«Убийство в доме тетушки Леонии»

Если бы я был сочинителем книг, я составил бы сборник с описанием различных смертей, снабдив его комментариями.

Восемнадцатого ноября погода для этого времени выдалась редкая. Эмильена должна была признать это, с трудом пробираясь к дому по тропинке бечевника. Застарелый ишиас давал о себе знать. После стольких дней проливного дождя, внезапного половодья на Луаре[2] и бесконечного тумана неожиданно выглянуло солнце, розоватым светом окрашивая голые ветви деревьев и фасады деревенских домишек. День обещал быть изумительным.

Эмильена ускорила шаг. Сегодня приедут американские прустоведы, так что об опоздании и думать нечего. Что за идиотская затея — приехать в ноябре! Обычно все заседания устраивались летом. И так полно работы, а тут еще отопление, да и грязи они нанесут… Уже больше двадцати лет Эмильена, как она выражалась, «занималась» прустовским домом. Она знала там все закоулки, все тайники и повидала больше наемных рабочих, чем директор иного крупного предприятия.

Она родилась здесь, и для нее мэрия утвердила новую штатную единицу — «технический работник», чтобы в доме покойной мадемуазель Амьо, который туристы со всего света упорно именовали «домом тетушки Леонии», не было ни пылинки, ни соринки, ни малейшего беспорядка. Проходя мимо мостков для стирки, Эмильена с неудовольствием покачала головой, подумав о «варварах», периодически заполонявших деревню с одинаковыми книгами в руках. Все они пытались уловить «дух Комбре», как говорила нынешняя секретарша. Эмильена произносила «секретерша», не слишком жалуя этих постоянно меняющихся бездельниц — все они только и делали, что перекладывали бумажки из одной стопки в другую. Жизель Дамбер, последняя, была хуже всех. Стажерка, парижская кривляка, она притащила с собой компьютер и сменила замок в комнате, служившей ей кабинетом.

— Ничего не трогайте в моем кабинете, Эмильена, — повторяла она со своим манерным парижским прононсом.

— Я вот все думаю: что за делишки она там проворачивает? — ворчала Эмильена, заходя в соседнюю лавку.

— Вы полагаете… — с понимающим видом подхватывала бакалейщица.

— О, от этих приезжих всего можно ждать, — качала головой Эмильена. — Говорю вам, мадам Бланше, быть беде.