«Созданы друг для друга»

Созданы друг для друга (fb2) - Созданы друг для друга (пер. Антонина Галкина) 1842K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лорен Моррилл

Л. Моррилл Созданы друг для друга

Оригинальное название: MEANT TO BE

Text Copyright © 2012 by Paper Lantern Lit, LLC

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019

* * *

Ингер Сьостром – за вдохновение и поддержку

Глава 1 Унижение на высоте

«Суперского путешествия, оторвись там как следует! Не будь занудой, как я. Ф.».

В МИРЕ ПОЛНО ОТСТОЙНЫХ вещей. Залить миску любимых хлопьев Lucky Charms молоком и только потом заметить, что оно прокисло. То, как звучит слово «сырость». Споткнуться и влететь лицом прямо в тарелку с едой перед всей командой по лакроссу…

– Атака пернатых!

Лететь в одном самолете с Джейсоном Липпинкоттом тоже отстой.

Через два ряда от меня Джейсон воздевает руки к небу, изображая молитву, пока наш самолет болтается вверх-вниз, как на тарзанке. Не то чтобы я знала, каково это – прыгать с тарзанкой, я скорее приму участие в соревновании по правописанию в одних трусах, чем добровольно спрыгну с веревкой вокруг ног. За соревнование я хоть медаль получу.

Самолет резко проваливается на несколько десятков (сотен?) метров, и я впиваюсь обеими руками в подлокотники. Может, молитвы Джейсона и шутка, а вот мои очень-очень искренние: «Господи, прошу, пусть наш самолет благополучно приземлится в Лондоне… А пока мы летим, может, ты найдешь способ заткнуть Джейсона?»

Ненавижу летать. Честно. НЕНАВИЖУ. ЭТО. Нестись в металлической коробке на сверхсветовой скорости сквозь облака – просто безумие. С таким же успехом можно запускать людей через океан из огромной рогатки. Я засовываю томик Шекспира в карман впереди стоящего кресла и аккуратно складываю стопку журналов на откидном столике.

– Снижаемся! – Опять Джейсон, естественно. Самолет подкидывает сильнее, чем в прошлый раз, и мои коленки врезаются в столик. Открытая пачка орешков и стопка журналов летят в проход. Я опять инстинктивно хватаюсь за подлокотники, и мой сосед-бизнесмен взвизгивает от боли. Упс! Это был не подлокотник. А его нога. (А ведь мне сразу показалось, что подлокотник какой-то мягкий.) Я бормочу извинения и вцепляюсь своей кунг-фу-хваткой в настоящий подлокотник.

Дыши. Дыши. Я закрываю глаза и стараюсь представить Марка. Почему-то первая картинка, которая всплывает в сознании, – его фото в классном альбоме. У Марка безупречные черты лица, как у модели. Белоснежная широкая улыбка с идеально ровными зубами, кроме одного, третьего от центра: этот зуб стоит немного криво, но мне нравится, потому что благодаря ему все остальные кажутся еще ровнее. Густые волнистые каштановые волосы всегда лежат красиво, слегка небрежно, но не слишком и без противных жирных или липких средств для укладки. Идеальные, как и он сам. Я наконец немного успокаиваюсь, представляя, что лечу через океан на спине маленькой певчей птички, а не в бугристом кресле с полиэстеровым чехлом, пристегнутая ремнем безопасности.

Вдруг Джейсон вопит: «Ву-у-ух-у-у-у!» – и мой дзен, созданный благодаря Марку, рассыпается. Я выпрямляюсь в кресле. Джейсон вскинул руки вверх, как на американских горках. Симпатичная стюардесса бесшумно подходит к нему. Отлично. Если богу не под силу заткнуть Джейсону рот, то, может, хоть ей удастся.

Вытягиваю шею в предвкушении – хочу в полной мере насладиться выволочкой, которая вот-вот светит Джейсону. Но вместо этого стюардесса протягивает ему салфетку, Джейсон разворачивает ее, там пара печений с шоколадной крошкой. Он берет их осторожно – видимо, они еще горячие. Стюардесса широко улыбается Джейсону. Он что-то говорит ей, и она смеется. Он ведет себя как придурок и все равно получает первоклассное угощение!

– О боже! Ну он дает! Разве не прелесть? – Это Сара Финдер, главная сплетница школы «Ньютон-Норд». Сара пихает в бок свою соседку Иви Эльстон, кивая на Джейсона.

– Да! Он милый! А что, говорят, со Скарлетт у них все, да?

– Давным-давно все. Они уже несколько недель как расстались.

Уж Сара-то знает. Сара всегда все про всех знает. За три часа и двадцать семь минут, что мы в воздухе, Сара и Иви перемыли кости всем. (Кроме меня, потому что последний раз повод обсуждать меня был в восьмом классе, когда Брайан Холломан прикрепил скотчем розу из фетра к моему шкафчику на День святого Валентина. И всех это заинтересовало лишь потому, что на следующий день выяснилось: роза вообще-то предназначалась для Стефани Келли.) Благодаря моей удачной позиции – прямо за Сарой – я теперь в курсе того, что Эмбер Райли, похоже, сделала пластику носа, что Роба Дайамоса временно отстранили от занятий из-за курения в подсобке, что бедная Лора Робертс стала всеобщим посмешищем: она хвасталась всем, что вот-вот получит в подарок новенький «рендж-ровер», а в итоге мать отдала ей свою старую «хонду».

– Думаешь, он теперь весь такой бедный и несчастный? И ищет себе кого-нибудь? – У Иви огромной рот, да и вообще черты лица крупные, и она долго тянет гласные.

– Вряд ли, – ответила Сара. И добавила, понизив голос: – Он говорил как-то, что его следующая цель – стать членом клуба высокого полета.

– Что, серьезно? Это ведь… ну то есть… когда двое делают это в самолете? – Голос Иви взлетел до октавы Мэрайи Кэри то ли от удивления, то ли от желания предложить себя в качестве партнера.

– Тише ты! И да. Сто процентов. Ты же его знаешь. Он такой, – шепотом ответила Сара.

Фу-у! Я молча молю Бога, чтобы он, пока занимается поддержанием нашего самолета в воздухе, добавил Сару и Иви к списку тех, кого стоило бы отправить в режим «Беззвучно». То есть я, конечно, не из тех ханжей, что думают, что секс в подростковом возрасте равносилен смертному греху или социальному самоубийству. С сексом у меня нет никаких проблем. Его в моей жизни вообще пока нет. Но если бы и был, то уж точно не в туалете самолета. Да кто в своем уме вообще захочет заниматься этим в таком тесном и грязном месте?

Я закрываю глаза и пытаюсь снова представить Марка. Но резкий голос Сары продолжает врезаться в мое сознание, как те дурацкие суперострые ножи, не требующие заточки, из рекламы магазина на диване: разрезают консервные банки, ботинки и грезы.

Поскольку воображаемый Марк, очевидно, не может составить мне компанию, остается лишь один способ заглушить главных сплетниц «Ньютон-Норд» и отогнать жуткие мысли об авиакатастрофе. Я достаю айпод из фиолетовой кожаной сумки, лежащей под сиденьем, распутываю наушники и включаю расслабляющую музыку. (Сейчас мне больше всего подходит Хэйвард Уильямс. У него голос – будто в блендере смешали сливочное масло и гравий.) Но, надевая наушники, я обнаруживаю что-то мокрое и липкое в волосах. Я хватаюсь за хвост, подношу его кончик к глазам и вижу комок виноградной жвачки.

Сзади раздается хохот, я оборачиваюсь – мальчишка лет семи в футболке с Баззом Лайтером злобно улыбается. Его мама мирно спит в соседнем кресле.

– Это ты?! – в ярости шиплю я и трясу своим хвостом.

– У-упс! – говорит парень и снова хохочет, как бесенок. Его толстые раскрасневшиеся щеки подпрыгивают, а светлые кудряшки стали влажными от пота.

Детей определенно надо добавить в список того, что я ненавижу. Полеты и детей. Несколько минут я дергаю волосы в разные стороны и пытаюсь аккуратно вытащить жвачку по кусочкам (одновременно благодаря родителей за то, что я единственный ребенок в семье), но становится ясно: несмотря на горящий значок «Пристегните ремни», мне придется встать с места и пойти в туалет.

Я не хожу в туалет в самолете. Это мое железное правило. А я стараюсь никогда не нарушать правила. (Это еще одно мое правило.) Потому что если уж мне суждено разбиться в лепешку, то никак не со спущенными трусами. Однако жвачка в волосах – это настоящее ЧП даже для меня, хоть меня в принципе мало волнуют мои пересушенные хлорированной водой непослушные каштановые кудри. Я аккуратно отстегиваю ремень безопасности, поглядывая на закуток бортпроводников, и быстро пробираюсь в туалет.

Я пытаюсь избавиться от сиреневого безобразия в волосах, а за стеной постоянно слышится негромкое хихиканье. Почему все ведут себя так, будто мы приехали в парк аттракционов? Да я бы предпочла лучше оказаться на «Титанике». Там хотя бы путешествовали с комфортом – с хрустальными бокалами и теплыми пледами.

Наконец последний кусочек липкой гадости извлечен, и можно выходить, правда, сначала приходится сразиться с раздвижной дверью, которая вцепилась в рукав моей толстовки. Я дергаю дверь, давлю на нее локтем, в конце концов мне удается освободиться, и я поворачиваюсь, чтобы выйти. В эту секунду самолет снова проваливается в воздушную яму, и меня вышвыривает из туалета, как ядро из пушки. Чьи-то руки ловят меня и спасают от удара головой об косяк. Я поднимаю голову и вижу, что удержаться на ногах мне помог Джейсон Липпинкотт.

– Зубрила! – Джейсон вспомнил самое идиотское из всех прозвищ, которые были у меня в средней школе. Он ухмыляется: – Веселенький полет, да?

Я делаю шаг назад.

– Вообще-то меня зовут Джулия. – Я стараюсь говорить максимально спокойно и поправляю край штанины, которая зацепилась за подошву кроссовки.

– Конечно-конечно, – отвечает Джейсон и делает жест рукой, пропуская меня вперед. – Только после вас!

– Эм-м… спасибо.

Может, он и правда понял, как сильно я хочу скорее оказаться в своем кресле с пристегнутым ремнем.

На пути к своему месту я замечаю, что все одноклассники уставились на меня. Потом раздается несколько сдавленных смешков, и вдруг хохот со всех сторон. Райан Линч, капитан команды по лакроссу «Ньютон-Норд», с дурацкой ухмылкой смотрит мне прямо в глаза. Сара возбужденно шепчет что-то на ухо Иви, глядя в мою сторону. Не понимаю, что происходит. Может, я не всю жвачку убрала из волос или испачкала ею лицо? Я хватаюсь за волосы и вдруг краем глаза замечаю какое-то копошение. Я оборачиваюсь и вижу, что Джейсон делает непристойные движения бедрами в мою сторону, подмигивая Райану. А Райан тянет к Джейсону руку, чтобы дать пять.

О господи! Нет! Они думают, что там, в туалете, мы были вместе! Клуб высокого полета и все такое. Они так думают, потому что Джейсон делает вид, что все так и было! Да как им только в голову могло прийти, что я захочу делать хоть что-нибудь вместе с Джейсоном Липпинкоттом! Да еще в самолете! Да еще в туалете! Я опять смотрю на Сару, она включила свой режим сплетницы на полную, и ее взгляд застыл на мне. Если знает она, то знают все, а значит, это только вопрос времени, как скоро слух дойдет до Марка. И я боюсь даже представить, до каких масштабов мутирует эта сплетня. Порой «Ньютон-Норд» превращается в огромный испорченный телефон.

Одно ясно точно: хороший, милый, добрый и умный Марк не захочет иметь со мной ничего общего, если узнает, что я была с Джейсоном в туалете самолета полуголая во время перелета через Атлантику. Джейсон перестал кривляться и теперь со смехом дает пять своим дружкам. Дает пять. Н-да уж. Сначала называет меня зубрилой, а потом делает вид, будто я развязно вела себя на высоте в девять тысяч метров! Все, что сейчас приходит мне на ум, – это развернуться и прошипеть: «Прекрати!»

Я плюхаюсь на свое место. Потом резко всовываю наушники в уши и ставлю максимальную громкость на айподе в надежде, что громкая музыка сможет заглушить обиду. Теперь я почти надеюсь на скорейшую авиакатастрофу.

Глава 2 Латте и длинные ноги

«Уже нельзя передумать и поехать вместе с тобой? Джулс».

ВСЕ ОСТАВШЕЕСЯ ВРЕМЯ я кипела от негодования. Вот бы моя лучшая подруга Фиби была сейчас со мной! Она бы точно придумала, что сказать Джейсону, как послать его куда подальше. У Фиби такая супер-способность – последнее слово всегда остается за ней.

Когда мы сели в Лондоне, я решительно направилась прямиком к Джейсону, стоявшему у багажной ленты.

– Знаешь что? Если тебе вдруг приспичило вести себя как ребенок под кофеином – это твоя прерогатива, но меня оставь в покое. Ни за что на свете я бы не стала обжиматься с тобой, и уж точно не… – В последнюю секунду я понимаю, что не смогу договорить, потому что Джейсон по-идиотски улыбается. Я делаю вдох. – Не в самолете. Вообще нигде, понял? Никогда. Так что отвали. Навсегда. О’кей?

– Прерогатива, да? – хихикает он, разворачивает виноградную жвачку и отправляет ее в рот.

– Да, не самое популярное слово, так что ты, возможно, никогда его не слышал. – Нда, похоже, Джейсон назвал меня зубрилой вполне заслуженно, но я так и не продвинулась дальше первой тирады, когда сочиняла этот диалог.

– О, я в курсе. Мой словарный запас куда богаче, чем ты думаешь, – говорит Джейсон и наклоняется ко мне. Аромат виноградной жвачки бьет мне в лицо, и я морщусь от этого запаха. – Но только пусть это будет наш секрет. Не хочу разрушать свою репутацию «ребенка под кофеином».

Я судорожно пытаюсь придумать какой-то остроумный ответ, но тут что-то тяжелое врезается мне в ноги. Я опускаю глаза и вижу мальчишку из самолета – мятая футболка с Баззом Лайтером, светлые растрепанные волосы.

– Смотри, куда идешь! – возмущаюсь я, но паренек не обращает на меня никакого внимания, он дает Джейсону пять и бросается к багажной карусели (и к своим родителям, надеюсь). – Это что еще значит?

Джейсон рвет обертку от жвачки до тех пор, пока кусочки бумаги не становятся размером с молекулу. Они дождем осыпаются ему на ногу. Вдруг я слышу злорадный смешок и хватаюсь за хвост.

– Ты! – вскрикиваю я, а Джейсон тем временем надувает идеальный пузырь, который закрывает половину его лица. Сквозь жвачку просвечивают веснушки. Мне ужасно хочется ткнуть пальцем в этот пузырь, чтобы он лопнул и жвачка прилипла к челке Джейсона. Посмотрим, понравится ли ему это. – Нельзя давать детям жвачку!

– Почему? Парню явно было скучно, – безразлично пожимает плечами Джейсон и разворачивается в сторону багажной карусели. – Боже, мам, давай снизим уровень стресса немного, хотя бы пунктов на двадцать… Мы же на каникулах!

– Это не каникулы, это образова… – начинаю протестовать я, но Джейсон затыкает меня жестом, который, кажется, я видела в передаче «Переводчик с собачьего».

– Знаешь, в чем твоя проблема, зубрила? – говорит Джейсон, перекатываясь с носков на пятки и обратно, а потом подмигивает мне. – Ты не знаешь значения слова «веселье». Может, оно недостаточно умное для тебя? – И он проскальзывает мимо меня к багажной карусели.

А я остаюсь стоять, и моя ненависть к нему пылает с жаром сверхновой звезды. Этот диалог настолько выбил меня из колеи, что я пропустила свою сумку и теперь вынуждена ждать, пока она сделает круг и опять подъедет. И пока я вытягиваю шею в поисках своей зеленой сумки, за моими плечами вырастают две одинаковые тени.

Я поднимаю голову вверх и вижу над собой двух человекоподобных аистов. На них одинаковые джинсы скинни, полосатые топы и цветные шарфы, замотанные вокруг длинных шей. Разница между девушками только в том, что у одной высокий тугой хвостик темно-рыжего цвета, а у другой высокий тугой хвостик из светлых волос и в руках у блондинки гигантский стакан латте со льдом, размером с ее голову.

– Богом клянусь, если я сейчас увижу двухъярусную кровать у нас в квартире, то надену свои Manolo и сяду на ближайший же рейс в Штаты, – говорит блондинка. – Во время прошлой Недели моды мы вчетвером делили две двухъярусные кровати, как в каком-то модном детском лагере. В этот раз я на такое не соглашусь ни за что.

– Да я готова спать как в лагере, лишь бы только не в одной комнате с Урсулой, – отвечает рыжая, поправляя сумку на костлявом плече. – Она храпит, как лесоруб.

Ой божечки! Настоящие модели во плоти. Вернее, в костях. Выглядят они так, будто давно голодают и явно перебрали кофе. Тут я замечаю, что у багажной ленты много женщин ростом выше, чем метр восемьдесят. Аэропорт просто заполонили гламазонки с острыми скулами и черными чемоданами на колесиках. И все постукивают по линолеуму десятисантиметровыми каблуками, словно только сошли со страниц итальянского Vogue, а не выдержали шестичасовой перелет над Атлантикой.

– Ты уже знаешь, в каких показах участвуешь? – спросила рыжая, высматривая свой чемодан на ленте.

– Завтра у меня несколько просмотров, – ответила блондинка, вяло встряхивая кубики льда в ведре с кофе. – Но мой агент говорит, что я точно буду у Stella McCartney. Ну и в Marc Jacobs меня обожают.

Я замечаю, как рыжая закатывает глаза, пока плавным, изящным движением снимает свой чемодан с ленты. Меня так увлек этот разговор, что я не заметила, как моя сумка снова ко мне подъехала. Ныряю за ней, хватаюсь за нейлоновые ручки и всем весом откидываюсь назад, чтобы оторвать ее от карусели. Но из-за книг, которые я взяла с собой, сумка оказалась тяжелее, чем я рассчитывала. Теряя равновесие, я валюсь назад…

…Но мой полет прерывает тело. К несчастью, это модель-блондинка, чья хрупкая фигура не готова к столкновению с моим мускулистым корпусом и с десятью тоннами багажа, которые летят на нее, как тяжелый стратегический бомбардировщик.

– Черт! – взвизгивает она и падает, не удержавшись на своих высоченных каблуках. Мы приземляемся одним клубком, из которого торчат руки и ноги. Ее холодный кофе озером разлился по полу.

– О господи, простите, мне так жаль, – лепечу я в ужасе и пытаюсь встать, но едва мне это удается, нога цепляется за ручку моей сумки, и я приземляюсь прямо в лужу кофе. Холодная липкая жидкость впитывается в мои штаны. Супер! После слухов о том, что я вступила в клуб высокого полета, подозрительное пятно на штанах – последнее, что мне нужно. Я уже говорила, что ненавижу летать?

Я кое-как выпутываю ногу, хватаю сумку и бросаюсь к ближайшим раздвижным дверям: хочу скрыться до того, как услышу истерику супермодели.

– Простите! – бросаю я через плечо.

– Ты должна мне кофе! – кричит блондинка, но я не оборачиваюсь.

Выбравшись на улицу, я принимаюсь высматривать одноклассников в толпе, чтобы не пропустить автобус. Замечаю Джейсона и шагаю в его сторону, но быстро понимаю, что никого из наших рядом нет. Он болтает с темноволосой супермоделью, которая вот-вот сядет в черный седан. Ну конечно!

Другой черный седан с визгом останавливается прямо передо мной. Я вижу свое отражение в затемненных окнах: растрепанные волосы, красные воспаленные глаза, вся одежда в пятнах кофе… Великолепно. Я прибыла в Лондон в образе сумасшедшего бездомного, страдающего недержанием.

Я растерянно поправляю сумку на плече и наконец замечаю одноклассников у синего туристического автобуса. Миссис Теннисон суетится вокруг, пересчитывая всех по головам и сверяясь со списком. К тому времени как я доползаю до них с огромной сумкой, украшенной моей монограммой, почти все уже расселись по местам. Перелеты, дети, модели и опоздания. И Джейсон Липпинкотт. Список вещей, которые я ненавижу, растет с каждой минутой.

В автобус я вхожу после Дирдре Робинсон и необъятного облака ее кудрявых пушистых волос и занимаю два свободных места впереди в надежде, что рядом никто не сядет. Да, из нашего класса в Лондон поехало два десятка человек, и ни с одним из них я не дружу. Так что следующие десять дней будут очень долгими.

Когда нашему классу объявили о возможности на весенних каникулах поехать в Лондон, я была уверена, что кто-нибудь из моих друзей из команды по плаванию точно согласится. Однако, несмотря на то что я всегда все планирую и внимательно подхожу к организации, я записалась и оплатила поездку до того, как узнала, что региональные соревнования по плаванию выпадают на те же даты. А ведь на этих соревнованиях я в прошлом году побила рекорд штата вольным стилем! И вот теперь я здесь, а все мои друзья из команды там.

Мне тревожно и одиноко без привычного окружения, из-за этого я начинаю дергать вверх-вниз большим пальцем ноги в кроссовке. Я обещала тренеру Хаасу, что буду обязательно заниматься и тут (слава богу, в нашем отеле есть бассейн). Остается надеяться, что мне не найдут замену за эти десять дней.

– Отдохни, Джулия, – сказал мне тренер Хаас в ответ на мое обещание тренироваться. – Просто повеселись там хорошенько, ладно?

Судя по всему, никто на этом свете не понимает, что веселье в моем понимании – это как раз плавание, путеводители и следование правилам. Джоэл Эмерсон лениво идет по проходу. Я вижу, что он замедляет шаг у свободного рядом со мной места, и быстро кидаю на сиденье свою сумку. Джоэл будет всю поездку по ролям пересказывать последние матчи по лакроссу, и меня, скорее всего, от этого укачает. Черт, Фиби, я убью тебя за то, что ты бросила меня.

Родители Фиби не позволили ей пропустить воссоединение семейства Ли, которое проходит у них каждые пять лет в Чикаго. Наши мольбы не смогли поколебать их непреклонность. Фиби даже разыграла карточку «это будет важной строчкой в моем резюме для колледжа», но все без толку. Впрочем, Фиби не нужно волноваться из-за колледжа. Она потрясающий художник, так что однозначно поступит в Школу дизайна Род-Айленда. А я, надеюсь, поступлю в Брауновский университет, и тогда мы с ней поселимся в Провиденсе, в викторианском доме со светлыми стенами и башенкой.

– Ну слушай, там хотя бы будет пляж, – сказала я Фиби на прошлой неделе.

После нескольких месяцев уговоров я наконец убедила подругу разрешить мне разобрать ее гардероб. Фиби говорит, это извращение, но упорядочивать жизнь других людей для меня вроде хобби. Какое-то невероятное удовлетворение испытываешь, когда находишь место для каждой вещи.

– Там озеро Мичиган. Вряд ли это вообще можно считать пляжем, – ответила Фиби и, высунув язык, принялась проверять желтую футболку на предмет дырок различного происхождения, а потом кинула ее в кучу вещей, которые собиралась отдать.

– Торговая палата Чикаго утверждает обратное, – возразила я, развешивая на плечики кучу летних сарафанов с ярким узором. Потом подняла фиолетовое мини-платье в гусиную лапку – на подоле была дыра размером с яйцо. – Это оставляешь?

– Это я вполне могу зашить. – Фиби кинула платье в стопку белья, которое надо было починить, а потом собрала длинные черные волосы в небрежный хвост.

Я так завидую ее волосам. Мне нужно часа два с утюжком и целой полкой банок от Kiehl’s, чтобы мои волосы стали такими же прямыми. А из-за хлорки в бассейне такими же блестящими им не стать никогда.

– Да без разницы, даже если бы там и был настоящий пляж, купальный сезон длится всего недели три в августе. А сейчас март. В Чикаго сейчас как в Арктике, – продолжила подруга.

Я вздохнула:

– Я тоже буду грустить! Все девчонки, которые едут в Лондон, повернуты на моде и косметике, так что я могу вернуться как после полной лоботомии – с новым гардеробом, состоящим только из джинсов скинни и браслетов от Tiffany. – Я складывала кучу футболок с принтами и пыталась сконцентрироваться на этом, отгоняя прочь мысли об одиночестве. – Серьезно, что я буду делать там без тебя?

– Ты будешь наслаждаться Лондоном, – сказала Фиби. А потом ее глаза расширились, и она, как обычно, выдала длинную тираду: – Этот город полон сексуальных студентов и старшеклассников, которые читают Джейн Остин и сестер Бронте. И порою, замирая в безмолвной тоске по своей дорогой подруге, которая уплетает кимчи и запеканки двоюродных бабушек, ты будешь наслаждаться английским чаем и сконами.

Итак, моей лучшей подруги нет рядом, чтобы меня поддержать. Но я в Лондоне. Бесплатно. Без родителей. С планом мероприятий (где все, конечно же, выделено и подчеркнуто) и длинным перечнем мест, о которых раньше мне приходилось только читать и мечтать, а также с полной сумкой путеводителей, страницы которых пестрят разноцветными стикерами.

Могло быть и хуже. Ведь я могла бы путешествовать с тетей Матильдой, которая не упускает ни одного случая намекнуть, что проводи я больше времени в платье и меньше в бассейне, то уже давно обзавелась бы настоящим бойфрендом. Еще я могла бы ездить на экскурсии с толпой школьных директрис или телеведущих из магазина на диване. Это было бы хуже (наверное). Так что решено. Эта поездка будет восхитительной. Я делаю несколько глубоких вздохов, достаю расписание и начинаю психологически готовиться к завтрашнему посещению галереи Тейт. Я уже скачала и распечатала буклет, описывающий временные выставки. Я собираюсь провести сегодняшний вечер (который помечен в программе поездки как «Заселение»), перечитывая главы о Тейт в каждом из моих пяти путеводителей. Одной мысли о музее и моих книжках достаточно для того, чтобы стресс начал отступать.

Миссис Теннисон поднимается в автобус последней и осматривает всех. Она в брюках палаццо и в тунике в цветочек с широкими рукавами, которые скользят по лицам учеников, пока миссис Ти движется по проходу автобуса.

– Все на месте? Никого не потеряли? – спрашивает она, пересчитывая нас по головам, потом вдруг всплескивает руками и нахмуривает подведенные брови. – Кажется, кого-то одного не хватает!

– Я тут! Спокойствие! – Джейсон с веселой улыбкой вскакивает в автобус и протискивается по проходу мимо миссис Теннисон. – Спасибо, что придержали автобус для меня, миссис Ти.

– Джейсон, прошу тебя, не отходи от своих одноклассников. Нам всем необходимо держаться вместе.

Пятнадцать минут в Лондоне, а миссис Теннисон уже массирует пальцами виски. Без сомнения, ближайшие десять дней для нее тоже будут очень непростыми.

– Простите, миссис Ти. Больше никогда. Слово скаута! – Он улыбаясь идет вдоль прохода в поисках места, останавливается напротив меня и принюхивается. – Ореховый сироп, зубрила? Я был уверен, что ты предпочитаешь черный кофе.

Я сжимаю кулаки. Журчащие ручейки и свежий ветерок. Птички, сердечки, радуги и тот, третий от центра, зуб Марка…

– Спасибо, Джейсон, – вздыхает миссис Теннисон и достает толстую папку.

Автобус трогается, миссис Теннисон, чтобы не упасть кому-нибудь на колени, хватается за спинку ближайшего сиденья, едва не выдрав клок из облака волос Дирдре Робинсон, но Дирдре ловко успевает отклониться. Наверное, это движение она выучила на тренировке команды по фехтованию (которая, кстати, состоит из одной Дирдре).

– Итак, класс, слушайте внимательно, – говорит миссис Теннисон, откашлявшись. – У меня хорошие новости. В отеле что-то напутали, и в итоге у каждого из вас будет отдельный номер.

Весь автобус завизжал от счастья, и я вместе со всеми. Отдельная комната означает, что мне не придется терпеть Сару Финдер, кучу ее дизайнерских джинсов и фейковых сумочек Louis Vuitton. Спасибо, ГОСПОДИ. Эта поездка становится лучше с каждой минутой!

– Ладно, ладно. – Миссис Теннисон, призывая нас к тишине, машет руками. – Едем дальше. Комендантский час назначаю на десять вечера, и вам придется подчиниться. На ночь я буду забирать ключи, чтобы убедиться, что каждый из вас в своем номере, а не где-то… – Она останавливается на полуслове, но я прямо вижу: она представляет себе, что одна половина группы будет арестована, а другая забеременеет.

Все начинают ворчать и стонать. Иви даже пискнула: «Это же фашизм!» Я более чем уверена, она не знает, что такое фашизм. Я ничего против комендантского часа не имею: пораньше ложиться, пораньше вставать – и утром на тренировку в бассейн.

Миссис Теннисон продолжает:

– Чтобы никто из вас не потерялся, мы прибегнем к старой доброй системе – разобьемся на пары.

Все вокруг меня хватают друзей за руки, но я провела не одно лето в детском лагере, поэтому прекрасно знаю, что будет дальше, и чувствую, как внутри все сворачивается в ледяной клубок.

– Я заранее сама разбила вас пары на время путешествия. Вы будете не только приглядывать друг за другом, но и ходить вместе на все мероприятия. Запомните, это образовательная поездка по Великобритании.

– Ох, не напоминайте, – бубнит Иви, которая сидит на два ряда дальше меня. Под конец перелета Иви принялась листать «Гид по идеальному шопингу в Лондоне» – я впервые увидела ее с книгой.

– Вы будете нести ответственность за своего партнера на протяжении всей поездки, – продолжает миссис Теннисон. Теперь она говорит быстрее. Наверное, репетировала дома перед зеркалом в ванной. – Успех вашего партнера – это ваш успех. Вы будете вместе не только во время экскурсий, но и во время специальных культурных часов. Вам, должно быть, интересно, что я имею в виду, говоря «культурные часы»?

– О нет! – По интонации Иви понятно, что она закатила глаза, но, к счастью, миссис Теннисон ее не слышит.

– Культурные часы – это ежедневные двухчасовые блоки, во время которых вам позволено самостоятельно изучать Лондон. Конечно, со своим партнером!

– Время шопинга! – пронзительно визжит Иви.

На этот раз миссис Теннисон ее слышит и бросает на Иви взгляд, полный ярости.

– Культурные часы следует посвятить дальнейшему изучению культуры Лондона, – продолжает она, интонацией выделяя эти слова. – А это не включает шопинг. Я буду следить за тем, как вы проводите ваше время: каждый вечер вы будете сдавать мне короткие эссе с рассказом обо всех тех великолепных открытиях, которые совершите за день.

Мои одноклассники продолжают дружно ныть. Нет, а чего они ожидали? Несмотря на всеобщее заблуждение, это не каникулы. Все, что мы тут делаем, будет оцениваться, и я планирую получить высший балл.

Миссис Теннисон начинает читать имена по парам, и я напрягаю слух, чтобы не пропустить свое. Она движется вниз по списку, и я замечаю закономерность. Брайан Арнетт в паре с Джейми Барнс. Иви Эльстон – с Сарой Финдер. Тони Харрисон и Логан Хант. Люси Карнс и Адам Лэндри. Ой-ей. Это может означать только одно…

– Джулия Лихтенштейн, ты с Джейсоном Липпинкоттом.

Нет! Нет-нет-нет! Я не могу быть с Джейсоном. Во-первых, я только что велела ему отвалить от меня. Навсегда. Я даже смотреть на Джейсона не могу, не говоря уж о том, чтобы вместе с ним ходить на экскурсии по замкам. Во-вторых, о чем мы вообще можем говорить? За исключением сегодняшней перепалки, последний раз мы с ним разговаривали, когда Джейсон засунул в мой шкафчик пачку тампонов в девятом классе. В столовой он сидит за столом с членами своей команды по лакроссу и хихикающими девчонками из их группы поддержки, а на уроках большую часть времени пытается вогнать в краску учителей, по-идиотски их передразнивая. Я понятия не имею, как играть в лакросс, а он не прочел… да, наверное, ни одной книги он не прочел. Плюс ко всему наверняка девяносто процентов времени он потратит на флирт с девушками, что будет ужасно раздражать партнера, которому придется за ним следить. То есть меня…

Но прежде чем я успеваю узнать, можно ли обсудить решение миссис Теннисон, она достает коробку одинаковых серебристых телефонов. На каждом наклейка с номером, выведенным аккуратным почерком. (Миссис Теннисон сама по себе, может, порывистая и хаотичная, но прекрасный каллиграф.)

– Это ваши временные сотовые телефоны, или мобильные, как говорят в Англии, – немного насмешливо произносит она, двигаясь по проходу и раздавая телефоны. На моем написано:

+442026415644

Я смотрю на ряд незнакомых цифр, пытаясь найти в них какой-то смысл, чтобы легче было запомнить. Стандартный код страны 44, это просто. Двадцать… Такой номер был у папы в старшей школе, он был капитаном футбольной команды. Мой мозг разбивает цифры на группы, пытаясь найти ассоциации. И вдруг я вижу: 26 апреля 1564. День рождения Шекспира! Должно быть, это знак.

Остается последняя четверка, но тут легко: это мой средний балл успеваемости. Номер отца, день рождения Шекспира и средний балл. Я беззвучно произношу эти слова, пока они прочно не отпечатываются в памяти.

Миссис Теннисон продолжает щебетать:

– Средства с этих телефонов списываются автоматически после использования. Сейчас на каждом достаточно денег на двадцать минут разговора, этого должно сполна хватить для того, чтобы вызвать полицию, такси или позвонить мне. Иначе говоря, вы должны использовать ваши сотовые только в экстренных ситуациях. – Последние два слова миссис Теннисон произносит так четко и громко, как только возможно. Она вкладывает последний телефон в загорелую руку Сьюзен Морган и поворачивается ко всем лицом. – Все, что выйдет за рамки двадцати минут, вы должны будете оплатить самостоятельно. Однако я не разрешаю вам провести всю поездку, уткнувшись в телефон. Мисс Эльстон, вы меня услышали?

Я оборачиваюсь и вижу, что Иви уже вцепилась в мобильник и ее пальчики с безупречным маникюром быстро бегают по клавишам. Услышав свое имя, она мгновенно поднимает голову и захлопывает сотовый.

– Да, миссис Теннисон? – говорит Иви сладко.

– Что вы там уже так увлеченно печатаете, мисс Эльстон? – спрашивает миссис Теннисон, скрестив руки на груди и парадируя противную интонацию Иви.

– О, да ничего такого. – В голосе Иви теперь еще больше сиропа. Так всегда происходит, когда она врет кому-то из старших. Я присутствовала как минимум на дюжине уроков вместе с ней и точно знаю, что говорю.

– Мисс Эльстон, спасибо, что напомнили мне об еще одном важном пункте. Как я уже сказала, телефоны предназначены для экстренных случаев, а не для сообщений, твиттера, фейсбука или других социальных сетей, которые могут отвлечь вас от изучения Лондона. Эта поездка – возможность отключиться от интернета и проникнуться жизнью города, богатого искусством, культурой и историей. Если я увижу, что телефон чересчур отвлекает вас от путешествия, заберу в тот же момент. И вам придется надеяться на телефон своего партнера всю оставшуюся поездку. Я ясно выразилась?

Весь автобус громко соглашается, но кто-то все же ворчит. Я открываю телефон, не в силах бороться с желанием написать SOS Фиби. Даже начинаю печатать: «Спаси! Меня поставили в пару с Джейсоном! Суицид возможен, убийство неизбежно!» Но я всегда следую правилам, поэтому захлопываю телефон обратно, так и не нажав кнопку «Отправить».

Глава 3 Огромный халат и никакой ванны

«Почему все думают, что человек, предпочитающий книги людям, может страдать от недостатка настоящей жизни? Дж.».

АВТОБУС ОСТАВЛЯЕТ ТЕРРИТОРИЮ аэропорта позади, и я буквально прилипаю носом к окну. Я не пропущу ни единой секунды Лондона, как бы ни бесилась из-за Джейсона. Мы вклиниваемся в поток на трассе М4 и устремляемся в сторону города. Все вокруг выглядит зеленее, чем дома. Я разглядываю проплывающие мимо поля с островками диких цветов и одинокими тенистыми деревьями. Прохладный солнечный весенний полдень. Жаль, я не могу открыть окно и вдохнуть этот воздух, его тяжелый, землистый, сладковатый аромат.

Зеленые поля сменяет сплошная стена домов и огромных супермаркетов. На мгновение я разочарована: такой пейзаж можно увидеть по дороге и в Кливленд, и в Огайо. Но вот мы уходим в сторону от загруженной трассы, дорога резко становится уже, а здания теперь более дорогие и изысканные. Таким Лондон я себе и представляла. Все дома выглядят будто замки. Впечатляет даже каменный фасад Макдоналдса на первом этаже величественного жилого дома.

Наш автобус скрывается под землей, нырнув в туннель, и снова выезжает на улицу. Мимо проносится пышный зеленый сад, утопающий в прекрасных цветах. Жду не дождусь, когда смогу взять свой потрепанный томик «Гордости и предубеждения» и почитать его в настоящем английском саду. Впрочем, зная меня, думаю, без нападения дикого гуся или чего-то в таком духе точно не обойдется. (Я ужасно боюсь гусей. Не судите меня – у всех свои фобии.)

Не успеваю я и глазом моргнуть, как мы уже оказываемся в самом центре города и проезжаем места, о которых я слышала еще в детстве из маминых рассказов: Кенсингтон-Хай-стрит, Имперский колледж, Гайд-парк, площадь Пикадилли. На мгновение у меня пересыхает во рту, и я задерживаю дыхание. Родители провели в Лондоне медовый месяц и всегда мечтали вернуться сюда еще разок. Папа шутил, что Париж считают городом любви лишь те, у кого нет фантазии. «Да возьми хотя бы тех парней из королевской стражи, которые круглый год ходят в огромных черных пушистых шапках!» – говорил он смеясь и целовал маму в лоб. Они даже откладывали деньги, чтобы вернуться сюда на десятую годовщину, но когда отец заболел, путешествие было забыто.

Мои родители познакомились еще подростками, они учились в школах, чьи футбольные команды вечно соперничали. Мама два сезона наблюдала за отцом на поле, мечтая однажды с ним заговорить. А потом она как-то подвернула лодыжку на пробежке, и папа оказался первым, кто проезжал мимо. Он подобрал маму и довез до больницы, и с тех самых пор они не расставались ни на секунду, пока папа не умер. Мама всегда говорила, что это была судьба, и я охотно в это верю. Ведь помочь маме мог какой-нибудь пожилой добрый самаритянин, но судьба направила к ней папу.

У большинства моих знакомых родители либо просто живут отдельно, либо развелись, либо идут к какому-то из этих вариантов. А в моих воспоминаниях родители всегда вместе – смеются, вальсируют на кухне или держатся за руки. За десять лет брака они познали больше счастья, чем многие за всю жизнь. Судьба свела их, и мне, я уверена, она покажет истинную любовь.

Вот почему я думаю, что Марк Биксфорд – тот самый парень. Я просто знаю. Я полюбила его, когда нам с ним было пять лет. Мы жили в соседних домах и проводили время как все дети-соседи в детсадовском возрасте: бегали под поливалками для газона, гоняли на великах, раскачивались на качелях изо всех сил, чтобы раскрутиться солнышком. Мы играли в шпионов, были героями войны, учителями, членами королевской семьи, президентом… Однажды у нас даже была свадьба понарошку. Марк сбегал домой, чтобы надеть черную футболку (самая похожая на смокинг одежда, которая была у пятилетки), я натянула наволочку на голову вместо фаты, а старенький плюшевый львенок Гроули скрепил наш священный союз под старой ивой у меня на заднем дворе. Церемония закончилась первым поцелуем в моей жизни, и с тех пор я влюблена в Марка Биксфорда. На мой шестой день рождения он подарил мне пакет, в котором было почти четыре килограмма желтых конфеток Starbursts – это мой любимый вкус. (Их запах напоминал мне лимонную полироль: когда я маленькой помогала маме по дому, больше всего мне нравилось стирать пыль с антикварных вещей.) Марк специально копил, чтобы купить огромный мешок Starbursts и выбрать все желтые конфеты для меня. Понимаете, почему я его люблю?

Но на следующий год его отца перевели в Питтсбург, и я думала, что мы больше никогда не увидимся. Я отчаянно пыталась найти новый объект для обожания, но Марк не выходил у меня из головы, и все эти годы в глубине души я надеялась, что та наша «свадьба» была не глупой детской игрой, а чем-то большим – знаком, предчувствием будущего.

А теперь Марк вернулся. Прошлым летом, 19 августа, то есть 232 дня назад. И с тех пор я даже не смотрела ни на кого другого. К несчастью, сам Марк вообще не смотрел на меня. Фиби как-то предположила, что, вероятно, он в ступоре от захлестнувшей его силы любви. Но я подозреваю, что он просто давно забыл, как мы клялись на заднем дворе и как потом с горящими глазами выдрали по клочку ветхой гривы Гроули, чтобы скрепить этим ритуалом нашу вечную связь. Этот общипанный старый лев до сих пор сидит на верхней полке в моем шкафу, грустный, со сбившимся в комки наполнителем.

Так что последние 232 дня я люблю Марка безмолвно и издалека, ожидая судьбоносного случая, который сведет нас вместе. И дело не в том, что я ужасно боюсь заговорить с ним первой (ну ладно, может, чуть-чуть). Я просто убеждена, что если он и есть тот единственный (а он и есть), то все случится само собой. Я понимаю, что это звучит нелогично и наивно, но так уж устроена судьба. Я-то знаю.

Среди маленьких английских машин наш автобус кажется огромным монстром, будто слон, который пробирается через поле с котятами. Единственное, что сравнимо с нами по размеру, – знаменитые лондонские двухэтажные автобусы. Они повсюду. Время от времени у меня случаются приступы паники: мне кажется, будто наш водитель пьян и вот-вот столкнется с машиной, которая едет нам навстречу, но потом я вспоминаю, что здесь, в Англии, они ездят по другой стороне дороги.

Мы проезжаем знаки лондонской подземки, они точь-в-точь такие, как на футболках Urban Outfitters. Здания вокруг повторяют изгибы дороги. Здесь все так, как я себе представляла, и даже лучше. А ведь я всего лишь смотрю на город из запотевшего окна экскурсионного автобуса.

Преодолев сумасшедшее движение на площади Пикадилли, мы сворачиваем на такую узенькую улочку, что кажется, автобус вот-вот застрянет между домами. Здания вокруг высокие, а из окна не такой уж хороший обзор, и я не могу понять, где именно мы находимся.

Наконец автобус останавливается перед отелем. Мне едва удается удержаться от удивленного возгласа. Оказывается, отель Soho Sennett стоит в центре самого модного района Лондона: тут на каждом шагу театры, клубы и магазины с пластинками. Да и сам отель выглядит как в сказке. Едва ступив из автобуса на красную ковровую дорожку, я понимаю, что дальше меня ждут только приятные сюрпризы. И никаких досадных неожиданностей.

– Сюда, пожалуйста, мисс, – указывает на двойные двери, приветливо распахнутые для нас, человек в парчовом жакете насыщенного винного цвета.

Золотая с красным табличка на состаренной латунной подставке гласит: «Добро пожаловать, друзья». Владелец этого отеля – брат мужа миссис Теннисон (или муж брата – точно не помню). Его компания купила этот отель, еще когда это был просто ряд таунхаусов, и недавно закончилась их полная реконструкция. Благодаря родственным связям миссис Ти (и, как говорят, необходимости сгладить какие-то внутрисемейные разногласия) я и мои одноклассники будем в числе первых гостей. Заодно протестируем персонал: если команда справится с двадцатью американскими подростками, то, думаю, все остальное ей будет уж точно по плечу.

Ну а вообще это, конечно, просто фантастика. Предыдущий класс в прошлом году останавливался в хостеле, и матрас Дженни Дэвис был обиталищем для сотен клопов. Домой она вернулась как после ветрянки и еще неделю пугала всех своим внешним видом.

Как только мы переступаем порог, Джейсон кидает на пол сумку и спешит к стойке регистрации, где хорошенькая рыжая девушка в черном платье с запáхом и глубоким декольте набирает что-то на компьютере. Джейсон перевешивается через мраморную столешницу и заглядывает в монитор. Прежде чем я успеваю спросить себя, что мой партнер задумал, девушка уже хихикает и кокетливо поправляет волосы. Я отвожу взгляд. Нет, серьезно, мне всю неделю придется наблюдать эту сцену снова и снова, так что нет никакого смысла портить и без того отвратительный фильм не менее мерзким трейлером.

Миссис Теннисон маневрирует в толпе, раздавая нам пластиковые карточки-ключи и сверяясь со списком. Как только я получаю свой, беру сумку и иду к главной лестнице. На третьем этаже я останавливаюсь, чтобы размять плечи, – чувствую, что абсолютно вымоталась от долгого перелета. Потом прохожу по узкому коридору, стены которого оклеены дорогими обоями с пурпурными и золотыми вензелями. В конце этажа меня ждет тяжелая дверь из красного дерева с причудливыми цифрами 315, выбитыми на латунной табличке. Со второй попытки мне удается открыть замок, дверь распахивается, и моя челюсть падает на пол.

Сама комната очень мала, размером, наверное, с большую гардеробную, но это не имеет никакого значения, потому что номер великолепен. Придвинутая к стене двуспальная кровать занимает большую часть пространства, у нее огромное, от пола до потолка, изголовье из потертой коричневой кожи, она украшена каретной стяжкой с огромными латунными пуговицами. На атласном бордовом пуховом одеяле с бронзовой отделкой возвышается гора белоснежных, мягких и легких, как облако, подушек. Она разбивает цветовое единство комнаты. По бокам кровати стоят столики из красного дерева, а в углу – шкаф того же цвета. Его дверца немного приоткрыта, и виден огромный плоский телевизор и целая видео- и аудиосистема.

В ногах кровати, на бамбуковом подиуме, установленном в эркере у панорамного окна, где обычно устраивают место для чтения и ставят креслокачалку, красуется белоснежная ванна на когтистых ножках. Великолепная глянцевая ванна идеального для меня размера. От радости я готова плясать. (О’кей, я и впрямь немножко приплясываю.)

Два ряда римских штор закрывают окно: белые, дневные, скрывают от посторонних глаз и пропускают при этом солнечный свет, и бордовые, тяжелые. На весь этот безупречный интерьер падает мягкий свет люстры. Я слышу доносящиеся из коридора крики одноклассников. Можно разобрать «Пуховое одеяло!» и «Уи-и-и-и!». В голове у меня только нестерпимое желание поскорее забраться в ванну и не вылезать оттуда.

Что-то мне подсказывает, что в этом матрасе нет клопов. Но прежде чем погрузить в теплую воду ноющие ноги, надо распаковать вещи. Я не могу жить на чемодане все десять дней. (То есть технически уже девять, так как сегодня пятница, а уезжаем мы в субботу.) Я прямо чувствую, как мнется в чемодане моя одежда. Плюс ко всему подозреваю, что тот злополучный латте мог просочиться в сумку. Я закидываю ее на подставку для багажа, расстегиваю молнию и раскладываю вещи.

Убрав носки и белье в ящики шкафа, я вдруг вижу: из-под моего любимого худи с надписью «Гарвард» выглядывает пара босоножек-гладиаторов на десятисантиметровых каблуках. Фиби заставила их взять. Она пришла ко мне за день до отъезда, чтобы помочь собраться, и сунула в сумку несколько «самых необходимых», на ее взгляд, вещей.

– Ты должна их взять! – сказала Фиби, держа в руках черные кожаные босоножки, отделанные клепками.

Я сморщила нос:

– Э-э… Фибс? Разве это не те босоножки, которые ты собираешься надеть на выпускной?

– Я остановилась на том серебряном платье, так что эти не подходят.

У Фиби классный стиль, такой не встретишь на страницах Teen Vogue или Seventeen. Ее гардероб – это хаос, взрывная смесь неона и потертого денима, там есть вещи, отражающие моду разных десятилетий и стилей. Но наденьте это все на нее и отойдите на шаг назад – она всегда выглядит непринужденно и круто. Конечно, модная мафия в школе не признает ее гения. Марк Джейкобс? Да. Винтаж? Может быть. Но микс из секонд-хенда и хендмейда? Нет, это за рамками их понимания. В тот день ее наряд состоял из футболки с лого Rolling Stones, перешитой в юбку-карандаш, и юбки-карандаша, перекроенной в жилет. Немного безумно, но на Фиби смотрелось гармонично.

– Не хочешь тогда их вернуть?

– Ну уж нет! Они классные, и я непременно найду, куда их надеть, – ответила она, покачивая босоножками перед моим носом. Ногти на ее руках были покрыты лаком с блестками, а алюминиевые браслеты позвякивали, будто где-то рядом маршировали солдаты. – И пока мне ничего не пришло в голову, я считаю, что их должна носить ты, лучшая из моих подруг.

– Но они не очень-то похожи на идеальную обувь для знакомства с достопримечательностями.

– Это же Лондон! Приключения ждут тебя на каждом шагу!

Фиби не разделяет моей веры в Провидение. Она говорит, что нужно ловить удачу за хвост, что жизнь подобна романтической комедии: просто как следует наряди главную героиню – и вот она уже целуется с красавчиком, а на заднем плане журчит фонтан и звучит музыка. К сожалению, моя жизнь больше напоминает кабельные каналы, где пожилая женщина монотонно рассказывает, как печь пироги.

– Но не во время поездки с классом, – говорю я, скрестив руки на груди и отрицательно покачав головой, – и не меня. Да и потом, они не влезут в сумку.

– Может, ты оставишь дома вот это? – Фиби, закатив глаза, вытащила из сумки стопку книг. – Слушай, серьезно, просто возьми мою читалку.

Я состроила гримасу. У меня у самой есть электронная книга, но я ей почти не пользуюсь. Мне нужно загибать уголки страниц и отмечать абзацы стикерами. Я хочу чувствовать книгу, а не просто ее читать. Я не выхожу из дома без книги в сумке, а уж в путешествие за океан взяла с запасом.

– Нет уж, спасибо. – Я тянусь к Фиби, чтобы забрать у нее книги, но она, пританцовывая, убежала в противоположный угол комнаты. – Мне нужны книги, чтобы их аромат заглушил затхлые самолетные запахи.

– Порой ты ведешь себя как бабулька, – произнесла Фиби.

Я перескочила через кровать и бросилась к подруге, намереваясь вернуть книжки, но она подняла стопку над головой, и мне пришлось подпрыгнуть, чтобы их достать.

– Они мне нужны! – возмущаюсь я, ухватившись за книги, но Фиби быстро отдернула руку.

– Нет, не нужны, – решила подруга и поставила их обратно на книжную полку. – Ты едешь в Лондон, а не в Уганду. Даже если тебе каким-то чудом удастся прочесть весь свой запас, у них там есть такие места, которые называются «книжные магазины». Я слышала, что если оставить там денег, то можно уйти с книгой.

– Ха-ха!

– Я расцениваю это как согласие. – Фиби бросила босоножки в сумку, как раз на то место, где лежали книги.

А теперь между нами целый океан, и я ставлю босоножки в шкаф, рядом со шлепанцами и кроссовками. По крайней мере, это будет напоминать мне о Фиби.

Я достаю пять толстых путеводителей, которые взяла с собой, в каждом из них есть закладки в нужных местах, примерно 212 штук, смахиваю дорожную пыль с глянцевых обложек и аккуратно кладу книги на столик у кровати. Отступив шаг назад, любуюсь проделанной работой. Мой прикроватный столик будто сошел со страниц журнала о путешествиях.

Я расправляю края маленькой пожелтевшей фотографии. Это мое любимое фото родителей. День их свадьбы. На маме простое белое льняное платье с завышенной талией и кружевными рукавами. Папа стоит за ней в темно-синем кителе, положив подбородок маме на макушку. Они оба хохочут над какой-то шуткой фотографа, а мама даже немножко согнулась от смеха.

Фото я закрепляю под рамой на зеркале туалетного столика и вдруг чувствую, как внутри начинает затягиваться узел и к глазам подступают слезы. Я стараюсь подавить приступ сентиментальности с помощью единственного безотказного способа – падаю на пол и быстро отжимаюсь несколько раз. Я не стану лить слезы в первый день в Лондоне. После двадцати отжиманий слезы отступили и узел внутри ослаб. Самое время для горячей ванны.

Я вскакиваю и аккуратно расставляю по высоте все свои баночки с кремами. Потом снимаю грязную одежду, складываю в отельный пакет для прачечной и закутываюсь в тяжелый мягкий белоснежный махровый халат с монограммой отеля. Очевидно, этот халат рассчитан на какую-нибудь супермодель, которая, скорее всего, и займет этот номер после меня: мне пришлось приподнять подол руками, как бальное платье, чтобы дойти до ванны не запутавшись, а пояс от халата оказался настолько длинным, что я решила снять его и повесить обратно на крючок. Мягкое полотенце я перекидываю через бортик ванны и поворачиваю блестящий серебристый кран.

Пока ванна наполняется водой, от которой идет пар, я достаю чудодейственный крем от прыщей, эту органическую штуку мама купила мне в Бостоне. Травы в составе придают ему не только приятный расслабляющий аромат, но и странный ярко-зеленый цвет. Я начинаю вбивать крем пальцами, и, когда заканчиваю, кажется, будто я размазала по лицу суп-пюре из зеленого горошка. Едва я успеваю скинуть халат и занести одну ногу над ванной, раздается стук в дверь.

– Кто там?! – кричу я, надеясь на то, что это уборка номеров, и я сейчас попрошу их прийти завтра.

– Это Джейсон.

Мне понадобилась целая минута на то, чтобы осознать, что за дверью сейчас стоит Джейсон Липпинкотт, а не какой-нибудь посыльный мальчик по имени Джейсон и не псих-убийца в хоккейной маске из ужастика (хотя, честно говоря, вероятность увидеть за дверью маньяка гораздо выше вероятности увидеть Джейсона Липпинкотта). Я выключаю воду и хватаю халат. Представить не могу, что Джейсону нужно от меня, а значит, мне придется открыть дверь и спросить. Я плотнее запахиваю халат на голом теле (сейчас бы пригодился пояс!) и, стряхивая с правой ноги мыльную пену, прыгаю к двери.

– Что случилось? – спрашиваю я, открыв дверь.

Я изо всех сил стараюсь вести себя непринужденно, несмотря на наготу под халатом, но забываю о ней, едва взглянув на Джейсона: он в крутых потертых джинсах и в темно-синем кашемировом свитере с V-образным вырезом поверх идеально белой футболки. Глубокий цвет свитера подчеркивает синеву глаз Джейсона, и я вдруг понимаю, почему он получил титул «Самые красивые глаза» на вечеринке в честь окончания прошлого учебного года. Сквозь дверной проем я слышу тонкий запах одеколона, Джейсон даже уложил волосы с помощью какого-то средства, и они теперь выглядят так, будто он только что вышел из аэродинамической трубы!

Во время нашей поездки по городу в автобусе он был одет совсем иначе. Тогда на нем была флисовая толстовка North Face, а кепка с эмблемой Sox прикрывала растрепанную рыжую шевелюру. Единственное, что не изменилось, – это огромный комок виноградной жвачки во рту, из которой Джейсон периодически надувает пузыри.

Пока я стою, изучая его подозрительно изменившуюся в лучшую сторону внешность, Джейсон достает из кармана ручку, снимает с нее колпачок и подносит острие к моему лицу.

– Ты что делаешь?! – возмущенно вскрикиваю я, отталкивая его руку.

– Хочу соединить точки, – отвечает он как ни в чем не бывало.

Я хватаюсь за лицо и смотрю на свою ладонь в желто-зеленую крапинку.

– Крутой мейкап кстати, очень авангардно, – продолжает Джейсон, пока я бегу к раковине, чтобы смыть дурацкий крем от прыщей.

Вместо ответа я решительно возвращаюсь обратно к двери и со всей силы хлопаю ею, совершенно не переживая из-за того, что могу защемить ручку Джейсона, а может, и один-два его пальца. Но он оказывается проворнее меня и подставляет руку, останавливая дверь.

– Хочешь пойти на вечеринку? – спрашивает Джейсон, входя, как будто я не пыталась только что съездить по нему дверью.

– Куда? – Я поправляю халат. Очевидно, я не расслышала вопрос.

– На вечеринку, – повторяет Джейсон, и широкая улыбка расплывается на его веснушчатом лице. – Это такое веселое собрание, которое подразумевает музыку и употребление алкоголя…

В моей голове вертится так много вопросов, что я даже не знаю, с какого начать. Мы в городе всего-то часа три, и большую часть этого времени провели в автобусе с двадцатью другими одноклассниками и замученной учительницей английского. Когда Джейсон успел получить приглашение на вечеринку? Где будет эта вечеринка? И почему он вообще стоит у моей двери и предлагает составить ему компанию? Но я не могу спросить обо всем этом сразу, так что задаю самый простой вопрос из тех, что пришли мне в голову:

– Что за вечеринка?

– Ну, я сейчас был внизу, в баре, и болтал с одним парнем…

– Ты был в баре?

– Расслабьтесь, офицер, я заказал колу, – сказал Джейсон, поднимая вверх руки. – Короче, по телику шел матч по соккеру…

– Это футбол, – поправляю я, не знаю зачем.

– Да без разницы. Ну так вот, у парня есть девушка, а ее родители – в Чехословакии…

– Ты имеешь в виду Чехию? – Я снова поправляю Джейсона. Я понимаю, что выгляжу как ворчливая старушка, но не выношу, когда коверкают исторические факты. Или путают географические названия. И… О боже, я начинаю понимать, почему меня называют зубрилой.

– Чего? – морщится Джейсон в недоумении.

Конечно, я не могу не ответить.

– Чехию, ты имел в виду Чехию. Страны с названием «Чехословакия» не существует больше двадцати лет. Так что если родители той девушки не улетели в 1992-м, то они в Чехии, а не в Чехословакии.

– Да… Это было бы куда интереснее, правда? – отвечает Джейсон и, улыбнувшись, прислоняется к дверному косяку.

Я вспоминаю о горячей ванне и книгах и чувствую, что пора поскорее сворачивать этот нелепый разговор. Я поплотнее запахиваю халат в надежде, что Джейсон заметит мой жест и поймет, что сейчас я предпочту вечеринке кое-что другое. Но мой невербальный посыл Джейсон игнорирует. Похоже, он не знаток языка тела.

– Ну так что там с вечеринкой? – подталкиваю я.

– А, ну да. Итак, родители сейчас в другой стране, и к девушке придут друзья. Ну и нас этот парень тоже пригласил.

– Нас?

– Ну, они пригласили меня, но ты же мой партнер, так что это приглашение автоматически распространяется и на тебя. Что скажешь?

Не думаю, что я вообще когда-либо была настолько обескуражена разговором. Точно никогда.

Джейсон приглашает меня идти с ним, потому что я его партнер? С каких это пор правила вообще имеют для Джейсона значение? Сейчас, к примеру, он собирается сбежать из отеля на вечеринку, нарушив комендантский час. Если собираешься нарушить одно правило, то зачем соблюдать остальные?

Что до меня, то я точно не пойду против правил. Спасибо, нет.

– Нет уж, да и тебе, думаю, тоже не стоит идти.

– Почему нет? – Джейсон шагает ко мне, я тут же отступаю назад и против своей воли как бы предлагаю ему войти. Он закрывает за собой дверь. Черт!

– Потому что мне не кажется, что это хорошая идея – идти в гости на вечеринку в незнакомой стране к девушке парня, которого ты встретил в баре, пока смотрел матч по соккеру.

Я поднимаю голову вверх, чтобы посмотреть Джейсону в глаза, и в очередной раз поражаюсь тому, насколько он высокий.

– По футболу. – Он скрещивает руки на груди и поднимает бровь.

– Да без разницы! – восклицаю я и делаю широкий шаг назад, чтобы не стоять к нему вплотную. – Ты же не знаешь этих людей. А вдруг они наркоторговцы или людей топорами убивают. Может, они лидеры секты и заставят тебя обрядиться в мантию с капюшоном и пить Kool-Aid. И даже если отбросить все это в сторону, нам же запрещено выходить из номеров.

– Ах, правила, – сказал Джейсон и сунул руки в карманы, ухмыльнувшись. – Любишь же ты эти правила, да?

– Я не люблю правила. – Все это порядком начинает меня бесить. – Я просто в курсе, что они существуют! И я уж точно не хочу попасть в неприятности из-за твоей глупости.

– Да ладно, Джулия! Если тебя так уж волнуют эти правила, то скорее одевайся, потому что я уверен на все сто: правило номер один – «Не потеряйте своего партнера».

– Не думаю, что миссис Теннисон имела в виду вечеринки дома у незнакомых британцев, когда говорила об изучении культуры.

– А миссис Теннисон не помешало бы повеселиться! Ей тоже нужно немного расслабиться. Как думаешь, стоит ее пригласить?

Мне не понравилось, как Джейсон произнес слово «тоже». Мне не нужно расслабляться. Одно дело – выбирать между книгами и вечеринкой, и совсем другое – между шестнадцатью кошками и дневным светом.

– Мой ответ – нет, – говорю я твердо, надеясь на окончание этого утомительного диалога. Я нервно дергаю пальцем ноги под халатом. Если Джейсон сейчас же не оставит меня в покое, мне придется бежать до самого Глазго, чтобы снять стресс. – Да и потом, мы должны сдать наши ключи миссис Теннисон. Как ты собирался этого избежать? Или ты намереваешься ночевать в лобби?

– Потому-то я и раздобыл вот это, – отвечает Джейсон с улыбкой и достает из кармана два пластиковых ключа. На одном из них четко написано «315». Это мой номер.

Я недоуменно смотрю на копию своего ключа:

– Как ты его…

– Завел друзей, зубрила. Это у меня лучше всего получается. Держись меня, и, может быть, в один прекрасный день ты тоже этому научишься. – Джейсон пытается сунуть ключ мне в руку, но я отталкиваю его.

– Да не нужно это мне! – Я сбиваюсь на крик, гадая, какое наказание мне грозит, если меня поймают в чужой стране с краденым ключом, который я использовала для того, чтобы нарушить комендантский час и улизнуть на вечеринку к незнакомцам.

Думаю, за таким списком нарушений последует нечто посерьезнее отстранения от занятий.

– Ладно, как скажешь, – говорит Джейсон, помахивая ключом прямо перед моим лицом. – Если ты действительно хочешь, чтобы я оставил копию ключа от твоей комнаты себе… – Он не заканчивает фразу и поднимет брови в ожидании моей реакции.

Я хватаю ключ.

– Так я и думал, – самодовольно ухмыльнулся Джейсон. Его взгляд падает на мою ванну. – Ох ты ж божечки, это что, ванна у кровати? Крутизна! Я присоединюсь?

– Очень смешно, – бурчу я себе под нос, чувствуя, как лицо заливает краска.

– Это не шутка. Ты, я, немного пены…

– Ты чокнутый, – резко обрываю я Джейсона. Мое лицо горит, будто я уже нырнула в обжигающую воду.

– Это только добавляет мне очарования.

Он протягивает руку за моей спиной и берет пузырек пены для ванны. Я выхватываю пузырек обратно. Но когда поворачиваюсь спиной к Джейсону, чтобы поставить пену на место, чувствую какое-то сопротивление. Я опускаю глаза вниз и вижу, что белая кроссовка Джейсона стоит на подоле моего халата.

То есть я двигаюсь, а мой халат – нет, и пока эта информация доходит от моих глаз до мозга, халат уже съезжает с левого плеча.

– Эй! – кричу я и толкаю Джейсона назад.

Он падает на кровать, от неожиданности схватившись за мой халат. Чтобы все это не перешло в катастрофу с обнажением, я отворачиваюсь от Джейсона, пытаясь запахнуть халат, но подол такой длинный, что я сама запутываюсь в нем и лечу на пол. Инстинктивно пытаясь смягчить удар, я вытягиваю руки вперед, и халат, который больше ничего не удерживает, слетает с меня. Упав, я оказываюсь спиной к Джейсону, и он ничего не видит, но мой ужасный вопль заставляет его сесть. Джейсон поднимается как раз вовремя, для того чтобы увидеть на полу ком из голых рук, ног и махровой ткани. Едва мне удается отличить свою голую попу от локтя, я сворачиваюсь в позу эмбриона и с головой накрываюсь халатом.

Кажется, Джейсон смеялся целую вечность. Наконец он успокоился немного и выдавил из себя:

– Ты собираешься всю ночь просидеть под этим халатом?

– Уходи! – ору я сквозь толстую ткань.

– Прости, не пойму, что ты там кричишь, – говорит он, все еще давясь от смеха. – Давай я отвернусь, а ты оттуда выползешь? А потом обсудим ситуацию с вечеринкой.

– Откуда мне знать, что ты и правда отвернулся?

– Можешь мне довериться.

– Ну конечно, – бормочу я.

– Ну или можешь проторчать там всю ночь.

На секунду я всерьез задумываюсь об этой перспективе, но деревянный пол очень жесткий и стоять на коленках больно. Немного поразмыслив, я решаю перебраться за кровать, чтобы иметь возможность хоть как-то спрятаться от глаз Джейсона. Я ползу туда на четвереньках, стараясь двигаться так, чтобы халат с меня не съехал. Под километром махровой ткани я, должно быть, похожа на привидение черепахи.

Оказавшись за кроватью, я высовываю голову и вижу, что Джейсон, как и обещал, стоит лицом в противоположную сторону. Я глубоко вздыхаю, накидываю на себя халат и поднимаюсь на ноги.

– Все хорошо? – спрашивает Джейсон через плечо.

– Ну я бы не сказала, что прямо хорошо…

– Ну и отлично. – Он поворачивается на пятках, и подошвы его кроссовок скрипят на отполированном полу. – Ну а теперь давай быстренько собирайся и бежим на вечеринку!

Он хватает с комода сумку, которую я уже приготовила для завтрашней экскурсии в Тейт, и кидает мне. Прикинув, что мне придется отпустить полы халата, чтобы поймать сумку, я решаю просто позволить ей удариться о мое лицо и отскочить на кровать. С меня достаточно на сегодня обнажения. Спасибо, больше не надо.

– Ну же, одевайся, выйдем в свет!

– Я сказала… – начала я, топнув ногой, как маленькая девочка.

– Да слышал я, что ты сказала, но этот ответ меня не устраивает, – отвечает Джейсон. Вдруг его самодовольная ухмылка сменяется выражением, в котором есть что-то похожее на серьезность. – Слушай, хочешь – оставайся тут со своими книгами. Или выйди на улицу и попробуй пожить реальной жизнью. Выбирать тебе. Лично я считаю, что небольшое приключение тебе только на пользу. Я буду в лобби. Даю тебе десять минут, потом ухожу, и тогда ты официально теряешь своего партнера.

Хлопает дверь, я остаюсь в комнате одна, и я просто в бешенстве. Попробуй пожить? Я живу! И отлично живу, между прочим. У меня есть друзья, я занимаюсь спортом, веселюсь и… Вот блин, у меня только десять минут. Я слышу голос Фиби в голове: «Это же Лондон! Приключения ждут тебя на каждом шагу!» – и понимаю, что должна сделать это. Мне нужны приключения. Потому что меня зовут Джулия. А не зубрила. Я Джулия Лихтенштейн, и, несмотря на то что расставляю книги на полке в алфавитном порядке и иногда цитирую Данте за ужином с друзьями из команды по плаванию, я умею веселиться! Да я само веселье! И если надо идти на вечеринку, чтобы доказать это Джейсону Липпинкотту, чтобы доказать себе, то я пойду.

И раз уж я, кажется, впервые в моей жизни собралась нарушать правила, то и выглядеть должна отлично. Я решительно хватаю единственную юбку, которую взяла с собой в Лондон. Она ярко-желтая, воздушная, чуть выше колен и круто сочетается с белым поло и высокими черными «конверсами». Но вот я смотрю в зеркало и вижу зубрилу. Этот наряд больше подходит для прогулок за городом, а не для лондонских домашних вечеринок. Я выгляжу как пятиклассница на загородной экскурсии.

За считаные минуты до того, как я упущу свой шанс (или до того, как у меня сдадут нервы), я подворачиваю пояс юбки, превращая ее в подобие мини, меняю поло на майку с тонкими бретелями, которую взяла для сна, а кроссовки – на босоножки Фиби. По крайней мере, я теперь выше и не чувствую себя гремлином. Мои волосы в ужасном состоянии, так что я просто собираю их в хвост, надеясь, что они выглядят нарочито небрежно (а не по-настоящему небрежно). Потом быстро наношу тени на веки, пытаясь создать эффект смоки-айс, но я ужасно тороплюсь, и все это больше похоже на то, что я спала рядом с угольной топкой. И вот я уже выбегаю (насколько вообще возможно быстро передвигаться на десятисантиметровых каблуках) за дверь. По дороге к лифту закидываю свой ключ под дверь миссис Теннисон. Мне хочется верить, что Джейсон уже ушел, и в то же время надеюсь, что он все еще дожидается внизу. Я по-прежнему не понимаю, почему Джейсон вообще позвал меня, а не Иви или кого-нибудь вроде.

Лифт еле ползет, и я уже начинаю сомневаться. Это плохая идея. Очень плохая. Я сбегаю, чтобы пойти на вечеринку в доме незнакомцев в незнакомой стране. Я подвергаю угрозе свой средний балл и свое личное дело (каким бы мифическим ни казалось его существование) – и все ради того, чтобы пойти на вечеринку с Джейсоном Липпинкоттом. Что я делаю?

Если это не чрезвычайная ситуация, то что тогда? Я достаю телефон и начинаю быстро набирать сообщение Фиби. Получилось что-то вроде: «Иду на вечеринку с Джейсоном Липпинкоттом. Я совсем сошла с ума и не ведаю, что творю». В конце концов, ну сколько может стоить одно маленькое сообщение?

Двери лифта открываются, и я вновь оказываюсь лицом к лицу с Джейсоном.

– Ну? Готова? – спрашивает он, и на его лице расплывается широкая улыбка.

У меня в руке вибрирует телефон.

«Вперед! Потом расскажешь все! Надень мои туфли! Ф.».

– Готова, – отвечаю я, бросая телефон в сумку к карманному томику Шекспира. – Пошли.

Глава 4 Парни, выпивка и номер телефона… О-хо-хо!

«ОМГ… новости про Марка!

Надо срочно обсудить. Почему не берешь трубку? Ф.».

СПУСТЯ ПОЛЧАСА после невероятно дорогой поездки на такси я стою в гостиной роскошного дома. Моя юбка, как выяснилось, слишком короткая. Все вокруг выглядят так, будто только что сошли со страниц Vanity Fair. А мне, кажется, пора искать детский стол.

В углу мучает микрофон начинающий исполнитель (по крайней мере, он очень старается). Между двух колонок работает диджей, он выглядит совершенно неуместным на фоне антикварной мебели, обтянутой парчовой тканью с замысловатым орнаментом. Вообще всю мебель в этом доме можно описать одним словом – «величественная», и она совершенно не сочетается с панковато одетыми тинейджерами, которые сейчас на ней сидят, держа стаканы и бутылки всех форм и размеров в руках.

– Круто тут, да? – спрашивает Джейсон.

– О да, круче и быть не могло! – отвечаю я с неуместным энтузиазмом. Чувствую себя ботаником с головы до ног и от смущения начинаю нервно покачиваться на каблуках. Джейсон закатывает глаза.

– Пошли, найдем что-нибудь выпить.

О да! Давай выпьем! Просто сбежать посреди ночи недостаточно, надо, конечно, еще и напиться! Но Джейсон уже ловко лавирует в толпе и вот-вот скроется из виду за девушкой, похожей на богомола в кожаных штанах. Я бросаюсь за ним: нежелание оставаться тут в одиночестве перевешивает желание вести себя хорошо. И потом, кажется, сегодня уже поздно начинать вести себя хорошо.

Мы проходим через комнату и попадаем в кухню. Джейсон достает из шкафа два стеклянных бокала, каждый из которых кажется дороже, чем мой билет на самолет. Кухонный остров с мраморной столешницей заставлен бутылками и шейкерами. Джейсон смешивает в бокалах жидкости из нескольких бутылок и протягивает один мне. Как только бокал оказывается у меня в руках, я подношу его ко рту и делаю большой глоток. Я вообще не пью алкоголь, но сейчас все происходит как-то машинально, рука действует сама, прежде чем мозг успевает завопить: «Что ты творишь?!» Тренер Хаас убил бы меня на месте, если бы узнал, что я пью во время плавательного сезона.

В то же мгновение в горле появляются странные ощущения. Будто кто-то бросил туда горящую спичку. Как бы я ни хотела сейчас казаться крутой, мой организм меня выдает.

– Ох! – хриплю я, и лицо искажает жуткая гримаса.

– Ну, чокнемся! – говорит Джейсон смеясь. – Слишком крепко?

– Нет, нормально. – Я делаю еще один глоток (на этот раз осторожнее), гадая при этом, относится ли поговорка «В чужой монастырь…» и к Лондону тоже.

На этот раз горло жжет меньше, но вкус все равно напоминает жидкость для розжига, несмотря на то, что Джейсон щедро разбавил коктейль лимонадом. Я абсолютно уверена: по моим гримасам понятно, что я в выпивке новичок. Ну что тут скажешь? Моя мама – классический родитель из пригорода: она изо всех сил старается оградить меня от всех опасностей. Да я и сама уже ясно дала понять, что не люблю нарушать правила. Но сейчас я на вечеринке – на вечеринке в Лондоне – с кучей незнакомцев. А значит, тут должны действовать свои правила. И я была бы не прочь сейчас получить свой экземпляр инструкции.

– Впервые пьешь алкоголь, зубрила?

– Джулия, – отвечаю я, – и нет, не впервые.

Это даже не ложь. Бабуля Лихтенштейн всегда дает мне глоточек своего сладкого, как сироп, портвейна на Рождество. Это ведь считается, да?

– Как скажешь, – отвечает Джейсон, пожимая плечами и делая большой глоток из собственного бокала. – Слушай, я смешал некрепко, но ты все равно сильно не налегай.

Мне хочется думать, что Джейсон великодушно пытается уберечь меня от неловкости и/или опасности, но подозреваю, что это просто очередной подкол с его стороны.

– Ага, спасибо, – говорю я, но Джейсон уже ушел.

Похоже, он решил поделиться мудростью на прощанье, и уже через пять секунд я увидела его в другом углу кухни болтающим с потрясающей англичанкой, ей как-то удается выглядеть элегантно даже с ярко-розовыми прядями в волосах. Класс! Теперь я в своей слишком короткой юбке осталась одна на вечеринке, где никого не знаю. Просто ходячий пример того, как не надо делать. Я подношу бокал ближе к груди, чтобы защитить его от наркотиков, которые любят подсыпать девушкам на свиданиях насильники.

– Ну привет! – Я слышу резкий голос с отчетливым американским акцентом, поворачиваюсь и упираюсь в грудь очень высокого парня, который незаметно подкрался ко мне. Я смотрю вверх и понимаю, что имею дело с самым жутким из жутких ботанов, которых только можно вообразить: на волосах как будто полбанки геля, очки в тонкой металлической оправе красуются на прыщавом носу… (Я не злая, просто описываю все в точности как есть.)

– Эм-м… привет, – отвечаю я и одновременно оглядываю комнату в поисках наиболее удачного пути отступления.

– Отстойная вечеринка, да? – говорит он, опираясь локтем на столешницу и вторгаясь в мое личное пространство. – В посольстве вечеринки обычно намного круче.

– В посольстве? – спрашиваю я и тут же проклинаю себя за любопытство. Выходит, что теперь я стала добровольным участником разговора.

– О, ты тоже американка! – произносит парень, услышав акцент. – Да, мой отец – дипломат. Я знаком буквально со всеми. Со всеми, кто имеет вес в обществе то есть. Ну и стран я видел предостаточно.

Вот блин. Мало того что страшный, так еще и напыщенный. Идеальное комбо. Панель управления у меня в голове мигает красным и передает сигнал «ЭВАКУАЦИЯ! ЭВАКУАЦИЯ!».

– Это классно, да, – соглашаюсь я, продолжая подыскивать путь для отступления.

– Да уж, это точно, – продолжает парень, не замечая моего отчаяния. Похоже, он думает, что я очарована его нелепым бахвальством. – Понимаешь, мне всего шестнадцать, а уже трое сенаторов готовы написать для меня рекомендательные письма в Гарвард. Или в Йель – я еще не решил. Посмотрим, кто из них предложит условия повкуснее.

– Вау… это просто вау, – бормочу я вместо того, что реально хотела бы ему ответить. Иначе без «пошел ты» и «хвастливый урод» не обойтись. Я вновь подношу бокал ко рту и, чтобы скрыть отвращение и к выпивке, и к собеседнику, выпиваю все одним глотком.

– Налить тебе еще? – спрашивает парень.

– О да, конечно, – вручаю ему свой пустой бокал.

Как только парень отворачивается, чтобы наполнить его чем-то (кто знает чем?), я бросаюсь к ближайшему выходу и быстро прохожу в комнату. Оттуда ныряю в первую попавшуюся дверь, надеясь оказаться в ванной, но попадаю, похоже, в кабинет, набитый книгами в кожаных переплетах и пьяными тинейджерами. В центре стоит огромный письменный стол из красного дерева. Если бы не долбящие басы и витающие в воздухе гормоны, я бы чувствовала себя здесь почти как дома. Я плюхаюсь на жесткий лоснящийся кожаный диван и оказываюсь рядом с очередным парнем. На нем мятая оксфордская рубашка и пиджак в еще более глубоких складках. Золотой значок на лацкане выдает в моем соседе школьника. А низкий граненый бокал с коричневый жидкостью – пьяного школьника. Кажется, сейчас мне опалит волосы в носу запах алкоголя, исходящий от жидкости, – такой он сильный. И вдруг он становится еще сильнее: парень поворачивается ко мне и кладет свою тяжелую, обмякшую руку мне на плечо.

– Ну и как тебе вечеринка? – пробулькал он неразборчиво.

Я думаю о томике в моей сумке, о том, что я могла бы сейчас, сидя в горячей ванне, читать его истрепавшиеся страницы, испещренные заметками. И дня не прошло с тех пор, как меня поставили в пару с Джейсоном, а все мои худшие страхи уже стали реальностью. Я будто бы оказалась в какой-то ужасной, дурацкой и чересчур реалистичной видеоигре, где герой должен застрелить как можно больше пьяных старшеклассников. Неужели все вечеринки такие?

Если да, то я не особо-то много пропустила. Книжка словно пульсирует в сумке, осуждая меня за глупое решение прийти сюда.

– Много шума из ничего, – вдруг бормочу я и тут же начинаю сожалеть о своих словах.

– Че?

Я чувствую, как покрываюсь красными пятнами от раздражения.

– Э-э, ну пьеса. Там героиня – девушка по имени Беатрис, – продолжаю я свою мысль, как будто мой собеседник настроен сейчас на лекцию по литературе.

Но, очевидно, он не настроен, потому что вдруг подтягивает меня поближе и говорит:

– Эй, Беатрис, не хочешь подняться со мной наверх?

– Э-э-э, нет. Я не Беатрис, – говорю я, выворачиваясь из его объятий. – Беатрис – это героиня пьесы «Много шума из ничего».

– Да-да, действительно очень шумно, – отвечает парень с похотливой улыбкой. – Пошли.

Он хватает меня за руку и тянет с дивана, но от волнения ладони у меня жутко вспотели. Парень подается назад, чтобы заставить меня встать, но его рука соскальзывает с моей. Пошатываясь, он делает несколько шагов назад и, не сумев восстановить равновесие, снова пятится. В этот момент ему под ноги попадается стоящий у него за спиной стеклянный кофейный столик. Очевидно, что парень слишком пьян, чтобы как-то устоять или хотя бы попытаться остановить падение. Он вообще, похоже, находит все происходящее забавным. Но ровно до тех пор, пока его пятая точка не касается стеклянной столешницы.

Грохот заглушает все – и музыку, и смех, и разговоры гостей, которых больше пятидесяти человек. Все замолкают и переводят глаза на пьяного парня в куче разбитого стекла посреди комнаты.

Я первая прихожу в себя (вероятно, потому что я самая трезвая из всей толпы) и бросаюсь к парню, чтобы помочь ему встать. Удивительно! Кажется, на нем чудесным образом не осталось ни одной царапины, но если он попытается встать из кучи битого стекла без посторонней помощи, то порезов не избежать.

– Что за черт? – раздается визгливый голос высокой блондинки. Она, покачиваясь, вошла в комнату на таких невероятных шпильках, что мои босоножки рядом с ними выглядят просто как пинетки для новорожденного. По ужасу в ее взгляде я догадываюсь, что она хозяйка сегодняшней фиесты.

Как ни странно, первым отвечает ей пьяный парень. Сидя на полу, он лепечет что-то нечленораздельное про Беатрис, которая обещала пойти с ним наверх. И затем указывает вялым пальцем в мою сторону.

– Меня зовут не… – начинаю я, но меня тут же прерывают.

– Уф, да плевать, – говорит блондинка и решительным движением поднимает парня на ноги. Я поражена тем, как ловко ей удалось с ним справиться на таких каблуках – может, просто изрядный выброс адреналина при звуке разбивающегося стекла придал ей суперсилу? К несчастью, теперь всю ее девушка обрушивает на меня. – Так, Беатрис, Гейб – та еще задница, и я не виню тебя за то, что ты запустила в него неодушевленный предмет. Просто запомни на будущее: этот дом набит под завязку бесценным антикварным хламом, так что в следующий раз смотри, куда отправляешь его, ладно?

Потом она поворачивается на своих высоченных каблуках – ее белокурые волосы со свистом пролетают мимо моего лица, едва не заставив меня присесть, – и, подхватив Гейба под руку, уходит. Я остаюсь стоять посреди осколков, а вечеринка возобновляется. Шоу закончилось, и никому нет дела до разбитого кофейного столика.

Высокая темная мужская фигура, будто из рекламы Armani, плавно проплывает мимо меня.

– Сексуальное имя, – произносит парень на ходу и исчезает, оставив шлейф стойкого одеколона.

– Да я не… – начинаю опять я, только уже тише на этот раз, но все тщетно. Armani уже исчез.

Вдруг до меня доходит: а ведь я могу быть Беатрис. Я могу быть кем угодно. Никто ведь не знает, что я Джулия из Ньютона, штат Массачусетс, суперзубрила, следующая правилам любительница Шекспира, установившая рекорд штата по плаванию вольным стилем. Для них я могу стать Джулией, роковой девчонкой, которая привлекает всех мужчин и легко избавляется от неугодных, кидая их на стеклянные кофейные столики. Сегодня, на этой вечеринке, я могу быть кем-то покруче, увереннее в себе. Я могу быть супер-Джулией, которая острит, выпивает и влюбляет в себя парней, и они, трезвые и не очень, внимают каждому ее слову.

Я уже представляю себя в окружении парней: классные прически, соблазнительные акценты – выбирай любого… Но тут вдруг кто-то врезается в меня.

– Ох, блин. Прости. Ну я и недотепа! Врезался в такую симпатичную девчонку, – рассыпается в извинениях милый британец с песочными волосами. – Хотя, похоже, не такой недотепа, как бедняга Гейб. Я видел, что случилось. Отточенный бросок. Я Эйвери. Беатрис, да?

– Вообще-то Джулия, – отвечаю я. Сначала Джейсон, бесконечно называющий меня зубрилой, теперь местный пьяница Гейб… Хватит с меня людей, которые путают мое имя. Спасибо, больше не надо.

– А, значит, Джулия, – повторяет он и делает глоток пива. Светлые волосы падают Эйвери на глаза. Он немножко напоминает Марка, и я вдруг вспоминаю о загадочном сообщении от Фиби, гадая, что же это за «новости про Марка».

Эйвери типичным для мальчиков движением головы откидывает волосы назад и спрашивает:

– Сцена была довольно безумная. Надеюсь, ты не поранилась?

– Да нет, все в порядке, – отвечаю я. – Ничего страшного. Просто он был чересчур настойчив, и все.

– Гейб просто придурок, – говорит Эйвери. – Но круто, что ты можешь постоять за себя.

– Да, я готова вступить в бой в любую минуту. – Я напрягаю бицепс и сразу же прихожу в ужас, потому что он изрядно увеличился в объеме из-за бесконечных отжиманий и бесчисленных кругов, сделанных в бассейне. Я тут же неловко прячу руку. Надеюсь, Эйвери не примет меня за какую-нибудь девушку-Халка и не сбежит.

– Стало быть, ты свободна, да? – спрашивает он. Его темно-карие глаза выжидающе смотрят на меня.

– Что? – Я переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь переварить услышанное и сдвинуть кожаный ремешок босоножки, впившийся мне в мизинец.

– Ну, то есть, раз тебя не нужно защищать… – говорит Эйвери. Его щеки слегка раскраснелись, и он стал похож на румяного регбиста. – То есть, ох, блин, я подумал, что тебя некому защищать. Как-то так. Да, глуповато звучит. Я подумал, что сейчас ловко выведаю, есть ли у тебя парень, но получилось, кажется, не очень?

В моем мозгу взрываются тысячи мини-салютов. Парень, будто модель из рекламы «Аберкромби», стоит передо мной и нервничает. Говорит со мной. Я пытаюсь сохранять спокойствие, но мои руки мечутся от волос к юбке, от юбки к сумке. Я делаю глубокий вдох, кладу руку на бедро и беру контроль над ситуацией.

– Да не парься, – отвечаю я спокойно (спокойно?). – Вообще-то парень у меня есть, но он остался в Штатах. Поэтому и самозащита.

Ложь дается мне на удивление легко. Надо будет поблагодарить Фиби за то, что вытащила меня в недельный театральный лагерь при местном рекреационном центре. Удивительно, Эйвери выглядит расстроенным. Но все равно продолжает задавать вопросы.

– Значит, ты из Америки?

– А ты не догадался по акценту?

– Первое впечатление часто бывает обманчивым, – говорит он (ох, если б он только знал…). – А откуда именно?

– Бостон. – По-моему, это звучит лучше, чем Ньютон, пригород Бостона, пожалуй, самое скучное место на Земле. Но вдруг я чувствую, что даже Бостон недостаточно хорош, и продолжаю:

– Но сейчас я живу на Манхэттене.

– Вау, – отвечает Эйвери и делает очередной глоток пива. – Всегда мечтал побывать в Нью-Йорке. Чем ты там занимаешься?

Мгновение я раздумываю, что ответить. Не знаю, что отвлекает меня сильнее – мужественная челюсть Эйвери или его потрясающий акцент. И тут я вспоминаю тех жирафоподобных девиц у багажной ленты, их кофе, чемоданы на колесиках и блестящие черные авто. Вспоминаю ту красотку, с которой болтал Джейсон на тротуаре.

– Я модель, – выпаливаю я и приподнимаюсь на десятисантиметровых каблуках: у меня больше шансов стать восьмым гномом, чем пройти кастинг на шоу «Топ-модель по-американски», и я молюсь о том, чтобы Эйвери этого не заметил. К счастью, он, кажется, выпил достаточно и готов мне поверить, так что я продолжаю: – Мы с девчонками снимаем квартиру в центре.

– Это офигенно! – Его глаза становятся шире, и я замечаю, что он сильнее сжимает стакан. – Поэтому ты в Лондоне?

– Ну да, – отвечаю я, рассматривая ногти. – Приехала на Неделю моды. Снимаем кое-что для глянца.

Для глянца? Откуда я вообще это взяла? Ложь так легко сорвалась с языка, что я уже представляю Марка в роли моего американского красавчика парня, который поддерживает меня в решении строить модельную карьеру и ужасно скучает, когда я уезжаю. Эйвери протягивает мне большую бутылку пива, и от него моя история становится еще красочнее. Я рассказываю про разворот в Vogue, когда Эйвери достает телефон и спрашивает мой номер.

Старая Джулия в моей голове кричит: «Это точно не чрезвычайная ситуация!» Но супер-Джулия не слушает. Что может случиться, в конце концов? Эйвери совсем не похож на насильника, с этими его запинаниями и милым бормотанием. К тому же он просто невероятно симпатичный, а я даже и не собираюсь действительно отвечать на его звонки, если он вообще позвонит. Так что я приказываю трусливой зубрилке немедленно замолчать, а супер-Джулия берет у Эйвери айфон и набирает на сияющем экране выданный утром номер телефона. Номер на футболке отца. День рождения Шекспира. Мой средний балл. Готово. Сохранить. Я отдаю айфон обратно, на секунду задержав пальцы в ладони Эйвери.

– Рада буду услышать тебя, – говорю я, широко улыбаюсь ему, поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Не знаю, куда я направляюсь, просто уйти сейчас было очень крутым ходом. И пока иду, даже не качаюсь на каблуках.

Глава 5 Штруктура предлошения

«Стой, что? Марк во всеуслышание заявил, что любит мня? Ха-ха-ха!

Мечтать неврдн. Щас устала, скайп звтр. Дж.».

ПАРУ ЧАСОВ СПУСТЯ, когда я уже точно качаюсь на каблуках, Джейсон наконец появляется в гостиной. Я болтала с очередным симпатичным парнем, на нем была старая футболка с лицом Боба Марли, но в этот момент он отошел, чтобы принести мне очередной бокал. Я стою у камина, повиснув всем весом на каминной полке, и мне кажется, сейчас очень подходящий момент для того, чтобы ответить на сообщение Фиби.

Отцепившись от каминной полки, чтобы положить телефон в сумку, я замечаю, что меня изрядно шатает. Не знаю точно, что именно вливалось в меня из разных бокалов и бутылок, но все это явно ударило по моей способности держать равновесие. Хорошее слово. Равновесие. Ра-а-авновес-си-и-и-ие…

– Что ты там бормочешь?

– Что? – Я оборачиваюсь, услышав голос Джейсона.

Мне не сразу удается сфокусироваться на его веснушчатом лице с озадаченной улыбкой.

– Ты стоишь и бормочешь «равновесие».

Упс, я что, сказала это вслух?

– Ничего, забей.

– Повеселилась? – Джейсон приподнимает рыжие брови.

Я вдруг понимаю, что они похожи на двух обгоревших на солнце гусениц, и начинаю икать и хихикать так эпично, что в ответ могу только кивнуть. Джейсон делает вид, что не замечает моего состояния.

– Ну и прекрасно, давай-ка тогда выбираться отсюда, да? – Он кладет руку мне на талию, чтобы направить к выходу.

– К чему такая спешка? – удивляюсь я, хотя, должно быть, это скорее звучит как «к шему такая спес-с-ска?».

Я иду с Джейсоном к двери, опираясь на его плечо, чтобы держаться ровнее, и с трудом сдерживаю неистовое желание погладить его мягкий кашемировый свитер.

– В каком смысле? – спрашивает Джейсон, продолжая двигаться к выходу. – Я, можно сказать, силой тащил тебя на эту вечеринку, ты отбрыкивалась и визжала, а теперь ты не хочешь уходить?

– Нет, я не против уйти, – говорю я, или, скорее, бормочу, – но я против того, чтобы быть тащимой тобой. Нет, плохая штруктура у предлошения.

– Класс. Урок грамматики от пьяной зубрилы, – ворчит Джейсон, отталкивая кого-то, кто преградил нам путь к двери.

– Я не зубрила! И не недотрога! Я ТУСОВЩИЦА! – кричу я, а потом издаю то самое «Ву-у-у-ху-у-у-у-у!», которое так любят орать пьяные девчонки и которое так бесит меня, когда я трезвая. Но это весело. Очень весело. Теперь я понимаю, зачем это дурацкое «вуху». Это весело! – Ву-у-у-у-ху-у-у-у!

– Ладно, тусовщица, – говорит Джейсон, крепко сжав мою руку. – Но сейчас пора заканчивать вечеринку.

– Да што, блин, тебе пришпичило так резко уходить?

– Да просто, – отвечает он, и мы вываливаемся на веранду.

И в эту секунду из дома раздается рев:

– Эй, ты, мелкий кусок американского дерьма! Ты оскорбил мою девушку!

Мы с Джейсоном рывком разворачиваемся и оказываемся лицом к лицу с очень большим, очень пьяным и очень злым британцем. Неоновые пряди в его выбеленных волосах, уложенных в колючки, выглядят как полоски у скунса. Даже я, несмотря на всю свою невменяемость, сразу понимаю, кто его девушка – та блондинка с розовыми прядями, с которой Джейсон разговаривал тогда на кухне.

– Совершенно точно нет. – Джейсон отвечает слишком храбро для человека, который разговаривает с такой горой.

– Джейсон, сейчас точно не время проявлять… ик… характер, – шепчу я, протрезвев от страха.

– Мой друг сказал, что ты говорил с ней, – продолжает наезжать парень. Его глаза красны от выпивки и ярости.

– Ну да, мы с ней поболтали. – Джейсон пожал плечами. – В основном говорили об ее чудовищно ревнивом и жутко неприятном парне, которым, как я понимаю, являешься ты. – Я хватаю Джейсона за руку в надежде заставить его замолчать. Он закатывает глаза. – Но я к ней не прикасался.

– Да черта с два! – еще страшнее ревет гора. – Я заставлю тебя пожалеть об этом!

– Не стоит делать этого, друг, – говорит Джейсон и с ухмылкой кладет руку на плечо этому монстру.

– Это еще почему?

– Потому что мой отец юрист, и он превратит твою жизнь в ад, попробуй только тронуть меня своим жирным пальцем.

И вдруг меня осеняет: Джейсон, видимо, тоже пьян и поэтому так отчаянно нарывается.

– Вали отсюда!

– Прости, я не со всеми британскими выражениями пока знаком. Ты сейчас пожелал мне приятного вечера?

– Джейсон! – шиплю я, надеясь на то, что он угомонится и мы сможем уйти.

Я все яснее понимаю, насколько пьяна, и мне становится страшно от осознания того, что я сбежала из отеля на вечеринку во время школьной поездки и сейчас стою здесь в таком состоянии. Я хватаюсь за перила веранды, чтобы сохранить вертикальное положение, а в моей голове на повторе играет мысль: «Я больше не хочу быть пьяной, я больше не хочу быть пьяной».

Британец презрительно ухмыляется.

– Я сейчас сказал, что если ты не свалишь, то я превращу тебя в кровавое месиво, и им придется отправлять тебя твоей мамочке по почте в ланч-боксе, – рычит он и заносит для удара мясистый кулак.

Я начинаю тихонько хихикать: мне кажется забавным то, что британский качок использует слово «ланчбокс». К счастью, Джейсон успевает пригнуться, и вся сила удара обрушивается на пьяного Гейба, случайно проходившего мимо. Бедняге снова не повезло, но он, похоже, настолько пьян, что ничего не чувствует. Пиджак и галстук хлопают, как крылья, тело летит с веранды на улицу, в толпу проходящих мимо фанатов «Арсенала». Они только что вышли из паба – наверное, пропустили по паре-тройке стаканов после игры – и отправились в сторону ближайшего метро. И теперь они явно расстроены тем, что их сбил с ног пьяный подросток.

– Черт возьми! Ты что творишь? – кричит один из фанатов, схватив за воротник пьяного Гейба и отправив его обратно на веранду.

До этого момента я стояла и в оцепенении наблюдала за происходящим, но тут отскочила назад, чтобы Гейб проплыл мимо меня. От него я увернулась, но едва не свалилась с веранды в затейливо подстриженный розовый куст.

– Вали отсюда! – ревет бойфренд. Очевидно, в его репертуаре не очень много реплик.

Тем временем начинает собираться толпа: на веранду высыпают другие подростки, чтобы посмотреть на скандал. Разгневанный бойфренд выхватывает пивную бутылку у кого-то из зрителей и швыряет в группу мужчин на тротуаре.

– Ах ты маленький ублюдок с розовой башкой! – орет один из них, и они бросаются на веранду, чтобы схватить бойфренда.

– Лови мелкого панка!

– Валите отсюда!

– Сейчас пожалеешь, что сам не свалил!

– «Арсенал» – отстой!

– Ты сам отстой!

– Надерем ему задницу!

Не успеваю я и глазом моргнуть, как на тротуаре завязывается массовая драка между взрослыми фанатами «Арсенала» и пьяными подростками. Мелькают кулаки, слышна ругань. Я чувствую резкую боль в плече: кто-то задел мою сумку, и ее ремень порвался. Все содержимое вываливается на пол, в самую толчею.

– Вот черт! – кричу я и падаю на колени, прямо на грубый каменный пол, чтобы спасти хоть что-то. Я замечаю телефон на краю верхней ступени, тянусь, чтобы достать его, но от сильного толчка пролетаю две ступеньки и приземляюсь в клубок из рук и ног внизу лестницы.

– Милые трусики, – слышу я. Поднимаю голову и вижу, что Джейсон протягивает мне руку. – Давай выбираться отсюда.

– Мой телефон! – кричу я, вставая. – Он был тут! – Я указываю на верхнюю ступеньку, но телефона там нет.

– Он у меня, – отвечает Джейсон и показывает блестящий серебристый мобильник. – А теперь бежим. Скорее.

Он хватает меня за руку, и мы что есть силы бежим прочь. Дом за домом пролетает мимо, в конце квартала Джейсон делает резкий поворот налево. Я понятия не имею, где мы, куда двигаемся и знает ли это Джейсон, но поддерживаю его темп, не отставая, несмотря на высоченные каблуки. Квартал за кварталом удаляемся мы от вечеринки, и крики драки стихают. Я стараюсь не думать о том, что кожаные ремешки в кровь стирают мне ноги и что все мои вещи валяются на тротуаре примерно в полутора километрах от нас. Сама сумка дешевая – двадцать баксов, поход в H&M – и ей легко найдется замена. Запасных карандашей и блеска для губ с собой полно. В сумке есть даже еще один калькулятор. Но душа уходит в неудобные туфли при мысли о моем карманом Шекспире с загнутыми уголками страниц и с заметками. Он, должно быть, сейчас мокнет в луже под тем идиотским розовым кустом.

Глава 6 Утро после бурной ночи

«Ты в порядке? Нет, публично Марк ничего не заявлял, но 100 проц. вел себя странно! Скоро поболтаем. Ф.».

БИП-БИП… БИП-БИП… БИП-БИП…

Мои глаза открываются от незнакомого звука, источник которого находится где-то рядом. Не сразу я вспоминаю, что нахожусь не в своей спальне в Ньютоне. Я даже не в Штатах. Я за тысячи километров от дома, за океаном, в Лондоне. С одноклассниками. И с новым пушистом питомцем, который, судя по всему, ночью поселился на языке.

– О-о-ох… – Я со стоном разлепляю скованные глубоким сном глаза. Не то чтобы я чувствовала себя отвратительно. Но сама я отвратительна. Чистое воплощение мерзости.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Каждый писк отдается в голове ударом, я размахиваюсь и с силой бью по дорожному будильнику, который стоит на ночном столике из красного дерева. Сквозь щель между римскими шторами и полом проникает полоска света, она выжигает мне глаза, словно лазер.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Что ж, раз будильник теперь превратился в груду пластиковых деталей на полу, значит, пищал не он. Что вообще происходит? Кровь в голове стучит все сильнее, напоминая о басах, долбивших прошлой ночью. Воспоминания теперь несутся одно за другим, как будто вчерашний рэпер пересказывает их речитативом. Вечеринка в том доме. Короткая юбка. Джейсон. Пиво. Ботан из посольства. Гейб. Беатрис. Куча разбитого стекла. Басы. О господи, эти басы! Эйвери.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Вчерашний вечер вспоминается в ритме, который задает этот ежесекундный писк. Да что это, черт побери?

БИП-БИП… БИП-БИП…

И вот наконец последний кусок пазла встает на свое место. Мой телефон! Я с огромным трудом выпутываюсь из одеял и понимаю, что на мне все еще вчерашняя юбка. Она доползла уже почти до подбородка. Левая лямка топа каким-то невероятном образом перебралась через голову и оказалась на моем правом плече. Одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы понять, что вчера я пыталась одеться, катаясь на американских горках.

О-о-ох! Я. БОЛЬШЕ. НИКОГДА. НЕ ПЬЮ.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Я должна срочно прекратить этот писк. Может, заодно и комната тогда перестанет так сильно крениться влево. Моя нога, покрытая кровавыми ссадинами, опускается на что-то маленькое и холодное. Я поднимаю блестящий серебристый телефон. Он все еще пищит и злобно мигает красным огоньком. Видимо, старая Джулия не забыла установить будильник.

Я открываю мобильник и жму на все кнопки подряд, чтобы заставить чертову штуку замолчать. К счастью, какая-то кнопка оказывается правильной: мерзкий писк прекращается, на экране открывается сообщение, освещая мое лицо мягким синеватым светом.

«Было приятно познакомиться с тобой вчера. Жаль, что мы так и не поцеловались! Поболтаем? Крис».

ЧТО? У меня в мозгу на мгновение наступает полный коллапс. Мне пришло сообщение от парня, который хочет поцеловать меня и жалеет, что не сделал этого вчера.

НО КТО ОН? Крис? Который из них был Крис? Я пытаюсь воспроизвести в памяти цепочку событий, которая привела к этому сообщению. Все ясно и четко только до разбитого кофейного столика. К сожалению, воспоминания об остальной части ночи смазаны. Я помню, как кто-то дал мне пиво, а затем еще одно. Я говорила все больше и больше и чувствовала себя все круче и круче. Помогало пиво и идея про супер-Джулию, эта совершенно новая личность не имела никакого отношения к зубриле. Оказалось, супер-Джулия пользуется популярностью у парней.

Был ирландец, который пел «Danny Boy» (но немножко не попадал в ноты). Я дала ему свой номер, чтобы не пришлось слушать весь его репертуар, состоящий из каверов на Flogging Molly. Еще был старшеклассник, который с шикарным акцентом рассказывал про личный самолет его семьи. Этот тоже получил мой номер только потому, что я хотела поскорее сбежать.

Потом был высокий лохматый парень, который играл на гитаре в кавер-группе Shins, потом блондин-студент, который изучает восточноевропейскую литературу двадцатого века, и молодой шотландский художник с бездонными синими глазами, который рассказывал про свою последнюю инсталляцию с использованием фольги и песен «Битлз». И всех их я поразила своим остроумием, очарованием и подпитанной пивом уверенностью в себе. Я обсуждала книги с литератором, с художником разбирала текст «Революции-9» и подпевала музыканту, пока тот бренчал на гитаре.

Мне и в голову не могло прийти, что кто-то из них вздумает мне написать. Обычно у меня все звонки от парней делятся на две категории – вопросы по домашке и просьбы о помощи с учебой. Парни с вечеринки не учатся со мной, и я думала, что ни один из них не станет звонить мне. Кто из них Крис? Я перечитываю сообщение еще раз в надежде, что в памяти что-нибудь всплывет. Жалеет, что не поцеловал меня? Все они были симпатичные – уверена, я бы тоже кого-нибудь из них с удовольствием поцеловала.

То есть, конечно, ни один из них не тот самый. В отличие от Марка. Но Марка тут нет. А поцеловаться с симпатичным парнем было бы полезно: тренировки помогают набраться опыта, а это именно то, что мне понадобится, когда мы с Марком наконец будем вместе. Тем более что шанс попрактиковаться выпадает мне не часто. Не знаю, что я вчера вытворяла, но, похоже, это называется флирт, и это работает. Надеюсь, мне удастся воссоздать ту же модель поведения трезвой. Потому что, повторюсь, я больше НИКОГДА НЕ ПЬЮ.

Ну а теперь по-настоящему сложный вопрос: что, блин, я должна написать в ответ? Моя дверь вдруг затряслась от громкого стука.

– Джулия? Тебя ждет весь класс! Тащи свой зад вниз, и лучше минут десять назад! – Резкий голос Сары Финдер с удивительной легкостью проникает сквозь толстое дерево двери и бьет меня по ушам.

Я смотрю на время на экране телефона и понимаю, что впервые в жизни опоздала. От неожиданности я просто печатаю первое, что приходит в мою похмельную голову: «Класс! Я тоже! Щас не могу говорить – фотосессия на весь день! Поговорим потом. Дж.».

Кажется, проще просто продолжать лгать, как вчера. Я тыкаю на кнопку «Отправить» прежде, чем успеваю осознать, что натворила. Мысленно делаю пометку о том, что позже надо будет проверить баланс телефона, затем стремительно выскакиваю из постели и хватаю с полки ополаскиватель для рта. Потом меняю мятую юбку на джинсы, одним движением стаскиваю топ, надеваю любимую синюю водолазку и засовываю несчастные ноги в удобные кроссовки. Выпиваю, флиртую, лгу, а теперь еще и опоздала? Можно, пожалуйста, вернуть обратно прежнюю Джулию?

Глава 7 Мурашки, поцелуи взасос и драка в Тейт

«Вау! Теперь ясно. Точно надо было тебя поцеловать. К.».

– В ЭТОМ ЗАЛЕ вы найдете усладу для вашего взора. Цвета здесь взрываются на холсте, словно крупные, переспелые ягоды страсти. Почувствуйте взглядом сочный вкус импрессионизма – здесь краски смешиваются, как ингредиенты в подливе…

Речь экскурсовода то и дело прерывается хихиканьем из толпы. Моя голова болит слишком сильно для того, чтобы я могла повернуть ее, выяснить, кто смеется над «ягодами страсти», и сказать ему, что сложная метафора гида здесь уместна, как никогда.

Прямо сейчас я хочу только одного – забраться обратно в кровать. И не стошнило меня исключительно потому, что уважение к Тейт не дает мне вывалить свой завтрак на пол. Но если экскурсовод не прекратит все время говорить о пирах и соусах, то я могу и не сдержаться.

Наконец он заканчивает хвалебную оду импрессионизму и предоставляет нам возможность самостоятельно изучить произведения в зале. Все разбредаются по углам, чтобы рассмотреть полотна.

– Мисс Эльстон! – Недовольная миссис Теннисон быстро подходит к Иви, которая держит в руке с френчем на ногтях свой маленький серебряный телефончик. – Не думаю, что вам удастся в полной мере насладиться искусством, уткнувшись носом в телефон.

Миссис Теннисон, забирая у Иви мобильный, цепляется браслетом с подвесками за ее мягкую кожаную сумку. Сумка съезжает у Иви с плеча и падает, все ее содержимое рассыпается по полу. Среди флакончиков с лаком для ногтей и блесков для губ я вижу три разные расчески и штук двадцать ярких пластиковых телефонных карточек с названием «Пиши-болтай».

Миссис Теннисон переводит взгляд с Иви на карточки и обратно. Глаза у моей одноклассницы расширяются от ужаса, а кожа мгновенно бледнеет, лишь нанесенные с утра румяна придают ей цвет. Семья у Иви обеспеченная, но даже я слышала леденящие душу истории о том, какой у нее строгий отец. Если миссис Теннисон решит ему позвонить, то кое-кто лишится своей «ауди».

– Мисс Эльстон, что я говорила? – рявкает миссис Теннисон.

– Э-э… о чем именно? – едва слышно лепечет Иви.

– Об использовании телефона, мисс Эльстон! – Миссис Теннисон тяжело вздыхает, а потом повышает голос, чтобы все могли ее услышать: – Класс! Все подойдите ко мне.

Мы собираемся вокруг учительницы. От кого-то пахнет омлетом с луком, который подавали на завтрак. От этого запаха меня начинает подташнивать, и приходится сделать пару шагов назад. Визгливый голос миссис Теннисон разрезает прохладный воздух в зале. Она держит телефон Иви высоко над головой:

– Мисс Эльстон, как я вижу, восприняла просто как пожелания мои инструкции насчет того, для чего следует использовать телефон и для чего не следует. Позвольте я еще раз вам все разъясню. В течение всей поездки от вас требуется не только физическое присутствие, но и все ваше внимание. Так что все телефонные разговоры, сообщения, твиты и тому подобное строго запрещены, если только вы не оказались в чрезвычайной ситуации. Не забывайте, что ваше поведение во время поездки повлияет не только на ваш средний балл в конце года, но и на ваше личное дело. Вам не удастся по возвращении избежать наказания после уроков, если вы позволите себе нарушать правила.

– Простите, мне очень жаль, – пробормотала Иви.

И я отчетливо услышала в голове мамин голос: «Ей ничуточки не жаль. Она переживает лишь из-за того, что ее поймали». Ненавижу, когда мама говорит такое, но не стану врать: глядя на бледное лицо Иви, на мгновение я даже почувствовала злорадное удовольствие. Тем временем миссис Теннисон убрала ее телефон в свою старую страшную гобеленовую сумку, набитую путеводителями.

– Да уж, не сомневаюсь в этом, – ответила миссис Теннисон. – Но, боюсь, извинениями положения не исправить. Я оставлю ваш телефон у себя, а если вдруг вам понадобится сделать звонок в чрезвычайной ситуации, попросите телефон у партнера.

Одноклассники разбрелись по залу, и я перестаю злорадствовать из-за неприятностей Иви. Меня вдруг прошибает холодный пот. Наказания после уроков? Я открываю телефон и прокручиваю сообщения. Узнает ли миссис Теннисон? Я пытаюсь придумать, как в случае чего можно связать их с изучением культуры Лондона, но мысль о вчерашней вечеринке только усиливает пульсирующую головную боль. Нужно будет непременно пополнить баланс телефона, уменьшившийся после этой переписки.

Я кидаю мобильник обратно в сумку и возвращаюсь к тому, чем занималась с самого приезда в музей: притворяюсь, что с интересом рассматриваю экспозицию, а на самом деле пялюсь в пустоту, стараясь сохранить равновесие и побороть тошноту. Пока мне удается скрывать похмелье от одноклассников и миссис Теннисон. Но, скажу честно, это не так уж и легко. Я ждала этой экскурсии несколько месяцев, а теперь не могу насладиться ею. Мне так плохо, что кажется, глазные яблоки сейчас выпадут, а мозги вытекут через уши. И это я описала лишь то, что касается ощущений выше шеи. Желудок танцует ча-ча-ча. Мне удалось впихнуть в себя один тост по пути в галерею, и сейчас он отчаянно просится наружу.

Я замечаю лавку в зале, удобно расположенную прямо напротив огромной скульптуры. Я доползаю до лавки и с облегчением вздыхаю, плюхнувшись на прохладный мрамор. Пристально вглядываюсь в статую, делая вид, что наслаждаюсь этим шедевром, а на самом деле просто держу закрытым рот и пытаюсь усилием воли успокоить желудок. Потом вспоминаю сообщение, которое отправила утром, и мне становится хуже, хотя казалось, что хуже уже быть не может.

Справа приближается звяканье браслетов. Миссис Теннисон со своим огромным украшением присаживается рядом. Она вздыхает. Разыгрывать строгую учительницу 24/7, очевидно, весьма утомительно.

– Ну не прелесть ли?

– Потрясающе, – отвечаю я, едва взглянув на огромную скульптуру. Я видела ее в книге по истории искусства, это «Поцелуй» Родена. Скульптура огромная и чудовищно белоснежная. У меня такое сильное похмелье, что мне не помешали бы солнечные очки, чтобы эта белизна не резала глаза. Скульптура изображает двух любовников: обнаженные, они, обняв друг друга, слились в страстном поцелуе. Я молюсь, чтобы миссис Теннисон решила насладиться шедевром в тишине. Но мне не везет.

– Роден был знатоком тела, – начинает миссис Ти, вновь вздыхая. – Он передал все физические проявления влечения. Взгляни, как напряжена спина мужчины, когда он прижимает к себе возлюбленную. Да даже пальцы ее ног выражают сладострастие и негу. Каждый сантиметр этой скульптуры пробуждает страсть.

– Впечатляюще, – отвечаю я, стараясь выглядеть заинтересованной в беседе и не открывать при этом рот слишком широко.

– Знаешь, я часто представляла себя на ее месте, – говорит миссис Теннисон, и мой желудок начинает бунтовать. – Заключена в крепкие объятья – и все же хочет быть еще ближе. Его губы на ее губах, кожа к коже, страстное вожделение…

– Ужасно! – вырывается у меня, и я зажимаю рот руками.

– Что, прости? – Она резко поворачивает ко мне голову и прищуривается так, что я вижу толстый слой бирюзовых теней на ее веках.

– О, ну… – Я в панике. – В смысле, ужасно, что никто, кроме вас, не проникся так этой скульптурой.

– О да. Это так, – произносит она и опять грустно вздыхает. – Я надеюсь, хотя бы один-два человека из вашего класса сумеют действительно насладиться путешествием и почувствовать дух Лондона.

Затем она улыбнулась мне и пошла искать, кого бы еще смутить своим присутствием. Разговор с миссис Теннисон способствовал выбросу немалой порции адреналина в кровь, так что я чувствую себя совсем измученной. Я сгибаюсь и кладу голову на руки, хочу хоть одну минуту провести в тишине и покое, прежде чем придется встать и тащиться в зал поп-арта. Но мне опять не везет.

– Эй, партнер, ты в порядке? – Джейсон плюхнулся рядом на скамейку. Похоже, он давно болтался неподалеку, поджидая, пока миссис Теннисон уйдет.

– Нет, – говорю я, уткнувшись в джинсы. Мне плохо, и я слишком устала для того, чтобы лгать.

– Похмелье? Да, это отвратно, друг, – говорит он, притопывая высокими зелеными «конверсами». Клянусь, этот парень ни одной секунды не может просидеть без движения.

– Почему ты себя нормально чувствуешь? – спрашиваю я и снова захлопываю рот. Я – как сбитое на трассе животное, а у этого парня даже глаза не красные. Я принюхиваюсь, надеясь услышать от него хотя бы запах пива или вчерашнего одеколона. Но чувствую только аромат отельного мыла.

– Практика, – смеется Джейсон. Покопавшись в кармане, он достает белую с фиолетовым бумажку. Обертка от виноградной жвачки. – Как думаешь, доживешь до вечера?

– Не знаю. Я все еще не оправилась от вчерашней эмоциональной травмы, – отвечаю я, выпрямляясь. – Поверить не могу, что позволила тебе убедить меня идти на ту вечеринку. А потом еще и напилась. Боже, выставила себя полной дурой вчера.

– Дурой? Ну уж нет. Мне показалось, ты была звездой. – Он снова и снова складывает фантик от жвачки, до тех пор, пока тот не превращается в песчинку.

– Чего? – спрашиваю я. От фантика исходит легкий виноградный запах, и мне приходится отвернуться, чтобы справиться с тошнотой.

– Ну да. Где-то через час после того как мы пришли, я искал тебя, чтобы забрать, но увидел с тем парнем с гитарой. – Джейсон щелчком отбрасывает смятый фантик в урну, он отскакивает от края и падает на пол. – И ты выглядела такой веселой.

Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к Джейсону:

– Парень с гитарой? Какой парень? Ты слышал, как его зовут?

– Эм… Боно? Нет, не слышал. А что?

– Да так… – Я пытаюсь говорить максимально безразлично. Впрочем, дрожь в голосе наверняка выдала меня: Джейсон глядит на меня вопросительно.

– Джулия, в чем дело? Этим утром ты ведешь себя еще более странно, чем обычно.

Джейсон не двигается с места, чтобы поднять обертку, которая теперь лежит примерно в метре от урны. Естественно, Джейсон Липпинкотт намусорил в одном из самых известных музеев мира.

– Сказала же, у меня похмелье, – говорю я. Потом медленно встаю, иду к злосчастной бумажке на полу, поднимаю и демонстративно кидаю в мусорную корзину. Не потерплю, чтобы меня называл странной Джейсон Липпинкотт, который до этой поездки сказал мне всего три слова за всю жизнь.

– Да, только сейчас дело не в этом. – Джейсон встал и пошел за мной. От соприкосновения с полом его кроссовки издают мерзкий писк, похожий на тявканье щенков.

– Серьезно? – Я резко разворачиваюсь, мне хочется, чтобы Джейсон остановился и прекратил скрипеть. Потому что в данный момент я ни о чем другом и думать не могу.

– Мы же в музее, зубрила, – говорит Джейсон и указывает на позднюю работу Пикассо. – Это же типа твой дом родной, а ты вообще внимания ни на что не обращаешь. Серьезно. Что-то случилось вчера?

Я слышу искреннюю озабоченность в его голосе, и это на секунду меня трогает. Но потом я представляю, что будет, если Джейсон узнает об утренних сообщениях. Он и так уже замучил своими шутками, а ведь я пока даже не давала повода.

– Я не хочу об этом говорить, – отвечаю я и поворачиваюсь к Джейсону спиной. Передо мной расцветает оранжевым и синим полотно Мондриана.

Я вновь слышу мерзкий скрип кроссовок – Джейсон обходит меня и встает рядом.

– Ты не хочешь говорить об этом? Или ты не хочешь говорить об этом со мной?

Кажется, мне не удастся так легко от него избавиться.

– И то и другое.

– Да брось, Джулия, – продолжает Джейсон и слегка толкает меня плечом. – Понимаю, сейчас ты чувствуешь себя жутко, но вчера ты, похоже, неплохо провела время.

– Да, – признаю я, все еще стараясь не смотреть Джейсону в глаза.

– А значит, это я сделал твою первую ночь в Лондоне незабываемой! – В его голосе слышится гордость.

– О боже, ты себе и представить не можешь насколько, – отвечаю я. И как по заказу в эту секунду мой телефон жужжит в сумке. Я достаю его и открываю. Новое сообщение от Криса.

– Прости, разве это не тот телефон, что вчера дала тебе в автобусе миссис Только-Чрезвычайные-Ситуации? – спрашивает Джейсон, и когда я поднимаю на него глаза, снова вижу его хитрую ухмылку. Не сомневаюсь, он наслаждается тем, что я в очередной раз нарушила правила.

– Может, ты уже оставишь меня в покое? – вздыхаю я и быстро закрываю телефон. С каких пор Джейсон стал беспокоиться обо мне? С каких пор он вообще замечает меня?

– Ой, да брось. Я ведь твой партнер. Ты можешь рассказать мне все. – Он приобнимает меня за плечи. Я замираю, удивленная этим жестом; именно такого эффекта Джейсон, похоже, и добивался. Свободной рукой он выхватывает у меня телефон и убегает в другой зал.

Все симптомы похмелья исчезают в то же мгновенье. Я бросаюсь за Джейсоном. Мне приходится обойти две экспозиции, только после этого я нахожу его в углу зала, посвященного Уорхолу. Джейсон копается у меня в телефоне, стоя под одним из знаменитых полотен из серии «Камуфляж». Я выдергиваю мобильник у Джейсона из рук, но, судя по его ухмылке, ничего уже не исправить. Он прочитал все. Кровь приливает к моему лицу.

– Да что ты за человек?! Тебя в детстве что, уронили головой вниз или что? – кричу я.

Я сгораю от стыда, будто засунула голову в печь для пиццы.

– Фотосессия? – смеется Джейсон.

– Это первое, что пришло в голову. Из-за тебя мне было трудно соображать трезво. – Я бросаю телефон в сумку, разворачиваюсь и ухожу, отчаянно пытаясь сохранить хоть каплю растоптанного достоинства.

– Эй, никто насильно не вливал тебе коктейли в горло, – отвечает Джейсон, следуя за мной. – Ты разве не собираешься ответить? Этого требуют нормы этикета.

Я оборачиваюсь и выставляю перед собой руки.

– Заткнись! Просто заткнись! Заткнись и не говори мне сегодня больше ничего, – в бешенстве прошипела я. И вдруг, бросив взгляд через плечо, замечаю уорхоловское полотно с пистолетом. Ох, если бы…

– Хорошо, – говорит Джейсон и делает вид, будто застегивает молнию на губах. Но буквально спустя секунду снова расстегивает ее. – Но сначала я хочу услышать всю историю целиком.

– Какую еще историю? – спрашиваю я с раздражением.

– Ну об этом Крисе. Кто он? – Джейсон едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Это невероятно бесит.

– Да я не знаю! – Головная боль возвращается, я подхожу к ближайшей скамейке и плюхаюсь на нее.

– Ты не знаешь? – Джейсон, конечно же, садится рядом. Кажется, он решил, что сегодня мы лучшие друзья.

Может, я хочу, чтобы он перестал меня мучить, может, надеюсь, что он все-таки сможет пролить свет на личность Криса, а может (и даже скорее всего), я просто устала обороняться, и я рассказываю все. О Гейбе и разбитом стеклянном столике, об Эйвери и о том, как дала свой номер, и обо всех остальных парнях, среди которых есть и Крис, написавший мне утром эти смешные, по мнению Джейсона, сообщения.

– Да, начнутся издевательства! – говорю я, роняя пульсирующую голову в руки.

– Что? Смеяться над тобой? Я? Да это ты издеваешься, – произносит он, шаря рукой в моей сумке в поисках телефона. – Я только хочу помочь.

– О да, помочь мне вылететь из школы. – Я дергаю сумку на себя.

– Джулия, ты же мой «партнер»! – произносит Джейсон, изображая в воздухе пальцами кавычки. – Я ни за что не стал бы тебя подставлять.

– О, ну конечно. Ты просто притащил меня на вечеринку к чужим людям в чужой стране и бросил меня. А потом едва не втянул в уличную драку, из-за чего я потеряла все свои вещи, включая карманного Шекспира.

– Карманного кого? – Джейсон поднимает бровь. Видимо, представил себе коллекционную фигурку Шекспира. (Вообще-то фигурка Шекспира у меня тоже есть. Но я оставила ее в Ньютоне.)

– Да неважно. Я вот о чем: с чего бы мне вообще принимать твою помощь?

– Слушай, я могу влюбить в себя кого угодно, – заявляет Джейсон.

– Это маловероятно, – фыркаю я.

Но Джейсон не реагирует на мою колкость.

– Ладно, ладно. Я могу понравиться кому угодно. Любому. Это сто процентов. И я готов поделиться своим талантом с тобой. Хочешь понравиться этому парню? Это в моих силах. – Он протягивает мне руку, чтобы скрепить сделку.

– И ты хочешь мне помочь просто по доброте душевной? – спрашиваю я, внимательно глядя на Джейсона.

– Ну уж нет, – оживляется он. – Ты тоже поможешь мне кое в чем.

Я смотрю с подозрением:

– Чего ты хочешь?

– Ты будешь писать за меня эссе каждый день, – отвечает он так, будто бы это было очевидно.

– Ты смеешься?! – взвизгиваю я. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе сжульничать?

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, зубрила. – Он скрестил руки на груди. – Или соглашайся, или я пас.

– Ни за что! – Я разворачиваюсь и быстро ухожу прочь, пока не передумала.

Я жду, что он продолжит долбить меня, как надоедливый петух. Но Джейсон не двигается.

– Тогда желаю удачи в отношениях по переписке, – кричит он вслед. – Да пребудет с тобой сила!

Я останавливаюсь посреди зала. Телефон оттягивает сумку. Я достаю его и открываю. Сообщение от Криса сразу всплывает на экране – дразнит меня.

– Ой, да ладно тебе, зубрила, – слышу я голос Джейсона прямо за спиной. От неожиданности я вскрикиваю и резко поворачиваюсь. Не заметила, как он бесшумно встал со скамейки и подкрался ко мне. – Ну напишешь ты парочку лишних работ. Это ведь не смертельно. Более того, я уверен, что ты уже не раз подумала о том, как моя глупая писанина скажется на твоем среднем балле. Сделай все сама. Разве это не лучший способ защитить оценки?

В голове всплывает последняя цифра моего номера. Четыре. Мой безупречный средний балл. Балл, ради которого я столько работала.

– Ты что, угрожаешь мне? – Я стараюсь говорить хладнокровно, но в голосе все равно слышится дрожь.

– Вовсе нет! – Ухмылка Джейсона в этот момент становится не просто хитрой, а, скажем прямо, злорадной. – Я просто сообщаю тебе, что у меня всегда были проблемы с орфографией. И с грамматикой. Да и со сроками сдачи заданий.

– Ты угрожаешь мне!

– Я лишь излагаю факты, – парирует Джейсон, – а что делать с ними дальше – решать тебе.

– Ты говоришь, как адвокат в суде. – Я немного ослабляю хватку, приотпуская телефон.

– Весь в отца, – ухмыляется Джейсон. – Соглашайся, Джулия, это всего-то парочка лишних эссе. Ты, скорее всего, даже удовольствие получишь от этого. Ну что, дашь мне эту штуку?

Он берет телефон у меня из рук, открывает и начинает быстро что-то печатать.

– Ты должна звучать уверенно, даже дерзко. Парни любят уверенность в себе. – Он нажимает еще на несколько кнопок. – Вот, должно сработать.

– «Да, надо было тебя вчера поцеловать», – читает вслух Джейсон, и я тут же краснею.

– Ты точно чокнулся с похмелья, если думаешь, что я могла бы сказать что-то подобное, – отвечаю я. – Я ни за что не стану это отправлять.

– Ты уже отправила, – говорит он, захлопывает телефон и вкладывает его в мою ладонь.

– Что?! – Я открываю телефон и просматриваю историю переписки в надежде на то, что Джейсон сказал это, просто чтобы меня напугать. Но нет, сообщение сохранено в папке «Исходящие».

– Ну, пока ты тут распиналась про то, что ни за что не напишешь такое, я сделал все за тебя. – Он явно доволен собой.

Я на грани жуткой истерики, но вдруг телефон у меня в руке вибрирует. От неожиданности я чуть не выронила его прямо на пол.

– Ну что там? – спрашивает Джейсон, склоняясь над экраном, чтобы узнать результат своего маленького эксперимента.

Мне плохо, я в шоке и не могу подобрать слов, так что просто молча отдаю Джейсону телефон.

– «У нас есть сегодня…» – читает Джейсон вслух. – Видишь? Я же говорил. – Он расплывается в улыбке.

– Ну и что теперь?! Он хочет встретиться сегодня! – Мой мозг просто взрывается.

– Ты сегодня не можешь, – говорит Джейсон спокойно и закрывает телефон.

– Что? Почему?

– Во-первых, ты даже не знаешь, кто он такой. Нельзя встречаться с незнакомцем после двух сообщений. Это слишком опасно. Во-вторых, и это еще важнее, ты не должна выглядеть так, будто тебе больше всех надо. Набьем тебе цену. Это классика, но работает безотказно.

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – невозмутимо продолжает Джейсон. – И взглянем правде в глаза: ты не скоро сможешь общаться с Крисом самостоятельно, так что тебе еще долго будет нужна моя помощь. Без моих знаний и ценных советов ты с треском все провалишь.

Как ни грустно это признавать, Джейсон прав. Вчера вечером я вела себя безрассудно, и то, что все вылилось только в загадочные романтические сообщения от Криса, – это удача. И что он скажет, когда поймет, что я никакая не супермодель, а всего лишь зубрила из Ньютона, штат Массачусетс. Наверное, он просто развернется и побежит в противоположную сторону. Мне нужно время, чтобы подумать.

– И потом, ты же сказала ему, что на фотосессии, – Джейсон приводит еще аргумент, будто прочитав мои мысли. – Ты не можешь встретиться с ним, пока она не закончится, Кейт Мосс, – он хихикнул над своей шуткой.

– Ой, да заткнись ты! – Я тихонько толкаю его в плечо, хотя и не могу сдержать улыбку.

– Эй, это не я назвался супермоделью, – говорит Джейсон и поднимает руки вверх.

– Я не говорила, что я супермодель!

– А, то есть про свою работу на подиуме в Милане ты ему ничего не рассказывала, супермодель? – ткнув мне в нос пальцем, спросил он.

Я замахиваюсь, чтобы стукнуть его. Он уворачивается, запинается носком кеда, но тут же восстанавливает равновесие.

– Ну и что? Бросишь в меня мобильником, Наоми Кэмпбелл? – смеется он, прикрывая лицо руками в притворном испуге.

– Может быть! – отвечаю я игриво и кидаю телефон Джейсону.

Он ловко ловит его, открывает, быстро печатает что-то и кидает обратно мне. Он выглядит при этом как ребенок, который только что стащил целый именинный торт. Да, что там за сообщение? Когда я вижу, что Джейсон написал, к моему лицу приливает краска. Должно быть, я теперь пурпурного цвета. «Сегодня тебе со мной не справиться…» Ох!

– Ты придурок!

– Что за выражения, что за жажда насилия, ты же леди!

Он уклоняется от моего удара, и моя рука попадает лишь по его толстовке. Я снова пытаюсь его схватить, и тут телефон звонит. Я смотрю на экран: там высветился номер Криса. Не сообщение, а реальный звонок. Я замираю от ужаса, Джейсон хватает телефон и открывает.

– Привет, прелесть, – произносит он томным голосом девушки из секса по телефону.

Это уже слишком. Наплевав на все музейные правила, известные даже дикарям, я бросаюсь на Джейсона, и мы вместе падаем на паркетный пол. Джейсон откатывается, но я успеваю схватить его за край рубашки и теперь что есть силы тяну обратно. Но когда телефон уже совсем близко, Джейсон вытягивает свои длиннющие (и на удивление мускулистые) руки над головой, и мне приходится сесть на него верхом, чтобы дотянуться до телефона.

– Весело тебе? – спрашивает Джейсон. Провернув какой-то невероятный ниндзя-трюк, он кладет меня на лопатки и вдавливает мои плечи в пол. – Мне – да.

Звонок обрывается, Джейсон скатывается с меня и валится на пол рядом. Он смеется и тяжело дышит, довольный своей победой. Отлично. Что подумает Крис теперь, когда на звонок ответил Джейсон? Мне не стоило ему доверять.

– Мистер Липпинкотт! Мисс Лихтенштейн! – К нам несется миссис Теннисон, и ее «биркенштоки» грозно шлепают по полу. – Ради всего святого, объясните мне, что вы делаете на полу в галерее Тейт?!

Я мгновенно подскакиваю на ноги и замираю в растерянности. Последний раз меня отчитывал учитель в четвертом классе, когда я пряталась в раздевалке во время игры в вышибалы.

– О, мы пали ниц перед величием искусства, – отвечает Джейсон со своей фирменной самодовольной улыбкой, которая, вероятно, не раз выручала его в ситуациях вроде этой и с учителями вроде миссис Теннисон.

Я специально делаю шаг в сторону от него, будто могу физически стряхнуть его дурное влияние.

– Простите, миссис Теннисон. Мы просто…

Но миссис Теннисон не дает мне закончить:

– Скажу честно, Джулия, от тебя я такого никак не ожидала! Вы ведете себя как малые дети в одном из самых знаменитых музеев мира! – Чудовищное украшение, будто собранное из прошлогодних елочных игрушек, звенит от каждого ее резкого движения.

Бессмысленно что-то ей объяснять, так что я просто говорю:

– Этого больше не повторится.

– Что ж, к счастью, у вас еще будет возможность по достоинству оценить изобразительное искусство, – говорит она тоном учителя, который изобрел идеальное наказание для учеников. – Раз уж вы с мистером Липпинкоттом впустую потратили время в Тейт, посетите любой другой музей на ваш выбор в свои культурные часы сегодня. А к вечеру я жду от вас эссе в тысячу слов о ценности изобразительного искусства.

– Тысячу слов?! – Джейсон едва может выговорить это число.

– Еще одно возражение – и будет две тысячи, – отрезала миссис Теннисон. – А теперь присоединяйтесь к остальным, пора двигаться дальше. – Она деловито поправляет свою блузку в цветочек и, громко шлепая, идет в следующий зал.

– Ты придурок, – тихо говорю я Джейсону, когда миссис Ти отходит достаточно далеко.

– Ты первая начала, – отвечает он, разглаживая свое серое поло.

– Ты как пятилетка!

– Кто обзывается, тот сам так называется. – Джейсон показывает мне язык.

– Потрясающе. Надеюсь, в эссе ты будешь столь же остроумным.

– Э, нет. Это тебе придется постараться. Помнишь наш уговор? – Джейсон замечает в углу Сару и Иви – они склонились над телефоном Сары – и направляется к ним. Шага через четыре он останавливается и поворачивается ко мне. – Да расслабься, зубрила. Просто побольше домашки. Ты же это так любишь, да?

– Меня зовут Джулия! – в ярости ору я, но он уже убежал к одноклассникам.

Глава 8 О, дорогой… должна ли я верить тебе?

«Что у тебя с Дж. Л.? Отвали немедленно. С. Ф.».

СМЯТЕНИЕ, ЗЛОСТЬ, ОТВРАЩЕНИЕ. С. Ф. – Сара Финдер. Сто процентов она. Ни для кого не секрет, что она смотрит на Джейсона как на лучшее, что случалось с этим миром после изобретения низкокалорийных сладостей. У меня как будто пар пошел из ушей. Слава богу, она не снизошла до личного разговора. Это стало бы последней каплей, и меня бы точно стошнило прямо в музее.

Я снова перечитываю сообщение. Отвали? Поверить не могу! Она думает, мне что-то от него нужно. Наверное, она решила, что наша возня на полу в музее – это такой странный флирт (ха-ха-ха). Только вот Сара упустила из виду одну мелочь: мне действительно хотелось превратить Джейсона в кровавое месиво. Я с отвращением кидаю телефон в сумку.

– Может, пойдем уже побыстрее? – оборачиваюсь я к Джейсону.

Утро выдалось ужасное, а день еще хуже. Сначала, выйдя из галереи Тейт, мы свернули не туда. Потом Джейсон начал хохотать и издеваться, когда я достала из сумки путеводитель со стикерами и раскрыла карту с пометками. И наконец, я споткнулась о трещину в асфальте и едва не налетела на толпу туристов.

– Да куда ты так спешишь? – кричит Джейсон, догоняя меня. – Посмотри вокруг. Какая красота! Можешь расслабиться хоть на одну секунду?

Он, конечно, прав, но я ни за что этого не признаю. Мы наконец-то двигаемся в нужном направлении – на восток по набережной Миллбанк. Мимо дома из облупившегося рыжего кирпича с медной отделкой, позеленевшей за несколько веков от дождей. Я много читала о Лондоне еще дома и прекрасно понимаю – и десяти томов не хватит, чтобы описать историю тех мест, мимо которых мы сейчас идем. Я замедляю шаг у Колледжа искусств и дизайна Челси, и мне хочется рассказать Джейсону, что раньше тут располагался Медицинский колледж королевской армии, где была разработана вакцина от брюшного тифа. Но я знаю, что упоминание истории девятнадцатого века и названия болезни будет встречено демонстративным закатыванием глаз, так что я просто молча продолжаю идти по тенистой набережной.

– Я хочу побыстрее разделаться с этим, чтобы вернуться в отель и сделать пару кругов до ужина, – отвечаю я, глядя поверх низкого каменного ограждения на темные воды Темзы. Свежий воздух унял головную боль, но я все равно мечтаю прыгнуть в прохладный бассейн и немного поплавать, чтобы снять напряжение. Сегодня начинаются региональные соревнования, мне жаль, что я пропустила их, особенно учитывая случившееся утром.

– Тренировка? – Джейсон поднимает брови от удивления.

– У тебя свое лекарство от похмелья, у меня свое.

– И есть успехи? – спрашивает он, ускоряясь, чтобы догнать меня.

– Что?

– Ну, в плавании. Есть успехи?

– Да, нормально, – отвечаю я, не понимая, какого он ждет ответа.

– Нормально – и это все? – скептически произносит он. – Разве не ты два года подряд была первой в штате в стометровке баттерфляем среди девушек?

– И в стометровке вольным стилем, – добавляю я и останавливаюсь. – А ты откуда это знаешь?

Обернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с Джейсоном. Он тут же делает шаг назад.

– Да, наверное, просто прочел где-то в газете или типа того. Только не думай, что мне до этого есть дело, – говорит он и, глубоко засунув руки в карманы джинсов, обгоняет меня. – Ну и куда мы направляемся?

– Я подумала, что Национальная галерея подойдет, – отвечаю я, стараясь подстроиться под темп Джейсона. – Туда легко добраться, и там легко найти подходящий материал для эссе. У них выставлены «Подсолнухи» Ван Гога, и я бы с удовольствием взглянула на них. О Ван Гоге всегда можно написать что-то интересное. Ну или можем написать про картины Ренессанса и исторический контекст.

– Говоря «можем», ты, конечно, имеешь в виду «могу»? – спрашивает Джейсон, маневрируя между туристами, которые фотографируют берега Темзы.

– Ну уж нет. – Мне приходится в два раза ускорить шаг, чтобы не отстать от Джейсона с его тощими длинными ногами, и вдруг я замечаю, что теперь я иду за ним, а не наоборот. – Наш уговор касался только ежевечерних сочинений, объем которых всего триста слов. Но благодаря тебе мы должны миссис Теннисон на тысячу больше, так что ты будешь помогать.

– Вообще-то ты сама на меня набросилась. Думаю, этот факт уменьшает мою долю до двухсот пятидесяти слов. – Джейсон почти сбивает с ног женщину на высоких каблуках, но вовремя отскакивает в сторону, сумев избежать эпичного падения. – Для танго нужны двое… Ну, в нашем случае – для борьбы на полу в галерее Тейт.

– Ты вынудил меня! – возмущаюсь я. – Пять сотен слов минимум! – И, едва выпалив это, я поражаюсь тому, что вообще всерьез торгуюсь с Джейсоном.

– Триста двадцать пять, и это мое последнее предложение, – говорит он через плечо.

– Да без разницы. – Я не собираюсь начинать очередную перепалку. И потом, все равно нельзя доверить эту работу Джейсону. Я уже начинаю скучать по тем временам, когда он игнорировал меня. – Если ты хотя бы будешь со мной заодно в ближайший час, то мы без проблем напишем это эссе и даже сами узнаем что-то новое. Я и правда очень хочу увидеть Караваджо!

– Привал! – Джейсон шлепается на скамейку у тротуара, откидывает голову на спинку, надвигает на глаза кепку и начинает громко храпеть.

Огромный красный туристический автобус высаживает туристов прямо перед нами, они вооружены камерами и готовы снимать лодки, курсирующие по Темзе. Какой-то пожилой мужчина направляет камеру на Джейсона и фотографирует его, как будто он какой-то уличный артист.

– У тебя есть предложение получше? – Я стараюсь сдержать бурление гнева.

Джейсон тут же вскакивает на ноги и уходит вниз по тротуару, продолжая забирать на восток вдоль изгиба реки.

– Вообще-то да. Иди за мной.

Джейсон машет мне рукой, а потом, как мим, изображает, будто ныряет в толпу туристов с камерами. Американцы. Если только их футболки с американскими флагами не лгут. Я прикидываю, что будет, если я брошу Джейсона тут и одна пойду в Национальную галерею. Но вдруг в толпе мелькает его кепка с надписью Sox, и я без лишних размышлений бросаюсь за ней.

Пока мы идем, солнце скрывается за тучами и настает классический облачный лондонский день. С Темзы веет прохладный ветерок. По всей реке то тут, то там видны гребцы в регбийках и штормовках на блестящих красных лодках, веслами разрезающие водную гладь. Низкий каменный парапет сменяется железной оградой с острыми пиками. Впереди, за домами и верхушками деревьев, башни Вестминстерского аббатства. Как в кино. И несмотря на похмелье, несмотря на то, что я плетусь за Джейсоном черт знает куда, меня переполняет любовью к Лондону. Город еще ни разу меня не разочаровал. Отец был прав. К черту Париж! Лондон – вот место для меня.

Впрочем, от мечтаний приходится оторваться: Джейсон уводит нас с мощеного тротуара ниже, к самой воде, и мы выходим на узкую гравийную дорожку. Дорожка усеяна битым стеклом и другим мусором: очевидно, этот путь не для ту-ристов.

– Куда мы идем? – спрашиваю я.

– Почти пришли! – отвечает Джейсон и бросается вперед, будто бы и не выбрал только что для нас странную и потенциально опасную дорогу.

– Это не ответ на мой вопрос, – возражаю я. Джейсон немного замедляет шаг, чтобы я могла его догнать.

– Ты всегда такая надоедливая?

– Да, – отвечаю я, потому что знаю, что ответ «нет» запустит очередной спор.

– Что ж, во всяком случае, ты хотя бы честная. Надоедливая и честная, – бросает Джейсон через плечо, направляясь к опорам моста, стоящего перед нами.

– И все же куда мы… – начинаю я, но Джейсон меня перебивает.

– Мы на месте, – указывает он вперед.

«Место» оказывается чем-то вроде бетонной пещеры у опор моста, по которому с гулким шумом проносятся автомобили. Под мостом бетонная стена изгибается вдоль холма, устремляясь на улицу. Идеальное полотно для уличных художников и прекрасная полутруба для оборванных местных скейтеров, которые там гоняют туда-сюда, рискуя жизнью (без шлемов!). Они делают флипы и твисты на паре импровизированных рамп. Если бы не полностью исписанные граффити стены, здесь было бы абсолютно темно, а так яркие флуоресцентные цвета создают иллюзию света. Ни с тротуара, ни с моста, ни из парка это место не просматривается.

– Где мы?

– Это андерграундный скейт-парк! – бросает Джейсон через плечо и начинает бегать и прыгать по рампам. – Круто, да?

– Но что мы здесь делаем? – Я все еще немного растеряна: крики скейтеров, эхом отражающиеся от стен, постоянное мельтешение, яркие краски – от всего этого у меня кружится голова. – Ты, похоже, забыл, что мы должны писать эссе о культуре искусстве?

– Шутишь? Да тут полным-полно культуры и искусства, – говорит Джейсон и уходит к покрытому граффити бетонному барьеру в дальней части парка. – Может, даже больше, чем в старой, скучной Национальной галерее.

Я решаю пропустить мимо ушей комментарий о «старой» и «скучной» Национальной галерее (вообще-то 187 лет – просто ерунда для города, основанного римлянами в 43 году нашей эры) и следую за Джейсоном к стене. Он проводит рукой по растрескавшемуся, шероховатому бетону, покрытому довольно впечатляющими граффити. Тут нет ни определенного сюжета, ни узора, просто завитки и взрывы краски. Но цвета настолько яркие и насыщенные, что кажется, будто рисунок объемный. Чем-то напоминает Мондриана, которого мы видели утром в Тейт.

– Круто, да? – спрашивает Джейсон, скользя пальцами по стене. У него такие ярко-рыжие волосы, будто он сам часть этой насыщенной картины.

– Ага, – признаю я и подхожу к огромному валуну. Он лежит ближе к реке, расписанный, как какое-то психоделическое пасхальное яйцо.

– Спасибо, – говорит Джейсон и делает в шутку легкий поклон. – Лучше, чем Национальная галерея?

– Я все равно хочу увидеть «Подсолнухи», – отвечаю я, не желая так просто сдаваться. – Но это и правда прекрасно.

– Такой ответ меня устраивает, – произносит Джейсон с улыбкой, словно мальчишка, получивший пятерку за свою первую контрольную.

Он слегка отталкивается рукой от стены и отходит к другой – с трафаретными рисунками. Конечно, это не Бэнкси, работы которого я видела в интернете, но очень похоже на его стиль. Цепочка нарисованных аэрозольной краской черных крыс изображает эволюцию человека. Рядом несколько неуклюже выведенных анархистских символов, однако детализация большинства рисунков поражает. Посреди стены как будто бы дыра в бетоне, через которую видно оживленную улицу. Мне приходится подойти на несколько шагов ближе, чтобы понять, что это тоже нарисованная баллончиком иллюзия.

В углу скейт-парка парень в обтягивающих гранжевых джинсах и в еще более обтягивающей (и, как я понимаю, шутливой) футболке с изображением Джастина Бибера настраивает гитару, усеянную потрепанными, облезающими наклейками. Он перекидывает кожаный ремень через плечо, и я жду, что сейчас зазвучит плохой кавер на какую-нибудь новую песню в стиле эмо-панк. Но вместо этого парень начинает нежно перебирать струны, играя первые ноты моей самой любимой песни битлов – «Here, There, and Everywhere». Я сражена его талантом: кавер прекрасный – медленный, с приятными риффами. Я закрываю глаза, слушаю и на минуту даже забываю о похмелье. Живое исполнение «Битлз» на берегу Темзы – идеальный лондонский момент.

– Ты в порядке? – спрашивает Джейсон, кладя руку мне на плечо.

– Да, я просто обожаю эту песню, – отвечаю я, закидывая голову и вдыхая полной грудью.

Мама шла к алтарю под эту песню, и у родителей была традиция: они танцевали под нее на каждую годовщину, даже если им удавалось только покружиться по гостиной пару минут.

– Да. Битлы… Неплохо, – говорит Джейсон.

Я так резко поворачиваю голову, что мне чуть не защемило нерв.

– Неплохо? – спрашиваю я скептически. – Дай-ка я тебе объясню: «Битлз» – самая крутая музыкальная группа за всю историю планеты Земля, и если для тебя их гений не очевиден, то я не представляю, как у тебя хватает мозгов одеваться по утрам!

То же самое слово в слово сказал мой отец деду, когда тот посмел усомниться в величии битлов. Конечно, эта история случилась до моего рождения, но мама до сих пор время от времени повторяет ее и каждый раз смеется из-за того, что напористость папы сбила дедушку с толку и тот даже не придумал, что ответить.

– Спокойствие, девочка, – говорит Джейсон, подняв руки вверх. – Я тоже фанат.

После этих слов он отошел в сторону – видимо, хотел укрыться где-нибудь от моего безумия, и я развернулась обратно к стене с граффити. В одном месте краска начала слезать, при этом обнажилась радуга оттенков, и какой-то уличный художник воспользовался этим, чтобы вырезать слова из песни «Fat Bottomed Girls» группы Queen. И смотрится это очень красиво.

– Эй, Джейсон, – зову я и не глядя машу ему. Когда я оборачиваюсь, его нигде нет. Я ищу его глазами и замечаю рядом с гитаристом, который настраивает инструмент. Джейсон достает бумажник и протягивает музыканту несколько купюр, тот их берет и в обмен дает свою гитару. О господи! Что Джейсон затеял?

Он подзывает меня жестом. Пока я раздумываю, стоит ли идти, Джейсон начинает жестикулировать так активно, будто его вот-вот хватит удар. Придется подойти.

– Что ты… – начинаю я, но он меня перебивает.

– Сидеть, – говорит он мне, как собачке, и указывает на скамейку.

Я знаю, что он не отстанет, пока я не выполню просьбу, так что я вздыхаю и плюхаюсь туда, куда он велит. Теперь я сижу точно перед ним, так что мне приходится приподнимать голову вверх, чтобы видеть его лицо.

– Ну, счастлив? – спрашиваю я.

Вместо ответа он начинает на удивление хорошо играть начало «Oh! Darling», только в отличие от скейтера Джейсон еще и поет. Поет! Скажу сразу: я не люблю, когда люди поют, и уж тем более когда поют для меня. И даже не важно, хорошо поют, плохо или средненько. Для меня это не имеет значения. Если ты не подписал контракт с крупным музыкальным лейблом и твои треки не висят в iTunes, я не хочу слышать, как ты поешь. Вот почему я не могу смотреть American Idol: я боюсь, что участники облажаются, и им будет стыдно, и тогда уже мне будет стыдно за них.

Но Джейсон поет фантастически, и я заворожена. Его голос вспарывает лондонский туман, а я сижу, приклеившись к скамейке, и не могу отвести от Джейсона глаз. Он тоже смотрит прямо на меня, его глаза сияют. Он берет все ноты, попадает даже в разные тональности фирменных «о-о-о-о» Пола Маккартни.

– Believe me when I tell you (oooh!), – поет он, заканчивая песню, – I’ll never do you no ha-arm[1].

К моменту, когда музыка стихает, моя челюсть, должно быть, болтается где-то на уровне земли. Я пытаюсь прийти в себя и сообразить, что следует сказать. Я не испытываю ни обжигающего стыда, ни смущения – напротив, я очарована, а Джейсон тем временем спокойно отдает гитару скейтеру (который аплодирует) и направляется к противоположной стене парка. Я вскакиваю со скамьи и бегу следом.

– Где ты этому научился? – выпаливаю я.

Джейсон делает вид (как мне кажется), что изучает граффити.

– Я же сказал: я тоже фанат, – безразлично говорит он, не глядя на меня, и пожимает плечами.

– Говорил, что фанат, но я никак не ожидала, что ты буквально мини-Маккартни.

– Да не, – отмахивается Джейсон от комплимента. – Я просто дурачусь. Мама ставила мне в детстве битлов и все такое.

Я открываю рот, чтобы рассказать о своих родителях, но что-то меня останавливает. Я не люблю говорить об отце. И почти никогда не говорю, даже с Фиби.

– Что ж, это было очень круто. – Я делаю небольшую паузу, прежде чем добавить: – Ты был очень крут.

Он пожимает плечами и смотрит на часы.

– Эй, а мы еще можем успеть в Национальную галерею, если поторопимся. О чем там ты хотела писать эссе?

– Об этом, – отвечаю я. Мне хочется, чтобы он посмотрел на меня. – О граффити, о «галерее» в скейт-парке. Она невероятная. Искусство и культура – все здесь, ты же сам сказал.

– Ты правда так думаешь? – Джейсон наконец поворачивается ко мне.

– Да, конечно, – отвечаю я и подхожу к рисунку про эволюцию человека. – У меня фотоаппарат с собой, сделаем несколько снимков.

– Супер! – говорит Джейсон, и его глаза загораются. – Давай!

Я достаю из сумки камеру и проверяю заряд батарейки.

– Как ты вообще нашел это место?

– А, да там один парень… – начинает он, но я уже смеюсь в ответ.

– Ну конечно, ты везде найдешь «одного парня».

– Ага, именно так, – быстро отвечает Джейсон. – Я всегда тусуюсь со странными типами. – Он показывает на граффити, которое хочет сфотографировать. – Ты уверена насчет этого? Ну, то есть разве ты не переживаешь за свои оценки? Сомневаюсь, что миссис Теннисон имела в виду именно это.

– Все будет хорошо, – говорю я на удивление уверенно, несмотря на то что мой средний балл в опасности.

– Потрясающий прогресс. – Джейсон, подув на пальцы, смахивает несуществующую пылинку со своего плеча. – Я отлично поработал. Ты быстро эволюционируешь из зубрилы в секс-бомбу.

Следующие пару часов мы ищем интересные граффити на стенах и камнях по всему парку. К тому времени как мы уходим, у нас около сорока фото и несколько страниц заметок, написанных неуклюжими каракулями Джейсона и моим аккуратным почерком. По пути к отелю мы замечаем, что начинает темнеть, и нам это кажется невероятным. Я в шоке оттого, что провела почти двадцать четыре часа бок о бок с Джейсоном Липпинкоттом и мне понравилось. Думаю, мы вполне могли бы стать друзьями. Джейсон полон сюрпризов.

Когда мы, поднявшись на холм, идем к основной дороге, я вдруг понимаю, что давно ничего не ела. Джейсон занят телефоном, он сосредоточенно печатает сообщения, наморщив лоб. Либо у него сразу много чрезвычайных происшествий, либо он тоже использует мобильник для совсем не связанных со школой дел.

Я тоже достаю телефон. Может, там есть новое сообщение от Криса или, может, даже пропущенный вызов от кого-то из других парней с вечеринки. Но когда я открываю мобильный, никаких уведомлений нет. Я громко вздыхаю, но Джейсон полностью поглощен печатаньем и не обращает на меня внимания. Стук его пальцев по кнопкам меня раздражает.

– Умираю от голода, – говорю я, но Джейсон или не слышит меня, или делает вид, что не слышит. Я пинаю пустую жестяную банку, и она с грохотом вылетает с тротуара на дорогу. – Не хочешь где-нибудь перекусить по пути в отель?

– Э-э-э, да, можно, – отвечает он рассеянно, его нос почти прилип к экрану.

– Отлично.

Поверить не могу, что я сейчас предложила Джейсону Липпинкотту провести со мной больше времени. Поверить не могу, что он согласился. Я сворачиваю к пабу на углу, когда до отеля остается полквартала. Жаренная во фритюре еда – моя слабость, к тому же у меня началась неофициальная охота на самую вкусную фиш-н-чипс в Лондоне. Я берусь за ручку двери и собираюсь зайти, но замечаю, что Джейсон замер у дороги.

– Вообще, я, пожалуй, пас, – говорит он, захлопывает телефон и убирает его в карман. Не с той ли панк-красоткой с розовыми прядями он переписывался? Я украдкой бросаю взгляд на свой телефон, но там по-прежнему ничего. И Джейсон, похоже, тоже собирается меня слить.

– Пас? – спрашиваю я, заталкивая телефон поглубже в сумку.

– То есть сейчас – да. Я не голоден, и к тому же, думаю, мне нужно немного, ну, знаешь, побыть одному. Перевести дух. Я что-то реально устал, – бормочет Джейсон, выдавливая из себя наигранныйзевок.

– Ну ладно, тогда… – растерянно начинаю я, но в эту секунду из паба выплывают Сара Финдер и Иви.

Они сногсшибательно оделись для осмотра достопримечательностей – джинсы скинни и модные рубашки оверсайз. Похожие клетчатые шарфы накинуты на плечи, и одинаковые серебряные серьги выглядывают из-под блестящих, идеально завитых локонов. Как Саре и Иви только удалось получить пляжные локоны в Лондоне в марте? Я бросаю взгляд на свои любимые джинсы: эти дырки на коленках появились тут от времени, а не благодаря Abercrombie или Fitch. Как так вышло, что я оказалась единственной, кто собирался ходить на экскурсии, а все остальные складывали чемодан на Неделю моды?

– Джейсон! – восклицает Сара с придыханием и несется в нашу сторону, чтобы обнять его. – Боже, где ты был? Мы не видели тебя после Тейт!

Они обе возвышаются рядом со мной, как две башни, на своих каблуках, и я инстинктивно поднимаюсь на цыпочки, чтобы не чувствовать себя настолько маленькой.

– Видел что-нибудь крутое? – мурлыкает Иви, приобняв Джейсона за плечи.

– Да так, ничего особенного, – отвечает он. И я, к своему удивлению, чувствую, как по спине бегут мурашки. Джейсон даже не смотрит в мою сторону, как будто меня опять не существует.

– О да, мы тоже, – стонет Сара. – Ума не приложу, как вообще писать это дурацкое вечернее эссе.

– Мы в Лондоне вообще-то. Тут все особенное, – ворчу я и тут же захлопываю рот. Я совсем не собиралась произносить это вслух.

– Ой, Джулия, я тебя не заметила, – говорит, хихикая, Иви. – Ну и как тебе Лондон? – спрашивает она и, не дожидаясь моего ответа, разворачивается к Джейсону. – Так, и где ты был? – Она берет его под руку.

Я жду, что сейчас он расскажет им о скейтпарке (и своем мини-концерте), но еще несколько одноклассников выходят из паба и окружают Джейсона. Эта толпа оттесняет меня в сторону, и вот я стою уже на самом краю тротуара. Спустя несколько мгновений они уходят обратно в паб и уводят Джейсона с собой. Я не совсем понимаю, что происходит, но абсолютно уверена в том, что они там собираются дегустировать не фиш-н-чипс.

Да уж. «Мне нужно немного времени побыть одному. Перевести дух». Похоже, всю обратную дорогу он переписывался как раз с Сарой. Наверное, она пригласила его в паб. Даже не сомневаюсь, что Джейсон собирался слить меня сразу после скейт-парка.

Теперь понятно, почему я получила то мерзкое сообщение от Сары утром. К счастью для нее, я тогда слишком страдала от похмелья, чтобы как-то отреагировать. Впрочем, и сейчас, когда похмелье отступило, я понятия не имею, как можно было бы ей ответить. Я совершенно точно не хочу участвовать в этой ньютон-нордской драме, особенно потому, что это касается Джейсона. Сара просто помешалась на нем. И они оба стоят друг друга. Джейсон ей подходит, а она под стать Джейсону.

Я концентрируюсь на этой злости, чтобы забыть о голоде и заглушить другое противное чувство, поднимающееся где-то в желудке. Сначала Джейсон поет мне серенаду, а через секунду прикидывается, будто меня вовсе не существует. Он просто сливает меня после того, как распинался о «работе в парах», утащил на вечеринку и втянул в неприятности с миссис Теннисон.

Вот вам и новый Джейсон, полный сюрпризов. Поверить не могу, что решила, будто мы реально можем стать друзьями. Он точь-в-точь такой же, каким и был всегда: полный и абсолютный придурок.

Вечером, вернувшись в отель, я села за наше эссе. Поначалу я собиралась сделать только свою часть – пятьсот слов, ни больше ни меньше, но чем больше печатала, тем меньше мне вообще хотелось иметь с Джейсоном дело. И вот я уже дописываю все эссе за нас обоих и чувствую, что раздражение уходит. Очевидно, Джейсон воспринимает меня как обузу, которую ему навязали, и мне лучше ограничить наше общение обязательными школьными мероприятиями. Больше никаких вечеринок или андерграундных скейт-парков.

Я откусываю очередной кусок сэндвича с курицей карри из забегаловки на углу и разминаю пальцы. Осталось написать только заключение, но тут на экране появляется письмо от мамы: «Привет, милая! Просто хочу узнать, как твое величайшее путешествие в Лондон. Уже влюбилась? Держи меня в курсе. Хочу узнать о поездке все! Очень скучаю. Не волнуйся, я записываю все наши любимые телешоу. Посмотрим вместе, когда вернешься. Хорошо ли вы долетели? Люблю и обнимаю тебя, моя дорогая. Мама».

Уже влюбилась? Понятно, что она имеет в виду город, но я не могу не думать о веренице милых парней, с которыми я флиртовала в последние двадцать четыре часа. Я жму на кнопку «Ответить», но замираю в нерешительности, и пальцы застывают над клавиатурой. Я не могу спросить маминого совета, не упомянув алкоголь. И то, что мы сбежали без спроса. И еще десять тысяч правил, которые я нарушила за те полтора дня, что провела по эту сторону океана. Мне бы хотелось получить от мамы совет, но, кажется, у моей истории нет безопасной версии для мамы. Поэтому я коротко описываю экскурсию в Тейт и рассказываю о запланированном на завтра походе в Тауэр. И в конце добавляю, что скучаю. И это чистая правда. Ноутбук издает характерный «у-у-у-ущ», и письмо улетает сквозь киберпространство к маме.

Я вновь открываю документ с моим (или «нашим») эссе, чтобы быстренько добить последние двести слов, но курсор мигает, а я не могу вспомнить, о чем хотела написать. Мой мозг сейчас напоминает миску с хлопьями, в которой слишком много молока. Надо передохнуть. Я беру фотоаппарат, чтобы посмотреть сделанные сегодня снимки, и натыкаюсь на кадр, который снял тот скейтер-гитарист. Мы с Джейсоном стоим перед граффити, изображающем красную лондонскую телефонную будку. В будке нарисована королева Англии, а из трубки выходит текст песни «London calling». Моя рука лежит на плече Джейсона, я искренне улыбаюсь. В одинаковых черных толстовках North Facе мы выглядим как одна команда. У Джейсона из-под расстегнутой слегка молнии выглядывает воротник серого поло, а кепка Sox почему-то надета набекрень, и из-под нее во все стороны торчат растрепанные рыжие волосы. Мне очень понравились и скейт-парк, и мини-концерт, и обсуждение граффити с Джейсоном, так что на фото я довольна как слон. А Джейсон хохочет во все горло.

Только теперь, глядя на экран камеры, я понимаю, отчего Джейсон так сильно смеется. Он держит за моей головой пальцы, будто заячьи уши. Серьезно? Ему что, пять? Я кидаю камеру на кровать, она дважды подпрыгивает и сваливается с края матраса на пол. И в ту же секунду я раскаиваюсь; думаю, гарантия не покрывает поломок, случившихся из-за злости на Джейсона Липпинкотта. Я бросаюсь через кровать, чтобы поднять фотоаппарат, и вижу, наклонившись, что он упал рядом с телефоном, который мигает уведомлением об очередном сообщении.

«Молчишь? Надеюсь, понимаешь, что Дж. Л. на тебя плевать. С. Ф.». С. Ф.? Видимо, это сообщение тоже от Сары Финдер, как и то предыдущее, гадкое, которое я удалила в порыве похмельного безразличия. Похоже, она либо не восприняла всерьез слова миссис Теннисон о том, что пользоваться телефоном следует лишь в чрезвычайных ситуациях, либо полагает, что это как раз чрезвычайная ситуация. Да это просто смешно. Она решила, что мне нравится Джейсон Липпинкотт.

Но веселье быстро отступает. Если она так думает, то, может, и он так думает? Не поэтому ли он так старался меня отшить? Не поэтому ли вел себя так странно и бубнил под нос? Не думает ли он, что я просто несчастная, безответно влюбленная в него девочка? Я готова растаять от стыда и превратиться в лужу. Одно дело – действительно быть несчастной безответно влюбленной девочкой, но куда хуже, если кто-то тебя за нее принимает по ошибке. А если Сара уверена, что я безответно влюблена в Джейсона, то скоро так же будут думать все. И это дойдет до Марка.

Мой первый порыв – написать что-то в духе «Да я лучше выколю себе глаза тупым карандашом, чем пойду с Джейсоном на свидание», но потом мне кажется, что любой ответ, кроме молчания, только добавит масла в огонь. Решено: больше никаких полушутливых драк в музее на полу. Очевидно, такие вещи окружающие трактуют неверно. Мы с Джейсоном даже не друзья. Да он вообще последний человек на Земле, в которого я могла бы влюбиться. И я буду вести себя так, чтобы это стало очевидно и Саре, и всем остальным.

Весь этот день – просто череда недоразумений, и мне хочется лишь поскорее лечь спать. Когда забираюсь в кровать, мобильник снова начинает мигать. Сначала я решаю не обращать на него внимания: даже знать не хочу, какой ядовитый комментарий Сара придумала на этот раз. Но быстро становится ясно, что я не усну, пока не прочту сообщение. Я открываю телефон, и сердце подпрыгивает.

Крис.

Глава 9 Мета-твиты и тунец

«От разлуки <3 горячей… Когда же мы увидимся? К.».

НУ ВОТ И ВСЕ. Теперь я точно не засну. Есть лишь один способ успокоиться: я натягиваю свой зеленый купальник от Speedo с надписью «Ньютон-Норд» и иду на крышу, в бассейн. В брошюре отеля (которую я прочла от корки до корки дважды) сказано, что он работает каждый день до полуночи. Сейчас только девять вечера, а значит у меня еще целый час до того, как миссис Теннисон начнет вечерний обход, чтобы забрать ключи от комнат. Запасной ключ все еще у меня, но с выходками в стиле Джейсона покончено раз и навсегда.

По какую сторону океана ты бы ни был, химический запах в бассейне везде одинаковый. Меня успокаивают хлор и жжение, которое появляется в мышцах, когда я проталкиваю свое тело сквозь воду. Нырнув, я оказываюсь наедине с собой, окружающий мир замолкает.

Я начинаю с простого вольного стиля. Годы утренних тренировок и сборов по выходным сделали мышцы на моих плечах, руках и бедрах рельефными. Мое тело небольшое и сильное, я как сжатая пружина, которая в любой момент готова распрямиться. Это означает, что джинсы почти всегда мне слишком длинны и при этом жмут в бедрах, а в майках с тонкими бретельками я выгляжу мужеподобно. Но здесь, в воде, мое тело идеально. Оно в точности исполняет любые мои команды, ускоряясь именно тогда, когда нужно, раз за разом принося победу на соревнованиях, раз за разом улучшая мой личный рекорд.

К сожалению, сегодня моя голова забита парнями. Крис, мой таинственный друг по переписке. Марк, мой единственный (если бы он только знал…). И Джейсон, чья жизненная цель, кажется, заключается в том, чтобы доставать и унижать меня всеми возможными способами. А когда у него это не получается, он со мной флиртует. Наверное, именно поэтому он выбрал ту песню.

Это точно был именно флирт. Я знаю. Я чувствовала это. Или нет?

Крис. Марк. Джейсон. Крис. Марк. Джейсон.

Их имена ритмично отдаются в голове с каждым движением. Вольный стиль сегодня не помогает. Нужно что-то посложнее. Я выпрыгиваю из бассейна, разворачиваюсь и тут же ныряю обратно, чтобы начать заново баттерфляем – это самый сложный стиль, он мой любимый. На этот раз я идеально вхожу в воду, совсем без брызг, и мои мысли тут же уносятся к отцу – в то лето, когда мне было пять и он неделями учил меня правильно нырять. Папа всегда был прекрасным учителем. Строгий, но терпеливый. Пока остальным детям аплодировали за любой неуклюжий шлепок животом о воду, папа стоял рядом со мной и показывал, как правильно сгибать колени перед прыжком, как держать голову точно между рук. Плавать меня научил тоже он, еще задолго до этого. Конечно, папа давал мне самой лупить руками и ногами по воде, но я никогда не сомневалась в том, что его твердая рука нырнет за мной и вытащит, если я вдруг начну захлебываться. Папа никогда не допустил бы, чтобы со мной что-нибудь случилось. Но с ним самим кое-что плохое случилось…

Мышцы горят все сильнее с каждым пройденным метром, и я вспоминаю о том, как папа заболел. Он всегда был сильным и здоровым, но в один день вдруг все изменилось. Я помню, что навещала его в больнице лишь один раз: даже бледный и небритый, он все равно выглядел как живое воплощение силы. Как будто он в любую секунду мог нырнуть за мной и вытащить меня из любой передряги. Похорон – мне было всего семь – я почти не помню, только американский флаг на гробе, мужчин в военной форме и двадцать один выстрел в небо.

Я делаю двадцать один взмах руками, двигаясь по дорожке, а потом резко выныриваю и сажусь на бортик бассейна. Капли воды катятся по лицу, никто не заметит, что я плачу. Если я прямо сейчас не успокоюсь, то через пару мгновений начну всхлипывать, а плечи задрожат от рыданий. Обычно бассейн – мой спасительный оазис, но иногда набегают воспоминания и все портят. Мне явно нужна помощь, и я знаю лишь одного человека, с которым сейчас могу посоветоваться.

Я делаю несколько глубоких вдохов, вытираюсь, а потом возвращаюсь в номер, открываю ноутбук и звоню Фиби по скайпу. Она тут же отвечает. Ее улыбающееся лицо заполняет почти весь экран. На ней ее любимая футболка с афишей давно всеми забытой провальной экранизации комиксов про Дика Трейси 1990 года. На заднем плане я вижу тыквенные стены ее спальни, завешанные картинами и постерами с Etsy. Все это вместе, такое знакомое и любимое, вызывает у меня приступ тоски по дому. Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не разреветься.

– Приветик! – говорит Фиби, подражая Мэри Поппинс, и ее приподнятое настроение обрушивается на меня из динамиков. – А я сижу и гадаю, когда ты наконец выйдешь на связь! Твое последнее сообщение было странным.

– О да, – говорю я, вспомнив последнее похмельное сообщение, которое я отправила Фиби. – Думаю, нам не стоит общаться эсэмэсками. Похоже, Иви за один день спустила дохрениллион долларов на сообщения, твиты или что там она отправляла, и миссис Теннисон не на шутку разбушевалась. Она прямо наорала на нее в Тейт.

– Ой, да, я слышала. Сара уже твитнула, что новых твитов пока не будет. Такой получился метатвит. – Мы хихикаем над глупостью одноклассниц. – О, ты будешь мной гордиться! Угадай, чем я занимаюсь сейчас, когда до отъезда еще целых двенадцать часов?

– Собираешься! – отвечаю я с улыбкой. Только Фиби понимает, насколько меня может обрадовать новость о правильной организации времени. – Ты сверяешься со списком?

– Конечно! – Подруга трясет мятым листом бумаги с моим фирменным списком для поездок. – Без этого красавчика я бы приехала в Чикаго с джинсами, шестью толстовками и без единых трусов. Как идут дела в старой доброй Англии?

– Уф! – Только это и получается сказать. Я закрываю лицо руками.

– Что, так хорошо, да? – спрашивает Фиби, откидываясь на спинку кресла с пятнами краски и закидывая ноги на стол.

– И даже хуже, – бормочу я сквозь пальцы.

– Что ж, у меня есть кое-что, что отвлечет тебя от любых неприятностей, – говорит Фиби. – Сплетни про Марка!

Мое сердце подпрыгивает. Я так низко наклоняюсь к ноутбуку, что почти касаюсь лицом экрана.

– Боже! Я совершенно забыла, – говорю я, вспомнив о вчерашнем сообщении Фиби. – Ну, что там?

– К вопросу о знаках судьбы. Я была в Polar Pop, забирала ужин домой, и кто же, по-твоему, там был? Марк!

– И?.. – Мне не удается скрыть нетерпение. Если бы я могла, то уже нырнула бы в экран.

– И он был с Йэном Грином, который просто по потолку ходил, потому что Серена Гарнер вроде как пригласила Марка на свидание.

Внутри у меня все обрывается. Серена Гарнер высокая, красивая и грациозная. А что еще хуже, она выпускница. Я бросила взгляд в зеркало на свои широкие плечи. На фоне Серены я выгляжу как полузащитник футбольной команды. У меня ни единого шанса против нее.

Фиби, конечно, заметила изменившееся выражение моего лица, так что не медлит с продолжением:

– Но он отказался! А потом сказал Йэну, что Серена не в его вкусе и что он не станет тратить время на девушку, которая не может дать ему то, что он хочет, – заканчивает она триумфально.

Не в его вкусе? Я быстро составляю в голове список всех характеристик Серены. Она выглядит всегда так, будто едет на съемки рекламы шампуня. Ее выбрали школьной королевой красоты, королевой выпускного бала, она была президентом ученического совета, и если бы на выпускном у старших классов была номинация «Лучшая во всем до скончания веков», то и в ней Серена, вероятно, выиграла бы.

А еще она тупая, как коробка с камнями. Стоп. Значит ли это, что Марк любит умных девушек? Умных, как я?

– О боже! Как круто! – кричу я, хватаясь руками за экран, как будто хочу обнять Фиби.

– Ага, неплохо, да? – говорит она, морща нос. – Но, правда, мне немного не по себе от этого «она не может дать мне то, что я хочу». Что это вообще может значить?

– Да все в порядке! Он говорит об СДД, – говорю я Фиби, имея в виду мою аббревиатуру для обозначения настоящей любви. – Созданы друг для друга. – Я уношусь мыслями в детство, к той шуточной свадьбе на заднем дворе. Может, эти слова Марка – знак? Может, Марк тоже ничего не забыл? А вдруг он понял, что Фиби его подслушивает? Вдруг понял, что она все мне расскажет? Эсэмэски ни к чему, когда любовь всей твоей жизни передает тебе сообщения через твою лучшую подругу. – То есть ты ведь знаешь, Серена не семи пядей во лбу. Помнишь, как мы покупали у нее капкейки, когда танцевальная команда собирала деньги? Она не могла даже подсчитать сдачу. Марк, наверное, хотел сказать, что с Сереной не о чем разговаривать.

– Может, и так. – Фиби пожимает плечами, но, похоже, я ее не убедила.

– Погоди-ка, разве это не ты на прошлой неделе уговаривала меня купить ту желтую мини-юбку, утверждая, что она подойдет для первого свидания с Марком? – глядя на подругу, спрашиваю я. – А теперь ты сомневаешься?

– Джулия, да очнись! Для меня не имеет значения, с кем ты пойдешь на свидание – с Марком, или с кем-нибудь из футбольной команды, или с Джоуи Бенсоном…

– Ни за что! – взвизгиваю я.

В восьмом классе Джоуи ходил в школу в накидке, в черной вельветовой накидке до пола. На полном серьезе. С тех пор на нем клеймо парня, с которым никто и никогда не станет встречаться.

– Да ты можешь встречаться хоть с Джейсоном Липпинкоттом…

– Заткнись! – кричу я, нагибаясь прямо к микрофону, но Фиби непреклонно продолжает:

– Я лишь хочу, о моя дражайшая подруга, чтобы ты уже хоть с кем-нибудь начала встречаться. Хоть с кем-нибудь! Даже если он не будет тем самым, предназначенным тебе судьбой. Не сиди больше ни минуты, цепляясь за мечту, которая может никогда не осуществиться. Вдруг настоящей любви вообще не существует?

– Нет, мечта осуществится, – настаиваю я. – И любовь есть. Я видела своими глазами.

– Да, может, и осуществится, – вздохнула Фиби и подперла голову рукой. Подруга знает, что спорить со мной бесполезно, если дело касается истории мамы и папы. – А может, и нет. Но пока ты вот так сидишь, томишься, ждешь чуда и надеешься, что вот придет и случится сказочная любовь, куча парней, куча свиданий и куча поцелуев проходит мимо.

– В том-то и дело. Поцелуи. Вернее, «Поцелуй». Я видела его сегодня собственными глазами в Тейт. – Похоже, я собираюсь сейчас пересказать своими словами странную речь миссис Теннисон. Но, может, в ее словах был смысл. В конце концов, учителя ведь должны хоть что-то понимать в этой жизни. – Вот что мне нужно. Я хочу, чтобы у меня от поцелуев даже пальцы на ногах поджимались. Чтобы это были неповторимые поцелуи с тем самым единственным и неповторимым парнем.

– Не хочу разрушать твою розовую фантазию, Джулия, но Роден сделал много вариантов «Поцелуя», – говорит Фиби, закатывая глаза. – Больше дюжины! Они сейчас стоят в музеях по всему миру. Да, и кстати. Те двое в скульптуре по задумке должны быть любовниками из «Божественной комедии» Данте. История измены, которую романтизировали…

– Но Марк… – пытаюсь возразить я.

– Да-да, возможно, что вы с ним СДД, – перебивает меня Фиби. – А возможно, что и нет. И пока ты не выяснила это наверняка, я просто хочу, чтобы ты понимала, что в этом океане много рыбы, Джулия. Большой рыбы. Вкусной рыбы. Типа тунца!

– Кажется, одну рыбку я недавно поймала, – говорю я в надежде завершить спор и перейти к более вкусной теме для обсуждения. Я рассказываю Фиби о вечеринке, о Крисе и о сообщениях. – А последнее такое: «От разлуки любовь горячей», и в конце он просит о встрече!

Фиби с открытым ртом смотрит на меня с экрана. Она так близко придвинулась к камере, что ее глаза выглядят как маленькие аквариумы.

– Джулс, это обалденно! Ты с ним встретишься?

Я задумчиво смотрю на кончики пальцев. Я никогда не крашу ногти, потому что хлорка в бассейне разъедает любой лак. А облупившиеся ногти сводят меня с ума, это мой личный вид криптонита.

– Не знаю. Наверно, мне не удастся отделаться от Джейсона, это все усложняет. А еще то, что он снял трубку, когда Крис звонил…

– Это как раз должно было только сильнее раззадорить Криса и заинтриговать его, – отвечает Фиби. – Ведь он прислал тебе последнее сообщение с просьбой о встрече после того, как Джейсон взял трубку, так?

– Да, – признаю я.

– Ну видишь? Он заинтересован. И тебе тоже следовало бы. Напиши ему!

– А что я буду делать с Джейсоном? А с Сарой? Она за каждым моим движением наблюдает и просто срослась со своим мобильником, – протестую я. – Не думаю, что она боится своих родителей так, как Иви. А я совсем не хочу, чтобы каждый мой шаг фиксировали в твиттере.

Фиби отмахивается.

– Да забудь о ней. Все знают, что девяносто процентов ее постов – выдумки, а остальные десять процентов – лишь наполовину правда, – говорит Фиби тем успокаивающим тоном, который она выработала за годы дружбы со мной. – Ну а Джейсона просто возьми с собой на встречу. Мы придумаем, как заставить его хранить молчание. Он просто издевается над тобой, а Сара чокнутая. Не позволяй им влиять на твои решения, ладно?

Всего десять минут уговоров – и я согласна с Фиби. Не в том, что Марк не тот самый, а в том, что мне следует немного развлечься и с другими рыбинами, ну, то есть парнями. Фиби тоже считает, что идти на встречу с незнакомцем в чужой стране – плохая идея и что мне следует сначала разузнать о нем побольше. Поэтому я вновь открываю телефон и набираю сообщение, которое мы только что сочинили вместе с Фиби: «Я тоже думаю о тебе. Но хочу узнать тебя лучше, прежде чем встретимся. Напиши еще что-нибудь? Дж.».

Я кладу телефон и начинаю готовиться ко сну. Лицо умыто, зубы почищены и щеткой, и зубной нитью, каждая клеточка моей кожи увлажнена, и одежда к следующему утру ждет меня на стуле. Теперь я официально готова закончить этот день. И когда наконец забираюсь в постель (до подъема остается слишком мало времени), я чувствую себя намного лучше. В конце концов, мне невероятно повезло: я лежу на самой удобной постели на свете (серьезно, это как будто спать в теплых объятиях), в шикарном номере, в центре Лондона, меня ждет еще восемь дней увлекательных экскурсий, а загадочный незнакомец мечтает о моем поцелуе. Уверена, Фиби понятия не имела, как все обернется, когда советовала «оторваться как следует».

Мне нужен план. Я обожаю планы, особенно когда они записаны на бумаге моим любимым карандашом и каждый пункт отмечен аккуратной маленькой точечкой. Но сейчас я слишком устала, чтобы вылезать из постели. Поэтому я лежу на спине, моя голова утопает в пуховой подушке, а взгляд замер на искусственно состаренной латунной люстре. Я думаю.

Для начала больше никаких нарушений правил. Сбежала? Пила алкоголь? Да мне просто повезло, что не попалась. Еще надо выяснить, кто такой Крис. Да и потом, мне нужно больше времени, чтобы очаровать его своим умом – или хотя бы грамотностью, чтобы не сбежал от меня, когда узнает, что я не совсем модель. Естественно, ситуацию несколько осложняет то, что по Лондону мне нужно передвигаться только вместе с Джейсоном Липпинкоттом, королем хулиганов.

Но вдруг я понимаю, что быть привязанной к Джейсону не так уж и плохо. Конечно, он дико раздражает и уже не раз чуть не разрушил мою жизнь, но этот парень наверняка знает множество шпионских уловок и тактик, которые могут помочь мне выяснить все о моем прекрасном незнакомце. Вот пускай Джейсон и нарушает правила, а я пойду за ним следом и буду вкушать плоды, желательно в виде романтических обнимашек с привлекательным загадочным британцем. И пусть для этого мне придется написать парочку лишних эссе или несколько лишних часов потерпеть дурацкие шутки Джейсона. Я готова заплатить такую цену.

Кто знает, может, под конец этого путешествия я влюблюсь не только в город?

Глава 10 Различные формы пыток

«Какой еще Марк?:P Дж.».

Я СЛЫШУ ЗВОН БУДИЛЬНИКА и открываю глаза. В голове все так ясно, а будущее кажется таким солнечным, что не хватает лишь щебечущих птичек, порхающих по комнате, и маленьких мышек, готовых помочь мне собраться на бал. Я потягиваюсь – в ногах чувствуется приятное напряжение после вчерашней тренировки – и, откинув мягкое одеяло, вскакиваю с кровати.

Надеваю любимые джинсы, майку и винтажную фланелевую рубашку, которую Фиби подарила мне в прошлом году. Рубашка такая старая и поношенная, что надеть ее – все равно что запрыгнуть в корзинку с котятами (как бы странно это ни звучало). Перед выходом я дважды проверяю сумку (путеводитель, карта, ежедневник, полностью заряженный телефон, книжка для чтения на тот случай, если где-то застряну без дела, ибупрофен, жвачка, пенал с четырьмя остро заточенными карандашами 2Т… ну знаете, самое основное). Довольная собой, я спускаюсь в столовую.

Вчерашние занятия в бассейне не только здорово прочистили мне голову, но и пробудили аппетит спортсмена – я чудовищно голодна.

К счастью, поварам отеля есть что мне предложить. Спустившись по лестнице, я вижу лучший шведский стол в моей жизни. На серебристых блюдах с подогревом возвышаются горы золотистых французских тостов, блинчиков с крупными красными ягодами, хрустящего бекона, воздушного омлета и запеченной ломтиками картошки. А позади всего этого стоит стол, ломящийся от различных пирожных, выпечки, размягченного масла и взбитых сливок. На свою тарелку с золотой каймой я накладываю всего и побольше. Если и существует рай, то он должен быть таким: этот буфет посреди библиотеки и чтобы никого вокруг. Ну может, еще Фиби. И мама.

И Марк.

– Многовато углеводов, нет? – Иви с издевкой смотрит на меня, проходя мимо.

От неожиданности я едва не выпускаю из рук тяжелую тарелку: бельгийская вафля, опрометчиво положенная на два скона, съезжает набок и едва не падает на пол, и изрядная порция кленового сиропа проливается мне на рукав. Иви закатывает глаза, кладет на свою пустую тарелку половинку грейпфрута и, резко развернувшись, уходит, чтобы присоединиться к Саре за столиком в центре зала. Я строю рожу ей в спину, стираю сироп с рукава и сажусь за пустой стол в углу.

За завтраком я читаю «Гордость и предубеждение». Добравшись до сцены, где мистер Дарси делает предложение Элизабет, вдруг замечаю боковым зрением, что надо мной нависла чья-то тень. Это Джейсон в своей стандартной униформе – джинсы, которые как будто не стирали с девятого класса, застиранная растянутая толстовка North Face и кепка с Sox, как всегда набекрень. Я готова поспорить на все деньги в моей сумке, что под толстовкой у него футболка с Bruins[2].

– Куда ты пропала вчера вечером, зубрила? – спрашивает он так, будто это я его бросила. На его тарелке еды еще больше, чем у меня.

– Пошла в отель, – холодно отвечаю я.

Я приняла очень взвешенное и, как мне кажется, очень зрелое решение полностью игнорировать это прозвище. У меня хорошее настроение, и я надеюсь его сохранить. Я плюхаю целую ложку взбитых сливок на вафлю. Наверное, я не злюсь, потому что у меня сейчас слишком высокий уровень сахара в крови, и от сладкого вот-вот начнется эйфория.

– Одна? – Он выпучил на меня глаза.

– Да, – отвечаю я, стараясь звучать уверенно, и вилкой отправляю кусок вафли в рот. – Хотела поплавать.

– Понятно. – Джейсон пытается убрать рукой с глаз растрепанные волосы, но они тут же падают обратно. После двух неудачных попыток он сдается и прячет свои вихры под кепку. – Вообще тебе не стоит ходить одной. Вокруг полно всяких психов.

– Ага, – говорю я. – А с тобой, можно подумать, безопасно.

– Ха-ха!

Он приземляется на стул напротив меня и расстегивает молнию на толстовке. Я вижу, что была права насчет футболки с Bruins.

– Серьезно, Джулия. Я бы проводил тебя до отеля. Просто скажи в следующий раз.

Он, похоже, говорит искренне, но этот его тон заставляет меня чувствовать себя жалкой. Словно я какая-то несчастная одинокая девушка, которую даже некому проводить домой. За последние десять минут это уже вторая попытка со стороны окружающих заставить меня чувствовать себя неудачницей, и, думаю, с меня хватит. Пора уже взять контроль в свои руки, так что я решаю привести свой вчерашний план в действие.

– Да я хотела просто попереписываться с Крисом, – говорю я, украдкой глядя на Джейсона поверх вилки, чтобы увидеть его реакцию. Он закатывает глаза.

– Решила самостоятельно продолжать текстовые изыскания, да? Это опасная игра, – говорит Джейсон, берет кусок хлеба, жирно намазанный чем-то непонятным, и откусывает огромный кусок, но тут же морщит нос и кривит рот в ужасной гримасе. Потом, с трудом проглотив, выхватывает у меня из рук салфетку и начинает тереть язык.

– Что это ты съел? – спрашиваю я.

– Мармит. – Джейсон отплевывается, потом хватает мой стакан с клюквенным соком и залпом выпивает. – Фу, на вкус – как куча соленой грязи.

– Зачем же ты намазал целый тост, если даже не знаешь, какое оно на вкус?

– Волков бояться… – отвечает он и переворачивает тост, чтобы мармит не оскорблял его своим видом. – Разве ты не поэтому ввязалась в это эсэмэс-приключение?

Я открыла было рот, чтобы что-то ответить, но в эту секунду, откуда ни возьмись, у нашего стола возникает Сара, светлые волосы легкими волнами рассыпались по ее плечам.

– О господи, ты тоже волнуешься из-за поездки в Стратфорд-на-Эйвоне? – Ее взгляд застыл на Джейсоне. В ее вселенной меня даже не существует.

– Куда? – спрашивает он, подняв бровь.

– Стратфорд-на-Эйвоне, – медленно повторяет Сара.

– Город, где родился Шекспир, – влезаю я в их беседу.

Я провожу по реке из кленового сиропа на моей тарелке пальцем и облизываю его. Сара морщит нос, глядя на меня, но мне плевать. Этот сироп – просто жидкая любовь. Сара продолжает смотреть с отвращением, а я беру сырный блинчик и откусываю огромный кусок. Сара выглядит так, будто подсчитывает калории в голове.

– Иви видела в интернете, что там будет много других американских школ, – объясняет Сара Джейсону, отвернувшись от меня. – Это будет эпичная тусовка.

– К черту литературу, давайте напьемся, – бурчу я с набитым ртом себе под нос.

– Что, прости? – Сара удивленно смотрит на меня.

– Ничего. – Я кидаю салфетку на свою опустошенную тарелку. – Звучит офигенно.

– Я в восторге от того, что мы уезжаем из Лондона на целый день, – наигранно вздыхает Сара. – Мне тут уже скучно. Так ты едешь?

– Мы все едем, – говорю я. – Это ведь обязательная поездка.

– Ты слышала, леди, – говорит Джейсон, показывая на меня большим пальцем. – Похоже, мы едем, да.

– Мы? – с сарказмом спрашиваю я, хотя это напускное.

Я, если цитировать Сару, «в восторге» от поездки в Стратфорд-на-Эйвоне, и не только потому, что это родной город Шекспира: там мои родители купили свадебные кольца, и я решительно настроена зайти в ту самую антикварную лавку.

– Да, партнер, – отвечает Джейсон и с энтузиазмом ударяет кулаком по столу. – Мы с тобой партнеры, и как партнеры в подтверждение нашей крепкой дружбы мы поедем в этот Стратфорд-на-Эйвоне. Вместе.

– Ну или потому, что этого требуют правила, – говорит Сара своим любимым противным тоном. Потом нервно поправляет коричневую сумку из мягкой кожи на плече, разворачивается и уходит обратно к Иви.

– Так, – говорю я, когда Джейсон вновь переключает внимание на меня. – Давай-ка кое-что проясним. Я давно ждала этой поездки, и вовсе не из-за какой-то там школьной тусовки, или как вы там это называете. Так что там наши пути разойдутся. Мы с печенью не заинтересованы в повторении той вечеринки. Ты, пожалуйста, иди тусуйся, а я спокойно буду наслаждаться культурой.

Джейсон ухмыляется:

– Мы с тобой по-разному относимся к культуре, зубрила.

– Мы с тобой вообще ко всему по-разному относимся, – отвечаю я.

– Кстати о культуре…

Джейсон наклоняется через стол и хватает с моей тарелки спелую клубничку. Я специально оставила ее напоследок, чтобы собрать всю сахарную пудру, оставшуюся после вафель, и теперь мне очень хочется вернуть ягоду обратно.

– Ты ведь не забыла о нашем маленьком соглашении, да?

– Да напишу я твои дурацкие эссе, – резко бросаю я, но тут же осекаюсь и продолжаю уже спокойнее: – Если только и ты будешь соблюдать условия договора.

– Сделка заключена, – говорит Джейсон и протягивает руку. Я закатываю глаза, но пожимаю ее.

– Сделка с дьяволом, – ворчу я. Надеюсь, я продала не слишком большой кусок своей души.

– Так, внимание! – слышится голос миссис Теннисон с другого конца зала. – Автобус приехал! Заканчиваем завтрак!

Я встаю и направляюсь к выходу, не дожидаясь Джейсона. Надеюсь лишь, что мои сегодняшние приключения не будут настолько насыщены приключениями, как вчерашние.

* * *

– Да он огромный!

– Так она и сказала!

Весь автобус сально хихикает, когда мы проезжаем Биг-Бен. Я хочу закатить глаза, но боюсь, что если буду закатывать их на каждую глупость одноклассников, то скоро мои зрачки так и застрянут в этом положении. А шуточки про пенис уж точно не стоят того, чтобы получить травму.

Когда мы подъезжаем к Тауэру, от приятных предвкушений на день уже не остается и следа. Назовите меня циником, но раз уж все время, что мы были на экскурсии в Биг-Бене, Джейсон рассуждал лишь о том, насколько довольна должна быть миссис Бен, то, подозреваю, и во время осмотра сокровищницы он не удержится от своих очаровательных комментариев. Но, войдя в Тауэр, Джейсон замолкает. Не шутит, не смеется, не фыркает, не просит дать ему пять. Он спокойно следует за группой, слушает экскурсовода и даже (такое вообще возможно?) читает таблички с историческими справками.

После казарм Ватерлоо, где хранятся королевские драгоценности, миссис Теннисон велит всем найти своего партнера и обсудить с ним то, что мы видели.

– Имейте в виду, это идеальный материал для ваших вечерних эссе, – говорит она, и ее глаза загораются при упоминании домашней работы. – Не просто обсуждайте. Анализируйте! Тогда вечером вы легко справитесь с сочинением.

Я нахожу Джейсона в углу, там он рассматривает глянцевую брошюру, которую нам вручили гиды при входе. Я не жду от него хоть какого-нибудь глубокого анализа. В конце концов, это я буду писать за него эссе.

– Ну ничего себе, а? – произносит Джейсон, размахивая передо мной брошюрой. – Ты ведь знаешь, что они тут пытали людей, да? Так странно, что все знают это место в основном из-за побрякушек.

Я смотрю на него во все глаза. А он продолжает монолог о непосредственном соседстве королевских регалий с местом содержания политических заключенных. И действительно использует выражение «непосредственное соседство». Я даже не так удивилась бы, если бы он надел шляпу из фруктов и принялся плясать канкан посреди Вестминстерского аббатства.

– А ведь многие заключенные даже не представляли реальной угрозы, понимаешь? То есть, конечно, Гай Фокс действительно пытался взорвать парламент и все такое, но они куда сильнее боялись того, что этот Фокс говорил, – вещает Джейсон. Я судорожно вспоминаю все, что слышала о Гае Фоксе на уроках истории Европы. – Эй, а ты посещала тот курс тренера Хадсона о политическом протесте?

– Еще нет, – отвечаю я. – Надеялась, что мне удастся попасть к нему в следующем семестре.

«Тренер» Хадсон вообще-то «тренирует» школьную команду по дебатам, но уважают его не меньше, чем тренера футбольной команды. Если не больше. И мне до смерти хочется попасть к нему на занятия.

– Ох, слушай, ты просто обязана к нему попасть, – оживляется Джейсон. – Тебе точно понравится.

Я недоуменно моргаю: Джейсон Липпинкотт советует мне занятия? Да скорее я предложу Иви урок по макияжу. К счастью, в это мгновение наш гид подает нам сигнал, чтобы мы двигались дальше, и мне не приходится придумывать ответ.

Мы двигаемся с экскурсией, и я пытаюсь взглянуть на это место глазами Джейсона, но стоит нам пройти мимо очередного темного угла, как у меня на затылке волосы встают дыбом. Мне чудятся невидимые руки, которые утаскивают меня в тюремную клетку, где я буду обречена до конца дней своих спать на куче гнилого сена, а вокруг будут шнырять грязные крысы. А экскурсовод продолжает рассказывать, что тут живут призраки людей, которых здесь обезглавили. Я боюсь представить себе, как выглядят их тела, блуждающие по коридорам. Почему-то мне кажется, что здешние духи будут не такими дружелюбными, как в «Гарри Поттере». Я стараюсь не прислоняться к холодным и влажным каменным стенам – вдруг на них поджидают туберкулез или бубонная чума? – и на автомате вытаскиваю из сумки бутылочку санитайзера.

– Можешь себе представить, что прямо вот здесь держали людей? И ведь некоторых – ни за что, – говорит Джейсон. Он опирается на одну из туберкулезных стен, и я поеживаюсь.

– Ну по крайней мере часть из них это заслужила, – отвечаю я. У меня нет абсолютной уверенности в своих словах, но я не могу молчать всю экскурсию, ни разу не возразив Джейсону. Я прокашливаюсь и пытаюсь аргументировать свою позицию, как на занятиях тренера Хадсона: – Наивно и несправедливо судить об исторических событиях по современным стандартам. Тогда жили иначе. Тогда думали иначе. И люди, безусловно, должны нести наказание за нарушение правил, если правила эти справедливы.

– А кто решает, справедливы правила или нет? – спрашивает Джейсон.

– Общество, – отвечаю я спокойно.

Джейсон удивленно поднимает брови и открывает рот, чтобы ответить, но потом закрывает обратно. Я чувствую сладкий вкус победы. Неужели я выиграла на этот раз?

Мы заходим в следующий зал: тут интерактивная экспозиция об узниках. Все довольно дешево и нелепо: на стендах видео, где актеры с сильным британским акцентом изображают известных заключенных. Вокруг стоят пыточные инструменты, а рядом с ними – плакаты, описывающие способы их применения.

Джейсон буквально проносится сквозь зал и оказывается у стены, из которой торчат железные кольца. Он рывком вытаскивает ремень из джинсов, продевает его через кольца и поднимает руки над головой, будто привязан.

– Джейсон, – говорю я, – что ты…

– О, выпори меня. Я негодный мальчишка! – Его голос эхом разносится по всему залу. – Вечеринки, девчонки, безудержное веселье! Я знаю, все это не одобряется обществом. Это аморально! Накажи меня, Джулия!

Вся кровь, что была в моем организме, прилила к лицу. Незнакомцы смотрят с недоумением, открыв рот, а одноклассники хихикают и перешептываются. Хотя мне казалось, что ноги у меня приросли к полу, я в одно мгновение преодолела всю комнату.

– В чем дело? – спрашиваю я с вызовом. – Ты больной на голову, что ли?

Джейсон начинает громко и протяжно стонать и биться о стену. Уверена: из-за того, что я стою в одном шаге от него, эта сцена смотрится еще интереснее. Я быстро отскакиваю назад, чуть не угодив в объятия железной девы.

Группка британских школьниц в одинаковой клетчатой форме взрывается звонким смехом.

– Люблю американских парней, – говорит одна из них.

– Такой забавный, – соглашается другая и игриво машет ему рукой.

Мне едва удается удержаться от издевательств. Ну чем он их очаровал? Это ведь Лондон, люди здесь должны иметь хоть каплю вкуса. Неужели никто не видит, что Джейсон ведет себя как семилетка-переросток?

Я осматриваю зал в поисках миссис Теннисон. Она-то уж сможет положить конец этим нелепым выходкам! Но ее нигде нет. Серьезно? Она преследовала нас, словно гигантская комариная туча, с того самого момента, как мы вышли из автобуса, а теперь куда-то ушла? Уж, казалось бы, такая нервная дама, как миссис Ти, точно не выпустит из поля зрения толпу подростков, пока те не покинут зал с бесценными артефактами. Я в ужасе смотрю на охрану, ожидая, что нас сейчас выкинут отсюда, но смотрители совершенно равнодушны к происходящему. Более того, я замечаю, что одна женщина даже опускает голову, чтобы скрыть улыбку.

Наконец Джейсон оставляет в покое кольца, и его веселый оскал сжимается до легкой ухмылки.

– Что такое, Джулия? – спрашивает Джейсон. – А дай угадаю! Ты не любишь доминировать? А может, тогда ты из тех, кто любит подчиняться? Говорят, самые деспотичные люди как раз и ищут тех, кто скажет им, что делать. Слушай, если у тебя такие предпочтения, уверен, мы сможем найти общий язык…

Я смущена – и разъярена – настолько, что готова врезать Джейсону. Но вместо этого просто сжимаю кулаки. Ногти впиваются в кожу на ладонях.

– Почему тебе обязательно быть таким козлом? – спрашиваю я самым спокойным и холодным тоном, на который только способна. – Откуда такое желание притягивать чужое внимание ежедневно и ежесекундно? Тебя что, игнорировали в детстве? Твоя мамочка не любила тебя? Сделай нам обоим одолжение, приди уже в себя наконец.

Лицо Джейсона окаменело.

– Блин, остынь, – говорит он и пытается засунуть ремень обратно в шлевки, но роняет его, и тот с лязганьем падает на пол. – Я просто веселюсь, Джулия. В-Е-С-Е-Л-Ь-Е. Не обязательно все время быть такой стервой, ты в курсе?

Я открываю рот, чтобы ответить, но Джейсон уже развернулся и пошел от меня прочь. Мои щеки горят, и, к своему ужасу, я чувствую, как подступают слезы. Усилием воли я сдерживаю их. Не могу поверить, что он назвал меня стервой. Такое чувство, будто меня только что макнули головой в ведро со льдом.

Класс собирается у выхода с экспозиции, чтобы отправиться в следующий зал. Джейсон встает позади всех и немного в стороне, руки в карманах, взгляд пустой. Н-да. Наивно было рассчитывать, что Джейсон не сможет вывести меня из себя. Наивно было рассчитывать, что он поможет с Крисом.

Телефон вибрирует в сумке, и я подскакиваю от неожиданности. Потом трясущимися руками достаю его и открываю… «Мы вчера ходили в „Глобус“, но все мои мысли были только о тебе. А ты обо мне думаешь? К.». Сердце начинает биться быстрее, и я нервно сглатываю, чтобы успокоиться. Если бы только можно было сейчас все бросить и убежать к Крису… Впрочем, я отчетливо понимаю, что это странно: я не знаю, кто он и как он выглядит. Я нажимаю «Ответить» и замираю в ступоре, глядя на мигающий курсор. Ума не приложу, что следует написать, чтобы не испортить все.

– Дай угадаю… Крис? – Джейсон смотрит прямо на меня через опустевший выставочный зал. Весь класс, должно быть, ушел вперед. Взгляд Джейсона выражает полное безразличие. – Ты его еще не спугнула?

– Почему ты такой? – взрываюсь я.

– Я думал, ты уже знаешь. – Джейсон поднимает бровь. – Психологическая незрелость и недостаток родительского тепла. Еще что-нибудь добавишь к списку?

Гадкое чувство вины вдруг закололо внутри. Но он заслужил все, что я ему наговорила. Однозначно заслужил.

– Совсем не обязательно постоянно выставлять меня посмешищем. – Мой голос срывается на писк. – Я и сама отлично справляюсь с этой задачей, понимаешь?

На мгновение в зале повисла тишина. Потом – скрип, скрип, скрип – Джейсон подходит и протягивает руку.

– Дай мне телефон. – Он не улыбается, но голос звучит мягче.

– Ну уж нет.

– Одно неверное слово – и он тебе больше не напишет, – говорит Джейсон. Похоже, он уже простил меня за то, что я ему наговорила. Наверное, и я могу простить его за то, что назвал меня стервой. Иногда я и правда бываю немного… резковатой.

– Ты сама знаешь, что нуждаешься в докторе LOVE-инкотте.

– Фу, – говорю я, поморщившись.

Он тихонько толкает меня плечом в плечо.

– Похоже, твоя тактика основывается на лжи и увиливании от ответов. Как думаешь, это сработает?

Желудок скрутило. Я и сама ничего не испорчу. Или все же… Я бросаю взгляд вниз, на телефон в руке.

– Ну как хочешь, – говорит Джейсон и отходит, не отрывая от меня взгляда. В его глазах снова вспыхивают дьявольские огоньки. – Надеюсь, удача на твоей стороне.

Я как будто в фильме ужасов: стою у двери и думаю, стоит ли впускать в дом вампира, чтобы он защитил меня от оборотня. Один может разорвать меня на кусочки, а другой – высосать все жизненные силы. Даже не знаю, что хуже.

Джейсон успевает дойти почти до самого выхода, когда я решаюсь.

– Стой! – кричу я, и Джейсон возвращается.

– «Все мои мысли были только о тебе», – читает он вслух, когда я показываю телефон. – Ну, во-первых, это хороший знак. «Мысли были только о тебе». Это значит, что он…

– Думал обо мне?

– Именно, – отвечает Джейсон, игнорируя мой саркастичный тон. – «Глобус»… Это название должно пролить свет на тайну. Думаю, мы близки к разгадке, Джулия Лихтенштейн! А заодно у нас есть повод для приключения. – Он потирает ладошки, как какой-то суперзлодей. – «Глобус» – это же типа олдскульная версия кинотеатра, да?

Я смотрю с удивлением.

– Если под «кинотеатром», – начинаю я, – ты подразумеваешь всемирно известный театр, где впервые были поставлены почти все пьесы Шекспира…

Джейсон смеется:

– Да расслабься. Я в курсе. Я не полный идиот. – Его лицо сияет. Даже веснушки как будто становятся ярче. – Может, Крис такой же театральный фанат. Такой же ботан, как ты!

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не озвучить очередную колкость в ответ. Одноклассники выходят из зала на лестницу, еще одна экскурсия окончена. Скоро все выйдут на улицу и разойдутся по парам, чтобы «насладиться» культурными часами. Их голоса отражаются от каменных стен, я слышу, как все строят планы (в основном это шопинг и просмотр футбола в ближайшем пабе). Мы с Джейсоном устремляемся вслед.

– Ну и что, по-твоему, мне делать? – спрашиваю я, когда мы выходим на улицу.

– Что ж, думаю, это подсказка, и мы должны ей следовать, – отвечает он, оглядываясь по сторонам. – Мы должны выяснить, кто он такой. Чтобы потом вы жили долго и счастливо, читая книги и расхаживая по музеям, или чем там еще занимаются ботаны.

– Ха-ха! – Я с ухмылкой захлопываю телефон. – Я вообще-то не просто ботан. То есть я вообще не ботан. Просто я в отличие от большинства интересуюсь историей. И литературой. И государственным устройством. И…

Джейсон меня перебивает:

– Пожалуйста, – на его лице гримаса боли, – только не вздумай лезть в юриспруденцию. Ты вообще не умеешь выстраивать линию защиты. – Потом он снова оживляется и продолжает: – Ну так… как насчет того, чтобы сходить в английский театр? Заскочим в «Глобус», присмотримся, поспрашиваем. Может, он там работает или типа того.

– И когда же мы это сделаем? – спрашиваю я, разрываясь между непреодолимым желанием выведать как можно больше о Крисе и вчерашней клятвой больше никогда не нарушать правила. Расписание всего путешествия лежит у меня в сумке, у нас не так уж много свободного времени.

– Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, – заявляет Джейсон без колебаний. – Используем культурные часы.

– Но мы же должны осматривать достопримечательности, чтобы потом написать вечернее эссе, – говорю я, пытаясь скрыть свое раздражение.

– Думаю, ты неправильно выразилась. Наверняка ты хотела сказать: «Чтобы я потом написала наши вечерние эссе», – поправляет меня Джейсон и нагибается завязать грязный драный шнурок на левой кроссовке. – И потом, половина нашего класса использует это время, чтобы покупать модные шмотки или сидеть в пабе, а мы собираемся в место, которое даже миссис Ти назвала бы культурно и исторически значимым.

Честно говоря, это действительно неплохая идея. Я мечтала увидеть «Глобус» с тех самых пор, как впервые прочла «Ромео и Джульетту» в шестом классе. Даже если Криса мы не найдем, я хотя бы осуществлю мечту детства. Однако я отчетливо осознаю, что иду по улицам Лондона за Джейсоном, который вроде как помогает мне охмурить парня. Думаю, если бы еще неделю назад кто-нибудь написал это предложение и дал мне его прочесть, то мой мозг бы просто взорвался.

– Поторопись, Джулия, твоя судьба ждет тебя, или как там говорится… – Джейсон уже прошел несколько шагов вниз по улице.

Уж мне ли не знать, что с судьбой спорить бессмысленно! Я поправляю лямку сумки на плече и бегу вслед за ним.

Глава 11 Способы применения туалетной бумаги

«Вау, похоже, у тебя новый кандидат на СДД. Ф.».

– СЛУШАЙ, ОТ ЭТОГО МЕСТА прямо веет стариной. Шекспир ведь мог стоять прямо вот тут, представляешь?

Мы с Джейсоном стоим на тротуаре и смотрим на «Глобус». Из тяжелых серых туч вот-вот хлынет ливень, и от этого театр выглядит еще внушительнее и драматичнее. Джейсон опять заворожен и заинтересован историей, а мне вновь от этого не по себе.

Холодный сырой ветер подхватывает мои кудри и кидает прямо в лицо. Я тяжело вздыхаю и мотаю головой, стараясь отбросить назад надоедливые локоны. Я борюсь со своей гривой с тех самых пор, как мы вышли из Тауэра, и за время получасовой прогулки по улицам теперь, когда мы оказались у «Глобуса», волосы запутались в узел, как у невесты Франкенштейна.

– Это новодел, – говорю, шаря в сумке в поисках резинки для волос, которых я обычно беру минимум две.

– Серьезно?

Я смотрю на Джейсона: он выглядит разочарованным, у него именно такое выражение лица, какое ожидаешь увидеть, когда говоришь пятилетке, что фей не существует.

– Ага. Это уже третье здание, – объясняю я, собирая волосы в хвост. – Первое сгорело в начале 1600-х – пожар начался прямо во время выступления, второе разрушилось от старости 30 лет спустя, а это построили в конце 1990-х.

– Ну и зачем нужна Теннисон, когда у меня есть ты?

Прекрасно. Я только что получила повышение. От зубрилы до истеричной учительницы английского. Впрочем, все лучше, чем роль грустной влюбленной девочки, так что и на том спасибо.

Он закидывает в рот виноградную жвачку.

– Вперед, на поиски твоего возлюбленного! – кричит Джейсон и бросается вверх по ступеням театра. – Я первый!

Добравшись до верха лестницы, я вижу, что Джейсон изучает висящую за стеклом театральную афишу.

– Вчера был спектакль, – постукивая пальцем по стеклу, сообщает Джейсон. Он указывает на афишу «Сна в летнюю ночь». – Вероятно, твой загадочный ухажер смотрел постановку.

– Да? Ну и что мы будем делать? – спрашиваю я нетерпеливо. – Посмотрим записи камер видеонаблюдения?

– Неплохая идея, Ватсон, но нет. – Джейсон указывает на билетную кассу. – Мы ограничимся методами попроще и поговорим с тем парнем.

Все окошки в билетные кассы закрыты, кроме одного, самого последнего, там пожилой мужчина с кустистыми бровями и розовым от любви к джину носом читает толстую книгу в кожаном переплете. Рядом стоит табличка с именем «Феликс».

Джейсон подходит к кассе, но мужчина настолько погружен в чтение, что не замечает его. Мы стоим еще несколько секунд, покашливая и стараясь обратить на себя внимание. Наконец Джейсон стучит пальцем по стеклу.

– Чего вам? – недовольно ворчит Феликс. Он смотрит на нас своими большими водянистыми глазами сквозь очки в тонкой металлической оправе.

– Да, сэр, прошу прощения за беспокойство, – говорит Джейсон, – но мы надеемся, что вы не откажетесь нам помочь.

– С чем же это? – ворчит мужчина. По его тону вполне очевидно, что он не очень-то настроен помогать.

Джейсон снимает кепку и крутит ее на пальце.

– Видите ли, моя подруга ищет своего друга Криса…

– Кхм, что? – Теперь Феликс даже не пытается скрыть своего раздражения.

– Мы просто надеялись узнать, был ли он вчера тут, – говорю я мило и вежливо, этот тон я использую, когда хочу, чтобы взрослые что-то для меня сделали.

– Милочка, ты хоть представляешь, сколько людей тут было вчера? Полный зал. – Феликс переводит взгляд обратно в книгу.

Я отворачиваюсь от окошка билетной кассы и тяжело вздыхаю. Похоже, тут нам ничего не светит.

– Полный зал? – продолжает Джейсон, ничуть не смущенный отсутствием информации. – Сколько же, Феликс, вмещает полный зал?

Феликс молча указывает на старую сморщенную табличку в углу его крохотной будки: «Максимальная вместимость – 1500».

– Вчера весь театр был битком набит школьниками, так что я понятия не имею, был ли ваш парень тут.

– Школьниками? – Джейсон прижимается носом к стеклу, пытаясь разглядеть бумаги у Феликса на столе.

Феликс резко захлопывает книгу, кидает ее на стол и снимает очки. Похоже, его надежды на то, что наша беседа быстро закончится, не оправдались. Он тоже нагибается ближе к стеклу. Кажется, что они с Джейсоном вот-вот стукнутся лбами.

– Да, юноша. Целая толпа из Академии святого Бонавентуры. Школьная экскурсия или еще какой вздор.

При упоминании школьного похода в театр я навострила уши. На вечеринке точно были старшеклассники. Я вспоминаю пиджаки с золотистыми значками в виде школьных гербов. И Крис может быть одним из этих парней!

– Э-э… просите, сэр, – говорю я уже нормальным голосом, бедром отпихнув Джейсона от маленького окошка. – А не могли бы вы сказать, где находится Академия святого Бонавентуры?

– Телефон, – шепчет сзади Джейсон. – Спроси телефон!

– Ладно! – шиплю я в ответ и толкаю его локтем. – И… эм… может быть, у вас остался их номер? Это было бы просто великолепно. Обещаю, после этого мы уйдем, и вы сможете вернуться к своей книге.

Феликс смотрит на меня с недоверчивым прищуром, как будто уже не верит, что мы можем оставить его в покое. Он переводит взгляд на Джейсона, словно понимает, что этот парень профессионально достает людей. Несколько мгновений спустя билетер диктует нам номер телефона школы.

– Дай ручку, – просит Джейсон. Он порылся у себя в карманах, но нашел только горсть мелочи, какие-то нитки и полпачки виноградной жвачки.

Я достаю из сумки пенал и протягиваю ему один из своих идеально наточенных 2Т.

– Кто носит с собой карандаши? – удивляется Джейсон и смотрит на меня так, будто я предлагаю ему перо и свиток пергамента.

– Я, – отвечаю я, и мой рот вытягивается в тонкую линию.

Мне нужен номер телефона, а не глупая болтовня. Я не ношу с собой ручки с девятого класса, потому что однажды, пробираясь в библиотеку через спортивный зал, я попала в эпицентр игры в вышибалу. Мгновение – и я падаю на попу, ручка в заднем кармане трескается, и по белым льняным штанам растекается огромное темно-красное чернильное пятно. Иви потом рассказала всем, что у меня начались месячные, и убедила нескольких парней, Джейсона в том числе, засунуть мне в ящик тампоны. С тех пор я в команде любителей карандашей.

– Так тебе он нужен или нет? – спрашиваю я. Карандаш направлен заточенной стороной к Джейсону, и я представляю, как я втыкаю острие ему в глаз.

– Да, мисс Лихтенштейн, мэм, – нелепо кланяется Джейсон (и я не могу не заметить, что его левый глаз при этом оказывается в опасной близости от заточенного карандаша).

Потом он хватает карандаш и маленький блокнот на пружине, который я тоже держу в сумке, приседает и, положив блокнот на колено, начинает записывать телефон. Но едва успевает написать первую цифру, как слышится треск. Джейсон поднимает карандаш и смотрит на дырку, откуда раньше торчал грифель.

– Он сломался! – говорит Джейсон.

– Ты слишком сильно давил, – сообщаю я.

– Вот поэтому люди используют ручки, зубрила. Почему ты не берешь с собой ручку?

– Ручки протекают.

– Карандаши ломаются.

– Да, но ведь их всегда можно заточить. А что ты будешь делать со сломанной ручкой?

– Заточить? Да кто станет брать с собой точилку для карандашей? Мы что, в 1943-м году?

Я открываю пенал и достаю маленькую красную точилку. Затем беру карандаш, вставляю его в точилку и трижды резко поворачиваю. И все это глядя Джейсону прямо в глаза.

– Ты чокнутая, – говорит он, рывком забирая карандаш у меня.

Телефон наконец записан, мы благодарим Феликса (который только сердито хмыкает в ответ) и отходим от окошка. Джейсон достает свой мобильник, набирает номер и включает громкую связь. Я придвигаюсь ближе, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Алло? – щебечет жизнерадостный женский голос из динамика.

На мгновение повисает молчание: мы забыли решить, кто из нас будет говорить. Меня захлестывает волна паники, я что-то булькаю, и разговор начинает Джейсон.

– Д-да, добрый день, мадам, – невнятно говорит он, покашливая. – Я ищу кое-кого из вашей школы. Подумал, что вы сможете помочь.

– Вероятно, могу, – отвечает она, и в ее голосе все еще слышна улыбка. – Скажете имя?

– Крис, – растерянно произносит Джейсон и испуганно смотрит на меня. Я не понимаю, откуда в его взгляде паника, пока не слышу ответ женщины.

– А фамилия? – чирикает она.

– Э-э… в том-то и дело, мадам, – говорит он с легким смешком, надеясь так сгладить ситуацию. – Мы и сами не вполне уверены. Видите ли, моя подруга встретила его…

– Его? – прерывает Джейсона голос.

– Да, мадам, – продолжает Джейсон. – Так вот и…

– О, мой дорогой, – снова перебивает Джейсона дама. – Боюсь, вы звоните не по тому номеру. Академия святого Бонавентуры – школа для девочек. Боюсь, мальчиков у нас нет.

Воздух с шумом вырывается у меня из легких. Наша единственная зацепка завела нас в тупик. Джейсон бормочет вежливые извинения и кладет трубку, затем сует телефон в карман.

– Это провал, – говорю я, вновь рассматривая здание театра. – За два часа мы вообще не приблизились к разгадке.

Начинает моросить. А я, несмотря на привычку тщательно собираться и все перепроверять, этим утром все равно забыла зонтик в номере. Пора бы уже взять себя в руки, это совсем на меня не похоже.

– Не знаю, как ты, но я умираю от голода, – говорит Джейсон, запрыгивая под козырек ближайшего крыльца. – Что скажешь, если мы забежим куда-нибудь поесть и переждем дождь?

– Да, хорошо, – соглашаюсь я. Я действительно чувствую некоторую пустоту в желудке, к тому же моя охота за лучшей фиш-н-чипс пока проходит безуспешно. Я ныряю в сумку за путеводителем, но Джейсон решительно останавливает мою руку.

– Ау, на улице дождь льет, – говорит он. – Не время для путеводителей. Мы должны действовать спонтанно. Выберем место, о котором никто из нас даже не слышал. – Джейсон хватается за лицо и с выражением ужаса добавляет: – Ох! Ты сможешь это пережить?

Мы обходим театр кругом и упираемся в «Стар-бакс». Я перелетела через океан точно не для того, чтобы пить коктейли по завышенной цене и есть те же булки, что могу купить в любой другой день моей жизни. Но, к сожалению, когда мы подходим к вездесущей зеленой вывеске, небеса разверзаются, и дождь начинает лить как из ведра.

Тоненький звоночек сообщает всем о нашем прибытии в полупустой «Старбакс». Здесь те же бело-зеленые кружки на витрине, те же горки молотого кофе и та же выпечка в стеклянном холодильнике, что и в девяти миллиардах других «Старбакс», в которых я уже была. Единственное заметное отличие – произведения современного искусства на стенах. Над стойкой с трубочками и крышечками для стаканов висит большая паукообразная конструкция, которая выглядит так, будто ее сделали из металлических вешалок. Есть еще портрет королевы, выложенный драже M&M’s, и в пару к нему – изображение Маргарет Тэтчер из оберток от конфеток Starburst. В углу непонятная инсталляция, как будто художник размотал целый рулон туалетной бумаги и прикрепил скобками к стене. Под каждой работой – белая табличка с именем автора и ценой. И перед каждым знаком фунта очень много нулей. Интересно, что бы сказала обо всем этом Фиби. Такие цифры приглушили бы страхи ее родителей, а то отец Фиби любит повторять, что карьера художника – «это билет в один конец к жизни в картонной коробке».

– Думаешь, кто-нибудь и правда покупает все это? – шепотом спрашиваю я у Джейсона.

– Меня больше интересует, как они собираются отдирать от стены вон то произведение из туалетной бумаги, – отвечает он, и я не могу сдержать смешок.

Мы преодолеваем лабиринт круглых столиков и оказываемся у витрины с выпечкой на ярких керамических тарелках. Над головой висит несколько винтажных меловых досок, на которых аккуратно выведены названия напитков и цены.

– Так, что ты будешь? – спрашиваю я.

– Не знаю. А ты? Чашечку чая? – предлагает Джейсон, изображая английский акцент.

– Фу, нет, – морщу я нос. – Чай – гадость.

– Точно, – отвечает он, глядя на булочки, – на вкус как земля.

За кассой стоит девушка с пирсингом в бровях и с прядями цвета электрик в волосах. Она закатывает глаза.

– Хочу один такой, – говорит Джейсон и показывает пальцем на стеклянный колпак, под которым красуется горка сконов с шоколадной крошкой.

– Давайте сразу два. – Я чувствую, как рот наполняется слюной.

– Тогда уж лучше четыре, – говорит Джейсон и достает бумажник. – Я угощаю.

Джейсон берет нашу тарелку с горой булочек, а я два стакана воды. Мы выбираем маленький столик в углу у окна. Когда мы садимся, я замечаю, что Джейсон прилепил свою фиолетовую жвачку на краешек белой фарфоровой тарелки. Я брезгливо морщусь и пододвигаю свои сконы к противоположному краю. Джейсон уже проглотил половину булки. Как бы мне ни хотелось сейчас неодобрительно на него посмотреть, я занята – во рту тает сладкая, пышная сдоба. Мы жуем в тишине, сосредоточенные каждый на своей порции, и я вновь думаю о том, как странно сидеть локоть к локтю с Джейсоном. Мы обычно сидим в противоположных концах школьной столовой.

Удивительно, но я чувствую себя хорошо и спокойно. Тишина, которая повисла между нами, не раздражает. Как будто наступило нечто вроде перемирия, и это совсем не плохо. В окно я вижу, как группы туристов собираются у «Глобуса», некоторые с нормальными зонтами, но большинство в этих чудовищных, похожих на мусорные пакеты дождевиках из сувенирных лавок. Все стараются укрыться от дождя под выступами зданий вокруг театра, но людей слишком много. Часть туристов решает спрятаться от ливня в «Старбакс», и, когда они заходят в двери, мне кажется, что это армия разъяренных, битком набитых мусорных пакетов прибыла на Землю с захватнической миссией.

– Могу я обратить ваше внимание на диораму, созданную из пластмассовых динозавров и пустых тюбиков помады? – спрашивает Джейсон, жуя булку. Он жестом указывает на инсталляцию у нас над головами, ее с большой натяжкой можно назвать объектом искусства.

– Думаю, она великолепно дополнит интерьер моей спальни, – смеюсь я и закатываю глаза.

Вдруг ни с того ни с сего Джейсон спрашивает:

– Что такое СДД?

В моем мозгу гремят тысячи мини-взрывов.

– Что, прости? – Я, подавившись, откашливаюсь, и крошки вылетают у меня изо рта. Надеюсь, что Джейсон этого не заметил.

– СДД, – повторяет он будничным тоном, смахивая крошки со стола.

Ну отлично.

– Где ты это услышал?

Я мысленно просматриваю файлы своих воспоминаний. Мог ли он как-то подслушать мой разговор с Фиби? Или я, вернее, супер-Джулия, проболталась об этом между пьяными рассказами о супермоделях? О боже…

– Да одна из тех английских школьниц в Тауэре сказала. А я понятия не имею, что это значит, – отвечает Джейсон и откусывает от скона огромный кусок. – Я так понял, это какое-то чисто британское выражение. А ты знаешь кучу всего из этих твоих книг, и вообще ты умная.

– Да неужели? – с сарказмом отвечаю я и откусываю новый кусок.

Я просто тяну время, надеясь, что Джейсон отвлечется на что-нибудь и мне не придется выдумывать ответ.

– Да ладно тебе, – настаивает на своем Джейсон. – Расскажи.

– Не знаю, – осторожно отвечаю я. – Ну, то есть мы с Фибс понимаем под этим выражение «созданы друг для друга».

Теперь очередь Джейсона давиться булкой.

– Что? – спрашиваю я, тут же уходя в оборону.

– То есть, когда вы говорите про СДД, вы имеете в виду типа… парней?

Я прокашливаюсь и отвечаю, стараясь говорить самым непринужденным тоном:

– Ага. Например, можно сказать: такой-то и такая-то просто СДД, что будет значить, что они созданы друг для друга. Или тот парень – мой СДД, то есть мы с ним созданы друг для друга.

Джейсон фыркает. Кажется, он не верит.

– И что, у тебя есть СДД? – спрашивает он.

Этот вопрос застает меня врасплох. Я, конечно, уже целую вечность говорю, что Марк – мой СДД, но Джейсону я этого сообщать не собираюсь. К счастью, мне и не нужно, потому что Джейсон, не дожидаясь ответа, продолжает.

– Созданы друг для друга… – повторяет он с ухмылкой, берет пачку пакетиков с коричневым сахаром из подставки на столе и начинает хлопать ими по ладони. – Что за чушь.

– В каком смысле?

– Ну ты ведь не можешь действительно в это верить! То есть ты же умная. Ты столько всего знаешь. Ты должна понимать, что это просто сказочки. Маркетинговый ход. Мелодрамы, слащавые открыточки с мишками, День святого Валентина и кольца с бриллиантом. Полное дерьмо. – Джейсон отрывает верхушки сразу у трех пакетиков, запрокидывает голову и высыпает сахар в рот. Отлично. От такого количества сладкого он сейчас с катушек съедет.

– Ты не думал, что тоже однажды влюбишься? – спрашиваю я и откидываюсь на спинку стула, металлические перекладины впиваются мне в спину.

– Конечно, думал. – Джейсон сминает пустые пачки из-под сахара в руке и кидает на стол. Они подпрыгивают и разлетаются в разные стороны. Он, не обращая на них внимания, сгребает в кучку крошки на тарелке, облизывает палец и тычет им в эту горку. – Много-много раз. И когда влюблюсь, уверен, причиной тому будет не судьба, или Провидение, или это ваше «созданы друг для друга».

– Да? А что тогда? – с вызовом спрашиваю я, собираю пакетики из-под сахара и кладу на нашу тарелку. Почему я всегда убираю за Джейсоном мусор?

– Не знаю – я никогда не влюблялся, – произносит Джейсон и принимается крошить оставшийся скон. – Но, думаю, ей будет весело, когда я дурачусь, и она будет смеяться над моими тупыми шутками, и нам будет нравиться одна и та же музыка.

– То есть ты хотел бы найти кого-то, кто похож на тебя?

– Конечно. – Джейсон пожимает плечами, а потом широко ухмыляется: – Но с сиськами.

Я инстинктивно скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть то, что она почти плоская.

– Миленько, – отвечаю я и прищуриваюсь.

– Да я не про это. Суть в том, что кому-то, может, и не захочется торчать со мной целый день. Но кому-то ведь захочется. И это люди умные и веселые. И им нравится то же, что и мне, и они ненавидят то же, что и я, а еще они наверняка научат меня чему-то новому. Думаю, это самое близкое к «созданы друг для друга», что я могу себе представить.

– То есть ты не веришь в существование «той самой»?

– Не-а, – говорит он. – Их будет много, тех самых. Если повезет.

На его лице вновь появляется широкая ухмылка, и он мне подмигивает.

– Ты отвратителен, – отвечаю я и кидаю в него салфетку, а он ловит ее на лету.

– Я прав. – Он бросает в меня эту же салфетку.

– Вот и нет. – Я уворачиваюсь, салфетка пролетает над моим плечом, отскакивает от окна и падает.

– Посмотрим, – отвечает Джейсон.

Я хочу ответить ему что-то остроумное, чтобы последнее слово осталось за мной, но ничего, кроме глупого «да уж, посмотрим», в голову не приходит.

– Флиртовать – то же, что и выстраивать грамотную аргументацию или обсуждать условия сделки, – рассуждает Джейсон, катая пальцами последний кусочек скона по столу. – Это просто манипуляция, Джулия. Умелое убеждение. Черт, да это, в общем-то, как театр.

На мгновение мне становится его жаль. Манипуляция? Театр? Вот о чем Джейсон думает, когда речь идет о любви. Грустно, если честно. Все знают, что отец Джейсона и его мачеха развелись с эпичным скандалом. Его отец – довольно известный в Бостоне адвокат, так что подробности быстро разошлись по интернету. Говорили про обзывательства (с его стороны) и про измены (с ее стороны), обсуждали, как она запустила в него тарелку ризотто на благотворительном вечере… Я ничего не знаю про биологическую мать Джейсона (и никто не знает), зато мне известно, что он не видится с мачехой, которая воспитывала его с самого детства. Можете себе представить? Она ведь была для него практически как мать, а теперь исчезла из его жизни. Если верить Саре Финдер, отца Джейсона постоянно видят с блондинками – то с одной, то с другой, и каждая следующая моложе предыдущей. Ничего удивительного, что у Джейсона такое извращенное понимание любви. Думаю, это аргумент № 725 в пользу того, что мы с ним абсолютно разные.

Похоже, через пару минут можно будет идти. Я залезаю в висящую на спинке стула сумку, чтобы найти «Гордость и предубеждение».

– ГО-О-О-О-О-О-О-ОЛ!

Кусочек скона ударяется о мою грудь и падает на пол, оставляя дорожку из взбитых сливок на моей рубашке. Я поднимаю глаза на Джейсона, который с ликованием вскинул руки над головой. Прежде чем я успеваю возмутиться (или хотя бы защитить одежду), он запускает в меня еще один кусок, но промахивается. Тот пролетает над моим левым плечом и приземляется в диораму с динозаврами.

Бариста с голубыми волосами и проколотой бровью, мягко говоря, не в восторге от игры Джейсона. Она взмахивает тряпкой и резко бросает ее на пол. Похоже, бариста вот-вот выйдет из-за стойки и направится в нашу сторону, чтобы вышвырнуть нас из кафе. Но сегодня (как, впрочем, и всегда) я точно не готова к публичному порицанию, так что я беру Джейсона за руку и тяну к выходу.

– Ты чего? – начинает он, но я шиплю на него и киваю на рассерженную бариста.

– Джулия, мне остался один мяч до Кубка мира! – ноет Джейсон, пытаясь меня остановить.

– Пошли, – сильнее дергаю я его за руку, и мы вываливаемся на улицу под дождь.

Глава 12 Шпионская миссия, или Мик Джаггер снова атакует

«Эй, Ф., какая твоя любимая строчка из Шекспира? (Я забыла.) Дж.».

– АУЧ! – Я ОТДЕРГИВАЮ палец от латунной ручки шкафа и засовываю в рот, чтобы унять острую боль от удара статическим электричеством. Все рубашки лежат в куче на полу, я перебираю их и заново складываю в ящик: слева с длинным рукавом, справа с коротким. Перед тем как сложить, расправляю каждую, внимательно осматриваю, убираю катышки и пылинки. Последние пару дней я все время одевалась в спешке, так что в шкафу бардак. Самое время навести порядок.

На часах пять вечера, время, помеченное в нашем расписании как «Отдых». Очевидно, миссис Теннисон подразумевала, что этот отдых нужен ей самой. Не думает же она, что кому-то из нас может понадобиться подзарядка или дневной сон? Не прошло еще и половины поездки, а бедная женщина уже только и думает, куда бы сбежать. Не представляю, как она переживет оставшиеся семь дней.

Вообще мне бы следовало сейчас писать свое вечернее эссе (или наши – во множественном числе), но мои мозги сейчас способны только искать катышки на одежде. Интересно, о чем будут писать одноклассники, если большинство из них, как уже заметил Джейсон, тратят все свободное время на шопинг и пабы? Впрочем, я сейчас тоже не знаю, о чем писать. Такое ощущение, что я не изучала культуру, а гуляла, как и все остальные.

Дождь за окном легонько постукивает по подоконнику, после сытного ужина на меня это действует убаюкивающе. Мигающий курсор на экране ноутбука будто смеется над тем, что я не могу написать сочинение на одну несчастную страницу. Так что я разбираю шкаф – создаю иллюзию того, что хоть что-то у меня под контролем. «Порядок в вещах – порядок в мыслях», – всегда говорит моя мама. Но сейчас я могу думать только о том, что Джейсон сказал днем в кафе: «Это просто сказочки».

Наверное, трудно верить в любовь, если двое взрослых, которые в теории должны быть примером для подражания, на публике называют друг друга бабником и аферисткой, которая вышла замуж по расчету.

Я поворачиваюсь к фотографии мамы и папы. Знаю, идеализировать родителей наивно, это похоже на старый глупый сериал, но что сделаешь, если у них действительно была идеальная любовь. Думаю, именно поэтому у мамы после смерти отца так и не появился мужчина. Разве можно найти идеал во второй раз? Я представляю Марка, но не могу сосредоточиться. Я стараюсь до малейших деталей вспомнить его идеальную неидеальную улыбку, но эти фантазии прерывает назойливое жужжание телефона. Я беру его. На экране новое сообщение.

«Cue-2-Cue – знаешь это место? К.».

Крис! А ведь я только что думала об СДД. То есть я, конечно, думала о Марке, но вдруг это знак? Может, мой СДД – это Крис? И он только что написал, где сейчас находится.

Быстрый запрос в Гугл выдает только одно заведение с таким названием в Лондоне (думаю, мой загадочный Крис точно сейчас не в Туркменистане), и это музыкальный магазин здесь неподалеку, в Сохо, в паре кварталов от отеля. Туда пешком минут пять. Я бы могла пойти прямо сейчас и… И что?

Уж точно не стоит встречаться с ним сейчас. Если Джейсон и прав насчет чего-нибудь, так это насчет того, что Криса разочарует превращение супер-Джулии в… ну, в Джулию-Джулию. Но я могу пойти и посмотреть на него издалека. Может, узнаю кого-нибудь с вечеринки.

Я нажимаю «Ответить» и начинаю писать о том, как я занята, но понимаю, что тогда Крис может уйти оттуда. Нет. Мне нужно, чтобы он оставался в магазине. Так что я оставляю сообщение без ответа. Притворюсь, будто я вовсе его не получила, а сама побегу туда и немного побуду детективом.

Мое обещание не нарушать правила забыто, я торопливо записываю путь до магазина, засовываю бумажку в карман пальто и уже собираюсь выходить, как вдруг слышу стук в дверь. Я смотрю в глазок и вижу, словно в объективе фиш-ай, что это Джейсон стоит у двери. Черт!

Дверь открывается, и Джейсон вваливается в комнату, прежде чем я успеваю хоть что-то сделать.

– Чего тебе?

– Так со своим партнером не здороваются. И я тебя приветствую, друг.

– Извини. Я работала над эссе. – Домашнее задание – вот что точно отпугнет Джейсона.

– О, прекрасно, я пришел как раз по этому поводу. – Он расплывается в широчайшей улыбке, и кажется, будто на лице у него только огромный рот.

– Чего?

– Зашел, чтобы узнать, готово ли мое сочинение. – Он ловко обходит меня и оказывается посреди комнаты. – Думаю, мне стоит внести кое-какие правки, чтобы было похоже, что это я написал.

– Еще не готово, – отвечаю я. Нужно быть краткой и мягкой, чтобы побыстрее от него избавиться, а я не очень-то умею лгать. – Скоро доделаю.

– Что? У королевы домашнего задания возникли трудности с написанием?

– Нет. Просто оказалось, что двойная работа требует в два раза больше времени. – Я бросаю взгляд на телефон. Он лежит открытый на кровати, и сообщение при желании можно прочесть. – Я напишу тебе, когда закончу, ладно?

– Ты мне напишешь? Ого! Ты теперь вот так запросто пишешь сообщения? – отвечает Джейсон, поднимая одну бровь.

– Чем дольше ты будешь тут стоять и отвлекать меня, тем дольше я буду писать. – Я открываю дверь и жестом приглашаю его выйти. – А теперь уходи.

– Как скажешь. Тогда за работу! Хоп-хоп! – говорит Джейсон. Но потом вдруг его взгляд становится подозрительным. Джейсон замечает мою собранную сумку, которая лежит на краю кровати. – Погоди-ка, ты куда-то собираешься, зубрила?

– Нет, – слишком быстро отвечаю я.

– Тогда почему ты в пальто? – Он склоняется надо мной и убирает пушинку с моего плеча. – Подбираешь наряд на завтра? А может, ты замерзла? Или просто врешь?

– Ладно! – признаюсь я в надежде заткнуть Джейсона. – Да, я подумывала о том, чтобы пройтись. Доволен?

Он скрещивает руки на груди и поднимает бровь.

– Без меня? Ну и ну! Ты и впрямь превращаешься в бунтарку. Дай-ка угадаю. Получила очередное сообщение от своего героя-любовника?

Я пропускаю мимо ушей «героя-любовника» и протягиваю телефон Джейсону. Он читает и чешет подбородок. Я замечаю, что у него на подбородке пробивается щетина. С ней Джейсон выглядит старше, что только подчеркивает дьявольский озорной огонек в глазах.

– Cue-2-Cue – это музыкальный магазин, – смущенно бормочу я. – И я собиралась пойти туда.

Джейсон переводит свои голубые глаза на меня. – Ну тогда я очень вовремя появился. – Он разворачивается к двери. – Только возьму пальто. Я мигом.

Я раздумываю над тем, не убежать ли мне, но вместо этого закрываю дверь, дважды дергаю ее, чтобы убедиться в том, что она заперта, и остаюсь ждать Джейсона в коридоре. Через пару секунд он уже торопливо бежит ко мне, его рыжие растрепанные волосы подпрыгивают на бегу.

– Я думала, ты не веришь в любовь, – говорю я, пока мы идем к лифту, Джейсон – впереди.

– Не верю, – бросает он через плечо.

– Зачем тогда идешь со мной?

– Потому что считаю, что это может быть интересным приключением для тебя, зубрила. Тебе надо расслабиться, и небольшая интрижка с иностранцем может помочь. Может, она даже излечит тебя от веры в нелепые сказочки.

Я вздыхаю, но решаю оставить эту реплику без ответа. Спасибо, но меня полностью устраивает моя «сказочка».

В Cue-2-Cue все так, как было в прошлом веке. Каждый сантиметр стеллажей забит пыльными компакт-дисками. Длинные столы ломятся под весом тяжелых ящиков из-под молока, в которых лежат пластинки. Узкие проходы между этими столами ведут к дальней стене, где стоят деревянные будки, похожие на телефонные; там можно послушать музыку. В магазине пахнет пылью, плесенью, и к этим запахам примешивается особый аромат, присущий всем винтажным лавкам.

Посетителей немного. Трое из них девушки. Один из оставшихся двух мужчин какой-то офисный клерк, средних лет, с бородой, в старом, изъеденном молью пиджаке. Другой – парнишка лет тринадцати, прилипший к витрине с полной дискографией Rush.

– Кажется, его тут нет, – шепотом говорю я Джейсону.

– Зачем ты говоришь шепотом? – спрашивает он тоже шепотом. – Это не библиотека.

– Без разницы, – отвечаю немного громче. – Думаю, его тут нет.

– Уверена? Вот этот вполне подходит. – Джейсон показывает на мальчишку, который рассматривает альбомы Rush. – И в любовных делах вы с ним явно на одном и том же уровне – новички.

– Эй, знаешь, вообще-то у меня было полно свиданий, – заявляю я. Ну ладно, на самом деле всего три, но Джейсону это знать не обязательно. Так что я не полный лузер.

– Да ты что? И кто же эти счастливчики? Члены кружка робототехники? Победители математической олимпиады? – Джейсон скрещивает руки на груди и прислоняется спиной к вешалке с концертными футболками. Очевидно, он ждет доказательств.

– Это Кевин Хайнеман. И еще несколько парней, которых ты, скорее всего, не знаешь, – говорю я и добавляю про себя: «Потому что их не существует».

Джейсон делает вид, что падает в обморок.

– Кевин Хайнеман? Ты шутишь? Клянусь, я видел, как он ест козявки.

– Да? И когда же это было? В первом классе?

– В прошлом году, – смеется он. – Пошли, леди Мармелад, посмотрим в кабинках для прослушивания.

Я иду за ним по проходу между столами, сначала прямо, а потом налево, к ряду из четырех узких будок, которые обклеены старыми выцветшими плакатами. На двери каждой будки висят вручную написанные объявления «Вход строго по одному!». Первые две пустые. В третьей девушка в слезах сжимает альбом Тори Эймос.

– Похоже, тяжелое расставание, – говорит Джейсон, подмигивая. Он подходит к последней будке, и его глаза округляются. – А тут, кажется, что-то интересное.

Мое сердце сжимается, и я медленно подхожу к двери. Крис? Поначалу я никого не вижу и вопросительно оборачиваюсь к Джейсону, он показывает на пол. Я смотрю вниз: двое подростков в школьной форме сидят на полу и страстно целуются, у каждого по одному наушнику в ухе. Девушка замечает меня, презрительно морщится, показывает средний палец и возвращается к своему занятию.

– Прекрасно, Джейсон, – говорю я и пытаюсь придать своему лицу такое же презрительное выражение, что было у мисс Поцелуй.

– Что? – сморит он в ответ невинными глазами. Похоже, этот взгляд он отточил до совершенства.

– Пошли отсюда. – Я поворачиваюсь к выходу. Настроение на нуле. Мы снова упустили возможность увидеть Криса.

– Что? Мы столько тащились сюда, а теперь ты хочешь слиться спустя пару минут только потому, что мы не нашли твоего загадочного любовника? – С этими словами Джейсон открывает дверь первой будки и жестом предлагает мне войти.

– С тобой я туда не пойду.

Места в будке едва хватает для двоих, и я не могу не вспомнить о том, как Сара Финдер рассказывала про Джейсона и клуб высокого полета.

Джейсон закатывает глаза:

– Обещаю, я буду паинькой. Да ладно тебе. Мы ведь уже пришли. Тут можно хорошо провести время.

Он поворачивается к ближайшей корзине, театрально закрывает глаза и, пошевелив в воздухе пальцами, опускает руку на пластинки, несколько секунд перебирает их, а потом наобум вытаскивает одну. Это какой-то альбом в яркой обложке. Джейсон быстро оглядывает его, а потом крепко прижимает к груди, закрыв руками заднюю сторону конверта. Мне не прочесть названия.

– Идеально, – говорит Джейсон, и его глаза сверкают. – Самое время для урока любви, зубрила. Лучшего момента и быть не могло.

Джейсон открывает дверь будки и практически заталкивает меня туда. Потом заходит следом и закрывает дверь, прежде чем я успеваю возразить или выйти. На столике в углу неустойчиво стоит допотопная техника: кассетная дека, CD-плеер, две большие колонки и проигрыватель для пластинок. Джейсон несколько раз тихонько толкает меня плечом, чтобы я пропустила его. Наши бедра соприкасаются. Нам приходится немного потолкаться нос к носу, чтобы он смог оказаться рядом с проигрывателем, а я у двери. Джейсон старается достать пластинку, не показывая мне обложку с именем исполнителя, и неуклюже задевает меня еще несколько раз.

– Ну, Джулия, ты же видела объявление, – кивает он на дверь. – Вход строго по одному, так что присядь, пожалуйста.

– Ты смеешься? – сверкнула я на него глазами.

– Ты что, хочешь попасть в неприятности из-за того, что нарушаешь правила? – спрашивает Джейсон, поднимая бровь. Вот черт! Он знает мои слабые места.

Я сажусь на пол и подтягиваю колени к груди. Джейсон поворачивается спиной и ставит пластинку в проигрыватель, потом нажимает несколько кнопок и поднимает иглу.

– Итак… – Он драматично держит иглу над вращающейся пластинкой. – Эта песня – эссенция – нет, квинтэссенция! – музыки о любви.

– Квинтэссенция?

Джейсон пропускает это мимо ушей:

– Эта музыка дает почти стопроцентную гарантию на романтический поцелуй, я из достоверных источников знаю, что Райан под эту песню добрался до третьей базы с Иви.

Я сдавленно вздыхаю. Фу! Фу-фу-фу! Даже не знала, что Иви и Райан обжимались. Не верится, что они смогли оторваться от рассматривания себя в зеркале. Джейсон выпускает из рук иглу и садится напротив меня на пол, коленями к моим коленям.

Начинается музыка. Ведут, похоже, шесть электрогитар и синтезатор. Громко, но медленно и чувственно. Я смотрю на Джейсона, который пялится в ответ с таким вниманием, что мне приходится опустить взгляд вниз, на свои колени. Мелодия мягкая, но потихоньку набирает обороты. Слышен шум – похоже, это концертная запись. Я украдкой поднимаю глаза на Джейсона и вижу, что он по-прежнему с любопытством ждет моей реакции. Сердце начинает биться в такт музыке, я покрепче обхватываю колени. Ладони начинают потеть. Похоже, это действительно хорошая песня… Я слышу вокал. Это мужской голос:

«Love on the rocks, ain’t no surprise. Just pour me a drink, and I’ll tell you some lies…»[3]

Чего? Я смотрю на Джейсона в ожидании объяснений, но он лопается от смеха.

– Твое лицо! – произносит он между раскатами хохота. – Ты бы себя видела! Вся сидела такая в предвкушении!

– Что это?

– Да ты что? Только не говори, что не узнала Даймонда.

Джейсон достает обложку альбома из-под себя. И показывает мне фото разодетого Нила Даймонда. Он в джинсах (в жизни не видела таких узких на мужчинах!) и в шелковой рубашке с американским флагом, на ней застегнуто всего несколько пуговиц, и, на мой вкус, видно чересчур много Даймонда.

Даже не знаю, что сказать. Я просто смотрю на Джейсона с открытым ртом.

– Да ты больной, – наконец говорю я. – Это и есть твоя идеальная песня о любви?

– Боже, Джулия, – смеется Джейсон, – разве мы уже не выяснили? Любовь – это просто иллюзия. Причем в худшем смысле этого слова.

Меня накрывает волной ярости, но уже через секунду она отступает. Мне снова жаль Джейсона. И он, похоже, это замечает, потому что вскакивает на ноги так стремительно, что задевает проигрыватель, и игла на пластинке смещается. Сначала слышен треск, затем раздаются аплодисменты и вступает духовая секция. Лицо Джейсона словно озаряется, его улыбка снова растягивается до ушей, и кажется, что некоторые веснушки сливаются друг с другом.

К музыке присоединяется голос Нила, Даймонд полуговорит-полупоет, как он это обычно делает во время живых выступлений.

– «Sweet Caroline»! – произносит название песни Джейсон, перебивая Даймонда. – Ну же! Мы как будто оказались дома! Подпевай!

– Ты же не серьезно? – отвечаю я, все еще сидя на полу.

Джейсон нагибается, хватает меня за локоть и легким движением ставит на ноги.

– Эй, дамочка, ты же из Бостона, – говорит он; мы снова стоим практически нос к носу. – Ты не можешь просто забить на Нила, а то на тебя набросится половина района Фенуэй.

Джейсон приподнимает иглу проигрывателя и опускает ее ровно там, откуда начинается «Sweet Caroline». Потом переворачивает кепку козырьком вперед, опускает ее на глаза – мне теперь виден логотип Sox – и начинает играть на воображаемой гитаре. Все это выглядит так нелепо, что я не могу не рассмеяться.

– Ты ведь знаешь слова, – говорит он. – Пой! Мгновение помедлив, я все же начинаю петь.

Пою громко и, как учил меня отец, периодически вставляю «So good! So good! So good!»[4], как будто стою посреди парка Фэнуэй в Бостоне. Когда припев заканчивается, раздается стук в дверь. Обернувшись, я вижу разъяренного продавца, который жестами показывает, чтобы мы немедленно вышли из будки. Я зажимаю руками рот.

– О господи! Он же нас слышит! И тут же нельзя вдвоем! – Я указываю на маленькую табличку на двери.

Джейсон поднимает брови.

– Конечно, он нас слышит. Иначе зачем тут, по-твоему, наушники? В будках нет звукоизоляции.

– Позор! – выдыхаю я и прислоняюсь к стене будки. – Пошли, пока нам не попало!

– Да не переживай! Ты всего-то немного расслабилась и показала, что любишь родной город. – Он бедром открывает дверь и жестом предлагает мне выйти из будки первой. Оказавшись в проходе, я прислоняюсь к ящику с соулом, Джейсон пристраивается рядом со мной. – А еще я теперь понял, что мы можем стать друзьями, – добавляет он.

Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел, насколько мне понравилась эта идея. Приятно думать, что в конце концов эта поездка принесет мне нового друга. Во всяком случае, это уж точно приятнее, чем изображать дружбу с Сарой или Иви.

– Это еще почему? – спрашиваю я.

– Потому что теперь очевидно: ты тоже фанат Sox[5]. – Он поворачивает кепку козырьком вбок и улыбается.

– Жаль тебя расстраивать, но я сто лет не ходила на их игры, – пожимаю я плечами.

– Что?! – Джейсон смотрит на меня так, будто я сказала, что у меня есть хвост.

– Раньше я ходила с отцом. – Слова вылетают у меня изо рта, прежде чем я успеваю понять, что говорю. – Он был ярым фанатом Sox. А после его смерти я не стала заставлять маму водить меня. Боялась, что это ее расстроит.

В ту же секунду я жалею о том, что сказала. Я никогда не говорю об отце. В воздухе повисает неловкое молчание. В такие мгновения ты понимаешь, что испортил отличную беседу. Я уперлась взглядом в пол, прикидываясь, будто мое внимание занимает потерянная кем-то резинка для волос, валяющаяся в углу, и судорожно пытаюсь придумать, что бы такое сказать, чтобы грусть ушла. Но мои мозги будто превратились в вату.

Вдруг Джейсон говорит:

– Ну, знаешь, со временем становится легче. И даже если долго-долго кажется, что все плохо и что никогда уже не будет как прежде, все равно со временем становится легче.

Я поднимаю взгляд, пораженная мягкостью его голоса. Похоже, теперь Джейсону жаль меня. Шею заливает краска. Хорошо, что сейчас мои волосы распущены и Джейсон не видит, как от волнения я покрываюсь красными пятнами. Я глубоко вздыхаю и нечаянно подвигаюсь к нему. Мы и до этого стояли недалеко друг от друга, а теперь оказались в опасной близости, и мне кажется, что теперь он может услышать неровное биение моего сердца. Я хочу сказать что-то в ответ, но не нахожу слов, и в итоге мы просто стоим в полной тишине и смотрим друг на друга.

А потом он достает изо рта виноградную жвачку и прилепляет ее к ящику с пластинками.

– Фу, какая мерзость! – кричу я.

Вот и все, напряженный момент прошел. Джейсон смеется и разворачивается к картонным фигурам «Роллинг стоунз». Мик Джаггер стоит с микрофоном, широко раскрыв рот. Вдруг Джейсон обнимает Мика за картонную талию и наклоняет его назад, будто танцуя.

– Что ты делаешь?

– Хочу немного приобнять старину Мика. Ну знаешь, Get satisfaction.

– В песне было не о том.

– Ой, да я знаю, зануда, – отвечает Джейсон. – И Мик не ответит на поцелуй, строит из себя скромника.

Джейсон бросает фигуру на пол и случайно задевает Кита Ричардса и Брайана Джонса. Прежде чем я успеваю моргнуть, картонные роллинги один за другим валятся вниз, задевая на лету стойку с дисками у кассы. Все, кто был в магазине, оборачиваются на шум, включая продавца, который расставляет ценники на стойке с винтажными альбомами.

– О боже, простите, – говорю я, не обращаясь ни к кому конкретному, и бросаюсь поднимать диски. Но прежде чем я успеваю хоть что-то сделать, Джейсон хватает меня за руку и тащит к выходу. И снова прогулка с Джейсоном обернулась катастрофой, и снова мы несемся по улице подальше от проблем.

И снова вопросов у меня в голове больше, чем ответов.

Глава 13 Иногда кисточка – это просто кисточка

«Джейсон все еще ведет себя как придурок? Ф.».

– А ЭТО ОКОННОЕ УБРАНСТВО выбрала сама королева Виктория, первая монаршая особа, жившая в замке. Она сделала это накануне первого покушения на ее жизнь, – увлеченно рассказывает наш экскурсовод, указывая на уродливые занавески. Потом тихонько смеется: – Надеюсь, эти события не связаны друг с другом.

Я достаю блокнот и быстро записываю: «К. Виктория. Занавески. Покушение?*». Ниже добавляю свой комментарий: «*Зачем мы слушаем этот бред?»

Наша экскурсия по Букингемскому дворцу сегодня едва ли интереснее перевода Бостонского телефонного справочника на латынь. У гида чудовищно монотонный голос, и интерес в нем слышится, только когда речь заходит об исторической ценности мебельной обивки или портьер. У него явно какая-то нездоровая одержимость тканями и оттенками. Я, конечно, фанат символизма и все такое, но иногда кисточка – это просто кисточка, о’кей, чувак? Я борюсь с сильнейшим желанием выйти в центр группы и сказать, что золотые нити в обивке тронного зала ни имеют никакого отношения к истории Версальского мирного договора.

Я поворачиваюсь, чтобы сказать об этом Джейсону, но тот стоит позади всех. Он вообще все утро какой-то странный. В начале экскурсии был все время где-то рядом, шел прямо за гидом; пока я делала заметки в блокноте, постоянно открывал телефон и с отвращением его захлопывал, при этом вообще не слушал экскурсовода, а потом совсем отстал и теперь тащится в хвосте.

Наш гид ведет нас по коридору в библиотеку. Мой пульс учащается, когда я оказываюсь у книжных полок с томами в кожаных переплетах. Я останавливаюсь, чтобы скользнуть пальцами по корешкам – целая полка с потрясающим изданием Шекспира! Но экскурсовод опять берется за свое. На этот раз он говорит о золотистом жаккарде на кресле в углу. Вроде как Черчилль сидел на нем однажды. Если гиду удастся увязать стул и действия Черчилля во время «Блица», даже я буду впечатлена. Я открываю чистую страницу в блокноте и пытаюсь пробраться в первые ряды. Мне это почти удается, теперь только Дирдре загораживает то, на что показывает экскурсовод. Ее пышная светлая кудрявая грива может, кажется, даже солнце заслонить. Я встаю на цыпочки и переминаюсь с ноги на ногу в попытке увидеть больше, но бесполезно. Физического контакта не избежать.

Я покашливаю, а потом делаю широкий шаг вперед, легонько отталкивая Дирдре бедром в сторону.

– Эй! – шипит Дирдре.

– Ой, прости! – Я пытаюсь выглядеть очень участливо. – Я такая неуклюжая.

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, что мы сейчас рассматриваем, и, тихо ойкнув от страха, инстинктивно начинаю пятиться назад. На столе стоит огромное чучело гуся, его крылья расправлены, будто он собирается взлететь.

– Ты в порядке? – спрашивает Дирдре, и в ее голосе слышится беспокойство за меня, хотя я только что толкнула ее, чтобы пролезть вперед.

– Ага, – отвечаю я, стараясь не смотреть на чучело. – Просто… уф, гуси… Ненавижу их.

– О да! – шепчет она, хихикнув. – Однажды гусь нагадил на мою новую сумку. Слава богу, она была из водоотталкивающей ткани…

Дирдре продолжает болтать, но я не слушаю – вспоминаю свою собственную страшную историю. Мне было пять, и мы с семьей выбрались в парк неподалеку от дома на пикник. Мы с другими детьми играли у пруда, когда на него села стая гусей. Я подошла к одной из птиц, чтобы ее погладить.

Если верить расплывчатым детским воспоминаниям, гусь издал самый громкий, самый жуткий и самый долгий вопль, который я когда-либо слышала, и попытался укусить меня за руку. Я завизжала, как сирена, и со всех ног бросилась бежать, а гусь погнался за мной. Я думала, что умру (или, во всяком случае, кричала я так, словно сейчас умру, как потом рассказывал папа). Он подбежал и подхватил меня, и в одно мгновение я стала выше этой тупой птицы. Со мной на руках папа сам погнался следом за гусем.

И все равно с тех пор я боюсь гусей. И каждый раз, увидев их, думаю о том, что теперь я должна гоняться за ними в одиночестве. Хорошо хоть этот гусь набит наполнителем, покрыт сверху лаком и прибит к деревянной платформе. Вегетарианка Фиби убила бы меня на месте за такие мысли, но я чувствую странное удовлетворение.

К счастью, экскурсия длится не слишком долго. Мы возвращаемся в парадный зал, и все разбредаются осматривать портреты на стенах и мраморную лестницу. Я засовываю блокнот в сумку, чтобы не потерять свои заметки, и направляюсь к Джейсону, который стоит у большого окна и смотрит на улицу. Он перекидывает телефон из руки в руку и, я почти уверена, размышляет сейчас не о политических последствиях, вызванных появлением на окне портьеры из пурпурной парчи.

– Все в порядке? – спрашиваю я. – Ты сегодня будто не с той ноги встал?

– Что? – переспрашивает он. Похоже, не заметил, как я подошла.

Я машу рукой у него прямо перед носом.

– За последние два часа ты не выдал ни одной похабной шутки. Ты нормально себя чувствуешь? Может, у тебя жар?

Вдруг Джейсон резко спрашивает:

– Тебе правда нравится Марк Биксфорд?

В эту секунду у меня в голове происходит короткое замыкание.

– Что! – Больше ничего сказать я не в состоянии.

– Ну, он вроде какой-то поверхностный, – говорит Джейсон.

Я прилагаю грандиозные усилия, чтобы сейчас мое лицо не выдало внутреннюю истерику.

– Откуда ты об этом узнал? – спрашиваю я, стараясь сохранить спокойствие и не выдать панику голосом.

– Сара Финдер, королева сплетен. Откуда же еще?

Ну конечно. Я вдруг чувствую, как подкашиваются ноги и позолоченный сверху донизу зал кружится вокруг меня. Кому еще сказала Сара? А Марк знает? И как ей самой вообще удалось узнать? О господи! Она писала об этом в твиттере?

Джейсон тем временем продолжает:

– С другой стороны, пожалуй, он довольно обаятельный и уж точно не такой придурок, как я.

Он тянет слово «обаятельный» так, что мне становится не по себе. Я надеялась, Джейсон забыл про то, что я вчера наговорила лишнего. По крайней мере, он не выглядел раздраженным, когда мы уходили в Cue-2-Cue, но сейчас, похоже, он зол.

– Понятия не имею, к чему этот разговор, – выдавливаю я. Надеюсь, Джейсон не заметит капель пота, выступивших у меня на лбу.

– Да расслабься. Мне нет дела до того, по кому ты сохнешь. Я не стану никому рассказывать.

– Я не сохну по Марку. А даже если и так, тебе-то что?

Я стараюсь говорить уверенно, будто бы этот разговор действительно не имеет значения, но на самом деле я сейчас думаю только о том, что мои коленки трясутся, как мятное желе. Я как бы невзначай кладу руку на стоящее рядом кресло, но это, должно быть, выглядит так, будто я отчаянно цепляюсь руками за мебель на тонущем «Титанике». Надеюсь, это кресло не представляет исторической ценности, а то я вот-вот рухну в него без сознания. Или меня стошнит.

– Да мне без разницы, – отвечает Джейсон. Он плюхается в то самое кресло. Наверное, со стороны это выглядит так, словно мы позируем для какого-то нелепого портрета. Только я, наверное, смотрюсь так, будто меня заставляют делать это под дулом пистолета.

– Зачем тогда ты начал этот разговор? – требую я объяснений, мое лицо горит.

– Ты правда не понимаешь? – закатывает Джейсон глаза.

Я встаю прямо перед ним.

– Послушай, не надо ненавидеть Марка за то, что он лучше тебя. – Я смотрю Джейсону прямо в глаза.

– Повтори-ка, – прищуривается он от ярости.

– Ты все слышал. Марк действительно обаятельный и вежливый, и он не пытается постоянно обратить на себя внимание. – Джейсон открывает рот, но я продолжаю, не давая ему вставить ни слова: – Он просто милый парень, который ни разу не сказал ни о ком ничего плохого. И ты выглядишь жалко, пытаясь облить его грязью.

– Знаешь, что, Джулия. Ты…

Но очередная отвратительная тирада не успевает вылететь у Джейсона изо рта: у меня в кармане начинает вибрировать телефон, и я поднимаю вверх указательный палец – международный способ сказать: «Простите, у меня тут дела поважнее, так что вам придется подождать». Я оглядываю зал в поисках миссис Теннисон. Ее нигде не видно, но я не хочу рисковать, поэтому прячусь за помпезными портьерами королевы Виктории и только после этого открываю телефон. Там новое сообщение от Криса: «Сижу в кафе, пью мокко с карамелью и мечтаю о тебе…»

Мои щеки вспыхивают еще сильнее. Никто и никогда не писал мне таких милых сообщений. Я читаю еще раз. И еще. Потом чувствую, что кто-то тычет в меня пальцем через портьеру.

– Ты там?

Я тяну портьеру в сторону, пытаясь выпутаться, но из-за Джейсона ничего не получается. Я чувствую, что его рука где-то рядом, но не могу ее найти. На мгновение меня одолевает паника, я представляю, что никогда не выберусь отсюда, и мое мумифицированное тело станет частью дворцовой экспозиции.

В конце концов мне приходится встать на колени и проползти под портьерами. Когда я появляюсь, Джейсон закатывает глаза, в его взгляде читается: «Ты просто королева чокнутых».

– Чего тебе от меня надо? – спрашиваю я, делая вид, что все в порядке и мне не пришлось только что сражаться с огромным куском бархата.

– Если тебе та-а-а-а-а-ак нравится этот Марк, если вы с ним СДД, или как там это называется, – произнося «СДД» Джейсон делает в воздухе пальцами кавычки, – тогда зачем ты так охотишься за этим Крисом? Для той, кто, наверное, даже трусы свои гладит, это как-то не очень логично. Ты ведешь себя с парнями, как все те девчонки, которых ты так презираешь.

– Я никого не презираю! – возмущаюсь я.

– Да неужели? Разве не ты с самого начала поездки уверена, что все твои одноклассники просто озабоченные идиоты, которые не смогут оценить историю и культуру Лондона?

– Ну Сара и Иви и правда идиотки, – отвечаю я. – Особенно Сара. Какое ей дело до всех остальных вообще? Она думает, что другие люди живут лишь для того, чтобы дать ей повод для сплетен.

– Да ты ничего о ней не знаешь, – отвечает Джейсон. – Если бы ты хоть одну секунду провела за чтением блога Сары Финдер, то поняла бы, что она так одержимо хочет все обо всех знать, чтобы защитить своих друзей. Ты так занята жизнью в Джулиаленде, что не замечаешь никоговокруг.

– Да ладно? – ворчу я. Горло у меня сжимается. Джейсон выставил меня каким-то ужасным, повернутым на себе монстром. Но я совсем не такая! Он думает, что знает меня. Нет, он ничего обо мне не знает! Я делаю глубокий вдох и тихим голосом говорю: – Марк тебя никак не касается, понял? Ты встречался с кучей девчонок, но это не делает тебя экспертом в любви. Нет, серьезно, у тебя были девушки, но разве хоть одна продержалась рядом с тобой больше недели? – Я закусываю нижнюю губу, тут же пожалев о сказанном.

– Если я такой идиот, зачем ты попросила моей помощи? – Он бросает в меня чем-то маленьким и серебристым. Я успеваю поймать это до того, как оно врезается мне в щеку. Мой телефон! – Вот.

Удачи с перепиской.

– Что? Как ты… Когда ты… – бормочу я.

– У придурков вроде меня все всегда к рукам липнет, – отвечает Джейсон с каменным лицом.

Ох, портьеры. Должно быть, он выхватил мой телефон, пока пытался «помочь» мне выбраться. Я дышу быстро и глубоко, будто только что вышла из бассейна после тяжелого спринта. Все идет наперекосяк. Если люди могут самовозгораться, то, боюсь, я в зоне риска.

– Отвали от меня, – шиплю я.

– С радостью.

Джейсон проходит мимо меня, с силой толкнув плечом. От удара я делаю шаг назад… И врезаюсь в рыцарские доспехи. Конструкция начинает дребезжать и раскачиваться. Я пытаюсь предотвратить катастрофу, но слишком поздно. Как будто в замедленной съемке доспехи, на удивление тяжелые для уменьшенной копии, падают на пол. Грохот отражается от мрамора и, как торнадо, вихрем разносится по всему залу. Я замираю от ужаса. Все смотрят на меня, и Джейсон тоже, на его лице застыло непонятное выражение, что-то между досадой и удивлением.

Наш экскурсовод выдает нервный смешок и, повернувшись к обомлевшим одноклассникам, говорит:

– Это всего лишь копия, просто копия. Однако впредь будьте аккуратнее, мисс, прошу.

– Джулия Лихтенштейн, какой бес в тебя вселился? – громко шепчет миссис Теннисон сквозь сжатые зубы. Очевидно, она взбешена с большой буквы «В», но не хочет устраивать скандал перед гидом. Она шлепает в мою сторону в своей старой обуви. Наверное, думает, что выглядит в них модно, но, по правде говоря, ноги у нее в них как у слона. Она берет меня под локоть и выводит в боковой коридор.

– Мисс Лихтенштейн… – Обычно именно так она начинает отчитывать учеников. – В этой поездке вы ведете себя абсолютно неприемлемо. Я надеялась, что вы будете примером для одноклассников, но вместо этого вы ведете себя импульсивно, беспечно и неуважительно. От вас я меньше всего ожидала такого поведения.

Ее слова – словно удар в солнечное сплетение. У меня перехватывает дыхание, к глазам подступают слезы. Никогда еще ни один учитель не говорил со мной так. Никогда.

– Простите, – еле шепчу я. В горле появляется ком, я чувствую, что сейчас расплачусь.

– Нет, серьезно, что на тебя нашло? – спрашивает миссис Теннисон, прищурившись, и заглядывает мне прямо в глаза.

Потом она разворачивается, чтобы вернуться к группе, и жестом велит мне следовать за ней. Судя по всему, она не ждет от меня конкретного ответа. И хорошо. Потому что ответить мне нечего. Что на меня нашло? Неужели учитель только что всерьез назвал меня импульсивной? И неуважительной? Джейсон обвиняет в поверхностности, миссис Теннисон говорит, что я веду себя беспечно… Что дальше?

Я тащусь вслед за миссис Теннисон к остальному классу. Рукавом вытираю слезы и краем глаза замечаю в глубине зала Сару Финдер. Я ожидаю увидеть ухмылку на ее лице, но вместо этого вижу… сочувствие. Она действительно выглядит так, будто сожалеет о моих неприятностях. Но мне от этого становится только хуже. Может, я действительно не вижу дальше своего носа? Да и плевать. Мне просто надело, что все вокруг игнорируют меня, жалеют или обвиняют. Все!

Глава 14 Любовь, может, и слепа, но я – нет

«Ссора двух голубков? Расскажи! С. Ф.».

Я НАЧИНАЮ БЫСТРО ПЕЧАТАТЬ, собираясь ответить на сообщение Сары, но потом бросаю эту идею. И всю оставшуюся экскурсию хожу как зомби, глядя в одну точку, пытаясь подавить эмоции. Я не стану плакать. Я не стану плакать. Я не стану плакать.

После тура весь класс направляется в паб с причудливым названием «Последний бегающий лакей». В моем путеводителе он значится как одно из лучших мест, чтобы «отведать истинно британскую кухню», но, к сожалению, о его названии в книге не сказано ни слова. Паб, если ей верить, находится в районе Мейфэйр. Мне, как всегда, хочется пролистнуть пару страниц вперед и почитать про сам район, но голова раскалывается, и я не в состоянии сконцентрироваться. Как только мы оказываемся внутри, все рассаживаются по столикам и по отдельным кабинкам, где стоят черные виниловые диваны. Одноклассники заказывают пастуший пирог и фиш-н-чипс. Чудесные запахи еды витают в воздухе. Райан пытается заказать пинту пива, но делает вид, что это шутка, когда миссис Теннисон бросает на него сердитый взгляд. Это идеальное место для того, чтобы продолжить поиски лучшей фиш-н-чипс. В меню сказано, что это блюдо здесь подается с «настоящим гороховым пюре», но я не голодна. Я все вспоминаю, как миссис Теннисон ругалась и грозила мне пальцем.

Поэтому вместо того, чтобы сделать заказ, я нахожу маленький столик в углу и открываю свой блокнот. Надеюсь, у меня получится сфокусироваться на заметках и набросать черновик эссе. Но вместо своих обычных аккуратных, четких заметок с удобными примечаниями и сокращениями я вижу хаос. На мою систему и намека нет. Сегодня я все делаю не так. Я не стану плакать. Я не стану плакать. Я не стану плакать.

На блокнот падает тень. Я поднимаю глаза и вижу Джейсона. В руках у него две белые фарфоровые тарелки с фиш-н-чипс, по бокам на каждой идеально круглые порции соуса тартар и горохового пюре. Под мышками у Джейсона две бутылки воды.

– Нельзя же уехать из Англии, не попробовав фиш-н-чипс, – говорит он. Я молчу, и тогда Джейсон продолжает более мягким тоном: – Да ладно, Джулия. Я же знаю, что ешь ты как спортсмен.

Он со стуком ставит одну тарелку прямо у меня перед носом. Один ломтик картошки падает прямо в тартар. Я машинально хватаю ее, счищаю соус об край тарелки и кладу обратно в кучку.

– Спасибо, – бубню я, но все же отодвигаю тарелку подальше. Запах пивного кляра напомнил мне о той ночи, когда мы сбежали и напились на вечеринке, о той ночи, когда все пошло под откос. Я роняю голову в свои ладони, и мои кудряшки рассыпаются по столу.

– Не возражаешь, если я сяду?

Ответа Джейсон, конечно, не ждет, ставит тарелку у пустого стула напротив меня и садится. Несколько минут мы проводим в тишине, слышно только, как он шумно жует. Я все еще не поднимаю головы, но запах картошки фри уже делает свое дело. Наконец я выпрямляюсь, и Джейсон в то же мгновение пододвигает мне мою тарелку.

– Слушай, я правда благодарен за то, что ты не свалила все на меня сегодня, – говорит он, передавая мне пивной уксус.

– Ты о чем?

– Ну, о том, что случилось во дворце. Ты злилась на меня, это я виноват в том, что ты задела те дурацкие доспехи. – Говоря, он давится от смеха, и это напоминает мне, как ужасно и неловко я выглядела. – Ну, в общем, спасибо, что не сказала ничего миссис Теннисон. Если она влепит мне плохую оценку за поездку, не видать мне хорошего балла за семестр, да и на общий средний балл успеваемости это повлияет не лучшим образом.

– Ты же говоришь, что ты очень умный, – отвечаю я с вызовом. – Что ж не расхаживаешь по школе в компании отличников, а?

– Да, я умный, – как ни в чем не бывало отвечает Джейсон. – Но видишь ли, как ты уже могла заметить, я не очень-то… усидчивый. Мой и без того не самый лучший средний балл не выдержит еще одного провала, и я не попаду в хороший колледж. А если я не попаду в хороший колледж, то на юридический дорога мне будет закрыта. Так, по крайней мере, говорит папа. А если я не поступлю на юридический, то уж поверь, меня даже на семейные праздники приглашать не будут. – Джейсон выдавил из себя смешок.

Я бы хотела и дальше злиться на него, но вместо этого начинаю сочувствовать. Вряд ли моего отца волновали бы мои оценки, ведь он просто хотел, чтобы я была счастлива. Даже не представляю, каково это – жить под таким давлением родителей. Так что я проглатываю очередной острый упрек в сторону Джейсона и молча смотрю в тарелку.

– Слушай, ты злишься. Я понимаю. Я прошу прощения за свои слова, ладно? И я готов загладить свою вину.

Вдруг он кажется искренним.

– И как же ты собираешься это сделать? – вздыхаю я.

– То сообщение от Криса… – говорит Джейсон. Он лезет в карман и достает смятую бумажку – похоже, чек – со своими фирменными каракулями. – Он упомянул, что пьет мокко со жженой карамелью. Оказалось, что в Лондоне всего два места, где такой подают. Я погуглил, – объясняет Джейсон и показывает мне бумажку. Я вижу, что там записано два адреса.

– Где ты нашел компьютер?

– Девушка-администратор в отеле. Она была очень мила. А я, очевидно, показался милым ей… – Он не договорил, но я и так все поняла.

– Она что, слепая? – спрашиваю я.

– Ха-ха-ха! Ладно. Признаю, я заслужил это. – Он легонько толкает меня локтем в бок. – После обеда у нас по расписанию культурные часы. Что скажешь? Уверен, что мокко с жженой карамелью вполне сойдет за достопримечательность.

Я кручу в руках салфетку. Знаю, Джейсон старается, но я не готова вот так легко простить его. Впрочем, возможно, те кафе где-то неподалеку, и, возможно, Крис прямо сейчас сидит в одном из них. Да, он отправил сообщение уже довольно давно, но мы с Фиби в свое время буквально жили в своем любимом кафе «Бобовый стебель».

– Ладно, – говорю я. – Так и быть. Но в этот раз ты сам будешь писать свое эссе.

– Это мы позже обсудим, – говорит Джейсон и вскидывает кулак вверх. – О, и да, ты должна написать ему что-то в ответ. Например, так: «Мне хотелось бы оказаться рядом, чтобы согреть тебя».

Я уставилась на Джейсона так, как будто его рыжие волосы воспламенились. Но он и глазом не моргнул. И я сдаюсь. Достаю телефон и печатаю слово в слово ту пошлую ерунду, которую Джейсон надиктовал. В конце концов, что мне терять?

После обеда мы проходим восемь кварталов до первого из кафе, которые нашел Джейсон. Но едва переступив порог, я понимаю, что это место нам не подходит. Стены оклеены толстыми обоями с розами размером с мою голову. Узор повторяется, и этих роз, лиловых, красных и малиновых, так много, что кажется, будто они наступают со всех сторон. Каждый стол накрыт кружевной вязаной салфеточкой, а на стенах в деревянных рамочках висят цитаты из Библии, вышитые крестиком. Из посетителей только книжный клуб: дамы с синими волосами обсуждают последний слезливый роман Николаса Спаркса.

– Пожалуйста, давай уйдем, – шепотом говорит Джейсон, когда пожилая дама за стойкой угрожающе-дружелюбно показывает нам фарфоровый чайник с цветочным узором.

– Боже, да, и поскорее, – шепчу я в ответ, неискренне улыбаясь дамам.

Мы выбегаем на улицу, пока все они не начали показывать нам фото своих внуков. Чтобы добраться до следующего кафе, мы спускаемся в подземку. В вагоне я замечаю, как Джейсон по-джентльменски встает между мной и жутковатого вида типом, от которого несет потом и овсянкой. Оказывается, что в европейской подземке тоже встречаются странные личности.

Как только поезд подъезжает к нужной остановке, Джейсон выпрыгивает из вагона и несется на улицу. Я выхожу из дверей за секунду до того, как они захлопываются, и бросаюсь за ним. Он ловко и быстро маневрирует между людьми в толпе, будто участвует в соревнованиях по слалому. Добежав до эскалатора, Джейсон на секунду останавливается. Я едва успеваю добежать до него.

– Ты чего? – только и успеваю спросить я, а Джейсон уже несется вверх по эскалатору, переступая своими длиннющими ногами через две, а то и через три ступеньки зараз. Я бегу за ним, и когда мы наконец вываливаемся на улицу, то оба смеемся и тяжело дышим.

– Да где пожар? – спрашиваю я между вдохами.

– Ежедневное кардио, зубрила. – Джейсон стоит, склонившись и положив ладони на колени, и тоже пытается отдышаться. Потом выпрямляется и протягивает ладонь, чтобы дать пять. Мне приходится немножко подпрыгнуть, чтобы дотянуться до его руки. – Отличная работа!

– Ага, спасибо. – Я сжимаю руки в кулаки и трясу ими над головой, как будто я победитель марафона. Я устала, однако чувствую невероятный прилив энергии. – Так почему ты мчался как ошпаренный?

– Разве ты не спешишь встретиться с загадочным Крисом? Разве он не стоит того, чтобы так бежать?

Произнося это, Джейсон как-то странно посмотрел на меня. Я открыла было рот для ответа, но вдруг поняла, что не знаю, что сказать.

Какое-то липкое, неприятное чувство вдруг зашевелилось в груди. По правде, я понятия не имею, хочется ли мне увидеть Криса. Мне просто льстит то, что я кому-то нравлюсь, кто-то жаждет со мной встречи, что я в кои-то веки с кем-то флиртую.

А еще какая-то малюсенькая часть меня готова признаться, что мне нравится общество Джейсона. Я следую за ним через площадь в маленькую кофейню, зажатую между букинистическим магазином и интернет-кафе. Когда мы заходим, я сразу прохожу к кассе, чтобы взглянуть в меню. Мокко с жженой карамелью – в первых строчках, это фирменный напиток.

– Как думаешь, может, нам следует попробовать? – спрашивает Джейсон, вставая за мной. – Мы весь Лондон облазили, пока искали его.

– Не, – отвечаю я, окидывая взглядом помещение, – я не любитель кофе.

Да мне вообще противопоказан любой кофеин: я от него слишком возбуждаюсь, и мне начинает казаться, будто я могу прочесть всю библиотеку Гарварда за одну ночь или взлететь, размахивая руками, со стоэтажного небоскреба. В прошлый раз, выпив латте, я решила, что самый простой способ подготовиться к орфографическому диктанту – наизусть выучить словарь. На следующее утро мама нашла меня в куче разноцветных стикеров и записок, выглядело это совершенно безумно. Я вырубилась и пускала слюну прямо на словарь, он был открыт на букве «К». И потом еще целый месяц любое слово на «К» вызывало у меня нервный тик.

В кафе не так много посетителей, и большинство из них намного старше предполагаемого Криса. Наверное, это студенты. Один с остервенением набирает что-то на клавиатуре ноутбука, и я более чем уверена, что он не может быть Крисом. Я запомнила бы такой заметный шрам на щеке (надеюсь). Другой погружен в чтение толстого тома в мягкой обложке, но тоже не подходит на роль загадочного Криса – я бы наверняка запомнила эту рыжую бороду по грудь.

Остается последний посетитель мужского пола, и он читает… Нет. Этого не может быть. Но это так. Карманный томик Шекспира лежит рядом с его кружкой кофе (мокко с жженой карамелью, наверно?). Это он. Это точно он.

У меня внутри все сжимается. На нем очки в роговой оправе, короткие темные волосы взъерошены. Он угрюмый, с умным взглядом и очень симпатичный. Наполовину эмо, наполовину лесоруб. Одним словом, этот парень очень горячий. А если он еще и говорит с британским акцентом, то меня хватит сердечный приступ от избытка романтики и я рухну замертво прямо в кафе.

Мои руки мгновенно вспотели, и кровь отлила от лица.

– Думаешь, это он? – нагибается к моему уху Джейсон.

– Не знаю… – От страха я больше ничего не могу сказать.

– Собираешься подойти?

– Нет.

Надеюсь, по мне не видно, что я так паникую. Я нервно встряхиваю руками и засовываю их в карманы, чтобы никто не заметил, что они мокрые и скользкие, как будто я только что достала их из ведерка с залитым маслом попкорном. Сердце бьется так, словно кто-то играет спид-метал у меня в грудной клетке.

Джейсон внимательно смотрит на меня. Я замечаю, что от волнения то встаю на носочки, то снова опускаюсь на всю стопу. Ясно. Значит, я выгляжу именно так, как чувствую себя.

– Ладно, – говорит Джейсон и обходит меня. – Тогда я подойду.

– Нет! – кричу я, и несколько посетителей поворачиваются в нашу сторону.

Я хватаю Джейсона за рубашку и тащу назад. Он выдергивает ткань у меня из рук и поворачивается ко мне лицом.

– Да в чем дело? Мы бежали через весь Лондон, чтобы найти этого парня. Теперь он сидит в нескольких метрах от тебя, а ты не хочешь к нему подойти? Может, хватит уже трусить и пора жить, Джулия?

– Я… я просто…

Я открываю и закрываю рот, как несчастная рыбка, выброшенная на берег. Я не знаю, что сказать. Дело в том, что я увидела его – и теперь не могу подойти. Он такой КРУТОЙ. А я… ну а я – это я. Не говоря уже о том, что я не супермодель. И он, очевидно, поверил в этот бред только потому, что был пьян не меньше моего. При свете дня хватит и беглого взгляда на мои короткие ноги, чтобы вся моя сказка разбилась вдребезги.

– Я не могу, – в конце концов выдаю я.

– Разве у него не твоя книга? – Джейсон продолжает искать аргументы, чтобы подбодрить меня. – Карманный Шекспир, да?

Я в шоке. Джейсон запомнил! Когда я последний раз говорила ему про Шекспира, он смотрел на меня так, будто я в сумке таскаю живую рыбину.

– Я не готова, – говорю я тихо, почти шепотом, потом разворачиваюсь и направляюсь к входной двери. Джейсон плетется за мной.

– Ты серьезно? – спрашивает он.

Я киваю в ответ. Тысяча эмоций одолевает меня одновременно, весь диапазон – от страха и тревоги до грусти… Я бы хотела быть достаточно смелой для того, чтобы просто подойти к Крису и улыбнуться. Иви или Сара так бы и сделали. Фиби точно сделала бы. Но не я. Я не могу. Я обязательно ляпну что-то и испорчу момент. Непременно запнусь о свою же ногу или пролью кофе ему на колени. И точно ни за что не выдержу его разочарованного взгляда.

Оказавшись на улице, я прислоняюсь к стене и делаю несколько глубоких вздохов. Ноги гудят от избытка энергии, хочется просто убежать куда глаза глядят. Но вместо этого я вздыхаю еще три раза, поворачиваюсь к Джейсону и говорю:

– Думаю, мне надо больше времени.

Он внимательно смотрит на меня, и я уже готовлюсь услышать очередные издевательства. Но, как ни странно, он молчит. Потом окидывает взглядом улицу, и лицо его радостно озаряется.

– Есть идея! – говорит он, хватает меня за руки и тащит вниз по улице. – Это тебя точно приободрит!

Джейсон ныряет в соседнюю дверь, это букинистический магазин, который, как оказалось, специализируется на старинных и редких изданиях. Тут пахнет как на библиотечном чердаке. С той самой секунды, как я делаю шаг внутрь и маленький колокольчик сообщает продавцу о моем прибытии, я оказываюсь в раю. Здесь однозначно лучше, чем в кофейне, где я стояла, оцепенев и превратившись в комок нервов.

Полки, забитые самыми разными книгами, занимают почти каждый сантиметр пространства, проходы между стеллажами очень узкие. Толстый серый кот дремлет в уголке на мягкой красной подушке, рядом стоит корзина с пожелтевшими изданиями – это классика от издательства Penguin. Мелодичная тихая музыка плывет по магазину, мелодия знакомая, но я никак не могу вспомнить, что это, и все равно начинаю мурлыкать в такт. Я подхожу к стеклянной витрине, где сияют тома в кожаных переплетах с золочеными обрезами. Мой взгляд останавливается на первом томе собрания сочинений Шекспира. Я вдруг понимаю, что задержала дыхание, войдя в магазин, и с облегчением выдыхаю.

Джейсон куда-то ушел. Наверное, ищет секцию с DVD (которой, конечно, нет в местах вроде этого). Надеюсь, он ничего здесь не опрокинет. Чтобы найти его, я заглядываю в ближайший проход.

В глубине магазина виднеется небольшое кафе, а за ним сцена. За столиками сидит несколько человек, они пьют чай и кофе из старых кружек. Молоденькая девушка с двумя свободными косами сходит со сцены с гитарой в руках, а на ее место поднимаются трое потрепанного вида парней, их на сцене уже ждут инструменты. Гитарист подкручивает колки на своем «Гибсоне», барабанщик устраивается в углу, за ударной установкой. Пара минут – и усилок орет, а бас-гитарист воет в микрофон. Музыка слишком громкая, она кажется неуместной в этом маленьком старомодном местечке. Но она веселая, и вскоре я чувствую, как мое тело начинает вибрировать в такт мелодии вместе полом.

Я узнаю песню с первых нот, ведь сто тысяч раз она звучала из старого родительского проигрывателя, а пару дней назад ее же пел Джейсон в том секретном скейт-парке. Я прислоняюсь к книжному стеллажу, закрываю глаза и слушаю, как парни начинают петь «Oh darling…».

Джейсон хлопает меня по плечу.

– Пошли, – говорит он.

Прежде чем я успеваю отказаться, он ныряет в лабиринт из столиков с посетителями. Мне уже кажется, что Джейсон собирается запрыгнуть на сцену и спеть (опять). Но он останавливается, отталкивает бедром свободный столик, чтобы освободить для нас место, и протягивает мне руку.

– Что ты делаешь? – шепотом спрашиваю я. Я чувствую, что все смотрят на нас. Мы стоим посреди кафе, всего в метре от музыкантов.

– А на что похоже? – отвечает Джейсон как ни в чем не бывало. – Давай танцевать.

Он хватает меня за руку, притягивает к себе, и в следующее мгновенье мы уже стоим в классической позе бальных танцев. Я чувствую себя странно в его руках, как будто мне следует быть настороже. Я жду, что Джейсон примется меня щекотать или стянет с меня штаны посреди танца. Или, может, начнет выплясывать какой-нибудь идиотский фокстрот или танго. Но Джейсон просто начинает медленно двигаться в такт музыке. Я хихикаю ему в плечо.

– Что смешного?

Это и есть веселье. Я подумала так, но вместо этого покачала головой и сказала: «Ничего». Я вдыхаю запах Джейсона, его рубашка пахнет стиральным порошком и хвоей.

Джейсон начинает подпевать басисту.

– Это должна быть наша песня.

– Да, в самый раз. Парень молит о прощении, – говорю я, закатывая глаза.

– Он не просит прощения, – Джейсон немного отклоняется назад, чтобы посмотреть мне в глаза. – Он просит о доверии.

– Может, потому что он уже однажды не оправдал доверия? – отвечаю я, тоже немного отклонившись назад.

– Откуда такой цинизм?

Я чувствую, что краснею. Джейсон не сводит с меня глаз. В их синеве играют золотые огоньки.

– Это ты вдруг чересчур сентиментален!

– Ну прости, – беззаботно говорит Джейсон. – Я думал, ты веришь в любовь и всю эту ерунду.

Он притягивает меня обратно и прижимает к себе. Он теплый. Я чувствую, как это тепло волнами накатывает на мое тело и разливается по нему от самой макушки и до пяток.

– Да, так и есть. Но если, как ты говоришь, это наша песня, то я выбираю альтернативную интерпретацию слов.

– Как вам будет угодно, профессор Лихтенштейн, – усмехается Джейсон.

– Ты разве не согласен?

Моя щека в опасной близости от его груди. Он нагибается к моему уху:

– Любовь глядит не взором, а рассудком.

Дыхание Джейсона щекочет меня, и от этого по спине пробегает холодок. Я настолько ошарашена, что отвлекаюсь и наступаю Джейсону на ногу. Что это такое было?

– Ауч! – Джейсон подпрыгивает. – Поаккуратнее с этими штуками, ладно? Они, может, и маленькие, но смертельно опасные.

– Э-э… вообще-то там было «Любовь глядит не взором, а душой», – говорю я, исправляя Джейсона. Не ожидала услышать от него цитату из Шекспира, пусть и неточную. – «Крылатый Купидон – божок слепой»[6].

Забавно, что я цитирую эти строки Джейсону. Я тысячу раз его поправляла, но сейчас все иначе. Сейчас я чувствую странное тепло и почему-то не могу посмотреть Джейсону в глаза. Это наша с Фиби любимая цитата из Шекспира, и я всегда представляла, как прошепчу ее Марку на ухо, перед тем как он нежно и мягко поцелует меня в губы. А в итоге я произношу ее в слишком тесных объятиях Джейсона Липпинкотта, который даже неправильно цитирует.

Я поднимаю взгляд. Джейсон смотрит на меня, подняв одну бровь, его глаза блестят. Я жду, что он продолжит издеваться над моей верой в любовь, но вместо этого он начинает меня кружить. Группа тем временем вошла во вкус, музыка гремит на полную мощь, вокалист надрывается. Джейсон крутит меня все быстрее и быстрее. Я теряю равновесие, отпускаю его руку и падаю на ближайший стул.

– Кажется, на сегодня с меня хватит танцев, – говорю я и хватаюсь руками за стул, потому что комната качается. У меня кружится голова. Наверное, от танцев. А может, и от разговоров.

Джейсон все еще смотрит на меня. Блеск в его глазах исчез. Я не могу прочитать выражение его лица.

– Как скажешь.

Он засовывает руки глубоко в карманы, разворачивается, скрипнув кроссовками, и уходит к выходу из книжной лавки. Мгновение – и Джейсон исчезает за стеллажами. Я делаю глубокий вдох. Запах Джейсона все еще со мной – виноградная жвачка, стиральный порошок и еще что-то, чего я не узнаю. Мой желудок делает сальто в животе, но я убеждаю себя, что все дело в танце. Колокольчик у входной двери звякает.

– Эй, подожди меня!

Я подскакиваю и бегу за Джейсоном, превозмогая странное полуобморочное состояние. Посетители кафе оборачиваются мне вслед, но мне все равно. Через стеклянную дверь я вижу Джейсона, он стоит спиной, его рыжие волосы растрепаны и торчат из-под кепки, как всегда. Джинсы настолько потертые, что на заднем кармане виден залом от бумажника. Одна шлевка на джинсах оторвалась, отчего коричневый ремень сидит немного криво.

Я останавливаюсь на секунду, чтобы убедиться, что голова больше не кружится. Потом толкаю дверь. Колокольчик звякает вновь, но Джейсон не оборачивается.

– Не знала, что ты танцуешь, – говорю я ему в спину.

Он оборачивается на меня через плечо:

– Ты многого обо мне не знаешь.

И уходит.

Глава 15 Его сиделка или типа того

«Хочу узнать тебя поближе. К.».

– Я ПРИСЯДУ?

Я удивлена: надо мной вдруг нависла Сьюзен. Ее идеально выпрямленные волосы перехвачены красной повязкой с элегантным маленьким бантиком. Повязка идеально подходит к красному кардигану и к балеткам из красной лакированной кожи.

– Э-э-э… да, конечно, – отвечаю я и поближе придвигаю к себе блокнот, чтобы освободить для Сьюзен место за моим столиком в углу. Честно говоря, я даже рада, что она решила ко мне присоединиться. Я думала, что мы с Джейсоном будем ужинать вместе, но он игнорирует меня с того спонтанного танца в книжном магазине.

Вдруг в другом конце зала раздается безудержный хохот. Джейсон и другие парни запускают булочки с вилок. Ну конечно. Я замечаю за тем столом и Райана. Свободных мест там больше нет, так что ясно, почему Сьюзен подсела ко мне, а не к Райану и не ловит каждое его «йо, чувак».

Класс. Стало быть, мой столик для отвергнутых. – Ты уже успела что-нибудь на… – начинаю я, но замечаю, что Сьюзен достала толстый выпуск британского Vogue и с интересом листает страницы. Похоже, она выбрала именно мой столик, потому что здесь можно спокойно полистать журнал.

Одна булочка перелетает через наш стол, отскакивает от стены за моей спиной и падает на пол. Я вижу, как Джейсон и Райан победоносно подняли вилки.

– Уф, он ужасней всех, нет? – Журнал уже забыт, Сьюзен резко разворачивается к столу с парнями и возмущенно сморит в их сторону. – Как ребенок.

– Точно, – киваю я. Отлично, у нас со Сьюзен, оказывается, есть общая тема для разговора – отвращение к Джейсону. – Как будто он просто не в состоянии вести себя как нормальный человек. И жвачка эта! Ты видела хоть кого-нибудь еще из старших классов, кто бы жевал виноградную жвачку в таком количестве? Отвратительно.

Сьюзен выглядит озадаченной.

– Что? – спрашивает она, а потом качает головой. – А, нет. Я про Райана. Он просто дурак.

– О… – отвечаю я. Значит, все же ничего общего у нас нет.

– А Джейсон вообще-то ничего, – продолжает Сьюзен. – Он так выручил меня прошлой весной, когда мой компьютер стер почти дописанную работу по английскому для профессора Фримена. Джейсон отдал мне свой ноутбук, а его конспекты были в сто раз полезнее моих. Если бы не он, я бы с треском провалила экзамен.

– О… – снова говорю я.

Все вокруг будто перевернулось, хотя я продолжаю сидеть. Джейсон отдал Сьюзен свой компьютер просто по доброте душевной? Джейсон ведет конспекты на уроках? Это еще более странно.

– Да, Джейсон вообще-то лучше всех, – добивает меня Сьюзен и ныряет обратно в журнал. А я снова остаюсь сама с собой.

Я листаю свои заметки, пытаясь разобраться в том кавардаке, который царит в моих записях сегодня. Вечером надо будет писать эссе, но весь этот бред в блокноте едва ли может мне помочь. Мой мозг как будто плавает в бассейне из желе. Впрочем, дело тут не только в моих неудачных конспектах. От книжного магазина до отеля было далеко, но за всю дорогу мы с Джейсоном не сказали друг другу ни слова о том, что произошло. Я вообще не поняла, что это было: то ли между нами что-то промелькнуло, как и в той будке в музыкальном магазине, то ли мне все это почудилось.

Еще пришло новое сообщение от Криса. Телефон запищал, как только мы вернулись в отель. Я хотела продемонстрировать его Джейсону, но после танцев это показалось мне нелепым. И что он хотел сказать фразой «Ты многого обо мне не знаешь»? Что он там скрывает? Почему он просто не может общаться нормально? Вот мы лучшие друзья – а вот вдруг он шарахается от меня, как от прокаженной. Однажды он так доведет меня. Как будто мы играем в странную игру, а его миссия – сбивать меня с толку как можно чаще. И он явно этим наслаждается.

Что ж, тогда я больше не хочу играть. Но я хочу узнать больше о Крисе. Вернее, теперь, когда я его видела, я хочу, чтобы он узнал больше обо мне. Хочу вместо шока и отвращения на его лице увидеть восторг, когда наберусь храбрости для встречи и расскажу, что я пловчиха ростом в полтора метра, а не высокая супермодель. И пусть Крис не самый горячий парень на планете (самый идеальный, конечно, Марк), он все равно прекрасен. Ведь он же читал Шекспира. Там, в кафе. Точь-в-точь ту же книгу, что была у меня.

Я бросаю взгляд на Сьюзен – все ее внимание приковано к статье о возвращении в моду боа. Пожалуй, она даже не заметит, если я сейчас встану и уйду, но как-то странно просто уйти, не сказав ни слова.

– Не возражаешь? – киваю я в сторону лифта. – Мне нужно набросать эссе, а гид был совершенно бесполезный.

– Да как угодно.

Сьюзен смотрит на стол Райана – там как раз освободилось место. Она берет свои вещи и идет туда. Похоже, уже больше не считает, что Райан ведет себя как ребенок.

Пока лифт неторопливо поднимается на мой этаж, я снова открываю телефон и смотрю на сообщение от Криса. Когда кабина проезжает очередной этаж, раздается звонок. Я делаю глубокий вдох и пишу ответ: «И я тебя. Очень. Дж.».

Думаю, самый верный способ – быть краткой и писать просто. Так я не смогу ничего испортить… надеюсь. Двери лифта открываются на моем этаже, и телефон снова вибрирует: «Может, встретимся? К.».

Я открываю рот от неожиданности и испуганно захлопываю телефон. Писать ответ второпях в коридоре – точно не лучшая идея. Нужно все хорошенько обдумать. Я захожу в номер и плюхаюсь на мягкую кровать. Рядом лежит открытый и готовый к работе ноутбук. Только вот мне сейчас не до эссе. Я вообще не могу ни о чем думать. Перед глазами стоят роговые очки и растрепанные волосы. Какой же Крис красавчик! Теперь, когда я знаю, как он выглядит, все стало гораздо хуже: могу представить, как вытянется его лицо от разочарования при встрече со мной.

Что я вообще ему скажу? О да, привет, Крис! Вот какая штука. Когда я говорила «супермодель», я на самом деле имела в виду «старшеклассница». А когда говорила про «фотосессии», имела в виду школьные экскурсии по музеям. Так что я просто грязная лгунья. А еще я живу в Массачусетсе, а не на Манхэттене, но ты, пожалуйста, все равно влюбись в меня, ладно?

От отчаяния я захлопываю ноутбук так резко, что лежащий рядом телефон подпрыгивает и падает на пол. Я поднимаю мобильник и снова перечитываю сообщения от Криса. Значит, он хочет узнать меня получше. Думаю, сейчас не время рассказывать, что последние дни я бегаю за ним по всему городу. Я хочу написать что-то такое, чтобы он понял, как я мила и остроумна, но мне настолько страшно, что я решаю перейти к плану Б: честность.

«Пока не могу. Все очень сложно».

«Сложно» – это просто слово года. Если я попытаюсь описать все как есть на малюсенькой клавиатуре этого паршивого телефона, то мне понадобится несколько дней. Да и тогда не факт, что у меня получится все объяснить. Потому что я понятия не имею, с какой стороны к этому подступиться.

Я ставлю ноут на колени и смотрю на черный экран. Потом решаю еще раз пролистать заметки, на этот раз вооружившись моим любимым зеленым маркером. Я переворачиваю страницы в попытке выудить тезисы, найти, с чего начать эссе. Я все листаю и листаю, в задумчивости засовываю кончик маркера в рот и грызу и нервно вожу пальцами по строчкам. Но чем больше я читаю, тем больше начинаю нервничать. Все бесполезно.

Мой сломанный дорожный будильник подмигивает красной лампочкой, будто насмехается надо мной из-за того, что я так долго не могу справиться с заданием. Я вскакиваю с постели, прислоняюсь спиной к стене и приседаю на невидимый стул. Тренировка мышц ног. Чем сильнее будет жечь в бедрах, тем быстрее остынет голова. Я считаю секунды. Тридцать. Шестьдесят. Девяносто. Время тикает, но ничего не происходит. Почти две минуты, ноги уже начинают дрожать, но хаос из мыслей и страхов никуда не уходит. Где-то на третьей минуте мои ноги сдаются, я опускаюсь на пол. Разминая руками ноги и тяжело дыша, я пытаюсь решить, что делать.

Такое впечатление, будто я брожу в потемках своего разума с фонариком, но никак не могу найти ни единого слова для того, чтобы описать, что я чувствую. Очевидно только одно: мне ни за что не удастся написать сегодня два эссе, тем более учитывая тот факт, что в последние дни Джейсон почти не помогает мне. Вернее, вообще не помогает. Он не помощник, он полная противоположность полезности.

Раз уж он не выполняет свою часть сделки, то и я не собираюсь выполнять свою. Пойду и скажу ему это. Прямо сейчас. Я провожу руками по животу, чтобы разгладить складки на рубашке, глубоко вздыхаю и быстро выхожу из номера, подперев дверь ботинком, чтобы она не захлопнулась – миссис Теннисон уже собрала ключи.

Я останавливаюсь перед дверью Джейсона и громко стучу, пока не успела передумать и отговорить себя. В ответ тишина. Я прислоняю ухо к двери, но не слышу ни музыки, ни телевизора – вообще ни звука. Может, Джейсон спит? На часах десять тридцать. Похоже, он куда-то смылся. Я стучу еще и смотрю в глазок, как будто надеюсь увидеть в него комнату. Я так близко наклоняюсь к двери, что стукаюсь об нее лбом.

– Ауч! – бурчу я под нос и потираю ушибленное место.

– Йоу, его нет, – раздается голос позади меня. Я оборачиваюсь и вижу Квентина Филлипса, игрока из команды по лакроссу и самого отмороженного любителя травки в школе, он высунул голову из двери номера напротив комнаты Джейсона.

– Что?

– Йоу, у тя… че-то… на… – Квентин от смеха толком не может ничего выговорить.

– Что? В чем дело? – раздраженно спрашиваю я.

– Да у тя губы зеленые, – говорит Квентин и тычет мне в лицо пальцем.

Тут я вспоминаю о том, как листала свои заметки и грызла зеленый маркер. Ну класс! Я облизываю палец и начинаю тереть губы, но без зеркала не могу понять, становятся ли они чище.

– А куда он делся? – спрашиваю я Квентина. Он как раз перестал хохотать, значит, мне удалось избавиться от зелени.

– Свалил, – отвечает Квентин, странно коверкая слова, будто он серфер. (Но я-то точно знаю: этот парень родом из Бостона.)

– Ты знаешь куда?

– Йоу, не-а, не знаю точно, – медленно тянет Квентин, прищурившись. – Кажется, он говорил про какой-то сухой закон или че-то типа того.

– Извини, чего? – Я не очень-то сильна в псевдосерферском наречии, так что, скорее всего, что-то не поняла.

– Да не знаю я, ну че ты. – Ленивая ухмылка расползается по лицу Квентина. – Он че-то говорил там про какой-то запрет, но мне было не до того, я устал, но че-то там было про то, что бухло – это зло и все такое.

– Ты уверен, что ничего не путаешь?

Запрет? На алкоголь? Серьезно? Да что этот парень курит? Нет, даже если представить, что в Лондоне проходит какой-то странный митинг против продажи алкоголя, то Джейсон скорее подожжет свои волосы, чем станет в этом участвовать. Пару дней назад он показал себя как раз сторонником алкоголя.

– Йоу, да я типа пришел с пробежки и увидел его в холле, и такой типа: «Йоу, чувак, че как?» – и он такой типа: «Сухой закон. Пора». – Квентин начинает раздражаться. – Да я ваще-то не его сиделка или типа того, разве это не твоя работа, а?

В голове у меня вдруг загорается лампочка. Это никакой не митинг, это тот бар для экспатов, мимо которого мы проходили как-то в первый день в Лондоне, этот бар так и называется – «Сухой закон». Конечно же, Джейсон улизнул пить. Опять. Только на этот раз даже не удосужился мне об этом сообщить.

Взбешенная, я возвращаюсь в номер и что есть силы захлопываю за собой дверь. Зеркало в золоченой раме вздрагивает на стене. Я хватаю с кровати мягкую подушку в шелковой наволочке, зарываюсь в нее лицом и начинаю орать так громко и так пронзительно, как в жизни еще не орала.

Потом бросаю подушку обратно на кровать и смотрю на себя в зеркало. Я вне себя от злости, и это видно. Я бы даже сказала, я выгляжу как чокнутая. Волосы спутались и торчат в разные стороны, потому что я теребила их от волнения. Глаза красные, а на щеках какой-то странный непроходящий румянец. Стены моего номера как будто сдвинулись и теперь давят на меня со всех сторон. Воздух в номере стал тяжелым, липким, и мне тяжело дышать.

Мне нужно взять себя в руки. Немедленно. Я резко открываю шкаф и достаю форму для бега. Быстро переодеваюсь, крепко зашнуровываю кроссовки, кое-как собираю волосы в пучок. Потом нахожу свою порвавшуюся сумочку. Там, во внутреннем кармане на молнии, все еще лежит пластиковая карта-ключ, которую Джейсон стянул для меня. Я не пользовалась ею с той злополучной вечеринки, после которой поклялась, что больше не нарушу ни единого правила. Боже, я никогда так не ошибалась.

Я открываю дверь, высовываю голову и смотрю, нет ли людей в коридоре. Чисто. Я выхожу из номера, делаю глубокий вдох и захлопываю дверь до щелчка. Надо проверить, работает ли ключ. Я облегченно вздыхаю, когда вижу зеленый огонек рядом с ручкой. Значит, все в порядке, можно уходить. Я убираю ключ в карман спортивных шорт и иду к лестнице.

Я бегу долго, мимо проносятся квартал за кварталом. Такое впечатление, будто проходит не один час. Я бегу и бегу, пока ноги не перестают болеть и усталость не исчезает, и вот я просто лечу на автопилоте. Каждый мой шаг соответствует удару сердца. Сейчас поздно и темно, но на улицах полно людей, так что я вряд ли окажусь вдруг одна в темном переулке. Никто, похоже, не обращает внимания на маленькую американку в неоново-розовых шортах, которая бежит по улицам Лондона.

Когда наконец начинаю расслабляться и сбавляю темп, моя кроссовка за что-то цепляется, и я валюсь на землю. Но успеваю вовремя подставить руки, так что мои коленки остались целы, но ладони теперь жжет, и каким-то образом я даже умудряюсь содрать кожу на большом пальце левой руки.

Ну класс! Я осторожно встаю на ноги. На левой кроссовке развязан шнурок – похоже, я на него наступила. Так торопилась выйти из отеля, что забыла завязать еще один узел.

Я нагибаюсь, чтобы снова затянуть шнурок.

– Swe-e-e-e-et Caroline!

Даже несмотря на то, что голос звучит неровно, я узнаю его. Это Джейсон. Я оборачиваюсь и вижу, как он почти вываливается из паба. Я добежала до «Сухого закона». Ну конечно же! Я уже собираюсь развернуться и броситься прочь, но замечаю, что Джейсон в неважной форме. Он налетает на уличную урну и начинает хихикать.

О-ох! Он абсолютно пьян. И похоже, не видит меня. Он восстанавливает вертикальное положение и устремляется вниз по улице, спотыкаясь и налетая на все подряд. Я бросаюсь за ним. Думаю, мне следует убедиться, что он дотащится до отеля в целости и ни во что не влипнет. В конце концов, как сказал Квентин, я же типа его сиделка. Но не успеваю я и пяти шагов сделать, как Джейсон оборачивается и, потеряв равновесие, падает прямо на меня.

– Ой! – взвизгиваю я от неожиданности и пытаюсь сообразить, как мне объяснить, почему я преследую его посреди ночи на улице.

– Вау, вот это я везунчик, – бормочет Джейсон. – Врезаться в такую горячую штучку, как ты.

Эту фразу можно было бы принять всерьез, если бы его глаза не были плотно закрыты. Я и в самом деле вся красная после пробежки, моя старая вытянутая футболка с эмблемой «Ньютон-Норд-Хай» насквозь мокрая от пота, а выбившиеся из пучка волосы прилипли к щекам и ко лбу.

Джейсон трет глаза руками, как будто ему в лицо прыснули перцовым баллончиком.

– Это я, Джулия, – говорю я, пытаясь заставить Джейсона убрать руки от глаз, но он сопротивляется. Тогда я отпускаю его руки, и он, не успев этого понять, по инерции бьет себя кулаком в глаз.

– А-у-у-у-уч! – кричит Джейсон, продолжая тереть лицо. – За что-о-о-о?

– За то, что сбежал из отеля. Опять. И не сказал мне, – тут же отвечаю я и вытираю пот со лба краем своей футболки. – И за то, что надрался в одиночестве так, что глаза открыть не можешь.

– Не в одиночестве! А в кругу друзей! Целой кучи друзей… – возражает Джейсон, но никаких друзей я нигде не вижу.

– Ну так и где же твои новые клевые друзья?

– Только что ушли, – пожимает он плечами. – Вот и я ухожу.

Он делает шаг по тротуару и тут же наступает на свой развязавшийся шнурок. Я хватаю Джейсона, чтобы он не врезался в асфальт.

– В таком состоянии ты без посторонней помощи никуда не дойдешь.

Я прислоняю Джейсона спиной к стене маленького магазина спортивных товаров и присаживаюсь на корточки, чтобы завязать ему шнурки. Квентин был абсолютно прав. Я и правда сиделка.

– Ты мне не мамочка, – тянет Джейсон, прислонившись к ближайшему фонарному столбу. Получается что-то вроде «тымни нимамчка». Похоже, у пьяного Джейсона ярко выраженный бостонский акцент.

– Да уж, хотя она бы тебе сейчас не помешала, – резко отвечаю я. Он отнимает руки от лица – его глаза красные и слезятся. – Что вообще с тобой случилось?

– Один парень купил мне выпить шот под названием «Каскадер»: ты выпиваешь его и выжимаешь сок лайма себе в глаза. Звучит странно, но мне понравилась идея. И потом, как я мог отказаться от халявной выпивки, да и образ жадного американца надо было поддержать… – объясняет он сумбурно, без пауз, останавливаясь лишь для того, чтобы сделать вдох.

– Да-а-а-а уж, а ты реально хитрый, – замечаю я с сарказмом и закидываю его руку себе на плечо.

Мы медленно двигаемся по тротуару в сторону отеля. Я жалею, что не взяла с собой денег: сейчас бы просто запихнула бедолагу в такси, и все. Но вместо этого мне приходится в потной футболке и на свинцовых ногах буквально тащить Джейсона по улице. Он, конечно, тощий, но на голову выше меня, что прибавляет немало веса. И этот вес висит у меня на плечах мертвым грузом. Мы движемся медленно, но Джейсон продолжает спотыкаться на каждом шагу. Я смотрю вниз. Может, у него опять развязались шнурки? Но нет, идеальные двойные узелки на его кроссовках на месте.

– Это… – говорит он, в очередной раз навалившись на меня всем телом. – Я кое-что разузнал, типа как шпион. – Вздрогнув всем телом, он икнул, и мне пришлось покрепче обхватить его за талию, чтобы он не упал лицом прямо на тротуар.

– Ты о чем? – ворчу я, глядя по сторонам, пока тащу его через пешеходный переход. «ДВУХ ТУРИСТОВ-ПОДРОСТКОВ В ЛЕПЕШКУ РАСКАТАЛ ДВУХЭТАЖНЫЙ АВТОБУС». Миленький заголовок для местной газеты.

– Да про «Глобус», Джулия. – Джейсон говорит так, будто мы только секунду назад это обсуждали. – Это не старый дряхлый театр, который даже не настоящий, – Джейсон снова икает, – а андерграундный клу-у-у-уб. Это типа крутое секретное местечко. Может, Крис, твой дружок, был там.

Джейсон все сильнее радуется своему открытию – и все хуже стоит на ногах. Он активно жестикулирует и вдруг задевает мою грудь. Мои щеки мгновенно вспыхивают, и все тело словно пронзает электрический удар, но Джейсон не замечает случившегося, так что я решаю ничего не говорить и продолжаю тащить его к отелю.

– Круто же, Джулия? – Он весь светится, никогда не видела его таким счастливым. – Надо заценить! Пошли-и-и!

– Ты ничего не будешь сегодня заценивать, кроме собственной кровати, – говорю я твердо.

Мы сворачиваем налево, на Риджент-стрит, с ее витринами бутиков и ресторанов. До отеля всего три квартала. Осталось совсем чуть-чуть. Джейсон, кажется, начинает более уверенно держаться на ногах, и я немного ослабляю свою хватку. Он тут же вырывается и утыкается носом в окно шикарного ресторана. На стекле золотой вязью написано французское название.

– Смотри, Джулия! Мясо! Я так люблю мясо! Джейсон стучит пальцем в окно, будто это аквариум, и показывает на пару средних лет за столиком, на котором возвышается ножка ягненка. Они выглядят довольно раздраженными. Еще бы! Они ведь точно не заказывали на гарнир пьяного подростка, прильнувшего к окну.

Я хватаю Джейсона за руку и пытаюсь оттащить от окна, но он сопротивляется. Я подхожу ближе, обхватываю его за пояс и снова тяну прочь. Паре за окном я, как в немом кино, приношу извинения. Тем временем мое внимание притягивает что-то блестящее и в пайетках, колышущееся за женщиной, перед которой я извиняюсь. У меня внутри все обрывается, и руки холодеют. Это серебряное болеро в пайетках наброшено на плечи кудрявой дамы, которая сидит спиной к нам, а напротив нее мужчина, высокий, худощавый, лысеющий, в костюме-тройке. Дама эта – миссис Теннисон…

Хочется одновременно заорать и засмеяться. Похоже, нашу учительницу интересует не только чай с плюшками. Даже не знаю, что в этой ситуации изумляет больше: то, что миссис Теннисон тоже сбегает по ночам, или то, что ее личная жизнь оказалась насыщенней моей.

Подняв пустой бокал, миссис Теннисон пытается привлечь внимание официанта, который направляется к окну, чтобы, похоже, прогнать нас с Джейсоном. Миссис Теннисон начинает поворачивать голову в нашу сторону, и в эту секунду я, вцепившись мертвой хваткой в рубашку Джейсона, изо всех сил дергаю его вниз. К счастью, он не особо устойчив и падает на тротуар.

– Эй! – Джейсон пытается встать, но я снова тяну его вниз. – Ты чего делаешь?

– Отдыхаю, – отвечаю я.

– Да, мне бы тоже не мешало отдохнуть. – Он кладет голову мне на плечо и вздыхает. – Вот так хорошо.

– Ага. – Я кладу руку ему на голову, чтобы он не встал и не попал в поле зрения миссис Теннисон. – Хорошо, что наша учительница еще не вышла из ресторана и не увидела, что ты пьянее, чем съемочная группа реалити-шоу на MTV.

– MTV – отстой, – бормочет Джейсон.

Я с ним согласна, но игнорирую эту реплику.

– Итак, план такой: мы с тобой отползаем от окна, потом возвращаемся в отель, где ты сможешь заснуть, лежа на животе, как советует техника безопасности, о’кей?

– Джулия, твои планы всегда безупречны, – быстро кивает Джейсон.

– Я рада, что ты наконец это заметил, – ворчу я.

Я беру его за руку и крабом крадусь вдоль здания. Джейсон отстраняет мою руку и начинает неуклюже ползти вслед за мной. Когда ресторан оказывается позади, я помогаю Джейсону подняться, снова подхватываю его за пояс и из последних сил тащу в отель оставшиеся три квартала. Чтобы пройти в дверь, Джейсон прижимается ко мне вплотную, кладет подбородок мне на голову и обхватывает руками. От него пахнет виноградной жвачкой, выдохшимся пивом и каким-то вкусным пряным одеколоном. Мне хочется еще раз вдохнуть этот аромат, поэтому я начинаю дышать ртом, чтобы не отвлекаться от цели.

Дверь преодолена, но Джейсон не отпускает меня. Мы вместе вваливаемся в лобби и падаем на красный пушистый ковер. Я молюсь, чтобы никого из наших одноклассников сейчас не было в лобби, окидываю взглядом помещение и с облегчением понимаю, что впервые в жизни мои мольбы были услышаны.

– Джулия, помоги, – ноет Джейсон на полу, протягивая ко мне руки.

Я встаю, беру его за руки, поднимаю и веду к лифту. Я так сильно тыкаю по кнопке вызова, что мой ноготь загибается назад. Я отдергиваю палец и инстинктивно сую в рот, чтобы приглушить боль.

– Мы уже дома? – бормочет Джейсон.

– Да, почти. Ты что, и правда настолько пьян?

– Не, – отмахивается он, – все не так уж и плохо. Тем более теперь, когда ты со мной. Ты лучший партнер в мире. Самый лучший!

– Ну, я стараюсь. Почти пришли.

Я надеюсь, что мы успеем добраться наверх, прежде чем кто-нибудь появится в лобби. Лифт приезжает спустя целую вечность. Двери открываются, и я вновь возношу благодарность Богу – в кабине никого. Я заталкиваю туда Джейсона и сама захожу следом. Вместо того чтобы спокойно сесть на плюшевую красную лавку, Джейсон вновь наваливается за меня. Я вздыхаю и приобнимаю его, чтобы он не упал.

– Спасибо, Джулс, – говорит он, уткнувшись в мои волосы.

Двери лифта закрываются, я бросаю последний взгляд на лобби… и вижу Сару Финдер. Она стоит у стойки регистрации и смотрит на нас. Руки скрещены на груди, бедро в сторону, а во взгляде все зло, что существует в этом мире.

– Превосходно, – бубню я под нос. Двери наконец закрываются, и мы плывем вверх.

Как будто у меня недостаточно проблем! Не хватало еще и Сары! Опять. Уверена, завтра я проснусь от парочки милых сообщений от нее, и, вероятно, все остальные одноклассники будут пялиться на меня еще долго. Просто чудесно. Я начинаю скучать по тем временам, когда всем сплетницам было плевать на меня. Даже не представляю, что сейчас болтают обо мне в школе. Надо будет спросить Фиби о новостях из дома. Слава богу, миссис Ти запретила читать твиттер во время поездки.

Кабину лифта заполняет одеколон Джейсона. Это мне только на руку – не слышно запаха моего пота. Как только двери лифта открываются на нашем этаже, Джейсон выходит в коридор и направляется в сторону своего номера. Отлично, теперь мой партнер почему-то в состоянии идти сам. Я бегу за ним и догоняю уже у двери. Он достает хитростью раздобытый ключ от двери и пытается запихнуть пластиковую карточку в небольшое отверстие, но не попадает – карта утыкается в дверь, а потом падает на ковер нам под ноги.

– Давай я. – Я вздыхаю и нагибаюсь как раз в тот момент, когда нагибается Джейсон, и мы стукаемся лбами.

– Ауч! – смеется Джейсон. – Да у тебя чугунная голова!

Мое терпение на исходе, я молча поднимаю карту, засовываю в замок и открываю дверь. Джейсон вваливается первым. Я застываю в нерешительности, но потом решаю последовать за ним, вспоминая, что нам рассказывали об отравлении алкоголем на уроке ОБЖ. Кажется, мне следует убедиться в том, что Джейсон спит на животе, а не на спине.

Джейсон падает на свежеубранную (спасибо обслуживанию в номерах) постель. Я иду в ванную и наливаю стакан воды, на обратном пути подхватываю маленькое мусорное ведро и отношу его к кровати. На всякий случай.

– Так мягонько, – бормочет Джейсон.

– Знаю. – Я ставлю стакан с водой на тумбочку. – Жду не дождусь, когда сама улягусь.

– Готов поспорить, моя кровать лучше.

– Думаю, все кровати были куплены у одного поставщика, так что они одинаковые по…

– Да брось, попробуй только. – Джейсон смотрит на меня прищурившись и хлопает ладонью по свободному месту рядом с собой.

– Ну уж нет! – Мои щеки горят. Я указываю на стакан с водой. – Это тебе. Пей.

Джейсон переворачивается на живот.

– Не, не надо. Мне и так отлично. – Его голос звучит глухо из подушек. – Ты лучше всех. Я это уже говорил? Нет? Но это так.

– Ага, спасибо. – Я провожу рукой по шортам. – Ну что ж, спокойной ночи. Не спи на спине, ладно?

Но ответа я не получаю. Через несколько секунд Джейсон начинает похрапывать. Я кладу его ключ на тумбочку – тут Джейсон точно найдет его утром – и засовываю руку в карман, чтобы взять свой. Только вот моего ключа в кармане нет. То есть я бы сказала, что самого кармана нет: мои пальцы проскальзывают в дыру в подкладке. О боже! Ладони и ступни начинает покалывать, я пытаюсь все это осознать. Мой ключ пропал.

Я закрываю глаза и представляю, как маленькая белая пластиковая карта лежит где-то на шумных улицах Лондона, на моем длинном и запутанном беговом маршруте.

– Твою мать, – шиплю я, и Джейсон поднимает голову на кровати.

– Джулия, да выругайся ты уже наконец, – бормочет он. Похоже, не успел заснуть глубоко.

Вздохнув, я перебираю варианты. Можно попытаться попросить на ресепшене еще один ключ, но за утерянный придется заплатить штраф, и к тому же миссис Теннисон узнает, что я выходила (я смотрю на часы) в полночь. Отлично. Я смотрю на Джейсона, развалившегося на кровати в позе морской звезды. Спать с ним на одной кровати я точно не стану.

Я беру одну из подушек и плед с кресла. Ванна в номере Джейсона, в отличие от моего, установлена в отдельном помещении, так что на полу в ногах у кровати лежит мягкий ковер. Я устраиваюсь на нем поудобнее. Так и буду спать.

Но минут через пятнадцать мне становится ясно, что так я не засну. Весь ковер состоит из декоративных узелков, которые врезаются мне в бока. К тому же я никак не могу выкинуть из головы мысль о том, что лежу на полу, по которому люди ходят грязными ногами. Мне даже начинается казаться, что вокруг одни ноги. Поэтому я просто лежу в темноте, уставившись в потолок, в спину мне врезаются узелки, и тысячи невидимых ног ходят по комнате.

Нет, я не могу так. Но единственное, что остается… Я просто не могу… не стану… Я поднимаю голову и вижу, что Джейсон свернулся клубочком, оставив ровно половину кровати свободной. Места достаточно, чтобы лечь, не касаясь его.

Глубоко вздохнув, я залезаю на кровать и аккуратно устраиваюсь рядом с ним. Он глубоко спит. Я так напряжена, что, кажется, вообще не смогу сомкнуть глаз, но уже через несколько секунд усталость берет свое, и я проваливаюсь в сон.

Глава 16 Око за око, эсэмэс за эсэмэс

«Увы! Я никогда еще не слышал… чтоб гладким был путь истинной любви…»[7];) К.

СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ ПАДАЕТ мне на веки. Глаза обжигает, и я пытаюсь накрыться одеялом с головой, но не могу – я лежу на нем сверху. Без одеяла? И не замерзла? Я всегда мерзну, если скидываю одеяло во сне… С трудом разлепляю сонные глаза и вижу гору грязного белья на полу в углу. Почему я не сложила одежду вчера вечером нормально? Приглядываюсь: на моих джинсах нет дырок от Abercrombie&Fitch…

Наконец до меня доходит: я в номере Джейсона Липпинкотта. И понятно, почему я не замерзла: я лежу на боку, щекой на пышной пуховой подушке, колени согнуты и подтянуты к животу, мне тепло и уютно, как будто я сплю в чьих-то объятиях. Минутку… Я и сплю в чьих-то объятиях. Тяжесть в районе талии – от чужой руки. А под коленками не подушка, а другая пара коленей. Огосподибожемой. Меня и правда обнимают. Джейсон. Меня обнимает Джейсон, он зарылся лицом в мои волосы, и я чувствую, как его дыхание щекочет мне ухо. ОБОЖЕЯОБНИМАЮСЬСДЖЕЙСОНОМ!

Если бы в моих мозгах мигала красная лампочка и выла сирена, то вспышки и завывание заметили бы аж в Бостоне. До момента, когда весь класс соберется в лобби перед поездкой на очередную экскурсию, осталось ровно одиннадцать минут, а у меня до сих пор нет ключа от номера. И я точно не успею, заспанная и помятая, незаметно прошмыгнуть в лобби, взять ключ, переодеться и снова спуститься.

Я ужасно хочу вскочить с кровати, но я боюсь разбудить Джейсона, ведь тогда придется объяснять, почему я всю ночь проспала в его (огосподибоже) объятиях. Я тихонько начинаю отползать к краю кровати, стараясь не потревожить Джейсона, но когда, уже почти вырвавшись на свободу, собираюсь спустить ноги на пол и бежать, с другого края кровати раздаются вздох и кашель. Рука Джейсона снова обхватывает меня за талию и тащит обратно. Столько усилий – и все напрасно, я снова лежу на боку в объятиях Джейсона.

Я снова пытаюсь сбежать, только на этот раз медленнее. Но едва мне удается сдвинуться на пару сантиметров, как Джейсон опять начинает недовольно бурчать. Разобрать слова трудно, но мне кажется, я отчетливо слышу «еще поцелуй». О. БОЖЕ. Я обнимаюсь с Джейсоном Липпинкоттом, пока ему снятся поцелуи? Я решаю не тратить время на медленный и плавный побег и, резко дернувшись, скатываюсь на пол, на какую-то подушку, которая, видимо, свалилась с кровати ночью.

Вскочив на ноги, я смотрю в зеркало. Зачем я вообще вышла вечером из номера? На мне по-прежнему мои неоновые шорты и вчерашняя футболка. Не знаю, достаточно ли я популярна для того, чтобы одноклассники обсуждали мою одежду, но сегодня мне точно не хочется это выяснять. К тому же Сара видела, как мы с Джейсоном вместе поднимаемся наверх. Если она увидит меня в той же одежде, то слухам не будет конца и потоку сообщений тоже. К счастью, мой телефон лежал в другом кармане.

Пол завален одеждой. Я одну за другой начинаю брезгливо поднимать вещи с ковра двумя пальцами, аккуратно принюхиваясь в поисках наиболее чистых. Мне еле удается сдерживать приступы тошноты, потому что скоро становится ясно: большая часть футболок совсем не свежая. Я опускаюсь на четвереньки в надежде найти хоть что-нибудь – что угодно – чистое или хотя бы не очень грязное. Наконец удача улыбается мне: под кроватью моя рука натыкается на еще одну кучу одежды. Я бегу в ванную и переодеваюсь в зеленую футболку Boston Celtics с чемпионата 2009 года. Она настолько мне велика, что достает до колен. Будь у меня ремень, я, пожалуй, могла бы превратить ее в мини-платье (и это был бы самый стильный наряд за всю последнюю неделю). Но ремня у меня нет, и остается лишь надеяться на то, что стиль бомж-шик все еще актуален.

Я пытаюсь расчесать спутавшиеся волосы руками и собираю их в неаккуратный пучок резинкой, снятой с запястья, потом быстро умываюсь холодной водой и чищу зубы, выдавив на указательный палец зубную пасту Джейсона. После всего этого я делаю шаг назад и снова окидываю критическим взглядом свое отражение в зеркале. Нет, все равно выгляжу так, будто меня сбила машина. Футболка мятая и размеров на шесть больше, чем нужно. На щеках все еще видны следы от подушки, волосы торчат из пучка в разные стороны. Больше всего на свете мне хочется снять шорты, которые я вчера носила весь вечер и в которых спала всю ночь, но им замены в гардеробе Джейсона я уж точно не найду. Остается только смириться. Пора идти.

Я выхожу из ванной, Джейсон все еще крепко спит. Если я не разбужу его сейчас, он пропустит поездку, а если разбужу… мне придется объяснять, как я оказалась в его кровати.

– Прости, Джейсон, – шепчу я и, схватив его толстовку со спинки стула, крадусь к двери.

Миссис Теннисон возвращает нам ключи, только когда все собрались в лобби для поездки в Ноттинг-Хилл. Для того, кто провел прошлую ночь на романтическом свидании, наша учительница выглядит на удивление свежо и бодро.

– Где твой партнер? – спрашивает она, отдавая мне ключ. По ее интонации понятно, что она больше не сердится на меня.

– Он плохо себя чувствует, – не раздумывая говорю я. Да это просто отговорка века. – Говорит, у него кишечный грипп или типа того.

Миссис Теннисон прищуривает глаза и испытующе смотрит на меня, я стараюсь изобразить самый правдоподобный взгляд «Я сама невинность». В третьем классе он сработал, даже когда я случайно сделала вмятину на капоте «тойоты» миссис Хардвелл во время игры в стикбол. Каким-то чудом мне удалось убедить ее, что виновата белка с гигантским желудем.

– Очень жаль, – наконец произносит миссис Теннисон. – Надеюсь, ты не заразилась.

Вот так я стала третьей лишней в паре Райана Линча и Сьюзен Морган. Сара, бросив на меня презрительный взгляд, что-то шепчет Иви. Мои щеки вспыхивают. Я вспоминаю, как Сара вчера вечером смотрела на Джейсона, повисшего на мне в лифте. О боже… если она узнает, что сегодня мы еще и спали в одной постели…

Я делаю глубокий вдох. Никто не знает. И никто не узнает. Ничего не было. Миссис Теннисон выгоняет нас на улицу и указывает в сторону ближайшей станции подземки.

– Куда мы едем? – слышится писклявый голос Иви.

В плане напротив сегодняшней поездки было написано «Шопинг». Естественно, идея провести весь день в роскошных бутиках Лондона взбудоражила мою одноклассницу.

– Мы с вами направляемся в Ноттинг-Хилл, – отвечает миссис Теннисон, постоянно пересчитывая по головам весь класс, пока мы идем по улице.

– Как в том фильме? – спрашивает Сара.

– В каком фильме? – отвечает миссис Теннисон. Сара явно не ожидала этого и от удивления уставилась на учительницу с открытым ртом. Миссис Теннисон, покачав головой, снова принялась всех пересчитывать.

– Мы направляемся на знаменитый блошиный рынок, там можно найти самые оригинальные и любопытные артефакты со всего света.

– Артефакты? – стонет Иви.

Я прямо вижу, как образы тончайшего кашемира и туфель Jimmy Choo тают у нее перед глазами. Я читала, что в Ноттинг-Хилле есть прекрасный рынок винтажной одежды, но рассказывать об этом Иви не стану. Все равно она почти никогда не надевает одно и то же дважды, так что вряд ли ее заинтересует винтаж.

Улыбнувшись сама себе, я представляю букинистические магазинчики, в которые смогу сегодня заглянуть. Правда, придется просто любоваться книгами, потому что все мои деньги лежат в порванной сумочке, которая осталась в запертом номере.

* * *

К сожалению, в планах Райана и Сьюзен букинистические магазины, похоже, не отмечены. Я пытаюсь завести их в маленькую, полную народу узкую лавку с ярко-синим фасадом, но Сьюзен закатывает глаза, берет Райана под руку и тащит на противоположную сторону улицы. Вскоре становится ясно, что никаких впечатляющих древностей я сегодня не увижу. Похоже, вечернее эссе мне придется писать о нелепой технике флирта Сьюзен Морган, а в примечаниях отразить не менее нелепое поведение Райана Линча, объекта ее воздыхания, и его неспособность понимать даже самые очевидные намеки. И видимо, неотъемлемой частью этого запутанного брачного танца является приверженность идее о том, что меня вовсе не существует.

По крайней мере, мне можно не волноваться из-за того, что они заметят на мне одежду Джейсона. Да они не обратят внимания, даже если я прямо сейчас сорву с себя эту футболку и пробегу по рынку в одном лифчике, размахивая руками над головой и зловеще хохоча. Кстати, я вообще-то еще ни разу не проводила ночь в одной постели с парнем. Это автоматически делает Джейсона буквально первым парнем, с которым я спала. От одной этой мысли мне хочется закричать, или обмочить штаны, или срочно сменить школу.

Я замечаю Сару у лавки с причудливой бижутерией из шестеренок от старых часов и быстро ныряю за другой прилавок, чтобы остаться незамеченной. Я заранее готовлюсь к очередному колкому сообщению. По правде, я даже немного удивлена, что какая-нибудь гадость еще не появилась в папке «Входящие». Пока сегодня я получила сообщение только от Криса. И еще ничего не ответила. Да и как бы я смогла это сделать? Я не знаю, что можно написать.

Тем временем Сьюзен останавливается, чтобы купить мороженое, и у меня наконец появляется возможность повнимательнее осмотреться вокруг. Я замечаю стол, уставленный рядами чайных пар. И чашки, и блюдца сделаны из тончайшего фарфора и вручную расписаны ярким цветочным узором. Кажется, дунь посильнее – и все немедленно рассыплется на миллионы осколков. Такие нежные и беззащитные, чашечки и блюдца стоят просто на столе посреди улицы. Я закрываю глаза и представляю, как Джейсон дурачится, изображая какого-нибудь ниндзя, случайно переворачивает стол и осколки фарфора дождем летят на дорогу. Я открываю глаза. Чашки в порядке. Странно, но я как будто разочарована.

О господи! Я что, скучаю по Джейсону? Ладно, наверное не то чтобы скучаю. Скорее просто признаю, что без него все эти экскурсии определенно не такие интересные. Может, дело в нелепом общении Сьюзен и Райана, а может, в том, что я в принципе никогда не получала особого удовольствия от шопинга? Короче, мне ужасно скучно.

– Э-э… ты идешь?

Сьюзен тащит Райана за рукав дальше, в другой руке у нее тает рожок мороженого. Я вздыхаю и плетусь следом. Надо срочно избавиться от них. Иначе меня скоро стошнит от этого жалкого флирта.

Я ищу в толпе миссис Теннисон. К счастью, она оказывается всего через две лавки от меня – рассматривает фарфоровые фигурки домашних животных. Я подхожу, пока она крутит в руках овцу размером с кулак, с жутковатой улыбкой на морде.

– Видела ли ты когда-нибудь такую очаровательную вещицу? – спрашивает миссис Теннисон.

О нет! Некоторые еще в детстве начинают коллекционировать кукол и потом все никак не могут остановиться. Я должна была раньше догадаться, что миссис Ти как раз из таких. Спорю на что угодно, подушечки с вышивкой она тоже собирает.

– Миссис Теннисон, я как-то плоховато себя чувствую. – Я кладу руку на живот, чтобы было правдоподобнее. – Не знаю, может, я все-таки заразилась от Джейсона. – Я пытаюсь думать о чем-то, от чего могла бы побледнеть, но сейчас в голове лишь воспоминания о том, как я проснулась рядом с Джейсоном, и от них эффект прямо противоположный: я чувствую, что краснею как ненормальная.

– Хм-м-м-м, – озадаченно мычит миссис Теннисон и ставит овцу на место. – Выглядишь ты так, будто у тебя и впрямь жар.

Да!

– Кажется, у меня температура. – Я хватаюсь за ее же слова и кладу руку на лоб, будто меня прошиб пот.

– Что ж, пойдем, я посажу тебя в такси, поедешь в отель и отлежишься сегодня. – Она берет меня под руку и ведет к дороге. – Надеюсь, это не вирус, а не то обратный полет превратится в настоящий ад. Может, вы двое что-то ели вместе? Или пили из одной бутылки?

Одной мысли об обмене слюной с Джейсоном достаточно, чтобы вызвать у меня рвотный позыв, но это мне только на руку. Миссис Теннисон гладит меня по спине, вздыхает и говорит себе под нос: «О боже».

– С возвращением, мисс. – Швейцар в белых перчатках придерживает для меня тяжелую дверь.

Я вяло улыбаюсь ему в ответ. Сегодня я совсем не чувствую себя «мисс». Сначала я проснулась в одной кровати с парнем. Потом надела не свою одежду, да еще и не совсем чистую. Соврала миссис Теннисон, сказавшись больной… Но наблюдать за тем, как Сьюзен натужно хихикает над глупыми шутками Райана, пока тот глазеет на симпатичных британок, было уже невозможно.

Поднявшись на свой этаж, я прохожу мимо своей комнаты прямо к номеру Джейсона и принимаюсь бодро колотить в дверь, но потом, вспомнив о собственном похмелье, начинаю стучать потише.

– Джейсон? – говорю я мягко, но достаточно громко, чтобы он мог услышать. – Джейсон, ты там?

Дверь открывается. Джейсон стоит передо мной в той же одежде, в которой я оставила его утром и в которой он был вчера. Его глаза красны – отчасти из-за похмелья, отчасти из-за того глупого шота. Рыжие волосы торчат в разные стороны, а посередине, прямо надо лбом, примяты, словно его лизнула корова. После такого сам пить не захочешь.

– Что? – бормочет Джейсон, массируя пальцами виски, видимо, в надежде унять головную боль.

– Тебе нужно поесть, – говорю я, переступая через порог. – А еще тебе нужно привести себя в порядок и подышать свежим воздухом.

– Уф, – стонет он и плюхается обратно на кровать. Я подхожу к комоду и открываю верхний ящик, но тот пуст. Все остальные тоже.

– Где вся чистая одежда? – спрашиваю я с энергичной интонацией сержанта по строевой подготовке. Я не собираюсь снова испытывать судьбу, выискивая что-то подходящее на полу.

Джейсон что-то бормочет в подушку, и его рука падает на кровать, указывая влево, в угол. Взглянув в указанном направлении, я вижу чемодан, набитый мятыми футболками и драными джинсами. Конечно же, Джейсон даже не стал его распаковывать. Порывшись в чемодане, я достаю свежую футболку, джинсы и, стараясь сохранять максимально нейтральное выражение лица, добавляю темно-синие трусы с военными кораблями. Потом кидаю одежду на кровать рядом с Джейсоном.

– Вставай, – говорю я. – Тебе станет лучше. Он издает очередной нечленораздельный звук, что-то среднее между хрюканьем и стоном.

– Вставай, – повторяю я и ухожу в ванную, чтобы включить воду в душе. – Даю тебе последний шанс, а потом начну громко петь песни из мюзиклов. А пою я чудовищно.

Джейсон продолжает лежать, так что я делаю глубокий вдох и начинаю петь первые слова «Tomorrow» из мюзикла «Annie».

– О-о-о-о-ох, – стонет Джейсон, вскочив с кровати. – Ладно! Блин, тебе надо работать в Гуантанамо.

– Прекрасно. – Я направляюсь к выходу: не собираюсь смотреть на Джейсона без штанов. – Я вернусь через десять минут. Помойся и будь готов к выходу, а не то спою тебе «Bye-Bye, Birdie».

Я иду по коридору к своему номеру. Удивительно, но настроение у меня прекрасное. Я как будто только что спустилась с подиума с золотой медалью на груди. В номере я быстро сбрасываю огромную одежду Джейсона и свои шорты и надеваю вельветовые брюки и шотландский шерстяной свитер, который мама привезла из Англии, когда они с отцом были здесь много лет назад. Этот свитер старше меня, я нашла его у мамы в шкафу пару лет назад и с тех пор ношу каждую зиму.

Вернувшись к Джейсону, я вижу, что необходимости в бродвейских постановках больше нет. Он помылся и переоделся; правда, его веснушчатое лицо все равно зеленоватое, а веки опухшие. Я кладу его аккуратно сложенную стопкой одежду в комод (собственно говоря, теперь это единственные вещи в его комоде, поскольку остальные раскиданы по полу).

Джейсон почти не говорит, пока мы, выйдя из гостиницы, бредем по улице. Точнее, вообще ничего не говорит, и только спустя некоторое время со стоном указывает на один из ресторанов.

– «Wagamama»? – читаю я вывеску. – Никогда о таком не слышала.

– Это еда от похмелья, – отвечает Джейсон.

– Ты вроде говорил, что у тебя не бывает похмелья.

– Я говорил, что у меня редко бывает похмелье, потому что я знаю свою норму. – Он толкает дверь ресторана. – Но вчера я точно выпил слишком много.

«Wagamama» оказалась отличной лапшичной, мы оба заказываем по миске рамена с курицей и овощами. Джейсон принимается за еду, и его лицо начинает приобретать здоровый оттенок, взгляд проясняется, и наконец появляется фирменная кривоватая ленивая ухмылка.

– Ну и как же тебе удалось сбежать с сегодняшней экскурсии? – спрашивает Джейсон.

– Заглянула в «Сборник уловок Джейсона Липпинкотта» и решила притвориться больной, – отвечаю я. – Кстати, можешь сказать спасибо за то, что я и тебя выгородила.

– Отлично сыграно, – говорит он, не отрываясь от лапши. – За мной должок.

– Тебе удалось поспать? – Едва задав этот вопрос, я понимаю, что сама неосознанно спровоцировала обсуждение нашей странной ночи. Впрочем, не уверена, что Джейсон что-то помнит. Он был сильно пьян, когда уснул, и я ушла до того, как он успел проснуться.

– О боже, да, – отвечает он и меняет палочки на ложку. – Я спал как младенец. Сто лет так хорошо не высыпался. А ты?

– Ну так, нормально… – Я краснею, пытаясь угадать, в курсе ли он, что я спала в его номере. В его кровати. В обнимку с ним.

– Ты смеялась во сне.

Я быстро поднимаю голову от тарелки. Так он знает!

– Я что?

– Да, но не обольщайся, – продолжает Джейсон с улыбкой. – Ничего милого в этом нет. Скорее жутко. Как будто ворон каркает. Ты реально чокнутая, зубрила.

– Ой, да заткнись ты! – Я кидаю в Джейсона бумажную упаковку от палочек, и она приземляется прямо ему в миску, там, кроме бульона, уже почти ничего не осталось. Джейсон вылавливает упаковку и кидает обратно в меня, но похмелье сказалось на его меткости, и бумажка пролетает над моим плечом.

Я рассказываю о шопинге вместе с Райаном и Сьюзен, и Джейсон шутит, что им не помешало бы приобрести себе новые мозги. Я говорю, что ему повезло, ведь он смог проспать эту увлекательную поездку, и я завидую, потому что и сама не отказалась бы ее пропустить.

– Ну, можешь проспать завтра, – предлагает Джейсон. – Я тебя прикрою. Скажу миссис Теннисон, что ты не смогла оторваться от гигантской энциклопедии или типа того.

– Ну уж нет! Я так долго ждала завтрашнего дня, – отвечаю я, игнорируя его подкол про энциклопедию. – Эта экскурсия должна стать вишенкой на торте всей поездки.

– А что завтра?

– Стратфорд-на-Эйвоне. – Я в шоке от того, что Джейсон забыл.

– А, ну да. Точно. И что такого занимательного в том, чтобы поглазеть на родной город Шекспира, а? – спрашивает Джейсон. Он дует на бульон в ложке с такой силой, что несколько капель падают на стол.

– Шекспир, пожалуй, самый великий писатель за всю историю человечества. И посмотреть, где он родился и вырос, очень интересно. Может, он именно там написал какие-то из сонетов. «Сравню ли с летним днем твои черты?»[8] – начинаю цитировать я, но тут же смущенно замолкаю.

– Ну да, наверно, – отвечает Джейсон, поднимает миску и залпом допивает оставшийся бульон. Я строю гримасу в ответ.

– Знаю, что ты не веришь в любовь, но я верю. – Я аккуратно кладу палочки рядом со своей пустой миской. – И Шекспир точно знал, как о ней писать. Крис бы понял. Уверена, он может оценить Шекспира по достоинству.

– И почему же? Потому что он британец? Это же расизм. – Уголки губ у Джейсона поднялись вверх. Он снова прикалывается. Хороший знак. Джейсон поднимает голову от миски. – И вообще. Я никогда не говорил, что не верю в любовь. Я просто не верю, что она всегда приходит в назначенное время и в идеальной обертке.

Я в стомиллионный раз закатываю глаза, а он в стомиллионный раз это игнорирует. Это стало уже чем-то вроде нашей доброй традиции. Даже с его чавканьем, брызгами бульона и подколами я чувствую себя намного счастливее, чем утром. Хотя я почти уверена, что настроение у меня поднялось благодаря моему загадочному другу по переписке и завтрашней экскурсии в Стратфорд-на-Эйвоне.

– Что будем дальше делать, зубрила? – спрашивает Джейсон, выходя из ресторана.

– Ну, для начала ты мог бы перестать называть меня зубрилой. Я только что соврала учительнице, чтобы сводить тебя на обед, и меньшее из того, что ты можешь сделать в благодарность, – это начать называть меня по имени.

– Ладно, ладно. Я же не знал, что ты такая оторва, – смеется Джейсон. – Так что будем дальше делать, Джулия?

Об этом я пока не думала.

– Не знаю. Да все, что хочешь, наверно. Мне нужно купить еще одну телефонную карточку. Не знаю, сколько стоят все эти сообщения, но они точно не…

– «Лондонский глаз»! – Джейсон обрывает меня на середине предложения.

– Чего?

– «Лондонский глаз». Хочу на нем прокатиться. Я молчу, и Джейсон поднимает одну бровь.

– Ты же сама сказала: будем делать все, что я хочу. Я хочу кататься.

Проходит минута, и я все-таки соглашаюсь. Не то чтобы я боялась высоты, но… Ладно, я немного боюсь высоты. «Лондонский глаз» упоминается во всех моих пяти путеводителях (и в тех трех, что я оставила дома). Это самое высокое колесо обозрения во всей Европе, и в каждой книжке говорится о потрясающих видах, которые открываются с него. Я бы предпочла наслаждаться великолепием этой достопримечательности с земли, но, похоже, этому не суждено сбыться.

Папа вечно сокрушался, что колесо еще не построили, когда они с мамой были в Лондоне. И всегда говорил, что в следующую поездку они прокатятся – по кругу за каждый год, что они женаты, а мама всегда улыбалась и отвечала: «Тогда нам не стоит тянуть до старости и седых волос». Значит, мне следовало бы проехаться все десять раз за них, но, думаю, хватит и одного.

Когда мы добираемся до «Лондонского глаза», я понимаю, что это вообще-то не совсем колесо обозрения. Это скорее колесо обозрения на стероидах. Каждая стеклянная кабина может вместить человек двадцать, а сама конструкция настолько огромна, что полный оборот колесо совершает за полчаса.

Джейсон покупает мне билет.

– Моя идея – мне и платить, – говорит он безапелляционно, и мы заходим в кабину.

Она почти полностью сделана из стекла, чтобы туристы могли насладиться видами Темзы и Лондона, раскинувшегося под ними. В центре кабинки деревянная скамейка, на ней сидит лишь одна женщина, и, похоже, она действительно боится высоты. Женщина старается глубоко дышать и периодически опускает голову между колен. Надеюсь, ее не стошнит: не уверена, что смогу выдержать так долго в исполинском хомячьем шаре с этой дамочкой.

Мы поднимаемся, и я наслаждаюсь пейзажем. Вид открывается великолепный. Я смотрела видео, снятые дронами с высоты птичьего полета, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я вижу вживую. Вспоминается сцена из фильма про Вилли Вонку, когда Чарли сбегает с фабрики и летит над городом в стеклянном лифте. Вокруг голубое небо, мимо плывут пушистые белые облачка, похожие на животных. Еще чуть-чуть – и мы приземлимся прямо на пузико мягкого облачного котенка. Мы забираемся все выше, и экскурсионные катера, снующие по Темзе, уже похожи на игрушки. Даже Биг-Бен начинает казаться крошечным, когда мы подползаем к самой вершине. Я жду, что Джейсон отпустит по этому поводу очередную пошлую шутку. Но вместо этого он говорит:

– В детстве я обожал кататься на этой штуке.

Я перевожу взгляд на него. Он смотрит вниз на людей, которые теперь размером чуть больше хлебных крошек, и продолжает:

– Наверное, был одним из первых, кто вообще тут катался. С тех пор сто лет прошло.

– Я не знала, что ты раньше бывал в Лондоне, – отвечаю я, тоже уставившись на город.

– Ну, технически я не «бывал» тут. – Джейсон пожимает плечами. – Я гражданин Великобритании. Моя мама – англичанка. Так что я вроде как не турист.

– Чего, прости? – Я отрываюсь от вида и перевожу взгляд на Джейсона.

– Да это просто формальность, – отвечает он, не глядя на меня. – У меня двойное гражданство. Я все равно американец.

Я не знаю, что сказать. Я никогда ничего не слышала о матери Джейсона, но решила, что она обычная бостонская мама – обеспеченный средний класс, домик в пригороде… В жизни бы не догадалась, что она британка, а про то, что и Джейсон тоже англичанин, я и подумать не могла. Вспоминаю, как он сказал пару дней назад: «Ты многого обо мне не знаешь». Он не шутил.

Я внимательно его рассматриваю, пытаясь понять, можно ли продолжить расспросы, но он не обращает на меня внимания. Он смотрит поверх Темзы на небольшой квартал домов чуть левее обширных зеленых садов Букингемского дворца.

– Видишь там вдалеке маленький шпиль? – внезапно спрашивает Джейсон. – Вон тот, синий, он как будто немного кривой? На церкви?

Я слежу взглядом за пальцем Джейсона и действительно замечаю вдалеке маленький синий шпиль, он выглядит очень странно, будто изогнут. Едва я его нахожу, Джейсон убирает палец от стекла и вынимает из заднего кармана кожаный бумажник, настолько старый, что кожи в нем почти не осталось – одни заплатки из клейкой ленты. Джейсон открывает кошелек и достает маленькую потрепанную картинку, вырезанную точно по размеру кармашка, в котором лежит пластиковая карточка ученика «Ньютон-Норд».

Это фотография Лондона, сделанная с какого-то здания. В кадре одни крыши и трубы. Джейсон прикладывает картинку к стеклу, и я замечаю, что изображение совпадает с видом из окна. Конечно, снимали с другой точки – дома на фото гораздо крупнее, но я узнаю тот странно изогнутый шпиль. Джейсон указывает на маленькую зеленую крышу одного из домов рядом со шпилем.

– Там я жил до пяти лет, – говорит Джейсон. – Потом мама ушла, и мы с отцом уехали в Штаты.

Мгновение я молчу, переваривая услышанное. То есть Джейсон не просто британец, он на самом деле жил в Лондоне? Я всегда была убеждена, что Ньютон – один из тех маленьких городков, в которых все всё про всех знают. Однако никто никогда не говорил, что Джейсон жил в Соединенном Королевстве.

– И каково это было – жить здесь? – спрашиваю я, глядя на крошечную трубу дома Джейсона.

– Да я не так уж много помню, – отвечает Джейсон, улыбнувшись уголком рта. – То есть вообще почти ничего. Дом был маленький, но однажды на Рождество нам каким-то чудом удалось втиснуть в угол огромную елку. Я заставил маму нанизывать попкорн на нитку – видел такое в кино. Мама колола пальцы, но нанизывала, а я подъедал его с другой стороны. У нас так и не было никакой гирлянды из попкорна. – И Джейсон засмеялся.

– Это очень милая история, – говорю я, вспоминая, как мы отмечали Рождество, пока папа был жив.

Он всегда говорил, что дети, которые не верят в Санту, подарков не получат. А в канун Рождества подговаривал нашего соседа позвонить в дверь, и когда я ее открывала, за ней оказывались подарки в наволочке. Папа всегда потом долго объяснял, что особенно послушных маленьких девочек и мальчиков Санта навещает пораньше. И я верила в Санту, всем сердцем верила, до самой папиной смерти.

– Да, хорошее было время, – отвечает Джейсон, грустно усмехаясь. Он убирает картинку обратно в бумажник, а бумажник в карман. – Забавно. Теперь на Рождество мама просто присылает мне открытки. Я даже не уверен в том, что она сама их подписывает.

В воздухе снова повисает тяжелое молчание, но потом Джейсон снова указывает на шпиль и говорит:

– Сорок два по Эбари-стрит, вон там.

Я смотрю на часы: когда поездка на колесе закончится, у нас останется куча времени до того, как миссис Теннисон с классом вернутся в отель.

– Хочешь, пойдем посмотрим? – спрашиваю я. – У нас достаточно времени, чтобы съездить к твоему старому дому.

– Ну уж нет, – холодно отвечает Джейсон.

Я не настаиваю. Я хочу сказать что-то, что разрядило бы обстановку, но в голову приходят только глупые банальности. Так что я просто молча стою и тереблю ремешок часов.

Вдруг колесо резко останавливается, наша кабина, вздрогнув, замирает над рекой. Несколько человек теряют равновесие из-за этого неожиданного толчка. Джейсон, у которого руки были в карманах, натыкается на меня. Я отпрыгиваю назад, но врезаюсь в пару, стоящую у меня за спиной, и, как мячик, отскакиваю прямо в грудь Джейсону. Я выставляю руки, надеясь схватить его за плечи, но он слишком высокий, так что мне удается лишь обхватить его за пояс.

Я не сразу отдергиваю руки. Я говорю себе, что я просто не хочу упасть, хотя парочка сзади отошла и теперь у меня достаточно места, чтобы встать ровно. Джейсон наклоняет голову вниз и смотрит мне в глаза. Кажется, целую минуту он не сводит с меня взгляда. И между нами разливается тепло. Я неуклюже отодвигаюсь, испугавшись того, что сейчас вспотею. Наконец я отпускаю Джейсона и тут же перевожу взгляд вниз, на свои ноги.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать – может, извиниться, – но, прежде чем мне удается найти нужные слова, кабина, снова вздрогнув, приходит в движение. Я, как и в прошлый раз, не ожидала толчка, но все же успеваю наклониться назад, а не вперед. Лучше упасть на пол, чем еще раз случайно обнять Джейсона.

Я начинаю падать, но Джейсон, резким движением вытащив руки из карманов, обхватывает меня за талию и дергает вверх с такой силой, что я вновь прижимаюсь к его груди. От неожиданности я резко выдыхаю, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы наполнить легкие. Наша кабина плавно движется к земле, но Джейсон не отпускает меня. Тепло его рук на моей талии уже становится привычным: сначала тот танец в букинистическом магазине, потом обнимашки во сне, теперь еще и это…

Я теряюсь и пытаюсь снова отклониться назад, но Джейсон только крепче прижимает меня к себе. Если я сейчас подниму голову, то мы окажемся лицом к лицу, и я даже боюсь представить, что случится. Так что я упорно смотрю вниз на кроссовки и на завязанные двойным узлом шнурки. Через несколько мгновений руки Джейсона опускаются, и я чувствую, что он снова засовывает их в карманы.

Мы движемся вниз, и несколько минут спустя я наконец набираюсь смелости, чтобы посмотреть на Джейсона: он повернулся ко мне боком и просто смотрит на реку внизу. Вдруг он оборачивается:

– Думаешь, ты все-таки встретишься с этим Крисом?

Я тяну с ответом. Отчасти потому, что и сама не знаю, что сказать, отчасти потому, что все еще не пришла в себя после случившегося. Между нами точно что-то было, я абсолютно уверена. Наконец я нахожу, как мне кажется, наиболее подходящий и честный ответ.

– Если мы с ним СДД, то обязательно найдем друг друга, – говорю я, выпрыгивая из кабинки, которая продолжает медленно двигаться.

Дорожка ведет меня через маленький парк к Бельведер-роуд, Джейсон идет следом.

– Джулия, я должен кое-что тебе сказать. Думаю… – В эту секунду в его руке жужжит телефон, и он опускает взгляд на экран.

– Что? – спрашиваю я. – Что ты там хотел сказать?

Еще несколько секунд Джейсон пристально смотрит на телефон и рассеянно поправляет волосы, засовывая их под кепку.

– Да забей, – говорит он и убирает телефон в карман. – Ничего особенного.

– Уверен? – Я внимательно гляжу на него, пытаясь прочитать выражение его лица. Но он отводит глаза и снова расплывается в своей ухмылке.

– Уверен. – Джейсон снимает кепку и как ни в чем не бывало проводит рукой по волосам. – Ну так что там завтра? Стратфорд?

– Ага.

– Что ж, мисс Путеводитель. – Он слегка похлопывает по сумке у меня на бедре. – Расскажи мне какие-нибудь интересные факты о месте рождения мистера Билла Шекспира.

– Ты серьезно?

Джейсон пожимает плечами.

– Нам все равно больше нечем заняться.

Я достаю путеводитель из сумки и открываю на странице, отмеченной одним из ярких стикеров. На зеленой аллее мы садимся на скамейку в тени «Лондонского глаза», и я начинаю читать. Джейсон закидывает голову назад, он смотрит в небо и размеренно дышит. Я уже решаю, что он решил вздремнуть, пользуясь возможностью, но он моргает несколько раз, и я понимаю, что он не спит.

Мне хочется спросить его о той неловкости в кабине аттракциона, о том взгляде, но я и сама не знаю точно, хочу ли услышать ответ. Поэтому просто продолжаю читать о Хенли-стрит и о Шекспире. Если Джейсон решил делать вид, что ничего не случилось, то и я буду.

Глава 17 Погоня за диким гусем

«ОМГ! Похоже, ты была права про СДД! Это судьба. Надо поговорить СРОЧНО. Скайп? Ф.».

АВТОБУС ДВИЖЕТСЯ по трассе М40, минуя маленькие городки с названиями словно из «Гарри Поттера»: Болтморская впадина и Тиддингтон. А между ними километр за километром тянутся зеленые поля и холмы. Мне не сидится на месте. Даже книгу пришлось убрать в сумку. Впервые в жизни я не могу сконцентрироваться на «Гордости и предубеждении». Каждый раз, как мистер Дарси говорит что-нибудь напыщенное, я вспоминаю Джейсона и то мгновение над Темзой, когда мы с ним… что? Долго смотрели друг на друга? Почти поцеловались?

С тех пор Джейсон полностью игнорирует мое существование, только пихнул меня бедром в буфете, чтобы пролезть вперед и взять еще один тост. Несмотря на прямые указания миссис Теннисон сидеть со своими партнерами, Джейсон прошел мимо меня в автобусе и сел на ряд дальше, вместе с Сарой. И пришлось Иви ехать со мной. Всю дорогу Джейсон и Сара передают друг другу записки, хихикают и вообще ведут себя отвратительно.

– Да ладно! – произносит Сара с новым взрывом хохота.

– Поскорей бы они снова стали встречаться, – ворчит Иви, не отрывая взгляда от британского Cosmo. – От искр между ними скоро можно будет поджигать костер.

– Что, прости? – Даже не знаю, что смущает меня больше: то, что Иви изволила говорить со мной (или, вернее, при мне), или то, что она сказала. – Что ты имеешь в виду под «снова стали встречаться»?

– Алло? Ты что, не в курсе? Они встречались. Первый год старшей школы, помнишь? – говорит Иви, закатывая глаза, на ее лице написано: «Ты вообще не в теме». Она закидывает ноги на спинку сиденья, стоящего перед ней, и переворачивает страницу. – И судя по всему, их воссоединение не за горами.

Так вот почему Сара всю неделю пишет мне эти отвратительные сообщения. Она хочет вернуть Джейсона и думает, что я стою у нее на пути. Но ведь я вообще не стою ни у кого на пути. И точно не собираюсь переходить никому дорогу, если дело касается Джейсона.

То есть, конечно, иногда Джейсон очень милый. Например, когда он поет «Битлз» в парке или танцует в книжном магазине. Но это максимум десять процентов от всего времени. В остальные девяносто процентов он либо издевается надо мной, либо – что еще хуже – делает вид, что меня вовсе не существует.

И все-таки от мысли о том, что Сара и Джейсон могут быть вместе, у меня внутри все почему-то переворачивается. И те десять процентов… Ведь Джейсон действительно пел для меня и танцевал со мной. Так?

Всю оставшуюся поездку я вспоминаю события последних дней. Да, мы целыми днями гонялись за Крисом, и да, я убеждена, что мы с Марком СДД, но думать я могу почему-то только о Джейсоне и Саре. Я закрываю глаза и приказываю себе представить Марка и его безупречную улыбку или хотя бы Криса, который машинально поправляет очки, листая карманный томик Шекспира в кафе, но контроль над мозгом я утратила. Я будто смотрю на быстрой перемотке фильм о последних днях с Джейсоном, и от мелькающих картинок меня уже укачивает.

К счастью, автобус вскоре останавливается. Один глубокий вдох свежего воздуха, один взгляд на чудесный пейзаж – и мой стресс улетучился. Городок просто очаровательный, по-деревенски душевный, как с идеальных открыток из Британии. И я не позволю Джейсону (или кому бы то ни было) испортить мне сегодняшнюю экскурсию.

Автобус высадил нас у Королевского Шекспировского театра, вокруг милые маленькие магазинчики и прекрасные виды на реку Эйвон. В отличие от всех предыдущих стереотипно серых дней в Лондоне сегодня на небе ярко светит солнце, и чувство сладостного предвкушения, которое появилось, когда мы выезжали из отеля, вновь возвращается ко мне.

Мы идем на Хенли-стрит и останавливаемся у старого дома с деревянными балками, он утопает в ярких полевых цветах и сочной зелени. Дом Шекспира. Место, о котором я грезила с того дня, когда нам сообщили о поездке, и я в таком восторге, что вот-вот описаюсь. К сожалению (но вполне ожидаемо), место рождения Шекспира – популярная достопримечательность. Потоки людей, затопив садовые дорожки, выливаются на улицу. Семья из пяти человек фотографируется на фоне входной двери, и все крыльцо занято людьми, которые с камерами в руках ждут своей очереди, чтобы сделать такое же фото.

Миссис Теннисон жестом приглашает нас подойти ко входу, где нас уже ждет очередной гид. Я тороплюсь пройти быстрее всех: я была на экскурсиях в сотне домов-музеев и знаю, что в таких местах маленькие комнатки и всегда тесно. А я точно не намерена стоять позади толпы, ловя едва долетающие слова экскурсовода и пытаясь разглядеть хоть что-то за головами одноклассников. Я с нетерпением достаю блокнот и острый свежезаточенный карандаш.

Наш гид – высокий худощавый мужчина чуть старше пятидесяти. Когда он начинает говорить, в его голосе слышится нервное дребезжание.

– Всем добрый день, – начинает он с бесподобным британским акцентом. – Меня зовут Бертран. Добро пожаловать в дом Уильяма Шекспира. Я счастлив провести для вас экскурсию, сегодня мой первый рабочий день. – Он отчаянно пытается казаться спокойным, но в его речи то и дело проскакивают нервные смешки.

Одноклассники начинают хихикать, но я их игнорирую. Я буквально одержима Шекспиром с тех пор, как в шестом классе впервые нашла у мамы пыльное собрание сочинений с золотыми буквами на обложке. Я сразу открыла «Ромео и Джульетту». Конечно, имя Шекспира уже тогда было мне знакомо, но до той поры я не прочитала ни одной его строчки.

Уже тогда я поняла, что это истинный гений. Помню, как тяжело мне давалось чтение, приходилось перечитывать снова и снова, чтобы понять витиеватый старинный язык. И все же я была заворожена. Мне захотелось насладиться пьесой снова, а потом прочесть все, что только написал Шекспир.

Бертран жестом приглашает нас войти и начинает краткий рассказ о жизни Шекспира. Может, наш гид и показался мне немного нервным поначалу, но он преобразился, как только заговорил. Теперь кажется, что это сам Шекспир в вязаной жилетке с разноцветными ромбами ведет нас по своему дому. Бертран щедро сыплет теориями и догадками насчет потерянного года жизни Шекспира, рассказывает слухи о его женитьбе на Энн Хэтэуэй (по некоторым версиям, это был брак поневоле) и приправляет свой рассказ цитатами из его лучших произведений.

Я в раю. Я записываю с таким энтузиазмом, что ломаю карандаш и в спешке ищу новый, стараясь не упустить ни одного слова. Да кого я обманываю? Бертран покорил меня уже тогда, когда поздоровался с безупречным британским акцентом. Я пишу и пишу, и страницы заполняются моей замысловатой системой сносок, табличек и сокращений. Весь остальной мир перестал существовать, и даже Джейсон. Особенно Джейсон.

Ну ладно, может, тут я преувеличила. Может, когда я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что он стоит в толпе одноклассников, а не пропал или, не знаю, не арестован, и вижу, что он болтает с Сарой и даже не пытается прислушаться к словам гида, я чувствую легкий укол разочарования. А может, я даже немного ревную.

Но я быстро переключаюсь обратно. Дурочка. Тебе же даже не нравится Джейсон. Естественно, он будет с Сарой. Вы ведь не СДД, да ему даже на Шекспира плевать. Марк. Мар-р-р-р-р-рк. Вот кто сейчас оценил бы экскурсию. Он бы точно все понял.

– А теперь, господа, приглашаю вас последовать за мной в церковь Святой Троицы, где вы увидите могилу Шекспира, – говорит Бертран и сдержанным жестом приглашает нас выйти на улицу. – Уверен, вам не нужно напоминать об уважительном поведении.

При этих словах Райан и Джейсон, будто по команде, бросаются к двери, стараясь опередить друг друга, и застревают в проходе плечом к плечу. Ни один из них не может сдвинуться с места, но потом подходит Сьюзен и хорошенько толкает Райана вперед. Они с Джейсоном оба вываливаются на улицу и падают на дорожку с истерическим хохотом. Миссис Теннисон подскакивает к ним, и, когда я прохожу мимо, мне слышно, как она угрожает им дополнительными эссе. И это лишнее эссе я точно не стану писать. Я оставляю их разбираться без меня и ухожу вслед за гидом.

Бертран ведет нас по Хэнли-стрит. Миссис Теннисон и я идем следом, остальной класс ползет за нами. По обеим сторонам дороги стоят коттеджи с деревянными балками, и кажется, что если хорошенько дунуть, то дома заскрипят и развалятся. Мы проходим улицу, затем круговой перекресток и оказываемся на Хай-стрит. Узенький тротуар пестрит сувенирными магазинами и разноцветными маркизами кафе, столики и стулья стоят на тротуаре. Все вывески похожи, каждая вторая гласит: «Домик того-то и того-то» или «У старины такого-то». Понятно, что это рассчитано на туристов, но я все равно в восторге.

По пути я приглядываюсь к каждой витрине – вдруг мне удастся найти тот антикварный магазин, о котором рассказывала мама. Я слышала эту историю, наверное, миллион раз. На свадьбе у мамы и папы не было обручальных колец, потому что тогда отец только-только поступил на службу во флот и они были беднее церковной мыши. Они просто бродили по Стратфорду без карт, шли куда глаза глядят и набрели на маленький магазин подержанных вещей, где и нашли парные золотые кольца. Мама сказала, что это был знак и сама судьба привела их туда. Ни одно из колец не нужно было подгонять по размеру – они подошли идеально. Кольца, судя по всему, были сделаны вручную, с неровностями и шероховатостями. Папа любил показывать, как мамино кольцо идеально ложится внутрь его кольца. Теперь они так и хранятся в синей бархатной шкатулке: мамино кольцо лежит внутри папиного.

Через несколько кварталов череда магазинов и кафе уступает место аккуратным таунхаусам и кирпичным офисам. Тротуар сужается, и нам приходится идти вдоль дороги по одному, друг за другом. Несколько минут мы идем в молчании, потом тротуар снова расширяется, вдалеке показывается густая зелень деревьев и церковный шпиль. Мы подходим к кованым воротам. Низкая каменная ограда обхватила парк.

Бертран ждет, пока все соберутся вокруг него; я снова встаю прямо перед ним, практически у него под носом, с блокнотом и карандашом наготове. Мы вот-вот дойдем до могилы Шекспира. Если бы я знала, как правильно преклонять колено, поверьте, я бы это сделала.

– Добро пожаловать в церковь Святой Троицы, или, как часто ее называют, Шекспировскую церковь, – говорит Бертран, глубокого вдохнув и прочистив горло. – Уильям Шекспир был крещен здесь в 1564 году, а спустя пятьдесят два года похоронен здесь же на глубине шести метров, чтобы предотвратить возможное разграбление его могилы.

– Фу, ну и гадость, – шепчет Иви, и сзади раздается несколько глупых смешков.

Квентин добавляет в своей укуренной манере:

– Ромео и Джульетта против зомби. Вот был бы прикол!

– Мо-оз-з-з-зги-и-и-и-и-и-и-и-и-и! – Райан вытягивает руки и бросается на Иви, свесив язык набок.

Иви хихикает и прячется за Джейсоном. Сьюзен, поморщившись, отходит в сторону. Вот оно, «уважительное поведение» во всей красе. Я отодвигаюсь подальше от своих одноклассников и смотрю на Бертрана взглядом, полным сочувствия и понимания. Хочу, чтобы наш гид знал: я на его стороне.

Мы заходим в церковь, и все разбредаются кто куда. Сьюзен тащит Райана к алтарю. Она сейчас прямо лопнет от счастья. Райан же, наоборот, выглядит так, будто предпочел бы вместо этого сдавать выпускные экзамены на латыни. И я его прекрасно понимаю.

Я подхожу к могиле Шекспира. Там стоит его бюст, а на полу лежит шелковый синий шнур, огораживающий надгробный камень. На нем табличка:

Добрый друг, во имя Иисуса, не извлекай праха, погребенного здесь.

Да благословен будет тот, кто не тронет эту плиту, и да будет проклят тот, кто потревожит мои кости[9].

Я снова и снова перечитываю слова про себя. И представляю, как тут стояли мои родители. Им тогда только исполнилось по двадцать два, они были молодоженами, папа обнимал маму за плечи, а мама прижималась головой к его груди. Я тоже хочу такой любви, как была у них, хочу всем сердцем. Я закрываю глаза и на этот раз без труда представляю Марка, как он стоит здесь со мной и его руки лежат у меня на талии. Я позволяю себе упасть в вымышленные объятия и, пожалуй, чересчур увлекаюсь, потому что буквально начинаю падать.

– Воу-воу, зубрила! – слышу я голос Джейсона за спиной, он ловит меня и ставит на ноги. – Ты что? Причастилась винишком?

– Очень смешно.

Я открываю глаза и, к своей досаде, вижу, что это он стоит сзади. Хочу увидеть Марка, его прекрасную улыбку и темные волнистые волосы, а не дурацкую ухмылку Джейсона и его лохматую рыжую шевелюру.

– Ученики! Все ко мне! – Гнусавый голос миссис Теннисон эхом отскакивает от всех поверхностей в церкви и болью отдается в ушах.

Я рада, что не надо самой выдумывать предлога, чтобы отойти от Джейсона подальше. Миссис Ти держит в руках наше расписание. Изучив его, она начинает обмахиваться им как веером, а потом выводит нас всех из церкви на кладбище, которое оказывается на удивление зеленым. Трава тут настолько мягкая и густая, что мне хочется прилечь на нее, и, оглянувшись, я замечаю, что некоторые мои одноклассники это уже сделали. Сара и Иви расположились в тени под ивой и о чем-то шепчутся (пожалуйста, пожалуйста, только бы не обо мне).

– Что ж, класс, я, кажется, ошиблась в расчетах, составляя расписание на сегодня, – начинает миссис Теннисон, от тревоги вокруг ее глаз легли морщины.

Руки у миссис Ти дрожат, но тут дело скорее не в ошибке, а в литрах крепкого английского чая, которые она вливает в себя с тех пор, как ступила на британский берег. Думаю, эта поездка отняла у нее лет десять жизни. Я-то давно заметила (ведь двенадцать или даже тринадцать тысяч раз перечитала расписание), что между экскурсией и заселением в хостел у нас будет как минимум час свободного времени. Только вот миссис Теннисон явно не готова целый час развлекать двадцать семнадцатилетних подростков. Наконец она складывает бумаги, убирает их в свою гобеленовую сумку, тяжело вздыхает и продолжает:

– Видимо, сегодня у нас будет незапланированный культурный час.

Народ начинает ликовать и давать друг другу пять.

– Шекспир рулит! – кричит Райан Линч.

– Только вместе с вашим партнером! – кричит миссис Теннисон, когда все начинают разбредаться. – Отнеситесь к этому серьезно… это ведь культурные часы! Я надеюсь прочесть в ваших вечерних эссе о том, как вы распорядились своим временем.

Все разбиваются по парам и расходятся в разных направлениях. Мне бы сейчас следовало подойти к Джейсону, но он болтает с Сарой и Иви, а я не хочу выглядеть так, будто мне больше всех надо. Я слышу, как Сара говорит о шопинге. Джейсон мотает головой, и девушки, оставив его одного, уходят к Хай-стрит. Через пару минут на лужайке остаемся только мы с Джейсоном и миссис Теннисон, которая устало опускается на скамейку под ивой. Этой женщине явно нужно время, чтобы прийти в себя.

Мы стоим молча, Джейсон пинает что-то в траве. Через минуту мучительной тишины я сдаюсь:

– Ну, наверное, можно было бы пройтись по кладбищу, посмотреть на могилы, а в эссе написать что-то о надгробиях.

– Могилы? Мертвецы? Да уж, ты просто лучик света, Джей, – отвечает Джейсон.

Он достает из кармана виноградную жвачку, разворачивает ее, откусывает кусочек, потом заворачивает обратно оставшуюся часть и убирает в карман. Видимо, чтобы растянуть удовольствие. Фу!

– У тебя есть предложение получше? – Больше всего я бы хотела сейчас не обращать на Джейсона внимания. Он ведь игнорировал меня целый день. Я могла бы поискать ту антикварную лавку или помечтать о Крисе. То есть о Марке. То есть… ну о них обоих.

– Хочешь, просто побродим? – спрашивает Джейсон.

– Побродим? – переспрашиваю я. Что-то в сумке упирается мне в спину. Я снимаю ее с плеча и заглядываю внутрь, чтобы понять, что не на месте.

– Да, пошатаемся. Без путеводителей, без исторических справок. Просто пойдем куда глаза глядят. Без цели.

Я нахожу то, что мне мешало. Это пенал с карандашами. Он лежит позади блокнота, а не перед ним, как должен. Я быстро перекладываю вещи и снова вешаю сумку на плечо. Так-то лучше.

– Спасибо, я знаю, что значит «бродить».

Пожалуй, не стоит сейчас говорить, что единственное, на мой взгляд, подходящее место для того, чтобы бродить ради удовольствия, – это библиотека. Карты Google не просто так придумали вообще-то.

Джейсон наигранно делает поклон и жестом приглашает меня последовать в сторону, противоположную от Хенли-стрит и остальных одноклассников. Мы идем молча. Он держит руки в карманах и размашисто шагает на своих длиннющих ногах, и мне приходится прилагать немало усилий, чтобы не отставать от него.

– Ну так что, ты хочешь увидеть что-то конкретное? – спрашивает он.

– Я думала, мы решили просто побродить.

Джейсон вынимает руки из карманов.

– Слушай, ты вчера мне все уши прожужжала о том, как ждешь этой поездки. Я просто хочу убедиться в том, что твои детские мечты воплотятся в жизнь.

– Ну, я надеялась, что смогу найти один антикварный магазин… – начинаю я, но Джейсон не дает мне закончить.

– Ну уж нет! – резко останавливается он. – Если бы я хотел отправиться на шопинг, то пошел бы с Сарой и Иви.

Я могла бы объяснить, что речь идет совсем не о шопинге, но тогда придется рассказать о родителях, а мне не хочется.

– Ну а ты тогда куда хочешь пойти?

– Да не знаю. Я ведь такой типа иду-куда-ведет-судьба. Понимаешь? Carpe diem и все такое. Никогда не знаю, что ждет завтра.

Я закатываю глаза, но Джейсон уже ушел вперед и этого заметить не может. Я вздыхаю и бросаюсь за ним.

Мы идем все дальше от центра города, минуя сады. Мы проходим мимо Королевской Шекспировской компании, но не останавливаемся, потому что у входа полным-полно туристов, детей, людей с камерами и рюкзаками. Мы бредем вдоль реки, где лениво плавают утки и катаются на арендованных лодках туристы. Мы с Джейсоном молчим, но молчание не тяготит. Перед нами открывается такой чудесный вид, что не нужно никаких слов. И я прекрасно понимаю, почему именно здесь Шекспир написал свои сонеты. Душистая, аккуратно постриженная трава, сверкающие капли росы, сладкий аромат цветов и пронизывающие все вокруг солнечные лучи. Поют птицы, гортанно квакают лягушки, и кажется, будь у меня возможность посидеть здесь в тишине с блокнотом и карандашом, я тоже написала бы что-то гениальное и вдохновенное. Все красиво, как во сне. Но вдруг солнце заслоняют огромные угрюмые тучи, вот-вот может начаться ливень.

Джейсон идет через мост на другую сторону реки, там заканчиваются жилые дома и магазины и начинаются поля и пастбища. Дорога становится уже, трава по краям выше. Я не хочу задавать вопросов, но мы идем все дальше и дальше в неизвестном направлении, так что вскоре мое терпение лопается.

– Куда мы идем?

– Я же говорил, мы бродим, – отвечает Джейсон так, будто точно назвал пункт назначения.

Мы проходим Стратфордский сад бабочек и старое кладбище. С каждой секундой становится темнее. Никогда не видела, чтобы тучи набегали так стремительно. Не понимаю, как мне вообще могло прийти в голову, что слепо идти за Джейсоном – хорошая идея. Даже если бы он знал, куда мы направляемся (а он не знает), то все равно привел бы нас прямо к неприятностям. Когда я уже это запомню?

Вдруг небеса разверзаются, и на нас обрушиваются потоки воды. Джейсон переходит на трусцу.

– Ты хоть примерно представляешь, куда идешь? – Я пытаюсь перекричать раскаты грома.

Можно уже не торопиться: за тридцать секунд мы промокли до нитки. Изогнутая молния пронзает небо, и прямо над нами раздается чудовищный раскат грома. Я подпрыгиваю от страха.

– Думаю, мы можем быстро вернуться на Хай-стрит, если срежем через сады Бэнкрофт, – громко говорит Джейсон, осматриваясь.

– Я что-то не уверена. – Я пытаюсь поднять в памяти карту, которую рассматривала перед поездкой. Я бы многое сейчас отдала за возможность свериться с айфоном… – И потом, разве во время грозы не нужно держаться подальше от открытых пространств? Я не хочу умереть от удара молнии.

– Тогда можешь оставаться тут и ждать, пока дождь пройдет. Или можешь рискнуть и пойти вместе со мной, – отвечает Джейсон, и в эту секунду, словно по команде, где-то за деревьями снова раздается гром.

Мы перепрыгиваем через мокрый забор и бежим по высокой траве. Для Джейсона эта прогулка сложности не представляет, его длинные ноги, как ходули, быстро двигаются по грязи. А вот мои – короткие – совсем не такие быстрые, к тому же я припадаю к земле на каждую вспышку молнии, как нас учили в четвертом классе. Нет, ну а что? Я не собираюсь рисковать жизнью. Трава настолько высокая, что порой мне приходится подпрыгивать, чтобы не потерять из виду Джейсона. Мокрый свитер прилип к телу, а джинсы издают противный звук при каждом шаге. Поле остается позади, а дождь тем временем стихает и превращается в густую изморось. Я иду, сосредоточено глядя под ноги, чтобы не угодить в лужу или в яму, как вдруг раздается звук, от которого я застываю на месте.

Джейсон делает несколько шагов вперед, а потом замечает, что я отстала.

– Ты чего?

– Ты слышал? – спрашиваю я, и в эту секунду звук раздается вновь: как будто гудит какой-то старый хриплый гудок, покрытый пылью.

– Что? Гусей?

– Что?! Где?!

– Да расслабься, – говорит, смеясь, Джейсон. – Они тебя не тронут.

– Ты уверен? – Я скрещиваю руки на груди. – Я больше ни шага не сделаю, пока ты не поклянешься…

– Да нет там никаких гусей, трусишка, – перебивает он и похлопывает меня по макушке, словно пятилетнюю девочку. – Нет повода для истерики. И почему ты вообще так боишься гусей, а?

– Я не хочу об этом говорить, – бурчу я под нос, снова начиная двигаться вперед.

Я прохожу шагов шесть или семь вверх по холму, но потом он обрывается, и я оказываюсь прямо перед стаей из девяти гусей. Их малюсенькие черные глазки-бусинки нацелены на меня, а рты – или, вернее, клювы – распахнулись в демонической улыбке. Я испускаю жуткий животный крик, разворачиваюсь и бросаюсь прочь. Ни слишком высокая трава, ни слишком короткие ноги, ни лужи, ни кочки, ни молнии с громом больше не имеют значения. За спиной слышится тяжелый топот Джейсона.

– Притормози! – кричит он, задыхаясь. – Джулия, да стой ты! – Он обгоняет меня и сгибается пополам от истерического хохота. Я разворачиваюсь и бросаюсь к Джейсону.

– Ты придурок! – Я подбегаю и со всей силы бью его по плечу. Он так хохочет, что, кажется, даже не замечает удара. – Ты сказал, там нет гусей!

– Да я их не видел! – выдавливает он из себя между смешками. – Вот это был крик! Я уж подумал, ты мертвеца увидела или типа того! Ну и ну!

– Пожалуйста, давай уйдем отсюда скорей, пока…

Но я не успеваю договорить, потому что раздается новый оглушающий раскат грома и на небе зигзагом вспыхивает молния. Изморось в мгновение сменяется проливным дождем. Джейсон этого, кажется, даже не заметил, он все продолжает хохотать. Не удивлюсь, если он не остановится, даже если в нас обоих попадет молния. Зачем я только пошла у него на поводу? Что за идиотский план – таскаться по незнакомому городу без карты! Я достаю телефон и нахожу номер миссис Теннисон в контактах. За целую неделю в Лондоне я еще ни разу не использовала мобильник по назначению.

Я тут же жму на кнопку с зеленой телефонной трубкой, чтобы спросить, что нам делать, но звонок внезапно прерывается, и на экране появляется сообщение: «Доступно 0 минут».

– Что?! – ору я и действительно топаю ногой по луже, которая собралась вокруг меня.

– В чем дело? – спрашивает Джейсон, наконец успокоившись.

– Ну, кроме того что я стою под проливным дождем посреди поля и понятия не имею, где нахожусь, кроме того что на меня чуть не напала стая гусей, переносящих черт знает какие болезни, кроме того что меня в любой момент может убить удар молнии, – я захлопываю мобильник, – у меня еще и кончились деньги на телефоне!

– Ого, – отвечает Джейсон. – Я думал, такие, как ты, все планируют заранее и пополняют баланс перед выходом из отеля.

– Обычно именно так я и делаю, – кричу я, крепче сжимая телефон в руке, чтобы не запустить им в голову Джейсону. – Но, похоже, твой инфантилизм заразен.

– Да ладно! – Он показывает мне язык и тычет меня пальцем под ребра.

– Пожалуйста, заткнись и дай мне свой телефон. – Я протягиваю руку, мои мокрые волосы прилипают к губам.

Джейсон, резко замолкнув, с удивлением смотрит на меня.

– Чего?

– Твой. Телефон. – Каждое слово я произношу медленно. – Мы явно заблудились, и я хочу поскорее вытащить нас отсюда. Позвоню миссис Теннисон, спрошу, что делать. Или ты сам звони.

– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит он и отворачивается.

– Почему? Она не будет злиться. Ты ведь можешь просто, как всегда, прикинуться дурачком и произнести то идиотское приветствие в стиле мальчиков-бойскаутов. Это всегда вытаскивает тебя из неприятностей.

– Слушай, если мы позвоним, она узнает, что мы вовсе не исследовали достопримечательности этого Стратфорда-на-чем-то-там. Да и не нужны нам никакие указания. Если будем идти дальше вперед, то скоро сами выйдем на дорогу, – рассуждает Джейсон, все быстрее шагая по полю. Мне приходится перейти на бег, чтобы не отстать.

– Не хочу я топтать грязь под дождем ни секундой дольше, чем нужно, – говорю я твердо. – Либо ты звонишь ей, либо я сделаю это за тебя.

– Это вряд ли, – отвечает он, не останавливаясь.

– Джейсон, это просто тупо! – Мой голос звенит от бешенства. – Просто дай мне чертов телефон!

– Нет! – кричит Джейсон через плечо.

– Ах нет?!

– Нет! – И он вдруг срывается на бег.

– Джейсон! – кричу я, снова топнув по луже. – Сейчас не время для игры в догонялки!

Но он не останавливается, и я бросаюсь за ним. Он недооценил мои ноги пловца: они могут бегать очень быстро. Вскоре я уже могу схватить его за толстовку. Не раздумывая, я прыгаю ему на спину. Джейсон пробегает еще несколько шагов вперед по инерции, пока я сижу у него на спине, как в каком-нибудь нелепом родео, а потом спотыкается. Мы падаем на землю. Я запускаю руку в его карман и вытаскиваю телефон.

– Эй! – кричит он и, как тогда, в Тейт, в два рывка переворачивается, и вот я уже лежу на спине в грязи и мой свитер наполняется водой. У меня сбивается дыхание, и пока я жадно глотаю воздух, Джейсон выхватывает телефон и дьявольски ухмыляется. Потом победоносно поднимает его вверх, сверкая глазами.

– А ну слезь с меня! – ору я, пытаясь скинуть Джейсона.

Но он не двигается. Вдруг что-то происходит. Я понимаю, что Джейсон уже лежит на мне, его губы в паре сантиметров от моих. Капли дождя скатываются по его волосам и щекам и капают мне на шею. Мое сердце замирает, а пальцы ног начинает покалывать.

Джейсон бросает телефон в траву и свободной рукой убирает в сторону мокрую прядь волос, прилипшую к моим глазам. Потом он проводит пальцами мне по щеке, и странное чувство пронзает меня насквозь. Он заправляет волосы мне за ухо и останавливает пальцы на подбородке. Подушечки его пальцев мягкие и нежные. Я немного приподнимаю голову к Джейсону. Он наклоняется чуть ниже, но тут же отстраняется.

В голове проносятся сотни мыслей, и ни одну я не могу додумать до конца. Он что… Он хочет… А я?.. Мы что, сейчас…

И он целует меня. Его губы прижимаются к моим, жадно и с нетерпением. Все мысли в голове тут же утихают, меня больше не волнует, правильно ли мы сейчас поступаем. Я расслабляюсь, полностью отдаюсь происходящему и тону в удовольствии. Кончиком языка Джейсон нежно скользит по моей верхней губе. Я приоткрываю рот, но Джейсон не ныряет языком мне в горло, как Билли Рассел однажды в кино в восьмом классе, – Джейсон делает все осторожно и мягко. Я сладко вздыхаю. Мои руки ложатся Джейсону на спину, пальцы сжимают мокрую ткань его футболки. Кажется, он целует меня целую вечность, пока мне не становится совсем тяжело дышать.

Где-то вдалеке гремит гром, но сейчас это абсолютно не имеет значения. Такое чувство, будто земля под нами разверзлась и мы тонем. На меня давит огромный вес, но я не чувствую тяжести. Наоборот, я хочу больше. И я притягиваю Джейсона еще ближе, обнимаю еще крепче.

Наконец Джейсон отстраняется. Я молча смотрю на него и моргаю. Мне хочется спросить, зачем он поцеловал меня, хотел ли он этого или все получилось само и что это все значит. Но, кажется, лучше держать рот закрытым, а не то я не смогу совладать с водопадом нечленораздельных вопросительных восклицаний. Джейсон скатывается с меня и ложится рядом на бок, подперев голову рукой, как будто мы лежим на мягком газоне в солнечный денек, а не в луже грязи под мелким холодным дождем.

– Можно я кое-что спрошу? – произносит Джейсон, и я мысленно начинаю готовиться к допросу в стиле «кто учил тебя так целоваться?».

– Ага, – мычу я, прикидывая ответ, но Джейсон заходит совсем с другой стороны.

– Серьезно, что за проблемы у тебя с гусями?

Я смотрю на его лицо: синие глаза сверкают, губы сжаты в тонкую линию. Видно, что он еле сдерживает смех.

– Ой, да просто глупая история из детства. – Я переворачиваюсь на живот и кладу голову набок на мокрую траву. Голова еще кружится, а сердце бешено колотится.

– Да брось. Ты же знаешь, я ведь на самом деле большой глупый ребенок, – говорит Джейсон, ткнув меня в бок. – Давай выкладывай.

И я рассказываю ему историю: запутанный клубок из моих детских воспоминаний и рассказов родителей. Я говорю, и перед глазами стоит картина, как отец со мной на руках несется за глупой птицей и мы оба кричим что есть сил на этого маленького гусенка. К концу истории мы с Джейсоном оба лежим на спине, схватившись от смеха за животы.

– Похоже, твой отец – отличный парень, – говорит Джейсон, когда его отпускает очередной приступ смеха.

– Он действительно был таким, – отвечаю я с тяжелым вздохом.

– Был? – приподнимаясь на локте, переспрашивает Джейсон. Я чувствую на себе его внимательный взгляд.

– Он умер, когда мне было семь, – отвечаю я, глядя в небо.

– Ох, ну да. Мне так жаль, – шепчет он и, притянув меня ближе, обнимает, а потом зарывается носом в мои волосы и нежно целует в висок.

Я сжимаю руку, которой Джейсон меня обнимает, и стараюсь проморгать подступающие слезы. Я глубоко вдыхаю воздух, свежий, тяжелый, пропитанный ароматом мокрой травы. Не могу поверить, что говорю это, но здесь, посреди сырого поля, в объятиях Джейсона намного лучше, чем в любой мягкой кровати отеля, лучше, чем в бассейне. И плевать, что я дрожу от холода, потому что одежда промокла, а ветер свежий. И плевать, что на моих кроссовках и джинсах налипло столько грязи, что хватит на строительство целой хижины. И плевать, что мои волосы, должно быть, спутались в такие плотные колтуны, что придется побриться наголо. Я закрываю глаза и устраиваюсь поудобнее, я готова лежать так вечно.

Я наслаждаюсь воздухом после дождя и этим моментом. Джейсон тоже молчит. И хотя в этой минуте прекрасно все, я должна нарушить тишину и спросить, пусть даже мое сердце выпрыгнет из груди от волнения.

– Джейсон, это значит, что… – Но слова застревают у меня в горле. Я чувствую, как увесистые капли воды падают на лицо.

– Нам лучше… – Но он не успевает договорить, его обрывает раскат грома.

Мы вскакиваем на ноги. Джейсон хватает меня за руку и бросается бежать. Не знаю, понимает ли он, куда мы двигаемся (я – точно нет), но я рада, что могу просто следовать за ним. С каждым шагом мои ноги глубоко утопают в грязи, и каждый раз, когда я отрываю ногу, брызги летят в стороны. Джинсы абсолютно мокрые, на кроссовки налипают новые и новые слои грязи, но мне все равно. Мои кудряшки, мокрые и грязные, с запутавшимися в них травинками, хлещут меня по лицу. Я широко улыбаюсь. Мы бежим по бескрайнему полю. Я поймала ритм Джейсона и вспоминаю ночь, когда мы вместе убегали с той злополучной вечеринки. Сколько всего успело произойти за одну неделю…

Мы останавливаемся под огромным раскидистым деревом, у толстого ствола которого стоит синий велосипед, такой хлипкий старый круизер, на котором больше ржавчины, чем краски. Джейсон быстро проверяет, на ходу ли еще колеса, и садится на сиденье.

– Запрыгивай, – говорит он; его мокрые рыжие волосы прилипли ко лбу.

– Куда?

– Да сюда. – Он хлопает по скользкому рулю. Я смотрю на Джейсона в недоумении. – Что? Хочешь остаться здесь?

Я поднимаю глаза на небо – кругом лишь серые тяжелые тучи и ни одного просвета.

– Что, ждешь, что небеса скинут тебе шлем? – дразнит Джейсон.

– Или «фольксваген», – бормочу я, еще раз бросая взгляд на небо. – Ладно, ладно. Наверное, это безопаснее, чем пытаться поймать машину.

Я пытаюсь влезть на руль, но соскальзываю. Джейсон ловко подсаживает меня, и в следующее мгновенье мы уже несемся по узкой улочке в сторону города.

Глава 18 Созданы друг для друга или не созданы друг для друга – вот в чем вопрос

«Это ОГРОМНАЯ ошибка. Дж.».

В СТРАТФОРДЕ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ в маленьком хостеле, больше напоминающем психиатрическую больницу. Белые стены, белые железные кровати, белые простыни, белые полотенца. На половину всех девчонок в классе выделена одна комната, уставленная двухъярусными кроватями, как будто мы путешествуем на пароходе. Моя кровать совсем старая и расшатанная, и каждый раз, когда я поворачиваюсь, она скрипит. А верчусь я постоянно. Наверное, все меня уже возненавидели. Меняя положение в миллионный раз, я молюсь о том, чтобы все уже крепко спали и не слышали предательского скрипа. Не могу ничего с собой поделать: мозг слишком возбужден, и заснуть у меня не получается.

Вот бы сейчас к маме. Она чемпион мира по успокаиванию. Этот навык она годами оттачивала на моих тихих истериках. Хочу прямо сейчас оказаться дома, свернуться калачиком на старом диване, смотреть телевизор и есть печенье в виде животных, лежа под большим шерстяным пледом, который бабушка Лихтенштейн связала к моему рождению. Но вместо мягкого пледа на мне лежит жуткое колючее одеяло из хостела, которое пахнет отбеливателем и спаржей.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, в памяти всплывает тот поцелуй. Воспоминания настолько яркие, что я будто снова переживаю все это. Поцелуй был идеален во всем, кроме одного: он был с Джейсоном Липпинкоттом. Неужели так должно было случиться? Неужели это судьба? Неужели мы с ним СДД? Все это время я гонялась за Крисом, но так и не приблизилась к нему ни на шаг. Зато, похоже, я сильно сблизилась с Джейсоном. Настолько сблизилась, что наши губы соприкоснулись. И мы снова будто лежим в поле, а воздух пахнет дождем и свежей травой.

Но стоит мне провалится в это сладкое воспоминание, я слышу, как Джейсон называет меня зубрилой, а любовь на всю жизнь – ерундой. Слышу его пошлые глупые шутки о Биг-Бене и вспоминаю, как Джейсон, привязав себя к стене, вопил в пыточном зале и позорил меня. Представляю, как он с ухмылкой засовывает в мой шкафчик тампоны в девятом классе и портит картину Фиби.

Это совсем не похоже на знаки судьбы. Да, конечно, я научилась ладить с Джейсоном, но это не значит, что я жажду проводить с ним все время. Я более чем уверена: когда мы вернемся в Штаты, мы продолжим и дальше игнорировать существование друг друга. Мы не друзья. Да мы даже меньше, чем не друзья. У нас вообще нет ничего общего.

Моим СДД не может быть раздражающий, инфантильный, неотесанный школьный остряк типа Джейсона. Главный выскочка в классе, тратящий все свои усилия на привлечение всеобщего внимания, – это не мой типаж. Он ведь толком ни одной книги не прочел, я уж молчу про романы Джейн Остин!

Все это просто случайность. Мы дрались, и упали, и поддались моменту. Джейсон как-то заколдовал мои гормоны своей кривой хитрой ухмылкой, нелепыми веснушками, растрепанными рыжими волосами, низким голосом и дурацкими шуточками. Он ведет себя так, будто знает обо мне все… Но вот я уже вновь вспоминаю поцелуй…

Дождь… Его мягкие, но настойчивые губы… Его руки в моих волосах…

Одноклассницы возятся внизу, собирают сумки, и я просыпаюсь от этого шума. Видимо, мне все-таки удалось провалиться в сон. Я быстро сажусь в постели и стукаюсь головой о потолок.

– Ауч! – На месте ушиба стремительно набухает шишка.

– Посмотрите-ка, кто проснулся, – ворчит Сара Финдер. – Рада видеть, что хоть кто-то спал этой ночью. Потому что все остальные не смогли сомкнуть глаз из-за жуткого скрипа.

– Да уж, – раздраженно подхватывает Иви, закидывая зубную щетку в свою сумку Louis Vuitton. – Ты там как будто обжималась с кем-то всю ночь.

– Извините, – бормочу я под нос, и мои щеки заливаются краской.

Даже думать не хочу, что сделает Сара, если узнает, что мы с Джейсоном вчера поцеловались. Она, наверно, всю школу убедит в том, что у меня есть третий сосок или ЗППП. Мне так не хватает Фиби. Как только мы приедем в отель, я первым делом напишу ей письмо и буду умолять как можно скорее созвониться по скайпу.

– Верни мне мою зарядку, пожалуйста. – Иви протягивает руку, театрально постукивая ногой по полу.

Я даже не предполагала, что слово «пожалуйста» может звучать как оскорбление, но Иви удалось добиться этого невероятного эффекта. Нам ведь всем раздали одинаковые телефоны, и зарядки к ним подходят одинаковые. Так что вчера вечером я «позаимствовала» зарядку у Иви, когда все заснули.

В лобби лохматый парень из персонала раздает нам завтраки в дорогу: черствый круассан, кусочек сливочного масла в фольге и маленький пакетик клюквенного сока. Впрочем, не важно. Мой желудок со вчерашнего вечера сжался в комок от переживаний. Даже если бы и хотела, я бы вряд ли смогла поесть.

Поднимаясь по ступеням в автобус и выбирая место, я ищу глазами Джейсона, но его все еще нет. Я сажусь у окна в середине салона и жду, что, наверное, он скоро плюхнется рядом и сожрет мой завтрак. Через пару минут растрепанная рыжая голова в бейсбольной кепке появляется перед автобусом. Мой желудок делает сальто.

Джейсон идет по проходу между сиденьями и кивает всем в знак приветствия. Поравнявшись со мной, он смотрит на пустое сиденье рядом и проходит мимо. Я не удивлена тем, что он не захотел сесть со мной. Я удивлена тем, что он лишь коротко кивнул мне перед тем, как плюхнуться на два ряда ближе к водителю. Не пожелал доброго утра и даже зубрилой не обозвал? Ни единого слова?

Вытянув шею, я выглядываю из-за сиденья, стоящего передо мной: может, Джейсон обернется и что-то скажет? Но автобус вздрагивает, и мы выезжаем на дорогу. А Джейсон даже не взглянул в мою сторону.

Я прислоняю голову к стеклу и вижу его руку у окна. Он передает что-то вперед, но я не вижу что. Я жду и пристально слежу. Когда он снова тянется вперед, я вскакиваю и делаю вид, что потягиваюсь, а сама смотрю на него. Джейсон передает записку Саре Финдер.

Я плюхаюсь обратно на место с такой силой, что чувствую, как пружина сиденья больно впивается в меня. Но мне плевать. Честно говоря, я даже рада почувствовать эту боль: так хотя бы есть объяснение слезам, которые наворачиваются на глаза. Я с силой зажмуриваюсь, чтобы ни одна слезинка не скатилась по щеке, и вызываю в памяти составленный вчера ночью список вещей, которые я ненавижу в Джейсоне: он бесит меня, обзывается, позорит меня на людях, ненавидит книги, которые я так люблю, и, главное, он выскочка. Секунда – и я снова его ненавижу. И теперь для ненависти у меня появилась еще одна весомая причина.

Он подарил мне лучший поцелуй в жизни – мой первый настоящий поцелуй, а теперь делает вид, будто ничего не было. Даже хуже – теперь он флиртует с Сарой прямо у меня на глазах.

Вся оставшаяся поездка превратилась в кошмар. Я пытаюсь слушать айпод, но каждый трек в моей библиотеке превратился в песню о счастливой любви. Джейсон был прав: какое же это дерьмо!

Когда автобус выезжает из города, мой телефон вибрирует у бедра. Я выуживаю мобильник из кармана и открываю. Там сообщение: «Просто хочу сказать: надеюсь, у тебя хороший день. К.».

Никогда еще полный заряд батареи на телефоне не приносил мне столько радости. Милое сообщение от Криса – это как раз то, что мне сейчас нужно. И к счастью, оно не нуждается в анализе или расшифровке. А главное, совсем не обязательно выдумывать остроумный ответ. Наконец я могу ответить сама и (ах!) честно: «Бывали дни и получше…»

Через несколько секунд приходит ответ: «Если проходишь через ад, не останавливайся. Черчилль». Я смеюсь. Мой отец всегда цитировал эту фразу, а мама всегда его ругала за то, что тот рассказывает про ад при мне. «Люблю эту цитату. А как тебе Фрост? «В двух словах о жизни: она продолжается».

Я нажимаю «Отправить» и представляю, как Крис сидит в каком-нибудь кафе с книгой, чашечкой латте и с телефоном в руке. Может, привычным жестом поправляет очки на переносице, прежде чем ответить на мое сообщение, а может, закатывает рукава своей потрепанной фланелевой рубашки. Представляю, как черные пряди падают ему на глаза, пока он печатает, и сердце мое трепещет. «Классно. Когда встретимся?»

Автобус резко останавливается, меня бросает на спинку впереди стоящего сиденья. Телефон выскальзывает из рук и падает на пол, мне приходится изогнуться кренделем, чтобы выудить его. Когда я выпрямляюсь, вижу, как Джейсон выходит из автобуса. Я беру сумку, вешаю на плечо и тоже отправляюсь к выходу. Но вдруг мое внимание привлекает что-то маленькое и белое через два ряда от меня. Это сложенный в несколько раз маленький листок бумаги, наверное чек. На нем что-то написано. Их записка.

Я должна ее заполучить! Все тело вдруг начинает покалывать, как будто я стою на бортике бассейна на соревновании, готовясь к прыжку. Только дайте сигнал, и я брошусь вниз. Я быстро нагибаюсь, протягиваю руку, хватаю листок и встаю. Затем оборачиваюсь и вижу сзади Дирдре, которая с недоумением смотрит на меня из-под гривы кудряшек. Я улыбаюсь в ответ.

– Поверить не могу, что все еще существуют люди, которые вот так оставляют за собой мусор в автобусе. Думают, что кто-то другой должен за ними убирать, – говорю я, закатывая глаза, и сую записку в сумку.

Вернувшись в номер, я резко захлопываю дверь и закрываю ее на цепочку, словно опасаясь, что кто-нибудь ворвется и обвинит меня в воровстве. Я разворачиваю записку и вижу два разных почерка: закорючки Сары («Что у вас вчера случилось?») и каракули Джейсона («Я облажался. И ты даже не представляешь, как сильно»).

Я перечитываю опять. И опять. И в четвертый раз. После пятого я резко сжимаю бумагу в комок и в бешенстве швыряю его через всю комнату. Но это всего лишь комок бумаги, так что он, пролетев совсем недалеко, падает на пол. Я в смятении, не знаю, что делать, и просто топчу бумажку, как таракана. А потом начинаю с остервенением на ней прыгать.

Когда я останавливаюсь, то задыхаюсь от усталости, но мне становится немного легче. Значит, это была ошибка. Мы и правда ненавидим друг друга. Мы действительно полная противоположность. Это были просто гормоны. Это все ничего не значило. Я больше ни одной минуты, ни одной секунды не буду думать об этом.

Такое чувство, будто кто-то только что поджарил мой мозг, как омлет. Единственное, в чем я точно уверена сейчас, так это в том, что мне необходима какая-то разрядка. Я падаю на пол и делаю скручивания. Сто раз подряд. Мышцы пресса горят, а легкие жаждут кислорода.

Я сажусь на кровать и накидываю на себя покрывало, словно плащ. Потом валюсь всем телом назад и мгновенно засыпаю, добирая то, что недоспала этой ночью. Проснувшись, я понимаю, что пропустила обед. Ну и ладно. Аппетита у меня все равно нет. Мой взгляд останавливается на вешалке с полотенцем из бассейна. Я впрыгиваю в купальник. Мышцы ждут хорошей тренировки.

Поднявшись на крышу, я без промедлений ныряю. Идеально, без брызг, вхожу в воду. Сначала плыву вольным стилем, а потом перехожу на баттерфляй. Сегодня у меня выходит не очень, но тело работает так напряженно, что все мысли улетучиваются.

Почти все мысли. Кроме одной – о нашем поцелуе. Поцелуе, который был ошибкой. Сегодня даже вода не помогает. Ничто не может заглушить эту мысль. Наоборот, она как будто становится еще громче. Ну неужели тот поцелуй был ошибкой? Почему же тогда, в тот самый момент, он казался таким правильным? У меня было достаточно поцелуев в жизни (ладно, всего четыре), чтобы понять, что вчера произошло нечто особенное. Необычайное. Абсолютно прекрасное. Моя память вновь возвращает меня в то мгновенье, когда в траве прямо под дождем я чувствовала дыхание Джейсона на своих волосах… Я почти тону в этом воспоминании, но реальность вновь приводит меня в чувство. Этот поцелуй так отличался от всех моих остальных, потому что он случился сам собой. Меня ведь до этого всегда целовали намеренно. (Даже Джонни Кафферти, который был обязан меня поцеловать по правилам игры, на самом деле хотел меня поцеловать. Я видела, как он подговорил Фиби крутануть бутылочку так, чтобы она показала именно на меня.)

Когда я уже хоть что-нибудь пойму о любви? Что с Марком, что с Крисом, что с Джейсоном – все не так. Марк – недостижимая мечта, Крис – загадка, а Джейсон – ошибка. А может, они все – ошибки? Я уже ничего не понимаю.

Вдруг я останавливаюсь, пораженная новой идеей: все это время Крис был единственным, кто действительно хотел встречи со мной. А я отказывала ему. Почему? Потому что я боюсь? Но ведь это очень глупый повод для отказа быть с тем, кому я нравлюсь, кто реально жаждет видеть меня. Пускай даже он знает обо мне не всю правду.

Если отношения моих родителей и научили меня чему-нибудь, так это тому, что хорошее не может длиться вечно – это просто невозможно, так что мне нельзя больше медлить. Любовь – это либо судьба, либо нет, и если мы с Крисом СДД, то он не расстроится, узнав, что я на самом деле не супермодель. Он все равно полюбит меня. И потом, мы ведь уже встречались однажды. Отец всегда говорил, что истинная награда ждет лишь тех, кто готов рисковать; пришло мое время рискнуть.

Я подплываю к бортику бассейна, где оставила телефон и полотенце, открываю мобильник и быстро печатаю Крису: «Может, сегодня? Дж.».

Захлопываю мобильник обратно и ныряю, чтобы проплыть еще один изнурительный круг. Я успеваю проплыть примерно половину, когда замечаю, что кто-то стоит на бортике прямо в конце моей дорожки и смотрит на меня. Я выныриваю за глотком воздуха, вода заливает глаза.

– Джулия!

Невозможно. Я моргаю, моргаю еще… И решаю, что мое зрение помутилось от хлорки. Этого не может быть! У меня галлюцинации.

– Как приятно тебя видеть! Я и забыл, что ваш класс тоже тут остановился.

Марк Биксфорд, парень моей мечты, первый и единственный СДД, стоит у края бассейна и улыбается.

Глава 19 Трое – уже толпа… даже в толпе

«Я за. Давай вечером в Камден-маркет, попьем глинтвейн и погуляем? К.».

ТЕЛЕФОН ПИЩИТ: пришло новое сообщение, но я настолько обескуражена происходящим, что не могу отвлечься. Может, это вообще не телефон, а сигнал тревоги пищит у меня в голове. СДД! СДД!

– Что… что ты тут делаешь?! – Из-за интенсивной тренировки и от удивления я с трудом подбираю слова, а голос дрожит и срывается на визг. Я хватаюсь за край бассейна и кладу подбородок на бортик, стараясь спрятать от Марка как можно больше своего тела. Мой слитный тренировочный купальник Speedo – далеко не самый привлекательный наряд.

– Ну, я узнал, что тут, на крыше, есть бассейн, так что пришел посмотреть, – отвечает Марк, пожимая плечами.

– Я имею в виду здесь, в Лондоне.

Я все еще усиленно моргаю из-за хлорки, но стараюсь делать это не слишком быстро, чтобы случайно не проморгать Марка, если он все-таки мираж.

– Отцу вдруг позвонили и стали умолять, чтобы он приехал снимать Неделю моды, – объясняет Марк, и я вспоминаю, что его отец – крутой фотограф. Он регулярно снимает развороты для Vogue и Harper’s и при этом часто проводит благотворительные фотосессии для больных раком детей. Каждый год он разыгрывает одну такую фотосессию на школьном благотворительном аукционе. – А поскольку у меня не было планов на весенние каникулы, то он взял меня с собой. И я подумал, что путешествие в Лондон – это весело.

– Но нам говорили, что отель еще не открыт. Ну то есть для обычных посетителей.

Как будто это имеет какое-то значение. Господи, Джулия, ты просто мастер выстраивать диалог. Но Марк не закатывает глаза, не вздыхает и не отвечает язвительной шуткой. Он просто кивает и рассказывает, что его отец тоже знаком с братом мужа миссис Теннисон (или мужем брата, или как-то так), и договорился, что Биксфорды погостят здесь неделю в обмен на фотографии для интерьера буфета.

По телу пробегает дрожь от внезапного осознания того, что Марк Биксфорд, мой СДД, стоит прямо здесь, пока я торчу в воде. Я кладу ладони на бортик, подтягиваюсь и выпрямляю руки. Уже почти выбравшись из бассейна, я вдруг понимаю, что мне придется стоять перед Марком Биксфордом, моим СДД, в мокром купальнике. От ужаса я плюхаюсь назад, брызги летят на белые кроссовки Марка.

На секунду мне кажется, что лучше всего было бы остаться на дне бассейна до тех пор, пока я не умру… или пока Марк не уйдет, – смотря что случится раньше. Но через минуту я снова выныриваю за порцией кислорода.

– Тебе помочь? – Марк нагнулся и протягивает руку.

Да, мне бы сейчас не помешали джинсы и толстовка. А еще лоботомия, потому что мой мозг словно выморозило от шока.

Я хватаюсь за руку Марка, и он вытягивает меня на бортик одним легким движением. Марк смотрит на меня: я чувствую, как его взгляд скользит по моему телу и останавливается там, где я даже не могла представить в самых смелых фантазиях. Я одновременно чудовищно смущена тем, что стою перед Марком Биксфордом в одном купальнике, и благодарю всех богов, что этот купальник спортивный, а не малюсенькое бикини. Я скрещиваю руки на груди, нервно вытягиваю вдоль тела, потом кладу на талию. Наверное, со стороны кажется, будто я полуголая танцую макарену. Тогда я быстро прохожу мимо Марка, хватаю свое полотенце и закутываюсь в него, как в плащ.

– Я… э-э… что ж… – лепечу я, умоляя мозги вынырнуть из тумана и начать уже функционировать. – Я пойду вниз. Мне нужно одеться.

– Я пойду с тобой, – говорит Марк, направляется к лифту, запрыгивает в кабину первым и нажимает кнопку.

На каждом этаже лифт издает звонок. Такое громкое, звонкое и бодрое «дзынь!», как будто предупреждение о скором приближении чего-то очень веселого. Я все еще не могу поверить, что Марк говорит со мной, и совсем не потому, что должен. Я не перестаю украдкой бросать на него взгляды – хочу убедиться, что это не сон. Надеюсь, Марк этого не замечает.

Я стараюсь не пялиться на него в упор и не обращать внимания на повисшую между нами неловкую тишину. Сама я не заговорю первая ни за что. Если я начну болтать, то точно все испорчу. В левом ухе стоит вода, я ее чувствую, но точно не стану сейчас в лифте перед Марком прыгать на одной ноге, как чокнутый кролик.

Марк здесь. Я продолжаю мысленно повторять эту фразу, но происходящее все равно кажется каким-то нереальным. Я хочу ущипнуть себя. Или его. Или нас обоих. Или пусть лучше он ущипнет меня.

Должно быть, вода из бассейна каким-то образом проникла мне в мозг. Я пялюсь в блестящие металлические двери лифта и вижу в их отражении, что Марк стоит рядом со мной. Он прислонился спиной к задней стенке кабины, руки скрестил на груди. Рукава на его рубашке закатаны до локтей, и я не могу оторвать глаз от его загорелой кожи. На одной руке видно несколько родинок. Как бы я хотела провести пальцем по ним, как бы соединяя их в причудливое созвездие!

Марк здесь. И он говорит со мной. Со мной!

– Я слышал, что полет у тебя был довольно занимательный, – говорит он, поднимая одну бровь.

– О да, безумный был полет, – отвечаю я. – Но откуда ты…

Мой вопрос прерывает веселое двойное «дзынь!» – мы приехали на нужный этаж, двери разъезжаются в стороны, отражение Марка исчезает…

…И на его месте возникает Джейсон во плоти. Он как раз собирался ехать вниз. На флисовой толстовке у него дырка у самого края, а рукава натянуты на пальцы. Растрепанные рыжие волосы, как всегда, отчаянно пытаются сбежать из-под криво надетой бейсбольной кепки.

Джейсон переводит взгляд с Марка на меня, с меня на Марка.

– Привет! – неестественно весело вскрикиваю я и спешу протиснуться в коридор, пока Джейсон не успел еще что-нибудь произнести и опозорить меня. Марк выходит за мной.

– И тебе привет. – Джейсон поворачивается лицом ко мне, но его глаза пристально смотрят на Марка.

Теперь, когда они стоят вот так, нос к носу, я поверить не могу, что могла провести в компании Джейсона… хоть две секунды. Марк просто идеален. А Джейсон был прав: тот поцелуй – ошибка.

Выражение лица Джейсона мне никак не прочесть. Он выглядит спокойным. Но это больше похоже на затишье перед бурей с торнадо, который вот-вот снесет полгорода и закинет трех коров и вывеску Pizza Hut на крышу твоего дома. Все мое тело напрягается в ожидании неотвратимого урагана. Марк, к его чести, невозмутим.

– Эй, дружище, рад тебя видеть, – говорит Марк и протягивает Джейсону руку.

Тот молча смотрит несколько секунд, а потом они причудливо здороваются, полупожимая руки, полуобнимаясь, – в общем, так, как обычно делают парни-старшеклассники. Джейсон с такой силой хлопает Марка по спине, что я слышу, как Марк издает глухое «ух».

– Да, я тоже, дружище, – отвечает Джейсон. В его голосе звучит едва уловимый сарказм. Затем Джейсон поворачивается ко мне и продолжает: – Эй, партнер, я как раз тебя ищу. У нас по расписанию сейчас несколько часов для прогулок по городу. Я подумал, не сходить ли нам в Ковент-Гарден. Ну, знаешь, типа цветочки понюхаем и все такое.

– Вообще-то на самом деле это не сад, – отвечаю я.

– В смысле? – Джейсон выглядит озадаченным.

– Это район с бутиками. – Я нервно бросаю взгляд на Марка. Не хочу, чтобы он подумал, что я какая-то выскочка-зануда. К счастью, похоже, он даже не обратил внимания на то, что я поправила Джейсона. – Туда все едут на шопинг, ну и еще это Королевский оперный театр.

– Да как скажешь, – отвечает Джейсон и встает между мной и Марком. – Так что, сходим туда?

– Сомневаюсь, что магазины и бутики – подходящее место для знакомства с городом, – отвечаю я и поправляю полотенце на плечах.

Марк смотрит на часы. Потом ловко обходит Джейсона и улыбается мне; я таю, от меня вот-вот останется только мокрая лужа на полу.

– Мне скоро в Гайд-парк. У отца там съемка, он хотел, чтобы я присоединился. Можем пойти вместе.

На одно малюсенькое мгновение я позволяю себе помечтать о том, что Марк Биксфорд только что позвал меня на свидание, но Джейсон тут же наступает своей ножищей на мои надежды и мечты:

– Отлично, – говорит он с напускным энтузиазмом. – Разве не отлично, Джулия? Это прямо судьба, да?

Я бросаю на него предостерегающий взгляд, и до него, кажется, доходит мое не двусмысленное послание: «Не смей. Просто не смей». Я готова наброситься на него и одним ударом сбить эту мерзкую ухмылку с его веснушчатого лица, но вместо этого я глубоко вздыхаю и улыбаюсь Марку в ответ.

– Да, думаю, будет весело, – говорю я. Надеюсь, мой голос звучит не чересчур радостно и в нем не слышится это «ОБОЖЕПОЖАЛУЙСТАДАСКОРЕЕ». – Только я пойду сначала оденусь.

– А стоит ли? – улыбается Марк, приподняв идеальные брови. – Уверен, лондонцам понравится девушка, разгуливающая в мокром купальнике. Во всяком случае, мне бы понравилась.

Джейсон кидает презрительный взгляд на Марка, но мне все равно, потому что в эту самую секунду сотни маленьких Джулий Лихтенштейн ходят колесом у меня в голове. Он не просто говорит со мной – он со мной флиртует!

– Поторопись, ладно? – говорит Джейсон. – Не хочу прождать целый день, пока ты выберешь идеальный наряд.

– Да, это ведь так похоже на меня, – ворчу я под нос.

Я не намерена сейчас начинать ссору с Джейсоном. И еще я совершенно не понимаю, откуда ко мне такой интерес у парня, который занимал девяносто четыре целых и тридцать две сотых процента всех моих мыслей с того самого мгновения, как переехал обратно в Ньютон. Я знаю лишь, что окружающая реальность очень хрупка и может развалиться от малейшего ветерка. Так что я не стану спорить с Джейсоном, чтобы не спугнуть этот нежный мираж.

– И все же поторопись, о’кей? Хочу поскорее выйти. – Джейсон с силой шлепает по кнопке вызова лифта. Через секунду раздается звонок, двери распахиваются, Джейсон заходит внутрь и бросает через плечо: – Я жду тебя в лобби.

– Я с тобой, – говорит Марк и быстро вытягивает руку, чтобы притормозить закрывающиеся двери, они открываются опять, и Марк заходит в кабину. – Возьму что-нибудь пожевать в дорогу. Тебе что-нибудь хочется, Джулс? Не знаю, продаются ли Starburst в Англии.

Двери лифта закрываются, прежде чем я успеваю ответить, и это даже хорошо. Я все равно не в состоянии произнести что-то адекватное. Вместо этого я подпрыгиваю на месте и изображаю победный танец: руки над головой, мокрые волосы мотаются туда-сюда.

Оказавшись в своем номере, я первым делом внимательно смотрю на себя в зеркало: мокрые волосы прилипли к плечам, а на концах спутались в колтуны. Купальник, к счастью, никуда не сполз и сидит ровно. Хотя, конечно, Speedo точно не тот наряд, который бы я выбрала для первого за пять лет разговора с Марком Биксфордом. Мне с огромным трудом удается не поддаться искушению немедленно позвонить Фиби по скайпу и заорать через интернет, что Марк здесь, что он говорил со мной, что он хочет пойти со мной на свидание (ну… или типа того). Но я должна была быть внизу еще пять минут назад, так что нашим сплетням придется подождать.

Я устанавливаю мировой рекорд по быстрому переодеванию. Волосы оставлю мокрыми – пусть сохнут по дороге, надеюсь, ветер не превратит их в один огромный пушистый комок. Пока чищу зубы, вспоминаю, как Марк улыбнулся, произнося мое имя, и показался тот его неидеальный зуб, который наезжает на другой, отчего Марк выглядит…

не знаю… немного более смертным, что ли. Похоже, что он помнит ту нашу детскую свадьбу. И он улыбнулся. Разве может хоть что-нибудь сейчас быть важнее этого?

Когда я спускаюсь вниз в лобби, то сразу замечаю Джейсона и Марка – они сидят друг напротив друга в мягких плюшевых креслах. Я подхожу и застаю обрывок их разговора. Джейсон смотрит в направлении бара, куда группа моделей, видимо, заскочила выпить.

– Похоже, тут куча легкой добычи для тебя, – говорит Марк.

Мерзко. Даже слышать не хочу ничего о «добыче» Джейсона. Поверить не могу, что я целовалась с ним. Но при мысли о поцелуе в траве все мое тело будто пронзает током. Мне вдруг становится жарко, и от этого тепла крошечные капельки пота выступают на висках. Я с трудом хватаю ртом воздух, и мне приходится хорошенько потрясти головой, чтобы избавиться от нахлынувшего воспоминания. В эту секунду парни замечают меня.

– Готовы? – спрашиваю я чересчур весело.

– Ага, – мрачно произносит Джейсон, встает с кресла и, не взглянув на Марка, идет к дверям. Не самое лучшее начало для прогулки.

До входа в Гайд-парк мы идем минут двадцать, и каждую минуту из этих двадцати мне ужасно неловко. Марк старается поддерживать беседу о Лондоне; Джейсон либо молча ухмыляется в ответ, либо закатывает глаза. Чтобы хоть как-то это сгладить, я реагирую на каждую реплику Марка так, будто с его губ слетает драгоценнейший бриллиант из сказки о принцессах. Я в опасной близости от нелепого поведения безнадежно влюбленной Сьюзен.

Однако, хоть все и ужасно, погода на удивление хороша. Думаю, миссис Теннисон невероятно горда своим новым изобретением – этими «часами для прогулок», благодаря которым ей удалось заставить нас выползти из пабов и магазинов, столь милых моим одноклассникам, и наконец посетить городские парки. До этого два дня лил дождь, и я уже начала опасаться, что эти «часы для прогулок» превратятся в катастрофу.

Я с облегчением выдыхаю, когда мы наконец доходим до Гайд-парка. Теперь у нас все-таки появятся конкретные темы для разговора. Может, нам даже удастся слить Джейсона. То есть, конечно, я не стану этого делать. Я ведь не должна. Это против правил. А я никогда не нарушаю правила. Ну, только с Джейсоном. И я вновь чувствую руки Джейсона в волосах, его губы на моих губах… Я жадно хватаю ртом воздух.

– Ты в порядке, Джулс? – спрашивает Марк, останавливаясь, чтобы прикинуть, не нужно ли постучать мне по спине или сделать искусственное дыхание (может быть?).

– Да… Я просто… э-э… проглотила жука. Кажется. – О. Бог. Мой. Я что, сейчас сказала это вслух? Марк точно решит, что я чокнутая.

К счастью, он просто смеется.

– Ох, глотать опасно, – говорит он так, будто продолжает какую-то только нам с ним знакомую шутку.

Я расслабляюсь. Я так благодарна ему за то, что он позволяет мне расслабиться. А вот Джейсон, напротив, кажется, пытается сделать все, чтобы выбить меня из колеи. Он идет впереди, шагах в четырех – достаточно далеко, чтобы грубо показать нам презрение, и достаточно близко, чтобы не дать нам с Марком остаться наедине. Мне в голову приходит лишь один способ сгладить неловкость: я достаю путеводитель и листаю страницы в поисках статьи про Гайд-парк, которую я пометила голубым стикером, еще когда первый раз листала книгу в Бостоне.

– Если верить путеводителю, то Уголок ораторов совсем рядом, – читаю я вслух, опустив глаза в книгу.

– А что это? – спрашивает Марк, заглядывая в путеводитель через мое плечо.

– Открытое пространство для дебатов, – продолжаю я, пытаясь скрыть волнение от того, что Марк придвинулся так близко. Мое сердце вот-вот разорвется на части. – Любой человек может высказаться здесь… ну… о чем угодно.

– Думаю, Джулия, тебе тоже не мешало бы высказаться. – Джейсон вдруг повернулся к нам и теперь странно смотрит мне в глаза. – Расскажи нам свою теорию об СДД.

Книжка едва не падает у меня из рук.

– Что еще за СДД? – спрашивает Марк, склоняясь ниже в надежде вычитать в моем фроммеровском путеводителе ответ.

– О! Ну… это… да так, одна штука. Из социологии, – лепечу я, пока мой мозг отчаянно мечется в поисках подходящего ответа. – Это… э-э… Союз добровольцев… э-э… Детройта, да. Сокращенно СДД.

Джейсон взрывается хохотом. Я готова его убить. Только лишь потому, что убийство уголовно преследуется и по эту сторону океана, я сдерживаюсь, резко разворачиваюсь и направляюсь по газону прямо к Уголку ораторов. И с удовольствием замечаю, что Марк идет за мной.

Уголок ораторов немного напоминает парк Бостон-Коммон, только без гидов в костюмах эпохи Войны за независимость США. Толпа там собралась разношерстная. Некоторые ораторы стоят на деревянных ящиках, некоторые на стульях, одни развернули целые экспозиции, другие размахивают плакатами, кто-то активно жестикулирует.

В углу у тропинки, опершись о забор, стоит человек, вещающий об угрозе перенаселения. Неподалеку неряшливо выглядящий студент на низенькой скамеечке для ног пытается убедить прогуливающихся туристов в преимуществах веганской диеты. Снуют бегуны с наушниками в ушах, матери с детьми торопятся поскорее пройти мимо… Но многие останавливаются и слушают. Время от времени кто-то из толпы громко возражает ораторам или поддакивает им. Один мужчина орет: «Я бы стал веганом, расти бекон на деревьях, друг!»

Мы пробираемся сквозь толпу. По большей части все, что говорят ораторы, однобоко, банально или просто безумно. Я начинаю замечать, как под кожей зашевелилось чувство тревоги и дискомфорта. Я не люблю толпу и не люблю, когда люди орут… Стало быть, орущая толпа уж точно не должна мне нравиться. Мне становится нехорошо: голова кружится от всех этих тирад.

Я оборачиваюсь назад, чтобы убедиться, что Марк и Джейсон поблизости, и врезаюсь в кого-то. Передо мной лысоватый мужчина в потрепанном костюме, он стоит в полном молчании посреди тропы. В руках у него белая табличка с черными буквами. На ней написано: «Не верь никому, даже мне».

– Простите, – бормочу я, но мужчина ничего не отвечает, он лишь жутковато улыбается.

– Джулия, все в порядке? – Марк появляется за мной, и его рука ложится мне на спину чуть ниже талии. Тепло от его прикосновения приводит меня в чувство и возвращает к реальности.

Марк читает табличку в руках мужчины и спрашивает:

– Что это значит?

Мужчина опять лишь странно улыбается в ответ. Подходит Джейсон:

– Что происходит?

– Да ничего, я… я хочу скорей уйти отсюда, – отвечаю я.

Я обхожу мужчину с табличкой и быстро иду по тропинке вперед, туда, где заканчивается Уголок ораторов и начинается другая часть парка. Марк идет следом, Джейсон тоже.

– Что это было? – опять спрашивает Джейсон.

– Мне стало как-то не по себе. – Это тоже, пожалуй, одна из лучших отговорок. – Слишком много людей.

– И все еще орут, – добавляет Марк.

Джейсон пожимает плечами:

– А мне показалось любопытно. Особенно тот последний чувак. – Джейсон по-прежнему смотрит вниз, на землю, и каждые пару метров пинает камушки. – Крутой слоган у него.

– Я вообще не поняла, о чем он, – говорю я. Мне приходится резко сделать шаг в сторону, чтобы не врезаться в Джейсона, и я теряю равновесие. Марк, который идет рядом со мной, тут же аккуратно подхватывает меня за локоть, чтобы я не упала.

– Да чего тут понимать?

– Ну, в смысле, о чем он вообще? – Я растеряна. И это зашифрованное послание совсем сбило меня с толку. Как будто кто-то пошутил, а я не могу понять, почему все смеются. – «Не верь никому, даже мне»? Что это вообще? Политический слоган? Он от какой-то партии?

– Да, наверное, он просто чокнутый, – отвечает Марк, пожимая плечами.

– А мне показалось, что он как раз самый адекватный из всех, – вставляет Джейсон и снова отходит на несколько шагов вперед.

– Я все равно не понимаю. – Пытаясь снять напряжение с шеи, я встряхиваю волосами.

Они все еще немного влажные после бассейна и тянут голову вниз, будто кто-то заставил меня ходить с ровной спиной, намотав на голову тюрбан из мокрого полотенца.

– Это он образно, – бросает Джейсон через плечо. И затем вдруг ни с того ни с сего делает колесо. Прямо тут, на тропинке.

От удивления я хочу крикнуть ему: «Ну а это что еще значит?» – но решаю промолчать. Я чувствую зуд в ногах, хочу немедленно сорваться и поплыть отсюда до Луны и обратно. Одновременно общаться и с Марком, и с Джейсоном – это слишком. Я говорю что-то про то, что хочу выпить воды, и направлюсь к ближайшей тележке с едой и напитками. За горсть тяжелых монет продавец дает мне холодную воду. С бутылки капает, ее только что вытащили из ведерка со льдом. Я откручиваю крышку и выпиваю половину за несколько больших глотков.

– Полегче, партнер, оставь и мне немного. – Джейсон стоит у меня за спиной.

Я инстинктивно оборачиваюсь в поисках Марка.

– В туалет он пошел, – говорит Джейсон и закатывает глаза.

– А, – говорю я, разочарованная тем, что Марк ушел, а Джейсон заметил, как я искала Марка.

– Серьезно, ты в порядке?

– Нормально все. – Я протягиваю ему наполовину пустую бутылку. – Как будто тебе не все равно.

– Ой, даже не начинай. – Джейсон отталкивает бутылку. – Допивай сама. Думаю, тебе нужнее.

– Почему ты делаешь это? – взрываюсь я, вдруг почувствовав, как подступают слезы.

Джейсон моргает, на мгновение на его лице проступает растерянность.

– Делаю что?

– То превращаешь мою жизнь в ад, то вдруг делаешь вид, будто тебя волнует, как я себя чувствую.

– Я не делаю вид. – Он берет оставшуюся воду, выпивает в один глоток и кидает бутылку в урну рядом с тележкой. Потом снова подходит, вторгаясь в мое малюсенькое личное пространство, и на этот раз встает так близко, что мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Он касается пальцами моего подбородка, и я снова чувствую магнетизм этого момента и бездонных синих глаз Джейсона. Он слегка наклоняет голову влево, и я бессознательно наклоняюсь немного направо, придвигаясь ближе, но вдруг вспоминаю про их с Сарой записку.

Я тут же делаю шаг назад и чуть не сбиваю с ног женщину в черном деловом костюме, она проходит мимо, везя за собой маленький чемодан на колесиках. Я бормочу извинения. Джейсон подхватывает меня за локоть и оттаскивает подальше от мисс Бизнес, которая вот-вот разразится руганью в мой адрес из-за новой царапины на ее идеальных черных лакированных туфлях. Джейсон уводит меня с тропинки на газон. Я смотрю вниз, стараясь поставить носки кроссовок идеально ровно у края мощеной дорожки.

– Это плохая идея, – произношу я, когда создается ощущение, что мы молчим уже целую вечность.

Джейсон прислоняется к тощему деревцу, и мне кажется, что оно вот-вот сломается пополам под его весом.

– Да… – Глаза Джейсона потемнели.

По его тону я не могу понять, был это вопрос или утверждение.

– Да. – Я продолжаю смотреть на свои кроссовки. – Мы оба отлично понимаем, что это было ошибкой. Давай не будем ее повторять, ладно?

Секунду Джейсон молчит. А потом наконец произносит:

– Да, конечно.

Его волосы снова выбились из-под кепки и закрыли глаза. Он смотрит мне через плечо, и когда я оборачиваюсь, вижу, что подходит Марк.

– Ну, что дальше? – спрашивает он, словно освещая пространство своей идеальной неидеальной улыбкой.

– Будем гулять дальше, – отвечаю я и поворачиваюсь к Джейсону, но тот уже отошел и снова принялся ходить колесом прямо посреди тропинки как сумасшедший.

Раньше такое поведение меня бы взбесило, но сейчас я только рада, что он решил держаться от меня подальше. Не понимаю, что за игру он затеял, но я точно не хочу в ней участвовать.

Мы с Марком идем рядом по тропинке. Повисает неловкое молчание. Я так волнуюсь и так сильно хочу произвести хорошее впечатление, что просто не знаю, о чем поговорить. Я делаю вид, что внимательно изучаю окрестности, и попутно позволяю себе несколько раз остановить взгляд на лице Марка, всего на секунду, чтобы не было похоже, будто я пялюсь. Я замечаю малюсенький шрам у него под правым ухом. Идеально круглый, словно от укола. У меня есть точно такой же на шее сзади. Шрам от ветрянки, которой я болела в четыре года. Интересно, может, и Марк получил свой так же?

– Я рад, что тебя встретил, – говорит Марк. И раз он говорит со мной, то я могу спокойно смотреть ему в глаза и не выглядеть при этом как маньяк. – Я бы умер со скуки, если бы пришлось всю поездку шататься одному.

– Уверена, ты бы все равно нашел чем заняться, – отвечаю я.

Сохранять голос спокойным стоит мне немалых усилий. Но я ни в коем случае не хочу выдать того возбуждения и восторга, от которых у меня внутри все ликует. Марк рад, что меня встретил! Да у меня от этого даже ступни покалывает. Я опасаюсь, что в любой момент ноги сами начнут, высоко подлетая, отбивать чечетку, как в бродвейских постановках.

– Конечно, – отвечает он. Мы идем, наши руки вдруг легко соприкасаются, и Марк берет мою руку в свою. – Но ведь так намного веселее.

Я улыбаюсь во все зубы и, чтобы скрыть это, опускаю голову вниз, на кроссовки, а потом окидываю взглядом парк. А мы все бредем по дорожке, держась за руки, и мое сердце готово разорваться от счастья. ДержасьзарукидержасьзарукидержасьзарукидержасьзарукиДЕРЖАСЬЗАРУКИ.

Впереди Джейсон продолжает строить из себя жалкого идиота. Он перепрыгивает через скамейки, ходит колесом по траве, хватается за ветки деревьев и виснет на них. Парковая дорожка превратилась в полосу препятствий. То и дело прохожим приходится отскакивать в сторону, чтобы их не снес этот сумасшедший. Такое впечатление, будто мы с Марком выгуливаем гиперактивного восьмилетку.

Дорожка выводит нас к большому пруду (и, слава богу, без гусей). Открывшийся вид снова напоминает о доме. Вспоминается, как мы с родителями гуляли на набережной реки Чарльз, и я гладила каждую пробегавшую мимо собаку и кормила уток. (Утки маленькие и миленькие. Гуси огромные и злые. Большая разница.) Джейсон впереди тоже останавливается и оглядывается.

– Прям как дома, да? – Он поворачивается к нам и видит, что мы с Марком держимся за руки. Это, похоже, шокирует Джейсона, он не понимает, что происходит, поэтому отворачивается и сразу снова поворачивается обратно. Его лицо бледно, и веснушки кажутся ярче обычного. Не знаю почему, но я чувствую себя чудовищно виноватой.

Поэтому я резко отдергиваю свою руку от Марка, хватаюсь за путеводитель и принимаюсь нервно листать страницы, пока не нахожу нас на карте.

– Это Серпентайн, – читаю я вслух текст.

Рядом на странице есть небольшое черно-белое фото, и я притворяюсь, будто внимательно изучаю него. Надеюсь, ни один из парней не догадывается, как жутко некомфортно я себя чувствую.

– Любопытное название, – говорит Марк, подходя к кромке воды. – Там сказано, откуда оно? Тут что, полно змей?

– Точно так! – восклицает Джейсон. Он вскакивает на спинку скамейки и, балансируя на одной ноге, вытягивает руки вверх, а потом ударяет себя в грудь и орет: – Узрите Серпентайн!

Его голос эхом отдается от воды. Я отхожу от Джейсона на несколько шагов. Мимо проходит пожилая пара, и я виновато улыбаюсь им. Надеюсь, они уловили мое сообщение: «Как печально видеть признаки безумия на столь юном лице. Уверена, скоро за ним придут и отведут обратно в лечебницу для душевнобольных».

– Э-э… нет, в книге об этом ни слова. Зато сказано, что люди называют весь пруд Серпентайном, однако это название относится лишь к восточной его части.

– Потрясающе, зубрила. – Джейсон спрыгивает со скамейки и приземляется рядом со мной. – Просто потрясающе. Но у меня есть предложение. Почему бы тебе не оторвать свой нос от книги и не посмотреть, блин, на реальное озеро?

Марк смеется, а я с шумом захлопываю книгу. Не хочу, чтобы он думал, что я зануда, и еще мне не нравится, что Джейсон заставляет его смеяться надо мной. Я пытаюсь уложить путеводитель в сумку на свое место – между пеналом, кошельком, телефоном и копией «Гордости и предубеждения», но сумка словно сопротивляется. Я подхожу к скамейке и кладу на нее сумку. Наконец мне удается разложить все как надо.

– Ну, совсем другое дело, – говорит Джейсон, улыбаясь. Но улыбка его больше похожа на издевку, чем на поддержку. Он снова принимается прыгать по скамейкам и ходить колесом по газону.

– Джейсон, может, хватит уже? – говорю я сквозь зубы. – Я совсем не хочу тащить тебя в больницу со сломанной рукой.

– Ой, да брось, Джулс. – В голосе Джейсона отчетливо слышен сарказм. – Расслабься и получай удовольствие! – Джейсон поворачивается к Марку, приставляет ладонь ко рту и театральным шепотом говорит: – Наша девочка любит, чтобы все шло по плану. Серьезно. Спроси ее о планах. О планах на будущее. У нее точно есть что рассказать.

– Да? – Марк выглядит озадаченным.

Я боюсь, он решит, что я такая же чокнутая, как Джейсон. Так что я драматично закатываю глаза, будто понятия не имею, что за бред несет мойпартнер.

– Точно тебе говорю. – Джейсон опять поднимает руки, чтобы сделать еще одно колесо, подмигивает мне и ныряет к земле.

Когда кроссовки Джейсона оказываются в воздухе, я понимаю, что его занесло. Он делает странное движение, приземляется на ноги и, чтобы не упасть, начинает пятиться назад, размахивая при этом руками, как бешеная мельница. Я пытаюсь увернуться от него, но через мгновение он врезается в меня, как-то нелепо обхватывает руками, сбивает с ног, и мы оба валимся… прямо в пруд.

Я хочу закричать, но закрываю рот, потому что мы уходим под воду. Она холодная, заливается в ноздри и пропитывает одежду. Я вскакиваю на ноги. Джейсон уже вовсю хохочет и бьет руками по воде, пытаясь устоять на илистом дне.

– ДА ЧТО С ТОБОЙ ТАКОЕ?! – ору я, толкая Джейсона со всей силы.

– Я думал, ты любишь плавать, – отвечает он, ложится на воду и взмахивает рукой, будто плывет на спине.

– Ты. Просто. Невыносим. – Я с трудом сдерживаю ярость.

– Да брось, Джулс. – У него ко лбу прилип лист, Джейсон еле сдерживается от смеха. – Я же нечаянно.

Я чувствую себя настолько жалкой, мокрой и взбешенной, что даже не могу говорить. Уже второй раз за день Марк видит меня абсолютно мокрой. Даже думать не хочу, что вода сделала с моими волосами. Больше всего на свете я хочу немедленно, прямо в этом пруду утопить Джейсона. Или хотя бы двинуть ему по зубам. Я пытаюсь скорее вылезти из пруда, но джинсы и кроссовки настолько отяжелели от воды, что я едва могу поднять ногу. Рукава вязаного свитера теперь прикрывают даже мои пальцы, а его нижний край достает мне чуть ли не до колен.

Я делаю всего четыре шага, но наступаю себе же на штанину и снова падаю в воду вниз лицом. И пока пытаюсь встать, слышу, как Джейсон сзади истошно хохочет.

Поверить не могу, что я так долго обманывалась насчет его места в моей жизни. Единственное чувство, которое я отныне и навсегда буду испытывать к Джейсону Липпинкотту, – это полная и абсолютная ненависть.

Марк стоит на берегу, держа мою сумку. В отличие от Джейсона он не смеется. А скорее выглядит встревоженным.

– Господи, да ты вообще нормальный? – говорит он Джейсону, а потом поворачивается ко мне. – Ты, должно быть, жутко замерзлаДжулия?

Я семеню (аккуратно) к берегу, Марк протягивает мне руку. Я хватаюсь за нее и, когда оказываюсь на суше, отжимаю волосы.

– Вот, надень скорее, – говорит он, снимая свою темно-зеленую флисовую толстовку и протягивая мне.

Я стягиваю мокрый свитер и накидываю флиску поверх мокрой футболки. На улице не холодно, но ветер свежий, и дорога до отеля в абсолютно сырой одежде точно выльется в простуду.

Внезапно я вспоминаю о том, как папа приехал в нужный момент и спас маму, когда она, подвернув лодыжку, стояла у обочины. Вот оно! Марк меня спасает. И эта мысль согревает меня не меньше его сухой толстовки.

Сзади Джейсон ныряет в пруду и кричит:

– Да ладно, Джулия! Неужели ты не хочешь еще поплавать?

Мягкость и тепло толстовки Марка и древесный аромат его одеколона быстро успокаивают меня. Я засовываю руки в рукава, поднимаю воротник и глубоко дышу.

– Лучше? – спрашивает Марк. – Слушай, давай пойдем обратно в отель, чтобы ты могла переодеться в сухое? Позвоню отцу, скажу, что немного опоздаю.

– Давай, – отвечаю я. – Если ты уверен, что это не слишком неудобно…

– Все в порядке. – Марк приобнимает меня, притягивает ближе к себе и легонько трет мне спину, чтобы согреть.

– Эй, вы куда собрались? – кричит Джейсон. Он все еще пытается выбраться на берег.

Марк резко поворачивает голову в его сторону:

– Это тебя не касается.

Я опускаю голову Марку на плечо. Сейчас меня абсолютно не волнует, последует ли наказание за то, что я собираюсь слить своего напарника. Мне плевать, даже если завтра же меня за это отправят домой. Главное, я больше не должна ни единой секунды проводить в компании Джейсона.

Когда до отеля остается всего квартал, я вдруг вспоминаю, что хотела договориться о встрече с Крисом. И тут же замираю. В груди нарастает паника.

– Все в порядке? – спрашивает Марк, и вновь его забота тут же снимает все напряжение.

– Да, все хорошо, – отвечаю я. – Просто забыла кое-что сделать, но это неважно.

Войдя в отель, я направляюсь сразу к лифту, но вдруг слышу чье-то презрительное покашливание и поднимаю голову на звук. Это Сара. Она оглядывает меня с ног до головы. Я даже представить не могу, что она подумает, увидев, как я в мокрой одежде шлепаю по красному ковру. Заметив позади меня Марка, Сара чуть не поперхнулась. Она толкает стоящую рядом Иви локтем и показывает на меня указательным пальцем, совсем не стесняясь, хотя я смотрю прямо на нее.

– Эй, не возражаешь, если я оставлю тебя здесь? Хочу пойти перекусить, – говорит Марк, кивая головой на бар, где стоят и пялятся Сара и Иви.

– Да, конечно, – говорю я. – Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, тебе лучше скорее переодеться в сухое, – отвечает Марк, немного отходя назад. – Я справлюсь один.

– Ладно. – Я пытаюсь говорить непринужденно, чтобы не выдать разочарования. – Подожди, я хотя бы отдам тебе толстовку.

– Не переживай, – говорит Марк. – Я ее потом заберу.

Всего четыре слова – и в моем сердце кто-то опять стучит на барабане. Потом? Он хочет встретиться со мной потом!

– Ага! До скорого! – отвечаю я, но Марк уже не слушает, он идет к бару, где Иви улыбается ему широкой улыбкой чирлидерши, а Сара машет рукой. Буэ. Я захожу в лифт, двери закрываются, я поднимаю воротник толстовки Марка к носу и глубоко вдыхаю чудесный древесный одеколон. Марк провел этот день со мной. Он спас меня.

Вернувшись в комнату, я достаю телефон, еще раз благодаря Вселенную за то, что моя сумка не полетела вместе со мной в пруд. Я открываю мобильник и быстро печатаю сообщение Крису, извиняюсь за то, что опять отменяю встречу. Но когда дело доходит до объяснения причины, я понимаю, что не могу рассказать про то, как гуляла по Гайд-парку со своим заклятым врагом и со своим СДД. Но едва мои мысли возвращаются к Марку, я вспоминаю, что он приехал на Неделю моды, и идеальная причина появляется сама собой.

«Сегодня не смогу! Фотосессия затянулась. Может, в другой раз? Дж.».

Глава 20 Жонглирование

«Похоже, у тебя очень насыщенная жизнь. Но я люблю, когда весело… Тогда в другой раз! К.».

Я ПОДЖИМАЮ ПАЛЬЦЫ и с силой трясу ногой. С самого утра у меня в кроссовке какой-то малюсенький камешек. Через каждые четыре-пять шагов кажется, что он наконец вывалился, но потом он снова впивается в ступню. Я трясу ногой, и камешек вроде бы начинает двигаться. Я принимаюсь трясти сильнее. Утро прохладное и ветреное, и я плотнее закутываюсь в фиолетовую ветровку.

Мы с самого утра на экскурсиях: сначала был Лондонский павильон, затем театр «Критерион». С Джейсоном я все еще не разговариваю, и каждый раз, когда он появляется в радиусе трех метров, я ныряю в толпу одноклассников, чтобы оказаться подальше. Сейчас миссис Теннисон наконец отпустила нас самих изучать остальные здания на улице Пикадилли (что для моих одноклассников означает шопинг). Но я могу думать только о том, как сильно я ненавижу Джейсона.

Ну то есть о ненависти к Джейсону и о Марке, конечно. О Марке я не прекращала думать с той секунды, как он оставил меня в лобби отеля вчера вечером. Я всю ночь мечтала о нем, моя первая мысль с утра была о нем, я представляла его, пока чистила зубы и умывалась и даже одежду выбирала, принимая во внимания возможность нашей встречи сегодня. Вот почему я надела свою ветровку North Face. У Марка есть точно такая же, только темнозеленого цвета. Он носит ее почти каждый день, за исключением дней, когда идет дождь. Тогда он надевает дождевик Patagonia. А если холодно, то внизу у него обычно зеленая толстовка. Но сегодня толстовку он не наденет, потому что она, аккуратно сложенная, лежит на подушке у меня в номере. О-ох! Да я хуже Сьюзен. Если послушать меня, то покажется, что я какой-то сталкер-маньяк.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках местечка, чтобы присесть, но люди повсюду. Я пытаюсь протолкнуться сквозь толпу. Все стоят и смотрят в одном и том же направлении, но из-за небольшого роста мне не видно, что привлекло всеобщее внимание. Вдалеке глухо слышен чей-то задорный голос, и каждые несколько секунд толпа взрывается смехом.

– Простите. – Я протискиваюсь боком между двумя пожилыми дамами в панамах с аляповатыми шелковыми пионами.

Мне уже почти удается это сделать, когда я случайно задеваю локтем одну из них, в голубых синтетических штанах. Она посылает мне вслед проклятья и ругань, вроде бы на немецком. Я смотрю вниз и вижу свободный пятачок на тротуаре возле волосатых мужских ног – как раз для меня местечко. Я присаживаюсь на четвереньки и пытаюсь протиснуться вперед, но моя сумка на плече цепляется за чью-то поясную сумку, я теряю равновесие и вываливаюсь прямо на тротуар. От падения с макушки на лицо съезжают солнечные очки.

– Великолепно! У нас есть доброволец!

Сидя на попе прямо посреди круга из толпы туристов, я поправляю очки и убираю с лица волосы. Рядом стоит пожилой мужчина маленького роста с всклокоченными седыми волосами. У него очень длинное лицо, а из-за того, что дряблая кожа под подбородком обвисла, оно кажется еще длиннее. На ногах у него черные обтягивающие лосины вроде тех, что носят артисты балета и акробаты в цирке, а сверху поношенная белая футболка с V-образным вырезом, которая свободно висит на его костлявом теле.

Только когда он показывает на меня своим длинным костлявым пальцем, я понимаю, что речь обо мне. Это я доброволец.

– Э-э… о нет, – бормочу я, вставая на ноги и отряхиваясь. – Я не… То есть я имею в виду, что не хочу…

– Не стесняйся, милочка! – говорит человек в лосинах, подмигивая мне. – Давайте поприветствуем аплодисментами нашего очаровательного добровольца!

Толпа рукоплещет. Я в панике смотрю на людей: они стоят плотным кольцом. Как минимум человек сто. И все смотрят прямо на меня. Я чувствую, как в горле быстро появляется ком размером с теннисный мяч.

– Простите… я просто… вообще-то не люблю… – «Толпы. Людей. Добровольчество. Публичные выступления». Все эти слова вспыхивают в голове одновременно, так что я не могу выбрать какое-то одно.

– Стой смирно и будь умницей, – командует мужчина. Он поднимает мою руку и машет ею толпе. – Легче легкого.

Отлично. Мне предстоит опозориться перед огромной толпой в незнакомой стране и при этом выглядеть мило. Мне больше нравилось, когда самой большой проблемой для меня был камешек в кроссовке.

Мужчина представляется толпе как Мастер огня. Ничего хорошего это не предвещает. Прежде чем я успеваю снова запротестовать, он берет меня за локоть, выводит в самый центр круга и указывает на деревянный ящик, выкрашенный в яркий бананово-желтый цвет. Ящик довольно высокий, в половину моего роста, и такой узкий, что кажется, малейшее дуновение ветра может его опрокинуть.

– Вставай, – велит мне мужчина.

Я недоуменно смотрю на него в ответ.

– Что, простите? – Мои мозги как будто превратились в размокшие овсяные хлопья. Люди думают, что я шучу, и хохочут.

Вместо ответа этот хрупкий, как будто из зубочисток сделанный мужчина берет меня под мышки и с силой Халка одним резким движением ставит на желтый ящик. Коленки у меня начинают трястись, и из-за этого ящик шатается, постукивая по асфальту вот так – тук-тук-тук.

– А теперь замри! – говорит мужчина громко и четко, хорошо поставленным сценическим голосом, чтобы было слышно всей толпе. – Как настоящая американка, сейчас ты пожалеешь, что не успела застраховаться на этот случай.

– Что?! – отчаянно воплю я, но мужчина в лосинах не слушает, он отошел к зрителям и пожимает руки людям в первом ряду.

Справедливости ради должна сказать, этот парень умеет работать с публикой. Все смеются и улюлюкают, и мне на мгновение начинает казаться, что они и впрямь рады будут увидеть, как я покалечусь. Думала, я в Лондоне, а не в римском Колизее!

Стоя, а вернее сказать, балансируя, на ящике, я вижу всю толпу, а позади нее – Мемориальный фонтан Шефтсбери, на ступеньках которого отдыхают люди, наслаждаясь утренним солнцем. Прямо перед собой в третьем ряду я замечаю Джейсона. Рядом с ним стоит Райан и, конечно же, вездесущая Сьюзен, и все они ухмыляются. (Ладно, вообще-то Сьюзен слишком занята тем, чтобы строить Райану глазки, так что она не ухмыляется, но зато Райан отрабатывает за нее, ухмыляясь особенно противно.) Я замираю.

– О да, вот так намного лучше, – улыбается Мастер огня. – На твоем месте я бы стоял абсолютно неподвижно.

Вдруг из толпы появляется мальчик лет десяти или одиннадцати. Они с Мастером огня похожи как две капли воды, только мальчик ниже ростом. У него светлые густые волосы до плеч, он в черных лосинах и в белой футболке с V-образным вырезом, но только выглядит она немного свежее футболки Мастера огня (возможно, ее просто разок за год постирали). Мальчик, ни разу не взглянув в мою сторону, встает слева от меня, а Мастер огня – справа. Я кошусь на мальчика, надеясь, что он все же проявит каплю сострадания и позволит мне спуститься, но тот равнодушно смотрит мимо меня. Вдруг в его глазах мелькает огонек, и я понимаю, что это лишь отражение реального огня.

У Мастера огня вдруг появляются в руках четыре похожих на кегли предмета, и каждый из них горит с одного края.

ГОРИТ.

Я взвизгиваю и делаю движение, чтобы немедленно слезть с ящика, но Мастер огня ревет: «СТОЙ СМИРНО!» – и я замираю в ту секунду, когда в нескольких сантиметрах от моего лица пролетает горящая кегля. Спустя мгновение уже все четыре горящие кегли носятся вокруг меня от пожилого Мастера огня к мальчику и обратно. Я хочу поднять руку и схватить свои забранные в хвост волосы, чтобы защитить их от пламени, но я буквально оцепенела от страха и не могу пошевелиться. Я стою и смотрю, как мечутся огни – все быстрее и быстрее. Я не могу оторвать глаз от них и начинаю впадать в какой-то транс. Толпа словно растворилась в воздухе, и во всем мире больше нет ничего, кроме меня и летающих огней. В их движении есть ритм, и мои мысли ему подчиняются.

Марк. Марк. Марк. Марк. Марк. Марк. Марк. Крис. Марк. Крис. Марк. Крис.

Марк. Крис. Марк. Джейсон.

Когда в сознании всплывает образ Джейсона, способность видеть словно возвращается ко мне, и я снова замечаю его в толпе. Он смотрит на меня так странно. Его выражение не прочесть, но это точно не фирменная наглая ухмылка. Я все еще вижу, как четыре огня носятся перед моими глазами, но почему-то теперь мне не страшно. Я чувствую только усталость. Как я дошла до такой жизни? Еще неделю назад я ненавидела Джейсона, Марк и не думал говорить со мной, а самым большим приключением в моей жизни была экскурсия на бостонском автобусе-амфибии с Фиби. (Она делала вид, что мы шведки, которые приехали учиться в Америку по обмену, а значит большую часть времени я просто молчала.) А теперь я поцеловала Джейсона (и вновь его ненавижу), а Марк не только говорит со мной, но даже хотел бы проводить вместе больше времени. Не будем упускать из виду и тот факт, что самый сексуальный парень из всех, кого я встречала (ну после Марка, конечно), – парень, который так же любит Шекспира, как я, – пишет мне сообщения и хочет встретиться. Как будто я поменялась жизнями с кем-то, кто во много раз круче меня, как в песне Freaky Friday в фильме «Чумовая пятница».

Что ВООБЩЕ происходит?

Толпа взрывается аплодисментами, и я выхожу из транса. Горящие кегли больше не летают, а Мастер огня и мальчик кланяются. Потом они оба указывают на меня, а я, стоя на своем хлипком пьедестале, изображаю неловкий поклон.

– Прекрасно, прекрасно. – Мастер огня предлагает мне руку и помогает спуститься с ящика на тротуар. – Так чудесно, когда наши добровольцы не выливают себе на голову целый флакон лака для волос!

Публика снова хохочет, а я, воспользовавшись моментом, ныряю обратно в толпу и протискиваюсь в том направлении, где только что видела одноклассников. Но они словно испарились. Тогда я иду дальше, пока не выбираюсь из толпы окончательно. Оказавшись у подножия фонтана со скульптурой Эроса, я решаю раз и навсегда избавиться от камешка в кроссовке. Вдруг из ниоткуда появляется Джейсон и плюхается рядом. Сейчас я чересчур измотана, чтобы вставать и уходить, так что просто игнорирую его присутствие и сосредоточенно развязываю двойной узел на кроссовке. Затем снимаю его, переворачиваю и трижды резко встряхиваю. Но ничего не выпадает.

– Ты собираешься игнорировать меня всю жизнь? – спрашивает Джейсон, слегка пихая меня плечом в плечо.

Ответ положительный, так что я молча надеваю кроссовку обратно и снова завязываю шнурки на двойной узел. Потом встаю на ноги, довольная тем, что больше не чувствую камешка.

– А на фонтан взглянуть не хочешь? Это ведь известная достопримечательность. – Джейсон наклоняется и вытирает с носка моей кроссовки грязное пятно. Я чувствую, как смягчаюсь. – Если изучишь детали как следует, то сможешь, наверное, целое эссе сегодня написать только об этом фонтане.

Хотя грязи на кроссовке теперь нет, я все равно нагибаюсь и протираю ее.

– Да брось, Джулия, – продолжает Джейсон, залезает рукой ко мне в сумку и достает путеводитель. – Может, почитаешь мне о фонтане?

Я вздыхаю.

– Бостонская полиция должна нанять тебя, чтобы допрашивать преступников, – говорю я и беру книгу в руки. – Ты разговоришь даже криминального авторитета.

Я пролистываю до главы об улице Пикадилли, это лондонский вариант Таймс-сквер, только более элегантный, чем оригинал.

– Он называется Мемориальный фонтан Шефтсбери, – читаю я вслух, водя пальцем по мелкому тексту в поисках интересной информации. – Он был построен в честь известного филантропа Викторианской эпохи лорда Шефтсбери. Когда фонтан возвели, многих лондонцев возмутила статуя обнаженного крылатого лучника Эроса. Люди считали, что такая откровенная скульптура не подходит для того, чтобы увековечить память уважаемого человека. Местоположение тоже казалось странным: раньше в этом районе жили простолюдины. Так что Эроса стали называть ангелом христианской благодетели. Видимо, обнаженный бог любви – это было чересчур.

Произнося слова «эрос» и «обнаженный бог любви», я жду обычных грязных шуточек от Джейсона, но, к моему удивлению, он лишь рассеянно произносит «хм» и «угу». Все это время он что-то сосредоточенно печатает в телефоне.

Джейсон продолжает сидеть, уткнувшись носом в экран. А я нахожу свободное местечко на ступенях фонтана и принимаюсь листать страницы путеводителя, но сосредоточиться не получается. Странное тревожное чувство не дает мне покоя. Я все утро не видела Марка и не слышала от него ни слова. Зато от Криса пришло сообщение, но я не почувствовала того сладкого волнения, как раньше.

Все мое внимание приковано к Марку, и как бы я ни старалась рационально объяснить его появление в Лондоне, ничего не выходит. Да, вчера мы здорово провели время вместе, он проводил меня домой и предложил оставить себе его толстовку (в которой я точно не спала всю ночь, клянусь), но это все равно не тянет на признание в любви. И я никак не могу отделаться от чувства легкого разочарования.

Еще и Джейсон ведет себя страннее обычного. Он ни слова не сказал мне до этого момента, хотя я слышала, как он минимум трижды в лицах рассказывал другим историю про падение в пруд. А сейчас Джейсону, кажется, по-настоящему интересны только живые статуи, которые то тут, то там стоят на Пикадилли. Да и то занимают они его лишь потому, что ему нравится над ними издеваться. Мне жаль их (правда, я, как никто, понимаю их боль), но в то же время я радуюсь тому, что сейчас Джейсон достает не меня. Сегодня мне необходимо побыть наедине с собой и с этим странным чувством тревоги.

Но чем больше времени проходит, тем хуже мне становится от отстраненного поведения Джейсона. Я бесконечно прокручиваю в голове события последних дней: тот странный почти-поцелуй в кабине колеса обозрения, те несколько страстных минут под дождем в траве в Стратфорде, записку, в которой Джейсон называет все ошибкой…

А потом это абсолютно не поддающееся объяснению поведение Джейсона в парке. Он был настроен враждебно к Марку. У них явно что-то случилось, была какая-то история, о которой Марк, видимо, и думать забыл, потому что он вел себя совершенно спокойно, несмотря на все безумства Джейсона. Можно было бы выяснить у Марка, но мне не хочется втягивать его в эту жалкую трагикомедию, в которую превратилась наша школьная поездка. Может, там и не было ничего? Может, Джейсону просто нравится портить жизнь другим? Это кажется мне вполне возможным.

Я резко захлопываю книгу, зажав обложку между ладонями, закрываю глаза, поднимаю лицо к небу и пытаюсь абстрагироваться от происходящего безумия, которое похоже на толпу мини-Джейсонов, бегающих вокруг меня, изрыгающих колкости и дурацкие шутки.

– Э-э… не хочу прерывать твою медитацию, но я собираюсь в Lillywhites.

Я открываю глаза и вижу, что Джейсон снова нависает надо мной. Он показывает большим пальцем через плечо на знаменитый магазин спортивных товаров.

– Хочу купить какую-нибудь толстовку для соккера в качестве сувенира.

– Для футбола, – бормочу я устало.

– Да какая разница? – отвечает он. – Ты будешь тут? Я ненадолго.

– Ага, – вздыхаю я. – Конечно.

Я массирую виски, но тупая боль в голове не проходит. Тогда я опускаю голову в ладони и несколько раз глубоко вдыхаю – тренер советует делать так перед заплывом. Кислород проникает мне в мозг и легкие, и становится немного легче. Когда я поднимаю голову, свет уже не режет глаза, а поднятый туристами нестройный гам уже не кажется таким невыносимым.

Я оглядываю площадь и замечаю Джейсона. Он стоит у дверей Lillywhites. И он снова уткнулся в свой чертов телефон. Вдруг Джейсон резко захлопывает мобильник и, посмотрев по сторонам, уходит прочь от магазина.

Джейсон меня сливает. Я в ярости. Почему просто не дать мне возможность и дальше его игнорировать? Не-е-е-е-ет, он сначала усыпил мою бдительность хорошим поведением… А теперь надеется, что я его прикрою. Вот же гадкий манипулятор!.. Я вижу, как его бейсбольная кепка мелькает на другой стороне площади и ныряет вниз, на лестницу к станции метро. Не успев толком взвесить все за и против, я вскакиваю со своего места на ступенях у фонтана и бросаюсь за Джейсоном. Меня уже тошнит от того, что он мне врет. Я устала от того, что он меня использует. И я собираюсь узнать, куда этот чертов проныра собрался.

Как только Джейсон доходит до конца лестницы, я спускаюсь следом. Нахожу очень высокого широкоплечего мужчину в деловом костюме и прячусь за ним. Поезд подъезжает, открываются двери, в один конец вагона вхожу я, а в другой Джейсон. Его отражение видно в одном из окон, и я не спускаю глаз с Джейсона, чтобы не пропустить момент, когда он решит выйти.

Поезд мчится по туннелю, я хватаюсь за поручень, чтобы не свалиться прямо на усталую женщину, у которой на руках кричит ребенок. Когда выйду из вагона, надо будет найти в сумке санитайзер для рук. На каждой станции нужно внимательно следить за Джейсоном, чтобы не потерять его из виду в толпе выходящих и заходящих пассажиров. Мы проезжаем «Грин-парк» и «Гайд-парк-корнер». Когда поезд приближается к «Найтсбриджу», я замечаю, что Джейсон подходит к дверям. Вот оно. Я глубоко вздыхаю. Поезд останавливается, двери открываются.

«Будьте осторожны при выходе из вагона», – сообщает голос из динамика, пассажиры высыпаются из дверей, и Джейсон в их числе. Мое сердце бешено колотится. Электронный писк предупреждает, что двери скоро захлопнутся, и тогда я, едва не взорвавшись к тому времени от волнения, наконец выпрыгиваю из вагона, и двери закрываются прямо за мной.

Джейсон быстро идет по платформе, маневрируя среди пассажиров и туристических групп. Он движется решительно и уверенно, точно зная, куда направляется, поэтому я даже не боюсь того, что он вдруг может обернуться и заметить меня. Он взбегает вверх по ступеням и выходит на Бромптон-роуд, я бегу следом, стараясь сохранять дистанцию в полквартала.

Цель Джейсона, как выяснилось, недалеко от метро. Harrods. Популярный, как Macy’s, и дорогой, как Bendel’s. Возвышаясь над всеми остальными зданиями в квартале, этот магазин словно кричит: «Деньги!» Если бы героини из сериала «Сплетницы» приехали в Лондон, они бы непременно пришли на шопинг именно сюда. Я даже готова поспорить на всю свою библиотеку, что именно здесь Сара и Иви проводят свои культурные часы.

Джейсон исчезает за одной из дверей из стекла и латуни. Я хочу войти следом, но на мгновение замираю, окидываю быстрым взглядом свое отражение в одной из безупречно чистых витрин и вспоминаю тот абзац в путеводителе, где говорилось, как нужно одеваться в Harrods. Тут очень строгий дресс-код. Бывало, работники магазина не пускали знаменитостей, потому что те были в шлепанцах, пусть и украшенных бриллиантами. Я точно не хочу, чтобы меня выгнали отсюда с позором из-за «неопрятного» вида.

К сожалению, одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы понять, что слово «неопрятный» наиболее емко отражает мой стиль. Я пытаюсь немного пригладить взъерошенные волосы и ладонями расправить рубашку. На удивление, мои горячие потные руки действуют на складки рубашки не хуже отпаривателя, это меня немного успокаивает и дает надежду на то, что меня все-таки не вышвырнут из магазина.

Переступив порог, я тут же оказываюсь в плену странного резкого запаха. Оказывается, я вошла через отдел мужской парфюмерии. Повсюду симпатичные молодые люди в костюмах предлагают попробовать последние ароматы от ведущих брендов.

– Craving от Дэвида Бекхэма? – раздается грудной мягкий голос с британским акцентом.

– Что?

Похоже, я назвала волшебное слово, потому что слышится пшик, и мне прямо в лицо летит одеколон, капельки попадают в глаза, на язык и в ноздри. Я начинаю кашлять и чуть не плюю прямо на пол.

– Прошу прощения, сэр, – говорит консультант.

Сэр? Я перестаю кашлять и смотрю на него с максимальным презрением и возмущением, на которое только способна. Парень в ужасе отпрыгивает.

– О боже! Прошу прощения, мадам. Я… э-э… я не понял сразу.

– Ага, – ворчу я и иду дальше.

Класс! Теперь я не только одета, как бомж, но еще и пахну как жиголо. Если на меня натравят собак, чтобы выкурить из этого чопорного магазина, то благодаря этому въедливому аромату они быстро меня найдут.

Уходя прочь, я тру глаза, в которых стоит модный аромат от Дэвида Бекхэма. Я несколько раз зажмуриваюсь, чтобы затуманенное зрение прояснилось, и меня вдруг обжигает паника: на мгновение мне показалось, что я упустила Джейсона. Но уже через секунду я замечаю рыжую шевелюру на эскалаторе. Я пробираюсь сквозь плотную толпу покупателей и тоже встаю на эскалатор, медленно и методично следуя за Джейсоном, который поднимается на другой этаж.

Я не спускаю глаз со спины Джейсона. Доехав до верха, он сворачивает на эскалатор к следующему этажу. Секунду спустя я доезжаю до верха и оказываюсь среди витрин с роскошной дизайнерской обувью. Я в жизни такой не видела! Это просто рай для Фиби!

Впереди мелькают рыжие волосы и темно-синяя кепка Sox. Джейсон едет вверх. Пригнув голову и ссутулившись, я тоже встаю на эскалатор и прячусь за пожилой дамой с фиолетовыми волосами, в огромной пушистой шубе медового цвета. Под мышкой у дамы маленький песик, цвет его шерсти идеально совпадает с цветом шубы, и я не могу отделаться от мысли, что собачку купили лишь для того, чтобы сделать шапку в пару к шубе.

Надежно спрятавшись за Круэллой де Виль, я поднимаюсь вслед за Джейсоном еще на три этажа вверх, мимо башен из дорогущих чемоданов, словно созданных для круиза на «Титанике», и гор из таких пушистых и мягких полотенец, что мне даже не снились. Проезжая мимо магазина с названием «Студия кроватей», я тут же представляю, как Джейсон скачет на этих кроватях как на батуте. И едва Джейсон и кровати соединяются в одной мысли, перед глазами встает воспоминание о мокрой траве в поле. Я отрываю правую ногу от пола и с силой наступаю ею на левую, чтобы отвлечься от этого образа.

Наконец мы добираемся до четвертого этажа. Сойдя с эскалатора, Джейсон оглядывается по сторонам. Чтобы не врезаться ему в спину, мне приходиться совершить замысловатый прыжок в сторону. Я прячусь за манекеном в одежде от Juicy Couture.

Досчитав до десяти, я аккуратно выглядываю из-за манекена в плюшевом спортивном костюме. Джейсон снова двигается дальше, и я иду за ним, пригибаясь и прячась за блузками и платьями. Джейсон резко сворачивает налево. Я выглядываю из-за плащей Burberry и вижу, что он направляется в «Королевство домашних животных», по бокам от входа в которое стоят два больших фарфоровых далматина на пьедесталах. Я жду, пока Джейсон окажется внутри, и бросаюсь за ним по людному коридору.

На мгновение я отвлекаюсь на витрину с обувью для собак. Как раз в этот момент Джейсон оборачивается. Может, он на секунду сбился с пути, а может, почувствовал за собой слежку. Какой бы ни была причина, он кидает быстрый взгляд назад через плечо. К счастью, я успеваю нырнуть за прилавок с печеньем для собак. Я сижу на корточках прямо за полосатой розово-белой стойкой, натянув толстовку до носа – уж лучше аромат Дэвида Бекхэма, чем запах печени и бекона. Через пару секунд я, довольная собой, осторожно выпрямляюсь и оглядываю зал поверх собачьего печенья в виде знаков зодиака. Голова Джейсона исчезает в противоположном конце «Королевства», и я с облегчением вздыхаю.

– Мисс? Извините? – Женщина с безупречной укладкой, в темно-синем костюме смотрит на меня сверху вниз. – Я могу чем-то помочь?

– Э-э, нет. Все в порядке, – отвечаю я растерянно. – Мне просто нужна была минутка. Ну, знаете, немного перевести дух.

– Что ж, я вынуждена попросить вас уйти, – отчеканивает она с британским акцентом. – Мы в Harrods не приемлем такое поведение. – Ее голос звучит точь-в-точь как голос директрисы из фильма «Маленькая принцесса», и мне кажется, будто мне снова пять и я снова смотрю этот фильм.

Меня прошибает холодный пот. Я встречаюсь с ледяным взглядом продавщицы. Она словно бросила меня в реку Чарльз в январе.

Я бормочу извинения и спешу к выходу, пока она, как строгая учительница, не схватила меня за локоть и не отвела отсюда в ближайший Walmart. Я и сама могу уйти, спасибо.

Глава 21 Нет места лучше harrods

«Осторожней. Не хочу, чтобы тебе было больно. С.».

НУ ПРЕКРАСНО! Я ПОЛ-ЛОНДОНА прошла вслед за Джейсоном, чтобы в конце концов потерять его в собачьем раю. Я иду к лифту, чтобы выйти на улицу. Путь проходит через отделы для беременных, для новорожденных, для маленьких детей и для подростков – роскошный жизненный цикл пробегает у меня перед глазами. Вскоре я делаю круг и возвращаюсь к тому месту, с которого начала, но я не нашла даже эскалатора, на котором поднялась сюда.

У меня дежавю. С той самой вечеринки в компании Джейсона и первого сообщения от таинственного поклонника я все пытаюсь вернуться обратно, к прежней Джулии Лихтенштейн, которая взошла на борт самолета в Бостоне. Блин, да я бы отдала что угодно, чтобы вновь стать хотя бы «зубрилой». Но как только кажется, что я нашла ту девочку, она ускользает, и на ее месте снова появляется сумасшедшая, готовая бросить экскурсию и осмотр достопримечательностей в культурные часы ради того, чтобы следить за Джейсоном Липпинкоттом.

Впереди я вижу Diner – кафе, в котором британцы попытались воссоздать настоящую американскую забегаловку. Диваны из красного винила, белые, начищенные до блеска пластиковые столешницы и сияющий хром всюду, насколько хватает глаз. Правда, в этой люксовой версии классической американской забегаловки есть один большой недостаток – тут слишком чисто, слишком аккуратно, слишком безупречно. В Deluxe, моем любимом кафе дома, хром давно не блестит, столешницы все в трещинах и сколах, а обивка на табуретах у стойки заклеена скотчем.

На меня вдруг накатывает резкая боль от тоски по дому. Deluxe было папиным местом, а когда родилась я, оно стало нашим. Он водил меня туда завтракать каждое воскресенье, даже когда я была совсем маленькой. Он часто рассказывал, как ставил мою автолюльку прямо на столешницу, рядом с яичницей с беконом. Это было мамино утро, говорил он, чтобы она могла поспать. А еще это было наше утро.

Я росла. Через пару лет я уже могла сама сидеть на взрослом стуле, болтая ногами, и заказывать блинчики, и воскресенья потихоньку становились все меньше про мамин отдых и все больше про нас с отцом.

Вдруг я замечаю Джейсона. Его кепка Sox лежит на столе, рыжие волосы спадают на лоб. Напротив сидит блондинка. Хотя слова «блондинка» недостаточно для того, чтобы описать ее прекрасные, блестящие, идеально выпрямленные волосы. А кожа у нее просто безупречна, будто целая команда ангелов целый день опрыскивает ее увлажняющим спреем. Ее губы идеально накрашены рубиново-красной помадой. Моя мама называет такой макияж «Готова на все», но эта девушка настолько элегантна, что может в полдень красить губы красным и не выглядеть при этом вульгарно. На столе стоит пара молочных коктейлей: стакан Джейсона наполовину пуст, а девушка к своему едва притронулась.

Они оживленно беседуют, склонившись друг к другу через столешницу. Девушка кладет на стол листок бумаги, Джейсон быстро читает записку и сует в карман. Потом он достает трубочку из коктейля, кидает ее на стол, запрокидывает стакан и в один глоток допивает. Девушка смеется и кладет свою руку на руку Джейсона. По неизвестной мне причине от одного взгляда на то, как нежно девушка гладит Джейсона кончиками пальцев, у меня внутри все обрывается.

Они встают, и я замечаю, что блондинка почти одного роста с Джейсоном. Она немного наклоняется к нему, и мое сердце замирает… Они что, собираются поцеловаться? И в эту секунду перед моими глазами из ниоткуда возникает ткань с гавайским принтом. Огромный мужчина в помятых бермудах цвета хаки и в шелковой рубашке с узором всех цветов радуги указывает толстым пальцем на двери кафе.

– Милая, смотри! Думаю, там точно должны быть чизбургеры, как дома!

Ну конечно, этот парень пролетел тысячи километров лишь для того, чтобы есть ту же еду, что и дома… только на двадцать долларов дороже. Я опускаю взгляд и вижу именно то, что ожидаю: у него сандалии надеты на носки. Я пытаюсь обойти мистера Гавайи и слева и справа, но ничего не выходит, и когда мне наконец удается снова увидеть Джейсона, он уже отпускает руку блондинки и уходит. Что бы там между ними ни случилось – я все пропустила.

Внезапно Джейсон поворачивается в мою сторону. Теперь, когда парень в гавайской рубашке отошел, я стою на самом виду. Мне совершенно некуда спрятаться, так что я быстро разворачиваюсь и ухожу в противоположном направлении, мои кроссовки от соприкосновения с мраморным полом нелепо скрипят. Я замечаю на двери табличку «Дамы» и, предполагая, что это туалет, бросаюсь туда.

Внутри все сияет, у одной стены стоит роскошная банкетка с позолоченными ножками. Я сажусь на нее и делаю несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться. В голове взрываются тысячи вопросов. Кто она? Это с ней Джейсон переписывается весь день? Когда они успели познакомиться? Они поцеловались? Ведь он два дня назад целовал меня. А теперь что, он использует меня как прикрытие, чтобы встретиться с ней и целовать ее?

Тут же мой воспаленный мозг предлагает ответы. Она супермодель. Они встретились на той вечеринке. И он очаровал ее своим своеобразным американским юмором и дерзким поведением. И у них с того дня роман по переписке. И сейчас они встретились, чтобы скрепить поцелуем свою любовь. И ему нужна только она. И это плохо.

– Уф! – вырывается у меня, я хватаюсь руками за голову, прижимая лоб к коленкам.

– Я могу вам чем-то помочь, мисс?

Я поднимаю глаза и вижу милую пожилую женщину в форме Harrods. Женщина выглядит встревоженной.

– Нет, спасибо. Мне просто нужна минутка, – отвечаю я, пытаясь вымучить что-то похожее на улыбку, но, должно быть, выгляжу из-за этого еще более жалко, потому что дама легонько похлопывает меня по плечу.

– Понимаю, дорогая, – произносит она. – Можешь сидеть тут сколько потребуется.

Я благодарю ее и снова утыкаюсь лицом в ладони. Я бы хотела прямо сейчас повалиться на пол и начать отжиматься, но, подозреваю, такое поведение в Harrods тоже не поощряется. Все мои мускулы напряжены, и между лопатками уже чувствуется боль. Я снова глубоко вздыхаю и кручу головой, чтобы хоть немного снять напряжение с шеи. «Тише, тише», – повторяю я про себя. Пара глубоких вздохов – и я, кажется, готова идти дальше. Я благодарю пожилую даму и на выходе бросаю несколько монет в серебряную миску для чаевых. К счастью, теперь Джейсон и правда исчез, и я спокойно иду к эскалатору.

Я спускаюсь вниз, и с каждым этажом мое настроение становится все хуже и хуже. Джейсон должен был помогать мне. Такой был уговор. Но с Крисом я все еще не встретилась, а в общении с Марком Джейсон ставит палки в колеса. Все это время он просто издевался надо мной, и я совершенно не понимаю почему. Он флиртует с симпатичными девушками направо и налево – чтобы получить ключи от номера, чтобы выйти в интернет, да, похоже, и просто ради забавы! В этом ему нет равных, и это меня убивает. Ему каким-то образом удалось узнать обо мне достаточно, чтобы манипулировать (взять хотя бы мою любовь к «Битлз»), так что Джейсон получает все, что хочет: поцелуй, прикрытие, эссе об экскурсиях… Он не помогает мне, он помогает только себе. И сейчас он опять помогает лишь себе – встречается с самой красивой девушкой во всей Британии. Все это время он втихаря крутил роман? Я рассказывала Джейсону свои секреты, целовалась с ним, а он даже не удосужился упомянуть о том, что у него тут супермодель в кармане? То есть я понимаю, конечно, что сама попросила у него помощи с Крисом… И не то что бы Джейсон был мне что-то должен…

Я словно проглотила комок живых ужей. Вот оно что. Джейсон мне ничего не должен. Но он заставил меня поверить в то, что я ему небезразлична… Мысли скачут в голове, как шарики в пинг-понге, и мне становится не по себе. Я просто опустошена. Зачем вообще возиться с девчонкой, притворяющейся супермоделью, если ты можешь заполучить настоящую супермодель? Господи, я чувствую себя такой жалкой, что мне даже самой себя жаль.

Я не могу выкинуть из головы алые губы и не могу не представлять, как та блондинка целуется с Джейсоном… Я пытаюсь убедить себя в том, что меня не волнует, правда ли они целовались. Ведь я хочу целоваться с кем-то другим. С кем-то вроде Марка. Я пытаюсь представить, как Марк обнимает меня своими сильными руками и притягивает ближе. Вот его губы прикасаются к моим… Но вдруг эта фантазия обрывается на самом интересном месте, и вместо этого я вижу, как меня целует Джейсон. А потом – как он целует ту девушку. И все вдруг встает на свои места. Вот почему он назвал наш поцелуй ошибкой: он, наверное, думал о той блондинке, он представлял ее, но в его объятиях случайно оказалась зубрила, поэтому он и сдал назад.

Значит, Сара не зря так настойчиво требует, чтобы я отстала от Джейсона. Я вспоминаю тот ее полный жалости и сочувствия взгляд в Букингемском дворце и понимаю, что она вовсе и не пыталась отбить Джейсона обратно. Она лишь хотела защитить меня от него и его лжи. Она просто хотела меня предостеречь! Может быть, она совсем не суперзлодей. Весь мой мир перевернулся с ног на голову. Марк со мной флиртует, Джейсон меня целует, а Сара Финдер относится ко мне с сочувствием? Верх – это низ, а низ – это верх!

Оказавшись на улице, я поворачиваю к подземке, чтобы вернуться к классу. Джейсон, наверное, уже уехал обратно и довольно быстро заметит, что я куда-то пропала (или не заметит?). С каждым шагом я чувствую, как нарастает во мне злость и как усиливается боль от обиды.

Не знаю даже, почему я так удивлена тем, что Джейсон просто использует меня. Но я действительно удивлена. Я почему-то испытываю удивление и боль. А мне ведь уже казалось, будто я начинаю видеть в нем что-то другое. Кого-то другого. Будто он позволит мне увидеть себя с другой стороны. Но это была ложь. Никакой другой стороны просто нет. Его поступок даже нельзя назвать предательством, по сути мы никогда и не были близки. Ошибка – это не отношения.

Если я сумею снова начать игнорировать его, как до поездки в Лондон, то я смогу все забыть. Джейсон ничего не значит для меня. Марк – мой СДД! Марк не заставляет меня страдать, не сбивает с толку, не унижает. Марк лишь радует меня и успокаивает. Так и ведут себя люди, которые созданы друг для друга.

А остальное не имеет значения. НЕ. ИМЕЕТ. ЗНАЧЕНИЯ. Я мысленно повторяю эти слова снова и снова, пока не замечаю, что шепчу их вслух, шагая вниз по улице.

Глава 22 Прогулка по тупику памяти

«Кажется, кто-то был сегодня в Harrods? (Клянусь, я не слежу за тобой!) К.».

ДЖЕЙСОН СТОИТ У ВИТРИНЫ Lillywhites. Он прислонился спиной к кирпичной стене здания и согнул одну коленку – на джинсах дырка. (Как его только не выкинули за это из универмага?) Он выглядит так, будто стоит тут целый день, а когда я подхожу, поднимает глаза от экрана телефона и непринужденно спрашивает:

– Эй, зубрила, ты где пропадаешь?

– Где я пропадаю? – Я чувствую, как ярость снова закипает внутри, но тут же плотно захлопываю крышку этой кастрюли. Мне все равно. Мне все равно. Я вновь и вновь повторяю про себя эти слова как мантру и вместо того, чтобы взорваться, безразлично пожимаю плечами, достаю телефон из сумки и открываю его. – Да так, гуляла.

– Твой роман по переписке еще не закончился? – спрашивает Джейсон, кивая в сторону моего телефона. – Встречалась со своим загадочным любовником? Он еще не сбежал?

– Вообще-то я ждала сообщение от Марка, – отвечаю я, не отрывая глаз от экрана, и слегка улыбаюсь. Надеюсь, Джейсон видит, насколько он мне безразличен. – Думаю, мы могли бы сегодня с ним прогуляться или пойти вместе поплавать.

При этих словах Джейсон отпрянул назад, как будто я дала ему пощечину.

– А что же случилось с Крисом?

Я развернулась и пошла дальше, так что Джейсон задает этот вопрос мне в спину.

– Ну, Криса я не знаю. Но зато я знаю Марка, – не оборачиваюсь я.

– Да? Неужели? – холодно спрашивает Джейсон.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

– Во всяком случае, я знаю, что он супермилый, супервежливый парень, который не ведет себя как слетевший с катушек пятилетка и не толкает меня в пруды, – отвечаю я.

– Туше, – отвечает Джейсон, но без улыбки. Его лицо вообще не выражает никаких эмоций. Между нами повисает молчание. И я ни за что не стану говорить первая. НИ. ЗА…

– Ну а ты чем занимался? – Блин. Мое любопытство и желание поймать его на лжи сильнее голоса разума.

– Да так, знаешь… – говорит он и вздыхает. – Гулял. Наслаждался культурой. Готовился к веселью.

– Какому еще веселью? – спрашиваю я. Я хочу припереть его к стенке, хочу, чтобы он проговорился про Harrods или ту красотку, с которой переписывается целый день. Но Джейсон слишком умен. Или просто слишком хороший лжец.

Так что Джейсон ничего не отвечает. Наш разговор прерывает толпа одноклассников, вываливающихся с пакетами из дверей магазина. Все они направляются к фонтану, где мы должны собраться, чтобы отправиться обратно в отель. Между мной и Джейсоном пробегает Райан с новой клюшкой для лакросса. Он размахивает ею так энергично, что мне приходится пригнуться, чтобы не лишиться передних зубов. Когда я выпрямляюсь, Джейсон только отталкивается ногой от стены.

– Со мной ни минуты скучать не будешь, зубрила! – говорит он.

* * *

Я тащусь к дверям отеля позади одноклассников, они все весело болтают, обсуждая покупки. Я же могу думать только о бассейне. Или о сне. Можно даже сначала сходить в бассейн, а потом поспать.

Все бегут к лифтам, так что я решаю воспользоваться лестницей. Я мечтаю просто упасть в постель, и мне не хочется ни с кем встречаться по дороге к кровати. Я поднимаюсь на три узких пролета вверх и наваливаюсь на железную пожарную дверь. Она с легкостью открывается, я вваливаюсь в коридор…

…И врезаюсь прямо в Марка.

– Эй! – восклицает он, поймав меня в объятия. Я приземляюсь лицом прямо ему на грудь, моя щека касается его мягкого, желтого, как сливочное масло, свитера.

– О боже! – говорю я запыхавшимся голосом, поднимаюсь на ноги, поправляю свитер и чувствую, как лицо начинает краснеть. – Прости!

– Эй, да без проблем. Вообще-то я бы даже сказал, что мне наконец улыбнулась удача: все утро тебя ищу. – Марк расплывается в широкой, почти идеальной улыбке, которую я так люблю. – Я думал, что мы могли бы погулять, заскочить куда-нибудь на ланч. Мне понравилось бродить с тобой вчера.

– Конечно! – чуть не ору я от восторга.

Похоже, изображать недотрогу не мой конек. Я чувствую, как напряжение в мышцах шеи и плеч тает, словно сливочное масло, о котором мне напоминает желтый свитер (его цвет идеально оттеняет темные волосы и легкий загар Марка). Я гонялась за Джейсоном, а Марк все утро искал меня? Неужели кто-то наконец ищет меня? Одна эта фраза – и усталость как рукой сняло.

– Только давай в этот раз будем держаться подальше от прудов и прочих водоемов?

– Нет проблем, – снова улыбается Марк. Он прислоняется к стене и скрещивает руки на груди. Клянусь, он прямо с рекламы мужского одеколона из Teen Vogue, который я листала на прошлой неделе. – Джулия, отличная шутка.

О господи! Он думает, что у меня классное чувство юмора. Марк смеется потому, что я смешно пошутила, а не потому, что я смешная и неуклюжая. По всему телу разливается тепло, будто я пью маленькими глоточками горячий шоколад, сидя у камина в морозный день.

Марк кивает в сторону лифта – такой легкий, непринужденный способ невербального общения, который доступен только по-настоящему крутым людям. Я следую за ним.

– Так что, куда пойдем? – спрашиваю я.

– Не знаю. Просто побродим по городу. Как тебе? – Его голос звучит легко и расслабленно.

– Прекрасно. – Мою грудь словно распирает, и я медленно выдыхаю. Но ощущение наполненности никуда не уходит, а значит то был не воздух в легких, а счастье. – Тогда я пойду сбегаю в номер и возьму карту.

– Ну уж нет. – Марк нажимает кнопку вызова лифта, и двери кабины тут же распахиваются, как будто все это время она стояла и ждала нас. Марк жестом приглашает меня войти. – Позволь мне быть твоим гидом. – А затем добавляет как бы небрежно: – Тебе ведь не обязательно брать с нами Джейсона, да?

– Зачем? – Я стараюсь говорить не очень грубо, но о Джейсоне мне сейчас вообще не хочется вспоминать.

– Но он ведь твой партнер на время поездки или типа того?

– Думаю, он и сам может о себе позаботиться, – говорю я твердо. И кажется, такой ответ Марка полностью устраивает.

Марк ведет меня по улицам к набережной Темзы. Мы проходим Cue-2-Cue – магазин пластинок, в котором мы с Джейсоном были во время одного из забегов за Крисом. С тех пор они поменяли декорации в витрине, и теперь за стеклом стоят увеличенные картонные обложки альбомов «Битлз» – конечно, британские, а не американские релизы. Я изо всех сил стараюсь не думать о нашей с Джейсоном песне… которая на самом деле вообще никакая даже не «наша песня».

– О, люблю «Битлз»! – говорит Марк и утыкается лбом в витрину.

Мое сердце подпрыгивает, и я начинаю светиться от улыбки. Господи, спасибо, что Марк любит «Битлз» То есть естественно, что он их любит! Мы же СДД.

– Какая твоя любимая песня? – спрашиваю я, надеясь услышать в ответ «I’ve Just Seen a Face» или «Here, There and Everywhere». Было бы просто идеально!

Марк на мгновение задумывается и говорит:

– «Imagine». – Он улыбается, и я вижу тот самый третий от центра неидеальный зуб. – Очень крутая песня.

Я закусываю губу. Совсем не хочу сейчас поправлять Марка, но просто не могу иначе.

– Э-э… ну это ведь не их песня… – говорю я, стараясь изо всех сил не выглядеть скучной всезнайкой.

– В каком смысле? – озадачен Марк.

– Это песня Джона Леннона, – объясняю я мягко, надеясь, что Марк сразу поймет, о чем речь. Но по выражению его лица видно, что для Марка это совершенно новая информация. – Ну, после распада группы…

– А, ну да. Ха, – отвечает Марк, но впечатление такое, будто он по-прежнему не понимает, о чем говорит. – Что ж, без разницы. Он все равно из битлов, да?

Я заставляю себя ничего не говорить про то, что разница все-таки есть. Одно дело – дотошно поправлять Джейсона, который абсолютно уверен в том, что я самая большая зануда на Земле. Но с Марком все иначе. Он, кажется, совсем другого обо мне мнения, и занудствовать сейчас – значит показать себя с новой стороны.

Ну и потом, это не такая уж и фатальная ошибка. Во всяком случае, он хотя бы в курсе, что песню исполняет Джон Леннон. А Джон Леннон действительно из битлов. Так что Марк почти и не ошибся. Кроме того, «Imagine» на самом деле отличная песня, хоть и немного заезженная, но все равно отличная.

Я набираю полную грудь воздуха и, переступив через себя, выдавливаю самое легкое и беззаботное «ага», на какое только способна. Мы проходим квартал, и впереди показывается Темза. Я схожу с тротуара на пешеходный переход, глубокого вдыхаю туманный лондонский воздух, и улыбка снова возвращается на мое лицо.

– Джулия!

Резкий голос Марка вырывает меня из грез. Раздается громкий автомобильный гудок, и в сантиметре от меня проносится такси. Марк хватает меня за руку и затаскивает обратно на тротуар.

– Это было близко, – говорит Марк, когда мы оказываемся в безопасности. – Ты в порядке? Я его вообще не видел.

– Да, все нормально, – отвечаю я и смотрю вниз на пальцы Марка, которые все еще переплетены с моими.

Он не отпускает меня. Я поднимаю глаза и вижу, что Марк тоже смотрит на наши руки. Я крепко сжимаю губы, чтобы не завопить восторженно на всю улицу «Вуху-у-у!». Наверное, надо что-то сказать, это было бы очень уместно, но мой мозг не в состоянии составить в предложение хотя бы три подходящих слова.

Я снова перевожу взгляд на лицо Марка. Никогда раньше не замечала, что в его глазах есть карамельные всплески. Как лепестки цветка, они окружают зрачок. Притяжение между нами так сильно, а мои гормоны бушуют так отчаянно, что мне приходится на несколько мгновений сосредоточиться на дыхании, иначе я набросилась бы на Марка прямо посреди улицы и повалила бы его на землю, чтобы страстно целовать до самого выпускного. Марк улыбается мне, и мозг напоминает мне, что это не фантазия, а реальность. Реальная жизнь. Моя жизнь. И теперь Марк заметил, что я пялюсь на него в упор.

– Ты первый раз в Лондоне? – Он ловко разбивает напряжение.

– Ага, – отвечаю я рассеянно.

– Круто тут, да?

– О, это слабо сказано. Я слушаю истории про Лондон с тех пор, как научилась понимать человеческую речь. Мои родители провели тут медовый месяц, и им очень понравилось.

– Круто, – говорит Марк и вдруг добавляет: – Я помню твоего отца. Он ведь умер, да?

У меня внутри при мысли об отце всегда все завязывается в узел. И сейчас происходит то же самое, только на этот раз он начинает разрастаться не медленно, как обычно, а мгновенно. И вот спустя секунду я уже чувствую себя так, словно проглотила целиком огромную картошку.

– Э-э… да. Мне было семь.

– Тяжело, – говорит Марк, качая головой. – Мне жаль.

– Ага. – Я вздыхаю, носок моей кроссовки цепляется за тротуар, и я, клюнув носом, ныряю вперед. Марк хватает меня за локоть и помогает восстановить равновесие.

– Спасибо, – бормочу я, чувствуя себя ужасно неловко – отчасти оттого, что чуть не упала, отчасти оттого, что его странная, неожиданная фраза выбила у меня землю из-под ног и в прямом, и в переносном смысле.

– Нет проблем, – улыбается Марк. – Я всегда подставлю плечо.

Мы идем вдоль набережной Темзы и рассматриваем лодки, разрезающие речную гладь в весенней прохладе. Мы просто бредем не разговаривая. Как будто Марк сбросил атомную бомбу на наш диалог, когда спросил про моего папу. Думаю, Марк и сам это заметил. Тишина между нами уже начинает давить.

Впереди показывается Биг-Бен.

– А ты знал, что немцы бомбили Лондон как ненормальные во время «Блица» и две из четырех сторон Биг-Бена были серьезно повреждены, – пересказываю я путеводитель, – но часы все равно не вышли из строя, всегда показывали правильное время и даже звонили?

– «Блиц»?

– Ну, «Лондонский блиц». – Быстрого взгляда на лицо Марка достаточно, чтобы понять, что он совершенно потерян. – Вторая мировая война?

– А, ну да, я помню, – говорит Марк, и я немного расслабляюсь. В конце концов, он ведь закончил курс мировой истории XX века целый год назад. – Вау, а ты правда очень умная, а?

– Э… ну… наверное, да, – отвечаю я. А что вообще можно на это ответить?

– Я и не подозревал, что в этой миленькой головке скрыто столько знаний, – произносит Марк, улыбаясь. От этих слов я останавливаюсь как вкопанная. Он делает еще шаг вперед, замечает, что я стою на месте, и оборачивается. – Эй, все в порядке?

– Да, – рассеянно говорю я и присаживаюсь на корточки – якобы завязать шнурки, хотя с ними все в полном порядке.

Я развязываю их и завязываю опять. Марк назвал меня миленькой, и я хотела бы видеть в этой фразе комплимент, но что-то не дает мне покоя. Что Марк имел в виду? Он что, думал, что тупая?

– О, а помнишь, как в детстве Робби Харт сказал, что если засунуть в нос боб, то он прорастет прямо в мозг? – спрашивает Марк. – И ты сказала, что это неправда, и он взял и засунул себе в нос боб, чтобы доказать, что ты неправа?

Я смеюсь. Конечно, я это помню. Маме Робби пришлось вести его к врачу, чтобы боб вытащили, потому что Робби затолкал его так далеко, что не мог достать сам.

– Я ошибалась, – говорю я весело. – Оказалось, что боб реально может пустить побеги в мозг. Я погуглила.

И мы снова молчим, но теперь уже нет того напряжения. Конечно, боб в носу Робби Харта не самое милое воспоминание, но я ценю попытку Марка разрядить обстановку.

Мы продолжаем гулять и болтать. Я стараюсь не говорить ни о чем серьезном, и Марка, похоже, это устраивает. Мы обсуждаем любимые фильмы (мой – «Трамвай "Желание"», его – «Бойцовский клуб»), любимые группы (моя – э-э… ну и так ясно, его – Phish), любимые телеканалы (мой – A&Е, там часто показывают классные экранизации романов, его – Cartoon Network). Выходит, Марк не совсем такой, каким я его себе представляла. Но во всяком случае мы говорим, и я не выставила себя посмешищем. Фиби похвалила бы меня за умение вести разговор.

Мы бредем все дальше и доходим до небольшого парка в центре города. Кованая решетка и густые деревья скрывают это место от уличного шума. У входа табличка: «Площадь Сент-Джеймс». Я собираюсь предложить Марку остановиться и почитать остальной текст, чтобы узнать историю этого милого зеленого островка посреди города, но Марк уже прошел мимо, не удостоив табличку вниманием. Сразу за входом дорога разделяется на несколько тропинок, которые разбегаются в разные стороны среди деревьев, чтобы потом снова соединиться в одну широкую дорожку в середине парка. Мы заходим в ворота и выбираем тропинку, ведущую к пруду.

У пруда мы останавливаемся, Марк наклоняется, подбирает пару небольших камней и начинает кидать их в воду. Он бросает камешки боком, как фрисби, очевидно стараясь, чтобы они прыгали по воде лягушкой, но раз за разом камни глухо булькают и скрываются в глубине.

На другой стороне пруда празднуют свадьбу: подружки невесты в нежно-голубых платьях, друзья жениха в серых смокингах, в букетах подружек и в бутоньерках друзей – белые цветы. Все собрались под развесистой ивой у воды. Девочка, которая должна разбрасывать лепестки по дороге к алтарю, бегает вокруг вприпрыжку и подбрасывает в воздух свою пустую корзинку. Одна из подружек невесты, кажется, не в восторге от своего платья и пытается поправить и подтянуть его то там, то тут. Один из друзей жениха уткнулся в телефон, другой лениво отхлебывает из карманной фляжки. Бешеный фотограф носится туда-сюда в поисках удачных ракурсов.

Жених с невестой стоят поодаль. Подол ее белого платья немного запутался в ногах и испачкался, а ветер растрепал прическу, но девушке, похоже, все равно. Она как будто не замечает этого, она с улыбкой смотрит на своего новоиспеченного мужа, а он, не отрывая от нее взгляда, обнимает ее одной рукой за талию, а другой нежно поддерживает за спину.

Марк кидает очередной камень в воду и поворачивается ко мне:

– О чем думаешь?

Я медлю с ответом, но, взглянув на лицо Марка, понимаю: он задал этот вопрос потому, что ему действительно интересно, а не потому, что просто хотел поддержать разговор.

– Наверное, это ужасно глупо, и даже поверить не могу, что вспомнила об этом сейчас… – Я делаю вдох, чтобы набраться смелости и закончить фразу. – Помнишь, когда мы были маленькими, мы поженились у меня на заднем дворе?

– Конечно, помню! – отвечает Марк. Он прислоняется к дереву и смеется. В тишине его смех кажется очень громким и одиноким. – Моя мама обожает вспоминать эту историю. У нас дома даже сохранился снимок, где мы с тобой стоим в наших самодельных свадебных нарядах.

Я помню то фото. Отец Марка сфотографировал нас, прежде чем мы разбежались по домам переодеваться. Кажется, мы собирались провести наш медовый месяц, бегая под поливалками.

– Я хорошо помню того шестилетнего Марка, он так серьезно отнесся к нашей свадьбе понарошку, – говорю я и чувствую, как улыбка расползается по лицу. – Помню, ты тогда сказал, что мечтаешь найти такую любовь, о которой пишут в книгах.

Теперь уже Марк ненадолго смолкает. Потом он фыркает, и его плечи вздрагивают от беззвучного хохота.

– Что смешного? – Я внимательно смотрю на лицо Марка, пытаясь найти ответ, но у меня ничего не выходит.

– Ой, да то, что ты сказала, – говорит он, все еще посмеиваясь. – Точнее, то, что я сказал. Наверное, надеялся на поцелуй.

– В смысле?

– «Любовь, о которой пишут в книгах»? Ты серьезно? Не может быть, чтобы я сам выдумал эту фразу. Наверное, услышал ее по телевизору в мамином сериале и повторил ее тебе, потому что хотел урвать детсадовский поцелуй. – Марк подмигивает. – Ты была милашкой уже тогда. Надеюсь, ты не будешь считать меня извращенцем после этой фразы?

Я смотрю в сторону. Кровь прилила к щекам.

– Ну, вообще в книгах встречается волшебная и искренняя любовь, – говорю я тихо, чувствуя, как «Гордость и предубеждение» оттягивает мне плечо.

– Да, возможно, – пожимает Марк плечами. – Я не большой фанат книг. У меня особо нет на них времени, понимаешь? Еле успеваю читать тот бред, что задают по литературе.

С каждым его словом я как будто отдаляюсь от него или как будто он отдаляется от меня, все вокруг начинает расплываться, и, хотя Марк все еще стоит рядом, он вдруг становится невероятно далеким. Я смотрю вдаль, через пруд, и вижу, как свадебная компания снимается с места – наверное, чтобы переместиться в какой-нибудь милый ресторан и продолжить праздник там с тортом и шампанским. Больше всего на свете я бы сейчас хотела пойти с ними. Они удаляются, оставляя шлейф из цветочных лепестков, и вместе с ними во мне как будто тоже что-то исчезает – тот образ, та идея, что долгие годы жила в моих мечтах.

Марк просто швыряет камни в пруд. Он даже не пытается подкинуть их половчее. Парень передо мной не имеет ничего общего с тем, кто жил в моих мыслях все эти годы. То есть, конечно, у него все та же очаровательная улыбка и идеальные волосы, но… Он терпеть не может книг? В шесть лет он цитировал слова из сериала? А его любимый фильм «Бойцовский клуб»? Как будто я посмотрела интервью с красавчиком актером и он оказался глупым, напыщенным придурком.

Я хочу немедленно оказаться в своем номере и зарыться с головой в подушки, пока мир вокруг рушится. Десять лет я сочиняла в голове сказку про Марка, и теперь оказалось, что это ерунда. При этой мысли у меня возникает дежавю. Я это уже где-то слышала… От Джейсона. Когда я впервые рассказала ему про СДД, а он принялся издеваться надо мной. Потрясающе! Я только что признала справедливыми философские воззрения Джейсона Липпинкотта.

Но ведь он был прав.

Я пристально всматриваюсь в лицо Марка, пытаясь разглядеть в нем того, кого представляла все эти годы, но его там нет. Просто широкая очаровательная улыбка и парень, чья любимая песня «Битлз» – это «Imagine».

– Я и забыл, как с тобой интересно, – говорит Марк.

Он отталкивается от дерева и делает шаг ко мне, пытаясь, видимо, придать взгляду искренности и теплоты. Как будто он специально пересмотрел фильмы для подростков из 80-х перед нашей встречей, но спутал протагониста и его главного врага. Передо мной не добрый и милый парень, не честный и дружелюбный главный герой, а напыщенный, противный, хитрый злодей. Меня сейчас стошнит.

Он кладет руки мне на талию и склоняется надо мной. Вот он – тот самый момент, о котором я столько лет мечтала. Но я знаю: я ждала совсем не того, что сейчас случится. Хватит с меня разочарований на сегодня. Когда глаза Марка начинают закрываться, а губы – стремиться к моим, я бормочу что-то вроде: «Ой, а я уже опаздываю… на… э-э… на встречу. С домашкой. Мне пора делать домашку. И мне срочно нужно обратно в номер».

Он не ослабляет хватку, наоборот, придвигается ближе и шепчет мне в ухо:

– Давай я пойду с тобой. Я очень хороший учитель.

Отпрыгнув назад, я взвизгиваю:

– Нет!

– Эй, слушай, тут, конечно, не туалет в самолете, но все равно можно неплохо развлечься.

Я замираю. Я будто нырнула в ледяную воду головой вперед. О боже!.. Он слышал… Он думает, я… В эту секунду я вдруг вспоминаю фразу, которую он сказал во время нашей первой встречи: «Я слышал, что полет у тебя был довольно занимательный».

Я закрываю глаза. Меня вот-вот стошнит.

– Райан рассказал мне о твоем маленьком приключении в полете, – смеется Марк и снова делает шаг ко мне. – Эй, Джулс, не парься ты так, я люблю девушек, которые смело следуют за своими желаниями.

Я ничего не отвечаю. Просто резко разворачиваюсь и бросаюсь прочь от Марка.

Глава 23 Тоска по дому бывает разной

«Все так запуталось. Дж.».

Я ВЫБЕГАЮ ИЗ ПАРКА трусцой. После ворот резко поворачиваю налево. К концу квартала моя скорость увеличивается. Здания проносятся мимо, но я не обращаю внимания. Я смотрю только вперед и с каждым кварталом немного ускоряюсь. Мне не хочется останавливаться. Чем дольше буду бежать, тем сильнее устану, а чем сильнее устану, тем труднее мне будет думать о том, от чего я убегаю.

Я вижу еще один парк и резко сворачиваю в его ворота. Извилистая дорожка выводит меня к каменной арке, и я вновь оказываюсь на шумной улице. Сердце бешено колотится, в боку колет, а голени горят так же сильно, как во время моего первого забега в старшей школе. Я останавливаюсь и, согнувшись пополам, упираюсь ладонями в колени. Потом ставлю руки на пояс и принимаюсь ходить кругами, чтобы немного прийти в себя и остыть. Только после этого я готова осмотреться по сторонам.

Я у парка в каком-то жилом районе. В разные стороны разбегаются улицы, застроенные трехэтажными кирпичными домами. Единственное, что отличает один дом от другого, – выкрашенные в разные цвета входные двери. Я ищу указатель с названием улицы, чтобы понять, где находится это «здесь», но тщетно. И тогда мое сердце начинает по-настоящему бешено биться. Я бежала так долго и так быстро, что теперь понятия не имею, где оказалась. И карты нет. Потому что Марк обещал быть моим гидом. Потрясающе!

Я подхожу к перекрестку и с минуту оглядываюсь в надежде увидеть что-то знакомое, но когда ничего такого не нахожу, просто сворачиваю налево и иду дальше. Я выбрала дорогу, которая начинает резко взбираться вверх по склону холма. Я дохожу до его вершины, оттуда окрестности видно лучше. И тут я замечаю ее – церковь со странным, немного загнутым шпилем. Та самая, которую показывал Джейсон из кабины «Лондонского глаза». А если шпиль там, значит, я должна быть где-то недалеко от…

Я поднимаю глаза на табличку с названием улицы и вижу: «Эбари-стрит». Я иду дальше и смотрю на номера домов. Пятьдесят два. Сорок восемь. Сорок четыре. А вот и он. Сорок два по Эбари-стрит.

Это скромный кирпичный двухэтажный дом, точно такой же, как и все остальные на этой улице. Входная дверь синяя; на первом этаже, в эркере, огромное окно от пола до потолка. Два окна на втором этаже закрыты синими ставнями, выкрашенными в тон входной двери. Я пытаюсь представить маленького Джейсона с мамой и папой. Я заглядываю в окно и ищу глазами место, где могла бы стоять рождественская елка, на которую так и не повесили гирлянды из попкорна, потому что Джейсон все съел.

Но, конечно, Джейсона я не вижу. В комнате на мягком диване сидит маленькая девочка лет пяти-шести и ее мама. У них на коленях лежит раскрытая книга, девочка водит пухлым пальчиком по строчкам, ее губы медленно двигаются, произнося написанные слова. Мама улыбается и кивает, поощряя ее читать дальше. В комнату входит мужчина с газетой и устраивается в кресле. Нет. Не просто мужчина. Это мой отец.

Я моргаю, и иллюзия растворяется. Мужчина в окне не мой отец, а девочка не я. Я замечаю, что все это время не дышала, а на глазах выступили слезы. Я отрываю взгляд от этой семьи, делаю шаг назад от окна и смотрю вниз на свои кроссовки: шнурки идеально завязаны на двойные узлы, так же как и утром, перед выходом.

Не знаю, то ли от долгой пробежки, то ли от наблюдения за этой милой семьей мои ноги словно превратились в желе. Я хватаюсь за низкую кирпичную ограду и опускаюсь на ступени, за которыми начинается дорожка к входной двери. Усевшись, я опускаю голову на колени. Мое дыхание учащается, подступают слезы. Я пытаюсь проморгаться и вдруг замечаю, что к моей кроссовке что-то прицепилось. Это маленький клочок бумаги. Я наклоняюсь ниже, чтобы отцепить его, но понимаю, что он прилип к огромной жвачке, которая теперь соединяет мою подошву с тротуаром. Это виноградная жвачка.

Я отрываю бумажку и принимаюсь тереть подошву об асфальт, чтобы убрать жвачку. Часть бумажки накрепко прилипла к подошве, но клочок все же остался у меня в руках. Буквы на нем выцвели, но все еще достаточно яркие, чтобы можно было понять – это чек из паба «Последний бегающий лакей». Рассматривая бумажку, я замечаю, что с обратной стороны на ней что-то написано кроваво-красными чернилами. Я переворачиваю листок и сразу узнаю почерк, эти кривые каракули, будто курица лапой писала. Там телефонный номер, а ниже та самая строчка, которую Джейсон процитировал во время танца в букинистическом магазине. Только на этот раз цитата правильная:

Любовь глядит не взором, а душой.

Крылатый Купидон – божок слепой.

Это строчки из «Сна в летнюю ночь». Моя любимая цитата из Шекспира.

Джейсон мне врал. Он все-таки приходил сюда, чтобы посмотреть на свой старый дом. Должно быть, он стоял прямо здесь, на тротуаре, в поношенных кроссовках, и его вечно развязанные шнурки лежали на сухих листьях. Видел ли Джейсон семью, которая теперь тут живет? Представлял ли он себя маленьким с отцом и мамой, как я? Вспоминал ли свое детство, когда все казалось таким прекрасным? Когда все еще было в порядке?

Мысль о том, что он стоял здесь и так же смотрел в окно, разбивает мне сердце. Теперь мне уже никак не сдержать слез. Они наворачиваются на глаза большими тяжелыми каплями. Голова падает на колени, и я позволяю себе разрыдаться. Я плачу из жалости к Джейсону, из жалости к себе. Время идет, а я все плачу и плачу, плачу до тех пор, пока слез уже не остается. И когда я наконец поднимаю голову, вытирая рукавом последнюю слезу и всхлипывая, я вдруг осознаю то, что должна была давным-давно понять.

Я абсолютно и безвозвратно влюбилась в Джейсона. И каждый раз, когда думала, что ненавижу его несносные штуки и эксцентричное поведение, я просто обманывала саму себя. Я влюбилась в него еще тогда, в скейт-парке, когда Джейсон пел мне. Я отрицала это, гоняясь за сказкой о Марке, которую я сочиняла годами и которая рассыпалась за несколько минут. А потом еще был Крис – сказка, которую я разрушила с самого начала своей ложью. Может, у нас с ним что-нибудь и получилось бы, но я этого никогда не узнаю, потому что сразу все сама испортила. Супермодель? Чем я вообще думала?

Я жадно вдыхаю воздух, как будто только что вынырнула из бассейна после долгого и изнурительного заплыва под водой. Такое чувство, что я вдохнула впервые за эту неделю. Легкие горят. Грудь распирает. Я только что всплыла на поверхность и столкнулась лицом к лицу с правдой. Но от этого мне только стало грустнее. Потому что Джейсон сказал, что наш поцелуй – ошибка. И он ничего не чувствует ко мне. Еще бы, ведь есть та блондинка из Harrods.

Я пересекла целый океан лишь для того, чтобы выяснить, что мои фантазии о Марке – пустышка, чтобы влюбиться в самого ненавистного мне одноклассника и чтобы мне вновь больше всего на свете захотелось быть с тем, кому я не нужна.

Глава 24 Кошмар в летнюю ночь

«Все яркое так быстро исчезает[10]. Дж.».

УСИЛИЕМ ВОЛИ Я ЗАСТАВЛЯЮ себя встать со ступеней, пока та семья внутри не заметила рыдающую американку у себя на крыльце и не вызвала полицию. Я иду вниз по улице. Больше всего на свете мне сейчас хочется поговорить по душам с Фиби, но я смотрю на часы и понимаю, что должна быть у театра «Глобус» ровно через двадцать шесть минут. И опоздать никак нельзя. Мы будем смотреть «Сон в летнюю ночь», и если я приду, когда пьеса уже начнется, все заметят. После всего, что я успела натворить за эту поездку, меня, наверное, вообще отправят домой, если я пропущу постановку. К тому же миссис Теннисон точно догадается, что я провела культурные часы без партнера и совсем не по назначению. Тогда мне конец.

Я быстро оглядываюсь по сторонам в поисках наиболее оживленной улицы – кажется, лучше дойти до конца квартала. Я знаю, что стою у дома 42 по Эбари-стрит, но понятия не имею, где вообще этот дом 42 по Эбари-стрит находится и как долго отсюда добираться до «Глобуса».

К счастью, мне удается быстро поймать такси;

в салоне машины я молюсь, чтобы стоимость поездки не превысила двадцати пяти фунтов, потому что больше у меня с собой нет. Следующие двадцать минут самые страшные и нервные в моей жизни, но, когда мы резко останавливаемся у входа в театр за пять минут до назначенного времени, я оставляю водителю щедрые чаевые.

У входа в «Глобус», такого пустынного еще неделю назад, сейчас толпится народ. Такси, подвозящие людей на вечернее представление, пытаются протиснуться по дороге и то и дело сигналят, прогоняя пешеходов. Кругом шум и хаос, повсюду туристы и театралы, все выглядит так, будто в Лондоне проходит Марди-Гра, только тут все трезвые. Я втягиваю голову и пытаюсь протиснуться к дверям. Людей так много, что мне приходится нырнуть и пробивать себе дорожку под локтями, рюкзаками и маленькими детьми на руках у взрослых.

У входа меня встречает чопорный и довольно сердитый билетер. Мое сердце обрывается: должно быть, оба наших билета у Джейсона, и я не смогу попасть внутрь, пока не найду его.

Я поднимаюсь на цыпочки и даже подпрыгиваю пару раз, чтобы увидеть все, что скрывает от меня толпа. Десятки туристов стоят вокруг диорамы «Сна в летнюю ночь» в человеческий рост, ее дополняют манекены в сказочных нарядах и даже фигура осла. Больше ничего не видно. Дурацкие короткие ноги. Я уже готова сдаться, плюхнуться на ступени и рыдать, но замечаю среди сотни других голов рыжую шевелюру. Джейсон стоит рядом с Райаном Линчем, и они оживленно о чем-то болтают. Райан достает старый пыльный мягкий мячик-сокс, и они начинают перекидывать его друг другу ногами, едва не задевая других.

– Джейсон! – кричу я и машу рукой как сумасшедшая, но он стоит ко мне спиной и не замечает.

Я бросаюсь к нему, расталкивая туристов в толпе, и, когда подбираюсь поближе, до меня начинают доноситься обрывки их с Райаном разговора. Джейсон произносит «она», значит, речь идет о девушке, затем следуют «сильно» и «уже давно», но суть пока не уловить. Вокруг разговаривают люди, а на дороге периодически гудят такси, мешая мне подслушивать.

– И она правда очень милая, но – БИ-И-И-ИИ-И-И-И-ИП. Понимаешь? – говорит Джейсон.

– Конечно, чувак, – отвечает Райан, делая странные прыжки и перекидывая мячик через спину. – Думаю, тебе просто надо – БИ-И-И-ИИ-И-И-И-И-И-И-ИП.

Черт! Не могу ничего разобрать. Уверена, они обсуждают ту блондинку из Harrods, но я никак не могу расслышать ничего конкретного. Дурацкие такси.

Райан пинает мяч слишком сильно, он летит далеко, и Джейсон вытягивает ногу, чтобы поймать его, но по мешочку попадает лишь кончик кроссовки. Сокс меняет траекторию, перелетает через голову Джейсона и приземляется прямо у моих ног.

Чтобы поднять мяч, Джейсону надо обернуться. Я понимаю, что он точно меня заметит, а я не хочу, чтобы он подумал, что я подслушивала. Поэтому я резко ныряю в толпу и пячусь назад. Я замечаю сотрудника «Глобуса», спереди и сзади у него висят рекламные щиты с изображением Титании, можно спрятаться за ними. Но я так тороплюсь, что несусь, не разбирая дороги, и врезаюсь в седого пузатого мужчину, который сердито смотрит на меня сверху вниз и ворчит.

– Простите! – пищу я и пытаюсь увернуться, но тут же врезаюсь в того парня с рекламными щитами.

В таком костюме трудно сохранить равновесие, так что парень летит вниз. Я вытягиваю руку, чтобы поймать его, но успеваю ухватиться лишь за лицо Титании. Парень слишком тяжелый. Он падает на спину, а я валюсь на него сверху, и мы сталкиваемся носами. Парень расплывается в сальной ухмылке.

– Привет, милашка, – говорит он, и я вдруг понимаю, что буквально сижу на нем верхом.

Я тут же соскальзываю с него и падаю на попу.

– Вот это грация, зубрила.

Джейсон протягивает мне руку. Он так смеется, что ему еле удается поставить меня на ноги. Я коекак поднимаюсь, лицо заливает краска, будто я обгорела на солнце. Все тело пылает. Я даже забыла, что вообще-то искала Джейсона. Да я бы предпочла сейчас трястись в такси у того водителя-гонщика и паниковать из-за отсутствия билета, а не стоять сейчас здесь.

– Да не расстраивайся, – продолжает Джейсон, изображая британский акцент и похлопывая меня по плечу. – Никто ничего не видел.

Понятно, что он врет. Сотрудница театра пытается помочь парню с рекламными щитами встать на ноги, она недобро посматривает на меня и ворчит себе под нос. Несколько человек посмеиваются, глядя в нашу сторону, а одна дама с ребенком на руках смотрит на меня встревоженно – видимо, думает, что я ушиблась. Я чувствую себя такой нелепой, такой глупой, что вот-вот потеряю контроль и разревусь прямо здесь посреди толпы.

– Эй, Джулия!

Я оборачиваюсь на звук и вижу огромную мягкую голову осла. Она раскачивается и пыхтит, потом осел начинает плясать, изображая лунную походку.

Теперь пялятся уже все окружающие, но, к счастью, не на меня. Райан хохочет, сжав ноги вместе, как будто старается не описаться. Даже я не могу не признать, что Джейсон с головой осла выглядит очень смешно, и криво улыбаюсь. Вдруг миссис Теннисон в ужасе взвизгивает и бросается к Джейсону.

Джейсон снимает голову осла и подмигивает мне. Миссис Теннисон грозит ему пальцем, пустившись в свою фирменную тираду про почему-ты-не-можешь-проявить-должное-уважение (я уже почти выучила ее наизусть). Я чувствую теплую волну благодарности к Джейсону. Но она почти сразу сменяется волной грусти. Все снова стало обычным, если наши отношения вообще можно назвать обычными. Просто двое друзей-партнеров неплохо проводят время вместе.

Я стараюсь не вспоминать о своем сегодняшнем открытии – я давным-давно влюблена в Джейсона, и теперь меня справедливо можно называть грустной, безответно влюбленной девочкой – и концентрируюсь на том, что пора идти в театр. Даже не знаю, что я должна чувствовать. То ли облегчение от того, что все вернулось в норму, то ли грусть от того, что все осталось по-прежнему.

Я иду за одноклассниками к дверям, вернее, стараюсь идти за ними: у входа в театр – бутылочное горлышко, так что в толпе становится все теснее, люди начинают раздражаться и ворчать.

– Вот всегда ты так, – язвительно шипит женщина позади меня. – Я по десять раз напоминаю, ты бесишься оттого, что я по десять раз напоминаю, а потом все равно забываешь. Если б я тебя не любила, клянусь, убила бы.

– Может, в следующий раз попробуешь сказать только один раз? Тогда можно будет избежать этих нелепых претензий, – отвечает мужчина, его резкий голос заглушает шум толпы.

– А может, стоит, наоборот, напомнить двадцать раз, и тогда ты все же не забудешь фотоаппарат, – огрызается женщина.

Наконец мы попадаем внутрь и проходим в зал, места только стоячие, и ссорящаяся пара оказывается прямо позади меня. Отлично.

Гаснет свет, и представление начинается. Меня почти захватывает магия сцены, но я все равно не могу отделаться от странного гнетущего ощущения. Вдобавок к этому я слышу, как посреди второго акта женщина наклоняется к мужу и шепотом произносит: «Как жаль, что сейчас нет камеры», а он только тяжело вздыхает в ответ.

Головная боль, которая проснулась, едва погас свет, стала тупой и ноющей и обосновалась где-то в затылке, потом залила лоб, а к антракту уже билась в висках. К третьему акту я страдаю настолько, что жду не дождусь окончания пьесы. Не верится! Постановка, о которой я мечтала с тех пор, как впервые взяла в руки расписание поездки (моя любимая пьеса Шекспира в театре «Глобус»? Вау, вот это удача!), превращается в чудовищный кошмар. Я чувствую себя просто жалкой и несчастной настолько, что мне становится жалко саму себя.

Толпа вокруг стоит очень плотно. Я смотрю вверх и вижу, что на балконах тоже нет ни одного свободного места. Кругом лица, и это давит. Мне хочется сесть, пускай даже просто на пол, но места слишком мало. Я не могу сосредоточиться на сцене. Фигуры актеров расплываются. Мне кажется, что кто-то засунул мне в уши вату, вымоченную в желе. Из зрительного зала слышатся тихие смешки, отчего голова начинает только сильнее трещать.

Со сцены актеры орут друг на друга: один за другим любовные скандалы сплетаются в странное одеяло из шума и хаоса, и оно ложится на зал. Я опускаю голову, чтобы немного прийти в себя и отстраниться от происходящего, но едва закрываю глаза, их застилает вспышка, а в памяти всплывают звуки.

Я слышу крики, два тихих голоса, приглушенных, потому что они раздаются через дверь. Я зажмуриваюсь сильнее, и мне наконец удается вспомнить: я сижу на полу в своей комнате, свет погашен, розовая рубашка в цветочек натянута на колени. Я прижимаю ухо к двери, чтобы лучше слышать, что происходит в гостиной. Мне давно пора спать, но уснуть я не могу. Родители кричат, и мне необходимо узнать, что там происходит.

Я распахиваю глаза. От этого воспоминания мне не по себе, но я толком не понимаю почему. Ведь все же ссорятся, так?

Ответ приходит мгновенно. Я всегда считала, что родители вообще не ругались, вот почему воспоминание об их ссоре выбило меня из колеи. То есть все родители иногда ссорятся, но только не мои. Потому что они идеальны. Или нет? И едва задав себе этот вопрос, я понимаю, как же нелепо было верить в обратное.

Смотреть пьесу я уже не могу. Актеры, к счастью, заканчивают читать, сюжет подходит к концу, зрители аплодируют, загорается свет. Толпа начинает двигаться к выходу. Я тоже плетусь за Джейсоном к двери. Я не отрываю глаз от его спины. На нем его обычная толстовка North Face, я замечаю короткий коричневый волос. Как будто собачий. Интересно, у Джейсона есть собака? Я хочу протянуть руку и убрать волос, но не делаю этого: все мои силы уходят на то, чтобы переставлять ноги.

В холле Джейсон поворачивается ко мне:

– Должен сказать, зубрила, постановка была просто отличной. – Он улыбается так широко, что даже глаза блестят.

– Ага, потрясающая, – бурчу я под нос. Каждое слово отзывается в голове эхом, я его физически ощущаю, и от этого боль усиливается.

– Эй, ты в порядке? Выглядишь так себе, – говорит Джейсон и поднимает руку, чтобы то ли похлопать меня по спине, то ли приобнять за плечо, но потом, видимо, решает, что это будет лишним, и опускает руку.

– Ну спасибо, – отвечаю я, глядя вниз, на свою обувь.

– Ты ведь знаешь, что я имел в виду. Почему ты всегда воспринимаешь мои слова как-то не так?

Ответить я не успеваю – он разворачивается и догоняет Райана. А я слишком устала и слишком растеряна для того, чтобы догонять Джейсона. Я вообще не могу собраться с мыслями, я слышу лишь глухие голоса, доносящиеся из-за двери. От этого воспоминания никак не отделаться. Оно повторяется снова и снова. Снова и снова.

Глава 25 Собирая осколки

«Паб Spice of Life. Если можешь, приходи. Я буду ждать до ночи. К.».

– ЧУВАК, ОНА какая-то бледная. Такое впечатление, что ее сейчас стошнит, – раздается голос Райана в нескольких метрах от меня.

Джейсон нагибается так, что его лицо оказывается прямо перед моим.

– Джулия? Эй, Джулия! – говорит он, с озабоченным видом щелкая пальцами у меня перед глазами. – Серьезно, ты нормально себя чувствуешь?

Я пару раз моргаю, а потом киваю. Даже не заметила, как мы вышли на улицу и теперь стоим на тротуаре перед «Глобусом» и ждем такси, чтобы уехать в отель. Целая очередь из блестящих черных машин уже поджидает выходящих из театра зрителей. Мои одноклассники разбиваются на группы, чтобы рассесться по машинам. В кармане у меня вибрирует телефон. Я подскакиваю, достаю мобильник и смотрю на экран.

– Ну конечно, что же еще может вывести тебя из состояния зомби? – ворчит Джейсон. – Господи, Джулия, тебе обязательно постоянно пялиться в свой телефон?

– Это Крис, – говорю я, читая сообщение. – Он в пабе и спрашивает, не хочу ли я присоединиться.

– Что ж, думаю, время подходящее, – отвечает Джейсон.

Я все еще немного растеряна, так что оставляю без внимания холод в его голосе.

– Ты правда думаешь, что мне стоит пойти? – Слова на экране то расплываются, то снова обретают четкость.

– Почему нет? – говорит Джейсон равнодушно. – Надо же все-таки встретиться с ним в реальности.

– И что, мне одной идти? – лепечу я, мысли путаются.

– Ну, можешь взять Марка. Я слышал, он настоящий джентльмен.

При упоминании Марка я поднимаю взгляд. Джейсон с вызовом смотрит на меня.

– Ты о чем? – Мои руки начинают слегка трястись, и я крепче сжимаю телефон, чтобы не выронить его прямо на тротуар.

– Забей, – говорит Джейсон.

Супер! Вдобавок ко всему остальному, похоже, уже расползлись слухи обо мне с Марком. Картофелина, весь день сидевшая в желудке, теперь превратилась в трехсоткилограммовую наковальню. Похоже, терять мне уже нечего. Марк оказался глупой детской фантазией, а мои безумные чувства Джейсону не нужны. Я всю поездку говорила о любви, думала о ней, гонялась за ней, и я не уеду из Лондона без романтической истории. Не хочу больше ни минуты терять на страдания по тому, кто вне зоны моего доступа, точно не сейчас, ведь идеальный, симпатичный парень ждет встречи со мной целую неделю. А я всю неделю его сливаю. И ради кого? Ради Марка? Ради Джейсона? Ради ерунды.

А Джейсон все никак не угомонится.

– Еще с утра ты не могла дождаться встречи с Марком. А сейчас мы опять о Крисе, – говорит он, воздевая руки к небу. – Господи, Джулия, с ума можно сойти от того, как стремительно у тебя меняются объекты вожделения.

– Все совсем не так, – злобно отвечаю я. Если он думает, что может осуждать меня, то и я не стану с ним церемониться. – Я провела некоторое время с Марком и теперь думаю, что, похоже, он совсем не тот, за кого я его принимала.

Начинают подъезжать такси. Наши одноклассники садятся в машины и уезжают, наконец на тротуаре остаемся только мы с Джейсоном. Значит, в последнем такси нам ехать вдвоем. Джейсон запрыгивает на сиденье первым и, оборачиваясь, бросает мне:

– Разве не это я тебе говорил?

– Нет. Ты просто сотню раз намекнул, что Марк для меня слишком хорош, – отвечаю яса д я с с л е д о м.

– Никогда я такого не говорил. Просто ты слышишь лишь то, что хочешь слышать. – Джейсон отворачивается к окну, так что я не вижу его лица.

Машина трогается с места.

– Да без разницы, Джейсон.

Я вздыхаю и тоже отворачиваюсь к окну. Наше такси пересекает Темзу по узкому каменному мосту и ныряет в темный тоннель. Вокруг ничего не видно, и мне не на что отвлечься от злости на Джейсона.

– Да уж. Именно без разницы. Забей на меня так же, как ты забиваешь на всех остальных.

– Да что ты несешь? – Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы голос не задрожал.

– Может, если бы ты вытащила свою голову из путеводителей на долю секунды, то заметила бы, что никакая ты не бедная-несчастная жертва, которую все время строишь из себя. Вокруг есть люди, которым на тебя не плевать.

– И кто же? Ты, что ли?

Я слышу, как Джейсон делает резкий вдох, и на секунду наступает тишина.

– Да, может быть, – наконец отвечает Джейсон.

– Ой, да ладно! Ты прямо образцовый друг. Игнорируешь меня, когда тебе это удобно, толкаешь в пруд, сливаешь меня, якобы чтобы сходить в спортивный магазин… Кто знает, сколько раз ты это делал! Выставляешь меня идиоткой круглые сутки и делаешь все, чтобы меня отправилидомой.

– Да если бы не я, ты бы всю поездку провела в одиночестве. И вместо настоящего веселья бесконечно сверялась бы со справочниками и путеводителями и мечтала о своем глупом Марке, с которым вы типа СДД. Да ты благодарить меня должна!

– Благодарить тебя? Благодарить тебя? – Я хлопаю ладонью по кожаному сиденью от возмущения. Но глухой шлепок и близко не передает моей ярости, а вот ладонь теперь горит. – Ты бредишь, ты в курсе? Ты просто бредишь и… и ведешь себя безответственно и…

– И эгоист, и ребенок, и просто придурок, – заканчивает Джейсон за меня, чуть ли не плюясь от злости. – Я знаю, ты вообще-то уже говорила это. Много раз говорила. – Он поворачивается ко мне. Его глаза прищурены, он смотрит на меня с таким бешенством, что я невольно отклоняюсь назад. – Знаешь, в чем твоя проблема? В мире не существует того, кто был бы достаточно хорош для тебя. Ты живешь в своих фантазиях. И если не проснешься однажды, то проведешь всю жизнь в одиночестве, в окружении книг и миллионов идеально заточенных карандашей 2Т.

У меня перед глазами появляются красные пятна. Я не верю своим ушам. Мне хочется ущипнуть себя, чтобы очнуться от этого кошмара.

– Да как ты смеешь говорить мне такое? – выдавливаю я из себя.

– Что? Как я смею говорить правду? – Джейсон смеется, но это злобный смех, грубый и резкий. – Видишь? Ты готова критиковать всех, но сама не выносишь критики. Ты думаешь, ты единственная на планете, у кого есть чувства?

– В день, когда ты продемонстрируешь чувства, я… – бормочу я, но Джейсон меня обрывает:

– Что? Отложишь путеводитель? Используешь ручку? Нарушишь правила?

– Да я всю поездку только и занимаюсь тем, что нарушаю правила! – кричу я, чуть не набросившись на Джейсона.

– Да, и кажется, в этой поездке у тебя радости было больше, чем за всю твою жизнь!

– Вот и нет! Я испытываю жуткий стресс! И у меня сейчас столько проблем, сколько ни разу в жизни не было. И все с тех пор, как я начала нарушать правила.

– А я-то здесь при чем?

– Да потому что ты во всем виноват! С тех пор как мы сели в самолет в Бостоне, ты издеваешься надо мной и провоцируешь. С меня хватит. Надоели твои тупые шутки, и твоя ухмылка, и веснушки, и твое идиотское поведение.

Я тяжело и быстро дышу, чувствуя, как горят щеки. Водитель такси уже не может не обращать на все это внимания и начинает коситься на меня через зеркало заднего вида.

– Идиотское поведение? Это все, на что ты способна? – Джейсон наконец поворачивается ко мне. – Брось, Джулия. Уверен, ты можешь придумать что-то получше. Давай, пустись во все тяжкие, не скупись на плохие слова.

Джейсон прищуривается, и я случайно перевожу взгляд на его брови, такие же огненно-рыжие, как и волосы. Эти брови как будто захватили все мое внимание, и я могу смотреть только на них, не замечая боль и злость в глазах Джейсона, не замечая того, что он, кажется, вот-вот сам заплачет.

– Ты хочешь, чтобы я придумала что-то получше? – Злость расплавленной сталью разливается по мне. – Нет, ты не ведешь себя как ребенок. Ты всегда в точности знаешь, что именно делаешь. И быть придурком – это твой осознанный выбор. А что самое удивительное – ты в этом чертовски хорош. Ты врал мне и манипулировал моими чувствами всю поездку. И наслаждался этим, разве нет? Не удивлюсь, если потом вы с Райаном смеялись надо мной и ты рассказывал, как именно тебе удалось меня достать. Сначала ты доводишь меня до белого каления, а потом утешаешь, смеешься надо мной и почти сразу целуешь, а потом просто плюешь на меня и идешь на встречу с какой-то супермоделью. Ты влез в мою голову – надеюсь, тебе понравилось. Неужели никто не учил тебя, что с людьми нельзя так поступать? Ах, точно, видимо, нет. Твоя мама забила на тебя еще до того, как успела преподать этот урок.

Я начинаю жалеть о своих словах, как только они слетают с языка. Я вижу, как все тело Джейсона напрягается, будто он готов броситься на меня или вскочить и убежать. Если бы он мог стрелять лазером из глаз, то в ту же секунду просверлил бы в моей голове две сквозные дырки.

На мгновение мне даже становится страшно. Я инстинктивно прижимаюсь к дверце машины. Но Джейсон быстро расслабляется, как будто кто-то нажал кнопку и мгновенно снял напряжение. Он откидывается назад на спинку сиденья, поднимает руки и медленно, театрально хлопает.

– Вау. Потрясающе, Джулия. Пятерка с плюсом за эту тираду. Ведь именно этого ты хочешь, да? Хорошую оценку? Это и есть для тебя настоящая жизнь – книжки, школа и оценки… Отец бы тобой гордился.

Такси со скрипом тормозит у отеля. Я распахиваю дверь и выскакиваю на улицу, но потом поворачиваюсь, нагибаюсь и засовываю голову обратно в салон.

– Пошел на хер. Вот тебе плохие слова.

Я ничего не вижу от ярости, просто решительно иду в двери отеля и прохожу через лобби, задевая всех, кто стоит на пути. И даже не извиняюсь. Наша перепалка с Джейсоном звучит в моей голове, слово единственная песня в айподе, поставленная на повтор.

Я захожу в номер и хлопаю дверью что есть сил, даже фотографии Лондона в рамках на стене вздрагивают. Я иду к раковине и начинаю плескать себе в лицо холодной водой. Это унимает ярость, и остаются лишь растерянность и боль. Меня начинает трясти – не то от холодной воды, не то от нервов. Я обхватываю себя руками, стараясь унять дрожь. Но не могу. Зубы стучат. Я жду, что польются слезы, но они не появляются. Глаза сухие и чешутся, и я нервно начинаю тереть лицо. Хочу к маме.

Я достаю кошелек и открываю молнию на кармашке с такой силой, что собачка остается у меня в руке. Я вскрикиваю и швыряю замочек на пол. Вынимаю красную телефонную карточку, которую мама дала мне на экстренный случай. Сейчас самый что ни на есть экстренный случай. Одна-единственная мысль заполняет все мое сознание: «Хочу к маме!»

Я нажимаю кнопки на беспроводном отельном телефоне, точно следуя инструкции на обратной стороне карточки, но от волнения ошибаюсь, и приходится трижды начинать заново. Наконец я слышу гудки и легкое шипение – мой звонок летит через весь океан.

– Алло?

– Мам! – кричу я, вцепившись в трубку обеими руками.

– Джулия? Ты в порядке? – Мамин голос взволнован.

– Все хорошо. – Я стараюсь проглотить ком в горле. – Я просто очень соскучилась… и очень хотела поговорить с тобой.

– Хорошо, – говорит мама, облегченно вздыхая. – Я так испугалась, когда услышала тебя! Я тоже очень скучаю, милая. Как ты там?

– Нормально. – Я вдруг понимаю: я не знаю, что сказать. С чего начать разговор?

– Ну, голос у тебя не очень, – отвечает она мягко. Мама всегда точно считывает мои интонации. Она говорит, что в покер мне лучше не играть.

– Да, я просто соскучилась по дому, – говорю я и делаю вдох. – Девять дней – это долго.

– И не говори! Я как зомби брожу по пустому дому и не знаю, чем занять себя. Одной настолько тоскливо, что я чуть не начала снова вязать.

Напряжение у меня в груди начинает ослабевать.

– А ты не думала насчет кантри-танцев? Или плетения корзин под водой?

Мама смеется, и этот звук теплый и звонкий даже через океан. Я представляю, как она сидит в нашей крохотной кухне, на своем обычном месте, во главе шаткого деревянного стола, наматывая машинально провод древнего телефона на палец. Я опять глубоко вздыхаю. Сам звук маминого голоса действует на меня успокаивающе.

– Знаешь… – говорит мама и останавливается. – Я вчера ходила на свидание с Дэном. Он пригласил меня в то новое кафе с испанской кухней.

И – бах! – тяжесть снова наваливается мне на грудь.

– Ч-что? – Я даже начинаю заикатьсяКако Дэн?

– Ну, помнишь, тот, с которым меня познакомила наша соседка Кэтлин. Он ее коллега, бухгалтер, – разъясняет мама, я слышу в ее голосе небольшое напряжение.

В моей голове абсолютная пустота.

– Что ж, вы, значит, ходили на второе свидание, да?

– Вообще-то третье. В понедельник мы были в кино на том новом фильме про пришельцев.

Третье свидание? Я знаю, что у мамы было несколько первых свиданий. И каждый раз она возвращается, устало плюхается на диван, вздыхает и щелкает пультом в поисках сериала или реалити-шоу, которое потом смотрит до поздней ночи. Я никогда не расспрашиваю о подробностях – отчасти потому, что и сама не хочу их знать, отчасти потому, что шесть выпусков «Беременна в 16» подряд более чем красноречиво описывают ситуацию.

Но третье свидание?

И хотя это глупо и банально, я не могу выдавить из себя ничего лучше, чем «Ну и как?».

– Ну, знаешь. Я не люблю 3D-фильмы. Меня от них укачивает, – отвечает мама.

– Да не фильм, мам! Свидание.

– А! Прекрасно! Он очень милый. И такой веселый. А в испанском кафе он сделал заказ на испанском, меня это впечатлило. Мы, наверное, в субботу утром сходим на фермерский рынок.

Моя мама ходила на третье свидание и планирует пойти на четвертое. Выходит, у нее личная жизнь куда насыщенней моей.

– Я… я удивлена, – говорю я.

– Джулия, – вздыхает мама, – ты ведешь себя так, будто я никогда не ходила на свидания.

Я вцепляюсь в телефон еще сильнее, так что даже пальцы начинают болеть.

– Да нет, я знаю, что ты и раньше ходила на свидания…

– И мы сейчас не о старших классах школы говорим, милая.

– Я просто… я как-то никогда не думала, что ты всерьез начнешь встречаться с кем-то постоянно. – Я поспешно сажусь на кровать, прежде чем услышать мамин ответ.

– Ну, однажды это должно было случиться, – мягко говорит мама. – Прошло почти десять лет. Я очень любила твоего отца. И сейчас люблю. Но это не причина, чтобы навеки закрыться от мира.

– Ну да… – Я машинально пытаюсь снять соринку с блестящего пухового одеяла и неожиданно вытягиваю из него длинное тонкое перо.

Мама вздыхает:

– Джулия, послушай. Ты ведь помнишь, как тяжело нам было, когда папа умер. Но это жизнь. Нужно подняться, собрать осколки и попытаться еще раз.

– Попытаться еще раз? – Поводив по одеялу перышком, я сжимаю его между большим и указательным пальцами.

– Да, конечно.

– Но папа же был твоим единственным!

Я слышу свой голос, пока произношу эти слова. В нем отчаяние, детский каприз, как будто я верю, что если произнести это предложение еще сто раз, то оно станет правдой. Я подкидываю перышко и смотрю, как оно плавно опускается на пол.

– Да, был. Но потом он умер, – продолжает мама все так же нежно. – Но я не верю, что любовь в жизни появляется лишь однажды. И я уверена, твой отец сказал бы то же самое. Ты не можешь просто взять и отказаться от любви. Она ведь является частью мира, она повсюду. И нужно лишь протянуть руку и попытаться ее поймать.

– Ох, – вздыхаю я, переваривая услышанное. Я представляю, как мама сидит в испанском кафе с каким-то бухгалтером, и эта картинка идет вразрез с моей идеей о том, что мои родители были СДД. Как же мама может ходить на свидания с кем-то другим? Разве человек, с которым они СДД, не должен сам ее найти? Но ведь это так естественно, что она ищет кого-то. Естественно. Я узнала об этом пять минут назад, но я уже понимаю, как глупо и наивно с моей стороны было ожидать чего-то другого. Снова накатывает то странное чувство, которое овладело мной, когда я вспомнила, как они с папой ругались.

Чувствую себя так, будто верила в Санта-Клауса до 17 лет.

– Джулия, я не хотела говорить об этом вот так, по телефону, – продолжает мама. – Это непросто принять.

– Все в порядке, мам, – отвечаю я, скидываю кроссовки и плюхаюсь на кровать. – Это именно то, что мне нужно было услышать.

– Значит, я не расстроила тебя еще больше?

– Не-а, – отвечаю я, надеясь, что мама поймет по моей интонации, как широко я сейчас улыбаюсь. – Даже наоборот. Мне стало намного лучше.

Минуты на телефонной карточке скоро подойдут к концу, так что мы прощаемся и я говорю, как сильно хочу домой. Мама подбадривает меня и желает насладиться временем, что мне осталось провести в Лондоне. Именно это я и собираюсь сделать. Кажется, я слишком долго плыла под водой, задержав дыхание. Может, в мире не существует твоей идеальной пары на всю жизнь. А может, Джейсон прав: идеальные люди есть, и их полно, нужно лишь протянуть такому человеку руку, когда заметишь его в хаосе жизни и любви. Джейсон. Может, он мог бы стать одним из таких людей для меня.

Он ведь был прав, все это время был прав, и сейчас мое сердце сжимается при мысли о том, сколько боли я ему причинила. Не знаю, сможет ли он когда-нибудь меня простить.

Теперь я хочу позвонить Фиби и поговорить с ней обо всем: об отце, о маме, о ее свиданиях, о моей нелепой беготне за тремя разными парнями… Но, думаю, во всем Лондоне не найти столько телефонных карточек, сколько нужно, чтобы мне хватило времени все подробно рассказать. Так что вместо этого я беру мобильник и пишу ей сообщение про то единственное, что мне известно наверняка: «Ф., я влюбилась в Джейсона и все испортила. ВСЕ СЛОЖНО. Не спрашивай. Запасись тонной мороженого к моему возвращению. Люблю, скучаю. Дж.».

Я сижу как на иголках, не отрывая глаз от экрана телефона, но он не вибрирует. Фиби точно получила сообщение? Может, у нее телефон выключен? Должно быть, выключен, иначе она сию же секунду ответила бы мне, спросив, не сошла ли я с ума. А может, она решила не тратить время на ответ и уже ищет лондонскую психиатрическую клинику, куда меня можно пристроить.

Я жду еще минуту или две. Может, она в шоке и ей нужно немного больше времени для ответа. Но все равно тишина. И самое последнее сообщение на экране – по-прежнему то приглашение в паб Spice of Life от Криса.

Наша ссора с Джейсоном началась, как только я сказала, что подумываю встретиться с Крисом. Ну, теперь терять мне нечего. Джейсон меня ненавидит и наверняка уже пишет той идеальной блондинке, так что не все ли равно? Пожалуй, нет смысла пытаться склеить то, что разбито вдребезги.

Я беру сумку, перекидываю ремешок через плечо и выхожу из номера.

Глава 26 Загадочный крис

«Я буду. Дж.».

Я ПОДНИМАЮСЬ ИЗ МЕТРО на Лестер-сквер. Уже поздно. В качестве последнего в этой поездке (и, надеюсь, во всей моей жизни) акта неповиновения я ушла из отеля без спроса и пропустила ужин, чтобы встретиться со своим загадочным поклонником. Говорят, все или ничего, да? Ну а поскольку завтра мы уже едем домой, то я ничего не теряю и готова сыграть по-крупному.

Только что зажглись фонари, солнце вот-вот сядет. Я стою посреди тротуара, стараясь собраться с духом, мимо проходят люди. В этом районе Лондона я еще не была, так что достаю из сумки карту города и отхожу к внешней стене станции метро, чтобы никому не мешать. Я вожу пальцами по разноцветным улицам в поисках нужного адреса. Похоже, до паба всего несколько кварталов.

Я прохожу мимо ярких витрин, разукрашенных, как пасхальные яйца, с не менее яркими товарами, выставленными за стеклом. В одном магазине стоят в ряд манекены, одетые в свитера ручной вязки всех цветов радуги. В часовом бутике на витрине множество ярких ремешков. В соседнем с ним ювелирном выставлены настолько огромные колье, что, кажется, у меня бы ноги подкосились от такой тяжести. А свободное пространство в этой витрине заполнено гигантскими кристаллами красного, синего и малинового горного хрусталя.

Пройдя несколько кварталов, я добираюсь до адреса, который нагуглила. Паб расположен на углу, он светится, как рождественская елка. Сияющий кирпичный фасад на минуту выбивает меня из колеи, и мне приходится немного постоять на тротуаре и сделать пару глубоких вдохов. После всех разочарований на этой неделе я очень хочу, чтобы сейчас все прошло хорошо. Пускай я этого не заслужила, но мне это нужно. Пожалуйста, не разочаруй меня.

Я вхожу и сразу понимаю, что Spice of Life не самый обычный английский паб. То есть, конечно, тут есть и барная стойка, и отдельные кабинки, и столики, но половину первого этажа занимает сцена. На ней играет группа парней, у микрофона девушка. Музыка громкая, но довольно спокойная, и я облегченно вздыхаю – хорошо, что не попала на каверы Black Sabbath. Такого, наверное, я бы выдержать сейчас не смогла.

Я осматриваю посетителей в поисках густой черной шевелюры, очков в роговой оправе и потрепанной фланелевой рубашки. Или томика Шекспира.

Но вокруг никого похожего. Я вздрагиваю, повожу плечами и натягиваю рукава серого кардигана пониже, как будто это может сделать меня невидимой. Блин. Я надеялась, что, когда приду, Крис уже будет сидеть и ждать меня и я увижу его до того, как он увидит меня. Я хотела выиграть хоть секунду, чтобы приготовиться и собраться с мыслями, прежде чем подойти и поздороваться. Обреченная на ожидание, я подхожу к барной стойке и усаживаюсь на слишком высокий для меня деревянный стул, от моей решимости не осталось и следа. Я машу рукой, чтобы привлечь внимание бармена, и заказываю пиво, мое первое в жизни пиво. Губы как-то сами произносят нужные слова, прежде чем я успеваю подумать. Я ведь даже не знаю, как надо заказывать пиво, так что просто говорю:

– Мне пиво.

– Какое? – уточняет бармен с густыми рыжими усами.

– Что?

Он указывает на ряд разноцветных кранов за стойкой.

– Самое дешевое. – Я понятия не имею, сколько может стоить стакан пива, и меньше всего на свете мне хотелось бы обнаружить, что я не могу за него заплатить.

Теперь я понимаю, как моим одноклассникам удавалось пить пиво всю неделю. Просто произнеси заветную фразу достаточно уверенно, и холодный бокал поставят перед тобой без лишних вопросов. Я делаю глоток и стараюсь удержаться, чтобы не состроить гримасу отвращения. Пиво горькое. Горло не жжет, как тот коктейль, что намешал мне Джейсон на вечеринке, но приятного все равно мало. Я быстро делаю еще два глотка, надеясь, что вкусовые рецепторы быстро привыкнут, но чуда не происходит.

Я достаю из сумки «Гордость и предубеждение» и открываю на том месте, где остановилась в прошлый раз. Роман почти закончился, и я надеюсь, что не успею дойти до конца, пока жду. Ненавижу сидеть без книги одна.

– О, это моя любимая книга!

Я поднимаю глаза. Сидящая рядом девушка широко улыбается. Ее зубы ослепительно-белые. Длинные светлые локоны красиво ниспадают на плечи. Они как будто нарисованы – идеально пышные и идеально упругие. Девушка сидит, но все равно видно, что она высокая. Ноги у нее длинные и изящные. На ней джинсы скинни и черные кожаные сапоги до колен. Синяя рубашка оверсайз, которая на мне была бы похожа на шторку для душа, на ней выглядит круто и даже подчеркивает рост и изгибы фигуры. Очки-авиаторы в золотистой оправе, как ободок, держат длинную челку. В светлых волосах видны розовые пряди. Ее лицо кажется мне знакомым.

Вдруг я вспоминаю: я видела ее на той вечеринке, куда мы с Джейсоном пошли в наш первый вечер в Лондоне. Я видела, как они с Джейсоном болтали на кухне, а потом, пару часов спустя, ее бойфренд с похожей прической вышвырнул Джейсона на улицу.

Очевидно, она меня не узнает, и я не пытаюсь напомнить, что мы знакомы. У меня отличная память на лица, так что я частенько оказываюсь в неловкой ситуации, здороваясь с людьми, которые думают, что видят меня впервые.

– Да, и моя, – отвечаю я. – Я, наверное, раз десять ее перечитывала.

– И я. И всегда завидую, когда вижу, что кто-то читает ее впервые. Вот везунчики: даже не знают, какое их ждет наслаждение!

– Да, точно. – Я отлично понимаю, о чем она говорит. У меня так же с Джейн Остин. И с Шекспиром. Я отчетливо помню, как впервые их читала, – весь тот восторг, возбуждение от нового потрясающего мира.

– Жаль, я не догадалась тоже взять книгу, – вздыхает девушка и делает глоток из своего стакана. – Вот уж не думала, что придется сидеть тут так долго.

– О, я из дома без книги не выхожу. – Я похлопываю по сумке, сожалея о том, что не взяла еще одну книгу. Впрочем, если я дочитаю эту до прихода Криса, то можно будет считать, что это знак и что пора сдаться. – Иногда я даже надеюсь, что человек опоздает на встречу и я смогу побольше почитать.

Девушка смеется:

– Понимаю. Хотя сегодня я немного волнуюсь. Сомневаюсь, что смогла бы сосредоточиться на книге.

– Ты тоже кого-то ждешь?

Она кивает:

– На прошлой неделе я рассталась с бойфрендом – поняла, что он просто тупица, и вот вроде как наклевывается новый роман. Хотя мне уже начинает казаться, что этот парень не придет, – говорит девушка оживленно. Если бы она не была такой искренней и милой, то ее радость раздражала бы, как и восторг тех людей, которые постоянно рассказывают, что йога изменила их жизнь. – Не возражаешь, если мы подождем вместе и составим друг другу компанию?

Мы увлеченно болтаем о «Гордости и предубеждении», и мне удается даже сделать еще пару глотков горького пива без отвращения. Через несколько минут моя новая знакомая сморит на наручные часы и сверяет их с часами над барной стойкой.

– Похоже, меня продинамили, – вздыхает блондинка.

– Думаю, меня тоже. – В сообщении Крис писал, что будет ждать до ночи, но, видимо, это была не совсем правда (впрочем, справедливости ради признаю, что и я сама не была честна все это время). Похоже, пора отступить.

– И кто же тот парень, который тебя продинамил?

– Как ты догадалась, что это парень?

– Ну, обычно это парень, разве нет? – Она закатывает глаза и принимается барабанить ногтями с сиреневым лаком по столешнице. Я чувствую себя с этой девушкой на удивление легко. Может, дело в том, что я давно не общалась с Фиби, но сейчас мне нужно поговорить с кем-нибудь. И почему-то мне не страшно довериться этой блондинке.

– Прозвучит странно, но я жду тут парня, которого видела лишь однажды. И мы всю неделю переписываемся.

Ее улыбка блекнет, а глаза сужаются. Девушка выглядит немного удивленной.

– Я тоже, – говорит она.

– В смысле, ты тоже?

– Я тоже жду парня, которого видела лишь однажды. Всю неделю он пишет мне милые сообщения. А сегодня я предложила ему встретиться тут.

– Вау. Какое странное совпадение, – отвечаю я, но как только произношу слово «совпадение», понимаю, что оно не подходит. Мозг вот-вот взорвется. Надеюсь, по моему голосу это незаметно. – Я все неделю гонялась за этим парнем, Крисом. И вот он наконец говорит мне, что будет ждать тут, но его нет.

Она взрывается от смеха и говорит:

– Меня зовут Крис! Ну, то есть Кристина, но так меня никто не называет, кроме бабушки. Вот странно, да?

– Странно… – медленно повторяю я за ней, на автомате воспроизводя ее британский акцент.

Тревожное чувство, которое одолевало меня с утра, вернулось, и на мои мозги словно кто-то надел пушистый свитер. В баре резко становится жарко, и я нервным движением расстегиваю пуговицу на воротнике рубашки, чтобы вдохнуть побольше кислорода. Что они добавляют в это пиво?

– Тебе не кажется, что тут очень жарко? Тебе не жарко? Мне что-то адски жарко.

– Ну, знаешь, как говорил Черчилль? Если проходишь через ад, не останавливайся, – произносит Крис, делая глоток из своего стакана.

Эта цитата – словно удар кулаком мне в лицо. Боже! Не может этого быть! Пока я судорожно придумываю ответ, где-то на задворках моего сознания складывается вся картинка. Когда до меня наконец доходит (это похоже на удар молнии в замедленной съемке), по всему телу разливается жар.

– А ты кого ждешь? – спрашиваю я, боясь услышать ответ.

– Его зовут Джейсон. На прошлой неделе мы встретились на вечеринке. Он американец.

О господи!

– Я его знаю, – наконец выдавливаю я из себя после целой минуты беззвучного открывания и закрывания рта.

– Знаешь? – Она подается ближе, и мы стукаемся коленками. Теперь Крис выглядит озадаченной.

– Да, он мой одноклассник. Мы приехали сюда с классом. И мы вместе с ним были на той вечеринке. На той, где вы с ним встретились, – объясняю я ей, или даже скорее себе.

– Думаешь, он все-таки придет? – спрашивает Крис с надеждой в голосе.

– Э… ну… мне кажется, он сейчас занят немного другим. – Я знаю, что это ложь (а может, и нет, ведь есть же та блондинка из Harrods), но хоть Джейсон и ненавидит меня теперь, мне невыносима сама мысль о том, что он может встречаться не со мной, и особенно о том, что он может встречаться с этой красивой, открытой, начитанной, умной и однозначно очень интересной блондинкой. Не говоря уже о том, что ее зовут Крис.

Я должна заполучить своего Криса прежде, чем он получит свою Крис, черт возьми! И вдруг осознание накатывает на меня волной и утаскивает на дно реальности. Я жду Криса. Ее зовут Крис. Она ждет Джейсона. Перед глазами бегущей строкой мчатся наши сообщения. И в каждом обращение и подпись – «Дж.». Она и есть мой Крис. Каким-то неведомым образом вышло так, что я все это время переписывалась с ней.

Мне становится дурно, я отталкиваю свой наполовину пустой стакан из-под пива. Воды. Срочно. Я машу бармену, но он меня не замечает. В горле пересохло и жжет, словно кто-то опрокинул мне в рот целую солонку, и я пытаюсь все это проглотить и не сблевать.

– О господи! Слушай, ты не Джейсона ждешь сейчас. Ты ждешь меня. – Мне еле-еле удается шептать. – Это я отправляла те сообщения.

– Но по телефону я слышала мужской голос! – восклицает блондинка, и я тут же вспоминаю то мгновение в Тейт, когда Джейсон отобрал у меня телефон и ответил. Боже! Если бы я только среагировала чуть быстрее или крепче держала бы телефон в руках, все это разрешилось бы еще неделю назад!

Я не могу поверить, что это происходит со мной. Как я дошла до такой жизни? Пиво плещется в моем желудке, словно искусственные волны в аквапарке. Я слышу, как открывается дверь паба, но не готова посмотреть, кто вошел. Я сижу, опустив голову и крепко зажмурив глаза.

– О, вау, вот это красавчик, – тихо произносит Крис, и мое сердце замирает.

Я понимаю, что Крис… ну никак не сексуальный парень моей мечты, но все равно надеюсь на то, что мой потрясающий поклонник Шекспира вот-вот войдет в дверь. Я открываю глаза. Такого шока я ни разу в жизни не испытывала.

Это Марк. И он действительно красавчик. Он выглядит так, будто снял свой наряд прямо с манекена в модном бутике: потертые джинсы, белая рубашка, серый кардиган. Так носить кардиган умеет только Марк. И хотя объективно он выглядит потрясающе, я не испытываю того восхищения, которое накрывало меня при его появлении последние двести сорок с чем-то там дней. Удивительно, но я вообще ничего не чувствую.

– Джулия! – Марк подходит к нам. – Я не видел тебя с тех пор, как ты убежала тогда. Ну, как домашка? Все сделала?

– Э-э… ага, – отвечаю я. Неловкость и стеснение – мои вечные спутники в разговорах с Марком – исчезли. Я избегала его после тех сальных объятий. – Что ты тут делаешь?

– Отец сказал, что тут классно. Вот решил зайти взглянуть, – произносит он и переводит взгляд на Крис. – А тут и правда есть на что посмотреть.

– И что ты собираешься… – начинаю я, но Марк меня останавливает. Его внимание полностью поглощено высокой блондинкой, которая сидит рядом со мной.

– Как тебя зовут? – спрашивает он и едва не сталкивает меня со стула, вклиниваясь между мной и ею.

Она хихикает:

– Крис.

– Крис, значит. Мне нравится. Сексуальное имя, – говорит Марк приторным голосом.

Я даже не замечала никогда, что у него такой тошнотворный голос. Марк говорит так, будто сейчас семидесятые и он стоит тут такой в полиэстеровом костюме.

– Ты и сама невероятно сексуальна.

Ох, фу! Серьезно?

– Ладно. Знаете, я, пожалуй… – снова начинаю я, но Марк опять меня затыкает.

Он показывает на стул – на стул, на котором я все еще сижу, – и говорит:

– Не возражаешь, если я присяду?

Поверить не могу! Он вот так бесцеремонно сгонит меня с места, чтобы пофлиртовать с очередной красоткой? Всего два дня назад он вовсю флиртовал со мной. Как я раньше не заметила, что этот парень просто бабник? Я слышу в голове Джейсона, он называет Марка обаятельным, и только теперь я замечаю сарказм. Теперь я поняла вообще все, что Джейсон говорил о Марке. Джейсон все знал. И пытался сказать мне.

Я спрыгиваю со стула и оглядываюсь в поисках столика. А Марк и Крис уже вовсю щебечут. Очевидно, Крис уже и думать забыла о своем загадочном «Дж.», будь то реальный Джейсон или я. Меня душит демон зависти. За всю поездку я еще ни разу не чувствовала себя такой одинокой. Мне сейчас очень нужен друг. Мне нужна Фиби.

Я достаю телефон и сразу понимаю, что от Фиби по-прежнему ничего нет, несмотря на мое убийственное сообщение про чувства к Джейсону. Да где же она? В эту секунду в моей голове на место встает последний кусочек головоломки. От неожиданности я выпускаю телефон из рук, и он падает на пол. Если Крис писала Джейсону, но отвечала я, значит, у меня его телефон. А у него – мой.

Я закрываю глаза и вижу отчетливую картинку. Прошлые выходные, вечеринка, я лечу кувырком с лестницы, содержимое сумки вываливается на тротуар. Мой телефон лежит на верхней ступеньке и вдруг исчезает. Дальше Джейсон поднимает меня и говорит, что взял мой телефон. Только отдает мне не мой телефон. А свой. И значит, мой все это время был у него.

Получается… Точки соединяются быстро. Все эти сообщения от «К.»? Они были для Джейсона, а не для меня. Все эти сообщения от Сары? Тоже. И это же объясняет, почему Фиби перестала мне звонить и писать… Погодите минутку. Если мой телефон все это время был у Джейсона… О, НЕТ, Фиби, должно быть, переписывалась с Джейсоном! Вот откуда он узнал о Марке и об СДД и… боже, что ЕЩЕ он от нее узнал?

Я поднимаю телефон с пола и делаю единственное, что приходит в голову. Я пишу сообщение самой себе.

Глава 27 Все хорошо, что кончается гортензиями

«Дж., где тебя носит? Дж.».

Я УЖЕ СОБИРАЮСЬ НАЖАТЬ «Отправить», как чья-то тяжелая рука опускается на мое плечо. Я оборачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Джейсоном. Его волосы растрепаны, как обычно, и клоками выбиваются из-под старой кепки Sox, но одет он в тот самый синий кашемировый свитер, в котором был на вечеринке. Как и в прошлый раз, этот свитер так подчеркивает синеву его глаз, что меня почти ослепляет их глубокий, ясный цвет. Джейсон пришел не с пустыми руками. В одной он держит пышный букет гортензий, завернутый в бумагу, в другой – небольшую книгу в зеленом кожаном переплете.

Я не знаю, что сказать, с чего начать, так что просто показываю на книгу.

– Что это? – спрашиваю я.

– Ну, это замена, – отвечает Джейсон, покашливая. – Ну, твоему Шекспиру. Карманному.

Я беру книгу и прижимаю ее к груди, занимая оборонительную позицию. Все вокруг рушится и превращается в хаос, но теперь у меня хотя бы есть Шекспир.

– Я прочел пару страниц, – продолжает Джейсон, глядя на книгу. – Не такая уж и ерунда.

Мои руки заняты Шекспиром, поэтому Джейсон просто кладет букет рядом со мной на барную стойку. Я не двигаюсь с места и ничего не говорю. Тогда Джейсон показывает на букет и продолжает:

– А это… Это потому, что я хотел извиниться. За ту ссору в такси.

В горле у меня замирает огромный ком. Я тоже хочу извиниться. Но изо рта вырывается:

– Я думала, ты меня возненавидишь.

Его глаза излучают тепло. Я хочу нырнуть в них.

– Я не могу тебя ненавидеть. Я понял, что ты видела меня с моей кузиной Фионой. Ты случайно об этом проговорилась, когда рассердилась на меня. Должен сказать, ты очень хитра для того, кто всегда следует правилам, – говорит Джейсон с робкой улыбкой.

К щекам приливает краска. Я вспоминаю, как та блондинка, которую я приняла за супермодель, протягивает какую-то бумажку Джейсону через стол.

– Кузина? – повторяю я за Джейсоном. Я все еще слишком растеряна для того, чтобы говорить предложениями или хотя бы мыслить логично.

– Ага, – отвечает Джейсон и садится на барный стул, а затем выдвигает соседний для меня. Я сажусь, не выпуская книгу из рук. – Я ее с самого детства не видел, но мне показалось, что стоит с ней связаться. Ну, после того, как ты меня на это вдохновила.

– Я?

– Да. «Лондонский глаз», помнишь? Ты тогда предложила мне пойти и посмотреть на мой старый дом. Ну я и сходил. И мне стало ужасно паршиво. Но потом я понял, что могу кое-что сделать, чтобы это исправить. Вот и позвонил ей. И она, к удивлению, была невероятно рада меня слышать и даже посоветовала книжный магазин, где я и купил для тебя этого Шекспира.

– Ну а цветы к чему?

Джейсон глубоко вздохнул.

– А это самая сложная часть, – говорит он, нервно проводя рукой по волосам. – Твой телефон… мой. И, э… так что…

– Джейсон, я знаю про телефон, – отвечаю я и кладу свой – то есть его – телефон на барную стойку, а потом тихонько раскручиваю его пальцем. Джейсон смотрит, как мобильник кружится, а потом медленно поднимает голову. Наши глаза встречаются. Я вижу на его лице одновременно тревогу и облегчение.

– Знаешь? И давно?

– Ну, минут пять, наверное. – Я показываю на Крис и Марка. – Я так понимаю, ты помнишь Крис с той вечеринки? – Джейсон наклоняется через барную стойку, замечает знакомые розовые прядки в светлых волосах, быстро подается назад и пригибается, прячась за мной, словно я какой-то живой щит.

– Да не волнуйся, – закатываю я глаза. – Ей до тебя и дела нет, посмотри еще раз.

Джейсон выглядывает снова и в этот раз замечает Марка. Потом садится прямее, а его рука сжимается в кулак.

– А этот? – Я отчетливо слышу ноты презрения. – Он что тут делает?

– Да, чувак, ну знаешь, просто цепляет цыпочек, – отвечаю я, стараясь говорить по-пацански.

– Ненавижу этого типа, – говорит Джейсон, немного расслабившись. – Он только и делает, что хвастается девчонками. Неужели весь мир должен знать о его победах?

– Победах? – переспрашиваю я.

– Да, блин, серьезно, этот парень просто ходячее клише. А еще, наверное, ходячая чашка Петри. Боюсь даже представить, что он уже должен был нахватать, если хоть половина его баек – правда. – Джейсон переводит взгляд вниз, на телефон, потом снова на меня. На его лбу появляется складка. – Погоди, ты ведь не… не с ним?

– О боже, нет! – отвечаю я с чувством, и Джейсон смеется. – Мы с этим парнем точно не СДД.

Джейсон резко перестает смеяться и смотрит мне прямо в глаза. Его взгляд так пронзителен, что на мгновение мне хочется отклониться назад, но я хочу быть ближе к Джейсону, так что подаюсь вперед.

– А кто тогда? – спрашивает Джейсон. – Кто тогда тот самый?

Я закусываю губу. Мечты об СДД завели меня в никуда. Наверное, пришло время поверить во что-то другое. Я вновь сморю на Джейсона и улыбаюсь ему, мое сердце начинает биться чаще, и ответ приходит сам собой.

– Понятия не имею, – говорю я. – Но кажется, меня это больше не волнует.

Джейсон с облегчением выдыхает. Медленно улыбка распускается у него на лице.

– Значит… ты не злишься? Из-за телефонов?

– У меня было слишком мало времени на то, чтобы разозлиться, – отвечаю я, и это чистая правда. – А стоит ли?

– Я боялся, что будешь. Поэтому и цветы принес. Подумал, стоит подготовить извинение заранее. Надеюсь, ты не против, что я написал Фиби и выяснил, какие твои любимые.

– Да, она хорошо меня знает. – Я вдыхаю медовый аромат букета. – Давно ты понял, что перепутал телефоны?

– Еще в Тейт. – Джейсон снова смотрит на свои колени. – Когда я ответил на звонок и услышал женский голос, я понял, что что-то не так. Плюс начал получать сообщения, которые явно были адресованы тебе. Например, от Фиби.

Сзади слышен звонкий смех Крис, я оборачиваюсь и вижу, как она, запрокинув голову, смеется, а ее светлые волосы искрятся и переливаются, будто это съемка рекламы шампуня. Марк тоже улыбается своей прекрасной неидеальной улыбкой. Я прекрасно понимаю, чем его привлекла Крис.

– Но если ты понял, что сообщения Крис пишет тебе, – говорю я, кивая головой в ее сторону, – почему ты не попытался сам с ней связаться?

– В каком смысле? – спрашивает Джейсон, его брови поднимаются вверх от недоумения. Он что, реально не понимает?

– Она ведь просто прекрасна! И пишет тебе сама! Сама просит встречи! – Слова слетают с моего языка, и я морщусь, потому что их произносит дрожащий, хрипловатый голос. Очевидно, это мой.

Джейсон смеется и пожимает плечами.

– Девушки вроде нее обычно встречаются с парнями вроде него, – объясняет он. – Думаешь, я такой, как Марк?

– Нет, – говорю я, и меня передергивает от воспоминания о похотливой улыбке Марка и его крепких объятиях.

– Вот именно. Я надеялся, ты поймешь, что парни вроде меня влюбляются в таких, как ты.

– Но почему ты ничего не сказал? – спрашиваю я, стараясь не думать о том, что еще могла Фиби выдать ему обо мне, рассчитывая, что на другом конце линии я. – Почему не поменял телефоны обратно?

– Мне нравилось помогать тебе с поисками, – застенчиво отвечает Джейсон, засовывая руки в карманы. – И вроде тебе тоже было весело. Я был нужен тебе, и тебе, кажется, нравилось проводить со мной время. До этого ты вела себя так, будто тебе хотелось, чтобы я прыгнул в Темзу.

– Да, так и было, – отвечаю я, и мой ответ его задевает. И я тороплюсь продолжить: – Но это только потому, что ты все время вел себя как полный придурок! Если бы ты мог общаться нормально, то, пожалуй, я бы сама захотела проводить с тобой время, безо всяких поисков.

– Да, слушай, – Джейсон потирает лоб, – прости за это. Я вовсе не собирался вести себя как придурок. Когда я с тобой… мне так хорошо. Я могу говорить о чем угодно. Ты умная, ты все время бросаешь мне вызов, и благодаря тебе я начинаю о многом размышлять. И ты та еще заноза в заднице.

– Я не… – начинаю возмущаться я, но потом останавливаюсь. Пожалуй, порой со мной не так-то просто.

Джейсон улыбается. Его глаза такие синие, что я едва могу выдержать его взгляд.

– Значит, ты заставил меня как ненормальную гоняться за несуществующим парнем по всему Лондону? – спрашиваю я, пряча нос в ароматные цветы.

– Ты не была похожа на ненормальную, – говорит Джейсон. А потом протягивает руку и мягко проводит по моей ладони. Я смотрю на то место, к которому он только что прикоснулся. Оно пульсирует энергией. Джейсон снова протягивает руку и берет мою, на этот раз более уверенно, и смотрит мне в глаза. – Ты была решительна. Мне очень нравится это в тебе. Ты бесстрашная.

От таких комплиментов меня заливает краской, хотя они и не совсем заслуженны. Если бы он только знал, сколько во мне страхов и сомнений, то точно предпочел бы прыгнуть в Темзу.

– И потом, я думал, что, узнав правду, ты будешь вне себя. Я думал, ты решишь, что это очередной мой дурацкий розыгрыш, и тогда я не смогу больше проводить с тобой время, разыскивая этого загадочного парня. И, учитывая твое трепетное отношение к любви и СДД и всему такому, я был уверен, что ты ни за что не простишь меня за испорченный роман. Ну и, в конце концов, я просто надеялся, что ты поймешь…

– Что мой тайный поклонник – это ты, – шепотом заканчиваю я его фразу.

– Ну да. – Он придвигается вперед и нежно дотрагивается до моего подбородка. – Ты нравишься мне, Джулия. Очень сильно. И я хочу быть с тобой.

Улыбка вспыхивает у меня на лице. Я улыбаюсь так широко, что скулы сводит. Я закусываю губу. Все тело горит, словно в духовке, и я позволяю себе окунуться по-настоящему в воспоминание о нашем поцелуе в поле.

– Значит, тот поцелуй… был настоящий?

– Да, – отвечает Джейсон, теперь его очередь краснеть, – конечно.

– Но ведь ты говорил Саре, что это ошибка, – спрашиваю я, глядя на него с вызовом.

Джейсон отстраняется немного, он шокирован:

– Откуда ты об этом знаешь?

– Я видела вашу записку, – смущенно объясняю я. – Вы ее забыли в автобусе. И я ее подняла, когда все выходили.

– Ошибкой был не поцелуй… мое вранье было ошибкой. Когда мы поцеловались, я понял, как сильно ты мне нравишься. А еще я понял, что единственный выход из ситуации – рассказать правду, и тогда ты узнала бы о моем вранье. Я думал, что сам безвозвратно разрушил все.

– Фух! – шумно выдыхаю я, как будто огромный воздушный шар выпускает воздух. Не знаю, чего мне сейчас хочется больше – станцевать на улице победный танец или свернуться калачиком под барной стойкой и вздремнуть.

– Думаю, у меня остался лишь один вопрос, – говорит Джейсон.

– Какой же? – спрашиваю я, а он хватает меня за руку и сжимает ее.

– Может ли рассчитывать на взаимность такой возмутительный засранец, как я, который убежден, что желтые Starbursts пахнут лимонной полиролью для мебели, что в мире не существует никакой судьбы? Который не обладает качествами, какие должны быть у мистера Совершенство? И использует ручку вместо карандаша?

– Что ж, – говорю я, подвигаясь к нему ближе и вставая на цыпочки, – кое-кто однажды сказал, что любовь не всегда приходит в назначенное время и в идеальной обертке.

На этот раз я готова к поцелую. Я хочу поцеловать Джейсона и сразу отдаюсь этому целиком. Джейсон обнимает меня за талию и притягивает ближе. Он склоняет голову, чтобы прикоснуться к моим губам, и я целую его в ответ с готовностью человека, который всю неделю бегал по городу в поисках того, что все это время было у него под носом. Мы не СДД. Но так даже лучше.

Благодарность

В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ХОЧУ поблагодарить Лорен Оливер и Лексу Хиллиер, которые поверили в меня и привели мой роман в подобающий вид, потратив много месяцев на черновики. Я была личинкой автора до тех пор, пока вы не сказали мне, что мои герои должны «делать всякое», и не отбили у меня любовь к сложным синтаксическим конструкциям.

Спасибо всем в Paper Lantern Lit: Анжеле, Роде и Бэт – за вычитку, катание на роликах и оригинальные выходки на вечеринках. Спасибо Стефану Барбаре, экстраординарному агенту. Спасибо моему редактору Венди Логгиа и всем в Random House. Издательства лучше я бы не нашла!

Спасибо маме, которая всегда готова дать ценный совет (и поддерживает меня, даже когда я ее не слушаю) и не спускает мне с рук грамматических ошибок (даже в блоге). Спасибо папе, который периодически спрашивает: «А что там с писательством? У тебя это хорошо выходит». Он всегда верил в то, что я к этому вернусь (хоть и забросила журналистику). Спасибо всей моей семье. Вы поддерживаете меня с того самого дня, как я появилась на свет. Мне с вами очень повезло!

Спасибо Алане и Мэг, которые поддержали меня, когда я решила забросить педагогическую карьеру и стать писательницей. Я бы не справилась без ваших воодушевляющих сообщений в фейсбуке. Спасибо Джону Хэйварду Уильямсу. Из тех, кто не связан с книгоизданием, он первым прочитал «Созданы друг для друга» и позволил использовать свое имя в книге. Слушайте его музыку, она классная (haywardwilliams.com). И спасибо всем моим друзьям, которые говорили: «Я обязательно куплю твою книгу!» Ну что, ребята, пора это сделать! И если вы сдержали обещание и сейчас читаете это, знайте: я вас очень-очень люблю.

Мне очень повезло, у меня были хорошие учителя. Например, профессор Гленн Гасс, он не вспомнит меня, потому что я была одной из биллионов студентов, которые приходили на его многолюдные лекции. Он произвел на меня сильное впечатление благодаря своей энергии и страсти к музыке. Можете поблагодарить его, заглянув на занятия о музыке «Битлз» в Университете Индианы. И конечно, миссис Сара Уильямс, которая объяснила мне, что значит «показывай, а не рассказывай», и помогла полюбить писательство. И мистер Марк Уайт, и миссис Пенни Пайпер, которые показали мне, что историю нужно уметь рассказывать. И миссис Синтия Фриман, которая вдохновляет всех своих студентов, – мне очень повезло, что я попала в их число. И каждый раз, когда я иду по коридорам старшей школы Мэри-вилл, я вспоминаю Шер Горовиц: «О, это реально хорошая школа!»

Спасибо всем в твиттере, и в фейсбуке, и в блоге за то, что подписались на меня и посылали мне сообщения, полные любви и поддержки. Интернет – довольно приятное местечко, если ты автор, который пишет для подростков.

И наконец, спасибо Адаму, который позволил мне уйти с работы и стать писательницей, а взамен попросил лишь, чтобы я в свободное время выгуливала собаку и иногда мыла посуду.

Прости меня за посуду.

Об авторе

ЛОРЕН МОРРИЛЛ выросла в Мэривилле, штат Теннесси, она была герлскаутом (недолго), входила в состав марширующей группы (не то чтобы Лорен это очень нравилось) и редактировала школьную газету (и в этой должности доставляла всем немало проблем). Лорен окончила Университет Индианы со степенью магистра истории и кандидата рок-н-ролльных наук, теперь живет в Бостоне с мужем и собакой Люси. В свободное от писательства время часами зависает на роллердроме вместе с командой Boston Derby Dames, которая участвует в местной лиге роллеров. Роман «Созданы друг для друга» для Лорен первый. Загляните на ее сайт: laurenmorrill.com

Сноски

1

«Верь мне, милая, когда я говорю, что никогда не обижу тебя» (англ.).

(обратно)

2

Bruins – хоккейная команда «Бостон Брюинз».

(обратно)

3

«Наша любовь на волоске, и это неудивительно. Налей мне выпить, и мы окунемся в обман…» (Англ.)

(обратно)

4

Так хорошо! Так хорошо! Так хорошо! (Англ.)

(обратно)

5

Sox – «Бостон Ред Сокс»; профессиональная бейсбольная команда из Бостона.

(обратно)

6

Шекспир У. Сон в летнюю ночь. Перевод М. Лозинского.

(обратно)

7

Шекспир У. Сон в летнюю ночь. Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

8

Шекспир У. Сонет 18. Перевод С. Маршака.

(обратно)

9

Перевод с английского А. Аникста.

(обратно)

10

Шекспир У. Сон в летнюю ночь. Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Унижение на высоте

Глава 2 Латте и длинные ноги

Глава 3 Огромный халат и никакой ванны

Глава 4 Парни, выпивка и номер телефона… О-хо-хо!

Глава 5 Штруктура предлошения

Глава 6 Утро после бурной ночи

Глава 7 Мурашки, поцелуи взасос и драка в Тейт

Глава 8 О, дорогой… должна ли я верить тебе?

Глава 9 Мета-твиты и тунец

Глава 10 Различные формы пыток

Глава 11 Способы применения туалетной бумаги

Глава 12 Шпионская миссия, или Мик Джаггер снова атакует

Глава 13 Иногда кисточка – это просто кисточка

Глава 14 Любовь, может, и слепа, но я – нет

Глава 15 Его сиделка или типа того

Глава 16 Око за око, эсэмэс за эсэмэс

Глава 17 Погоня за диким гусем

Глава 18 Созданы друг для друга или не созданы друг для друга – вот в чем вопрос

Глава 19 Трое – уже толпа… даже в толпе

Глава 20 Жонглирование

Глава 21 Нет места лучше harrods

Глава 22 Прогулка по тупику памяти

Глава 23 Тоска по дому бывает разной

Глава 24 Кошмар в летнюю ночь

Глава 25 Собирая осколки

Глава 26 Загадочный крис

Глава 27 Все хорошо, что кончается гортензиями

Благодарность

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg