«Кот, который там не был»

Лилиан Джексон Браун Кот, который там не был

Посвящается Эрлу Беттингеру, мужу, который…

ОДИН

В конце августа шестнадцать жителей Мускаунти, глухого уголка Соёдиненных Штатов, расположенного в четырёхстах милях к северу откуда бы то ни было, отправились в Шотландию, чтобы увидеть Вестерн-Айлс, Хайленд и все эти называемые на старинный манер озера и болота, замки и маленькие фермы, реки и речушки и те широкие горные долины, по которым они текут. Домой вернулось пятнадцать путешественников, и возвратились они порознь, кто в смятенных чувствах, а кто и вовсе в состоянии глубокого шока.

Среди записавшихся на «Бонни Скотс Тур» было несколько человек, пользующихся известностью в Пикаксе, административном центре округа. В их число входили владелец универсального магазина, школьный инспектор, молодой врач из влиятельной семьи, издатель местной газеты, директор городской библиотеки и приятной наружности, хорошо сложенный мужчина средних лет с тяжёлыми веками и при роскошных усах с проседью, которому посчастливилось стать самым богатым холостяком в Мускаунти, а по существу и на всём северо-востоке Соединенных Штатов.

Своим богатством Джим Квиллер не был обязан собственным тяжким трудам – ему просто повезло с наследством. Пока этого не произошло, он как репортёр пробавлялся охотой за сенсациями, стряпая репортажи и в предельно короткие сроки снабжая ими большие ежедневные газеты Центра (так в Пикаксе называли штаты, расположенные южнее Мускаунти). Потом судьба привела его в Пикакс (с населением три тысячи человек) и сделала наследником состояния Клингеншоенов. Бесчисленные миллионы нависли тёмным облаком над его головой, и он решил расправиться со своим состоянием при помощи благотворительности, основав Клингеншоеновский фонд, что позволило ему жить в бывшем амбаре для хранения яблок, писать колонки во «Всякую всячину» кормить и ублажать сиамских кота с кошкой и приятно проводить уикенды с Полли Дункан, директором Пикаксской публичной библиотеки.

Когда возникла мысль о поездке в Шотландию, Квиллер со своим кошачьим семейством только что вернулся после короткого отдыха в далёких Картофельных горах, прерванного тревожными известиями из Пикакса. Некто, ехавший в машине с погашенными фарами, стал преследовать возвращавшуюся домой поздним вечером Полли Дункан, и она едва не угодила ему в лапы.

Услышав эту новость, Квиллер с отвращением подумал о похищении – об их с Полли отношениях было хорошо известно в округе, а его миллионное состояние делало её подходящим объектом для требования выкупа.

Он немедленно позвонил шефу пикаксской полиции и попросил обеспечить безопасность Полли. Затем, отменив все дальнейшие планы на отдых, рванул обратно в далекий Мускаунти со скоростью, вызвавшей неудовольствие двух мяукающих пассажиров на заднем сиденье и приведшей в боевую готовность дорожные патрули четырёх штатов. Домой он прибыл в понедельник после полудня и, выгрузив кошек вместе с их мисками, поспешил к Полли. Он отправился в библиотеку пешком прямиком через лес и подошёл к ней с тыла. Среди машин, припаркованных у здания, он заметил маленький серый лимузин Полли и древний темно-синий седан одного своего престарелого знакомого. Там стояла также темно-бордовая машина с массачусетскими номерами, при виде которой ему на мгновение стало не по себе. Он не испытывал желания столкнуться с доктором Мелиндой Гудвинтер, приехавшей из Бостона на похороны своего отца. Поднявшись по величественной лестнице библиотеки, без должного уважения к ней шагая через две ступеньки, Квиллер обнаружил, что главный зал ходит ходуном от маленьких детей. Мелинды Гудвинтер нигде не было видно. Юные создания, переговариваясь меж собой, а то и вполне безадресно вереща, тащили книжки с картинками на стол, за которым сидело толстое и нелепое существо футов трёх ростом, напоминавшее яйцо с треснувшей скорлупой. Мужчина ростом шести футов с лишком проложил себе дорогу в толпе малышей, доходивших ему до колена, взбежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки, в бельэтаж и неторопливо прошёл через читальный зал к отделённому стеклянной перегородкой кабинету директора, с облегчением отметив, что среди читателей, сидящих за столами, молодого доктора из Бостона не было. Рано или поздно ему, конечно, придётся с ней столкнуться, но как себя при этом вести: с холодной вежливостью, сдержанной приветливостью или беспечной небрежностью?

Директор библиотеки – миловидная, его возраста, женщина – завтракала, и запах тунца вносил некую прозаическую нотку в возвышенно-научную атмосферу кабинета. Она энергично протянула ему через стол руку, ухитрившись, не прекращая жевать кусочек моркови, выразить улыбкой свой восторг и удивление. Пылкое и затянувшееся рукопожатие было единственным выражением любви, которое они могли позволить себе при встрече, поскольку кабинет обладал укромностью аквариума, а в Пикаксе любили посплетничать. Свои чувства они выразили глазами.

– Ты вернулся… – дожевав морковь, тихо проговорила она нежным голосом.

– Да, я вернулся.

Подобный диалог не был достоин ни Полли Квиллера, но при сложившихся обстоятельствах их можно было извинить. Он плюхнулся на стул из полированного дуба, так что ключи в заднем кармане звякнули от соприкосновения с жестким сиденьем.

– Всё в порядке? – спросил он с тревогой. – Никаких новых ужасов?

– Ровным счётом ничего, – спокойно ответила она.

– Новых нападений не было?

Она покачала головой.

На мгновение ему, по натуре подозрительному, стало не по себе от мысли, что она, следуя инстинкту собственницы, могла просто выдумать весь этот эпизод с преследованием, чтобы ускорить его возвращение домой. Однако он отогнал эту мысль. Полли была благородным и преданным другом. Она могла ревновать его к женщинам моложе и стройнее себя, но в честности её он не сомневался.

– Расскажи поподробнее, как всё произошло, – попросил Квиллер. – Когда ты разговаривала со мной по телефону, голос у тебя дрожал.

– Ну, я уже говорила тебе, что возвращалась домой после банкета в библиотеке, – начала она спокойно, в свойственной ей рассудительной манере. – Выехав на Гудвинтер-бульвар, где, как ты знаешь, парковка запрещена, я заметила машину перед большим особняком Гейджев. В ней сидел какой-то бородатый человек. «Кто он? И что он здесь делает?» – подумала я. Миссис Гейдж ещё не вернулась из Флориды, и дом пустовал. Я решила, что, как только вернусь к себе, тотчас позвоню в полицию.

– Ты почувствовала какую-то опасность?

– По правде говоря, нет. Я спокойно обогнула особняк и уже подъезжала к своему дому, когда осознала, что машина следует за мной с погашенными фарами. И вот тогда… тогда мне стало страшно! Я прибавила скорость и остановилась около входной двери так, чтобы свет фар падал на замочную скважину. Выскочив из машины, я заметила, что бородач тоже выходит из своего автомобиля. Но мне удалось вбежать в дом первой и захлопнуть дверь прямо перед носом незнакомца.

Квиллер с озабоченным видом теребил усы.

– Ты рассмотрела его?

– Именно это интересовало полицию. У меня создалось впечатление, что он был среднего телосложения. А ещё я заметила бороду. Вот, пожалуй, и всё.

– Это сужает круг подозреваемых до сорока процентов нашего мужского населения, – произнёс Квиллер.

В Мускаунти бороды были в почете у выращивающих картофель фермеров, разводящих овец скотоводов, у охотников, рыбаков, строительных рабочих и газетных репортеров.

– Я бы сказала, что у него была густая борода, – добавила она.

– Броуди обещал мне приставить к тебе полицейского для охраны. Он сдержал слово?

– Эндрю предложил, чтобы меня отвозили на работу и привозили обратно, но, честно говоря, Квилл, днем это выглядит как-то неуместно.

– Гм-м, – пробормотал он в глубокой задумчивости.

Было ли все это ложной тревогой? Или Полли в самом деле грозит опасность? Чтобы отвлечь её от тревожных мыслей, он спросил:

– Что делает это нелепое яйцо за контрольным столом?

– Разве ты не узнал Шалтая-Болтая? Он гвоздь нашей летней программы, – терпеливо объяснила она. – Дети помогают ему вылечиться, беря книги на свой абонемент. После того как они прочтут определённое число книг, он снова станет здоровым и счастливым, а мы устроим праздник. Ты приглашён, – лукаво добавила она, зная, что он избегает общества маленьких детей.

– Как же вы узнаете, что малыши прочли все эти книги? Или хотя бы открывали их?

– Квилл, милый, какой же ты циник! – с укором сказала она. – Пребывание в горах нисколько тебя не смягчило… Кстати, ты видел наш подъёмник? Мы очень благодарны Клингеншоеновскому фонду. Теперь читальный зал доступен для старых и немощных.

– Вам бы следовало попросить у фонда несколько стульев с мягкими сиденьями, – он беспокойно поёрзал на своём стуле. – Ну а кроме болезни Шалтая-Болтая ещё какие-нибудь новости есть?

– Мы всё ещё горюем из-за самоубийства доктора Галифакса. Мелинда приехала на похороны отца и решила остаться здесь. Все этим довольны.

В маленьких городах принято с почтительностью говорить о его уроженцах и уроженках, которые это заслужили.

Мелинда Гудвинтер была предшественницей Полли в качестве объекта нежных чувств Квиллера, – о чём в Пикаксе знал едва ли не каждый, – но он постарался ничем не выдать своей реакции. И спросил как бы между прочим:

– Пациенты доктора Гала перейдут к ней?

– Да, она уже объявила об этом. – Полли говорила о Мелинде с показной бесстрастностью.

– Как насчёт того, чтобы пообедать сегодня вечером в «Старой мельнице»? – спросил он, меняя тему разговора, чтобы скрыть обеспокоенность, вызванную возвращением Мелинды.

– Я как раз надеялась, что ты меня пригласишь. Я должна обсудить с тобой нечто весьма интересное.

– Что именно?

Она загадочно улыбнулась:

– Сейчас не могу сказать. Это сюрприз.

– Куда мне заехать за тобой? И во сколько?

– Что если в семь? – предложила Полли. – Мне бы хотелось зайти домой, переодеться и накормить Бутси.

– Тогда в семь, у твоего дома.

– Ты уверен, что не слишком устал после дороги?

– Мне нужна только чашка крепкого кофе, и я готов качаться на люстре.

– Я соскучилась по тебе, дорогой. Я так рада, что ты вернулся, – нежно проворковала она.

– Мне тоже не хватало тебя, Полли.

Уже выходя из её кабинета, он остановился на пороге, откуда мог видеть читателей. Какая-то седая женщина, несмотря на свой артрит, трудолюбиво орудовала спицами, пожилой мужчина склонился над стопкой книг, человек помоложе с всклокоченной бородой лениво перелистывал журналы.

– Что это за бородатый тип? – пробормотал Квиллер, пощипывая усы.

– Не знаю. Вон та женщина – миссис Кроубенкс, внучка всегда оставляет её здесь, когда идёт по делам. Теперь, когда у нас есть подъемник, мы превратились в санаторий для бабушек и дедушек. Гомер Тиббит занимается изысканиями для Исторического общества. А того, что помоложе, я не знаю.

Квиллер широкими шагами пересёк читальный зал, чтобы побеседовать с тощим и неуклюжим мистером Тиббитом, перешагнувшим девяностолетний рубеж, но, несмотря на хруст в суставах, всё ещё сохранявшим активность.

– Я слышал, Гомер, что вы путешествуете в мрачное прошлое Мускаунти.

Ушедший на покой директор школы выпрямился, причём в некоторых частях его скелета что-то затрещало.

– Занялся этим, чтобы поддерживать старые мозги в рабочем состоянии, – сказал он надтреснутым голосом. – Никто никогда не писал истории Гудвинтеров, а ведь это они основали Пикакс сто пятьдесят лет назад. Весь род распадается на четыре ветви, в жилах одних течёт благородная кровь, а вот о других такого, к сожалению, не скажешь. Но последние с Амандой (она из Гудвинтеров-алкоголиков) прекратят своё существование. У доктора же Галифакса было двое детей, но мальчик несколько лет назад погиб в автокатастрофе, а если доктор Мелинда выйдет замуж и даже родит сыновей, то ни она, ни её дети уже не будут носить эту фамилию. Конечно, – продолжил он после минутного размышления, -она может пойти на то, чтобы нарушить некоторые условности. В наши дни никогда не знаешь, что выкинет молодежь. Однако считаю: на данный момент единственная надежда – это Джуниор Гудвинтер. Пока у него только один сын…

Мистер Тиббит продолжил бы свою болтовню, но Квиллер заметил, что бородатый мужчина покинул читальный зал. Извинившись перед Гомером, Квиллер сбежал по лестнице и выскочил из здания, удачно избежав столкновения с дошколятами, – машина с массачусетскими номерами уже отъезжала от стоянки.

Из библиотеки он отправился в полицейский участок, выбрав глухую улицу в надежде избежать встреч со знакомыми и объяснений, почему его отдых в горах так быстро закончился. Он застал Эндрю Броуди, высокого, широкоплечего шефа полиции, сгорбившимся за компьютером, с недоверчивым видом тыкающим пальцем в клавиатуру.

– Кто только изобрёл эти проклятые штуки! – проворчал Броуди. – Больше неприятностей, чем пользы! – Он откинулся на спинку стула. – Ну, дружище, быстро же ты примчался обратно в Пикакс! Как тебе это удалось?

– Держался незаметно, подкупал полицию и не называл своего настоящего имени, – молниеносно ответил Квиллер в своей обычной шутливой манере, импонирующей Броуди. – Что нового, Энди? Есть ли ещё сообщения о преследованиях?

– Ни единого. То, что произошло на Гудвинтер-бульваре, трудно классифицировать. Не скажу, что я согласен с твоей теорией, Квилл. В этих местах мы никогда не сталкивались с похищениями: лишь однажды папаша украл собственного ребенка, которого они с матерью не могли поделить.

– В читальном зале перед кабинетом Полли несколько минут назад околачивался какой-то незнакомец, довольно молодой мужчина с густой бородой, в серой рубашке. Он сел в машину с массачусетсскими номерами, но отъехал от стоянки раньше, чем я успел их разглядеть.

– Это не тачка доктора Мелинды? Она ведь вернулась в город.

– Нет, это старая модель, к тому же покрытая ровным слоем грязи. У Мелинды, уверен, что-нибудь совсем новое и безукоризненное.

– Если ты снова увидишь эту машину, запомни номер, и мы его проверим, просто так, на всякий случай. Ты можешь её описать?

– Могу сказать только, что это машина средних размеров блеклого тёмно-бордового цвета, и выглядит она так, словно в последнее время на ней ездили исключительно по бездорожью.

– В наших краях такие местечки не редкость.

Квиллер посмотрел через плечо Броуди на кофеварку:

– Могут ли стражи порядка угостить усталого путешественника чашкой кофе?

– Пожалуйста, только не жди кипящей смолы, которую ты варишь!

Квиллер налил себе жиденького кофе и опустился на очередной жесткий стул.

– Ты играл на своей волынке на похоронах доктора Гала, Энди?

Шеф полиции спокойно кивнул:

– Все растрогались. Мужчины, женщины и дети – все плакали. Нет ничего печальнее мелодии погребальной песни, сыгранной на волынке. Доктор Мелинда сама попросила меня об этом. Она сказала, что её отец любил слушать волынку. – Броуди перешёл на доверительный тон: – Она считает, что должна взять пациентов отца но местных парней совсем не вдохновляет перспектива раздеваться перед ней. Я сам чувствителен к подобным вещам. Найду себе врача мужского пола, даже если придётся отправиться в Локмастер. А ты что думаешь по этому поводу?

– Когда дойдёт до этого, тогда и думать буду, – беспечно ответил Квиллер, понимая, что лично он попал бы в весьма щекотливое положение. – Наша медицина выиграет, когда достроят здание для сотрудников Клингеншоеновского фонда. Тогда можно будет переманить кое-каких специалистов из Центра. В конце концов, ты же сам говорил, что у нас хорошо растить детей. – Но попытка отвлечь внимание от Мелинды не удалась.

Броуди внимательно посмотрел на него:

– Насколько я помню, вы были с ней не разлей вода, когда она жила здесь.

– Она была первой женщиной, с которой я познакомился, приехав в Мускаунти, Энди, но всё это уже быльем поросло.

– Не понимаю, почему бы вам с Полли не пожениться. По моему разумению, только так и надо жить.

– Просто ты создан для семьи. Попытайся пошевелить мозгами и понять, что некоторые мужчины не годятся в мужья. К своему прискорбию, я убедился в этом на собственном опыте. Я только потерял несколько лет, отпущенных мне судьбой, попутно испортив жизнь другому человеку.

– Полли хорошая женщина. Чертовски обидно смотреть, как она попусту теряет время.

– Попусту теряет время?! Да знай она, что ты считаешь её жизнь пустой, она бы изорвала в клочки твою библиотечную карточку! Полли ведёт полезную и достойную жизнь. Она источник энергии, питающий всю библиотечную машину. И она хочет быть независимой. У неё есть подруги, увлечение ориенталистикой, удобный дом, полный фамильных ценностей….

«И ещё Бутси», – подумал Квиллер по дороге из полицейского участка в редакцию газеты и негодующе фыркнул в усы. По его мнению, Полли расточала слишком много сентиментальных чувств на этого сиамского кота двух лет от роду. Она чрезмерно баловала Бутси, когда тот был котёнком, но он уже стал взрослым котом, а она продолжала лепетать ему на ушко всякий нежный вздор. С его собственными котами обстояло всё иначе. Они были его утончёнными друзьями, он обращался с ними как с равными, и они отвечали ему тем же. Он вёл с ними интеллектуальные беседы, и они участвовали в них, выразительно мурлыкая и мяукая. Он ощущал их поддержку, когда обсуждал при них какие-то проблемы. Он регулярно читал им вслух стоящие книги, еженедельники и – по воскресеньям – «Нью-Йорк Таймс».

Кот Као Ко Кун (в ежедневном обиходе для удобства называемый Коко) – одарённейшее животное – обладал высокоразвитым интеллектом, безусловно превосходящим умственные способности большинства людей и всех прочих котов. Юм-Юм – очаровательное создание – умело маскировала свои кошачьи проделки под нежные ласки, мурлыкала и терлась мордой о Квиллера, частенько протягивая лапку, чтобы потрогать его усы.

Редакция «Всякой всячины» находилась недалеко от полицейского участка. (В имевшем милю как в длину, так и в ширину Пикаксе всё находилось неподалеку.) Благодаря финансовой поддержке Клингеншоеновского фонда редакция занимала новое здание, а редактором и издателем был давний друг Квиллера Арчи Райкер. В вестибюле не было ни охранников, ни скрытых видеокамер, как в редакциях тех крупных газет Центра, с которыми раньше сотрудничал Квиллер. Он прошёл через холл в кабинет Райкера и обнаружил, что дверь открыта, но за столом никого нет.

С другой стороны холла, из кабинета главного редактора, его приветствовал Джуниор Гудвинтер:

– Арчи уехал в Миннеаполис на конференцию издателей. Завтра вернётся. Заходи же! Бери стул, клади ноги на стол. Кофе надо?

Вспомнив о бледном пойле, проглоченном им совсем недавно, Квиллер ответил:

– Я учился журналистике и получил ученую степень по кофеину. Сделай его чёрным и горячим.

Мальчишеская фигура, мальчишеское выражение лица и мальчишеский энтузиазм Джуниора благодаря недавно отпущенной бороде меньше бросались в глаза.

– Как она тебе? – спросил он, поглаживая бороду. – Я с ней выгляжу старше?

– С ней ты выглядишь, как юный фермер. Как к этому относится твоя жена?

– Ей нравится. Она говорит, что с бородой я похож на весёлого эльфа. Почему ты так скоро вернулся? – спросил он, протягивая чашку дымящегося кофе.

– Полли испугал какой-то тип, рыскавший по Гудвинтер-бульвару. Мне это не понравилось.

– Как получилось, что мы об этом ничего не знаем?

– Она заявила в полицию, но других случаев, насколько известно, не было.

– Нет, без шуток, надо что-то решать относительно Гудвинтер-бульвара, – сказал Джуниор. – Когда-то это была самая лучшая улица в городе. А теперь она становится просто жуткой, со всеми этими пустующими особняками, похожими на дома с привидениями. Тот, где жили Алекс и Пенелопа, был выставлен на продажу ещё в незапамятные времена. А тот, который арендовал Ван Брук, опять остался без жильцов и тоже начинает ветшать. Кому в наше время нужно пятнадцать или двадцать комнат?

– Перенести их в новые районы – вот что надо сделать, – сказал Квиллер. – Там их превратят в многоквартирные дома, конторы, дорогие рестораны, первоклассные частные лечебницы и тому подобное. Почему бы тебе не написать об этом передовицу?

– Нет, в этом усмотрят личную заинтересованность, – сказал Джуниор.

– Как тебя понимать?

– Бабушка Гейдж приобрела передвижной дом во Флориде и хочет оставить мне свой особняк ещё при жизни. Что мне делать с пятнадцатью комнатами? Только представь себе расходы на отопление, налоги и мытьё всех этих окон! Я стану владельцем ещё одного никому не нужного особняка на Гудвинтер-бульваре.

Глаза Квиллера меланхолически блуждали по поэтическому беспорядку на редакторском столе, по скомканной бумаге, разминувшейся с мусорной корзиной, по наполовину выдвинутым ящикам картотеки, по кипам провинциальных газет. Но он смотрел не видя, погруженный в свои мысли. Он думал о том, что особняк Гейджев располагается перед бывшим помещением для карет, переделанным в жилой дом, принадлежащий теперь Полли. Приобретя особняк, он мог бы бдительно следить за ней. Это устроило бы его и по другим причинам: например, можно было бы чаще заглядывать к Полли на обед… Квиллер удовлетворенно пригладил усы и обратился к Джуниору:

– На зиму мне пригодился бы дом в городе. Мой амбар трудно отапливать, а вокруг слишком много снега, который надо разгребать. Почему бы мне не снять твой особняк?

– Вот здорово! Это было бы просто замечательно! – воскликнул молодой редактор.

– Но я по-прежнему считаю, что ты должен поскорее взяться за статью на эту тему.

– Город никогда не пойдет на перёнос чего-либо в новые районы. Пикаксу трудно расстаться со своими традициями.

– А как же ресторан «У Стефани» в старом особняке Ланспиков? Он был открыт ещё за пару лет до моего приезда сюда.

– Этот дом стоял первым на бульваре, – объяснил Джуниор. – Он выходил на Мейн-стрит и по закону мог быть использован для коммерческих целей. Очень плохо, что ресторан закрыли, здание пустует до сих пор… Нет, Квилл, на бульваре живет ещё достаточно влиятельных семей, которые будут драться, как тигры, против переноса домов в новые районы. Придётся ждать, пока не умрёт ещё кто-нибудь из них. Как тебе известно, доктор Гал тоже жил на этом бульваре.

– Ты считаешь, что Мелинда сохранит дом?

– Ни в коем случае! У неё есть квартира, и она намерена продать дом вместе с мебелью. Между нами говоря, отец не так уж много ей оставил. Он был старомодным провинциальным врачом, никогда не требовал платы с бедных пациентов и никогда не использовал выгоды страховки. И не забывай, во сколько обходились ему все эти годы круглосуточные сиделки для его жены! Мелинде досталось в наследство больше забот, чем имущества… Ты уже видел её? – спросил Джуниор, бросив на него изучающий взгляд. Ему было известно о прежних посягательствах Мелинды на этого наиболее подходящего во всём округе кандидата в мужья. Она приходилась Джуниору кузиной. Все Гудвинтеры состояли в родстве. – Она стала какой-то другой, – добавил он. – Что-то в ней изменилось.

– Возможно, это результат трехлетней работы в бостонской больнице, – сказал Квиллер.

– Да, думаю, там ей пришлось потрудиться. Ну, как бы то ни было, можем ли мы на этой неделе рассчитывать на твой репортаж? Или ты слишком утомлён?

– Там видно будет.

По дороге домой Квиллер думал о своей давнишней вязи с доктором Мелиндой. Он тогда только-только обосновался в Мускаунти и страдал от жесточайшей аллергии. Мелинда успешно справилась с ней и предложила бывшему пациенту дружбу, лёгкую болтовню и молодость. Двадцатью годами моложе его, с зелёными глазами и длинными ресницами, она отличалась откровенностью в вопросах секса, впрочем свойственной её поколению. Как врач – она убедила его бросить курить и больше двигаться. Как женщина – она оказалась чересчур активной для Квиллера, а в результате её весьма настойчивых попыток женить его на себе они оба оказались в неловком положении. В итоге Мелинда отправилась в Бостон, объявив всем, что не желает быть провинциальным врачом.

Расположения Полли он добивался сам. Она не обладала ни стройностью Мелинды, ни её длинными ресницами, но была приятной собеседницей, хорошо готовила и разделяла его литературные пристрастия. Начать с того, что им нравилось вместе читать Шекспира. Она не предъявляла никаких невыполнимых требований, и Квиллер всё чаще ловил себя на том, что Полли всерьез занимает его мысли.

По дороге домой он остановился у супермаркета, чтобы купить еду сиамцам, что всегда было проблемой из-за их привередливости. Они меняли свои пристрастия достаточно часто и держали его в постоянном напряжении. Только одно оставалось неизменным: никакой кошачьей еды! Они отвергали любую пищу, предназначенную для четвероногих, словно прочитывали надписи на этикетках. Иногда им можно было угодить баночкой нерки, поданной с копченой устрицей или с каплей икры, предпочтительно осетровой. В другое время они соглашались на все ради индейки, но он никогда и ни в чём не мог быть уверен наперёд. Вот и сейчас он колебался выбрать ли в качестве холодной закуски ломтик ростбифа или предпочесть паштет из куриной печёнки. Лучше всего было бы купить у мясника несколько унций вырезки и подать в горчичном соусе, но её пришлось бы пропустить через мясорубку, а мысль о фарше была ему чем-то неприятна. Он остановил выбор на паштете.

Из магазина он, просто ради моциона, отправился домой длинным путем, сначала по просёлочной дороге, а потом по посыпанной гравием дорожке через старый фруктовый сад. Футах в ста от яблочного амбара он услышал пронзительное приветственное мяуканье. Амбар девятнадцатого века представлял собой четырёхэтажное имеющее в основании восьмиугольник здание с большими окнами, вырезанными на разных уровнях, и Квиллер мог наблюдать, как два пушистых тельца мечутся внутри, следя за ним то из одного, то из другого окна. Сиамцы встретили его у двери, держась с достоинством и помахивая хвостами, точно флагами. Этот ритуал заставил его сердце забиться от радости, но, приветствуя котов, он не позволил себе никаких сантиментов.

– Ну, прохиндеи, что вы делали после приезда домой?

Они обнюхали печёночный паштет, и усы их затрепетали. Задрожав, предвкушая удовольствие, сиамцы помчались вверх по спиралеобразному пандусу внутри дома, соединяющему три яруса и оканчивающемуся на тесном чердаке. Потом они понеслись сломя голову под уклон на первый ярус, с которого, подобно белкам, отправились в полёт, завершившийся мягкой посадкой на полу жилого этажа. Здесь они умыли перед обедом лапки и уши.

Выложив паштет на блюдце и поставив его на пол, Квиллер зачарованно наблюдал, как коты поглощают еду. Они были верхом совершенства: лоснящиеся бежево-коричневые тельца на длинных тёмных лапах, неправдоподобно голубые глаза в прорезях коричневых масок выразительные коричневые хвосты, заострённые, как рапиры. Сиамцы были куда элегантнее Бутси, которому затворническая жизнь компенсировалась регулярным перекармливанием.

В семь часов он заехал за Полли и, взобравшись по узкой лестнице наверх, был встречен Бутси, оскалившим зубы и прижавшим уши.

– «Приветствую тебя, совершенство среди зверей!» – сказал Квиллер, считая, что цитатой из Шекспира доставит Полли удовольствие.

Бутси ответил шипением.

– Прости его, – вступилась за кота хозяйка. – Когда тот тип преследовал меня у дома, кот почувствовал опасность и с тех пор нервничает.

За этим последовало молчаливое, тёплое, многозначительное объятие, которое изумило бы постоянных читателей библиотеки и породило бы в Пикаксе негодующие слухи, а потом Квиллер вручил Полли свёрток в тонкой обёрточной бумаге,

– Извини, что не в подарочной упаковке, – сказал он. – Я купил её в горах. Похоже, этот цвет тебе пойдёт.

Полли пришла в восторг:

– Да это же накидка «летучая мышь»! Из домотканого полотна! Чья это работа?

– Одной мастерицы из тамошних жителей, – сказал он, отметая дальнейшие расспросы. – В этих горах они все и ткачи, и гончары, и плотники. – Он не стал за ненадобностью уточнять, что ткачиха была привлекательной молодой особой, с которой он обедал и которая выручала его, когда он попадал в затруднительное положение на горных тропах.

Полли уже скинула скучный жёлто-коричневый деловой костюм и выглядела очень празднично в летнем платье, скомбинированном из двух тканей в горошек: красного горошка на белом фоне и белого горошка на красном.

– Ты уверен, что для меня это не слишком смело? – спросила она в ответ на комплимент Квиллера. – Мне помогала выбирать Ирма Хасселрич.

В ресторан они поехали на взятой напрокат машине, той, на которой он возвратился домой после отдыха в горах.

– Моя сломалась, – объяснил он, – и я бросил её там.

Это соответствовало истине, но не совсем: машина завязла в грязи, и он оставил её той самой молодой жительнице гор, которая без особого труда сможет вытянуть её оттуда с помощью своего пикапа-вездехода.

Ресторан «Старая мельница» располагался в здании бывшей мукомольной мельницы. В Пикаксе хватало средств, а также любителей изысканной еды для содержания одного хорошего ресторана. Он принадлежал группе дельцов, заинтересованных – для отвода глаз налоговой полиции – в каком-нибудь нерентабельном предприятии. Поварам здесь щедро платили, а выбор блюд удовлетворил бы даже тех местных жителей, которые бывали в ресторанах Сан-Франциско, Нового Орлеана или Парижа.

Полли и Квиллер заняли свой обычный столик, и к ним неспешно направился детина едва ли не семи футов роста, несущий графин воды и корзину гренок с чесноком. Звали детину Дерек Катлбринк.

– Приветствую вас, мистер К.! – радостно воскликнул помощник официанта. – Я думал, вы на всё лето уехали.

– Я вернулся, – кратко объяснил Квиллер.

– А я возьму две недели в августе, чтобы отдохнуть на природе.

– Молодец!

– Да, я тут познакомился с девушкой, а у неё есть палатка. Размером семь на восемь, из голубого нейлона, с алюминиевым каркасом. Собирается за пять минут.

– Возьмите побольше средств от москитов, – посоветовал Квиллер. – Держитесь подальше от сумаха и берегитесь клещей.

– Ты думал о колледже. Дерек? – спросила Полли.

– Ну, понимаете, дело вот в чём, мисс Дункан. Я решил остаться в ресторанном бизнесе. К концу месяца я получу повышение и буду жарить на кухне картофель и гренки.

– Поздравляю! – сказал Квиллер. Когда помощник официанта лениво удалился, Полли поинтересовалась:

– Ты думаешь, из Дерека что-нибудь выйдет?

– А почему нет? – сказал Квиллер. – В один прекрасный день он встретит подходящую девушку и станет впоследствии знаменитым нейрохирургом. Я такое уже видел.

Он заказал для Полли сухой херес, а для себя местный напиток под названием «Скуунк», добываемый из фонтанирующей водой скважины в Скуунк-Корнерз. Он всегда с удовольствием пил её со льдом.

Полли подняла бокал и произнесла нечто абсолютно непонятное.

– Присоединяюсь, – сказал Квиллер. – Только что это означает?

– Точно не знаю. Это тост на гэльском языке, который всегда произносит Ирма Хасселрич. – Полли часто цитировала новую подругу.

Квиллер не мог однозначно определить своё отношение к Ирме Хасселрич. Ей было за сорок, но она продолжала жить вместе с родителями (её отец был старшим компаньоном в юридической фирме «Хасселрич, Беннет и Бартера). Она работала в Обществе помощи престарелым, и он познакомился с ней, когда брал интервью у одной из её подопечных. Тогда он нашёл Ирму интересной. Она была статной, как Юнона, элегантной, с изысканными манерами. Поскольку Полли проводила лето в Англии, он попробовал было уговорить Ирму пообедать с ним, но она подчёркнуто проигнорировала его приглашение. Чем он, не особенно привыкший к отказам, был весьма обескуражен.

В последнее время у подруг появилось общее увлечение. Вооружившись биноклями и блокнотами, они часто отправлялись наблюдать за птицами на берега реки Иттибиттивасси или на заболоченные места около Перпл-Пойнта. Более того, под влиянием ухоженной, элегантной Ирмы Полли стала подкрашивать волосы и одеваться более ярко.

– Сегодня ты выглядишь совсем молодой и очень привлекательной, – заметил он, когда они потягивали аперитив. – Скоро ты вступишь в члены Театрального клуба и будешь играть роли инженю.

– Вряд ли, – сказала она, сопровождая слова своим мелодичным смехом. – Кстати, ты слышал, клуб ставит в сентябре «Макбета»?

– Довольно некстати!

– Почему? Ведь это в высшей степени драматичная пьеса с ведьмами, привидениями, битвой на шпагах, сомнамбулой и несколькими жуткими убийствами, и в ней так много сказано об искушении, о душевной порочности человека и его беспредельном честолюбии.

– Но есть поверье, что «Макбет» приносит несчастье труппе, ставящей его.

– Здесь об этом не знают, поэтому не стоит никого просвещать, – посоветовала Полли. – Конечно, почти наверняка главную роль будет играть Ларри.

– Ему придётся снова отрастить бороду. Он будет не в восторге. А кто режиссер?

– Он новый человек в городе, Двайт Сомерс. У него есть опыт работы в театре, и говорят, он очень мил. Уже объявлено о прослушивании актеров, и ходят слухи, будто доктор Мелинда собирается читать роль леди Макбет.

В местном Сообществе распространения сплетен пикаксской библиотеке отводилась почетная роль поста номер один по подслушиванию.

Квиллеру хотелось задать Полли несколько вопросов. Видела ли она Мелинду? Как та выглядит?.. Говорят, она сильно изменилась. Но, решив, что лучше не проявлять столь явный интерес, он небрежно бросил:

– Но подходит ли она на эту роль?

– Почему нет. Я видела её на похоронах доктора Гала и подумала, что она заметно постарела… Ты ведь знаешь этот удлиненный гудвинтеровский овал – он делает их лица измождёнными. С годами это только усугубляется.

Они заказали желеобразное консоме с кресс-салатом и жареную меч-рыбу в ананасном соусе. Квиллер спросил:

– Что за сюрприз меня ждёт?

– Ну… – с явным удовольствием начала она. – Когда ты был в отъезде, мы с Ирмой как-то вечером обедали и говорили о Шотландии. Она ведь училась там в художественной школе, и у неё остались знакомые, с которыми она поддерживает связь. Я заметила, что всегда хотела увидеть страну Макбета, и это навело нас на мысль организовать экскурсию по Хайленду и островам. При этом часть расходов смогло бы, наверное, взять на себя Общество помощи престарелым.

– Звучит заманчиво. А кто этим займется?

– Ирма уже разрабатывает маршрут, она забронирует места в гостиницах и будет исполнять роль гида.

– Она что, когда-нибудь организовывала экскурсии?

– Нет. Но она прирожденный лидер, очень собранная и, безусловно, много знает о Шотландии, особенно о западной её части и Хайленде.

– Как вы собираетесь перемещаться по Шотландии?

– Наймём микроавтобус. Уже записались Ланспики и Комптоны, а мы с Ирмой займем один номер на двоих. Стоимость экскурсии определялась в расчёте на парные путевки, но допускаются и одиночные.

Квиллер одобрил про себя намерение Полли уехать отсюда, пока не миновала угроза повторного нападения.

– Тебе понравится Хайленд. Я провёл там медовый месяц. Припоминаю, правда, что еда мне не очень пришлась по вкусу, но это было довольно давно, да и молодожёнов волнуют несколько иные вещи… Хочешь, я буду кормить Бутси в твоё отсутствие?

Она с надеждой смотрела на него:

– Мы думали… что, может быть… ты присоединишься к нам.

Это предложение застало его врасплох, и, прежде чем ответить, он несколько секунд сидел, уставясь в пространство.

– Сколько продлится поездка? Я никогда не оставлял кошек дольше, чем на пару дней. Кто за ними присмотрит?

– У тебя есть на примете кто-нибудь, кого бы ты на две недели мог поселить в свой амбар? С Бутси собирается пожить моя невестка.

Квиллер в нерешительности теребил усы:

– Не знаю. Это надо обдумать. Но что бы я ни решил, Фонд К поддержит любую вашу затею с Обществом помощи престарелым. Вы дадите объявление?

– Ирма считает, что следует набирать группу самим, чтобы люди подходили друг другу. Мы отправимся в конце августа, когда цветёт вереск. Путешествие начнется в Глазго и закончится в Эдинбурге.

– Глазго? – с любопытством повторил Квиллер. – Я недавно читал, что в Глазго возрождается интерес к Чарльзу Ренни Макинтошу. Ты ведь знаешь, Макинтош – девичья фамилия моей матери.

Полли и впрямь был известен этот факт, поскольку она слышала о нём никак не менее сотни раз. Однако она нежно и как бы с изумлением спросила:

– Так вы родственники?

– Мне ничего не известно о предках по материнской линии, кроме того, что один из них был то ли кучером почтовой кареты, убитым разбойником, то ли разбойником, повешенным за убийство кучера почтовой кареты. А о Чарльзе Ренни Макинтоше я знаю только то, что он сто лет назад стал родоначальником современного дизайна и, похоже, был интересной личностью.

– Ты сможешь, если захочешь, задержаться в Глазго – заверила его Полли. – Кэрол и Ларри поедут раньше, чтобы посмотреть несколько театральных постановок в Лондоне.

– Хорошо, я согласен, – сказал он. – Подыщу какую-нибудь кошачью няньку. Лори Бамба прекрасно подошла бы на эту роль, но у неё маленькие дети, и они, боюсь, попадают с ярусов. Этот амбар годен только для котов и взрослых людей.

Принесли первое; они замолчали и с наслаждением стали есть, думая о предстоящем путешествии. Когда подали меч-рыбу, Квиллер сказал:

– До меня дошла сплетня про Ирму. Правда, источник не слишком достоверный…

Было видно, как Полли насторожилась.

– Что ты услышал? И от кого?

– Я не выдаю своих информаторов, – напомнил он. – Но история такова: двадцать с лишним лет назад она застрелила какого-то мужчину и ей было предъявлено обвинение в убийстве, однако Хасселрич дал судье взятку, и дело замяли.

Сделав глубокий вздох, чтобы справиться с возмущением, Полли ответила:

– Как и в большинстве пикаксских сплетен, правды здесь от силы десять процентов. Мотивом для убийства послужило то, что мы сейчас назвали бы изнасилованием во время любовного свидания. Хасселрич блестяще построил защиту. Суд признал её виновной в непреднамеренном убийстве, но просил о снисхождении, а судья проявил понимание, не свойственное в те времена большинству его коллег: Ирму условно освободили на поруки и приговорили к трём годам общественных работ… Тебя удовлетворяет такой ответ?

– Извини, – сказал Квиллер, уловив раздражение в голосе Полли. – Я только повторил то, что мне рассказали.

Несколько смягчившись, Полли продолжала:

– Отработав положенный срок, Ирма посвятила себя благотворительной деятельности. Она пойдёт на всё во имя милосердия!

– Весьма похвально, – пробормотал Квиллер, подумав при этом, что «пойдет на всё» – чересчур уж сильно сказано.

Он заказал на десерт торт с земляникой, а Полли лениво ковыряла в маленькой вазочке мороженое. Она съела едва ли половину того, что ей подали.

– Я соблюдаю диету, – объяснила она. – И уже похудела на пять фунтов. Заметно?

– Ты выглядишь здоровой и красивой, – ответил он. – Но не становись слишком уж тощей.

После десерта они отправились к ней, чтобы выпить кофе, а потом устроили небольшое чтение вслух. И пока они читали два действия «Макбета», Бутси с глубоким отвращением обнюхивал брюки Квиллера.

Было довольно поздно, когда Квиллер вернулся в свой яблочный амбар, где был встречен двумя негодующими сиамцами.

Учуяв, что он общался с чужим котом, они отошли от него с высокомерным видом, выказывая превосходство, смешанное с презрением.

– Прекратите это, ребятки! – отчитал он кошек. – У меня для вас новость. Я еду на экскурсию в Шотландию, а вы нет!

– Йау! – обругал его Коко.

– Именно так. Ты остаёшься здесь!

– Н-няу!!! – пронзительно завопила Юм-Юм.

– Да, и ты тоже остаёшься!

ДВА

На следующий день Квиллер уже жалел о своём импульсивном решении поехать в Шотландию и покинуть на две недели бедных кошек. Водя щёткой по их шелковистым шкуркам – при этом задние лапки Юм-Юм были вывернуты, словно ножки стола работы Дункана Пайфа, а хвост Коко круто изгибался, как на рисунках Хогарта, – он уже подумывал отказаться от поездки, но этому воспротивился внутренний голос, воззвавший: «Ты мужчина двухсот фунтов весом ( 91 кг ) – и позволяешь поработить себя каким-то восемнадцати( 8 кг ) кошачьим фунтам!»

Вечером, когда он читал вслух кошечке, умиротворённо свернувшейся калачиком у него на колене, и коту, взгромоздившемуся на ручку его кресла, зазвонил телефон.

– Прости, любовь моя, – сказал он, осторожно поднимая Юм-Юм и пересаживая её на тёплое мягкое сиденье, которое только что освободил.

Это была Ирма Хасселрич, которая заговорила с ним со своей обычной слащаво-официальной любезностью:

– Мистер Квиллер, я с огромным удовольствием узнала, что вы хотите присоединиться к «Бонни Скотс Туру».

– Да, меня заинтересовало это увлекательное путешествие. Ведь девичья фамилия моей матери Макинтош. Между прочим, зовите меня Квилл, прошу вас.

– Излишне говорить, мистер Квиллер, – продолжала она, словно не слыша, – как мы рады субсидии, предложенной Клинтеншоеновским фондом. Мы намерены разбить парк для наших подопечных – с цветочными клумбами, извилистыми дорожками для инвалидных колясок и беседкой для дружеских завтраков и игр.

– Весьма похвально, – пробормотал Квиллер. – Сколько человек вы думаете пригласить на эту экскурсию?

– Наша цель – набрать шестнадцать человек. Именно столько помещается в микроавтобус.

– Полли говорила вам, что я хочу задержаться ненадолго в Глазго?

– Да. Несколько экскурсантов подобно вам желают продлить своё пребывание за границей, поэтому я предлагаю всем добираться туда своим ходом и встретиться накануне начала экскурсии уже непосредственно в Глазго.

– Сколько человек записалось?

– Одиннадцать. Кстати, может быть, у вас есть на примете какие-нибудь приятные в общении любители путешествий? Мы с ними тотчас бы связались.

Несколько секунд Квиллер размышлял:

– Как насчёт Джона и Вики Бушлендов? У них летний загородный дом в Мусвилле, хотя живут они в Локмастере, где у него рекламное фотоателье.

– О, это было бы чудесно – всё время иметь рядом профессионального фотографа! Могу я позвонить ими сослаться на вас?

– Разумеется.

– Как только стало известно, что вы присоединяетесь к нашей экскурсии, мистер Квиллер, мне удалось записать ещё трёх человек: мистера и миссис Мак-Вэннел и доктора Мелинду Гудвинтер. Ну не удача ли, что с нами едет врач?

Внутренне похолодев, Квиллер почесал усы костяшками пальцев. Он представил, как Мелинда поздно вечером стучит в дверь его гостиничного номера, вынуждая пригласить её войти. Молодая, упорная, она по-прежнему желала заполучить его в мужья (если верить Арчи Райкеру), и ей было абсолютно наплевать, с Полли он сейчас или один.

Стараясь скрыть тревогу, Квиллер поинтересовался погодой в Шотландии, и Ирма заверила его, что пришлёт всю необходимую информацию о предстоящей поездке по почте.

Закончив разговор, он немедленно позвонил Арчи Райкеру в редакцию «Всякой всячины». Они вместе выросли в Чикаго, и потом каждый шёл своим путем, делая журналистскую карьеру. Теперь судьба снова свела их в Пикаксе, где Райкер осуществил давнюю мечту издавать свою собственную газету.

– Арчи, а тебе не хотелось бы оторваться на пару недель от работы и махнуть в Шотландию с группой туристов? – предложил Квиллер. – Мы смогли бы при этом сэкономить несколько долларов, разделив номер в гостинице. – Он добавил ещё некоторые детали и упомянул кое-какие известные фамилии: Хасселрич, Ланспик, Комптон, Мак-Вэннел.

Райкеру идея понравилась, и он добавил, что ему всегда хотелось работать в газете где-нибудь в Абердине или Данди.

– А теперь плохие новости, – сказал Квиллер. – Едет Мелинда Гудвинтер.

– Ну и дела! – усмехнулся Райкер. Его забавляли проблемы, возникавшие у его друга с женщинами. – А Полли в курсе?

– Если и нет, то скоро будет!

Поздравив себя с удачным маневром, Квиллер позвонил Ирме Хасселрич и поменял свою одиночную путевку на парную. На следующий день, когда ему позвонил Райкер, наступила его очередь смеяться.

– Привет, – сказал Арчи. – Ты представляешь, вчера я пригласил Аманду пообедать и рассказал ей о туре в Шотландию. Она захотела присоединиться к нам! Как тебе это нравится?

– Ей придется купить одиночную путевку. Никто не захочет жить в одном номере с Амандой, даже её кузина Мелинда.

Аманда Гудвинтер была весьма эксцентричной особой неопределённого возраста. Среди жителей Пикакса бытовало мнение, что она потихоньку выпивает. Тем не менее она руководила процветающим ателье по оформлению интерьеров и даже неоднократно избиралась в муниципалитет, где, избегая каких-либо политических игр, говорила с шокирующей многих откровенностью.

Райкер с его журналистской тягой к чудакам находил её забавной, и было время, когда пикаксские сплетники уже отправили их под венец, но ершистая натура Аманды гарантировала ей одиночество до конца жизни. Сейчас же Райкер был в восторге от мысли, что Аманда внесёт дисгармонию в их спокойную группу.

– Надеюсь, у всех нас есть чувство юмора, – сказал он Квиллеру. – А самое смешное в том, что Аманда ненавидит волынки, горы, поездки в автобусе и Ирму Хасселрич.

– Тогда зачем она едет? Уж конечно, не только ради общения с тобой, старина!

– Нет, не могу приписать эту честь только себе. Она с восторгом предвкушает посещение заводов по изготовлению виски. Она слышала, там можно бесплатно получить образцы их продукции.

Квиллер ещё смаковал эту новость, когда ему позвонил Броуди и сообщил, что у границы округа полицейские заметили массачусетсский номерной знак на тёмно-бордовой машине, едущей на юг.

– Вероятно, машина направляется из Пикакса, – прогрохотал он. – Мы проверили и выяснили, что она принадлежит некоему Чарльзу Эдварду Мартину, жителю города Чарльзтаун, штат Массачусетс.

– Что он делал здесь? – резко спросил Квиллер, хотя вопрос был, по сути, риторическим. – За пять лет я никогда не видел массачусетсской машины в Мускаунти.

– Возможно, это друг Мелинды Гудвинтер. Возможно, он приехал на похороны её отца. Там было полно бородатых, – ответил Броуди. – Вот что я тебе скажу, Квилл. Если он появится снова и к нам поступит жалоба мы, по крайней мере, будем знать, кто это. Пока же мы выставляем ночной патруль на Гудвинтер-бульваре, и ты скажи Полли, чтобы она не выходила из дома после наступления темноты.

Усы Квиллера встали дыбом. При мысли об этой бордовой машине он неизменно ощущал дрожь над верхней губой. Его роскошные усы представляли собой нечто гораздо более важное, нежели банальное украшение мужского лица. Усы давно стали для Квиллера источником предчувствий и подозрений. Опыт подсказывал: если они дрожат и топорщатся, то сигналам этим следует доверять безусловно. Ему претило обсуждать необычную восприимчивость своих усов с кем-либо, кроме ближайших друзей, но даже и они не слишком в неё верили. Тем не менее это было правдой. В своей способности предчувствовать неприятности Квиллер был не одинок. Коко тоже обладал уникальным даром разоблачения дурных поступков и дурных людей. Едва ли кто-то ещё смог бы вынюхать микроскопическое пятнышко на огромном ковре или определить, что отключенный от сети магнитофон не работает в режиме «стерео». Если Коко начинал подергивать усами, если он старательно точил когти и усиленно принюхивался, это означало: происходит нечто, чего быть не должно. Поговорив с Броуди, Квиллер повернулся к Коко, который во время телефонных разговоров всегда держался поблизости.

– Ну, дружище, – сказал он, – похоже, что этот тип с бульвара уехал.

– Йау, – безразлично ответил Коко, почесывая ухо.

– Хорошо. Ну а как нам найти подходящую кошачью няньку?

Коко с ворчанием спрыгнул на пол и затрусил к кладовке, у которой выразительно уставился на свою пустую миску. Юм-Юм ненамного отстала от него. В середине дня зверям полагалась легкая закуска. Квиллер дал им горсть хрустящего сухого корма, изобретенного Милдред Хенстейбл, ведущей во «Всякой всячине» раздел кулинарии». Это был единственный сухой корм, до которого снисходили его сиамцы. Пока Квиллер наблюдал, как они грызут свою смесь, его внезапно осенило.

– Придумал! – воскликнул он. – Милдред Хенстейбл!

Кроме сочинения кулинарных статей для газеты она преподавала домоводство в пикаксских школах и обожала готовить. Это была пухленькая и симпатичная одинокая вдова с добрым сердцем, живым воображением и полными коленками.

– Отлично! – вскричал Квиллер столь громко, что сиамцы с тревогой повернулись к нему, даже не успев доесть.

Милдред Хенстейбл приходилась тёщей его приятелю, репортеру Роджеру Мак-Гилливрею, которого он мгновенно отыскал в закусочной Луизы.

– Как тебе моя идея, Роджер? Тем более её любовь к моим кошкам отнюдь не безответна.

– Это пойдет ей на пользу, поможет отвлечься от мыслей о прошлом, – ответил Роджер. – Она считает твой амбар чем-то уникальным, и возможность пожить в нём пару недель для неё примерно то же самое, что побывать на седьмом небе!

– Я должен задать тебе один вопрос она всё ещё пьет?

– Ну, с помощью алкоголя она оплакивала своего недостойного мужа, но с этим уже покончено. Зато теперь она слишком много ест. Всё дело в том, что она одинока. Как мне хочется, чтобы ей встретился какой-нибудь порядочный парень.

– Этим мы займемся чуть позже, Роджер… Куда ты сейчас направляешься?

– Меня послали в Кеннебек. Там в четверг в полдень Женский клуб сажает дерево в городском парке.

Случилось так, что в результате пребывания в горах Квиллер стал обладателем нескольких домотканых накидок фасона «летучая мышь», и после совещания, на котором присутствовали сотрудники газеты, одну из них он преподнёс Милдред. Разумеется, одежда свободного кроя устроила толстушку, а предложение пожить две недели в обществе квиллеровских кошек и вовсе вызвало бурный восторг.

Покончив таким простым способом с главной проблемой, Квиллер занялся другими делами. Третья и четвёртая накидки «летучая мышь» достались соответственно молодой дизайнерше, успешно помогавшей Квиллеру в деле переустройства яблочного амбара в человеческое жилье, и сотруднице «Всякой всячины», занимающейся рекламой. Дамы были в восторге. Затем вместо машины, оставленной в горах, он приобрел подержанный белый седан, поскольку никогда не тратил денег зря, покупая новые модели. Всё это время он мастерски уклонялся от встреч с Мелиндой, игнорируя напоминание, что должен пройти ежегодный медицинский осмотр, как это значилось в записях покойного доктора Галифакса Гудвинтера.

Ирма Хасселрич незамедлительно прислала экскурсантам подробное описание их маршрута вместе с информацией о погоде в Шотландии и подходящей для поездки одежде: Необходимо взять свитера и куртки, – писала она, – потому что вечера могут быть холодными, а мы будем путешествовать по продуваемым ветром местам и подниматься на вершины гор. Не забудьте легкий плащ, зонт и непромокаемую обувь. Последнее указание было подчеркнуто красным карандашом. Дальше шло: Для званых вечеров просим мужчин захватить блайзер или спортивную куртку и рубашку с галстуком, а женщинам рекомендуем иметь с собой платье и туфли на каблуках, подходящие для подобных случаев. Багаж должен ограничиваться одним чемоданом и легкой ручной кладью. Просьба соблюдать правила хорошего тона, не курить в автобусе и ресторанах, а также в гостиницах из-за опасности пожара. В конце приводился краткий словарь терминов, используемых в Хайленде и на Среднешотландской низменности:

loch – озеро;

moor – лишённая деревьев возвышенность;

glen – глухие лощины;

fen – болото;

ben – гора;

tirth – рукав реки;

burn – устье реки;

strath – широкая долина реки;

kyle – пролив;

croft – ферма;

crofter – фермер;

bothy – бараки для сельскохозяйственных рабочих;

neeps – турнепс;

tatties – картофель;

haggis – мясной пудинг;

toilet – комната отдыха;

usquebaugh – виски (в Шотландии произносится «вискай»).

Здесь же давался список рекомендуемой литературы: творения Босвелла, доктора Джонсона, сэра Вальтера Скотта и тому подобных авторов, большинство которых входило в постоянно пополняемую библиотеку Квиллера.

Тем не менее он отправился в букинистический магазин Эддингтона Смита и откопал там старый путеводитель с картой Шотландии на пожелтевшей вклейке. Владелец магазина предложил ему также «Мемуары лакея восемнадцатого века».

– Это про Шотландию, – сказал Эдд. – Она была издана в тысяча семьсот девяностом году и переиздана в тысяча девятьсот двадцать седьмом. Для книги, которой уже шестьдесят лет, она в довольно приличном состоянии.

Уже на выходе Квиллер услышал:

– А вчера сюда заходила доктор Мелинда. Она хочет, чтобы я приобрёл библиотеку доктора Гала, но просит за неё чересчур много денег.

Вечером, когда Квиллер уселся в своё любимое кресло-качалку с «Мемуарами» в руках, коты расположились поудобнее и приготовились слушать: Коко – на широкой, обитой тканью ручке кресла, а Юм-Юм – у хозяина на коленях. Книга за шестьдесят лет пребывания в разных домах пропиталась их запахами, и поэтому сиамцы находили её увлекательной. Квиллер же был очарован невероятным рассказом о четырёх оставшихся без матери детях – двух, четырех, семи и четырнадцати лет, отправившихся искать отца, сражавшегося в армии принца Чарли. Преодолев сто пятьдесят миль, пробыв в пути три месяца, вымаливая еду и ночлег, они узнали наконец, что он пал в битве под Каллоденом.

Целиком уйдя в их проблемы, потрясенный Квиллер не обращал внимания на телефон до тех пор, пока Коко не замяукал ему в ухо.

– Гм… алло, – невнятно произнёс он.

– Привет, дорогой! Это ты? Кажется, что ты где-то очень далеко. Ты узнаешь этот голос из твоего честолюбивого прошлого?

– Кто это? – вяло спросил он, предчувствуя ответ. – Мелинда!

– О… привет!

– Я оторвала тебя от чего-то важного?

– Нет. Я читал книгу.

– Наверное, очень интересную? Как она называется?

– Это…. гм. «Мемуары лакея восемнадцатого века» Джона Мак-Дональда.

– Звучит претенциозно. Мне говорили, кстати, что ты собираешь старые книги.

– У меня есть несколько. – Он вовсю старался изобразить из себя человека скучного и неинтересного, которому нечего ждать от жизни.

– Я продаю библиотеку отца. Тебя это интересует?

– Боюсь, что нет. Я покупаю книги от случая к случаю и лишь те, что меня сильно заинтересуют.

– Но почему бы тебе не прийти и не взглянуть на отцовскую библиотеку? Может быть, тебе что-нибудь понравится. Я живу в Индейской деревне и могла бы подъехать за тобой.

– Хорошая мысль, – с фальшивым энтузиазмом сказал он. – Я узнаю, когда Полли Дункан будет свободна, и мы договоримся с тобой о встрече. Когда дело касается старых книг, Полли – мой духовный наставник.

На другом конце провода последовала пауза,

– Хорошо. Если я не продам книги оптом, то свяжусь с тобой… Я слышала, дружок, что мы оба записались на одну и ту же экскурсию по Шотландии.

– Да, меня уговорила Полли.

– Ладно. Не смею далее отрывать тебя от важных дел.

– Спасибо за звонок, – вежливо закончил он разговор.

– Спокойной ночи.

Продолжения у этого книжного разговора не было, за что Квиллер был благодарен Мелинде, но ему часто приходилось слышать её имя. Как-то он заглянул в ателье по оформлению интерьеров Аманды выпить чашку кофе и воспользоваться телефоном, что частенько делал, если там находилась Фран Броуди. Она была гораздо моложе и привлекательнее Аманды, да и характером её Бог наградил куда более покладистым. К тому же дочь шефа полиции и член Театрального клуба обладала ещё одним неоспоримым достоинством: на неё всегда можно было положиться по части самых последних сплетен или, как предпочитал называть их Квиллер, местной информации.

Она встретила его приятной новостью:

– Ты только что разминулся с Мелиндой. Она приходила, чтобы попытаться продать нам библиотеку своего отца. Не знаю, что, по её мнению, мы стали бы с ней делать… Чашку кофе? – Она подала кофе в кружке, на которой была буква «К», ехидный намек на его привычку угощаться на дармовщинку. – Я рада, что ты заглянул, Квилл. Я нашла одну вещь, она создана именно для тебя!

– Мне следовало бы знать, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – сказал он. – Что же это такое?

С преувеличенной осторожностью она открыла плоскую коробочку.

– Вот коробка, не содержащая яда, а вот история, не пропитанная ядом, – объяснила она, разворачивая кусок выцветшей желтовато-коричневой ткани.

– Да что же это, чёрт побери?

– Это шотландская реликвия, кусок юбки шотландского горца. Она была на якобинском мятежнике в битве при Каллодене в тысяча семьсот сорок шестом году!

– Откуда это известно? По внешнему виду сего раритета можно подумать, что он извлечен из мусорного бачка ровно четыре дня назад.

– Всё подтверждено документально. Лоскут этот принадлежал представителям одного старинного рода в Локмастере, которые перебрались туда из Канады. Их предки прибыли в Новый Свет во время «Шотландских чисток».

– И что я, по-твоему, должен делать с этой выцветшей тряпкой? Она не годится даже на мытьё машины!

– Мы вставим лоскут в защитную рамку, как в музеях, и ты сможешь выставить его напоказ. Конечно, следует выбрать достаточно тёмное место, куда попадает мало дневного или искусственного света.

– Это ограничивает нас чуланом, где хранятся метлы, и кошачьей ванной, – сказал он. – Сколько он стоит?

– Дорого, но, принимая во внимание, сколько ты сэкономил только у нас на кофе и телефонных разговорах, вполне по карману.

– Я засуну его куда-нибудь подальше.

– На здоровье, – сказала Фран Броуди, снова наливая ему кофе. – Значит, ты едешь в Шотландию вместе с моим шефом! Я слышала, что они стремятся набрать столько людей, сколько мест в автобусе. Это из-за того что едет Аманда? Или причина в том, что экскурсию организует Ирма Хасселрич?

– Разве Ирму здесь недолюбливают?

– Боюсь, знакомые считают её слишком надменной и властной, а прочих она отпугивает своим слишком безупречным видом. Аманда говорит, что она похожа на очищенное яйцо… Хотела бы я знать, почему Ирма так спланировала экскурсию, что она совпадает по времени с нашими репетициями «Макбета»? На неё уезжают трое главных участников спектакля: двое исполнителей главных ролей и режиссер.

– Леди Макбет играет Мелинда?

Фран неодобрительно кивнула:

– На эту роль претендовали несколько женщин, и я бы выбрала Кэрол, но Двайт захотел Мелинду. Он, похоже, положил на неё глаз. Вероятно, из-за неё-то они записался на экскурсию по Шотландии.

«Это хорошо, – подумал Квиллер. – Надеюсь, он прочно завладеет её вниманием, и она не доставит мне никаких хлопот».

Вскоре после этого, когда он обедал с Полли в «Типси», за соседний столик села Мелинда. Избегая смотреть в её сторону, он, тем не менее, заметил, что у её спутника была аккуратно подстриженная борода.

Полли сказала, что это Двайт Сомерс.

– Они оба записались на «Бонни Скотс Тур». Ты ведь знаешь, Мелинда – давнишняя подруга Ирмы.

– В самом деле? – поморщившись, спросил Квиллер, хотя вопрос был лишен всякого подтекста. Его самолюбие было уязвлено, ведь он-то считал, что Мелинда едет из-за него.

Полли между тем продолжала:

– Я была сегодня у неё на приёме. Я помню, лет пятнадцать назад она приходила в библиотеку делать школьные уроки, и мне трудно воспринимать её как врача. Хотя, впрочем, Ирма говорит, что мы, женщины, должны поддерживать друг друга. Моя невестка работает в гудвинтеровской клинике, и от неё я узнала, что мужская часть пациентов доктора Гала переметнулась к какому-то терапевту и урологу в Локмастере.

– Если хочешь знать моё мнение, – сказал Квиллер, – то, скорее, их жены не захотели, чтобы они лечились у молодой женщины. – Он собирался сказать «молодой и привлекательной», но по ходу дела внёс отдельные коррективы.

Словно поняв, что настал её черёд подать реплику, Мелинда, направляясь в дамскую комнату, оказалась рядом с их столом.

– Привет, дорогой! – непринужденно воскликнула она, задержавшись на миг, показавшийся всем слишком долгим.

Квиллер поднялся и произнёс какую-то банальность.

– Доктор Гудвинтер, позвольте мне… – Учтиво приподнявшись, он, однако, держался за спинку стула, не выпрямляясь до конца, готовый опуститься на него обратно, как только она отойдёт, и надеясь, что это произойдёт незамедлительно.

– Ты рад, что мы едем вместе? – лукаво спросила она, снова обращаясь лишь к нему одному.

– Мы с Полли… – нерешительно начал он.

– Значит, я увижу тебя на прелестных берегах Лох-Ломонд, дорогой, – улыбнулась Мелинда, медленно отходя и многозначительно проведя рукой с наманикюренными пальцами по скатерти. Она пользовалась теми же духами, что и три года назад.

– Ну и ну! – нахмурясь, проговорила Полли. – Чем вызван весь этот очаровательный спектакль?

– Она порядком набралась, – сказал Квиллер с чувством облегчения. Он опасался, что найдёт Мелинду такой же привлекательной, как прежде. Однако её вызывающая манера теперь только раздражала, ему не понравилась её ультрамодная прическа, и она была слишком тощей. Его вкусы изменились. Опасаясь, что его невольное молчание неверно истолкуют, он быстро добавил: – Не знаю, как ты, но я никогда не путешествовал в группе, разве только в группе подвыпивших репортеров. В этом путешествии я надеюсь на лучшее, хотя ничему не удивлюсь.

– Мы будем от него в восторге, – заверила Полли, а потом сказала: – Помнишь, я отдыхала летом в Англии и заболела бронхитом? На этот раз я возьму на всякий случай что-нибудь с витамином С. Аптекарь рассказал мне о потрясающих таблетках.

– Ты не говорила об этом с… врачом? – Квиллер относился с подозрением к витаминам, брокколи и вообще ко всему, что считается исключительно полезным для здоровья.

– Я упомянула о них в разговоре с Мелиндой, и она сказала, что вреда они не принесут, но и особой пользы от них ожидать не следует. Тем не менее я намереваюсь их опробовать… Квилл, а ты уже составил список вещей, которые возьмешь с собой?

– Я никогда его не составляю. Просто кидаю вещи в чемодан.

– Ты на редкость несобран, милый. Я составляю список и беру с собой только тёмную прочную одежду, минимум аксессуаров и столько пасты, крема для лица и шампуня, чтобы хватило как раз на четырнадцать дней.

– Ты на редкость собранная женщина, – сухо парировал он. – Не удивительно, что в библиотеке всё так четко функционирует.

– Ты прочитал что-нибудь из списка литературы, рекомендованного Ирмой?

– Нет, но я купил книгу, где на вклейке есть карта Шотландии. И стоило мне открыть эту книгу, как примчались коты и стали драть её когтями. Однако, надеюсь, это не означает, что в поездке нас ожидают какие-то неприятности.

– Если за экскурсию отвечает Ирма, бояться нечего, – заверила его Полли.

После случайной встречи в «Типси» Мелинда, к великой досаде Квиллера, неоднократно – и всякий раз под придуманным предлогом – звонила ему. С этими звонками он справился при помощи автоответчика, но, как мрачно шутил про себя, грядущее пребывание с ней в одном микроавтобусе в течение двух недель вполне может привести к убийству.

В конце концов сержант Хасселрич, как называл её Лайл Комптон, отдала последний приказ:

Сбор накануне начала «Бонни Тура» в отдельном зале отеля Глазго (см. описание маршрута) с шести до семи часов. Отправляемся в путешествие на следующее утро, сразу после обильного шотландского завтрака.

Далее следовал список экскурсантов:

Джон Бушленд;

мисс Зелла Чизем;

миссис Грейс Чизем Атли;

мистер и миссис Лайл Комптон (Лайза);

мисс Полли Дункан;

мисс Аманда Гудвинтер;

доктор Мелинда Гудвинтер; мисс Ирма Хасселрич;

мистер и миссис Ларри Ланспик (Кэрол);

мистер и миссис Мак-Вэннел (Гленда);

Джеймс Квиллер;

Арчибальд Райкер;

Двайт Сомерс.

Квиллер показал этот список Милдред Хенстейбл когда та появилась в амбаре для прохождения предварительного инструктажа, касающегося её обязанностей кошачьей няньки для их Королевских Величеств. Она возникла в облаке развевающегося кисейного платья, совершенно не скрывавшего излишество форм, но придающего ей величественность клипера, идущего на всех парусах. Сиамцы встретили Главного поставщика хрустящего удовольствия с энтузиазмом.

Милдред внимательно изучила список и высказала свои прогнозы:

– Любопытная группа! Лайл – законченный брюзга, но весьма мил… Аманда имеет привычку говорить не то, что надо, и не там, где следует, но иногда это бывает очень забавно… Ирма так придирчива, что, вероятно, будет перед завтраком проверять у всех чистоту ногтей… А как тебе понравились сестры Чизем?

– Они поют?

– Ты их не знаешь, Квилл, потому что не состоишь в кантри-клубе. Грейс – богатая вдова и живет на Гудвинтер-бульваре со своей незамужней сестрой. Они коллекционируют игрушечных медвежат.

– Милдред, могу я предложить что-нибудь выпить?

– Пусть это будет кофе, – сказала она. – Я принесла немного домашних пончиков. Но сначала покажи мне, где здесь что находится, чтобы я не заблудилась.

Когда он водил её по трём этажам, любознательный кот и любопытная кошечка следили за ними, причем их хвосты были направлены вертикально вверх, а усы строго горизонтально.

– Моя спальня и кабинет расположены на первом этаже, – объяснял он. – Дверь закрывается от кошек, потому что Коко лижет почтовые марки и заклеивает конверты… Комната для гостей на втором этаже. Советую надежно прятать зубную щётку. У Юм-Юм культ щёток, она бы стащила мои усы, не будь они так надежно прикреплены… Прошу прощения, но единственный телевизор находится на верхнем этаже, то есть на кошачьем чердаке.

– Не извиняйся. Я поставлю свой приёмник на втором этаже и буду слушать радио, – сказала она. – Как часто их следует кормить?

– Утром и вечером, и ещё давать горсть твоего хрустящего сухого корма в полдень и перед сном. Их консервированные замороженные деликатесы – на кухне.

– Говоря по правде, я предпочла бы сама готовить для них, – сказала Милдред. – В самом деле! Мне не для кого это делать, а хочется. Что ещё от меня требуется?

– Они будут благодарны, если их раз в день причешут, удостоят занимательной беседой и немного развлекут. Коко предпочитает занятия, требующие работы ума, он очень интеллектуальное животное. – Как только они повернулись, чтобы бросить на него восхищённый взгляд, кот перевернулся и почесал корень хвоста. – Забудь о моих словах, – добавил Квиллер. – Эти негодяи любят делать из меня посмешище.

Милдред взяла на руки кошку, тершуюся о её ноги. Квиллер отметил, что для женщины её комплекции ноги были стройными и изящными,

– Юм-Юм так и хочется приласкать, – сказала она.

– Да, она всегда вызывает тёплые чувства… А теперь, позволь, я продемонстрирую тебе своё высокое искусство поддержания чистоты кошачьего туалета.

После инструктажа они расположились в гостиной, чтобы выпить кофе и съесть пончики, только что испеченные Милдред. Глубокие массивные кресла с прямоугольными спинками и диваны располагались вокруг большого квадратного стола на коротких ножках, стоящего напротив внушительного белого куба, две стороны которого были каминами, а на третьей находились книжные полки. Куб был достаточно высок, и сиамцы, сидя на нем, уподоблялись олимпийским богам, взирающим с вершины на простых смертных.

– Что ещё я должна знать? – спросила Милдред.

– Раз в неделю приходит миссис Фулгров для небольшой уборки. Если что-то сломается, то мистер О'Делл – мастер на все руки. Вместе с амбаром для яблок нам досталась колония фруктовых мушек, которые выходят из спячки как раз в это время года. Коко ловит их на лету и съедает на закуску… Пожалуй, это всё.

– Расскажи мне, что ты собираешься делать в Шотландии.

– Слушать игру на волынках, останавливаться в деревенских гостиницах, осматривать замки, есть хаггис. Примерно так я представляю своё ближайшее будущее.

– Гм! Хаггис – это бараньи потроха, разрезанные на куски и перемешанные с овсяной мукой и специями, которыми потом начиняют бараний желудок.

– Звучит восхитительно.

Неожиданно Милдред стала серьёзной.

– Перед тем как прийти сюда, – сказала она, – я гадала на тебя на картах Таро, и, по-моему, тебе следует знать, что они мне открыли.

– Похоже, ничего хорошего, но послушаем. – Квиллер относился скептически к карточным гаданиям, хиромантии и прочим оккультным наукам, которыми так интересовалась его приятельница, и интересовалась искренне. Но он всегда потакал ей. – Ты не против, Милдред, если я всё запишу на магнитофон?

– Отнюдь. Мне этого даже хочется.

Он уже повернулся к портативному магнитофону:

– Так, и что же ты узнала?

– Как ни странно, когда я спрашивала карты о тебе, начала она, – ответы относились явно к какому-то другому человеку, которому грозит опасность.

– Мужчине или женщине?

– Зрелой женщине. Женщине строгих привычек и высоких моральных принципов.

«Это Полли, – подумал Квиллер, – кто-то уже рассказал Милдред о типе, преследовавшем её».

– Какого рода опасность? – спросил он.

– Ну, поскольку карты выразились несколько туманно, я принесла колоду с собой, чтобы повторить гадание… в твоём присутствии.

Не испытывая большого желания, он согласился, и они направились к карточному столу. Квиллер из вежливости отвёл глаза, чтобы не видеть, каких усилий стоит Милдред выбраться из глубокого кресла. Когда она попросила его перетасовать колоду, на стол, возбуждённо мяукая, вскочил Коко.

– Милдред, хочешь я его запру? – предложил Квиллер.

– Нет, пусть себе смотрит. – Она разложила несколько карт в каком-то загадочном порядке. – Я использую кельтское гадание. Всё определяет эта карта. – Карты были яркими, с причудливыми рисунками, и она, раскладывая их, что-то бормотала себе под нос. Затем последовала многозначительная пауза. Наконец она сказала: – Я вижу путешествие… путешествие по морю… с надвигающимся штормом.

– Я рад, что взял с собой непромокаемый плащ, – беспечно сказал он.

– Шторм может означать вражду, недоразумения, несчастные случаи да и вообще какие угодно неприятности.

– Чертовски жаль, что я узнал это после того, как заплатил деньги за поездку.

– Отнесись к этому серьёзно, Квилл.

– Прошу прощения. Я вовсе не хотел, чтобы это прозвучало непочтительно.

– Последняя карта… неблагоприятная… Её следует рассматривать как предостережение.

На карте в увитой виноградными лозами беседке была изображена женщина в спадающем свободными складками одеянии. На запястье дамы сидела птица, а вокруг были разбросаны золотые монеты.

– Судя по изображенному, я бы решил, что эта карта сулит удачу, – заметил Квиллер.

– К сожалению, она имеет противоположное значение. Она сулит какой-то обман… или предательство.

– Йау, – сказал Коко.

– Ну и наконец, я настоятельно прошу тебя быть готовым… к любым неожиданностям.

К концу гадания Милдред всегда начинала задыхаться и её энергия иссякала, поэтому Квиллер счел за лучшее не продолжать обсуждение этого вопроса.

– Очень интересно. Спасибо, – поблагодарил он, выключая магнитофон,

Милдред отошла от стола, сделала несколько глубоких вдохов. Придя в себя, она изрекла:

– С нетерпением буду ждать рассказа о том, чем всё это закончится.

– Я тоже! – признался Квиллер.

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра в полдень я лечу в Чикаго, а оттуда в шесть вечера улетаю международным рейсом. После пересадки в Хитроу и выполнения всех формальностей я прибуду в Глазго в десять часов вечера по местному времени. Я оставлю список телефонов, по которым можно будет со мной связаться, и, если возникнет необходимость, звони не раздумывая. Милдред, ты представить не можешь, насколько мы все трое благодарны тебе.

– И я вам тоже! Мы будем веселиться вовсю, правда, киски?

– Йау! – сказал Коко, зажмурившись, словно перед его глазами заплясали образы миниатюрного Ньюберга.

На следующее утро Квиллер, уже простившись с кошками, обернулся и увидел две пары больших голубых глаз, полных тревоги. Отъезжая, он знал, что два крошечных существа наблюдают за ним с верхнего этажа огромного амбара.

В аэропорту, поставив машину на новую закрытую стоянку, он направился к трапу самолета. Через мгновение самолёт поднялся в воздух, не задержавшись, как это обычно бывает, для экстренного устранения каких-нибудь неполадок. Да и сам полёт до Чикаго прошёл гладко, возможно, слишком гладко. После трёх приёмов пищи и нескольких прочитанных журналов Квиллер прибыл в Глазго точно по расписанию. Но вот багаж его, к сожалению, улетел в какой-то другой город Западной Европы. Так начался «Бонни Скотс Тур».

ТРИ

К тому времени, на которое был назначен сбор участников «Бонни Скотс Тура», Квиллер уже преодолел дискомфорт от перевода часов, получил-таки свой многострадальный багаж и засвидетельствовал почтение Чарльзу Ренни Макинтошу. Весь этот день в отель, расположенный в центре города и выбранный исходным пунктом их путешествия, устало стягивались остальные экскурсанты из Мускаунти.

Выполняя распоряжения Ирмы Хасселрич, Квиллер в рубашке с галстуком и блайзере в шесть часов явился в вестибюль гостиницы и обнаружил, что там полно представителей мужского пола всех возрастов в шотландских юбках. В банкетном зале праздновали свадьбу

Небольшой зал, заказанный для участников «Бонни Скотс Тура», носил имя Роберта Бернса и отличался от зала сэра Вальтера Скотта, зала Красавца принца Чарли[2] или зала Роберта Льюиса Стивенсона лишь портретом поэта, висевшим на стенке бара. В момент появления Квиллера какой-то рыжеволосый юноша в белой куртке обносил присутствующих бокалами с шампанским и апельсиновым соком.

Здесь уже были Ларри и Кэрол Ланспики, самая симпатичная супружеская пара в Пикаксе. Они играли ведущую роль в его светской жизни, были владельцами универсального магазина и служили оплотом Театрального клуба. Квиллер подошёл к ним со словами «Да славится Макбет, Кавдорский тан!»[3].

– Проклятие! Придётся снова отращивать бороду, -горестно воскликнул актер, потирая подбородок. – Сначала Генрих Восьмой, потом Авраам Линкольн, а теперь вот это. Почему мне никогда не представлялся случай сыграть Питера Пена?

Этого мягкого человека было трудно отождествить с кровожадным Макбетом.

– Квилл, это Двайт Сомерс, постановщик «Макбета», – сказала Кэрол. – Едва ли вы знакомы… Двайт, это Джим Квиллер, больше известный как Квилл. Вы читали в газете его колонку «Из-под пера Квилла»?

– Я много слышал о вас, – сказал мужчина с аккуратно подстриженной бородой, – и с удовольствием читаю вашу колонку. Вы всегда попадаете в самую точку.

– Спасибо. Вы новый человек у нас. Откуда вы?

– В последнее время я жил в штате Айова. Правда, не знаю, каким тоном должен говорить это: самодовольным или извиняющимся?

– В штате Айова нет ничего такого, чего нельзя было бы уладить с помощью Висконсинских озер или Пенсильванских гор, – ободряюще ответил Квиллер. Двайт понравился ему с первого взгляда, этот человек излучал энергию, свойственную людям театра. Да и сам Квиллер не оставил без внимания комплименты, будучи тщеславным, когда дело касалось его писаний.

К ним присоединилась ещё одна супружеская пара. Лайл Комптон был высоким, тощим и угрюмым школьным инспектором, а у работающей в системе социального обеспечения Лайзы Комптон в глазах плясали вёселые искорки, и, в отличие от своего сурового мужа, она обладала хорошим чувством юмора. Она полюбопытствовала:

– Кто же заботится о твоих кисках, Квилл?

– Милдред Хенстейбл. Надеюсь, она их не перекармливает. Они ещё те артисты, когда дело касается еды… А вы готовы к какому-нибудь весёлому приключению в Хайленде?

– Я лично собираюсь веселиться до упаду! – мрачно заявил Лайл.

В зал вошёл лысеющий молодой человек с фотоаппаратом через плечо, и Квиллер представил его как фотографа из Локмастера, Джона Бушленда.

– Зовите меня Буши, – дружелюбно сказал тот, поглаживая почти голую голову.

– Почему ты захватил с собой фотоаппарат, а не жену, Буши?

– Ну, видишь ли, Квилл, она открыла этим летом своё дело, связанное с поставкой продуктов, и у неё есть заказы, которые никак нельзя отменить. А куда ты пристроил сиамцев, Квилл?

– Они на своём посту в Пикаксе, вместе с ними живет кухарка, которая готовит им еду. Мне было тяжело оставлять их. Я разбросал повсюду свои старые свитера, чтобы они могли сидеть на них и не чувствовать себя покинутыми.

– Это очень разумно с вашей стороны, – сказала Кэрол Ланспик, – но, по-моему, вы будете скучать по кискам больше, чем они без вас.

– Нет нужды говорить мне это, Кэрол. Эти пройдохи достаточно долго водили меня за нос и издевались надо мной, чтобы я оставался в заблуждении относительно их чувств ко мне.

Постепенно подошли остальные экскурсанты: женщины в юбках и туфлях на каблуках, мужчины в пиджаках и при галстуках. Высокий, представительный мистер Мак-Вэннел и его миниатюрная, похожая на птичку, жена были приятной четой, держащейся, правда, несколько чопорно. Арчи Райкер и Аманда Гудвинтер, несомненно, уже успели посетить какой-то бар. Ирма и Полли принесли большую карту Шотландии, которую рыжеволосый официант повесил на стену. Ирма, разумеется, была безупречно одета и причесана, а её величественная фигура отличалась неким утончённым совершенством, заставлявшим остальных женщин теряться на таком фоне.

Карта немедленно привлекла к себе внимание, особенно острова и западное побережье, изобилующее озёрами и изрезанное узкими заливами и проливами.

– Они образовались из-за передвижения ледников в ледниковый период, – авторитетным тоном объяснила Ирма.

Кто-то спросил:

– Какую площадь занимает Шотландия?

Прежде чем Ирма успела ответить, из задних рядов собравшихся раздался мужской самоуверенный голос, вполне гармонирующий с осанистой фигурой:

– Эта страна имеет площадь тридцать тысяч четыреста четырнадцать квадратных миль, она меньше Южной Каролины.

Все в безмолвном изумлении обернулись к говорившему. Это был Мак-Вэннел.

Его жена тихим, испуганным голосом задала ему вопрос:

– Мы должны будем передвигаться по каким-нибудь горам, папа?

– Ну не милая ли парочка? – прошептала Аманда. – Меня сейчас стошнит!

Карта продолжала порождать различные комментарий.

– Взгляни! Это же знаменитое озеро Ломонд!

– Надеюсь, мы увидим лохнесское чудовище?!

– Где находятся заводы по производству виски?

Низкий голос из задних рядов сообщил:

– Через залив Ферт-оф-Форт перекинут знаменитый железнодорожный мост с двумя пролётами по тысяче семьсот десять футов длиной и двумя по шестьсот девяносто футов. Рельсы находятся на высоте ста пятидесяти семи футов над уровнем моря.

Аманда застонала:

– Большой Мак собирается играть в нашем путешествии роль главного зануды.

Кто-то тихо сказал:

– Всем надеть тёмные очки. Сюда идут сестры Чизем.

Две седовласые женщины, вошедшие в зал, были старше всех в группе. Одна опережала другую на несколько шагов. Шедшая впереди была невысокой и приземистой, с огромным количеством сверкающих драгоценностей, делавших её пышную грудь похожей на обтянутую бархатом подставку в ювелирном магазине.

Кэрол шепнула Квиллеру:

– Они все настоящие! Видели бы вы её в субботу вечером в кантри-клубе! Они с Зеллой также коллекционируют игрушечных медвежат и делают это с большим размахом.

Квиллер не разбирался в драгоценностях, но даже на него произвели впечатление нитки жемчуга, перевитые толстыми золотыми цепочками и зажатые у левой ключицы бриллиантовой брошкой.

Вторая дама была выше, тоньше и носила в качестве украшения всего лишь маленького золотого медвежонка с рубиновыми глазками.

Эта пара направилась прямёхонько к Квиллеру, и усыпанная драгоценностями сестра сказала скрипучим голосом:

– Вы мистер Квиллер! Я видела вашу фотографию в газете и узнала вас по усам. Мы всегда читаем вашу колонку. – Она благосклонно смотрела на него снизу вверх. – Я Грейс Атли, а это моя сестра Зелла. Наша фамилия Чизем. Вы должны были слышать о Чиземах. Наш дед построил в нашем городе здание суда… вот так!

– Здравствуйте, – сказал Квиллер с учтивым поклоном. – Девичья фамилия моей матери была Макинтош.

– Мы собираем игрушечных медвежат, – сообщила дама, с нетерпением ожидая реакции газетчика на такое достойное освещения в печати занятие.

– Очень интересно, – вяло произнёс он.

– Да… У нас есть заводной медвежонок работы Стейфа – очень редкая вещь.

В этот момент до него донёсся, запах знакомых духов, по которому он понял, что в зал вошла Мелинда. Как врач и носительница фамилии Гудвинтер, она была встречена с должным почтением, но её глаза блуждали по комнате, пока не обнаружили Квиллера. Через несколько секунд она уже стояла рядом.

– Привет, дорогой! – спокойно сказала она.

– Мелинда. ты уже встречалась с Грейс Атли и Зеллой Чизем? – спросил он. – Леди, вы знакомы с доктором Мелиндой Гудвинтер?

– Конечно, знакомы… да! – сказала миссис Атли. – Как поживаете, милая? Мы очень переживали, узнав о кончине вашего отца. Примите наши глубочайшие соболезнования.

Снова появился официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским и апельсиновым соком, и, когда пожилые женщины на мгновение отвлеклись, Мелинда ухитрилась оттащить Квиллера в сторону со словами:

– Наконец-то мы наедине. Ты замечательно выглядишь!

– Как тебе понравился Бостон? – спросил он. избегая смотреть ей в глаза. – С твоей стороны было похвально вернуться в Пикакс и взять на себя руководство клиникой твоего отца.

– Бостон был подходящим для меня местом, но я рада вернуться домой. Я слышала, что ты переоборудовал клингеншоеновский амбар для хранения яблок и теперь в нём живешь.

– По крайней мере некоторое время.

– У тебя по-прежнему живут кошки?

– Я предоставляю им стол и квартиру.

Он вспомнил, что Коко не любил Мелинду и всякий раз на свой хитроумный кошачий манер намекал ей, что пора уходить. Стараясь, чтобы их разговор не носил личного характера, Квиллер спросил:

– Как тебе нравится наша газета?

– Она значительно лучше прочих. – Мелинда залпом выпила оставшееся в бокале шампанское. – Разве не ты её финансируешь?

– Это делает Клингеншоеновский фонд, – поправил он её. – Арчи Райкер – её издатель и главный редактор. Ты уже встречалась с ним? Мы старые друзья и в этой поездке делим номер на двоих… Арчи! Иди сюда!

Издатель оценил ситуацию и оказался на высоте положения.

– Мы встречались на похоронах, – сказал он, когда Квиллер представил его. – Я рад, Мелинда, что вы взяли пациентов отца. Нам нужны все врачи, которых мы можем заполучить. Всё время изобретаются новые болезни. Надеюсь, вы взяли в это путешествие свою маленькую чёрную сумку на случай, если кто-нибудь подавится овсянкой или отравится хаггисом…

«Милый старина Арчи»,– подумал Квиллер, а обращаясь к Мелинде, спросил:

– Тебе принести шампанского? – и, не дожидаясь ответа, улизнул к бару, но, прежде чем он успел выполнить свою миссию, Ирма хлопнула в ладоши, требуя внимания, и группа собралась у карты.

– Добро пожаловать в Шотландию, – сказала она. – Надеюсь, что «Бонни Скотс Тур» доставит вам удовольствие. Мы будем путешествовать по стране Красавца принца Чарли, до краев наполненной историей и романтикой.

До Квиллера донеслось невнятное протестующее ворчание Лайла Комптона.

– Некоторые места, в которых мы побываем, – продолжала Ирма, – закрыты для посещения обычных туристов, а большинство гостиниц находится в стороне от проторенных путей, но благодаря моим связям нас там ожидает радушный приём. Мне бы хотелось внести одно предложение. Две недели мы будем путешествовать одной дружной семьей, и поэтому давайте не закреплять за определёнными людьми места в автобусе и за обеденными столами. Вы согласны?

Ответом послужил невнятный шум.

– Наша экскурсия начнётся завтра в семь утра, когда мы соберемся на завтрак в кафе при отеле. Ваши чемоданы должны быть упакованы и выставлены в коридоре у дверей комнат не позже половины седьмого. Для того чтобы иметь в запасе достаточно времени, настоятельно рекомендую всем встать не позже половины шестого.

Половина шестого! Квиллер раздражённо фыркнул в усы.

Ирма закончила свою речь под вежливые аплодисменты, и Квиллер схватил Райкера за руку.

– Бери Аманду и Полли и пойдём обедать, – сказал он. – Я уже приглядел хороший индийский ресторанчик. Буду ждать вас в такси у входа в гостиницу. – И он быстро удалился.

Этот ресторанчик был выдержан в настоящем англо-индийском стиле, со светлыми мозаичными полами, журчащими фонтанами и висящими медными светильниками, весь пропитанный запахом приправы каруш. Слышалась музыка, исполняемая на ситарах и барабане. Сочетание струнных и ударных создавало умиротворяющий фон для беседы.

Полли была мила в своей накидке «летучая мышь», но Аманда, сколько бы усилий ни потратила, пытаясь приодеться, всегда выглядела так, словно только что закончила мыть машину или убирать в подвале. Но для Райкера, с его изощренным чувством юмора, в этом заключалась большая доля её привлекательности.

– Интересно, а сколько надо заплатить, – проворчала она, – чтобы заставить их остановить музыку и отключить фонтаны?

– Успокойся, Аманда, – сказал Арчи, разрумянившись от удовольствия. – Если ты в Глазго, делай то, что здесь принято.

Квиллер предложил заказать выпивку и пирожки с мясом по-индийски. Затем он порекомендовал густой, острый суп с пряностями и ещё какие-то экзотические блюда.

– Нет нужды говорить, что они все со специями, – предупредил он.

– Господи, да это всего лишь жареный цыплёнок с рисом и чечевицей, – провозгласила Аманда, когда им подали заказанное.

Райкер слегка толкнул её локтем:

– Получай удовольствие и не разглагольствуй, – Когда разговор сосредоточился на предстоящем путешествии, он заметил: – Комптон действительно знает историю Шотландии. В прошлом месяце он делал доклад в бустерском клубе.

– Надеюсь, он не станет затевать дискуссий, – с треногой сказала Полли. – Ирма придерживается романтического варианта шотландской истории, а Лайл – воинствующий ревизионист.

– Мне нравится, что с нами едет историк, – сказал Райкер, – уж не говоря о профессиональном фотографе и враче.

– Вы не находите, что Мелинда выглядит несколько уставшей? – спросила Полли. – У неё стали какие-то другие глаза.

– Она перестала носить зелёные контактные линзы и три ряда накладных ресниц, – ядовито прокомментировала перемену в своей кузине Аманда.

– Не объяснит ли мне кто-нибудь, что это за сестры Чизем? – спросил Квиллер.

Аманда поведала ему всю их историю. Чиземы и Атли представляли в Мускаунти старую финансовую аристократию, причём первые отстроили заново большую часть Пикакса после пожара 1869 года. Атли, будучи хозяевами рыболовецкого промысла, стояли на социальной лестнице несколькими ступенями ниже, но зато разбогатели на форели и разных сортах рыбы с белым мясом. Покойный муж Грейс сделал удачное вложение семейного капитала и, по непроверенным слухам, возвращаясь из таинственных деловых поездок, всякий раз привозил в подарок своей жене замечательные драгоценности.

– Она могла бы купить пятидесятифутовую яхту на те украшения, которые носит на шее, – проворчала Аманда. – но запаздывает с уплатой счетов за оформление интерьера… Да! – добавила она, передразнивая Грейс.

Во время десерта, на который им подали халву, бывшую, по уверению Аманды, не чем иным, как морковным пудингом, разговор перешёл на Чарльза Ренни Макинтоша.

– Он носил шейный шёлковый платок, и у него были пышные усы, – сообщил Квиллер, гордившийся своими собственными усами, – и он любил кошек.

– Откуда ты знаешь?

– На эту мысль наводит одна маленькая деталь в доме Макинтоша, восстановленном университетом. Дизайнер и его жена жили в нем в начале века, и у него хватило смелости превратить викторианский особняк в жилище, полное света и воздуха! В гостиной всё белого цвета: стены, ковер, камин, мебель – одним словом, всё, кроме двух серых подушек на коврике перед камином для двух сиамских кошек.

– Какая прелесть! – воскликнула Полли. – Ирма, кстати, училась в той самой художественной школе, где Макинтош оформлял интерьер.

– Я считаю, что его самым смелым новаторством был узкий стул с очень высокой спинкой. Он любил использовать клетку в рисунке обоев и в тканях для обивки мебели, а также маленькие овалы, которые, как говорят, изображают павлиньи глаза.

– Перья павлина приносят несчастье, – заявила Аманда. – Я бы не хотела иметь их в своём доме!

«Какая жалость!» – подумал Квиллер. Он уже купил несколько серебряных брошек, основанных на «павлиньем глазе» Макинтоша, чтобы привезти домой и раздарить.

Они рано разошлись, ведь первый день их экскурсии начинался в половине шестого утра.

Когда в половине шестого в нескольких номерах отеля раздались резкие телефонные звонки, путешественники из Мускаунти без особого энтузиазма покинули свои постели и заковыляли по комнатам, чтобы приготовить чай. Они оделись, сложили вещи, вынесли чемоданы в коридор и в семь часов дисциплинированно явились на завтрак. Никто не был по-настоящему голоден и огромное количество тарелок с овсяной кашей, яйцами, мясом, рыбой, фруктами, оладьями, сдобными булочками с изюмом, всевозможными лепешками, джемами, мармеладом и множеством другой снеди повергло их в смятение.

Было слышно, как Аманда сетовала на отсутствие вафель.

Ирма уверила, что их всегда будет ждать полноценный шотландский завтрак перед отъездом из каждой гостиницы, в которой они заночуют.

– Так воздайте ему должное, – посоветовала она. – На ланч нам достанется только тарелка супа в какой-нибудь закусочной.

Хмурое лицо Аманды просветлело.

В восемь часов микроавтобус ждал их перед входом в отель, и часть багажа тотчас была помещена в багажный отсек. Рыжеволосый мужчина в форменной фуражке шофера что-то сердито говорил Ирме на языке, производящем впечатление гэльского. Речь шла о том, что багажный отсек не резиновый. Осмотр последнего выявил, что Грейс Атли, игнорируя существующие ограничения, путешествует с тремя чемоданами и сумкой из крокодиловой кожи. В довершение всего, к негодованию остальных пассажиров, бывших на ногах с половины шестого, она ещё и опоздала на полчаса.

– В любой туристской группе обязательно найдётся такой человек, – философски заметила Кэрол Ланспик.

Место для избыточного багажа отыскали в пассажирском салоне, ухудшив этим условия поездки. Наконец появилась и виновница всех неприятностей, безмятежно приветствуя остальных путешественников. Надев широкие брюки и свитер, она навесила на себя несколько витых золотых цепочек, на которых болталась бахрома побрякушек из золота и эмали.

Угрюмый водитель лет сорока был представлен как Брюс, и автобус с сидящей впереди на узком откидном сиденье Ирмой отъехал от гостиницы. Городской пейзаж сменился сельским, Ирма с помощью микрофона рассказывала о достопримечательностях, и экскурсанты послушно смотрели направо и налево, пока у них не заболели шеи.

– Вон там, вдалеке, видна Бек Невие, самая высокая гора Великобритании, – говорила она, а с противоположного конца автобуса ей вторил голос Большого Мака:

– Четыре тысячи четыреста шесть футов над уровнем моря.

Когда пришло время съесть свою тарелку супа, путешественники сделали это в молчании, ошеломлённые обилием увиденного и услышанного.

После ланча предводительница хлопнула в ладоши, прося внимания.

– Скоро мы окажемся в стране Красавца принца Чарли, – сообщила она. – Целые полгода после поражения за принцем гонялись, как гончие за лисой. Он скрывался, не раз испытывая предательство вероломных друзей, но и находя приют у неожиданных сторонников, которые шли за ним, чтя его королевский ореол.

– Ореол? Вздор! – буркнул Лайл Комптон. – У них были чисто политические соображения.

– За голову принца была обещана награда, – продолжала Ирма, – и он делал всё возможное, чтобы добраться до Франции. Днем он спал в зарослях папоротника, а ночью шёл через болота и горные долины. Измученный, одетый в лохмотья, потерпевший полный разгром, он сохранил присутствие духа. В конце концов, он был принцем, и прелестная Флора Макдональд влюбилась в него и, рискуя собственной жизнью, тайно вывела его с территории, занятой врагом.

На этот раз Лайл заговорил громко и отчетливо звенящим от негодования голосом:

– Ирма, ты начиталась романов и насмотрелась старых фильмов! Принц Чарли был лжецом, пьяницей и дураком! Он совершил все тактические ошибки, какие только мог, и обладал поразительным талантом доверять тем, кому не надо, и слушать советы идиотов! Флора не выносила его, но была втянута в заговор, имевший целью его спасение… – Внезапно он умолк и бросил внимательный взгляд на свою жену. Оставалось предположить, что она пнула его под столом ногой.

Лицо Ирмы пылало, глаза горели, и Полли поторопилась заполнить неловкую паузу:

– Когда произошло сражение под Каллоденом?

– Шестнадцатого апреля тысяча семьсот сорок шестого года, – сказала Ирма, а Большой Мак прогремел какие-то статистические данные.

Позднее Аманда шепнула Квиллеру:

– Лайлу надо быть поосторожнее. Одного она уже застрелила.

Весь этот и следующие дни Ирма, подобно пастуху, водила свое стадо по рыбачьим поселкам и старинным развалинам, по скалистым островам, куда они добирались на паромах, и по заболоченным низинам, поросшим лиловым вереском, и торфяным болотам, мимо каменоломен, где добывали гранит.

– Где же люди? Где фермы? – жаловалась Кэрол. – Мы видим только овец!

Отары овец паслись по склонам холмов или переходили дорогу перед автобусом.

Комптон фыркнул и сказал Квиллеру:

– Я мог бы объяснить, что случилось с людьми, но Ирме это не понравится, да и моя жена снова устроит мне головомойку.

При каждой остановке для отдыха водитель, храня мрачное молчание, помогал женской части пассажиров выйти из автобуса, а сам отходил выкурить сигарету, пока экскурсанты приводили себя в порядок и исследовали сувенирные магазины. Квиллер купил галстук из столь любимой Макинтошем клетчатой материи, Ларри приобрёл трость из оленьего рога, которая, по его словам, могла пригодиться в спектакле, а Двайт Сомерс – свистульку.

Принцип одной дружной семьи при занимании мест в автобусе и за обеденными столами, предложенный Ирмой, приобрёл характер несуразной игры в «музыкальные стулья».

Квиллер делал всё, чтобы не сесть рядом с Мелиндой. Никто не желал оказаться рядом с Грейс Атли или Глендой Мак-Вэннел. Арчи Райкер неизменно оказывался рядом с Зеллой Чизем. А Двайт и Буши стремились сесть с Мелиндой. Мелинда норовила присоседиться к Квиллеру. А для Аманды частенько всё кончалось обществом Большого Мака.

Дороги, по которым ехал автобус были на удивление узкими, и пассажиры постоянно страшились столкновения с какой-нибудь встречной машиной. Однако Брюс вёл автобус, поднимаясь на холмы, спускаясь с них, одолевая бесконечные повороты, с дерзкой беспечностью, заставлявшей Гленду Мак-Вэннел вскрикивать, как на американских горках, а Зеллу Чизем жаловаться, что её укачивает.

Шли часы, Ирма всё говорила в микрофон, и её монотонный голос убаюкивал пассажиров, особенно после ланча. В полдень они просыпались, чтобы выпить чаю с песочным печеньем в каком-нибудь невзрачном домике с надписью «Чай» на скромной вывеске. Затем в конце дня все, спотыкаясь, выходили из автобуса, раздражённые, с затёкшими руками и ногами, чтобы зарегистрироваться в прячущейся в горной долине причудливой гостинице или посмотреть сверху на озеро. Таким образом первый, второй и третий день путешествия, по существу, слились в один.

– Не могу вспомнить, что мы вчера видели или что вчера вечером было на обед, – сказал Квиллер Райкеру. – Если бы я не записывал кое-что на магнитофон, я бы вернулся домой, не ведая, где побывал.

– А я и теперь с уверенностью не скажу, где мы находимся, – заметил его сосед по комнате.

Уютные гостиницы, под которые приспособили старые каменные конюшни или покинутые некогда монахами монастыри, не имели особых удобств и даже ключей, чтобы запирать номера, – только задвижки на дверях в спальнях, – и Грейс Атли вынуждена была доверять свои драгоценности сейфам хозяев. Аманда жаловалась на отсутствие холодильников, телефонов и телевизоров в спальнях и мочалок в ванных. Гленда Мак-Вэннел боялась пожара.

Женщины являлись на обед в юбках и туфлях на каблуках, мужчины – в пиджаках и при галстуках, а миссис Атли затмевала всех четырьмя нитками сапфировых бус на фоне большого белого резного жадеита или ожерельем из чёрного оникса и золота, приколотого у ключицы брошкой из лазурита. Нарядившись таким образом, они ели недавно пойманного лосося или жареного барашка с репой и картофелем, которых им подавали весёлый хозяин гостиницы и его краснощекие дочери.

Наступало утро, группу опять вели к автобусу, и все снова ждали опаздывающую Грейс Атли. Почти каждый день с утра моросил дождь, но к полудню выглядывало солнце и превращало воду озер и проливов в россыпь сверкающих бриллиантов.

Одним дождливым утром они посетили сырой и холодный замок с крепостным рвом и подъёмным мостом, массивными воротами, вымощенным камнем внутренним двором и большим залом с доспехами и фамильными портретами. В этом зале гид, никуда не заглядывая, перечислял битвы, имена героев-победителей, всяческие сплетни о привидениях и политических убийствах. После чего путешественники получили возможность самостоятельно ознакомиться с королевскими апартаментами, темницами и лестницами, прорубленными в скалах. Окна были маленькими, проходы узкими, а дверные проёмы низкими.

– Похоже, первые шотландцы были пигмеями, – сказал Квиллер, пригибаясь, чтобы протиснуть свои шесть футов и два дюйма в дверной проём.

– Берегись! – раздался чей-то пронзительный крик. Обернувшись, Квиллер невольно выпрямился и стукнулся головой о каменную притолоку. От удара он упал на колени, увидел ослепляющие вспышки света и услышал доносящиеся откуда-то издалека пронзительные крики и призывы о помощи. Потом он очутился на скамье, Мелинда щупала ему пульс, приподнимала веки и задавала довольно глупые вопросы:

– Ты знаешь, как тебя зовут?.. Какой сегодня день?.. Ты знаешь, где ты находишься?..

Чувствуя скорее злость, чем боль, Квиллер пробормотал скороговоркой:

– Шекспир написал «Макбета». Мускаунти находится севернее экватора. Эш Уитни изобрёл волокноотделитель. И если не возражаешь, мне бы хотелось выйти отсюда и посидеть в автобусе, пока остальные заканчивают осмотр достопримечательностей и покупают открытки.

Двайт Сомерс вызвался сопровождать его.

– На сегодня с меня достаточно замков, – сказал ему Квиллер.

– С меня тоже. Как они только жили в этих сырых, мрачных покоях?

– Они и не жили. Если их не убивали в двадцать лет, то они умирали от воспаления легких в тридцать.

– Я хотел спросить вас, Квилл, играли ли вы когда-нибудь в театре?

– Только в колледже. Одно время я даже собирался стать актером, пока некий мудрый профессор не заманил меня в журналистику, и должен признать, что небольшой актёрский опыт в моей профессии не вредит.

– Я был уверен, что вы играли на сцене. Мне очень нравится ваш голос. Я бы хотел дать вам роль в «Макбете».

– Что же вы наметили для меня? – спросил Квилл. – Призрак Банко? Одну из трёх ведьм? Леди Макбет?

– Вы не так уж далеки от истины. Во времена Шекспира её роль играл актер в женском платье, но без усов. Как насчёт Макдуфа? У него есть пара великолепных выходов. А парень, уже получивший эту роль, едва ли с ней справится.

– Там слишком много текста, – запротестовал Квиллер, – мне было бы трудно заучить его, я давно не играл на сцене. Нет, Двайт, лучше я останусь в роли театрального рецензента. Вы уже нашли актрису на роль леди Макбет?

– Да, её будет играть Мелинда. У неё есть все данные для этой роли. Мелинда взяла текст пьесы с собой в поездку и работает над ролью.

Экскурсанты уже выходили из замка и неспеша шли по подъёмному мосту.

– Мелинда интересная женщина, – обронил Двайт и сделал паузу, ожидая подтверждения своих слов. Когда такового не последовало, продолжил: – У нас обоих квартиры в Индейской деревне, и я довольно часто вижусь с ней, но не слишком далеко продвинулся. – Он снова выдержал паузу. – У меня создалось впечатление, что я, возможно, незаконно вторгаюсь на вашу территорию.

– Никаких проблем, – заверил его Квиллер.

– Я впервые живу в таком маленьком городке, как Пикакс, и не хотел бы нарушать какие-либо местные традиции.

– Никаких проблем, – повторил Квиллер.

Когда группа собралась у автобуса, каждый выразил озабоченность состоянием здоровья Квиллера, и Мелинда, исследовав шишку на его голове, сообщила, что кровь, во всяком случае, не идёт.

В этот вечер местом их ночлега стала живописная гостиница, переоборудованная из маленького домика, с многочисленными пристройками, непонятными перепадами высот и идущими под уклон коридорами. Тем не менее кровати были удобны, а номера полны очаровательной старомодности благодаря множеству салфеточек, безделушек, вазочек с вереском, корзин с фруктами и неизменному заварному чайнику. Под окнами лежали кольца веревок, чтобы спасаться по ним в случае пожара.

Для участников «Бонни Скотс Тура» номера оказались забронированы на двое суток, и после нескольких дней постоянных автобусных экскурсий Ирма предоставила им на один день полную свободу действий. Путешественники могли позволить себе распаковать багаж, разложить вещи по ящикам комода и повесить одежду в стенных шкафах, играющих роль платяных.

По окончании обеда, который состоял из супа с барашком и овощами, кролика в горшочке и запечённых в тесте яблок, Квиллер ушел, сославшись на головную боль, хотя основной причиной его ухода было желание побыть одному.

Из холла он поднялся на полпролёта лестницы, свернул в маленький коридор налево, потом направо, спустился на три ступеньки, прошёл через стеклянную дверь, поднялся по пандусу и снова повернул налево, где налетел на ошарашенную Грейс Атли, в панике вцепившуюся в свое ожерелье.

– Вы заблудились? – спросил он, – Здесь это нетрудно.

– Я где-то не там свернула, милый, – сказала она. – Мы в восьмом номере.

– Тогда вы должны быть в другом крыле. Идите за мной.

Он проводил её до коридора, ведущего к восьмому номеру, но ей явно не хотелось его отпускать.

– Мистер Квиллер, – начала она своим скрипучим голосом, – я не должна говорить об этом, но… не кажется ли вам, что Ирма Хасселрич завела шашни с водителем автобуса?

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Она так смотрит на него, и они о чем-то беседуют на непонятном языке. Прошлым вечером, выглянув из окна, я увидела, как они гуляют при луне по вересковому полю… да!

– Это могли быть привидения, – сказал он лукаво. – Они всё время скитаются по таким местам. Не обращайте внимания, миссис Атли.

– Зовите меня Грейс, прошу вас, – сказала она. -Как вы чувствуете себя после несчастного случая, милый?

– Немного болит голова.

Остальные женщины в группе тоже удивлённо поднимали брови по поводу ночной жизни Ирмы, но Лайл сказал:

– Эта женщина работает по шестнадцать часов в день! Она имеет право расслабиться, и не наше дело, где и с кем.

Квиллер вернулся к себе в номер, где облачился в красную пижаму, подаренную Полли на день святого Валентина. Остальные, очевидно, потягивали «Дрембю» перед камином, играли в карты или смотрели телевизор в гостиной.

Развалясь в более или менее удобном кресле, он начал записывать на магнитофон дневные впечатления.

– Сегодня мы побывали на острове, где в тысяча семьдесят пятом году был похоронен Макбет…

Его прервал стук в дверь.

– Кого там принесла нелегкая? – пробормотал он, надеясь, что не Грейс Атли. Но действительность оказалась ужаснее его опасений. Это была Мелинда.

ЧЕТЫРЕ

– Как ты себя чувствуешь, дорогой? – спросила Мелинда, стоящая в дверном проёме. – За обедом ты был каким-то притихшим.

– После пяти дней общения с одними и теми же людьми я уже не знаю, о чём говорить, и не имею охоты слушать других, – ответил он.

– Можно войти? Я хочу проверить твой пульс и температуру. Пожалуйста, сядь, вон там. – Её сопровождало облако духов, пленявших его три года назад, а теперь раздражавших своим слишком сладким мускусным запахом. Она вставила ему в рот термометр, сосчитала пульс приподняла веки и посмотрела на глазные яблоки.

– По всем показателям, ты ещё жив, – сказала она, доставая из своей чёрной медицинской сумки фляжку, – не хочешь ли сделать глоток в медицинских целях?

– Ты забыла, Мелинда, что я не переношу алкоголь.

– Где твой чайник? Мы выпьем по хорошей чашке чая, как здесь принято говорить. – Она пошла в ванную и налила в чайник воды. – Как тебе наше путешествие?

– Слишком много всего. Слишком много еды, слишком много разговоров, слишком много поездок в автобусе, слишком много туристов.

Мелинда бесцеремонно слонялась по номеру.

– У тебя довольно удобная комната. Двойные номера лучше одиночных. Я в девятом номере в конце коридора – для сведения, – и обстановка вызывает у меня желудочные колики. Зато из моего окна прекрасный вид на озеро. Возможно, Арчи был бы рад поменяться со мной местами, – сказала она, озорно поглядывая на него.

– Кто-нибудь знает название этого озера? Для меня они все одинаковые, – сказал Квиллер, большой специалист по части игнорирования намеков.

– Ну расскажи мне о себе, Квилл. Чем ты занимался последние три года?

– Иногда я сам себя спрашиваю об этом. Эти годы пролетели, как мгновение. – Он не был расположен к общению и не хотел вдаваться в подробности.

– Ты явно ещё не женат.

– В Мускаунти, казалось мне, все уже прекрасно поняли, что я неподходящее зерно для брачной мельницы.

Мелинда налила чай и что-то плеснула из фляжки в свою чашку.

– Я надеюсь, мы сможем начать с того места, где остановились.

– Я повторяю тебе, Мелинда, то же самое, что говорил раньше. Тебе нужен сверстник, человек твоего поколения.

– А мне нравятся мужчины постарше.

– А мне нравятся женщины постарше, – сказал он с жестокой прямотой.

– Ой! – с деланным испугом вскрикнула она и затем проказливо добавила: – Разве тебе не хотелось бы иметь подружку-дублершу для юношеских порывов?

– Хороший чай, – сказал он, хотя терпеть не мог чая. – Тебе надо было заварить два пакетика.

– Тебе так же… гм… хорошо с твоей нынешней возлюбленной, как было со мной?

– Это что, допрос с пристрастием? По-моему, ты превышаешь свои полномочия терапевта.

Она была не из тех, кто легко сдаётся.

– Тебе никогда не хотелось иметь детей, Квилл? Полли для этого немного старовата.

– Честно говоря, нет! – сказал он, раздраженный её вторжением в его личную жизнь. – Я холостяк волею случая, выбора и склада характера, и потомство не входит в мою систему ценностей.

– С таким количеством денег ты просто обязан иметь наследников.

– Все мои деньги в Фонде К., и пойдут они на благо нашего округа с населением одиннадцать тысяч двести семьдесят девять человек, по последним данным. Значит, у меня одиннадцать тысяч двести семьдесят девять наследников – цифра достаточно внушительная, по-моему.

– Ты не пьёшь чай.

– Более того, меня возмущают советы, как мне распоряжаться своим состоянием.

– Квилл, ты превращаешься в ворчливого старого холостяка. Я считаю, что женитьба пошла бы тебе на пользу. Говорю это тебе как твой лечащий врач. – Она присела на ручку его кресла. – Не шевелись! Я хочу осмотреть твою шишку.

– Извини, – сказал он и ушёл в ванную, где сосчитал до десяти, а потом до ста десяти, прежде чем почувствовал, что может общаться с Мелиндой дальше. Вернувшись, он увидел, что она скинула туфли и удобно устроилась на кровати рядом с горой подушек.

– Не хочешь присоединиться ко мне? – игриво пригласила она. – Мне нравятся красные пижамы.

Своё отношение к этому предложению он выразил, меря шагами комнату и не произнося ни слова.

– Позволь мне кое-что объяснить, Квилл, – рассудительно начала Мелинда. – Три года назад я мечтала выйти за тебя замуж, считая, что нам будет очень хорошо вместе. Теперь к этому прибавилась ещё пара причин. Клан Гудвинтеров вымирает, и я хочу иметь сыновей, которые будут носить эту фамилию. Я очень горжусь фамилией Гудвинтер. Поэтому я делаю тебе предложение, ведь, живя в наших краях, нужно придерживаться общепринятых норм. Если ты на мне женишься, то через три года сможешь получить свободу, а наши дети в конце концов останутся под фамилией Гудвинтер. Мы могли бы очень неплохо провести время вместе.

– Ты не в своём уме, – сказал он, внезапно заподозрив, что этот её странный взгляд объясняется просто ненормальностью.

– А вторая причина в том, что я разорена! – продолжала она с той бесстыдной откровенностью, которая его некогда привлекала. – Отец оставил мне в наследство только долги и старый, никому не нужный особняк.

– Фонд может помочь тебе. Ему поручено содействовать развитию здравоохранения в нашем округе.

– Я не хочу помощи от организации. Мне нужен ты!

– Скажу прямо, Мелинда, мой ответ – нет!

– Почему ты не хочешь подумать? Пусть эта идея немного отстоится.

Квиллер подошёл к двери и, взявшись за ручку, произнес:

– Знаешь, Мелинда, если я и женюсь на ком-нибудь, то это будет Полли, и поставим на этом точку. А теперь, извини, мне надо немного отдохнуть… Не забудь свои туфли.

Если Мелинда, как любая женщина, которую унизили, и была вне себя от бешенства, то гудвинтеровская гордость не позволила ей это показать.

– Прими пару таблеток аспирина и загляни ко мне утром, дорогой, – сказала она, презрительно подмигнув, и прошла мимо, слегка коснувшись его, с туфлями в руках.

Негодующе фыркая в усы, Квиллер произнёс несколько ругательств до того, как выключил магнитофон. Когда в одиннадцать часов Арчи вошёл в комнату, он читал книжечку о клане Макинтошей.

– Квилл, ты ещё не спишь? Ну, отдохнул хоть немного?

– Сюда заглянула Мелинда пощупать мой пульс, и я довольно долго не мог от неё отделаться. Эта девушка становится назойливой.

– Я так и думал. В целях самообороны тебе, возможно, придётся жениться на Полли. Если Полли тебя отвергнет, то как насчёт Аманды? Я уступаю тебе прелестную Аманду.

– Мне не до шуток. Арчи.

– Что ж, я готов отправиться на боковую. А ты? Полли с Ланспиками и Комптонами играет в «Двадцать вопросов». Аманда выигрывает в карты у Мак-Вэннелов и Буши, она наверняка жульничает. Двайт на террасе упражняется на своей дудочке, и ему повезёт, если никто его не пристрелит.

– Репортёр всегда остается репортёром, – заметил Квиллер.

– Я не видел Ирмы. За обедом у неё был очень хриплый голос. Слишком много болтала в этот чёртов микрофон! Да и вечера на сыром ночном воздухе не могли пойти на пользу её голосовым связкам… Как твоя шишка на голове, Квилл?

– Проходит, но мне хотелось бы знать, кто так отчаянно кричал «берегись» в этом замке и почему.

Так кончился пятый день путешествия.

На рассвете шестого дня Квиллера разбудили пронзительные крики в коридоре и неистовый стук в чью-то дверь.

Райкер, сидя на кровати, спрашивал:

– Что случилось? Мы горим?

Послышался топот бегущих ног, Квиллер выглянул в коридор, где в дверных проёмах появились головы других постояльцев. Хозяин гостиницы промчался мимо них и исчез в одиннадцатом номере, занимаемом Полли и Ирмой.

– О господи! – крикнул через плечо Квиллер Райкеру. – С нашими дамами что-то случилось!

Когда он выскочил в коридор, впереди него бежала жена хозяина. Муж крикнул ей:

– Звони констеблю. У одной из приезжих приступ! Звони констеблю!

Квиллер поспешил к номеру в конце коридора, и у него вырвался вздох облегчения при виде стоящей там в ночной рубашке Полли. Она горько плакала, закрыв лицо руками. Мелинда в пижаме склонилась над одной из кроватей.

– Что случилось? – спросил он, обнимая Полли.

– По-моему, Ирма умерла! – сквозь слезы проговорила она. – Несколько минут назад я вдруг проснулась, и у меня появилось это ужасное ощущение присутствия смерти. Я позвала Мелинду. – Полли снова зарыдала.

Не выпуская Полли из объятий, Квиллер спросил Мелинду:

– Я могу чем-нибудь помочь?

Комната наполнилась остальными туристами в ночном белье.

– Уведите всех из комнаты и из коридора, пока сюда не прибудут представители власти. Уходите! Уходите! Я потом поговорю со всеми внизу.

Взволнованные свидетели поплелись в свои номера, переговариваясь шёпотом:

– Ирма умерла?

– В чём дело? Кто-нибудь знает, что произошло?

– Какой ужас! Кто сообщит её родителям?

– Это убьет их. Она их единственный ребенок, а они уже старые.

– Ей всего сорок два года.

Лайл Комптон толкнул Квиллера локтем:

– Как по-твоему, с ней не могло чего-нибудь произойти на вересковом поле?

Постояльцы быстро оделись и собрались внизу, в маленьком зале, где жена хозяина подала горячий чай, бормоча слова сочувствия, которых никто не понимал и даже не слушал. Всех мучил один и тот же вопрос: что теперь делать?

Они услышали, как во двор въехали машины, потом они уехали, и в конце концов в зал вошла Мелинда в халате и шлёпанцах, непричесанная и ненакрашенная.

Она была бледной и расстроенной. Все замолчали, и она глухо сказала:

– Ирма была первой пациенткой, пришедшей в мою клинику, и на самом деле я отправилась в это путешествие ради неё. И я её потеряла!

Когда кто-то задал вопрос о причине смерти, Квиллер включил магнитофон. В этот момент он мог только сочувствовать молодому врачу, пребывавшему в полном смятении.

– Остановка сердца, – устало ответила Мелинда. – При таком больном сердце ей ни в коем случае нельзя было взваливать на себя эту экскурсию. Вы ведь знаете, она всегда стремилась чем-нибудь руководить и делать все как можно лучше.

– Я не знала, что у неё больное сердце, – вздохнула Полли. – Она никогда об этом не говорила, а ведь мы были близкими подругами.

– Она была слишком горда, чтобы признаться в какой-либо слабости, и слишком независима, чтобы послушаться моего совета или хотя бы принимать прописанное мною лекарство. Оно могло бы спасти её.

– Но чтобы это случилось с Ирмой! – воскликнула Кэрол. – Кто бы мог подумать?.. Она всегда была такой хладнокровной и собранной, никогда не суетилась и не теряла голову, как все мы.

– Она держала свои чувства при себе, а это не идёт на пользу здоровью, – объяснила Мелинда.

– Когда наступила смерть? – спросил Квиллер.

– Я бы сказала, что около трёх часов ночи. Кто-нибудь знает, когда она пришла в номер?

– Я не знаю. Я всегда ложилась спать, не дожидаясь её. Так она просила, – сказала Полли.

– А что теперь? – спросил Ларри.

– Не знаю. Мне не разрешили подписать свидетельство о смерти, – сказала Мелинда. – Это должен сделать местный врач. Я поставлю в известность родителей Ирмы и сделаю всё необходимое.

Будучи хорошо знакомым с отцом Ирмы, Квиллер вызвался позвонить Хасселричам.

– Спасибо, но я чувствую, что мне надо сделать это самой. Я смогу лучше объяснить, что произошло.

– Мы должны благодарить Бога, что вы здесь, Мелинда. Можем ли мы что-нибудь сделать для вас, ну хоть что-нибудь?

– Вы могли бы обсудить между собой, что делать с оставшейся частью нашей поездки. Я улетаю обратно вместе с телом. Констебль сказал мне, что предстоит ещё кое-какая бумажная волокита, но не должно возникнуть никаких проблем… Итак, с вашего позволения, я поднимусь к себе и переоденусь. Вы можете остаться здесь и поговорить.

Когда Аманда, живущая в другом крыле гостиницы, пришла и узнала о случившемся, она сказала:

– Я предлагаю отменить экскурсию и лететь домой. Кто-нибудь поддерживает моё предложение?

Полли возразила с уверенностью в голосе:

– Ирма предпочла бы, чтобы мы продолжили поездку, в этом я не сомневаюсь.

– Но разве мы знаем, что надо делать и куда ехать? – спросила Лайза.

– Все сведения находятся в её портфеле: маршрут, письменные договоры, карты и тому подобное. Я уверена, что мы сможем в точности осуществить её замысел. Поскольку у нас впереди свободный день, нам хватит времени на то, чтобы разработать план действий.

– Который теперь час в Пикаксе? – поинтересовался Райкер. – Я хочу позвонить Джуниору, чтобы он написал некролог. Ему потребуется кое-что разузнать, ведь Ирма была такой скрытной, никогда не разрешала нам рассказывать в газете о её благотворительной деятельности.

В зал начали стекаться постояльцы из другого крыла.

– Ребята, почему вы такие мрачные? – спросил появившийся Буши. – Уж не умер ли кто?

За завтраком участники «Бонни Скотс Тура» вяло обсуждали, чему посвятить этот день: обследовать ли магазины в деревне, понаблюдать ли, как приплывают рыбачьи лодки, переправиться ли на пароме на один из островов или побездельничать в гостинице. Ларри сказал, что прогуляется по холмам и поучит текст своей роли. Аманда решила вернуться в номер и лечь спать. Мак-Вэннелы объявили, что уезжают и возьмут напрокат машину, чтобы добраться до Эдинбурга. Своё решение они ничем не аргументировали, и никто не удосужился спросить, чем оно вызвано.

После завтрака Квиллер вместе со школьным инспектором отправились по петляющей дороге в деревню под холмом.

– Запомни, Лайл: там, где мы сейчас спускаемся, нам придётся подниматься, – предупредил Квиллер. – Мы будем вынуждены лезть на этот холм.

– Надеюсь, я не внёс свою лепту в ту психологическую нагрузку, которая была у Ирмы, когда «выпускал пар» насчёт шотландской истории и оспаривал её утверждения? – сказал Комптон. – Лайза велела мне держать мой большой рот на замке, но, чёрт побери, Ирма выводила меня из себя этими сентиментальными бреднями о романтическом восстании якобитов и её обожаемом принце Чарли.

– Не волнуйся. Она была непрошибаема. Её недаром называли «сержантом». Говорят, она командовала теми, кто был под её началом в Обществе помощи престарелым, как армейским батальоном.

Они ненадолго остановились полюбоваться мозаикой плоских крыш у подножия холма, изгибом бухты, полной лодок, и островами, безмятежно плавающими вдалеке по серебристому морю. А сзади возвышались холмы, которые, как альпийские луга, были усеяны овцами и руинами.

– Лайл, ты обещал рассказать мне, как овцы захватили Хайленд, – напомнил Квиллер.

– Не суди овец строго. Ты слышал когда-нибудь о «Шотландских чистках»?

– Только краем уха. Не возражаешь, если я запишу рассказ на магнитофон?

– Пожалуйста… Как тебе известно, – начал он, – когда восстание было подавлено, систему деления на кланы умышленно уничтожили и жителям горной Шотландии запретили законом носить килты и играть на волынках. Вместо вождей кланов появились богатые лендлорды, которые стали сдавать клочки земли в аренду мелким фермерам, жившим в хижинах вместе с домашним скотом. Но росла потребность в мясе и шерсти, и крупные лендлорды поняли, что разводить овец легче и прибыльнее, чем собирать арендную плату с бедных фермеров. Овцы также могли давать деньги для предпринимателей в Эдинбурге и Лондоне.

– Агробизнес в стиле восемнадцатого века, – заметил Квиллер.

– Вот именно! Справедливости ради скажу, что не все лендлорды были злодеями, несколько семей из древних родов всячески старались помочь своим людям, но сочетание перенаселённости с устаревшими методами ведения сельского хозяйства привело к тому, что мелкие фермеры почти умирали с голоду.

– Что же произошло, когда их вытеснили овцы?

– Их согнали с земли, запретив охотиться, ловить рыбу и пасти скот. Их жалкие фермы сожгли у них же на глазах.

– Куда же они пошли?

– Несчастных обрекли жить в нищете в трущобах больших городов или в бедных прибрежных деревнях. Многих переправили в Северную Америку, но это уже другая история. Судовладельцы использовали их положение, перевозя горемык на дырявых посудинах, набитых до отказа, без достаточного запаса пищи и воды… Зря я завёл об этом разговор, у меня поднимается давление.

Они пошли вдоль берега, наблюдая за подплывающими к берегу рыбачьими лодками, окруженными пронзительно кричащими чайками. Рыбаки выгружали на пристань сети с креветками. Доки были недавно покрашены, домики стояли в ряд близко друг к другу. На многих окнах висели короткие занавески, что позволяло кошкам расположиться на подоконниках.

– Нынешние шотландцы – милейшие люди, – заметил Лайл, – общительные, гостеприимные, остроумные, но в своём кровавом прошлом они преспокойно резали врагам горло и лили на них расплавленный свинец. Они поели в кафе и вернулись в гостиницу. Там они узнали, что Мелинда, взяв напрокат машину, уехала в Глазго. Она оставила записку: Не осуждайте меня за то, что я отказываюсь от оставшейся части экскурсии. Это мой долг по отношению к Ирме. Лайза сообщила Квиллеру:

– Мы с Полли уложили вещи Ирмы, чтобы отправить их домой. Полли совершенно сломлена. Она в своей комнате и просила её не тревожить.

– Как я догадываюсь, она имела в виду меня, – сказал он.

Для него смерть Ирмы была предлогом, чтобы позвонить Милдред Хенстейбл и узнать о сиамцах. Он часто думал о них. Но избегал говорить об этом с кем-либо, кроме Полли. Довольно было и того, что Грэейс Атли всем сидящим рядом с ней в автобусе демонстрировала фотографии своих игрушечных медвежат. Он часто смотрел на часы, отбрасывал пять часов и представлял себе, как его кошки завтракают или предаются послеполуденному отдыху. Он размышлял над тем, как складываются их отношения с Милдред, и спрашивал себя, не толстеют ли они от её готовки. Да, наконец, его весьма занимало, скучают ли они по нему.

Когда он позвонил в Пикакс, там было восемь утра, и Милдред уже слышала по местному радио известие о смерти Ирмы.

– Они не передавали никаких подробностей, – сказала она. – Надеюсь узнать больше из газеты, когда она выйдет.

– У неё остановилось сердце. Она была всё время в напряжении. Руководить туристической поездкой – нелегкая задача для непрофессионального гида, да ещё если имеешь дело с компанией индивидуалистов вроде меня. Некролог, вероятно, будет в сегодняшней газете. Пожалуйста, сохрани его для меня… Как ведут себя кошки?

– Мы прекрасно ладим. Когда я вышиваю, они садятся на пяльцы и следят за движением иголки. Коко помогает мне гадать.

– Если бы эти сиамцы были людьми, – объяснил Квиллер, – то Юм-Юм получала бы призы на конкурсе красоты штата, а Коко изобрёл бы лекарство от простуды… Он рядом? Подними его к трубке.

Было слышно, как Милдред разговаривает с кошками. До него донеслось слабое мяуканье, потом уговоры, потом мяуканье стало громче.

– Привет, Коко! – закричал Квиллер. – Как дела? Ты заботишься о Юм-Юм?

Коту потребовалось некоторое время для осознания, что так хорошо знакомый ему голос доносится из прибора у его уха; поняв это, он захотел взять всю инициативу разговора на себя, оглушительно мяукая и даже кусая трубку.

Квиллер поморщился и закричал:

– Хватит! Убери его!

Послышался шум борьбы, уговоры, а затем Милдред снова взяла трубку.

– Я хочу сообщить тебе об одной необычной вещи, – сказала она. – Прошлым вечером я вышивала и вдруг услышала непонятное завывание, доносившееся откуда-то сверху. Коко выл в ванной. От его воя у меня просто стыла кровь. Я поднялась и поговорила с ним, и он в конце концов замолчал, но я в самом деле испугалась.

– В котором часу это произошло?

– Между половиной десятого и десятью, когда выступает этот полоумный диск-жокей. Я выключила приёмник, решив, что Коко протестует против передачи.

– Я не виню кота, – сказал Квиллер. – Этот парень и меня порой заставляет взвыть.

Ещё не повесив трубку, он вдруг осознал, что Коко выл между половиной третьего и тремя часами ночи по Гринвичу. Кот знал время, когда умерла Ирма. А между ним и этой смертью, которую он почувствовал, лежал океан!

Только одиннадцать из шестнадцати путешественников явились в этот вечер на обед, и они вели себя гораздо тише, чем обычно. Сначала был подан куриный бульон, заправленный луком, с маленькими пирожками, потом тушёный барашек с ячневой кашей и репой и какое-то блюдо из картошки и лука.

– Кто-нибудь видел сегодня Брюса? – спросил Лайл Комптон.

Но водителя автобуса не видел никто. Все решили, что он заслужил свободный день, и теперь было непонятно, знает ли он о смерти Ирмы.

– Согласно документам, найденным в портфеле Ирмы, – подала голос Лайза, – Брюсу запрещается курить на работе или общаться с пассажирами, и он должен в любое время выглядеть опрятно. За это он получает тысячу долларов плюс наши чаевые и вдобавок обеспечивается питанием и жильем. Ему был выплачен аванс в размере ста долларов.

– В конце поездки мы должны дать ему щедрые чаевые, – напомнил Ларри. – Он водитель высокого класса. Пока мы завтракаем, он незаметно переносит багаж, и автобус в назначенное время всегда готов к отъезду. Он держится неприветливо, но услужлив, если дело касается его работы. – Все с этим согласились.

После обеда Лайза сказала Квиллеру:

– Мы с Полли решили, что наше путешествие должен возглавить Ларри.

– Почему? Вы сами можете с этим прекрасно справиться, и к тому же вы изучили содержимое портфеля.

– Возникает проблема, – сказала она. – Если за что-то отвечает мужчина, то его считают знающим, хорошим организатором и руководителем. Из-за того, что Ирма была женщиной, её называли придирчивой, слишком властной всезнайкой.

– Лайза, это абсурд!

– Конечно, абсурд, но так принято, и, чтобы изменить традиции, потребуется как минимум два поколения. Я просто хочу, чтобы ты знал, почему мы приглашаем на эту роль Ларри.

На следующее утро Аманда не пришла на завтрак, и Райкер объяснил Квиллеру:

– У неё проблема с зубами. Она сломала верхний протез и теперь стесняется открыть рот. Пока мы не доедем до Эдинбурга и его не исправят, ей придётся придерживаться мягких блюд, вроде овсянки и шотландского виски.

Но Райкер ошибался. Аманда просто готовилась к отъезду в Глазго, отказавшись от дальнейшего участия в экскурсии.

– Мне вспомнились десять маленьких негритят, – сказала Кэрол. – Кто следующий?

На завтрак подали компот из сухофруктов, за которым последовали копчёная пикша под белым соусом и овсяные лепёшки, после чего группа распрощалась с хозяином гостиницы и его женой и была готова занять место в автобусе, стоящем во дворе. Багаж уже находился в багажном отсеке, но не было Брюса, обычно помогающего женщинам сесть в автобус. Его не удалось обнаружить ни в кухне, где он мог бы коротать время за чашкой кофе, ни где-нибудь около гостиницы с привычной сигаретой. В девять часов водитель всё ещё не появился. Надо сказать, что путешественники вообще никогда больше не видели Брюса.

ПЯТЬ

События последних суток совершенно сбили с толку участников тура, печаль которых от потери своей руководительницы сменилась негодованием по поводу исчезновения шофера. Было совершенно очевидно, что Брюс уже побывал в гостинице, забрал багаж из коридора и погрузил его в ожидающий туристов автобус Помощница кухарки сказала, что в шесть утра она накормила его на кухне завтраком.

Некоторые пассажиры сели в автобус в надежде дождаться его возвращения, в то время как остальные направились в гостиницу, чтобы выпить ещё по чашечке кофе. Миссис Атли, по обыкновению проспавшая, сообщила, что, когда все завтракали, она выглянула в окно и увидела въезжавшую во двор машину, которая, впрочем, почти сразу же уехала, помчавшись вниз по склону в облаке пыли. Никто не обратил на её слова никакого внимания.

В конце концов хозяин гостиницы вызвал констебля, и Ларри дал ему приблизительное описание пропавшего водителя. Его фамилию никто не знал, а быстрый просмотр документов, хранящихся в портфеле Ирмы, не смог восполнить этот пробел. Позвонили также в ближайшую больницу, но ни один рыжеволосый сорокалетний мужчина туда не поступал.

Арчи озабоченно обратился к группе: – Как долго мы собираемся сидеть здесь, гадая, не покажется ли Брюс? У нас на эту ночь забронированы

места в другой гостинице, а днём много поездок. Давайте прекратим топтаться на месте. Это наш автобус, а не его. Словом, предлагаю ехать дальше.

– Это возможно, – сказал Ларри, – если кто-то способен переключиться на левостороннее движение.

Автобус вызвался вести Квиллер, при условии, что кто-нибудь будет объяснять ему, куда ехать, и эту задачу возложили на Двайта. Ларри предложил читать по дороге те заметки, которые нашли у Ирмы, а Лаил сказал, что будет пополнять их историческими деталями. Когда всё уладили, автобус отъехал от гостиницы, и начался седьмой день их путешествия: ещё один замок, ещё одно озеро, ещё один чудесный сад, ещё один ланч в кафе, а в четыре часа ещё один чай с песочным печеньем.

Квиллер оказался хорошим водителем. Все признали, что он даже лучше Брюса.

– И к тому же обхожусь дешевле, – похвалился он. За ланчем Кэрол сказала ему – так, чтобы никто не услышал:

– Мне ужасно жаль Мелинду. Мой отец был хирургом, и даже после тридцати лет, проведённых в операционной, смерть пациента являлась для него невероятным потрясением. Бедняжка! – потерять лучшую подругу, да ещё сразу после самоубийства отца и всех этих сплетен вокруг смерти матери! Теперь у Мелинды не осталось близких. Своего единственного брата она потеряла, ещё когда училась на медицинском факультете. Между нею и Эмори был только год разницы, и они росли всё равно как близнецы. Его рождение тяжело досталось миссис Гудвинтер – она так и не оправилась и постепенно превратилась в беспомощную калеку.

«Зачем она рассказывает мне историю этой семьи?» – спрашивал себя Квиллер.

– Вы знаете, Квилл, это не моё дело, но мне бы хотелось видеть вас с Мелиндой вместе. Вы всегда говорите, что не годитесь в мужья, но с подходящей женщиной всё будет иначе, и вы не понимаете, как много теряете, не имея детей. Простите меня за эти слова.

– Никаких обид, ответил он, но заподозрил, что её накачала Мелинда.

– Приехали! – раздался властный голос их нового руководителя. Мягкий Ларри Ланспик, казалось, перевоплотился в короля Лира, блуждающего в ненастье по поросшим вереском низинам.

Когда они днём ехали через Гленкоу с его дикими скалистыми горами, Лайл развлекал пассажиров рассказом о Гленкоуской резне в конце XVII века.

– Король Яков бежал, – начал он, – и вождей шотландских кланов обязали к определённому дню принести клятву верности Вильгельму Оранскому. Один из вождей пропустил назначенный срок, его звали Макдональд из Гленкоу. Когда он наконец прибыл в ставку, его отказались принять, и был отдан приказ уничтожить весь клан. К ним в горную долину направили некоего капитана Кэмцбелла со ста двадцатью восемью солдатами, которые жили там, пользуясь гостеприимством клана. Но в один прекрасный день солдаты Кэмпбелла предательски напали на людей Макдональда, вырезав сорок членов клана, включая женщин, детей и слуг. Я никогда не доверяю Кэмпбеллам, – сказал Лайл в заключение.

– Не забывай, дорогой, – сказала его жена, – что ты женат на одной из них.

– Я именно это и имел в виду. Они пекут замечательные торты, но… «бойтесь данайцев, дары приносящих». – Затем продолжил: – Считается, что приказ о нападении был написан на игральной карте, и с тех пор девятку бубен называют Проклятием Шотландии.

В эту ночь путешественники нашли приют в деревенской гостинице, где в прежние времена останавливались охотники и рыболовы из высшего общества, приезжавшие сюда из Лондона пострелять куропаток и тетеревов или половить рыбу на искусственную мушку. Участники «Бонни Скотс Тура» вошли через позеленевшую от плесени массивную дубовую, обитую железом дверь в вестибюль, где были развешаны охотничьи трофеи. Старинный журнал в кожаном переплёте хранил имена выдающихся спортсменов, настрелявших восемьдесят шесть куропаток и тридцать три фазана в один из уикендов 1838 года.

Ларри собрал ключи от комнат и раздал их.

– Эй, смотрите! У нас замки на дверях! – провозгласил он. – Мы снова вернулись в цивилизацию! – Затем, пока остальные мужчины выгружали из автобуса багаж, он позвонил в гостиницу, из которой они выехали утром, чтобы узнать о пропавшем водителе. О дезертире не было никаких вестей.

Всю поклажу снесли в центр вестибюля, и Буши объявил:

– Люди, разбирайте свои чемоданы, и, если кому трудно поднять их наверх, мы поможем.

Постепенно весь багаж разобрали.

– А где мои чемоданы? – спросила миссис Атли. – Вы, очевидно, забыли их в автобусе!

Быстрая проверка показала, что багажный отсек пуст.

– Вы уверены, что утром выставили их в коридор у вашей двери?

– Этим занималась моя сестра, я в это время принимала душ! Где она? Пусть кто-нибудь пойдёт и найдёт её. Приведите её сюда!

Робкая Зелла держалась так, словно её арестовали. Невнятно бормоча что-то в своё оправдание, она, тем не менее, заверила, что поставила чемоданы сестры в коридор вместе с собственным маленьким чемоданчиком, с которым, надо сказать, все было в порядке.

– Я всегда укладываю вещи Грейс, пока она одевается, – объясняла Зелла дрожащим голосом. – Я вынула шкатулки с драгоценностями из сейфа и упаковала их. Потом я стояла в коридоре рядом с вещами, пока их не унесли.

– И их забрал Брюс? – спросил Квиллер. – Да. Квиллер обменялся многозначительным взглядом

с Буши, совмещающим теперь должности носильщика и фотографа.

– Их украли! – завизжала миссис Атли. – Этот человек! Этот водитель! Он украл их! Вот почему он сбежал! Кто-то увёз его на машине! Я видела, как они на большой скорости отъезжали от гостиницы!

Услышав шум, в вестибюль спустились остальные члены группы, и истерически рыдавшую миссис Атли увели в её номер.

– У кого-нибудь найдётся успокоительное для бедняжки? – спросила Кэрол.

– По крайней мере, у неё осталась дорожная сумка, и она сможет почистить зубы, – сказала Лайза, – и я думаю, что она надежно защищена страховкой.

– Где Ирма наняла этого парня? – поинтересовался Комптон.

Ларри опять позвонил в предыдущую гостиницу, и после поисков хозяин сообщил, что никаких чемоданов из крокодиловой кожи нигде не обнаружено.

Ларри позвонил также констеблю этого рыбачьего посёлка и узнал, что заявление о пропавших вещах будет принято только от самой пострадавшей.

Ларри сказал:

– Мы возьмем напрокат машину и завтра утром уедем. Я возвращаюсь туда вместе с Грейс.

– Поистине благородный поступок, – изрекла Лайза. Квиллер спросил Буши:

– Ты случайно не сфотографировал Брюса?

– Нет, он всегда чуть ли не демонстративно поворачивался спиной. Я полагал, что у него страх перед объективом, но теперь я начинаю думать…

Сестрам Чизем послали поднос с едой в их номер, а остальные направились в столовую, где им подали

обед из пяти блюд: копченый лосось, суп из чечевицы жареная форель, оленина и десерт, приправленный шотландским виски, или, как было написано в меню, вискай. Затем путешественники собрались в комнате отдыха, где в камине пылали угли, и, чтобы поднять общее настроение, организовали импровизированный концерт. Кэрол и Лайза слаженно спели «Анни Лори», а Ларри прочёл стихотворение Роберта Бернса, достаточно искусно имитируя шотландский акцент. Потом Двайт исполнил на оловянной дудке одну из шотландских песенок, сборник которых прилагался к его покупке.

– Вы скоро станете виртуозом, – заметила Полли.

– Я учусь играть с детства, – объяснил Двайт. – В десять лет я завоевал второе место на конкурсе любителей.

– Аманда говорит, что звук оловянной дудки напоминает ей приглушенный гудок локомотива, – сказал Райкер.

– Согласен, в нём есть нечто потустороннее. Я подумываю использовать дудку в «Макбете», в сценах с ведьмами.

– Кто-нибудь из вас, ребята, собирается купить шотландскую юбку? – поинтересовалась Лайза. – У нас завтра утром запланировано посещение трикотажной фабрики.

– Только не я, – быстро ответил Квиллер, думая про себя, что она бы ему очень пошла.

– Я считаю, что мужчины в юбках выглядят очень сексуально… но при условии, что у них сильные, красивые ноги, – добавила Лайза, бросив выразительный взгляд на своего тощего мужа.

– Утром я услышал интересную историю от хозяина нашей гостиницы, – сказал Буши. – Как-то сюда приехала из Соединенных Штатов корреспондентка одной газеты, чтобы написать о спортивных соревнованиях, проводимых в Хайленде.

Участники соревнований рубили топорами деревья, очищали их от сучьев, превращая в кейберы – нечто вроде телеграфный столбов, – а потом метали. Добрая половина мужской части зрителей была в юбках. Журналистка решила, что ей представляется шанс получить честный ответ на старый вопрос правда ли, что юбки надеты на голое тело? И она подошла к симпатичному рыжеволосому шотландцу.

«Извините меня, сэр, – сказала она. – Я из американской газеты. Вы не возражаете, если я задам вам один нескромный вопрос Правда ли, что под вашей юбкой ничего нет?» Тот ответил не раздумывая: «Нет, мадам. У меня там есть всё, что нужно, и оно находится в полнейшей боевой готовности».

Лайл издал некий ворчливый звук, а его жена захихикала.

– Высмеивая во время мятежа «короткие юбчонки» шотландцев, английские «красные мундиры» просто не понимали, что породило такую одежду, – сказал Лайл. – Она удобна для продвижения через заболоченные места, густо поросшие вереском. Когда английские солдаты попытались пройти там в полном снаряжении, они завязли в трясине.

– Завтра мы будем на поле сражения под Каллоденом. Почему бы Лайлу не просветить нас немного? – предложил Ларри.

– Что именно вас интересует? Это была одна из ужаснейших глупостей, когда-либо совершённых в мире.

– Продолжайте, – настаивали остальные.

– Итак, принц Чарли хотел вернуть трон своему отцу, и англичане двинулись на север подавлять восстание. Они располагали девятью тысячами хорошо вооружённых и обученных профессиональных солдат в красных мундирах. У них были опытные офицеры в напудренных париках и полный комплект пушек, мушкетов, лошадей и повозок с продовольствием и боеприпасами.

Мятежники же поспешно собрали пять тысяч человек вооруженных палашами, кинжалами, топорами и выступающих под началом никуда не годных командиров.

Квиллер включил магнитофон.

– Это было не только сражение шотландцев с англичанами. Шла схватка между горными шотландцами и жителями долин, между мятежниками и верноподданными английского короля, клан шёл на клан, брат на брата. Ещё не начав сражения, командиры мятежников совершили несколько ошибок. Они выбрали для сражения место, дающее преимущество противнику, их запасы пищи истощились, их войска шли всю ночь, и люди были измучены голодом и недостатком сна, даже лошади падали от голода. Затем началась битва, и шотландцы получили приказ не наступать, а держать оборону, в то время как картечь англичан косила их ряд за рядом. Некоторые кланы, впав в отчаяние и ярость от этой задержки, ослепленные пороховым дымом, пошли в атаку, с громкими воплями перескакивая через тела убитых. Тогда пушки стали стрелять крупной картечью, и кровь полилась ещё обильней. Но мятежники продолжали атаку. Их расстреливали в упор из мушкетов, а они рвались вперёд и бросались на штыки с мечами в руках. Некоторые отбрасывали оружие и швыряли камни, словно дикари. Когда битва была окончательно проиграна, оставшиеся в живых в панике бежали, их разыскивали карательные отряды и безжалостно убивали. – Лайл замолчал, и все молчали. – Вы сами напросились… – сказал он.

Двайт подбросил в камин полный совок угля.

Восьмой день путешествия выдался дождливым, и поле битвы под Каллоденом произвело на всех гнетущее впечатление. Дождь шёл и во время посещения завода, производящего виски, экскурсантов не смог развеселить даже небольшой приём, устроенный после осмотра цехов «Бонни Скотс Тур» быстро сходил на нет. Полли объясняла это потерей руководительницы, Квиллер считал, что после очарования Гебридских островов и горной Шотландии наступил некоторый спад.

В автобусе Буши завладел микрофоном и сделал попытку поднять общее настроение, рассказав несколько анекдотов, правда безуспешно.

– Вы слышали о шотландце, который с бутылкой виски в кармане пошёл навестить больного приятеля? Было темно, он споткнулся и упал на острый камень, но поднялся и продолжил путь. Скоро он почувствовал, что у него по ноге что-то течёт. В темноте невозможно было рассмотреть, что это такое, тогда он смочил жидкостью палец и попробовал на вкус. «Слава Богу! Это всего лишь кровь!» – обрадовался шотландец.

Ларри, вернувшийся с сестрами Чизем с места похищения чемоданов, пожаловался Квиллеру:

– Эта женщина невыносима, но мы сделали всё, что надо. Что я пропустил?

– Ничего особенного. Про поле исторического сражения вы и так все знаете.

– А завод, выпускающий виски?

– Всё было безупречно и абсолютно бесцветно. Какая жалость, что на небольшом приёме, который там устроили, не было Аманды… Скажите мне, Ларри, во сколько оцениваются вещи, украденные у Грейс Атли?

– По её словам, одно только ожерелье стоит сто пятьдесят тысяч долларов. Некоторые брошки и браслеты с драгоценными камнями можно оценить в пятьдесят тысяч долларов за каждое украшение – целое состояние! Кое-кто был не прочь этим поживиться. Вы считаете, что Брюс сделал это экспромтом… или?..

Девятый день путешествия был посвящён музеям и хождению по магазинам. Миссис Атли купила одежду и другие вещи, обеспечив себя всем необходимым для продолжения экскурсии. Остальные женщины искали в магазинах свитера и шотландские юбки. Даже Арчи Райкер приобрёл кашемировый кардиган, и, как он считал, по дешёвке. Потом путешественники зарегистрировались в своей последней перед приездом в Эдинбург гостинице, величественном, увитом плющом особняке, окруженном большим ухоженным садом. Спальни здесь были большими, с лепниной на потолке, тюлевыми занавесками и телефонами. Повсюду стояли антикварные вещи.

– Я жду звонка Джуниора, – сказал Райкер Квиллеру, примеряя новый джемпер.

Раздался стук в дверь, Квиллер открыл её и увидел молодого человека, держащего поднос с чаем.

– Вы ошиблись номером. Мы не заказывали чай, -сказал он молодому человеку.

– Это вас приветствует хозяин гостиницы, сэр.

Официант прошёл в комнату и поставил поднос на покрытый кружевной скатертью чайный столик у небольшого жёсткого дивана. На подносе были фарфоровые чашки с блюдцами, фарфоровый чайник, разрисованный бутонами роз, серебряные молочник и сахарница, тарелка с песочным печеньем и изящно вышитые салфетки в серебряном кольце.

– Как раз то, что я хотел. Ещё немного печенья, – заметил Райкер, садясь на диван и неуклюже наливая чай в тончайшие чашки китайского фарфора. Квиллер пристроился напротив него на маленьком стуле.

В этот момент зазвонил телефон.

– Это Джуниор! – сказал редактор, вскакивая. – Он знает своё дело!

Устремившись к телефону, Райкер зацепился пуговицей за кружевную скатерть и стащил её со стола вместе с чаем, молоком, сахаром, песочным печеньем и фарфором. Однако висящая на пуговице скатерть не помешала ему ответить на телефонный звонок с невозмутимостью умудренного опытом редактора отдела новостей. Затем он повернулся к Квиллеру:

– Это портье. Хочет знать, не нуждаемся ли мы ещё в чём-нибудь.

– Скажи ему, чтобы прислал швабру и совок, – сказал Квиллер.

Это явилось последним несчастьем, постигшим «Бонда Скотс Тур», но для Квиллера был припасен ещё один сюрприз. В три часа ночи зазвонил телефон. Квиллер, не открывая глаз, принял сидячее положение и включил свет.

– Что-то случилось с кошками… или с амбаром, – позевывая, сказал он зашевелившемуся Райкеру. Как он и ожидал, звонили из Пикакса, и на проводе была Милдред Хенстейбл.

– Надеюсь, Квилл, я не отвлекла тебя от обеда?

– От обеда? Сейчас три часа ночи!

– Ой, прошу прощения! – огорченно закричала она. – Я отняла пять часов, вместо того чтобы их прибавить. Мне так жаль!

– Что-нибудь случилось? С кошками всё в порядке?

– Всё прекрасно. Мы только что слегка перекусили.

– Когда похороны Ирмы? Как Хасселричи пережили это? Ты что-нибудь знаешь?

– Я поэтому и звоню, Квилл. Похороны отложили… по семейным обстоятельствам, как было сказано в газете. А на самом деле тело ещё не прибыло.

– Ещё не прибыло?! Его отправили с Мелиндой четыре дня назад!

– Да, Мелинда уже дома. Она сказала, что тело было отправлено в грузовом самолете… но оно пропало.

– Откуда ты это узнала?

– Роджер был в похоронном зале и спросил, почему так много цветов и нет тела, и братья Динглберри сказали ему, что оно где-то заблудилось.

– Напали на какой-нибудь след?

– О да. Из Шотландии оно благополучно добралось до Чикаго, где его по ошибке погрузили в самолёт канадской авиакомпании.

– И сейчас оно в Канаде?

– Нет, его путь удалось проследить только до Денвера, полагают, что сейчас оно возвращается в Чикаго через Атланту.

Квиллер застонал:

– Милдред, да это просто абсурд. Джуниор знает, что произошло?

– Роджер рассказал ему, но всё держится в секрете от убитых горем родителей Ирмы.

– Не вешай трубку, – попросил её Квиллер. Повернувшись к Райкеру, он сказал: – Тело Ирмы ещё не прибыло. Его отправили в канадский город с похожим названием. Джуниор эту новость утаивает.

Они уставились друг на друга, и каждый уже мысленно видел заголовки в газете. Их профессиональная выучка и опыт газетчиков требовали сделать из всего этого сенсацию, но «Всякая всячина» была газетой маленького городка, и это меняло дело. Райкер понимающе кивнул.

– Хорошо, спасибо, Милдред, – сказал Квиллер. – Всё остальное в порядке? Как там сиамцы?

– Один из них отгрызает куски от твоих старых свитеров и разбрасывает.

– Вероятно, это Коко. Он уже сто лет этим не занимался! Ему одиноко.

– Мне ужасно жаль, что я тебя разбудила, Квилл.

– Всё в порядке. Я рад твоему звонку. Скоро я буду дома, возможно, даже раньше, чем собирался.

ШЕСТЬ

На десятый день путешествия участники «Бонни Скотс Тура» выставили свой багаж в коридор в половине восьмого, а не в половине седьмого утра, внеся, после тайного голосования, поправку к программе, составленной Ирмой, и добавив себе лишний час сна. Квиллер дошёл до номера Полли и постучался.

– Можно войти? – спросил он.

– Доброе утро, милый. Я как раз собираюсь заварить чай. Выпьешь чашку?

– Нет, спасибо. Я просто хочу сообщить тебе, что уезжаю тотчас по прибытии в Эдинбург.

– Что-нибудь случилось дома? – спросила она с тревогой.

– Нет. Просто мне очень хочется вернуться в Пикакс. Я меняю свой билет на самолёт.

– Квилл, тебе компаньон не нужен?

– Ты не хочешь разве посмотреть Эдинбург? Это великолепный город. Я много раз был там по заданию газет.

– Скажу честно, после смерти Ирмы моя душа не лежит к нашей поездке, и ещё, пусть это покажется глупым, но… я соскучилась по Бутси.

– Дай мне твой билет, и я позвоню в авиакомпанию, – сказал он.

На этот раз он заказал места в первом классе – он нуждался в дополнительном пространстве для своих длинных ног и широких плеч и после десяти дней разговоров о пустяках жаждал уединения для задушевной беседы с Полли.

Через двадцать четыре часа, распрощавшись с товарищами по путешествию, они оказались на борту самолета, и Квиллер позволил себе роскошь вытянуть свои длинные ноги. Полли пила шампанское, и они наслаждались своим положением «очень важных персон».

– Интересно, скучал ли по мне Бутси, – сказала Полли. – Я ещё никогда не оставляла его дольше, чем на выходные. Моя невестка хорошо о нём заботится, но между ними нет, конечно, такого взаимопонимания, какое установилось между ним и мной.

– Милдред говорит, что Коко отгрызает кусочки от моих свитеров. Значит, ему одиноко, хотя она кормит его изысканными блюдами и развращает сомнительными развлечениями, наподобие карточных гаданий. Им снова предложили шампанское, и была подана восхитительная закуска, которая навела Полли на одну мысль.

– Как странно, что в Шотландии нам ни разу не довелось отведать хаггис!

– И мы ни разу не слышали игры на волынке.

– И не видели, чтобы кто-нибудь танцевал хорнпайп.

– Фактически мы ни разу не пообщались с кем-нибудь из шотландцев. Мы всегда были вместе, с нашей группой и оставались маленьким кусочком Мускаунти на чужой земле.

За этим последовало молчание, полное сожаления, а потом Полли сказала:

– Кстати, похвастаюсь, что в эту поездку я обошлась без бронхита, хотя и не принимала таблетки с витамином С. Они слишком уж большие, и их трудно проглотить.

– Твой бронхит в Англии в прошлом году объяснялся чисто психологическими причинами, просто с тобой не было меня.

– «Можно ли встретить большее тщеславие?» – весело процитировала она Шекспира.

– Быть в меру тщеславным совсем неплохо, – парировал он.

– Самый сомнительный афоризм, который я когда-либо слышала! Кто это сказал? – требовательно спросила она.

– Я.

Под воздействием шампанского Полли впала в нежную мечтательность и проворковала:

– Я скучала по тебе, милый. Мы за всю поездку ни разу не были наедине.

– Я тоже скучал по тебе, Полли.

– Я очень опечалена смертью Ирмы, и мне жаль, что я не могла присутствовать на её похоронах. Вероятно, её похоронили два дня назад.

– Не думаю, – медленно и спокойно произнёс Квиллера – Возникло одно осложнение.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Полли, выйдя из задумчивости.

Услышав о странной одиссее контейнера с телом Ирмы, она просто задохнулась от изумления.

– Ну, – помолчав, сказала она, – я тоже могу сообщить тебе нечто удивительное.

– Я слушаю.

Полли колебалась, словно размышляя, с чего начать.

– Видишь ли… передавая Ларри портфель Ирмы, я предварительно изъяла из него несколько бумаг, не относящихся к поездке, чтобы отдать их её родителям. Когда исчез Брюс и оказалось, что никто не знает его фамилии, я просмотрела эти бумаги, но ничего в них не обнаружила. Кроме одного письма, которое, по-моему, ты должен прочесть. – Она порылась в сумочке и достала конверт с документами, перевязанный ленточкой. В нём был сложенный пополам лист почтовой бумаги, который она и вручила Квиллеру. – Прочти.

Дорогая Ирма!

От всего сердца благодарю тебя! Брюс вам подойдёт. Он, без сомнения, первоклассный водитель. Ему пришлось очень тяжело после освобождения, но он обещал вести честную жизнь. Поговори с ним серьёзно. Он прислушается к твоим словам. Я знаю, что в дни нашей молодости вы очень много значили друг для друга. На самом деле мой брат хороший человек, и я думаю, что он извлек урок из своих ошибок. Дай тебе Бог здоровья! Не забудь позвонить мне по прибытии в Эдинбург.

В память о добром старом времени,

Кэти

Квиллер прочёл это короткое письмо дважды. «Так вот оно что, – подумал он. – Ирма и Брюс знали друг друга. Что их связывало? Юношеская влюбленность? Секс? Любовь? Он сидел в тюрьме… За что? За кражу? За контрабанду? Ирма, несомненно, была в курсе дел. Интересно, она наняла его, потому что знала всё о нём или потому что закрывала на это глаза?»

Полли ждала его реакции на письмо.

– Что ты думаешь об этом, Квилл?

– На конверте были фамилия и обратный адрес?

– Никакого конверта не было.

– Во время поездки ходили всякие сплетни о ночных прогулках Ирмы с Брюсом. Она давала тебе какие-нибудь объяснения?

– Она молчала, а я твердо решила ни о чём не спрашивать. Она была взрослым человеком, отвечающим за свои действия, и меня это не касалось. Она приходила, когда я уже спала, наверное, шла на цыпочках, не зажигая света и стараясь не шуметь. Я считала, что она ведёт себя очень тактично.

– Если Брюс украл багаж миссис Атли, то он не был таким честным, как хотели уверить Ирму.

– Похоже на то, – согласилась Полли.

– Она когда-нибудь упоминала эту Кэти?

– Нет, Ирма избегала разговоров о своих шотландских знакомых, она вообще была скрытной. Мы никогда не понимали, что таится за её внешней сдержанностью.

– Если бы мы могли узнать, кто такая Кэти, – сказал Квиллер, – то полиции было бы с чем работать. Если Ирма собиралась звонить своим шотландским друзьям, логично предположить, что в её портфеле есть записная книжка или список телефонов.

– Возможно, записная книжка Ирмы лежит в её сумочке, – заметила Полли, – Я не проверяла её содержимое, а отослала домой с прочим багажом. Мелинда должна была всё передать Хасселричам.

– Вполне допустимо, что её родители знают фамилию Кэти и её местонахождение. А если нет, ты могла бы попросить у них её записную книжку под предлогом, что хочешь сообщить шотландским друзьям Ирмы о её смерти… На самом деле, – прибавил он, – там могут оказаться сведения и о самом Брюсе.

Время шло к обеду. Индивидуальные столики извлекли из кресел и мгновенно покрыли белыми скатертями, затем на них появились льняные салфетки, бокалы для вина, крошечные вазы со свежими цветами и меню на четырех страницах.

– Видимо, тряска не входит в их планы, – сказал Квиллер.

Они заказали минеральную воду «Виши», говяжью вырезку, нарезанную полосками, и салат.

– Что теперь будут делать в Обществе помощи престарелым? Они смогут найти Ирме замену? – спросил он у Полли.

– Представители администрации всегда говорили, что если Ирма уйдёт, то они возьмут на это место профессионала. Лайза хочет предложить им свои услуги.

– Думаю, она вполне подойдёт на эту должность.

– Перед отъездом в Шотландию, – сказала Полли, – Ирма работала над проектом, названным «Домашние любимцы для подопечных». Он состоял в том, чтобы владельцы животных в определённые дни приносили и приводили в Общество своих кошек и собак для поднятия настроения стариков. Если проект найдёт поддержку, я буду брать туда Бутси, А ты, Квилл?

– С Юм-Юм я, пожалуй, смог бы договориться, но с Коко навряд ли. Он большой оригинал и не всегда делает то, что положено котам.

На десерт они заказали сливочные карамельки, а после кофе Квилл подарил Полли маленькую белую коробочку с монограммой «ЧРМ». В ней была серебряная брошь ручной работы в форме пера павлина, где для «павлиньего глаза» использовалось сочетание голубовато-зелёной эмали с кристаллом дымчатого кварца.

– Какая красота! – воскликнула она. – Мне нравятся фазаньи перья! Что это за камень?

– Дымчатый топаз, добытый в шотландских горах. Это одна из вещиц, сделанных в стиле Чарльза Ренни Макинтоша.

– Она будет великолепно выглядеть на моей накидке «летучая мышь». Большое тебе спасибо, милый.

– Ты собираешься смотреть кино? – спросил он. В начале салона спускался экран.

– Я лучше вздремну, – сказала она.

– Мне бы хотелось просмотреть этот журнал, если тебе не будет мешать свет моей лампы.

На иллюминаторах задернули шторы, закрыв яркий солнечный свет, и пассажиры либо надели наушники, чтобы смотреть фильм, либо заснули, либо сделали и то и другое. Журнал был открыт на искусствоведческой статье, но Квиллер скорее не читал, а размышлял. Если бы ему удалось установить личность водителя автобуса, он передал бы эти сведения шефу пикаксской полиции и предоставил бы ему довести дело до конца.

Вспоминая поездку по Шотландии, Квиллер искал ключ к тайне исчезновения шофера в поведении Ирмы и Брюса. Возможно, магнитофонные записи смогут воскресить какие-то забытые детали. Записи предназначались для рубрики «Из-под пера Квилла», но сейчас их можно было бы использовать для другой цели… Журнал упал ему на колени, Квиллер погрузился в сон и проснулся лишь тогда, когда салон опять заливал солнечный свет и им снова предлагали поесть.

К тому времени как самолёт приземлился в Чикаго и они получили багаж, выполнив таможенные и иммиграционные формальности, было уже слишком поздно, чтобы лететь в Мускаунти. Они переночевали в гостинице аэропорта и отправились утренним рейсом. В мускаунтском аэропорту их ждал белый седан Квиллера, оставленный на долгосрочной стоянке, представлявшей собой комфортабельный ангар, построенный благодаря субсидии Клингеншоеновского фонда.

– Я помню те времена, когда аэровокзал был просто хибарой без стульев внутри, а туалет находился во дворе, – сказала Полли.

– А я помню времена, когда мы ставили машины на поле, где паслись коровы, и должны были соблюдать предельную осторожность, – ответил Квиллер, – и было это всего лет пять назад.

– Я прямо не могу дождаться момента, когда увижу Бутси, – сказала она по дороге в Пикакс.

– Я тоже предвкушаю встречу с двумя своими негодниками.

Когда они добрались до апартаментов Полли, она побежала наверх, а Квиллер шёл следом с вещами.

– Бутси! – воскликнула она. – Как поживаешь, малыш? Ты скучал по мне?

Здоровенный сиамский кот с любопытством приблизился к ней, смерил её холодным оценивающим взглядом, затем резко повернулся и пошёл прочь, оставив обожающее его человеческое существо совершенно потерянным.

– Это тебе наказание за то, что ты покинула его, – сказал Квиллер. – Когда он решит, что ты достаточно настрадалась, он успокоит тебя своей любовью. Думаю, нечто подобное ждёт дома и меня.

После двухнедельного лицезрения шотландских замков он успел забыть, каким шедевром архитектуры является его амбар для хранения яблок. Этот восьмигранник был возведён на фундаменте из необработанного камня подобно постройкам тринадцатого века в Шотландии, а пострадавшую от времени кровельную дранку недавно заменили шифером. Квиллер посмотрел на окна – никто не шпионил за ним. Сиамцы в это время находились в кухне, где с довольным видом сидели на холодильнике,

наблюдая, как Милдред Хенстейбл ставит керамическую кастрюльку в духовку. Коты покровительственно посмотрели сверху на вошедшего Квиллера.

– Добро пожаловать! – приветствовала его Милдред. – Как прошла поездка?

– Ещё никто не говорил, что путешествие легкое дело.

– Как насчёт чашечки кофе?

– Сразу же, как занесу в дом вещи. – Он втащил свои сумки по пандусу на второй этаж, а когда вернулся, в его кармане лежала маленькая белая коробочка с монограммой «ЧРМ» на крышке. Сиамцы по-прежнему сидели на холодильнике, загадочные, как сфинксы.

– Нашли тело Ирмы? – спросил Квиллер, садясь за столик.

Милдред налила две чашки кофе.

– Да, и вчера её похоронили, но были ещё неприятные моменты. Братья Динглберри сказали Роджеру – конечно, не для печати, – что миссис Хасселрич яростно настаивала на том, чтобы Ирму кремировали.

– Некролог вышел?

– Да. На первой странице. Я оставила его на журнальном столике… Он чудесно написан… Ну а если отвлечься от этой драмы, Квилл, как прошло путешествие?

– Я лучше пойму это после ночи в собственной постели.

– Ты купил себе шотландскую юбку?

– Нет, только пару галстуков в духе Макинтоша из шотландки. Если уж речь зашла о Макинтоше, то вот тебе сувенир из Глазго. – Он подтолкнул к ней белую коробочку.

– О, Квилл! Большое спасибо! – воскликнула она, увидев серебряную в форме павлиньего пера брошку. – Как называется этот камень?

– Это дымчатый топаз, который, по-моему, можно найти только в Шотландии.

– С твоей стороны так мило подумать обо мне.

– А с твоей стороны, Милдред, было верхом великодушия взять на себя заботу о сиамцах.

– Вот уж нисколько! Жить в амбаре захватывающе интересно, а киски оказались чудесной компанией. Я бы не отказалась иметь точно такого же кота, как Коко.

– Точно такого, как Коко, не существует, – просветил он её. – Он Шекспир среди котов, Бетховен среди котов, Леонардо среди котов!

Услышав, как его имя произносят с одобрением, Коко поднялся, вытянул задние лапы, затем передние с выпущенными когтями, после чего с глухим стуком спрыгнул с холодильника, невольно издав ворчливый звук, и неторопливо направился к Квиллеру, дабы вдохнуть заграничные ароматы. Кто мог знать, какие запахи уловил этот подергивающийся нос? Старинные замки? Вереск? Шотландский мясной бульон? Рыбачьи посёлки? Овцы? Завод по приготовлению виски? Кости древних королей? Поля сражений, двести пятьдесят лет назад пропитанные кровью?

– Они безобразничали? – спросил Квиллер.

– Кто-то из них стащил у меня целую пачку пилочек для ногтей, уволакивал тайком, по одной.

– Мелкие кражи – это по части Юм-Юм. С меня пачка. Я вычту стоимость из содержания Юм-Юм. А как насчёт Коко?

– Он перепугал меня однажды, – сказала Милдред. – Я собиралась принять таблетку для похудания, а он бросился и схватил её. Я испугалась, что он съест и отравится, но он лишь разгрыз её.

– Да, он любит хватать зубами мягкие, липкие вещи типа конфет «желейные бобы», – объяснил Квиллер. – Не доносится ли до меня из духовки запах макарон с сыром? Всё это время, пока я питался обжигающим мясным бульоном, пирогами с бараниной, варёными бараньими языками и рубцами с луком, я тосковал о макаронах с сыром.

– Это нам на ланч, – сказала Милдред. – Кстати, для кошек остаётся кое-что в холодильнике: колбасный хлебец, пирожки с треской, индюшка, а для тебя там есть тушёная говядина. Пока тебя не было, я, надеюсь, не уморила кошек голодом.

После ланча Милдред отправилась восвояси, а Квиллер закрылся в кабинете и пребывал там до тех пор, пока кошачий дуэт за дверью не напомнил ему, что пора, пожалуй, и пообедать. Все трое подкрепились, причём обед прошёл в самой непринужденной обстановке. Затем Квиллер лениво развалился в своём любимом кресле, не имея желания ни читать газету, ни слушать музыку, ни писать писем, ни гулять, ни звонить кому-нибудь. Его охватила апатия, которая нередко нападает после отпуска.

Когда сиамцы окружили его, милосердно прощая почти двухнедельное отсутствие, он слегка погладил Юм-Юм и без особой убежденности сказал Коко, что он красивый парень.

Коко импульсивно спрыгнул с ручки кресла и целенаправленно отправился к большому квадратному журнальному столику, на котором Милдред оставила экземпляр «Всякой всячины». Вспрыгнув на столик, он близоруко уставился на газету. Затем, выгнув спину, распушив хвост и прижав уши, он медленно и важно обнюхал передовицу. Он кружил и кружил вокруг неё, совершая уже не раз виденный Квиллером ритуальный танец, от которого волосы вставали дыбом. Это означало, что необычные способности кота позволяют ему почувствовать какое-то отклонение от нормы, недоступное восприятию людей.

Квиллер ощутил знакомое покалывание над верхней губой. На первой странице была большая фотография Ирмы Хасселрич и на полстраницы – некролог. Он вспомнил, что Коко завыл в тот момент, когда Ирма умерла. Не прибегая к спутниковой связи, кот узнал, что происходит в далекой шотландской деревушке. Возможно, он и теперь почувствовал что-то, о чём хотел сообщить хозяину? Полли считала, что между нею и Бутси царит полная гармония, но она ни в какое сравнение не шла с тем взаимопониманием, которое установилось между Квиллером и Коко.

«Ну нет, – решил он, – в конце концов, это лишь глупое воображение».

– Я выбит из колеи смещением во времени, – сказал он сиамцам. – Давайте погасим свет и объявим, что сейчас ночь.

СЕМЬ

Квиллер превосходно выспался, но утром никак не мог сориентироваться. Он не мог сообразить, какой нынче день. Он знал только, что это тринадцатый день их поездки. После неопределённого состояния, вызванного путешествием, когда дни шли под номерами, ему никак было не приспособиться к обычным названиям дней недели, В результате на следующее утро после ужасного танца Коко вокруг некролога для Квиллера наступил не понедельник или четверг, но некий тринадцатый день.

Звон колоколов на Пикаксской площади, впрочем, наводил на мысль, что день тринадцатый может расшифровываться как воскресенье. С другой стороны, если это были свадебные колокола, он мог оказаться и субботой. Квиллер уже подумывал позвонить в отдел местных городских новостей «Всякой всячины» и спросить, суббота сегодня или воскресенье. Когда он работал для центральных газет, ему приходилось отвечать и на более странные вопросы. Не помогла ему и местная радиостанция: диктор сообщил время, температуру воздуха, скорость ветра и относительную влажность воздуха, но день недели почему-то не назвал. Что же касается получасовых последних известий, которые Квиллер считал чересчур приторными, то в субботу они были ничуть не менее слащавы, чем в воскресенье.

Если выяснится, что это суббота, значит, он приехал домой в пятницу. Однако могла ли Милдред Хенстейбл быть здесь утром в пятницу? Как школьной преподавательнице, ей надлежало бы находиться в классе, если конечно, этот день являлся для неё присутственным. Следовательно, скорее всего, сегодня было воскресенье, и церковные колокола созывали верующих на богослужение. Это послужило для Квиллера сигналом к тому, чтобы пойти в аптеку и приобрести там воскресные газеты.

Кошки нежились на солнце, и в их головках, казалось, не было ни единой мысли. Кошек не интересовало, что сегодня – воскресенье или четверг. В их мире каждый день назывался «сегодня», а таких понятий, как «вчера» или «завтра», наверное, и не существовало.

– Я иду в город, – сообщил он им. – Купить вам что-нибудь в аптеке?

Они посмотрели на него как на сумасшедшего. Или полоумного, как говорят в Шотландии. (Квиллер приобрел в Эдинбургском аэропорту словарь шотландских выражений.) Сиамцы прекрасно знали, что он говорит глупости. Или вздор, как сказали бы в Шотландии.

Короткая прогулка до города несколько проветрила его голову, одурманенную «Бонни Скотс Туром». Все самые лучшие идеи посещали его именно во время одиноких прогулок. Вот и теперь он возобновил размышления, начатые в самолете. Ирма знала о том, что Брюс сидел в тюрьме… Возможно, на вересковом поле в её душе ожила былая страсть – Может быть, ей захотелось излить накопившуюся в душе горечь. Но ведь она могла быть и сообщницей Брюса в краже драгоценностей!

Этот дикий сценарий породил сперва лишь покалывание над верхней губой Квиллера, но после второго

«мозгового штурма» его усы встали дыбом. Ирма могла оказаться и жертвой Брюса! Она была единственным человеком, знавшим его. И так ли трудно было бы при помощи современной фармакологии добиться остановки её больного сердца?

Некоторые технические детали версии следовало обсудить с доктором Мелиндой, хотя перспектива встречи с ней не слишком радовала Квиллера. Позвонив ей днем в воскресенье, он рисковал получить приглашение типа: «Зайди ко мне выпить, и мы всё обсудим» или «Давай пообедаем вместе». Приход в понедельник к ней в клинику мог спровоцировать и более стремительное развитие событий наподобие: «Разденьтесь до трусов, и доктор вас сейчас осмотрит». Нет, решил он, безопаснее «случайно» встретиться с ней в каком-нибудь многолюдном оживлённом месте, где они смогут обменяться несколькими словами, не оставаясь наедине.

Квиллер обнаружил, что идёт стиснув зубы. После трёх необременительных лет с Полли его раздражали эти сложности с Мелиндой. Его возмущали преследования слишком навязчивой представительницы женского пола. Он всегда без колебания прекращал свои связи и не поднимал шума, если бросали его самого. Он должен был каким-то образом отделаться от женщины, которая никогда не нравилась Коко.

В аптеке Квиллер купил несколько газет, выпускаемых в других городах.

– Как было в Шотландии, мистер Квилл? – спросил кассир.

– Отлично.

– Я слышал о мисс Хасселрич.

– Да, это ужасно.

– Вы видели лохнесское чудовище?

– Нет, мы приехали туда, когда у него был выходной день.

По дороге домой мысли Квиллера обратились к записной книжке Ирмы. Если бы удалось найти адрес или телефон такого важного источника информации, как Кэти, он передал бы всё в руки Броуди, предоставив ему заниматься этим делом. Энди должна заинтересовать поразительная реакция Коко на некролог, ведь он один из немногих, кто знает о способностях кота и высоко их оценивает. Для шефа пикаксской полиции Коко стал своего рода придворным прорицателем и экстрасенсом. Квиллер отправился домой по просёлочной дороге, надеясь избежать вопросов, которые из самых лучших побуждений задавали бы горожане. На Тривильен-роуд какая-то машина остановилась, и водитель окликнул его:

– Квилл, вас подвезти? – Это был Скотт Гиппел, торговавший подержанными автомобилями.

– Нет, спасибо. Я хожу пешком для моциона, – ответил Квиллер, сделав приветственный жест.

– Как было в Шотландии?

– Прекрасно.

– Жаль Ирму Хасселрич.

– Ужасное несчастье.

– Привезли домой немного шотландского виски? Вернувшись к себе с несколькими фунтами газет под

мышкой, Квиллер наткнулся на движущийся холмик в прихожей. Это знакомое ему явление означало, что одна из кошек спрятала под коврик украденные вещи и теперь пыталась достать награбленное. Он откинул угол коврика и обнаружил Юм-Юм, торопливо толкающую гадальную карту. Карта лежала рубашкой вверх, и, перевернув, Квиллер тотчас узнал её: она была из колоды Милдред. Узнал он также и две дырочки в уголке. Воровал Коко, он всегда, подобно Чёрной Руке, оставлял свой знак.

На картинке – знакомая милая сценка: женщина в ниспадающей складками одежде в увитой виноградом беседке, птица, сидящая у неё на запястье. Вокруг разбросаны были десять золотых кружочков, каждый с пятиконечной звездочкой в центре. Квиллер вспомнил, что перед отъездом в Шотландию именно эта карта выпала ему во время гадания Милдред. Бросив свои газеты, он отыскал запись этого эпизода и включил магнитофон. Последовал диалог, который он слегка подзабыл:

– Ты не против, Милдред, если я все запишу на магнитофон?

– Отнюдь. Мне этого даже хочется.

– Так и что же ты узнала?

– Как ни странно, когда я спрашивала карты о тебе, ответы относились явно к какому-то другому человеку, которому грозит опасность.

– Мужчине или женщине?

– Зрелой женщине. Женщине строгих привычек и высоких моральных принципов.

– Какого рода опасность?

– Ну, поскольку карты выразились несколько туманно, я принесла колоду с собой, чтобы повторить гадание в твоем присутствии. (Пауза.) Я вижу путешествие… путешествие по морю с надвигающимся штормом.

– Я рад, что взял с собой непромокаемый плащ.

– Шторм может означать вражду, недоразумения, несчастные случаи да и вообще какие угодно неприятности.

– Чертовски жаль, что я узнал это после того, как заплатил деньги за поездку.

– Отнесись к этому серьезно, Квилл.

– Прошу прощения. Я вовсе не хотел, чтобы это прозвучало непочтительно.

– Последняя карта… неблагоприятная… Её следует рассматривать как предостережение.

– Судя по изображенному, я бы решил, что эта карма сулит удачу.

– К сожалению, она имеет противоположное значение. Она сулит какой-то обман или предательство.

– May!

– Ну и наконец, я настоятельно прошу тебя быть готовым к любым неожиданностям. (Пауза.)

– Очень интересно. Спасибо. (Щелчок.)

Пока шло воспроизведение записи, сиамцы насторожённо прислушивались к кошачьему голосу, на фоне которого происходил диалог.

Мяуканье Коко при упоминании о предательстве приобрело несколько иное звучание. Тогда Квиллер решил, что всё это относится к Полли. Теперь не возникало сомнений, что, конечно, Ирма была женщиной, которой грозит опасность, именно она должна была стать жертвой предательства… Но, скептически напомнил себе Квиллер, все это так, если относиться к карточным предсказаниям всерьёз.

Он отыскал номер телефона Милдред. В воскресенье утром она вполне могла оказаться дома – готовить обед или заниматься шитьем.

– Доброе утро, – сказал он. – Колбасный хлебец -просто восхитительный. Сиамцы позволили мне взять у них несколько кусочков вчера за обедом.

– Не забудь, что в морозилке для тебя оставлена тушеная говядина, – сказала она.

– Я чувствую себя осчастливленным вдвойне. Милдред, я звоню, чтобы спросить, не потеряла ли ты одну из твоих гадальных карт? Мне была бы невыносима мысль, что тебе приходится обходиться неполной колодой.

– Не знаю, сейчас проверю. – Через минуту она вернулась к телефону. – Ты прав. Здесь их только семьдесят семь.

– Боюсь, одну украл Коко. Он оставил на ней следы своих клыков. Надеюсь, это не повлияет на… гм… замечательные свойства колоды.

– Где ты её нашёл?

– Под ковриком. Я узнал эту карту, она выпала, когда ты гадала мне перед отъездом в Шотландию. – Он описал ей женщину в увитой виноградными лозами беседке.

– Да, припоминаю. Во время гадания она поменяла своё значение на противоположное, и я предсказала предательство.

– И ты оказалась права! Драгоценности Грейс Атли украл водитель автобуса, которому все доверяли. – Он воздержался от высказывания подозрений в отношении смерти Ирмы.

– Со стороны Грейс было безумием брать их в поездку, – сказала Милдред, – впрочем, никто никогда и не думал, что эта женщина в здравом уме.

– Послать тебе карту по почте? – спросил он. – Или лучше нам как-нибудь пообедать вместе… в ближайшее время?

– С большим удовольствием! – Её голос радостно зазвенел от удивления.

– Можно пригласить Полли и Арчи, – поспешно добавил он. – Мы втроём расскажем всё о Шотландии.

– Скажи когда. Я всегда свободна. А пока просто подвесь карту за девять магических кружочков.

– Какой смысл придаётся этим магическим фигурам? – спросил он.

– Они соответствуют бубнам в обычных игральных картах.

«Странное совпадение, – подумал Квиллер, повесив трубку. – Бубновая девятка! Проклятие Шотландии!»

Теперь ему не терпелось поговорить с Полли о записной книжке. Он дождался момента, когда, по его мнению, она должна была вернуться домой из церкви, и позвонил ей, но к телефону никто не подошёл. Она могла отправиться к своей невестке на воскресный обед или пойти навестить Хасселричей.

Некоторое время спустя чрезвычайно взволнованная Полли позвонила ему сама.

– Она у меня! Записная книжка! – воскликнула Полли.

– Как родители Ирмы отнеслись к твоей просьбе?

– Когда я позвонила им, они проявили большое понимание и пригласили меня пообедать с ними после церкви. Это было мучительно, но мы с большой нежностью поговорили об Ирме, и они сказали, что теперь я для них как дочь. Меня это глубоко тронуло.

– Они что-нибудь знают о Кэти?

– Только то, что они с Ирмой вместе учились в художественной школе. Дома я просмотрела книжку в поисках какой-нибудь Кэти с эдинбургским адресом и обнаружила Кэтрин Гоу Мак-Бин. Похоже, что Мак-Бин – её фамилия по мужу, и тогда Брюс должен носить фамилию Гоу. – В голосе Полли слышался восторг, вызванный её первыми шагами на пути сыска и дедукции.

– Ты отлично поработала, Полли! – похвалил Квиллер. – Дай мне этот номер телефона в Эдинбурге, и посмотрим, что я смогу выяснить. – Он не стал рассказывать ей ни о танце смерти, исполненном Коко вокруг некролога, ни о своей собственной теории гибели Ирмы.

– Я бы пригласила тебя выпить кофе или что-нибудь ещё, но мне надо постирать и подготовиться к завтрашнему рабочему дню, – сказала Полли. – Сообщи мне о своих успехах.

Повесив трубку, Квиллер посмотрел на часы. Звонить в Эдинбург было уже поздно, но на следующее утро он поставил свою первую за день чашку кофе на столик рядом с телефоном, запер сующего во всё свой нос Коко на чердаке и заказал телефонный разговор с Кэти. Когда их соединили, он сказал:

– Это Джим Квиллер, друг Ирмы Хасселрич. – Его искренний и сердечный тон был рассчитан на то, чтобы внушить доверие.

– Да, – насторожённо ответила женщина.

– Мне бы хотелось поговорить с Кэтрин Гоу. Или это Кэтрин Мак-Бин?

– Я миссис Мак-Бин.

– Я звоню из Штатов, из родного города Ирмы – Пикакса.

– Где она? – последовал резкий вопрос. – Я жду её звонка.

– К сожалению, она так и не приехала в Эдинбург, – печально сказал Квиллер, подготавливая собеседницу к страшной новости. – Я был в туристской группе, которую она возила по Шотландии, и, когда мы находились в западной части Хайленда, она умерла от сердечного приступа.

– Умерла?! Какой ужас!

– Мне больно сообщать вам такую новость, но её семья считает, что вы должны это знать.

Не было слышно ни звука.

– Алло? Алло? – кричал он в трубку. Кэти произнесла смягчившимся голосом:

– Должна сказать, что я совершенно потрясена. Ведь она была ещё так молода.

– Её тело отправили обратно и два дня назад похоронили. Мы составили список её друзей и извещаем их.

– Оставшуюся часть поездки отменили? Мой брат был нанят водителем. Странно, что он ничего не сообщил мне.

– Брюс Гоу! Он ваш брат? – А… да.

– Он прекрасный водитель и вёл себя со всеми очень обходительно, хотя имел дело с полным автобусом капризных американских туристов.

– Да, он… очень хороший. Как, вы сказали, вас зовут?

– Джим Квиллер. Девичья фамилия моей матери Макинтош. Мы с вами происходим из разных ветвей одного клана. В битве под Каллоденом участвовал некий Мак-Бин, гигантского роста, который, стоя спиной к стене, убил палашом тринадцать англичан. – Этот рассказ имел своей целью уведомить Кэти о его прошотландских симпатиях и расположить её к себе.

– А… да. Макинтош довольно распространенная фамилия в Шотландии. – Она говорила рассеянно, видимо беспокоясь о брате. – Когда это произошло?

– Почти неделю назад.

– Честно говоря, я так взволнована. Я не знаю, что сказать, мистер… мистер…

– Квиллер. Если бы вы написали родителям Ирмы, то оказали бы им поддержку. Сколько лет вы были с ней знакомы?

– Более двадцати. Мы вместе учились в художественной школе. В Глазго. – Казалось, она говорила, обдумывая каждое слово.

– Нет ли у вас каких-нибудь фотографий или памятных вещей, с которыми вам не жаль расстаться? Я уверен, её родители были бы рады любой вещице, напоминающей о ней.

– Думаю, это самое меньшее, что я могу сделать.

– У вас есть адрес?

– Их дом на Гудвинтер-бульваре? Да, конечно.

– Я пришлю вам некролог, вырезанный из местной газеты. Там очень хорошая фотография Ирмы.

– Это очень мило с вашей стороны. Если вы сможете прислать две вырезки…

– С радостью сделаю это, миссис Мак-Бин.

– И спасибо, что позвонили… мистер…

– Квиллер.

Перед тем как закончить разговор, он уточнил её адрес и повесил трубку с чувством удовлетворения. Теперь можно поговорить и с Броуди.

Он быстро дошёл до полицейского участка, но не успел произнести и слова, когда сидевший за столом сержант пригласил его кивком головы пройти в кабинет шефа.

Броуди с удивлением поднял голову:

– Когда ты вернулся, парень?

– В субботу. Ты слышал печальные новости? Шеф полиции кивнул:

– Я играл на волынке на её похоронах.

– Вероятно, ты знаешь, что у неё был сердечный приступ, приведший к смерти, но в этой истории есть ещё кое-что, и я хотел бы посоветоваться с тобой. – Квиллер посмотрел на дверь и закрыл её.

– Налей себе кофе и садись. Как там Шотландия, если отвлечься от всего остального?

– Она очень красива!

– Небось одурел от волынок?

– Хочешь верь, хочешь нет, Энди, но мы ни разу за все время не слышали звука волынки.

– Вы побывали не там, где надо, дорогой. Вы должны приехать на Шотландскую ночь в мой охотничий домик. И мы вам покажем, что такое игра на волынке… Ну, так что тебя тревожит?

Квиллер пододвинул стул ближе к нему.

– Слушай. В автобусе, совершающем поездку по Шотландии, нас было шестнадцать, – начал он, – и нашим водителем оказался шотландец по имени Брюс, мрачный парень с рыжими волосами, который общался только с Ирмой. По-моему, они разговаривали на гэльском языке.

– Она знала гэльский? Это трудный язык.

– Видимо, они хорошо понимали друг друга. Однажды утром Полли Дункан, её соседка по комнате, обнаружила, что Ирма лежит мёртвая в своей постели. Путешествующая с нами доктор Мелинда пришла к выводу, что причиной смерти послужила остановка сердца. На следующий день исчез водитель автобуса, а вместе с ним и чемоданы Грейс Атли с драгоценностями. Полагаю, ты знаешь о её побрякушках и как она щеголяет ими.

– Ещё бы не знать! Прямо ходячая рождественская ёлка!

– Мы поставили в известность деревенского констебля и дали ему описание Брюса, но никто не знал фамилии этого парня. Никто, кроме Ирмы, а она умерла!

– А Шотландия полна рыжеволосых по имени Брюс. Так, и какого же совета ты ждешь от меня?

– У меня есть основание полагать, – в этом месте Квиллер гордо погладил свои усы, – что остановка сердца была вызвана воздействием какого-то наркотического средства. Мы слышали о молодых спортсменах, падающих замертво от злоупотребления наркотиками. Если это может случиться с ними, то может случиться и с сорокалетней женщиной с больным сердцем.

– Не говори мне, что Ирма была наркоманкой. Только не она! Только не эта женщина!

– Послушай, Энди. Каждый вечер после обеда она шла гулять с Брюсом. Об этом судачили вовсю.

– Зачем такой шикарной даме водиться с каким-то шофером?

– Мы уже выяснили – из письма, найденного в её бумагах, – что он был её старой любовью. А также, похоже, сидел в тюрьме. Задумав украсть драгоценности, он решил избавиться от единственного человека, знающего, кто он. Подозреваю, что он подсунул Ирме какой-то наркотик.

Броуди крякнул:

– Тамошняя полиция знает, что ты подозреваешь Брюса в убийстве?

– Нет, я додумался до этого позднее. Но вот хорошие новости, Энди. – Квиллер помахал клочком бумаги. – Мы установили фамилию, адрес и номер телефона сестры Брюса в Эдинбурге и через неё узнали, что его фамилия Гоу.

– Дай сюда, – сказал шеф полиции, протягивая через стол руку. – А также скажи мне название города, где вы заявили о краже. Ты понимаешь, к чему это приведёт? Они захотят эксгумировать тело! – Потом он добавил полушутя-полусерьезно, потому что верил в необыкновенные таланты Коко: – Если Скотленд-Ярд не сможет найти подозреваемого, то мы поручим дело твоему сообразительному коту.

– Да, – поддержал его шутку Квиллер, – как жаль, что Коко там не был!

Квиллер вышел из полицейского участка легкой походкой, зная, что предоставил следствию важнейшие сведения, и решил побаловать себя – съесть настоящий американский завтрак в закусочной Луизы. Он заказал яичницу с ветчиной и двойную порцию её знаменитого мяса по-деревенски.

Однако эйфория была непродолжительной. Вернувшись домой, он застал в амбаре полный разгром. Повсюду валялись клочья газет, книги лежали на полу, трубка телефона, сброшенная с рычага, раскачивалась, точно маятник, на столе и на полу виднелись остатки утреннего кофе. Словом, у Коко был приступ кошачьего безумия. Он долго кружил по второму этажу со скоростью, почти недоступной для глаза, потом бросился вверх по пандусу, забежал на чердак, издал там леденящий душу вопль, а затем помчался по пандусу вниз и покатился по полу, сражаясь с воображаемым противником.

Квиллер изумлённо наблюдал, пока кот, высказав всё, что хотел, не уселся на журнальный столик и не начал умываться. Он видел такие представления и раньше, и они всегда являлись отчаянной попыткой что-то сообщить.

– В чём дело, Коко? – спросил Квиллер, наводя порядок – Что ты пытаешься сказать?

Кот изодрал в клочья некролог, пытаясь сообщить, что Ирма умерла насильственной смертью, – Квиллер был уверен в этом. Он научился языку телодвижений Коко и понимал малейшие оттенки его мяуканья. Подобно оттенкам произношения в восточных языках, изменения интонации и тембра выражали утверждение или отрицание, одобрение или осуждение, волнение или безразличие, настойчивую просьбу или страстное предостережение.

Пока Квиллер созерцал, как розовый язычок вылизывает белоснежную грудку, его осенило. Это был выстрел наугад, но попробовать стоило. Он задаст Коко вопросы! Он терпеливо дождался окончания туалета и развалился в просторном кресле, где они всегда собирались втроём, чтобы хорошо провести время. Прыжок Юм-Юм к нему на колени вызвал у него такое ощущение, словно туда попала порция взбитых сливок, настолько невесомой она была. Коко с полнейшей невозмутимостью расположился на обтянутой тканью ручке кресла.

Квиллер торжественно приступил к делу.

– Нам надо кое-что серьезно обсудить, Коко, и я хочу, чтобы ты отнесся к этому со всей ответственностью.

– Йау, – ответил кот, в знак согласия зажмурив глаза. Квиллер повернулся к магнитофону, который был

у него всегда под рукой.

– Ты знаешь о смерти Ирмы Хасселрич?

– Йау! – последовал быстрый ответ, без сомнения означающий «да».

– Её убили?

Коко колебался, но, чуть помедля, ответил утвердительным «йау!».

– Гм, – сказал Квиллер, поглаживая усы. – Не заставил ли её водитель автобуса проглотить какое-то вещество, вызвавшее остановку сердца?

Коко смотрел в пространство.

– Я повторяю вопрос. Не подсунул ли ей водитель автобуса какой-то наркотик, который убил её?

Коко молчал. Судорожно подергивая головой, он поводил глазами из стороны в сторону, потом сверху вниз и снизу вверх.

– Сосредоточься! – с упрёком сказал Квиллер и начал снова повторять свой вопрос – Не подсунул ли водитель автобуса…

– Йау, – неуверенно прервал его Коко.

Квиллер надеялся на более определённый ответ и благоразумно решил задать ещё один вопрос для проверки:

– Коко, меня зовут Рональд Фробнит?

– Йау! – сказал местный экстрасенс, прыгая, чтобы поймать фруктовую мушку, за которой давно следил.

ВОСЕМЬ

После неудачного допроса Коко Квиллер пришёл к выводу, что его кот просто шарлатан. Или, возможно, шутник, с удовольствием вводящий в заблуждение человека, который даёт ему пищу и кров и окружает уважением и восхищением. Временами, несмотря на славное прошлое Коко, Квиллер начинал всерьёз подозревать, что тот является самым обыкновенным животным и его так называемые озарения бывают всего лишь случайными совпадениями.

Зазвонил телефон, и Коко бросился к аппарату наперегонки с хозяином, но Квиллер схватил трубку первым.

– Квилл! Ты дома! – раздался приятный голос его секретарши на полставки и дизайнера Лори Бамба. – Как было в Шотландии?

– Потрясающе! А что у нас?

– Как обычно. Мы все очень расстроены из-за Ирмы Хасселрич. Она была замечательной женщиной.

– Да, это печальное событие… У тебя возникали какие-нибудь проблемы с моей корреспонденцией?

– Ничего такого, с чем бы я не могла справиться сама. В Шотландии часто шёл дождь?

– По утрам был туман. Вот почему у шотландцев такой свежий цвет лица, а шотландские ландшафты такие зеленые и в жизни выглядят точь-в-точь как на рекламах виски.

– Как по-твоему, кошки скучали без тебя?

– Не особенно. Милдред Хенстейбл была у них нянькой, поэтому они хорошо питались.

– Тебе надо подписать несколько писем, Квилл, и Ник может подвезти их сегодня днём. Ты будешь дома около половины четвертого?

– Сделаю все, чтобы быть, – сказал Квиллер.

Они, Лори и Ник, были великолепной парой: Лори – с длинными золотистыми косами и Ник – с тёмными вьющимися волосами и живыми чёрными глазами. Квиллер называл их лучшими из следующего поколения. Прежде Лори заведовала в Пикаксе почтой, но потом ушла оттуда, чтобы растить детей и заниматься домом. Её муж, по образованию инженер, работал в тюрьме штата неподалеку от Пикакса, и, поскольку Ник тоже кое-что понимал в криминалистике, Квиллер с нетерпением ждал встречи с ним, чтобы рассказать о пропавшем водителе автобуса.

А пока он приготовил себе чашку кофе и продолжил прослушивание записей.

Сиамцы слушали вместе с ним, и время от времени с камина доносились комментарии Коко.

Сегодня нас удобно разместили и исключительно хорошо покормили ещё в одной гостинице с историческим прошлым. Подозреваю, что двести пятьдесят лет назад в ней ночевал Красавец принц Чарли. Здесь трудно приобрести хоть что-нибудь, на чём бы не было его портрета. Ирма любит рассказывать о героических женщинах, помогавших принцу в его борьбе. Флора Макдональд переодела его в женское платье и во время передвижения по вражеской территории выдавала за свою горничную. Была ещё некая леди Энн Макинтош, пославшая свою челядь воевать на стороне принца, несмотря на то что её муж сражался против него.

Услышав знакомый голос, Коко издал радостный булькающий звук, но по мере воспроизведения записи он, казалось, стал улавливать что-то ещё.

Буши сделал в этой поездке сотни снимков. Сначала, когда группа останавливала автобус ради какого-нибудь живописного ландшафта, мы все выскакивали с фотоаппаратами, но теперь фотографируют только Буши и Большой Мак, Остальные уже пресытились и остаются на местах. Время от времени Буши снимает членов нашей группы на фоне разных красот, особенно Мелинду. Похоже, он решил, что она – шикарная фотомодель.

Услышав этот фрагмент записи, Коко прыгнул на стол, а с него на пол, и Квиллер вспомнил теорию Лори Бамба, что кошки активно реагируют на небный звук «ш». (По этой причине её собственных котов и кошек звали Шеба, Шу-Шу, Наташа, Триши, Пушкин и Шерман.)

Сегодня я говорил с Лайлом Комптоном о знаменитом медицинском факультете университета в Глазго, и он заметил, что гнусный доктор Крим был родом как раз из Глазго. Это был маньяк, живший в девятнадцатом веке. Он совершил целую серию убийств в Англии, Канаде и Соединенных Штатах и, хотя не снискал себе славу Джека Потрошителя, всё-таки получил известность благодаря своим «пунцовым пилюлям для полных проституток».

Бурная реакция Коко на этот отрывок навела Квиллера на мысль, что тот спутал слово «серия» с похожим названием своей любимой хрустящей закуски.

Ближе к вечеру он отправился в редакцию «Всякой всячины», чтобы взять ещё несколько экземпляров газеты с некрологом. На столе заведующей отделом рекламы Хикси Райс, его приятельницы и соседки по «Мышеловке» в Центре, он оставил маленькую белую коробочку с монограммой «ЧРМ». Потом он заглянул в кабинет Джуниора Гудвинтера.

– Ты быстро вернулся, – сказал тот. – Мы не ждём Арчи раньше завтрашнего утра или даже среды. Расскажи о Шотландии. Что тебе понравилось больше всего?

– Острова, – не задумываясь, ответил Квиллер. – В них есть что-то дикое, загадочное и неподвластное времени. Это чувствуешь в камнях под ногами, ощущаешь присутствие древних римлян, саксов, шотландских кельтов, англов – всей этой толпы.

– Здорово! Опиши всё подробнее для колонки «Из-под пера Квилла», – с мальчишеским энтузиазмом предложил Джуниор.

– Что и собираюсь сделать, после того как улягутся впечатления. Но я зашёл, Джуниор, похвалить тебя за некролог. Красивая статья! Мы пошлём вырезки в Шотландию друзьям Ирмы… А как насчёт здешней жизни? В Мускаунти произошли какие-нибудь важные события?

– Ну, мы поместили несколько объявлений о ликвидации имущества доктора Гала. Мелинда всё пустила в свободную продажу. После этого на Гудвинтер-бульваре появится ещё один пустой особняк.

– Ты был на похоронах Ирмы? – спросил Квиллер.

– Вместо меня поехал Роджер. Похоронная процессия насчитывала сорок восемь машин.

– Я слышал, что возникли какие-то разногласия относительно похоронного обряда.

– О, ты уже знаешь об этом? Мелинда говорила, что у них было что-то типа спора врача с больным относительно завещания о жизни[4]. Она сказала, что Ирма предпочла бы кремацию. Миссис Хасселрич хотела поступить согласно желанию дочери, но её муж – с его юридическим складом ума – сказал, что в Священном Писании нет ни слова о кремации. И Ирму похоронили на их фамильном участке кладбища по полной форме: надгробные речи, волынки, солист тенор и военный оркестр. Ты же знаешь, как в Пикаксе любят пышные похоронные ритуалы!

– Я должен написать колонку про завещание о жизни, – сказал Квиллер.

– Ты можешь дать материал по Шотландии для выпуска, который будет в среду? Твои преданные читатели ждут рассказа о путешествии.

– Мы видели множество замков. Посмотрю, смогу ли без особого напряжения выдать тысячу слов о них, – проговорил Квилл, стоя в дверях.

По дороге из редакции домой его мысли перенеслись от замков к роскошным особнякам на Гудвинтер-бульваре. В его представлении единственным решением этой местной проблемы был бы перенос их в новые районы… или бомбардировка… или землетрясение. Старожилы Пикакса предпочли бы любой из двух последних вариантов. Он шёл по Мейн-стрит по направлению к Пикаксской площади, когда его внимание привлекла одна из движущихся на юг машин. Ему показалось, что у неё светлый массачусетсский номерной знак, словно белый флаг выделяющийся на фоне тёмных и пыльных местных номерных знаков. Но это была не старая тёмно-бордовая машина, владельца которой он подозревал в преследовании Полли, а желтовато-коричневая, вскоре затерявшаяся в потоке транспорта. Квиллеру пришло в голову, что в ней мог сидеть тот же самый человек, либо купивший новый автомобиль, либо перекрасивший в другой цвет старый.

Квиллер посчитал благоразумным предостеречь Полли, естественно тактично. Дойдя до библиотеки, он зашел туда, кивком поздоровался со знакомыми служащими и поднялся по лестнице. Полли сидела в своём отделенном стеклянной перегородкой кабинете и сочувственно выслушивала излияния молодой служащей, которая была беременна. При появлении в дверях близкого друга своей начальницы молодая женщина немедленно удалилась.

– Есть что-нибудь новое? – спросила Полли.

– У меня был долгий разговор по телефону с Кэти, – сказал Квиллер, – и оказалось, что фамилия её брата в самом деле Гоу. Она удивилась, что брат не сообщил ей о смерти Ирмы. Во всяком случае, она так сказала. Кстати, вы с Ирмой когда-нибудь обсуждали завещания о жизни? Или последнюю волю? Или что-нибудь в этом роде?

– Нет. Она никогда даже не упоминала о смерти или болезни. Почему ты спрашиваешь об этом?

– Я подумываю написать статью на эту тему. Сейчас это очень модно. Но всё-таки, о чем вы говорили наедине? Кроме обсуждения меня, – добавил он, желая придать разговору более легкомысленный характер.

Полли насмешливо улыбнулась, но ответила серьёзно:

– Мы говорили о моих проблемах в библиотеке… о её работе в Обществе… и об одежде. Она очень интересовалась модой. И, естественно, мы говорили о птицах. Она описывала их повадки, в особенности белокрылого турпана и красногрудой поганки. Она путешествовала по всей стране, ведя наблюдение за птицами.

Полли замолчала и задумчиво посмотрела на него, и он заёрзал на стуле, догадавшись: она хотела, чтобы теперь он вместо Ирмы совершал с нею орнитологические вояжи.

Прочистив горло в знак того, что меняет тему разговора, Квиллер осторожно спросил:

– С тех пор как мы вернулись, тебе не попадались больше на глаза какие-нибудь подозрительные типы?

– Кажется… нет… хотя я и не очень-то обращала на это внимание.

– В такие времена женщина, где бы она ни была, должна смотреть в оба и быть начеку.

– Боже мой! Наверное, ты прав, но это звучит так зловеще!

Квиллер не стал продолжать разговор на неприятную тему, но на прощанье снова вскользь посоветовал ей быть осторожной, не рассказав, впрочем, о жёлто-коричневой машине с массачусетсским номерным знаком. Однако позднее он сообщил об этом Нику Бамбе. У Ника был наметанный глаз на всё, что касалось автомобилей: марок и моделей, номерных знаков, надписей на бамперах, водителей и даже манеры вождения разных автомобилистов.

Когда Ник пришёл к нему передать бумаги, напечатанные его женой, то первыми его словами были:

– Я вижу, у тебя новая машина.

– Не новая, а другая, – сказал Квиллер. – Моя старая вышла из строя, но я не стал покупать новую модель. Они стоят безумные деньги. Когда мне было шестнадцать лет, я приобрёл свою первую машину за сто пятьдесят долларов.

– Как получилось, что ты купил белую?

– Она что, напоминает те, в которых доставляют на дом пеленки? Ничего другого не нашлось. Она оказалась единственной машиной, где на полу у заднего сиденья нашлось место для кошачьего туалета… Ник, как насчёт маленького глоточка виски, привезённого из Шотландии? Купил прямо на заводе.

– Конечно не откажусь, но только пусть он будет не слишком уж маленьким.

Они устроились поудобнее, Ник потягивал виски со льдом, а Квиллер – белый виноградный сок, и оба угощались приготовленными Милдред Хенстейбл кунжутовыми палочками. Но тут коты принялись выказывать себя. Во время всех визитов Бамба к Квиллеру Коко и Юм-Юм всячески старались привлечь его внимание к себе, фланируя туда-сюда, вертясь и принимая различные позы, словно манекенщицы на подиуме.

– Так что ты думаешь о Шотландии? – спросил Ник.

– Вестерн-Айлс и Хайленд восхитительны, – сказал Квиллер. – В их ландшафте есть что-то почти призрачное, словно там блуждают печальные духи, не обращая внимания на экскурсантов и туристов с рюкзаками.

– А как тебе понравились деревенские гостиницы?

– Милые, гостеприимные, удобные. Еда была разнообразной и хорошей. Вы с Лори, кстати, больше не думали об открытии мотеля?

– Мы постоянно это обсуждаем. Туризм приобретает такие масштабы, что сейчас это будет выгодным вложением денег, но мне психологически трудно оставить хорошую государственную службу.

– А туристский сезон длится достаточно долго, чтобы эта затея себя оправдала?

– Сейчас он продолжается семь месяцев, когда можно плавать на лодках, жить в палатках, охотиться и ловить рыбу, и поговаривают, что будет разрабатываться программа, включающая зимние виды спорта.

– Ещё виски, Ник?

– Нет, спасибо. Достаточно. Питьё в самом деле хорошее. Ты видел, как его делают?

– Только не то, которое мы пьём. Оно пятнадцать лет находилось в бочке.

Сиамцы по-прежнему пытались привлечь к себе внимание, Юм-Юм принесла что-то в зубах и положила Нику на ногу, – Эй, что это? – спросил он.

– Очередная пилочка для ногтей. Она стащила пилочки у нашей кошачьей няньки, и я всё время нахожу их по всему дому. Тебе должно льстить, что Юм-Юм жертвует одним из своих сокровищ.

– Благодарю, малышка, – сказал Ник, наклоняясь почесать её за ухом. – Если мы откроем деревенскую гостиницу, Квилл, то будем пускать домашних любимцев. Не знаю пока, как осуществить это практически, но мы что-нибудь придумаем.

– Молодцы! Когда я в этом году ездил в горы, то останавливался в мотеле, где, как ни странно, снабжали кошками постояльцев, у которых не было собственных. Они делали на этом хороший бизнес, по два доллара за кошку в ночь.

– Теперь понятно, почему ты так быстро вернулся, – улыбаясь, проговорил Ник.

Квиллер рассказал ему по секрету об эпизоде с преследованием.

– Я хочу это прекратить, – сказал он, – у меня есть основания считать, что он собирается похитить Полли и потребовать за неё выкуп.

– Не может быть! Полиция что-нибудь предприняла?

– Броуди предложил охрану, а я немедленно вернулся домой. У её преследователя была всклокоченная борода, а в библиотеке я увидел подозрительного молодого человека, который уехал на тёмно-бордовой машине с массачусетсским номерным знаком. Позднее полицейские видели, как он покидал пределы штата, а потом пропал из поля зрения… до сегодняшнего дня.

– А что случилось сегодня?

– Я снова увидел машину с массачусетсским номерным знаком, а здесь они редко попадаются, практически никогда.

– Ты прав, – сказал Ник. – Я почти совсем не вижу машин из Новой Англии. Странно, правда?

– Это была не тёмно-бордовая машина, но за рулем сидел обладатель той же всклокоченной бороды. Я не успел взглянуть на номерной знак.

– Хорошо, я буду её высматривать, – сказал Ник, природная наблюдательность которого едва ли ухудшилась в результате работы в тюрьме.

– Она желтовато-коричневая. Броуди проверил предыдущую машину. Та числилась за неким Чарльзом Эдвардом Мартином.

– Неплохо, Квилл. А теперь я должен идти домой обедать. Вот письма, которые следует подписать. Что-нибудь передать?

– Только это. – Квилл вручил ему маленькую белую коробочку с буквами «ЧРМ» на крышке. – Сувенир из Шотландии для Лори.

– Вот это да, спасибо. Она до сих пор в восторге от накидки, которую ты ей привёз с гор. – Нику пришлось пробираться к двери через переплетение лап, хвостов и извивающихся тел. – И спасибо за угощение. Виски что надо!

В этот день Квиллеру предстояло вручить ещё один подарок, и он третий раз отправился в центр города. Три квартала домов на Мейн-стрит, в которых располагались магазины, образовывали каменный каньон. В девятнадцатом веке неподалеку от города был карьер, там добывали камень, чтобы мостить Мейн-стрит и строить магазины и жилые дома. Ателье Аманды по оформлению интерьеров занимало здание в старинном английском стиле, втиснутое между строениями, имитирующими форты, башни и замки. Когда он зашел туда, его приветствовала Фран Броуди, которая всегда была настолько же элегантна и привлекательна, насколько её начальница неряшлива и чудаковата.

– Как Аманда? – спросил он. – Она уже оправилась после поездки?

– О да, – ответила Фран, легко взмахнув рукой. -Доктор Золлер починил ей протез, и она стала такой же милой и улыбчивой, как прежде. Она с утра ушла за покупками. Что ты думаешь о Шотландии?

– Лучше спроси меня, что я думаю о туристах! Мы заняты нашими собственными амбициями, пристрастиями, увлечениями, антипатиями и разговорами и никогда не способны по-настоящему оценить то, что видим и чувствуем. В Глазго я ходил и осматривал всё самостоятельно, и мне это доставило куда больше удовольствия.

Тебе бы понравилась выставка Чарльза Ренни Макинтоша, Фран. – Он протянул ей маленькую белую коробочку. – Вот такие вещи в традициях Макинтоша делают современные художники. Ну как?

– Замечательно! В стиле модерн! А как называется этот восхитительный камень?

– Дымчатый топаз.

Она приколола брошку к лацкану своего красновато-коричневого костюма и наградила Квиллера театральным поцелуем.

– Ты милый! Хочешь кофе?

– Спасибо, не сейчас. Уже поздно, и ты, наверное, уже собираешься уходить. Я просто хотел спросить, когда начнутся репетиции «Макбета»? Успеете ли вы подготовить спектакль к концу сентября?

– Квилл, мы привыкли, что в любительском театре всегда царит хаос, но в вечер премьеры всё бывает как надо. Двайт перед отъездом распределил роли и спланировал мизансцены, а пока вы отсутствовали, я работала с исполнителями второстепенных ролей: ведьмами, окровавленным сержантом, привратником и тому подобными персонажами. Дерек Катлбринк играет привратника в третьей сцене второго акта: «Стук, стук, стук! Кто там?» Он вносит комический элемент и разряжает напряжение.

– Кстати, о куске юбки Макинтоша: я его беру. Теперь, когда я увидел поле сражения под Каллоденом, он приобрёл в моих глазах особое значение. Вставьте его в рамку… Увидимся на ближайшей репетиции, – сказал он, покидая ателье.

Выйдя на улицу, Квиллер внезапно остановился. У края тротуара стояла желтовато-коричневая машина; когда он проходил здесь несколько минут назад, её не было. Он подошёл к ней и посмотрел на номер. Затем быстро вернулся в закрывающееся ателье и спросил Фран:

– Что за машина припаркована перед домом?

– Он снова здесь? – негодующе воскликнула она. – Он должен припарковывать её у заднего фасада. Я пожалуюсь администрации отеля.

– Кто он?

– Новый шеф-повар, которого они только что наняли. Видит Бог, им давно пора было это сделать! Ассортимент блюд не менялся сорок лет.

– Где они его взяли? Откуда он?

– Из Фолл-Ривера.

– Фолл-Ривер, штат Массачусетс? Нельзя сказать, чтобы это была столица гурманов восточного побережья!

– Нет, но он предлагает цыпленка, начинённого ветчиной и швейцарским сыром, вместо свиных окороков с квашеной капустой, а это уже шаг вперёд.

– У повара есть борода? – спросил Квиллер.

– Да, и довольно большая. Во время приготовления еды он, говорят, надевает на неё сеточку для волос.

– А как его зовут?

Фран неуверенно ответила:

– По-моему, Карл. Не могу сказать точно. Похоже, он тебя очень заинтересовал.

– Можно от вас позвонить?

– Конечно. Действуй. Мы запишем это на твой счёт, – лукаво сказала она.

– Как говорят у нас в Шотландии, – предостерёг он, – не надо дерзить!

Он позвонил в полицейский участок.

ДЕВЯТЬ

В четверг в яблочном амбаре всё утро звонил телефон, и Коко пребывал во взвинченном состоянии, ведь он считал своей обязанностью контролировать звонки. Началось с благодарностей Лори Бамба и Хикси Райс, каждой из которых надо было разъяснять значение монограммы «ЧРМ», рассказывать о стиле модерн и сообщать название полудрагоценного камня. Затем поступила информация от Броуди: желтовато-коричневая машина с массачусетсским номерным знаком числилась за Карлом Оскаром Клаусом из Фолл-Ривера. Броуди произнёс его фамилию по буквам и сообщил, что Клаус является новым шеф-поваром отеля.

– У тебя есть какая-нибудь информация о нём? – спросил Квилл, чувствуя шаткость своей версии.

– Только то, что он пока не ограбил наш банк, – язвительно сказал Броуди. – Что ты имеешь против жителей Массачусетса?

– Ничего. На самом деле моя мать оттуда родом. Так что я идиот во втором поколении.

Следующим позвонил измученный путешественник Буши.

– Добро пожаловать домой, Буши, – приветствовал фотографа Квиллер. – Как долетел?

– Неплохо. Как только отосплюсь, начну проявлять пленку. Думаю, есть несколько удачных кадров.

– Узнали перед отъездом что-нибудь новое о краже драгоценностей?

– Нет. Никто особенно не сочувствует Грейс Атли. Трудно оплакивать чужие пропавшие бриллианты, имея лишь часы за пятьдесят долларов.

– Буши, мне не терпится увидеть твои фотографии, – сказал Квиллер. – Когда ты их напечатаешь? Привези их сюда, и я угощу тебя ланчем.

– Через пару дней, ладно? И, Квилл… Я хотел бы обсудить с тобой одну проблему.

– Что за проблема?

– Личная. – В его голосе звучало уныние, не свойственное этому обычно такому жизнерадостному молодому человеку.

Следующий звонок был от Арчи Райкера.

– Когда ты приехал? – спросил Квиллер.

– Сегодня, в три часа ночи! Ты давно дома? Три дня? И ещё не написал ни строчки!

– Похоже, ты в редакции. Арчи, отправляйся домой и ложись спать. Всё под контролем. Джуниор оставил мне место на второй полосе в завтрашнем номере. Я когда-нибудь не успевал сдать материал в срок?

– Да, вот ещё! – крикнул в трубку Райкер. – Я летел домой вместе с Грейс Атли, и мы сидели рядом. О господи? Я хочу, чтобы ты позвонил ей и помог мне отвязаться от неё. – Этот взрыв чувств совсем не вязался с обычно невозмутимым бывалым газетчиком.

– Что ей надо?

– Она хочет опубликовать книгу о своей коллекции игрушечных медвежат и ищет человека, который её напишет и издаст. Ты мог бы этим заняться. Всё равно тебе нечего делать.

– Арчи, ты что, меня разыгрываешь?

– Она тебе заплатит. Ты можешь заработать немного денег.

– Конечно. Мне они будут очень кстати, – сказал Квиллер. – Дружище, иди домой и проспись. Ты измучен долгим перелётом или, как говорят в Шотландии, перевозбуждён.

– По крайней мере, позвони ей и сними меня с крючка. Мне надо заняться статьей.

Что-то негодующе бормоча, Квиллер согласился довести дело до конца, дав Грейс день на акклиматизацию. Он обещал тем или иным способом помочь Райкеру отделаться от неё.

– Попробуй убить! – сказал Райкер и бросил трубку. Перед тем как приступить к статье о замках, Квиллер решил освежить память, прослушав запись, сделанную после удара головой о каменную притолоку.

Говорят, что в Шотландии более тысячи замков, многие из которых имеют очень низкие дверные проёмы. Замки начали строить в средние века те, кто завоевывал

Шотландию. По сути своей они были крепостями для защиты от местных мятежников. Обычно замок состоял из неприступной стены толщиной до четырнадцати футов, крепостного рва, центральной башни, железных ворот, внутреннего двора и дома для семьи завоевателя, его вассалов и солдат. В этой крепости также находились тюрьма для пленных, зубчатая стена с бойницами, с которой защитники крепости вели огонь и, как говорят, лили кипящее масло на штурмующих замок.

Многие из этих древних замков теперь лежат в руинах. Но что может взволновать воображение больше, чем величественные развалины на вершине горы, на скале, возвышающейся над морем, или на пустынном острове, отражающемся в серебристой воде озера? Некоторые замки были восстановлены и превращены в музеи или великолепные резиденции, куда их нынешние владельцы пускают за плату посетителей.

Сегодня мы побывали на острове, где в тысяча семьдесят пятом году был похоронен Макбет. (Слышен стук.)

– Кого там принесла нелегкая? (Пауза.)

– Как ты себя чувствуешь, дорогой? За обедом ты был каким-то притихшим.

– После пяти дней общения с одними и теми же людьми я уже не знаю, о чём говорить, и не имею охоты слушать других.

– Можно войти? Я хочу проверить твой пульс и температуру. Пожалуйста, сядь вон там.

Как только послышался голос Мелинды, Коко начал выражать свой протест непрекращающимся пронзительным визгом. После трёхлетнего отсутствия она по-прежнему возбуждала в нем враждебные чувства, непонятно чем вызванные. Может быть, он не выносил запаха её духов? Или улавливал что-то, связанное с больницей? Коко ненавидел всё, имеющее отношение к больнице. Нет, вероятнее всего, он чувствовал, чего она добивается, а Коко предпочитал, чтобы хозяин оставался холостяком.

Квиллер вернулся в кабинет, чтобы написать тысячу слов о замках, а сиамцы вернулись в свой любимый уголок. Однако, прежде чем отправиться в редакцию отдавать статью, он сделал контрольную проверку. Он никогда не уходил из амбара, не установив предварительно куда удалилась сиамская чета. На этот раз они не спали на стульях, отведённых им для отдыха, не расположились рядышком на камине или холодильнике, не прятались под ковриком или за книгами на полках. Они находились в одном из тех мест в другом измерении, куда кошки способны перемещаться по своему желанию. Так случалось часто, и вытащить их оттуда можно было, только крикнув пароль: «Вкусненькое!» Тогда они материализовывались из ничего, чтобы попробовать горсть хрустящего корма или кусочек сыра. Это был единственный способ, и, чтобы гарантировать его эффективность, он никогда не произносил заветное слово, если не собирался действительно дать котам какое-либо угощение.

Квиллер пронзительно крикнул:

– Вкусненькое, – и они внезапно появились на кухне. – Я ухожу, – сообщил он, раздавая лакомство. – Если зазвонит телефон, не берите трубку.

Торопясь сдать материал в срок, он отправился в центр города коротким путём через лес, создававший иллюзию деревенской глуши вокруг жилища Квиллера, и успел вручить свою статью Джуниору как раз к моменту верстки.

– Это о замках? – спросил редактор. – Я специально задержался, чтобы прочитать её. Замки всем нравятся.

– Обдумывая эту статью, – сказал Квиллер, – я попутно решил задачу Гудвинтер-бульвара. Нужно превратить его в улицу, на которой стоят дворцы, и продавать билеты туристам. Владельцы могут оставить семь или восемь комнат для своей семьи, а публика будет осматривать остальные десять или пятнадцать за пять долларов с человека. Доходы пойдут на уплату налогов и покрытие расходов на поддержание особняков в хорошем состоянии.

– Ты это всерьёз или просто дурачишься? – поинтересовался Джуниор.

– Ты что-нибудь знаешь о новом шеф-поваре в отеле? Ты обедал там, после того как его взяли на работу?

– Нет, но я слышал, что он вполне на уровне, хотя после его предшественника кто угодно будет неплох.

Воспользовавшись телефоном Джуниора, Квиллер позвонил в библиотеку Полли:

– Ты чувствуешь склонность к авантюрам? Давай пообедаем в ресторане отеля? Там новый шеф-повар.

– Я слышала. Хороший? Откуда он?

– Из Фолл-Ривера, штат Массачусетс, – сказал он и шутливо добавил: – Говорят, что в Фолл-Ривере он легендарная личность.

Условились встретиться пораньше, поскольку у Полли должно было состояться одно из регулярных заседаний библиотечного комитета, члены которого собирались к половине восьмого. Он нередко задавал себе вопрос, как маленькая библиотека в маленьком городе ухитряется загрузить работой такое количество комитетов, чем бы те ни занимались. Между тем он, чтобы убить время, прокрутил ещё несколько шотландских магнитофонных записей. Сиамцы слушали вместе с ним. Когда приближалось время обеда, чувство голода подогревало их интерес ко всем действиям Квиллера.

Одна запись изменила ход его мыслей и возбудила в нём определенные подозрения. Это был разговор с Лайлом Комптоном незадолго до конца поездки. Лайл говорил:

– Как жаль, что мы не видели пещер контрабандистов. Когда-то я читал о Дике Тарпине, печально известном контрабандисте и разбойнике с большой дороги, но Ирма вообще никогда не упоминала об этом промысле. Интересно, почему? В один исторический период контрабанда являлась важной отраслью местной экономики. Изрезанная береговая линия с этими незаметными пещерами и укрытыми от людских глаз островами создала идеальные условия для ввоза контрабанды морским путём.

– Лайл, а что привозили контрабандисты?

– Предметы роскоши: ром, вино, чай, табак, кружево, бриллианты и тому подобное. Из прибрежных шотландских деревень всё это отвозилось на повозках и дилижансах (замаскированное под что-то другое, разумеется) в крупные города Великобритании. Для правительства это была головная боль, а для контрабандистов – азартнейшее предприятие. У них была сеть подземных ходов и тайников, куда входили и прибрежные пещеры. Даже гостиницы и те шли в ход.

– Трудно представить себе, что при столь благоприятных природных условиях контрабанда не процветает и в наши дни.

– Ты прав, Квилл! Не удивлюсь, если узнаю, что местное население промышляет торговлей наркотиками. (Щелчок.)

Во время прослушивания этой записи Коко не подавал никаких реплик, хотя и подергивал ушами, когда слышал голос Квиллера. В половине шестого пришло время заехать в библиотеку за Полли.

Квиллер был в новой куртке свободного покроя, которую он купил как раз перед поездкой в магазине для мужчин, принадлежащем Скотту. Он никогда особо не тратился на одежду, но Скотту, благодаря своему шотландскому акценту, удалось подбить его на обнову. Эта куртка из верблюжьей шерсти бежевого цвета прекрасно сочеталась с коричневыми брюками. Полли сказала, что он выглядит великолепно. На ней же была чёрная с жёлтым клетчатая юбка в складку, привезённая из Шотландии.

– Такие юбки носил клан Мак-Леодов, но она подходит к моему чёрному блайзеру, – пояснила Полли.

– С верностью этому клану покончено, – заметил Квиллер.

«Новый» пикаксский отель был построен в 1935 году, после того как сгорел старый, и теперь местные жители говорили, что подошло время для очередного пожара. В 1935 году холлы были обставлены мебелью в стиле раннего модерна, неудобной, некрасивой, но основательной. Не так давно потерявший управление снегоочиститель врезался в передний фасад здания и разнёс вестибюль, но прочная дубовая мебель выдержала и это.

Квиллер и его спутница оказались в этот день первыми посетителями ресторана, и хозяйка отеля усадила их за столик у окна, выходящего на Мейн-стрит.

– Я слышал, у вас новый шеф-повар, – начал разговор Квиллер.

– Да, и он совершенно обновил наше меню, – сказала хозяйка. – Я так мечтала об этом! Хотите что-нибудь выпить?

Заказав сухой херес для Полли и воду «Скуунк» с лимоном для себя, Квиллер тщательно изучил меню. Выбор блюд мог взволновать только человека, регулярно посещавшего этот ресторан последние сорок лет. Французский луковый суп вместо фасолевого, жареный лосось вместо рыбы с жареной картошкой, цыплёнок, начинённый ветчиной и швейцарским сыром, вместо цыплёнка с клецками и жареная грудинка вместо бифштекса по-швейцарски.

Когда официант принёс напитки, Квиллер спросил:

– Цыплёнок с ветчиной и сыром приготовлен на кухне, или это один из замороженных полуфабрикатов, привозимых из Онтарио?

– Нет, сэр. Шеф-повар готовит всё сам, – уверил его официант.

Квиллер решил попробовать это блюдо, а Полли, подумав, что ветчина и сыр могут нарушить её диету, заказала себе лосося.

Предыдущие повара, не мудрствуя лукаво, попросту выкладывали еду на тарелки; новый шеф-повар соответствующим образом оформлял её: петрушка, спаржа и спелый помидор на блюде с лососем; спаржа и опять же помидор на блюде с цыплёнком.

– Я смотрю, они пошли в атаку на всех фронтах, – заметил Квиллер.

Обозрев аккуратного цыплёнка, лежавшего перед ним на тарелке, Квиллер вонзил в него нож и вилку, и струя растопленного масла, взвившись вверх на пятнадцать дюймов, опустилась на лацканы его куртки, едва не угодив в левый глаз.

– Я заказывал совсем не это! – негодующе воскликнул он, счищая салфеткой полоску жира. – Официант! Официант!

– Это цыплёнок по-киевски! – заявила Полли. Квиллер возмущённо обратился к подоспевшему официанту:

– И это цыпленок, начиненный ветчиной и сыром?

– Да, сэр.

– Нет, это что-то совсем иное. Унесите его обратно на кухню и скажите Карлу Оскару, что я хочу цыплёнка с ветчиной и сыром.

– Твоя куртка испорчена! – испуганно сказала Полли. – Как ты думаешь, химической чисткой это выведут? Официант вернулся вскоре с тарелкой:

– Шеф-повар говорит, что это именно тот цыпленок, который указан в меню.

Квиллер продолжал возмущаться, бормоча ругательства себе в усы:

– Может быть, так считают в Фолл-Ривере, но во всем остальном цивилизованном мире это называется цыпленком по-киевски! Пошли, Полли, в «Старую мельницу». – Смущённой хозяйке отеля он заявил: – Я пришлю вам счёт за новую куртку, а если бы я не успел увернуться, вы бы оплатили мне ещё и услуги офтальмолога. Когда им подали сухой херес и воду «Скуунк» в их любимом ресторане, они постарались расслабиться, но Квиллер был в плохом настроении и дерзнул заговорить о том, что уже пару дней занимало его мысли. Прослушанная же перед обедом магнитофонная запись лишь ещё больше укрепила его подозрения.

– Знаешь, Полли, – выпалил он, – я начинаю думать, что Ирму убили.

Полли в ужасе отпрянула от него:

– Квилл! Что наводит тебя на подобные мысли? Кто мог сделать это? И почему?

– Насколько хорошо ты знала Ирму? Полли помедлила.

– До недавнего времени, пока не начали вместе наблюдать за птицами, мы встречались изредка. А потом подружились. На берегу реки или на болоте, в покое и тишине, легко вести откровенные беседы.

– Она когда-нибудь рассказывала тебе о своих частых поездках в Шотландию?

– Без подробностей. Я знаю, что она вела наблюдение за птицами на островах. Она всегда упоминала буревестников и красногрудого плавунчика…

– Гммм, – скептически пробормотал он, думая о том, что любители птиц на островах – прекрасная находка для контрабандистов, особенно при наличии рации. – Неприятно говорить, Полли, но мне всегда казалось, что за внешне безупречным поведением Ирмы что-то кроется и что наша поездка служит прикрытием для какого-то мошенничества, которое обернулось против самой же Ирмы.

– Что?! – Полли задохнулась от возмущения. – Ради бога, о чём ты говоришь? – Гневным жестом она отодвинула от себя рюмку с хересом.

– Побережье Шотландии веками использовалось контрабандистами в своих целях. В наше время предметом контрабанды, вероятнее всего, стали наркотики.

Поражённая Полли требовательно спросила:

– Ты предполагаешь, что Ирма была связана с контрабандой наркотиков? Нет, это немыслимо!

Квиллер подумал, что Ирма была фанатичкой, когда речь шла о добывании денег на благотворительные цели, а у фанатиков могут быть странные компаньоны. Он поинтересовался:

– Она никогда не рассказывала тебе о своих друзьях в Шотландии? Например, о человеке, с которым она каждый вечер ускользала, и всегда это происходило в дикой, уединённой местности, где гостиницы не имеют названий. Чем они занимались? И не случилось ли что-то непредвиденное? Может быть, он подсунул ей какое-то наркотическое средство, поскольку она стала представлять для него угрозу? У него тёмное прошлое. Без сомнения, он собирался украсть драгоценности. Знала ли об этом Ирма?

Полли схватила лежащую у неё на коленях салфетку и швырнула на стол:

– Как ты можешь предполагать такое о человеке, который не может тебе возразить? У неё был сердечный приступ! Так сказала Мелинда!

– Мелинда могла ошибиться.

– Я отказываюсь выслушивать эти оскорбительные нападки на Ирму. Они подвергают сомнению её честность!

– Прости, Полли. Вполне вероятно, что Ирма оказалась невинной жертвой. Брюс мог убить её из опасения, что она сможет опознать его после совершенного им преступления… Допивай свой херес, и мы попросим подать суп.

– Нет! – с горечью воскликнула она. – Ешь сам свой суп. Я подожду в вестибюле.

Квиллер сделал знак официанту;

– Пожалуйста, счёт, и отмените наш заказ.

На обратном пути они молчали, но он ощущал волны гнева, шедшие от неё. Когда они подъехали к библиотеке, Полли вышла из машины и холодно попрощалась.

Дома его встретили два настороженных сиамца с вопросительно изогнутыми хвостами. Без сомнения, они ощущали разлитое в воздухе напряжение. Теперь Квиллер почувствовал голод, неловкость за сцену с Полли и негодование при мысли о своей куртке. Он швырнул её на стул в кухне и стал искать в холодильнике, из чего бы сделать сандвич. Юм-Юм, видимо желая успокоить хозяина, преподнесла ему наждачную пилочку для ногтей.

– Спасибо, дорогая, – сказал он.

С жадностью поглощая сандвич и глотая кофе, он признался себе в том, что с его стороны было бестактно подозревать подругу Полли в преступной деятельности. Тем не менее при мысли о событиях, имевших место в Хайленде, его усы топорщились, и он мучительно пытался найти этому какое-то объяснение.

В надежде получить дополнительную информацию он прослушал ещё несколько записей.

В гостинице, в которой мы сегодня ночуем, на каминной доске лежит дорожка с бахромой, абажуры тоже с бахромой, на диваны наброшены пледы, в общем, очень уютно. Для окон в качестве штор используют шерстяные одеяла, и это дает некоторое представление о зимах в Хайленде. На каминной полке стоят старые часы, несколько фарфоровых безделушек, а ещё там расположилась настоящая, но какая-то уж слишком вялая кошка. Кошки в Шотландии не такие нервные, как в Америке. Они ходят не спеша, потягиваются лениво, не демонстрируя свою значимость, и проводят время, отдыхая на причале, оградах, ступеньках крыльца, подоконниках, крышах и каминных досках.

Квиллера удивило, что во время прослушивания этой записи не было никакого отклика со стороны сиамцев. Обычно слово «кошка» немедленно привлекало их внимание. Если они спали, то стоило ему только прошептать: «Кошка», как их ушки начинали двигаться.

Сегодня в автобусе я исполнил свой долг, сев рядом с Зеллой, а днем с Грейс. По дороге Зелла смотрела в окно и наслаждалась видами. Грейс без умолку говорила о жизни в родном городе. Она просто ходячий энциклопедический справочник пикаксских скандалов, а если чего-нибудь не знает, то не теряется и придумывает на ходу. Если её послушать, то во всем Мускаунти только у Чиземов и Атли нет своих скелетов в шкафу, впрочем, даже и у Атли под лестницей раздаётся порой характерный стук.

Квиллер всё время поглядывал на часы. Он ждал, правда без большой уверенности, что Полли позвонит ему и скажет: «Квилл, боюсь, что я погорячилась». Он предположил, что это произойдёт около девяти, после заседания комитета. Но телефон раздражающе молчал.

Сегодня вечером Ирма, как обычно, исчезла, а Ларри, Мелинда и Двайт пошли в сад репетировать «Макбета». Я уже слышал великолепный голос Ларри: «Что в воздухе я вижу пред собою? Кинжал!» Он повторил это несколько раз с различными интонациями. Я также слышал пронзительный крик Мелинды: «Прочь, проклятое пятно! Прочь, говорю я тебе!» Как эти бесстрашные актеры выдерживают комаров, которые тучами летают вокруг?

Но прослушивание не принесло ничего интересного, Квиллер не извлёк из записей никакой существенной информации, да и со стороны Коко не последовало

комментариев. Он вдруг осознал, что и самих котов почти весь вечер не было видно. Где они? Не желая злоупотреблять паролем; «Вкусненькое!» – он обыскал весь дом, зовя их по имени, в надежде отыскать хотя бы одного. Но безрезультатно! И куда, интересно знать, подевалась куртка?

ДЕСЯТЬ

Когда Квиллер нашёл свою куртку, он испытал сильнейшее желание позвонить Полли и сообщить о невероятных событиях: он обнаружил куртку под стулом на кухне… она вся была покрыта кошачьей шерстью… а полоска, оставленная растопленным маслом, полностью исчезла. Не осталось ни малейшего следа! Левый лацкан слегка лоснился, но жирное пятно пропало.

Но, не успев взять трубку, он вспомнил об их размолвке в ресторане. У них и раньше случались небольшие ссоры, но в конце концов всегда кто-то решал, что победа не стоит борьбы. На этот раз его настроение не располагало к вывешиванию белого флага. «Ей следовало бы проявить больше понимания», – думал он. Не так уж трудно догадаться, что необходима разрядка после взбесившего его эпизода с цыплёнком. Для Полли не была в новинку его подозрительность при столкновении с чем-то непонятным. Да и, наконец, он уже в некоторой степени извинился перед ней в ресторане.

Возможно, именно глубоко спрятанное и подавляемое чувство вины и заставило его проявить столько притворного дружелюбия, когда он на следующее утро позвонил сестрам Чизем. Трубку взяла Грейс Атли.

– Доброе утро, – сказал он умилительным тоном. – Это ваш недавний товарищ по путешествию, Джим Квиллер. Надеюсь, что возвращение домой оказалось для вас обеих приятным. Вы такие очаровательные леди!

– О мистер Квиллер! Как мило с вашей стороны позвонить! – ответила она, причём от радостного удивления её голос стал ещё более скрипучим. – Мы чудесно долетели. Рядом с нами сидел мистер Райкер, и он в высшей степени интересный человек.

– Ему тоже доставила большое удовольствие ваша компания. Поэтому он и попросил меня вам позвонить. Он сказал, что вы хотели обсудить замысел издания какой-то книги.

– О, это про нашу коллекцию игрушечных медвежат– да! Эта идея привела его в восторг. Не хотите нам помочь? Я знаю, что вы очень занятой человек…

– Не настолько занятой, чтобы отказаться от такого будоражащего воображение занятия. Мне бы хотелось обсудить открывающиеся перспективы… Что, если сегодня?

– Так скоро? – радостно возопила Грейс. – Тогда вы должны прийти на ланч. Зелла замечательная кухарка.

– Не сомневаюсь в этом, – ответил он, – но у меня уже назначена встреча. Как насчёт двух часов?

– Тогда мы будем пить чай, – сказала она тоном, не допускающим возражений. – Мы привезли из Эдинбурга немного песочного печенья. Вам нравится шотландское песочное печенье?

– Мое любимое лакомство! – Если Квиллер искупал свою вину, то делал это с блеском.

Чтобы укрепить свой дух перед этим свиданием, он плотно позавтракал в «Старой мельнице» – раковый суп, сандвич с солониной и сыром, пирог с тыквой, – и перед тем как отправиться на Гудвинтер-бульвар, выбрал в цветочном магазине два букета хризантем – жёлтых и палевых. В Мускаунти хризантемы считались подходящими цветами в любой ситуации: их покупали и на свадьбы, и на похороны, и для украшения стола.

Сестры жили в одном из самых больших каменных особняков на бульваре рядом с резиденцией покойного Галифакса Гудвинтера. Чиземы и Атли были в числе тех, кто основал Мускаунти. Но эти семьи постигла участь многих знатных родов: их потомки либо оставались бездетными, либо уезжали из Мускаунти. Говорили, что у Грейс Атли есть дочери, живущие в Центре, две особы, которые не желают иметь с матерью ничего общего. Поэтому вдова и её незамужняя сестра жили вдвоем в этом большом доме. Если верить Джуниору Гудвин-теру, они были теми старожилами, которые до последней капли крови будут бороться с переносом особняков в новые районы.

Подъехав к дому, Квиллер едва успел коснуться пальцем звонка, как дверь отворилась.

– Добро пожаловать во дворец игрушечных мишек! – восторженно проскрипела Грейс, в то время как Зелла топталась на заднем плане, возбужденно заламывая руки. На шее у неё висел золотой медвежонок с рубиновыми глазками. А Грейс, которая лишилась всех украшений, кроме тех, что были на ней во время ограбления, пришлось ограничить себя несколькими золотыми цепочками и брошкой в форме лягушки, украшенной изумрудами.

С учтивым поклоном Квиллер преподнёс свои букеты: палевый – Грейс, жёлтый – Зелле, которая вскрикнула, словно никогда раньше не получала в подарок цветов.

– С вашей стороны так мило прийти к нам, – сказала Грейс. – Зелла, дорогая, поставь цветы в воду. – Потом она грациозно обвела рукой холл: – Как вам нравятся наши маленькие друзья, мистер Квиллер?

Будучи знаком с архитектурой этого бульвара, он предполагал увидеть величественные лестницы, массивные люстры, резные деревянные панели, витражи, громоздкую мебель, но отнюдь не был подготовлен к сотням глаз-пуговиц – очаровательных, проказливых, безумных, – уставившихся на него со столов, комодов, стульев и даже со ступенек широких лестниц.

– Мы коллекционеры, – с гордостью объяснила Грейс.

– Я это вижу, – Ощутив сзади чье-то присутствие, он обернулся. Там стоял плюшевый мишутка ростом дюйма на два повыше самого Квиллера.

– Это Вудроу, наш сторожевой медведь, – сказала Пэейс.

– Сколько их у вас?

– Зелла, дорогая, сколько их у нас сейчас? – крикнула миссис Атли находящейся в кухне Зелле.

– Тысяча восемьсот шестьдесят два, – послышался тихий голос.

– Тысяча восемьсот шестьдесят два… На всякий случай Зелла составила каталог. – Грейс подвела Квиллера к закрытой витрине в гостиной. – Это Теодор, наш заводной мишка работы Стейфа. Точно такого же мы продали за восемьдесят тысяч долларов. На табуретке у фортепьяно сидит Игнесс, он любимец Зеллы, ездил с ней в Шотландию. Я брала с собой Улисса, того, что на коне-качалке. К счастью, он путешествовал в чемодане Зеллы.

Другие мишки сидели за обеденным столом, накрытым по всем правилам, с полным набором фарфора, хрусталя и серебра; на коленях у каждого лежала салфетка. Некоторые, надев очки, читали книги в библиотеке или работали, сидя за письменными столами. По всему дому они были расставлены и рассажены так, что изображали различные сценки: играли в крикет, украшали рождественскую елку, пускали игрушечные кораблики в чане с водой, везли маленького медвежонка в коляске, работали в саду с игрушечной тачкой. Несмотря на одинаковые плюшевые ушки, морды, вышитые рты и глаза-пуговицы, каждый имел свою индивидуальность. Многие были в костюмах. Некоторые пищали или смеялись, или мигали глазами на батарейках.

Квиллер, опытный репортер, кое-что повидавший на своем веку, пребывал в растерянности и не находил слов.

– Зелла, дорогая, теперь ты можешь подавать чай, – обратилась Грейс к сестре, когда знакомство с коллекцией состоялось.

Несколько выдающихся мишек получили приглашение принять участие в чаепитии. Были поставлены их собственные крошечные чашки с блюдцами, и Зелла налила им чай.

И тут Грейс со всей любезностью, на которую была способна, сказала:

– Мы собираемся назвать нашего следующего маленького дружка в честь вас, и вы должны присутствовать на церемонии крещения.

Попросив разрешения пользоваться магнитофоном, Квиллер начал задавать обычные репортерские вопросы:

– Почему вы коллекционируете игрушечных медвежат? Когда вы начали этим заниматься? Какой из них живёт у вас дольше всех? Где вы их находите? Кто шьёт им костюмы? Как вы уберегаете их от пыли? Хорошая ли у вас сигнализация?

– Самая лучшая! – заявила Грейс. – К тому же у нас есть сторож, он живёт над гаражом, а его жена пылесосит медведей – одного за другим.

Тем временем Квиллер пил чай, покорно поглощал песочное печенье и спрашивал себя: «Что я здесь делаю? В своем ли уме эти женщины?.. Не морочат ли они мне голову?..»

На третьей чашке он сделал отчаянную попытку сменить тему разговора:

– Кстати, похоже, по соседству с вашим домом намечается волнующее событие – распродажа имущества.

Грейс чуть не задохнулась от негодования:

– Это ужасно! Мы с Зеллой уедем из города, пока всё не закончится. Нельзя никому позволять устраивать свободную распродажу в таких местах! Как они смогут управиться с толпой? Где будут парковаться машины? Все в Мускаунти обожали доктора Гала и захотят купить что-нибудь на память. Я скажу вам одно: доктор Гал никому бы не позволил этого делать! Но у его дочери другое воспитание. Она поступает как хочет, не обращая ни на кого внимания! Надо было продать всё это на аукционе, перевезя в специальное помещение.

– Почему же Мелинда не сделала этого? – поинтересовался он.

– Почему? Потому что при свободной продаже она может выручить больше денег!

– Вы хорошо знали семью Гудвинтеров?

– Всю свою жизнь! Зелла, дорогая, чай уже остыл. Ты не приготовишь свежего? – Когда её сестра вышла из комнаты, она сказала, понизив голос: – Зелла могла бы выйти замуж за доктора Гала, но она была слишком робкой и упустила свой шанс. А он имел несчастье жениться на женщине с плохой наследственностью. Отец будущей миссис Гудвинтер умер от болезни, название которой никогда не упоминалось, а её брат растратил чужие деньги в Иллинойсе и попал в тюрьму. Мелинда – первенец Гудвинтеров, и они баловали её с колыбели. Про сына мы всегда знали, что он паршивая овца в этом стаде. В конце концов он уехал из города и погиб в автомобильной катастрофе. Все говорили, что нет худа без добра, потому что он был обузой для отца и источником постоянных переживаний для матери-инвалида.

Перед уходом Квиллер спросил: – Вы позволите мне сделать несколько снимков вашей коллекции для будущей статьи в газете?

– Мы будем польщены, правда, Зелла? Но при условии, мистер Квиллер, что вы напишете эту статью сами. Нам так нравится всё, что выходит из-под вашего пера!

– Я думаю, это возможно. А теперь хочу поблагодарить вас за незабываемые впечатления и восхитительный чай.

Отчаянно краснея, вперед выступила робкая Зелла.

Со словами «это вам» она вручила ему крошечного бархатного медвежонка.

– О нет! Мне даже в голову не пришло бы грабить вашу коллекцию, – попытался отказаться Квиллер.

– Но мы хотим, чтобы он был вашим, – настаивала Грейс. – Пожалуйста, примите его.

– Его зовут Крошка Тим, – добавила Зелла. Квиллер с Крошкой Тимом в кармане, не переставая

удивляться, покинул этот дом.

Вернувшись к себе, он первым делом позвонил Райкеру в редакцию и сказал:

– Арчи, с тебя приходится! Я только что томился в обществе сестёр Чизем, пил с ними чай, ел печенье, и они пригласили меня быть крестным отцом их следующего медвежонка.

– А как насчёт книги?

– Никто из них не упоминал о книге. Просто им хотелось, чтобы кто-нибудь посетил их и увидел их потрясающую коллекцию. Думаю, о ней можно сделать статью. Если послать хорошего фотографа, вроде Джона Бушленда, держу пари, что телеграфные агентства ухватятся за неё!

Пока он разговаривал по телефону, сиамцы проявляли большой интерес к карману его куртки.

– Эй, вы! Не смейте! – обругал он их, закончив разговор: коты уже принимались трепать и драть когтями бедного медведя. Квиллер спрятал Крошку Тима в ящик на кухне, куда бросал ключи от машины.

Потом он прослушал запись автоответчика. Полли так и не звонила, и это укрепило его в решении проконсультироваться с Мелиндой. Если она подтвердит, что сердечный приступ Ирмы мог быть вызван каким-то

наркотиком, то с него будут сняты все обвинения. Тем более этим вечером ожидалась репетиция «Макбета», и он мог поговорить с Мелиндой в перерыве, избежав пикантных ситуаций.

Театр, построенный на месте особняка Клингеншоенов, не отличался большими размерами. В нём насчитывалось всего триста мест, но этого вполне хватало пикаксским театралам. Зрительный зал (со сценой, выдвинутой вперед) представлял собой амфитеатр с покатым полом, а вестибюль был достаточно просторен. Когда Квиллер в среду вечером появился там, он увидел в вестибюле склонившегося над фонтанчиком с питьевой водой Ларри Ланспика.

– Твоя борода выглядит многообещающе, – сообщил он актеру.

Ларри поскрёб подбородок:

– Через две недели она будет достаточно хороша для шотландского короля одиннадцатого века.

– Как продвигается постановка?

– Неплохо. Совсем неплохо! Пока нас не было, Фран прорепетировала с исполнителями второстепенных ролей одиннадцать сцен, где нет нас с Мелиндой. А сегодня мы впервые репетируем в полном составе.

Ларри вернулся на сцену, а Квиллер скользнул в конец зала. Некоторые актеры расположились в передних рядах, ожидая своих выходов. Двайт стоял на авансцене с группой актеров. Один из них, играющий гонца, входил, в то время как леди Макбет произносила: «Измените мой пол! Меня от головы до пят злодейством напитайте!»

– Стоп! – сказал режиссер. – Верните гонца, и, Мелинда, начни снова со слов: «Ты рехнулся! Ведь с ним твой господин».

Они повторили сцену. Затем появился Ларри, говоря:

– Любовь моя, Дункан приедет к ночи! Мелинда ответила:

– А когда уедет?

– Завтра поутру… – Ларри перебил собственную реплику, спросив: – Двайт, как мне это играть? Считает ли Макбет за честь, что король собирается ночевать в его доме? Или он уже планирует его убийство? Что он думает в этот момент?

– Идея убийства возникла у него после слов леди Макбет: «Когда же он уедет?» – ответил режиссер. – Это означает, Мелинда, что ты должна задать этот вопрос с мощным подтекстом. «А – когда – уедет?» У зрителей должен мороз пойти по коже… Понятно?

– Да, – сказал Ларри. – Она зародила у меня в голове идею, и я делаю паузу перед тем, как произнести: «Завтра утром». В это короткое мгновение зрители понимают, что королю никогда не выбраться из замка живым.

На Квиллера работа Двайта с актерами произвела сильное впечатление, о чём он и сообщил ему в перерыве, столкнувшись около фонтанчика с питьевой водой. – Спасибо, – улыбнулся Двайт. – Должен сказать, что работать с Ларри одно удовольствие. Теперь я понимаю, почему у него такая замечательная репутация в любительском театре. Я слышал о нём ещё в Айове, когда и не слыхивал о существовании Пикакса.

– Неужели спектакль будет готов к концу месяца?

– Должен быть готов! Уже напечатаны билеты. Когда Кэрол проходила между рядами, чтобы выпить воды, Квиллер поинтересовался:

– Почему вы не попросите, чтобы Фонд К установил вам питьевой фонтанчик за кулисами?

– Неплохая идея. Не так будет протираться ковровое покрытие в зале… Тут кто-то говорил о билетах, я не ослышалась? – спросила она. – Мы могли бы воспользоваться твоей помощью в кассе, Квилл. У тебя есть на это время?

– Если не требуется никаких специальных навыков и сообразительности.

– Квилл живёт прямо за театром, в амбаре для хранения яблок, – сказала Кэрол Двайту и продолжила свой путь в вестибюль.

– Я уже наслышан о вашем жилище, – сказал режиссер. – Я и сам неравнодушен к амбарам.

– Так вот и загляните ко мне как-нибудь после репетиции вылить рюмочку-другую.

Квиллер почувствовал запах духов, а затем увидел Мелинду, неторопливо пробирающуюся между рядами к питьевому фонтанчику.

– Привет, дорогой! – сказала она с радостным удивлением. – Что ты здесь делаешь?

Двайт бросил быстрый взгляд на них и отправился в вестибюль.

– Просто подсматриваю, – сказал Квиллер. – Но раз уж ты здесь, я задам тебе пару вопросов. Ты не возражаешь, если я напишу о распродаже имущества твоего отца в своей колонке? – Ответ был заранее известен, но он не хотел сразу брать быка за рога. Он знал, что возражений не будет, но это послужило вступлением к разговору.

– Господи, конечно нет! Этим ты мне только поможешь, – ответила Мелинда. – Я должна продать всё. Предварительный показ будет длиться неделю, начиная с пятницы. Хочешь, перед этим я устрою показ для тебя одного? – сказала она, поддразнивая его. – Подожди немного, и после репетиции съездим туда.

– Благодарю, но только не сегодня, – отказался он.

– Неужели тебе не хочется рассмотреть всё, когда вокруг никого нет?

Он прибегнул к невинной журналистской лжи:

– К сожалению, я должен сдавать статью. Но перед уходом хочу задать тебе ещё один вопрос. Он касается смерти Ирмы. Ты, вероятно, уже знаешь, что после твоего отъезда водитель автобуса исчез вместе с драгоценностями Грейс Атли, а какими-либо сведениями о нём, включая его фамилию, располагала только Ирма. Мне при-

шло в голову, что Брюс, желая скрыть, кто он такой, мог дать ей какой-нибудь яд.

– Нет, дорогой, это была классическая остановка сердца, – сказала она с покровительственной улыбкой, – а принимая во внимание историю болезни и образ жизни Ирмы, я удивляюсь, что этого не случилось раньше.

– Теперь полиции известно, что водитель сидел в тюрьме, поэтому убийство не является чем-то невероятным, особенно если вспомнить о стоимости похищенного, – настаивал Квиллер на своём.

Мелинда с глубокомысленным видом медленно покачала головой:

– Мне жаль разочаровывать тебя, Квилл. Будь ты прав, из этого получилась бы захватывающая статья, но здесь нет ничего криминального. Поверь мне. – Её лицо просветлело. – Если хочешь, мы можем потом пойти куда-нибудь, чтобы обсудить этот вопрос, и я тебе всё объясню. Мы могли бы немного выпить у меня… или у тебя.

– В другой раз, когда мне не надо будет сдавать материал, – сказал он. – Кстати, ты хорошо смотришься в роли леди Макбет. – Он повернулся и, прежде чем она успела отреагировать на этот хилый комплимент, был уже у выхода.

Он шел домой через лес, освещая себе путь фонарем и предаваясь невесёлым мыслям. Значит, это не было убийством! Теперь следует уладить недоразумение с Полли.

Когда он отпер дверь, звонил телефон и Коко бегал вокруг аппарата, намекая, что пора снять трубку.

– Ладно! Ладно! Я не глухой! – крикнул Квиллер коту, хватая трубку. – Алло?.. Привет, Ник. Я только что вошел. Что случилось?

– Знаешь, я по поводу той машины из Массачусетса. Я видел её! – ликующе сказал Ник.

– Желтовато-коричневая машина? Забудь о ней! Она принадлежит новому шеф-повару отеля. Он из Фолл Ривера.

– Нет, не желтовато-коричневую, Квилл. Ту самую, темно-бордовую! Она снова в городе.

– Где ты её видел?

– Я ехал по шоссе на север и увидел, как эта машина сворачивает на запад, на немощеный участок шоссе Скатертью дорога. Ты понимаешь, что я имею в виду? Там на углу бар «Грозный пёс».

– Я знаю эту дорогу, – сказал Квиллер. – Она ведёт в Шантитаун.

– Да, и машина была раздолбанная, как и всё, что обычно сворачивают на дорогу к этой чёртовой дыре.

– Ты поехал за ней?

– Я хотел, но вовремя вспомнил, что, сидя за рулем служебной машины, лучше этого не делать. Он мог подумать, будто за ним ведётся слежка. Но я решил сообщить тебе. Скажи Полли, чтобы была осторожней.

– Да, скажу. Спасибо, Ник. – Квиллер медленно опустил трубку на рычаг. Значит, этот тип с бульвара снова в городе! Он набрал хорошо знакомый номер.

Была половина одиннадцатого вечера, и Полли, вероятно, уже расслабившись, слоняется по дому в своем голубом халате, или стирает чулки, или производит какие-нибудь манипуляции с лицом и волосами… Он достаточно долго пробыл в роли мужа, чтобы знать весь этот ритуал.

Она ответила деловым тоном:

– Да?

– Добрый вечер, Полли, – сказал он самым обольстительным голосом. – Как твои дела?

– Всё в порядке, – сказала она холодно, не задав встречного вопроса.

– Я был вчера непростительным занудой. После минутного колебания она ответила:

– Ты никогда не бываешь занудой. Квилл. – Я благодарен тебе за этот маленький комплимент и признаю, что с моей стороны было нехорошо касаться столь болезненной темы.

– Думаю, тебя можно простить, учитывая то, что произошло с твоей новой курткой. – Она смягчилась. – Ты отдал её в чистку?

– В этом отпала необходимость. Коты, учуяв куриный запах, слизали пятно начисто!

– Я не верю! – Это правда.

Последовала пауза. Наступила очередь Полли сказать что-то для восстановления мира. В конце концов она признала:

– Возможно, я вчера вечером погорячилась.

– Не могу сказать, что ты была не права. Виноват я – не надо было продолжать этот разговор. Всё дело в моём шотландском упрямстве.

– Я знаю. Девичья фамилия твоей матери Макинтош, – сказала она, внося легкомысленную ноту в серьёзный разговор. Его родство с Макинтошами было у них постоянным предметом шуток.

– Ты хорошо провела день? – спросил он.

– Ну, по крайней мере, он был насыщенным. Одну из моих служащих увезли с работы в больницу, а мистер Тиббит нажал не ту кнопку и застрял в лифте. Мы выдали двести двадцать девять книг и пятьдесят четыре кассеты, получили три доллара семьдесят пять центов штрафа за просроченные книги и заполнили семь новых читательских карточек… А ты как провёл день?

– Я выполнял одну работу для Арчи, а вечером наблюдал репетицию в театре. Ты выходила куда-нибудь вечером?

– Нет, я поела дома, а потом читала и приводила в порядок свой гардероб.

– Полли, если тебе понадобится выйти из дома, когда стемнеет, я бы предпочёл, чтобы ты была не одна. Времена меняются. Мы должны признать тот факт, что в Пикакс приезжают незнакомые люди. Поэтому, если назначишь на вечер какую-нибудь встречу, позвони мне я обеспечу тебя шофером.

– Чем вызвана эта внезапная тревога, Квилл? Что-нибудь случилось? Или ты опять вспомнил о том бородатом преследователе? Но ведь это было в июне… Прошло три месяца!

– Меня тревожит место, где ты живешь, – сказал Квиллер. – Там так много пустующих домов. Тебе следует соблюдать осторожность. Между прочим, ты не хотела бы поужинать со мной завтра вечером? Я буду вести себя наилучшим образом.

– Завтра моя очередь дежурить в читальном зале. – А как насчёт пятницы?

– Меня пригласили на обед Хасселричи. Будет любимое блюдо Ирмы.

Квиллер раздраженно фыркнул в усы. «Второй раз на одной неделе! Теперь, когда она стала "вместо дочери", они будут претендовать на её время».

– А как насчёт субботы? Мы могли бы поехать в Локмастер и пообедать в ресторане «Конь-огонь», – сказал он, стремясь затмить любимое блюдо Ирмы Хасселрич. В путеводителе по ресторанам штата качество еды в этом заведении было отмечено четырьмя звёздочками, а цены пятью знаками доллара.

Как он и надеялся, у Полли перехватило дыхание.

– О, это было бы восхитительно!

– Значит, договорились. Последовала пауза.

– Всё в порядке? – спросил он нежно.

– Всё в порядке, – ответила она с чувством.

– До скорого свидания, Полли.

– До скорого свидания, милый.

Он немедленно позвонил в «Конь-огонь» и заказал хороший столик. Для такого знаменитого ресторана заказ был сделан, пожалуй, поздновато, но его фамилия производила определённое впечатление даже в соседнем округе, к тому же Фонд К недавно субсидировал строительство плавательного бассейна в молодёжном центре Локмастера.

После этого он пошёл наверх переодеться в пижаму и домашние туфли. На полпути его чуть не сбил с ног Коко, промчавшийся мимо с бешеной скоростью и бросившийся ему под ноги.

– Эй! Да кем ты себя вообразил? – завопил Квиллер. – Полузащитником «Грин-Бэй»? Из-за тебя я мог свернуть себе шею, сумасшедший кот!

Коко, отскочив от объекта преследования, уселся и, опустив голову, стал лизать лапу и потом мыть ею мордочку, иногда прерывая это занятие, чтобы внимательно посмотреть на ругающегося человека.

Квиллер в раздумье провёл рукой по усам. Может быть, кот учуял духи Мелинды? Квиллер провёл с ней целых две минуты, а Коко знает их запах!.. Но потом он подумал: «А может, я в своём расследовании пошёл по ложному пути, и Коко пытается вернуть меня на правильный?»

ОДИННАДЦАТЬ

На следующее утро никто из обитателей яблочного амбара не позволял себе никаких буйных выходок, но Коко бросал на Квиллера выразительные взгляды, словно хотел что-то ему сообщить. Во время завтрака из размороженных полуфабрикатов и кофе Квиллер, задумчиво почесывая усы кончиками пальцев, размышлял о сигналах, подаваемых Коко. Он спрашивал себя, не хочет ли тот предупредить его о появлении подозрительного типа, преследовавшего Полли? Одним из редких качеств этого кота был дар предвидения.

После завтрака Квиллер со смешанным чувством неуверенности и любопытства отправился на север и свернул на немощеный участок шоссе Скатертью дорога. Эта разбитая, покрытая гравием дорога упиралась в заброшенную шахту со сгнившим надшахтенным зданием и красными знаками, отмечающими воронки, где когда-то велась выработка. Неподалеку, на месте некогда процветающего городка Димсдейла, располагалось теперь нечто оскорбительное для глаза под названием Шантитаун.

Это были сплошные трущобы с обветшалыми хибарами, потрёпанными трейлерами, покрытыми ржавчиной машинами и полуразвалившимися курятниками, раскиданными среди клочков леса. Жившие здесь бродяги, по существу, незаконным образом заняли клингеншоеновские земли. Хотя Шантитаун считался прибежищем изгоев, здесь селились также и семьи бедняков, и вокруг неблагоустроенных домов в пыли играли дети. Все усилия округа и Клингеншоеновского фонда что-то предпринять в отношении Димсдейла никогда не приносили большого успеха. Если кому-то помогали приобрести профессию, устроиться на работу, выбраться из трущоб вместе с семьей и жить в нормальных условиях, то освободившееся жалкое жилище тотчас занимала новая семья.

Принимая всё это во внимание, Квиллер предпочёл не въезжать в джунгли Шантитауна, посчитав, что его белый автомобиль будет слишком бросаться в глаза, а стал просматривать местность в бинокль в надежде увидеть тёмно-бордовую машину. Перед отъездом он зашел в бар «Грозный пёс», движимый не столько голодом, сколько желанием убедиться, что там всё так же безрадостно, как ему помнилось. Окна были по-прежнему грязными; сиденья двух высоких табуретов у стойки бара отвалились, а кофе оправдывал свою репутацию наихудшего во всём округе. Тем не менее Квиллеру вспомнилась тёмная, тревожная ночь, когда при возвращении домой из Вест-Мидцл-Хаммока его машина перевернулась и оказалась в кювете. Повар из «Грозного пса» прислал ему тогда горячий кофе и чёрствые пончики за счёт заведения, и Квиллер был ему весьма признателен за это. Названия фирменных блюд, подаваемых в баре по четвергам, он прочёл на доске: суп, тунец и макароны с сыром. Квиллер, которому ни разу в жизни не попадалась порция макарон с сыром, не пришедшаяся ему по вкусу, полный оптимистических надежд, заказал это фирменное блюдо, но обнаружил, что макароны по своей консистенции напоминают пудинг из тапиоки. Что же касается соуса, то даже клейстер был бы, наверное, приятнее на вкус

Неудовлетворенный едой, он в несколько мрачном расположении духа вернулся в амбар, где его встретил Коко, своими прыжками напоминавший марионетку. Подобные телодвижения означали, что хозяина ждет послание на автоответчике.

Квилл, это Буши. Я сегодня развожу заказы в Пикаксе, во второй половине дня заеду к тебе. Надеюсь застать тебя дома. Есть несколько хороших фотографий.

В два часа к амбару подъехал автофургон фотографа.

– Неужели у тебя есть заказы в этом захолустье? – спросил Квиллер.

– Арчи просит у меня какие-нибудь снимки, сделанные во время «Бонни Скотс Тура», – ответил Буши. – Он желает, чтобы это были характерные шотландские ландшафты, а путешественники были сняты непременно на фоне какой-нибудь архитектурной достопримечательности. Он обещал выделить для моих снимков целый разворот.

– И у тебя есть такие?

– Конечно. Я уже раздал больше дюжины фотографий, а сейчас привёз на просмотр целую пачку и вдобавок ещё несколько снимков, не относящихся к поездке. Гдe можно их разложить?

Он привёз три жёлтые коробки чёрно-белых фотографий на глянцевой бумаге размером восемь на десять.

– Цветные я напечатаю потом, – сказал Буши. – Вот этот снимок сделан, когда у нас был ланч на Лох-Ломонд… а здесь мы ждем в Малле парома. Вот девушки на мосту у замка Эйлен Донак. А это единственный снимок всей группы у автобуса в Обана, даже я успел попасть в кадр.

– Постой-ка, – сказал Квиллер, направляясь к столу за лупой. – А не водитель ли это автобуса на заднем плане?

Буши изучил снимок в лупу:

– Точно! В тот раз он не успел отвернуться! Я могу увеличить и сделать его фотографию для полиции.

– Такую удачу надо отметить! Как насчёт шотландского виски с водой «Скуунк»?

Фотограф последовал за Квиллером к бару.

– Я вспомнил, как это произошло, Квилл. Я разместил фотоаппарат на штативе и поставил на автоспуск, чтобы попасть в кадр самому. Не увидев меня за камерой, Брюс не понял, что его фотографируют… Эй! Этот кот лижет снимки!

– Коко! Уйди! – Квиллер угрожающе хлопнул в ладоши, и Коко виновато отпрянул от фотографий.

– Наверное, ему нравится эмульсия, – предположил Буши. – Может, лучше убрать фотографии обратно в коробки?.. Кстати, – продолжил он, и теперь в голосе его было больше сомнения, чем энтузиазма, – Арчи хочет, чтобы я сфотографировал игрушечных медведей для статьи о коллекции сестер Чизем!

– Будь готов к неожиданностям!

– Знаю. Перед нашей поездкой Грейс попросила меня сфотографировать её драгоценности для страховой компании и до сих пор не заплатила!

Квиллер фыркнул в усы:

– Готов поспорить, что она морочит нам голову своими игрушечными мишками с той же самой целью.

Фотограф с мрачным видом некоторое время потягивал виски, а потом спросил:

– Интересно, а как отнесся бы Пикакс к появлению в нём фотоателье?

– В чём дело? Ты хочешь открыть здесь филиал?

– Нет, я подумываю вообще перебраться сюда, – угрюмо сказал Буши. – Это та проблема, о которой я уже говорил. Мы с Вики разводимся. Мое ателье и фотолаборатория находятся в нашем доме, я должен уехать оттуда. Она превращает его в ресторан.

– Мне грустно это слышать, Буши. Я считал вас замечательной парой.

– Н… похоже, мы не смогли создать семью. Вики изо всех сил старается чего-то достичь в жизни, и я бы не возражал, но она просто помешалась на своих продуктах! А теперь один парень из клуба верховой езды обещал ей финансовую поддержку, если она откроет ресторан. Он настроен весьма решительно – я понятно выражаюсь? И его интересует не только еда.

Квиллер сочувственно покачал головой:

– Я сам прошёл через это, и позволь дать тебе один совет: ни при каких обстоятельствах не позволяй себя раздавить.

– Да, но это не так просто, – хмуро заметил Буши. – А вообще, если открыть фотоателье, эта затея себя оправдает?

– При надлежащей рекламе – несомненно! В Пикаксе твой талант и энергия нашли бы себе применение. Если ты не против сотрудничества с газетой, «Всякая всячина» завалила бы тебя работой. И я предсказываю, что не пройдёт и года, как ты станешь президентом бустерского клуба!

– Спасибо, Квилл, я так нуждался в поддержке! Это первые оптимистичные слова, услышанные мною после возвращения из Шотландии… А теперь мне предстоит ещё кое-какая работа. Фотографию водителя автобуса я привезу, когда приеду снимать мишек.

– Отвези её Энди Броуди, – посоветовал Квиллер. – Начинай устанавливать контакт с шефом полиции!

Проводив Буши, он открыл жёлтые коробки, разложил их содержимое на обеденном столе. Фотографии поразили его. Буши при съемке выбирал необычные ракурсы, менял объективы, экспериментировал с выдержкой – и достигал удивительных результатов. Одни фотографии были выполнены в импрессионистском стиле, другие – почти в абстрактном, третьи казались сюрреалистическими. Квиллер решил позвонить Арчи Райкеру.

– Могу подбросить тебе идею, – сказал он издателю. – Я только что разговаривал с Буши.

– Да, в понедельник мы поместим его фотографии «Бонни Скотс Тура». Как насчёт подписей к ним? Нам они нужны завтра к полудню.

– Моя фамилия там будет?

– В зависимости от того, насколько они окажутся удачными. В четверг мы займемся игрушечными мишками. Стало быть, статью надо сдать в понедельник утром… Так что у тебя за идея?

– Я сейчас рассматривал фотографии Буши и должен сказать, что у этого парня весьма оригинальное видение замков, гор, овец, рыбаков и всего остального. Арчи, это просто произведения искусства! Почему бы газете не организовать выставку его фотографий, сделанных в Шотландии?

– Где?

– В вестибюле театра, приурочив к премьере «Макбета». У него, кстати, есть интересные фотографии Ларри и Мелинды, репетирующих во внутренних двориках старинных гостиниц. Последовала долгая пауза, потом Райкер сказал:

– В кои-то веки ты предлагаешь что-то стоящее, Квилл.

Когда довольный собой Квиллер вернулся к обеденному столу, его встретил специфический звук, не сулящий ничего хорошего: Коко облизывал фотографии.

– Брысь! – громко крикнул он. – Вредный кот! Коко спрыгнул со стола, снимки полетели во все стороны.

– Ох уж эти коты! – простонал Квиллер, собирая пострадавшие фотографии. Из-за шершавого кошачьего языка и разъедающей слюны глянец на некоторых был попорчен.

В субботу вечером в машине он рассказал Полли о недостойном поведении Коко.

– И делает он это не в первый раз, – заметила она. – Вот Бутси никогда так не поступает.

«Конечно, – подумал Квиллер, – Бутси никогда ничего не делает, только ест».

Единственный в своём роде ресторан «Конь-огонь» располагался в процветающем центре коневодства, и они с трудом нашли место для парковки между итальянской спортивной машиной и великолепным английским автофургоном. В восемь часов начали съезжаться в кабриолетах гости в смокингах и длинных вечерних платьях.

Само здание, как бы по контрасту с изысканной едой и элегантными посетителями, напоминало старую конюшню – которой оно, скорее всего, когда-то и являлось, – и в интерьер с искусной небрежностью были вписаны седла, тюки с прессованным сеном и портреты чистопородных лошадей. Основным принципом заведения была искусственная простота, и форма молодых официантов напоминала костюмы жокеев.

Первые посетители в красных охотничьих камзолах и бриджах потягивали кофе из чашечек экзотической формы, развалясь на стульях и вытянув в проходы ноги.

Квиллера и его спутницу провели к уютному уединённому столику, рядом с которым висела вставленная в рамку и бережно хранимая фотография легендарного коня по кличке Кардинал, делавшая честь таланту Бушленда.

Когда молодой бармен, у которого на поясе на толстой цепи висели ключи от винного погреба, вручил им меню, Квиллер сделал заказ:

– Для леди бокал вашего самого сухого хереса, а мне принесите воды «Скуунк» с ломтиком лимона. В том случае, – лукаво добавил он, желая проверить уровень подготовки юноши, – если у вас есть партия свежего разлива.

Глядя ему прямо в глаза, бармен ответил с великолепным апломбом:

– У меня случайно есть одна бутылка, датированная прошлым четвергом, с отметкой: «Предназначено на экспорт». Думаю, вам понравятся её приятный букет и своеобразное послевкусие.

Слово «букет» являлось, пожалуй, слишком уж лестной характеристикой для воды «Скуунк».

У официантки, подошедшей к ним, был беззаботный вид уверенной в себе молодой женщины, которая потрясающе выглядит в амазонке и имеет собственную лошадь, побеждающую на скачках.

– Я буду вас обслуживать, – сказала она. – Мы рады видеть вас у себя сегодня вечером. Меня зовут Трильби.

– А как зовут вашего коня? – спросил Квиллер.

– Бренди. Он гнедой масти. Без родословной, но с прекрасным экстерьером! Сейчас принесу вам меню.

Квиллер сказал Полли:

– Вон та женщина в красном платье – жена Буши, Вики. А её спутника я не знаю.

– Вики – моя тетя, – вставила Трильби, подавая им меню, – а он работает в клубе верховой езды. Они собираются открыть собственный ресторан. – Она снова поспешно отошла.

Квиллер понизил голос:

– У Бушлендов в семье возникли проблемы.

– О, как грустно это слышать, – огорчилась Полли. – Буши такой приятный и серьёзный молодой человек.

– И к тому же талантливый. Подожди, посмотришь его фотографии, сделанные в Шотландии. Они не имеют ничего общего с художественными открытками. Арчи собирается сотрудничать с ним.

– Это хорошая новость! Во «Всякой всячине» ужасно бесцветные снимки.

– Мы используем дилетантов с хорошими фотоаппаратами. А нам нужен настоящий фотограф. Для начала Буши снимет игрушечных медведей Грейс Атли.

– Вы интересуетесь игрушечными медвежатами? – спросила Трильби, вернувшаяся обсудить с ними фирменные блюда. – У нас в Локмастере есть Клуб игрушечных медведей.

– Молодцы! – похвалил Квиллер. – Что вы нам посоветуете отведать?

– У нас новый шеф-повар, и он готовит несколько восхитительных блюд. Закажите для возбуждения аппетита очень вкусную жареную колбасу из утиного мяса с кукурузной кашей, шалфеем и зелёным луком. Сегодня у нас на первое грибной суп со сметаной.

– Ваш шеф-повар случайно не из Фолл-Ривера?

– Не думаю. Наши фирменные блюда сегодня вечером: чудесная жареная перепёлка с овечьим сыром, сушёные помидоры, копчёная свиная грудинка, а также люцерна с зеленью, красным перцем и приправой из артишоков.

– О боже! – в растерянности воскликнула Полли. – Что вы посоветуете мне выбрать?

– Мне самой больше всего нравится жареная свиная вырезка со шпинатом, грибами и индийской кисло-сладкой чесночной приправой, – сказала Трильби.

Однако Полли предпочла обыкновенную жареную меч-рыбу, а Квиллер заказал себе говяжье филе. Подняв стакан с водой «Скуунк», он провозгласил тост на шотландском диалекте.

– Звучит непристойно, – заметила Полли, неуверенно поднимая свой бокал.

– По-моему, это можно перевести так: «Пусть из ваших дымоходов долго идёт дым». В старину они не были настолько уж одержимы сексом, а просто хотели поддерживать огонь в камине и варить свою овсянку.

Они поговорили о коллекции игрушечных медвежат сестер Чизем (невероятно!)… о готовящейся свободной распродаже на Гудвинтер-бульваре (прискорбно!)… о приближающейся премьере «Макбета» (грандиозно!).

– Знаешь, я пообещал Кэрол поработать на следующей неделе в билетной кассе, – сообщил Квиллер.

– Ну, значит, в кассу выстроится очередь, – лукаво предсказала Полли. – Каждому захочется купить билет у красивого холостяка, который к тому же является блестящим журналистом и легендарным филантропом.

– Как говорят в Шотландии, это вздор, – запротестовал Квиллер из скромности, понимая, что Полли права. Прежде ему нравилась та полукочевая жизнь, которую он вёл, сотрудничая с крупными газетами, но она не шла ни в какое сравнение с его нынешним положением лягушки-миллиардера в крошечном лягушачьем пруду.

Полли заметила:

– Я слышала, что Дерек Катлбринк при его росте шесть футов семь дюймов играет привратника, сгорбленного старика. Это идея Двайта. Вероятно, Дерек затмит всех остальных актеров.

– Я знаю Дерека, – сказала Трильби, внезапно появляясь с основными блюдами, – Он главный по острым соусам в «Старой мельнице».

– Поэтому и остёр на язык, – пробормотал Квиллер себе под нос.

– Сейчас я принесу вам горячие сдобные булочки, – объявила официантка и упорхнула.

– Быстрее! – сказал Квиллер Полли. – Хочешь сообщить мне что-нибудь по секрету, пока Мата Хари не принесла булочки?

– Ну… да, – проговорила она, не поняв шутки. – Как ты знаешь, моя невестка работает бухгалтером в гудвинтеровской клинике, и она под большим секретом рассказала мне, что персонал начинает тревожиться за доктора Мелинду.

– Почему?

– После возвращения из Шотландии Мелинда по крайней мере раза два ошиблась, выписывая рецепты. В обоих случаях фармацевт заметил ошибку, которая касалась дозировки, и позвонил медсестре в клинику.

Квиллер пригладил усы:

– У неё слишком много забот: распродажа имущества, репетиции спектакля, где она играет главную роль, поездка в Шотландию.

– И при этом она принимает больных, – напомнила ему Полли.

– Я думал, её пациенты уже разбежались.

– От неё ушло большинство пациентов-мужчин доктора Гала, но женщины стекаются в клинику толпами.

Им подали горячие булочки, и Квиллер переключился на гастрономические удовольствия, но его мысли всё время возвращались к ошибкам, допущенным Мелиндой. «Врачи тоже не всегда правы», – говорил он себе. Мелинда могла ошибиться относительно истинной причины смерти Ирмы. Но он благоразумно воздержался от обсуждения этого вопроса с Полли.

Фирменный салат, поданный после основных блюд, мог служить пособием по ботанике. Он состоял из салата-латука, приправленного соусом из имбиря и рисовой водки и окруженного аккуратными горками натёртой редиски и тоненьких ломтиков моркови. Всё это венчалось стебельками люцерны и кусочком сыра бри.

– А на десерт, – провозгласила Трильби, – шеф-повар сегодня приготовил деликатес из трёх сортов шоколада.

– Я пас, – с сожалением вздохнула Полли.

– И я капитулирую, – поддержал её Квиллер. После кофе, пахнущего миндалем и напоминавшего

по вкусу горячий сливочный пломбир с орехами, они отправились обратно в Пикакс в блаженном состоянии, подобно паре хорошо поевших жвачных животных. Наконец Квиллер задал вопрос

– Как прошёл вчера вечером обед у Хасселричей?

– Довольно мрачно. Им сейчас тяжело.

– Ты не знаешь… гм… им не вернули историю болезни Ирмы?

– Не знаю. А что, есть такой закон?

– Не имею понятия, – сказал он, – но можно предположить, что лечащий врач должен возвращать её семье.

– Почему ты об этом спрашиваешь, Квилл?

– Просто так. Почему бы тебе не спросить, любопытства ради, у своей невестки, как поступают с историями болезни умерших пациентов?

– Думаю, я могла бы это сделать. Я увижусь с ней завтра в церкви.

Они уже подъехали к дому Полли.

– Ты не зайдешь немного почитать?

– С удовольствием, а то уже начинаю забывать, как выглядят буквы, – ответил он. – Вдобавок я бы не отказался выпить большую чашку настоящего кофе.

Для чтения вслух он прихватил «Заметки лакея восемнадцатого века».

– Это подлинная история одного оставшегося сиротой сына шотландского дворянина, который стал настоящим ливрейным лакеем с золотым галуном на ливрее и напудренным париком, – объяснил он.

Старинная книга с её шотландским колоритом, призывающая не склонять головы ни при каких обстоятельствах, оказалась интереснее, чем они ожидали, и Квиллер вернулся в амбар очень поздно.

Сиамцы выписывали на полу восьмерки, настаивая на пропущенном ужине, и он, перед тем как прослушать запись автоответчика, дал им кошачье хрустящее лакомство. Его же ждало послание от Ника Бамба.

У меня для тебя хорошие новости. Звони, когда бы ни вернулся домой. Мы будем допоздна смотреть телевизор.

Было два часа ночи, но он набрал их номер.

– Вы уверены, что я звоню не слишком поздно? – спросил он.

– Со всей этой рекламой, которую в него впихнули, фильм не кончится раньше четырёх, – заверила его Лори. – Даю тебе Ника.

– Привет, Квилл, – сказал тот. – Сегодня вечером я снова видел тёмно-бордовую машину!

– Видел? Где?

– У нас в Мусвилле. Она была припаркована на Мейн-стрит. Водитель, очевидно, пошёл в бар «Кораблекрушение» или в ресторан отеля «Северные огни».

– Скорее, в бар.

– И это ещё не всё. Лори ездила на представление для детей в Индейскую деревню и видела, как такая же машина отъезжала от стоянки.

– Что, по-твоему, он делал там?

– Не знаю. Возможно, высматривал жертву… Извини, наверное, не следует шутить на эту тему…

– Всё в порядке, но мы ничего не можем предпринять, пока он не сделает очередной шаг, – сказал Квиллер. – Хотя одно я сделаю обязательно: после наступления темноты не позволю Полли одной находиться на улице!

Не успел Ник повесить трубку, как снова раздался звонок, и Квиллер решил, что это опять он: никто в Мускаунти не стал бы звонить ему в такое время. Он поднял трубку:

– Да, Ник?

– Ник? Кто такой Ник? – спросил женский голос. – Это Мелинда. Привет, дорогой!

Квиллер холодно ответил:

– Не кажется ли тебе, что при данных обстоятельствах это обращение несколько неуместно?

– О-о! Ты сегодня в отвратительном настроении! Чем я могу тебе помочь?..

– Ты должна меня извинить, – сказал он. – Я жду очень важного звонка.

– Ты пытаешься отделаться от меня, дорогой? Мне это обидно, – капризно протянула она. – Мы когда-то были такими близкими друзьями! Неужели ты не помнишь? Нас действительно влекло друг к другу. Мне надо было заарканить тебя три года назад…

– Мелинда, – твёрдо сказал он, – извини, но я вынужден прервать наш разговор, мне необходимо срочно позвонить. – Он повесил трубку и сообщил стоящему по обыкновению рядом Коко: – Это была твоя подружка Мелинда! Но она заходит чересчур далеко!

ДВЕНАДЦАТЬ

Было мирное воскресное утро. Под звон церковных колоколов на Пикаксской площади Квиллер отправился в город купить газеты. В яблочном амбаре сиамцы сгрудились у окна, чтобы считать листья, начинавшие облетать с деревьев. Они одновременно поднимали и опускали головы, прослеживая траекторию полёта каждого листа. Через неделю, когда счёт листьям будет потерян, они займутся чем-нибудь другим. В полдень позвонила Полли:

– Квилл, я забыла тебе сказать, что Общество помощи престарелым сегодня собирается воплотить в жизнь идею «Домашние любимцы для пациентов». Я возьму Бутси. Не хочешь ли сводить туда Юм-Юм?

– Попытаюсь. В котором часу?

– В два. Надо прийти в главный вестибюль.

– Полли, ты говорила со своей невесткой?

– Да. Она сказала, что доктора несколько лет держат истории болезни умерших пациентов у себя, чтобы можно было оправдаться в случае возникновения каких-либо спорных вопросов.

– Понятно. Спасибо тебе. И невестке тоже.

Около двух часов он принёс из чулана кошачью клетку.

– Ну давай, любовь моя, – сказал он Юм-Юм, – иди сюда, будем расширять твой кругозор.

Коко со своей обычной склонностью к авантюрам прыгнул в клетку без всякого приглашения, но Юм-Юм, отпрянув, бросилась бежать. Квиллер начал преследование. На втором ярусе ему удалось было схватить её, однако она выскользнула, оставив его стоять на четвереньках. Пока он находился в этой неудобной позе, Юм-Юм спокойно наблюдала за ним, но стоило ему подняться тут же умчалась на третий ярус. Она уже поползла по горизонтальной балке на высоте сорока футов над полом, когда он поймал её.

– В другой раз, радость моя! – проворчал он. Ему стоило немалых усилий выдворить из клетки сопротивляющегося Кок о и водворить туда извивающуюся, царапающуюся и брыкающуюся Юм-Юм, и они прибыли в Общество помощи престарелым самыми последними. В вестибюле богоугодного заведения, кишащем любителями животных, собаками на поводках, кошками в клетках и работниками-общественниками, прозванными за их жёлтые рабочие халаты «канарейками», стоял невообразимый шум, заставляющий подумать о стартующем реактивном истребителе. Лайза Комптон распределяла животных для подопечных Общества.

– Теперь ты Главная Канарейка? – обратился к ней Квиллер.

– Я обращалась с просьбой, чтобы мне дали это место, – сказала она, – но пока просто помогаю. Сегодня мы сделали первый шаг на пути к осуществлению нашего проекта, и, как видишь, возникли кое-какие накладки. В следующий раз установим график посещений. Как зовут твою киску?

– Юм-Юм.

– Она ласковая? А то у одного нашего пациента эмфизема, и врач рекомендовал ему кошку, посчитав, что собака может оказаться чересчур игривой. Юм-Юм выглядит спокойной.

Квиллер заглянул в клетку, где Юм-Юм приняла позу «мертвая кошка», что случалось всегда, когда она терпела временное поражение.

– Да, я сказал бы, что она довольно спокойна. Лайза кивком подозвала к себе одну из «канареек»:

– Отведите, пожалуйста, мистера Квиллера и Юм-Юм в комнату 15С к мистеру Хорнбаклу. Не больше чем на двадцать минут.

Пока они ехали на лифте, «канарейка» щебетала без перерыва.

– Этот старик ещё пару лет назад был сторожем у доктора Галифакса на Гудвинтер-бульваре. Доктор держал его до самого конца, хотя тот уже не мог работать. Доктор Гал был замечательным человеком.

Когда они вошли в комнату 15С, её обитатель сидел в инвалидном кресле – маленькая жалкая фигурка, в буквальном смысле прикреплённая к стене, поскольку ему через длинную трубку подавался кислород. Но глаза старика блестели, он ухмылялся и с нетерпением ждал их.

– К вам посетительница, мистер Хорнбакл, – громко произнесла «канарейка». – Её зовут Юм-Юм. – Квиллеру же она сказала: – Я вернусь через двадцать минут.

Квиллер стал вытаскивать расслабившуюся – ну совсем тряпка – Юм-Юм из клетки.

– Это кошка? – удивлённо спросил старик странным голосом. Из-за полипов в носу и неудачного зубного протеза он говорил со своеобразным присвистом.

– Да, сиамская, – ответил Квиллер, опуская мягкий меховой сверток на одеяло, лежащее на коленях больного.

– Киска, – сказал он, гладя её дрожащей рукой. – Мягкая. Голубые глаза! Никогда такую не видел. – Он говорил короткими предложениями, медленно произнося слова.

Квиллер пытался развлечь мистера Хорнбакла анекдотами про сиамских кошек, но вскоре понял, что старик предпочитает говорить, а не слушать.

– Я вырос на ферме, где были животные, – сообщил он. – Коты в амбарах, охотничьи собаки, коровы, куры…

– Я слышал, вы работали у доктора Галифакса…

– Около пятидесяти лет. Я был как член семьи. Он был очень хорошим человеком. Как вас зовут?

– Квиллер. Джим Квиллер.

– Давно вы здесь живете?

– Пять лет.

– Вы знали доктора Галифакса? Я работал у него сторожем. Жил над гаражом. Если его ночью вызывали, я его отвозил. Ему часто звонили по ночам. Мы спасали людей. Очень многих.

Юм-Юм, нежно мурлыкая, с довольным видом лежала на одеяле, подложив передние лапки под грудь. Время от времени брызги слюны старика попадали кошке на ухо, и она им дергала.

– Легла на грудку! Ей хорошо здесь, – радостно улыбнулся старик.

– Я знаю, что доктор Галифакс уделял много времени лечению своих пациентов, – сказал Квиллер. – А как он отдыхал? Были у него какие-нибудь увлечения, вроде рыбной ловли или гольфа?

Старик исподтишка взглянул на него, словно собирался раскрыть какой-то неприглядный секрет.

– Он рисовал картины. Никому не рассказывал об этом.

– Какие картины? – спросил Квиллер, представляя себе некие пособия по анатомии.

– Он рисовал животных. На картинах было много краски. Она долго сохла.

– И что он делал с картинами? Мелинда никогда не упоминала об этом увлечении отца, в сущности, она избегает разговоров о своей семье.

– Прятал их. Никому не давал. Говорил, они недостаточно хороши,

– А что вы о них думаете, мистер Хорнбакл?

– Они были похожи на картинки в комиксах, – ответил старик с виноватой улыбкой,

– Где он их рисовал?

– Наверху, в задней комнате. Туда никто не заходил, кроме меня. Мы хорошо ладили – доктор Галифакс и я. Никогда не думал, что он уйдёт первым,

Юм-Юм зашевелилась и вытянула переднюю лапку, чтобы потрогать трубку, по которой шёл кислород.

– Нельзя! – предупредил её Квиллер, и она отдернула лапу.

– Послушная киска.

– Мистер Хорнбакл, вы знаете, что дочь доктора Гада стала врачом?

Старик кивнул:

– Она была умной девочкой. Мальчик оказался не таким удачным.

– В каком смысле? – Квиллер умел расположить к себе людей, и они доверчиво позволяли ему вытягивать из них нужную ему информацию.

– Он всё время участвовал в каких-нибудь потасовках. Среди ночи звонили из полиции, и я отвозил доктора в полицейский участок. Это было ужасно, ведь его мать болела и всё такое. Всегда лежала в постели.

– Чем же это кончилось?

– Он уехал. Доктор отослал его. Регулярно платил ему деньги при условии, что он не вернется.

– А как вы узнали об этом?

– Деньги переводились ему через банк в Локмастере. Я регулярно ездил туда. Делал это для доктора. Никогда никому не рассказывал.

– Разве молодой человек в конце концов не погиб в автомобильной катастрофе? – продолжал расспрашивать Квиллер.

– Так и было! Разбил доктору сердце. Он был его единственным сыном, пусть даже и испорченным парнем… Однако вот что странно…

– Да? – поощрительно произнёс Квиллер.

– После смерти мальчика доктор продолжал посылать меня в банк. Раз в месяц.

– Он это как-то объяснил?

– Нет,

В этот момент раздался стук в дверь и появилась «канарейка»:

– Мистер Хорнбакл, Юм-Юм пора домой. Попрощайтесь со своими гостями.

Когда Квиллер осторожно брал кошку с лежащего на коленях одеяла, она громко и негодующе закричала:

– Н-н-няу!

– Полюбила меня, а? – улыбнулся старик, показывая искусственные зубы. – Приносите её ещё. И не тяните! – добавил он с кудахтающим смехом. – А то можете и не застать.

Внизу в вестибюле Лайза собирала отзывы о визитах.

– Мы хорошо провели время, – сообщил Квиллер. – Юм-Юм прижалась к старику и мурлыкала, или ворковала, как говорят в Шотландии. Полли Дункан ещё здесь?

– Нет, они с Бутси ушли рано, поехали домой.

По прибытии в амбар Квиллер выпустил Юм-Юм из клетки, и она начала не спеша прогуливаться по второму этажу с видом примадонны, а Коко неотступно следовал за ней, неодобрительна принюхиваясь. Он понял, что она побывала в каком-то месте, связанном с медициной.

Позднее Квиллер позвонил Полли и спросил:

– Ну, как показал себя бегемот?

– Боюсь, визит не слишком удался. Нас послали к старой слепой работнице с фермы, и она сетовала, что Бутси на ощупь нисколько не похож на кота. Наверное, он показался ей слишком прилизанным и шелковистым. Она привыкла к деревенским котам.

– А мы были у больного эмфиземой, и я опасался, что при виде оборудования для подачи кислорода Юм-Юм превратится в меховой смерч, но она прекрасно сыграла свою роль. Она ворковала. Ворковать – это её профессия.

– Кошки понимают, когда надо оказать кому-то поддержку, – сказала Полли. – Когда жена Эдгара Аллана По умирала в убогой хижине, где нельзя было развести огонь и не было одеял, её согревали только пальто её мужа и большая пёстрая кошка.

– Трогательная история, если это правда, – прокомментировал Квиллер.

– Я читала об этом. Большинство кошек очень милы.

– Или независимы, как говорят шотландцы. Кстати, я обещал Милдред, что мы расскажем ей о Шотландии, Что, если нам вместе пообедать в следующее воскресенье у Лингвини? Пригласим и Арчи Райкера.

Полли согласилась, что это неплохая идея. На самом деле в следующее воскресенье у неё был день рождения, но он сделал вид, что не знает об этом, а она сделала вид, что не знает, что он знает.

В понедельник утром он отправился покупать подарок, но сначала зашёл в редакцию отдать статью. В отделе местных городских новостей он открыл свежий номер газеты и прочитал подписи к фотографиям «Бонни Скотс Тура», проверяя, не заменил ли кто-нибудь его тщательно продуманные слова другими. Потом он прочитал большое объявление на третьей странице:

СВОБОДНАЯ РАСПРОДАЖА имущества доктора Галифакса Гудвинтера Гудвинтер-бульвар, 180

РАСПРОДАЖА: суббота, с 8 утра до 6 вечера

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ПОКАЗ: пятница,

с 9 утра до 4 вечера

Мебель, антиквариат, произведения искусства, предметы домашнего обихода, книги, одежда, драгоценности, постельное белье, фарфор, серебро, хрусталь, личные вещи. Все предметы снабжены этикетками. Цены окончательные. Сделки не расторгаются. Доставка не обеспечивается. Перекупщики приветствуются. Парковка у дома разрешена.

Распродажу осуществляют на аукционе Фокси Фреда.

– Вы видели объявление о гудвинтеровской распродаже? – спросила его Кэрол Ланспик, когда он пришёл в универмаг Ланспиков покупать подарок, – Мелинда ни слова не сказала Историческому обществу. А между тем не мешало бы сначала всё показать музейным работникам или даже что-то подарить музею.

– Наверное, ей слишком о многом приходится сейчас думать, – заметил Квиллер. – Как продвигается её роль леди Макбет?

Кэрол, организовавшая в отделе женской одежды показ шарфов, увела Квиллера от толпы продавщиц, жаждущих обслужить его. Он был постоянным покупателем, и они знали, что у Полли шестнадцатый размер, что она любит голубой и серый цвет, предпочитает серебряные украшения и избегает всего, что надо гладить.

Перед тем как ответить на его вопрос, Кэрол сказала:

– Надеюсь, это останется между нами.

– При любых обстоятельствах, – заверил он её.

– Ларри очень тяжело с ней работать. Когда они репетируют, она никогда не смотрит на него, а для актера нет ничего хуже! Она играет сама по себе и не даёт ему возможности войти с ней в контакт.

– А Двайт понимает, что происходит?

– Да, он несколько раз указывал ей на это. Конечно, у нас ещё остается десять дней на репетиции, но… Я не уверена насчёт Мелинды. Вы слышали, что она потеряла ещё одну пациентку? Бабушку Уолли Тоддуисла. Возможно, вы видели некролог.

– А чего вы ожидали, Кэрол? Она унаследовала всех восьмидесяти– и девяностолетних пациентов доктора Гала, стоящих одной ногой в могиле.

– Ну… – неуверенно произнесла Кэрол, – Наша дочь в июне получили диплом докторе медицины, и ей предложили место в Чикаго. Мелинда хочет, чтобы она вернулась домой и пошла работать к ней в клинику. Естественно, мы с Ларри предпочли бы, чтобы наше дочь жила здесь, а не где-нибудь, но мы не уверены в разумности такого решения, принимая во внимание… – Она помялась. – Что вы об этом думаете?

– А что думает сама ваша дочь? – Она хочет остаться в Чикаго.

– Тогда пусть остаётся. Это её решение. Не вмешивайтесь.

– Думаю, вы правы, Квилл, – признала Кэрол. – А теперь перейдём к делу. Что бы вы хотели?

– Мне нужен подарок на день рождения Полли. Есть какие-нибудь предложения?

– Как насчёт этого? – Она показала ему голубую ночную рубашку и пеньюар шестнадцатого размера,

– Прекрасна Заверните, пожалуйста, – сказал он. – Да, и без всяких затей. – Он никогда не тратил много времени на покупку чего-либо.

– Белая коробка с голубой ленточкой?

– То что надо… А теперь объясните, что мне следует знать как продавцу театральных билетов?

– Просто придите завтра на несколько минут раньше, – сказала Кэрол. – Я вас встречу и все расскажу.

– На следующий день в половине второго Квиллер сказал сиамцам:

– Ну, была не была! Будем надеяться, что я не продам дважды одно место.

Он уже занимался продажей программ соревнований по бейсболу в Комиски-парк и галстуков у Майси, но никогда ещё не торговал билетами в кассе. Он миновал лес и автостоянку, где для второй половины дня скопилось непривычно много машин, – и вошёл в театр. По вестибюлю слонялись люди с видом завзятых театралов, пришедших на премьеру.

– Привет, мистер Квиллер, – выкрикнули несколько человек, пока он пробирался к билетной кассе. Окошко было закрыто, но внутри горел свет, и Кэрол впустила его через боковую дверь.

– Как вам нравится эта толпа? – заметила она. – Словно мы поставили что-то скандальное!.. А теперь слушайте, что вы должны делать. Когда покупатели подходят к окошку, вы спрашиваете их, на какое число им нужны билеты, и достаете план зрительного зала именно на этот день (заметьте, у вас таких планов несколько). Места, билеты на которые уже проданы, надо вычеркивать.

На плане было двенадцать рядов в партере и три на балконе, по двадцать мест в каждом ряду, и зал делился на левый, правый и центральный сектора.

– Потом спросите их, сколько им надо билетов и где они хотят сидеть. Все места стоят одинаково. Затем вы достаёте с полки билеты, они лежат в отсеках, на каждый указанный номер ряда. Убедитесь, что вычеркнули купленные места… Потом возьмите деньги. Никаких кредитных карточек, но выписывать чеки не возбраняется. Есть вопросы?

– А что на другой полке?

– Это забронированные билеты, они будут лежать там, пока их не выкупят. Вероятно, так рано никто не придёт выкупать билеты, но будут заказывать по телефону. Когда вы продадите билеты по телефону, положите их на полку для брони и не забудьте зачеркнуть эти места на плане. – Кэрол выдвинула ящик. – Здесь банкноты, достаточно мелкие, чтобы можно было давать сдачу. Когда освободитесь, заприте ящик, а также кассу перед уходом.

– А что делать с ключами?

– Положите их в нижнюю часть высоких напольных часов в вестибюле. Всё очень просто.

Квиллер обнаружил, что самое трудное начиналось по другую сторону окошка. Он открыл его и обозрел публику. В вестибюле собралась очередь человек из сорока.

Первой у окошка оказалась маленькая нервная женщина С седеющими волосами и морщинами на лбу.

– Вы знаете меня? – спросила она. – Я мать Дженифер.

– Дженифер? – переспросил Квиллер.

– Дженифер Олсон. Она играет в этом спектакле.

– Вы, конечно, хотите купить билеты на премьеру, – предположил он, протягивая руку к плану зала

на среду.

– Да, десять билетов. Мы пойдём всей семьей.

– Хорошо, миссис Олсон. Вы хотите, чтобы все места были в одном ряду или в разных?

– А если в разных, как это будет выглядеть?

– Можно приобрести по пять мест в двух рядах, находящихся друг за другом, или сгруппироваться в трёх рядах.

– Я не знаю. Как, по вашему мнению, лучше всего поступить?

– Ну, дело обстоит таким образом, – объяснил Квиллер. – Если вы возьмёте билеты в разных рядах, то окажетесь ближе к сцене. Если все места будут в одном ряду, вы будете сидеть подальше.

– Почему?

– Потому что, – терпеливо сказал он, – как видно из этого плана, какая-то часть мест в первых рядах уже продана. – Он подтолкнул план к стеклу и подождал, пока миссис Олсон найдёт свои очки.

Хмуро вглядываясь в план, она спросила: – где здесь передние ряды?

– Вот сцена. Как видите, весь первый ряд ещё свободен, если вы хотите сидеть так близко.

– Нет, я не думаю, что мы должны сидеть в первом ряду. Дженифер будет нервничать.

– В таком случае следующий свободный ряд помечен буквой «Н». Это восьмой ряд.

– Но я сомневаюсь, услышит ли что-нибудь оттуда наша бабушка.

– Здесь очень хорошая акустика, – заверил Квиллер.

– А вот здесь? – спросила миссис Олсон, указывая на план.

Очередь начала проявлять нетерпение. Стоящий за ней мужчина то и дело поглядывал на часы, преувеличенно жестикулируя. Молодая женщина нарочито громко успокаивала младенца в коляске, недовольство которого постепенно перешло в пронзительные вопли. Женщина постарше, опирающаяся на палку, не менее активно выражала своё негодование. А входная дверь постоянно хлопала – уходили те, кто потерял надежду купить билеты, и входили новые желающие сделать это.

– Миссис Олсон, почему бы вам не пройти в зрительный зал и не посидеть в разных рядах, чтобы посмотреть, где лучше? – предложил Квиллер. – А я пока смогу заняться остальными… это отнимет у вас немного времени, но зато вы разрешите все свои сомнения.

Её уход вызвал общий вздох облегчения, и Квиллер до её возвращения успел обслужить всю очередь. И хотя выбор теперь значительно уменьшился, он смог предложить ей места в нескольких рядах в центральном секторе.

– Но нам нужны три места у самого прохода, – сказала она. – Мой муж работает в добровольной пожарной команде и должен иметь возможность уйти, если услышит сигнал тревоги. У моей сестры мания преследования, и время от времени она вынуждена быстро убегать. А дедушка Олсон был ранен на войне в ногу, и он должен вытягивать её в проход.

– Левую или правую ногу? – спросил Квиллер.

– Левую. В неё попала шрапнель.

– Тогда вы должны взять крайние слева места в центральном либо в правом секторе.

– О боже мой! Я в таком замешательстве, мне надо угодить всем сразу. Стремясь ей помочь, Квиллер предложил:

– Позвольте мне самому выбрать вам места, и, если вашей семье они не понравятся, принесите билеты обратно, и мы их обменяем на другие.

– Какая замечательная мысль! – благодарно воскликнула она. – Спасибо вам, мистер Квиллер. Вы так мне помогли. И я должна сказать вам, что мне очень нравится рубрика, которую вы ведёте в газете.

– Спасибо, – поблагодарил он. – С вас шестьдесят долларов.

– А теперь мне нужно ещё восемь билетов на субботу, – сказала она. – Они для крёстных Дженифер и семьи её приятеля.

Квиллеру пришло в голову, что роль Дженифер, вероятно, сводилась к двум фразам, но он дипломатично спросил:

– Ваша дочь играет леди Макбет?

– О, как странно, что вы сказали это! – Миссис Олсон казалась взволнованной. – На самом деле она играет леди Макдуф, но…

– Это хорошая роль. Я уверен, что вы будете гордиться дочерью.

Женщина быстро окинула взглядом вестибюль и затем сообщила ему доверительным тоном:

– Дженифер выучила текст леди Макбет… на всякий случай.

– Это была её собственная идея?

Квиллер знал, что Театральный клуб никогда не позволял себе роскоши иметь дублеров. Она ответила ему почти шепотом:

– Мистер Сомерс. режиссер, попросил её сделать это и никому не рассказывать. Вы ведь не проговоритесь, правда?

– У меня и в мыслях этого нет, – успокоил он её.

После ухода матери Дженифер Квиллер подумал, что Двайт сомневается в способности Мелинды сыграть главную роль. И она допускает ошибки в рецептах!.. Что с ней происходит?

Несмотря на желание Квиллера избавиться от Мелинды, он едва ли мог отнестись с безразличием к её плачевному состоянию. Некогда они были близкими друзьями. К тому же его, как репортёра, разбирало любопытство, он хотел узнать, что скрывается за всем этим.

Наконец высокие часы в театральном вестибюле пробили четыре раза, и он пересчитал деньги, количество проданных билетов, всё запер, спрятал ключи и медленно направился домой. Неторопливо бредя по прохладному лесу, он задумался о фотографиях Буши, в частности, о трёх сценках, заснятых им в Хайленде.

На одном из снимков была запечатлена местность, поросшая вереском, без единого деревца, валуна или отбившейся от стада овцы, совершенно пустынная и не связанная с внешним миром ничем, кроме телефонной будки, куда Буши поместил какую-то женщину, роющуюся в поисках монетки в висящей на плече сумке. На другом снимке, магически-призрачном, по серебристому озеру плыл пустынный остров с развалинами замка, отражающимися в спокойной воде. На заднем плане серая таинственная скала поднималась прямо из озера, а на переднем сидела какая-то женщина на камне и читала книгу в мягкой обложке.

Третья сцена представляла собой буйство цветов за оградой из неотесанного камня и садовой калиткой, на которой висел следующий призыв:

Всё равно, каков твой пол. Вышел ты или вошёл. Но в любое время дня Не забудь закрыть меня!

На снимке Буши в саду находилась женщина, а калитка была открыта.

Квиллер решил, что эту серию снимков следовало бы назвать «Туризм», и, придя в амбар, он сразу же разыскал жёлтые коробки Буши и вытащил все три фотографии. Глянцевая поверхность каждой из них была повреждена шершавым языком Коко, и во всёх трёх женщинах он узнал Мелинду.

ТРИНАДЦАТЬ

Это была неделя, когда средства массовой информации открыли для себя Мускаунти. Округ вдруг превратился в столицу игрушечных медвежат. Статья Квиллера и фотографии Буши, появившиеся во «Всякой всячине», привлекли внимание телеграфных агентств и были опубликованы в нескольких крупных газетах страны, и группа телевизионщиков в четверг прилетела из Центра, чтобы заснять коллекцию и взять интервью у её собирателей.

На этой неделе произошёл также целый ряд грабежей со взломом в богатом районе Перпл-Пойнт, что, естественно, произвело впечатление на людей с телевидения. И, наконец, на этой неделе начиналась свободная распродажа имущества Гудвинтера, и в пятницу Квиллер пошёл на предварительный показ.

Тихий и широкий Гудвинтер-бульвар находился неподалеку от Мейн-стрит. Два каменных пилона в его начале, казалось, призваны были создать атмосферу исключительности этого места. Это был тупик длиной в три квартала со старомодными уличными фонарями в средней части тупика, который заканчивался небольшим сквером с памятником – гранитным монолитом около двенадцати футов высотой, сооруженным в память о четырех братьях Гудвинтерах, основавших город. Их особняки вместе с особняками других магнатов, наживших себе состояния торговлей лесом или ведением горных работ, стояли по обеим сторонам бульвара. Квиллер часто гулял здесь, это место привлекало его интересной архитектурой и почти полным отсутствием уличного движения, разве что изредка какая-нибудь машина заворачивала за угол дома и исчезала в гараже.

Но в пятницу всё выглядело по-другому. Запрет на парковку сняли, и на обеих сторонах бульвара впритык друг к другу стояли машины, а те, которым не хватило места, постоянно курсировали туда-сюда в надежде дождаться освобождения участка для стоянки. Многие сдались и оставили машины на Мейн-стрит. Что касается тротуаров, то их заполняли люди, идущие на предварительный показ или возвращающиеся с него, а у дома сто восемьдесят собралась большая толпа.

Квиллер подошёл к женщине, стоявшей с краю, и спросил её, что происходить. Узнав его усы, она взвизгнула от радости и сказала;

– О мистер Квиллер! Нас не пускают внутрь, пока зашедшие раньше не выйдут. Я здесь с одиннадцати часов. Жалею, что не прихватила с собой бутерброды.

Никто, однако, не проявлял нетерпения. Посетители, постепенно приближаясь ко входу в особняк, дружески беседовали. Квиллер скользнул к задней части дома и воспользовался своим журналистским удостоверением, чтобы проникнуть туда, хотя это было излишним – вполне хватило бы его знаменитых усов.

Он зашёл в просторную кухню, которая могла бы вместить трёх кухарок; женщина, варившая кофе в электрическом кофейнике, предложила ему выпить чашечку. Он согласился и сел на табурет как раз в тот момент, когда в кухню вошел Фокси Фред в красной куртке и своей неизменной ковбойской шляпе. Квиллер, включив магнитофон, спросил его:

– Во сколько вы оцениваете имущество старика Гала?

– Сокровища четырёх поколений, уходящие за бесценок! – ответил аукционист, известный тем, что никогда не занижал цену. – Самая престижная распродажа за всю историю Мускаунти! Через пятьдесят или семьдесят лет наши внуки будут с гордостью говорить, что являются владельцами какой-нибудь кружки или ножниц, некогда принадлежавших великому филантропу двадцатого века?

– Но, Фред, такого рода распродажа вызывает переполох в тихом районе, – заметил Квиллер. – Почему вы не вывезли отсюда эти вещи и не устроили аукцион в каком-нибудь павильоне за городом?

Дочь покойного просила устроить свободную распродажу здесь, а клиент всегда прав, – сказал Фокси Фред, прихлебывая большими глотками кофе. – Ну, мне надо возвращаться к работе.

В больших комнатах первого этажа громоздкая фамильная мебель была придвинута к стенам, а ковры свернуты в рулоны. Длинные раздвижные столы ломились от фарфора, хрусталя, серебра, белья и антикварных безделушек. Но во всём проглядывала печаль, присущая дому, в котором в течение двадцати пяти лет из-за болезни миссис Гудвинтер не устраивалось ни торжественных обедов, ни дневных чаепитий, ни коктейлей.

Толпы любопытных ходили между столами, рассматривая предметы, узнавали цену и бормотали свои соображения по этому поводу, а аукционисты в красных куртках повторяли:

– Не задерживаться! Есть ещё много желающих попасть сюда.

Трое охранников, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания, слонялись повсюду с выражением серьёзной озабоченности на лицах.

Квиллер ходил взад-вперед по комнатам, задавая вопросы посетителям! «Что привело вас сюда?.. Вам что-нибудь понравилось?.. Как вам цены?.. Вернётесь ли вы сюда, чтобы что-нибудь купить?.. Знали ли вы семью Гудвинтеров?..»

Сам он присмотрел себе складной нож, на серебряной рукояти которого были выгравированы инициалы доктора, стоил нож сто пятьдесят долларов.

Наверху народу было чуть поменьше. Сундуки, туалетные столики и разобранные кровати стояли у стен, а на длинных столах в центре комнат лежали одеяла, полотенца и тому подобные вещи. Одежда висела на вешалках. В одной из опустевших комнат жила, очевидно, Мелинда, она вывезла оттуда мебель, но воздух всё ещё был пропитан запахом её духов.

В конце второго этажа находилась большая комната, в которую никто не входил, разве что случайный посетитель просовывал голову в дверной проём и тотчас убирал её обратно. Комната была высотой в два этажа, с тремя окнами, выходящими на север. Здесь, вероятно, и размещалась мастерская доктора Гала. Все стены были увешаны холстами или покрыты росписями по сухой штукатурке; яркие картины заполняли полки, идущие от пола до потолка, и лежали на столах, привезённых аукционистами. Квиллер понял, что всё это было создано за двадцать пять лет одинокой жизни. Ни одна картина не превосходила по размерам обычную книгу. Все они представляли собой плоскостные изображения животных на фоне далекого от реальности пейзажа, для которого доктор всегда использовал ярко-зелёную краску с желтоватым отливом и кобальтовую синь. Красные коты и бирюзовые собаки, встав на задние лапы, танцевали друг с другом. Оранжевые утки с пурпурными клювами дружелюбно крякали, глядя друг на друга. В вышине, подобно аэропланам, летали тигры и кенгуру. Это были те самые картины, которые одновременно и изумляли, и забавляли старого мистера Хорнбакла. Объявление, гласившее, что картины продаются по доллару за штуку, подстегнуло Квиллера сбежать вниз на кухню и позвонить в школу, где Милдред Хенстейбл преподавала рисование и домоводство.

– Она на уроке, – сказал бесцветный голос в учительской.

– Это срочно! Звонит Джим Квиллер! Позовите её к телефону! – Он с готовностью называл своё имя, когда это требовалось для дела.

– Одну минуту, мистер Квиллер. Запыхавшаяся учительница рисования взяла трубку.

– Милдред, это Квилл, – сказал он. – Я нахожусь в доме Гудвинтеров на предварительном показе перед распродажей, и здесь есть некоторые вещи, которые тебе надо обязательно увидеть! Когда ты сможешь попасть сюда?

– Я освобожусь через час – урок только начался.

– Сбеги с урока и как можно скорее приезжай сюда! Обещаю, вернешься в школу прежде, чем тебя хватятся. Иди с чёрного хода. Действуй моим именем!

Когда Милдред появилась, они поднялись наверх по лестнице для прислуги, ведущей из кухни. Квиллер объяснил:

– У доктора Гала было тайное увлечение. Он писал картины.

– Господи! – При виде их у Милдред перехватило дыхание.

– Я реагировал точно так же! Они оценены по доллару каждая и никого не заинтересовали. Сто долларов было бы более подходящей ценой. А соответствующая картинная галерея, возможно, заплатила бы и по тысяче. Я ничего не понимаю в живописи, но мне случалось видеть в музеях и более безумные полотна.

– Это современное народное искусство, – сказала Милдред. – Картины прелестны! Они уникальны! Подожди, когда до них доберутся журналы по искусству!

– Подожди, когда в них вцепятся психиатры! Это же Ноев ковчег сумасшедшего.

– Я выбита из колеи, не знаю что сказать, – растерянно проговорила Милдред.

– Возвращайся в свой класс. Мне просто надо было, чтобы кто-нибудь подтвердил мою догадку,

– Что ты собираешься предпринять, Квилл?

– Прежде всего увеличить в сто раз цену на этом объявлении. Затем поставить в известность Фонд К.

Учительница рисования неохотно оторвалась от созерцания этой странной, ни на что не похожей коллекции, и они спустились вниз, где Квиллер вновь стал задавать вопросы: «Вы коллекционируете антикварные вещи?.. Вы перекупщик?.. Видели ли вы когда-нибудь распродажу такого масштаба?.. Что вы собираетесь купить?..»

Во время записи банальных ответов ему попался на глаза лохматый молодой человек с всклокоченной бородой, в джинсах и выцветшей хлопчатобумажной рубашке. Он рассматривал вещицы, находящиеся на столе в задней части первого этажа.

Усы Квиллера ощетинились, он узнал лохматую голову посетителя читального зала публичной библиотеки. С тех пор прошло уже три месяца, но он не сомневался, что это тот самый субъект, который ездил в тёмно-бордовой машине с массачусетсским номерным знаком, зарегистрированной на имя Чарльза Эдварда Мартина. Бородач разглядывал наклейки на старых долгоиграющих пластинках и вертел в руках разные предметы домашнего обихода, затем изучил инициалы на складном серебряном ножике, взял в руки чугунную копилку в форме поросенка и потряс её, но никакого шума не последовало.

Пробравшись к нему, Квиллер дружелюбно спросил: Всё это просто куча старого хлама, не правда ли?

– Да, – ответил тот.

– Нашли что-нибудь стоящее?

– Нет.

– Как вы находите цены? По-моему, они слегка завышены.

Молодой человек пожал плечами. В надежде, что он произнесёт несколько слов с северо-восточным акцентом, Квиллер заметил:

– У меня такое чувство, что мы с вами уже где-то встречались. Вы когда-нибудь заходили в бар «Кораблекрушение»?

–Да.

– Там-то я вас и видел! Вы Рональд Фробнит! Можно было предположить, что молодой человек

ответит: «Нет, я Чарльз Мартин» – или ещё вероятнее: «Чагльз Магтин». Но вместо этого он отрицательно покачал головой и ретировался.

Заметив, что одновременно исчез и складной ножик с серебряной ручкой, Квиллер, толкаемый со всех сторон, последовал за молодым человеком к входной двери. Тот шёл быстро, но не настолько, чтобы возбудить подозрение у охранников. Квиллер подумал, что этот «Чагльз Магтин» – хитрая бестия. Он шёл за ним, лавируя между заполнявшими тротуар толпами людей, до Мейн-стрит, где подозрительный субъект сел в тёмно-бордовую машину с массачусетсскими номерами и уехал.

Квиллер, который был без машины, пробежался до полицейского участка в надежде застать Броуди на месте и столкнулся с ним в дверях.

– Энди, у тебя найдется минутка? – с горячей настойчивостью спросил Квиллер.

– Уложись в полминуты.

– Ладно. Я был на предварительном показе гудвинтеровского имущества и увидел там человека, без сомнения, являющегося Чарльзом Эдвардом Мартином.

– Кто это?

– Тот парень, который, я подозреваю, преследует Полли. Я попробовал завязать с ним разговор, но он отмалчивался. После инцидента с Полли три месяца назад, помнишь, ты навёл справки и узнал, что машина принадлежит Чарльзу Эдварду Мартину. Эту машину за последние несколько дней видели трижды; по дороге в Шантитаун, у бара «Кораблекрушение» в Мусвилле и на стоянке в Индейской деревне.

– Вероятно, он продаёт кладбищенские участки, – съязвил Броуди, направляясь к краю тротуара. – Я не могу задержать его за то, что он ездит с номерами другого штата. Полли кто-нибудь преследовал в последнее время? Его видели на бульваре после наступления темноты?

– Нет, – вынужден был признать Квиллер, потерев костяшками пальцев вздыбленные усы. Что он мог сказать? Хотя Броуди и признавал существование котов-экстрасенсов, он отверг бы идею, что и усы могут посылать предупредительные сигналы.

– Я скажу, что тебе надо сделать, Квилл. Выбрось из головы этот чёртов номерной знак. Приезжай сегодня вечером в наш клуб. Там будет Шотландская ночь. В шесть часов. Скажи при входе, что ты мой гость. – И, не дожидаясь ответа, Броуди быстро влез в полицейскую машину.

Квиллер отправился на длительную прогулку. По дороге он размышлял о своих опасениях, связанных с типом с бульвара. Как репортёр уголовной хроники и военный корреспондент, он привык к опасностям. Но сейчас первый раз в жизни он почувствовал, что у него сжимается сердце от страха за другого. Впервые он ощутил свою уязвимость из-за того, что существует человек, который ему настолько дорог. От этой мысли на душе у него потеплело и в то же время его охватил настоящий ужас

Что же до покровительственного приглашения Броуди, то Квиллер склонялся к тому, чтобы проигнорировать его. Он знал многих членов этого клуба и добрую сотню раз проходил мимо него – трёхэтажного дома, выстроенного в стиле маленькой Бастилии, – но никогда не переступал порога. По правде говоря, ему было любопытно посмотреть, что такое Шотландская ночь, но он мог бы спокойно обойтись и без неё. Его раздражала непрошибаемость Броуди. И что хорошего могли подать к столу в подобном месте?

В таком настроении он вернулся к себе, решив разморозить какую-нибудь еду, лежащую в холодильнике.

Сиамцы, как всегда, встретили его у дверей и последовали за ним в кухню, где многозначительно уставились на свои пустые миски. Хорошо зная, чьи интересы в его доме необходимо соблюдать в первую очередь, Квиллер, перед тем как проверить автоответчик и переодеться в спортивный костюм, открыл им банку с цыпленком без костей. А потом это произошло снова! Он поднимался на второй этаж, когда Коко бросился на него. Правда, на этот раз, услышав топот лап по пандусу, Квиллер успел подготовиться, прежде чем сильное тельце обрушится на его ноги.

– Что, чёрт побери, ты пытаешься мне сообщить? – настойчиво спросил он, в то время как Коко поднялся, покачал головой и облизал левое плечо.

У Коко уже бывали в прошлом необъяснимые выходки, если Квиллер принимал неправильное решение или шёл по ложному следу. Но чем бы Коко ни руководствовался сейчас, бросившись на него, приглашение Броуди вдруг предстало перед Квиллером в другом свете, и он поднялся по пандусу не для переодевания в спортивный костюм, а затем чтобы принять душ и одеться для Шотландской ночи.

Он отправился в клуб на Мейн-стрит и, выходя из машины, увидел, что со всех сторон туда стекаются мужчины в шотландских юбках или клетчатых штанах шотландских горцев. У входа его приветствовал огромный

Взннел Мак-Вэннел, проявивший себя во время путешествия по Шотландии знатоком истории и географии, выраженных математически, в цифрах. Он казался ещё больше в плиссированной шотландской юбке, с кожаной сумкой мехом наружу, в подвязках, украшенных кисточками, и в грубых башмаках.

– Энди велел мне дождаться вас, – сказал Большой Мак. – Он наверху, настраивает свою волынку. Только не говорите, что я так её называю, – прибавил он, потому что использовал шотландское название этого инструмента, звучащее несколько неприлично.

Они вошли в вестибюль. Среди мужчин, одетых в национальную одежду жителей Хайленда, Квиллер в своём обычном костюме и при галстуке смотрелся белой вороной. Однако он был известным общественным деятелем в Пикаксе, и его встретили приветливо.

– Вы шотландец? – спрашивали его. – Откуда взялась буква «в» в вашей фамилии?

– Девичья фамилия моей матери Макинтош, – объяснил он, – по-моему, семья её отца приехала с Шетлендских островов. А со стороны отца у меня датские корни.

Со стен вестибюля свешивались яркие знамена разных кланов, представлявшие собой, как объяснил Мак-Вэннел, копии боевых знамен, сожженных после поражения под Каллоденом.

– Цвета какого клана вы носите? – спросил его Квиллер.

– Макдональда из Слита. Мак-Вэннелы имеют некоторое отношение к этому клану, а моей жене нравится красный цвет. Почему бы вам, Квилл, не заказать себе юбку тех цветов, что носили Макинтоши?

– Для этого я ещё не созрел, но уже всерьёз заинтересовался историей Макинтошей: двенадцатью веками политических скандалов, наследственной вражды, сражений, измен, отравлений, виселиц, политических убийств и жестокой мести. Удивительно, что какие-то Макинтоши до сих пор существуют.

По сигналу все отправились наверх в большой просторный зал, украшенный старинным оружием. Шесть круглых столов, рассчитанных на десять человек каждый, были накрыты для обеда. У обеденных приборов лежали программки с перечислением мероприятий и подаваемых блюд: картошки с репой, салата, чая, песочного печенья и «небольшой выпивки» для провозглашения тостов.

– Мы с вами сядем вот здесь и займём место для Энди, – сказал Большой Мак, придвигая ещё один стул к столу. – Энди предстоит ещё играть на волынке.

Разглядывая старинное оружие на стенах, Квиллер заметил:

– Интересно, известно ли ФБР про ваш оружейный арсенал? Вы могли бы запросто развязать войну с Локмастером.

– Это наш собственный музей, – заявил его хозяин. – Я его регистратор. Здесь двадцать семь палашей, сорок пять шотландских кинжалов, двенадцать сабель шотландских горцев, семь эфесов, четырнадцать круглых кожаных щитов, двенадцать пистолетов, двадцать один мушкет и тридцать штыков – всё надлежащим образом каталогизировано.

Квиллер вежливо осведомился о здоровье жены собеседника.

– Откровенно говоря, ей не стоило отправляться в путешествие. Лучше бы сидела дома и смотрела всякие ужасы по телевизору, – сказал Мак-Вэннел. – Правда, я много фотографировал во время поездки, и она теперь с удовольствием вклеивает фотографии в альбомы и делает подписи к ним, А вы? Продержались до самого конца?

– Только до Эдинбурга. Но я бы хотел когда-нибудь вернуться в Шотландию вновь вместе с Полли.

– Мы провели пару дней в «Олд Рики», перед тем как улететь домой. Я оставил жену в отеле, а сам пошёл фотографировать город. В Эдинбурге есть несколько хороших мест, откуда на город можно посмотреть с высоты птичьего полёта. Я поднялся на двести восемьдесят семь ступенек до верхней площадки одного монумента. Там есть крепость высотой четыреста футов. А высота Кресла Артура восемьсот двадцать два фута. Странное название для холма, но у шотландцев встречается и не такое. Что вы скажете, положим, о «миксти-мэксти» или «уитти-уотте» ? Только не спрашивайте меня, что это значит.

В отсутствие супруги Большой Мак разговорился и готов был приводить статистические данные о чём угодно: где сожгли на костре триста ведьм и кто умер от пятидесяти шести колотых ран… Но его речь прервали жалобные завывания волынки.

Голоса постепенно стихли. Двойные двери распахнулись, и появилась торжественная процессия во главе с шефом полиции Броуди. Броуди и так был крупным мужчиной, но сейчас в национальной шотландской одежде, высокой шапочке с перьями, ярко-красном камзоле, с кожаной сумкой мехом наружу и в белых коротких гетрах, он казался настоящим великаном. Эндрю торжественно и медленно заиграл «Шотландскую славу», и от пронзительных звуков волынки в жилах Квиллера взыграла кровь Макинтошей. За волынщиком шёл барабанщик, а следом за ним – семь молодых людей в юбках и белых рубашках с подносами в руках. На первом подносе лежала горка чего-то гладкого и серого – хагтис. На шести остальных стояло по бутылке виски. Процессия дважды обошла комнату – и бутылка виски появилась на каждом столе. После чего распорядитель словами Роберта Бернса обратился к «королю пудингов», за который все выпили, затем пудинг разрезали и разложили по тарелкам, и участники процессии, сделав ещё один круг по залу, торжественно удалились под весёлую мелодию шотландского танца.

Броуди вернулся уже без волынки и шляпы и присоединился к Мак-Вэннелу и Квиллеру.

– Отлично, дружище, – сказал ему Квиллер. – Когда Броуди играет на волынке, даже у Макинтошей бегают по спине мурашки. У тебя очень выразительный инструмент.

– Это старинная волынка с серебром и слоновой костью. Таких больше не делают, – похвастался Броуди. -Я волынщик в седьмом поколении. Когда-то это считалось в Хайленде благородным занятием. У вождя каждого клана был свой волынщик, сопровождавший его всюду, даже на поле битвы. Пронзительные звуки волынок поднимали кланы в атаку и вселяли ужас во врагов. По крайней мере так задумывалось.

– Слушай, Энди, ты не состоишь в родстве со знаменитым эдинбургским преступником? – поинтересовался Большой Мак во время трапезы. – Я видел то место, где в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году его повесили.

– Обманщик Броуди? Ну, я признаю, что обладаю его чувством юмора и стальными нервами, но он не был волынщиком.

– На этой неделе жизнь на Гудвинтер-бульваре била ключом из-за телевизионных съемок и толпы, пришедшей на показ перед распродажей, – вернул их в сегодняшний день Квиллер.

– Завтра людей будет ещё больше, – мрачно предсказал Броуди.

– Почему распродажа производится прямо в доме?

– Если вещи увозят на аукцион, возникает масса возможностей обмануть клиента. Я не говорю, что Фокси Фред мошенник, но что доктор Мелинда не промах – это факт. Я всегда отдавал должное этой девушке!

– Энди, расскажи мне об ограблениях в Перпл-Пойнте. Когда я переехал сюда, никаких краж со взломом и в помине не было, но с развитием туризма картина меняется.

– В том, что произошло в Перпл-Пойнте, нельзя винить туристов, это дело рук местных, скорее всего подростков, которые знали, куда лезть, и знали, что в сентябре эти коттеджи пустуют всю неделю, за исключением выходных. Кроме того, их добыча не так уж велика. Грабитель-профессионал из Центра подогнал бы к коттеджу фургоны и погрузил бы в них всё, что можно было бы вытащить.

– А эти что взяли?

– Всякую электронику, фотоаппараты, бинокли. Одним словом, мальчишки!

Распорядитель постучал по столу, требуя внимания, и объявил, что пора переходить к серьёзному делу – провозглашению тостов. Присутствующие воздали должное Уильяму Уоллесу, мятежнику и первому герою в борьбе Шотландии за независимость.

Мак-Вэннел сказал Квиллеру:

– Он был огромного роста и носил саблю длиной пять футов и четыре дюйма.

Потом участники обеда провозгласили тосты в память Роберта Бернса, Марии Стюарт, Красавца принца Чарли, Флоры Макдональд, сэра Вальтера Скотта и Роберта Льюиса Стивенсона, причём реакция присутствующих от тоста к тосту становилась всё более бурной. Квиллер пил холодный чай, прочие потягивали виски.

Вечер закончился стихами Роберта Бернса, которые прочёл владелец «Магазина для мужчин», и исполнением всеми присутствующими песни «У Кэти Верди был нежный голосок» – исполнением страстно-громким, благодаря виски. За этим последовало на удивление трезвое исполнение «Доброго старого времени», после чего Броуди сказал Квиллеру:

– Иди на кухню. Я велел парню из обслуживающего персонала припрятать немного пудинга для твоего сообразительного кота.

Многие из участников вечера не спешили уходить, но Квиллер поблагодарил хозяина и отправился домой, увозя завёрнутый в фольгу трофей. Когда он подъехал к амбару, уже сработал часовой механизм, и дом был освещён и снаружи, и внутри.

– Вкусненькое! – крикнул он, входя через заднюю дверь, и его грохочущий голос разнёсся по всем трём этажам и чердаку. Сиамцы, примчавшись с разных сторон, столкнулись лбами, встряхнулись и последовали за хозяином, чтобы впервые в жизни отведать хаггис.

Пока Квиллер наблюдал, как его ребятки с восторгом уплетают национальное блюдо шотландцев, ему пришла в голову мысль, немедленно приведшая его в ярость. Не по этой ли причине Коко заставлял его пойти на вечеринку? Это объяснение казалось слишком уж притянутым за уши. Нет, скорее всего Коко пытался сообщить нечто важное.

Квиллер спрашивал себя: «Не иду ли я по ложному следу?.. Не подозреваю ли невинного человека?.. Неужели мои подозрения совершенно беспочвенны?..» И, наконец, он задал себе вопрос: «Неужели всё обстоит совсем не так?..»

Он стал думать о реакции Коко на голос Мелинды при прослушивании магнитофонной записи… о отзывании эмульсии с фотографий, на которых она была изображена… о его ощетинившейся шерсти, когда она позвонила по телефону… о его враждебности к Квиллеру после того, как тот провел с ней всего пару минут на репетиции. Может быть, эти звуки и запахи напоминали Коко о его давнишней неприязни к ней. И, возможно, он хотел раскрыть Квиллеру глаза на что-то предосудительное: на ложь, на скрытую опасность, на позорную тайну, на грубую ошибку.

Дойдя в своих рассуждениях до этого места, Квиллер осмелился спросить себя: а не допустила ли Мелинда ошибку, выписывая Ирме лекарство? Ведь если так, то именно она, а не водитель автобуса несёт ответственность за сердечный приступ, стоивший Ирме жизни?

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

В субботу между полуночью и рассветом обитатели Гудвинтер-бульвара, мирно почивавшие в своих спальнях, отделенных от внешнего мира стенами толщиной в добрый фут, услышали непрекращающийся грохот, напоминавший гуд надвигающегося урагана. Те, кто не поленился выглянуть в окно, увидели вереницу огней, двигавшихся по бульвару. Несколько человек позвонили в полицию, и примчавшийся ночной патруль обнаружил множество автомобилей, автофургонов и пикапов, припаркованных у края тротуара, так что для движения транспорта оставалась только одна полоса. Приехавшие захватили с собой подушки, одеяла и термосы, некоторые привезли с собой детей и собак. Самые энергичные улеглись в ряд в спальных мешках на каменном крыльце особняка Гудвинтеров.

Начальник патруля приказал автомобилистам проехать дальше, но они не смогли сделать этого, блокированные у края тротуара всё прибывающими машинами. Теперь уже обе полосы движения были забиты автотранспортом и, когда все места у тротуара оказались занятыми, парковаться стали на частных подъездных дорожках и газонах. Вскоре и сама патрульная машина потеряла способность перемещаться, и начальник патруля запросил помощь по рации.

Немедленно появившиеся машины – одна с рядовыми полицейскими, другая с шерифом – сразу попали в пробку. Ни один автомобиль не мог сдвинуться с места.

Во всех домах по бульвару уже горел свет, и живущие там влиятельные горожане звонили домой шефу полиции, мэру и Фокси Фреду, вытаскивая их из уютных постелей в утренний холод третьей декады сентября.

Полиция прежде всего заблокировала въезд на полосу западного направления и начала убирать машины с полосы восточного направления, пока движение транспорта не восстановилось. Те, кто припарковался на частных подъездных дорожках или на траве в средней части бульвара, были оштрафованы и изгнаны.

К этому времени уже рассвело, и тем, кто не нарушал никаких правил, разрешили оставаться на своих местах, поскольку запрет на парковку машин у края тротуара был снят на время свободной распродажи. Выдворенные же машины выстроились теперь по обеим сторонам Мейн-стрит, а в город между тем отовсюду продолжали стекаться различные транспортные средства.

Квиллер узнал об этой ситуации по радио из городских новостей И позвонил Полли.

– Как ты собираешься добираться до работы? – спросил он.

– К счастью, у меня сегодня свободный день, и только землетрясение или что-то ещё более страшное может заставить меня выйти из дома. Кроме того, моя машина сейчас в ремонте… Представляешь, как весь этот шум встревожил Бутси?

– А что с твоей машиной?

– Неполадки в карбюраторе, а механика вызвали куда-то чинить другую машину. Так что до четверга она вряд ли будет готова. Но нет никаких проблем, я с удовольствием похожу пешком.

– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, – сказал он.

– Но… среди бела дня? – запротестовала она.

– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, Полли. Я обеспечу тебя транспортом. Чем я могу сегодня тебе помочь? Нужно что-нибудь купить?

– Абсолютно ничего, спасибо. Я собираюсь посвятить этот день наведению порядка в шкафах.

– Тогда я заеду за тобой завтра в половине седьмого, – сказал он. – У нас заказан столик у Лингвини.

Квиллер не стал терять времени даром и пешком отправился на распродажу. Его торопил туда инстинкт репортёра. Ведь это событие затронуло весь город. Машины запрудили не только Гудвинтер-бульвар и Мейн-стрит, они стояли у зданий суда, библиотеки, театра и двух церквей, а также на местах для парковки, отведенных коммерческими фирмами исключительно для своих клиентов.

Возбужденные горожане, оставившие машины в полумиле от бульвара, толпой валили к дому сто восемьдесят, в то время как другие с торжествующими улыбками на лицах покидали его, унося различные вещи: подушки, коробки с кухонной утварью и шторы. Фокси Фред выстроил всех друг за другом, пропуская в дом одновременно только несколько человек, и очередь двойным кольцом охватила бульвар. Наиболее предусмотрительные любители антиквариата принесли с собой складные стулья, еду и питье.

Наискосок от дома доктора находился ещё один каменный особняк, унаследованный Амандой Гудвинтер от представителей боковой ветви этого рода, и, когда Квиллер появился на месте событий, хозяйка стояла на своём крыльце, сложив руки на груди и свирепо глядя на толпу.

– Городской совет поставит вопрос об этом на следующем заседании! – заявила она, увидев Квиллера. – Мы примем закон, запрещающий коммерсантам любых мастей нарушать покой в жилых кварталах! Мне нет дела до того, что у моей кузины какие-то трудности! Такие вещи нельзя допускать. Она эгоистичная девчонка и была такой всегда! В первого, кто поставит машину на мою подъездную дорожку или на газон, я влеплю заряд дроби! Квиллер пробился сквозь толпу к чёрному ходу, показал журналистское удостоверение и прошёл в дом через кухню, где снова выклянчил чашку кофе. В передней части дома помощники Фокси Фреда в красных куртках быстро оформляли сделки и выполняли предварительные заказы. Достаточно легкие предметы они выносили в холл, а тех, кто приобрёл мебель или что-нибудь громоздкое, уведомляли, что купленное необходимо вывезти в понедельник или, на крайний случай, во вторник. Там были и Комптоны, и Лайл сказал Квиллеру.

– Если эта кутерьма ужасает сейчас, то что же будет на следующей неделе, когда начнут приезжать грузовики за крупными вещами?

– Мы сделали предварительный заказ на буфет из чёрного ореха, – сообщила Лайза. – Мне бы хотелось купить ещё и серебряный чайный сервиз. – Она с надеждой посмотрела на мужа.

– За такую цену он нам не нужен, – ответил тот. – Здесь нельзя торговаться. Мелинда превращает распродажу в какое-то безумие. Я видел множество автофургонов и микроавтобусов с номерными знаками не нашего округа, возможно, это приехали перекупщики, готовые заплатить столько, сколько она просит.

– Мне понравилась твоя статья об игрушечных медвежатах, Квилл, и мы видели Грейс Атли по телевизору, – сказала Лайза. – Интересно, каково её мнение об этом сумасшедшем доме.

– У неё достало ума уехать из города накануне предварительного показа.

– Есть какие-нибудь новости, касающиеся кражи драгоценностей?

– Насколько мне известно, нет. Лайл заявил:

– Готов держать пари, ей хотелось, чтобы их украли и она наверняка потребовала страховку, чтобы истратить её на этих чёртовых медведей!

По дороге домой Квиллер нагнал шедшего к Мейн-стрит Двайта Сомерса с пустыми руками.

– Я едва выбрался оттуда, – сказал Двайт. – Очередь растянулась на двадцать кварталов.

– Может, зайдете ко мне пропустить глоток или выпить чашку кофе?

– С удовольствием, мне давно хочется увидеть ваш амбар. Я оставил машину на остановке у театра.

Он взял в машине свою оловянную дудку, и они отправились через лес пешком.

– Сто лет назад, – объяснял Квиллер, – в этом амбаре хранили яблоки, собранные в большом фруктовом саду.

– Ларри рассказал мне об убийстве во фруктовом саду после вечеринки в Театральном клубе. Вот это история!

– Я бы сказал: вот это была вечеринка! Вам уже посчастливилось приобщиться к пикаксскому Сообществу распространения сплетен?

– Я ещё не стал его полноправным членом. Думаю, прохожу испытательный срок.

– Да, так вот, амбар первоначально использовался для хранения яблок и приготовления сидра, и, хотя он перестроен, в сырую погоду всё равно чувствуется запах яблок. Деревья в саду поразила какая-то болезнь, и засохшие были срублены, но, когда налетает ветер, шум оставшихся напоминает звуки гармоники, и мои киски пугаются.

– Сколько их у вас? – спросил Двайт.

– Две киски. Сорок восемь деревьев.

Восьмиугольная форма и внутреннее устройство амбара, в центре которого находился камин, произвели на Двайта должное впечатление. Сиамцы, обычно исчезавшие при появлении незнакомых людей, оказали ему честь, расположившись в радиусе десяти футов от него, а Коко застыл, словно превратился в бронзовую египетскую статуэтку.

– Красивые звери, – сказал гость. – У меня тоже был сиамский кот… до развода с женой. Почему эта малышка так на меня уставилась?

– Она очарована вашей бородой. Ей нравятся бороды, усы, зубные щетки, щётки для волос… – пояснил Квиллер. – Что вы будете пить?

– Только кофе.

Пока многообещающе булькала кофеварка с программным управлением, Квиллер спросил:

– Двайт, что привело вас к нам в Мускаунти? Большинство людей даже не подозревают о существовании этого места.

– По правде говоря, я никогда не слышал о нём, пока агентство по трудоустройству не направило меня сюда. Компанию, на которую я работал в Де-Майне, слили с другой, и я остался не у дел. Моим основным достоинством было то, что я играл и ставил спектакли в любительском театре, и вот я здесь, и мне это нравится! Никогда не думал, что мне понравится жить в маленьком городке!

– Это вам не какой-нибудь средний городок, – заметил Квиллер, наливая кофе.

– О, я понял это сразу.

– Как продвигается работа над пьесой?

– В целом я доволен. Уолли Тоддуисл соорудил потрясающие декорации из всякого хлама. Фран Броуди сделала эскизы костюмов, а мать Уолли их шьет. Фран -отличный помощник режиссера, очень талантливая девушка! И к тому же привлекательная, а ножки – как у скаковой лошадки! Она была замужем?

– Нет. Вы знаете, что именно она оформила моё жилище?

Двайт оглядел прямоугольную мебель в современном стиле, марокканские ковры, большие гобелены:

– Великолепно! Она оформляла квартиру Мелинды. Должно быть, наша докторша истратила кучу денег…

– Мелинда любит сорить деньгами.

Двайт положил свою дудку на низкий столик, и Юм-Юм начала подкрадываться к ней. Почти касаясь животом пола, она медленно ползла к блестящей чёрной трубочке. Но, когда она уже готова была прыгнуть, Квиллер резко выкрикнул:

– Нельзя!

Кошка, подскочив от неожиданности, ретировалась.

– Она готова стащить всё, что весит меньше двух унций, – объяснил хозяин.

– Я принёс дудку, чтобы узнать ваше мнение, Квилл, – сообщил Двайт. – Я собираюсь записать на магнитофон несколько странных, причудливых мелодий и включать эту запись во время сцен с ведьмами. – Он взял дудку и извлек из неё несколько диких, пронзительных звуков, от которых Коко и Юм-Юм, прижав уши и распушив хвосты, умчались вверх по пандусу и скрылись из виду.

– Думаю, это то что надо, – сказал Квиллер. – Даже у кошек шерсть становится дыбом… Как ваш Макдуф?

– Лучше, чем я ожидал, особенно в его сцене с Макбетом. Во время их словесного поединка с Ларри он играет просто самозабвенно. Ларри – превосходный актер.

– А леди Макбет?

– Ну, – неуверенно произнёс режиссер. – Должен сказать, что с ней нельзя ни в чём быть уверенным заранее. На одной репетиции она действительно придаёт серьезность характеру своей героини, а в следующий раз кажется, что её мысли блуждают где-то очень далеко. Откровенно говоря, я разочарован. Она жалуется на плохой сон.

– Вы не считаете, что её что-то тревожит? – спросил Квиллер, поглаживая усы.

– Не знаю. И ещё одно. Она плохо воспринимает указания, – пожаловался Двайт. – Может быть, потому, что она врач? Вы же знаете, им слова не скажи. С ней было трудно иметь дело, когда она жила здесь раньше?

– Нет, с ней можно было прекрасно проводить время, и она умела наслаждаться жизнью. Когда я унаследовал особняк Клингеншоенов, она устроила в нём торжественный приём, с дворецким, лакеями, двумя поварами, музыкантами, шестнадцатью свечами на столе и полным грузовиком цветов. Тогда её переполняли энергия и задор. Должно быть, в Бостоне с ней что-то произошло.

– Мне очень неприятно говорить, Квилл, но меня мучит вопрос: не употребляет ли она наркотики? Я знаю, что некоторые загруженные работой врачи, желая поддержать форму, пользуются таблетками для похудания, а потом для расслабления принимают успокоительные наркотики. Они становятся наркоманами.

Квиллер вспомнил незнакомое ему прежде странное выражение глаз Мелинды.

– Возможно, вы правы. В литературе приводятся факты, когда люди, призванные заботиться о здоровье других, сами становятся рабами наркотиков.

– Что же делать? У неё ведь могут быть серьёзные неприятности.

– Конечно, есть соответствующие лечебные учреждения, но кто сможет убедить врача обратиться туда? Предоставим ей самой решать эту проблему.

– Я настолько обеспокоен, – сказал режиссёр, – что подготовил роль леди Макбет с другой актрисой на случай, если в среду Мелинда будет не в состоянии играть. Плюньте через левое плечо! – Он засунул в карман свою дудку и поднялся. – Конечно, всё это строго между нами. Спасибо за кофе. У вас потрясающий амбар.

Только он ушёл, сиамцы опасливо спустились по пандусу, и Юм-Юм при этом тщетно высматривала оловянную дудку. Однако, когда Коко стал обнюхивать один из легких марокканских ковров, Квиллер почувствовал тревогу. Касаясь носом ворса, кот прочерчивал на ковре какую-то извилистую линию, словно повторяя путь пробежавшего паука. Хозяин кота опустился на четвереньки, пытаясь рассмотреть что-нибудь, но не увидел на ковре ничего, кроме почти неразличимого для глаза пятнышка. Коко обнюхивал его, трогал лапкой, тыкал в него носом.

– Ах ты негодяй! – отчитал его Квиллер. – Тебе просто нравится смотреть, как я ползаю по ковру. Больше я никогда не попадусь на эту удочку!

На следующий день, отправившись за воскресными газетами, Квиллер проходил мимо Гудвинтер-бульвара и ужаснулся, увидев эту привилегированную улицу. Весь тротуар был усыпан мусором, газоны вытоптаны, а на траве в средней части бульвара остались следы колёс. Теперь Мелинде трудно будет завоевать дружеское расположение соседей. Тем более что машины для уборки мусора появятся только в понедельник, а ещё предстояла перевозка купленных вещей.

Вечером Квиллер заехал за Полли, чтобы вместе с ней отправиться в ресторан, и она сказала:

– Грузовики будут целых два дня выезжать на подъездную дорожку Гудвинтеров и на тротуар, сминая кусты и сшибая декоративные керамические горшки с цветами.

– Кто разрешил этот беспредел? – спросил он.

– Думаю, во-первых, никто и не спрашивал ни у кого решения. а если ты и спросил, кто станет возражать, когда речь идёт об имуществе такого почитаемого всеми человека, как доктор Галифакс? Это маленький город, Квилл.

По дороге к ресторану Лингвини Квиллер описывал Полли Шотландскую ночь у Броуди, но внезапно смолк на полуслове. Они проезжали мимо бара «Грозный пёс», и он заметил на стоянке перед ним тёмно-бордовую машину со светлым номерным знаком.

– Ты говорил… – напомнила ему Полли.

– О хаггисе… да… Он был неплох. А для любителей острых блюд просто замечателен. Он пришёлся по вкусу даже моим ребяткам!

Итальянская траттория в Мусвилле была одним из нескольких национальных ресторанов округа, маленькое семейное заведение на первом этаже с непритязательной вывеской. Мистер Лингвини готовил, а миссис Лингвини обслуживала посетителей. Здесь не было ни видов Капри или Венеции на стенах, ни гирлянд итальянских фонариков, ни скатертей в красную и белую клетку, ни свечей, вставленных в горлышки старинных бутылок из-под кьянти, ни записей романтических мелодий, исполняемых на мандолинах, но лишь вкусная еда, умеренные цены и оперная музыка. Мистер Лингвини сделал свои столы из топляка, найденного на берегу, покрыв столешницы прочным пластиком, но салфетки здесь давали матерчатые, и обедающие могли попросить лишнюю, чтобы повязать ею шею. Квиллер выбрал ресторан Лингвини, потому что… словом, это был сюрприз.

Милдред Хенстейбл по-прежнему жила в Мусвилле в своём коттедже на берегу озера, и они заехали за ней. Арчи Райкер предпочёл встретиться с ними уже в ресторане. Квиллер подозревал, что у него была причина, по которой он хотел ехать на своей машине, – недаром они дружили с детства и видели друг друга насквозь. Грузный, краснощекий Арчи, начальник Милдред во «Всякой всячине», где она вела кулинарную рубрику, уже сидел у стойки бара, когда они появились, и потягивал красное итальянское вино. В этот вечер прокручивалась запись «Лючии ди Ламмермур»[5].

Миссис Лингвини усадила их за самый лучший из одиннадцати столиков и встала около них, положив руку на бедро и внимательно глядя на всёх четверых. На языке её телодвижений это означало: «Что вам принести из бара?»

– Что будешь пить? – спросил Квиллер Милдред.

– То же, что и ты, – сказала она.

– Один сухой херес и два белых виноградных сока, – заказал он миссис Лингвини, – а для этого господина – и того и другого.

– Доктор Мелинда хочет, чтобы я похудела, – сказала Милдред, – поэтому я пока воздерживаюсь от алкоголя. В связи с этим, Квилл, ответь мне на один вопрос. Став трезвенником, как ты относишься ко всяким вечеринкам?

– Прежде я посещал только вечера в журналистских клубах…

– Квилл в молодости был буяном, – вмешался Райкер.

– Перестав пить спиртное, я решил держаться подальше от журналистских клубов, жалеть самого себя. Это был первый этап. На втором этапе я обнаружил, что могу посещать вечеринки, пить содовую и приятно проводить время. Не хорошо, но приятно… Теперь же я понимаю, что хорошее времяпрепровождение зависит от компании, беседы, обстоятельств, и его нельзя отождествлять с искусственным кайфом, не приносящим настоящей радости.

– Я пью за это, – сказал Райкер.

Меню здесь не существовало, посетители ресторана ели то, что мистеру Лингвини пришло в голову приготовить именно сегодня. Поэтому, когда миссис Лингвини принесла напитки, она также плюхнула на стол четыре корзинки сырых овощей и блюдо булькающего соуса, который поддерживали в кипящем состоянии на плите.

– Макайте их сюда. Оченна вкусна! – И она провозгласила на своём родном языке название блюда.

Райкер, любитель мяса с картошкой, смотрел на овощи с недоверием, но, попробовав соус, куда входили анчоусы и чеснок, съел целую корзинку и прихватил часть корзинки Миддред.

– Zuppa di fagioli! – сказала миссис Лингвини, принеся суп. – Оченна вкусна!

– Похоже на фасолевый суп, – заметил Квиллер.

– А теперь расскажите мне о Шотландии, – попросила Милдред. – Вы довольны поездкой?

– Шотландия призрачна и очаровательна, – ответил Квиллер, – но, когда гид говорит мне, куда смотреть, нет того захватывающего впечатления, которое возникает при собственных открытиях.

– Слушайте! Слушайте! – сказал Райкер.

– Хорошо бы в следующем году отправиться туда вчетвером, – продолжил Квиллер. – Взять напрокат машину, останавливаться в мотелях, знакомиться с местными жителями и открыть для себя Шотландию. Конечно, это более хлопотно, потребует больше времени и немного исследовательской работы.

Суповые чашки убрали, и появились макароны. Манеру миссис Лингвини подавать блюда едва ли можно было назвать обслуживанием. Она швыряла, метала еду на стол без всяких церемоний.

– Tortellini quattro fromaggi! Оченна вкусна!

– Тортеллини[6] с начинкой из четырёх сортов сыра! Что будет с моей диетой? – вздохнула Полли.

– Я обожаю тортеллини, – сказала Милдред, – хоть их называют пупками. Легенда гласит, что того, кто их придумал, вдохновил пупок Венеры.

– Если вы любите легенды, – обратилась к ней Полли, – вам понравится Шотландия! Там в озёрах живут водяные в образе лошадей, их называют «келпи», на посещаемых духами кладбищах встречаются великаны-людоеды, а крошечные феи в платьицах из мха и морских водорослей ткут пледы из паутины.

– Но мы никого из них не видели, – подхватил Райкер. – Вероятно, приехали не в то время года.

– Как вам сегодня нравятся макароны? – спросил Квиллер.

– Оченна вкусна! – ответили все хором. Потом Милдред захотела узнать подробности о краже драгоценностей, и они стали наперебой рассказывать ей эту историю, а в заключение Квиллер сказал:

– Скотленд-Ярд разыскивает водителя автобуса.

– А кто-нибудь знает, откуда взялось название «Скотленд-Ярд»?

Никто не знал, и Полли пообещала выяснить это в библиотеке. Потом они заговорили о свободной распродаже и о тайном увлечении доктора Гала.

– Мы начинаем публиковать материал о нём в понедельник на первой странице газеты, – сообщил Райкер. – Клингеншоеновский фонд покупает всю коллекцию за сто тысяч долларов.

– Чудесно! – воскликнула Милдред. – Мелинде нужны деньги.

– Я бы не сказал, что она очень стеснена в средствах, когда вижу её машину за сорок пять тысяч долларов на стоянке в Индейской деревне.

Пока Милдред превозносила до небес картины доктора Гала, Квиллер ел макароны и размышлял. «Не существовало ли у праведного доктора Галифакса какого-нибудь секрета, – спрашивал он сам себя. – Может быть, те деньги, которые он каждый месяц переводил кому-то через Локмастерский банк, предназначались вовсе не его беспутному сыну? Ведь выплаты не прекратились после смерти молодого человека».

– Кто-нибудь из вас знал сына доктора? – обратился он к дамам.

– Он никогда не приходил в библиотеку, – ответила Полли.

– Он у меня никогда не учился, – добавила Милдред, – но мне известно, что он хулиганил в школе и доставлял неприятности своим родителям.

– И всё-таки они, наверное, устроили ему пышные похороны, не останавливаясь ни перед какими расходами?

– Нет, они ограничились заупокойной службой дома, где присутствовали только самые близкие. Ты же знаешь, его мать была прикована к постели.

Квиллер, со своим обычным скептицизмом, подумал, что автомобильная катастрофа могла быть не случайной, а подстроенной. Он вспомнил один подобный скандал в Пикаксе, касающийся «хорошей семьи». Если это так, то деньги, выплачиваемые доктором, вымогал у него наёмный убийца.

– Она опять идёт сюда, – пробормотал Райкер. Им подали основное блюдо.

– Polpetlone alla bolognese! Оченна вкусна!

– Это колбасный хлебец, – сказал Райкер, попробовав.

– Но он восхитителен! Я хотела бы взять кусочек домой для Бутси, – заявила Полли.

Это побудило Квиллера описать реакцию Коко на магнитофонные записи, сделанные в Шотландии, рассказать о том, какой отклик вызвали у кота определённые голоса и звуки. А Полли поведала слушателям, как она любит тискать Бутси, когда он сидит у неё на коленях» и шептать ему в ушко: «Подберём тапки, тапки. Сунем в них лапки» лапки».

– Взрывное «п» щекочет ему в ушках чувствительные волоски, и он смешно морщится.

– А теперь послушайте меня, – вновь взял слово Квиллер. – У меня есть запись, где Лайл рассказывает о шотландском маньяке, который убивал при помощи яда проституток в трёх странах. Так вот. Как только Лайл произносит «пунцовые пилюли для полных проституток», Коко начинает бурно выражать свой протест, хотя взрывное «п» идёт из магнитофона, а не шепчется ему на ушко.

– Мы все знаем, что Коко – выдающееся существо, – насмешливо сказал Райкер. – Он делает честь семейству кошачьих… О боже! Несут десерт!

– Zuccotto! Оченна вкусна! – сообщила миссис Лингвини.

Пока объевшаяся компания глазела на эту смесь крема, шоколада и орехов, из динамиков зазвучала сцена сумасшествия из «Лючии».

– Как кстати! – заметила Полли.

Внезапно музыка стихла, все присутствующие подняли глаза на мистера Лингвини, который буквально ворвался в зал в длинном фартуке и белом колпаке. Опустившись на одно колено рядом с Полли, он широко раскинул руки и запел глубоким оперным баритоном:

С днём р-рожденья тебя,

с днём р-рожденья тебя,

с днём р-рожденья, дор-рогая,

с днём р-рожденья тебя!

Все присутствующие зааплодировали. Полли, стиснув от восторга руки, нежно посмотрела на Квиллера, и снова зазвучала «Лючия ди Ламмермур».

– Никто не предупредил меня, Полли, что сегодня у вас день рождения, – сказала Милдред. – Вы Дева. Вот почему вы такая скромная, деятельная и невозмутимая. В завершение обеда подали эспрессо, и участники вечера с трудом встали из-за стола. Райкер вызвался отвезти Милдред в её коттедж, находящийся по пути в Индейскую деревню.

«Ага, – подумал Квиллер, – этого-то я и ожидал». Они с Полли ехали домой в молчании. Она чувствовала себя счастливой женщиной, к тому же объевшейся, а он намеренно не давал воли языку. Ему хотелось сказать: Я всё ещё считаю, что твоя подруга умерла не от естественных причин, я подозреваю, что Мелинда допустила ошибку, выписывая Ирме рецепт. Но сегодня был день рождения Полли, и он сдерживал себя, чтобы не испортить его своими новыми догадками. «Близкому другу можно сказать всё, – размышлял он, – но всё-таки искусство дружбы предполагает и знание того, что и когда говорить не следует». Этот философский вывод он почерпнул из своего недавнего опыта.

Они свернули на Гудвинтер-бульвар. Старомодные уличные фонари бросали призрачный свет на сцену субботнего кошмара, а фары их автомобиля осветили груды мусора в сточной канаве. Поравнявшись с особняком Гейджев, они притормозили, прежде чем свернуть на боковой проезд, и в это время свет фар выхватил из темноты нечто, что заставило вздрогнуть их обоих: припаркованную в запрещённом месте машину с бородатым водителем.

– Это опять он! – пронзительно закричала Полли.

ПЯТНАДЦАТЬ

Квиллер открыл дверцу и выскочил из машины. – Не ходи! – вскричала Полли. – Он может быть опасен!

Подозрительная машина, тронувшись с места, дала задний ход, потом рванула вперёд, чуть не сбив Квиллера, и с погашенными фарами понеслась по встречной полосе к Мейн-стрит.

– Скорей к телефону! Надо вызвать патруль! – крикнул Квиллер, прыгая в машину и поворачивая к дому Полли.

Патруль прибыл сразу же, а за ним и сам шеф полиции, которого оторвали от телевизора.

– Это тот самый тип, который крутился здесь в июне, – та же машина, та же борода, – сообщил Квиллер Броуди, – хотя он и опустил козырек, когда понял, что его заметили. В июне ты наводил справки. Это Чарльз Эдвард Мартин из города Чарльзтауна, штат Массачусетс.

– Ты рассмотрел номер? – спросил Броуди.

– Он быстро уехал, погасив фары, хотя я заметил, что у него светлый номерной знак, такого же типа, как мы видели раньше. Он не включал хвостовых огней, пока не доехал до Мейн-стрит и не свернул направо. Я говорил тебе, что эту машину уже видели в Димсдейле, Индейской деревне и где-то ещё, а ты съязвил насчёт продажи кладбищенских участков.

Хмыканье шефа полиции означало, что он припоминает своё высказывание и извиняется за него.

– Раз уж мы вытащили тебя из удобного кресла, Энди, не выпьешь ли чашку кофе? Полли, свари кофейку.

Та с расстроенным видом сидела на диване, крепко прижимая к себе кота.

– Хорошо, – вяло сказала она и вышла из комнаты. Понизив голос, Квиллер заговорил:

– Почему этот парень подстерегал Полли? Я тебе отвечу. Кем бы ни был этот подонок, он знает о наших с Полли отношениях и собирается её похитить. Поверь мне! – Он яростно поглаживал усы. – Кстати, я видел, как этот тип кое-что стащил на гудвинтеровской распродаже.

Кофе не интересовал Броуди, но он залпом выпил его, пообещал всяческое содействие и отправился домой, чтобы успеть к одиннадцатичасовым новостям.

Полли взволнованно ходила по комнате.

– Квилл, почему он околачивается здесь? – Она была достаточно умна, чтобы знать ответ, но никому из них её хотелось облекать свои мысли в слова. Квиллер лишь заверил её, что возникшей проблемой займутся три полицейских агентства.

– Но ты должна проявить исключительную бдительность, Полли. Я не хочу, чтобы ты куда-нибудь ходила. Я буду отвозить тебя на работу и привозить обратно, сопровождать в магазины и доставлять на вечерние встречи. Тебе, разумеется, это будет в тягость, но моя опека долго не продлится. Полиции известно, кого конкретно она ищет, и скоро его поймают и обезвредят.

Квиллер подождал, пока Полли успокоится, и засобирался уходить, чуть не забыв о подарке. При виде голубого гарнитура Полли повеселела или прикинулась повеселевшей. Так что стало не совсем понятно, кто кого пытается успокоить.

На следующее утро, отвезя Полли в библиотеку, Квиллер пригнал свою белую машину в гараж Гиппела.

– Проверьте состояние этого драндулета, только побыстрее, ладно? – попросил он старшего механика. – И дайте мне на сегодняшний день какую-нибудь машину напрокат.

У Гиппела можно было получить напрокат вполне приличную, но облезлую, с помятыми крыльями, изношенными рессорами, грязную, с обтрёпанной обивкой машину – именно такую, на которой Квиллер и намеревался совершить поездку по Мускаунти. Первым пунктом назначения был Димсдейл, где его машина ничуть не бросалась в глаза. Тёмно-бордового автомобиля там не оказалось. Затем он отправился в Мусвилл к бару «Кораблекрушение», посетил закусочную «Да» (в девичестве «Еда») и убогое побережье, где однажды имел глупость взять напрокат лодку. Отсюда он продолжил свой путь на восток вдоль берега озера к излюбленному месту отдыха богатых людей под названием Перпл-Поинт, совершенно пустынному в этот сентябрьский понедельник. Дальше следовал городок Брр, самое холодное место во всём Мускаунти. Городок продували северовосточные ветры. Было мрачно и холодно, как поздней осенью. Стоянка перед отелем пустовала, но Квиллер вошёл в кафе «Чёрный медведь», чтобы увидеться с его владельцем Гарри Праттом, всклокоченными чёрными волосами напоминавшим медведя. Гарри скучал за стойкой бара.

– Где же все? – спросил Квиллер.

– Ещё рано. К полудню придут за гамбургерами. А вас каким ветром сюда занесло? – Он автоматически наполнил стакан минеральной водой и положил в неё лёд.

– Просто катаюсь, пока нет снега. Что ты думаешь о грядущей зиме?

– Выпадет много снега, но он быстро растает. Я прочёл в газете, что вы ездили в Шотландию. Как она вам?

– Симпатичная страна. Напоминает Брр. Ты много ходил на яхте этим летом?

– Не так много, как хотелось бы. Слишком хорошо шли дела в кафе.

– Если собираешься содействовать развитию туризма, – заметил Квиллер, – то можешь навсегда распрощаться со своими летними развлечениями, но зато станет по карману зимняя Флорида…

– Это не для меня. Я люблю нашу зиму. Играю на собачьих бегах.

– Послушай, в последние дни к тебе заходили посетители, приехавшие из других штатов?

– Да, несколько.

– Среди них не встречался парень из Массачусетса по имени Чарльз Мартин? У него борода, похожая на твою. Ездит на тёмно-бордовой машине.

– Здесь был один бородатый тип, который пытался продать посетителям фотоаппарат и часы, без сомнения краденые. Я вышвырнул его, – сказал Гарри.

Два других бармена рассказали о таких же инцидентах. Однако никто не знал Чарльза Мартина. В этот день Квиллер посетил Содаст-сити, Северный Кеннебек, Чипмунк, Торонто и Вайлкэт и выпил очень много своей любимой воды.

Вернув взятую напрокат машину, он заехал в библиотеку к Полли и повёз её обедать. Восемь часов в реальном мире, где действует десятичная система классификации книг Дьюи, помогли ей оправиться от вечернего страха, во не от вчерашнего обеда. Она заявила, что способна съесть разве только овощной салат и булочку из муки грубого помола.

– Чем ты занимался весь день? – спросила Полли, когда они с Квиллером расположились в отдельном кабинете закусочной Луизы.

– Катался взад-вперёд в поисках материала для статей. Сегодня лучше было уйти из дома, потому что по понедельникам приходит миссис Фулгров делать уборку и жаловаться на кошачью шерсть. За кошачью шерсть я плачу ей отдельно, но она всё равно продолжает жаловаться.

– Я выяснила, откуда пришло название «Скотленд-Ярд», – сказала Полли. – В двенадцатом веке так называлась улица в Лондоне, где находился дворец, в котором останавливались прибывшие с визитом в город короли Шотландии. Позднее он превратился в Главное управление уголовной полиции.

– Полли, ты единственная из моих знакомых, которая всё доводит до конца.

– Библиотекари для того и существуют, – сказала она скромно, но с достоинством. – Кстати, мне позвонили из гаража и сказали, что поставщик прислал не ту деталь, так что я получу свою машину не раньше пятницы.

– Поскольку в твоем распоряжении бесплатный шофер, то никаких проблем не возникает, – улыбнулся Квиллер, а про себя подумал, что раз у дома Полли не будет стоять машина, преследователь наверняка тем более станет поджидать свою жертву, а для полиции это – прекрасная возможность устроить ему засаду. Надо сообщить об этом Броуди.

По дороге к Полли они увидели, что грузовики всё ещё вывозят купленные предметы из особняка Гудвинтеров, и ему удалось показать ей буфет, приобретённый Комптонами. У Полли Квиллер задержался только для того, чтобы съесть кусок пирога, и отправился домой кормить сиамцев. Когда он подъезжал к амбару, добросовестная миссис Фулгров как раз отъезжала от него, и он помахал ей рукой. Хмурый вид этой женщины указывал на то, что ей пришлось потратить на уборку лишнее время из-за огромного количества кошачьей шерсти, которая была повсюду.

Квиллер открыл заднюю дверь, ожидая обычного требовательного мяуканья и задранных кверху хвостов, но, к его удивлению, сиамцев не было, и, придя на кухню, чтобы убрать ключи от машины в ящик, он с изумлением нашел его открытым и ровно настолько, чтобы туда могла пролезть ловкая лапка и схватить когтями маленького медвежонка из коричневого бархата.

– О-о! – простонал он и пошёл искать Крошку Тима. Но нашёл лишь пару больных зверьков, лежащих на ковре перед диваном и, по всей видимости, слишком ослабевших, чтобы прыгнуть на мягкие подушки. Зверьки, распластав хвосты, лежали на боку с открытыми, остекленевшими глазами. Он ощупал котов – носы были горячие, и шерсть тоже.

Квиллер бросился к телефону и позвонил в ветеринарную лечебницу, но она оказалась закрытой. Охваченный тревогой, он позвонил Лори Бамба, которая обладала большими познаниями по части кошек.

– Что случилось, Квилл? – спросила Лори, уловив тревогу в его голосе.

– Кошки заболели! Думаю, они съели что-то не то. Что мне делать? Ветеринарная лечебница закрыта. Не надо ли им сделать промывание желудка?

– А ты знаешь, что они съели?

– Матерчатую игрушку размером чуть больше мыши. Она лежала в ящике на кухне, и, по-видимому, миссис Фулгров оставила его открытым.

– В ней не было кошачьей мяты?

– Нет, это просто маленький медвежонок. Они же ведут себя, словно одурманенные наркотиком, а их шерсть просто полыхает огнем!

– Не паникуй, Квилл, – сказала Лори – Миссис Фулгров не пользовалась стиральной машиной?

– Да, она всегда стирает в ней простыни и полотенца.

– Ну, вероятно, кошки спали на крышке сушилки до тех пор, пока чуть не сварились. Наши кошки постоянно так делают – все пять, и в доме пахнет паленой шерстью.

– Так ты не думаешь, что они съели игрушечного медвежонка?

– Они могли частично сжевать его, но в таком случае их бы вырвало. Нет, на твоем месте я бы не стала тревожиться.

– Спасибо, Лори. Ты меня успокоила. Ник рядом? Я бы хотел перекинуться с ним словечком.

Когда муж Лори взял трубку, Квиллер сообщил ему о возвращении преследователя с бульвара и произведённой им самим разведке, прибавив:

– Никто из барменов не слышал о Чарльзе Мартине, следовательно, он, скорее всего, не называл своего настоящего имени, если вообще представлялся кому-нибудь. Он необщительный малый. Но, в любом случае, интересно было бы узнать, где он прячется.

– Я по-прежнему готов держать пари, что в Шанти-тауне, – сказал Ник. – Там можно жить где угодно или спрятаться в одной из заброшенных шахт, если тебя разыскивает полиция, – заехать прямо на машине в надшахтное здание, и никто этого даже не заметит.

– Ладно, будем поддерживать связь. Не хотите пойти с Лори на премьеру «Макбета»? Я оставлю в кассе два билета на ваше имя.

– Лори будет рада. Я мало что знаю о Шекспире, но хочу дать ему шанс.

– Тебе понравится «Макбет», Ник. В нём много жестоких сцен.

– Не говори мне о жестокости! Мне хватает её на работе.

Затем Квиллер позвонил домой Джуниору Гудвинтеру.

– Ты оставил мне послание на автоответчике. В чём проблема? – спросил он.

– У меня для тебя новость, Квилл. Бабушка Гейдж приехала из Флориды, чтобы переписать на меня свой особняк. Ты ещё не передумал снять его?

– Конечно, нет. – Сейчас Квиллер как никогда стремился жить по соседству с Полли.

– Там есть потайной танцевальный зал, – сказал Джуниор, стремясь подсластить сделку.

– Как раз то, что мне надо! Могу я въехать туда до того, как выпадет снег?

– Сразу же, как только я стану собственником.

– Хорошо, Джуниор. Вы с Джоди идёте на премьеру?

– А как же!

К тому времени, когда Квиллер переоделся в тёплую домашнюю куртку и ознакомился с политическими новостями, сиамцы начали приходить в себя: они

зевали, потягивались, умывались, умывали друг друга и заявляли о своём желании поесть.

– Ах вы негодники? – воскликнул он. – Так напугать меня! Что вы сделали с Крошкой Тимом?

Игнорируя его вопрос, коты пошли на пункт раздачи пищи и уставились на пустые миски, словно говоря: «Гдe наша еда?»

Пока Квиллер готовил им еду, Коко с громким и враждебным воем вскочил на кухонный стол, с которого мог смотреть в окно, и уставился на тёмный лес. Стоя на задних лапах, он вытянулся и напружинился, уши стали торчком, а хвост застыл в форме вопросительного знака.

– В чём дело, старина? Что ты там увидел? – поинтересовался Квиллер.

Между деревьями мелькали огни – фары автомобиля, медленно двигавшегося по ухабистой дороге от стоянки перед театром. Квиллер посмотрел на часы. Репетиция уже должна была закончиться, и Двайт вполне мог заглянуть к нему, чтобы ещё раз посплетничать о Мелинде. Но почему Коко вёл себя так недружелюбно? В прошлый раз он ничего не имел против Двайта, и ему не впервые приходилось видеть загадочные пляшущие огни в лесу. Квиллер включил прожекторы у входа.

– О нет! – воскликнул он. – Коко, ты, как всегда, прав.

Прожекторы осветили элегантную серебристую спортивную машину, из которой вышла Мелинда. Квиллер пошёл встретить её, но отнюдь не затем, чтобы продемонстрировать гостеприимство, а лишь с целью провести к входной двери.

Если она упорствует в своей навязчивости, то пусть всё будет в рамках официальной вежливости. Он подошёл к ней и подождал, чтобы она заговорила первой, морально готовя себя к обычному нахальному приветствию.

Мелинда удивила его.

– Привет, Квилл, – весело сказала она. – Мы только что закончили генеральную репетицию. Двайт рассказал мне о твоём амбаре, и я не утерпела, так мне захотелось увидеть его.

– Подойди к парадному крыльцу и величественно войди в него, – проговорил он холодно. Хотя это амбар был величественным, а вовсе не его гостья, облачённая в драные джинсы, выцветшую трикотажную рубашку и наброшенный на плечи потрепанный свитер – обычный репетиционный костюм. Ночной воздух пропитался знакомым запахом её духов.

– Я помню этот сад с детства, – сказала Мелинда. – Мы с братом часто ездили по этой дороге на велосипедах, высматривая яблоки, но они всегда оказывались червивыми. Папа запрещал нам заходить в амбар: он кишел летучими мышами и грызунами.

Открыв входную дверь, Квиллер вошёл и повернул единственный выключатель, который осветил весь амбар с его подъемами и спусками, эффектными пандусами, чердаками и балками.

– О-о-о-оx! – воскликнула Мелинда – именно так обычно реагировали все гости.

Квиллер заметил, что сиамцы унеслись вверх по пандусам и исчезли, даже не дождавшись ужина.

– Ты бы мог устраивать здесь грандиозные приёмы, – сказала она.

– Я не из тех, кто любит устраивать приёмы, просто мне нравится, когда много места, а кошки с восторгом носятся повсюду над моей головой. – Он старался показаться ей нудным и неинтересным.

– Где же твои милые крошки?

– Вероятно, где-то наверху. – Он не трогался с места, Мелинда воздерживалась от своих дерзких острот

и была непривычно вежлива.

– Эти гобелены великолепны. Ты сам до них додумался?

– Нет. Весь интерьер оформляла Фран Броуди… Не хочешь ли… стакан яблочного сидра?

– Звучит заманчиво. – Она бросила висевшую на плече сумку на пол, а свитер на стул и свернулась калачиком на диване. Когда он принёс поднос, Мелинда сказала: – Квилл, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты купил картины моего отца.

– Я здесь ни при чём. Их приобрел Клингеншоеновский фонд для выставки.

– Но это наверняка была твоя инициатива. Оцененные по сто долларов каждая, они принесли мне сто одну с половиной тысячу долларов. Фокси Фред продал бы всё за тысячу.

– Эта идея принадлежала Милдред Хенстейбл. Будучи художницей, она оценила картины по достоинству.

Разговор сходил на нет. Он мог бы оживить его, задавая вопросы о готовящемся спектакле, о распродаже, о клинике и о её жизни в Бостоне. Он мог бы проявить больше радушия, но это только затянуло бы визит, а он надеялся, что, выпив стакан сидра, она уедет. Но Мелинда не торопилась, вела себя изысканно вежливо, и он подозревал, что это неспроста.

Она сказала:

– Я сожалею, Квилл, что на прошлой неделе так досаждала тебе по телефону. Думаю, я была пьяна. Прости меня.

– Разумеется, – кивнул он. А что ещё он мог сказать?

– Ты когда-нибудь вспоминаешь, как мы славно проводили время? Я помню этот безумный обед у Отто в его «Вкусной еде»… и вечеринку в моей квартире, когда из Всей мебели у меня была только кровать… и торжественный приём с дворецким и музыкантами. Да, а как поживает эта славная миссис Кобб?

– Она умерла.

– Печально. Знаешь. Квилл, знакомство с тобой было самым ярким событием во всей моей жизни. Правда! Как жаль, что оно длилось так недолго. – Она внимательно посмотрела на него. – Я считала, что ты именно тот мужчина, который мне нужен, и продолжаю так считать.

Грустное от природы выражение на лице Квиллера придавало ему отрешенный вид, к тому же он вспомнил мудрый совет своей матери: если нечего сказать, молчи.

Пока длилось это искусственное молчание, Мелинда пристально смотрела на свой стакан с сидром, а он изучал вставленные в рамки эстампы с изображением животных. В конце этой затянувшейся паузы он спросил:

– Как прошла генеральная репетиция? Она вышла из задумчивости:

– По мнению Двайта, достаточно плохо, чтобы гарантировать хорошую премьеру. Ты придёшь?

– Да, я всегда вожу компанию друзей на премьеры.

– Зайдёшь за кулисы после спектакля?

– К сожалению, – сказал он, – я пишу на него рецензию для газеты и сразу же уеду домой, чтобы скорее напечатать.

Мелинда оглядела амбар:

– Куда подевались киски? Мне бы хотелось увидеть их перед уходом. Я всегда обожала малышку Юм-Юм.

Насколько Квиллер помнил, эти две представительницы женского пола игнорировали друг друга.

– И я в самом деле считаю Коко очень умным котом, хотя не думаю, что нравлюсь ему.

У Квиллера появилось приятное чувство, что её визит близится к своему завершению, и, желая ускорить уход гостьи, он позвал сиамцев.

– Вкусненькое! – крикнул он. Послышался топот восьми лап, и два меховых тельца

устремились голова к голове вниз по пандусу на кухню. Квиллер пояснил:

– Это слово на букву «в» действует безотказно, но я должен выполнить обещание и угостить их, иначе мой метод потеряет свою эффективность. Извини, я на минуту отвлекусь.

Она воспользовалась этим, чтобы внимательно рассмотреть амбар. Её заинтересовали старая наборная касса, висящая над столом, и коллекция магнитофонных кассет с шотландскими записями, снабжённых ярлыками: «День первый», «День второй» и так далее.

– Я бы с удовольствием как-нибудь послушала эти записи. Твоя кухня, Квилл, просто грандиозна! Ты научился готовить?

– Нет, – ответил он без объяснений и оправданий.

– А я стала довольно хорошей кухаркой. Моё фирменное блюдо – жаркое по-сычуаньски с орехами кешью.

Коко быстро расправился примерно с пятью восьмыми угощения и целеустремленно покинул комнату, всем своим видом говоря, что он точно знает, куда и зачем идёт. Но Юм-Юм не спешила уходить и позволила Мелинде взять себя на руки и крепко прижать к груди.

– Посмотри, какие великолепные глаза! Разве она не прелесть?

– Да, она славная киска.

– Ну, думаю, мне пора домой. У меня завтра вереница деловых встреч и первая в семь часов утра в больнице. А вечером заключительная генеральная репетиция.

– Осторожней за рулем, – напутствовал он. Мелинда взяла свою сумку на ремне и глазами поискала свитер.

– Что это? – спросила она, сморщившись от отвращения: около её свитера лежало что-то коричневое и противное.

– Приношу извинения, – сказал Квиллер, осторожно убирая жеваные остатки Крошки Тима. – Коко на прощанье преподнёс тебе подарок – свою любимую

игрушку. – Он учтиво проводил незваную гостью до машины и добавил: – Ни пуха ни пера!

Серебристый автомобиль пулей полетел через лес, а Квиллер вернулся в амбар. Коко сидел на журнальном столике с довольным видом; казалось, он улыбается.

– Ах ты хитрая бестия! – не скрывая восхищения, произнёс Квиллер. – А теперь скажи мне, зачем она приезжала?

– Йау, – ответил Коко. Квиллер дернул себя за ус.

– Вряд ли затем, чтобы посмотреть амбар… и не для того, чтобы взглянуть на тебя… или поговорить о прежних временах… Что же было истинной причиной?

ШЕСТНАДЦАТЬ

Когда на следующий день после неожиданного визита Мелинды Квиллер вёз Полли на работу, она сказала:

– Вчера грузовики перевозили вещи допоздна, но, слава Богу, поставлено условие, что к сегодняшнему вечеру всё должно быть закончено. Эта возня ужасно действует на нервы. Бутси тоже очень подавлен.

Высадив её у библиотеки, Квиллер поехал в полицейский участок узнать, не пойман ли тип с бульвара, и обнаружил, что обычно спокойное полицейское управление гудит, как потревоженный улей. Телефоны не смолкали, компьютер работал безостановочно, полицейские сновали туда и обратно. В перерыве между звонками Броуди сделал Квиллеру знак рукой, чтобы тот уходил, и сказал:

– Поговорим позднее.

Озадаченный Квиллер, не привыкший, что его прогоняют, вышел из участка и отправился в редакцию «Всякой всячины». Но и тут царило оживление, и даже

невозмутимый отдел городских новостей был взбудоражен какими-то потрясающими событиями.

– Что происходит в полицейском участке? – спросил он Джуниора.

– В это невозможно поверить, Квилл, – сказал Джуниор. – Роджер только что вернулся из полиции. Ты ведь знаешь про эти грузовики, которые перевозили вещи с гудвинтеровской распродажи? Так вот, один из них прошлым вечером дал задний ход к дому Атли и вывез подчистую всех игрушечных медвежат! Они использовали распродажу как прикрытие, представляешь? Похоже на работу профессионалов из Центра. Вероятно, теперь все медвежата летят на самолете в Калифорнию.

– А где же хозяйки?

– По-прежнему в Миннеаполисе.

– У них есть сторож. Куда он смотрел?

– Ему ткнули в бок пистолетом, а потом связали. Его жена навещала родственников в Кеннебеке, вернулась домой поздно и нашла его связанным, с кляпом во рту.

– Любопытно узнать, как они перевезли такое количество игрушечных медвежат? – заметил Квиллер.

– Они положили их в большие чёрные пластиковые мешки. Так сказал сторож.

– Интересно, взяли ли они Теодора. Он стоил восемьдесят тысяч долларов. Улисса и Игнесса женщины, без сомнения, увезли с собой в Миннеаполис. Разве это не похоже на работу местных, Джуниор? Я бы расспросил в магазинах, не покупал ли кто-нибудь в последние дни большой партии чёрных пластиковых мешков. Вы уже говорили с Грейс Атли?

– Роджер разыскал её в Миннеаполисе. Она в бешенстве, а её сестра находится под наблюдением врача. Они не хотят возвращаться, собираются остаться там, а пикаксский особнячок продать; скоро на бульваре появится ещё один дом с привидениями. Наверное, его пора переименовать в бульвар Поминовения душ.

Во вторник в газете появилось краткое сообщение о краже, заканчивающееся обычной, фразой: «Полиция ведёт расследование».

Во вторник и среду Квиллер в перерывах между работой шофером у Полли и билетёром в театральной кассе лихорадочно писал статью. Все билеты на премьеру были проданы, и Пикакс сгорал от нетерпения, ведь те, кто не играл в спектакле, прекрасно знали его участников. Приобретая билеты, зрители отпускали всевозможные замечания: «Главную женскую роль исполняет доктор Мелинда», или: «Режиссер – новый человек в городе, не женат», или: «Этот смешной Дерек Катлбринк тоже участвует».

Когда Квиллер с Полли ехали в театр на премьеру, он сказал:

– Думаю, нам понравится то, что Двайт сделал с этой пьесой. Начать с того, что он выбросил длинную, скучную сцену с Гекатой.

– Верное решение, – согласилась Полли. – В любом случае, она написана не Шекспиром.

Взволнованные горожане собрались у театра и толпились в вестибюле, где была развернута выставка фотографий «Поездка по Шотландии», Для маленького городка и его обитателей и премьера, и выставка – громадное событие, повод продемонстрировать свои лучшие наряды. Полли надела закрытое вечернее платье, а Квиллер облачился в парадный костюм. Они ещё только направлялись к своим местам в пятом ряду у прохода, а семья Дженифер Олсон – все десять человек – уже была в зале, и бабуля Олсон, размахивая программкой, сообщала всем вокруг:

– В этом спектакле играет моя внучка!

Свет начал медленно гаснуть, все затаили дыхание, и после минутной тишины зал заполнили потусторонние звуки оловянной дудки, не мелодия – просто весть из другого мира.

– Меня бросает в дрожь, – прошептала Полли. Последовали удары грома и вспышки молнии – И на тускло освещённой сцене появились три призрачные, серые, сгорбленные, безобразные фигуры, заговорившие кудахтающими голосами. Одна из фигур походила на кошку, другая напоминала жабу.

Настроение было создано, и начали разворачиваться события пьесы: появление короля и его сыновей, доклад окровавленного сержанта и прославление храброго Макбета. И вот опять у зрителей застыла в жилах кровь от звуков оловянной дудки, и три ведьмы украдкой пробрались на сцену, чтобы похвастаться своими злыми деяниями, кружась в жутком танце под звуки барабана за сценой. «Барабан стучит! К королю Макбет спешит!»

По зрительному залу прокатился лёгкий шум при появлении Ларри, провозгласившего своим великолепным голосом: «Бывал ли день ужасней и славнее?»

Когда через две сцены появилась Мелинда в роли леди Макбет, у зрителей перехватило дыхание при виде костюма: ниспадающего плаща из чего-то похожего на мех и украшенного драгоценностями головного убора. Но когда она начала свой монолог, Квиллер обменялся с Полли быстрыми взглядами: в исполнении Мелинды не было силы. Тем не менее первый акт держал зрителей в постоянном напряжении: убийство короля Макбетом… убийство двух слуг, на которых всё свалили… звуки набатного колокола и окровавленные кинжалы. Только смешной эпизод с Дереком Катлбринком, сумевшим из высокого юноши превратиться в скрюченного дряхлого привратника, позволил всем немного расслабиться.

Лайл Комптон высказал предположение: – По-моему, «Макбет» был написан, чтобы использовать его текст в надписях на бамперах: «Что свершено, то свершено!», или «Дотлевай, огарок!», или «Макдуф, начнём».

А Лайза поинтересовалась:

– Квилл, как тебе Мелинда? По-моему, она какая-то заторможенная.

– Да, сцена хождения во сне – во втором акте. А она играет её уже в первом, – согласился с ней муж.

Большинство зрителей обсуждали в антракте – как это бывает в маленьких городах – другие проблемы: «Что вы думаете о краже игрушечных медведей?», «Все живущие на гудвинтер-бульваре в ярости от этой распродажи!»

После антракта потусторонняя музыка сопровождала танец ведьм вокруг котла. «Трижды взвизгнул пёстрый кот!» Макбет сходил с ума, страдая от приступов странной болезни, и созерцал призраков. Леди Макбет ходила во сне, замученная видением окровавленных рук. «Прочь, проклятое пятно! Прочь, говорю я тебе!» В довершение всего их замок был осажден десятитысячной армией.

Ожидая, когда Макбет начнёт его любимый монолог, Квиллер почувствовал беспокойство. Он поймал себя на том, что смотрит на сцену, не видя её. Из-за кулис послышались пронзительные женские крики, от которых мороз шёл по коже. Пригладив усы, он поднялся со своего места и шепнул Полли:

– Скажи Арчи, чтобы он отвёз тебя домой! Через секунду он уже быстро шёл по проходу между рядами.

В это время Макбет говорил на сцене: «Почему кричали?» А его приближенные отвечали: «Скончалась королева, государь!»

Ничего этого Квиллер не слышал. Он бежал к своей машине, стоявшей у театра.

Проехав через лес к заднему фасаду амбара, он сразу же увидел в саду на дорожке след автомобиля и затем – красные огни задних фар удаляющейся машины.

Прожекторы освещали амбар изнутри и снаружи, но Квиллер направил фары на задний вход и обнаружил, что стекло в двери разбито.

Выскочив из машины, он поспешил в кухню. Первое, что он увидел, была кровь на кафельном полу. – Коко! – закричал он.

Кот сидел на холодильнике, методично облизывая лапки с растопыренными пальцами и выпущенными когтями. На какое-то мгновение Квиллер подумал, что Коко набросился на злоумышленника и обратил его в бегство. Однако крови было слишком много. Скорее всего, взломщик порезался разбитым стеклом.

Квиллер позвонил в полицию, и патрульная машина немедленно прибыла. Кража со взломом в амбаре Квиллера была событием первостепенной важности.

– Разбито окно, взломана дверь, пропали две вещи, – докладывал он патрульным, – магнитола и ящик с кассетами, записанными как во время поездки по Шотландии, так и в Мускаунти. Эти записи могут представлять интерес только для тех, кто хотел бы изъять кое-что из них, что в высшей степени маловероятно.

«Или так оно и есть?» – спросил он себя в ту же секунду.

Один из полицейских предположил:

– Они решили, что это кантри или рок. Кассеты для подростков – словно сласти.

– Вы считаете, что сюда влезли подростки? – спросил Квиллер. – Это произошло прямо перед моим возвращением домой. Я видел машину, уезжающую через фруктовый сад. То ли я их спугнул, то ли они уже взяли всё, что им было надо. Магнитола стояла на столе, и её можно было увидеть через окно. Внутреннее освещение после наступления темноты включалось автоматически.

– Надо задергивать шторы, когда уезжаете, – посоветовал полицейский. – У вас полно хороших вещей.

– Думаю, вы правы. Что происходит с Пикаксом? Мелкие воришки… опытные грабители… преследователи…

– Город растёт. Приезжают новые люди. На прошлой неделе вас показывали по телевидению.

Коко стоически наблюдал за полицейскими с холодильника, и один из них, почувствовав на себе чей-то взгляд, неожиданно обернулся и спросил:

– Это тот кот, о котором говорил Броуди? Однако стоило им покинуть дом, как Коко отбросил свою невозмутимость. Он издал громкий вопль, родившийся в недрах его желудка и перешедший в пронзительный фальцет.

– Ради бога! В чём дело? – Квиллер задохнулся от изумления. – Где Юм-Юм?

У неё имелась целая дюжина потайных мест, и она обладала особенностью исчезать, когда в дом приходили незнакомые люди.

– Вкусненькое! – крикнул Квиллер и прислушался в ожидании глухого стука, означающего, что кошка спрыгнула с какой-то высоты на пол. Но не было слышно ни звука. – Вкусненькое! – Его голос прогремел по всему дому. Однако легкого топота бегущих лапок не последовало. Даже Коко игнорировал неотразимое обаяние слова на букву «в», он словно окаменел на холодильнике.

Квиллер снял пиджак и галстук, бросился в кладовку за мощным фонариком и помчался на самый верх, чтобы начать тщательное исследование каждого известного ему потайного местечка, каждой щели между балками, заглядывая под столы и шкафы, неустанно повторяя имя своей кошки.

Он не видел света фар едущей через лес к амбару машины, но услышал стук того, что осталось от задней двери. Выглянув, он увидел Ника и Лори Бамба, бродящих по кухне и с интересом её рассматривающих.

– Это кровь на полу? – спрашивал Ник. – Что случилось с Коко? – говорила Лори. Пока Квиллер с фонариком в руке спускался по пандусу, Ник, задрав голову, сообщил ему.

– Когда мы уходили из театра, я услышал о краже со взломом от знакомых полицейских. Большой ущерб?

Квиллер с трудом заставил себя произнести то, о чём он думал:

– Похоже… что… украли Юм-Юм.

– Украли Юм-Юм? – хором отозвались его потрясённые гости.

– Когда здесь была полиция, я заявил о краже магнитолы и кассет. Я ещё не знал, что кошка исчезла. Теперь, обыскав всё, я уверен, её украли. – Он наклонился и поднял валяющуюся в неположенном месте наждачную пилочку для ногтей и разломал её на две части. – Коко понимает, что произошло нечто ужасное. Он знает, что Юм-Юм пропала.

– Зачем она им понадобилась? – удивлённо спросила Лори.

Этот вопрос Квиллер предпочитал не обсуждать. Он бесцельно слонялся туда-сюда, теребя усы. Ник направился к телефону:

– Я позвоню в полицию.

Квиллер и кот, сидящий на холодильнике, уже некоторое время пристально смотрели друг на друга.

– Минуточку, Ник! – сказал вдруг Квиллер. – В театре ты сообщил, что снова видел этого типа.

– Да, сегодня. Его машина стояла у бара «Грозный пёс», и я вошёл туда и сел у стойки рядом с этим бородатым парнем. Повар называл его Детка. Я завёл разговор о рыбной ловле и бейсболе, но он его не поддержал. У меня создалось впечатление, что он или пьян, или одурел от наркотиков. Уверен, он околачивается в Шантитауне.

– Давай поедем туда, – импульсивно сказал Квиллер, потянувшись за курткой.

– Ты думаешь, это он залез сюда?

– Мне пришла в голову одна мысль… Всё начинает складываться воедино. – Он яростно потёр усы.

– Хорошо. Мы возьмём мою машину. В ней есть всё,

что нам надо.

– Лори, поговори с Коко. Он ведет себя как зомби, – попросил Квиллер.

От Пикакса на север шла прямая дорога, и Ник мчался по ней, не глядя на спидометр. У шоссе Скатертью дорога он свернул к трущобам, и машина медленно поехала по тряской, изрытой колеями дороге между деревьями; свет её фар выхватывал из темноты то лачуги, то превратившиеся в металлолом трейлеры.

– Если его машины здесь нет, – сказал Ник, – мы обследуем район старой шахты.

При мысли о заброшенной шахте Квиллер почувствовал тошноту.

– Она здесь! Вот эта машина! – вскрикнул он. Ник погасил фары и остановился на клочке земли, поросшем сорной травой, позади останков чьего-то грузовика.

– Если это тот, кто нам нужен, я вызову по рации полицию.

– Как будем действовать?

– Я добьюсь, чтобы он открыл дверь. А ты стой так, чтобы тебя не было видно, пока я не поставлю ногу на порог.

– Давай я пойду первым.

– Нет. Твои усы слишком известны. Достань мне револьвер из бардачка на случай, если этот тип начнёт создавать нам проблемы.

– Осторожней с дверцей, – предостерег Квиллер, когда они вышли из машины.

Тёмно-бордовая машина стояла у старого разбитого трейлера, из маленького окна которого пробивался тусклый свет. Играло радио. Осторожно приблизившись к окошку, мужчины заглянули в него, стараясь не попасть в полосу скудного света, падающего на траву у трейлера. Они увидели заросшего бородой мужчину, лежащего в одежде на раскладушке и потягивающего что-то из бутылки емкостью в пинту. Несмотря на падающие на лоб волосы, были видны глубокие красные царапины, а ещё одна рана с запекшейся кровью тянулась от уголка глаза, распухшего и закрытого.

Квиллер подумал, что так порезаться стеклом он мог бы, только вышибая дверь головой, следовательно, это были следы когтей! А Нику сказал:

– Я вижу свою магнитолу и кассеты.

Они подкрались к двери. Ник постучал и ласково произнёс:

– Привет, Детка! Я притаранил тебе несколько гамбургеров и пиво! – После небольшой проволочки дверь осторожно приоткрылась. Ник дернул её. – Чёрт побери, парень! Что случилось? Ты подрался или как?

– Кто вы? – пробормотал бородатый.

– Ты же меня знаешь, я Гарри из бара. – Ник и Квиллер медленно входили в дверь, по мере того как хозяин трейлера в растерянности пятился назад.

– Вы из полиции?!

– Чёрт возьми, нет! Я же Гарри, неужели ты меня не помнишь? А это мой дядя Боб.

В грязном трейлере отвратительно пахло, и повсюду стояла электронная аппаратура, а у маленькой раковины лежал хорошо известный Квиллеру складной нож.

– Зачем вы пришли сюда?

– Мы хотим предупредить тебя, Детка. Полиция у тебя на хвосте. Тебе надо сматываться отсюда.

– А где же пиво?

– Забудь о пиве, сынок, – с отеческой заботой сказал Квиллер. – Тебе нужен врач… Гарри, мы можем отвезти его к врачу?.. Да, сынок, если быстро не принять меры, ты можешь остаться без глаза. Где ты заработал эти чёртовы раны?

– Гм… в лесу, – последовал расплывчатый ответ.

– Должно быть, на тебя набросилась дикая кошка! От подобных вещей можно получить заражение крови. Мы должны отвезти тебя в больницу, чтобы тебе сделали укол, сынок, иначе ты умрёшь! Так это была дикая кошка?.. Или домашняя? – Последнюю фразу Квиллер произнес подчёркнуто угрожающим тоном.

Раненый бросил на него подозрительный взгляд. Квиллер, который с видом знатока уже некоторое время принюхивался к зловонному воздуху трейлера, вдруг завопил:

– Вкусненькое!

– Н-н-ня! – раздался в ответ пронзительный крик из-за маленькой закрытой двери.

Он рывком открыл её. Там находился тесный туалет, и Юм-Юм примостилась в неустойчивом положении на ободе унитаза.

Сорвав с себя куртку, Квиллер завернул в неё кошку, прошептав ей на ушко слова утешения.

– Унеси её в машину, – сказал он Нику, – и оставайся с ней. Ты знаешь, что надо делать. А я тут немного потолкую с Деткой.

Юм-Юм знала Ника, и, когда он понёс её из трейлера, она замурлыкала. Перед уходом Ник вынул из кармана револьвер и положил его на раковину.

Небрежно подобрав оружие, Квиллер сказал:

– Садись, сынок. Ты выглядишь больным. Яд уже разливается в твоей крови. Я хочу до прихода полиции дать тебе один совет. Они собираются задать тебе множество вопросов, и тебе лучше подготовить несколько убедительных ответов.

Парень с озадаченным видом опустился на раскладушку.

– Где ты раздобыл все эти радиоприемники и фотоаппараты? – начал Квиллер. – Где ты взял складной нож? Что привело тебя сюда из Массачусетса? Знаком ли ты с кем-нибудь из Пикакса? Есть ли у тебя здесь сообщник? Зачем ты влез ко мне и забрал мою кошку? Рассчитывал получить с меня много денег за её возвращение? Кто сказал тебе, что у меня есть породистая кошка? Эта идея принадлежала твоему сообщнику? Как тебя звали, пока ты не взял себе имя Чарльз Мартин?

В лесу показались приближающиеся огни фар и голубых сигнальных фонарей.

– Сюда едет полиция! Лучше расскажи им всё как есть, или у тебя будут большие неприятности. И назови им имя твоего сообщника, а иначе они повесят всё на тебя, а он выйдет сухим из воды… Вот и они! А теперь, если ты не возражаешь, я заберу свою магнитолу и кассеты.

На обратном пути Квиллер крепко прижал к себе Юм-Юм. Из-под куртки, в которую она была укутана, выглядывал только её носик. Время от времени кошечка доверчиво поднимала глаза, чтобы полюбоваться его усами. Он заметил:

– Нельзя сказать, что этот парень сметлив. Думаю, у него преступные наклонности, но он мало на что способен.

– Он в заторможенном состоянии, – сказал Ник, – то ли от спиртного, то ли от наркотиков. А может быть, от того и другого вместе. Я на таких нагляделся. Одного не могу понять: как он ухитрился схватить Юм-Юм? Она всегда относилась к чужим с недоверием.

Квиллер предположил:

– Ей нравятся бороды. Она не способна устоять ни перед чем, напоминающим щетку. Думаю, он влез ко мне, чтобы похитить одну из кошек с целью получения за неё выкупа. Поймав Юм-Юм и отнеся её в машину, он вернулся за магнитолой, которую увидел на окне. Вот тогда-то с холодильника ему на голову спрыгнул Коко и попортил ему вывеску.

– Мур-р-р, – промурлыкала Юм-Юм.

– Да, дорогая, скоро мы будем дома, и ты сможешь принять ванну.

– Как ты догадался, что она в уборной? – поинтересовался Ник.

– В отвратительном воздухе трейлера явно чувствовался запах кошки, испуганной, возбуждённой кошки! Я хорошо его знаю! И везде была кошачья шерсть. Могу себе представить, как она, подобно урагану, металась по трейлеру, оставляя повсюду клочья шерсти, и в конце концов нашла убежище в этом мерзком сортире. Бедная моя, любимая крошка!

Перед тем как покинуть яблочный амбар, Лори искупала Юм-Юм, а Ник временно залатал пробоины в двери и окне.

– Я чувствую вину за то, что задержал вас в такой поздний час, – сказал Квиллер. – У вас есть нянька?

– Мать Ника остаётся у нас ночевать, – сказала Лори. – Слава богу, что на свете существуют свекрови!

– Квилл, почему ты был настолько уверен, что похитителем Юм-Юм является именно этот тип с бульвара?

– Просто интуиция. – Квиллер дотронулся до усов. После ухода четы Бамба Квиллер должен был засесть

за рецензию на спектакль, чтобы она появилась в газете в четверг, но сиамцы нуждались в утешении, поэтому он разжёг камин и пригласил их к себе на колени. Юм-Юм важно улеглась, положив подбородок на его запястье. Даже Коко, который не был особым любителем сидеть на коленях, свернулся калачиком у его бедра.

Теперь Квиллер мог хладнокровно всё обдумать. Он представил себе заголовок в завтрашнем номере газеты: «Наследник Гудвинтеров жив и находится в тюрьме». Он попытался вспомнить, когда впервые заподозрил в преследователе сына доктора Гала. Как ни абсурдно, но на эту мысль его навёл тайный склад наждачных пилочек для ногтей, которые стащила Юм-Юм. Кто-то сказал ему – кажется, Кэрол Ланспик, – что брата Мелинды звали Эмори. Это имя походило на название фирмы, выпускавшей пилочки. Имя Эмори вдобавок довольно часто встречалось в телефонном справочнике Пикакса. И всякий раз при виде пилочки, брошенной где попало непутевой Юм-Юм, Квиллер обращался мыслями к беспутному сыну доктора Гала, погибшему в автомобильной катастрофе… Потом старик из Общества помощи престарелым рассказал ему, как доктор выплачивал своему сыну ежемесячное денежное пособие. Эмори был не первым, кто жил на деньги, присылаемые родными из Мускаунти. Местные летописцы сообщали, что богатые семьи частенько отсылали неудачных отпрысков в Центр, чтобы те не позорили их доброе имя. Квиллер мог придумать несколько объяснений продолжению перевода денег после смерти Эмори, но остановился на самом правдоподобном: Эмори был жив… Через несколько дней он увидел на предварительном показе перед гудвинтеровской распродажей подозрительного бородатого субъекта, склонившегося над столом с семейными реликвиями: старыми долгоиграющими пластинками, неоднократно использовавшейся свиньей-копилкой, складным ножом с монограммой доктора, фотографией в серебряной рамке. Во время разговора с ним Квиллер увидел, что борода прикрывала длинное узкое лицо, которое в Мускаунти называли гудвинтеровским.

Квиллер попытался вспомнить, почему он заподозрил, что у преследователя с бульвара есть сообщник.

Провернуть операцию, подобную краже серебряного складного ножа, Эмори мог и один. Будучи уроженцем Мускаунти, он знал, в какое время лучше всего проникнуть в коттеджи Перпл-Пойнта. Но вот разработать план похищения Полли такому парню не по уму. Это ясно как божий день. Более того, поскольку последние десять лет он жил не в Мускаунти, он не мог знать ни о богатстве Квиллера, ни о его связи с Полли, ни о его чрезмерной привязанности к сиамцам, ни о яблочном амбаре. И, наконец, откуда ему стало известно, что в среду вечером Квиллер будет присутствовать на премьере? Как только Квиллер установил, что преследователем Полли является воскресший из мёртвых Эмори Гудвинтер, на все вопросы появились ответы, в том числе и на такие: что было делать тёмно-бордовому драндулету в элитной Индейской деревне? Почему Мелинда нанесла ему в понедельник после репетиции дружеский визит и так усиленно старалась быть милой?

Теперь Квиллер считал, что она заехала к нему, чтобы осмотреться, а он сыграл ей на руку, назвав слово на букву «в» и продемонстрировав его действие. Он мысленно дал себе пинка, подумав: «Боже, каким я был идиотом!» Он вспомнил об интересе Мелинды к его шотландским записям, которые Эмори украл, вероятно, по её наущению, – на тот случай, если в них содержится какая-либо компрометирующая её информация.

Огонь в камине погас, Квиллер отнёс размякших, сонных сиамцев в их спальню и приступил к рецензии на «Макбета».

СЕМНАДЦАТЬ

Пока сиамцы и все прочие обитатели Пикакса спали, Квиллер написал рецензию на «Макбета», превознося Ларри и проявляя снисхождение к Мелинде. Он понял, что разбор спектакля, поставленного в маленьком городке, должен производиться с позиций доброжелательности. Однако, стремясь создать видимость беспристрастия, он написал, что считает излишним появление на заднем плане изображения кинжала, когда Макбет произносит: «Что в воздухе я вижу пред собою? Кинжал!» Он сформулировал это так; «Кинжал отвлекает внимание зрителей от великих слов Шекспира, хотя знаменитые строки, возможно, и смущают современных филологов, вступая в противоречие со здравым смыслом: "…в воздухе… вижу… кинжал"«.

Убедившись, что рецензия написана достаточно миролюбиво, он отправился спать, не забыв завести будильник. Утром ему надо было отвезти Полли в библиотеку. Хотя тип с бульвара и был схвачен, её машина всё ещё находилась в ремонте.

– Меня встревожил твой неожиданный уход вчера вечером, – сказала она, когда он заехал за ней. – Но Арчи объяснил, что это театральный жест, который позволяют себе театральные критики.

– В этом есть доля правды, – уклончиво ответил он. – Я всё расскажу тебе, когда у нас будет больше времени. А теперь я хочу, чтобы ты сделала мне одно одолжение, без всяких «если», «и» и «но». И не спрашивай почему! Делай, как я говорю, и всё!

– Хорошо! – осторожно сказала она. – Это что-то очень страшное?

– Попроси свою невестку тайком посмотреть историю болезни Ирмы. Мне интересно знать, в каком состоянии было её сердце и какие лекарства были ей прописаны.

– Ты похож на собаку, вцепившуюся в кость, Квилл, ты просто не в состоянии забыть об этом печальном событии. Не уверена, что обращаться с такой просьбой этично, но я поговорю с ней в воскресенье в церкви.

– Попроси её сегодня. Позвони ей и пригласи на ланч. Пусть вся вина падёт на меня… Не ешь слишком много, – прибавил он, стараясь смягчить серьёзность своей просьбы.

– Я потрясена твоим великодушием!

– Ты сегодня вечером идёшь на торжественный обед в честь выдающихся женщин? Я отвезу тебя туда, а потом заеду за тобой, и ты мне скажешь, как твоя невестка отреагировала на мою просьбу. Если даже и неэтично, всё равно попроси её об этом. Я никому ничего не скажу.

– Подчиняюсь крайне неохотно, милый, – вздохнула она, выходя из машины.

– Удачного тебе дня! Желаю записать много новых читателей!

И он отправился в редакцию газеты, чтобы отдать свою с нетерпением ожидаемую статью. Завидев его, Арчи Райкер сделал ему знак рукой, приглашая зайти в кабинет.

– Ну и история, приятель! – воскликнул редактор, размахивая гранками. – Она появится в газете, как только твоему взломщику будет предъявлено обвинение! Ты потому и убежал вчера вечером из театра? Наверное, тебе под кожу вживлён какой-то прибор, сообщающий о кражах со взломом? Или это Коко мысленно послал тебе сигнал тревоги?

Райкер никогда не упускал случая отпустить какую-нибудь колкость по поводу выдающихся способностей его кота. Квиллер взял гранки.

ОГРАБЛЕНИЕ СО ВЗЛОМОМ

РАЗОБЛАЧАЕТ МИСТИФИКАЦИЮ

ГУДВИНТЕРОВ

Задержание грабителя, которому предъявлено обвинение в проникновении в среду вечером в пикакское жилище Джима Квиллера, положило конец мистификации, длящейся целых шесть лет. Подозреваемый Чарльз Эдвард Мартин из Чарльзтауна, штат Массачусетс, является на самом деле Эмори Гудвинтером, якобы погибшим шесть лет назад в автомобильной катастрофе на шоссе в Нью-Джерси. Как стало известно, сын покойного доктора Гала легально изменил имя и фамилию.

Вещи, украденные из жилища Квиллера, возвращены владельцу. Размер нанесённого ущерба пока не установлен, Прочие обнаруженные у задержанного вещи опознаны как украденные на прошлой неделе из коттеджей в Перпл-Пойнте. Их общая стоимость – семь с половиной тысяч долларов. Задержанному также предъявлено обвинение в бродяжничестве и магазинных кражах.

Эмори Гудвинтер сейчас находится под полицейским надзором в пикаксской больнице, куда его поместили из-за травм, полученных им в среду во время ограбления.

Квиллер, чтобы ответить Райкеру колкостью на колкость, презрительно сказал:

– И это вся информация, которую вы сумели раздобыть?

– А в чём дело? Тебе известно ещё что-то?

– И очень многое! – заявил Квиллер с победоносным видом.

В дверях появился Джуниор:

– Как тебе понравился заголовок, Квилл? Мне очень жаль кузину Мелинду, но это самая большая сенсация со времён Ван Брука. Мы пытались связаться с ней, чтобы уточнить некоторые детали, но не нашли. Правда, у Эмори были нелады с полицией ещё перед тем, как он покинул город, поэтому эти кражи не должны её удивлять.

– Хмм, – хмыкнул Квиллер.

– Да, он водился с шайкой хулиганов из Чипмунка, когда учился в школе. Но всё-таки самая большая неожиданность – это, разумеется, то, что он жив, хотя его отец шесть лет утверждал обратное. Как ты считаешь, Мелинда была в курсе их мистификации или является такой же жертвой обмана, как все мы?

– Квилл, может, ты поделишься своими находками со старыми друзьями? – предложил Райкер.

– Ещё не время. – У него не было сейчас желания возвращаться к тягостным событиям, связанным с похищением Юм-Юм. Что же касается сообщника Эмори, то он предпочитал, чтобы его выдал сам Эмори. – Увидимся позднее! – сказал он, весело помахивая рукой, чтобы окончательно сбить их с толку. Ему не терпелось поговорить с шефом полиции.

Не успел он перешагнуть порог полицейского управления, как его окликнул Броуди:

– Похоже, ты опять попал в историю!

– Лучше поблагодари меня за то, что я выполняю твою работу! – парировал Квиллер.

– Как тебе удалось найти его?

– Ник Бамба с его намётанным глазом выследил этого типа с бульвара в районе Димсдейла, а я пришел к выводу, что он и Эмори – одно и то же лицо. Когда он залез ко мне и похитил мою кошку…

– Что?! Ни о чем подобном ты не заявлял!

– Я сам не знал об этом, когда разговаривал с полицейским. А как только понял, что она пропала, мы с Ником разыскали Эмори в Шантитауне, освободили её и вызвали вас Эмори назвал своего сообщника?

Шеф полиции бросил на Квиллера проницательный взгляд:

– Ты знаешь о существовании сообщника?

– Я понимал, что у него должен быть сообщник, а на эту роль подходила только Мелинда. После возвращения из Бостона всё её поведение противоречило здравому смыслу. Некоторые подозревают, что она стала наркоманкой.

– Я рад, что славного доктора уже нет в живых и он не видит всего этого кошмара! Он не смог бы пережить такое!

– Что ты собираешься предпринять в отношении

Мелинды? – спросил Квиллер.

– Это будет решать суд… А сам я считаю, что у неё дурная наследственность по материнской линии.

– Полагаю, Эмори с готовностью отвечал на вопросы.

– Этот чёртов парень оказался самым покладистым из всех, с кем я когда-либо имел дело! Отвечал на вопросы прежде, чем их успевали задать. Да, действительно его сестра была в курсе всего: они поддерживали связь друг с другом всё время, пока она жила в Бостоне, а после смерти доктора она стала посылать Эмори деньги раз в месяц. В прошлом июне он приезжал не ради присутствия на похоронах отца, он надеялся получить свою часть наследства наличными. Когда этого не произошло, Мелинда указала ему другой способ быстро разбогатеть – отделаться от Полли Дункан.

Так вот каков был их замысел! Квиллера охватил ужас. Убийство, а не похищение ради выкупа! Увидев выражение его лица, Броуди сказал:

– Сядь, выпей кофейку. Квиллер последовал его совету.

– Мелинде всегда хотелось добраться до клингеншоеновского состояния, выйдя за меня замуж, – объяснил он. – Она не давала мне прохода всё лето и потом, во время поездки в Шотландию. Как ты знаешь, в прошлое воскресенье Эмори опять сделал неудачную попытку схватить Полли. На следующий вечер после репетиции Мелинда появилась в моём амбаре, являя собой воплощенную кротость. Я никак не мог понять причину этого визита. Теперь-то я её знаю. Они с Эмори разрабатывали план похищения одной из моих кошек! Чтобы получить выкуп! Определённо эта женщина нуждается в лечении!

После визита к Броуди Квиллер зашёл в аптеку, чтобы кое-что купить и поболтать с фармацевтом, молодым человеком, с которым ему было легче найти общий язык, чем со старым брюзгой, обычно отпускающим лекарства в рецептурном отделе. Потом он отправился домой причесывать сиамцев. За этим занятием он осознал, что означала бы для него потеря Юм-Юм, её коготков на штанинах, её лапки, тянувшейся к его усам, её мурлыканья. Коко ещё не пришёл в себя от потрясений вчерашнего вечера: он всё время слонялся по амбару, бормоча что-то себе под нос.

– Не послушать ли нам записи? – спросил Квиллер, и Коко, словно очнувшись, подбежал к столу, мяукая от нетерпения. Квиллер включил магнитофон. Это был короткий диалог между Полли и Мелиндой:

– Я не знала, что у неё больное сердце. Она никогда об этом не говорила, а ведь мы были близкими подругами.

– Она была слишком горда, чтобы признаться в какой-нибудь слабости, и слишком независима, чтобы послушаться моего совета или хотя бы принимать прописанное мною лекарство. Оно могло бы спасти её.

Квиллер подумал о том, что поскольку Ирма не принимала лекарство, то, вероятно, не существовало и рецепта, при выписывании которого можно было бы допустить ошибку. Впрочем, он надеялся побольше узнать обо всём этом, после того как невестка Полли просмотрит историю болезни Ирмы.

Дальше на этой же кассете послышались голоса, сначала Ланспиков, а потом Мак-Вэннелов:

– Вы понимаете, ребята, как нам повезло, что с нами поехала Мелинда?

– Сегодня в замке у Ирмы был совсем больной вид. Я сказала Ларри, что, похоже, у неё ларингит.

– Я знал одного человека, который упал замертво от септического фарингита. Это коварная болезнь, что-то вроде синдрома.

– Папа, ты ведь заподозрил прошлой ночью что-то неладное, не так ли?

– Ты права, мама. Мы играли в карты вместе с Полли и Двайтом, и я пошёл наверх, чтобы принести жене свитер. У нас комната под номером один, а у дам под номерами девять и одиннадцать, в конце коридора, Я заметил Мелинду, которая вышла из номера одиннадцать и стремительно вбежала к себе. Я попытался заговорить с ней, но она была слишком озабочена. Я сразу же подумал, что, вероятно, Ирма заболела.

Квиллер задумался. Да, но… ведь Ирма гуляла по вересковому полю с Брюсом и, по словам Полли, вернулась поздно, значит, номер одиннадцать пустовал, ибо Полли находилась в гостиной.

– Йау, – произнёс Коко, который, судя по всему, наслаждался грудным голосом Мак-Вэннела.

Настало время везти Полли в новый пикаксский отель на торжественный обед в честь выдающихся женщин. Она потрясающе выглядела в своей голубой накидке «летучая мышь» с брошкой в форме павлиньего пера, и он не преминул сказать ей об этом. Ей же хотелось узнать побольше о краже со взломом и мистификации, но он уверил её, что всё это она найдёт в газете.

Высадив Полли, Квиллер поехал в театр, чтобы ещё раз посмотреть «Макбета». Ему хотелось узнать, не стали ли актеры чувствовать себя свободнее и внял ли Двайт его совету насчёт кинжала.

Свет медленно погас, и из динамика раздался голос, тот бесстрастный анонимный голос, который объявляет о заменах среди актеров и, как правило, приносит зрителям одни разочарования. «В сегодняшнем спектакле роль леди Макбет будет исполнять Дженифер Олсон, а роль леди Макдуф – Кэрол Ланспик. Благодарю за внимание».

В зале послышался ропот и по крайней мере один восторженный вопль, очевидно, какого-то приятеля

Дженифер. В связи с этой заменой у Квиллера возник вопрос, требовавший немедленного ответа, поэтому в антракте он пошёл за кулисы и разыскал Двайта Сомерса.

– Где Мелинда? – спросил он.

– Не знаю, – ответил режиссер. – Когда в семь пятнадцать её ещё не было, я позвонил в клинику, и автоответчик сообщил, что клиника закрыта до девяти часов завтрашнего утра. Тогда я позвонил ей домой, но никто не снял трубку. Как вы знаете, мы оба живем в Деревне, и там есть одна престарелая соседка, которой всегда всё известно. Я позвонил ей, и она сообщила мне, что Мелинда целый день то приезжала, то уезжала, и вот недавно уехала опять. Я позвонил в полицию узнать, не случилось ли где аварии. Ничего! И я решил начать спектакль с Дженифер. Кстати, как она вам?

– При сложившихся обстоятельствах она играет неплохо.

– Я слышал о брате Мелинды. Этим, конечно, можно объяснить её отсутствие на спектакле, но ей всё-таки следовало известить нас.

Помощница режиссера объявила:

– Пять минут.

Квиллер вернулся в зрительный зал. После сцены хождения во сне он выскользнул из театра. Торжественный обед должен был уже закончиться.

Полли держала в руках большую плоскую коробку.

– Я получила награду за общественную деятельность, – сказала она. – Очень красивую декоративную дощечку.

– Поздравляю! Ты давно заслужила эту награду, – заверил он её. – Что вам подали на обед? Цыплёнка, начиненного ветчиной и швейцарским сыром?

– Нет, какого-то другого цыплёнка. Довольно вкусного. Конечно, все только и говорили о возвращении Эмори Гудвинтера.

– Естественно. Сколько вручили наград?

– Десять. Был очень печальный момент, когда миссис Хасселрич получала посмертную награду Ирмы за общественную работу. А награду Мелинды, которую она получила за заботу о здоровье граждан, вручили какому-то служащему клиники, поскольку сама Мелинда в это время играла в театре.

– Вношу уточнение. В театре её не было, – сказал Квиллер. – Вместо неё играла девушка по фамилии Олсон.

– Боже мой! – сочувственно произнесла Полли. – Мелинда, должно быть, в ужасе от всей этой шумихи!

– Ммм, – промычал он вместо согласия. – Кого ещё отличили?

– О, позволь мне теперь рассказать о сенсации этого вечера, – со смехом проговорила Полли. – Лори Бамба, как секретарь Комитета по награждениям, вручала дипломы и сувениры, и на ней была накидка «летучая мышь», точно такая же, как моя, но лилового цвета. Когда Фран Броуди пошла за своей наградой за успехи в области дизайна, у неё оказалась такая же накидка, но зелёная! Милдред Хенстейбл получила награду за преподавательскую деятельность и вышла в ярко-синей накидке. И, наконец, у Хикси Райс была тёмно-серая накидка. Мы все стояли на сцене, выстроившись в ряд, как нелепая хоровая труппа – высокие, низкорослые, полные, худые, – но все как одна в накидках «летучая мышь» и с брошками в форме павлиньего пера! В зале стоял такой хохот, что хозяин отеля вынужден был позвонить в пожарный колокол.

– Ах вот как! – рассмеялся Квиллер. – Оказывается, я знаю тьму выдающихся женщин.

Полли пригласила его подняться к ней выпить кофе с тортом, и Бутси встретил их мяуканьем, напоминавшим пение трубы.

– Как поживаешь, старина Гаспар? – приветствовал его Квиллер.

– В самом деле, Квилл, ты так непочтительно с ним обращаешься, – посетовала Полли.

– Это он непочтителен со мной. Думаю, он ревнует.

– А по-моему, это ты ревнуешь, милый.

Она стала варить кофе и отрезала большой треугольный кусок шоколадного торта для гостя и маленький – себе.

Съев немного торта, Квиллер осторожно спросил:

– Как твоя невестка отнеслась к моей просьбе?

– Она сказала, что это совершенно незаконно, но согласилась принести мне на торжественный обед историю болезни Ирмы при условии, что рано утром она сможет вернуть её на место.

– И что же?

– Вечером она сообщила мне, что этой папки в шкафчике для хранения историй болезней нет.

– Возможно, истории болезней умерших пациентов хранятся в специальном ящике.

– Так оно и есть, но её не было нигде. Почему тебя это интересует, Квилл?

– Просто любопытно… А ты не помнишь, не упоминала ли когда миссис Хасселрич о каких-либо недоразумениях, связанных с похоронами Ирмы?

– Господи, нет.

– Её тело предали земле, но, по словам Мелинды, Ирма хотела, чтобы её кремировали. Как могло случиться, чтобы никто, кроме неё, не знал об этом?

– Квилл, милый, я боюсь спросить, что у тебя на уме.

– Ничего, это просто праздная болтовня. Можно ещё кусочек торта?

– Конечно. Налить ещё кофе?

Некоторое время он молчал, предаваясь, по мнению хозяйки, гастрономическим радостям, а потом заметил:

– Говорят, что витамин С – хорошее средство от простуды. Что за препарат с витамином С ты брала с собой в Шотландию?

– Очень эффективные таблетки, но они такие большие, что мне трудно было их глотать.

– Хочешь, я возьму пилюли себе?

– Боюсь, у меня их больше нет, но они всегда есть в аптеке, – сказала Полли. – Ирма жаловалась на боль в горле, и я отдала таблетки ей.

– И она принимала их?

– Не знаю. Я оставила таблетки в ванной и больше их никогда не видела. Милый, ты простужен?

– У меня небольшой кашель. – И он слегка кашлянул. – Очень вкусный торт. Ты сама испекла его?

– Хотела бы я иметь на это время. Нет, я купила его. Кстати, ты не рассказал, как играла эта девочка Олсон.

– От страха несколько скованно, но текст знала. Завтра у неё получится удачнее, если Мелинда так и не появится… – Он заметил, что Полли смотрит на часы. – Ну, я заеду за тобой завтра утром в обычное время… Что это?

С бульвара до них донёсся звук сирены, и они увидели, как промелькнули сигнальные огни.

– Похоже на автомобильную катастрофу, – сказал он, направляясь к дверям: в нём проснулся матерый репортёр, которым, впрочем, он всегда оставался. – Пойду посмотрю… Увидимся завтра! – Он сбежал по лестнице вниз, пробежал по подъездной дорожке и увидел, что все соседи вышли из своих домов и смотрят в западном направлении. Быстро дойдя до конца улицы, он встретил знакомую пару – городского прокурора с женой.

– Мы как раз подходили к дому, – сообщила женщина, – когда машина промчалась по бульвару. Затем послышался звук ужасного удара.

– Скорость была не меньше восьмидесяти миль, – добавил её муж. – Водитель, должно быть, превратился в лепешку. Он, конечно, не знал, что это тупик, хотя висит соответствующий знак,

– Туда проехал автофургон шерифа, – сказал Квиллер. – Им придется извлекать водителя из-под обломков. – Он поспешил к месту аварии. Прожекторы полиции освещали маленький парк, гранитный памятник и разбитый автомобиль рядом с ним.

Бегом вернувшись к своей машине, он поехал домой, чтобы позвонить в редакцию газеты. Открывая дверь, он услышал звонок и успел схватить трубку, прежде чем на другом конце провода дали отбой.

– Квилл, я звоню с бензоколонки, – сказал Райкер. – Если у тебя найдется бутылка шотландского виски, я приеду к тебе с потрясающей новостью.

– Давай, приезжай, – ответил Квиллер. – У меня, кстати, тоже есть для тебя новость.

Через несколько минут Райкер уже входил в амбар, его лицо было краснее обычного, и он весь сиял. Выпивка уже ожидала его, и они оба удобно устроились в креслах.

– Какого мнения ты о Милдред Хенстейбл? – спросил издатель.

– Милая женщина.

– Ей не нравится жить одной, и мне тоже. Мы очень хорошо с ней поладили. Что ты об этом думаешь?

– Я был бы рад видеть вас вместе, – совершенно искренне сказал Квиллер. – Это пошло бы вам обоим на пользу.

– Аманда была только развлечением.

– Да, именно так. Милдред тебе больше подходит.

– Рад получить твоё благословение, Квилл. Ну а теперь выкладывай свою новость.

– Самоубийство под видом автомобильной катастрофы. Только что.

–Кто?

– Мелинда. Я узнал её серебристую машину. Она разогнала её на гудвинтер-бульваре и врезалась прямо в памятник. Возможно, она была пьяна, возможно, одурманена наркотиками. В любом случае я совершенно уверен, она сделала это умышленно. Она выросла на этом бульваре и знала, что в конце его тупик и скорость не должна превышать тридцати пяти.

– Мне надо позвонить. – Райкер передал сообщение дежурному в отдел новостей, а потом сказал: – У тебя есть какая-нибудь версия? Только не говори мне, что она умерла от неразделенной любви к тебе, старина!

– Я не тешу себя такими иллюзиями. Нет, у неё были личные проблемы. По-моему, роль леди Макбет может служить метафорой событий её собственной жизни.

Ему очень не хотелось, чтобы остальная часть этой истории попала в печать, хотя Райкер и был его самым близким другом. Подобные вещи лучше обсуждать с Броуди.

На следующий день такой случай представился. Единственным человеком, который осмеливался звонить Квиллеру до восьми утра, был шеф полиции. Казалось, он получает садистское удовольствие, вытаскивая своего любящего поспать друга из кровати.

– Подъём! – крикнул Броуди в трубку. – Свет засиял во мраке! Я еду к тебе.

Ворчливо бормоча себе под но с некоторые невоспроизводимые здесь выражения, Квиллер натянул какую-то одежду, провёл мокрой расческой по волосам и начал варить кофе.

В ту же минуту в амбар широкими шагами вошёл шеф полиции, которого важность миссии заставляла казаться даже внушительнее, чем обычно. Он приветствовал своего не слишком радушного хозяина на шотландский манер, а потом сказал:

– Мертвец воскрес, а твердыня пала! Ты слышал о докторе Мелинде?

– И слышал, и даже видел. Я был на бульваре, когда туда прибыла «скорая помощь». Как насчёт кофе?

– Вот что я тебе скажу: налей мне полчашки, а потом долей горячей воды, и я смогу выпить кофе, не рискуя получить удар… У меня есть ещё одна новость. Они поймали твоего водителя автобуса в Лондоне, но награбленное было тайно вывезено из Шотландии. Он признался в краже, но упорно отрицает убийство. Ты до сих пор считаешь, что он подсыпал Ирме какое-то наркотическое средство?

– Нет, я считаю, что за смерть Ирмы несёт ответственность Мелинда. Это её и доконало.

– Гм-м-м, интересный вывод, – задумчиво произнёс Броуди. – Она оставила в своей квартире предсмертную записку, довольно бессмысленную, насчет запаха крови и проклятого пятна, которое она никогда не сможет смыть.

– Эти слова взяты из текста её роли. Она признаётся в убийстве.

– Что она имела против Ирмы?

– Ирма оказалась случайной жертвой, но, стремясь скрыть содеянное, Мелинда солгала, что та умерла от болезни. Вот почему она так хотела, чтобы тело кремировали, – все доказательства исчезли бы. Похоже, Мелинда уничтожила историю болезни Ирмы, из которой бы стало ясно, что у её подруги было абсолютно здоровое сердце.

– Ты сам до этого додумался? Или твой сообразительный кот помог?

– Энди, ты не поверишь, если я расскажу, что он выделывал!

– После того что мне рассказывал в Центре лейтенант Хеймс, я поверю чему угодно.

– Во-первых, в тот момент, когда Ирма умерла в Шотландии, Коко завыл так, что кровь стыла в жилах, хотя он там не был! Потом он изорвал в клочья посвящённый ей некролог – ещё одно доказательство, что здесь что-то нечисто, и вообще постоянно указывал лапой на Мелинду. Он впадал в ярость, заслышав её голос на магнитофонной записи, и норовил попортить фотографии, где она была изображена. Есть ещё кое-что примечательное. Я сейчас поставлю одну кассету, если найду её, и ты поймешь, что я имею в виду.

Услышав своё имя, Коко неторопливо вышел из другого измерения и расположился между магнитофоном и шефом полиции, ухитрившись навострить уши в обоих направлениях.

– …Гнусный доктор Крим был родом как раз из Глазго. Это был маньяк, живший в девятнадцатом веке. Он совершил целую серию убийств в Англии, Канаде и Соединенных Штатах и, хотя и не снискал себе славу Джека Потрошителя, всё-таки полупил известность благодаря своим тунцовым пилюлям»…

В этом месте вмешался Коко, издав такое яростное на манер тирольских горцев «йа-у-у», что Квиллер тотчас выключил магнитофон со словами:

– Лучше мы послушаем другую запись, сделанную незадолго до смерти Ирмы, когда Мелинда без приглашения пришла в мою комнату.

Перемотав ленту немного назад, он нашёл нужный диалог:

– …Поэтому я делаю тебе предложение, ведь, живя в наших краях, нужно придерживаться общепринятых норм. Если ты на мне женишься, то через три года сможешь получить свободу, а наши дети в конце концов останутся под фамилией Гудвинтер. Мы могли бы очень неплохо провести время вместе.

– Ты не в своем уме.

– А вторая причина в том, что я разорена! Отец оставил мне в наследство только долги и старый, никому не нужный особняк.

– Фонд может помочь тебе. Ему поручено содействовать развитию здравоохранения в нашем округе.

– Я не хочу помощи от организации. Мне нужен ты!

– Я скажу прямо, Мелинда, мой ответ – нет.

– Почему ты не хочешь подумать? Пусть эта идея немного отстоится.

– Знаешь, Мелинда, если я и женюсь на ком-нибудь, то это будет Полли, и поставим на этом точку. А теперь извини…

Квиллер нажал кнопку «стоп», чтобы умерить ярость Коко. Кот сопровождал диалог трелями, едва ли характерными для голосовых связок сиамцев.

– В тот же вечер, – сказал Квиллер Броуди, – когда и Полли, и Ирма отсутствовали, Мелинду видели выходящей из их номера. Я считаю, что она произвела некие манипуляции с таблетками, содержащими витамин С, которые Полли взяла с собой, и ввела в них какое-то средство, вызывающее остановку сердца. Я обсудил это с местным фармацевтом, и он сообщил мне, что такое можно сделать… несколькими способами. Мелинда не знала, что Полли перестала принимать эти пилюли и отдала их простудившейся Ирме. Таким образом, Мелинда убила одну из своих самых близких подруг.

Броуди что-то недоверчиво проворчал, но Квиллер ещё не закончил. Он достал из ящика письменного стола коробку, открыл её и высыпал на ладонь несколько таблеток:

– Они внешне абсолютно схожи с витаминами, которые Полли взяла в Шотландию. Они пунцовые, Энди! Пунцовые пилюли!

Шеф полиции покачал головой:

– Ну, всему остальному насчёт Коко я ещё могу поверить, но этому… Не знаю. Для меня это сложновато.

– Лейтенант Хеймс поверил бы.

– Он-то да! Безоговорочно! – Броуди встал и ощупал свои карманы. – Чуть не забыл, зачем пришёл сюда… Ага, вот оно. Это тебе. – Он протянул прямоугольный конверт, адресованный ему, Квиллеру. Почерк был знакомым. – Письмо лежало в квартире Мелинды вместе с предсмертной запиской. Ну, мне надо возвращаться в Управление.

Посмотрев на конверт со смешанным чувством любопытства и ужаса, Квиллер бросил его на стол и пошёл провожать шефа полиции к его машине, стоящей у задней двери. Когда тот, помахав рукой, уехал, Квиллер в задумчивости обошёл несколько раз вокруг амбара. Он не спешил прочесть последнее послание Мелинды. Раскаивалась ли она, просила ли прощения, делала ли странные признания или упрекала его, – в любом случае читать это будет горько. Во время прогулки он размышлял также о невероятной роли Коко в этой истории. Трудно было провести грань между простыми совпадениями, интуитивными озарениями и игрой воображения, ведь при отыскании улик Коко переходил от абсолютной серьезности к настоящему фарсу. И многое, конечно, было притянуто за уши: и «пунцовые пилюли», то, как кот обнюхивал пятно на ковре… Разве он читал Шекспира? Читал «Макбета»?

А потом Квиллер подумал, что виноват перед Ирмой. Она была замечательной женщиной, возможно, не слишком общительной, но у неё имелись на то свои причины. Он вспомнил, как она каждый вечер гуляла по вересковым полям с Брюсом, пытаясь, по просьбе Кэти, наставить его на путь истинный.

Вдруг он спохватился, что обещал отвезти Полли на работу. Но сначала решил всё-таки прочесть прощальную записку Мелинды: любопытство взяло верх над дурными предчувствиями. Он заставил себя войти в амбар и в тот же момент почувствовал, что в его отсутствие что-то произошло. Он испытал то специфическое, едва ли выразимое словами чувство, возникавшее у него всегда, когда его ожидала неприятность: например, кто-то из котов испачкал белый ковер, разбил поднос со стаканами или что-нибудь стащил.

Он медленно шел по холлу, глядя по сторонам. В месте, отведённом для отдыха, его опытный взгляд не пропустил ни одной плоскости, ни одного уголка в поисках следов возможной катастрофы. В кухне, где было совершено множество кошачьих преступлений, царил полный порядок. Тогда он направился к кабинету и там на столе и на полу Под ним увидел россыпь конфетти. Мелкие клочки бумаги – все, что осталось от послания Мелинды.

– Коко! – возопил он. – Чёрт побери, что ты сделал?! Гнусное ты создание! – Квиллер быстро оглядел комнату. – Куда же ты, дьявол тебя побери, подевался?

Юм-Юм растянулась на камине, наблюдая эту сцену с таким невинным видом, будто не имела к происходящему никакого отношения, но её усы чуть приподнялись, словно она улыбалась, – Коко рядом не было. Его там не было.

Примечания

1

пер. с англ.

(обратно)

2

Одно из прозвищ принца Карла Стюарта (1720-1788), младшего претендента на английский престол, возглавившего восстание якобитов 1745-1746 годов

(обратно)

3

Строки из «Макбета» здесь и далее даются в переводе Ю. Корнеева

(обратно)

4

Имеется в виду документ, выражающий волю завещателя, чтобы ему дали умереть без применения аппаратуры, искусственно продлевающей жизнь

(обратно)

5

«Лючия ди Ламмермур» – опера Г. Доницетти (1797-1848)

(обратно)

6

Изделия из теста, типа пельменей

(обратно)

Оглавление

ОДИН

ДВА

ТРИ

ЧЕТЫРЕ

ПЯТЬ

ШЕСТЬ

СЕМЬ

ВОСЕМЬ

ДЕВЯТЬ

ДЕСЯТЬ

ОДИННАДЦАТЬ

ДВЕНАДЦАТЬ

ТРИНАДЦАТЬ

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

ПЯТНАДЦАТЬ

ШЕСТНАДЦАТЬ

СЕМНАДЦАТЬ . . . . . . .

Реклама на сайте