«ШИКанутые девчонки»

ШИКанутые девчонки (fb2) - ШИКанутые девчонки 1007K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Женя Гламурная

Женя Гламурная ШИКанутые девчонки

Кадр 1 Гоша, который живет на крыше

— Ну что, поужинаем сегодня?

Началось! Неужели не понятно, что я знакомлюсь с парнями на улице не из личного интереса?! Мой собеседник как раз закончил заполнять анкету и решил, что пора проявлять инициативу. Хоть придумал бы что-нибудь оригинальное, а то — «поужинаем». Это же заезженный сценарий! Ну почему у мужчин при виде более-менее хорошенькой девушки в голове остаются только две фразы: «Скока время» и «Поужинаем сегодня»?

— Нет!!!

К тому же умудренные сединами и женскими романами бабушки научили своих внуков, что если девушка говорит «нет», то это значит «подумаю». Так что пока парень пытался сообразить, серьезно я говорю или так своеобразно кокетничаю, выхватила у него анкету и бодрой рысью направилась к метро. Ничего, скоро от поклонниц ему деваться будет некуда.

Работа у меня, мягко выражаясь, нестандартная: надо поймать на улице красивого (плюс, что самое сложное, одинокого) парня, сфотографировать его, а пока он ослеплен вспышкой и не может сопротивляться, заставить заполнить анкету с вопросами вроде «Что тебе нравится в девушках?». Через месяц фотография героя займет целую полосу в журнале YES! и читательницы, которым парень показался тем самым принцем на коне, начнут пачками писать ему письма. Кажется, что все просто и даже приятно. Флиртуешь с красивыми парнями, а тебе за это еще и деньги платят. Но это только кажется. Принцы на улицах пошли пугливые, от объектива шарахаются, в популярности не нуждаются, и охотится за ними надо по всему городу, что в ноябре, согласитесь, не самое приятное занятие.

Сегодня охота заняла весь день, поэтому я рискую опоздать на лекцию в университет. На вечернем отделении журфака МГУ учатся в основном те, кто периодически задумывается о будущем и начинает работать. Неудивительно, что я оказалась в компании восьмидесяти девушек и всего лишь двух парней. Оба, кстати, на грани отчисления, так что скоро наш курс превратится в филиал института благородных девиц. Но я замечталась… Беспощадная реальность московского метро в час пик кого угодно вернет к действительности.

Это что-то вроде изощренной средневековой пытки для девушек в дизайнерских сапожках на шпильке. Поднимая сумку с фотоаппаратом как самое дорогое над бушующим океаном из острых локтей, тяжелых ботинок и ругающихся матом голов, пытаюсь ценой жизни перейти на кольцевую линию. Преклонных лет и непреклонного характера бабушка, наступив мне прямо на вышитый шелком сапог, настойчиво требует извинений.

— Ты бы со своей матерью так себя вела?! — иерихонским басом вопрошает она.

До сих пор я вообще молчала и ничего оскорбительного ни для бабули, ни для собственной матери сказать не могла, но все же надо что-то делать.

— Извините, пожалуйста. С моей стороны было непростительно вынуждать вас наступить мне на ногу, — вот тут я точно переборщила…

— Издеваешшшься?! — шипит бабуля.

Судя по ощущениям, мой любимый сапог восстановлению не подлежит. Кстати, еще несколько секунд, и моя не менее любимая нога потребует срочного лечения. Старушкин армейский ботинок держит крепко, а между тем первая пара в университете начнется через десять минут.

— Ты издеваешься над символом своей страны!

Бабуля вещала, как образцовый мегафон, на всю станцию. Вокруг начали останавливаться люди, пытаясь понять, что случилось. Но я-то знала не больше них.

— Под этой звездой сражались твои деды! — продолжала она.

И тут меня осенило. Ее не устраивают выложенные стразами звезды на моих брюках!

Бабуля убрала свою ногу с моего сапога, но тут же цепко схватила за руку и втащила в подошедшую электричку. Помогите! Это похищение! Мне нужно в другую сторону! Бабуля, справедливо решив, что бежать из вагона мне некуда, уселась на свободное место. Она продолжала что-то говорить, но из-за грохота колес почти ничего не было слышно. Какой-то юноша, приняв меня за любящую внучку, резво вскочил с места. Я попыталась усадить его на место, но он не сдавался. Как будто решил доказать старушке, что если приличных девушек в стране нет, то вежливые юноши по крайней мере остались. Толкнула его на скамейку со всей дури, он сел и удивленно смотрел на меня, потирая ушибленную спину. Вспомнив уроки истории и советские фильмы, я наклонилась к самому уху бабули-чекистки и деловито зашептала:

— При всем моем уважении к Красной Армии и вам лично должна заметить, что символом Советского Союза является равноконечная звезда красного цвета. Звезды на моих брюках коричневые и голубые и имеют лучи разного размера. На этом основании я делаю вывод, что вы имеете ошибочное представление о символе Союза, и буду вынуждена сообщить об этом в комитет партии.

Она выпустила мою руку, а я выскочила из вагона, который как раз остановился на следующей станции.

Добравшись наконец до университета с искалеченным сапогом и неистребимым чувством стыда за современную молодежь, открываю тяжеленную дверь аудитории. У Вари новая прическа, которую она явно считает достаточным основанием, чтобы заигрывать с одним из двух парней курса. И это притом, что они занесены в Красную книгу как исчезающий вид! Рискуя репутацией примерной студентки (никогда раньше не опаздывала), пытаюсь незаметно добраться до последних рядов.

— Ну и куда это вы под шумок Французской революции собрались?

Незаметно — не удалось. Владимир Акимович Пеньков, наш преподаватель по истории России (не спрашивайте, при чем тут Французская революция, я сама только пришла) и добрейшая душа для пунктуальных студентов, терпеть не может опозданий. Между собой мы называем его просто Пенек — ростом он чуть выше кафедры и блестяще плешив. Сейчас, в минуту казни, видна только грозно сверкающая лысина.

— Владимир Акимович, я раньше никогда не опаздывала! Простите, пожалуйста, — робко проблеяла я, но аргумент оказался недостаточным. Рядом с лысиной из-за кафедры появилась дрожащая от гнева рука и указала мне на дверь. Следующий час просидела в буфете, утешаясь кусочком шоколадного торта. Вообще-то мы с подружкой хором сели на диету, но у меня депрессия, так что от ромашкового чая станет только хуже. Депрессию вызывает куча проблем, которые нужно срочно обдумать. А я всегда ужасно нервничаю, если нужно что-то решать и обдумывать. Например, некого попросить открутить дверную ручку на Чистых прудах. Время не ждет, домик в переулке не сегодня-завтра снесут, и медное чудо с выгравированными по ободку лилиями будет навсегда похоронено под грудой мусора на какой-нибудь свалке.

Хотите знать, почему меня так волнует судьба старой дверной ручки? Дело в том, что я их коллекционирую. Честное слово. Только не те, которые можно купить в магазине IKEA, а те, которые красуются на дверях в московских переулках или продаются в антикварных магазинах. Поверьте, красоты ручки бывают необыкновенной. Гораздо лучше каких-нибудь марок, значков или монеток. Что там еще коллекционируют?

Я бы и двери вместе с ручками собирала, но они занимают слишком много места. К тому же вряд ли мне под силу поднять целую дверь. Возможно, стану когда-нибудь миллионером и начну коллекционировать куски стен с дверными проемами. Или уже сразу старые дома? Нужно подумать!

Чаще всего моих подруг интересует, как можно было додуматься до такого оригинального хобби. Варя до сих пор считает, что я специально сидела дома, подбирала варианты увлечений для гламурной девушки, медитировала, вдохновлялась всеми возможными способами, пару раз стукнулась головой о стенку в полном отчаянии и… в конце концов придумала самое глянцевое из всех хобби!

На самом деле все еще поэтичней. Лет в пять я три месяца проходила в детский садик. Всего три месяца, потому что дольше воспитательницы выдержать не смогли. Я не спала в тихий час и будила всех остальных, а на прогулках старалась сбежать в магазин одежды напротив садика… (Нет, я не была модницей уже тогда, просто думала, что там живет моя мама. Она, собственно говоря, так и делала — сутками бегала по магазинам, а дома почти не бывала.) Но этим список моих подвигов не заканчивался. Однажды я устроила революцию, и старшая группа съела все печенье в столовой. Но мне нужно было не печенье. Пока воспитательницы успокаивали детей и, рискуя здоровьем, спасали остатки печенья, я пыталась ножом, добытым в той же столовой, открутить ручку в нашей спальне. Она была стеклянная, граненая — и жутко блестящая. Все дети без исключения считали, что ручка алмазная и на ее цену можно жить припеваючи и никогда не ходить в садик. План сработал, ручка была откручена (точнее, выдрана вместе с куском двери), но сбыть ее на черном рынке как алмаз не удалось. А жаль…

Наверное, в пять лет у меня руки посильнее были, потому что сейчас основной проблемой стал сам процесс откручивания. А прикручены дверные ручки, как известно, ржавыми двухсотлетними болтами. Черт с ним, с маникюром, но иногда просто сил не хватает! К тому же отвинчивание происходит преимущественно по ночам и одной портить городское имущество довольно страшно. Кто не знал — ручки вместе с дверями и зданиями принадлежат г. Москве и их присвоение как-то там административно карается. Надеюсь, что никогда не узнаю, как именно. В большинстве случаев для удовлетворения собирательской страсти нагло используются сильные руки знакомых парней, но их не всегда можно попросить.

Пару дней назад помог бы Гоша, мой официальный бойфренд, но мы поссорились, и теперь я — одинокая девушка со странным хобби.

У нас были самые романтичные свидания в моей жизни! Наверное, я их и в семьдесят лет вспоминать буду, наблюдая, как робот вяжет для моих внуков носки из полиэстера с титановым волокном. А когда мой восемнадцатый муж двадцати лет от роду с букетом радужных слизняков пришвартуется к окну на своей летающей тарелке, буду маразматически трясти клюкой и брюзжать:

— В дни моей нерадиоактивной молодости один мужчина знал, как устроить идеальное свидание и без радужных слизняков!

Началось все с того, что как-то утром у окна спальни завис желтый воздушный шарик с надписью «Доброе утро!». Маленькое личное солнышко на фоне серого осеннего неба. Скажете, ничего особенного? А если я живу на девятом этаже? Шарик был привязан к плюшевому медведю, который не давал ему улететь, а на медведе была футболочка с именем «Гоша». Вся эта прелесть неизвестным образом оказалась на балконе.

Честно говоря, сначала я даже испугалась. Какой-то Гоша имеет доступ к моему балкону! Не самая приятная новость… Маме ничего говорить не стала: она с перепугу может и милицию вызвать, поэтому схватила медведя вместе с шариком в охапку и отправилась на экстренное совещание к ближайшей подруге, Варе. Она живет через улицу от моего дома, на Ломоносовском, поэтому и ближайшая.

Вместе мы пришли к выводу, что никакой парень, пусть даже жутко романтичный и изобретательный, не сможет снизу забросить на девятый этаж плюшевого медведя.

— Значит, подарок прилетел с крыши, — подитожила Варя.

— Как это? — не поняла я.

— Элементарно! — невозмутимо объяснила она. — Ты понравилась Карлсону, подруга!

По пути домой я была слишком увлечена мыслями о том, смогу ли жить на крыше с крепеньким мужичком «в полном расцвете сил» и варить ему варенье на завтрак, обед и ужин, поэтому чуть не налетела на скамейку у подъезда.

На скамейке сидел парень с ярко-рыжими кудрявыми волосами в зеленом клетчатом пальто и радостно улыбался.

— Доброе утро, — сказал он.

Хотела, как приличная невеста Карлсона, пройти мимо, но вовремя поняла, что держу в руках шарик с надписью «Доброе утро», и улыбнулась в ответ.

— Я Гоша, — сказал рыжий парень и перестал улыбаться.

— С крыши? — брякнула я первое, что пришло в голову.

— Ну да, — признался он.

Гоша месяц назад переехал в соседний подъезд и влюбился по уши с первого взгляда. В меня. Увидел, как я выгуливаю своего полоумного терьера Трюфеля, и резко понял, что жить без меня не может. Вот как-то так все в жизни бывает. Неразделенной влюбленности было мало, а знакомиться с «необыкновенной девушкой» (нет, у меня не мания величия, это цитата) традиционным способом он не желал.

Поселился Гоша на последнем этаже, поэтому у него на кухне был люк на чердак. У нас тоже такой есть, мама все удивляется зачем: «Лифт чинить, что ли?». Я теперь знаю зачем. Для тайных свиданий. На чердаке, правда, обстановка совсем не романтическая: жуткая вонь, паутина и крысы, но Гоша догадался, что оттуда можно выбраться на крышу. Почти две недели, три медведя и целая куча желтых шариков ушли на то, чтобы сделать первый шаг к знакомству.

Сначала мишка оказался слишком легким и улетел на шарике в другую солнечную систему. Потом он перепутал балконы, и подарок достался соседке сбоку, тете Клаве. Гоша говорит, она левой рукой схватилась за сердце, а правой стала истово крестить балкон во всех направлениях, приговаривая «свят-свят-свят».

Пока я смеялась, представляя себе несчастную тетю Клаву, подвергшуюся нападению нечистой силы, Гоша достал из кармана клетчатого пальто огромный медный ключ и протянул его мне.

— Это от люка на кухне. Замки там должны быть одинаковые. В десять на крыше, — и ушел, не дожидаясь ответа.

Честное слово, я не хотела идти. Приличные девушки не лазают ночью по крышам, а уж тем более в компании рыжеволосых незнакомцев. Но любопытство взяло верх. Ровно в десять, надев любимые джинсы и белое пальто, я влезла на стул и с жутким скрежетом открыла дверцу люка.

— Что ты там затеяла?! — крикнула бабушка из комнаты и тут же сама придумала мне оправдание: — Поставь противень обратно в печку, на столе есть готовые пирожки!

Я ухватилась за края люка. Оттуда на пол посыпалась какая-то черная грязь. Черт, мое белое пальто!

— Фу, гадость! — не удержалась я.

— Женя, я же говорила, не бери пирожки из духовки. Они с луком! — отозвалась бабушка.

Встала ногой на кухонную полку и влезла на чердак. Со всех сторон раздавался подозрительный шорох. Мамочка, крысы! Или целая армия тараканов-убийц!

Зажмурилась от ужаса, потянула на себя дверцу люка, и… оказалась в кромешной темноте. Как теперь найти выход на крышу? Попыталась выпрямиться и стукнулась головой о низкий потолок. Рядом кто-то закопошился, я взвизгнула, шарахнулась в сторону и наступила на что-то мягкое. Ой, никогда не буду любопытной, только теперь люка тоже не видно!

— Жень, ты наступила мне на ногу, — раздалось прямо над ухом.

Тут уж я не выдержала и завизжала в полный голос. Внизу кто-то бормотал «свят-свят-свят». Гоша зажег фонарик.

— Ты чего? Не пугай соседку.

— Вытащи меня отсюда! — взвыла я и прижалась к его плечу.

Гоша совершил невозможное: за тридцать секунд превратился из Романтичного Парня с Воздушным Шариком в Принца — Спасителя от Крыс и Тараканов. Почетное и уважаемое всеми девушками звание. А разве можно отказать принцу, когда он предлагает стать его девушкой? Гоша был похож на солнце: рыжий, жизнерадостный, нежный. К тому же он оказался единственным парнем, который мог называть меня «малышом» и не получить сдачи. Какой малыш?! Взрослая, жутко самостоятельная девушка!!! Но тут я, кстати, вспомнила, как Варя назвала его Карлсоном, и даже не подумала возмущаться.

Целых две недели я наивно полагала, что мы с ним созданы друг для друга и будем вместе вечно (года два-три примерно). С крыши открывался чудесный вид, Гоша приволок туда потрепанное кресло из своей квартиры и кучу пледов.

Дверцу люка я предусмотрительно смазала оливковым маслом и теперь она открывалась бесшумно. Мама вечером обычно работает, но даже если она и оказывалась дома, то на кухню заходила крайне редко. Моя прогрессивная бабушка с половины десятого смотрела «Спасателей Малибу», так что на крышу можно было проскочить незаметно. Я вставала на стул, потом на полку, не забывала проследить, чтобы на пол сверху не свалился какой-нибудь шальной таракан, и протягивала руку в темноту, где меня ждал Гоша.

Через чердак обычно шла, крепко зажмурившись и прижавшись к нему, а открывала глаза только на крыше. Слабонервная девушка с ума бы сошла от такой дозы романтики: сначала экстрим среди крыс, потом звезды, огни ночного города, а если приглядеться, видно даже Воробьевы горы. Не заснеженные вершины Альп, конечно, но мы природой не избалованы. Все идеально, если бы не время года. Осень, как известно, не способствует свиданиям на крышах. Уже на второй вечер звезды попрятались за тучками, а на третий закапал совсем неромантичный дождь. Вопреки ожиданиям (я на тот момент не шибко верила в мужскую сообразительность), Гоша не растерялся, а пригласил меня к себе в гости.

В квартире у него было еще лучше, чем на крыше. Прямо под люком стояла раскрашенная всеми цветами радуги стремянка. Вообще все в доме, даже стены, были разрисованы причудливыми картинами, в основном желто-красно-оранжевых тонов. Люстр не было, только торшеры, а в спальне и вовсе свечи.

— Терпеть не могу верхний свет, — объяснил Гоша.

Мебель, наверное, он тоже терпеть не мог, потому что на кухне вместо стола стояла коробка, накрытая куском желтого бархата вместо скатерти. В углу, на другой коробке, разместился черно-белый телевизор «Рекорд», который попытались превратить в камин, нарисовав пламя прямо на экране. Смотреть передачи было довольно забавно.

— Знаешь, он греет, — уверенно заявил хозяин.

Гоша приехал в Москву искать работу. Профессия у него довольно оригинальная — художник-оформитель. Раньше он жил в Ставрополе с родителями, которые упорно ждали, что сынуля перебесится и пойдет по их стопам. Мама с папой работали «коммерсантами» на ставропольском рынке, то есть покупали где-нибудь в Турции брючные костюмчики Chanel и сумки Fendi, а потом продавали это счастье наивным девочкам под видом дизайнерских вещей, каким-то чудом закатившихся на прилавок.

Гошу такие перспективы совсем не радовали, поэтому он в двадцать семь лет решил искать счастья в Москве. Родители понадеялись, что в столице ему вправят мозги, и даже сняли Гоше квартиру. В перспективе планировалось расширить бизнес до «точки» на Черкизовском рынке — Мекке всех «коммерсантов».

Я прониклась Гошиными проблемами настолько, что перезнакомила его со всеми людьми на журфаке, которые хоть как-то могли помочь с работой. Портила настроение только Варя, которая Гошу сразу невзлюбила и утверждала, что он меня нагло использует. Нет-нет, он даже и не думал меня использовать…

— Ты знаешь, мне предложили работу в журнале, — сказал Гоша как-то вечером, глядя с крыши вниз на темную улицу. — Тот парень, с которым ты меня позавчера знакомила…

— Это же здорово! — обрадовалась я.

— Я отказался, — вдруг посуровел он. — Знаешь, малыш, я подумал, что недостоин тебя…

— Господи, кто тебе наговорил этих глупостей?

— Но это же очевидно! — Гоша ходил туда-сюда по краю крыши, размахивая руками от волнения. — Мне в двадцать семь лет родители квартиру снимают и присылают деньги на еду, как школьнику!

— Это бред, Гош! При чем тут деньги?! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Не твою работу, не твои деньги, а тебя!

Он нахмурился.

— Глупости, малыш! Какая тут может быть любовь?

— Ты же сам говорил, что…

Гоша молча смотрел вниз. Я от растерянности не придумала ничего лучше, чем удрать домой: бросилась к маленькой дверце, которая вела на чердак, с трудом нашла свой люк (раньше одна ни разу не возвращалась) и спрыгнула на пол в пустой кухне. Узнать, что тебя не любят, — это пострашнее, чем крысы.

Вчера я подумала, что задела чувствительное мужское самомнение тем, что помогла Гоше с работой. Короче, сама во всем виновата, нужно срочно мириться. Вечером чуть полку на кухне не сломала, подпрыгивая на ней и протягивая руку в чердачную темноту. Его не было. Тогда мной был выбран путь нетрадиционный — через дверь, но Гоша не открывал, несмотря на то, что попытки дозвониться-достучаться все соседи слышали. Один мужичок даже вышел на площадку внизу и минуты три с любопытством наблюдал, а потом предложил:

— Да вы ногой попробуйте постучать, у меня жена всегда так делает!

Я что, навязываюсь? Искреннего возмущения хватило ровно на полчаса, а потом в потолок спальни тихо постучали. Быстро оделась, вбежала на кухню и открыла люк.

— Так я и знала, что тут кто-то бродит! — прямо над головой завопила тетя Клава. — У-у-у, нечистый!

Еле успела закрыть люк, но тут не выдержала многострадальная полка, и я оказалась на полу в куче рассыпанной муки, сахара и черного перца горошком.

— Женечка, ты что тут? — заглянула на кухню бабушка и тут же побила все рекорды, придумав блестящее объяснение: — Блинчики хотела испечь?

Я оглушительно чихнула, подняв целое облако муки, и разрыдалась от безысходности.

— Ну что ты, первый блин всегда комом, — утешала меня бабушка.

— Женька, ты уснула?! — Это Варя, она всегда прерывает мои романтические мечты самым наглым образом.

Чай давно остыл, два куска торта уничтожены, скоро начнется следующая пара, а я вчера поклялась на новых туфлях, что не буду вспоминать о Гоше (кстати, еще я клялась, что не буду злоупотреблять шоколадным тортом, опаздывать на лекции и жаловаться на жизнь…). Ненадолго меня хватило!

Кадр 2 Варежка

Девушки у нас на курсе подразделяются на три категории: Трудоголики, Невинные Жертвы Моды и Агрессивные Золушки. Первые работают с утра до вечера, а потом учатся с вечера до утра. Именно так должны вести себя идеальные студентки вечернего отделения. Трудятся они в основном на благо различных районных газеток и кабельного телевидения, но некоторым повезло чуть больше. Взять хотя бы Маню Небесную. Она редактирует новости в крупном информационном агентстве, поэтому всегда выглядит так, как будто только что посадила огромное поле картошки. Тяжелая у них там работа, в информагентствах. Однажды Маня так устала, что заснула прямо на лекции. Хотя… Это была лекция по логике, а там многим спать хочется, что вполне логично.

Невинные Жертвы Моды работают в различных журналах-газетах и телестудиях, чтобы иметь возможность нормально одеваться. А еще потому, что быть журналисткой сейчас модно. Томка с Варежкой абсолютно уверены, что я отношусь именно к этой группе. Заблудилась между ГУМом и ЦУМом и случайно поступила на журфак. Черт, а как же светлые мысли о великом будущем русской журналистики?! Впрочем, вся эта меркантильность — просто детские игры по сравнению с истинными целями представительниц последней категории. Эти мечтают только об одном: выйти замуж. Конечно, золушки во всех профессиях встречаются, но Агрессивные Золушки с диктофонами в руках особо опасны. Вспомнить хотя бы принца датского.

Парни на курсе — двух категорий, потому что их всего двое: Митя и Лёлик. Митя — ужасный насмешник, гроза всех Золушек и, по собственному признанию, латентный физик-ядерщик. То есть он мечтал поступить на физико-математический факультет. Но знание логарифмов (чур меня!) подвело в самый неподходящий момент, и вот Митька в глянцевом мужском журнале каждый месяц пишет очерки на тему «баба дура, не потому что дура, а потому что баба». Циник, да еще и женоненавистник к тому же!

Лёлик — полная его противоположность: романтик с непритворной верой в женскую слабость и поэтическим взглядом на жизнь. Знаете, как у Пушкина: «Всегда восторженная речь и кудри черные до плеч». Мечта любой девушки на курсе, но пока ни у одной не получилось хоть раз сходить с ним на свидание. По общему мнению, Лёлик в кого-то безответно влюблен. Скорее всего в статую, как Пигмалион, потому что любая некаменная женщина давно ответила бы ему взаимностью. Правда, сегодня за дело взялась Варя, и что-то мне подсказывает, что ей, как всегда, повезет.

Варежка относится к группе Золушек и исправно мечтает выйти замуж с пяти лет. У нее есть специальная тетрадка, куда Варя вклеивает вырезки из журналов с эскизами платьев, описаниями свадебных церемоний и даже (бог ты мой!) фото понравившихся младенцев. Стоит ей завести более-менее серьезные отношения с парнем, как Варежка тащит несчастного знакомиться со своей мамой. Но чужие свадьбы вызывают у нее просто бурю негодования. Как принц Чарльз мог жениться на Камилле? Как Тата-с-Первой-Парты могла выйти замуж за парня, который моложе ее на три года?

Тата — Золушка удачливая. Правда, принц попался малолетний, зато с королевством из родительской трехкомнатной квартиры и новенькой «десяткой», которую ему подарили в честь поступления в университет. Тата меньше чем за год свела первокурсника с ума, отселила его наивных родителей в свою малогабаритную квартиру в Гуле (пусть старички отдыхают: там природа, воздух опять же чистый, не то что в Москве) и на следующую осень торжественно объявила себя невестой.

Свадьба была в сентябре, но Варежка до сих пор не может успокоиться.

— КАК?! Ка-ак такая отвратительная вобла могла выйти замуж раньше меня?! — бушевала она на лекции по правоведению. — Она на три года старше мужа! Самое настоящее совращение малолетних! Не верю я в такую любовь… Этот ботаник принес ей завядшую ромашку с соседней клумбы в фольге для духовки, так я думала, она описается от радости: «Какой же ты умничка, сам сделал оберточку! А ромашки вообще мои любимые цветы!»

— Любви все возрасты покорны, — уверенно прошептала я. — И потом, тебе не кажется, что это романтично?

— Мне кажется, что это глупо! Кому нужны все эти поцелуи под проливным кислотным дождем, прогулки в морозную лунную ночь и…

— Девушки, раз вы так живо изучаете право, то перечислите мне виды юридической ответственности, — прервала нас лектор.

— Административная! — радостно сказала я, вспомнив про коллекционирование городской собственности.

— Уголовная, — мрачно посмотрев на «совратительницу малолетних» предложила Варежка.

— Материальная и гражданско-правовая, — вздохнула студентка-трудоголик перед нами.

Это Катя, незазнавшаяся ведущая с музыкального канала. Если бы не она, мы с Варей половину зачетов провалили бы. Любимая всем курсом универсальная шпаргалка.

— Есть еще одна, — пророкотала профессор. — Дисциплинарная! И вы про нее явно забыли!

Мне совсем не хотелось провести еще одну пару в буфете, поэтому я только махнула рукой, когда Варя снова попыталась заговорить. Но она не сдавалась и положила на конспекты записку: Романтики вымерли в XIX веке. Вместе с динозаврами. Черт, это неправда! Динозавры вымерли раньше!

Варежка явно обижена романтичностью, а по виду и не скажешь — белокурые кудряшки, голубые глазки, розовая юбочка, голубой свитерок в лиловых сердечках — чем не идеал мечтателя? А попробуй к ней подступись на улице с банальным: «Девушка, не подскажете, сколько времени?». Ни за что не догадаетесь, что она ответит… «СНАЧАЛА КУПИ МНЕ ЧАСЫ!»

Хотя откуда она такая меркантильная, я точно знаю. В восьмом классе романтично-сентиментальную Варежку, всю в розовых грезах о прекрасном принце, вернула с небес на землю семейная жизнь — ее родители собрались разводиться.

Бизнес-мама изучила записи в органайзере и заявила, что времени на ребенка у нее нет, поэтому Варю забрал папа и увез из гламурной Москвы не куда-нибудь, а в городок с говорящим названием Стырь. Там их ждала бабушка 54-го размера груди с кучей планов в отношении обожаемого сынули. Планы были выполнены в рекордные сроки, и уже через пару месяцев Варежка получила устрашающую мачеху Дуняшу, которая постоянно пичкала ее жирными жареными пирожками и заставляла ходить дома в ситцевом халатике. Но это было еще не самое страшное — самое страшное началось через год. Безразмерная бабушка, объединившись с мамой Дуней, убедила папу в том, что девочка после девятого класса должна перейти в мясо-молочное училище и постигать там азы популярнейшей в городе профессии эксперта по качеству продуктов. Кому нужны эти московские вузы?

После такой серьезной угрозы ее радужным планам на жизнь Варежке ничего не оставалось, как проявить мамин бизнес-характер, слегка приправленный остатками собственной сентиментальности. Наотрез отказавшись оценивать качество свиного сала, Варя, заливаясь слезами, попыталась броситься из окна (первого этажа, в присутствии папы), а когда ее остановили, перестала есть. Голодовка продолжалась до ужина, после чего ультиматум был принят.

Школу она заканчивала уже в Москве, под присмотром шофера. На родительские собрания ходили лучшие в компании менеджеры по работе с персоналом, задачки по алгебре решала добродушная бухгалтерша, а мама ограничивала воспитание походами по дорогим магазинам и пафосным вечеринкам. Короче, по всем признакам должна была из Вари получиться избалованная столичная прелестница, но что-то не сработало. Или пирожки мачехи Дуняши крепко засели в крови, или сыграла наследственность неделового папы, но Варежка, несмотря ни на что, оказалась хорошим другом.

Девушки с курса остерегались Вари — она со своей кукольной внешностью и бизнес-сущностью шутя парня отобьет. Я придерживалась общего мнения и обходила Варежку стороной, пока по окончании первого курса судьба не свела нас в одной газете. Вообще-то студенты вечернего отделения практику не проходят, так как априори считаются людьми работающими (ложь, наглая ложь!). Сами понимаете, у меня челюсть отвисла, когда я увидела фамилию однокурсницы в списках стажеров. Было решено заявиться в отдел практики и пожаловаться на возмутительную несправедливость.

«Отдел практики» оказался узким маленьким кабинетиком — десять метров на три, — где уже стояли и хором возмущались по поводу распределения человек тридцать студентов. Интересно, как они сюда поместились? В конце кабинета, за выщербленным дубовым столом устроился седовласый мужчина с ясными голубыми глазами: нечто среднее между престарелым эльфом и удавом из мультика про Маугли. Он спокойно пил чай из бело-голубой чашки с лошадками, пока студенты спорили вокруг и толкались, как стая расшалившихся бандерлогов. Так как имя седовласого удава было мне неизвестно, я обратилась к нему единственным возможным способом:

Простите, пожалуйста…

Он поднял на меня свои ясные глаза и безмятежно сообщил:

— Владимир Алексеевич.

— Простите? — не поняла я.

— Его так зовут, — помог какой-то сердобольный старшекурсник, которого в давке приперли к моему плечу.

— Владимир Алексеевич! — стараясь перекричать остальных, заверещала я. — У нас на вечернем отделении одну девушку определили на практику в газету! Я тоже хочу!

— Да знаешь ли ты, о чем просишь, дитя? — суровым басом спросил престарелый эльф.

Он так шутит, или я чего-то недопонимаю? Студенты от неожиданности притихли и смотрели на нас с удивлением. Владимир Алексеевич явно ждал ответа.

— Ну, — пробормотала я, — конечно, знаю! — и смущенно хихикнула.

— Тогда ладно, — быстро заговорил он, потеряв ко мне всякий интерес, — я тебя тоже запишу в «Приехали». Чего стоишь? Проходи-проходи!

Так я оказалась вместе с Варежкой в газете с двусмысленным названием. Первое, что нас попросили сделать, — придумать себе псевдонимы «в стиле редакции». Например, наш непосредственный начальник носил гордое имя Коля Бампер, а его заместитель не постеснялась назваться Еленой Дворник. Я, вспомнив все известные мне части автомобиля, решила назваться Женей Руль («Да ты скромница!» — оценил главный редактор), а Варежка не нашла ничего лучше псевдонима Варя Капот. Хм… Бедная девочка!

Рабочий день в «Приехали» начинался в восемь утра (постойте, мы же не дальнобойщики, мы журналисты!), и мы постоянно опаздывали, как ни старались успеть вовремя. Бампер, стриженный ежиком крепыш с кустистыми черными бровями, явно пересмотрел американских боевиков про «морских котиков» и решил превратить редакцию в казарму. Стажеры с журфака представлялись ему чем-то вроде неотесанных призывников. С утра Бампер обычно вышагивал перед зевающим строем из двух катастрофически невыспавшихся студенток и вещал:

— Вы должны приезжать в восемь, а не в полдевятого! Таким безответственным поведением вы подводите не только меня, но и себя! Вы роняете честь своего университета!!!

Но в такую рань никого не волновала даже честь университета. Поезда в метро ходят слишком медленно, а родственники и друзья не настолько нас любят, чтобы в такую рань подвозить на работу.

В первый же день стало ясно, что редактор неравнодушен к Варежкиным белокурым косичкам. Коля Бампер каждые десять минут приносил ей кофе, всегда хвалил ее статьи и даже посадил ее за стол прямо перед дверью своего кабинета. Мне стол вообще не выделили, и мы со Светой Радиатор, безропотной девушкой из отдела писем, сидели за одним столом, как за школьной партой. Бампер не упускал случая покритиковать мои заметки:

— Как вы пишете о машинах?! Новая модель «Мерседеса»-пятитонки — это же сказка! Его нельзя описать обыденными фразами! Ничего вы не понимаете в настоящих мужских автомобилях! У таких девушек, как вы, под капотом машины должны быть крышечки разных цветов, чтобы случайно не залить масло в радиатор…

Я находилась в перманентном бешенстве. Этот Бампер мне совсем не нравится, но нежное чувство собственного достоинства страдает. Как эта вертихвостка смогла так быстро его очаровать?! Он даже перестал отчитывать ее за опоздания!

После неудачи со статьей о «Мерседесе» меня отправили в отдел писем, а потом… случилась катастрофа. Понимаете, даже самой профессиональной журналистке сложно ранним утром разбирать отнюдь не каллиграфический почерк настоящих мужчин-дальнобойщиков. А я не профессионал! И чуть не потеряла возможность им стать, потому что перепутала Дальрыбпромсбыт с Промдальрыбсбытом.

— Это грубая фактическая ошибка! — бушевал Бампер. — Я буду вынужден дать вам в университет нелестную характеристику…

— Но Женя тут ни при чем, — вмешалась Варежка, со смущенной улыбкой помешивая казенный кофе. — Это я виновата! Мне показалось, что это даль у них промышленная, а не сбыт…

После такой самоотверженности мое мнение о Варе кардинально поменялось. Мы стали ездить на практику вместе. Варежка помогала мне с заметками, добавляя нездорового восторга по поводу автомобильных достоинств, и отличную характеристику в конце лета я получила только благодаря ей. На втором курсе мы уже считались лучшими подругами…

Студенты в аудитории зааплодировали преподавателю, я с грустью посмотрела на пустую страницу тетрадки для конспектов и улыбнулась Варежке. А говорят, не бывает бескорыстной женской дружбы! Вот вам живой пример! Варя улыбнулась в ответ и убила меня наповал:

— Мы с Лёликом идем в клуб, так что я убегаю. Дашь мне потом переписать конспект? Только не засыпай, о’кей?

Хм, конечно, моя бескорыстная подруга…

Кадр 3 Томка-супермен с обложки

На следующий вечер, только я собралась пойти учиться, как мобильник чуть не взорвался от пяти одновременно входящих SMS-ок.

Автор у всех один — Тамара, гений скоростного набора. О такой подружке мечтает любая девушка: она всегда появляется вовремя, как супермен. Варежка ее не любит и даже слегка презирает, с тех пор как Томка по простоте душевной ей призналась, что не доучилась в институте. Но Варежкин снобизм всем известен: она перестанет уважать любую девушку, если узнает, что у той нет духов Angel от Тьерри Мюглера.

Сегодня я решила Томку нагло использовать: уже достаточно стемнело для порчи городского имущества, а у нее вполне хватит сил, чтобы отвинтить вожделенную ручку с лилиями на ободке. Да, я все время помню о своих интересах! Сказать еще что-нибудь жизнеутверждающее о женской дружбе?

С Томкой я познакомилась, когда, обнаружив два (ну ладно, три!) лишних кило, решила срочно посвятить себя спорту, благо, зал со всеми возможностями для похудения из окон университета виден.

Сначала хотела пойти на шейпинг. У них была обалденная рекламная брошюрка, где красовались девушки с идеальными телами. Причем под каждой из таких «Барби» была фотка пухленькой дамочки с надписью «До занятий». Но в зале вместо моделей прыгали десять на удивление пышнотелых девиц явно в состоянии «До». Пол дрожал и угрожающе поскрипывал, а тренер собирался возненавидеть все, что весит больше 50 кг.

Тогда я решила отправиться в тренажерный зал. Там оказалось гораздо веселей. Вокруг колоритно потели загорелые культуристы с выбритыми подмышками, всегда готовые помочь девушке разобраться с очередным устрашающим приспособлением для какой-то там группы мышц. Но на следующее утро после первого занятия стало понятно, что от боли в бицепсах (или трицепсах, точно не помню) я даже сумочку поднять не смогу, а уж о гантелях и думать нечего.

В конце концов был выбран наиболее безопасный вариант — бассейн. Несмотря на два лишних кило, я своей фигурой гордилась и была твердо уверена, что все мужчины тут же потонут от восхищения. Видимо, утонули они раньше. По ближайшей дорожке плавала, как пиратская бригантина, пожилая женщина в черном купальнике и с устрашающим выражением лица, а больше в бассейне вообще никого не было, кроме шумной группы детей на мелководье. Ничего, вот похудею тут недельки за две, так парни за мной косяком сюда приплывут. Встала на бортик и… свалилась в воду, больно ударившись лишними килограммами.

Но самоуверенность пострадала сильнее, потому что среди детей я увидела ее. Кажется, именно так выглядят девушки, которые не объедаются сладким и занимаются спортом. Идеальные девушки.

Идеальная девушка держала над водой двух орущих и пытающихся додраться мальчишек. Дети были достаточно упитанные и отчаянно вырывались, а она без видимых усилий держала их на весу своими тонкими ручками с наманикюренными ноготками. Обалдеть! Вспомнилась недосягаемая гантель весом в полтора килограмма.

Томка — тренер младшей группы и четыре часа в день возится в лягушатнике с пятилетними пловцами. Однажды, когда не в меру самостоятельные ученики расплылись по всему бассейну, ей ничего не оставалось, как попросить взрослых водоплавающих (то есть меня и двух старушек в прозрачных шапочках для душа) помочь ей в отлове. Я гонялась за девочкой в спасательном круге со свинками (ее родители явно не лишены чувства юмора), а она пронзительно визжала и пиналась ногами. Почему бы просто не дать им всем утонуть?

Совместный отлов водяных поросят очень сближает, так что вечером мы с Томкой кушали торт в ближайшем ресторанчике и с обескураживающей скоростью набирали потерянные в бассейне калории. Раньше она профессионально занималась плаванием и даже имела какой-то там разряд, что внушало глубочайшее уважение. Я в далеком детстве с трудом выдержала месяц занятий теннисом, так что всех, кто продержался дольше, считала не хуже олимпийских чемпионов. Или олимпийских богов, что примерно одно и то же.

Томка ждала меня после лекции у входа в универ — с отверткой в угрожающе вытянутой руке. Ей от работы до журфака три минуты идти, но она каждый раз делает вид, что совершила подвиг, согласившись меня встретить.

— Я думала, мы в клуб сходим! Ну, или в кино, на худой случай! Теперь точно знаю, как развлекаются фотографы из глянцевых журналов… Забирай свою отвертку, она ко мне в сумочку не влезла.

Мы нырнули в переулок на Чистых прудах и в темноте чуть не врезались в помойку:

— Фу! — зажала нос Томка. — Чем это так воняет?

— Мы уже пришли, — попыталась я ее успокоить.

Но все было не так просто: ручка с лилиями привинчена к двери в ванную на втором этаже, поэтому нужно влезть в полузаколоченное окошко на первом и пройти по скрипучей лестнице без перил и почти без ступенек. Томка в кашемировом пальто законно возмутилась:

— Ты чего? Я же вся измажусь, если только не покалечусь до смерти!

— Если покалечишься, все равно измажешься, — неуверенно возразила я.

— Ну, в этом случае мне будет не до пальто, — вздохнула она и покорно полезла в окно. Беру назад все свои слова по поводу женской дружбы.

Уже собралась лезть за ней, когда…

— Куда?!! А ну спускайся и парня своего позови, там же валится все! Вот коты мартовские! И не холодно вам, в ноябре-то?! — За спиной стоял охранник из соседнего офисного здания.

Он крайне не вовремя вышел покурить, действуя четко в соответствии с государственным законом подлости РФ.

— Ты что, совсем сбрендила? — напустился он на меня.

Я тупо смотрела в землю и думала только об одном: почему это у охранника волосы седые, а усы рыжие? Он что, красит их хной, как моя бабушка? То есть усов у моей бабушки нет, она красит волосы…

— Я понимаю парня, он просто ничего не соображал, наверное, но ты-то? — не унимался мужичок, потрясая крашеными усами. — Вот сейчас милицию вызову, пусть с вами разбира…

Но тут из окошка выбралась Томка, поразив его прямо в сердце. Никакой цели посещения заброшенного дома, кроме сугубо эротической, охранник придумать не мог, поэтому мы успели сбежать до того, как он пришел в себя от удивления.

Через пятнадцать минут за столиком в ближайшей кофейне Томка с ужасом смотрела на сломанный ноготь и ныла:

— Получается, я зря лазила в этот гадюшник? Я там чуть с ума не сошла: темно, воняет, а снаружи этот мужик орет: «Вытаскивай своего парня!». Кстати, какого парня?

Кадр 4 ИЛ-78 заходит на посадку

Встать в субботу в семь утра можно только не с той ноги, так что сегодня на везение надеяться нечего. В пять минут восьмого прибежала свежая, как арктическое утро, Варя и начала в экстазе носиться по комнате, исполняя какой-то диковинный чукотский танец. Вот что делает с девушкой чашка крепкого кофе, если его выпить натощак.

— Как же тебе повезло, Женька! Презентация альбома «Тертого шоколада»! Туда же нормальных людей не пускают!

Я злобно зевнула и уткнулась носом в газету.

— Ой, только не делай вид, что ты читаешь, — не унималась Варежка. — Давай придумаем, что тебе надеть. Как бы я хотела пойти с тобой вместе!

— Лучше вместо…

— Не говори глупостей! Туда же мечтает попасть каждая девчонка. Ты видела их новый клип? Гитарист — вообще отпад. Ну, тот, который кучерявенький…

Варя хлопнула сумочкой о стол и по-хозяйски открыла дверь в гардеробную.

Моя гардеробная — это бывший мамин шкаф-купе, избавленный от полок. Так как вещей у нее всегда была больше, чем у меня, то в шкаф можно спокойно зайти и покрутиться между двух вечерних платьев (я всегда предпочитала джинсы).

— Ну это надо же, — рассматривая одно из двух, ныла я. — Угробить выходной на презентацию «Тертых калачей»…

— «Тертого шоколада»! — возмутилась Варя. — По-моему, лучше зеленое.

— Черное — классическое, — возразила я.

— Мрачное…

— Такие вечеринки вообще полный мрак, Варь.

«Нет, не может девочка из глянцевого журнала так ненавидеть презентации!» — возмутитесь вы. Да я их обожаю, просто мне лень работать. Представьте себе двадцатилетнюю журналистку…

Жутко общительная, слегка назойливая девочка-зажигалка, душа компании с конским хвостом и сияющими от неугасимого любопытства глазами. Глянцевая журналистка — примерно то же самое, только с ручкой Parker. А теперь я объясню, чем от нее отличаюсь. Во-первых, я не журналистка, а фоторепортер с довольно смутным представлением о любви к профессии. Во-вторых, не очень-то и общительная, но зато ужасно исполнительная и ответственная. Этим и пользуется вовсю редакционное начальство. Другая бы на моем месте (взять хоть Варю) повесила бы удостоверение YES! на грудь, яки орден, и отрывалась бы на презентации по полной. Я же на вечеринках умудряюсь работать. А смотреть, как другие веселятся, и весь вечер пытаться сделать хоть один приличный кадр — не самое приятное времяпрепровождение.

Вечером платье абсолютно точно отражало настроение: моя душа черна как ночь, под глазами черные-пречерные круги, потому что выспаться надо было. Под макияжем их, конечно, не видно, но мне все равно не по себе.

Вокруг бабочками порхают невесомые девицы почти без одежды: кружева из-под блузочек, стринги из-под юбочек, все — от жутко знаменитых дизайнеров. Золотая молодежь так сверкает бижутерией, что у меня в глазах рябит. Аромат сотни дорогих духов повис в воздухе шлейфами, голова болит, фотоаппарат барахлит. Короче, вы уже поняли, что я не в своей тарелке. Устроилась в уголке у бара, сделала пару снимков богемной публики. Еще несколько фотографий «Тертого шоколада», не забыть про кучерявенького басиста для Вари и можно будет удрать домой. Рядом, нарочито развернувшись спиной к сцене, сидит парень с фотоаппаратом и лениво рассматривает двух девушек в лифчиках (пардон, на них прозрачные блузки, просто я не сразу заметила). Товарищ по несчастью? Хотя… как может быть скучно парню в обществе полуголых моделей…

— Тут свет отвратительный, — томно жалуется парень своим соседкам. — Хорошие портретные фотографии можно сделать только в студии, с выстроенным освещением, а меня сюда отправили. Это же будет хуже, чем home video, знаете, как в этих глянцевых журналах для девочек! И вообще, весь этот гламур…

Модели в стрингах сочувствующе закивали, переливаясь гламурным макияжем, я от возмущения поперхнулась минералкой, чем привлекла его внимание на свою голову.

— О, вы тоже фотограф? — промурлыкал парень и сполз со стула, оказавшись чуть не на голову ниже обеих своих спутниц. Пришлось сделать вид, что все еще кашляю, чтобы не рассмеяться. — Откуда?

— Из YES!, а вы?

Я была оскорблена до глубины своей глянцевой души. У нас отличные фотографии! И что он там лепетал про гламур, когда на самом мокасины с кисточками от Prada? Все стало понятно, когда я увидела название газеты у него на бейджике. Серьезной Газеты. Так вот откуда этот снобизм… Home video, ну-ну.

— Меня зовут ИЛ.

— М-м-м?!

— ИЛ… — повторил он. — Самолеты есть такие, знаешь? (Вот уж чего я точно не знаю, так это когда мы успели перейти на ты.) Мой отец летчиком был в Аэрофлоте, но ему рано запретили летать — не прошел медкомиссию. Тогда он решил жениться. Мама говорит, он называл меня ИЛ-78, по году рождения… А я думал: вырасту, заработаю кучу денег и подарю ему настоящий самолет, чтобы он смог летать без всяких медкомиссий. Только не успел. Отец умер, когда мне пять лет было.

Я от такого шквала откровенности просто опешила. Девушка у ИЛа за спиной подтянула джинсы от Armani, покрутила пальцем у виска и пошла танцевать.

— А меня зовут Женя… Интересно, у «Тертого шоколада» есть личный самолет?

ИЛ скользнул взглядом по залу, оценивающе оглядел ближайшую девушку в кружевном платье и наконец заметил сцену.

— Я пойду поснимаю их поближе. Вряд ли.

— Что — вряд ли?

— Вряд ли у них есть самолет.

Он медленно шел среди столиков, аккуратно (и с видимым удовольствием) пробираясь между танцующих поклонниц «Тертого шоколада». «Вот урод», — почему-то подумала я и пошла следом. Варин гитарист на сцене призывно потрясал кудрями над своим обнаженным торсом, а вокалист нежным шепотом напевал в микрофон: «Простите, простите, мы только с Гаити». Оно и видно.

Мой новый знакомый из «Серьезной Газеты» фотографировал со скоростью 60 кадров в минуту, изображая голливудский профессионализм. Очередная прелестница с блестками на лице и двумя косичками не сводила с него зачарованного взгляда. Боже, что она в нем нашла? Вокалист закончил петь и картинно застыл в позе умирающего лебедя. Поклонницы оглушительно заверещали и ломанулись к сцене за автографами, по пути чуть не сбив с ног ИЛа. Меня прижало к сцене в метре от бирюзовой бас-гитары на хромированной подставке.

— Красивая, да? — наклонился ко мне со сцены кудрявый музыкант, видимо, посчитав, что я завороженно разглядываю инструмент (на самом деле это две на удивление пышногрудые девицы так приперли меня к краю сцены, что глаза на лоб лезли).

— Очень, — прохрипела я и, не растерявшись, сфотографировала басиста.

— Черт, ты бы хоть предупредила! — зажмурился он от вспышки. — А я-то думал, ты не обычная фанатка.

— Правильно думал — я вообще не фанатка. Я из журнала YES!, а фотография, кстати, отличная получилась.

— Правда? Зайди к нам в гримерку, еще поснимаешь. Я, кстати, Юра.

Под испепеляющими взглядами поклонниц «Тертого шоколада» я протолкалась через толпу к неприметной двери в гримерку и с искренним удивлением обнаружила, что ребра вроде все целы. Пять минут, отведенные для раздачи автографов, истекли, и перед сценой как из-под земли выросли крепенькие мужички в камуфляже. Несколько девочек, оставшись без вожделенной закорючки на диске, нервно всхлипывали в уголке. Модели, оккупировавшие бар, презрительно улыбались, сверкая отбеленными зубами и стразами на белье. Их окатило звездной волной.

Я посмотрела на них с раздражением и демонстративно прошла мимо охранника. «Тертый шоколад» в полном составе развалился на огромном диване. Мне досталось несколько беглых взглядов в объектив и пять билетов на намечающийся большой концерт «Тертого шоколада» (Варя будет просто в восторге).

— Не понимаю, почему на сцене всегда стоит минералка без газа? Ей же не напьешься, — удивлялся вокалист. Он опрокинул в себя из бутылки что-то сильногазированное и оглушительно рыгнул, так ответив на собственный вопрос. — Ну не из-за этого же?.. Девочка с фотоаппаратом, ты не знаешь, куда делись наши полотенца?

Блин! Я журналистка с гипертрофированным чувством собственного достоинства, а не «девочка с фотоаппаратом»! И больше мне здесь делать нечего.

Когда я вынырнула из гримерки, зал был почти пуст. ИЛ грустил у бара и с ужасом смотрел на бокал с мутно-зеленой жидкостью. Мне показалось, что он, как Чеширский кот, возникает по частям. Сначала улыбка, причем кажется, что зубов у ИЛа несколько больше, чем нужно… Привычным движением убирает со лба длинную челку, слегка откидывается назад, и появляются глаза: голубые, чуть прищуренные и абсолютно серьезные. Челка, повинуясь закону притяжения, снова упала куда положено. Еще секунду вспыхивали из-под нее голубые искорки, и от Чеширского кота остается одна улыбка.

— Это яд? — с надеждой в голосе поинтересовалась я, кивнув на его бокал.

— Если бы, — вздохнул он. — Как ты в гримерку к ним прорвалась? Нам сказали, что никого пускать не будут…

— Очаровала гитариста, — улыбнулась я, но ИЛ посмотрел на меня с таким явным сомнением, что улыбаться расхотелось.

— У тебя зажигалка есть?

Я кивнула.

— Пойдем покурим.

— Я не курю. Но все равно пошли.

Ни минуты тут больше не выдержу.

На улице вдохнула морозный воздух без запаха духов (о чудо!) и стала рыться в сумке в поисках зажигалки.

— Ты удивительная девушка! — вдруг восхищенно выдохнул ИЛ. — Зачем тебе отвертка? Да и зажигалка тоже, если ты не куришь?

— В женской сумочке должно быть все, кроме бензопилы, — назидательно ответила я. — Да и то потому, что нет еще такой бензопилы, которая бы влезла в женскую сумочку. Держи зажигалку. Кстати, очень полезная вещь! Можно размахивать ей над головой во время лирических песен на концертах…

— Ага, и подпаливать волосы непонравившейся соседке…

— Можно посветить ей в подъезде, если свет выключили…

— И развести костер на необитаемом острове, — снова перебил меня ИЛ, с мечтательным видом затягиваясь сигаретой.

— Да ты просто женоненавистник какой-то!

— Ладно тебе! А отвертка зачем?

— Дверные ручки откручивать.

— Если вдруг забудешь ключи! — расхохотался на всю улицу он.

И тут у меня возник коварный план. Я в красках расписала ИЛу, что скоро на Чистых прудах снесут дом, медная дверная ручка с лилиями канет в Лету и как мы с Томкой уже пытались ее достать, но ничего не вышло, потому что мы всего лишь слабые и глупые девочки… Короче, может, у Его Величества ИЛа найдется время, чтобы мне помочь? Он задумался, но ненадолго.

— Ничего интереснее я все равно не придумаю, так что пошли. Только подожди тут минутку.

Через минутку он выскочил из клуба с бутылкой пива под пальто.

— Ты что, стащил его с фуршета? — удивилась я.

— Ага, — ИЛ явно собой гордился.

Да-а-а…

В переулке перегорел последний фонарь (или его просто включить забыли), так что вообще ничего не было видно. Я больше по запаху поняла, что мы на месте. ИЛ метко оценил обстановку со всех сторон:

— Вонь кромешная.

Рыжеусый охранник стоял на посту и курил, с ухмылкой глядя на мое разочарованное лицо. ИЛ, даже не останавливаясь, подошел к нему, пожал руку и вручил бутылку дорогого пива, которую предусмотрительно вынес с фуршета. Я не успела прийти в себя от приступа восхищения такой расчетливостью, как он уже нырнул в черный проем окошка и крикнул оттуда:

— Где ты там, Жень? Зажигалка бы не помешала… Ой, блин!

Из подъезда раздался грохот.

— Ну хоть парень на этот раз! — снисходительно кивнул охранник… — Только потише там, обвалиться все может.

Я подобрала пальто и влезла в окно.

— ИЛ, ты где?

В пустом подъезде даже от шепота эхо впечатляющее.

На плечо легла рука, я с перепугу взвизгнула.

— Тише вы, черти! — прикрикнул с улицы охранник. — Да наверх поднимитесь, там теплее…

ИЛ за спиной тихо засмеялся.

— Зажигалку давай! Он мне тут по секрету рассказал, что ты и с девочками балуешься…

— Да это Томка была! — возмутилась я. — Ни с кем я не балуюсь!

Если бы его видела, задушила бы голыми руками. Шутник нашелся!

— Тихо, не возбуждайся раньше времени, — продолжал издеваться ИЛ. Рванулась вперед, чтобы показать ему всю силу моей страсти, но по пути налетела коленкой на какую-то железку и взвыла от боли.

— Ты чего там? Сильно ушиблась? Сейчас посвечу.

Освещенное огоньком зажигалки лицо ИЛа выражало такое искреннее беспокойство за мою коленку, что я решила оставить его в живых и, прихрамывая, поплелась по лестнице.

Ручку ИЛ открутил быстро — мы с Томкой час провозились бы, и я уже собралась спускаться вниз, когда он вдруг яростно прошептал:

— А ну сядь! — и уселся на картонку у искалеченной двери.

— Ты чего?

— Там же охранник внизу! Думаешь, он поверит, что мы за пять минут справились?

Я не удержалась от того, чтобы отомстить за все его издевательские шуточки.

— Боишься, он усомнится в твоих мужских способностях?

— Это я сейчас усомнюсь в твоих умственных способностях! — шепотом прорычал ИЛ. — А если он подумает, что мы тут наркотики прячем? Или еще что-нибудь? Тем более что тебя он тут уже не первый раз видит! — и вдруг улыбнулся. — Ладно, если покраснела, прощаю.

Спрятав пылающие щеки в воротник пальто, я уселась рядом на картонку.

— А тут романтично, правда?

— Очень романтично, — поиронизировала я. — Пыльно, темно, слегка воняет, влюбленная парочка мерзнет на картонке…

Он пододвинулся ближе, я вздрогнула. Еще этого не хватало! Но ИЛ просто спросил:

— Замерзла?

— Да нет, это я фигурально выражаясь. И потом, какая же мы влюбленная парочка? — Я снова покраснела (что-то часто сегодня) и потерла ушибленную коленку.

— Строишь из себя светскую львицу?

— В смысле?

— Ну, вроде, «кому нужна вся эта романтика, поцелуи на картонках, я думаю только о деньгах и не верю в любовь», да?

— Я верю в любовь… — неуверенно ответила я.

— Ну и зря! — вдруг рявкнул ИЛ. С потолка посыпалась штукатурка.

— Ты что кричишь?

— Так просто… Может, телефонами обменяемся?

— Вот еще!

— И это твоя благодарность за то, что я практически жизнью рисковал из-за дверной ручки? И после этого вы будете писать в своих глянцевых журналах, что рыцари перевелись! Да вам они не нужны!

Ладно-ладно, убедил. Я записала номер своего мобильника на обрывке картонки и протянула ему.

— Настоящий?

— Нет, «серый», на Горбушке купила. Но работает исправно.

— Поверю на первый раз… Давай спускаться, — предложил ИЛ.

Когда мы выбрались на улицу через окошко, охранника уже не было.

— Черт, можно же было раньше спуститься! — сказала я.

— Ты на метро? — поинтересовался он.

— Да…

— Ну ладно, тогда мне в другую сторону. Машину оставил возле клуба, — очаровательно улыбнулся ИЛ и исчез в соседнем переулке, оставив меня в полном недоумении.

Сначала он пудрит мне мозги насчет рыцарей и умоляет дать телефон, а потом не может проводить до метро. Кстати, мог бы и до дома подвезти… А свой номер он мне так и не дал. Странно все-таки. По пути домой вдруг подумала, что ИЛ обиделся, когда я орала, что надо было спускаться раньше. Может, он и правда жутко ранимый рыцарь? Если позвонит, обязательно извинюсь!

Я стояла около своего дома, медная ручка приятно оттягивала карман, на безумно высоком ноябрьском небе тускло блестели звезды. В кармане завибрировал мобильник, я сжала его замерзшей рукой:

— ИЛ! Ты знаешь, я…

— Женька, ты что, это Варя! Что там на презентации-то было? И кто такой ИЛ?

Кадр 5 В семейный фотоальбом, или Убить Билла

После вчерашней презентации у меня безнадежно заложены уши (побочное действие музыки «Тертого шоколада») и ребра ноют от одного воспоминания о фанатской давке у сцены. С утра я признала себя абсолютно недееспособной и решила посвятить воскресенье тихому семейному отдыху. Хотя в нашем доме сочетание таких понятий, как «тихий» и «семейный», представить довольно сложно, сегодня у меня точно все получится. Мама спозаранку убежала на работу, а бабушка уехала на дачу — общаться с природой.

Хотите знать, как сделать выходной семейным, когда дома, кроме вас, никого? Нет ничего проще! Нужно только забраться в самое удобное кресло с кучей фотографий всех возможных родственников… Тише и семейнее не придумаешь!

Наш огромный фотоальбом — моя гордость. Я собираю его с пяти лет, когда развелись родители и мне приспичило любоваться счастливой семьей хотя бы на картинках. Вначале это была просто пачка фотографий в конвертике, которая хранилась под подушкой и вынималась, если мне ночью не спалось. Но к восьмому классу я начиталась романов про рыцарей и прекрасных принцев до такой степени, что на карманные деньги купила огромный альбом в кожаном переплете. Собрала все фотографии, которые смогла найти, и расклеила по страницам в шахматном порядке. До сих пор не могу понять, как в середине альбома оказалось фото Брэда Питта, но отдирать его жалко. Кроме собрания портретов предков до седьмого колена, у принцессы из романа должно было быть генеалогическое древо… Крошечные фотографии всех известных родственников, развешанные по веткам огромного дуба. Картинку с деревом я вырезала из школьного учебника по биологии. В библиотеке меня потом не поняли…

Неделю назад этот шедевр испортил мой сводный братишка-пакостник Тарас, превратив надпись «Генеалогическое древо» в «гинекологическое». Теперь все придется переклеивать.

Начнем, пожалуй, с бабушки.

Ирина Родионовна, дочь артистов-эмигрантов Родиона Раскольникова и Натальи Безуховой, через час после рождения стала жертвой родительской любви и получила громкое имя Арина Родионовна Пушкина. Они надеялись, что дочка пойдет по их стопам и литературное имя-отчество поможет юной артистке протоптать собственную тропинку к американской мечте.

Но Ариша оказалась девочкой с характером, имя пушкинской няни родителям не простила и в шестнадцать лет сбежала из буржуазных Штатов с капитаном грузового судна в сторону далекой (но горячо любимой) советской родины. Там она долго пыталась доказать, что не имеет отношения к американской разведке, вспоминала всуе имя некого пионера Павлика Морозова, сдавшего отца ради интересов партии, и добилась наконец советского гражданства, под шумок сменив имя на Ирину Родионовну Пушкову.

Ирина Родионовна тридцать лет проработала в районном загсе, регистрируя в день по плану десять трудящихся советских пар. Лично она план даже перевыполнила, побывав замужем ровно семь раз. Последний муж, престарелый новый русский Стасян, в 99-м году свалил в Израиль, не оформив стандартного развода, так что бабушка все еще числится в рядах замужних женщин.

Наследственность артистов-эмигрантов подло проявилась через поколение в моей маме. Кстати, мамой ее строжайше запрещалось называть даже дома. Только Ликой. Она уверена, что двадцатилетняя дочка рядом прибавляет ей возраста. И в этом есть своя логика.

Лика — актриса театра, название которого повторять при ней не стоит, потому что ее раздражает всякое упоминание о работе. Список запрещенных имен и названий завершает Борис Илларионович — режиссер, который доводит маму до белого каления просто своим существованием. В театре он получил гордое прозвище Билл — за привычку издеваться над актерами во время репетиций, но Лика ненавидит его не за это.

Борис Илларионович, как у режиссеров водится, пытался любую прекрасную актрису в театре совратить, и Лика попала в «список Билла». Но оказалась она не только прекрасной, но еще и абсолютно неприступной. С папой Лика тогда уже развелась, но у Бориса Илларионовича был такой немужественный голос, такие отвратительные усы, такие маленькие сальные глазки, а еще он не снимал с намечающейся лысины капитанскую фуражку… В общем, не сложилось. Черное пальто и грязно-белая фуражка с золотым шнуром. Сразу видно — творческий человек! SOS!

Обычно Билл появлялся утром с букетом метровых роз на плече и прямо из коридора громким фальцетом орал:

— Добрый вечер!

— Доброе утро, — уточняла я и лезла на гимнастическую стенку качать пресс.

Лика в такие моменты закатывала глаза к потолку, пряталась под любимым пледом на диване и задавала риторический вопрос «Кто его впустил?»

Впускала его Ирина Родионовна, повинуясь профессиональному инстинкту, приобретенному за долгие годы образцового труда в загсе: как можно быстрее переженить всех вокруг. Потом выяснилось, что мы с Ликой поступали очень опрометчиво, позволяя им пить вдвоем чай. Через неделю таких «чайных бесцеремонностей» Борис Илларионович совсем обнаглел и признался Лике в любви. Весь ужас в том, что он признался даже и не ей, а бабушке. Расчувствовался под влиянием домашней обстановки и пирожков с луком настолько, что рассказал о своей тайной любви и попросил у сморкающейся от нежности бабули дочкину руку и заодно (бонусом) сердце. Так что теперь Ирина Родионовна со слезами на глазах умоляет Лику ответить «Борюсику» взаимностью. Еще бы, никто, кроме Билла, не ел бабушкиных фирменных пирожков с луком!

Отношения остались бы на привычном для Лики уровне (небольшое раздражение, двадцать капель валерьянки, чье-то разбитое сердце на блюдечке), если бы режиссер вдруг не решил показать характер. Получив отказ в руке и сердце, Билл привел в театр юное дарование Лялечку Андрееву — копию Лики, только на… м-м-м… двадцать лет моложе.

Лялечка — существо безумно наивное и милое, считает себя актрисой на основании аттестата об окончании трехмесячных театральных курсов. Она пила в буфете ромашковый чай, кушала сухофрукты и систематически доводила до слез впечатлительную костюмершу своей талией в пятьдесят четыре сантиметра. Лялечку ввели на все мамины роли вторым составом, а Лике настойчиво объясняли, что возраст уже не тот, чтобы играть юных девочек и пора переходить на дам бальзаковского возраста. Она бесилась, но виду не подавала, пока изощренный садист Билл не выдумал своей самой страшной пытки — в премьерном спектакле Лика должна была играть Лялечкину мать.

Я думала, она кого-нибудь убьет, но мама, наоборот, почему-то успокоилась. Только на премьере до меня дошло почему. Несмотря на двадцатилетнее преимущество в возрасте, Лялечка проигрывала своей сценической матери по всем параметрам. Во время ее коронного монолога, когда зрителям полагалось рыдать и падать в обморок, Лика медленно проплыла за ее спиной в другой угол сцены, поставила точеную ножку на реквизитное кресло и стала задумчиво поправлять чулок.

— Ах, мама! — завывает Лялечка. — Неужели ты не понимаешь?!!

— Что-что? — заинтересованно отрывается от чулка Лика.

Лялечка поворачивается и понимает, почему это весь зал, вместо того чтобы рыдать по сценарию, пялится в левый угол сцены.

— Я люблю его, мама!!! — драматически взвизгивает она, но зрителям абсолютно все равно.

Дальше — лучше. Во втором акте юное дарование решило отомстить. Лялечка забралась у Лики за спиной на стремянку и стала за неимением чулок поправлять вообще все подряд. Но зрители восприняли легкий стриптиз как тяжелую форму плагиата и стали потихоньку посмеиваться.

— Не собираешься освобождать путь молодому поколению? — поинтересовалась я после спектакля.

— Черт, как же я могла забыть!

Рецензии в газетах следующим утром были на удивление однообразны: гениальная актриса Лика «спасла спектакль» и, несмотря на свой юный возраст (!), отлично справилась с ролью взрослой женщины. Четыре года «Щуки», пацан!

Так и достигла бы «юная» Лика нирваны, если бы ее непутевая двадцатилетняя дочь не получила в подарок от ее бывшего мужа (еще более непутевого) двухмесячного щенка терьера по кличке Трюфель.

Трюфель был умненький вертлявый песик с рыжим пятном на левом ухе и неугомонными челюстями. В первый же день он погрыз в доме все, до чего смог дотянуться, включая мои лучшие туфли. Когда Лика пришла домой, щенок задумчиво пережевывал сумку из телячьей кожи от Gucci, лежа на остатках маминого любимого пледа, который превратился в жалкое подобие лоскутного одеяла. В тот же день Трюфель был пожалован в звание Проклятие Нашего Дома.

Вторым обладателем этого почетного звания был мой папа, Федя Фомин. Личность он легендарная, потому что до сих пор остается единственным мужчиной, который предпочел Лике другую женщину и остался неискалеченным. Все из-за того, что он до сих пор платит ей алименты, несмотря на мой давно не младенческий возраст, и является главным «спонсором» бесчисленного маминого гардероба.

Когда двадцать лет назад беременная мной Лика, упираясь, шла в загс в сопровождении бдительной Ирины Родионовны, то еще не знала, как ей повезло. Дело в том, что она уже тогда не верила в сказки про то, что с милым рай в шалаше. А смазливый Федя Фомин не подавал надежд на блестящее будущее. Но Лике удивительно повезло: в тот день, когда у нее родилась я, папа благополучно разрешился чувством ответственности. Правда, этот «ребенок» оказался блудным сыном и время от времени Федора покидал, но обычно возвращался. И вот в одно прекрасное утро Лика проснулась женой не смазливого паренька из соседнего двора, а директора по кастингу и режиссера-постановщика крупного модельного агентства.

Некоторое время они жили душа в душу и Лика по блату принимала участие во всех понравившихся показах. Меня отдали на воспитание бабушке, а Советский Союз медленно разваливался, пропуская в Россию сумочки от Шанель, жевательную резинку Love is… и смутное предчувствие неминуемой свободы. Через пять лет скучно-семейной жизни Лика обнаружила, что так больше продолжаться не может и что ее муж как гинеколог: сутками находится среди полу- и полностью голых девушек.

Как говорит папа, тогда она начала «проедать ему плешь». Закончила она это дело на удивление быстро — Федя Фомин побрился наголо и завел девушку на стороне, после чего салютом прогремел официальный развод. Ура, товарищи!

Сейчас он живет в гражданском браке с ангельского терпения девушкой Сарой и их общим сыном Тарасом, каждый день отсматривает несколько десятков моделей и учит их ходить по подиуму. Если в раю, как в общественном туалете, есть разделение на «М» и «Ж», то мой подиумный папочка удобно устроился под своей буквой. Ад в принципе находится там же, только кто-то поменял буквы над кабинками, так что мужской рай равен женскому аду. А Лике никогда не нравилось поджариваться на раскаленных сковородках.

Кадр 6 Морское чудовище

У Лики скоро день рождения, который грозит ей отвратительной цифрой, напоминающей о «бальзаковских» ролях. Актрисы не любят распространяться насчет своего возраста, ну, скажем, ей исполнится чуть больше тридцати. Тридцать девять, если быть точной.

Неделю назад по совету подружек она решила отпраздновать день старения на широкую ногу — пригласить всех знакомых и показать, что [современные женщины возраста своего не стесняются, даже наоборот, очень гордятся приобретенным опытом. А самое главное, внешне меняются только в лучшую сторону. Подготовка к празднику изрядно потрепала бюджет, и Лика придумала сэкономить на имидже: вместо любимого салона отправилась в парикмахерскую рядом с домом. Лучше бы гостей без лишней порции канапе оставила!

Парикмахерская в принципе была неплохая — чистая и персонал вежливый. Правда, пухленькая маникюрша на весь зал посоветовала Ликиному мастеру использовать краску «ну, которая для седых, там, слева на полочке, рядом с туалетом», но она, в конце концов, профессионал, ей можно. Вот когда томный паренек с дрожащими пальчиками закончил колдовать с феном над ее головой. Лика действительно выпала в осадок. Мало того, что любимый каштановый цвет оттенка «лесной орех» превратился в ярко-рыжий дикий апельсин, так еще и укладку ей сделали тютелька в тютельку как у покойной прабабушки. Скандалить было бессмысленно, да и кареглазого парикмахера было жалко.

Рванулась домой смывать укладку — а там уже поджидала Ирина Родионовна с солонкой, видимо, чтобы сыпать на рану.

— Ликочка, как стала на бабушку похожа, Царствие ей Небесное!

Отмывшись от тонны дешевого лака и придя в себя, Лика решила, что цвет ей даже идет (бабушкины гены!) и менять его не стоит — надо шокировать всех сменой имиджа, а перекраситься она всегда успеет.

Хуже то, что шокировать она заодно собирается и моих поклонников, так как настойчиво предлагает пригласить всех знакомых с факультета. Если бы я смогла отказать ей в ее же день рождения, то сделала бы это, не задумываясь. После вечеринки все парни только о ней и будут говорить — это уже проверено. Лика, конечно, моя мама, и я ею горжусь, но смотреть, как она флиртует с двадцатилетними парнями — увольте! Самое смешное, у нее отлично получается. Последний раз Лика провернула коронный номер «отобью-ка парня у любимой дочки» прошлым летом. Не пойму, она самоутверждается, что ли, таким оригинальным способом? У меня от этих каникул осталась целая пачка фотографий, и Лика пересматривает их каждый раз, когда теряет веру в себя.

В августе мы с Варей и обе наши мамы ездили в Сочи. Я в первый же день жестоко обгорела и, как вампир, выползала только после заката. Именно выползала, потому что любое резкое движение вызывало нестерпимую боль. Мне очень не хватало какой-нибудь летней паранджи: обгоревший нос никакая косметика не скрывала и на дискотеках со мной никто, кроме преданной Варежки, не танцует.

Но пять минут назад она в очередной раз не выдержала моего нытья и удрала на пляж. И правильно сделала: я в последние два дня сама бы от себя убежала, если бы могла. Жара такая, что даже пластиковые оконные рамы плавятся и странно пахнут. Если бы холодильник работал, я бы в него залезла, честное слово!

А все из-за него, ясноглазого консультанта из серфинг-школы в обтягивающем рыжем костюме. До сих пор не пойму, как он там не расплавится во всей этой гидрорезине?

В первый день я, стесняясь свой бледной кожи, минут двадцать искала свободный шезлонг, переступая через шоколадно-мускулистых мачо и спотыкаясь о километровые ноги их шикарных подружек. В это время он сидел на пирсе и ласково улыбался Лике, которая с интересом о чем-то его расспрашивала. На маме был купальник в клубничку, она заплела волосы в две косички и выглядела лет на тринадцать. Мне просто необходим курортный роман для восстановления самомнения!

Парень на пирсе встал, пригладил мокрую челку, вытянул руки по швам, церемонно раскланялся и красиво прыгнул в воду. Лика рассмеялась тем самым серебристым смехом, которому могут за четыре года научить только в Щукинском училище, картинно уселась в свой шезлонг и достала крем для загара. За процессом намазывания идеально плоского Ликиного живота увлеченно наблюдала вся мужская часть отдыхающих. У меня крема не было, а на маму я была слишком зла, чтобы попросить.

Варя уже познакомилась с десятком малолетних мачо, которые выглядели так, как будто заботливые мамаши в первый раз пустили их в воду без надувных кругов. Надеясь хоть тут обойти Лику, я забралась в воду к Варежке, которая отобрала у маленькой девочки надувной мячик с русалочкой и пыталась разделить своих кавалеров на две команды. Нормально поиграть не получилось: через пять минут к нам акулой подплыла разъяренная бабушка хозяйки мячика и пришлось резво расплываться от нее в разные стороны.

Я медленно гребла в сторону открытого моря, пока не поняла, что делаю самую большую глупость в своей жизни: уже устала, а еще предстоит возвращаться. Развернулась, вздохнула и… задохнулась от ужаса: «Мамочка, я больше так не буду, но что теперь-то делать?!» — поплыла обратно. Навстречу, лежа плашмя на серфе, плыл уже знакомый парень в рыжем гидрокостюме.

— Привет! — улыбнулся он.

— Привет, — невнятно пробулькала я. — А я сейчас утону…

— Прикольно! Если передумаешь, можешь ухватиться за доску.

Парень отбуксировал меня на серфе к пирсу (вот так плавать я всегда согласна), молча сгрузил на горячий камень и погреб обратно. Я ждала почти два часа, пока он, с прикрытыми усталыми глазами, не вернулся из плавания. Тут же подбежала вездесущая Лика, фамильярно вытянула его из рукавов гидрокостюма, заставила пообещать, что завтра он даст ей пару уроков виндсерфинга, и так же резво убежала обратно. Он подошел ко мне, наклонился и провел влажной рукой по спине.

— С ума сошел?! Больно же!

— Да ты обгорела…

На третий день затворничества я решила, что с ума сойду, если не искупаюсь. Варя настаивала на дискотеке, но с меня хватило вчерашних попыток замазать тональным кремом обгоревший нос.

Поздно вечером на пляже никого не было, только сердитые дворники собирали мусор между шезлонгов. Издалека доносился нестройный грохот сразу нескольких дискотек. Я села на песок у самой кромки воды; море по ночам и правда теплее, чем днем.

— Почему ты не танцуешь? — рядом устроился Ликин ухажер, сменивший рыжий гидрокостюм на гавайскую рубашку дикой расцветки. На его ресницах поблескивали кристаллы морской соли.

— Слишком жарко. — Я почему-то не могла смотреть ему в глаза, ныряла рассеянным взглядом между волнами и совсем не пыталась поддерживать разговор. — Пойду купаться…

Он рассмеялся, бросил свою кошмарную рубашку на мое аккуратно сложенное платье и с разбегу кинулся в воду. Я поплыла за ним, налетела на устрашающих размеров медузу, взвизгнула, захлебнулась.

— Вот дурочка! Что она тут забыла?

Это про меня или про медузу?!

— Надо ее обратно в море…

Интересно мне знать, а где мы сейчас?

Черная вода была похожа на масло. Он бесшумно плыл, слегка подталкивая перед собой огромную медузу. Мне все время казалось, что где-то под нами ищут свою жертву жуткие морские чудовища; я торопливо плескалась в волнах, мечтая об одном — поскорее опять оказаться на пляже. Он нырнул под линию ограничительных буйков, галантно пропустил вперед медузу и улыбнулся мне.

— Дальше нельзя… — робко предположила я.

— Море уже недалеко, — он кивнул на разомкнутые края бухты. — Если устала — полежи отдохни…

— Да?! — на моем лице ясно отразилось сомнение.

— Ляг на спину, раскинь руки в стороны… И тебя понесет течением в сторону моря, так что на обратном пути обязательно встретимся. Ну не бойся же. — Он легонько надавил мне на плечи и уложил на спину, поддерживая снизу рукой. Вода подступила к самому носу, я судорожно вздохнула. — Расслабься.

Волны плескались у самых глаз. А тут раза в два больше звезд, чем у нас в городе. И луна такая огромная… Не вовремя вспомнила про морских чудовищ, которые непременно должны были подо мной плавать, и потеряла равновесие. Слава богу, буйки были недалеко. Схватилась за колючий железный трос, огляделась по сторонам. Где же этот ихтиандр, бесстрашный спаситель медуз? Чуть не угробил меня из-за бесполого морского животного с отвратительными щупальцами! Мне показалось, что я пробултыхалась, цепляясь за трос, как минимум час до его возвращения. Он еще издали заметил меня и весело рассмеялся. (Очень смешно! У меня уже руки сводит!)

— Почему же ты так боишься воды? Вот теперь, наверное, еще больше устала… Отпускай!

Он сам схватился за трос и обхватил меня чуть выше талии. Странно, мы столько времени в воде, а руки у него горячие…

— Ты пахнешь молоком, — прошептал он.

— Сметаной, — уточнила я. — Я обгорела и мазала спину сметаной.

Уже на берегу он вдруг обнял меня за плечи, совсем как там, в море, уложил на песок и поцеловал, едва касаясь губами. Машинально раскинула руки в стороны: мне все равно, пусть несет по течению. Настоящий курортный роман. Лика обзавидуется, хотя… я же ей не скажу…

— Ты совсем замерзла.

Я что-то промычала в ответ, где-то далеко услышала всплеск воды, поняла, что его уже нет рядом.

— Отлично! — Рядом стояла Варя в Ликином купальнике с клубничками и трясла меня за плечо. — Лика чуть с ума не сошла! Это новая мода спать на пляже?

Уже в номере я поняла, что спаситель медуз забрал рубашку, но почему-то не стал меня будить. Ему на все наплевать! Кроме медуз, конечно…

Утром кожа из ярко-красной превратилась в бархатно-шоколадную. Холодильник починили, Варя отсыпалась после вчерашней дискотеки и что-то бормотала во сне.

На пляже были только самые стойкие бабушки и их внуки и внучки с надкусанными яблоками и пирожками в руках. Далеко в море мелькал знакомый гидрокостюм под стрекозиным крылышком виндсерфа. Интересно, он научил Лику управляться с парусом? И не целовал ли он ее потом на песке? Вполне возможно…

Через пару часов я с огромной порцией мороженого сидела на пирсе и улыбалась мелким рыбкам в воде. Морское чудовище в гидрокостюме не смогло меня напугать — я заметила его издалека. Он подтянулся на руках, уселся рядом на горячий камень и откусил от моего мороженого.

— Ты здорово выглядишь сегодня!

Вот нахал! А вчера?!!

— Спасибо. Как поживает медуза?

— Отлично. Передавала тебе привет. Навестишь ее вечером?

— Вечером я иду на дискотеку с мамой, — мстительно посмотрела я на подбежавшую Лику.

Она нахмурилась, а парень звонко рассмеялся и соскользнул в воду.

— У тебя отличная мама! — авторитетно заявил он. — Лика, завтра в восемь утра, не забудь!

Это солнце так припекает или я от злости могу расплавить пирс?

Мы с Ликой — отличный пример конфликта яйца и курицы. Ну почему у всех девушек нормальные мамы, которые варят борщи и стирают своим любимым дочкам носки по пятницам, а у меня вместо этого нимфетка-переросток, которая спит и видит, как бы отбить у меня очередного бойфренда? Конечно, Лика делает это не специально: она просто кокетничает с любым мужчиной (парнем, дедушкой, мальчиком-детсадником, соседским котом, бабушкиным зубным врачом, страшным пьяным сантехником и т. д., и т. п., главное, чтобы объект был мужского пола), который попадается ей на пути.

Уверена, она и Трюфеля согласилась оставить, потому что щенок оказался кобелем (знал папа, что дарил). Кстати, этот породистый иуда явно предпочитает ее общество моему, потому что Лика кормит его печеньем, хотя собаке нельзя сладкого. Собственно говоря, с мужчинами точно так же. Я их «печеньем кормить» не умею, поэтому ничего у меня с организацией личной жизни не выходит.

Кадр 7 Дура, просто Дура

— У всякой уважающей себя девушки должны быть проблемы с учебой! — вдохновенно закатив глаза над томиком Петрарки, провозгласила Варежка на весь буфет.

— Точно-точно! — подтвердил худенький второкурсник за соседним столом, удрученно разглядывая залитую чаем зачетку.

— Ты же не девушка, — усомнилась Варя.

Я заткнула уши и попыталась вникнуть в заумный текст учебника по фотожурналистике. Сессия через два месяца, но у нас другие проблемы. Мы — студенты, деградировавшие до уровня приматов и обросшие «хвостами». Раньше мне это счастье было неведомо, и я только искренне удивлялась, как это Варя умудряется отдыхать летом, когда на сердце камень стыда, на душе тяжесть несделанной работы, а над головой угрожающе навис список литературы. Оказалось — отлично можно отдохнуть. Заморочки проявляются только в непосредственной близости от следующей сессии. Но я и тут умудрилась выделиться.

— Ну ты звезда! Нет бы завалить литературу или технику СМИ, — сетовала Варя. — По фотожурналистику! Это же Одуванчикова! Ей вообще еще никто живым не пересдавал!

Лилия Владимировна Одуванчикова — вообще отдельная история. Даже не история, а эпохальный роман размером с «Войну и мир». Одно время университетский актив награждал каждого сдавшего ей студента камуфляжной футболкой с кроваво-красной надписью «Я пережил Одуванчикову». А отличников показывали младшим курсам как местную достопримечательность.

Преподаватель по фотожурналистике для всего газетного отделения — что-то вроде детсадовской Бабайки, поэтому на первой лекции мы ожидали увидеть минимум чемпионку по бодибилдингу с клыками, как у вымершего саблезубого тигра, с которых еще капает кровь невинных жертв. В аудиторию вошла всего-навсего сухонькая старушка в синем костюме. На шее у Одуванчиковой вместо ожерелья из голов поедавших студентов болталась норковая горжетка, а в руках (вместо ножа для снятия скальпов) — обычный мужской кейс, который на ее фоне казался огромным.

— Ой, мамочки! — почему-то ужаснулась Варя.

Ладно уж, бывали и пострашнее. Одуванчикова аккуратно разложила перед собой список группы и начала лекцию таким тихим голосом, что мы были вынуждены почти читать по губам.

Со стороны могло показаться, что она — любимый педагог группы. Перед парой шла ожесточенная борьба за первый ряд, где можно было хоть что-то услышать, на лекции стояла мертвая тишина, и студенты преданно смотрели Одуванчиковой в рот. До самой сессии я так и не поняла, почему это все боятся милую старушку (не будут же они утверждать, что она специально творит тихо? У бедняжки просто слабый голос…), поэтому на экзамен явилась абсолютно спокойной, отвечать пошла первой — все остальные были в полуобморочном состоянии — и тут же брякнула какую-то непростительную глупость об экспозиции.

Результат был ошеломляющим. «Бедненькая» старушка, оскорбленно запахнув норковое манто, вскочила, с невероятной силой оттолкнув тяжеленный стол, и вылетела в коридор. То, что там происходило, я узнала от Вари, потому что хрупкая Одуванчикова прижала меня столом к стенке и выбраться было не так уж просто.

На глазах у падающих в обморок студентов, которым экзекуция только предстояла, она швырнула мою зачетку с третьего этажа вниз по лестнице и туда же богатырским голосом (где ж он был на лекциях?) проорала: «СТУДЕНТЫ! ВНИМАНИЕ! У НАС НА ФАКУЛЬТЕТЕ ДУРА!!!» Очень оригинальный способ отправить на пересдачу. С тех пор при встрече она меня только так и называет, правда, в последнее время ласково — дурочкой, но экзамен второй раз принимать категорически отказывается: с прошлого раза еще в себя не пришла, говорит.

Сегодня у меня терпение кончилось прямо на лестнице, и я галопом рванула в логово тигра. Там сидел одинокий завкафедрой и с блаженным видом пил кофе из маленькой чашечки. Не сразу поняла, что ворвалась в разгар медитации, но отступать было поздно — господи помилуй, как же его зовут-то? Господь вмешался сразу же: мой взгляд уперся в табличку на двери с именем-отчеством заведующего.

— Гавриил Петрович! Помогите мне, пожалуйста!

— Ну, только не Гавриил, а Гаврила, — уютным басом пророкотал он. — Я пока не архангел, а только завкафедрой, но все равно постараюсь. Что случилось-то?

— У нас скоро сессия…

— Кошмар! — согласно закивал огненно-рыжей головой профессор.

— А у меня фотожурналистика не сдана.

— Одуванчикова, — помрачнел он. — Сколько раз пересдавала?

— В том-то и дело, что ни разу!

— Так ты Дура? — обрадовался Гаврила Петрович.

— Ну, в общем, да…

— Это меняет дело! Дай-ка зачетку.

Я подошла к столу и протянула зачетку, изрядно потрепанную после полета с третьего этажа. Под зеленой лампой лежал толстый альбом с фотографиями холодного оружия и архангельским мечом на обложке.

— Да ты отличница!

— Была, — мрачно уточнила я.

— Ладно тебе, просто не сошлась характером с преподавателем. Такое бывает. С Одуванчиковой вообще мало кто характерами сходится, да… Она у тебя принимать не хочет, всей кафедре уши прожужжала, как ты ее чуть до сердечного приступа не довела. Сдавать будешь аспиранту, Илье Лилейко. Я напишу тебе его телефон…

В дверь ураганом влетела уборщица со шваброй и заголосила:

— Гавриил Петрович, помогите, ради бога, аспирантов унять, весь этаж жвачками залепили, спасу от них нет!

— Гаврила! — поправил ее смущенный профессор и протянул мне телефон, написанный на обрывке салфетки. — Только звони ему попозже вечером, его дома почти не бывает. У девушки живет, что ли? Ох уж эта молодежь! Правда, Олимпиада? — повернулся он к уборщице.

— Не говорите, аспиранты раньше тихие такие были, перепуганные, а теперь… Весь этаж в жвачке!

— Так это они от нервов жуют, Олимпиада Семеновна.

— Лучше бы они от нервов программу по литературе читали! — резонно заметила уборщица.

Я протиснулась в дверь, чуть не уронив швабру.

— «Гавриил Петрович, помогите, ради бога!» — хохотала в буфете Варя, давясь куском сырного торта. — А с аспирантом тебе как повезло! Лилейко! Гос-по-ди, я бы утопилась с такой фамилией, честное слово!!!

Через два дня я начала подозревать, что г-н Лилейко и правда утопился, потому что поздно вечером телефонную трубку все время брала его мама (разбуженная и злая), которая никак не могла объяснить, когда именно аспиранта можно застать дома.

Варежка на свою голову дококетничалась с Лёликом до того, что он ходил за ней как привязанный, и у нас даже времени не было, чтобы как следует поговорить. Томке тоже на судьбу не пожалуешься… Она резко увлеклась восточной философией и постоянно цитирует разные запутанные мудрости с таким видом, как будто сама их понимает.

В среду я вернулась из университета абсолютно разбитая, но пришлось собирать осколки мозга, чтобы дописать реферат с ожесточенным на весь мир названием: «Юмор, ирония, сатира и гротеск у Булгакова». Только собралась не просыпаться до летних каникул, как заверещал мобильник. Почти уверена, что звонит ИЛ — он неделю ждал самого неподходящего момента и наконец дождался. Но нет, это Томке приперло в половине второго ночи обсудить различия пяти сект дзэн-буддизма.

Интересно, удобно ли так поздно звонить аспиранту, который будет принимать у меня экзамен? Хотя… Если меня можно было разбудить после такого тяжелого дня, то точно нужно кому-нибудь отомстить. Тем более что вчера господина Лилейко не было дома в половине первого…

— Слушаю…

Прогресс! Мужской голос. Правда, немного заспанный, но пока не злой. Неужели мне повезло?

— Мне нужен Илья Лилейко.

— Да, это я, — невообразимо томным и гордым голосом отвечает он. Ошибалась Варька: не собирается аспирант топиться из-за своей фамилии, а гордости в нем хватит на все прошлые и будущие поколения Лилейко вместе взятые.

— Я из университета, Гаврила Петрович сказал…

— Гавриил, — поправил меня Лилейко.

— Он сказал, что я могу сдать вам фотожурналистику, — не сдавалась я.

— Отлично, давай завтра, в три?

— Спасибо, а…

Он бросил трубку до того, как я успела спросить, в какой аудитории мы встретимся. Перезвонила раз десять, но номер был хронически занят. Надеюсь, он зайдет на кафедру за ведомостью. И тут до меня дошел весь кошмарный смысл сказанного. Я буду сдавать фотожурналистику завтра! Нет, видимо, выспаться сегодня не суждено.

Через двести страниц учебника, пачку конспектов и литр кофе наступило отвратительное осеннее утро. Из спальни вышла на удивление свеженькая Лика, мило зевнула и испортила все впечатление, хрипло промычав:

— Черт, как же хочется спать!

— Ликусик, я тебя за ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ лет не научила хорошим манерам? — поиздевалась с кухни бабушка.

— Себя тоже не научила, — съязвила Лика и хлопнула дверью ванной. — Мне еще тридцать восемь! — донеслось сквозь шум воды.

— Выспалась, Женечка? — поинтересовалась бабушка, гипнотизируя тостер.

Ей почему-то казалось, что на всю бытовую технику, когда она включена, надо смотреть, иначе хитрющая электроника не будет работать.

— Ни фига, — мрачно ответила я, разглядывая синие круги под глазами в хромированном заварочном чайнике, как в зеркале.

— Ну вот, научилась от своей драматической мамы! Если вы обе будете так разговаривать, то никогда не выйдете замуж. Ладно ты, но Лика! ПОЧТИ В СОРОК…

— Ирина Родионовна, повторяю в последний раз, мне ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ!

На кухню, угрожающе размахивая полотенцем, зашла Лика в махровом халатике. Если она называет бабушку по имени-отчеству, значит, пора бежать, а то накроет взрывной волной.

— Послезавтра будет тридцать девять! — не без удовольствия напомнила бабушка.

Встревать в их спор было опасно для жизни, поэтому я разбудила Трюфеля (вот уж кто точно выспался!) и отправилась на прогулку. Небо висело так низко, что казалось, упало бы, не будь в Москве так много высотных зданий. Я бы, кстати, тоже упала, не будь в кофе так много кофеина. Отвратительно бодрый Трюфель как заведенный прыгал через лужу. Насчитав сорок семь прыжков, решила, что с него хватит. Дома бабушка пила валерьянку и жаловалась на незамужнюю Лику, которая ей «все нервы вымотала». Оставалось только сбежать на работу, а то Ирина Родионовна вспомнит, что и я в свои двадцать подходящего жениха не нашла.

В редакции получила сдержанную похвалу за фотосессию «Тертого шоколада» и воспользовалась моментом, чтобы отпроситься в универ. Там уселась рядом с кафедрой и поклялась выучить учебник наизусть. Без пятнадцати три, когда я, взъерошенная, с синяками под глазами, абсолютно без макияжа и в старом свитере, приготовилась любой ценой сдать экзамен, из-за угла вдруг выплыл… ИЛ! Бежать было поздно. Провалиться на первый этаж, прямо в буфет, и слопать там с горя два куска шоколадного торта…

— Отлично выглядишь!

Как там назывался реферат? Юмор, ирония, сатира и гротеск в комплиментах девушкам.

— Ха. Ха. Ха.

— Ты чего?

— Я всю ночь не спала, готовилась к пересдаче. Выгляжу отвратительно. И ты это прекрасно видишь.

— Ну, если ты настаиваешь…

— Кстати, ты-то что тут делаешь?

— Я тут учусь. Что сдаешь?

— Фотожурналистику.

— Неужели? Одуванчикова? А-а-а… — догадался он. — Ты, случайно, не Дура?

— Да, я стала знаменита на весь факультет!

— Еще бы! Ее так никто не доводил. Давай я тебя попроверяю.

— Зачем? Терять мне уже нечего. Принимает, кстати, аспирант, у него еще такая смешная фамилия…

Попытка заговорить ему зубы с треском провалилась.

— Заканчивай болтать! Тринадцатый билет!

— Почему тринадцатый?

— Потому что я так сказал! — огрызнулся ИЛ, и у меня отпало всякое желание кокетничать. И правда, пусть пользу приносит. Через полчаса я ответила ему уже два билета, а аспирант Лилейко так и не появился.

— Достаточно, давай зачетку, — улыбнулся ИЛ.

— Конечно, конечно! — засмеялась я. — Ты поставишь мне «отлично выглядишь после бессонной ночи»? Я, наверное, побегу искать этого самого Лилейко, он забыл мне номер аудитории сказать, ждет сейчас где-нибудь… —

Мимо проплыл Гавриил Петрович со странным свертком, удивительно напоминающим завернутый в газеты меч.

— Гавриил Петрович!

— ГАВРИЛА! А, это ты, Дурочка! Нашла-таки аспиранта! Илья, зайди потом ко мне, — кивнул он ИЛу.

— Зачетку давай, — повторил ИЛ, доставая ручку из кармана пиджака.

Я молча протянула ему зачетку.

— Ну ты даешь! Аспирант. По фотожурналистике… Тогда я тебя прощаю!

— За что? — поинтересовался он, расписываясь в ведомости.

— Ты на презентации сказал, что в журналах для девочек фотографии хуже home video. А ты вон кто… Профессионал!

— Да ладно тебе! — расхохотался ИЛ. — В YES! неплохие фотографии… Просто я не знал, о чем разговаривать с этими моделями. Самый легкий путь был — кого-нибудь ругать. Они тогда прямо расцветают. Честно говоря, у них такой угрожающий вид во всем этом дорогом белье…

Точно профессионал. В общении с девушками. Терпеть таких не могу, но Лике понравится. Я глубоко вдохнула, как перед прыжком с вышки в бассейне, и перешла к активным действиям:

— Знаешь, у моей мамы послезавтра день рождения, и она хочет, чтобы я пригласила туда половину факультета. Аспиранты тоже приветствуются…

— Я постараюсь. Оставь мне адрес на кафедре, хорошо?

Хорошо! Отлично! Здорово, великолепно! Может, было бы удобнее продиктовать мне в конце концов номер своего мобильника?

Кадр 8 Роковая блондинка

У Лики сегодня тяжелый день — последний перед торжественным юбилеем. Десять лет из тридцати девяти, по мнению бабушки, прожиты зря, потому что прожиты не замужем. У меня, кстати, часики тоже тикают. Сегодня еще проснуться не успела, а уже получила ряд инструкций, как познакомиться с потенциальным женихом на вечеринке:

— Твоя мама хотя бы тем полезна, что привлекает мужчин своим внешним видом. Тебе, конечно, не так повезло (!!!), но что-нибудь сейчас придумаем.

Прямо сейчас? А я ведь даже не настолько проснулась, чтобы сопротивляться! Помогите! Бабушка, обрадованная моим испуганным молчанием, деловито и на удивление серьезно продолжала:

— Вы всегда на красивых бросаетесь, высоких, мускулистых.

— Что я, глупая, на мускулистых бросаться? — обретя наконец дар речи, попыталась отшутиться я. — Они же сдачи могут дать!

— Мужчина может быть красивым, — невозмутимо продолжала Ирина Родионовна. — Главное, чтобы он сам не понимал, что красив.

— Прыщавый, лопоухий, кривоногий, худющий, слабенький. А, забыла — ростом не выше полутора метров.

— Вот именно! Только такой будет любить тебя всю жизнь, а не сбежит при первом удобном случае.

— При первом удобном случае сбегу я. А сейчас пойду порыдаю в ванной, раз мне светит такое безрадостное будущее. Кривоногий!

— Не парься! — донесся из спальни голос Лики. — Мне она говорила то же самое!

— Тебе хотя бы с внешностью повезло! — съязвила я.

— А тебе с бабушкой!

— Спасибо, Ликусик. Так вот…

Я крайне невежливо выскочила из спальни и заперлась в ванной. Можно, я буду тут жить?

— Женя, тебя к телефону!

Кто не спит в такую рань?

— Жень, а ты знала, что танские монахи… — Томка, кто ж еще, — …могли не спать неделю?

— Ага, а ты достигла их уровня и теперь будешь будить меня? — огрызнулась я и бросила трубку.

Не могу дружить до полудня, и Варя это знает. Она заглянула только после обеда, хотя видно, что ей с утра не терпится что-то рассказать.

— Варенька, а ты замуж не собираешься? — плотоядно поинтересовалась бабушка с кухни.

У Вареньки заблестели глазки, как это всегда случалось, стоило кому-нибудь произнести рядом с ней слово «замуж». Надеюсь, она не захватила свою «свадебную тетрадку»…

— Ах, — вздохнула Варя, смущенно потупившись и даже слегка покраснев. — Как бы мне хотелось выйти замуж!

Лика удивленно приподняла брови. Ей явно незнакомо острое желание примерить белое платье с рюшечками.

Не дожидаясь, пока утихнут бабушкины восторги — «остались все-таки нормальные девочки», — Варежка утащила меня в спальню и там картинно разрыдалась, размазывая косметику по эксклюзивной диванной подушке.

— Эй, мне диван жалко, Варь! Я на него весь гонорар угробила, а ты тушью поправляешь работу дизайнера…

Я уже целый месяц на собственные деньги занимаюсь интерьером своей комнаты. Дело в том, что летом, пока мы с бабушкой поливали помидоры на даче (бесполезно, кстати, ни один помидорчик не созрел), Лика сделала ремонт во всей квартире. Моя спальня пала невинной жертвой недопониманий, потому что мама объявила ее «детской». Дизайнеры пришли к выводу, что тут обитает девочка дошкольного возраста. Результат — розовые стены с бабочками и эльфами, ковер с какой-то монстровидной принцессой и кровать с пологом, которая была короче меня сантиметров на двадцать, так что я при всем желании не могла в нее поместиться.

— А меня тебе не жалко?! — со слезами на глазах спрашивала Варя, оставив в покое подушку.

— Может, ты расскажешь, что случилось?

— Вот что случилось!!!

Варежка достала из огромного пакета, который притащила с собой, коробку, а из коробки — отвратительные красные лаковые сапоги.

— Можешь дальше портить мой диван, — разрешила я. — Это и правда слишком ужасно.

— Не издевайся, — всхлипнула Варя. — Это подарок от Лёлика!

— Чем ты ему так не угодила?

— Не знаю. Я вчера намекнула, что с удовольствием прошлась бы с ним по магазинам, вот он и решил мне сюрприз сделать…

Лёлик заявился сегодня к Варежке с утра пораньше, даже собраться как следует не дал и потащил в специализированный магазин то ли для девушек-байкеров, то ли для восходящих звезд стриптиза. Бедная Варя нашла в себе силы сдержать приступ паники и вежливо заявить, что у нее глаза разбежались от такого ассортимента (да уж, от такого ассортимента у кого хочешь глаза местами поменяются), и предложила зайти попозже. Но Лёлику, видимо, не терпелось ее порадовать, и он вспомнил, что Варежка на днях жаловалась, что у нее нет нормальных сапог. Сопротивление оказалось бесполезным, и подарок был вручен Варе силой. Проблема в том, что теперь сапоги волей-неволей придется надеть: Лёлик просто мечтает увидеть их «в действии».

— Сама виновата! — сквозь гомерический хохот проговорила я. — Зачем его в магазин потащила? Может, надеть сапоги под джинсы? Их видно почти не будет…

— Нет! — вдруг оживилась Варя. — Их должно быть отлично видно! До вечера, Жень, мне надо бежать.

Я хотела спросить, чего это она так заторопилась, но тут из кухни раздался крик:

— ЧТО?!!!

Если Лика так громко орет, значит, случился второй потоп или Трюфель добрался до ее новой сумки. Когда я выскочила из комнаты, она рыдала в ванной, а бабушка с торжествующим видом помешивала суп в кастрюльке.

— Ликусе сейчас намекнули, — елейным голоском пропела она, — что Лялечка выходит замуж за Бориса Илларионовича. В самом главном ее опять обошли!

— Лика так хотела выйти за этого режиссерозавра в капитанской фуражке? — ужаснулась Варя.

Бабушка энергично закивала, но я-то знала настоящую причину расстройства…

— Нет. Просто теперь ей не видать своих ролей. Придется менять амплуа на женщину бальзаковского возраста.

— Не в бровь, а в нос! — сказала, выглянув из ванной, Лика. — В смысле, в глаз! Он на ней женится мне назло!

— У тебя был шанс, — подлила масла в огонь Ирина Родионовна. — Интересно, он придет завтра на твой день рожденья? — и отвернулась к супу, напевая: — Мои года, мое бога-а-атство…

Вечером в университете меня ожидало два сюрприза. Во-первых, Варежка явилась в университет а-ля натюрель: никакого макияжа, волосы не уложены (а выглядят так, как будто не расчесаны), одета — вообще полный отпад: косуха, джинсы, мешковатый (не поймешь, дедушкин или бабушкин) свитер и — внимание! — красные лаковые сапоги на шпильке!

— Что за костюм Евы, Вареник? — поинтересовался Митька. — Только не садись на семинаре передо мной, у меня эстетическое чувство страдает!

Митька своим «эстетическим чувством» достал почти всех: первым замечает, если что не так. Варежка рассказывала, что как-то на первом курсе он посреди лекции прислал ей записку следующего содержания «Дорогая, у тебя стрелка на чулке справа». Как он разглядел, что она в чулках, Варя до сих пор не понимает. Вообще она Митьку терпеть не может, потому что он упорно называет ее Вареником.

Второй сюрприз был тоже не из приятных: в университете нарисовался ИЛ с букетом алых роз. Вряд ли цветы для Гавриила Петровича… Я почему-то ужасно испугалась, схватила Варю за рукав и вместе с ней скрылась в буфете.

— Ты что, с ума сошла?! — разозлилась она. — Свитер мне растянешь!

— Его можно растянуть еще больше?

Варя хотела возмутиться, но именно тут сзади кошачьей походкой подкрался ИЛ, чмокнул меня в щеку и прошептал на ушко:

— Привет.

Оказывается, когда ИЛ говорит шепотом, ему можно простить даже поцелуй без разрешения. На минуту я лишилась дара речи и способности поворачивать голову, поэтому ему пришлось обходить стол.

— Это тебе.

Он протянул мне розу. Одну. А кому ушел весь остальной букет? Пока я размышляла, ИЛ заметил Варю, улыбнулся своему отражению в ее лаковых сапогах и мурлыкнул:

— Отлично выглядишь!

— Я знаю, — мрачно отозвалась она.

— Вот урод… — восхищенно выдохнула я, когда ИЛ отошел к каким-то преподам со своей кафедры.

— Да ты влюбилась, Женька, — поставила диагноз Варя и даже не стала слушать мои возмущенные «да ты что», «я его терпеть не могу» и «как ты могла обо мне так плохо думать».

Я твердо решила подойти к ИЛу и спросить, в честь чего он дарит мне цветы. То есть цветок. И с каких пор мы так дружим, что целуемся при встрече. Но тут в буфете появился Лёлик и ухватился за стенку, чтобы не упасть. Варин новый имидж бьет прямо в сердце.

— Нужно усилить эффект, — ухмыльнулась Варежка.

Она решила во что бы то ни стало прогулять с ним на улице семинар по философии, несмотря на мокрый снег, чтобы Лёлик смог рассмотреть свой подарок как следует. Я решила не мешать столь «тонкому» процессу и целый час постигала смысл книги Хайдеггера «Бытие и время», но в перерыве прибежала Варежка и рассказала убийственную новость. Она своими глазами видела, как ИЛ обнимался во дворе с длинноногой блондинкой-третьекурсницей, а в руке у нее «снежной пылью серебрился» букет, из которого мне перепала одинокая розочка.

— Пошли, может, она еще там!

Философские проблемы смысла бытия тут же все куда-то подевались, а я выскочила на улицу вместе с Варей.

У входа стояла Томка с какой-то незнакомой девушкой. Вообще-то в эмгэушном дворике вокруг памятника Ломоносову тусуются все кому не лень, от бомжей, собирающих бутылки, до непризнанных рок-звезд, старающихся по-любому привлечь внимание учащейся прессы. Хотя, насколько я помню, Тамару каждый раз приходилось минут пять упрашивать, чтобы она сюда зашла.

— Привет!

Томка посмотрела на меня так, как будто ее от меня сейчас стошнит.

— Эй! Ты чего?! — удивилась я, но она меня упорно игнорировала.

Я ретировалась обратно к целующейся с Лёликом Варежке. Она легонько оттолкнула своего кавалера и зашептала мне так, чтобы не услышала Тамара:

— Это она!

— Кто?!

— Та блондинка, которой Лилейко подарил розы! Это она с Томкой!

Тамара о чем-то шушукается с девушкой, которой ИЛ подарил букет роз, и отказывается со мной разговаривать! Так злилась по пути домой, что проехала свою остановку, и пришлось возвращаться.

Но я, видимо, недостаточно удивлялась за сегодняшний вечер, потому что в подъезде, у лифта на моем этаже, сидел Гоша. Рядом на кафеле лежал букет розовых тюльпанов. Где он их достал в конце ноября?

— Ты чего тут? — нескладно поинтересовалась я.

— Тебя жду. Вот. — Он протянул тюльпаны, и я не смогла отказаться. — Твоя соседка теперь дежурит на чердаке.

— Я знаю.

— От кого роза?

— Да так.

Я бросила цветок на пол. Бутон разбился о кафель и лепестками рассыпался по всей площадке перед лифтом.

— Красиво, — почему-то сказал Гоша.

Он вдруг напомнил мне ИЛа, и я сдалась:

— Знаешь, у моей мамы завтра день рождения…

Кадр 9 Родина-мать зовет

Бабушка с раннего утра завела волынку: «С праздником, доченька, милая, счастья тебе, здоровья, а не пора ли замуж?» Лика согласна, что пора, только кандидатов в радиусе третьей кольцевой не наблюдается.

— С каждым годом мы становимся мудрее, Ликуся!

Ирина Родионовна ходила за дочкой по квартире, как будто ожидая, что на нее вот-вот снизойдет жизненная мудрость.

— И кому нужен этот ресторан! Пригласила бы самых близких домой, я бы пирожков напекла… А то собрала человек сто, кому это нужно?

Лика промолчала, потому что в бабушкиных словах была изрядная доля правды: из ста приглашенных половину она терпеть не могла, а остальные пятьдесят ее раздражали.

Часов в десять утра начался переполох под названием «мне нечего надеть». Мама разбросала по всей квартире свой неисчисляемый гардероб и, не найдя ничего подходящего, ушла в магазин за новым платьем. Мы с бабушкой ходили среди гор юбочек, блузочек, платьев и туфель, в панике пытаясь понять, как это все раньше помещалось в шкаф. Ну не может быть у нормального человека столько одежды!

Вечером Лика мерила мое зеленое платье (я лишалась права выбора и должна была надеть черное) и остервенело жаловалась на судьбу:

— Это просто невозможно! Билл точно притащит сюда эту Лялечку, а она начнет действовать мне на нервы. Черт, велико!

Зеленое платье было больше Лики размера на два. Ай как мне стыдно! Прости, именинный торт! Сегодня мы точно не встретимся.

Лика собиралась обстоятельно, так что на вечеринку мы неизбежно опаздывали. Я уже минут сорок стояла в платье и наблюдала, как Лика ругается с приглашенным на дом визажистом по поводу туши для ресниц.

— Я сказала темно-коричневую, а не цвета детской неожиданности! — бушевала она. — Как можно быть таким невнимательным! И что это за фиолетовые тени! Немедленно переделайте!

Визажист тихо взвыл и принялся в пятый раз снимать тени с Ликиных век.

— У меня из-за вашего непрофессионализма глаза будут красные! — Она умудрялась ругаться, даже когда ей подкрашивали губы.

Выходит, Лика платит долларов 150 в час за лишнюю нервотрепку? Кроме того, она, как любая актриса, умеет накладывать макияж не хуже самого профессионального визажиста. У нее в спальне стоит специальное зеркало с лампочками по краю, как в театральной гримерке, перед которым Лика каждое утро проводит не меньше часа. Она может накраситься так, что косметики на лице не будет заметно и при этом все будет выглядеть идеально. Но сегодня Лика захотела сделать гламурный макияж с яркими блестящими тенями и накладными ресницами из переливчатых перьев. Поэтому к нам пришел развязный мальчик, похожий на танцора, с двумя стальными чемоданчиками, набитыми кучей инструментов для превращения девушки в жар-птицу или попугая какаду (это уж как получится).

Он крутился вокруг Лики, виляя попой, как будто танцевал спортивное танго. Но маме вертлявый визажист встречался не впервой, поэтому она на его фигуру не отвлекалась, и, пока я пыталась понять, как можно так изящно изогнуть спину и при этом не упасть, Лика отчитывала его за неправильно подобранную тушь.

Когда несчастный парень наконец умудрился ей угодить, Лика резко вскочила и повернулась ко мне:

— Ну, сколько можно тебя ждать?!

— Меня?

А тут еще оказалось, что Трюфель сожрал мои черные туфли, и пришлось на огромной скорости переодеваться в зеленое платье под Ликины крики:

— Вечно мы из-за тебя опаздываем!

Теперь я весь вечер буду чувствовать себя на два размера толще собственной матери. «Ах, я так хотела надеть это платье сегодня! — пожалуется Лика кому-нибудь из гостей. — Но оно оказалось мне велико!» Это вполне в ее стиле.

Мы приехали как раз вовремя: бабушка собиралась выйти к гостям с огромным подносом своих фирменных пирожков с луком. Лика успела остановить ее в самый последний момент, а Ирина Родионовна так оскорбилась, что тут же уехала домой.

Сразу за нами в ресторане появилась та самая террористическая группировка, которая могла все испортить. В первом ряду образцовым семейством вышагивали папа с Сарой и игрушечной фиолетовой страусихой.

Когда папе исполнилось тринадцать, его собственный папа передал ему Великую Тайну: чтобы женщина никогда не жаловалась на подарки, нужно дарить ей исключительно мягкие игрушки. Она будет по этому поводу умиляться и наивно думать, что мужчина считает ее ребенком. Папа никогда не отступал от этого весьма выгодного правила, хотя давно догадывался, что женщине куда приятнее щеголять в дорогом колье, чем чувствовать себя ребенком. Лика на 39-летие получала фиолетовую плюшевую страусиху — ни дать ни взять гламурная модель с обложки: губки, то есть клюв, в розовой номаде, в глазах — блеск брильянтов, на лапках — десяток пластмассовых браслетов со стразами. Именно так выглядят женщины, мечтающие о дорогих подарках. Остроумно, ничего не скажешь.

Сразу за папой и Сарой появились Борис Илларионович с Лялечкой. Лялечка надела умопомрачительное красное платье и тащила букет орхидей.

— Она же знает, что у меня на орхидеи аллергия! — прошипела Лика и ретировалась на кухню.

Мой образцовый папочка заметил Лялечку, тут же оторвался от своей гражданской жены и стал упорно смотреть на юную актрису глазами голодного тигра. И не стыдно ему… Я заглянула к Лике.

— Сейчас, — буркнула она… — Ты видела Лялечкино кольцо? Камешек больше пальца. А пальчики у нее, мягко выражаясь, не аристократические.

— В смысле?

— В смысле — жирные у нее пальцы! Иди к гостям, там кто-то из твоих пришел. Кстати, он ничего… Как зовут?

Я обернулась.

— ИЛ! — Вот уж не ожидала!

— Оригинальное имя. Он латыш?

— Почему латыш-то? — удивилась я. — Я пойду, а то он еще потеряется…

Но ИЛ и не думал теряться. Он сразу встретил кого-то из знакомых и завел образцовую светскую беседу. Лялечка наконец обратила внимание на голодного тигра и ответила — взглядом трепетной газели.

Я подкралась к ИЛу со спины, но решила не следовать его примеру и, вместо того чтобы шептать на ухо, изо всех сил пискнула:

— Привет! — Даже голос сел от волнения.

Надеюсь, волнение вызвано папиной охотой на мамину конкурентку.

— Привет. — Он так нежно улыбнулся, что голос у меня вообще пропал. — Где именинница?

Я кивнула в сторону ресторанной кухоньки. Смелая девушка на моем месте поставила бы вопрос ребром: «Зачем ты рассказывал про романтику на картонке в заброшенном доме? Зачем подарил мне один цветок из букета?» Но я не смелая девушка, поэтому молча плелась за ИЛом, пытаясь убить его взглядом в спину.

— Женечка, деточка, а где Ликуся? — медовым голоском поинтересовалась Лялечка.

Какая я тебе деточка?!

На кухню мы зашли явно не вовремя. Посреди стола возвышался огромный торт, весь утыканный свечками. Весь! Их ровно столько, сколько Лике лет, — наверняка бабушка выдала. А мы ввалились как раз в тот трепетный момент, когда мама решила слегка помолодеть и выдергивала злополучные свечки. Вручив Лике орхидеи, Лялечка принялась розовым пальчиком в брильянтовом обручальном кольце сосредоточенно считать недовыдернутые свечки.

Мама кинула мне букет и пошла через зал искать лекарство от аллергии, улыбаясь под градом поздравлений и изо всех сил стараясь не чихнуть. Актриса-отравительница уже танцевала с Биллом и радостно смеялась.

Только я собралась с духом, чтобы завести какую-нибудь философскую беседу с ИЛом, как в зал ресторанчика вбежал румяный и запыхавшийся Гоша с одинокой розочкой в целлофане. Он вручил несчастный цветочек мне (о господи! День рождения не у меня!) и явно ждал пылкой благодарности.

— Не буду мешать, — улыбнулся ИЛ, хотя точно заметил, что я пребываю в состоянии тихого ужаса.

— Ну… как дела, малыш?

В черном костюме и галстуке Гоша напоминал школьника. Черт, «малыш»… А ведь раньше мне нравилось, когда он так меня называл.

— Нормально. Учусь, работаю.

Бизнес-малыш, университетский малыш, абсолютно не сентиментальный малыш!

— Я на Арбате в антикварном салоне видел отличную дверную ручку. — Гоша изо всех сил пытался меня заинтересовать. — Завтра сходим посмотрим?

— Да, конечно.

Я рассеянно наблюдала за ИЛом, который о чем-то весело болтал с Ликой. Она помахивала фиолетовой страусихой и искоса посматривала на нас. Неужели хочет и Гошу переманить к себе?

— Привет, Женька!

Варя довольно живо изобразила радость первой встречи, хотя мы уже раз пять за вечер друг друга видели. Наверное, хочет о чем-то поговорить.

— Привет! Мы оставим тебя на минутку? — спросила я у Гоши.

— Только на минутку, — кокетливо добавила Варя. — Ничего, что я тебя увела? — спросила она, когда мы отошли на безопасное расстояние.

— Наоборот, очень даже хорошо, — честно призналась я. — Он уже стал меня раздражать.

— Он же тебе сильно нравился… Недели две только и слышно было: ах на крыше, ах как романтично, ах мой милый Карлсон! Господин Лилейко превзошел Гошу?

— При чем тут ИЛ? Просто раньше Гоша был таким целеустремленным, сильным, что ли, а теперь…

— А теперь он влюбился и размяк.

— Думаешь? На него это не похоже. И потом, я неделю назад признавалась ему в любви, а он даже не воспринял это всерьез. Вроде того, что ничего между нами быть не может…

— Ты призналась ему в любви?! То есть, хочешь сказать, ты была в него влюблена неделю назад, а теперь все прошло?

Честно говоря, вряд ли. Может, все дело было в обстановке? Тайное свидание ночью на крыше: только признаний в любви и не хватает. И потом, Гоша предложил расстаться, а мне этого не хотелось, и нужен был веский аргумент. Вот я и брякнула, что люблю его. Но ведь в тот момент считала, что говорю искренне! Между прочим, ведь он мог в это поверить… и запомнить.

— Варь, кажется, я попала. Он же думает, что я в него влюблена. И он совсем взрослый, а с такими не шутят.

— Возможно, для тебя это будет новостью, но с такими чувствами тоже не шутят, — резко ответила Варя. — Может, стоит посоветоваться с мамой?

Я посмотрела на Лику, которая вовсю кокетничала с ИЛом. С ней, пожалуй, посоветуешься! У каждой девочки должна быть возможность рассказать все маме, но моей всегда хотелось, чтобы я была не такой, как все.

Папа легко одолел Лялечку и теперь танцевал с ней какой-то забавный эротический танец, а изобразить львиный взор пытался уже Борис Илларионович. Получалась скорее голодная гиена. Гоша скучал в уголке, а я колола пальцы его розой. Надо же! Неформальный художник за неделю эволюционировал в прилизанного офисного работника в костюмчике. Мне эта эволюция ой как не по душе, но Варежка абсолютно уверена, что причиной изменений являюсь именно я.

Звонко хлопнул об пол чей-то бокал. Папа презрительно смотрел сверху вниз на белую капитанскую фуражку Бориса Илларионовича, а Лялечка повисла у него на руке и, весело поблескивая глазами и брильянтом на пальце, подвывала:

— Борюсичка, не бей его, пожалуйста!

Папа, видимо, давно не дрался, поэтому прямо умолял взглядом предоставить ему приятную возможность дать сдачи. Билл был не дурак, поэтому только картинно замахивался, видимо, надеясь, что его сфотографирует ИЛ, который уже пару раз обошел вокруг них с заинтересованным видом. Но он не выбирал место, чтобы сделать лучший кадр, а ждал развития событий.

— Федя, тебе лучше уйти!

Расталкивая гостей, к ним подошла Лика. Глаза у нее покраснели — видимо, пыльца подлых орхидей успела-таки подействовать.

— Почему мне, а не ему? — обиженно спросил папа.

Так в детском саду малыши удивляются: «А почему я»?

— Потому что я тебя прошу (неопровержимый аргумент). Я неважно себя чувствую, так что тоже ухожу, — очаровательно улыбнулась Лика. — За главную остается Женечка. Всем спасибо, всех с днем рождения, всем пока!

ИЛ подошел к ней и что-то зашептал на ухо. Я зажмурилась от обиды. Почему ей? Почему с ней? Опять! Страшные существа актрисы! Страшные, непонятные и малоизученные — вот так вот, хоть я и обожаю свою маму.

Я никогда еще не была так зла на Лику. Мало того что она оставила на меня почти восемьдесят человек своих гостей, половину из которых я вообще не знаю, так еще и увела за собой единственного человека, с которым мне приятно было общаться. Скажем так. Приятно общаться, и все. Томка не пришла, я так и не узнала, с какой радости она на меня дуется и кто такая эта блондинка, которая заслужила букет роз от ИЛа. Гоша ходил за мной весь вечер по пятам, каждые десять минут начинал извиняться (хоть часы сверяй), явно ждал, когда я наконец брошусь в его объятия и раз десять подряд признаюсь в вечной любви. Варежка время от времени спасала, но не сочувствовала, а наоборот, отчитывала за легкомысленность.

Дома меня, злую и измученную, ждал неприятный сюрприз. На лестничной площадке в позе «Родина-мать зовет» застыла сияющая бабушка в праздничном переднике с алыми розами и, не дождавшись, когда я войду в квартиру, начала взахлеб рассказывать:

— Ликочка уже спит. Нашла она свое счастье! И прямо в день рождения!

— Какое еще счастье?

Я только что избавилась от Гоши, который пошел меня провожать и отлепился только около подъезда. Ох, как же надоели мне эти эротические игры на свежем воздухе!

— Молоденький он, конечно, — продолжала тем временем бабушка. — Но любви все воз…

— Молоденький?

— Ну да, привез ее на машине, поцеловал в щечку, я сама в окно видела. Ликочка домой прибежала, щечки горят, глаза блестят. Она, когда первый раз влюбилась, в пятом классе, такая же была, девочка моя! Наконец-то!

— Лика!!!

— Женя, ты что?! Тише! Спит она! — прошипела бабушка, но меня это мало волновало. Молоденький!

Лика сидела на кровати в спальне и с укоризной смотрела на свою растрепанную дочку.

— Это ИЛ?! — рявкнула я на всю комнату и включила свет. Сзади прошуршала любопытная бабушка и застыла у стенки.

— Не кричи так посреди ночи, пожалуйста. Я все-таки уже немолодая женщина, — спросонья кокетничала Лика, жмурясь от света яркой лампочки, и делала вид, что абсолютно ничего не понимает.

Я постаралась сдержанно сформулировать вопрос:

— Это ИЛ? Молоденький. Кавалер. Который тебя провожал?

— Аа… Илья? Да…

— Как ты позволила себя поцеловать?! — Оказывается, я отлично умею рычать, когда захочу.

— Так в щечку же, по-дружески! — смущенно улыбнулась Лика.

— Ну конечно, по-дружески! — не унималась я. — У тебя все по-дружески, только ты при этом по-матерински всех моих мужчин уводишь.

— Ирина Родионовна, оставьте нас, пожалуйста. Я хочу сделать дочке внушение, — попросила Лика бабушку.

Я села на край кровати.

— Так он твой? — тихо спросила Лика.

— Ну, не совсем, — замялась я. — Не мой.

— Он тебе нравится? У меня аллергия разыгралась и Илья подвез меня домой. Вот и все. А потом поцеловал в щеку, когда мы прощались. Кажется, это нормально, разве нет?

— А как же блестящие глазки и розовые щечки? Когда в пятом классе Ликочка в первый раз влюбилась.

— В седьмом классе. А сегодня, повторяю для недогадливых, у меня была аллергия. Не любовь, а насморк, понятно? Хотя у тебя неплохой вкус.

Я запустила в Лику подушкой, но уже совсем не злилась. Сложно вести себя более глупо, да еще было бы из-за кого… Может, последовать Вариному совету и поговорить с ней о Гоше?

Но мама уже отвернулась и включила телевизор. Диктор новостей с идеально зачесанными волосами хитро улыбнулась и начала: «Страусиха Фифа в подмосковном зоопарке уже три года живет без самца. Это провоцирует у птицы серьезную весеннюю депрессию, но зоопарк, к сожалению, не заинтересован в приобретении мужской особи».

Пульт полетел в угол, Лика нервно засмеялась. В кресле вальяжно развалилась фиолетовая страусиха, подарок папы.

Кадр 10 Кастинг третьего размера

— Думаешь, это оригинально — предлагать читательницам полтергейст как потенциального бойфренда? — задумчиво поинтересовалась Полина, заместитель главного редактора из YES! и положила передо мной фотографии, сделанные на прошлой неделе.

Хм… Вокруг головы парня неизвестно откуда возникли белые разводы.

— Может, представим его как инопланетного гостя, который ищет невесту среди русскоязычных землянок, чтобы потом увезти ее на Марс? — с надеждой в голосе предложила я.

— Ты отвечаешь за личную жизнь читательниц! — угрожающе потрясала кудряшками замредактора.

Кстати, скажите, пожалуйста, а кто отвечает за мою личную жизнь? Немедленно увольте этого человека! Он не справляется!

— Не сомневайся, после dead line’a тебя ждет верная смерть! — уверила меня Полина на прощание.

Проблема в том, что последний срок сдачи материала, он же «линия смерти», уже завтра.

Инстинкт самосохранения направил меня к папе за цифровым фотоаппаратом. Пользоваться обычным после инопланетных разводов на пленке было рискованно. Мобильник у него не отвечал, так что я прямиком направилась в огромное здание на Смоленской набережной, где папочка не покладая рук исполняет свой долг перед обществом. Его секретарша Лариса, для своих Ириска, помахала мне из-за стеклянной двери приемной. Тех, кто видит ее впервые, наповал удивляют Ирискины ногти — предмет гордости и неустанных забот сразу двух маникюрш и одного жутко симпатичного специалиста по nail-дизайну. Сегодня они были выполнены в стиле обложек глянцевых журналов. YES! красовался на указательном пальце правой руки.

— Привет, папуля в зале, у него кастинг.

Ах, вот почему телефон не отвечает: как же тут оторвешься!

— Погоди, я тебя провожу! — крикнула она вслед.

Мне очень хотелось избежать тесного общения и, как следствие, раскопок в моей не шибко приятной личной жизни, поэтому я рванула к залу на предельной скорости.

У самых дверей стояла толпа минимально одетых девочек. Все моложе меня, все делают карьеру. Они болтали, как стая взволнованных волнистых попугайчиков, и мазали друг другу спины гелем с блестками. Уловив движение в конце коридора, модели мигом оторвались от своего жизненно важного занятия и с интересом принялись рассматривать мою фигуру. Несколько девушек сочувственно улыбнулись, но как только я попыталась пройти в зал, стеной встали перед дверью.

— Здесь очередь, девочка! — заявила 16-летняя нимфетка и своим на удивление развитым бюстом ловко приперла меня к стенке. — Записывайся!

Мне протянули список из 132 несовершеннолетних моделей. Последней там значилась Женевьева Камешкина, 17 лет.

— У меня там папа, — робко пробормотала я.

— А у меня там все родственники по материнской линии, — не растерялась девочка. — Записывайся!

И быть бы мне в списке после Женевьевы Камешкиной, если бы в коридоре не появилась Ириска.

— Все отошли от двери на два метра! — размахивая пальчиком с обложкой YES! на ногте, прокричала она. — Вы, двое, что здесь делаете? Я же ясно сказала: только девушки с третьим размером! Не меньше!

Прижавшая меня к стенке девушка в раздражении хлопнула списком об пол, а Ириска наконец заметила меня. — Что, не пропустили? Я же говорила — подожди. Эти карьеристки кого хочешь съедят…

Я вошла в зал, подавленная сознанием того, что в Москве есть 132 девушки модельной внешности моложе 18 лет с третьим размером груди. Папа стоял ко мне спиной и без всякого интереса смотрел на девочку в белом кружевном платьице. Зачем в молодежной коллекции такие откровенные вещи? Девочка фамильярно улыбалась директору по кастингу и активно оправдывалась по неизвестному поводу. Интересно, если бы у меня был третий размер, я была бы такой же смелой?

— Я просто подумала…

— Вместо того чтобы просто думать, лучше просто пройдитесь, — предложил папа.

Ему никогда не нравилось, когда девушки начинали размышлять. Модель плавно поплыла вдоль подиума.

— Деточка, ты похожа на рыбу, — ехидно заметил он. — Тебе бы русские народные костюмы представлять! Будь добра, не выступай, словно пава, — и не оборачиваясь крикнул мне: — А ты что в пальто стоишь? Раздевайся!

— Пап, это я…

— О, привет, малыш! Можешь остаться одетой, я и так знаю, что ты красавица.

Модель на подиуме презрительно поджала губки и остановилась.

— Ну почему все останавливаются, стоит мне отвернуться? — разбушевался папа. — Почему ты встала, царевна Лебедь?! Ирис-кис-кис, принеси нам кофе, сласть моя!

Лариса расцвела от удовольствия и вышла из зала.

Через пять минут папа с опаской косился на странно пахнущий кофе и объяснял мне его происхождение:

— Обожаю Ларису, но кофеварку она выбрать не смогла.

И повернулся к очередной девушке на подиуме, которая наивно думала, что на нее никто не обращает внимания.

— Ну кто так поворачивается?! Электроник, мальчик на шарнирах? У нас тут не дискотека восьмидесятых! Кстати, как тебе мои девочки?

— Честно говоря, я ужасно завидую их фигурам, — призналась я. — Но они какие-то одинаковые… И глаза пустые, мысли в них нет.

Сложно удержаться от критики, когда модели все время смотрят на тебя с легким презрением.

— Какая там мысль! — рассмеялся папа. — Видишь, какая коллекция откровенная, неужели кого-то заинтересуют их глаза? Деточка, что у тебя на голове? Прическа в стиле «Болек и Лёлик» вышла из моды сразу после Второй мировой!

Я испуганно пригладила волосы, но он обращался к модели.

Кофе был отвратительный, девушки на подиуме меня явно ненавидели, так что я решила перейти к главному:

— Пап, я хотела попросить у тебя фотоаппарат на один день. Мне завтра сдавать материал, а мой аналоговый что-то бесится… Цифровой нужен.

— Ты не против, если я тобой тоже немного попользуюсь?

— Конечно, — не подумав, ответила я.

— Мне нужно кому-нибудь сбагрить Тараса на выходные…

Нет! Нет! Не-е-ет, только не это! Я не могу провести два дня в одной квартире с малолетним маньяком!

— Па-а-ап…

— Ладно тебе, он трудный подросток, но уже достаточно самостоятельный. Ты справишься, поверь мне! Возьми у Ириски ключи от квартиры, фотоаппарат у меня в кабинете. Кстати, можешь его забрать себе. Я им пользовался всего пару раз в отпуске, так что он только пыль собирает.

После такой щедрости сложно было ему в чем-то отказать. Здравствуй, цифровое чудо с разрешением в девять мегапикселей, прощайте, спокойные выходные.

— Я могу идти? — поинтересовалась девушка, беззастенчиво переодевающаяся рядом с подиумом.

— Ходить ты не можешь — это диагноз. Так что исчезни на сегодня с глаз моих и перестань трепать нервы!

— Пап, я тоже пойду…

— Иди, малыш, я привезу Тараса утром в субботу.

Боже, как можно было надеяться, что он забудет?!

До папиной квартиры от агентства было минут пятнадцать пешком (что не мешало ему регулярно опаздывать на работу). Я уже пыталась подобрать нужный ключ к одной из трех замочных скважин, когда дверь квартиры распахнула бледная и явно не выспавшаяся Сара. Выронив ключи от неожиданности, я бросилась их поднимать, но не успела — она схватила меня за плечи и слегка тряхнула:

— Господи, что с ним?!

Пока я с перепугу пыталась сообразить, о чем речь, Сара побледнела еще больше (я-то думала, больше некуда) и снова спросила:

— Что с Федором?

— Да что с ним может случиться? Сидит на работе, девушек рассматривает…

— У него мобильник не отвечает, — дрожащим голосом пожаловалась Сара.

До меня наконец дошло, что она по-настоящему переживает.

— Все в порядке, не волнуйся! Я его видела пятнадцать минут назад. У него кастинг, поэтому телефон отключен.

Господи, она что, первый раз не может до него дозвониться?!

— Слава богу, — она устало опустилась на маленький стульчик в коридоре. — Прости, Жень, я тебя, наверное, напугала. Он дома не ночевал…

— Что? — возмутилась я. — Как это не ночевал?

— Да все в порядке, так и раньше бывало. Просто обычно он звонил, придумывал какой-нибудь повод… Я хоть знала, что ничего не случилось. А вчера, видимо, просто забыл позвонить.

— Что значит — забыл? У него же другая женщина! — бушевала я. — Как ты можешь это терпеть?!

— У него не другая женщина, — устало улыбнулась она. — У него ДРУГИЕ ЖЕНЩИНЫ. И с этим невозможно бороться.

Я поплелась в папин кабинет. Лика его за «других» в порошок бы стерла. Оглянулась в поисках фотоаппарата и увидела мамину фотографию в рамочке на столе. Лика в роли Золушки танцует в обнимку со шваброй. Запачканное сажей платьице грамотно порвано в нужных местах — полный разврат. Я вытащила из ящика фотку маленького Тараса и вставила в рамку поверх Лики — может, папочка хоть раз в жизни задумается? Хотя вряд ли…

В поисках мальчика для «Выбора YES!» отправилась на Старый Арбат — единственное место в Москве, где можно встретить красивого одинокого парня прямо на улице.

Почти сразу наткнулась на загорелого красавчика в кожаном пальтишке — точно какой-нибудь тренер из спортзала. Рассматривает шапки-ушанки в ларечке на улице: видимо, готовится к зиме. Такие одинокими не бывают, но вдруг повезет?

— Простите, я…

— I’m sorry, I don’t speak Russian, — невозмутимо заявил парень и отвернулся, но я не сдавалась:

— I’m from YES!-magazine. Do you…

— I don’t speak English. I’m sorry.

Голову даю на отсечение, что в этот раз он все отлично понял.

— Се ля ви! — сочувственно добавила пухленькая продавщица.

Чуть позже какой-то нервный пятнадцатилетний модник заорал на всю улицу: «Да ты мне не нравишься совсем!» — чем довел меня до состояния, близкого к нервному срыву. Начинался дождь.

Я как раз думала, идти ли мне в редакцию прямо сейчас с повинной или дождаться завтрашнего утра казни, когда увидела Гошу. Он был во вчерашнем костюмчике, черном пальто и рыжем шарфе размером с хороший плед. Жаль, он для YES по возрасту не подходит…

— Привет! Как дела?

— Не очень. Нужно найти героя для рубрики, а парни от меня бегают как от огня.

— Вот идиоты! Пошли, я покажу тебе чудесный экспонат для коллекции дверных ручек. Тут совсем рядом.

Мы остановились у маленькой витрины антикварного магазинчика. В витрине стояло пыльное кресло с выцветшей коричневой обивкой. Ручек видно не было.

— Ну как? — явно гордясь собой, спросил Гоша.

— Что — как? Кресло совратительное!

— Да причем тут кресло? — удивился он. — Посмотри на ручку! На двери!

— О-о-о… — только и смогла сказать я.

С ума сойти! Она была просто прекрасна. Выглядит так, как будто вылита из серебра. С одной стороны — львиная голова, с другой — птица с отбитой головой. Видимо, когда-то это был орел. Ручка огромная, как на дверях старого здания МГУ. По четыре заклепки в виде солнца и луны с каждой стороны, не болты, заклепки, их выдергивать надо.

— Гоша, это безнадежно! Они ее в жизни не продадут.

— Не продадут, — вздохнув, согласился он. — Я спрашивал. Придется взять так.

— Ты с ума сошел! В центре города, дверь магазина! У них тут точно сигнализация…

— И камеры слежения. Вон, сбоку, видишь?

— Что за глупости? — я начинала злиться. — Решил поиграть в голливудский боевичок про ограбление банка? Или произвести на меня впечатление таким бездарным способом? Тебе сколько лет?

— Я тоже тебя люблю.

Я задохнулась от неожиданности. Не сейчас, не сегодня, держи это в себе, мне не нужно… Дождь полил со всей силой, зонтик уже не спасал.

— Я подумал, что…

— Остановись, — тихо сказала я. Гоша тут же замолчал. — Это неправда, ты не любишь, тебе кажется.

— Мне не…

— Я еду в университет. Проводишь меня?

— Мне не тринадцать лет! Мне не кажется! — Но, заметив мой взгляд, остановился. — Я тебя напугал, малыш? Прости, не будем об этом. Я тебя провожу.

До университета добирались в тревожном молчании. Я все время боялась, что он опять начнет признаваться в любви, а Гоша не сводил с меня задумчивого взгляда. Любая почувствует себя стервой, если на нее так смотрят. Когда я, все еще в образе роковой женщины, зашла в аудиторию, до начала лекции был почти час. За первым столом сидел Митька и сосредоточенно изучал книжку с многообещающим названием «99 способов понять женщину».

— Мить, у тебя есть девушка?

— Ты думаешь, если бы она была, я бы приходил в университет на час раньше и читал эту макулатуру? — огрызнулся он, но тут же улыбнулся. — А что, есть предложения?

— Есть, — кажется, я нашла героя для рубрики.

Через полчаса, когда Митя позировал мне для двадцать восьмой фотографии (чтобы уже наверняка) и одновременно отвечал на вопрос «Опиши девушку, с которой ты согласился бы посмотреть «Бемби» второй раз», в аудитории нарисовалась Варежка.

— Обожаю «Бемби»! Мы с Лёликом уже раз пять смотрели, ему очень нравится!

Митька так расхохотался, что чуть не свалился со стола, на котором живописно устроился для двадцать девятого кадра.

— Ты чего ржешь?! Он сам предложил! — обиженно заявила Варя.

— Наверное, спер у нее свежий номерок YES! и прочел это в разделе полезных советов для мальчиков, — предположил Митя, пытаясь вернуться в картинную позу.

— Мы не даем советов, которые могут негативно сказаться на психическом здоровье читателя, — сурово заметила я.

Он снова потерял равновесие.

— Женька, ИЛ в буфете, — шепнула Варя. — Продефилируем?

Честное слово, я совсем не хочу смотреть на эту хитрую рожу. Он вчера заигрывал с моей матерью, и я его ненавижу! Но мне нужно поговорить с подругой…

— Пошли.

ИЛ заметил меня и нервно улыбнулся. Знает кошка, чье мясо съела. Мне сразу заорать: «Не лезь к моей маме, урод!» или это будет выглядеть странно? Демонстративно купила ромашковый чай и подошла к его столику.

— Привет. Можно к тебе?

— Конечно, садись… Как дела?

Я начала было подробно описывать сегодняшние проблемы с поиском парней-героев, но быстро спохватилась, что ему это вряд ли интересно, и испуганно замолчала. В образовавшуюся эффектную паузу вплыла красавица блондинка, которая шушукалась на днях с Томкой, длинной ногой отодвинула стул и размазала свой розовый блеск для губ по улыбающейся щеке ИЛа.

— Привет, сладкий!

Я поперхнулась ромашковым чаем. «Сладкий»?

— Мы пойдем, нам пора на лекцию, — бодро (нет, скорее нервно) заявила я и встала.

— Еще целых двадцать минут! — возразила Варя, но я уже выходила за дверь.

Ненавижу ИЛа почти так же сильно, как отвратительно-полезный ромашковый чай. Варежка осталась в буфете.

Отправилась в читальный зал — за два месяца до сессии это лучшее место для желающих уединиться. За столом выдачи дремала библиотекарша, в сползших на нос очках, а на последнем ряду парочка первокурсников представляли, что они в кинотеатре.

Я уселась на неудобный стул и достала совершенно случайно оказавшийся в сумке учебник. Первокурсница сзади нервно вздохнула.

— Может, вам и свет выключить? — предложила я.

Девушка пулей выскочила за дверь. Парень медленно выбрался из-за стола и, пробормотав что-то (мне вряд ли было бы приятно это услышать), тоже вышел.

— Так я и знала, что ты здесь, — с любопытством оглядываясь по сторонам, ко мне подошла Варя.

Не удивлюсь, если она тут в первый раз.

— Ты чего убежала, как ошпаренная? Я зато теперь знаю, что новую Томкину подружку зовут Оля, она учится на третьем курсе дневного отделения. А когда я их спросила, встречаются ли они, то они хором заорали, что нет. Правда, Оля потом покраснела. Ну она же моложе, Жень. Ты с ней в два счета справишься!

— Зачем мне с ней справляться? Мне этот урод не нужен!

— Урод. Ну-ну, — скептически кивнула Варя. — А Гоша тоже урод или как?

— Гоша тут при чем?

— А при том, что он протирает асфальт около универа. Минут пятнадцать плакался мне, что так жестоко тебя, бедненькую, нежную, слабенькую (это цитата, я о тебе куда худшего мнения!), обидел, а теперь не знает, как вину искупить. Кстати, очень боится, что ты можешь погибнуть от неразделенной к нему любви. Я попробовала намекнуть, что ты уже вылечилась и жить точно будешь, но он не верит. Ох уж это мужское самомнение, да? — Варежка сильно злилась. — Ты знаешь, он ведь работу нашел. Пашет теперь в каком-то офисе. И все из-за тебя. Хочет нормально обеспечивать свою прекрасную Лолиту.

— Лолите двенадцать лет было.

— Совершенно верно. А тебе двадцать, и ты не Лолита, а стерва! — голос у Варежки сорвался. — Выйди, успокой его! Немедленно выйди!

Библиотекарша за стойкой проснулась и посмотрела на часы.

— Девушки, мы закрываемся! Сдайте книги и покиньте читальный зал!

— Какие книги? — рявкнула на нее Варя. — Откуда у нас книги?!

Я вышла на улицу. Ливень ожесточенно трепал последние листья на измученных деревьях. Гоши не было.

Кадр 11 Укрощение Тарасика

Суббота. Слишком рано, чтобы понять, сколько сейчас времени.

За свою спасенную от dead line’a жизнь мне придется платить слишком большую цену. Два лучших дня в неделе провести со сводным братом — это не так приятно, как кажется. Или никому не кажется?

Полчаса назад позвонил папа, разбудил Лику и заявил, что мне пора приезжать за Тарасом. Лика в шоке. На мой невнятный лепет о том, что любимый папочка пожертвовал свой цифровой фотоаппарат, заявила, что купила бы мне фотостудию, если бы знала об угрозе появления в доме Тарасика.

Будем иметь в виду.

У бабушки еще вчера сработала интуиция, и она в очередной раз укатила на дачу — общаться с природой. Честное слово, лучше уж с природой в ноябре, чем с братишкой-оболтусом в период полового созревания. В прошлом году Тарас вступил в сию беспокойную пору, и житья от него совсем не стало.

8.00.

Что все эти люди делают в метро так рано утром? Почему они не спят? Или сегодня не суббота? Или они все должны забрать откуда-то сводных родственников? Пожилая женщина нависла надо мной в такой опасной близости, что из соображений вежливости и самосохранения пришлось уступить ей место. Садиться она и не подумала, а я получила за свою гипертрофированную заботу по заслугам.

— Я похожа на инвалида?! — бушевала она. — Вам только дай повод поиздеваться!

Вот так и делай добрые дела.

8.20.

Все еще слишком рано, чтобы начать соображать.

Тарасик, очень бодренький, несмотря на раннее утро, сказал мне: «Привет, детка». Убить бы сто, да так, чтобы помучился как следует. Все-таки я очень агрессивна, когда не высплюсь. В метро он вытащил из рюкзака явно не детский журнал и стал увлеченно рассматривать картинки, от которых разволновался даже сидящий рядом дедушка. Интересно, маленьким мальчикам это на пользу?

Лика встретила нас дружелюбно, но журнал отняла сразу.

— Мне папа разрешил! — заверещал Тарасик.

— Не сомневаюсь, — съязвила в ответ она.

Мы завтракали здоровой детской овсянкой с фруктами, Лика даже мне кофе пить не разрешила. Back to детский сад! Как маленькие дети умудряются просыпаться так рано без кофеина?

10.00.

Позвонила Варежке. Сейчас мы встретимся в кофейне, и мне станет получше. Сводим Тарасика в кино, что ли? Или в зоопарк — и оставим там, в клетке с бабуинами? Они отлично уживутся!

10.30.

Варежка улыбается моему милому братишке, как будто он младенец в голубых пеленочках. Ох, наивная!

— Я Варя, а тебя как зовут? — чуть наклонившись к нему, просюсюкала Варя.

Не иди на сближение, он не понимает нашего языка и может покалечить! Но было уже поздно.

— Привет, я Тарасик, у меня в трусах карасик! — улыбнулся он Варе бесстыжей отцовской улыбкой.

— На что это он намекает? — озадаченно спросила она.

Тарасик галантно пододвинул ей стул и шепотом пояснил:

— На СЕКС!

Варя испуганно шарахнулась в сторону, а мой излишне развязный братец получил подзатыльник и среагировал в том же стиле:

— Да, детка! Ударь меня еще!

— Может, дать ему валерьянки? — задумчиво предложила Варя.

13.00.

Мы совершили непростительную ошибку и сходили с Тарасиком на фильм про вольную и разгульную жизнь вампиров. Теперь он раздобыл где-то кусок доски, утверждает, что это осиновый кол, и постоянно норовит нас с Варежкой уничтожить. Мы сняли темные очки, чтобы убедить его в том, что не боимся света, но, кажется, Тарасик нам не поверил.

— Вы могли мутировать! — заорал он на всю улицу. — Отвратительные вампирши-мутанты!

Мне кажется или у меня растут клыки?

14.00.

Терпение кончилось. Этот уродец вместе с Трюфелем всухую сожрал три коржа для торта. Черт, я собиралась отметить счастливый понедельник — день избавления от Тарасика! По-моему, Трюфелю от бисквита стало не по себе…

Лика побила все рекорды объективности и наорала на меня за то, что я несчастного ребеночка морила голодом, да так, что он даже мою сомнительную выпечку съесть не побоялся.

— Она ж вампирша, крови напьется и кушать не хочет, — объяснил ей Тарасик.

— Конечно, деточка! Пойдем, я дам тебе супчику…

Ну почему она со мной так не сюсюкала, когда я в десять лет сама жарила себе яичницу на завтрак, обед и ужин, потому что Лика боялась испортить маникюр?

15.30.

Приходил участковый милиционер за двумя антиобщественно настроенными девочками, которые кидаются презервативами, наполненными водой, в бабулек у подъезда. Сейчас я покажу Тарасику антиобщественных девочек! И откуда у него презервативы?

Явился Гоша с цветами и был милостиво оставлен играть с Тарасиком. Их уже минут пятнадцать не слышно. На радостях пригласила к себе Варю — обсуждать Гошину влюбленность в присутствии объекта.

17.00.

У Варежки случилась истерика: братишка порезал ее любимый черный шарфик от Hermes на плащ Бэтмена. Услужливый Тарасик тут же вызвал ей «скорую», а приехавшего врача с трудом уговорили не звать второй раз участкового милиционера.

21.00.

Интересно, когда ложатся спать тринадцатилетние мальчики? Лика подозревает, что в десять. Еще целый час, убейте меня! На самом деле я их с Гошей с шести вечера не видела, но из моей комнаты доносится такой грохот, что начинаю сомневаться в присутствии там не то что целой мебели, а просто стен.

22.30.

А счастье было так возможно!

Ну как мы могли надеяться, что сможем уложить его спать без хлороформа? Тарасик уже полчаса прыгает на кровати и орет дурным голосом: «И снится нам не рокот космодро-о-ома…».

23.00.

Все еще суббота.

Он устал прыгать и, стоя на кровати, распевает что-то абсолютно нецензурное.

— Как ты думаешь, он вырубится, если стукнуть его чем-нибудь тяжелым? — поинтересовалась Лика, выпивая третью таблетку от головной боли.

— Скорее всего, заорет еще громче, — вздохнула я. — Может, выбросим его в окно?

И тут произошло что-то странное, чудесное и явно неземного происхождения. Непонятно что, но что-то прекрасное.

23.05.

До нас дошло, что случилось. В квартире наступила ТИШИНА. Какое забытое чувство…

Даже игрушечный паук и два дохлых таракана в постели не смогли испортить мне настроение.

Воскресенье — день тяжелый.

10.00.

Первый раз в жизни мне искренне хочется, чтобы поскорее наступил понедельник. Тараса за завтраком вырвало прямо в овсянку. Не думаю, что он смог бы так реалистично шутить. Лика уже десять минут пытается уговорить «скорую» приехать. Кажется, они занесли нас в черный список после вчерашнего, когда Тарасик пригласил их для «истеричной» Варежки.

11.00.

Не знаю, чем лечили Тарасика, но он на удивление спокойный. Сидит на кровати и искоса поглядывает на Трюфеля.

14.00.

Он не так прост, как кажется. Даже больной умудрился напакостить. Пока Лика уговаривала врача, юный химик, мужественно сдерживая приступы рвоты, умудрился выяснить, чем именно отравился, и проверить свою догадку на безропотном Трюфеле. А знаете, как сложно заставить ветеринара в воскресенье лечить понос у собаки? И мой любимый пушистый ковер можно теперь выбрасывать…

15.00.

Пришел Гоша. Я уже обрадовалась, что ему вчера понравилось возиться с Тарасом, но он с пугающим выражением лица заявил, что нам надо срочно поговорить. Только не это! Столько дел: брат отравился, собака тоже, а мама собирается последовать их примеру, если я ее брошу…

— Нам нужно поговорить.

Мы вышли на улицу и остановились около подъезда. Терпеть не могу серьезные разговоры. Он еще вдохнуть не успел, как я уже заговорила:

— Ты мне очень нравишься, честное слово, просто я никак не могу разобраться в своих к тебе отношениях, но ты же понимаешь, все это так сложно. (Какой бред!) Знаешь, кажется, меня тошнит… Может, я тоже ела этот йогурт, которым отравился Тарасик? Ты об этом хотел поговорить? В смысле, не о йогурте… Ой, ну ты же видишь, что я не готова к серьезным разговорам?

— Да, — Гоша улыбнулся. — Но я совсем не об этом собирался говорить. Я о ручке. Тебе она понравилась, правда?

— Нет! То есть да, но не вздумай ее оттуда брать.

— Да я и не собирался, просто спросил, — это звучало как-то неестественно.

— То есть ты меня вытащил на улицу, чтобы об этом спросить?

— Ну да! — безмятежно ответил он. — Пока!

— Не вздумай брать ручку! — максимально доходчиво повторила я.

— Что я, дурак?

Ничего не понимаю.

17.00.

Лика говорит, Тарас уснул. Чудесный день. Жалко, Варежка никак не может оправиться после потери шарфика и отказывается приходить в гости. Рассказала ей про Гошу, она считает, что он просто постеснялся говорить о любви, после того как я заявила, что меня тошнит. Логично.

18.00.

Мрак.

Тарас не уснул, он куда-то утек. И если бы у Лики не проснулся материнский инстинкт и она не пошла бы поправлять ему одеяло, мы бы до сих нор думали, что он дома. Я понятия не имею, где его искать, а завтра приедет папа и спросит, куда исчез его сынуля, не вылечившись от пищевого отравления. Между прочим, уйти он мог, только когда Гоша отвлекал меня своей бредовой беседой, а я стояла спиной к подъезду. Может, они даже сговорились? Бестолковая мужская дружба. Хуже не бывает.

18.15.

Бывает и хуже.

Он объявился. Запыхавшийся, промокший до нитки под дождем, но без серьезных повреждений. Я уже собиралась нанести ему эти самые серьезные повреждения за безответственность, когда он отдышался и сказал что-то совсем непонятное:

— Его схватили. А я успел удрать. Вот, — и достал из рюкзака серебристую ручку в пакете и восемь целехоньких заклепок в виде луны и солнца. — Гоша говорит, это поможет тебе превратиться из вампирши обратно в человека.

Я охнула и сползла вниз по стене.

— Ого! Помогает! — обрадовался Тарас.

— Что случилось? — заволновалась Лика. — Кто его схватил?

— Вампиры, — удивляясь нашей непонятливости, отвечал Тарас. Его послушать, и, правда, начнешь верить во всякое такое, в упырей и вурдалаков.

Лика облегченно рассмеялась.

— Пойдем, переоденешься. Вампиры. Жень, надо же было головой думать, когда на этот фильм его вела.

И тут меня осенило:

— Тарас, эти вампиры… Они были одеты как охранники или как милиционеры?

— Как милиционеры! — дружелюбно улыбнулся Тарасик.

19.00.

Долго искать этого оболтуса не пришлось. Его отвезли в ближайшее от магазина отделение милиции. Я решила разведать обстановку и зашла в первый попавшийся кабинет. За столом сидел кругленький лысый милиционер и смотрел на меня круглыми глазами. На столе перед ним стояла тарелка с картофельным пюре и соленым огурцом.

— Скажите, пожалуйста, как наказывают за порчу городского имущества? — мило улыбнувшись, спросила я.

Милиционер поперхнулся пюре и схватил в одну руку огурец, а другой прижал к сердцу клавиатуру компьютера, как самое дорогое.

— Штрафуют и привлекают к административной ответственности, а что?

— Да так, для общего развития.

Я выскочила из кабинета, а он озадаченно захрумкал огурцом у меня за спиной.

21.00.

Наша страна куда больше приспособлена для жизни симпатичных девушек, чем сошедших с ума мужчин. Надеюсь, во временном помешательстве Гоши виновата осенняя депрессия, а не любовь ко мне.

Штрафы у нас довольно низкие, особенно если доказательств нет (кусок городского имущества был унесен в неизвестном направлении неустановленным Тарасом). Гоша был против, но я убедила его, что, заплатив государству, успокаиваю собственную совесть, и он сдался, клятвенно пообещав вернуть деньги.

03.08.15.

Я уже секунды считаю, но уснуть никак не получается. Гложет совесть за Гошино безрассудство. Неужели, он мог так влюбиться? Или это нормальное поведение для взрослого мужчины?

8.00.

Кажется, понедельник.

Папа не забрал Тараса вовремя (кто бы сомневался), а у меня сил не было вставать в шесть утра, чтобы везти его через весь город в школу. В восемь неутомимый разрушитель проснулся, разбил стеклянную полочку в ванной и врубил телевизор на полную громкость.

Лика сказала, что если я срочно не эвакуирую Годзиллу из дома, то она найдет еще один испорченный йогурт, чтобы его обезвредить. Надо было доставлять Тараса в школу лично.

8.15.

Несемся по переходу метро со скоростью курьерского поезда. Кажется, несколько человек спутали нас с электричкой и решили покончить с собой, под нас бросившись. Единственное, что я еще помню о школе, это то, что занятия начинаются в восемь тридцать. А это значит, что мы катастрофически опаздываем.

9.00.

Это не школа, это неприступная крепость. Пришлось объяснять сначала одному охраннику, а потом другому, по какой именно уважительной причине мы опаздываем. Если бы не это, опоздали бы всего на пятнадцать минут. А теперь на первый урок идти Тарасу вообще смысла никакого (тем более что это геометрия).

9.10.

Иду домой спать. Хотя, возможно, это мне уже снится.

Кадр 12 Лицо с обложки. И не только лицо

Варя не может быть моей лучшей подругой, потому что ценит Гошу больше меня и во всех наших спорах принимает его сторону.

Томка не может быть моей лучшей подругой, потому что отказывается разговаривать со мной, но при этом весьма мило общается с крашеной блондинкой-третьекурсницей, без пяти минут девушкой ИЛа. И дело тут вовсе не в ИЛе, а в принципе.

Лика не может быть моей лучшей подругой, потому что она генетически является моей мамой и имеет веками закрепленное право мной командовать.

Я наконец-то поняла, чего мне не хватает в жизни. Законной лучшей подруги. Чтобы рассказывать ей свои секреты, ходить вместе по магазинам и смотреть романтические комедии в кинотеатрах. Ау меня (несмотря на непоколебимую веру в женскую дружбу) голова раскалывается от никому не известных секретов, не с кем посоветоваться по поводу нового платья, а на романтической комедии вдвоем с ведром попкорна хочется плакать от безысходности.

Лика с Ритой, Варежкиной мамой, вчера уселись на кухне и часа два рассматривали журналы. Я от зависти чуть не лопнула. Чтобы мы с Варей провели вдвоем столько времени? Да никогда в жизни! У нее то свидание, то закрытая вечеринка только для блондинок, то нужно срочно бежать охмурять «вон того парня у эскалатора, он такой миленький, ты же не обидишься?» Конечно, не обижусь. Еще один отвратительный вечер, что уж там… Блин, я так одинока!!!

А ведь именно сейчас мне просто необходимо с кем-нибудь посоветоваться. Два года назад, когда меня только взяли на работу в YES! мы с Томкой решили объявить этот день праздником и непременно отмечать каждый год. Но этот день — сегодня, а я даже не знаю, поздравлять Тамару или нет, если она со мной не разговаривает. Дело в том, что ее уже два месяца ждет Особенный Подарок. Подарок, о котором мечтает каждая девушка — Томкина фотография должна появиться на обложке YES!.

Нет, я не настолько влиятельна в глянцевом мире, чтобы решать, кто появится на обложке. Просто у Томки внешность идеальной модели, и все в конце концов согласились, что жаль будет топить такую красоту в бассейне. Я бегала с Тамариными фотографиями по всей редакции, уговаривала редактора, заместителя редактора, помощницу заместителя редактора, стилиста, фотографа, дизайнера и еще какого-то незнакомого парня в фотолаборатории. Подозреваю, что Во был специалист по макияжу.

Может показаться, что я слишком напрягаюсь. На самом деле мне эта фотосессия куда нужнее, чем самой Томке. Она на дух не переносит глянцевые журналы. А у меня, понятное дело, просто руки чешутся ее переубедить. Конечно, каждый имеет право на собственное мнение. Я вот ненавижу клешеные джинсы. Но чтобы девочка с модельной внешностью терпеть не могла модные журналы… С этим надо бороться! Помогите, Россия теряет свою Синди Кроуфорд!

Воодушевившись до крайности собственными рассуждениями, я купила торт и побежала к Томке в гости. Она открыла мне дверь и тут же увидела торт.

— Только не это! Я надеялась, ты забудешь.

— Я установила напоминание в мобильнике, — честно призналась я. — Ты со мной опять разговариваешь или сработал эффект неожиданности?

— Эффект неожиданности. Ты не хочешь извиниться?

— Извини! Извини-извини-извини. Извини меня, пожалуйста. Без тебя я умираю со скуки. Мне не с кем сходить в кино. Я выбрала в магазине джинсы и не знаю, насколько они мне подходят. Умоляю, прости меня. Только за что? Я еще раз извинюсь…

— Ты отвратительная бесчувственная свинья! Я позвонила тебе, чтобы поговорить о жизни танских монахов, а ты бросила трубку. И с кем прикажешь обсуждать эту щекотливую тему?

— Прости, пожалуйста. Я дала обет не обсуждать танских монахов, философию дзен-буддизма и вообще что-либо с трех часов ночи до девяти утра. Ты не вписалась в график. Потом, у тебя же есть Оля.

— Во-первых, не Оля, а Лена. А во-вторых, я ее два дня знаю!

Первый раз Варежку подвела память на соперниц. Не Оля, а Лена! Хотя какая разница?

Томка жутко самостоятельная девушка. Она снимает квартиру в Конькове вместе с двумя парнями из команды по водному поло. Честное слово, я бы поостереглась жить в компании донельзя мускулистых ватерполистов, а Томке хоть бы хны. Наоборот, говорит, все время чувствуешь себя защищенной. Спортсмены очень воспитанные, спать укладываются в девять вечера и почти весь день пропадают на тренировках, так что беспокойства вообще никакого. Единственная проблема: очень уж любят расхаживать по квартире, обернувшись полотенцем и пренебрегая любой другой одеждой. Что-то вроде профессиональной привычки, наверное. Томке-то все равно — она в бассейне на мужские торсы насмотрелась, а меня каждый раз в дрожь бросает. Вот сейчас только уселась на диване, как в комнату вплыл один из соседей, Андрюша, в розовом полотенце на талии, отрезал кусок торта, поиграл бицепсами и вышел. Как можно наблюдать эти ненавязчивые сеансы мужского стриптиза каждый день? Я от смущения стала рассматривать фотографии, разбросанные по журнальному столику. На одной была девочка с длинными русыми волосами и жизнерадостной улыбкой — вылитая Томка, если бы не прическа и не выражение лица: Тамара куда серьезней.

— Том, это кто? Твоя светлая сторона?

— Что-то в этом роде. Это я. Два года назад.

— Да ты что, правда? Ты совсем другая… И светлые волосы тебе идут!

— Это мой натуральный цвет.

— Ты с ума сошла, такую красоту портить! — удивилась я.

— Пришлось. Мне тогда меньше всего хотелось быть на себя похожей.

Значит, так. Жила-была в далеком приморском городке Томка, которая мечтала стать великой пловчихой и порвать всех в пух на Олимпийских играх 2004 года. 2008, на худой конец. Училась на третьем курсе спортивного института и была любимицей тренера. Но тут случилась с ней любовь.

Влюбилась Томка не просто так, а по уши, и не в кого попало, а в редактора местного девичьего журнала. То есть тогда она думала, что Вова — редактор. Он искренне Тамарой восхищался, дарил розы, целовал при встрече ручку и вообще вел себя как настоящий принц. Она ради свиданий даже несколько тренировок прогуляла, чего раньше ни разу не случалось.

Как-то Вова в очередной раз импровизировал по поводу Томкиной неземной красоты и вдруг как заорет:

— О, какой же я дурак! Кретин! Идиот!

Томка от такой самокритики перепугалась не на шутку и только робко спросила:

— Ты чего?

— Кретин! — упорствовал Вова. — Понимаешь, милая, у меня номер следующий горит, модель заболела. А я каждый день смотрю на такую красоту… — тут он принялся энергично целовать Томке руки, не замечая, что она в перчатках, — и мне ни разу не приходило в голову, что я могу пригласить для фотосессии тебя!

— М-м-м?! — не поверила своему счастью Томка.

— Ты ведь мне не откажешь? — заискивающе спросил Вова.

Конечно, Томка ему не отказала. Мало того, согласилась с радостью. Спасти любимого, приняв участие в фотосессии для глянцевого журнала. Одно удовольствие!

Перед съемкой Вова отвел Томку в угол и таинственно зашептал:

— Этот фотограф, Том. Понимаешь, он гений… Снимал для кучи разных журналов, даже за рубежом. Так что ты делай все, что он попросит. Старайся его не раздражать, хорошо?

Конечно, Тамара и не думала никого раздражать. Вот девчонки в институте обзавидуются, когда увидят фотографии!

«Гениальный фотограф» оказался худым прыщавым парнем в грязном берете с фотоаппаратом «Зенит». Роль софитов играли два прикроватных торшера. Да разве этих гениев поймешь?

Через два часа съемки фотограф заблестел глазами из-под сальной беретки и предложил Томке снять блузку. Она растерянно посмотрела на Вову. Он пожал плечами.

— Ты не волнуйся, ничего видно не будет, — прогнусавил фотограф. — Мне кожа нужна.

Так противно Тамаре никогда раньше не было. Но потом стало еще противнее. Потому что Вова сразу после знаменательной фотосессии пропал и больше не появлялся. Томка поплакала в подушку, скушала кучу пирожных, потолстела за неделю на два килограмма, поплакала еще, пропустила немереное количество тренировок и наконец успокоилась.

Рано успокоилась. Через месяц, просматривая журнал с телевизионной программкой, Тамара увидела свое фото, то самое, где без блузки, в разделе заставок для мобильника.

И начались гонки на выживание. Она охотилась за всеми журналами в доме и вырывала из них странички с картинками, чтобы фото не увидели родители. Через некоторое время они стали замечать неладное, пришлось выдумывать бредовую историю про то, что рекламки скринсейверов жизненно необходимы одной из подруг.

По-настоящему ужасно было то, что в городе продавались всего два журнала с местной ТВ-программой и в конце концов кто-нибудь из знакомых мог увидеть фото.

Увидел не кто-нибудь. Увидели почти все. А кто по рассеянности не заметил, тому рассказали доброжелатели. Если у парня в институте был мобильник с цветным дисплеем, на экране непременно красовался Томкин во всех смыслах выдающийся бюст. Педагогам ее, конечно, не выдавали, но в середине октября скринсейвер, который стал в городе безумно популярным, а поэтому печатался в увеличенном формате, заметила тренер, Мария Валериановна. Валерьянка ей в этот раз действительно понадобилась. Пока она приходила в себя, журнал перекочевал в кабинет к ректору, и на следующий день родителям сообщили об исключении Томки.

Было очень жалко маму. Она всю жизнь мечтала о карьере профессиональной спортсменки, но ей помешало здоровье, а дочке, получается, собственная, не поддающаяся описанию глупость. Лучше бы мама кричала или ругалась, тогда бы Тамара почувствовала себя наказанной, а значит, пострадавшей и не такой виноватой. Но она просто перестала с ней говорить. Мария Валериановна плакала, когда любимая ученица пришла забирать документы. Вот вам и Олимпийские игры…

Других спортивных вузов в городе не было. Наверное, стоило сражаться, ехать в другой город или умолять ректора прежнего института оставить ее на курсе, но одна Тамара делать этого не могла, а мама просто перестала в нее верить.

Томка поехала в Москву.

— Знаешь, сначала мысли такие были бредовые: найти этого Вову, заманить как-нибудь в милицию ну или придумать другой способ… Мне парни во дворе говорили, он из Москвы. И никакой не редактор, конечно. А потом я работу нашла — не хотелось у родителей на шее сидеть — и успокоилась.

— А мама что?

— Мы с ней так и не общались с тех пор, — вздохнула Томка. — Папа говорит, обо мне при ней вообще стараются не упоминать — сразу плакать начинает. Неужели для нее это было настолько важно?

Кадр 13 Элегантный шантаж

Варежка не на шутку обиделась, что я «выбила» съемки в YES! для Томки, а не для нее. Вчера я никак не могла уснуть и отправила ей электронное письмо с подробным описанием всего происшедшего. Теперь каждый час на автоответчике звучал гневный голос: «А мне на прошлый день рождения ты подарила сережки! Хорошие сережки, но моя фотка на обложке была бы чуть приятнее. Ты же знаешь, что это моя мечта! Как ты…»

«И автоответчик у тебя идиотский! Времени никогда не хватает! А знаешь, что мне твоя обожаемая Томка подарила?!!

«…кружку! Жень, возьми трубку, а то я убью твой телефон при встрече! Ненавижу вас обоих! Тебя и твой телефон! И Томку тоже, пусть не обольщается!!! Кружку с утятами!»

«Же-е-ень, я что, страшная? Я не подхожу для YES!? Я полный урод…»

Тут сердце не выдержало, и я взяла трубку. Похоже, ее это действительно беспокоит.

— Ты же будущая журналистка, Варежка. Гордись своей профессией…

— Ненавижу журналистику! Хочу быть моделью и зарабатывать бешеные деньги! И чтобы потом у меня брали интервью.

— Варь…

— Вот, всегда так! Мне «Варь», а другим — карьеру. Ох, мать Тереза, ты меня убиваешь…

У меня сил не было с ней спорить.

День с утра не сложился. Сначала я положила на мобильник 50 долларов и обнаружила, что телефона в сумочке нет. Вернулась домой как раз в тот момент, когда Лике пришла с моего номера SMS-ка: «Спасибо за деньги. Вот уж не ожидал!» После чего телефон благоразумно отключили.

Я еще не успела прийти в себя, когда вломилась Томка: ей только что позвонили из редакции и предложили явиться в фотостудию для предварительной съемки. У меня вчера духа не хватило «вручить» ей свой нестандартный подарок, поэтому она узнала о своем счастье только сегодня.

— Предательница! Ты решила надо мной поиздеваться? Немедленно все отмени!

Все девушки мечтают увидеть свою фотографию в глянцевом журнале. Все, кроме Томки. Хотя я почти уверена, что она отказывается скорее из принципа или просто кокетничает, но понятия не имею, как с этим бороться. Часа два билась, приводя все возможные и невозможные аргументы, но Тамара стояла на своем.

Неожиданно помогла Лика.

— Тома, а тебе не хочется доказать маме, что ты можешь быть не только неудавшейся спортсменкой, но и успешной моделью?

Банальный шантаж, но как элегантно! И действенно. Томка пулей побежала в студию. Даже не попрощалась.

Вчера я думала, что придется идти с ней, уговаривать и держать за руку, как в кабинете врача, но теперь абсолютно уверена, что Тамара и сама справится. Пока она там не по дням, а по часам становится знаменитостью, пробегусь лучше по магазинам.

Я так увлеклась, что в университет пришлось ехать на такси, чтобы успеть на лекцию. Добралась я вовремя, но на пару все равно опоздала, а все потому, что встретила Томку…

Честно говоря, если бы она меня не окликнула, я вообще прошла бы мимо. Томка посыпала волосы стразами (вместо пепла), обмотала вокруг шеи сразу две лисьи шкурки с выпученными от ужаса стеклянными глазками и сменила джинсы на твидовую юбочку-«карандаш», что в сочетании с горжеткой смотрелось угрожающе. Ночной кошмар гламура.

— Здравствуй, дорогая, — нежно улыбнулась она.

Одним словом, богема! И когда успела усвоить этот тон? И как они его вообще усваивают?

— Меня на съемках так хвалили, прямо не по себе становилось! — между тем продолжала преобразившаяся Томка. — Удивлялись, как это меня раньше ни одно модельное агентство не заметило, — рассказывала она двум восхищенным первокурсницам, помахивая сумочкой. — Но я теперь пойду только в агентство к Женечкиному папе.

Тут она настойчиво обхватила меня за плечо и притянула к себе, как будто позируя для светской хроники.

— Ведь это она открыла мой талант!

Открыла на свою голову. И кто теперь будет лазить со мной по заброшенным подъездам и отвинчивать дверные ручки? Ай-ай-ай! Первокурсницы, узнав, что мой папа работает в модельном агентстве, смотрели как-то хищно.

— Ведь ты устроишь мне с ним встречу? — проворковала Томка, с новой силой впившись мне в руку повыше локтя.

Я слабо улыбнулась и пообещала спросить.

В дверях факультета нарисовался ИЛ с пачкой зачеток и уставился на Томку. Неужели клюнул на стразы в волосах?

— Привет, Жень! Не познакомишь меня со своей очаровательной подружкой?

Так всегда говорил мой новый русский дедушка Стасян, когда хотел, чтобы мои гостьи в панике разбежались по домам.

— Это Тамара, — мрачно сказала я.

— А я вас знаю! — мило улыбнулась Томка и помахала ресничками. — Вы — Илья Лилейко! Мне Лена рассказывала!

— Да ну?

ИЛ нахмурился. Может, пытается вспомнить, кто такая Лена?

Через пять минут их высокоинтеллектуальной беседы ИЛ снова вспомнил, что в глянцевых журналах мало хороших фотографий (вот иуда!), на что Томка радостно кивала и пыталась намекнуть, что ей бы не помешало новенькое портфолио от такого профессионала, как он. И откуда в ней эта деловая хватка? Может, развивается от вспышек фотокамер?..

В результате после первой пары мы с Варей сидели в буфете жутко гордые и одинокие, а за столиком напротив ИЛ самозабвенно общался с Томкой. Зачем он провел ее внутрь? На нее пялятся все парни факультета…

— Ты создала Франкенштейна, — мрачно констатировала Варежка. — Спорим, он сделает ей портфолио?

— Тебе просто завидно. Тамара — очень красивая девушка.

— Все еще строишь из себя мать Терезу? По мне, пусть она красивая девушка. Только бесконечные рассказы о ее неминуемой популярности вытерпеть сложно. Хочешь сказать, что отведешь ее в агентство к папе?

Честно говоря, я представляла все немного по-другому. Томка со слезами благодарности бросается мне на шею… А вместо этого новоиспеченная модель стала мечтой всех парней журфака. К тому же стоит моему папе подписать с ней контракт, как вообще все мужское население страны… ой-ой-ой! Да, и где же слезы благодарности? С другой стороны, неужели я уговаривала Томку сниматься только из желания прокосить под мать Терезу?

За соседним столиком пил холодное молоко ИЛ и улыбался моему «Франкенштейну». Наверное, он и правда сделает ей портфолио.

— А давайте пойдем гулять? — мечтательно закатив глаза, предложила Томка.

Какие прогулки: на улице почти мороз? И мне совсем не улыбается перспектива наблюдать за развитием их романа. Но пока я придумывала убедительный предлог для отказа, Варежка уже радостно тащила меня в гардероб за пальто.

— Ты что, там же холодно! — возмущалась я по пути. — Не хочу я бродить с этим уродом…

— Ну ты же не с ним будешь бродить! — заявила Варя.

— А с кем?

— Как с кем? С Гошей! Он опять утюжит асфальт перед факультетом. У вас будет замечательное двойное свидание!

— И кто из нас теперь мать Тереза?

Стоп! Как двойное свидание?

— А ты что, не пойдешь?

— Нет, конечно, что я там делать буду? Вам мешать?

Женская логика — штука непостижимая. Варя прекрасно знает, что я совсем не мечтаю о свидании с Гошей. Он ей нравится, но вместо того чтобы идти с нами, она остается. И при всем этом Варежке совсем не свойственна тяга к глупым добрым поступкам.

Мы минут двадцать топтались на Манежной площади, раздумывая, куда податься, и довольно сильно замерзли. Вокруг нас крутилась бабулька в валенках с букетами маленьких розочек, но парни ее игнорировали. Я с удовольствием купила бы у нее валенки… Томка грелась под пальто у ИЛа, а он улыбался фирменной кошачьей улыбкой в сорок два зуба. Я к Гоше под куртку залезть стеснялась, поэтому гордо застывала в одиночестве. Наконец ИЛ предложил сходить в кино. Аллилуйя! Мы чуть ли не бегом отправились к ближайшему кинотеатру.

Нет, это не тяга к искусству. Нам просто очень холодно!

Смотрели какой-то триллер, Тамара постоянно взвизгивала и подпрыгивала, ИЛ почему-то тихо смеялся, а Гоша настойчиво пытался меня поцеловать под завывания и вопли с экрана. Я больше не могу!

— Пожалуйста, перестань!

Гоша так резко повернулся, что я испуганно вжалась в спинку кресла. ИЛ удивленно посмотрел на нас. На экране мускулистый зомби, томно улыбаясь, размеренно колотил какую-то несчастную девушку головой об стенку. Девушка оказалась на удивление крепкой и активно отбивалась.

— Ты чего?

— Гоша, мы расстались.

Зал кинотеатра — самое отвратительное место для выяснения отношений. Остальные зрители переключились с экрана на нас и размеренно жевали попкорн. Я умоляюще взглянула на ИЛа. Он с недоумением пожал плечами.

— Малыш, я никогда больше не обижу тебя, обещаю, — тихо проговорил Гоша, убрал руку с моего плеча и отвернулся.

Если бы в моей сумочке был пистолет, я бы сейчас застрелилась. Такие отвратительные девушки не должны существовать! Сейчас разревусь от жалости… Я положила голову Гоше на плечо, он снова обнял меня и, кажется, вздохнул. Черт, какая же я сволочь! ИЛ смотрел все с тем же недоумением, но Томка подпрыгнула от следующего вопля на экране, и он отвлекся на нее.

После фильма Илья начал что-то объяснять про задание из редакции:

— Мне срочно нужно бежать. Тамар, сама доберешься?

Бред! Какое задание? Почти ночью? Ой, только не строй из себя супершпиона!

— Я после ТАКОГО фильма одна домой не пойду, — твердо заявила Томка. — Мне этот зомби за каждым кустом мерещится!

Гоша вопросительно посмотрел на меня. Ну не мне же ее провожать, в конце концов!

— Может, пойдем все вместе? — с надеждой в голосе предложил он.

— Гош, я устала очень. Идите вдвоем!

Он понуро поплелся за Томкой, а мы с ИЛом вдвоем — к метро.

— Как она ловко увела у тебя парня, — улыбнулся он. — Почему ты не пошла с ними?

— Я устала и хочу домой, — пробурчала я.

— А с ним бы пришлось еще долго гулять по ночному городу, обниматься-целоваться?

Он вдруг обнял меня за талию и закружил в каком-то танце, отдаленно напоминающем вальс.

— Отвратительно, правда? — отпустив меня, спросил ИЛ.

Я поймала себя на том, что не всегда могу понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

— Тебе скучно?

— Да, часто, — призналась я. — Мне часто бывает очень скучно. Убери руку.

— Ты просто не можешь расслабиться. Даже сейчас ты не хочешь, чтобы я убирал руку, ты замерзла, а так теплее. Но есть в твоей глупой голове какие-то принципы и нормы, которые мешают тебе залезть мне под пальто только потому, что тебе холодно. Единственное, чего я не понимаю, так это почему ты не пошла с этим Гошей? Большие волосатые руки и грустные глаза… Типичный соблазнитель девиц твоего склада.

— Какого склада? — возмутилась я. — И у меня не глупая голова!

— Ты его разлюбила? Или тебе понравился кто-то другой? Тот кудрявый мальчик, который не отлипает от Вари? Или… Ай-ай, неужели я?

— Ты слишком высокого мнения о себе.

— Да я шучу, не злись! Ты его боишься? Не знаешь, как сказать, что больше не любишь?

Он что, телепат? Или все так заметно…

— С чего ты взял? У нас с Гошей все отлично! Я просто устала и хочу домой, а ты болтаешь глупости. Почему ты считаешь, что знаешь все лучше всех? — Голос предательски сорвался, я всхлипнула.

— Ты чего? — мягко спросил он. — Прости, я не думал, что ты так серьезно… Просто неудачная шутка!

— Не иди за мной, пожалуйста!

Гордо всхлипнув в последний раз, я резко развернулась и чуть не упала, зацепившись каблуком за ступеньку. Он продолжал молча улыбаться.

Кадр 14 Болек и Лёлик

Всю ночь ела пирожные, размышляла о жизни и вышивала бисером цветы на занавеске. Месяц назад, взявшись за ремонт в собственной спальне двумя руками, я решила, что ими и должна быть здесь сделана большая часть вещей. Занавеска и так неплохая, с узором из какой-то экзотической (и явно страшно ядовитой) растительности, ее подарила папе какая-то модель. Папа у меня страшно суеверный, поэтому почти все подозрительные подарки от недостаточно знакомых людей выбрасывает. Думает, что на него порчу наводят или, чего доброго, приворожить пытаются. Занавеска — подарок необычный и жутко подозрительный, папа без колебаний отправил бы ее на помойку, если бы предприимчивая дочка вовремя не спрятала. Тогда я как раз пыталась изо всех сил получить зачет у Одуванчиковой и, как средневековая монахиня, дала обет: если сдам фотожурналистику, вышью все цветы по кромке бисером и пайетками.

Часам к пяти утра я пришла к выводу, что Гоше надо дать второй шанс. Если, конечно, он захочет общаться с перманентно зевающей, красноглазой девушкой — синяки под глазами и полный желудок жиров и углеводов. В десять меня разбудила Полина, заместитель редактора YES!.

— Жень, я тут подумала, ты не напишешь статью о несчастной любви?

Почему на этой неделе все читают мои мысли?

— Какую статью? Я не пишу, я фотографирую! — попыталась возмутиться я, но спросонок вышло не очень убедительно.

— Ты же на газетном отделении? Вас там должны были учить писать! — уверенно заявила она. — Позвоню вечером.

Я уже два года ничего не писала. А до этого работала в газете для дальнобойщиков. Среднестатистический вопрос из интервью: «Как вы оцениваете карданный вал нового КамАЗа?». И с таким «опытом» писать про несчастную любовь?

Кажется, ночные пирожные начинают откладываться толстым слоем на том месте, где раньше была талия. Решила посоветоваться с Варежкой и заорала:

— Варь, я толстею!!!

— Что же, все мы когда-нибудь умрем, — философски ответила она. — Как прошло вчерашнее свидание?

— Отвратительно. (Кажется, что-то в этом роде вчера говорил ИЛ.) Меня попросили написать статью о несчастной любви!

— Гоша попросил? — уточнила Варежка.

— Редакция!

— Вот это уже хуже. То есть это же здорово, Жень! Ты станешь настоящей журналисткой!

Варя в прошлом году тоже решила стать настоящей журналисткой и убедила маму, что ей в туристическом агентстве для полного счастья катастрофически не хватает собственного PR-отдела. Но так понадеялась на собственные силы, что в подчиненные набрала себе одних мужиков. Их было всего трое, но для неопытной начальницы более чем достаточно. За соседними столами Варя постоянно наблюдала мужественные профили с кислыми ухмылками…

Ну почему, если опоздает кто-то из них, все будут с уважением жать ему руку: как же, у настоящего мужчины была бурная ночь, встал он, конечно, вовремя, да девушка долго не отпускала, ей разве откажешь? А если у Вари сломался будильник, встречают снисходительной улыбочкой: понимаем, слабый пол, отдыхай, девочка, пока мы тут пашем, и пот с нас в три ручья, и сильные пальцы сводит от долгой работы на клавиатуре… Дочка начальницы, все с тобой ясно.

Варежка решила доказать, что она о-очень профессиональная дочка начальницы, и выбила какой-то безумно выгодный контракт на Центральном телевидении. А эти три здоровенных лба не смогли вовремя ролик отснять! Эфирное время кануло в Лету, Рита в приступе ярости чуть не уволила PR-отдел в полном составе, но тут вмешалась Варя. Ни с того ни с сего заявила, что сама во всем виновата и уходит по собственному желанию, а отдел просит не расформировывать. После такого мужественного поступка подчиненные должны были бы ей ножки целовать… Как бы не так! Они решили, что любящая мама, генеральный директор, просто не хотела свою чувствительную дочурку расстраивать. Хм…

Короче, помощи со статьей мне ждать неоткуда. Зато личного опыта в несчастной любви — хоть отбавляй. Я отыскала в столе старый блокнот и запихала его в сумочку. К творчеству готова! Но сначала придется заняться Томкиной карьерой.

Тамара нервничала, все время поправляла прическу и пыталась сбежать на каждом повороте.

— Ой, зачем я в это ввязалась! Я не могу быть моделью! У меня не получится! Пустите меня обратно в мой лягушатник!

Лариса в зеленом чешуйчатом костюмчике критически рассматривала свои ногти, на которых разместился целый террариум из разных змей и ящериц.

— Привет, Жень, он вас ждет! Ты, случайно, не знаешь, как называется вот эта тварь? — Она протянула мне безымянный палец, на котором изящными кольцами свернулась черная змейка.

— Гадюка египетская.

— Клеопатра такой удавилась? — простонала Томка.

Ей явно хотелось тоже удавиться. Чем угодно! Хоть гадюкой…

— Вроде того, — улыбнулась я.

— Ненавижу змей! — поежилась Ириска. — Это мне специалист по nail-дизайну отомстил. За то, что я с ним поужинать отказалась. У тебя нет жидкости для снятия лака?

Я сочувственно улыбнулась и втолкнула упирающуюся Томку в дверь папиного кабинета.

— Привет, пап! Это Тамара. Она снималась для YES!.

— Угу. — Он задумчиво обошел вокруг. — А почему у нее в волосах гирлянда для елочки?

Томка нервно сняла с волос несколько стразов и попятилась к двери.

— Пап, я и так ее еле притащила. Томка, не обращай внимания, он со всеми такой…

— Еле притащила? А что это она упиралась? Стеснительная? Тут стеснительной быть нельзя — сожрут. — Все это время он кружил вокруг опешившей Томки. — Ничего, можно что-то придумать. Только никаких стразов на голове, договорились? Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Хм… Взрословата. У нас тут все лет по шестнадцати…

Она опять рванулась к двери, я ее еле удержала.

— Пугливая какая! С подиума не сбежит? — задумчиво спросил папа.

Через пятнадцать минут Томка чуть не рыдала от благодарности у меня на плече и умоляла пойти вместе с ней к ИЛу сниматься для портфолио.

— Ну ты же тоже фотограф, поможешь… Честно говоря, я его немного боюсь, Же-ень.

Мне совсем не хотелось встречаться с ним после вчерашнего сеанса телепатии, но сознание собственной значимости и желание доказать, что я хорошая подруга, пересилили неприязнь.

Квартира у ИЛа огромная, новая и совершенно пустая.

Посреди бежевой гостиной, которая играла роль фотостудии, стоял огромный круглый красный диван с белыми подушками.

— Отличный диван! Я такие в мексиканских сериалах видела! — попыталась съязвить я.

— От прошлого хозяина остался, — невозмутимо отвечал ИЛ. — Тут художник жил раньше, так он на этом диване своих натурщиц раскладывал…

Томка резко вскочила, отбросив белую подушку, ИЛ засмеялся.

— Я думал, ты после вчерашнего хотя бы дня два будешь на меня обижаться.

— Она собиралась, — выдала меня Томка. — Но я ее очень попросила прийти тебе помочь.

— Мне уже ничто не сможет помочь, но пусть попробует, — улыбнулся ИЛ.

Моя посильная помощь ограничилась тем, что я немножко подержала сломанный штатив софита, сбегала в соседний супермаркет за пирожными (ох, моя фигура!), пару раз влезла в кадр, а потом заявила, что меня нагло используют, и ушла в другую комнату. Там везде были разбросаны старые пленки, альбомы с фотографиями, фотографии без альбомов, в общем, царил полный творческий хаос. Я никак не могла избавиться от ощущения собственного ничтожества. Дело в том, что все снимки, даже те, что порванные лежали в углу, были явно лучше моих. Понятно, почему в YES! мне не поручали работы важнее, чем поиск мальчиков для «Выбора». Домашнее видео, он абсолютно прав.

Я достала из сумочки мятый блокнот и ручку. Та-а-ак, значит, несчастная любовь. Гоша в меня безответно влюблен. Несчастный Гоша. Или несчастная я, если не могу ответить ему взаимностью? ИЛ считает, что мне нужно расслабиться. Я уселась на пол среди разбросанных фотографий и попыталась представить заголовок для статьи. Представились, почему-то съеденные ночью эклеры. Ах, вот почему говорят, что художник должен быть голодным!

— Я не могу так долго стоять! — заорала Томка в соседней комнате. — Это против законов гравитации!

— Терпи, — промычал ИЛ, щелкая затвором камеры. — Тьфу на тебя! Ну не делай такие глаза… А то тебя возьмут только в рекламу антидепрессантов. Нет, не судьба! Давай отдохнем, что ли?

Он зашел в комнату и кинул что-то на стол у меня за спиной.

— «Несчастный Гоша в меня безответно влюблен»… Это что, психологический тренинг?

Я перевернула блокнот и возмущенно фыркнула.

— Я пишу статью о несчастной любви.

— Несчастной любви не бывает. Она всегда приносит счастье. Даже если безответная.

— Глупости! — возмутилась я. — Ты разве не будешь страдать, если тебя не полюбит девушка, которую полюбишь ты?

— В смысле — «страдать»? Рыдать от безысходности, биться головой об стенку и прыгать с моста в бушующую Москву-реку? Нет, не буду. А ты?

— Я не знаю… — задумалась я. — Может, я еще просто не любила?

— Да ладно! — рассмеялся ИЛ. — Неужели никому не признавалась в любви?

— Признавалась. Гоше. И тогда мне казалось, что это правда. А теперь мне кажется, что он страдает из-за меня.

— Если мужчина думает, что ты в него влюблена, переубедить его практически невозможно, — ИЛ тихо засмеялся. — Он все время будет думать, что ты кокетничаешь, или стесняешься, или боишься ему разонравиться… «Я никогда больше не сделаю тебе больно, малыш…»

Какой же он жестокий! Жестокий, циничный, нахальный, отвратительный гад! Я изо всей силы швырнула в ИЛа блокнотом и на удивление метко угодила в голову. Он потер лоб.

— Сейчас, подожди, — он стал рыться в кучах хлама на столе.

Ищет, чем бы в меня зашвырнуть?

— Вот! — ИЛ держал в руках мятый листок. — Слушай: «Притча о Ветре и Цветке. Ветер встретил прекрасный Цветок и влюбился в него. Пока он осторожно ласкал Цветок, тот благодарил его своим ароматом. Но Ветру показалось мало этого, и он решил: «Если я дам Цветку всю свою мощь и силу, то он одарит меня чем-то бОльшим». И он дохнул на цветок мощным дыханием своей любви. Но Цветок не вынес бурной страсти и сломался. Ветер попытался поднять его и оживить, но не смог. Тогда он утих и окутал Цветок нежным дыханием любви, но тот увядал на глазах. Закричал тогда Ветер: «Я отдал тебе всю мощь своей любви, а ты сломался! Видно, не было в тебе силы любви ко мне, а значит, ты не любил!»

Но Цветок ничего не ответил. Он умер».

С ума сойти. Стоило мне убедиться в том, что ИЛ мне отвратителен, как он снова ставит меня в тупик своей полной непредсказуемостью. Как же мне себя жалко! И Гошу жалко…

— Я совсем запуталась! Может, стоит дать ему второй шанс?

— Чтобы чувствовать себя жертвой, а не хищницей? — ИЛ, передразнивая меня, завел глаза к потолку и помахал ресницами: — «Наверное, надо попробовать! Меня все будут жалеть, а я смогу рыдать всю ночь в подушку…»

— Тебе повезло, что мне больше нечем в тебя кинуть!

— Ах да, я же забыл отомстить.

Я еле успела увернуться от своего собственного блокнота, швырнула в него пачку фотографий и вдруг заплакала. От злости, непонимания. Что я ему сделала? Почему он такой грубый? Ой, как же все меня достали!

— Ты чего? Больно? Я же вроде не попал… — Он уселся рядом и неловко погладил по плечу. Ты слишком серьезно все воспринимаешь. И слишком часто плачешь.

— Ну да, почитай мне еще нотации-и-и, — отталкивая его, всхлипывала я.

— Почему каждый раз, когда я к тебе захожу, на полу сидит девушка и льет крокодильи слезы?

В дверях стояла блондинка с факультета. Но не одна. Их было две и обе нахально улыбались. Две абсолютно одинаковых, длинноногих блондинки с розовым блеском на губах. Это ночной кошмар. Ущипните меня!

— Мамочки! — в комнату зашла Томка. — У меня в глазах двоится! Лена?

— Я — Лена, — призналась одна из девушек. — А это — Оля.

— Офис-менеджер в нашей редакции, — объяснил ИЛ.

— Кто? — хором спросили мы с Томкой.

— Обе.

Болек и Лёлик (они же Оля и Лена) работают офис-менеджером в «Серьезной Газете». Именно что офис-менеджером: вакансия в свое время была одна, а их все равно обычные смертные не различают. Но ИЛ не обычный смертный. Он — жутко наблюдательный гад. Ему стало интересно, почему одна девушка через день то носит на шее крестик и пьет зеленый чай, то без крестика и — кофе. Оказалось, что офис-менеджер с крестиком и зеленым чаем — Оля, а без и с кофе — Лена. И обе они без ума от ИЛа, потому что никто их раньше не различал, кроме собственной мамы и незабвенной Лилии Владимировны Одуванчиковой.

Томка потом рассказала, что они с Леной познакомились, когда та плакала рядом с универом. Тамара тогда пришла надрать мне уши за неуважение к танским монахам и увидела у входа девушку. Она так плакала, что чувствительная Томка не выдержала и подошла спросить, что случилось. Выяснилось, что они с ИЛом договорились встретиться, а он не пришел. Это было даже не свидание, Лена просто принесла ему какие-то документы из редакции, но страшно расстроилась, когда он опоздал. Зато потом ИЛ очень красиво извинился, я знаю. Огромным букетом роз.

Кадр 15 Все дело в прическе

Весь день писала статью о безответной любви и справлялась с устойчивым желанием поплакать в подушку. Пришла к выводу, что окружающие меня неправильно воспринимают. Все считают меня стервой. Даже самые близкие подруги. Даже Лика. Как будто у меня от парней отбоя нет, а я заставляю их, несчастных, страдать и кончать с собой от одиночества. В смысле, вешаться на крючке для полотенец в ванной или яд пить — как-то так. Терзаю каждый день нежные мужские сердца и кушаю их на завтрак для хорошего цвета лица. Какая же я стерва?! Стоило мне захотеть вернуться к Гоше, как он бесследно исчез. Пошел провожать Томку и сгинул куда-то. Начинаю подозревать: они встретили по дороге своего зомби.

И после этого я заставляю его страдать?!

Вот Варежка за лето побила все ранее поставленные женской олимпийской сборной рекорды — умудрилась расстаться с тремя официальными бойфрендами за три неполных месяца. Ее никто и не подумал обвинять в легкомысленности, наоборот, жалели: девочка никак не может найти свое счастье. А теперь чуть что — она первая напоминает мне о разбитом Гошином сердце, хотя это он меня бросил, а не наоборот. И потом, я не совсем уверена в диагнозе. Мужчина с разбитым сердцем должен был позвонить после свидания, разве не так?

Вместо Гоши появилась Варя. Варя-из-Криминального-Чтива. Темно-каштановые волосы, каре с челочкой и белый берет из «Королевы бензоколонки». Классический имидж неверной жены крестного отца.

— Я хочу быть роковой женщиной! — провозгласила она с порога. — Хочу делать мужчин несчастными! Как ты! Я жестокая, холодная, бесчувственная стерва!

— Я — бесчувственная стерва?

— Ну ты же прекрасно знаешь, что я имела в виду! Как тебе мой новый имидж?

Варежка время от времени теряла веру в себя и отправлялась менять имидж. Но раньше это не заканчивалось ничем серьезнее педикюра, поэтому я была заинтригована. Видимо, депрессия слишком глубока. Отчего же она так расстроилась?

— Лёлик у меня в печенках сидит! Я хотела его с мамой познакомить, уже договорилась обо всем, а он уперся, как осел. «Не пойду» — и все тут! Хоть объяснение бы выдумал приличное!

— Зато он говорит правду!

— Нужна мне его правда! — бушевала Варежка. — Представляешь, что бы началось, если бы все мужчины стали вдруг суперчестными? «Дорогая, я ненавижу твою помешанную на карьере мамашу!», «Милая, у тебя в этом платье жирная задница, я не хочу, чтобы тебя видели мои друзья!».

— Ладно, все это отлично, но при чем тут имидж из «Криминального чтива»? Хочешь совратить Тарантино? — удивилась я.

— Ну, я хотела расслабиться… — виновато пожала плечами Варя. — Сначала попробовала новый лак для ногтей. Не помогло. Педикюр и массаж — тоже. Тогда я решила подстричь посеченные кончики волос. Совсем чуть-чуть! Но там был такой милый парикмахер!

Парикмахер был такой милый, что Варежке совсем не хотелось быстро с ним расставаться. Когда она с замирающим сердцем вошла в зал для стрижки и окрашивания отчаявшихся девиц, ее встретил невероятно обаятельный веснушчатый и хитроглазый брюнет. Варя никогда раньше брюнетов с веснушками не видела, поэтому была поражена этим сочетанием в самое сердце и только смогла пролепетать:

— Здрасссьте…

— Здравствуйте, — отозвался он, плотоядно поглядывая на ее волосы. — Желаете подстричься?

— Только кончики, — закокетничала Варежка. — Посеклись немножко…

— Точно-точно, посеклись, — отозвался парикмахер, беззастенчиво погладив ее по голове, отчего трепетная Варя вообще в осадок выпала. — И сильно посеклись, так что отрезать придется много. Не хотите сменить прическу?

— Нет-нет, только чуть-чуть…

— Чуть-чуть сменим прическу? — обрадовался брюнет с веснушками. — Мыть будем?

Пока он мыл ей голову, включая в эту простую процедуру элементы чуть ли не тайского массажа, Варежка слабо пыталась сопротивляться парикмахерскому обаянию и доказать, что кардинально менять внешность совсем не входит в ее планы.

Три часа она просидела в кресле с закрытыми глазами и твердой уверенностью, что совершает самую большую ошибку в своей жизни.

— Ну вот, готово, — сказал наконец веснушчатый брюнет, и Варе послышалась в его голосе гордость. — Нравится?

Она открыла глаза, и тут же пришлось открыть рот — от удивления. Нет, ее шевелюра не стала ярко-зеленой. Но из курчавой пепельной блондинки а-ля Мэрилин Монро она превратилась в главную героиню «Криминального чтива» с темно-каштановым каре.

— Ой, мамочки, — только и смогла пролепетать Варя, вышла из зоны действия парикмахерского обаяния и отправилась ко мне (куда же еще!) жаловаться на вопиющую жизненную несправедливость.

Вера в себя вернулась неожиданно, прямо в метро. С Варей попытались познакомиться сразу трое молодых людей. То есть не все вместе, а по очереди. И что самое удивительное, у всех троих получилось выпросить номер ее мобильника. Варя творила такое, от чего еще неделю назад пришла бы в ужас. Давать свой телефон чуть ли не всем желающим! Лучше бы сразу объявление повесила: «Роковая брюнетка желает познакомиться». Или этот веснушчатый парикмахер, укладывая Варину челку, распрямил теми же щипцами для завивки все немногочисленные извилины в ее многострадальном мозге?

Одно из «метрознакомств» аукнулось почти сразу. Пока Варежка рассказывала мне драматическую историю своего перевоплощения, ей позвонил какой-то Саша и с полной уверенностью в согласии пригласил в пафосный клуб. Даже не пригласил, а сообщил, что Варя туда идет. Ее мнение по этому поводу его явно не интересовало.

— Ты же меня не бросишь, Же-е-ень? — заискивающе протянула она. — Мы же пойдем вместе?

— Ты что, не могла отказаться? — негодовала я. — У тебя же есть Лёлик!

— А мы его с собой возьмем! — радостно сообщила Варя. — Женечка, пойми, я же должна отвечать за свои поступки!

— Конечно, только почему я должна отвечать за твои поступки?

Я поняла, каких впечатлений мне не хватало в жизни. Еще ни разу не наблюдала, как два парня грызутся из-за моей подруги. Видимо, это безумно приятное зрелище… Лучше убейте меня! Не хочу туда идти!

— Саша — это тот, который блондин или который в спортивном костюме? — размышляла тем временем Варя.

В университет мы решили пойти пораньше, чтобы сразить Лёлика наповал новым имиджем и полюбоваться на реакцию.

Варя картинно встала на ступеньках факультета (да-да, она с обложки глянцевого журнала) и минут пять делала вид, что у нее не хватает сил закрыть зонтик. Я стояла рядом и скептически наблюдала за ее «бесплодными» попытками. Вначале-то наивно сунулась помочь, но она оттолкнула мою руку и, почти не открывая рта (всегда знала, что у Вари много талантов, но чревовещание!), прошипела:

— Видишь того парня у дверей? Я ххачу, шштобы он помог…

Наконец парень у дверей сломался и подошел. Варежка торжественно вручила ему вырывающийся зонт и спряталась от ветра и дождя под козырьком у входа. Парень закрутился на лестнице. Ха, он не знает, как его закрыть!

— Там внизу кнопочка есть, — не выдержала я.

Усмиритель зонтов возмущенно фыркнул. Господи, опять я в чем-то виновата! Зонтик был благополучно сложен, и Варя зашла вместе с ним и парнем внутрь. Неужели прическа может превратить милую девочку в стерву за одни сутки? Тоже хочу такую прическу!

Мне оставалось только хвататься за голову и брюзжать: «Как она может так играть чувствами наивных парней!»

Погода целиком и полностью соответствует моему жуткому настроению. Ледяной ветер и мокрый снег в лицо. На входе столкнулась с ИЛом. Ну почему я встречаю его именно в тот момент, когда ужасно выгляжу?!

— Там что, дождь? — взглянул он на мои волосы.

— Даже снег!

— Не одолжишь зонтик? Хотя, судя по прическе, у тебя его точно нет, — подмигнул мне ИЛ.

— Шел бы ты со своей дедукцией!

— Почему ты так невежлива со старшими? — рассмеялся он и выскочил под «снегодождь».

Варя сидела в буфете с симпатичным второкурсником и жевала красное яблоко. Поклясться могу, она и яблоко выбирала под цвет волос!

— Это Гриша, он — капитан университетской сборной КВН! Здорово, правда?

— Отлично, — мрачно ответила я.

Интересно, как она собирается выкручиваться, когда придет Лёлик?

— А это Женя, она фотографирует для YES!.

— Привет, куколка! — нагло поздоровался кавээнщик. — Чудесная прическа! Укладка «Мокрые волосы»?

— Привет, пупсик. Еще раз назовешь меня куколкой, и я тебе тоже сделаю модную укладку.

Отношения у нас с Гришей сразу не заладились. Пока мы обменивались любезностями, подошел Лёлик.

— Привет, Варь! Женька, к тебе опять кто-то пристает?

Ну почему ОПЯТЬ?

— Это не к ней, это ко мне! — уточнила Варя.

— Конечно, я к тебе пристаю, моя сладкая, — подтвердил Гриша и посмотрел на Лёлика. — Это твой парень? Он сегодня в таком милом свитере в желто-синюю полоску… Прямо, как пчелка Майя!

По взгляду пчелки было видно, что Грише надо держаться подальше от улья. Он, видимо, тоже это понял и пересел за соседний столик.

— Почему ты до сих пор ничего не сказал о моей прическе? — возмутилась Варя.

Удивительная способность — с ходу менять предмет внимания. Как будто она не флиртовала только что с другим парнем!

— Отличная прическа. Как всегда…

Ай-ай-ай, бедная пчелка!

— КАК ВСЕГДА?! Вот видишь, Женька. Как можно с таким человеком иметь дело? — Варя явно ждала ответа.

— Может, все потому, что у тебя на голове берет? — осторожно предположила я.

— Черт! — Варежка сдернула с головы берет и продемонстрировала Лёлику слегка помятую прическу. — Прости, пожалуйста!.. Мы с Женькой сегодня идем в клуб. Пойдешь с нами?

Она забыла сказать, что, кроме меня, идет еще неизвестный парень Саша, то ли блондин, то ли спортсмен, который вообще уверен, что Варя придет одна. Упс, такая мелочь, разве запомнишь?

Смысл последующих лекций от меня ускользнул, потому что Варежка то и дело спрашивала, идет ли ей новая прическа, и каждый раз требовала новых подтверждений своей красоты.

— Мне кажется, челку надо было сделать подлиннее, — шептала она прямо под носом у Пенькова, который разглагольствовал про Крымскую войну.

— В самый раз! — уверяла ее я. — Все отлично!

— Но мне кажется, что цвет…

— Еще одно слово о вашей прическе, и сможете приводить ее в порядок в коридоре! — не выдержал Пенек.

Лёлику приходилось не легче: через час на семинаре по философии, когда его спросили, что он думает об «Апологии» Сократа, не удержался от фразы: «Очень идет, честное слово!»

Короче, когда мы добрались до клуба, Лёлик был совершенно вымотан, я непроходимо зла, а Варежка абсолютно счастлива. Ее новый знакомый пришел с букетом красных роз, пахнущих то ли мылом, то ли средством для мытья посуды, поздоровался с доброй половиной девиц на танцполе и пригласил Варьку танцевать. Лёлик отнесся к происходящему философски и потягивал коктейли у бара. А мне-то что делать? Я не пью и танцевать мне не с кем!

— Ты не думай, она это просто… — неуклюже попыталась я оправдать Варю. — Там ничего серьезного!

— Да я знаю, — неожиданно согласился Лёлик. — Думаешь, она на меня обиделась?

— Она хотела, чтобы ты познакомился с ее мамой…

— Как ты думаешь, мне стоит познакомить ее со своей?

Ответить я не успела, потому что подлетел блондин Саша, усадил Варежку и пригласил танцевать меня. Черт! Это она его надоумила?

— Я не думал, что она придет с друзьями! — закричал он мне на ухо, но из-за музыки слышно все равно было плохо. — Но ты тоже ничего! Парень есть?!

Самодовольный придурок! Я посмотрела на Варю, но вместо своей подруги увидела у стойки бара совсем незнакомую, безукоризненно накрашенную девушку с насмешливыми глазами — как раз под стать самодовольному придурку.

— Прости, мне надо в туалет.

Веры в себя как не бывало, хоть волком вой. Или имидж меняй. Я сбежала со свидания. Самое смешное, с чужого свидания, где мне с самого начала было не место. Вечер придется проводить в одиночестве.

Дома я открыла пятилитровую банку персикового компота, и через полчаса она вернулась, в смысле, вера в себя.

Звонок в дверь оторвал от второго килограмма персиков. Вовремя, а то не избежать бы мне расстройства желудка.

Я чуть не расплакалась от умиления, увидев Гошу с перебинтованной челюстью и огромным букетом розовых тюльпанов.

— Что у тебя с лицом?

— Да так, нишего штрашного, — невнятно пробормотал он и слегка покраснел. — На работе ушибся.

— В офисе? — удивилась я.

— Не-е, на презентации. — Он попытался улыбнуться, но только слегка застонал от боли и пожал плечами.

Только я успела пожаловаться ему на новый Варежкин имидж и предложить компота, как снова раздался звонок.

— Если это Варя, я сразу прыгаю в окно, — попытался пошутить Гоша.

— Это девятый этаж, Гош, — серьезно вздохнула я.

Варя тут же бросилась мне на шею и, прежде чем я смогла ее от себя оторвать, раз двадцать чмокнула в щеку, повторяя:

— Ну прости-прости-прости-прости!

— Лучше прости ее, Жень, — предложил Гоша, — а то хуже будет…

— Ой, Гоша, что с тобой случилось? — уставилась Варя на перебинтованную челюсть. — Это Женька тебе пощечину влепила? И как ты умудряешься внятно говорить, когда у тебя вся голова бинтом замотана?

— Немедленно прекращайте острить в моей прихожей!

Кадр 16 Парень-из-Автобуса

Сегодня у Варежки ответственный день. Она знакомится с мамой Лёлика и уже час без передышки жалуется:

— Я лучше еще раз Одуванчиковой экзамен сдам! Перед первым свиданием меньше волновалась! Мне легче к стоматологу сходить, честное слово…

— Ты же об этом мечтала, — в очередной раз напоминаю я.

— А еще я мечтала выйти замуж за Тома Круза! Это Лёлику легко понравиться: кружевная маечка попрозрачней — и все отлично, а с мамой такой номер не пройдет. Красота, конечно, страшная сила, но тут не поможет. Знаешь, как он ее называет? «Мамуся»! Спасите!!!

После долгих раздумий и внушительной коробки шоколадного мороженого мы разработали следующий план:

1. Бороться с внешностью. Свою неземную красоту Варя оставляет дома. Мамусе ее сексуальность до лампочки.

2. Бороться с гордостью. Главная тут Мамуся.

3. Восхищаться Мамусей со всей возможной искренностью. Хотя бы за то, что она воспитала такого прекрасного сына.

4. Интересоваться детством Лёлика (это все мамы любят) и с блеском в глазах рассматривать семейные фото.

5. Делать подарки. Лёлик проболтался, что Мамуся помешана на собаках, поэтому нужно срочно купить что-нибудь вроде ошейника, а в кармане спрятать кусочек колбасы, чтобы наивный песик искренне проявлял к Варежке симпатию.

Мы решили начать с последнего пункта и купили Мамусиной собачке безразмерный ошейник из черной лакированной кожи. Так как порода этой заведомо отвратительной твари была неизвестна, пришлось брать классический вариант, хотя Варя все время порывалась купить строгий, с шипами.

Вечером Варя натянула белую блузку и черную юбку, которые у нее остались со школьного экзамена по алгебре, и пошла на обед с Мамусей, а я надела любимый розовый костюмчик и отправилась в универ.

Еще издалека увидела Томку. Она ходила взад-вперед за оградой университета, как тигр в зоопарке. Ой, не к добру это… Я чуть не сбежала домой, пока она меня не заметила, но тут Томка обернулась и, не поздоровавшись, закричала из-за забора:

— Помнишь, когда мы с тобой поссорились, Варя стояла около универа с каким-то парнем?! Как его зовут?!

— Скорее всего, это был Лёлик… — предположила я, подойдя поближе. — А что?

— Женька! Это точно он! Парень-из-Автобуса!

Легендарный Парень-из-Автобуса портил мою жизнь уже почти два года, потому что Томка рассказывала его историю раз двадцать и каждый раз после этого принималась плакать. Все мужики сволочи!!!

Видимо, у нее была полоса невезения: сначала надули со съемками, потом выперли из института, а стоило Томке решить переехать в Москву, как ее… сняли с поезда!

Дело в том, что поезд был не простой, а с подковыркой — он шел транзитом через Украину. А Томка, простая душа, сбежала из дома как раз в двадцать лет, когда всем законопослушным девушкам следует менять паспорт. Кто думает о бюрократических мелочах, когда нужно начинать жизнь сначала? Таможенник потребовал у проводницы Томкин билет и со всеми документами двинулся к выходу. Проводница вслед ему только головой покачала и пробормотала: «Изверги, дитев с поезда сымают». А Томка так обалдела от неожиданности, что даже возразить ничего не могла и молча взяла сумку с вещами.

Ее усадили в узенькой комнате, по которой бегали туда-сюда огромные таможенники в камуфляжных куртках с непременными красными папками в руках. Суровый бритый парень с Томкиным билетом уселся за стол и принялся что-то сосредоточенно писать в засаленной тетрадке. Перед ним стояла женщина в шерстяном платке, завязанном крест-накрест поверх дубленки, и пыталась заставить «войти в ее положение». Входить в положение он вряд ли собирался, но явно был готов выйти из себя. Уши у таможенника угрожающе покраснели, а ручка в руке подрагивала. Из громкоговорителя с хрипом и свистом послышалось: «Поезд двадцать седьмой отбывает от второй платформы, повторяю: поезд…» И тут до Томки ДОШЛО… Дошло, что она одна в чужом городе (кстати, даже не городе, а приграничном поселке), без денег, а телефон не работает. Короче, разревелась в голос.

Таможенник хлопнул ручкой об стол и, с грохотом растолкав мебель в узкой приемной, скрылся за белоснежной дверью с надписью «…у…лет». Женщина в платке из солидарности тоже захлюпала носом. Через пять минут Тамара вспомнила, что слезами делу не поможешь, Москва слезам не верит, и вообще так можно легко простудиться. Парень в униформе вернулся и шлепнул перед ней паспорт и билет на поезд.

Ну ты, звезда! Переезжать границу с просроченным паспортом! А что бы ты делала, если бы на Украине сняли? Посадили бы в обезьянник с гарными ночными бабочками и держали бы, пока родители штраф не заплатят. Это в лучшем случае. Короче, сейчас я тебя до вокзала провожу, там билет сдашь, сядешь на поезд до Ростова, а оттуда уже будешь добираться куда нужно. Только по территории России.

Во всей Успенской не было электричества, поэтому билет сдать оказалось непросто. Томка вышла померзнуть на улицу — у платформы стоял электровоз с прицепленным к нему вагоном-рестораном. Из открытого окошка электровоза вырывался пар и выглядывал краснощекий машинист.

— Девушка! — обрадовался он. — С Украины сбежала?! Садись! У нас тут поезд-ресторан!

Когда наконец включили свет, в кассе ей вернули меньше четверти стоимости билета. Снова захотелось расплакаться. Но времени не было.

— Поезд уже у платформы, через пять минут отбывает, — подмигнула кассирша.

Томка подхватила с пола сумку, пошатнулась от тяжести и с максимально возможной скоростью понеслась обратно на вокзал. Чуть не сбив прибывающую электричку (с утяжелителями из бабушкиного повидла Томка представляла реальную угрозу), по путям доковыляла до поезда «Москва — Адлер», который должен был подбросить ее до Ростова. В плацкартном вагоне было пусто, а поезд резвым галопом скакал вдоль заснеженных берегов Азовского моря.

Ростовский вокзал, весь из синего стекла и хромированных ручек, выглядел крайне неприветливо. Кондиционеры не спасали от холода, дорогие бутерброды с тухлой осетриной — от голода, и довольно скоро Томка поняла, что с такими скудными финансами можно разориться на оплате туалета. Очередь в кассу вокзала отстояла зря: никто не собирался довозить ее до Москвы за пятьсот рублей, которые вернули за старый билет. Положительный момент, правда, тоже был: в Ростове заработал мобильник, но пользоваться Томка им не спешила — не хотелось давать маме еще один повод для расстройства.

Выход пришел сам в образе мальчика лет семи в ярко-оранжевой куртке, которая была ему велика размеров на десять. В руках у мальчика был клетчатый носовой платок и картонная табличка «Ростов — Москва, рейсовый автобус». На Томкин вопрос он шумно высморкался и махнул рукой куда-то в небо. Но у автобуса ее ждал еще один неприятный сюрприз — на билет по-прежнему не хватало. Пухленькая тетенька-диспетчер была непреклонна и на просьбы доплатить недостающую сумму в Москве с постоянством отвечала: «А если ты по пути из окошка выпрыгнешь?» Собственно говоря, Томка так и думала поступить. Водитель автобуса с сочувствием косился из своей кабинки, но не вмешивался. Томка уже собиралась позвонить маме и закатить истерику, но тут сзади кто-то протянул ей билет:

— Держи, путешественница!

Будь дело при других обстоятельствах, Томка, наверное, стала бы кокетничать и мило улыбаться, но теперь вместо этого строго нахмурилась.

— Я обязательно отдам.

— Конечно, отдашь, — заулыбался парень; у него были удивительно пушистые ресницы и добрые карие глаза. — Меня Лёшей зовут.

В автобусе Томка с Лёликом сидели рядом. Напротив, на двух креслах сразу, устроилась пожилая дама с книжкой Фицджеральда «Ночь нежна» и огромным пакетом печенья «Зоопарк». Она шуршала страницами, время от времени всхлипывала и откусывала головы слонам и тиграм. Человек — царь зверей, да… Лёлик продолжал улыбаться, но упорно молчал. Томка нервно вытащила зеркальце — конечно, могло быть и лучше, но в принципе нормально…

Ночью в автобусе было безумно холодно, но Томка основательно замерзла, прежде чем решилась к Лёлику прижаться. Он обнял ее за плечо, отчего стало совсем тепло.

Проснувшись, Томка с удивлением обнаружила, что лежит поперек двух сидений, укрытая чужой курткой, и только потом сообразила, что автобус едет, а Лёлика рядом нет. Быстро оглядев салон, бросилась к водителю.

— Мы потеряли пассажира! Он, наверное, отстал по пути! — паниковала она. — Нужно срочно вернуться, у него даже куртки нет!

Надо отдать должное водителю, он на Томкину истерическую тираду даже не обернулся и не отвлекся от дороги ни на минуту.

— У вашего соседа был билет до Воронежа. Он вышел на своей остановке.

— Это он к бабушке ездил! — догадалась я. — У Лёлика бабушка в Воронеже! Но только почему он не дал тебе свой номер телефона?

— Может, я ему не понравилась? — всхлипнула Томка.

Если Лёлик — Парень-из-Автобуса, то Томка точно в него влюблена. А Варя сейчас знакомится с его мамой. А я, как всегда, буду утешать обеих. Черт. Черт. Черт. Упросила Томку позвонить мне вечером. Во мне внезапно проснулась невероятная тяга к знаниям, и я не отрываясь конспектировала все лекции. Правда, с семинара сбежала (о, прости меня, великий и могучий бог фотожурналистики!), чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть от чужих проблем.

Но дома (господи!) уже сидела Варя в слезах, а бабушка отпаивала ее своей иранской валерьянкой. Кажется, я сейчас тоже заплачу…

— Ну, как все прошло? — попыталась я улыбнуться.

— Ужасно, — вздохнула Варя. — Лёлик, наверное, теперь и говорить со мной не захочет.

Мамуся оказалась на удивление субтильной женщиной (Варя ожидала что-то вроде Годзиллы) с кривыми ножками и злыми глазками. Короче, до смеха напоминала своего французского бульдога. Бульдога звали Элвис, Мамусю — Лидия Михайловна.

Кроме собак, Мамуся выращивала целую оранжерею кактусов, а кроме Лёлика — отвратительную девочку по имени Милочка. Варя сразу после официального знакомства получила сомнительное имя Вавочка, и называли ее весь вечер только так. Подношение в виде собачьего ошейника было решительно отвергнуто:

— Вавочка, у тебя нет ни малейшего понятия о сочетании цветов!

— Как же! — справедливо возмутилась Варя. — На нем ведь есть черные пятна?

— Пятна бывают на грязной скатерти, а не на собаках. Если уж очень хочешь сделать что-нибудь хорошее, помоги в оранжерее…

Ей совсем не хотелось «делать что-нибудь хорошее», но ради Лёлика можно и потерпеть. «Оранжереей» называлась просторная кладовка с искусственным освещением, создававшим полную иллюзию пустыни. Картину дополняли стройные ряды кактусов всех форм и размеров. Варежку отдали под начало шестнадцатилетней Милочки и поручили сажать какие-то экзотические колючки с непроизносимым названием. Пока она, скрючившись и пачкая свои лучшие кружевные колготки, колола себе пальцы маленькими кактусами, Мила рассказывала ей о своих любовных похождениях и ловко вязала крючком ярко-зеленую салфетку.

— Я встречалась с тремя парнями одновременно, и двое из них учились в одном классе, представляешь? Мамуся говорит, большинство мужчин слишком тупы, чтобы замечать такие вещи…

Она закатила глазки и поджала губки. Варежке безумно хотелось кинуть в нее кактусом. Это надо же — стоя вязать салфетку! Это надо же — называться Милочкой с большой буквы, не имея на это никаких видимых прав! Короче, Миле досталось бы по полной, если бы Мамуся не заглянула в дверь:

— Вавочка, ну я же ясно с казала, с интервалом в пять сантиметров, а тут и четырех нет. (Ничего себе у нее глазомер!) Оставляй все это, я сама потом все сделаю. Ничего нельзя доверить чужому человеку!

Это Варя-то чужой человек? Да она свой в доску! Главное, доказать это Мамусе. С этой благородной мыслью Варя засела за альбом с семейными фотографиями. Все шло более-менее гладко, пока Варя не увидела на снимке мальчика лет пяти с рогаткой и синяком под глазом.

— Ой, это Лелик?! — радостно спросила она.

— Это Милочка! — возмутилась Мамуся. — Ты же видишь, у нее сережки! Вавочка, ты же журналистка, должна быть наблюдательной!

Варя не придумала ничего лучше, как спросить, когда Лелик сказал свое первое слово, изобразить острый приступ умиления и сбежать в туалет.

Обед прошел еще хуже: Мамуся с Милочкой наперебой спрашивали ее, что она любит готовить, а Вари даже сыр не умеет ровно нарезать. Самое страшное, что все это время Лёлик вообще не вступал в разговор и только время от времени кивал, подтверждая Мамусины слова.

— Лёлик очень любит блинчики, правда, Лёлик? — Он нервно затряс головой. — Ты умеешь готовить блинчики, Вавочка?

— В «Шоколаднице» очень вкусные блинчики… — робко предположила Варежка и тут же поняла, что лучше было промолчать.

Милочка исполняла завораживающий номер — умудрялась одновременно пить кофе и вязать крючком кружевную салфетку. Варя вдруг поняла, что белая скатерть на столе тоже связана, и в полной мере почувствовала свое ничтожество.

— Я его недостойна! — всхлипывала Варежка, глотая валерьянку. — Я не умею вязать крючком салфетки! Я не умею готовить блинчики! Я не встречалась с тремя парнями одновременно! И я ничего не понимаю в кактусах…

— Варь, они ведь этого и пытались добиться! И потом, все не так плохо, как кажется.

— Все гораздо хуже, — согласилась Варежка.

— Ты серьезно думаешь, что Лёлик хочет, чтобы ты была похожа на помешанную на кактусах и бульдогах женщину?

Странные существа мужчины. Они хотят, чтобы мы готовили, как их мамы, потому что лучше готовить невозможно; заботились о них, но так, чтобы это не бросаюсь в глаза (это они о нас, слабых и трепетных, денно и нощно заботятся). Некоторые даже находят девушку с маминым именем…

Но при всем при этом нужно оставаться собой, чтобы мужчина чувствовал себя не нашкодившим мальчишкой, а полноценным мачо. Тут как с кактусами: интервал должен быть ровно пять сантиметров.

Кадр 17 Инфузория-туфелька

Инфузория-туфелька — простейший девичий организм, помешанный на покупке обуви. Томка коллекционирует туфли, как я — дверные ручки. У нее тридцать четыре пары босоножек, из которых она постоянно носит только две, а все остальные надевала максимум по одному разу. Стоит ей увидеть в витрине красивую пару туфель, как она готова сделать что угодно, лишь бы они принадлежали ей. Это довольно сложно, если принять во внимание невысокую зарплату тренера-стажера. Но сегодня Томка окончательно свихнулась: мы сидели в кино и спокойно смотрели фильм, когда она вдруг заорала на весь зал:

— Это они!

Я поперхнулась попкорном, а Варя взвизгнула от неожиданности.

— Кто они? Инопланетяне? Настоящие мужчины? Пончики с кремом?

— Туфли на Мегги!

— На ком? — не поняла я.

— Мегги — это которая подружка того типа, который только что прибил кирпичом парня, который так классно целовался в начале, — объяснила Варя.

— Да? — удивилась я. — Честно говоря, вообще не помню никаких туфель…

Томка обиженно отвернулась, Варя попыталась исправить положение:

— Кажется, они были черные?

— СИНИЕ! — Тамара, судя по всему, была оскорблена до глубины души.

Следующие два часа мы сидели в интернет-кафе и искали в сети модель туфель Мегги, хотя я так и не смогла вспомнить, кто это.

— Томка, это безнадежно, — я умирала со скуки. — Мне еще надо заняться парнем для следующего номера YES!. То-о-ом…

— Женька, не нуди, ты сама такая же! Помнишь, в сентябре ты нас чуть с ума не свела своим Луи Вьюттом с вишенками?

Но Louis Vuitton — это святое. Благодаря своей первой сумочке я попала в YES!. Она была черная, с разноцветным орнаментом и стоила почти пятьсот долларов. Влюбилась в нее с первого взгляда. Честное слово, ночами не спала — думала, как на сумочку накопить. Это было непросто — я тогда еще не работала и своих денег не было вообще. К тому же на Лику в очередной раз напало спартанское упрямство, и она твердила, что надо не тратить деньги на бесполезные вещи, а развивать культурную отрасль в стране. Хорошо ей посвящать себя искусству, когда шкаф от одежды уже ломится! Но папа не подвел, внес половину цены, и через месяц сумка была куплена.

От счастья по поводу сбывшейся мечты мне пришла гениальная идея. Дело в том, что бутик Louis Vuitton в ГУМе расположен прямо напротив церкви. Я привела туда Варю с Томкой и заставила «покрыть головы» шелковыми косынками от того же Вьюттона. Девушки в пояс кланялись у входа в бутик, а прямо у них за спинами две старушки крестились на церковную икону. Эта картина в монохромном исполнении моего «Кодака» и была отправлена в редакцию YES!, после чего меня пригласили в штат. Фотографию, правда, не напечатали — сказали, она может оскорбить чувства верующих. Но я-то знаю, что лучше еще ничего не снимала!

С тех пор я каждый сезон покупаю себе новую сумку от Louis Vuitton. Последняя — коричневая с вишенками — была куплена ценой всей сентябрьской зарплаты. Потом я весь вечер не могла наглядеться на это чудо. Поняла: вот что в народе называют фетишизмом — и заснула с ней в обнимку.

Утром меня разбудила Лика.

— Все нормальные мамаши гоняют из дома парней, а я застукала свою дочь в постели с сумкой!

— Жаль, нельзя подать на Луи Вьюттона в суд за совращение малолетних, — вздохнула я.

Вспомнив все это и устыдившись, бросилась помогать Томке. По какому-то случайному совпадению синие туфли нашлись на первом же сайте, который я открыла. Возможно, все дело в том, что Тамара с Варей просматривали странички модных дизайнеров, а я сразу вышла на сайт крупного обувного магазина.

— Женька, ты гений! Теперь мы даже знаем, где их можно купить! — обрадовалась Томка.

— И за сколько их можно купить, — попыталась охладить ее пыл Варя.

Но Томку было уже не остановить. Она забрала все деньги, которые у нас были, великодушно оставив 50 рублей на метро, и бросилась по остальным «кредитоспособным друзьям».

— Спорим, — предложила Варежка, — она и у твоего папы займет?

— Не сомневаюсь. И у Лики тоже.

Мы добрались до университета уставшие, голодные и без надежды на отдых и еду, потому что денег не было.

— Я чувствую себя бомжиком, — сетовала Варя. — Если бы не Томка, мы бы ехали в такси и ели торт.

— Господи, Варежка, что с тобой?! Торт в такси!

— Прости, это у меня от голода! Уже и галлюцинации начались… Я вижу, как ИЛ обнимает Лёлика. Или это Болек?

Аспирант перед университетом тискает студентку! Куда катится мир?!

— ИЛ, с такими моральными нормами тебя никогда не возьмут в преподаватели, — уверенно заявила я.

— Какой ужас!

Он кончиками пальцев, с выражением притворной брезгливости оттолкнул от себя Лену (а может быть, Олю). Как будто она была тараканом. Или мерзким пауком. Отвратительным тарантулом.

— Привет, Оль! — положилась на интуицию Варя.

— Я — Лена!

Она смотрела на меня так, как будто собиралась наброситься и укусить. Я выдавила из себя приветливую улыбку. Разговор явно не клеился, и мы с Варей отправились в буфет, забыв, что у нас нет денег. Но нам повезло: за столиком сидели Митя с Гришей.

— Молодые люди, если вы нас срочно не накормите, мы умрем от истощения! — весьма реалистично простонала Варя и уселась рядом с ними.

— У нашей подружки случился приступ туфельковости, и все деньги ушли на лечение, — объяснила я.

— Как тебе Оля? — спросила Варя, дожевав первый сандвич и снова обретая способность обсуждать других девушек.

— Это Лена, — поправила ее я. — Мне кажется, что она ему не подходит…

— А может, это родство душ?

— У него брюки от Vivienne Westwood, а она одеваться не умеет. Какое тут может быть родство душ?

— Женька, а ты не ревнуешь?

— Кого?! — возмутилась я.

— А она в него по уши влюблена, — вдруг сказал Митька. — Недавно пришла его встречать после заседания кафедры, представляешь?

— Встречать?! — изумилась Варежка. — ЕГО?! Да я Ричарда Гира встречать не пошла, когда он в Москву прилетал!

— В него все влюблены, — вздохнул Гриша. — И что в нем такого? Гном с чубчиком!

— Чуб — это у казаков на бритой голове, — поправила я. — А у ИЛа челка.

— Ну вот, и ты тоже! Что в нем такого?!

— Да я его терпеть не могу!

— Ну да, коне-ечно, — пропел Митька. — Думаешь, не видно?

— Купи очки и смотри внимательней! — огрызнулась я, с грохотом вскочила со стула, развернулась и… нос к носу столкнулась с ИЛом.

— Она меня ненавидит, что, не видно? — нежно улыбнулся он и чмокнул меня в щеку. — Ты почему не поздоровалась с преподавателем?

— Ну чем ты их берешь?! — плачущим голосом спросил Гриша.

— Врожденным обаянием, — промурлыкал ИЛ.

— Еще скажи — природной скромностью, — уколола его я.

— Ты меня ненавидишь? — поинтересовался он.

Отвратительная ситуация. Ответить честно — а если придется ему еще что-нибудь сдавать? Промолчать — все подумают, что он и правда мне нравится. Отшутиться — решат, что кокетничаю. И опять же придут к выводу, что я в него влюблена. Из щекотливого положения меня спасла Томка-в-Синих-Туфельках.

— Представляете, охрана меня пропустила! Даже документы не спросили!

— Это из-за туфель, — уверенно сказал ИЛ. — Тут всех стильных девушек пропускают без документов. Кстати, я уже где-то видел эти туфельки… В кино?

— Да… — заулыбалась Томка…

Даже сидеть не могу рядом с ИЛом. Мы разговаривали о таких серьезных вещах, а я ведь даже не считаю его своим другом. И мне все время кажется, что он читает мои мысли!

У входа в университет стояла Лена и, кажется, опять плакала. Зря она. На такого, как ИЛ, у нее в жизни слез не хватит.

Кадр 18 Свингерское поведение

Лика — актриса драматическая, поэтому склонна все драматизировать. То она страдала оттого, что ей не дают ролей в новых спектаклях, а теперь сходит с ума, потому что приходится учить новые реплики.

Вчера пришла домой счастливая:

— Ну что, Ирина Родионовна, думали, я не справлюсь с Лялечкой? А я смогла! И никакое колечко на пальчике ей не поможет, потому что Борис Илларионович сам мне сценарий принес на золотом блюдечке и предложил главную роль, — хвасталась она бабушке.

Утром Лика догадалась прочитать сценарий до конца и пришла в ужас. Во втором действии нужно раздеться чуть ли не до трусов, правда, спиной к залу, но она же актриса театра, а не звезда стриптиза! К тому же главную мужскую роль (и право смотреть Лике, скажем так, в глаза) Билл мужественно вызвался играть лично. Но отказываться от роли она не собиралась. Лику не пугают трудности!

На первой репетиции оказалось, что трудностей слишком много. Во-первых, Борис Илларионович загонял всех до невозможности (интересно, кто ж его-то гонять будет?). Во-вторых, Лика, даром что гениальная актриса, не нашла в себе сил раздеться, а крутившаяся тут же Лялечка чуть не показала ей на собственном примере, как это нужно делать. Хорошо, что Билл успел ее остановить. А в-третьих, Лика ни с того ни с сего решила, что она толстая. Реплика в сторону — я же на два размера больше, значит, совсем корова?!

Вместо того чтобы сесть на диету, Лика записалась в солярий. Она надеялась, что весь лишний жир (которого не было) расплавится под воздействием ультрафиолетовых ламп. Помимо этого сомнительного аргумента, у нее был еще один:

— Буду толстой, но загорелой!

А мне-то что делать с моим 42-м, когда худеют с 40-м? Мрак. Позвонила Варе, чтобы обсудить диету.

— Варь, я — жирная корова.

— Кто сказал?

— Никто. Внутренний голос.

— Тогда не обращай внимания! Внутренний голос девушки на стороне парней. Постоянно говорит нам всякие гадости, чтобы мы себя недооценивали и не подходили к выбору мужчины так ответственно… Сегодня на концерте спроси у Гоши, хочет ли он, чтобы ты похудела.

Черт! Я совсем забыла! Сегодня же концерт «Тертого шоколада»… Мы решили реанимировать испорченные Тарасом выходные активным отдыхом.

Оставив Лику размышлять, входит ли легкий стриптиз в понятие настоящего искусства, я отправилась к Варе готовиться к активному отдыху. Мы берем с собой Гошу, Лёлика и Томку.

Вот только Варежка еще не в курсе, что Лёлик — Парень-из-Автобуса. Ну не знаю я, как ей это сказать! Да и вообще, почему именно я должна разбираться с Томкиными проблемами?

Варежка живет с мамой и отчимом в огромной квартире на Ломоносовском проспекте, через улицу от моего дома на Ленинском. Отчима Варя терпеть не может, после того как нашла у него под подушкой томик Набокова и стала подозревать в «лолитомании». Мне кажется, это она зря: мало ли что лежит у человека под подушкой. У меня, например, номер «Плейбоя», но это же не значит, что я предпочитаю девушек! Просто на одной модели была юбка, которая мне понравилась. Да, на моделях в этом журнале иногда бывают юбки!

Квартира у Варежки образцовая: паркет отполирован так, что можно кататься на коньках, любая кастрюля сверкает как зеркало, а кошка такая белая, будто ее стирают с отбеливателем. Даже вместо бутербродов — канапе! Варя терпеть не может всю эту чистоту:

— Как будто мы живем у мамы в офисе! Или в доме для Барби!

Но сегодня она не собиралась в очередной раз жаловаться на интерьер, отчима или маму, которая вечно пропадала на работе. Едва я набрала номер ее квартиры на домофоне у подъезда, как она тут же ответила:

— Жень, это ты?! — будто стояла в коридоре и ждала меня.

— Я…

— Заходи! Нам срочно надо поговорить!

Господи, что случилось? Ей не подходит новая кофточка? Ноготь сломался или прическа не получается? Еще в лифте я услышала, как Варя открывает дверь.

— Что… — но она уже втащила меня внутрь и захлопнула дверь. — Варь, ты выглядишь так, как будто хочешь меня съесть.

— Молчи и слушай, а то у меня не хватит смелости признаться! — быстро говорила она, почему-то закрыв глаза. — Я не люблю Лёлика, я люблю Гошу. Но он любит тебя, и ничего нельзя с этим сделать. Но точно знаю, что Гоша тебе не нужен, ты его просто жалеешь или что-то вроде. Все.

— Отлично, — выдавила из себя я. — Но, если ты не против, я тоже кое-что тебе расскажу. Раз уж все так здорово складывается. Лёлик — Томкин Парень-из-Автобуса.

— Шутишь! Но это же супер!

— Конечно, — съязвила я. — Супер для всех, кроме меня!

— Ой, прости, Женька…

— Да что уж там!

Ну почему у меня ничего не выходит с мужчинами? И с подругами… Не могу делать вид, что мне все равно, и добровольно отдавать парня Варежке!

— Я же не ангел, Варь!

— Как это? — не поняла она.

— Ты думаешь, я расстанусь с Гошей и так, между делом, намекну, что у меня есть подружка, которая согласна его утешить? Нет.

— Но он же тебе не нужен! Ты не знаешь, как от него отделаться!

— С чего ты взяла?

— Думаешь, не видно? И ИЛ тоже так считает…

— Кто?! А он почему так решил, ты не спросила? У нас с Гошей только вчера все начало налаживаться, а тут ты…

— Налаживаться? Да ты вообще ничего не знаешь! Ничего не хочешь знать! Ты что, и правда поверила, что его так отделали в офисе? Знаешь, где он работает? Вышибалой в клубе! Его ИЛ на днях видел. А из-за этой твоей дверной ручки его вообще чуть не посадили!

— Ну, я его как раз вытащила!

— Но сначала посадила. Только дело в том, что он в тебя тоже не влюблен…

— Ну да! — рассмеялась я. — Что же это, по-твоему, если не любовь?

— Это ответственность, Жень. Ты призналась ему в любви, и он решил, что совратил маленькую девочку и теперь обязан жениться. Он думает, что ты страдаешь!

— Я пойду домой и подумаю, о’кей? Может, позвонишь Томке и предложишь ей Лёлика? Свингеры, блин!

Дома меня ждала Лика со своими проблемами. Она разгуливала по всей квартире в нижнем белье, усаживалась на стул ко мне спиной и начинала допрос: «Тебе не кажется, что здесь жировая складочка? А тут — отвратительное пигментное пятнышко?» Бабушка только качала головой и бормотала про отсутствие моральных принципов, а я все больше утверждалась в мысли, что страдаю тяжелой формой ожирения. Ну, если Лика толстая…

— Знаешь что, — догадалась наконец я, — сходи-ка к Федору. Мой циничный папаша ничего не утаит насчет твоих жировых складок…

— Ну уж нет! Я в двадцать пять лет поклялась, что никогда больше не разденусь перед этим уродом!

— Но он же может прийти на спектакль.

— Черт! Об этом я не подумала. И ведь не только он. И они все будут пялиться на мое пигментное пятнышко?!

— Не уверена. Скорее, чуть ниже.

— Я иду к Биллу!

Когда Лика хлопнула дверью, дома стало совсем тихо. Только бабушка постукивала на кухне сковородкой. Даже позвонить некому: Томка начнет грезить о Лёлике, Варя — о Гоше, а мои проблемы им до лампочки. Неужели они и правда надеются, что смогут так легко уговорить парней на новые отношения? Взгляд упал на кусок салфетки с телефонным номером. Это Гавриил Петрович писал для меня номер ИЛа. Я должна спросить эту сволочь, с какой радости он лезет в наши с Гошей отношения. Хотя его, наверное, сейчас нет дома…

— Ал-ло! — Говорит так, как будто только что спас мир или сделал еще что-нибудь не менее героическое.

— Илья, это Женя.

— Привет, Женя.

— Зачем ты сказал Варежке, что я не люблю Гошу? Она теперь мечтает его спасти из моих когтей! Ты не имеешь права решать за меня…

— Прости, пожалуйста, — прервал меня ИЛ. — Ты мне не напомнишь, откуда я тебя знаю?

— Ты не хочешь застрелиться?!

Я бросила трубку. Черт, как он мог? Он не имеет никакого права меня не помнить! Наверное, так и надо себя вести. Не заморачиваться на чужих проблемах. Даже если ты непосредственный источник этих проблем.

У меня не заморачиваться не получалось, поэтому на концерт я опоздала. Сначала от расстройства надела не ту кофточку, потом пришлось двадцать минут ждать такси. Хорошо, что уговорила Гошу ехать без меня. Но, видимо, музыканты «Тертого шоколада» тоже перетряхивали свой гардероб в поисках нужной кофточки, потому что опоздали еще больше. Концерт еще не начался, Томка сидела рядом с Лёликом, положив голову ему на плечо, а Варежка что-то ожесточенно объясняла Гоше. Кажется, они разобрались и без меня.

— Привет, малыш, — напряженно улыбнулся Гоша. — Я хотел извиниться за… — он потер забинтованную челюсть. — Не стоило так серьезно…

— Надо было сразу сказать ей про работу, Гош, — нежно промурлыкала Варежка. — С другой стороны, теперь все ясно.

Что-то я недопонимаю.

— Что ясно?

— Я сказала Гоше, что ты хочешь с ним расстаться. Нельзя же мучить человека только потому, что ты стесняешься ему отказать, — менторским тоном вещала Варя, ни капли не смущаясь.

Такое ощущение, как будто челюсть сломали мне, а не Гоше.

Я молчала, глядя в пол. Гоша явно начинал сомневаться в правильности Варежкиных выводов и почему-то расплылся в улыбке.

— Малыш, ты что? Я тебе все еще нравлюсь?

Я помотала головой и уселась на свободное место между Варежкой и Томкой. Ушла в середине концерта: сидеть между двумя парочками, которые только что нашли друг друга — сомнительное удовольствие. Дома ликующая Лика объявила, что ей разрешили обернуться простыней. Почему всем, кроме меня, сегодня повезло?

Кадр 19 Привет, мне срочно нужно в обморок

Краткое содержание автоответчика.

Понедельник.

Варя: «Женька, ты куда пропала? Болеешь или балдеешь? Хи-хи. Я сказала Гоше, что ты его не любила, а встречалась из жалости. Но это же правда? Кажется, я ему нравлюсь».

Томка: «Представляешь, Лёлик говорит, что тогда в автобусе постеснялся просить у меня телефон. Вот дурачок, правда?»

Гоша: «Малыш, мне Варежка все рассказала. Не вини себя. Я вел себя глупо. И на Варю тоже не обижайся. Она так о тебе заботится!»

Вторник.

Томка: «Твой папа подписал со мной контракт. Ура-ура-ура! Решила сделать маме сюрприз, поеду домой на выходные. Лёлик, может, тоже поедет. Не хочешь с нами? Это же все благодаря тебе! Спасибо, целую».

Варя: «Ты что, умерла?! Гоша подарил мне цветы. В благодарность за заботу. Надеюсь, все получится».

Полина, заместитель редактора YES!: «Статью я немножко переделала, но, в общем, хорошо получилось. Искренне, главное. Ты что, безответно влюблена? Кстати, одна удачная статья не освобождает от посещения рабочего места. В редакции уже подзабыли, как ты выглядишь, и спорят, блондинка ты или брюнетка».

Гоша: …

Гоша: «Черт, я забыл, что у тебя телефон с определителем. Ничего не случилось? Я волнуюсь».

Варя: «Тебя по университету ищут Болек с Лёликом и грозятся глаза выцарапать. Чем ты им не угодила?»

Ненавижу всех. Меня никто не понимает. Я сожрала пятнадцать бабушкиных пирожков с луком и недостойна считаться человеком. Господи, как же мне плохо! Не хочу идти в университет и выслушивать Варежкины оправдания. А Томка сейчас слишком счастлива, чтобы меня понять.

На третий день затворничества Лика заявила, что я отвратительная жирная свинья. Еще один день на бабушкиной стряпне, и она выгонит меня из дома, потому что я порчу ей имидж и настроение. Нужно было доказать ей, что мне еще далеко до «отвратительной жирной свиньи» и… ой-ой-ой! Три лишних сантиметра в объеме талии! Еще немножко — и перестану помещаться в любимые джинсы. Я в ужасе выплюнула очередной пирожок и выскочила на улицу.

В редакции меня и правда подзабыли, но в бухгалтерии еще, слава богу, помнили и гонорар выдать не отказались.

У каждой девушки есть две возможности для экстренного похудения: спорт или агрессивный шопинг. Так как случай был тяжелый, я решила совместить оба варианта и для начала отправилась в Томкин бассейн. Только Томка там больше не работала. Вместо нее какая-то огромная баба в розовом спортивном костюме стояла на бортике и орала на детей, иногда принимаясь оглушительно свистеть в хромированный боцманский свисток.

Томка очень изменилась с тех пор, как стала моделью. Как бы странно это ни звучало, она стала обычной. Такой, как все. Многие девушки мечтают увидеть себя на обложке журнала, а Тамара мечтала выиграть Олимпийские игры…

— Выходим!!! — заорала новая тренерша так громко, что я с перепугу хлебнула воды и закашлялась. Тут же передо мной на воду шлепнулся спасательный круг.

— Не умеешь плавать не забирайся на глубину! — басом рявкнула тренерша, и у меня разом пропало желание плавать дальше.

Все-таки Томки тут очень не хватает…

Ладно, достаточно спорта, настало время Агрессивного Шопинга. Смысл в том, чтобы найти в магазинах совершенно непривычную для себя вещь. У меня, например, двадцать джинсов, неисчислимое количество свитеров и футболочек, пять твидовых костюмов с юбками до середины колена, но всего два платья. Кстати говоря, у меня до сих пор нет мобильника, который спер какой-то шутник еще неделю назад, но кто думает о средствах связи, когда дома всего два платья! Будем штурмовать настоящую женственность…

Много-много позже. После ГУМа, ЦУМа и ТЦ «Охотный ряд».

Мамочки! Я похудела не на один килограмм, а на все двадцать. Где в этом городе можно найти нормальное третье платье? Поразмышляю об этом в кофейне.

Кроме меня, в кофейне размышляла о жизни Рита, бизнес-мама Варежки.

— Женечка, привет! — помахала она мне журналом с многообещающим названием «Власть».

Я уселась рядом и только задумалась о том, можно ли позволить себе малюсенький кусочек шоколадного торта или довольствоваться одним кофе, как Рита затронула самую щекотливую тему.

— Как у вас там дела с Варварой? Она все дозвониться никак не может.

— Она у меня парня увела, — объяснила я. — Правда, с моего согласия.

— Ну ничего себе! — удивилась Рита. — А парень как, не против?

— Вроде нет…

— А ты что такая кислая? Передумала от него отказываться?

— Да это не из-за парня, — улыбнулась я. — Это из-за платья. Никак не могу подходящее найти, все магазины обошла.

— О, давай я тебе помогу! Тут на Тверской в бутике распродажа, там одно платье есть, всего за двести баксов, скидка — процентов семьдесят! Хотела его Варе предложить, но раз у нее новый парень, обойдется пока. Только давай поторопимся, а то у меня через пятнадцать минут обед кончается.

Через пять минут я стояла в примерочной — в розовых высоких кедах и платье неземной красоты. Проблема в том, что платье было белым и до ужаса напоминало свадебное.

— Рит, оно прекрасно, — простонала я из-за двери примерочной. — Но я в нем похожа на сбежавшую невесту.

— Глупости! — Рита заглянула ко мне. — Оно отлично на тебе сидит! Берем его, и я бегу на работу, а ты — в университет.

И я сдалась. Хотя я вряд ли надену это платье до свадьбы. Слишком уж оно белое…

Стоило мне зайти в университет, как Болек с Лёликом прижали меня к стенке. Откуда только они выскочили?

— Лен, что случилось?

— Я — Оля! Как ты могла! Ты же его совсем не любишь! — последнюю фразу Болек с Лёликом прокричали хором, да так громко, что раскатистое эхо на главной лестнице несколько раз удивленно повторило: «Любишь, любишь, любишь».

Они что, тоже неравнодушны к Гоше? Может, он согласится сразу на гарем из моих подруг, раз уж так легко начал встречаться с Варей?

— С ним теперь Варя встречается, мы расстались в выходные.

— Расстались? — удивленно спросила Оля. — Ой, прости, пожалуйста.

Они развернулись, как солдатики на параде, и бодрым маршем припустили по коридору. Видимо, собираются найти Варю и устроить ей такие же разборки. Она меня предупреждала, и стоит отдать «долг чести», но телефона у меня до сих пор нет. Ничего, ей на пользу. Наверное, у нас телепатическая связь, потому что не успела я об этом подумать, как Варежка нарисовалась у входа. Она держала в руках мобильник и дурным голосом орала в трубку:

— Алло! Женька! Ты где пропадала?! — опять общается с моим автоответчиком.

Тут Варя наконец заметила меня и, не меняя тона, повторила:

— Ты где пропадала?!

— Я набирала вес…

— О, отлично! Как успехи?

— Средней тяжести. Варь, теперь Болек с Лёликом ищут тебя. Собираются мстить за Гошу, как я поняла…

— Причем тут Гоша? Они же ИЛа приревновали!

— ИЛа?

— В универе все говорят, что вы встречаетесь.

— Да ладно тебе! Кто мог такое ляпнуть? Гриша репетировал новую шутку для КВН?

— Честно говоря, я думаю, что он сам…

— Кто?

— Илья!

— Зачем ему это? Мы даже не дружим! Я ему позвонила на днях, так он меня просто не узнал!

— Ах, ты ему звони-ила, — медовым голоском пропела Варежка.

— Да ну тебя! Сколько можно повторять, что я его терпеть не могу!

— Ну я же тоже тебя уверяла, что ненавижу Гошу, когда вы только начали встречаться. А он мне сразу понравился…

— Вот лицемерка, — рассмеялась я.

— Кто бы говорил!

Много бы я отдала, чтобы знать точно, кто распускает эти бредовые слухи. Не могу же я явиться на кафедру и обвинить Илью в том, что он называет меня своей девушкой? Если это неправда, то он точно возомнит о себе невесть что. С другой стороны, если это не он, а ему кто-нибудь (те же Болек с Лёликом) сказал о нашей с ним «любви», то ИЛ вполне может подумать, что слухи распускаю я. Ай-ай, как все плохо!

— Привет.

Черт, это ИЛ! Спасите! Если я сейчас развернусь и убегу, это будет выглядеть очень глупо? Наверное, да… Упасть в обморок? Изобразить истерический припадок? Сказать, что мне срочно нужно в туалет?

— Привет, мне срочно нужно в обморок.

Господи! Что я мелю? Убейте меня, чтобы я не мучалась!

— Ничего страшного, я поймаю, — улыбнулся ИЛ.

— А не пошел бы ты… То есть я не в том смысле. Не обращай внимания! Мне нужно идти.

— Что с тобой?

— Я растолстела, и у меня нервный срыв.

Интересно, зачем я все это ему говорю?

— Совсем не заметно. Но если хочешь похудеть, поехали в пятницу ко мне на дачу. Отмечаем день здорового образа жизни. Хочешь?

— Да… То есть нет. Похудеть я хочу, но на дачу к тебе ни за какие коврижки не поеду. Про нас и так весь университет сплетничает!

— A-а, я знаю, — улыбнулся ИЛ. — Это я Оле сказал, что мы встречаемся…

— ЧЕГО?!

— Ну, она за Ленку переживала и спрашивала таким страшным голосом: «У тебя кто-то есть? С кем ты встречаешься?», что пришлось назвать чье-то имя. Твое пришло в голову первым… Не мог же я сказать, что у меня нет девушки!

— У тебя нет девушки?!

Я не смогла сдержать улыбку. У «великого и ужасного» ИЛа нет девушки?

— Вот именно! Поэтому я и не мог в этом признаться. А насчет дачи — возьми с собой подруг, кого хочешь. Заодно и докажешь им, что наша нашумевшая любовь платонического свойства… Ладно-ладно, нет никакой любви, — добавил он, заметив мой угрожающий взгляд.

Интересно, можно ли будет на даче продемонстрировать всем мое новое платье? Наверное, нет… Ни за что не поеду!

— Подумай, ладно? — настаивал ИЛ.

Кадр 20 Неожиданный

Думали мы вместе с Варей. Она считала, что ехать нужно непременно, но я сомневалась в ее бескорыстии.

— Ты-то поедешь вместе с Гошей, будете там на свежем воздухе искать путь к настоящим чувствам, а мне что прикажешь делать? На вас любоваться и писать вторую часть статьи о несчастной любви?

— Ну, ты можешь заняться ИЛом…

— Варь, я сто раз говорила, это безнадежно. Он мне не нравится. И неужели вам всем сложно придумать другую тему для шуточек? — с досадой простонала я.

— Ладно, проехали! Единственное, что меня беспокоит: на среднестатистической даче сейчас должно быть очень холодно. Мы там не замерзнем?

— Точно! Так ему и скажу.

Я позвонила ИЛу.

— Привет…

Я уже приготовилась перечислять все признаки, по которым он мог меня узнать (это Женя из университета, темные волосы, карие глаза, рост 175 сантиметров, родинка рядом с пупком, ты принимал у меня экзамен), но он радостно выпалил:

— Привет, Жень! Ну что, вы едете?

Хм… Пять дней назад у меня был какой-то другой голос? Почему тогда он меня не узнал?

— Знаешь, мы вряд ли сможем. Варя только что вылечилась от жесточайшей простуды…

В меня полетела диванная подушка, но, слава богу, Варежка не отличалась особенной меткостью.

— И она боится замерзнуть.

— Там совсем не холодно! У нас центральное отопление, два камина…

— О-о-о, камин! — завопила Варя во вторую трубку. — А можно мне привезти с собой парня?

— Конечно! Как ты себя чувствуешь? — галантно поинтересовался ИЛ.

— Хорошо, температуры уже нет, — выразительно посмотрев на меня, промурлыкала Варя. — Мы обязательно приедем.

— Я НЕ ПОЕДУ! — заявила я, как только она положила трубку. — Никакие камины не заставят меня провести два дня с этим… Даже не знаю, как его назвать!

— Жень, ну пожалуйста! Я всю жизнь мечтала о романтическом вечере у камина!

Короче говоря, я сдалась. Дача с детства ассоциировалась у меня с романтическими приключениями, потому что Лика регулярно уезжала на нашу «фазенду» вместе с очередной Любовью-на-Всю-Жизнь. Только теперь Гоша ехал с Варей, а мне оставалось им завидовать. Или кокетничать с ИЛом. Или повеситься, пока не поздно. Оптимальное решение, да…

У ИЛа красный «Фольксваген-жук» — очень милая машинка, но абсолютно не приспособленная для троих пассажиров и десятка сумок с вещами и провизией… Гоша, видимо, решил, что я хочу заставить его ревновать. Ни за что не верит, что поездка буквально «выплакана» у меня Варежкой. Когда мы наконец разместились между пакетами с едой, он сурово на меня посмотрел, и мне на минуту показалось, что я и правда отвратительная кокетка. Сижу рядом с водителем и вижу в зеркале Гошину нахмуренную физиономию. Интересно, ИЛ тоже заметил?

Но даже Гоша перестал хмуриться, когда мы подъехали к «даче».

Это был не обычный домик между теплицей и фруктовым садом, а трехэтажный деревянный сруб посреди сосновой рощи. Вместо грязи на земле — ковер из сосновых иголок… Сказка!

— Обалдеть! — восторженно кричала Варя на всю рощу.

Внутри дом и правда был похож на замок — огромный камин в гостиной и старые фотографии каких-то родственников ИЛа. Варя с Гошей отправились на сентиментальную прогулку между сосен.

— Наверное, нам надо что-то приготовить, — задумчиво предположил ИЛ. —  Вечером еще гости приедут…

Прощай, тихий вечер у камина! «Нам надо что-то приготовить» закончилось примерно так: ИЛ учит Варю играть на гитаре в гостиной, Гоша читает книжку и смотрит на всех волком, а я готовлю праздничный ужин. И ведь понятия не имею, что сегодня за праздник!

Решила ограничиться салатами и легкой закуской. В конце концов, не надеялся же ИЛ, что я буду варить борщ и печь пирожки? Подлый эксплуататор! Правда, когда уже начали собираться гости, Варежку слегка укусила совесть и она прибежала на кухню.

— Тебе помочь? — У Вари был такой взгляд, как будто, если я скажу «да», она упадет в обморок.

— ДА! Последи за соусом, я пойду переоденусь…

В гостиной курили сигары трое незнакомых мужчин из «Серьезной Газеты» (судя по сигарам — политические обозреватели), на диване, сложив руки на коленках, аккуратно присели Болек с Лёликом. Они попытались убить меня взглядом, но я ловко увернулась, улыбнулась Митьке, который снимал пальто в прихожей, и убежала наверх переодеться в новое белое платье. После юбочек Оли и Лены с миллионами оборочек оно тут вряд ли кого-нибудь удивит.

Когда через пять минут я вернулась, Варежка гипнотизировала взглядом подгорающий соус.

— Варь, его же надо было мешать! — схватилась за голову я.

— Ну ты же сказала «последи», а не «помешай», — оправдывалась она.

— Я сказала «последи», а не «посмотри», — сыронизировала я и вылила соус в раковину.

Слишком торопилась приготовить новый соус, и дело кончилось тем, что он опять подгорел, а я испачкала новое белое платье клюквенным соком.

Застирала пятно средством для мытья посуды и теперь сушила платье на кухне феном, чувствуя себя Золушкой, которую не пустили на бал.

— Все очень вкусно, — заглянул в кухню ИЛ. — А ты не собираешься выходить?

— Не думаю, что вы там без меня очень скучаете, — огрызнулась я, пытаясь разгладить помятую после «стирки» юбку.

Он уселся на подоконник.

— Ты не будешь помогать мне задувать свечки?

— Зачем тебе задувать свечки?

— У меня день рождения, так принято — задувать свечки…

— Черт! Надо было сказать раньше! Я бы тебе подарок привезла, что ли…

— Ты сделала лучший подарок — приготовила ужин. Все в восторге. Все мне завидуют. Ни у одного парня девушка не умеет готовить клюквенный соус.

Тут моему терпению пришел конец. Понимаете, меня можно нагло использовать, но только с моего ведома. Я запустила в него соусницей. И только когда клюквенный соус кровавым пятном расползся по его белому свитеру, поняла, что наделала. Господи, у него же день рождения!

— Черт! Прости. Это было первое, что попалось под руку. Я испачкала платье, злилась, что вы там веселитесь, а я тут готовлю. Меня бесит, когда все называют меня твоей девушкой, а тут еще ты… Средство для мытья посуды отлично отстирывает клюквенный сок. Давай свитер, я попробую.

Я подошла к нему, протягивая руку за свитером. ИЛ молчал. Интересно, он сильно злится? Не успела я это подумать, как он обнял меня.

Ой-ой-ой, это нехорошо.

Не могу же я целоваться с человеком, которого ненавижу?

Но у него день рождения…

Когда у меня наконец хватило сил вырваться, на новом платье красовалось такое же пятно, как на его свитере.

— Ты с ума сошел! — заорала я так громко, что даже гости притихли. — У меня нет второго платья! Я тебя ненавижу! Я никогда не была твоей девушкой!

— Считай, что это была моя месть за свитер. Теперь у тебя есть легальная причина для ненависти, — тихо сказал он и вышел.

— Ты зарубил ее топором? — попытался пошутить Митя и нервно засмеялся.

На кухню ураганом влетел Гоша, за ним — Варежка, и встали в дверях.

— Он тебя обидел?! — спросил Гоша. — Да я его убью!

— Никто меня не обижал. Все в порядке.

— Но я же вижу, что не в порядке! — Видимо, ему не терпелось с кем-нибудь подраться. — Слушай, так ты с ним не встречалась? — Гоша обернулся к Варе, она с ужасом смотрела на меня.

— Встречались, — как можно убедительней сказала я.

— Врешь. Вы обе врете.

— Варя тут ни при чем. Это же я хотела от тебя отделаться. И я разболтала всему университету о том, что встречаюсь с ИЛом…

Варежка плакала, прислонившись к дверному косяку. Гоша смотрел на меня с ненавистью. Я выскочила за дверь и, стараясь не смотреть на гостей, побежала по лестнице в спальню. Уехать бы прямо сейчас домой! Но дома придется объясняться с Ликой. Почему мне некуда бежать? Почему мне не к кому бежать?

Фотографии родственников ИЛа на стене пожелтели и сворачивались, как осенние листья. На них картинно-счастливое семейство: улыбки на лицах, бантики на косичках, выглаженные шнурки ботинок. Я не такая. Я ему не подхожу. Стоп. Это он мне не подходит! Он отвратительный, подлый, наглый хам.

Внизу гости нестройным хором пели Happy birthday to you. Не придумала ничего лучше, как разрыдаться, уткнувшись в подушку. Это оказалось отличным снотворным.

Проснулась часа в четыре утра, сняла испорченное платье и натянула пижаму. В доме было тихо, снаружи угрожающе скрипели сосны. Жуть.

За дверью что-то тихо позвякивало. Вспомнились привидения в цепях из старых ужастиков. Я посмотрелась для храбрости в зеркало и выглянула в коридор. Там, натыкаясь на стенки, шла Варежка в розовом пеньюаре и звенела браслетами.

— Ты чего? — прошептала я.

Привидение в цепях игриво подмигнуло и ввалилось в Гошину спальню, споткнувшись на пороге.

— Привет, малыш, — сонным шепотом сказал Гоша.

— Я никак не могу уснуть, — пожаловалась Варежка. — Все так скрипит, эти ужасные сосны на улице…

— Варь, ты что ли? — удивился Гоша.

Дверь в спальню закрылась.

Стараясь не шуметь, я спустилась вниз по лестнице. На диване в гостиной сидел ИЛ и лениво стучал одним пальцем по кнопкам клавиатуры ноутбука.

— Иди сюда, — сказал он, не отводя взгляда от монитора.

— Ты это мне? — пытаюсь одновременно съязвить и не зевнуть.

— Угу.

Я села рядом на диван и закрыла глаза, ИЛ обнял меня свободной рукой. Хам. Нахал. Мерзавец. Но так сидеть гораздо удобнее.

— Ты хочешь спать?

— Нет. — Сердито морщусь, не открывая глаз.

— А почему не ложишься?

— Я сказала, не хочу…

— Ты сердишься? — спросил ИЛ и чмокнул меня в макушку.

Я открыла глаза и, возмущенно фыркнув, отодвинулась в угол дивана. Он, улыбаясь, смотрел куда-то в сторону.

— На что ты сердишься?

— НА ЧТО Я СЕРЖУСЬ?

Да я просто вне себя! Он идиот или притворяется? Хотя, если очень нужно, я могу и объяснить.

— Ты целовал меня без моего разрешения. Ты испортил мое новое платье. Ты не узнал меня, когда я позвонила тебе в прошлое воскресенье.

— Я тебя узнал, просто мне совсем не хотелось слушать жалобы на Гошу. Я тебя целовал, потому что мне этого хотелось. Ты угробила мой свитер и стукнула соусником.

— Прости…

— Ты постоянно извиняешься, когда тебе нечего сказать. Может, хочешь кофе?

— Нет, спасибо.

— Девушки не пьют кофе? Я слышал, от него портится кожа.

— Нет, портятся только зубы.

— А я никак не могу без него проснуться. В моем кофе больше молока, чем кофе. И очень много сахара. Хочешь попробовать?

— Ну давай.

Пока он стучал на кухне чашками, я смотрела на экран ноутбука. ИЛ общался в каком-то чате с десятком полуночных девиц. Одна с ником Мармеладка прислала ему свою фотографию. На Мармеладке не было ничего, кроме мокрого полотенца, и она явно мечтала хоть с кем-нибудь познакомиться. Всегда знала, что он извращенец! Что я здесь делаю?

Почти бегом поднялась наверх, опять влезла в перепачканное соусом платье, натянула поверх него дубленку, побросала в сумку вещи и спустилась обратно.

— Тебе три ложки сахара или четыре? — крикнул с кухни ИЛ.

— Пять, — ответила я и вышла на улицу.

Черт, неужели я заблудилась в трех соснах? Минут сорок плутала по сосновой рощице, прежде чем выбралась к железнодорожным путям. Я заметила станцию, когда вчера мы подъезжали к даче.

И без того ужасное настроение ухудшило расписание электричек. Раньше шести ни одной не было, значит, мне еще почти полчаса мерзнуть на перроне. Думаете, легче было вызвать такси? Ничего подобного! Вызвать такси оказалось очень сложно. На станции, кроме заиндевелого расписания электричек и железного скелета скамейки, вообще ничего не было. Ближайший телефон-автомат, наверное, торчит где-нибудь в чистом поле, километров за десять отсюда и вряд ли работает. Вместо украденного мобильника я купила себе платье, в котором и собираюсь промерзнуть до костей прямо сейчас. Платье ни фига не греет, к тому же испорчено клюквенным соком, так что у меня даже нет надежды умереть от холода красиво. Но на дачу к ИЛу я ни за что не вернусь! Он же меня засмеет! Лучше замерзнуть, честное слово…

Стуча зубами и шмыгая носом, в шесть утра я забралась в полупустой вагон. Там было не намного теплее, чем на улице. Еще через два часа, синяя от холода, лохматая, невыспавшаяся, добралась до дома. Нормальная мать на месте Лики упала бы в обморок от ужаса, когда в прихожей из-под дубленки показалось «окровавленное» клюквенным соусом платье. Но она только спросила:

— Тарасик говорил правду? Ты по ночам все-таки пьешь кровь маленьких мальчиков?

После обеда, когда я безуспешно пыталась заснуть, прибежала Варежка и с порога заорала:

— Я тебя убью! Ты испортила лучшие выходные в моей бесцветной жизни!!!

Бесцветной, ну конечно… Хотя, если Варя сейчас меня слегка придушит, это будет в высшей степени гуманный поступок. Но она вместо этого уселась на диван и жалобно всхлипнула. Нет, только не это! Мне самой порыдать хочется, а придется успокаивать Варежку.

— Ну, что еще случилось? — промычала я.

— Что случилось?! — возмутилась Варя так громко, что стекла зазвенели. — В пять утра, когда я только начала находить общий язык с Гошей…

— М-м-м?..

— Неважно! Короче, в этот самый момент к нам врывается ИЛ и начинает просить твой домашний номер телефона. Говорит, мобильник у тебя заблокирован. «Ты что, дурак? — спрашиваю. — У нее мобильник украли неделю назад! И вообще, зачем звонить домой, когда она в соседней комнате?!» А он заявляет, что ты сбежала. Тут начался переполох. Гоша ИЛа чуть не прибил, я их каждые пять минут разнимала. Гоша пошел тебя искать и чуть не заблудился в сосновой роще. Ну, часам к шести мы собрались, прочесали на машине все окрестности и поехали в Москву. Они хотели сразу к тебе, но я решила, что Лика нас в такую рань убьет. Знала же, что с тобой все в порядке! Этим двум идиотам только повод дай кого-нибудь поспасать…

— А мой домашний номер ты ему дала?

— ИЛу? Нет… Я решила, раз ты сбежала, значит, вряд ли захочешь, чтобы он названивал. И потом, у тебя же есть его номер. Сама позвони!

Ну конечно, «сама»! Да у меня в жизни смелости не хватит!

— Жень, к тебе пришли! — крикнула из коридора Лика.

У двери стоял ИЛ с двумя картонными стаканчиками кофе из МакДака.

— Твой кофе стынет, — промурлыкал он. — И я принес пять пакетиков сахара.

Я в ужасе обернулась к безмятежно улыбающейся Варежке.

— Но телефон-то я ему не давала! — пожала плечами она. — Только адрес…

[Женя Гламурная]

ШИКанутые девчонки

Однажды, заблудившись между ЦУМом и ГУМом, она поступила на журфак.

Какой-то незнакомый парень спустился к ней на кухню прямо с крыши.

Подруга отбила поклонника и обозвала «стервой».

А новая сумочка сводит с ума и требует: «купи меня!» Она — не современная «good girl» в розовой кофточке. И еще не «self-made woman».

Она — просто Женя, но уже фотограф модного глянцевого журнала. После походов по магазинам в ее карманах гуляет ветер, а все равно «нечего надеть». Она похожа сразу на всех современных девчонок, но таких как она больше нет!

Она — настоящая девушка YES! А это чего-то да значит!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Кадр 1 Гоша, который живет на крыше

Кадр 2 Варежка

Кадр 3 Томка-супермен с обложки

Кадр 4 ИЛ-78 заходит на посадку

Кадр 5 В семейный фотоальбом, или Убить Билла

Кадр 6 Морское чудовище

Кадр 7 Дура, просто Дура

Кадр 8 Роковая блондинка

Кадр 9 Родина-мать зовет

Кадр 10 Кастинг третьего размера

Кадр 11 Укрощение Тарасика

Кадр 12 Лицо с обложки. И не только лицо

Кадр 13 Элегантный шантаж

Кадр 14 Болек и Лёлик

Кадр 15 Все дело в прическе

Кадр 16 Парень-из-Автобуса

Кадр 17 Инфузория-туфелька

Кадр 18 Свингерское поведение

Кадр 19 Привет, мне срочно нужно в обморок

Кадр 20 Неожиданный Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg