«Сумасшедшая любовь»

Сумасшедшая любовь (fb2) - Сумасшедшая любовь (пер. Елена Игоревна Филиппова) 1581K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мэри Энн Марлоу

Мэри Энн Марлоу Сумасшедшая любовь

Mary Ann Marlowe

A CRAZY KIND OF LOVE

© Филиппова Е., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

Преследователь. Если выражаться именно так, то занятие, которым я зарабатывала себе на жизнь, можно назвать омерзительным.

Слово «папарацци» звучит приятнее. Чуть-чуть.

Мой редактор Энди утверждал, что у меня не хватает опыта для работы на улице. Он говорил, во мне еще осталось что-то человеческое. «Джозефина, ты должна выбрать: остаться в этой профессии или сохранить душу».

Работать с этим Энди было здорово. Я видела его в деле, когда он шел, пятясь, по тротуару, одновременно делая фотографии и задавая вопросы, прямо перед носом у людей, которые упорно старались его не замечать. Он до сих пор не мог простить мне один-единственный раз, когда я извинилась перед объектом, прежде чем сфотографировать ее. Справедливости ради скажу, что это произошло в мою первую неделю на этой работе, а дама только что вышла из больницы и была вся в свежих синяках.

С тех пор прошли месяцы, и я закалилась.

Меня называли неудачницей и велели найти нормальную работу. Один раз невинный очевидец происходящего намеренно заблокировал объектив, направленный на Джеффа Дэниелса, который путешествовал инкогнито и проскользнул в аэропорт никем не замеченный. И, прежде чем я успела подумать, что день не задался и пора закругляться, этот добрый самаритянин обозвал меня гнусной паразиткой, а потом уселся неподалеку, открыл глянцевый журнал и принялся пожирать глазами Дженнифер Энистон.

Многие люди думают, что такая работа очень увлекательна. И хотя за неделю я видела больше знаменитостей, чем другие – за целую жизнь, я проводила долгие часы, подпирая какую-нибудь кирпичную стену до судорог в плечах в надежде, что звезды сойдутся. В прямом смысле.

В другие дни, как сегодня, какое-нибудь сообщение в «Твиттере» приводило меня в Бруклин. Туда я опоздала на пару минут и не успела запечатлеть, как Эмили Мортимер репетирует роль в Проспект-парке. Проклиная впустую потраченное утро, я потащилась к метро, понимая, что вернусь к редактору с пустыми руками. Но тут, завернув за угол, я заметила Мэгги Гилленхаал с обеими дочерями на выходе из магазина здоровой еды «Парк-Слоуп фуд кооп». Я подняла глаза, поблагодарив небеса, и тут же настроилась на охоту за великолепным снимком.

У меня было два фотоаппарата, висевших на ремнях, которые сходились на груди крест-накрест, как у мексиканского бандита. Когда Мэгги остановилась, чтобы поправить сумки, я схватила основной рабочий фотоаппарат и взяла ее на прицел. Я отключила совесть, готовясь отравить день этой персоне, виновной лишь в том, что она достигла определенного уровня популярности, когда публика готова платить за новости о ней и вторжение в ее личную жизнь. А моя работа заключалась в том, чтобы удовлетворять эту потребность.

Фокусируясь на ней, я смогла сделать лишь один снимок, и тут какой-то беспечный чудак прошел прямо мимо меня, загородив весь обзор.

Я подняла руку. Серьезно? В ярости я обогнула незваного гостя, чтобы поймать Мэгги, но только я заглянула в видоискатель, как его заполнил светящийся пузырь, в котором автофокус мгновенно распознал мистера Беспечного. Он смотрел прямо в мой объектив. С воплем разочарования я выпустила фотоаппарат, и он упал мне на грудь, но мой новый друг явно не ощущал моего негодования.

Напротив, он подвинулся ближе с обезоруживающе дружелюбной улыбкой.

– Кого снимаешь?

– Это Мэгги Гилленхаал.

Раздражение сделало свое дело – я произнесла это слишком громко, и рядом стоявшая женщина ахнула и поспешила поделиться новостью с другими. У меня сжалось сердце, а шепот вокруг нарастал. Я практически увидела, как мои шансы сфотографировать знаменитость испарились в гомоне прохожих, желающих получить автограф. Протяжный вздох вырвался из моего тела вместе с последней надеждой вернуться к Энди хоть с чем-то стоящим.

Я метнула яростный взгляд на моего заклятого врага, но, рисуя у себя в голове коварный план мести, вдруг поняла, что он восхитительно красив. Светлые волосы, голубые глаза, широкие плечи, загар – он мог бы стать моделью для постера с рекламой серфинга в каком-нибудь калифорнийском агентстве путешествий. Он и правда был слишком идеален, чтобы бродить по улицам без присмотра.

Но все это не имело значения. Он испортил мне утро, и я подняла бровь еще выше в знак осуждения.

А он все равно продолжал смотреть на меня с любопытством, как будто я интереснее звезды, что была совсем рядом. Звезды, которую я не видела из-за толпы, окружившей ее. Он ткнул пальцем в мой фотоаппарат.

– Ты папарацци?

Его восхищение вдруг стало понятным: вероятно, он никогда в жизни не видел папарацци и обезличивал это понятие. Я провела по зубам языком и обдумала ситуацию.

– Слушай, я уверена, что тебе все равно, но твое появление стоило мне отличного кадра с участием вон той актрисы, а это мой хлеб. Самое меньшее, что ты мог бы сделать, – это поднять меня, чтобы я вернулась к редактору не с пустыми руками.

Его глаза сузились, он окинул взглядом окрестности, потом посмотрел на меня, обдумывая поставленную задачу. Я немаленького роста, но мне нужно было встать как минимум на скамью, чтобы оказаться выше толпы. На его губах заиграла улыбка.

– Хочешь забраться ко мне на плечи? – Он ехидно изогнул брови.

Предложение казалось нелепым, но я была в отчаянии. В прошлом я и не такое преодолевала ради менее удачных кадров. И почему-то мне показалось, что этот парень достаточно натренирован для этого. На протяжении всего разговора он беззаботно ухмылялся. А снимок был мне очень нужен. Я закрыла глаза и наступила на горло собственной гордости.

– А ты не возражаешь?

Он стремительно присел, как бывалый жених, и я поморщилась, когда его голое колено ударилось об асфальт. Он просто склонил голову и сказал:

– К твоим слугам.

Я не удержалась и рассмеялась – так абсурдно все это выглядело. Но потом он поднял глаза, и смех прямо-таки застрял у меня в горле. До этого момента он был лишь назойливым нарушителем, но этот горящий взгляд немедленно вернул меня в реальность. Я отошла на полшага, упиваясь красотой моего коленопреклоненного рыцаря. Золотистые волосы сияли в утреннем солнце. Яркие голубые глаза излучали веселье и в то же время выдавали умного человека. Рельефный бицепс выглядывал из-под рукава футболки, обтягивавшей его широкую грудь. Мышцы бедра напряглись, а его гладкая упругая кожа кричала «Потрогай меня».

Я сглотнула.

Он протянул руку:

– Давай, я не кусаюсь. Во всяком случае не средь бела дня.

Я кружила вокруг него, прокручивая в голове все, что сказала бы моя мама касательно ситуации. Но этот незнакомец, судя по всему, не страдал от брюшного тифа, да и подозрительного грязного фургона поблизости не наблюдалось. В общем у меня появилась вполне обоснованная уверенность в том, что таким образом я вряд ли умру. Я коснулась ладонью его плеча и тут же отдернула ее в ужасе – он был такой подтянутый и крепкий.

Он обернулся и посмотрел на меня.

– Тебе нечего бояться. Я постоянно ношу тяжелое оборудование. Уронил только пару вещей. – Его губы – губы, на которые я обратила внимание впервые, – растянулись в широкой улыбке. Зубы сверкали прямо как в рекламе зубной пасты «Крэст», и я задумалась, хватит ли у меня самообладания, чтобы залезть на такого красивого мужчину.

На ум пришло одно из нравоучений Энди: «Заполучи кадр любой ценой!» И так страх потерять работу одержал верх над моим самоуважением. Если честно, я потихоньку уничтожала эту добродетель, с тех пор как променяла школу искусств на фотографирование для желтой прессы.

Попрощавшись с чувством собственного достоинства, я закинула правую ногу на это аппетитное плечо. Ощутив его пальцы у себя на голени, я подпрыгнула и села ему на шею. Мой подъемный кран с человеческим лицом крепко прижал мои ноги к себе и встал.

И пошатнулся.

Я инстинктивно вцепилась ему в волосы, и он вскрикнул.

– Прости! – завопила я.

В нос ударил кокосовый аромат, и я с трудом поборола всепоглощающее бессознательное желание прикоснуться к нему, впитать его запах, попробовать его на вкус. Я хотела наклониться вперед и зарыться в его волосы.

Но ведь я потратила много месяцев, чтобы зацепиться на этой работе и не собиралась сдаваться лишь потому, что оседлала одного из пятидесяти самых красивых людей мира. С этими сексуальными губами. И этими руками, которые держали мои ноги.

«Сосредоточься, Джо».

Толпа впереди начала редеть, и у меня возник соблазн отказаться от плана А, но я просто не могла рисковать упустить Мэгги, которая точно ушла бы, дав последний автограф.

Я подняла фотоаппарат и увеличила масштаб изображения. Объект находился в центре и смотрел в другую сторону.

«Черт».

Я крикнула:

– Отсюда толком не видно, что это она. Не мог бы ты подойти поближе?

Он медленно пошел по тротуару, и самообладание начало покидать меня, ведь его шея терлась о мои бедра и не только. Плечи напрягались и расслаблялись под моими ногами, и становилось все жарче. Я потрогала его шею, и побежали мурашки. Он поднял руку и поймал мою ладонь. Я чудом избежала неловкого падения.

Несмотря на наше сознательное поведение, когда мы дошли до цели, Мэгги повернула голову и встретилась со мной взглядом. Я быстро подняла фотоаппарат, но появление отчаянного папарацци верхом на плечистом подельнике, должно быть, напугало ее, потому что едва я настроилась, она подхватила сумки, взяла за руку младшую дочь и побежала прочь.

Я вытерла лоб. Если только я случайно не сфотографировала что-то во время этой убийственной сцены, то ничего у меня не вышло.

Мой случайный герой опустил меня на землю, и оказалось, что я запыхалась, хотя напрягался из нас именно он. Он провел рукой по волосам, и я проводила его ладонь жадным взглядом, уже сожалея, что спустилась на грешную землю с плеч божества.

Он разглядывал меня с таким же интересом.

– Возможно, нам стоить представиться друг другу официально? Я Мика. – Он протянул руку. – А ты?

– Дж… Джо. – Я глубоко вдохнула и выпустила воздух.

– Джо-Джо? – При других обстоятельствах такое поддразнивание оттолкнуло бы меня, но в Мике был какой-то шарм, придающий легкость общению. К тому же он только что согласился выступить в роли платформы на колесах, как на параде, исключительно из благородных побуждений.

– Джо, – повторила я с большей уверенностью. – Джози.

– Что ж, Джози. – Он схватил меня за руку, а на его губах заиграла не то очаровательная, не то дьявольская улыбка. – Откуда ты?

Я, содрогнувшись, сделала вдох, чтобы хоть как-то замедлить стук сердца, готового выпрыгнуть из груди. Прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы потеря самообладания была связана не с резким падением уровня сахара в крови, а с нахождением в непосредственной близости от самого красивого мужчины, которого я когда-либо видела. А красивых людей по работе я встречала немало.

– Из Джорджии, – ответила я и затем уточнила: – Из Атланты.

Он нежно ткнул меня в плечо.

– Вернись, Джо-Джо[1].

Я захихикала, узнав намек на старую песню, как будто не слышала такую же шутку от каждого весельчака в своем классе. Я изобразила милейший южный акцент.

– Отправляешь меня домой?

Он прищурил свои голубые глаза, а игривая улыбка выглядела очень соблазнительно. На его загорелых упругих щеках появились ямочки под едва заметной светлой щетиной. Его кожа казалось нежной, как у младенца.

– Вовсе нет. – Он протянул руку и выпрямил мой каштановый локон. Я вздрогнула. – Просто ты непохожа… – Он закусил губу, и, судя по всему, задумался, как закончить это предложение. – У тебя почти нет акцента. Я не догадался бы, что ты с юга.

– Боюсь, что да. Родилась и выросла в округе Декалб. – Я шагнула к нему. – А ты?

– Вообще ты забрела в мое королевство. – Он махнул руками, как будто хотел продемонстрировать свои владения. – Могу я спросить, с каким заданием ты сюда попала?

Нужно было отдать ему должное – он умел странно шутить, и я засмеялась.

– Ищу Святой Грааль. Ты не видел его поблизости?

– Увы, нет. – Он подмигнул. – Я как раз собирался его найти, когда со мной заговорила прекрасная дева в глубокой печали. – Он как будто бросал мне вызов своей шаловливой ухмылкой.

– Правда? – Я одарила его улыбкой. – А ты привык мешать съемкам, которые ведут невинные девы?

Он выдохнул и удивленно расхохотался.

– Можно и так сказать.

Я сузила глаза и, прежде чем он успел среагировать, подняла фотоаппарат и щелкнула затвором.

– Ага! Я получила утешительный приз. – Я с угрожающим видом потрясла перед ним фотоаппаратом. – Теперь посмотрим, сколько ты стоишь на рынке.

Он изобразил, словно хочет отодвинуть мой фотоаппарат, но у него не получается, и драматично ударил себя в грудь.

– О боги! Однако могу сказать, что немного.

Я подумала об оплате, и мой желудок сжался от ужаса, а эта очаровательная встреча тут же потеряла всякую прелесть. Вероятность наткнуться на другую знаменитость в этой части Бруклина была призрачной. Нужно было немедленно возвращаться в офис и провести небольшое расследование, чтобы наметить следующую жертву. Если повезет, мне удастся принести что-то Энди до конца дня. Я просто не могла позволить себе подвести его снова. Я знала, что он уже начал считать дни до того момента, когда сможет меня уволить, – я это чувствовала. А мне нужна была эта работа.

Я нахмурилась.

– Мне пора возвращаться.

Мика закусил прекрасную нижнюю губу на мгновение и произнес:

– Слушай, а у тебя случайно нет визитки? Ну знаешь, на тот случай, если я выйду на рынок и мне понадобится личный папарацци.

Тут я снова рассмеялась, и моя мимолетная грусть рассеялась. Я потянулась к сумке с фотопринадлежностями и достала обычную белую карту с моим именем и контактной информацией.

– А у тебя есть визитка?

Мика покопался в кармане и достал кошелек. Он вытащил визитку и подал ее мне. Только я принялась читать, как он положил палец мне на плечо, и я на секунду закрыла глаза, прильнув щекой к его руке. Что на меня нашло?

– Приятно было познакомиться, Джо-Джози из Атланты, штат Джорджия. Надеюсь, увижу тебя снова. – Он еще раз посмотрел мне в глаза, теперь серьезнее, чем раньше. – И не позволяй этой работе изменить тебя.

Он быстро пожал мне руку, потом отвернулся и зашагал прочь, а я стояла на этом месте как вкопанная, любуясь уходящей фигурой. Я вздохнула в надежде, что он попросил визитку, а значит, позвонит мне. Я опустила глаза на кусочек картона и прочитала: «Мика Синклер, «Театр абсурда»

От удивления я открыла рот.

Я добрых полчаса проговорила с Микой Синклером. С Микой, черт возьми, Синклером! Я откинула голову и принялась провожать глазами облака. Он был у меня в руках, а я не задала ему ни одного провокационного вопроса. А фото, которое я сделала, – об этом я даже думать не хотела.

Мой босс съест меня заживо, если я сама не покончу с собой. Я могла бы снять фото, достойное тысячи просмотров, если бы понимала, что общаюсь с известной личностью.

В качестве аргумента защиты могу сказать, что у меня не такой энциклопедический склад ума, как у Энди. И мне не хватало опыта, чтобы узнавать каждую знаменитость второго эшелона, которая попадала в желтую прессу. На самом деле мне пришлось поломать голову, чтобы вспомнить последний факт, который я слышала о Мике. Что-то связанное с девушкой, как мне казалось. Не важно. Ни одно подобное оправдание не устоит перед лавиной ругательств Энди.

Я подумала, не броситься ли вдогонку за Микой. Я могла сделать его фото со спины. По моим оценкам, вид был вполне достойный. Меня все равно не похвалят за один-единственный снимок, особенно с учетом того, что он не сопровождался хорошей цитатой. Я с таким же успехом могла бы удалить кадр и притвориться, что его никогда не было. Но Энди превратил бы мою жизнь в ад, если бы я вернулась ни с чем.

Луч надежды затеплился во мне, когда я вспомнила, что у меня остались контакты Мики. Что, если позвонить ему и сладким голоском уговорить дать цитату? Я взяла его визитку и прочитала: «Пожалуйста, свяжитесь с моим агентом по номеру…» И всякая надежда умерла.

Вспоминая последние слова Мики, я поплелась к метро. «Не позволяй этой работе изменить тебя». Все это время он знал, что я упускаю блестящую возможность, и, должно быть, потешался надо мной про себя. Я напрягла плечи и решила сложить этот эпизод в копилку профессионального опыта. Очередной эпизод.

В другой ситуации после подобного унижения я заплакала бы. Но теперь, шагая по улице, я начала смеяться. По крайней мере, я пережила приключение, о котором смогу рассказать Зайону. И несмотря ни на что, это был самый веселый случай, не знаю с каких пор. Мика оказался яркой вспышкой в этом дне, полном разочарований.

Приближаясь ко входу в метро, я заметила девочку в аквагриме с ярким красным воздушным шаром. Я наклонилась, достала личный фотоаппарат и открыла затвор, чтобы снять серию картинок. Яркое солнце нарисовало нимб над ее необузданными кудрявыми локонами. Родители склонились над картой, не замечая шедевральной красоты собственного ребенка. Девочка подняла глаза и увидела меня. Я опустилась на колени на тротуаре и подмигнула ей. Она чуть склонила голову и посмотрела прямо в объектив. Вырвалась открытая улыбка. У нее не было одного переднего зуба.

Щелк. Щелк. Щелк. Великолепно.

Глава 2

Я хихикала, пока поднималась в лифте на этаж, где находилась редакция новостей, и заново прокручивала в голове мое сумасшедшее утро. В те несколько месяцев, что я охотилась на знаменитостей, мне никогда не удавалось поговорить ни с одной из них подобным образом. По-человечески. Я задалась вопросом, почему Мика подошел ко мне просто так, без цели извлечь из этого выгоду. Это же правда. И по этой причине я чувствовала себя особенной, ведь он выделил именно меня. Я отругала себя, гоня прочь мысли о мужчине, столь недоступном, к тому же я явно опоздала. Меня накрыло смятение.

В животе заурчало – явный признак того, что пора перекусить. Однако я хотела поймать Зайона, прежде чем Энди вернется с обеда.

К счастью, в офисе было пустынно. Я тихо пробралась к столу, пытаясь не привлекать внимание любопытных назойливых коллег. Дерек был слишком занят тем, что выуживал вилкой кусочки курицы с карри из пластикового контейнера, и не собирался на меня отвлекаться. Капля коричневого соуса повисла на его хипстерской бороде, и я с трудом сдержала смех. Еще через пару столов сидел Леонард и усиленно дул на чашку кофе, почитывая журнал конкурентов и собирая новые сплетни в энциклопедическую копилку памяти.

У нас не было кабинетов, как в других офисах. Наш отдел без разделительных стен напоминал творческую мастерскую или архитектурное бюро. Черные деревянные столы располагались вдоль одной стены с высокими окнами. Но вместо акварельной бумаги или синьки к этим рабочим местам прилагались современные плоские мониторы – один или два на место. Приноси ноутбук, подключайся и работай. А вместо того чтобы кататься по помещению на удобных офисных креслах, мы сидели на высоких табуретах. Энди надеялся, это будет мотивировать нас как можно меньше работать в офисе. Он считал, мы должны больше времени проводить на улице.

Устроившись напротив монитора и подключив фотоаппарат к серверу через вай-фай, я поймала взгляд Зайона и молча пригласила его подойти, слегка кивнув. Он спрыгнул со своего табурета и примостился рядом со мной.

Пока я искала на жестком диске фото Мики, которое только что скопировала, Зайон сидел, уткнувшись подбородком мне в плечо. Как только картинка открылась, он ахнул:

– Ты налетела на Мику Синклера?

Зайон работал в желтой прессе уже долгие годы, но до сих пор приходил в восторг от знаменитостей, особенно красивых. Он наклонился вперед, как будто хотел дотронуться до Мики через экран.

– Хм. Ты спросила его о расставании?

Вот какую новость я забыла!

Жесткие волосы Зайона практически лезли мне в глаза, и я чуть оттолкнула его.

– Ну нет.

На втором мониторе я набрала в строке поиска имя Мики. Первый выпавший заголовок звучал так: «Мика Синклер снова один?»

Меня сковало от противоречивых порывов. Я словно увидела слово «один» на тридцатифутовой неоновой вывеске. От мысли о якобы свободном Мике Синклере, который флиртовал со мной – тоже совершенно свободной, – у меня кровь закипела в жилах.

А вот слово «снова» вернуло меня к реальности, напомнив, что в новостях он появился только в связи с новой или, скорее, бывшей девушкой. Быть может, он и свободен, но велика вероятность, что флиртует он всегда и везде, даже во сне.

И все же я не могла сдержать улыбку, разглядывая восхитительно шаловливое лицо Мики на снимке. И хотя фото стало для него сюрпризом, вид у него был такой, как будто он одержал надо мной верх, а не наоборот. Как будто он подговорил меня сделать эту фотографию. И, черт возьми, как же он фотогеничен.

Зайон озвучил мои мысли:

– Он, безусловно, красив.

Я увеличила масштаб, и лицо Мики заполнило экран. Он стоял так близко, когда я сфотографировала его, что я захватила практически одно лицо. Как жаль – у него такое тело! Ах, эти глаза. Синие, как сапфиры. С переливами, как морские волны.

– Я убить готов за такую кожу. Удивительно ровный цвет. – Темная кожа Зайона была покрыта черными пятнами, как у Моргана Фримена. Для меня эта особенность была его неотъемлемой частью, но я знала, что он строг к себе. – Это несправедливо. Как будто его отфотошопили!

Я потрепала его по щеке.

– Ты прекрасен, Зайон.

Он закатил глаза.

– Можешь наложить фильтр, чтобы сделать взгляд выразительнее?

– Не уверена, что стоит напрягаться. Скорее всего, Энди не использует снимок.

Зайон кивнул на фото и благородно заметил:

– Если бы он на меня так смотрел, я бы тоже прикусил язык.

Я уперла локти в стол и опустила подбородок в ладони. Я была благодарна, что меня ободряюще потрепали по спине, и расстроена, что нуждалась в таком ободрении постоянно.

– Я не прикусила язык, Зайон. – Я огляделась, чтобы убедиться: нас никто не подслушивает. – Я понятия не имела, кто он такой.

– Что? – Он произнес это слишком громко, и проныра Леонард поднял на нас глаза. – Как же ты сфотографировала Мику Синклера, если ты не знала, кто он?

С этими словами он выпустил из клетки чудовище. Леонард встал из-за стола, держа кружку с кофе обеими руками.

– Ставлю десять баксов, что он подошел к тебе.

Я заморгала от изумления.

– Так и было. Откуда ты знаешь?

Он поставил кружку на мой стол.

– Мику Синклера тянет на папарацци, как мотылька на пламя.

Я вспомнила, как Мика оказался перед моим объективом и насколько странным мне показалось то, что он не заметил знаменитость поблизости от меня, зато заинтересовался моей персоной. Все совпадало. Хватит уже чувствовать себя особенной. И все же что-то выбивалось из общей картины.

– Если он жаждет публичности, почему не сказал, кто он? Я бы, по крайней мере, взяла у него интервью.

Он пожал плечами.

– Понятия не имею. Возможно, он решил, что ты сама должна знать.

Ой.

– Сначала я его не узнала. Это странно, но он заговорил со мной, как самый обычный человек, как будто это я его заинтересовала. – Даже мне показалось, что я говорю таким тоном, словно пытаюсь защититься.

Леонард расслабил плечи, как будто вспомнил, что я ему не конкурент, а зеленый новичок, с которым нужно носиться, как с ребенком.

– Знаешь, я заметил, что с фотографами он дружелюбнее, чем с репортерами. Возможно, он нарцисс. Или, быть может, он любит публичность без вторжения в частную жизнь. И не могу сказать, что осуждаю его за это, если задуматься, о чем его обычно спрашивают. – Он покачал головой и изобразил: – «Мика, вы расстались со своей девушкой?» – произнес он, – бедняга. В конце концов, он музыкант.

Леонард работал здесь даже дольше, чем Энди. Он про каждого мог рассказать какую-нибудь историю. Его слова повисли в воздухе, как будто он намекал, чтобы я спросила его еще о чем-нибудь.

– Тебе приходилось брать у него интервью?

Он скривил губы, как будто я спросила, приходилось ли ему ездить на метро.

– Разумеется. Несколько раз.

– И?

Он умолк, перебирая воспоминания в банке данных у себя в голове, и продолжил с авторитетным видом:

– Впервые я услышал о Мике Синклере, когда вышла статься в «Рок пейпер».

Зайон произнес:

– Точно.

Я тут же спросила:

– Что?

Дачлорд Дерек, который всегда всех подслушивал, вставил:

– Это было около года назад. Возможно, в захолустье такие новости не выходят.

Я метнула на него яростный взгляд.

– У нас в Джорджии есть Интернет, Дерек.

Зайон принялся искать в «Гугле».

– Я это помню. Красивые парни в роке. – Я предположила, что он процитировал название, хотя, зная его, я могла подумать, что он ностальгирует по прекрасному прошлому.

Леонард вернулся к теме.

– «Рок пейпер» выпустила целую статью про самых горячих девочек в роке. Пятьдесят страниц сексуальных кошечек в коже, с ярким мейкапом. На них обрушились с критикой за то, что они сосредоточились на внешности женщин, а не на их музыке. Сексизм, знаете ли. Так что в одном из последующих номеров они выпустили такую же оскорбительную статью про красивых парней-рокеров, каких только смогли раскопать.

– Оскорбительную уж точно. – Зайон нашел статью и медленно продирался через напичканное рекламой слайд-шоу, разглядывая фото таких маститых музыкантов, как Джон Бон Джови и Адам Коупленд. Я выхватила у него мышь и пронеслась по фотографиям людей, которых не знала, пока не нашла Мику с такой широкой белозубой улыбкой, какая явно не отличала остальных рокеров. Да и оделся он так, словно раскопал вещи на барахолке, – облегающие ярко-красные штаны, высокие зеленые кеды «Конверс» и потрепанная футболка с изображением группы, о которой я в жизни не слышала. Но с таким лицом Мика однозначно вписывался в ряды «Красивых парней в роке».

Я прочитала подпись вслух:

– «Мика Синклер, тридцать один год. Весы по знаку зодиака, и вы, дамы, должны знать: это означает, что он хороший любовник». – Я прыснула и продолжила, давясь смехом: – «Но вы вероятно, не знаете, что этот плохой рок-мальчик, вырос в очень религиозной семье. Путешествуя по стране с семьей вместе с сектой, юный Мика Синклер распевал воодушевляющие песни в церковном хоре, прежде чем потряс всех нас песней под названием «Гравитация». О боже!

– Именно, – сказал Леонард. Он подошел к нам. – Можно мне?

Я дала ему мышь, и он набрал в «Гугле» что-то еще. Прежде чем открыть ссылку, он произнес:

– И вот репортеры вцепились в эту историю про церковь и тут же начали публиковать подобные статьи. – Он открыл материал, который начинался с огромной фотографии Мики в обнимку с роскошной блондинкой, надо полагать, на частном пляже. Фотографу повезло снять Мику практически без штанов. Можно было увидеть все его тело, если бы не пиксельный фиговый листок, загораживающий ту самую часть тела, которая делала кадр особенно интересным.

Зайон покачал головой и сказал:

– М-м-м, этот мальчик восхитителен. Только взгляните на эти плечи.

Я взглянула. Я сидела на этих плечах меньше чем два часа назад. Мой желудок сжался, когда я подумала об этом. Не пойми откуда на меня накатила волна ревности к девушке на пляже. Вероятно, мне нужно было посочувствовать ей. Скорее всего, он бросил ее после того, как их сфотографировали.

Леонард дал нам возможность переварить все новые сведения и вернулся к нашему разговору.

– Эта тема двуличности довольно долго была популярна у журналистов, которые писали подобные статьи.

То, что я узнавала в этом отделе, не переставало меня удивлять.

– Прелестно.

– О, я знаю. Тогда я думал, что это будет похоже на крушение поезда. Я даже провел небольшое расследование, чтобы узнать, в какой секте он состоял. Его родители, во всяком случае.

– Да? – Заинтригованная, я подалась вперед. Сплетни продаются не просто так.

– Она называлась «Мараната». Как я выяснил, это значит нечто вроде «Возвращение Господа» или что-то в таком духе? Как это правильно звучит?

– Второе пришествие, – ответил Зайон. Мы с Леонардом повернулись и уставились на него. Он положил руку на бедро. – Что такого? Я вырос в баптистской семье на юге.

Я озвучила мысли, которые объединяли нас обоих.

– Ты сказал: «Второе пришествие», даже не дрогнув. Так четко, без каких-либо сомнений. – Леонард расхохотался. Мне нравилось работать с этими людьми, когда они не соревновались в конкурсе на лучшую историю. То есть когда Энди не было поблизости и никто не создавал конкуренцию.

Леонард вновь захватил наше внимание и продолжил:

– Вскоре я случайно встретил Мику и спросил его об этом. Знаете, его семья разъезжала по стране на автобусе, который они называли «автобус спасения». Они колесили по Штатам, как семья Патриджей, только вместо того, чтобы продавать поп-музыку, они продавали апокалипсис.

Воцарилась тишина, до тех пор пока мы не удержались и хором не спросили:

– И что случилось?

Леонард улыбнулся, он обожал внимание.

– Вот это и есть самое странное. Он рассказал, как здорово было путешествовать по разным городам, играть на гитаре и встречать новых людей. Он так это подал, как будто я спросил его о последнем музыкальном туре.

Зайон вставил:

– Хочешь сказать, его родители катались по стране, распевая церковные гимны, и поэтому он стал рок-звездой, которая теперь ездит по гастролям? Звучит забавно.

Леонард ткнул в Зайона пальцем в знак согласия.

– Думаю, именно поэтому вся эта история не получила продолжения. Мика сделал так, что тема религии не задержалась на устах репортеров. Он избегал ее без отрицаний или извинений, поэтому тема просто умерла. Но это сделало его одним из тех людей, которые интересны только тем, что интересны.

Дверь распахнулась, и все разлетелись по местам. Энди ворвался внутрь, как будто у него было важное задание. Вероятно, он поймал момент, когда какая-нибудь звезда уронила ребенка. В редакции началась небывалая активность. Пальцы стучали по клавиатуре, и никто не смел взглянуть на нашего грозного босса, который расхаживал по офису. Он подошел к моему столу, я склонила голову, но было слишком поздно.

Энди просверлил меня взглядом:

– Джо! Как дела с Эмили Мортимер? Есть что-нибудь, что мы можем использовать?

Зайон вытянулся, мой личный спаситель.

– У нее есть отличное фото Мики Синклера для рубрики «на прогулке». Поскольку именно он уговорил меня устроиться сюда, он всегда старался помочь мне в преодолении испытаний и разбирательств, присущих работе с самим дьяволом.

Разрумянившийся Энди начал производить в уме расчеты.

– Текста нет? – Зайон молчал, и он продолжал: – Как можно было налететь на Мику Синклера и не выудить ни слова? Она спросила его о расставании?

– Я здесь, Энди. – Мне не хотелось признавать, что я не узнала Мику. – Он не остановился. Я едва успела поймать кадр.

Энди посмотрел на мой монитор и закудахтал:

– Что-то не похож он на человека, который спешит! Что он делал? Стоял и флиртовал с тобой?

Он сделал еще пару шагов к своему месту, и я выкрикнула:

– Это лучшее, что я смогла сделать.

Неправильный ответ. Энди повернулся ко мне и впился взглядом, как око Саурона в кольцо.

– Держу пари, если я залезу в «Твиттер», я за пять минут найду его фото, которое сделал сегодня какой-нибудь любитель. – Его рот сжался, а лицо исказила сердитая гримаса – так Энди демонстрировал извращенное удовольствие. – Плохо.

Он открыл мою вкладку с «Твиттером» и набрал имя Мики. Разумеется, за считаные секунды он нашел дюжину твитов с Микой на улице с сегодняшней датой. Под самым верхним была подпись: «Новая девушка Мики?» Энди кликнул на ссылку с трясущимся видео, и я предстала перед коллегами во всей красе, сидя на плечах Мики с решительным взглядом.

Я знала, что сейчас мне прочитают самую неприятную лекцию в моей жизни, но думала лишь о том, как отправить это видео маме, которая будет безмерно рада. Я решила, что обязательно посмотрю его сама еще двести или триста раз, если переживу следующие несколько минут.

Энди повернул голову.

– Ты сказала, что он не остановился. Как ты это объяснишь?

Я обняла себя руками и задрожала. И хорошо ли я себя чувствовала? Мне нужно было поесть, и побыстрее, но сначала предстояло отразить атаку Энди. Я на секунду закрыла глаза, но Энди не собирался делать мне поблажки.

– Я слушаю.

Я посмотрела на него и увидела, что презрительная усмешка никуда не делась.

– Прости, Энди. Я не знала, кто он. Он подошел ко мне сам. На самом деле он закрыл мне вид на Мэгги Гилленхаал, потому я попросила его подсадить меня.

– Мило. – Его губы изогнулись, и он кивнул, размышляя. – Быстро соображаешь. Инициативная. – Он повернулся и оглядел других, которые самозабвенно наблюдали за разворачивающейся драмой. – Вот, что я люблю видеть – хороший кадр любой ценой. – Он повернулся ко мне: – И где фото Мэгги?

Его похвала дала мне надежду, но последний вопрос разбил ее на мелкие осколки.

– Мне так и не удалось его сделать. Она увидела меня и убежала.

Он сжал губы, и я прочла слова «некомпетентный желторотик» в его глазах. Он выдохнул:

– Нет худа без добра, однако.

Мускул в моей щеке дергался от стресса – слишком быстро менялось настроение Энди.

– Что?

Он заворчал:

– Если хочешь получить что-то, что я могу использовать, последи за таунхаусом Эрве Диаса в Бруклине в пятницу вечером.

– В пятницу вечером? – Ужасно. Я перевела взгляд с Энди на Зайона, пытаясь понять суть задания. – Кто такой Эрве Диас?

Зайон сказал:

– Она не знает. – Он повернулся ко мне: – Это барабанщик в группе Адама Коупленда «Уокинг дизастер».

Энди закатил глаза.

– Ну ты же слышала о них, правда?

– Конечно. – Я затерла их записи до дыр, да и портреты Адама Коупленда попадали на обложки крупнейших музыкальных журналов.

– Эрве всегда устраивает крутые вечеринки, перед тем как их группа отправляется в турне, и его мероприятия как магнит притягивают самых разных интересных людей. Твой новый друг Мика, вероятно, тоже там появится. Посмотрим, удастся ли тебе привлечь его внимание. Все знают, что он умеет подобраться к женщине.

– Мика Синклер дружит с Адамом Коуплендом?

Энди разочарованно выдохнул.

– Можно и так сказать. Адам Коупленд помолвлен с сестрой Мики – Иден Синклер.

Конечно, я должна была догадаться.

– Ты хочешь, чтобы через Мику я подобралась к его сестре?

Я тут же пожалела о том, что сказала так, ведь на лице Энди появилось то самое выражение воинствующего лицемерия, которое он демонстрировал всякий раз, когда я говорила об объектах как о живых людях. Ему очень нравилось разглагольствовать о нашей священной миссии.

– Послушай, Джо. Это бизнес, а они товар. Если хочешь, чтобы тебе заплатили, придется изменить мировоззрение. Ты не можешь подружиться с ними. А они не будут дружить с тобой, если им от этого ничего не перепадает. А без публичности они перестают существовать. На самом деле если ты хорошо выполняешь работу, то оказываешь им услугу.

– Точно. Спасибо за задание. Я тебя не подведу.

Энди ткнул в меня пальцем.

– Нет, Джо, не подведешь. Многие хотели бы оказаться на твоем месте. Не упусти свой шанс. – Он метнул на меня злобный взгляд, который в очередной раз напомнил мне темного господина. – Объектам плевать на тебя, поэтому тебе не стоит переживать о них. Это ясно?

Используя слово «объект» для обозначения знаменитостей, Энди пытался превратить их в обезличенный продут. Я прокрутила его слова в голове и пообещала себе выработать такой же безжалостный подход к работе. Но когда я посмотрела на фото Мики, который смеялся, когда нес меня, как старого друга, он показался мне таким добродушным и милым.

Но опять же – он подошел ко мне только из-за фотоаппарата.

Я выпрямилась и кивнула Энди.

– Договорились.

Глава 3

В пятницу вечером я уселась на нижней ступеньке у подъезда одного тихого бруклинского дома и приготовилась ждать. Я приехала пораньше, прежде чем другие фотографы пронюхали о происходящем и задолго до приезда первых гостей. Мускулистый охранник выглянул из-за двери и пару раз смерил меня взглядом, мысленно приобщив к базе несносных сталкеров, «которые сюда не пройдут». В такие вечера я чувствовала себя неудачницей вдвойне, незваной и нежеланной.

Я решила, что Энди ошибся, когда решил, что Мика меня пригласит, но попытать счастья стоило, не правда ли? Я даже принарядилась на всякий случай. Не настолько торжественно, чтобы почувствовать себя глупо, когда Мика меня непременно уколет. На мне была облегающая футболка с круглым вырезом и темные джинсы, а также удобные кеды, но я потратила больше времени, чем обычно, на прическу и макияж.

Если Энди ошибся, я хотя бы смогу сделать отличные снимки других знаменитостей на входе. А если он окажется прав… Мое сердце забилось чуть быстрее от страха и предвкушения.

После двадцати минут безделья я покопалась в рюкзаке и выудила стратегический запас мармеладок «Губка Боб». Я принялась жевать самого Сквидворда и открыла «Фейсбук» в телефоне, чтобы проверить комментарии к видео, которое я разместила на стене, тому самому, где я катаюсь на Мике, как на аттракционе с механическим быком. Я посмотрела его столько раз, что запомнила малейшие изменения в выражении лица Мики – от широкой дурашливой улыбки до неподдельного удивления, когда я подалась вперед и вцепилась ему в волосы.

Мама насмешила меня нахальным комментарием: «О-о-о, а отец у него есть?»

А мамина надоедливая соседка Мариса Беннет, мать Келси Беннет, являвшей собой само совершенство, тут же прикрепила ссылку на статью под названием «Рокер-Казанова Мика Синклер подтвердил расставание с девушкой». Потом Мариса добавила: «Ты в курсе репутации этого парня, Энни?»

Моя мама никогда не любила непрошеные нравоучения, поэтому парировала: «Благодарю за статью, Мариса. Уверена, Джози может принимать решения самостоятельно».

Я кликнула и нахмурилась, читая статью. «Неугомонный Мика Синклер бросил последнюю из череды подружек-фанаток группы в рекордно короткий срок».

Репортер каким-то образом умудрился получить цитату Мики: «Мы просто договорились, что каждый пойдет своим путем».

Редакция высказала мнение в более жесткой форме. «Желание пойти своим путем, похоже, входит в привычку у Мики, который постоянно рыщет в поисках новой добычи. Его несерьезные романы завершаются одновременно с окончанием гастролей».

Во второй части статьи были собраны разного рода слухи со ссылками на соответствующие статьи. «Видимо, боязнь отношений – семейная особенность. Сестра Мики Иден Синклер и ее жених Адам Коупленд, с которым она встречается уже два года, так и не объявили о свадьбе. Поженятся ли они когда-нибудь?»

Я не могла понять, почему люди так сильно переживают за семейный статус помолвленных знаменитостей, как будто у кого-то был шанс закрутить роман с Адамом Коуплендом, пока он не произнес заветное «Да, я согласен».

Подобным образом я не могла понять, почему все слухи вокруг Мики вообще меня волновали. Ведь едва ли у меня был шанс закрутить роман с ним, даже если он не сможет удержать свое мужское достоинство в штанах. Не то чтобы я хотела стать последней в «череде подружек». Я все еще надеялась, что в моей жизни случится «они жили долго и счастливо», пусть даже у моей мамы это не вышло.

Зная, как желтая пресса любит мусолить одну и ту же историю, я не могла не подумать о том, есть ли еще новости о расставании Мики, хотя понимала, что вряд ли найду правду в предвзятых изданиях, которые кормятся слухами. Я поймала себя на мысли, что готова предоставить ему привилегию не вешать на него ярлыки, несмотря на то что едва знала его. Быть может, я уже попала под чары Мики.

Однако я видела, как готовят такие блюда. Некоторые из сайтов, собиравших слухи, размещали откровенную ложь, и все это знали. Энди, по крайней мере, искал реальные истории. Он хотел, чтобы наша газета была надежным источником мусора. К тому же он считал разглагольствование разновидностью правды. Заголовок «Они встречаются?» вполне может произвести эффект разорвавшейся бомбы.

Когда фонари раскрасили тротуар бледными кругами, появились другие папарацци и принялись устанавливать оборудование. Я встала и убрала телефон, чтобы проверить фотоаппарат и подготовиться к съемке.

Вскоре подъехала первая машина. Тут же фотоаппараты в два ряда выстроились в целую арку в честь всякого, кто бы ни вышел из машины. Молодая девушка с роскошными светлыми волосами вышла из автомобиля и заморгала. Фотоаппараты защелкали, но вокруг нарастал шепот:

– Кто она? Кто-нибудь знает?

И все же вспышки мигали на всякий случай. Я ненавидела ночную съемку. Мало того, что средь бела дня нужно было лезть к людям в лицо, так еще и ночью приходилось ослеплять их.

Девушка поднялась по ступенькам и скользнула во входную дверь. Никто так и не разгадал личность таинственной незнакомки. Вероятно, она никто. Да и большинство гостей окажутся никем.

Волнение рассеялось, и стена фотоаппаратов разбрелась. Кто-то загружал фотографии в Сеть, а кто-то отчаянно писал знакомым, чтобы понять, не узнает ли кто-нибудь девушку с длинными светлыми волосами. Я поступила так же.

Энди ответил: «Это Виктория Седжвик. Тусовщица. Не переживай на ее счет». Энди так много работал на мероприятиях последние годы, что знал даже низкоранговых представителей мира знаменитостей.

Уровень звезд был не сравним с уровнем тех, кто считался никем. Тусовщики, фанаты, друзья, менеджеры, репортеры… Как фотограф для желтой прессы, я недотягивала до той массовки, что входила в список приглашенных. И меня это не огорчало: я предпочитала находиться по эту сторону объектива.

Чтобы убить время, я принялась просматривать получившиеся кадры, проверяя настройки света. Виктория Седжвик промелькнула как герой комикса, который оживает, когда перелистываешь страницы. На мгновение она застыла, а потом кнопка «вперед» безжалостно промотала ее. Сложно не завидовать элите. Виктория обладала той самой красотой, что можно купить за деньги. Быть может, одни ее туфли стоили столько, сколько я готова была потратить на новый ноутбук, в котором отчаянно нуждалась. И все же она не удостоится чести занимать мегабайты памяти в моем фотоаппарате. Эти фотографии будут заархивированы и забыты.

Проработав в этой сфере некоторое время, я заметила, что тем быстрее улетучивается интерес к человеку, чем дальше он отстоит от топовых звезд. В большинстве ситуаций такая девушка, как Виктория, привлекла бы всеобщее внимание, но здесь она приковала бы к себе интерес, только если бы пришла под руку со знаменитостью. Папарацци, окружавшие меня, надеялись увидеть кого-то из больших звезд. Если бы появился кто-то вроде Адама Коупленда или даже Мики Синклера, началась бы настоящая суматоха. А вот даже мать Адама никто не заметил бы.

И, если подумать, сестра Мики…

– Иден Синклер! – Парень слева от меня буквально прокричал шепотом, и я подняла глаза, решив, что он прочитал мои мысли. Но сестра Мики действительно быстро шагала по тротуару, опустив голову. И она была одна.

Я сфокусировалась и принялась снимать. Однако, как только защелкали фотоаппараты, она подняла руку, скрыв лицо. Парень слева от меня крикнул:

– Иден, где Адам? Он идет?

Еще один голос прозвенел в назойливом шуме:

– Адам уже внутри? Почему вы одна? С Адамом все в порядке?

Вопросы сыпались один за другим:

– Иден, вы с Адамом уже назначили дату свадьбы? Когда вы свяжете себя узами брака? Где Адам? Вы назначили дату? Вы назначили дату?

Это была хаотичная песня с повторяющимся припевом.

Я взяла ее в кадр и увеличила масштаб изображения, чтобы рассмотреть ее. Я никогда не видела ее лично раньше. Одну ее песню крутили по радио, но больше она прославилась благодаря своему бойфренду. Она оказалась удивительно маленькой, быть может пять футов три дюйма, не больше. Ее темные волосы контрастировали с фарфоровой кожей. На ней была черная одежда и джинсы с дырой на коленях. Она не отличалась такой красотой, как Виктория Седжвик, но я заметила одну интересную особенность: даже если люди не были красивы в традиционном понимании, но обладали харизмой, то всегда привлекали внимание. Иден завораживала.

Он приблизилась ко мне и бросила на меня взгляд. Ее темные глаза гневно сверкнули, как будто это я бомбардировала ее вопросами, на которые она явно не собиралась отвечать. Она откинула гриву черных волос назад и огромными шагами зашагала к парадному входу, а я выдохнула. Если бы можно было умереть, увидев человека с яркой внешностью, я бы уже лежала, обведенная мелом, на бруклинском тротуаре.

– О боже, она совсем не похожа на брата, – пробормотала я.

Парень слева от нее расхохотался:

– Ну разве она в этом виновата? – Он ткнул на мой бейдж. – Ты работаешь на Энди Диксона, верно?

Я кивнула.

– Ты здесь враг народа номер один. Персона нон грата.

Я с трудом сглотнула.

– Я просто пытаюсь работать.

– Тратишь время впустую.

Его лицо было мне знакомо, но я все же не знала каждого папарацци на Манхэттене.

– Как тебя зовут?

Он упер фотоаппарат в свой пивной живот и достал из заднего кармана пухлый потрескавшийся кожаный кошелек. Удерживая одной рукой фотоаппарат, а другой – кошелек, он умудрился выудить мятую визитку, на которой кроме имени и телефонного номера ничего не значилось. Почему нельзя было просто ответить «Уолли»?

Я поблагодарила его за визитку и протянула ему свою.

– Я Джо. Приятно познакомиться. Давно этим занимаешься?

Вместо ответа он поднял фотоаппарат. Еще одна машина притормозила у таунхауса. На этот раз водитель вышел из машины и подошел к пассажирской двери. Из автомобиля вышел мужчина, которого я не узнала, но папарацци сгрудились, посыпались вопросы, защелкали фотоаппараты. Я дежурно вклинилась и сделала кадр со вспышкой у него перед носом, прежде чем он наклонил голову и поднялся по ступенькам. Я отправила снимок Энди, чтобы он расшифровал его.

Прибыло еще больше людей, кто – пешком, кто – в составе собственной автоколонны. Суета нарастала, по мере того как появлялись все более известные личности. Некоторые знаменитости старались исчезнуть, как можно быстрее. Другие шли как по подиуму, стараясь дать фотографам достаточно времени, чтобы сфотографировать их со всех сторон и отвечая только на те вопросы, на которые хотели.

К тому времени из черного седана вышел Мика Синклер, высокий, уверенный в себе, и голоса лихорадочно зазвенели.

– Мика! Вон там!

Машина уехала, и Мика на мгновение застыл, окидывая взглядом место действия. Он не стал ни убегать от толпы, ни позировать для саморекламы. Он пожал руку одному из репортеров и поболтал с ним пару секунд, прежде чем двинулся ко мне. Он склонил голову набок, и его лицо озарилось.

– Уолли! – Он перешел дорогу и протянул ему руку. – Давно тебя не видел. Надеюсь, дома все хорошо?

Уолли даже опустил фотоаппарат, чтобы пожать руку Мике. Я огляделась. Никто его не снимал. Неужели ничего сенсационного не было в том, что этот парень разговаривает с представителями СМИ? Я подняла фотоаппарат и принялась снимать. Шум привлек внимание Мики, и он отвернулся от Уолли и посмотрел на меня как на старого друга.

Он поднял руку, скрываясь от вспышки и прищурился на меня через пальцы.

– Джо-Джози из Джорджии! Не думал, что мы встретимся так скоро.

Поскольку он стоял прямо напротив меня, я продолжала снимать. Зная, что Энди потребует от меня комментарий, раз уж я оказалась рядом, я выкрикнула:

– Эй, Мика. Ты здесь сегодня один?

Я знала, что нужно задать конкретный вопрос, но он улыбался той самой хвастливо-шаловливой улыбкой, которая напрочь убивала во мне инстинкт охотника. Если он у меня вообще был.

– Да. По крайней мере, я пришел сюда один. – Фотоаппараты вокруг нас засверкали вспышками, но Мика буравил меня спокойным взглядом, как будто мы до сих пор стояли на тротуаре в Парк-Слоуп в полном одиночестве. Он поднял уголок губ, как будто готовился взять быка за рога.

– А как ты посмотришь на то, чтобы пойти туда вместе со мной?

Я выронила фотоаппарат, и он ударил меня по животу. Ой. Черт возьми, как мог Энди такое предвидеть? Я все еще не могла переварить приглашение.

– Что, прости?

Он кивком головы указал на лестницу.

– Пойдем. Внутри у тебя лучше получатся снимки.

Я взглянула на Уолли: вид у него был как у Чарли Бакета, когда нашли последний золотой билет[2]. Он дал мне понять, что нужно идти вперед. Теперь его фантазия воплотилась в реальность. Я поняла, что я даже гипотетически не готова оказаться бок о бок с теми же людьми, которых хотела использовать.

– Разумеется. Но ты уверен, что это нормально? Никто не будет возражать?

– Иден будет, но я же тебе задолжал. Кроме того, я дружу с парнем, который устраивает вечеринку. – Он подставил мне локоть. – Пойдем. Не стесняйся. Ты можешь сделать именно такой кадр, за который дают Пулитцеровскую премию.

Я собрала оборудование. Мика стоял и смотрел на меня, я забросила сумку с фотоаппаратом и рюкзак на плечо и выпрямилась. Когда я вытянулась, оказалось, что он лишь на пару дюймов выше меня. Я обвила рукой любезно предложенный им бицепс, ощущая гладкость его кожи кончиками пальцев. Он обратил на меня взгляд голубых глаз, и я тут же забыла, как надо дышать.

Улыбка исчезла с его лица на секунду, и он поинтересовался:

– Все нормально?

Я набрала полные легкие воздуха и рассмеялась:

– Впервые вхожу на вражескую территорию.

Его очаровательная уверенная улыбка вернулась, и он повел меня по лестнице в дом из песчаника – для меня это был своего рода Троянский конь.

Мика кивнул мускулистому мужчине в двери, когда мы прошли.

– Это Джо. Она со мной.

– Удачи, – отозвался охранник, оглядывая меня с уважением, перемешанным с завистью.

Мика потянул меня вперед, а я обернулась, недоумевая, что охранник имел в виду, но тот уже отвернулся. Я обратила взгляд вперед, отчаянно выискивая звезд первого класса.

И тут на меня снизошло осознание. Я внутри.

Глава 4

Мы проскользнули мимо тусовщиков, стоявших вдоль стены, в более темную комнату, где, похоже, царило наибольшее веселье. Дальнюю стену занимал большой плоский телевизор, а другую стену обрамляла длинная стойка перед баром, забитым бутылками и угощением.

Мика положил ладонь мне на спину и направил меня к барному стулу.

– Что будешь? – Он поднял палец, и прямо из ниоткуда появилась женщина с каштановыми волосами и приготовилась внимательно выслушать мои пожелания.

– Содовую, пожалуйста. И можно положить туда лимон?

Она занялась напитком, а Мика опустился на стул рядом со мной.

– Не пьешь на работе, Джо-Джо?

На этот вопрос у меня было готово два варианта ответа. Я выбрала второй и созналась:

– Я не пью.

Такой ответ заставит его теряться в догадках, консервативна ли я или слишком религиозна. Однако всякий раз, когда говорила, что я диабетик первого типа, на меня сыпались еще более странные предположения и суждения. Или же люди начинали за мной следить и давать бесчисленные советы, основываясь на опыте двоюродной бабушки Салли, которая едва не лишилась ноги из-за осложнений.

Что-то приковало его взгляд, и он легонько потрепал меня по руке.

– Я скоро вернусь. Никуда не уходи.

Я оглядела помещение, чувствуя, что в футболке, джинсах и кедах «Конверс» недостаточно нарядно одета. Не то чтобы все были в смокингах, но у меня сложилось впечатление, что, если бы я спросила: «Что на вас сегодня?», никто не ответил бы: «На мне вещи из торгового центра в Джорджии, которые я купил два года назад».

В конце барной стойки сидела Виктория Седжвик и цедила напиток. Она являла собой образ с картины Дега, на которой с отсутствующим видом сидит женщина с бокалом абсента. Я достала фотоаппарат из сумки и медленно подняла его. Затвор тихо зажужжал – это всегда меня выдавало, – но Виктория была слишком далеко, чтобы это услышать, далеко во всех смыслах.

Я прошла вдоль стойки и обратилась к ней:

– Надеюсь, вы не будете возражать, если я сделаю с вами пару фотографий? Вы напоминаете девушку со старой картины.

– Кто вы?

– Я репортер. Все в порядке?

Она выпила еще немного и скривилась:

– Я должна встретиться с Марком Таунсендом. – Мы встретились глазами, и я поняла, что она пытается оценить, завидую ли я. Я не знала, кто такой Марк Таунсенд, но она явно считала его ценным экземпляром.

– Его здесь нет?

– Его здесь нет. И теперь никому нет дела до того, что я здесь.

– Мне есть дело, – вставила я.

Она наклонила голову в мою сторону и изогнула бровь.

– Так кто вы?

Моя рука скользнула по бейджу, который я сделала сама. Виктория взглянула на него.

– Нет, милая. Дело не в твоих заслугах. Думаешь, без этого тебя сюда пригласили бы? Ты здесь потому, что кто-то чего-то от тебя хочет. Предположу, что бесплатной рекламы. Но даже если ты уйдешь, никто не заметит, потому что легко можно выудить любую другую крысу из того змеиного логова папарацци, что образовалось у входа.

Проигнорировав это сравнение, я не стала с ней спорить. Я вернулась на стул, где меня оставил Мика, а он как раз пришел обратно. Он положил руку мне на плечо, как старый знакомый, и извинился, что оставил одну. Я нечаянно подняла глаза и увидела, как на лице Виктории спокойное презрение сменяется холодной завистью, и поняла, что, должно быть, перещеголяла ее. Для этого надо было узнать, кто такой Марк Таунсенд. А, по правде говоря, мне было все равно.

Мика бросил взгляд на мой фотоаппарат на барной стойке. В видоискателе еще светилось фото Виктории. Он игриво подмигнул.

– Прости меня, но… – Он повернулся в центр зала и заговорил громче. – Извините. Эй, гости. Это Джо… – Он поколебался и посмотрел на меня.

– Уайлдер.

Я наблюдала за неизбежной реакцией – его губы вытянулись в тонкую линию, один глаз прищурился, пока он пытался сочинить классную шутку, а потом отказался от этой затеи. Он обратился к публике, удерживая взгляд на мне до последней секунды:

– Джо Уйалдер. Она репортер и фотограф. И она наш гость. Пожалуйста, ведите себя хорошо – так, чтобы вам было приятно увидеть себя в утренней газете. – И он подмигнул мне.

– Так ты не возражаешь, если я буду фотографировать? – В моей голове эхом пронеслась тирада Виктории. Разумеется, он не возражал. Я ведь обеспечивала бесплатную рекламу, как говорил Энди. Я не знала, о чем думала.

– Ага, но продать тебя моей сестре будет сложнее. Пошли со мной. Все самые интересные люди собрались внизу.

Количество гостей резко выросло. По коридорам стало трудно ходить, и мы передвигались боком. Люди останавливали Мику через каждую пару футов. Руки хлопали по плечам. Раздавались приветствия. Звучали представления новых знакомых. Этот парень был местным конгрессменом. А эта леди вела вечерние новости.

Кое-кого я узнала. Я уже видела или фотографировала их. Они меня не узнали. Сначала они смотрели на мой бейдж, а уже потом – на лицо. Фотоаппарат все же вызывал еще больший интерес. Я не сделала ни одной фотографии. Энди это не понравилось бы, но Мика увлекал меня вперед, и мне было любопытно взглянуть, что творится в полуподвальном помещении.

Когда мы спускались по лестнице, Мика спросил:

– Тебе нравится музыка?

Я фыркнула:

– Кому не нравится музыка?

– Ты удивишься. – Он снова подставил мне локоть. Мне не приходилось карабкаться вниз по ступенькам, с тех пор как мне исполнилось два, и я охотно обвила его рукой. Его бицепс напрягся, и он подмигнул, давая мне знать, что сделал это намеренно. В таком узком помещении я уловила запах его кожи. Почти случайно оступившись, я сжала его крепче, а потом, возвращаясь в исходную позицию, скользнула ладонью по его руке, чтобы пощупать мышцы.

Невольно я закатила глаза, поражаясь собственной нелепой реакции на этого парня. Я и раньше встречала знаменитостей. Я видела сенаторов. Я выросла в окружении достопочтенных джентльменов, благодаря отцу. Не помню, чтобы когда-либо звезды приводили меня в восторг. А Мику Синклера едва ли можно было назвать звездой.

Как бы там ни было, он вел себя так, словно я заслуживаю внимания. Он создавал у меня впечатление, что я что-то собой представляю. Но почему-то мне показалось, что он так действует на всех и каждого. Я повторила про себя увещевания Энди, напомнив себе, что таким людям в действительности нет до меня никакого дела. Без публичности они просто исчезнут, а я давала им эту публичность. Сегодня моя роль заключалась в том, чтобы стать личным папарацци Мики.

В подвале располагалась студия звукозаписи, но там было так много людей, что она больше походила на студенческое общежитие. Сквозь гомон голосов из одного угла прорывались обрывки музыки. Я встала на цыпочки посмотреть, кто играет.

Он указал на свои плечи.

– Хочешь, чтобы я тебя поднял?

Я отреагировала не самым женственным фырканьем.

– Думаешь, никто не заметит?

Мы пошли на звук. У меня больше не было повода держаться за руку Мики, но, когда я разжала пальцы, он поймал мою ладонь и повел меня за собой.

Когда мы протискивались через толпу, он спросил:

– Так кто твой любимый музыкант?

– Вообще? Или из современных?

– Если я скажу «вообще», каковы шансы, что ты произнесешь мое имя?

Без колебаний я сказала:

– Мика Синклер. – Я тоже умела флиртовать.

Он сжал мою ладонь.

– Не буду просить тебя назвать одну из моих песен. Можешь сделать это в следующий раз, а я притворюсь, что ты и так знала.

Я отвернулась, чтобы не признавать его правоту. Я поклялась себе, что исправлюсь.

Добравшись до противоположной стены, мы обнаружили Адама Коупленда, который играл на гитаре и пел. Я догадывалась, что он может быть здесь, но не видела его на входе и удивилась, что он развлекается так же, как любой другой парень. Мика умеренно интересовал желтую прессу, а вот на Адама велась настоящая охота. Я стояла перед настоящей рок-звездой.

И хотя было странно оказаться перед столь знаменитым человеком в такой интимной обстановке, я не нервничала так сильно, как некоторое время назад, болтая с Микой.

Адам не заметил нас: он пел тихо – не на публику и без микрофона. Только звук его гитары разносился на пару футов, но мы оказались близко, и я слышала даже голос. Вклинился другой голос, и я обнаружила Иден, которая стояла в тени, прислонившись к стене. Она закрыла глаза, словно пыталась попасть в ритм с Адамом и в то же время пела сама себе. Я не привыкла к музыкантам и смотрела, широко раскрыв глаза, в восхищении от того, что они могут создать нечто столь камерное даже в хаотичной какофонии.

Когда песня закончилась, она медленно открыла глаза, как будто не хотела просыпаться. Адам отложил гитару и вскочил. Он сделал два шага вперед и прижал ее к стеклу, отделявшему их от кабинета со звукоизоляцией, как будто песня подействовала на него, как афродизиак. Я испугалась, что эти двое могут заняться чем-то еще более интимным прямо на глазах десятков людей.

Мика потянулся и поднял гитару. Когда он взял аккорд, Адам отстранился от Иден и посмотрел на нас. Его лицо засияло.

– Мика! Когда ты приехал?

Быть может, Энди был прав. Если бы я годилась для этой работы, я бы уже запечатлела горячий поцелуй Адама и Иден в страстных объятиях. Но когда мне пришло это на ум, было уже слишком поздно.

Иден смотрела на Мику не то с разочарованием, не то со снисхождением, пока не увидела меня. Надвигалась буря.

– Мика, что она тут делает? Мало того, что ты встречаешься с фанатками? Еще и попрошаек кормить будешь?

Моя сумка с фотоаппаратом давила на плечо так, как будто внутри сидел слоненок. Я не сняла Иден в интимный момент, хотя могла бы. У нее не было повода на меня злиться. И все же я чувствовала себя так, как будто мне пора было уйти.

Мика обнял меня, как будто хотел защитить.

– Эй. Не забывай, что репортеры тоже люди.

Она усмехнулась:

– Не забывай, что они тебе не друзья, Мика. Сейчас, она, возможно, выбирает нужный угол, чтобы сделать кадр, который сможет продать своему редактору.

Она не ошиблась. На самом деле я переживала, что теперь, когда она меня увидела, я не смогу достать фотоаппарат в принципе.

Мика отпустил меня и поднял руки:

– Мне нечего скрывать.

Иден не унималась:

– Можно подумать, это имеет значение. Не тебе ли лучше всех знать, что она переврет факты, если не раскопает настоящую грязь!

– Но, Иден, быть может, в ней есть и что-то хорошее. – Он взял ее под локоть, и все сомнения в их родстве рассеялись. – Если хоть эту еще можно спасти, неужели ты бы не попыталась?

Она расхохоталась, и ее лицо засияло невыразимой красотой. Неудивительно, что она очаровала самого Адама Коупленда.

– Я хотела бы, чтобы хоть один из них исправился. Тогда население бездушных кровопийц уменьшилось бы хоть на одну единицу. Но я думаю, она пришла сюда не для того, чтобы исправиться. Твоя миссия обречена на провал, мой друг.

Мне казалось, я должна сказать хоть что-то в свою защиту. В конце концов, я не просилась сюда. Но прежде чем я успела открыть рот, Мика обратился к сестре с просьбой:

– Давайте разрешим ей снимать здесь сегодня? Все будет в порядке. Я уже договорился с Эрве, если ты дашь свое благословение.

Смех, который она так щедро расточала до этого, тут же прекратился. Она поджала губы на мгновение, а потом атаковала меня:

– У тебя три варианта. – Она подняла указательный палец. Первый – собрать вещи и уйти.

Она была такой крошечной, что я могла бы расхохотаться ей в лицо, но в тот самый момент мне казалось, что она может на меня наброситься. Поэтому я кивнула, чтобы дать ей понять: я ее слушаю.

В дополнение к указательному она выпрямила средний палец, изобразив всем известный знак победы:

– Второй: оставляешь фотоаппарат здесь и наслаждаешься мероприятием.

Я покачала головой, я не могла оставить оборудование. К тому же оно было не мое.

– Третий: можешь тут ходить и снимать все, что хочется, но есть одна загвоздка. И если ты не согласишься на мои условия, я лично выдворю тебя отсюда. Договорились?

Я с трудом сглотнула.

– Конечно. – Получился какой-то писк. Я бросила взгляд на Адама, который стоял, прикрывая кулаком рот, как будто с трудом сдерживал смех. Я задалась вопросом, смеется ли он надо мной или над Иден.

Она снова ткнула в меня указательным пальцем.

– Во-первых, покажешь мне все кадры, которые получились, прежде чем я тебя выпущу отсюда. И все, что мне не понравится, мы удалим.

Черт возьми, ей нравилось составлять списки. Я подумала, сообщить ли ей, что я могу загружать фотографии на наш сервер через хот-спот на телефоне практически в любое время, поэтому бессмысленно ждать до конца вечера. Но я согласилась и не собиралась нарушать договоренность. Я всегда могла сказать Энди, что связь была плохая, даже если он будет ждать снимки такой глубокой ночью.

– Во-вторых, ты не будешь изменять изображения таким образом, чтобы это могло существенно изменить контекст. Я понимаю, что нужно их ретушировать, но ты не будешь размещать кадры с целью намеренно ввести читателя в заблуждение.

Я могла пообещать за себя, однако Энди любил приписать к фото то, что считал нужным, чтобы привлечь читателей. Он специализировался на бурном сочинительстве.

Но Иден была далеко не глупа и сказала:

– Таковы мои условия. Я понимаю, что ты можешь согласиться, а потом поступить по-своему, но если нарушишь слово, то никогда больше не попадешь ни на одну вечеринку, где нахожусь я.

Я кивнула:

– Без проблем. И спасибо.

Получив разрешение Иден на съемку, я хотела взяться за дело, но Мика прилип ко мне, как дуэнья. Каждый раз, когда я поднимала фотоаппарат, чтобы сделать живой снимок группы людей, Мика трепал по плечу одного из них и говорил: «Скажите «сыр»!» Потом он обнимал одного из них и изображал идеальную улыбку. Подтверждая мои опасения в том, что его интересовал именно мой фотоаппарат, он внедрился в каждый кадр. Но если он и надеялся попасть в утреннюю газету, то лишь зря тратил силы. Если только кто-нибудь из других не окажется Бэнкси или участником «Дафт панк» без прикрытия, Энди не станет использовать ни одну из этих наигранных фотографий.

И я ходила за Микой от одной группы людей к другой, закусив губу и борясь с желанием попросить его оставить меня в покое, чтобы я могла поработать нормально. В конце концов, если бы не он, я бы здесь не оказалась.

К тому же, несмотря на разочарование из-за фиаско со снимками, я не возражала против присутствия Мики. Даже если бы он так дерзко не влезал в каждый кадр, мой объектив сам нашел бы его. Он был здесь красивее всех.

Через некоторое время я перефотографировала всех людей на цокольном этаже. Разумеется, смысла делать двадцать одинаковых постановочных фотографий я не видела и, опершись на стену, принялась листать снимки и понять, нет ли здесь человека, который еще может мне пригодиться. Большинство гостей оказались музыкантами, а это – за исключением бродвейских мюзиклов – была не моя специализация.

Мика явно не намеревался терять из виду своего личного репортера и материализовался у меня за плечом.

– Как ты попала в эту профессию?

Он потер мою руку ладонью, так что у меня побежали мурашки, и я отстранилась, испугавшись, что поддамся безумной тупиковой страсти.

– Мой отец – фотограф. Он учил меня всему, что знал, когда был рядом. – Я пролистала несколько последних кадров. – В отличие от него, я пока не могу заработать себе на жизнь фотосъемкой. И вот здесь ты меня выручишь. – Я подняла глаза и увидела, что он навис над моим фотоаппаратом.

Наши глаза встретились, и мое сердце предательски заколотилось в груди.

– Что ты любишь снимать? Думаю, с тех пор как переехала в Нью-Йорк, ты разлюбила красоты дикой природы?

Никто на работе так и не удосужился спросить меня об этом, и они ужаснулись бы глупости моего ответа.

– Если честно, мне нравится фотографировать людей в момент наибольшей уязвимости. – Когда Мика нахмурился, я поняла, что высказалась, как самая ужасная папарацци. – Нет, я не имела в виду…

– МИКА! – Низенький пухлый мужчина, лицо которого по большей части покрывали заросли, хлопнул Мику по плечу. – Не представишь меня своей подруге?

– Конечно! Эрве, это Джози Уайлдер. Тот самый фотограф, о которой я тебе рассказывал. Джо, это Эрве, хозяин дома и лучший барабанщик в мире.

Мы пожали друг другу руки.

– Так ты Эрве? Невероятное место!

Эрве поправил невидимую шляпу.

– Мика же не заставляет тебя работать, правда?

Мика ткнул меня плечом.

– Я вообще никак на нее не давлю. Это же ее фотоаппарат.

Эрве подмигнул.

– Мика займет все твое время, если не проявишь бдительность. Но тебе повезло: мне нужно украсть его ненадолго. Если не возражаешь.

– Разумеется, нет! – Мне захотелось обнять его. Мика был невероятно мил, но постоянно вводил меня в соблазн бросить фотоаппарат и расслабиться вместе с ним, но я просто не могла позволить себе упустить эту возможность. Мне нужно было впечатлить своего редактора хоть одним удачным снимком.

Прежде чем утащить Мику, Эрве спросил:

– Я могу хотя бы принести тебе выпить?

– М-м-м, конечно. Вода будет очень кстати.

Когда Мика ушел, я принялась бродить, как охотник на оленей, выискивая тех, кто замаскировался, и пытаясь слиться с пейзажем и подслушать что-нибудь интересное, а потом принести эту новость Энди и положить ему на порог, как кот кладет мертвую мышь. Но никто не делился планами изменить супруге или подать на развод. Либо время было раннее, либо мое присутствие напрягало гостей, но все обрывки разговоров, которые до меня доносились, звучали невинно и не представляли никакого интереса.

– Нет, в этом году я не ходил на церемонию вручения Ви-Эм-Эй.

– Тебе нравится в Саутгемптоне?

– Мы с женой ездили в такой же круиз два года назад.

Я вернулась туда, где впервые увидела Адама с гитарой, и решила вести съемку из того угла. В будке со звукоизоляцией что-то пошевелилось, и это привлекло мое внимание. Адам стоял, облокотившись о стену, и напряженно всматривался в глаза Иден. Они не услышали, когда щелкнул затвор.

Он откинул с ее лба прядь волос. Щелк-щелк. Его рука остановилась у ее затылка, и пальцы вцепились в волосы. Щелк-щелк. Ее рука поднялась и схватила его. Ее помолвочное кольцо блеснуло в лучах света. Щелк-щелк. Они пожирали друг друга глазами, как будто впервые встретились. Я ощутила укол зависти. Я никогда и близко не чувствовала такую связь с другим человеком. Они явно любили друг друга. Щелк-щелк.

Потом Адам сделал шаг назад и ласково положил руку на живот Иден. Он сказал что-то, обращаясь именно туда. Щелк-щелк.

Он наклонился и прижал ухо к животу, словно надеясь услышать биение еще одного сердца.

Я выпустила из рук фотоаппарат, и ремень натянулся у меня на шее.

О боже.

Глава 5

Осознав, что я увидела, я пошатнулась и наткнулась на что-то твердое. И мокрое.

– Да что ж это такое! Какого черта? – Мужчина, которого я толкнула, поднял руку, пытаясь убраться с дороги, но с его локтя уже капало пиво. Оно попало и на мою футболку, но я не стала обращать на это внимание и продолжала вглядываться в будку для звукозаписи. Адам только что поцеловал живот Иден. Я схватила фотоаппарат и застыла. Иден подняла голову, и наши глаза встретились. На мгновение я засомневалась. Момент был упущен. Я опустила камеру, отвернулась и зашагала прочь.

Мой мозг взрывался от ценной, как мне казалось, информации, которую я раскопала. У меня не было доказательств, и я не сумела сделать фотографию на миллион, но то, что я увидела, в сочетании с кадрами, которые получились, дадут Энди достаточно материала для сюжета, который привлечет массу посетителей на наш сайт. Вопрос звучал: готова ли я ему рассказать?

Когда я брела по залу, разрываемая противоречиями, меня поймал Эрве и вручил пластиковый стаканчик с газированной водой.

– Так ты фотограф? Мне всегда нравились эти впечатляющие виды Дикого Запада. Ну знаешь, такие, как снимал Энсел Адамс? И снимки Манхэттена, на которых он выглядит так же волшебно, как какой-нибудь национальный парк. А какие фотографии нравятся тебе?

Эти люди оказались такими милыми, черт возьми. Жаль, что нельзя рассказать им, как я ночью фотографировала мост в Бруклине.

– Я работаю на Энди Диксона, и…

Он явно все понял, но сохранял дружелюбное выражение лица.

– Ах, точно. Так Иден разрешила тебе снимать?

– Она долго сомневалась, но потом сказала, что да.

Он присвистнул.

– Ничего себе. Не думал, что дождусь этого дня. Но она вечно разыгрывает Мику.

– Правда? Она не похожа на человека, который любит разыгрывать кого бы то ни было.

– Иден очень мила с теми, кого знает, но журналисты преследуют ее, поэтому она выработала к вам, ребята, такое отношение: сначала снимаешь, потом задаешь вопросы. – Он захихикал. – Ну то есть тебя это тоже касается, если подумать.

Я улыбнулась его шуточке, до сих пор раздумывая над его словами об Иден. Быть может, она была много глубже, чем казалось на первый взгляд. Судя по всему, что я видела, Иден была холодной стервой. За исключением случаев, когда оставалась наедине с Адамом. Но кто знает об этом больше, чем Эрве? Это привело к еще одному животрепещущему вопросу:

– А как насчет Мики? Его журналисты тоже неправильно поняли?

Он скорчил гримасу и проворчал:

– С Микой будь осторожна, милая.

Я выставила вперед ладонь, возражая против такого вмешательства.

– Нет, мне просто любопытно, насколько он интереснее того, что о нем пишут.

Он пожал плечами.

– Ну, с Микой ты получаешь ровно то, что ты видишь. – Он подошел на дюйм ближе и заговорил потише, словно выказывал мне особое доверие. – Хотя репортеры любят представлять его серийным дамским угодником, ты ведь знаешь? Это не вполне справедливо по отношению к нему.

– Но он и правда стремительно меняет женщин.

– Меняет. Но дело не только в их количестве. Если бы журналисты писали не только о том, с кем он был и где, ты знала бы, что он относится к своим девушкам очень хорошо – с добром и уважением. Когда-нибудь он встретит девушку, которая его оценит.

Я рассмеялась. Его слова звучали так, как будто Мика пал жертвой череды женщин, желавших его использовать.

Эрве прервал ход моих мыслей:

– Не знаю, удастся ли тебе снять что-то «жареное» сегодня вечером. Похоже, эта толпа не особо старается облегчить тебе задачу.

Он даже не подозревал, что у меня в кармане уже есть история, которая надолго заставит Энди забыть о моем увольнении. И это всего лишь будет стоить мне доверия Иден, а затем уже и Мики. Не то чтобы я заслужила доверие Иден, но как бы там ни было, на тот момент мнение Мики значило для меня гораздо больше, чем мнение Энди. И если я не подавлю в себе такие чувства, то никогда ничего не добьюсь в этом деле.

Я поделилась с Эрве одним секретом, о котором никогда никому не рассказывала.

– Честно говоря, мне гораздо больше нравится делать естественные снимки самых обычных людей. Я понимаю, почему люди хотят увидеть знаменитостей в процессе какого-нибудь эффектного занятия, однако мне больше нравится ловить в объектив обычных людей за повседневными делами. Мне было бы гораздо интереснее увидеть, как Хью Грант готовит сэндвич, нежели как он выбирается из лимузина.

Он расхохотался, не то как медведь гризли, не то как добрый дядюшка.

– Звучит великолепно. Возможно, этот стакан снимать не стоит, но если я позже решу сделать сэндвич, то позову тебя.

Он отлепился от меня и смешался с другими гостями. Я уставилась в объектив, пытаясь найти хоть один стоящий объект. В группе людей у лестницы на цокольный этаж я обнаружила Мику. Он смотрел прямо на меня. Энди называл его медийной шлюхой, но я не думала, что он будет так тщательно следить за единственным фотоаппаратом в зале. Я все равно сделала снимок. Камера любила его так же, как он любил ее. Мне не хотелось становиться на пути этой большой любви.

Он подошел и положил руку мне на плечо.

– Я хотел бы представить тебя друзьям, если ты не против передохнуть.

Я была тут по его милости, поэтому, конечно, не возражала.

– Давай.

Не убирая руку, он пошел со мной по залу. Наклонив голову, он шепнул мне на ухо:

– Ну как, получаются хорошие кадры? – Его дыхание щекотало меня, так что по шее побежали мурашки.

– Что ж, пока еще никто так и не станцевал на столе, но я стараюсь выжать максимум из того, что вижу.

– Еще не вечер, Джо-Джо! Уверен, кто-нибудь опозорится и заслужит свою минуту славы.

Внизу лестницы двое потрепанных пожилых мужчин, облаченных в нечто вроде «винтажного рокерского прикида» – джинсовая куртка на одном и кожаный жилет на втором, – стояли, скрестив руки, наклоняясь друг к другу за разговором. Мика направился к ним и потянул меня за собой.

– Джози Уайлдер, я бы хотел представить тебя Ларсу Кембриджу и Стюарту Майклзу. Ларс – репортер «Рок пейпер».

– Да, я знаю, кто такой Ларс Кембридж, – вклинилась я, подавая руку. Ларс был легендой в своем деле. Редактор самого крутого музыкального журнала на сегодняшний день, когда-то он набил руку именно как концертный фотограф. Говорят, связи решают все. Быть может, это мой шанс познакомиться с человеком, карьеру которого я хотела бы повторить.

Когда Ларс пожал мне руку, я повернулась к Стюарту и добавила:

– А Стюарт Майклз работает в галерее Хейверфорд в Сохо. – Целых два гиганта мира искусств в одной маленькой комнатке.

Стюарт кивнул и пожал мне руку.

– Мика сказал, тебя зовут Джози Уайлдер?

– Да, – кивнула я.

Он быстро взглянул на Ларса, как будто хотел посовещаться, а потом вновь на меня.

– Я как будто слышал твое имя. Ты когда-нибудь подавала к нам свои работы?

– Нет, но, быть может, однажды это случится, когда у меня появится хорошее портфолио. – Я задержала дыхание, чтобы унять яростный стук сердца в груди.

Он почесал подбородок, глаза его сузились.

– А ты не ходила на занятия со мной в школе искусств?

– Нет. – Я сжала губы. Стюарт разбирался в фотографии и догадался бы рано или поздно, поэтому я предпочла кинуть ему другую наживку. – Быть может, вы знаете моего отца Чандру Нампутири? – Только истинный фанат фотографии смог бы провести параллель между именем моего отца и моим.

Судя по всему, Стюарт именно таким фанатом и являлся. Его глаза засияли.

– Ах да, точно. – Он повернулся к Ларсу: – Уверен, ты видел его работы в «Уорлд геополитикал».

– Разумеется. Потрясающие фотографии.

Еще бы. Снимки моего отца висели в Национальной галерее искусств.

Кусочки пазла сошлись, и лицо Стюарта озарилось, как будто его накачали гелием.

– А ты, должно быть, Аника Нампутири. – Он произнес это так, как будто мое имя значилось на обложке какой-нибудь книги. Меня не называли Аникой со времен детского сада. И я никогда не пользовалась фамилией Нампутири. Моя была куда менее известной – вопрос на засыпку для любителей фотографии.

Ларс кивнул, как будто все знал, а его глаза засветились, словно он что-то вспомнил.

В число наиболее известных работ моего отца входила пара портретов дочери, которую он, должно быть, когда-то рассматривал с тем же любопытством, что приводило его в Серенгети или за угол в районе Файв-Пойнтс, когда он воспринимал весь мир как смешение цветов и форм. Эти работы находились в частных коллекциях или галереях, подписанные моим индийским именем – именем, которое я пыталась забыть.

На моей любимой фотографии он запечатлел, как я, вечно загорелая, пробегала мимо поливочного агрегата на заднем дворе, сквозь радужную пелену воды, с закрытыми глазами и выражением чистого восторга на лице. Правда, именно этот снимок висел в доме моей мамы. На каком-то этапе я превратилась в очередной предмет мебели, никому не нужную декорацию для более интересных людей в этом мире.

Стюарт поднес ко мне пластиковый стакан.

– Я вижу, ты пошла по его стопам. Как он?

– Не могу знать. Он живет с женой в Индии. – Стюарт тут же отвернулся. Но мне не стоило стыдиться того, что отец позволил родителям убедить его вернуться домой и предпочел мне новую семью. Это была его жизнь. Опять же Стюарт не был виноват в том, что возникла неловкая ситуация, и я попыталась спасти беседу. – Уверена, рано или поздно ему снова нестерпимо захочется отправиться в путешествие.

На каждом снимке с изображением моего отца он держал в руках камеру. Он покинул меня, но оставил любовь к фотографии вместе с ощущением брошенности, когда однажды не вернулся.

Ларс ткнул на фотоаппарат, висевший у меня на плече.

– Ты тут на задании или в принципе не расстаешься с камерой, как отец?

– На задании.

– Да? И где ты работаешь?

– У Энди Диксона в «Дейли фид».

Его губы изогнулись в едва заметной ухмылке. Он спохватился и вновь принял миролюбивое выражение лица, когда понял, что я все заметила. – Что ж, было приятно познакомиться.

Они склонили головы, и Стюарт заговорил с Ларсом.

– Так ты сказал, Марта у Джона Хопкинса?

Тема разговора сменилась, и явно меня больше не касалась. Итак, моя мечта завести полезные знакомства рассыпалась в пыль. Я неловко переминалась с ноги на ногу, планируя наиболее приемлемый маршрут для побега.

Я сделала шаг назад и уткнулась в грудь Мики.

– Я думала, ты ушел.

– Вовсе нет. Я решил дать тебе шанс пообщаться с ними в своем стиле.

– У меня нет стиля. – Я хотела пошутить, но мои слова были так правдивы, что на фоне чувства отверженности вперемешку с навязчивыми мыслями об отце мое лицо и губы исказила презрительная гримаса. Я постаралась заглушить предательские чувства.

Словно почувствовав глубину моих переживаний, Мика положил ладонь мне на шею и потянул меня в дальний угол у звуконепроницаемой будки.

– Все в порядке?

Я натянула улыбку.

– Да. Спасибо, что представил меня Ларсу и Стюарту. Я многие годы восхищалась обоими.

Он расслабился и сел на усилитель, махнув на табурет рядом.

– Расскажу тебе один секрет. Я всегда мечтал попасть в «Рок пейпер». Как музыкант, а не как… – Он восхитительно покраснел.

– Разве тебе не удалось? – Я вспомнила разворот с красавчиками и поморщилась. – О твоей группе никогда не писали?

– Логично было бы это предположить. Я знаю Ларса уже довольно давно, но не могу попросить его оказать другу небольшую услугу. – Он засмеялся, и у меня возникло ощущение, что он намеренно принижает свои заслуги, чтобы развеселить меня. Я испытала прилив благодарности к нему за такую доброту. – Быть может, нужно больше ему заплатить.

Мне не пришлось даже изображать улыбку.

– Он много потерял. Я могла бы предложить тебе большую статью в нашей газете, но, быть может, тебе это не так сильно понравится.

– Мне понравится, если это означает, что ты готова потратить какое-то время и узнать меня получше. – Он явно поддразнивал меня, но искренность в его глазах завораживала.

Я заморгала, изобретая достаточно игривый и непринужденный ответ, но к нам кто-то подошел и привлек его внимание, избавив меня от тяжкой необходимости перебирать варианты подтекста.

Когда стало ясно, что быстро ему не отделаться, я, несмотря на виноватые взгляды, которые он на меня бросал, извинилась и растворилась во тьме, невидимая и незначительная.

Шло время, люди приходили и уходили. Громкость росла, а алкоголь лился рекой – и вот меня уже нельзя было заметить невооруженным взглядом. Меня всегда изумляло, как быстро люди перестают следить за тем, кто записывает на камеру их жизни. И так я бродила среди веселящихся людей где-то на периферии, но фотоаппарат запоминал все.

Около двух ночи Иден поймала меня и потащила наверх на кухню. Я несколько часов не поднималась с цокольного этажа, если не считать поход в туалет. Я увидела, как Адрианна ЛаРю – невероятно известная поп-звезда – обнимается на кухне с Адамом. Она сверкнула белоснежной улыбкой, повернувшись ко мне, но Иден схватила меня за руку и потянула, когда щелкнул затвор. Этот кадр получится смазанным и никому не будет нужен.

Иден провела меня в маленькую комнатку и закрыла дверь.

– Давай посмотрим, что у тебя получилось.

Я переключилась на режим просмотра и подала ей камеру.

– Здесь много фотографий. – У меня уйдут часы на то, чтобы понять, что захочет увидеть Энди. Он просмотрит все в любом случае, но я хотела удостовериться, что лучшие он увидит.

– Вот просто отличные. – Она просмотрела фото Виктории. – У тебя интересный взгляд на мир, не так ли?

Я вспыхнула.

– Мне просто нравится наблюдать за людьми. В смысле фотографировать их как есть.

Она кивнула.

– Да, пожалуй.

Как я и ожидала, она притормозила, просматривая свои фото с Адамом. Она пролистала снимки, где они целуются, разговаривают, смотрят друг другу в глаза, и остановилась.

– Удали их.

Она просмотрела пять фотографий, где Адам разговаривает с ее животом.

– И я знаю, я не могу об этом просить, но я попрошу. Ты не могла бы не говорить об этом? Никому?

Я не знала, что и ответить. Должно быть, ужасно доверять секрет человеку, который может на этом заработать. Но, к счастью, она пересеклась с самым сговорчивым в мире папарацци.

– Да, я ничего не видела.

На мгновение она остановила на мне взор, пытаясь разглядеть мою душу. Я боялась моргать, чтобы не провалить экзамен. Ее лицо приняло расслабленный вид.

– Быть может, Мика был прав на твой счет. И ты не так испорчена.

Она просмотрела остальные кадры под «хм-м-м» и «ах-х-х». Наконец, она отдала мне камеру.

– Как думаешь, ты могла бы поработать «на стороне»? В отличие от Мики я тебе заплачу. Я хотела бы получить пару кадров с одного из моих концертов. Меня дико раздражают фотографии на моем сайте. Я на них как исполнительница народных песен 60-х годов.

– Конечно. Похоже, это будет весело.

– Отлично. У тебя есть визитка?

Я выудила одну из кошелька и замялась. Что, если она забыла, с кем я работаю? Я не знала, что там за история, но мне не хотелось нечаянно подорвать ее веру в меня. Она поджала губы, и я решилась и протянула ей визитку.

– Слушай, я не знаю, что произошло у вас с Энди, но я просто работаю у него.

Она изучила визитку.

– Постарайся не собирать у него сведения, если возможно. Он воплощение зла, когда дело касается меня.

– Я попробую. А он, кстати, считает, что я не гожусь для этой работы.

Она фыркнула.

– Ты отлично работаешь. Уверена, когда-нибудь ты заработаешь себе имя. Продолжай. – Она сделала паузу. – Я о фотографии, а не о преследовании звезд.

Когда она встала, я потянулась и дотронулась до ее руки.

– Я, конечно, ничего не видела, но поздравляю! Вы оба кажетесь такими счастливыми.

Выражение ее лица менялось стремительно: страх, подозрение, сомнение, принятие, облегчение и, наконец, искренняя безудержная радость.

– Спасибо! Но на самом деле даже Мика пока не знает. Еще слишком рано. Но спасибо тебе!

Она выскользнула из комнаты, и я почувствовала себя так, словно у меня появился условный друг. Эрве был прав.

Она была гораздо добрее ко мне, когда перестала быть настороже. Она походила на человека, с которым я действительно хотела бы подружиться в другой реальности, где я жила бы не на другой планете. Там, где звезды не входили бы в отдельную касту. Я вытащила телефон, чтобы включить хот-спот и начать загружать фото на сервер.

Щелкнула ручка двери, и вошел Мика.

– Слушай, я собираюсь домой. Может, я тебя подвезу? Ты живешь где-то поблизости?

– Я живу в Уильямсбурге.

– Это не совсем по дороге домой, но и не дико далеко. Я мог бы подвезти тебя, если хочешь.

– А ты где живешь?

– В Бруклине.

Я склонила голову.

– Точно. Где именно?

Он пожал плечами, сраженный.

– Парк-Слоуп.

– Не дико далеко, да? Ты живешь вообще в другом месте.

Он опустился передо мной на колено.

– Окажешь мне великую честь, позволив подвезти тебя домой?

Я никак не могла раскусить этого парня. Если он и пытался что-то от меня получить, то я не могла понять что.

– Знаешь, я уже загрузила на сервер все фотографии с сегодняшнего вечера.

Он изогнул бровь.

– Так ты больше не на задании?

– Я больше не буду снимать сегодня.

Если я опасалась, что он передумает, раз я теперь бесполезная, то я заблуждалась. Он протянул руку.

– Ладно. Идем?

Когда он открыл входную дверь и мы шагнули в ночную прохладу, защелкала дюжина камер, нацеленных на нас. Я различила Уолли в толпе и помахала ему. Он не улыбнулся и не помахал в ответ. Он опустил палец на колесико для увеличения изображения и продолжил съемку.

Глава 6

Десятки камер вспыхивали и щелкали без перерыва. Голоса сливались в гул – на нас с обеих сторон сыпались вопросы, адресованные Мике. Мика положил руку мне на плечо и толкнул к городскому такси, которое уже ожидало нас. Водитель дотронулся до кепки и открыл мне дверь. Сохраняя спокойствие даже на фоне приятного возбуждения от такого внимания, я оглянулась посмотреть на толпу папарацци. Яркий свет на мгновение ослепил меня, и я различила одни лишь пятна, а потом скользнула на кожаное сиденье седана.

Мика забрался в машину, и я на минуту задумалась, будут ли мои друзья или близкие критиковать меня впоследствии за то, что я рискнула поехать домой с почти незнакомым человеком. На одном плече у меня сидели Зайон с мамой, а на другом – дьяволенок, который кричал: «Вперед, вперед, вперед!» Я пристегнула ремень.

Когда водитель сел за руль, Мика повернулся спросить, где я живу, и мы тронулись, оставив безумную какофонию позади.

Мысль о несоответствии наших статусов внезапно привела меня в оцепенение, а воцарившаяся мрачная тишина усугубляла неловкость. Я понятия не имела, какой протокол должна соблюдать в столь тесном пространстве с моей жертвой. Завязать светскую беседу? Или, быть может, Мика хотел, чтобы я провела с ним интервью. Я вглядывалась в ночь, охваченная робостью и нерешительностью.

У меня скрутило живот при мысли о том, что Энди будет мной недоволен, и я решила выступить с инициативой и прямо спросить Мику о бывшей девушке. Я повернулась к нему и обнаружила, что он, облокотившись о дверь, с интересом наблюдает за мной.

Прежде чем я успела начать допрос, он нанес первый удар:

– Я подслушал твой разговор со Стюартом. Я думал, ты из Джорджии.

Я выпрямилась.

– Конечно. Я там родилась и выросла.

Черты его лица менялись по мере того, как на него падали то свет, то тень, пока мы ехали по Бруклину.

– Но это не полная история.

– Нет. Мой отец – индус. В пригородах Атланты – весьма активное индийское сообщество.

Его глаза сузились. Я заметила, что он хочет задать еще несколько вопросов. Я сделала глубокий вдох. Удивительно, как два человека с совершенно разными жизненными траекториями могли полюбить друг друга. И я рассказала ему самое главное.

– Отец приехал сюда, чтобы получить степень магистра искусств в области фотографии. – Я улыбнулась этим воспоминаниям. – Тот же университет и факультет, где училась и я. Только я так и не пошла на магистра.

– Я вообще не учился в колледже, – спокойно произнес он без малейшей тени сожаления. – А вот моя сестра – да. Она была биохимиком, если вы можете в это поверить. – Он так мило рассказывал об Иден. – И твои родители познакомились именно там?

– Вообще да. Мама училась на магистра искусств в сфере дизайна, но так и на закончила учебу.

– Из-за тебя?

Я прижала палец к носу.

– Ага. Но она и без степени неплохо живет. У нее свой бизнес. Мы всегда справлялись.

Он менял положение, но не сводил с меня глаз. К счастью, он прекратил раунд этих вопросов и перешел на более безопасные темы:

– У тебя была возможность съездить в Индию?

– Однажды. Должно быть, мне было девять или десять. Папа родом с юго-запада, из региона под названием Керала. Он взял меня с собой познакомиться с его родителями.

– Для ребенка это, наверное, увлекательное путешествие.

– О да. Папа везде меня с собой возил. Франция, Кения, Тьерра дель Фуэго. Но до того лета он никогда не брал меня домой.

Я вернулась мыслями в то лето. Отец вел себя необычно тихо и на протяжении всей поездки был страшно раздражен. Я достаточно много путешествовала с ним, чтобы знать: он из тех, кто считает, что главное – путешествие, а не пункт назначения. Обычно он наслаждался каждым моментом нашего приключения – от планирования до упаковки чемоданов и посадки в самолет и даже переключения между аудиоканалами радио на борту. Поэтому я понимала: что-то не так.

Мика подался вперед, как будто внимательно слушал.

– Это безумие. Я всегда путешествовал, но вся моя семья живет в радиусе пятидесяти миль от меня. Я не могу представить, чтобы именно так можно было знакомиться с бабушкой и дедушкой. Должно быть, это страшно.

Я склонила голову набок и прислушалась к чувствам, которые отправила на задворки памяти два десятка лет назад.

– Я немного переживала, но по большей части была в восторге от того, что наконец встречу двоюродных братьев и сестер, как и дедушку с бабушкой. Отец научил меня азам малаяма, поэтому я могла выхватывать кое-какие фразы из контекста. К тому же почти все кое-как говорили на английском.

– Но ты была иностранкой.

– Именно. Все относились ко мне как к диковинной гостье. Я интересовалась их едой и обычаями, а они с радостью обучали меня. Но, по правде говоря, когда я увидела, где отец родился, его родственников и места, где он бывал, я наконец обрела связь со своим вторым «я» – с его стороны.

Я не знала, как он это делает. Я никогда ни с кем столько не говорила об отце, кроме Зайона. Но Мика, похоже, искренне заинтересовался.

– Я никогда не был в Индии. И как там?

– Красиво. Отец показал мне город и сфотографировал меня у этого потрясающего храма. А потом он повез меня к удивительным пляжам Аравийского моря. Мы отправились в горы Понмуди. Кералу не просто так называют райским уголком. Я влюбилась в эту местность.

Я опустила рассказ о том, как сильно мне хотелось остаться там и вырасти, сохранив наследие двух культур. И еще я опустила тот факт, что за все время, проведенное с дедушкой – мужчиной, столь черствым, что я никогда не смогла назвать его ласковым прозвищем «Ача-ча», – он ни разу не посмотрел мне в глаза. Быть может, стоило разобраться в этом с психотерапевтом. Однако были и хорошие моменты, и о них мне нравилось вспоминать.

– Ты так рассказываешь, что устоять невозможно. Теперь я и сам хочу там побывать.

– Так и есть. Не могу поверить, что ты все это из меня вытащил. Ты уверен, что ты не репортер?

Он рассмеялся:

– Это естественное любопытство.

– Все мои коллеги говорили мне, что с тобой легко общаться.

Его брови поползли наверх.

– Правда? А что еще они сказали?

Я замялась. Ответ на этот вопрос может прозвучать некрасиво.

– Леонард говорит, что тебя легко поймать.

– Ах, легко поймать? Мне это даже нравится. Я всегда считал, что за спиной обо мне так и говорят – «легкая добыча».

– Да, вроде того. Но в хорошем смысле.

– А есть что-то хорошее в легкодоступности?

Я поправила ремень безопасности. Он явно ждал ответа, и я постаралась говорить как можно мягче.

– Энди говорит, ты очень сообразительный, ведь ты настолько открыт, что любое твое слово теряет ценность для какого-то одного медиаресурса. И все же репортеры явно тобой интересуются.

Он на мгновение задумался.

– Скажи мне вот что. Почему ты решила стать папарацци?

– О, ну… – Я не ожидала, что подвергнусь допросу в духе испанской инквизиции.

– То есть я не берусь судить, но ты здесь не так долго, поэтому я задумался: ты приехала сюда ради именно этой работы?

Я откашлялась.

– Я действительно пыталась найти другую работу, но на рынке не так много вакансий для журналистов. – Я опустила глаза и смахнула с рубашки невидимую ворсинку. – Но там работает один мой друг из колледжа, и он организовал мне собеседование.

– А, по протекции, – поддразнил меня он, однако без снисхождения. – Ты просто хотела работать в Нью-Йорке, да?

Я кивнула.

– Мне нужна работа. Я же должна оплачивать счета. И покупать на что-то бургеры. – Слова повисли в воздухе, и я подумала, что Мика не мог забыть, каково это – сидеть без денег и едва сводить концы с концами. – Можно задать тебе один вопрос?

Он ухмыльнулся.

– Я думал, ты закончила работу.

– Да, но мне любопытно. Что произошло между Иден и Энди? Должно быть, это случилось до того, как я оказалась здесь, и никто никогда не рассказывал мне об этом.

– Что ж, да, уверен, что Энди этого не помнит, а вот Иден… Давай я просто скажу, что они с Адамом до сих пор вместе, несмотря на статьи, которые он о ней писал.

– О, все настолько плохо?

– Иден считает именно так. Она, пожалуй, забывает, что Энди не мог бы писать всякую грязь, если бы она ничего не скрывала. И эта схема отлично работает, правда же?

– У тебя в этом плане другой подход, не так ли? То есть, раз я сейчас рядом с тобой, ты явно не боишься представителей средств массовой информации.

Он пожал плечами.

– Иден затаила злобу, а я считаю, что мы живем в такое время. Желтая пресса не оставляет нас в покое, так почему не вести себя открыто и дружелюбно?

Я никогда не могла устоять перед соблазном сыграть роль адвоката дьявола, и поскольку он разделял мою точку зрения, я попыталась взглянуть на ситуацию с точки зрения Идена.

– Это работает лишь до тех пор, пока тебе нечего скрывать. Быть может, у тебя никогда не было секретов? А что бы ты сделал, если бы были?

– В том-то и дело. Я живу по принципу того, что секретов не существует. Правда раскроется рано или поздно. Лучше уж я сам обо всем расскажу?

И это дало мне возможность услышать ту самую историю, которую я не смогла выудить у него в начале недели.

– Так что случилось с твоей бывшей девушкой?

На долю секунды улыбка исчезла с его лица, и я поняла, что застала его врасплох. Но он быстро оправился.

– Видимо, бесполезно просить тебя выключить рабочий режим, да?

Конец. Любой стоящий репортер дошел бы до сути и получил бы хоть какие-то сведения для утреннего выпуска. Я оценила разочарованное выражение его лица и простодушие в голубых глазах и, зная, что могу воспользоваться его открытостью, продолжила копать.

– Что? Нет, извини. Я спрашивала неформально. Прости меня. Считай, что это профессиональная деформация. Я умолкаю.

Он вздохнул.

– Во-первых, она не была моей девушкой.

– Нет? Но о вас писали как о паре целый месяц. – Я провела свое собственное расследование. В каждой статье ее называли девушкой Мики Синклера по имени Изабель Монтрель.

– Ну ведь желтая пресса дает самую точную информацию. – Он закатил глаза и рассмеялся. И уже не в первый раз я задалась вопросом, каково это – быть по ту сторону объектива, когда твои слова и поступки постоянно истолковывают превратно, чтобы разрушить репутацию, и каково воевать из-за статей, выпущенных ради чьей-то выгоды.

– И что потом? Разве ты с ней не порвал?

– А ты не читаешь желтую прессу? – Тут он хихикнул, а я с облегчением выдохнула, радуясь, что не обидела его.

Я и читала. Разумеется, да. Видя, как легко репортеры из других газет добывают информацию, я чувствовала, как будто мне насыпают соль на рану. Ту самую информацию, которую могла бы получить и я, если бы Мика не сбил меня с толку.

– Ты сказал, что вам было весело, но ничего серьезного так и не вышло.

Неудивительно, что у него репутация ловеласа.

– Честно говоря, правильнее будет сформулировать это так: она повеселилась и пошла своей дорогой. Обычно так и случается. Я знакомлюсь с девушкой, она какое-то время проводит со мной, а потом знакомится с кем-то еще, с кем-то более известным и взлетает по социальной лестнице. – На этот раз в его смехе послышались нотки фальши. Уголки его губ поднялись, и мне на мгновение показалось, что я заглянула за неизменно очаровательный фасад. – Это даже напоминает сделку.

– Грустно это все как-то. – Я повернулась и посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, не лжет ли он. – Почему ты всегда говоришь, что ты во всем виноват? У тебя уже сложилась определенная репутация, знаешь ли.

– Я никогда не говорил, что виноват. Я говорил, что решение было обоюдным, но по какой-то причине это всегда толкуется как признание вины. – Он пожал плечами, словно хотел сказать «что поделаешь?». – Но это ведь не сильно портит мой имидж. Меня и так уже причислили к плохим мальчикам, которые вечно веселятся.

– Что ж, складывается впечатление, что ты и встречаешься лишь с теми девушками, которые ходят на вечеринки.

– Нет. Я встречался с хорошими девушками.

– Правда? Поверить не могу, что не читала ни об одной из них в желтой прессе.

– Хорошие девушки не любят папарацци, – подмигнул он.

– Можно подумать, папарацци это остановит. – Уж я точно знаю.

– Я знаю. – Он посмотрел в окно. – Поэтому такие отношения не переходят в долгие и серьезные.

– И что? Ты просто сдаешься?

Его плечи поникли, и он повернулся ко мне с самым серьезным выражением, которое я когда-либо наблюдала на его лице.

– Я не сдался. Возможно, я пошел по пути наименьшего сопротивления. – Он наклонился ко мне. – Возможно, я еще не встретил подходящую девушку.

Он флиртует? Я простонала:

– Эта фраза еще на кого-то действует?

На его лице заиграла шаловливая улыбка.

– А это ты мне сама расскажешь.

– Вот ты пройдоха.

– Не-а, я просто прямолинеен.

Я рассмеялась.

– Это вряд ли! Брать у тебя интервью все равно что пытаться поймать намазанную жиром свинью. – Он фыркнул, услышав это. Я принялась его разглядывать с надменной ухмылкой. – И зачем ты мне все это рассказываешь?

– Не знаю. Наверное, не стоило. Я так и вижу, как это все всплывет завтра в прессе. Однако ты произнесла мои любимые слова «я не на работе».

– Если честно, я понятия не имею, какой материал можно из этого состряпать.

Он придвинулся ближе и прижался ко мне. Ремень он так и не пристегнул.

– Зафиксируй это. Я пытался тебя раскусить весь вечер.

– Меня?

Проигнорировав мой риторический вопрос, он потянулся и выдернул прядь моих волос, скользнул по ней пальцами, а потом отпустил локон, и он упал на плечо, а потом вновь принял былую форму.

– У тебя и правда красивые волосы.

Я отмахнулась от возбуждения, которое принесло это прикосновение. Я не хотела поддаваться на его лесть.

– Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты так добр со мной?

– Журналистка до мозга костей. – Он взял меня за руку так осторожно, словно боялся, что она взорвется в любую секунду. – И все же должен отметить, что пока в твоем любопытстве нет ни грамма циничности.

Я ощутила мозоли на кончиках его пальцев, когда он сжал мою руку чуть сильнее. Его пульс и мой попеременно стучали, и теперь уже я чувствовала это кончиками пальцев. Я сосредоточилась на том, чтобы сохранять спокойствие, опасаясь, что он придвинется еще ближе, и в то же время боясь, что он отстранится.

В такси было темно, и я тихо начала:

– Расскажи, почему из всех фотографов ты выбрал меня.

– Все не так просто, Джо. – Он умолк, и я подождала, пока он соберется с мыслями. – Иден строга со мной за то, что по большей части я живу по наитию. Но даже она, хоть и со злостью, признала, что на твой счет я могу быть прав. Ты как овечка в волчьей шкуре.

Я не засмеялась.

– Думаешь, я не справляюсь со своей работой?

– Этого я не говорил. Иден хвалила твое мастерство как фотографа. Да и ты осталась со мной наедине и выведываешь все секреты.

– Потому что это неофициально. И ты не думаешь, что у меня хватит смелости воспользоваться этой информаций.

Он провел большим пальцем по моей руке, и я не смогла сдержать предательскую дрожь. Его губы изогнулись в улыбке, как будто он все понял.

– Думаю, у тебя есть все, чтобы стать потрясающим журналистом. При этом я думаю, что ты не пройдешь тест на профпригодность для журналиста из желтой прессы.

Возмущенная, я отдернула руку.

– Так ты выбрал меня из всех папарацци для съемки праздника, потому что я так в этом плоха?

– Я не просил тебя снимать. Я предложил, а ты согласилась войти.

Я прокрутила в голове его приглашение и вспомнила, как он сказал, что внутри у меня получатся фотографии более хорошего качества и как он отреагировал, когда обнаружил, что я фотографировала в момент его отлучки, как внезапно объявил мое имя гостям.

– О, а я-то решила…

Он медленно придвинулся ближе в ходе разговора, и теперь его лицо было всего в паре дюймов от моего. Осталось совсем немного, чтобы наклониться вперед и попробовать его губы. У меня внутри все сжалось при мысли о том, чтобы поцеловать Мику. Если будет резкий поворот или мы провалимся в небольшую яму…

Но это был Мика Синклер. Мика Синклер. Быть может, он различил томление в моих глазах, как и в глазах миллионов других девушек. Я отодвинулась.

– Ты всегда выбираешь девушек из стайки папарацци? Или предпочитаешь исключительно некомпетентных?

Он облизнул губы, и у меня мелькнула первая предательская мысль: как жаль, что я не могу сделать с ним то же самое. Я сглотнула. Я не хотела становиться еще одной звездой на его кителе.

– Прости. – Он имел наглость изобразить ту самую очаровательную полуулыбку, скорее насмешливую, нежели искреннюю. Моя гордость была уязвлена. – Я не хотел оскорбить тебя. Честно, я действительно иногда приглашаю фотографов на наши вечеринки, но, когда я приглашал Уолли Стивенса, у меня не было подобных мыслей.

Он резко сократил дистанцию и впился в мои губы. Он слегка пах сигаретами, и я ощутила вкус алкоголя – два этих порока я себе не позволяла. Я отстранилась и жадно глотнула воздух. Он смотрел мне в глаза и был так близко, что мои ресницы, которыми я отчаянно хлопала, касались его. У меня в голове роился миллион вопросов, но все на одну тему: «Что ему нужно?»

Я усмирила недовольные голоса у себя в голове и посмотрела в его полные любопытства глаза. Он ждал, что я что-то скажу. Или сделаю. Я наклонилась вперед и прижалась к нему лбом, а потом закрыла глаза, передавая инициативу ему. Когда я расслабила плечи, он снова прижал губы к моим, сильно, но в то же время нежно, а я не удержалась от соблазна провести языком по его нижней губе. Он отстранился и глубоко вдохнул. Он вглядывался мне в глаза и, должно быть, понял, как сильно я хотела, чтобы он это повторил.

Он запустил руку мне в волосы, а потом взялся за шею и резким движением притянул меня к себе. Когда мы снова поцеловались, все, что я знала о Мике Синклере, улетучилось из моей головы. Сначала мои руки лежали у него на груди, но потом я осмелилась добраться до его шеи и ощупать крепкую мышцу, соединявшую спину с плечом. Он застонал, и мое сердце бешено заколотилось.

Машина остановилась.

Я подняла глаза.

– Ой, – выдавила я. Мы стояли у подъезда моего дома.

Дыхание Мики участилось и стало прерывистым. Он буравил меня взглядом, как ни один человек ранее. Я покачала головой, чтобы развеять сомнения. Он хочет, чтобы я осталась в машине или чтобы я ушла? Он хочет, чтобы я пригласила его? Должна ли я его пригласить? Что ему от меня нужно?

Прежде чем возникла неловкая ситуация, я схватила камеру с вещами и открыла дверь автомобиля, не ожидая, пока это сделает водитель.

Мика выбежал за мной:

– Джо.

Я заметила свет в окнах своей квартиры, а это значило, что Зайон не спит.

Мика схватил меня за плечо и развернул к себе.

– Прости. Я совершил ошибку? Не стоило…

– О боже. Нет. – У меня затряслись ноги. Нужно было повысить уровень сахара в крови, но я решила, что успею сделать это дома, если уйду прямо сейчас. Я произнесла:

– Мне нужно идти. Извини.

Я сбежала. У меня дрожали руки, когда я набирала код от двери к подъезду. Мика еще звал меня, но я отчаянно пыталась попасть внутрь. С резким жужжанием замок открылся, и я, слава богу, вошла.

Глава 7

Щелкнул замок, и дверь за мной закрылась, а я рухнула на нижнюю ступеньку, обняв голову руками. Я поняла, что не смогу подняться по лестнице, нащупала телефон и написала текстовое сообщение Зайону. «Внизу. Помоги».

Я опустила голову на грязную ступеньку в надежде, что Зайон скоро придет. Где-то наверху хлопнула дверь. Эхо шагов звучало все ближе. Зайон бежал семимильными шагами и перепрыгнул несколько последних ступеней. И вот он предстал передо мной. Он поднял меня и отнес в квартиру, где положил на диван. Он достал бутылку виноградного сока из холодильника, открыл ее и протянул мне.

– Ты сегодня ночью ничего не ела? – отругал меня он.

– Да. – Я потягивала сок, игнорируя скепсис на его лице. – Я поела, но это было давно. А потом я вроде как потеряла счет времени.

– Это на тебя не похоже. – Он покачал головой. – Тебе повезло, что я дома. А что ты собиралась делать, если бы меня не было? Умереть на лестнице?

– Я видела в окнах свет. Я знала, что ты дома. – Я проглотила сок и закрыла глаза, ожидая, пока пройдет головокружение. – Но спасибо, что пришел мне на помощь.

Он наклонился ко мне.

– Прекрасный принц, черт возьми. Это я. Как ты умудрилась в таком виде приехать домой? Ты взяла такси? Мне пойти заплатить за него? – Он подал мне холодное мокрое полотенце, и я положила его на шею.

– Нет, все произошло внезапно. Меня подвез Мика Синклер. – Я ухмыльнулась и подождала, пока он одарит меня тем самым завистливым взглядом, на который я так надеялась.

– Вот сука, – произнес он. Но зависть быстро сменилась любопытством. – Расскажи мне все.

– Ночка выдалась интересная.

– Я не возражал бы провести пять минут наедине с таким красавчиком.

– Боюсь, ты не в его вкусе.

Зайон фыркнул.

– Возможно. В его в кусе все, что движется. – Он ушел на кухню.

Я крикнула, не вставая с дивана:

– Это всего лишь сплетни.

– Эй, сплетни зачастую строятся на правде. Возможно, ты недостаточно долго следишь за желтой прессой и не видела, как часто он появляется с новой девушкой, едва успев бросить предыдущую.

– А я думаю, репортеры просто создают ему такой имидж.

Он вернулся с моим глюкометром.

– Почему ты так решила?

Я потерла большой палец спиртовой салфеткой и проколола его. Кровь начала капать, и я приложила к пальцу тестовую полоску.

– По дороге Мика неофициально рассказал мне, что он и рад бы взять на себя ответственность за столь частые расставания, но обычно бросают именно его. И бросают девушки, которым надоедает играть с ним и хочется забраться повыше.

Уровень сахара оставался ниже семидесяти, и Зайон пошел на кухню и вернулся с бананом.

– И Мика решил довериться девушке, которая работает в желтой прессе? А ты не думаешь, что через тебя он решил «отмыться»?

У меня внутри все сжалось.

– Но это же было неофициальное заявление.

– Да, но он знает, что эти сведения наложат отпечаток на любой материал, который ты о нем напишешь в будущем.

– Я об этом не подумала.

Он очистил банан и протянул его мне.

– Съешь.

Я сосредоточенно жевала и глотала, больше переживая за уровень глюкозы, чем за Мику. Как только банан был съеден, мне на ум пришла еще одна мысль.

– Тогда почему он?..

– Почему он что? – Он рухнул на стул рядом со мной, подперев подбородок руками. Он был еще большим сплетником, чем моя мать. Неудивительно, что они так хорошо поладили. Неудивительно, что эта работа удавалась ему куда лучше, чем мне.

Я вспыхнула от смущения, поняв, как легко я сдалась Мике. Этот поцелуй одурманил меня, и он знал, что так и будет.

– Ничего.

– Что случилось?

Я замахала руками.

– Я позволила ему поцеловать себя, ясно? О боже, я такая идиотка.

Он откинулся на спинку стула, его многочисленные афрокосички через секунду последовали за ним.

– Отличный способ похоронить прекрасное начало статьи, Джози. – Он закрыл глаза, а потом снова открыл. – Ты шутишь.

– Нет.

– Ты целовалась с Микой Синклером?

– Да.

– С Микой, черт возьми, Синклером?

– Да.

– Милостивый боже. И как это было? – Теперь он наклонился вперед и смотрел на меня так, словно я могла в любой момент воспарить в воздухе.

– Это было восхитительно, до тех пор пока я почти не отключилась и не бросила его на тротуаре.

– Что? – Он вскочил и выглянул из окна, как будто с того угла можно было увидеть тротуар. – Ты ему что-нибудь сказала?

Я посмотрела на него затуманенным взглядом.

– Я была слишком занята, пытаясь не впасть в кому прямо у его ног.

– Ты ничего ему не рассказала?

Я скрестила руки на груди.

– Забудем об этом. Как бы там ни было, все, наверное, к лучшему. Ты можешь представить, что могло произойти, попроси я его проводить меня наверх.

Он закатил глаза, как будто над его головой завис невидимый пузырь.

– Я хотел бы вообразить такое.

– Зайон, – рассмеялась я. – Ты невыносим!

Он пожал плечами.

– Но да. Тебе, пожалуй, лучше с ним не связываться. В конце концов он просто разобьет тебе сердце. Хотя даже не собирался этого делать.

– Да. – Я потянулась, от чего Зайон начал зевать. – Мне нужно поспать. А почему ты вообще дома? Я думала, ты у Роберта.

Он рухнул на диван рядом со мной и скорчил гримасу.

– Он меня игнорирует. Я все равно думал пойти на улицу, но у меня почему-то не лежала душа.

Я подкатилась к нему и положила голову ему на грудь, прижавшись к нему, как пьяная.

– Прости. Жаль, что я не знала, как ты переживаешь.

Он обнял меня за плечи и сжал.

– Не волнуйся. В море еще полно рыбы. По крайней мере, хоть у кого-то из нас случилось что-то интересное. – Он включил свой южный акцент на максимум и сказал: – В конце концов, завтра будет новый день.

Я проснулась под скворчащие звуки на кухне. Я доползла до гостиной, упала на диван и проверила уровень глюкозы. За те месяцы, что я прожила с Зайоном, он стал наполовину соседом по комнате и наполовину моим лучшим другом. В колледже мы дружили, но, поскольку работали и жили вместе, стали почти семьей. Я подозревала, что он договорился с мамой и обещал приглядывать за мной. Периодически он начинал суетиться, особенно когда считал, что я перебарщиваю с чем-либо. Я не сильно возражала. Я знала, что он переживает за меня так же, как я за него.

Он порхал по кухне за приготовлением завтрака, и, когда я встала, чтобы потянуться, он приказал мне сидеть смирно и не шевелиться, пока я не поем. С тех пор как мы съехались, у меня не было серьезных приступов, но он наблюдал ситуацию в колледже, когда я попала в больницу после особенно напряженной недели выпускных экзаменов. Он еще явно нервничал из-за того, что случилось прошлой ночью.

Нам повезло, что было субботнее утро. Если бы мы пошли на работу, он привел бы Энди в бешенство таким поведением. Энди со скрипом дал мне пару послаблений вроде позволения хранить бутылку сока и инсулин в мини-холодильнике. Энди рассказывал, что его сосед по комнате в колледже контролировал диабет при помощи правильного питания и упражнений, как будто мои профилактические уколы только подтверждали слабость моего характера. И ему было бесполезно объяснять, что мой организм не производит инсулин.

Я чувствовала себя нормально, но я ни за что не смогла бы убедить в этом Зайона. И так я уселась читать книгу, но мои мысли летали далеко, ведь я вспоминала прошлую ночь. Или, точнее, волновалась, что подумал Мика, после того как я бросила его одного на тротуаре без каких бы то ни было объяснений. Решил ли он, что я еще злюсь на него за то, что он оскорбил меня? (А я злилась.) Или что я обиделась на то, что он поцеловал меня? (Не обиделась.) Или что он отталкивал меня физически. (Уж точно нет.) Я никак не могла связаться с ним, извиниться и сказать, что получила удовольствие от каждой секунды этого поцелуя. (И получила.)

Он чувствовал себя идиотом? Я – точно.

Помимо беспокойства из-за того, что я его отшила, я не могла отделаться от мысли, что он просто дразнил меня. Неужели он с серьезными намерениями пригласил меня на вечеринку? Разумеется, он привык добиваться всего, благодаря умению очаровывать людей. Неужели девушки хоть когда-то отказывали Мике Синклеру? Сколько вопросов он оставил без ответа одним поцелуем этих губ?

И все же Зайон был прав. Если я поддамся обаянию Мики Синклера, он разобьет мне сердце, даже не подозревая об этом. Лучше признать, что он просто повеселился, и отпустить ситуацию.

Когда зазвонил телефон, Зайон как раз нес мне тарелку с чем-то желто-оранжевым – либо яичница с сыром, либо недожаренная яичница, – а я не потрудилась посмотреть, кто звонит, прежде чем ответить.

– Джозефина, какого черта? – Я отдернула телефон от лица и уставилась в экран. Я ударилась о ножку кофейного столика.

– Доброе утро, Энди. Что случилось? – Раз уж он звонит в субботу утром, значит, дела плохи.

– Я всю ночь ждал твоих фотографий. В итоге я сдался и отправился спать и потом обнаружил, что ты загрузила все снимки посреди ночи.

– Я знаю, но…

– К тому же все эти кадры совершенно бесполезны. – Я отодвинула телефон от уха, и Зайон услышал оскорбительные реплики из динамика. – Столпившиеся гости, которые позируют на камеру. Кому это нужно?

– Я знаю, но все постоянно думали о том, что их снимают, Энди.

– Так твоя задача – выключить камеру и смешаться с толпой. Ты хоть какие-то новости узнала?

Я вспомнила Иден и ее тайну.

– Нет, Энди.

– Самое смешное, что сенсацию этого вечера сняли не в доме, а за его пределами и принадлежит она другой газете.

– Почему? Что случилось?

– Что ж, могу поклясться, что это ты ушла с вечеринки и села в машину с Микой Синклером. Быть может, я видел другую Джозефину Уайлдер на шестой странице «Дейли ньюз».

Я беззвучно произнесла: «Вот черт!», обращаясь к Зайону. Я лихорадочно тыкала пальцем на ноутбук и рисовала круги рукой. Он открыл ноутбук и протянул его мне.

– О чем ты? – Я медлила. Я знала, что мне конец, но сначала нужно было увидеть все своими глазами. Я открыла веб-сайт и принялась щелкать по ссылкам, чтобы добраться до светской хроники. И вот она я – рядом с Микой Синклером. Этого следовало ожидать. Вокруг нас вспыхивали десятки камер, когда мы с Микой забирались в такси. К тому же я попала в заголовок: «Мика Синклер уезжает с вечеринки с папарацци Аникой Джо Уайлдер, дочерью известного фотографа Чандры Нампутири».

– Ой. – Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Все было хуже, чем я могла себе представить. Мне была ненавистна сама мысль, что они таким образом использовали мое имя, и по иронии судьбы я ощутила, как чувствуешь себя, когда журналист из желтой прессы влез в твою жизнь.

– Я все объясню.

– Ты хоть что-то из него выудила?

– Энди, мы общались неофициально.

– И что? Я плачу тебе за то, чтобы ты тусовалась с этими людьми?

– Он просто подвез меня домой. Ситуация не располагала.

– Послушай, скаут. На этой неделе ты не принесла ничего, с чем я мог бы работать. Напомнить, в чем заключается твоя работа?

– Нет.

– Тогда усвой, что ты не можешь дружить с этими людьми. Придется выбирать между работой и весельем. Если уж я вижу, что ты проводишь время со знаменитостями, то рассчитываю получить хоть какие-то сведения, которые пойдут в печать. Понимаешь?

– Да, Энди. – Было непохоже, что в ближайшее время я попаду на какую-нибудь вечеринку в качестве гостя.

– Ты делаешь отличные снимки, Джо, но наша работа – не льстить людям. Мне нужно, чтобы ты втянулась в игру. – Его тон смягчился, и я поняла, что буря миновала. – Ты знаешь, я постоянно получаю жалобы от кадровых сотрудников, так что прекрасно осознаю: вы, ребята, думаете, что я слишком строг. – Я задержала дыхание. Я не знала, что на это ответить. – Но я всего лишь хочу, чтобы вы выкладывались по максимуму, правильно же?

Я издала ни к чему не обязывающее ворчание.

Он замолчал, словно ожидая поддержки, которая никогда не последует. Через какое-то время он продолжил.

– Ладно. Я внимательно просмотрю все эти кадры. Быть может, я найду что-то полезное. Возможно, кто-то привел любовницу вместо жены на вечеринку. – Он повесил трубку.

Теперь уже яичница остыла. Я отодвинула тарелку и обратилась к Зайону:

– Как ты умудрился столько времени с ним проработать?

Телефон разрывался от звуков уведомлений, напоминавших мне, что пора сесть за компьютер, разобраться с электронной почтой и социальными сетями. С тех пор как мама открыла для себя «Фейсбук», она общалась со мной исключительно там. Если она звонила, то говорила: «Ты видела, что я разместила в «Фейсбуке»?» Мне приходилось логиниться и читать это прямо в процессе разговора, хотя она могла бы рассказать и по телефону. А потом она просила дать трубку Зайону, чтобы он рассказал, что со мной происходит на самом деле.

Сегодня одно из уведомлений пришло потому, что мама разместила ссылку на статью обо мне: «Моя дочь Джози Уайлдер гуляет по городу со звездой!»

Она обожала разбрасываться громкими именами. Она до сих пор бредила парнем, который организовывал реалити-шоу с элементами соревнований, потому что он учился в одной школе с ней. И не важно, что она была на восемь лет старше его и должна была уже выпуститься к тому моменту, когда он начал учиться. И все это несмотря на ее отношения с деятелем искусства, имя которого было известно в определенных кругах. Говорят, близкое знакомство может привезти к потере уважения. Вероятно, такой же эффект возникает из-за одиночества.

Я напечатала: «Мама, я просто работала», а потом прошлась по другим каналам связи. И почему все используют разные форматы? Я категорически не могла этого понять. Мама пользовалась «Фейсбуком», Зайон писал текстовые сообщения, а папа до сих пор слал исключительно электронные письма.

Кстати, о папе – в списке непрочитанных горело сообщение от него.

– О нет.

Зайон пристроился позади и откинулся на спинку дивана.

– Что такое?

– Мой папа.

– А он писал тебе, с тех пор как ты приехала сюда?

– Один раз. – Я с трудом сглотнула, прежде чем ответить. – Двадцать второго мая. Через два дня после моего дня рождения.

– Думаешь, он увидел статью?

Тема письма была пустой, так что гадать не имело смысла. Я собралась с духом и приготовилась прочитать все, что бы он ни написал.

«Аника,

Сегодня мне переслали статью, где фигурировало мое имя под твоей фотографией в желтой прессе. Я был очень разочарован. Пожалуйста, помни о том, что мое имя навеки связано с твоим и твои действия отражаются на твоей семье. Я ожидаю от тебя лучшего поведения, Анушка.

Папа».

Под «моей семьей» он подразумевал себя. Его жена не признавала факт моего существования, а моя мама явно была в восторге от моих приключений. Вот с этим мне приходилось жить: одного из родителей я не разочаровывала никогда, зато другого подводила всегда. Я поставила ноутбук на кофейный столик и свернулась на диване, обняв подушку.

– Плохо дело? – Зайон умел задавать прямолинейные вопросы, но никогда не заглядывал мне через плечо, чтобы прочитать что-то украдкой.

– Нет. – Я замаскировала расстройство нервным смешком. Я села прямо и сделала глоток воды. Я не стану плакать. Он этого не стоит. У него нет надо мной такой власти, чтобы меня расстроить.

Зайон, похоже, ничего не заметил.

– Так что он сказал? Он видел статью?

– Да. Он просто разозлился. – Я снова засмеялась, хотя ничего смешного не сказала. – Он обратился ко мне по прозвищу, так что скорее хочет пристыдить, нежели запугать. – Это даже прозвучало весело.

– А что он может сделать, Джози? Тированиллапурам в восьми тысячах миль отсюда. А ты уже взрослая.

Я поправила его, отреагировав на жалкую попытку произнести название города, где жил мой отец.

– Тируванантапурам.

– Точно. Так я и сказал. Но серьезно, что он может сделать оттуда?

– Он до сих пор может создать у меня такое ощущение, что я до него недотягиваю.

Когда-то отец сажал меня к себе на колени, разбирая фотоаппарат или выбирая кадры, которые можно отправить в журнал. Он разговаривал со мной с акцентом, от которого так и не избавился, и рассказывал об увлекательных поездках в Непал и возможностях повстречать знаменитого путешественника. Эти воспоминания ассоциировались у меня с запахом биди[3], которые он курил, и кофе сорта робуста, который он привозил из Кералы.

Тогда его имя не было так известно. Но ему приходилось зарабатывать на жизнь, и среди его кадров экзотических племен, впоследствии завоевавших награды, встречались и менее художественные снимки не самых крупных знаменитостей. Я до сих пор помню, с какой гордостью и радостью он воспринял публикацию черно-белой фотографии в местной газете, на которой он разговаривал с актером Мохиендером Ханом. Однако теперь он забыл, с чего начинал, – весьма удобная позиция. В собственных мыслях он всегда был тем самым Чандрой Нампутири, фотографом мирового уровня, но уж точно не мировым отцом.

Я уж как-нибудь проживу без его лицемерного снисхождения. Я удалила письмо.

Еще одно письмо в папке «Входящие» привлекло мое внимание.

– Ой, мне написала Иден.

Зайон выпрямился на стуле, положив ноги на кофейный столик.

– Серьезно? Гляди-ка, ты взлетела по социальной лестнице. Что она хочет?

Я прочитала письмо.

– Она хочет, чтобы я сделала пару кадров с ее выступления в каком-то клубе в Нижнем Манхэттене. И она написала три моих любимых слова.

– «Мика тебя любит»?

Я бросила в него подушку.

– Она написала: «Я тебе заплачу».

Глава 8

Поскольку Иден разрешила мне взять с собой друга, Зайон настоял, что будет сопровождать меня на концерте. Я сама толком не поняла, то ли он надеялся снова увидеть Мику, то ли действительно переживал за мое здоровье. Но ни тот, ни другой повод не выглядел убедительным. У него не было никаких причин рассчитывать на появление Мики на шоу его сестры. А я и сама могла о себе позаботиться. Вряд ли я забыла бы поесть после того, что случилось вчера ночью. В моей дамской сумочке лежали пакеты для бутербродов с закусками на случай внештатной ситуации.

Вход в клуб скрывался за лесами, но даже если бы там не велась стройка, дверь была неприметной и темной. Неоновая вывеска под грудой реклам и постеров освещала окно. Зайон толкнул дверь, и я прошла за ним внутрь, не понимая, надо ли затаить дыхание. В комнате было так мрачно, и я ожидала, что меня обдаст запахом табака, но вместо этого ощутила восхитительный аромат кофе и еды. За этими нотами я все же различила душок сигарет и запах тела – все то, что обычно присуще темным помещениям.

Пройдя несколько футов вперед, мы уткнулись в стойку, на которую облокотилась какая-то азиатка, наблюдавшая за нами.

– Ваши билеты? – произнесла она.

– Нет, э-э-э… Мы…

– Это частное мероприятие, билеты нужны заранее.

Зайон заговорил вместо меня.

– Мы, видимо, в списке гостей.

Она просмотрела список.

– Минуту. Подождите здесь.

Она оставила нас и углубилась в недра клуба. Мы, вероятно, могли просто войти, но это было бы дурным тоном. К тому же я предпочла бы, чтобы меня пропустили как положено. В конце концов, нас действительно пригласили.

Женщина вернулась с мужчиной в футболке с изображением «Пуссикет доллз» и ухоженной бородой. Он протянул мне руку.

– Привет, я Тобин. А ты, должно быть, Джо?

Я кивнула.

– А это мой друг Зайон. Иден разрешила мне взять с собой гостя.

Зайон протянул ему руку так, словно он дебютант на балу и его пригласили на танец. Или как будто он папа римский и думает, что сейчас кто-то поцелует его кольцо. Я всегда из-за этого краснела, но уже давно оставила попытки сделать из него нормального человека. Он говорил мне, что это все равно что трость для слепого. Для него был лишь один способ познать мир.

Тобин пожал предложенную Зайоном руку и, к моему удивлению, наклонился и поцеловал кончики пальцев Зайона. Тот скосил на меня глаза, словно хотел сказать: «Вот видишь!»

Тобин впервые посмотрел Зайону в глаза, и эти двое оценили друг друга. Я почувствовала себя невидимкой. И в такой темноте, пожалуй, так оно и было. Тобин повел нас к сцене.

В углублении располагались несколько столов с брендированными товарами – футболки, диски. Я увидела альбом Иден и на минуту взяла его в руки, чтобы посмотреть. Женщина за столом спросила, не может ли она помочь мне, но я не хотела ничего покупать.

Я догнала Зайона, который нашел место вблизи от сцены. В клубе были столы, а вдоль бара стояли табуреты, но рядом со сценой не наблюдалось ничего, кроме пары рядов стульев. Я повесила фотоаппарат на спинку одного из них.

– Думаешь, стоит пойти поискать Иден?

Он пожал плечами.

– Жаль, ты не разрешил мне взять свою камеру. Держу пари, здесь сегодня будут интересные люди.

Я бросила на него строгий взгляд.

– Ты не попал бы сюда, если бы не я. А я тоже не оказалась бы здесь, если бы не согласилась сохранить это в тайне.

Он вытянул шею.

– Эй, а это не Адрианна ЛаРю?

И действительно, в другой стороне зала, поп-певица сидела на стуле, который ничем не отличался от моего. Но каким-то образом она сделала его похожим на трон. Огромная грива волос заслоняла весь ряд справа от нее. Она была воплощением чего-то колоссального. Что-то насмешило ее, и, захихикав, она закрыла лицо руками и откинулась назад. А потом я увидела его рядом с ней. Мика Синклер сидел в двадцати футах от меня и дышал тем же самым воздухом.

Зайон увидел Мику одновременно со мной и потянул меня за рукав.

– Давай. Ты должна меня представить.

Я оттолкнула его руку.

– Ты уже брал у него интервью, Зайон. Ты тысячу раз разговаривал с ним, я в этом уверена.

– Да, но я всегда был безликим репортером. Я никогда просто так не сидел и не болтал с этими людьми. И Адрианна. Вот дерьмо. Тебе надо это снять. – Он откинулся на спинку стула и толкнул фотоаппарат ко мне.

Несмотря на то что пару секунд назад возражала, теперь я с благодарностью приняла сумку и открыла ее.

– Мне совершенно точно не стоит это делать.

Взяв камеру, я бросила взгляд туда, где сидел Мика, но его место опустело. И не успела я обернуться, разумеется, украдкой, чтобы найти его, как ощутила ладонь во впадине между шеей и плечом, как будто кто-то хотел меня помассировать. Я откинула голову назад и увидела подбородок Мики. В моих глазах его лицо было перевернуто. А улыбка походила на недовольную гримасу.

– Я тебя увидел. Почему ты не садишься со мной и Ади? – Он указал на другую сторону зала, а Зайон уже собрал вещи и приготовился переместиться.

– Мика, это мой друг Зайон. Зайон, это Мика.

Мика протянул руку Зайону, и Зайон забыл о своем изящном рукопожатии. Он пожал руку Мики и произнес:

– Рад познакомиться.

Адрианна встала, когда мы подошли. Я никак не могла осмыслить, что она настоящий человек, который может развлекаться в этом грязном клубе, в огромном боа и с блондированными афрокосичками, которые торчали на фут во все стороны. Она напоминала живую куклу Барби, необычную живую Барби. Зайон был готов рухнуть перед ней на колени.

Мика вмешался, чтобы представить нас друг другу.

– Ади, это моя подруга Джо-Джо из Джорджии. Или называть тебя Аникой?

Я знала, что он дразнится, не мог же он знать, как сильно я ненавижу это имя.

– Пожалуйста, не надо. Так меня называет папа. Все остальные зовут по второму имени.

– У тебя много имен, Джо-Джо. – Он повернулся к Адрианне. – А это ее друг Зайон… А ты откуда, Зайон?

Адрианна подняла руку точно так же, как Зайон делал раньше. Он взял ее пальцы и прижал к губам с благоговением, продолжая внимательно разглядывать ее прическу. Я знала, что он пытается понять, может ли он это повторить. Позже я скажу ему, что это, возможно, парик. Ему не удастся сделать с натуральным волосами то, что она смогла с искусственными. Но тогда казалось, возможно все. В то самое мгновение он пытался рассчитать, сколько раз ему придется выполнить процедуру обесцвечивания, чтобы сделать из угольно-черных волос девственно-белые, а его глаза вылезали из орбит.

Адрианна проворковала:

– Разве ты не восхитителен?

Я ответила на вопрос Мики:

– Зайон живет в Уильямсбурге. Вчера вечером ты как раз подвез меня до нашей квартиры.

– Точно, – сказал он. – Но я увидел только тротуар. Ты немного спешила.

– Да, прости. Мне было нехорошо.

Мика сел и указал на стул справа от него. Я обошла Адрианну и села подле него в конце ряда. Таким образом Зайон остался с Адрианной. Судя по всему, против такого поворота он не возражал. Не знаю, был ли всему виной звездный ореол или ее необыкновенная красота, но Зайон потерял голову. Мне хотелось верить, что я не настолько откровенно таращусь на Мику. Я испытывала благодарность к Зайону за потерю самообладания, ведь это отвлекло всех от меня.

– Зайон из Уильямсбурга, – произнес Мика, как будто обдумывал название романа. – Нет, я не понимаю. Он уж точно не из Уильямсбурга. Никто не может быть родом из Уильямсбурга.

– Нет, он с юга, как я. – Я уже собрала в «Гугле» основные факты из биографии Мика и узнала, что его семья живет где-то в Нью-Джерси, но, чтобы поддержать разговор, спросила: – А ты откуда?

Он наморщил нос:

– Иногда я жалею, что не могу сказать: я родился и вырос в Западной Филадельфии.

– Что?

Он запел:

– «На детской площадке я провел много дней»…

Я уставилась на него в недоумении. Я ничего не понимала.

Он нахмурился в ответ на мое молчание.

– «Принц из Беверли-Хиллз»?

– А, точно. Я это не смотрела.

Он широко распахнул глаза.

– Сколько тебе лет?

Я фыркнула, возмутившись его нахальству.

– Я сейчас разозлюсь.

Он засмеялся, и на его щеках появились ямочки.

– То есть ты, должно быть, сильно младше меня, если не помнишь «Принца из Беверли-Хиллз».

Я выпрямилась на стуле, как будто от этого могла показаться старше.

– Я такого же возраста, как и ты.

– Тебе тридцать два?

– В мае исполнилось тридцать три.

– Хм-м-м. – Он почесал подбородок. – Ты старше меня.

– Всего на пару месяцев. Тебе будет тридцать три через пару недель. – Я вспыхнула, поняв, что фактически призналась: я искала в Интернете его биографию.

– Ты сделала домашнюю работу. – Уголки его губ поднялись. – Так каким образом ты пропустила сериал, ставший классикой девяностых?

Воспоминания всколыхнули меня. Я сбегала домой к соседке Келси Беннет, где мы поедали мороженое и смотрели запрещенные телешоу, прежде чем мне поставили диагноз.

– Я как бы помню этот сериал, но на самом деле мне не разрешали такое смотреть. Говорили, что это разрушает мозг.

– Какое грустное детство. Мы это как-нибудь наверстаем. Надо тебе прийти ко мне в гости, и мы посмотрим все дурацкие сериалы и съедим всю вредную еду.

Я оглядела его, силясь понять, шутит ли он. Было бы глупо согласиться, если он просто дурачится.

– Звучит заманчиво.

Он сцепил руки, словно в молитве.

– Подумай об этом. Дерьмовая еда и телевизор. Ты же этого хочешь, точно?

– Да? – Я терла пальцами объектив.

– Если тебя больше порадует следующее предложение, то можешь сделать целую фотосессию с моим участием: я в трусах поедаю пиццу и смотрю сериалы у меня дома.

Вот все и произошло. Я поморщилась при мысли о том, как легко я позволила ему убедить меня, что я ему нравлюсь. Я не могла взять в толк, зачем он хотел распространить повсюду свои фотографии в образе нормального парня. Быть может, он поговорил с Эрве и выяснил, что я говорила об этом. Как бы там ни было, я покончила со съемкой мужчин в белье.

Я устроилась на стуле, пытаясь притвориться, что не чувствую непреодолимой тяги к сексуальному небесному созданию слева от меня. Он наклонился и хотел было сказать что-то еще, но я заметила какое-то движение. Сзади от нас сели две женщины, и одна из них потрепала Мику по плечу, а потом они откинулись назад и захихикали, откинув головы. Когда Мика обернулся и посмотрел на них, они впали в истерику.

Одна, с короткими седыми волосами, сказала:

– Простите. Моя подруга подумала, что это вы. – Она еще не могла прийти в себя. – Она хотела, чтобы я попросила у вас автограф.

Мика тут же развернулся к ним и вытянул руку.

– Привет. Как вас обеих зовут?

– Я Марта, – произнесла женщина с седыми волосами. У нее была невероятная кожа. Я даже задумалась, не поседела ли она преждевременно, а может, ей просто повезло с генами? Я представить не могла, сколько ей лет. – А это моя подруга Линн. – У Линн были длинные каштановые волосы, которые она заколола, убрав от лица. На обеих были свободные кофты поверх более обтягивающих футболок и джинсов. Линн дополнила образ аксессуарами в виде длинных сережек.

– У вас есть что-нибудь, что я мог бы подписать? – Мика ждал, а обе женщины толкали друг друга, как будто он стоял на постаменте в музее и не видел их.

Марта посмотрела на Линн.

– У нас есть что-то, что он мог бы подписать? – Ее лицо сморщилось, как будто она пыталась подавить очередной позыв расхохотаться. – Вот. Можете подписать мою руку? – Она достала шариковую ручку.

Мика взял ее, он явно сомневался.

– Могу, только вы должны пообещать, что не пойдете делать из нее татуировку. Просто сделайте фото. Поверьте мне, этого достаточно.

От этого у Марты начались конвульсии, и она схватилась за живот. Она явно не могла поверить, что сегодня вечером так разошлась. Подруга держала ее руку и закатывала рукав. Судя по всему, мозгом операции была именно Линн.

Мика написал: «Сумасшедшая выдалась ночка. Мика Синклер». Или я предположила, что там значилось «Мика Синклер». Разобрать можно было только «М» и «С».

Линн показала руку Марте, и Марта тоже закатала рукав.

– А мне можно?

– Конечно. – Он написал: «Трайбека будет жить вечно» и поставил такую же закорючку в виде подписи. Кто угодно мог бы нацарапать это у них на руках.

Линн выудила телефон.

– Нам нужно сфотографироваться с вами. Наши друзья нам в жизни не поверят. – Она протянула мне телефон. – Вы не возражаете?

Внезапно включившись в эту ситуацию, я взяла телефон и откинулась назад, чтобы все трое вошли в кадр. Марта с Линн подняли руки, чтобы продемонстрировать надпись. Я произнесла:

– Раз, два, три. – Телефон щелкнул, и две леди плюхнулись на свои места, довольные. Вновь выросла невидимая стена.

Мика повернулся вперед. Выражение его лица не изменилось, но я прямо-таки почувствовала, как поникли его плечи, а из него стала утекать энергия.

– Похоже, это утомительно, – прошептала я.

– Ну, это лучше, чем жарить бургеры.

– Отлично сказано. Но все же как ты стал музыкантом?

– В старшей школе я основал группу с парой друзей и иногда разрешал сестре петь с нами. – Он бросил на меня взгляд. – Я никогда не говорил ей, что наша аудитория разделится на два лагеря, если мы объявим, что петь будет она. Я не особенно хорошо учился в школе, но летом всегда работал и копил деньги, чтобы потом переехать в Бруклин и присоединиться к каким-нибудь парням, которые будут искать лидера группы. Как говорят, об остальном история умалчивает.

– А чем еще ты занимаешься? Когда не выступаешь, не ходишь по вечеринкам и не поддерживаешь на концертах сестру?

Его глаза тут же сузились. Он подумал, что я пытаюсь разговорить его насчет всех тех женщин, с которыми он встречался в свободное время? А если и да, насколько это ужасно? Однако он расслабился и вновь изобразил насмешливую ухмылку.

– Музыка занимает около восьмидесяти процентов моего времени. Я либо гастролирую и репетирую, либо сочиняю или планирую встречи с другими музыкантами. Все остальное время я выпускаю пар или сплю.

– А как ты выпускаешь пар? – не унималась я. Но я спрашивала не как журналист. Мне действительно было интересно.

Недобрый огонек зажегся в его глазах, и я поняла, что перегнула палку.

– В основном совершаю прогулки по дебрям Амазонки. Знаешь, во имя спасения тропических лесов.

Я ткнула его в плечо, но он и не пошатнулся. Его плечевая мышца была твердой, как камень.

– Ты дразнишься.

Правда, через секунду он притворился, что я сумела нарушить его равновесие.

– Да? Почему тогда именно я вчера остался стоять один на улице?

Прежде чем я смогла облечь мысли в слова, воздух вокруг нас резко и заметно изменился. Люди суетились вокруг стульев и устраивались на места. Если снаружи и была очередь, я ее не заметила. Через мгновение включились прожекторы. Иден сказала мне, что во время выступления я как раз могу настроиться и сделать пару тестовых кадров. А еще она велела мне походить по залу и сделать съемку с разных ракурсов, но все места оказались заняты и по обе стены в проходах толпились люди. Я закрою кому-то обзор, если начну здесь расхаживать. Но мне платили именно за то, чтобы я закрывала кому-то обзор.

Тобин, парень, с которым мы познакомились раньше, вспрыгнул на сцену под гром аплодисментов и свист. Он взял микрофон и оглядел публику.

– Как приятно видеть здесь сегодня столько знакомых лиц.

Еще больше аплодисментов.

– Тот факт, что вы заплатили за это мероприятие в пять раз больше, чем в любом другом случае, говорит об одном: меня бессовестно используют.

Зал расхохотался.

– Начиная с завтрашнего дня, плата за вход будет пересмотрена соответствующим образом. – Тобин улыбнулся. – А если серьезно, я очень ценю, что вы все пришли сегодня. Выручка будет направлена на благую цель.

Тобин умолк на минуту, и улыбка исчезла с его лица. Он откашлялся.

– Некоторые из вас помнят мою маму Елену. – Он почесал щеку почти машинально, быть может, желая смахнуть слезу. – Мама билась в долгой жестокой войне. Она неистово поддерживала меня во всем. Она стояла на своем и действительно меняла мир, несмотря на собственную хрупкость. В ней было столько сил, но… – Он сделал глубокий вдох и выпустил воздух, как будто не мог держать его в себе.

Кто-то из зала крикнул:

– Мы любим тебя, Тобин!

Другие зааплодировали и тоже стали его подбадривать.

Тобин поднял руку, показывая на баннер у него за спиной, где было написано название организации, специализировавшейся на изучении мышечной дистрофии.

– Вместе мы найдем лекарство. – Его голос зазвенел, и слезы потекли сами собой. – Давайте похлопаем Иден Синклер и Келли Хинд, которые согласились потратить личное время на этот особый вечер.

Толпа разразилась мощными аплодисментами, скорее, в поддержку Тобина нежели фонда, собиравшего деньги. У меня возникло такое чувство, что эти люди пришли бы туда, даже если бы он попросил их поддержать школу клоунов. И хотя я не знала Тобина, его речь тронула меня. Мое сердце сжалось, когда я услышала о его утрате. Я поборола желание вернуться ко входу и заплатить за концерт. Но у меня и сотни долларов при себе не было. Да и на банковском счете тоже.

Когда Мика наклонился ко мне и спросил, видела ли я когда-нибудь Келли Хинд, я покачала головой, боясь открыть рот – в горле стоял комок.

Наконец, Келли вышла на сцену, прочитала короткую речь и начала играть. Я подняла фотоаппарат и сделала кадр. Услышав жужжание затвора, я поморщилась. Я взглянула на Мику, но он продолжал кивать в такт музыке. Мне хотелось верить, что я просто гиперчувствительна к музыке, и я стала снимать дальше. Потом я проверила, что получилось, и поменяла настройки, приспосабливаясь к свету. Убедившись, что настройки правильные, я расслабилась и отдалась музыке. Это был не тот стиль, который я предпочитала, но женщина играла и пела очень хорошо. Находиться здесь уж точно лучше, чем подпирать стены на улице в ожидании знаменитости или за поглощением бургеров.

Я чуть повернула голову, чтобы сфотографировать Мику, пока он не видит. Он был очень увлечен певицей. Он даже постукивал пальцами. Его светлые волосы чуть подрагивали в такт музыке. Он был невыносимо красив. Вена, пробегавшая по его шее, вздувалась и расслаблялась, когда он приоткрывал рот. Он шевелил губами, словно подпевал. Как будто пел про себя.

Моя кожа покрылась мурашками, когда я осознала, что он сидит на расстоянии в полфута от меня. Я не знала, удастся ли мне когда-нибудь еще оказаться к нему так близко и чувствовать себя настолько комфортно, как будто я знаю его целую вечность. Мне хотелось толкнуть его, потянуть за волосы, ущипнуть за руку – сделать что угодно, чтоб прикоснуться к нему.

И тут мое желание исполнилось само собой: он положил руку на спинку моего стула и наклонился ко мне, не отводя глаза от сцены.

– Что скажешь?

Не знаю, как ему удалось произнести это так, чтобы никто не услышал. Я не была уверена, что смогу поддерживать нужный уровень громкости, так что показательно повернулась к нему, сделав вид, что вовсе не наблюдала за ним до этого, и прошептала ему на ухо:

– Она хороша.

Мне хотелось потереться плечом о его руку, но еще я надеялась, что он забудет от меня отодвинуться. Если бы Энди знал, что я сидела рядом с Микой и не задала ему ни одного провокационного вопроса, он распял бы меня. Но чем меньше Энди знает, тем лучше он спит.

Мика произнес:

– Погоди, пока выйдет Иден.

Однако в тот самый момент я желала смотреть только на него. И я недоумевала, как же я сделаю то, зачем сюда пришла, пока рука Мики Синклера лежит у моих плеч в темноте клуба. Я откинулась назад в порядке эксперимента, и его пальцы впились мне в руку и чуть сжались.

Келли пела что-то о чувстве, похожем на тень, и я задумалась, не про меня ли она написала эту песню.

Глава 9

Спев шесть песен, Келли поблагодарила аудиторию и сошла со сцены. Софиты засияли чуть ярче, и люди встали, потянулись и отправились по туалетам или к барной стойке. Мика повернулся на стуле, ни на волосок не убирая руку с моей спины.

– Раньше я много играл в этом клубе. Иден показала, откуда лучше всего снимать?

И вот так мы включили в Мике эксперта по публичности.

Я выпрямилась.

– Нет. Расскажи мне.

– Начни здесь. Иден не так много двигается, чтобы ты пропустила какие-то интересные па.

– Ладно.

– После того как ты снимешь все, что нужно, иди к бару. – Он указал в нужном направлении, подняв плечо. – Видишь те столы? Они находятся на возвышении. С того угла можно сделать отличные кадры.

– Поняла.

– А затем – туда. – Он указал на другую сторону сцены. – Там есть лестница на сцену. На ней и расположись. Можешь даже на сцену подняться, если не будешь привлекать особого внимания. Лучше попасть туда, прежде чем она начнет последнюю песню.

– А почему? И какая последняя песня?

– Просто поверь мне.

– Конечно. – Я была профессионалом и уж точно могла прислушаться к указаниям.

– А где следующая точка?

Он снова повернулся и указал место, которое мы уже обсудили.

– Там.

– Снова?

– Нет, не там. – Он дотронулся до моего лба и чуть толкнул, так что я тут же посмотрела назад и увидела дверь в клуб.

– На улице?

– Да. Когда закончишь, встретимся снаружи.

Я посмотрела в голубые, как Карибское море, глаза Мики.

– Встретимся снаружи, – повторила я, как будто для него это значило нечто большее, чем для любого другого.

Его губы изогнулись в очаровательной полуулыбке, и ямочки заиграли на щеках.

– Да. Нужно пойти повеселиться после концерта. Если, конечно, это для тебя не слишком поздно.

– О. – Я и правда лишилась дара речи. – Да. Возможно.

В голове промелькнули воспоминания о прошлой ночи. Он намекал, что решение поцеловать меня не было спонтанным, и я задумалась, окажемся ли мы вновь в том же положении. Мой взгляд упал на его коварно изогнутые губы, и я подумала: да, быть может, он тоже жалеет, что мы не продолжили начатое. До того, как я потеряла сознание.

Были ли игры с Микой глупостью или нет, устоять я не могла и не отводила взгляд, пока свет не погас и концерт не продолжился.

Сегодня я подготовилась, поэтому низкое давление вряд ли могло испортить мои планы снова. Я потянулась в сумку и, покопавшись в ней, нашла пластиковый пакет с ломтиками моркови. Я выудила один и захрустела, поморщившись от треска в собственной голове.

Мика бросил на меня взгляд.

– Кроличью еду лучше оставить на потом, Багз-Банни.

Я и сама не знала, почему набрала с собой орехов с морковью и других продуктов, которыми можно ночью похрустеть. Я отложила сумку. Какое-то время я продержусь, а сейчас пора приниматься за работу.

Под гром аплодисментов на сцену вышла Иден. Какое-то время ушло на то, чтобы поправить микрофон и вытащить табурет, на который она могла опереться. Наблюдая за ней, я с изумлением отметила, как сильно она отличается от родного брата. Мика был высоким и светловолосым, однако без намека на бледность, а Иден – маленькой и с белой, почти алебастровой кожей. Тогда как Мика явно тратил время на укладку блондинистой шевелюры, Иден заколола «крабом» волнистую черную копну в последний момент.

Оба, похоже, не обращали особого внимания на одежду, предпочитая комфорт стилю. Иден надела потертые голубые джинсы, поношенные полусапожки и футболку с изображением группы, которая распалась год назад. Я задумалась, помнит ли она, что я собираюсь ее фотографировать. Я надеялась, что она заплатит мне в любом случае.

Наконец, она наклонилась к микрофону.

– Привет всем. Спасибо, что пришли поддержать благое дело. Надеюсь, вы не рассчитывали увидеть здесь Адама сегодня вечером, потому что он на полпути в Токио. Нам и без него будет весело.

Я даже не думала, что Адам Коупленд в принципе может появиться в таком маленьком клубе. Отчасти я расстроилась, что упустила возможность побывать настолько близко к нему и снять его выступление. Но все же была рада, что мне не пришлось решать эту дилемму у себя в голове. Я ведь пришла сюда не для того, чтобы делать фотографии для желтой прессы ради своей собственной выгоды. Мне платили, чтобы я провела профессиональную съемку для Иден. Не думаю, что она засудила бы меня, если бы я продала кадры Энди или какому-нибудь агентству, а вот убила бы точно. И я никогда не смогла бы поработать на нее снова. Потому что лежала бы мертвая.

Когда она начала перебирать струны, я настроила объектив и сделала несколько крупных планов, пару снимков в полный рост, а затем попыталась поймать ее на фоне сцены. Для этого я стояла слишком близко, поэтому пришлось встать и отправиться в то место, что обозначил Мика. Разумеется, оказалось, что это отличная точка для съемки. И, как и обещал Мика, Иден не сильно разнообразила свое выступление, поэтому мне не понадобилось много снимать. Вместо этого я сидела и слушала, как она поет, забыв, что пришла сюда работать, по мере того как погружалась в музыку. Она была намного талантливее, чем девушка, выступавшая перед ней. Гораздо талантливее, чем я ожидала. Быть может, я даже куплю ее диск.

Я никогда особо не интересовалась музыкой Иден. Зайон рассказал мне кое-что из ее биографии по дороге. Предположительно она воспользовалась связями, чтобы пробиться в музыкальный бизнес. И даже не один раз – через своего брата Мику и бойфренда Адама. Она познакомилась с Адамом пару лет назад благодаря Мике, когда их группы гастролировали вместе. Через год она записала песню, которую периодически крутили по радио. Быть может, она попадала бы в эфир чаще, если бы люди уважали ее как музыканта, который платит налоги. Или если бы люди приходили послушать ее вживую. Ее выступление сегодня понравилось мне больше, чем песня, которую я слышала по радио в прошлом году.

Иден поочередно взяла несколько аккордов и произнесла «Спасибо» в ответ на аплодисменты. Когда она объявила, что собирается исполнить последнюю песню, я последовала совету Мики и перешла на другую сторону сцены. Когда она засмеялась, я взошла по лестнице к сцене, чтобы сделать портрет Иден на фоне публики. Вглядевшись в объектив, я обнаружила Зайона с телефоном в руке и сфокусировалась на нем. Я оторвалась от фотоаппарата, чтобы оглядеть других зрителей. В воздухе светился десяток смартфонов, люди фотографировали или снимали видео. Я переоценила стоимость любых фотографий, сделанных на концерте.

В этом углу свет ложился по-другому, окутывая публику бледно-серой дымкой. В этой полутьме я снова поймала взглядом Зайона и заметила, что он отвернул телефон от Иден. Я тут же поняла, что он незаметно делает селфи с Адрианной, и закатила глаза, возмутившись такой наглости. Тут я нечаянно посмотрела туда, где сидел Мика. Я так отчаянно пыталась не таращиться на него, что не заметила его исчезновения.

Он уже ушел? Он ушел, после того как пригласил меня встретиться после концерта? Он принял мой ответ за отказ? У меня внутри все сжалось. Быть может, он пригласил меня лишь из вежливости. Но с какой стати ему уходить с концерта Иден?

Подумав об этом, я ощутила давление в правом боку. Я обернулась и обнаружила Мику: он стоял у меня за спиной, положив руку мне на талию. По моему телу пробежала дрожь, и я прильнула к нему. Он втянул носом аромат моих волос и положил подбородок мне на голову. Его рука скользнула вперед, и он усилил хватку. Не раздумывая, я вцепилась в одну его руку пальцами, а другой рукой он обнял меня и притянул ближе. От возбуждения мои плечи задрожали, я склонила голову набок и закрыла глаза. Я почувствовала, как его щека трется об мою. Или, быть может, это были его губы.

Я не желала ничего больше, кроме как раствориться в нем, но в тот самый момент Иден произнесла:

– Прошу поприветствовать моего брата Мику. – И она повернулась и посмотрела в тот угол сцены, где я стояла в его объятиях.

Мика хихикнул и шепнул мне на ухо:

– Стой здесь. – Потом он поднялся на сцену.

Мое сердце бешено забилось, а на лбу стали появляться маленькие капли пота. Я различила в толпе Зайона, который широко мне улыбался. Он показывал мне «класс», мне же хотелось провалиться сквозь землю. Как я могла подумать, что Мика стоял там ради меня, ведь он явно положил на меня руку, чтобы расчистить себе путь для выхода на сцену. Он же по щелчку умел включаться во флирт. Нужно было зарубить себе на носу: за ним нужно следить зорко и ни в коем случае не питать романтических иллюзий на его счет. Думать о нем в таком ключе было бы чистым сумасшествием.

Хотя это было довольно забавно.

Он перекинул ремень от гитары через плечо и встал сбоку от Иден, а потом, перебирая струны, стал петь в микрофон, стараясь попасть в унисон с сестрой. Их голоса прекрасно сливались вместе. Пальцы Мики скользили по струнам, а Иден играла что-то невероятно сложное. Звучание их гитар соединялось в мелодию, навевавшую мысли об эпохе барокко и семнадцатом веке. Просто восхитительно.

Я вспомнила о фотоаппарате и навела на них фокус. Я могла взять в кадр обоих, если наклониться чуть вперед. Я опустила колено на сцену и щелкнула затвором. Потом я замерла и снова вгляделась на них в объектив. Я никогда еще не могла сидеть и глазеть на Мику так откровенно.

А вот женщины в первом ряду не так стеснялись, и те, кто не тестировал на нем камеру телефона, смотрели на него либо перешептывались с подругами и вздыхали, прижимая руки к сердцу. Мне не хотелось соревноваться со всеми женщинами в этом зале. Если я хотела получить шанс встречаться с Микой Синклером, мне явно нужно было постоять в очереди.

Наконец, они закончили петь и поклонились. Когда они спускались по лестнице, Мика тронул меня за локоть. Я повернулась к нему и продолжила спускаться, но Иден схватила меня за руку.

– Отойди со мной ненадолго. У меня есть только несколько минут.

Громкие аплодисменты зазвучали тише, когда я прошла в коридор и попала в маленькую комнату сбоку от сцены. Я решила, что именно там музыканты прячутся перед концертом. Вдоль одной стены громоздился кожаный диван, а кофейный столик был заставлен тарелками с остатками еды.

Иден рухнула на диван, и я последовала ее примеру.

– Спасибо, что пришла сегодня. Прости, что я не поговорила с тобой до концерта. Ты смогла сделать фотографии?

Я достала фотоаппарат и быстро пролистала кадры.

– Вот эти нравятся мне больше всего. – Я показала ей те, что сняла с бокового ракурса.

– Отлично. – Она нацарапала что-то в блокноте. – Вот электронная почта моего веб-мастера. Можешь прислать ему и мне самые лучшие картинки? – Она взяла рюкзак и вытащила кошелек. – На какую сумму мы договорились?

Я сложила листок, внезапно почувствовав себя дико неуютно.

– Можно я попрошу тебя об услуге?

Она пожала плечами.

– О какой?

– Не могла бы ты в качестве оплаты разрешить мне использовать кадры, которые тебе не понадобятся, для моего личного портфолио, если я пообещаю не продавать их таблоидам?

– Что за портфолио?

– Я не собираюсь вечно зарабатывать на шпионаже за звездами. Снимки, которые понравились тебе вчера вечером, интересные снимки… Я не смогу оставить их за собой, если мой босс не разрешит, потому что я была на задании. А сегодня я трачу свое собственное время и пришла со своим собственным фотоаппаратом.

Она на мгновение задумалась.

– Ты собираешься их когда-нибудь выставить? Как в галерее?

Я кивнула:

– Возможно. Так далеко вперед я еще не заглядывала.

– Мне и правда понравились фотографии, которые ты сделала. И мне бы хотелось увидеть, что у тебя получится. Я готова с тобой договориться, если ты пообещаешь не использовать ни один кадр без получения предварительного согласия в письменном виде. Ты согласна на такие условия?

– Однозначно.

Аплодисменты у сцены превратились в нечто вроде ритмичного топота. Иден еще на мгновение задумалась.

– Все-таки я заплачу тебе за фотографии, которые решу оставить себе. Идет?

– Договорились.

Она вскочила.

– Еще раз спасибо, что пришла сегодня. Надеюсь, мы еще увидимся. У тебя есть мой имейл, так что держи меня в курсе насчет фотографий.

И она вылетела за дверь. К тому времени как я вышла из комнаты, она уже выступала на «бис». Я протиснулась на мое место и стала пробираться к Зайону. Адрианна и Мика исчезли. Я задела Зайона плечом, и он наклонился ко мне. Люди вокруг подпевали Иден, но я никогда не слышала эту песню раньше. Мне хотелось уйти тотчас же, но это было бы грубо, поэтому я сидела и ждала, когда Иден споет еще одну песню и попрощается.

Зажегся свет, и Зайон тут же спросил:

– Ты хоть что-нибудь съела?

Я снова нашла свою морковку и откусила кусочек.

– Пойдет?

– И? Что дальше?

– Мика намекал на встречу у входа. Хочешь проверить вместе, там ли он? Я понятия не имею, куда они собирались пойти.

– А ты уверена, что готова к этому?

Это был правильный вопрос. Я понимала, что он интересуется из-за того, что случилось вчера ночью. Но я воспринимала все немного иначе. Собиралась ли я тащиться куда-то с Микой Синклером, который, похоже, был готов на все? Пригласил ли он меня лишь для того, чтобы получить пару приятных фотографий для глянцевых журналов? Насколько все это плохо?

– Во всяком случае это интереснее, чем пойти домой и убраться отсюда. Пойдем проверим, что там творится. – Я схватила сумку и протиснулась сквозь толпу людей, что толпились у алькова с брендированными товарами. Я рассчитывала застать там Иден, которая подписывала диски для фанатов, но очередь резко обрывалась на девушке, которую я уже видела здесь раньше. Я подумала, что люди, должно быть, ждут, пока Иден придет и поприветствует их. Я задалась вопросом, не отправился ли Мика за кулисы к сестре.

Зайон, должно быть, прочитал мои мысли. Он пробормотал:

– Надеюсь, нам не придется ждать его у дверей целый час.

Потом я заметила волосы Мики за окном там, где постеры не закрывали стекла. Он стоял спиной к окну. Мое лицо само собой озарилось. Я не ожидала испытать (что?.. облегчение?..), увидев его снаружи. Я схватила Зайона за руку.

– Мы действительно это сделаем?

– Почему нет?

Он распахнул дверь, и я увидела, что Мика разговаривает с человеком, которого я видела раньше. В одной руке у него была камера, которую он на мгновение положил себе на плечо. Я тут же его узнала. Уолли – тот самый парень, с которым я познакомилась вчера ночью. Быть может, тот самый парень, который опубликовал мои фото с Микой.

Мика был увлечен разговором с Уолли, но едва я ступила на тротуар, он повернулся ко мне и его губы растянулись в улыбке. И мое сердце заколотилось в груди. Он протянул мне руку, так что я могла притянуть его к себе, если пожелаю.

Время как будто остановилось. Кровь в висках стучала так, словно я вдохнула целый фунт сахара. Уолли словно переместился в другой временной пласт, как при замедленной съемке. Сначала он поднял глаза, и мы встретились взглядами. Его брови поползли наверх, когда он узнал меня. Потом он повернулся к Мике. Потом снова ко мне. Когда он заметил, как Мика протянул руку, его губы сложились в букву «О».

А потом он потянулся за камерой.

Я вернулась в реальность. Я схватила Зайона за руку и подтолкнула его, чтобы он пошел вперед. Я обогнула Мику, бросив взгляд на смущенного папарацци. Его рука опустилась, так что можно было считать, что слежка прекратилась. Разум Зайона, должно быть, боролся с телесными ощущениями, потому что он как будто слегка сопротивлялся.

Я напирала:

– Или вперед.

При первой же возможности я завернула за угол и резко остановилась.

Зайон замер на месте и развернулся ко мне.

– Ты что творишь, Джози?

– Я не могу туда возвращаться.

– Что? Почему?

– Я просто не могу. Энди убьет меня, если я опять попаду в новости в компании Мики, а ему не принесу ничего интересного.

– Ты сейчас не на задании, Джози.

– Зайон, ты не понимаешь. Он сказал, мне придется выбирать между досугом и работой. Что, если он меня уволит.

Зайон драматично закатил глаза.

– Он не собирается тебя увольнять. Но если ты будешь строить из себя большого ребенка, можем подождать, пока этот парень уйдет, и вернуться. – Он заглянул за угол.

– А что, если не уйдет? А что, если Мика придет сюда нас искать? Насколько некрасиво говорить ему, что я здесь прячусь от папарацци?

Зайон просто рассмеялся.

– Я так понимаю, в начале недели тебя эта проблема не волновала.

Я облокотилась о стену.

– Я никогда не замечала, чтобы Энди так сильно вкладывался в любых других знаменитостей. Не понимаю, почему ему так нужен Мика.

– Возможно, потому что его сестра и Адам любят морочить ему голову.

– О чем ты?

– О том, как Адам и Адрианна каким-то образом заставили всю желтую прессу следить за помолвкой, которая оказалась липовой.

– Думаю, я это помню. – Я помню, как их лица смотрели на меня с журналов в магазине «Пабликс», когда я стояла в очереди в кассу. Но в то время я, получив бесполезное образование в сфере изящных искусств, зарабатывала на жизнь тем, что писала новости для одной газеты в Атланте. Если какой-то солдат возвращался из Афганистана, я встречала его в аэропорту, чтобы зафиксировать объятия с женой. Я сразу же ухватилась за возможность поработать с Зайоном в Нью-Йорке, даже не спрашивая, чем придется заниматься.

Я поправила ремень фотоаппарата.

– Я не знала, что они не помолвлены. Я подумала, они просто расстались.

– Тебе нужно пойти почитать статьи про Адама и Иден того времени. Когда Энди создал Иден образ коварной и жадной разлучницы, прежде чем Адрианна выпустила пресс-релиз, опровергающий помолвку. С тех пор Иден и Энди в некотором роде мстят друг другу. Хотя последние несколько месяцев она исчезла с его радара.

Я подумала о беременности Иден. Она продемонстрировала мне ее специально, чтобы я скормила новость Энди? Неужели я лишь марионетка в ее руках?

– О боже, я наивна, правда?

– Нет. Ты нормальная. Просто в таком мире люди сходят с ума.

Я рассмеялась и расслабилась. И именно тогда Мика завернул за угол и замер на месте. Он перевел взгляд с меня на Зайона.

– О. – Впервые он посмотрел на меня без улыбки. – Я думал, ты уже ушла.

– Нет, я… – Я что? Мне нельзя с тобой показываться на людях? С тобой – человеком, который никогда в жизни не стоял перед объективом, не позируя. Я переминалась с ноги на ногу.

Он поднял руку и почесал затылок.

– Что ж, ладно. Ну, я пошел. – Он потянул руку Зайону. – Приятно было познакомиться.

Зайон покачал головой и произнес.

– Да, мне с тобой тоже. – Но смотрел он на меня. Его глаза почти вываливались из орбит. Если бы я могла читать мысли, в его голове я увидела бы слова «Попроси его взять тебя с собой». Но этого я сделать не могла.

Руки Мики потянулась ко мне снова, но в отличие от прошлого раза, когда он небрежно поднял ее в ожидании, теперь он изобразил вполне нормальный жест. Я взяла его руку и крепко сжала. Я посмотрела в его голубые глаза, недоумевая, могу ли я притянуть его к себе и урвать этот второй поцелуй. Мои губы растянулись в ухмылке, пока я подбирала слова. Я выдала:

– Прости за…

Мика заговорил одновременно со мной:

– Приятно было увидеть тебя снова, Джо-Джо. – Он по-деловому пожал мою руку, прежде чем ушел от нас по тротуару и скрылся из виду.

– Наверное, это последний раз, когда я его видела. – Мой голос сорвался, и Зайон обнял меня.

– Нельзя так быстро сдаваться, моя дорогая. Пока ты говорила с Иден, я раздобыл для нас кое-что. – Он выудил из заднего кармана пару билетов.

Я выхватила их у него из рук и прочитала вслух:

– «Театр абсурда» в Добблер-театре». Ты достал билеты на концерт Мики?

Он поднял брови.

– Ага. Он сказал, что собирался отдать их тебе раньше. – Он ткнул меня в бок. – И еще он сказал, что надеется увидеть тебя снова.

Надежда и разочарование вступили в схватку с ликованием.

– Это мило с его стороны. Но как ты думаешь, что это значит?

– Думаю, это значит, что тебе нужно сказать Энди, чтобы он отстал от тебя.

Я смотрела на билеты, испытывая противоречивые чувства. Должно быть, Мика вторую ночь подряд думал, что я весьма резко его отвергла. Однако он явно отошел после вчерашнего инцидента. Он не мог не заметить, как я отреагировала, когда он поцеловал меня. А вот простит ли он второй холодный прием? И не слишком ли много я воображаю из-за того, что он сказал Зайону? Быть может, у него были и другие причины пригласить меня на концерт, помимо того, что он хотел снова меня увидеть.

Да и я сама толком не разобралась в отношении к Мике Синклеру. Быть может, было лучше позволить ему ускользнуть, прежде чем я к нему что-то почувствую.

– Я не собираюсь ничего говорить Энди, Зайон. Рассказывать здесь нечего.

Глава 10

За выходные Энди рассортировал и заархивировал фотографии с пятничной вечеринки, не разместив ни одну из них на сайте газеты. Мне же он дал скучнейшую задачу подписать их. Я листала картинки, жалея, что не могу забрать их назад. Некоторые стали бы великолепным дополнением к моему портфолио, а Энди все равно не собирался их использовать. Фото Виктории Седжвик отличались великолепным трагизмом, но были совершенно неинтересны тому, кто хотел бы на них заработать. Я записала номер кадра на тот случай, если поймаю его в хорошем настроении. Быть может, он разрешит мне использовать его для себя.

Кристин и Дженнифер громко спорили о том, кто стареет красивее – Брэд Питт или Джонни Депп. Леонард рассказывал байки, как следил за ними обоими, отметив, что Брэд проявил к нему чуть больше участия. Их болтовня превратилась в фоновый шум, который я слышала, но не замечала.

Когда Дерек уселся подле меня, я вскочила, услышав его голос:

– Так ты индианка?

Я бросила на него взгляд и тут же вернулась к просмотру фотографий.

– Мой отец из Индии. А я вообще-то американка.

Он оперся на локоть прямо у моего компьютера и принялся открыто меня разглядывать.

– Просто ты не похожа на индианку. Я всегда думал, что ты хорошо загораешь.

Он считал, что это комплимент для меня? Я подняла бровь, чтобы он понял: мне не нравится тема разговора. Это было все равно, что открыть ящик Пандоры, и опаснее, чем воображал Дерек, ведь на самом деле я была похожа на индианку, просто не так сильно.

Спиральные локоны и смуглая кожа действительно достались мне от отца, а вот каштановые волосы – от мамы – американки до мозга костей, и это выделяло меня среди жителей всего субконтинента. Моя гибридная «расцветка» была наиболее очевидным объяснением того, что я никуда не могла вписаться.

Мое проклятие заключалось в том, что я всегда была недостаточна. Недостаточно индианка. Недостаточно американка. Недостаточно талантлива. Недостаточно папарацци. Недостаточно здорова. Недостаточна.

Это стало очевидно тем летом, кода отец повез меня в Индию. Однажды днем, после того как мы провели там почти неделю, мой отец с дедом поспорили. Отец, который редко повышал голос, говорил так громко, что я слышала его на улице, где стояла у баньяна, поедая кокосовый сукиян, который приготовила для меня Ача-ма.

Из открытой двери донеслись слова «aval malayāli alla», после чего показался мой рассвирепевший отец, окинул меня взглядом и велел собирать вещи.

Я повторила фразу «aval malayāli alla» – «она не малаяли». Я не знала, говорил ли дедушка обо мне или о моей маме. Как бы там ни было, мы уехали на такси. Отец говорил с мамой о том, как его отец не мог разобраться в собственной жизни. Но, когда мы вернулись, они с мамой поспорили и он стал путешествовать чаще. А потом перестал приезжать домой.

Самое интересное, что я всегда рассчитывала на теплый прием моей индийской семьи, потому что мама, явно бросив на меня лишь один взгляд, решила, что я слишком похожа на индианку.

Как можно одновременно сочетать в себе понятия «слишком» и «недостаточно»?

Это воспоминание промелькнуло у меня в голове, скорее как мимолетное ощущение, а не мысль, и растаяло, прежде чем я успела моргнуть пересохшим усталым глазом. Я отвернулась от Дерека и сглотнула глупый комок, застрявший в горле.

Дерек попытался сменить тему.

– Я хочу сказать, это круто, если ты наполовину индианка. Очень даже сексуально. Просто я об этом не знал. – Я игнорировала его, но он напирал дальше. – Эй, если ты свободна завтра вечером, быть может, ты захочешь пойти куда-то и заняться чем-нибудь.

– Во вторник? – Я повернулась и одарила его взглядом в духе «за какую идиотку ты меня принимаешь». Он никогда раньше никуда меня не приглашал. Либо он был большим любителем Индии, либо что-то задумал. Сложность работы в желтой прессе заключалась в том, что у всех всегда был коварный план на твой счет. Я не верила никому. Кроме Зайона. Зайону я доверяла даже собственную жизнь.

Он не обратил внимания на мой скепсис.

– Да, открывается один клуб, и я в списке гостей.

– Прости, но у меня другие планы.

– О, правда? А что ты будешь делать? – Он был слишком заинтересован и явно недостаточно разочарован.

– Мыть голову. – Я бросила на него испепеляющий взгляд. Не могла же я сказать ему, что у меня есть билеты на концерт Мики. Он мог сунуть нос в мои дела самым старомодным способом, покопавшись в моем рюкзаке, когда я не вижу.

Дверь открылась и сильно ударилась о стену. Энди вошел, прежде чем дверь отскочила назад и успела его ударить. Он замедлил шаг у моего стола.

– Уайлдер. Зайди ко мне в кабинет. Живо.

Он снова разогнался и даже не удосужился посмотреть, иду ли я за ним.

Я слезла с табурета и заметила, что Зайон наблюдает за мной.

Обратившись к нему, одними губами я произнесла: «Что?» Он лишь пожал плечами, вытянув вперед руки. Я набрала в легкие воздуха. Энди и в лучшие времена не излучал дружелюбие. А сегодня он был мрачнее тучи.

Когда я вошла в его кабинет, он держал телефон между плечом и ухом. Слипшиеся пряди грязных волос полосами лежали на лбу. Указательным пальцем он листал изображения на планшете, смахивая одно за другим. Ручка в левой руке застыла над временно забытой газетой конкурентов. Я подозревала, что в этой газете есть мое фото.

Он ткнул ручкой на кресло и поправил телефон у себя на плече. Я подвинула стопку газет недельной давности и присела, нечаянно подслушав его телефонный разговор.

– Должен сказать, я был очень недоволен в пятницу вечером.

Я устроилась на месте и, подняв глаза, с удивлением обнаружила, что его телефон уже лежит на столе, а Энди смотрит прямо на меня и ждет ответа.

– А, да, в пятницу вечером.

Он сверлил меня взглядом.

– Не думал, что мне нужно обозначать сроки, но я все же не ожидал, что ты пришлешь кадры после полуночи.

Я сжала кулаки, вспотев от волнения.

– Я могу все объяснить.

Энди хмыкнул:

– Зайон уже меня просветил.

– Зайон?

– Именно. Он объяснил, почему ты так задержалась.

– Он… – Зайон не мог меня выдать. Я ерзала на месте, но решила подождать объяснения Энди, прежде чем вырыть могилу нам обоим на основании, быть может, неверных предположений, вызванных паникой.

– Нужно лучше готовиться, скаут. Ты же знаешь, что есть продукты, которые можно носить с собой, чтобы подзарядиться в дороге.

– Да. – Я расслабилась, испытав облегчение и понадеявшись, что, быть может, он проявит больше понимания теперь, когда знает о моих проблемах со здоровьем. – Но дело не совсем в этом…

– Пока можешь взять вот это, но вообще тебе нужно такое купить. – Он залез в ящик и достал белую пластиковую квадратную коробочку размером с мобильный телефон. Он бросил ее мне, и я узнала ее, как только она приземлилась мне в руки. В моей сумке с камерой лежали примерно шесть таких же.

– В следующий раз не застрянь нигде с камерой, полной фотографий, пока не пришлешь их мне.

Я схватила портативную зарядку для камеры.

– Спасибо, Энди. Она бы очень мне пригодилась в прошедшие выходные.

Он уже забыл обо мне и принялся листать картинки в планшете. Когда я встала, он снова поднял голову.

– Как бы там ни было, твои фото с Микой, которые сделал Уолли Стивенс, побили все твои кадры. – Он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.

Я взялась за ручку двери и повернула ее.

– Точно.

Прежде чем я открыла дверь, он добавил:

– Тебе удалось сделать фото Иден в субботу вечером?

Я отпустила ручку и быстро заморгала. Откуда он это знал?

– Я…

– Не волнуйся. Я не собираюсь выпрашивать у тебя фотографии. Эта съемка проводилась в личное время. Однако Уолли Стивенс сказал, что видел тебя там. Он позвонил поинтересоваться, что у тебя с Микой.

– У меня с Микой? – Я нервно засмеялась. – Это нелепо.

– Да, я тоже посмеялся… – Он застыл, рука его замерла над планшетом. Он наморщил лоб, и его похожие на гусеницы брови взмыли вверх. – Ты же сказала бы мне, если бы у тебя что-то закрутилось с Микой, правда?

– Что?

– Потому что если это случится, то я хотел бы, чтобы ты поработала в этом направлении.

– Ты хочешь, чтобы я эксплуатировала Мику Синклера?

Он отложил телефон и опустил кулаки на стол, переместив весь вес на руки, когда наклонился вперед, фокусируясь теперь исключительно на мне.

– Джозефина, ты знаешь, чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Разумеется.

– А Мика Синклер знает?

Я сглотнула. Мне не нравилось, к чему идет этот разговор.

– Да.

– Тогда кто кого эксплуатирует, как думаешь?

Я хотела поспорить с ним, но у меня не было доказательств, что Мика не использовал меня для бесплатной рекламы. Так почему я не могу использовать его в своих целях? У нас могли бы сложиться отношения в формате симбиоза.

– Ты прав. Я забыла, с кем имею дело.

Он махнул рукой в мою сторону.

– Зеленая ты еще. Нужно становиться более толстокожей.

Он был прав. Я кивнула.

– Разумеется. Но не знаю, есть ли у меня к нему доступ в том объеме, какой ты себе представляешь.

– Пока Адама нет в стране, возможно, ты сможешь подружиться с Иден. Информация – это деньги, Джо. Подружись с ней. Попытайся узнать, не назначили ли они дату свадьбы. Покажи мне, что ты не просто очередной хороший фотограф. Раздобудь историю.

Я представила ее с Адамом и подумала, как они радуются ее беременности, о которой знает только один лишний человек на земле – журналистка из желтой прессы. Что сделает с этими данными Энди? Но я не хотела ее выдавать. Я знала, что есть грань между публичной и частной информацией, даже если Энди перестал ее видеть.

Но я произнесла:

– Думаю, ты переоцениваешь нашу дружбу. Она всего лишь пригласила меня провести фотосъемку. Как только я отправлю ей кадры, сразу стану не нужна.

– А я думаю, ты ей очень понадобишься. – Он смотрел мне в глаза, пока я не опустила взгляд. Потом он принялся проверять все фотографии, которые прислали его фотографы, надеясь, что найдет, чем поживиться.

Я выскользнула из его кабинета, и мне захотелось хорошенько размяться. Быть может, попроситься на работу в другом подразделении? Я поймала взгляд Зайона, он чуть склонил голову набок:

– Все в порядке?

– Все хорошо. Спасибо что прикрыл меня в пятницу.

Он кивнул.

– Это в счет платы за субботу.

Я все еще не могла поверить в то, что он все выходные вел себя как девочка-фанатка. После того как мы вернулись домой из клуба, он смотрел клипы Адрианны, поменял рингтон на одну из ее песен и установил ее фото в качестве обоев на телефон.

Я поддразнила его, что он ведет себя как влюбленный тинейджер, хотя сама знала: как только я усядусь перед ноутбуком, то пролистаю все фото с вечера пятницы в надежде обнаружить хоть какие-то кадры с Микой.

И действительно, я взгромоздилась на табурет и принялась раскладывать пазл из картинок с концерта.

На первом фото, где я его обнаружила, он разговаривал с группой людей, улыбаясь, широко раскрыв глаза, явно увлеченный темой. Я пролистала еще пару кадров: он неизбежно не замечал камеру. Быть может, я вообразила себе бог весть что, но он, похоже, никогда не смотрел в объектив. Его взгляд всегда был чуть смазан и косил влево, как будто он смотрел мимо фотоаппарата. Как будто он смотрел на меня. Я постаралась избавиться от дрожи и схватила толстовку с крючка на стене.

Зайон перебил мое любование звездами кличем:

– У-у-у-п!

Как я поняла, он обнаружил удачные кадры, но, когда обернулась, увидела, что он, не мигая, смотрит в телефон, а его лицо сияет от неудержимой радости.

– О боже мой!

– Что такое? – Я спрыгнула с табурета и попыталась заглянуть ему за плечо.

Он прижал телефон к груди, но уже по сверкающим глазам и довольному лицу я поняла, что он мне все расскажет.

– О боже мой! Сегодня утром я упомянул Адрианну в «Твиттере». – Он повернул ко мне экран телефона, чтобы я могла увидеть его уведомления. – Смотри, она только что поставила лайк на мой твит!

Пока я вглядывалась в экран, всплыло другое уведомление.

– И она только что подписалась на тебя.

– ЧТО? – Он выронил телефон, но поймал его, прежде чем он приземлился на пол. – О БОЖЕ МОЙ!

– Не хочу показаться занудой, но ты уверен, что это она, а не бот? Или не какая-нибудь программа, которая подписывается автоматически? Или не ее менеджер?

Его лицо помрачнело, и я пожалела о том, что сказала, но я всего лишь не хотела, чтобы его восторг закончился разочарованием.

– Это она! Взгляни. Это ее официальный аккаунт.

– Да, ладно. – Я потрепала его по спине. – Это потрясающе, Зайон. Как здорово, что тебе так повезло.

Я поймала взгляд Дерека, который наблюдал за нами с ухмылкой. Он считал, что уже слишком забронзовел для восхищения кем бы то ни было из знаменитостей. Я поджала губы, ведь я уже была достаточно взрослая, чтобы не показывать язык.

Как только вернулась за стол, я вытащила из сумки телефон и принялась искать Мику в «Твиттере». Когда я его нашла, я подписалась на него и набрала сообщение: «Рада была нашей встрече в прошлые выходные. Спасибо за билеты на твой концерт!» С минуту я смотрела на этот текст, а потом нажала кнопку «отправить». Я не рассчитывала, что мне повезет так же, как Зайону, но попробовать стоило.

Много воды утекло, с тех пор как я использовала «Твиттер» для личных целей. Я засунула телефон в сумку и устроилась за столом. Мой ноутбук был настроен. Три огромных монитора работали. На левом в папке в режиме предварительного просмотра светились кадры со вчерашнего вечера. На центральном красовался «Твиттер», который постоянно подгружал новые обновления. На правом разместилась карта Бруклина.

Я просмотрела посты в «Твиттере» в поисках информации о какой-нибудь звездной вечеринке. Днем я отправлюсь на улицу, а пока нужно подписать все фотографии, которые пропустил Энди. Выполнив эту задачу лишь наполовину, я принялась зевать так громко, что Зайон решил принести мне кофе. Одни и те же группки людей появлялись на экране в почти таких же конфигурациях. Меня представили практически всем, но, если никто в офисе их не узнает, скорее всего, они не представляют интереса. Но когда имеешь дело с такой толпой, разумно предположить, что кто угодно может стать знаменитым в один прекрасный день. Лучше подписать всех, кого я помню.

«Аарон Сильвер», – напечатала я, пытаясь вспомнить, когда я сделала этот кадр. Как я умудрилась сфотографировать Аарона и не заметить этого. Аарон играл главную роль в небродвейской версии мюзикла «Волосы» летом, и я вспомнила, что читала в рубрике «Искусство и досуг» в нашем издании, что он недавно сыграл менее важную роль в другой крупной постановке. Я могла бы спросить его об этом тогда же, а не задаваться этим вопросом сейчас.

Следующий кадр объяснил, почему я забыла, как сфотографировала Аарона. В объективе появился Мика и пошел прямо на меня. Должно быть, это произошло прямо перед тем, как он повел меня знакомиться с двумя старыми перечниками-снобами.

Сзади материализовался Зайон.

– Я пошел отсюда. Говорят, в городе замечен Питер Динклейдж на прогулке с собаками.

– Ладно. Увидимся дома позже. Я отправлюсь в поля на охоту для Энди чуть позже.

– Сильно не напрягайся. – Он потрепал меня по голове и ушел.

Когда я перешла к следующей фотографии, чтобы подписать ее, то заметила на заднем плане Иден. Адам обнимал ее, поглаживая живот. Она пропустила эту фотографию. Этот его жест мог означать что угодно, но Энди никогда ничего не пропускал. Я бросила взгляд через плечо, мой палец застыл над кнопкой «удалить». Но если картинка пропадет, Энди может спросить почему. Поэтому я просто заменила подпись, чтобы имена Иден и Адама нигде не фигурировали.

Глава 11

Больше всего Энди любил околачиваться у ресторана, где обслуживали недалеких богатеев. В меню не было цен, а повара красиво сервировали крошечные порции восхитительных и вполне годных к употреблению яств, из чего я сделала вывод: даже за деньги не купишь мясо единорога или любые другие редкости, которых не встретишь в обычном мясном ресторане. Здесь посетители платили за престиж. Ресторан отлично вписывался в урбанистический пейзаж и напоминал сотни других подобных модных мест, разбросанных по городу. Какая-нибудь наивная парочка туристов могла забрести туда и попросить предоставить им столик. К счастью для них, им отказывали, но не потому, что у них не было брони. В таком ресторане бронь не нужна. «Правильные» люди просто заявлялись без приглашения и тут же получали места за столиками. Между тем мне никогда не доводилось переступать порог этого заведения. Я представляла себе, что внутри гости из приоритетного списка жмут друг другу руки и обмениваются шутками, понятными только знаменитостям. «А вас на входе поймали папарацци?»

В такие моменты я жалела, что не могла выпить, чтобы притупить чувство отвращения. На самом деле у меня не было никакого желания внедряться в эту отдельную касту людей, которых почти ничего не объединяло, кроме исключительных сфер влияния. Я наблюдала за ними достаточно долго и давно поняла: они всего лишь люди. Некоторые сразу родились с деньгами и властью. Другие заработали их. Некоторые были благороднее, чем можно себе представить. Другие вели себя так, как будто весь мир им должен. Однако все имели одни и те же базовые потребности. Всем нужно было есть. И не имело никакого значения, что стрелки часов приближались к шести и был понедельник. Время подчинялось их капризам.

Я заняла позицию близ угла здания рядом с въездом на парковку. И принялась ждать. В одно ухо я вставила наушник и загрузила песни из плей-листа, чтобы заглушить уличный шум. Телефон завибрировал, и я опустила одно колено на асфальт, чтобы вытащить его из рюкзака и удостовериться: это не Зайон меня разыскивает. Однако это оказалось всего лишь уведомление из «Твиттера». Я развернула его.

Мика ответил на мое предыдущее сообщение: «Рад, что ты повеселилась. Мы же увидимся на нашем следующем концерте?»

Я проверила его новостную ленту и обнаружила поток из ответов другим людям, как будто он залогинился и стал отвечать на все твиты. У меня сжалось сердце, когда я увидела, что он ответил мне в числе последних из всей очереди фанатов, ожидающих ответа.

Он написал: «Спасибо! Я вас тоже люблю!» нескольким поклонницам, которые признались ему в любви. А еще: «Надеюсь, вы отлично отпраздновали день рождения» тем, кто просил их поздравить или упомянул, что сегодня у них день рождения. Как бы там ни было, он ответил всем.

Увидев ответ, в котором он написал: «Да, Мика Синклер хуже всех», я не смогла удержаться и не посмотреть, что заставило его ответить в таком тоне. Первое сообщение было адресовано не ему. Кто-то просто написал: «Мика Синклер продал душу дьяволу. Как иначе можно объяснить его популярность?»

Я поняла, что он не только читает твиты, обращенные к нему лично, но и смотрит комментарии, где его упоминают. Я рассмеялась, подумав, что с теми, кто его не ненавидит, он общается так же много, как со своими фанатами.

Телефон завибрировал снова, пока я выискивала следы его деятельности в «Твиттере». На этот раз он отправил личное сообщение: «Зайди в «Уилл Колл» перед концертом. Я оставлю пропуск за сцену».

Я уселась на тротуар и еще раз перечитала сообщение. Прислонившись к стене и скрестив ноги, я нажала кнопку «Ответить» и набрала: «Спасибо! Жду с нетерпением». Но когда я нажала на кнопку «Отправить», высветилось сообщение об ошибке, самым наглым образом оповещавшее меня о том, что получатель на меня не подписался. В итоге я отправила сообщение в общую ленту. Мне пришло в голову подсказать ему, что он на меня не подписался, но я не могла придумать, как это сделать, чтобы не выглядеть отчаявшейся женщиной. Я решила, что можно отписаться от него и подписаться снова. Насколько жалко это будет выглядеть?

Прежде чем я успела придумать, что делать дальше, из-за угла появился Эль-Эль Стайлиз – легенда хип-хопа, и я тут же вскочила и принялась фотографировать. Похоже, мое чрезмерное внимание к его персоне ему не понравилось, но он все же постарался принять подобающий вид. Я крикнула:

– Эль-Эль, можете прокомментировать новость о том, что вы уходите со сцены?

Один из его помощников, шедший позади, ответил за него:

– Он уже все прокомментировал в официальном пресс-релизе. Пожалуйста, отойдите.

Я обежала их и оказалась у входа в ресторан, надеясь сделать пару снимков, на которых он идет прямо на меня. На нем были темные очки и спортивный костюм, но он вышагивал так, как будто передвигался по подиуму.

Я выдала:

– Отлично выглядите, Эль-Эль.

Он остановился как вкопанный.

Он на дюйм приподнял очки и внимательно оглядел меня с головы до ног.

– И вы отлично выглядите, маленькая леди. На кого работаете?

Я протянула ему визитку, он посмотрел на нее. Небрежно.

– Хотите комментарий?

Я перевела камеру из режима фото в режим съемки и начала записывать. Я могла сделать это, не опуская глаз. Если Эль-Эль сделает заявление, я хочу, чтобы оно было записано. Нормальное видео у меня не получится, но хотя бы останется документальное свидетельство. И еще мне нужно было, чтобы он ни в коем случае не произносил это страшное слово «неофициально».

– Очень хотелось бы услышать ваши мысли, Эль-Эль. – Могла ли я позволить себе расслабиться и пофлиртовать?

– Я сделаю для вас заявление. – Его помощник проявил характер и стал подталкивать Эль-Эль к ресторану, но тот отмахнулся. – Да, я ухожу. Но не из музыки. Я буду помогать молодым музыкантам расти и защищать их от агентов и змей, которые кормятся на творческих людях. Эта индустрия кишит бесталанными выскочками, которые только и смотрят, где выкрасть еще один доллар. Где целостность?

Он опустил взгляд на мою камеру, и я поняла: он знает, что вся его речь записывается. Я так и не осмелилась поднять камеру, чтобы снять нормальное видео. Он явно хотел сказать больше, а я не посмела портить момент. Он двинулся ко мне. Он был в паре дюймов от моего лица, и я ощутила запах алкоголя. Пьяным он не выглядел, однако в течение дня явно успел принять алкоголь. Он смотрел мне в глаза и ждал, пока я не застыну на месте и мы не встретимся взглядами. Он приподнял пальцем мой подбородок, эта легенда хип-хопа и блюза. Его щетину уже тронула седина. Я вдруг ощутила укол унижения из-за столь пристального внимания ко мне, а потом он прошептал:

– Это неподходящее место для такой хорошенькой милой девочки, как ты.

И тут он просто от меня отшатнулся, и вся его свита последовала за ним. На долю секунды я почувствовала себя скверно из-за того, что гоняюсь за фотографиями и скандалами вместо того, чтобы научиться красиво фотографировать деревья. Но когда последний человек из его свиты исчез за дверьми, меня осенило, что он ничем не лучше меня, как бы высокопарно ни критиковал шоу-бизнес. Он содержал целую ватагу сотрудников, которые занимались лишь тем, что обслуживали его. Он собирался потратить деньги, которые заработал именно в шоу-бизнесе, на кусок мясного филе за восемьдесят долларов.

Когда я подумала о еде, в животе у меня заурчало, и я вспомнила, что нужно перекусить до того, как мне станет плохо. Я миновала пару домов и дошла до уличного торговца, у которого купила бутылку сока и ягнятину в специях. Я села на близлежащую скамейку и стала просматривать фотографии. Это был мой шанс наконец завоевать хоть какое-то уважение Энди.

Когда я пришла домой, Зайон лежал на диване и смотрел какую-то телеигру в полусне. Я растолкала его, чтобы он ушел и я могла взяться за написание статьи.

– Послушай-ка. – Я нажала кнопку воспроизведения, и зазвучал голос Эль-Эль.

Зайон заглушил телевизор.

– Кто это?

– Эль-Эль Стайлиз. Я уговорила его дать комментарий об уходе со сцены.

Зайон вытянул губы в трубочку.

– Черт возьми. Включи с начала.

Я проиграла все заново.

– У меня и фото есть. Думаешь, Энди будет счастлив или как?

– Если не попытается присвоить себе все лавры. Это пойдет на главную страницу всего нашего сайта.

Он вытянул ногу и подцепил ножку кофейного столика, чтобы подтянуть его к себе, не вставая. Когда тот оказался достаточно близко, Зайон схватил мой ноутбук. – Лучше бы тебе заняться этим сегодня вечером. Если у Эль-Эль развязался язык, значит, он может раздавать интервью всем, а не только тебе.

– Ты прав.

Я скрестила ноги, усевшись на диване, и подоткнула подушку под поясницу. Когда я открыла ноутбук и создала новый документ, курсор замигал у меня перед глазами, как будто хотел поддразнить меня. Я никогда не была сильна в писательстве.

– Расшифруй интервью, – предложил Зайон. – Всем наплевать, что будет между его цитатами. Его слова займут до восьмидесяти процентов статьи.

– Точно.

Я напечатала временный заголовок: «Легенда хип-хопа Эль-Эль Стайлиз делится мыслями об уходе со сцены». Энди все равно все перепишет. Я выбрала одну фотографию из всей серии, где Эль-Эль представал во всей красе, вышагивая по тротуару. Зайон не ошибся. Мне нужно было всего лишь добавить контекст. «На прошлой неделе Эль-Эль Стайлиз заявил, что уходит со сцены, но не дал никаких объяснений. Циркулировали разные слухи, но Эль-Эль упорно молчал о причинах такого решения. Молчал до вечера понедельника.

Остальное написалось само. Я загрузила статью вместе с фотографиями на рабочий сервер. Потом я открыла почтовую программу, чтобы известить Энди о материале.

– Эй, у меня тут письмо от Иден.

Зайон исчез в недрах ванной. Вместо того чтобы закричать еще громче, я открыла письмо.

«Джо!

Большое спасибо за фотографии. Они получились даже лучше, чем я ожидала. Если заглянешь на мой сайт, то увидишь, как их использовал веб-мастер. Я все равно похожа на исполнительницу народных песен из шестидесятых, но это моя промашка, а не твоя. Больше всего мне понравились кадры со мной и Микой, но я не могу использовать их для сайта. Можешь оставить их для себя. Одну из них я отправила маме – она любит загружать такое в цифровую фоторамку, которая стоит у нее на камине. Мика часто присылает фотографии, на которых он самозабвенно корчит рожи, так что она обрадовалась, получив наконец красивую фотографию нас обоих для разнообразия.

Мне неудобно из-за того, что ты не взяла с меня деньги. Хотя бы дай знать, сколько я должна тебе за те двадцать кадров, которые мы взяли в работу.

Иден».

Я понятия не имела, сколько стоит фотография без текстового материала. И даже если она могла оплатить аренду моей квартиры полностью, я не могла заставить себя назвать цену. И не потому, что мои фотографии ничего из себя не представляли. А прежде всего потому, что я не представляла, сколько за них можно попросить.

Я написала ответ:

«Иден!

Поскольку ты разрешила мне использовать много кадров, я, будучи в здравом уме, не могу просить плату за те несколько штук, которые ты оставила. Считай, что это мой подарок за то, что ты позволила мне поработать честно и сменить амплуа.:)

И все равно благодарю за предложение и такую блестящую возможность.

Джо».

Зайон вышел из ванной с полотенцем на талии. Понятие скромности было ему чуждо, но он хотя бы прикрывал самые интимные части тела из уважения ко мне. Его грудь и руки были тверды, как скала. Раньше я думала, что соблазню его, но он в жизни не посмотрел ни на одну из женщин.

По крайней мере, до вечера субботы. Но он и был очарован звездами больше, чем кто бы то ни было.

– Ты что-то сказала? – Он плюхнулся рядом со мной. С его волос на меня потекла вода, он пах апельсинами и имбирем.

– Ты опять пользуешься моим шампунем.

– А ты пользуешься моим диваном.

– Один-один.

– Ты закончила статью?

– Ага. И я получила приятное письмо от Иден.

– О да? – Он вскочил и исчез у себя в комнате, натянул семейные трусы, а потом бесстыдно сел на диване полуголый и включил телевизор.

Я набросила на него одеяло.

– Пощади бедную девушку.

Мы вместе промотали его любимые передачи, записанные с телевизора, из которых он надеялся узнать, какие знаменитости собираются в Нью-Йорк, а я – выяснить, как правильно делать свою работу. Через пятнадцать минут просмотра «Доступа к Голливуду» мой телефон завибрировал, и я обнаружила ответ от Иден.

«Можно я хотя бы приглашу тебя на ланч в среду? Если выберешь место поближе к своей работе, я зайду за тобой. На самом деле ты мне еще одну услугу окажешь. Пока Адам не вернется домой, я не знаю, куда себя деть. Если я не найду компанию, то могу начать переобустраивать кухню или затеять еще какое-нибудь безумие».

Мне с трудом верилось, что Иден Синклер не знает, с кем провести время. Я знала, что она сформулировала все именно так, чтобы мне было приятно принять ее приглашение и не чувствовать себя странно по этому поводу. Но я чувствовала.

Я нажала кнопку «ответить».

«Звучит заманчиво. Знаешь, где сидит редакция «Нью-Йорк дейли фид»? Там рядом есть закусочная «Бон аппети» прямо за углом моего офиса. Ты ее знаешь?»

Это место, скорее, относилось к дешевым, но все равно было приятным. Нажав на кнопку «отправить», я ударила себя по лбу. Иден может не захотеть встречаться в дешевой закусочной. Вероятно, у нее есть свой собственный шеф, который держит для нее целую микрокухню. Что бы под этим ни подразумевалось.

Я оторвалась от экрана телефона.

– Чуть позже на этой неделе у меня будет ланч с Иден.

Зайон толкнул меня.

– Быть не может!

– Может!

Он криво улыбнулся.

– Вы станете лучшими подружками. Попробуй выяснить, когда она выходит замуж.

– Ты так же ужасен, как Энди. Я не собираюсь эксплуатировать эту дружбу.

Он пожал плечами:

– Тогда узнай, когда она снова встретится с Адрианной, и уговори ее пригласить и меня.

– Что это с тобой? Ты как будто влюбился.

Его глаза расширились.

– Я знал! Я уже начал задаваться вопросом, действительно ли я бисексуал.

– Думаю, ты просто увлечен. А она может произвести впечатление. – Я наклонилась к нему и поцеловала в щеку. – И у вас получатся красивые дети.

Я еще раз просмотрела письмо от Иден.

– Это странно. Она использует тот самый предлог для встречи, о котором говорил Энди.

– Ты о чем?

– Энди сказал, что мне нужно подружиться с Иден, пока Адам в отъезде. А потом полить ее грязью.

– Но ты же не собираешься так поступить?

– Не собиралась. Но теперь Иден пишет, что ей скучно, пока Адама нет в городе. Это странно. Ты не думаешь, что она хочет подружиться со мной ради шпионажа в свою пользу?

– Чтобы полить грязью Энди? Да кому есть до этого дело?

– Нет, я говорю о том, что за ее намерением подружиться скрывается нечто большее. Она хочет отомстить Энди. Как она может использовать дружбу с одним из его сотрудников?

Зайон пожал плечами.

– Чтобы скармливать ему ненастоящие истории?

Я прикусила ноготь большого пальца.

– Ты же не думаешь, что она хочет использовать меня таким образом?

– Я не знаю. А она думает, что ты хочешь ее использовать таким образом?

Отличный вопрос. Как могла каждая из нас доверять друг другу в этой кратковременной дружбе?

Глава 12

«Только взгляните на это интервью, которое опубликовала моя дочь Джози Уайлдер!»

Я проснулась от звука уведомления, оповещавшего, что мама сопроводила столь странным комментарием репост той самой статьи в сети «Фейсбук». Как и предсказал Зайон, она появилась на главной странице нашего сайта, хотя по сути баннер вел к разделу о развлечениях. Зайон оказался не прав в том, что Энди присвоит себе все заслуги. Но, увидев заголовок, я горько пожалела об этом.

«Обанкротившийся Эль-Эль Стайлиз поливает грязью весь шоу-бизнес».

На фотографии, размещенной за заголовком, Эль-Эль Стайлиз выглядел хуже некуда. В режиме серийной съемки фиксировались малейшие изменения в выражении лица. Одни гримасы лишь украшают объект, в то время как другие… отнюдь нет. На фотографии, которая попала в печатную версию газеты, Эль-Эль был пойман с выражением лица, которое, скорее, можно назвать разъяренным. Ухмылка вкупе со сморщенным от отвращения носом, создавала такое впечатление, как будто он буквально снизошел до того, чтобы пройти по тому же тротуару, что его помощник, который, к несчастью, оказался слева от Эль-Эль.

Неужели я неправильно истолковала ситуацию или Энди сумел состряпать историю из ничего?

Я пролистала фотографии, жалея, что не сняла видео. Когда Эль-Эль говорил со мной, вид у него был блаженный. А вот уже бросив взгляд на улицу и попав под огонь вопросов папарацци, он выказал разочарование. И все же были фотографии, которые Энди мог бы использовать, чтобы представить Эль-Эль в более выгодном свете, и он решил этого не делать. И под всем этим черным по белому было написано мое имя.

Вот он – момент моей славы, заголовок на первой странице. Не просто случайная картинка, а целый материал. Что-то злободневное. Холодок пробежал у меня по спине. Статья была отвратительной и несправедливой. Но я знала, что версия Энди заработает больше кликов и принесет больше дохода от рекламы.

Когда мы с Зайоном ехали в метро, я спросила его:

– И что мне с этим делать?

Он метнул на меня взгляд в духе «как тебе не стыдно надумывать такие проблемы» и произнес:

– Ты попала на первую полосу! Это потрясающе.

Но я испытывала необходимость сказать Энди, что мне не нравятся такие изменения. С другой стороны, он и так уже почувствовал мою слабость. Я вошла в офис, приняла подбадривающие крики коллег, проходя в дверь. Я изображала умеренную гордость, помахивая рукой и наклоняя голову, пока не добралась до стола.

Энди находился в приподнятом расположении духа. Он не стал критиковать меня за что бы то ни было и даже поблагодарил за развернутое интервью. Я прикусила язык и умолчала о собственном недовольстве в плане подачи моего материала. При этом впервые за много дней он не задал ни одного вопроса об Иден или Мике. Я не сказала ему, что сегодня вечером мы увидим Мику на его концерте. Я не хотела нарушать тишину или тормошить спящего медведя.

Примерно через час мои усилия в «Твиттере» принесли плоды: я узнала, что Крис Хемсворт разгуливает по Гринвич-виллидж и направляется к парку Вашингтон-сквер.

Чтобы не вызывать подозрений, я выскользнула из офиса и побежала в центр к парку, где уже собралась толпа. Я схватила фотоаппарат и ринулась вперед.

Мегаизвестная личность всегда как спонтанно возникший источник энергии. И притягивает, как магнит. Кучка народа вокруг Криса вызывала интерес прохожих, и к тому моменту, как я добралась до окраины парка, образовалась такая толпа, что его не было видно. На шум подходили новые люди, и женщины с пакетами спрашивали: «Как думаете, кто там?» И они становились в очередь, чтобы посмотреть на звезду, кто бы ни скрывался в центре толпы. Это уже имело второстепенное значение.

Из разрастающегося кома людей выделилась девушка с клочком бумаги в руках.

– Это Крис Хемсворт. О боже мой!

Когда прозвучали эти слова, суета стала еще больше.

Я огляделась в поисках опоры, на которую можно залезть. Я не могла сфотографировать его с той точки, в которой находилась, а если влезу в толпу, вид все равно будет не лучший. Вдоль тропинки рядком стояли скамейки, но, даже если встать на них, вид закроют головы. Я ухватилась за ветку близстоящего дерева и отважилась встать на спинку скамьи, молясь, чтобы она была крепко привинчена. Теперь Криса можно было идентифицировать, к тому же мне удалось запечатлеть все безумие, которое творилось вокруг него.

Если бы я могла дать ему совет, то предложила бы выбрать прикрытие получше, а не расхаживать повсюду в образе Тора.

Получив приз за настойчивость и отпустив Криса со свитой, я бросила рюкзак на скамью близ каких-то шахматных столиков. Я включила хот-спот и загрузила фотографии. Сегодня Энди едва ли сможет пожаловаться на то, что я не смогла урвать комментарий. Можно подумать, я могла пробраться через армию поклонников.

Это была не бог весть какая победа, но по крайней мере час отдыха я заработала. На солнце было приятно, и я откинулась на скамейку и закрыла глаза, вслушиваясь в звуки парка. Но вскоре любопытство одержало верх, и мне захотелось добавить визуальный ряд к услышанному.

У шахматного стола стоял пожилой мужчина, опираясь на палку и поглядывая на стол, в то время как ребенок старшего школьного возраста сосредоточенно всматривался в шахматную доску. Я не могла понять, кто выигрывал, да это меня не сильно и волновало. Я схватила личную камеру, поставила ногу на скамейку, чтобы упереть локоть в колено по мере наведения фокуса. Я щелкала камерой, пока игроки не обратили на меня внимание, и их глаза на мгновение потеряли стеклянный блеск – разум пытался заставить их выйти за пределы мира, созданного в их головах. Но магия стола оказалась сильнее: они забыли обо мне и продолжили играть.

Мимо меня пронеслась юная девочка: она бежала за померанским шпицем, которого держала на поводке. Ее волосы были стянуты в тугие косички. Крошечная собачка в возбуждении тащила ее за собой, фыркая на все, что попадалось на пути. За ней, с равнодушным видом глядя в телефон, брела женщина и совершенно неубедительно говорила:

– Помедленнее, Сэди.

Мой телефон завибрировал. Я отложила фотоаппарат и проверила уведомления. Мне пришло новое личное сообщение, да еще и от Мики. Я опустилась на скамейку и поспешила развернуть сообщение, чтоб быстрее прочитать.

«Слышал, ты идешь на ланч с моей сестрой. Надеюсь, ты не обзовешь ее бездарностью в своей газете.: Р».

Я хотела ответить, что не я сочинила заголовок про Эль-Эль Стайлиза, но он так и не подписался на меня. Я осознала значение его комментария через мгновение – он читал мою статью. Быть может, он привык проверять таблоиды, выискивая статьи о себе. На «Твиттер» он явно тратил много сил. Во мне теплилась робкая надежда, что он прочитал статью лишь потому, что ее написала я. Безумие.

В порыве разочарования я написала ему публичный комментарий: «Эй, нравится разговаривать с самим собой? Подпишись на меня в ответ».

Потом я подумала, что это слишком навязчиво, и едва не удалила сообщение. Но я не могла изобрести иной способ объяснить ему мое молчание, поэтому оставила все как есть.

Ожидая ответ, который так и не пришел, я просматривала «Твиттер», надеясь найти упоминания о других звездах, которые решили выйти в свет. Устраиваясь на эту работу, я думала, что мне придется охотиться за интересными историями, но оказалась совершенно не готова к звериному оскалу этого бизнеса. К тому же поначалу Энди хвалил мои навыки в фотографии, когда обучал меня искусству боя. Потихоньку похвала испарилась, уступив место раздражению, которое меня беспокоило. Я не могла позволить себе потерять эту работу.

Сомневаясь, что нужно возвращаться в офис лишь с заявлениями о том, что я выследила Хемсворта в дикой природе, я решила отправиться дальше в центр, в «театральный» район. Караулить звезд на выходе с дневных спектаклей можно было только от отчаяния, но иногда большие знаменитости выходили поприветствовать поклонников. Мне не хотелось отравлять колодец собственным присутствием, но я работала в паразитической сфере. К тому же у меня была личная мотивация – я обожала Бродвей.

По дороге я встретила обворожительную стайку молодых буддистов, столпившихся у киоска с билетами и растерянно оглядывающих Таймс-сквер. Подняв личный фотоаппарат, я услышала в голове голос отца: «Illa[4], Анушка. Не нужно делать очевидный кадр». Я уставилась в видоискатель, откадрировав изображения так, чтобы он сказал: «Nalla[5]. Хорошо».

Этот снимок будет моим маленьким секретом – побочный эффект дневной работы.

Охота у театров увенчалась успехом, когда королева подмостков Мириам Блэквелл прямо в сценическом костюме вышла через запасный выход поприветствовать фанатов. Я стояла в нескольких футах, и она на мгновение замерла и попозировала мне.

Воодушевленная ее благосклонностью, я переключила камеру в режим видеосъемки и обратилась к ней:

– Миз Блэквелл. Я репортер из «Дейли фид» и большая ваша поклонница. «Кэнди» был первым мюзиклом, который я посмотрела, и месяц назад мне удалось попасть на него снова. Вы, как всегда, были великолепны. – Она поблагодарила меня, и я продолжала: – Это правда, что в конце сезона вы уходите из спектакля?

Она кивнула, размышляя, и произнесла таким известным хриплым голосом:

– Я создала эту роль, знаете ли. Я играла Кэнди, когда постановка родилась в 1992 году и потом в 2001-м. Для меня большая честь – вновь сыграть эту роль, но должна признаться, милочка, что я слишком стара для столь энергичной работы в театре. Хорошо, если придет кто-то помоложе. А я уже избалована и ленива. – Она невольно рассмеялась. Она была не из тех, кто говорит неразборчиво, и я поблагодарила звезды, что они навели меня на мысль заглянуть сюда сегодня. – Не поймите меня неправильно. Я никуда не ухожу. Я собираюсь сниматься в кино, пока не сморщусь и не умру. Но с театром мои дорожки разошлись. – Она подмигнула. – Во всяком случае пока.

Я была поклонницей Мириам Блэквелл с тех пор, как отец привез меня в Нью-Йорк и сводил на три разных мюзикла. Он разрешил мне выбрать одну постановку, в то время как они с мамой выбрали две другие. Мне было девять, и я не хотела ходить ни на какие мюзиклы. Я выбрала «Кэнди» лишь потому, что подумала: возможно, речь о шоколаде. Мои родители были в шоке от не самой приличной рецензии, зато я на всю жизнь запомнила это зрелище и за время нашего пребывания в Нью-Йорке с радостью посетила еще два шоу.

Я решила, что Энди придет в восторг от интервью с актрисой уровня Мириам, и поспешила в кафе на углу, чтобы загрузить фото и видео. Я не хотела рисковать тем, что могу каким-либо образом это потерять. Я включила наушники в камеру, чтобы проиграть аудио и сделала расшифровку в телефоне в приложении для электронной почты, жалея, что не взяла с собой ноутбук.

Вернувшись в офис, я ожидала, что меня встретят с фанфарами примерно в таком же духе, как было с утра, но Энди в ярости выскочил из кабинета:

– Это, черт возьми, что такое? Кому интересна старая уродина – театральная актриса? Если ты подобный мусор называешь контентом, то, быть может, тебе следует пройти в отдел «Искусство и досуг» и поискать работу там!

– Я думала, это новости из сферы развлечений, Энди. Театр – тоже форма развлечения. – Мой голос дрожал. Иногда ни с того ни с сего в самые неподходящие моменты я начинала говорить так, как будто я на грани нервного срыва, хотя я полностью контролировала себя и ситуацию. Зайон сказал это потому, что я все держу в себе, но я подозревала, что дело исключительно в усталости. Чего я точно не хотела – это того, чтобы Энди считал, как будто ему удалось залезть ко мне в душу. Он либо постоянно будет пытать меня, либо найдет способ меня уволить. Его губы изогнулись в ухмылке, и я задалась вопросом, почуял ли он вкус крови. – Позволь объяснить это тебе так, чтобы ты поняла, скаут. Наши новости – это и есть развлечение.

И так я снова стала козлом отпущения. К счастью, Энди пришлось уехать из офиса и как раз вернулся Зайон, так что весь следующий час я провела у него за столом в жалобах на то, что никогда не смогу добиться успеха в этой ужасной работе.

– А если бы я смогла найти другую работу… – Мой телефон звякнул, и я бросила на него равнодушный взгляд, намереваясь закончить предложение, но, увидев уведомление от Мики, который подписался на меня в «Твиттере», я потеряла нить.

Он тут же прислал еще одно сообщение: «Можешь дать свой номер телефона? Мне легче писать СМС».

Я отправила ему номер, и через минуту телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. «Что делаешь?»

«Работаю». Я оставила Зайона и побрела к своему столу с улыбкой на лице. Я пошевелила мышкой, чтобы оживить мониторы, и попыталась сосредоточиться на редактировании документа, который прислала сама себе раньше. Быть может, Энди не захочет печатать статью про Мириам Блэквелл, но в других местах ей могут заинтересоваться.

Меня снова отвлекло жужжание. «Ты собираешься это напечатать?» «Возможно». «В таком случае тебе нужно знать, что я читаю «Войну и мир» и провожу операцию бездомному щенку».

Я прикусила большой палец и захихикала. «А картинки есть?»

Когда мой телефон зажужжал, я затаила дыхание в ожидании фотографии, но это оказалось даже лучше. «К черту СМС. Когда я могу тебе позвонить?»

Зайон и Леонард подняли головы, когда я взвизгнула. На работу у меня осталось не больше часа, но я написала: «Сейчас!»

Я отложила телефон, чтобы просмотреть дневные снимки, но меня распирало от счастья, как будто в животе порхали бабочки с разноцветными крыльями. Я не смела надеяться, что он собрался звонить, потому что его интересую я, а не моя камера. В последний раз, когда мы виделись, он вел себя по-деловому. Но разве сейчас он не флиртовал?

Через пару минут зазвонил телефон, и я схватила его, но заставила себя ответить как минимум после второго гудка.

– Алло?

– Джо? Это Мика. – Услышав его голос, я с трудом сглотнула.

– Привет, Мика. Чем занимаешься?

– Сижу у себя на заднем дворе и болтаю с хорошенькой девушкой.

Я подпрыгнула на стуле.

– Да?

– Сможешь прийти на концерт сегодня вечером?

– Собираюсь.

– Круто.

Он замолчал, и я никак не могла придумать, чем заполнить паузу.

Он вставил:

– Эй, я могу сделать пропуск для прессы за сцену, если ты хочешь снимать. Думаю, в противном случае у тебя заберут камеру.

Он нанес мне удар под дых, обнаружив свои намерения.

– Ты хочешь, чтобы я фотографировала?

– Это было бы здорово. Но только если ты сама хочешь.

– Да, это будет отлично. – Я задумалась, знает ли он, что я не взяла с Иден плату за фотографии. Теперь он будет рассчитывать, что я буду появляться везде, где и он, и делать ему бесплатную рекламу. Я хотела было сказать ему, что я думаю на этот счет, но он произнес:

– Так у тебя будет время после концерта погулять с нами? Ничего особенного не планируется, но мы хотим пойти куда-нибудь поесть и расслабиться. В основном там будут ребята из группы, но мы будем очень рады тебя видеть.

– Это тоже нужно фотографировать? – Нотки раздражения в моем голосе заставили Зайона посмотреть на меня с любопытством.

– Что? Я не подумал… То есть это всего лишь…

Зачем я все порчу? Я сменила тон.

– Да, я буду рада к вам присоединиться. А Зайон может с нами пойти? – Зайон поднял брови и продолжил с упоением копаться в своем компьютере.

– Зайон? Ах да. – Он выдохнул. – Зайон – это просто твой сосед по квартире. То есть он не…

Я захихикала.

– Ты знаком с Зайоном? – Тут до меня дошло, о чем он спрашивает. Я убрала прядь волос за ухо. – Он просто мой сосед по квартире. И мой лучший друг. Но он не…

– Прости. Это было слишком бесцеремонно.

– Ты извиняешься передо мной за бесцеремонность?

Он рассмеялся:

– Да, вот так поворот. Но все же можно задать тебе личный вопрос?

– Разумеется.

Он откашлялся и немного подождал.

– Ты с кем-нибудь встречаешься? – Его голос сорвался посередине вопроса.

– Сейчас нет. – Я поджала губу, чтобы не испустить победный вопль, который уже вертелся на языке. Я перешла в наступление: – А ты, насколько мне известно, тоже?

– Что еще ты обо мне знаешь? – Он заговорил тише, заставив меня чувствовать себя так, словно мы должны были остаться наедине.

Я встала и подошла к окну, как будто так я могла уединиться. Я опустила взгляд на улицу и заговорила тише.

– Что ты читаешь все комментарии о себе в «Твиттере» и отвечаешь на каждый.

– Это легче, чем отвечать на письма фанатов.

– Полагаю, да. – Я обернулась. Зайон следил за мной из-за монитора.

Мика произнес:

– Теперь ты должна рассказать мне что-то, чего я не знаю о тебе.

– Ладно. – Я на мгновение облокотилась о подоконник подумать о том, чем лучше поделиться.

– Давай, Джо-Джо. Я же не могу подсмотреть в газетах.

Я ломала голову, что бы такое ответить и не попасть впросак.

– Я как бы… без ума от театра.

– Да? Любишь мюзиклы или пьесы?

– В основном мюзиклы. Узнаю все саундтреки и сами постановки тоже люблю. Это старомодно?

– Ага, – сказал он. – Ты же никогда не видела выступление моей группы?

Мне не понравилось, что он перевел тему на себя, даже не послушав, что я говорю.

– Нет.

– Окажи мне услугу. Не ищи ничего на эту тему до того, как придешь к нам сегодня. Обещаешь?

– Конечно. – Я не понимала, как продолжать разговор. Было бы странно возвращаться к театру, да и вопросы о его группе оказались под запретом.

Он тоже замялся, а потом сказал:

– Господи, у меня плохо получается говорить по телефону. Я в полном замешательстве.

Нужно было отдать ему должное. И все же я не смогла удержаться от издевки.

– Эй, ну это же ты настоял.

Он рассмеялся, но прозвучало это так, как будто он вздохнул с облегчением.

– Мне нравится твой голос.

На улице появился Энди и уверенно зашагал к нашему зданию. Я вспомнила, что мне нужно переделать кучу дел, если я хочу уйти пораньше.

– Слушай, мне нужно бежать. Мы же увидимся вечером?

Он тут же вставил:

– И не забудь заглянуть, куда я сказал.

– О да, пропуск за сцену.

– Точно. И пропуск для прессы.

Мои романтические надежды увяли.

– Да. Я обязательно возьму фотоаппарат.

Глава 13

Зная, что я увижу Мику (а он увидит меня), я прибежала домой пораньше, чтобы переодеться, помыться, побриться и нарядиться во что-то более соблазнительное. Я надеялась, что все-таки увижу его не только в объективе камеры. Я выбрала игривую юбочку, которая откроет мои длинные ноги, и свободную блузку с большим вырезом, чтобы продемонстрировать декольте. Я примерила туфли на каблуках с ремешком сзади, которые позволили бы мне стать вровень с Микой, но, подумав, как много придется ходить, остановила выбор на сандалиях в римском стиле. Когда я занялась макияжем, ворвался Зайон и спросил, может ли он воспользоваться моей тушью.

Ни Зайон, ни я не хотели сидеть на разогреве, где выступала никому не известная группа, поэтому мы явились гораздо позже официального начала мероприятия. Снаружи никто не стоял в очереди и не толпился у дверей. Мощная, но приглушенная музыка пульсировала за стенами. Я скорее чувствовала ее, чем слышала. Если судить по окнам, здание казалось пугающе пустым. Человек за окошком без труда нашел наши имена и протянул мне конверт с надписью «Уайлдер», сделанной острыми черными буквами.

Я заглянула внутрь, чтобы удостовериться: там лежат пропуска за сцену и пропуск для прессы.

– Ну что, круто?

Мы протянули билеты еще одному крупному мужчине, который сидел на табурете уже внутри. Он просмотрел их и вернул. Еще один проверяющий заставил меня открыть сумку, чтобы проверить, нет ли у меня камеры, но я показала ему пропуск для прессы.

Он ткнул пальцем на пластиковый пакетик с печеньем.

– На концерт нельзя проносить еду. – Он указал на мусорное ведро. – Еду можно купить внутри.

Вид у него был скучающий, как будто он читал давно заученный текст. Глаза на меня он не поднимал.

– Это еда на случай экстренной необходимости. Я диабетик первого типа, – сказала я так мило, как только могла.

Он посмотрел на меня, и я поняла, что он впервые увидел во мне человека. Он махнул головой в сторону коридора с равнодушным видом:

– Проходите.

– Спасибо, – крикнула я, отойдя на безопасное расстояние, в то время как Зайон подталкивал меня вперед.

По коридору слонялись люди с крошечными прозрачными стаканчиками пива или вина. Мы нашли главный вход, снова показали билеты и очутились в другом мире.

Прежде всего меня поразила подвижность толпы. У нас на билетах были указаны места, но никто не сидел. Некоторые стояли в проходах, не заходя и не выходя, а просто танцевали. Мы нашли наши места в первых рядах и пошли занимать их. Я рухнула на свое и практически выпала обратно. Сиденье было сломано и остановилось в двух дюймах от земли. Я вскочила. Зайон сделал то же самое и пожаловался, что его место кривое.

Я хотела поставить сумку на пол, но моя нога прилипла к какому-то сиропообразному клею. Я повесила ее наискосок, на другой бок, где не было камеры, и тут же захотела есть. Вечер обещал стать куда более изматывающим, чем концерт Иден Синклер.

В зале было темно, но сцену крест-накрест освещали прожекторы. Музыка, лившаяся из динамиков, звучала плохо. Хромала либо звуковая система, либо сама группа. Глаза вокалиста закрывала огромная черная челка, и он пел, расплющив рот о микрофон, так что слова сливались в непонятный гул. Периодически он подпрыгивал и подергивался, движения его были угловатыми. Другие члены команды были сосредоточены на своем так называемом искусстве. Я не могла различить какую бы то ни было мелодию.

Когда эти звуки резко прекратились и публика захлопала, вокалист объявил, что у них осталась одна песня. Должно быть, он произнес название или что-то еще, что позволило настроить людей на нужный лад, ведь следующую песню они начали под гул толпы. Прослушав пару тактов, я поняла, что песня кажется смутно знакомой.

– Что это? – прокричала я на ухо Зайону.

Он потянулся в задний карман и достал наши билеты.

– «Алкион»?

Я точно где-то слышала эту песню. В живом исполнении она звучала ужасно, и я задумалась, вся ли их музыка звучит в студии лучше. От группы Мики я многого не ждала.

Когда вокалист помахал рукой и убежал со сцены, опустился красный занавес и зажегся свет. У меня появилась возможность осмотреть театр. После последнего представления я не удивилась бы, обнаружив дыру в сцене. Однако на деле в этом месте чувствовался шик старой школы, но акцент был явно на старости. Сиденья, обитые красным бархатом, скорее приводили в ужас, чем поражали роскошью. Над нами нависала пара когда-то сверкавших золотом балконов, которые теперь потускнели и стали приходить в негодность. Я не рискнула бы залезть на эти конструкции. Собравшаяся толпа гораздо лучше смотрелась бы на стадионе на каком-нибудь фестивале. Да и запах она источала соответствующий.

Еще через пятнадцать минут прожекторы сверкнули два раза и люди по обе стороны от нас стали выбираться в коридоры. Сначала я подумала, что они решили воспользоваться перерывом и уйти еще до начала шоу, однако они проходили вперед и смешивались с другими, которые теперь жались у сцены. Охранники безуспешно отправляли людей обратно. Должно быть, кучи людей, столпившиеся в проходах, представляли опасность для жизни.

– Только не вздумай кричать «Пожар!», – прошептала я Зайону.

– Боже упаси. Что происходит?

Я пожала плечами. У меня почти не было опыта посещения рок-концертов. Мама никогда не позволила бы мне испытывать на прочность барабанные перепонки и клетки мозга рок-музыкой. Однажды в знак протеста я отправилась с друзьями на концерт «Найн инч нейлз», но я не разбиралась в их музыке и впоследствии пожалела о своем решении. Мы ушли после трех песен. Я подозревала, что сегодня история может повториться.

Огни погасли. Через мгновение динамики загрохотали, и одновременно поднялся красный занавес. Мика стоял у микрофона в нелепых ярко-синих штанах и отвратительной футболке. Каким-то образом они решили все технические проблемы, которые мешали первой группе. Звуковая система работала на «отлично». Вокал Мики звучал абсолютно четко.

Я затаила дыхание, увидев его. Одно дело – сидеть подле него, пока он кажется совершенно другим парнем, и совсем другое – лицезреть его на сцене. Он стоял в лучах софитов и полностью контролировал аудиторию – от этого зрелища я захотела его странным, животным образом. Я задалась вопросом, такое ли чувство возникало у людей, которые ходят в церковь. Прямо-таки религиозно, а Мика выглядел как глава культа.

Загадочное поведение зрителей стало понятным, когда Мика вытащил микрофон из стойки, прошел по кромке сцены, коснулся всех протянутых рук и потом вытащил на сцену одного человека. Парень тут же неумело рухнул со сцены в объятия других фанатов, которые волнообразными движениями понесли его назад. Когда это случилось во второй раз, я заметила, что Мика не затаскивал людей на сцену. Он протягивал руку, а те, кто залезали, делали это самостоятельно. Но каждый раз, когда кто-то добирался до середины толпы, Мика выбирал следующую жертву-добровольца.

– Тебе надо туда пойти, – заревел Зайон.

– Черт возьми, нет. Сам иди.

Это было только начало. Когда песня закончилась, многие люди вернулись на свои места. Это явно был трюк с первой песней для своих. Но, когда началась вторая композиция, из ниоткуда появился надувной шар. Я вытянула шею, чтобы разглядеть балкон, и увидела, как в толпу вывалился второй.

Группа Мики оправдывала название «Театр абсурда». Я вспомнила о своем пропуске для прессы и вытащила камеру, чтобы начать съемку. Шоу продолжалось – это был наполовину рок-концерт, наполовину – перформанс с вовлечением публики. Зайон ходил за мной по площадке, пока я пыталась найти лучшие места для съемки. Я даже подумывала проверить на прочность балконы, но решила, что не стоит рисковать жизнью, раз мне не платят.

Когда Мика объявил последнюю песню, толпа потекла к сцене, а мы с Зайоном вернулись на места, когда-то принадлежавшие нам. Я ожидала, что вновь начнется серфинг по волнам толпы, но они все прыгали вверх-вниз в ритме музыки, до тех пор пока Мика не взялся за последний припев. На этом этапе он упал в море фанатов, полностью доверившись им и позволив донести его до задних рядов в целости и сохранности. И при этом он продолжал петь. Приземлившись наконец, он произнес:

– Спокойной ночи! – И вышел за дверь.

Группа перестала играть внезапно, без завершения. Они просто умолкли и сошли со сцены. Весь театр гудел, требуя продолжения.

Зайон наклонился ко мне.

– Это тот самый парень, который пел с Иден на прошлой неделе?

– Это парень, который творит, что хочет.

– Вероятно, он же тот самый парень, который получает все, что хочет.

Мне потребовалась минута, чтобы переварить увиденное. Теперь я поняла, почему Мика спросил меня, видела ли я когда-нибудь его на сцене, после того как я призналась в любви к театру. Его группа явно вдохновлялась мюзиклами, которые я видела, когда актеры путешествовали по толпе или когда они приходили и уходили через дверь вместо кулис. То, что я истолковала как нелепость и желание поговорить о себе, теперь обрело смысл. Он знал, что мне понравится концерт. Так и вышло.

Группа вернулась и сыграла еще пару песен. Один радиохит он припас на «бис». Вся толпа стала подпевать. Даже я. Это все походило на встречу церковной общины. Мне хотелось обнимать незнакомых людей, стоявших рядом.

А потом шоу закончилось и зажегся свет. Люди выходили из театра, распевая песни и смеясь. Как правило, уход из театра, напротив, отдает упадничеством, ведь люди возвращаются к нормальной жизни. Но здесь мне удалось подслушать разговор поклонников, которые заново переживали самые яркие моменты вечера. Я заметила, что толпа состояла главным образом из парней, хотя было немного девушек, которые хихикали, обсуждая, как сексуален Мика и удастся ли им попасть на следующий концерт.

Я улыбнулась, раздуваясь от гордости, что у меня есть пропуск за сцену, и чувствуя себя избранной, пока одна из девушек не сказала:

– А пропуск за кулисы у тебя есть?

Зайон подталкивал меня вперед, потому что я топталась на месте в надежде подслушать что-то еще, но девушки прошли дальше с толпой.

– Да. Я иду к Ноа.

– Не к Мике?

– Если бы.

Голоса растаяли в толпе. Во рту стоял металлический привкус из-за всплеска адреналина. Эти девушки распалили во мне соревновательный дух. У меня появилось всепоглощающее желание броситься за кулисы, и заявить права на Мику, и показать этим девушкам, кто здесь главный. А ведь я даже не знала, как они выглядят. Они были всего лишь парой голосов.

– Напомни мне, что нельзя связываться с рок-музыкантами, – сказала я Зайону.

– Ага, сейчас, – захихикал он.

От его смеха у меня сдали нервы.

– Может быть, нам лучше просто уйти.

– И упустить эту восхитительную возможность? Ни за что. – Когда мы вышли в фойе, он взял меня под руку и увлек за собой, умело лавируя меж возбужденных людей.

– Куда мы идем?

– За этими девушками.

И тут я увидела их. У обеих были блондинистые волосы, выкрашенные в два тона, и одинаковая одежда. Могли бы с таким же успехом надеть футболки, на которых написано «Переспи со мной». Я оглядела собственный откровенный наряд и подумала, не выгляжу ли я столь же провокационно.

Мы прошли за ними по унылому красному коридору, а потом, миновав узкий проход, добрались до двери, покрытой облупившейся черной краской. За этой дверью нас встретил работник театра. Он посмотрел наши пропуска за кулисы и вернул их нам.

– Винс, отведи этих двоих в комнату для посетителей.

Наконец, мы попали на какую-то сюрреалистическую вечеринку, где кучки людей собирались вокруг членов группы, как будто те были звездами планетарного масштаба. Я отсканировала взглядом комнату в поисках Мики, но, не увидев его, мы с Зайоном отправились изучать обстановку.

Пара друзей подходила к одному музыканту, который стоял на месте, болтал с ними, что-то подписывал, фотографировался с фанатами и потом еще немного болтал. Та же пара друзей неумело пыталась завязать разговор, но лишь немногим удавалось втянуть кого-то из членов группы в интересную дискуссию. По большей части разговоры звучали уныло. Потом пара друзей перемещалась к следующему музыканту.

Другие, как мы с Зайоном, подпирали стену и ждали, что с нами кто-то заговорит. Но это явно не произошло бы само собой.

– Интересно, можно ли нам кормить животных, – прошептал Зайон.

Я фыркнула.

– А справа можно увидеть homo musica в естественной среде обитания.

Зайон расхохотался.

– Тебе лучше всегда держать язык за зубами.

– Надеюсь, не всегда, – услышала я у себя в ухе. Я повернулась и обнаружила Мику. Он переоделся, а его волосы блестели не то от пота, не то от того, что он помылся не самым лучшим образом. Через секунду я ощутила его запах – мускус, табак, порошок «Тайд» и что-то непонятное. От этого мне захотелось сделать глубокий вдох, и я вся задрожала.

Прежде чем я смогла сформулировать ответ, все люди в комнате отлепились от прочих членов группы, которых пытались обработать, и окружили Мику. Он игнорировал давление толпы и не сводил с меня глаз – настоящий профессионал. Он однозначно знал, как управлять коллективом.

– А фотоаппарата нет? – спросил он, посмотрев на мою обычную сумку.

– Он здесь, – вздохнула я и достала его из-за спины.

– О, точно. Мне понравились снимки, которые ты сделала на концерте Иден. – Он дотронулся до моего локтя. – Можешь потусоваться тут немного? Я хочу взглянуть, что получилось, но сначала мне нужно кое с кем поговорить.

Это было нарочитое игнорирование. Я проглотила разочарование, поняв, что его интересуют лишь мои фотографии, и согласилась. Быть может, надо было обеспечить декольте поглубже. Но я просто не могла отказаться провести еще десять минут бок о бок с ним. И пока ждала, я сделала еще пару фотографий на тему того, как он разговаривает с фанатами. Я обрадовалась, когда он дал автографы паре девушек, поболтал с ними, а потом перешел к следующей паре фанатов без намека на флирт или желание встретиться позже.

Одна из девушек, за которыми мы прошли за сцену, обратилась ко мне:

– Вы с Микой?

Это был странный вопрос.

– С Микой?

Она положила руку на бедро.

– Вы его девушка?

– Нет. Просто подруга.

Она сделала шаг назад, оглядела меня с ног до головы, потом еле заметно улыбнулась, как будто выиграла воображаемый конкурс, о котором известно только ей.

– Тогда, если не возражаете, я попытаю с ним счастья.

Как будто он мягкая игрушка на ярмарке. «Вперед! Выиграй себе Мику Синклера!» Обычно я стараюсь не показывать, что воспитана в Джорджии, хотя жители Нью-Йорка ошибочно принимают такое поведение за сущее невежество. Однако этой девушке я смогла сказать лишь:

– Что ж, желаю удачи.

Она расслабилась, как будто заручилась моим одобрением, а на лице Зайона заиграла зловещая улыбка.

Воодушевленная нашей стеснительностью, она продолжала:

– Я спала и с более крутыми музыкантами.

Зайон сказал:

– Как же вам повезло!

Я думала, что лопну от смеха, но испугалась, что она начнет делиться подробностями, поэтому крикнула:

– Очередь сократилась. Вот ваш шанс!

Она взбила волосы и поправила вырез на груди. Потом она бросила на меня мерзейший взгляд, исполненный превосходства, – я такого не видела со времен старших классов школы.

Папа учил меня не показывать самодовольство до того, как я одержала победу, а этой девушке такого урока явно никто не преподал. На самом деле у меня создалось впечатление, что она устраивает это шоу из-за меня. Я не давала ей повода думать, что приревную, да я и не ревновала. Быть может, она живет в мире, где рассчитываются иной валютой, нежели в моем.

Зайон спросил:

– У тебя есть попкорн?

Он подтолкнул меня вперед, чтобы мы услышали весь разговор.

Когда мы подошли ближе, мне пришлось осадить себя. Я совершенно забыла, что последние три девушки Мики тоже были из числа поклонниц. Может, именно так все и начиналось. От этой мысли мне стало дурно. Я положила пальцы на запястье, чтобы проверить пульс и убедиться: головокружение не предвещает скорую катастрофу. Пульс был частый. Я выудила из сумки печенье и подала одно Зайону. Уминая печенье и наблюдая за разворачивающейся у нас на глазах драмой, мы напоминали зрителей телешоу.

Наконец, девушка урвала свою минуту счастья.

– Привет, Мика. Меня зовут Кендалл. Я большая фанатка вашей музыки. Отличный концерт сегодня получился.

– Спасибо, Кендалл. Рад познакомиться.

Должна отдать должное Мике. На его лице не было ни тени усталости или скуки. Каждая улыбка казалась искренней. Он на сто один процент увлекался каждым собеседником. Каждый из них, должно быть, чувствовал себя особенным. Я знала, каково это, когда он применял свои чары ко мне.

Кендалл продолжала:

– Я только на одну ночь в городе и хотела спросить, не хотите ли вы, чтобы я составила вам компанию. Быть может, вы организуете мне персональный тур по городу?

Я чуть не застонала вслух. Я недоумевала, неужели с кем-то такое работает. Она могла бы с таким же успехом сказать: «Слушайте, я готова к сексу без обязательств». Хотя, полагаю, от такого предложения собеседника отказываться еще более неловко.

Тут Мика положил руку ей на плечо. Я заметила, что он часто это делал. Он мог немного потрепать собеседника по предплечью или задержать руку при рукопожатии. Казалось, он специально старается дотронуться до каждого человека, с которым разговаривает. И почти все эти люди даже не осознавали, что он это делает. Я попыталась вспомнить, делал ли он это со мной, сдерживая возбуждение, пролистывая в воображении воспоминания о том, как он дотронулся до моих волос или потрепал по плечу. Или обнял меня за талию.

Мне вдруг захотелось, чтобы эта встреча закончилась и я нашла способ остаться с Микой наедине. Быть может, я могла бы попросить его организовать мне персональный тур по городу.

– Я польщен, Кендалл. К сожалению, у меня уже есть планы на вечер. – Он поднял на меня глаза и подмигнул. В тот самый момент я поняла чувства Кендалл и захотела сказать ему, что я тоже свободна в этот вечер и готова к ни к чему не обязывающему сексу. Одна ночь с ним – это все, что я прошу.

Она откинула волосы назад. Полагаю, это был ее фирменный стиль.

– Я могу и подождать.

– О нет, я не хочу, чтобы вы провели единственный вечер в городе в ожидании. Но спасибо. Хотите автограф или фотографию?

И так он разжаловал ее из потенциальной девушки в раболепную поклонницу. Она вежливо отказалась и отправилась к другому музыканту из группы, вероятно, надеясь, что ей повезет больше. Она больше на меня не смотрела. Я пыталась найти в себе сочувствие, но колодец иссяк.

Наконец, другие музыканты потянулись к выходу. Мика успешно отделался от последнего поклонника и подошел ко мне с Зайоном.

– Готовы?

– К чему? – спросила я.

– Прекрати. Я сказал кое-кому, что планирую провести вечер с друзьями. Не делай из меня вруна.

Он протянул мне руку. Я сверлила его взглядом, не понимая, на что он рассчитывает. Я воспользовалась моментом и дала ему руку. Он обхватил мою ладонь пальцами и потянул меня к двери. Он провел нас по фойе к выходу. Пока шла за ним, я поняла, что он так и не остановился, чтобы посмотреть на мои фотографии, как будто совершенно забыл о них.

Когда дверь открылась и вспыхнул свет, я испытала леденящий ужас от того, что где-то там нас подстерегает Уолли. Я воспользовалась сменой обстановки – выходом из пустынного закулисья туда, где царил свет и шум, чтобы отдернуть руку от Мики. Меньше всего я мечтала о том, чтобы прославиться в новостях как очередной трофей Мики.

Несмотря на то что Мика совсем не спешил при общении с поклонниками в комнате для посетителей, он почти не обратил внимания на фанатов снаружи здания. Пара рукопожатий, несколько улыбок. Он не останавливался, пока мы не дошли до машины, которая уже ждала нас. Он открыл дверь и подождал, пока мы с Зайоном заберемся внутрь. Он проскользнул на сиденье и сел рядом со мной, а потом захлопнул дверь прямо перед улюлюкающей толпой.

У меня не оставалось никаких шансов не попасть в завтрашнюю газету.

Глава 14

Машина проехала всего пару кварталов и остановилась у модного бара. Я застонала. Больше всего я ненавидела проводить время с людьми, которые заказывали один напиток за другим и напивались, пока я оставалась на ином уровне трезвости. Я решила выдержать первый раунд, но оставить Зайона, если придется, когда веселье перейдет в другое русло.

Двери автомобиля открылись, и мы оказались в толпе людей, которые пытались попасть в бар. Мика поймал взгляд хостесс, и она поманила его к себе.

– Идите за мной.

Мы протискивались сквозь толпу за блондинкой в черном, которая пробиралась куда-то вглубь здания. Я слышала, как люди произносили имя Мики, но это напоминало волну, поднимавшуюся уже после нашего появления. Мика двигался слишком быстро, чтобы его хоть кто-то мог остановить. Если бы он поколебался на долю секунды, он застрял бы там на всю ночь, отмахиваясь от просьб попозировать для фото. Или, если вдуматься, он застрял бы там, выполняя просьбы всех и каждого. Похоже, для него не было особой разницы.

У подножия лестницы хостесс остановилась и указала на ступени из темного дерева.

– Поднимайтесь. Мартин о вас позаботится.

Мика положил руку мне на спину и подождал, пока я не преодолею первые пару ступенек, прежде чем последовать за мной вместе с Зайоном подальше от любопытных глаз. Мы сопровождали Мику, как две тени, о которых никто никогда не вспомнит.

В верхнее помещение вела отдельная дверь, которая окончательно отделяла гостей от многочисленных зрителей. Надо было отдать должное жителям Нью-Йорка: никто не полез за нами по лестнице, надеясь ворваться на частную вечеринку. Зато очевидец-невидимка работала на Энди Диксона.

Музыканты из группы Мики уже добрались до бара и увлеченно беседовали. Я оглядела комнату в поисках Кендалл, но она не прошла отбор. В компании было несколько девушек, но ни одна из них не казалась настолько расположенной к приятному общению, как Кендалл. Насколько я поняла, это были сестры или жены музыкантов. Или давние поклонницы.

Мика уселся в конце стола, я заняла место напротив него, Зайон – подле меня.

Подошел официант:

– Желаете выпить, мисс?

Все остальные пили пиво или коктейли. Я всегда чувствовала себя из-за этого по-идиотски.

– Можно содовую с лаймом?

Он кивнул.

– А вам, сэр? – обратился он к Зайону.

– Ах, – почесал голову Зайон. – Можно мне мохито?

Когда я закатила глаза, он произнес:

– Что такое? Технически еще лето.

Официант кивнул и повернулся к Мике:

– Как обычно, сэр?

Мика на мгновение задержал на мне взгляд.

– Нет, спасибо, Мартин. Я буду содовую с лаймом. И можете принести какие-нибудь закуски? Крылышки без кости? Чипсы с соусом?

– Разумеется, сэр. Сейчас все будет.

Когда официант ушел, я спросила:

– «Как обычно» – это как?

Мика наморщил нос:

– А ты поверишь, если я скажу, что обычно пью минералку с лимоном?

– Не особо.

– Не важно.

– Вовсе не обязательно отказываться от яблочного сидра или что ты там любишь из солидарности со мной.

Он ухмыльнулся:

– Думаешь, я пью яблочный сидр? Для справки: я не пью ничего, кроме «ерша», в составе которого есть ликер «Егермейстер».

Я захихикала:

– Правда?

– Серьезно. Обычно после концерта я беру себе пиво или два. Да и все. Это за Иден надо следить. У них с Адамом весь холодильник забит пивом, и для нормальной еды не осталось места. Но это нормально, потому что по ходу дела они перебиваются блинчиками.

Я засмеялась, представив себе это зрелище.

– Им очень повезло. Я лет пятнадцать не ела блинов с настоящим кленовым сиропом. – Он поднял бровь, и я осознала, что подняла тему, которую не хочу развивать. А поскольку вечер я портить не желала, то указала на кружки пива на другом столе. – И все же пусть тебя это не останавливает.

Он повысил голос, чтобы все в комнате его услышали.

– Я пью только потому, что в этой компании невозможно находиться без пинты-другой.

Тут же в его адрес понеслись оскорбления:

– Мика черпает талант из бутылки, знаешь?

– Мика пьянеет от одной пинты ультралегкого.

Они все вели себя как члены одной семьи, и я поняла, что понятия не имею, кто есть кто.

– Мика, может быть, ты представишь нам своих друзей.

Его глаза расширились.

– О боже. Прости. Точно.

Он встал и принялся стучать по столу, до тех пор пока в комнате не воцарилась тишина и все не подняли на него глаза. Я задумалась, так ли обычно люди общаются, когда играют в одной группе.

– Друзья, это Джози Уайлдер, фотограф из «Дейли фид», о которой я всем вам рассказывал. – Эти слова аудитория встретила выкриками приветствий и улюлюканьем. Возможно, мне стоит пересмотреть прежние выводы. Быть может, некоторые люди в нетрезвом виде весьма забавны.

– Еще я хочу представить вам ее друга Зайона, который, как я полагаю, тоже работает в «Дейли фид». Так что количество шпионов в наших рядах удвоилось. Имейте это в виду, ребята. – Он изобразил улыбку Чеширского кота – обижаться было просто невозможно.

Он указал на рыжеволосого красавчика, который сидел лицом ко мне за соседним столиком.

– Это Шейн. Лучше держаться от него не менее чем в четырех футах, потому что у него длинные руки. Я намекаю, что он наш барабанщик. – Шейн кивнул, как будто приветствовал леди на балу.

– Этот толстый ублюдок – Рик, мой басист. Он без башни. Не потому что женат и растит двух детей, а потому что, как я сказал, он басист. – Мика сделал вид, что задрожал, как будто требовались дополнительные объяснения.

– Ноа, наш соло гитарист, – единственный из нас, у кого есть хоть капля таланта. Он не бросил нас ради другой группы лишь по одной причине – он чертовски уродлив. – На самом деле Ноа был довольно красив, но расхохотался так, как мог лишь человек, не имевший никаких проблем с уверенностью в себе.

– И давайте посмотрим, смогу ли я без ошибки назвать остальных. – И он начал представлять девушек в зале, а я надеялась, что ни с одной из них он не спал.

Двери открылись, и официанты принесли еду. Темы разговора менялись, как стая птиц в полете, сходясь, расходясь, смешиваясь в хаос без остановки. В зале никогда не наступала тишина. Шейн пристал к Зайону с громкими, но веселыми жалобами на желтую прессу, а я снова уставилась на Мику.

И хотя Мика так бодро представил нас, он не вступал в дискуссии и обсуждения с соратниками по группе. Он тихо сидел напротив меня, подперев рукой подбородок, и буравил меня взглядом.

– Что? – спросила я. Я занервничала, что у меня что-то на лице, и принялась себя ощупывать.

– Ничего. Я просто задумался, почему мне пришлось применять хитрость, чтобы вытащить тебя на встречу со мной.

– А это была хитрость?

На его щеках появился румянец.

– Я немного преувеличиваю. Но ты должна признать, что усложняешь парням жизнь.

Я почувствовала, что у меня тоже пылают щеки.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебя сложно разгадать.

Я бросила на него взгляд в духе «чья бы корова мычала».

– А тебя – нет?

Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но потом передумал и отвернулся, чуть улыбнувшись.

Зайон толкнул ко мне тарелку, и я отвела взгляд от Мики. Зайон тщательно выбрал для меня закуски, которые вполне могли сойти за поздний ужин: пара крылышек без костей, сельдерей, немного кукурузных чипсов с соусом из шпината и еще сельдерей.

– О, спасибо, Зайон.

Он ткнул меня рукой.

– Ешь давай.

Мика понаблюдал за этим и спросил:

– Он всегда так делает? – Он начал накладывать еду себе.

Я воспользовалась ситуацией и положила в рот кусок цыпленка, чтобы не отвечать. Тишину нарушил Зайон:

– Девушка избалована.

Засмеявшись, он потрепал меня по плечу и вернулся к словесному поединку с Шейном.

Быть может, мне следовало объяснить все Мике прямо сейчас, почему Зайон так зорко следит за мной с прошлой недели. Почему я отказалась от обычной пинты пива. Но это было противно. Противно быть одной-единственной, которая не может делать то, что хочется делать всем остальным. Всю старшую школу мне было противно от того, что другие дети считали, как будто я не пью потому, что не крутая. Еще противнее было выпить, а потом провести целую ночь в больнице. И было вдвойне противно, когда люди исключали меня из всего интересного, когда узнавали правду. Теперь я уже знала, что один глоток меня не убьет, но мне было непросто заставлять себя правильно питаться. Мне не нужно было осложнять ситуацию.

И не нужно было создавать себе сложный образ в глазах Мики, когда он едва знал меня. Но Мика не отступал и, пока мы ели, забросал меня вопросами о том, как мы с Зайоном познакомились.

– И как давно вы знаете друг друга?

– Уже почти десять лет. Не так много студентов мечтали получить степень в фотографии, так что мы постоянно сталкивались и в итоге подружились. Нас почти ничего не объединяло, но, когда ты далеко от дома, твоей семьей становятся самые странные люди. Иногда случаются непредвиденные ситуации, и можно положиться друг на друга. Так и формируются настоящие узы дружбы.

– Непредвиденные ситуации? – Он посмотрел на мою тарелку. – У меня такое впечатление, что он о тебе позаботился.

Я вытерла уголок губ салфеткой и отпила из стакана, прежде чем ответить.

– Мы следим друг за другом. Когда учеба закончилась, он переехал сюда, а я нашла работу в Атланте. Забавно, что ни один из нас не думал, как сильна наша дружба, пока нас не разделили тысячи миль. Мы всегда знали, что мы друзья, но нам всегда казалось, что мы из разных миров и, когда разойдемся по разным сторонам, ничто не заставит нас воссоединиться. Как выяснилось, у нас гораздо больше общего, чем мы предполагали. Он долгие годы пытался затащить меня сюда.

– Почему ты в итоге решила приехать?

Я откусила кусочек сельдерея.

– Не то чтобы я считаю, что папарацци стоят ниже других фотографов. Но есть разница между тем, чтобы чувствовать себя хорошо по поводу того, что я делаю, и чувствовать себя хорошо по поводу того, что другие люди думают о моей работе. И я знала, что отец не одобрит мой выбор.

– И?

Хотелось ли мне выкладывать всю историю о том, как я наблюдала за собственными родителями, делавшими тот или иной выбор, против воли родителей. Судя по выражению лица, Мика томился ожиданием и хотел, чтобы я рассказала ему хоть долю правды, но облегчать душу в баре было бы странно, поэтому я выдала ему сокращенную версию.

– И так в один прекрасный день я поняла: надо либо ждать, пока отец не умрет, чтобы начать принимать решения самостоятельно, или разочаровать его.

Он откинулся на спинку стула, размышляя.

– А что мама?

– Мама? Она поддерживает меня во всем, что я делаю. Она много переживает, но она знает и любит Зайона и верит, что я в надежных руках.

Он подозвал официанта и попросил его наполнить наши стаканы заново. Прежде чем я успела перехватить инициативу в разговоре и задать ему пару вопросов, он спросил:

– Итак, Аника-Джо? Какие у вас амбиции? У вас есть долгосрочные цели?

Я поморщилась, глядя на него.

– Я отвечу на твой вопрос, если скажешь свое полное имя. Это будет вполне справедливо.

Он выложил локти на стол.

– Да ты отличный переговорщик!

Я облизнула губы и скрестила руки.

– Я жду.

– Я Мика Джордан Синклер. Рад познакомиться. – Он протянул мне руку.

Состоялось рукопожатие, но он так и не выпустил мои пальцы. Мы опустили руки на стол, наши пальцы переплелись меж тарелок и стаканов. Половина моего мозга отключилась от ощущения прикосновения к его коже, в то время как другая половина подбирала слова, чтобы сделать вид, как будто все в порядке.

Пару секунд я переваривала его имя.

– Джордан? Так я буду звать тебя Джор-Джор из Джерси, раз уж на то пошло.

– Ой. Аника и Джор-Джор? Звучит, как название страшного порно по мотивам «Звездных войн».

– И правда! – Мне пришлось рассмеяться. – «Джордан» звучит мило, но «Мика» тебе больше подходит.

– Это потому, что ты знаешь меня как Мику.

Он погладил пальцем меня по запястью, и у меня по каждому нерву пробежала дрожь. Я смогла лишь выдавить пару слов:

– Может быть.

– Теперь ты должна мне один ответ. Какие у тебя планы?

Я надеялась, что он об этом забудет. Ни у одного человека в моем возрасте не было долгосрочных планов. Я решила соврать и рассказать ему что-то другое.

– Раньше я хотела пойти по стопам отца, но, как фотограф, он проводит слишком много времени вдали от людей в пустынных местах. И как бы я ни ненавидела тот факт, что мне приходится вторгаться в чужое пространство в ходе работы, мне нравится ходить по улице и знакомиться с разными людьми. – Я сжала его руку. – С такими, как ты.

– Мне тоже нравится знакомиться с людьми. В этом наполовину состоит радость того, что я делаю. – Вдруг его лицо озарилось, как будто его посетила какая-то идея. – Ты когда-нибудь думала о том, чтобы стать концертным фотографом?

От такой смены темы мне стало не по себе.

– Что? Нет. Мой первый опыт был у Иден.

– Нужно тебе поехать с нами на гастроли и поснимать наши шоу.

Я, сама того не желая, отдернула руку.

– Ты хочешь, чтобы я ездила с вами как фанатка?

Даже произнося эти слова, я осознала, насколько пассивно-агрессивно это прозвучало.

Он напрягся и выпрямился.

– Прости. У меня появилась идея, и я сказал, не подумав.

Я разжала кулаки.

– Я не должна была так говорить. Это было…

Он чуть расслабился, но его дружелюбие растаяло.

– Я только что понял, что это не будет отличаться от того, чем ты занимаешься сейчас. Правда, возможно, твой отец лучше к этому отнесется. Есть очень успешные концертные фотографы. Я посмотрел снимки твоего отца, после того как увидел его имя в газетах на прошлой неделе.

– Да?

– Да. А потом я увидел, что ты сделала с концертом Иден. Ты талантлива. Держу пари, что ты могла бы продать свои фото в «Рок пейпер».

– О, так ты хочешь, чтобы твоя фотография попала в «Рок пейпер»? – Лучше сказать ему сразу, что меня беспокоит, чем рвать его на части, забрасывая саркастическими замечаниями.

– Ой. Так вот о чем ты думаешь?

Вздрогнув, я сделала вдох, чтобы взять под контроль разочарование и раздражение. Не стоит забывать о том, что он флиртует как дышит.

Но даже если так, даже если он пытается найти способ использовать меня в собственной карьере, я не хотела ругаться с ним, особенно на глазах его друзей. Ему не обязательно было приглашать меня. И пока он вел себя исключительно вежливо.

– Прости. Можем начать сначала?

Он потянулся ко мне через стол, но не так, как будто хотел пожать мне руку. Его рука лежала ладонью вверх, такая уязвимая. Я потянулась к нему в ответ, и он сжал мои пальцы.

– Я не хочу начинать сначала. Я хочу продолжить.

От его слов у меня закружилась голова. Я заморгала, закрыла глаза и склонила голову набок. Когда я открыла глаза, Зайон подался ко мне и ощупал мой лоб.

– Нам надо идти. – Он отодвинул стул и предложил мне взять его за руку.

Мне хотелось просигналить Зайону гигантскими семафорами и дать ему понять, что я в порядке. Но я не смогла бы так легко объяснить ситуацию Зайону или Мике. «Эй, Зайон. Все в порядке. Я просто переживаю из-за того, что сказал Мика, хотя уверена, что инсулиновый шок для тебя проявляется так же».

Мика вскочил, когда я встала.

– Минуточку. Дайте мне хотя бы вызвать мою машину.

Когда Мика набирал сообщение, Зайон дал мне сумку. Я бросила на него испепеляющий взгляд, хотя он действовал из наилучших побуждений.

– Я в порядке, Зайон. Честное слово.

Мика повлек нас вниз по лестнице через толпу и вывел на ночную улицу.

– Мой водитель будет здесь через секунду.

Он сунул руку в карман куртки и выудил пачку сигарет.

Он закурил, и я отстранилась от него на пару футов – такова была моя привычка. Он выпустил облако дыма, потом бросил сигарету на землю и затоптал ее.

– О, точно. Не пьем и не курим.

Я в ярости посмотрела на него.

– Я не девочка-отличница, если ты вдруг так решил. – У меня задрожал голос, и я почувствовала себя идиоткой. На глаза навернулись слезы, но я не хотела, чтобы Мика вообразил, как будто я собираюсь плакать из-за него. И я прошла по улице и повернулась к нему спиной, глубоко дыша, чтобы успокоиться. Неужели если я не хочу стоять в облаке дыма, мне не место на вечеринке рок-звезды?

Мика положил руку мне на плечо.

– Нет, я не имел в виду, что…

– Вы Мика Синклер? – Пара девушек в коротких юбках, с глубокими декольте и на высоких каблуках атаковала Мику.

Мика повернул голову и ответил:

– Что? Да.

Рыжеволосая сказала блондинке:

– Я же тебе говорила. – Она откинула волосы назад и подошла ближе. – Боже, а в жизни вы еще симпатичнее.

На улице появилась машина, и я поднялась на тротуар. Рука Мики упала с моего плеча.

– Можно сделать с вами селфи?

Я даже смотреть на это не могла. Я мечтала, чтобы машина быстрее подъехала и я могла бы спрятаться и уехать, но дорога была забита такси. Я подумала о том, чтобы взять одно из них, но все были заняты.

– Простите. Сейчас неподходящий момент. – Мика подошел ближе ко мне, отдаляясь от девушек.

– О, пожалуйста. Одна маленькая фотография. – Блондинка подобралась к Мике, повернувшись ко мне спиной, и обняла его за талию, не потрудившись спросить, можно ли его трогать. Как будто он картонная фигура, а не живой человек.

– Вы что-то имеете против? Вы перебили меня в середине разговора. – Мика вывернулся из ее объятий, как раз когда подъехала машина.

Зайон открыл для меня дверь, и я наклонилась, чтобы залезть внутрь, но Мика поймал меня за руку и спросил:

– Эй, все в порядке?

Я отвернулась, чтобы он не увидел слез, которые уже капали. Зайон толкнул меня на заднее сиденье и бросил через плечо:

– Не в порядке, Мика. Она диабетик.

Сами собой мои глаза устремились на Мику, чтобы посмотреть, как он отреагирует. На мгновение он открыл рот, сдвинул брови, обдумывая все, что знал обо мне. Я не хотела наблюдать за тем, как он заново пересматривает каждый эпизод общения со мной теперь уже через призму заболевания, поэтому отвернулась и залезла в машину.

Зайон последовал за мной и закрыл дверь.

– Слушай, если он не отнесется к этому спокойно, он все равно тебе не подходит.

Я закрыла лицо руками, а Зайон потрепал меня по плечу.

Машина не тронулась с места, я подняла голову и увидела, как дверь с моей стороны открылась и Мика засунул голову в салон.

– Для одного козла местечко найдется?

Я вытерла глаза рукавом.

– Ты не козел, Мика. Ты просто не знал.

– Но теперь знаю. Можно поехать с тобой? Можно начать все сначала?

Я подвинулась, чтобы освободить для него место. Он закрыл дверь и сказал водителю, куда ехать. Он положил руки на колени и уставился на них.

– Прости, Джо.

– За что?

– За что простить? – Он сменил позу так, чтобы смотреть мне прямо в глаза. – Не знаю, за что, но я как будто все говорю и делаю не так. Ты так мне нравишься, а потом вот это все… – Он махнул в направлении бара, который мы уже оставили далеко позади. – Поэтому прости.

– Ты не мог ничего с этим поделать.

Он обнял меня и притянул к себе.

– Я знаю, со мной невозможно находиться.

Тут я расхохоталась. Это была полная противоположность правде, и вдруг мне захотелось расслабиться и отдаться ему, но внутри меня проснулся секьюрити. И он был весьма напряжен.

– А почему ты так мил?

– О, я думал, это очевидно. Ты мне действительно нравишься.

– Но ты едва знаешь меня.

Он наклонился вперед, чтобы увидеть Зайона.

– Можешь дать мне рекомендацию?

Зайон рассмеялся.

– Ага.

– А Джози Уайлдер из Джорджии можешь порекомендовать?

– Так точно.

– Она фотографирует для желтой прессы?

– Действительно.

– Она плоха в своем деле?

Зайон выпалил:

– Она отличный фотограф. Но для таблоидов снимает ужасно.

– Почему это?

– Потому что она слишком много думает о гуманизме и забывает о том, что нужно создать сенсацию.

Я выпрямилась:

– Ничего я не ужасна. Просто я еще мало работаю в этой области.

– У меня последний вопрос.

Зайон сказал:

– Давай.

– Я ей нравлюсь?

Зайон, благослови его бог, принял такой вид, как будто его ударили. Я стиснула зубы в ожидании того момента, когда он раскроет мои карты. Но он произнес:

– Разве не интересно выяснить это самостоятельно?

Когда водитель припарковался у нашего здания, Зайон открыл дверь, повернулся и сказал Мике:

– Ей нельзя сидеть допоздна и нужно рано вставать. Но лично я иду спать. – Он выпрыгнул из машины и захлопнул за собой дверь, оставив меня наедине с Микой. И его водителем.

Его рука все еще лежала на моем плече, а я не могла решить, отстраниться, или заговорить с ним, или отключить мозг и отдаться на волю судьбы.

– Как чувствуешь себя? – спросил он. Он почесал меня по плечу, и я подняла на него глаза.

– Я чувствую себя нормально. Иногда Зайон слишком бурно реагирует на мой счет. Как будто я его единственный родственник.

– Он явно очень переживает за тебя.

Я откинулась назад, чтобы лучше его видеть.

– Мика?

– Да?

Наши глаза встретились, и я пожалела, что не могу прочитать его мысли. Я сокрушалась, что не могу заставить его рассказать мне подробно, почему я ему нравлюсь. Я хотела, чтобы он дал гарантии, которых он дать не мог. Я хотела, чтобы он пообещал: он не будет делать мне больно.

Вместо этого я вернула ему балл, который он уже заработал.

– Ты мне нравишься.

Он растянул губы в широкой улыбке – той самой, от которой появлялись ямочки на щеках. Он провел пальцем по моему лбу, чтобы убрать пряди с моего лица. Потом он поцеловал меня. Первый поцелуй был таким сладким. Наши губы познавали друг друга, пробовали друг друга. Потом он обвил руки вокруг моей шеи. Я отстранилась и прислушалась к опасному стуку в висках. Он открыл глаза:

– Все хорошо.

Я подалась к нему и запустила пальцы в его волосы. Я прижалась к его губам. Второй поцелуй ощущался как приглашение раскрыться навстречу ему. Когда его язык исполнил танец страсти на моем, по моему животу разлилось восхитительное томление.

– Поедем ко мне? – спросил он.

Часы на приборной панели показывали два ночи. Я быстро рассчитала, что не буду спать всю ночь, если поеду к нему. А мне нужно было вставать в восемь.

– Завтра в девять я должна быть на работе. Мне нужно спать.

– Ладно. – Он притянул меня к себе и крепко обнял. – Я снова приношу извинения. – Он покачал головой и откинулся на спинку сиденья. – Должно быть, ты думаешь, что я придурок.

У меня в голове роились разные мысли.

Зайон периодически приводил домой друзей мужского пола. Нечасто, но это считалось нормальным…

Мика взял меня за руку.

– Но спасибо, что пришла сегодня.

Да и я могу опоздать, если отработаю это время вечером.

Он погладил мою руку большим пальцем.

– Когда я увижу тебя снова?

И этот поцелуй. У меня до сих пор тряслись ноги от этого поцелуя. И…

– Поднимешься?

Он глубоко вдохнул.

– Джо. Вовсе не обязательно.

Я погладила его по щеке.

– Поднимись, пожалуйста?

– Ты уверена?

В ответ я прижала его к себе и принялась целовать, пока его губы не разомкнулись, а руки не оказались в запретной зоне. Я оторвалась от него.

– Да, я уверена.

Глава 15

Весь свет был выключен, кроме одной лампочки на кухонной вытяжке, и в квартире царили мрак и тишина. Зайон явно лег спать или притворился, на тот случай если я вздумаю привести Мику. Это было невероятно мило с его стороны, зато я занервничала. Всякие сомнения в том, зачем я притащила сюда Мику, развеялись.

Чтобы скрыть замешательство, я полезла в холодильник.

– Хочешь выпить? – Я открыла бутылку воды и выпила половину залпом.

Тут он оказался позади меня и положил мне руки на плечи, его пальцы заскользили по телу. Холодок пробежал у меня по спине, и я поставила бутылку на место и закрыла дверцу. Он развернул меня к себе и прижал к дверце холодильника. Он поцеловал меня, забравшись языком так глубоко, что у меня подкосились ноги. Я взяла его за руку и повела в спальню.

У него была с собой тканевая сумка для документов, почти такая, в какой раньше носили лекарства солдаты. Я подумала, не носит ли он с собой запасную одежду. И еще я подумала, как часто он ложился с девушкой в постель после концерта именно таким образом.

Меня соблазнили?

Если и так, я еще была под его чарами и сама заманила его в свою берлогу, поддавшись темному искушению. Я не так долго жила в Нью-Йорке и пока никого не приглашала к себе в спальню. Мне казалось нелепым, что парень, с которым я познакомилась на улице неделю назад и фото которого я видела в своей собственной газете, сейчас находится в моей крошечной спальне и собирается улечься в мою неожиданно большую кровать. И уложить туда меня…

Я сидела на краю кровати, наблюдая за ним. Без колебаний он поцеловал меня, подтолкнул на середину и лег рядом со мной.

И мой мозг вступил в борьбу с телом, приводя множество доводов, по которым я не могла это допустить. Быть может, дело было в моем воспитании, полученном в Джорджии, но логик внутри меня забил тревогу со словами: «Ты никогда больше его не увидишь, если позволишь ему переспать с тобой сегодня».

Другой внутренний голос подсказывал, что я буду выглядеть как наихудшая обманщица, если откажусь. Он уже отпустил водителя. Я сказала ему, что уверена. Я только что задекларировала, что сегодня вечером я свободна.

Но сколько женщин думали так же?

Он снова погладил мою щеку большим пальцем, и его рука скользнула по моему затылку. А потом по шее и по груди. Он лишь на мгновение задержал ладонь на груди, а потом потянулся к подолу юбки – подолу, где висела инсулиновая помпа в белом тубусе. Я поймала его руку, прежде чем он обнаружил эту конструкцию. Знать, что не такая, как все, – это одно, а увидеть меня настоящую – совсем другое. Это был бы не первый раз, когда кто-то отвернулся от меня с отвращением как от «больничного пациента».

Он перестал целовать меня и посмотрел мне в глаза. Он убрал руки.

– Это нормально, если ты просто хочешь лечь спать.

– Что? – Неужели я уже отвратила его!

– Слушай: ситуация странная. Я это понимаю. И я правда не хочу все испортить. Если ты не хочешь этого делать, мне будет приятно просто поспать рядом с тобой. Меня явно к тебе тянет, но я не собираюсь делать что бы то ни было, чтобы ты могла усомниться в моем отношении к тебе. – Он провел рукой по моей щеке. – Ты, вероятно, думаешь, что я выбрал тебя как любую из девушек, которые мечтают переспать с музыкантом.

Он недооценил масштабы бедствия. Я уставилась на него.

– Такая мысль действительно приходила мне в голову.

– Если бы мне нужен был просто секс, я мог бы легко его получить. Я знаю, это звучит плохо, но ради секса мне никогда не надо было особо напрягаться. Ты же знаешь мой послужной список – не буду притворяться, что это неправда. Но вот найти человека, с которым мне просто захочется проводить время, которого я захочу узнать, мне непросто. И это бесценно.

– Но почему я?

Он приблизился, сел рядом со мной, скрестив ноги, и погладил мою руку.

– Я могу задать тебе тот же вопрос: почему я, Джо?

Я усиленно пыталась понять, откуда у него могло взяться хоть какое-то понимание о том, кто я такая, всего за неделю. При этом я не могла не удивляться самой себе из-за того, что у меня возникло столь же сильное и позитивное чувство к нему, помимо физического влечения, за такой же промежуток времени. И это несмотря на то что я вычитала о нем массу дискредитирующей информации, которую уже объективно оценила. И несмотря на тучу омерзительных сомнений, которые одолевали меня всякий раз, когда я представляла, через сколько ни к чему не обязывающих отношений ему пришлось пройти. И наконец: почему он?

– Я не знаю. Это на уровне ощущений.

– Точно. – Он посмотрел на меня своим романтичным взглядом, и его нежные губы изогнулись в очаровательной улыбке.

Никогда еще меня так сильно не разрывали противоречия. Я хотела, чтобы он поцеловал меня снова, но колебалась:

– Знаешь, чего я хочу?

– Чего? – Наши пальцы переплелись.

– Хочу лежать здесь и слушать твои рассказы. При этом я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не дотронуться до тебя. Я хочу узнать тебя лучше, но медленно. Мы можем что-то придумать?

– Да. – Он растянулся рядом со мной, и мы уложили головы на подушки. Потом он повернулся ко мне лицом, а я провела ладонью по его руке и вложила пальцы в его ладонь. Я нащупала подол его рубашки и потрогала мягкие волосы на его твердом прессе. Я провела пальцем по дорожке, которая поднималась к его груди. Если он и умирал от восторга, то не подал вида.

– Могу я кое о чем тебя спросить? – Услышав его голос на такой громкости, я поняла, что готова рассказать что угодно.

– Да. – Я потянулась к его ключице и потрогала ее кончиками пальцев, а потом раскрыла ладонь и погладила его по плечу.

Он легонько застонал:

– М-м-м. Как приятно!

– Это даже не вопрос. – Его шея была напряжена и источала такое тепло. Если бы я не думала, что это выльется в нечто большее, я припала бы губами к нему именно там. Мику просто необходимо было целовать.

– Сначала у меня возникло чувство, что ты хочешь быть со мной ради более удачных фотографий. Когда той ночью ты бросила меня на тротуаре, ты сказала, что виной всему плохое самочувствие.

– Я не поела, Мика. Я боялась, что потеряю сознание у тебя на глазах. Уж лучше умереть.

Он уткнулся носом мне в волосы, а потом поцеловал в лоб.

– Я тебе верю. Но потом ты отвергла меня у клуба следующим вечером, и я сделал вывод, что у меня нет шансов.

– Мика, я могу все объяснить. Там был Уолли, и…

Он накрыл мою руку ладонью и тихо произнес:

– Позволь мне сказать все, как есть. Как ни странно, сейчас я чувствую себя в полной безопасности и хочу сказать все. Хорошо?

– Да. Я тебя слушаю.

– Когда ты написала мне в «Твиттере» на счет концерта, у меня появилась робкая надежда, что я могу быть тебе интересен. Но, когда я отправил личное сообщение и ты не ответила, я подумал, что ты хочешь общаться на дружеском или профессиональном уровне. Очевидно, что виной всему была моя собственная тупость.

– Да, я хотела тебе ответить, но ты не подписался на меня. Это было так обидно.

Его дыхание щекотало мою щеку, и я повернулась к нему. Наши глаза встретились.

– Я боялся, что ты не придешь на концерт, если не сможешь там снимать. Я думал, что мне нужно заманить тебя разрешением для прессы.

Я прижала его руку к своим губам и поцеловала в ладонь.

– Ты так и не задал мне вопрос.

Его нервный смешок прозвучал неестественно, в нем слышалась горечь и одновременно облегчение.

– Я просто хотел спросить: когда ты перестала видеть во мне человека, который может помочь тебе с карьерой, и начала видеть того, с кем можно просто проводить время? – Я прижалась губами к кончикам его пальцев – сразу ко всем. – Ты ведь увидела меня именно в таком свете, правда?

Я прекратила целовать его и привстала, опершись на локоть.

– Ты хочешь спросить, не использую ли я тебя прямо сейчас для карьерного продвижения?

– Прости. Я говорю, как Иден. Я хочу доверять всем с ходу и до сегодняшнего вечера не стал бы задавать этот вопрос. Но теперь я чувствую, что мне действительно может быть больно, поэтому должен спросить. Клянусь: я никогда больше не буду поднимать эту тему. Если ты скажешь, что я могу доверять тебе, то я буду. Целиком и полностью.

Я прислушалась к себе. Не будет ли внутренний голос отличницы возмущаться со словами: «Как он посмел?» Однако я ничего не разобрала, кроме: «Что подумают соседи?»

– Мика, вопрос вполне справедливый. Честно говоря, у меня были такие же опасения на твой счет. Сначала я подумала, что ты хочешь использовать меня ради собственной рекламы.

– Правда?

– Да, конечно. – Я залилась обезоруживающим смехом. – Попытайся поставить себя на мое место. Всем известно, как ты любишь пиар. Я думала, ты взялся за меня лишь для того, чтобы я фотографировала тебя на вечеринке.

– Ух ты. Я не просил тебя снимать мою вечеринку. Ты сама начала фотографировать, как только я отошел.

– Да. Это ты уже объяснил. Но всякий раз, когда приглашал меня куда-нибудь, ты предлагал мне это задокументировать. А уж разрешение для прессы, которым ты меня заманивал, убедило меня, что на концерте я нужна исключительно из-за моего фотоаппарата.

Он пробежал пальцами по моим волосам и потянул за прядь.

– Когда первый раз увидел тебя на улице, я мечтал, чтобы ты потеряла фотоаппарат. Тогда я смог бы рассмотреть тебя.

– А когда я впервые тебя увидела, то не справилась с заданием. Знаешь почему?

– Потому что ты ужасный папарацци?

Я ткнула его пальцем.

– Нет. Потому что ты застал меня врасплох. Ты меня чертовски смутил. А потом, когда ты поцеловал меня, мне уже захотелось узнать тебя получше.

– Значит, это было умно с твоей стороны.

Я снова ткнула его, на этот раз нежнее.

– Да, это было очень умно.

Он вытащил подушку откуда-то сзади и расслабился, улегшись на ней. Его мышцы обмякли, и он зевнул.

– Ты устала, я, пожалуй, заткнусь.

– Нет. Продолжай. Я хочу уснуть под звук твоего голоса. Расскажи мне какой-нибудь секрет.

– Секрет?

– Небольшой секрет. Что-то, что я не смогу найти в «Википедии».

– Хм-м-м. – Он обнял меня и поцеловал в макушку. – Ладно. Когда мне было пять лет, у меня была мягкая игрушка – горилла по имени Кларк.

– Кларк, – пробормотала я и зевнула.

– Я повсюду таскал его за собой, так что одна его рука стала длиннее другой. Родители пытались отвратить меня от испорченной гориллы Кларка, когда из зияющей дыры в боку стала вываливаться набивка. Но я не желал оставлять мою обезьяну. И я прятал его под подушкой. Позже, когда родители взяли нас в поездку по стране, Кларк путешествовал в моем чемодане.

Я прижалась к нему, а его тихий голос в темноте баюкал меня. Через мгновение зазвонил будильник и наступило утро.

* * *

Рука Мики лежала у меня на талии, а ладонь – ровно на животе. Я лежала, свернувшись, рядом с ним и не желала шевелиться, но Зайон уже встал и готовил завтрак. Он не стал бы ждать меня вечно, а ехать на работу в одиночестве мне не хотелось. И я аккуратно выскользнула из-под Мики и принялась искать, во что бы переодеться, чтобы вынести вещи из комнаты заранее.

Когда за мной щелкнула дверь, Зайон застыл с лопаткой для жарки в руках, как будто я застала его за магическим заклинанием.

– Ты одета так же, как и вчера?

За мной открылась дверь, и вышел Мика в ярко-синих обтягивающих джинсах с таким видом, как будто провел ночь в палатке. Из-за растрепанных волос вид у него был самый что ни на есть натуральный, с тех пор как я увидела его впервые, и я закусила губу в умилении. Надо же, как одна мелочь может изменить весь образ! Он зевнул и сказал:

– Доброе утро. Пора на работу?

На мгновение я застыла, парализованная, как при замедленной съемке. Поцеловать его или напустить холод? Но он протер глаза, потянулся и зевнул, почесал бок, а потом побрел на кухню.

Зайон спросил:

– Яичницу будешь?

– Не хочу беспокоить вас. Можно просто кофе?

Пока они разговаривали, я юркнула в ванную и проверила, как выгляжу. За ночь макияж сыграл со мной злую шутку, а волосы перестали поддаваться силе тяжести. Я почистила зубы и сделала все, что могла, чтобы хоть как-то сгладить жуткий утренний образ.

Кофе уже закипел, когда я вернулась на кухню, и я принесла кружки.

Мика скрылся в ванной, и Зайон полез в ящик, вытащил мой глюкометр и бросил его на стол.

– Садись. Ты слишком напрягаешься, – предупредил он.

– Странная выдалась неделька. Я в порядке.

– Слушай, твоя мама сказала: «Не бросай ее, Сэмуайз Гэмджи»[6]. – Он театрально ударил себя в грудь. – И я не собираюсь.

Я изобразила ирландский акцент так старательно, как только могла.

– В смысле ты хочешь разделить ношу?[7]

Он принял серьезный вид.

– Если бы я мог взять ношу на себя, я бы так и поступил, Джо. Мне ненавистна мысль о том, что тебе нужно так много работать, чтобы все было нормально. А на прошлой неделе ты меня напугала. А потом еще раз – вчера вечером.

– Я была в порядке, Зайон. Ты неправильно интерпретировал мою реакцию. – Я чуть понизила голос. – Если бы ты слышал, что Мика сказал мне…

Он вздохнул.

– Я слышал достаточно, пока мы ехали в машине. Ты уверена, что у него нет брата-гея? Красивого и заботливого?

– М-м-м… Да, он такой.

Звякнул тостер, и Зайон разложил по тарелкам завтрак. Я проверила уровень сахара в крови, пока он расставлял все на столе.

Вернулся Мика, вид у него был такой, как будто он пытался спасти свои волосы, но потерпел неудачу.

Я уже откусила кусочек тоста, когда он сел подле меня.

– Кстати, сегодня я обедаю с твоей сестрой. Передать ей привет?

Он мгновение помолчал, потягивая кофе, прежде чем ответить:

– Ты можешь не говорить ей об этом, пока я не найду такую возможность. То есть я думаю, что она выйдет из себя и лучше именно мне ее успокаивать.

– А она не разозлится, что я соврала, умолчав?

– Не волнуйся. Я ей все объясню.

Прежде чем я успела спросить что-нибудь еще, Зайон сел за стол и принялся подтрунивать над Микой, пытаясь убедить его приехать в офис вместе с нами.

– Только представь, какое лицо будет у Энди, если ты войдешь в офис вместе с нами. Он просто удавится.

Мика, поступая весьма мудро, отказался от этой затеи со словами:

– Это все равно что просить подозреваемого в убийстве явиться в полицейский участок и ответить на пару вопросов.

– Прямо уж и пошутить нельзя! – Зайон сменил тему: – Можно сфотографировать, как ты завтракаешь с Джози?

Я подавилась и закашлялась.

– Нет! О боже, нет!

Мика откинулся на спинку стула и заулыбался.

– Дай для начала пробраться к ней в постель.

Зайон засмеялся:

– Может, у тебя получится, если ты разденешься догола и обернешься ее одеялом.

Я вытаращила глаза.

– Ну вот, теперь ты издеваешься над парнем ради собственного удовольствия. – Я приняла возмущенный вид, но образ полуобнаженного Мики в моей постели заставил меня пожалеть о том, что вчера вечером я его отвергла. С другой стороны, мне понравилось, что он не пытался убедить меня передумать. И это окупало небольшие утренние сожаления. Уж лучше так, чем жалеть о том, что случилось.

Приехал бедный водитель Мики и увез его из моей жизни. Но теперь я была вооружена его телефонным номером, адресом и обещанием, что он свяжется со мной в течение дня.

Когда мы с Зайоном пришли в офис, Энди уже собрал всех на какую-то встречу. Не успели мы зайти, как он сказал:

– Всем все понятно?

Все закивали и разошлись по местам. Я посмотрела на Зайона.

– В чем дело?

Энди произнес:

– Зайди ко мне, Джо.

Каким-то образом меня разжаловали обратно в новичка менее чем за неделю. Я зашла к нему в кабинет, не имея ни малейшего понятия, о чем он собирается говорить.

– Да, сэр?

– Начиная с сегодняшнего дня я попросил Дерека заняться Микой и Иден Синклерами. Думаю, у тебя здесь конфликт интересов.

– Что? Почему?

Он подтолкнул ко мне «Айпад», и я увидела собственный затылок и сцену, как я поднимаюсь в бар по лестнице перед Микой Синклером.

– Ты рассчитывал, что я буду фотографировать? Это же было нерабочее время!

Он закатил глаза.

– Джо, ты папарацци. Ты всегда на посту.

Я нащупала фотоаппарат в сумке.

– Я сделала пару фотографий вчера на концерте.

– Ты шутишь? Мика симпатичный, и мы всегда можем использовать его провокационные фото. А вот его группа не особенно интересна публике.

– У меня есть пара кадров с фанатами, которые я сделала на закрытой встрече после шоу.

Он задумался.

– Твоя проблема, Джо, в том, что ты мыслишь как любитель. Фанаты на закрытой встрече? Да все, кто был в этой комнате, уже разместили в «Твиттере» полдюжины фотографий.

– Ты хотел, чтобы я подобралась ближе. У меня получилось.

– Именно это и огорчает. Ты именно там, где нужно.

– Так в чем проблема?

– В тебе, Джо. Ты слишком освоилась.

Я фыркнула.

– Освоилась? Серьезно?

Он ткнул пальцем на офис, где репортеры с налитыми кровью глазами вглядывались в мониторы в поисках хоть какого-то намека на стоящий материал.

– Ты сейчас в таком положении, о котором все они могут только мечтать, и не пользуешься этим. Ты тусуешься с Микой, но я не могу рассчитывать, что ты принесешь мне хоть что-нибудь интересное о нем. Или о его сестре. – Он щелкнул пальцами. – Я на грани того, чтобы отправить тебя на работу в аэропорту.

– Нет, Энди. Только не в аэропорту. Это сведет меня с ума.

– Я думаю, тебе нужно сделать шаг назад и вернуть себе умение фокусироваться. Ты бродишь, как слепая, и случайно натыкаешься на отрывки интересных историй.

– Я нашла для тебя историю Эль-Эль Стайлиза!

Он одарил меня взглядом под названием «с какой ты планеты».

– Ты принесла сырой материал. Мне пришлось слепить из него нечто провокационное. – Его плечи расслабились, что означало: он кое-что задумал. – Я даю тебе возможности для роста. Мне просто нужно, чтобы ты дала мне хоть что-то, с чем можно работать.

– Я пытаюсь, Энди. Я, правда, не знаю, что еще я могу сделать.

Он подтолкнул ко мне «Айпад».

– Ты это видела?

Это была фотография из серии, которую я сделала на вечеринке Эрве пять дней назад. Я подняла глаза, и наши взгляды встретились.

– Я просмотрела все фотографии.

– Точно. Но это ты видела? – Он положил большой и указательный палец на фотографию и увеличил ее. Как только он это сделал, я поняла, что это за фотография. Группа на первом плане не представляла никакого интереса, но Энди приблизил тех, кто стоял сзади, отрезав людей, на которых был нацелен объектив. В итоге мы увидели Адама, стоявшего за Иден, его рука лежала у нее на животе. У меня внутри все сжалось.

– Не уверена, что тут можно разглядеть. – Если он узнает о беременности Иден сейчас, она никогда больше не будет со мной разговаривать.

Энди ткнул прямо в живот Иден.

– Кольцо. На руке Адама – обручальное кольцо. Взгляни.

Я выдохнула и посмотрела на фото внимательнее. Действительно, на безымянном пальце его левой руки красовалось кольцо.

– Я вижу.

– Как ты могла это пропустить?

– Я не выискивала такие детали.

Он смотрел на фотографию, кусая верхнюю губу. Наконец, он опустил планшет и произнес:

– У нас получилась бы громкая история, если бы мы могли доказать, что они тайно поженились. – Он с отсутствующим видом постучал пальцем по столу. – Я пересмотрел все фотографии, чтобы разглядеть безымянный палец ее левой руки. Я вижу, что кольцо есть, но, возможно, их два? Может быть, она носит обручальное кольцо вместе с помолвочным? Не могу разобрать точно.

Я хотела сказать ему, что его это, черт возьми, не касается, но у него над верхней губой уже проступил пот. Он походил на безумца, который нуждался в помощи. Если я не вмешаюсь, он может начать копаться в их грязном белье и узнать еще больше того, о чем я смогу договориться. Нужно бросить ему палку, за которой он побежит.

– Я увижу ее сегодня и посмотрю на ее кольца. Идет?

Он поднял руку и почесал висок, обдумывая, какие у него есть варианты. Он облизнул нижнюю губу языком, как у ящерицы, и пришел к решению.

– Ладно, хорошо. Дам тебе еще одну попытку. Если принесешь мне историю, сохраню тебе свободу, может, даже разрешу следить за Синклерами. А если нет, то сразу после ланча можешь собираться в аэропорт имени Джона Кеннеди.

Находиться в ловушке было ужасно. Но какой выбор мне оставался, если я хотела сохранить работу?

– Я раздобуду эту историю, – пообещала я.

Глава 16

Я нашла пустой столик на открытой веранде ресторана. День выдался облачный и прохладный, но погода была еще достаточно приятной, чтобы наслаждаться свежим воздухом. Иден подошла через пару минут. Она рассекала толпу Нью-Йорка, как будто на ней был плащ-невидимка. Будучи репортером желтой прессы, могу признаться, что меня всегда изумляло, насколько невозмутимы жители города, оказываясь рядом со звездами средней величины. Они если и встрепенутся, то лишь заметив кого-то суперизвестного, например Криса Хемсворта. Держу пари, что Адрианна ЛаРю тоже создала бы небольшой ажиотаж.

Иден взмахнула рукой в знак дружеского приветствия, и я совершенно забыла изучить ее пальцы на предмет колец. Она потянулась ко мне и положила руку мне на плечо.

– Как здорово увидеть тебя снова!

Как только Иден села, леди в козырьке и с сумкой на поясе остановилась у нашего столика.

– Простите. Вы не Иден Синклер?

Иден расцвела в улыбке:

– Да.

– Я так и подумала. Не хотела вам мешать. Но я просто обязана сказать вам, что мне понравился ваш новый диск. Я загрузила его и сделала копию для дочери. Вы не откажетесь дать мне автограф?

– Нет, конечно, не откажусь. – Иден терпеливо ждала, пока женщина найдет ручку и клочок бумаги, но та лишь беспомощно смотрела на нас. Я покопалась в сумке и спасла ее от неловкой ситуации, протянув ручку.

– Спасибо! – Женщина передала ручку Иден, которой все еще не на чем было расписаться. – Ах, да! – Она принялась рыться в сумке и достала чековую книжку.

Иден спросила, как ее зовут, и нацарапала что-то в чеке, пока женщина бормотала, как прекрасно было бы, если бы Иден приехала с концертом в Индианаполис.

Иден продолжала писать.

– Мы выступали там в июне. Очень жаль, что вы пропустили. – Она добавила свой никнейм в «Твиттере» и адрес сайта. – Надеюсь, вы подпишетесь на нашу рассылку, чтобы не пропустить следующий концерт.

Как только женщина ушла, я спросила у Иден:

– Может, нам лучше пересесть внутрь?

– Думаю, это хорошая мысль.

Мы быстро нашли столик в дальнем углу ресторана. Я надеялась, что никто здесь не захочет останавливаться и приставать к ней. Или делать снимки, чтобы потом разместить их в таблоидах.

Пока ждали официантку, мы поговорили о том, как здорово было встретиться. Я потянулась и дотронулась до левой руки Иден, повернув ее для лучшего обзора.

– Я давно заметила, какое красивое у тебя кольцо.

– Ах да. Я его обожаю. Адам сделал мне сюрприз на одном из наших концертов, когда преподнес его. – Обручального кольца на пальце не было.

– Мне показалось, я видела кольцо на руке Адама.

Она сжала кулаки.

– Мне надо напомнить, что это неофициальная встреча?

У меня запылали щеки.

– Нет, конечно. Прости. Я спросила из любопытства. Им отличаются все журналисты, и это нормально. Но ужасно для подруги. – Меня подмывало раскрыть правду и сказать, что Энди дал мне задание провести расследование, но тогда она начала бы спрашивать, откуда Энди вообще знает про наш ланч. Я вновь почувствовала, что дружеские отношения у нас не сложатся.

– Что ж, здесь нет никакой тайны. Моя мама – шведка. – Она произнесла это так, как будто это могло пролить свет на все. Но это объясняло лишь цвет волос Мики, а не наличие кольца на пальце Адама.

– И?

– А в Швеции мужчины носят помолвочные кольца. По сути это обручальное кольцо, которое надели чуть раньше. Как только Адам услышал об этой традиции в прошлом месяце, он настоял, чтобы мы ему купили кольцо. – Она покачала головой и нежно улыбнулась. – Он хорошо ладит с мамой.

Я засмеялась:

– Так это отличное качество для будущего мужа.

– Я должна была бы носить обручальное кольцо сейчас и получить бриллиант после свадьбы. Адам не знал об этом, когда сделал мне подарок. – Она пошевелила рукой. – А я не собиралась ждать момента, когда смогу носить его. Мне не обязательно производить впечатление на маму.

Подошла официантка с ручкой и блокнотом.

– Вы уже выбрали что-нибудь?

Иден заказала чизбургер, картофель фри и содовую. Звучало соблазнительно. Я заказала то же самое, но заменила картофель салатом, а содовую – водой.

Как только официантка исчезла, Иден спросила:

– Ты, наверное, хочешь спросить, назначили ли мы дату свадьбы.

Внезапная смена темы застала меня врасплох.

– Что?

– Раз уж ты так откровенно интересуешься моей жизнью, то разве не хочешь спросить, когда мы собираемся пожениться?

– Похоже, этот вопрос всех сводит с ума. Вы помолвлены уже два года, верно?

– Да. Но нам сложно было все организовать. Эти два года оказались очень напряженными. Трудно все спланировать заранее, когда точно не знаешь, в каком городе будешь в определенное время. Адам постоянно гастролирует.

– А ты волнуешься за него, когда он в дороге? – Я тут же пожалела, что спросила об этом. Вопрос прозвучал бестактно. Я даже не старалась скрыть свои намерения. – В смысле я волновалась бы в таком случае, но, думаю, я более ревнивая, чем ты. Вы оба выглядите абсолютно влюбленными.

– Раньше я переживала. Но Адам – настоящее сокровище. Вероятно, он мучился бы больше, если бы изменил мне, чем я. Тогда я его убила бы. Он никогда не любил встречаться с фанатками на гастролях.

– В отличие от твоего бр… – Я скомкала последнее слово, когда поняла, что совершила ужасную ошибку. Да и хочу ли я копаться в личной жизни Мики?

Принесли наши заказы, и мы набросились на еду. Я была уверена, что у Иден есть что-то на уме, но она молчала, пока не положила себе в рот пару кусочков и не отпила из стакана.

– Думаешь, мой брат – бабник, да?

Я чуть не подавилась сухариком. Всегда ненавидела это слово, с тех пор как соседки, сплетничая о нашей семье, часто употребляли это слово.

– Слушай, кто я такая, чтобы судить его? Но у него точно не раз были связи с фанатками.

– Не с фанатками.

– Но…

– Фанатки идут и покупают его диски. Они могут общаться или не общаться онлайн с другими фанатками. Они живут в таких местах, как Айова, и ходят в колледжи, а в свободное время подрабатывают, чтобы потом устроиться менеджерами в крупные компании. Они приходят на его концерты, когда он приезжает в Де-Мойн и кричат как сумасшедшие с подругами. Потом они расходятся домой, по квартирам в Айове, и слушают его музыку, когда готовятся к экзаменам. В крайнем случае после концерта они просят автограф.

– Но…

Она махнула в мою сторону ломтиком картофеля, нацепленным на вилку, чтобы подчеркнуть следующую мысль.

– Девушки, с которыми встречается Мика, – это преданные поклонницы.

Я подняла руку, желая перебить ее:

– Но разве это не просто более ярые фанатки?

– Иногда – да. Это преданные поклонницы группы, которые живут на чемоданах и путешествуют за музыкантами из города в город. Но по большому счету им нет дела до музыки. Им все равно, с каким музыкантом или с какой группой они переезжают с место на место. Иногда они заводят дружбу с охранниками, чтобы пробираться за сцену. Им нравится жизнь музыкантов, и они дают мальчику, у которого нет привязанностей, легкую возможность завести отношения на гастролях. Хотя наличие у мальчика привязанностей им тоже не мешает. Иногда они называют себя «дорожными женами».

Моя еда осталась нетронутой. Я смотрела на Иден, пока та говорила, и все больше и больше нервничала. Она рассказывала мне об этом настолько небрежно, что я изумилась, как она может так спокойно поглощать ланч, когда ее жених находится среди на все готовых девиц.

– И они не хотят ничего больше? Никаких обязательств? Только секс?

Я вспомнила о Кендалл и ее «экскурсии по городу на одну ночь» и принялась теребить листок салата на своей тарелке.

– Что касается Мики, когда тур заканчивается и он возвращается к обычной жизни, эти девушки его обычно не преследуют. Они используют связь с ним, чтобы попасть в среду музыкантов. А потом они спокойно начинают искать, к какому исполнителю присосаться дальше.

– Значит, он говорил правду?

– О чем?

– О том, что девушка его бросила.

– Не то чтобы он сильно переживал. Когда-то он встречался с девушками, которые даже не знали, что он музыкант. Думаю, теперь сложнее такую найти. Если честно, он никогда не изменял даже своим «дорожным женам». Не уверена, что они платили ему той же монетой. Он не бабник, но и не монах, это уж точно.

Я ощутила, как мои щеки заливает румянец. Иден промокнула губы салфеткой и откинулась на спинку стула.

– Но ты не очень обольщайся на его счет. Я люблю брата, но не могу за него поручиться. Не знаю, готов ли он к чему-либо большему, нежели легкие отношения без обязательств вроде тех, что у него были последние два года.

Я отхлебнула воды, но мое горло сжалось, так я запаниковала, и глотать было больно.

– Он уж точно мастер флирта.

– Это да. – Иден выпрямилась на стуле и внимательно посмотрела на меня. – Слушай, у Мики большое сердце, и у него были серьезные отношения, хотя главным образом до того, как он стал известен. Обычным людям сложно вести такую жизнь. – Она уставилась мне прямо в глаза. – Кому как не тебе знать, насколько назойливыми могут быть журналисты, особенно когда речь идет о сенсации. Папарацци могут отвадить любого, кто хоть сколько-нибудь ценит неприкосновенность личной жизни.

– Но ты с этим смирилась?

Она фыркнула:

– А похоже?

Мы отказались от десерта, когда пришла официантка, зато Иден заказала два кофе. Я с отсутствующим видом свернула салфетку.

– Мой босс повесился бы, если бы узнал, что я целый час проболтала с тобой о Мике.

Она сложила руки домиком.

– Хочешь с ним поиграть?

– Что? С Микой?

– С Энди.

– Как?

Она оперлась на локти.

– Можем скормить ему что-то фальшивое, но безобидное.

У меня душа ушла в пятки.

– Что, например?

Воодушевление Иден подтвердило мои подозрения о том, что она хотела использовать меня ради доступа к Энди. И похоже, у нее почти получилось. Может, и в ее беременность она заставила меня поверить специально. Способна ли она зайти настолько далеко?

Иден взвела взгляд к потолку, размышляя.

– Думаю, он не поверит, что я Элвис под прикрытием?

Я фыркнула. Ее шутка развеяла грызущие меня сомнения о корыстных планах на мой счет.

– О-о-о. Еще можно сказать, что ты общаешься с пришельцами, контролирующими Землю.

Она расхохоталась:

– Точно.

Официантка, подошедшая убрать чашки, развеяла волшебство момента.

– Все, что я скажу Энди о тебе, будет опубликовано под моим именем. Может, он и не планирует присвоить все лавры себе, но ты, скорее всего, повлияешь на мою карьеру.

– Черт. А я хотела помочь именно ему.

Зная, что интересует желтую прессу, я придумала, как можно одурачить Энди и не смогла не поделиться своей идеей с Иден.

– Кое-что мы можем сделать. Есть рядом ювелирный магазин?

* * *

Энди атаковал меня, как только я вошла в офис:

– Ну что?

– Она сказала, что это неофициальное заявление. – Как будто Энди подобное волновало. Он не станет это публиковать, но использует информацию для дальнейших расследований. И ничто не могло заинтересовать его больше, чем тот факт, что ему нельзя размещать все, что бы я ни сообщила.

– Что она заявила неофициально? Они поженились или нет?

– Она говорит, что нет.

Он надулся, как ребенок.

– Ты хотя бы сфотографировала ее кольцо?

– Это – да. – Я немного волновалась. Я сказала Иден, что потеряю работу, если Энди выяснит, что я лгу ему, а она заметила, что мы в равных условиях: обе знаем по одному секрету друг о дружке.

Энди потянулся к моему фотоаппарату, не спрашивая разрешения. Он просмотрел кадры, для которых Иден позировала на улице. Мы отправились в магазин, где продавали дешевые ювелирные украшения, и купили серебряное кольцо за десять долларов, которое она надела рядом с помолвочным и охотно демонстрировала, размахивая на фотографиях руками. Энди приближал каждый снимок и наконец нашел один, который был четче остальных.

– У нее двойное кольцо? – бормотал он, просматривая фотографии. Потом стал изучать более старые снимки, чтобы сравнить. Наблюдать за тем, как он работает, было интересно, но страшно. – Вот. Здесь только одно кольцо. – Он увеличил кадр, сделанный пару недель назад. – Он прищурился и просмотрел изображения еще раз. – Что-то не то. Иден никогда не позирует.

Я затаила дыхание.

Он на мгновение задумался.

– И к тому же она сказала тебе, что не замужем. Тогда почему они расхаживают с обручальными кольцами? – Энди поправил галстук и провел рукой по волосам. Направившись в кабинет, он пробормотал: – Я не позволю Иден провернуть еще один трюк.

Операция «Поиграй с Энди» удалась. По крайней мере, он не заподозрил, что я имею отношение к обману. А раз я никак не навредила, значит, и ответственности не несу.

Когда шеф вышел из офиса, я имела глупость спросить его, выполнила ли я его условия. Он поморщился:

– А у меня есть история, которую я могу опубликовать?

Он не ответил на мой вопрос. Я не сдвинулась с места, и наконец он произнес:

– Ты ждешь особого приглашения?

Однако мне нужно было разыграть карты, которые у меня имелись.

– Энди, разве я не принесла тебе фотографию кольца Иден?

– Да-а-а. – Он постучал пальцем по столу. – Насчет этой ситуации. Уверен, она использует тебя, чтобы подобраться ко мне. Ты поняла бы это, если бы научилась делать настоящие снимки вместо таких, где объекты позируют. Но она что-то задумала, и я хочу знать, что именно. Я попросил Дерека присматривать за ней.

Выходит, Энди отправил Дерека шпионить за ней. У меня сдавило спазмом горло, и мне пришлось бороться с глупыми и совершенно неожиданными эмоциями. Если я начну задыхаться сейчас, Энди может заподозрить, что я что-то скрываю. И будет прав.

– Что он собирается делать?

– Сам факт, что ты спрашиваешь, о многом говорит. – Он облокотился о мой стол. – Поезжай в аэропорт и принеси мне что-нибудь стоящее. Если докажешь, что наконец чему-то научилась, мы пересмотрим всю ситуацию. Если нет, то на следующей неделе у нас будет разговор совсем на другую тему.

Я схватила рюкзак и направилась прочь из офиса, но, прежде чем я добралась до двери, Энди добавил:

– И еще, Джо! Если снова увижу тебя в газете на фото рядом с Микой, то, надеюсь, ты подкрепишь его историей, которую я могу опубликовать. – Он наклонил голову ко мне со зловещим выражением лица. – Ты должна понять, что ни один из тех, кто работает на меня, не упустил бы возможность воспользоваться ситуацией.

Я удалилась с болью в животе, которая становилась все сильнее. Несмотря на всю ненависть к Энди, я не могла позволить себе потерять работу, поскольку одновременно с этим я лишилась бы и медицинской страховки. С таким же успехом можно было бы вернуться в Джорджию и жить с мамой. Однако в нашей газете были и другие редакции, и по дороге на первый этаж я остановилась в отделе «Искусство и досуг» и спросила тонкую, как тростинка, девушку, похожую на Одри Хепберн, могу ли я увидеть заведующего отделом.

Она махнула рукой на стол в дальнем углу, и я протиснулась туда.

– Простите, – обратилась я к седовласому мужчине, напряженно изучавшему монитор. – Вы – Санг Мун Су? – Вопрос прозвучал как риторический. Ну сколько еще седых корейцев работало в его отделе?

– Да? – Он поднял на меня взгляд, и я подождала, пока он как следует меня рассмотрит.

– Здравствуйте. Меня зовут Джо Уайлдер, и…

– Садитесь. – Он указал на стул у пустого стола. Я подкатила его к себе. – Чем могу помочь?

– Мистер… – Я умолкла, не зная, как лучше к нему обращаться. Я была на девяносто девять процентов уверена, что другие журналисты обращались к нему как к «Мун Су», ведь корейцы ставят фамилию на первое место. На всякий случай я закончила именем «Санг». – Он кивнул, и я продолжила уже увереннее: – Я надеялась, что у вас есть вакансии. Я хотела бы перевестись в отдел «Искусство и досуг» в качестве театрального репортера, если возможно.

Он почесал нос.

– Театрального репортера, говорите? У меня и так не хватает людей, я не могу взять человека, который будет заниматься исключительно театром.

– Что ж, я могу заниматься не только этим. На прошлой неделе я взяла интервью у Мириам Блэквелл.

Он оживился:

– Его напечатали?

– Нет. Я сейчас работаю в редакции развлечений, и им не интересны сюжеты о театральных актерах.

– Что ж, передайте материал мне. Я оценю и дам вам знать, что делать дальше. – Он хотел было вернуться к монитору, но вдруг бросил на меня взгляд поверх очков. – Но я должен сказать вам, что не смогу платить столько, сколько вы получаете сейчас. Мы тут боремся за жизнь, и нас сокращают в первую очередь, если издательство терпит убытки.

– А медицинская страховка у меня будет?

– Это – обязательно.

Я поблагодарила его и направилась в аэропорт собирать развлекательные новости.

Развлекательные новости. Оксюморон и ложь в одном словосочетании. Никто в моем отделе не думал о творческом наследии, которое оставят люди по ту сторону камеры. Все крутилось вокруг их личной жизни.

Когда вагон метро выехал на поверхность, зажужжали уведомления. Я прочитала сообщение от Мики: «Что делаешь сегодня?»

«Работаю. А ты?»

«Тоже работаю».

Я попыталась представить Мику в галстуке и пиджаке, отсчитывающего часы в офисе.

«Ты занят с девяти до пяти?»

«Можно и так сказать. У нас концерт в Эсбери-парке сегодня. Собираю вещи. Жаль, ты не сможешь прийти».

«Что поделать. А я как раз выезжаю из города. Удачного концерта!»

«А тебе – отличного вечера. Поговорим завтра. Хорошо?»

«Да».

Самый обычный обмен сообщениями, но я прижала телефон к груди. Может, меня и выкинули из офиса из-за отношений с Микой, но дело того стоило. Или так я думала.

Потом я вспомнила, что после шоу его окружат «дорожные жены» и предложат все, на что способны.

И еще я вспомнила предостережение Иден о том, что Мика не готов к серьезным отношениям.

Я глубоко вдохнула и приказала себе не забегать вперед. Он нравился мне. Я нравилась ему. Между нами пока еще ничего не произошло. Кроме того, если он и появится на людях с какой-нибудь шлюхой-хищницей, я узнаю об этом первой.

Глава 17

Я в ссылке.

Я не работала в аэропортах с тех пор, как впервые пришла в газету. Это презренный труд. Вымотанные звезды, обвешанные багажом и в некоторых случаях – детьми, должны продираться через море фотоаппаратов и кучу вопросов. Осаждаемые прессой путешественники выходят из терминала слишком усталыми, чтобы позировать для снимков или подбирать складные ответы. Большинство просто проходят сквозь толпу папарацци, будто не замечая их.

Я задумалась: Мика проходит так же или останавливается и болтает? Вероятно, он зазывает всех репортеров выпить по кружке пива.

Звезды, у которых нет собственных самолетов, вынуждены пользоваться теми же входами и выходами, что и все остальные. И они выделяются именно за счет тщательно продуманного камуфляжа. Любой человек в шляпе и темных очках вызывает подозрение. Иногда маршруты передвижения можно узнать заранее: что-то просачивается в «Твиттер» или куда-нибудь еще. Стоило только кому-то полететь через аэропорт имени Джона Кеннеди или Ла-Гуардиа – и они попадали в засаду. Поглядывая на других папарацци, я понимала, куда надо бежать.

Среда выдалась совершенно неудачной, но к обеду четверга мне повезло, и я смогла сделать пару фотографий юного театрального актера, который еще не настолько прославился, чтобы отказываться от бесплатной рекламы. Он остановился и принялся болтать со мной о текущих проектах, и это продолжалось до тех пор, пока какой-то прохожий тоже не заметил, что актер говорит с репортером, или, быть может, просто узнал его, и только тогда собралась очередь за автографами.

Энди не заинтересует это интервью, но это лучше, чем ничего. Меня начал мучить голод, и я отправилась на поиски ресторана, где можно было бы присесть. Особым преимуществом стала бы здоровая еда. Я миновала булочную, умирая от желания зайти туда и умять целый шоколадный круассан. Дурной знак. Когда у меня падал сахар, я начинала мечтать о всякой сладкой дряни. Не то чтобы моя помпа не справлялась со сладким. Просто некоторое время назад я обнаружила: если я поддамся искушению, то в итоге мне вообще захочется нырнуть в чан с жидким шоколадом. Это как почесать укус комара: если дотронуться, чесаться будет еще сильнее. Я всегда была голодна, однако обычно мне удавалось преодолевать тягу к сладкому, если я строго соблюдала диету.

Наконец, я нашла киоск, где продавали фрукты и салаты. Я купила орехи и клубнику и взяла немного йогурта. Неплохой получится перекус.

Мне с трудом удалось найти местечко в этом популярном месте, но после пары часов дежурства на ногах присесть оказалось более чем приятно. Я не помнила, почему так не хотела ехать в аэропорт. Ведь тут есть где посидеть, поесть, подключиться к вай-фаю, и никаких признаков Энди поблизости. Это напоминало мини-отпуск.

Я открыла ноутбук и воспользовалась бесплатным Интернетом. Сначала я проверила почту и обнаружила, что Иден прислала мне письмо.

Тема: «Мика».

Мгновение я колебалась, прежде чем открыть письмо.

«Джо, ты очень скрытная. Обедала со мной и ни словом не обмолвилась, что между вами с Микой что-то происходит. А я тебе велела держаться от него подальше. Теперь я чувствую себя так, словно меня закидали тухлыми помидорами.:)

Надеюсь, я не сую нос в чужие дела, хотя, безусловно, это так. Мне сложно это писать, но я чувствую, что должна сказать все сразу.

Ты мне нравишься, и, мне кажется, Мика нравится тебе. Неудивительно – он всем нравится.

Дело вот в чем: Мике тоже все нравятся. Он доверяет людям всем сердцем. Люди думают, он такой, потому что ему никогда не делали больно или потому что он живет в своем мире. Отчасти это правда. По-настоящему больно ему никто не делал. Он живет открыто будучи очень ранимым, но при этом абсолютно счастлив. Я обожаю его за такой подход, однако это же меня и беспокоит. Я волнуюсь, что однажды кто-то действительно понравится ему, он испытает настоящую боль и уже не сможет от этого отмахнуться и пойти дальше.

Я никогда не говорила этого ни одной из подруг Мики, поскольку ни одна из них не была ему важна. Но как он говорит о тебе… Он убил бы меня, если бы узнал, что я пишу тебе сейчас эти строки. Если я тебя спугну, то конец истории просто не узнаю.

Я всего лишь хочу сказать, что Мика не представляет, каково это – встречаться с кем-нибудь, ухаживать за девушкой по-настоящему. Он будет все делать не так. Он будет слишком настаивать, или слишком спешить, или просто вести себя странно. Не нужно позволять ему торопить тебя, а если он выведет тебя, так и скажи. Его не так легко напугать. Уж если он знает, чего хочет, то будет к этому стремиться. Но тебе тоже придется потрудиться. Он этого стоит, Джо.

Позвони мне, если когда-нибудь захочешь поговорить о чем бы то ни было.

Иден».

Хотя «что-то» началось совсем недавно, надо мной как дамоклов меч висело ее предупреждение. Я не так много размышляла о жизненной позиции Мики, пока не прочитала имейл Иден. И я могла пережить неуклюжего бойфренда, при условии что все остальное будет хорошо. Если я не буду одной из тех девушек, с которыми он спит в течение месяца, а потом расстается без всяких сожалений. А если Иден думала, что Мика может относиться ко мне иначе, чем к другим женщинам, которых бросал так быстро, может, мне следовало расслабиться и все оставить, как есть. Я надеялась на это, потому что он действительно мне нравился.

Я начала загружать фотографии, которые у меня получились, и делать расшифровку вопросов и ответов, которые записала. Если Энди откажется это опубликовать, то я отправлю материал Сангу Мун Су.

Я подумала, что стоит подождать и загрузить материал около пяти, тогда Энди не узнает, осталась я в аэропорту или уехала домой. Я схватила вещи и направилась к выходу, как вдруг телефон издал звук, оповещающий о новом текстовом сообщении. Я чуть не выронила все из рук и села. Я надеялась, что это Мика, и чуть не завопила от счастья, когда оказалась права.

«Что ты обычно делаешь после работы в четверг?»

Я ответила: «Иду домой, ужинаю, пью горячий чай, переодеваюсь в спортивный костюм и иду пешком на занятия по степ-аэробике в клуб, что в паре кварталов от моего дома».

Прошла минута. Потом другая. Я понятия не имела, то ли он просто отвлекся, то ли не умеет строить общение, а я не хотела торчать в аэропорту весь день в ожидании ответа. Но прежде чем я успела шагнуть вперед, пришло еще одно сообщение.

«А тебе можно заниматься? В смысле – это безопасно?»

Я сделала глубокий вдох и выдохнула воздух. Он ничего не знает.

«Безопасно. Даже необходимо. Всем нужно заниматься спортом».

«Ладно. Можно пойти с тобой?»

«Ты хочешь пойти со мной на занятие аэробикой?»

Представив это, я захихикала. Я подняла глаза, рассчитывая встретиться с кем-нибудь взглядом и поделиться радостью, но незнакомцы пробегали мимо, думая о чем-то своем.

«А можно? Всем надо заниматься спортом». Он уложил меня на лопатки моими же словами.

Мои пальцы напечатали сами: «При одном условии: ты разрешишь мне сделать фото. Для газеты».

Энди вернет мне свободу, если я пришлю ему фото Мики на платформе для степа.

«Я думал, мы не будем использовать друг друга ради личной выгоды».

Я с минуту пыталась придумать остроумный игривый ответ, но телефон снова зажужжал.

«Хорошо. Договорились. Когда мне быть у тебя?»

«В шесть».

За девочками из группы по аэробике будет должок. И большой.

Я поспешила домой, чтобы проверить уровень сахара в крови, пока Мика не появился. Я знала, что когда-нибудь ему придется это увидеть. И потом он будет наблюдать это достаточно часто. Но сейчас я еще не была готова.

Отложив помпу, я взяла из шкафа стакан, потом налила себе апельсинового сока. В холодильнике я нашла вареное яйцо, которое для меня оставил Зайон, и проглотила его за один присест. Потом я догадалась почистить зубы и проверить прическу и макияж. Не слишком ли будет, если я приду на занятие с блеском для губ?

Домофон зазвонил в тот самый момент, когда я грела воду для чая. Я ответила:

– Мика?

– Да.

– Волшебное слово?

– Ой. Алохамора?[8]

Я нажала кнопку и стояла у открытой двери, пока он поднимался вверх по лестнице. Он запыхался.

– Аэробика сложнее, чем это?

На нем были странные шорты, как у школьника-старшеклассника. На одной ноге было написано «Брук», на другой – «лин».

– Где ты раскопал эти шорты?

– Тебе нравится? Я нашел их в одном магазине на улице, где живу.

Я прикрыла рот кулаком, пряча улыбку.

– Чаю хочешь? Я как раз собиралась заварить.

Он поморщился:

– А вода есть?

– В холодильнике.

Вода закипела, так что я бросила в чашку чайный пакетик, а потом, извинившись, пошла переодеться в спортивную одежду.

Уже заварился крутой чай, когда я была готова. Я подошла к столешнице, чтобы выбросить пакетик. Мика пристроился сзади и положил руки мне на талию. Его губы коснулись моей шеи. Я застыла на месте, изнемогая от желания, чтобы он прикоснулся ко мне. Моя грудь вздымалась и опускалась, мое сердце билось чаще. Он провел пальцами по моей спине и забрался под футболку. От прикосновения его рук я с головы до ног покрылась мурашками. Как я хотела, чтобы наши губы слились в поцелуе! Я жаждала раствориться в нем.

Когда я повернулась, он разомкнул руки и отодвинул чашку. Потом он поднял меня и посадил на столешницу. Мы оказались лицом к лицу. Он замер и посмотрел на меня, а я – на него. Я спрашивала себя, как умудрилась оказаться с кем-то вроде него – настоящей рок-звездой, сошедшей с постера.

Он провел пальцем по моей шее сбоку.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, какая ты красивая?

Я сдержала смех. Это испортило бы всю атмосферу.

– А Зайон считается?

– Нет.

– Мика?

– Джо?

– Думаешь, ты мог бы поцеловать меня прямо сейчас?

– А как же степ-аэробика?

Я обвила его ногой и притянула ближе.

– Должна сказать, что ты не совсем готов к занятиям. Нужно еще потренироваться.

– Как насчет того, чтобы начать с подъема веса? – Он поднес руки к моим бедрам и приподнял меня.

Я обняла его ногами и положила руку на грудь.

– Тебе нужно добавить нагрузку для сердечно-сосудистой системы.

Он согнул руки, и его мышцы напряглись.

– Можем начать сейчас?

Затаив дыхание, я прошептала:

– Да.

Он отнес меня в комнату и усадил на кровать, а потом закрыл дверь ногой. Сев рядом со мной, он взял меня за руку.

– Джо, я тороплю тебя?

Я приложила его руку к лицу.

– Можешь просто поцеловать меня?

Он откинул волосы с моего плеча и наклонился, чтобы поцеловать меня в шею.

– Здесь?

Я задрожала:

– М-м-м… да.

Он прижал губы к моему уху и взялся зубами за мочку, затем покрыл рядком поцелуев мою щеку.

– Вот так?

Мое лицо запылало.

– Нет. Вот так. – Я запустила руку ему в волосы и просунула язык в рот, исполняя танец страсти на его языке и отдаляясь, как только он пытался поймать меня. Наконец, я сдалась, и мы утонули друг в друге. Он схватил меня за руки. Но я продолжала ощупывать его, надеясь обнаружить место, от прикосновения к которому у него по телу побегут мурашки. Он ослабил хватку, и я провела кончиками пальцев по его спине.

Он закрыл глаза, простонав:

– О мой бог…

Тогда он потянулся к моей рубашке, приподнял ее, а затем снял, и тут его рука наткнулась на инсулиновую помпу, которая была прикреплена к моим шортам.

– Что это?

Я отсоединила трубку и положила прибор на ночной столик.

– Это моя инсулиновая помпа.

Если я надеялась, что он просто проигнорирует увиденное, то мне не повезло.

– Для чего она?

Он вернулся к прибору и потрогал пластырь, прикрывавший место, куда вставляется игла.

– Грубо говоря, она сохраняет мне жизнь.

Он остановился и посмотрел на помпу.

– А ты не должна носить ее постоянно?

– Не волнуйся, все в порядке. – Я взяла его за руку и приложила к пластырю. – Ты удивлен?

Он потрогал пластиковый соединитель.

– Это больно?

– Не особенно. Болит, только когда вставляешь.

Его взгляд метнулся на прибор, оставшийся на ночном столике.

– Так ты отчасти робот?

– Наверное, да.

– Круто. – Он провел пальцами по краю белого тканого кружочка. – Сексуальный робот.

Всякий раз, когда он прикасался ко мне, мою кожу покалывало и мне хотелось увидеть его тело и тоже к нему прикоснуться. Я просунула руки под его рубашку и сорвала ее, потом помогла ему справиться с моим надежным спортивным бюстгальтером.

Его пальцы дюйм за дюймом исследовали мою открытую кожу, приводя меня в такое возбуждение, что я желала его все сильнее и сильнее, до тех пор пока больше не смогла терпеть. Но когда я потянулась к его поясу, он остановил меня.

– Ты уверена?

Я ответила гортанным стоном.

Он вспрыгнул, а я осталась лежать на кровати, недоумевая, принял ли он мычание в духе «о да!» за согласие. Но тут он вернулся и бросил квадратный пакетик на ночной столик рядом с моей помпой. Хорошо, хоть один из нас был способен мыслить здраво.

Как только он лег, я провела пальцем по его боку, а потом по поясу его шорт.

Он схватил меня за руку, и наши пальцы переплелись.

– Остановись. Я хочу насладиться моментом.

Я засмеялась:

– Ты хочешь остановиться?

Он тоже расхохотался:

– Да, мне не нужен просто секс. Я хочу узнать тебя. Я не желаю торопиться.

– Мика? Думаешь, нам лучше не торопиться в следующий раз?

– Ты уверена?

– Мика, ты нужен мне здесь и сейчас. Пожалуйста. Я умираю.

– Что ж, я не хочу, чтобы ты умерла. – С этими словами он очень медленно стянул с меня шорты и стал ласкать, до тех пор пока у меня не затекла спина и я не взмолилась, чтобы он прекратил играть со мной.

Я вцепилась в его нелепые шорты и сдернула их. А потом я решила удостовериться, что он рано или поздно завершит начатое, дотронувшись до самых интимных мест, чтобы усилить его возбуждение.

Он постанывал, пока я медленно его гладила.

– Ты точно не хочешь пойти на аэробику вместо этого?

– Да. Давай пойдем на аэробику. – Я сделала вид, что сейчас встану, пытаясь вывести его на чистую воду.

Но он схватил меня за руку:

– Вернись.

И мы легли на бок, лицом друг к другу, сводя друг друга с ума от вожделения. Как в игре «Кто первый струсит». Кто первый моргнет? Я, если честно, не знала, насколько волнение отразится на уровне глюкозы в моей крови, и очень не хотела останавливаться и проверять. Поэтому я закинула на него ногу и перекатила на спину. Он дотянулся до ночного столика, взял презерватив и открыл его зубами. Я оседлала его и позволила ему войти.

У меня был секс и раньше – главным образом торопливые совокупления в общежитии. Никогда меня не заставляли ждать так долго. Никогда еще я не была так близка к оргазму в момент проникновения. И как только он вошел глубоко, по телу разлилось такое удовольствие, что я упала на него. Потом я в ужасе поняла, что его плоть еще тверда, как камень, и находится внутри меня. Я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Глаза его блестели, а он подмигивал мне.

– Такую реакцию я еще не видел, – произнес он игриво. – Хочешь остановиться?

Я была не готова перестать его трогать и отказаться от ощущения его у себя внутри.

– Нет.

Теперь он уложил меня на спину и совершил вторжение снова. Наблюдая за ним, я ласкала его твердый пресс, соски, плечи. Он был воплощением самой красоты в движении. Его глаза были закрыты, а на лице одно выражение сменялось другим, наконец, он выдохнул:

– О боже…

Скатившись с меня, он лег сбоку, крепко поцеловал меня, засасывая губы и облизывая мой язык своим. Потом он откинулся на спину и признался:

– Я хочу еще.

Он обвил меня рукой, а я опустила голову ему на плечо. Мой пульс так и не замедлился, и я почти пребывала в эйфории. В самой настоящей. Почти как от употребления сахара.

Я схватила помпу и вернула ее на место.

– Никуда не уходи. Мне нужно кое-что сделать.

Я накинула халат и вышла из спальни.

Достав тест-полоску, проколола палец, надеясь, что все нормально. Меньше всего мне хотелось обнаружить, что секс с Микой убьет меня. Показатель был высокий, но не критичный.

Мика пожаловал ко мне на кухню в одних шортах.

– Тебе часто приходится это делать?

– Всего шесть раз в день. Или тогда, когда хочу убедиться, что все в порядке. Я не всегда могу доверять собственному телу. А в прошлую пятницу ты видел, что происходит, когда я пускаю все на самотек.

– Так ты в порядке? Я сделал тебе больно?

– В порядке. Мне было слишком хорошо. А это может быть плохо. Но все в порядке. Все отлично.

Его плечи поникли, и я поняла, что он действительно переживает. Похоже, наступил подходящий момент, чтобы вернуть его к реальности. Я выдвинула ящик и достала маленький ежедневник. Я села за стол и открыла его на сегодняшней дате, потом указала время и прочие детали и написала: «Потрясающий секс».

Я приподняла бровь, посмотрев на него.

– Это мой странный дневник. Я веду его, чтобы понимать, как изменения в привычном распорядке дня влияют на меня. Ты изменил все. И мне нужно удостовериться, что я смогу спрогнозировать свое состояние и скорректировать диету, а еще, вероятно, это. – Я подняла подол рубашки и продемонстрировала помпу. – Возможно, потребуется какое-то время, чтобы справиться с этими проблемами.

Он наморщил лоб.

– Может, в следующий раз я прислушаюсь к тебе еще лучше.

Я потянулась, как довольная кошка.

– Мне нравится, как звучит словосочетание «в следующий раз».

Он тоже потянулся, обнажив прекрасный торс.

– Так чем ты хочешь заняться сейчас?

Я встала и открыла холодильник.

– Надень что-нибудь. Я собираюсь приготовить ужин.

– Ты готовишь?

Я посмотрела на него поверх открытой двери холодильника.

– А ты – нет?

Он поднял руки, сдаваясь:

– Я ем.

Зайон недавно сходил в магазин и забил холодильник красным, желтым и зеленым перцем, луком и говяжьей вырезкой. Я взяла пару перцев и положила их на столешницу, потом отправилась за другими продуктами.

Я бросила взгляд на Мику, и выражение его лица удивило меня. У него был вид, как у паникующего диабетика перед тарелкой конфет.

– В чем дело? У тебя аллергия на перец?

Он откашлялся:

– Нет, просто… Ты же не вегетарианка?

– Ты серьезно? А это могло бы стать проблемой? – Я закрыла холодильник и положила руку на бедро, ожидая, пока он скажет, что я должна есть мясо.

– Нет, я о том, что… – Он стрелял глазами туда-сюда, как будто подбирая слова, которые прятались от него на кухонных полочках, затем глубоко вдохнул и резко выдохнул. – Я могу жить без алкоголя. И наверное, могу жить без сигарет. – Тут его лицо вдруг приняло выражение, как у записного трагика, ломающего комедию. – Но мясо? – Он протер глаза. – Мясо!

Я отрыла холодильник, выхватила упаковку с вырезкой и бросила на стол.

– Мы будем есть фахитос.

– О, слава богу.

– Мика… – Я уселась за стол. – Почему ты думаешь, что тебе придется отказаться от алкоголя? И от сигарет? Конечно, тебе и правда надо бросать курить. Но не нужно делать это ради меня.

Он сел рядом.

– Но разве не сложно находиться рядом с людьми, которые могут делать то, что не можешь ты?

– Глупости! Да. – Я стукнула его по подбородку кулаком. – Не делай глупостей.

– Но я все равно брошу курить. Моя мама тебя за это полюбит.

За дверью забрякали ключи, и мгновением позже вошел Зайон.

– Я думал, вы собирались… – Он остановился как вкопанный. Его глаза увеличились втрое, когда он увидел полуголого Мику за нашим кухонным столом.

Лишь секундой позже я все осознала. Полуголый Мика Синклер сидит за нашим кухонным столом.

Это не казалось таким уж необычным, до тех пор пока я не подумала: надо бы передать Зайону платочек, чтобы вытер слюни с подбородка. На Мике ничего не было, кроме дурацких шорт. В нем не было ни грамма лишнего жира. Хотя ему было за тридцать, у него было тело двадцатипятилетнего завсегдатая спортзала.

– Мика, можно задать тебе вопрос?

– Ага.

– Как тебе удается так хорошо выглядеть при том, что ты пьешь, куришь, ешь всякую дрянь и, судя по всему, никогда не ходишь в спортзал?

Он просиял:

– Ты думаешь, я хорошо выгляжу?

Я бросила в него кухонное полотенце.

– В чем твой секрет?

– Усилители.

Зайон схватил нож и уселся за стол, чтобы помочь мне с перцем.

– Усилители?

Мика указал на перец:

– Помощь потребуется? Похоже, это не слишком сложно.

Я покачала головой:

– Нет, ты лучше развлекай нас. Расскажи нам о своем усилительном волшебстве.

– Ладно, дай секунду. Я почему-то чувствую себя не в своей тарелке.

Он встал и направился в мою спальню.

Зайон шепотом произнес:

– Надеюсь, это не означает то, что я подумал.

К счастью, Мика вернулся уже в футболке. Он заговорил, прежде чем добрался до стола:

– Так вы, ребята, знаете, какие тяжелые усилители звука? До безумия.

– Ты их таскаешь? – спросил Зайон.

– Почти. Я толкаю этих паршивцев по коридору и до лестниц раз в неделю как минимум. Это настоящая тренировка.

– У тебя нет помощников? – Я не видела, чтобы он толкал хоть один усилитель после того концерта.

– Есть. Но я помогаю. К тому же они не появляются из ниоткуда, чтобы разгрузить все, что нужно, для работы в студии. А наша группа – это ведь не только усилители с носильщиками.

Зайон перестал резать.

– Разве там, где проходят концерты, нет собственных звуковых систем?

– Есть, но не всегда. Летом мы играем в таких местах, где нет ничего, кроме сцены. А переносить все оборудование… Чтобы собрать барабанную установку, нужно около сорока ходок. Многие части небольшие, но все это хождение… Оно сжигает немало калорий.

Сковорода нагрелась, и я начала подрумянивать лук. Когда я бросила на сковороду мясо, Мика принялся издавать весьма сексуальные звуки, показывая, что он в восторге от запахов, наполнявших кухню.

Зайон расставил тарелки и сложил в фольгу чипсы из тортильи, чтобы подогреть в духовке.

– Мика, можешь открыть бутылку вина?

Бедняга хотел было выполнить просьбу Зайона, но посмотрел на меня:

– Вина?

– Зайон пьет. Тебе тоже можно.

Зайон схватил два бокала вина.

– Джози, тебе же чуть-чуть можно? – Он поколебался, потом наполнил третий бокал.

– Наверное, сегодня я действительно буду вино. – Я начала накладывать овощи и мясо.

Я не подумала о том, что фахитос будет скворчать и истекать соком, но это было одно из любимых блюд Зайона, а он не возражал перепачкаться по уши. Мика тоже не настаивал на строгом церемониале. Поэтому я с упоением взялась за дело. Мы все были слишком заняты поглощением фахитос, чтобы беспокоиться о том, как выглядим. Я потягивала вино маленькими глотками. Я знала: Зайон просто хочет, чтобы я чувствовала себя уютно, но мне вино даже не нравилось.

Мика спросил:

– Тк шт хчшь делть?

– Что?

Он проглотил еду и повторил:

– Что ты хочешь делать? Что ты обычно делаешь?

Зайон сказал:

– Я обычно читаю о последних медицинских открытиях, а Джози занимается джиу-джитсу.

По правде говоря, я обычно доделывала то, что не успевала на работе, или…

– Черт побери, я так и не отправила мою историю. – Вскочив, я застыла на месте, пытаясь вспомнить, где оставила оборудование. – Жди здесь. Мне надо кое-что сделать.

Пока я искала фотоаппарат, Зайон мучил Мику вопросами об Адрианне.

Мика сказал:

– Прости! Она больше дружит с Адамом и Иден.

Я сидела на диване и подслушивала их, выгружая сегодняшние фотографии. Признаться, я просто отправляла все, не просматривая. Потом включила ноутбук. К счастью, репортаж я написала раньше, поэтому просто переслала текст.

– Готово.

Мика отодвинул стул и повернул его так, чтобы видеть меня.

– У меня есть к тебе вопрос.

– Давай.

– Как тебя лучше называть?

– Что?

– Когда мы познакомились, ты представилась как Джо и Джози. И я знаю, что ты не любишь, когда тебя зовут Аникой. Зайон зовет тебя Джози. Мне нравится Джози. Звучит красиво. И подходит тебе.

– Тогда мне нравится Джози.

– Джози. Думаю, мне надо посвятить тебе песню.

У меня по руке побежали мурашки. Потом я вспомнила о его концерте и спросила:

– Песня в жанре тяжелого рока под названием «Джози»?

Мика поморщился:

– Ты не знакома с моей музыкой, правда? У меня есть несколько акустических компакт-дисков, знаешь ли.

Я побелела.

– Я…

Он подпрыгнул.

– Теперь я знаю, что ты делаешь сегодня вечером. Собирайся.

– Куда мы едем?

– Ко мне.

Он придвинул стул к столу, словно подводя итог обсуждениям, но тут поднял руку Зайон:

– Подожди секунду. Ты придешь сегодня вечером?

Мика пожал плечами, как будто не думал об этом.

– Она может остаться на ночь. – Он посмотрел на меня. – Ты ведь можешь остаться на ночь?

– Ах да. Мне просто нужно собрать кое-какие вещи. – Я встала и схватила маленький чемодан, чтобы собрать всякий хлам, о котором могла беспокоиться только я.

Я открыла холодильник и сделала глубокий вдох, прежде чем начать собираться.

– Во-первых, мне нужно взять пару шприцев. Они только для экстренных случаев, если уровень глюкозы в крови зашкаливает. Я всегда слежу за сахаром.

Зайон вставил:

– Может, даже слишком тщательно. Тебе они не понадобятся.

– Просто на всякий случай. – Я достала маленький черный блокнот и сказала: – Номера для экстренной связи.

Зайон добавил:

– Больница, аптека, я, ее мать, ее доктор – все, кто может понадобиться.

Я положила записную книжку со шприцами.

– Можем сохранить номера у тебя в телефоне. Но для путешествий я держу их в бумажном виде.

Мика нахмурился:

– Тебе это часто бывает нужно?

Зайон положил руку ему на плечо:

– Ей ни разу не понадобился ни один из них, с тех пор как она живет здесь. Но ты должен быть готов. Она каждый день ходит по лезвию ножа. – Он продолжал рассказывать, пока я складывала упаковки с соком и глюкозу в таблетках. – Ее самая плохая привычка – допускать падение сахара в крови. Она никогда не ест достаточно или ест не вовремя. Обычно она говорит, что чувствует головокружение, и пачка сока решает проблему.

– Теперь самое неприятное. – Я схватила тест-полоски и глюкометр. – Я должна показать тебе, как все это работает. Зайон накидал тут подсказок, как расшифровывать показания. – Я принялась листать телефонную книжку, до тех пор пока из нее не выпал маленький листок. – Вот.

Зайон пояснил:

– Если она ни на что не реагирует или показания выпадают из этого спектра, немедленно отвези ее в больницу.

Я бросила взгляд на Мику, надеясь, что моя личная жизнь не полетела в тартарары. Это было еще хуже, чем в тот злосчастный раз, когда Молли Йохансен подошла прямо к Дэнни Берки и сообщила ему, что я в него влюбилась. Мика тер виски, явно пребывая в шоке от происходящего. Я подошла к нему сзади и обняла одной рукой.

– Не волнуйся. Это лишь меры предосторожности. Мне просто надо чуть больше следить за собой, чем всем остальным.

Он кивнул с остекленевшим взглядом. А у меня появилась спасительная мысль:

– Хочешь пойти помочь мне сложить пижаму, чтобы я осталась на ночь?

Он чуть расслабился и снова посмотрел на меня, как на нормального человека.

– Да.

К тому времени как мы подготовились к выходу, упаковав мою одежду, фотоаппараты, ноутбук и весь медицинский скарб, возникло впечатление, что я уезжаю на неделю. Уже в дверях я обняла Зайона, а он прошептал мне на ухо:

– Черт возьми, подруга. Не упусти свой шанс.

Я прошептала в ответ:

– Это мне уже говорили.

Глава 18

Водитель прибыл через несколько минут после того, как Мика отправил ему текстовое сообщение с просьбой забрать нас. Я поразилась, насколько быстро и четко тот отреагировал.

– Этот несчастный постоянно сидит в машине и ждет, когда ты его вызовешь?

Мика смущенно посмотрел на меня:

– Это специальная служба. Они работают посменно. Ты не заметила, что водители меняются?

Я действительно не заметила, потому почувствовала себя как невнимательная придира и, после того как мы сели в автомобиль, сменила тему:

– А что такого мы будем делать дома у тебя, чего нельзя делать у меня?

Он прильнул ко мне и обнял одной рукой, его ладонь едва касалась моей шеи сзади.

– У тебя есть гитара?

Я вновь изумилась тому, какую энергию может нести одно лишь прикосновение. Мы были вместе всего пару часов назад, и я уже хотела оказаться с ним наедине, в его постели и медленно его раздевать. Я задрожала при мысли об этом, а он еще крепче прижал меня к себе.

Водитель выпустил нас в районе Парк-Слоуп на обрамленной деревьями улице, на углу которой располагалось кафе. Мы поднялись по ступеням и вошли в дом. Мне понадобилось оглядеть лестницу у его входной двери, чтобы понять: все три этажа в доме принадлежат ему.

В другом случае я спросила бы, на какие деньги он все это содержит, но вовремя вспомнила, что даже студенты колледжа в Айове знают его имя.

Мика расхаживал по помещению, собирая вещи и запирая двери. Я еще топталась в холле. Мы оба чувствовали себя неловко. Почему-то я так расслабилась в обществе Мики, что совершенно забыла, кто он. Я знала, что он встречался с поклонницами, но это не имело никакого значения. Я знала, что он звезда, но на его поведении это никак не отражалось. Но иногда мне казалось, что зеркало треснет и на меня обрушится суровая действительность. Вот и сейчас я задумалась, как вообще оказалась в апартаментах Мики Синклера в Парк-Слоуп с намерением провести тут ночь.

Он вернулся очень быстро, взяв меня за руку, повел в гостиную с полом вишневого дерева и высокими потолками. Я могла думать лишь о том, как протянуть время до сна, чтобы я смогла снова стянуть с него дурацкие шорты.

Мика провел меня через гостиную, показывая дом, и остановился на кухне, чтобы сложить мою еду и шприцы в холодильник. Его собственный холодильник был ужасающе пуст и легко поглотил мои стратегические запасы. Кухня выходила на маленький дворик через балкон. До этого момента я, пожалуй, не осознавала, что такое зависть.

– У тебя есть двор… – Я открыла дверь и шагнула в вечернюю прохладу. Кирпичный балкон растягивался на пару футов и обрывался там, где начиналась голая земля и заросли африканского проса. Пластиковый стол выглядел дешево и диссонировал с интерьером. Одинокий шезлонг подсказал мне, что Мика не так часто устраивает барбекю-вечеринки на заднем дворе. Окурки на земле позволяли предположить, что Мика любит сидеть там. В одиночестве.

– Ты мне отсюда звонил на днях?

– Да. Вечерами здесь приятно.

Я подпрыгнула, когда о мою ногу потерся кот. Я опустилась на колени.

– Эй, привет! – Кот улегся на спину и заурчал, и я почесала ему живот. – Откуда ты взялся?

– Это Оскар. – Мика сел рядом со мной и почесал Оскара за ухом. – У тебя же нет аллергии на котов?

– Нет, я люблю котов. Он твой?

– Вроде того. Тут еще где-то бродит Феликс. Он почти слепой, поэтому иногда стесняется.

Мика взял Оскара на руки и отнес в дом. Он поставил его на пол и вытащил пакет кошачьей еды из шкафа. Я подумала, что в экстренном случае всегда смоглу съесть кошачью еду. Или кота.

– Где ты их взял?

– Феликс мне достался после благотворительного концерта, который мы отыграли в прошлом году в пользу Американского общества защиты животных. Из-за болезни он не мог найти себе дом. Но он просто отличный кот! А его приятель Оскар просто однажды заявился сюда и не пожелал уходить. Я выпускаю его на тот случай, если где-то поблизости у него есть дом, но всякий раз, когда прихожу сюда, он здесь.

– А кто заботится о них, когда тебя нет?

– Анна. – Он положил кошачью еду под раковину. – Моя домработница. Она заходит, когда меня нет, и проверяет котов.

Мы отправились наверх, чтобы отнести мою одежду в спальню. А потом я последовала за ним по узкой лестнице в подвал. Это помещение разделялось на две части. С одной стороны Мика разместил музыкальное оборудование, с другой – обустроил нечто вроде личного спортзала. Беговая дорожка располагалась перед плоским телевизором, и добрую половину площади занимали огромные весы.

Я приподняла бровь:

– Усилители, говоришь?

Он со смехом сел на маленький усилитель:

– Это реально. Мне о них снятся кошмары.

Рядом с беговой дорожкой лежала записная книжка, и я ее пролистала. Там значился определенный распорядок дня, с четкими правилами, которым Мика явно следовал не всегда.

– Ты пропускаешь много дней.

– Я часто путешествую.

И то правда. Я продолжала листать. Одна пустая страница мелькала за другой.

– Когда уезжаешь в следующий раз?

– Завтра.

Я подняла на него глаза:

– Что?

Он пожал плечами:

– Мы просто едем в Коннектикут. Хочешь с нами?

– Ты спрашиваешь, не хочу ли я завтра отправиться в Коннектикут? – Я положила руку на бедро. – Ты же знаешь, что у меня есть работа, правда?

– Не волнуйся. К субботе я буду дома. Ты не успеешь соскучиться.

Он взял гитару и стал перебирать струны. Я нашла табурет и облокотилась о него, наблюдая за Микой. Уверенно и изящно он взял несколько аккордов. Настоящий профессионал. При этом он не сводил с меня глаз. На самом деле он не играл, а просто баловался.

Я спросила наигранно капризным тоном:

– Ты напишешь про меня песню прямо сейчас?

Он сменил аккорды и начал мелодию, которая показалась мне смутно знакомой. Потом он запел:

– Джози приехала из Джорджии. Она хотела украсть чью-то душу.

Я запищала:

– Нет, нет, нет!

Он перестал играть.

– Я хотел бы сказать, что сочинил про тебя песню за последний час. Иден так могла бы. Но я собираюсь написать стоящую песню, однако на это мне понадобится чуть больше времени. Я могу сыграть тебе что-нибудь другое. Уж просьбу мне выполнить несложно. – Его улыбка раззадорила меня.

– Я действительно хочу хоть что-нибудь послушать. Мне правда понравилось, как вы с Иден пели на прошлой неделе.

Он тихо запел. Я попыталась представить, каково это – сидеть в клубе вроде того, где выступала Иден, пока он будет играть на сцене такие песни. Это было нечто совершенно иное, отличное от того, что он обычно исполнял. Прыгнет ли он в толпу в конце концерта?

Пока Мика играл, облезлый черно-белый кот выглянул из-за усилителя. У него были молочно-белые глаза, и я вспомнила слова Мики о том, что Феликс слепой. Он забыл упомянуть, что у кота отсутствует половина уха. Малыш был неимоверно потрепанный, и складывалось впечатление, что он едва выжил после нечастного случая с участием комбайна. Что бы ни двигало Микой, когда он принял решение взять это жалкое существо к себе домой, это осталось за пределами моего понимания. Но, появившись из небытия, кот принялся тереться головой о лодыжки Мики, пока тот играл, явно фанатея от музыки. Или от Мики.

Вся сцена казалась совершенно нелепой. На вторничном концерте Мика, как божество, сиял на огромной сцене, воодушевляя кричащих фанатов. А здесь, в маленьком подвале, рядом с котом, лобызавшим его ноги, он растворился в своих чувствах. Но даже его спокойствие не могло заставить забыть о власти, которой обладали кончики его пальцев. Он виртуозно владел акустической гитарой. И овладел мной.

Он закончил играть, и мой голос чуть дрожал, когда я выдохнула:

– Вау.

– Да? – Он ухмыльнулся и отложил гитару.

– Да. Можешь написать про меня песню. – Я закусила губу. – Если хочешь.

Он сполз на пол, прислонившись спиной к стене. Когда я опустилась напротив него, он вытянул вперед руку и привлек меня к себе. Я прижалась к его плечу.

Он сказал:

– Я еще никогда не писал песен про настоящую девушку.

– Ты пишешь про надувных кукол?

Он фыркнул:

– Я пишу о мифических девушках. В старых песнях в стиле кантри воспеваются прекрасные грустные истории. Трагические любовные песни. В них я черпаю вдохновение.

– Я чувствую, все это нужно записать.

Его грудь опускалась и поднималась, когда он смеялся.

– Хочешь взять у меня интервью?

– А ты еще не все рассказал?

– Ой. – Он с минуту посидел молча, потом произнес: – Я о многом никогда не говорил. Не говорил прессе. Не говорил маме. И никогда маме не скажу. – Он снова помолчал, прежде чем добавить: – И никогда не говорил девушке.

Я подвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Чего ты никогда не говорил девушке?

– А ты умеешь задавать провокационные вопросы.

– Ты мне скажешь?

Его щеки залились румянцем, а губы дрогнули в полуулыбке.

– У меня такое чувство, что могу и рассказать. – Он встал и протянул мне руку. – Но не сегодня. Пойдем.

Я поднялась за ним по узкой лестнице, а потом очутилась на следующем этаже в его спальне. Прелюдия резко пошла на спад, если учесть, как начинался вечер. Стоя в дверях, Мика спросил:

– Тебе что-нибудь нужно?

Я смущенно посмотрела на него. Должна ли я была на этот раз поинтересоваться, есть ли у него презервативы?

Но он уточнил:

– Полотенца? Дополнительные подушки? Зубная паста? Что-нибудь поесть?

Тут меня осенило:

– Ты отправляешь меня спать?

От ужаса у меня скрутило живот. Неужели я сделала что-то, заставившее его изменить ко мне отношение? Неужели убила его интерес, сдавшись так быстро? Или мои проблемы со здоровьем вселили в него омерзение?

Он сделал шаг вперед и потер мою руку.

– Я знаю, тебе рано вставать, а вчера вечером я и так долго мешал тебе уснуть. Если останусь здесь с тобой, поспать тебе не удастся. Я смог сдержаться той ночью, но о том, что случилось сегодня, перестать думать не могу. С тобой… – Он, задрожав, сделал вдох, что резонировало с моим трепетным желанием. – Понимаешь, я просто не смогу не прикасаться к тебе. Кроме того, думаю, я не смогу уснуть так рано.

– Но мне не обязательно ложиться прямо сейчас. – Я взяла его за руку. – Я хочу, чтобы ты остался.

Он колебался.

– Зайон попросил убедиться в том, что ты отдохнешь. Он сказал, ты себя изматываешь. – Он посмотрел мне в глаза с таким серьезным видом, как будто был нейрохирургом. – Хочу, чтобы ты знала: я тоже могу о тебе позаботиться.

Все это сводило меня с ума.

– Обо мне не надо заботиться. – Мое возбуждение сменилось раздражением, и мне необходимо было что-то съесть до отхода ко сну. – Ладно. Можешь принести мне пачку сока? – У меня урчало в животе. – И крекеры с арахисовым маслом. – Пожалуй, так я почти уничтожу запасы в холодильнике, но лучше это, чем отключиться посреди ночи. А с остатками еды я разделаюсь утром.

После того как Мика сходил вниз и принес мне ночной перекус, я забралась в его восхитительно удобную кровать с телефоном и написала сообщение Зайону:

«Спасибо большое, З. Ты запугал Мику, и он теперь думает, что я фарфоровая статуэтка».

Он тут же ответил:

«Хорошо».

«Он спит на диване».

«ХА. Ты шутишь».

Жаль, что это была не шутка. На королевских размеров кровати Мики нам двоим уж точно хватило бы места. Я и подумать не могла, что окажусь в ней. Но я никак не могла представить, что окажусь в ней одна. Я вспомнила предостережение Иден о странностях Мики. Даже она не могла предвидеть такое.

По правде говоря, мне действительно требовалось выспаться. Я весь день провела на ногах и почти не спала накануне. Да еще получила подарок в виде незапланированного секса под вечер. А потом приготовление ужина. Плюс я пила вино. Я скользнула под одеяло и положила голову на подушку, а потом обнаружила, что мне мешает какой-то комок. Я сунула руку под подушку и нащупала что-то непонятное. Я догадалась, что это, прежде чем вытащила на свет, – та самая изуродованная горилла Кларк. Мика до сих пор хранил ее. Я в жизни ничего уродливее не видела. Но я прижала гориллу к себе и уснула с ощущением уюта и полной безопасности.

Глава 19

Когда я наконец открыла глаза, мне потребовалась пару минут, чтобы прийти в себя. У меня болела голова, и мягкий свет, пробивавшийся сквозь занавески, состояния не улучшал. Я нашла тест-полоску и измерила уровень глюкозы в крови. Мне необходимо было поесть.

Я пробралась на первый этаж и обнаружила в лучах утреннего солнца Мику, который лежал, уютно устроившись на диване. Рубашки на нем не было. Я хотела сохранить в памяти эту картинку, а потому терять сознание и падать на его ковер прямо в этот момент было нельзя – тогда я бы точно ничего не запомнила.

В кухне царил сущий кошмар. В холодильнике рядом с недоеденной пиццей стоял одинокий пакет сока. Я подумала, не съесть ли мне пиццу, но сделала выбор в пользу стакана молока. Пошарив по буфету, обнаружила пачку «Чириоз», банку арахисового масла и крекеры. Я разочарованно покачала головой и принялась искать нож. Очередной день поедания крекеров с арахисовым маслом – ужас, но по крайней мере, это поможет мне продержаться, до тех пор пока мы не поедим нормально.

Наконец у меня в голове прояснилось и я снова почувствовала себя человеком. Я собиралась прокрасться на второй этаж и еще немного поспать, но Мика в объятиях Морфея был так прекрасен, что его изображение годилось для отправки в Лувр. Я осторожно вытащила фотоаппарат из сумки и, скрестив ноги, села на пол, пытаясь найти нужный угол.

Затвор с жужжанием открылся. Мика заворочался. Я отодвинулась, чтобы он попал в кадр целиком, вместе с алым одеялом, которое чуть сползло, обнажив пальцы ног. Его торс и руки просто необходимо было изваять из мрамора. Неужели никто не сохранит это совершенство для истории, кроме меня?

Я сделала еще одну фотографию, и тут его глаза открылись. Я не могла прекратить снимать, потому что каждое новое выражение его лица было еще прекраснее предыдущего.

– Эй! – Он зевнул. – Ты снимала?

– Я не смогла удержаться. Ты такой красивый, когда спишь.

Он нахмурился.

– Только когда сплю? – Он притянул меня к себе. – Ты ела арахисовое масло? – Он провел пальцем по моему подбородку и сунул его мне в рот. Я его облизнула, и он застонал.

Воодушевившись, я провела языком по пальцу, а потом по его ладони. Потом я взяла его руку и провела губами по предплечью, по бицепсу и, наконец, лизнула его у затылка. Он высвободил руку и обнял меня со спины. Прижав меня к себе, он сел, и алое одеяло упало на пол. Мика было обнажен. И, черт возьми, он был рад меня видеть.

Он прикрыл рот кулаком.

– Ну да, вот так ты на меня влияешь.

– Где мой фотоаппарат?

– С ума сойти!

– Я как настоящая эгоистка хочу оставить все это для себя одной. – Я положила руки ему на пресс и ощутила, как задрожали его мышцы. – Тебя нужно отлить в золоте.

– Как насчет шоколада?

– Только не шоколад. В таком случае я не смогу сделать так. – Я наклонилась и облизнула его сосок. Моя рука скользнула ниже, и его спина выгнулась.

– О боже! – Его голос сорвался. – Джози, остановись. Ты сводишь меня с ума.

– Остановиться? – Я убрала руку.

Он схватил меня за запястье и покрыл мою руку поцелуями, добравшись до плеча. Потом он занялся пуговицами моей пижамы.

– Мне нужно тебя видеть.

Я помогла ему раздеть меня. Он ласкал меня нежно. И медленно. По мере того как он продвигался вперед, не пропуская ни клеточки моей кожи, я хотела его все больше. Я ласкала его в ответ. Я положила палец на его губы и позволила ему поцеловать меня. Я погладила его лоб и щеки, обвила рукой его шею и притянула к себе, чтобы ощутить вкус его губ.

Но у него были другие планы, и он, склонив голову, поцеловал меня в шею:

– Ты такая вкусная. Я могу изучать твое тело целую вечность.

Он поддразнил меня, пощекотав внутреннюю поверхность бедра. Я порадовалась бы больше, если бы он схватил меня за волосы и в этот самый момент потащил в пещеру. Но умолять я не собиралась. Не сегодня. Эту привилегию я хотела оставить ему.

Я наклонилась и аккуратно помассировала его яички, заслужив очередное «о боже».

Он расщедрился, положив один палец ровно туда, куда мне хотелось. Тут я схватила его и провела большим пальцем по его стволу. Мы смотрели друг другу в глаза. Я видела, что он готов сломаться, но он, очевидно, прочел то же самое на моем лице.

В это мгновение мы вдвоем произнесли:

– Пожалуйста.

И потом:

– Да.

Его сумка лежала на стуле у дивана. Он потянулся к ней и достал пакет. Потом он взял меня за руку и повел к стулу. Он поцеловал меня между ног. Его язык нашел мое самое чувствительное место, и я застонала. Он поднял голову, но продолжал массировать эту точку наслаждения большим пальцем.

Он на коленях, а я на стуле – идеальное сочетание. Я опустила руки ему на плечи и укусила за шею. Его стон лишь раззадорил меня. Я вонзила ногти ему в спину и вцепилась в мочку уха. Он задрожал и тяжело задышал.

– Ты сводишь меня с ума, Джози. Клянусь, я могу продержаться дольше пяти минут.

Я все еще пребывала в возбуждении, и, вероятно, вид у меня был, как у пьяной. Он облизнул губы.

– Можно? – И, не дожидаясь ответа, он скользнул пальцем внутрь, продолжая тереть, посасывать и пощипывать меня языком и губами, наполняя восхитительной негой. Удовольствие достигло пика, а потом распространилось, мощно отзываясь в каждой клеточке тела, сначала остро, а потом мягко. И тут я вдруг отстранилась, видимо, в переизбытке чувств от такого физического контакта.

Я села и обмякла в его руках. Он уложил меня к себе на колени и крепко обнял. Я обняла его.

– Со мной никогда такого не было. Я никогда не была такой. Ты превратил меня в секс-игрушку, Мика.

– Ты не секс-игрушка. Ты богиня. Думаешь, у меня такое было?

Я видела его подружек. Я видела бесчисленное количество презервативов. Я не хотела бы узнать, что творится в его квартире, когда никто не смотрит.

– Не могу знать.

– Не было. Когда я с тобой, то хочу дразнить тебя каждую секунду. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

– Как книга без конца.

– Или песня, которая становится все прекраснее.

– Да.

– Ты точно не можешь поехать в Коннектикут? Рискнуть? Посмотреть небольшой рок-концерт? Ты не можешь сказать шефу, что едешь туда взять интервью?

– К сожалению, нет. Мой шеф не очень интересуется рок-концертами. Такие новости печатают под другой рубрикой.

– Так почему ты не работаешь в том отделе?

– Конкуренция слишком высока.

– Я могу замолвить за тебя словечко. – Он приподнял брови, как будто хотел сказать, что животные в зоопарке сами могут выбирать для себя публику.

– Можешь попробовать. Но сегодня я должна отбыть наказание.

Он поморщился:

– Наказание?

Я схватила одеяло и набросила его. Мне становилось холодно.

– Ничего такого. Энди пытается преподать мне урок, поэтому отправил на задание в аэропорт.

– Почему он решил преподать тебе урок?

– Он говорит, я слишком мягкая. Считает, я должна нарастить броню или что-то в этом духе.

Мика погладил меня по спине.

– Отличная у тебя броня. Прочная.

Дрожь превратилась в мурашки, и я взмокла.

– Мика… – Я попыталась встать, но зашаталась. Нащупав диван, рухнула на него.

Он тут же подскочил.

– О черт. Что мне делать?

– Сок.

Он вышел из комнаты и вернулся, просовывая пластиковую трубочку в пакетик с соком и постоянно чертыхаясь. Фиолетовая жидкость потекла из места прокола, а соломинка так погнулась, что в ней образовалась дырка. Я выпила сок и откинулась на подушку.

– Глюкометр, – произнесла я.

– Где? – Его лицо побелело от ужаса, но я, немного овладев собой, показала.

Он сходил наверх и вернулся с глюкометром. Я взяла полоску, проколола палец и прижала его к полоске. Уровень глюкозы упал.

– Можешь принести мне ту пиццу, что у тебя в холодильнике?

Он сбегал за пиццей. Я сказала:

– Прости меня за это зрелище.

Я проглотила пиццу, как изголодавшийся зверь. Потом я легла и закрыла глаза. Я не подозревала, что проделываю все это голая, пока он не накрыл меня одеялом. Впрочем, и он одеться не успел.

– С тобой все хорошо? Вызвать врача?

– Все будет отлично. Со стороны это выглядит жутко, но ты все сделал идеально. Можешь только купить еще что-нибудь поесть? – Я попыталась рассмеяться, чтобы разрядить обстановку, но от этого меня стало подташнивать, и я, закрыв глаза, стала ждать, пока головокружение и холодный пот пройдут сами собой.

Мика сидел рядом минут десять, держа за руку, с очень серьезным видом.

– Я убью тебя, да?

– Да, но не так, как ты думаешь.

– Что?

– Прости. Чувство юмора притупилось.

– Мне остаться с тобой? Что тебе нужно?

– Через пару минут мне станет лучше. И мы проведем день, как собирались. Это моя обычная жизнь. Правда, обычно в ней меньше театральщины. Мне нужно понять, что именно скорректировать. Возможно, теперь мне следует больше есть. – Я попыталась засмеяться снова и тошноты уже не ощутила, поэтому села и опустила ноги на пол. Затем снова измерила уровень глюкозы, желая удостовериться, что все в порядке, и спросила: – Можно воспользоваться твоим душем?

Должно быть, он сбегал в магазин, пока я приводила себя в порядок. Когда я вышла из душа, Мика с гордостью показал добычу – от яблока до сэндвича с яйцом, сыром и беконом.

– Мне нужно идти. Я должна успеть на два поезда, чтобы попасть на экспресс до аэропорта.

– Нет, не нужно. Я вызову водителя. Так что садись и поешь.

Мне нравился Мика в образе начальника.

– Дай мне все, что принес.

Я выудила яйцо, к которому прилип сыр, яблоко и пару кусочков цельнозернового хлеба.

– Как ты догадался купить цельнозерновой хлеб?

– Легко! Я просто спросил себя: из чего получился бы самый ужасный тост? Из такого вот хлеба.

Я фыркнула:

– Почему это ты решил принести мне самый ужасный тост?

– Я подумал, он будет полезнее всего.

Мика, стоя у меня за спиной, прочесывал пальцами мои длинные волосы.

– Твои волосы – первое, что привлекло мое внимание. Как шелк.

– А что, если я их обрежу?

Он обнял меня за талию и поцеловал в макушку.

– Это было не единственное, что я заметил.

– Нет? Что еще?

– Что за нахальное выуживание информации, Уайлдер?

Я развернулась к нему и склонила голову, глядя на него.

– Я жду.

Его губы дрогнули в улыбке, и на мгновение мне показалось, что он шутит. Но тут он дотронулся до моей щеки и сказал:

– Твоя кожа сияет, как у золотого изваяния. – Он провел пальцем по моим губам. – С первого дня, как тебя увидел, я заставлял себя не смотреть на твои губы, чтобы не смутить тебя вожделеющим взглядом. Когда ты улыбалась, я думал лишь о том, как однажды я тебя поцелую.

Мои щеки запылали, так я смутилась.

– Ты это говоришь, чтобы я поцеловала тебя прямо сейчас.

– Возможно. – Он улыбнулся своей дерзкой улыбкой. А я все равно позволила ему поцеловать меня. Он отстранился на дюйм. – А ты вообще меня заметила?

Несмотря на то что он профессионально обольщал девушек, я сомневалась, надо ли позволять ему прочитать мою мысль о том, что я была никем, а он – кем-то. Даже стоя в его объятиях, я волновалась, что его оттолкнут мои мысли о безответной любви к нему.

– Возможно, я подумала, что ты симпатичный.

– Симпатичный, – произнес он таким тоном, который обычно используют родители, услышав, как их чадо только что выдало вопиющую ложь.

Его телефон завибрировал, спасая меня от более тщательного расследования. Приехал водитель, и Мика вышел проводить меня и поцеловать на прощание. Он взял с меня обещание звонить, и писать, и обязательно увидеться, когда он вернется из Коннектикута.

Никогда еще двадцать четыре часа не тянулись так медленно.

В аэропорту постоянно возникает ощущение дежавю. Разные люди в миллионный раз повторяют одни и те же схемы. Один день здесь – и кажется, что время остановилось. А три дня точно станут похожи на тюремное заключение. Я написала Зайону: «Узнай что-нибудь о том, кто сегодня летит через аэропорт Кеннеди. Я не могу это выносить».

Зато у меня появилось время обдумать отношения с Микой. Он был прав. Он убьет меня. Только не сексом (хотя я бы выбрала именно такой способ), а собственным невежеством. Он хотел как лучше. Я давала неделю на то, что он будет пытаться выбраться из тупика, а не сумев, сломается. А потом уйдет. Я сама постоянно пыталась найти выход из этого тупика, но мне приходилось с этим жить. Может, мне следовало облегчить ему жизнь и просто отпустить его.

С другой стороны, он был ловеласом и менял женщин чаще, чем я – глюкометры. Вероятно, рано или поздно я все равно ему надоем.

Надоем. Мне и самой все тут надоело. Я прогулялась по открытой для встречающих части терминала в поисках нужных людей. Около одиннадцати приметила группку фотографов и подошла к ним. Я спросила одного:

– Отчего здесь толпа?

– Макколи Лефферт сегодня возвращается из реабилитационной клиники.

Бедняга. Возвращается в зверинец, жизнь в котором так его потрепала. Я подумала, что оставлю этот лакомый кусочек другим. У моих коллег были огромные видеокамеры, так что они смогут двигаться с парнем плечом к плечу, выклянчивая комментарии. Макколи хватит ума промолчать и убраться подальше. Впрочем, одна я не сильно ухудшу его положение, а Энди будет рад получить кадр с блудным сыном. Читателям нравятся истории о звездах, упавших с большой высоты и выбравшихся из глубин своего личного ада. Особенно когда им только семнадцать. Вот я и стояла там, наблюдая за толпой, хдынувшей из терминала, высматривая хоть кого-то похожего на Макколи.

Когда он наконец, появился, я смогла сфотографировать его только из толпы, так что Энди не останется ничего другого, кроме как поверить мне на слово, что на снимках и правда Макколи. Отсюда хорошо видны были лишь бейсболки и микрофоны.

Получалось, мне нужно остаться здесь и попытаться поймать еще одну знаменитость. Зайон написал, что в аэропорту, вероятно, появится актриса, которая не играла уже много лет, но в последнее время часто упоминалась в новостях из-за противоречивых заявлений, сделанных в ходе реалити-шоу по теме «Где эти звезды сегодня?». Он отправил мне ссылку на статью, чтобы я смогла подготовиться.

Другие папарацци были заняты Макколи, и мне удалось сделать четкий снимок этой дамы в огромных солнечных очках и нелепой широкополой панаме.

– Мисс Уокер? – произнесла я, продолжая снимать. – Вы приехали, чтобы поговорить о шоу, которое вышло вчера вечером?

Она прошла мимо, и я побежала за ней.

– Вас неправильно процитировали? Хотите рассказать свою версию? Именно поэтому вы в Нью-Йорке?

Она остановилась, и я тут же включила видеозапись.

– Такие, как вы, выхватываете моменты из жизни людей, выворачиваете их наизнанку, – огрызнулась она, – и превращаете их в мусор. Вся жизнь человека не может уместиться в одной фразе, которую он произнес в смятении. – Она начала задыхаться. – Люди совершают ошибки. Иногда у ошибки есть причина, и в аналогичной ситуации такое может случиться с каждым. Но такие люди, как вы, – ткнула в меня длинным ногтем она, – сидят и ждут, когда человек оступится. Вы сидите и ждете момента, когда сможете испортить кому-то жизнь. Ради чего? Причина в деньгах? В извращенном любопытстве? Зачем вы это делаете?

Я поняла, что она говорит со мной, а не задает риторический вопрос.

– Это просто моя работа.

– Вам должно быть стыдно. Устройтесь официанткой, если это – все, на что вы годитесь. По крайней мере, сделаете хоть кого-то счастливым.

С этими словами она повернулась и ушла. Я записала все на видео, но теперь меня подташнивало при одной мысли о том, чтобы расшифровать такое интервью. Энди точно понравится. Может, даже настолько, что он вернет мне свободу и позволит снова работать на улице.

Материала теперь хватало, и я, собрав оборудование, поехала на метро домой. Я проверила кровь, поела, а потом улеглась на диван, закрыла глаза и собралась чуть-чуть отдохнуть.

Зайон разбудил меня ранним вечером:

– Ты нормально себя чувствуешь? Поймала звезду вчерашнего шоу?

– Нормально, но устала. Можешь выгрузить фото и видео вместо меня? Я забыла это сделать. – И, по правде говоря, я не хотела слушать обвинения этой женщины еще раз. Я зевнула и перекатилась на другой бок, натянув одеяло до плеч.

Зайон включил телевизор и мою камеру.

– Все?

Я еще не удалила театральные фотографии, сделанные днем ранее, но не хотела заставлять Зайона пересматривать снимки и разбираться, какие именно нужно отправить. Энди сам сумеет удалить лишнее.

– Да. Спасибо!

Мы посмотрели вечерние новости, а потом Зайон сказал, что будет готовить цыпленка по-ямайски.

– А потом у меня есть планы. Ты уверена, что ты в порядке? Мика закидал меня взволнованными сообщениями.

– Да, я его знатно напугала.

– Я же сказал, что ты слишком переутомляешься. Сегодня не ходи никуда и просто отдохни. Обещаешь?

Обещать было легко. Мне некуда было больше идти, к тому же Мика позвонил перед концертом и потом сразу после него. И мы болтали часами. Неловкость, с которой он говорил по телефону, куда-то ушла. Я хотела знать о нем все, да и он проявлял ко мне искренний интерес.

Я спросила:

– Можно задать тебе вопрос?

И он ответил:

– Спрашивай, о чем хочешь.

И так я начала узнавать Мику Синклера.

– Что ты любил больше всего в старшей школе?

Он без колебаний ответил:

– Вечеринки. А ты?

– Обманщик. Если ты говоришь «вечеринки», то я скажу «летние каникулы».

– Отлично. Мне нужно соврать и сообщить, что больше всего мне нравилось изучать творчество Шекспира? К тому же, без шуток, меня больше всего греет воспоминание о том, как поздно ночью я прокрадывался домой, опасаясь, что меня поймают.

Я села на колени, оставаясь на диване.

– Ладно, спрошу иначе. Какая у тебя в детстве была любимая книга? – Я говорила тихо, как будто мы делились секретами.

– Не смейся. Мне не разрешали много читать, но «Излом времени» я затер до дыр. И еще «Хроники Нарнии». Мне позволяли читать «Нарнию», но не «Гарри Поттера».

Я никогда еще не слышала, чтобы ребенку запрещали читать.

– Но это всплыло уже в старшей школе.

– И? Пока жил под одной крышей с родителями, я должен был следовать их правилам. Зато я смотрел фильмы.

– О, ты должен почитать «Гарри Поттера». Пообещай, что загрузишь книгу и начнешь читать завтра.

Он рассмеялся:

– Договорились. Но тебе придется пообещать пройти марафон по просмотру какого-нибудь сериала, который я пока не выбрал.

– Ладно. Это забавно. Мне в детстве не разрешали смотреть телевизор. В основном я смотрела каналы Пи-би-эс или Би-би-си Америка. – Перед моим внутренним взором возникла картинка: отец ведет меня за руку в общественную библиотеку. Я увидела это так отчетливо, что пришлось тряхнуть головой, чтобы вернуться к реальности. – Но если уж книга попадала мне в руки, то я бралась за нее с энтузиазмом. Почему тебе не разрешали читать?

– Из-за сатаны.

– Сатаны? Как это?

– Родители переживали, что книги могут развратить меня. За музыку они переживали в меньшей степени. Они явно неправильно расставили приоритеты.

– Так ты хочешь сказать, что поклоняешься дьяволу?

Он тихо рассмеялся:

– Не говори, что ты – нет.

Я вспомнила все, что Леонард рассказывал о миссионерских путешествиях родителей Мики, и задумалась, надо ли поднимать эту тему. Я завернулась в одеяло, отпила воды из бутылки и постаралась придумать вопрос поинтереснее.

– Так ты религиозен?

– Не знаю. Возможно.

– Как это – «возможно»?

– Ну, я не особенно об этом думаю. Иногда мне кажется, что нелепо верить в Бога, раз мы – лишь крошечные песчинки в огромной вселенной. А потом думаю: неужели возможно, что Бога нет? Об этом проще не вспоминать.

– Так тебе нравится путешествовать сквозь вечность?

– Да, я путешественник. А ты?

– У моих родителей были разные взгляды на религию. Отец вроде как исповедовал индуизм. Мама – принадлежала к южной баптистской церкви. К тому времени как отец ушел, мы с мамой снова стали ходить в церковь, но я что-то пропустила. Я понимаю, почему люди верят, но никогда не могла это почувствовать.

– Я чувствую. Мама сказала бы, мои ощущения доказывают то, что моя душа находится в поисках. Но иногда я также чувствую, как будто у неживых объектов есть ощущения, знаешь? Ты никогда не грустила, когда приходилось выбрасывать старую пару ботинок, которые долго служили тебе верой и правдой?

Я фыркнула:

– Ты сумасшедший.

– Я о том, что чувства не всегда верны.

– Не всегда. – Я села и сделала глубокий вдох. – Мика?

– Ага? – Он тоже затих. Потом сказал, что на ночь их поселили в комнатах при казино – шикарных дорогих комнатах.

Такая как раз отлично подошла бы для бурной ночи с фанаткой.

– Можно задать тебе серьезный вопрос? О нас?

– Да.

– Ты просто путешествуешь?

– С тобой? Нет. Я забросил якорь и прочно стою у пристани.

Я улыбнулась. В жизни не встречала человека, который не побоялся бы произнести такое вслух. Это вдохновило меня на то, чтобы задать еще более сложный вопрос:

– Так для тебя это особые отношения?

– Ты хочешь узнать, флиртую ли я с другими девушками?

– Нет. Ты флиртуешь точно, иначе это был бы не ты. Но я хочу знать, чего ожидать.

– А чего ты хотела бы ожидать?

– Мика, ты ходишь кругами. Нельзя отвечать вопросом на вопрос.

– Нельзя? Почему нет? – Он засмеялся.

– Ты наглец.

– Тогда я скажу тебе, чего ожидать. Жди меня дома завтра в районе обеда. Что будем делать?

Я опустила голову на подушку, перекатилась на другой бок и переложила телефон к другому уху.

– Пойдем на блошиный рынок.

– На блошиный рынок?

– С Зайоном.

– Похоже, будет весело.

Я заговорила тише:

– Мика, ты не ответил на мой вопрос.

– Нет? Я думал, ответил.

Если бы я закрыла глаза, то смогла бы представить, как он шепчет эти слова мне на ухо.

– Должно быть, я не расслышала ответ. Можешь повторить?

– Джози, если только ты не отправишь меня восвояси или я в каком-нибудь параллельном пространстве не скажу тебе, что все кончено, ты для меня – единственная девушка на свете.

Глава 20

Должно быть, ночью Зайон отнес меня в кровать. Я проспала все утро и встала отдохнувшей, а не как в последние дни. Встав, я приготовила чай, проверила уровень глюкозы и начала жарить яичницу.

На телефон пришло сообщение от Энди: «Отличная работа, скаут. Возможно, я в тебе ошибся. Приходи в офис в понедельник. Поговорим».

Зайон открыл дверь своей комнаты, на нем был жалкий банный халат. Волосы торчали во все стороны, вероятно, в дань уважения Адрианне, хотя у него они были явно короче.

– Ты когда пришел домой? Вид у тебя, как у героя фильма ужасов.

Из его комнаты выплыла женщина в его не менее дурацком кимоно. Без белого парика я узнала ее не сразу.

Зайон махнул рукой в ее сторону:

– Джози, ты помнишь Адрианну?

– Что за… – Я осеклась. – Конечно. Привет, Адрианна. – Я метнула на Зайона взгляд в духе «пора бы нам поговорить», но он просто зевнул и удалился в ванную.

Адрианна плотнее обернула кимоно вокруг худощавого тела.

– Мы познакомились на концерте Иден на прошлой неделе, верно?

Ее настоящие волосы оказались короткими и отливали красно-коричневым. На коже виднелись шрамы от акне, которые она, очевидно, обычно скрывала под толстым слоем макияжа. Теперь Адрианна напоминала обритого пуделя. Все еще красивая, но совершенно другая без привычного антуража.

Я разбила и вылила на сковородку еще одно яйцо. Было бы неплохо, если бы меня предупредили заранее. Зайону придется мне кое-что объяснить. У меня появился шанс выслушать его, когда она прошла в ванную комнату. Я, приподняв бровь, смотрела на Зайона, ожидая, что он меня просветит.

Он выдвинул стул и сел за стол.

– Ну… мы переписывались и решили встретиться вчера вечером.

– Я догадалась.

Встав, он достал из холодильника сок.

– Хочешь?

– Зачем ты привел ее сюда?

– Она не может приглашать гостей к себе домой. Кто-то может заметить и раструбить об этом. Существует вероятность, что слежку ведут даже за теми, кто приходит к ней в одиночку.

– А как она выйдет отсюда, никто не заметит?

Зайон положил в рот клубнику.

– Она хорошо маскируется.

Увидев Адрианну без парика, я была готова в это поверить.

– Но ее лицо постоянно мелькает в журналах. Ее тут же узнают.

– Ты вообще обращала внимание, как мало в прессе ее фотографий, сделанных на улице?

Не обращала, но теперь, когда Зайон об этом спросил, я задумалась и поняла, что действительно никогда их не видела. Было похоже, что все, и я в том числе, считали ее затворницей.

Адрианна вышла из ванной комнаты в темно-синей футболке с эмблемой Пожарного департамента Нью-Йорка и белых нейлоновых спортивных штанах с полосками по бокам. Она надела кепку козырьком наперед и села с нами за стол. Сказать, что она андрогинна, было бы преуменьшением. В таком виде и при таком росте она вполне могла сойти за мальчика.

– Ой, – произнесла я. – ОЙ. – И тут я внезапно поняла, почему Зайона так влечет к ней. Или к нему? Она посмотрела на меня, но, когда ее примеру последовал Зайон, я пришла в себя и сумела выдавить: – Я просто вспомнила, что должен скоро прийти Мика.

Тем не менее я не смогла перестать таращиться на Адрианну. Можно ли называть ее «она», если она одета, как «он»? Нужно остаться с Зайоном наедине и заставить его ответить на все вопросы. А пока он разрядил обстановку, объяснив:

– Джо встречается с Микой Синклером.

Адрианна застенчиво улыбнулась:

– Серьезно? Тебе очень повезло.

Я бросила на нее недовольный взгляд. В конце концов, тут сидел Зайон. И я тоже.

Она подняла руку:

– Я не в этом смысле. Хотя задница у него шикарная. Я же права?

– М-м-м. Абсолютно права. – Иногда Зайон приводил меня в ужас.

– О боже, дай мне сил. – Я доела яичницу и отодвинула стул, чтобы убрать со стола.

– Ну, правда же, – произнесла Адрианна. – Мика очень красивый. Как внутри, так и снаружи.

Зайон расхохотался:

– Вот что она имела в виду.

– Зайон, мы все-таки идем на блошиный рынок? – Я бросила взгляд на Адрианну. Может, планы Зайона изменились.

– Да. Хочешь пойти? – спросил он Адрианну.

– Конечно.

Я нахмурилась, глядя на них.

– Мы должны подождать Мику.

Встав, я отправилась в душ. Зайон и сам сможет убрать со стола.

Когда я вышла из ванной обернутая полотенцем и с мокрыми волосами, Мика сидел на диване и разговаривал с Зайоном и Адрианной. Он вскочил.

– Тебе помочь?

– Думаю, я справлюсь. Хочешь составить мне компанию, пока я буду одеваться?

Он прошел за мной в спальню. Я принялась копаться в ящиках в поисках симпатичной футболки и шорт, которые бы подчеркивали фигуру, но тут он сам полез в шкаф.

– Вот красота!

– Платье?

– А что не так? Мне нельзя высказать мнение?

– Нет. Можно. Но я должна подобрать другую обувь. Мы будем много ходить пешком.

– Ничего страшного. Может, наденешь его завтра?

– Почему? Куда мы идем завтра? В церковь?

– Если хочешь, то пойдем. Но вообще я собирался навестить родителей. Иден тоже там будет.

– Ты собираешься представить меня родителям?

Он пожал плечами и рухнул на мою кровать.

– Ничего особенного в этом нет. Нам необязательно это делать.

– Нет. Похоже, это будет весело. Мы поедем в западную Филадельфию или в Бель-Эйр – где там жили родители принца из Беверли-Хиллз?

– Я думал, твое детство прошло вдали от экрана телевизора.

– Я не говорила, что всегда соблюдала правила.

Когда я решила, что надеть, возник неловкий момент: я задумалась, следует ли повернуться к Мике спиной. Он сидел на кровати и буравил взглядом узел из полотенца, явно ожидая увидеть нечто большее. И я сбросила ненужный камуфляж. Но, прежде чем я натянула белье, он схватил меня и притянул к себе. В отличие от того, что произошло накануне утром, теперь я стояла полностью голая перед одетым Микой, который поглаживал меня.

– Держи себя в руках. Зайон с Адрианной ждут нас.

– А насколько долго мы будем на людях?

Я и не думала, что это для него важно.

– Ой, я о том, что, если ты против… Хочешь остаться здесь? Или тебе нужна шляпа?

Он сдержал смех и подал мне лифчик:

– Шляпа не помешает мне думать о том, как сорвать с тебя это.

Процесс одевания принес массу приятных моментов, потому что Мика подавал мне каждый предмет, а потом, когда я надевала его, накрывал мои руки своими. Когда я облачилась в нижнее белье, он провел пальцем по внутренней поверхности моего бедра. Я забралась к нему «на ручки», повернувшись к нему лицом и расставив колени.

– Ты усложняешь все еще больше.

– Не больше, чем ты – мне.

Он прижался ко мне, и я застонала. Наши губы соприкоснулись. Я ощущала, как его дыхание согревает мое лицо, и поняла, что точка невозврата пройдена.

– Твоя сумка в другой комнате.

– Есть кошелек. – Его бедро чуть поднялось, и я сползла набок, пока он доставал из заднего кармана кошелек. Я не хотела думать, почему у него всегда под рукой презервативы. В этот момент мне было все равно.

Я расстегнула его ширинку и помогла ему освободиться от оков. Он не потрудился полностью раздеться, прежде чем натянул презерватив, сдвинул мои трусики в сторону и подсадил меня. И вот он уже был внутри. Я сидела на нем, не шевелясь, ощущая его глубоко в себе. Он откинул назад мои мокрые волосы и поцеловал в плечо и шею.

– Можем остаться в таком положении?

Эта просьба была невыполнимой. Малейшее движение приводило в экстаз. Я перевернула его и вскочила сверху, тяжело дыша, а потом вскрикнула так громко, что Зайон нас точно услышал. Но мне было все равно.

Мика сдвинул меня набок и сорвал с себя джинсы, а потом избавился от моего белья. Он мгновенно оказался сверху и внутри, и целовал меня, и вздыхал, и стонал и повторял мое имя, а потом «боже мой».

И вдруг он сказал:

– Я люблю тебя.

Мои глаза расширились:

– Что?

Он остановился, посмотрев на меня.

– Я произнес это так громко?

– Ага. – Я подняла бедра, намекая, чтобы он продолжил.

– Я не должен был этого говорить. Знаю. Прости. Тебе необязательно отвечать. – Он больше не двигался.

– Мика, мы можем вернуться к этому позже? – Я закинула ноги ему на спину и потянула его плечи к себе.

Он снова закрыл глаза и вошел в ритм.

Он не соврал насчет того, что может продержаться дольше пяти минут. Он не спешил, и только после того, как я, задрожав, издала протяжный стон, он набрал скорость и продолжал, пока не свалился на один бок, истекая потом и тяжело дыша.

– Зайон сильно разозлится?

– Хм, нет. – Я уже разобрала, какие звуки доносятся из соседней комнаты Зайона. – Они нашли чем заняться, пока ждали нас.

Встав, я начала одеваться.

– Пойдем. Мне нужно съесть что-нибудь и проверить уровень глюкозы, прежде чем мы уйдем.

Он лег на кровать.

– Не хочешь сначала поговорить?

– Позже.

Я закрыла дверь в спальню и отправилась в ванную, где оставила помпу, пока мылась под душем. Я переустановила ее и принялась делать сэндвичи с индейкой для всех. Мика присоединился ко мне, уже одетый. Я раздала сэндвичи и предложила:

– Давайте поедим и прогуляемся.

До блошиного рынка мы шли пешком. Адрианна с Зайоном обогнали нас на несколько сот метров. Если бы Адрианну сопровождал Мика, ей вряд ли удалось бы остаться инкогнито. Мы остановились по дороге и купили попить. Я несла бутылку воды в одной руке и держала руку Мики в другой. Иногда проходившие мимо люди пристально смотрели на Мику. Никто не остановил нас по дороге, но, когда пришли на рынок, мы замедлили шаг, чтобы рассмотреть все товары. И тут кто-то, потрепав Мику по плечу, спросил:

– Вы Мика Синклер?

Он повернулся и сказал:

– Ага. А вас как зовут?

– Марк.

– Эй, Марк, рад познакомиться.

Парень протянул Мике руку, и они обменялись рукопожатиями.

Марк поинтересовался:

– Можно с вами сфотографироваться? Мой сосед по комнате никогда мне не поверит. Он ваш большой фанат.

– Это прекрасно. – Мика не стал напирать на то, что Марк по сути признался: сам он не большой фанат.

Марк подал мне телефон. Я подумала, что такова будет моя новая обязанность – специалист по селфи со звездами. Я сказала:

– Улыбнитесь!

И нажала на кнопку.

Мика положил руку на плечо Марку со словами:

– Передавайте соседу благодарность за поддержку.

– Он умрет на месте. Спасибо, дружище.

Я поняла, что за нами уже наблюдают другие люди, кое-кто даже осмелился подойти и заговорить с Микой. Всякий раз, когда он спрашивал, как кого-то зовут, то клал новому знакомому руку на плечо или чуть похлопывал по спине. Он говорил что-то приятное каждому подходившему человеку.

– Тебе нужно выдвинуть кандидатуру на выборах, – заметила я. – Ты прирожденный политик.

Он обнял меня, и мы пошли дальше по блошиному рынку разглядывать сувениры. Из хорошего: на блошином рынке не было папарацци. Хотя нет, двоих там можно было найти, но ни Зайону, ни мне не хотелось фотографировать Мику.

У одного прилавка он остановился и примерил шарф с символикой Гриффиндора.

– Меня бы на этот факультет распределили?

– Схватываешь на лету!

– Иногда. Так как думаешь? Куда меня отправили бы?

– Да. В Гриффиндор. Однозначно.

– А тебя?

Я думала сказать ему, что по итогам теста на сайте «Поттермор» меня отправили учиться на факультет Когтевран, но передумала:

– Меня тоже отправили бы в Гриффиндор. Кому-то же надо за тобой приглядывать.

– Эй, сфотографируй меня в этом. Никто никогда не снимает, как я развлекаюсь.

– Что?

Он застыл на месте.

– В смысле, если хочешь, конечно. – Он стащил шарф и положил обратно на прилавок. – Не важно. Я не подумал. Дурацкая идея.

Я оглядела толпу людей, стоявших у соседних прилавков или проходивших мимо. У многих в руках были телефоны. Кто угодно мог сделать фото Мики и загрузить в «Твиттер». Я вздохнула:

– Верни шарф на место. Быть может, я убью двух зайцев. Моему боссу это понравится. – Конечно, не факт, что Энди напечатает эту ерунду, но от меня не убудет, если я повеселю Мику и сделаю снимок.

– Ладно. Идем дальше.

Мы подошли к прилавку с необычайно вульгарными платьями. Мика взял одно:

– Я передумал. Хочу увидеть тебя в этом.

Я расправила юбку платьица, точнее то, что должно было ею считаться.

– Серьезно?

– Может, сегодня вечером?

Я рассмеялась:

– Конечно. Все, что угодно.

Он купил это крошечное нечто. Я сомневалась, что смогу его натянуть, но решила разобраться с этим позже. И так возникало слишком много проблем. И среди них важное место занимало его признание в любви.

Сначала я хотела замять это, но в итоге зациклилась на его словах еще больше. И я знала, что все еще больше усложнится, если мы не поговорим. Но как это сделать, ничего не испортив? Зачем ему понадобилось это говорить? Интересно, если он легко и часто говорит о любви, то о чем он редко говорит с девушками?

Блошиный рынок растянулся на несколько миль. Я повела Мику по направлению к выходу и нашла пустую скамейку.

– Ты не против, если мы немного посидим?

Едва мы разместились, паренек, игравший в сокс поодаль, подошел к нам:

– Эй, а вы не Мика Синклер?

Я чуть не расхохоталась: «Вы издеваетесь?»

Но Мика уже включил мистера Очарование. Я досчитала до ста – за это время он обычно успевал закончить ритуал: рукопожатие, знакомство, фотография, автограф, комплимент, благодарность, прекращение беседы.

– Посиди тут, – попросила я. – Сейчас вернусь.

Я направилась к торговым рядам и бродила там, пока не нашла то, что искала.

Когда я вернулась к скамейке, Мика болтал с девушкой моего возраста, которая заняла мое место. Он увидел меня, дотронулся до ее плеча, сказал, что рад был познакомиться и кивнул на меня. Девушка все поняла и ретировалась.

Я протянула ему бумажный пакет:

– Надевай.

Это были не самые красивые солнцезащитные очки, зато темные и дешевые. На бейсболке был вышит огурец. Я могла бы купить головной убор попроще. Но мне нравилось думать, что кепка с огурцом сделает Мику невидимкой.

– Что это?

– Портативный камуфляж.

– Тебе все это мешает?

– Только когда я с тобой. – Я, поддразнивая, ткнула его в бок. – И нет, не беспокоит, но я хотела поговорить.

– Здесь?

– Ладно, позже.

– Нет, здесь – отлично. Если только ты не решила порвать со мной на людях, чтобы я не устроил скандал.

Я скрестила руки на груди.

– Думаешь, я могла бы сейчас с тобой порвать?

– Мне показалось, я тебя напугал.

– А ты говорил серьезно? Или это был просто секс?

– Это был не просто секс. В смысле, да, но…

– Я не хочу загонять тебя в угол. Можешь забрать свои слова назад. Вероятно, ты произносил их так много раз, что они просто невольно слетели с языка.

Взяв мои руки в свои, он посмотрел на меня своими огромными глазами:

– Я никогда никому не говорил такого, кроме членов семьи, но ты знаешь, что тогда это было совсем по-другому. – Он нервно рассмеялся.

– Но?

– Но я много раз прокручивал это у себя в голове, с тех пор как встретил тебя. Знаешь, любовь с первого взгляда – это ужасное клише. Я боролся с собой, чтобы не сказать тебе ничего такого. Но вдруг слова просто вырвались. Прости. Это несправедливо по отношению к тебе. Я надеялся, ты ответишь мне взаимностью.

Я погладила его руку:

– Слушай. Надеюсь, ты поймешь меня правильно. Я не верю в любовь с первого взгляда. Думаю, если бы что-то подобное существовало, я бы тоже это почувствовала. Я поняла это, когда ты впервые опустился на колени на тротуар в тот день. Но это не любовь. Это влечение, или химия, быть может. Или безумная страсть. Желание изучить тебя, узнать о тебе все, и это одурманивает как наркотик. Но любовь – это не чувство.

– Ты испытываешь ко мне безумную страсть?

– Ага.

– Я это принимаю, – ухмыльнулся он.

Должна признать: мне было приятно услышать его заверение в преданности, но я задумалась, будет ли он испытывать те же чувства после нашей первой ссоры или после того, как уедет на гастроли на месяц. Я всмотрелась в черный пластик, за которым, как я знала, скрывались его глаза.

– Хочу сказать тебе то же самое. – Я не могла прочесть его реакцию за прикрытием, он явно поджал губы, а ведь я предложила все, что могла. – И я не сомневаюсь, что если и скажу когда-нибудь эти слова, то только тебе.

Он расслабился, как будто этого пока было достаточно. В мыслях я рисовала себе образ отца. Он говорил маме, что любит ее, но никогда не обещал беречь ее, и, стоило родным надавить посильнее, сражаться за американскую семью оказалось слишком сложно для него, его так называемая хрупкая любовь куда-то делась. Как я могла доверять чувствам? Разве можно доказать, что они существуют? Разве можно обещать, что они сохранятся надолго?

Я считала, что физическое влечение и любовь преходящи. Никто не говорил о вечном физическом влечении. Это было бы неправдоподобно. Разумеется, некоторым людям везло, и их чувств действительно хватало на всю жизнь.

Но я мечтала о чем-то, похожем на проверенную временем дружбу, о чем-то, что связывало меня с Зайоном, только с большей степенью близости. Я переживала, что Мика, скорее, предпочитает молниеносные страстные романы. Я могла бы дать ему это, если бы сама не хотела большего.

Хватит медлить. Теперь вместо того, чтобы думать, будто мы плавно движемся к стабильным отношениям, я устремлюсь к ожидающему нас финалу. Мика был так быстр – рано или поздно он перегорит и пойдет своей дорогой. Я не могла представить, что убедило бы меня в обратном. Но сейчас я все равно улыбалась, скрывая малейшие признаки внутреннего беспокойства.

Внезапно я вспомнила о времени:

– Мика, мне нужно перекусить или организовать ранний ужин.

Он отправил сообщение водителю, а я – Зайону, чтобы сообщить: мы уходим. Водитель высадил нас у мексиканского ресторана за углом дома Мики. Поужинав лепешками тако, мы отпустили водителя и пошли пешком. Вечернее небо начало меркнуть, а дневная жара еще не вполне рассеялась. Мы болтали, идя рядом, хотя и не держась за руки.

– Я переехал сюда, после того как в чартах взлетел наш первый сингл. – Мика окинул взглядом здания вдоль улицы. – Какое-то время я жил в квартире с одной спальней в Краун-Хайтс.

– Почему ты решил?.. – Я остановилась. Парень, остриженный «под горшок», с прозрачной, как у рыбы, кожей, стоял, облокотившись о перила лестницы, ведущей к дому Мики, и вытирал лоб краем рубашки. Как только он выпустил ткань из рук, наши глаза встретились. Он тут же встрепенулся и принялся искать фотоаппарат, который явно куда-то засунул.

Мика не менял темп, разве что иногда оборачивался и ждал, пока я его догоню. К тому времени как мы добрались до лестницы, парень уже достал камеру и успел сделать несколько снимков. Мика протянул руку:

– Привет. Как вас зовут?

Парень сглотнул и, сунув руку в маленький рюкзак, достал помятый блокнот.

– Меня зовут Джим. – Его руки задрожали, когда он занес ручку над бумагой. – Я собираю материалы для ресурса «Фанблоггер. ком». Слышали о таком?

И я, и Мика покачали головой. Мика скривился:

– Вы относите себя к прессе?

– Мы, скорее, новостной портал, который использует стопроцентный пользовательский контент. Я хотел задать вам пару вопросов.

Мика расслабился и засиял, как обычно на публике. Улыбка была красивой, но я знала, что за ней стоит. Ничего.

– Конечно. Что вы хотели узнать?

Джим достал из сумки телефон и включил запись.

– А вы случайно не видели эту статью? Ее сегодня с утра загрузили в «Фанблоггер».

– Можно? – Мика потянулся и взял телефон. Я наклонилась к нему, чтобы тоже прочитать.

«Мика Синклер прогоняет фанатов у клуба».

Мика облизнул губы.

– Это про вторник? – Джим кивнул, и Мика вернул телефон. – Я был не в лучшей форме. Вы, конечно, можете написать, что я очень люблю своих фанатов и хотел бы извиниться перед этими девушками. Просто вечер выдался неудачный.

Я вклинилась:

– Это моя вина.

Мика вытянул руку, чтобы остановить меня, как будто мы сидели в машине, которая резко остановилась:

– Джо.

Джим склонил голову и окинул меня оценивающим взглядом.

– А вы девушка на заднем плане, верно? Вы Джо Уайлдер, папарацци, которую видели с Микой на прошлой неделе? – Шанса ответить у меня не было, так как Джим продолжил: – Мнения на этот счет разделились. Я думал, что это именно вы. – Его рука потянулась к камере, теперь уже увереннее. Подняв ее, он развернулся к нам и спросил: – Так вы двое встречаетесь?

Мика начал подниматься по лестнице.

– Нет.

– Вы наняли ее как личного папарацци?

– Закончили. – Мика посмотрел на меня, и я поднялась за ним к входной двери.

– Мисс Уайлдер собирает инсайдерскую информацию о ваших последних романах?

Мы стояли молча, пока Мика искал в кармане ключи от дома. Когда он вставил ключ в замок, Джим бросил:

– Наверное, мне придется написать, что вы действительно стали грубы с фанатами.

Дверь открылась, и Мика пропустил меня вперед. Как только между нами и Джимом выросла стена, я повернулась к Мике.

– Почему ты не сказал, что мы встречаемся? Что случилось с парнем, у которого нет секретов от прессы?

Мика поджал губы.

– Джо, я не хотел…

– Ты рассказывал им обо всех девушках, с которыми встречался. Я недостаточно хороша?

Я прислонилась к стене и сползла. Случайная встреча с Джимом расстроила меня больше, чем я ожидала. А ведь он был бледной тенью настоящих папарацци. Впрочем, работал он явно лучше меня.

Мика приблизился ко мне и откинул волосы с моего лица:

– Ты разве еще не знаешь, что ты не такая, как другие девушки, с которыми я встречался? Я хочу защитить наши отношения. Как только мы откроем правду, нам уже будет не избавиться от прессы. По крайней мере, какое-то время. И они начнут копать, Джо. – Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне в глаза. – Я хочу хранить это в тайне столько, сколько смогу.

Я успокоилась.

– Прости. Как ты справляешься с этим? Это же…

– Цена славы. – Он обнял меня, и я забыла о Джиме. – Эй. – Он отклонился назад. – Я купил первый сезон «Сайнфелда». За тобой должок по просмотру сериала.

Я засмеялась:

– Ладно.

– Хочешь нарядиться по такому поводу? – Он протянул мне пакет с блошиного рынка, подмигнув.

– Может, чуть позже. – Эта встреча слишком взволновала меня. – Я хотела бы просто полежать в обнимку. Ты не против?

Он взял меня за руку и поцеловал пальцы:

– Все будет, как ты захочешь.

Глава 21

Поездка к родителям Мики заставила меня вспоминать сериал «Клан Сопрано», пока мы не добрались до Вудбриджа, где все дома, что мы проезжали, имели одинаковый скучный вид. Его водитель припарковался за двумя автомобилями, и, прежде чем выйти из машины, Мика на мгновение задержал меня. Он взял меня за руку и предупредил:

– Тебя многое удивит.

Мы не стали заходить через парадную дверь – вместо этого Мика прошел через ворота и отправился на задний двор. Как только ворота закрылись, послышался женский визг:

– Мика приехал!

Выскочила высокая блондинка и прижала ладони к лицу Мики. Она причитала, что он похудел, и сетовала, что он перестал ей звонить. Это продолжаюсь целую минуту, и лишь потом она заметила, что я стою рядом с ним.

Явно мама Мики. Удивительно, как сильно Мика похож на нее. Увидев его рядом с Иден, я не знала, чего и ждать. А миссис Синклер выглядела, как героиня, сошедшая со страниц журнала «Лучшие дома и сады» пятидесятых годов прошлого века. Ее лицо частично скрывали голливудские солнечные очки и огромная шляпа. Может, моя репутация охотницы за честными фото и меня опередила, но на самом деле рабочего фотоаппарата при мне не было. А если бы и был, Энди все равно не порадовался бы, получив снимки матери Мики.

Я порадовалась, что надела сарафан, проигнорировав просьбу Мики нацепить тот кусок ткани, который он купил мне на блошином рынке. Я надевала его на пять минут прошлой ночью – те самые пять минут, которые прошли, перед тем как он сорвал его с меня.

– А кто твоя подруга?

– Мама, это Джози. Джози, это мама.

Я изобразила самую очаровательную улыбку, предназначенную специально для знакомства с родителями.

– Рада познакомиться, миссис Синклер.

Она махнул рукой:

– О, можешь называть меня Пег.

Иден уже приехала и сидела на веранде рядом с пожилым мужчиной. Я предположила, что это их отец. Он читал свежую газету.

Пег крикнула:

– Смотри, Говард! Мика привез с собой девушку.

Отец Мики сложил газету.

– Я не слепой, Пег.

Пег успокаиваться не собиралась:

– Говард!

Говард, заворчав, отложил газету. И тогда я увидела темные волосы, которые унаследовала Иден. Мне показалось, что некоторая отстраненность также досталась ей от отца. Мика же явно получил неудержимую жизнерадостность от матери.

Подойдя пожать мне руку, Говард очень старался притвориться, что его это совершенно не раздражает:

– Очень рад познакомиться, Джози.

Потом он вновь уселся на стул, спрятавшись за газетой.

В душе я восхищалась подобными выстраданными браками. Как бы нелепо это ни звучало, именно о таком мечтала и я. Я не хотела пустых чувств. Я жаждала глубоких отношений, который выстоят в горе и радости, в болезни и здравии. Мне не нужна была краткая влюбленность, сметающая все на своем пути. Про такие пары, как Пег и Говард, можно, не разобравшись, подумать, что супругам скучно вместе, но на деле, как я уже убедилась, наблюдая за другими умудренными опытом семьями, мужа и жену связывали невидимые узы и они зависели друг от друга, как сиамские близнецы.

Пег переводила взгляд с меня на Мику и обратно.

– И как же вы познакомились?

Глаза Мики засверкали, когда он ответил:

– Она шла по улице.

Неустрашимая Пег не сдавалась:

– По какой улице?

Мика повел меня к столу на веранде и предложил мне стул. Иден встретила меня зловещей ухмылкой:

– Эй. Я заметила, что наш фокус не удался.

Мика произнес:

– Она и тебя втянула в свои фокусы?

– Боже мой! Только посмотрите, какие красивые у Джози волосы! – воскликнула Пег. – Иден, взгляни, как ей удается ухаживать за кудрями, что они не путаются. Чем ты пользуешься, Джози?

Иден приняла такой огорченный вид, что я чуть не поперхнулась. У меня возникло чувство, что она не в первый раз выслушивает подобные скрытые нравоучения. Она попыталась улыбнуться:

– Заходи, Джози! Там полно еды.

Пег всплеснула руками:

– О да. Заходите!

Все, кроме Говарда, прошли через раздвижные двери в гостиную и словно перенеслись в 1970-е годы, где ничего с того времени явно не менялось. Далее мы переместились в более современную кухню. На барной стойке красовались самые разнообразные угощения: горшочек с расплавленным сыром, в котором плавали кусочки красного перца, кастрюля с миниатюрными хот-догами в какой-то коричневато-красной патоке, жареный белый хлеб, намазанный не то майонезом, не то мягким сыром, и десятки пакетов чипсов.

– Не стесняйся, – сказала Пег. – А еще у нас есть клубничная содовая, или, если хочешь, я могу приготовить тебе безалкогольную «Маргариту».

– Из чего вы ее готовите?

– В основном кислая основа и «Севен-ап».

Я разглядывала стол с вредными яствами, придумывая, как отказаться, не слишком обидев эту женщину. Но тут Мика спокойно объявил:

– Она не может такое есть, мам. Она диабетик.

Иден нахмурилась:

– Прекрасно.

Пег заметила:

– Моя кузина – диабетик. Ей каждый день приходится делать уколы. А тебе?

– Нет, мэм.

Мика засмеялся.

– Она наполовину робот. – Он направился к холодильнику и начал доставать продукты. – Как насчет молока и…

Было весело наблюдать за тем, как он пытается подобрать для меня еду, если учесть, насколько мало времени он со мной провел. Он вытащил сельдерей, арахисовое масло и фаршированное яйцо.

– Мам, у тебя есть цельнозерновой хлеб или крекеры?

Иден вставила:

– Может, ты и мне что-нибудь подберешь?

Пег потрогала лоб Иден:

– Ты себя хорошо чувствуешь, Иден? Ты немного бледная.

– Мам, я всегда бледная.

– Ты ведь не заболела?

Иден на секунду задержала на мне взгляд, прежде чем ответить:

– Я в порядке, мам.

Когда Мика выдал нам по тарелке и чашке молока, Иден обратилась ко мне:

– Пойдем, Джо. Я хочу показать тебе фотографии, о которых рассказывала.

Она повела меня в гостиную, где стояла цифровая рамка и в случайном порядке показывала фотографии Мики и Иден. Некоторые были сделаны в далеком детстве. На большинстве Мика держал гитару. А когда руки у него были свободны, он то кривлялся, то стоял у каких-то совершенно непотребных дорожных знаков либо на фоне чего-то непонятного.

– О, а это сняли тем летом, после которого Мика уехал из дома. – Юные Иден и Мика сидели на подъездной аллее у этого самого дома. Волосы Иден были короче и вились сильнее, а руки и ноги напоминали палочки. Девушка, которая стояла рядом со мной сейчас, округлилась и, похоже, начала набирать вес.

– Как ты себя чувствуешь?

Она инстинктивно положила руку на живот.

– Хорошо. Но если честно, то добрую половину времени меня тошнит. Доктор, однако, говорит, что все хорошо. – Она заговорила тише: – В пятницу я услышала, как бьется сердечко. Жаль, Адама рядом не было. Но он вернется домой на этой неделе.

– Так… ты действительно беременна? – Меня изумило, что в этом доме, где собрались члены ее семьи, единственным человеком, знавшим ее секрет, была я – представитель желтой прессы, потенциальный враг.

Она засмеялась так, как будто к ней применили прием Геймлиха, быстро и жестко.

– Ты думала, я вру?

Я пожала плечами.

– Когда мы познакомились, обо мне тебе было известно только то, что я работала на Энди. Зная кое-что о тебе, я предполагала, что ты могла бы сочинить для меня историю, которая потом оказалась бы фальшивкой.

Она дотронулась до моего запястья.

– Я хочу, чтобы ты поняла: я научилась доверять тебе. Но ты права – сначала я беспокоилась. – Она вздохнула. – Ничего личного, но ты явно была не лучшим кандидатом из всех, кто мог нас обнаружить. Мы поступили глупо, затеяв разговор на эту тему, пока ты бродила рядом. Я благодарна, что ты сохранила это в тайне.

– А как иначе.

– Я думала рассказать моим родным об этом сегодня, но на следующей неделе тоже можно. Адам хотел бы присутствовать. Его похвалят, и он поднимется еще на одну ступень на лестнице уважения в глазах моей мамы.

– Отличные новости!

– А что касается маминой похвалы… Я наконец хоть в чем-то обошла Мику, и тут он заявляется с тобой.

– Ты о чем?

Она закатила глаза.

– Ты не представляешь. – Она села в кресло, поджав под себя босые ноги. – Раньше она постоянно требовала, чтобы я нашла себе парня. Какого угодно. Это не давало ей покоя. А вот Мика всегда все делал правильно. – Она рассмеялась. – Слава богу, я встретила Адама.

– Мика никогда не приводил домой девушек?

Она встала и подошла к двери, бросив взгляд в коридор.

– Слушай, то письмо, которое я отправила тебе на прошлой неделе… – Она присвистнула. – Я рада, что ты не сбежала, когда прочитала его. Но ведь я оказалась права, разве нет? Он светится от счастья всякий раз, когда видит тебя.

– Он самый честный человек, которого я встречала.

– Да, он такой.

– Я так и не поняла, что он во мне нашел. Да и соответствовать его ожиданиям сложно.

Она прикусила губу и окинула меня оценивающим взглядом:

– Ты мне правда нравишься, Джо. Но, я надеюсь, ты будешь с ним осторожна.

В коридоре послышался голос Мики:

– А вы куда делись? – Он вошел в гостиную. – Пойдемте во двор вместе со всеми. Мама хочет всех нас сфотографировать.

Уходя, я посмотрела на цифровую рамку и задумалась, будет ли в ней когда-нибудь крутиться мое лицо, застывшее в сегодняшнем дне. Или же наоборот жизнь закрутится так, что я вылечу пулей из вселенной Мики?

Пег стояла во дворе, раскладывая рождественскую гирлянду, самым любопытным образом обвивавшую ее розовые кусты. Она помахала нам и предложила попозировать в разных вариациях: Мика с Иден, Мика с Иден и со мной, Мика со мной.

Периодически она с потерянным видом смотрела в видоискатель:

– Говард, как будто что-то не работает! Я нажимаю, но вспышки нет.

Говард не отрывался от газеты.

– Пег, середина дня! Тебе не нужна вспышка.

Мне следовало предложить сделать фотографии за нее, но у меня было чувство, что ей нравился сам процесс. Она подтолкнула меня к Иден со словами:

– Как жаль, что Адама с нами нет. Куда он отправился на этот раз?

Иден отвергла попытки Пег положить ее руку мне на предплечье.

– Он в Японии, мам.

Пег отошла на три шага назад и снова уставилась в видоискатель. Я поморщилась, когда она закрыла пальцем объектив.

– Не понимаю, зачем тратить столько денег на перелет до Японии лишь для того, чтобы поиграть. – Она щелкнула затвором. – Говард, теперь фотографии розовые.

– Мама, Адаму платят, чтобы он играл в Японии.

Пег передала фотоаппарат Говарду, попросив разобрался с ним. Говард отложил газету и вклинился в разговор:

– Мика хорошо зарабатывает, но никогда не уезжал так надолго. Почему Адам не может выступать поближе к дому?

Иден так сильно сжала губы, что я испугалась, не прокусит ли она их.

Мика вставил:

– Группа Адама известна на весь мир, мама. Я с радостью выступил бы хедлайнером какого-нибудь шоу в Японии.

Пег налила себе стакан какого-то ярко-зеленого зелья, в котором плавали квадратики, как я надеялась, из фруктов. Может, это были ананасы?

– Мика, разве ты смог бы понравиться такой милой молодой девушке, если бы болтался по всему свету? – Я залилась густым румянцем и уставилась в пол. Она добавила: – Удивительно, что Иден вообще сумела назначить дату свадьбы.

Я встрепенулась и перевела взгляд с Иден на Пег. Говард вернул камеру Пег, и та снова занялась настройками, явно забыв о том, что рядом с ней тикает часовой механизм взрывного устройства. Если бы я поинтересовалась датой, Пег наверняка сказала бы мне. А что могла сделать Иден? И почему мне нельзя спросить? Иден перехватила мой взгляд.

Говард нарушил тишину:

– Пег, думаю, дети пока не хотят объявлять дату свадьбы.

Пег поджала губы:

– Ой, ну ладно. Здесь все свои. Нет никаких причин что-то скрывать. – Она снова подняла фотоаппарат. – А теперь все улыбнитесь.

После приятного дня с семьей Синклер водитель забрал нас, чтобы отвезти в Парк-Слоуп. По дороге у Мики зазвонил телефон, и он поморщился, глядя на экран.

– Хорошего не жди, – сказал он и взял трубку. – Привет, Сэнди. Что стряслось?

Голос его собеседника напоминал комариный писк – такой же пронзительный и надоедливый.

– Точно, я знаю, но… – Он опустил голову, принимая поражение. – Ладно. Не будет.

Он отключился от звонка. Я взяла его за руку:

– Проблемы?

– Это мой агент. Она в ярости от того, как я вчера повел себя с Джимом. Она говорит, что знала про этот дурацкий фанатский блог, но не беспокоилась, потому что никто не воспринимает его всерьез. И новость вряд ли разнеслась бы, если бы я не усугубил все.

Я пожала плечами.

– «Фанблоггер»? Его и в «Гугле», наверное, не найдешь. Я не переживала бы об этом.

– Да. Я и не переживаю. – Но выражение его лица говорило об обратном.

– Ты всегда потрясающе держишься с фанатами. Не думаю, что они отвернутся от тебя за один вечер лишь потому, что кто-то публикует сомнительные истории в непонятном блоге. – Поняв, что это его не убедило, я добавила: – Я тебя уверяю, Энди не стал бы развивать подобную тему. Слишком мелко. – Но, если честно, раз уж агент Мики раскопала историю, то ее найдет и Энди. И на следующей неделе он вполне может раздуть сюжет, представив Мику грубияном. И вероятно, он будет рассчитывать на то, что я это все поддержу.

Мика обнял меня.

– Я серьезно. Ничего страшного. – Но сам воздух, казалось, был пропитан тревогой. Какое-то время мы ехали в тишине.

Когда его телефон зазвонил снова, он выпрямился и отчеканил односложные ответы:

– Да.

– В шесть.

– Нет.

– Отлично.

На этот раз он отключился с улыбкой.

– Что это было?

– Подожди – увидишь. – Его шаловливый тон вернулся. Он попросил водителя включить радио и принялся подпевать в такт песне группы «Стив Миллер бэнд», делая вид, что не замечает моих удивленных взглядов. Я прижалась к нему и почувствовала, как его плечи расслабились.

Когда мы добрались до его дома, он почти смеялся, отпирая входную дверь. Из квартиры распространялись божественные ароматы, и Мика потащил меня на кухню. Я в смущении последовала за ним.

– Что происходит?

На кухне стоял незнакомец в белом поварском халате и нарезал лук.

– Добрый вечер, мэм, – сказал он, – сэр.

На лице Мики отразилось ликование.

– Джози, это Пратош. Он будет для нас готовить.

– Пратош? – Я решила проверить ржавый засов, на который закрылись одни ворота много лет назад, и спросила: – Niṅṅal Malayāli ākunnu?

Что означало: «Вы малаяли?»

Не отрываясь от еды, он спросил в ответ:

– Niṅṅaḷ Malayāḷa sansārikkumēā?

Я попыталась ответить, но прошло слишком много времени.

– Нет, не получается.

Время оборвало еще одну ниточку, связывавшую меня с отцом, и еще больше отдалило его от меня.

Мика нахмурил брови, пытаясь понять, о чем мы говорим, и я объяснила:

– Я спросила, говорит ли он на малаяламе. Ты вызвал малаяламского повара?

– Да, решил удивить тебя, устроив что-то совершенно неожиданное.

Я попыталась отмахнуться от нахлынувших чувств.

– Я не говорила на малаяламе, с тех пор как… – Мой голос предательски дрожал, как будто я огорчилась, хотя это было не так.

Мика пришел в ужас:

– Ой, прости. Я подумал…

– Все в порядке. Это прекрасное напоминание. Я не пробовала кухню Керала со времен детства.

Изучив блюда на стойке, я удивилась, что все приготовленное мне можно есть. После визита к матери Мики я беспокоилась, что мне вечно придется рыться в буфетах в поисках объедков и чего-то, годящегося для меня.

– Пратош, все выглядит просто чудесно. Спасибо вам.

Пратош поставил перед Микой глубокую чашу.

– Я смешиваю имбирь, зеленые перцы чили, куркуму и кокосовое молоко. – Он все перемешал и подал чашу Мике.

Я склонила голову, глядя, как Мика перемешивает ингредиенты. Его улыбка, исполненная энтузиазма, вернулась.

– Пратош будет учить меня готовить.

Я догадалась, что Пратош собирается учить Мику готовить именно здоровую еду. Повар высыпал креветки из пластикового пакета в другую чашу.

– Мэм, вы едите креветки?

– Да, Пратош. Я люблю креветки.

Он промыл креветки и передал Мике:

– Положите их в соус, чтобы замариновались.

Они вместе приготовили креветки, перемешали салат, разложили еду по тарелкам и подали на стол.

Мика расставил бокалы.

– Что мы будем пить, Пратош?

– Воду с добавлением клубники и лимона, сэр.

Пратош поставил на стол графин с розовой водой, и Мика налил мне бокал.

Я сделала глоток.

– Ух ты! Пратош, это удивительно. Вы знаете, сколько там сахара?

– Три грамма в одном бокале, мэм.

– Невероятно. – На вкус вода была сладкой, прохладной и приятной.

Мика не мог сдержать радости:

– Тебе нравится?

Я потянулась через стол и поцеловала его.

– Не могу поверить, что ты все это устроил. Это нереально.

– Пратош, что у нас на завтрак?

– Это сюрприз, сэр.

Завтрак?

– Пратош, вы остаетесь с нами?

– Нет, мэм.

Мика объяснил:

– Пратош специализируется на особых меню. Я нанял его приготовить для нас ужин и, как говорится, научить меня азам. Я не хочу, чтобы ты еще хоть раз была вынуждена искать арахисовое масло и крекеры.

– Не знаю, что и сказать. Спасибо. Я потрясена.

– Пратош, а вы сделали еще кое-что, о чем мы договорились?

– Да, сэр.

Пратош открыл холодильник и продемонстрировал целый запас пластиковых коробочек, как из ресторана. Он достал одну. В ней лежали различные продукты. Это было похоже на тщательно собранный перекус. В той упаковке, что он продемонстрировал, оказался небольшой бутерброд из цельнозернового хлеба, несколько морковных палочек, маленький пакетик молока и миндаль.

Мика сказал:

– Так что у тебя не будет гипогликемии.

– Гипогликемии? – Я рассмеялась. – Ты провел расследование?

– Я хотел понять, что тебе приходится испытывать. Не знаю, как ты это выносишь, Джози. Я просто с ума схожу. А ты берешь и справляешься. Ты невероятная.

– Ты тоже. Я поражена.

– Что ж, давай поедим. Креветки остывают. – Он оглянулся и посмотрел на нашего повара: – Пратош, как будет «креветка» на мала…? – Он скорчил мне рожицу.

Я помогла ему:

– Малаяламе.

Пратош сказал:

– Cem’mīn.

Мы с Пратошем обменялись насмешливыми взглядами, когда Мика попытался повторить. Потом он отважно спросил:

– Как сказать: «У тебя красивые глаза»?

– Niṅṅaḷ manēāharamāya kaṇṇukaḷuṇṭ.

Мика сник.

– Как насчет «красивая»?

– Manēāharamāya.

Мика повторил. Получилось даже похоже. Во всяком случае, некоторое сходство прослеживалось.

Я сказала:

– Nandi. Это значит «спасибо».

– Почему тебе досталось легкое слово?

Я провела пальцем по его щеке.

– Мика, ты manēāharamāya. И выглядишь неплохо.

За ужином я рассказала ему, как в детстве ездила в штат Керала.

– Я пробыла там неделю, но все помню куда лучше, чем свою учебу в старших классах школы.

– Мы должны туда съездить.

– Я хотела бы поехать с тобой.

Представив, как познакомлю Мику с отцом, я задумалась, не будем ли мы в итоге так же кричать друг на друга, как когда-то мой отец с дедом. Забавно, что мы позволяем почти незнакомым людям влиять на нашу жизнь.

Я поблагодарила Пратоша за чудесные блюда и сказала Мике.

– Это было так мило с твоей стороны. Спасибо, что позаботился обо всем.

– Ты сама попросила. – Он налил себе еще один стакан клубнично-лимонного напитка.

– Что?

– В первую ночь, когда осталась тут. Или утром. Ты попросила, чтобы здесь были запасы съестного.

– Правда?

– Ты меня чертовски напугала тем утром. Но уж с этим я справлюсь, Джози. Ты не должна страдать от недостатка продуктов. Согласна?

– Согласна.

– Хочу, чтобы ты была счастлива. И здорова. И просто… была здесь.

После того как мы сожгли калории после ужина, причем очень при этом старались, Мика заснул быстрее, чем я. И я, прижавшись к нему, принялась обдумывать все, что пережила за этот день. Встреча с семьей Мики позволила мне убедиться: у него перед глазами всегда был пример стабильных долгих отношений, однако пока он ограничивался короткими, ничего не значащими интрижками. Почему для первой попытки построить что-то стоящее он выбрал именно меня?

Я выросла в неполной семье и всегда пыталась держаться подальше от кого бы то ни было, кто напоминал бы в какой-то степени моего отца. И все же почему-то я запала на парня, который сменил, возможно, десятки женщин, вновь и вновь подтверждая, что на него нельзя рассчитывать в плане создания крепких отношений.

И как вообще ему удалось втянуть меня в отношения? Как я сама это допустила?

Меня беспокоило то, что я совершенно не волнуюсь. Несмотря на все неопровержимые факты, свидетельствовавшие против Мики, я хотела доверять ему. Но я не могла со всей определенностью понять, не ослепляло ли меня мое желание доверять. Или, может, я видела то, что хотела видеть?

Если бы я сказала ему, что уже достаточно развлеклась и готова идти дальше, отпустил бы он меня, как других? Или стал бы за меня сражаться?

Он заворочался и закинул руку за голову – я заметила, что он делал так только у себя дома в собственной кровати, когда был спокоен и чувствовал, что находится в полной безопасности.

Завтра после работы поговорю с ним о своих чувствах и сомнениях. Я закрыла глаза и пролежала без сна еще целый час, репетируя речь.

Глава 22

Утром я едва не расплакалась, когда Мика поставил передо мной тарелку блинов. Пратош показал ему, как делать их из цельнозерновой муки с грушами и имбирем. Мика выпрыгнул из постели, прежде чем я проснулась, и принес мне глюкометр. К тому времени как я приняла душ и оделась, половина теста уже отправилась скворчать на эксклюзивную сковороду.

Он поцеловал меня в лоб и опустился на стул, готовясь начать завтрак.

– Ты как-то сказала, что лет пятнадцать не ела блинов.

Поглощая до неприличия прекрасные и слегка подгоревшие блины, которые он испек (почти) своими руками, мы вели восхитительно банальную беседу.

Я откусила очередной кусочек и застонала от удовольствия, а потом спросила:

– Что собираешься делать сегодня?

– Планирую сжечь завтрак в моем личном спортзале, а потом поработать над песней, которую пишу. И-и-и еще я собираюсь хорошенько поспать после обеда. – Он сладко потянулся, как будто собирался отправиться в постель в ту же секунду, как я уйду.

У меня возникло подозрение, что он упомянул о дневном сне, чтобы я не расспрашивала его о песне, но я все же поинтересовалась:

– А что за песня?

Он поджал губы, как будто с трудом сдерживал улыбку, и я поняла: он что-то задумал.

Когда мы покончили с завтраком, Мика отправил меня на работу, снабдив коробкой с едой и наградив поцелуем.

Пока водитель увозил меня все дальше от Мики, который стоял на тротуаре и становился меньше и меньше, я подумала, как невероятно мне повезло. Как будто я выиграла в лотерею, при том что никогда не покупала билет. Неужели в целом свете найдется человек лучше Мики? Я даже представить такого не могла.

В первый раз за почти целую неделю я вошла в офис с таким ощущением, словно вернулась из отпуска. Я не видела Зайона с субботы. Он бросил на меня странный взгляд, когда я прошествовала мимо него, так что я схватила его за локоть.

– Мне нужен кофе. Пойдем со мной.

Мы вместе пошли в Вашингтон-сквер-парк. По пути Зайон завалил меня вопросами о Мике, и я рассказал ему, как мы ездили в Нью-Джерси, а еще про Пратоша. К тому времени как мы добрались до парка, Зайон только что не придумал имена нашим с Микой детям.

Мы устроились на скамейке и стали наблюдать за людьми, выгуливавшими собак. Зайон ткнул меня в плечо:

– Похоже, ты действительно счастлива. Мика – настоящая находка, да?

– Да, так и есть. Но что у тебя с Адрианной?

Он разложил руки по спинке скамейки и положил ногу на ногу, приняв несколько самодовольный вид.

– Ладно. Ты уже знаешь, что она подписалась на меня в «Твиттере»?

– Да.

– Мы начали флиртовать. Очень активно. Это вылилось в крайне неприличный, непристойный и очень откровенный разговор. Она сказала, что хочет со мной встретиться.

– Когда это было?

– В прошлую пятницу. Я разнервничался и сказал ей правду. Я объяснил, что никогда раньше не был с женщиной, но готов попробовать. Я хотел подготовить ее на тот случай, если меня ждет эпический провал.

– И что произошло?

– В пятницу вечером я согласился встретиться с ней в баре. Когда она появилась, я не узнал ее. Ты же видела ее. Она меняется, как хамелеон. Мы нашли круглую кабинку, где можно было уединиться и поговорить. Я сел рядом с ней, а потом она вдруг поцеловала меня.

Я ткнула его в бок локтем.

– И как это было?

Он заморгал.

– Если бы она была в великолепном образе поп-дивы, то я задумался бы, все ли у меня в порядке с головой и со мной ли это вообще происходит. Но тогда у меня были правильные ощущения. Все казалось естественным. И я понял.

– Что она?..

– На сто процентов мальчик.

– Я знала! – Я видела, как она совершила перевоплощение, достойное мадам Баттерфляй, у нас в квартире, поэтому не удивилась, но все же. Я ощутила укол раскаяния из-за собственного чрезмерного любопытства. – О боже, Зайон. Прости за мою навязчивость. Это вообще меня не касается.

– Ты когда-нибудь замечала, что задаешь бестактные вопросы, только когда не собираешься публиковать ответы? Ты ужасный репортер.

Я подтолкнула его плечом.

– Ну я же знаю, с кем имею дело. – Зайон сидел на пороховой бочке.

– Ну да, я понимаю, что в этой области провалилась полностью.

Два «желтых» репортера раскрыли ее секрет, и это давало повод задуматься о главном.

– Как именно это работает? Она очень известная личность.

Он пожал плечами:

– Знаешь, слухи ходили всегда, но я думал, будь это правдой, ее поймали бы уже давно. Можешь представить, сколько людей занимаются ее гардеробом для каждого отдельного концерта?

– И ты не собираешься обогатиться на такой новости?

– Ни в коем случае. Она очень милая. Она готова к тому, что вся эта история в конечном итоге раскроется. И даже готова рассказать сама, когда придет время. Но это разрушит ее карьеру и сделает всеобщим достоянием ее личную жизнь. А меня это лишит всякого шанса поддерживать с ней полунормальные отношения. Поэтому нет. Я не буду публиковать эту историю. И я верю, что ты тоже не будешь.

– Нет. Но почему она доверила нам такую большую тайну?

Он упер локти в колени, вцепившись пальцами в стаканчик с кофе, и повернулся ко мне, зажмурившись от яркого солнца.

– Адрианна доверяет тебе потому, что тебе доверяет Мика. Вот так все просто.

– А почему она доверяет тебе?

– У нее нет особого выбора, понимаешь? Если только она не хочет провести всю жизнь взаперти и переписываться в мессенджерах. Из ее рассказов я понял, что так жить она тоже пыталась и теперь готова пойти на тщательно продуманный риск. Я дал ей слово. Я сказал, мне безразлично, кто она, и она может мне все рассказать. Я в любом случае хочу быть с ней. И она все мне рассказала.

Я приподняла бровь.

– Все?

– Да. Всю свою историю.

Мы замолчали, и у меня в голове роились миллионы вопросов. Но все казались неуместными. Однако ведь рядом со мной сидел Зайон.

– Можно спросить тебя кое о чем?

– Спрашивай, о чем угодно.

– Она хочет что-то в себе изменить?

– Непохоже. Шутит, что она гетеросексуальная девушка, которую заточили в теле мужчины-гея.

Я фыркнула:

– Она и правда смешная.

Он не засмеялся, а принялся разглядывать ногти.

– Выясняется, что и я отчасти гетеросексуален, поскольку она нравится мне такой, как есть. – Должно быть, последнюю неделю его разрывали противоречия, какие мне и не снились, но он все скрывал.

– Так она… – Я присвистнула, пытаясь подобрать слова.

Но Зайон прочитал мои мысли.

– Считает ли она себя женщиной?

– Это ужасный вопрос.

– Она рассказала бы тебе сама, если бы была здесь. Иногда она чувствует себя женщиной. Но не всегда.

– Мне надо как-то с этим разобраться? Чтобы понять, какие местоимения я должна использовать.

Зайон накрыл мою руку своей и потер мой большой палец.

– Не переживай ни о чем. Она и так оценит, что ты уважаешь ее право быть не такой, как многие другие, но в принципе с ней очень легко. Люди совершают ошибки похуже грамматических. – Он покачал головой. – А я всегда думал, что это мне тяжело. Представить не могу, как ей живется с этим. И все же она справляется, живет.

Услышав его слова, я вспомнила, как отреагировал Мика, услышав о моих проблемах. И тут я поняла, насколько все это важно для Зайона. Я разберусь, как и когда обращаться к Адрианне, позже. Сейчас только одно имело значение.

– Тебе она и правда нравится?

– Да. Не знаю, насколько сильны ее чувства ко мне, но, полагаю, она здорово рискует, если не рассматривает серьезные отношения.

Я переваривала это заявление, качая головой и размышляя, как все может быть в одно и то же время чересчур сложным и совершенно простым.

– Ты рассказываешь так, как будто все это очень легко, Зайон.

Мои собственные сомнения были просто пустяком по сравнению с тем, что приходилось переживать ему.

– А зачем создавать себе головную боль? – Зайон пожал плечами и бросил стаканчик в мусорный бак.

Его честность воодушевила меня, поэтому я вытащила коробку с едой из рюкзака и показала Зайону.

– Только взгляни! – Конечно, это мелочь. Мика даже собрал ее не сам, все сделал Пратош. Но меня переполняло счастье.

Зайон открыл крышку и улыбнулся, увидев маленькие сэндвичи и порезанные овощи.

– Похоже, он действительно волнуется за тебя.

Я сомневалась, признаваться или нет, но это был Зайон, и я выдала:

– Он сказал, что любит меня.

Зайон вернул мне коробку, и выражение его лица было при этом загадочным.

– Я много об этом думала. – Я сглотнула комок, отмахиваясь от мысли, что можно влюбиться так быстро. И Мика старался не повторять этого больше, кроме как в моменты блаженства, когда слова вырывались невольно. – В смысле: что значит любовь, если ее можно почувствовать по прошествии нескольких дней?

Я еще раз заглянула в коробку и взялась за квадратный сэндвич с сыром – нечто подобное для меня готовила мама, когда я училась в школе. И вдруг я поняла, что плачу. Мои глаза не просто увлажнились от легкой печали – слезы потоком полились по щекам.

Зайон потянулся ко мне и смахнул слезу:

– Милая, разве слова что-то значат? Ты держишь в руках доказательство того, что ты важна для него и он осознает, что тебе нужно. Разве это не следует учесть?

Я расхохоталась, поскольку эта нелепая мысль действительно мелькала у меня в голове.

– Ты хочешь сказать, что коробка с едой – это любовь?

Он взял меня за руку:

– Джо, я такой же, как ты. Я не особенно верю в слова, зато верю в дела, как и ты. Думаю, Мика пытается показать тебе, что слова значат для него. Он пытается показать тебе, что на него можно рассчитывать. Ты в это веришь?

Мне хотелось думать, что я могу ему доверять, но это должно было прийти позже, много позже, как мне казалось.

– Полагаю, он искренен. – Я, дрожа, сделала вдох. – И наверное, я чувствую то же самое. Это безумие?

Зайон нежно постучал мне по лбу:

– Не испорти нечто прекрасное, Джо. Если ты знаешь, то знаешь. Нужно сказать ему те слова, которые он хочет услышать.

Я знала. Я полюбила Мику. Я не знала никого, похожего на него.

– Я хочу. И скажу. Сегодня.

Вот так страх, который я носила в себе, улетучился. Жизнь моей мамы – это не моя жизнь. Кроме того, когда с отцом все шло хорошо, она действительно была счастлива. Более десяти лет она любила его. Она никогда не говорила мне, что жалела о встрече с ним. Я не хотела позволять своим опасениям за будущее омрачать сегодняшний день. У меня был выбор. Я могла выбрать быть счастливой прямо сейчас.

* * *

Как только мы с Зайоном вернулись в офис, Энди выглянул из кабинета:

– Джо, это ты? Иди сюда.

Поскольку он похвалил меня за работу в пятницу, я думала, он не станет на меня кричать. Я надеялась, он скажет, что мне можно вернуться к работе в обычном режиме.

– Джо, что тебе известно о беременности Иден?

Я остановилась на пороге его кабинета как вкопанная:

– Что?

– Иден Синклер. Она беременна.

– Что? Почему ты так решил?

– Дерек сказал. Он проследил, как она ходила к гинекологу, а потом купила витамины для беременных. Не так уж сложно было.

Я медленно вошла в его кабинет.

– И что ты собираешься делать с этой информацией?

Он ухмыльнулся и превратился в самого уродливого человека, которого я когда-либо видела.

– Очевидно, отправлю в печать.

Я принялась лихорадочно соображать. Если он напечатает это сейчас, Иден будет в шоке. И она точно подумает, что к этому имею отношение я.

– Но у тебя нет веских доказательств. Она могла купить витамины для кого-то еще. Или сделать это специально, чтобы одурачить тебя. Тогда это будет клевета. И на тебя смогут подать в суд. – Я приводила все аргументы, что приходили на ум.

– В суд? Ей придется доказывать, что это ложь. А если даже ложь, ей придется доказывать, что я сам не верил в правдивость напечатанного. И, ты уж не сомневайся, это самая настоящая правда.

– Энди, нельзя такое печатать. Я раздобуду тебе историю получше.

Он опустил глаза на свой планшет, и я поняла, что он собирается отправить меня восвояси.

– Продолжай.

Я облизнула губы, прикидывая варианты. Мысленно я кричала: «Черт! Черт! Черт!» У меня и правда была история получше и даже мелькнула мысль раскрыть тайну Адрианны. Такое разоблачение затмило бы любую новость об Иден и заняло весь отдел на месяц. Энди выдал бы мне орден почета. Но я не могла поступить так ни с ней, ни с Зайоном. Не потому что эту новость должен был бы принести он, а потому что он никогда не сделал бы так. И оказалось, что Энди прав. Мне не хватало чего-то такого, что позволяло бы разрушать чужие жизни забавы ради. Это было бы несправедливо по отношению к Адрианне, и я сама никогда не простила бы себя за то, что отдала ее на растерзание шакалам. Когда и если Адрианна захочет поделиться своей тайной, она сделает это сама.

В моем активе были две других чуть менее громких истории. Если скормить Энди одну из них, может, он переключит внимание. Я решила подбросить сначала менее интересную тему:

– Вчера я узнала, что Иден назначила дату свадьбы.

Энди не оторвался от просмотра фотографий.

– И когда же?

Я закрыла глаза в бессилии.

– Не знаю. Скоро.

– Тогда это не новость. – Он зевнул. – Все знают, что они поженятся. Но никто не знает, что у них будет ребенок.

В отчаянии я бросила ему последнюю кость:

– Я знаю, с кем встречается Мика.

Он тут же уставился на меня глаза:

– Да?

– Ты отложишь новость об Иден на неделю, если я поделюсь этой информацией?

Энди фыркнул:

– Ты пытаешься торговаться? Вот почему я снял с тебя задачу следить за этими людьми. Мы должны напечатать оба сюжета.

– Ты можешь напечатать обе истории, но не одновременно. Одна неделя, Энди. Это все, о чем я прошу.

Он постучал ручкой по столу, обдумывая свои действия. Если честно, я не могла поверить, что мой план сработает. Беременность Иден точно заинтересует публику больше, чем очередная подружка Мики, особенно если эта подружка я. Наконец, он произнес:

– Ладно. Если скажешь мне прямо сейчас, с кем встречается Мика официально, а также официально подтвердишь беременность Иден, то я подвину новость об Иден.

Я выдохнула, надеясь, что ему можно верить.

– Можно получить письменное подтверждение?

– Ты издеваешься? Джо, ты работаешь у меня. Забыла?

Мне хотелось ударить его по лицу, но мне нужна была зарплата. И медицинская страховка.

– Я могу считать, что ты дал мне слово? – Я так волновалась, что покрылась красными пятнами. Если я потеряю доверие Иден, то никогда не завоюю его снова.

Я молилась, чтобы Мика простил меня за то, что я собиралась сделать. Он всегда так открыто общался с журналистами. Из них двоих Мика пострадает от утечки информации в меньшей степени.

– Конечно. – Он скрестил руки на груди. – Так Иден беременна?

Я кивнула. Кровь отлила от моего лица. Я не могла поверить, что предаю Иден, чтобы ее историю не напечатали в первую очередь.

– Давно ты об этом знаешь?

Я опустила взгляд в пол.

– Неделю.

– О боже, нет, Джо. Я должен тебя уволить.

Я открыла рот и чуть выпрямилась, раздумывая, осмелится ли он провернуть такое. Хотела бы я увидеть, как он сформулирует причину для отдела кадров. «Уволена в связи с неразглашением тайны, доверенной ей».

Энди провел языком по зубам.

– Она замужем?

– Эту новость при сделке мы не оговаривали.

Он поморщился:

– Ладно. С кем встречается Мика?

Я дала Энди обещание, но от этого было не легче. Я собиралась поставить под удар отношения, которые только зарождались, и стать объектом интереса журналистов. Но что я могла сделать? Энди не оставил мне выбора, поэтому, стиснув зубы, я выдавила:

– Со мной.

На его лице появилась гримаса, видимо, выражающая удовольствие.

– Круто. Я думал, мне будет сложнее выбить это из тебя.

– О чем ты?

– Вас двоих видели, когда вы расхаживали по всему Бруклину. Но я ничего не мог подтвердить. До тех пор пока ты сама только что не сделала это.

Я перебрала в памяти каждый жест, каждый поцелуй.

– Ты следил за мной?

– Мне необязательно было это делать. В Интернете и так можно было найти кучу информации. Но так еще лучше.

Я не знала, чем лучше. Как бы там ни было, это сработало. На самом деле, если уж Энди все равно собирался об этом написать, я хотя бы использовала те рычаги воздействия, что у меня были, чтобы облегчить ситуацию. Мы с Микой не делали на людях ничего такого, что могло бы огорчить мою маму в случае появления информации в прессе.

– Отлично. Так ты напечатаешь это, а с Иден подождешь?

– Ага.

Кризиса удалось избежать, и я расслабилась.

– Спасибо, Энди.

Он ухмыльнулся, и, клянусь, его зубы, показались мне в этот миг похожими на острую бритву.

– Не стоит благодарности.

Глава 23

Все сотрудники наблюдали за тем, как я вышла из кабинета Энди. Я хотела позвонить Мике и предупредить его, но еще раньше мне надо было связаться с Иден и сообщить ей, что Энди все знает. Однако я, конечно, не хотела, чтобы голодные волки подслушали наш разговор, и, войдя в лифт, поехала в лобби на первый этаж, просматривая нашу переписку в поисках ее телефона.

Выйдя на улицу, я набрала номер и почти нажала заветную кнопку, когда меня окликнул мужчина:

– Джо Уайлдер?

Я оторвалась от телефона и прищурилась, разглядывая его и пытаясь вспомнить, как мы познакомились. Я тут же опознала в нем папарацци из конкурирующего издания, но не смогла вспомнить имя. Мы сталкивались на разных мероприятиях и охотились за одними и теми же знаменитостями.

– Да?

Он сфотографировал меня.

– Когда вы впервые переспали с Микой Синклером?

– Что?

– Вы еще спите с ним? Как вы охарактеризовали бы ваши отношения?

Что опубликовал Энди? Я отвернулась от репортера и зашагала по тротуару обратно к зданию.

– Без комментариев.

– Что вам известно о других женщинах?

– Оставьте меня в покое.

Я споткнулась, но удержалась на ногах. У меня задрожали руки.

Он продолжал преследовать меня.

– Где Мика сейчас? – Он развернулся и передвигался спиной вперед, продолжая щелкать фотоаппаратом. – Вы работали под прикрытием? Энди Диксон отправил вас на задание? Какое приятное задание.

Я подняла руку, чтобы закрыть ему обзор, и едва не толкнула женщину, которая вела за руку маленького мальчика. Когда я остановилась пропустить ее, он спросил:

– Каково это – работать на Энди?

Я повернулась к нему:

– Не для записи?

Он прижал фотоаппарат к плечу.

– Да. Этот парень гений.

– Отвратительно. И правда, отвратительно.

– Вы думаете об увольнении? Можно оставить вам визитку, на тот случай если они захотят заменить вас? Я готов спать со звездами ради новостей.

Наконец, я добралась до дверей здания и отделалась от прилипалы. Я спряталась на лестнице и зашла на наш сайт с телефона. Прямо на главной странице красовался заголовок: «Я спала с Микой Синклером».

Я никогда такого не говорила. Я никогда не делилась с Энди деталями отношений с Микой. И еще мое имя фигурировало рядом с заявлением, которое я делала в иной форме: «Я встречаюсь с Микой», – говорит корреспондент «Дейли фид» Джо Уайлдер. Наверху страницы медленно загружалось изображение, сдвигая это предложение все ниже. Сигнал на лестнице был слабый, и я пошла в лобби.

Утро и середина дня – лучшее время для публикации жареной новости. От такого трафика у нас взорвется сервер. Энди разместил новость через минуту после того, как я вышла из его кабинета. Он ждал только того, когда я проглочу наживку.

Изображение наконец загрузилось, и передо мной возник Мика – он спал у себя на диване в полуголом виде под алым покрывалом. У меня кровь застыла в жилах.

Пока я ждала лифт, мне позвонили с незнакомого номера. Я все равно ответила:

– Джо Уайлдер? Здравствуйте, это репортер из… – Я дала отбой, проклиная стервятников. Откуда у них мой мобильный?

В ту минуту, как двери лифта распахнулись на нашем этаже, я бросилась в редакцию и ворвалась в кабинет Энди:

– Энди, откуда у тебя эта фотография? Я сделала ее на личную камеру. Ты должен ее убрать.

Он ухмыльнулся:

– О, правда? Тогда почему ты загрузила ее на наш сервер?

В панике я принялась вспоминать. Я снимала на личную камеру? Было рано. Я была голодна. Я залезла в сумку и… Дальше я не помнила. Возможно, я взяла не тот фотоаппарат. А потом Зайон загрузил на сервер все. Абсолютно все.

Мне пришлось сесть. Кружилась голова.

– Ты не можешь такое публиковать, Энди.

– Мы договорились: либо я публикую это, либо историю про Иден. Ты сама выбрала.

Я сжала дрожащие руки в кулаки.

– Ты должен убрать эту новость.

Он сел.

– Нет. Не должен.

Он не понимал. Как же так? Я плохо объяснила?

– Энди, я не просто сплю с Микой. Я не одна из этих девушек. Между нами происходит что-то особенное, а статья все испортит. Он подумает… – Я приложила руку к губам, осознав, как все это повлияет на наши отношения с Микой.

Энди закрыл глаза и покачал головой. Когда он посмотрел на меня снова, я подумала, что различила в его взгляде жалость.

– Иди почитай статью, Джо. Расскажешь, поверила ли ты всему, что там написано, когда закончишь.

Зайон ждал меня у кабинета Энди:

– Джози, как ты?

– Зайон, что написал Энди?

Он положил ладонь на мою руку и посмотрел мне в глаза.

– Помни, чем занимается Энди, ладно? Возможно, все не так уж плохо.

Я протиснулась к рабочему столу мимо него и включила ноутбук. Текст загрузился, и я начала читать. Под гигантской фотографией, которую я сделала, красовалось заявление, которое якобы сделала я. «Мисс Уайлдер работала под прикрытием? На предоставленной ею фотографии, явно сделанной скрытой камерой (см. выше), мы видим утро после ночи с Микой Синклером, хотя, судя по тому что мы прочтем далее, едва ли этот опыт можно назвать уникальным».

По странице было разбросано несколько картинок поменьше. Это была целая коллекция сказок. Собрание поучительных историй. Слева или справа от каждой фотографии располагался текст.

«Мика использовал меня для секса, когда гастролировал по Франции. Да, секс был потрясающий. Но он бросил меня, как только закончились гастроли».

«Я провела с Микой три месяца. Я думала, между нами все хорошо, но в один прекрасный день он попросил меня больше не звонить. Он так ничего и не объяснил».

Все женщины были красивы. Энди нашел их совместные снимки с Микой. Он стоял, улыбаясь, а рядом была цитата. И еще одна, и еще – множество отвратительных цитат.

В самом низу я с ужасом обнаружила фотографию Виктории Седжвик, которую сняла сама больше недели назад. Мое имя, упомянутое вскользь, лишь добавляло ситуации пикантности и едкой иронии. Заявление Виктории добило меня окончательно. «Я думала, между нами происходит что-то особенное. Я действительно думала, что люблю его. Я думала, быть может, он тоже меня любит».

Я вспомнила, как сфотографировала ее. Тогда я решила, что она завидует, увидев меня с Микой. Но что она испытывала на самом деле? Может, просто боль от того, что ей разбили сердце?

Энди оказался прав, пожалев меня. Я была лишь очередным трофеем в списке Мики. А мое заявление в самом начале статьи выставляло меня наивной дурой или расчетливой змеей. Да и фотография Мики, чуть прикрытого алым покрывалом. Он выглядел, как султан, на этом диване, ожидавший дев из своего гарема, которые придут и покормят его виноградом.

Я повернулась, и меня вырвало на пол.

Зайон закрыл ноутбук и сунул в компьютерную сумку, как и другие мои вещи.

– Что ты делаешь?

– Везу тебя домой.

Я посмотрела на пол.

– О боже, мне надо это убрать.

– Нет, не надо. Уже вызвали уборщицу. Пойдем со мной.

Мы вышли из здания, и он поймал такси. Как только мы забрались в салон, он заговорил.

– О чем ты думаешь, Джо? – Его голос был мягким, как хлопок. Хлопок, который выращивали во многих милях отсюда, на земле хлопка.

Я истерично захихикала.

– Джози. – Зайон повернулся ко мне. Казалось, он где-то далеко. И все как будто происходило в режиме замедленной съемки. Все было расплывчатым. Смазанным. Я смотрела в окно, а мимо проплывали здания. Где-то далеко звонил мой телефон. И снова звонил.

Когда мы добрались домой, Зайон уложил меня на диван и подоткнул под спину подушку. Схватив мой глюкометр, он проколол мне палец. Я наблюдала за ним, но все как будто происходило с кем-то другим.

– Ты хоть что-то съела на обед, Джо?

Он нашел мою сумку и вытащил таблетку глюкозы.

– Прими, Джози. Немедленно.

Я положила таблетку в рот и проглотила ее. Зайон принес мне коробку с соком, и его я тоже выпила. Он мог бы подать мне тарелку с шоколадным тортом и пинту пива. И я бы все это съела и выпила. Мне было все равно.

Через пятнадцать минут я пришла в себя. Зайона рядом не было.

– Зайон?

Он появился мгновенно.

– Слава богу. Как ты себя чувствуешь?

– Что мне теперь делать?

– Прямо сейчас ты отдохнешь. Затем я приготовлю тебе обед. А потом мы обо всем поговорим.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании: вдох – выдох. Боль, которую я ощущала по прошествии всего двух недель с Микой, только доказывала, что никакое прожитое счастье не компенсирует боль потери. Не этим ли утром я думала, что могу радоваться моменту? Как я могу быть счастлива сейчас, если это означает, что потом я буду день за днем проводить в страданиях?

Чуть раньше, утром, я была готова отдаться чувству. Хуже того, я почти забыла о том, как разбили сердце моей маме, которая лет десять купалась в любви. Я корила себя за то, что предала ее, поддавшись преходящим эмоциям. Я набралась решительности победить это чувство. Коробки с едой. Как я позволила себе связать еду и любовь?

Когда я немного успокоилась, Зайон, подав мне тарелку, сел рядом:

– Ты готова поговорить?

Он сделал что-то вроде буррито. Это было не так волшебно, как блинчики с грушей и имбирем, зато он никому не платил, чтобы их приготовили для меня. Да и героя он из себя не изображал. Он просто готовил для меня, потому что любил по-настоящему.

– Зайон, я когда-нибудь говорила, что люблю тебя?

– Ох, я тоже тебя люблю. Хотя мне не нравится тебе в этом признаваться. Ты не в моем вкусе.

Я расхохоталась:

– Очень жаль. Это облегчило бы мою жизнь.

– Правда? Хочешь, чтобы я возился с этим всем? – Он принял нелепую позу, ссутулившись, втянув щеки и выпучив глаза.

– А кто не хотел бы найти такого героя?

– Твоя правда. Однако я думаю, кое-кто другой нравится тебе больше, чем я. Или нравился.

– Да. Нравился.

– А теперь? Эта статья не повлияет на твои чувства, ведь правда?

– Мои чувства? – произнесла я, всхлипывая. – Зайон, он просто использовал меня. Ты не читал статью? Он цепляет девушек и внушает им, что любит их. А потом бросает. И я одна из этих девушек. Боже, какая я дура. – На глаза навернулись слезы уже второй раз за день.

Зайон сходил в ванную комнату и принес мне салфетку.

– Мы с тобой одну и ту же статью читали?

Я вытерла глаза и фыркнула:

– С чего такой вопрос?

Он сел рядом и сжал мое колено.

– Да, у него была целая вереница женщин. И ты это знала. Все эти отношения позади. Ты это тоже знала. Все эти женщины теперь высказываются в прессе. Одни факты.

Каждое его слово приносило боль, но я сделала глубокий вдох – мне было интересно услышать, как он развернет эту кошмарную ситуацию в другую сторону.

– Продолжай.

– Как минимум, две девушки – из числа фанаток. Они в принципе готовы на ни к чему не обязывающие отношения, ты же знаешь. Но ты и понятия не имеешь, что Мика им обещал. Вероятно, ничего. Они получили от него ровно то, что хотели. Ты заметила, что ни у одной из девушек, которые добрались до рок-звезд рангом повыше, интервью не брали? Почему нет? Почему лишь у тех, о ком больше никто не пишет?

Смысл в его словах был, но меня это не убедило.

– И что? Они все несчастны. Это никак его не оправдывает. Откуда мне знать, что он не бросит меня, что я ему тоже быстро не наскучу? Посмотри на Викторию Седжвик. Она встречалась с одним из членов группы Адама, когда я в последний раз наводила о ней справки. И она утверждает, что Мика любил ее. Разве я чем-то от них отличаюсь?

– Она сказала, что любила Мику, и думала, что он любит ее. Это не означает, что он правда любил. И давай будем честными. Виктория Седжвик – та еще прилипала. Ты даже не знаешь, встречается ли она еще с тем музыкантом. А если и да, то не удивлюсь, что при этом она подбивает клинья и к Адаму.

Я фыркнула. Как будто хоть кто-то может заставить Адама отвлечься от Иден.

А потом я вспомнила, что Иден сказала о том, как Мика на меня смотрит. И еще она упоминала, что никогда раньше он не приводил девушку домой. И никогда не говорил, что любит хоть одну из этих девушек.

Мой телефон снова зазвонил. Я потянулась в карман, надеясь, что, несмотря на все несчастья, это Мика. Но когда я увидела входящий вызов от отца, я сбросила звонок и швырнула телефон подальше, на кофейный столик. Я просто не смогу вынести лекцию от него в довершение ко всему прочему. Я не могла даже думать о том, что он скажет, чтобы мне стало еще хуже.

Особенно огорчало то, что и без слов я понимала, зачем он звонит. Я знала: он скажет, что я опозорила его и его семью. Он потребует, чтобы я вела себя лучше и перестала встречаться с тем, кто порочит меня. И тонкий голосок внутри даже уговаривал меня взять телефон, позвонить ему и сообщить, что у нас с Микой все кончено, только чтобы услышать в ответ: «Nalla, хорошо». Как будто ради разнообразия я хоть раз поступила правильно. А потом, быть может, он испытает гордость и примет меня снова.

Но мне было тридцать три года, а он не проявлял ко мне отцовских чувств как минимум полжизни. Он не имел права указывать, как мне жить и кого любить. И я не собиралась повторять его ошибки.

Потом я подумала: возможно, я знала, что он хочет сказать мне, но ему следовало услышать, что хочу сказать ему я. Я схватила телефон и нажала кнопку вызова. Слушая странные гудки, я осознала, что у него, должно быть, уже больше десяти часов вечера. Каким образом он мог быть в курсе?

Телефон щелкнул.

– Анушка, куколка моя. – Я уже пару месяцев не слышала его голос, и всякий раз он казался мне удивительным. Даже когда злился на меня, отец контролировал тон и старался разговаривать нежно и успокаивающе. Главная проблема с ним была не в том, как он ко мне относился. И все же легче было сделать вид, что он ужасный человек, чем признать: я не простила его за то, что он ушел от нас с мамой.

– Ты звонил?

– Да. Я звоню, чтобы поговорить о том, что происходит с этим мальчиком. – После долгих лет жизни с мамой его английский был почти безупречен, хотя акцент чувствовался. Отец тяготел к более тяжелому индийскому акценту. Однако было очевидно, что в последнее время он не особенно часто думал на английском. Речь нараспев была характерна, скорее, для членов его семьи, а не для него. Он снова стал тем, кем родился, вернулся к истокам. Что он стал бы делать с дочерью вроде меня?

– Здесь нечего обсуждать. Это бульварное чтиво. Я ничего плохого не делала.

Он быстро сказал что-то на малаяламе – и на заднем плане послышался женский голос.

– Аника, люди знают, что ты Нампутири. Они прочитают статью, и это отразится на моей семье. Я услышу об этом уже завтра.

Я пожалела, что позвонила.

– Папа, усидеть на двух стульях невозможно. Не получится объявлять меня членом семьи, только когда я тебя позорю. Если ты хотел, чтобы я принадлежала к твоей семье, то мог сделать такой выбор много лет назад. Но ты ушел.

Зайон, приблизившись сзади, потер мои плечи. Я была благодарна ему за участие в моей жизни. И несмотря на возраст, именно он скорее был мне отцом, чем человек на другом конце воображаемого телефонного провода. Зайон присматривал за мной, отмечая мои победы и сочувствуя при поражениях. Он давал мне советы, и кормил, и делил со мной кров, и буквально спасал мне жизнь.

Мой отец хотел еще что-то сказать, но мне уже необязательно было слушать. Даже если бы он признал, что ошибся тогда, много лет назад, или ошибся сегодня, для меня это не имело никакого значения. Я больше не нуждалась в его признании. Как ни странно, именно неодобрение отца, а не слова Зайона, привели меня к заключению, что нужно дать Мике шанс оправдаться. Да и мне всегда нравилось играть в адвоката дьявола.

– Папа, мне пора идти. Я должна кое с кем поговорить. – Я отключила телефон и встала. – Зайон, я иду на улицу.

Я спустилась в метро и села в поезд, который направлялся на юг, в Парк-Слоуп. Я не знала, будет ли Мика дома, но хотела поговорить с ним, глядя в глаза. Слишком велик был риск недопонимания.

Повернув на его улицу, я тут же обнаружила фотографа на нижней ступеньке лестницы, ведущей к его входной двери. Еще один папарацци облокотился о дерево на другой стороне улицы. Я развернулась, прежде чем они заметили меня.

Я побежала в кафе за углом и заказала горячий чай. Сидя за столиком у самой дальней стены, таращилась в телефон, размышляя, с кем связаться в первую очередь – с Микой или с Иден. Никто из них не пытался позвонить мне. Статья появилась всего пару часов назад. Быть может, они ее не видели. Или, возможно, они пытались решить, что с ней делать.

Единственное уведомление, помимо дюжины пропущенных звонков с незнакомых номеров, говорило о том, что меня упомянули в «Фейсбуке». Я открыла его и увидела, что Мариса Беннет, эта мерзопакостная мамина соседка, скинула ссылку на статью в мамину ленту со словами «Приятно видеть, что Джози Уайлдер веселится в Нью-Йорке на полную катушку».

Я поморщилась от такой пошлости. Да, мама с гордостью размещала все материалы, где упоминалось обо мне. Исключением стала лишь эта статья. Мариса же не преминула унизить маму через меня. Но маме почти всю жизнь приходилось отбиваться от стерв вроде Марисы, так что ее ответ представлял собой самую великолепную тираду, которую я прочитала, с тех пор как началась вся эта заварушка: «Да ладно, Мариса! Будь у тебя такая возможность, ты бы точно не отказалась».

Пожалуй, отбиться лучше я и сама не смогла бы, а потому улыбнулась, и этот обмен любезностями стал для меня первым поводом для смеха за целый день. Я все еще хихикала, когда зазвонил телефон. Я не узнала номер, но у меня возникло смутное подозрение, что со мной пытается связаться Мика. Я ответила, и в ухо тут же запищал комариный мужской голос – мне обещали горы денег за подробное интервью. Все, что от меня требовалось, – продать им жирный кусок моей жизни.

Я дала отбой и подула на чай, раздумывая, надо ли выждать, пока репортеры не уйдут от дома Мики, или прорвать их строй и постучать в его дверь. Прежде чем я успела что-то решить, Зайон отправил мне сообщение со ссылкой на сайт конкурентов, разместивших видео с Микой на фоне таргетированной рекламы. «Эта женщина из Уильямсберга контролирует уровень глюкозы при помощи одного странного трюка».

Заголовок звучал так: «Известный ловелас Мика Синклер подтвердил, что встречается с фотографом-папарацци Джо Уайлдер». У меня задрожали руки, когда я выудила из кармана наушники и нажала кнопку «Воспроизведение».

Мика в обтягивающих выцветших джинсах и белой футболке с большим красным солнцем, как на японском флаге, открыл входную дверь.

По крайней мере, он вышел не в пижаме.

Он подошел к ближайшему оператору и протянул ему руку. Я открыла рот, придя в ужас от нападения стаи акул, и подумала: «Беги, Мика, беги!» Но он меня не услышал.

Он потрепал оператора по плечу, когда тот не захотел пожать ему руку.

– Эй, Сэм, верно? Что происходит?

Оператор, снимавший видео, подошел ближе и выкрикнул вопрос, ради которого они и пришли:

– Можете прокомментировать статью, которая вышла сегодня в «Дейли фид»?

На лице Мики отразилось смятение, но он быстро взял себя в руки.

– Простите. Я не читал никакой статьи. Что вы хотите узнать?

– Правда ли, что вы сейчас встречаетесь с Джо Уайлдер?

Мика широко улыбнулся:

– Именно это привело вас сюда? Это новость дня?

– Она заявила, что вы встречаетесь.

Мика повернулся и зашагал по улице.

– Раз она так говорит, должно быть, это правда, верно?

Первый оператор попятился, не то делая фото, не то снимая видео, и спросил:

– Вы хотите это прокомментировать?

Если они и разволновали Мику, то он этого не показал. Он произнес спокойно, с привычным для него дружеским расположением:

– Если не возражаете, я хотел бы поговорить с ней, прежде чем буду что-то комментировать.

Его закидали дополнительными вопросами в ходе гонки-преследования, надеясь спровоцировать скандал или вызвать хоть какую-то реакцию.

– Как насчет других женщин, упомянутых в статье?

Он не останавливался. Я бы остановилась. А он просто сказал:

– Я же объяснил: я не читал статью, на которую вы ссылаетесь.

Но тут репортер, снимавший видео, спросил:

– Вы спите с журналисткой из желтой прессы, чтобы о вас больше писали?

И Мика разъяренно посмотрел на него.

Другой репортер подхватил тему:

– А она точно спала с вами не ради этой инсайдерской фотографии?

Мика ускорил шаг и повернулся спиной к обоим, но камера вела его, пока он не дошел до конца улицы и не открыл дверь в кафе, где и скрылся.

В это самое кафе.

Глава 24

Два оператора расхаживали туда-сюда по тротуару напротив огромного окна, как волки, поджидающие добычу. С моего места вид на улицу закрывала барная стойка, так что Мика вполне мог войти, пока я ковырялась в телефоне. Ужасающе прекрасная мысль промелькнула у меня в голове: «Возможно, он уже сидит за столиком у другой стены в этом зале».

Но даже если и так, то, вероятнее всего, он сейчас читает статью и ужасается тому, в каком свете его представили. Как бы меня ни огорчала вся эта история, я понимала: ему еще хуже, ведь его застали врасплох да еще и предали.

Встав, я прошла вдоль барной стойки ко входу, заглянула за угол. Разумеется, Мика занял место, которое двум операторам с улицы было видно просто отлично, и что-то читал в телефоне. Я посмотрела в окно, удивляясь, почему эти двое еще не ворвались сюда при моем появлении. Энди явно рассчитывал, что любой из его сотрудников в такой ситуации усядется за соседним столиком и будет продолжать видеосъемку, до тех пор пока работники кафе не выкинут его на улицу сами или не вызовут полицию.

Мика оторвался от телефона и увидел меня.

– Джози… – Напускное спокойствие, которое он демонстрировал двум преследователям, исчезло без следа: плотно поджатые губы растянулись от переизбытка чувств, а ноздри трепетали.

Я не могла понять, испытывает он облегчение или ярость.

Он встал и молча указал на стул рядом с ним.

– Привет, Мика. – Я поставила чай на столик и присела. Речь, которую я репетировала, прежде чем подойти, стремительно испарялась из памяти, по мере того как я смотрела на него. И, милостивый боже, я улавливала его запах. Я с трудом сглотнула. – Можно я первая?

Он поерзал на стуле, но уверенно произнес:

– Да.

Я собиралась допросить его обо всех девушках прямо сейчас, но, увидев, как на него повлияла статья (а все это случилось из-за меня), поняла: нельзя его допекать, пока я не объясню, откуда вообще взялся этот материал. Мне нужно было получить его прощение, прежде чем я сама хотя бы задумаюсь о том, чтобы простить его.

– Во-первых, твое фото на диване. Клянусь, я не знала, что сделала эти кадры на рабочую камеру. Зайон случайно отправил их в редакцию в пятницу вместе с другими фотографиями.

Выражение его лица не изменилось. Он меня ненавидит? Я продолжала напирать:

– Я понятия не имела, что Энди написал эту статью. Я подтвердила, что мы встречаемся, хотя он и так это знал. И я знала, он обязательно об этом напишет, но не думала, что все окажется настолько плохо. Клянусь: как бы это ни выглядело, я стала встречаться с тобой не для того, чтобы выведать конфиденциальную информацию.

Он моргнул два раза.

– Правда? Выходит такая статья, а ты беспокоишься, что я разозлюсь на тебя?

Груз упал с моих плеч.

– Ты не злишься?

Он протянул руку, и я взяла ее.

– Джози, это был лишь вопрос времени, журналисты все равно узнали бы об этом. И ты должна была понимать, что после публикации первой статьи ни один из нас не будет выглядеть героем.

– Мика, даже репортеры из других газет считают, что я влезла в твою семью, чтобы использовать отношения с тобой ради собственной выгоды.

– Иден тоже сначала так думала. И, если честно, тебе, наверное, будет с ней непросто после всего этого. Но если бы ты и правда хотела использовать меня или моих друзей, то, пожалуй, охотилась бы за грязными тайнами. Зачем начинать отношения, а потом сообщать о них всему свету? Когда начнешь писать о моем секретном подвальном спортзале, тогда и поговорим, – подмигнул он.

– Иден думала, что я шпионка? – Мне стало плохо. Неизбежная публикация статьи о ее беременности только подтвердит подозрения и распалит ненависть ко мне. На мгновение я подумала о том, чтобы рассказать все Мике, но быстро вспомнила, почему Иден хотела сохранить тайну. К тому же она мечтала преподнести эту новость семье первой. Я могла испортить все еще больше, рассказав о секрете ее старшему брату. Но мне необходимо было ее предупредить. Адам скоро вернется домой, а Энди дал мне неделю.

Мика пожал плечами, он и понятия не имел, между какими рифами мне приходилось лавировать.

– Ты должна знать, как сильно она ненавидит твоего босса, а заодно и всех, кто работает в этой сфере. Но ты, должно быть, сделала что-то, раз она испытывает к тебе расположение. Она считает, ты потрясающая.

– После этого она не будет так думать, я уверена.

– Джози, ты не сказала ничего такого, чего я не рассказал бы сам, если бы репортеры спросили меня. Но, очевидно, узнать все от меня им было неинтересно. А жаль.

– Да.

Он убрал руку и сел выпрямившись, как школьник.

– Полагаю, у тебя есть ко мне вопросы.

Я сделала глоток чая, прокручивая в уме череду вопросов, которыми собиралась закидать его, но теперь, когда мы сидели здесь лицом к лицу, все, что говорил Зайон, эхом отдавалось у меня в голове. Я решила сосредоточиться на самом простом и важном:

– Ты признавался хоть одной из этих девушек в любви?

Он потянулся ко мне, опираясь на локти:

– Нет, не признавался.

– А они представляют все так, будто верили, что ты влюблен. Или, по крайней мере, считали, что для тебя отношения важнее, чем было на самом деле.

– Они романтизируют прошлое, Джо. Они, может, и верят в то, что говорят, но ни крупицы правды в их словах нет.

Я открыла статью в телефоне и спросила:

– Ты бросил Энни во Франции?

– Нет, я бросил ее в Испании.

Я вздрогнула.

– Прости. Не время для шуток. – Он поменял позу и посмотрел на двух репортеров на улице, хотя, похоже, не понял, что это все те же папарацци. Он с таким же видом мог наблюдать за официанткой, разливавшей кофе.

Его взгляд всегда был исполнен напряженной мечтательности, когда он думал о прошлом.

– Мы с Энни познакомились, когда я гастролировал с группой Адама. Она захотела несколько дней покататься с нами. В то время я ни с кем не встречался, к тому же мне до безумия надоело путешествовать с этими парнями. – Он почесал щетину на подбородке. – Она была очень мила, и все такое. Да и я действительно люблю заниматься сексом. Ясно?

Я поморщилась, хотя ничего нового он не сказал. Я знала, какая у него репутация, но никогда еще столько персонажей сразу не попадали в комикс о его любовных похождениях. И Мика не опустил глаза, не покраснел и явно не стыдился. Наши взгляды встретились.

– Слушай, мне было двадцать девять, я впервые в жизни выступал на больших стадионах и не просил ее ездить за нами по всему югу Франции и до Барселоны. Я не любил ее и никогда ей ничего не обещал.

– Так ты просто бросил ее там?

Он молча потягивал кофе. Какая-то парочка прошла мимо стола к двери. Потом он заключил:

– Вообще-то я пригласил ее поехать с нами в Нью-Йорк, но ее семья жила во Франции. Она решила остаться там. Мы еще какое-то время переписывались, но обсуждать нам было нечего. Мы никогда по сути не были вместе. Если она утверждает, что я использовал ее, могу сказать то же самое о ней. Между нами был не образцовый любовный роман, если говорить начистоту, но она не сильно расстроилась, когда он закончился.

Я переварила его слова и приняла объяснение. Если уж я собиралась осуждать кого-то за бессмысленные отношения, то мне и с Зайоном следовало провести воспитательную беседу. Я никогда не осуждала тех, кто разделял секс и романтику, так что должна была простить и Мику независимо от того, какие чувства это вызывало у меня.

– Так что случилось с… Мартиной? Она сказала, вы встречались три месяца, а потом ты попросил ее не звонить тебе больше.

Он поджал губы.

– Да, не такой уж большой срок.

– Она лжет?

Он выдохнул через нос, не то чихнув, не то фыркнув.

– Мартина появилась на одном из концертов. Она пояснила, что хочет попасть ко мне в постель. Я тогда тоже ни с кем не встречался. И я ведь уже сказал, что люблю секс? Это дело мне и правда нравилось.

Я сжала кулаки, но тут же расслабила пальцы.

– И ты стал встречаться с ней?

Он ущипнул себя за переносицу.

– Нет, это она начала встречаться со мной.

– Что?

– Она всегда приходила на наши концерты. Не помню, насколько долго это продолжалось. Она говорит, три месяца. Возможно. Но не три месяца подряд. Это были случайные ночи секса, после чего мы куда-то ходили. Мы отправлялись перекусить или развлекались в городе, чтобы выпустить пар. Но в промежутках между концертами я ее не видел.

– А потом я как-то встречался с Лорен, которую не допросили в рамках этой статьи, как можно заметить. С Лорен ничего не получилось, но это уже другая история. В следующий раз, когда Мартина пришла на концерт, я сказал ей, что встречаюсь с другой девушкой и не смогу уделить ей время.

– Она пыталась тебя найти?

– Наверное. Я никогда не думал, что ей нужно нечто большее, чем ни к чему не обязывающий секс. У нее не было моего телефона или имейла, так что я не мог попросить ее не звонить больше. Возможно, я сказал, что не стоит больше искать встреч. Не хочу тебя пугать, но среди фанаток таких женщин, как Мартина, много. И они, как правило, не ищут серьезных отношений.

– А ты любишь секс. – Я приподняла бровь. – Как насчет Виктории? Она, похоже, охотится не за сексом.

Мика откинулся на спинку стула.

– Можешь мне не верить, но я понятия не имею, о чем говорит Виктория. Может, она подумала, что ее спрашивают о ком-то другом. У меня с ней вообще ничего не было. Никогда. Возможно, она просто хотела засветиться в прессе. Клянусь тебе. – Какое-то время он пристально смотрел мне в глаза, потом сказал: – Тебе придется решить, чему ты доверяешь больше – моим словам или статье в желтой прессе, Джо.

Мое внимание привлек стук в окно. Оператор прижал объектив, направленный прямо на нас, к стеклу. Мне хотелось одного – показать этому парню средний палец, но в итоге мое фото все равно попадет в газету, а я буду выглядеть полной дурой. Никто не увидит происходящее моими глазами. Никто же не видел, как этот парень шпионил за нами. Вдруг, повинуясь внезапному порыву, я сняла сумку со спинки стула и вытащила собственный фотоаппарат. Я нацелила его на папарацци за окном и сделала снимок.

Мика выложил руки на стол и принялся разглядывать свой большой палец, как будто он обладал магическими свойствами.

– Джо, ты хочешь, чтобы я каждый случай прояснил? Знаю, это звучит ужасно, но последнюю пару лет женщины буквально вешались на меня. Я не могу это изменить. Ну, и не то чтобы мы много говорили о будущем.

– Так ты просто шлюха в мужском обличье?

– Я шлюха в мужском обличье?

– Да, ты шлюха в мужском обличье, которая любит секс. Или я что-то не так расслышала?

Он закашлял.

– Я люблю секс с тобой. – Он дотронулся до моей руки, и холодок побежал у меня по спине. – Но, Джози, я же не какой-то сексоголик. Тебе не стоит беспокоиться на мой счет, где бы я ни находился, – здесь или на гастролях. Я могу себя контролировать.

Я вспомнила о первой ночи, которую мы провели у меня дома, когда уснули вместе.

– Да, я верю тебе.

– Я хочу быть с тобой, только с тобой. Ты для меня особенная. – Он потянулся через стол, чтобы взять меня за руку. – Джози, я люблю тебя.

Увидев искренность в его глазах, я поняла, что пора остановиться. В это мгновение я доверяла ему безоговорочно. Я открыла рот, чтобы признаться ему в любви, но тут распахнулась дверь, вошел мужчина и сел за столик рядом с нами. Он выложил на стол телефон и принялся с интересом разглядывать пакетики с сахаром, что было странно, поскольку он не заказал напиток.

– Мне нужно выбраться из этого аквариума, Мика. – Я встала, чтобы собрать вещи.

Мика подпрыгнул.

– Ты хотя бы дойдешь со мной до дома? Мы можем закончить разговор?

Когда мы вышли из кафе вместе, двое папарацци решили применить стратегию «разделяй и властвуй». Один пристроился к Мике. Второй шагал рядом со мной. Я игнорировала парня, который засыпал меня вопросами, и, подняв камеру, стала снимать второго папарацци, который явно злоупотреблял добротой Мики, идя за ним по улице.

– Давно вы встречаетесь? Вы начали отношения с Джо, когда еще не расстались с Изабель?

Мике достались простые вопросы. А мой дознаватель желал знать, использую ли я Мику для секса или использую секс для продвижения в карьере. Когда наблюдаешь за происходящим через объектив и держишь дистанцию, кажется, что это не твою, а чью-то чужую жизнь разрывают на клочки. Я опустила камеру из любопытства, чтобы посмотреть в глаза этому человеку. Мне хотелось понять, каково это – когда у тебя нет души.

Я ошиблась. Посмотрев мне в глаза, он явно отступил от намеченного пути и спросил:

– Вы ведь не настолько глупы, чтобы влюбиться в него?

Я добралась до дома Мики, не выдав почти ничего, но, применив новую тактику допроса, журналист застал меня врасплох, и слезы полились сами собой, когда мы подошли к крыльцу. Мика провел меня внутрь и захлопнул за нами дверь. Минут пять мы молчали.

Он обнял меня, прошептав:

– Все хорошо. Все хорошо.

Но мне хорошо не было. Вырвавшись, я села на диван. Мика побежал на кухню, а я ждала, теребя пальцами мягкую изнаночную сторону злополучного алого покрывала. Я прижала ткань к лицу, чтобы вытереть слезы, и запах Мики одурманил меня.

Он сел рядом со мной с одной из этих коробочек с перекусом, а я уставилась прямо на нее. Не поднимая глаз, произнесла:

– Мика, я знаю, ты меня любишь. – Я посмотрела прямо на него. Его голубые глаза были так прекрасны. А его губы, боже, его губы… – По крайней мере, сейчас.

Он поник.

– Думаешь, мои чувства не продлятся долго?

– Я знаю: ты думаешь, что продлятся. И возможно, ты прав. Если бы между нами был самый обычный роман, мы могли бы это проверить.

– Что ты такое говоришь?

– Я люблю тебя, Мика. – Мой голос сорвался, хотя я пыталась не поддаваться чувствам. Я смахнула с лица слезу тыльной стороной ладони. – Верь мне, когда я говорю, что хочу, чтобы все получилось.

Он подмигнул мне с шаловливым видом, как обычно.

– Я это знал. – Я не улыбнулась в ответ, и он, помявшись, спросил: – Но?

– Мика, за то короткое время, что мы знакомы, ты все делал правильно, и если бы я была уверена, что это надолго, то осталась бы. – Я выпрямилась и напряглась, как делала всегда, когда мне приходилось гоняться с камерой за знаменитостями. Я готовилась нанести финальный удар. – Но я не знаю, как с этим справиться. Я ничего не понимаю и не могу продолжать в таком духе. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями. Можешь дать мне время? Хочу побыть вдали от всего этого. – Я указала на дверь, за которой толклись двое мужчин, которые просто делали свою работу (боже, сколько раз я сама это говорила?) и готовились к очередной атаке.

Он опустил взгляд и какое-то время молчал. Наконец, он сказал:

– Я дам тебе сколько угодно времени. И все, что ты хочешь. Я знаю, в конце концов ты придешь. А когда придешь, я буду тебя ждать. – Он обхватил меня руками и не отпускал целую минуту.

Было бы так легко отдаться ему. Пратош готовил бы нам, а мы целовались бы еще и еще. Я хотела этого так сильно, что становилось больно.

Но сначала следовало позаботиться о себе. Удерживаться от соблазнов я умела, как никто другой.

Я схватила вещи и встала:

– Мне нужно идти.

Мика вызвал водителя, снова повторил, еще раз меня обняв, что сильно любит, а потом вышел со мной на поле битвы.

Оба папарацци стали снимать, как мы с мрачным видом идем к ожидающему автомобилю. Сначала они напали на Мику:

– Что происходит, Мика? Вы по-прежнему вместе?

Как я ни старалась держаться, мои губы дрожали. Я стиснула зубы, но, прежде чем мы добрались до машины, невольно подняла руку и смахнула с лица слезинку. Тут же перед лицом возник объектив.

– Джози, Мика вас бросил?

Мика встал между мной и камерой.

– Оставьте ее в покое, ребята. Хватит. – Он закрывал меня, пока не открыл дверцу машины. Как только он на мгновение открыл обзор, между нами снова вклинился объектив.

Едва дверца захлопнулась, я отчаянно зарыдала под натиском эмоций, которые сдерживала последний час и последние пятнадцать лет. Водитель спросил адрес, и я, подняв голову, продиктовала его. Репортер подобрался к лобовому стеклу и нашел нужный угол для съемки, прижав камеру к стеклу. Он зафиксировал на камеру весь ужас моего поражения. Мика, возникший перед машиной, быстро оттащил парня прочь, ухватив за локоть.

Когда машина отъезжала, я повернулась и увидела Мику – тот с красным от ярости лицом орал на репортеров, а они стояли и записывали все это.

Глава 25

Я по наивности полагала, что приеду домой и отвлекусь. В одиночестве в собственной квартире выпью чай, приму горячую ванну и скроюсь от всего мира. Просто подожду, пока мир забудет обо мне.

Но когда машина подъехала к моему дому, я увидела, что фотографы, с которыми я пересекалась на других мероприятиях, столпились у входа. У одного была большая модная камера с внешним микрофоном. Я опустила глаза и подняла руку, чтобы скрыть лицо. Пока я набирала код от подъезда, они выражали восхищение. Они хотели знать, встречалась ли я с Микой специально, ради сенсационного материала. Они хотели знать, не влюбилась ли я, работая на вражеской территории. Они хотели знать, расстались ли мы, и если да, то почему. Не потому ли, что он больше не был мне нужен? Или мы расстались потому, что ему не нужна была я?

Вероятно, они слагали эпос про красавицу и чудовище и пока не решили, какую роль отдать мне.

Женщина, которая потрудилась облачиться в деловой костюм, пробилась через толпу и спросила меня:

– Джо, о чем вы только думали?

Шквал вопросов, быть может, сошел бы на нет, если бы папарацци у дома Мики не сняли видео с участием его якобы бывшей девушки, которая рыдала на заднем сиденье машины, куда ее усадил он сам. Добавим к этому ролик, где Мика кричит: «Оставьте ее в покое!» – и вы получите рецепт наживки, которая привлечет еще больше акул.

Репортеры додумывали контекст самостоятельно, выставляя Мику недалеким плейбоем, который бросил меня так же, как всех бывших девушек.

Пример № 1: Газета «Инсайд скуп» разместила заголовок: «Мика Синклер добавил еще одну женщину в свою коллекцию. Кто хочет стать следующей?»

Пример № 2: Издание «Диш» написало: «Негодяй Мика Синклер сбежал в рекордно короткие сроки».

Мика не давал никаких комментариев, чтобы развеять слухи, принимая удар на себя. Да и кому интересна правда в мельчайших подробностях, когда есть сенсационная ложь?

Мой телефон превратился в нечто, больше похожее на игрушку для взрослых, чем на средство связи. Обсуждение моей персоны в Сети я еще могла проигнорировать, но репортеры продолжали вторгаться в мою жизнь в бесконечных попытках раздобыть интересную историю малой кровью, хотя это была не такая уж важная новость. Еще меня посетила одна горькая мысль, когда я увидела беспощадных журналюг, осаждавших мой дом. Я поняла, насколько плохо работала на этом поприще сама, и осознала, что мне нельзя продолжать этим заниматься.

Но дорога к свободе лежала сплошь через зыбучие пески. Я снова написала Сангу Мун Су с вопросом, нет ли вакансий в его отделе. Он опубликовал обе статьи, что я отправила, поэтому я знала: он доволен моей работой. Он ответил: «Пока нет. Только если вы готовы работать фрилансером».

Я была не готова. Мне необходима была медицинская страховка, которая прилагалась к работе в штате, а поскольку других вариантов у меня не было, пришлось все это проглотить и снова отправиться в офис.

Как только я добралась до рабочего места, ко мне подошли Кристин и Дженнифер. Они обняли меня и велели не переживать, потому что скоро буря уляжется. И Кристин прошептала:

– Мы обе страшно завидуем, что тебе удалось окрутить такого красавчика.

Леонард пытался рассмешить меня бесчисленными байками о том, как он сам едва не попал в такую же историю.

Зато Дерек, как и следовало ожидать, поддерживал репортеров-стервятников, утверждая, что я сама во всем виновата:

– Ты забыла, где твое место, Джо. Ты лишь статистка, а не главное действующее лицо.

От того, что я сидела за рабочим столом и дышала тем же воздухом, что и Энди, мне стало нехорошо. Но до тех пор пока стервятники не потеряли интерес, работать на улице я не могла. Когда Энди наконец позвал меня в кабинет, я увидела, что он не раскаивается и не злопыхает. Для него все происходящее было совершеннейшей рутиной.

Он перекладывал какие-то бумаги на столе и даже не потрудился посмотреть мне в глаза.

– Я знаю, что в последнее время немного наседал на тебя, скаут.

Ему хватало самообладания утверждать, что он лишь слегка потрепал меня.

– Значит, так ты видишь ситуацию, когда отдал меня на растерзание шакалам, опубликовав эту статью?

Теперь он поднял глаза.

– Я переживаю, что у тебя не хватает характера работать здесь. Сам факт, что ты изъявила готовность стать жертвой шакалов, только бы отсрочить публикацию более интересной истории, уже о многом говорит.

– Мне показалось, ты сказал, что история Мики интереснее.

Он растянул губы в залихватской улыбке:

– Едва ли. Она ничуть не интереснее. Однако раз уж она вышла в свет вчера, хотя… если вспомнить спектакль, который был разыгран вечером… Что ж, благодаря этому сегодняшний материал пойдет еще лучше. – Он залился хохотом, похожим на собачий лай. – Поздравляю, наконец из тебя вышел толк, скаут.

У меня пересохло во рту.

– Ты не можешь взять свои слова назад. Ты обещал.

– Я обещал, что отложу историю Иден. И отложил.

– Ты пообещал отложить ее до следующей недели!

– Это были твои слова, а не мои.

– Ты ублюдок. Если напечатаешь этот сюжет… – Я попыталась придумать равноценную угрозу. – Я напишу на тебя жалобу и отправлю в отдел кадров.

Он захихикал:

– О да. Скажешь им, что я хорошо делаю свою работу? Как думаешь, откуда берутся деньги им на зарплату?

– Боже, как же ты мелок, – процедила я, воздержавшись от того, чтобы в красках описать, как именно я засунула бы ручку ему в задницу. – У тебя нет понятия об этике, нет и внутренней целостности. – Тут я осознала, что говорю, прям как Эль-Эль Стайлз, и меня осенило: я должна уйти, независимо от того, есть у меня источник дохода или нет. Я могу вернуться домой в Атланту, если уж на то пошло. Я подняла руки. – Не могу больше этим заниматься. Ты чудовище, Энди. – А теперь я копировала Иден.

Он зевнул:

– Еще что-нибудь хочешь добавить, Джозефина?

Я задумалась, не скостят ли мне срок на основании временного помешательства, но, досчитав до трех, все же подавила в себе желание задушить его.

– Надеюсь, однажды ты получишь сполна все, что заслужил.

Когда я развернулась к двери, Энди произнес:

– Подожди минуту.

Я остановилась на пороге, мысленно взмолившись, чтобы он отказался от публикации истории про Иден и попросил меня остаться.

Но он сказал лишь:

– Оставь здесь фотоаппарат. Это не твоя собственность.

Я швырнула камеру на его стол и вышла. На полпути к рабочему месту у меня задрожали колени. Я ухватилась за стол, избежав падения.

Зайон подскочил ко мне и поддержал, подставив руку мне за спину, я перенесла на него вес, и он сумел довести меня до табурета.

– Ты в порядке?

Я засмеялась, но лишь для того, чтобы не расплакаться.

– Думаю, я только что уволилась.

– Что?

– Я вроде как пожелала ему смерти. – Я кипела от негодования. – Этот грязный ублюдок собирается разместить историю, которую обещал мне отложить до следующей недели.

– Историю про Иден?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Она уже висит на сайте. – Он пошел к столу и принес планшет.

Я прочитала первые строки, и мое сердце сжалось.

«Иден Синклер беременна? Это подтвердила Джозефина Уайлдер через день после расставания с Микой Синклером. Хотя до сих пор остаются вопросы…»

– Черт подери! Он использовал меня самым отвратительным образом! Все ведь вообще не так.

Загрузилась фотография, подписанная сбоку моим именем. Тот самый кадр, где Адам обнимал Иден, прижав руки к ее животу. Качество было отвратительным – Энди пришлось сильно увеличить изображение. Мне следовало догадаться, что он сразу все поймет. Нужно было удалить снимок, когда у меня мне была такая возможность.

Я снова прочитала текст.

– Теперь вижу. Он все тщательно спланировал.

Зайон помассировал мне плечи.

– Джози, тебе нужно успокоиться.

Меня трясло от злости.

– Какой мерзавец! Я его уничтожу.

– Иди домой. Поешь. Вздремни. Это мой приказ. Хорошо? Ты меня слышишь?

Я кивнула, хотя домой идти не собиралась. Я сползла с табурета, пытаясь придумать, как все исправить.

– Увидимся позже, Зайон.

Зайон крикнул мне вслед:

– Прямо домой, Джози. Не пытайся ничего сделать сейчас. Подожди, пока все уляжется.

Я же начала писать имейл Иден, не успев выйти из здания.

«Иден,

клянусь, я не имею отношения к статье, которая вышла сегодня. Я не сообщала Энди об этом. Он приставил человека следить за тобой и сам все выяснил.

Пожалуйста, позвони мне.

Джо».

Она не ответила, что не удивляло. Я не говорила с ней, с тех пор как была опубликована статья про Мику. Мне казалось, что в течение недели я непременно придумаю, как все объяснить, и успею предупредить ее, чтобы она смогла поделиться радостной новостью с семьей, когда Адам вернется домой. Насколько я поняла, Иден списала меня со счетов в тот день, когда вышла статья о Мике, а этот материал окончательно уничтожил меня в ее глазах. Все выглядело просто отвратительно, и даже Мика мог бы сказать, что подозрения Иден оправдались во всех отношениях.

Я увернулась от одинокого репортера, запрыгнула в метро и поехала в Парк-Слоуп. Пешком добралась до дома Мики. Сегодня приставал с камерами поблизости не наблюдалось. Скорей всего, теперь они караулили дверь Иден. Если я привела орду папарацци к ней на порог, она точно никогда в жизни больше не будет со мной разговаривать. Я постучала в дверь Мики, но ответа не последовало, поэтому я села и стала ждать. Он выйдет из дома рано или поздно.

Через час появилась женщина и поднялась по лестнице. На ней была спецодежда, а с собой она несла принадлежности для уборки.

Я встала.

– Вы Анна?

Она кивнула.

– Можете сказать Мике, что я здесь?

Через несколько минут она выглянула из двери:

– Мистера Синклера нет дома.

Температура воздуха понизилась, когда темная туча закрыла солнце. Я отправилась в кафе на углу, заказала горячий чай и села за угловой столик, надеясь, что молния ударит дважды и Мика зайдет сюда снова. Я вытащила телефон и начала писать имейл Кейт из отдела кадров.

«Кейт!

Я хочу подать официальную жалобу на Энди Диксона. На прошлой неделе он попросил меня в ряде ситуаций нарушить нормы журналистской этики. Я осознаю, что компания закрывает глаза на его действия, поскольку это увеличивает ваш доход, тем не менее я испытываю необходимость зафиксировать документально конкретные эпизоды его неподобающего поведения.

На прошлой неделе он попросил меня поделиться комментарием, полученным неофициально в ходе ланча с рок-певицей, которую он навязчиво (и оказывая психологическое давление) преследует.

Он также переписал историю, которую я предоставила, сменив тон с нейтрального и повествовательного на злобный и обличительный. И он не принял фотографию, которую я предоставила. Вместо этого он перерыл все мои файлы и выбрал самую неудачную. А потом он разместил сюжет, подписав его моим именем и таким образом неадекватно представил мою работу.

Наконец, в понедельник он дал мне обещание в устной форме, что не будет публиковать сюжет (о рок-певице, которую преследует) до следующей недели, при условии, что я дам ему информацию для другой статьи. И хотя я выполнила условия сделки со своей стороны, он нарушил слово и разместил оба материала. Это серьезно повлияло на мою личную жизнь.

Прошу рассмотреть возможность применения к нему адекватного наказания.

Джо Уайлдер».

Перечитав письмо, я поняла, насколько безумно все это выглядит. Многие вполне справедливо заключили бы, что меня волнует лишь способ приготовления жареного. Жаловаться на несоблюдение этических норм в желтой прессе все равно, что жаловаться на то, что вода мокрая.

Несмотря на это я отправила письмо. Вероятнее всего, работу я уже потеряла. Если Энди и не воспринял мои слова как желание уволиться, то уж точно начал готовить документы для расторжения трудового соглашения.

Помешивая чай, я медленно приходила в себя. Впервые за день никто меня не преследовал. Никто нигде меня не ждал. Никто не рассчитывал, что я буду охотиться за снимками ради спортивного интереса. Я была никем. У меня не было никаких целей. И я ощутила свободу. К тому же у меня появилось время подумать.

Я уставилась на фото Мики, сделанное на концерте, – оно было установлено у меня в качестве заставки. Это вернуло меня к воспоминанию о том времени, когда мы еще не встречались и я думала, что буду счастлива провести с ним хоть одну ночь блаженства. Почему все так усложнилось?

Я всей душой желала Мику. Без него я была несчастна. Не нужно быть гением, чтобы понять: вероятно, он окажется самой большой любовью моей жизни. Если я его отпущу, то буду всегда об этом жалеть. Однако вечность с Микой может обернуться одним месяцем. Он так быстро перебегал от одной женщины к другой! Что, если он устанет от меня и от моей болезни, которая никогда не пройдет и будет постоянно доставлять неудобства? Стоит ли игра свеч? Достаточно ли «счастья прямо сейчас»?

Наверняка я знала лишь одно: это лучше «несчастья прямо сейчас».

И все же к нему прилагался целый багаж. Я не просто встречалась с ним. Я встречалась с журналистами, а через них – с целым миром. И я встречалась с его сестрой, если говорить начистоту. Но Мика знал, как справиться с журналистами. Да и они сами устали бы от нас со временем. А если бы я смогла растопить сердце Иден, то ко всему прочему стала бы подругой сестры своего парня. Вот такая вырисовывалась ситуация.

Я закрыла глаза, решив отфильтровать наименее убедительные возражения, отбрасывая страх перед неизвестностью и тем негативом, что был за пределами моего контроля. И тогда меня осенило: я сделала с Микой все то, что, согласно моим опасениям, он мог сделать со мной. И при этом я вела себя именно так, как мой отец, правда, по другим причинам. Именно я допустила, что факторы, не связанные с нашими отношениями, отдалили меня от Мики.

А он не делал ничего, кроме как проявлял мне преданность.

Однако весьма вероятно, что двойной удар – две истории в СМИ всего за два дня – нанес смертельную рану нашим отношениям. А я не могла найти Мику, чтобы оценить масштабы ущерба или что-то исправить. Просто необходимо разыскать его и все объяснить.

Тут на меня снизошло озарение: я ведь знакома с первоклассными преследователями звезд. Я написала сообщение Зайону:

«Не могу найти Мику. Позвони или напиши мне».

Через пару минут он ответил:

«Джози, где ты?»

«Я приехала поговорить с Микой, но его нет дома. Ты не знаешь, где он?»

«Поезжай домой, Джо. Ты разберешься с этим позже».

«Можешь связаться с Адрианной и спросить, не видела ли она его?»

Мой телефон позвонил через минуту. Зайон.

– Джози, Адрианна не отвечает на мои звонки. Уверен, она думает, что следующая в очереди на растерзание.

– С чего ей так думать?

– Пораскинь мозгами, Джо. Сначала Мика. Потом Иден. Она же не знает, что ты их не подставляла. Думаю, Адрианна решила скрыться от СМИ на всякий случай.

– О боже.

– Не волнуйся, Джо. Завтра ведь не выйдет материал про нее, верно? Потому что ни ты, ни я ничего не говорили Энди. А эти истории постепенно забудутся. Поезжай домой и подожди.

– Зайон, все, может, и забудут об этом, но Иден никогда меня не простит. И я не могу ее в этом винить. Она уже никогда не вернет себе возможность сообщить вместе с Адамом новость родителям. И как докажу ей, что не я ее выдала? – Я с трудом сдержала рыдания. – Мне нужно ее увидеть. Что, если Мика с ней? Вдруг она убедит его, что я сделала все то, чего она боялась?

– Оставайся на месте. Я приеду тебя забрать.

Я знала, что если скажу ему, где меня искать, он увезет меня домой, поэтому солгала:

– Ты прав. Я поеду домой и подожду тебя там.

Оставалось лишь одно место, куда я могла поехать, чтобы хоть что-то предпринять. За час, сделав одну пересадку, я добралась на поезде до Бруклин Хайтс и прошла шесть домов до квартиры Иден. Как и ожидала, поблизости околачивался человек с камерой, выжидая нужный момент. И это был Дерек.

Он не мог пропустить меня, чтобы не задеть:

– Эй, Джо! Что ты тут делаешь?

Бросив на него испепеляющий взгляд, я поднялась по лестнице. Снаружи чуть пахло сигаретами, а расплющенный окурок на крыльце подтверждал, что Мика приходил сюда. Я испугалась, что опоздала. До меня донеслись голоса – собравшиеся явно спорили. Моя рука задрожала, когда я постучала.

Иден приоткрыла дверь.

– Ни за что, черт возьми!

– Иден, можно поговорить с Микой?

– Он не хочет с тобой разговаривать. Убирайся в помойную яму к другим крысам. – Она закрыла дверь, и спор продолжился. Они говорили громче, но все равно разобрать хоть что-то было невозможно. Я посмотрела на Дерека, потом приложила ухо к двери. Я слышала низкий мужской голос, но не могла различить слова. Я стояла снаружи и ждала. Я хотела было постучать снова, но Иден отправила бы меня восвояси второй раз.

Потерпев поражение, я развернулась и направилась прочь. Мои ноги подкашивались, как ватные, когда я спускалась по ступенькам и шла по улице.

Дерек тащился сзади, задавая вопросы:

– Джо, ты пытаешься вернуть Мику?

У меня заурчало в животе, и я осознала, насколько сильно голодна. Просто зверски. У меня в сумке ничего с собой не было. Ни коробки с едой. Ни единого пакетика с желейными медведями.

Боковым зрением я увидела объектив – Дерек шел со мной рядом.

– Наверное, Мика теперь не так любит прессу, да? Хорошо, что ты наконец избавила его от звания главного медийного ловеласа.

У меня снова задрожали ноги, и я споткнулась. Каждый шаг давался с трудом. Меня посетила бредовая мысль, что сила притяжения земли увеличилась. Пытаясь удержать равновесие, я схватилась за дерево и вытащила телефон, надеясь успеть позвонить Зайону, но у меня слишком тряслись руки. И я больше не помнила, ни что я делала, ни как я это делала. Я облокотилась о дерево и сползла на землю. Мне нужно было переждать пару минут, пока пройдет головокружение.

В доме открылась дверь, и на пороге появился Мика. Иден вцепилась ему в бицепс. Он остановился и разжал ее пальцы с криком:

– Это мое решение, Иден!

Она завопила:

– Ты никогда не думаешь головой, Мика! Я прошу тебя взять паузу и подумать.

Но он уже преодолел половину лестницы и лихорадочно обыскивал взглядом улицу. Он недовольно посмотрел на Дерека, а потом увидел меня.

– О боже, Джози!

Он побежал по тротуару, кинулся на колени рядом со мной и крикнул Дереку:

– А вы тут стояли и снимали? Вы вызвали «скорую»?

Дерек засмеялся:

– Эй, старина, да она просто напилась.

– Она не напилась, козел!

Мика наклонился и поднял телефон. Он перебрал разные номера, а потом принялся ходить вокруг меня кругами, дергая себя за волосы другой рукой.

– Зайон, это Мика. – Пауза. – Да, она тут, со мной. Что делать? Вызывать «скорую»? – Его сумбурные панические движения замедлялись и сошли на нет, по мере того как он слушал. Наконец, он кивнул и сказал: – Ладно. Спасибо! – Затем набрал другой номер. – Иден, мне нужно, чтобы ты сделала мне одолжение.

Он говорил с ней пару секунд, потом опустился на землю и поднял меня, усадив себе на колени. Он гладил меня по волосам и шептал:

– Джози, господи, ты в порядке. Можешь сесть?

Он наклонился вперед, поцеловал меня в лоб, а потом качал на руках, пока Иден не вышла и не протянула ему стакан апельсинового сока. Он перебирал пальцами мои волосы, пока я пила. Через пару минут я смогла сесть. Иден с Микой обхватили меня руками, помогли встать и повели к дому.

Когда мы вошли, Мика усадил меня на диван и сел передо мной, уперев локти в колени, с таким видом, как будто прошел все круги ада. Он вытер лицо тыльной стороной ладони.

– Джози, мне так жаль.

Он бросил взгляд на Иден. Она вышла из комнаты, оставив нас одних.

Голос Мики сорвался, когда он заговорил:

– Джози, ты до смерти меня напугала. Когда я увидел, что ты лежишь на земле, то подумал о худшем. – Он схватил меня за руки, словно хотел убедиться, что я никуда не денусь. Он притянул меня к себе, и в его объятиях я почувствовала себя в полной безопасности, под надежной защитой. Я тоже его обняла. Он сжал меня сильнее, а его сердце быстрее забилось в груди.

– Мика… – Я откинулась назад, чтобы заглянуть ему в глаза.

Слеза скатилась по его щеке. Он смахнул ее и сглотнул.

– Вчера, когда ты попросила дать тебе время, я отпустил тебя, поскольку верил: ты вернешься. И я помню, что пообещал ждать тебя. Это не была шутка. Я ждал бы тебя всю оставшуюся жизнь. Но сегодня я понял, что могу потерять тебя по-настоящему навсегда. А если бы ты никогда не вернулась? Ты для меня все. Я люблю тебя, и ты нужна мне. – Он прижал ладони к моему лицу и сказал: – Аника Джо Уайлдер, я не хочу тебя ждать.

Он был прав: сегодня – единственный день, который у нас есть. Я слизнула слезы, докатившиеся до моих губ.

– Мика, а ты захочешь именно такое завтра?

– Завтра. – Он поцеловал меня в лоб. – И послезавтра. Всегда, пока я рядом. Нет, даже дольше, потому что теперь просто так, без драки, я тебя не отпущу.

Он только что произнес эти волшебные слова.

– Тебе не придется драться. Я люблю тебя, и я тебе верю. И ты мне нужен, Мика. Наверное, я не могу без тебя жить.

Он улыбнулся своей широкой улыбкой, от которой на щеках появлялись ямочки.

А потом он поцеловал меня – так, как умел только он. И как же я могла об этом забыть? Нам нужно было кое в чем разобраться.

– Мика, мы можем поговорить о той статье? Я хочу объяснить все тебе. И Иден.

Прежде чем мы успели пошевелиться, послышался стук во входную дверь, и Иден вновь забежала в гостиную. На мгновение я даже успела испугаться, что это Дерек, решивший совершить вторжение на ее частную территорию. Я последовала за Иден в коридор и с облегчением увидела там Зайона, который стоял на пороге. Ни Дерека, ни других папарацци поблизости не наблюдалось.

Иден повела всех на кухню. Несмотря на все происходящее, мне потребовалась пара минут, чтобы оправиться от шока при виде Адама за столом – он мирно потягивал пиво у себя дома. Я и не думала, что он уже вернулся из Японии.

Мика сказал:

– Ты же помнишь Джози? Вы познакомились две недели назад.

Адам кивнул, а потом проследил глазами за реакцией Иден. Видимо, он собирался по отношению ко мне выдерживать линию поведения, которую выберет она. Считала ли она меня все еще своим врагом? Или уже простила? А может, просто испытывала неловкость, оттого что мне стало плохо?

Мика выдвинул для меня стул, и я села. Зайон привез мой глюкометр. Пока я разбиралась с ним, Мика искал в холодильнике что-нибудь для перекуса. Он вернулся со всем, что сумел найти, и выложил продукты передо мной. Богатый выбор. Показатель еще был ниже нормы, поэтому я взяла единственный принесенный Микой фрукт и пару кусков сыра в качестве закуски.

Когда я пришла в норму, мы все собрались за столом и занялись едой и напитками, ожидая, пока кто-нибудь начнет разговор.

Наконец, я сказала:

– Иден, хочу, чтобы ты знала: я не выдавала тебя Энди. Он приставил Дерека следить за тобой, и тот увидел, как ты вышла от гинеколога, а потом купила витамины для беременных. Энди хотел опубликовать сюжет в понедельник, но мне удалось заключить сделку. Он пообещал не размещать новость о тебе до следующей недели. Но нарушил слово.

– А в чем была суть сделки? – Иден, взяв бутылку с пивом, сделала глоток.

Как бы ни было сложно, я продолжала смотреть ей прямо в глаза. Мне было нужно завоевать ее доверие.

– Во-первых, я должна была признаться, с кем встречается Мика. – Я облизнула губы. Все это звучало отвратительно. – Поскольку речь обо мне, то я решила, что уж в этом-то признаться могу. Однако я не подумала, что он сам обо всем успел догадаться и только ждал от меня подтверждения.

– В этом есть смысл.

– Есть еще кое-что. – Я отхлебнула сока, откладывая неизбежное. – Он попросил меня подтвердить, что мне известно о твоей беременности.

Иден, облизывая губы, буравила меня недобрым взглядом.

– Я подумала, что лучше выторговать тебе неделю. Ты же собиралась вскоре сообщить новость маме и Мике. А отменить публикацию Энди ни за что не согласился бы. Однако он, очевидно, располагал на тот момент лишь косвенными доказательствами, зато обвел меня вокруг пальца, заставив дать ему подтверждение. Мне очень жаль, что все так вышло.

Она помрачнела. Я хотела бы повернуть время вспять и поступить иначе. Как мне жить, если она будет меня ненавидеть? Я уже была готова к тому, что Иден меня выгонит, но она вдруг расслабилась и взяла меня за руку.

– Прости, что себя так вела. Я понятия не имела, насколько ты серьезно больна.

– Я знаю. И я понимаю, почему ты разозлилась. При таких обстоятельствах у тебя было на это право.

Зайон перебил меня, глядя в телефон:

– Эй, ребята! Я получил сообщение от коллеги. Дерек только что разместил на сайте видео.

Иден бросила взгляд на Адама:

– Можешь принести мой планшет?

Адам вскочил, ушел в комнату и вернулся через несколько секунд. Было забавно наблюдать, как одна из самых больших рок-звезд современности в присутствии Иден превращался в послушного котенка. Я посмотрела на Мику и увидела то же выражение на его лице. Было понятно: он сделает все, что бы я ни попросила.

Пальцы Иден колдовали над устройством, пока она не нашла видео. Она поманила меня к себе через стол, я подошла и, встав сзади, посмотрела из-за ее плеча. Она нажала кнопку «Воспроизведение».

Разумеется, Энди придумал совершенно отвратительный заголовок.

«Бывшая девушка Мики Синклера преследует его и в пьяном виде отключается на улице».

Я поморщилась, увидев, как, спотыкаясь, спускаюсь по ступенькам. Иден увеличила громкость, когда в кадре появился Мика. Потом Дерек произнес: «Эй, старина, да она напилась».

На этом ролик заканчивался. Иден прищурилась:

– Энди знает, что ты диабетик?

– Да. А что?

Она улыбнулась – в первый раз, с тех пор как вошла сюда.

– Он действительно мог подумать, что ты пьяна?

– Да. Он идиот.

Она пристально посмотрела мне в глаза, и я практически увидела, как у нее в голове созревает план.

– Насколько сильно ты хочешь продолжать там работать?

– Вообще-то я думаю, что уже уволилась.

– Ты думаешь? Что ты сказала?

– Ну я почти сказала ему: «Надеюсь, ты сдохнешь!» – и вышла из офиса.

Губы Иден изогнулись в кривой ухмылке. Потом лицо ее смягчилось, и она кивнула:

– Джо, ты хочешь свести счеты с Энди?

Я посмотрела ей в глаза:

– Однозначно.

Глава 26

«Мистер и миссис Говард Синклер

просят Вас оказать им честь своим присутствием

на бракосочетании их дочери

Иден

с

Адамом Коуплендом,

которое пройдет в субботу девятнадцатого сентября

в частном владении.

Пожалуйста, свяжитесь с Адамом или Иден, чтобы узнать детали».

Адрианна лично передала мне приглашение на свадьбу следующим утром. Она была в коричневой униформе и держала под мышкой планшет с зажимом для бумаги.

Я впустила ее.

– У тебя не было проблем с папарацци внизу?

– Ой, нет. Я все время так хожу. Не представляешь, насколько редко люди обращают внимание на курьера «Ю-пи-эс». В таком виде я могу подойти к любой кассе в любой забегаловке и заказать ланч.

– Думаешь, и в моем случае это сработает? – Мы все договорились, что мне нельзя появляться с Микой, пока фарс с расставанием, которое придумал Энди, перестанет быть новостью. Хорошее прикрытие позволит нам всех обмануть.

Она захихикала:

– Думаю, нет. Ты будешь похожа на девушку в маскарадном костюме. Прелесть моего камуфляжа в том, что он разительно отличается от того, что рассчитывают увидеть люди. Когда я – Адрианна, то выгляжу так нелепо, что никто потом не замечает меня в простеньком наряде.

Я задумалась:

– Когда ты – Адрианна? А кто ты сейчас?

Она указала на бейдж на груди:

– Я Эндрю.

– Как тебе удается не путаться?

Она склонила голову:

– О, милая, я много лет так живу.

– Боже, должно быть, это сложно.

– Да. Но иногда я встречаю волшебных людей, таких как Зайон, которые все понимают. И это сильно облегчает мне жизнь.

Однажды я попрошу Адрианну рассказать мне всю ее историю целиком. Но не сегодня. Сегодня мне нужно попасть в офис.

Адрианна взяла в руки приглашение.

– У нас их много. Если все не сработает сегодня, придется придумать что-то еще.

Я взяла карточку и сунула в сумку.

– Спасибо тебе за помощь.

– Рада помочь. Для Адама я сделаю что угодно, к тому же мне очень не хватает наших встреч – мы здорово веселились, подшучивая над папарацци.

Она собрала вещи и надела кепку. Я не сомневалась, что она легко растворится в толпе. Я не завидовала ее непростой жизни, но завидовала возможности становиться невидимкой по собственному желанию.

Однако сегодня мне самой, напротив, требовалось привлечь всеобщее внимание. Я хотела накраситься так, чтобы легче было изобразить тяжелое похмелье, однако Мика с Иден сказали, что цвет моего лица и так оставляет желать лучшего. Вечер, проведенный в опасной близости к коме, отразился на состоянии моей кожи.

Мика спросил, готова ли я к каким-либо играм в принципе, давая мне возможность отказаться.

– Можешь просто пойти домой и провести время со мной, Оскаром и Феликсом.

Однако я была готова. У меня имелись личные причины свести счеты с мерзким Энди Диксоном. К тому же меня грела мысль, что Иден будет любить меня вечно за то, что я прошла через это вместе с ней. А уж право отомстить она заслужила.

Я явилась в офис перед обедом. Зайон уже сидел за столом и еле заметно кивнул мне в знак приветствия. Вытащив приглашение из сумки, я положила его на стол Зайону, но он покачал головой. Я бросила взгляд на стол Дерека – того не было. Вот дерьмо.

Зайон произнес чуть громче, чем следовало:

– Джози, почему ты не дома? У тебя ужасный вид.

Энди распахнул дверь кабинета и уставился на меня:

– Ты? Быстро иди сюда.

Я опустила голову, изображая стыд и страх.

– Да, сэр.

Он подождал, пока я войду в кабинет и закрою дверь. Обойдя стол, повернулся ко мне:

– Сначала отправляешь жалобу в кадры, а теперь возвращаешься? Надеешься получить последнюю зарплату? Или рекомендацию? И то и другое вполне может сойти за повод.

Его лицо приняло оттенок баклажана. Сколько раз я с трудом сдерживала слезы в этом кабинете! А вот теперь не могла заплакать по заказу. Тогда я поморщилась и буркнула:

– Ты оказался прав по всем пунктам.

– Что? – С его нижней губы капнула слюна, но он не обратил на это никакого внимания. – Ты наконец поняла, что им плевать на тебя? Мика разыграл все это на камеру, верно? Что случилось? Он перестал отвечать на звонки? Или все же сказал тебе, что не хочет встречаться с неадекватной истеричкой, которая заявилась в дом к его сестре пьяная и имела наглость барабанить в дверь, после того как выдала все его семейные тайны?

Я прикусила язык, чтобы не произнести: «Это ты выдал все его семейные тайны». У меня был подготовлен ответ получше:

– Я понимаю, ты хочешь меня уволить и…

– Прямо сейчас, черт возьми. Ты вела себя совершенно неприемлемо, Джо.

Я попыталась добавить в голос нотки волнения:

– По поводу вчерашнего…

У него раздувались ноздри – ему явно что-то пришло на ум.

– Это видео – неоспоримое доказательство того, что ты совершенно не подходишь для репортерской работы. Я добавлю это к моему ответу на твою жалобу в отдел кадров.

Я потянулась к нему.

– О, пожалуйста, не надо. – Не перегнула ли я палку со всей этой театральщиной? – Клянусь, я не пила. Я очень долго не ела, и у меня начался гипогликемический шок.

Энди колебался. Он уже публично обвинил меня в пьянстве. Если он мне поверит, ему придется опровергать свой же сюжет. Он провел языком по зубам. Потом подошел к двери.

– Дерек, а ну-ка тащи сюда свою задницу!

Я вытянула шею и увидела, как Дерек убирает пенопластовую коробочку с мясом, купленным на улице. Он вскочил, вытерев губы салфеткой, и вошел в кабинет Энди.

– Что случилось? О Джози!

Вот так, как будто это не он вчера снимал, как я погружаюсь в кому.

Энди произнес, отчеканивая каждое слово:

– Дерек, ты сказал, Джо была пьяна вчера вечером, когда ты ее увидел. Она же утверждает, что была в каком-то шоке.

– В гипогликемическом шоке, – робко вставила я.

Дерек фыркнул:

– Ты видел ролик. Она шаталась и спотыкалась, когда шла по улице. Типичная картина алкогольного опьянения.

– Спасибо, Дерек. Можешь идти.

Энди вытер слюну тыльной стороной ладони.

– Слушай, ты была расстроена. Ты переоценила интерес этого продажного ловеласа к тебе. Такое могло случиться с кем угодно. – Он хихикнул. – Ну, положим, не с каждым. Но ты – самый наивный журналист, с которым я имел несчастье работать.

– Ты прав. Я… – Я не могла этого отрицать. Во всяком случае вслух. Тем более если хотела, чтобы он продолжал верить, будто Мика меня бросил.

– И ты, немного выпив, набросилась на него. Это было унизительно. Я могу понять, почему ты хочешь списать все на какую-то болезнь.

– Энди, я не пила.

В его глазах загорелся недобрый огонек.

– Надеюсь, ты испытала унижение, когда поняла, что эту сцену видел весь Интернет. Я просто наслаждался, когда смотрел. – Его губы растянулись в омерзительной ухмылке. – Зря ты перешла мне дорогу, Джо.

Я не могла больше смотреть на него, поэтому решила подтолкнуть его к действию:

– Что собираешься делать, Энди?

– Уволить твою паршивую задницу. – Он улыбнулся, хотя многим показалось бы, что, скорее, нахмурился. – А теперь пошла вон из моего кабинета.

Я с трудом сдержала радость, выходя из змеиного логова. Прикрыв лицо рукой, будто желая скрыть слезы, прошла по офису. Только так я могла сдержать желание расхохотаться.

Зайон спросил:

– Все в порядке, Джо?

Дерек поднял на нас глаза, оторвавшись от бараньего филе с рисом, прилипшего к его подбородку.

Я фыркнула:

– Энди только что уволил меня. Это были худшие двадцать четыре часа в моей жизни.

– О боже. Я могу как-то тебе помочь?

– Нет, все нормально. – Я направилась к двери, но остановилась, как будто меня внезапно посетила интересная мысль. Достав из сумки приглашение на свадьбу, бросила его на стол Зайону. – Вот, вчера пришло по почте. Я носила его с собой на тот случай, если Мика передумает меня бросать. – Я вытерла воображаемые слезы. – Но мне не суждено туда попасть. Уж точно не после того, что я пережила. Может, ты им воспользуешься. Если сумеешь выяснить, где пройдет церемония, то сможешь сделать кучу фотографий и опубликовать их повсюду.

– Это то, о чем я подумал? – Зайон не использовал свои актерские способности, с тех пор как мы участвовали в постановке «Иисус Христос – суперзвезда» за пределами колледжа, но сейчас от него и не требовалось особых талантов. Однако получалось отлично.

Я закрыла лицо руками.

– Не могу поверить, что это происходит, черт побери. – Я хочу поблагодарить Академию…

Зайон спрыгнул с табурета и положил руку мне на плечо:

– Можно я хотя бы провожу тебя до улицы и помогу поймать такси?

Мы дошли до лифта и ступили в кабинку вместе. Когда двери закрылись, я спросила:

– Думаешь, он проглотит наживку?

Зайон усмехнулся:

– Скоро узнаем. Я включил запись на веб-камере.

Выйдя из лифта на втором этаже, я обняла Зайона:

– Прости, что оставляю тебя здесь со всем этим дерьмом. Увидимся дома позже.

А потом я ушла из этой зловонной дыры, пожирающей человеческие уши. Я сыграла свою роль. Теперь мне оставалось лишь ждать. И надеяться, что все остальные справятся с реализацией своей части плана.

Мы не могли встречаться у Мики или Иден, поскольку за ними почти непрерывно следили, да и у моего дома до сих пор дежурили репортеры. Поэтому мы переписывались или созванивались. Но последнее мы делали лишь тогда, когда были уверены: нас никто не подслушивает.

Очень скоро Зайон разослал всем нам видео, на котором Дерек берет приглашение и читает его. У Дерека чуть глаза не вылезли из орбит, и он то и дело оглядывался, проверяя, не видят ли его за чтением. Потом он исчез. Я задумалась: он решил снять копию или побежал докладывать обо всем Энди? Потом Зайон сказал, что приглашение уже лежало на столе, когда он вернулся.

Напечатает ли Энди приглашение, или разместит сюжет с датой, или же подождет того момента, когда сможет сделать полноценный сюжет? Попытается ли он заполучить эксклюзивные снимки с церемонии, которая должна пройти в частном владении?

Мы получили первую подсказку чуть позже вечером, когда родители Иден позвонили с вопросом, почему какой-то репортер интересуется тайным бракосочетанием. Смутившись, они сказали репортеру, что не понимают, о чем речь. Иден именно так и велела бы им поступить, если бы хотела вовлечь в наш план. Она сказала, что они непременно все испортят, если у них будет четкая инструкция.

Следующие две недели Иден вела бурную тайную деятельность, чтобы все организовать, а я просто ждала. Она позвонила сообщить, что ходила в Ботанический сад Бруклина, где в открытую пообщалась с директорами, расспрашивая о стеклянной оранжерее Палм-хаус. Она уже забронировала зал, обзвонив кучу заведений и обнаружив то, которое соответствовало всем ее требованиям, однако ей хотелось удостовериться, что ищейкам Энди будет с чем поработать.

Адам и Адрианна были заняты сочинением музыки и видеозаписью на съемочной площадке. Мика разъезжал с концертами. Репортеры осаждали его, надеясь получить комментарий о расставании с девушкой, с которой он недавно встречался (со мной), но он элегантно уворачивался от вопросов. Его фотографии периодически мелькали в желтой прессе, но главным образом в категории «его где-то видели».

Меня убивало то, что я постоянно находилась вдали от него. Он звонил каждый день и периодически отправлял сообщения типа: «Куда ты больше хочешь поехать – на Бали или в Шотландию? Я серьезно». Но мне очень не хватало встреч с ним. Я вспоминала, чего мне стоило участие в этом розыгрыше всякий раз, когда мне приходилось бороться с желанием постучать в его дверь.

Пока же я по утрам провожала Зайона на работу, слонялась по квартире и отправлялась на пробежку. Днем я бродила по улицам, наблюдая за людьми, а вечером фотографировала Бруклинский мост. И каждый день я смотрела, как тают деньги на моем банковском счету.

Когда в массах укоренилось мнение, что моя связь с Микой позади, телефон перестал звонить, а репортеры убрались с улицы перед моим домом. Даже когда я где-нибудь видела знакомых папарацци, они смотрели мимо меня. Без Мики моя ценность для них стремилась к нулю. Я была лишь приложением к славе другого человека. Так часто бывает. Как оказалось, именно этот момент беспокоит меня меньше всего.

Когда миновала неделя заточения и всеобщего забвения, раздался телефонный звонок с неизвестного номера. Я едва не проигнорировала его, но любопытство одержало верх.

Нажав кнопку, я с сомнением произнесла:

– Алло?

– Джозефин? Привет. Это Ларс Кембридж из «Рок пейпер».

Я выпрямилась.

– Ларс?

– Да. Привет. Рад, что поймал тебя. Слушай, Мика скинул мне ссылку на статью о тебе, которую разместили в твоей газете.

Главный редактор известного журнала звонил, чтобы поговорить со мной, но его интересовал лишь всем надоевший скандал. Я вздохнула:

– Я не комментирую эту историю, Ларс.

– Конечно, нет. Меня не история интересует. Мне понравились фотографии, которые ты сделала. Одна из них – та, где ты поймала Мику. Ей место прямо в Лувре, а не в желтой прессе.

– Спасибо, – произнесла я. Это доказывало, что я была права, и я быстро добавила: – Именно так я думала, когда снимала. Невозможно сделать плохую фотографию, когда модель сам по себе – произведение искусства.

Он рассмеялся:

– Да. Еще я отметил твой потрясающий снимок Виктории Седжвик. Я много раз ее видел, но никогда не обращал внимания, насколько она выразительна. Ты слишком талантлива для второсортной газетенки.

– Твое мнение много для меня значит, Ларс. Я не думала, что хоть одна из этих фотографий появится в газете. Это произошло из-за рокового стечения обстоятельств.

– А я рад, что случилось именно так, иначе не увидел бы твоих работ. Слушай, я не могу ничего обещать, но хотел бы взглянуть на другие твои снимки. У меня есть одна мысль на твой счет, но сначала пришли мне все, что у тебя есть.

Я растерялась.

– Большинство моих работ принадлежат «Дейли фид». – Я задумалась, пытаясь понять, чем располагаю. – Но я начала создавать портфолио. Могу прислать все. Но, возможно, там не так много материала.

– Отлично. Жду с нетерпением.

Он продиктовал мне адрес электронной почты, и я пообещала отправить ему все как можно скорее.

Прежде чем повесить трубку, Ларс сказал:

– Надеюсь, у вас с Микой все хорошо.

– Ты же знаешь, газеты исказили все происходящее. – Даже произнося эти слова, я ощутила всю романтическую несправедливость ситуации.

Ларс милостиво не стал поднимать тему о том, что нам преподали урок, который нужно усвоить.

– Мика так и сказал мне.

– А что он сказал обо мне? – Я едва ли не слышала слова Мики: «Что за наглое выуживание информации, Уайлдер?» Но мне так хотелось узнать о Мике хоть что-то – я безумно скучала.

– Он сказал, что ты талантливый фотограф и чересчур честна, чтобы работать на Энди Диксона. А еще он сказал, что ты слишком хороша для него.

– Думаю, мы оба знаем, что это неправда. Мика – настоящее сокровище.

– Словом, надеюсь, что для вас обоих все сложится удачно.

Я погрузилась в работу, занявшись отбором фотографий, которые показали бы Ларсу все мои таланты: маленькая девочка с раскрашенным лицом, монахи на Таймс-сквер, любители шахмат, девочка, бегущая за собакой, папарацци, атакующие Мику, Мика и Иден, поющие на сцене вместе, Мика, парящий над толпой, как божество. Прекрасное-прекрасное лицо Мики в лучах софитов, освещающих его сверху, и руки фанатов, которые тянутся к нему снизу.

Я не могла больше это терпеть. Я потянулась к телефону и написала:

«Где ты? Я к тебе приеду».

Он ответил:

«Не будем торопиться, Микаголик. Я отправлю тебе кое-что, и это тебя займет».

На следующий день пришло письмо без почтовых штемпелей, в конверте лежал один-единственный билет на одну из худших небродвейских постановок, которая шла утром. Продажи были настолько плохие, что шоу собирались закрыть к концу недели, однако это помогло бы мне убить время. Так что я с парой пересадок доехала на метро до Таймс-сквер и растворилась в недрах темного пустого театра. Несмотря на дефицит зрителей, контролер провел меня на мое место на самом последнем ряду балкона. Впрочем, какая разница? Дерьмовый спектакль – дерьмовые места.

Но когда шоу началось, кто-то, сев рядом, обнял меня. Я повернулась так быстро, что чуть не упала с кресла. Сбоку сидел Мика, очень довольный собой. Я стерла напыщенную ухмылку с его лица поцелуем. Мы не видели большую часть представления, но я никогда его не забуду.

С того дня, когда бы у Мики ни появилось свободное время, я находила либо конверт, либо текстовое сообщение с загадочной инструкцией, следуя которой, я неизбежно оказывалась рядом с ним. А еще он устроил мне персональную экскурсию по городу – во всяком случае по Бруклину. Мы часами рассказывали друг другу истории из детства и юности, сидя в отдельной переговорной комнате при Бруклинской публичной библиотеке. Мы строили планы на будущее в подвесной галерее в церкви Плимута. И не раз мы пользовались всеми удобствами местных отелей, где почти не разговаривали. Необходимость скрываться повышала накал страстей и добавляла волнения и без того захватывающему роману. С каждым днем я влюблялась в Мику все сильнее. Так пролетели еще две недели.

В пятницу перед торжеством Адам с Иден тихо проникли в кабинет окружного регистратора и получили лицензию на заключение брака.

В субботу утром я, сидя в пижаме, наблюдала, как Зайон готовится к выходу. Я больше не имела ничего общего с миром Энди, и мне не надо было стремиться попасть на свадьбу Адама с Иден. На этот раз я могла спокойно отсидеться дома. Зайон пообещал, что пришлет видео.

Если все пойдет по плану, таких видео будет много.

Я попыталась отвлечься, играя в онлайн-игры. Потом отправилась на пробежку, изо всех сил стараясь не завернуть в Проспект-парк. Зайон периодически мне писал.

«Орел приземлился».

Я ответила:

«Не смей шифроваться. Что происходит?»

«Энди рыщет у здания и фотографирует гостей».

«Он купился?»

Я принялась грызть большой палец, пока ждала ответа. Все говорило о том, что Энди поверил мне.

«Адрианна только что появилась в нелепом платье подружки невесты из розовой тафты. Похоже, это его окончательно убедило».

Зайон отправил мне фрагмент видео с телефона. Энди нашел козырное местечко у здания. Это была отличная точка для съемки фото или видео на закрытой свадебной церемонии. Зайон просканировал все пространство своей камерой. Места заполнялись под звуки классической музыки. «Свадебный фотограф» с профессиональным оборудованием расхаживал по залу. Адам стоял у входа в ожидании. С одного фланга его прикрывал Мика. С другого – Адрианна.

Заиграли свадебный марш. Видео Зайона оборвалось, и я представила, как Энди фотографирует Иден в платье, купленном впопыхах. Потом я долгое время смотрела на часы.

Наконец, дверь квартиры открылась, вошел Зайон и рухнул на диван.

– Это было невероятно.

– Все прошло хорошо?

– Потрясающе. Адрианна говорит, завтра все будет готово. Надеюсь, Энди ничего не разместит сегодня вечером. Полагаю, нам не настолько повезет, чтобы он подождал до понедельника.

Он был прав. Материал вышел в воскресенье днем. Энди был в ударе. Он разместил скан приглашения и статью о том, как хитростью выведал, где пройдет церемония, и заполучил эксклюзивные фотографии со свадьбы Адама Коупленда и Иден Синклер. Он включил видеоролик с участием Иден, где та шла по проходу и, судя по всему, обменивалась клятвами с Адамом. Видео сопровождалось звуками, которые можно было поймать лишь снаружи, – шумом ветра, волнующего кроны деревьев, голосами людей в отдалении, натужным хрюканьем самого Энди.

Адрианна лихорадочно слала одно сообщение за другим, умоляя подождать еще час. Потом еще. Зайон мерил комнату шагами. Наконец, я получила заветное сообщение и увидела «твит» Адрианны:

«Смотрите мое новое видео».

Вот он – клип, который они с Адамом снимали последние три недели. Финальные сцены были вырезаны из съемки постановочной свадьбы, организованной накануне утром.

У клипа был сюжет. Вначале Адрианна и Адам были показаны вместе в образе счастливой пары. Они даже целовались, хоть и вполне целомудренно. Потом появилась Иден, и интерес Адама к Адрианне стал угасать, по мере того как он проводил все больше времени с Иден. Адрианна беспомощно наблюдала за происходящим. Я поняла, что именно такую версию отрабатывал Энди, когда три года назад узнал об отношениях Иден с Адамом.

Когда начался последний припев, Адрианна держала в руках приглашение на свадьбу. Она уронила его, и камера приблизила изображение, чтобы зрители могли прочитать слова. Как только она запела: «Невесты вечная подружка, мне не стать невестой никогда», объектив снова переключился на Адрианну, стоявшую рядом Адамом, в то время как Иден шла по коридору в бутафорском свадебном платье.

Это было красиво.

Через час клип одновременно с сюжетом Энди стал в Сети вирусным. Такой конфуз обеспечит ему хороший трафик, однако это будет для него пирровой победой. Адрианна приобретет новых поклонников, а Энди предстанет в глазах общественности полным олухом.

Не столь важно, уволят его или нет после такого провала. Он никогда это не переживет.

Зайон приготовил попкорн, и, пока я устраивалась на диване, чтобы жадно изучить все статьи на сайтах конкурентов, зазвонил домофон. Зайон встал и нажал кнопку:

– Йо.

Мика ответил:

– Йо.

И Зайон впустил его.

Он сел рядом со мной, и я прижалась к нему.

– Как дела у Иден?

– Лучше не бывало. Спасибо тебе за помощь.

Я рассмеялась:

– Мой вклад был лишь в том, чтобы уволиться. Вы все сработали потрясающе.

– Это точно.

Зайон сказал:

– Ребята, загляните на сайт «Вотч дог».

Заголовок звучал так: «Когда наступает предел?»

«Выход статьи, уже ставшей вирусной, под именем известного в желтой прессе журналиста, в которой он перепутал съемки клипа с настоящей свадьбой, заставляет задаться вопросом: что происходит с новостной индустрией в сфере музыки? Общение звезд с папарацци часто затуманивает…»

Я была разочарована:

– Слишком скучно.

Зайон ткнул меня ногой.

– О! Почитай вот это.

Запиликало приложение «Фейсбук» – от Зайона пришло сообщение со ссылкой на статью в «Инсайд скуп».

«Инсайд скуп» изучила истории, размещенные в «Дейли фид» ранее, и сделала шокирующее открытие.

Несколько недель назад Дерек Питерман из «Дейли фид» снял вот это видео с участием таблоидной журналистки Джозефины Уайлдер, которая упала в обморок у квартиры Иден Синклер. В этом видео мистер Питерман насмехается над мисс Уайлдер за то, что она напилась. После этого инцидента мисс Уайлдер, которая также работала репортером в «Дейли фид», была уволена за неподобающее поведение.

Однако сегодня днем мы получили справку о здоровье мисс Уайлдер. Мисс Уайлдер – диабетик. Наш источник утверждает, что у нее был гипогликемический шок, вызванный экстремально низким уровнем сахара в крови.

Когда мы обратились за комментарием к мистеру Питерману, он заявил: «Но она не была похожа на больную. Откуда мне было знать?»

Бывший коллега мисс Уайлдер Зайон Найт сообщил «Инсайд скуп», что она очень переживала из-за того, что Энди Диксон опубликовал один материал раньше, чем они с ним договорились. Другие подробности произошедшего мистер Найт не сообщил.

Нам не удалось получить комментарий от мистера Диксона».

Я подняла руку, чтобы Зайон дал мне «пять».

– Вот как можно развернуть любую историю!

Зайон прямо-таки светился.

– Эй, ты просто используешь оружие, которое есть у тебя в арсенале.

Утром в понедельник репортеры пронюхали о лицензии на заключение брака между Иден и Адамом, и посыпались вопросы об их намерениях. Прежде чем появился новый сюжет, опровергающий версию Энди, Иден остановилась на улице и ответила на все вопросы журналистов. Никто не поинтересовался, почему она вдруг начала общаться с прессой, хотя Энди, несомненно, обратил бы внимание на разительные перемены в ее поведении. Работяги-журналисты были рады просто заполучить комментарий для своих редакторов, особенно в связи с таким долгожданным событием, как свадьба Иден и Адама. Тем более что предполагаемая дата совпадала с двухлетием их помолвки. «Мы уже забронировали зал и давно разослали приглашения». И это была правда. Однако пригласила она только членов семьи и друзей, которым доверяла.

Другие статьи об Энди еще подоспеют. И тоже забудутся. Я думала, что ничего не изменится, только Энди Диксон теперь почувствует на собственной шкуре, каково это – быть героем, а не автором сюжета.

Теперь, когда имя Энди склоняли во всех изданиях, его жизнь стала полностью соответствовать стилю, который он предпочитал в журналистике. Следующие несколько дней репортеры преследовали его с камерами, засыпая вопросами и провоцируя на конфликт. Если Энди и усвоил что-то за несколько лет, то уж точно знал бы – вестись не стоит. Однако не то из-за тщеславия, не то из-за полного непонимания ситуации он периодически отвечал папарацци. Комментарии его были отвратительны, и читатели его не поддерживали.

К атаке подключились звезды, которым он когда-то портил жизнь, и вскоре всплыли другие истории о его поведении. Обвинения в открытом преследовании и намеренном введении публики в заблуждение звучали одно за другим, и, когда въедливые репортеры принялись копаться в личной жизни Энди, далеко не один скелет выпал из его шкафа. Наверное, он думал, что никого никогда не заинтересует, что именно он оплачивает кредитными картами, однако в Америке всегда рады найти злодея с подпиской на сайт знакомств «Е-хармони» и посмеяться над ним.

Если честно, мне было почти жаль его. Почти.

Эпилог

Концертный фотограф. Звучит круто, не правда ли? Слишком круто, чтобы назвать так официальную должность, верно? Подумайте хорошенько.

Через месяц после того, как я потеряла работу, Ларс Кембридж связался со мной и попросил сделать кое-что для журнала. Он также отправил мои фотографии Стюарту Майклзу, предварительно получив мое разрешение. Я обсудила со Стюартом размещение снимка Мики, включенного в мое портфолио, на одной из его предстоящих выставок. В качестве компенсации за неправомерное увольнение «Дейли фид» вернула мне все мои работы. Мика был очень взбудоражен при мысли, что он может стать объектом для создания произведения искусства. Стюарт заявил, что с радостью обсудит дальнейшее сотрудничество. Думаю, когда-нибудь я смогу открыть собственную выставку.

Я много лет была профессиональным фотографом, но впервые чувствовала себя так, словно получила официальную лицензию на такую работу. Это было все равно что заручиться благословением отца. Только вот в нем я, конечно, больше не нуждалась. Мои снимки хвалили профессионалы, они нравились моему бойфренду, моему лучшему другу и, разумеется, моей маме, которая неустанно делилась с миром моими успехами.

И все же я отправляла фотографии и статьи отцу. Мне нравилось думать, что втайне он гордится дочерью.

Ларс предложил мне возможность бессрочной подработки в качестве фрилансера. Мне пришлось купить медицинскую страховку на государственной страховой бирже, но это все равно было лучше, чем оставаться безработной. Я уже выполнила пару крупных заказов и создала себе имя в своей среде, кроме того, мне довелось работать с самым невероятным оборудованием. Все-таки ученая степень в сфере искусств мне пригодилась: деньги и время были потрачены не зря. Разумеется, оплата была нестабильной, но довольно высокой, когда я получала хорошие заказы.

Сегодня у меня была самая лучшая работа.

С того места, где я стояла, открывался великолепный вид на всю группу, как и на лица людей, перемещавшихся по толпе… лежа на спине. Они смеялись, когда многочисленные руки передавали их дальше к выходу, словно ехали по живому конвейеру. Куда живые доски для серфинга девались потом, оставалось загадкой.

Мика затащил на сцену очередного фаната, и процесс начался снова. После его концертов у меня всегда оставался хороший материал. Зрители были столь же интересны, как и сама группа. И теперь мне нравилась их музыка.

Сегодня, как и всегда, Мика заряжал толпу энергией. Он посмотрел на меня и подмигнул. Я сделала фото.

Он взял последнюю ноту, повернулся к группе и кивнул им. Они стали играть что-то совершенно новое. Репертуар был неисчерпаем. Каждый вечер они исполняли любимые фанатами хиты и добавляли что-то из старых песен или пробовали новые.

Мика произнес:

– Я немного нервничаю из-за этой новой песни. Не часто приходится выступать перед своей музой.

Я осознала, что он имел в виду, через пару секунд. К тому моменту он вытащил микрофон из стойки и подошел к углу, где примостилась с фотоаппаратом я. Я выпустила фотоаппарат из рук, и он стукнул меня по животу. Все взгляды были прикованы ко мне.

Мика убрал гитару за спину и сел напротив меня.

– Эта песня называется «Джози».

Я переключила камеру в режим видеосъемки, чтобы записать звук. Мика начал петь.

– Я схожу с ума По ее кудрям цвета корицы. Пьян без вина Я от этой девицы.

Группа повторяла за ним. Он взял меня за руку и перешел к припеву:

– Джо-Джо-Джози, Чертовка из Джорджии, Не могу жить без тебя ñān ninne snēhikkunnu.

Он пел, и наши пальцы переплелись. Мне захотелось закрыть лицо руками, когда я услышала «я люблю тебя» на малаяламе. Мне никто не говорил этих слов на языке отца много лет, а Мика вернул их мне самым романтичным образом. Но ему необязательно было писать для меня песню, чтобы рассказать о своих чувствах.

Он был для меня опорой тогда, когда любой другой парень мог бы сломаться. Он буквально вытащил меня с самого дна. И прямо здесь, на вершине славы, он хотел меня. Я была нужна ему.

Он доказывал мне свою преданность каждый день на протяжении последних шести месяцев. Когда таблоиды выставляли меня его новой фанаткой, он заботился, чтобы для его «дорожной жены» в автобусе всегда был запас инсулина и «правильной» еды. Когда репортеры потеряли интерес ко мне и стали выведывать, не появилась ли у него другая женщина, он предложил мне жить с ним. Когда они писали о его девушке, которая охотится за большими деньгами, он приносил мне завтрак в постель. И когда девушки флиртовали с ним на встречах после концертов, он тоже флиртовал, но уходил всегда со мной.

А еще он каждый день скрупулезно записывал показания глюкометра в дневник наблюдений. И сидел подле меня, поглаживая мне спину, пока я пыталась прийти в себя после головокружения. И сводил меня с ума одним только прикосновением.

И каждую ночь, когда я засыпала, он шептал мне на ухо:

– Я буду любить тебя завтра, и послезавтра, и каждый день, который обязательно наступит.

Сноски

1

Песня «Битлз». – Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Герой книги Р. Даля «Чарли и шоколадная фабрика», выигравший один из пяти билетов в мире, дающих право посетить шоколадную фабрику Вилли Вонки.

(обратно)

3

Би́ди, иногда бири – это тонкие, небольшие азиатские сигареты, распространенные в Индии и некоторых других странах Азии. Представляют собой нарезанные листья необработанного табака с примесью трав, завернутого в лист коромандельского черного дерева, перевязанный цветной ниткой.

(обратно)

4

Нет (пер. с малаяма).

(обратно)

5

Хорошо (пер. с малаяма).

(обратно)

6

Один из ключевых персонажей романа Дж. Р. Р. Толкина «Властелин Колец», спутник и помощник Фродо Бэггинса – одного из главных героев.

(обратно)

7

Также аллюзия на роман «Властелин Колец».

(обратно)

8

Заклинание для отпирания дверей из романа Дж. Роулинг «Гарри Поттер».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg