«А я люблю военных…»

Мы с Марусей насплетничались вволю и замерли перед телевизором — шли новости. Невидящими глазами мы смотрели в экран, каждая думала о своем. Я о подлой Юльке, отбившей у меня мужа, Маруся о своем Ванечке. Переживала, бедняжка, наверняка подозревала уже всех подруг, строила планы как от них избавиться, увлеклась, занервничала…

У нервной Маруси появляется невероятный аппетит, и на этот раз появился.

— Слышь, старушка, — обратилась она ко мне, не отводя глаз от телевизора, — прямо вся я что-то проголодалась. Пойди-ка, сваргань бутербродик.

И в тот же миг солдат на экране вытянулся в струнку, отдал честь и отчеканил:

— Будет сделано!

Потом он расслабился, по-детски широко улыбнулся, шутливо сделал нам с Марусей “козу” и исчез. Пошли зарубежные новости.

— Тебе бутерброды парень варганить отправился, — заверила я Марусю.

— Я прямо вся так и поняла, — рассмеялась она и добавила: — Видишь, какие интересные бывают в жизни совпадения.

— Еще и не такие бывают, — откликнулась я. — Иной раз задумаю книгу, а вместо меня возьмет и напишет ее сама жизнь. Остается только героев в другую эпоху переставить да чуть-чуть их с тем временем совместить, а все остальное ну точь в точь.

Маруся всплеснула руками:

— Как я завидую тебе, старушка! Ведь эти герои твои, мужчины, и ты их всех-всех можешь одним лишь росчерком пера в себя влюбить.

— Да, — согласилась я и уточнила: — Несколькими ударами по клавишам.

Многоголосый гомон толпы вспорол дерзкий смех.

Четверо аристократов, рассекая чернь, продвигались к окраине Киото. Напористы и высокомерны. Буйная радость юности, неуемная жажда жизни.

В “веселый квартал”!

В объятия нежных и покорных дзёро!

Скорей, — жизнь воина не терпит заминок!

Дыбятся металлом жесткие ёрои, дерзко растопырены мечи — угроза нерасторопным.

Можно ли иначе с быдлом?

Воины в боевом снаряжении опасная редкость на улицах Киото.

Прочь с пути! Прочь!

Им ли, славным буси, жалеть плебс. Зевака не доживет до завтра, до светлого праздника Аой Мацури.

Паника, смятение, — не дрогнет рука самурая, скатится в пыль голова. Берегись зевака!

Сочатся надменным презрением лица бронированных аристократов. Задеть ножнами воина — неслыханное оскорбление. Но только воина. Здесь, в этой толпе, можновсе.

Весело блестят глаза, бурлит кровь.