнилось и пятидесяти. Но выглядел он много старше, в силу того что все время суетился и чего-то пугался, как это свойственно старикам. Вот уже несколько лет он был частым гостем «Толстого Кота» — гостиницы, уже семь лет принадлежавшей Рут. Она привязалась к нему, но прекрасно понимала, что стоит этому почтенному пожилому человеку узнать о ее прошлом, о том, как она жила до того, как стала хозяйкой гостиницы, и их добрым отношениям наступит неминуемый конец.

— Я подумал, что для вас это будет удобнее, — торопливо забормотал он. — Все-таки немного странно, что мы путешествуем вместе, а так, ну что ж, дядя и племянница, тем более после того, что случилось сегодня утром…

Рут подавила улыбку. Этим утром конюх дерзко прошелся насчет старика, путешествующего с молоденькой женщиной, и мистер Мортон страдал из-за этого целый день.

— Благодарю за заботу. Но прошу вас, пожалуйста, не расстраивайтесь так из-за меня.

— Ну как же тут не расстраиваться, — пылко сказал он. — У вас и так из-за меня куча хлопот, ведь это я вовлек вас в ситуацию, которая обещает стать еще хуже. Да, она в самом деле может стать еще неприятнее.

Серьезно озабоченный мистер Мортон поднял к губам салфетку.

— Я сама ввязалась в это дело, — спокойно сказала Рут. — Может быть, я ошиблась. Лучше, чтобы это было так.

— Расскажите еще раз, что вы тогда услышали, — попросил мистер Мортон. — Мне все никак не верится, что Чарльз…

— Это случилось поздно вечером, несколько дней назад, — терпеливо начала Рут. Она уже не впервые пересказывала эту историю мистеру Мортону. — Ваш племянник Чарльз возвращался от вас в Бат и по пути остановился в «Толстом Коте». Выпив полбутылки бренди, он разболтался со своим слугой Джонсом. Я случайно услышала его слова. Он говорил, что вы наотрез отказались покрыть его долги и не позволили взять для этого денег из его собственного наследства.

— Это правда. — Мистер Мортон энергично кивнул. — Я подумал, если я заставлю его быть более благоразумным, в будущем это весьма пригодится ему в жизни. Состоялся весьма неприятный разговор. Он употреблял такие сильные выражения, что…

Рут смотрела на мистера Мортона с сочувствием, но ничего не говорила, а дослушав, продолжила свой рассказ:

— В тот вечер он сказал, что если ему не удастся в срок расплатиться с одним привередливым ростовщиком, то придется вышибить дяде — то есть, простите, вам — мозги, поскольку нельзя же заставлять человека ждать еще целых два года, чтобы взять свои собственные деньги.

— Я всегда считал, что брат сделал большую глупость, оставив ему состояние на таких тяжелых условиях, — вздохнул мистер Мортон. — Теперь, извольте видеть, я должен опекать Чарльза, пока ему не исполнится двадцать пять лет, или до тех пор, пока не почувствую, что он достаточно созрел, чтобы самостоятельно распоряжаться своим капиталом.

— Да, вы мне уже говорили, — сухо сказала Рут. — И еще, что, если вы умрете раньше, чем Чарльзу исполнится двадцать пять, должен быть назначен другой опекун. Ну, а если вы будете живы и здоровы, то сразу же передадите наследство в его собственное распоряжение. Думаю, ваш брат принял довольно — таки странное решение.

— Вот именно, — согласился мистер Мортон с самым несчастным видом. — Подозреваю, он сделал так потому, что я гораздо моложе его и моя смерть казалась ему чем-то весьма отдаленным. К тому же, он менее всего мог думать, что оскорбит Чарльза, назначив опекуном члена семейства.

Рут смолчала и на этот раз. Она никогда не встречала мистера Мортона-старшего, но отлично знала его сына, Чарльза. И если сынок под стать своему папаше, то неудивительно, что старик так поступил. Его целью было рассорить своего брата с Чарльзом.

— Пожалуйста, продолжайте. Я прервал вас… — сказал мистер Мортон.

— Ну, потом он заговорил о еще одном способе раздобыть необходимые деньги, — продолжала Рут. — Он, кажется, думает, что может заполучить в жены богатую наследницу. И с этой целью по приезде в Бат намерен возобновить свои ухаживания За мисс Ренфрю…

— Не сомневаюсь, она действительно богатая наследница и хорошей фамилии, — сказал мистер Мортон. — Я бы даже сказал, что это весьма подходящая пара, если бы не…

— Если бы вы не знали еще кое о чем…

— Да, я знаю. Он угрожает… угрожает лишить меня жизни из-за этих проклятых денег. — Мистер Мортон нервно теребил салфетку. — Возможно, я должен был захватить с собой своего адвоката или хотя бы агента адвокатской конторы. Но, если кто-нибудь пронюхает об этой истории, разразится скандал… И потом, глядишь, еще окажется, что все это — недоразумение… О, дорогая моя миссис Прайс, — с тревогой продолжал он. — Я клянусь, что во всем вам доверяю… Но не исключено, что он просто наболтал ерунды, выпив лишнего, а на самом деле ничего такого не думает.

— Надеюсь, что это так, — спокойно заявила Рут.

— И вообще, зря я потащил вас с собой, — пустился в сожаления мистер Мортон, возвращаясь к началу их разговора. — Я подвергаю вас…

— Но ведь я обвинила вашего племянника в преступных намерениях, — твердо сказала Рут. — И хорошо, что смогу свидетельствовать в том случае, если между вами разгорится вражда. Ну а при необходимости попрошу извинения за свою ошибку.

Рут не сомневалась, что с тех пор, как она предупредила мистера Мортона об опасном настроении его племянника, она просто обязана проследить, чтобы ее слова не возымели дурных последствий. Конечно, было бы лучше, если бы мистер Мортон взял с собой адвоката или какого-нибудь толкового человека. Но в конце концов, вопреки его опасениям, она тоже сумеет постоять за себя. Уж в этом она была совершенно уверена.

С другой стороны, она достаточно честна, чтобы признаться себе: семь лет, поглощенных хлопотами по обустройству «Толстого Кота», измотали ее. Ею в последнее время стали овладевать скука и беспокойство. Конечно, хорошо бы посетить Бат при более приятных обстоятельствах, но выбора не было. А раз так, то почему бы не посетить этот город хотя бы для того, чтобы по-дружески помочь мистеру Мортону.

Но все это было до непредвиденной встречи с Джорджем. Теперь, когда он находился под одной крышей с ней, всего через несколько комнат, ей стало трудно думать только о делах мистера Мортона. Обвинения Джорджа поразили ее в самое сердце. И потом, она совсем не понимала, отчего он так разгневался, и ума не могла приложить, о чем он хотел сказать ей, когда появился хозяин гостиницы и прервал их.

— Прошу прощения, вы что-то сказали? — спросила она, поймав себя на том, что совсем не слушает мистера Мортона.

— Я предложил отправиться спать, — сказал тот. — Сегодня мы проделали долгий путь, и вы кажетесь такой усталой. А тут еще я со своей болтовней. Виноват, совсем заговорил вас. Ох, не надо, не надо было мне тащить вас с собой. Но все же, смею заверить, я очень рад и искренне благодарен за то, что вы согласились составить мне компанию.

Рут постаралась улыбнуться.

— Надеюсь, что я сумею все-таки быть вам полезной при встрече с Чарльзом, — ответила она искренне.

Рут не спала всю ночь. Джордж как живой стоял перед ее глазами. Она вспоминала те времена, когда они любили друг друга. Подобно многим молодым дворянам, он не отважился бы посещать такие дикие и разгульные места, как Сент-Джайлз, если бы не настойчивое желание познакомиться со всеми сторонами жизни Лондона.

Впервые Рут увидела его спокойно сидящим в углу притона ее дядюшки. Одежда на нем была весьма потрепанная и невзрачная, будто он не был прирожденным аристократом — разумная предосторожность для таких мест, — но она сразу же поняла, что он не принадлежит к тем, кто составляет обычную клиентуру дядюшки Джона. И хотя он старался ничем не выдать себя, ухоженные породистые руки и известная властная небрежность манер говорили сами за себя.

Рут удивилась тому, что никто не задирает его. И сам дядя Джон и его завсегдатаи обходили Джорджа стороной, не заговаривали с ним. Только позже она догадалась, что его неприкосновенность объяснялась обычной комбинацией из двух пальцев, потирающих друг друга. Кроме того, он отлично умел затеряться в толпе посетителей трактира, стать совсем незаметным — конечно, когда это требовалось. Ну, а если бы кто-нибудь осмелился затронуть его, то здорово бы поплатился. А поскольку заведение не терпело от него никакого урона — он не шумел, не задирался и не имел намерений доносить, — его раз и навсегда оставили в покое.

И довольно скоро дядя Джон стал даже гордиться тем, что у него появился завсегдатай из благородных, и дал своей клиентуре понять, что он будет весьма недоволен, если кто-нибудь попытается приставать к Джорджу и задирать его.

Рут в то время долго не могла понять, что надо этому молодому человеку в воровском притоне, чего он ищет здесь, пока однажды не увидела его блокнот. Его странички густо пестрели множеством мелких рисунков, наверняка сделанных по памяти — даже такой человек, как Джордж, поостерегся бы открыто вытащить свой блокнот в «Золотом Тельце». Но, несмотря на это, он отлично уловил ту особую атмосферу, что царила в Сент-Джайлзе — обители заклейменных обществом пороков и бурных страстей.

Пользуясь своим привилегированным положением, Джордж, казалось, поразительно умел проникать в жизнь этих несчастных. Причем он не давал им почувствовать своего превосходства, никогда не смотрел на них свысока, но и не особенно сентиментальничал с ними.

Проведя около трех лет среди столь грубых, несчастных, а нередко и опасных обитателей Церковного переулка, Рут не могла не заинтересоваться его рисунками, как, впрочем, и им самим — человеком, который с таким чувством создавал их. Вот так, сидя вместе над его блокнотом, они и сами не заметили, как полюбили друг друга…

Но с тех пор миновало уже семь лет. И когда Рут вспомнила, каким тоном он говорил с ней накануне, как богато и элегантно он теперь одет, она вдруг с сомнением подумала: а тот ли это Джордж Фицуотер, которого она некогда знала?

Встала она чуть свет и вышла в холодное бледное утро. Решив, что прогулка поможет ей собраться с мыслями, она прошла почти милю вдоль дороги.

На востоке, где уже поднималось солнце, небо порозовело, стало прозрачным. Рут остановилась, положив руки на край калитки, и с восхищением оглядывала окрестности, серебристо-бирюзовые луга и деревья, выделяющиеся на сияющем небе темным узором своих ветвей.

Ветер играл выбившимися прядями ее вьющихся рыжеватых волос, навевая их на лицо. Она отбрасывала их, тонкими пальцами запихивая под капор и чувствуя, что уже замерзает. Рут никогда не была модницей и щеголихой, ее весьма небогатый гардероб состоял из нескольких практичных платьев, которые одинаково годились как для жизни в «Толстом Коте», так и для поездки в Бат. Сверху она набросила свою лучшую ротонду, довольно красивую, но, увы, далеко не такую теплую, как ее каждодневное простое пальто.

Потирая руки, чтобы их отогреть, она отправилась дальше по дороге. Но по возвращении, вместо того чтобы сразу идти в гостиницу, она решила заглянуть на конюшню. У себя в «Толстом Коте» она делала так каждое утро и, естественно, поинтересовалась, как обстоят дела у здешнего хозяина гостиницы, — просто для сравнения.

Двое молодых конюхов посмотрели на нее с любопытством, но ни один не подошел к ней. Она остановилась перед стойлом с красивым гнедым жеребцом. Тот повернул голову и настороженно скосил на нее глаз. Рут ласково поговорила с ним, и он не сразу, но все же позволил ей потрепать себя по холке.

За спиной у нее раздались шаги, но она не обернулась.

Спокойный голос сказал:

— Осторожно, мэм, он у нас горячий мужичок, незнакомых, сталоть, не подпускает. Кой-когда может и тяпнуть. Ох, да вы только гляньте, что делается! Никак он вас подпустил! Видать, вы привычная к ихнему брату?

Рут обернулась, посмотрела на парня и улыбнулась.

— Он что у вас, большой гордец или просто с плохим характером? — спросила она, поглаживая гнедого по носу. Тот фыркнул и подтолкнул ее руку.

— Плохой характер, мэм, больше нечему… — ответил конюх.

Рут засмеялась. Гнедой затряс головой от неожиданного звука.

Парню лет двадцать, не больше, подумала она, хотя изможденное худое лицо делает его старообразным. Невысокий, слабосильный, с узкими, сутулыми плечами — похоже, с детства недоедал и вообще мало видел хорошего от жизни. Но зато как ярко загорались его глаза при одном взгляде на лошадей. Судя по ливрее, он служил личным грумом у кого-то из остановившихся здесь джентльменов.

— Как его зовут? — спросила Рут, кивнув на гнедого.

— Варавва, — ответил грум, всегда готовый поговорить о лошадях.

— А эту?

Рут указала на соседнее стойло, где такой же, гнедой, масти кобылка била передней ногой в соломенную подстилку.

— Рут…

— Имя, заставляющее многое вспомнить, не правда ли? — прозвучал другой, глубокий и до боли знакомый голос у нее за спиной. — С одной стороны, чистота и добродетель ветхозаветной героини… а с другой — и проституток, бывает, зовут так же.

Дыхание у Рут перехватило. Она не слышала, как подошел Джордж, и теперь замерла, вцепившись в край деревянной перегородки, чтобы унять внезапную дрожь. Его рука приблизилась и легла на край перегородки в нескольких дюймах от ее руки. Он стоял очень близко, и она почувствовала себя попавшей в западню.

— Вы напугали меня, сэр, — сказала она, не оборачиваясь.

— Мои извинения…

Лорд Фицуотер произнес это тоном, в котором не слышалось и намека на то, что он действительно хотел извиниться.

Ливрейный грум куда-то исчез, и Рут осталась с Джорджем наедине. Она чувствовала, что следовало бы повернуться к нему лицом, но ее пугала мысль о том, что придется снова встретить его холодный, безжалостный взгляд. Ей этого не вынести.

— Ну что, нынешний дядя, надеюсь, обращается с вами лучше, чем прежний? — издевательски спросил Джордж, склонившись к ее уху — Он не имеет… — начала она было сгоряча объяснять, но тотчас смолкла, сообразив, что пусть уж лучше Джордж думает, что она путешествует с дядей, нежели начнет делать нескромные предположения по поводу ее отношений с мистером Мортоном.

— Я и не говорил, что он имеет, — насмешливо пробормотал Джордж. — Я достаточно хорошо знаком с вашей родословной. Кроме покойного дядюшки Джона, у вас вроде бы не водилось других родственников.

Рут почувствовала легкое прикосновение к волосам. Его пальцы нежно гладили ее затылок и шею. Она похолодела, потрясенная и напуганная его лаской. Но он продолжал играть с прядью ее волос, и ее захватил поток чувств и ощущений, которых она, увы, все еще не забыла. Сердце замерло у нее в груди, и она буквально приросла к земле. Он стоял очень близко к ней, и она медлила повернуться к нему, чувствуя только его руки, обнимающие ее тело. Нет, она боялась пошевелиться, чтобы не разрушить чары. Происходило нечто невозможное, чего на самом деле быть не могло.

— Я могу допустить, что Мортон здоровяк, — тихо проговорил Джордж, склонившись к ее затылку. От его дыхания волосы на голове Рут зашевелились. — Но неужели вы не могли найти себе кого-нибудь помоложе, а не терпеть старика? Надо ли молодых парней, которые куда лучше подходят на роль любовника? Неужели вам не из кого выбирать?

— Он мне не любовник!

Вся дрожа от праведного гнева, Рут повернулась и оказалась лицом к лицу с Джорджем.

— Да уж, не очень-то, как видно, вы удовлетворены, если одного легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы вы прямо-таки обмерли.

Джордж презирал ее, это очевидно, хотя она не могла видеть выражения его находящегося в тени лица.

Отшатнувшись от него, Рут пыталась отдышаться, но не успела сказать в ответ и слова, как его руки обвились вокруг нее, а губы приблизились к ее губам. Она попыталась вырваться из объятий, упершись руками ему в плечи. Но Джордж был очень силен и не позволил ей это.

Нет, она совсем не испугалась, просто видела, что в нем слишком много ненависти, и потому он, очевидно, находит некое удовольствие в том, чтобы унижать ее насильными объятиями и дерзостями. Но в то же время, чуть только его хватка ослабла и он склонился над ее лицом, сделав легкое движение губами, будто приглашая ее к поцелую, ей самой захотелось поцеловать его — его, причинившего ей столько страданий.

Сейчас достаточно отступить на шаг — и она освободится. Но она не смогла этого сделать.

В конюшне было холодно, но от его тела исходил жар, согревающий ее. Она чувствовала мощь его огромного тела, и теперь одно то, что эта сила не казалась ей больше враждебной, возбуждало ее. Она не помнила, вызывал ли он у нее подобные чувства тогда, в Сент-Джайлзе, но сейчас поток незнакомых, щекочущих ощущений захлестнул ее. Он дразнил ее губы нежно, настойчиво, пока они не раскрылись навстречу его поцелую.

Рут не могла сопротивляться. Она нуждалась в нем и желала его так долго, что теперь чувствовала себя как изголодавшийся, которому вдруг предложили еду. Взять, взять этот хлеб, даже если догадываешься, что он отравлен. Ничего, что у всего этого нет, не может быть будущего, и скорее всего они никогда больше не встретятся. Ничего, что Джордж Фицуотер, как и все люди такого сорта, просто берет то, что хочет, когда хочет.

Пусть…

Его поцелуй становился все настойчивее, пробуждая в теле Рут столь долго дремавшую страсть. Она теснее прижалась к нему, а руки ее, обняв его, начали ласкать ему шею…

И в этот момент заржал Варавва, чья голова находилась в нескольких дюймах от них. Оба они вздрогнули. Рут, внезапно очнувшись, осознала, что делает, и резко отшатнулась от Джорджа. Она пришла в неистовство от мысли, как сильно на нее подействовал его поцелуй, — она ведь чуть было не отдалась ему прямо здесь, в конюшне!

— Черт возьми, Джордж! Может, вы и лорд, но я-то не публичная девка!

Она просто тряслась от ярости. Ее растревоженные чувства нашли выход в гневе.

— А здесь ничего публичного с вами и не происходит, — ответил он сардонически. Он дышал учащенно, но уже полностью овладел собой. — Вы просто, как я вижу, хотели доставить себе немного удовольствия. Скажите, а что, мистер Мортон покладистый любовник? Он не ревнует вас к другим мужчинам?

Рут влепила Джорджу жесткую пощечину, задев его губы. Он схватил ее запястье и сжал железной хваткой. На какой-то момент он угрожающе навис над ней, но она была слишком разгневана, чтобы испугаться.

— Ты просто гарпия! — прорычал он. — Мне следовало бы хорошенько отколотить тебя за это!

— Конечно, так и должен поступать истинный джентльмен! — с издевкой произнесла Рут, освобождая руку из его хватки. — Сначала вы оскорбляете меня, высказывая необоснованные обвинения, а потом, когда я осмелилась постоять за себя, собираетесь меня убить. Раньше в вас было больше благородства.

— Благородства!.. — воскликнул Джордж.

— Повторяю вам: мистер Мортон мне не любовник, — проговорила Рут сквозь стиснутые зубы.

— Но он вам и не дядя!

— Он дядя моего мужа.

Они молча смотрели друг на друга. В это время во двор вползла почтовая карета; двор и конюшня сразу же наполнились конюхами. Рут отступила назад, пропуская вереницу вороных лошадей, которых вели в глубь конюшни. Так что их разговор с Джорджем прервался до тех пор, пока суета вокруг них не стихла.

Тогда, подойдя к ней, Джордж схватил ее за левую руку и, взглянув на нее, увидел на безымянном пальце золотое кольцо.

— Понятно, — сказал он без всякого выражения. — И давно вы замужем?

— Четыре года.

Рут отдернула руку, надеясь, что он не слышит гулких ударов ее сердца. Она солгала, но это сейчас неважно. Важно только одно: она не должна позволить Джорджу вновь обрести над ней власть.

— В таком случае примите мои запоздалые поздравления. — Он с усмешкой поклонился ей. — Кстати, вы сообщили супругу насчет своей прежней жизни в «Золотом Тельце»?

Рут с достоинством подняла голову и холодно спросила:

— Не думаете ли вы, что я настолько лжива и испорчена, что вышла бы замуж за того, кто обо мне ничего не знает? Прощайте, сэр.

Глава 2

— Я тут порасспросил кое-кого, — сказал мистер Мортон, — оказывается, Чарльз на несколько дней уехал из города.

— Вы знаете, куда он отправился? И когда вернется? — живо спросила Рут.

— Нет. Он вообще не привык сообщать кому бы то ни было о том, куда, зачем и надолго ли отправляется. Но у меня такое предчувствие, что он не замедлит с возвращением сюда. Как вы думаете, может, нам стоит попытаться его найти?

— Нет, — твердо сказала Рут. — Это неудобно и может разозлить его. Тем более что мы прибыли для таких выяснений, которые не стоит затевать под чужой кровлей. Лучше подождем его возвращения.

— Но я и так уж оторвал вас от дел, а теперь еще эта задержка… — пытался робко протестовать мистер Мортон.

— Шон прекрасно справится с хозяйством и без меня, а за несколько дней ничего не случится, — ответила Рут. — Потом, знаете, я ведь никогда ни бывала прежде в Бате. И надеюсь, сэр, вы будете любезны сопроводить меня завтра в «Памп-Рум» /курзал; галерея для питья минеральных вод в курортном городе/, посмотрю хоть, что это такое. Я столько о нем слышала.

— Дорогая моя миссис Прайс, я буду счастлив сопровождать вас, куда вы только пожелаете.

— История основания Бата чем-то напоминает мне историю Блудного сына, — рассказывал мистер Мортон. — Решил некто Блейдад сделаться свинопасом и покинул отцовское хозяйство. Но ушел не в поисках плотских наслаждений, а потому, что заболел проказой.

Мистер Мортон умолк, задумавшись о другом юноше, увы, слишком жадном до плотских радостей. Его глаза погрустнели.

— И что же случилось дальше с этим несчастным? — спросила Рут.

— Ну, потом у свиней на коже начали, знаете ли, появляться язвы, — продолжил рассказ мистер Мортон. — Подумать только, каково пришлось бедному парню, что он перестрадал, видя, что даже свиньи в его обществе хворают и чахнут. Но в один прекрасный день свиньи, наевшись желудей, плюхнулись в грязную лужу, и вот, когда они вышли из нее, кожа их сделалась чистой и здоровой! И тогда Блейдад исцелился и смог возвратиться домой, а позже на месте своего исцеления он основал город.

— И люди до сих пор пьют эту воду, — пробормотала Рут. — Я бы удивилась, если кто-нибудь сегодня решил угостить ею свиней.

— Миссис Прайс! — воскликнул шокированный столь неуместным озорством мистер Мортон. — Ны, вероятно, впрочем как и многие теперь, разучились относиться к подобным вещам серьезно.

Сезон в Бате уже начался, и «Памп-Рум» был полон людей. Некоторые действительно пили воду, но большинство, похоже, пришли других посмотреть и себя показать. Разодетые мужчины и женщины совершали променад вдоль курзала, украшенного мраморными статуями работы Нэша, раскланивались со знакомыми и болтали о том о сем под музыку небольшого камерного оркестра.

Рут была очарована. Ей никогда, даже в детстве, не приходилось бывать в таких местах. Их посещение было по карману лишь очень богатым людям. Раньше Ват слыл одним из наиболее фешенебельных курортов, и, хотя постепенно становился доступен и среднему классу, он все еще оставался очень модным. Она разглядывала тут все с большим интересом.

— Думаю, я не отказался бы сам выпить стаканчик воды, — задумчиво сказал мистер Мортон. — Последние несколько дней были весьма напряженными, не мешало бы успокоить нервы перед встречей с Чарльзом, как вы считаете?

— Совершенно согласна с вами, — ответила Рут.

Она заметила, что мистер Мортон проявляет к ней преувеличенное внимание, спрашивает ее мнение по всякому пустяку. Но у него имелось достаточно причин тревожиться, он и вправду нуждался в ее поддержке.

— Боже милостивый! — вдруг воскликнул он. — Смотрите, никак это мой старинный приятель Дэниел Редфорд с супругой! Сколько же лет мы не виделись!

Мистер Мортон начал энергично пробиваться сквозь поток гуляющих, и Рут не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

— Ба! Мортон! — воскликнул мистер Редфорд при встрече со старым другом, с силой тряся его руку. — Совсем похоронил себя в своем Хартфордшире, ни слуху ни духу! Я было думал, что вас давным-давно и в живых-то нет!

— Ну, я бы про тебя этого не сказал, — весело отклонил мистер Мортон мрачное предположение. — А как вы поживаете, мэм? — обратился он к миссис Редфорд, принимаясь трясти ее руку. — Позвольте представить вам мою племянницу Рут Прайс. Рут, это мои старые друзья — Дэниел и Ребекка Редфорд.

— Весьма рада нашему знакомству, — приветливо отозвалась Рут, хотя не видела для себя никакой радости от этого представления.

— Великолепно, великолепно! — радовался неизвестно отчего мистер Редфорд. — Вы действительно дочка Рэчел? Но, должен заметить, вы не очень-то на нее похожи. — И, повернувшись к мистеру Мортону, заметил: — Она ведь, кажется, замужем за Кэмпбеллом?

— Все это так, — быстро проговорил мистер Мортон. — Но увы, несчастная Рут — вдова.

— Ох, бедняжечка! — огорченно воскликнула миссис Редфорд. — Такая молоденькая и уже вдова! Присаживайтесь, милочка.

— Вы очень добры, — ответила Рут, сев рядом с ними и поглядывая на мистера Мортона, который без конца кивал и кланялся в совершенно несвойственной ему светской манере.

Все это не очень занимало ее. Она просто подумала, что мистер Мортон так суетится из-за того, что чувствует себя виноватым, втравив ее в свои домашние дрязги. Но выглядел он в эти минуты действительно счастливым.

Следующие пятнадцать минут Рут выслушивала разговор старых друзей, полный ахов и охов и буквально нашпигованный бесчисленными именами и обстоятельствами, вовсе ей не известными. Это не могло не нагнать на нее скуку. Затем миссис Редфорд перешла к весьма оживленному рассказу о собственном семействе. Главным объектом этого повествования были, конечно, внуки. Рут, изображая заинтересованное внимание и слегка улыбаясь, поглядывала время от времени по сторонам. Вдруг она увидела, что к ним приближается Джордж.

Он двигался с той самой грацией сильного, гибкого зверя, которую так хорошо помнила Рут. В курзале было полно народу, но он рассекал толпу, не прилагая к тому никаких усилий, улыбаясь и то и дело приветствуя знакомых, в то время как незнакомые расступались перед ним, давая проход. Рут в смущении подумала, с чего это она раньше считала его неприметным. Сейчас буквально не было ни одного человека, который не обратил бы на Джорджа внимания.

Миссис Редфорд заметила, что Рут смотрит куда-то в сторону, и взглядом стала искать предмет, отвлекший ее слушательницу — Силы небесные! — вдруг воскликнула она. — Кажется, он направляется прямо к нам! Дэниел! Ты знаешь этого человека?

Мистер Редфорд завертел головой. Увидев Джорджа, он выпучил глаза.

— Боже мой… да это же лорд Фицуотер! Мне показывали его в Лондоне, но я не имел чести разговаривать с ним… Может, вы с ним знакомы, Мортон?..

— Нет! — ответил мистер Мортон каким-то сдавленным голосом.

Если бы Рут не была так встревожена, то весьма удивилась бы их поведению. Но в тот миг она словно оглохла и ослепла для всего мира — она видела только Джорджа. Душу ее пронизывало неприятное, тревожное предчувствие. Истинный аристократ, аристократ до кончиков ногтей, но какой опасный блеск в его глазах! Нет, это действительно совсем другой Джордж, не тот, которого она когда-то знала.

И вот он уже подошел к ним и, поклонившись Рут, учтиво сказал:

— Миссис Прайс, надеюсь, вы отдохнули от трудностей и неудобств путешествия?

— Да, милорд, благодарю за внимание, — стараясь говорить невозмутимым тоном, ответила она. — Позвольте познакомить вас с моим дядей мистером Мортоном и его старинными друзьями. Мистер и миссис Редфорд — лорд Фицуотер.

Она представила их друг другу естественно, без малейшей запинки, хотя каждую секунду она ожидала самого худшего. Рут ломала голову, пытаясь понять, чем вызвано появление здесь Джорджа. Она видела, как холоден был его взгляд, когда он небрежным поклоном приветствовал мистера Мортона.

— Представить себе не могу, моя дорогая, когда вы успели познакомиться с его светлостью, — сказал мистер Мортон, нервно теребя пуговицу сюртука,

— О, благодаря чистой случайности, — поспешно постаралась объяснить Рут, кинув на Джорджа умоляющий взгляд. — Вчера вечером в гостинице, где мы останавливались по пути в Ват, я по ошибке зашла в комнату милорда. Тут даже и рассказывать не о чем.

— Не о чем рассказывать! — мистер Редфорд даже крякнул. — Боже мой, да это великая честь — встретиться с таким человеком. Знаете ли вы, милорд, что я восторгаюсь вами?

— Вы льстите мне, сэр, — сухо ответил Джордж. — Миссис Прайс, возможно, не откажется пройтись со мной по галерее? — И, повернувшись к мистеру Мортону, он добавил: — Если, конечно, вы, сэр, не будете возражать.

Когда Джордж произносил эти слова, Рут снова заметила в его глазах ледяное презрение.

— Нет, сэр, конечно нет, — ответил мистер Мортон. — С чего бы я стал возражать?

— Вы приехали сюда поправить здоровье, милорд? — спросила Рут, без всякого энтузиазма подавая руку Джорджу. — Дядя рассказывал мне сегодня утром, что минеральную воду здесь первыми нашли свиньи.

Джордж равнодушно, даже слегка высокомерно взял ее под руку и увел от компании.

— Вы только что едва ли не до смерти напугали того почтенного старца с рыбьей физиономией, выбив последние мыслишки, которые еще водились в его голове. — Его голос звучал саркастически. — Вы что, совсем не имеете представления о том, каково мое нынешнее положение и к какому уважению оно обязывает окружающих?

— Нет, — ровно сказала Рут. — А вы имеете представление о том, в какое положение вы только что поставили меня?

— О, полагаю, я поставил вас в весьма выгодное положение, миссис Прайс. Знакомство с лордом вас только украсило, — резко возразил Джордж. — Ведь вашему любовнику очень хотелось похвастаться вами перед своими друзьями, не так ли?

— Он вовсе не… — начала было Рут, но ей пришлось замолчать, поскольку к ним слишком близко подошла какая-то пара.

— Кроме всего прочего, никакой он не дядя вашего мужа, потому что мужа у вас нет и никогда не было, — жестко сказал Джордж. — Ну а это… — Он взял кисть ее руки, слегка провел пальцами по обручальному кольцу, — это только декорация, чтобы создать у общества видимость некой респектабельности.

Рут попыталась отнять руку, но он держал ее крепко, так что у нее ничего не вышло. Ее охватило сильное беспокойство. Что о ней подумают из-за этой прогулки под руку с Джорджем — и это после того, как она заявила, что познакомилась с ним совершенно случайно и только вчера. А теперь она даже не может вырвать у него свою руку. Его прикосновение жгло ее, возрождая в душе и теле воспоминания о тех минутах, когда они любили друг друга. Этих воспоминаний не могли прогнать ни ее гнев на него, ни страх и растерянность перед непонятным презрением Джорджа.

— Я могла бы изменить имя, — проговорила она с горечью. — Но я никогда даже не задумывалась об этом, да, никогда. Как я уже говорила, все объясняется совсем просто и, поверьте, совершенно невинно… Хотя почему я должна объяснять вам что бы то ни было, никак в толк не возьму.

— Что ж, у вас весьма гибкие принципы, — свирепо сказал Джордж. — Полагаю, они весьма к месту для женщины вашей… профессии. Но вам бы действительно не мешало сменить имя, хотя бы ради уважения к памяти вашего батюшки.

— Моего батюшки! — воскликнула Рут.

— Смею сказать, что, как служитель Господа, он был бы сильно разочарован, узнай он, какой жизненный путь вы избрали.

Резким движением Рут освободила свою руку от его хватки.

— Как слуга Господа он мог бы позаботиться о том, чтобы лучше обеспечить свою семью…

Выкрикнув эти жестокие и несправедливые слова, она прикусила нижнюю губу. Лицо ее окаменело, ничего не выражая, но глаза метали молнии.

— Сердечко мое, успокойтесь, на вас же все смотрят, — пробормотал Джордж и снова взял ее под руку.

Только теперь Рут заметила, что на них в самом деле с недоумением поглядывают гуляющие по галерее. Она заставила себя казаться спокойной.

— Вы, Джордж, просто ублюдок! — прошептала она побледневшими губами, силясь одновременно изобразить улыбку.

— Возможно, вы и правы, — согласился он. — Что?!

Рут уставилась на него, ничего не понимая.

— Последнее мое замечание, насчет вашего батюшки, — удар ниже пояса. Но я не отрекусь ни от одного слова, сказанного мною прежде.

У Рут перехватило дыхание. Последние его слова потрясли ее больше, чем все обвинения. Она почти испугалась, осознав, как хорошо он ее знает, — рушились все укрепления, которые она пыталась выстроить вокруг себя. Кто еще, кроме Джорджа, понимает ее так безошибочно? И кто еще, кроме него, мог так быстро разузнать все, что касалось ее?

— Это Нэш? — наугад спросила она, глядя на статую, стоящую в нише в конце галереи.

— Да.

— Ну вот, теперь я осмотрела «Памп-Рум» и вижу, что здесь далеко не так красиво, как я себе представляла по рассказам других. А теперь мне пора возвращаться к своим.

— Как вам угодно, — насмешливо сказал Джордж, слегка поклонившись. — Уверен, их компания покажется вам куда более приятной, чем моя.

— Надеюсь, что так, — парировала Рут. — Вы надолго остановились в Бате, милорд?

— Это зависит от многого.

— От чего?

Джордж кротко улыбнулся.

— Позвольте вернуть вам вашу племянницу, — церемонно сказал он, когда они подошли к мистеру Мортону и чете Редфорд. — Боюсь, мне, увы, не удалось произвести на нее достойного впечатления. Но из этого я заключил, что бываю куда любезнее и приятнее, когда принимаю гостей в своем имении. Мои лучшие пожелания всем.

С этими словами Джордж раскланялся и покинул компанию.

— Он просто грубиян, — сразу же сказала Рут. — Кажется, ему доставляет удовольствие говорить людям неприятные вещи.

— Дорогая моя! О чем вы с ним беседовали? — с придыханием спросила миссис Редфорд.

— Да ни о чем особенном, — не задумываясь ответила Рут. — Но тон, которым он вел беседу, говорит, что в нем нет ни доброты к окружающим, ни понимания их природы. Я не выношу людей, которые относятся со снисходительным пренебрежением к тем, кто менее богат и знатен, чем они сами.

Она смолкла, заметив, что мистер и миссис Редфорд уставились на нее, открыв рот от изумления. Мистер Мортон, напротив, выслушал ее сердитый монолог, не скрывая удовольствия. Он явно гордился своей спутницей.

— Никогда бы не подумала, что лорд Фи — цуотер окажется именно таким человеком, -

заключила она возмущенным тоном. — Миссис Редфорд, так чем же кончилась эта история с Джемми, которую вы мне начали рассказывать?..

Ближе к вечеру Рут выскользнула из отеля одна, без сопровождающих, и направилась в сторону Бартон-Филдз. Она не знала, ответил ли Джордж на ее наспех написанное послание. Но лучше было рискнуть, чем еще раз встретиться с ним лицом к лицу на людях; поэтому она и решила назначить ему свидание, благоразумно избрав для встречи Бар-тонские поля. Огромные пустынные пространства, где вечером не бывало ни души, казались ей самым подходящим местом для этого.

Стоял холодный ноябрьский день. Серые облака затягивали небо, грозя дождем, а резкие порывы ветра насквозь продували плащ Рут, слишком легкий для такой погоды. Она дрожала, но благодарила судьбу за ненастье. Никто в такой день не станет болтаться без дела по лугам и полям, так что не придется опасаться чужого внимания и любопытства.

Рут пришла на условленное место и осмотрелась. В какой-то момент ее охватил панический страх: а вдруг Джордж не придет или придет, но они не найдут друг друга… Но в ту же минуту она заметила его.

Он твердым шагом шел в ее сторону, не обращая внимания на ледяной ветер, что было не удивительно, ибо его тяжелое пальто, судя по всему, грело его гораздо лучше, чем ротонда Рут могла согреть ее. Ах, эта выходная ротонда, лучшее, что у нее было из верхней одежды, но, увы, слишком легкая для такого ненастья.

— Вы звали меня? — вместо приветствия иронично спросил Джордж.

— Я просила вас о встрече, — поправила его Рут.

Она колебалась. Теперь, когда он пришел и стоял прямо перед ней, она не знала, с чего начать.

— Зачем? — Джордж поднял темные брови. — Подыскиваете себе нового покровителя?

— Нет, никого я себе не подыскиваю!

Можно было предвидеть, что он истолкует ее просьбу о встрече только таким образом.

— Вы хотите сказать, что удовлетворены и этим? — насмешливо спросил Джордж. — Но, дорогая моя, он ведь даже прилично одеть вас не в состоянии.

Говоря это, он критически осмотрел ее легкую ротонду, в которой она явно замерзала.

— Он вообще меня не одевает!

— Ах, вы имеете в виду, что ему больше нравится раздевать вас? Ну, это я еще могу понять… Хотя мне трудно вообразить его в то время, когда он это делает.

— Ради Бога, Джордж! — раздраженно воскликнула Рут. — Я много раз говорила вам, что мне он не любовник. Почему вы не верите?

— Потому что знаю вас, — ответил он с готовностью, голосом, одновременно выражающим и гнев и насмешку. — Помнится, вы как-то говорили, что для выживания не пренебрегали ничем, пошли даже на то, чтобы разделить постель со взломщиком, разве не так? Не уверен, что вы уронили хоть одну слезинку, когда его увозили на каторгу.

Рут замерла. Это правда, что однажды суровые обстоятельства вынудили ее стать любовницей вора в обмен на его покровительство, но она никогда не скрывала этого от Джорджа. В те времена у нее не было от него секретов. Тогда она вряд ли могла представить себе, как жестоко однажды он припомнит ей ее падение.

Ее лицо побледнело, как у мертвой, когда она встретила его полный презрения взгляд. Она чувствовала, что еще немного — и она больше не выдержит. Казалось, что ноябрьский ветер вот-вот подхватит ее, тоненькую и хрупкую, и унесет прочь, как последний сухой лист, сорванный с дерева. Но твердый взгляд ее серых глаз выражал гордость и возмущение.

Наконец она заговорила:

— Я не плакала из-за Джека? С чего вы взяли? Пока не появился Шон, он защищал меня от дяди Джона, от которого в то время я не знала куда деться. Да, это была сделка, но Джек никогда не делал мне ничего плохого, никогда не обижал. И я не стану стыдливо опускать глаза ни перед вами, ни перед кем бы то ни было. Я не воровала. Не лгала. И не нарушала никаких человеческих законов.

Заканчивая говорить, она задыхалась, но продолжала твердо смотреть в лицо Джорджу. Она даже перестала замечать пронзительный ветер, продувающий тонкую ткань ее ротонды.

Джордж в упор смотрел на нее. Внезапно выражение его лица смягчилось, перестало быть издевательским. Она не совсем понимала, о чем он думает. Он поднял руку и коснулся ее ледяной щеки своими горячими пальцами.

— Интересно, что сказали бы праведники, если бы узнали, что лилии на их лугах погибают от холода, облаченные в дешевые легкие накидочки? — негромко проговорил он.

Рут склонила голову. Она могла противостоять ярости Джорджа, презрению, наконец, но его доброта лишала ее сил. Слезы подступили к глазам, но она глотала их, решив, что ни в коем случае не должна расплакаться здесь, стоя перед ним.

Она отступила на шаг.

— Все это в прошлом, — промолвила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и обыденно. — Меня больше интересует настоящее. Можно понять, почему вы стали подозревать меня, что я не без умысла вошла в вашу комнату тогда, в гостинице, хотя это и несправедливо. Но я не понимаю, почему вы продолжаете быть со мной столь жестоким теперь, почему вы сегодня пытались смутить и обидеть меня. Я пришла просить вас оставить меня в покое.

На последних словах ее голос слегка задрожал, но глаз она не отвела.

— Прекрасно, сердечко мое, — сказал он сардонически. Куда девалась теплота, которая возникла было в его голосе и взгляде! — Должен отдать дань восхищения вашей практичности. Вы просто великолепны! Если бы я не знал вас так хорошо, то действительно подумал бы, что вижу перед собой воплощение оскорбленной невинности.

— Прекратите! — закричала Рут, пытаясь остановить этот поток язвительных, ненавидящих слов. Она сжала руками щеки, не замечая, как ветер рвет подол ротонды, леденит ей ноги. — Джордж, вы ведь сами решили, что мы с вами не ровня. Конечно, вы были правы, но что помешало вам прийти ко мне и самому сказать это? Нет, вы не пришли, чтобы еще раз показать мне, что я вас недостойна, недостойна до такой степени, что меня можно бросить, даже не простившись.

— Что? — Джордж вдруг замер, устремив на нее свой взор, полный откровенного сомнения и недоверия, затем грубо схватил ее за плечи. — Что, к дьяволу, вы мне тут плетете? Ведь вы исчезли!

Он тряс Рут за плечи так сильно, что капор соскочил с ее головы, повиснув на лентах, завязанных под подбородком. Рут взглянула на него, не понимая, что в ее словах могло вызвать такое буйство.

— Да, я исчезла. Как только умер дядя Джон, — резко сказала она. — Но ведь я послала вам письмо.

— Какое письмо? Я никакого письма не получал!

Пальцы Джорджа впились в ее плечи. Первые капли дождя упали на их лица, но оба они не заметили этого.

Рут смотрела на него, пытаясь понять, что происходит. Можно было бы предположить, что Джордж лжет. Нет, он слишком горд, чтобы унизиться до лжи, и если говорит, что не получал письма, значит так оно и было, и сомневаться в этом нельзя.

Она вновь погрузилась в тяжелые воспоминания… Перед ней опять, как в тот день, проклятый декабрьский день, стоял Шон и повторял: «Он велел передать вам, что это никак нельзя… скандальный и позорный брак». Теперь она вспомнила, что Шон всегда недолюбливал молодого дворянина и не доверял ему. Возможно, он просто ревновал Джорджа к Рут. Как она раньше об этом не догадалась!

Ужасно медленно и неотвратимо, но она поняла, что Шон тогда обманул ее.

И вдруг она ощутила холод, тот холод, в сравнении с которым ледяной ноябрьский ветер был ничто. До этой минуты она доверяла Шону во всем, но теперь поняла, что даже он предал ее. Ей больше не на кого было положиться во всем мире.

— Да объяснитесь же наконец! — решительно потребовал Джордж.

Рут очнулась от воспоминаний и увидела перед собой его лицо: твердое, недоверчивое, вопрошающее.

— Покинув Сент-Джайлз, я послала к вам Шона с письмом, где сообщала, что нахожусь в гостинице неподалеку от Лондона. Он вернулся и сказал, что вы просили передать мне, что наш брак действительно был бы неравным, что мы не пара.

— И вы ему поверили? — воскликнул Джордж.

— Почему нет? Разве он не прав? — холодно ответила Рут.

— Это не его дело было решать, — жестко сказал Джордж. — Но что потом стало с вами? Как вам удалось выжить? Кто заботился о вас?

— Никто! Я не нуждаюсь в том, чтобы обо мне кто-то заботился.

Рут сказала это почти с бешенством. Пусть этот светский хлыщ не воображает, что она жалкое и слабое создание, не умеющее само за себя постоять!

— Как? — холодно спросил Джордж. — Годы, проведенные в Церковном переулке, могли сделать вас пригодной только для одного — вы знаете, о чем я говорю. Что вам после смерти дяди, в сущности, оставалось делать, как только не найти себе содержателя или не устроиться девицей в бордель к какой — нибудь мадам?

Рут вырвалась из его рук, глядя на него с ужасом. Боже мой, он ничего не понимает!

— Так вот, значит, как вы думаете обо мне? — выкрикнула она. — Вот почему вы припомнили мне Джека Рэя только теперь? Да вы, наверное, и всегда так думали обо мне? Что я годна лишь на то, чтобы стать публичной девкой в дешевом борделе?

Джордж хотел что-то сказать, но она продолжала, ни на что не обращая внимания.

— Потом я много думала и поняла: вы только делали вид, будто хотите жениться на мне, чтобы я согласилась стать вашей любовницей. Хотели просто избавить себя от лишних хлопот! Хорошо, я стала вашей любовницей, я сама так хотела. Но это было тогда — не теперь. А теперь я решила, что не желаю быть больше ничьей любовницей.

Она хотела уйти, но он схватил ее за руку, повернул к себе и, глядя в лицо, спросил:

— А как же насчет Мортона?

— Я уже говорила вам! — выпалила она. — Наши отношения и то, почему мы путешествуем вместе, объясняется весьма простыми и невинными причинами.

— Ну так объясните мне их.

— Ни за что!

Рут была слишком разгневана, чтобы пускаться в объяснения, к тому же убеждена, что он все равно не поверит ей. Да и мистеру Мортону вряд ли понравится, если она начнет обсуждать его семейные трудности с посторонними людьми.

Дождь усилился, ледяные струйки воды текли по ее лицу. Дрожа от холода, она натянула съехавший капор на голову. Ненастье, казалось, решило вмешаться в дело и прервать их спор. Да вроде бы и не осталось ничего недосказанного. Однако Рут медлила, никак не решаясь уйти.

Джордж взял ее за руку.

— Я виновата в том, что вы подумали, будто я убежала от вас, — заговорила она ровным голосом. — Виновата в том, что вы не получили моего письма. В том, что сразу поверила, что Шон сказал о вас правду, и решила никогда больше не искать встречи с вами. Во всем, во всем виновата я одна. Но теперь это в прошлом… В конце концов, все сложилось наилучшим для нас обоих образом. Пожалуйста, давайте забудем все и расстанемся.

Он сжал ее руку, и она ощутила, как жар его ладони передается ее тонким, застывшим пальцам.

— Вам не мешало бы, любовь моя, завести себе муфту. Скажите, могу я проводить вас до отеля?

— Нет, благодарю. — Рут не собиралась возвращаться в отель, но не сказала об этом Джорджу. — Если мы встретимся вновь, милорд, пожалуйста, не надо больше меня преследовать. От этого ни мне, ни вам не будет ни добра, ни пользы.

Она повернулась и ушла, чувствуя, что он провожает ее взглядом, и испытывая почти отчаяние оттого, что он отпустил ее так легко. Но им действительно больше нечего сказать друг другу. Если быть честной с собой, то она ведь всегда знала, что их любовь обречена. Кем она еще могла быть для Джорджа, как не любовницей? Даже думать было смешно о другом исходе. Но теперь все: никогда не станет она рисковать своей безопасностью и независимостью ради кого бы то ни было, никогда не позволит больше увлечь себя чувствам. Так она решила раз и навсегда.

Леденящий ветер слепил ее. Она подняла руку к лицу, чтобы защититься от ветра, и почувствовала, что струйки дождя, текущие по щекам, смешались с горячими слезами.

— Моя дорогая, вы уверены, что не жалеете о том, что мы покинули гостиницу? Вам здесь не нравится? — озабоченно спросил мистер Мортон в тот же день после обеда.

— О нет, это прекрасное здание. Я впервые останавливаюсь в таком великолепном доме.

— Полагаю, он скорее просто приятный, — сказал мистер Мортон, осматриваясь, как будто никогда прежде не обращал внимания на обстановку комнаты. — Но когда Редфорд сказал, что мы можем остановиться здесь, я сразу подумал, что с таким деликатным делом, как наше, требующим строгого сохранения тайны, это как раз подойдет… Я имею в виду наши переговоры с Чарльзом.

Эти постоянные дополнительные пояснения, вызванные опасением мистера Мортона, что она его неправильно поймет, особенно умиляли Рут. Она ответила:

— Я прекрасно все понимаю.

— И потом, я никогда не чувствую себя достаточно уютно в отеле, — продолжал мистер Мортон. — Там ведь не бываешь уверен, что тебя не побеспокоят или что вещи будут лежать на том же месте, где ты их оставил. Но все, что я говорю, совершенно, как вы понимаете, не относится к «Толстому Коту».

Рут улыбнулась.

— Я знаю, мистер Мортон. И не беспокойтесь, мне здесь очень нравится. В конце концов, мы прибыли в Бат не отдыхать, а по важному семейному делу, вызванному весьма огорчительными обстоятельствами. И при всем том, благодаря нашей поездке, я много повидала такого, чего не видела прежде. Так что я очень благодарна вам, сэр.

Мистер Мортон покраснел до ушей.

— Вы слишком добры ко мне, миссис Прайс, слишком добры, — проворковал он. — М-мм… Скажите, а вы никогда раньше не бывали здесь со своим супругом? Подозреваю, что вам не часто удавалось покинуть гостиницу…

— Мой муж умер еще до того, как я купила «Толстого Кота».

Говоря это, Рут машинально повернула кольцо надписью внутрь. Этот жест уже давно стал для нее привычным.

— Как это должно быть ужасно, — овдоветь в столь юные годы! — патетически воскликнул мистер Мортон. — Но смею сказать, Шон стал весьма хорошей и надежной опорой для вас. Он всегда казался самым преданным слугой.

— Да. — На какой-то момент холодный блеск промелькнул в глазах Рут. — Да, он предан мне. Послушайте, мистер Мортон… — начала было она, но запнулась… — А что, если мы в ожидании возвращения вашего племянника кое-что предпримем? Ну, например, можно попробовать познакомиться с мисс Ренфрю.

— С мисс Ренфрю?

— Попытаемся хотя бы выяснить, насколько серьезно Чарльз ухаживает за этой девушкой, — пояснила Рут. — И если действительно дело серьезное, то нравится ли он ей или нет.

— О, я понял. Но я совсем не знаком с семейством Ренфрю, — огорченно возразил мистер Мортон. — Не уверен, что и мистер Редфорд их знает. Но если он с ними знаком, то и нас сможет представить.

— Даже если Редфорд и не знает их, я не вижу тут особых трудностей, — ответила Рут. — В «Памп-Рум» мне показали мисс Ренфрю и ее матушку. Надо просто подойти к ним и заговорить о том, как прекрасно Чарльз отзывался о мисс Ренфрю, а потом, сославшись на родство с Чарльзом, самим представиться. Сделать это очень легко и просто. Вам налить еще чаю, сэр?

Мистер Мортон смотрел на Рут чуть ли не с благоговением.

— Вы никогда в жизни не теряетесь, мэм? Рут в ответ улыбнулась.

Говоря по правде, после нескольких лет, проведенных среди постояльцев своей гостиницы, она слегка волновалась при мысли, что придется представляться богатой наследнице, да еще столь сомнительным образом. Но внешне Рут держалась так, что мистер Мортон не заметил ее неуверенности.

На его же вопрос она ответила так: — Ну, как не теряться? Теряюсь, и частенько. Но я обнаружила, что, если хочешь быть преуспевающей хозяйкой гостиницы, никогда не позволяй своим гостям догадаться, что что-то привело тебя в замешательство.

Глава 3

— Здесь для вас кое-что передали, мэм, — чинно сказал дворецкий. — От портнихи мадам Сесили.

— Для меня? — удивленно воскликнула Рут. — Вы уверены, это не ошибка?

— Уверен, мэм. На приложенном конверте указано ясно.

И он протянул ей конверт на серебряном подносе.

Взглянув на него, Рут тотчас узнала почерк Джорджа. Сердце тревожно забилось у нее в груди, но она сумела подавить овладевшие ею чувства и ничем не выдала своего волнения.

— Спасибо, Григсон, — сказала она, убирая конверт. — Вы не могли бы отнести этот пакет в мою комнату?

— Конечно, мэм.

Он взял сверток и вышел с ним из гостиной.

Мистер Мортон нанял дом со слугами на то время, пока его владелец, богатый оптовик, находился в отъезде. Рут не сомневалась, что «доброжелатели» уже успели сообщить владельцу дома достаточно сплетен о его временных жильцах. В сущности, это ничем не могло повредить им, но все же несколько беспокоило ее.

Наконец она вскрыла конверт и дрожащей рукой достала записку, оказавшуюся весьма краткой: «Амуниция, которая к лицу всем».

Вместо подписи одинокая, ничем не украшенная буква «Ф». Рут вновь увидела тот самый инициал, которым Джордж помечал все свои рисунки. Рука ее упала на колени, слезы подступили к глазам. Мелькнула надежда, что их отношения не оборвались окончательно.

Она взглянула на часы и вспомнила, что они с мистером Мортоном собирались пойти в «Памп-Рум». У нее оставалось совсем немного времени.

Поднявшись в свою комнату, Рут развернула пакет, присланный от портнихи. Нельзя сказать, чтобы она очень уж удивилась тому, что обнаружила в нем. Да, это была ротонда, прекрасная, модная и теплая. К ней прилагалась стеганая муфта. Она нежно гладила дорогую ткань накидки, испытывая весьма противоречивые чувства.

Должна ли она принять подарок от человека, с которым накануне постаралась навсегда порвать все связи? Да еще и после того, как он наговорил ей столько ужасных вещей? Но как это похоже на него, на прежнего Джорджа, — эта трогательная забота о чьей-то насущной нужде. Он никогда не удовлетворялся только тем, что рисовал несчастные и голодные лица в Сент-Джайлзе. Если мог, всегда оказывал посильную помощь, хотя Рут сомневалась, догадывался ли кто-нибудь об этом.

Ей бы оскорбиться предполагаемым подозрением, что ее можно купить за тряпки. Но она была далека от этого, более всего тронутая тем, что он заметил, как она мерзнет. Никто вокруг не замечал этого, не обращал внимания на то, что ей холодно или неудобно. Даже мистер Мортон, вот уже три дня путешествуя с ней бок о бок, не обратил внимания на то, как легко она одета, как зябнет в своей легкой ротонде. Да, пусть Джордж думает, что она немногим отличается от любой уличной проститутки, но, в конце концов, он один позаботился о том, чтобы она не мерзла.

Возможно, подарок означал, что он поверил ее объяснениям случившегося. Может быть, он простил ей то, как она тогда исчезла из его жизни, без всякого предупреждения. Это не могло заставить ее забыть боль, причиненную несправедливыми обвинениями, брошенными им ей в лицо, но несколько смягчило горе.

Она услышала, как скрипнула дверь, и обернулась. Там стояла горничная, держа шляпную коробку.

— Это прислано для вас, мэм.

— Спасибо.

Рут сразу же открыла коробку.

— Ой, какая красота! — воскликнула горничная, почти благоговейно прикасаясь к складкам шелка, на котором лежала шляпка. Оптовик был вдов, и в доме редко видели женские наряды. — Вы только посмотрите, как она идет к цвету ваших глаз. Вы наденете ее в «Памп-Рум»? Наверное, вы заказали ее вчера?

Рут слушала девушку, не прерывая ее и не разуверяя. Почти не понимая, почему она так поступает, она решила принять ротонду. Если Джордж этим подарком попросту пытается снова ее соблазнить, что же, она сумеет постоять за себя, ее так просто не купишь. Но если это — знак примирения, то самым разумным будет просто принять подарок.

— Дорогая моя миссис Прайс, выглядите вы сегодня просто восхитительно, — сказал мистер Мортон по дороге в «Памп-Рум». — Удивительно, что может сделать с человеком один стакан минеральной воды. Стойте, да вы, кажется, и не пили вчера этой целебной воды? — спросил он, с удивлением взглянув на нее.

— Должно быть, это воздух Вата, — тихо сказала Рут. — Он и сам, без всякой воды, исцелит любую хворь. Не правда ли, мистер Мортон?

— Именно так, именно так! — Его лицо прояснилось. — О, дорогая миссис Прайс, все мои надежды я возлагаю на то, что Редфорды знают мисс Ренфрю и что они окажутся там.

— Не беспокойтесь об этом, — сказала Рут. — Если их там не окажется, я, не ожидая официального представления, просто попытаюсь подойти к ней и начать разговор. Ведь это так естественно для любопытной женщины — желать поболтать с кем-то, кто ей пришелся по нраву. Я вам скажу, сэр, пусть мисс Ренфрю и богатая наследница, но вы ведь тоже достаточно значительная особа.

Нистер Мортон даже слегка заважничал от такого комплимента, тотчас принявшись подтверждать значительность своей особы:

— Должен вам сказать, миссис Прайс, что мой батюшка нажил свое состояние в Индии. Ны переехали туда почти сразу после ее завоевания. Само собой, Нартлесхейм-Хауз был одной из наиболее роскошных резиденций в Уилтшире, но даже это…

— Постойте, как же вы попали в Хартфордшир, если, как вы говорите, ваш фамильный дом в Уилтшире? — спросила Рут.

Нистер Мортон сконфузился.

— Мой брат обиделся на то, что отец, разделив состояние между нами поровну, дом завещал одному мне. Брат после этого меня невзлюбил и порвал все отношения со мной… ну и я почел за благо удалиться оттуда. Тем более что моя вторая жена родом из Сент-Ол — банса.

— Я не знала, что вы дважды вдовец!

— Увы, — печально сказал мистер Мортон. — Моя первая жена умерла родами. Наш первенец родился мертвым.

— Простите, — тихо произнесла Рут. — Вам, наверное, тяжело об этом вспоминать.

Мистер Мортон взглянул на нее с легким удивлением.

— С тех пор прошло уже тридцать лет. Если бы в гостиной не висел ее портрет, я бы почти поверил, что этого вообще никогда не случалось. Она была такая красивая, так любила меня… Знаете ли, миссис Прайс, мы с вами в чем-то похожи. Мы оба потеряли в юности своих любимых.

Рут смотрела себе под ноги, так и не придумав, что ответить.

«Памп-Рум» был, как обычно, переполнен, но Редфордов нигде не было видно. Мистер Мортон выискивал взглядом еще кого-нибудь из знакомых, кто мог бы их представить. Но он слишком давно не приезжал в Бат, и знакомых у него здесь заметно по-убавилось.

— Не волнуйтесь, — сказала Рут. — Главное, что миссис Ренфрю со своей матерью здесь. И не забывайте, что вы значительная особа и что, представляясь им, вы оказываете честь этому семейству.

— Дорогая моя миссис Прайс, что бы я без вас делал? — восхищенно прошептал мистер Мортон. — Вот теперь я совершенно не сомневаюсь, что они будут гордиться знакомством со мной.

Рут взглянула на старика, беспокоясь, как бы тот не переусердствовал, желая казаться значительным, но в это время они приблизились к мисс и миссис Ренфрю.

Действительно, завязать с ними знакомство оказалось делом совсем не трудным. В Бате очень хорошо знали Чарльза Морто-на — красивого молодого человека, про которого к тому же поговаривали, что он унаследует значительное состояние. Никто не придавал никакого значения ограничениям, связанным с его правами наследования, равно как и его репутации распутника и гуляки.

— Это моя дочь, Кора. А это моя кузина, мисс Эмили Ньюком, — церемонно представила своих родственниц миссис Ренфрю. — Мой муж, к несчастью, умер пять лет назад. С тех пор мисс Ньюком стала для меня верным другом и величайшей опорой в жизни.

Мисс Ньюком состроила улыбку, призванную изобразить, с одной стороны, благодарность миссис Ренфрю за похвалы в ее адрес, а с другой — собственную непоколебимую уверенность в том, что никакой похвалы недостаточно, чтобы передать все ее достоинства. В ответ Рут тоже улыбнулась ей, продемонстрировав новым знакомым великолепные белые зубы. Но при всем том ни искорки подлинного чувства не вспыхнуло на ее лице.

— Весьма рада нашему знакомству.

Рут произнесла это столь теплым и непринужденным тоном, что все забыли о дерзости, с которой эти двое представили себя сами. Безупречные манеры Рут приобрела давно, еще в те времена, когда пастор, ее батюшка, был жив и занимался воспитанием дочери. Так что никто из присутствующих и мысли не допустил бы, что она едва ли не впервые вышла в свет.

— Это мой первый визит в Бат, так что знакомых у меня пока очень мало, — продолжала она. — Но как удивительно приятно знакомиться с новыми людьми, не правда ли?

Миссис Ренфрю улыбнулась и проворковала:

— Вы смело можете присоединить нас к числу ваших новых друзей, дорогая миссис Прайс.

Рут с улыбкой поблагодарила миссис Ренфрю за приятные слова и села рядом с Корой, надеясь, что мистер Мортон сумеет расположить к себе и занять приятной беседой двух пожилых леди.

— Мне кажется, вы часто бываете в Бате, — сказала она Коре. — Должно быть, вы здесь всех хорошо знаете.

— Надеюсь, что так, миссис Прайс. — Девушка говорила очень неуверенно.

Красотой Кора явно не блистала, но ее даже можно было бы назвать хорошенькой, если бы не стеснительность, которая все портила, заставляя девушку сутулиться и двигаться несколько неуклюже. К тому же сейчас она очень волновалась, поскольку не знала Рут и не знала, о чем с ней говорить. Но сама Рут прекрасно умела расположить к себе человека, особенно такую молоденькую девушку.

— Я просто в восторге, но все еще чувствую себя немного чужой в этой галерее, да и вообще в городе, — призналась Рут. — Мы приехали только два дня назад. Последние несколько лет я жила очень уединенно. Возможно, мисс Ренфрю, вы найдете время показать мне некоторые достопримечательности Бата?

— Я буду очень рада, миссис Прайс, — сказала Кора, став немного увереннее в себе от того, что почувствовала расположение и доверие Рут.

Следующие несколько минут молодые леди обменивались оживленными замечаниями и маленькими тайнами. Беседа сопровождалась озорными взглядами Рут и хихиканьем прикрывшейся веером из перьев Коры.

Несмотря на то что Рут стремилась завоевать доверие Коры в своих личных целях, ей не пришлось изобретать изощренных ловушек, чтобы вызвать девушку на откровенность. Рут любила людей, она действительно радовалась новым знакомствам и поэтому легко расположила к себе Кору. И потом, она еще хорошо помнила себя в ее возрасте — возрасте, когда сердце полно ожиданием и надеждами, а глаза смотрят на мир радостно и невинно.

— Вы, должно быть, очень привязаны к вашему кузену. — Кора сама наконец коснулась интересующей Рут темы. — Он ведь прекрасный молодой человек, не так ли?

— Боюсь, что я мало знаю его, — как бы извиняясь, ответила Рут.

— О, почему?..

— Я росла в Шотландии и замуж вышла на севере, — пояснила Рут, неожиданно для себя обнаружив, что ей очень трудно лгать Коре, но продолжая сочинять все новую ложь, ибо выбора у нее не было. — А на юг я перебралась совсем недавно. Знаете, Кора, Чарльз отзывался о вас весьма возвышенно, но я должна больше положиться на вас, вы ведь его знаете лучше меня.

Кора отчаянно покраснела и затеребила веер.

— Он просто очарователен, — сказала она, слегка запинаясь. — Он вальсировал со мной на балу у миссис Д оусон. Я ведь не очень хорошо танцую, миссис Прайс, но он помог мне, предоставив возможность попрактиковаться.

Рут улыбнулась, удивившись про себя. Слишком ясно она помнила то презрение, с каким Чарльз говорил о Коре Ренфрю. Да и его намерения сильно сократить срок, отпущенный небом мистеру Мортону, серьезны они или нет, достаточно хороша характеризовали его натуру. Потому нельзя было не видеть, какую опасность он представлял для Коры и ее будущего.

— Простите, мисс Ренфрю, за нескромный вопрос, но сколько вам лет?

— В мае исполнится двадцать, — пролепетала Кора так, будто сознавалась в преступлении. — Папа умер как раз перед тем, как мне предстояло начать выходить в свет, — продолжала она совсем тихо. — А мама была в таком состоянии, что ей пришлось пропустить несколько лондонских сезонов.

— О, я понимаю. — Рут взглянула на миссис Ренфрю, занятую беседой с мистером Мортоном и вполне довольную приятельскими отношениями, завязавшимися между ее дочерью и его племянницей.

В свои двадцать шесть — хотя, конечно, миссис Ренфрю не знала ее точного возраста — Рут слишком стара для того, чтобы оказаться соперницей Коры. К тому же она кузина Чарльза Мортона — а Чарльз очень нравился миссис Ренфрю — и племянница мистера Мортона. Почти так же важно было то, что ее манеры безупречны, а сама она очаровательна и добросердечна. Словом, всем хороша, и именно такую подругу миссис Ренфрю могла пожелать для своей дочери.

— Я никогда не выезжала в свет в лондонские сезоны, — говорила тем временем Рут, которая, вероятно, испугалась бы, узнай она, о чем в это время размышляет миссис Ренфрю. — Я часто думала, что, когда пройдет первое очарование, все это станет просто скучно. И, если у вас мало знакомых, вам всегда тревожно и неудобно оттого, что не с кем поговорить.

— О да! — пылко отозвалась Кора. — Вы, миссис Прайс, чувствуете то же, что и я. Нет ничего хуже, чем сидеть все время рядом с мамой и тетей Эмили, не станцевав ни одного танца.

— Но здесь-то, в Бате, у вас определенно много знакомых, — возразила Рут.

— Да, но они не хотят танцевать со мной! И потом, после папиной смерти мы живем здесь постоянно, и это не совсем то же самое, что люди вроде вас, приезжающие сюда отдыхать и пить воду. Мама говорит, что я должна быть очень осторожна, поскольку здесь полно людей, которых интересует мое приданое, а не я сама, — заключила она с видом человека, привычно повторяющего уже изрядно надоевшие наставления и предостережения.

— У вас большое приданое? — непринужденно спросила Рут.

— Да, большое. — Кора тяжело вздохнула. — Иногда я думаю, лучше бы его не было, от него одни трудности. Я знаю, что я не очень ловкая и… и не очень красивая. Так что понятно, почему многие могут интересоваться моим приданым больше, чем мною, вы согласны?

— Нет! — решительно возразила Рут. — Мисс Ренфрю, если вы сами перестанете всех дичиться, я уверена, что у вас появится много истинных друзей, которые будут любить вас из-за вас самой.

— Но как я отличу первых от вторых? — наивно спросила Кора. — Потому-то я и обрадовалась, когда узнала, что мистер Мортон… Ну, знаете, мама говорит, что он тоже очень богатый. Разве такой человек будет интересоваться моим состоянием, как вы считаете?

В голосе Коры прозвучала нотка сомнения. Она была не такой уж глупенькой, как могло показаться на первый взгляд. Возможно, она просто не могла до конца поверить в то, что кто-нибудь действительно сочтет ее привлекательной.

Рут не могла прямо ответить на ее вопрос. Она не хотела говорить Коре о своих подозрениях относительно Чарльза. Но, с другой стороны, хорошо было развеять тот радужно-прекрасный образ, существовавший в воображении девушки.

— Я не верю, что кому-нибудь ваше общество может показаться неинтересным, — сказала она, с осторожностью подбирая каждое слово. — Но богатый человек, так же как и бедняк, может иногда, что огорчительно, быть весьма корыстным.

Кора взглянула на Рут. По ее глазам было видно, что она готова задать вопрос. Но прежде, чем она успела заговорить, мистер Мор-тон прервал их беседу, неожиданно обратившись к Рут.

— Дорогая моя, посмотрите, не лорд ли Фицуотер направляется к нам?

Рут пригляделась и сказала:

— Да, так и есть.

Сердце ее гулко застучало. Она не могла понять, рада ли его появлению, и желала только одного — чтобы между ними перед столькими любопытными взорами опять не вышло раздора.

— Боже милостивый! Вы знакомы с ним? — задыхаясь, спросила мисс Ньюком. — Моя сестра живет на южной стороне Одли — стрит и сообщает мне все светские сплетни. Так вот, она говорила как-то, что он ужасный распутник. Он содержит по любовнице на каждой почтовой станции, совсем как некоторые люди держат там своих лошадей!

— Эмили! — возмущенно воскликнула миссис Ренфрю.

— Силы небесные! — прошептала Кора, стрельнув глазами в сторону Джорджа.

Что касается мистера Мортона, то он посмотрел на лорда совсем другим, более проникновенным взглядом.

— Полагаю, что это просто пустая сплетня, — сухо сказала Рут.

Джордж в это время подошел к ним, никак не выказав, что слышал ее последние слова. Однако он приветствовал ее и мистера Мортона с некоторой сдержанностью. Настроение Рут начало улучшаться. Он не имел, кажется, намерения отзывать ее в сторону, держался весьма вежливо и галантно. Но она постаралась, чтобы ее лицо не выражало никаких эмоций, тем более что она была вынуждена представить его семейству Ренфрю.

Закончив церемонию представления, она не спешила принять участие в беседе, но просто наблюдала. Ситуация сложилась весьма любопытная. Покойный мистер Ренфрю, подобно достопочтенному батюшке мистера Мортона, нажил свое состояние торговлей, и поэтому все они с благоговейным почтением относились к титулу Джорджа, едва осмеливаясь говорить в его высочайшем присутствии.

— Мне кажется, что мы не видели вас раньше в Бате, милорд, — сказала мисс Ньюком с придыханием, прежде чем кто-нибудь успел открыть рот. — Надеюсь, вам понравился наш город?

— Благодарю, мэм. Я был просто обречен на то, чтобы полюбить его. Одни развлечения чего стоят, — довольно холодно ответил Джордж. — Особенно удивляет, как быстро здесь распространяются сплетни и слухи. Возможно, они передаются через воду, которую все здесь так усердно пьют.

Физиономия мисс Ньюком вспыхнула тусклым румянцем, и вся она съежилась в своем малиновом платье, которое совершенно ей не шло. Джордж слегка поднял брови, а затем перенес свое внимание на Кору.

— Сегодня утром я предпринял для моциона небольшую прогулку, — сказал он ей с теплой улыбкой, — и был, признаюсь, совершенно очарован. Какая тут все же удивительная архитектура. Но для вас мои слова звучат, наверное, странно, вы ведь видите это каждый день.

— Д-да… Я хотела сказать, нет… — Кора совсем смутилась. — Вид с Буковой Скалы очень красив…

— Прежде чем покинуть столь приятное общество, я должен кое-что выяснить у миссис Прайс, — сказал Джордж. В его голосе не было и намека на снисходительность. — Миссис Прайс, могу я рассчитывать на то, что вы согласитесь совершить со мной небольшой променад?

Когда они отошли, Рут спросила его:

— Чего вы добиваетесь? Вы хотите разрушить все мои планы, все мои связи и выдать наши отношения?

Она хотела сказать совсем не то и не так. И не успели ее слова слететь с уст, как она пожалела об этом, заведомо страшась ужасного ответа, который вот-вот последует.

— Нет, — неожиданно мягко ответил Джордж.

— Ох, — только и могла она выдохнуть.

Рут знала, что, несмотря на все враждебные слова, между ними очень сильно сексуальное притяжение. Она знала это и боялась больше всего на свете, что окажется вновь бессильной перед ним и перед самой собой. Даже теперь, в многолюдной галерее «Памп-Рум», ее попеременно бросало то в жар, то в холод, и только потому, что он взял ее под руку — Почему вы решили купить мне ротонду? — резко спросила она.

— Потому что вы мерзли. Рут повернулась к нему.

— Это единственная причина? Джордж улыбнулся.

— Если вам угодно, можете объяснить это как попытку затащить вас в постель. Но знайте, мой подарок вас ни к чему не обязывает.

— И какую почтовую станцию вы намерены мною украсить? — сорвалось у Рут с языка прежде, чем она подумала, о чем говорит.

Его улыбка поблекла, а в карих глазах появилось удивление.

— Боюсь, слухи о моих любовных похождениях несколько преувеличены, — пробормотал он так тихо, что она еле расслышала. — Даже если бы они были правдивы хоть наполовину, сомневаюсь, что по утрам у меня оставались бы силы вставать с постели… Давайте прогуляемся еще немного, я хочу предложить вам стакан воды.

— Не хочу я никакой воды.

Чего она хотела, так это узнать, какова доля правды в байках о его любовницах. Но расспрашивать его самого было бессмысленно. К тому же она напомнила себе, что для нее это не имеет теперь никакого значения.

— Моя дорогая девочка, допускаю, что вам не хочется пить, — почти торжественно заговорил он, проводя ее сквозь толпу, — но нельзя же, в самом деле, побывать в Бате и не попробовать вкуса местной целебной воды. Что до ротонды, осмелюсь сказать, я решил преподнести вам этот небольшой подарок в скромной надежде, что он не вызовет осложнений в ваших отношениях с Мортоном.

— Думаю, он и внимания не обратил, — сказала Рут. — И потом, что бы вы ни думали, повторяю, у меня своя жизнь и она его не касается. Я приехала в Бат помочь ему в одном деликатном семейном деле. Я только хочу предотвратить грозящую ему беду. Но в своих собственных делах я обязана отчитываться перед ним не больше, чем перед вами, милорд!

— Что за деликатное дело? — спросил Джордж немного погодя, когда она маленькими глотками пила воду.

— Это не ваше дело, Джордж. — Она подняла голову и встретила его прямой взгляд решительным, непоколебимым взглядом своих серых глаз. — А единственная причина, по которой я приняла от вас ротонду, заключается в том, что я действительно слишком легко, не по погоде оделась, уезжая из дому, — сказала она спокойно. — Только поэтому, и не воображайте себе, пожалуйста, больше ничего.

Джордж продолжал смотреть на нее. Рут не могла понять, что выражают его глаза; в них теплилось нечто странное, слишком интимное, не совсем соответствующее обстоятельствам настоящего момента.

— Как может такая неукротимая душа умещаться в столь хрупком сосуде? — задумчиво проговорил наконец он. — Послушайте, Рут, я никогда не считал вас публичной девкой. Но ваша неукротимость, ваша страсть во всем идти до самого конца, не отступая ни перед чем, меня иногда даже пугает.

Рут почувствовала, что неожиданная теплота возникла и разлилась в ее душе от этих слов Джорджа. Но когда она увидела, как он поднял руку, потянулся к ее лицу, то с ужасом резко отшатнулась, словно от удара.

— Не троньте меня! — вскрикнула она, отступив на шаг.

— Ах, да не пугайтесь вы так, я не собираюсь компрометировать вас, дабы снабдить свеженькой пищей для сплетен мисс Ньюком и всю ее милейшую компанию. — Джордж говорил спокойно, хотя на его смуглом лице проступил легкий румянец. — Хорошо, постараюсь вести себя смирно. Смею ли я предложить вам еще стакан воды? Так что же там за деликатное дело?

— Я уже сказала, что это не ваше дело, — ответила Рут, гордо вскидывая голову. — Кстати, как вы узнали, куда переслать свои подарки? Вы меня вчера выследили?

— С трудом. С той минуты, как вы от места нашей встречи пошли не к гостинице, а стали петлять как заяц, я едва нашел в себе силы кое-как проковылять за вами. А потом вы свернули к Королевской площади. Но не осуждайте меня за любопытство, признайте, оно вполне справедливо: ведь вы появляетесь и исчезаете как настоящий призрак.

Рут закусила губу, уловив в голосе Джорджа нотку сарказма.

— Мистер Мортон не привык жить в гостиницах, — пояснила она, понимая, что это звучит неубедительно. Джордж поднял брови.

— Это, должно быть, причиняет вам большие неудобства, — сказал он вежливо. — А почему вы взялись опекать эту неуклюжую мисс Ренфрю?

Рут заморгала. Она ожидала, что он опять заговорит о мистере Мортоне и начнет его высмеивать, но вместо этого он избрал совершенно другой объект для нападок.

— Не такая уж она неуклюжая, просто не очень уверена в себе, — ответила она, приспосабливаясь к новому направлению, которое он придал их беседе. — Не тревожьте ее, Джордж. Это нехорошо.

— Я и не тревожил ее, — холодно ответил он. — Ничем не задел, только сказал несколько слов об архитектуре Вата. Неужели есть что — нибудь менее тревожащее, чем разговор об архитектуре?

— Вы способны встревожить людей даже тогда, когда говорите им «доброе утро». Не понимаю, почему вы у всех вызываете такой благоговейный ужас?

— Жалко, что не у вас, — сухо сказал Джордж. — Ну как вам эта вода?

— Я что-то не распробовала. Ну, а теперь, если не возражаете, я бы хотела возвратиться к своим друзьям.

— Не находите, что в данном контексте глагол «хотела» несколько неуместен? -

съязвил недовольный Джордж, но был вынужден все же проводить ее к кружку миссис Ренфрю.

— Ну как, испробовали нашей водички? — спросила мисс Ньюком. Тон, которым она это произнесла, не оставил у Рут сомнения, что она ни на секунду не спускала глаз с нее и Джорджа. — Убеждена, что это воистину мудро — заботиться о своем здоровье. А вы так и не попили воды, милорд?

— Вода во всех видах, как заверил меня мой доктор, отрава для моего организма, — строго ответил Джордж. — Это, мисс Ньюком, весьма огорчительно для меня, но необходимо прислушиваться к советам медицины.

— Конечно, совершенно с вами согласна, — энергично поддакнула Эмили Ньюком. — Я сама очень мало пью воды. А как вы относитесь к чаю, милорд?

— К несчастью, тоже плохо. Его ведь, почтеннейшая мисс Ньюком, как вы знаете, приготовляют тоже из воды.

— О, дорогой мой! Да! Конечно! Как вы правы! — с восторгом подхватила старая дева. — Но все же… — Она посмотрела на него озадаченно. — Все же, не можете же вы не пить ничего, кроме этого ужасного и ядовитого спиртного?

— Нет. Только виноград, — сурово ответствовал Джордж.

— Виноград? — воскликнула мисс Ньюком. — О, да, да, конечно, совершенно согласна, что виноград способен прекрасно заменить воду!

В это время со стороны Коры послышался сдавленный вздох, и, когда все повернулись к ней, она быстро прикрылась веером. Миссис Ренфрю выглядела немного сконфуженной, мистер Мортон — слегка разочарованным.

— Рут, дорогая моя, — сказал он, подчеркнуто не обращая внимания на присутствие лорда Фицуотера, — миссис Ренфрю приглашает нас сегодня к себе на небольшой прием, который она устраивает для мисс Коры. Я сказал, что мы с удовольствием принимаем приглашение.

— О конечно, мы придем, — ответила Рут тепло. В то же время ее больно уколола мысль о том, что ей совершенно нечего надеть для такого торжественного случая.

— Лорд Фицуотер, — с некоторой неуверенностью обратилась миссис Ренфрю к Джорджу, — не хотите ли присоединиться к нам? Мы не затеваем ничего особенного, но своим присутствием вы окажете нам честь.

— Благодарю, мэм, буду рад посетить вас. После этих слов Джордж слегка поклонился и покинул общество.

— Он довольно красив. Такая великолепная фигура! — вздохнула мисс Ньюком, когда он отошел. — Но одно смущает в нем: он не соблюдает принятых среди настоящих аристократов приличий.

— Эмили! — безнадежно воскликнула миссис Ренфрю.

— Дорогая миссис Прайс, я не мог не заметить… Не знаю, как и начать… Ох, дорогая… — Полный отчаяния голос мистера Мортона прервался.

Они сидели в гостиной дома, фасадом выходящего на Королевскую площадь.

— О чем вы, сэр? — любезно спросила Рут, хотя догадывалась, что так встревожило мистера Мортона.

— Прошу прощения, миссис Прайс, — вновь очень серьезным тоном заговорил он. — Нне не пристало быть… Э-э-э… Быть в некотором смысле нахальным, и я прекрасно знаю, что, впутывая вас в свои дела…

— Сэр, вы так озабочены вниманием, которое проявляет ко мне лорд Фицуотер, будто я и вправду ваша родственница, — ровно сказала Рут, когда смущенный старик в очередной раз тщетно пытался высказаться.

— Я понимаю… миссис Прайс, это меня не касается, и мне не хотелось бы вмешиваться, — сказал мистер Мортон тревожно. — Но человек его круга — это человек, на которого вряд ли можно положиться.

— Полагаю, он просто развлекается, — холодным тоном заявила Рут. — Пожалуйста, не переживайте, сэр. Я прекрасно могу себя защитить.

Нистер Мортон посмотрел на нее с сомнением. Его тощее лицо казалось в эти минуты испуганным куда больше, чем обычно.

— Вам надо держаться от него подальше, миссис Прайс, все равно, настоящая ли вы моя племянница или нет. Рано или поздно его светлость обнаружит, что на самом деле вы хозяйка гостиницы… — Тут мистер Мортон на какое-то время умолк, слегка прижав к губам носовой платок, затем продолжил: — Простите меня, милая моя, я не собирался намекать… Знаете, я часто думал, что в вас больше от настоящей леди, чем во мне от прирожденного джентльмена.

Рут улыбнулась.

— Ной батюшка был священником в большом церковном приходе в Суссексе. Я часто играла с дочерьми сквайров. Но это было очень давно.

— После такого детства сумятица гостиничной жизни должна вам казаться сущим адом, — мистер Мортон рассудительно покачал головой.

По всему было видно, что ему до смерти хотелось выслушать историю ее жизни, но хорошее воспитание не позволило ему дать волю своему любопытству.

— Ко всему привыкаешь, — просто сказала Рут. — В жизни надо использовать тот шанс, который посылает судьба. — Она встала. — Простите, сэр, но я должна покинуть вас.

— Почему? — задал мистер Мортон вопрос из тех, которые он всегда стеснялся задавать. От этого он сразу же смутился и покраснел.

Рут почувствовала легкое раздражение. Она не привыкла, чтобы кто-то следил за каждым ее шагом. Сначала ее донимал Джордж, а теперь вот еще и этот Мортон. Но она знала, что этот пожилой человек относится к ней с искренней добротой; что он, вероятно, переживает и опасается, как бы лорд Фицуотер не втянул ее в любовную интрижку. Напомнив себе об этом, она быстро успокоилась и сказала ему:

— Мне нужно купить новое платье, сэр. У меня нет ничего подходящего для визита к миссис Ренфрю.

Мистер Мортон воззрился на Рут с неподдельным ужасом.

— Ох, дорогая моя миссис Прайс, как же я сразу не подумал, принимая приглашение миссис Ренфрю, что доставлю вам столько хлопот и расходов. Ах, какое легкомыслие с моей стороны! Пожалуйста, прошу вас, позвольте мне возместить ваши расходы.

— В этом нет никакой нужды.

— Но я настаиваю! Не могу же я позволить вам потратиться по моей вине. Это просто невозможно!

Рут колебалась. Но практичность хозяйки гостиницы подсказала ей, что доводы мистера Мортона вполне справедливы.

Глава 4

Рут в нерешительности стояла перед модным заведением на Милсом-стрит, когда услышала за спиной легкий звук шагов. Дыхание у нее перехватило, ибо она тотчас, по одному звуку, узнала, чьи это шаги.

— Сегодня утром я нашел, что мадам Сесили прекрасная портниха, — сказал Джордж ей на ухо.

— Что ж, для меня это еще одна причина не заходить сюда, — ответила Рут, поворачиваясь к нему. — Как она посмотрит на особу, одетую так, как я?

— Ваш нерасторопный кавалер, как вижу, поставил вас в весьма неловкое положение, приняв приглашение миссис Ренфрю, не посоветовавшись прежде с вами, не так ли? — В голосе Джорджа послышалась некоторая игривость. — Я понял это тогда же по выражению вашего лица. На нем ясно читался извечный женский вопль: «Но мне же нечего надеть!»

— Сейчас нечего, а через час будет что… — процедила Рут сквозь зубы. — Уходите, Джордж! На нас все смотрят.

— Вы красивы, вот они и смотрят, — беззлобно заверил он ее.

— Сомневаюсь, сэр, — сказала Рут, грозно сверкнув глазами.

— Вы разрешите мне сопровождать вас? Я помогу советом, у меня отменный вкус. А потом донесу покупки до дома, следуя за вами на почтительном расстоянии.

Рут отступила на шаг.

— Нет, нет и нет!

— Почему? Нортон будет недоволен?

— Я буду недовольна, — сказала Рут. Его вопрос заставил ее слегка покраснеть, ибо она тотчас же вспомнила предостережения мистера Нортона.

— Он настраивает вас против меня, это очевидно! — воскликнул Джордж. — Но по какой причине?

Его веселость тотчас исчезла. В карих глазах появился опасный блеск.

— Потому что человек вашего круга — это человек, на которого вряд ли можно положиться! — повторила Рут слова мистера Нортона. — Он подозревает вас в том, что вы вынашиваете коварные замыслы в отношении меня!

— Вероятно, он пронюхал о наших прежних отношениях…

— Нет, не пронюхал! — воскликнула Рут, негодуя на то, что Джордж постоянно обвиняет мистера Нортона во всех мыслимых и немыслимых грехах, только бы задеть ее побольнее. — Я никогда не видела от него ничего, кроме уважения.

— В таком случае в его жилах течет вода, а не кровь, — грубо сказал лорд Фицуотер. — Вам бы следовало, сердечко мое, присмотреть себе в кавалеры кого-нибудь другого. В вас слишком много огня, чтобы удовлетвориться обществом такого старикана.

— Вы что, предлагаете взамен свое общество? Предлагаете стать вашей любовницей? — язвительно спросила Рут, слишком раздраженная, чтобы обдумывать свои слова. — Вы просто сошли с ума!

Последовало молчание. Джордж смотрел на нее в упор. Его рот сжался в твердую, упрямую линию, в глазах разгоралась ярость.

Наконец, после довольно продолжительной паузы, он сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Я могу предоставить вам все, что пожелаете и что может доставить вам хоть малейшее удовольствие.

Его взгляд хлестнул ее точно бичом; колючий знакомый блеск глаз не оставлял сомнений в коварстве его помыслов.

Рут в ужасе затаила дыхание. Она чувствовала себя так, будто стоит перед ним совсем голая. Как бы он ни уверял, что не считает ее публичной девкой, все его поведение достаточно ясно доказывало обратное.

— Нет, — сказала она низким, дрожащим голосом. — Нет, никогда!

После чего повернулась и вошла внутрь.

— О, мэм, вы такая красивая, — восторженно сказала горничная Хэтти, помогавшая ей одеться.

— Благодарю вас.

Рут взглянула на себя в зеркало.

Ей показалось, что одежда, которую она выбрала, слишком роскошна для нее — скромной хозяйки гостиницы. Она чувствовала себя усталой и некрасивой. Но, возможно, надо предоставить другим судить о ее внешности, о том, достаточно ли она красива и стройна, чтобы надевать такое великолепное и дорогое платье. Вот ведь и Хэтти, кажется, вполне искренне восхищается ею.

На это платье Рут истратила гораздо больше, чем дал ей мистер Нортон. Но все же она не жалела о покупке, хотя и понимала, что ее тяга к великолепию и роскоши вызвана лишь желанием предстать перед Джорджем в виде, который лишний раз убедил бы его, что она в нем не нуждается.

Рут выбрала очень элегантное платье насыщенного синего цвета, великолепно оттенявшее белизну ее кожи и придающее серым глазам легкий оттенок голубизны. Широкую юбку украшали нарядные кружева, большие пышные рукава, достигающие локтей, придавали ей сходство с экзотическим цветком, а глубокий вырез, открывающий плечи, подчеркивал стройность шеи и гордую посадку маленькой головы.

Крупные локоны ее густых золотисто-рыжих волос перехватывала простая черная бархатная лента. Туалет довершали длинные белые перчатки, шелковые бальные туфельки и изящный золотой медальон — единственное украшение, доставшееся ей от матери. Каким-то образом ей удалось сохранить эту безделушку, несмотря на все превратности жизни в Сент-Джайлзе.

— Вы действительно настоящая красавица, — сказала Хэтти благоговейным голосом.

Девушка так искренне восхищалась ею, что Рут почувствовала себя гораздо лучше. На бледных щеках заиграл легкий румянец, а в грустных глазах вспыхнул искрящийся свет.

— К вечеру вы будете просто неотразимы, мэм, — сказала Хэтти.

— Надеюсь, что так…

Она искренне хотела этого, а потому слегка нервничала, испытывая некоторое напряжение; ведь ей не приходилось еще бывать на таких приемах прежде и вряд ли удастся побывать когда-нибудь снова, и она решила порадовать себя хоть раз.

Но главное, Джордж увидит ее во всем великолепии и поймет наконец, что она действительно не нуждается ни в его, ни в чьей бы то ни было благотворительности. Рут снова и снова повторяла себе это, изо всех сил отгоняя от себя мысль, что ей просто хочется понравиться любимому.

— Вы станете королевой бала, мэм, — воодушевленно сказала девушка. — Покорите всех джентльменов.

— Ну, будет вам, Хэтти, я ведь не такая уж молодая, — возразила Рут, печально улыбнувшись.

— Что вы, мэм! Вам никак не дашь больше двадцати, — продолжала настаивать на своем Хэтти.

Рут с сомнением покачала головой и рассмеялась. Простодушное восхищение Хэтти льстило ей, улучшало настроение, но в глубине души она все еще чувствовала неуверенность.

Но когда она снова подошла к зеркалу, то обнаружила, что в словах Хэтти есть немалая доля правды. Удовольствие, которое она получала от нового наряда, волнение, мысль о том, что Джордж увидит ее в таком прекрасном платье, да и само платье, великолепно сидящее и удивительно идущее ей, — все это привело к тому, что она действительно выглядела гораздо моложе своих лет. Глаза ее, когда она приходила в хорошее расположение духа, начинали искриться озорным блеском, блестящие локоны прекрасных рыжеватобронзовых волос оттеняли белизну матовой кожи, так что она не могла не вспомнить те далекие времена, когда ее батюшка был еще жив, а сама она не ведала о предстоящих бедах и горестях будущего.

И вот, стоя перед зеркалом, она вдруг почувствовала себя так, как чувствует юная девушка, которой предстоит впервые выйти в свет, и это еще более улучшило ее настроение.

Предстоящий вечер сулил много радостей.

— Возможно, там будет сам лорд Фицуо — тер, — сказала девушка, вряд ли представляя себе, какую бурю чувств вызвали ее слова в груди Рут.

— Что вы сказали? — как бы рассеянно спросила она.

— Я говорю, что там может оказаться и лорд Фицуотер. А вы и не знали, мэм? — Хэтти хитровато взглянула на Рут, ожидая ее реакции на услышанное. — Очень красивый джентльмен, правда, говорят, немного странный.

— В каком смысле? — полюбопытствовала Рут и замерла, ожидая, что девушка скорее всего начнет повторять чужие сплетни.

— Ну, моя кузина Энни работает в отеле, — начала Хэтти заговорщическим тоном, — и вот, значит, она вчера утром вычищала золу из камина в маленькой гостиной, собираясь развести огонь, когда ей показалось, что в комнате кто-то есть. Естественно, она обернулась посмотреть, кто это, и увидела его светлость. И что, вы думаете, он делал? Сидел и нахально рисовал ее!

Девушка выдержала драматическую паузу. Глаза ее светились от волнения.

— Боже милостивый! — ободряюще проговорила Рут, стараясь казаться не слишком заинтересованной. — И что же она?..

— Ну, она немножко рассердилась, я имею в виду Энни. Рассердилась и прямо спросила его, что это он такое здесь делает, и тогда он показал ей тетрадку. Там у него были маленькие рисуночки, всякие фигли-мигли, чепуха разная, непонятно зачем нарисованная. Ну, носильщик портшеза, как он стоит возле «Памп-Рум» и потирает руки, чтобы согреть их, и еще тощая дама, которая пьет воду так, будто она отравлена… И Энни тоже меленько так нарисована, как она выгребает золу из камина. — Хэтти замолчала, чтобы перевести дыхание.

— Понятно, — сказала Рут. — Надеюсь, ваша Энни после этого успокоилась?

— Она говорила, что он настоящий джентльмен, — ответила девушка. — Сказал ей, что был в гостиной еще до того, как она пришла убираться — должно быть, рано встает или, может, вообще не ложится, — и что она сама, Энни, как картинка, так что он не мог удержаться, чтобы не нарисовать ее. Ну, извинился, что напугал ее, и сказал, что надеется, что она его не прогонит, а потом еще дал ей полкроны. Она говорит, что он настоящий джентльмен и все-таки не надменный, как бывают вообще лорды, но и не слишком нахальный, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, я понимаю, — сказала Рут и слегка улыбнулась, живо представив себе эту сценку.

Она весьма удивилась бы, если бы о чем-то подобном рассказали ей супруги Редфорды или мисс Ньюком. Подобные истории совершенно не во вкусе светских сплетников. Но как много это маленькое происшествие сказало ее сердцу! Она вспомнила все то хорошее, что знала о нем раньше, эту его внимательность к каждому, даже самому простому человеку, которого он встречал на своем пути. Все это, оказывается, в нем сохранилось. И Рут очень хорошо понимала, почему такие люди, как Энни, нравятся ему гораздо больше, чем, например, мисс Эмили Ньюком. Глупости и ограниченности он никогда не выносил.

Рут опустила глаза, уронила руки и с силой сжала ладони между колен. Ах, если бы только все тогда произошло иначе! Впрочем, стоит ли думать о невозможном; даже не попади она тогда в этот притон в Сент-Джайлзе, все не могло окончиться по-иному. Пасторская дочь не ровня пэру Англии.

— Должно быть, приятно, когда тебя рисуют, — задумчиво проговорила Хэтти. — Но не тогда, конечно, когда выгребаешь золу из камина, а когда ты в нарядном платье и хорошенькой шляпке… — Она перехватила в зеркале взгляд Рут и улыбнулась. — Может, он захочет нарисовать вас, мэм? Это было бы просто замечательно, разве нет?

— Не уверена, захочу ли я, чтобы меня рисовали, — ответила Рут, но увидев, какое разочарование написано на наивной мордашке горничной, добавила: — Впрочем, чего только не бывает.

Когда Рут вошла в гостиную, мистер Мор-тон встал и уставился на нее так, будто никогда раньше не видел.

— Дорогая моя! Вы просто восхитительны!

— Благодарю, сэр.

Произошла пауза, поскольку он продолжал смотреть на нее, и ей стало несколько не по себе. Она возражала Джорджу, когда тот обвинял мистера Мортона в том, что он испытывает к ней лишь дружеские чувства, но на самом деле не была совершенно уверена, что лорд Фицуотер не прав. Не то чтобы Рут подозревала, что он хочет сделать ее своей любовницей, нет, она просто чувствовала, что его интерес к ней порой не совсем уж невинен. Однако надеялась, что этим, пусть не невинным интересом, дело и ограничится.

— Не выпить ли нам перед выходом по бокалу шерри? — спросил мистер Мортон спустя минуту.

— Да, пожалуй, — рассеянно согласилась Рут. — Признаться, я немножко волнуюсь.

— Ну, у вас нет никаких причин для этого. Думаю, все мужчины, которые будут там, позавидуют, что у меня такая красивая племянница.

— Вы очень добры ко мне, сэр. Потягивая шерри, Рут явственно ощущала возбуждение своего компаньона. Наконец она отставила бокал и сказала:

— Если мы не выйдем сейчас же, то наверняка опоздаем.

К своему великому удивлению, на приеме у Коры Ренфрю Рут имела успех. Три вещи весьма содействовали этому. Во-первых, в Бате она была свежим человеком. Во-вторых, все считали ее племянницей богатого человека. И наконец, слухи о том, что лорд Фицуотер дважды прогуливался с нею рука об руку в галерее «Памп-Рум» уже достигли ушей всех, кто присутствовал на приеме. Естественно, каждый был заинтригован ее особой.

Но основная причина успеха Рут не была столь грубой и неромантичной. Она явилась на прием, решив порадовать себя, и удовольствие, которое она получала буквально от всего, действовало на окружающих заразительно. Она была очаровательна и сердечна и, хотя никогда не поверила бы в это раньше, имела вид человека, с юности вращавшегося в водовороте светской жизни.

В какой-то мере она, конечно, играла роль. И не могла, естественно, не посмеиваться про себя, выслушивая от пожилой миссис Адаме комплименты в адрес «благовоспитанной и скромной юной леди». Но с другой стороны, она была только сама собой, ибо к этому светскому (или, вернее, тщившемуся казаться светским) обществу она некогда принадлежала и могла бы вращаться в нем всю жизнь, если бы ее батюшка лучше позаботился о будущем единственной дочери.

— Я так рада, что вы пришли, Рут Прайс, — оживленно сказала Кора, когда все представления были окончены и у нее появилась возможность поговорить с Рут с глазу на глаз.

— Вы были очень добры ко мне, пригласив нас, несмотря на столь недавнее знакомство, — тепло сказала Рут. — Особенно учитывая, что мы здесь всем чужие.

— Это совсем не так, — старалась ободрить ее Кора. — Вы такая очаровательная, все рады быть вашими друзьями. Вот я никогда не знаю, что сказать людям, может быть, оттого, что все эти пустые фразы никому не могут быть интересны.

— Мисс Кора, вы слишком суровы к себе, — ответила Рут с улыбкой. — И явно преувеличиваете ум и образованность всех остальных. Большая часть из тех, кто вас окружает, совсем не столь восхитительны, как вам кажется. Да вы и сами вряд ли действительно находите их стоящими внимания.

— Да, наверное, это так… Мне кажется, у вас богатый опыт общения с людьми, очевидно, вы многое повидали в жизни…

Коре явно хотелось побольше разузнать о своей новой приятельнице.

— Я довольно много путешествовала, — уклончиво ответила Рут. И хотя это не было правдой в точном смысле слова, но она встречалась с таким количеством путешественников, столько слышала от них рассказов, что могла уже, кажется, и сама начать рассказывать другим о путешествиях. — Скоро вы обнаружите, что большинство людей так заняты тем, что говорят сами, что вряд ли слышат и половину из того, что говорят им другие. У них просто не хватает на это внимания.

Кора горько вздохнула и воскликнула:

— А я-то думала, со мной одной происходит подобное!

— Не верьте этому! Так ведет себя большинство людей, — сказала Рут, весело улыбнувшись просиявшей девушке.

Но, несмотря на безмятежный вид, она не могла отделаться от растущего беспокойства, ибо Джордж пока не появлялся. Вероятно, он решил, что семейство Ренфрю -

птицы недостаточно высокого полета, чтобы оказывать им честь, появившись на приеме. А может быть, он намеревался прийти позже, дабы произвести своим появлением некоторый фурор. Разумом Рут понимала, что было бы лучше, если бы он не пришел, но сердце замирало от отчаянного желания его здесь встретить.

Ей так хотелось явиться перед ним в своем прекрасном новом наряде; пусть знает, что она не нуждается в посторонней помощи для того, чтобы выжить. И так хотелось, чтобы он увидел ее среди всех этих людей, прекрасно ее принимающих, в обществе которых она чувствует себя стрль непринужденно. Но больше всего хотела видеть Джорджа та несчастная запуганная девочка, все еще живущая в ней, которая некогда ухватилась как за спасительную соломинку за вора-взломщика и стала его любовницей.

Рут поймала себя на том, что в волнении она вот уже в третий раз оглядывается на двери, и попыталась внимательно слушать то, что говорит ей Кора. Но та вдруг с удивлением воскликнула:

— Лорд Фицуотер!

Рут подняла глаза и увидела его. Он направлялся в их сторону, прямо к хозяйке приема.

— О, моя дорогая, он идет сюда, — прошептала Кора.

Сердце у Рут колотилось так сильно, что она чувствовала биение пульса даже в горле.

— Ну конечно, Кора, — проговорила она голосом, которого и сама не узнала. — Конечно, это ведь ваш прием.

Джордж галантно приветствовал их обеих. Быстрым взглядом он окинул Рут, а затем обратил все свое внимание на Кору.

— Мисс Ренфрю, должен принести извинения за опоздание, а чтобы заслужить прощение, смиренно прошу вашего разрешения развлекать вас оставшуюся часть вечера.

— Меня? — шепотом переспросила Кора, взглянув на него с волнением и тревогой.

— Вы советовали мне осмотреть вид с Буковой Скалы, помните? — спросил Джордж, усаживаясь рядом с ней. — Так вот, я послушался вашего совета и должен признать, что вы оказались правы — вид оттуда действительно великолепный.

— О, я так рада… — сказала мисс Ренфрю, буквально расцветая на глазах. — Но я не представляла… То есть, я хотела сказать, что не думала, что вы… Сегодня так ветрен — но…

— Сущие пустяки… Я поднял воротник и успел сделать несколько зарисовок до темноты.

Если не считать первого взгляда, что Джордж бросил на Рут, он не обращал на нее никакого внимания.

Ей ничего не оставалось, как только сидеть, слегка обмахиваясь веером. Неужели он мстит ей за то, что она отказалась вновь стать его любовницей? Или просто считает, что им не о чем больше говорить? Огромная тяжесть легла ей на сердце. Рут и не думала, что его равнодушие может так ранить ее. Уж лучше бы он кричал, устроил скандал, чем так…

— Зарисовки? О конечно! — восторженно воскликнула Кора. В ее голосе благоговейный ужас смешался с нервным возбуждением. — Тетушка Эмили говорила, что вы известны своими картинами, милорд.

— Мисс Эмили преувеличивает, — сказал Джордж с улыбкой. — Уж если у меня и есть какой талант, так это по части рисунков пером и тушью. Так, небольшие, беглые зарисовки ландшафтов, лиц и фигур. А живопись — все эти огромные пейзажи и парадные портреты — не моя стихия.

— Вы, должно быть, посещаете все выставки, — предположила Кора. — Мне тоже хотелось бы на многое посмотреть, но мама не любит бывать в Лондоне, и мне никак не удается склонить ее к поездке в Рим.

— Возможно, в один прекрасный день ваше заветное желание исполнится, — галантно сказал Джордж. — Вы сами рисуете?

— Я писала акварели на Буковой Скале… Маме они нравятся, и она показывает их своим друзьям, но я считаю, что они не совсем удались. Некоторые получаются слишком темными, а иные так просто грязные. Иногда я думаю, что в мире недостаточно цвета!

— Тогда вам должен нравиться Тернер, — предположил Джордж.

Рут слушала их, не делая попыток принять участие в разговоре. Да и что она могла сказать? Кора начисто забыла о новой знакомой, что было вполне естественно: неожиданное внимание лорда Фицуотера к ее особе оказалось для нее гораздо важнее дамской болтовни. Ну а Джордж… В конце концов, Рут всегда знала, что она не может быть для него никем иным, кроме девки.

Вокруг все оживленно разговаривали, смеялись и флиртовали. Джордж и Кора увлеченно беседовали о живописи старых мастеров. Одна Рут сидела неподвижно, напоминая мраморную статую. Прекрасно убранная гостиная миссис Ренфрю на какое-то время исчезла, сменившись грязным и убогим притоном Сент-Джайлза, где она претерпела столько невзгод и тревог и где выслушала столько непристойностей. Рут погрузилась в воспоминания и видела картины былого так живо, будто они стояли у нее перед глазами. Она снова ощущала запахи и звуки Церковного переулка, вновь переживала тот отчаянный страх беззащитности, что овладевал ею, когда грубые и пьяные завсегдатаи дядиного заведения бросали на нее похотливые взгляды и тянули руки, чтобы шлепнуть или ущипнуть.

Целый год Рут пришлось сопротивляться попыткам дяди Джона превратить ее в воровку на доверии — из тех, что работают под видом благородных девиц. Вообще он лелеял немало замыслов относительно ее будущности, но она изо все сил уклонялась от той участи, которую он ей хотел уготовить. Она устояла, а потому имела все основания гордиться собой. В ответ дядя в расчете на то, что отчаяние сможет, наконец, сломить ее дух, снял с нее свое покровительство, отдав на произвол грязных взглядов и жадных рук завсегдатаев воровского притона.

И вот тогда, изнемогая от страха, ярости и отчаяния, она сговорилась с Джеком Рэем, вором-взломщиком, и согласилась стать его подружкой в надежде, что тот защитит ее от других завсегдатаев, еще худших, чем он. И, к чести его надо сказать, он действительно защищал ее. Но однажды воровское счастье изменило Джеку, его схватили с поличным в доме на Беркли-сквер, осудили и отправили на каторгу.

Подобных сделок Рут никогда больше не заключала. Появление в Церковном переулке Шона Макинтайра и его постоянная, невопрошающая преданность ей положили этому конец.

Но одного раза оказалось достаточно. Ничто не могло изменить того факта, что она сознательно принесла в жертву самое ценное, что имела: свою невинность, девичью честь. Ничто не могло вернуть ей того, чем она оплатила эту сделку. Ни один порядочный человек не захотел бы теперь жениться на ней, на публичной девке.

Девять лет назад, когда она встретилась с Джорджем и рассказала ему об этой истории, он не поверил ей. Но в конце концов настал такой день, когда он должен был признать, что она его не обманывала.

— Миссис Прайс!

Рут вздрогнула. Окинув взглядом переполненную людьми гостиную миссис Ренфрю, она увидела Кору, с тревогой смотрящую на нее.

— Что-нибудь не так? — спросила Кора, не понимая, что она сама поставила гостью в неловкое положение, лишив своего внимания.

— Нет, Кора, нет, — неопределенно проговорила Рут.

Она попыталась улыбнуться, но это ей удалось плохо. Ужасы, нахлынувшие из прошлого, переживались ею так сильно и живо, словно происходили вчера. В какой-то момент ей показалось, что празднично освещенная гостиная менее реальна, чем мрачная зала дядюшкиного трактира в Сент-Джайлзе.

— Здесь очень жарко, — спокойно сказал Джордж. — Не удивительно, что миссис Прайс почувствовала себя нехорошо. Мисс Ренфрю, возможно, ей станет лучше, если она выпьет бокал лимонада.

— О да, конечно!

И Кора сразу же вскочила и удалилась.

— Нет, я чувствую себя очень хорошо, — возразила Рут, приходя понемногу в себя.

— Я знаю, — вежливо сказал Джордж. — Но не объяснять же ей, что в качестве хозяйки приема она поступила не по-светски, на долгий срок оставив вас без внимания. Начни я ей объяснять, и она еще, чего доброго, спросит, о чем вы так замечтались.

— А вы знаете, о чем я замечталась?

— Да.

— Да откуда вам знать? — шепотом спросила Рут, глядя в его глаза, такие понимающие и добрые в этот момент. А она-то думала, что он потерял к ней всякий интерес!

— О, это нетрудно, — мягко произнес он. — Вы погрузились туда, где уже семь лет нет ни вас, ни меня и где ничего больше с нами не происходит. Что другое могло бы привести вас в подобное состояние?

Рут прикусила губу, пытаясь сдержать подступившие слезы. Именно сейчас, когда она почувствовала себя столь одинокой и несчастной, он вдруг стал с ней таким добрым. И она ничего не могла поделать со СВОЕМ сердцем, хоть разум и твердил ей, что с его стороны это лишь простая вежливость, за которой ничего не стоит.

Джордж коснулся ее руки там, где кончалась перчатка. Она ощутила тепло и покой, исходящие от его прикосновения, и внезапно поняла, что желает только одного — оказаться в его объятиях, почувствовать его сильные, такие родные руки, ласкающие ее тело, и услышать глубокий голос, уверяющий ее, что все хорошо, что он простил ей все прегрешения, ибо она совершила их, чтобы спасти себя.

Но все это была лишь мечта, которой, увы, не суждено воплотиться в действительность, пусть даже на ее долю и выпадет один день, проведенный в его объятиях… Она может даже услышать его голос, говорящий ей, что она делала в своей жизни только то, что могла делать. Но на самом деле он никогда не сможет забыть и простить ей прошлое. Так что же ей делать?

Она взглянула на него. Ее глаза наполнились набежавшими слезами, а губы тщетно пытались раздвинуться в подобии улыбки.

— Давайте с вами заключим перемирие, — сказал он совершенно спокойно. — Хотя бы на один вечер. Я не стану задавать вопросов, раз вы не хотите или не можете отвечать. А вы перестанете смотреть на меня, как на Казакову и Синюю Бороду в одном лице.

Он встал прежде, чем Рут успела ответить, и она почувствовала, что он убрал свою руку. Тотчас же она увидела Кору, приближающуюся к ним с бокалом лимонада.

— Надеюсь, вы окажете мне честь сопровождать вас позднее к ужину, миссис Прайс? А вот и мисс Ренфрю!

С этими словами он галантно поклонился Коре и удалился.

— Вам стало легче? — заботливо спросила девушка.

— Да, мне намного лучше, благодарю вас. — Рут улыбнулась Коре. — Простите, что доставила вам столько хлопот. Обычно я не страдаю ипохондрией, так что мне очень неловко за причиненное вам беспокойство.

— О, не думаю, прово, что кто-то заметил ваше недомогание, — успокоила ее Кора. — Я бы и сама не заметила, если бы лорд Фицуотер не сказал, что вам нехорошо. Он попросил меня заговорить с вами и помочь вам. Полагаю, он боялся, что если заговорит он, то вы откажетесь от помощи.

— Весьма деликатно с его стороны… — слабым голосом отозвалась Рут.

Слезы опять душили ее, но она начала маленькими глотками отпивать из бокала ледяной лимонад, и это помогло ей справиться с собой и проглотить слезы вместе с напитком.

— Мне кажется, он хороший человек, — сказала Кора. — Он говорил со мной об искусстве просто, совсем не так, как обычно говорят о нем в светском обществе. Рассказывал о шедеврах, которые видел в Италии, и…

И она увлеченно и почти дословно стала пересказывать то, что говорил ей Джордж, не считая нужным пропускать и своих ответных слов. Такая болтливость сначала показалась Рут весьма досадной, но она быстро догадалась, что Кора просто старается дать ей возможность прийти в себя, и была признательна девушке за такт и доброту. К тому моменту, как к ним подошел мистер Нортон, Рут твердо решила, что сделает все от нее зависящее, чтобы не подпустить такого проходимца, как Чарльз, к этому доброму и доверчивому созданию.

— Моя дорогая, вы кажетесь немного бледной. Вы хорошо себя чувствуете?

— О да, — ответила Рут. — Несколько минут назад мне стало немного душновато, но мисс Ренфрю любезно принесла мне лимонад, и теперь я чувствую себя вполне освеженной.

— Я видел, что лорд Фицуотер разговаривал с вами, — произнес мистер Мортон, опуская глаза. — Может, это он сказал вам что-нибудь неприятное?

— Но он говорил со мной, — удивленно отозвалась Кора. — Мы разговаривали о его путешествии в Италию.

— Понятно.

Мистер Нортон имел вид человека, которому до смерти хочется что-то сказать, но рот которого, к несчастью, заткнут кляпом.

Кора перевела взгляд с мистера Мортона на Рут.

— Простите, — сказала она. — Я вижу, меня зовет мама.

— Она очень разумная девушка, — заметила Рут, когда мисс Ренфрю отошла. — Вам удалось с глазу на глаз переговорить с миссис Ренфрю, сэр? Не кажется ли вам, что здесь слишком благосклонно относятся к факту ухаживания Чарльза за Корой?

Мистер Мортон намеревался продолжить разговор о лорде Фицуотере, а взамен этого ему пришлось вернуться к теме, куда более важной и грозной для него. Он тотчас с этим примирился.

— Боюсь, что так, — тяжело вздохнув, сказал он. — Похоже на то, что мисс Ренфрю до того, как Чарльз внезапно покинул город, со дня на день ожидала официального предложения. Но, возможно… — тут лицо мистера Мортона просветлело, — возможно, это означает, что он избрал лучший из своих замыслов.

— Не уверена, сэр, что хоть один из замыслов вашего племянника можно назвать лучшим: все они одинаково подлы и коварны. Мне кажется, мисс Ренфрю так же мало заслужила наказания стать его женой, как вы — расстаться по его прихоти с жизнью. Возможно, у него есть и другие планы, вызвавшие его срочный отъезд, но нас интересуют те, о которых мы знаем. — Все это Рут произнесла весьма сухим тоном. Помолчав, она добавила: — Мистер Мортон, не думаете ли вы, что пора рассказать миссис Ренфрю, что Чарльз еще два года не будет иметь права пользоваться своим наследством?

— Нет! — решительно воскликнул мистер Мортон.

— Но если Кора действительно согласится стать его женой, говорить об этом будет поздновато. Согласитесь, это обстоятельство такого рода, что они имеют право узнать о нем заранее, — рассудительно возразила Рут. — Я не предлагаю делиться с миссис Ренфрю и другими нашими подозрениями. Но когда составляются брачные соглашения, сведения об условиях, при которых будущие супруги получают наследство, становятся достоянием гласности. Так что чем скорее в семействе Ренфрю об этом узнают, тем лучше.

Мистер Мортон упрямо покачал головой.

— Нет никакой нужды в том, чтобы сообщать им об этом. Да я и не могу чувствовать себя спокойно, обсуждая положение Чарльза с незнакомыми мне людьми прежде, чем у меня появится возможность обсудить это с самим Чарльзом.

Рут поджала губы, но не стала настаивать на своем. Гости начали группами и парами двигаться в сторону столовой, и она увидела Джорджа, пробирающегося к ним. Заметил его и мистер Нортон, и Рут услышала, как он досадливо крякнул, когда Джордж возник перед ней и сказал:

— Миссис Прайс, могу я сопровождать вас к ужину?

— Благодарю вас, милорд, — вмешался мистер Нортон прежде, чем Рут успела открыть рот, — но в этом нет нужды. Я сам собираюсь сопровождать свою племянницу.

Джордж надменно приподнял брови.

— Смею вас уверить, что миссис Прайс уже обещала мне, сэр, — холодно заметил он. — Не правда ли, мэм?

— Рут! — воскликнул мистер Нортон, забыв от возмущения даже выказать свойственный ему обычно благоговейный ужас перед лордом Фицуотером. — Рут, это действительно так?

Рут стояла в нерешительности, переводя взгляд с Джорджа, высокомерного и непреклонного, на покрасневшего как рак и негодующего мистера Нортона. Она не сомневалась, что произойдет в том случае, если мистер Нортон откажется отступить, и меньше всего ей хотелось бы оказаться в центре неприятной сцены. Поэтому, слегка прикоснувшись к руке мистера Нортона, она сказала:

— Простите, дядюшка, но я действительно обещала эту малость лорду Фицуотеру, и теперь было бы неудобно отказать ему. Уверена, что мисс Ньюком будет рада, если вы предложите ей пойти с вами.

На какой-то момент мистер Нортон замер на месте, всем своим видом выражая неудовольствие. Затем она увидела, как он покорно опустил голову, и вздохнула с облегчением. Она встала и позволила Джорджу проводить ее из гостиной к ужину.

Глава 5

— Как вы только терпите его? — спросил Джордж, когда они шли по лестнице.

— Он действительно немного занудлив, — ответила Рут. — Да еще и своими делами расстроен.

Во время ужина Рут выглядела почти веселой, ловила каждое слово Джорджа и вообще пребывала в приподнятом настроении. Что бы ни случилось в будущем, сейчас она рядом с ним и он разговаривает с ней по-доброму. Ах, если бы так было в прошлый раз, когда они встретились в Бартон-Филдз! Ну, ничего, хорошо уж и то, что теперь они расстанутся дружелюбно, без горечи. Она знала, что это единственное, на что она могла надеяться.

Ужин а-ля фуршет состоял из холодных блюд и закусок. Джордж отошел, чтобы принести шампанское и чего-нибудь поесть. Оставшись одна, Рут оказалась в центре внимания небольшой группы молодых людей. В начале приема она уже разговаривала с некоторыми из них, но теперь их дружелюбие ее не очень радовало. Ей хотелось быть только с Джорджем.

— Миссис Прайс, как вы относитесь к верховой езде? — спросил крайне настойчивый молодой человек в чересчур пестром жилете. На вид ему было не больше двадцати.

— Прекрасно, — ответила Рут, пытаясь незаметно выискивать взглядом Джорджа.

— Я так и думал! — воскликнул молодой человек. — Мы с Синтией, — он кивнул в сторону своей сестры, — решили завтра предпринять поездку верхом к северу от Сент Филипа. А ланч у нас назначен в «Джорджии». Может, вы составите нам компанию?

Быстрая улыбка промелькнула в глазах Рут. Верховая езда — единственное сумасбродство, которое позволяла себе хозяйка «Толстого Кота», хотя во всем остальном она всегда осторожничала и не делала ничего, что могло привлечь к ней нежелательное внимание. Верховой езде она посвящала ранние утренние часы, когда никто не мог видеть ее галопирующей по полям, раскинувшимся за гостиницей.

— Я бы с удовольствием, мистер Гордон, — сказала она, — но, к сожалению, должна отказаться по двум причинам. У меня нет с собой лошади, поскольку, отправляясь в Бат, я не предполагала, что буду совершать здесь конные прогулки. Ну и, естественно, — амазонки для верховой езды.

— О, это совсем легко уладить, миссис Прайс, — с невероятной скоростью затарахтела Синтия, — амазонку возьмете у меня, а Майкл наймет для вас лошадь. Соглашайтесь же!

— Ну… — Рут колебалась. Несомненно, эта прогулка доставила бы ей удовольствие, но кто мог подумать, что ее так закружит вихрь светской жизни в Бате? С другой стороны, хотя ее самолюбию льстило, что ее так хорошо приняли новые знакомые, она не могла не задаваться вопросом, что бы они сказали, узнай, кто она на самом деле.

— Я обещала дядюшке пойти с ним завтра утром в «Памп-Рум», — сказала она и оглянулась на мрачного мистера Мортона, уныло скитавшегося среди гостей. Но его тут же заслонил подошедший с закусками и шампанским Джордж. — Благодарю, милорд, — промолвила Рут, принимая от него тарелку с маленькими пирожками.

Появление лорда Фицуотера произвело в группе легкое смятение. Молодые люди явно стеснялись и не знали, о чем с ним говорить. Но Синтия, по натуре слишком кипучая, чтобы долго смущаться, все же осмелилась нарушить молчание.

— Лорд Фицуотер, вы не считаете, что верховая прогулка будет много полезнее для миссис Прайс, чем стакан минеральной воды, выпитой в тесноте «Памп-Рум»? — спросила она.

Он улыбнулся.

— Кто бы не согласился с вами, мисс…

— Гордон, — представилась она. — Синтия Гордон. Это мой брат, Майкл. А это — Адам Хастингс.

— Очень приятно.

Когда взаимное представление закончилось, Майкл робко сказал:

— А вы сами, милорд, не хотели бы составить нам компанию? В том случае, конечно, если это не нарушит ваших планов… — Он умолк, будто испугавшись собственного нахальства.

— Буду весьма рад присоединиться к вам, — сразу же ответил Джордж. — И, между нами говоря, я уверен, что нам удастся убедить миссис Прайс в том, что конная прогулка на свежем воздухе будет весьма ей полезна.

— Я пришлю вам самую лучшую свою амазонку, миссис Прайс, — энергично заговорила Синтия. — И мы заедем за вами в десять часов с лошадью, которую наймет для вас Майкл.

— О лошади позвольте позаботиться мне, — спокойно сказал Джордж. — Я раздобуду лошадь для себя, а заодно позабочусь и о миссис Прайс.

— Кажется, вам сообща все же удалось меня убедить, — улыбаясь промолвила Рут.

Предстоящая верховая прогулка в обществе Джорджа превосходила все ее ожидания. Ведь ей хватило бы и меньшего, чтобы в последний раз насладиться его присутствием. Конечно, они не смогут остаться наедине, но, пожалуй, это даже лучше. Она хотела бы уединиться с ним, но знала, что для них обоих будет безопаснее и дальше сохранять между собой некоторую дистанцию.

Рут взглянула в сторону Коры. Несмотря на то что прием был устроен именно в ее честь, она сидела со своей матерью и миссис Редфорд, поддерживая с ними скучную, судя по всему, беседу. Выглядела девушка печальной и явно испытывала неловкость. Рут ничего не сказала, лишь поджала губы. Слабая улыбка осветила глаза Джорджа, когда он проследил за изменением ее лица, но тоже промолчал.

Зато Синтия, будто читая мысли Рут, не удержалась.

— Но Кора, скорее всего, не поедет с нами. Миссис Ренфрю считает такие прогулки весьма рискованными, и Кора никогда не осмелится предпринять что-либо, чего бы не одобрила ее почтенная матушка. Поэтому она даже и лошадью не обзаводится.

— Ну, это легко уладить, — сказал Джордж. — Я буду счастлив взять лошадь и для нее.

— Это ведь прием в честь нее, Синтия, — высказался Майкл и обратился к Джорджу: — Милорд, может быть, если вы сами попросите миссис Ренфрю, то вам она не откажет и отпустит с нами мисс Кору?

— А почему бы это не сделать самой мисс Гордон? — спокойно спросил Джордж.

На лице Синтии промелькнуло на миг недовольное выражение, но она быстро справилась с собой и хоть и вымученно, но все-таки улыбнулась.

— Не хотелось бы показаться невежливой, — сказала она. — Просто я действительно плохо знаю Кору. Возможно, если она поедет с нами, мы сможем познакомиться поближе.

— Так узнайте же это, Синтия, и если она согласится, то я улажу дело с ее матушкой, — проговорил Джордж, как бы закрывая тему.

Рут видела, какой радостью озарилось лицо Коры, когда Джордж разговаривал с миссис Ренфрю. Затем она перевела взгляд туда, где тосковал мистер Нортон, совершенно позабытый мисс Ньюком, отдавшей все свое внимание подошедшему лорду Фицуо-теру. Рут гадала, что скажет Джордж, когда миссис Ренфрю начнет расспрашивать его о подробностях предстоящей верховой прогулки, ведь отвечать на подобные вопросы действительно не его дело, но тех, кто сию прогулку затеял.

После ужина, как обычно, начались танцы. Рут осмотрелась. Повсюду внешне спокойно, но довольно активно происходили необходимые приготовления. Она услышала звуки вальса и вспомнила, как когда-то вальсировала с десятилетними дочерьми сэра Эдуарда в детской помещичьего дома, пока ее отец играл с самим сэром Эдуардом в шахматы. Боже мой, она ведь не танцевала с тех пор уже более пятнадцати лет!

Как только Рут поклялась себе, что танцевать не будет, к ней подошел Джордж, а за ним следом и Майкл Гордон.

— Потанцуем? — спросил Джордж.

— Скорее всего, нет, — неуверенно сказала Рут, хотя вдруг ей страстно захотелось принять его приглашение. — Я с детства не танцевала, — пояснила она, — и не уверена, что вспомню, как это делается.

— В таком случае, миссис Прайс, будем считать, что вы танцуете со мной впервые, — ответил Джордж. — Попрактикуетесь со мной, и обещаю вам никому не говорить, сколько раз вы наступили мне на ногу.

Рут неожиданно расхохоталась.

— Какая галантность! — воскликнула она.

— Я рад, что вы это оценили.

Джордж взял ее руку. Даже сквозь перчатку она ощутила жар, исходящий от его пальцев. Когда он ввел ее в танцевальный круг и обнял за талию, она вдруг поняла, как неосторожно поступила, приняв его приглашение.

Он был слишком близко, и она явственно ощущала каждое его движение. Ее охватил жар от прикосновения его руки, которое она остро ощущала сквозь тонкую ткань платья. Сердце ее дрогнуло, на какой-то миг остановилось и вновь заколотилось так неистово, что у нее перехватило дыхание.

Рут чувствовала, что заливается румянцем, и не смела поднять глаза на Джорджа. Подобных ощущений от его присутствия она не испытывала даже тогда, когда они любили друг друга. Но в те дни она почти сознательно склонила себя к тому, чтобы отдаться ему, а теперь не могла одолеть физического притяжения, возникшего между ними с многократно возросшей силой. Для Рут эти ощущения были чем-то новым, совершенно неизведанным и удивившим ее саму.

Когда Рут сошлась с Джорджем, то, что еще так недавно происходило между ней и Джеком Рэем, было еще очень свежо в памяти. Да это и не могло пройти бесследно. Память о нем сковывала ее способность испытывать чувственное наслаждение. Да, она глубоко любила Джорджа. Но тогда она больше любила его доброту, юмор, мягкость и понимание, а не то обжигающее наслаждение, которое она испытывала теперь от одного его прикосновения.

Что-то переменилось в ней за прошедшие годы. Теперь чувства невероятно обострились, она реагировала на каждое самое легкое и незаметное его прикосновение и почти со стыдом ощущала скрытую мощь его крепкого тела и властную уверенность, с которой он кружил ее в вальсе, Она вспомнила, как он подошел сзади и обхватил ее руками там, в конюшне, три дня назад и как это объятие подавило в ней всякую мысль о сопротивлении. Если бы им не помешали и он поцеловал ее опять, она не смогла бы противиться его желанию — его и своему, тому, которое накопилось в ней за долгие горькие годы одиночества.

Впрочем, если она устояла, то лишь потому, что в противном случае обрекла бы себя на роль любовницы, а этого она не хотела всем своим существом.

— Рут, давайте, я буду отсчитывать такт, — предложил Джордж, склонившись к ее уху. — Раз, два, три. Раз, два, три…

— Успокойтесь, милорд, — прошептала Рут. — Я уже сама начала попадать в такт.

— Правда? А я и не заметил!

Рут сделала глубокий вдох, направив все усилия на то, чтобы вразумить свои непокорные ноги. Она так значительно в этом преуспела, что почти забыла, с кем танцует, и вдруг с удивлением спросила себя, неужели он почувствовал, как она возбуждена, и действовал намеренно, пытаясь отвлечь ее?

В какой-то момент она даже испугалась; но потом уговорила себя, что все это ей показалось, что он ничего не заметил, а просто проявил к ней доброту, понимая, как ей непросто находиться в новом месте, среди множества незнакомых людей.

А музыка все лилась, околдовывая ее и наполняя зал цветом и светом. Разозлившись на себя, Рут почти успокоилась, тем более что справилась с непослушными ногами и даже стала получать от танца удовольствие. Это удовольствие было совершенно невинным, и ее радость от этого заискрилась так чисто и непорочно, как мыльный пузырик, влетевший в луч солнечного света.

Но ее счастье было так же хрупко, как этот пузырик, — и вот музыка неизбежно подошла к концу и замерла.

Следующий вальс она танцевала с Майклом Гордоном.

— Вы прекрасно танцуете, миссис Прайс! — пылко воскликнул он. — По всему видно, что вы немало танцевали на своем веку. Кора Ренфрю сказала мне, что вы много путешествовали. Наверное, Ват кажется вам совсем скучным в сравнении с теми местами, где вы побывали!

— Вовсе нет, Майкл! — быстро ответила Рут. — На самом деле, я едва могу припомнить места, где бы так весело проводила время. К тому же, здесь мне оказали столь радушный прием!

— За это, миссис Прайс, благодарите свой милый и добрый характер, ибо оказывать вам радушие одно удовольствие, — галантно отозвался Майкл.

— Спасибо, сэр.

Рут обрадовалась лести более, нежели могла от себя ожидать. После стольких лет, проведенных в вечных хлопотах и заботах хозяйки гостиницы, оказалось невероятно приятно чувствовать, что тебя воспринимают просто как женщину. Когда вся эта авантюра завершится и она вернется назад, к своей прежней жизни, к своему «Толстому Коту», то ее спутниками надолго станут счастливые воспоминания, как, впрочем, и горестные.

Один танец Рут пропустила и присела поговорить с Корой.

— Это вас, миссис Прайс, я должна благодарить за то, что меня пригласили на завтрашнюю прогулку? — спросила девушка.

— О нет! Это предложили мистер и мисс Гордон, — легко солгала Рут.

— Но я уверена, Синтия не стала бы звать меня, если бы вы не попросили ее об этом, — сказала Кора. — Я знаю, она считает меня скучной. Однажды я слышала, как она назвала меня мышью, которая даже пищать не решается!

— Мисс Синтия определенно слишком откровенная юная леди, — сухо проговорила Рут. — Без сомнения, с возрастом она станет гораздо сдержаннее. А вы рады, что поедете с нами?

— Вы хотели сказать, не буду ли я чувствовать себя обиженной из-за того, что меня пригласили только по вашей просьбе? И что пригласила меня именно та барышня, что высказывала обо мне такое… такое унизительное мнение? — тихо спросила Кора, опустив голову.

Рут взглянула на нее. Быстрая, почти разочарованная улыбка промелькнула в ее серых глазах.

— Да, именно это я и имела в виду, — сказала она.

— Нет, — продолжила Кора. — Я не осуждаю их за то, что они считают меня занудой. Но я могла бы полюбить Синтию, только если бы она сама любила меня. Звучит глупо, не так ли?

— Нет, — тихо ответила Рут. — В моей жизни было время, когда я чувствовала подобное.

— Майкл Гордон танцевал со мной сегодня, — говорила Кора, немного успокаиваясь. — Он и раньше иногда танцевал со мной. Думаю, он чувствует себя виноватым передо мной.

— Возможно, он любит вас.

— Не знаю. — Кора начала нервно теребить свой платок. — Простите меня, мэм, но не кажется ли вам, что мистер Нортон не одобряет того, что лорд Фицуотер оказывает вам внимание?

— Я не уверена, что лорд оказывает мне какое-то особое внимание, — холодно ответила Рут, хотя ее сердце забилось немного быстрее.

— Меньше всего мне хотелось бы проявить неучтивость, миссис Прайс, просто… просто я подумала, вы должны знать, тетушка Эмили часто говорит страшные глупости! — Слова поспешно, одно за другим, срывались с уст Коры. — Полагаю, лорд Фицуотер очень добрый человек, несмотря на то что сегодня утром он немного посмеялся над ней. Но она сама виновата, не надо было задевать его!

— Спасибо вам, — сказала Рут с улыбкой. — Вы очень чуткая девушка.

— Так вы не обиделись?

— О нет, Кора, конечно нет.

Рут посмотрела на круг танцующих. Свет канделябров мягко отражался от блестящего шелка платьев. Она знала, что эту картину она будет долго вспоминать.

— Принимая во внимание вашу доброту, могу я в свою очередь задать один нескромный вопрос? — спросила она, повернувшись к Коре.

Девушка кивнула, хотя казалась слегка напуганной.

— Милая Кора, вы очень привязаны к Чарльзу Мортону?

Кора вновь принялась нервно теребить кружевной платочек, стараясь не встречаться глазами с Рут.

— Думаю, он весьма красивый и привлекательный джентльмен, — сказала она, понизив голос. — Я была так благодарна ему, когда он пригласил меня танцевать, он очень добр ко мне… Это звучит тоже глупо? — спросила она, внезапно поднимая на Рут взгляд своих наивных голубых глаз.

— Нет.

— Но я думаю… — Кора перевела дыхание, стараясь подбодрить себя, — …мне показалось, что сегодня утром, в «Памп-Рум», вы как бы предостерегали меня от его влияния, и теперь я не уверена… Полагаю… возможно, это действительно слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ну, я имею в виду, что кто — то заинтересуется мною ради меня самой, а не из-за моего наследства. В конце концов, и богатый человек может захотеть жениться на мне только для того, чтобы увеличить свое состояние. Как вы считаете, миссис Прайс?

Она храбро пыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло, и ей пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы унять дрожь.

— Дорогая моя, я не могу ответить на ваш вопрос утвердительно, — спокойно сказала Рут. — Но не сомневаюсь, где-то в мире, возможно даже в этой комнате, есть человек, который захотел бы жениться на вас, даже если бы у вас за душой не было и пенни.

— А я еще удивлялась, почему Чарльз уехал так внезапно, — сказала Кора. — Если бы он действительно заботился обо мне, то предупредил бы меня… А может, он вообще не вернется. Ему, например, могло показаться, что я слишком привязалась к нему, и он решил, что лучше оставить меня.

Рут подумалось, что Кора и сама понимает, что ее надежды очень слабы и неустойчивы, чему весьма содействовала ее неуверенность в себе. Очевидно, она много думала об этом и сама пришла к мысли, что Чарльз либо интересовался только ее приданым, либо не интересовался ею вообще, несмотря на ее состояние. То, что он оставил ее, подтверждало это.

Весьма трудно в таком положении найти слова, способные открыть девушке глаза и одновременно не ранить ее. Рут понимала, что если она скажет Коре, что Чарльз ухаживал за ней только потому, что нуждался в деньгах для оплаты долгов, то это может окончательно уверить девушку в ее ничтожности.

— Кора, могу ли я, рискуя вашим расположением, все же дать вам дружеский совет? — спросила Рут, пытаясь найти выход.

Девушка молча кивнула.

— Давайте забудем на время о Чарльзе и вообразим, что некий Прекрасный Принц только что подошел к двери этого дома. Он знатен, благороден и богат. И представьте себе, что он смотрит на вас, а вы смотрите на него, и вот вы влюбляетесь друг в друга, так что всем остальным, присутствующим здесь, остается только зеленеть от зависти. Кора слабо улыбнулась этой фантазии.

— Но если в этот миг, — продолжала Рут, — он схватит вас, бросит поперек седла своей лошади и увезет в некое прекрасное королевство, где вы останетесь до конца своих дней и где никогда ничего не услышите больше об остальном мире и будете знать о нем лишь то, что знали прежде… Представьте только, вы никогда не поедете в Рим, не увидите собранных там картин и скульптур… Да что там Рим, вам никогда не попасть даже на Буковую Скалу и не полюбоваться прекрасным видом, открывающимся оттуда.

При последних словах лицо Коры тронула легкая улыбка. Но большую часть фантазии она выслушала серьезно и внимательно, не отрывая от Рут взгляда.

— Вы хотите сказать, что я не должна любить Чарльза? — спросила она, неотступно и болезненно поглощенная своими тревожными мыслями.

— Я просто говорю вам, Кора, что, когда вы играете с чем-то таким значительным и важным, как вся ваша дальнейшая жизнь, вы должны очень хорошо представлять себе, что вас ждет впереди как хорошее, так и плохое. Поверьте мне, Кора, я хорошо знаю, о чем говорю!

— О, мэм, вы так романтично выглядите, — одобрительно сказала наутро Хэтти, увидев Рут.

Рут в ответ улыбнулась, окинув себя в зеркале последним взглядом.

Синтия Гордон, как и обещала, прислала великолепную шелковую амазонку — жакет цвета спелой вишни и такого же цвета юбку, ниспадающую струящимися складками. Рукава были обшиты золотым галуном, лиф и юбка тоже богато украшены. К костюму прилагалась шляпа с высокой тульей и тонкой, как паутинка, вуалью, закрепленной на краю полей. Рут по опыту знала, что вуаль при сильном ветре только мешает, и удивилась тому, что Синтии нравится носить ее.

— Думаю, вся романтичность досталась мне от мисс Гордон, — сказала она Хэтти. — С ее стороны было весьма любезно поделиться со мной нарядом.

— Уверена, вы прекрасно развлечетесь, мэм, — сказала Хэтти. — Такое светлое ясное утро, да и ветер не очень сильный.

— Благодарю, Хэтти, — с улыбкой ответила Рут и вышла в гостиную.

Увидев новое платье, мистер Нортон с заметным неодобрением оглядел ее и проворчал:

— Более неподобающего наряда, миссис Прайс, мне давно уже не доводилось видеть. Представить себе не могу, как вы дошли до того, что согласились участвовать в этой поездке. Вы забыли, зачем мы приехали в Бат?

— Нет, я вовсе не забыла этого, мистер Мортон, — холодно произнесла Рут, положив шляпу на стол. — Вы приехали в Бат, чтобы разузнать все о замыслах вашего племянника Чарльза, а я — чтобы поддержать вас и помочь. Но я не вижу, почему бы мне не помочь и мисс Ренфрю так же, как я помогаю вам.

— Это не причина, чтобы отправляться на прогулку верхом с лордом Фицуотером, — возразил мистер Мортон.

— Поймите, пожалуйста, сэр, я еду не только с целью проветриться, — резко ответила ему Рут. — Да, я приняла приглашение на эту прогулку с Корой Ренфрю и ее друзьями. Вы ведь, мистер Мортон, не позволили мне поделиться нашими подозрениями относительно Чарльза с миссис Ренфрю. Возможно, вы правы. Но я решила сделать все возможное, чтобы Кора не оставалась в стороне от светской жизни Бата. Я не хочу, чтобы эта бедная девушка лишилась последней уверенности в себе. Если бы она имела больше друзей, то, возможно, не доверилась бы столь опрометчиво вашему племяннику и нам не было бы нужды опекать ее и что-либо предпринимать для ее защиты.

Мистер Мортон какое-то время недвижно стоял, уставившись на нее и нервно покусывая губы. Затем его лицо слегка смягчилось.

— Простите, дорогая миссис Прайс, — с трудом проговорил он. — Мне не хотелось бы казаться слишком придирчивым. Смею заверить, что совершенно согласен с вами во всем, что касается мисс Ренфрю. Но относительно вас я не могу не беспокоиться. Мисс Ньюком вчера рассказывала мне про лорда Фицуотера такие ужасные вещи…

— Я бы удивилась, если бы она этого не сделала, — живо отозвалась Рут. — Чем же еще жить мисс Ньюком, как не скандалами и сплетнями? Ну а мы с вами, как мне кажется, должны думать и интересоваться только тем, что касается Чарльза. Чем объяснить его спешный отъезд? Возможно, он бежал от кредиторов? И ведь он до сих пор не явился в Бат, хотя в разговоре с Джонсом, который я слышала, он вполне определенно говорил, что намерен вернуться сюда.

— Может быть, мысли его гораздо чище, чем слова, — с надеждой сказал мистер Мортон. — Может быть, он действительно прячется от кредиторов…

— Весьма вероятно, мистер Мортон, весьма вероятно, — задумчиво протянула Рут, натягивая перчатки. — Послушать его, так он способен на самые отчаянные безумства. В этом, однако, нам позволительно усомниться.

Что вы намерены сказать своему племяннику, когда он объявится?

— Право, не знаю, — ответил старый джентльмен, тревожно вздыхая. — Полагаю, нужно будет дать ему достаточно денег, чтобы он расплатился со своими заимодавцами, а затем предостеречь, чтобы он более не поступал в будущем столь неосмотрительно и не заводил новых долгов.

— Ну а я, мистер Нортон, думаю, что вы должны немедленно — при первой же возможности — отдать ему все его состояние и снять с себя всякую ответственность за него и его поведение, — твердо сказала Рут. — А также дать ему ясно понять, что отныне он ни в чем не будет зависеть от вашей воли.

— Но как же так, миссис Прайс, ведь я намеревался хранить его наследство, доверенное мне, до тех пор пока он не образумится! — недоуменно возразил мистер Нортон. — Как можно передать ему такое состояние, коли он ведет разгульную жизнь и постоянно занимает деньги у ростовщиков? Кто же еще образумит его, кроме меня? Ведь Чарльз и мой наследник, мне же некому больше завещать свое состояние, ведь он единственный мой близкий родственник!

— Я знаю, — сухо сказала Рут. — И это еще один повод для беспокойства, сэр. Уверяю вас, вы вряд ли сумеете переменить его характер и заставить вести добропорядочный образ жизни. Несомненно, как только он доберется до отцовского наследства, он быстро промотает его. Так послушайте, мистер Нортон, какая вам разница, промотает он его сейчас или через два года, раз он все равно все пустит на ветер. — Помолчав немного, она продолжила: — И знайте, как только он спустит свое состояние, он сразу же вспомнит о вашем. Потому я советую вам завещать все кому угодно — вашей старой школе, местному сиротскому приюту, королевскому обществу, церкви… Все равно кому. И главное, сделать так, чтобы Чарльз точно знал об этом, то есть понимал, что ваша смерть не принесет ему ровным счетом никакой выгоды. Вот тогда мы все сможем спать спокойно.

Нистер Нортон смотрел на Рут во все глаза. Лицо его выражало все более и более сильный и неподдельный страх по мере того, как он осознавал смысл ее последнего совета, чему немало способствовала чрезвычайная серьезность тона, которым она его высказала.

— Ниссис Прайс, вы действительно думаете, что мне грозит столь ужасная опасность? — хрипло спросил он, ибо глубокое потрясение сдавило ему горло. — Я не понимаю… Я думал, что он просто выпил лишку и наболтал сам не зная чего. Я думал… Думал, конечно, это неприятность, скандал, но не больше. А может, он окончательно решил сделать предложение мисс Ренфрю, и это… — Тут он с тоской взглянул на Рут и в муке безысходности стиснул тощие кулаки. — Ох, дорогая!.. Ох, дорогая вы моя миссис Прайс! Что бы я делал без вас?

Рут подошла, быстро перекрестила его и присела рядом.

— Ну, ну, мистер Нортон, у вас нет причин так сильно тревожиться, — успокаивала она его. — Если вы послушаетесь моего совета, у него не будет повода посягать на вашу жизнь. Стоит вам только изменить срок, указанный в завещании вашего брата. Вы сделаете это?

— Да, миссис Прайс, да! В конце концов, Чарльз уже достаточно взрослый человек, а я все еще должен опекать его и следить за его расходами, — говорил мистер Мортон с самым несчастным видом. — Вот почему он так возненавидел меня. И не удивительно… Но скажите мне, миссис Прайс, вы действительно так во всем этом уверены?

— Я сама, своими ушами слышала эти угрозы, — спокойно сказала Рут. — Можно допустить, что он сказал так для красного словца, как вы говорите, выпив лишку. Но это дело слишком серьезное, чтобы, закрыв глаза и заткнув уши, стараться ничего не замечать и ничего не делать. Ведь речь идет о вашей жизни!

— Почему вы не объяснили всего этого прежде? — с неожиданным раздражением спросил мистер Мортон. Но, не успела она открыть рот, старик ответил за нее: — Да нет, простите, миссис Прайс, вы объясняли, но я не понимал, насколько серьезно то, о чем вы мне говорили. Я все сделаю, как вы советуете. Сегодня же, этим самым утром, я здесь же, в Бате, перепишу свое завещание. И сегодня же начну готовить документы о передаче Чарльзу его наследства. Ох, но я все же очень надеюсь, что эти предосторожности в конце концов окажутся лишними.

— Я тоже хочу на это надеяться, — сказала Рут. — Но они, эти предосторожности, не повредят. И когда вы сделаете все необходимое, думаю, мы сможем заняться следующим вопросом, а именно попробуем выяснить, куда девался Чарльз. Мы не должны забывать об этом, мистер Мортон.

— Нет конечно, — сказал он, внимательно посмотрев на нее. Внезапно какое-то подобие улыбки появилось на его изможденном лице. — Уж это-то, я имею в виду судьбу самого Чарльза, наверняка пугает вас меньше, чем меня, моя дорогая.

— Вы решили так потому, что я отказалась начать его разыскивать сразу же по приезде? Увы, мистер Мортон, советы давать и вправду куда легче, чем действовать, особенно когда это не твоя забота.

Рут оглянулась на дверь, которая в этот момент открылась. Вошел дворецкий и объявил:

« — Лорд Фицуотер со своими друзьями прибыл, мэм.

— Спасибо. Я выхожу сию минуту.

Рут надела шляпу, подхватила длинный подол амазонки, обернулась к мистеру Мор-тону и с улыбкой сказала:

— Увидимся позже, сэр. И пожалуйста, не огорчайтесь так. Не сомневаюсь, мы с вами прекрасно справимся со всеми трудностями.

Глава 6

— Вы просто великолепно держитесь в седле, — в голосе Джорджа прозвучало неподдельное восхищение.

Щеки Рут от этого комплимента покрылись нежным румянцем. Она получила особенное удовольствие от того, что эту похвалу произнес именно Джордж, а не кто-нибудь еще.

— Благодарю, — сказала она, радостно сверкнув глазами.

Их компания на неширокой тропе вполне естественно разделилась на три пары. Первыми ехали Синтия Гордон и Адам Хастингс, следом Кора с Майклом Гордоном, а завершали кавалькаду Джордж и Рут. Время от времени ветер доносил до Рут серебристый смех Синтии. Было очевидно, что мисс Гордон вполне довольна возможностью пофлиртовать со своим попутчиком.

Кора же, напротив, казалась несколько подавленной, и потому, что робела, и потому еще, что, в отличие от Синтии, чувствовала себя в седле далеко не так привычно. Но Рут заметила, что Майкл всячески опекал ее и следил, чтобы ничто не напугало ни саму Кору, ни ее лошадь.

— Догадываюсь, что вы весьма опытная и превосходная наездница, — сказал Джордж. — Но почему я раньше этого не знал? Прежде у нас никогда не было случая покататься вдвоем. Это ваш батюшка научил вас?

— Нет, не отец, а Томас, один из грумов сэра Эдварда, — проговорила Рут с рассеянной улыбкой, припоминая далекие годы детства. Она взглянула на Джорджа, и озорные огоньки вспыхнули в ее серых глазах. — Мы тогда галопом носились по холмам, будто за нами гнался сам дьявол. Томас обычно говаривал: «Сейчас же, мисс Рут, сейчас же, мисс Люси, вспомните, что вы леди!» Но это никогда нас не останавливало.

— Надо же, а я и не догадывался! — усмехнувшись, сказал Джордж. — Поначалу даже не решился просить вас ехать быстрее. Но теперь вижу, вы любите пускаться во весь опор.

— Да уж! — улыбнулась Рут. — Люси была всегда куда сдержаннее, чем я. Ну а мне отчаянно хотелось мчаться все быстрей и быстрей. Томас не раз предостерегал, что если я буду так носиться, то свалюсь в канаву. И однажды я действительно свалилась в канаву. Тогда я была совсем девчонкой. Как-то раз отпустила поводья, и Дафни пошла от дома легким галопом, ну и… Так этот Томас, в наказание за мое своенравие, заставил меня проехать через всю деревню в перепачканном грязью платье! Я чувствовала тогда такой страшный стыд!

Джордж рассмеялся.

— Хотелось бы мне увидеть эту картину.

— Если бы вы увидели тогда ту безрассудную девчонку, то наверняка принялись бы ее рисовать на страницах своей тетрадки, но я бы постаралась ни за что не упасть!

— Возможно, — с усмешкой сказал Джордж. — Но с другой стороны, я только на четыре года старше вас, так что если вы были совсем юной в то время…

— Мне тогда было десять лет.

— Ах, ну в таком случае я определенно уже мог бы вас рисовать. В четырнадцать я уже был вполне сложившимся рисовальщиком. Кстати, тогда я рисовал гораздо больше, чем сейчас. В те дни я рисовал все, что только попадалось мне на глаза.

— Хорошо, что я тогда на глаза вам не попалась, — сказала Рут.

— Возможно. Скажите, Рут, а часто вам доводилось в последнее время ездить верхом?

Джордж задал этот вопрос как бы случайно, словно бы между прочим, но Рут вдруг почувствовала, что ее ответ имеет для него значение.

Она затаила дыхание. С удовольствием поделившись с ним воспоминаниями о безоблачном детстве, она вовсе не собиралась рассказывать ему о трудностях и будничных заботах настоящего, потому ответила достаточно уклончиво.

— Езжу… Но не часто доводится садиться на такую прекрасную лошадь, как эта. — Она наклонилась и нежно потрепала серую кобылу по шее. Кобыла фыркнула и повела головой, демонстрируя свою стать. Рут рассмеялась. — А я думала, вы приведете усталую наемную клячу. Где вы взяли эту красавицу?

— Одолжил у своего приятеля, — ответил Джордж. По блеску его глаз она поняла, что он не забыл о своем вопросе, на который не последовало ответа. Но в эту минуту он, кажется, не собирался наседать на нее. — Не задаром, естественно, — добавил он.

— Не задаром? — переспросила Рут, уловив в его голосе легкую иронию.

— Он хочет, чтобы я сделал для него портрет.

Рут взглянула на Джорджа вопросительно. Он имел важный вид человека, которому по просьбе друга предстоит совершить весьма серьезное деяние. Но Рут знала его слишком хорошо, чтобы поверить в эту серьезность, и спросила:

— А кого вы должны писать, если не секрет?

— Толстобрюхую Молли. — Что?.. Что-о?!

— Его призовую свиноматку.

Рут разразилась звонким смехом, кобыла скосила на нее глаз, удивленная неожиданными звуками. Джордж тоже усмехнулся.

Зимнее солнце светило ясно и ласково, и жаркий румянец счастья озарил щеки Рут. Локоны цвета светлой бронзы, выбивающиеся из-под шляпы, слегка шевелил легкий ветерок.

— Вам, наверное, доставит удовольствие портретировать столь знатную особу! — весело воскликнула она, оглянувшись на Джорджа и ожидая увидеть в его глазах ответное веселье.

Вместо этого ее встретил серьезный взгляд. Да, он больше не смеялся, а смотрел на нее напряженно. Ее пульс забился чаще. Обе лошади остановились, будто почувствовали перемену в настроении седоков.

Гнедой Джорджа теснил серую кобылу, а та прядала ушами и пофыркивала, но не протестовала. Джордж одной рукой обнял Рут за плечи и наклонился поцеловать ее.

Его жаркие губы манили ее. Она ощутила его язык, нежно ласкающий и дразнящий ее все еще закрытый рот, и ее губы сами собой разжались навстречу ему.

Мир, окружающий их, будто исчез. У Рут не было сил протестовать. Она повернулась к нему, вся отдавшись поцелую, одной рукой придерживая ослабленные поводья, в то время как другая, все еще сжимавшая рукоятку кнута, поднялась ему на плечо.

Поцелуй становился все крепче. Джордж медленно и настойчиво исследовал ее рот, пока не почувствовал, что она ему отвечает. Вчера вечером, когда они начали танец, она едва не потеряла сознание от одного прикосновения его рук, и он нежно напомнил ей о том, что они не одни. Сегодня им нечего было опасаться посторонних глаз, но осторожность все же не помешала бы.

Счастье и острое наслаждение пронизали ее. Она забыла все свои добрые намерения, забыла, что решила держать его на расстоянии, и вцепилась в его воротник, как утопающий хватается за соломинку. Когда он поцеловал ее в последний раз, тогда, в конюшне придорожной гостиницы, она, быстро очнувшись, пришла в ярость и оттолкнула его, потрясенная грубостью его натиска. Сейчас же их отношения стали совсем иными, и ей было легко отдаться этому поцелую.

Джордж чувствовал, что все ее существо отзывается на его ласку, что она испытывает истинное удовольствие, и теснее прижал к себе. В порыве страсти он едва не стащил ее с седла, она покачнулась в его сторону и почти повисла между лошадьми.

Это было опасно, но в его руках она чувствовала себя надежно защищенной от всех случайностей.

Наконец Джордж поднял голову. Рут открыла глаза, и тихий неосознанный возглас протеста сорвался с ее губ. Он часто дышал, его карие глаза — лишь в нескольких дюймах от нее — потемнели от желания, но он постарался улыбнуться, хотя его улыбка и вышла весьма натянутой.

— Если мы продолжим в этом роде, то в конце концов окажемся на траве, — пробормотал он.

Рут вздохнула, внезапно вспомнив, где они находятся и что вообще происходит. Выпрямившись в седле и ощутив на пылающих щеках прохладное дуновение ветра, она посмотрела вперед. Кора и Майкл уже скрылись из поля зрения. Оставалось только надеяться, что никто из них не оглядывался назад. Рут натянула поводья и, чувствуя смущение и досаду, сказала:

— Мы отстали, надо догнать их.

— Нет, прошу вас!

Джордж схватил ее за руку прежде, чем она успела послать лошадь вперед.

Рут взглянула на него. Выражение его глаз потрясло и напугало ее. Она попыталась убедить себя, что несколько часов, проведенных с Джорджем, могут ей возместить с лихвой все долгие годы одиночества — те, которые уже прошли, и те, что ждали впереди.

Но теперь он заставил ее понять, что не только ей хорошо с ним, но и ему с ней.

Она не на шутку испугалась. Слишком велико было ее желание покориться страсти. Но это значит навсегда потерять свою независимость, самоуважение, уверенность в себе, наконец. Нет, она не должна подпускать к себе ни Джорджа, ни еще кого бы то ни было.

— Чего вы так испугались?

— Ничего! — чересчур пылко воскликнула Рут.

— Почему вы ничего не хотите рассказать мне? — спросил он. — Прошу вас, ради Бога, расскажите о себе! Как вы жили все это время, о чем думали?

— Все давно миновало, все в прошлом, — натянуто ответила Рут.

— Да, в прошлом, согласен. — Он с трудом выговаривал слова, глядя на нее почти с раздражением. — Но неужели вы не можете сказать мне, как вы жили эти прошедшие семь лет? — спросил он с нарастающим напряжением.

— Занималась своим делом, — ответила Рут, и тотчас взгляд ее стал рассеянным, ибо перед ее мысленным взором невыразимо ясно предстала вся та пустая суета, что заполняла эти безвозвратно прошедшие годы.

— Каким?

Рут будто очнулась и снова взглянула на него. Она поняла, что он не позволит оставить свой вопрос без ответа. И уж точно не поверит ей, если она скажет, что все эти годы вела светскую жизнь.

— А как вы сами думаете? — с горечью спросила она. — Впрочем, я ведь уже говорила вам, что жила прекрасно. Ни в чьей помощи не нуждалась, даже в вашей, милорд.

— Я не верю этому, — сказал Джордж голосом, в котором чувствовался лед.

Рут уловила эту холодность и в отчаянии отшатнулась от Джорджа. Но рука ее инстинктивно потянулась к нему.

— Пожалуйста, не надо! — начала она. В глазах вспыхнула боль. — Скоро я покину Бат. Я не могу слышать ваших упреков, не хочу снова поссориться после того, как мы уже… — Она прервалась, не доверяя своему дрогнувшему голосу.

— После того, как мы уже что? — спросил Джордж, взяв ее руку. Взгляд его был жесток. Он смотрел ей в лицо, будто искал там ответа, но держал руку женщины в своей, сильной и горячей, и у нее недоставало сил отнять ее. Рут хотелось закричать, но она проглотила и крик, и подступающие слезы и храбро улыбнулась.

— Все это время вы думали, что я бросила вас, а я не сомневалась, что это вы навсегда отреклись от меня, — с трудом проговорила она. — Разве недостаточно знать, что каждый из нас предал другого? Мы расстались… Вы вернулись в свой аристократический мир, а я… я построила для себя новую жизнь. Мы не можем вернуться туда, где нас уже нет.

— Если вы пытаетесь убедить меня, что не испытываете ко мне никаких чувств, то знайте, я вам все равно не поверю, — сурово сказал Джордж. — Мы не будем возвращаться назад, мы пойдем вперед, если только вы позволите нам поступить так.

— Нет!

Рут вырвала у него свою руку. В любую минуту он опять мог предложить ей стать его любовницей, а она не хотела больше об этом слышать. Она не желала играть в его жизни ту роль, которую он ей предназначал, и в то же время боялась, что не найдет в себе сил отказать ему.

Так что ей не оставалось ничего другого, как сильнее натянуть поводья. Ее серая кобыла тотчас вырвалась вперед, легко выбрасывая стройные ноги. Но гнедой не отставал от нее ни на шаг. Рут вырвалась вперед, пустив серую в галоп. Ветер раздувал ее юбки и пытался сорвать шляпу. Естественно, она не могла далеко уйти от гнедого, но сейчас она это делала не от любви к скорости; она просто пыталась спастись — от него и от самой себя. И вот ее лошадь мчится галопом, а сама она, не замечая пронзительного зимнего ветра, всеми силами стремилась уйти от своего прошлого, от всего, что осталось позади. О как бы хотелось ей умчаться в такие дали, где она уже никогда больше не сможет ни видеть, ни вспоминать его!

Копыта лошади звонко били в каменистую землю. Эхо от их ударов перекликалось с ударами ее сердца. Деревья проносились мимо, неясно очерченные, неотличимые друг от друга. Лица людей, с которыми столкнула ее жизнь, ясными видениями мелькали перед ее внутренним взором и растворялись в воздухе. Ее отец, дядя, Джек Рэй, даже Шон. Всем им она когда-то поверила, и все они ее предали. Ей очень хотелось бы забыть их, навсегда изгнать из своей памяти. Но это было невозможно, ибо они навсегда стали частью ее самой.

Вскоре далеко впереди показались силуэты Коры и Майкла. Они оглядывались. Чуть повернув голову, краешком глаза она увидела за спиной приближавшегося Джорджа.

— Рут! — позвал он ее, перекрикивая стук лошадиных копыт.

Она не откликнулась, опасаясь, что он попытается перехватить у нее поводья лошади. Она была так возбуждена, что, если бы ему удалось сделать это, она могла бы пойти на все — даже хлестнуть его плеткой по лицу.

Но такой попытки Джордж предпринимать не стал. Когда они приблизились к другим всадникам, его гнедой перешел на легкий галоп, да и серая тоже инстинктивно замедлила ход. На губах Рут тотчас заиграла очаровательная улыбка — прием, которым хозяйке гостиницы нередко приходилось пользоваться в жизни. И вот что удивительно, как только она подумала, что Джордж попытается навязать ей свою волю, заставить ее подчиниться его желаниям, он сразу же отступил, предоставив ей полную свободу решать, чего она хочет, а чего нет.

Это было одно из тех редких качеств, за которые Рут любила его. Но только теперь она с особенной теплотой подумала о его терпении и выдержке, не возволявших ему пользоваться чужой слабостью. То, что он по своей природе не был способен на насилие, коренилось в его уверенности в себе, в его достоинстве. Но именно это качество лишало ее твердости и сильнее всего прочего мешало бежать от него.

На какой-то момент она подумала, как хорошо, в самом деле, было бы стать его любовницей. Ведь он сознательно оставил за ней свободу выбора. Возможно, в этом и есть их будущее. А главное, он понимает, как дорого она ценит свою независимость. Она будет все так же содержать «Толстого Кота», наняв кого-нибудь в помощь Шону на время своих отлучек…

Картины счастливой жизни с Джорджем проплыли, дразня радужными надеждами, перед глазами Рут. Затем они исчезли. Нет, это невозможно: если бы она согласилась, то обрекла бы себя на неисчислимые страдания. Она не могла любить его и жить с ним такой жизнью, при которой приходилось бы прятаться, идти на всякие уловки. И еще, ей была ненавистна даже мысль о том, что живое существо, ребенок, которого она может родить от Джорджа, явится в мир, не имея права носить отцовское имя. Она могла пожертвовать своим собственным добрым именем и покоем, но не имела права обрекать на страдания и позор ту невинную душу, которой подарит жизнь.

— Хотелось бы мне быть такой наездницей, как вы, — восхищенно сказала Кора, прервав этим размышления Рут.

— Дело практики, — ответила Рут, стараясь говорить нарочито беззаботным тоном. — Я сажусь на лошадь почти каждое утро.

Она перехватила острый взгляд Джорджа и поняла, что отчасти ответила на тот вопрос, на который ранее отвечать не пожелала, отчего его любопытство только возросло.

— Очевидно, вы живете в такой местности, которая объясняет и извиняет вате пристрастие к быстрой езде, — сказал он насмешливо, но глядел на нее со значительным выражением. — Я хочу сказать, что эта местность, судя по всему, не имеет ни рытвин, ни канав, так что, каким бы бешеным галопом вы ни скакали, вам совершенно не грозит опасность свалиться с лошади и перепачкаться в грязи.

Пересилив себя, Рут улыбнулась.

— Нет, почему же? Препятствия можно найти повсюду, — ответила она. — Не исключено, что в один прекрасный день я попытаюсь устроить скачки с препятствиями… когда мне захочется острых ощущений.

— Хотелось бы мне в тот момент оказаться поблизости и понаблюдать за вами, — сказал он, сверкнув глазами. — Уж я бы постарался зарисовать в свою тетрадь все ваши самые выразительные движения.

Майкл улыбнулся, но Кора повернулась к Джорджу.

— Скажите, сэр, это правда, что вы согласились сделать портрет свиньи в обмен на то, что вам одолжили этих лошадей? — спросила она.

— Да, мисс Ренфрю, так оно и есть, — сказал он, слегка поклонившись девушке.

Она продолжала смотреть на него с недоверием.

— А я подумала, что Майкл… что мистер Гордон шутит надо мной! — воскликнула она. — И вы уверены, что вам действительно хочется этого? Рисовать свинью!

— Но это же не просто какая-то свинья, — ответил Джордж с самым серьезным видом. — Это ведь сама Толстобрюхая Молли, представительница высшей знати свинячьего племени, у нее несколько призов. У нее, поверьте мне, весьма выразительная физиономия, исполненная чувства собственного достоинства. Так что я бесспорно рад представившейся мне возможности сделать ее портрет.

Искренность его интонации Рут приняла за чистую монету. Уж ей ли было не знать, что он говорит правду. Джордж умел находить прекрасное и интересное в самых безобразных существах.

— Как видно, вы уже встречались с этой почтенной знатной дамой? — спросила она торжественно.

— О да. Хендерсон был весьма любезен, представив меня ей.

Затем последовало оживленное обсуждение материала, потребного для портрета; будет ли это живопись маслом или акварелью, а также сколько потребуется предварительных зарисовок и как заставить модель спокойно позировать.

Рут чуть поотстала и ехала теперь рядом с Майклом.

— Надеюсь, мисс Ренфрю довольна прогулкой, — сказал он.

— Мне определенно кажется, что да, — улыбнувшись, ответила Рут.

Она радовалась, что сменила кавалера. Ей было бы сейчас очень неловко в обществе Джорджа, как, впрочем, и наедине со своими мыслями. Но она сознавала, что и с другими попутчиками следует быть настороже.

— Наверное, мы должны были прежде чаще пытаться приглашать ее поучаствовать в наших вылазках, — задумчиво произнес Майкл. — Но она всегда казалась такой унылой, к тому же я… то есть мы все, не очень-то искали ее дружбы из-за того, что она богатая наследница. Это как-то сковывает, не правда ли?

— Такая щепетильность делает вам честь, — сухо отозвалась Рут.

Молодой человек покраснел, — Вы полагаете, мне имеет смысл чаще вовлекать ее в нашу жизнь, мэм? — с некоторой неловкостью спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: — Я, собственно, и сам так думаю, только вот Синтия…

Тут он прервался, не желая, видно, высказывать мнение своей сестры на сей счет.

— Вы действительно в затруднительном положении, — ответила Рут уже чуть теплее.

— Я даже начал было ухаживать за Корой. Но тут появился этот Чарльз Мортон, и она оказалась весьма довольной его обществом. Конечно, он ведь богат. Мне до него далеко…

Майкл вдруг резко умолк. Он явно сердился на себя за излишнюю болтливость.

— Майкл, вы и вправду думаете, что такая девушка, как Кора Ренфрю, будет выбирать друзей не по характеру, а по толщине кошелька? — спокойно спросила Рут.

— О, нет конечно! — негодующе воскликнул молодой человек.

— Ну вот и прекрасно.

— Кроме того, миссис Прайс, мои намерения не такие, как намерения этого Мортона. Я вообще узнал о нем нечто такое, чего не могу спокойно… — И вдруг Майкл замолчал, его глаза, полные искреннего ужаса, остановились на лице Рут. — Прошу прощения, миссис Прайс, — сдавленно проговорил он. — Я совсем забыл, что он ваш кузен.

— Пожалуйста, Майкл, не извиняйтесь, — спокойно сказала молодая женщина. — Если говорить начистоту, должна вам сознаться, что я тоже знаю о нем кое-что такое, что мне совсем не по нраву. Но прошу вас, не говорите об этом больше никому.

Он встретил ее взгляд и какое-то время не отводил глаз. Рут даже подумала, что, очевидно, он гораздо умнее и глубже, чем кажется со своими слишком пестрыми жилетами, и очень обрадовалась этому обстоятельству.

— Клянусь вам, — сказал он серьезно, но без патетики. — И благодарю вас, мэм.

После этих слов Майкл направил лошадь вперед, догоняя Кору и лорда Фицуотера. Минутой позже Джордж, немного поотстав, снова присоединился к Рут.

— Так где же вы совершаете свои утренние верховые прогулки? — сразу же спросил он.

— Джордж…

— Нет, — прервал он ее без всяких извинений. — Нет, Рут! Если вы полагаете, что я позволю вам бесследно исчезать, то сильно ошибаетесь. Вы уже однажды это попробовали, теперь у вас ничего не получится, я вам обещаю.

— Я не собираюсь… — не договорив, она закусила губу, подняла глаза и встретила взгляд Джорджа.

— Ах не собираетесь? Может, это Мортон задерживает вас? Не потому ли вы так не расположены довериться мне?

— Нет, не потому! — твердо сказала Рут.

— Да, это и вправду кажется маловероятным, — уступил ей Джордж. Слабая улыбка показалась на его губах, когда он увидел возмущенное выражение ее лица. — Вы гораздо более сильная натура, чем он. Но не используете ли вы его, чтобы защититься от кого-то еще? Так же, как вы однажды использовали Джека Рэя?

— Нет! — На этот раз голос Рут задрожал от гнева. — Сколько можно повторять? Не нужна мне ни его, ни еще чья бы то ни было защита. Я способна постоять за себя сама!

— В таком случае объясните, что такое ужасное произошло в вашей жизни за эти последние семь лет, что вы даже не можете рассказать мне о ней? — вспылив, крикнул Джордж. — Неужели вы считаете меня столь бесчувственным, что не хотите мне ничего рассказать?

— Не хочу я вашего понимания! — отрезала Рут. — Я хочу только, чтобы вы оставили меня в покое! Почему вы не верите мне, когда я говорю, что со всем в своей жизни справлюсь сама? И не делаю ничего такого, чего мне пришлось бы стыдиться, ничего, слышите?!

— Я не говорил, что вы должны стыдиться своих поступков. Но мне трудно поверить, что ваша жизнь совершенно безоблачна и, как вы говорите, ни от кого не зависит, когда вы с таким завидным упорством отказываетесь рассказать мне о ней. Не думаете ли вы, что у меня есть некое право узнать, что с вами было в эти годы?

— Ах право? — взорвалась Рут. Столько всего уже было сказано, а она все еще находилась под впечатлением поцелуя Джорджа. И в гневе на свою женскую слабость она пыталась выместить на нем весь гнев и всю боль, накопившиеся за эти годы.

— Я не думаю, что кто-то имеет на меня какие-то права, милорд, даже если речь идет о вас! — Она гордо подняла голову, ее вуаль колыхалась от легкого ветерка. — Неужели вам не приходит в голову, что я не хочу говорить вам о том, где живу, просто потому, что не желаю, чтобы вы меня начали преследовать?

Джордж взглянул на нее. Губы его сурово сжались.

Лошади опять остановились, но на этот раз расстояние между ними казалось почти непреодолимым.

— Почему? — жестко спросил он.

— Потому что я больше не хочу встречаться с вами.

Последовала минута тягостного молчания. Серая кобыла без конца трясла головой, и Рут подобрала поводья.

— Я вам не верю, — жестко сказал Джордж. Под смуглой кожей его щек заиграли мускулы.

— Конечно, как вам мне поверить! — воскликнула Рут с отчаянием. — Вы вообще не верите ничему, что я говорю! Вот если бы я сказала вам, что жила на содержании у мистера Нортона или что несколько лет провела в борделе, тогда бы вы поверили!

— Рут!

— Не прикасайтесь ко мне! — Испугавшись ее крика, серая отпрянула назад, когда Джордж попытался приблизиться. — Я была счастлива! Вела добропорядочную, спокойную жизнь. Но вот явились вы и думаете, что вам удастся перевернуть все вверх дном. Но знайте, я не допущу этого! Никому и никогда, слышите, никому и никогда не удастся вновь проделать это со мной!

Она пришпорила лошадь и помчалась догонять других.

Для ланча они остановились в «Джорджии», гостинице, о которой упоминал Майкл, приглашая Рут на прогулку. Эта гостиница, среди прочего, славилась тем, что предоставила убежище герцогу Монмуту во время восстания против Якова Второго (Имеются в виду события государственного переворота 1688 — 1689 гг. («славная революция»).

— Очевидно, кто-то выстрелил в него через окно, чем спутал все его планы. В противном случае, полагаю, здесь не произошло бы сражения.

— Вы хорошо знаете местную историю, — застенчиво сказала Кора.

— Я родился в Бате и всю жизнь провел здесь, — с важностью ответил Майкл. Он имел довольный вид.

Рут с удовольствием наблюдала, как между двумя юными существами завязывается дружба. Но она чувствовала себя слишком разбитой, чтобы проявить больший интерес к своим попутчикам. Ей хотелось побыть одной, обдумать события сегодняшнего дня и сделать хоть какие-то выводы. Но такой возможности сейчас не было. Она с болью в сердце подумала, что они с Джорджем, наверное, так никогда и не поймут друг друга. Их чувства продолжали оставаться глубокими и сильными. Они не позволят им остановиться на полпути. Или они должны снова стать любовниками, или расстаться навсегда.

— Вы тоже так думаете, миссис Прайс? Рут услышала робкий голос Коры и, как бы очнувшись, постаралась прислушаться к тому, что говорят ее новые друзья.

— Прошу прощения?

Она заставила себя улыбнуться и как можно убедительнее изобразить заинтересованность в общей беседе, хотя ей трудно было поднять глаза и бросить взгляд в сторону Джорджа.

Они почти уже заканчивали есть, когда Рут про себя отметила, что совсем не слышит голоса Джорджа. Видимо, он так же отрешен от всего происходящего, как и она.

— Милорд! Да вы рисуете нас! — внезапно воскликнула Кора.

Рут быстро осмотрелась. Оказывается, Джорджа даже не было за их столиком. Он сидел неподалеку, так же неприметно, как это бывало в «Золотом Тельце», когда он хотел все видеть, оставаясь при этом незамеченным. И вся компания страшно удивилась, что они за беседой даже не заметили, как лорд Фицуотер исчез из поля их зрения.

— Пожалуйста, разрешите мне посмотреть, — возбужденно попросила Кора.

Джордж немного помедлил, но все же передал девушке тетрадь.

Все они сидели за одним большим столом, Рут справа от Коры, а Майкл — слева; Синтия и Адам — напротив, рядом с тем местом, которое раньше занимал Джордж.

Кора рассматривала рисунки и, задержавшись на одном, безмолвно посмотрела на Рут. Майкл старательно вытягивал шею, чтобы лучше видеть.

Рисунок изображал всех троих, но фигуры Коры и Майкла были лишь слегка намечены несколькими штрихами. Все свое внимание художник уделил Рут. Он нарисовал ее слегка повернувшуюся к Коре и Майклу. Она внимательно слушала собеседников, но не вникала в их слова, и рисунок это живо передавал.

На рисунке ее гордость и боль одиночества стали очевидны, ничем не смягченные. Напротив, каждый штрих в рисунке буквально кричал об этом. Значит, такой ее видел Джордж. И если не пощадил ее, то и себя он не пощадил. Глядя на этот рисунок, Рут поняла лучше, чем если бы он пытался объяснить все на словах, что он так же сильно, как она, переживает происходящее между ними.

И Рут отвернулась, не в силах больше смотреть на этот образ, родившийся под его карандашом.

— А мне можно посмотреть? — спросила Синтия, протягивая руку к тетради.

Поскольку Кора не спешила передать ей рисунки, Синтия в нетерпении даже вскочила и подошла к ней, чтобы заглянуть ей через плечо. Но Кора к этому времени уже успела перевернуть несколько страниц и с некоторой досадой в голосе пустилась судить и рядить о нарисованном.

— Не думаю, милорд, чтобы вы польстили мне своим рисунком, разве нос у меня такой длинный? Да и глазки вы мне нарисовали совсем маленькие.

— А я и не заметил… Но почему бы вам не отомстить ему, мисс Ренфрю, — задорно отозвался Майкл.

Он взял со столика, за которым сидел Джордж, флакон с тушью и поставил его перед смущенной Корой.

— О, я не сумею! — испуганно возразила девушка.

Теплая улыбка осветила лицо Джорджа.

— Да нет, мисс Ренфрю, вы сумеете, стоит только начать, — сказал он. — Смотрите, я даже приготовлю для вас великолепный инструмент.

С этими словами он вытащил нож и очинил кончик гусиного пера.

— Ну, если вы так уверены… — проговорила она с сомнением.

— Ну же, начинайте, Кора! — решительным голосом распорядилась Синтия. — Надо же, а я и не догадывалась, что вы умеете рисовать. Это должно быть весьма забавно..

Кора взглянула на Синтию, понимая, что остается для нее существом, которое может лишь забавлять и смешить своей неловкостью окружающих. Тогда она села так, чтобы видеть Джорджа, и какое-то время сидела, внимательно изучая его. Затем окунула перо в чернильницу и начала рисовать с гораздо большей уверенностью, чем от нее можно было ожидать при подобных обстоятельствах.

Адам подошел и стал рядом с Синтией. Внимание всех было поглощено тем, что делала Кора. Пользуясь этим, Рут встала и незаметно покинула комнату.

— Да, мэм. — Он предложил ей свою руку. — Мы обещали миссис Ренфрю, что вернем ей дочку не слишком поздно. Кстати, Кора нарисовала прекрасный портрет лорда Фицу — отера, — удовлетворенно добавил он. — Полагаю, Синтия этим немало удивлена, но старается не показывать вида.

— Я очень рада этому, — тепло сказала Рут.

— Миссис Прайс!

Майкл нашел Рут стоящей на церковном дворе. Она разглядывала местную церковь. Вуаль, откинутая на поля шляпы, не закрывала лица, но выражение его оставалось неясным и загадочным, будто подернутым дымкой неопределенности. И все же ему и в голову не пришло, как далека она в эти минуты от всего того, что ее окружает, включая эту церквушку, которую она якобы рассматривает.

— Миссис Прайс? — снова окликнул он. Она повернулась к нему. Еще какое-то время ее глаза оставались пустыми, невидящими. Но вот улыбка привычно осветила их, и она заговорила так, будто продолжала начатую беседу;

— Не позволяйте деньгам встать поперек избранного вами пути. Существует множество других, гораздо более непреодолимых преград. Ну что, нам пора трогаться в обратный путь?

Глава 7

— Рут! — окликнул Джордж.

Она взглянула на него, но ничего не ответила. Опять они ехали парами, в том же порядке, в каком начинали прогулку.

— Если вы не хотите помешать приятному флирту этих двух юных парочек, вам придется довольствоваться моим обществом и ехать в паре со мной, — начал он вроде бы весело, но закончил вполне серьезно: — Нам надо с вами обстоятельно все обсудить.

— Не о чем нам говорить… Не думаю, что между нами осталось что-то, что еще стоит обсуждать, — ответила Рут почти неслышным голосом.

— Рут, неужели вы действительно так думаете? А мне кажется, что нам всегда будет о чем побеседовать друг с другом.

Джордж говорил как бы шутя, но сомневаться в его глубокой искренности не приходилось. Рут снова на него оглянулась. Ее серые, широко раскрытые глаза были полны боли. Казалось, она смотрит на него для того, чтобы обрести успокоение.

Он слышал даже ее легкое дыхание.

— Любая моя попытка поговорить с вами заканчивается настоящей битвой. А ведь все, чего я хочу… — Здесь он умолк и, помолчав, тихо спросил: — Почему вы так боитесь, что я вновь вернусь в вашу жизнь? Вы думаете, я сломаю вашу судьбу, нарушу мирный ход ваших дней?

Неожиданно слезы подступили к глазам Рут, потекли по ее лицу. Она быстро отвернулась. Меньше всего ей хотелось, чтобы Джордж жалел ее. Особенно теперь. Нет, только не это!

— Рут!

— Хорошо, я отвечу вам. Я не хочу, чтобы вы вернулись в мою жизнь потому, что вы лорд. А я… Ну кто я? — заговорила она почти страдальческим голосом, не поднимая глаз. — Я больше не хочу быть вашей любовницей, Джордж, и никогда не стану ею. И если вы не можете быть просто моим другом, нам ничего другого не остается, как расстаться, согласитесь со мной.

Он ответил не сразу. Каждая секунда его молчания грозила потопить ее в бездне мрака и безысходного горя. Его молчание казалось ей достаточно красноречивым. Оно и было ответом ей. Она слушала перестук копыт и с тоскою спрашивала себя, что будет, если он вообще больше никогда не заговорит с ней.

Но все же он заговорил.

— Однажды мы уже были вместе.

— Но тогда мы были совсем молоды… и так глупы, — резко возразила Рут, быстро смахнув со щек слезы. Возможность говорить показалась ей облегчением. — К тому же я тогда мало думала о том, что ваш отец никогда не признал бы наш брак.

— Я не всегда поступал так, как хотелось моему отцу, — мягко сказал Джордж. — Впрочем, каюсь, это происходило не так уж часто. Это было одной из главных причин, почему мы с вами не могли спокойно пробыть дольше часа в той самой комнатке, где пережили столько счастливых минут.

— Ну, это все дела житейские, — нетерпеливо возразила ему Рут. — А вот брак — это уже нечто значительное. Вы не могли жениться на мне без того, чтобы не вызвать этим скандал в семействе.

— Ох, сколько же раз я это от вас слышал! — медленно произнес Джордж. — Неужели вы все еще думаете об этом?

— А как же! — воскликнула она, быстро взглянув на него и тотчас отвернувшись. — О чем же еще мне думать? Но становиться вашей любовницей я не хочу… не могу! По крайней мере не теперь. Я… — Ее голос дрогнул, и она замолчала, не делая попыток договорить.

В сравнении с утром сильно похолодало. Ветер настойчиво стал подбираться сквозь ткань ее щегольской амазонки к телу. Облака понемногу затягивали горизонт. Если всадники не поспешат, то, пока они доберутся до Бата, их изрядно вымочит.

— Нам надо догнать остальных, — сказала Рут. — Миссис Ренфрю не понравится, если Кора прибудет насквозь промокшей. Да и мистеру Гордону это тоже вряд ли понравится, хотя, полагаю, если она схватит насморк, это только помешает замыслам Чарльза Морто — яа… Хотя, конечно, я ни в коей мере не желаю ей заболеть… И, кстати, не мешало бы выяснить, куда запропастился этот Чарльз…

Рут бормотала все это себе под нос, только чтобы не умолкать, едва отдавая себе отчет в том, что именно она говорит. Она просто старалась перевести неприятный разговор в иную область, завести беседу о другом — все равно о чем, — лишь бы не было так больно, лишь бы уйти подальше от своих горьких мыслей.

— Рут, я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — сказал Джордж, бесцеремонно прервав ее странный монолог. — Да и не особенно, честно говоря, хочу сейчас разбираться в этом… Посмотрите на меня. Ну просто… Просто, Рут, посмотрите на меня.

Она нехотя повернула к нему голову, не желая встретиться с ним взглядом, но и не имея сил отказать ему в просьбе.

— Рут, вы несколько раз заявляли, что не хотите больше быть моей любовницей, — сказал он. — Обещаю, что никогда больше не предложу вам этого. — Его губы дернулись, пытаясь изобразить невеселую улыбку. — Можете поверить моему слову, ведь даже отец никогда не сомневался в нем.

Рут смотрела вниз. Сердце ее неистово колотилось. Первым ощущением было, что не победу она одержала, а потерпела тяжелое поражение. Но ведь он исполнил то, чего она желала. Почему так переменчивы ее чувства? Нет, просто она добивалась от него гораздо большего, добивалась чего-то совершенно невозможного. Вместо того чтобы с благодарностью принять то, что он может ей предложить… Нет, она не должна…

Рут подняла глаза и встретилась с его ровным пристальным взглядом. Она всматривалась в черты такого знакомого ей лица. Карие глаза, которые всегда оказывались больше, чем она ожидала. Твердый, но в то же время чувственный рот. Четкая линия подбородка и этот, всегда присущий ему, небрежный вид властелина, вид человека, которому нет нужды повышать голос, чтобы его услышали.

Так, значит, теперь ей не надо говорить ему последнее «прощай»? Значит, они смогут увидеться вновь?

— Благодарю вас, милорд, — сказала она сухо. — Но сможете ли вы… Сможем ли мы остаться друзьями?

Улыбка осветила его лицо, золотистые искорки вспыхнули в его карих глазах. Это была улыбка нежности, если не любви.

Были времена, когда он постоянно смотрел так на Рут, еще до того как произошло то несчастное недоразумение, разлучившее их. Эта улыбка столь властно напоминала ей о прошлом, что ей с трудом верилось, что те времена навсегда миновали.

А вдруг она проснется и все это окажется лишь сном? Что, если ее дядя и Джек Рэй — всего лишь плоды ее воображения, не более серьезная помеха счастью, чем ночной кошмар?

Но если бы на свете не было дяди Джона, она никогда не попала бы в Сент-Джайлз и, значит, никогда не встретила бы Джорджа. Нет, нельзя изменить прошлое. Можно лишь жить воспоминаниями о нем.

— Это все, чего вы хотите? — спросил Джордж. — Быть только друзьями?

— Да. — Рут сама не верила себе, произнося это единственное слово.

Джордж подогнал своего гнедого ближе к серой лошади.

— В таком случае будем друзьями, — печально сказал он.

Рут минуту колебалась, затем подала ему руку. Она ощутила сильный жар его пальцев, когда они обменивались рукопожатием. Никогда, должно быть, она не почувствует больше его прикосновений, разве что когда будет официально подавать ему руку при встрече и прощании.

Сегодня она проглотила столько невыплаканных слез, что даже во рту сохранился устойчивый соленый вкус.

— Ну а теперь действительно пора догнать нашу компанию, — сказала она, подбирая поводья и пытаясь говорить как можно более деловито и бодро, хотя давалось ей это нелегко.

— Да, пожалуй… Но не так быстро, иначе вы не успеете объяснить мне, почему мы вот уже два дня так неутомимо опекаем мисс Рен — фрю, — сказал Джордж, когда они пустили лошадей легкой рысью. — Да, вот еще что. Поскольку я теперь ваш друг, мне предстоит узнать, куда мог запропаститься Чарльз. И не мешало мне бы для начала узнать, кто такой этот Чарльз?

Рут с сомнением взглянула на него. Джордж произносил все это столь естественно, выглядел так обыденно, будто трудный разговор, произошедший между ними, ровно ничего для него не значил.

— Чарльз — племянник мистера Нортона, — осторожно ответила она. — И я не заметила, чтобы мы с вами опекали мисс Ренфрю.

— Ну, вы-то определенно ее опекаете, — рассудительно сказал Джордж. — А мне всего лишь, как говорится, было с ней по пути. И я не собирался ехать задом наперед, чтобы изобразить ее гордо гарцующей на скакуне, в том духе, как мне посоветовал при случае сделать Майкл Гордон. Мне только хотелось бы знать, что означают все эти пританцовывания вокруг девчонки? В конце концов, Рут, разве друзья не доверяют друг другу? Почему бы вам не объяснить мне всю эту странную суету?

— Я бы хотела, Джордж. Но это не моя тайна. А мистер Мортон так боится скандала, так старается избежать огласки…

Рут все еще не знала, стоит ли рассказывать Джорджу о том деле, из-за которого она приехала в Ват.

— Я, конечно, не друг вашему мистеру Мортону, — сухо сказал лорд Фицуотер, — но вам-то я друг, так что вы вполне можете на меня положиться, уж я постараюсь не стать виновником скандала.

— Я знаю, — быстро улыбнувшись, ответила Рут.

В конце концов, что плохого будет в том, если она поделится с ним своими подозрениями относительно Чарльза? Мистеру Мортону это, конечно, не понравилось бы, но можно пока и не говорить ему об этом.

И Рут решила объяснить Джорджу, что произошло на самом деле, тем более что, когда она говорила о чужих заботах, ей становилось намного легче. Подобный разговор отвлечет ее от потери, которая тупой болью отзывается в груди. Кроме того, она сказала себе, что лучше синица в руке, чем вообще ничего, так что пусть у них с Джорджем будем хотя бы общая, пусть и чужая, забота, раз уж они не могут иметь чего-то большего лично для себя.

— В общем-то, это совершенный пустяк, хоть и запутанный, — медленно произнесла она.

— Насчет умственных способностей я человек посредственный…

— Я сейчас все расскажу подробнее. Думаю, лучше начать с того, что брат мистера Нортона — имени его я не могу сейчас припомнить — оставил своему сыну, Чарльзу, состояние, но с особыми оговорками…

И Рут вкратце объяснила суть происходящего и рассказала о том, что случайно услышала разговор Чарльза с приятелем и; естественно, поспешила предупредить мистера Мортона.

— А где все это происходило? Я имею в виду, где вам довелось услышать его пьяные бредни? — хмуро спросил Джордж.

— При совершенно невероятных обстоятельствах, — быстро ответила Рут, вызывающе глядя ему в глаза.

Джордж проницательно посмотрел на нее, но дальше расспрашивать ее на эту тему не стал.

— Итак, вы пошли предупредить Мортона, — сказал он. — Но почему вы вообразили, что он вам поверит? Он что, хорошо знает вас? Или не уверен насчет своего племянника?

— Мы с ним знакомы несколько лет, правда весьма отдаленно. Ну, так или иначе, он поверил мне, хотя не уверена, что полностью, — искренним голосом произнесла Рут. — Наверное, после нашего разговора сегодня утром, он вынужден был поверить мне до конца. До него наконец дошло, какая серьезная опасность ему угрожает. Я посоветовала Мортону переписать завещание.

— Почему? — резко спросил лорд Фицуотер.

— Я совсем не уверена, что нам удастся защитить несчастного старика от Чарльза. Сохрани его, Господи, но мне кажется, что этот племянничек способен на все, — проговорила Рут задумчиво, не замечая, как помрачнел Джордж. — Лучшая защита для мистера Нортона — расстаться с наследством Чарльза, отдать ему все до последнего пенни, причем немедленно, а кроме этого, дать знать племяннику, что от самого мистера Мортона ему в наследство не перепадет ничего. А лучшей защитой для Коры…

— …станет Майкл Гордон? — подсказал Джордж.

— Нет, не обязательно, — быстро ответила молодая женщина. — Я постаралась помочь ей завести новых друзей. Если она перестанет чувствовать себя такой одинокой и никому не нужной, ей будет меньше грозить опасность стать жертвой искателей богатых наследниц. Даже если они так же привлекательны, как Чарльз.

— А что, этот Мортон-младший действительно очень привлекателен? — полюбопытствовал Джордж.

— Ну, мне-то он никогда не нравился, даже напротив, — сказала Рут. — Высокомерен, груб, к тому же очень жесток. Но это я так думаю. А здесь, в Бате, он, кажется, нравится всем.

— И как это вам удалось составить такое мнение о его характере? — обыденным тоном спросил он.

Она прямо взглянула в его глаза.

— Впрочем, я понял как, — ответил Джордж за нее. — При совершенно невероятных обстоятельствах. Рут, неужели вы не понимаете, что друзья должны доверять друг другу? А вы мне сообщаете просто имена недругов и свои неотложные заботы по спасению слабых, умалчивая обо всем остальном.

— Но мы останемся друзьями лишь до тех пор, пока я нахожусь в Бате, — ровно отчеканила Рут. — Едва ли мы сможем встречаться в одном обществе, милорд.

— У меня множество друзей, — ответил Джордж. — И далеко не все из них завсегдатаи великосветских раутов. Мой приятель Хендерсон, к примеру, просто-напросто добродушный деревенский мужик с тремя крепышами сыновьями и призовой хрюшкой, в которой он просто души не чает. И его совершенно не беспокоит моя родовитость или еще что-то в этом духе; я отношусь к нему без всякой напыщенности, а он ко мне, в свою очередь, без малейшей приниженности. Хен-дерсон, например, вполне бесцеремонно заявил мне, что я не получу больше гнедого, пока не запечатлею его бесценную Толстобрюхую Молли, — Да, но у него не было… — начала Рут, но тотчас умолкла, осекшись.

— Да, действительно, у него не было столь сомнительного прошлого, — договорил за нее Джордж. — По крайней мере, насколько мне известно. Впрочем, кто знает, какие только скелеты не посыплются из домашних шкафов почтенных семейств, если мы примемся открывать их дверцы. Рут, скажите, вы в самом деле думаете, что Чарльз может сделать то, о чем говорил тогда? — спросил он уже серьезно.

— Да, — просто ответила Рут. Румянец, окрасивший ее щеки, когда Джордж упомянул о сомнительном прошлом, медленно гас. Но как может он, с обидой думала Рут, с такой легкостью говорить о вещах, до сих пор заставляющих ее страдать?

— В таком случае почему мистер Мортон взял вас с собою в Ват? — спросил Джордж. -

Неужели он не понимает, что это может быть для вас опасно? Чего стоит одно присутствие при довольно-таки неприятной сцене, и это в лучшем случае! А в худшем — вы прямо можете пострадать от его негодяя племянника.

— Мистер Мортон не брал меня с собою, я сама решила поехать с ним, — спокойно сказала Рут. — Я обвинила перед ним его племянника и после этого почувствовала, что теперь просто обязана сопровождать его. Поймите, Джордж, я беспокоилась за мистера Мортона. Я не знала, не была уверена, что он сможет противостоять проискам Чарльза. Да и вообще…

— Что «вообще»?

— Положение, в которое попал мистер Мортон, не давало мне покоя, — продолжила она почти вызывающе. — Уж такой у меня характер, не могу жить спокойно, зная, что человек в беде.

Джордж улыбнулся, но по всему было видно, что он весьма обеспокоен.

— Что-то во всем этом есть тревожное, — сказал он. — Вот мой вам совет: уезжайте-ка скорее домой, Рут. Думаю, вы уже сделали все, что могли, чтобы защитить мисс Ренфрю. Да и для Мортона, полагаю, ничего больше вы уже не сможете сделать. У вас нет никаких причин задерживаться здесь, иначе вас втянут в это дело так глубоко, что вы из него так просто не выпутаетесь.

— А за мистером Нортоном вы, что ли, присмотрите? — изумленно глядя на него, спросила Рут. — Вы ведь его терпеть не можете!

— Да, не скажу, чтобы он мне нравился, — ответил лорд. — Но друзья часто делают друг для друга и такие вещи, которые не могут доставить им никакого удовольствия, вот что я вам скажу. И еще более не по душе мне мысль, что вы будете и дальше в одиночку продолжать сражаться ради спасения вашего Мор — тона.

— Я вполне могу за себя постоять, — возразила Рут, в душе разрываясь между благодарностью за его беспокойство о ее безопасности и раздражением от того, что он по — прежнему считает ее неспособной себя защитить.

— Да, в этом уж вам не откажешь, вы способны постоять за себя, — сурово сказал Джордж. — Но это не значит, что вы должны бросаться в любые авантюры, чтобы спасти первого встречного слабовольного простофилю.

— Мистер Мортон вовсе не простофиля! Он… Он… — Рут старалась удержаться, но все-таки не удержалась и громко рассмеялась, подумав, что никто еще не называл мистера Мортона так точно и правильно.

Джорджу явно по душе пришлась ее реакция, что можно было прочитать по его глазам. Но Рут в эту минуту на него не смотрела.

— Ох, нехорошо это, смеяться над таким человеком, — проговорила она, успокаиваясь. — Не его вина, что он немного… Как бы это сказать… Ну, некоторые вещи до него доходят не сразу. И потом, у него сейчас действительно серьезные причины тревожиться…

— Я бы относился к нему гораздо дружелюбнее, если бы он побольше беспокоился о вашей безопасности, — резко возразил Джордж. — И если бы он так настойчиво не внушал всему свету, что вы — его племянница.

— О, это он делает только ради меня, — сказала Рут, озорно блеснув глазами. — В первую же ночь нашего путешествия в Бат он был весьма сконфужен. Он действительно из тех постояльцев гостиниц, которых и я называю простофилями. Во-первых, он умудрился дважды заказать ужин, потом переволновался из-за простыней, жалуясь на то, что они недостаточно чистые, причем он так суетился, что казалось, эти простыни — самое важное из того, что творится в его жизни. Я просто диву давалась, глядя на него. Он никогда не был так суетлив и не создавал стольких лишних трудностей, когда… Но это и можно понять, ведь его одолевала тревога. На следующее утро один из конюхов прошелся по поводу нашего совместного путешествия, и это повергло его в величайшее смущение.

— Тогда-то он и присвоил вам титул своей племянницы? — насмешливо спросил Джордж. — Но почему он не лишил вас этого титула по прибытии в Ват, где он наверняка мог встретить кого-нибудь из своих знакомых?

— И сама не пойму, — честно призналась Рут. — Я тоже думала, что в Бате он мог бы уже и успокоиться. Как же я была поражена, когда он представил меня чете Редфорд как свою племянницу. После этого я сидела как на иголках, воображая себе, какой скандал может разразиться, если появится человек, действительно знающий его сестру и ее семейство.

— Но если он так пренебрег правилами приличия, к чему тогда было снимать этот дом на Королевской площади? — спросил лорд Фицуотер, с выражением, которое никак нельзя было назвать дружественным.

— Могу объяснить, — спокойно ответила Рут, хотя она прекрасно поняла, что скрывается за его вопросом. — Он страшно боится заразы и поэтому подозрительно относится к гостиничному постельному белью и просто заболевает от самых страшных предчувствий, стоит ему только приметить мельчайшее пятнышко на простыне. К тому же он был взвинчен предстоящей встречей с племянником и, размышляя об этой встрече, решил, что лучше будет, если все это произойдет в частном доме.

— Глупее и выдумать нельзя, — жестко отрезал Джордж.

— Я тоже так думаю, — вздохнув, согласилась молодая женщина. — Возможно, не желая того, я перепугала его своими подозрениями еще больше, так что он совсем потерял от страха голову, но… Ох, в его годы он вполне мог бы быть моим отцом. И мне кажется, он, как и мой батюшка, так и не достиг настоящего понимания зла, которое происходит в мире оттого, что…

— Я всегда жалел, что никогда не знал вашего отца, — заговорил Джордж после паузы, видя, что она не собирается продолжать разговор.

— Вы бы полюбили его, — сказала Рут, даже не удивившись, что он совершенно не делает никаких попыток узнать, что же она хотела сказать. — Он никогда не преувеличивал своих чувств, всегда оставался самим собой. И он так всем доверял, был ко всем так добр… Да, в общем и целом, он запомнился мне добрым человеком.

Джордж промолчал, но, взглянув на него, она увидела, что губы его крепко сжаты, а лицо так побледнело, будто на дворе стояла лунная ночь.

— Я склонен думать, что пусть бы он лучше был не таким добродетельным, но зато чуть более… рассудительным. Вы не согласны со мной?

— Отчасти и я могу с этим согласиться, — со вздохом ответила Рут. — Но все-таки он мой отец, и гораздо лучше для меня вспоминать его добрым словом… Ох, что теперь говорить об этом? Все это прошло и никогда не вернется.

— Так что вы решили? Намерены ли вы сейчас же вернуться домой, доверив мне своего Нортона? — после некоторой паузы спросил Джордж.

— Нет. Я не могу сейчас уехать, — твердо ответила она, — мистер Мортон с ума сойдет, если узнает, что я обсуждала его дела с вами. Да еще в такой момент, когда Чарльза нет в Бате. Не знаю, что мы будем делать, если он так и не объявится. Не могу же я оставаться здесь на веки вечные.

— Конечно нет, ведь ваше ремесло — побег, — хмуро сказал Джордж. — Я постоянно жду, что вот-вот явится ваш преданный Шон — или как его там? — чтобы, как всегда, помочь вам в этом. Он что, все еще с вами?

— Да, он… — Рут не договорила, во все глаза уставившись на Джорджа.

— Слишком много улик, сердечко мое, — вызывающе проворчал он, когда они увидели, что скоро настигнут Кору и Майкла. — Но как вы решились подслушать разговор Чарльза в этих, как их… в ваших совершенно невероятных обстоятельствах? Как это вышло? Вы хотели уличить его во лжи? Или не его, а какого-то другого вашего постояльца? И были потрясены, узнав, что мистер Мортон-млад — ший оказался столь трудным гостем? Кроме того, я только что вспомнил о слухе, которому раньше, впервые услышав его, не придал никакого значения. Якобы вы, продав Чарльзу Биверсу «Золотого Тельца», сорвали хороший куш, после чего и исчезли из Церковного переулка. Я вдруг подумал, а что, если это не сплетня? Тогда выходит, вы действительно не нуждаетесь ни в чьей помощи.

Так, значит, он знает о «Толстом Коте»? От неожиданности у Рут перехватило дыхание. Поэтому заговорила она не сразу.

— Если вы всегда знали, что я продала «Золотого Тельца», то какого дьявола вы оскорбляли меня, заявляя, что я продалась богатому старику? — медленно проговорила она низким, клокочущим от бешенства голосом.

— Говорю же вам, что я счел это за обычную сплетню. Мало ли их гуляет вокруг? — ответил Джордж. — И потом, я ведь прекрасно знаю этого Чарли Биверса. Потому и не мог даже мысли допустить, что кому-то удалось бы проделать с ним такой трюк. Думаю, это дельце сорвалось бы и у самого вашего пройдохи-дядюшки Джона. Ну а вас, должно быть, просто очень любит удача.

— Удача здесь ни при чем, — категорически сказала Рут, сверкнув глазами. — Я пять лет жила у дяди Джона, а после его смерти сбыла с рук то, что мне от него осталось, то есть «Золотого Тельца». И что вы находите такого невероятного в том, что я продала его Чарльзу Биверсу?

Она никак не могла успокоиться, возмущаясь той легкостью, с которой Джордж высказывал ей свои подозрения, обвинения и всякие догадки по поводу ее богатых покровителей. И все это, как теперь выясняется, он говорил, уже зная, что она сумела перехитрить одного из самых отъявленных воров и проходимцев Сент-Джайлза, репутация которого была такой, что хуже и не придумаешь. Джордж знал правду все эти годы, но не поверил ей! Почему-то для него предпочтительнее было думать о ней только самое худшее!

В это время они нагнали Кору и Майкла. Рут, едва отвернувшись от Фицуотера, как ни в чем не бывало улыбнулась молодым людям.

Она заметила, что Майкл хочет поговорить с ней. Он действительно придержал свою лошадь, чтобы оказаться рядом с ней, в то время как Джордж, проехав немного вперед, составил компанию Коре. Проследив этот маневр, Рут не могла не удивиться тому, как безукоризненно он был исполнен.

— Ваши приятельские отношения с мисс Ренфрю, кажется, обещают и далее процветать и скоро обратятся в прочную дружбу, — сказала она вежливо. — Такую же, как у вашей сестры с мистером Хастингсом.

И она посмотрела вперед, туда, где Синтия ехала рядом с Адамом; их беседа выглядела столь же дружественной и приятной обоим, как и несколько часов назад, когда прогулка только начиналась.

Майкл взглянул на нее, вздохнул, но так ничего и не сказал.

— Должна заметить, сэр, у вас хороший вкус.

Несмотря на улыбку, большие, серые, как туман, глаза Рут оставались по-прежнему грустными.

— Вы чем-то опечалены, мэм? Боюсь, что раньше… Вы ведь и раньше знали лорда Фицуотера?

— Мы встретились по дороге в Бат, несколько дней назад, — ответила она, вздохнув. — Но вообще-то я действительно знаю его уже несколько лет. Однако это не…

— Не беспокойтесь, мэм, я не сплетник, — быстро проговорил Майкл. — А давно ли?.. — Он прервался на полуслове и покраснел. — Простите, я не должен совать нос в чужие дела, — окончательно смутившись, неловко сказал он.

— Мы были знакомы с ним еще до моего замужества, — спокойно ответила Рут. — Много лет назад. Теперь скажите, чем я могу помочь вам, сэр? И давайте подумаем, наконец, что нам делать с этой мисс Ньюком?

Майкл взглянул на нее, не скрывая изумления.

— Вы… Вы ведьма, мэм? Рут громко рассмеялась.

— Нет. Я просто представила себя на вашем месте. И я отлично поняла, какую трудность, даже опасность для вас представляет мисс Ньюком. Допустим, мисс Ренфрю пригласит вас в свой дом, в «Лансдаун Крезнт», так мисс Ньюком, несомненно, будет ловить каждое ваше слово. А потом сразу же, не успеете вы уйти, начнет вполголоса обсуждать ваши достоинства, внешность, фигуру, изысканность ваших жилетов и что там еще… А если вы попытаетесь назначить Коре свидание где-нибудь в другом месте, почтенная мисс Ньюком непременно постарается увязаться за вами, и конца этому видно не будет, можете мне поверить. Да, так вот, на вашем месте я призадумалась бы насчет того, что делать с мисс Ньюком.

Майкл неуклюже пожал плечами.

— Я и не ожидал, что вы так хорошо разбираетесь в людях, миссис Прайс, и так… так…

— Грубо и резко, вы имели в виду? — подсказала ему Рут. — И нетактично к тому же? Да, я могу быть резкой, стоит мне сильно обеспокоиться чем-то. Даже в том случае, если мне покажется, что вы пытаетесь оскорбить невинность или насмеяться над добротой мисс Ренфрю…

— Клянусь вам… — начал было Майкл.

— Ну, ну, я это так, к примеру. Не думаю, Майкл, что вы способны на низость, — сказала Рут, будто не замечая, что прервала его. — Ну так что, у вас появились соображения, как совладать с мисс Ньюком и отбить у нее охоту повсюду шпионить за Корой?

— Я не знаю, если говорить откровенно, — признался он. — Это кажется так жестоко и не вполне… — Он замолчал, будто не мог подобрать подходящего слова, способного выразить его отношение к неловкой ситуации.

— А по-моему, это совсем не жестоко, а, напротив, весьма разумно, — сказала Рут, — и об этом никогда не следует забывать романтическим юношам. Как вы считаете, что, если я попрошу Кору пройтись со мной завтра утром по магазинам? Скажу ей, например, что мне хочется купить новую шляпку или, скажем, пару перчаток. И никто не запрещает вам прогуливаться в это время по Милсом-стрит, где вы, что вполне вероятно, можете случайно встретиться с Корой. Ну как?

— О, благодарю вас, мэм, — пылко воскликнул Майкл.

— Не благодарите меня, пока мы не убедимся, что наш план сработал.

Несколько минут спустя, когда пары опять переменились и Джордж вновь оказался рядом с Рут, он сказал:

— Мисс Ньюком, да, вот это непростая задача.

— Вы что, говорили о ней с Корой? — полюбопытствовала молодая женщина.

Она все еще сердилась на него, но держалась непринужденно, считая, что на сегодня уже довольно споров и обидных слов.

— Не совсем, — сказал Джордж. — Мы вели окольный разговор, но она ухитрилась дать понять, что не осуждает меня за то, что вчера утром в курзале я высмеял старую треску. Еще выразилась в том смысле, что ей совсем не жалко старух, от которых все бегают, и поэтому они бессовестно пользуются почтительностью своих младших родственников и донимают тех своей болтовней. Конечно, она говорила об этом в несколько иных, куда более мягких выражениях, но смысл примерно такой.

— Ну, не думаю, что с ее стороны это вполне искренне. Скорее всего, ей хотелось показать вам свою лихость. На самом деле, она очень кроткая девочка. Но эта мисс Ньюком, скажем прямо, тяжкий крест для того, кто должен его нести. Меня так она просто приводит в ужас.

— Почему?

— Джордж! Вы только представьте себе, что случится, если она разузнает правду обо мне?

— Но вы же не останетесь навеки в Бате? — рассудительно сказал он. — Так какое вам дело до того, какие небылицы о вас будут плести все эти старые злопыхательницы и сплетницы?

— Что подумают сплетницы, мне все равно, — сказала Рут. — Но я знакома и с другими людьми и не хотела бы, чтобы они думали обо мне плохо. — И она посмотрела вслед Коре и Майклу.

— Думаю, Кора не перестанет уважать вас, узнав, что вы не настоящая племянница Мортона, — возразил Джордж. — Но могут обнаружиться куда худшие вещи, если…

— Достаточно плохо уже и то, что она узнает об этом поддельном родстве, — протестующе заявила Рут.

— Нет, Рут, тут я позволю себе не согласиться с вами. Если не ошибаюсь, эти «другие люди» в Бате, чьим мнением вы дорожите, — Кора и Майкл Гордон. Полагаю, когда они узнают истину относительно того, почему вы назвались племянницей Мор — тона, то их отношение к вам, напротив, улучшится. — Он кривовато улыбнулся. — Эта Кора, там, в «Джорджии», когда утаила от Синтии ваш портрет, руководствовалась самыми возвышенными и благородными чувствами, да и Майкл взирает на вас весьма благоговейно.

Рут ненадолго прикрыла глаза, припоминая все муки, пережитые ею сегодня, и возблагодарила Кору, столь ловко утаившую рисунок от других.

— Виноват, — спокойно проговорил лорд Фицуотер. — Не думал, что причиню вам столько беспокойства. Просто я начинал рисовать всех троих, но… ваше лицо было так выразительно. Я и думать забыл о Синтии и Хастингсе. В голову не приходило, что они могут во всем этом нечто усмотреть. Поскольку они ничем не потрясли моего воображения, я их просто и в расчет не брал.

— А между тем кто-то из них сказал, что перо могущественнее шпаги, — нетвердым голосом сказала Рут, пытаясь улыбнуться. -

Ох, Джордж, нелегко мне было при таких обстоятельствах увидеть этот рисунок. Это гораздо хуже, чем вдруг перехватить в зеркале чужой взгляд.

— Понимаю. — Джордж осадил гнедого и, вытащив из кармана свою тетрадь, вырвал из нее лист с ее портретом и протянул ей. — Храните его или порвите, если хотите. Он ваш.

Рут взяла рисунок. Она взглянула на листок лишь мельком, до слез тронутая благородным поступком Джорджа. Теперь ей не надо опасаться, что кто-то чужой однажды увидит этот рисунок — как уже чуть было не случилось в «Джорджии» — и начнет бесцеремонно разглядывать и обсуждать ее изображение, гадая, кем она приходится художнику.

— Не покажете ли вы мне и рисунок Коры? — порывисто спросила она.

— Конечно, — сказал Джордж, передавая ей тетрадку.

Она взглянула на рисунок и улыбнулась. Конечно, Кора владела пером куда менее уверенно, чем Джордж. Пропорции были слегка нарушены, а сила и проницательность его взгляда недостаточно выразительно переданы, но сходство между моделью и портретом, несомненно, было. На рисунке Джордж выглядел куда забавнее, чем в жизни. Коре удалось прекрасно схватить его насмешливое выражение, слишком хорошо известное самой Рут.

— Вы хотите его оставить себе? — спросила она.

Джордж молча взял у нее тетрадь, вырвал из нее и этот лист и передал Рут. Затем он сказал беззаботным тоном:

— Не сомневаюсь, мисс Ренфрю была бы польщена тем, что ее рисунок так вам понравился.

Рут взглянула на него, внимательно всмотрелась в его лицо, но так и не смогла понять, что оно выражало.

— Благодарю вас, — сказала она, осторожно засовывая оба рисунка за корсаж своего платья. — Полагаю, мы успеем доехать до Бата прежде, чем пойдет дождь. Иначе миссис Ренфрю рассердится и не отпустит Кору завтра утром пройтись со мной по магазинам.

Глава 8

— Доброе утро, миссис Прайс! Я так рада видеть вас снова! — радостно приветствовала Рут миссис Ренфрю. — Пожалуйста, садитесь. Кора уже почти готова. Представьте, со вчерашнего дня она только и говорит, что о вашем путешествии.

— Спасибо, миссис Ренфрю. — Рут улыбнулась. — Мне очень приятно, что Коре понравилось. Да и все мы остались довольны.

Погода была прекрасная, в общем, то, что нужно для верховой прогулки.

— Да и лорд Фицуотер, полагаю, наверняка получил удовольствие от этой прогулки на север Сент-Филипа, особенно после его бесконечных лондонских приемов и раутов, — напыщенным тоном произнесла мисс Ньюком, не спуская глаз с лица Рут. — Но думаю, миссис Прайс, наш Бат показался вам весьма скучным, ведь вы столько всего повидали в мире.

— О нет, дорогая моя мисс Ньюком, — так же церемонно ответила ей молодая женщина, хотя ясно видела, как пылают от ненависти тусклые, узкие глазки старой девы, чего не могла скрыть никакая фальшивая любезность. — Я встретила здесь столь теплый прием, что показаться мне скучным Бат никак не мог.

— С вашей стороны было весьма великодушно пригласить Кору пройтись по магазинам, — с достоинством сказала миссис Рен — фрю. — Я и сама обожаю подобные вылазки, но полагаю, что моей Коре будет приятнее пойти с вами вдвоем. Слишком большая компания в таких походах не всегда уместна. Я благодарна вам за то, что вы пригласили мою дочь.

— О, напротив, я сама благодарна Коре за ее согласие сопровождать меня. — Рут вежливо улыбнулась. — У нее хороший вкус, она так тонко чувствует цвет; лучшей советчицы мне, пожалуй, и не найти. Вы сами знаете, как трудно подчас выбрать подходящую шляпку.

— Миссис Ренфрю нередко говорила мне, что у меня превосходный вкус, — процедила сквозь зубы мисс Ньюком. — Я была бы счастлива пойти с вами, миссис Прайс. Кора еще слишком юное создание, чтобы полагаться на ее выбор. Для этого необходим определенный опыт, вы согласны со мной?

— Я уверена, Эмили, что миссис Прайс с удовольствием приняла бы твое предложение, — сказала миссис Ренфрю прежде, чем Рут успела открыть рот. — Но ты не забыла, что мы с тобой сегодня утром собирались отправиться в «Памп-Рум»?

Она перевела взгляд на вошедшую в гостиную дочь и улыбнулась.

— Простите, миссис Прайс, я заставила вас ждать, — немного смущенно обратилась девушка к Рут.

— Ничего страшного, — с улыбкой успокоила ее Рут. — Никакой спешки нет, да и мне приятно было побеседовать с вашей матушкой. — Она встала и почтительно раскланялась с миссис Ренфрю. — Всего доброго, мэм. Еще раз благодарю за то, что позволили Коре пойти со мной.

Когда они вышли из дома, девушка сказала со вздохом облегчения:

— Какой ужас был бы, если бы тетушка Эмили увязалась за нами. Она еще вчера прозрачно намекала мне, что с удовольствием пойдет с нами и надеется, что вы пригласите ее.

— Я и не думала, что ваша матушка так легко спасет нас от этой опасности.

Рут с любопытством взглянула на Кору. Она понимала, что ее юная подруга вряд ли догадывается, какой сюрприз ее ожидает, и, наверное, страшно удивится, случайно встретив Майкла Гордона. И еще она подумала, что Коре впрямь не за что любить свою тетку, которая отравляла ей жизнь с раннего детства.

— Тетя Эмили часто говорит такие вещи, что нам всем приходится краснеть за нее, — сказала Кора, не догадываясь, что и Рут в эти минуты думает о том же самом. — Но главное, главное, миссис Прайс!.. О, я была так счастлива вчера, так счастлива! Ведь все получилось просто великолепно, не правда ли?

— А я боялась, что прогулка покажется вам утомительной. Ведь вы, как я догадываюсь, не часто ездите верхом да еще в такую даль.

— О нет! — живо возразила девушка, глядя на Рут сияющими глазами. — Мне очень понравилось. Хотя, сказать по правде, проснувшись сегодня, я почувствовала, что у меня немного болят ноги и ноет спина. Это с непривычки. Но маме я ничего не сказала! А вы?.. Вам эта поездка тоже была в радость, мэм?

— Да, конечно, спасибо, — ответила молодая женщина. — Обычно я совершаю такие прогулки одна. Так что мне бывает очень приятно прокатиться для разнообразия в хорошей компании.

Кора, казалось, была готова задавать Рут все новые и новые вопросы, не останавливаясь ни на секунду. Но внезапно она смутилась и замолчала. Какое-то время они шли молча. Затем Кора быстро спросила:

— Какого рода шляпку вам хотелось бы купить, мэм?

— Боже милостивый! Да это же… Не может быть!.. Это ведь, кажется, мистер Гордон! Вон там, впереди! И никак с лордом Фицуоте — ром? — воскликнула Кора, когда они неторопливо брели по Милсом-стрит.

— Да, кажется, это они и есть, — неспешно ответила ей Рут. — Какое совпадение!

Девушка тщетно пыталась скрыть свой восторг. Но розы, расцветшие на юных щечках, выдавали ее с головой, а Рут про себя отметила, как хорошеют вчерашние дурнушки, стоит им только чуть-чуть поверить в себя и почувствовать, что они кому-то нравятся.

Сияющая, радостная Кора искренне восхищалась этим совпадением. Никакое подозрение не коснулось ее сознания. Она хотела что-то сказать Рут, но не успела, поскольку в этот миг они оказались лицом к лицу с джентльменами.

— Доброе утро, леди, — учтиво приветствовал их Джордж.

— Надеюсь, вы не простудились на вчерашней прогулке? — спросил Майкл, обращаясь к Коре.

— О нет! Я чувствую себя превосходно! — воскликнула она и тотчас смутилась, будто почувствовав, что ведет себя не так, как подобает благовоспитанной барышне.

Минуту-другую молодые люди хранили молчание, не зная, о чем говорить дальше.

Рут искренне радовалась, глядя на Кору. Но то, что рядом с Майклом был и Джордж, оказалось для нее полнейшей неожиданностью. Она совершенно по-дурацки разволновалась и от этого полностью утратила дар речи. Не хотела бы она, чтобы Джордж когда-нибудь узнал, как долго вчера вечером разглядывала она его портрет, сделанный Корой, и как долго не могла потом уснуть.

— Возможно, леди не станут возражать против того, чтобы вместе побродить по Сид — ней-гарденс? — в конце концов заговорил Джордж, прерывая затянувшееся молчание. И только едва заметный огонек в глубине его глаз показывал, что он находит положение довольно забавным.

— Замечательная идея, сэр! — пылко воскликнул Майкл. — Мисс Ренфрю наверняка согласится. Слишком прекрасное утро, чтобы просто ходить по магазинам.

Несомненно, Коре очень хотелось ответить ему согласием, но она сдержалась и сначала вопросительно посмотрела на Рут.

— В конце концов, новую шляпку можно купить когда угодно, — тотчас же сказала Рут. — Но возможность побродить по Сид — ней-гарденс вряд ли еще нам представится. Так что я с удовольствием принимаю это предложение; ведь скоро мне придется покинуть Ват.

— Вам подходит роль дуэньи, — мягко сказал Джордж, когда Кора и Майкл ушли на несколько шагов вперед от них.

— Но все получилось на славу, вы согласны? — вырвалось у молодой женщины. Но она тотчас спохватилась. — Я хотела сказать…

— Вы так уверенно и решительно свели их вчера… На вашем месте я бы сначала постарался кое-что разузнать, — прервал ее лорд Фицуотер, едва удерживаясь от того, чтобы не рассмеяться. — Впрочем, я и так вам скажу. Молодой человек происходит из весьма почтенного семейства, пусть не особо состоятельного, но всеми уважаемого. Во всяком случае, их все принимают. Правда, его сестрица Синтия вообще-то слывет здесь легкомысленной молодой особой, а жилеты Майкла, увы, не являются образцом тонкого вкуса, но его жилеты, в конце концов, — самое худшее, что я в нем нахожу. Вы полагаете, Кора способна оказать на него благотворное влияние? Я имею в виду, в области выбора жилетов?

Руг едва не подавилась, стараясь сдержать приступ хохота. Ее настроение вдруг стало веселым и легкомысленным, и хотя она уверяла себя, что причина тому яркий солнечный свет, ласкающий лицо, и живительная свежесть воздуха, но глубоко в душе чувствовала, что это состояние возникло просто потому, что появился Джордж, взял ее под руку и они идут гулять. К тому же она всем сердцем переживала удивительное ощущение согласия, единства чувств и мыслей, вновь возникшее между ними.

Она заметила, что со вчерашнего дня он как-то изменился. Разумом она все еще не могла простить ему, что он не поверил, будто она сумела выгодно продать «Золотого Тельца», но в душе была рада, что все-таки рассказала ему о том, как тихо и благопристойно провела все эти семь лет разлуки, и рассказала не по своей воле, а только потому, что он сам захотел узнать о ней все.

А теперь у Рут не оставалось секретов от Джорджа. Он знал ее раньше и теперь узнал ее сегодняшнюю, и она могла, как и несколько лет назад, быть рядом с ним самой собою. Эта свобода общения была для нее бесценной. К тому же, напоминала она себе, он обещал больше никогда не просить ее стать его любовницей. Она могла прогуливаться с ним, довольствуясь краткими приятельскими встречами, вполне дозволенными светскими приличиями и правилами поведения, не опасаясь всепоглощающей страсти, угрожавшей ее решимости и его честности.

— Рут, я кое-что выяснил насчет Чарльза, — внезапно сказал Джордж.

— Что именно? — стряхнув задумчивость, спросила Рут.

— Вы были правы, он куда-то провалился с концами, так что в Бате никто ничего о нем не знает, но я обратился к Генри…

— Кто это — Генри? — спросила Рут в недоумении.

— Мой кучер.

— А-а, кажется, я помню его! — воскликнула она, на миг мысленно возвращаясь в то утро, когда в конюшне придорожной гостиницы чей-то ливрейный кучер показал ей Ва — равву и Рут — двух породистых гнедых, принадлежащих, как потом выяснилось, лорду Фицуотеру. — Простите, я прервала вас. Продолжайте.

— Ему ничего не стоило порасспросить людей, далеких от салонных сплетен, насчет Мортона-младшего, — сказал Джордж. — Его слуга, Джонс, совсем не далеко ушел от хозяина. Он считается таким негодяем, который не постесняется и нож в ход пустить, и взять все, что ему ни приглянется. Похожа эта басня на то, что вы о нем знаете?

— Да уж, меня это не удивляет, — ответила Рут. — Но в «Толстом Коте» он ничего подобного себе не позволял. У меня в гостинице вообще никто не смеет затевать драк — боятся Шона.

— Это что, тот же Шон Макинтайр, что и тогда был? — спросил Джордж.

Вопрос прозвучал вежливо, но Рут услышала в его голосе глубоко затаенную враждебность. Это очень обеспокоило ее.

— Он сделал тогда то, что считал лучшим для меня, — сказала она, смело встретив взгляд Джорджа.

— Нет, он поступил так из ревности и чувства собственника, — жестко возразил он. — И я с ним разберусь при первой же встрече.

— Нет, ни в коем случае!

Рут внезапно представилась ужасная картина схватки Джорджа со здоровяком шотландцем.

Конечно, сильный, атлетически сложенный и вполне способный постоять за себя Джордж на пятнадцать лет моложе Шона. Но тот на целых четыре дюйма выше Джорджа и тяжелее на добрых двадцать фунтов, а в драке становится просто неистовым от злобы. Рут задрожала от страха, представив себе возможный исход сражения между ними. Ведь кому как не ей знать, какими бывают последствия подобных баталий!

Да, конечно, Шон семь лет назад солгал ей, но без него ее жизнь в Церковном переулке была бы просто непереносимой. К тому же без его содействия ей никогда не удалось бы продать «Золотого Тельца» Чарльзу Биверсу. Да, он не оправдал ее доверия, но она никогда не забывала, как много он для нее сделал.

— Джордж! Не смейте даже и думать об этом! — Она конвульсивно стиснула его руку, повернув к нему лицо, озаренное светом зимнего солнца. — Прошу вас, не говорите ничего Шону, если когда-нибудь встретитесь с ним. Пожалуйста!

Он посмотрел в ее широко открытые, испуганные глаза. Его лицо ничего не выражало, разве что в углах слегка прищуренных глаз промелькнула легкая насмешка.

— Пожалуйста, Джордж! — Она еще крепче сжала его руку. — Ради Бога, не затевайте ничего.

Он улыбнулся. Золотые искорки заиграли в его карих глазах, и ее сердце сжалось при мысли о том, что с ним может сотворить озверевший от злобы Шон.

— Вы так уверены в своем шотландском Голиафе, что опасаетесь за мое здоровье? — проворчал лорд.

— Нет. — Она покачала головой, хотя как раз за это и опасалась больше всего. — Но…

— Почему вы так уверены, что наша с ним встреча непременно должна закончиться дракой? — насмешливо спросил он.

— Вы в гневе…

— Я в сильном гневе, — поправил он ее. — Но это не значит, что я обязательно попытаюсь облегчить свои страдания, превратив рожу вашего чересчур рьяного защитника в месиво. — Он криво усмехнулся. — Сердечко мое, не смотрите на меня так, иначе я не смогу сдержаться и забуду, где мы находимся…

Краска схлынула со щек Рут. Она попыталась вырвать у него руку, воскликнув:

— Вы же обещали!

— Я обещал больше не уговаривать вас стать моей любовницей, — холодно ответил Джордж, снова взяв ее под руку.

Молодая женщина еще раз попыталась высвободиться, но он удержал ее свободной рукой.

— Отпустите меня! — сердито сказала она.

— Нет.

— Джордж!

Пальцы лорца Фицуотера держали ее запястье достаточно крепко для того, чтобы она могла ее вырвать, но так, чтобы не причинить ей боль. Он не носил перчаток, и она почувствовала, что его рука проникла в глубь муфты и коснулась ее пальцев. Больше между ними не осталось никаких препятствий. Рут не могла противостоять чувственному пламени, охватившему ее при его прикосновении. С минуту рука Джорджа оставалась неподвижной. Затем его пальцы нежно завладели ее ладонью.

Дыхание у нее перехватило, и она с трудом прошептала:

— Пожалуйста, не надо! Это нехорошо.

— Не вижу ничего плохого. — Продолжая держать ее руку, он заметно прибавил шаг, чтобы догнать Кору и Майкла. — Да не вырывайтесь вы так, Рут. Вот это уже неприлично для воспитанной леди!

— Чего вы добиваетесь? — спросила она сдавленным голосом. — Хотите испортить наши отношения? Этого вы хотите?

— Нет. — С едва скрытым раздражением он оглянулся вокруг. — Черт возьми! Что за мука пытаться поговорить в столь людном месте. Где Мортон?

— Откуда мне знать?

— Старший Мортон! Старший!

— В «Памп-Рум», я думаю. Хотя нет… Он должен был пойти к своему адвокату… — сказала Рут, не понимая, к чему он клонит.

— Но он не на Королевской площади? — с нетерпением продолжал расспросы Джордж.

— Нет, скорее всего, нет… — неопределенно ответила она.

— Впрочем, не имеет значения, даже если он и там… Уверен, что он даст спокойно поговорить. Я имею в виду — без его присутствия.

— Но я не хочу…

— Вы, может, и не хотите, но я больше не могу откладывать это. Мне надо обсудить с вами кое-что, — решительно заявил Джордж. — А Гордон, полагаю, будет счастлив подвернувшемуся случаю сопровождать Кору к ее мамочке и без нас.

— Но не могу же я просто бросить ее, — возразила Рут, стараясь идти медленнее, несмотря на то что он убыстрял шаг.

— Вы не бросаете ее. Вы ввернете ее бескорыстным заботам вполне респектабельного молодого человека, — насмешливо сказал Джордж. — Кто же осмелится упрекнуть вас за желание скорее возвратиться домой, если вы оказались жертвой мучительной мигрени?

— Но послушайте…

Протестовать, однако, было уже слишком поздно. Рут сжала зубы, услышав его ехидный намек на то, что напряжение, испытанное ею только что, изнурило ее до такой степени, что у нее началась мигрень. Ибо при всем ее изяществе и хрупкости она отличалась завидным здоровьем и болела весьма редко.

— Джордж, в самом деле, какого черта вы делаете из меня какую-то поникшую фиалку? — спросила она сразу же, как только ей удалось дышать ровнее. — И если я, по-вашему, столь жалкое и хилое создание, почему мы мчимся по этой аллее так, будто за нами по пятам гонятся все силы преисподней?

Джордж замедлил шаг, смягчив невольную ухмылку спокойным выражением, более свойственным его лицу.

— Простите, Рут, я не рассчитал ваших сил, — пробормотал он несколько виновато.

— Имейте в виду, если вы будете продолжать тащить меня неведомо куда и зачем, я закричу и попрошу помощи, — раздраженно сказала Рут. — Вы не имеете права так со мной обращаться, похищать меня среди бела дня.

— Я не похититель, — серьезно ответил Джордж. — Я провожаю вас к тому месту, где мы сможем обсудить наши проблемы без докучных глаз и ушей какой-нибудь слишком любопытной леди или досужего старого джентльмена. Только не говорите мне, что между нами уже все сказано.

— Но я не хочу идти туда, куда вы меня тащите.

— Боже! Что у вас за характер! — воскликнул он. — Может, это свежий воздух так дурно подействовал на вашу прелестную головку? Но нам просто необходимо поговорить с вами с глазу на глаз, в четырех стенах. Что тут такого?

Рут отвернулась от него, пытаясь сдержать приступ истерического хохота, необъяснимо навалившегося на нее. Она не верила уже, что лорд Фицуотер действительно выполнит обещание и не станет больше склонять ее к любовной связи, но и не думала также, что он просто грубо играет ее чувствами.

На самом деле, конечно, она молила небеса о том, чтобы между ними все не кончилось после какого-нибудь тяжелого разговора. Тем более что сегодня, когда они благопристойно прогуливались по Вату, а потом здесь, в Сидней-гарденс, время от времени .замедляя шаг, чтобы обменяться приветствиями со знакомыми, она почувствовала, что они стали ближе друг к другу, чем тогда, семь лет назад, в СентДжайлзе.

И тут у Рут появилась возможность понаблюдать за выдержкой Джорджа. Она узнавала эту его способность скрывать бурное нетерпение под маской галантности. Когда он остановился при встрече с миссис Адаме, то вынужден был не только поприветствовать ее и расспросить о здоровье матушки, но и выслушать подробный отчет на эту тему. А уж когда на него обрушился целый поток любезностей со стороны капитана, которого он имел несчастье рисовать два дня назад, Рут и вообще пришлось опустить глаза, чтобы скрыть пляшущий в них озорной смех.

— Я показал ваш рисунок своей сестре, и она сказала, что впервые видит такое потрясающее сходство, — обстоятельно повествовал седовласый воин. — Вы обладаете огромным талантом, милорд, просто огромнейшим, поверьте мне.

— Благодарю вас, сэр. И пожалуйста, передайте своей сестрице мои самые добрые пожелания, — уверил его Джордж, изо всех сил стараясь придерживаться общепринятой приятности обхождения. — Боюсь, нам придется прервать нашу дружескую беседу. Бедная миссис Прайс чувствует себя неважно, и я обещал проводить ее до дому.

— О конечно, сэр, конечно! Я надеюсь, мэм, вам скоро станет намного лучше, — приподнимая перед Рут шляпу, галантно заявил капитан.

— Отец часто говаривал мне, что я не должен обращаться со всеми людьми, как со своими родственниками, — сказал Джордж, когда они продолжили свой путь. — Теперь вижу, что напрасно плохо слушался советов своего почтенного батюшки.

Рут не смогла удержаться от смеха. Он взглянул на нее, затем его губы сложились в улыбку самоосуждения.

— Вы полагаете, что я смешон?

— Нет, — сквозь смех проговорила она. — Нет, Джордж. Но сколько наберется здесь людей, вроде этого бедного капитана, которых вы рисовали и с которыми на дружеской ноге? Одна надежда, что не все они в этот час выбрались на прогулку. Однако пару раз я имела возможность наблюдать, как вы прогуливались по «Памп-Рум». Мне вовсе не показалось, что вы тратите слишком много времени на то, чтобы раскланиваться со всеми своими приятелями. Тогда вы даже не останавливались, как сейчас, чтобы перекинуться с ними парой фраз.

Он замедлил шаг и посмотрел на нее. Она увидела, как печальны его глаза.

— О, ну тогда, встретив вас в «Памп-Рум», я оба раза был страшно зол, — сказал он. — А когда я зол, то мне не до пустых светских любезностей. Разве что обменяюсь колкостями с какой-нибудь навязчивой особой, вроде почтеннейшей мисс Ньюком. Ну вот мы и пришли. Надеюсь, вашего дорогого мистера Нортона нет дома, иначе мне снова придется увязнуть в болоте светских любезностей.

Григсон открыл дверь. Лицо его, едва он увидел Джорджа, выразило некую смесь любопытства и неодобрения. Но Рут не обратила на это никакого внимания.

— Мистер Нортон у себя? — быстро спросила она.

— Нет, мэм.

— Я так и знала. — Она взглянула на Джорджа. — Боюсь, милорд, мы с вами проездили попусту. Но если вы не откажетесь от чашки чая, мы сможем подождать возвращения дяди.

— Буду рад, мэм, если, конечно, мистер Нортон не слишком задержится, а мое присутствие не стеснит вас и не причинит неудобств, — церемонно ответил Джордж, мгновенно включившись в игру.

— Нет, вы нисколько меня не стесните, — столь же церемонно сказала Рут. — Григсон, пожалуйста, подайте нам чай в гостиную.

— Да, мэм, — дворецкий поклонился и удалился в своей обычной величавой манере.

Рут перехватила взгляд Джорджа, и они оба заговорщически улыбнулись. Затем она повернулась и направилась к лестнице, жестом приглашая его следовать за ней.

Джордж оглядел гостиную, затем подошел к окну. Молодая женщина видела, что он с нескрываемым нетерпением ждет, когда же наконец подадут чай и они смогут поговорить без помех.

Теперь, когда он притащил Рут против ее воли в дом на Королевской площади, нервы у нее расходились не на шутку. За последние несколько дней у них было много трудных разговоров, но ни один не происходил в подобных обстоятельствах. Она почувствовала, как пересохло во рту и комок застрял в горле, стало больно глотать. Хотела сказать что-нибудь, чтобы снять напряжение, но не могла придумать, что именно ей сказать. Да и не было никакой уверенности, что голос не подведет ее.

Джордж был так близко. Он стоял у окна и смотрел на площадь. Всей кожей она чувствовала его напряжение, едва сдерживаемую страсть и знала, что он будет держать себя в руках и молчать лишь до той минуты, когда принесут чай и они останутся наедине, без опасения, что им помешают.

Что он хочет сказать? И что ответить ему? Безумная надежда вспыхнула в ее груди, доводя до отчаяния своей близостью — и невозможностью.

За дверью послышались шаги, и лорд Фи-цуотер отвернулся от окна.

— У вас тут великолепный вид на площадь, — сказал он, когда вошел дворецкий с чайным подносом.

— Наверное, этот парк летом выглядит еще прелестнее, — ответила Рут, едва узнавая собственный голос. — Но прежде мне не доводилось бывать в Бате, так что могу только воображать себе эту картину. Спасибо, Григ — сон.

Дворецкий вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. В ту же минуту Джордж приблизился к ней. Она инстинктивно вскочила, подняв на него глаза. Он схватил ее руку, и она почувствовала то же страшное возбуждение, что и там, в Сидней-гарденс, когда он коснулся ее руки, упрятанной в муфту.

— Рут… — начал было он, но смолк. Она продолжала смотреть прямо ему в лицо и видела, как в его глазах внезапно разгорелся огонь. Затем он протянул руки, обнял ее и привлек к себе.

Рут тихо вскрикнула, отчасти от неожиданности, отчасти из протеста, но он закрыл ее рот поцелуем. Она попыталась вырваться, но его руки крепко держали ее в кольце. Он прижал ее к себе так сильно, что сквозь толстое сукно платья она ощутила жар его тела.

Вчера его губы были нежны и как бы молили поцелуя; сегодня же он приник к ее рту властно и требовательно. Ответное пламя страсти вспыхнуло в ее груди. И раньше ей достаточно было одного его прикосновения, чтобы потерять над собою власть, а теперь она почти лишалась сознания от его ласк. Руки ее поднялись и обвились вокруг его шеи, а сама она прильнула к нему еще теснее. Уста ее открылись навстречу его поцелую. И когда он, немного отпрянув, вновь приблизил лицо и его язык на этот раз нежно, но обжигающе коснулся ее нижней губы, волна наслаждения пробежала по ее телу, заставляя забыть обо всем на свете.

Вся она, с головы до пят, затрепетала, и он еще крепче прижал ее к себе. Его беспокойные пальцы мяли ткань ее платья, но она ничего не замечала. И когда он откинул голову, чтобы посмотреть на нее, то увидел, что глаза ее сияют от счастья. Джордж тихо застонал и, склонившись, нежно поцеловал ее в шею. Ощутив его губы на своей тонкой коже, она запрокинула голову и почувствовала, как золотой огонь страсти пробегает по ее венам. Руки ее лежали на его плечах.

В голове у Рут помутилось от охватившего ее желания. Она знала только, что хочет его все сильнее и сильнее… Рут запустила пальцы в его волосы, вверяя себя ему без остатка, ибо ее почти покинули последние доводы рассудка, затаившись где-то глубоко на дне сознания.

В его объятиях она ощущала только одно: мир живых образов и воспоминаний все быстрее закружился вокруг нее картинками калейдоскопа, пока не слился в одну сияющую ленту. Она прижалась лицом к его плечу, а его голова склонилась к ней. Она чувствовала, как его дыхание чуть шевелит ей волосы, но он не пытался больше возбудить в ней новый прилив страсти.

Рут слышала удары его сердца и частое, тяжелое дыхание, но когда он погладил ее волосы, руки его были нежны. Неудовлетворенная страсть еще одной волной пробежала по ее телу, и она вновь испытала смятение и смущение. Но постепенно возбуждение ее улеглось, и она начала осознавать, где они находятся и что с ними происходит.

Она наконец обрела способность слышать тиканье часов, своим механическим, бездушным ритмом заглушающее живой трепет человеческого сердца. Затем она распознала шум голосов, доносящийся с площади. И, все еще видя перед глазами ткань его сюртука, она зажмурилась.

Теперь Рут ясно осознавала случившееся и окончательно вспомнила, где они находятся.

Никогда в жизни она не забывалась до такой степени. Будто очнувшись от сна, она увидела, что их одежда в беспорядке, а ее перчатки и шейный платок лежат на полу.

Она снова закрыла глаза, смущенная и пристыженная. После этого нечего удивляться, что Джордж думает о ней как о падшей женщине. Немудрено, что он до сих пор хочет видеть ее своей любовницей! Ведь она выказала позорную для порядочной леди женскую слабость!

Рут хотела вырваться из его объятий, в которых все еще находилась, но боялась оказаться с ним лицом к лицу. А вдруг в его глазах она прочтет презрение? Она испуганно сжалась, и его руки ослабили нежную хватку.

— Что, Рут? — спокойно спросил он.

Она высвободилась из его объятий, отвернулась и прижала ладони к пылающим щекам.

— Не смотрите на меня! — сказала она, еле ворочая непослушным языком.

— Но мне нравится смотреть на вас, — пылко ответил он. — Не могу себе представить, что однажды придет минута и вы запретите мне и это невинное удовольствие — видеть вас.

Он очень ласково коснулся пальцами ее затылка, но она отпрянула от него.

— Прошу вас, повернитесь ко мне, — умоляюще попросил он.

Она не ответила. Лицо ее пылало, ладони плотно сжимали щеки, а плечи были напряженно приподняты и сведены. Она все поняла о себе, о своей низменной и порочной сути, и почти презирала себя. Поэтому ей была невыносима сама мысль встретиться с кем бы то ни было глазами, пусть это даже будут глаза Джорджа.

Она знала теперь, что любит его. И знала также, что в его объятиях сможет обрести покой и наслаждение. Но никогда раньше она не подозревала, насколько велика его власть над ней и насколько велика над ней власть ее страсти…

Впервые это произошло, когда они встретились девять лет назад. Это случилось задолго до того, как он заговорил о женитьбе. Но тогда ей едва исполнилось семнадцать, да еще нельзя забывать, как она была одинока и несчастна среди отребья в дядином притоне. В Сент-Джайлзе ей постоянно приходилось быть настороже, она ни от кого не ожидала добра и помощи, и Джордж, обладавший теми достойными восхищения чертами, которые не встречались в гостях и обитателях притона, — Джордж, человек, пришедший из иной, счастливой и богатой жизни, не мог не привлечь ее. Более того, она чувствовала, что может довериться ему без опаски. Но теперь, когда она стала много старше и, как ни странно это звучит, гораздо уязвимее, она, обжегшись на молоке, дула на воду. И спрашивала себя, неужели эта разгоревшаяся теперь страсть жила в ней всегда, но таилась до времени и только теперь вырвалась наружу? Не потому ли, если посмотреть правде в глаза, она так легко сошлась в свое время с Джеком Рэем, оправдывая свое поведение тем, что искала в нем защиту от куда худших подонков? А теперь она отчетливо поняла, что эта сделка навсегда лишила ее того самоуважения, которое необходимо любой женщине в начале ее жизненного пути. И вот она растерянно спрашивала себя: что же я за женщина?

Ее глаза переполнились страданием, когда она вспомнила все, что читала и слышала когда-то об омерзительности плотского греха, и ужаснулась той бездне, что разверзается перед падшей женщиной. И вот, как наяву, до нее донесся голос из далекого детства, она услышала строгий голос леди Хофбрук, жены сэра Эдуарда, постоянно повторявшей ей и своей дочери Люси: «Девушка, не сумевшая сохранить свое лучшее сокровище, никогда не сможет стать достойной супругой и матерью».

В душе Рут всегда оправдывала свою сделку с Джеком тем, что у нее не было другого выхода. Действительно, получив свое, он взял ее под свою защиту, в которой она так нуждалась. В конце концов, эта история вполне могла закончиться их браком. Но Рут никогда не испытывала и тени наслаждения, ложась в постель с Джеком. Попросту говоря, она едва переносила его ласки. Так что легко себе представить, как она преобразилась, встретив того, кто пленил ее сердце.

О, это было совсем другое. В объятиях Джорджа Рут впервые ощутила себя настоящей женщиной, чувственной и пылкой. То, что она тогда испытала, сравнить было не с чем. Первая любовь. И невозможно было даже мысли допустить, что из этой любовной связи можно еще и пользу извлечь; подобная мысль у нее даже и возникнуть не могла. Она совсем не думала тогда о будущем и была счастлива лишь их краткими свиданиями. Ей и в голову не пришло бы упрекать его в том, что он сделал ее своей любовницей. О юность! Как ты бездумна!

И вот уже голос отца явственно зазвучал в ее памяти, через долгие годы забвения и небытия: «Нам не о чем просить Господа. Он сам знает, что нам необходимо».

Но почему, почему же тогда Он послал ее в этот ад кромешный, в этот притон Сент-Джайлза, в этот воровской квартал, будто в насмешку носящий имя святого? Может, Он послал ее туда, чтобы испытать, чтобы узнать, не поддастся ли она слабости плоти?

Глава 9

— Да повернитесь же ко мне, наконец, Рут, — вновь откуда-то издалека донесся до нее голос Джорджа. — Послушайте же, — сказал он спустя минуту. — Пока вы не вернетесь на грешную землю, я не смогу решить, что нам делать и как быть в нашем незавидном положении.

Она расслышала в его голосе затаенные нотки веселости. Новая волна смущения охватила ее, залив румянцем до того бледные щеки.

Не глядя на него, она почувствовала, что он подошел ближе и встал перед нею, но не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо.

Он вздохнул, потом уравновешенным, совсем будничным тоном спросил:

— Ну? И какие голоса вам послышались теперь? Полагаю, нашлось немало желающих побеседовать с вами. Кому это удалось на сей раз? Вашему батюшке? Дяде Джону? Сэру Эдуарду? Кстати, я до сих пор не могу понять, как сей добропорядочный джентльмен, эсквайр, решился отдать невинную девочку в лапы такого дядюшки и никогда потом даже не поинтересовался, как-то она там, бедная, живет в воровском притоне и не нужна ли ей помощь и защита.

Рут подняла голову и посмотрела на Джорджа своими огромными, переполненными болью глазами, ибо он так точно угадал течение ее мыслей, что ей стало не по себе. На его лице вдруг отразилась та же самая мука, которая рвалась из ее беспомощного, горестного взгляда. Он приблизился и слегка коснулся губами ее щеки.

— Любовь моя, бедная вы моя, если бы я мог отомстить им всем за вас, я бы это сделал не задумываясь, — заговорил он с едва заметной дрожью в голосе. — Но, увы, их никого уже нет в живых, а вы… вы даже не хотите попросить меня о помощи.

— Да, не хочу! — сказала она, отпрянув от него.

Возможно, он даже не заметил, как доверчиво и открыто она отозвалась на его доброту и заботливость. Неужели он не заметил, как сильно ее обнадежила их встреча?! И если действительно не заметил, то она должна навсегда уйти из его жизни. Никогда больше не допустит до себя ни его, ни кого бы то ни было. Никогда, до скончания своих дней.

Тут ее взгляд упал на зеркало, и возглас испуга сорвался с уст, когда она увидела свое лицо — лицо женщины, охваченной неутоленной страстью. Она быстро отвернулась и хотела броситься к двери, чтобы скорее покинуть гостиную, но Джордж успел схватить ее за руку.

— Не тронь… — слово застряло у нее в горле. В этот момент она вдруг увидела себя со стороны и поняла, что все ее мольбы о том, чтобы он оставил ее, сейчас будут чистым лицемерием, откровенной ложью.

— Мы так и не выпили чаю, — сказал он, предлагая ей стул. — Будет очень даже кстати выпить по чашечке. Но я надеюсь, что ни одна душа в Бате не узнает, что я пил чай. В противном случае моя репутация погибнет безвозвратно.

Рут смотрела на него без всякого выражения и не понимала, о чем он говорит.

— Вы забыли, ведь я заверил мисс Нью — ком, что не пью ничего, приготовленного на воде, — пояснил он, передавая ей чашку чая. — Возможно, имеет смысл чуть позже попросить дворецкого подать нам винограду, иначе я прослыву вралем на весь Бат.

Рут выдавила из себя подобие улыбки и взяла предложенную чашку. Джордж с минуту смотрел на нее, ничего не говоря, затем встал и начал расхаживать по комнате, через какое-то время остановившись у камина. Он стоял и смотрел вниз, на языки пламени.

— У вас нет новостей насчет Мортона — младшего? — не оборачиваясь резко спросил он.

— Нет.

Постепенно Рут возвращалась в нормальное состояние, разволновавшиеся нервы успокаивались, реальность вернула ей способность видеть окружающие предметы. Она увидела и Джорджа, и то, как при ее ответе его руки сжались в кулаки. Но когда он заговорил, голос его звучал обыденно.

— Нортон согласился изменить свое завещание?

— Сказал мне, что да.

— Прекрасно. Теперь я не вижу причин, чтобы вам оставаться в Бате. Кора на верном пути, потихоньку влюбляется в Майкла, а ваш Нортон прекрасно справится со своими делами и сам. Позвольте, я отвезу вас домой.

— Домой… — задумчиво повторила Рут.

Казалось, за последний час она совершенно потеряла способность соображать и поддерживать разговор. Она даже не понимала, о чем он говорит.

— Ну да, домой. В вашу гостиницу, — нетерпеливо сказал лорд Фицуотер. — Вы ведь этого хотели, не так ли? — Он повернулся к ней, и она с трудом удержалась от того, чтобы не отвернуться, не вскочить со стула и бежать из гостиной. — Надеюсь, в домашней обстановке вы почувствуете себя спокойнее и увереннее, что поможет нам наконец разобраться в наших отношениях.

Рут смотрела на него невидящим взглядом, будто на пустое место. Вдруг он упал перед ней на колени, схватив ее руку.

— Я не хотел напугать вас, — сказал он пылко. — Боже, Рут! Я знаю, знаю, что раньше вас часто ч)бижали, причиняли вам боль. Это происходило не один год… долгое, долгое время, и меня, увы, не было рядом с вами. Не было! Я не мог помочь вам, да и себе тоже… Но вы такая отважная… Как же я забыл?.. Простите меня, простите…

Чашка с блюдцем, задетые локтем молодой женщины, опрокинулись со звоном. Рут показалась такой странной его мольба о прощении, что она не поверила своим глазам и ушам. Но он действительно просил у нее прощения. Она робко улыбнулась и увидела, что в его глазах загорелись золотистые искорки. Он поднял руку и нежно отвел с ее щеки упавший локон.

Внезапно Рут показалось, что все не так уж плохо. У нее появилась даже твердая уверенность, что тот, кто так заботлив и нежен, не принесет ее в жертву греховной похоти. Джордж видел, что ее глаза вновь обрели осмысленное выражение. Она явно пыталась привести свои чувства в порядок, и это ей удавалось.

Да и пролитый чай, намочивший ее платье, помог ей окончательно вернуться к реальной жизни.

Джордж подавал ей все новые салфетки, и она сушила ими мокрое пятно на юбке. Звать на помощь прислугу они не стали.

— Надеюсь, это не самое ваше любимое платье, — сказал он. — И потом, наверное, оно испорчено не окончательно, ведь это всего лишь чай.

— Да ладно, пустяки, — ответила ему Рут. — Ох, дорогой мой, лучше я схожу и переоденусь.

Она встала и, уходя, обернулась, как бы желая спросить его о чем-то.

— Я никуда не уйду, Рут, — сказал он с легкой улыбкой на устах. — Мы ведь еще не все обсудили. Вы даже не сказали мне, хотите ли вернуться домой.

Он имел в виду «Толстый Кот».

Внезапно Рут впервые за долгие годы поняла, что «Толстый Кот» так и не стал для нее домом в истинном смысле этого слова. Дело есть дело, гостиница лишь обеспечивала ей безбедное существование и независимость, но настоящим домом для нее так и не стала. Она не раз уже думала при первом же удобном случае избавиться от нее. И сейчас понимала, что теперь, после всего что она пережила в Бате, возвратиться обратно будет особенно трудно.

— Ну как же я могу бросить сейчас мистера Нортона? — сказала она, уклоняясь от прямого ответа.

— В таком случае, когда вы переоденетесь, мы обсудим, что здесь можно предпринять, и решим, что делать, — подвел итог Джордж. От нее не укрылось, как он помрачнел, снова услышав ненавистное имя.

Рут налила в миску воды из кувшина и умылась. Холодная вода показалась ей освежающей и мягкой. Затем она остановилась перед зеркалом.

Волосы растрепаны, платье смято, а глаза покраснели от пролитых слез. Но недаром когда-то она сорвала, подобно Еве, запретный плод с древа познания. Когда ей было четырнадцать, она жевала этот плод так усердно, что набила оскомину. С тех пор она была сыта им по горло.

Правда, она стала слишком жесткой и слишком упрямой, сражаясь за выживание. Многим, увы, слишком многим, ей пришлось пожертвовать. Ведь целых двенадцать лет она сражалась с жестокой жизнью, выкарабкиваясь из последних сил из темной и грязной ямы, куда толкала ее судьба.

Становясь день за днем все расчетливее, вынужденная сама, ни с кем не советуясь, принимать важнейшие решения, она отважно боролась со всем и всеми, кто только мог посягнуть на ее свободу и независимость. Конечно, совсем ожесточиться ей мешали воспоминания о светлом и радостном детстве, любящих родителях; но постепенно, в изнурительной борьбе за существование со всем окружавшим ее миром, она стала по-мужски твердой и непримиримой. Иными словами, жизнь не позволила ей сохранить в полной мере ту женственность, которая была щедро дана ей от природы и без которой трудно женщине найти свое счастье.

Теперь она ощущала себя утлым суденышком, потерявшим управление, сорванным с якоря, беспомощным перед штормами, трепещущим на волнах беспощадной, полной страданий и унижений жизни.

Лишь три дня назад она говорила Джорджу, что никогда не нарушала законов человеческих, оставив, правда, без ответа вопрос, удалось ли ей не погрешить против установлений небесных. Но вторая величайшая заповедь, превосходящая все другие, после заповеди любить Бога, была любовь к ближнему: люби ближнего своего, как самого себя.

Вопреки всему, что случалось с ней в жизни, она старалась из последних сил быть доброй к другим людям. И, несомненно, жгучее наслаждение, которое она испытывала в объятиях Джорджа, было порождением высокой любви, а не просто животной похоти. Так неужели это наслаждение столь греховно?

Рут снова поглядела на себя в зеркало. В ее глазах засветилась надежда. Джордж не мог не видеть той страстности, с которой она прильнула к нему, но он не осуждал ее за это — напротив, опасался, как бы не вспугнуть ее чувства. Она нахмурилась, пытаясь разобраться в новых, во многом непонятных ей мыслях. Она ценила его мнение и его проницательность.

Но он пришел к ней из другого мира. И, вопреки утверждениям мисс Ньюком, он не мог не придерживаться правил приличий, принятых среди аристократов. Но может ли она действительно положиться на его порядочность в их отношениях?

Затем она вспомнила, что он предложил ей вернуться в «Толстый Кот», но больше ни о чем не говорил. Только поцеловал. Может, он и не собирался ничего говорить, а лишь воспользовался случаем остаться наедине, убедив ее в необходимости разговора. А если он действительно хотел ей что-то сказать? Тогда что?

Те несколько прекрасных минут, проведенных ими в ожидании Григсона с чаем, Рут продолжала надеяться, что он предложит ей выйти за него замуж. Но это было до того, как он поцеловал ее. Теперь она подумала, что если бы он и сделал ей предложение, то лишь в надежде, что она его не примет. Ее душа была слишком истерзана. Нет, нельзя позволять себе теперь даже и мысли о браке; она не должна обольщаться, верить в волшебные сказки о принце и замарашке. И как только она поняла это, то решила, что вела себя с Джорджем честно. Взгляд ее упал на часы. Рут с удивлением обнаружила, что с тех пор, как она покинула гостиную, прошло уже почти двадцать минут. Она живо вскочила, переоделась и привела в порядок волосы. Времени для размышлений совсем не оставалось. Несколько минут она занималась тем, чем занималась всегда, — готовилась одолеть трудную задачу, которую задала ей немилосердная жизнь. Она твердо сказала себе, что это пока важнее, а собственные сомнения можно оставить на завтра.

Когда Рут спускалась по лестнице, то в открытые двери гостиной увидела миссис Редфорд. Джордж рисовал ее. Картина эта показалась ей столь неожиданной, что она замерла на месте. Она с улыбкой отметила, с какой невинной и вместе с тем горделивой самовлюбленностью позирует ему старая леди, и искорки веселья озарили ее глаза и лицо.

— Миссис Прайс! — воскликнула миссис Редфорд. — О…

— Пожалуйста, не отвлекайтесь, — поспешно откликнулась Рут. — Простите, я не знала, что вы здесь.

— Я пришла пригласить вас с мистером Нортоном к нам на завтра отужинать, — торжественно произнесла миссис Редфорд, стараясь как можно меньше шевелить губами. — Лорд Фицуотер сказал, что вы пролили на платье чай и пошли переодеваться и что сам он дожидается мистера Нортона, ну вот мы и решили, что можем подождать его вместе. А затем он попросил меня позировать ему!

— Да, я понимаю, — сказала Рут, улыбнувшись.

Ее весьма удивило, что Григсон не послал к ней горничную предупредить о прибытии миссис Редфорд. Возможно, ехидный слуга надеялся, что она будет обескуражена, застав эту почтенную леди в обществе лорда Фицуотера. Сплетни, гуляющие по Бату, вполне могли достичь и его ушей, и он прекрасно понимал, что лорд Фицуотер куда более интересуется ею, чем мистером Нортоном. Но дворецкий не знал, что визит миссис Редфорд уж меньше всего мог обеспокоить Рут.

Она подошла к Джорджу и встала за его плечом. Рисунок был великолепным, и она еще раз удивилась тому, сколь легко он расточает талант, заполняя тетрадь, которую повсюду носит с собой, портретами людей незначительных и даже порой уродливых. Но она не раз слышала от него, что для художника невыразительных лиц не существует. Карман, в котором Джордж носил свою тетрадь, как не без удивления подметила Рут, был во всех его фраках и сюртуках, видимо по специальному заказу хозяина. Портной Джорджа умудрился даже сделать такой же карман во фраке для торжественных случаев — том, в котором она видела его на приеме у миссис Ренфрю.

Но, несмотря на искусство, с каким Джордж изобразил миссис Редфорд, Рут сделала вид, что, взявшись ее рисовать, он стремился скорее развлечь даму, нежели польстить ей, ибо едва ли был в состоянии и настроении поддерживать светский разговор с почти незнакомой ему леди.

— Просто замечательно, — уверенным тоном заявила Рут. — Вы обладаете великим талантом, милорд.

Он быстро взглянул на нее. Улыбка тронула его твердые губы.

— Благодарю вас, мэм, — ответил он. — Но я никогда не рассматривал это занятие как нечто, относящееся к искусству. При иных обстоятельствах, правда, оно здорово помогает преодолеть некоторые неудобства…

— Разве, милорд? — изумленно воскликнула миссис Редфорд.

Рут села за стол и стала внимательно слушать Джорджа. Он рассказал несколько забавных случаев о том, как ему удавалось выпутаться из самых щекотливых историй лишь благодаря умению рисовать. Было очевидно, что в ближайшие несколько часов им вряд ли удастся без помех поговорить наедине, но Рут легко с этим смирилась. Тем более что ей самой было необходимо слишком многое обдумать.

Когда Джордж закончил рисовать и с поклоном передал рисунок миссис Редфорд, Рут не стала тянуть время, предлагая выпить еще по чашке чая, а просто, с улыбкой обратившись к Джорджу, сказала:

— Боюсь, милорд, мой дядя еще надолго задержится. Если желаете, можете оставить ему записку, я непременно передам.

— Благодарю, мэм, — ответил он, вставая и всем своим видом показывая, что в этом нет ничего особенного для него. Но она-то знала, она видела по выражению его глаз, что он далеко не так спокоен, каким хочет казаться. — Полагаю, мистер Мортон наверняка завтра утром появится в «Памп-Рум», не так ли? Скорее всего, я и увижусь с ним там, спешки никакой нет.

— Обязательно передам ему, что вы надеетесь завтра утром встретиться с ним, — ответила Рут.

Рут говорила, будто не замечая смятения Джорджа. Она понимала: ему трудно будет в ближайшее время устроить встречу с ней с глазу на глаз, хотя он наверняка будет еще и еще раз пытаться поговорить с ней наедине. А к тому времени, когда это ему удастся, она успеет разобраться в потоке обуревающих ее чувств и мыслей…

— Пожалуйста, проводите лорда Фицуо — тера, — сказала она вошедшему Григсону. — А потом принесите нам еще чаю.

— Я встретил Чарльза!

Мистер Мортон вихрем ворвался в гостиную. Такая поспешность, намного превосходящая его обычную суетливость, говорила о многом. Он остановился перед Рут, в страшном волнении ломая руки.

— Вы что, говорили с ним? — спокойно спросила она.

Рут в эту минуту находилась в гостиной одна, и мысли ее были невероятно далеки от забот мистера Мортона, но она сразу же сумела переключить внимание на своего подопечного.

— Почти нет… Только просил его прийти ко мне сюда, — ответил мистер Нортон. — Ох, дорогая, ох, дорогая моя…

— Он придет? — жестко оборвала Рут причитания и стоны старого джентльмена. — Когда вы договорились с ним встретиться?

— Сегодня вечером. Обращался он со мной самым бесцеремонным образом. Сказал, что у него на этот вечер совсем другие планы. Я не приглашал его поужинать. Просто не представляю, как я смог бы вкушать пищу, сидя с ним за одним столом.

— И правильно сделали, — сказала Рут. — Ну, кажется, у нас есть еще немного времени, чтобы подготовиться к этой встрече. Успокойтесь, мистер Нортон, не стоит так волноваться.

Он уставился на нее. Его тощее лицо теперь казалось совсем старым, сморщенным как печеное яблоко; на нем застыла гримаса ужаса и отчаяния. Тяжелое, складчатое, как у черепахи, веко его правого глаза непрерывно дергалось. Рут спокойно встала, взяла его за руку и заставила сесть рядом с собой на кушетку.

— Пожалуйста, прошу вас, сэр, успокойтесь. Ну нельзя же так. Я понимаю, нам предстоит достаточно неприятный разговор с вашим племянником, но ничего ужасного в этом нет. Вы переписали свое завещание и сделали все необходимое для того, чтобы он получил право пользоваться своим наследством. Так чего же вам бояться? Как только мы расскажем ему об этой новости, уверяю вас, не останется никаких причин для волнения.

— Но как подумаешь… Ох, отдать состояние брата в руки этого бездельника и шалопая! Да мне его же самого жалко, ведь скоро он останется без гроша! Врагу не пожелаешь…

— Я понимаю ваши чувства, — сказала Рут. — Но в жизни много такого, чего мы не в силах изменить. И я считаю, что вам, в вашем положении, гораздо больше надо печься о своей безопасности, чем тщетно пытаться образумить и наставить на путь истинный столь испорченного человека.

— Да конечно, все это так, — с самым несчастным видом пробормотал мистер Нортон. — Ох, но почему этот юноша вырос таким грубым? Таким порочным? А какой скандал здесь может теперь подняться! Только представьте себе…

— Не думайте об этом, — твердо сказала ему Рут. — Вы всегда в своей жизни поступали по долгу чести и совести, и не ваша вина в том, каким он вырос. Что бы ни делал в будущем ваш племянник, это не должно вас заботить. Вы не отвечаете за него и ничего ему не должны.

Нистер Нортон посмотрел на нее долгим взглядом. Постепенно он начал успокаиваться, морщины мало-помалу разгладились. Он даже попытался улыбнуться.

— Как вы считаете, мы должны спросить его о том, что вы слышали? Ну, о ваших подозрениях? Я имею в виду, насчет его угроз?..

— Заранее трудно сказать, — прямо ответила Рут. — Посмотрим, как пойдет разговор, может быть, в этом и не будет никакой нужды. Конечно, он не мой племянник, так что я буду лишь присутствовать при вашей беседе. Но, если потребуется, я помогу вам, напомню ему кое о чем. — С этими словами Рут успокоительно погладила старика по руке, добавив: — Скоро все будет позади, уверяю вас, сэр, и вы сможете вернуться домой.

— Вы так добры ко мне, — слабым голосом пробормотал мистер Нортон. — Даже сам не пойму, почему вы проявляете столько заботы обо мне. Я не нахожу слов…

— Ну, полно вам! Я делаю только то, что сделал бы на моем месте всякий порядочный человек, — прервала Рут его излияния.

Она чувствовала, с какой искренней, сердечной благодарностью глядит он на нее сейчас, но созерцать это ей не хотелось.

— А я так не думаю, — печальным голосом произнес мистер Мортон. — Я и о себе-то не могу с уверенностью сказать, что стал бы помогать вам, окажись вы в моем положении. — Он вздохнул еще глубже, поглядел на Рут с выражением испуганной собаки и с трудом выговорил: — Миссис Прайс, я тут, в Бате, не всегда был вполне вежлив с вами… Так вы уж не сердитесь на меня, просто мне все время казалось, что я обязан для вашей же пользы высказать кое-какие замечания…

— Вас можно понять, мистер Мортон, вы были в величайшем расстройстве и волнении, — ответила Рут. — Да и сюда, в Бат, вы приехали не по собственной воле. Я понимаю, что вы беспокоились и за меня тоже, и не сержусь на вас.

— Но как бы там ни было… — начал было снова мистер Мортон, затем вдруг резко встал, забегал взад-вперед по комнате и наконец сказал: — Ну, нам осталось только ждать разговора с Чарльзом.

— Да, сэр.

Рут в этот момент обдумывала, стоит ли ей рассказывать Джорджу о предстоящей встрече. Ему наверняка будет интересно узнать, что Чарльз вернулся в Бат. Но, с другой стороны, она не видела, чем бы он мог ей помочь. Его присутствие при разговоре с Мортоном-младшим едва ли возможно по целому ряду причин. Да к тому же ей пришлось бы потом отвечать на множество его вопросов.

Кроме того, Рут все еще терзала память о прежних подозрениях Джорджа, его упреки и уверенность, что без помощи состоятельного человека она не способна была бы обеспечить и защитить себя после того, как покинула Сент-Джайлз. Так что ей не хотелось идти к нему с какой бы то ни было просьбой, не хотелось выглядеть пустоголовой, струсившей дурочкой.

— Мистер Чарльз Мортон, — объявил дворецкий.

— Спасибо, Григсон, пригласите его. Вы сами нам больше не понадобитесь, можете идти, — сказала Рут, когда поняла, что мистер Мортон сам слишком взбудоражен, чтобы говорить.

Когда дворецкий открыл дверь, Чарльз вошел и бросил острый взгляд в сторону Рут. Глаза у него были злые. Рут подумала, что хотя они знакомы и он явно узнал ее, но, судя по всему, никак не может вспомнить, где именно они встречались.

Это был молодой человек среднего роста, крепкого телосложения, с довольно красивым лицом, одетый элегантно и вполне пристойно. Когда это было ему надо, он мог вести себя безукоризненным образом, являя миру прекрасные манеры. Но Рут довелось видеть его и в иные минуты — с красной от выпитого бренди, пьяной рожей, изрыгающего заплетающимся языком грубые ругательства и непристойности.

Не раз перед этой встречей Рут мучили сомнения, так ли уж серьезны его угрозы, не было ли все это одним пустым мальчишеским бахвальством. Но сейчас, стоило ей только взглянуть на него, она поняла, что опасалась не напрасно. Жестокий и подозрительный взгляд его холодных серых глаз остановился на ней, и она всем существом ощутила таящуюся в нем бешеную ненависть.

— Дядюшка, — сказал он, повернувшись к мистеру Мортону, — а я и не думал, что вы путешествуете в столь приятной компании.

Рут сразу поняла, что сплетники Бата уже известили его о том, что мистер Мортон прибыл сюда вместе с ней, с племянницей. И Чарльз наверняка уже всем разболтал, что кузины по имени Рут Прайс у него никогда не имелось.

— Добрый вечер, сэр, — сказала она, когда еще раз убедилась в том, что мистер Мортон не в состоянии выговорить ни слова. — Меня зовут Рут Прайс. Мы с вами встречались и прежде, хотя вы, возможно, об этом и не помните.

Руки ему она не протянула, кутаясь в шаль, накинутую на плечи для защиты от зимних сквозняков.

— Моя кузина Рут? — спросил он жестко, почти угрожающим тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— Нет, сэр, — кратко ответила Рут, не собираясь пускаться в длинные объяснения перед Чарльзом. Она не чувствовала себя хоть в чем-то ему обязанной. — Я хозяйка «Толстого Кота». Теперь вы вспомнили?

По его вспыхнувшим от злости глазам она поняла, что он вспомнил, где встречал ее прежде.

— А… раз так, то тебе, шлюшка, далеко пришлось забраться от своей развалюхи, — сказал он глумливо. — Какую волю, однако, ты забрала над старым дурнем! Как это тебе удалось заставить его, побросав все дела в Хартфордшире, переться в такую даль, да еще и выдать себя за родственницу, а?

— Как вы смеете разговаривать подобным образом? — вдруг взорвался мистер Нортон, в котором возмущение вмиг пересилило все тревоги и страхи. — Миссис Прайс — почтенная женщина, которая по доброте своей вынуждена была вмешаться в это дело, чтобы вам же помочь. Чтобы вам не пришлось исполнить все эти свои жуткие, чудовищные угрозы!

Чарльз посмотрел на дядю со злобой и презрением, затем перевел взгляд на Рут. Она видела, что он пытается быстро оценить ее характер и намерения. Но когда он вновь заговорил, его тон был презрителен.

— Почтенная, говорите? Ну, уж это вряд ли, сэр. Разве стала бы почтенная женщина врать, выдавая себя за вашу племянницу? Что она там вам наплела? От чего такого она собралась спасать меня? Да просто у нее хороший нюх, она здорово учуяла, что у вас деньжонки водятся!

— Чарльз, скажите, вы вправду грозились убить меня, чтобы получить наследство отца? — возмущенно спросил старик.

— Ради Бога! — Чарльз презрительно скривил губы. — Что еще она вам наболтала? Конечно, я не в восторге от того, что вы постоянно, не спросясь, лезете в мою жизнь, но за эти два года я ни разу даже к черту вас не послал. Зачем бы мне убивать вас? Чтобы прямиком попасть на виселицу?

— Да хотя бы потому, что Мистер Скорый Каюк — вы знаете, о ком я говорю — пообещал кинуть ваш труп в Темзу, если вы не заплатите ему старый должок, — спокойно сказала Рут прежде, чем мистер Мортон успел открыть рот. — А я не уверена, что среди всех ваших прекрасных лондонских дружков найдется хоть один, кто бросится защищать вас от человека по прозвищу Мистер Скорый Каюк. Думаю, и по всей Англии вам такого защитника не сыскать.

Глаза Чарльза угрожающе сузились. Затем он повернулся к дяде и злобно заорал:

— Вы! Безмозглый старый пень! Вы что, ослепли и не видите, что она тут пытается устроить? Она отлично знает, что вы не в меру совестливы, и пользуется этим, чтобы вас же и обобрать. Ну как же! Ей надоело быть хозяйкой паршивой гостиницы! Она решила за ваш счет обзавестись чем-нибудь поприличнее, а для этого постарается изобрести любые наветы, околпачить вас в момент. Как видно, ей не терпится пожить светской жизнью. Да вы только посмотрите на нее! — Молодой человек ткнул пальцем в сторону Рут. — Стоит тут, ни дать ни взять сама скромность и невинность. Да она точно знает, как обвести вас вокруг пальца!

Мистер Мортон с ужасом посмотрел на племянника и сказал:

— Вы считаете, что вам удастся жениться на мисс Ренфрю, а не получится, так хотите убить меня, чтобы забрать свое состояние? Разве не так?

Бурые пятна лихорадочно проступили на его пергаментных щеках, а безвольно висящие руки конвульсивно подергивались, но голос звучал достаточно ровно.

— А как же, конечно! Я ведь такой страшный убийца! — ядовито заговорил Чарльз. — Да, черт меня побери! Я, конечно, никогда не уверял, как я вас обожаю, но этого еще недостаточно для душегубства!

Мистер Мортон тяжко вздохнул. Теперь, когда страсти разгорелись не на шутку, ему удалось наконец перестать трястись от страха и овладеть собой.

— Я вам не верю, — твердо сказал он. Чарльз уставился на дядю. Лицо его обезобразилось ненавистью.

— Ах, не верите? Ну и что вы намерены предпринять, вы, глупый старый тетерев? Вы думаете, что вам хоть кто-нибудь — поверит? Вам ведь нечем крыть! Или вы сошлетесь на измышления гулящей девки, содержащей дрянную пивнушку?

Лицо мистера Мортона исказилось непривычной для него яростью. В этот момент проявилось обычно незаметное сходство дяди с племянником.

— Вы еще будете благодарить миссис Прайс, — резко сказал старый джентльмен. — Все, что я имел намерение предпринять, я уже предпринял. Остались только две подписи, и вы получаете в полное владение свое состояние. Хотя было бы гораздо лучше, если бы вы подождали еще два года. Ваш отец был почти такой же кутила и расточитель, как и вы, и мне, вероятно, удалось бы возместить все, что он растратил, если бы у меня было время. Но вам ведь не терпится…

Рут с удивлением взглянула на мистера Мортона, внезапно догадавшись, что в этом деле он посвятил ее далеко не во все и что здесь есть обстоятельства, о которых она и не подозревала.

— Если это следствие фальшивых и голословных обвинений, выдвинутых против меня, что же, мне остается лишь поблагодарить за них, — саркастически произнес Чарльз. — И если вам нечего больше мне сказать, то я с удовольствием откланяюсь. Но хотелось бы пожелать вам, почтенный мой дядюшка, чтобы вы посмотрели попристальнее на свою смазливую подружку. Мне противна сама мысль, что она оберет вас в один миг и вы прослывете еще большим дурнем, чем о вас уже повсюду говорят.

— Нет, откланиваться вам рановато, вы еще не все выслушали, — сказала Рут в тот момент, когда он направился к двери. — Ввиду сложившихся обстоятельств я посоветовала вашему дяде изменить завещание не в вашу пользу. И он сделал это. Копия завещания находится в Бате, в адвокатской конторе. О том же сообщено его адвокатам в Хартфордшире. Так что вы должны знать, что после смерти вашего дяди вам совершенно не на что рассчитывать.

— Ах ты, сука! — выкрикнул Чарльз, внезапно охваченный такой дикой ненавистью, что, когда он развернулся и зашагал к Рут, его красивое лицо стало безобразным и страшным. Он и раньше показывал всеми способами свое нерасположение к ней. Но тут было совсем, совсем иное. Его губы исказила жуткая гримаса, а кулак начал подниматься для удара.

Рут услышала за спиной дикий вопль мистера Нортона, но даже не обернулась.

— Стоять! — скомандовала она спокойным, ледяным тоном, не отступив ни шагу от приближающегося к ней взбешенного Чарльза.

В ее руке тускло блеснул небольшой пистолет, нацеленный прямо ему в сердце. Чарльз тотчас остановился.

— Ведьма! Только посмей!..

— Еще один шаг, и — посмею, — пообещала Рут.

Ее голос звучал спокойно и холодно. Холоден был и взгляд ее серых глаз, отсвечивающих блеском стали. И взгляд ее, и пистолет, который она твердо держала в руке, красноречиво говорили, что она действительно посмеет. Шаль соскользнула с ее плеч на пол, но Рут даже не заметила этого. Она стояла прямо и неподвижно, не чувствуя ни страха, ни волнения. И хотя лицо ее, в отличие от лица Чарльза, не было искажено злобой и ненавистью к противнику, у него не осталось ни малейшего сомнения, что, если надо, пистолет в ее руке не дрогнет.

Ошеломленный мистер Нортон взирал на нее с крайним изумлением. Он, конечно, не знал, что так же она выглядела в тот далекий день, когда сорвала с Чарли Биверса хороший куш за воровской притон своего почившего дяди. В тот день в ее руке тоже вдруг появился пистолет с той лишь разницей, что тогда она всем существом ощущала рядом поддержку могучего Шона. Сегодня она понимала, что должна в одиночку укротить обозленного Чарльза Нортона.

Она храбро встретила яростный взгляд этого человека и не отвела глаз.

— Ты, жалкая сучка! Ты действительно думаешь, что смеешь угрожать мне? Мне?! — выкрикнул он.

Неистовое безумие охватывало его от одного вида нацеленного на него дула. Однако на его искаженном лице можно было заметить не только дикую злобу, но и страх.

— А почему нет? — сказала Рут. — Если Мистер Скорый Каюк запугал вас до такой степени, что вы готовы убить собственного дядю, то почему бы и мне не попробовать вас попугать? Ведь все-таки за свою-то жизнь вы крепко держитесь, не правда ли?

В это время Чарльз внезапно дернулся, и Рут щелкнула затвором, что вынудило его вновь замереть в неподвижности.

— Я не собираюсь вас убивать, — продолжала она. — От вас требуется одно — выслушать и понять то, что я хочу вам сейчас сказать, а затем можете катиться на все четыре стороны. Как я уже имела честь вам сообщить, вы не можете рассчитывать на получение чего бы то ни было после смерти мистера Мортона. Но вы должны знать, что он в своем завещании меня не упомянул тоже; так что запомните, я вовсе не охочусь за его состоянием, пытаясь оклеветать вас. Дело обстоит проще — я не хочу, чтобы у вас оставался соблазн убить его. И еще. Если вам взбредет в голову мстить мне или ему, то настоятельно советую, не предпринимайте ничего в этом роде, если не хотите окончательно загубить свою жизнь.

— Почему это, интересно знать? — сказал Чарльз, стараясь выглядеть как можно более спокойным, что ему плохо удавалось. — Ты что же, думаешь, если ты тут сейчас целишься в меня своей смехотворной пушкой, то и дальше всегда будешь на коне?

— Нет, я так не думаю, — спокойно ответила Рут. — Но, не один год хозяйничая в Толстом Коте», я успела обзавестись адвокатом. И завтра же утром он получит пакет с сообщением о нашей сегодняшней встрече. Пакет уже отослан, а дальше он знает, что делать. Если со мной или с мистером Морто-ном что-то случится, все подозрения полностью лягут на вашу голову. Кроме того, у меня есть несколько преданных друзей, которые не станут дожидаться, когда против вас выступят законники. Они не будут ждать решения суда.

— В самом деле? Так где же они, твои друзья, в эту минуту?

— А вы находите, что я сейчас не могу обойтись без их помощи? — спросила она. — Впрочем, если понадобится, они тотчас явятся, ведь не думаете же вы, что я не позаботилась об этом перед встречей с таким человеком, как вы? Кстати, вы помните, надеюсь, Шона Макинтайра? И как вы думаете, что с вами сделает Шон, если хоть волос упадет с моей головы по вашей милости?

Она увидела, как изменилось выражение лица Чарльза.

— Этот мерзкий шотландец из «Толстого Кота»? — спросил он.

Рут не отвечала, но видела, что ее угроза достигла цели.

Она не собиралась, конечно, призывать сюда Шона, чтобы он, бросив гостиницу на произвол судьбы, проделывал столь дальний путь, но пусть противник знает, что за нее есть кому постоять. Все, чего она добивалась, было усмирить Чарльза, дать понять, что если он решит мстить ей или мистеру Мортону, то ему грозят серьезные неприятности, избежать которых вряд ли удастся. Единственная опасность состояла в том, что Чарльз, даже зная о грозящих ему напастях, был охвачен таким бешенством, что мог все же пойти в своей злобе до конца, ибо такие натуры, да еще в подобном состоянии, далеко не всегда способны думать о последствиях своих поступков.

— Ну, теперь все сказано и добавить нечего, — проговорила она. — Вы получаете то, чего хотели, — право пользоваться своим состоянием. А мы с мистером Нортоном решили, что у нас нет причин говорить о сегодняшней встрече с кем-либо еще. И обещаю вам, никто не прочтет той бумаги, которую я отправила своему адвокату, если вы не подадите к тому повода.

— Да я раздавлю тебя, — злобно прошипел Чарльз. — Вот увидишь, какой скандал поднимется здесь, в Бате, когда все узнают, что никакая ты не племянница мистера Мор-тона! И как тебе понравится, когда все здешние приличные семейства захлопнут перед тобой двери? Да, да, мерзкая баба, тебе никогда не удастся больше сунуть свой паршивый нос в порядочное светское общество!

Рут рассмеялась, не выпуская ни на миг пистолета из руки, а потом сказала:

— После нашей сегодняшней встречи у меня не останется причин задерживаться в Бате. Ну, а если вам угодно затеять вокруг нас скандал, знайте, что тем самым вы развяжете нам руки, мы постараемся кое-что порассказать здешнему обществу о Мортоне-младшем и его нравах. Кроме того, я уверена, что скандал, затеянный вами, нисколько не повредит моему делу, поскольку там всем прекрасно известно, с какой целью отправилась хозяйка «Толстого Кота» в Бат с мистером Нортоном. Ну уж а я постараюсь вас так ославить, что о вас узнают все владельцы гостиниц, даже находящихся за много миль от «Толстого Кота»!

Чарльз во время этого монолога проявлял все признаки нетерпения и, как только Рут договорила, повернулся и вышел из комнаты. Послышались его шаги по лестнице, затем раздался стук входной двери. Она подошла к окну, желая убедиться, что он действительно покинул дом, и не могла успокоиться до тех пор, пока не убедилась в этом.

Глядя вниз, она различала в свете фонарей его неясную фигуру, пересекающую Королевскую площадь. Затем заметила другую фигуру, без дела слонявшуюся по площади, и эта фигура показалась ей весьма знакомой.

Она приблизила голову к окну, коснувшись разгоряченным лбом холодного стекла. Но как, в самом деле, мог узнать Джордж о том, что Чарльз приходил сюда? И Рут подумала: интересно, что предпринял бы лорд Фицуотер, если бы услышал в доме звук выстрела?

Заметив, что в одном из окон отодвинулась штора, Джордж подошел и встал напротив, глядя вверх. Рут все еще держала револьвер, но руку с ним опустила и спрятала в складках юбки. Она помахала ему другой рукой, пытаясь жестом дать понять, что все идет хорошо. Она подумала, что, наверное, Джордж хочет зайти в дом, но в эту минуту он приподнял в знак прощания шляпу и учтиво раскланялся. Очевидно, он не сомневался, что завтра утром увидит ее в «Памп-Рум», где она обязательно появится в сопровождении мистера Нортона.

Затем он повернулся и пошел через площадь в том же направлении, в каком скрылся Чарльз, а Рут внезапно почувствовала страстное желание, забыв все, броситься за ним и позвать в дом. Ей удалось напугать Чарльза даже сильнее, чем она рассчитывала, так что почему бы не провести какое-то время в компании с Джорджем? Ей так хотелось рассказать ему о состоявшемся разговоре, спросить его мнение и почерпнуть в его хладнокровии немного уверенности в себе.

Но за спиной у нее торчал мистер Мортон, напуганный, несомненно, куда больше Чарльза. Как оставить его в эту минуту, когда он совершенно подавлен и убит? И Рут решила успокоить его, еще раз обсудив с ним все произошедшее.

Глава 10

Рут осторожно задернула штору и вернулась к мистеру Мортону. Тот сидел, беспомощно вертя головой, такой бледный и несчастный, что было просто невозможно не пожалеть его. Сама Рут тоже чувствовала себя от недавнего страшнейшего напряжения совсем разбитой, но рядом с этим дрожащим стариком она казалась бодрой и уверенной в себе.

— Я только схожу проверю, хорошо ли заперты двери, а потом вернусь, и мы выпьем по стаканчику бренди, хорошо? — спокойно сказала она.

— Я… — слово, которое собирался произнести мистер Мортон, застряло у него в глотке.

Конвульсивно пожевав губами, он сделал еще попытку. — Миссис Прайс…

— Почему бы вам, пока я схожу вниз, не налить нам по бокалу бренди? — спросила она.

Привычка проверять на ночь, хорошо ли заперты двери, возникла у Рут во время жизни в «Толстом Коте», и, где бы она ни находилась, она никогда не забывала об этом. Вероятно, и заснуть спокойно она уже не смогла бы, если бы не проверила двери еще раз, причем никогда не посылала кого-то другого, а обязательно все проверяла собственноручно.

Она легко сбежала по лестнице, проверила замки и задвижки и вернулась наверх, к мистеру Нортону. Он уже налил бренди и даже отпил большой глоток, но выглядеть от этого лучше не стал. Рут положила пистолет на стол и взяла бокал. Только теперь, когда кризис миновал и она смогла наконец осознать тот ужас и смятение, что ей пришлось пережить при появлении Чарльза, особенно леденящий страх, когда он едва не накинулся на нее с кулаками, ее руки сильно задрожали.

Разговор, конечно, был безобразный; Рут очень не понравилось, каким тоном говорил с ней младший Нортон. Чарли Вивере слыл опасным злодеем, но все же он был рассудительным человеком и не позволял своим страстям брать верх над расчетом. К тому же она знала, что он испытывал к ней нечто вроде уважения, если даже не симпатию. Во всяком случае, живя в Сент-Джайлзе, она никогда его не боялась.

Чарльз совсем иное дело, он не просто зол, он безрассуден, и если, вопреки всем разумным доводам, решится мстить, тогда ни Рут, ни мистеру Нортону не удастся скрыться от него. Надежда на то, что он все-таки одумается, побоится последствий преступления, слишком слаба. Но и отчаиваться, впрочем, Рут считала преждевременным.

— Ноя дорогая… миссис Прайс… Боже мой, мэм! — беспомощно лепетал мистер Мортон.

Рут постаралась изобразить своими бескровными губами улыбку.

— Надеюсь, я не слишком вас напугала, сэр? — спросила она, пытаясь говорить легко. — Едва ли во время этой сцены, когда пришлось проявить твердость, я выглядела как подобает воспитанной леди.

— Вы были… были такой грозной, — наконец-то мистер Мортон выдавил из себя нечто более или менее похожее на человеческую речь. — Никогда бы не подумал…

Тут, нервно отхлебнув бренди, он закашлялся и прикрыл платком рот.

— Что, я действительно была похожа на ведьму?

— Чарльз говорил такие ужасающие вещи, что любая женщина… — Мистер Мортон закрыл на какой-то момент глаза, будто вновь перебирая в памяти все, что пришлось пережить в этот вечер. — Дорогая моя, дорогая, я подвергал вас такому риску! И как это я раньше не догадался позаботиться о вашей безопасности? А главное, ведь уже почти ночь… Хорошо еще, что у вас оказалось оружие, иначе я не знаю, что было бы…

— Но зато я кое-что знаю. Я много знавала таких людей, как ваш племянник, — тихо произнесла Рут. — Я приехала в Бат с открытыми глазами и приготовилась к делу, обдумав его со всех сторон.

Мистер Нортон быстро взглянул на нее. Понемногу он начинал отходить от пережитого шока, но до обычного спокойствия ему было еще далеко.

— А теперь, сэр, надеюсь, вы разъясните мне несколько непонятных вещей, связанных с вашими семейными делами, о которых вы упомянули в беседе с племянником, — сказала Рут. — Я не совсем поняла, почему Чарльза так разгневало то, что вы не упомянули его имя в вашем завещании. Ведь в конце концов скоро он получит свое собственное состояние.

Мистер Мортон грустно покачал головой.

— Брат мой, увы, совсем не относился к людям бережливым. В том-то и заключается насмешка судьбы, что к моменту смерти у него не осталось практически ничего, что бы он мог завещать сыну: он сам промотал почти все. И это одна из причин, почему Чарльз так разозлился, узнав, что его отец передал контроль над наследством мне. Сумма и без того ничтожная, а тут еще и ограничения его прав. Я думал, что мне удастся за эти годы как-то увеличить небольшой капитал, оставленный братом, но, видно, не судьба…

— Значит, если я правильно поняла, ваше собственное состояние значительно больше? — спросила Рут. В ее голосе слышалась скорее уверенность, чем сомнение.

Мистер Мортон взглянул на нее. Смущенная улыбка тронула его усталое бледное лицо.

— В делах торговли я разбираюсь куда лучше, чем в оценке людей и отношениях с ними, — сказал он просто. — С определенными ограничениями я всегда готов пойти на большой риск… я имею в виду операции с ценными бумагами. Я обрел в этом кое-какой опыт, к моему мнению прислушиваются… В общем, я утроил капитал, завещанный мне отцом.

Рут глубоко вздохнула.

— Ну вот, теперь, по крайней мере, стало ясно, почему так взбесился Чарльз, услышав, что вы изменили завещание не в его пользу, — сказала она довольно сухо.

— Простите, мэм, я должен был объяснить вам это раньше, — огорченно пробормотал старый джентльмен.

— Ну что об этом теперь говорить… Не думаю, что это что-то изменило бы… — ответила Рут, отодвигая бокал, после того как сделала еще глоток. — Разве что сейчас меня еще больше радует, что вы переписали завещание. Вы ведь не какой-нибудь набоб, — продолжала она, пытаясь улучшить настроение себе и мистеру Мортону.

— Да, я не склонен роскошествовать и выставлять свое богатство напоказ. Фамильная честь мне гораздо дороже плодов успеха.

— Ну, как бы там ни было, — сказала Рут, — с этого дня вы можете спокойно пользоваться плодами ваших трудов. Полагаю, мы сделали все необходимое, чтобы защитить вас и ваше состояние от алчности ненасытного племянника.

— Как вы считаете, не слишком ли это жестоко по отношению к нему? — спросил мистер Нортон.

— А как вы сами думаете, сэр?

Мистер Мортон встал и в волнении заходил по гостиной. Наконец, нервно пожевав губами, он ответил:

— Вы же сами, миссис Прайс, видели, что он творил здесь. Я еще никогда его таким не видел и даже не догадывался, что это за страшный человек… Думаю, лучшего отношения он и не заслужил.

— Я тоже так думаю.

— Но скажите, миссис Прайс, что мне делать дальше?

Мистер Мортон смотрел на Рут так, будто вся его дальнейшая жизнь зависит от того, что она посоветует. Но, впрочем, сейчас, возможно, так оно и было.

— Во-первых, я считаю, вам следует заручиться помощью человека, который будет приглядывать за Чарльзом, — сказала она. — И человек этот должен быть не такой, как, скажем, мой Шон, который хоть и верный слуга, да вот в голове у него разума маловато, а кто-то порассудительней, кто не пустит сразу же в ход кулаки, а просто будет рассказывать вам о каждом шаге вашего племянника и успеет предупредить, если вдруг вам будет грозить от него опасность.

Рут стояла, опираясь руками на стол.

— А потом? — спросил мистер Мортон, глядя на нее с восхищением и даже с обожанием.

— Если вы найдете способ навсегда порвать с ним, сделайте это, — резко сказала Рут.

— Но он все-таки мой племянник, — сокрушенно воскликнул старик. — Вы ведь и сами говорили, что, если он будет отныне вести себя пристойно, мы не станем преследовать его.

— Я понимаю ваши родственные чувства, но он слишком опасен, — ответила Рут. — До сегодняшней нашей встречи я и не думала, что он может быть таким опасным. А теперь еще выясняется, что его собственное состояние столь жалкое, что и говорить о нем не стоит. Ему даже вряд ли удастся полностью расплатиться с долгами. Можно представить, какие надежды он возлагал на то, что получит ваше наследство. И потом, есть еще одно обстоятельство: мы не должны забывать, что он может заставить страдать не только нас, но и других.

— Да, да! Мисс Ренфрю… — тяжко вздохнув, пробормотал мистер Мортон.

— Полагаю, сейчас она под хорошей защитой, — успокоила его молодая женщина. — Она с восхищением отзывалась о нем, ей нравились его ухаживания, но это было тогда, когда мы с вами только прибыли в Ват. Теперь же, когда у нее появился выбор, надеюсь, она не столь легко поддастся его гибельному для нее очарованию. Кстати, я все время думаю, что нам очень нужно нанести визит миссис Ренфрю. Не сделать ли мне это завтра утром?

— А мне пойти с вами? — сразу же спросил мистер Мортон.

— Вряд ли вам покажется приятным этот разговор, — предостерегла его Рут. — Но если вы постараетесь на время этого разговора отвлечь внимание мисс Эмили Ньюком, то, пожалуй, нам стоит пойти туда вместе.

Рут подняла взор и увидела, что мистер Мортон не отрываясь смотрит на нее, будто изучая, с очень странным выражением на физиономии.

— Миссис Прайс… Рут, вы когда-нибудь в жизни проигрывали?

— И даже весьма часто, — ответила она печально, ибо вспомнила в эту минуту, как она была растеряна после того, как Джордж, высказав сначала свои подозрения насчет ее отношений с Мортоном, неожиданно, вопреки всем доводам рассудка, поцеловал ее. — Но все это было совсем не так сложно и опасно, и зачастую мне удавалось легко справиться. — Она взглянула на пистолет, все еще лежавший на столе. — Вы, мистер Мортон, очевидно, хотели спросить, где я приобрела столь неженственные и не вполне достойные для приличного общества привычки?

— Да нет, миссис Прайс, не подумайте, что я любопытен, — смущенно ответил мистер Мортон. — Мне достаточно знать, что вы сумели сделать ради моей безопасности, ни о чем другом я и не смею вас расспрашивать.

И все же Рут смутилась, даже чуть покраснела.

— Я делала лишь то… только то, что казалось мне правильным, — срывающимся голосом пробормотала она. — Если нам удастся благополучно разрешить ваше дело, я буду совершенно счастлива.

— Счастливы?.. Вы были бы счастливы? — Слова мистера Нортона, будто камни, падали в гулкую пустоту безмолвия. — Простите меня, мэм, я совсем не мудрец и часто в жизни делал ошибки, особенно в отношениях с людьми. Но за несколько дней, что мы провели вместе, я многое узнал о вас, и мне трудно поверить, что вы можете быть совершенно довольны и счастливы, оставаясь хозяйкой придорожной гостиницы.

— Уверяю вас… — начала было Рут, но не договорила, с удивлением глядя на мистера Мортона, обнаружившего вдруг столь несвойственное ему красноречие.

Рут решила, что просто он все еще взволнован неприятной встречей с племянником и выбит из колеи тем, что неожиданно открыл в Чарльзе гораздо больше отвратительных качеств, чем находил раньше.

— Не поймите меня превратно, вы просто прекрасно справляетесь со своей нелегкой работой, — бойко продолжал мистер Нортон. Он не останавливался ни на минуту, так что казалось, что слова сыплются у него изо рта как горох. — Я убежден, что вы по праву можете гордиться доброй славой «Толстого Кота». Этой славой гостиница обязана только вам, и никому больше… но счастье… Нет, извините меня, но счастье — это совсем другая вещь, разве вы не согласны?

— Нет, — вымолвила Рут и отвернулась к окну.

Слишком многое произошло в этот день, чтобы она могла поддерживать сейчас разговоры о ее собственной жизни, тем более о счастье.

— Я, конечно, достаточно пожил на этом свете, — торопливо продолжал мистер Мор — тон, — и существует множество вещей, которых я не смогу дать вам для полного счастья. Но уверяю, я бесконечно преклоняюсь перед вашими заслугами и безмерно уважаю вас… Вы должны наконец получить безопасность и покой… И, может быть, вам даже имеет смысл еще раз выйти замуж, и, хотя я много старше вас…

Тут красноречие мистера Мортона иссякло, и он просто смотрел на Рут с какой-то болезненной надеждой.

Она растерялась. Ее первым чувством было изумление, смешанное с инстинктивным желанием тотчас, не медля ни секунды, ответить отказом. Но она не сделала так, потому что благодарность к этому человеку за его трогательную заботу пересилила все иные ощущения.

— Но вы ничего обо мне не знаете! — воскликнула она.

— А мне и не надо ничего о вас знать, — ответил он. — Я имею в виду ваше прошлое… Я только предлагаю вам нечто вроде соглашения… Жалкое, конечно, соглашение, учитывая вашу красоту и молодость, но мне так хочется дать вам то, что вы заслужили, то, чего вы стоите и без чего вам, наверное, неуютно живется в этом мире. Дорогая моя… Рут… Послушайте, у меня есть и маленькое условие, только одно… Вы никогда не должны в будущем поддерживать отношения с лордом Фицуотером. Такие люди, как он — я ведь уже говорил вам об этом, — такие люди могут найти себе развлечение повсюду, их везде хорошо принимают, но женятся они исключительно в соответствии со своим положением. Знатность обязывает их… Простите, если что не так… Но я высказал то, что думаю, — пробормотал он, видя, что Рут встала.

Она подошла к камину, остановилась перед ним и пристально вгляделась в огонь.

— Да, я понимаю вас, мистер Мортон, — наконец заговорила она тихо, не поворачивая головы. — Честно говоря, все это для меня неожиданно. Ну, а что касается лорда Фицуо — тера, у меня и не было ожиданий, подобных тем, которые вы имеете в виду. — Затем она подняла голову и встретила тревожно ожидающий взгляд старика. — Благодарю вас, сэр. Ваше предложение делает мне большую честь, но я не могу принять его.

— Я чувствовал, что предлагаю жалкое соглашение, но прошу вас, пожалуйста, постарайтесь понять меня, умоляю вас, — убеждал он ее. — Это значило бы… могло значить для меня так много.

Рут робко улыбнулась.

— Полагаю, подобное соглашение, как вы его называете, или сделка, как назову это я, было бы крайне невыгодным не для меня, а для вас. Поэтому, сэр, давайте останемся просто друзьями. Я предпочитаю быть для вас хорошим другом, чем плохой женой. Ну а теперь, — продолжила она, когда он взял ее за руку, — давайте займемся наконец отчетом о нашей сегодняшней встрече с Чарльзом, ибо не позднее завтрашнего утра необходимо отправить его в местную адвокатскую контору. Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что приняты все необходимые меры предосторожности.

К тому времени как Рут и мистер Мортон прибыли к дому, называемому «Лансдаун Крезнт» и принадлежащему миссис Рен-фрю, они уже побывали в адвокатской конторе и с посыльным предупредили хозяйку дома, о том, что хотят нанести ей визит, надеясь, что она, несмотря на столь ранний час, не откажется принять их, ибо дело, которое они к ней имеют, совершенно неотложное.

— Стойте-ка! — скомандовала вдруг Рут, когда они приближались к подъезду особняка миссис Ренфрю. — Мне кажется, что этого парня я уже где-то видела.

— Где? Кого? — заволновался мистер Мортон. — Где?

— Да вон того, тощего, с покатыми плечами и голодным лицом, — сказала Рут, показывая на описанную ею личность, болтающуюся без дела по другой стороне улицы.

— Вы думаете, он сообщник Чарльза? — испуганно спросил мистер Мортон.

— Ну… Хорошо уже, что это не Джонс, — ответила Рут. — А почему?.. Черт! Да я же знаю, кто это!

Она повернулась и решительно направилась к этому человеку, оставив мистера Нортона в тревоге расхаживать по тротуару.

При ее приближении тощий парень всем своим видом попытался изобразить, что он здесь совершенно случайно, и даже вперил задумчивый взгляд в дальний конец улицы.

— Генри! — нетерпеливо окликнула его Рут.

Услышав свое имя, парень не спеша повернулся, и она увидела подозрительно неестественную ухмылку, растянувшую его рот.

— Кто? Вы меня, мэм?.. — спросил он невинно.

— Генри! Что вы здесь делаете?

Ее первой мыслью было, что Джордж послал своего кучера следить за ней. Но потом она сообразила, что это невозможно, ведь Генри появился возле «Лансдаун Крезнт» раньше, чем сюда прибыли они с мистером Нортоном, а никто не мог знать, что они отправятся именно сюда.

— Что, Чарльз Мортон там? — спросила она, указав на дом.

Деланная ухмылка на лице Генри преобразилась в подобие восхищенной улыбки.

— Недаром ихняя светлость сказывали про вас, что вы, мэм, вечно все шьете на живую нитку, так, сталоть, вам не терпится, — неторопливо произнес парень. — Нет, мэм, его здесь нету.

— Так что ж вы тут в таком случае делаете? — спросила Рут, не замечая, как страшно взволнованный мистер Мортон мечется на другой стороне улицы, никак не решаясь ее перейти.

— Ихняя светлость, мэм, — пустился в объяснения кучер, — видать, не доверяют энтому мистеру, и решили они, сталоть, присмотреть за ним, вот и велели мне глаз не спускать с него. Я и присматриваю, значится, за энтим мистером со вчерашнего вечера, с тех самых пор, как он убрался с Королевской площади, ну и, значится…

— Подождите, Генри! За кем же вы присматриваете, если его, как вы сами говорите, здесь нет?

— Так я же вам и толкую все по порядку, мэм, как оно было, а у вас, сталоть, даже не хватает терпежу дослушать до конца, — несколько обиженно проворчал Генри.

Рут поняла, что лучше его не перебивать, а дать объясниться тем способом, каким он привык.

— Так вот, сталоть, отправился с утра пораньше энтот мистер с молодой хозяйкой и подстарковатой мадамой проехаться на лошадках. Ну, я пустился было за ними вскачь, куда там!.. Пехом-то? На своих двоих! Так и потерял из виду… Пришлось иттить докла — дать ихней светлости, а они сказали, чтоб я тут дожидался и как энтот мистер, сталоть, вернется, так чтоб ихней светлости сразу дать знать.

— Понятно, — сказала Рут, и руки у нее в муфте сжались в кулаки.

— Вся эта поездка, — вмешался в разговор мистер Нортон, наконец решившийся перейти улицу, — определенно мне не нравится. И еще эта мисс Ньюком…

— Надо пойти им навстречу, — с тревогой сказала Рут.

— Ну а я, мэм, побегу, сталоть, упредить ихнюю светлость, — уже на ходу доложил Генри.

— Постойте, Генри! — вдруг неожиданно вскрикнула Рут. — Подождите еще минуту, прошу вас. — И со словами: — Мисс Ньюком! Что случилось? — она бросилась к дому, где увидела тетку Коры, в полнейшем смятении несущуюся по улице. Куда только девалась ее надменная чопорность!

— Миссис Прайс! Миссис Прайс! Старая дева, столь напуганная, что даже не удивилась присутствию невесть откуда | взявшейся Рут, красная и задыхающаяся, |

с растрепанными волосами и в смятых юбках, глядя на нее с ужасом во взоре, прокричала:

— Он ее украл! Украл!

— Каким образом? — спросила Рут, еще ничего не понимая.

— Там была карета! В карету… Ох!.. Что же?..

Губы мисс Ньюком затряслись, и слезы покатились из глаз. Говорить она уже не могла.

— Где? Где это случилось? — хриплым голосом спрашивала Рут, теребя рыдающую женщину за плечи и опасаясь, как бы с той не приключилась истерика.

— На дороге в Лондон, — наконец смогла выжать из себя мисс Ньюком, потрясенно глядя на Рут. — Он оттолкнул меня к обочине, а бедную Кору силой затащил в карету, и… и она закричала, но он… он…

Рут вверила плачущую женщину заботам мистера Мортона, коротко отдавая распоряжения:

— Отведите ее в дом. А вы, Генри, быстрее идите и расскажите о случившемся лорду Фи — цуотеру, да передайте, что я буду ждать его на Королевской площади. Пусть бросает все дела и мчится туда.

— Да, мэм! Ну, сталоть, я побег!

— И вот еще что, Генри. Если не найдете его, сразу же передайте мне, чтобы я не ждала понапрасну. Коре сейчас нужна моя помощь.

— Да, мэм.

И Генри со всех ног помчался к своему господину, оставив мистера Нортона и Рут хлопотать над безвольно обмякшим телом мисс Ньюком.

— Простите, сэр, — сказала Рут холодно, с мрачным выражением лица. — У меня нет времени на разговор с миссис Ренфрю. Но пожалуйста, успокойте ее, скажите, что мы обязательно найдем Кору и вернем ее домой. Отложите все прочие неприятные разговоры, с которыми мы собирались к ней накануне. Ей теперь не до того. Сейчас она не чувствует ничего, кроме страха и горя. И не позволяйте ей слишком сокрушаться, вселите в нее надежду.

— Лорд Фицуотер… — начал было мистер Нортон.

— Но лорд Фицуотер ненавидит негодяев, похищающих невинных девушек.

И Рут, подобрав юбки, быстро пошла, почти побежала в сторону Королевской площади. Удаляясь от «Лансдаун Крезнт», она старалась не думать о собственных горестях и волнениях, гоня прочь все мысли, не относящиеся к положению, в которое попала Кора.

Достигнув Королевской площади, она увидела, что там, перед домом, уже дожидалась пара холеных гнедых, запряженных в двуколку.

— Подождите! Я вернусь через две ми, нуты, — на ходу бросила она Джорджу, направляясь к подъезду.

Задев ошеломленного Грйгсона, Рут вбежала по лестнице в спальню, но долго там не задержалась, — взяла лишь немного денег из кошелька да свой пистолет, который запихнула в муфту.

— Надеюсь, не случилось никакой беды, мэм? — спросил Григсон, когда она спустилась вниз.

— Нет, — сказала Рут. — Дядя мой должен был уехать, но отъезд, кажется, придется отложить. Скоро он придет и вечером будет дома. А вот когда я вернусь, точно сказать не могу. Но если не сегодня, то завтра утром обязательно. И прошу вас, если кто-то будет спрашивать меня или дядю, скажите, что нас обоих нет дома.

Она вложила в руку дворецкого те деньги, что взяла из кошелька, вышла из дома и через минуту уже сидела в двуколке.

— А где Генри? — спросила она, заметив, что Джордж сам берется за вожжи.

— Он верхом поскакал вперед. Я решил, что это не помешает, — проворчал Джордж, трогая лошадей. — Рут, скажите же мне наконец, что, черт побери, все-таки случилось вчера вечером? — Голос его был сухим, выражение лица крайне мрачным.

Рут откинулась на спинку кожаного сиденья и попыталась успокоиться. Теперь, когда не нужно куда-то бежать и что-то делать, она почувствовала, как трясутся у нее руки. Сложив их, она сильно сжала пальцы, затем сделала несколько глубоких вдохов, ожидая, когда перестанет так бешено колотиться сердце. Джордж не стал повторять вопроса. Бросив лишь один взгляд на раскрасневшуюся, задыхавшуюся Рут, он понял, что с расспросами еще успеется, и что было мочи погнал лошадей по дороге из Вата.

Вскоре, немного отдышавшись и придя в себя, она рассказала ему о вчерашнем разговоре с Чарльзом Нортоном.

— Дьявольщина! Разрази меня гром! — выругался он, едва дослушав ее. — Я чувствовал, что не должен позволять вам лезть в это дело!

— Позволять мне? Интересно, как бы вы могли мне это запретить? — возмущенно откликнулась Рут. — Ведь это я затеяла все дело. Я и никто больше. Правда, я тогда не знала, каким опасным и омерзительным окажется этот тип.

— Я должен, должен был вчера быть с вами, — с досадой сказал Джордж.

— Это ровным счетом ничего не изменило бы. Да и почем мне было знать, что он так поведет себя. — Рут помолчала и добавила: — Господи! Как жалко, что я с самого начала не предупредила миссис Ренфрю! Но опять же, я не знала, насколько далеко все зайдет. А теперь… О, если с Корой что-нибудь случится, кроме меня винить будет некого!

— Рут, не будьте же смешной! Да и потом, ничего с вашей Корой не произойдет. Мы успеем перехватить их.

— Хорошо, если бы так… — Рут горестно и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, снять напряжение, непомерной тяжестью сковывавшее ее хрупкое тело. — Только я успокоилась, только решила, что главная опасность, грозившая мистеру Нортону, миновала, как вот, пожалуйста, взамен дядюшки он занялся Корой, а ведь я должна была это предвидеть… Я догадывалась, хотела их предупредить, но опоздала…

Она вновь и вновь мысленно обращалась к случившемуся несчастью, и душа ее не находила покоя.

— Возможно, он просто пытается таким способом, не тратя лишнего времени, заполучить богатую жену?.. — предположил Джордж. — Главное сейчас — вычислить их маршрут. Полагаю, они гонят в Шотландию. Кора, кажется, еще несовершеннолетняя, не так ли? Скорее всего, Нортон попытается уговорить ее дать согласие на брак, чтобы все прошло мирно и без скандала. В таком случае будьте спокойны, он пальцем до нее не дотронется — это не в его интересах.

Рут ничего не ответила. Она вспомнила в эту минуту выражение глаз Чарльза, когда он, сжав кулаки, наступал на нее прошлым вечером.

Рассудительный, трезвомыслящий человек попытался бы уладить спор с дядей добром, да и в отношениях с мисс Ренфрю тоже нашел бы какой-нибудь разумный подход, но она сомневалась, что такой человек, как Чарльз, способен быть разумным и рассудительным.

О своих страхах она не говорила. Какой смысл?.. Что случилось, то случилось, и сколько ни сетуй, горю этим не поможешь. Единственное, что они могли сейчас сделать действительно полезного, — это перехватить Чарльза и освободить Кору.

Они ехали быстро, и Генри, посланный Джорджем вперед, наверняка уже разузнал что-нибудь о продвижении похитителя со своей жертвой. Хорошо, думала Рут, что Джордж сообразил сразу же отправить Генри в погоню и велел ему оставлять на почтовых станциях записки. А как иначе можно было отыскать негодяя, который мог свернуть с дороги где угодно? Кое-что о продвижении кареты Чарльза стало известно от хозяина одного из попутных постоялых дворов, где Джордж переменял лошадей.

— Мы догоним его, — сказал он, пуская опять лошадей в галоп.

— Да, хотелось бы думать… — Рут подобрала волосы, выбившиеся из-под шляпки, и снова спрятала руки в теплую муфту. — Но Чарльз не тратит времени даром, меняет лошадей почти на каждой почтовой станции.

— Тем лучше для Коры, — ответил Джордж, с необычайной легкостью преодолевая крутой поворот. — Чем больше он занят тем, чтобы ехать как можно быстрее, тем меньше времени у него остается на нее.

— Но лошадьми занимается Джонс, — сказала Рут. — А бедная Кора, думаю, так напугана, что не решится взывать о помощи даже на остановках.

— Мы догоним их, — твердо повторил Джордж. — Рут, вам холодно? — спросил он, заметив, что она зябко повела плечами.

— Нет.

Это был унылый, серый ноябрьский день. Солнце лишь изредка проглядывало из-за мрачных туч, и Рут зябла даже в своей новой ротонде — такими пронизывающими были порывы холодного ветра. Но она почти не думала о собственных трудностях. Все ее мысли были о Коре.

— Мы перехватим их, — повторил Джордж, но на этот раз тише.

— Да, я знаю.

Она и действительно не сомневалась в успехе погони. Ведь Джордж рядом с ней и ему хватит сил и храбрости задержать Чарльза. Единственное, чего она боялась, — как бы не случилось беды с Корой.

Погрузившись в молчание, она глядела на бегущих лошадей, пожирающих милю за милей. Джордж прекрасно управлял ими, к тому же, как она понимала, ни он, ни Генри не жалели денег для того, чтобы в их поездке нигде не встречались преграды и задержки.

Это не удивляло Рут. Каковы бы ни были их отношения с лордом Фицуотером, он, несомненно, сделает все возможное для спасения Коры. Джордж всегда ненавидел людскую злобу и насилие.

— Откуда вы узнали, что Чарльз прошлым вечером приходил на Королевскую площадь? — вдруг прервала она молчание.

— Генри выследил, как он возвращался в Бат, — кратко пояснил Джордж.

— Ах да, конечно, я и забыла, — сказала Рут, вспомнив, как он говорил ей уже о том, что поручил Генри кое-что разведать.

— Вы не должны упрекать себя за то, что не проявили к этому должного усердия, — сказал он сухо, будто читая ее мысли. — Я не вполне понимаю человеческую натуру. Когда Генри сказал мне, что этот подлец запихнул Кору в карету и увез ее…

Джордж сурово поджал губы, лицо его будто окаменело. Помолчав немного, он продолжал:

— Полагаю, любовь моя, что лучше нам поспешить с разрешением наших собственных разногласий. Необходимо наконец найти в себе силы, чтобы разобраться в наших отношениях и обсудить вопросы, которые неминуемо возникнут перед нами в будущем. Сколько можно оставаться в неведении?

Сколько можно играть в эти мудреные игры, где мы оба чего-то не договариваем?

Рут повернулась и внимательно посмотрела на него. Жесткое и непреклонное лицо, сосредоточенность на лошадях и дороге — все говорило о том, что он вряд ли способен в таком настроении произносить приятные, но пустые речи. Напротив, казалось, что он действительно будет сейчас говорить лишь о том, что имеет важнейшее значение для них обоих. Ее мысли снова возвратились во вчерашний день, она вспомнила, как они встретились и как он чуть ли не силой увел ее в дом на Королевской площади. Никогда еще не испытывала она такого смущения и смятения чувств, какое переживала в ту минуту.

Она не спрашивала себя, любит ли Джорджа. Она всегда любила его за внимательность, доброту, за неистощимый юмор. Когда она встретилась с ним в Сент-Джайлзе, то сразу почувствовала, что в ее жизни впервые появился человек, способный понимать ее, человек, которому она во всем могла довериться.

Это ощущение не покинуло ее и до сих пор. Но прошли годы, они встретились вновь, и его подозрения, так сильно ранившие душу Рут, равно как и ее собственные, неподвластные воле страсти, впервые омрачили эту любовь.

Однако даже и сейчас, когда ее мысли были всецело захвачены бедственным положением Коры, близость его сильного тела заставляла ее дрожать. Она видела, как напряжены его руки, держащие поводья, как он балансирует, перегнувшись всем телом вперед, на краю экипажа, как весь охвачен стихией скорости, став, вместе с лошадьми и двуколкой, частью этого стремительного движения. Правил он с кажущейся легкостью, не крича на лошадей и не щелкая поминутно кнутом, ибо лошади — будь то его собственные или взятые на почтовой станции — слушались его голоса, малейшего его движения.

Чувствуя силу физического притяжения, ту силу, что так влекла ее к Джорджу, Рут устыдилась собственных ощущений. Но какое все-таки счастье лежать в его объятиях! На земле нет человека, который сильнее, чем Джордж, мог одарить ее наслаждением, восторгом не только плоти, но и души. Размышления об этом ничем не отличаются от невинных девичьих грез о прекрасном принце, убеждала она себя, но все же знала, что нет ничего невинного и девичьего в ее влечении к нему, во всяком случае в этот момент. Но в ее воле принять или отвергнуть его близость. И Рут, боясь самое себя, вдруг подумала, что если она согласится на это, то страсть уже не позволит ей рассуждать здраво. То есть иными словами, она полностью подпадет под власть возлюбленного. Так что же ей делать?

Ответа на этот вопрос она не находила. Она хорошо понимала, что эта нерешительность, склонность к сомнениям исходят из далеких времен ее детства.

Стоит отдать себя в руки Джорджа — и она полностью потеряет власть над собой. А умение владеть собой и независимость она ценила более всего в жизни. Как ни странно, в случае с Чарльзом, который мог быть действительно опасным для нее, она вела себя гораздо увереннее, чем в те минуты, когда пыталась справиться с чувствами, вызываемыми у нее Джорджем. Она и думать боялась о том, что будет, если она, дав волю своим чувствам, подчинится ему. Но неужели, действительно, близость с ним — самое плохое, что может с ней случиться?

Упало несколько капель холодного дождя, но она и не заметила их. Она размышляла о Джордже, о его характере и вдруг подумала, как мало, в сущности, знает о нем. За все эти дни, проведенные в Бате, она лишь немного приблизилась к непонятному и закрытому для нее миру, в котором обитал он.

Аристократы, конечно, бывают разные.

Припомнилась скандальная сплетня, поведанная добродетельной мисс Ньюком, о странном пристрастии Джорджа содержать по любовнице на каждой почтовой станции, как иные люди держат там своих лошадей. Он отрицает это, но не бывает, как говорится, дыма без огня. Значит, что-то было, не могли же такие слуха родиться без повода.

Она незаметно, не поворачивая головы, посмотрела на него. Его обаяние мужественности, которое так сильно действовало на нее, воспламеняя все ее чувства, казалось, только возросло за прошедшие семь лет.

— О чем вы думаете? — вдруг спросил он.

— У вас было много любовниц? — спросила она твердо, нагнувшись почти к самому его уху — Джордж ответил не сразу.

— Ну, было несколько… За столько-то лет… — наконец ответил он ничего не выражавшим голосом.

— И теперь есть?

— Да. Есть одна.

Руки Рут сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в мякоть ладони. Она и раньше понимала, что он наверняка не вел в эти годы монашескую жизнь, но услышать это от него самого… Лучше бы она ни о чем не спрашивала!.. Боже милосердный! Что оставалось ей? Она любит человека, который совершенно спокойно сказал ей о том, что у него есть любовница. Внезапно она невыносимо позавидовала той женщине и почувствовала ненависть к Джорджу.

— Как ее зовут?

— Коринна. Она хвастается, что ее отец — французский дворянин, — сказал он сухо. — Ей не нравится, что я слишком мало времени провожу в Лондоне, ну а я не особенно склонен потворствовать ее прихотям. Не думаю, что она станет очень уж переживать, если наша связь оборвется.

— Оборвется?..

Джордж осадил лошадей, и они послушно перешли на шаг. Он повернулся к ней.

— Я решил порвать с ней в первую же минуту, как увидел вас в гостинице на дороге в Бат, — сказал он спокойно. — Но, как я говорил, она живет в Лондоне, а я нахожусь в Бате. Рут, я ни за что бы не стал обманывать вас, говоря, что вел все это время целомудренную жизнь. У меня нет ни малейшего желания лгать вам. Но все это не имеет никакого отношения к тем чувствам, что я испытываю к вам. Да, я был зол и груб с вами, но только потому, что был уверен, что вы от меня тогда, семь лет назад, сбежали. Знайте же, после разлуки с вами я никогда не искал любви женщины. — Он вздохнул, словно не решаясь сказать что-то, затем тревожно посмотрел ей прямо в глаза. — Может быть, вы скорее бы согласились стать моей женой, если бы знали, что я все эти семь лет прожил отшельником?

Слова эти прозвучали так, что она не могла понять, в шутку они сказаны или серьезно.

— Вашей женой?!

— Бог мой! А о чем же, вы думаете, я собирался просить вас вчера? — удивленно произнес он и вновь пустил лошадей вскачь.

Рут закрыла глаза. Бурю чувств, полное смятение мыслей вызвали у нее эти несколько слов. Она бы не смогла определить, что именно испытывает. Облегчение? Огромную радость? Сомнение? Страх?

Почти в ту же минуту, как Джордж сказал, что у него есть любовница, он делает ей предложение. Она много раз слышала о способности мужчин отделять похоть от любви, но менее всего ожидала встретить подобное в человеке, которого любила.

Кроме того, когда она осознала, что ее любовный восторг для него желанен, в ней проснулось подозрение, что, возможно, те же самые чувства он испытывал по отношению к своей любовнице.

Глава 11

Рут все еще не знала, что ответить Джорджу, как вдруг впереди возник Генри. Лошадь взмылена, а сам он возбужден и даже испитое лицо его разрумянилось от волнения.

— Я видел энтого поганца, ваша светлость! — сразу же завопил он. — Сменил, значить, лошадок в «Диком Вепре». Ста-лоть, я не ошибся, они так и едуть, как я вам писал. Таперича они могут ехать только одной дорогой, там на десять миль ни одного проселка, так что, сталоть, и свернуть-то им некуды!

— Прекрасно! — с удовлетворением сказал Джордж. — Сейчас они ушли от нас не больше чем на три-четыре мили.

— Я, ваша светлость, похлопотал, сталоть, в «Диком Вепре», чтобы, значить, сразу вам переменили лошадок, так что там все готово, только ждуть вас, — продолжал Генри. — Эти, смотрю, уж совсем заморились… А леди, сталоть, здеся оставите?

— И думать не смейте об этом! — пылко воскликнула Рут.

Джордж с сомнением посмотрел на нее. Он явно собирался предложить ей для безопасности остаться в гостинице, но она встретила его взгляд с такой непоколебимой твердостью, что лишь краткая улыбка скользнула по его губам и он кивнул в знак согласия.

— Миссис Прайс поедет со мной, — сказал он. — Девушке может понадобиться ее помощь. Так лошади, значит, готовы?

Генри не стал снова говорить о готовности лошадей, а просто пустился во весь опор, чтобы встретить своего господина в «Диком Вепре».

— Из него бы вышел отличный жокей, — сказала Рут, глядя на удаляющуюся тощую фигурку всадника.

Несмотря на то что во рту у нее пересохло, а сердце колотилось как сумасшедшее, говорить она старалась спокойно, обычным голосом.

— Он считает, что работать у меня куда интереснее, — ответил Джордж. — Но сегодня, полагаю, мы превзошли все его ожидания по части волнующих приключений.

— Надеюсь, и в самим ближайшем будущем он не будет в этом смысле разочарован!

Когда Рут говорила это, руки ее, уютно расположившиеся в муфте, поглаживали сталь пистолета.

— И я надеюсь на то же.

Профиль Джорджа напоминал чеканку на старинных монетах — твердый, решительный, несущий в себе нечто царственное. Видно, недаром он вел свое происхождение от отпрыска короля.

— Вы, вероятно, хорошо знаете эту часть страны? — спросила Рут, внезапно вспомнив, как бойко перечислял Генри названия местных придорожных гостиниц.

— У меня здесь есть дом неподалеку, — кратко ответил Джордж.

После этого какое-то время они молчали. И вот их двуколка въехала наконец во двор гостиницы, где их ожидал Генри, тотчас же принявшийся менять лошадей.

Со свежими силами, подогретый близостью цели, Джордж пустил лошадей во весь опор. Рут пришлось вцепиться в поручень, чтобы на ухабе не вылететь из двуколки, но она ни на что не жаловалась.

Прошло не так много времени, когда впереди они завидели карету, гнавшую по середине прямой, относительно ровной дороги. Джордж довольно усмехнулся. Казалось, ему не терпится схватиться с противником. Лошади с возросшей энергией рванулись вперед, расстояние между двумя экипажами все более сокращалось. Наконец двуколка поравнялась с каретой и теперь мчалась рядом; между колесами той и другой было всего несколько дюймов. Рут заметила испуганный взгляд форейтора, брошенный на них.

В следующую минуту Джордж направил своих лошадей в сторону, вырвался вперед и бросился наперерез каретной упряжке, заставив противника резко остановиться. При этом он выказал такое искусство, которое исторгло бы вопль восхищения у любого самого равнодушного зрителя, но Рут просто отметила это про себя, даже не особенно удивившись.

Джордж спрыгнул с двуколки и бросился к карете, где форейтор, ругаясь, пытался сдержать рвущихся и храпящих коней. Генри перехватил у лорда Фицуотера кнут и, не слезая с лошади, последовал за своим господином, а за ним кинулась Рут с пистолетом в руке.

— Какого дьявола?! — раздался голос ничего не понимающего Чарльза. Голова его высунулась из окна кареты.

Джордж распахнул дверцу, схватил похитителя за воротник и выдернул из кареты. Чарльз упал, но тотчас же вскочил на ноги и попытался сразиться с неожиданным противником; однако в горячке схватки споткнулся, потерял равновесие, и Джордж сокрушительным ударом правой руки вновь отправил его в грязь, а сам сразу же отскочил в сторону, чтобы встретить напавшего на него Джонса. Рут услышала испуганный крик Коры, но все ее внимание в этот момент было сосредоточено на схватке Джорджа с подручным Чарльза Нортона.

Она знала Джонса и раньше, знала, что он свиреп и неукротим как бык, но, несмотря на это, не теряет в драке рассудка. Она понимала, что он много сильнее и опаснее Чарльза, и, когда увидела, что тот замахнулся, а Джордж едва ли успеет увернуться от страшного удара, у нее от ужаса перехватило дыхание. Но Джордж вовремя заметил опасность и, резко отскочив в сторону, налетел на Джонса сбоку, и именно в момент, когда тот, потеряв цель, в которую метил его кулак, еще не успел перестроиться для новой атаки. В это время Генри подъехал к распростертому телу Чарльза и остановился над ним, поигрывая кнутом. Рут глянула на форейтора. Тот, продолжая успокаивать лошадей, то и дело нервно оглядывался, пытаясь разобраться что к чему.

— Ради Бога! Что здесь происходит? -

испуганно спросил он у Рут, оказавшейся к нему ближе всех.

— Следите за своими лошадьми и не вмешивайтесь, — резко ответила она. — И не говорите, будто не знали, что эту молодую леди увозят насильно.

— Да не мое это дело, — сказал тот нервно. — Слуга этого господина сегодня утром нанял экипаж, а я при лошадях… Откуда мне знать, что у кого на уме?

Рут ничего не ответила и снова повернулась в сторону схватки. Джонс, поверженный ударом Джорджа на одно колено, теперь пытался встать на ноги. Когда это ему удалось, он ринулся на противника с утроенной яростью.

Рут вскрикнула, увидев сверкнувший в его руке нож, и подняла пистолет, но выстрелить не успела, ибо в этот момент Джордж оказался между нею и Джонсом. К тому же тот быстро двигался, не давая ей как следует прицелиться.

Генри внимательно следил за своим господином и не торопился пустить в ход хлыст. Если бы Рут видела выражение его лица в эту минуту, то она наверняка удивилась бы тому спокойствию и даже какому-то удовлетворенному ожиданию, с которым слуга наблюдал за борьбой лорда с противником.

Джонс опять бросился на Джорджа, но тот сделал обманный шаг в сторону и словно клещами стиснул руку с ножом. Затем одним неуловимым движением сшиб Джонса с ног и нанес ему удар в живот; тот сложился пополам и со стоном рухнул рядом со своим хозяином.

Джордж выхватил у него нож и отшвырнул к обочине, потом постоял, рассеянно глядя на поверженных противников и потирая кисти рук. Оба горе-вояки все еще не совсем пришли в себя, а Чарльз даже, кажется, был без сознания. Ну а бить лежачих было не в правилах лорда Фицуотера. Он обернулся на Генри, который все еще сидел на лошади, и почти добродушным голосом сказал:

— Присмотри за ними.

— Да, ваша светлость, — тут же ответил кучер, глядя на поверженных врагов с ненавистью и презрением. Взгляд его будто говорил, что он никому не позволит наскакивать на своего господина с ножом, а рука продолжала небрежно поигрывать рукояткой хлыста.

Джордж оглянулся на Рут, все еще крепко сжимавшую револьвер, и улыбнулся.

— Так и знал, что вы не останетесь в стороне, — сказал он с чувством в голосе. — Если вы с этой штуковиной в руке постоите так еще минутку, я пойду успокою Кору, а заодно поищу веревку, чтобы связать негодяев.

— Не спешите, я присмотрю за ними.

— Я быстро, — сказал он, направляясь к карете. — Мисс Ренфрю, — позвал он тихонько и протянул ей руку.

Девушка дрожала от испуга, с трудом понимая происходящее. Она будто оцепенела и не могла двинуться с места — просто сидела и расширенными от ужаса глазами смотрела на обратившегося к ней Джорджа.

— Кора, послушайте, вам больше нечего бояться, — совсем тихо произнес он. — Рут… То есть миссис Прайс здесь. Сейчас она подойдет к вам, а я пока свяжу этих двух негодяев, которые осмелились вас похитить.

В этот момент Джонс застонал и попытался подняться.

— Лежать! — крикнул Генри и щелкнул хлыстом прямо перед его носом. Джонс снова рухнул в грязь. Дух его был окончательно сломлен.

Зашевелился и Чарльз. Его мутные глаза были скошены куда-то в сторону, а боевого духа оставалось не больше, чем у его подручного.

Но тут, увидев Рут, он вперил в нее злобный взгляд, и выражение его лица тотчас преобразилось. Жуткая гримаса ненависти исказила его, и он, неожиданно для Генри, вскочил на ноги. Лошадь кучера шарахнулась и толкнула Джорджа.

Пока конюх успокаивал лошадь, Джордж успел подскочить к Чарльзу, но тот, охваченныи яростью, с мерзкой ухмылкой на губах, свирепо сверкая глазами, рванулся в сторону Рут, даже не ощутив удара хлыста по лицу и не заметив направленного на него дула.

Рут, не дрогнув, выстрелила, и пуля ударила в правое плечо нападавшего в тот самый момент, когда лорд Фицуотер сильным ударом свалил его на землю.

В наступившей тишине, нарушаемой только дыханием лошадей и позвякиванием сбруй, Рут тяжко вздохнула.

— Знаете, я никогда раньше не думала… Не представляла себе, что все это так ужасно, так страшно, так…

— Рут! Боже мой! — только и смог вымолвить Джордж, забирая из ее онемевшей руки пистолет.

Он обнял ее за талию, она прижалась к его широкой груди. Что может быть лучше, чем вот так утихнуть и успокоиться в его крепких руках, забыв обо всем на свете! Но она знала, что сейчас не время предаваться нежностям. Надо немедленно заняться Корой, ободрить ее, утешить, а главное, выяснить то, что страшно ее беспокоило, — не сделал ли Чарльз с ней чего худого.

— Ничего, ничего… Со мной все в порядке, — сказала она, с трудом отрываясь от Джорджа.

— Боже милостивый! Простите меня, Рут, простите, — говорил он, ужасаясь тому, что должна была ощутить хрупкая женщина при виде всей этой свары. — Я не должен был…

— Со мной все в порядке, — повторила она… — Просто я не представляла себе, какое это безумие… И я знаю, Джордж, знаю, что вы справились бы со всем этим, даже если бы я не выстрелила.

Он все еще держал ее в кольце своих рук, но это не было любовной лаской, но только лишь желанием успокоить и ободрить ее.

— Мне надо поскорее заняться Корой, а потом… Господи, с этими-то что вы будете делать?

И, выскользнув из его объятий, молодая женщина направилась к экипажу, старательно обходя поверженные тела Чарльза и Джонса.

Джордж обернулся на кучера, который смотрел на своего господина с необычным для него выражением восторга и даже умиления.

— Вы, ваша светлость, как хотите, а такой женщины, сталоть, и вовек нигде не сыщете, — сказал Генри и хохотнул.

— Догадываюсь.

Затем Джордж взглянул на недвижимое тело Мортона-младшего, и пламя гнева вновь сверкнуло в его глазах. Стоя над ним, он бесстрастно и неумолимо проговорил:

— Сегодня вы совершили свою последнюю ошибку. Вам никогда больше не представится возможность повторить ее.

Рут в это время вошла в карету и села рядом с дрожащей от страха девушкой. Она заговорила с бедной Корой ласково и ободряюще.

— Милая Кора, все хорошо. Вы спасены, ничто вам более не угрожает.

Кора всхлипнула раз, другой и заплакала. Рыдания сотрясали все ее худенькое тело. Рут обняла девушку и, гладя ее по волосам, продолжала тихонько утешать.

Прошло довольно много времени, прежде чем Кора начала помаленьку успокаиваться. Но Рут, сама испытавшая страшную тревогу за эту девушку, понимая, что ей пришлось пережить, не торопила ее. Снаружи доносились голоса, какие-то невнятные шумы, лязг и скрежет, но она будто ничего не слышала. Она не представляла себе, что Джордж намерен предпринять дальше, но это и не заботило ее, ибо у нее теперь была спокойная уверенность в том, что ее возлюбленный все сделает как надо.

— Кора, скажите, он не причинил вам вреда? — спросила она, когда слезы девушки постепенно утихли.

— Нет, он… Нет, даже не коснулся меня, — все еще всхлипывая, пробормотала бледная, с мокрыми от пролитых слез щеками Кора. — Он только… Он такое говорил! Он говорил мне та… такие вещи! О вас, мэм. Он вас ненавидит!

— Знаю, — мягко сказала Рут, убирая с ее лица намокшие от слез светлые прядки волос. — Но он в самом деле не сделал вам ничего худого? — снова спросила она, глядя в заплаканные глаза девушки.

Та проглотила вновь подступившие слезы и молча покачала головой.

— Ну и слава Богу!

Рут вздохнула с облегчением.

В это время к карете подошел Джордж и заглянул в окно. В его глазах Рут прочитала тревожный вопрос и с улыбкой успокоила его.

— Она просто перепугана. Он не тронул ее. Джордж удовлетворенно кивнул.

— Мисс Ренфрю, — сказал он негромко, — полагаю, вы сможете перенести небольшую поездку на двуколке? Генри доставит вас и Рут ко мне домой. Это здесь неподалеку, миль восемь, не больше. Вы побудете там, а Генри сразу же поскачет в Бат, к вашей матушке, с приятными известиями о вашем спасении.

Кора, все еще находившаяся в объятиях Рут, кивнула, но ничего не сказала в ответ.

— А чем вы займетесь, милорд? — спросила Рут, пряча за непринужденностью вопроса страх и тревогу.

— Погружу наших злодеев в карету и отвезу к своему приятелю, члену городского магистрата, — живо ответил он, но глаза его стали холодными. — Между нами говоря, в одном теперь можно не сомневаться: отныне их злодействам пришел конец.

Рут на миг задержала на нем взгляд, затем кивнула, соглашаясь.

— Пойдемте, Кора, — сказала она, помогая девушке выйти из кареты.

Генри уже развернул двуколку в том направлении, куда они собирались ехать, и сидел наготове, разбирая поводья. Вид у него был явно недовольный, и Рут подумала, что ему совсем не хочется расставаться со своим господином. В душе она посочувствовала ему, но ничего не сказала.

Плед, предусмотрительно захваченный в «Диком Вепре», Джордж заботливо набросил на плечи Коры, поудобнее устроил ее, затем помог Рут сесть рядом с Генри.

Рут не сомневалась, что лорд Фицуотер заранее продумал, как их разместить в двуколке, чтобы всем было удобно, а Кора сидела бы так, что ее не мог бы заметить ничей посторонний взгляд.

— Я приеду сразу, как освобожусь, — сказал он. — Но Генри, прежде чем скакать в Бат, обо всем позаботится.

— Спасибо, милорд, — сказала Рут.

— Хорошенько держитесь за поручни, мне бы не хотелось, чтобы вы выпали из двуколки, случись на дороге ухаб… — А ты, Генри, смотри приглядывай за этой… — и беззвучно, одними губами, добавил еще словцо.

Генри кивнул, прекрасно понимая, что имеет в виду хозяин — одна из кобылок была норовиста не в меру, — и, натянув поводья, тронул лошадей.

Молодая женщина оглянулась, но не увидела ни Чарльза Нортона, ни Джонса. Их уже погрузили в карету. Она удивилась, как быстро Джордж успел со всем управиться. О, как она понимала Генри! Больше всего ей хотелось бы остаться с Джорджем и быть с ним до конца. Но приходилось считаться не только со своими желаниями — Коре сейчас она была гораздо нужнее.

Несмотря на теплый плед, девушка никак не могла согреться. Она дрожала, но не столько от холода, сколько от пережитого ужаса. Рут подумала, что до «Дикого Вепря» наверняка гораздо ближе, чем до имения лорда Фи-цуотера, но лучше не показываться лишний раз на почтовой станции, не привлекать внимания ни к себе, ни к перепуганной девушке. Ей совсем не хотелось, чтобы сплетники округи на все лады толковали и перетолковывали случившееся.

— У меня тут в кармане, мэм, имеется, сталоть, чуток джина, — вдруг заговорил Генри. — Хлебните, значить… Оно, конечно, не особо того, чтобы очень, вы к такому непривычная, но в самый раз пропустить по глоточку для сугреву, а не то совсем окочуритесь на этакой холодине.

— Спасибо, Генри, — сказала Рут, забрав у него небольшую фляжку и первым делом заставив отпить из нее Кору.

Та, сделав глоток, чуть не задохнулась от неожиданности; на глазах проступили слезы, и она насилу смогла проговорить:

— Какая гадость!

— Знаю, — сказала Рут, уловив мерзкий запах дешевейшего джина, но заставила и себя сделать пару глотков. — Я не очень-то в это верю, но говорят, что лучшего средства от простуды не существует, не так ли, Генри?

— Мда-а, мэм, так оно и есть. Мой дядька, сталоть, тоже очень любил лечиться от простуды, — пространно заговорил Генри. — И вот однажды полечился он это, полечился, простуду всю вылечил, а сам свалился, сталоть, с лестницы, пролетел три пролета за один прием, просто, говорит, попался очень большой стакан для лекарства.

— О, Генри! — воскликнула Рут. — Надеюсь, ваш дядя ничего себе не сломал?

— Нет, мэм, ничего. Только ногу, но зато, сталоть, никакой тебе простуды! — Генри сделал эффектную паузу и договорил: — Правда, с ногой ему досталось хлопот, пришлось делать новую.

— Новую ногу? — недоверчиво переспросила Рут.

— Ну да, мэм, она ж у него деревянная была. Так что пришлось ему иттить к столяру, и тот, сталоть, смастерил ему новехонькую. Но просверлил в ней пропасть дырок. И потом кажный раз, как дядя лечился от простуды, приходилось связывать сломанную ногу веревочкой, продетой в дырки. Ну и задал, сталоть, сатана работенки дядиной старухе. Несколько месяцев, мэм, она только и делала, что чинила его ногу. Потому что каждый раз, как он принимался лечиться, обязательно падал с лестницы. Но зато, сталоть, простуды, мэм, никогда и в помине не было. А вы говорите…

— Могу себе представить, — согласилась молодая женщина, обернувшись к Коре и поправив на ней плед. — У меня тоже был дядя, который однажды…

И она рассказала совершенно невероятную историю о некоем несуществующем дядюшке, весьма схожую с анекдотом, поведанным Генри, и тоже завершающуюся забавным упоминанием старой тетки, замученной пакостями сатаны. Внутренне Рут искренне благодарила кучера, подсказавшего, как можно отвлечь несчастную девушку от пережитых страхов и горестей и рассеять ее мрачное настроение. Она понимала, что Коре сейчас, конечно, не до их дурацких историй, но все же в какой-то мере они скрашивали ей нелегкое путешествие в открытой двуколке. Продолжалось это, правда, лишь до тех пор, пока очередная история, рассказанная Генри, не оказалась слишком уж вольной.

Кора явно снова забеспокоилась, и Рут попыталась остановить конюха выразительными взглядами. Но тот слишком увлекся очередной байкой, так что пришлось дернуть его за рукав.

Кора, крепко сжав руку Рут, лежавшую на ее плече, вдруг тихо заговорила:

— Знаете, я совсем не хотела ехать с этим человеком на прогулку, тем более пересаживаться в его карету. Когда он остановился и спросил, не лучше ли нам будет прокатиться в карете, я сразу решила отказаться и стала говорить об этом тетушке Эмили. Но та сочла, что мой отказ может показаться невежливым. Поверьте, я действительно не хотела садиться в его карету.

— Я верю вам, дорогая Кора, и знаю, что вы не хотели с ним ехать, — успокаивала ее Рут.

— Что теперь со мной будет? — безнадежным голосом сказала Кора, не смея поднять глаз. — Разразится такой скандал…

— Никакого скандала мы не допустим, — твердо ответила ей Рут. — Мы вас выручили из беды, мы же и позаботимся о том, чтобы все обошлось лучшим образом.

— О, как я жалела, что меня некому защитить! Я только и мечтала, чтобы явился кто-то, кто защитил бы меня… Но с тех пор, как умер батюшка… — Кора склонила голову и спрятала лицо в ладонях. — Я насмерть перепугалась, — прошептала она дрожащим голосом. — Все это было так страшно, так страшно…

Слезы опять хлынули из глаз девушки. Рут пыталась ее успокоить, гладя по голове и говоря тихие слова утешения.

— Я понимаю вас, — сказала она. Глаза ее потемнели, она вспомнила те дни своей юности, когда ей так же приходилось бояться, чувствовать свою полную беззащитность перед людской злобой. — Но больше, Кора, вам никогда не придется переживать подобных ужасов. И многое тут зависит от вас самой. Теперь, полагаю, вы никогда не примете приглашение человека, который вам не нравится или кажется подозрительным, разве не так?

Кора подняла заплаканное лицо и посмотрела на Рут.

— Единственная ошибка, — с улыбкой продолжала Рут, — которую вы, волею обстоятельств, допустили, куда менее тяжелая, чем те ошибки, которые люди совершают по слабости. Ведь, в сущности, Чарльз казался вам человеком сомнительным с самого начала, не правда ли? Вы должны гордиться своей проницательностью. В дальнейшем она поможет вам лучше разбираться в людях. Это хороший урок, хотя и слишком жестокий.

— Да, конечно, — пролепетала Кора. — Но смогу ли я?..

— В будущем надо быть более осмотрительной в выборе друзей, — продолжала Рут. — Вот и все, что необходимо для вашей безопасности, Кора, вот и все.

Слабая улыбка коснулась губ девушки. Она тяжело переживала, обвиняя саму себя в том, что Чарльз осмелился поступить с ней таким образом. Ей казалось, что весь свет будет винить ее в этом. Но Рут вовсе не думала так и постаралась внушить девушке, что ее вины тут нет. Единственная беда в том, что на ее жизненном пути встретился негодяй, замысливший недоброе.

— Вы действительно могли выстрелить в него вчера вечером? — робко спросила Кора.

Не успела Рут и рта открыть, как кучер произнес:

— Уж не знаю, как там вчерась, но вот сегодня, сталоть, она в него точно стрельнула!

— Это правда, мэм? — с расширенными от ужаса глазами спросила Кора.

— Я ранила его в плечо, — ответила Рут, укоризненно посмотрев на Генри. — Боюсь, вчера мне пришлось слишком сильно его огорчить, вот он и пришел сегодня в ярость при одном взгляде на меня. Я сказала ему, что мистер Нортон переписал завещание не в его пользу. Это взбесило его до такой степени, что мне пришлось пригрозить ему пистолетом.

Девушка вздрогнула и тихо проговорила:

— Он ненавидит вас, это правда. Он все время говорил мне, что расправится с вами, как только представится случай. Но он, как я поняла, боится какого-то человека по прозвищу Каюк, потому-то и считал, что мы должны ехать в Шотландию. Говорил, что если этот Каюк узнает о его женитьбе на богатой наследнице, то несколько месяцев может подождать. И потом опять начал говорить о вас. Сказал, что знает, где вы живете. И что-то насчет человека по имени Шон. Грозился сначала застрелить его, а потом… — здесь голос Коры задрожал. — О, мэм, я не осмелюсь сказать вам, что он о вас говорил!

— Ничего, Кора, не стесняйтесь, я знаю все, что он может сказать обо мне, — спокойно ответила молодая женщина. — Не ломайте над этим голову. Он больше не сможет вредить ни мне, ни вам, ни кому бы то ни было еще. Теперь он не опасен. Мы все можем жить спокойно.

— А что решил сделать с ним лорд Фицуо — тер? — робко спросила Кора.

— Точно не знаю, но он сделает все, что нужно, и у нас в будущем не останется никаких причин опасаться этого негодяя, — с полной уверенностью произнесла Рут. — Когда Джордж берется за что-нибудь, он всегда доводит это до конца. А Чарльза, полагаю, он ненавидит не меньше, чем мы с вами.

— Джордж? — непроизвольно воскликнула девушка, удивившись, что Рут назвала лорда Фицуотера по имени, но тотчас емутилась из-за собственной нескромности и спросила: — Миссис Прайс, скажите, как получилось, что он бросился вместе с вами спасать меня? Как вообще вы узнали, что я нуждаюсь в помощи?

— Ну, это долгая история, — поморщившись, сказала Рут. — Вот Генри, вероятно, знает об этом так же хорошо, как и я. Если Чарльз действительно много говорил вам обо мне в карете, то вы, должно быть, уже знаете, что я не племянница мистера Мортона…

— Он еще сказал, что вы были дев… были любовницей хозяина гостиницы.

С трудом выговорив эти слова, Кора потупилась, чтобы скрыть свое пылающее от стыда лицо.

— Нет, Кора, я сама хозяйка гостиницы при почтовой станции. Она называется «Толстый Кот».

Рут заметила, что Генри с интересом прислушивается к их разговору, но подумала, что если он чего-то еще о ней не знал, то вскоре и так узнает.

— Несколько дней назад я случайно услышала в своей гостинице то, что Чарльз говорил Джонсу, — продолжала она, — и это были ужасные вещи. Он намеревался убить своего дядю, а также любым способом заполучить в жены богатую наследницу. Я тут же рассказала об этом мистеру Мортону, и мы решили вместе отправиться в Ват, чтобы выяснить, насколько серьезны угрозы Чарльза. В том, что случилось с вами, Кора, есть и доля моей вины. Если бы я раньше поговорила с вашей матушкой и посвятила ее во всю эту историю, сегодняшнего похищения не произошло бы. Это меня очень угнетает.

— Нет, мэм, это не ваша вина, — тихо сказала Кора. — Ведь вы же меня предупреждали относительно Чарльза. Жаль, что я не отнеслась к этому достаточно серьезно. Но теперь я понимаю, что всего сказать вы мне не могли. Думаю, потому, что мистеру Мортону не понравилось бы, если бы все рассказали мне или моей матери, разве не так? Он все время казался таким встревоженным. К тому же мне надо было тверже держаться с тетушкой Эмили.

— Послушать, так до чего ж умная девчонка, ну прям мировой судья да и только! Так рассуждать! — восторженно проговорил Генри в пространство, затем обернулся и добавил: — Вы, мисс, после этой леди заняли в моем сердце второе, сталоть, место. Я горжусь, что мне досталось тоже вас освобождать, вот так-то.

— Спасибо, Генри, — сказала Кора, удивленная и польщенная этой похвалой.

— Вот мы, сталоть, и прибыли, леди, — провозгласил Генри, остановив лошадей перед большим и красивым зданием, выстроенным в классическом стиле прошлого столетия. — Позвольте пригласить вас в Вустершир, резиденцию ихней светлости. Тут, ста-лоть, есть на что глянуть, один дворец чего стоит, выстроен знатно, как говорится, по всем правилам искусства, да и вокруг, вишь ты, сплошная красота. Я вам прямо скажу, таких, сталоть, картин природы нигде не увидишь, разве что художник нарисует на полотне. Сейчас еще что! Сейчас осеннее время. А вы вот приезжайте-ка сюда летом, сами увидите.

Генри соскочил с двуколки и, прежде чем помочь сойти Рут и Коре, подбежал к парадным дверям и постучал.

— Мистер Дибли, — обратился он к пожилому дворецкому, отворившему двери, — у нас тут гости, миссис Прайс и мисс Кора. Их карета поломалась, так вот ихняя светлость велели доставить их сюда, а сами они воротятся позже.

— Спасибо, Генри, — сказала Рут.

Она не знала, Джордж ли предупредил кучера, чтобы тот не сообщал подлинных обстоятельств происшествия и причин, по которым они оказались здесь, или Генри сам решил так поступить. Она улыбнулась дворецкому. Ее манеры — дружелюбные, но не допускающие панибратства, должны были, как она надеялась, понравиться ему, хотя она и понимала, что истинную леди такие вопросы занимать не могут.

— Надеюсь, мы не доставим вам слишком много хлопот, — сказала она. — Но будем весьма признательны, если нам дадут возможность погреться у камина и выпить по чашке чая. Лорд Фицуотер обещал скоро быть, но когда именно — точно не скажу.

— Конечно, миссис Прайс, прошу вас, пожалуйте в дом, — сказал Дибли. — Надеюсь, никто из вас не ушибся при поломке кареты?

Говорил дворецкий вежливо, но Рут заметила едва уловимую тень неудовольствия, промелькнувшую на его лице, когда он слушал ее.

— Нет, только немного испугались, спасибо за внимание. Да! Вот еще что, нам обязательно надо написать близким, которые, наверное, уже беспокоятся.

Говоря это, она взглянула на Генри.

— Да, мэм, я зайду за письмом, как только отгоню лошадок на конюшню и приберу двуколку. А после сразу же поскачу, сталоть, в Бат.

— Сюда, пожалуйте, леди, — сказал Дибли, следуя за ними в малую гостиную. — Пойду распоряжусь насчет камина и принесу вам чай.

— И не забудьте, пожалуйста, сразу же прислать письменные принадлежности, — напомнила Рут.

— Конечно, мэм.

Дворецкий, отвесив церемонный поклон, с достоинством удалился. Почти сразу же пришла горничная и принялась разводить огонь в камине, а за ней следом — ливрейный лакей с бумагой, чернильницей и пером. Вскоре явился и сам Дибли с чайным подносом, на котором, кроме чая, стоял еще графинчик с вишневым ликером и блюдо с тостами и бисквитами.

— Миссис Роналдсон, наша экономка, мэм, беспокоится, что вы проголодались, — пояснил он. — Перекусите пока. И звоните, если вам понадобится что-нибудь еще.

— Благодарю, мистер Дибли, вы очень внимательны. — Рут улыбнулась одной из своих самых лучезарных улыбок, и глаза ее засветились. — И пожалуйста, передайте миссис Роналдсон нашу горячую благодарность. Думаю, нам действительно не мешает слегка перекусить.

Рут вопросительно взглянула на Кору, и та кивнула.

— Ужин будет подан позже, — сказал Дибли уже чуть теплее, чем говорил прежде. — Так, значит, мэм, вы не знаете точно, когда вернется его светлость?

— Боюсь, что нет.

— Генри передал мне пожелание его светлости обеспечить вас всем необходимым и позаботиться о том, чтобы вам было удобно и покойно, — сказал дворецкий. — Поэтому я подумал, что мы не станем откладывать ужин в ожидании его светлости. Накроем на стол в обычное время.

— Спасибо, мистер Дибли.

Рут проводила дворецкого взглядом. Как только он вышел, странная улыбка раздвинула ее губы. Она находилась в доме Джорджа, разговаривала с его слугами. Если Джордж действительно решил жениться на ней, тогда в один прекрасный день они станут и ее слугами. Нет, уж очень это странная мысль, Рут и сама удивилась ей.

Хотела бы она знать, что сказал бы этот чопорный Дибли, узнай он о ее отношениях с его господином. Одобрил бы это? Скорее всего, подумал бы, что на роль леди Фицуотер она совершенно не годится.

Рут огляделась. Даже эта небольшая гостиная была обставлена со всевозможной роскошью, так что легко можно представить себе, каковы же остальные комнаты и их обстановка. Один из домов Джорджа, как сказал Генри.

Конечно, она знала, что Джордж живет в мире, существенно отличающемся от всего, с чем ей приходилось сталкиваться. Но ее представление об этом мире всегда было слишком туманным и неполным. Действительность же превзошла все ожидания. Даже дом сэра Эдуарда Хофбрука казался по сравнению с этим великолепным дворцом совсем маленьким и скромным. А ведь особняк эсквайра считался самым роскошным в их краях!

Дома, которые она посещала в Бате, — дело совсем иное. Возможно, потому, что мир, в котором живут мистер Мортон и семейство Редфорд, не слишком-то сильно отличался от ее собственного мира. Если бы они встретились с ней в «Толстом Коте», они, конечно, заметили бы разницу между Рут — хозяйкой гостиницы и той Рут, которую они видели на приеме у миссис Ренфрю. И все же воспитание, которое она получила в доме родителей, позволяло ей общаться со всеми этими людьми на равных.

Но даже ее детские воспоминания не могли подсказать ей, как вести себя в столь великолепном доме. Она взглянула на Кору и по ее виду поняла, что и девушка переживает нечто подобное.

— О, мэм, я и не представляла, что лорд Фицуотер живет в таком дворце, как этот! Надеюсь, он появится к ужину. Без него я буду нервничать и чувствовать себя так неловко, когда нам придется сидеть за столом, а вокруг будет столько слуг, следящих за каждым нашим движением.

— Я чувствую то же самое, — сказала Рут со вздохом. — Но, думаю, мы справимся. А сейчас давайте займемся письмами, Генри вот-вот освободится, чтобы ехать в Бат.

Глава 12

Джордж к ужину не вернулся, и они ели в одиночестве, сидя в великолепной столовой, на краю огромного стола, где им накрыли ужин.

Несколько картин, написанных маслом, украшали стены. Но среди них не было ни одной принадлежащей кисти хозяина. Он считал вульгарным развешивать по стенам собственного дома свои творения.

Гостьи действительно испытывали некоторую неловкость, ужиная без хозяина. Обе были переполнены впечатлениями от событий прошедшего дня, но ни у одной не было ни сил, ни желания обсуждать их в присутствии слуг. К тому же и Рут, и Кора чувствовали себя несколько скованно; они совсем не привыкли вкушать пищу в присутствии стольких слуг в роскошных ливреях, зорко подмечающих каждое движение и малейшее желание гостей и демонстрирующих при этом полное отсутствие какого бы то ни было выражения на лицах.

Рут приходилось особенно трудно. Кроме непривычной роскоши ужина и смущающего присутствия доброго десятка лакеев, ее терзало беспокойство, что кто-то может узнать в ней девушку из воровского притона. Джордж не раз рисовал ее еще в те времена, когда она жила в «Золотом Тельце», а в доме наверняка хранятся все его старые тетрадки. И совсем не исключено, что кто-то из слуг видел эти зарисовки и теперь мог связать одно с другим…

Мало того, кто-то мог слышать о ней какие-либо сплетни и кривотолки, вроде того, что она, спасаясь от жизни в притоне, вынуждена была стать любовницей богатого человека. Ведь Джордж именно так и думал, когда они встретились на дороге в Бат, и несколько дней она не могла уверить его, что это неправда. Поэтому вполне вероятно, что кто-либо из его домашней челяди слышал о ней нечто в этом роде.

Она внимательно вглядывалась в лица ливрейных лакеев, но прочитать на них хоть что-нибудь не представлялось возможным. Слишком уж эта публика вышколена, так что, как бы они ни относились к вам, по их физиономиям вы никогда не узнаете, что они действительно о вас думают. Рут, правда, заметила вначале тень недовольства, промелькнувшую на лице дворецкого, но, возможно, это было просто следствием того, что гостьи явились неожиданно, что не могло не нарушить привычного распорядка жизни этого почтенного дома.

Нет, здесь не существует ничего такого, чем бы она могла успокоить себя. Кроме того, ее тревожило, что придется задержаться в этом доме дольше, чем она думала. Джордж утверждает, что хочет жениться на ней. Но сейчас, испытывая известную неловкость, чувствуя себя совершенно чуждой этому укладу жизни, Рут едва могла поверить, что его намерения серьезны.

Она обрадовалась, когда трапеза наконец завершилась и их с Корой торжественно проводили в малую гостиную. К Коре вновь вернулось самообладание, но по всему было заметно, что нервы ее остаются в крайнем расстройстве, и обе гостьи еле дождались, когда слуга закончит возиться с камином и удалится.

И вот наконец они остались одни. Лишь тогда Рут заговорщически улыбнулась девушке.

— Ох, у меня на этом ужине кусок в горло не лез, — сказала она. — Мы с вами выглядели не лучше пары котят, подобранных на дороге в ветреный дождливый день и присланных лордом Фицуотером в дом, чтобы о них позаботились до его возвращения.

— Как вы думаете, что он решил предпринять? — взволнованно спросила Кора.

— Не знаю. Он говорил о каком-то своем друге из магистрата. Но я даже не догадалась спросить его, далеко ли это отсюда.

— Намерен ли он… Как вы думаете, станет ли он обращаться в суд? — спросила Кора, нервно теребя складки своей юбки.

— Не уверена, что он на это решится. Рут вспомнила, с каким выражением он смотрел на Чарльза. Джордж был выдержанным человеком, но всеми силами души ненавидел негодяев, способных на подлость и низость, и эта его ненависть усугублялась тем, что Чарльз Нортон не принадлежал к числу тех несчастных, которых сама их убогая жизнь толкает на путь преступления; нет, Мортон-младший вел обеспеченную и с виду добропорядочную жизнь светского человека и при этом ради выгоды готов был преступить не только мораль, но и закон. Лорд Фицуотер не мог позволить подобному человеку продолжать безнаказанно творить новые злодеяния. Но обратиться в суд — в этом деле могли возникнуть трудности. Джордж не может, конечно, не понимать, что в таком случае пострадает честное имя невинной девушки. Узнав об этом, все сплетники Бата начнут с удвоенной силой свои пересуды.

— Как бы там ни было, — продолжала Рут, — скоро мы с вами все узнаем. А пока не заняться ли нам чем-нибудь, чтобы отвлечь себя от всех этих грустных мыслей и воспоминаний? — Она взглянула на пианино, стоящее в углу гостиной, и спросила: — Вы умеете на нем играть?

— О да, — живо отозвалась Кора, будто обрадовавшись такой подсказке. — Ох, мэм, но только не рассердятся ли на это обитатели дома, особенно дворецкий?

— Лорду Фицуотеру это наверняка даже понравилось бы, а мы ведь его гости, а не гости его слуг, — твердо ответила молодая женщина. — И потом, я была бы очень признательна вам, если бы вы поиграли. Я всегда любила музыку, а сейчас, мне кажется, она особенно подбодрит нас.

— А может, вы сами поиграете? — спросила Кора, подходя к инструменту и открывая крышку.

— Боюсь, что у меня не получится, — с грустью ответила Рут.

С тех пор, как она последний раз садилась за пианино, прошло более двенадцати лет, и уверенности в том, что после столь длительного перерыва ей удастся сносно исполнить какую-нибудь, даже несложную, пьеску, у нее не было.

Кора легонько тронула клавиши, пробуя незнакомый инструмент. Затем села и заиграла простую мелодию. Она начала робко и неуверенно, но затем ее игра становилась все более совершенной. В этом переходе от робости и уверенности красноречиво выражался характер самой девушки.

Рут слушала музыку, откинув голову на спинку кресла и радуясь, что не надо больше ни о чем разговаривать, а можно просто посидеть и подумать о собственных заботах. Слишком о многом ей надо было сейчас поразмыслить в связи с предложением Джорджа, слишком сильно были затронуты все ее чувства, и она понимала, что, пока не разберется сама с собой, не сможет вполне разделить тревоги своих друзей.

Теперь, когда осталась позади эта ужасная сегодняшняя стычка, Рут могла спокойно обдумать их с Джорджем отношения. Первая смятенная радость, вызванная его предложением, миновала, и за ней неминуемо явились сомнения. После того как она увидела дом, в котором он живет, она твердо уверилась, что их брак вряд ли можно будет считать достойным и равным — слишком уж большая пропасть разделяла два их мира.

Эта мысль заставила Рут вспомнить о Коринне, и руки ее бессознательно сжались в кулаки. У нее не было никаких оснований для безумной, острой ненависти, которую она испытывала сейчас к этой женщине, но все же она ее ненавидела. Хотя, если вдуматься, Коринна лишь взяла то, что отвергла Рут.

Но почему все-таки Джордж хочет жениться на ней? Возможно, решил получить то, в чем судьба отказала ему семь лет назад? Любит ли он ее? Или просто считает, что обязан жениться на ней по долгу чести? Но неужели же он не задумывался, какие нежелательные последствия может иметь их брак?

Ведь если им и удастся сохранить в тайне ее жизнь в Сент-Джайлзе, то уж скрыть то, что в настоящее время она — самая обычная хозяйка небольшой придорожной гостиницы, у них никак не получится. И каждый, кто встретит их, сможет ее узнать и шепнуть соседу или приятелю пару слов насчет ее прошлого. Возможно, Джордж совершенно искренне говорит сейчас, что любит ее. Но что станет с его любовью, если из-за этого брака все друзья и родственники от него отвернутся?

Неожиданно она обнаружила, что вместо успокоения, которого искала в безмолвном уединении, обрела лишь множество новых тревог. Она попыталась себя уверить, что все это — результат волнующего действия музыки. Действительно, игра Коры мало-помалу становилась все более страстной и бурной, немало содействуя охватившему душу Рут смятению. И лишь тогда она вспомнила о состоянии девушки и поняла, что та пытается с помощью музыки освободиться от собственных тяжелых переживаний, порожденных страшными событиями этого дня. Она порадовалась за Кору, нашедшую способ помочь себе, но звуки музыки ничем не могли смягчить ее собственных тяжелых, угнетающих мыслей.

Рут встала и прошлась по гостиной, остановившись напротив старинных фарфоровых часов, украшающих каминную полку. Все, что она могла, чтобы не мотаться по комнате туда и обратно как маятник, — стоять и смотреть на стрелки часов и на огонь, пылающий в камине. Но в этот момент страстная мелодия, которую играла Кора, сменилась другой, более спокойной и умиротворенной, и Рут стало немного легче. Тем более что эта мелодия о чем-то напоминала ей, но о чем? И где она услышала ее впервые?

И все же ей удалось вспомнить. Неожиданно перед ее мысленным взором закружились картины далекого детства. Рут замерла в полной неподвижности, опершись рукой на каминную полку. Но душою она была уже совсем в ином месте, где звучала та же музыка.

Вот она сидит с отцом в саду, он вслух читает приготовленную для прихожан проповедь. Вокруг благоухают цветущая жимолость и лаванда. А из открытого окна дома до них доносится нежная мелодия, которую играет ее матушка. Как часто эта мирная, радостная сцена повторялась во времена ее детства!

Маленькая Рут счастлива, она даже и помыслить не может, какие несчастья и трудности ждут ее в будущей жизни. Она просто сидит в саду и слушает папину проповедь, его удивительные слова о том, например, что Храм Духа следует строить на скале, а не на песке. Особенно ей запомнилась и полюбилась притча о беспечных полевых лилиях, которых Бог одевает в прекрасные шелковые платья, и о птицах небесных, которые не сеют, не жнут, а Бог их питает. Так неужели же добрый Боженька не позаботится и о ней, о маленькой девочке? Конечно, позаботится и даст ей все, что нужно для счастья.

Но вскоре умерла матушка. А два года спустя скончался и отец, после чего приехал дядя и увез ее в Церковный переулок.

Рут годами старалась не вспоминать того первого ужаса, который пережила, попав в воровской притон, в этот Сент-Джайлз, кишащий бандитами, дешевыми шлюхами и бродягами, ибо воспоминания об этом причиняли ей нестерпимую боль. И вот мелодия, исполняемая девушкой, только что пережившей подобный же ужас, неожиданно столкнувшись с жестокостью и злом, заставила эти страшные воспоминания вспыхнуть в ее мозгу так ярко, что защемило сердце. Она не могла избавиться от них, они окружили ее со всех сторон, полностью завладев воображением.

— Рут!

Джордж распахнул дверь в гостиную и подошел к Рут, уверенно и нежно обняв свою возлюбленную.

Но странно: лицо Рут, ее отсутствующий взгляд — все говорило о том, что она этого даже не заметила. Она пребывала в каком-то жутком оцепенении, с головой погрузившись в темный поток времени, когда вечный страх преследовал ее на каждом шагу. В памяти ожили дикие эпизоды, перед ее мысленным взором мелькали злобные и похотливые физиономии завсегдатаев дядиного притона, она слышала их грубые голоса, окрики… Нет, ни словом, ни взглядом не откликнулась она на появление Джорджа. И он с горечью почувствовал, что, хотя он и держит ее в объятиях, она сейчас очень далеко от него и явно страдает, о чем красноречиво говорили ее глаза, переполненные болью и неиссякаемой тоской.

Музыка оборвалась на середине аккорда, и Кора испуганно вскочила. Джордж посмотрел на нее через голову Рут и спокойно, обращаясь к ним обеим, сказал:

— Все будет хорошо, все будет отлично.

Он теснее прижал к себе Рут и гладил ее по голове, молча ожидая момента, когда она покинет мир своих тяжелых грез и вернется к нему. Кора стояла безмолвно. Прикусив нижнюю губу, она с тревогой смотрела на Рут и просто не знала, что ей делать в таком щекотливом положении. Джордж, стараясь успокоить девушку, улыбнулся и кивком показал ей на стоящее рядом кресло, но она не могла не заметить, что сам он отчаянно встревожен. Осторожно присев на краешек кресла, Кора сложила руки на коленях и ждала.

Рут медленно приходила в себя. И вот она как будто очнулась и осознала, что находится в объятиях Джорджа. Не сразу ей удалось вспомнить, где она. Рут с искренним удивлением взглянула на Джорджа, не понимая, откуда он взялся. Она, правда, слышала, как он окликнул ее, но в тот момент его голос потерялся в гуле голосов обитателей Сент-Джайлза, а потому реальность, примешавшаяся к страшному миру ее воспоминаний, растворилась в нем почти бесследно. В минуты, когда ее терзали жестокие воспоминания об ужасах прошлой жизни, она никогда не плакала. Но вот теперь слезы неудержимо хлынули из ее глаз, и она горько разрыдалась.

— Рут, все плохое в прошлом, — нежно произнес Джордж. — Теперь вы здесь, со мной. И вы никогда больше не покинете этот дом. Любовь моя, я не позволю вам еще раз исчезнуть из моей жизни.

Рыдания Рут мало-помалу утихали. Подняв глаза, она увидела его тревожную и нежную улыбку. И вдруг отпрянула, оттолкнувшись рукой от его груди. Потом опять взглянула на него, все еще смущенная и страдающая, и окончательно пришла в себя, осознав, где она находится и кто рядом с ней.

Она оглянулась и, увидев Кору, поняла, как та взволнованна и испуганна.

— Миссис Прайс… — почти неслышно прошептала девушка.

В этот момент Рут нестерпимо захотелось бежать. Бежать отсюда, чтобы никто не видел ее слабости, заплаканного лица, мучительного взгляда… Бежать, бежать…

Вырвавшись из объятий Джорджа, она сделала шаг назад, затем повернулась, бросилась к дверям и, выскользнув из них, опрометью бросилась по лестнице в сторону своей спальни, указанной ей раньше экономкой.

Кора двинулась было за ней.

— Я должна идти…

— Нет, — сказал Джордж, остановив ее за руку и возвращая назад.

— oНо почему?..

— Она слишком измучена теперь, — ответил он со вздохом. — Ей просто необходимо побыть одной. Садитесь, мисс Ренфрю. Надеюсь, вы хорошо себя чувствовали здесь в мое отсутствие?

— О да, — ответила девушка, но по выра — щению ее лица он понял, что эти слова далеко не отражают ее истинных чувств. — Такое ощущение, как тогда, у меня на приеме… Только этот день гораздо хуже того. Я рада, милорд, что вы появились. Но почему так расстроилась миссис Прайс? Наверное, из-за меня? — продолжала она и вдруг покраснела, сообразив, что последние ее слова отзываются некоторой самонадеянностью. — Простите, я не имела в виду…

— . Думаю, что из-за музыки, — ответил Джордж. — Помнится, она рассказывала как-то, что ее покойная матушка очень любила музицировать.

— Выходит, я, действительно, виновата! — воскликнула огорченная Кора.

Джордж стоял задумавшись. Он пытался представить себе, какие ужасные картины явились несколько минут назад перед мысленным взором Рут, но, услышав слова Коры, повернулся к ней и твердо сказал:

— Нет, это не из-за вашей музыки, мисс Ренфрю. Это из-за воспоминаний, которые пробудила музыка. Пожалуйста, прошу вас, не корите себя, вы ни в чем не виноваты.

— Вы хорошо знаете миссис Прайс? — робко спросила девушка.

— В общем, да, знаю, но, наверное, недостаточно хорошо, — ответил он. — Скажите, Генри уже уехал с письмом для вашей матушки?

Уже перевалило за полночь, но Рут все еще сидела в своей спальне. Огонь в камине почти угас, но она ничего не делала, чтобы поддержать его. Еще раньше она переоделась в ночную рубашку и халат, найденные ею на постели; там же лежал и ночной чепец, но она еще не надевала его, а просто распустила волосы, и золотисто-рыжие локоны живописно рассыпались по плечам. Так она и осталась сидеть в кресле, совершенно неподвижная, опустив на колени руки, в одной из которых держала забытый гребень.

Глаза ее ничего не выражали, ибо мысль беспорядочно бродила во всех направлениях, останавливаясь то на одном, то на другом моменте сегодняшних событий и вновь погружая сознание во тьму забвения. Вечером, убежав из гостиной в спальню и побыв совершенно одна, Рут немного успокоилась, но желания возвращаться к оставшимся там Коре и Джорджу у нее не возникло, хотя она и понимала, что они встревожены ее бегством. Но сил не оставалось даже на то, чтобы перебраться из кресла в постель, хотя все тело ее закоченело.

Дверь тихонько открылась, и вошел Джордж. Она повернула голову, посмотрела на него без тени удивления и ничего не сказала. Его глаза ненадолго задержались на ней. Он сразу подошёл к камину и занялся угасающим пламенем, подкинув туда сухих дров, сложенных горкой рядом. Когда огонь вновь разгорелся, он встал с колен и обтер руки носовым платком. В спальне было очень холодно.

Подойдя к Рут, он склонился над ней, забрал гребень и, охватив кисти ее холодных рук своими жаркими ладонями, стал отогревать их дыханием, как отогревают замерзшую птичку.

— Если уж вы не заботитесь о поддержании огня, так пользуйтесь хотя бы муфтой, — сказал он шутливо, хотя чувствовалось, что ему было совсем не до веселья.

Она подняла свои большие серые глаза и посмотрела на него каким-то отсутствующим, отрешенным взглядом, который потряс Джорджа до глубины души. Он тотчас поднял ее на руки, сел в кресло и усадил к себе на колени, положив ее голову к себе на плечо.

— Это уж слишком, — хрипло сказал он. — Разве вы не понимаете, любовь моя? Ведь Джонс мертв. Мортон-младший тоже мертв. Вы здесь со мной, в полной безопасности, никто и ничто не причинит вам вреда.

Рут заплакала. Ледяной холод, пронизывающий все ее тело до состояния полной бесчувственности, начал таять под действием тепла и заботы Джорджа. Все ее тревоги о Коре, ее ужас от того, что она осмелилась выстрелить в Чарльза, все страхи, что она пережила, думая о Джордже, пока он отсутствовал, сейчас отступили, отхлынули от нее, сменившись обильными, благодатными слезами.

Джордж крепко держал ее в объятиях, целовал волосы, шептал успокоительные слова. Сжимая ее заледеневшие пальцы, он чувствовал, как они начинают отогреваться, будто жизненные силы переливались в них из его горячих ладоней. И наконец, когда поток ее слез стал заметно иссякать, он сказал:

— Ну, довольно, любовь моя, довольно… У меня всего один платок, да и тот весь в саже, так что я могу, конечно, предложить его, чтобы вы осушили им ваши прелестные глазки и щечки, но вы рискуете перепачкаться.

— Мой не чище, — ответила Рут, — так что лучше мне действительно больше не плакать. Спасибо вам, Джордж.

Взяв у него платок, она отыскала на нем чистое место и вытерла слезы. Даже в такую минуту она не могла не заметить, из какого тонкого и прекрасного батиста он сделан. Имелась на нем и монограмма, вышитая в углу, — еще одно напоминание об особом положении Джорджа в этом мире.

Рут чувствовала себя так уютно на его коленях. Она хотела бы остаться здесь, в его объятиях, навсегда, но это все еще оставалось мечтой, в которую она не могла поверить. Величайшим усилием воли она попыталась встать. Сначала он инстинктивно прижал ее к себе, и она подумала было, что он не выпустит ее, но его руки внезапно разжались.

Она отошла на несколько шагов и сразу же почувствовала, как холодно в комнате. Может, ей и всегда было так холодно в этой жизни только потому, что рядом не было Джорджа?

— Рут, мне не нравится, что вы все время избегаете меня. Неужели вам так трудно довериться мне?

Он положил руку ей на плечо и проникновенно заглянул в глаза. Она опустила веки. Он понял ее и отошел на пару шагов. Рут ощутила так хорошо знакомую ей по прежним годам его неукротимую энергию, едва сдерживаемое нетерпение.

— Вы сказали, что Чарльз мертв? — спросила она, решив говорить о чем-то совсем далеком от их чувств, о чем угодно, лишь бы уйти от того, что не давало ей покоя последние дни.

— Да, Рут, прошу вас, сядьте.

Усадив ее в кресло, он принес от туалетного столика стул, поставил его рядом и сел.

— Это я убила его? — спросила она с ужасом, вдруг подумав, что ранила Чарльза гораздо серьезнее, чем ей показалось.

— Нет, — кратко ответил Джордж. — Рана от вашего выстрела не более чем царапина, жизни, во всяком случае, она не угрожала. Надеюсь, вы бы лучше целились, если бы оказались с ним наедине, o — пытаясь улыбнуться, договорил он.

— Да, — согласилась Рут с болью и отчаянием. — Но я знала, что вы рядом, и вообще надеялась, что стрелять мне не придется, но…

— Ну, все в прошлом. Прошу вас, не думайте об этом, — твердым голосом сказал Джордж, вновь взяв ее за руки.

— Но отчего же он умер? — не отступала она.

Рут подумала, что напрасно она позволила Джорджу снова завладеть ее руками, но сил отнять их у него ей не хватало.

— Я сам убил его, — мрачно ответил он. Взор его сделался рассеянным, будто он вновь увидел жестокую сцену на дороге. — В общем, я не собирался… Но когда увидел его дикую ненависть, возникшую при одном взгляде на вас… Я решил, что он слишком опасен. Я действительно не собирался его убивать…

Джордж не договорил фразы, но так стиснул руку Рут, что она, чуть не вскрикнув от боли, поняла, как невыносимо для него самого все случившееся.

Она с содроганием вспомнила взгляд Чарльза, когда он попытался напасть на нее, вспомнила и то, о чем рассказала ей Кора, его угрозы, его неотступное желание расправиться с ней.

— Я определенно заслужила его ненависть, разве не так? — прошептала она.

При звуке ее голоса Джордж будто очнулся, снова сосредоточив внимание на Рут.

— Если допустить невозможное, что вам опять доведется пережить нечто подобное, обещайте, что вы никогда не будете испытывать судьбу в одиночку, никогда, ни при каких обстоятельствах, — категорически заявил он. — Тут и моя вина, я должен был отправить вас домой еще до того, как Чарльз объявился в Бате.

Глаза Рут зажглись горделивым блеском.

— Вы не можете отправить меня куда бы то ни было, — отрезала она, вырывая свои руки из его ладоней. — Я вполне способна сама постоять за себя. Мне не нужна ни ваша, ни чья бы то ни было защита, мне не нужны покровители, — продолжала она пылко, вспоминая, как упорно Джордж отказывался верить, что она продала «Золотого Тельца». — Я все еще не могу понять, почему вы сочли, что продаться богатому человеку мне было гораздо легче и проще, чем сбыть с рук…

— Простите меня, Рут, — прервал он ее. — Ради Бога, простите! Я не склонен легко верить сплетням и слухам. Но только представьте, когда я месяцами искал вас повсюду и не находил… — Он встал и нервно зашагал по комнате. — Да мне не оставалось ничего другого, как поверить в ваше бегство. Все лучше, чем думать, что вас нет в живых. Ведь и такие мысли терзали меня… — И вдруг он резко остановился и бросил ей в лицо: — Но вы-то знали, где меня найти! Я все время думал, что, стоило вам захотеть, вы бы без труда нашли меня. Но вы ведь не сделали этого, значит, не хотели!

— Но…

— Да, да, я знаю… Теперь знаю, все это натворил Шон… — Руки Джорджа сжались в кулаки. — Каждый раз, как подумаю о вашем проклятом Шоне, испытываю одно желание — пойти и раздавить его как клопа, но всегда вспоминаю, что без него вы бы не выжили.

— О нет, мой милый, нет, — возразила Рут. — Если бы пришлось, выжила бы и без него, но это еще не значит, что он заслужил смерть. Так что же все-таки случилось с Чарльзом?

Джордж повернулся и посмотрел на нее. Столько раз она повторяла, что не нуждается ни в чьей защите, что он начал верить — на свете нет сил, способных запугать или сломить этот гордый характер. Любить ее и пытаться защитить невозможно. Годы одиночества укрепили ее в стремлении к независимости, и она, бесспорно, заслужила уважение своей стойкостью, ибо знала, что помощи ждать не от кого. Довериться теперь кому-то ей совсем не просто, даже если это человек, которого она любит.

Джордж глубоко вздохнул. — Да, — медленно заговорил он. — Я верю, что вы способны сами защитить себя. Но подумайте, как трудно мне смириться с этим. Не хочу сказать, что желаю вам стать менее отважной и сильной, — продолжал он с нетерпением, — но как непереносима мысль, что все эти годы вам пришлось бороться с жизненными бурями без меня.

Рут была потрясена той горечью, с которой он говорил все это, и все же не нашла нужных слов утешения. Он вернулся и сел перед ней, еще раз взяв ее за руки.

— Рут, могу ли я хотя бы теперь, когда мы снова встретились, убедить вас в том, как сильно я люблю вас? Прошу вас, пожалуйста, не отворачивайтесь и не молчите.

Рут протянула руку и нежно коснулась пальцами его щеки. Сейчас она испытывала к нему необыкновенную нежность; да, она тоже любила, но говорить об этом не могла, а потому все свое невысказанное чувство вложила в одно легкое прикосновение. Он почувствовал это и закрыл глаза, полностью отдаваясь столь драгоценной для него ласке, затем, повернув ее руку, поцеловал ладонь. Его губы так нежно касались ее кожи, что она не удержалась и погладила его по голове.

— Любимая! — прошептал он в изнеможении.

О, как хотелось ей уступить его нежным и сильным рукам, но не прошло и минуты, как она отстранилась от него. Лишь ее руку продолжал он удерживать, целуя один за другим все пальцы. Она осязаемо чувствовала, как страсть переливается с его губ в их кончики.

Джордж поднял голову и, встретив ее взгляд, улыбнулся той улыбкой, от которой в его карих глазах зажигались золотые искры.

— Простите мне, что я позволил себе усомниться в вас. — Голос его был низким и глухим. — А если мне придется вновь пережить тот же ужас, что и сегодня, надеюсь, вы, со своим пистолетом в руке, окажетесь рядом. Не знаю, как вы, но мне явно нужна защита, именно ваша защита и ваше покровительство, — сказал он с величайшей печалью. — Мне казалось, я хорошо знаю вас, но сегодня я убедился, что к встрече с таким человеком, как Чарльз, вы готовы гораздо лучше меня.

— Ну не преувеличивайте, Джордж, — быстро проговорила Рут. — Где мне до вас, с вашей могучей силой и стремительностью! Я всего лишь женщина. У меня нет ничего, кроме сообразительности. Я ведь знаю, что моя излишняя предусмотрительность не всегда полезна, иногда она только мешает. — Она насмешливо хмыкнула. — Знаете, вчера, после того как ушел Чарльз и я увидела вас в окне, мне страшно захотелось сбежать по лестнице и позвать вас в дом… — созналась она.

Джордж мягко рассмеялся.

— Рад слышать. Надеюсь, вы понимаете, как мне хотелось того же?

— Но вы до сих пор не объяснили мне, что произошло с Чарльзом, — напомнила Рут, выказывая явное нетерпение. Она знала, что Джордж вполне способен на отчаянные поступки ради ее безопасности, но ей хотелось узнать, как именно это произошло. — И почему вы не сказали, что Чарльз мертв, еще тогда, прежде чем мы оставили вас на дороге? Ведь, если я правильно поняла, вы уже тогда знали об этом?

— Да, знал. Но я просто не хотел еще больше огорчать вас и Кору. Вы и без того обе были так измучены, я и подумал: с дурными вестями опоздать невозможно, и решил, что сначала лучше встретиться с сэром Дэвидом, о котором я говорил вам, и выяснить, чем может грозить нам эта смерть. Кстати, он убедил меня, что все будет хорошо. Постойте! — вдруг сказал он, хотя Рут и не пыталась заговорить. — Я знаю, вы можете упрекнуть меня теперь за то, что я молчал, но для Коры — вы не станете отрицать — подлинное благо, что к ее переживаниям в тот момент не прибавилось еще и это.

— О, Джордж, я и не упрекаю вас! — воскликнула Рут дрожащим от волнения голосом. — Теперь я понимаю, как хорошо, что вы не сказали мне этого там, на дороге. Я же всей душой рвалась тогда ехать с вами. Но теперь понимаю, что вряд ли смогла бы сказать в магистрате что-нибудь толковое. Ведь больше всего я боялась найти Кору мертвой! И вообще, последние сутки я была словно одержимая.

— Рут, вы дадите свои показания завтра, но ехать для этого никуда не придется. Сэр Дэвид сам прибудет сюда. Так что никаких неудобств это вам не доставит… — Джордж некоторое время помолчал. — Я рассказал сэру Дэвиду о случившемся, и мы обсудили с ним возможные последствия. Кроме того, Джонс, узнав, что человек, которому он служил и помогал в последнем деле, уже мертв, сознался в злонамеренности действий, предпринятых им по наущению Чарльза, и, кроме того, рассказал кое-что интересное о прошлом этого человека.

— Что именно? — тихо спросила Рут.

— Выяснилось, что в прошлом году Мор — тон-младший убил служанку в одном кабачке, — вновь заговорил Джордж. — Девушка отказалась пойти с ним, он впал в бешенство и подстерег ее, когда она после работы возвращалась домой. Джонс сказал, что ему не составит труда показать место, где они закопали тело. Не думаю, что он понимает, чем ему грозит соучастие в этом страшном деле, но слишком уж на него подействовала смерть Чарльза; он сразу же принялся выкладывать все, что ему известно о покойном хозяине.

— Да, кажется, смерть Чарльза действительно не сможет повредить нам. Вы твердо в этом уверены? — спросила Рут. — Я бы не вынесла, если бы…

— Нет, нет, Рут, ни о чем не надо беспокоиться. Не думаю, что сэр Дэвид хоть на минуту усомнился в моей — тем более в вашей и Коры — невиновности. Ну а Генри — тот вообще вне всяких подозрений. Но не буду кривить душой, против меня, возможно, и выдвинут обвинение. Однако для беспокойства причин нет, дело это наверняка решится в нашу пользу, особенно учитывая преступное прошлое Чарльза. Не говоря уж о сегодняшнем преступлении — похищении богатой наследницы, чему есть свидетели. Да и вряд ли меня осудят за убийство взбесившегося от ненависти негодяя, собравшегося напасть на вас. Так что, уверен, беспокоиться не о чем. Тем более что злодей уже мертв.

— Вероятно, они дадут вам медаль за избавление общества от опасного преступника, — не сдержавшись, съязвила Рут.

И тотчас пожалела о своей несдержанности, ведь она прекрасно понимала, что Джордж и сам тяжело переживает случившееся. Едва ли он действительно желал смерти Чарльза, но если уж так случилось, Рут не сомневалась — никакого удовольствия от этого испытывать он не мог и гордиться ему тут было нечем. Она с горечью подумала, что если бы умела стрелять получше, то спасла бы младшего Нортона от ненужных предсмертных мучений.

— Это я виновата, — сказал Рут, неосознанно высказав то, о чем думала. — Если бы я убила его сразу, там, на дороге, вам не пришлось бы…

Джордж быстро взглянул на нее и прижал палец к губам.

— Вы не должны лишать меня возможности показать вам, что меня не так-то просто напугать кому бы то ни было, — полушутя сказал он. — Между нами говоря, мы сделали доброе дело, защитив Кору и вашего дохлого мистера Нортона от такого злодея, и, полагаю, должны испытывать чувство глубокого удовлетворения.

— Я его и испытываю, Джордж, — совершенно серьезно ответила Рут.

— Ну и прекрасно.

Он встал и снова принялся ходить по комнате, движения его стали более резкими и угловатыми. Через некоторое время он остановился, пристально глядя на пляшущий в камине огонь. Рут видела, что его рука, лежащая на каминной полке, непроизвольно сжалась в кулак. Постояв так с минуту, он повернулся к ней.

— Я сказал, что отвезу вас в «Толстый Кот», а потом мы обсудим все дальнейшее, — сказал он мрачно, — но я не могу ждать так долго. Вы ведь согласны выйти за меня замуж, разве нет?

Рут посмотрела на него. Раньше она задавалась вопросом, почему Джордж хочет на ней жениться? Потому ли, что чувствует себя виноватым перед ней, или просто потому, что ему не удалось это сделать семь лет назад? Но теперь она знала, что это не так. Он просто любит ее, поэтому и хочет на ней жениться. Он сам сказал об этом, да и по многим приметам она видела, что он действительно ее любит.

Но вопрос брака никогда не был для нее легким, она и семь лет назад убеждала его отказаться от этой мысли.

Она подумала о слугах, о высокомерном дворецком, встретившем ее в дверях особняка, о лакеях в роскошных ливреях. Она подумала о людях высшего света, о всех этих леди и лордах, которые составляют мир Джорджа. Наверняка он бывает и при дворе, встречается с королем! Ну, конечно, как же она забыла! Ведь Джордж рассказывал ей как-то о дородности Георга, которого помнит еще с тех времен, когда тот был регентом. Ко всему прочему он после смерти своего отца стал членом палаты лордов, что само по себе обязывает ко многому.

А кто она? Всего лишь хозяйка придорожной гостиницы. Даже если никто никогда не узнает о ее юности, проведенной в Сент-Джайлзе, уже одной этой гостиницы хватит, чтобы великосветское общество отвергло ее раз и навсегда. Она представила себе, во что превратится ее жизнь. Ей каждую минуту придется изображать из себя кого-то, кем на самом деле она никогда не являлась. А уж слуги-то первыми осудят своего господина. Можно представить, что будут говорить о ней в людской и на кухне, когда она станет женой Джорджа — леди Фицуотер.

Леди Фицуотер!

Рут находилась в смятении, не зная, что ей делать, что говорить. Она спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как по щекам разливается жар.

— Рут, вы думаете о моих любовницах? — спросил Джордж. — Я не лгал вам, когда вы спрашивали меня об этом. Я вообще не могу вам лгать. Но ни одна из них никогда ничего для меня не значила.

Он подошел к ней, и она непроизвольно вскочила.

— Почему вы не отвечаете? — спросил он с нетерпением, обнимая ее за плечи. — Ради Бога, Рут! Скажите же мне!

Она нежно коснулась его щеки.

— Джордж, я не выйду за вас замуж, — грустно проговорила она.

Он хотел было что-то сказать, но не нашел слов, отвернулся и на какой-то момент закрыл глаза, как человек, пытающийся вернуть внезапно утраченное самообладание. Затем он вновь открыл глаза и встретился с ее спокойным взглядом.

— Но вы принадлежите мне, — сказал он жестко, — или, если вам так больше нравится, я принадлежу вам.

— Нет.

Рут чувствовала, как разрывается от боли ее сердце, но внешне она сохраняла свое обычное спокойствие. Один Бог знает, какого напряжения всех сил это ей стоило!

— Одной любви слишком мало, — произнесла она. — Я не знаю, как жить в вашем мире, и не уверена, что захочу в нем жить. Я бы стала вашим позором, да и себя обесчестила бы. Нет, стойте! — сказала она, видя, что он хочет прервать ее. — Подождите, дослушайте меня. Знаете ли вы, что значит жить обманом! Выдавать себя за кого-то, кем ты на самом деле не являешься, и постоянно бояться, что вот-вот твоя тайна будет раскрыта? Мне это слишком хорошо знакомо, ибо я жила так многие годы. И я не могу… — голос ее прервался.

— Вы хотите сказать, что не достойны быть моей женой? А не кажется ли вам, что это мое право решать?

— У вас есть право спросить меня, — сказала Рут. — А у меня — право… право отказать вам.

Она видела боль, отчаяние, недоверие в его глазах, его яростное несогласие с ее словами. И сама она, хоть и не подавала виду, испытывала жесточайшую муку. Но она думала о том дне, когда ее присутствие в доме Джорджа навлечет на него стыд и бесчестие. И еще она думала о своем унижении и не знала, что для нее страшнее.

— Вы женщина, которую я люблю. Вы женщина, на которой я хочу жениться. Вы женщина, браком с которой я могу гордиться, — твердым голосом говорил Джордж. — Всю последнюю неделю вы уверяли меня, что живете достойной жизнью, что люди уважают вас, так что же теперь заставляет вас отказаться от своих слов?

— Разве я отказываюсь? Я и сейчас говорю: я семь лет вела добропорядочную жизнь хозяйки гостиницы. Хозяйки гостиницы, Джордж! Представьте себе, что скажут ваши приятели, люди вашего круга, когда кто-нибудь из моих бывших постояльцев узнает меня? А до этого я вообще была девкой вора, — жестко продолжала она. — Вы не первый мужчина, который коснулся меня, и не первый, кто разделил со мной ложе. Кроме всего прочего, никакая я не вдова.

Она видела, какую жестокую боль причиняет ему, говоря о себе столь беспощадную правду. И больше всего ей хотелось зарыдать, броситься ему на грудь, обнять его и сказать, что все это не так, что она не хотела причинять ему боль, что она… Но нет, она не зарыдала и не бросилась к нему. Стояла и смотрела на него, пристально и так же бесстрастно, отчужденно, непримиримо, как столько лет смотрела на тот холодный, чуждый ей мир, в который судьба бросила ее четырнадцати лет от роду.

В те давно минувшие дни она не шла ни на какие компромиссы. Как Чарльз, раз и навсегда назначивший себе цену. Когда однажды она узнала, что почем в этом мире, то никогда уже не позволяла себе роскошь неопределенности. Не могла позволить себе этого и теперь.

— Неужели вы всерьез думаете, что я разрешу вам исчезнуть еще раз? — спросил Джордж. — Неужели после всего, что случилось, вы можете вообразить себе, что я отпущу вас? Бог мой! — Рут содрогнулась, видя его в таком состоянии. — Вы знаете, как я люблю вас. Неужели вы полагаете, что меня волнует ваше прошлое? Знаете ли вы, что я любил бы вас и в том случае, если бы узнал, что все семь лет нашей разлуки вы жили с разными мужчинами! Вы что, не понимаете этого?

— Нет, не понимаю.

Он схватил ее в объятия, но она так умоляюще посмотрела на него, что он сразу же отпустил ее. Она даже пошатнулась и едва не потеряла равновесие.

— Я могу вообразить себе только одну причину, по которой вы отказываете мне, — сказал он холодно и как-то отрешенно. — Вы просто не любите меня, вот и все. И я сейчас вдруг вспомнил, что вы никогда и не говорили, что любите меня. Никогда. Ни в Сент-Джайлзе, ни в Бате, ни здесь… Скажите правду, Рут! Вы меня любили или нет?

Она взглянула на него, но тотчас же отвернулась, боясь, что не выдержит его взгляда. Ничто еще не причиняло ей такой боли, как этот вопрос. Рут знала, что должна произнести слова, которые жестоко ранят его — его, кого она так любила и любит. Гораздо легче было бы перестрадать все самой, чем заставлять страдать человека, дороже которого у нее нет ничего на свете и которому она желает только добра.

Но она уже сделала выбор. Решение принято. В прошлом, в Сент-Джайлзе, она так часто повторяла, что их брак будет неравным и даже позорным, что Шон все понял слишком хорошо и вернул ей ее же слова, выдав их за ответ Джорджа и навсегда лишив ее надежды на счастье. Возможно, Шон просто решил сделать то, что она сама хотела сделать, но не решалась. Ведь она почти уже дала уговорить себя Джорджу. Если бы не его тогдашняя злосчастная отлучка…

Нет, теперь ничто не заставит ее переменить решение. Все, весь мир против их союза. Даже эта великолепная, пышная роскошь, в которой живет Джордж, казалась ей теперь устрашающей. Но как трудно оборвать последнюю нить, связывающую их…

Однако он сам, не ведая того, облегчил ей решение нелегкой задачи, вручив единственное оружие, которое поможет ей сказать то, чего она не желала говорить всеми силами души, и навсегда расстаться с ним. Вот сейчас она скажет ему, что не любит его, и это все разрешит.

И вдруг Рут с пугающей ясностью поняла, что не сможет использовать это оружие против него. Что угодно, но только не ложь!

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, хотя чувствовала, как холоден и отрешен ее собственный взгляд. Она пыталась смотреть как можно жестче и равнодушнее, лишь бы он не заметил, как глубоко она страдает.

— Но пока я здесь… Сейчас… — неожиданно для самой себя заговорила она и взглянула в сторону кровати. — Завтра я уеду домой. Но сегодня ночью…

— Боже милостивый! — воскликнул Джордж, ошеломленный и ужаснувшийся. — Неужели я вам так опротивел, что вы решили принести эту жертву, только бы поскорее от меня избавиться?

Он отступил на шаг, взглянул на нее каким-то странным, будто раненым взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.

Какое-то время Рут продолжала неподвижно стоять, будто статуя, высеченная из ледяной глыбы. Потом лицо ее жалко сморщилось, она упала на колени возле кровати и разразилась душераздирающими рыданиями. По силе отчаяния их можно было сравнить лишь с тем, как рыдала она в тот черный день семь лет назад, когда Шон, посланный с запиской к лорду Фицуотеру, принес ей горестное известие о его решении порвать с ней.

Глава 13

Рут не помнила, как оказалась сидящей на ковре, с лицом, горящим от пролитых слез. Она комкала руками покрывало, когда почувствовала тихое прикосновение к плечу.

— Нет, Рут, — услышала она голос Джорджа, — я не вынесу этого.

Когда он опустился рядом с ней на колени, она привстала и бросилась в его объятия.

— Простите меня, Джордж, простите, — сквозь вновь полившиеся слезы говорила она. — Я так виновата перед вами, простите меня!

— Любовь моя! — прошептал он, прерывисто дыша.

Он нежно обнимал ее, пережидая, когда иссякнет поток слез, а она в это время думала, что не в силах исцелить ту рану, что нанесла ему в самое сердце. Единственный выход, пожалуй, — навсегда от него уехать. Сквозь шероховатую ткань халата она чувствовала жар его тела. Слышала биение его сердца почти у самого уха.

Джордж все еще обнимал ее, когда она перестала плакать и попыталась отстраниться от него. Он нехотя освободил ее. Никогда в жизни Рут не была такой непоколебимой. Но он единственный из всех, от кого она вправе ожидать защиты.

Она приподняла голову, и он погладил ее заплаканные щеки чуть дрожащими пальцами, потом нежно коснулся горячими губами опухших полуприкрытых век.

— Почему вы вернулись? — прошептала она.

— Потому что Не смог уйти, — просто сказал он. — Рут, против вашего желания мне ничего не нужно. Если вы не любите меня… — Он помолчал, и она увидела в его глазах неподдельное страдание. — Я не стану удерживать вас. Если хотите, можете вернуться в «Толстый Кот», не смею вам мешать… Но пожалуйста, не вычеркивайте меня из своей жизни. Мне надо только… Надо знать, что вы в безопасности, что вы… что вы счастливы…

Новые слезы выступили на глазах Рут, и она, приподнявшись, прильнула к нему, обняв за шею, затем притянула к себе его голову.

Он поцеловал ее, и всю боль, всю тоску и томление любви она ощутила в осторожном прикосновении его губ. Она еще теснее прильнула к нему, ее губы приоткрылись, и она ответила на его поцелуй.

Он отшатнулся.

— Рут?..

— Иди ко мне, — тихо сказала она.

— Нет.

Он посмотрел на нее твердо, даже с каким-то отчуждением, так что на какую-то долю секунды она испугалась, решив, что она, ее близость больше не волнует его. Но он вновь обнял ее, и она успокоилась.

Опустив глаза, Рут пыталась успокоиться, совладать со своими чувствами, затем подняла голову и встретила его смятенный, ищущий взгляд. Робко улыбнувшись, она коснулась его губ тонкими, трепетно подрагивающими пальцами.

— Я не могу сказать… — растерянным голосом произнесла она. — Не могу сказать вам… Джордж, я не знаю, что мне и думать, как следует поступить… Вы просили меня не отталкивать вас. Но не отталкивайте же меня и вы сами…

Он встал и одним движением легко поднял ее с пола, затем бережно посадил на кровать. Совершенно не к месту в ее сознании промелькнула мысль, что даже после передряг, случившихся днем, он по-прежнему силен и энергичен.

Сев рядом, одной рукой он обнял ее за талию. Ее сердце забилось сильнее.

— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он, с сомнением заглядывая ей в глаза. — Я не забыл, в какое смятение вы пришли вчера, в доме на Королевской площади. Рут, никогда я не причинял вам вреда, никогда не желал худого и сейчас не…

Она прикрыла его руку своей. Он сбросил свой длиннополый халат, и она почувствовала сквозь тонкую ткань рубашки его сильное, жаркое тело.

— Разве страстное плотское желание и любовь не одно и то же? — спросила она и увидела, как померкло сияние его глаз.

— Нет, — потрясенно сказал он. — Нет, любимая, не совсем так. Вы и сами это знаете. И вы ведь не о том хотели спросить, разве нет?

Она колебалась, не зная, что ответить. Некоторые из свечей к тому времени угасли, и в спальне стоял неверный мерцающий полумрак. Он улыбнулся и убрал с ее лица локоны, нежно касаясь пальцами щек. Она почувствовала, как замерло ее сердце в ожидании того, что неминуемо произойдет дальше.

— Вы уверены, что хотите этого? — снова спросил он.

Она кивнула, потом громко, так чтобы у него не могло остаться сомнений относительно ее ответа, воскликнула:

— Да!

Он склонился к ней и поцеловал. Его губ, нежных и горячих, она почти не почувствовала. Вдруг оказалось, что у нее почти нет сил, чтобы разделить с ним восторг близости, слишком много мыслей проносилось в голове, и они не позволяли полностью отдаться страсти. И, хотя она обняла его и зарылась пальцами в его волосы, все же уверенности в том, что ей удастся пробудить свою чувственность, у нее не было. А ведь до того лишь от одного его прикосновения в ней властно возникало неукротимое желание, развеивающее в драх все страхи и смущение. Зато она слишком хорошо чувствовала, как страсть все сильнее разгорается в нем, и решила утолить его желание, не думая о собственном удовольствии. Ведь он ранен не врагом, а ею самою, ее словами… Она оттолкнула, отвергла его, но сейчас, как бы во искупление вины, постарается сделать его счастливым. И потом, как знать… Она, конечно, вернется в «Толстый Кот», но разве и там или в другом месте они не смогут встретиться еще раз? Встретиться и провести ночь любви. Еще одну ночь…

Вот ее мысли. Мысли, убивающие чувственность.

Но в этот момент его губы стали настойчивее, язык пробрался в глубь ее рта, и желание начало мало-помалу охватывать Рут. Прижавшись к нему, она запрокинула голову назад, кожей шеи чувствуя его поцелуи. Ответная дрожь охватила ее, заставив с замиранием сердца ожидать, когда тело его прильнет к ней еще теснее.

Галстук его был отброшен вместе с халатом. Тогда она этого не заметила, а сейчас, обнаружив, что ворот рубашки свободен, проникла пальцами в открытый вырез, наслаждаясь игрой мускулов на его груди и плечах. Но, почувствовав, как сильно действуют на него ее ласки, испугалась, что все закончится слишком быстро. И тут он занялся ее халатом, быстро стащив его с ее плеч. Теперь между их телами не оставалось никаких преград, кроме тонкой материи ночных рубашек.

Он легко коснулся поверх ткани ее груди, и она застонала, захлестнутая волной наслаждения. Ее ногти впились ему в плечи, она ощутила нетерпение его рук, волосы ее разметались по подушке. Другая его рука заскользила по ее телу.

Рут приподнялась, обнимая его за шею, и поцеловала, ощущая пылающими губами прикосновения его языка. Его рука продолжала ласкать ее грудь до тех пор, пока она не перестала ощущать что-либо, кроме наслаждения, и ее всю охватил восторг плоти.

Она тихонько застонала, закрыв глаза.

Неожиданно Джордж медленно отстранился и теперь просто любовался ее телом, в трепетном ожидании лежащим перед ним. Он дышал часто и прерывисто, и она чувствовала, как сильно бьется его сердце. У нее появилось неясное опасение, что он сознательно подавляет в себе страсть. На лице его блуждала какая-то странная улыбка, и Рут не могла определить, чего в ней больше — смущения или удивления.

— Когда вы на что-то решаетесь, то идете в этом до конца, не так ли? — спросил он. Голос его был хриплым, но тон легким, почти веселым.

Волна стыдливости захлестнула Рут. Она сделала быстрое движение, будто собираясь прикрыться, но он ласково удержал ее.

— Ничего греховного перед очами Небес мы не творим, раз это порождено любовью, — сказал он мягко, обнимая всю ее нежным взглядом. — Ты ведь только теперь в это поверила, Рут?

Она взглянула на него с удивлением и недоверчиво прошептала:

— Как ты узнал мои мысли?

— Нетрудно вообразить состояние разума дочки священника после всех выслушанных ею от батюшки и матушки наставлений о пагубности плотского греха. Я уж не говорю о разглагольствованиях в духе тех, что расточала леди Хофбрук перед невинными девочками. Особенно если знаешь, что эта леди, не дрогнув, потом ввергла невинное дитя в адскую пучину воровского притона Сент-Джайлза, не смущаясь никакими соображениями нравственности. Прости меня, любимая, — сказал он с сожалением. — Если бы я уделил большее внимание тому, что ты чувствуешь, а не тому, что занимает сейчас мое сознание, я бы оказал тебе лучшую услугу.

— Ты всегда оказывашеь мне самые лучшие услуги, — нетвердо ответила Рут, не совсем понимая состояние Джорджа, но догадываясь, что теперь пришел его черед бороться с назойливыми мыслями.

Рука Рут легла поверх его руки, все еще слегка поглаживающей ее грудь, и она улыбнулась, глядя ему в глаза, чуть смущенно, но без малейшего сомнения. Радостно вскрикнув, он схватил ее руку и поцеловал ладонь. Жаркая волна восторга пробежала по ее телу, и она вся потянулась к нему, не желая более слышать никаких слов.

Он нашел подол ее рубашки, и его рука легко скользнула под него, поднимаясь по бедру. У Рут перехватило дыхание от его прикосновений, в висках стучало от яростного желания, однако он вел себя так, будто прелюдия у него важнее самого события.

Внезапно она подумала, что ему мешает страх испугать ее или причинить боль. Очевидно, он все еще не уверен в том, что она так же желает этого, как и он.

— Джордж, ты чего-то боишься? Так не бойся… — сказала Рут. В ее голосе робость сочеталась с нетерпением.

Он нервно засмеялся и положил голову между ее грудей. Она сильнее прижала его к себе, радостно узнавая его возбуждение и настойчивость, ощущая его мощное желание, которое он был уже почти не в силах сдерживать. Чувство огромной нежности переполняло ее, а его сила только воодушевляла.

Затем он неторопливо поднял ее рубашку. Обнаженная до пояса, она видела, что тело ее освещено теми несколькими свечами, что еще не угасли, и немного смущалась тем, что лежит обнаженной под его изучающим взглядом. Из скромности она даже закрыла глаза, но не стала прятать свою наготу, зная, что смотреть на нее ему нравится не меньше всего остального.

Он вздохнул, и глаза ее распахнулись в тревоге.

— Я никогда не просил позволения нарисовать тебя, но, наверное, тебе и самой этого хочется, — сказал он печально, и она увидела в его глазах сияние любви. — Я прошу тебя об этом сейчас, и если ты разрешишь, то у меня всегда будет возможность полюбоваться твоей красотой.

— Джордж! — испуганно и возмущенно воскликнула она, пытаясь прикрыть руками свою наготу. — Да ты просто читаешь мои мысли!

— Нет, где уж мне читать твои мысли… — Он помолчал и вдруг заговорил совсем иначе: — Любимая, постарайся понять меня, я так долго мечтал о тебе… о нашей встрече, что теперь…

Он как-то странно улыбнулся. Затем выражение его лица резко переменилось. Карие глаза вспыхнули огнем желания, в них появилось нечто сильное, властное, и Рут почувствовала, что сознание его отступило в эту минуту перед страстью, обняла его и, поднявшись навстречу, закрыла его рот поцелуем.

Он больше не желал и не мог смирять себя. Его руки настойчиво двинулись по ее спине. Восторг, который он пробудил в ней раньше, теперь проснулся и в нем. Да и она в этот миг страстно хотела чувствовать его каждой частичкой тела. Видеть и осязать его, как он видит и осязает ее. И начала нетерпеливо стаскивать с него рубашку.

Тогда он встал, быстро разделся, приподнял ее и, отбросив покрывало, опрокинул на хрустящие полотняные простыни, а секундой позже оказался рядом с ней.

Теперь они лежали, ощущая друг друга всем телом. Огонь в очаге почти погас, ведь Джордж не поддерживал его больше, но Рут уже не было холодно.

Ее волосы разметались по подушке, а кожа пылала от жара возбуждения. Он сейчас здесь, с ней, — все остальное потонуло во мраке и исчезло.

Ощущение неземного блаженства наполнило ее — он овладел ею. Она ласкала его спину, полностью подчинившись его желаниям, и ни о чем не думала в эти сладчайшие мгновения — ни о своей самостоятельности, ни об размеренном, унылом существовании хозяйки гостиницы, добропорядочной миссис Прайс.

Весь ее мир взорвался. Ее тело теперь не просто земной сосуд для хранения души. Оно стало восхитительным средством, с помощью которого она могла давать и получать любовь, давать и получать счастье. И у нее сейчас не было ничего, кроме тела, чтобы выразить всю нежность, которую она испытывала к любимому.

И вот она воспарила к самому пику ослепительного наслаждения, к последнему, наивысшему, моменту экстаза, и счастье полной удовлетворенности захлестнуло ее.

Джордж не покидал ее. Рука его скользнула к ее руке, и так они долго лежали, держась за руки, а голова ее покоилась на его плече.

Она гладила мускулистую грудь возлюбленного и вдруг вспомнила Джека Рэя. Взломщику, насколько она помнила его, было тогда всего лишь двадцать восемь — на три года меньше, чем теперь Джорджу. Но жизнь так истрепала его костлявое, жилистое тело, задубила его кожу, что он казался много старше — уже совсем немолодым. И все же для нее таилась в нем какая-то загадочность, он даже чем-то привлекал ее. Возможно, все это объяснялось лишь тем, что самой Рут было всего-то пятнадцать.

— Джек Рэй? — донесся до нее тихий голос Джорджа.

Она подняла голову и с удивлением посмотрела на него. — Что?

— Разве ты не сравнивала нас сейчас? — спросил он непринужденно.

На губах его играла легкая улыбка. Он отодвинул с ее щеки прядку волос.

— Но разве мы впервые вдвоем? — воскликнула обескураженная Рут. — Почему?..

— Сегодня мы впервые по-настоящему любили друг друга, совсем не так, как это происходило там, — спокойно сказал Джордж. — Там ты отдавалась мне как-то равнодушно, будто бросала кусок мяса назойливому уличному псу, чтобы тот отвязался. А я уже и тогда любил тебя очень сильно. Это мне запомнилось как самая тяжелая душевная рана в жизни. Я каждый раз обещал себе, что это последний раз, но как выполнить такое обещание, когда любишь…

— Значит, сегодня все было не так, как тогда?

Сердце Рут заныло при мысли о той боли, которую она, сама не ведая, причиняла ему.

Он нежно улыбнулся.

— Мысленно ты была там. Я угадал? Она кивнула, и ее волосы опять упали, щекоча ему нос. Он сдул их, она улыбнулась и снова уютно положила голову на его плечо.

Но вскоре села опять.

— Если ты решил, что я думала о Джеке Рэе, значит, ты сам думал о Коринне, — сказала она ревниво.

— Нет. Хотя… — Джордж заколебался. — Не только о Коринне… Просто вспомнил твой вопрос о разнице между любовью и плотским вожделением. — Он вздохнул. — Если бы я мог навсегда стереть из памяти, забыть… Рут приложила палец к губам.

— Что бы с нами ни случилось, мы никогда не должны думать, что прошлое надо забыть, что оно загублено, — сказала она. — Конечно, там было разное…

— Что бы с нами ни случилось? — переспросил Джордж, но расспрашивать ни о чем не стал.

Рут была ему благодарна за это. На некоторые вопросы она все еще не могла ответить. Да, лорд Фицуотер любит ее, она любит его, но это не значит, что она стала больше подходить ему в жены, чем несколько лет назад. Ей нужно о многом подумать. Нужно время, чтобы окончательно поверить, что она действительно встретила человека — единственного в мире, — который никогда не причинит ей страданий.

— Кто научил тебя стрелять? — вдруг спросил Джордж.

Рут резко села — так неожиданно прозвучал этот вопрос. Она подняла голову и посмотрела на него. Озорная улыбка промелькнула по ее лицу.

— Впрочем, я и сам знаю, — заявил он прежде, чем она успела ответить.

— Джек Рэй! — Эти слова они произнесли одновременно, в один голос.

Рут рассмеялась и снова улеглась рядом с ним. Теперь они начали мерзнуть, и Джордж потянулся за одеялом и накрыл их обоих. Только две свечки еще горели — собственно, даже не горели, а догорали, — и светить им оставалось недолго.

— Я никогда не слышал, чтобы ты говорила о нем плохо, — спокойно сказал Джордж. — Из всего, что ты мне рассказывала о нем и о том, как состоялась ваша, как ты это называешь, сделка, я понял, что ты была привязана к нему. Во всяком случае, с ним тебе было спокойнее, чем в моих объятиях. — В последних его словах проскользнула нотка горечи.

— Он был добр ко мне, никогда не заставлял страдать, — медленно произнесла Рут, вглядываясь в прошлое. — Ты прав, Джордж. Особого наслаждения он мне дать не мог, но и боли мне не причинял. Заботился обо мне как мог. И был единственным, кто, дав слово, держал его. Подарил пистолет и научил им пользоваться, потому что, как говорил, он не всегда будет со мной, чтобы заступиться за меня. И верил, что я способна сама защитить себя.

— Как видно, этот парень лучше понимал тебя и твое положение, чем я тогда, — печально сказал он. — А его подарок выручил тебя и десять лет спустя. Я же никогда ничего не давал тебе такого, что помогло бы тебе в мое отсутствие.

Рут инстинктивно убрала руку с его груди, а пальцами другой схватилась за кольцо на безымянном пальце. Она почти испугалась своего непроизвольного жеста, но успокоилась, убедившись, что Джордж ничего не заметил. А если и заметил, то не подал виду.

— Тебе надо поспать, — сказал он с сожалением и стал подниматься. — Ночь уже на исходе.

— Нет, — тотчас отозвалась Рут, чувствуя, как во все закоулки ее души вползает ледяной ужас.

Ночь действительно проходила, а завтра ей предстоит принять так много решений… Но она перепугалась, что вот сейчас, прямо сейчас, прервется эта удивительная близость, истекут эти волшебные минуты. А вдруг эта ночь уже больше никогда не повторится?

Джордж успокоил ее, опустившись рядом. Она поняла: он испытывает те же чувства и ему тоже не хочется расставаться.

— У нас целый день впереди, — сказал он нежно. — Ты еще не приняла решения? Прошу тебя, не спеши. Мы можем посидеть в саду и посмотреть, как черные дрозды клюют прошлогодние яблоки. Миссис Роналдсон просто обожает черных дроздов. Она говорит, что они поют красивее всех других птиц. Я, правда, в этом не уверен. Мне они кажутся смешными птицами, всегда-то они озабоченно возятся и тревожно щелкают в кустах живой изгороди. Я больше люблю дрозда-дерябу. Он ведь поет даже в самые жестокие зимние ураганы. Я много раз видел эту птичку в саду; в непогоду она распевает так, будто нет в ее жизни большей радости, чем слышать вой метели и видеть хлопья снега на черном небе.

Слезы застлали взор Рут. Она чувствовала, что ее возлюбленный говорит о чем-то большем, чем выражено словами. Но она сдержалась и спрятала лицо у него на плече, чтобы он не заметил, как глубоко потряс ее своим рассказом.

— Как быть с Корой? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Подождем известий из Бата, а до того ничего не станем предпринимать, — ответил Джордж. — Она написала матери, что с ней все хорошо, чтобы та не беспокоилась, но она не сможет вернуться в Бат, пока не узнает, чем закончится дело с Чарльзом. Она считает, что ее могут вызвать как свидетеля по этому делу. Вообще она храбрая девушка.

— А ты сказал ей, что случилось с Чарльзом?

— Да.

Рут почувствовала, как напряглись его мышцы, и сочувственно дотронулась до его руки. Он схватил ее кисть и ответил крепким и сильным пожатием.

— Думаю, узнав об этом, она даже успокоилась, — сказал он спустя несколько минут. — Хотя, конечно, это ее явно расстроило. Боюсь, что теперь ее какое-то время будут мучить кошмары.

— А тебе не будут сниться кошмары? — спросила Рут, подумав о том, сколько тяжелых и страшных минут пришлось пережить ему из-за этого дела, особенно из-за смерти Чарльза.

— Еще не знаю, — тихо ответил он, нежно поглаживая ее руку, и вдруг она поняла, что о смерти Чарльза он рассказал ей отнюдь не все. — Тебе пора спать, любовь моя. Надо немного восстановить силы, хотя бы для того, чтобы выйти в сад и послушать черных дроздов.

Рут закрыла глаза, все еще чувствуя легкие прикосновения его пальцев. Не сговариваясь, они решили не говорить пока о том, что занимало обоих. Подумаю об этом днем, решила она про себя. Сейчас она просто была не в силах размышлять на такую непростую тему.

Она видела, как сильно он желает этого, и прекрасно понимала, какое действие произведет на него отказ. Но непростое решение оставалось за ней. И он тоже понял это, когда, вернувшись в спальню — казалось, целая жизнь миновала с того момента, — застал ее на полу, возле постели, безутешно рыдающей.

Но он сказал, что хочет знать только одно — что она в безопасности. И когда Рут услышала его спокойное дыхание рядом с собой, она поняла, как мало о нем знает. Но, чтобы лучше узнать человека, не обязательно выходить за него замуж. Он сможет иногда навещать ее в «Толстом Коте». Возможно, даже будет останавливаться в гостинице. И они прекрасно могут встречаться там, не опасаясь скандала, который неминуемо разразится, заключи они брак.

И он получит… Что? Возможность видеть ее, но не прикасаться к ней? Да для него это будет пыткой, адским мучением, впрочем, как и для нее! Она вздохнула. Его рука, нежно ласкавшая ее до этого, замерла, будто он почувствовал, о чем она думает. Нет, , так терзаться самой и терзать его — это хуже всего, хуже брака, грозящего скандалом, хуже даже самой разлуки. Есть только два пути: быть вместе или навсегда расстаться. Иное невозможно.

Остается одно — расстаться. Ведь она категорически не желает быть его любовницей. Но правда также и то, что семь лет назад она пыталась убедить его, что это единственная форма отношений, которые они могут себе позволить. Семь лет назад… Но не сейчас.

Да, она была его любовницей, но нельзя использовать прошлое в качестве оружия против него. Он должен жить своей привычной жизнью, а ей довольно знать, что она не принесла ему беды.

Да и себе самой… Ведь если у них появятся дети, они не будут иметь право ни на что — ни на имя, ни на наследство, ни на уважение общества. Каждый сможет назвать их ублюдками! Что страшнее для сердца матери? И за что обрекать на муки невинные создания?

Нет, иного решения быть не может — они должны расстаться. Нельзя вовлекать в свои беды чистые души детей. Преступно заставлять их оплачивать своими страданиями, порожденными бесчестьем, краткие минуты собственного счастья.

И все же сейчас она не готова дать ему окончательный ответ. Она даже пыталась заговорить об этом, но смешалась, сознавая, что любое решение, какое ни возьми, невероятно тягостно.

Нет, не сейчас… После, после…

Мысли ее начали путаться, она пребывала между сном и бодрствованием, когда он тихонько встал с кровати. Она понимала, что он сейчас уйдет, и немой крик протеста против непоправимой утраты возник в ней. Но она сумела подавить его, не дать вырваться наружу и не сделала ни одного движения, чтобы удержать Джорджа. Он оделся и покинул спальню прежде, чем в доме проснулись слуги.

Глава 14

Рут проснулась после нескольких часов беспокойного сна. Никто не пришел разбудить ее. Если это следствие особого распоряжения Джорджа, то она ему благодарна. Обнаженная, среди полотняных простынь… А ведь еще никогда в своей жизни она не спала обнаженной.

Повернувшись на другой бок, она испытала несказанное удовольствие от нежного прикосновения тонкого полотна к коже. Да и сами эти простыни еще хранили тепло тела любимого, его особый, хорошо знакомый ей, так возбуждающий ее мужской запах. Ее переполняли чувственные воспоминания об ушедшей ночи, так что даже прикосновение простынь, на которых он лежал, доставляло немалое наслаждение.

Рут не стыдилась своих ощущений. Она вспомнила тонкие, всегда поджатые губы леди Хофбрук, ее вечные нравоучения… Затем вспомнила и самого сэра Эдуарда Хофбрука. Пренебрежительная улыбка скривила ее губы. Да будь она сама женой сэра Эдуарда, то, вероятно, тоже проповедовала бы то, что проповедовала занудная леди Хофбрук.

В ушах все еще звучали некоторые из этих проповедей, особенно выдержки из посланий Святого Павла, касающихся целомудрия. Он не раз повторял, что лучше целомудрие, чем брак, но лучше брак, чем пламя преисподней. Тогда, будучи еще ребенком, она не понимала смысла последнего утверждения. Теперь она все поняла, но не могла с ним согласиться. Мало ли перестрадала ее душа, отбиваясь от нечистых, чувственных демонов плоти! И сейчас она находила естественным, что ее сердце, разум и тело стремятся к любви так же страстно, как прежде они стремились к выживанию.

Разве раньше она искала изнеженности и роскоши, разве избегала тяжкой, ежедневной работы? Разве ей не удалось, работая от зари до зари, превратить загаженный «Толстый Кот» в благопристойную гостиницу? Почему же теперь должна она отказаться от возможности быть счастливой и сделать счастливым человека, которого любит?

Рут лежала и улыбалась, всматриваясь в тяжелые складки бархатного балдахина и не видя их. Наконец она приняла единственное и последнее решение. Она поняла нечто важное о самой себе: главное в ее жизни — любовь и она от нее не откажется ни за какую цену! Но на вопрос, готова ли она стать женой Джорджа, ответа у нее по-прежнему не было. Полчаса спустя Рут сошла вниз, страшно волнуясь, но стараясь выглядеть спокойной и естественной. Вот странная насмешка судьбы: она гораздо меньше волновалась перед заведомо пугающей встречей с Чарльзом, чем сейчас при мысли о неизбежной встрече с дворецким. В первом случае она знала, что на худой конец может выстрелить в него или хотя бы припугнуть. А что делать с высокомерным дворецким, если он обойдется с ней непочтительно? Не стрелять же в него, в самом деле? Один из ливрейных лакеев открыл перед ней дверь в столовую, и она вошла туда, за ранее изобразив на лице легкую любезную улыбку и стараясь выглядеть беззаботной молодой женщиной, столь непринужденной, будто с самого раннего детства привыкла, что слуги угодливо растворяют перед ней двери. Кора томилась за столом в одиночестве. Увидев Рут, она улыбнулась, но тотчас на ее лице появилось участливое сострадание и вопрос. Рут осмотрелась. В столовой, к ее удивлению и радости, не оказалось ни одного лакея.

— Простите, Кора, вчера я так неожиданно покинула вас, — сказала она серьезным тоном, но с некоторой долей смущения. — После всего, что нам вчера пришлось пережить, наверное, это было особенно неприятно… Но моя матушка часто играла эту пьесу…

— Пожалуйста, миссис Прайс, не надо! — быстро заговорила Кора, воспользовавшись тем, что Рут замолчала на миг. — У вас нет никакой нужды извиняться или оправдываться. Тем более после всего, что вы сделали для меня. Налить вам кофе? — спросила она, протягивая руку к кофейнику.

— Да, пожалуйста. — Рут села и, еще раз окинув взглядом столовую, удивленно спросила: — А где?..

— Лорд Фицуотер распорядился отослать всех слуг, — сообщила Кора, явно довольная этим обстоятельством. — Вчера вечером я сказала ему, как неловко нам было ужинать под их строгим присмотром.

— Вы ему так и сказали? — удивилась молодая женщина.

— Полагаю, он не обиделся. — Кора озорно улыбнулась и принялась наливать для Рут кофе. — Он никогда не ведет себя как все эти надутые вельможи.

— И что он сказал?

— Он рассмеялся и согласился со мной, заметив, что если и держит такую прорву слуг, то исключительно принимая во внимание амбиции своего дворецкого. Он сказал, что этот Дибли правит в доме с незапамятных времен, когда его самого и на свете не было, и что он сам, лорд Фицуотер, чувствует себя так, будто он в большом долгу перед своим дворецким, особенно когда создает волнение в доме, позволяя себе приглашать гостей, не предупредив об этом заранее. Никогда бы не подумала, что лорд Фицуотер его боится. Во всяком случае, этот Дибли, кажется, пользуется здесь правом указывать своему господину на некоторые несоответствия его поведения принятым правилам приличия. Как вы думаете… — Кора помолчала, задумавшись, затем продолжила: — …когда я встретила его сегодня утром — мы как раз сидели с лордом Фицуотером, — я подумала, возможно, что Дибли на самом деле не такой уж строгий, надменный и высокомерный, каким хочет казаться.

Рут выслушала весь этот монолог с легкой заинтересованной улыбкой и сказала:

— Вы очень наблюдательны, Кора.

— О, я только пробую развивать эту черту, — весело сказала девушка. — Лорд Фицуотер сказал, что, если я хочу передавать сходство, мне просто необходимо научиться видеть во всем истинную подоплеку, а не то, что лежит на поверхности.

— Лорд Фицуотер развивает в себе эти способности всю жизнь, — тихо сказала Рут. — Простите, Кора, — продолжила она после некоторого молчания, поймав себя на том, что, углубившись в воспоминания, чуть не забыла о собеседнице. — Я не спросила вас, как вы себя сегодня чувствуете? Вы хорошо спали?

— Не сказала бы, что мои сновидения были приятными, мэм, — задумчиво проговорила Кора, и глаза ее слегка затуманились. — Мне так хочется поскорее домой, несмотря даже на то, что там будет тетушка Эмили. Кажется, я и ей бы сейчас обрадовалась. Но когда я сказала об этом лорду Фицуотеру, он убедил меня, что лучше пока оставаться здесь и дождаться возвращения Генри. Просто на тот случай, если сама решит ехать за мной. Я, правда, написала ей, чтобы она этого не делала. Но кто знает, вдруг она все бросит и помчится сюда. Было бы ужасно, если бы мы разминулись в пути.

— Уверена, что Генри вот-вот объявится. Он обещал гнать туда и обратно во всю мочь. Он ведь понимает, как вы тревожитесь о своей матушке и как там будут рады узнать, что с вами все в порядке.

Кора снова улыбнулась и спросила:

— Миссис Прайс, а вы и правда поверили в его дурацкую историю с дядей на деревянной ноге?

— Мне кажется, свою историю он слегка приукрасил, — ответила Рут. — Ну а я приукрасила свою, можно даже сказать, я ее придумала; — созналась она.

— Ох, я ведь так и подумала, — лукавые огоньки заплясали в глазах девушки. — Вы просто пытались успокоить меня. Мэм, скажите, вы не могли бы… не могли бы научить меня стрелять?

Рут чуть не подавилась кофе.

— Надеюсь, у вас никогда не возникнет причин для пальбы! — воскликнула она.

— О, я тоже надеюсь. Но все же было бы полезно обладать таким завидным умением.

— К тому ж, Кора, у меня ведь нет больше моего пистолета, — сказала Рут. — Джордж вчера разоружил меня. Но я посмотрю, что тут можно сделать.

В процессе разговора Рут не переставало терзать беспокойство: а где же сам хозяин дома? Она оглянулась, будто он чудом мог оказаться у нее за спиной, и смутилась, пряча от Коры выражение своих глаз.

— Он сказал, что пойдет в сад, к летней кухне, рисовать черных дроздов, — сказала Кора, намазывая маслом тост. — Я смотрю, вы ничего не съели, мэм. Вот, возьмите…

— Нет, нет, спасибо, Кора, — отозвалась молодая женщина. — Я не голодна. А кофе прекрасный. Послушайте, я подумала, к чему это «мэм»? Зовите меня просто Рут, а то я начинаю чувствовать себя почтенной престарелой вдовой!

— Благодарю вас, Рут — пылко ответила девушка. — Знаете, мне в голову пришла довольно дурацкая мысль: что, если бы этот Чарльз не затеял свое злодейство, я никогда не встретила бы ни вас, ни лорда Фицуотера, — произнесла она задумчиво и вдруг, будто вспомнив что-то важное, нетерпеливо сказала: — Ох, Силы Небесные! Рут, ну что ж вы сидите? Идите скорее и посмотрите его рисунки! Ну что вам за радость завтракать в обществе такой скучной собеседницы? Все равно ведь вы ничего не едите!

Рут нашла Джорджа неподалеку от летней кухни, расположенной у садовой стены. Погода стояла ветреная, но солнце светило ярко, и на каменной скамье, куда ветер не доставал, даже чуть припекало.

Джордж рисовал птиц, расклевывающих прошлогодние подмороженные яблоки, которыми их любила угощать миссис Роналдсон. Рут немного постояла, наблюдая. Здесь среди черных дроздов затесался один дрозд-деряба.

Его бледно-коричневое оперение казалось тусклым и невзрачным по сравнению с рос-кошнь!м лаковым убранством черных дроздов, но зато, как говорил ей Джордж, эта птичка не боится распевать и во время зимних бурь.

Рут знала об этом и раньше, но никогда не придавала большого значения. Джордж же не просто знал, а помнил и ценил это. Возможно, он всегда видит больше, чем все остальные люди.

Затем порыв ветра подхватил ее юбки, зашуршал ими, вспугнув птиц, и Джордж поднял голову. Увидев ее, он улыбнулся, и в глазах его вспыхнули золотые искорки. Рут посмотрела на рисунки, пытаясь найти тему для разговора.

— Взгляните на птиц небесных… Посмотрите на полевые лилии (Евангелие от Матфея, 6 (26, 28)) — процитировала она. — Я всегда удивлялась тому, как подробно ты видишь мир.

Джордж отложил тетрадь и, взяв ее за руку, притянул к себе и усадил рядом.

— Хотелось бы мне увидеть мир твоими глазами, — весело сказал он. — Я вот сижу тут и все пытаюсь понять, почему ты решила оставить меня.

— Я…

— Нет, постой, дай мне договорить. — Он улыбнулся и любовно заглянул в ее сомневающиеся глаза. — Я понимаю, после стольких лет самостоятельности трудно, должно быть, позволить другому человеку заботиться о тебе. А уж в браке и вообще придется полностью положиться на супруга, не так ли?

У Рут перехватило дыхание. Она удивленно смотрела на него, ибо не ожидала, что он так хорошо знает обо всех ее чувствах. А ведь ей казалось, что она так ловко их скрывает.

— Хорошо, допустим, ты не можешь расстаться с «Толстым Котом», — рассудительно продолжал лорд Фицуотер. — Так содержи его, если уж тебе так хочется. Я никогда не потребую от тебя думать только обо мне. Мне и самому не интересна жена, которая не больше чем украшение гостиной.

Видя, что она полна сомнений, он нежно провел ладонью по ее щеке.

— Но это действительно так, разве я не угадал? — мягко сказал он. — Ты же не представляешь себя в качестве украшения гостиной или чем-то в этом роде.

Рут коснулась запястья его руки.

— Джордж, нам не удастся изменить прошлое, — прошептала она безнадежно.

— А зачем его менять? Или ты в самом деле думаешь, что меня заботит чье бы то ни было мнение? — говорил он спокойно, но со сдерживаемой страстью в голосе. — Какое, к черту, мне дело до остального мира? Послушай, Рут, пусть говорят за нашими спинами о нас все, что вздумается. Ну а если кто попробует в моем присутствии хоть словом задеть тебя, то пожалеет, что дожил до этого дня!

Сердце Рут отчаянно билось, переполненное счастьем. Она верила всему, что он говорил, каждому его слову, ибо знала, что если он что-то обещает, то непременно выполнит обещание.

— Ты спрашивала меня, знаю ли я, что такое жить во лжи, все время опасаясь разоблачения, — продолжал он строгим и бескомпромиссным тоном. — Ты права, я не знаю этого. Но это не имеет значения, ибо я и не прошу тебя жить со мной во лжи. Тебе нет нужды выдавать себя на кого-то, кем ты на самом деле не являешься. Все, о чем я прошу тебя, это стать моей женой. А я постараюсь быть тебе хорошим мужем.

Рут склонила голову, чувствуя, что взгляд ее слишком полон любовью и благодарностью зато, что она услышала. Чрезмерное волнение не давало ей говорить. А ведь она до сих пор не сказала, что решила не отвергать его больше. Разве он не заслуживал того, чтобы получить от нее такое же обязательство, каким связывал себя с ней?

— Я нахожу только одну причину, по которой ты можешь отказаться выйти за меня замуж, — немного успокоившись, сказал Джордж. — И эта причина заключается лишь в одном: ты меня не любишь. Дай мне твою руку. Нет, не эту. Левую.

Рут, слабо улыбнувшись, протянула руку, позволив ему повернуть кольцо надписью наружу. Она не отрывала взгляда от Джорджа, следя за выражением его лица, когда он смотрел на кольцо. Он долго рассматривал его и вдруг с такой силой сжал ее пальцы, что ей стало больно и она поняла — он прочитал надпись. Тихим, но торжественным голосом он по памяти произнес этот библейский стих:

…Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня, с тобою. (Книга Руфи, 1 (16-17)).

Он отпустил ее руку и всмотрелся в лицо. Глаза Рут переполняли слезы любви и понимания.

— Шон не хотел забирать его у ювелира, — слабым голосом сказала она, ибо почувствовала, что теперь у нее нет больше секретов от Джорджа. — Но я подумала, что для меня лучше будет считаться вдовой, чем старой девой. И сказала себе, что если уж быть вдовой, то только твоей.

— Ну, довольно тебе быть моей вдовой, пора уже становиться женой! — с самым серьезным видом провозгласил Джордж.

Он обнял Рут, склонил к ней голову и так крепко прижал к себе, что она едва не задохнулась. В этот момент она поняла, что на свете есть только одна сила, способная их разлучить, — смерть.

Только лишь смерть — и она одна — может послужить причиной, которая разорвет их любовный союз. При мысли об этом сердце ее сжалось. Она уже слишком многое потеряла в жизни и лучше кого бы то ни было знала непредсказуемость судьбы.

Она постаралась отогнать этот страх. Он, в конце концов, все же слабее любви. Если Бог захочет, они будут вместе долгие десятилетия. Но если жестокая судьба не помилует их и это случится, то память о любви станет утешением оставшемуся.

Джордж почувствовал, что сейчас он может еще раз попытаться узнать у нее ответ на свой вопрос. Он взял ее за подбородок, приподнял голову, заглянул — в глаза и сказал:

— Говори. Скажи же мне ответ, наконец, Рут!

— Я люблю тебя, Джордж, — твердо, без тени колебания или сомнения ответила она. — Я всегда любила тебя. И буду любить вечно.

Его лицо изменилось, утратив напряженность, глаза озарились счастьем, и он поцеловал ее.

Некоторое время спустя, когда Рут тихо сидела, прижавшись к плечу Джорджа, а он обнимал ее за талию, они услышали за садовой оградой приближающийся стук копыт. Она вопросительно взглянула на него, а он покачал головой в знак отрицания и сказал:

— Не думаю, что это Генри. Сомневаюсь, что он обернулся так быстро, если, конечно, в Бате не случилось чего худого…

Он встал и подошел к калитке в стене. Рут пошла следом.

— Ну и ну! — изумленно воскликнул Джордж.

— Что там?

— Посмотри-ка. — Он пропустил ее вперед, а сам, глядя поверх ее головы в направлении дороги, тихонько поцеловал в волосы.

— Но кто это?

Рут увидела, что по дороге, огибающей усадьбу, скачет в сторону парадного подъезда всадник, но кто именно — разглядеть не могла, хотя выглядел он знакомым. Однако это явно был не Генри.

— Это же Майкл Гордон, — весело воскликнул Джордж.

Рут вздохнула и, обернувшись, изумленно взглянула на Джорджа.

Но не успела она и слова вымолвить, как оказалась в его объятиях и ощутила на губах вкус нежного поцелуя.

Наконец он выпустил ее и добродушно рассмеялся.

— Чем раньше мы снимем это кольцо с твоего пальца, тем будет лучше, я думаю. Это я хотел сказать еще до того, как ты, едва заслышав стук копыт, забыла обо всем на свете и бросилась посмотреть на всадника. Итак, у нас есть немного времени. Полагаю, он скакал сюда не для того, чтобы любоваться нами.

— Не сомневаюсь, — согласилась Рут. — Для начала ему достаточно будет и Коры. Не уверена, правда, что она слишком обрадуется, увидев его. Как ты считаешь?

— О, я думаю совсем иначе, — усмехнулся Джордж. — Вчера вечером мы разговорились с ней и вскользь коснулись того, что должен пережить молодой человек, если леди, которую он высоко ставит и уважает, похищена.

— И ты говорил с ней об этом? — спросила Рут, немало удивившись. — Можно подумать, что ты верный друг и наперсник Коры! Как тебе это удается? Расположить к себе человека таким образом, что он доверяется тебе полностью?

— Да нет, моя милая. Мне это удается, увы, не всегда.

В глазах его промелькнула тень грустных воспоминаний, и Рут поняла, о чем он думает.

— Прости меня, Джордж, — прошептала она, — я причинила тебе столько горя. Но, если бы не мой характер, я бы не выжила… Ах, если бы тогда, семь лет назад, я не поверила бы так сразу, без рассуждений, Шону…

Он нежно взглянул на нее и улыбнулся.

— Но мы ведь договорились не считать прошлое безвозвратно потерянным, — напомнил он ей. — И потом, прошу тебя, не вини только себя. Тут есть и моя вина. Догадайся я тогда пойти и востребовать заказанное для тебя кольцо да узнать, что ты забрала его, разве я бросил бы поиски? Но мне это даже в голову не пришло, когда я вернулся в Лондон и не нашел тебя. Позже, конечно, я подумал о нем. Но какой смысл владеть кольцом, когда пропала та, кому оно предназначалось.

Рут обняла Джорджа, притянула к себе его голову и поцеловала со всей любовью и страстью, на какую была способна.

Он отстранился от нее первым и твердо сказал:

— Я не намерен заниматься с тобой любовью прямо здесь, на огородной грядке.

Дыхание Джорджа стало прерывистым, но она не могла не заметить в его глазах веселых искорок.

— Может быть, ты решил, что время до свадьбы мы должны провести в полном воздержании? — Рут рассмеялась, бросив на Джорджа лукавый взгляд своих серых глаз. — Если ты дал такой обет, то хочу тебе напомнить, что один раз ты его уже нарушил.

— Этот один раз — совсем другое дело, — важно сказал он, выдерживая тон, каким судья выносит приговор. — Боюсь, что нарушить подобным образом все мыслимые приличия вторично я уже не смогу, даже если захочу… Так что будем ждать получения брачного свидетельства. — Он быстро поцеловал ее и отстранился. — Пойдем посидим еще. Дадим Коре немного времени. Если мы понадобимся, она знает, где нас искать.

Когда они возвратились на скамью, Рут взяла его тетрадь и перелистнула несколько страниц.

— Твои слуги знают обо мне? — спросила она, вспомнив свои вечерние опасения.

— Нет. Только Генри.

— Генри? — Она быстро посмотрела на него.

— Ну, далеко не все, конечно. Но так получилось, что когда я искал тебя, то нашел его. С тех пор он со мной. — Джордж усмехнулся. — Знала бы ты, Рут, как он к тебе относится! Такого почтения тебе нигде больше не найти. Он говорит, что никогда не простит ни мне, ни тебе, если мы не поженимся.

— О, мне совсем не хочется так сильно огорчать вашего славного Генри, — весело сказала Рут. — А другие слуги?.. Кто-нибудь еще в этом доме знает?..

— Нет, никто, ни в этом доме, ни в каких других. Я никогда ни с кем не говорил о тебе. Ты всегда слишком много для меня значила.

Он обнял ее и еще раз поцеловал.

— Знаешь, а я ведь уже готова была согласиться стать твоей любовницей, — немного смущенно сказала она. — Но потом…

— Потом ты подумала о детях, — договорил он за нее и улыбнулся.

— Да как тебе удается все так угадывать? — удивилась она. — Ты просто читаешь мои мысли!

— Нет, но в данном случае догадаться было нетрудно, — взволнованно сказал Джордж. — Ты рассудила, что если имеешь право обречь на страдания и даже на позор себя, то допустить, чтобы из-за тебя страдали и несли клеймо вечного позора те существа, которых ты произведешь на свет и полюбишь, не можешь ни при каких обстоятельствах. Ведь ты уже и сейчас готова любить наших будущих детей, не так ли?

— Да. — Слезы подступили к ее глазам. — Да, Джордж! Вижу, ты знаешь про меня все, — сказала она с любовью и нежностью.

— Рут, ты не сердишься?

— О нет! Конечно, не сержусь.

Она вздохнула, вдруг вспомнив о тех женщинах, которые у него были до нее. Ей бы очень хотелось кое-что разузнать о них. Но как к этому подступиться, она не знала.

— Что с тобой, Рут? Что? — обеспокоился Джордж, заметив, как изменилось выражение ее лица.

Какое-то время она колебалась, затем все же осмелилась спросить:

— Джордж… у тебя есть дети?

Голос ее дрожал от смущения. Не очень-то приятно задавать подобные вопросы. Да и возможный ответ пугал ее.

Прежде чем ответить, он смотрел на нее долго и пристально.

Она видела тревогу в его глазах и понимала, что он колеблется между желанием быть честным до конца и страхом огорчить ее. Собственно, по его молчанию она уже догадалась, что дети у него есть, но не знала, как отнестись к этому. Да и занимал ее сейчас лишь один вопрос: хороший ли отец для них Джордж или они влачат жалкое существование, как множество других внебрачных детей. А где-то подспудно таилась мысль, что в его жизни есть еще кто-то, занимающий определенное место в его сердце.

— Есть один. Вероятно… — наконец сказал он.

— Вероятно?

Рут испытала некоторое облегчение. Напряжение, сковывавшее ее, ослабло. Но она старалась не показать своей заинтересованности в этом вопросе.

— Его мать утверждает, что он мой, но не думаю, что она сама в этом уверена. К тому же парень уже далеко не младенец, а я не заметил в нем хоть какого-то сходства со мной.

— Ты… Ты часто видишься с ним?

— Нет, нечасто. — Джордж держал ее руку, и ей казалось, что он понимает, как труден для нее этот разговор. — Его мать не захотела оставить мальчика у себя. Я забрал его и поручил заботам одной доброй супружеской пары, принявшей его и полюбившей как родного. Для него я лишь друг семьи. И никто, кроме приемных родителей и меня, не знает, что он не их ребенок. У них две дочери, а единственный сын родился мертвым. Я знаю этих людей всю свою жизнь.

Джордж помрачнел. Взгляд его стал рассеянным, как у человека, погрузившегося в воспоминания.

— Это было весьма… Вся эта история, в ней мало приятного, и вообще она странная, — заговорил он снова. — Существо, явившееся на позор и поругание одному, для других оказалось величайшим счастьем. Никогда не мог понять своего, отношения к этому. Единственное, что я вынес из этой истории, — что в будущем должен быть осторожнее.

Он встретил взгляд Рут, улыбнулся, и она поняла, что мысли его вернулись в настоящее.

— Все это произошло еще до встречи с тобой, — сказал он. — Парню теперь одиннадцать лет. Я тогда был совсем юнцом. И в конце концов… Ну, если хочешь знать, что я думаю о тех женщинах, с которыми был близок, то я часто даже сожалел о том, что сходился с ними. Вот, например, Коринна… Не удивлюсь, если, вернувшись в Лондон, обнаружу, что на моем месте уже прочно обосновался новый содержатель.

— Джордж! — воскликнула Рут с упреком. Она пыталась быть строгой, но с души у нее свалился огромный камень. И все же некоторые сомнения у нее оставались, ибо она не могла представить себе, что какая-то женщина так легко могла бросить Джорджа ради другого мужчины.

Он криво усмехнулся и сказал:

— Истина в том, что единственным моим желанием .было любить женщину и быть любимым, а не просто заниматься с ней любовью. С тобой у меня случилось это лишь однажды — сегодня ночью…

— Если б я знала, что причиняю тебе боль… Но просто я многого тогда не понимала, а может быть, и не умела еще любить.

— Рут, я все понимаю… Но когда я потерял тебя, то не просто страдал, а был в ярости. И любовниц заводил как бы в отместку тебе, но мне это никогда не приносило радости. Поначалу казалось, что стало легче, но потом каждый раз обнаруживалось, что я имею дело с холодной пустышкой, а не с человеком. А Коринна, вероятно, поставила себе целью стать чем-то большим, чем просто женой какого-нибудь викария, и лихорадочно пытается достичь этой цели. Хотя с ее легкомыслием и пустотой… не знаю, сможет ли она добиться чего-нибудь.

— Она красивая?

— О да, — ухмыльнулся Джордж. — Но у нее совсем нет сердца. — Он положил руку на грудь Рут, и она почувствовала, как отозвалось на прикосновение любимого ее собственное сердце. — А никакая красота, даже самая совершенная, не может заменить отсутствие этого органа. Возможно, если она полюбит кого-нибудь и душа ее однажды проснется, окажется, что и она прекрасна.

— Я понимаю, — пробормотала Рут, решив не задавать вопроса, который давно вертелся у нее на языке.

Но он все равно ответил на этот безмолвный вопрос:

— Да, Рут, ты прекрасна. Не представляю, сколько раз я должен повторить тебе это, чтобы ты мне однажды поверила.

— Но ты любишь меня, — возразила Рут, хотя его слова несказанно обрадовали ее. — Любишь, потому так и говоришь…

— Нет, Рут, хоть мне и действительно трудно смотреть на тебя без пристрастия, но я еще способен на это. Надеюсь, ты не забыла, что я не только влюбленный, сердце которого без остатка поглощено тобой, но еще и до некоторой степени художник? Хочешь, я докажу тебе это?

И, открыв тетрадь, он начал ее рисовать.

Рут не старалась позировать, зная по опыту давно минувших лет, что Джордж не нуждается в неподвижности модели, а схватывает сходство на лету, не опасаясь, что какая-нибудь мелочь ускользнет от его пера. И еще одно. Теперь, не совсем понимая почему, она совершенно перестала стесняться его, хотя раньше всегда чувствовала себя при нем как-то скованно и ничего не могла с этим поделать. Теперь она спокойно сидела перед ним, удобно откинувшись на спинку скамьи, нагретой солнцем, и задумчиво глядя сквозь оголенные ветви сада куда-то вдаль. О чем она думала? О любви? Нет, она размышляла о том, какое удовольствие ей всегда доставляла работа в саду, и, хотя понимала, что здесь для ухода за цветами и деревьями хватает рук и без нее, все же надеялась, что, возможно, и ей найдется в этом саду уголок для любимого дела.

Она улыбнулась, поймав себя на столь дурацкой мысли, но потом, почти неожиданно, осознала, что теперь здесь и ее дом. Внезапно Рут охватила такая радость, что ей захотелось вскочить и помчаться, дабы дать выход переполнявшей ее энергии. Желание это оказалось таким настойчивым, что она едва сдержалась, для чего ей пришлось ухватиться руками за колени. К тому же она вспомнила, что Джордж ее рисует, взглянула на него и увидела, что он всецело поглощен своим занятием. Наконец он отложил перо. Рут, посмотрев на тетрадный лист, с нетерпением протянула к нему руку.

— Можно мне посмотреть?

— Конечно. — Он уже собрался передать ей тетрадь, но посмотрел куда-то и улыбнулся. Рут обернулась и увидела Кору и Майкла, неторопливо идущих к ним. Майкл чинно поддерживал Кору под руку, но вид у обоих был безмерно счастливый, что сразу же бросалось в глаза.

— Кажется, это утро всем принесло успокоение, если не сказать больше, — пробормотал Джордж, передавая тетрадь Рут.

Она посмотрела на рисунок и увидела себя глазами возлюбленного. Голова приподнята, она видит перед собой что-то хорошее, а за ней все еще бушует ураган. Но на лицо, коснувшись щеки, упал пробившийся луч зимнего солнца и озарил ее теплом и счастьем.

— Рут, ты пережила бури, ненастье и тьму, — нежно произнес Джордж. — Теперь для тебя настала пора возвращаться к свету. Нет, правильнее сказать, настала пора нам возвращаться к свету. Потому что, где бы ты ни была и что бы ни делала, я всегда буду с тобой. Всегда.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Реклама на сайте