«Эффект Рози»

Эффект Рози (fb2) - Эффект Рози [The Rosie Effect] (пер. Михаил Шевелев) (Дон Тиллман - 2) 1154K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Грэм Симсион

Грэм Симсион Эффект Рози

Graeme Simsion

The Rosie Effect

The Rosie Effect – Copyright © Graeme Simsion, 2014

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2018.

Посвящается Анне

1

По пятницам апельсиновый сок не предполагался. Хотя мы с Рози и отказались от Типового Плана Питания, что привело к улучшению показателя спонтанности, увеличив, правда, время на шопинг, инвентаризацию содержимого холодильника и мусорного ведра, но договорились, что три дня в неделю объявляются безалкогольными. Как я и думал, без четкого планирования эта цель оказалась труднодостижимой. Вскоре Рози поняла, что послужило основанием для моего прогноза.

В силу очевидных причин на пятницы и субботы сухой закон не распространялся. Ни Рози, ни я по выходным не читали и не слушали лекций. Можно было поспать подольше и заняться сексом.

У нас действовал категорический запрет на заранее запланированный секс, во всяком случае, на его предварительное обсуждение. Но я, конечно же, определил обстоятельства и события, которые с большой долей вероятности могли к нему привести. Вот они: черничный кекс из пекарни «Голубое небо», процесс снятия мною рубашки, тройной эспрессо из кофейни «У Ота», Грегори Пек в роли Аттикуса Финча в «Убить пересмешника» в моем исполнении. Я понял, что эти четыре элемента должны всякий раз предлагаться в разной последовательности – иначе мои намерения станут очевидны. Дабы придать происходящему вкус непредсказуемости, что-нибудь одно из этого перечня следовало всякий раз пропустить, и, чтобы сделать выбор, я дважды бросал монетку.

Бутылку пино-гриджо «Оленья бухта» я поместил в холодильник дожидаться глубоководных гребешков, купленных утром на рынке в Челси, и отправился в подвал забрать выстиранное белье. А вернувшись, обнаружил на столе два стакана с апельсиновым соком. Вино и апельсиновый сок – вещи несочетаемые. Сок делает наши рецепторы невосприимчивыми к той едва ощутимой сладости, которая отличает пино-гриджо от любого другого вина, и в результате во рту остается привкус кислятины. Вначале выпить вина? Нет, это неприемлемо. Свежевыжатый апельсиновый сок, наличия которого требуют правила завтрака, слишком быстро теряет свои качества.

Рози была в спальне, следовательно, немедленно обсудить с ней происходящее не представлялось возможным. В нашей квартире двое людей могут находиться одновременно в девяти различных комбинациях, при этом в шести случаях они оказываются в разных помещениях. В квартире нашей мечты, нарисованной общими усилиями до приезда в Нью-Йорк, за счет спальни, двух кабинетов, двух ванных и кухни, совмещенной с гостиной, таких комбинаций насчитывалось тридцать шесть. Это идеальное жилище должно было располагаться вблизи автобусного маршрута № 1 или остановки метро на прямой ветке до медицинского факультета Колумбийского университета, а также обладать балконом или площадкой для барбекю на крыше с видом на водоем.

Но наш доход складывался из одной преподавательской зарплаты и совместной подработки в качестве барменов, а расходы усугублялись необходимостью платить за обучение Рози в университете. Пришлось искать компромисс, и в результате ни одним из перечисленных свойств наша квартира не обладала. Мы посчитали очень важным поселиться в Вильямсбурге, где жили наши друзья Исаак и Джуди Эслер, которые и рекомендовали нам этот район. Почему преподавателю генетики (сорока одного года от роду) и тридцатилетней аспирантке медицинского факультета должен подходить тот же район, что пятидесятичетырехлетнему психиатру и мастеру гончарного дела, которая на два года его моложе, осталось загадкой. Аренда стоила дорого, а квартира имела целый ряд недостатков, исправлять которые управляющий домом не торопился. Сейчас, например, кондиционер не справлялся с температурой в тридцать четыре градуса выше нуля, которая находилась в пределах средних значений для Бруклина в конце июня.

Сокращение числа комнат в сочетании с женитьбой означало, что я оказался в состоянии такой постоянной физической близости с другим человеком, какой ранее мне испытывать не приходилось. Присутствие Рози стало безусловно положительным результатом проекта «Жена», но через десять месяцев и десять дней брака я по-прежнему не мог утверждать, что период моей адаптации к статусу одного из участников пары закончился. Иногда я задерживался в ванной дольше, чем было необходимо.

Я проверил дату на мобильном – так и есть, пятница, двадцать первое июня. Это меня несколько успокоило, потому что иначе пришлось бы предположить, что из-за какого-то сбоя мой мозг утратил способность следить за календарем.

Но нарушение правил употребления алкоголя было, однако, налицо.

Мои размышления прервала Рози, которая появилась из спальни, и в качестве одежды на ней было одно лишь полотенце. Из всех ее нарядов этот – мой самый любимый, поскольку считать нарядом полное отсутствие одежды не представляется возможным. Я был потрясен ее красотой – в который уже раз, – равно как и необъяснимым решением выбрать меня в качестве партнера. И, как всегда, вместе с этой мыслью возник сильнейший, неконтролируемый страх, что рано или поздно Рози осознает свою ошибку.

– Что готовится? – спросила она.

– Ничего. Я еще не начинал готовить, потому что не закончил подбор ингредиентов.

Рози рассмеялась, и стало понятно, что я неправильно понял ее вопрос. Разумеется, если бы Типовой План Питания продолжал действовать, спрашивать было бы излишне.

На этот раз я проинформировал Рози более точно:

– Гребешки, выловленные без нарушения экологического баланса, к ним овощная смесь из моркови, сельдерея, лука-шалота, сладкого перца с кунжутным маслом. Рекомендуемый напиток – пино-гриджо.

– Чем-то помочь?

– Нам надо выспаться сегодня. Завтра мы отправляемся на Наварон.

Что говорил Грегори Пек в моем исполнении, значения не имело. Результат достигался исключительно за счет внешнего эффекта и той уверенности, которую излучал настоящий вожак, способный приготовить соте из гребешков.

– А что, если я не могу заснуть, капитан? – произнесла Рози и с улыбкой исчезла в ванной. Я не стал уточнять, какая участь постигнет полотенце, давно уже смирившись с тем, что оно будет валяться в ванной или спальне, занимая места вдвое больше, чем ему положено.

Наши представления о порядке далеки друг от друга примерно как Южный полюс от Северного. Когда мы переезжали в Нью-Йорк из Австралии, багаж Рози составили три чемодана, вместительнее которых промышленность не производит. Количество одежды поражало воображение. Мои пожитки уместились в две сумки. Я воспользовался переездом для того, чтобы разобраться со своими вещами, отдал колонки и стационарный компьютер своему брату Тревору, вернул в родительский дом в Шеппартоне кровать, постельное белье и кухонную утварь и продал велосипед.

Рози, напротив, за несколько недель после прибытия в Нью-Йорк обросла новым имуществом, накупив предметов интерьера. В результате в квартире воцарился хаос: у нас появились цветы в горшках, лишние стулья и бессмысленный ящик для вина.

Дело было не только в количестве вещей, но и в способе организации пространства. Холодильник был заполнен полупустыми емкостями с начинками для бутербродов, соусами и скисающими молочными продуктами. Рози даже предложила арендовать у моего друга Дейва второй холодильник. Каждому по холодильнику! Никогда еще преимущества Типового Плана Питания, строго определяющего меню на каждый день недели, последовательность закупок и расписание пополнения запасов, не были столь очевидны.

В хаотическом мире Рози было место лишь одному исключению. По умолчанию это была ее учеба на медицинском факультете, но сейчас это место заняла диссертация на тему раннего наступления биполярного расстройства. На медицинском факультете Колумбийского университета Рози предоставили льготные условия, но при этом оговорили, что диссертация должна быть готова к концу летних каникул. До этого срока оставалось два месяца и пять дней.

– Как ты можешь быть такой организованной в одном и совершенно безалаберной во всем остальном? – иногда спрашивал я, наблюдая, как Рози устанавливает неподходящий драйвер для принтера.

– Это оттого, что я сосредоточена на своей диссертации, остальное меня не волнует. Никто ведь не спрашивает, интересовался ли Фрейд сроком годности на бутылке молока.

– В начале двадцатого века срок годности на продуктах не ставили.

Невозможно поверить, что брак таких разных людей может быть успешным.

2

Проблема несвоевременного появления апельсинового сока возникла в конце недели, которая не задалась с первого дня. Сосед по дому испортил две мои «респектабельные» рубашки, добавив свое белье в общую стиральную машину. Я разделяю его стремление к экономии ресурсов, но в результате наши светлые вещи приобрели стойкий, хотя и неровный пурпурный оттенок.

С моей точки зрения, проблемы здесь не было: после того как я получил место приглашенного профессора на медицинском факультете Колумбийского университета, мне уже не надо было заботиться о том, чтобы произвести «благоприятное первое впечатление». Представить, что меня откажутся обслуживать в ресторане из-за цвета рубашки, я тоже не могу. Одежда Рози, в основном черная, не пострадала. Покрасилось только ее нижнее белье.

Я утверждал, что меня эти новые оттенки не смущают, а больше никто не должен видеть ее раздетой, кроме, возможно, врача, чей профессионализм не позволит ему или ей сосредотачиваться на эстетических вопросах. Но Рози попробовала обсудить возникшую ситуацию с Джеромом, соседом, которого она посчитала виновником происшествия. Цель разговора была в том, чтобы не допустить повторения произошедшего, и это представлялось разумным планом действий, но Джером грубо послал Рози куда подальше.

Я не удивился тому, что Рози столкнулась с сопротивлением. Как правило, в общении она использует прямолинейный подход. В случае со мной это дает результат и даже бывает необходимо, но другие люди часто воспринимают ее прямоту как агрессию. Кроме того, Джером не производил впечатления человека, склонного к поиску компромиссов.

И теперь Рози требовала, чтобы я «поставил его на место» и показал Джерому, что мы «не дадим собой помыкать». Именно против такого поведения я предостерегаю своих учеников на курсах боевых искусств. Если оба противника стремятся к доминированию и полагаются на принцип «на каждую силу найдется большая сила», конечным результатом станет увечье или смерть одной из сторон. Из-за нижнего белья.

Но и ситуация с бельем казалась мелочью на фоне других событий этой недели. Потому что произошла катастрофа.

Меня часто упрекают в избыточном употреблении этого слова, но любой разумный человек согласится, что именно данный термин адекватно описывает разрушение семьи моих ближайших друзей, в которой было двое несовершеннолетних детей. Джин и Клодия живут в Австралии, но то, что происходило между ними, грозило внести хаос в мое расписание.

Мы поговорили с Джином по скайпу, но связь была плохая. К тому же Джин, похоже, выпил. Он неохотно делился подробностями, и вот почему.

1. Люди, как правило, не хотят открыто говорить о сексуальной жизни, в том числе своей.

2. Его поведение, очевидно, было исключительно глупым.

Джин пообещал Клодии, что откажется от своего проекта, предполагавшего последовательный сексуальный контакт с женщинами из всех стран мира, но не смог сдержать слова. Обязательство было нарушено на конференции в шведском городе Гётеборге.

– Дон, посочувствуй мне хоть чуть-чуть, – сказал он. – Кто мог предположить, что она живет в Мельбурне? Она же исландка!

Я заметил, что я, например, австралиец, а живу в Соединенных Штатах. И этот контраргумент легко опровергает смехотворную гипотезу, что люди никогда не покидают свои страны, с которой выступил Джин.

– Хорошо, но Мельбурн?! К тому же она знает Клодию. Каковы были мои шансы натолкнуться на ее знакомую исландку в Гётеборге?!

– Трудно вычислить, – сказал я. И добавил, что задаваться этим вопросом Джин должен был до того, как решил добавить Исландию к своему списку. А если он хочет получить обоснованный вывод о вероятности такого развития событий, мне понадобится информация о миграционных процессах и данные о социальных и профессиональных связях Клодии.

Да, и не забыть еще один фактор.

– Для максимально точного прогноза мне надо знать, скольких женщин ты соблазнил после того, как пообещал этого больше не делать. Очевидно, что риски возрастают прямо пропорционально.

– Это имеет значение?

– Если ты хочешь получить ответ на свой вопрос. Полагаю, конечный результат отличается от нуля.

– Дон, это все конференции – зарубежные конференции… и не сосчитать… За этим на конференции и ездят. Это все знают.

– Если Клодия это знает, то в чем проблема?

– Ты не должен попадаться. Что случилось в Гётеборге, остается в Гётеборге.

– Предположим, представительница Исландии не была знакома с этим правилом.

– Они с Клодией члены одного книжного клуба.

– Для книжных клубов действует исключение из правил?

– Проехали. В любом случае все кончено. Клодия меня выгнала.

– Ты стал бездомным?

– Практически.

– Невероятно. Декану сказал?

Декан по науке в Мельбурнском университете очень заботилась о репутации своего учебного заведения. Перспектива иметь в качестве руководителя отделения психологии бездомного вряд ли ее обрадовала бы.

– Я ухожу в творческий отпуск, – сказал Джин. – Кто знает, может, доберусь до Нью-Йорка и угощу тебя пивом.

Это меня ошеломило – не возможность выпить пива, которое я и сам мог себе купить, а вероятность появления в Нью-Йорке моего самого давнего друга. Если не считать Рози и близких родственников, друзей у меня насчитывается шестеро. В зависимости от длительности нашего знакомства они выстраиваются в следующую иерархию.

1. Джин. Его советы часто оказываются неразумными, зато он обладает поразительными теоретическими знаниями о природе сексуальной привлекательности человека. Источником этих знаний, возможно, служит его собственное, чрезмерное для пятидесятисемилетнего мужчины либидо.

2. Клодия, жена Джина, психолог-клиницист и самый рассудительный человек в мире. Она проявляла невероятную снисходительность к неверности Джина, пока он не пообещал измениться. Я задумался, что станет с их дочерью Юджинией и сыном Джина от первого брака Карлом. Юджинии сейчас девять, Карлу семнадцать.

3. Дейв Бехлер, инженер по холодильным установкам, с которым я познакомился на бейсболе, когда мы с Рози впервые приехали в Нью-Йорк. Теперь мы раз в неделю собираемся на обязательный мальчишник и обсуждаем бейсбол, холодильные установки и институт брака.

4. Соня, жена Дейва. Несмотря на то что сейчас она немного располнела (индекс массы тела примерно двадцать один), Соня удивительно красива и хорошо зарабатывает, будучи финансовым контролером в клинике экстракорпорального оплодотворения. Это несколько беспокоит Дейва, который опасается, что Соня уйдет от него к кому-нибудь более привлекательному или богатому. В течение пяти лет Дейв и Соня пытались зачать ребенка при помощи ЭКО (как ни странно, не там, где она работала, хотя я-то думал, что в этом месте она может получить и скидку, и доступ к высококачественным генам, если понадобится). Наконец у них все получилось, и ребенок должен появиться на свет к Рождеству.

5. (На равных правах с № 6) Исаак Эслер, психиатр, уроженец Австралии, которого в свое время я полагал наиболее вероятным биологическим отцом Рози.

6. (На равных правах с № 5) Джуди Эслер, жена Исаака, американка. Джуди занимается гончарным делом, а еще собирает пожертвования на благотворительность и научные исследования. Из-под ее рук также вышли некоторые предметы декора, ныне загромождающие нашу квартиру.

Итого шестеро друзей при условии, что Эслеры по-прежнему принадлежат к их числу. Мы не виделись и не разговаривали уже шесть недель и пять дней, с тех пор как случилось Происшествие с голубым тунцом. Но даже если их осталось четверо, это все равно больше, чем у меня когда-либо было. И есть вероятность, что все они – за исключением Клодии – могут оказаться в Нью-Йорке одновременно со мной.

Я решил не терять времени и немедленно поинтересовался у декана медицинского факультета Колумбийского университета профессора Дэвида Боренштейна, может ли Джин провести свой творческий отпуск во вверенном ему учреждении. Джин по образованию генетик (совпадение его имени с первыми буквами в названии этой профессии, разумеется, случайность)[1], но специализируется в области эволюционной психологии. Его могли приютить кафедры психологии, генетики или медицины, но идея с психологией не казалась мне удачной. Большинство коллег не разделяли теории Джина, а сейчас ему и без того хватало конфликтов. Следует отметить, что до начала жизни с Рози для подобных умозаключений мне недоставало умения сопереживать.

Я поделился с деканом мыслью, что на полной ставке профессора Джин работать вряд ли захочет. Дэвид Боренштейн знал правила, согласно которым творческий отпуск Джина оплачивает его университет в Австралии. Репутация Джина тоже не была для него секретом.

– Если он согласится стать соавтором нескольких докладов и не будет лапать аспиранток, я найду ему рабочее место.

– Конечно, разумеется…

В деле публикации чего бы то ни было с минимальными усилиями Джин был специалистом. Таким образом, у нас останется масса времени для бесед на интересующие нас темы.

– И насчет аспиранток – я серьезно. Если он попадет в историю, отвечать будете вы.

Угроза выглядела неоправданной – обычное дело для университетской администрации, – зато теперь у меня появлялся предлог повлиять на поведение Джина в лучшую сторону. Вспомнив наших аспиранток, я пришел к выводу, что ни одна из них, скорее всего, не представляет для Джина интереса. Но решил убедиться в этом, когда позвонил ему с сообщением, что в поисках работы для него мне сопутствовал успех.

– Мексика у тебя в списке есть, верно?

– Я проводил время с женщиной из этой страны, если ты об этом спрашиваешь.

– Вы занимались сексом?

– Что-то вроде этого.

Среди аспиранток были иностранки, но самые населенные страны мира Джин уже успел охватить.

– Так ты согласен на эту работу?

– Надо посмотреть на варианты.

– Не смеши меня. В Колумбийском университете лучший в мире медицинский факультет. И они готовы взять человека, известного своей ленью и непристойным поведением.

– Кто бы говорил о непристойном поведении.

– Совершенно верно. Раз уж они приняли на работу меня, значит, их толерантность практически не имеет границ. Можешь приступать с понедельника.

– С понедельника? Дон, но мне негде жить.

Я заверил его, что решу эту мелкую бытовую проблему. Итак, Джин приезжает в Нью-Йорк. И мы опять будем работать в одном университете. И Рози там же.

Уставившись на два стакана с апельсиновым соком, я понял, почему предвкушал употребление алкоголя – мне надо было справиться с тревогой. Она охватывала меня всякий раз, когда я думал, что должен сообщить Рози о приезде Джина. Я сказал себе, что зря беспокоюсь – Рози говорила, что приветствует спонтанность. Но нужно было учитывать следующие три фактора.

1. Рози недолюбливает Джина. Он был ее научным руководителем в Мельбурне и формально оставался им до сих пор. Она неоднократно жаловалась, что в этом качестве он ее не устраивает, а его супружескую неверность называла неприемлемой. Мое утверждение, что он изменился, сейчас не выдерживало критики.

2. Рози считает важным, чтобы у нас оставалось время для «нас двоих». А теперь я неизбежно буду проводить какое-то время с Джином. Который убежден, что отношения с Клодией закончены. Но если оставался хоть малейший шанс их спасти, я полагал разумным ненадолго отодвинуть на второй план наш собственный счастливый брак. Вот только сомневался, что Рози с этим согласится.

3. Третий фактор был самым серьезным и, возможно, он возник из-за моей ошибки. Я выбросил его из головы, чтобы сосредоточиться на проблеме, требовавшей немедленного решения.

Два высоких стакана, наполненные оранжевой жидкостью, напомнили мне о том вечере, когда мы с Рози впервые «сблизились». Это случилось во время Ночи Коктейлей в честь встречи выпускников медицинского факультета того курса, на котором училась мать Рози. Мы взяли образцы ДНК у всех присутствовавших там мужчин в поисках биологического отца Рози – и всех забраковали.

И вот теперь мои навыки в изготовлении коктейлей снова должны были стать ключом к решению задачи.

Три раза в неделю мы с Рози работали по вечерам в баре «Алхимик», расположенном на 19-й улице в районе Флэтайрон. Таким образом, имевшиеся у нас дома приспособления для изготовления коктейлей и необходимые ингредиенты при заполнении налоговой декларации следовало бы занести в графу «Рабочие материалы». Увы, наш бухгалтер так не считал. Я нашел водку, ликер «Гальяно», лед, добавил все в апельсиновый сок и размешал. Я не стал пить коктейль без Рози, вместо этого налил себе водки, добавил льда и лайм и быстро выпил. Почти сразу я почувствовал, как уровень стресса приходит в норму.

Рози наконец вышла из ванной. Если не считать направления движения, единственное, что изменилось, – ее рыжие волосы теперь были мокрыми. Но настроение определенно улучшилось, и в сторону спальни она двигалась почти пританцовывая. Очевидно, гребешки были правильным выбором.

Возможно, в таком эмоциональном состоянии она более благосклонно воспримет новость о творческом отпуске Джина. И все же мне показалось разумным отложить сообщение на следующий день, после утреннего секса. Хотя, если она поймет, что я специально оттягивал этот момент, критики не избежать. Брак – дело сложное.

У двери в спальню Рози обернулась:

– Мне надо пять минут, чтобы одеться, а потом я жду чемпиона мира по гребешкам.

Чемпионы мира по чему бы то ни было – это мое любимое выражение, и, если Рози его употребила, значит, она явно пребывает в хорошем настроении.

– Пять минут?

Когда готовишь гребешки, несоблюдение срока термической обработки может привести к катастрофе.

– Ну пятнадцать. С едой можно не торопиться. Для начала выпьем и поболтаем, капитан Мэллори.

Упоминание героя Грегори Пека – еще один хороший знак. Единственная проблема – в предложении поболтать. Она спросит, как прошел день, и мне придется рассказать о творческом отпуске Джина. Я решил избежать разговора, занявшись готовкой. И пока что убрать коктейли в холодильник, чтобы лед не растаял. Заодно и апельсиновый сок будет не так быстро терять питательные свойства.

Я вернулся к гребешкам. Раньше я этим рецептом не пользовался и, только начав готовить, выяснил, что овощи надо нарезать кубиками величиной в четверть дюйма. В описании ингредиентов линейка не упоминалась. Мне удалось загрузить на телефон приложение для измерений, но едва я закончил эталонный кубик, как вновь появилась Рози. На ней было платье – крайне необычный выбор для домашнего ужина. Впечатление она производила ошеломительное, и я решил, что отложу новость о Джине ненадолго – расскажу сегодня, но позже. Вряд ли Рози будет злиться. Еще я решил перенести тренировку по айкидо на завтрашнее утро. Этот шаг оставлял время для секса после ужина. Или до. Я был готов проявить гибкость.

Рози уселась в одно из двух кресел, занимавших значительную часть гостиной.

– Иди сюда, поговори со мной, – сказала она.

– Я режу овощи. Отсюда не могу говорить.

– Что произошло с апельсиновым соком?

Я достал из холодильника стаканы с модифицированным апельсиновым соком, протянул один из них Рози и сел напротив нее. Водка и дружелюбное поведение жены способствовали тому, что я расслабился, хотя, подозреваю, эффект носил поверхностный характер. До конца избавиться от мыслей о Джине, Джероме и проблеме апельсинового сока я не мог.

Рози подняла стакан, как будто готовилась произнести тост. Как выяснилось, именно это она и собиралась сделать.

– Нам есть что отпраздновать, капитан, – сказала она и несколько секунд, не отрываясь, смотрела на меня.

Я подумал: наверное, пройден какой-то важный рубеж в работе над диссертацией. Или ей предложили хорошую работу после защиты. Это была бы просто отличная новость! Повышающая вероятность секса процентов до восьмидесяти.

Рози улыбнулась, затем – вероятно, для усиления драматического эффекта – отхлебнула из стакана с соком. Катастрофа! Можно было подумать, что она выпила яду. Рози выплюнула содержимое стакана прямо на себя, вскочила и побежала в ванную. Я последовал за ней.

В ванной Рози сняла платье и сунула его под воду, чтобы застирать. Оставшись в частично пурпурном нижнем белье, Рози повернулась ко мне. Выражение ее лица было настолько сложным, что расшифровке не поддавалось.

– Мы беременны, – сказала она.

3

Я попытался осмыслить услышанное. Позже, анализируя свою реакцию, я понял, что мой мозг пытался справиться с обрушившейся на него информацией, которая противоречила логике по трем позициям.

Во-первых, формулировка «мы беременны» опровергает фундаментальные законы биологии. Она означает, что изменилось не только состояние Рози, но и мое. Рози никогда не сказала бы: «Он забеременел». Однако, если следовать букве ее сообщения, именно это и произошло.

Во-вторых, беременность мы не планировали. Рози упоминала возможное материнство в числе других факторов, побудивших ее бросить курить, но я посчитал, что она просто использовала такую вероятность в качестве дополнительного стимула. Более того, мы эту проблему внятно обсудили. Год назад, второго августа, за девять дней до нашего бракосочетания мы ужинали в Карлтоне (австралийский штат Виктория) в ресторане Джимми Уотсона на Лигон-стрит, и пара за соседним столом поставила рядом сумку для переноски младенцев. Рози в разговоре упомянула возможность того, что мы также обзаведемся потомством.

К тому времени мы уже приняли решение переехать в Нью-Йорк, и я сказал, что надо подождать с детьми до тех пор, пока она не получит медицинское образование и пройдет специализацию. Рози не согласилась – ей такая перспектива показалась слишком отдаленной. К тому моменту, когда она станет практикующим психиатром, ей будет тридцать семь. Я предложил как минимум подождать, пока она не закончит учебу на медицинском факультете. Диплом психиатра не критичен для клинициста в области психических расстройств, которым она собиралась стать, поэтому, если ребенок будет постоянно мешать ее занятиям, последствия не окажутся катастрофическими. Не помню, чтобы она возражала. В любом случае для принятия такого важного решения необходимо:

1) обговорить варианты, такие как: отказ от продолжения рода; рождение определенного количества детей; поддержка одного или нескольких детей на благотворительных началах;

2) перечислить плюсы и минусы каждого варианта: как он скажется на свободе путешествий, на нашей работе. Следует учесть возможные разрушения и потрясения, которые нередко влекут за собой действия детей. Все эти факторы подлежат взвешенному обсуждению;

3) беспристрастно сравнить все варианты с учетом вышеизложенного;

4) разработать план по осуществлению задуманного, в ходе чего могут открыться новые обстоятельства, которые потребуют пересмотра пунктов 1, 2 и 3.

Очевидно, что создание компьютерной таблицы для исполнения пунктов 1, 2 и 3, а в случае их реализации пункта 4 – задача непростая, поскольку она должна решаться в ходе подготовки к появлению на свет нового человеческого существа с учетом его потребностей на много лет вперед. Здесь не обойтись без соответствующего программного обеспечения, но я не слышал о существовании готовой таблицы и диаграммы Гантта, пригодных для использования в проекте «Ребенок».

Третьим обстоятельством, противоречащим логике, было то, что Рози пользовалась противозачаточными таблетками, которые принимаются перорально раз в день. В случае соблюдения этой процедуры риск нежелательной беременности составляет менее половины процента в год. Непонятно, каким образом даже такой неорганизованный человек, как Рози, мог нарушить столь простые правила.

Я знаю, что не все так ценят планирование, как я, предпочитая, чтобы ход их жизни определяла воля случая. В том мире, где живет Рози – и частью которого я добровольно решил стать, – допустимо использовать вульгарные психологические термины вместо научно обоснованных биологических понятий, можно радоваться непредвиденным поворотам событий, а также забыть принять важное лекарство. Три этих обстоятельства привели к тому, что действительность изменилась настолько, что проблема апельсинового сока и даже творческий отпуск Джина превратились в мелочи.

К этим выводам я пришел, разумеется, намного позже. Новость о беременности стала для меня сильнейшим стрессом. И он совпал с крайне шатким душевным равновесием, в котором я находился до этого. Последствия были неизбежны.

Потеря самоконтроля.

С тех пор как мы познакомились с Рози, такое случилось впервые. В последний раз я испытал нечто подобное, когда моя сестра Мишель умерла от не диагностированной вовремя внематочной беременности.

То ли оттого, что я стал старше и устойчивее, то ли потому, что подсознательно мне хотелось сберечь наши отношения с Рози, мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы взять себя в руки.

– С тобой все в порядке, Дон? – спросила Рози.

Нет, со мной не все было в порядке, но говорить об этом я не стал. Все мои интеллектуальные ресурсы были брошены на выполнение плана действий в чрезвычайных обстоятельствах.

Знаками я показал Рози, что тороплюсь, и выбежал из квартиры. Лифт стоял на нашем этаже, но прошла вечность, прежде чем его двери открылись и потом закрылись за мной. Я наконец мог дать волю чувствам там, где не было опасности сломать что-нибудь или кого-нибудь поранить.

Если бы кто-то увидел, как я стучу кулаками по стенам лифта и кричу, он, без сомнений, счел бы меня сумасшедшим. Сомнений не возникло бы еще и потому, что я забыл нажать кнопку первого этажа и уехал в подвал. Когда двери открылись, я обнаружил перед собой Джерома с корзиной для белья. На нем была футболка пурпурного цвета.

Хотя моя ярость не была направлена против него, Джером, судя по всему, этого не понял. Он схватил меня за грудки, пытаясь предотвратить нападение. Я среагировал рефлекторно, поймав его руку и вывернув ее. Он ударился об дверь лифта и вновь бросился на меня, на этот раз попытавшись нанести прямой в челюсть. Теперь я уже действовал не под влиянием эмоций, а по правилам боевых искусств. Увернувшись, я лишил Джерома возможности снова напасть. Он явно это осознал и ждал удара с моей стороны. Я не видел подобной необходимости, и отпустил его. Бросив корзину, он побежал вверх по лестнице. Мне требовалось покинуть замкнутое пространство, и я последовал за ним. Мы выскочили на улицу.

Сначала я бежал бесцельно, просто вслед за Джеромом, который все время оглядывался. Потом он нырнул в какой-то переулок, и в голове у меня прояснилось. Я повернул на север и двинулся в направлении Квинса.

Раньше мне не случалось добираться до квартиры Дейва и Сони пешком. К счастью, плутать мне не пришлось благодаря четкой системе нумерации улиц, которую, по-моему, надо в обязательном порядке ввести во всех городах. Минут двадцать пять я бежал в быстром темпе и, когда добрался до места и нажал кнопку домофона, уже весь взмок.

Ярость, которую я испытывал во время стычки с Джеромом, прошла, уступив место облегчению оттого, что я его не ударил. Эмоции захватили меня на какое-то время, но навыки боевых искусств не позволили им перехлестнуть через край. Это радовало, но на смену облегчению пришло ощущение полной безнадежности. Как я объясню свое поведение Рози? Я никогда не рассказывал ей о том, что у меня проблема с самоконтролем, и не делал этого по двум причинам.

1. Поскольку этого давно не повторялось, а уровень счастья в моей жизни значительно повысился, я думал, что, возможно, проблема осталась в прошлом.

2. Рози могла меня отвергнуть.

В нынешних обстоятельствах разрыв со мной выглядел как разумный шаг. У Рози были основания считать меня опасным и склонным к насилию человеком. А она ждет ребенка. От опасного и склонного к насилию человека. Это стало бы для нее ужасным открытием.

– Да? – раздался голос Сони из домофона.

– Это Дон.

– Дон? С тобой все в порядке?

Очевидно, по голосу и по отсутствию моего фирменного «Приветствую…» Соня догадалась, что что-то случилось.

– Нет, не в порядке. Произошла катастрофа. Сразу несколько катастроф.

Квартира Дейва и Сони больше нашей, и она уже была забита всякими детскими вещами. Меня внезапно поразила мысль о том, что местоимение «наша» в сочетании с существительным «квартира», возможно, более неприменимо.

Я осознавал, что нахожусь в состоянии чрезвычайного возбуждения. Дейв пошел за пивом, а Соня уговорила меня сесть, хотя я лучше себя чувствовал, когда ходил по комнате.

– Что случилось? – спросила Соня. Вопрос напрашивался, но сформулировать ответ я был неспособен. – С Рози все в порядке?

Только потом я оценил, насколько правильно она выбрала вопрос. Он позволил мне не только найти исходную точку происходящего, но и увидеть перспективу. С Рози было все в порядке, по крайней мере физически. Я почувствовал себя спокойнее. Разум стал брать верх над эмоциями, хаос отступал.

– Проблема не в Рози. Проблема во мне.

– Так что случилось? – вновь спросила Соня.

– У меня был срыв. Я потерял контроль над эмоциями.

– Вышел из себя?

– Откуда?

– В Австралии так не говорят? Ты не справился с эмоциями?

– Совершенно верно. Дело в том, что у меня есть некоторые проблемы с психикой. Рози я о них никогда не рассказывал.

И никому никогда не рассказывал. Я не признавал, что страдаю каким-либо психическим расстройством, если не считать депрессии, которая случилась, когда мне было двадцать с небольшим. Но я полагал, что она стала прямым следствием моей асоциальности. Я думал, что просто устроен иначе – в море человеческих отношений я был островом. Моя внутренняя логика была намного сильнее моей способности выстраивать связи с другими людьми. Не будь таких, как я, человечество жило бы без пенициллина и компьютеров. Но двадцать лет назад психиатры были готовы признать меня своим пациентом. Я всегда считал, что они ошибаются, тем более что иных диагнозов, кроме депрессии, мне не ставили, но проблема потери самоконтроля являлась слабым местом в моих доводах. Это была реакция на иррациональность, но она сама по себе была иррациональна.

Вернулся Дейв с двумя бокалами пива, один протянул мне, другой торопливо ополовинил сам. Из-за избыточного веса пиво Дейву было запрещено, кроме как на наших посиделках. Возможно, сложившиеся обстоятельства служили ему оправданием. Несмотря на то что в комнате работал кондиционер, я по-прежнему потел, и пиво помогло мне немного остыть. Соня и Дейв все-таки отличные друзья.

Дейв из соседней комнаты слышал мой рассказ о проблемах с психикой.

– Мне ты тоже ничего не рассказывал. Прости, а как называется эта твоя…

Соня прервала его:

– Прости, Дон, мы на минутку. Мне надо переговорить с Дейвом наедине.

Они вышли на кухню. Я понимал: это уловка для того, чтобы обсудить услышанное от меня в мое отсутствие. К счастью, я не из обидчивых. Дейв и Соня это знают.

Дейв вернулся один. С полным бокалом.

– Как часто это с тобой случается? Ну, потеря самоконтроля…

– Впервые с тех пор, как мы с Рози вместе.

– Ты ее ударил?

– Нет.

Я хотел сказать «конечно нет», но о чем можно судить наверняка, когда чувства берут верх над разумом? У меня был план действий на случай чрезвычайных обстоятельств, и он сработал. Больше мне гордиться было нечем.

– Толкнул? Вообще как-то задел?

– Нет, никакого насилия. Физический контакт отсутствовал.

– Дон, тут я бы должен сказать что-то вроде «Не морочь мне голову, старик», но я так не умею, ты же знаешь. Ты мой друг – поэтому просто скажи мне правду.

– Ты тоже мой друг и, следовательно, знаешь, что я не умею обманывать.

Дейв рассмеялся.

– Верно. Но, если хочешь меня убедить, смотри мне в глаза.

Я уставился на Дейва. Радужная оболочка его глаз была голубая. На удивление светло-голубая. Раньше я этого не замечал, скорее всего, из-за того, что не смотрел ему в глаза.

– Насилия не было. Возможно, я напугал соседа.

– Черт, репутация психа тебе ни к чему…

Дейв и Соня подумали, что я мог напасть на Рози, и это меня расстроило. Но я утешал себя тем, что все могло быть и хуже и они прежде всего заботились о ней.

Соня, разговаривавшая по телефону у кабинета Дейва, начала делать нам знаки свободной рукой. Она показала Дейву большой палец и даже подпрыгнула на месте от возбуждения, как ребенок.

– Боже! – закричала Соня. – Рози беременна!

У меня возникло такое ощущение, будто в комнату набилось человек двадцать. Дейв чокнулся со мной, расплескав пиво, и даже приобнял меня за плечи. Я напрягся, и Дейв торопливо убрал руку, но следом Соня сделала то же самое, а Дейв принялся хлопать меня по спине. Я чувствовал себя, как в метро в час пик. Для них моя проблема была поводом для праздника. Соня протянула мне телефон.

– Это Рози.

– Дон, с тобой все в порядке?

Рози спросила про меня. Она волновалась обо мне!

– Конечно. Это состояние было временным явлением.

– Дон, прости меня. Я не должна была так вываливать на тебя эту новость. Ты вернешься домой? Мне правда очень нужно с тобой поговорить. Но, Дон, я не хочу, чтобы это состояние было временным.

Рози, вероятно, подумала, что я имею в виду ее состояние, то есть беременность, но ее слова стали для меня источником важной информации. По пути домой – Дейв предложил подвезти меня на своем микроавтобусе – я пришел к выводу, что Рози уже решила: беременность представляет собой не проблему, а долгосрочное обстоятельство. И происшествие с апельсиновым соком подтверждало эту догадку. Она не хотела подвергать риску оплодотворенную яйцеклетку. Мне предстояло обработать огромный объем данных, и мой мозг уже начал функционировать нормально, по крайней мере в привычном режиме. Вероятно, потеря самоконтроля – это своеобразная психологическая перезагрузка, вызванная чрезмерным напряжением.

Несмотря на то что я постепенно набирался опыта в освоении социальных навыков, дальнейшее застало меня врасплох.

– Дон, – сказал Дейв, – я хотел попросить тебя об одолжении, но, наверное, сейчас не лучший момент…

«Ты совершенно прав», – подумал я, но, вслушавшись, что и каким тоном говорит Дейв, понял, что поторопился с выводами. Дейв собирался так или иначе попросить меня об услуге – он просто хотел, чтобы я избавил его от чувства вины за то, что он ждет от меня помощи, когда у меня полно других забот.

– Без проблем, Дейв.

Он заулыбался. Мне стало приятно. В десять лет я научился ловить мяч, затратив на это намного больше времени, чем мои одноклассники. Чувство, которое я испытывал сейчас, оттачивая социальные навыки, было похоже на удовлетворение, которое в детстве я испытывал всякий раз, когда мне удавалось то, что для других было обычным делом.

– Да тут ерунда, – начал рассказывать Дейв. – Я закончил пивной погреб для одного англичанина, который живет в Челси.

– Пивной погреб?

– Да, как винный, только для пива.

– Похоже, ничего необычного. Холодильное оборудование и там и там должно быть одинаковым.

– Подожди, сам все увидишь. Проект оказался довольно дорогим.

– Думаешь, он будет спорить из-за цены?

– Это странный проект, и парень странный. Мне кажется, англичане и австралийцы должны друг друга понимать. Просто мне нужна небольшая моральная поддержка. Чтобы он не вытирал об меня ноги.

Дейв замолчал, и у меня появилась возможность поразмыслить. Итак, мне дана передышка. Предположительно, Рози решила, что мое бегство связано с необходимостью обдумать последствия ее сообщения. Непосредственно срыва она не наблюдала. И она выглядела чрезвычайно счастливой в связи со своей беременностью.

На мне все происходящее сейчас никак не должно сказаться. Завтра я пробегусь трусцой до рынка в Челси, пойду преподавать айкидо в центре боевых искусств, а после буду слушать в записи программу «Наука в Америке», вышедшую на прошлой неделе. Мы еще раз посетим уникальную выставку лягушек в Музее естественной истории, я приготовлю гёдза с тыквой, суши, мисо-суп, а на ужин – темпуру из белой рыбы, которую порекомендуют работники ресторана «Мир омара». «Свободное время», которое, по настоянию Рози, приходилось на выходные, – сейчас она использовала его для написания диссертации – я посвящу встрече с клиентом Дейва. В хозяйственном магазине куплю специальную пробку и вакуумный насос, чтобы сохранить вино, которое в обычной ситуации выпила бы Рози, а в продуктовом – соответствующее количество сока на ее долю.

Если не считать изменений в ассортименте напитков, наша жизнь останется прежней. Кроме приезда Джина, разумеется. Эту проблему еще предстояло решить.

В 21:27 я вернулся домой. Рози обняла меня и заплакала. Я посчитал, что не стоит немедленно оценивать ее поведение или добиваться разъяснений, даже если эти сведения помогут мне определиться с ответной реакцией. Вместо этого я прибегнул к тактике, рекомендованной Клодией, и изобразил персонаж Грегори Пека из «Большой страны», человека крупного и молчаливого. Для меня это несложно.

Рози пришла в себя быстро.

– Я поставила гребешки и все остальное в духовку, как только поговорила с тобой по телефону. Они должны быть готовы.

Так мог сказать только непрофессионал, но я посчитал, что еще один час в духовке уже не слишком скажется на вкусовых качествах гребешков.

Я обнял Рози. Эйфория, которую я испытывал, была типичной реакцией человека, избежавшего большой беды.

Через час и семь минут мы съели гребешки, уже надев пижамы. Все намеченные задачи были выполнены. За исключением объявления о приезде Джина.

4

Очень удачно получилось, что секс передвинулся на вечер пятницы. Когда на следующее утро я вернулся с пробежки на рынок, Рози тянуло на рвоту. Мне известно, что это обычный симптом для первого триместра беременности, а благодаря отцу я знаю правильный термин для описания этого состояния. Мой отец крайне требовательно относится к выбору слов. «Если ты говоришь, что от тебя тянет на рвоту, Дон, это значит, что ты вызываешь у людей отвращение. Когда тебе плохо, нужно говорить „Меня тянет на рвоту“».

Теория эволюции очень правильно объясняет такое явление, как утренняя тошнота на ранних сроках беременности. В этот критический период внутриутробного развития плода иммунная система матери подавлена, и важно, чтобы в ее организм не попадали никакие вредные вещества. Поэтому желудок более интенсивно отвергает потенциально опасную пищу. Я настаивал на том, чтобы Рози отказалась от лекарств, нарушающих естественное течение процесса.

– Слышу, слышу, – сказала Рози. Она была в ванной, где, стоя на коленях, двумя руками упиралась в унитаз. – Ладно, откажусь от талидомида[2].

– Ты принимаешь талидомид?

– Я шучу, Дон, шучу.

Я рассказал Рози, что многие лекарства проникают через плаценту, привел ряд примеров и описал возможный вред для плода. Я не думал, что Рози принимает эти препараты, а просто делился интересной информацией, почерпнутой много лет назад, но она захлопнула дверь. Вдруг я понял, что одно вещество она наверняка принимала. Я заглянул в ванную.

– А алкоголь? Как давно ты беременна?

– Около трех недель, я полагаю. Я не буду пить с сегодняшнего дня, хорошо?

Судя по ее тону, возражения не принимались. Но налицо был ярчайший пример того, какие последствия влекут за собой провалы в планировании. Это явление заслуживает специального уничижительного термина даже в нашем мире, где идея планирования ценится прискорбно низко. В данном случае речь шла о незапланированной беременности. Если бы она носила плановый характер, Рози могла бы заранее отказаться от употребления алкоголя. Она также могла бы пройти медицинское обследование для выявления возможных рисков, и мы бы действовали согласно научным рекомендациям, в соответствии с которыми ежедневный секс улучшает качество ДНК, содержащейся в сперме.

– Ты курила? А марихуану?

Рози бросила курить меньше года назад, но время от времени нарушала собственный запрет, как раз когда употребляла алкоголь.

– Прекрати меня доставать. Нет. Знаешь, о чем ты должен беспокоиться? О стероидах.

– Ты принимала стероиды?

– Не принимала. Но из-за тебя у меня стресс. При стрессе выделяется кортизол, а это стероидный гормон. Он проникает через плацентарный барьер, а высокий уровень кортизола у младенцев чреват депрессиями во взрослом возрасте.

– Ты изучала этот вопрос?

– Всего лишь последние пять лет. О чем, по-твоему, моя диссертация? – Выйдя из ванной, Рози показала мне язык, что не принято в среде авторитетных ученых. – Твоя задача на ближайшие девять месяцев – избавить меня от стрессов. Повторяй: Рози не должна волноваться. Давай!

Я повторил.

– Собственно, я прямо сейчас испытываю небольшой стресс. Чувствую, кортизол повышается. Я полагаю, мне нужен массаж, чтобы расслабиться.

Оставался еще один важный вопрос. Разогревая массажное масло, я постарался задать его так, чтобы не спровоцировать стресс.

– Ты уверена, что беременна? К врачу ходила?

– Я учусь на медицинском факультете, если ты забыл. Я дважды проверялась. Неделю назад и перед тем, как сказать тебе. Два ошибочных положительных результата – вариант крайне маловероятный, профессор.

– Это так. Но ты же принимала противозачаточные.

– Может, забыла принять. Или у тебя такая мегапотенция.

– Ты один раз забыла или несколько?

– Как я могу помнить то, что забыла?

Я видел упаковку этих таблеток. Это была одна из женских вещей, которые появились в моей жизни вместе с Рози. Каждая таблетка предназначалась для определенного дня недели и была соответствующим образом маркирована. Система выглядела продуманной, хотя привязка к конкретным датам не помешала бы. Возможно, следовало бы выпустить специальный дозатор, снабженный звуковым сигналом. Но и в нынешнем виде эти таблетки исключали ошибку при приеме, даже если их употребляли женщины гораздо менее интеллектуально развитые, чем Рози. Не заметить промашку было сложно. Но она перевела разговор на другую тему:

– Я думала, ты рад, что у нас будет ребенок.

Я радовался примерно так же, как если бы на борту самолета услышал сообщение капитана, что ему удалось запустить один двигатель после того, как оба отказали. Я был бы доволен, что, вероятно, выживу, но потрясен, что такая ситуация вообще возникла, и ожидал бы, что обстоятельства будут тщательно расследованы.

Я, очевидно, затянул с ответом.

– Вчера вечером ты сказал, что рад, – не унималась Рози.

В тот день, когда мы с Рози приняли участие в свадебной церемонии, которая – в память об ирландских корнях ее матери-атеистки – проходила в церкви, где отец Рози Фил дал ритуальное согласие на наш брак, очевидно ущемляя этим феминистские убеждения своей дочери, надевшей невероятной красоты белое платье и фату (в первый и, как она рассчитывала, последний раз в своей жизни), и где на входе нас не осыпали конфетти только из-за местного (разумного) запрета на их использование, – так вот, в тот день я понял, что в браке гармония важнее разума. Если бы конфетти были разрешены, я бы на них согласился.

– Конечно, конечно.

Я старался поддерживать взвешенный, спокойный разговор, одновременно намазывая Рози массажным маслом и восстанавливая ход событий.

– Мне просто интересно, как это произошло. Как ученому.

– Это было утро субботы. Ты выходил за едой к завтраку, а потом изображал Грегори Пека в «Римских каникулах».

Рози попыталась скопировать меня: – «Тебе так идет моя одежда…»

– Когда это случилось, я был в рубашке?

– Вот ты и вспомнил. Все верно. Мне пришлось просить тебя снять ее.

Первое июня. День, когда моя жизнь изменилась. Опять.

– Я не думала, что сразу получится. Думала, понадобятся месяцы, может быть, даже годы, как у Сони.

Только потом я понял, что это был отличный момент, чтобы сообщить Рози о приезде Джина. Тогда же я не сообразил, что она призналась в преднамеренном отказе от контрацепции, что давало мне возможность выступить с собственным признанием. Но я был поглощен массажем.

– Стресс ослабевает? – спросил я.

Рози расхохоталась.

– Наш ребенок вне опасности. Временно.

– Хочешь кофе? Твой черничный кекс в холодильнике.

– Продолжай делать то, что делаешь.

Я выполнил ее просьбу, и закончилось это тем, что промежуток между завтраком и занятиями айкидо куда-то подевался и времени на обсуждение проблемы Джина не осталось. Когда я вернулся домой, Рози предложила отказаться от похода в музей, чтобы она могла заняться своей диссертацией. Я посвятил освободившееся время изучению пива.

Мы с Дейвом подъехали к новому многоквартирному дому между Хай-Лайн и Гудзоном. Я с удивлением обнаружил, что описанный им погреб представляет собой небольшую комнату в квартире на тридцать девятом этаже, расположенной непосредственно под квартирой этажом выше. В остальном нижняя квартира была пуста. Дейв закрыл стены помещения теплоотражающими панелями и установил современное холодильное оборудование.

– Надо было тщательнее изолировать потолок, – сказал Дейв.

Я согласился. И расходы тогда можно было бы окупить быстрее за счет экономии электричества. С тех пор как мы познакомились с Дейвом, я многое узнал о системах охлаждения.

– А почему ты этого не сделал?

– Не хотелось связываться с управляющей компанией. На самом деле, я думаю, они бы упираться не стали, но клиента не очень беспокоят текущие расходы.

– Можно предположить, что он чрезвычайно состоятельный человек. Или чрезвычайно любит пиво.

Дейв показал пальцем на потолок.

– И то и другое. Он купил две четырехкомнатные квартиры. И эту целиком отвел под пиво.

Он прижал палец к губам, призывая меня соблюдать молчание и режим секретности. В дверном проеме появился невысокий худой человек с морщинистым лицом и длинными седыми волосами, собранными в хвост. Его ИМТ составлял, по моим оценкам, двадцать, а возраст – шестьдесят пять лет. Будь передо мной задача угадать его профессию, я бы сказал – сантехник. Если он действительно в прошлом был сантехником, а потом выиграл в лотерею, то клиентом он мог оказаться очень требовательным.

Он заговорил с сильным британским акцентом:

– Привет, Дейв. Товарища привели?

Сантехник протянул мне руку: «Джордж».

Соблюдая приличия, я пожал ему руку так же умеренно, как и он мне.

Покончив с формальностями, Джордж принялся осматривать помещение.

– Какая сейчас установлена температура?

Ответ Дейва мне показался ошибочным:

– Для пива мы обычно ставим сорок пять градусов. По Фаренгейту.

Джорджа эта информация не впечатлила.

– Черт побери, вы его заморозить, что ли, хотите? Если бы я пил светлое, мне бы хватило холодильника наверху. Вы что-нибудь знаете о настоящем пиве? Об эле?

Дейв – человек исключительно эрудированный, но источником знаний для него служит практика и опыт. Я, напротив, черпаю информацию в основном из книг, поэтому мне понадобилось так много времени на освоение айкидо, карате и приготовление коктейлей. Знания Дейва в области английского пива, очевидно, находились на нулевой отметке.

Я ответил вместо него:

– Для горького английского пива рекомендуемая температура составляет от десяти до тринадцати градусов по Цельсию. Для портера, крепкого портера и других сортов темного пива – от тринадцати до пятнадцати. По Фаренгейту это составляет соответственно от пятидесяти до пятидесяти пяти и от пятидесяти пяти до пятидесяти девяти.

Джордж улыбнулся.

– Австралиец?

– Верно.

– Я прощаю вам это. Продолжайте.

Я продолжил рассказ о правилах хранения эля. Мои познания, судя по всему, удовлетворили Джорджа.

– Умница, – кивнул он и повернулся к Дейву. – Люблю людей, которые знают пределы своих возможностей и своевременно обращаются за помощью. За мое пиво будет отвечать Дон, правильно я понимаю?

– Не совсем, – сказал Дейв. – Дон скорее будет… консультантом.

– Вас понял, – ответил Джордж. – Сколько с меня?

В делах Дейв придерживается строгих этических норм.

– Я должен посчитать. Работой вы довольны? – спросил он, показывая на оборудование, изолирующие панели и трубы, уходящие вверх сквозь потолок.

– Что скажете, Дон? – спросил Джордж.

– Изоляция недостаточная. Потребление электричества будет чрезмерным.

– Наплевать. Мне надоело пререкаться с управляющей компанией. Им, видите ли, не нравится, что я сделал дырки в потолке. Посмотрю я на них, когда построю винтовую лестницу между этажами!

Джордж расхохотался.

– Остальное в порядке?

– Да.

Я доверял Дейву.

Джордж повел нас в верхнюю квартиру. Никакая, правда, это была не квартира, а самый настоящий английский паб. Стены снесли, превратив три спальни в большое пространство, заставленное деревянными столами и стульями. Барная стойка была оснащена шестью кранами, соединенными с пивным погребом этажом ниже, высоко на стене в углу висел телевизор. Там была даже эстрада для музыкантов, на которой стояли клавишные, барабаны, усилители. Джордж был настроен дружески. Он достал из холодильника несколько бутылок крафтового пива и угостил нас. Пили мы его на балконе, с которого открывался вид на Гудзон и Нью-Джерси.

– Пойло, – сказал Джордж. – Настоящий товар привезут в понедельник. Он прибыл на том же корабле, что и мы.

Джордж ушел в комнату и вернулся, держа в руках небольшую кожаную сумку.

– Итак, приговор, – сказал он, обращаясь к Дейву, который понял, что от него ждут счет, и протянул в ответ сложенный лист бумаги. Джордж бросил на него беглый взгляд и достал из сумки две увесистые пачки стодолларовых купюр. Одну отдал Дейву и добавил еще тридцать четыре банкноты из второй.

– Тринадцать тысяч четыреста. Близко к ожиданиям. И не будем вмешивать налоговые органы в наши отношения.

Он протянул мне визитку:

– Позвоните мне, Дон, если у вас возникнет какая-нибудь проблема.

Джордж объявил, что он хочет, чтобы я инспектировал погреб два раза в день, утром и вечером, по крайней мере первые несколько недель. Дейву надо было, чтобы я согласился. Перед тем как Соня забеременела, он уволился из надежного места и начал свое дело, но зарабатывал пока немного. Недавно ему не хватило денег на билет на бейсбол. Соня собиралась уйти с работы после родов, что, естественно, повлечет за собой сокращение доходов.

Дейв – мой друг, поэтому выбора у меня не было. Придется изменить расписание таким образом, чтобы дважды в день мой маршрут пролегал через Челси.

У входа в наш дом мне встретился управляющий, общения с которым я обычно избегаю, поскольку высока вероятность столкнуться с какими-нибудь претензиями.

– Мистер Тиллман, мы получили серьезную жалобу от вашего соседа. Похоже, вы на него напали.

– Это неверная информация. Он на меня напал, а я применил минимальные навыки айкидо с тем, чтобы мы оба избежали травм. Кроме того, в результате его действий нижнее белье моей жены стало пурпурного цвета, и он оскорбил ее с применением обсценной лексики.

– Значит, вы напали на него.

– Ошибка.

– А мне кажется, что все правильно. Вы только что сказали, что использовали против него приемы карате.

Я приготовился выдвинуть контраргументы, но тут он произнес речь:

– Мистер Тиллман, у нас вот такая очередь из людей, желающих поселиться в этом доме…

Управляющий раскинул руки, демонстрируя длину очереди.

– Мы вас выселим, и на следующий же день в вашей квартире поселится кто-нибудь другой. Кто-нибудь нормальный. И это не предупреждение – я собираюсь поговорить с владельцами. Нам тут психи не нужны, мистер Тиллман.

5

Разговор по скайпу с матерью, находившейся в Шеппартоне, состоялся в запланированное время: на Восточном побережье США было семь вечера, на Восточном побережье Австралии – девять утра.

В родительском хозяйственном магазине дела шли ни шатко ни валко; моему брату Тревору надо почаще выбираться из дому и найти себе кого-нибудь вроде Рози; у дяди моего вроде бы, славу богу, наступила ремиссия.

Мне удалось уверить мать в том, что у нас с Рози все отлично, на работе тоже все в порядке, а благодарность за улучшение перспектив моего дяди следует адресовать медицинской науке, а не божественным силам, которые равнодушно взирали на развитие у него онкологического заболевания. Мать пояснила, что она просто использовала обиходное выражение, а не допустила мысль о вмешательстве сверхъестественного существа, боже упаси, Дональд, как ты мог такое подумать. За последние тридцать лет содержание наших разговоров мало изменилось.

Подготовка к ужину заняла много времени, поскольку суши-сет – блюдо сложносоставное, и к тому моменту, когда мы с Рози сели за стол, мне все еще не удалось рассказать ей о приезде Джина.

А Рози желала обсуждать свою беременность.

– Я посмотрела в интернете. Ты знаешь, ребенок пока еще не больше сантиметра.

– Употребление термина «ребенок» неуместно. На таком сроке он недалеко ушел от бластоцисты.

– Я не стану называть его бластоцистой.

– Эмбрион. Это пока еще даже не плод.

– Дон, запомни, повторять не буду. Я не хочу в течение сорока недель выслушивать доклады по акушерству.

– Тридцати пяти. Срок беременности обычно отсчитывается от двух недель до момента зачатия, а мы предполагаем, что это произошло три недели назад, после сцены из «Римских каникул». Это нуждается в подтверждении врача. Ты записалась на прием?

– Я только вчера узнала, что беременна. В общем, с моей точки зрения, это ребенок. Ладно, хорошо, потенциальный ребенок.

– Будущий академик и долгожитель.

– Годится.

– Вот и отлично. Мы можем его так и называть – Бад. Будущий академик и долгожитель.

– Бад? Звучит как-то сухо, по-стариковски. Как будто ему семьдесят лет. Если это, конечно, он, а не она.

– Независимо от его пола, согласно статистике, Бад достигнет семидесятилетнего возраста – при условии успешного рождения и развития, а также отсутствия кардинальных перемен среды, для которой делаются статистические вычисления, – таких как ядерная война, падение метеорита, приведшее к исчезновению динозавров…

– …или если его насмерть не заговорит собственный отец. Все равно, это мужское имя.

– Еще похоже по звучанию на нелекарственное средство. Которое при правильном употреблении…

– Хорошо, хорошо. Если говорить в будущем времени, то ребенок – уже, я настаиваю, ребенок – может спать в гостиной, пока мы не переедем в квартиру побольше.

– Конечно. Мы должны купить для Бада раскладушку.

– Что?! Дон, маленькие дети спят в колыбелях.

– Я имел в виду более поздний период. Когда он дорастет до кровати. Чтобы мы были готовы. Можем завтра пойти в магазин кроватей.

– Кровать нам пока не нужна. Нам сейчас и с колыбелью можно не торопиться. Давай подождем и удостоверимся, что все в порядке.

Я вылил в бокал пино-гриджо, оставшееся со вчерашнего вечера, и пожалел, что вина больше нет. Намеками я определенно ничего не добьюсь.

– Нам нужна кровать для Джина. Они с Клодией разошлись. Он получил работу в Колумбийском университете и будет жить у нас, пока не найдет другое место.

В проекте «Творческий отпуск Джина» это было слабое место. Вероятно, я должен был посоветоваться с Рози, прежде чем предлагать Джину остановиться в нашей квартире. Но в тот момент идея представлялась мне разумной. Мы тем самым поддержали бы бездомного человека.

Я прекрасно знаю, что плохо предвижу реакцию других людей. Но сейчас я был готов держать пари по поводу того, что скажет Рози, услышав эту новость. И насчет количества повторов я тоже не ошибся (шесть).

– Твою мать, твою мать, твою мать, твою мать, твою мать, твою мать…

К сожалению, предположение, что в конечном счете Рози со мной согласится, не подтвердилось. Мои логически выстроенные аргументы вместо того, чтобы убедить ее, произвели обратный эффект. Даже самый сильный довод – о том, что никто в мире не поможет ей с диссертацией лучше, чем это сделает Джин, – был отвергнут по сугубо эмоциональным причинам.

– Ни за что. Ни за что этот самовлюбленный, лицемерный, узколобый, антинаучный… этот… эта… эта женоненавистническая свинья не будет ночевать в нашей квартире.

По моему мнению, ставить под сомнение преданность Джина науке было ошибкой, но, когда я принялся перечислять его достоинства, Рози ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.

Я достал визитку Джорджа, чтобы записать его данные в телефон, и прочитал на ней название музыкальной группы – Dead Kings. Удивительно, но мне оно было знакомо. Мои музыкальные вкусы формировались в основном под влиянием отцовской коллекции пластинок, среди которых затесалась и британская рок-группа, чья популярность пришлась на конец шестидесятых.

Если верить Википедии, в 1999-м Dead Kings возобновили выступления. Теперь они развлекали туристов во время круизов по Атлантике. Двое из основателей группы уже умерли, но им нашлась замена. Джордж был барабанщиком. За спиной у него было четыре брака, столько же разводов и семеро детей, но психологическую устойчивость он, кажется, сохранил. О его страсти к пиву «Википедия» ничего не сообщала.

Когда я ложился, Рози уже спала. Я за вечер подготовил список преимуществ того, что Джин будет жить с нами, но решил, что будить ее ради его обсуждения было бы неразумно.

Рози встала раньше меня, что случалось нечасто – вероятно, потому что и легла она раньше. Когда я проснулся, она уже приготовила кофе во френч-прессе.

– Я решила, что мне не стоит пить эспрессо.

– Почему?

– Он содержит слишком много кофеина.

– Как правило, кофе, приготовленный во френч-прессе, содержит примерно в два с половиной раза больше кофеина, чем обычный.

– Черт, я пытаюсь все делать правильно…

– Это приблизительные цифры. «У Ота» я беру тройной эспрессо. Этот кофе получился совсем не крепким. Причина, вероятно, заключается в твоей неопытности.

– Ну, теперь мы знаем, кто будет готовить кофе в следующий раз.

Рози улыбалась. Я расценил это как знак того, что имеет смысл предложить новые аргументы в пользу предоставления крова Джину. Но Рози опередила меня:

– Дон, что касается Джина… Я знаю, что он твой друг. И ты просто пытаешься не подвести его, и все такое. И, может быть, если бы я только что не обнаружила, что беременна… Но мне ничего больше не остается. Места для Джина у нас нет. Конец сообщения.

Я отметил для себя, что выражение «конец сообщения» – хороший способ прекратить разговор, но через несколько секунд, стоило мне спустить ноги с кровати, Рози опровергла этот вывод.

– Эй, ты… Мне сегодня надо кое-что дописать, но вечером я надеру тебе задницу. Обними меня.

Она затащила меня обратно на кровать и поцеловала. Как после этого верить утверждению, что можно судить об эмоциональном состоянии человека по его непоследовательным поступкам?

Вспоминая утренний разговор с Рози, я пришел к заключению, что обещание надрать мне задницу носило метафорический характер и его следовало трактовать в положительном ключе. Работая в «Алхимике», мы все время старались перещеголять друг друга. Вообще-то я считаю, что искусственно навязанная конкурентная борьба контрпродуктивна, но наш случай доказывал обратное. Время за стойкой бара проходило быстро – верный признак того, что занятие приносило нам удовольствие. К сожалению, у заведения сменился собственник. Любая перемена оптимального состояния может быть оценена только негативно, и новый менеджер по имени Гектор, которому мы дали кличку Винище, подтверждал эту мысль.

Винище (ИМТ двадцать два, возраст около двадцати восьми) носил эспаньолку и очки в толстой оправе. Мне такой стиль когда-то создал репутацию ботана, но сейчас он вошел в моду.

Новый менеджер заменил маленькие столики длинными скамьями, сделал освещение ярче и привел винную карту в соответствие с меню, в котором главным блюдом была паэлья, то есть отвлек внимание от коктейлей в пользу испанского вина.

Винище недавно получил бакалавра по менеджменту, и, как я понимаю, его новации соответствовали последним тенденциям в гостиничной индустрии. Однако в сухом остатке результатом его деятельности стал отток клиентов и, как следствие, увольнение двух наших коллег. Все это он списал на неблагоприятные экономические условия.

– Вовремя меня наняли, – говорил Винище. И довольно часто.

Всю дорогу до Флэтайрон мы с Рози держались за руки. Настроение у нее было приподнятое, хоть она и протестовала, как обычно, против черно-белой униформы, которую я находил чрезвычайно привлекательной. Мы пришли на две минуты раньше положенного, в 19:28. Заняты были только три столика, у барной стойки – никого.

– Молодцы, – сказал Винище. – Пунктуальность – ваша фирменная черта.

– Не похоже, что у вас тут аншлаг, – прокомментировала Рози, оглядев полупустое заведение.

– Это ненадолго, – ответил Винище. – У нас бронь на шестнадцать человек. На восемь часов.

– А я думал, мы не бронируем места, – сказал я. – Согласно новым правилам.

– Согласно новым правилам, мы делаем деньги. Это ВИП-заказ, и не просто ВИП, а суперВИП. Мои друзья.

Из-за отсутствия клиентов прошло двадцать две минуты прежде, чем кто-то заказал коктейль.

Компания из четырех человек (всем за сорок, ИМТ от двадцати двух до двадцати восьми) зашла и расположилась у барной стойки, несмотря на попытки Винища направить их за стол.

– Что для вас приготовить? – спросила Рози.

Женщины и мужчины переглянулись. Невероятно, что людям нужен совет друзей и коллег для принятия такого рутинного решения. Однако, если им понадобится еще и консультация, пусть лучше они получат ее от профессионала.

– Рекомендовал бы коктейли, – сказал я. – Наш бар специализируется на них. Любые фантазии, любой алкоголь.

Винище расположился слева от меня, по ту сторону барной стойки.

– Дон также может ознакомить вас с нашей новой винной картой, – сообщил он.

Рози положила на стойку кожаную папку с перечнем вин, но клиенты проигнорировали ее. Один из пришедших мужчин улыбнулся.

– Коктейли меня вполне устроят. Сделайте мне бурбон с лимонным соком.

– С белком или без? – поинтересовался я, как и полагалось человеку, ответственному за переговоры о составе коктейля.

– С белком.

– Со льдом или без?

– Со льдом.

– Отлично. Один виски с лимонным соком по-бостонски, – сообщил я Рози, хлопнул ладонью по стойке и запустил таймер на часах. Рози уже стояла за моей спиной у полки с напитками, и я знал, что она выбирает виски. Пока я ставил на стойку шейкер, добавлял в него лед и резал пополам лимон, я успел принять заказы и прояснить их детали от трех остальных членов этой компании. Я знал, что Винище за мной наблюдает. По-моему, на него как на обладателя степени бакалавра в области менеджмента это должно было произвести впечатление.

Процесс приготовления коктейлей, который я разработал и опробовал на практике, учитывает все сильные стороны нашего тандема. Я – обладатель самой полной базы рецептов, но в сноровке Рози меня превосходит. Можно заметно увеличить производительность, если один человек будет выжимать сок из лимона, а второй – отмерять точные порции других компонентов. Разумеется, о преимуществах такого распределения труда можно догадаться только непосредственно при работе с напарником, что требует наблюдательности и некоторого опыта. Едва ли два бармена, работающие параллельно каждый над своим коктейлем, могут быть столь же эффективны.

Когда я готовил третий заказ – водку с лимоном и куантро, Рози уже барабанила пальцами по стойке, намекая, что ее мохито давно готов. По крайней мере в первом раунде она надрала мне задницу. Наблюдая, как мы в четыре руки подаем все заказанные коктейли, клиенты вначале рассмеялись, потом зааплодировали. Привычная реакция.

Винище тоже улыбнулся.

– Приглашаю вас за стол, – сказал он посетителям.

– Нам и здесь хорошо, – ответил ему Любитель бурбона по-бостонски, отхлебнув из своего стакана. – Нам нравится представление. И это лучший в жизни бурбон с лимонным соком, который я пробовал.

– Пожалуйста, присаживайтесь, и я организую вам закуски – за счет заведения, разумеется.

Винище снял с полки четыре бокала для вина.

– Вы смотрели «Индиана Джонс и Храм судьбы»? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой.

– Вы с Рози сейчас напомнили мне сцену, в которой человек, посланный убить Джонса, показывает, как он умеет владеть мечом.

Винище показал в сторону клиентов, сидевших со своими коктейлями, и сделал несколько движений, изображая работу мечом.

– И раз, и два, и три, и четыре, очень впечатляет, четыре коктейля – семьдесят два доллара.

Винище взял открытую бутылку красного «Флор де Пингус», разлил по бокалам и сделал вид, что стреляет из пистолета.

– Раз-два-три-четыре. Сто девяносто два бакса.

– Придурок, – сказала Рози, наблюдая, как Винище ставит бокалы перед четырьмя клиентами, появившимися в заведении, пока мы готовили коктейли. Симпатия в ее голосе отсутствовала. – Следи за их лицами.

– Они выглядят довольными. Винище рассуждает убедительно.

– Разумеется, они довольны. Они еще ничего не заказали. Всем нравится, когда напитки за счет заведения.

Рози поставила шейкер на полку, сделав это с избыточной энергией. Я обнаружил признаки ярости.

– Рекомендую пойти домой, – сказал я.

– С какой стати? Со мной все в порядке. Просто расстроена. Не из-за тебя.

– Совершенно верно. Ты находишься в состоянии стресса. Выделяется кортизол, который вреден для Бада. Исходя из прошлого опыта, могу предположить, что твой контакт с Винищем повлечет за собой негативные ощущения и стресс продлится до конца смены. Попытка восстановить самоконтроль усугубит стресс.

– Ты специалист по мне. Справишься один?

– Конечно. Народу мало.

– Я не это имела в виду. – Рози рассмеялась и поцеловала меня. – Скажу Винищу, что плохо себя чувствую.

В 21:34 прибыла компания из восемнадцати человек. К столу, который был для них зарезервирован, придвинули другие, чтобы все могли поместиться. Некоторые из новых гостей были явно навеселе. В центре внимания прибывших находилась девушка лет двадцати пяти. Я автоматически прикинул ее ИМТ – двадцать шесть. Судя по этому показателю и манере разговора, содержание алкоголя в крови составляло одну десятую грамма на литр.

– В действительности она ниже ростом. И немного плотнее, чем кажется. – Джеми-Пол, бармен, работавший вместе с нами, тоже смотрел на эту группу.

– Кто?

– А ты как думаешь? – Он показал взглядом на Шумную женщину.

– А кто она?

– Ты смеешься?

Я не смеялся, но Джеми-Пол ничего больше объяснять не стал.

Через несколько минут, когда гости расселись, ко мне подошел Винище.

– Им нужен гуру по коктейлям. Похоже, твой выход.

Я подошел к столу, где со мной заговорил парень с рыжей шевелюрой, правда, не такой рыжей, как у Рози. Компания состояла из людей лет двадцати пяти – тридцати.

– Вы бармен?

– Совершенно верно. Моя работа заключается в том, чтобы делать коктейли. Что желаете?

– Это ведь вы тот парень, у которого есть рецепт на все случаи жизни? И все заказы вы держите в голове? Тот самый?

– Возможно, есть и другие люди, обладающие такими навыками.

Он повысил голос, чтобы перекрыть царящий в помещении шум.

– Итак, этот парень… как вас зовут?

– Дон Тиллман.

– Привет, Дэн, – сказала Шумная женщина. – А чем ты занимаешься в свободное от приготовления коктейлей время?

– Разными вещами. Мое постоянное место работы – университет, я профессор генетики.

Она вновь рассмеялась, еще громче.

Рыжеволосый продолжил:

– Дон – король коктейлей. Он помнит рецепты всех коктейлей в мире. Вам достаточно сказать: бурбон и вермут, и он продолжит: мартини.

– «Манхэттен». Известен также как «Американец в Париже», «Булевардье», «Американский любовник», «Оппен-гейм» и «Старый вояка».

Шумная женщина опять засмеялась. Громко.

– Он человек дождя! Это как Дастин Хоффман запоминал все карты. Дэн – человек дождя по коктейлям!

«Человек дождя»! Я видел это кино. Я был совсем не похож на его героя: невнятно формулирующего, зависимого от других людей, еще и безработного. В его присутствии люди испытывали дискомфорт. А в обществе Дона Тиллмана всем было приятно, безопасно и удобно.

Некоторые из присутствующих засмеялись, но я решил не обращать внимания на ее реплику, равно как и на то, что она неправильно запомнила мое имя. Шумная женщина была пьяна и, вероятно, смутилась бы, если бы кто-нибудь записал ее поведение на видео и после показал ей.

Рыжеволосый не унимался:

– Дон предложит вам коктейли на любой вкус, потом запомнит все заказы, вернется и вручит каждому его напиток. Так, Дон?

– Если только вы не поменяетесь местами.

Моя память не оперирует лицами, а также номерами. Я взглянул на Рыжеволосого:

– Приступим?

– Есть что-нибудь с текилой и бурбоном?

– Я бы рекомендовал «Горную Маргариту». Классический рецепт содержит скотч, но вариант использования бурбона зафиксирован документально.

– О да! – сказал он так, будто я успел добежать до базы и выиграл девятую подачу, принеся тем самым победу своей команде. На одну восемнадцатую моя задача была выполнена. Я оставил попытку выстроить более подробное описание его тона при помощи бейсбольных метафор – это могло подождать до очередной встречи с Дейвом – и сосредоточился на приеме заказов.

Сосед Рыжеволосого хотел чего-то вроде «Маргариты», но не просто «Маргариту» со льдом или содовой, а что-то, знаете, особенное, вот не обычную «Маргариту»… Я порекомендовал «Голубку» с соком красного грейпфрута и копченой солью по ободку стакана.

Настала очередь Шумной женщины. Я присмотрелся повнимательнее, но все равно не понял, кто она. Из этого не следовало, что она не могла быть знаменитостью. В целом массовая культура оставляет меня равнодушным. И даже будь она ведущим генетиком, я бы вряд ли знал ее в лицо.

– О’кей, Дэн, Человек дождя. Сделай мне коктейль, который отразит мою индивидуальность.

Собравшиеся громко поддержали ее идею. К сожалению, я не мог выполнить этот заказ.

– Извините, но я ничего о вас не знаю.

– Смеешься надо мной, да?

– Ответ неверный.

Я раздумывал о том, как повежливее расспросить Шумную женщину об особенностях ее характера.

– Кто вы по профессии?

Расхохотались все, кроме той, кому был адресован вопрос, – она, казалось, задумалась над ответом.

– Ладно. Я актриса и певица. Все думают, что они знают меня, но в действительности это не так. Итак, каков мой коктейль, Дэн, Человек дождя? Может быть, «Загадочная певичка»?

Я никогда не слышал о таком коктейле. Это означало, что она его выдумала, чтобы произвести впечатление на своих друзей. Мой мозг настроен на эффективный поиск рецептов коктейлей по названиям ингредиентов, но и необычные сочетания он ищет легко.

Оба ее профессиональных занятия и манера поведения помогли мне почти без труда найти правильный ответ: «Двуликая лгунья».

Я уже приготовился его озвучить, когда понял, что рискую нарушить юридические и моральные требования к обладателю сертификата Ответственного за Раздачу Алкогольных Напитков.

– Я бы рекомендовал «Девственную коладу».

– Что это означает? Что я девственница?

– Нет, конечно.

Все засмеялись, и я постарался объяснить:

– Это обычная пинаколада, но безалкогольная.

– Безалкогольная… И что это значит?

Беседа запутывалась. Прямота в такой ситуации – лучший выход.

– Вы беременны?

– Что?

– Беременным противопоказан алкоголь. Если у вас просто избыточный вес, я сделаю вам алкогольный коктейль, но мне требуется ясность.

В 21:52 в метро по пути домой я задумался, в какой степени на сделанный мной вывод повлияла ситуация с Рози. Раньше мне не приходилось подозревать клиентов в беременности. Может быть, у нее всего лишь избыточный вес. Должен ли я ставить под вопрос право постороннего человека употребить алкоголь в стране, которая так высоко ценит свободу личности?

В уме я составил список проблем, накопившихся за последние пятьдесят два часа и требовавших срочного решения.

1. Изменение расписания для того, чтобы дважды в день инспектировать пивной погреб.

2. Переезд Джина.

3. Проблема Джерома и стирки – теперь она стояла ребром.

4. Угроза выселения (см. пункт 3).

5. Размещение ребенка в нашей маленькой квартире.

6. Оплата аренды и других счетов после того, как в результате моих действий мы с Рози лишились подработки.

7. Сообщение об этом (см. пункт 6) Рози так, чтобы не вызвать стресс и сопутствующий выброс кортизола.

8. Опасность повторного срыва и нанесения непоправимого ущерба нашим отношениям с Рози в результате всего вышеперечисленного.

Решение проблем требует времени. В котором я был ограничен. Пиво доставят в течение суток, управляющий, вероятно, вручит мне уведомление о выселении к завтрашнему вечеру, а Джером может отомстить в любой момент. Джин явится завтра, а Баду осталось сидеть в утробе еще тридцать пять недель. Мне нужно было разрубить гордиев узел, то есть одним действием разобраться с большинством проблем или со всеми разом.

Когда я пришел домой, Рози уже спала, и я подумал, что некоторое количество алкоголя простимулирует мои творческие способности. Пока я рылся в холодильнике в поисках пива, меня внезапно осенило. Холодильник! Большой холодильник решит все наши проблемы.

Я набрал номер Джорджа.

6

Считается, что люди любят сюрпризы – отсюда и традиция праздновать Рождество, дни рождения и всякие юбилеи. Мой опыт показывает, что удовольствие на этих мероприятиях испытывает в основном дарящий. Жертва же зачастую вынуждена изображать радость по поводу внезапного обретения ненужного ей предмета.

Рози настаивала на соблюдении традиции дарить подарки и к выбору их относилась очень тщательно. Мои коллеги успели уже одобрить ботинки, которые она преподнесла мне десять дней назад, на мой сорок первый день рождения. Теперь я ходил в них на работу, поскольку срок годности кроссовок истек.

Рози так любила сюрпризы, что могла сказать «Удиви меня», когда я советовался с ней, на какой концерт или спектакль нам пойти или в каком ресторане забронировать столик. На этот раз я запланировал сюрприз, который должен был затмить все предыдущие – если не считать объявления имени биологического отца Рози и предложения выйти за меня.

При подготовке сюрприза считается допустимым краткосрочный обман.

– Ты идешь? – спросила Рози на следующее утро, собираясь уходить.

Формально у нее были каникулы, но по будням Рози работала над диссертацией в Колумбийском университете, потому что в квартире у нее «развивалась клаустрофобия». Она надела недавно купленное короткое платье в синий горошек. Чрезмерно широкий ремень, тоже синего цвета, был, очевидно, призван подчеркнуть достоинства фигуры. Общее впечатление складывалось положительное, но в основном из-за того, что наряд открывал ноги Рози, а не благодаря его эстетическим качествам.

Вместо того чтобы пользоваться новым велосипедом, обычно я ездил с Рози на метро, таким образом продлевая время нашего общения. Я еще раз напомнил себе, что обман носит краткосрочный характер и необходим для подготовки сюрприза. Сюрприз – дело хорошее: Рози же не предупредила меня, что посетит фирменный обувной магазин в связи с моим днем рождения. Чтобы Рози ни о чем не догадалась по моему виду, я поспешно зашел в ванную.

– Я немного опаздываю. Поеду на следующем поезде, – сказал я.

– Ты – что?

– Немного опаздываю. Никаких проблем. Лекций у меня сегодня нет.

С формальной точки зрения, все три утверждения соответствовали действительности, но первое содержало ложные сведения. Я планировал в этот день вообще не появляться на работе.

– С тобой все в порядке, Дон? Моя беременность не выбила тебя из колеи?

– Всего на несколько минут.

Рози зашла в ванную и принялась изучать свое лицо в зеркале.

– Я тебя подожду.

– Не обязательно. На самом деле я, наверное, поеду на велосипеде. Чтобы сэкономить время.

– Слушай, я хочу с тобой поболтать. Мы на выходных и двух слов друг другу не сказали.

Это правда, выходные были испорчены, от этого возможности для общения уменьшились. Я начал формулировать ответ, но, будучи настроен на обман, с трудом мог поддержать обычный разговор.

К счастью, Рози не стала ждать, пока я соберусь с мыслями.

– Ладно, я пошла. Но ты мне позвони, может, пообедаем вместе.

Поцеловав меня в щеку, Рози повернулась и навсегда покинула нашу квартиру.

Через восемь минут подъехал Дейв на своем микроавтобусе. Действовать надо было быстро, поскольку его ждали в Небесном погребе для приемки партии английского эля.

Нам потребовалось пятьдесят восемь минут на упаковку мебели и комнатных растений. Затем я занялся ванной. Количество косметических ароматических веществ, принадлежащих Рози, меня потрясло. Она, вероятно, обиделась бы, скажи я, что, за исключением редких случаев применения ею губной помады или духов (которые быстро теряли свойства в результате впитывания, испарения или возникновения у меня стойкой привычки к ним), все эти вещества оставляли меня равнодушным. С моей точки зрения, Рози не нуждалась в улучшениях.

Удивительно, но вся косметика уместилась в одну сумку. Пока мы с Дейвом паковали содержимое квартиры в чемоданы Рози, картонные коробки и дополнительные пакеты, я не уставал поражаться количеству вещей, которые мы приобрели в Нью-Йорке. Перед отъездом из Мельбурна Рози сказала: «Все барахло я оставляю здесь. Практически ничего с собой не беру». Три чемодана опровергали это утверждение, но намерение Рози было очевидно: переезд давал шанс критически оценить свое имущество. Я решил избавиться от всего, что не было нам жизненно необходимо. Сидя в очереди к стоматологу 5 мая 1996 года, я вычитал в журнале совет: «Если на протяжении полугода какую-то вещь вы ни разу не надели или не использовали, значит, она вам не нужна». Он показался мне полезным, и с тех пор я применял его на практике.

В сопровождении Дейва я подошел к консьержке, чтобы отдать ей мой ключ. Тот, который был у Рози, предстояло вернуть позднее. На пути у нас возник управляющий. Настроен он был, как обычно, недружелюбно.

– Надеюсь, мистер Тиллман, вы пришли не затем, чтобы жаловаться. Я ведь не забыл поговорить с владельцами, – сообщил он.

– В этом нет необходимости. Мы съезжаем.

– Как, без предупреждения? Вы обязаны предупредить за месяц…

– Вы дали понять, что мое пребывание здесь нежелательно и замена в лице кого-нибудь более подходящего найдется легко. Так что такой исход устраивает всех.

– Ну, если арендная плата за месяц вас не волнует… – Он ухмыльнулся.

– Это необоснованное решение. Если в квартиру заселится новый жилец, вы получите двойную плату за месяц.

– Не я устанавливаю правила, мистер Тиллман. Можете обсудить это с владельцем, если захотите.

Я почувствовал, что начинаю раздражаться. Сегодняшний день, начавшийся с отказа от привычного распорядка понедельника, грозил все большими стрессами. Пришла пора проверить в деле свою способность проявлять сочувствие к окружающим. Почему управляющий неизменно держался так враждебно? Над ответом долго размышлять не пришлось. Жильцы постоянно жаловались ему на проблемы, которые он был не в состоянии решить как из-за отсутствия у него полномочий, так и из-за упрямства компании-владельца здания. Хуже работы не найти. Мне внезапно стало его жалко.

– Простите, что причинил вам неприятности. Можете позвонить владельцу и передать мне трубку?

– Вы хотите поговорить с владельцем?

– Именно.

– Удачи.

Невероятно. Небольшое усилие по проявлению сочувствия привело к тому, что управляющий оказался на моей стороне и желает мне всяческих благ. Он набрал номер.

– У меня тут жилец из двести четвертой квартиры. Он съезжает… сегодня, сейчас… да, без предупреждения… он полагает, что ему причитаются деньги за месяц, которые он уплатил в качестве залога.

Управляющий рассмеялся и протянул мне телефон. Дейв перехватил его.

– Дай-ка я поговорю с ним, – сказал он.

Голос Дейва во время этого разговора звучал совершенно иначе. Трудно описать его тон, но впечатление было такое, как если бы на главную роль в «Крестном отце» выбрали не Марлона Брандо, а Вуди Аллена.

– Мой друг сомневается в том, что система кондиционирования была установлена с соблюдением всех правил. Не исключено, что существует угроза безопасности.

Наступила пауза.

– Я? Лицензированный инспектор по системам кондиционирования. По всему дому аппараты торчат, как бородавки на жабе. Пока мы не получили официальной жалобы, мы не вмешиваемся, но когда мы ее получим, то будем обязаны обследовать все ваше чертово здание. Полагаю, если мой друг заплатит аренду за следующий месяц, ему захочется подать жалобу. Это может вам дорого обойтись. Или же вы решите дело миром. И вернете залог.

Наступила еще более продолжительная пауза. На лице у Дейва проявилось разочарование. Возможно, образное выражение «торчат, как бородавки на жабе» ввело владельца в заблуждение. Предполагается, что жабы вызывают бородавки, на них самих бородавок не бывает. Дейв протянул мне телефон.

– Все? – поинтересовался голос в телефоне.

– Приветствую вас.

– Черт, это вы. Съезжаете?

Я узнал этот голос. Это был не владелец, а сотрудник управляющей компании. Я часто обсуждал с ним проблемы, которые собственник, согласно контракту, должен был устранять, но управляющий считал, что все это – поддержание стабильной температуры в помещениях, обеспечение приемлемой скорости интернета, проведение регулярных пожарных тревог – в круг его обязанностей не входит. Как и многое другое.

– Да. Я только сейчас узнал о проблеме соблюдения правил при установке системы кондиционирования. Это выглядит исключительно серьезно. Я бы рекомендовал…

– Забудьте. Я пришлю для вас чек, будете как-нибудь проходить мимо, заберете.

– А что с системой кондиционирования?

– Забудьте об этом, и мы напишем вам отличную рекомендацию для будущих арендодателей. Нам будет вас не хватать, профессор.

Когда мы оказались в микроавтобусе Дейва, я заметил, что у него дрожат руки.

– Что-то случилось?

– Мне надо что-нибудь съесть. Ненавижу конфликты. Не мое это.

– Ты не должен был…

– Нет, должен. Дело не в твоих деньгах. Мне нужна тренировка. А то некоторые думают, что об меня можно вытирать ноги.

Когда мы прибыли в Небесный погреб, Джордж уже ждал нас и пиво.

– Я впечатлен, – сообщил он Дейву. – По словам Дона, он так трепетно относится к пиву, что готов с ним спать.

– Дело не в том, что я трепетно отношусь к пиву. Просто в противном случае это высококачественное жилое помещение не будет использоваться по назначению.

– Лучшего вида из окна в Нью-Йорке не найти. И он достается вам бесплатно.

– Нет арендной платы – нет и жалоб, – отметил Дейв. Он продолжал отрабатывать интонации крутого парня.

– Вы в курсе, что мы там наверху репетируем? – спросил Джордж. – Громко. Звукоизоляции нету ни хрена.

– Поэтому сдать эту квартиру нельзя, – сказал Дейв.

Невероятно. Квартира с тремя спальнями и охлаждаемым помещением в придачу считается не подлежащей сдаче из-за проблемы спорадического шума, которая легко решается с помощью берушей. Или Джордж мог бы найти глухих жильцов.

Джордж пожал плечами.

– Мне нельзя ее сдавать. Я купил ее для детей. На случай, если они приедут в Нью-Йорк и захотят повидаться с отцом. Но не думаю, что эта опасность вам угрожает.

– Как часто вы репетируете? – спросил я.

Джордж рассмеялся.

– Примерно раз в год. Но, может быть, вместе с пивом придет вдохновение.

Наш разговор прервало прибытие пива. Шесть больших бочек на подставках. Когда заносили последнюю, расплескали, по моим подсчетам, литров двадцать. Пока Дейв искал тряпки и швабру, пиво впиталось в ковер.

– Извините, – сказал Джордж. – Но вы помните – никаких жалоб. Если нужно, у меня есть фен.

Дейв сушил ковер феном Рози, а я принялся распаковывать коробки. Ванных в Небесном погребе было три – явно больше, чем нужно. Лишняя ванная была достаточно просторной для кабинета, поэтому я поставил там стол и водрузил на него компьютер. Места для стула не осталось, но сиденье унитаза располагалось на правильной высоте. В целях соблюдения гигиены и для большего комфорта я постелил на него полотенце. Теперь я мог работать весь день, выходя только за едой.

Я заставил себя не думать о долгосрочной изоляции от внешнего мира. Мне предстояло решить несколько практических задач в условиях дефицита времени.

Я решил, что самая большая спальня будет служить Рози кабинетом, и с помощью Дейва расположил там комнатные растения и ненужные стулья. А ночевать мы будем в самой маленькой и наименее освещенной спальне. На возражения Дейва я ответил, что сон требует минимального пространства и свет только мешает этому процессу. После установки кровати там оставалось еще несколько квадратных метров неиспользуемого пространства.

В 18:27 мы закончили. Рози редко выходила из университета раньше 18:30, чтобы избежать давки в метро в жару. Чтобы добиться максимального эффекта от сюрприза, я откладывал сообщение о перемене нашего места жительства до последнего момента. Когда я наконец послал ей СМС, то через несколько секунд звук сигнала о поступившем сообщении донесся из одной из ее сумок – не той, которую она брала с собой в «Алхимик», а другой, побольше, с которой она ходила на работу. Рози забыла телефон дома. Это произошло не в первый раз и стало предсказуемым следствием наличия более чем одной сумки.

Вернулся Дейв, который ходил возвращать Джорджу фен, и предложил перехватить Рози возле нашей прежней квартиры.

– А ты, пока меня не будет, лучше избавься от запаха, – посоветовал он.

Я уже успел к нему привыкнуть, но теперь к пролитому пиву добавилась едкая вонь от перегоревшего фена Рози. Фен Джорджа был явно лучше и продержался в три раза дольше. Я решил, что аромат готовой рыбы заглушит эти запахи, кроме того, так решалась проблема ужина.

Звонок с незнакомого номера застал меня в магазине деликатесов. Это была Рози.

– Дон, что случилось? Меня не впускают.

– Ты забыла телефон дома.

– Я знаю. Я звоню с телефона Джерома.

– Джерома? Ты подвергаешься опасности?

– Нет, нет, он извинился за тот случай с бельем. Он стоит рядом. Что ты ему сказал?

Она не оставила мне времени на полноценный ответ.

– Что вообще происходит?

– Мы переехали. Сейчас пришлю тебе адрес. Мне надо позвонить Дейву.

Я отключился и отправил СМС с нашими новыми координатами на номер Джерома. Дейв, Рози, Джером, Джин, рыба. Мой потенциал одновременного решения множества задач был почти исчерпан.

Когда раздался сигнал домофона, копченая макрель была уже в духовке и издавала аромат не менее сильный, чем выдохшееся пиво и перегоревший фен вместе взятые. Это была Рози. Я повернул ключ во входной двери, и спустя секунд тридцать она постучала.

– Стучать не обязательно, – сказал я. – Это наша квартира.

Театральным жестом я распахнул дверь, демонстрируя просторную гостиную.

Рози огляделась и направилась прямо к окну, затем выглянула на балкон. Вид! Разумеется, Рози интересовали виды. Я надеялся, что панорама Нью-Джерси не вызовет у нее отторжения.

– О боже, – сказала она. – Ты меня разыгрываешь. Сколько это стоит?

– Нисколько.

Я вынул из кармана и протянул Рози список требований, предъявляемых к искомой квартире. Это напоминало анкету из проекта «Жена», которая, вопреки критике со стороны Рози, косвенным образом помогла нам создать семью, разве что на этот раз все графы были заполнены. Идеальная квартира. Не было сомнений, что Рози с этим согласна. Она открыла дверь на балкон и примерно шесть минут обозревала Гудзон, прежде чем вернуться в комнату.

– Что готовишь? – спросила она. – Я весь день мечтала о чем-нибудь копченом. Мне кажется, из-за беременности мне опять хочется курить. Что совершенно дико. Но копченая рыба – это отличная идея. Ты выдержал ее в креольском соусе и приготовил в пиве? Ты читаешь мои мысли.

Она бросила сумку с отсутствующим телефоном на пол и обняла меня.

Я не читал мыслей Рози, поэтому не воплотил гастрономический хаос, который творился у нее в голове. Но говорить об этом я не стал, чтобы не уменьшать ее радость. Некоторое время она бесцельно бродила по квартире, потом приступила к более систематическому изучению, начав со своей ванной, что мне представляется странным выбором.

– Дон, моя косметика! Все-все-все… как тебе это удалось?

– Я допустил какую-то ошибку?

– Наоборот! Это какое-то… все стоит на своих местах.

– Я сделал фотографии. Понять систему, по которой ты располагаешь вещи, было невозможно. С одеждой то же самое.

– Ты все перевез за один день?

– Конечно. Хотел кое-что выбросить, но не смог вспомнить все, что ты носила за последние шесть месяцев. Я вообще не замечаю, что на тебе надето. Поэтому перевез все.

Чрез несколько секунд она добралась до моей ванной-кабинета и поинтересовалась:

– Здесь ты собираешься работать?

– Совершенно верно.

– Я не буду вторгаться в твое личное пространство. При условии, что я не буду знать, чем ты здесь занимаешься.

Когда Рози обнаружила пивной погреб, я объяснил, на каких условиях мы договорились с Джорджем.

– Это все равно, что сидеть с чьим-нибудь псом, пока хозяева в отъезде. Только вместо пса – пиво, а его не надо кормить.

– Но я смотрю, написать на пол этот «пес» все-таки успел.

Про запах я забыл. Человек легко привыкает к окружающим условиям. Не думаю, что в долгосрочной перспективе постоянный пивной запах сильно понизил бы уровень счастья Рози. Точно так же его вряд ли бы сильно поднял переезд на другую квартиру. После того как человеческое существо удовлетворяет основные физические потребности, ощущение счастья мало зависит от уровня благосостояния. Осмысленный труд в этом плане намного важнее. Один день жизни Ивана Денисовича, кладущего кирпичи в Сибири, в большей степени наполнен счастьем, чем день из жизни бывшей рок-звезды в пентхаусе на Манхэттене в окружении всего пива мира. Труд имеет принципиальное значение для сохранения умственного здоровья. Возможно, именно поэтому Джордж продолжал выступать на круизных лайнерах.

Рози не умолкала:

– Насчет того, что не надо платить, – это не шутка?

– Совершенно верно.

– А как ты считаешь, может, мне отказаться от работы в баре? Раньше она мне нравилась, но теперь… Винище все равно меня выгонит, это вопрос времени.

Невероятно. Предположение, что Винище может нас уволить, не вызвало у Рози негативной реакции, скорее оставило ее равнодушной. Таким образом, новость, которая могла значительно принизить мои сегодняшние достижения, перешла в разряд несущественных.

– Мы оба можем уволиться, – сказал я. – В твое отсутствие эта работа не будет доставлять мне прежнего удовольствия.

Рози вновь обняла меня. Я испытал сильное облегчение. Я реализовал крупный рискованный проект, занимаясь одновременно множеством задач, и добился полного успеха. Гордиев узел был разрублен.

Только маленькая спальня, как и предполагал Дейв, вызвала негативную реакцию у Рози. Но затем она сказала: «Ты отвел под мой кабинет самую большую комнату. И, конечно, нам понадобится еще одна спальня».

Замечательно, что она согласилась с предложенным мною решением проблемы Джина без дальнейших обсуждений. Я отправил ему СМС с хорошими новостями и нашим новым адресом.

К рыбе я подал шардоне «Роберт Мондави» (мне) и сок из сельдерея. Я не стал покупать вакуумный насос. Любые запасы можно было хранить при нужной температуре в пивном погребе. Ближайшие восемь месяцев мне придется пить за двоих.

Мы чокнулись соком и вином, и тут, произнеся всего несколько слов, она напомнила мне о проблеме, ужасной проблеме, которую на время затмили другие.

– Итак, профессор Тиллман, как вам нравится перспектива стать отцом?

7

Мое отношение к отцовству развивалось следующим образом.

1. До двадцати лет я полагал, что когда-нибудь стану отцом, поскольку это происходило с большинством мужчин в моем окружении. Особого значения я этому вопросу не придавал.

2. В университете я обнаружил свою несовместимость с женщинами и постепенно отказался от идеи отцовства из-за невозможности найти партнершу.

3. Когда я встретил Рози, отцовство вернулось в повестку дня. Сначала я тревожился из-за того, что общая странность моего поведения может смутить любого ребенка, но Рози успокаивала меня и явно намеревалась в какой-то момент обзавестись потомством. Поскольку процесс создания детей не был охвачен планированием, я об этом забыл.

4. Затем в результате Происшествия с голубым тунцом все изменилось. Я намеревался обсудить это с Рози, но и тут не торопился по ряду причин. Во-первых, ничего, как уже говорилось, не было спланировано, во-вторых, происходящее плохо на меня влияло. И вот теперь появление ребенка стало почти неизбежным, а я до сих пор не предал огласке важную информацию.

Происшествие с голубым тунцом случилось всего семь недель назад и немедленно ожило в моей памяти, как только Рози подняла тему отцовства.

В воскресенье Исаак и Джуди Эслер позвали нас пообедать в городе. Мы согласились, но потом Рози вспомнила, что на этот день у нее назначены групповые занятия. Решено было, что я пойду один. Исаак спросил, какое бы место я предложил. Я сначала остановился на ресторане, где бывал несколько раз, но Рози меня разубедила.

– Ты сильно вырос как эксперт по ресторанам. К тому же ты гурман. Выбери что-нибудь необычное, пусть все удивятся.

Потратив немало времени на изучение вопроса, я нашел в Трайбеке новый японский ресторан в стиле фьюжен и порекомендовал его Исааку.

По прибытии в ресторан я выяснил, что Исаак заказал стол на пятерых, что вызывало у меня легкое раздражение. Разговор между тремя людьми требует общения каждого с каждым – в три раза больше, чем когда в процесс вовлечены двое. Когда люди знакомы между собой, эта сложность преодолима.

Но если людей пятеро, то диалогов становится уже десять, в четыре из которых я буду вовлечен в качестве непосредственного участника и в шесть как наблюдатель. В семи из десяти случаев это будут незнакомые люди, если только Исаак и Джуди не пригласили случайно Дейва и Соню или декана медицинского факультета Колумбийского университета, что в городе масштабов Нью-Йорка статистически маловероятно. Контролировать развитие событий будет практически невозможно, и это повышает риск возникновения неловкой ситуации. Все одно к одному: незнакомые люди, ресторан, в котором я до этого не бывал, отсутствие Рози, которая может осуществлять мониторинг и заниматься ранним оповещением. Оглядываясь назад, надо признать – катастрофа была неизбежна.

Те двое, из-за которых забронировали стол на пятерых, оказались мужчиной и женщиной, и они пришли раньше Исаака и Джуди. Я пил саке, когда они появились и представились: он назвался Сеймуром, коллегой Исаака (то есть, предположительно, психиатром), она – Лидией. Сферу своих профессиональных интересов Лидия не упомянула.

Сеймуру было лет пятьдесят, Лидии – где-то сорок два. Я пытался (безуспешно) избавиться от приобретенной в ходе проекта «Жена» привычки вычислять при встрече ИМТ человека, исходя из его роста и веса, но в данном случае удержаться было невозможно. ИМТ Сеймура, по моим прикидкам, равнялся тридцати, Лидии – двадцати. При этом рост Сеймура был около ста шестидесяти пяти сантиметров, примерно как у Исаака, а в Лидии насчитывалось примерно сто семьдесят пять сантиметров, всего на семь меньше, чем во мне. Вместе они решительно опровергали теорию Джина, согласно которой люди склонны выбирать себе в партнеры особей, физически с ними схожих.

Я решил, что разница в росте между Сеймуром и Лидией – хороший повод начать разговор, способный вылиться в обсуждение интересной научной темы, в которой я чувствовал себя уверенно. Описывая суть теории, я не забыл упомянуть, что ее авторство принадлежит Джину, чтобы не произвести впечатление эгоцентрика.

Несмотря на то что, рассуждая о росте и весе, я не прибегал к уничижительным определениям, Лидия, как мне показалось, отреагировала холодно.

– Начнем с того, Дон, что мы не супруги. Мы впервые увидели друг друга у входа в ресторан.

Исаак был настроен более конструктивно.

– Исаак и Джуди пригласили нас каждого по отдельности. Джуди часто говорит о Лидии, поэтому я был рад наконец с ней познакомиться.

– Я состою в одном книжном клубе с Джуди, – сообщила Лидия скорее Сеймуру, чем мне. – А Джуди всегда рассказывает о вас.

– Только хорошее, я надеюсь, – сказал Сеймур.

– Она утверждает, что после развода вы стали лучше.

– Людям следует простить все, что они сделали за три месяца до развода и за три месяца после.

– Напротив, – ответила Лидия. – Именно на основании сделанного в это время о них и надо судить.

Слова Лидии о том, что она и Сеймур были случайно приглашены на один и тот же обед, подтверждали теорию Джина. Что давало мне возможность возобновить участие в разговоре.

– Эволюционная психология одерживает победу. Согласно изложенной теории, вы не должны испытать влечения друг к другу. При этом есть данные, противоречащие теории Джина, но более тщательное исследование свидетельствует о том, что она верна.

Я не всерьез излагал научную теорию, просто использовал терминологию в целях развлечения. Я обладаю богатым опытом использования этой техники, и обычно ее применение дает в результате некоторое количество смеха. Но в данном случае этого не произошло. Лицо Лидии выражало явное недовольство.

Сеймур по крайней мере улыбнулся.

– Я думаю, что ваша гипотеза строится на неправильных предположениях, – сказал он. – Я, например, ничего не имею против высоких женщин.

Мне подумалось, что он поделился глубоко личными сведениями. Если бы я рассказал малознакомому человеку, чем физически привлекает меня Рози или женщины как таковые, мое поведение, я уверен, сочли бы неподобающим.

Но люди с развитыми навыками поддержания социальных контактов могут позволить себе рисковать.

– И это счастье, – продолжал Сеймур. – В противном случае я был бы сильно ограничен в выборе.

– Ищете партнера? – поинтересовался я. – Рекомендую прибегнуть к помощи интернета.

В моем случае поиск идеального партнера увенчался успехом в результате случайного стечения обстоятельств, что не отрицает возможности применения более структурированного подхода. В этот момент пришли Исаак и Джуди. Их появление усложнило алгоритм общения в три целых и тридцати три сотых раза, но способствовало повышению уровня моего комфорта. Если бы я и дальше оставался в компании Сеймура и Лидии, то наверняка допустил бы ошибку в социальном взаимодействии.

Мы обменялись формальными приветствиями. Остальные заказали чай, но я решил, что раз уж я допустил ошибку, заказав саке, то исправлять ее поздно, и попросил официанта повторить.

Принесли меню. Джуди предложила каждому заказать свое блюдо, а потом поделиться друг с другом. Отличная идея.

– Есть ограничения? – поинтересовалась Джуди. – Мы с Исааком не едим свинину, но если кто-то хочет заказать гёдза со свининой, то нет проблем.

Она явно хотела быть вежливой, поскольку не могла не понимать, что, если кто-то возьмет гёдза со свининой, их с Исааком выбор будет ограничен. Я этой ошибки не допустил.

Когда подошла моя очередь, я воспользовался отсутствием Рози и выбрал блюдо, которое в обычных обстоятельствах могло стать предметом спора.

– Сашими из голубого тунца, пожалуйста.

– Ох, – сказала Лидия, – я его просмотрела. Дон, вы, возможно, не знаете, но голубой тунец относится к числу биологических видов, которым грозит уничтожение.

Мне этот факт был известен. Рози употребляла в пищу только воспроизводимые морепродукты. В 2010-м «Гринпис» включил голубого тунца Южных морей в Красную книгу морепродуктов в связи с высокой степенью опасности его исчезновения из-за экологически небезопасного лова.

– Я знаю. Однако эту особь уже умертвили, и порцию из нее разделят на пятерых. Следует ожидать, что последствия для мировой популяции голубого тунца будут незначительными. Взамен нам предоставляется возможность попробовать новый вкус.

Раньше я не пробовал голубого тунца, который, по слухам, вкуснее тунца, обитающего в верхних слоях воды, – моего любимого продукта питания.

– Я, пожалуй, попробую голубого тунца, раз уж этот конкретный экземпляр точно не воскреснет, – поддержал мою идею Сеймур. – Взамен пропущу вечерний прием пилюль из рога носорога.

Я уже открыл рот, чтобы прокомментировать невероятное высказывание Сеймура, но Лидия заговорила раньше, дав мне время подумать, не пошутил ли он.

– Нет, я не готова к голубому тунцу, – заявила она. – Я не согласна с тем, что от одного человека ничего не зависит. Именно такая позиция мешает нам противостоять глобальному потеплению.

Исаак выступил с полезным, хотя и банальным тезисом:

– Тем более что индийцы, китайцы и индонезийцы хотят достичь нашего уровня жизни.

Неизвестно, соглашалась Лидия с этой мыслью или нет, но обращалась она ко мне:

– Я полагаю, вам все равно, на какой машине ездить и где совершать покупки.

Ее предположение было ошибочным, равно как и сделанный на основании моих слов вывод о моей экологической безответственности. Машины у меня нет. Я передвигаюсь на велосипеде, на общественном транспорте или бегом.

Одежды у меня сравнительно немного. Когда я пользовался Типовым Планом Питания, которого перестал придерживаться совсем недавно, объем моих пищевых отходов стремился к нулю. Сейчас я творчески подхожу к эффективному использованию остатков. И тем не менее я считаю свой вклад в борьбу с глобальным потеплением ничтожно малым. Многие борцы за сохранение окружающей среды считают мой подход к проблеме ошибочным. Я не хотел портить обед бессмысленными спорами, но Лидия, похоже, поддалась экологическому фанатизму, поэтому отступать не имело смысла, как и в случае с саке.

– Мы должны развивать ядерную энергетику, – сказал я, – и искать технологические решения.

– Какие, например? – поинтересовалась Лидия.

– Удаление углерода из атмосферы. Или геоинженерия. Я читал об этом. Невероятно интересно. Человечество плохо умеет сдерживать себя, но успешно использует технологии.

– Знали бы вы, насколько возмутительным я считаю такой взгляд на вещи, – сказала Лидия. – Можно, значит, творить что угодно в расчете на то, что кто-то другой потом все исправит. И попутно наживаться! Вы и тунца таким способом собираетесь спасать?

– Ну конечно! Весьма вероятно, что с помощью генной инженерии мы сможем придать тунцу, обитающему в поверхностных водах, вкусовые качества голубого тунца. И это станет хрестоматийным примером того, как человечество с помощью технологий решает проблемы. Я готов стать волонтером-дегустатором.

– Можете делать что угодно. Но я не хочу, чтобы мы заказывали тунца на всех.

Просто удивительно, как довольно сложные идеи можно донести до собеседника с помощью элементарной мимики. Хотя ни в одном разговорнике такого не напишут, я ясно читал то, что отражалось на лице у Исаака: «Ну его на хрен, этого тунца, Дон». Когда пришел официант, я заказал гребешки с утиным фуа-гра.

Лидия привстала, потом села обратно.

– Не думаю, что вы нарочно стараетесь меня задеть. Просто вы настолько бесчувственны, что не понимаете, что творите.

– Совершенно верно.

Всегда легче сказать правду, и я испытал облегчение оттого, что Лидия не обнаружила злого умысла в моих действиях. Я не видел логической связи между заботой о сохранении популяции тунца и протестом, как я догадывался, против жестокого обращения с утками на фермах. Я считаю неправильным судить о людях, основываясь на стереотипах, но в данном случае такой подход мог пригодиться.

– Я встречала таких, как вы, – сообщила Лидия. – По работе.

– Вы генетик?

– Я социальный работник.

– Лидия, – не выдержала Джуди, – давай на время забудем о работе. Я закажу на всех, и мы найдем другую тему для разговора. Сеймур вот пишет книгу. Расскажите нам о вашей книге, Сеймур, я умираю от любопытства.

Сеймур улыбнулся.

– Она о выращивании мяса в лабораторных условиях. Чтобы вегетарианцы могли наслаждаться бургерами, не испытывая чувства вины.

Я хотел поддержать разговор на эту неожиданно интересную тему, но Исаак прервал меня:

– Шутка выглядит неуместной, Сеймур. Книга действительно о чувстве вины, но бургеры здесь ни при чем.

– Но там и в самом деле упоминается мясо, выращенное в лаборатории. Как пример того, насколько сложны эти проблемы и как глубоко укоренились предрассудки по этому поводу. Нам следует научиться мыслить более открыто. О чем Дон и говорил.

По сути, он сказал все правильно, но Лидия опять завелась:

– Я не против этого возражаю. У него есть право на собственное мнение. Мы можем обсуждать эволюционную психологию, хотя, по-моему, это чушь. Я имела в виду его бесчувственность.

– Человечество нуждается в правдорубах, – ответил Сеймур. – С техническим складом ума. Окажись я в падающем самолете, я бы хотел, чтобы за штурвалом сидел кто-нибудь вроде Дона.

Я подумал, что опытный летчик справится с управлением самолетом лучше, чем генетик, но потом догадался, что речь идет о том, как эмоции мешают рациональному поведению. Я взял эту метафору на заметку – она показалась мне более социально приемлемой, чем пример с плачущим ребенком и пистолетом.

– Вы хотели бы, чтобы самолетом, в котором вы находитесь, управлял человек с синдромом Аспергера? – спросила Лидия.

– Это лучше, чем человек, употребляющий слова, значение которых ему неизвестно.

Джуди попыталась вмешаться, но спор между Лидией и Сеймуром достиг такого накала, что нам оставалось только наблюдать, хотя предметом обсуждения служил я. Я что-то читал про синдром Аспергера шестнадцать месяцев назад, когда готовился подменить Джина в качестве лектора, потому что ему подвернулась возможность заняться сексом. Позднее я помогал запустить проект по выявлению генетических маркеров этого синдрома у личностей, чьи достижения превышают средний уровень. В описаниях случаев проявления синдрома Аспергера я находил некоторые собственные черты, но люди склонны придавать избыточное значение типичным проявлениям и делать на их основании ошибочные выводы. Кроме того, меня в разное время записывали в шизофреники, выявляли у меня биполярное и обсессивно-компульсивное расстройства, а также объявляли мое поведение характерным для такого знака, как Близнецы. Хотя я не вижу ничего плохого в синдроме Аспергера, еще один ярлык мне не нужен. Но слушать Лидию и Сеймура было интереснее, чем спорить.

– Кто бы говорил, – сказала Лидия. – Уж если кто не понимает в синдроме Аспергера, так это психиатры. Вы же считаете, что это аутизм. Вы хотите, чтобы вашим самолетом управлял Человек дождя?

В этом сравнении смысла было не больше, чем в сравнении меня с Человеком дождя Шумной женщиной в баре несколькими неделями позже. Разумеется, я бы не хотел, чтобы моим самолетом управлял Человек дождя – ни в том случае, если бы я был пассажиром, ни если бы самолет принадлежал мне.

Лидия, очевидно, решила, что ее высказывания расстраивают меня.

– Простите, Дон, ничего личного. Я не называю вас аутистом. В отличие от него, – Лидия указала на Сеймура. – Поскольку это он и его дружки не видят разницы между аутизмом и синдромом Аспергера. Им что Человек дождя, что Эйнштейн – все равно.

Но Сеймур не называл меня аутистом. Он не прибегал к ярлыкам, а всего лишь отметил мою добросовестность и технический склад ума – качества положительные в целом и для пилота в частности.

Сеймур обратился ко мне:

– Джуди говорила, что вы женаты. Это так?

– Правильно.

– Все, достаточно, – сказала Джуди.

Четверо людей, шесть диалогов.

Исаак поднял руку и кивнул. Сеймур, очевидно, истолковал это сочетание жестов как предложение продолжать. Теперь мы впятером участвовали в разговоре, предмет которого был неясен.

– Вы счастливы? Счастливы в браке?

Я не вполне понимал смысл его вопросов, но решил, что он приятный человек, который пытается поддержать меня, демонстрируя остальным, что по крайней мере кто-то относится ко мне настолько хорошо, чтобы жить со мной вместе.

– Чрезвычайно счастлив.

– Отношения с родственниками поддерживаете?

– Сеймур! – воскликнула Джуди.

Я ответил на этот вопрос, сочтя его доброжелательным:

– Мать звонит мне каждую субботу, на восточном побережье Австралии в это время уже воскресенье. Детей у меня нет.

– Ваша работа хорошо оплачивается?

– Я занимаю должность ассистента на кафедре генетики в Колумбийском университете. Я считаю свою работу общественно полезной, кроме того, она обеспечивает мне достойный доход. Еще я работаю в баре.

– То есть легко общаетесь с людьми в непринужденной обстановке, порой сталкиваясь с нетривиальными социальными задачами, и при этом не забываете о коммерческой стороне вопроса. Жизнь хороша?

Я ответил так, как мне казалось наиболее правильно:

– Да.

– Значит, вы не аутист. Это мое профессиональное мнение. Одним из диагностических критериев аутизма является расстройство социальной адаптации, неспособность жить нормальной жизнью. А вы своей жизнью вполне довольны. Продолжайте в том же духе и держитесь подальше от людей, которые считают, что у вас есть какие-то проблемы.

– Хорошо, – сказала Джуди. – Можем мы теперь спокойно пообедать?

– Да пошли вы, – выпалила Лидия, обращаясь не к Джуди, а к Сеймуру. – Оторвитесь от ваших учебников, выйдите на улицу. Зайдите к живым людям и посмотрите, что творят ваши летчики.

Она встала и взяла сумку.

– Заказывайте что хотите.

Затем Лидия повернулась ко мне:

– Извините меня. Вашей вины здесь нет. Вы ничего не можете поделать с вашей детской травмой. Но не верьте жирным коротышкам-психиатрам, которые говорят, что у вас все в порядке. И окажите человечеству в целом и мне в частности одну услугу.

Я предположил, что сейчас речь опять пойдет о тунце. Я ошибался.

– Никогда не заводите детей.

8

– Земля – Дону. Ты меня слышишь? Я спросила, как тебе перспектива отцовства.

Рози могла бы не напоминать мне, о чем разговор. Я перестал вспоминать Происшествие с голубым тунцом и попытался ответить на ее вопрос, но большого успеха не добился. Клодия советовала отвечать тем, кто задает вопросы о личной жизни: «С какой целью интересуетесь?» – но я подозревал, что в данном случае это не сработает. Ясно, почему Рози спрашивает. Она хочет убедиться, что я психологически готов к решению самой сложной и важной задачи в моей жизни. А правда заключалась в том, что специалист – социальный работник, видевший в своей практике семейные катастрофы, – уже озвучил свой вердикт: негоден.

Когда семь недель назад я рассказывал Рози об этом обеде, я сосредоточился прежде всего на темах, которые ее живо интересовали: интерьер ресторана, блюда, книга Сеймура о чувстве вины. Я не упомянул, что Лидия забраковала меня в качестве отца, поскольку это было единичное – хотя и экспертное – мнение и в тот момент оно было неактуально.

В детстве мать привила мне полезную привычку: прежде чем делиться интересной, но непроверенной информацией, подумай дважды, не станет ли это источником неприятностей. Она повторяла это многократно, обычно уже после того, как я поделился информацией. Я пытался подумать дважды, когда раздался сигнал домофона.

– Черт. Кто это? – спросила Рози.

Зная, во сколько приземлится самолет авиакомпании «Квантас», выполнявший рейс Мельбурн – Нью-Йорк с посадкой в Лос-Анджелесе, а также время, необходимое на дорогу сюда из аэропорта имени Джона Кеннеди, я с высокой степенью вероятности мог предположить кто.

Я впустил звонившего в подъезд, а Рози пошла открывать дверь. Джин появился из лифта с двумя чемоданами и букетом цветов, который он немедленно вручил Рози. Даже я заметил, как изменилась коммуникационная ситуация с появлением Джина. Несколько минут назад я прикладывал усилия, чтобы найти правильные слова, а теперь эту задачу предстояло решать Рози.

К счастью, Джин – специалист в области установления социальных контактов. Он двинулся в мою сторону с намерением обнять меня, но то ли что-то прочитал на моем лице, то ли вспомнил наш прошлый опыт и вместо этого пожал мне руку. После чего обнял Рози.

Джин – мой лучший друг, но обниматься с ним мне некомфортно. На самом деле я получаю удовольствие от физического контакта только с теми людьми, с которыми занимаюсь сексом, а в этой категории числится один-единственный человек. Рози недолюбливает Джина, однако ей удалось обнять его на четыре секунды без перерывов.

– Ты бы знала, как я тебе благодарен, – сказал Джин, обращаясь, естественно, к Рози. – Я ведь знаю, что ты не самый преданный мой фанат.

А мне Джин всегда нравился, хотя мне и приходилось мириться с его безнравственным поведением.

– Ты растолстел, – сказал я. – Надо запланировать пробежки.

По моим оценкам, ИМТ Джина составлял двадцать восемь, на три пункта больше, чем десять месяцев назад, когда мы виделись в последний раз.

– Ты к нам надолго? – спросила Рози. – Дон тебе сообщил, что я беременна?

– Ничего не сказал, – ответил Джин. – Замечательная новость. Поздравляю.

Замечательную новость он использовал как предлог, чтобы еще раз обнять Рози и проигнорировать вопрос о длительности своего пребывания.

Джин огляделся.

– Мне здесь нравится. Прекрасное место. В Колумбийском университете, похоже, платят лучше, чем я думал. Но я смотрю, я помешал ужину.

– Нет, нет, – сказала Рози. – Мы ждали тебя. Ты голодный?

– У меня джетлаг. Кажется, мой организм слегка потерялся во времени.

Я знал, что поможет моему другу.

– Тебе надо выпить. Напомнить организму, что сейчас вечер.

Я отправился за бутылкой пино-нуар, Джин пошел устраиваться в своей комнате, бывшей запасной, а Рози отправилась вслед за мной. В пивном погребе она уставилась на батареи бутылок, потом внезапно побледнела и выбежала наружу. Запах в погребе был действительно сильный. Я услышал, как захлопнулась дверь в ванную. Затем раздался громкий звук, но исходил он не из ванной. За ним послышался такой же силы грохот. Это была ударная установка. К ней присоединилась электрогитара. Когда Рози показалась из ванной, у меня наготове были наушники, но я подозревал, что Рози уже не так довольна жизнью, как раньше. Она ушла к себе, а я вставил беруши и доел ужин. Через пятьдесят две минуты музыка смолкла, и мы с Джином смогли поговорить. Он был уверен, что его брак спасти невозможно, а я заметил, что ему надо всего лишь исправить свое поведение. Навсегда.

– Была у меня такая мысль, – признался Джин.

– Это единственный разумный план. Нарисуй таблицу. Две колонки. В одной – Клодия, Карл, Юджиния, стабильность, жилье, бытовые удобства, моральная чистота, уважение окружающих, отсутствие жалоб на недостойное поведение – в общем, множество преимуществ. В другой – спорадический секс со случайными женщинами. Это существенно лучше секса с Клодией?

– Нет, конечно. Я, правда, в последнее время не сравнивал. Может, поговорим об этом потом? Полет был долгий. Два полета.

– Можем поговорить завтра. Мы будем обсуждать это каждый день, пока не найдем решение.

– Дон, все кончено. Я с этим смирился. А теперь расскажи, каково ощущать себя будущим отцом.

– Пока никаких ощущений. Слишком рано.

– Вот я думаю, не порасспрашивать ли мне тебя об этом каждый день, пока мы не найдем решение. Нервничаешь?

– Как ты догадался?

– Все мужчины одинаковы: боятся, что после рождения ребенка отойдут на второй план, о сексе придется забыть и они станут никому не нужны.

– Я – не все. Думаю, мои проблемы будут носить уникальный характер.

– И решишь ты их тоже нестандартным способом.

Это оказалась чрезвычайно ценная мысль. Вообще-то умение решать проблемы – моя сильная сторона. Но нынешняя дилемма мне пока не поддавалась.

– Что мне сказать Рози? Она спрашивает, каковы мои ощущения.

– Скажи, что ты взволнован перспективой будущего отцовства. Не грузи ее своими сомнениями. Портвейн есть?

Наверху снова загрохотала музыка. Портвейна у меня не было, вместо него я принес куантро, и мы сидели молча, пока Рози не пришла за мной. Джин уснул в кресле. Наверное, так удобнее, чем на полу. И уж точно лучше, чем быть бездомным в Нью-Йорке.

В спальне Рози улыбнулась и поцеловала меня.

– Так что, ситуация с Джином приемлемая?

– Нет. Неприемлемая. Так же как и пивной запах, с которым придется что-то делать, если ты не хочешь, чтобы меня рвало каждый вечер и каждое утро. И естественно, тебе придется поговорить с людьми наверху по поводу шума. Не вставишь же ты беруши младенцу. Но квартира потрясающая, настоящее сокровище.

– Достаточно хороша, чтобы забыть о проблемах?

– Почти. – Рози улыбнулась.

Я смотрел на самую красивую женщину в мире, которая в одной великоватой ей футболке сидела передо мной на постели – нашей общей постели. И ждала от меня слов, которые позволят продолжаться этой экстраординарной ситуации. Я глубоко вдохнул, затем с шумом выдохнул и вновь набрал воздух, чтобы начать говорить.

– Я невероятно взволнован тем, что стану отцом.

Я употребил слово «взволнован» в том же смысле, как если бы я описывал электрон, пришедший в состояние возбуждения: возросла его активность, а не эмоции усилились. Так что я говорил искренне, и это было неплохо – в противном случае Рози определила бы, что я лгу.

Рози раскинула руки и обняла меня на гораздо более долгий отрезок времени, чем Джина. Я почувствовал себя намного лучше. Теперь я мог дать мозгу отдохнуть и наслаждаться близостью Рози. Джин дал мне отличный совет, и это оправдывало его присутствие, по крайней мере с моей точки зрения. А проблемы шума, пивного запаха и отцовства я решу по-своему.

Я проснулся с головной болью, причиной которой я посчитал стресс, связанный с воспоминаниями о Происшествии с голубым тунцом. Моя жизнь становилась более сложной. Вдобавок к обязанностям профессора и супруга я теперь отвечал за пиво, Джина и, скорее всего, за Рози, которая, как я предполагал, продолжала легкомысленно относиться к своему здоровью даже в этот принципиально важный период. И разумеется, для подготовки к отцовству мне предстояло кое-что тщательно изучить.

В условиях возросшей нагрузки действовать можно было двумя путями. Первый состоял в том, чтобы более жестко планировать и эффективно распределять время, введя показатель относительной важности для каждой задачи и учитывая степень ее воздействия на конечные цели. Или погрузиться в пучину хаоса. Выбор был очевиден. Настало время для проекта «Ребенок».

Я подозревал, что Рози отреагирует негативно, если я установлю в гостиной лекционную доску. Но нашлось отличное решение. Белая кафельная плитка на стенах моего нового кабинета, то есть ванной, была высокой и узкой – примерно тридцать сантиметров в высоту и десять сантиметров в ширину. Готовая сетка для таблицы, а поверхность пригодна для большого маркера. На одной стене насчитывалось девятнадцать рядов плитки по семь штук в каждом, за вычетом одной, которую занимал держатель для туалетной бумаги, и другой, которую он скрывал из виду – практически идеальный трафарет для сменного календаря на восемнадцать недель. Каждую плитку можно разделить на семнадцать ячеек в соответствии с количеством часов бодрствования, и остается еще возможность вертикального деления. Вряд ли Рози увидит этот план, учитывая ее намерение не вторгаться в мое личное пространство.

Разумеется, я мог нарисовать таблицу на компьютере или воспользоваться программой-календарем. Но стена была намного больше экрана, и, когда я занес в нужные клетки намеченные научные встречи, тренировки в центре боевых искусств и пробежки до рынка в Челси, я внезапно испытал чувство комфорта.

На следующее утро после приезда Джина мы вместе отправились на метро в Колумбийский университет. Дорога от нашей новой квартиры туда занимала гораздо меньше времени, и я соответственно сдвинул вперед время ухода на работу. Рози еще не успела перестроить свое расписание и поехала поездом, который отправлялся раньше.

Я использовал этот промежуток для того, чтобы поговорить с Джином о его семейных проблемах.

– Она тебя отвергла, потому что ты ее обманывал. Многократно. Уже после того, как пообещал остановиться. Поэтому теперь ей надо убедиться, что ты больше не будешь ей лгать и изменять.

– Говори потише, Дон.

Я повысил голос, чтобы яснее донести до него важность сказанного, и окружающие начали неодобрительно на нас коситься. Женщина, выходившая на Пенн-стейшн, бросила: «Стыдитесь!» Стоявшая за ней добавила: «Свинья». Мои доводы вовремя нашли подтверждение, но Джин попытался сменить тему.

– Об отцовстве больше не думал?

Пока что в моем «плиточном» расписании мероприятия, связанные с грядущим появлением младенца, не значились, хотя именно оно послужило толчком к созданию таблицы. Возможно, в ответ на непредвиденное развитие событий мой мозг включил простейший защитный механизм, то есть предпочел игнорировать этот факт. Соответственно, я должен был сделать две вещи: признать предстоящее рождение ребенка, объявив об этом во всеуслышание, и провести некоторые изыскания.

Обустроив Джина на его новом рабочем месте, мы пошли пить кофе с профессором Дэвидом Боренштейном. Рози присоединилась к нам скорее в роли жены, нежели студентки медицинского факультета. В свое время Дэвид очень помог нам с Рози с визами и переездом.

– Ну, что нового, Дон? – спросил он.

Я уже собрался рассказать Дэвиду о последних результатах моего исследования генетической предрасположенности к циррозу, которое близилось к завершению, когда вспомнил о своем решении признать будущее отцовство.

– Рози беременна, – сказал я.

Воцарилось молчание. Я сразу понял, что допустил ошибку, поскольку Рози пнула меня под столом. Это было бессмысленно, ведь я не мог взять свои слова назад.

– Что ж, – сказал Дэвид, – поздравляю.

Рози улыбнулась.

– Спасибо. Мы еще почти никому не говорили, поэтому…

– Разумеется. И могу вас заверить, что за время моего руководства факультетом вы далеко не первая студентка, которая наносит ущерб процессу своего обучения.

– Я не планирую наносить ущерб процессу обучения.

Таким тоном Рози обычно произносит фразу: «Задолбал ты меня, Дон Тиллман». Использовать его в разговоре с Дэвидом было неразумно.

Но Дэвид не распознал эту интонацию или предпочел ее не заметить.

– Я не тот, с кем вам стоит обсуждать эту тему, – ответил он. – Поговорите с Мэнди Рау. Вы знаете Мэнди? Она возглавляет соцотдел факультета. Не забудьте сказать ей, что на вас распространяется медицинская страховка Дона.

Рози хотела что-то добавить, но Дэвид поднял руки, демонстрируя, что не собирается продолжать этот разговор, и мы перешли к обсуждению программы, которой предстояло заниматься Джину.

От второй чашки кофе Дэвид отказался.

– Простите, но мне пора. Дон, у меня есть несколько вопросов по твоему исследованию. Давай пройдемся. Джин, присоединяйтесь, если есть желание.

Хотя генетическая предрасположенность к циррозу Джина нисколько не интересовала, он все равно пошел с нами.

– Как я понимаю, вы завершили этап исследования, на котором необходим приглашенный профессор, – сказал декан.

– Предстоит проанализировать большой объем данных, – ответил я.

– Это ровно то, что я имел в виду. Я подумал, что вам, возможно, понадобится помощь.

– Только если это не потребует оформления гранта.

Как правило, бумажная волокита в случае привлечения кого-то нового в проект отнимает больше времени, чем если делаешь работу сам.

– Нет, вам не понадобится оформлять грант. В этом конкретном случае такой нужды нет.

Дэвид рассмеялся, Джин вслед за ним.

– У меня на примете есть человек. Она защитила диссертацию и умеет работать со статистическими данными. На самом деле, устраивая ее к вам, я оказываю услугу личного характера, но это всем пойдет на пользу. И с визами там, кстати, все в порядке.

– Берем, – сказал Джин.

Список публикаций Джина переполнен такими соавторами, трудившимися под его мудрым руководством. Я, например, не хочу, чтобы моя фамилия стояла на докладах, которые я не писал. Но я был признателен Дэвиду Боренштейну, что мне не придется тратить время на работу, которую можно поручить кому-нибудь рангом пониже – и кто только выиграет от этого в профессиональном отношении.

– Ее зовут Инге, – сообщил Дэвид. – Она из Литвы.

Джин оставил нас, и некоторое время мы с Дэвидом шли в молчании. Я предположил, что он размышляет – приятное отличие от большинства людей, считающих, что паузу в разговоре надо обязательно заполнить. Мы были почти у дверей его кабинета, когда Дэвид вновь заговорил:

– Дон, соцотдел предложит Рози взять академический отпуск. Это разумно. Но таких хороших студентов, как Рози, мы терять не хотим. Время вы выбрали неудачно. Она, вероятно, пропустит первую половину самого важного года клинической практики, потом родит и вернется во втором семестре или в следующем учебном году. Я думаю, все же она пропустит целый год. За это время вам стоит решить, кто и когда будет сидеть с ребенком, и надеюсь, вы разделите с Рози эту обязанность.

Об этой практической стороне вопроса я не думал, и совет Дэвида показался мне здравым.

– Некоторые женщины берут месяц или два отпуска, потом возвращаются и пытаются наверстать упущенное. Мне не кажется, что это правильно. Особенно применительно к вашему случаю.

– Что особенного в нашем случае?

– Вы в этом городе одни. Будь рядом родители или родственники, тогда, пожалуй… Но вы можете рассчитывать только на наемную няню. Мой совет – пропустите весь год. Иначе пострадают все: ребенок, Рози, ее учеба. Вы тоже пострадаете, говорю это, опираясь на собственный печальный опыт.

– Звучит вполне разумно. Я передам ваш совет Рози.

– Только не говорите, что это я сказал.

Декан медицинского факультета, наш союзник, умудренный опытом отец. Кто мог бы стать лучшим советчиком, когда речь идет о поиске равновесия между изучением медицины и родительским началом? Однако я согласился с предположением Дэвида о том, что лучше не упоминать его в разговоре с Рози. Она инстинктивно отвергнет авторитет мужчины, который вдобавок старше ее.

Прогноз оказался верным.

– Я не собираюсь пропускать целый год, – заявила Рози, когда вечером того же дня я изложил соображения Дэвида без ссылки на источник. Мы ужинали в компании Джина, нового члена семьи, которому пригодился один из лишних стульев.

– В долгосрочной перспективе один пропущенный год ничего не значит, – сказал Джин.

– Ты брал отпуск, когда Юджиния родилась? – спросила Рози.

– Клодия брала.

– Ну так сравнивай меня с собой, а не с Клодией. Или разница так велика?

– Ты хочешь сказать, что Дон будет сидеть с ребенком?

Рози расхохоталась.

– Не думаю. То есть я имею в виду, что Дон должен работать. Кроме того…

Мне интересно было послушать, какие еще аргументы выдвинет Рози в пользу того, что я не способен позаботиться о Баде, но Джин прервал ее:

– Ну и кто же будет с ним сидеть?

Рози ненадолго задумалась.

– Буду брать его – или ее – с собой.

Я был ошеломлен.

– Ты собираешься брать Бада в университет – и в больницы?

Когда Бад родится, Рози будет работать с реальными пациентами – людьми, страдающими от инфекционных заболеваний. Не лучшая компания для младенца, не говоря уже о том, что маленький ребенок сам может стать причиной опасных ситуаций. Подход Рози выглядел непрактичным и безответственным.

– Я еще не решила. Но пора уже подумать о женщинах с детьми. Вместо того чтобы просто предлагать им убираться и возвращаться, когда ребенок подрос.

Рози отодвинула тарелку с недоеденным ризотто в сторону.

– Мне еще надо поработать.

Мы с Джином опять получили возможность поговорить. Я в этот момент подумал о том, что надо пополнить запасы спиртного.

Джин выбрал тему для беседы раньше, чем я начал обсуждать его брак:

– Перспектива стать папой уже не так пугает?

Применительно ко мне выражение «папа» звучало странно. Я подумал о собственном отце. Подозреваю, что в моем младенчестве его роль была минимальна. Мать оставила работу в школе, чтобы заниматься тремя детьми, а отец продолжал трудиться в семейном хозяйственном магазине.

Такое распределение нагрузки выглядело практичным, хотя и не выходило за привычные рамки. Учитывая, что некоторые черты характера моего отца напоминают те, из-за которых я испытываю проблемы, может быть, и хорошо, что влияние на меня матери оказалось максимальным.

– Я размышлял над этим. Мне кажется, самое полезное, что я могу сделать, – это не мешать.

Сказанное вытекало из оценки, данной мне Лидией в ходе Происшествия с голубым тунцом, и соответствовало первой заповеди врача – «Не навреди».

– Может быть, ты с этим и проскочишь. Рози – конченая феминистка, поэтому, с ее точки зрения, ты должен носить юбку, но при этом она полагает, что сама она – суперженщина. Австралийки зациклены на независимости. Она пойдет до конца.

Джин допил свое японское пиво и вновь наполнил бокалы.

– Что бы женщины ни говорили, биологически они привязаны к детям сильнее, чем мы. В первые несколько месяцев ребенок тебя даже узнавать не будет. И не парься из-за этого. Подожди, пока он начнет ходить и между вами наладится какое-то общение.

Полезное наблюдение. Мне повезло, что в советчиках у меня был опытный отец и руководитель факультета психологии. Джин продолжил:

– Забудь все, услышанное от психологов. Они склонны фетишизировать отцовство. Они доведут тебя до сумасшествия, рассказывая о твоих ошибках. Как услышишь слово «привязанность» – беги.

А вот это уже было исключительно полезное наблюдение. Лидия несомненно принадлежала к тем, кого описывал Джин.

– У тебя ведь нет племянниц и племянников, верно? – продолжал Джин.

– Совершенно верно.

– То есть реальным опытом общения с детьми ты не обладаешь.

– Только с Юджинией и Карлом.

Дети Джина почти достигли того возраста, когда я мог включить их в список друзей, но в смысле младенцев пример Юджинии и Карла уже не был показательным.

Рози вышла из кабинета и направилась в спальню, жестами подавая сигнал, который я бы трактовал как: «Хватит пить, вы оба, и вообще прекратите обмениваться интересной информацией, пора ложиться».

Джин попробовал встать из кресла, но потерпел неудачу.

– Прежде чем я рухну спать, слушай мой последний совет. Понаблюдай за детьми, когда они играют. И ты увидишь, что это просто маленькие взрослые, которые еще не затвердили все правила и не разучили все хитрости. Беспокоиться не о чем.

9

Когда я вошел в спальню, Рози сидела на кровати.

– Дон, пока ты не разделся, могу я попросить тебя об одолжении?

– Конечно. Только если это не потребует координации физических или умственных усилий.

Джин постоянно наполнял мой бокал, что привело к неожиданному переизбытку алкоголя в организме.

– Когда закрывается магазин деликатесов? Ну, тот, где ты купил копченую макрель.

– Не знаю.

Я не понял, почему на этот вопрос нужно было отвечать одетым.

– Мне ужасно хочется еще.

– Сегодня попозже куплю.

На часах было четыре минуты первого.

– Мы можем съесть ее в качестве холодной закуски.

– Я имела в виду сейчас. Ночью. С маринованными огурцами. И соусом чили, если ты сможешь все это найти.

– Сейчас слишком поздно для еды. Твоя пищеварительная система…

– Плевать. Я беременна. Беременным часто хочется съесть чего-нибудь этакого. Это нормально.

Понятие нормальности переосмыслялось на глазах.

Согласно моему прогнозу, поиски копченой макрели и маринованных огурцов после полуночи потребовали бы существенных усилий, с учетом того, что переизбыток алкоголя в организме делал невозможным использование велосипеда. Но мне впервые представился шанс сделать что-то, имеющее непосредственное отношение к беременности Рози.

Беспорядочный бег по незнакомому району в поисках копченой макрели не дал результата. На улицах было еще людно. Чтобы не столкнуться с прохожими, я все время менял направление движения. Я решил отправиться в Бруклин, где на Грэм-авеню находился магазин деликатесов с хорошим ассортиментом. Согласно статистике, я, возможно, нашел бы копченую макрель скорее, если бы продолжал поиски на Манхэттене, но я был готов пожертвовать временем ради уверенности в результате.

Пробегая по Вильямсбургскому мосту, я проанализировал возникшую ситуацию. Вполне вероятно, организм Рози отреагировал на нехватку каких-то веществ, а потребность в правильном питании в период беременности усилила это желание. Она отказалась от ризотто с грибами и артишоками, но захотела макрели. Согласно предварительным выводам, ее организм нуждался в белке и рыбьем жире.

Чтобы сладить со стремительно усложняющейся жизнью, я мог пойти двумя путями. Можно было спонтанно искать копченую макрель, когда организм Рози ее потребует, что неэффективно и контрпродуктивно, как наглядно продемонстрировали мои поиски. А можно, и это безусловно предпочтительнее, применить плановый подход, который предусматривает специальную диету для беременных и гарантирует бесперебойное снабжение организма всеми необходимыми веществами.

В ту ночь я отмахал по Городу, Который Никогда Не Спит, около двадцати километров в поисках макрели, маринованных огурцов и шоколада (Рози любит шоколад). Домой я вернулся в 2:32; Рози уже спала. Я помахал макрелью у нее перед носом, но безрезультатно.

Когда я проснулся, Рози и Джин собирались в университет, а я страдал от головной боли, причиной которой на этот раз, несомненно, стал недостаток сна. Достаточная продолжительность относительно спокойного сна – критически важный фактор физического и психического здоровья. Беременность Рози истощала меня физически. Запланированное приобретение здоровых продуктов питания для беременных как минимум сделает ненужными их ночные поиски. В качестве промежуточного решения я решил взять отпуск на день, чтобы сконцентрироваться на проекте «Ребенок».

Свободный день я использовал продуктивно: во-первых, восполнил недостаток сна, а во-вторых, тщательнее изучил сообщение Рози о связи между тревогой и уровнем кортизола. Данные выглядели убедительно, как и корреляция с кардиозаболеваниями, вызванными стрессом. Не было сомнений, что следовало оградить Рози от избыточных волнений в интересах здоровья и ее, и ребенка.

Завершив мероприятия по поддержанию физической формы, я посвятил остаток утра вопросу правильного питания в период беременности. Времени, отведенного для этого, оказалось явно недостаточно. Сколько противоречащих друг другу советов! Даже отсеяв тексты, в которых присутствовали такие антинаучные термины, как «органический», «цельный» и «природный», я все равно оставался один на один с огромным количеством рекомендаций. Одни были посвящены тому, какие продукты включить в рацион, другие – тому, что надо категорически исключить. Рекламный, но учитывающий интересы детей сайт предлагал Типовой План Питания для беременных, рассчитанный на квартал, но он содержал мясо, что для Рози было неприемлемо. Мне требовалось дополнительное время либо всеобъемлющее исследование, проведенное кем-то еще. Ведь кто-то же до меня изучал эту проблему и зафиксировал результаты своих изысканий!

Сайты, посвященные беременности, содержали также обширную информацию о развитии плода. Рози заявила, что не хочет знать подробностей, но это было невероятно интересно, особенно когда конкретный случай беременности развивался в моей квартире. Одну из плиток над ванной я пометил цифрой 5, означавшей количество недель, прошедших с момента зачатия. Я изобразил текущий размер Бада в виде пятна размером с апельсиновое зерно и добавил прогнозный график. На эту работу ушло сорок минут, но результат все равно выглядел грубым по сравнению с диаграммами на профильных сайтах. И тем не менее, глядя на этот график, я испытывал такое же удовлетворение, как и при виде плана на противоположной стене.

В поисках правильного меню для беременных на одном из сайтов я набрел на вегетарианскую диету. В ближайшем сетевом магазине органической еды я нашел все необходимые ингредиенты для десерта из тофу и тыквы.

После полудня у меня образовалось незапланированное свободное время, и по совету Джина я использовал его для научных изысканий. Я решил, что принять душ и сменить одежду стоит после возвращения с улицы, особенно с учетом того, что прогноз погоды с тридцатипроцентной вероятностью обещал осадки. Поверх костюма для пробежек я надел легкий дождевик и велосипедный шлем, чтобы защитить волосы.

В нескольких кварталах от нас на Десятой авеню располагалась небольшая детская площадка. Идеальное место. Там я мог в одиночестве сидеть на скамейке и смотреть на детей и их сопровождающих. Бинокль, конечно, тоже бы не помешал, но крупную моторику я мог наблюдать и так, равно как слышать разговоры, тем более что голоса собеседники в большинстве случаев не понижали. Мне никто не мешал – лишь однажды какой-то ребенок приблизился ко мне, но был немедленно отозван.

Я сделал несколько заметок в блокноте.

Как правило, дети отбегали на небольшое расстояние, но затем останавливались и возвращались к взрослым. Я вспомнил документальный фильм, в котором такой тип поведения подчеркивался ускоренным показом, но забыл, какие животные в нем фигурировали. В памяти моего телефона оставалось много места, и я начал снимать видео. Джину это, безусловно, будет интересно.

Мое наблюдение за происходящим было прервано, когда дети и сопровождавшие их взрослые собрались вместе секунд на двадцать, а затем переместились на противоположную сторону площадки, где видимость мне закрывали росшие посреди ее деревья. Я поменял местоположение, но дети перестали играть. Я решил подождать и занялся регулировкой разрешения на камере телефона на случай, если представится возможность снять более продолжительный эпизод. Сосредоточившись на телефоне, я не заметил появления двух мужчин в полицейской форме.

Возвращаясь к этим событиям, следует признать, что я не вполне справился с ситуацией, но мне пришлось действовать в незнакомой социальной среде, в непредвиденных обстоятельствах и по неизвестным мне правилам. Кроме того, я вел борьбу с приложением для видеосъемки. Я скачал его из-за отличного алгоритма сжатия, но не обратил внимания на то, насколько оно неудобно в пользовании.

– Чем, по-вашему, вы тут занимаетесь? – спросил один из полицейских, который был немного старше своего напарника. Обоим было за тридцать, и они находились в хорошей физической форме, ИМТ – примерно двадцать три.

– По-моему, я пытаюсь настроить разрешение, но возможно, я занят и чем-то другим. Вряд ли вы сможете помочь мне, если только не имели дела с этим приложением раньше.

– То есть вы предлагаете нам не мешать и оставить вас наедине с детьми.

– Отличная идея. Успехов в борьбе с преступностью.

– Встать!

Перемена отношения ко мне со стороны молодого полицейского оказалась неожиданной. Возможно, я наблюдал прием, известный под названием «злой полицейский – добрый полицейский». Я посмотрел на Доброго полицейского, который мог дать мне противоположные указания.

Добрый полицейский помог мне встать. С использованием физической силы. Я не переношу прикосновений, и реакция моя была рефлекторной. Я не бросил нападавшего и не зафиксировал его на земле, а простым приемом айкидо освободился от него и восстановил дистанцию между нами. Он отлетел от меня, и Злой полицейский вытащил пистолет из кобуры. Добрый полицейский достал наручники.

В участке полицейские потребовали, чтобы я подписал протокол, в котором говорилось, что я наблюдал за детьми в парке и сопротивлялся аресту. Наконец я получил ответ на вопрос, что я сделал не так. Оказалось, в Нью-Йорке запрещено заходить на территорию детской площадки без ребенка в возрасте до двенадцати лет. Очевидно, я не заметил соответствующее предупреждение на входе.

Невероятно. Если бы я, как полагали полицейские и ожидали законодатели, получал сексуальное удовлетворение от наблюдения за детьми, то для того, чтобы обеспечить себе доступ на детскую площадку, я сначала должен был похитить ребенка. Доброго и Злого полицейского эти доводы не заинтересовали, и в конце концов я изложил последовательность событий так, как им хотелось.

После этого меня оставили взаперти на пятьдесят четыре минуты. Предварительно забрав телефон.

По истечении этого времени появился человек постарше, также в полицейской форме. В руках у него был распечатанный протокол моего допроса.

– Профессор Тиллман?

– Приветствую вас. Мне надо позвонить адвокату.

Время, проведенное в одиночестве, помогло мне собраться с мыслями. Я вспомнил номер адвокатской конторы по уголовным делам, которую рекламировали в метро. Он начинался на 1 800.

– Не хотите сначала позвонить жене?

– Мне важнее профессиональная консультация.

Я понимал, что известие о моем аресте вызовет у Рози стресс, тем более что проблема до сих пор не разрешена, а помочь она вряд ли сможет.

– Можете позвонить адвокату, если хотите. Не исключено, что он вам не понадобится. Хотите пить?

Я ответил, не задумываясь:

– Текилу, пожалуйста. Чистую.

Секунд пять он неотрывно смотрел на меня. За текилой не пошел.

– Может, «Маргариту»? Или клубничный дайкири?

– Нет, коктейли готовить хлопотно. Текила годится.

Я сомневался, что в участке найдется свежевыжатый сок. Лучше простая текила, чем «Маргарита», с лимонным сиропом или кисло-сладкой смесью.

– Вы из Мельбурна, верно?

– Совершенно верно.

– И сейчас работаете профессором в Колумбийском университете?

– Доцентом.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы говорите правду?

– Декан медицинского факультета.

– То есть вы совсем неглупый человек?

Неловко отвечать утвердительно на подобный вопрос. Я не хотел показаться высокомерным и потому просто кивнул.

– Хорошо, профессор, тогда ответьте мне. Когда я предложил вам «Маргариту», вы, при всем вашем уме, действительно решили, что я сейчас отправлюсь на кухню выжимать для вас лайм?

– Лимон тоже сгодится. Но я попросил текилу. Приготовление сока для коктейля кажется мне нерациональной тратой рабочего времени сотрудника органов правопорядка.

Он откинулся в кресле.

– Вы надо мной смеетесь?

Я находился в чрезвычайном напряжении, но осознавал, что, вероятно, допустил какую-то ошибку. Я постарался разъяснить ситуацию:

– Я арестован, и мне грозит лишение свободы. Я не знал, что нарушаю закон. И я не пытаюсь шутить.

Я на секунду задумался, а потом все-таки добавил, надеясь, что это снизит мои шансы на тюремное заключение, следствием которого стала бы низкокачественная еда, скучные разговоры и предложения нежелательных сексуальных контактов:

– Я несколько социально неадаптирован.

– Это заметно. Вы действительно пожелали удачи в борьбе с преступностью полицейскому Куку?

Я кивнул.

Он расхохотался.

– У меня есть племянник, он очень похож на вас.

– Тоже профессор генетики?

– Нет, но если вы хотите что-нибудь узнать об истребителях времен Второй мировой, вам к нему. О самолетах он знает все, о том, как избегать неприятностей, – ничего. Вы, наверное, в школе хорошо учились. Ну, раз стали профессором.

– Отметки у меня были отличные. Но общение с окружающими не доставляло мне удовольствия.

– Проблемы с властями были?

Мне инстинктивно хотелось ответить «нет», ведь я стараюсь не нарушать правила и никому не хочу причинять неприятности. Но я не мог избавиться от воспоминаний, связанных с преподавателем богословия, директором школы и деканом по науке в Мельбурне. А потом были еще Винище, управляющий домом в Бруклине и эти двое полицейских.

– Были. Из-за неумения говорить неправду, а не по злому умыслу.

– Раньше аресту подвергались?

– Нет, это первый случай.

– Вы утверждаете, – он сверился с протоколом, – что находились на детской площадке с целью наблюдения за детьми в рамках подготовки к отцовству.

– Совершенно верно. Моя жена беременна. Мне нужно ближе познакомиться с детьми.

– Господи. – Он опять посмотрел в протокол, но по глазам не было заметно, что он читает. – Ладно, по-моему, вы не представляете опасности, но и отпустить вас просто так я не могу. Если на следующей неделе вы откроете стрельбу в школе и выяснится, что я ничего не сделал…

– По статистике, это маловероятно…

– Молчите. Иначе договоритесь до неприятностей.

Совет прозвучал здраво.

– Я пошлю вас в клинику «Бельвю». Вот фамилия человека, который должен вас осмотреть, и, если он решит, что с вами все в порядке, значит, вы проскочили. Мы все, значит, проскочили.

Он вернул мне телефон и отстегнул наручники.

– Брендан – парень хороший. Только не забудьте к нему явиться. Иначе придется вас доставить.

10

Я вышел из полицейского участка в 18:32. И немедленно позвонил в «Бельвю», чтобы договориться о встрече. Секретарь попросила меня перезвонить завтра, если случай не срочный. Я стал описывать ситуацию, и к исходу четвертой минуты моя собеседница пришла к твердому выводу, что к числу срочных она не относится.

В метро я принялся размышлять, надо ли рассказывать Рози о Происшествии на детской площадке. Оно ставило меня в неудобное положение и свидетельствовало о том, что я не знаком с правилами. Знание правил – одна из моих сильных сторон. Рози расстроится из-за того, что со мной случилось что-то неприятное, и разозлится на полицейских – короче, у нее будет стресс. Принятое ранее решение оградить Рози от этой информации до тех пор, пока все не разрешится, осталось в силе. В участке мне удалось избежать худшего. Последним препятствием, которое предстояло преодолеть, оставалась беседа с доктором в «Бельвю».

Я сказал себе, что нет решительно никаких оснований беспокоиться по поводу встречи с психологом. Когда мне было немного за двадцать, со мной многократно беседовали разные психологи и психиатры. Среди моих друзей была Клодия, психолог-клиницист, Джин, глава факультета психологии, Исаак Эслер, психиатр, а также Рози, выпускница медицинского факультета, работающая над диссертацией о раннем биполярном расстройстве. У меня был опыт общения с этими специалистами, и в их компании я чувствовал себя комфортно. Психолог не имел оснований считать меня опасным, и потому у меня не было оснований тревожиться из-за предстоящей беседы. В отсутствие веских причин мое беспокойство выглядело иррациональным.

Когда я вернулся, Рози уже была дома и работала в своем новом кабинете. Я проехал нужную остановку и потом пошел в неправильном направлении. Я посчитал, что это произошло из-за перемены места жительства. Оказавшись дома, я начал подготовку к ужину. В качестве темы для беседы это выглядело менее опасным, чем вопрос о том, как прошел день.

– Ты где был? – крикнула Рози. – Я думала, мы вместе пообедаем.

– Тофу. Это блюдо высококалорийно, легко усваивается и содержит много железа и кальция.

Она вышла из кабинета и подошла ко мне сзади. Я не мог отвлечься от приготовления пищи.

– Привет. Меня кто-нибудь поцелует?

– Конечно.

К сожалению, поцелуй, вопреки моим усилиям, не смог отвлечь Рози от продолжения допроса.

– Так чем ты занимался? Почему не пообедал со мной?

– Я не понял, что мы договорились пообедать. Я взял выходной. Прогулялся. Не очень хорошо себя чувствовал.

Все три сообщения были правдивы.

– Немудрено. Вы с Джином пили всю ночь.

– Еще я покупал копченую макрель.

– Черт. Прости. Я забыла. Я съела яйца с уксусом и заснула.

Она показала на тофу, который я готовил.

– Я думала, вы с Дейвом пойдете куда-нибудь.

– Это для тебя.

– Спасибо, но я хочу пиццу.

– Это более здоровая еда. Она богата бета-каротином, который необходим для полноценного функционирования иммунной системы.

– Возможно, но я хочу пиццу.

Должен ли я положиться на инстинкт, который подсказывал мне сделать выбор в пользу пиццы, или довериться сайту, рекомендовавшему тофу? Как генетик я доверяю инстинктам, но как ученый я полагаюсь на данные исследований. Как муж я знаю, что лучше не спорить. Я убрал тофу в холодильник.

– Да, и Джина захвати с собой.

Мальчишник предполагал участие меня, Дейва и иногда его бывших коллег. Но, кроме того, Рози считала, что это ее «личное время». Отправляясь на встречу с Дейвом, я обрекал Джина на ужин в одиночестве, то есть опять нарушал принятые в обществе правила. Переменам не было конца.

Мы с Джином спустились на лифте и вышли на улицу, где столкнулись с Джорджем, выходившим с чемоданом из лимузина.

– Приветствую. А я думал, что вы сейчас на пути в Англию.

Интернет сообщил мне, что круизный лайнер, на котором выступал Джордж, отчалил несколько часов назад.

– Соскучились по тишине? На несколько месяцев у нас отпуск, спасибо Герману Гермицу. Это наш агент, он нам подыскивает площадки в Нью-Йорке. Как себя чувствует пиво?

– Температура правильная и держится стабильно. Случаются небольшие утечки, из-за которых возникает неприятный запах, но мы к нему привыкли. Вы сегодня вечером собираетесь репетировать?

– Забавно, что вы об этом спросили. Я не очень расположен, но Джимми, наш басист, сказал, что, возможно, заглянет. Он уже три дня в Нью-Йорке, и заняться ему совершенно нечем, так почему бы нам не собраться, не выпить пива и не поиграть?

– Не хотите вместо этого посмотреть бейсбол?

Эта идея пришла мне в голову совершенно внезапно – как способ избавить Рози от шума, который мог возникнуть из-за Джорджа. Пожалуй, впервые в жизни я спонтанно предложил малознакомому человеку свою компанию в целях общения.

– А вы собираетесь, значит?

– Совершенно верно. Будем выпивать, есть и смотреть бейсбол. Еще разговаривать.

Для наших встреч с Дейвом я выбрал «Дориан Грей», бар в Ист-Виллидж. Это идеальное место с учетом следующих факторов: расположение экранов, уровень шума (предельный), качество еды и пива, ценовая политика и удаленность от Дейва и меня. Я представил Джорджа как моего соседа сверху и объяснил, что Джин живет у нас. К тому, что в его квартире поселился еще один жилец, не помышляющий об арендной плате, Джордж отнесся совершенно спокойно.

Дейв легко приспосабливается к переменам в планах, и он обрадовался появлению Джорджа и Джина. Мы заказали бургеры со всеми мыслимыми наполнителями – на мальчишниках Дейв приостанавливает свою диету. Джин взял бутылку вина, которое стоило дороже нашего обычного пива.

Я знал, что это обеспокоит Дейва.

– Что с тобой сегодня случилось? Мне пришлось вводить твою новую помощницу в курс дела, – сказал Джин.

– Не похоже, что вас это сильно огорчило, – заметил Джордж. – Если я правильно понимаю, речь идет о молодой женщине?

– Совершенно верно, – ответил Джин, слегка передразнивая, как мне показалось, акцент Джорджа. – Ее зовут Инге. Совершенно очаровательная.

Главная цель мальчишников состояла в том, чтобы помогать друг другу в решении личных проблем. Я задумался, нужен ли мне совет по поводу Происшествия на детской площадке. Я хотел убедиться, что поступил правильно, не сообщив об этом Рози. С другой стороны, оповещать Джорджа, который был моим квартирным хозяином, о том, что я подвергся аресту, было неразумно.

– У меня возникла небольшая проблема, – сказал я наконец. – Я совершил социальную ошибку, и у этого могут быть последствия.

Я не стал уточнять, что ошибка стала результатом того, что я наблюдал за детьми, как мне посоветовал Джин.

– Ясно, – кивнул Джин. – Подробностей не будет?

– Нет. Я только хочу знать, должен ли я рассказать об этом Рози. И если да, то как это сделать?

– Безусловно, – ответил Джин. – Брак должен основываться на доверии и открытости. Никаких секретов.

Он рассмеялся, видимо давая понять, что шутит. Характерное поведение лжеца и изменника.

Я повернулся к Дейву:

– А ты что думаешь?

Дейв уставился на свою пустую тарелку.

– Боюсь, из меня сейчас плохой советчик. Мы вот-вот разоримся, а я не сказал об этом Соне.

– Ваш бизнес с холодильниками под угрозой? – поинтересовался Джордж.

– С холодильниками все в порядке. С бизнесом беда.

– Это все отчетность, – сказал Джордж. – Можно нанять кого-нибудь для бумажной работы, но не исключено, что однажды вы проснетесь и поймете, что пашете на него, а не наоборот.

Я не совсем уловил, почему эта информация становится доступной в момент пробуждения, но согласился с общим ходом рассуждений: мне административные обязанности тоже были в тягость. Джин умел использовать их себе во благо.

Но мы ушли в сторону от темы. Я вернулся к главному вопросу: надо ли ставить Рози в известность?

– Если серьезно, то зачем ей знать? – сказал Джин. – Ее это касается?

– Пока нет, – ответил я. – Все зависит от последствий.

– Тогда подожди. Людям свойственно беспокоиться из-за вещей, которые в итоге так и не происходят.

Дейв кивнул:

– Я думаю, лишний стресс ей не нужен.

Опять стресс!

– Согласен, – сказал Джин и повернулся к Джорджу. – А вы что думаете?

– Я думаю, что это вино оказалось на удивление пристойным. Кьянти, верно?

Джордж подозвал официанта.

– Еще бутылку кьянти, уважаемый, лучшего из того, что у вас есть.

– Кьянти у нас другого нет. Кроме того, что вы пьете.

– Тогда бутылку лучшего красного вина.

На лице Дейва отразился ужас. Я переживал не так сильно. Вряд ли лучшее красное вино в «Дориане Грее» стоит дорого.

Джордж подождал, пока принесут вино.

– Как давно вы женаты? – спросил он.

– Десять месяцев и пятнадцать дней.

– И вам уже приходится что-то от нее скрывать?

– Кажется, да.

– Детей у вас нет, как я полагаю.

– Интересный вопрос.

Если Джордж принадлежит к числу религиозных фундаменталистов, он, возможно, считает, что ребенок был создан в промежутке от часа до пяти дней после того, как я снял рубашку в ту изменившую мою жизнь субботу, – в зависимости от скорости движения сперматозоидов.

Пока я размышлял, Джин ответил вместо меня:

– Дон и Рози ожидают первенца… когда, Дон?

В среднем беременность у человеческой особи длится сорок недель; тридцать восемь недель с момента зачатия. Если Рози не ошиблась в сроках и зачатие произошло в тот же день, ребенок появится на свет двадцать первого февраля.

– Тогда, – сказал Джордж, – вот вам и ответ на ваш вопрос. Не говорите ничего, что может расстроить вашу жену.

– Правильный подход, – кивнул Джин.

Даже не располагая научными данными о взаимосвязи стресса и психического здоровья Бада в будущем, мои друзья пришли, по сути, к тем же выводам, что и я. Происшествие на детской площадке не следовало предавать огласке до тех пор, пока проблема не разрешится. Что должно произойти как можно скорее, если я сам не хочу стать жертвой кортизола.

Джин продегустировал вино, принесенное официантом, и продолжил:

– Обманывать партнера – естественное поведение для человека. С природой не поспоришь.

Джордж засмеялся:

– Тут не возразишь.

Далее Джин выступил со своей обычной лекцией о том, что женщины ищут лучший генетический материал, порой выходя за рамки супружеских отношений, а мужчины хотят оплодотворить как можно большее количество женщин и при этом не попасться. К счастью, я эти рассуждения много раз слышал, и следить за ходом мысли Джина не составляло для меня труда, хотя я заметил, что нахожусь в состоянии сильного опьянения. Джордж часто смеялся.

Дейв не засмеялся ни разу.

– Чушь. Я никогда всерьез не думал обманывать Соню.

– Ну как тебе объяснить? – говорил Джин. – Существует некая иерархия. Чем выше ступенька, на которой ты располагаешься, тем больше женщин тебе доступно. Вот наш коллега в Мельбурне возглавляет Институт медицинских исследований, и его недавно поймали со спущенными штанами – в буквальном смысле слова. А парень он отличный.

Джин имел в виду Саймона Лефевра, моего соавтора по одному исследованию в Мельбурне, и мне приятно было узнать, что теперь он считает его отличным парнем. Раньше в их отношениях наблюдалась нездоровая конкуренция.

Джин разлил по бокалам остатки вина.

– Без обид, но Дон – доцент, а я – глава факультета. В иерархии мы с Лефевром находимся практически на одном уровне, но располагаемся выше Дона. Вероятно, мне представляется меньше шансов, чем Лефевру, чья целеустремленность должна всем нам служить примером, но спектр возможностей у меня шире, чем у Дона.

– А я инженер по холодильным установкам и располагаюсь ниже вас обоих, – сказал Дейв.

– С точки зрения социальной иерархии это, вероятно, так. Но это не умаляет твоих достоинств как индивидуума. Если мне надо починить холодильник, я не стану звать Лефевра, но условный представитель твоей профессии не может рассчитывать на частый секс с женщинами, которые подсознательно – или сознательно – ставят во главу угла социальный статус партнера. Так что в этой группе альфа-самец – я.

Он повернулся к Джорджу, вновь пародируя его акцент.

– Извините за самонадеянность, уважаемый. Я исхожу из того, что вы не вице-президент Кембриджского университета и не звезда мирового футбола.

– Для первого я туповат, – ответил тот. – Хотел в свое время стать вторым, пробовался в «Норвич», не подошел.

Джордж забрал счет, принесенный официантом, положил на стол пачку купюр и поднялся.

Джин, Джордж и я добрались домой на такси. Когда мы вышли из лифта на своем этаже, а Джордж отправился выше, Джин сказал:

– Вот пожрали бесплатно. Видишь, на что способна особь, бросающая вызов альфа-самцу. Ты в курсе, чем он зарабатывает на жизнь?

– Он рок-звезда, – ответил я.

Когда я зашел в спальню, то обнаружил, что Рози уже надела пижаму, но еще не спит.

– Как вечер провел? – спросила она, и я сначала запаниковал, но потом сообразил, что обманывать не нужно.

– Отлично. Ели гамбургеры и пили вино.

– И обсуждали бейсбол и женщин.

– Ошибка. Мы никогда не говорим о женщинах в целом. Только конкретно о тебе и о Соне. Сегодня мы обсуждали генетику.

– Хорошо, что я с вами не пошла. Как я понимаю, обсуждение генетики означает, что Джин прочитал Дейву лекцию на тему «Мужчины не могут не обманывать».

– Совершенно верно. Но представляется маловероятным, что Дейв, прослушав ее, изменит свое поведение.

– Я надеюсь, никто и никогда не изменит свое поведение под влиянием того, что говорит Джин. – Рози как-то странно на меня посмотрела. – Ты мне чего-то не рассказываешь?

– Конечно. Очень многого. Иначе у тебя будет информационная перегрузка.

Я нашел блестящий ответ, но пора было сменить тему и переключиться на Рози. В такси по дороге домой я подготовил подходящий вопрос.

– Как твоя пицца?

– Я в итоге решила приготовить твой тофу. Он оказался неплох.

Не успел я улечься, как из квартиры Джорджа раздались звуки ударных. Рози предложила мне подняться и попросить его прекратить барабанить.

– Я сама пойду, если ты этого не сделаешь.

Итак, я должен был выбрать из трех конфликтов: с хозяином квартиры, с женой и между женой и хозяином квартиры.

Судя по внешнему виду Джорджа, открывшего мне дверь, он репетировал в пижаме. У меня есть теория, что наедине с собой все ведут себя ничуть не менее странно, чем я. Я, естественно, тоже был в пижаме.

– Шум мешает вам и супруге? А дону Жуану?

– Только супруге.

Я постарался сократить масштаб своих претензий на шестьдесят два процента. Удивительным образом я вдруг заговорил голосом моего деда.

Джордж улыбнулся.

– Лучший вечер, сколько себя помню. Включил мозги, футбол не обсуждал.

– Вам повезло. Обычно мы говорим про бейсбол.

– Ваша генетика – дико интересная штука.

– Джин не всегда точен в деталях.

– Бьюсь об заклад, что не всегда, – рассмеялся Джордж. – Не знаю, есть ли тут связь, но впервые за черт знает сколько времени мне захотелось порепетировать. Похоже, ваш приятель разбудил во мне альфа-самца.

– Вы играете на барабанах, чтобы доставить неудобство Джину?

– Люди за эти звуки деньги платят, а вам они достаются даром.

Я затруднился с поиском контраргумента. Тут Джордж вновь улыбнулся.

– Сейчас сыграю ему на прощание, и отбой.

11

Для того чтобы обмануть Рози на следующее утро, понадобились дополнительные усилия.

– Что происходит, Дон?

– Мне снова нездоровится.

– Тебе тоже?

– Надо, наверное, сходить к врачу.

– Есть идея получше. Выпьешь со мной апельсинового сока? Вчера вечером от тебя несло, как от пивоварни.

– Вероятно, пиво опять пролилось.

– Дон, нам надо поговорить. По-моему, ты уже не выдерживаешь.

– Все в порядке. Сегодня во второй половине дня я уже буду на работе и вернусь к привычному расписанию.

– Хорошо. У меня тоже забот хватает. С диссертацией просто беда.

– Тебе надо избегать стрессов. На завершение диссертации у тебя осталось восемь недель. Я бы советовал поговорить с Джином. В любом случае ты должна обсуждать свою диссертацию с научным руководителем.

– Сейчас мне надо обработать статистику, что к Джину отношения не имеет. Мне было трудно отчитываться перед ним, даже когда он еще не жил в моем доме и не был в курсе моих проблем. И не спаивал, кстати, моего мужа.

– Я специалист по обработке статистики. Ты какой метод используешь?

– Ты хочешь помочь мне словчить в присутствии моего научного руководителя? Нет уж, это я должна сделать сама. Я просто никак не могу сосредоточиться. Только сяду за работу, как внезапно обнаруживается, что я думаю о совершенно других вещах, и все приходится начинать сначала.

– Ты уверена, что это не начальная стадия болезни Альцгеймера или другой формы деменции?

– Я беременна, если до кого-то еще не дошло. И вообще много чего свалилось. Я сегодня проходила мимо нашей главы соцотдела, и она говорит мне так, между делом: «Я слышала новости. В любой момент можем поговорить». Черт, у меня в голове текущие дела не держатся, а она хочет обсуждать то, что произойдет через несколько месяцев.

– Вероятно, она разбирается…

– Все. Оставим пока эту тему. Когда Джин съезжает? Ты ведь поговорил с ним вчера?

– Разумеется. И сегодня еще раз поговорю.

Формально оба сообщения не противоречили истине. А подробности могли заставить Рози волноваться.

Вторая попытка записаться к психологу в «Бельвю» закончилась катастрофой. Брендан, как называл его старший полицейский, взял отпуск в связи со стрессом, присоединившись тем самым ко мне, Рози и, предположительно, большинству жителей Нью-Йорка, которым необходимо понизить уровень кортизола до безопасных значений. На ближайшие восемь дней записаться к нему было невозможно. Тогда я решил прийти лично в надежде, что кто-нибудь отменит визит или не явится к нужному времени.

Клиника находилась на той же широте, что и наш дом, но на Первой авеню в Восточном Манхэттене. Я отправился через весь город на велосипеде, чтобы по дороге выработать план действий. К моменту прибытия в психиатрическое отделение речь моя была готова. Я подошел к зарешеченному окну с надписью «Регистратура».

– Приветствую вас. Меня зовут Дон Тиллман, и я подозреваюсь в педофилии. Я хотел бы записаться в список ожидающих.

Женщина за решеткой на мгновение оторвалась от своих бумаг.

– У нас нет списка ожидающих. Нужно прийти в назначенное время.

Я был готов к такому ответу.

– Я хотел бы поговорить с вашим начальником.

– К сожалению, она сейчас занята.

– Когда освободится?

– Извините, мистер… – Она выдержала паузу, будто ожидая, что я что-то скажу, затем продолжила: – Вам все же придется заранее записаться на прием. Таковы правила. А велосипед надо оставлять на улице.

Я еще раз изложил доводы в пользу моего немедленного освидетельствования, на этот раз подробно. На это ушло некоторое время, и женщина несколько раз пыталась меня прервать. Наконец ей это удалось:

– Сэр, вы задерживаете других людей.

Она была права. У меня за спиной уже собралось немало слушателей, которые, как мне показалось, с сочувствием отнеслись к моим доводам. Я коротко изложил им свои соображения:

– Согласно статистике, сегодня утром кто-то из пациентов не придет в назначенное время, и тогда психолог за деньги налогоплательщиков будет пить кофе и рыться в интернете, а потенциальный маньяк-педофил в это время будет разгуливать по улицам Нью-Йорка необследованным…

– Вы педофил? – спросила женщина лет тридцати, ИМТ примерно сорок, одетая в спортивный костюм.

– Обвиняемый в педофилии. Меня арестовали на детской площадке.

Женщина обратилась к регистраторше:

– Пусть кто-нибудь осмотрит этого парня.

Остальные люди в приемном покое ее поддержали.

Регистраторша заглянула в свои бумаги и взялась за телефон. Минутой позже она сказала: «Мисс Аранда примет вас через час, если вы готовы подождать» – и дала анкету для заполнения. Разум победил.

– Как я понимаю, вы настаивали на том, чтобы с вами кто-нибудь поговорил, – сказала мисс Аранда (приблизительный возраст сорок два года, ИМТ двадцать два). Она попросила называть ее Рани и сорок одну минуту слушала мои объяснения по поводу событий вчерашнего дня. Я наблюдал, как по мере моего рассказа она перестает хмуриться и начинает улыбаться.

– Вы ведь не в первый раз попадаете в двусмысленную ситуацию? – спросила она, когда я закончил.

– Совершенно верно.

– Но с детьми раньше проблем не было?

– Только в школе. Когда дети были моими ровесниками.

Она рассмеялась.

– Пока вам удавалось избегать неприятностей. Если бы вы не проявили некоторую неловкость при встрече с полицейскими, они, скорее всего, рассказали бы вам о действующих правилах и отпустили бы с миром. Быть неловким закон не запрещает.

– К счастью. Иначе меня давно бы приговорили к смертной казни на электрическом стуле.

Она опять засмеялась, хотя в этой шутке ничего особенного не было.

– Я сейчас напишу справку для полиции, и вы сможете продолжить заниматься изучением детей. Я вам советую почаще навещать родственников, что в любом случае дело правильное. А вашей жене – удачных родов.

Огромный груз упал с моих плеч. Я решил проблему, не доводя Рози до стресса. Сегодня вечером я поделюсь с ней этой историей, и она ответит: «Дон, когда я соглашалась выйти за тебя замуж, я сказала, что готова к постоянному сумасшествию. Ты невероятный человек».

В этот момент я заметил, что кто-то наблюдает за нами через стекло. Но я не узнал ее до тех пор, пока она жестами не позвала Рани, чтобы та вышла к ней в коридор. С момента нашей встречи прошло пятьдесят три дня, но высокий рост, низкий ИМТ и изможденное по этим причинам лицо не позволили мне ошибиться. Лидия, участница Происшествия с голубым тунцом.

Проговорив с Лидией несколько минут, Рани ушла. А Лидия присоединилась ко мне в кабинете.

– Приветствую вас, Лидия.

– Моя фамилия Мерсер. Лидия Мерсер. Я старший социальный работник, и я буду заниматься вашим случаем.

– Я думал, что все разъяснилось. Мне казалось, вы меня узнали…

Она прервала меня.

– Мистер Тиллман, охотно верю, что в прошлом мы с вами пересекались, но думаю, что лучше вам выбросить это из головы. Вас арестовали за преступление, и консервативная, назовем ее так, оценка вашего состояния с нашей стороны может вынудить полицию продолжить разбирательство. Я ясно выражаюсь?

Я кивнул.

– Ваша жена беременна?

– Совершенно верно.

«Никогда не заводите детей», – так ведь она сказала. Я ее не послушался, хотя и сделал это непреднамеренно. В свою защиту я только добавил:

– Это произошло случайно.

– И вы полагаете, что можете быть полноценным отцом?

Я вспомнил, что говорил Джин.

– Полагаю, что инстинкты помогут мне выбрать верную линию поведения.

– Как и в случае, когда вы напали на полицейского? Как ваша жена справляется?

– Справляется? Ребенок ведь еще не родился.

– Она работает?

– Учится на медицинском факультете.

– Вы не считаете, что на это время ей нужна дополнительная поддержка?

– Дополнительная к чему? Рози самостоятельна.

Самостоятельность – одна из главных отличительных черт Рози. Она бы оскорбилась, предположи я, что она нуждается в поддержке.

– Вы обсуждали, кто будет сидеть с ребенком?

– Только начали. Рози сейчас сосредоточилась на своей диссертации.

– Вы же сказали, что она учится на медицинском факультете.

– Она одновременно заканчивает диссертацию.

– Как и вы.

– Нет, это довольно нетипичный случай.

– Кто выполняет домашнюю работу, готовит?

Я мог бы сказать, что работу по дому выполняем мы оба, а готовка – моя зона ответственности, но это противоречило бы утверждению о самостоятельности Рози. Поэтому я ответил осторожно:

– По-разному. Вчера, например, она приготовила себе еду сама, а я взял гамбургер в спортивном баре.

– Вместе с вашими товарищами, или, как говорят в Америке, напарниками?

– Совершенно верно. Нет необходимости в переводе. Я знаком с американскими жаргонизмами.

– Кто-то из родственников вашей жены живет поблизости?

– Нет. Ее мать умерла – отошла в мир иной, как выражаются в Америке. Отец владеет качалкой – фитнес-центром, как выражаются в Америке, – что требует его постоянного присутствия.

Лидия сделала пометку в блокноте.

– Сколько лет было вашей жене, когда умерла ее мать?

– Десять.

– Сколько ей сейчас?

– Тридцать один год.

– Профессор Тиллман. Не знаю, что из сказанного мною дойдет до вас, но вот что мы имеем. Первый ребенок. Мать – независимый специалист с большими, даже чрезмерными, амбициями, потерявшая собственную мать, когда ей еще не было одиннадцати. Ни ролевой модели, ни поддержки близких и в придачу муж, который все эти обстоятельства не принимает во внимание. Вы улавливаете мою мысль?

– Нет.

– Ваша жена – готовый случай послеродовой депрессии. Она не справится. И окажется в больнице. Или кое-где похуже. А вы не делаете ничего, чтобы предотвратить такое развитие событий, и даже не заметите, когда это произойдет.

Мне совершенно не нравилось то, что говорит Лидия, но я не мог не считаться с мнением профессионала.

– Вы не первый, кто оказался неспособен поддержать своего партнера по браку. В моей практике вас было немало. Но в вашем конкретном случае я могу кое-что сделать.

Она помахала моим досье.

– Вам предстоит работа. Вы напали на полицейского. Не знаю, насколько вы способны контролировать себя в домашних условиях, но я вас отправляю на курсы по управлению гневом для мужчин, склонных к насилию. Посещать их обязательно до тех пор, пока ваш куратор не убедится, что вы не представляете опасности для окружающих. И через месяц я жду вас на освидетельствование. Вместе с женой.

– А если я провалюсь?

– Я социальный работник. Вас ко мне направили из-за неподобающего и противозаконного поведения в отношении детей. В конечном итоге решающим будет мое мнение. Во-первых, для полиции: достаточно одного моего сообщения, чтобы они снова вами занялись. Во-вторых, для иммиграционной службы: полагаю, гражданства у вас нет. В отношении отцов, которых мы считаем опасными, действуют ясные инструкции.

– Что мне надо сделать, чтобы больше подходить на роль отца?

– Начать обращать внимание на свою жену – и на то, как она справляется с ролью будущей матери.

Согласно расписанию, 27 июля Лидия не работала, и я ненадолго задумался, не решает ли это проблему нашей с Рози совместной явки на освидетельствование через месяц. Я поделился своим предположением с регистраторшей, но она была непреклонна и записала меня на первое августа, то есть через пять недель. Раньше я переживал из-за того, что придется ждать консультации восемь дней, а теперь должен буду испытывать еще бóльшую тревогу на протяжении тридцати пяти дней. Неизбежная перспектива рассказать все Рози тоже не добавляла спокойствия.

При этом мне предстояло решить еще одну, не менее серьезную проблему. Лидия упомянула о психологическом состоянии Рози. К счастью, тут я был готов немедленно приступить к действиям. Когда три года назад умерла моя сестра, я волновался, что у меня может начаться депрессия. С некоторой неохотой Клодия все-таки использовала единственный более-менее подходящий опросник, который нашелся у нее дома, – Эдинбургскую шкалу послеродовой депрессии.

С тех пор я неоднократно прибегал к этой анкете для оценки своего эмоционального состояния. На мой взгляд, изложенный в ней системный подход куда важнее того факта, что я не являюсь молодой матерью.

Итак, это был идеальный инструмент, пригодный, несмотря на название, для использования как в послеродовом, так и в предродовом периоде. Если данные, собранные с помощью Эдинбургской шкалы, покажут, что Рози ничего не угрожает, на следующем освидетельствовании Лидии придется отказаться от интуитивно поставленного диагноза перед лицом научных фактов. Возможно, если я буду располагать такими сведениями, мне не придется вести туда Рози.

Я достаточно хорошо знал Рози, чтобы с уверенностью предсказать: она не захочет заполнять опросник и может даже предоставить неверные сведения ради того, чтобы я не сомневался в высоких показателях ее уровня счастья. Следовательно, я должен получить ответы незаметно, в ходе общения. Анкета состояла из десяти коротких вопросов и четырех вариантов ответа на каждый, так что я без труда мог выучить ее наизусть.

Тем временем мне нужно было спешить в университет, где я не показывался уже полтора дня. Я планировал встретиться там с Джином, чтобы обсудить, когда он съедет, а также познакомиться с моей новой ассистенткой.

Выяснилось, что я напрасно разделял эти две задачи. Инге я нашел в кабинете Джина, который посвящал ее в подробности своего исследования на тему мужской сексуальной привлекательности. В самих методах и результатах исследования Джина ничего смешного нет, но он иллюстрировал их анекдотами и байками, поэтому Инге смеялась. Ее возраст и ИМТ совпадали – двадцать три. Джин полагает, что женщина до тридцати не может быть непривлекательной, и Инге подтверждала эту гипотезу.

Джин остался в кабинете, а я повел Инге в лабораторию, где показал ей сразу всех подопытных мышей-алкоголиков, поскольку иначе она могла привязаться к отдельным особям, что было нежелательно. Учитывая национальность и привлекательность Инге, я счел необходимым ненавязчиво предупредить ее об опасности. И использовал мышей как предлог, чтобы перейти к нужной теме.

– В основном они пьют, занимаются сексом и умирают. Джин живет примерно так же, если не считать того, что он профессор. Плюс к этому он может страдать от неизлечимых заболеваний, передаваемых половым путем.

– Простите?

– Джин чрезвычайно опасен, и социальных связей с ним следует избегать.

– Он не показался мне опасным. Напротив, очень приятный человек.

Инге улыбнулась.

– В том-то и дело. Если бы его суть бросалась в глаза, он был бы куда менее опасен.

– Мне кажется, ему одиноко в Нью-Йорке. Он рассказал мне, что недавно приехал. Мы в одинаковом положении. Если я пойду с ним выпить сегодня вечером, это не будет нарушением правил?

12

Рози появилась дома раньше Джина, что дало мне возможность задать ей вопросы из депрессивной анкеты. Она поцеловала меня в щеку, затем понесла сумку в свой кабинет. Я пошел за ней.

– Как прошла неделя? – спросил я.

– Неделя? Сегодня же только четверг. А день прошел нормально. Стефан прислал мне по электронной почте учебное пособие по анализу множественной регрессии. Оно оказалось намного полезнее учебника.

Стефан работал над своей диссертацией в Мельбурне. Он безответственно относился к бритью и сопровождал Рози на факультетский бал до того, как мы стали семейной парой. Меня он раздражал. Но сейчас Стефан был меньшей из проблем. Мне нужно было ввести в разговор временные рамки, рекомендованные Эдинбургской шкалой послеродовой депрессии, так, чтобы это не вызвало подозрений у Рози.

– Невозможно определить общий уровень счастья на основании одного дня. Дни отличаются друг от друга. Неделя – более надежный источник данных. Обычно спрашивают «Как прошел день?», но полезнее задавать вопрос «Как прошла неделя?» Нам стоит взять это за правило.

Рози улыбнулась.

– Ты можешь ежедневно спрашивать меня, как прошел день, а потом вывести средний показатель.

– Отличная идея. Но мне нужна точка отсчета. Если начинать с сегодняшнего дня, то как шли дела с прошлого четверга? Окружающая обстановка тебя не угнетала?

– Раз уж ты спрашиваешь – то да, немного. По утрам я чувствую себя чудовищно, я не успеваю с диссертацией, Джин по-прежнему живет у нас, и еще руководитель соцотдела лезет в мои дела – по-моему, Дэвид Боренштейн ее накручивает. Мне надо сходить к гинекологу, а вчера вечером ты на меня давил, заставляя думать о вещах, которые произойдут только через несколько месяцев. Многовато всего.

Я выделил главное в этом сообщении – количественную оценку, описанную словом «немного». Так и запишем.

– Ты считаешь, что справляешься с делами хуже, чем обычно?

– Со мной все в порядке.

Ноль баллов, следовательно.

– Ты стала хуже спать из-за своих проблем?

– Я опять тебя разбудила? Ты же знаешь, я всю жизнь очень чутко сплю.

Всю жизнь. Изменений не зафиксировано.

Настало время задать какой-нибудь вопрос, не относящийся к анкете Эдинбургского университета, чтобы замаскировать свои намерения.

– Ты уверена в моей способности выполнять отцовские обязанности?

– Конечно, Дон. А ты?

Импровизации никогда не доводят меня до добра. Я проигнорировал вопрос Рози и продолжил:

– Ты часто плачешь?

– Я думала, ты не заметил. Вчера вечером я расплакалась, когда меня все достало, а ты ушел с Джином. Но к твоей способности быть хорошим отцом это не имеет никакого отношения.

Итого за последнюю неделю она плакала один раз.

– Ты испытываешь состояние грусти, горя?

– Нет, я нормально справляюсь. Просто все это давит.

Нет. И снова ответ отрицательный.

– Может, тебя мучает беспричинная тревога?

– Изредка. Возможно, это происходит, когда я задумываюсь о будущем.

Как ни странно, несмотря на то что ее ответ впервые указал на опасность развития депрессии, Рози улыбнулась.

Возможно и изредка. Самый простой способ измерить количественное значение этих определений – уменьшить баллы за ответ на пятьдесят процентов. Ставим в этой графе единицу.

– Страх, легкая паника?

– Изредка, я же сказала. Но на самом деле я в полном порядке.

Ставим еще одну единицу.

– Может, ты безосновательно упрекаешь себя в чем-то?

– Ничего себе. Ты сегодня небывало внимателен ко мне.

Я интерпретировал ее реакцию. Рози утверждает, что я все сделал правильно – следовательно, ответ положительный. Максимальный балл.

Она встала и обняла меня.

– Спасибо тебе. Ты замечательный. Когда мы говорили о том, что мне надо взять отпуск, мне казалось, что мы не понимаем друг друга…

Рози заплакала! Второй зарегистрированный случай. Но он произошел через несколько минут после истечения недельного периода наблюдений.

– Ты оптимистично настроена по поводу ужина?

Рози рассмеялась, демонстрируя чрезвычайно быструю смену настроения.

– Только если это не тофу.

– А по поводу будущего в целом?

– Я настроена более оптимистично, чем несколько минут назад.

Рози вновь обняла меня, но возникло ощущение, что о будущем в целом она за прошедшую неделю стала думать реже, чем раньше.

Последний вопрос в списке задать было непросто, но я к нему подготовился.

– У тебя не возникало желания причинить себе вред?

Рози расхохоталась:

– Что? Нет, я не собираюсь сводить счеты с жизнью из-за проблемы множественной регрессии и какого-то придурка в администрации, который застрял в пятидесятых. Дон, не смеши меня. Иди лучше займись ужином.

Я посчитал, что это предложение подпадает под определение «способна смеяться и подмечать смешное», но с учетом того, что прошла неделя, налицо было некоторое ухудшение.

Итого, девять баллов. Показатель в десять баллов и выше указывал на риск возникновения депрессии. Возможно, озабоченность Лидии имела под собой основания, но привлечение научных методов помогло дать четкий ответ.

Я направился на кухню, но Рози окликнула меня:

– Стой, Дон. Спасибо. Мне стало гораздо лучше. Иногда ты меня удивляешь.

Джин пришел домой в 17:38.

– Ты опоздал, – сказал я.

Он посмотрел на часы.

– На восемь минут.

– Совершенно верно.

На качестве ужина его опоздание не отразилось, пострадало только мое расписание. Неприятно ощущать себя единственным человеком в доме, кого это волнует: Джину и Рози явно было все равно. С тех пор как Джин стал членом нашей семьи, вероятность сдвига временны́х рамок существенно возросла.

Рози еще не вышла из своего кабинета. Удобный момент, чтобы выяснить отношения с Джином.

– Ты выпивал вместе с Инге?

– Было дело. Она совершенно очаровательна.

– Намерен соблазнить ее?

– Брось, Дон. Мы два взрослых человека, которым приятно общаться друг с другом.

С формальной точки зрения так оно и было, но у меня имелись две причины помешать Джину расширить свой международный список.

Во-первых, Дэвид Боренштейн ясно дал понять, на каких условиях он согласится на то, чтобы Джин провел творческий отпуск у него на факультете. Он требовал, чтобы Джин не лапал аспиранток, но я подозревал, что это распространяется и на двадцатитрехлетнюю ассистентку кафедры. Хотя в целом ничего противозаконного в сексе профессора с ассистентами и даже студентами нет, при условии, что последние достигли совершеннолетия и их успеваемость от профессора не зависит.

Во-вторых, если Джин будет соблюдать обет воздержания, Клодия, возможно, простит его, и тогда неудовлетворенное сексуальное влечение вернет Джина в лоно семьи. Я предполагал, что крушение брака расстроило Джина и нам с Рози придется его утешать. Но пока что никаких признаков расстройства с его стороны не наблюдалось. Я столкнулся с еще одной человеческой драмой, которая требовала моего участия.

Всю неделю я старался не думать о проблеме с Лидией, переложив ее на подсознание. Творческое решение должно вызреть само. В субботу вечером, поговорив, как обычно, по скайпу с матерью, я начал еще один диалог.

«Приветствую, Клодия». Я решил, что лучше написать сообщение, а не включать голосовую связь. Не исключено, что Клодия сейчас принимает пациентов. Мой уровень понимания окружающих был максимальным, чему способствовало одиночество в кабинете-ванной, недавняя пробежка и недопитая «Маргарита» с соком красного грейпфрута. В соответствии с расписанием накануне я изобразил Бада на плитке с надписью «7-я неделя».

Пришел ответ от Клодии: «Привет, Дон. Как дела?»

Я изменил свой взгляд на формулы речевого этикета. Теперь мне было понятно, что они очень полезны для тех, кто испытывает сложности при установлении социальных контактов.

«Все хорошо, спасибо. Как ты?»

«Отлично. Юджиния не дает расслабиться, а так все нормально».

«Мы можем поговорить – это более эффективно».

«Так нормально», – написала Клодия.

«Разговор был бы предпочтителен. Я говорю быстрее, чем печатаю».

«Нет, лучше переписываться».

«Как погода в Мельбурне?»

«Я в Сиднее. С другом. Новым другом».

«У тебя уже много друзей. Тебе совершенно не нужны новые».

«Этот особенный».

Формулы увели нас в сторону. Пора было переходить к сути.

«Вы с Джином должны помириться».

«Я ценю твою заботу, Дон, но уже немного поздно».

«Ошибка. Вы расстались недавно. Юджиния и Карл составляют важную часть ваших отношений. Супружеская неверность Джина носит иррациональный характер. Затраты на решение этой проблемы ничтожны по сравнению с последствиями развода, разрушения семьи и поиска новых партнеров».

Я продолжал излагать свои доводы. Преимущество переписки состоит в том, что собеседник не может тебя прервать, и мой текст уже занял несколько окошек. Но тут пришло сообщение от Клодии.

«Спасибо, Дон. Я действительно ценю твою заботу, но мне уже пора. У вас с Рози все в порядке?»

«Все отлично. Ты не хочешь поговорить с Джином? По-моему, тебе стоит это сделать».

«Дон, не хочу показаться резкой, но я клинический психолог, а ты не специалист по межличностным отношениям. Думаю, это мне решать».

«Не вижу ничего резкого. Я счастливо женат, а твой брак распался. Следовательно, мой подход предположительно более эффективный»

Ответ Клодии пришел лишь двадцать секунд спустя – наверное, связь была плохая.

«Возможно. Спасибо за твои усилия. Но мне надо идти. И не думай, что твой брак будет успешным всегда».

Статус Клодии в скайпе изменился на оранжевый значок «Нет на месте» прежде, чем я успел вежливо попрощаться.

Я не думал, что мой брак будет успешным всегда. Потратив неделю на поиски решения Проблемы Лидии, я решил, что могу представить это Рози как попытку посоветоваться по поводу наших родительских обязанностей. Я хотел осуществить эту идею за ужином, на котором, естественно, присутствовал Джин, но мои намерения были истолкованы неправильно, поскольку о Происшествии на детской площадке я по-прежнему предпочитал умалчивать. Рози решила, что речь идет о необходимости ей взять академический отпуск.

– Будь я студентом-мужчиной, мы бы даже не стали это обсуждать.

– С биологической точки зрения для мужчин все иначе, – объяснил я. – Процесс деторождения на нас никак не сказывается. Мы можем параллельно работать или смотреть бейсбол.

– Только попробуй. Строго говоря, ничто не мешает мне выйти на работу через несколько дней после родов. А ты берешь больничный на неделю, стоит тебе чихнуть.

– Я делаю это, чтобы предотвратить распространение инфекции.

– Да знаю я, но сути дела это не меняет. Мне просто надо решить, на сколько брать отпуск, чтобы не пропустить целый год.

– Правильно это или нет, но, если студент мужского пола не берет отпуск, подразумевается, что за ребенком ухаживает его партнер, – резонно заметил Джин. – Ты хочешь, чтобы Дон взял отпуск?

– Нет, конечно, я не рассчитываю, что Дон будет сидеть дома с ребенком.

Я тоже пока не рассматривал этот вариант, но я вообще не рассматривал многого, что должно произойти после рождения Бада. Похоже, мнение Рози о моем отцовском потенциале не сильно отличалось от мнения Лидии.

Рози, видимо, заметила выражение моего лица.

– Извини, Дон. Я просто смотрю на вещи реалистично. Вряд ли кто-то из нас предполагает, что ты возьмешь на себя бóльшую часть забот о ребенке. Я сказала – буду брать его с собой.

– Маловероятно, что это разрешено. Ты поговорила с руководительницей соцотдела?

– Еще нет.

О том, что Рози планирует брать Бада с собой на работу, я упомянул в разговоре с деканом. Он недвусмысленно заявил, что это невозможно, и вновь попросил не ссылаться на себя, как на авторитетный источник.

Рози обратилась к Джину:

– Дон в любом случае не может взять отпуск. Нам надо на что-то жить. Поэтому я и хочу закончить диссертацию. Чтобы получить работу и ни от кого не зависеть.

– Дон – не кто-то. Он твой партнер. Так устроен брак.

– Тебе, конечно, виднее.

Похвалив Джина за обширные знания, Рози вдруг попросила прощения:

– Извини, я не хотела тебя обидеть. Я сначала говорю, потом думаю.

Возник удобный момент для обсуждения темы Лидии.

– Возможно, тебе пригодится совет специалиста.

– Меня консультирует Стефан, – отозвалась Рози.

– По вопросам ухода за детьми?

– Нет, не по вопросам ухода за детьми, Дон. У меня сейчас проблем штук пятьдесят, и ни одна из них не связана с уходом за ребенком, который родится только через восемь месяцев.

– Через тридцать две недели. А это ближе к семи месяцам. Надо подготовиться заранее. Оценить нашу пригодность на роль родителей. Провести внешний аудит.

Рози засмеялась.

– Поздновато, по-моему.

Джин тоже расхохотался.

– Дон, как обычно, методичен. Не может же он приступить к новому проекту без предварительных исследований, верно, Дон?

– Совершенно верно. Думаю, короткой беседы будет достаточно. Я включу ее в расписание.

– Ты можешь беседовать с кем угодно, – сказала Рози. – Я рада, что ты об этом думаешь. Но я сама о себе позабочусь.

13

Жизнь в нашей квартире постепенно обретала упорядоченный характер. После ужина Рози отправилась к себе в кабинет, а мы с Джином занялись коктейлями.

– В чем проблема? – поинтересовался Джин. – Ты записался на какую-то консультацию?

– Ты пришел к этому выводу в результате нашего разговора?

– Только благодаря тому, что я профессионально разбираюсь в тонкостях человеческой природы. Удивлен, что Рози этого не заметила.

– Наверное, думает о чем-то другом.

– Похоже, ты прав. Итак?

Я оказался в затруднительном положении. Ответы Рози на вопросы депрессивной анкеты свидетельствовали, что пока она вне опасности, но содержали признаки текущего стресса. Должен ли я усугублять его рассказом о том, что случилось на детской площадке? На другой чаше весов лежало невыполнение требований Лидии, что грозило отрицательным отзывом для полиции, возможным арестом, заключением под стражу и, как следствие, еще бóльшим стрессом для Рози.

Джин был моей последней надеждой. Его социальные навыки и способность манипулировать людьми находятся на недостижимом для меня уровне. Возможно, он предложит выход из ситуации, который позволит оставить Рози в неведении и одновременно избежать тюрьмы.

Я рассказал Джину о Происшествии на детской площадке, упомянув, что начало ему положило именно его предложение.

В целом я бы охарактеризовал реакцию Джина как веселье. Меня это не успокоило: по моему опыту, веселью часто сопутствует смущение и боль.

Джин налил себе остатки «Блю кюрасао».

– Черт, Дон… Мне жаль, что из-за меня у тебя такие сложности, но точно скажу – если ты просто явишься туда с заполненной анкетой, это не поможет. Похоже, ты или признаешься во всем Рози, или отправишься в тюрьму.

Я видел, что это заключение расстроило Джина: он был ученым и нерешенную задачу воспринимал как личное оскорбление.

– Еще выпить есть? – спросил Джин, осушив стакан.

Пока я ходил в пивной погреб, Джин продолжал ломать голову над сложившейся ситуацией.

– Ладно, – сказал он, когда я вернулся. – Я считаю, надо поймать эту женщину, Лидию, на слове. В чем разница между социальным работником и ротвейлером?

Я был не в состоянии вникнуть в суть вопроса, но Джин ответил на него сам:

– Ротвейлер вернет тебе ребенка.

Это была шутка, предположительно вульгарная, но я понимал, что мы сейчас два приятеля, которые вместе выпивают, и в таком контексте подобные шутки уместны.

– О господи, Дон, что ты принес?

– Гренадин. Это безалкогольный напиток. Необходимо сохранить ясность сознания. А ты отвлекаешься. Продолжай.

– Вот в чем суть проблемы: тебе предстоит встреча с социальным работником, и на ней должна присутствовать Рози. Ты можешь найти предлог…

– Я могу сказать, что она себя плохо чувствует из-за беременности. Это вполне вероятно.

– Так ты только оттянешь время. А отчет эта тетка напишет все равно. Не стоит дразнить ротвейлера.

– Ты же утверждал, что социальные работники отличаются от ротвейлеров.

– Лишь самую малость.

Лишь самую малость. Тут у меня родилась идея.

– Можно нанять актрису. Чтобы она изображала Рози.

– Софи Лорен, например.

– Она ведь существенно старше Рози.

– Шучу. А если серьезно, проблема в том, что нужен человек, который тебя хорошо знает. Потому что социальному работнику надо ответить на главный вопрос – сможет эта женщина справиться с Доном Тиллманом? А поскольку ты…

Я закончил мысль Джина за него:

– …не вполне типичен. Правильно. Сколько времени, по-твоему, нужно, чтобы достаточно меня узнать?

– Я бы сказал, полгода. Минимум. Прости, Дон, но я считаю, что рассказать все Рози – меньшее из зол.

Я выждал еще неделю в надежде, что подсознание все-таки подкинет мне подсказку. Это была девятая неделя с момента зачатия Бада. Его изображение на плитке занимало теперь два с половиной сантиметра, и мне удалось точнее уловить изменение формы тела благодаря приобретенному опыту.

Идея с актрисой в роли Рози выглядела заманчиво, мне было трудно от нее отказаться. Выражаясь языком науки, я утратил способность видеть альтернативу. Но Джин был прав: у нас не оставалось времени на то, чтобы подготовить незнакомку к пристрастным вопросам профессионала по поводу моей личности. Только один человек еще мог мне помочь.

Я рассказал ей о Происшествии на детской площадке и предстоящем собеседовании с социальным работником. Объяснил, что моя главная задача – оградить Рози от лишних волнений и что Эдинбургская шкала послеродовой депрессии показала необоснованность опасений Лидии. Тем не менее избегать назначенной консультации было опасно.

– Мы должны пройти это собеседование как будущие родители и выслушать ее рекомендации, иначе меня осудят, депортируют и запретят мне встречаться с Бадом.

Я, скорее всего, немного преувеличивал, но не мог забыть предложенное Джином сравнение с ротвейлером. В центре боевых искусств обороне от служебных собак не обучали.

– Тварь. Это вообще из ряда вон! Как она может так делать?!

– Она социальный работник, обнаруживший в ситуации факторы риска. Ее требование выглядит обоснованным.

– Ты добрый. Это так на тебя похоже. Хорошо, я с удовольствием сделаю все, что в моих силах.

Это был невероятно щедрый отклик. Больше не надо мучиться, подыскивая аргументы, реакция ясна.

– Я хочу, чтобы ты изобразила Рози.

Насколько я мог судить по выражению ее лица, мои слова потрясли Соню. Я не обсуждал свой план с Джином, но мне было известно, что, по его мнению, бухгалтеры – мастера обмана. Я полагался на него.

– Господи, Дон. – Она засмеялась, но я заметил некоторую нервозность в ее поведении. – Ты шутишь… нет, я знаю, что ты на это не способен. Боже мой. Я не думаю, что у меня получится быть Рози.

– В силу недостатка квалификации или по морально-этическим соображениям?

– Ты меня знаешь, я совершенно аморальна.

Это не совпадало с моим впечатлением о Соне, но соответствовало взгляду Джина на ее профессию.

– Мы с Рози такие разные.

– Совершенно верно. Но Лидия не встречалась с Рози. Она даже не знает, что Рози австралийка. Студентка медицинского факультета, друзей нет – это все, что ей известно.

– Нет друзей? А мы с Дейвом?

– Она с вами встречается только вместе со мной. В основном она общается со своими одногруппниками. Время от времени – с Джуди Эслер. Рози в основном занимают разговоры на интеллектуальные темы.

– Надо будет почитать что-нибудь научное. Хочешь кофе?

Мы разговаривали в квартире Дейва и Сони. Было воскресенье, но Рози ушла в университет, нарушив правило, согласно которому выходные объявлялись свободным временем. Дейв тоже был на работе.

Соня утверждала, что ее итальянские корни регулярно требуют эспрессо, и завела для этого хорошую кофеварку. Кофе был отличной идеей, но перед нами стояли более важные задачи.

– После того, как мы договоримся.

– После того, как я выпью кофе.

Пока Соня ходила за моим двойным эспрессо и капучино без кофеина, разрешенным в период беременности, она обдумала свой ответ.

– Хорошо, Дон, но только один раз, договорились?

Я кивнул.

– И мне не придется ничего заполнять или подписывать?

– Не думаю.

Я ни в чем не был уверен, но если Лидия изучает меня как возможного педофила, то вряд ли станет писать в отчете что-нибудь про Рози или будущее отцовство. Скорее всего, Соня была права, когда сомневалась в том, что Лидия не выходит за рамки своих полномочий.

– Ладно, я сделаю это для тебя по двум причинам. Во-первых, потому что ты помог Дейву. Если бы не наличные от Джорджа-барабанщика, он бы обанкротился. Я это знаю.

Дейв, безусловно, не подозревал, что Соня в курсе. Он очень заботился о том, чтобы Соня оставалась в неведении о состоянии его дел. Что выглядело странно, учитывая профессию Сони.

Соня допила кофе.

– Но ты не должен ничего говорить Дейву.

– Почему?

– У него и так забот хватает. Ты же знаешь Дейва, он будет беспокоиться.

Это правда. Я пошел на ложь, чтобы не причинять Рози стресс. Будет ужасно, если в результате найденного решения стрессу подвергнется Дейв – это может стать причиной инфаркта или инсульта, к которым Дейв и так склонен из-за избыточного веса. Но тайны множились, а я очень плохо владею навыками обмана. Я пообещал Соне сделать все, что в моих силах, но предупредил, что с враньем у меня дела обстоят хуже, чем у обычных людей. Мне бы пригодились навыки Джина, но они были продолжением тех его личностных качеств, которые мне не нужны.

– А вторая причина? – спросил я.

– Поставить эту дрянь на место, – сказала Соня. И расхохоталась.

Когда я пришел домой, Рози расставляла цветы в наши две вазы и графин для вина. На ней были шорты и футболка без рукавов. Никаких изменений в ее фигуре по сравнению с обычным идеальным состоянием я не обнаружил.

– Мне нужно отдохнуть от учебы, – сказала она. – Ты был прав, иногда полезно оглянуться вокруг.

– Отличная идея, – ответил я. – Тебе необходимо свести стресс к минимуму.

– Как дела у Сони? – спросила Рози.

– У Сони все исключительно хорошо. Дейв нервничает из-за того, что ему предстоит стать отцом. Что для мужчины нормально.

Рози рассмеялась.

– Слушай, я тут подумала. Ну, насчет того, что ты сказал на прошлой неделе по поводу консультации. Наверное, я зря на тебя так набросилась. Возможно, это хорошая идея. Если ты считаешь, что тебе это необходимо.

– Нет, нет, я думал только о тебе. Я себя чувствую очень уверенно. Предвкушаю.

– Ладно. Ну, я тоже в порядке. Скажешь, если передумаешь.

Если бы этот разговор произошел на восемь дней раньше, я бы принял предложение Рози. Но теперь отношение Сони к проблеме выглядело предпочтительнее. Меньше беспокойства для Рози, не нужно бояться, что она выйдет из себя и испортит все дело, и меньше вероятность того, что возможная отрицательная оценка моего отцовского потенциала станет ей известна.

Мы с Соней договорились встретиться у нее на работе в верхней части Ист-Сайда, где, как я надеялся, мне удастся не только подготовить ее к предстоящему собеседованию, но и узнать что-то новое из области репродуктивных технологий. Но место работы оказалось ближайшей кофейней.

– Я работаю не там, где находятся лаборатории. В свое время мы познакомились с Дейвом благодаря тому, что я решила, что его компания выставила нам заведомо неверные счета.

– Так и было?

– Нет. Дейв запутался в отчетности. Но он честно в этом признался, и я угостила его кофе. Вот здесь.

– И после второго свидания вы занялись сексом.

– Дейв тебе сказал?

– Это неправда?

– Разумеется. Мы не спали друг с другом до свадьбы.

– Дейв солгал мне?

Я не мог в это поверить. Дейв был безупречно честен.

Соня засмеялась.

– Нет, это я соврала. Ты поверил?

Я покачал головой.

– Я чрезвычайно легковерен.

Лидию, привыкшую иметь дело с мошенниками, которые обманом хотят получить социальную поддержку, неплательщиками алиментов и бухгалтерами в собственной организации, провести будет гораздо труднее.

– Ты точно не говорил ей, что Рози австралийка?

– Я сказал, что у нее здесь нет родственников. Она, в смысле ты, можешь быть откуда угодно, кроме Нью-Йорка.

– Отлично. Теперь задавай мне те вопросы про депрессию.

– У нее может быть другая анкета. Я изучил несколько. Общее в них одно: риск возникновения депрессии определяется в случае, когда респондент испытывает недовольство или тревогу.

– Удивительная вещь – психология, скажи? Я иногда удивляюсь, за что этим людям платят деньги.

– Как ты думаешь, нам удастся ее обмануть?

– Не беспокойся, Дон. Весь фокус в том, чтобы не врать понапрасну. Ты будешь собой, я буду собой, если не считать имени. Я счастлива. И в полном порядке, стресс мне не грозит.

Я с трудом узнал Соню, когда мы встретились в гигантском холле больницы «Бельвю». Лишь однажды я видел ее в деловом костюме. Обычно, когда мы встречались, она была в джинсах. Сейчас на ней была длинная пестрая юбка и белая рубашка с оборками, из-за чего в целом Соня напоминала участницу ансамбля народных танцев.

– Caio, Дон! Какой прекрасный день, не правда ли, дорогой?

– Ты странно говоришь. Похоже на комика, изображающего итальянца.

– Я и есть итальянка. Я приехала в Нью-Йорк всего год назад. У меня здесь ни единого родственника, как ты и сказал сеньоре. Но я счастлива! Потому что у нас будет bambino!

Соня закружилась на месте, и юбка под воздействием центробежной силы взметнулась в воздух. Соня рассмеялась.

Сонины дед и бабка по отцовской линии были итальянцы, но по-итальянски она не говорила. Если Лидия приведет переводчика, у нас возникнут проблемы. Я посоветовал Соне несколько смягчить акцент. Но это была блестящая идея – сделать Рози иностранкой, но без фальшивого австралийского акцента, который на фоне моего смотрелся бы неестественно.

– Извините, что оторвала вас от учебы, – сказала Лидия после того, как предложила нам присесть. – Вы, вероятно, очень заняты.

– Я все время очень занята, – ответила Соня и взглянула на часы. Впечатляющие актерские способности.

– Как давно вы находитесь в Соединенных Штатах?

– С начала учебного года на медицинском факультете.

– А до этого чем вы занимались?

– Работала в клинике по экстракорпоральному оплодотворению в Милане. Там я заинтересовалась медициной.

– Как вы с Доном познакомились?

Катастрофа! Соня посмотрела на меня. Я посмотрел на Соню. Раз уж кто-то должен придумать историю нашего знакомства, пусть лучше это будет Соня.

– В Колумбийском университете. Дон мой преподаватель. Все происходит так rapido[3]!

– Когда у вас срок?

– В декабре.

В Сонином случае это было правдой.

– Вы планировали такую скорую беременность?

– Когда работаешь в клинике ЭКО, начинаешь понимать, какая это ценность – ребенок. Я думаю, что мне очень повезло.

Соня забыла про акцент. Но текст звучал очень достоверно.

– И вы планируете оставить учебу после рождения ребенка?

Это был вопрос с подвохом. Соня – настоящая Соня – планировала не работать год после родов, чем нервировала Дейва, поскольку это неминуемо скажется на доходах семьи. Если бы Соня ответила за себя, а не за Рози, мне бы для достоверности пришлось выступить в роли Дейва. Несомненно, я был бы неубедителен. Лучше бы, конечно, Соня ответила за Рози. Но она об этом не знала. Поэтому я ответил за нее:

– Рози не планирует прерывать учебу.

– Вообще?

– Максимум на неделю. Может быть, чуть больше.

Лидия посмотрела на Соню.

– Неделя? Неделя отпуска на роды?

Реакцию Лидии можно было трактовать как смесь удивления и неодобрения. Похожим образом встретил новость о беременности Рози Дэвид Боренштейн.

Соня была не Рози и планировала взять отпуск на неопределенный срок, поэтому ее удивление также было объяснимо. Все присутствующие вели себя логично – кроме отсутствующей Рози. Я попытался представить ее взгляд на вещи.

– Роды – не более серьезное медицинское событие, чем незначительное заболевание верхних дыхательных путей.

– Вы полагаете, что родить ребенка – это все равно что простудиться?

– С той оговоркой, что это не болезнь.

В этом смысле аналогия, которую любила приводить Рози, была ошибочной.

– Скорее это похоже на то, как человек берет недельный отпуск, когда начинается серия плей-офф в чемпионате по бейсболу.

Соня посмотрела на меня как-то странно: несомненно, бейсбольные аналогии были навеяны подсознательными размышлениями о Дейве.

Лидия сменила тему:

– Если Рози все время посвящает учебе, получается, вы единственный кормилец.

За утвердительный ответ на этот вопрос Рози меня возненавидела бы. Я сказал то, что до недавнего времени было правдой:

– Ошибка. По вечерам она работает в баре.

– Насколько я понимаю, в какой-то момент ей придется отказаться от этой работы.

– Нет. Рози считает ее принципиально важной для семейного бюджета.

Как и предсказывала Соня, в большинстве случаев можно не врать.

– А как вы видите свою роль?

– В каком смысле?

– Если Рози будет полноценно учиться и еще подрабатывать, вам придется помогать ей с ребенком.

– Мы обсуждали это. Рози никакая помощь не нужна.

Лидия повернулась к Соне:

– Вас такое положение дел устраивает? Вы тоже так думаете?

Я на время забыл, что Соня – ненастоящая Рози, и говорил о Рози в третьем лице. Надеюсь, Лидия этого не заметила. А Соне нужно было просто ответить «да». Тогда ее версия совпала бы с моей и с версией Рози о том, что ей нужно для счастья. Все совпало бы с реальностью.

– Ну… – начала Соня, но Лидия ее перебила:

– Прежде чем вы ответите, расскажите подробнее о вашей семье. У вашей матери было право голоса?

– На самом деле нет. Отец решал, что ей говорить и делать.

– То есть ваша семья была традиционной?

– Если вы имеете в виду, что отец возвращался с работы и ждал, что ему подадут ужин, а мать, у которой был диабет, одна управлялась с домом и пятью детьми, то да, у нас была традиционная семья. Традиции служили оправданием.

Итальянский акцент исчез. По Сониным интонациям было заметно, что она злится.

– Похоже, что вы можете повторить ее судьбу.

– Вы думаете? Отец вечно жаловался, как много ему приходится работать, чтобы нас обеспечивать. Но я замужем не за моим отцом. От Дейва я жду чего-то большего.

– От Дейва?

– От Дона.

Наступила пауза. Лидия, вероятно, воспользовалась ошибкой Сони и сделала вывод, что она не та, за кого себя выдает. Я лихорадочно обдумывал создавшееся положение и нашел решение столь изящное, что мне даже не пришлось преодолевать врожденное неприятие лжи.

– Мое второе имя – Дэвид. Отца тоже зовут Дональд, поэтому иногда ко мне обращаются как к Дейву. Чтобы избежать путаницы.

Эта идея пришла мне на ум, потому что я вспомнил своего двоюродного брата Барри, отца которого тоже зовут Барри, поэтому в семье брата зовут по второму имени – Виктор.

– Итак, Дон-Дейв, что вы думаете по поводу того, что только что сказала Рози?

– Рози?

– Да, Дональд-Дэвид, Рози, ваша жена.

Будь у меня время, я бы распутал этот узел. Но в ситуации, когда Лидия таращилась на меня, я выдал единственно уместный ответ:

– Мне нужно обработать новую информацию.

– Когда обработаете, запишитесь на консультацию еще раз, – сказала Лидия, помахивая моим досье.

Мы с Соней могли идти. Проблема осталась неразрешенной.

Соне надо было вернуться на работу, поэтому итоги произошедшего мы обсудили в метро.

– Я должен все рассказать Рози.

– И что ты потом скажешь Лидии? Добрый день, вот настоящая Рози? А я, знаете ли, мало того что педофил и бесчувственный бездельник, но еще и жулик?

– Бесчувственность и безделье в ходе разговора не упоминались.

– Будь ты немного почувствительнее, заметил бы.

Соне пора было выходить, я последовал за ней. Разговор носил критический характер в обоих значениях этого слова.

– Прости, это я на себя злюсь, – сказала Соня. – Я все испортила. А я люблю все делать хорошо.

– Случайное использование имени Дейва совершенно объяснимо. Мне тоже было очень сложно не называть тебя Соней.

– Дело гораздо серьезнее. У нас с Дейвом все складывается не так, как я надеялась. Мы так долго старались, а теперь он потерял интерес.

Я знал почему. Дейв переживал из-за возможного крушения бизнеса. Ведь если он пойдет ко дну, Соня будет вынуждена работать в нарушение своих планов и отвергнет Дейва как подходящего партнера. Развод, запрет на общение с ребенком – жизнь Дейва полностью утратит смысл. Мы с ним много раз это обсуждали.

К сожалению, говорить с Соней о состоянии дел Дейва я не мог, потому что это могло ускорить процесс. Но Соня пошла другим путем, который грозил привести ее к тем же выводам.

– Я кучу всего прочитала, я старалась все делать по правилам, а Дейву кажется, что моя беременность не имеет к нему никакого отношения. Знаешь, что он сделал вчера вечером?

– Поужинал и лег спать?

Такой сценарий представлялся мне наиболее вероятным.

– Это было бы еще хорошо. Я приготовила блюдо из книги для беременных, которое содержит семь из десяти рекомендуемых полезных продуктов. Все было готово к его приходу, а он знаешь что сделал? Купил по дороге двойной чизбургер с беконом и гуакамоле. А ведь он на диете.

– С помидорами и листовой зеленью?

– Что?

– Я считаю рекомендуемые полезные продукты.

– Сел за стол и съел его у меня на глазах. А потом пошел спать. Не обратив на меня никакого внимания.

Я предпочел воздержаться от ответа. Дейв пытается спасти свой брак, для чего работает все больше. Это провоцирует стресс, ведущий к употреблению гамбургеров и нервному истощению, в результате его здоровье и семейные отношения оказываются под угрозой. Массив новой информации, которую предстояло обработать.

От метро до клиники ЭКО мы дошли в молчании. Соня неожиданно попыталась обнять меня, но вовремя опомнилась.

– Не говори ничего Дейву. Мы справимся.

– А про это можно сказать? Что вы справитесь. Он ведь тоже переживает из-за ваших отношений.

– Он об этом говорил?

– Совершенно верно.

– О господи. Как же все это тяжело.

– Не спорю. Человеческое поведение крайне противоречиво. Сегодня вечером я расскажу Рози про Лидию.

– Не надо. Это моя вина, и я не хочу, чтобы Рози расстраивалась из-за меня. На нее и так столько всего свалилось… В следующий раз мы все сделаем правильно.

– Я не знаю, что нам делать.

– Собственно, мы с Лидией говорим об одном. Ты должен больше думать о том, как поддержать Рози. Не важно, что она твердит про свою независимость, ей нужна твоя помощь.

– Зачем ей говорить неправду?

– Она не лжет, во всяком случае не обманывает преднамеренно. Ей кажется, что она суперженщина. Или она думает, что ты не хочешь ей помогать. Или не можешь.

– То есть я должен продемонстрировать, что участвую в процессе беременности?

– Ты должен поддерживать ее. Проявлять интерес. Быть рядом. Это все, чего мы с Лидией от тебя ждем. И еще, Дон…

– У тебя есть вопрос?

– Сколько полезных продуктов содержит двойной чизбургер? С помидорами и листовой зеленью.

– Восемь. Но…

– Никаких «но».

На этот раз Соня меня обняла. Я стоял спокойно, и все закончилось быстро.

14

Лидия была права. Прошло шесть недель с того момента, как Рози объявила мне о своей беременности. Я расписал на плитке график реализации проекта «Ребенок», но за это время не сделал ничего для подготовки к появлению Бада на свет и последующего устройства его жизни, только раз купил ингредиенты для блюда, рекомендованного беременным, и предпринял исследование, закончившееся Происшествием на детской площадке.

Джин был неправ. Инстинкты, позволявшие нам существовать в древности, не работают в мире, где посещение детских площадок регулируется законом и есть выбор между тофу и пиццей. Он справедливо советовал мне решать проблему, опираясь на свои сильные стороны. Но приступать надо сейчас, не дожидаясь рождения ребенка.

Список материалов для изучения по практическим аспектам беременности оказался внушительным. Чтобы приобрести общие познания в исследуемой области, я решил начать с книги, получившей хорошие отзывы, а затем перейти к более частным вопросам. Консультант в магазине медицинской литературы порекомендовал мне «Что положено знать, когда вы в положении» Муркофф и Мэйзел, предупредив, что некоторые читатели сочли ее слишком сложной. Отлично. Книга радовала своей увесистостью.

Первое знакомство с текстом выявило как его плюсы, так и минусы. Охват материала впечатлял, хотя к нашему случаю многое отношения не имело: например, у нас с Рози не было кошки, чьи экскременты могли стать источником инфекций; мы не употребляли кокаин на регулярной основе; Рози не сомневалась в своих материнских навыках. Ссылки были редки, очевидно, потому, что книга предназначалась для широкого круга читателей, а не для специалистов. Я постоянно искал главное – доказательства.

Первая прочитанная мною глава называлась «Девять месяцев полноценного питания». Это было как раз то комплексное исследование в области диеты для беременных и разработанных на его основе практических рекомендаций, в котором я нуждался. По крайней мере, именно так выглядело намерение авторов.

Название главы еще раз напомнило мне о том, что Рози и развивающийся плод – уязвимый для вредных веществ, проникающих через плаценту, – из-за недостаточного планирования на протяжении девяти недель не получали полноценного питания. Это не говоря об алкоголе, выпитом Рози в течение трех недель, когда она еще не знала о беременности. Но его уже никак нельзя было вернуть назад. Я должен был сосредоточиться на том, что я могу изменить, и принять остальное как данность.

Рекомендация употреблять в пищу органические продукты местного производства выглядела предсказуемо. Ранее я уже изучал этот вопрос в силу его очевидной значимости с точки зрения экономики и здоровья. Советы беременным, основанные на предположении, что все природное полезно, должны быть подкреплены статистическими данными о результатах родов в этих природных условиях, то есть в отсутствие разнообразного питания, антибиотиков и стерильных операционных. Необходимо, разумеется, и строгое определение термина «природный».

Расхождения между результатами моего тщательного исследования в области органического питания и краткими выводами, содержащимися в конце книги, напомнили мне о необходимости скептического отношения к любым рекомендациям до проверки первоисточников. А пока что мне пришлось полагаться на Муркофф и Мэйзел как на самый надежный источник информации из имеющихся в наличии. Я бегло проглядел остальные главы, почерпнул несколько интересных фактов и остаток вечера посвятил разработке Типового Плана Питания (версия для беременных). Рози не ест мяса и невоспроизводимые морепродукты, что упрощает задачу, уменьшая количество вариантов. Я был уверен, что получившееся в результате меню обеспечит правильное базовое питание.

Как часто случается в науке, осуществление оказалось сложнее планирования. Изначальная негативная реакция Рози на блюдо из тофу должна была послужить мне предупреждением. Пришлось напомнить себе, что обретение мною более полных знаний как таковое не смогло изменить позицию Рози. Тогда я руководствовался логикой, а не интуицией. Сейчас Рози начала обсуждение проблемы сама, без всякого вмешательства с моей стороны.

– Где ты взял ту копченую макрель?

– Не релевантно. Она была холодного копчения.

– И что?

– Рыба холодного копчения запрещена.

– Почему?

– Тебе от нее может стать плохо.

Я осознавал, что мой ответ чрезвычайно неконкретен. Я не имел времени провести анализ доказательной базы этого утверждения, но на данный момент лучшей рекомендацией я не располагал.

– Плохо может стать от множества вещей. Мне сейчас каждое утро плохо, и мне хочется еще копченой макрели. Может быть, это мой организм посылает сигнал, что ему нужна копченая макрель. Холодного копчения.

– Я рекомендую консервированный лосось и миниблюдо на основе сои. Хорошая новость заключается в том, что его ты можешь съесть немедленно. – Я открыл холодильник и достал первую часть ужина Рози.

– Мини-блюдо? Что за мини-блюдо?

Все-таки хорошо, что я занялся изучением беременности. Рози явно не посчитала нужным тратить на это время.

– Маленькие порции частично решают проблему тошноты. Ты должна есть шесть раз в день. Следующий прием пищи я организую в девять вечера.

– А ты? Ты будешь есть в девять?

– Разумеется, нет. Я не жду ребенка.

– А еще четыре блюда?

– Готовы. Завтрак и три блюда на дневное время уже в холодильнике.

– О, черт. Я хотела сказать, что это очень мило с твоей стороны, но… тебе не стоит так заморачиваться. Я всегда могу что-нибудь перехватить в кафе в универе. Там бывает ничего.

Это утверждение прямо противоречило прошлым жалобам на университетское кафе.

– Ты должна бороться с соблазнами. В интересах Бада и тебя как его матери нам следует планировать, планировать и планировать.

Это была цитата из книги. В данном случае я разделял мнение Муркофф и Мэйзел.

– Кроме того, ты должна контролировать потребление кофе. В кафе не следят за дозировкой, поэтому я предлагаю тебе пить один стандартный кофе утром дома и один без кофеина в университете.

– Ты прочитал что-то, верно?

– Совершенно верно. Я рекомендую книгу под названием «Что положено знать, когда вы в положении». Она предназначена для беременных женщин.

Наш разговор прервало появление Джина, у которого с недавних пор появился собственный ключ. Он помахал нам бутылкой вина.

– Привет всем! Что на ужин?

– Холодная закуска – устрицы из Новой Англии, горячая – мясные деликатесы, основное блюдо – слабо прожаренные стейки по-нью-йоркски в острой панировке с салатом из люцерны, затем моцарелла и голубой сыр, а на десерт мороженое с кофе и ликером «Стрега».

В ходе модификации системы питания я разработал также несколько блюд для себя и Джина, исходя из того, что мы не беременны и не придерживаемся строгой рыбной диеты.

Поскольку Рози выглядела несколько озадаченно, я добавил:

– Рози будет есть овощной карри без специй.

Авторы «Что положено знать» предупреждали о возможности иррационального поведения в связи с гормональными изменениями. Рози отказалась есть свое мини-блюдо, а вместо этого попробовала всего понемногу из нашего с Джином меню, включая кусок стейка (вопреки декларированной приверженности диете из воспроизводимых морепродуктов), и даже выпила глоток вина.

Ее болезненное состояние на следующее утро стало предсказуемым результатом произошедшего накануне. Рози сидела на кровати, держась за голову, когда я заметил, что она опаздывает.

– Иди один, – сказала она. – Я сегодня с утра не работник.

– Плохое самочувствие – нормальное состояние в период беременности. С большой долей уверенности можно утверждать, что это хороший признак. Отсутствие по утрам плохого самочувствия свидетельствует о повышенном риске выкидыша и нарушений в развитии плода. Твой организм, вероятно, работает над формированием какой-то важной части тела ребенка, например руки, и старается свести к минимуму объем вредных веществ, мешающих этому процессу.

– Ты несешь вздор.

– Это из «Ежеквартального обзора трудов в области биологии», авторы Шерман и Флаксман, издано летом двухтысячного. Статья называется «Формирование у плода механизма сопротивления токсическим воздействиям».

– Дон, спасибо тебе за все, но это должно прекратиться. Я хочу есть то, что мне хочется. Я себя чувствую омерзительно, а от консервированного лосося и соевых бобов мне только хуже. Это мое тело, и я сама решу, что с ним делать.

– Ошибка. Мы имеем два тела, в одном из которых пятьдесят процентов генов – мои.

– Значит, у меня полтора голоса, а у тебя половина. Я победила. Буду есть копченую макрель и сырые устрицы.

Вероятно, Рози обратила внимание на выражение моего лица.

– Да шучу я, Дон. Но я не хочу, чтобы ты указывал, что мне есть. Я сама решу. Напиваться и объедаться салями я не собираюсь.

– Вчера вечером ты ела пастрому.

– Совсем чуть-чуть. Я просто хотела выразить протест. В любом случае мясо я больше есть не собираюсь.

– Как насчет моллюсков?

Это был вопрос на засыпку.

– Запрещены, я полагаю?

– Неверное предположение. Термически обработанные моллюски допускаются.

– Слушай, если серьезно, неужели это так важно? Я имею в виду, что ты вечно хочешь все довести до идеала. Джуди Эслер говорит, что двадцать пять лет назад она даже не задумывалась над тем, что ест. Мне кажется, я скорее попаду под машину по пути в университет, чем отравлюсь устрицами.

– Согласно моему прогнозу, ты не права.

– Согласно прогнозу? Значит, ты не до конца уверен?

Рози слишком хорошо меня знала. В книге недоставало фактических данных. Рози встала и подняла с пола упавшую салфетку.

– Составь список того, что мне нельзя есть. В нем должно быть не более десяти пунктов. И никаких обобщений, типа «соленое» или «сладкое». Ты готовишь ужин, а днем я ем что хочу. Кроме продуктов из твоего списка. И никаких мини-блюд.

Я вспомнил вопиющую в своей антинаучности и серьезно дискредитирующую профессию медика рекомендацию из Книги про то, что положено знать. Она касалась кофеина. «Среди практикующих врачей нет единого мнения, поэтому проконсультируйтесь…» Невероятно. Частная точка зрения ставится выше научного консенсуса. Но это давало мне возможность задать другой вопрос.

– Что твой врач советует по поводу диеты?

– Я еще не записалась на прием. Я ничего не успеваю с диссертацией. Скоро схожу.

Я был потрясен, поскольку и безо всякой Книги знал: беременная женщина должна регулярно наблюдаться у акушера. Вопреки моим сомнениям в компетентности некоторых представителей медицинской профессии, их участие, согласно статистике, в процессе улучшает конечный результат. Моя сестра погибла из-за неправильного диагноза, но если бы она никогда не посещала врача, то погибла бы наверняка.

– На восьмой неделе ты должна пройти УЗИ. Я спрошу у Дэвида Боренштейна, кого он посоветует, и запишу тебя сам.

– Брось. В понедельник я с этим разберусь. Мы обедаем с Джуди, спрошу у нее.

– Дэвид разбирается лучше.

– Джуди знает всех. Прошу тебя. Я сама.

– Обещаешь, что в понедельник запишешься?

– Или во вторник. Может быть, мы встречаемся с Джуди во вторник. Она перенесла на вторник, но потом, кажется, мы передоговорились обратно на понедельник. Не помню.

– С таким уровнем самоорганизации тебе нельзя иметь детей.

– А ты помешан на порядке. К счастью, ребенка рожать мне.

А как же утверждение: «Мы беременны»?

15

– Я вас сегодня оставлю, чтобы вы поужинали вдвоем в романтической обстановке, – сообщил мне Джин, когда в следующий вторник я зашел к нему в кабинет после работы. – У меня свидание.

Я рассчитывал, что мы вместе поедем домой на метро и поддержим интеллектуальную беседу. А теперь мне придется скачать какой-нибудь доклад в дорогу. Но куда больше меня заботило то, что Инге сегодня отпросилась с работы пораньше, обосновав это необходимостью подготовиться к ужину в хорошем ресторане. Я установил логическую связь.

– Ты ужинаешь с Инге?

– В проницательности тебе не откажешь. Мне нравится ее общество.

– А я запланировал ужин с тобой дома.

– Уверен, что Рози не будет по мне скучать.

– Инге чрезвычайно молода. Неприлично молода.

– Она совершеннолетняя. Она может употреблять алкоголь, голосовать и вступать в отношения с мужчинами, не связанными узами брака. Я за тебя боюсь, Дон, ты становишься моралистом.

– Ты должен думать о Клодии. И решить проблему своих беспорядочных половых связей.

Джин улыбнулся.

– Мои связи не беспорядочны. Я встречаюсь с одной женщиной. А ты беспокойся о своих проблемах.

Джин был прав. Его отсутствие обрадовало Рози. Когда мы поженились, я беспокоился, что буду слишком много времени проводить в обществе другого человека. Но на деле из-за работы и учебы мы бóльшую часть суток находились порознь. Теперь же, когда у нас поселился Джин, мы еще реже оставались наедине (за исключением пребывания в постели, когда один из нас – как правило, я – спал). Продолжительность целенаправленных контактов с Рози упала значительно ниже оптимального уровня.

В Книге содержались и приятные сведения, которые я предпочел не обсуждать при Джине.

– Ты наблюдаешь усиление либидо? – поинтересовался я у Рози.

– А ты?

– Усиление сексуальной тяги довольно часто случается в первом триместре беременности. Я интересуюсь, затронуло ли это тебя?

– Ты просто уморительный. Если бы меня не тошнило и я не чувствовала себя так омерзительно…

Я вдруг понял, что практика секса по утрам, а не по вечерам, которой мы придерживались, могла усугубить проблему.

После ужина Рози пошла в кабинет, чтобы заняться диссертацией. Обычно перед отходом ко сну это занимало у нее девяносто пять минут, хотя вариативность была высокой. По истечении восьмидесяти минут я приготовил ей фруктовый коктейль со свежей черникой.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Неплохо. Если бы не статданные.

– В мире много дурного. Я хотел бы оградить тебя от всего.

Грегори Пек в роли Аттикуса Финча должен был помочь. Это был, наверное, самый действенный способ из доступных мне. Присутствие Джина серьезно мешало изображать Грегори Пека.

Рози встала из-за стола.

– Самое время. Мне кажется, на сегодня дурного мне хватило.

Она обняла меня и поцеловала – скорее страстно, нежели в знак приветствия.

Нас прервал знакомый звук, донесшийся из непривычного места – кто-то пытался связаться с Джином по скайпу. Я не был уверен, должен ли я отвечать на чужие звонки, но возможно, это была Клодия по срочному делу. Или с предложением о примирении.

Я зашел в комнату Джина и увидел на экране лицо Юджинии, девятилетней дочери Джина и Клодии. Мы не разговаривали с Юджинией с тех пор, как я переехал в Нью-Йорк. Я нажал кнопку «Видеосвязь».

– Папа? – Юджинию было очень хорошо слышно.

– Приветствую. Это Дон.

Юджиния засмеялась.

– Я так и подумала, глядя на тебя. Но одного «приветствую» хватило бы.

– Отца нет дома.

– А что ты делаешь у него?

– Это моя квартира. Мы ее вместе снимаем. Ну, как студенты.

– Здорово! А вы с папой подружились в школе?

– Нет.

Джин старше меня на шестнадцать лет, но, даже будь мы сверстниками, вряд ли он входил бы в мой круг общения. Джин бегал бы на свидания, занимался спортом и пробивался в капитаны школьной команды.

– Алло, Дон!

– Да, Юджиния!

– Как ты думаешь, когда папа вернется?

– Творческий отпуск у него на шесть месяцев. То есть формально – до двадцать четвертого декабря, но семестр заканчивается двадцатого.

– Долго.

– Четыре месяца и четырнадцать дней.

– Поверни-ка голову, Дон.

Я посмотрел на маленький экран в углу монитора и увидел, что у меня за спиной в комнату вошла Рози. Я немного отодвинулся в сторону и увеличил изображение. На ней была непрактичная ночная рубашка. Это был своеобразный эквивалент ее любимого черничного маффина, только белье было черным, а не белым с синими пятнами. Рози слегка пританцовывала. Юджиния окликнула ее:

– Привет, Рози.

– Она меня видит? – спросила Рози.

– Ага, – сказала Юджиния, – на тебе надета…

– Верю, – прервала ее Рози, рассмеялась и вышла из комнаты, помахав мне в дверях. Юджиния продолжала разговор, но мне теперь было трудно сосредоточиться.

– Папа хочет вернуться домой?

– Конечно! Он по всем вам скучает.

– Даже по маме? Он так говорит?

– Ну да. Мне пора ложиться. Здесь уже поздно.

– Мама сказала, он должен в чем-то разобраться. Он этим занимается?

– Он уже значительно продвинулся. Мы создали специальную мужскую группу, как рекомендовано в книге по беременности, в которую входят инженер по холодильному оборудованию, твой отец, рок-звезда и я. Через несколько дней отчитаюсь тебе о наших достижениях.

– Ты прикольный. Нет у вас там никакой рок-звезды. Слушай, а зачем ты читаешь книгу по беременности?

– Чтобы помочь Рози произвести на свет нашего общего ребенка.

– У вас будет ребенок? Мама мне ничего про это не сказала.

– Вероятно, потому что она не знает.

– Это секрет?

– Нет, но я не видел смысла в том, чтобы сообщать ей эту информацию. Никаких действий от нее не требуется.

– Мама, мама! У Дона и Рози будет ребенок!

Клодия отодвинула Юджинию от компьютера, довольно грубо, как мне показалось, и стало ясно, что разговор сейчас продолжится. Я хотел бы побеседовать с Клодией, но не сейчас и не в присутствии Юджинии.

– Дон, это замечательная новость. Как ты себя чувствуешь?

– Волнуюсь, конец сообщения, – ответил я, используя одновременно совет, полученный от Джина, и способ прервать разговор, который позаимствовал у Рози.

На Клодию мои старания не произвели впечатления.

– Это замечательно, – повторила она. – А где Рози?

– В постели. Вероятно, не спит из-за моего отсутствия. Уже очень поздно.

– Ох, прости. Передай ей мои поздравления. Когда у нее срок?

Закончив с допросом на тему беременности, Клодия поинтересовалась:

– Значит, Джина нет дома? Он обещал поговорить с Юджинией. Где он?

– Я не знаю, – ответил я и выключил изображение, оставив только звук.

– Изображение пропало, Дон.

– Какой-то технический сбой.

– Вижу. Точнее, не вижу. Пусть делает что хочет, но у Юджинии проблемы с заданием по естествознанию.

– Я специалист по проблемам с естествознанием.

– А также порядочный человек. Ты уверен, что у тебя есть время?

– Когда ей надо его сделать?

– Ей очень хотелось все решить сегодня, но если у тебя другие дела…

Решение задачи по естествознанию из программы средней школы займет меньше времени, чем переговоры с Клодией о переносе, решил я.

– Я готов.

Вернулась Юджиния, и я восстановил изображение. Но теперь камеру отключила она.

– В чем проблема с естествознанием?

– Никаких проблем с естествознанием. Это я маме так сказала – что они есть. Фейспалм.

– Фейспалм?

– Прикинь. Это абсолютная чушь! У меня лучшие оценки в классе по естествознанию. И по математике.

– Дифференциальные и интегральные уравнения можешь решить?

– Пока нет.

– Значит, ты, вероятно, не гений. Отлично.

– Почему отлично? Я думала, быть умной хорошо.

– Я бы рекомендовал быть умной, но не гением. Если тебя еще что-то в жизни интересует, кроме цифр. Профессиональные математики, как правило, социально не адаптированы.

– Наверное, поэтому все говорят про меня гадости в фейсбуке.

– Все?

Юджиния рассмеялась.

– Не все, но многие.

– Может быть, поставить какой-нибудь фильтр?

– Я могу их забанить. Но не очень хочу. Мне надо знать, что они про меня говорят. Они же типа мои друзья. Это глупо, да?

– Искать информацию – это нормально. Хотеть, чтобы тебя любили, – тоже нормально. Угроза насилия есть?

– Не-а. Они просто говорят глупости.

– Вероятно, это результат их глупости. Люди с развитым интеллектом часто подвергаются издевательствам. Из-за того, что они другие. Отличие состоит в их развитом интеллекте.

Я понимал, что сам сейчас интеллектом не блещу.

– А ты подвергался издевательствам? Спорим, что да.

– Ты бы выиграла это пари. Пока я не начал заниматься боевыми искусствами, эти действия иногда приобретали насильственный характер. Потом стали тоньше. К счастью, вдаваться в тонкости я не умею, поэтому, когда насилие прекратилось, жизнь наладилась.

Мы разговаривали о школьных издевательствах на протяжении пятидесяти восьми минут, включая перерыв на Клодию. Я не видел быстрого способа решить проблемы Юджинии, но, если она страдает так же, как я в детстве, моя обязанность – поделиться любой полезной информацией.

Заканчивая разговор, Юджиния сказала:

– Мне надо идти, у меня занятия по верховой езде. Ты самый умный человек из всех, кого я знаю.

Если речь идет о коэффициенте интеллекта, тогда она, возможно, права. Если о знании практической психологии, то ошибается.

– Я бы на собственные советы полагаться не стал.

– Ты мне никаких советов и не давал. Мне просто понравилось с тобой болтать. Повторим как-нибудь?

– Конечно.

Мне тоже понравилось разговаривать с Юджинией – и понравилось бы еще больше, если бы я не отвлекался на мысли о Рози в нашей спальне.

Я отключился. Уже на выходе из комнаты Джина меня догнал сигнал скайпа. На мониторе высветилось сообщение:

«Спокойной ночи. Я ♥ тебя».

Когда я ложился, Рози уже почти спала.

– Похоже, ты неплохо поболтал, – сказала она.

– Начать с того, что это дело не должно было дойти до суда, – ответил я, входя в образ Аттикуса Финча, защищающего невинного Тома Робинсона, которого превратили в козла отпущения из-за незначительных генетических отличий.

Рози улыбнулась.

– Простите, мистер Пек, но я без сил. Спокойной ночи.

Хотя я описал компанию, в которой недавно смотрел бейсбол и ел гамбургеры, как мужскую группу, мое предложение придать ей официальный статус не вызвало энтузиазма у Джорджа.

– Я в одной уже состою, – ответил он. – Это погубило мою жизнь.

– Тогда, очевидно, вам надо ее покинуть. Найдите более подходящую.

– Но, с другой стороны, она же сделала меня человеком. Я ей обязан.

Я понял, что он говорит о Dead Kings.

– Так вы не пойдете с нами смотреть бейсбол? И обсуждать небейсбольные темы в перерывах между розыгрышами?

– Идея мне нравится. Только бы не барабанить. Этого мне на работе хватает. А Казанова и толстяк идут?

Я проанализировал описание Джина и Дейва и ответил почти сразу.

– Совершенно верно.

– Тогда пойду оденусь для выпивки.

16

«Калькулон[4] хочет связаться с вами по скайпу».

Никого по имени Калькулон я не знал.

Одно из преимуществ малого количества друзей состоит в том, что легко избавиться от нежелательного общения. Я проигнорировал запрос. На следующий вечер я получил новое сообщение от Калькулона: «Это я, Юджиния».

Я подтвердил запрос, и уже через несколько секунд раздался звонок.

– Приветствую, Юджиния.

Юджиния показалась на экране.

– Ух ты, круто!

Я догадался, чем вызвана такая оценка – ранее так же отреагировал в разговоре со мной Саймон Лефевр, мой соавтор по исследованию из Мельбурна.

– Это мой кабинет. В нем есть унитаз. Но сейчас я использую его только в качестве сиденья.

– Прикольно. Надо будет обязательно рассказать маме. Только она не должна знать, что мы разговаривали.

– Почему?

– Я сделала, как ты сказал. Я превратила это в шутку.

– Что ты превратила в шутку?

– Одна девчонка сказала, что у моего папы типа сто любовниц, а я сказала, что это потому, что он клевый. А ее папа не такой клевый, поэтому он трахает только ее мать, которая вообще тролль.

– В смысле охраняет мост? Как в сказке?

Юджиния засмеялась.

– Нет, в смысле достает других в соцсетях. Папа назвал ее троллем. Ну вот, и все стали смеяться над этой девчонкой, а не надо мной, а потом другая девчонка нас всех спалила, и нам на неделю запретили выходить из дома, а мама получила замечание. И мы теперь все против нее.

– Против твоей матери?

– Нет, против той девчонки, которая на нас настучала.

– Возможно, вам стоит создать расписание, чтобы подвергаться издевательствам по очереди. Это поможет избежать несправедливости.

– Не думаю.

– Но проблема решилась?

– У нас тут другая проблема, – сказала Юджиния очень серьезно. – Карл.

– Над ним тоже издеваются?

– Нет. Он говорит, что, если папа вернется домой, он его убьет. Из-за любовниц.

Голос Юджинии свидетельствовал о сильном волнении. Я обнаружил признаки возможного появления слез.

– А я очень хочу, чтобы папа вернулся.

Прогноз оказался правильным. Юджиния заплакала.

– Решение проблемы невозможно до тех пор, пока ты не контролируешь свои эмоции, – сообщил я.

– Ты можешь поговорить с Карлом? С папой он разговаривать не станет.

Мачеха Карла – психолог-клиницист. Отец возглавляет отделение психологии в крупном университете. Но вразумить их сына должен я – ученый-генетик, заточенный под понимание логических связей и абстрактных идей, но практически не разбирающийся в тонкостях межличностных коммуникаций.

Я нуждался в помощи. К счастью, она – в виде Рози – была под рукой.

– Сын Джина хочет его убить, – сообщил я.

– Придется ему постоять в очереди. Джин что, опять где-то шляется с Инге?

– Совершенно верно. Я пытался ее предупредить. Что мне сказать Карлу?

– Ничего. Ты не можешь брать на себя ответственность за жизнь всех окружающих. С Карлом должен говорить Джин. Он его отец. А тебе он – сосед по квартире. Уже полтора месяца как. Что тоже необходимо обсудить.

– У нас длинный список тем для обсуждения.

– Я знаю. Но давай не сейчас, хорошо? А то я потеряю мысль.

Два часа спустя я постучался и вошел в кабинет Рози. Пол был усеян бумагой, зажеванной принтером. Такое состояние бумаги делало невозможным ее повторное использование и затрудняло утилизацию. Заметно было, что Рози также находится в нерабочем состоянии.

– Помочь?

– Не надо, разберусь. Просто меня все это, мать его, бесит. Я разговаривала со Стефаном по скайпу, и все сходилось, а теперь не сходится. Я не понимаю, как я со всем этим справлюсь за три недели.

– Это может иметь серьезные последствия?

– Ты знаешь, что я должна все закончить за каникулы. И я, наверное, смогла бы это сделать, если бы мозги у меня работали и мне не надо было заниматься проблемами Джина. И походами к врачу. У которого я, кстати, побывала. УЗИ в следующий вторник в два дня. Ты доволен?

– Это почти на две недели позже, чем положено.

– Доктор сказал, двенадцать недель – нормально.

– Двенадцать недель и три дня. В Книге сказано: от восьми до одиннадцати недель. Опубликованное согласованное мнение важнее заключения одного практикующего врача.

– Как бы то ни было. Сегодня я сходила к гинекологу. Врач мне понравилась. Все остальное будем делать по правилам.

– И в соответствии с проверенными на практике последними достижениями науки? Следующее ультразвуковое исследование должно произойти на сроке от восемнадцати до двадцати двух недель. Я рекомендую двадцать две недели, поскольку первое назначили слишком поздно.

– Я запишусь на двадцать две недели, день в день, час в час. Между прочим, здесь эта процедура называется сонограмма. Но прямо сейчас я хочу закончить со своими статданными прежде, чем пойду спать. И еще я хочу бокал вина. Один.

– Алкоголь запрещен. Первый триместр еще не закончился.

– Если ты не нальешь мне вина, я выкурю сигарету.

Я мог помешать Рози употребить алкоголь, только применив насилие или ограничив ее в возможности перемещения в пространстве. Поэтому я принес в кабинет бокал белого и сел в свободное кресло.

– Сам не будешь? – спросила она.

– Нет.

Рози сделала глоток.

– Дон, ты что, разбавил его водой?

– Это вино с низким содержанием алкоголя.

– Теперь-то уж точно.

Я смотрел, как она делает второй глоток, и представлял, как алкоголь проникает через плацентарный барьер и повреждает клетки головного мозга нашего нерожденного ребенка, уменьшая шансы Бада стать будущим Эйнштейном и превращая его в физика, который остановится в шаге от того, чтобы поднять науку на новый уровень. В ученого, который, по определению Ричарда Фейнмана, не приобретет невиданных доселе познаний об устройстве Вселенной. Или, учитывая наличие медиков в генеалогическом древе Рози, споткнется на пороге открытия лекарства от рака. Несколько клеток мозга, погубленных иррациональными поступками матери, которая находится под воздействием гормонов беременности…

Рози посмотрела на меня.

– Все ясно. Иди и приготовь мне апельсиновый сок, пока я не передумала. А потом покажешь, как правильно анализировать эти сраные данные.

Джин сидел у меня в кабинете, когда Инге принесла небольшую посылку, пришедшую по почте.

– Секретарю доставили. Это для Дона. Из Австралии.

Пока Джин и Инге обсуждали планы на ланч, я пытался разобрать небрежно написанное имя отправителя: Фил Джармен. Бывший игрок в австралийский футбол, ныне владелец фитнес-клуба и отец Рози. Почему он отправил посылку на адрес Колумбийского университета?

– Я полагаю, это для Рози, – сказал я Джину после того, как Инге ушла.

– Адресовано Рози?

– Нет, адресовано мне.

– Тогда открывай.

В посылке обнаружилась коробочка, в ней – кольцо с бриллиантом. На обручальном кольце, которое я подарил Рози, бриллиант был больше.

– Ты этого ждал? – спросил Джин.

– Нет.

– Тогда должно быть еще письмо.

Джин оказался прав. В посылке обнаружился сложенный лист бумаги.

«Дорогой Дон.

Прилагаю кольцо. Оно принадлежало матери Рози, и та хотела, чтобы оно было у нее. По традиции, на первую годовщину свадьбы дарят семейное кольцо, и мне будет приятно, если ты примешь этот подарок от меня и матери Рози и передашь ей.

С Рози бывает нелегко, и я всегда боялся, что человек, за которого она выйдет замуж, не сможет сделать ее счастливой. Судя по тому, что она мне рассказывает, у тебя пока все получается. Скажи ей, что я по ней скучаю, и не считай, что в жизни что-то бывает навсегда.

Фил (твой тесть).

P. S. Я научился этому твоему айкидо. Если ты все прощелкаешь, я приеду в Нью-Йорк и выбью из тебя все дерьмо».

Я протянул письмо Джину. Он прочитал, затем сложил листок.

– Дай мне минуту подумать, – попросил он.

Я обнаружил в его поведении признаки волнения.

– Мне кажется, что Фил обо мне не лучшего мнения, – сказал я.

Джин встал и принялся ходить по комнате. Мы оба так поступаем, когда размышляем над трудной проблемой. Мой отец любит цитировать Торо. «Генри Дэвид Торо, американский философ, Дон, – говорил он мне, когда я расхаживал по нашей гостиной, ломая голову над математической задачей или шахматным этюдом, – сказал: никогда не доверяй решению, принятому сидя».

Джин закрыл дверь кабинета.

– Дон, пожалуйста, сделай кое-что ради меня. Представь, что твой ребенок уже родился, и это девочка, и ей десять лет. И вот вы едете втроем на машине, Рози за рулем, ты рядом, потому что выпил, и попадаете в аварию. Ты знаешь, что произойдет дальше, а я знаю, потому что ты мне рассказывал эту историю, – ты оказываешься перед эволюционным выбором и спасаешь свою дочь, а не Рози. И вас остается только двое.

Джин разволновался так, что не мог говорить. Я решил ему помочь:

– Естественно, я знаю, что произойдет дальше.

Это была история из жизни Фила, Рози и ее матери, только имена Джин назвал другие.

– Нет, не знаешь. Эта история тебе известна как нечто, произошедшее с кем-то другим. С какой-нибудь семьей где-нибудь в Канзасе, например. Я хочу, чтобы ты представил себя в этих обстоятельствах. Стань Филом. Вообрази, что твоя дочь вышла замуж за парня, который сломал тебе нос и вообще не вполне нормален, потом они уехали в Нью-Йорк, и она там забеременела. А теперь представь, что ты пишешь это письмо.

– Слишком многое надо представить. Слишком много совпадений. Рози присутствует и там, и там, но в разных ролях.

Джин посмотрел на меня с выражением, которого я у него никогда не наблюдал. Возможно, потому что раньше он на меня никогда не сердился.

– Слишком многое надо представить? Сколько времени у тебя ушло на то, чтобы получить черный пояс по айкидо? Как долго ты разучивал всю эту костоломную хреновину? Так вот, Дон, ты будешь все это воображать до тех пор, пока не почувствуешь себя Филом Джарменом, который со сломанным тазом вытаскивает из машины своего ребенка. Потом ты напишешь письмо своему тестю, а после всего этого попробуй прийти ко мне и сказать: «Мне кажется, что Фил обо мне не лучшего мнения».

Я подождал, пока Джин успокоится.

– Но зачем?

– Затем, что тебе предстоит стать отцом. А любой отец – Фил Джармен.

Джин уселся на место.

– Сходи, принеси нам обоим кофе. А потом я хочу поговорить с тобой о годовщине свадьбы. Которую, как я понимаю, ты отмечать не планировал.

17

Вопреки рекомендациям Книги, Рози занималась физкультурой абсолютно бессистемно. Каникулы на медицинском факультете заканчивались через две недели, и сейчас было самое время озаботиться решением этой проблемы. Я планировал добавить час физических упражнений в утреннее расписание перед уходом в университет. Рози могла отправляться на учебу прямо из фитнес-центра. Поскольку мы теперь жили ближе к университету, подъем сдвигался всего на сорок шесть минут.

Все выглядело просто, но любое новое начинание требует пилотного проекта.

Я разбудил Рози на сорок шесть минут раньше обычного. Реакция оказалась предсказуемой.

– Который час? Еще темно. Что случилось?

– Шесть сорок четыре. Темно, потому что занавески задернуты. Солнце взошло примерно сорок минут назад, до этого посветлело, что типично для предрассветного времени. Ничего не случилось. Мы идем в бассейн.

– Какой бассейн?

– Крытый бассейн в фитнес-центре в Челси на Двадцать пятой улице. Тебе понадобится купальник.

– У меня нет купальника. Я ненавижу плавать.

– Ты австралийка. Все австралийцы умеют плавать. Почти все.

– Я исключение. Иди один. И на обратном пути купи мне кекс. Или его полноценный аналог. Я себя чувствую получше. Для такой рани.

Я заметил, что у Рози недостаточно данных о том, каким должно быть ее самочувствие в указанную рань, и напомнил, что в занятиях спортом нуждается именно она и что плавание относится к числу физических нагрузок, рекомендованных беременным женщинам.

– Плавание рекомендуют всем и всегда.

– Совершенно верно.

– И почему тогда ты им не занимаешься?

– Я не люблю толпу в бассейне. Я очень не люблю, когда вода попадает в глаза. И я ненавижу опускать голову в воду.

– Вот именно, – сказала Рози. – Тогда ты можешь меня понять. Я не стану заставлять тебя плавать, если ты не будешь заставлять меня. Возможно, мы сейчас открыли фундаментальный закон нормальных отношений.

Во время пробежки от дома до Колумбийского университета я начал вживаться в шкуру Фила, представляя себя на его месте, что кроме Джина также советовал делать и Аттикус Финч из «Убить пересмешника». Это было ужасно трудно, и я никак не мог добиться результата, на котором настаивал Джин. Я уже подумал, что это потребует многомесячных усилий, а также вмешательства гипнотизера или бармена, но тут подсознание взяло свое.

В ту ночь я проснулся от Самого страшного сна. Мне снилось, что я командир космического корабля и набираю текст команды. А Рози находится в разведывательной капсуле, которая удаляется от корабля, и вернуть ее я не могу. Экран сенсорный, я промахиваюсь и ошибаюсь. Огорчение превращается в ярость, и я вообще теряю способность действовать.

Учащенно дыша, я открыл глаза и протянул руку. Рози была здесь. Интересно, подумал я, Филу тоже снятся кошмары, очнувшись от которых он выясняет, что в мире происходит ровно то, что ему привиделось?

Первая годовщина нашей свадьбы была одиннадцатого августа. В этом году дата пришлась на воскресенье. Согласно инструкциям Джина я должен был заказать столик в хорошем ресторане, купить цветы и приобрести подарок, сделанный из материала, который символизирует порядковый номер годовщины.

– Ты хочешь сказать, что мне придется покупать новый подарок каждый год? Весь срок брака?

– И протяженность второго нередко зависит от первого, – сказал Джин.

– Ты дарил что-нибудь Клодии на вашу годовщину?

– У тебя есть возможность научиться на моих ошибках.

– Рози согласна с тем, что нам не нужно большое количество барахла.

– Клодия говорила то же самое.

– Это может быть предмет потребления? Одноразовый?

– Главное, чтобы он был бумажным. Подарок должен продемонстрировать, что ты выбрал его не просто так. Можешь проверить на мне. Ты должен проверить его на мне.

Я начал строить планы в соответствии с указаниями Джина, но меня отвлек конверт, который я обнаружил на полу своего кабинета-ванной утром в субботу, за день до годовщины. Я работал над изображением Бада на двенадцатой неделе, и дверь была закрыта; значит, Рози или Джин подсунули конверт под дверь, чтобы случайно не помешать отправлению физиологических потребностей. Сочетание ванной и кабинета в одном пространстве имело свои преимущества.

Это было приглашение – о чем свидетельствовало слово «Приглашение» на конверте. Внутри я обнаружил небольшой тонкий блокнот в красной обложке. На первой странице почерком Рози было написано: «Дон, я хочу, чтобы для тебя это был сюрприз, но не стану испытывать твое терпение. Листай страницы, пока не почувствуешь себя счастливым. Чем меньше пролистаешь, тем лучше».

Похоже, семья Джармен решила поддерживать со мной связь с помощью посланий, написанных от руки. Я перевернул страницу.

«Годовщина нашей свадьбы завтра. Отвечаю за мероприятие я».

Я уже забронировал столик в ресторане, так что теперь от него придется отказаться. Удивление и смятение стали результатом действий, которые должны были оградить меня от этих ощущений.

Джин постучал, как раз когда я собирался перелистнуть страницу.

– С тобой все в порядке, Дон?

Я открыл дверь и объяснил ситуацию.

– Как честный человек ты не можешь прочитать все до конца, а потом притвориться, что ты этого не делал, – заявил Джин.

– Я намерен минимизировать стресс, а потом сказать Рози.

– Неправильное решение. Ты должен принять вызов. Рози не сделает ничего, что может тебе повредить. Она только хочет удивить тебя. И получить от этого удовольствие. Если ты немного расслабишься, ты тоже получишь удовольствие.

Джин выхватил у меня блокнот.

– Теперь у тебя выбора не осталось.

Я отменил бронь в ресторане и начал готовиться к неожиданному.

Неожиданное началось в воскресенье в 15.32. В дверь позвонили. Это оказались Исаак и Джуди Эслер, с которыми после Происшествия с голубым тунцом я не виделся. Они направлялись в музей «Метрополитен» на выставку «В поисках единорога» и зашли спросить, не хочу ли я пойти с ними.

– Иди, – сказала Рози. – Мы с Джуди видимся каждую неделю. А я пока поработаю над диссертацией.

До музея мы добрались на метро. Выставка оказалась умеренно интересной, но выяснилось, что главная цель этого похода состояла в том, чтобы подтвердить неизменность наших дружеских отношений после Происшествия с голубым тунцом. Говорила в основном Джуди:

– Я не ожидала, что Лидия так себя поведет. Она пропустила уже три заседания книжного клуба. Мне очень жаль, Дон.

– Не стоит извиняться, – ответил я. – Вы все делали правильно, а я виноват в том, что проявил бесчувственность при выборе блюда. Рози тоже возражала бы, если бы я заказал голубого тунца.

Я решил не сообщать им, что мы встречались с Лидией в ходе обследования. В любом случае у нас была более важная тема для обсуждения.

– Вы рассказали Рози, к каким выводам Лидия пришла в отношении меня?

– Я сказала Рози, что говорила Лидия и что Исаак поставил ее на место.

– Это сделал Сеймур, – возразил Исаак.

– Это был ты, я твердо помню. Не важно. У Лидии свои проблемы. Я думала, что они с Сеймуром подойдут друг другу. Ему плохо, если рядом нет кого-то, кто в нем нуждается, а у нее появился бы собственный лечащий врач. Забудьте, что я это говорила, но, по-моему, он бы ей не помешал.

Джуди не ответила на мой вопрос, во всяком случае, не обнародовала нужную мне информацию.

– А ты сказала Рози о том, как Лидия оценила мою способность быть родителем?

– Я не помню, чтобы Лидия об этом говорила. А что она сказала?

Я вовремя остановился.

– Это очень интересные картины.

Джуди явно не заметила, как поменялась тема разговора. Мое мастерство росло.

Я вернулся домой в 18:43, купив по дороге одну высококачественную красную розу, призванную символизировать первый год нашего брака. Когда я открывал дверь, мне пришло в голову, что Рози могла подговорить Эслеров увести меня из дому, пока она готовила какой-то сюрприз. Я оказался прав. Более того, оправдались мои худшие ожидания: Рози была на кухне!

Она готовила или по крайней мере собиралась этим заняться. Или пыталась приступить к подготовке. На нашем первом свидании Рози призналась, что под страхом смерти не подойдет к плите, и с тех пор никаких данных, опровергающих это утверждение, я не получал. Последняя кулинарная катастрофа случилась в день Происшествия с апельсиновым соком, когда я не мог заниматься готовкой из-за потери самоконтроля и последующего секса. Гребешки тогда просидели в духовке лишнюю пару часов.

Я направился на кухню, чтобы предложить свою помощь и советы, но Джин перехватил меня, затолкал в свою комнату и захлопнул дверь.

– Ты ведь шел на кухню, чтобы помочь Рози?

– Совершенно верно.

– И ты собирался начать со слов: «Тебе чем-нибудь помочь, дорогая?»

Я задумался. На самом деле я оценил бы ситуацию и попытался определить, что надо делать. Так поступил бы любой здравомыслящий человек, прибыв на место происшествия.

Джин заговорил раньше, чем я сформулировал ответ:

– Прежде чем ты выйдешь отсюда, реши, что для тебя важнее: качество отдельно взятого блюда или качество ваших с Рози отношений. Если выберешь второе, тебя ждет одно из самых замечательных блюд в твоей жизни, приготовленное безо всякой твоей помощи.

Естественно, я бы выбрал еду. Но в доводах Джина усматривалась своя логика.

– То, что розу купил, – это ты молодец, – похвалил меня Джин.

Мы вышли из его комнаты.

– Ребята, с вами все в порядке? – поинтересовалась Рози.

– Конечно, – ответил я и без лишних слов протянул ей розу.

– Дон по дороге наступил в собачье дерьмо. Я спасал ковер, – сообщил Джин.

Рози велела мне одеться официально, что означало рубашку и строгий пиджак. Кожаные туфли тоже были необходимы.

– Я думал, мы ужинаем дома, – сказал я из спальни.

Опять вмешался Джин:

– Я сейчас ухожу. Оденься так, будто идешь куда-нибудь, где есть дресс-код. Делай все, что тебе говорят. Выражай неподдельную радость по поводу всего. Плоды будешь пожинать десятилетиями.

Я пошел за парадной одеждой.

– Выходи на балкон, – крикнула Рози.

Перед этим я отступил в свой кабинет, где опасность причинить вред нашим отношениям сводилась к минимуму. Если рассуждать рационально, в худшем случае нам грозило отравление и медленная мучительная смерть. Но с точки зрения статистики наиболее вероятным исходом стало бы просто несъедобное блюдо – далеко не первое в моей жизни. В отдельных случаях их появление, надо признать, оказывалось результатами моих ошибок. Некоторые подобные блюда я даже предлагал Рози. Но все равно по каким-то необъяснимым причинам я испытывал напряжение.

В 19:50 Рози поставила на балконе маленький стол – один из ненужных предметов мебели, хранившихся в ее кабинете, – и накрыла его на двоих, как в ресторане. По моим подсчетам, температура воздуха составляла двадцать два градуса по Цельсию. Было очень светло. Я сел за стол.

Появилась Рози в невероятном белом платье, которое до этого она надевала только однажды – в день нашей свадьбы. Выглядела она потрясающе. В отличие от обычных свадебных нарядов платье было простым и изящным, как компьютерный алгоритм, который выдает впечатляющий результат с помощью кода длиной лишь в несколько строчек. Дополнительной элегантности способствовало отсутствие фаты, которая была на Рози год назад.

– Ты говорила, что никогда не сможешь надеть это платье вновь, – сказал я.

– Дома я ношу то, что мне нравится, – ответила Рози. Ее слова прямо противоречили инструкциям, полученным мною по поводу моей формы одежды. – Оно мне немного жмет.

Платье действительно стало ей слегка мало, особенно в верхней части. Это зрелище увлекло меня до такой степени, что я лишь некоторое время спустя обратил внимание на два бокала в руках Рози. На самом деле я не замечал их, пока она не протянула мне один.

– Да, в моем тоже шампанское. Я выпью немного, хотя могла бы выпить полный бокал, практически не рискуя здоровьем ребенка. Гендерсон, Грэй и Броклхерст, издание две тысячи седьмого года.

Рози радостно улыбнулась и подняла бокал.

– С годовщиной, Дон. Вот так оно все и начиналось, помнишь?

Я серьезно задумался. Наши отношения перешли на другой уровень, когда мы в первый раз побывали в Нью-Йорке, но на балконе мы тогда не ужинали… Ну конечно! Она имела в виду наше первое свидание и Ужин на балконе в моей квартире в Мельбурне. Воспроизвести его – отличная идея. Я надеялся, что повторять эксперимент с салатом из омаров Рози не станет. Тут важно не пережарить лук, иначе блюдо будет горчить… «Стоп», – сказал я себе. Вместо продолжения я поднял бокал и сказал первые слова, которые пришли мне на ум:

– За самую идеальную женщину в мире.

Повезло мне, что рядом не было моего отца. Прилагательное «идеальный» не подлежит усилению, так же как «уникальный» или «беременная». Я так сильно люблю Рози, что подсознательно допустил грамматическую ошибку.

Мы пили шампанское и наблюдали, как солнце заходит за Гудзон. Рози принесла помидоры с моцареллой, заправленные оливковым маслом и присыпанные базиликом. Приготовлено было безупречно. А может, и лучше. Я вдруг понял, что улыбаюсь.

– Довольно трудно плохо нарезать сыр и помидоры, – сказала Рози. – Не волнуйся, ничего экстраординарного я не затеяла. Я хочу, чтобы мы просто сидели здесь, смотрели на огни и разговаривали.

– Ты запланировала какие-то конкретные темы для обсуждения? – спросил я.

– Одну, но мы до нее еще дойдем. Давай просто поболтаем. Но сначала – следующее блюдо. Только не психуй.

Рози вернулась с тарелкой тонко нарезанного чего-то, посыпанного приправами. Я пригляделся. Тунец! Сашими из тунца. Сырого тунца. Сырая рыба, разумеется, входила в список запрещенных продуктов. Я был спокоен. Нескольких секунд хватило мне, чтобы понять: Рози самоотверженно приготовила мою любимую еду, разделить которую со мной она не могла. Я хотел уже выразить благодарность, но увидел, что Рози принесла две пары палочек. Вот тогда я занервничал.

– Не психуй, сказано же, – предупредила Рози. – Знаешь, в чем проблема с сырой рыбой? От нее мне может стать плохо, ты все правильно говоришь. Причем независимо от того, беременна я или нет. До сих пор такого ни разу не произошло. А причинить прямой вред плоду, как токсоплазмоз или листериоз, она не может. Ртуть опасна, но не в таком количестве. Тунец богат омега-3 полиненасыщенными кислотами. Источник? Хиббельн и соавторы, «Потребление морепродуктов будущей матерью в период беременности и развитие головного мозга в детстве», журнал «Ланцет», две тысячи седьмой год. И речь идет о голубом тунце. Несколько граммов которого, съеденные раз в жизни, не могут повредить мировому океану.

Рози улыбнулась, подняла палочками кусок тунца и окунула его в соевый соус. Я действительно женился на самой идеальной женщине в мире.

Рози совершенно справедливо предположила, что будет здорово просто поболтать. Мы говорили о Джине и Клодии, Карле и Юджинии, об Инге, о Дейве и Соне и о том, что мы будем делать, когда закончится наша псевдоаренда. Джордж пообещал предупредить меня за три месяца. Ни к каким выводам мы не пришли, но я осознал, что с тех пор, как мы перебрались в Нью-Йорк и погрузились в работу, в наших планах не отводилось достаточно времени на разговоры. Ни один из нас не поднимал тему беременности. Я – потому что в прошлый раз она стала причиной конфликта. Возможно, Рози избегала ее по той же причине.

Время от времени Рози уходила на кухню и возвращалась с новым, всякий раз превосходно приготовленным блюдом. Мы съели крабовые котлеты, а затем Рози достала из духовки горячее.

– Морской окунь в пергаменте, – объявила она. – То есть в бумаге. В честь нашей первой годовщины, то есть бумажной свадьбы.

– Невероятно. У тебя получилось безотходное блюдо.

– Я знаю, что ты ненавидишь мусор. Поэтому нам останутся только воспоминания.

Рози подождала, пока я попробую рыбу.

– Годится?

– Восхитительно.

И это была правда.

– А вот теперь я хочу кое-что сказать. Ничего серьезного. Я могу готовить. Я не собираюсь готовить каждый вечер, и ты все равно делаешь это лучше меня, но, если нужно, я могу следовать указаниям поваренной книги. Если иногда у меня что-то не получается, не беда. Мне нравится все, что ты делаешь для меня, но ты должен знать, что я не беспомощная неумеха. Для меня это по-настоящему важно.

Рози отпила вино из моего бокала и продолжила свою речь:

– Я знаю, что делаю это в том числе и для тебя. Помнишь тот вечер, когда я оставила тебя в баре и беспокоилась, что ты без меня не справишься? И у тебя все было нормально, так ведь?

Вероятно, выражение лица меня все-таки выдало.

– Что произошло?

Теперь, по прошествии семи недель, я уже не видел смысла молчать об истории с Шумной женщиной, из-за которой мы потеряли работу. Я рассказал, как развивались события, мы посмеялись. Мне стало намного легче.

– Я знала, что что-то случилось, – сказала Рози. – Знала, что ты от меня что-то скрываешь. Никогда не бойся говорить мне все как есть.

Наступил решающий момент. Рассказать Рози о Происшествии на детской площадке и Лидии? Сегодня вечером она расслабилась и воспринимала все благосклонно. Но завтра утром она, возможно, вновь начнет беспокоиться, и на смену ее нынешнему счастливому состоянию придет стресс. Угроза судебного преследования ведь никуда не делась.

Вместо этого я решил узнать, насколько успешно удается врать третьей стороне.

– Когда Джин сказал, что я наступил в собачье дерьмо, ты ему поверила?

– Нет, конечно. Он тебя уволок, чтобы ты не совался на кухню или чтобы дать тебе цветок для меня. Так?

– Первое верно. Цветок я купил сам.

Будь я на месте Рози, я бы, конечно, поверил Джину, но то, что она обнаружила обман, меня почему-то не удивило.

– Как ты думаешь, Джин знал, что ему не удалось тебя обмануть?

– Думаю, да. Я немного знаю вас обоих.

– А зачем он лгал, если знал, что в это никто не поверит и всем все равно?

– Хотел сделать приятное, – ответила Рози. – И я, похоже, это оценила.

Правила поведения в социуме. Непостижимо.

Настала очередь моего сюрприза. Я ушел с балкона. В комнате я обнаружил Джина, который наливал себе остатки шампанского из бутылки, которую достал из холодильника.

Я вернулся на балкон и вынул из кармана кольцо, принадлежавшее матери Рози. Я взял руку Рози и, следуя традиции, надел кольцо на безымянный палец, как сделал это год назад. Считается, что семейное кольцо не позволит снять обручальное, что могло бы ослабить узы брака. Мне кажется, Фил хотел именно этого.

Прошло несколько секунд, прежде чем Рози узнала кольцо и заплакала, и в этот момент Джин принялся одной рукой сыпать на нас конфетти, а другой – делать фотографии.

18

Общий ужин был назначен на вечер вторника. Утром я напомнил об этом Рози, чья неспособность выполнять намеченное усугубилась во время беременности.

– Это ты не забудь, – сказала она. – У меня сегодня сонограмма.

Проблем скопилось много. Список первоочередных состоял из восьми пунктов.

1. Проблема переезда Джина. Очевидно, что ее обсуждение требовало присутствия Джина.

2. Список запрещенных веществ. Я оставил его у Рози на столе, но формально она его не одобрила.

3. Проблема академического отпуска Рози. Она требовала скорейшего разрешения, в противном случае возникала неопределенность.

4. Программа физических нагрузок для Рози, которая приобрела особую актуальность после того, как идея плавания была отвергнута.

5. Отставание по срокам в подготовке диссертации Рози, что грозило помешать другим видам деятельности.

6. Проблема брака Джина и Клодии. Я не продвинулся ни на шаг и нуждался в помощи Рози.

7. Взаимоотношения Карла и Джина. Джину надо поговорить с Карлом.

8. Непосредственное противодействие стрессу Рози. Возможно, здесь помогут йога и медитация.

Сам процесс составления этого списка создал у меня ощущение, что я добился существенного прогресса. Я распечатал его и раздал Рози и Джину, когда они сели ужинать.

В меню были дикие креветки, приготовленная на гриле рыба с низким содержанием ртути и салат без ростков люцерны.

Реакцию Рози на список нельзя было оценить как положительную.

– Твою мать, Дон. У меня осталось две недели на то, чтобы завершить диссертацию. Все остальное меня не интересует.

Примерно на двадцать секунд воцарилась тишина.

– Кажется, я имею непосредственное отношение к пункту 8, – задумчиво проговорил Джин. – Я был так занят трудностями юного Карла, что забыл обо всем остальном. Я не знал, что диссертация идет тяжело.

– А чем, по-твоему, я все это время занималась у себя в кабинете? Почему у меня вообще нет жизни, как ты думаешь? Дон не говорил тебе, что я не успеваю с диссертацией?

Она говорила агрессивно, но я уловил и примирительные ноты.

– На самом деле нет. Мне кажется, вам с Доном надо многое обсудить, ну там, академический отпуск, физические нагрузки, запрещенные вещества… Я пойду перехвачу где-нибудь бургер, а завтра займусь поисками жилья.

Рози добилась желаемого, но по необъяснимым причинам отказалась от достигнутого.

– Нет, нет, извини. Поужинай с нами. О веществах и нагрузках мы поговорим как-нибудь в другой раз.

– Нам надо это обсудить сейчас, – вступил я.

– Подождет, – отрезала Рози. – Расскажи нам про Карла, Джин.

– Он считает, что мы с Клодией разошлись по моей вине.

– А если бы ты мог повернуть время вспять? – спросила Рози.

– Я бы ничего не стал менять ради Клодии. Но если бы я знал, как это скажется на Карле…

– К сожалению, прошлое нельзя изменить, – заметил я, желая вернуть разговор к теме практических решений.

– Признание собственной вины может оказаться полезным, – проигнорировала мои попытки Рози.

– Вряд ли Карлу этого будет достаточно, – ответил Джин.

Что ж, по крайней мере один пункт повестки дня мы поставили на обсуждение, хотя решение так и не нашли. Я вычеркнул его из списков Джина и Рози.

Дальше нам продвинуться не удалось. Рози достала из сумки большой конверт и протянула его Джину.

– Вот чем я занималась сегодня днем.

Джин достал из конверта лист бумаги и немедленно передал его мне. Это была сонограмма, предположительно с изображением Бада. На взгляд неспециалиста, оно ничем не отличалось от хорошо знакомой мне иллюстрации из Книги. Изображение было не таким четким, как картинка, которую я пять дней назад поместил на плитку «12-я неделя». Я вернул сонограмму Рози.

– Я полагаю, ты это уже видел, – сказал Джин.

– Нет, не видел, – отозвалась Рози и повернулась ко мне. – Где ты был сегодня в два часа дня?

– У себя в кабинете, проверял протокол исследования для Саймона Лефевра. А в чем проблема?

– Ты забыл про сонограмму?

– Нет, конечно.

– Почему тогда не пришел?

– А должен был?

Это могло оказаться интересным, но я не понимал, что мне там делать. Раньше я никогда не ходил вместе с Рози к врачу, и она со мной тоже. По сути, на прошлой неделе она впервые посетила акушера-гинеколога, который, предположительно, предоставил ей первичную информацию о протекании беременности. Если мне и надо было посетить врача вместе с Рози, то, конечно, для того чтобы мы оба располагали одинаковыми сведениями. Однако меня не пригласили. Сонограмма представляет собой прежде всего процедуру с участием технических специалистов и использованием технологий, а я по опыту знаю, что профессионалы предпочитают работать в отсутствие зевак, которые отвлекают их вопросами.

Рози медленно кивнула.

– Я пыталась тебе дозвониться, но телефон был выключен. Я подумала, что с тобой что-то случилось, но потом вспомнила, что я всего два раза сообщила тебе место и время и не уточнила: «Используй эту информацию для того, чтобы оказаться там».

Это было благородно со стороны Рози – взять на себя вину за недопонимание.

– Обнаружились какие-то дефекты развития? – спросил я.

На сроке в тринадцать недель сонограмма способна зафиксировать, например, дефекты развития нервной трубки. Я полагал, что, если бы возникли проблемы, Рози, как обычно, поставила бы меня в известность, точно так же как сообщила бы о потерянном в метро телефоне. Согласно статистике, приведенной в Книге, отклонения на этом этапе маловероятны. В любом случае я ничего не могу сделать для решения проблемы до тех пор, пока она не выявлена.

– Нет, дефекты не обнаружились. А если бы они нашлись?

– Зависит от их природы, очевидно.

– Очевидно.

– Значит, это хорошие новости, – вступил в разговор Джин. – Некоторые из нас изначально предполагают худшее, а некоторые предпочитают решать проблемы по мере их поступления. Дон относится к числу последних.

– Есть еще один пункт повестки дня, – сообщила Рози. – Забыла тебе сказать. Завтра вечером у меня групповые занятия. Здесь.

– Семестр еще не начался, – возразил я. – А тебе надо сосредоточиться на диссертации.

– Диссертация моя в полной заднице. За десять дней я ее не закончу.

– Не переживай, – сказал Джин. – Я договорюсь о продлении срока.

Рози покачала головой.

– Это Колумбийский университет. Здесь все делается по правилам.

– Это для простых смертных. Не напрягайся.

Рози действительно выглядела напряженной.

– Я поговорила кое с кем из администрации. Не могу сказать, что это помогло.

Джин улыбнулся.

– Я уже обсудил эту тему с Боренштейном. Если успеешь до начала клинической практики, все будет в порядке.

Групповые занятия грозили серьезными сбоями в моем расписании. Но Рози была перегружена, и я должен был помочь ей в эти непростые для нашей семьи времена. Так советовала Книга.

– Мне надо пересмотреть завтрашнее меню. Сколько человек придет? – осведомился я.

– Не беспокойся. Мы закажем пиццу. Один раз можно…

– Я не беспокоюсь. Я легко могу приготовить блюдо, значительно превосходящее пиццу.

– А может, вы с Джином сходите завтра куда-нибудь?

– Это более серьезная угроза для моего расписания, нежели увеличение количества ужинающих.

– Просто… ты же профессор, а они здесь будут впервые. Ты с ними не знаком.

– Очевидно, что должна случиться первая встреча. Я могу познакомиться со всеми сразу.

– Это чужие люди. А ты не любишь встречаться с незнакомцами.

– Студенты-медики. Завтрашние ученые. Псевдоученые. Мне есть о чем с ними подискутировать.

– Именно поэтому я хочу, чтобы ты прогулялся. Пожалуйста.

– Ты думаешь, что я буду помехой?

– Я полагаю, что мне нужно мое личное пространство.

– Все в порядке, – вмешался Джин. – Я пригляжу за Доном.

Рози улыбнулась.

– Прости, что вмешиваю тебя в это. Спасибо за понимание.

Она смотрела на Джина.

Когда на следующий вечер мы с Джином собирались отправиться в бар, позвонил Джордж.

– Дон, поднимайтесь лучше ко мне. Закажем пиццу. Я хочу кое-что обсудить с Джином, чтобы проверить его гениальность.

Я позвонил Дейву. Если Джордж платит и можно смотреть бейсбол, то местоположение второстепенно.

Во время перерыва после седьмого иннинга Джордж обратился к Джину:

– Я думал про то, что ты рассказывал насчет генетики. Довольно много времени на это потратил. Но вот объясни мне, почему один мой сын наркоман, а двое других – нет?

– Всего два слова: разные гены. Не скажу наверняка, но могу предположить, что в его организме наблюдается переизбыток гормонов, побуждающих его искать удовольствия.

Джордж явно заинтересовался. Джин продолжал:

– Все мы запрограммированы – генетически запрограммированы – на то, чтобы получать удовольствие и избегать негативных ощущений. В мире, где не существует искусственных препаратов, с этим не было бы проблем.

– Аяуаска, – отозвался Джордж. – Один раз попробовал, больше не хочу.

– В большинстве случаев мы не причиняем себе вреда. Вот вам и принцип, с которым согласны большинство психологов, но который прямо вытекает из генетики: люди повторяют себя.

– Откуда они знают, что надо делать в самый первый раз? – задал я очевидный вопрос.

– Они копируют своих родителей. В древности родители по определению были успешными людьми. Им удалось размножиться. Если вы хотите понять поведение отдельного человека, ключ в словах «повторяющиеся модели поведения».

– Он мне будет рассказывать, – заметил Джордж. – Я барабанщик. Повторяющиеся модели поведения. Одни и те же песни, тот же корабль, один маршрут.

– Почему вы продолжаете выступать? – спросил я.

– Хороший вопрос, – сказал Джордж. – Когда у меня появилась эта квартира, я думал, что перееду сюда и найду место, где раз в неделю буду играть на соло-гитаре. Я на гитаре тоже немного могу. Опять начну писать музыку. Каждый год я себе обещаю, что так и сделаю, и каждый раз возвращаюсь на этот чертов корабль.

Он поставил стакан с пивом на стол.

– Не хотите ли перейти на вино, джентльмены? Я купил ящик кьянти.

Джордж принес бутылку сассикайи урожая двухтысячного года, которая формально не кьянти, но производится в том же регионе.

– Боже, – сказал Джин, – для пиццы это немного слишком хорошо.

– Это для лучшей в мире пиццы, – сказал я, чтобы внести ясность, и все засмеялись. Ничего особенного, но мне было приятно, и я пожалел, что Рози отсутствует и не может разделить мою радость.

Джордж безуспешно пытался найти штопор. Решение представлялось простым.

– Я принесу свой.

Мой штопор, выбранный после масштабных исследований, по определению был не хуже или даже лучше того, что принадлежал Джорджу.

Я спустился этажом ниже и открыл дверь в квартиру, ожидая застать там множество студентов-медиков. Гостиная была пуста. Рози была в спальне. Горел свет, на кровати рядом с ней лежал открытый роман. На полу стояла единственная небольшая коробка из-под пиццы, на приклеенной к ней бумажке было написано «$14.50. Особый рецепт для любителей мяса». Рози спала.

19

– Что-то случилось? – спросил я Рози на следующее утро.

– Я собиралась задать тебе тот же вопрос. Ты провел в ванной больше часа.

Я перерисовывал Бада с сонограммы на плитку № 13. Сделать это оказалось труднее, чем воспроизвести линейные диаграммы, найденные в интернете. Но использование изображения представлялось разумным. Рози была права: интересно было бы наблюдать его в развитии.

– Ничего не случилось, – ответил я. – Обрабатывал кафельную плитку.

Также я пытался проанализировать Происшествие с мясной пиццей. Я видел пять возможных вариантов развития событий.

1. Студенты Рози съели пиццу. Но это не объясняло появление коробки в спальне.

2. У Рози роман с плотоядным животным. Это делает понятной коробку, но вряд ли они бы оставили улики.

3. Бумажку на коробку наклеили неправильную, на самом деле в ней лежала вегетарианская пицца.

4. Мясную пиццу доставили по ошибке. Рози выбросила мясо, остальное съела. Эта теория выглядела приемлемой, но никаких следов мяса в мусорном ведре не обнаружилось.

5. Рози отказалась от практики строгого вегетарианства. Это представлялось крайне маловероятным, но прецедент уже был создан: недавно Рози попробовала стейк, предназначенный для меня и Джина.

В это трудно поверить, но правильным оказался последний вариант. Никакого семинара не было, а Рози просто нужно было «немного личного пространства». И, вместо того чтобы прямо попросить меня, она соврала. И заказала мясную пиццу.

Я не мог обвинить Рози в нечестности, ведь сам был повинен в гораздо более серьезном и продолжительном обмане. Я по-прежнему скрывал от Рози ситуацию с Лидией с одной-единственной целью: не допустить развития стресса у Рози, а также оградить ее и Бада от вредных последствий переизбытка кортизола в организме. Рози не сказала мне, что хочет побыть одна, чтобы меня не обидеть. Я бы непременно предложил альтернативные способы решения этой проблемы. Вероятно, потому Рози и предпочла соврать.

Похоже, Джин был прав. Нечестность – часть цены, которую приходится платить за принадлежность к социальным животным и за возможность состоять в браке. Я задумался о том, что еще может скрывать от меня Рози.

Хотя внезапный отказ от вегетарианства интересовал меня куда больше.

– Мне просто захотелось мяса. Я попросила не класть в пиццу салями, – сообщила Рози.

– Я предполагаю, тебе не хватает белка или железа.

– Не то чтобы мне вдруг его захотелось. Просто я решила: возьму и сделаю. А то мне все без конца указывают. Знаешь, почему я не ем мяса?

Вегетарианство стояло на первом месте в Условиях Рози, которые она озвучила в день нашего знакомства. Я принял эти условия полностью, хотя суть проекта «Жена» предполагала анализ каждого элемента.

– Из соображений здоровья, я полагаю.

– Если бы я так заботилась о своем здоровье, я бы не курила. И ходила бы в бассейн. И воспроизводимость того, что я ем, не имела бы значения.

– Ты не ешь мясо из-за этических ограничений?

– Я хочу что-то сделать для этой планеты. Я никому не навязываю свои взгляды. Я смотрю, как вы с Джином сжираете полкоровы, и молчу. У меня-то хоть есть оправдание, мне надо есть за двоих.

– Это в высшей степени разумно. Белок…

– Пошел он в задницу, этот белок. И пошли в задницу все, кто указывает мне, что есть, как учиться и когда заниматься йогой, на которую я, кстати, хожу вместе с Джуди. И это не твоя бикрам-йога, а правильная йога для беременных. Я в состоянии сама разобраться, что мне надо.

У меня возникло подозрение, что, говоря обо «всех», Рози на самом деле имела в виду одного конкретного человека. Но было бы хуже, если бы она сказала «Пошел ты…».

Я попробовал объяснить, как я вижу происходящее:

– Я пытаюсь участвовать в процессе вынашивания ребенка. Из-за диссертации и внепланового характера беременности тебе явно не хватает времени на необходимые исследования.

Я хотел добавить, что не стал бы вмешиваться, если бы Лидия и Соня – профессионал и коллега Рози по беременности – не велели мне это сделать, но тогда пришлось бы признаться в обмане. Обман стал причиной моих неприятностей. Неудивительно.

Еще я мог бы добавить, что не выступал с серьезными рекомендациями в отношении питания, учебы или физкультуры с Ужина по поводу годовщины, ставшего важной вехой в наших отношениях. Почему же Рози начала злиться сейчас?

– Я вижу, что ты пытаешься помогать, – произнесла она. – Но скажу тебе прямо – это мое тело, моя работа и мои проблемы. Я не собираюсь заниматься самоуничтожением, я не буду есть салями, и я сделаю все, что надо, но по-своему.

Рози пошла в сторону кабинета, жестом позвав меня за собой. Там она достала из сумки Книгу.

– Эту ты изучаешь? – осведомилась она.

– Совершенно верно.

Я не заметил пропажи «Что положено».

– Мог сэкономить и взять мой экземпляр. У меня это настольное чтение. Я в курсе дела, Дон.

– Тебе вообще не требуется помощь?

– Делай все как раньше. Ходи на работу, ешь коров, напивайся с Джином. Прекрати волноваться. У нас все в порядке.

Результат разговора должен был меня порадовать. Рози сняла с меня часть ответственности, когда мне и без того было о чем беспокоиться. Но я затратил много усилий на то, чтобы испытать сочувствие к Рози, а теперь, несмотря на сказанное ею, у меня возникло смутное ощущение, что она со мной не счастлива.

Рози объявила, что проблему питания – на деле, все проблемы беременности, которые я рассматривал как взаимосвязанные проекты, – она будет решать самостоятельно. По крайней мере, мне было ясно, что делать в связи с предстоящей встречей с Лидией.

– Ты слишком много на себя берешь, – сообщил мне Джин. – Знаешь, что сказал мой врач по поводу книги, которой ты руководствуешься? «Подарите ее кому-нибудь, кого вы ненавидите». Вся твоя суета и фантазии по поводу того, что от тебя что-то зависит, – мелочи по сравнению с главным.

Это был второй мальчишник за пять дней благодаря тому, что близость квартиры Джорджа сделала бейсбол и алкоголь доступнее.

– А что главное? – спросил Джордж.

– Я уже говорил, – ответил Джин. – Гены – это судьба. Когда вы, ребята, поделились своим ДНК, вы внесли свой самый большой вклад.

Дейв был явно не согласен.

– Во всех книгах написано: гены – это только начало, родительское влияние имеет большое значение, – сказал он.

Джин улыбнулся.

– Что еще там может быть написано? В противном случае никто не станет покупать книги по воспитанию детей.

– Ты сам это говорил. Дети копируют поведение родителей.

– Только после того, как гены сделали свое дело. Вот вам пример из области, в которой я немного разбираюсь. У твоей жены ведь итальянские корни?

– Ее дед и бабка были итальянцы. Она родилась здесь.

– Отлично. Итальянские корни, американское воспитание. Рискну предположить, что она чрезвычайно эмоциональна. Немного шумная, слегка экстравагантная, склонна к актерству. В трудных ситуациях поддается панике, в чрезвычайных – впадает в истерику.

Дейв молчал.

– Спроси любого психолога о культурных стереотипах, и он тебе расскажет, что все дело в воспитании, – сообщил Джин. – В культуре.

– Совершенно верно, – сказал я. – Эволюция поведенческих шаблонов происходит гораздо медленнее, чем процесс формирования географических общностей.

– Если только речь не идет о целенаправленном отборе. Определенный шаблон поведения становится сексуально привлекательным – не важно, по каким причинам, генетическим или культурным, – и люди, придерживающиеся этого шаблона, размножаются более активно. Итальянские мужчины любят эмоциональных женщин. Как следствие, ген эмоциональности побеждает. Характер твоей жены был запрограммирован еще до того, как она появилась на свет.

Дейв покачал головой:

– Все совершенно не так. Соня бухгалтер. Она абсолютно уравновешенна.

– Не думаю, что смогу. Это глупо. И прямо противоречит тому, что я сказала ей в прошлый раз.

Новая встреча с Лидией неминуемо приближалась, и Соня волновалась все сильнее. Создавалось впечатление, что ей трудно вжиться в образ другого человека.

– Но это же просто. Тебе всего лишь надо сказать, что ты ошиблась. И помощь тебе не требуется.

– По-твоему, она поверит? – спросила Соня.

– Это же правда. Если ты – Рози.

– Если бы ты знал, как мне хочется, чтобы Дейв интересовался тем, что со мной происходит. Мы пять лет этого добивались, а теперь мне кажется, что ему ничего не нужно.

– Может быть, это из-за того, что он очень занят на работе. Обеспечивает семью.

– Знаешь, что я тебе скажу? На смертном одре никто не сожалеет о том, что слишком мало времени проводил в офисе.

Смысл сказанного Соней был не вполне ясен. Дейву не грозила смерть, и он не работал в офисе. Я вернул разговор в первоначальное русло:

– Поскольку в прошлый раз проблемы возникли из-за тебя и в силу того, что я лучше знаком с позицией Рози, предлагаю действовать так: я предоставлю Лидии необходимую информацию, а ты подтвердишь ее правильность.

– Я не хочу вести себя слишком пассивно, иначе она решит, что ты меня угнетаешь. Она и без того считает меня сельской простушкой.

С учетом наряда и акцента Сони умозаключения Лидии выглядели обоснованными. В этот раз на Соне был обычный деловой костюм, поскольку она пришла с работы. Я подумал, что и эта одежда в равной степени нехарактерна для студентов-медиков.

– Отличная идея. Может быть, тебе стоит вести себя как Рози – сердиться на меня из-за того, что я пытаюсь ее контролировать.

– А Рози сердится?

Только сейчас я понял, что сказанное мною было правдой. Не надо в совершенстве владеть языком жестов, чтобы понять, что высказывание «Пошли в задницу все, кто указывает мне, что есть» носило агрессивный характер.

– Совершенно верно.

– У тебя с Рози все нормально?

– Разумеется.

Мой ответ соответствовал бы действительности при условии, что прилагательное «нормальный» использовалось для характеристики, например, какого-нибудь параметра: «Температура была нормальная, не выше средней». Нынешний уровень удовлетворенности Рози от жизни со мной я бы описал как не выше среднего.

– Я сделаю все, что в моих силах, Дон. Но, если будешь разговаривать с Дейвом, можешь ему объяснить, что я не похожа на Рози? Мне так хочется, чтобы он приходил домой пораньше и готовил для меня овощи с карри.

Встреча с Лидией прошла не по сценарию. Я успел перечислить только пять пунктов из составленного мной подробного перечня отказов Рози от моей помощи, как Лидия перебила меня и обратилась к Соне:

– Почему вы не хотите, чтобы Дон вам советовал?

– Ни один мужчина не будет указывать, что мне делать со своим телом, – спокойно ответила Соня, но через мгновение лицо ее исказила гримаса, которую я истолковал как гнев, она ударила кулаком по столу и крикнула: – Bastardos![5]

Лидия, кажется, удивилась. Я надеялся, что причиной ее реакции стали действия Сони, а не использование ею испанского языка.

– Похоже, у вас есть отрицательный опыт, – прокомментировала Лидия.

– В моей деревне сильны патриархальные традиции.

– Вы родом из небольшой деревни в Италии?

– Si. Маленькая деревня. Poco[6], – поделилась Соня и показала размер деревни, сблизив большой и указательный пальцы.

– Работа в клинике ЭКО и учеба в Колумбийском университете изменили ваши взгляды на мужчин?

– Я не хочу, чтобы Дон указывал мне, что есть, когда заниматься физкультурой и ложиться спать.

– Вы считаете, что он это делает?

– Да, синьора. И я этого не хочу.

– Вполне вас понимаю, – произнеся это, Лидия повернулась ко мне: – А вы, Дон?

– Абсолютно. Рози не требуется моя помощь.

Я не стал напоминать, что именно в этом заключалась моя позиция, пока Лидия не потребовала, чтобы я вмешался.

– Рози, когда мы встречались в прошлый раз, вы довольно эмоционально утверждали, что нуждаетесь в поддержке со стороны Дона.

– Теперь, когда я испытала ее на себе, я думаю, что это была неудачная идея.

– И я понимаю, почему так произошло. Дон, поддержка состоит не в том, чтобы указывать Рози, что ей делать. Если говорить прямо, проблема в вас. Может быть, вместо того чтобы учить ее, как быть матерью, вам самому начать готовиться к отцовству?

Точно! У ребенка будет двое родителей, а я сконцентрировался на том, чтобы обеспечить оптимальное функционирование только одного из них. Я был потрясен тем, что не выявил эту проблему раньше, но как ученый я знал, что обнаружение ошибки при выборе модели поведения возможно только постфактум. Кроме того, я сосредоточился на том, чтобы не дать Лидии поводов для негативного отклика, полагая, что никаких проблем со мной как с будущим родителем не существует. Но недавние критические замечания Рози указывают на то, что изначальное суждение Лидии было правильным. Мое уважение к ней резко возросло.

– Блестяще! Проблема решена. Мне нужно приобрести отцовские навыки.

Лидия сохраняла спокойствие, как и подобает профессионалу. Она обратилась к Соне:

– Как вы к этому относитесь? На ваш взгляд, Дон понимает, что от него требуется?

Соня кивнула:

– Я очень рада. Я благодарна за все, чему он научил меня про беременность, поскольку мне не хватает времени из-за учебы. Но теперь я буду следить, чтобы он думал только о том, как стать лучшим отцом для нашего бамбино.

Лидия взяла со стола полицейский рапорт и улыбнулась.

– Ну что ж, – сказала она, – время истекло. Формально наши беседы не имели целью укрепление ваших родительских чувств. Для этого предназначена программа «Хороший отец», которую вам предстоит пройти. Они пришлют мне отчет.

Во время первой нашей встречи она упоминала о курсах по управлению гневом. До начала занятий оставалось еще семь недель.

Лидия помахала полицейским рапортом.

– А что касается родительских чувств, то если вы оба будете время от времени напоминать друг другу то, что вы говорили сегодня…

– Отлично, – сказал я, – это была очень полезная встреча. Я записываюсь на следующую, на ближайшее свободное время.

– Она собиралась тебя отпустить, – сообщила мне Соня.

– Я так и думал. Но то, что она сказала, было очень полезно.

– Полицейский рапорт остался у нее. Может, нам – тебе – найти другого врача?

– Значительная доля профессионалов некомпетентны. А она нас теперь знает.

– Нас. Тебя и Рози, девушку из итальянской деревни.

– Не важно. Ее анализ был поразительно точным. Она решила проблему.

20

Оглядываясь назад, я понимаю, что был на правильном пути, когда занялся наблюдениями за детьми на площадке. Если бы меня не прервали – и не увели оттуда – из-за несоблюдения юридических формальностей, я получил бы необходимые знания в области отцовства, которых, как я понял, мне не хватало в первую очередь.

Свежеприобретенный опыт указывал на то, что не следует игнорировать период, предшествующий рождению ребенка. Соня являла собой яркий пример женщины, которая не удовлетворена степенью вовлеченности своего партнера в проект «Ребенок» на стадии беременности. Подумав немного, я пришел к выводу, что есть как минимум четыре направления, по которым можно действовать и развивать свои навыки, не нарушая независимость Рози.

1. Приобретение необходимых знаний по обращению с младенцами. В Книге ясно говорилось, что мужчины должны развивать навыки обращения с детьми, чтобы, когда понадобится, дать передышку партнеру. Несмотря на то что Рози не считала меня пригодным для ухода за ребенком, авторы Книги (а также Соня и Лидия) придерживались прямо противоположной точки зрения.

2. Приобретение необходимого оборудования и подготовка окружающей среды. Ребенку потребуется защита от острых объектов, отравляющих веществ, паров алкоголя и репетиций музыкальной группы.

3. Приобретение необходимых знаний в области акушерских осмотров и процедур. Авторы Книги настаивали на важности регулярных визитов к врачу. Рози в этом вопросе проявляла неорганизованность и чрезмерно полагалась на свое медицинское образование. Кроме того, могла возникнуть потребность в срочном вмешательстве.

4. Незаметное влияние на рацион будущей матери. Я не доверял Рози в деле соблюдения диеты. Заказ пиццы для любителей мяса свидетельствовал о том, что при принятии решений ею руководят не только рациональные соображения.

Последний пункт был самым легким. Рози косвенным образом согласилась с предложенным мною списком запрещенных веществ. Я буду исходить из того, что пищевая ценность продуктов, потребляемых Рози за пределами нашей квартиры, равняется нулю, и разработаю меню, которое будет включать все рекомендуемые ей питательные вещества в должных пропорциях.

Я намеревался гибко использовать Типовой План Питания (версия для беременных), сочетая рыбные блюда и зеленые овощи, чтобы скрыть от Рози глубинный смысл происходящего. Поскольку она стала есть мясо, сделать это будет проще. Кроме того, начался второй триместр беременности, следовательно, риск навредить здоровью Бада веществами, которые могут содержаться в несанкционированной пище, снизился. Что ж, я проделал большую работу, и пусть в ходе ее отчасти пострадали наши отношения, теперь я мог немного расслабиться.

Ситуация явно налаживалась.

У Рози начался осенний семестр. На утро субботы у нее была назначена встреча с руководителем группы в Колумбийском университете. Остаток дня она собиралась провести там же, о чем и сообщила мне.

День без Рози я начал с того, что на плитке № 15 изобразил Бада в масштабе 1:1. В Книге отмечалось, что к этому моменту уши Бада переместились с шеи на голову, а глаза заняли центральное положение. Было бы увлекательно обсудить произошедшие перемены с Рози, но она отсутствовала. А я не забыл ее предупреждение о недопустимости описания технических деталей.

Приобретение необходимого оборудования я решил начать с коляски, поскольку коляска нужна каждому ребенку. Я полагал, что в деле выбора механических объектов я превосхожу Рози. Перед покупкой велосипеда я три месяца тщательно исследовал рынок. Результат представлял собой базовую модель, улучшенную по целому ряду позиций. Этот опыт мог пригодиться мне и при покупке коляски.

Я провел весь день за работой, прерываясь только на поход в магазин за едой, обед и отправление физиологических потребностей, и составил список параметров идеальной коляски, а также список претендентов на это звание. Ни один из них не соответствовал абсолюту, но после некоторых доработок мог оказаться годным. Я с удовлетворением ощутил, что добился большого прогресса в этом вопросе, но решил пока не ставить Рози в известность. Пусть это станет еще одним сюрпризом.

В списке необходимого оборудования также значился предмет, на выбор и покупку которого я рисковал затратить намного больше времени. Рози обозначила шум, доносящийся сверху, как проблему. Я, однако, не проинформировал ее о недвусмысленном соглашении с Джорджем, согласно которому он имел право репетировать в любое время суток.

Звонок по скайпу поступил, как обычно, в 19.00 по североамериканскому восточному времени, в 9.00 воскресенья по австралийскому восточному времени.

– Как у вас там погода, Дональд? – спросила моя мать.

– Отличия по сравнению с прошлой неделей минимальные. По-прежнему лето. Погода в пределах нормы для конца августа.

– Что у тебя там вокруг? Ты в туалете? Перезвони, когда выйдешь.

– Это мой кабинет. Очень укромное место.

Рози была уже дома, и я не хотел, чтобы она слышала, как я готовлю второй сюрприз.

– Будем надеяться. Как прошла неделя?

– Отлично.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично.

– А Рози?

– Отлично.

Если бы мы пользовались мессенджером, простое компьютерное приложение могло бы меня заменить. Приложение «Отлично, мама». Возможно, оно бы даже превзошло меня, чередуя время от времени «отлично» с «хорошо» и «прекрасно». Но этим вечером мне требовался более гибкий подход.

– Мне надо поговорить с папой.

– Ты хочешь побеседовать с отцом?

Качество связи было превосходным – отличным, – но мать, без сомнения, хотела убедиться, что она не ослышалась.

– С тобой все в порядке?

– Да, конечно. Возникла одна техническая проблема.

– Я его позову.

Она не просто позвала его, она заорала:

– Джим! Это Дональд. У него проблема.

Мой отец никогда не тратит время на формальности.

– В чем проблема, Дон?

– Мне нужна звуконепроницаемая колыбель.

Хотя беруши представлялись очевидным решением проблемы, мне пришло в голову, что изоляция ребенка от любых звуков может пагубно сказаться на его развитии.

– Интересно. Как я полагаю, проблема в дыхании.

– Совершенно верно. Задачу связи с внешним миром можно решить с помощью электронных…

– Не нужно рассказывать мне то, что мы оба знаем. Но я с трудом могу представить звукоизолирующий материал, который пропускает воздух.

– Я провел некоторые исследования. В Корее есть проект…

– Ты имеешь в виду – в Южной Корее.

– Там разработали материал, непроницаемый для звука, но пропускающий воздух.

– Я полагаю, в интернете есть описание. Пошли матери ссылку. Этого мне для работы пока достаточно. Даю мать. Адель!

Лицо матери заслонило отцовское.

– О чем вы говорили?

– Дональду нужна помощь в разработке колыбели.

– Колыбели? Колыбели для ребенка?

Уточнение «для ребенка» было избыточным, на что отец не замедлил указать матери.

– Мне все равно, – ответила она. – Дональд, это для кого-то из твоих друзей?

– Нет, нет, это для ребенка Рози. Нашего ребенка. Ему нужна защита от звука, но при этом ему необходимо дышать.

Мать немедленно впала в истерику. Я должен был сказать ей раньше, конечно, это важно, господи ты боже мой, мы же разговариваем каждое воскресенье по расписанию, твоя тетя будет вне себя, надеюсь, Рози чувствует себя хорошо, пусть это будет девочка, я не это имела в виду, просто вырвалось, я думала о Рози, с девочками легче, знал бы ты, что тебя ждет, и это поразительно, что врачи умеют делать в наше время. Масса вопросов и наблюдений заняли дополнительные восемь минут из того времени, которое я запланировал на обсуждение с отцом. Я знаю, что слезы не всегда означают печаль, и, хотя мать была в силу понятных причин разочарована тем, что мы находимся в Нью-Йорке, а не в Мельбурне или Шеппартоне, мне показалось, что она довольна происходящим.

На протяжении двух недель я изучал «Руководство по акушерству и гинекологии» Дьюхерста (восьмое издание), просматривал видеоматериалы в интернете и пришел к выводу, что почерпнутые таким образом знания нуждаются в подкреплении практическим опытом. Это как с пособиями по карате – до кого-то момента полезно, но для подготовки к реальному бою явно недостаточно. К счастью, будучи сотрудником медицинского факультета, я пользовался правом доступа в клиники и больницы.

Я договорился встретиться с Дэвидом Боренштейном в его кабинете.

– Я хотел бы принять роды, – сообщил я ему.

Выражение его лица понять было непросто, но слово «энтузиазм» для описания точно не годилось.

– Дон, когда я брал тебя на работу, я ожидал, что ты будешь обращаться ко мне со странными просьбами. Поэтому я не стану перечислять все практические и юридические соображения, по которым ты не можешь принимать роды. Давай лучше ты мне расскажешь, зачем тебе это надо.

Я заговорил о необходимости быть готовым к чрезвычайной ситуации, но декан факультета рассмеялся и прервал меня:

– Вот что я тебе скажу. Шансы на то, что ты без посторонней помощи будешь принимать роды на Манхэттене, несколько ниже, чем вероятность того, что тебе придется проделать квалифицированную работу по воспитанию ребенка, когда он появится на свет. Она составляет сто процентов. Согласен?

– Конечно. Еще у меня есть отдельный подпроект…

– Не сомневаюсь. И ты сейчас навел меня на одну мысль. Как дела у Инге? Сколько она уже с тобой работает?

– Одиннадцать недель и два дня.

Инге приступила к работе в день Происшествия на детской площадке, результатом которого стала моя вторая встреча с Лидией, дебют Сони на актерском поприще и мое обязательство посещать занятия для мужчин, склонных к насилию. День, когда в моей жизни появились секреты.

– Так как у нее дела?

– Она очень компетентный работник. Серьезно изменила мое скептическое отношение к младшим научным сотрудникам.

– Тогда, возможно, пришло время заняться чем-то новым.

– Еще один проект по генетике?

– Не вполне. Я тебя взял на факультет не потому, что ты специалист по мышиной печени или даже эксперт в области генетики. А потому, что ты ученый и я знаю, что ничего, кроме науки, тебя не заботит.

– Само собой.

– Нет, не само собой. Девяносто процентов ученых ставят перед собой совсем другие задачи: либо доказать то, во что они уже верят, либо добиться финансирования, либо сделать себе имя за счет публикаций. И эти люди – не исключение.

– Какие люди?

– Те, с которыми я хочу, чтобы ты поработал. Они изучают гормоны привязанности и типы синхронного влияния отцов и матерей.

– Мои знания в этой области равняются нулю. Я не понял даже названия работы.

Мне было знакомо только слово «привязанность», и я помнил совет Джина держаться подальше от таких вещей, но решил выслушать Дэвида.

– Это не проблема. Главный вопрос вот в чем: полезно ли для ребенка наличие родителей обоих полов – в противоположность ситуации с одним родителем или с родителями одного пола? Что ты по этому поводу думаешь, Дон?

– Я ничего об этом не знаю. Как я могу высказывать какое-то мнение?

– Вот потому я и хочу, чтобы ты участвовал в этом проекте от нашего факультета. Чтобы быть уверенным, что организация исследований и любые их результаты будут так же свободны от предрассудков, как ты сам.

Тут Дэвид улыбнулся.

– К тому же у тебя появится возможность встретиться с маленькими детьми.

Декан даже не стал договариваться о встрече. Мы немедленно отправились в Институт изучения проблем привязанности и детского развития (Нью-Йорк), расположенный в четырех кварталах, где нас встретили три женщины.

– Брайони, Бригитт, Белинда. Познакомьтесь с профессором Доном Тиллманом.

– Команда Б, – слегка пошутил я.

Никто не рассмеялся. Это воодушевляло, поскольку указывало на то, что эти женщины не склонны к шаблонному мышлению. Про себя я окрестил их Б1, Б2 и Б3. Меня подключили к проекту, чтобы обеспечить объективность результатов, поэтому следовало избегать формирования личных отношений с другими исследователями.

– Дон работает у меня, – сообщил Боренштейн. – Он правоверный католик и страстный приверженец правого крыла Республиканской партии.

– Надеюсь, вы шутите, – сказала Б1. – Этому проекту уже хватило…

– Я шучу. Но это не должно иметь значения. Как я уже сказал, Дон работает у меня. Его взгляды не повлияют на его научные суждения.

– Это неразделимые вещи. Не будем сейчас об этом спорить. Если уж вам так хотелось, то вместо профессора Тиллмана могли бы прислать сюда компьютер.

Это опять сказала Б1. Похоже, она в этой команде лидер.

– Дона будет не так легко выключить. Я полагаю, вы скоро в этом убедитесь.

– Вы в курсе, что это чисто женский проект? И что существенную финансовую поддержку ему оказывает фонд «Женщины трудятся на благо женщин»?

– Был чисто женский проект, – сообщил декан. – С появлением Дона, как вы можете заметить, положение изменилось. Насколько мне известно, финансирование проекта зависит от того, одобрит колледж медицинских исследований и хирургии направление работ и способы анализа материала или нет. Не припомню, чтобы в уставе имелись какие-либо гендерные ограничения. Это было бы неприемлемо. Пусть Дон сделает все необходимое для того, чтобы работа оказалась безупречной с научной точки зрения. Уверен, что это отвечает общим интересам.

– У него есть разрешение на работу с детьми? – осведомилась Б1.

– Разве матери не находятся с ними неотлучно?

– Ответ, как я понимаю, отрицательный. Значит, нужно получить допуск. А это, я думаю, займет некоторое время.

Б1 не отводила от меня взгляд в течение примерно семи секунд.

– Что вы думаете о двух женщинах, воспитывающих ребенка?

Будь это научная дискуссия, она могла с таким же успехом спросить, например, какого мнения я придерживаюсь относительно калия.

– Мне не хватает знаний. Не моя сфера исследований.

Она повернулась к Дэвиду.

– Вам не кажется, что некоторое представление о разнообразии семейного устройства было бы полезно?

– Мне кажется, ваш коллектив в этой области в помощи не нуждается. Но я выбрал Дона за те качества, которые вам могут пригодиться.

– И это?

– Научная строгость, – объяснил я.

– Ага, – сказала Б1. – Это нам, конечно, пригодится, мы же всего лишь психологи.

Она продолжила изучать меня. Прошло еще семь секунд.

– У вас есть друзья-геи?

Я хотел сообщить ей о том, что у меня нет друзей-геев, потому что у меня всего семеро друзей, включая Джорджа, а не из-за предрассудков по поводу сексуальной ориентации, но вмешался Дэвид:

– Что ж, надеюсь, ваше сотрудничество будет плодотворным. Разрешение в полиции для работы с детьми я для Дона получу. Не думаю, что возникнут проблемы.

Проект «Матери-лесбиянки» оказался намного интереснее изучения предрасположенности мышей к циррозу печени, которой я занимался последние шесть лет. В его основу легла работа израильских ученых: они зафиксировали, что на родителей разного пола дети реагируют по-разному. Уровень окситоцина растет, когда их обнимает мать, но не отец, и во время активных игр с отцом, но не с матерью. Очень интересно. Но у меня создалось впечатление, что толчком для проекта стала газетная статья под заголовком «Исследования доказали: ребенку нужны папа и мама». Рядом кто-то приписал красным «Бред». Прекрасное начало. Настоящего ученого отличает скептическое отношение к данным исследований.

Когда я прочел доклад израильских ученых, у меня не возникло ощущения бреда. Газетная статья предлагала неточное толкование, что типично для средств массовой информации, но вывод о том, что отцы и матери по-разному влияют на детей, подтверждался опубликованными результатами.

Израильские ученые включили в свое исследование только разнополые пары. Коллектив, состоящий из трех Б, намеревался сосредоточиться на лесбийских союзах. Согласно выдвинутой ими гипотезе, влияние второй партнерши должно оказаться аналогичным отцовскому.

Задача представлялась простой, и я не понимал, зачем декану понадобилось привлекать в этот проект меня. Но наблюдение за ходом исследовательских работ даст мне обширные знания об отцовстве при условии, что я буду считать себя вспомогательным родителем в лесбийской паре.

Единственная проблема заключалась в полицейской проверке, которую собирался организовать Дэвид. Я не был уверен в том, что Лидия напишет в своем отчете. И потому помимо судебного преследования и депортации мне теперь грозил еще и профессиональный позор.

Я предполагал, что проект «Матери-лесбиянки» заинтересует Рози и на нее произведет впечатление тот факт, что я приобретаю новые знания о маленьких детях и об отцовстве. Потратив неделю на активное изучение проблемы параллельно с чтением материалов по акушерству, я был готов обсуждать эти вопросы со знанием дела.

Я планировал предложить эту тему для беседы за ужином. Рози теперь столько времени уделяла своим занятиям и диссертации, что для общения нам оставались только завтраки, ужины и поездки в метро, если не считать постели.

Мы с Джином успели выпить полбутылки вина, прежде чем Рози присоединилась к нам за столом. В руке у нее был бокал.

– Извините, ребята, я должна была кое-что доделать, иначе потеряла бы мысль.

Она налила себе полбокала вина.

– Мне надо хотя бы час побыть человеком.

– Я только что начал новый исследовательский проект, – сообщил я. – Он основывается на докладе…

– Дон, можем мы сейчас поговорить о чем-нибудь, кроме генетики? Мне надо немного остыть.

– Это не генетика, а психология.

– О чем речь?

– Я присоединился к исследовательскому проекту, чтобы обеспечить его строгое следование научным принципам.

– Потому что психологи сами с этим справиться не могут?

Джин скорчил гримасу и отрицательно покачал головой:

– Совершенно верно.

– Замечательно, – сказала Рози. – Пойду проверю свою диссертацию на следование научным принципам, вместо того чтобы пить вино с собственным мужем и своим научным руководителем.

Она ушла в кабинет, прихватив с собой бокал.

– Ты вторгся на ее территорию, Дон. И не в первый раз, – заметил Джин, когда дверь за Рози закрылась.

– Как мы можем поддерживать интересную беседу, не определив область общих интересов?

– Не знаю, Дон. Но Рози не нравится, когда генетики указывают психологам, что делать. Первый пример – это я. Второй – ты.

Я объяснил, каким образом проект «Матери-лесбиянки» обеспечит мне доступ к важной информации в области отцовства.

– Дело хорошее, – сказал Джин. – Ты сможешь поучить ее материнству с таким же успехом, как ты сделал это в отношении психологии.

Он поднял руки, призывая нас обоих остановиться.

– Шучу. Тебе ни в коем случае не надо учить Рози, как быть матерью. Если ты на этом проекте чему-нибудь научишься, отлично, но лучше удиви ее своими навыками, а не выноси мозг своими знаниями.

Джин порекомендовал мне больше не обсуждать проект «Матери-лесбиянки».

21

Занятия по программе «Хороший отец» начинались в среду, девятого октября, в районе Верхнего Вест-Сайда. Как и в случае с освидетельствованием на педофилию, я поразился, как долго приходится ждать помощи человеку, от которого исходит потенциальная опасность.

Я сказал Рози, что у меня мальчишник, и, чтобы уменьшить масштаб обмана, позвонил Дейву и позвал его с собой. Джин ужинал с Инге.

– Я должен подобрать хвосты по работе, – сказал Дейв. – У меня вот такие кипы бумаг скопились.

Не видя Дейва, я не мог оценить высоту кип, указанную им, но нашел сильный довод:

– Я рекомендую тебе сделать что-нибудь, связанное с будущим ребенком. Отсутствие у тебя заинтересованности производит на Соню неблагоприятное впечатление.

– Это она тебе сказала? Когда?

– Не помню.

– Дон. Среди множества твоих качеств забывчивость отсутствует.

– Мы с ней однажды пили кофе.

– Она мне про это не рассказывала.

– Вероятно, ты не спрашивал. Или был слишком занят работой. Давай встретимся в метро на Сорок второй на платформе, которая из центра, в шесть сорок семь вечера, и пойдем вместе на эти занятия. По моим подсчетам, оттуда до места тринадцать минут.

– Я понял.

Занятия проходили в помещении, примыкающем к церкви. Кроме нас с Дейвом там присутствовали четырнадцать других мужчин, включая организатора, человека лет пятидесяти пяти, ИМТ примерно двадцать восемь, чью внешность делали примечательной обширная лысина в сочетании с очень длинными волосами и бородой. По случаю теплого вечера он надел футболку, которая позволяла видеть, сколько этот человек вложил в бизнес тату-салонов.

Он сказал, что его зовут Джек, и объяснил, что в свое время был байкером, сидел в тюрьме и, бывало, плохо относился к женщинам. Он говорил довольно долго, но в его речи отсутствовала важная информация. Я предположил, что Джек скромничает. Когда он предложил задавать вопросы, я поднял руку.

– А где вы получали профессиональную подготовку?

Он засмеялся.

– В университетах жизни. В школе крепкого удара.

Мне было бы интересно узнать, какие дисциплины изучают в этих учебных заведениях, но я решил дать и другим возможность задать вопрос. Выяснилось, что больше никто ничего спрашивать не хочет. Настало время слушателям представиться. Все назвали только свои имена и фамилии. Представляющиеся мямлили, и Джеку несколько раз пришлось переспрашивать, чтобы он мог свериться со списком. Когда очередь дошла до Дейва, Джек покачал головой:

– Вас нет в списке. Не волнуйтесь, они вечно все путают. Просто назовитесь, только медленно, по буквам.

Дейв предоставил требуемую информацию.

– Бехлер. Югослав?

– Сербохорват, я думаю. Предки оттуда.

– У нас тут было несколько сербов. Что-то у них, видимо, в генах такое. Не подумайте, что я мыслю стереотипами. Еще сербы есть?

Ни одна рука не поднялась.

– Ваша жена беременна?

– Да.

– Кто вам сказал сюда прийти?

Дейв указал на меня.

Джек оглядел меня.

– Вы его приятель?

– Совершенно верно.

– Умно поступили, Дон. Если бы все мы так же внимательно относились к своим приятелям, намного меньше матерей оказались бы в больнице и живы были бы дети, которых насмерть затрясли собственные отцы, не способные после этого смотреть на свое отражение в зеркале.

Дейв выглядел более потрясенным, чем гипотетический ребенок, о котором шла речь.

– Итак, – произнес Джек, – все вы пришли сюда по своим причинам, включая Дейва. Каждый из вас совершил по отношению к другому человеку поступок, о котором, вероятно, сожалеет. Я хочу знать, что произошло и как вы относитесь к этому сейчас. Кто первый?

Воцарилась тишина. Джек обратился к Дейву:

– Дейв, похоже, вы…

Тут я вмешался. Я должен был спасти чуждого насилия Дейва от разоблачения.

– Давайте начнем с меня.

– Хорошо, Дон. Расскажите нам, что вы совершили?

– Когда?

– Похоже, случаев было несколько.

Слово «несколько» корректно описывало ситуацию. Всего в моей взрослой жизни таких случаев было три, но за последнее время их частота возросла.

– Совершенно верно. Два в прошлом месяце. Это произошло из-за беременности.

– Нет, Дон, это не годится. Случаи недавние, вряд ли у вас было время их обдумать. Надо выбрать что-то более раннее. Понимаете, про что я?

– Разумеется. Вы полагаете, что анализ недавних событий может оказаться неточным из-за отсутствия более широкого контекста и воздействия эмоций.

– Ага. Вот именно. Вспомните что-нибудь пораньше.

– Я был в ресторане. Мой внешний вид подвергся критике. Произошла эскалация возникшей перебранки, и двое работников охраны попытались ограничить мои действия. Я применил минимально необходимую силу, чтобы обездвижить их.

Один из присутствующих прервал мой рассказ:

– Ты навалял двум вышибалам?

– Ты ведь австралиец, верно? – спросил другой слушатель. – Ты навалял двум австралийским вышибалам?

– И то, и другое совершенно верно. Я обездвижил их в целях самообороны.

– Ничего себе, чуваки обсудили его прикид и получили по морде!

– Мне не пришлось их бить. Я применил простой захват и малоконтактный бросок.

– Дзюдо?

– Айкидо. Я также владею карате, но в таких ситуациях айкидо безопаснее. Я использовал айкидо против соседа, который испортил мою одежду…

– Я бы никому не советовал приближаться к шмоткам этого парня.

Слушатель, заинтересовавшийся моим рассказом, засмеялся.

– …и еще против полицейского…

– Ты двинул копу? В Нью-Йорке? Или нет? А что делал в это время его напарник?

Джек прервал нас:

– Я полагаю, для Дона это происшествие имело последствия. Кто бы ни победил, вас арестовали, верно?

– Совершенно верно.

– И что произошло дальше?

– Полная катастрофа. Возникла угроза уголовного преследования, депортации, запрета на общение с ребенком, ограничения на работу с детьми, принудительного посещения… И я вынужден обманывать свою жену, которая невероятно подвержена стрессам, что может иметь непредсказуемые последствия.

– Вам было так стыдно, что вы не смогли рассказать жене о том, что опять попали в неприятности? Верно?

Я кивнул. Хотя я оправдывал свои действия тем, что оберегал Рози от стресса и поэтому не рассказал ей о произошедшем, в наблюдениях Джека была доля истины.

Джек обратился к остальным:

– Теперь это поведение выглядит не слишком умным, согласитесь. Мы все, бывает, злимся и устраиваем черт знает что. Но почему? Из-за чего мы злимся?

И вновь никто не поднял руку. Мне стало жалко Джека. Положение, в котором он оказался, похоже было на первое занятие в семестре с незнакомыми студентами. Как коллега по преподавательской деятельности я обязан был прийти ему на помощь.

– Чтобы понять природу злости, – начал я, – необходимо прежде понять суть агрессии, ее эволюционные параметры.

Мое выступление длилось примерно минуту. Я еще даже не приступил к объяснению такого понятия, как последовательная эволюция, и механизма возникновения такой эмоции, как злость, но тут Джек прервал меня:

– Пока хватит, профессор.

Формальное обращение обрадовало меня. Несомненно, я успевал лучше всех участников программы, конкурентов не было видно.

– Мы сейчас сделаем перерыв, а потом я хочу, чтобы остальные тоже высказались. Дон заслуженно получает свою золотую медаль и затыкается.

Все засмеялись. Вернулись школьные времена, я опять стал классным шутом.

Большинство слушателей вышли на улицу, и стало ясно, зачем понадобился перерыв. Некоторые из них, в том числе Джек, страдали от пристрастия к никотину. Я стоял во дворе вместе с Дейвом и пил растворимый кофе.

Один из слушателей, возраст около двадцати трех, ИМТ двадцать семь за счет в основном мускулов, а не жира, подошел к нам, бросил сигарету на землю и затоптал ее.

– Не хочешь показать нам пару приемов? – спросил он.

– Перерыв скоро закончится, – ответил я, – а физические нагрузки заставят нас вспотеть. В результате мы будем испытывать дискомфорт и наше общество станет неприятно другим.

Он изобразил бой с тенью.

– Давай-давай. Посмотрим, что ты умеешь. Кроме как разговаривать.

Мне и раньше предлагали продемонстрировать мои навыки в боевых искусствах. Я и без подсказок Джека знал, что схватка с незнакомым соперником при недостаточном освещении и без защитного снаряжения – это неразумное поведение. К счастью, для таких случаев у меня было стандартное решение. Я отступил на несколько шагов, освобождая себе пространство, снял ботинки и рубашку, чтобы решить проблему потоотделения, а затем продемонстрировал ката, который разучил для получения третьего дана по карате. На его исполнение требуется четыре минуты и девятнадцать секунд. Участники программы «Хороший отец», собравшиеся в круг, аплодировали и выкрикивали слова одобрения.

Джек встал рядом со мной и обратился к зрителям:

– Хорошая работа, но хочу напомнить, что неуязвимых среди нас нет.

Без всякого предупреждения он применил ко мне удушающий захват. Исполнен он был умело, и я пришел к выводу, что в прошлом Джек неоднократно пользовался этим приемом. Но к практикующему обладателю четвертого дана по айкидо он, по моим наблюдениям, применил его впервые.

Самый надежный способ обороны – предотвращение, и я рефлекторно попытался избежать захвата. Но, уже начав движение, в результате которого Джек должен был оказаться на земле обездвиженным, я решил дать ему закончить захват. Джек хотел проиллюстрировать свою мысль, а мои действия сделали бы его наставления менее доходчивыми. Я рассчитывал, что Джек продержит меня некоторое время, чтобы продемонстрировать эффективность этого приема, а потом отпустит.

Прежде чем Джек успел это сделать, чей-то странный голос произнес:

– Достаточно. Отпусти его. Немедленно.

Это был Дейв, который одновременно изображал Марлона Брандо и Вуди Аллена. Джек отпустил меня, посмотрел на Дейва и согласно кивнул.

Дейва трясло.

Мы вернулись в зал, где я последовал указанию Джека и заткнулся. Больше никто особо не высказывался. Советы Джека по поводу самоконтроля состояли из двух принципов, повторенных многократно.

1. Не напиваться (и не употреблять наркотики).

2. При возникновении ситуации, чреватой применением насилия, уходить.

Применительно к моей встрече с полицейскими ценность этих рекомендаций была равна нулю, но в случае с потерей самоконтроля причинно-следственная связь была очевидна, хотя в последний раз я не ушел с места событий, а убежал. А если уйти невозможно? Если, скажем, я нахожусь в спасательной шлюпке после кораблекрушения? Или на борту космической станции? Я нуждался в разъяснениях Джека, но мне было запрещено говорить.

– Спроси, что делать, если нельзя уйти, – шепотом попросил я Дейва.

– Не буду.

– Так ты сможешь укрепить уверенность в себе.

Дейв перестал трястись. И поднял руку.

– Что делать, если уйти нельзя?

– Почему нельзя уйти? – спросил Джек.

Дейв молчал. Я собрался прийти ему на помощь, но тут Дейв заговорил:

– Предположим, я сижу с маленьким ребенком, и меня вдруг охватывает злость. Я не могу уйти и оставить его одного.

– Дейв, если можешь уйти – уходи. Лучше оставить ребенка одного на какое-то время. Но успокоиться надо быстро, напоминаю. Для этого вдохни поглубже, представь себе какую-нибудь мирную сцену, поговори с собой, найди успокаивающее слово или предложение и повтори его несколько раз.

Джек велел всем найти успокаивающую фразу и потренироваться в ее произнесении. Дейв начал повторять «спокойно, спокойно». Я подумал, что парадоксальным образом это слово может произвести противоположный эффект: мне, например, оно напомнило о ситуации, когда меня пытаются заставить замолчать. Внутренний голос заговорил со мной на неизвестном мне языке, но одно слово звучало схоже с именем выдающегося индийского математика Рамануджана. Число Рамануджана – Харди – это наименьшее число, представимое в виде суммы двух кубов двумя разными способами. Математика. Вожделенный мир, в котором царствует рациональность. Когда Джек проходил мимо, я вслед за соседями повторял нараспев «Рамануджана – Харди». Прием, похоже, дал требуемый результат: я почувствовал заметное расслабление. Запомнил на будущее.

Джек попросил меня остаться после занятий.

– Хочу у тебя кое-что спросить. Ты мог освободиться от моего захвата?

– Да.

– Покажи как.

Он применил захват, а я продемонстрировал три способа освободиться от него, не вступая в непосредственный контакт. Я также показал Джеку, как предотвратить такой захват и как сделать его более надежным.

– Спасибо. Это полезно, – сказал он. – Мне не стоило его применять. Плохой пример. Решение проблемы с помощью насилия.

– Какой проблемы?

– Забудь. Нет никакой проблемы. Ты хоть раз ударил женщину или ребенка?

– Нет.

– Я так и думал. Ты задел полицейского, и они накатали на тебя телегу. Засранцы тратят мое время попусту. Когда-нибудь бил первым в драке?

– Только в школе. Всего было три случая столкновений с другими людьми, и ни один не потребовал нанесения удара. За исключением знакомства с моим тестем, которое происходило в спортивном зале и при наличии защитного снаряжения.

– С тестем. О господи. Кто победил?

– Судьи не было, но я сломал ему нос.

– Смотри мне в глаза и повторяй: «Я никогда не ударю женщину или ребенка. Никогда».

Дейв, стоявший рядом, вмешался:

– Лучше ему в глаза не смотреть.

– Давай, – сказал Джек.

Я посмотрел Джеку прямо в глаза и произнес обещание.

– О господи, – сказал Джек и рассмеялся. – Я понял, что ты имел в виду. Если я кого-то досрочно освобожу от занятий, а у него случится рецидив, я окажусь в глубокой заднице. Но мне кажется, что в случае с тобой я в безопасности. Так будет лучше для нас обоих.

– Мне больше не надо приходить?

– Я не разрешаю тебе приходить. Я сообщу твоему социальному работнику, что ты успешно прошел программу.

Он обратился к Дейву:

– Я не могу заставить тебя посещать занятия. Но на твоем месте я бы задумался. У тебя случаются опасные мысли.

На обратном пути мы с Дейвом заглянули в бар, чтобы не вызывать у Рози подозрений фактом возвращения с мальчишника без запаха алкоголя. Дейв тоже не сказал Соне, что идет на занятия по программе «Хороший отец».

– Не вижу оснований не говорить Соне, – сказал я.

– Лучше ей не знать. Это мужские дела.

Соня, разумеется, знала про «Хорошего отца», но не могла сказать об этом Дейву, не открыв, что она выдавала себя за Рози.

Когда я вернулся домой, Рози уже легла, но еще не заснула.

– Как провел вечер? – спросила она.

Я наполовину справился с последствиями Происшествия на детской площадке и приобрел новые знания. Дейв укрепил уверенность в собственных силах, пройдя через конфликтную ситуацию. Правда, чтобы преодолеть сопутствующие болезненные эмоции, ему потребовались два бургера.

Я хотел бы поделиться этим с Рози, но тогда пришлось бы рассказывать и о Происшествии, и о Лидии. Вероятность возникновения стресса после обнародования этой информации уменьшилась, но я по-прежнему боялся говорить о том, как Лидия оценила мой отцовский потенциал. Мне не хотелось усугублять сомнения самой Рози. В итоге я ограничился кратким ответом:

– Отлично. Не о чем рассказывать.

– Аналогично, – сообщила она.

Демонстрация навыков боевых искусств напомнила мне о Карле и его попытках застать меня врасплох. Когда мы приходили в гости к Джину и Клодии, этот ритуал был обязательным и заканчивался всегда одинаково: Карл оказывался обездвижен, предметы интерьера претерпевали незначительный ущерб. Теперь возникла угроза того, что Карл опробует свои боксерские способности на собственном отце.

– Ты уже поговорил с Карлом? – поинтересовался я у Джина на следующий вечер.

Джин принес портвейн, у которого по сравнению с ингредиентами для коктейлей было три преимущества.

1. Факт наличия. Мы опустошили все запасы чего бы то ни было алкогольного, за исключением пива Джорджа.

2. Вкус. Некоторые ингредиенты для коктейлей сами по себе не годятся для употребления.

3. Низкое по сравнению с крепкими напитками содержание алкоголя, который, по моим наблюдениям, стал причиной частых головных болей по утрам.

– Карл не станет со мной разговаривать. Поверь мне, я пытался. Он не может примириться с тем, что я изменял его матери.

– Всегда можно найти какие-то доводы.

– Может быть, со временем. Но это моя проблема, не твоя.

– Ошибка. Рози хочет, чтоб ты съехал, значит, я должен попросить тебя съехать. Самый лучший вариант – вернуться к Клодии, но это невозможно сделать, пока Карл на тебя злится.

– Извинись за меня перед Рози. Я ищу жилье. Я бы все отдал, чтобы как-то разрешить ситуацию с Карлом, но прошлого не исправишь.

– Мы ученые, – напомнил я ему. – И не должны отступать перед трудностями. Мы найдем выход, если как следует подумаем.

22

Я ознакомился с протоколами проекта «Матери-лесбиянки», они оказались достаточно прозрачными. Очевидным ограничением было только отсутствие контрольной группы, состоящей из гетеросексуальных пар или неродственных взрослых.

– В исходном докладе не упоминались однополые пары, – сообщила Б2.

Согласно распоряжению Б1, все связи с коллективом должны были осуществляться через Б2, которая недавно закончила работу над своей диссертацией.

– Это был исследовательский проект, – заметил я.

– Это тоже исследовательский проект. Мы работаем по одинаковым правилам.

Полиция разрешила мне работать с детьми, предположительно, потому что Коп с «Маргаритой» не дал хода рапорту по моему делу, ожидая заключения Лидии, и я теперь мог наблюдать за экспериментами.

Б1, Б2 и Б3 соорудили небольшую гостиную, в которой стоял диван и кресла. Эксперимент строился по следующему принципу: сначала Б3 в качестве медсестры брала пробу на окситоцин у ребенка, затем мать обнимала ребенка. После этого Б3 брала еще одну пробу. Мать возвращалась, но на этот раз не обнимала ребенка, а играла с ним. Затем эксперимент повторялся с участием второй матери.

– Каковы первичные результаты?

– Уж вы-то должны знать, что недопустимо делать выводы, основываясь на сырых, необработанных данных. Вы бы лучше своих мышей препарировали. Серьезно, у нас сегодня во второй половине дня будет женская группа, и с вашей стороны было бы мило тут не болтаться.

Б3 наблюдала эту сцену.

– Могу я угостить вас кофе? – спросила она.

– Сейчас тринадцать минут второго. Полураспад кофеина происходит…

Б3 отвернулась, но позже возле двери задержала меня:

– Вас интересуют первичные данные? Давайте встретимся в кафе.

Тайны, сплошные тайны. Рози не знает, зачем я работаю в этом проекте. О Происшествии на детской площадке, Лидии и программе «Хороший отец» она тоже не знает. Джин обманывал Клодию годами. Сейчас Б3 делилась со мной данными, которые отказалась предоставить Б1. Когда-то в моей жизни не было никаких тайн. И моим отношениям с людьми ничто не угрожало, за редкими исключениями. Теперь, как я подозреваю, происходит восстановление баланса.

– Я беру пробы, – сказала Б3, – и заношу все результаты в компьютер. Первое мне поручили, потому что я медсестра. И второе тоже. Еще меня посылают за кофе, раз уж на то пошло. Но не обязательно быть профессором, чтобы понимать, что происходит. Когда детей обнимают, окситоцин повышается, когда с детьми играют – показатели не меняются. Не важно, какая из матерей задействована. Похоже, игра может изменить уровень окситоцина только в случае с отцами. Когда никого нет рядом, они иначе играют с детьми, это больше похоже на объятия. А способы похоронить первичные результаты всегда найдутся.

Мы с Б3 вместе вышли из кафе.

– Может быть, вам стоит прийти завтра, – сказала она. – Брайони немного раздражена.

Она имела в виду Б1.

В обычной ситуации я бы расслышал намек на то, что мое присутствие нежелательно. Но здесь речь шла о науке. Удобно иногда не уметь вдаваться в тонкости.

Когда я вернулся, как раз прибыла группа из тринадцати женщин. Б1 и Б2 не обращали на меня внимания, но одна из новоприбывших (возраст около тридцати пяти, ИМТ двадцать шесть) заговорила со мной.

– Вы – символический мужчина? – спросила она со смехом.

Я ответил словами Дэвида Боренштейна:

– Наш декан направил меня в этот проект для того, чтобы убедиться, что лесбийские принципы не влияют на чистоту эксперимента.

Она вновь рассмеялась, как мне показалось, беззлобно.

– И что вы сделали, чтобы заслужить такую работу? Переспали с дочкой декана?

Б1 прервала наш разговор и указала на женщину с ребенком в коляске среднего качества:

– Когда ее ребенок проснется, эта женщина будет с ним играть, а мы замеряем уровень окситоцина. Она зачала без участия мужчины, и мы наблюдаем рост окситоцина у ребенка, когда она с ним играет. Точно так же, как в случае с отцами в израильском исследовании.

– Но в израильском исследовании, – продолжил я, – отсутствовала контрольная группа, состоящая из посторонних ребенку мужчин или женщин, поэтому данные о том, что мужчины и женщины должны обязательно быть родителями или опекунами, чтобы уровень окситоцина рос, отсутствуют.

Она посмотрела на меня в точности как Рози, когда та хотела сказать кому-нибудь: «Заткнись». Я подозревал, что именно эту мысль Б1 и хотела до меня донести. Но ситуация была иная. Честность и прозрачность – вот два кита, на которых стоит наука.

– Что случится с окситоцином ребенка, если с ним будут играть мужчина или женщина, которые ему не родственники? – спросила Дружелюбная женщина.

– Вот именно! – сказал я.

Б1 прервала меня:

– Это не является предметом исследования. И мы не можем допустить, чтобы посторонние мужчины приходили сюда и дотрагивались до детей.

Ребенок в коляске заплакал. Надо было действовать быстро, прежде чем с ним начнут играть или обнимать его. Я подскочил к коляске.

– Не возражаете, если я поиграю с вашим ребенком? – спросил я мать. – Я член научной группы, и у меня есть разрешение полиции на работу с детьми.

Она улыбнулась.

– Думаю, нет. Я полагала, что я буду играть, но пожалуйста. Если он вас не испугается.

Я не представлял, как могут реагировать маленькие дети на крупного взрослого мужчину. Я никогда не брал их на руки, кроме, возможно, моего брата Тревора. Я смутно помнил, как мать дала мне его подержать. Кажется, я постарался вернуть его как можно скорее.

Я понимал, что важно не уронить и не напугать ребенка. Обе проблемы я решил за счет того, что лег на спину и в таком виде принял ребенка из рук матери. Я придержал его, и он пополз по мне. Реакции физического отторжения у меня не возникло. Это было очень забавно, а ребенок довольно смеялся. Остальные женщины фотографировали нас. Так продолжалось минуты две, затем я огляделся в поисках Б3. Я помахал ей рукой, и она выключила видеокамеру.

– Возьмите пробу, пожалуйста.

Я чувствовал, что окситоцин повысился у меня, но важны были показатели ребенка.

– Нет, – сказала Б3. – Это нарушение протокола.

– Ошибка, – ответил я. – Протокол изменен таким образом, чтобы не исключать случайные данные, раз уж это исследовательский проект. В противном случае протокол не получит одобрения медицинского учреждения.

Дружелюбная женщина улыбалась и кивала.

Б3 взяла пробу слюны у ребенка. Его мать разрешила нам еще минуту поиграть.

Заказанную мной коляску доставили в мое отсутствие. Рози ее распаковала и теперь настаивала, чтобы мы ее вернули.

– Дон, ты же знаешь, я не блондинка какая-нибудь, которая убивается, чтобы у ребенка все было в оборочках и рюшечках, но это что-то военно-промышленное… Это танк какой-то. «Хаммер» среди детских колясок.

– Это самая безопасная коляска в мире.

Я не преувеличивал. Базовая модель была самой безопасной из того, что имелось в продаже, и я заказал еще ряд дополнительных опций. Я был уверен, что Бад останется невредим, если коляска перевернется, столкнется с автомобилем, движущимся на низкой скорости, особенно если он или она будет носить шлем, приобретенный мною в качестве сопутствующего аксессуара. Единственные недостатки коляски, на мой взгляд, заключались в увеличенных размерах и затрудненном доступе к ребенку. Не считая, конечно, цены.

– Ее внешний вид важнее безопасности? – поинтересовался я.

Рози проигнорировала мой вопрос.

– Дон, я ценю твои усилия. Очень ценю. Но просто это не твое. Ты не специалист в том, что касается маленьких детей. Твое – это детские коляски, особенно большие металлические коляски, снабженные резиновыми бамперами.

– Не знаю. Я обладаю одинаково ограниченным опытом в обеих сферах.

Мои шансы на то, чтобы приобрести новый опыт, участвуя в проекте «Матери-лесбиянки», выглядели все более сомнительно. Предложенное мною изменение в протоколе исследований, предполагавшее, что каждый ребенок должен пройти через процедуру «ползание по Дону», должно было быть одобрено матерями. Первый успех стал последним, так как остальные отказались. Я дал Б2 и Б3 свой номер на случай, если кто-нибудь передумает.

– Не ждите звонка, – сказала Б2.

Но Б3 прислала СМС с текстом: «Окситоцин зашкалил после взаимодействия с вами. Самый высокий результат в игровом взаимодействии. А вы даже не опекун!»

Имелось в виду, что мой пол повлиял на результат, но единичный пример был важен только как стимул для продолжения поисков.

Б1 отправила Дэвиду Боренштейну письмо по электронной почте, не поставив меня в копию.

– Просто просмотри, – сказал наш декан, показав на экран компьютера.

Я не умею просто просматривать текст. Это означает, что ты пропускаешь какие-то слова. А что, если я пропущу частицу «не»? Письмо было длинным, но я отметил присутствие в нем таких слов, как «непрофессиональный», «вредный» и «бесчувственный».

– По сути, она хочет, чтобы я отстранил тебя от участия в проекте. Они не будут учитывать единичный результат, полученный в нарушение протокола. По их мнению, он был не случайным, а стал результатом преднамеренного вмешательства, и так далее и тому подобное.

– Она сообщила, в чем заключался результат?

– Она дала понять, что они его не проверяли. Как же, как же. Если бы уровень окситоцина оказался низким, она бы из шкуры вон вылезла, чтобы зафиксировать это.

– Это ненаучно.

– Согласен. Ну что, правильно я сделал, что подключил тебя к этому проекту?

– Возможно, человек, придающий большое значение соблюдению социальных норм, мог ради них поступиться научными целями.

Боренштейн расхохотался.

– Должен сообщить, профессор Тиллман, что считаю вас отличным ученым, но иногда задаюсь вопросом: как Рози с тобой справляется?

Рози справлялась со мной не очень хорошо.

Одна из любопытных особенностей животных, в том числе человека, состоит в том, что примерно треть жизни мы спим. Практического способа избавиться от этой неэффективной привычки не существует. Когда мне было лет двадцать, я провел серию опытов с целью установить свою минимальную потребность во сне и пришел к выводу, что она составляет семь часов и восемнадцать минут при условии, что никакой свет в спальню не проникает. С тех пор я не употребляю амфетамины.

С возрастом сон становится более чутким: эволюционная теория объясняет это тем, что в древности молодые охотники и воины нуждались в крепком сне, а старшие члены племени выполняли в это время сторожевые функции, поэтому должны были просыпаться от малейшего звука.

Если пользоваться терминами эволюционной теории сна, Рози уже приступила к выполнению сторожевых функций. Она часто просыпалась, при этом усугубляла проблему тем, что отправлялась в туалет, а потом на кухню, где готовила себе горячий шоколад. В результате, естественно, образовывался замкнутый круг. До беременности Рози иногда ложилась рано – из-за усталости или в состоянии опьянения, а иногда занималась до часа ночи и приходила в спальню оживленная и даже с желанием поговорить. В час ночи! В некоторых случаях ее интересовал секс, и тогда я менял свое расписание, отводя дополнительное время для сна на следующий день.

Я привык к тому, что меня будят, и, как правило, после этого мне удавалось заснуть в течение нескольких минут. Но накопительный эффект давал себя знать, и я был вынужден сдвинуть стандартное время отхода ко сну на тринадцать минут.

Беременность осложнила ситуацию. Как и было предсказано в Книге, увеличивающийся в размерах ребенок и его система жизнеобеспечения ослабили возможности мочевого пузыря Рози. Кроме того, Рози начала храпеть, не громко, но достаточно, чтобы нарушить мой сон. Время отхода ко сну вновь пришлось изменить.

Мы приступили к обсуждению проблемы в 3.14.

– Тебе не стоило пить горячий шоколад. Он заставляет тебя идти в туалет. А после ты опять идешь за горячим шоколадом…

– Горячий шоколад помогает мне уснуть.

– Нелепость. Шоколад содержит кофеин. Кофеин – это стимулирующее средство со сроком действия четыре часа. Не рекомендуется пить кофе и есть шоколад после трех часов ночи. Я никогда…

– Ты – никогда. Я знаю. Что ты никогда. А я пью и ем. Это мое тело, если ты забыл.

– Кофеин допустим только в ограниченных количествах.

– Мне разрешено две чашки кофе в день. Я кофе не пью, значит, вместо него можно горячий шоколад.

– Ты выясняла содержание кофеина в шоколаде?

– Нет. И не собираюсь. Хочешь, я решу твою проблему? Заодно и свою.

Рози стащила с постели одеяло и покинула спальню.

Теперь уже мой организм взбунтовался и отказался спать. Я воспользовался этим, чтобы обдумать уход Рози. Она покинула спальню навсегда или на одну ночь? Если рассуждать рационально, это было правильное решение проблемы, которая, по крайней мере отчасти, носила временный характер. Когда беременность закончится, Рози снова сможет спать нормально. А пока нужно купить еще одну кровать.

Тут я понял, что Рози негде спать: другой кровати в доме не было. Если только она не спит вместе с Джином.

Я вылез из кровати и на цыпочках пошел к комнате Джина. Дверь в кабинет Рози была открыта. Она спала там, свернувшись в кресле и укрывшись одеялом. Рози не шевелилась. Я вернулся в спальню, стащил матрас с кровати и перенес его в кабинет, который был намного просторнее нашей спальни. Рози проснулась.

– Дон? Ты что делаешь?

– Устраиваю временную кровать.

– Ох. А я подумала…

Она не договорила, сползла с кресла и улеглась на матрасе. Я укрыл ее одеялом и вернулся в спальню, где мне удалось заснуть на обитом материей основании кровати. Мне было вполне удобно, а мой учитель карате несомненно признал бы происходящее полезной практикой. Изначально наша кровать представляла собой компромисс между тягой Рози к мягкой постели и оптимальной жесткостью, рекомендованной в научных исследованиях. Мне удалось все устроить так, чтобы комфортно было нам обоим.

Рози явно не возражала против нового порядка вещей, поскольку продолжала спать в кабинете и в следующие дни, а я вернулся к прежнему расписанию отхода ко сну.

23

Мне опять приснился страшный сон про космическую станцию. Он ничем не отличался от первого и заканчивался так же. Только на этот раз, когда я проснулся, Рози рядом не было.

Перемены в организации сна также встревожили Джина, который заметил их спустя два дня. По его мнению, то, что Рози спит в другой комнате, было равнозначно тому, что она меня отвергает.

– Посмотри на вещи с практической точки зрения, Дон. Зачем люди спят вместе?

– Ради секса.

Когда Джин задавал вопрос о мотивации тех или иных действий, этот ответ всегда оказывался правильным.

– Но сейчас, когда она беременна, эволюционный процесс не требует секса, – продолжил я.

– Поверхностный анализ, мой друг. Человеческие существа подавляют тягу к размножению, чтобы сохранить текущую близость. По самым разным причинам. Мы, возможно, не моногамны, но пара нужна каждому, и Рози посылает тебе важный сигнал.

– Что я сделал не так?

– Хочу заметить, Дон, что ты далеко не первый мужчина, который задается этим вопросом. Обычно это происходит, когда он возвращается домой и выясняет, что кино закончилось.

– У нас нет телевизора.

– Это я заметил. Кто автор идеи?

– У нас нет потребности в телевизоре. Качественные новости можно получать из других средств массовой информации и без сопутствующей рекламы, фильмы можно смотреть на большом экране в кинотеатрах, а для всего остального у каждого из нас есть компьютер.

– Я не об этом спрашиваю. Кто автор идеи?

– Решение было очевидным.

– Рози когда-нибудь говорила о покупке телевизора?

– Возможно. Но ее аргументация была слабой. Ты полагаешь, что наш брак находится под угрозой из-за отсутствия телевизора? Если так, то я могу…

– Я подозреваю, что причины лежат несколько глубже. Но если ты хочешь услышать конкретный ответ на вопрос «Что я сделал не так?», то вот он: УЗИ. Ты должен был пойти вместе с ней. С этого момента Рози всерьез задумалась, действительно ли ты хочешь быть отцом. Не о том, можешь ли ты, это отдельный вопрос, а есть ли у тебя хотя бы заинтересованность.

– Почему ты так уверен?

– Я руковожу факультетом психологии, ты поделился со мной своими сомнениями, о которых Рози наверняка знает, а в ее собственной биографии была проблема с отцом.

– Эту проблему уже решили.

– Дон, проблемы, возникшие в детстве, не решаются никогда. Иначе психотерапевты умерли бы с голоду.

– А если ты ошибаешься и никакой проблемы не существует? Наоборот, я создам проблему, если начну реагировать на выдумки. Так же как человек спотыкается, когда думает, что впереди ступенька, а ее там не оказывается.

Джин поднялся, подошел к двери своего кабинета, выглянул в коридор, вернулся.

– Сомелье говорят: «Один взгляд на этикетку дает столько же, сколько двадцать лет опыта».

– Ты выражаешься туманно.

– Рози говорила со мной. Она сказала, что вы переживаете трудный период и она не уверена, хочешь ли ты быть отцом.

– Она обнародовала информацию о состоянии нашего брака? По собственной инициативе?

– Я ее спросил. Собственно, Стефан навел меня на некоторые размышления.

Стефан! Значит, теперь Рози делится важнейшими сведениями с ним, а не с тем, кому они по-настоящему нужны.

Хотя я получил информацию из третьих рук, что подвергало сомнению ее точность, указание Джина на УЗИ-просчет было крайне полезным. Благодаря ему я мог стать более умелым будущим отцом и одновременно продемонстрировать Рози свою заинтересованность.

Джин посоветовал мне присутствовать при процедуре, заранее разобравшись в деталях и возможных последствиях. К счастью, у меня появился шанс все исправить. Рози согласовала точную дату второй сонограммы: двадцать две недели, ноль дней, ноль часов с момента номинального начала беременности, которое, как было установлено на первом обследовании, пришлось на понедельник, двадцатое мая. Я вычислил дату – 21 октября – и заложил на это мероприятие весь день. На этот раз я буду готов.

Я проштудировал Книгу в поисках других предстоящих событий, чреватых ошибкой или ее блестящим исправлением, и пришел к выводу, что остались только роды. Сходство с сонограммой бросалось в глаза.

1. Необходимость личного присутствия при процедуре.

2. Критический момент, когда могут возникнуть проблемы, требующие решения.

3. Низкая вероятность возникновения проблем, высокий уровень тревоги.

4. Ожидаемое присутствие партнера, хотя он или она непосредственного участия в процедуре не принимает.

Основываясь на Книге и других научных материалах, я бы описал свою функцию как «снижение уровня тревожности партнера». Этой цели можно было добиться за счет знакомства с процессом деторождения, чтобы постоянно информировать будущую мать о ходе дел, пока она непосредственно участвует в процедуре. Знания – моя сильная сторона. Будучи студентом-медиком, Рози имела общее представление о родах, но я намеревался стать специалистом в этом вопросе, включая возможные осложнения и варианты последствий. Я вновь обратился к «Руководству по акушерству и гинекологии» Дьюхерста, а также возобновил попытки дополнить теоретические знания практическими навыками.

После неоднократных просьб разрешить мне ассистировать или хотя бы просто присутствовать при родах Дэвид Боренштейн наконец дал мне координаты доктора Лорин Мактиг из Коннектикута.

Она позвонила в субботу вечером в тот момент, когда участники мальчишника приканчивали пиццу, доставленную в квартиру Джорджа. Я рассказал им, что происходит, и, к моему удивлению, не только Дейв, но и Джордж с Джином решили ко мне присоединиться.

– Вам эти знания ни к чему, – заметил я.

– Мужская солидарность, – ответил Джордж. – Что же мы, бросим тебя одного?

Я перезвонил Лорин, чтобы убедиться, что их присутствие не создаст проблем.

– Если вы хотите, пожалуйста. Но предупредите своих товарищей о возможных осложнениях. Все может закончиться не очень удачно.

Мы вызвали такси, и я дал шоферу адрес Дейва, чтобы мы могли пересесть в его микроавтобус.

– Черт, – сказал Джордж, – это же экстренный случай?

– Тазовое предлежание. Плод расположен не головой вперед, как обычно, а наоборот, – объяснил я. – Очевидно, есть и другие проблемы. Я рассчитываю многому научиться.

– Мы едем в Лейквиль, штат Коннектикут, – сообщил Джордж водителю. – Я хочу, чтобы вы нас там подождали и отвезли обратно.

– Я не езжу дальше…

Джордж, сидевший на переднем сиденье, протянул водителю пачку денег, перетянутых резинкой, и тот, пересчитав их, замолчал. Возражений с его стороны больше не поступало.

Трудно было поверить, что Джордж разбогател за тот короткий период, когда Dead Kings были популярны, а с тех пор прошло почти пятьдесят лет. Я полагал, что он, как настоящий рок-музыкант, потратил бóльшую часть заработанного на наркотики. Когда Джордж заплатил таксисту, мне представился удобный случай поинтересоваться:

– Откуда у тебя столько денег?

– Вот что мне в тебе нравится, Дон. Ты никогда не ходишь вокруг да около.

Обычно людям как раз не нравится, когда я не хожу вокруг да около.

– Откровенный вопрос, откровенный ответ, – сказал Джордж. – Алименты.

Джин засмеялся.

– Дай я угадаю. Тебе пришлось так много работать, чтобы обеспечить четырех жен, что ты случайно заработал в конце концов и на себя. Или одна из них умерла, и тех двадцати пяти процентов, которые после этого к тебе вернулись, оказалось достаточно, чтобы жить по-королевски.

– Почти угадал, – ответил Джордж. – Моя первая жена умерла три года назад. Рак. Я ушел от нее, когда группа стала популярной. Мне казалось, что я найду кого-нибудь получше. Ну, я же рок-звезда, и все такое. По-настоящему так и не нашел. Я мог бы сказать, что все женщины одинаковы, но проблема была в том, что это я не менялся. Когда у тебя с четырьмя женщинами возникает одна и та же проблема, начинаешь думать, что это с тобой что-то не в порядке.

– Не понимаю, как это все повлияло на твое благосостояние, – сказал Джин. – Ты хочешь сказать, что она оставила тебе все деньги?

– Именно это я и хочу сказать. Не все, но достаточно. Я должен был отдавать ей две трети своих доходов, а у нас в те времена было несколько хитов, которые приносили немало. Я свою треть пускал по ветру, а она покупала недвижимость. Перед смертью она завещала мне половину.

– Очень щедро с ее стороны, – заметил Джин.

– В завещании упоминались я и наш сын. Он свою долю уже прогулял. Она, вероятно, это предвидела и оставила часть мне, чтобы я платил за него залог, когда он в очередной раз попадет в неприятности. Она была не Джерри Холл, но ведь и я не был Джаггером. Так и запиши, юный Дональд.

Я взял услышанное на заметку. Урок Джорджа в общем виде и применительно к моей ситуации был ясен. Если у меня не получится с Рози, то не получится ни с кем. Если наш брак развалится, новой попытки я не сделаю. Я оказался перед выбором – или Рози, или остаток жизни без партнера. И без ребенка.

Поездка заняла два часа и шестнадцать минут, на восемь минут дольше, чем обещал навигатор в моем телефоне.

– Вы как раз вовремя, – сказала Лорин (возраст около сорока пяти, ИМТ двадцать три). – Я откладывала начало до вашего приезда, но она чувствует себя довольно плохо, тянуть больше нельзя. Знакомьтесь, это Бен.

Она указала на мужчину в клетчатой рубашке, который стоял в нескольких метрах от нас. Он подошел, мы пожали друг другу руки, согласно правилам. Его рука была очень потной: я пришел к выводу, что причина – беспокойство. Мне представилась хорошая возможность попрактиковать свои психотерапевтические навыки.

Я сообщил Бену, что шансы на выживание матери близки к ста процентам, хотя трудные роды могут на время снизить ее репродуктивную активность. Вероятность выживания ребенка составляет около восьмидесяти пяти процентов.

Бену, кажется, полегчало.

– Неплохие шансы, – сказал он. – Стучу по дереву.

Джордж посмотрел на будущую мать.

– Бедная телка, – сказал он.

Лорин была великолепна! Всегда увлекательно наблюдать хорошего профессионала за работой. Она точно описывала, что делает в данный момент, и попутно успевала рассказывать об альтернативных возможностях и процедурах. Джордж держал галогеновую лампу, которая питалась от аккумулятора в машине Лорин, а я помогал ей менять положение теленка. Корова находилась в загоне, что ограничивало ее перемещения.

С эстетической точки зрения работа была неприятная, но многолетний опыт вскрытия мышей научил меня, как правильно настроиться. Вскоре восторг от интеллектуальных усилий возобладал над неприятными аспектами происходящего. Это было так интересно!

Джин разговаривал с Беном. Дейв, который не очень хорошо себя чувствовал, остался в такси.

– Так, – сказала Лорин, – я думаю, нам понадобится трактор.

Она запустила руки в корову и объяснила, что привязывает цепь к ногам теленка, не желавшего появляться на свет. Джордж передал лампу Джину и пошел разговаривать с матерью. Судя по звукам, которые она издавала, ей приходилось нелегко.

Бен закрепил второй конец цепи на тракторе, и процесс вытаскивания начался. При рождении человека вместо трактора использовали бы щипцы. Или – что вероятнее – сделали бы кесарево сечение. В любом случае анатомическое сходство было ярко выраженным, и наблюдать это вживую было бесценным опытом.

– Так, Дон. Помогай мне ловить его.

К счастью, в данном случае для того, чтобы поймать, не нужна была такая же координация, как при ловле мяча. Мы с Лорин всего лишь должны были подхватить теленка, когда он появится на свет. Что он и сделал, сопровождаемый большим количеством жидкости, замочившей нас обоих. Теленок был чрезвычайно скользкий, но мы его не уронили. Одна нога у него была неестественно согнута, зато теленок начал дышать. Корова стояла спокойно.

– Нога сломана, – сообщила Лорин. – Что будем делать?

– Как вы считаете? – спросил Бен.

– Боюсь, лучше усыпить, если вы не хотите выкармливать его вручную.

Дейв, шатаясь, выбрался из такси.

– Не убивайте его. Если понадобится, я его домой заберу.

Первоначально эта идея показалась мне блестящей. Совместное проживание с сельскохозяйственным животным укрепит иммунитет будущего ребенка Сони и Дейва. Но после недолгого размышления я осознал, что выращивание хромого теленка в нью-йоркской квартире повлечет за собой многочисленные проблемы.

Бен улыбнулся.

– Я ваш должник, ребята. Простите, я не расслышал, как вас зовут?

– Дейв.

– Что ж, Дейв, познакомьтесь с Дейвом-теленком. Он обязан вам жизнью. И Лорин – да вам всем. Жена будет его кормить. И проклинать вас каждый день.

24

Проконсультировавшись с кем-то по телефону, Джордж велел водителю изменить маршрут и отвезти нас в бар в Уайт-Плейнсе. На часах было 22.35, а мы еще не ели. На мне была одежда, которую одолжил Фермер Бен, так как моя вымокла при рождении Дейва-теленка.

– Сегодня вечер пива, – объявил Джордж и заказал четыре кружки.

Мы их быстро выпили, и Джордж повторил заказ.

– Должен поделиться с вами одним секретом, – сказал он. – То, что я сегодня наблюдал бедную корову, – это правильная карма. Небольшая компенсация за то, что я не присутствовал при родах своего первого ребенка.

– Того, у которого бережливая мать, – уточнил Джин.

– Его самого. Я был на гастролях. – Джордж помолчал. – Из клиники позвонили мне в гостиницу, но я в это время был занят одной из наших фанаток. Такая была жизнь.

Я был поражен:

– Ты занимался сексом с другой женщиной в тот момент, когда жена рожала твоего сына?

– Откуда ты знаешь, что это был мальчик?

– Ты упоминал раньше. И в интернете это есть.

– У меня в жизни ни одного гребаного секрета нету. Если не считать тот, который я вам рассказал.

– Мы все должны поделиться своими секретами, – предложил Джин. – С каждого по одному. Дон начинает.

– Секрет?

Происшествие на детской площадке случилось шестнадцать недель назад, и за это время я скопил множество секретов, но не считал разумным раскрывать их после выпитого пива. Правда, решение Джорджа поделиться примером собственного аморального поведения представлялось мне по-настоящему дружеским жестом. Так он давал возможность каждому из нас рассказать о безнравственном или противозаконном поступке и получить совет от остальных, зная наверняка, что наше поведение не было таким постыдным, как действия самого Джорджа. Я не сразу оценил этот тонкий психологический прием.

– Тогда начнем с меня, – предложил Джин. – Но все остается между нами, договорились?

Джордж настоял на нелепом четырехстороннем рукопожатии.

– Угадайте, сколько у меня было женщин?

– Меньше, чем у меня, – заявил Джордж. – Раз ты можешь их сосчитать.

– Больше, чем у меня, – сказал я.

Джин засмеялся.

– Продолжай.

Я вспомнил, как Джин втыкал флажки в карту, обозначая изученные места. Я добавил еще пятьдесят процентов на повторные случаи с женщинами одной и той же национальности, а также на недавние достижения.

– Тридцать шесть.

– Сильно мимо.

Джин отхлебнул пиво и показал нам раскрытую ладонь.

– Пять.

Я был поражен. Джин солгал? Это было обоснованное предположение, ведь если он не врет сейчас, то, следовательно, неоднократно делал это в прошлом. Или же, осознав невозможность конкуренции с Джорджем за абсолютное первенство, он поставил себе целью выглядеть наименее склонным к беспорядочным половым связям.

Судя по выражению лица, Дейв тоже был потрясен. Именно потрясен.

– Пять? – переспросил он. – То есть…

– …меньше, чем у тебя, правильно?

Джин улыбался.

– Я не изменяю жене, но…

Всего на четыре больше, чем у меня!

– А как же теория брака без обязательств? А твоя карта мира?

– Теория брака без обязательств не подтвердилась. Первая же женщина оказалась озабоченной. А этого мне еще с первой женой хватило.

– Игра не стоит свеч, – заметил Джордж.

– Особенно в нашем возрасте, – отозвался Джин.

– А как же карта? – снова спросил я. До тех пор пока он временно не пересмотрел свое поведение и не убрал ее со стены, на карте Джина были вколоты двадцать четыре флажка. – А как же Исландская женщина?

– Я приглашаю их поужинать. Если она готова к ужину вдвоем, я считаю это свиданием. Ты не пойдешь ужинать вдвоем с женатым мужчиной, если не готова к продолжению. Остальное последует, если я этого захочу.

Невероятно. То, что Джин лгал, желая представить свое поведение хуже, чем оно было на самом деле, имело катастрофические последствия. Я указал на это очевидное обстоятельство:

– Клодия выгнала тебя из дома, потому что ты признался, что занимался сексом с Исландской женщиной. А ты всего лишь поужинал с ней? Верно?

– Собственно говоря, мне пришлось от нее отбиваться. Она была совсем не – как ты говоришь, Джордж?

– Не Джерри Холл?

Джин рассмеялся.

Я вернулся к изначальной теме:

– Так расскажи Клодии правду, и она тебя примет обратно. Все проблемы решены.

– Все не так просто.

– Почему?

Все смотрели на Джина и молча ждали ответа. Мы действовали как опытные терапевты. Как же мне хотелось решить проблему Рози, просто сказав ей правду.

– Сомневаюсь, что Клодия интересовалась бы мною, не будь я тем, кем она меня считает. Это одна из тех причин, по которым ее ко мне тянет.

– Ее привлекает то, что ты лжешь? – переспросил я. – Это все теории… твои теории…

– Женщины любят мужчин, привлекательных для других женщин. Им надо постоянно демонстрировать, что у них есть кто-то, востребованный другими женщинами. Посмотрите на Джорджа. То, что с ним произошло, не помешало ему найти еще трех жен.

– Если бы я был не в форме, может, обошелся бы одной. Но Дон правильно заметил – ты ничего не теряешь, если признаешься.

– Все намного сложнее. Мы позволили ситуации зайти слишком далеко, ничего уже не спасти. Насколько я помню, все началось после рождения Юджинии. Я начал эту игру, хотя не всегда действовал сознательно. Но нельзя на протяжении девяти лет пренебрегать браком и рассчитывать, что когда-нибудь можно будет все вернуть. В любом случае я встретил другого человека.

– Кого?

– Ты знаешь кого. Я своим секретом поделился. Твоя очередь, Дейв.

Дейв взглянул на Джина.

– Ты меня поймешь. Это не мой ребенок.

В ожидании продолжения мы опять превратились в опытных терапевтов.

– Мы делали ЭКО. И у меня обнаружились проблемы. Некоторые связаны с лишним весом, некоторые нет. В конце концов кто-то другой зажег с ее яйцеклеткой.

Я предположил, что «кто-то зажег» означает только и исключительно анонимное предоставление спермоматериала.

– И вот я думаю, может быть, я поздно прихожу домой и дома продолжаю работать – все, на что Соня жалуется, – из-за того, что не хочу тратить время на какого-то ребенка, в котором нет моих генов? Подсознательно, как ты, Джин, выражаешься.

– Чушь, – сказал Джин. – Нет ничего плохого в том, чтобы зарабатывать на жизнь.

– Забавно, – продолжал Дейв, – до тех пор пока ты не рассказал, как работает вся эта ваша генетика, я боялся, что Соня меня бросит. И теперь понимаю, что вложил в нашего ребенка не больше, чем в Дейва-теленка. Если Соня это поймет, то задумается, зачем я ей такой нужен.

Джин рассмеялся.

– Прости, я не над тобой смеюсь. Просто забавно, как сложно все устроено. Поверь мне, Соня из-за этого тебя не бросит. Что хорошо в человеке, так это то, что у нас есть мозг, который способен управлять нашими инстинктами. Если мы этого захотим.

Меня так заинтересовали удивительные откровения Джорджа, Джина и Дейва, что я не успел подумать о том, каким секретом поделиться. Джордж спас меня.

– Дон недавно рассказал нам о трудностях с его браком, это засчитывается. Как продвигается дело?

– Я приобретаю знания о процессе деторождения. Я достиг экспертного уровня в вопросе привязанности детей к однополым и разнополым родителям и последующего воздействия на уровень окситоцина. И я консультируюсь с психологом, чтобы оценить прогресс.

– Как складываются ваши отношения? – спросил Джордж.

– С Рози?

– Именно с ней.

– Все по-прежнему. У меня еще не было возможности применить свои знания.

В такси по дороге домой все молчали. Я думал о двух вещах. Ложь разрушила брак Джина. И правда уже не могла его спасти.

Когда лифт остановился на моем этаже, Джордж попросил меня на несколько минут подняться к нему, чтобы кое-что обсудить.

– Уже очень поздно, – сказал я, хотя подозревал, что легко заснуть не получится. Я выпил недостаточное количество алкоголя, чтобы компенсировать повышение уровня адреналина после появления на свет Дейва-теленка. Кроме того, несмотря на возвращение к привычному времени отхода ко сну, из-за отсутствия матраса спал я не очень крепко.

– Всех дел на несколько минут, – попросил Джордж.

– Алкоголь может помешать мне вынести здравые суждения. Лучше перенесем это на утро.

– Ладно, – ответил Джордж, – пойду тогда, наверное, порепетирую на барабанах, чтобы пар спустить.

Джин во время нашего разговора придерживал дверь лифта.

– Джордж хочет поговорить с тобой с глазу на глаз. Все в порядке. Пойди выпей с ним.

Мне ничего не оставалось, кроме как подняться к Джорджу. Он налил в широкие стаканы виски «Балвени» двадцатиоднолетней выдержки.

– За тебя, – сказал Джордж. – Я говорил, что не хочу быть членом еще одного мужского коллектива, но ты не останавливался. Если бы ты не звонил и не напоминал всем каждую неделю, когда мы собираемся, никто бы и не почесался.

– Ты предлагаешь распустить наш коллектив? Ты считаешь, что он нужен только мне?

– Наоборот. Я только хочу сказать, что в таких делах нужен лидер, иначе ничего не выйдет. Если бы не Мистер Джимми, Dead Kings развалились бы тридцать лет назад. И никому от этого не было бы лучше.

Я допил свой виски. Мне казалось, что Джордж уже все сказал, но он вновь наполнил стаканы. У меня возникло подозрение, что вторая порция решит проблему сна, лишив меня способности стоять на ногах.

– Помнишь, я говорил, что у меня нет секретов? – спросил Джордж.

Я кивнул.

– Я солгал. Мой сын, тот, при рождении которого я не присутствовал… Он наркоман. Секрет не в этом. А вот в чем. Это произошло по моей вине. Причина во мне. Он даже не пил и не курил. Он был джазовым барабанщиком. Чертовски хорошим.

– Ты полагаешь, что допустил какую-то ошибку как родитель и из-за этого он пристрастился к наркотикам?

– В генах у него этого не было, это я точно могу сказать.

Джордж медленно допил виски. Я следовал терапевтическим правилам и хранил молчание. Джордж налил себе еще.

– Я его подсадил. Затолкал его туда. Это я говорил: ты трусишь попробовать что-то новое, боишься жизни… Джин объяснит тебе, почему я это делал.

– Я думал, это секрет. Хочешь, чтобы я рассказал Джину?

– Нет. Но, если бы ты ему рассказал, Джин объяснил бы, что я хотел опустить и сына до своего уровня. Подсознательно. Или не так уж подсознательно.

Не было никаких сомнений в том, что Джорджу плохо. Я надеялся, что мне не придется обнимать его одной или двумя руками.

– Вот такие дела, – сказал он. – Ты единственный, кто об этом знает, кроме меня и его. Он меня ни разу не упрекнул.

– Тебе нужна помощь в решении этой проблемы?

– Если понадобится, ты будешь первым, кто об этом узнает. Слишком поздно ее решать. Я просто хотел рассказать кому-то все как есть. И если обо мне будут судить, то пускай это делает тот, кого я уважаю.

Джордж поднял свой стакан в безмолвном тосте и выпил до дна. Я последовал его примеру.

– Спасибо тебе, – сказал Джордж. – Я твой должник. Если решишь проблему наркомании, загляни по дороге на Нобелевскую церемонию, расскажешь. Но, если бы я держал пари, что кто-то это сделает, я бы ставил на тебя.

Когда я вернулся от Джорджа, в квартире было темно. Я достал мокрые вещи из пластикового пакета для мусора, почистил зубы, проверил расписание на следующий день, и тут у меня возникла мысль. Нужно было действовать немедленно.

Джин спал, и мое появление его не обрадовало.

– Нам надо позвонить Карлу, – сообщил ему я.

– Что? Что случилось? С Карлом что-то произошло?

– Может произойти. Он может начать употреблять наркотики. Из-за своего психологического состояния.

Джин объяснил, почему он не говорил Клодии правду, хотя звучало это неубедительно. Но было очевидно, что эта ложь вызывает у Карла ненависть к Джину. Ненависть становится причиной расстройства, способного навредить физическому и психическому здоровью. Подростки крайне уязвимы. Спасать сына Джорджа было поздно, но мы могли спасти Карла.

– На состояние его психики влияет неверное представление о твоем поведении. Ты должен это исправить.

– Давай отложим это до утра.

– Сейчас два четырнадцать ночи, в Мельбурне пять четырнадцать дня. Отличное время для звонка.

– Я не одет.

Действительно, Джин спал в нижнем белье, что было негигиенично. Я начал рассказывать ему об угрозе опоясывающего лишая, но он меня прервал:

– Ладно, давай позвоним. Только видео не включай.

Калькулон был онлайн. Я установил соединение, и Юджиния позвала Карла. Я остался в текстовом режиме.

«Приветствую, Карл. Джин (твой отец) хочет поговорить с тобой».

«Спасибо, нет. Извини, Дон, я знаю, что ты хочешь помочь».

«Он хочет кое в чем признаться».

«Я не хочу больше слышать про то, что он сделал. Спокойной ночи».

«Стой. Он не вступал в сексуальные отношения с многочисленными женщинами. Это была ложь».

«Что?»

Я решил, что настало время включить видео. На экране возникло лицо Карла. Он давно не брился, отчего живо напомнил мне Стефана, и производил впечатление человека, способного на отцеубийство.

– Что ты сказал?

Я пихнул Джина локтем. Судя по моим наблюдениям, это был традиционный способ дать понять человеку, что пора говорить.

– Черт, Дон, больно же.

– Предоставь Карлу информацию.

– Э-э, Карл, ты должен знать, что я не спал со всеми этими женщинами. Я просто пыжился. Не говори Клодии.

Наступило молчание. Затем Карл сказал:

– Какой же ты лузер, – и отключился.

Джин начал вставать с бортика ванной, но потерял равновесие из-за опьянения и упал на мою одежду, вымокшую в коровьей амниотической жидкости. Пахла она неприятно. Джин ничего, похоже, не повредил и, насколько я мог судить со своего места на крышке унитаза, вполне мог выбраться самостоятельно.

Вопль Джина, когда он упал, вероятно, и разбудил Рози. Она открыла дверь в ванную-кабинет и как-то странно на нас посмотрела. Причина, скорее всего, была в непрекращающихся попытках Джина покинуть ванну, а также в моем необычном наряде – штаны Фермера Бена были длинноваты и держались на мне с помощью веревки. Джин, конечно, был в нижнем белье.

Рози быстро потеряла интерес к Джину и перевела взгляд на меня.

– Вечер удался? – спросила она.

– Отличный получился, – ответил я.

Родовспоможение крупному млекопитающему должно было стать важной вехой в деле восстановления наших отношений.

Рози не проявила интереса к продолжению разговора. Джин опять упал в ванну.

– Извини, – сказал я Джину. – Я не должен был называть этот вечер отличным. Мы, похоже, не убедили Карла.

– Думаю, ты ошибаешься, – ответил Джин. – Ему просто нужно время, чтобы обдумать это.

Я встал с унитаза, но Джин, как выяснилось, еще не закончил мысль:

– Дон, скоро у тебя будет свой ребенок. И тогда ты поймешь, насколько далеко можешь зайти, чтобы сохранить отношения с ним.

– Конечно. Я убеждал тебя приложить максимум усилий, чтобы решить проблему Карла.

– Так вот, если ты когда-нибудь догадаешься, что я сделал, то, надеюсь, поймешь меня. Даже если не простишь.

– Что ты имеешь в виду?

– Карл ни за что бы не поверил, если бы услышал это от кого-то другого, кроме тебя.

– Ты почему не на работе? – спросила меня Рози в понедельник утром. На часах было 9.12, и она готовила себе завтрак. Он выглядел здоровым, что, пожалуй, было неизбежно, поскольку в холодильнике лежали только продукты для беременных. Силуэт Рози, как и ожидалось, менялся; сейчас он соответствовал диаграмме пятого месяца беременности, приведенной в Книге. Мне выпал шанс видеть разные варианты самой красивой женщины в мире. Ощущение было, как от прослушивания новой версии любимой песни. Например, «Satisfaction» в исполнении Cat Power.

– Я взял выходной на весь день. Чтобы присутствовать при второй сонограмме.

Я не стал заранее сообщать Рози, что приду на обследование, чтобы мой повысившийся уровень вовлеченности произвел максимальный эффект. Сюрприз.

– Я тебе ничего про сонограмму не говорила.

– Ты не собираешься ее делать?

– Я ее сделала на прошлой неделе.

– Раньше времени?

– На сроке двадцать две недели. Как ты и настаивал пару месяцев назад.

– Совершенно верно. Прошедшая неделя была двадцать первой плюс неопределенное количество дней. Мы же договаривались: двадцать две недели, ноль дней.

– Пошел ты, – сказала Рози. – То просишь тебя прийти, и ты не приходишь, то берешь выходной, когда тебя никто не просит.

Она повернулась, чтобы набрать воды в чайник.

– Ты ведь на самом деле не хотел идти со мной на сонограмму? На первую же не пришел.

– Это была ошибка. Которую я хотел исправить.

– В чем ошибка?

– Считается, что мужчины должны присутствовать при сонограмме. Я не знал об этом правиле. И сожалею о допущенной ошибке.

– Я не хочу, чтобы ты приходил, потому что это считается правильным.

– Ты не хотела, чтобы я приходил?

Рози залила кипятком пакетик с травяным чаем (на самом деле не травяным, а фруктовым без кофеина).

– Дон, мы друг друга не поймем. Это не твоя вина, но тебя же все это мало интересует?

– Ошибка. Процесс воспроизводства человека крайне интересен. Благодаря твоей беременности я узнал…

– Знаешь, он толкается. Двигается. Я видела это на экране. И чувствую, когда лежу в постели.

– Прекрасно. Обычно движения начинают ощущаться примерно с восемнадцатой недели.

– Знаю, – сказала она. – Я с этим живу.

Я сделал мысленную пометку занести эту информацию на плитку № 18. Падая в ванну, Джин смазал некоторые диаграммы, но те, что я нарисовал недавно, уцелели. Рози смотрела на меня так, будто ждала продолжения разговора.

– Это признак того, что ребенок развивается нормально. Что сонограмма и должна была подтвердить. Он ведь развивается нормально?

– Спасибо, что спросил. Все согласно расписанию, сбоев не зафиксировано.

Рози отхлебнула фруктовый чай.

– Уже можно определить, мальчик это или девочка, – сообщила она.

– Не всегда. В зависимости от расположения ребенка.

– Так вот, в день сонограммы он располагался правильно.

У меня появилась идея.

– Не хочешь сходить в Музей естественной истории? В будни там не так много народу.

– Нет, спасибо. Я лучше почитаю. А ты сходи. Ты хочешь знать, девочка у нас или мальчик?

Я не понимал, какое значение эта информация имеет сейчас, разве что поможет при покупке вещей для ребенка конкретного пола. Но я был уверен, что Рози сочтет такой подход сексистским. Моя мать уже поинтересовалась, какого цвета носки покупать ребенку.

– Нет.

Благодаря практике я хорошо понимаю мимику Рози, хотя в выражениях лица других людей разбираюсь хуже. На этот раз я обнаружил то ли печаль, то ли разочарование – в любом случае реакция была отрицательной.

– Я передумал. Да, хочу. Какой пол у ребенка?

– Я не знаю. Они могли сказать, но я им запретила.

Рози сама себе устроила сюрприз. И это решало проблему цвета носков.

Я собрал рюкзак у себя в ванной-кабинете. Когда я вышел оттуда, Рози остановила меня, взяла мою руку и положила себе на живот, который уже заметно выдавался.

– Чувствуешь, как он толкается?

Я почувствовал и подтвердил этот факт. Я довольно давно не дотрагивался до Рози, и мне пришла в голову мысль сходить за тройным эспрессо и черничным маффином. Но и то и другое входило в список запрещенных продуктов.

25

Рози закончила писать диссертацию. В соответствии с традицией отмечать важные события я забронировал столик на двоих в престижном ресторане, заранее убедившись, что они готовят блюда, рекомендованные беременным. По просьбе Рози я отложил празднование, чтобы она могла подготовиться к экзамену по дерматологии. Она успешно сдала его в тот день, на вечер которого и был заказан ресторан.

С момента Недоразумения из-за второй сонограммы в наших отношениях ничего существенно не изменилось. В прошлую субботу я заполнил плитку № 26, точнее, две соседние плитки. На одной изображение Бада уже не умещалось.

Ездить вместе с Рози на метро мы перестали. Когда похолодало, я взял за правило добираться на работу и обратно бегом через Гудзонский парк. Секса не было. В двадцать лет я снимал жилье в складчину с другими студентами. Наше нынешнее положение напомнило мне те времена.

Когда мы с Джином пришли домой, Рози уже вернулась.

– Привет, ребята! Как ваш день прошел? – крикнула она из своего кабинета-спальни.

– Интересно, – отозвался я из гостиной, где открывал хранилище пива с целью проверить исправность системы и достать два образца для дегустации. – Инге обнаружила существенную аномалию в группе 17Б.

После первой реакции Рози на сообщение о проекте «Матери-лесбиянки», который, согласно подсказке Джина, находился «на ее территории», я ограничивался рассказами об изучении мышиной печени.

– Она использовала тест Уилкоксона для парных выборок… Подожди немного, я проверяю пиво.

Джин воспользовался паузой и вступил в разговор:

– Как прошел твой экзамен?

– Память стала как решето. Ничего не помню из того, что учила.

Я вернулся с двумя бутылками пива, одну из которых протянул Джину. Охлаждающая система работала безупречно, и я задумался, как скоро Джордж поймет, что может обходиться без моих услуг.

Я вновь оказался в зоне слышимости.

– Анализ неожиданно указал на…

– Мы говорили об экзамене Рози, – заметил Джин.

Я не стал заострять внимание на том, что еще раньше мы обсуждали результаты вскрытия мышей, быстро сориентировался и подхватил новую тему:

– Нарушение когнитивной функции – распространенный побочный эффект при беременности. Ты должна требовать к себе особого отношения.

– Из-за беременности?

– Совершенно верно. Это научный подход.

– Нет.

– Это иррациональная реакция. Еще один побочный эффект беременности.

– У меня просто был тяжелый день. Думаю, я сдала. Забудем про это.

Человек не умеет забывать по команде. Велеть ему забыть – все равно что запретить думать о розовом слоне или покупать определенные продукты питания.

Обусловлено ли ослабление когнитивной активности при беременности эволюцией или же оно отражает переориентацию ресурсов в пользу репродуктивного процесса? Второй вариант представляется более вероятным. Я раздумывал над этим, пока Джин пытался успокоить Рози с помощью выкладок, согласно которым преподаватели обычно неприязненно относятся к студентам в промежутке между собственно экзаменом и выставлением оценки.

Я пришел к определенному выводу и поделился им:

– Неудача на экзамене может способствовать повышению качества ребенка.

– Что? Дон, иди оденься к ужину.

Рози вернулась в свой кабинет-спальню, предположительно, для того чтобы также одеться к ужину. Джину хотелось договорить. Я подозревал, что причина его неспокойного поведения заключалась в переизбытке выпитого кофе либо в Инге.

Он крикнул вслед Рози:

– Думай о диссертации. Этот экзамен – мелочь. А диссертация – это шесть лет работы. Если это поможет вам хорошо отпраздновать сегодня вечером, то слушай меня: я твою диссертацию утвержу, в худшем случае – с минимальными поправками. Мы можем не сходиться с тобой во взглядах, но это настоящий вклад в науку, и ты должна собой гордиться. Я на тебя наезжал все это время, чтобы ты не расслаблялась. Иди и отметь это дело.

– Ты разве с нами не идешь? – отозвалась Рози через дверь.

– Я где-нибудь добуду себе пиццу.

– Я думал, ты ужинаешь с Инге, – сказал я.

– Не каждый вечер. Пока нет.

– Я думала, ты пойдешь с нами. Ты очень много сделал, чтобы все состоялось, – продолжала Рози.

– Нет, оставлю вас вдвоем.

– Серьезно, я тебя очень прошу, пойдем с нами, пожалуйста.

Рози создавала проблему – совершенно неожиданную проблему. Она постоянно жаловалась на Джина – как на научного руководителя, как на жильца и как на человеческое существо в целом, – поэтому я предполагал, что она не захочет видеть его в тот момент, когда будет праздновать «избавление от этой сволочи» (ее собственные слова). Я заказал столик на двоих в ресторане, который пользовался чрезвычайной популярностью. Я объяснил ситуацию, но Рози продолжала настаивать:

– Чушь. Поставят еще один стул. Не могут же они нас выгнать.

Судя по моим переговорам с персоналом ресторана, второе утверждение Рози не соответствовало истине.

Ресторан находился в Верхнем Ист-Сайде, и до него можно было дойти пешком, хотя последние три квартала Джин и Рози преодолели с трудом. Обоим пора было обратить внимание на свою физическую форму. Я подсказал Рози, что именно таким образом она могла использовать время, освободившееся после завершения диссертации и сдачи экзамена. За стойкой, расположенной прямо у входной двери, стояла администратор. Я обратился к ней в своей стандартной манере:

– Добрый вечер. Я заказывал столик на фамилию Тиллман.

Можно подумать, я сообщил ей, что в ресторане обнаружили бубонную чуму. Она торопливо удалилась.

– Что ей не понравилось? – поинтересовалась Рози. – Ты в пиджаке.

Это была правда, хотя формально дресс-код в ресторане отсутствовал. Я понял, что речь идет о том вечере, когда мы с Рози впервые ужинали вдвоем. Цепочка событий, которая началась с того, что меня не хотели пускать в заведение из-за разногласий в толковании понятия «пиджак», в конечном счете привела к возникновению наших отношений.

Администратор вернулась в сопровождении строго одетого мужчины. Я предположил, что это метрдотель.

– Профессор Тиллман. Добро пожаловать. Мы ждем вас.

– Разумеется. Я сделал заказ. На это время. Точно.

– Да. На двоих, если я не ошибаюсь?

– Совершенно верно. Было на двоих. Теперь на троих.

– Ресторан очень переполнен. И шеф-повар, как я понимаю, затратил немало усилий, чтобы выполнить ваши пожелания.

«Очень переполнен» – хорошо, что мой отец этого не слышал. Но пойти без Джина после того, как он преодолел расстояние до ресторана пешком, было неприемлемо и грубо.

– Тогда мы найдем другое заведение, – сообщил я метрдотелю.

– Нет, бога ради, нет, мы все уладим. Подождите минуту.

Какая-то пара вошла в ресторан, и он переключил внимание на них.

– Заказ на двоих на восемь часов, – сказал мужчина.

На часах было 20.34.

Они не назвались, но метрдотель явно узнал их и сделал пометку в списке гостей. Я посмотрел на них еще раз. Это была Шумная женщина, с которой мы познакомились в ночь нашего увольнения из бара «Алхимик»!

Теперь не могло возникнуть никаких сомнений в том, что она беременна. И, насколько я мог судить, трезва. По крайней мере, я не ошибся, когда пожертвовал своей работой ради того, чтобы уберечь ее ребенка от синдрома внутриутробного алкогольного отравления.

Спутник Шумной женщины обратился к ней:

– Ты жизнь отдашь за бри с трюфелями.

«Жизнь отдашь» – он выразился удивительно точно.

– Непастеризованные сыры могут содержать возбудителей листериоза и потому противопоказаны в период беременности. Вы создадите угрозу плоду. Снова.

Она взглянула на меня:

– Вы! Коктейль-наци! Какого хрена вы здесь делаете?

Вопрос казался очевидным и не требовал ответа, но тут вмешался метрдотель:

– У нас сегодня очень необычная дегустация. Один клиент предъявил некоторые специфические требования, и в конце концов повар изменил меню для всех посетителей.

Он посмотрел на меня как-то странно и медленно добавил:

– Дабы сохранить собственное психическое здоровье.

– Бри с трюфелями есть? А сашими из омаров? – осведомилась Шумная женщина.

– Сегодня вместо бри овечий сыр от местного производителя, а омары из штата Мэн приготовлены в виде бульона, что усиливает…

– Не пойдет.

– Мадам, простите мне мою смелость, но меню сегодняшнего вечера особенно подходит для вашей… э-э… ситуации.

– Моей ситуации? Охренеть!

Она потащила своего спутника к двери.

– Пошли к Дэниелу.

Дважды я спас ребенка этой женщины, по крайней мере дал ему шанс. Я заслужил право быть его крестным отцом. Оставалось надеяться, что Дэниел осознает опасность пищевого отравления в период беременности.

Рози хохотала. Джин качал головой. Но проблему мы решили.

– Теперь у вас есть два свободных места, – сообщил я метрдотелю. – И заведение уже не так страдает от переполненности.

Нас отвели к столику у окна.

– Они гарантируют, что все продукты показаны ребенку в соответствии с самыми строгими стандартами и что итоговый питательный баланс будет идеальным. И что это будет невероятно вкусно.

– Как у них это получится? – спросила Рози. – Ни один шеф-повар не разбирается в таких вещах. Во всяком случае, не так… как ты.

– Этот разбирается. Теперь.

Телефонный разговор с разъяснениями занял два часа и восемь минут, затем понадобились несколько дополнительных звонков. Рози и Джин нашли это смешным. Затем Джин поднял бокал с шампанским, чтобы произнести тост за успех Рози, и мы с Рози, согласно правилам, тоже подняли наши бокалы – с минеральной водой и шампанским соответственно.

– За будущую доктора Джармен, – предложил Джин.

– Дважды доктора Джармен, – сказал я. – Когда Рози закончит учебу, у нее будут сразу два медицинских диплома.

– Ну, – ответила Рози, – это одна из тех вещей, которые я хотела тебе сегодня сообщить. Я беру академический отпуск.

Наконец-то! Она прислушалась к голосу разума.

– Правильное решение.

Принесли еду.

– Печень теленка богата витамином А, – не замедлил объявить я.

– А ты всерьез поверил, что я отказалась от вегетарианства? – спросила Рози.

– Если ты хочешь минимизировать экологический ущерб, – сказал я, – следует съедать животное целиком. Кроме того, это вкусно.

Рози попробовала печень теленка.

– Неплохо. Ладно, хорошо. Отлично. Что бы ни случилось, я никогда не скажу, что ты проявлял бесчувственность в вопросах питания.

После того как подали птифуры на основе плодов рожкового дерева с низким содержанием сахара и кофе без кофеина, я попросил счет, а Джин вернулся к обсуждению планов Рози:

– Станешь мамой на полную ставку? О яслях не думала?

– Я хочу найти работу на полставки, чтобы нам было на что жить. Я обдумываю разные варианты. Может быть, я временно вернусь домой. В Австралию.

Это предложение содержало противоречащие друг другу сведения. Чтобы нам было на что жить. Но домой поеду я. Надежда на то, что Рози допустила грамматическую ошибку, испарилась, когда я понял, что местоимение «мы» относится к ней и Баду. Если бы оно включало меня и Рози или Рози, меня и Бада, то уровень нашего общего благосостояния был таков, что Рози не требовалось искать работу. И по поводу возвращения в Австралию она со мной не советовалась. Я был поражен. Официант принес счет, и я автоматически положил поверх него свою кредитку.

Рози глубоко вдохнула, посмотрела на Джина, затем на меня.

– А теперь я хочу сказать еще что-то. То есть я не думаю, что это секрет – какие могут быть секреты у людей, которые живут под одной крышей…

Она замолкла, потому что Джин встал и сделал знак официанту, который подошел к нашему столу с моей кредиткой на серебряном подносе. Я подсчитал чаевые и внес их в счет, но Джин забрал у меня поднос прежде, чем я успел поставить подпись.

– Сколько ты дал чаевых? – спросил он.

– Восемнадцать процентов. Как рекомендуется.

– Точная сумма, судя по центам.

– Совершенно верно.

Джин зачеркнул написанную мною цифру и вписал свою.

Рози вновь заговорила:

– Мне правда надо вам сказать…

Джин прервал ее:

– Я думаю, что сегодня мы должны им немного больше, чем обычно. Они нам подарили необычный, немного сумасшедший вечер.

Он поднял чашку с кофе. Я никогда раньше не видел, чтобы кофе использовался для тоста, но поступил так же. Чашка Рози осталась стоять на столе.

– За Дона, который так много сил вложил в этот вечер и благодаря которому жизнь каждого из нас становится немного безумной.

Наступила пауза. Рози медленно подняла свою чашку и чокнулась со мной и Джином. Все молчали.

На выходе из ресторана нас встретили вспышки многочисленных камер. Группа – толпа на самом деле – фотографов устремилась к Рози. Затем кто-то из них крикнул: «Это не она! Извините, ребята». Мы поймали такси, доехали до дома и разошлись по своим спальням.

26

На следующий вечер Джин подтвердил правильность моих выводов. Рози собиралась положить конец нашему браку.

– Она не сделала этого только потому, что вчерашний вечер в ресторане напомнил ей, из-за чего в первую очередь все между вами началось. Но проблема не в этом.

– Согласен. Проблема не в том, что я не подхожу ей как партнер. Я не гожусь как отец.

– Боюсь, ты прав. Клодия говорила, что вы неразделимы, но Рози, похоже, выбрала иной путь.

Рози уже легла. Рози, которая побудила меня раздвинуть границы моих возможностей, Рози, благодаря которой моя жизнь стала богаче, чем я когда-либо мог мечтать. Я сидел вместе со своим лучшим другом на балконе в Манхэттене, глядел на Гудзон и огни Нью-Джерси вдали, а самая красивая женщина в мире и мой будущий ребенок спали где-то рядом. И я почти потерял ее. Мне по-прежнему грозила опасность остаться без нее.

– Рози любит тебя ровно в силу тех причин, по которым полагает, что ты не подходишь на роль отца. В этом и заключается сложность, – сказал Джин. – Она рискнула вступить с тобой в отношения, но ни одна женщина не станет рисковать ребенком. Короче говоря, надо убедить ее, что ты… достаточно стандартный, чтобы быть отцом.

Его умозаключения выглядели здраво. Но решение проблемы оставалось прежним. Надо упорно трудиться над развитием отцовских навыков.

Хотя я добился огромного прогресса, изучая акушерство, а также принимая роды Дейва-теленка и работая в проекте «Матери-лесбиянки», Рози не замечала мои новые навыки из-за отсутствия ребенка, к которому их можно было применить. Другие мои инициативы вроде приобретения детской коляски были восприняты отрицательно.

Я рассчитывал, что после родов ситуация улучшится, но теперь предо мной стояла задача пережить оставшиеся четырнадцать недель беременности, не будучи отвергнутым Рози. Одна непоправимая ошибка могла перерасти в катастрофу. Учитывая мою склонность к подобным ошибкам, необходимо было срочно создать буферную зону.

Для того чтобы выработать план спасения, мне нужен был совет специалиста.

Дейв был потрясен:

– Ты и Рози? Ты шутишь. То есть я знал, что у вас есть какие-то проблемы, но не больше, чем у нас с Соней.

– Ребенок для нее важнее отношений. Что ведет к разрушению брака.

Джордж засмеялся.

– Прости, это я не в твой адрес. Но что я хочу тебе сказать – добро пожаловать в реальный мир. Не нужно ставить крест на своем браке только потому, что она ведет себя как все женщины. Это у них в генах, можешь спросить у гениального Джина.

– Если я скажу, что женщины по природе своей сосредоточены в первую очередь на детях, то Нобелевскую премию я за это не получу, – отозвался Джин.

Затем он взглянул на меня.

– Но проблема действительно есть. Все началось с того, что Дон пропустил сонограмму.

– Черт, – сказал Дейв. – Я для этого случая взял отгул, впервые в жизни. Ты пропустил важное дело, Дон.

– Я видел снимок, – возразил я, желая оправдаться. Потому что я действительно напортачил.

– Это другое. Мы увидели, как ребенок двигается, – я имею в виду, что после всех усилий мы наконец поняли: вот он, – рассказал Дейв.

Он разволновался.

Джордж вынул бутылку из-под стола, и я достал штопор. Бейсбольный сезон давно закончился, и мы сидели в пиццерии «Артуро» в Гринвич-Виллидж. Джордж был чрезвычайно щедр на чаевые, что позволяло нам нарушать правила и приносить с собой до смешного дорогие тосканские вина, которые, как утверждал Джордж, он теперь предпочитал элю. Пауза в разговоре дала мне возможность подумать.

Джин попробовал вино.

– Как тебе? – спросил Джордж.

– Вино? Всего лишь одно из десяти лучших, которые я пробовал в жизни. И пью я его в компании с тремя товарищами в шикарной пиццерии. Вот только не надо было мне заказывать пиццу «Диаволо». А что касается Дона и Рози…

Джин сделал круговое движение бокалом, слишком маленьким для дегустации вина.

– Что касается Дона, то надо смотреть правде в глаза. Рози не верит, что он справится с ролью отца. Вспомним к тому же о повторяющихся моделях поведения. Рози выросла с единственным родителем и, возможно, поэтому полагает, что такая же судьба ждет ее ребенка.

Практической пользы для себя в рассуждениях Джина я не увидел. Я не мог изменить прошлое.

Дейв молчал, доедая свою порцию первой пиццы, заказанной на всех, потом заговорил:

– Я пытаюсь наладить холодильный бизнес. Это похоже на игру в бейсбол. Все, что я могу, – это стараться каждый день и надеяться, что рано или поздно результат придет. И что до тех пор Соня не махнет на меня рукой. Все, что Дон может сделать, – стараться изо всех сил и надеяться, что Рози это оценит.

Дейв был прав. Все, что я мог, – это попытаться стать самым лучшим отцом, каким мне только дано быть. Начало было положено. Рози этого не знала, но я так успешно взаимодействовал с ребенком, что у него повысился уровень окситоцина. Однако предстояло сделать еще больше.

Советы по поводу переживаемого мною кризиса я получил от 42,8 % своих друзей, включая моего нового друга Джорджа. В сухом остатке они сводились к двум мыслям: «Проблема существует» и «Не сдавайся».

Я решил не звонить Эслерам. Я не хотел, чтобы помимо Рози, Джина, Джорджа, Дейва, Сони и Стефана (!) еще и они были в курсе того, что проблема существует.

Оставалась Клодия. Лучший в мире психолог.

В этот раз, когда мы связались по скайпу, она предпочла говорить, а не писать. Я не понял, от чего зависит ее выбор, но скорость голосовой связи позволила мне изложить суть проблемы меньше чем за час.

Клодия изложила свои выводы почти сразу, как только я закончил:

– Рози ищет совершенную любовь. Она идеализирует то, что она потеряла раньше, чем смогла понять, что совершенной любви не бывает.

– Это слишком абстрактно.

– Ее мать умерла, когда Рози было десять лет. Даже если отношения ее родителей и не были идеальными, Рози не представилось шанса об этом узнать. И она отправилась на поиски идеального отца, которого, естественно, не существует, а нашла идеального мужа.

– Я не идеален.

– По-своему ты идеален. Ты веришь в любовь больше, чем любой из нас. Ты ничего не держишь за пазухой.

– Ты считаешь, что я не способен оперировать долгосрочными понятиями, что мой мозг устроен слишком схематично.

– Ты ведь не собираешься когда-либо обманывать Рози?

– Нет, конечно.

– Почему?

– Потому что это неправильно. – Я осознал, что я говорю. – Если только это не брак без взаимных обязательств.

– Дон, не будем об этом. Речь о тебе и Рози. Но в какой-то момент она должна была обнаружить, что ты живой человек. Ты можешь забыть важную дату, ты не читаешь ее мысли…

– Дату я вряд ли забуду. А вот чтение чужих мыслей – это моя слабая сторона.

– Поэтому теперь она вновь ищет идеальную любовь.

– Повторяющиеся модели поведения, – произнес я.

– Где ты этого набрался? Ладно, можешь не отвечать, и так знаю. Но в данном случае все верно. И судя по тому, что ты рассказываешь, она не считает тебя способным дать ей эту идеальную любовь. Быть собой – отличный способ, если дело касается только вас двоих, но в случае с ребенком он не работает. С ее точки зрения.

– Потому что я не рядовой отец.

– Возможно. Но быть рядовым отцом в этом случае недостаточно. Проблема в ее видении фигуры отца. У нее ведь были противоречия с собственным отцом?

– Все проблемы во взаимоотношениях с Филом разрешены. Теперь они друзья.

При этом я не забывал, что сказал Джин о проблемах, возникших в детстве.

– Это не может изменить ее прошлое. Это не может изменить ее подсознание.

– И что же мне делать?

– Это самый трудный вопрос. – Я начал приходить к выводу, что ученым-психологам следует уделять больше времени решению проблем. – Продолжай работать над тем, чтобы стать хорошим отцом. Может быть, стоит обсудить это все с Рози. Но избегай тех терминов, которые я использую.

– Как я объясню, что имею в виду, если не буду применять эти термины в ходе дискуссии? Это все равно, что рассказывать про генетику, не упоминая аббревиатуру ДНК.

– Верно. Тогда продолжай стараться. Пусть Рози знает, что для тебя это важно.

Проблема существует. Не сдавайся.

– И вот что еще, Дон…

Я ждал, когда Клодия закончит мысль.

– Ты лучше ничего не говори Джину, но я кое с кем встречаюсь. У меня отношения с другим мужчиной. Так что не стоит беспокоиться о нас с Джином. Это уже в прошлом.

Я решил, что разговор окончен, и выключил связь.

Но Клодия прислала еще два сообщения:

«Удачи, Дон. Пока тебе удавалось всех нас удивлять».

«Думаю, ты знаешь мужчину, который появился в моей жизни. Это Саймон Лефевр, руководитель Института медицинских исследований».

Этап сбора данных в проекте «Матери-лесбиянки» завершился, и я посмотрел черновой отчет. По моей просьбе Б3, полезная медсестра, отправила мне необработанные данные, которые я проанализировал сам. Результаты оказались любопытными, они, безусловно, расширяли представление о данной области. Отчет можно было улучшить разными способами, и я направил свои предложения Б2. Она не ответила, зато Б1 потребовала встречи с деканом, на которую он пригласил и меня.

– Дон настаивает на включении данных, полученных до того, как протоколы исследования были отработаны. Это путает всю картину.

– Это самые интересные данные, – сообщил я. – Они свидетельствуют, что ни в одном случае активные игры матери с ребенком не привели к повышению уровня окситоцина.

– Это потому, что изначально активные игры с ребенком были организованы по мужскому образцу. Родителям женского пола было некомфортно, и дети это чувствовали. Нам пришлось модифицировать их для женщин.

– После чего их надо классифицировать как объятия, – сказал я.

– Вы их не видели. Вас там не было.

Второе утверждение соответствовало истине. Я не получал писем с сообщениями о расписании экспериментов, и технические специалисты, к которым я обратился, не смогли выявить причину, несмотря на многочисленные проверки и углубленное изучение проблемы. К счастью, Б3 нашла более эффективное решение.

– Я получал видеозаписи.

– Кто?…

– Это имеет какое-то значение? – спросил Дэвид. – Дон безусловно имел право смотреть эти видеозаписи.

– Его квалификация не позволяет различать игры и объятия.

– Не спорю, – сказал я. – Поэтому я послал записи специалистам для анализа.

– Кому? Кому вы послали записи?

– Авторам исходного исследования в Израиле, разумеется. Они подтвердили, что в случае второго протокола речь идет об объятиях. Следовательно, ваше исследование показывает рост окситоцина, когда вспомогательный родитель женского пола обнимает ребенка, а не играет с ним. Что явно отличается от результатов, полученных в случае со вспомогательным родителем мужского пола. Что и представляет интерес.

Мне показалось, что Б1 не поняла сказанного мною, а выражение ее лица, когда она встала с места, я первоначально интерпретировал как злость. Я пояснил свою мысль:

– Результаты готовы к публикации. Я говорил по скайпу с одним из авторов израильского доклада, он очень заинтересовался.

– То, что сделал Дон, совершенно неэтично, – заявила Б1. – Он показал наши результаты другим исследователям.

– Это, возможно, было наивно. Но никакого нарушения этики здесь нет. Медицинский факультет Колумбийского университета открыт для сотрудничества с учеными по всему миру. Мы поддерживаем Дона в этой ситуации.

После того как Б1 ушла, декан поблагодарил меня за настойчивость:

– Они пытались избавиться от тебя, Дон. Но твое упорство позволило нам добиться хорошего результата.

На улице похолодало, что было обычным явлением для конца декабря. Изображение Бада занимало теперь четыре плитки. Достигнув рубежа в двадцать девять недель и при уровне медицинского обслуживания, доступного в Нью-Йорке, он, вероятно, сможет выжить в этом мире.

Наш брак сопротивлялся распаду в режиме совместного проживания под одной крышей.

Рози пригласила своих одногруппников к нам, чтобы отметить окончание занятий перед сессией и окончание своей учебы.

– Я, наверное, в последний раз увижу этих ребят, – сказала она. – Нас особо ничего не связывает – большинство из них моложе меня.

– Всего на несколько лет. Они взрослые.

– Почти. Но у них нет детей и всего прочего. Короче, если ты и Джин хотите пойти с Дейвом…

– У нас вчера был мальчишник. Дейв подвергается критике за недостаточное внимание к Соне, и ему надо привести в порядок отчетность. У Джина свидание с Инге.

– Свидание…

– Совершенно верно.

Использованный термин адекватно описывал ситуацию. Джин признался, что влюблен в Инге. Джордж утверждал, что разница в возрасте не имеет значения, а Дейв не смог сформулировать собственное мнение. Виза Джина, выданная на время его творческого отпуска, истекала через месяц, и он планировал потратить это время на поиски постоянной работы в Нью-Йорке.

– А Джордж?

Рози не была знакома с Джорджем.

Такое настойчивое предложение альтернативных способов времяпрепровождения привело меня к неизбежному выводу. Проект «Матери-лесбиянки» меня кое-чему научил.

– Ты хочешь, чтобы я ушел на этот вечер?

– Это мои одногруппники.

– А это и моя квартира тоже. Встреча одногруппников – это общественное мероприятие. Я – твой партнер. Другие люди придут с партнерами?

– Возможно.

– Отлично. Я подтверждаю свое участие.

Мой декан был бы впечатлен.

27

Джин проинструктировал меня, как следует принимать гостей:

– Громкая музыка, приглушенный свет, соленая еда, много выпивки. Свежая рубашка и чистые джинсы. Ботинки, которые были на тебе, когда мы принимали роды у коровы, если ты их почистил. Рубашку в джинсы не заправляй. Можешь не бриться. Жми руки, таскай еду и напитки и не ставь Рози в неудобное положение.

– Почему ты считаешь, что я поставлю ее в неудобное положение?

– Опыт подсказывает. И мы с Рози разговаривали. Если коротко, она хотела, чтобы я перенес свидание с Инге. Думала сбагрить тебя на меня. Не вышло. У меня на сегодняшний вечер большие планы.

– Большие планы? Ты намерен сегодня заняться сексом с Инге?

– Хочешь – верь, хочешь – нет, однако до сих пор все было очень целомудренно. Но профессиональное чутье подсказывает мне, что сегодня все переменится.

Я подготовился к приему гостей, и, когда я пришел домой, Рози подтвердила, что все идет по плану.

– Зачем столько выпивки? – спросила она. – Ты заказал пять ящиков алкоголя. Мы не можем позволить себе такие траты.

– Доставка бесплатно. Плюс скидка за большой объем. Судя по твоему поведению в прошлом, после рождения Бада ты опять будешь много пить.

– Я всем сказала, чтобы приносили выпивку с собой. Мы же простые студенты.

– Я – нет.

– Дон, если ты помнишь, я думаю о том, чтобы вернуться в Австралию. До рождения ребенка. Меня здесь не будет, и я не смогу все это выпить.

Из-за предстоящей вечеринки я передвинул время еженедельного разговора с моей матерью на тридцать минут раньше и решил соврать, чтобы не причинять эмоциональную боль.

– Доставили уже? – спросила мать.

– Доставили в четверг.

Это была правда.

– Ты бы хоть позвонил. Твой отец так волновался. Пересылка стоила целое состояние. Одному богу известно, сколько он уже на это потратил. Он полночи разговаривал по телефону с Кореей – с Кореей, подумать только, – а затем приехали все эти ящики, и ему пришлось подписывать документы про патенты и секретность, и он, конечно, изучал каждую букву, ты же знаешь своего отца, он сутками не отрывался, Тревор несколько недель подряд был вынужден помогать в магазине… Я думаю, тебе надо с ним поговорить.

Она отвернулась от экрана и крикнула:

– Джим, это Дональд!

Место матери занял отец.

– Это то, что ты хотел? – спросил он.

– Отлично. Идеально. Невероятно. Отвечает всем требованиям.

И это тоже была правда.

– А Рози понравилось? – спросила невидимая мать.

– Рози полностью удовлетворена. Она считает папу величайшим изобретателем в мире.

Это была ложь. Я убрал колыбель в шкаф в комнате Джина, не показав Рози. После проблем с коляской велика была вероятность того, что Рози отвергнет самый удивительный проект моего отца.

Первыми гостями на встрече оказалась пара, что подтвердило правильность моего решения участвовать в этом мероприятии. Рози представила нас.

– Джош, Ребекка, познакомьтесь, это Дон.

Я протянул руку, они по очереди пожали ее.

– Я партнер Рози, – сообщил я. – Что вы будете пить?

– Мы принесли пиво, – сказал Джош.

– В холодильнике есть холодное пиво. Можем выпить его, пока ваше достигнет оптимальной температуры.

– Спасибо, но это английское пиво. Я полгода проработал в Лондоне в баре. Пристрастился.

– У нас в наличии шесть бутылок настоящего эля.

Джош засмеялся:

– Вы меня разыгрываете.

Я повел его в холодильную камеру и достал пинту золотого эля из пивоварни в Крауч-Вейл. Ребекка пошла с нами, и я спросил ее, что она предпочитает – пиво или коктейль. Правила поведения были мне знакомы, так что, смешивая ей «Палату № 8» и демонстрируя искусство обращения с шейкером, я чувствовал себя вполне комфортно.

Появились другие гости. Я смешивал заказанные ими коктейли и разносил блюда с соленым испанскими перцами и сыром «Эдам». Рози выключила музыку, которую я поставил, и заменила ее на что-то более современное. Звук оставался громким, свет приглушенным, уровень потребления алкоголя высоким. По моему впечатлению, собравшиеся получали удовольствие. Джин оказался прав. Пока что признаков того, что я кого-то поставил в неудобное положение, не наблюдалось.

В 23.17 раздался стук в дверь. Это был Джордж. В одной руке у него была бутылка красного вина, в другой он держал гитару в чехле.

– Как насчет мести? Вы не даете спать старику. Не против, если я к вам присоединюсь?

Де-факто Джордж являлся нашим квартирным хозяином. Было бы неразумно отказать ему в гостеприимстве. Я представил Джорджа гостям, взял вино и предложил ему коктейль. Когда я принес заказанный им мартини, Джордж уже играл на гитаре и пел. Катастрофа! Это была музыка в стиле шестидесятых, аналогичная той, которую Рози выключила перед этим. Я предположил, что выступление Джорджа также будет не востребовано молодыми людьми.

Я ошибся. Пока я раздумывал над тем, как заставить Джорджа замолчать, гости Рози начали хлопать и подпевать. Я сосредоточился на том, чтобы их стаканы не пустовали.

В разгар выступления Джорджа прибыл Джин. Квартира была полна молодых людей, значительную часть которых составляли женщины без спутников, утратившие способность адекватно оценивать действительность под воздействием алкоголя. Я беспокоился, что Джин может повести себя неподобающе, но он отправился прямиком в спальню. Я предположил, что его либидо истощено.

Вечеринка закончилась в 2.35. Одной из последних ушла женщина, представившаяся как Мэй, возраст около двадцати четырех, ИМТ приблизительно двадцать. Мы разговорились в холодильной камере, когда я выбирал алкоголь для ее прощального коктейля.

– Вы совсем не такой, как мы ожидали, – сказала она. – Честно говоря, все думали, что вы типа зацикленный.

Это было примечательное событие. Сегодня вечером, по крайней мере в условиях ограниченного контакта, я убедил молодую современную женщину и, очевидно, ее коллег-студентов в том, что моя способность к социальному взаимодействию находится в пределах нормы. Но меня волновало, откуда взялась их прежняя убежденность в обратном.

– На основании чего вы сделали вывод о моей зацикленности?

– Мы просто думали… Ну, вы же живете с Рози, а она единственный человек в мире, который одновременно заканчивает учебу на медицинском факультете и диссертацию. Говорит, что думает, все время занимается, нам буквально силком приходится ее куда-нибудь вытаскивать… А потом вдруг она такая, да, я беременна, но мне сейчас надо доделать статистику. И мы думали, что вы такой же, а тут вдруг эта квартира, и коктейли, и этот чувак с гитарой и в такой рубашке из шестидесятых.

Она отхлебнула свой коктейль.

– Внушает. Я хочу спросить… Кто-то поможет Рози с этой клинической заморочкой?

– С клинической заморочкой?

– Простите. Я сую нос не в свое дело. Но мы обсуждали это между собой, потому что хотим как-то помочь. Она так явно пытается использовать беременность для того, чтобы соскочить.

– Откуда?

– С клинической практики. Рози ведь хочет заниматься психологией, и если ей помочь с этим справиться, то после следующего года ей уже не придется притрагиваться к пациентам. Я так понимаю, у нее была какая-то травма в детстве – авария или что-то вроде, – и с тех пор она боится экстренной медицины.

Рози попала в аварию, в которой ее мать погибла, а Фил получил тяжелую травму. Представлялось вероятным, что зрелище чужих травм могло пробудить у нее болезненные воспоминания. Но мне она об этом ничего не говорила.

Утром в понедельник, на следующий день после вечеринки, Инге попросила меня о срочной встрече и предложила выпить кофе.

– Вопрос скорее личный, – сказала она.

Я не вижу логического объяснения тому, что личные и общественные темы должны обсуждаться в кафе и сопровождаться употреблением напитков, в то время как научные темы могут обсуждаться и в рабочей обстановке, и в кафе. Тем не менее мы сменили местоположение и взяли кофе, чтобы начать разговор.

– Вы были правы насчет Джина. Зря я вас не послушала.

– Он попытался соблазнить вас?

– Хуже. Он говорит, что любит меня.

– Без взаимности?

– Разумеется. Он старше моего отца. Я в нем видела наставника, а он отнесся ко мне как к равной. Но я никогда не давала оснований… Не могу поверить, что он так неправильно все понял. Я не могу поверить, что я так ошибалась.

Вечером я постучал в дверь комнаты Рози и вошел. Я рассчитывал застать ее у компьютера за работой, но она лежала на матрасе. Без книги. Отсутствие отвлекающих факторов создавало идеальную возможность для обсуждения важной темы.

– Мэй сказала мне, что у тебя есть проблема с клинической практикой. Что у тебя патологический страх перед физическим контактом с пациентами. Это так?

– Черт. Я тебе уже говорила, что заканчиваю с медицинским образованием. Причины не важны.

– Ты говорила, что берешь академический отпуск. Дэвид Боренштейн…

– К черту Дэвида Боренштейна. Хорошо, пусть так – я беру академический отпуск. Может, я вернусь к учебе, может, нет. А в данный момент я немного занята сессией и собственной беременностью.

– Очевидно, если появляются препятствия, мешающие достижению цели, следует изучить методы их преодоления.

Я понимал чувства Рози и мог ей помочь. Я оказался практически в идентичной ситуации, когда переключился с изучения компьютерных технологий на генетику. Отвращение, когда я был вынужден прикасаться к животным, было прямо пропорционально их размерам. Это не рациональное, а инстинктивное отношение, поэтому так трудно было его преодолеть.

Я пробовал гипнотерапию, но излечил меня, как я полагаю, Случай со спасением кота, который принадлежал моему соседу по квартире. Котенок свалился в унитаз, и мне пришлось спасать его от утопления – задача, неприятная вдвойне. Тогда я узнал, что в чрезвычайной ситуации способен за счет интеллектуальных усилий абстрагироваться от физических ощущений. Изучив строение мозга, я научился повторять этот прием, что помогало мне впоследствии вскрывать мышей и ассистировать при рождении теленка. Я был уверен, что могу теперь справиться с чрезвычайной медицинской ситуацией, и был готов обучить этим навыкам Рози.

Я начал объяснять, но Рози остановила меня:

– Хватит, пожалуйста. Если бы я хотела разобраться, я бы это сделала. Мне это просто не очень нужно.

– Хочешь пойти в театр? Сегодня вечером?

– Какой театр?

– Это сюрприз.

– Значит, ты не покупал билетов. Ты все это… не планировал?

– Я запланировал поход в театр. Для нас двоих. Как пары.

– Извини, Дон, но нет.

Я пошел проведать Джина. Он лежал на кровати у себя в комнате. Наша квартира на глазах превращалась в депрессивную территорию.

– Молчи. Инге разговаривала с тобой, верно?

Джин велел мне молчать, затем задал вопрос, требующий ответа. Я решил, что второе важнее первого.

– Совершенно верно.

– Господи, как я теперь буду смотреть ей в глаза? Я оказался полным идиотом.

– Совершенно верно. К счастью, Инге тоже не заметила, что твое общение с ней имело целью соблазнение. Я бы рекомендовал…

– Дон, мне не нужны твои советы по поводу того, как надо себя вести.

– Ошибка. Я обладаю уникальным опытом поведения в неловких ситуациях, возникших в результате бесчувственного отношения к другим людям. Я специалист. Я рекомендую попросить прощения за то, что ты вел себя как болван.

Инге я рекомендовал попросить прощения за то, что она изначально вела себя двусмысленно. Ей тоже неловко. Никто об этом не знает, кроме меня.

– Спасибо. Ценю.

– Не хочешь сходить в театр? У меня есть билеты.

– Нет, лучше посижу дома.

– Ошибка. Ты должен пойти со мной в театр. Иначе будешь все время думать о своем промахе и ничего не придумаешь.

– Ладно. Во сколько?

Знакомьтесь, Дон Тиллман, психотерапевт.

Перед уходом я приготовил еду для Рози, а для нас с Джином оставил в холодильнике, чтобы мы могли ее съесть, когда вернемся. У меня возникла небольшая проблема с упаковочной пленкой из-за того, что она не хотела отрываться по линии перфорации. Рози встала из-за стола и оторвала требуемый кусок пленки.

– Мне трудно поверить, что ты не в силах справиться с упаковочной пленкой. А как ты собираешься управляться с подгузником? Неужели так трудно быть нормальным хоть в чем-то?

Джин вышел из своей комнаты. Рози обернулась.

– Прости. Я не со зла. Забудь то, что я сказала. Я просто иногда расстраиваюсь из-за того, что ты все делаешь не так, как все.

– Это неправда, – сказал Джин. – Дон не единственный, у кого возникают трудности с упаковочной пленкой. И кто не может что-то найти в холодильнике. Я помню, в какую ярость пришел твой друг Стефан из-за человека, воровавшего сахар с кухни. Он разорялся минут пять и в результате собрал вокруг себя половину сотрудников факультета, которые стояли и таращились на сахарницу, стоявшую перед ним на столе.

– Да при чем тут Стефан? – спросила Рози.

«Не хотите ли ты или Рози отработать смену?»

Такую СМС на следующий вечер я получил от Джейми-Пола из бывшего коктейль-бара, превратившегося в винный.

«Винище простил нас?» – отозвался я.

«Кто такой Винище? Гектор здесь больше не работает».

Рози предложила составить мне компанию, но Джейми-Пол написал «ты или Рози», что, согласно правилам английского языка, исключало множественное число.

В баре теперь все было иначе, отчасти из-за отсутствия Рози. Но Джейми-Пол сообщил, что прежние клиенты постоянно заходят и требуют коктейли. Винище уволили после того, как брат владельца заказал коктейль из виски с лимонным соком, а сделать его оказалось некому. До Рождества оставалось всего пятнадцать недель, и народу в баре было много, потому и возникла потребность в моих услугах. Я пошел, оставив Рози и Джина доедать приготовленный мною ужин.

Было невероятно приятно вновь заняться приготовлением коктейлей. Я был мастером этого дела, и люди ценили мое мастерство. Никого не волновало мое мнение о воспитании детей однополыми парами и то, как я представляю себе чужие чувства, а также умею ли я обращаться с упаковочной пленкой. Я остался после смены, чтобы поработать задаром, пока бар не опустеет, а после отправиться под снегопадом обратно в квартиру, которая к тому времени должна будет опустеть в переносном смысле, так как ее обитатели заснут.

Все пошло не совсем по плану. Когда я писал записку с просьбой к Джину и Рози не будить меня раньше 9.17, дверь в комнату Рози отворилась. Ее силуэт определенно изменился. Я не мог описать охватившее меня чувство: это было сочетание любви и печали.

– Ты очень поздно пришел, – сказала она. – Мы по тебе соскучились. Но Джин был очень мил. Нам всем сейчас трудно.

Рози поцеловала меня в щеку, и на этом ее противоречивые сообщения закончились.

28

У меня появилась возможность компенсировать свое отсутствие на двух сеансах УЗИ.

Инструкцию по поведению в предродовой период Рози должна была получить в той же больнице, где она собралась рожать. Я был твердо намерен при этом присутствовать и не допускать никаких ошибок. Меня вдохновляло успешное завершение программы «Хороший отец», для которого понадобилось всего одно занятие.

Дейв уже посетил инструктаж по поведению в предродовой период.

– Это в основном для отцов, – сообщил он. – Чего ожидать, как поддерживать своего партнера, всякое такое. Женщины все это знают и так. Парни выглядят по-дурацки из-за того, как мало они знают, и жен своих ставят в неудобное положение.

Я не собирался ставить Рози в неудобное положение.

– Я туда иду только потому, что так положено, – заявила Рози, когда мы ехали на метро в больницу. – Я даже хотела отказаться, просто чтоб посмотреть на их реакцию. Что они сделают? Не позволят мне рожать? Я, может быть, вообще не там буду рожать.

– Рисковать в таком важном вопросе неразумно.

– Ладно, ладно. Но я уже говорила, нечего тебе там делать. Если бы они настаивали на присутствии отцов, это была бы дискриминация матерей-одиночек.

– Присутствие отцов предполагается, – сообщил я. – Благодаря этому инструктажу к ним приходит понимание, чего следует ожидать, как поддерживать своего партнера, не вызывая у него ощущения угрозы, а, наоборот, отвлекая его.

– Спасибо большое, – ответила Рози, – за отсутствие ощущения угрозы. Не хотелось бы наблюдать демонстрацию приемов карате.

Утверждение, с которым выступила Рози, было совершенно неоправданным, поскольку она не знала о тех двух случаях в Нью-Йорке, когда я в рамках разумной самообороны применил навыки боевых искусств. Она, предположительно, имела в виду Происшествие с пиджаком, случившееся на нашем первом свидании, что подтверждало избирательность ее воспоминаний в пользу событий, представляющих меня в дурном свете. Хотя тогда произошедшее ее развеселило, и она пошла ко мне домой.

В фойе стоял автомат, предлагавший низкокачественные растворимые напитки, в том числе с кофеином, и сладкую выпечку, которая не вся соответствовала списку продуктов, показанных в период беременности. Мы пришли на три минуты раньше, но там уже собралось человек восемнадцать. Все присутствовавшие женщины были на разных сроках беременности. Никого, кто выглядел бы как вспомогательный родитель в лесбийской паре, я не заметил.

Мы познакомились с компанией, состоявшей из двух беременных женщин и мужчины. Женщин звали Мэдисон (возраст около тридцати восьми, ИМТ определению не поддавался в связи с беременностью, но в обычных условиях находился, вероятно, на низком уровне) и Дилэнси (приблизительно двадцать три года, ИМТ в нормальном состоянии выше двадцати восьми). Я заметил, что в Нью-Йорке есть улицы с такими названиями – Мэдисон и Дилэнси. Мой мозг работал с максимальной эффективностью, благодаря этому я замечал любопытные закономерности. Мужа Мэдисон (около пятидесяти, ИМТ приблизительно двадцать восемь) звали Билл.

– Есть также Уильям-стрит, что совпадает с вашим полным именем, – сообщил ему я.

– Неудивительно, – разумно отреагировал Билл. – А вы уже выбрали имя для ребенка?

– Нет пока, – ответила Рози. – Мы еще это даже не обсуждали.

– Везет вам, – сказал Билл. – Мы все никак не определимся.

– А вы? – спросила Рози у Дилэнси.

– Мы с Мэдисон много об этом разговариваем, но у меня девочка, и я назову ее Розой в честь ее бабушки. Она тоже была матерью-одиночкой.

Повторяющиеся модели поведения.

Имя Роза похоже на Рози. Если бы ее фамилия была Джирмен, то Роза Джирмен представляла бы собой анаграмму Рози Джармен. А если бы ее фамилия была Минтилл, то получилась бы анаграмма для Рози Тиллман. Но это представляло бы интерес только в том случае, если бы Рози взяла мою фамилию, когда мы поженились.

– Я рекомендую избегать имен, указывающих на этническую принадлежность. Чтобы не создавать почву для предрассудков, – сказал я.

– По-моему, это у вас предрассудки, – ответила Мэдисон. – Здесь вам Нью-Йорк, а не какая-нибудь Алабама.

– Исследование Бертран и Муллайнатана о дискриминации при приеме на работу основано на данных, собранных в Бостоне и Чикаго. Я бы не стал рисковать.

У меня возникла новая идея.

– Есть еще вариант имени для ребенка – Вилма. Составлено из Уильяма и Мэдисон.

– Это что-то из доисторических времен. Как тебе, Мэд? – спросил Билл.

На этих словах он засмеялся. Значит, социальное взаимодействие мне сегодня удалось. Я выступал блестяще.

– А как вы познакомились с Мэдисон? – поинтересовалась Рози у Дилэнси.

Мэдисон ответила вместо нее:

– Дилэнси моя лучшая подруга. И наша домработница.

Отношения между этими тремя людьми были построены в высшей степени эффективно. Но, прежде чем я успел вникнуть в детали, прибыл опоздавший лектор. Я не замедлил подробно проинформировать ее о проблемах с предлагаемыми в фойе продуктами питания.

Вмешалась Рози:

– Мне кажется, она уже поняла, Дон.

– Я очень рада, что среди нас есть папа, который разбирается в проблемах питания во время беременности. Большинство не имеют об этом никакого представления.

Лектора звали Хайди (возраст около пятидесяти, ИМТ двадцать шесть), и держалась она очень приветливо.

Образовательная часть началась с того, что все присутствующие представились, а затем нам показали видеозапись настоящих родов. Я перебрался в первый ряд, где освободилось место после того, как один из отцов торопливо покинул помещение. Благодаря интернету я изучил множество видео с наиболее распространенными случаями и осложнениями, но на большом экране все, несомненно, смотрелось лучше.

После показа Хайди спросила, есть ли вопросы, и перешла к учебной доске, стоявшей в углу.

Я вспомнил рекомендацию Джека-байкера и потому заткнулся, чтобы другие могли задать свои вопросы. Первой стала женщина по имени Мая:

– При тазовом предлежании обычно делается кесарево сечение?

– Да. Полагаю, в данном случае это обнаружилось, когда схватки уже начались и было слишком поздно. Но все обошлось.

– Мне в прошлый раз сказали, что, если ребенок не перевернется, придется делать кесарево. А я так хотела родить сама.

– При тазовом предлежании естественные роды сопряжены с определенным риском.

– И насколько же это опасно?

– Я не располагаю всеми данными и цифрами…

К счастью, ими располагал я. Выйдя к доске, я с помощью красного и черного маркеров показал, как в случае тазового предлежания может порваться пуповина, а также описал совокупность факторов, предопределяющих проведение кесарева сечения. Хайди стояла рядом с открытым ртом.

Мая ждала третьего ребенка, что снижало возможный риск.

– Ваш таз и вагина уже достаточно пластичны.

– Спасибо, друг, что поделился знаниями, – заметил ее муж.

Когда я закончил, все присутствующие зааплодировали.

– Я полагаю, вы акушер-гинеколог, – сказала Хайди.

– Нет, просто отец, который полагает, что в период беременности ему отводится важная роль.

Она рассмеялась.

– Вы – пример для нас всех.

Надеюсь, Рози, сидевшая в заднем ряду, не пропустила сказанное.

Мы обсудили ряд тем, по большинству из которых мне было что добавить. Я не забывал совет Джека, но создавалось впечатление, что, кроме Хайди, я был единственным обладателем специализированных знаний среди собравшихся. Все шло отлично. Мы перешли к вопросу грудного вскармливания, по которому я читал помимо Книги и другие материалы.

– Это не всегда будет легко, и вы, отцы, должны поддерживать ваших партнеров в выборе грудного вскармливания.

– Или нет, – добавил я, поскольку слово «выбор» подразумевает альтернативу.

– Я уверена, Дон, вы не станете спорить с тем, что грудное вскармливание всегда предпочтительнее.

– Не всегда. Есть множество факторов, которые необходимо принять во внимание. Я рекомендую в каждом случае создавать сравнительную таблицу.

– Но грудное вскармливание обеспечивает ребенку иммунитет. Нужны очень серьезные аргументы против того, чтобы у ребенка был высокий иммунитет.

– Согласен.

– Тогда пойдем дальше, – сказала Хайди.

Но она забыла упомянуть важнейшее обстоятельство!

– Максимальный иммунитет достигается в тех случаях, когда матери кормят детей друг друга. Такая практика существовала в древности.

Я указал на своих новых знакомых.

– Мэдисон и Дилэнси – лучшие подруги, они живут в одном доме, их дети должны появиться на свет одновременно. Очевидно, что они могли бы кормить детей друг друга. В целях максимального укрепления иммунитета.

На обратном пути в метро я продолжал спорить с Рози на эту тему. Оглядываясь назад, следует признать, что это был не спор, а скорее, как выражается Рози, словоизвержение, потому что говорил один я.

– Пишут, что искусанные соски́ причиняют сильнейшую боль, но матери тем не менее должны продолжать кормить грудью. И все ради иммунитета. Общественного согласия, целенаправленно достигнутого общественного согласия, не требующего дополнительных доводов, было бы достаточно, чтобы положить конец практике…

– Пожалуйста, Дон, заткнись, – попросила Рози.

Через несколько минут, когда мы уже шли к дому от метро, Рози попросила у меня прощения:

– Извини, что я сказала «заткнись». Я знаю, что ты это делал не нарочно. Просто ты поставил меня в очень неловкое положение.

– Дейв предвидел, что такое может случиться. Это нормально.

Но я понимал, что на занятиях Дейва вряд ли кто-то стал причиной разрыва между двумя лучшими подругами, а также инициировал хаотическую дискуссию с участием большинства присутствующих, тем самым нарушив обещание не создавать ощущения угрозы.

Как выражается Дейв, главное – не выключаться из игры. Если продолжить его бейсбольную аналогию, мне постоянно грозило отчисление из команды. Я нуждался в помощи тренера, то есть своего врача.

– Я не ваш врач, Дон.

Я перехватил Лидию на выходе из клиники после окончания рабочего дня. Мне не удалось записаться к ней на прием. Кажется, она не горела желанием меня видеть. Мое предложение выпить где-нибудь кофе она отвергла и настояла, чтобы мы вернулись в ее кабинет и разговаривали там. Я пришел один.

Я рассказал Лидии все, за исключением истории про замену Рози на Соню. Точнее сказать, я планировал рассказать ей все, но описание Скандала на предродовых курсах, который я спровоцировал, заняло тридцать девять минут, и я еще не закончил, когда Лидия меня прервала. Она, к моему изумлению, смеялась. Я не мог представить себе смеющуюся Лидию, а сейчас ее смех был совершенно не к месту, ведь мой брак оказался на грани катастрофы.

– Боже, я знаю этих фанатичек грудного вскармливания. Женщины, у которых лучшие друзья – это их прислуга. Знаете, что говорит Дэвид Седарис? У таких людей никогда не бывает в лучших друзьях чужой прислуги.

Интересное наблюдение, но как оно могло помочь в решении моей проблемы?

– Ладно, – сказала Лидия. – Поначалу наши отношения складывались не слишком удачно, отчасти по моей вине. Вы – не наш случай. Я хочу, чтобы вы знали – положительный отчет для полиции я написала еще после нашей первой встречи. Единственный ребенок, для которого вы представляете угрозу, – ваш собственный.

Я был потрясен.

– Я представляю угрозу для своего ребенка?

– Я так думала. И поэтому ничего не сказала про отчет для полиции – чтобы встретиться еще раз. Хотела перестраховаться. Можете написать на меня жалобу, но у меня были основания так поступить, и вот теперь вы пришли добровольно.

Лидия взглянула на часы.

– Хотите кофе?

Предложение было настолько неожиданным, что я чуть не упустил тот социальный смысл, которое оно несло. Лидия хотела продолжить разговор.

– Да, спасибо.

Она ушла и вернулась с двумя чашками кофе.

– Мой рабочий день закончился еще час назад. Но я хочу вам кое-что сказать. Вдруг это поможет прояснить некоторые вещи.

Мы оба сделали по глотку кофе. Он был такого же качества, как и в нашем университетском кафе. Я его все равно пил, а Лидия начала говорить:

– Где-то год назад я потеряла пациентку. У нее был послеродовой психоз. Вы знаете, что это такое?

– Разумеется. Один случай на шестьсот рожениц. Чаще всего ничто не предвещает развития болезни. Обычно встречается у первородящих.

– Благодарю вас за разъяснения, доктор. Так вот, я потеряла ее и ребенка. Она убила новорожденного и покончила с собой.

– Вы не сумели выявить психоз?

– Я не заметила никаких признаков. Муж не сообщал ни о чем подозрительном. Он был… бесчувственным, настолько бесчувственным, что пропустил психическое заболевание собственной жены.

– И вы решили, что я могу оказаться таким же бесчувственным?

– Я знаю, что вы стараетесь все делать правильно. Но я боялась, что у Рози может развиться депрессия, а вы не обратите на это внимания.

– Вероятность возникновения послеродовой депрессии – от десяти до четырнадцати процентов. Но я специалист по применению Эдинбургской шкалы послеродовой депрессии.

– Она заполнила анкету?

– Я задавал вопросы устно.

– Поверьте мне, Дон, вы не специалист. Но я видела Рози. У нее исключительно устойчивая психика, возможно, благодаря тому, что ранний период жизни она провела в Италии. Она к вам очень привязана. Она очевидно любит вас, она целеустремленный и организованный человек, чему способствовала учеба на медицинском факультете, она преодолела свои семейные проблемы, и у нее хорошо налажены социальные связи.

Я не сразу вспомнил, что речь идет о Соне.

– А если бы она не училась на медицинском факультете? И у нее не было бы друзей? И она не любила бы меня? В такой ситуации поддержка со стороны даже бесчувственного отца все равно лучше, чем ничего.

Лидия поднялась со своего места.

– К счастью, это не так. Но как ни странно, иметь такого мужа хуже, чем остаться совсем одной. Такой партнер может помешать женщине предпринять что-нибудь, чтобы улучшить ситуацию. По моему мнению – и оно подтверждено научными данными, – ей будет лучше без него.

29

Весь следующий день в университете я пытался разрешить проблему, возникшую из-за информации, которой со мной поделилась Лидия. В частности, провел дополнительные исследования по вопросу о том, какими качествами должен обладать отец.

Отсутствие склонности к насилию. Это требование возглавляло список. Мои действия повлекли за собой арест и принудительное посещение курсов по управлению гневом. Случаи потери самоконтроля, происходившие со мной, практически ничем не отличались от тех, о которых рассказывал Джек-байкер. Я не считал, что представляю угрозу для окружающих, но предполагал, что многие люди, склонные к насилию, оценивают себя аналогичным образом.

Отсутствие пристрастия к наркотикам. Мой суточный уровень потребления алкоголя, уже находившийся на самой высокой отметке за все время наблюдений, существенно вырос с начала беременности Рози. Несомненно, это была реакция на стресс. Джек-байкер прав: вероятно, из-за алкоголя я стал хуже себя контролировать.

Эмоциональная стабильность. См. выше про потерю самоконтроля.

Способность прислушиваться к потребностям ребенка. Эмпатия, иначе говоря, умение устанавливать эмоциональный контакт с окружающими. Моя самая большая слабость как человеческого существа.

Способность к рефлексии. Для ученого она находится на должном уровне, но тот факт, что я не нашел решения проблемы моих отношений с Рози, означает неумение применить эти навыки в бытовых условиях.

Поддержка со стороны окружающих. Единственный обнадеживающий пункт в списке катастрофических недостатков. Моя семья находилась в Австралии, но, к счастью, меня поддерживали Джин, Дейв, Джордж, Клодия, Соня и декан. А Лидия оказывала профессиональную помощь.

Честность не входила в список, но явно была желательным качеством. Я надеялся, что, когда Происшествие на детской площадке благополучно разрешится, я смогу рассказать о нем Рози. Но это был признак нестандартного поведения, которое отныне неприемлемо.

Я нарисовал сравнительную таблицу, и сразу стало понятно, что недостатки перевешивают достоинства. Я явно не подходил на роль отца, да и на роль партнера больше не годился.

Дальнейшие исследования показали, что разрыв отношений зачастую приходится на период беременности или первые месяцы после родов. Внимание женщины в силу естественных причин переключается на ребенка в ущерб отношениям с партнером. А партнер мужского пола нередко хочет избежать ответственности, налагаемой отцовством. Наш случай явно относился к первой категории. Хотя я был готов взять на себя ответственность за ребенка, моя жена и профессиональный врач считали меня неспособным на это. Я и сам теперь так думал.

Следом я приступил к изучению вопроса о том, как лучше расставаться, и пришел к выводу, что быстрые и решительные действия лучше продолжительных дискуссий. Два фильма, которые я смотрел в рамках проекта «Рози», – «Касабланка» и «Мосты округа Мэдисон» – подтверждали мою гипотезу. Руководствуясь знаниями, почерпнутыми из кинематографа, я составил короткую речь на девять страниц, в которой описал создавшуюся ситуацию. Она далась мне непросто; во время работы я испытал целый спектр болезненных эмоций, но, изложив аргументы, вернул себе способность ясно мыслить.

После того как речь была готова, я отправился домой и по дороге позволил себе отвлечься. Я женат на Рози шестнадцать месяцев и три дня. Любовь к Рози стала лучшим, что я испытал в жизни. Я изо всех сил старался сохранить наш брак, но всегда подозревал – как и Дейв в отношении Сони, – что наш союз – результат вселенского недоразумения. Он изначально был обречен. И, разумеется, вселенная ни в чем не виновата. Виноват только я со своими недостатками. Слишком многое я сделал неправильно, и теперь чаша терпения переполнилась.

Я ушел с работы пораньше, чтобы оказаться дома до прихода Джина. И вновь застал Рози лежащей на матрасе. На этот раз она читала, но это был какой-то бульварный роман вроде тех, что читает моя тетя. Я сделал Рози настолько несчастной, что она вынуждена искать забвения в вымышленном мире.

Я начал свою речь:

– Рози, очевидно, что наши отношения не складываются. Отчасти вина…

Она прервала меня:

– Замолчи. Ни слова о вине. Это я забеременела, не обсудив это предварительно с тобой. Мне кажется, я знаю, что ты хочешь сказать. Я тоже об этом думала. Я знаю, сколько усилий ты приложил, но мы ведь никогда не были обычной семьей. Скорее двумя людьми, которым хорошо друг с другом.

– Зачем ты тогда забеременела?

– Наверное, из-за того что для меня очень важно иметь ребенка. Я вообразила, что мы оба можем быть родителями. Я поступила необдуманно.

Рози продолжала говорить, но моя способность воспринимать устные сообщения, особенно если речь шла об эмоциях, была серьезно ослаблена моими собственными эмоциями. Я понял, что надеялся на то, что Рози не согласится со мной. Возможно, даже будет смеяться над ошибками в моих умозаключениях – и все образуется.

Наконец она спросила:

– Что же нам делать?

– Ты сказала, что возвращаешься в Австралию. Разумеется, я буду, как положено, поддерживать Бада финансово.

– Я имею в виду – сейчас. Могу я здесь остаться?

Я не собирался оставлять Рози без крыши над головой. Близких друзей у нее в Нью-Йорке не было, если не считать Джуди Эслер. А я пока не хотел ставить Эслеров в известность о нашем расставании. Меня не покидала ничем не обоснованная надежда, что проблема как-то разрешится.

– Я поживу у Дейва и Сони. Временно.

– Это ненадолго. Я забронирую билет на рейс в Австралию. Пока врачи не запретили мне перелеты.

Рози настояла на том, чтобы эту ночь я провел в нашей квартире, потому что было уже слишком поздно идти к Дейву и Соне. Посреди ночи я услышал, как она пошла обычным маршрутом в туалет и за горячим шоколадом, потом дверь в мою комнату открылась. Свет в гостиной мы никогда не гасили полностью, и сейчас в полумраке Рози выглядела очень интересно, в самом положительном смысле этого слова. Ее силуэт еще больше изменился, и я испытал разочарование оттого, что не мог следить за этим процессом в непосредственном контакте.

Рози собиралась лететь домой. Я проведу несколько дней у Дейва и Сони, потом вернусь в нашу квартиру, где уже не будет Рози. Может быть, когда-нибудь я тоже вернусь в Австралию. Большого значения это не имеет. Окружающая действительность меня не очень интересует. Мне нравилось работать в Колумбийском университете вместе с Дэвидом Боренштейном, Инге, тремя Б и, по крайней мере сейчас, с Джином.

Где-то там будет расти мой ребенок, но по отношению к нему я мало чем буду отличаться от обычного донора спермы. Я буду посылать деньги Рози, чтобы она справлялась с расходами, и, возможно, опять пойду делать коктейли в баре, чтобы повысить свой доход и расширить социальные связи. Даже в Нью-Йорке мне удавалось организовать свою жизнь максимально эффективно. Скоро она станет такой же, какой была до встречи с Рози. Хотя нет, лучше – благодаря переменам, произошедшим с появлением Рози, и тому, что теперь я по-новому воспринимаю происходящее вокруг. Но я буду знать, что когда-то она была еще лучше, и из-за этого мне будет хуже.

Не говоря ни слова, Рози забралась под одеяло. Ее движения стали другими из-за того, что Бад и его или ее системы жизнеобеспечения опирались на клиновидный позвонок Рози, который у человеческих существ женского пола служит для этой цели. Наверное, она должна была спросить разрешения, ведь мне ни разу не пришло в голову присоединиться к ней с тех пор, как мы заняли отдельные помещения. Но я не собирался возражать.

Она обняла меня одной рукой, и я пожалел, что не создал в холодильнике запас черничных кексов для чрезвычайных случаев. К моему удивлению, они не понадобились.

Утром я не проснулся в свое обычное время. Рози еще была дома. Она могла опоздать на консультацию в университете, на которую отводилось субботнее утро.

– Тебе не обязательно уходить, – сказала Рози.

Я задумался над смыслом услышанного. Рози предоставляла мне выбор. Но она не дала прямо понять, что меняет свои планы и отказывается от возвращения в Австралию. И она не сказала: «Я хочу, чтобы ты остался».

Я собрал сумку, потратил еще час на создание изображения Бада на плитке № 31 и отправился на метро к Дейву.

Соня была в гостях у своих родителей, а вернувшись, потребовала, чтобы Дейв отвез меня домой. Немедленно. Дейв уже помог мне устроиться в своем кабинете, который должен был стать комнатой их ребенка через десять дней, когда тот появится на свет.

– Она беременна, – сказала Соня. – У всех бывают перепады настроения. Так ведь, Дейв? А ты, Дон, не должен сбегать из дому из-за того, что вы поссорились. Ты отвечаешь за ваши отношения.

Я посмотрел на Дейва. Он явно был удивлен. Ни один психолог не станет спорить с тем, что ответственность за отношения несут оба партнера.

– Мы не поссорились. Я был у врача. Ясно, что я плохо влияю на Рози. Она возвращается в Австралию. Я буду оказывать ей должную поддержку.

– Ты сам по себе – должная поддержка.

– Я не гожусь на роль отца.

– Дейв. Вези Дона домой. Помоги ему с этим разобраться.

Мы приехали ко мне в 19:08. Джин был дома, поскольку его выходы в свет вместе с Инге закончились.

– Где ты был? – спросил он. – Твой телефон не отвечает.

– Он у меня в сумке. В квартире Дейва, где я теперь живу.

– А где Рози?

– Я думал, она здесь. По субботам она обычно возвращается к часу дня.

Я объяснил Джину ситуацию. Он согласился с Соней насчет того, что нам с Рози надо попытаться восстановить отношения.

– Я старался их сохранить. Рози, по-моему, тоже. Произошедшее – моя вина. Проблема в особенностях моей личности.

– Дон, она ждет твоего ребенка. Ты не можешь сделать вид, что это не так.

– Согласно твоей теории, женщинам от биологического отца нужны качественные гены, но, кто будет воспитывать ребенка, она решает сама.

– Давай действовать поэтапно, Дон. Как я уже сказал Дейву, это все теории. Сейчас главная задача – найти Рози. Возможно, она в каком-нибудь баре топит в рюмке свои печали.

– Ты думаешь, она употребляет алкоголь?

– А ты бы что сделал на ее месте?

– Я не жду ребенка.

Если Джин прав, значит, мы столкнулись с чрезвычайной ситуацией. Возможно, ключ к разгадке удастся обнаружить в кабинете Рози. Я отправился туда.

Компьютер был включен. На экране высвечивалось сообщение, полученное от абонента под номером 34, местонахождение – Мельбурн.

«Я говорил тебе, что ты всегда можешь на меня рассчитывать. Не падай духом. Я люблю тебя».

Он ее любит!

Я открыл приложение и прочитал предшествующую переписку.

«Все пошло наперекосяк. Мы с Доном расстаемся».

«Ты уверена?»

«А ты уверен, что по-прежнему готов принять меня? С ребенком и всем прочим?»

Появилась Рози. Впечатление пьяной она не производила.

– Привет, Дейв. Что ты делаешь в моей комнате, Дон?

Было очевидно, чем я занимаюсь.

– В твоей жизни есть другой мужчина? – спросил я.

– Раз ты спросил, я отвечу: да.

Рози отвернулась от нас с Дейвом и уставилась в окно.

– И он говорит, что любит меня. Думаю, это взаимно. Прости, но ты сам спросил.

Повторяющиеся модели поведения. Мать Рози спала с одним мужчиной, замуж вышла за другого, и тот был предан ей, хотя они оба думали, что отцом Рози был первый. Рози обманула меня, точно так же, как я обманул ее. И, несомненно, по той же причине: чтобы не расстраивать.

Мы с Дейвом вернулись к нему домой. Он слышал мой разговор с Рози. Ни Дейв, ни я не знали, что сказать. Несмотря на вероятность – возможно, даже неотвратимость – такого развития событий, я был потрясен. У меня не было сомнений по поводу другого мужчины. Конечно же, это Стефан, ее коллега, привлекательный в своей заурядности. Он добивался расположения Рози в Мельбурне еще до нашей встречи. Когда мы познакомились, ему было тридцать два, а это было два года назад, то есть сейчас ему тридцать четыре. Рози предпочла, чтобы он, а не я помогал ей с обработкой статистики. А теперь решила растить Бада вместе с ним. Выбрать неустойчивую последовательность символов в качестве логина было довольно глупо.

30

Ставший моей спальней кабинет Дейва представлял собой катастрофическое зрелище. На столе громоздились кипы документов, семь лотков для бумаг были переполнены, а картонные ящики со скоросшивателями, которые он использовал вместо картотечного шкафа, могли развалиться в любой момент. У меня не осталось сомнений в причинах, по которым его бизнес преследовали неудачи.

Читать лекции в этом учебном году я уже закончил. Данные о состоянии мышиной печени могла компетентно проанализировать Инге, и в проекте «Матери-лесбиянки» я был уже не нужен. Прежде я бы потратил освободившееся время на совместные занятия с Рози. А в нынешних условиях предложил Дейву навести порядок в его делах.

Дейв, очевидно, вконец отчаялся, раз согласился доверить свой бизнес генетику, не склонному к административной деятельности. А мне нужно было чем-то заняться, чтобы отвлечься от мыслей о Рози и тридцать четвертом номере.

– Копии счетов хранятся в этой папке, – сообщил Дейв.

– Но они уже есть у тебя в компьютере. Зачем их распечатывать?

– А если компьютер сдохнет?

– Тогда ты воспользуешься резервным копированием.

– Резервным копированием?

На то, чтобы наладить систему, ушло всего два дня целенаправленной работы, без учета времени на обед.

– Где документы? – поинтересовался Дейв.

– В компьютере.

– А бумажные копии?

– Уничтожены.

Дейв выглядел удивленным, даже потрясенным. Если быть точным, раздавленным.

– Там были материалы, пришедшие от заказчиков: схемы, заказы, распоряжения. Это все было на бумаге.

Я показал ему, что устройство, купленное мною за восемьдесят девять долларов и девяносто девять центов, может работать в качестве сканера.

– Ты выставляешь каждый счет вручную. У тебя разве нет приложения?

– Им слишком сложно пользоваться.

Обычно сложностей с использованием компьютерных программ я не испытываю, но в этот раз я столкнулся с некоторыми трудностями из-за незнания бухгалтерских правил. Пока Дейв был на работе, я обратился за профессиональной помощью к Соне, которая в ожидании родов сидела дома.

В компьютерном обеспечении она не разбиралась, но могла ответить на любой вопрос, связанный с бухгалтерией.

– Не могу понять, почему Дейв не попросил меня помочь со всем этим. Он всегда говорит, что все под контролем, но видно же, что это не так.

– Я подозреваю, что после того, как он в первый раз решился на обман – чтобы избавить тебя от стресса, – ему было все труднее в этом сознаться.

– У супругов не должно быть секретов друг от друга, – сказала женщина, изображавшая итальянку, которая учится на медицинском факультете, и просившая меня ничего не рассказывать Дейву, который склонен к чрезмерному беспокойству.

– Можешь распечатать для меня список должников? – спросила Соня, когда система была налажена и все данные введены. – Хочу знать, сколько нам должны.

Отчет о задолженности был доступен в меню.

– Четыреста восемнадцать долларов и двенадцать центов по текущим счетам.

– А по просроченным?

– Девять тысяч двести сорок пять долларов по четырем счетам. Все выписаны более четырех месяцев назад.

– Боже, – сказала она. – Господи боже мой. Не удивительно, что он не хотел покупать детскую коляску. Раз прошло уже четыре месяца, значит, не устроило качество работы. Можешь показать мне счета? Те, просроченные.

– Конечно.

Несколько минут Соня рассматривала экран, затем показала на телефон в купленном мною многофункциональном устройстве:

– Он работает?

– Разумеется.

Соня проговорила по телефону пятьдесят восемь минут, используя разные тактические уловки, призванные вызвать у собеседников чувство вины, жалости, страха или просто осознания происходящего. Это было невероятно. Когда разговор закончился, я сообщил ей о своем впечатлении.

– Я полжизни провела в разговорах с обычными людьми, которые залезли в долги, пытаясь завести ребенка. Могу их понять. После этого то, что ты наблюдал, – детский лепет.

– Они собираются платить?

– Винный бар на Девятнадцатой Западной должен переговорить со своими владельцами. После того как Дейв сделал для них работу, там появился новый управляющий, а старый, похоже, оставил после себя хаос. С тремя остальными счетами все в порядке. Им просто надо было придать небольшое ускорение.

К обсуждению этой темы Соня ненавязчиво вернулась за ужином.

– У тебя есть какие-то деньги? Мне надо положить на карточку, – обратилась она к Дейву.

– Сейчас нет. Я жду, деньги должны прийти. Никто не торопится платить, но работа сделана.

– Сколько, ты говорил, нам должны?

– Много, – ответил Дейв. – Не беспокойся об этом.

– Я все-таки беспокоюсь. Если нам нужны деньги, может быть, я вернусь на работу после родов? На неполную ставку.

– В этом нет необходимости. Просто надо дождаться, когда придут деньги.

– Скажи мне, сколько нам должны, и я решу.

Дейв пожал плечами.

– Ты меня знаешь, я за каждым центом не слежу. Двадцать тысяч, может, тридцать. Все в порядке.

На следующее утро Соня злилась на Дейва. Но, поскольку Дейв рано ушел на работу, свою злость она направила на меня.

– Он пропадает целыми днями, приходит домой за полночь и при этом ничего не зарабатывает. Он вообще работает? Или сидит в библиотеке, как те парни, которые потеряли работу и боятся сказать об этом своим женам? Скажи мне, что происходит, Дон!

Эта версия выглядела маловероятной. Дейв в подробностях обсуждал со мной свою работу. Похоже было, что ее у него много, но то ли он брал с клиентов слишком мало, то ли лгал, когда говорил, что они оставались довольны результатом.

В прошлом я часто ошибался в отношении своих друзей. Я до сих пор не уверен, правду ли говорит Джин, когда утверждает, что определяющая особенность его характера – не более чем выдумка. В том, что Клодия состоит в отношениях с Симоном Лефевром. А Рози любит другого мужчину.

– Если мне придется вернуться на работу, Дейв может оставаться дома и смотреть за ребенком. Может быть, это пробудит в нем какую-то заинтересованность.

Я удалился в кабинет Дейва и занялся решением проблемы. Один из вариантов заключался в том, что Дейв мог не внести все счета за сделанную им работу в компьютер. Это предположение подтвердилось, и я восполнил пробелы. Но таких случаев было всего два, и счета были на небольшие суммы. После некоторого размышления мне показалась странной предельная аккуратность Дейва в выставлении счетов.

И тут меня осенило. Аккуратность здесь ни при чем. Нет, конечно же! Дейв был последовательно небрежен. Он просто забывал эти счета выставлять.

Я открыл файл со сметами на выполненные работы и начал сравнивать их с выставленными счетами. Так и есть. Бóльшую часть выполненных работ Дейв не вносил в компьютер и, соответственно, не предъявлял клиентам счета. Для того чтобы окончательно разобраться с проблемой, мне нужна была помощь. Выставление счетов требовало знаний бухгалтерии, которыми я не обладал. В случае ошибки Дейва могли заподозрить в некомпетентности или мошенничестве.

К счастью, под рукой у меня был квалифицированный бухгалтер. Мы с Соней работали над составлением счетов до 15.18: налоги разнились от штата к штату, счета на работу и на материалы выставлялись отдельно, к тому же Дейв предлагал массу нелогичных скидок и наценок.

Соня высказывалась то сочувственно, то критически:

– Господи, как же это сложно. Не удивительно, что Дейв отложил все на потом. Восемь тысяч долларов! Работа сделана три месяца назад. А мы все это время жили на наличные, которые он получил от Джорджа-барабанщика. Дейв идиот!

Когда мы закончили, перед нами громоздилась гора конвертов со счетами, которые предстояло отправить обычной почтой. Еще кучу счетов мы отправили по электронной.

– Покажи мне сначала полный список кредиторов. Я хочу знать, сколько мы должны, прежде чем слишком разволнуюсь.

Я проверил: ноль долларов, ноль центов.

– Вот он, твой Дейв, – заявила Соня. – В доме есть нечего, но ни у одного производителя холодильного оборудования никогда не будет проблем с финансовыми потоками благодаря Дейву Бехлеру. Теперь можешь показать мне список должников. Я раньше боялась в него заглядывать.

– Пятьдесят три тысячи и двести шестнадцать долларов, шестьдесят один цент, – сообщил я. – Дейв ошибался, когда думал, что эта сумма составляет от двадцати до тридцати тысяч. Но на самом деле она меньше той, что я назвал. Только что пришло извещение об оплате двух счетов, по поводу которых ты звонила.

Соня расплакалась.

– Ты надеялась на большее? – поинтересовался я.

Соня плакала и смеялась одновременно. Как можно разобраться в этих проявлениях чувств?

– В честь такого события я собираюсь приготовить кофе, – сказала она. – Настоящий кофе.

– Но ты же беременна.

– Наконец-то ты заметил.

Не заметить было трудно. Соня значительно увеличилась в размерах. Что было самым сильным аргументом в пользу снижения уровня потребления кофеина.

– Сколько чашек ты уже выпила сегодня?

– Я итальянка. На вопрос, хочу ли я кофе, в любое время суток у меня нет другого ответа, кроме утвердительного!

Она продолжала смеяться сквозь слезы.

– Когда Дейв вернется домой, мы с ним выпьем что-нибудь покрепче.

Я заранее сочувствовал Дейву.

– Это все из-за него. – Постепенно Соня начала успокаиваться. – Дон, ты спас мне жизнь.

– Ошибка. Я…

– Знаю, знаю. Дон, я не могла спросить в присутствии Дейва, но, когда ты говорил о враче, который сказал тебе, что ты не подходишь Рози, ты ведь не имел в виду Лидию?

Что меня раздражает в вопросах, содержащих двойное отрицание, так это невозможность недвусмысленно ответить на них. Что я должен был подтвердить – что я не подхожу для Рози? Или что я не имел в виду Лидию? Однако выражение моего лица было таким, что ответ Соне не понадобился.

– Дон, Лидия никогда не встречалась с Рози. Она знает только меня.

– В этом-то и проблема. Я гожусь в качестве отца ребенка для тебя, но не для кого-то вроде Рози. Лидия очень точно описала Рози.

– Господи, Дон, ты совершаешь страшную ошибку.

– Я действую в соответствии с самыми надежными рекомендациями. Они объективны, профессиональны, научно обоснованны.

Соня не хотела принимать во внимание очевидные факты, которые свидетельствовали о том, что я был не нужен Рози, и были подкреплены оценками Лидии.

– Ты хочешь сохранить ваш брак? – спросила она.

– Согласно сравнительной таблице…

Ее выражение лица я истолковал следующим образом: «Ни слова больше об этой сраной таблице. Ты, взрослый, состоявшийся человек, хочешь прожить оставшуюся жизнь вместе с Рози и ребенком? Или ты хочешь, чтобы это решение принимал за тебя компьютер? Что говорят твои чувства, ты, жалкий зануда?»

– Хочу. Но я не думаю…

– Думай поменьше. Пригласи Рози поужинать и поговори с ней.

31

Джин, Инге и я могли зайти на сайт ресторана «Момофуку Ко» с семи разных устройств: у каждого из нас было по планшету и по мобильному телефону, плюс стационарный компьютер в моем кабинете в Колумбийском университете. Я руководил их действиями, чтобы максимально увеличить наши шансы на бронирование столика, когда на сайте начнется прием заявок.

Джин поддержал идею поужинать с Рози, предложенную Соней.

– Независимо от того, удастся вам восстановить отношения или нет, вы останетесь родителями ребенка. Не похоже, что у нее много друзей помимо этой еврейской мамы, с которой Рози консультируется каждый день.

Я предположил, что он имеет в виду Джуди Эслер.

Когда год и восемь месяцев тому назад мы впервые приехали в Нью-Йорк вдвоем, Рози организовала ужин в «Момофуку», и ничего вкуснее я в жизни не ел. На Рози это место тоже произвело впечатление.

Ровно в 10:00 мы все одновременно нажали на кнопку «Зарезервировать» на сайте ресторана. Перед нами появился список свободных мест на новый день, и мы, как и было запланировано, выбрали каждый свое время.

– Мимо, – сообщил Джин. Кто-то уже занял его время. – Попытаю счастья со вторым вариантом.

– Я тоже мимо, – сказала Инге.

– Второй вариант – с тем же успехом, – пожаловался Джин.

– И у меня, – констатировала Инге.

Мои запросы возвращались без ответа. Мы потерпели неудачу, взявшись за дело, с которым программное обеспечение справляется лучше ограниченного в своих возможностях человека.

Я обновил страницу. Возможно, кто-то применил стратегию, аналогичную нашей, и сейчас освободит ненужные ему места. Обновил еще раз. Безуспешно.

– А этот вариант чем не годится? – поинтересовалась Инге, заглянув мне через плечо. Она ткнула пальцем в экран.

Я сосредоточился на открывшихся предложениях на ближайшие десять дней вперед и не заметил, что на сегодня на 20:00 остался последний незарезервированный столик. Вполне возможно, что он висел там все время. Я кликнул на него, и программа резервирования запросила у меня данные моей кредитной карты. Мне удалось заказать столик на двоих на сегодняшний вечер!

– Что произошло с твоей рубашкой? – спросила Соня.

– Несчастный случай при стирке.

– Выглядит так, как будто ты хотел изготовить «варенку». В таком виде идти в ресторан нельзя.

– Представляется крайне маловероятным, что меня не пустят в ресторан. Вот если бы моя рубашка была в антисанитарном состоянии или я забыл бы ее постирать…

– Дело не в ресторане, а в Рози.

– Рози меня знает.

– Тогда, наверное, пора тебе стать менее предсказуемым. В хорошем смысле.

– Я одолжу…

– У Дейва ты ничего не одолжишь. Ты давно его видел? Попытки Дейва похудеть принесли примерно такой же успех, как мои – создать счастливый брак.

По дороге домой я отклонился от маршрута и зашел в «Блумингдейл». На пути моего следования были магазины мужской одежды, но я решил не тратить время на изучение местоположения незнакомых объектов. Результатом умело осуществленных закупок стала пара новых джинсов, которые соответствовали увеличившемуся объему талии. По моим оценкам, мой ИМТ составлял сейчас двадцать четыре, на два пункта больше, чем раньше. Это оказалось полной неожиданностью. Я вернулся к Типовому Плану Питания, и это означало, что потребление углеводов вновь оказалось под жестким контролем. Я регулярно занимался бегом и боевыми искусствами, ездил на велосипеде, а холодная погода должна была способствовать сжиганию дополнительных килоджоулей. Мне хватило нескольких секунд на то, чтобы выявить переменный фактор: алкоголь. У меня появился еще один довод в пользу того, чтобы сократить потребление спиртного.

У входа в здание я встретил мужчину примерно моего возраста, который подошел с другой стороны, держа в каждой руке по стакану кофе. Он улыбнулся мне в ожидании, когда я наберу код на входной двери. Университетские лаборатории и компьютерные классы устроены таким же образом, и на обязательных для посещения курсах по безопасности нам рассказывали именно о таком сценарии.

– Давайте я подержу один стакан, чтобы вы могли набрать код, а меня тогда никто не обвинит в нарушении правил безопасности, – предложил я.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Игра не стоит свеч.

И пошел прочь.

Создалось впечатление, что я предотвратил попытку кражи со взломом. Но, если я не позвоню в полицию, этот человек может вернуться, чтобы воспользоваться несознательностью других жильцов. Вдруг он окажется убийцей, насильником или нарушителем многочисленных правил внутреннего распорядка, действовавших в доме. А в здании находилась Рози!

Я уже достал из чехла на поясе мобильный, чтобы набрать 911, и тут подумал о другой возможности. Акцент незнакомца показался мне знакомым, равно как и употребленное им выражение про свечи и игру.

Я окликнул его.

– Вы в гости к Джорджу?

Мужчина вернулся.

– Была такая идея.

– Вы можете позвонить в домофон. Он живет на верхнем этаже.

– Я знаю. Хотел постучать в его дверь.

– Лучше позвонить. Тогда, если он не хочет вас видеть, он не станет открывать.

– Точно.

Я принял верное решение. Стоило помнить, что Джордж – рок-звезда, пусть даже и в прошлом, и его могли преследовать охотники за автографами и всякие праздношатающиеся личности.

– Вы фанат Dead Kings?

– Не сказал бы. Мне их хватило в детстве. Джордж – мой отец.

Я плохо распознаю лица, а склонность людей находить сходство там, где его нет, объясняется их боязнью упустить его. Но тонкое лицо и длинный крючковатый нос незнакомца действительно напоминали Джорджа.

– Вы наркоман?

– Мне кажется, таких, как я, здесь принято называть излечившимися от зависимости. Меня зовут Джордж.

– Тоже Джордж?

– Собственно говоря, Джордж-четвертый. Все началось с прадеда. Таким образом, мой отец – Джордж-третий. Вы с ним знакомы?

– Совершенно верно.

– Мы похожи, верно? Джордж-третий такой же сумасшедший. А я Джордж-четвертый, наследный принц. Так меня и звали в семье – Принц.

Я по-прежнему не исключал того, что человек, выдающий себя за Принца, был всего лишь изобретательным охотником за автографами. Но я знал, что в случае необходимости смогу защитить Джорджа – при условии, что незнакомец не вооружен.

Принц засмеялся.

– Вы мне не доверяете.

– Мы находимся в Америке, – сказал я, надеясь, что это прозвучало достаточно строго, и подверг предполагаемого Джорджа-четвертого обыску. Он был чист.

Джорджа то ли не было дома, то ли он не отвечал. На часах было 19:36, а на то, чтобы добраться до ресторана, требовалось тридцать пять минут.

Оставить Принца в здании без присмотра я не мог.

– Предлагаю позвонить вашему отцу.

– Не беспокойтесь. Послезавтра меня уже здесь не будет. Зашел просто так, на удачу.

– Если он не захочет вас видеть, это будет то же самое, как если бы вы сейчас просто ушли. Вы не встретитесь.

– Это вовсе не то же самое. Но давайте, звоните.

Джордж не ответил.

– Я пойду, пожалуй, – сказал Принц.

– Может, я пошлю Джорджу СМС?

– Скажите ему, что он не виноват. Каждый сам отвечает за свою жизнь.

Я не хотел, чтобы Принц уходил. У меня создалось впечатление, что Джордж сожалеет о том вреде, который нанес своему сыну, и ему было бы приятно услышать непосредственно от него, что он, Джордж-третий, не виноват. Но я не видел очевидного способа удержать Принца в здании, не оставаясь в нем самому или не нарушив правила безопасности.

– Я рекомендую вам зайти еще раз попозже.

– Спасибо. Может быть, я так и сделаю.

Я точно знал, что Принц говорит неправду. Возвращаться он не собирался. Для меня странно быть совершенно уверенным в чем-то, не располагая необходимыми доказательствами. Вероятно, подсознательно я обрабатывал какую-то информацию. Продолжая размышлять об этом, я постучал в дверь собственной квартиры.

Мне открыла Рози. Она накрасилась и надушилась, надела новое платье, которое облегало ее изменившуюся фигуру, и выглядела невероятно привлекательно. Рядом с ней стоял Джин.

Рози улыбнулась.

– Привет, Дон, ты что здесь делаешь? Я думала, что Джин ведет меня ужинать.

Рози улыбнулась вновь.

– Все верно, Джин ведет тебя ужинать. Мне просто надо было проверить пиво. Но никаких признаков протечек нет. Инспекция окончена.

Я бегом вернулся к лифту и успел просунуть ногу в дверь прежде, чем она закрылась. Джин последовал за мной.

– Какого черта, Дон? Куда ты собрался?

– Ситуация чрезвычайная. Я занят. Рози думала, что ты поведешь ее в ресторан. Значит, ей не надо ничего объяснять.

– Я не поведу Рози в «Момофуку Ко».

Времени на споры не было.

Лифт остановился на первом этаже, я выскочил на улицу, огляделся и увидел Принца, который ловил такси. Я подбежал как раз вовремя, чтобы оттащить его от открытой дверцы автомобиля, и не отпускал, пока таксист не уехал.

– Какого черта?

Для выражения удивления Принц использовал тот же оборот, что и Джин.

– Хочу пригласить вас поужинать. В «Момофуку Ко», лучший ресторан в мире. Там мы подождем возвращения вашего отца.

Я понял, что чувствует Принц, когда Рози открыла мне дверь. Мне стало больно, я понял, что теряю ее и что жизнь теряет смысл. Это было необычайно сильное чувство, которое порождало нелогичные умозаключения, но такое состояние было временным. Я переживал нечто подобное в молодости, когда оказывался на краю бездны под названием депрессия, но находил в себе силы отступить от него. Я увидел, что Принц находится именно в таком состоянии. Он оказался на краю бездны. А до этого он сказал, что послезавтра его здесь уже не будет.

Когда я решил догнать его, я полагался на те навыки, которыми владею хуже прочих. Возможно, при этом я упустил последний шанс спасти свой брак. Я был уверен, что Рози или Джин сказали бы мне, что я все понял не так. Но риск, связанный с возможной ошибкой, был слишком велик.

Я перестал держать Принца.

– Прежде чем мы куда-нибудь пойдем, вы должны объяснить, что происходит, – сказал он. – Кто вы такой?

– Объясню по дороге. Сейчас наша главная задача – успеть на метро. Бронирование столиков аннулируется, если опоздание составляет больше пятнадцати минут.

Нужно было найти способ проверить гипотезу о депрессии, избегая прямых вопросов. Я попытался вспомнить свое состояние в тяжелые для меня моменты, чтобы сформулировать такой вопрос, на который смогу получить честный ответ.

– С вами все в порядке? – спросил Принц.

– Просто вспомнилось кое-что неприятное, – ответил я. – Однажды у меня была такая депрессия, что я думал о самоубийстве.

– Вы мне будете рассказывать, – хмыкнул он.

Я отправил Джину сообщение о том, что воспользуюсь забронированным столиком, на случай, если он передумает и решит повести Рози в «Момофуку Ко». Мы с Принцем опоздали на двенадцать минут, прибыв в ресторан за три минуты до истечения контрольного времени. Я бы предпочел ужинать с Рози, но тогда возникла бы проблема – о чем с ней говорить. Хотя Соня меня подбадривала, но решения Проблемы брака я так и не нашел.

Но ужин с Принцем оказался восхитительным.

– Джордж сказал мне, что сам убедил вас попробовать наркотики и в результате вы стали наркоманом.

– Он сказал именно так?

– Совершенно верно.

– Что ж, он не соврал. Тогда, вероятно, я могу посвятить вас в подробности.

Подошел официант с вопросом, что мы будем пить. Принц заказал пиво. Очевидно, программа, по которой он лечился от наркотической зависимости, не предусматривала запрет на алкоголь, поэтому я рекомендовал саке, как напиток более совместимый с меню ресторана. Себе я заказал содовой.

– В общем, папа был настоящий рок-н-рольщик. Я его полная противоположность. За исключением барабанов. И расширять сознание мне было не нужно.

Он произнес это со странной интонацией, как будто пародируя какого-нибудь супергероя из комиксов.

– Я стоял на своем. И тогда он сказал: «Нельзя прожить жизнь, не попробовав кайф, пусть даже слегка. Не узнав, что это такое». А я был таким дотошным – вы меня понимаете, – что решил: раз уж мне надо это испытать, я попробую лучшее из того, что есть.

– Вы занялись изучением наркотиков?

– Знаю, это звучит безумно.

Напротив, это звучало совершенно разумно. Я задумался, почему я стал употреблять алкоголь и кофеин, не изучив как следует альтернативы этим веществам – или реальные последствия приема внутрь того и другого. Они были разрешены законом, но и сигареты не были запрещены. Законность волновала меня меньше, чем опасность умереть. Исключением были амфетамины, употребление которых, с моей точки зрения, имело конкретную цель. Я рассказал Принцу, как экспериментировал с амфетаминами в студенческие годы и какая в результате меня постигла катастрофа на экзамене.

– Профессор показал мне доклад, отметку за который я требовал пересмотреть. В нем нельзя было понять ничего. Словоизвержение какое-то!

Принц расхохотался.

– Ну, в конце концов я решил, что ЛСД лучше всех. От него самые сильные ощущения. И он наиболее безопасный.

– Вы выбрали диэтиламид лизергиновой кислоты? В качестве идеального наркотика?

– Я принял одну таблетку. Вы наверняка слышали, что одна доза не сделает вас наркоманом? Так вот, меня надо показывать в учебных фильмах. После первого раза все, чего я хотел, – это повторения. И знаете, что произошло?

– Нет.

– Все было без толку. У меня случались дурные приходы, случались средние, случались черт знает какие, и тогда я начал пробовать все подряд. Это продолжалось долго. Но то первое ощущение не повторялось. И тогда я начал слезать с этого дела. Чем сейчас и занимаюсь. Вот так.

Он поднял свою чашечку с саке. Я не пил в соответствии с недавно принятым решением. Было любопытно наблюдать, как меняется настроение Принца под воздействием алкоголя. Мне пришло в голову, что Рози, временно переставшая употреблять алкоголь, вероятно, испытывала те же ощущения, наблюдая, как мы с Джином погружаемся в состояние опьянения.

– Значит, проблема осталась в прошлом, – сказал я.

– Да, как и лучшие годы моей жизни. У меня нет ни семьи, ни детей, ни работы.

Катастрофа.

– Вам нужна работа. Без остального можно обойтись, но работа нужна обязательно.

– Я ударник. Очень неплохой ударник. Знаете, сколько в мире хороших ударников? Я думал, может быть, здесь что-нибудь найдется, но ничего не вышло.

Пришла СМС от Джина. «Мы с Рози в кафе „Ва“. Где тебя черти носят?» Я ответил, и Джин предложил мне присоединиться к ним. Приказал, если быть точным.

– Не хотите послушать музыку? – спросил я Принца. Он оставался для меня задачей номер один. Хотя его эмоциональное состояние значительно улучшилось, я по своему опыту знал, что проблема не решена.

– Можно. Вдруг музыканты не придут, и я смогу пару часов посолировать на барабанах.

Я попросил Принца помолчать. Мне надо было подумать. Ходьба способствует мыслительным процессам, как и любые повторяющиеся движения. К сожалению, до Гринвич-Виллидж было недалеко, и я не успел найти решение проблемы Принца.

Кафе располагалось в подвальном этаже. Войдя, я понял, почему Джин повел Рози слушать живую музыку, что было для него нехарактерно. На ударной установке, стоявшей на сцене, была надпись Dead Kings. За барабанами сидел Джордж.

Я взглянул на Принца.

– Вы знали, что он здесь играет? – спросил он.

– Нет. Это результат межличностных коммуникаций.

Хотя я много раз слышал, как Джордж репетирует, мне ни разу не приходилось видеть его за ударными. Некоторое время мы стояли в дверях и наблюдали за происходящим в зале. Принц смотрел на своего отца, а я искал глазами Рози и Джина. Из-за большого наплыва посетителей мне не удавалось их обнаружить.

Я спросил Принца, какое впечатление производит на него игра Джорджа.

– Он стал лучше.

– Лучше вас?

– Он хорош для Dead Kings. Техника не все решает. Дело в сыгранности. Многие критиковали Ринго, но для Beatles он был отличным барабанщиком.

Мы стояли у входа, пока музыканты не сыграли еще три композиции. За это время я закончил работать над решением проблемы, заодно отметив про себя, что, возможно, не стоит так критиковать студентов, которые пользуются наушниками во время работы.

Солист объявил короткий перерыв, и я увидел, как Джордж подошел к столику рядом со сценой. Рыжие волосы Рози невозможно было с чем-либо перепутать. Я велел Принцу подождать, а сам направился к ним. Джордж и Джин были рады меня видеть, а вот Рози, кажется, не очень.

– Как приятно, что ты присоединился к нам, – сказала она. – Насколько я понимаю, ты сыт.

– Совершенно верно. Мне надо поговорить с Джином.

– Разумеется, конечно, тебе надо с ним поговорить.

Я отвел Джина в сторону и объяснил свой план. Мне удалось найти теоретическое решение проблемы, но соблюдение правил социального поведения было слишком трудной задачей. Джин, естественно, был полностью уверен в себе.

– Я поговорю с Джорджем. А ты поговори с этим, как его там зовут.

– Принц.

– С Принцем. Отлично. Но я это сделаю при двух условиях, Дон. Первое: ты должен, ты обязан сделать над собой усилие и наладить отношения с Рози.

– Я уже сделал все, что мог.

– Сегодня вечером я этого не заметил. И второе условие: ты должен нарушить одно правило.

Я вздрогнул. Джин запросил высокую цену. Он показал на объявление: «Фото- и видеосъемка строго запрещена».

– Держи телефон наготове. Этот момент войдет в историю.

Джин вернулся за стол. Я видел, как он разговаривал с Джорджем, который начал лихорадочно оглядываться вокруг. Время было выбрано идеально. Музыканты возвращались после перерыва, и Джорджа ждали на сцене.

Они сыграли одну песню, после чего Джордж, у которого был свой микрофон, сделал объявление:

– Здесь сегодня присутствует мой сын. Я не видел его очень давно. Его тоже зовут Джордж, и, когда я слышал его в последний раз, он играл намного лучше меня.

Присутствующие зааплодировали, и Принц помахал рукой. Джордж позвал его на сцену, тот стал отказываться, но я подтолкнул его и поставил в известность, что в случае необходимости буду настаивать.

Принц вышел на сцену, и Джордж уступил ему свое место за барабанами. Музыканты начали играть, а мы с Джорджем вернулись за стол к Джину и Рози. Джордж смотрел на сцену не отрываясь. Принц, похоже, знал свое дело. Когда песня закончилась, Джордж начал вставать из-за стола. Я положил телефон, где было запущено видеоприложение, ставшее причиной моего ареста, и встал у Джорджа на пути.

– Роли постоянно меняются, – сказал я. – Принцу нужна работа, а тебе пора избавиться от повторяющейся модели поведения, а именно – атлантических круизов.

Я почувствовал сопротивление.

– Еще это станет компенсацией за ту ошибку, которая едва не разрушила жизнь твоего сына.

Джордж сел и налил себе красного вина.

– И так как он – превосходный ударник, туристы получат лучшее шоу.

32

– Рози, мне надо кое-что обсудить с тобой.

Я пришел проверить пиво. Система работала хорошо: до переезда я проверял ее только раз в неделю. Но погода была необычайно теплой для декабря, так что имело смысл делать это почаще. Я также воспользовался возможностью изобразить Бада на плитке № 32. Его или ее развитие по-прежнему интересовало меня, несмотря на то что к моей жизни это уже не имело прямого отношения. Но поскольку уже столько было сделано, представлялось разумным продолжать работу вплоть до сороковой недели.

– Я не случайно закрыла дверь, Дон. То, что ты приходишь сюда дважды в день, не сильно облегчает мою жизнь.

Джин проинформировал меня, что в настоящий момент Рози не слишком восприимчива к идее неожиданного – или же запланированного – ужина и сопутствующего обсуждения наших отношений.

– Боюсь, какое-то время тебе придется переждать, – сказала она.

Но я не собирался обсуждать наши отношения.

– Это научный вопрос. Поскольку ты собираешься вновь заняться психологией, тебе это будет интересно.

– Я воздержусь от суждений.

Я рассказал о проекте «Матери-лесбиянки». Больше не было оснований хранить его в секрете. Настало время обнародовать информацию. Это был первый и наименее рискованный шаг. Мое участие в данном исследовании не было чем-то противозаконным, неэтичным или странным.

– Да, я помню, ты как-то упомянул об этом проекте, – сказала Рози. – Но больше к нему не возвращался.

– Я не хотел вторгаться на твою территорию.

– То есть ты не хотел говорить мне, что ты вторгаешься на мою территорию.

– Совершенно верно. Проблема в том, что они не хотят публиковать результаты.

– Почему, как ты думаешь? – спросила Рози.

– Если бы я знал ответ, то не стал бы тебя будить.

– Что ты думаешь о людях, которые в собственных целях изымают научные данные из контекста?

– Ты имеешь в виду Джина?

– И его в том числе. Эти женщины пытаются доказать, что две женщины могут воспитать ребенка с таким же успехом, как и гетеросексуальная пара. – Рози села в постели. – И они не хотят публиковать данные, свидетельствующие об обратном.

– То есть они действуют в своих интересах.

– Не больше чем какой-нибудь мракобес, который воспользуется ситуацией и на этом основании станет утверждать, что дети, растущие без отца, обездолены. Для меня это сейчас болезненная тема. Так что не жди, что я буду рассуждать рационально.

– Но результаты исследований показывают, что дело не в отце, – сообщил я. – Оба родителя могут способствовать повышению уровня окситоцина. Надо только, чтобы нестандартный родитель пользовался нестандартными методами. Ребенок, согласно моему прогнозу, не будет испытывать никаких проблем.

– Не рассчитывай, что издания типа «Уолл-стрит джорнал» разделят твою точку зрения.

Я повернулся, чтобы уйти, но Рози, как выяснилось, не закончила.

– Дон, я завтра лечу домой. Джуди отвезет меня в аэропорт Кеннеди. Я взяла самый дешевый билет. Он не подлежит возврату.

Перед ужином я собрался еще раз проверить пиво, но Соня остановила меня:

– Задержись на час, и я пойду с тобой.

– Зачем?

– Нам надо встретиться с Лидией.

– Она сказала, что больше консультаций не будет. И сегодня воскресенье. Вечер воскресенья.

– Знаю. Я позвонила ей и сообщила, что вы с Рози – то есть мы с тобой – разошлись из-за того, что она тебе сказала. Это немного выбило ее из колеи; она полагает, что сможет убедить тебя остаться со мной – ну, с Рози.

– Она всего лишь объективно оценила происходящее.

– Ну, а теперь она чувствует свою ответственность. Она перешла некоторую грань, и она это знает. Мы встречаемся у тебя. Здесь нельзя из-за Дейва. Я сказала ему, что поведу тебя к Рози, которая завтра улетает. О Лидии я промолчала. По понятным причинам.

– А как же Рози?

– Джин поведет ее куда-нибудь.

– Джин в курсе?

– Все в курсе, Дон. Мы считаем, что вы оба совершаете ошибку, и раз ты никого не хочешь слушать, кроме Лидии, то пусть она тебе и скажет. Я буду изображать Рози – нет, я ею буду, – а Лидия скажет тебе, что мы не должны расставаться. Вот после этого тебе предстоит решить Проблему брачной катастрофы. Я говорю на понятном тебе языке?

Мы с Соней пришли в мою квартиру за две минуты до появления Лидии. Я вдруг понял, что Соня здесь впервые; мне никогда не приходило в голову, что надо бы пригласить их с Дейвом на ужин. Возможно, это была социальный просчет.

– Господи, что это за запах? – спросила она. – Мне кажется, меня сейчас стошнит. Весь день ужасно себя чувствую.

– Это пиво. Небольшая утечка в недоступном месте. Дейв считает, что виноват рабочий, менявший потолок.

Соня улыбнулась.

– Похоже на Дейва. Как Рози в этом живет?

– Человек быстро адаптируется к запахам. Регулярное мытье только недавно стало обыденным явлением. До этого люди не мылись месяцами, и никаких проблем не возникало. Кроме болезней, разумеется.

Лидия пришла вовремя.

– Господи, что это за запах? – спросила она.

– Это пиво, – сообщила Соня. – Человек быстро адаптируется к запахам. Регулярное мытье только недавно стало обыденным явлением.

– Я полагаю, что стандарты гигиены в Нью-Йорке и небольшой итальянской деревне различаются.

– Это точно. Наше счастье, что Дон помешан на гигиене, иначе ребенок…

Я посмотрел на Соню так, чтобы она вспомнила, что она – Рози, которая не станет терпеть мое странное поведение и которая не росла в небольшой итальянской деревне, где приняты низкие стандарты гигиены. Так же, как и Соня не стала бы терпеть. У меня возникло подозрение, что ситуация может принять неловкий оборот.

Тут один из Джорджей начал играть на барабанах.

– Что это? – спросила Лидия.

Вопрос выглядел закономерным, поскольку первые звуки напоминали стрельбу из огнестрельного оружия. Но затем они стали более ритмичными, и к барабанам добавились бас и две электрогитары. Ответ на вопрос Лидии стал очевиден, и это было удачным стечением обстоятельств, поскольку мои объяснения она все равно расслышать не могла.

На протяжении примерно трех минут мы пытались объясниться с помощью элементарного языка жестов. Я пришел к выводу, что Лидию интересует, как ребенок будет спать. А Соня отвечала ей, что главное аппетит, чтобы бамбино хорошо кушал спагетти.

Музыка прекратилась.

– Я думаю о том, чтобы улететь домой в Италию, – сообщила Соня.

– А если вы останетесь? Если вы и Дон сумеете преодолеть это недоразумение?

Я повел их в комнату Джина, где я прятал подарок моего отца.

– Боже, это гроб, – воскликнула Лидия, – прозрачный гроб!

– Не смешите меня, – сказала Соня. – По-моему, вы пытаетесь найти предлог для того, чтобы покритиковать Дона.

– Но что тогда? Космический корабль?

На самом деле звуконепроницаемая колыбель была непригодна для космических полетов, поскольку она пропускала воздух. Я установил время на будильнике в телефоне и, как только раздался сигнал, положил телефон в колыбель и закрыл крышку. Звук исчез.

– Но если бы телефону надо было дышать, он бы мог это делать, – объяснил я.

– А если он будет плакать?

– Телефон?

Я тут же понял свою ошибку и показал Лидии микрофон и передатчик, установленные в колыбели.

– Рози будет спать в наушниках. А я в берушах, чтобы ребенок не беспокоил меня.

– Мило с вашей стороны, – сказала Лидия, оглядывая комнату. – Кто-то еще здесь ночует?

– Мой друг. Жена выгнала его за аморальное поведение, и теперь он живет вместе со мной и Рози.

– В комнате ребенка.

– Совершенно верно.

– Рози, – сказала Лидия, и Соня посмотрела на дверь прежде, чем поняла, что обращаются к ней, – вам комфортно так жить?

По Соне было видно, что она испытывает чрезвычайный дискомфорт. Она вернулась в гостиную и принялась лихорадочно оглядываться. Я понял, что у нее приступ паники.

– Мне нужно в туалет. Где туалет? – спросила Соня, находясь, предположительно, в собственной квартире.

Мы стояли рядом с моей ванной-кабинетом. Я открыл Соне дверь.

– В ванной стоит письменный стол, – заметила Лидия.

Я знал об этом. Переезжая к Дейву и Соне, я не взял стол с собой, потому что везти его на метро было неудобно.

Тут из ванной-кабинета донесся Сонин голос:

– У меня проблема.

– Сантехника течет? – спросил я. Слив действительно иногда барахлил.

– Это я теку. Что-то не так.

Правила социума категорически запрещают входить в ванную, когда там находится лицо противоположного пола, не связанное с вами родственными узами. Мне это было известно, но мое поведение оправдывалось тем, что проблема могла быть связана с большим сроком беременности Сони. Я предположил, что начались схватки.

Я вошел в запретную зону, и Соня объяснила, в чем проблема. Описание симптомов не оставляло сомнений.

– Что вы делаете? – спросила Лидия. – Все в порядке?

– Набираю телефонный номер, – ответил я. – Нет, не в порядке.

– Что случилось?

– Выпадение пуповины. Я вызвал скорую. Если схватки не начались, проблема не требует немедленного вмешательства.

– О господи, – сказала Соня. – Я думаю, что они начались.

Следуя моим инструкциям, Лидия отвела Соню в кабинет Рози, а я еще раз перенес матрас из нашей бывшей общей спальни, в которую Рози вернулась после моего ухода. Мне нужно было пространство для маневра. Соня легла на матрас. Когда я позвонил в скорую, я подчеркнул срочность вызова, поэтому повторять звонок, перегружая тем самым систему и мешая ей оказать помощь другим пациентам, не имело смысла.

Соня была крайне взволнована, она находилась на грани истерики.

– О господи, я читала про это. Голова ребенка пережала пуповину, и он остался без кислорода, о, черт, черт, черт…

– Теоретически это возможно, – сказал я.

Я пытался говорить тоном доктора у постели больного, который когда-то вызывал у меня такое отторжение, что я решил отказаться от выбора этой профессии.

– Для матери летальный исход практически исключен. Однако без врачебной помощи ребенок, вероятно, умрет. Но скорую я вызвал.

– А если она не приедет? Если не приедет?

– Я считаю, что способен оказать необходимую помощь. Я приобрел существенные практические навыки.

Я посчитал ненужным уточнять, что при рождении Дейва-теленка выпадения пуповины не произошло.

– Какие навыки? Какие навыки?

Видимо, из-за своего истерического состояния Соня все повторяла дважды.

Я успокоил ее:

– Процедура проста. Я должен произвести осмотр.

Перспектива меня не радовала: мысль о физическом контакте с человеческим существом, к тому же близким другом, вызывала у меня отвращение, но я не был готов нести ответственность за то, что не сделал все возможное ради спасения ребенка. Будет очень обидно, если проект Дейва и Сони, в который они вкладывали силы на протяжении пяти лет, потерпит неудачу в самом конце. Я изо всех сил пытался представить себе, что Соня – мать Дейва-теленка. Позже меня непременно настигнет посттравматический стресс.

Лидия бесцельно ходила по комнате. Я понял, что она испытывает беспокойство.

– Вы уверены в том, что вы делаете, Дон?

Так у постели больного ведут себя только плохие врачи.

– Разумеется, разумеется.

Я чувствовал себя все менее уверенно, но ради того, чтобы внушить спокойствие окружающим, не отступал от главного принципа: излучай уверенность даже ценой обмана. Я был готов начать обследование, когда услышал, как открывается входная дверь.

– Кто здесь? Это ты, Дон?

Голос принадлежал Рози. Джин пришел вместе с ней. Они стояли в дверном проеме.

– Что происходит?

Я объяснил суть проблемы.

– Мне надо провести осмотр.

– Тебе надо провести осмотр? Ты собираешься осматривать ее? – спросила Рози. – Я так не думаю, профессор. Всем выйти отсюда. Включая тебя. – Рози указала на меня.

– Слава богу, что вы успели вовремя, – сообщила Лидия Джину и Рози.

Рози выставила нас из комнаты и закрыла дверь. Менее чем через минуту она появилась, чрезвычайно взволнованная.

– Ты прав, – сказала она громким шепотом. – Господи, что же делать? Акушерство я не проходила.

Я попытался шептать так же громко:

– Ты проходила анатомию.

– И чем, черт побери, это нам поможет? Нужен кто-то, кто знает, что надо делать прямо сейчас.

– Я знаю, что надо делать.

– Я учусь на врача, я должна знать, что делать.

Интонации, с которыми говорила Рози, указывали на то, что она теряет способность мыслить рационально.

– Они теперь отправляют на вызовы студентов? – осведомилась Лидия у Джина. В ее голосе тоже слышалась паника.

Соня за дверью издавала нечленораздельные звуки. Джин оказался прав относительно итальянских женщин.

– Я знаю, что делать, – повторил я, обращаясь к Рози.

– Ерунда, у тебя нет опыта.

– Теоретической подготовки хватит. Ты будешь выполнять мои инструкции.

– Дон, ты генетик, ты ничего не понимаешь в акушерстве.

Я не хотел напоминать Рози о происшествии, которое стало главной причиной нашего разрыва, но сейчас было важнее, чтобы она верила в мои акушерские способности, а не в социальные навыки.

– Хайди, которая читала нам лекцию по подготовке к родам, была убеждена, что я акушер-гинеколог.

Поняв, что мне не придется соприкасаться с человеческим телом, я успокоился. Но тут я вспомнил, что непосредственный контакт с пациентом представляет собой проблему для Рози.

– Тебе тяжело прикасаться к Соне? – спросил я.

– Заставить вас, профессор, на это пойти, еще тяжелее. Просто говори мне, что делать.

Лидия обратилась к Джину:

– Вы разве не в состоянии помочь? Вы ведь квалифицированный специалист?

– Профессор на полной ставке, – сообщил Джин. – Недавно приехал в этот город. Я расстался с женой, и Колумбийский университет сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

Он протянул Лидии руку:

– Джин Бэрроу.

Пока Джин разговаривал с Лидией, я начал инструктировать Рози. Главная цель состояла в том, чтобы голова ребенка не давила на пуповину, для чего в случае необходимости ее надо было отодвигать внутрь. Очевидно, это было непросто, потому что Рози все время говорила «Твою мать!», отчего Соня впадала в истерику, а Рози, в свою очередь, повторяла «Твою мать!». Я между тем продолжал говорить Соне, что мы полностью уверены в том, что делаем, но это давало только краткосрочный положительный эффект. Если бы каждый из нас в соответствии с жестким графиком мог по очереди повторять «О боже, ребенок умрет!», «Твою мать, не двигайся!» и «Не стоит поддаваться панике, ситуация под контролем», было бы намного легче.

К сожалению, люди – не компьютеры. Наше общение становилось все более динамичным: Соня стонала и отказывалась лежать спокойно, Рози кричала «Твою мать!», а я пытался успокоить их, снижая тембр голоса и повышая громкость. Но все словесные усилия потеряли смысл, когда возобновилась репетиция наверху.

Музыка продолжалась не более полутора минут. Еще примерно через тридцать секунд дверь в кабинет открылась. Вошли Джордж-третий, Принц и остальные участники Dead Kings, с которыми я познакомился в Гринвич-Виллидж в Вечер передачи барабанных палочек. С ними была еще девушка лет двадцати (ИМТ в пределах нормы, более точный замер невозможен из-за общего замешательства) и мужчина лет сорока пяти с фотоаппаратом на груди. Спустя несколько секунд через толпу пробились три человека в форме скорой помощи с носилками.

– Вы врач? – спросила у Рози одна из них (возраст около сорока, ИМТ в пределах нормы).

– А вы? – поинтересовалась Рози.

Это произвело на меня впечатление. В промежутке, когда играла музыка, Рози перестала паниковать и начала относиться к делу профессионально.

– Состояние пациента под контролем, – сообщил я врачу.

– Замечательная работа, – сказала она. – Теперь мы ею займемся.

В соответствии с правилами поведения у постели больного я проинформировал Соню о происходящем:

– Врач производит впечатление компетентного специалиста. Шансы на выживание твоего ребенка существенно возросли.

Соня хотела, чтобы мы с Рози поехали вместе с ней, но другой врач (пол мужской, возраст около сорока пяти, ИМТ приблизительно тридцать три), действуя очень профессионально, убедил ее, что в этом нет необходимости, и Соню на носилках унесли в машину скорой помощи. Фотограф снимал все происходящее. Врач с избыточным весом дал мне карточку с координатами больницы.

Лидия пробилась ко мне сквозь толпу.

– Разве вы не едете с ней?

– Не вижу причин для этого. Врач производит впечатление очень компетентного специалиста. Я свое дело сделал. Планирую теперь выпить пива.

– Господи ты боже мой, – сказала она. – У вас вообще нет чувств.

Я внезапно рассердился. Мне захотелось вытрясти душу не только из Лидии, но вообще из всех, кто не видит разницы между контролем над эмоциями и их отсутствием и без всяких логических оснований полагает, что между неумением понять чужие чувства и неспособностью испытывать собственные есть какая-то связь. Смешно думать, что пилот, благополучно посадивший самолет с отказавшими двигателями на Гудзоне, меньше любил свою жену, чем впавший в панику пассажир этого рейса.

Я быстро взял себя в руки, но моя уверенность в том, что я могу полагаться на профессиональную помощь Лидии, была подорвана.

Мои размышления прервала Рози:

– Мне надо принять душ. Ты не мог бы их всех выгнать?

До меня вдруг дошло, что я не выполнил важный социальный ритуал – не представил присутствующих друг другу, хотя и сам не всех знал. Я исправил эту ошибку.

– Лидия, познакомьтесь с Джорджем-третьим и Принцем, Эдди, Билли, Мистером Джимми. Ребята, это Лидия, мой социальный работник.

Джордж представил журналистку (Салли) и фотографа (Энцо), которые брали интервью у Dead Kings по поводу изменений в составе группы.

– А кто была эта женщина? – поинтересовался Джордж.

– Жена Дейва, – ответил я.

– У вас шок, – сказала мне Лидия. – Постарайтесь дышать глубоко.

– Дейву кто-нибудь позвонил? – спросил Джордж.

Про Дейва я забыл. А его происходящее наверняка заинтересовало бы.

Когда Dead Kings и журналисты ушли, я набрал Дейва. Лидия пошла на кухню и включила чайник. Я понял, что она в замешательстве.

Дейв впал в панику.

– Соня в порядке? – спросил он.

– Риск для Сони был минимальным. Опасность…

– Я спрашиваю, Соня в порядке?

Мне пришлось несколько раз ответить на этот вопрос. Похоже, Дейва заклинило на одной фразе. Мой ответ, естественно, не менялся, и наш диалог приобрел несколько однообразный характер. Наконец мне удалось разорвать порочный круг и сообщить Дейву, где находится больница. Об угрозе для ребенка я ничего не сказал, потому что он меня об этом не спросил. Я пошел в холодильную камеру и налил себе пива из запасов Джорджа. Лидия последовала за мной.

– Хотите пива? – спросил я ее. – Оно у нас в неограниченном количестве.

– Я уже ничему не удивляюсь, – ответила она. – Собственно, наливайте.

33

Когда Рози, приняв душ и переодевшись, вернулась в гостиную, мы с Лидией сидели на диване.

– Вы кто? – спросила Рози у Лидии. В ее тоне мне послышалась некоторая враждебность.

– Я социальный работник. Меня зовут Лидия Мерсер. Я пришла поговорить с Рози и Доном, а потом случилось все это.

– Дон не предупредил меня о вашем визите. Возникли какие-то проблемы?

– Не думаю, что могу обсуждать это с… Вы приняли душ? Я думала, вы из бригады скорой помощи. Из первой бригады. Той, где был высокий профессор.

Странно, что она так описала Джина. Он был на пять сантиметров ниже меня, то есть примерно одного роста с Лидией. Кроме того, Лидия явно противоречила самой себе. С какой стати включать профессора в состав бригады скорой помощи?

– Джин ушел вместе с музыкантами, – объяснил я. – Но он вернется. Он здесь живет.

– А я Рози, – сообщила Рози. – Я тоже здесь живу. Поэтому вас не должно удивлять, что я принимаю душ.

– Вас зовут Рози?

– А что в этом такого? Вы только что сказали, что пришли поговорить с…

– Нет… просто совпадение… жена Дона-Дейва… она тоже Рози.

– Второй Рози не существует, – пояснил я. – Пронумерованы только Джорджи.

– Я жена Дона, – объявила Рози. – Вас это устраивает?

– Вы его жена? – Лидия повернулась ко мне. – Дон-Дейв, мне надо поговорить с вами наедине.

Я предположил, что Лидия пришла к следующему выводу: у меня две жены, обеих зовут Рози, обе беременны и живут в одной квартире, а чтобы избежать путаницы, я присвоил им порядковые номера. Это звучало невероятно, но нынешняя ситуация тоже выглядела неправдоподобно. Я проанализировал причины ее возникновения. Я, Дон Тиллман, сплел настоящую паутину лжи. Невероятно. К счастью, нужда в обмане отпала. И теперь Лидия сможет консультировать меня, основываясь на знании настоящей Рози.

– Нет необходимости что-либо скрывать, – сказал я.

Я посвятил Лидию и Рози во все, что произошло со мной за последние месяцы. В подробностях. Затем налил Лидии еще пива, себе тоже и принес бокал для Рози, оправдывая свой поступок следующими обстоятельствами.

1. Шел последний триместр беременности, когда небольшие дозы алкоголя несут минимальный риск повреждения плода, согласно данным исследования, на которое раньше ссылалась Рози.

2. Английское пиво содержит меньше алкоголя, чем американское и австралийское.

3. Рози произнесла слова «Мне надо выпить» тем тоном, который свидетельствовал о неизбежности дурного оборота событий в случае, если ее потребность не будет удовлетворена.

Минут через двадцать после начала моего рассказа, в ходе которого обычные для Рози ремарки «к черту подробности» и «давай ближе к делу» чередовались с выражением озадаченности на ее лице, вернулся Джин.

– Вы тоже можете поучаствовать в нашем разговоре, – предложила ему Лидия. – Вы в какой области профессор?

– Я возглавляю факультет психологии в ведущем университете Австралии, а в настоящее время занимаюсь исследованиями в Колумбийском университете.

Сообщение Джина было правдиво, но не содержало ответа на вопрос Лидии, для которого хватило бы одного слова – «генетика». А в склонности к избыточной детализации почему-то всегда обвиняют меня.

– Ну что ж, – сказала Лидия, – приятно видеть коллегу. Позвольте, я подытожу то, что нам поведал Дон. Для меня это не новость, в отличие, очевидно, от этой Рози.

– Нет необходимости, – вмешался я. – Джин знает о Происшествии на детской площадке и о том, что меня направили на психологическое освидетельствование.

Рози посмотрела на Джина. Она не выглядела счастливой.

– Я дал обет молчания, – объяснил он. – Дон не хотел тебя расстраивать.

Я продолжил свой рассказ:

– И тогда я попросил Соню сыграть роль Рози.

Об этом я Джину не рассказывал. Я позволил ему считать, что подозрения с меня были сняты после первой беседы с Лидией.

Еще одно звено в цепи обмана.

Рози, Джин и Лидия по-разному отреагировали на мое сообщение, но по сути это были вариации на одну тему: «Ты сделал что?!»

– Подождите, подождите, – сказала Лидия. – Вы утверждаете, что вот эта Рози – ваша жена? Рози – это Рози?

Ответить на этот вопрос не составляло никакого труда, даже не зная сопутствующих обстоятельств. Налицо был случай очевидной тавтологии, и сам факт того, что Лидия не могла найти ответ самостоятельно, демонстрировал степень ее замешательства. Ведь ранее Рози уже однозначно сообщила, что она моя жена.

Джин не преминул блеснуть остроумием.

– Рози – это Рози, поскольку она Рози, – сказал он.

Я попытался помочь Лидии:

– Только одна Рози имеет отношение к этой истории. У нее рыжие волосы. Она моя жена. У меня всего одна жена. Вот она.

– А кто такая Соня? – спросила Лидия.

Простой вопрос.

– Вы знакомы с Соней. Она сейчас рожает.

– Я не про это? Кто она такая? Вы наняли какую-то итальянскую крестьянку…

– Она жена Дейва.

– Дейва?

– О господи, – сказала Рози, – надо же позвонить Дейву! Я совсем про него забыла.

– Дейв? – озадаченно произнесла Лидия. – Еще один Дейв? Отец Дона? Я думала, что он тоже Дон.

– Я позвонил Дейву, – сказал я.

– Бред какой-то, – заметил Джин. – Теперь мы ждем, что Дон позаботится о чужих проблемах.

Нас все время что-то отвлекало. Сначала СМС, потом Лидия начала поглядывать на часы, и Джин это заметил.

– Вы куда-то торопитесь? – спросил он.

– Нет, но я хочу есть. Похоже, это надолго.

– Я закажу пиццу, – сказал Джин.

Пока Джин разговаривал по телефону, в дверь постучали. Это оказались Салли и Энцо, молодая журналистка и фотограф, которые закончили интервью с Dead Kings.

– Простите за беспокойство, – сказала Салли. – Мы просто хотели убедиться, что с той женщиной, которую отправили в больницу, все в порядке. И потом… кажется, из этого получится отличный материал для статьи, если вы, конечно, не против.

– Только если Дону не придется проходить через все это еще раз, – сказал Джин и задумался. – Похоже, я здесь задержусь. Закажу-ка я пиццу и на вас, ребята.

– Много времени это не займет, – сказала Салли.

– Это вам так кажется, – ответил Джин. – Большие «маргарита» и «пепперони» на всех, пойдет?

Журналистку Салли очень интересовали детали Чрезвычайного происшествия с Соней, а я не забывал, что Рози и Б1 озабочены возможным неправильным освещением проекта «Матери-лесбиянки» в прессе. Я решил, что важнее снабдить читателей информацией о серьезном научном исследовании, нежели рассказать об отдельном случае осложнений при беременности. Хотя я изо всех сил старался предельно точно изложить обе истории, учитывая при этом просьбы Салли опускать подробности, у меня возникло подозрение, что она не совсем понимает, о чем идет речь. Бóльшую часть этого времени Рози провела на телефоне.

После ухода Салли и Энцо разговор с Лидией, Рози и Джином возобновился. Я считал его очень важным, но не настолько срочным, чтобы отказать в интервью представителям прессы. Чтобы сохранять возможность мыслить ясно, мне приходилось постоянно корректировать план действий.

– Я пыталась дозвониться Дейву, – сказала Рози.

– Зачем?

– Чтобы узнать, что с Соней и ребенком, зачем же еще.

– Экстренное кесарево сечение, как и прогнозировалось. Ни мать, ни ребенок не пострадали.

– Что? Откуда ты знаешь?

– СМС от Дейва сто тридцать восемь минут назад.

– Почему ты нам ничего не сказал?

Я объяснил последовательность задач, стоявших передо мной. Теперь я мог вернуться к рассказу об обмане Лидии.

– Мальчик или девочка? – спросила Рози.

– Пол мужской, я думаю.

Я проверил СМС от Дейва.

– Нет, женский.

Подобные подробности могли подождать. Пройдут годы, прежде чем это будет иметь значение.

– Подождите, – сказала Лидия. – А зачем Соня все это для вас делала? Она могла заработать себе крупные неприятности. И все еще может заработать.

Последнее заявление явно таило в себе угрозу, но даже мне было заметно, что в голосе Лидии отсутствует уверенность.

– Она хотела отблагодарить меня за то, что я помог Дейву. Я выполнил работу, необходимую для того, чтобы спасти его бизнес от краха. На самом деле этого оказалось недостаточно. Дейв вел документацию хаотически. Его бухгалтерия также находилась в плачевном состоянии. То, как он предъявлял счета клиентам…

Рози прервала меня:

– Бизнес Дейва в опасности?

– Был в опасности. Я решил все проблемы. За исключением одной – отсутствия времени на то, чтобы заниматься этим постоянно. Я купил многофункциональный офисный терминал производства «Хьюлетт-Паккард» и перенастроил его…

На этот раз меня прервал Джин:

– Нам всем очень интересно, как Дейв ведет документацию, но я предлагаю сосредоточиться на Задаче номер один: Дон вбил себе в голову, что отец из него не получится. И что Рози будет лучше без него. А Рози отнеслась к этому всерьез и думает, что он не хочет быть отцом. А это чушь. Дон может все, к чему он захочет приложить мозги. Лидия, я прав?

– Чисто технически – да, я в этом уверена, – ответила Лидия. – Меня заботило только, способен ли он понимать потребности других людей и оказывать им поддержку.

– Например, способен ли он понять, что бизнес его друга терпит крах, и если это произойдет, то все полетит в тартарары, семья и все такое? И способен ли он в этой ситуации помочь своему другу?

– Я говорю об эмоциональной…

– Я даю только практические советы, – сообщил им я. – Я предпочитаю не обсуждать эмоциональную сторону.

– Я вообще не даю советов, – сказала Лидия. – Есть вопросы, ответы на которые надо находить самостоятельно.

– Стоп, Лидия, – прервал ее Джин. – Дон расстался с Рози, потому что вы сказали ему, что он ей не подходит. Основываясь на вашем совете, он принял решение, которое изменило его жизнь.

– Я реагировала на вымышленные обстоятельства. Бухгалтер, которая выдает себя за девушку из итальянской деревни, которая, в свою очередь, представляется студенткой медицинского факультета…

Лидия чрезмерно упрощенно описала происходившее, и я был вынужден ее поправить:

– Вы посчитали меня негодным еще до встречи с Соней.

Лидия обратилась к Джину:

– Я была обеспокоена. Мы встречались с Доном и раньше. За обедом.

Рози поднялась со своего места. Я увидел признаки гнева.

– Вы обедали с Доном? А затем принимали его в качестве пациента? Когда это вы с ним обедали?

– Вместе с моей подругой Джуди Эслер.

– Джуди Эслер – моя подруга. Это где было, в японском ресторане в Трайбеке, где кухня фьюжен? Вы, значит, та самая тварь, которая диагностирует аутизм с двадцати шагов? Твою мать.

– Это Джуди меня так назвала?

Лидия встала с места. Джин тоже поднялся и положил одну руку на плечо Лидии, а другую – на плечо Рози.

– Давайте сначала выслушаем Лидию. Она не единственная, кто перешел некоторые границы.

Лидия села на место.

– Послушайте, – сказала она, – тогда за обедом я повела себя неправильно. Но Дон задел меня за живое. Я вмешалась, потому что мне стало жалко Рози… Соню… да любую женщину, которая родит от человека, которого никто не интересует.

Рози тоже села.

– После всего, что произошло, – продолжала Лидия, – я уже не боюсь, что у Рози разовьется психоз или депрессия и никто этого не заметит. Если бы вы мне раньше сказали, что в вашем доме живет известный профессор психологии, – она улыбнулась Джину, и тот улыбнулся в ответ, – я была бы спокойна.

Казалось, проблема решилась. Но Лидия, как выяснилось, не закончила:

– Я не врач Дона. Но вам двоим предстоит некоторая работа. Я не считаю Дона опасным, и он, я уверена, сделал много хорошего для своих друзей, но он…

Я не дал Лидии затрудниться с выбором тактичной формулировки.

– …не вполне обычный.

Она рассмеялась.

– Спасибо за подсказку. Вы с Рози умные люди, но быть родителями сложно для всех и всегда. И забудьте эту чушь про эволюционную психологию, которую несет ваш друг-идиот.

Под чушью про эволюционную психологию, очевидно, имелась в виду информация о сексуальной совместимости, которой я поделился с участниками обеда в день Происшествия с голубым тунцом.

– Как вы собираетесь добираться домой? – спросил тот, кого Лидия только что назвала моим другом-идиотом.

– На метро.

– Я хочу прогуляться, – объявил Джин. – Думаю, нам обоим есть что сказать об этих генетиках, которые полагают, что им все известно о человеческом поведении.

Мы с Рози остались в квартире одни. На столе лежала недоеденная пицца. Я взял рулон упаковочной пленки, и Рози потянулась, чтобы забрать его у меня. Я не позволил ей это сделать, умело – очень умело – оторвал кусок требуемого размера и завернул в него остатки пиццы.

Рози наблюдала за мной. С того момента, когда она опознала Лидию как человека, которого подвергла критике Джуди Эслер, Рози не произнесла ни слова.

– Тебе не надо сегодня возвращаться к Дейву, – сказала она. – Но завтра я лечу домой, ты помнишь?

– Выводы, к которым пришла Лидия, не заставили тебя передумать? – спросил я.

– А тебя?

– Я ушел, потому что только порчу тебе жизнь. Я сделал этот вывод на основании того, что Лидия посчитала меня негодным отцом.

– Дон, она ошиблась. Все наоборот. Ты, наверное, лучший отец в мире. Партнер, которому это нужно, тебя бы оценил. Ты знаешь все. Про правильную диету, физические нагрузки и про то, какую коляску надо покупать. Ты знаешь даже про выпадение пуповины, чего не знаю я, хотя учусь на врача. Мы будем все время спорить, и ты всякий раз будешь прав. Как это всегда и происходит.

– Ошибка. Я…

– Мне не нужны примеры, свидетельствующие об обратном. Когда-то ты бывал не прав, не сомневаюсь. Но речь не об этом. Я хочу растить своего ребенка, любить его и заботиться о нем без твоих бесконечных указаний. Я не хочу быть слепым исполнителем, как сегодня.

Рози встала и начала ходить по комнате.

– И еще я не хочу быть участником проекта «Ребенок». Я хочу, чтобы у меня были свои отношения с моим ребенком.

– Ты считаешь, что мое влияние будет противоречить твоему?

Клодия оказалась права. Рози искала абсолютно новых отношений, в которые никто не мог вмешаться.

Рози пошла на кухню и включила чайник. Начинался цикл горячий шоколад – туалет – и обратно. Я в это время пытался найти аргументы, которые убедят Рози остаться в Нью-Йорке. Она вернулась в гостиную примерно через шесть минут.

– Может, мы ни о чем не будем спорить. И это тоже станет проблемой. Я сейчас смогу быть только матерью и больше никем. А ты будешь появляться время от времени и делать все лучше меня. Быть более-менее хорошей матерью тяжело, даже если партнер не напоминает тебе о каждой твоей ошибке.

– Может, я смогу передать тебе свои знания вместо того, чтобы применять их напрямую.

– Нет! Наверное, я выражаюсь слишком мягко. Да, я сказала, что ты лучший отец в мире, но это пока только в теории. А для заботы о ребенке одной теории мало. Детям нужно что-то большее, чем правильно надетый подгузник.

– Ты окончательно решила вернуться домой? Без меня?

– Дон, я не хотела это обсуждать, но я тебе говорила – есть другой человек. Это было самое трудное решение в моей жизни. Я составила сравнительную таблицу.

34

Мы вновь спали в одной постели, в последний, насколько я понимал, раз. Секс выглядел неуместно, особенно с учетом существования «другого человека», кроме того, мы оба чрезвычайно устали. Мне предстояло обработать большой объем противоречивой информации, и я знал, что бессмысленно начинать этот процесс до тех пор, пока в голове у меня не прояснится. Но торопиться было уже некуда. Со временем я, как и положено, подведу итоги проекта.

– Мне тяжело будет видеть Дейва и Соню, – сказала Рози утром. – Я останусь дома. Джуди заберет меня в десять.

Это было мое второе прощание с Рози после того, как я ушел жить к Дейву. В исследовании, которое я когда-то читал, утверждалось, что многоэтапные расставания более болезненны. Мой опыт подтверждал это.

Когда я вернулся после своей обычной пробежки, Рози паковала вещи в своем кабинете. Она была чрезвычайно красива, как всегда, но изменившаяся фигура усиливала мое восхищение.

– Он продолжает двигаться? – спросил я.

– Если бы он этого не делал, я бы забеспокоилась.

– Я имею в виду – прямо сейчас.

– Сейчас нет. Несколько минут назад двигался.

Я испытывал противоречивые чувства. Из разговоров с Дейвом мне было известно, что человек, которого можно отнести к числу самых обычных, очень хочет чувствовать, как ребенок «толкается» в утробе матери. Я не испытывал такого желания. На то могло быть три причины.

1. Если это вызовет глубокие эмоциональные переживания, боль от расставания с Рози увеличится. В аналогичных обстоятельствах Дейв или любой другой обычный человек вполне мог прийти к схожим выводам.

2. Поскольку ребенок получился незапланированным, я по-прежнему в той или иной форме продолжал отрицать факт его существования. Ощущение того, как он движется, будет противоречить этому комфортному состоянию отрицания.

3. Моя природная нерасположенность к физическим контактам с незнакомыми людьми. Мы с Рози провели прошлую ночь в одной постели, но очевидно было, что наши отношения изменились.

Я знал, что, если поведу себя иначе, это может изменить мнение Рози обо мне, но такое поведение было бы с моей стороны обманом. Вместо этого я повел себя честно – естественно.

– Можешь показать мне свою таблицу? – попросил я. Мне оставалось надеяться только на то, что она допустила ошибку.

Мы с Джином отправились в больницу навестить Соню. Джин впервые увидел Соню вчера вечером, но мотивы его поступка выглядели разумно.

– Мы здесь ради Дейва. После рождения ребенка мужчинам остается только раздавать сигары[7]. Больше им делать нечего, по крайней мере первые шесть месяцев. И не надо мне рассказывать о родительской привязанности. Если Дейв рассчитывает, что ребенок обнимет его и скажет «папа», то с этим придется немного подождать.

Слова Джина не противоречили тому, что я читал последние несколько месяцев. Лицам мужского пола рекомендовалось участвовать в решении бытовых задач, то есть выполнять работу, которую легко перепоручить наемным служащим, особенно в странах с низким минимальным уровнем оплаты труда. Дейв поступил рационально, сконцентрировавшись на работе в попытке увеличить свою почасовую оплату.

– Где Рози? – спросила Соня, когда мы появились. Ребенок спал в кроватке в общей палате, а Соня находилась в отдельной комнате. Дейв должен был приехать после работы, но он уже видел ребенка. Явных дефектов не обнаружилось, а рассчитывать на то, что его внешность будет меняться день ото дня, не приходилось.

– К сожалению, положение не изменилось. На самом деле наш разрыв стал окончательным. Рози возвращается в Австралию.

– Нет! Ну почему? Вы столько для меня сделали… ребята, вы так здорово смотритесь, когда вы вместе!

Сонины логические построения таили в себе ошибку. Если бы она была права, то между профессионалами, работающими над совместными проектами, всегда возникали бы постоянные отношения. Время от времени такое случается, но в нашем случае этого оказалось недостаточно.

Нашу дискуссию прервала медсестра, которая принесла ребенка – Сони и Дейва, согласно моему предположению. Из опыта, полученного в результате Скандала на предродовых курсах, я знал, что соблюдение норм социального поведения важнее укрепления иммунитета за счет общего грудного молока.

Соня начала процесс кормления и укрепления иммунитета.

– Так что случилось? – спросила она после того, как ребенок взял грудь. – Что произошло между тобой и Рози? Если это из-за Лидии, то я напишу на нее жалобу. Я серьезно говорю.

Соня – бухгалтер. Она должна понять логику принятия решений. Я вынул из кармана распечатку таблицы, которую составила Рози, и протянул ей. Одной рукой Соня держала ребенка, другой взяла листок. То, как быстро она научилась обращаться с младенцем, произвело на меня сильное впечатление.

– Господи, вы оба сумасшедшие, – сообщила она мне. – Именно поэтому вы должны быть вместе.

Несколько секунд Соня рассматривала таблицу.

– А что это значит – уже купила билет на самолет?

– Билет Рози невозвратный. Она считает, что обязана экономить. Это один из факторов, побудивших ее вернуться домой.

– Вы готовы разорвать отношения из-за стоимости авиабилета? В любом случае она ошиблась. Невозвратные затраты не учитываются при принятии инвестиционных решений.

Джин забрал у Сони таблицу.

– Вычеркиваем билет на самолет. Соня, ты молодец. Иногда с Доном и Рози надо разговаривать на их языке.

Теперь он принялся рассматривать таблицу.

– Рози тебе лгала.

– На каком основании ты делаешь такой вывод?

– Где ее другой человек? Где твой тридцать четвертый номер? Которым, если хочешь знать мое мнение, Стефан быть не может. Я знаю Стефана. Ближе чем на километр он к женщине с ребенком не подойдет. Даже если это Рози. Если бы он существовал как фактор, влияющий на ее решения, ничего более важного не было бы. И ей не понадобилась бы никакая таблица.

Действительно, эмоциональные факторы в таблице отсутствовали. В основном там фигурировали практические соображения: уход за ребенком (отец и многочисленные родственники, проживающие в Австралии), шансы найти работу (примерно одинаковые), вопрос о продолжении медицинского образования (многообразие факторов, отсутствие определенного результата).

– Возможно, она составила эту таблицу, чтобы я почувствовал себя лучше, – предположил я.

– Знаешь, – сказал Джин, – такое можно вообразить только в ваших с Рози отношениях. Вы должны быть вместе ради того, чтобы сберечь психическое здоровье окружающих. Дон, никакого тридцать четвертого номера не существует. Это предлог.

– Она переписывалась с ним по скайпу.

– Выбрось из головы этот скайп. Я по опыту знаю, что такие, как Рози, нечасто встречаются. А теория подсказывает мне, что мужчины, как правило, не очень охотно заботятся о детях, в которых отсутствуют их гены.

Соня как-то странно посмотрела на Джина.

– Если бы вы работали в клинике ЭКО…

Но я сейчас думал о другом. И старался делать это быстро. Мне всегда легче было обращаться с цифрами, чем с именами. Я пытался вспомнить, где встречал тридцать четвертый номер.

Соня помешала мне завершить обработку информации.

– Хочешь подержать Рози? – спросила она.

Вопрос показался мне слишком личным, потому что я не сразу понял, о чем речь. Имя не может служить уникальным идентификатором человека.

– Ребенка зовут Рози?

– Розина. Но мы будем звать ее Рози. Мальчика мы бы назвали Донато. Наша дочь родилась только благодаря вам. Тебе и Рози.

– Но так мы будем путаться.

– Надеюсь! Это будет означать, что Рози никуда не делась из твоей жизни. И ты обязан этого добиться. Держи.

Соня передала мне ребенка. Я подержал его несколько секунд, продолжая размышлять о тридцать четвертом номере в связи с открывшимися мне обстоятельствами. Потом вернул маленькую Рози Соне.

– Какой окончательный результат? – спросил я у Джина. – После вычета невозвратных затрат?

– Они ценились в девять баллов. Итого – минус два.

– Ты уверен?

Насколько я помнил, такой фактор, как стоимость авиабилета, тянул всего на четыре балла. Я потянулся за таблицей, чтобы убедиться в правильности его подсчетов, но Джин передал листок Соне.

– Ты что, хочешь проверить мое знание арифметики? – осведомился он.

– Минус два, – подтвердила Соня.

Я был ошеломлен.

– Она допустила ошибку? Данные таблицы свидетельствуют о том, что мы не должны расставаться?

– В том мире, в котором ты живешь, – не должны. Про Рози – не знаю. Может быть, она накинет три балла за страдания, которые испытает, если ей придется поменять свое решение. Откуда я знаю?

Пока я раздумывал, как следует на это реагировать, появился Дейв.

– Все в порядке? – спросил он.

– В состоянии ребенка изменений не зафиксировано, – ответил я. – Ты на машине?

– Да. Она…

– В Кеннеди, – сказал я. – Немедленно.

Дейв уже держал наготове ключи от машины, но Соня должна была еще что-то мне посоветовать.

– Не ищи никаких аргументов. И не забудь сказать ей, что ты ее любишь.

– Она это знает.

– Когда ты говорил ей это в последний раз?

– Ты полагаешь, я должен это повторять?

Любовь – состояние длительное. С тех пор как мы поженились, никаких существенных перемен не произошло, за исключением, возможно, некоторого ослабления романтических чувств. Но я не видел пользы в том, чтобы регулярно информировать Рози об этом.

– Да. Каждый день.

– Каждый день?

– Дейв каждый день говорит мне, что он любит меня, правда, Дейв?

– Угу, – ответил Дейв, крутя на пальце ключи.

35

В машине я забронировал билет на самолет через интернет. Остались только билеты за полную стоимость, но в случае необходимости их можно было сдать. Рози известна своей неорганизованностью, но в таких важных вопросах, как международные перелеты, она проявляет чрезмерное старание и обычно приезжает в аэропорт заранее. Я надеялся, что ко времени нашего прибытия она еще не успеет пройти предполетный контроль. Рози не обладала особым статусом, который авиакомпания присвоила мне по итогам нашего сотрудничества в прошлом, поэтому ВИП-зал был для нее недоступен.

По пути в аэропорт мы заехали домой, чтобы забрать мой паспорт.

– Он тебе не нужен, – сказал Джин. – До Лос-Анджелеса этот рейс считается внутренним. Водительского удостоверения будет достаточно.

– У меня его нет. Оно просрочено.

– Ты еще какие-нибудь вещи берешь с собой? Давай я на всякий случай их сложу.

– Дальше аэропорта я не собираюсь.

– Ну, просто кинь пару вещей в сумку.

– Я не могу собраться, не имея списка.

– Я скажу тебе, что класть.

– Нет.

Я оказался на грани стресса, и Джин это почувствовал.

Я достал паспорт из шкафчика в ванной-кабинете. Время в дороге от дома до аэропорта я планировал потратить на то, чтобы выслушать советы Джина и Дейва. До того как я встречусь с Рози, мне необходимо было выстроить аргументацию. Я понял, что состав экспертной группы можно усилить. Я поднялся к Джорджу, и он согласился к нам присоединиться.

Я занял место впереди рядом с Дейвом. Джин и Джордж уселись сзади.

– Что ты собираешься ей сказать? – спросил Дейв.

– Я планирую сообщить ей, что при составлении таблицы она допустила ошибку.

– Если бы я не знал тебя, то решил бы, что ты шутишь. Хорошо, давай попробуем порепетировать, я буду Рози. Готов?

Я предположил, что раз Соня изображала Рози, Дейв может сделать то же самое. Я отвернулся и стал смотреть в окно, чтобы внешность Дейва не сбивала меня с толку.

– Дон, я забыла включить в таблицу один пункт. Ты храпишь. Прощай.

– Ты можешь говорить своим обычным голосом. Я не храплю. Я проверял это с помощью магнитофона.

– Дон, что бы ты ни говорил, я найду, что добавить в таблицу. Она нужна только для того, чтобы ты убедился – я приняла правильное решение.

– Значит, что бы я ни делал, ты не вернешься?

– Может, вернусь, а может, и нет. Ты понял, из-за чего я ушла?

– Объясни еще раз.

– Я не могу. Я Дейв. Это ты должен объяснить мне, чтобы самому быть уверенным, что ты все понял.

– Я делал то, с чем ты сама могла справиться, и это тебя раздражало.

– Верно. Ты все время служил мне немым укором. Самое трудное в отцовстве – найти для себя правильную роль. С моей точки зрения, это – кормилец.

– Ты хочешь быть кормильцем? А я думал, что ты намерена сидеть с ребенком, а потом заняться научной работой.

– Это я сейчас как Дейв сказал. Надо заниматься тем, что ты умеешь. Ну, в смысле, играть на своей позиции. Она думает, что ты ей не нужен. Ее сейчас волнуют отношения только между ней и ребенком. Так заложено природой.

– Я смотрю, мои уроки не прошли даром, – заметил Джин.

Ее волнует только ребенок. Ребенок затмил наши отношения, сделал их второстепенными и невостребованными. Рози получила то, что хотела. И я стал ей не нужен.

– Наверное, это случается со всеми, – сказал я. – Почему же не все отношения заканчиваются разрывом?

– Стадное поведение, – объяснил Джордж. – Но если говорить серьезно, то каждый случай уникален. У меня, например, после рождения первого ребенка все отношения складывались по-разному.

– Подожди полгода, – посоветовал Джин. – Там полегчает.

Джин выбрал срок, который подтверждал его тезис, то есть вел себя как популист, отрицавший глобальное потепление. Очевидно, что сейчас его брак находился в худшем состоянии, чем через шесть месяцев после рождения Юджинии. Но недавно он восстановил контакт с Карлом. Из этого можно было сделать вывод, что счастье в браке – не просто вопрос времени и что нестабильность – та цена, которую приходится платить за общее благополучие. Мой опыт это подтверждал.

В разговор вновь вступил Дейв:

– «Ты должен разгрузить свою жену, чтобы у нее оставалось время для тебя. Мой посуду, пылесось квартиру…» Так все говорят. Все, у кого нет своего бизнеса.

– Соня может вести всю отчетность, – сказал я. – И тогда у тебя появится больше времени для того, чтобы заниматься вашими отношениями.

– Я могу сам отвечать за свой бизнес, – сообщил Дейв. – Помощь жены мне не требуется.

– Я считаю, – сказал Джордж, – что, если жена предлагает заняться вместо тебя бумагами, ты говоришь «спасибо большое», берешься за чертов пылесос и, когда заканчиваешь, используешь освободившееся время на то, чтобы заслуженно трахнуть ее.

Дейв замолчал и заговорил, только когда мы въехали в зону высадки пассажиров:

– Подождать тебя?

– Нет, – сказал я. – На обратном пути удобнее будет воспользоваться экспрессом.

– Ваша ручная кладь, сэр?

Сотрудник службы безопасности (возраст около двадцати восьми, ИМТ приблизительно двадцать три) остановил меня после того, как я спокойно прошел через рамку.

– Только телефон и паспорт.

– Разрешите ваш посадочный талон. Вы сдали вещи в багаж?

– Нет.

– Вы летите в Лос-Анджелес без багажа?

– Совершенно верно.

– Можете предъявить какой-нибудь документ, удостоверяющий личность?

Я протянул ему свой австралийский паспорт.

– Пройдите, пожалуйста, сюда, сэр. Сейчас с вами побеседуют.

Я знаю, что означает в Америке слово «сейчас».

Я прошел в помещение для собеседований, а время отправления рейса Рози между тем неумолимо приближалось. К счастью, мой собеседник (возраст около сорока, ИМТ двадцать восемь, лысый) решил обойтись без формальностей.

– Перейдем к делу. Вы вдруг решили отправиться в Лос-Анджелес, верно?

Я кивнул.

– Времени на то, чтобы взять с собой нижнее белье, у вас не нашлось, но паспорт вы не забыли. Что планируете делать в Лос-Анджелесе?

– Пока не знаю. Вероятно, полечу домой.

После этого они устроили мне тщательный личный досмотр. Я не возражал, чтобы не терять время. Это было ненамного неприятнее, чем обычный осмотр для профилактики рака простаты.

Меня опять привели в помещение для собеседований. Я решил, что будет полезно поделиться с ними некоторой информацией.

– Мне нужно лететь вместе с моей женой.

– Ваша жена летит тем же рейсом? С багажом? Почему вы не сказали об этом раньше?

– Это могло все усложнить. Меня часто обвиняют в склонности к избыточным подробностям. Мне просто надо попасть на рейс.

– Как зовут вашу жену?

Я сообщил данные Рози, и сотрудник службы безопасности позвонил, чтобы проверить их.

– Она зарегистрирована на рейс до Мельбурна транзитом через Лос-Анджелес. А вы нет.

– Я хотел полететь вместе с ней. Чтобы провести вместе как можно больше времени.

– Похоже, вам больше нравится разговаривать с вашей женой, чем мне.

– Вполне вероятно, поскольку мы с Рози поженились, а вы с ней не знакомы.

Он посмотрел на меня как-то странно. Такое со мной происходило не впервые.

– Посадка на ваш рейс заканчивается. Давайте бегом. На выходе к самолету получите новый посадочный талон. И еще они поменяли вам место, чтобы вы с женой сидели рядом.

У выхода на посадку было пусто: Рози уже была в самолете. Мне ничего не оставалось, кроме как подняться на борт.

Она удивилась, когда я сел в соседнее кресло. Очень удивилась.

– Как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь? Как ты оказался в самолете?

– Меня привез Дейв. Я пришел, чтобы убедить тебя вернуться. Я купил билет.

Я воспользовался молчанием Рози, чтобы изложить свои аргументы, которые, благодаря совету Дейва, начинались не с упоминания о невозвратных затратах, ошибочно указанных ее таблице.

– Я люблю тебя, Рози.

Мое сообщение соответствовало истине, хотя и прозвучало нехарактерно для меня.

– Соня велела это сказать?

– Совершенно верно. Я должен был говорить это чаще, но я не знал, что это необходимо. Однако я могу подтвердить, что это чувство никогда не исчезало.

– Я тоже люблю тебя, Дон, но дело не в этом.

– Я хочу, чтобы ты вышла из самолета и мы вместе поехали домой.

– Но ты сказал, что купил билет.

– Я сделал это только для того, чтобы меня пустили в аэропорт.

– Слишком поздно, Дон. Мой билет не подлежит возврату.

Я повторил слова Сони об инвестиционных решениях. Но Дейв оказался прав относительно таблицы.

– Подожди, подожди, – остановила меня Рози. – Таблица нужна была только для того, чтобы показать тебе, что я подошла к проблеме рационально. Есть еще много других обстоятельств, которые нельзя просчитать. И другой человек, о котором я тебе говорила.

– Фил.

Тридцать четвертый номер значился на его футбольной майке, как свидетельствовали фотографии на стене спортивного клуба Джармена.

Рози выглядела смущенной. Кажется, ей было стыдно за то, что она пыталась меня обмануть.

– Почему ты не сказала, что речь идет о твоем отце?

В салоне зазвучало объявление, из-за чего разговор стал невозможен, и у Рози появилось время на размышление.

«Мы ожидаем трех пассажиров со стыковочного рейса…»

– Я хотела, чтобы все получилось легче… проще…

– И для этого ты изобрела другого мужчину?

– А ты изобрел воображаемую меня.

Возможно, Рози углубилась в дебри психологии – или же она имела в виду Соню. В любом случае это было не важно.

– Ты хочешь заменить меня на Фила, худшего отца в мире.

Разумеется, сейчас я оценивал Фила иначе, но я помнил, что Рози говорила о нем до того, как они помирились. В данный момент точность оценок не была для меня в приоритете.

– Думаю, таким он и был, – сказала Рози. – И посмотри, что из меня выросло. Я ходячее недоразумение, я не смогла сохранить семью, и быть мне родителем-одиночкой, как мой отец.

Повторяющиеся модели поведения. Однажды дождливым утром, после того как Рози отвергла мое первое предложение выйти замуж, я направлялся в университетский клуб, чтобы попытаться еще раз – так же, как сейчас предпринимал еще одну попытку. Но в тот раз у меня был план – намного лучше нынешнего, который основывался на ошибочном включении невозвратных затрат в список существенных факторов.

Трое пассажиров прошли по проходу.

– Самолет готовится к взлету, – сказал я.

– Значит, тебе надо выходить, – отозвалась Рози.

– Есть много доводов в пользу того, чтобы остаться в Нью-Йорке.

Я не сдавался, я импровизировал, хотя и знал, что аргументы, изобретенные мною на ходу, имеют минимальные шансы убедить Рози.

– Первый заключается в том, что медицинский факультет Колумбийского университета является престижным местом…

– Просьба выключить все электронные приборы.

Рози остановила меня и этим, возможно, спасла мою психику:

– Дон, я очень ценю то, что ты пытаешься сделать, но ты должен задуматься. Тебя с этим ребенком ничто не связывает. Эмоционально – ничто. Ты привязан ко мне. Я верю, что это так, что ты любишь меня, но это не то, что мне нужно именно сейчас. Пожалуйста, езжай домой. Я свяжусь с тобой по скайпу, как только прилечу.

К сожалению, по сути Рози была права. Клодия верно описала мотивы, которые ею двигали, и никакие рациональные соображения не могли заставить ее передумать. Бад по-прежнему оставался для меня некой теоретической величиной. Я не мог обмануть Рози, притворяясь, что эмоционально почувствовал себя отцом. Я нажал на кнопку вызова бортпроводника. Он (ИМТ примерно двадцать один) появился почти мгновенно.

– Вам чем-то помочь?

– Мне надо выйти из самолета. Я передумал лететь.

– Извините, но двери уже закрыты. Мы готовимся начать руление.

Мужчина, сидевший в кресле у прохода рядом со мной, поддержал мою просьбу:

– Выпустите его. Пожалуйста.

– Извините, но в этом случае нам придется разгружать багаж. Вы не больны?

– У меня нет багажа. Даже ручной клади нет.

– Мне очень жаль, сэр…

– Просьба к пассажирам и членам экипажа занять свои места.

Оглядываясь назад, я понимаю: именно осознание того факта, что, если бы я подтвердил свое болезненное состояние, меня выпустили бы из самолета, привело меня в состояние, граничащее с потерей самоконтроля. Происходящее наложилось на стресс от вчерашней чрезвычайной ситуации, на катастрофу, постигшую наш брак, на некомпетентность ответственных лиц и на грубое вторжение в личное пространство. Еще один, совсем небольшой обман, и я смог бы уйти. Но я достиг предела во всех отношениях.

Я не мог уйти. Мне не дали уйти.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Я представил себе цифры, альтернативные суммы кубов, которые ведут себя с предсказуемой рациональностью, как они это делали до появления человека и эмоций и будут делать всегда.

Кто-то склонился надо мной. Это был проводник.

– Пожалуйста, сэр, приведите спинку кресла в вертикальное положение.

Да пошел ты! Я уже пробовал это сделать, но спинка оказалась сломанной, а вероятность того, что из-за ее неправильного положения чья-то жизнь окажется под угрозой, стремилась к нулю.

Я дышал. Вдох. Выдох. Я не решался заговорить. В тот момент, когда бортпроводник перевесился через соседа и стал выпрямлять мое кресло, я почувствовал, что начинаю терять контроль над собой, но ремень безопасности не позволял мне двигаться. Я не мог позволить этому случиться в присутствии Рози.

Я начал беззвучно и монотонно выговаривать свою мантру, задерживая дыхание перед каждым повтором. Рамануджан – Харди, Рамануджан – Харди, Рамануджан – Харди…

Не помню, сколько раз я повторил эти слова, но, когда в голове у меня прояснилось, я почувствовал, что Рози держит меня за руку.

– С тобой все в порядке, Дон?

Со мной все было не в порядке, но причина этого крылась в изначальной проблеме. И у меня появилось пять часов на то, чтобы найти ее решение.

36

– Дон, мне надо поспать. Я не собираюсь менять свое решение в самолете по пути из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Я правда ценю то, что ты пытаешься сделать. Я тебе позвоню, когда долечу. Обещаю.

Вскоре после того, как Рози откинула спинку кресла и заснула, пришел бортпроводник и предложил нашему соседу пересесть на более удобное место. Я предполагал, что его кресло останется свободным: я привык к тому, что места рядом со мной пустуют благодаря особому статусу, который присвоила мне авиакомпания. Обоюдовыгодная ситуация для меня и моего соседа. Но его место занял другой мужчина (возраст около сорока, ИМТ двадцать три).

– Полагаю, вы поняли, кто я, – сказал он.

Возможно, он был какой-то знаменитостью и ждал, что его узнают, – но я сомневался в том, что знаменитости станут летать экономклассом. Я поставил промежуточный диагноз: шизофрения.

– Нет, – ответил я.

– Я сотрудник Федеральной службы авиационной безопасности. Я отвечаю за вас, а также остальных пассажиров и экипаж.

– Отлично. Возникла какая-то угроза?

– Возможно, я об этом узнаю от вас.

Шизофрения, все верно. Остаток полета мне придется провести рядом с психически нездоровым человеком.

– У вас есть удостоверение личности? – спросил я в попытке отвлечь его от навязчивой идеи о том, что я обладаю какими-то особыми знаниями.

К моему удивлению, удостоверение у него оказалось. Его звали Аарон Лайнхэм. Насколько я мог судить после тридцатисекундного изучения, документ был подлинным.

– Вы поднялись на борт, не имея намерения лететь, так? – осведомился он.

– Совершенно верно.

– Зачем тогда вы сели в самолет?

– Моя жена возвращается в Австралию. Я хотел убедить ее остаться.

– В кресле у окна это она, верно?

Без сомнений, это была Рози, которая издавала негромкие звуки, ставшие характерными для ее сна за время реализации проекта по созданию ребенка.

– Она беременна?

– Совершенно верно.

– Ребенок ваш?

– Полагаю, да.

– И вы не смогли убедить ее остаться с вами. Она оставляет вас навсегда и забирает ребенка?

– Совершенно верно.

– Вы этим сильно огорчены?

– Чрезвычайно.

– И вы решили что-то предпринять. Что-то слегка сумасшедшее.

– Совершенно верно.

Он вынул из кармана переговорное устройство и сообщил: «Ситуация подтвердилась».

Как я понял, мои объяснения его удовлетворили. Некоторое время он молчал, а я поверх головы Рози рассматривал безоблачное небо. Я увидел, как крыло самолета наклонилось, и почувствовал, что центробежная сила прижимает меня к креслу. Если бы горизонт не служил мне ориентиром, я никогда не узнал бы, что самолет изменил курс. Наука и технологии – это все-таки что-то невероятное. До тех пор пока остаются нерешенные научные проблемы, мне есть ради чего жить.

Аарон прервал мои размышления.

– Вы боитесь смерти? – спросил он.

Интересный вопрос. Как животное я запрограммирован на то, чтобы сопротивляться смерти ради сохранения своих генов и, соответственно, бояться ситуаций, в которых мне угрожает боль или гибель, например встречи со львом. Но абстрактной смерти я не боюсь.

– Нет.

– Сколько у нас времени? – спросил Аарон.

– У вас и у меня? Сколько вам лет?

– Сорок три года.

– Мы примерно одинакового возраста, – сказал я. – По статистике, нам обоим осталось около сорока лет жизни, но вы, похоже, находитесь в хорошей физической форме. Мое здоровье также в отличном состоянии, так что я бы добавил каждому из нас от пяти до десяти лет.

Нас прервало объявление по громкой связи:

– Добрый день. Говорит командир экипажа. Возможно, вы заметили, что наш самолет совершил разворот. У нас возникла небольшая проблема, и по указанию диспетчерского центра мы возвращаемся в Нью-Йорк. Мы начнем снижение для посадки в аэропорту имени Кеннеди примерно через пятнадцать минут. Приносим извинения за причиненные неудобства, но ваша безопасность является для нас приоритетом.

Пассажиры в салоне начали оживленно переговариваться. Я посмотрел на Аарона.

– Случилась какая-то механическая поломка?

– Чтобы долететь до Нью-Йорка, нам понадобится около сорока минут. У меня жена и дети. Просто скажите, я их еще увижу? – вместо ответа спросил он.

Если бы самолет не развернулся, я бы настоял на более тщательном изучении его удостоверения. Вместо этого я спросил: «Что происходит?»

– Беременная женщина летит домой с багажом из трех чемоданов. Мужчина, который известен авиакомпании своим необычным поведением, следует за ней без всякого багажа, ведет себя подозрительно, затем пытается выйти из самолета перед взлетом. Потом он громко молится на иностранном языке. Этого уже хватило бы. А теперь вы мне рассказываете, что она от вас уходит. Вы бы к каким выводам пришли?

– Я плохо умею анализировать мотивы человеческого поведения.

– Хотел бы я уметь делать это хорошо. Одно из двух: или я ошибся, или мы развернулись вовремя. Если второе, то вы самый хладнокровный человек из всех, кого я встречал, если можете сидеть тут и болтать со мной, зная, что смерть рядом.

– Я вас не понимаю. Нам грозит какая-то опасность?

– Мистер Тиллман, вы поместили бомбу в багаж вашей жены?

Невероятно. Они заподозрили, что я террорист. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что ничего невероятного здесь нет. Террористы – не вполне обычные люди. Мое нестандартное поведение указывало на возможность того, что я совершу еще что-нибудь нестандартное, например решусь на массовое убийство из-за ухода жены.

Замечание о моем хладнокровии мне польстило, даже несмотря на то что вывод Аарона основывался на ложных предпосылках. Но в результате самолет, полный пассажиров, возвращался в Нью-Йорк. Я подозревал, что власти захотят так или иначе обвинить в этом меня.

– Никакой бомбы нет. Но я бы рекомендовал вам действовать так, будто я лгу.

Я не хотел, чтобы сотрудник службы авиационной безопасности, принимая решение о том, находится ли на борту самолета бомба, полагался на слова человека, подозреваемого в терроризме.

– Предположим, я говорю правду, и никакой бомбы нет. Совершил ли я какое-то правонарушение?

– С моей точки зрения, нет. Но я готов поспорить, что САБ что-нибудь найдет. – Он откинулся в кресле. – Расскажите мне все в подробностях. Я буду слушать. И постараюсь понять, суждено ли нам всем вскоре умереть.

Я попытался успокоить Аарона:

– Если бы бомба была, ее обнаружили бы сканеры.

– Хотелось бы в это верить, но перестраховаться не мешает.

– Если бы я хотел убить свою жену, я мог бы сделать это, не уничтожая самолет, полный людей. Дома, например. Голыми руками. Или с помощью любого предмета бытового обихода. Я мог бы сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай.

Я смотрел Аарону в глаза, чтобы убедить его в своей искренности.

Как он и просил, я принялся рассказывать все в подробностях. Трудно было решить, что взять за отправную точку. Для полного понимания ситуации требовалось знание сопутствующих обстоятельств, но я подумал, что у меня не хватит времени на детальное изложение своей биографии. Я начал с первой встречи с Рози, поскольку интерес Аарона был вызван событиями, связанными с ней. Для этого, как и следовало ожидать, пришлось опустить важную сопутствующую информацию.

– То есть, по сути, вы хотите сказать, что до встречи с вашей будущей женой у вас никого не было?

– Если выражение «по сути» означает, что речь не идет о свиданиях, которые не привели к дальнейшим отношениям, то ответ будет утвердительным.

– Повезло с первого раза, – констатировал он. – Я имею в виду, что ваша жена – привлекательная женщина.

– Совершенно верно. Она как партнер намного превзошла любые ожидания, которые у меня когда-либо были.

– Не вашего полета птица, полагаете?

– Совершенно верно. Прекрасная метафора.

– Итак, вы считали, что не заслуживаете ее. А теперь у вас появился шанс создать полноценную семью. Мистер Дон Тиллман, муж и отец… Но это еще более высокий уровень полета. Вы считаете, что вы к нему готовы?

– Я тщательно изучил проблему отцовства.

– Все понятно. Избыточная компенсация. Будь я мотивационным оратором, я бы знал, что вам посоветовать.

– Разумеется. В этом бы и заключалась ваша работа.

– Я бы сказал, что вы не представили себе цель. Если хочешь чего-то, надо это вообразить. Когда увидишь желаемое – тогда и получишь. Я был обычным охранником без всяких перспектив, и тут, после нападения на Всемирный торговый центр я узнаю, что есть работа в Службе авиационной безопасности. Я представил, как это будет, и вот он я. А если бы не представил, вышел бы пшик.

За время беременности Рози я убедился, что в советах недостатка не будет. Пока мы беседовали с Аароном, а остальные пассажиры возбужденно обсуждали происходящее, Рози спала. Она проснулась, когда объявили, что самолет идет на посадку.

– Ничего себе. Я проспала всю дорогу до Лос-Анджелеса.

– Ошибка. Мы возвращаемся в Нью-Йорк. Одного из пассажиров подозревают в терроризме.

Рози схватила меня за руку, она выглядела испуганной.

– Для опасений нет оснований. Это я.

Мне пришло в голову, что мы с Рози – единственные из присутствующих, кто не испытывает чувства страха.

После приземления в Нью-Йорке багаж Рози отправили на проверку, а нас развели по разным комнатам для допроса. Процедура оказалась долгой, и в какой-то момент я остался в помещении один. Я решил воспользоваться этой возможностью для того, чтобы вообразить себя в роли родителя.

Воображать я умею не очень хорошо. Схему улиц Нью-Йорка я запомнить не могу, природное умение ориентироваться на местности у меня отсутствует. Но я могу перечислить улицы, перекрестки, указатели и станции метро и умею пользоваться информацией на выходе из метро – например, «14-я улица и 8-я авеню». Результат получается одинаковый.

Я не мог вообразить себя и Рози вместе с ребенком. Что-то мешало мне поверить в это. Возможно, внушенный Лидией страх перед отцовством или – как предположил Аарон – то, что я не считал себя пригодным для этой роли. В последние дни мои опасения несколько ослабли: Лидия временно сняла с меня наложенный ею запрет, а реакция Дейва, Сони и даже Джорджа на мои действия свидетельствовала о том, что я чего-то стою как человек, а не генетик.

Теперь я должен был представить последствия.

Для этого требовалось волевое усилие. Я попытался мысленно воспроизвести четыре изображения ребенка и свою реакцию на них.

Я вспомнил картинки на стене моего кабинета-ванной. Ноль реакции. Процесс их создания, безусловно, оказывал на меня успокаивающее воздействие, но попытка восстановить в памяти изображение обычного плода не вызывала у меня никаких чувств.

Я представил себе Рози-вторую, дочь Сони и Дейва, но и это не помогло – она пока была просто ребенком, неотличимым от всех остальных.

Воспоминания о ребенке постарше, который ползал по мне во время проекта «Матери-лесбиянки», оказались более полезными. Я помнил, что эти ощущения доставили мне удовольствие. Я догадывался, что по мере того, как ребенок будет расти, удовольствие может до определенного уровня усиливаться. Я также помнил, что удовольствие, которое мне доставило изображение ребенка на сонограмме, сравнимо с ощущениями от коктейля «Маргарита». Может быть, даже от двух «Маргарит», но этого было недостаточно, чтобы подвигнуть меня к принятию кардинальных жизненных решений.

Под конец я представил себе Бада, мысленно нарисовав картину: Рози, а внутри у нее плод. Он даже двигался, что являлось свидетельством зарождения нового человека. Эмоциональное воздействие оказалось минимальным.

Я столкнулся с той же проблемой, что и при осуществлении проекта «Рози». Я чувствовал себя инвалидом, лишенным тех чувств, которые побуждают человека к нормальному поведению. Это препятствие мне и предстояло преодолеть. Эмоционально я реагировал только на Рози. Это было очень сильное чувство, и, если бы я смог отчасти перенаправить его на ребенка, как это сделала Рози в своем отношении ко мне, проблема была бы решена.

Наконец дверь открылась, и появился сотрудник службы безопасности (пол мужской, возраст около пятидесяти, ИМТ приблизительно тридцать два).

– Мистер Тиллман, мы проверили багаж вашей жены, и, кажется, с ним все в порядке.

– Бомбы нет? – Я задал этот вопрос автоматически, и, если подумать, выглядел он глупо. Я не клал бомбу в чемодан, и вариант, что это сделала Рози, представлялся крайне маловероятным.

– Бомбы нет, умник. Тем не менее у нас есть серьезные законы для тех, кто способствует созданию условий для чрезвычайного происшествия…

В этот момент дверь вновь – без стука – открылась и в комнату вошла другая сотрудница (возраст около тридцати пяти, ИМТ приблизительно двадцать два). Поскольку я имел дело с официальными лицами и мне, возможно, грозило наказание, ее появление не доставило мне удовольствия. Я гораздо лучше взаимодействую с людьми один на один. Встреча с Копом с «Маргаритой» прошла отлично; общение с Плохим и Хорошим полицейскими закончилось не так успешно. Когда мы с Лидией разговаривали наедине, я добивался успеха. Появление Сони потребовало уловок, которые неизбежно вели к путанице. Даже когда в нашем неформальном мужском коллективе появились два новых члена, я потерял контроль над их взаимодействием. Дейв явно недолюбливал Джина. Я узнал об этом только потому, что Дейв мне об этом прямо сказал.

Я почти не слушал, что говорила эта женщина, потому что мои размышления позволили мне сделать важное открытие. Необходимо было как можно скорее поделиться им с Рози.

– Мы понимаем, профессор Тиллман, что вам пришлось испытать некоторые неудобства, – сказала она.

– Совершенно верно. Разумные предосторожности в целях предотвращения террористических актов.

– Благодарю вас за понимание. Рейс отправится вновь примерно через час, и мы будем рады видеть вас и мисс Джармен на борту. В Лос-Анджелесе рейс на Мельбурн будет задержан в ожидании опоздавших пассажиров. Но если вы решите, что вам нужна передышка, мы доставим вас домой на лимузине, а завтра отправим вашу супругу бизнес-классом в Мельбурн. Ели вы решите полететь вместе с ней, вам также будет предоставлено место в бизнес-классе.

– Мне нужно обсудить это с Рози.

– Вы сможете это сделать немедленно. Но мы, в свою очередь, хотели бы попросить вас об одолжении, чтобы мои коллеги могли прекратить это разбирательство. А ситуация может сложиться таким образом, что они будут вынуждены его продолжить, хотя все мы понимаем, что произошло недоразумение.

Она положила передо мной трехстраничный документ, походила несколько минут по комнате, вышла, потом вернулась и стала ждать, пока я закончу изучать юридические формулировки. Я раздумывал над тем, не нужен ли мне адвокат, но решил, что, если подпишу, никаких серьезных отрицательных последствий это не повлечет. Я не собирался обсуждать произошедшее с журналистами. Мне надо было только поговорить с Рози. Я поставил подпись и был отпущен.

– Ты согласна остаться на сутки в Нью-Йорке? – спросил я Рози.

– Согласна. Это все-таки лучше, чем двадцатичасовой полет в эконом-классе, да еще когда ты беременна. Мне всю жизнь будет не хватать этого безумия.

– Ты должна позвонить Филу, – напомнил я. – Предупредить его, что ты на день задерживаешься.

– Он ждет меня не раньше января, – ответила Рози. – Мое появление должно стать для него сюрпризом.

37

Мне представилась последняя возможность найти решение. План мой был прост, но ограниченность во времени усугубляла ситуацию. Мы вошли в нашу квартиру в 16.07. Джин был там, и он решил, что Рози приехала насовсем.

Результатом его заблуждения стал неловкий разговор, в конце которого Джин сказал: «Если честно, я думал, что Дон вернется один, и запланировал на вечер кое-что интересное».

Я и сам запланировал кое-что интересное на сегодняшний вечер.

– Придется твои планы перенести. Мы с Рози проведем вечер не дома и вернемся поздно.

– Их нельзя перенести, – сказал Джин. – На медицинском факультете отмечают конец учебного года. Начало в пять тридцать, к семи все закончится. Поужинаете потом.

– Кроме ужина мой план включает в себя другие мероприятия.

– Я сильно устала, – вмешалась Рози. – И не настроена на какие-либо мероприятия. Иди вместе с Джином, а на обратном пути где-нибудь поедите.

– Это принципиально важные мероприятия. Если необходимо, ты можешь выпить кофе.

– Если бы самолет не развернулся в воздухе, не было бы никаких планов на сегодняшний вечер. Ты бы сейчас летел обратно из Лос-Анджелеса. Поэтому принципиально важными твои мероприятия быть не могут.

– Это сюрприз.

– Дон, я возвращаюсь домой. Я понимаю, ты придумал нечто, что заставит меня передумать. Это что-то ностальгическое, что меня растрогает, скажем, мы пойдем в бар и будем делать вместе коктейли, или поужинаем в «У Артуро», или же… нет, Музей естественной истории закрыт.

Ее мимику лучше всего описывало выражение «грустная улыбка». Джин ушел в свою комнату.

– Прости, – вздохнула она. – Расскажи мне, что ты запланировал.

– Все, что ты перечислила. За исключением одного пункта. Ты угадала на семьдесят пять процентов, включая музей, который я отверг по той же причине, что и ты.

– Мне кажется, это что-то говорит о том, чего мы добились вместе. Я, например, научилась немного читать твои мысли.

– Ошибка. Немного – неточное определение. Ты единственный человек, который научился меня понимать. Это началось в тот вечер, когда ты переставила часы, чтобы я мог приготовить ужин согласно расписанию.

– В тот вечер, когда мы встретились.

– Вечер Происшествия с пиджаком и Ужина на балконе, – добавил я.

– Что я упустила? – спросила Рози. – Ты сказал, что я угадала на семьдесят пять процентов. Наверное, мороженое.

– Нет. Танцы.

Поворотным пунктом в наших отношениях стал бал факультета естественных наук в Мельбурне, на котором Рози удалось решить техническую проблему с моими танцевальными навыками. Танец с Рози оказался одним из самых памятных событий в моей жизни, и тем не менее мы никогда больше этого не делали.

– Не получится. Посмотри на меня. – Рози коротко обняла меня, демонстрируя, что ее изменившаяся фигура не позволит нам танцевать. – Знаешь что? Если бы мы сегодня вечером пошли куда-нибудь, что-нибудь обязательно случилось бы. Что-нибудь безумное. Не то, что ты запланировал, а гораздо лучше, и вот это я в тебе люблю. Но сейчас безумие не сработает. Это не то, что мне нужно. Это не то, что нужно Баду.

Это прозвучало странно, парадоксально – безумно. Оказывается, в таком высокоорганизованном человеке, как я, избегавшем неопределенности и стремившемся все планировать, Рози больше всего ценила то, что мое поведение влекло за собой непредсказуемые последствия. Но, раз ей это нравилось, я не собирался спорить. При этом я не намерен был соглашаться с тем, что следует отказываться от того, что ценишь.

– Ошибка. Тебе нужно меньше безумия, но не полное его исключение. Тебе нужен запланированный оптимальный объем безумия.

Настало время объяснить, как развивалась моя мысль и к каким выводам я пришел.

– Изначально в наших отношениях участвовали двое. Ты и я.

– Это упрощение. А Фил, а…

– Предметом рассмотрения выступает только наша семья. С появлением Бада количество участников отношений возросло до трех. Один новый человек утраивает число двусторонних взаимодействий: ты и я; ты и Бад; я и Бад.

– Спасибо за разъяснение. А если бы у нас было восемь детей? Сколько бы тогда насчитывалось двусторонних взаимодействий?

– Сорок пять, из которых на нас с тобой приходилась бы одна сорок пятая часть от общего объема.

Рози рассмеялась. Примерно на четыре секунды создалось впечатление, что наши отношения начинаются заново. Но Рози пока так не считала.

– Продолжай.

– Увеличение количества участников отношений изначально привело к путанице.

– Какой путанице?

– С моей стороны. Относительно моей роли. Отношения номер два – это твои отношения с Бадом. Поскольку для меня это было что-то новое, я попытался вмешаться со своей диетой и рекомендациями по здоровому образу жизни, а ты справедливо посчитала это вмешательством в твою жизнь. Я вызывал раздражение.

– Ты пытался помочь. Но мне надо было научиться справляться самой. И в одном Джин прав – так распорядилась природа. Матери играют более важную роль, чем отцы, во всяком случае сначала.

– Разумеется. Но ты сосредоточилась на ребенке и стала меньше интересоваться нашими с тобой отношениями, просто потому что у тебя на них не осталось времени и сил. Наш брак разрушился.

– Это происходило постепенно.

– До того как ты забеременела, все было хорошо.

– Наверное. Но теперь я понимаю, что самих по себе наших отношений было недостаточно. Похоже, что на подсознательном уровне я это знала и раньше.

– Совершенно верно. Тебе нужны были новые отношения ради дополнительных эмоций. Но нельзя отказываться от высококачественных отношений, не испробовав все доступные средства для их сохранения.

– Дон, воспитание ребенка несовместимо с нашим прежним образом жизни. Спать сколько влезет, выпивать, разворачивать самолеты в воздухе… теперь наступает другая жизнь.

– Конечно. Расписание придется переделать. Но оно должно включать в себя совместные мероприятия. Согласно моему прогнозу, без интеллектуального общения и того безумия, к которому ты привыкла, ты скоро сойдешь с ума. И у тебя разовьется депрессия, как предупреждала Лидия.

– И депрессия, и сумасшествие? Не беспокойся, я найду чем заняться. Но у меня больше не будет времени…

– В этом и состоит моя идея. Теперь, когда ты будешь занята Бадом, я возьму на себя полную ответственность за наши отношения. Я буду организовывать совместные мероприятия, соразмеряясь, разумеется, с потребностями ребенка.

– Отношения – это всегда обоюдная ответственность. Двое…

– Ошибка. Двое должны стремиться сохранить отношения, но один может быть лидером.

– Где ты этого набрался?

– Соня так говорит. И Джордж.

– Джордж, который сверху?

Я кивнул.

– Я смотрю, ты собрал специалистов.

– Практический опыт важнее теории. Все знакомые нам психологи потерпели крах в семейной жизни. А в твоем случае брак находится под угрозой.

Это было слабое место и в биографии Джорджа, который также выступал советчиком, но я решил, что не стоит посвящать Рози в подробности его семейной жизни.

– Я думаю, – сказала Рози, – что большинство пар, даже те, кто не расстается, принимают тот факт, что время от времени брак переживает кризис.

– От которого можно никогда не оправиться. – Я вновь вспомнил о печальном опыте Джорджа. И Джина. И в перспективе – Дейва. – Я предлагаю сохранить максимум от наших двухсторонних отношений, сообразуясь с потребностями ребенка. Я буду делать всю необходимую работу; от тебя требуется только согласиться с этой целью и оказывать посильное сотрудничество.

Рози поднялась, чтобы заварить фруктовый чай. Этим, как я понимаю, она хотела сказать «Заткнись на несколько минут, Дон, я пытаюсь думать».

Я пошел в холодильную камеру и принес оттуда бутылку пива, чтобы справиться с собственным эмоциональным состоянием.

Когда Рози вернулась на место, выяснилось, что ее размышления принесли плоды. К сожалению.

– Мне кажется, что все это имеет большее значение для тебя, Дон, потому что ты не связан с ребенком в такой степени, как я. Об отношениях с третьим человеком ты ничего не сказал. В центре твоего внимания по-прежнему ты и я. Большинство мужчин часть своей любви переносят на детей.

– Я думаю, что переходный период займет некоторое время. Но, если меня не будет рядом с тобой, мой вклад будет равен нулю. Ты считаешь, что как отец я стою меньше нуля?

– Дон, я думаю, что ты устроен по-другому. Когда нас было двое, все получалось, но я не думаю, что из тебя может выйти отец. Прости, что я говорю это так прямо, но я полагала, что ты придешь к этому выводу сам.

– Ты не думала, что я устроен для любви. Но ты ошибалась. Может быть, сейчас ты тоже ошибаешься.

Из своей комнаты появился Джин.

– Простите, ребята, что прерываю вас. Я отправляюсь на это факультетское сборище. Вы куда-то идете?

– Нет, – ответила Рози.

– Тогда пошли со мной. Оба.

– Я останусь, – сказала Рози. – Меня не приглашали.

– Всех звали со спутниками. Ты должна пойти. Это твой последний вечер в Нью-Йорке. Дон этого не скажет, но ему важно, чтобы ты была там с ним.

– Ты действительно хочешь, чтобы я пошла? – спросила у меня Рози.

– Если ты откажешься, я тоже останусь дома, – ответил я. – Я хочу как можно эффективнее использовать время, оставшееся от нашего брака.

Когда мы собрались выходить, мне позвонили. Номер незнакомый.

– Дон, это Брайони.

Я не сразу сообразил, кто такая Брайони. Б1. Она никогда не обращалась ко мне напрямую. Я приготовился к конфликту.

– Я не могу поверить в то, что вы сделали, – сказала она.

– Что именно?

– Вы не видели сегодняшний номер «Нью-Йорк пост»?

– Я это издание не читаю.

– Оно есть в интернете. У меня нет слов. Кто бы мог подумать!

Я открыл дверь в ванную-кабинет, где стоял компьютер, чтобы зайти на сайт «Нью-Йорк пост», и обнаружил там Рози, которая изучала изображения Бада на плитках, сидя на краю ванны.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовался я.

В моем вопросе не было агрессии, я действительно хотел знать, что она делает в моем кабинете.

– Я зашла, чтобы украсть у тебя таблетку снотворного. Для завтрашнего полета.

– Снотворное…

– «Стилнокс». Активное вещество – золпидем. Последний триместр беременности. Одна таблетка. Побочных эффектов не выявлено. Ван, Линь, Чен, Линь и Линь, издание 2010 года. Скорее можно заставить меня танцевать голой вокруг самолета, чем причинить вред ребенку.

Она опять принялась рассматривать изображения Бада на плитках.

– Дон, это невероятно.

– Ты же их видела.

– Когда? Я ни разу сюда не заходила.

– В Ночь Дейва-теленка. Когда Джин упал в ванну.

– Я видела, как мой научный руководитель в нижнем белье барахтается в ванне. Я не успела рассмотреть, что нарисовано на плитке. – Она улыбалась. – Это же наш ребенок, Бад, неделя за неделей, правильно?

– Нет. Это просто типичный эмбрион, обычный плод… этапы развития. За исключением изображений на плитках № 13 и № 22 – они срисованы с сонограммы.

– Почему ты мне раньше это не показывал? Я рассматривала картинки в книге, а ты здесь рисовал такие же…

– Ты просила избавить тебя от технических деталей.

– Когда это я такое сказала?

– Двадцать второго июня. В День происшествия с апельсиновым соком.

Рози взяла мою ладонь и сжала ее. Оба кольца были на месте. Она, вероятно, заметила, что я обратил на это внимание.

– Мамино кольцо не снимается. Оно мне слегка мало, а пальцы, наверное, немного распухли. Если ты хочешь, чтобы я вернула тебе обручальное кольцо, придется подождать.

Пока я искал нужный материал на сайте «Нью-Йорк пост», Рози продолжала рассматривать изображения на плитках.

Я нашел его под заголовком «Отец года: по пиву в честь спасения своего ребенка, предназначенного для матерей-лесбиянок».

Я знал, что журналисты часто ошибаются в деталях, но статья, написанная Салли Голдсуорси, раздвинула мои представления о границах возможного в этой сфере.

«Австралиец Дон Тиллман, приглашенный профессор в Колумбийском университете, один из ведущих специалистов по взаимосвязи между аутизмом и раком печени, стал донором спермы для двух лесбиянок, а затем спас жизнь одному из своих детей. Проведя в своей квартире в Челси экстренное кесарево сечение, профессор Тиллман скромно отпраздновал это событие бутылкой пива и заявил, что не сомневается в способности двух матерей воспитать детей без какого-либо вмешательства с его стороны.

Он также продемонстрировал, сколь многому научила его жизнь в Америке.

– Разумеется, родители-лесбиянки – не вполне обычное явление, – заявил профессор Тиллман, – поэтому не стоит рассчитывать на обычный результат. Но отказаться от поисков новых горизонтов было бы не по-американски».

Статья сопровождалась моей фотографией, на которой я, по просьбе фотографа, стоял с японским кухонным ножом в руке.

Я показал статью Рози.

– Ты это говорил?

– Нет, конечно. Материал изобилует смехотворными ошибками. Что типично для публикаций на научные темы в массовых изданиях.

– Я имею в виду цитату про необычные результаты. Похоже на то, как ты говоришь, но это так…

Я ждал, пока Рози закончит фразу, но она не могла подобрать прилагательное для описания сказанного мною.

– Цитата правильная, – ответил я. – Ты с ней не согласна?

– Напротив. Я тоже не хочу, чтобы Бад вырос обычным.

Я отправил ссылку на статью своей матери. Она требует, чтобы я присылал ей все упоминания обо мне в прессе, независимо от количества ошибок, чтобы демонстрировать их родственникам. Я сопроводил ссылку сообщением, что ни одна лесбиянка от меня не забеременела.

– Теперь понятно, почему мы завтра летим бизнес-классом, а не сидим в тюрьме в Гуантанамо. Они испугались заголовка «Власти преследуют героя-хирурга за его исключительность».

– Я не хирург.

– Но ты исключительный. Ты был прав насчет того, что я боюсь вида крови и хаоса. Мне просто надо было один раз это сделать. Неплохо мы поработали, а?

Рози все правильно сказала. Мы были отличной командой. Командой из двух человек.

38

В метро было полно людей в колпаках Санта-Клауса. Если бы я годился на роль отца, мне тоже пришлось бы изображать Санта-Клауса и делать то же, что в свое время делал мой отец для меня, Мишель и Тревора. Он был специалистом по нестандартным подаркам и неожиданным приключениям.

Мне пришлось бы освоить множество новых навыков и занятий. Если судить по моим родителям, а также по Джину и Клодии, некоторые из этих занятий потребовали бы от нас с Рози совместных усилий.

Факультетская вечеринка проходила в большом конференц-зале. По моим подсчетам, там собралось сто двадцать человек. Неожиданным стало появление только одного человека. Лидия!

– Я не знал, что вы работаете в Колумбийском университете, – сказал я. – Если мы коллеги, то наше дальнейшее взаимодействие, безусловно, создаст новые этические проблемы.

Она улыбнулась.

– Меня пригласил Джин.

Как всегда на таких мероприятиях, алкоголь был дешевым, закуски скучными, а слишком громкий звук мешал содержательному общению. Невозможно понять, зачем было собирать в одном месте самых выдающихся ученых в области медицины, чтобы затем ослабить их интеллект алкоголем, а голоса заглушить музыкой, которую дома они наверняка потребовали бы выключить.

Мне понадобилось всего восемнадцать минут, чтобы употребить такое количество пищи, которое сняло всякую потребность в ужине. Я надеялся, что Рози поступила так же. Я уже собирался найти ее и предложить уйти отсюда, когда Дэвид Боренштейн взял микрофон и поднялся на сцену. Рози могла не догадаться, что начало торжественной части означает сигнал к отбытию.

– Это был важный год для нашего факультета… – сказал декан.

Я как будто и не уезжал из Мельбурна; дома декан сказал бы те же самые слова. Год всегда был важным. Для меня этот год тоже оказался важным. А окончание его – катастрофическим.

– Достигнутые существенные результаты, – продолжал Дэвид Боренштейн, – несомненно получат признание на соответствующих научных форумах. Но сегодня я хотел бы отметить тех, кто, возможно, не…

По мере того как на сцену поднимались научные работники, получавшие свою долю аплодисментов за научные и педагогические достижения, а на экране появлялись плохого качества ролики, в которых они были запечатлены за работой, я чувствовал себя все лучше. Раз уж мне не суждено напрямую участвовать в воспитании детей, по крайней мере, есть шанс, что какой-нибудь другой, хороший отец откажется от алкоголя после генетического теста, выявляющего предрасположенность к циррозу, тем самым сохранив себя для своего ребенка. Этот тест станет результатом моей шестилетней работы, состоявшей в том, чтобы выращивать мышей, спаивать их, а затем вскрывать их печень. Или какой-нибудь лесбийской паре будет легче принимать решение о воспитании детей благодаря проекту «Матери-лесбиянки», в котором я участвовал.

Я буду скучать по Рози. Как и Грегори Пеку в «Римских каникулах», мне выпала неожиданная удача, которая оказалась временной из-за того, что я – это я. Звучит парадоксально, но счастье стало для меня проверкой. И я пришел к выводу, что быть собой, со всеми врожденными недостатками, для меня важнее, чем обладать тем, что мне было нужнее всего.

Я вдруг обнаружил, что Джин стоит рядом со мной и толкает меня в бок локтем.

– Дон, с тобой все в порядке? – спросил он.

– Конечно.

Задумавшись, я перестал слушать декана и сейчас вновь сосредоточился на том, что происходило на сцене. Это был мой мир.

– И, действуя в духе того нобелевского лауреата из Австралии, который проглотил бактерии, чтобы продемонстрировать, что после этого у него разовьется язва, один из наших коллег из Австралии не пожалел себя ради науки.

На экране за спиной декана появился ролик со мной в тот день, когда я улегся на пол и позволил ребенку лесбийской пары ползать по мне, чтобы определить влияние этого события на уровень окситоцина. Все начали смеяться.

– В таком виде профессора Дона Тиллмана вы еще не видели!

Это была правда. Я смотрел на себя с удивлением. На видео я был счастлив, счастлив гораздо больше, чем мне это запомнилось. В тот день я, вероятно, не мог полностью оценить свое эмоциональное состояние из-за того, что был сосредоточен на корректном проведении эксперимента. Видео длилось приблизительно полторы минуты. Я почувствовал, как кто-то еще подошел и встал со мной рядом. Это была Рози. Она держала меня за руку и плакала не переставая.

Я не успел выяснить, что довело ее до слез.

– Возможно, – добавил Дэвид, – он таким образом репетировал. Дон и его спутница Рози ожидают своего первого ребенка в наступающем году. У нас для вас небольшой подарок.

Мы с Рози поднялись на сцену. Вероятно, неуместно было брать подарок, вручаемый на том основании, что мы с Рози остаемся супружеской парой. Я раздумывал над тем, что должен сказать, но Рози решила проблему.

– Просто скажи «спасибо» и возьми его, – шепнула она, когда мы шли по сцене. Рози держала меня за руку, что неминуемо должно было подтвердить ошибочное впечатление.

Декан вручил нам пакет. Это явно была книга. После этого он произнес ритуальные прощальные напутствия, и все начали расходиться.

– Давай подождем несколько минут, – попросила Рози. Кажется, она немного пришла в себя.

– Конечно, – согласился я.

Прошло пять минут, и все ушли, в том числе и Джин с Лидией. Остались только Дэвид Боренштейн, его помощник и мы.

– А можно еще раз показать видео с Доном? – спросила Рози декана.

– Я уже все собрал, – сказал помощник. – Могу дать вам диск, если хотите.

– Я решил, что перед Рождеством это будет правильный финальный аккорд, – сказал декан. – Бесчувственный ученый проявляет человеческие качества. Думаю, эта тема вам хорошо знакома, – добавил он, обращаясь к Рози.

Мы доехали на метро до дома, который когда-то был нашим. Рози молчала. На часах было всего 19:09, и я подумал, что стоит еще раз попробовать убедить ее принять участие в памятных мероприятиях, которые я запланировал. Но мне так нравилось держать ее за руку в наш последний вечер вдвоем, что я решил не совершать никаких действий, способных изменить эту ситуацию. В другой руке у меня был подарок декана, поэтому открывать дверь в квартиру пришлось Рози.

За дверью нас ждал Джин с бутылкой шампанского в ведерке и бокалами – потому что к нам пожаловали гости. Бокалов было семь. Джин наполнил шесть из них и раздал мне, Рози (в нарушение правил для беременных), Лидии, Дейву и Джорджу, один оставив себе.

У меня возникло несколько вопросов, в том числе и по поводу присутствия Дейва и Джорджа, но начал я с самого очевидного:

– А для кого седьмой бокал?

Ответом на него стало появление очень высокого, крепко сложенного человека лет шестидесяти, который вышел с балкона, где он, как я догадывался, курил. Это был № 34 – Фил, отец Рози, который должен был находиться в Австралии.

Рози сжала мою руку так сильно, как будто хотела этим что-то сказать, и побежала к Филу. Так же, как и я. Теперь я понимал, что чувствовал этот человек, когда погибла его жена. Несомненно, Упражнения по выработке сочувствия к Филу и последующие ночные кошмары принесли свои результаты. Переполнявшие меня эмоции были такими мощными, что я забыл про свое отвращение к физическому контакту с людьми. Я оказался рядом с Филом примерно на секунду раньше Рози и обнял его.

Он предсказуемо удивился. Собственно, удивились все. Через несколько секунд я отпустил Фила, который против этого не возражал. Я помнил его обещание приехать и выбить из меня все дерьмо, если я окажусь слабаком. Я явно выполнил все условия.

– Что вы оба натворили? – спросил он и, не дожидаясь ответа, повел Рози на балкон. Я надеялся, что в результате неожиданной встречи ей не захочется вновь начать курить.

– Он ждал здесь, когда мы вернулись, – объяснил Джин. – Устроился на своем рюкзаке возле двери.

Похоже, никто, кроме меня, не следил за тем, чтобы чужие не проникали в дом. Хотя, разумеется, Фила я бы узнал и впустил.

– Он объяснил, почему приехал? – спросил я.

– А должен был? – поинтересовался Джин.

Я вспомнил, что Фил не употребляет алкоголь, и быстро выпил его шампанское, чтобы избежать неловкости.

Джин объяснил, зачем позвал Дейва и Джорджа. Они хотели вместе вручить мне общий подарок. Судя по размеру и форме, это был DVD-диск. Это будет мой единственный DVD-диск, потому что все видеоматериалы я обычно скачиваю на компьютер. Я задался вопросом, причастна ли Лидия к принятию этого неэкологичного решения.

Когда Рози и Фил вернулись с балкона, я открыл подарок декана. Это оказалась юмористическая книга, посвященная проблемам отцовства. Я молча отложил ее в сторону.

Джин, Дейв и Джордж подарили мне фильм «Эта прекрасная жизнь». Они объяснили, что это традиционное рождественское кино. Выбор трех моих ближайших друзей показался мне скучным, но я знаю, насколько трудно выбирать подарки. Соня предложила мне купить в подарок Рози красивое и высококачественное нижнее белье, отметив, что подарки такого рода характерны для первых лет брака. Эта блестящая идея позволяла заменить вещи, поврежденные во время Происшествия в прачечной. Но процесс подбора правильных размеров в магазине «Виктория Сикрет» доставил мне массу неудобств. Подарок по-прежнему хранился в моем рабочем кабинете.

– Итак, – сказал Джин, – мы собираемся пить шампанское и смотреть «Эта прекрасная жизнь». Пусть будет мир на земле, и пусть все будет хорошо.

– У нас нет телевизора, – сообщил я.

– Пошли ко мне, – сказал Джордж.

Мы поднялись наверх.

– Метафоры – не самая сильная сторона Дона, – сказал Джин, пока Джордж вставлял диск в проигрыватель. – И мы выбрали этот фильм, Дон, потому что ты чем-то похож на Джорджа.

Я посмотрел на Джорджа. Сравнение показалось мне странным. Что у меня могло быть общего с бывшей рок-звездой?

Джин рассмеялся.

– На Джорджа из фильма. Его играет Джеймс Стюарт. Он многое делает для своих друзей. Позвольте мне сказать первым. Когда мой брак было уже не спасти, Дон сдался последним. Он приютил меня, хотя знал, как Рози отнесется к этому решению. Он стал наставником для моих детей и, – Джин сделал вдох и посмотрел на Лидию, – вправил мне мозги, показав, что я превратил свою жизнь черт знает во что. И не в первый раз.

Джин сел, поднялся Дейв.

– Дон спас моего ребенка, мой брак и мой бизнес. Соня займется отчетностью. А у меня появится время на нее и на Рози. Нашу дочь.

Рози посмотрела на меня, потом на Дейва и вновь на меня. Ей никто не сказал, как назвали ребенка.

Встал Джордж.

– Дон…

Он находился во власти эмоций и не мог говорить. Он попытался обнять меня, но, очевидно, не почувствовал ответной реакции. На помощь пришел Джин:

– Рози и я в тот вечер стали свидетелями, как Дон решил, что самое важное дело в его жизни может подождать, пока он позаботится о ком-то другом. Все остальные могут увидеть это событие на видео, которое снял Дон.

Я чувствовал себя смущенным. Я хорошо решаю проблемы, но только практические. Решение о том, что жена-бухгалтер может помочь своему мужу с бизнесом, или рекомендация относительно смены состава в рок-группе, конечно, заслуживали уважения, но не такой эмоциональной реакции.

Затем встала Лидия. Подумать только.

– Спасибо за то, что пригласили меня участвовать. Я хочу сказать, что случай Дона помог мне преодолеть… один… предрассудок. Спасибо, Дон.

Свидетельство Лидии, к моему облегчению, оказалось менее эмоциональным, чем предыдущие. Я удивился, что мои аргументы убедили ее в допустимости употребления в пищу невоспроизводимых морепродуктов.

Все посмотрели на Фила, но он ничего не сказал.

Джордж включил кино, затем приехали участники Dead Kings, включая Принца. Джордж-третий принес всем пива и приготовился еще раз показать кино, но тут появились Эслеры, а вскоре вслед за ними Инге. Джин и Рози разговаривали с кем-то по телефону. Лидия и Джуди Эслер вышли на балкон, и некоторое время их не было видно.

Представлялось уместным пригласить и всех остальных моих друзей в Нью-Йорке. Я позвонил декану и Белинде (Б3), и в течение часа приехали все три Б и чета Боренштейн. Джордж принес еще пива, и его квартира наконец-то стала напоминать настоящий английский паб. Видно было, что роль хозяина ему чрезвычайно по душе. Рози опять взяла меня за руку.

История про то, как герой Джеймса Стюарта боролся и был близок к самоубийству, оказалась интересной и очень эффективной в плане манипулирования чувствами. Впервые в жизни я плакал при просмотре фильма и не сомневался, что реакция всех остальных была схожей. Я испытывал эмоциональную перегрузку, вызванную близостью Рози, одобрением моих действий со стороны самых важных людей в моей жизни и болью оттого, что мой брак подходит к концу. Никто не сможет заменить для меня Рози.

К концу фильма она сказала, что передумала.

39

Такого замечательного Рождества ни у Рози, ни у меня не было никогда. Мы летели из Нью-Йорка в Мельбурн и пересекли линию перемены даты, тем самым практически отправив в небытие день, в течение которого я пережил столько стрессов. Нас перевели в почти пустой первый класс. Бортпроводники были невероятно дружелюбны. Мы с Рози вспоминали, как встречали Рождество в прошлом и как для нее это тоже было болезненно из-за отсутствия матери. Родственники Фила и ее покойной матери – хорошие люди, но чрезмерно назойливые, что вызывает раздражение. Это я могу понять.

Мы обсуждали планы на будущее. Рози согласилась с моей теорией трех отношений и была готова испытать мой подход к разделению обязанностей. То, как я обращался с ребенком лесбийской пары, убедило ее, что я смогу установить эмоциональную связь с Бадом. Я предупредил Рози, что это может занять некоторое время.

– Не беспокойся, – сказала она. – Думаю, я боялась, что ты помешаешь моим отношениям с ним или с ней.

– Тебе надо было просто сказать мне об этом. Я хорошо умею решать проблемы и следовать инструкциям. Я бы сделал все необходимое, чтобы сохранить наши отношения.

Обязанности, которые я был готов добровольно взять на себя, не противоречили моим инстинктам, так же как готовность Рози посвятить себя ребенку отвечала ее характеру.

Продолжение обучения в Колумбийском университете Рози решила отложить на несколько месяцев. Это выглядело разумно.

Фил остался в Нью-Йорке на Рождество и поселился на это время в нашей квартире вместе с Джином, а также Карлом и Юджинией, которые должны были приехать к отцу в январе. Фил был чрезвычайно доволен происходящим – тем, что увиделся с Рози, тем, как развивается Бад, и тем, что мы с Рози не расстаемся. Также он признал, что нам будет полезно пожить вдвоем в его доме в Мельбурне, где мы сможем постепенно привыкнуть к разнице во времени и к лету.

Мы никому не сообщили о возвращении в Австралию и восемь дней были целиком и полностью предоставлены друг другу. Невероятно! Осознание того, что я едва не потерял Рози, усиливало удовольствие, которое я получал от общения с ней.

В доме Фила, расположенном в одном из пригородов Мельбурна, имелся широкополосный интернет, благодаря которому я мог свободно общаться с Инге и тремя Б и продолжать работу над двумя проектами.

Фил вернулся десятого января. Все родственники настаивали, чтобы Рози рожала в Мельбурне, Дэвид Боренштейн поддерживал этот выбор. Когда Рози решила расстаться со мной, она отменила все договоренности в Штатах и записалась в одну из клиник в Мельбурне, поэтому на наши планы это не повлияло.

Три дня мы провели в доме моих родителей в Шеппартоне. Стресс от общения облегчили рассказы моего отца о том, как шла работа над проектом «Звуконепроницаемая колыбель». Мы разговаривали часами, отвлекаясь только на сон и не прибегая к помощи алкоголя. В ходе реализации проекта отец решил несколько проблем с используемыми материалами и сейчас вел переговоры с командой корейских ученых о правах на усовершенствования и постоянном участии в работах. Вряд ли мой отец когда-нибудь разбогатеет, но, если события будут развиваться по сценарию передачи барабанных палочек, главным в хозяйственном магазине станет мой брат Тревор. Такая перспектива Тревора очень радовала. Я задумался над тем, что же я смогу когда-нибудь передать Баду.

К моему удивлению и вопреки прогнозам Джина, Рози отлично поладила с моей матерью, у них даже обнаружилось много общего.

Наш ребенок появился на свет без затруднений (если не считать ожидаемого дискомфорта, доставляемого родами, к которому я был готов благодаря изучению специальной литературы) четырнадцатого февраля в 02:04, в день второй годовщины нашего первого свидания, Происшествия с пиджаком и Ужина на балконе. Все обратили внимание на то, что это был День святого Валентина. Теперь я понял, почему два года назад столкнулся со сложностями при бронировании столика в престижном ресторане.

Наблюдать процесс родов было бы увлекательно, но я послушался совета Джина пренебречь научными интересами и держаться ближе к голове роженицы, оказывая ей моральную поддержку. Рози осталась чрезвычайно довольна результатом, а я удивился, когда незамедлительно испытал эмоциональную реакцию, хотя и не такую сильную, как при известии, что Рози решила сохранить наши отношения.

Ребенок оказался мужского пола и, соответственно, получил обычное мужское имя. Этому предшествовали некоторые дебаты.

– Мы не можем назвать его Бадом. Это слишком по-американски.

– Американская культура проникает повсюду. Бад Тингвелл был австралийцем.

– Кто такой Бад Тингвелл? – спросила Рози.

– Знаменитый австралийский актер. Он играл в «Малкольме» и в «Последней бутылке».

– Назови мне хотя бы одного ученого по имени Бад.

– Наш сын может не стать ученым. Эбботта из дуэта «Эбботт и Костелло» звали Бадом. Бад Пауэлл был одним из самых заметных джазовых пианистов. Бад Харрельсон был шорт-стопом в команде всех звезд.

– Он выступал за «Янкиз»?

– За «Метс».

– Ты готов назвать ребенка в честь игрока «Метс»?

– Бад Корт играл Гарольда в «Гарольд и Мод». Есть еще Бад Фримэн. Другой известный джазмен. Саксофонист. Не говоря о многочисленных Бадди.

– Ты изучал вопрос, признайся? Ты же ничего не понимаешь в джазе.

– Разумеется. И теперь у меня есть убедительные аргументы в пользу сохранения имени Бад. Странно менять имя человека из-за одного события, произошедшего в его жизни. Ты же не поменяла фамилию, когда выходила за меня замуж.

– Мы сейчас обсуждаем его рождение. И проблема в том, что он уже не будущий, он уже здесь. Поэтому имя Бад больше не годится.

– Может быть, Хад?

– Хад?

– Харизматичный, альтруистичный, дружелюбный.

– Похоже на хадж.

– Тогда это неприемлемо. Прямой намек на конфессиональную принадлежность неуместен.

– А если полное имя – Хадсон?

Некоторое время я обдумывал предложение Рози.

– Отличное решение. В этом имени сочетаются место его зачатия, Нью-Йорк, потому что Хадсон похоже на Гудзон, и Австралия, на пути в которую случилось Террористическое происшествие, спасшее наши отношения.

– Австралия-то тут с какого бока?

– Хадсон Фиш был основателем австралийской авиакомпании «Куантэс». Знание, доступное любому, кто во время полета читает корпоративные журналы.

– А есть еще Питер Хадсон, футболист, любимец Фила. Помни только об одном – харизматичным, альтруистичным и дружелюбным ему еще только предстоит стать. И пример он должен брать с собственного отца.

– Я решу эту проблему. Итак, я полагаю, мы имеем дело с Хадсоном.

– С твоей логикой трудно спорить. Как всегда.

Еще одно общее дело сделано. Наступило время кормления, и я вернул Хадсона Рози. Мне надо было еще составить расписание для Фила, который согласился присматривать за Хадсоном, пока мы с Рози будем брать уроки танго. В одиночку этот танец, как известно, не освоишь.

Благодарности

Предыдущий роман «Проект „Рози“» заканчивался длинным и, вероятно, неполным списком тех, кто помогал мне на протяжении пяти лет его создания. Во время работы над ним я учился писательскому ремеслу, и многие люди поддерживали меня и общими доброжелательными советами, и конкретными предложениями по улучшению рукописи.

Во многом благодаря их помощи я приступил к написанию «Эффекта Рози», имея четкое представление о конечной цели. Для создания первого чернового варианта мне, по существу, понадобилось участие всего двоих людей. Моя жена Анна Бюйст, которой посвящена эта книга, выступала в роли литературного советчика, а также привнесла в нее знания, присущие профессору психиатрии (как правило, обязательным атрибутом ее консультаций служила бутылка вина). Она не несет ответственности за взгляды Джина на теорию привязанности. Вторым человеком был мой друг Род. Он и его жена Линетт вдохновили меня на создание «Проекта „Рози“». Им, собственно, эта книга и посвящена. Из разговоров с Родом во время пробежек вдоль реки Ярра в Мельбурне родились звуконепроницаемая колыбель, Происшествие с голубым тунцом и Скандал на предродовых курсах.

Мне необычайно повезло с редакторами: советы Майкла Хейворда и Ребекки Старфорд из Text Publishing дополнили их зарубежные коллеги: Корнелия Борхардт из S. Fischer Verlag, Максин Хитчкок из Michael Joseph, Дженнифер Ламберт из HarperCollins Canada, Марюси Руччи из Simon & Schuster и Джузеппе Страджери из Longanesi.

Первыми читателями этой книги были: Джин и Грег Бюйст, Таня Чэндлер, Корин Янсониус, Питер Макмиллан, Род Миллер, Хелен О’Коннелл, Доминик и Дэниэл Симсион, Сью Уоддел, Гэри Уолш и Хайди Виннен. Я благодарен им за отзывы. Спасибо также Шари Ласскин, Эйприл Рив и Мэг Спинелли за их знание Нью-Йорка и системы подготовки медицинских кадров в США, а также Крису Уодделу за советы в области ударных инструментов.

Отзывы об исследованиях по психологии и ведению беременности принадлежат вымышленным персонажам и должны оцениваться скептически. В частности, интерпретация Доном книги «Что положено знать, когда вы в положении», использование Рози различных научных материалов для создания диеты, а также прямое указание на работу Фельдмана и коллег как на основу для проекта «Матери-лесбиянки» не обязательно соответствуют целям и задачам авторов этих работ.

Успеху «Проекта „Рози“» содействовали многие издатели, книготорговцы и читатели по всему миру, и они делают то же самое для «Эффекта Рози». В Австралии особой благодарности заслуживают Энн Бейлби, Джейн Новак, Кирсти Уилсон и их коллеги в издательстве Text Publishing, которые поддерживали меня в период создания романа и теперь прилагают усилия к тому, чтобы он стал доступен как можно более широкой аудитории.

Примечания

1

Игра слов: имя героя Gene и название науки genetics. – Здесь и далее прим. ред.

(обратно)

2

Талидомид – успокоительное средство, которое выпускалось в 1950-1960-х. Уже после того, как лекарство поступило на широкий рынок, выяснилось, что прием талидомида во время беременности приводит к развитию серьезных патологий плода.

(обратно)

3

Быстро (ит.).

(обратно)

4

Калькулон – герой мультсериала «Футурама». В данном случае это отсылка к разговору Юджинии и Дона о способностях девочки к математике.

(обратно)

5

Ублюдки! (исп.)

(обратно)

6

Маленький (исп.).

(обратно)

7

Речь идет о традиции дарить сигары близким друзьям, которые пришли полюбоваться на новорожденного.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg