«Аут»

Если вы видите прыгающего из окна швейцарского банкира, следуйте за ним. Есть вероятность заработать деньги.

При выходе на прямой участок пути Ролан резко нажал на тормозной рычаг и руками и позвоночником ощутил, как содрогнулась семисотпятидесятипятитонная махина состава.

— Развлечемся вечером?

Ролан продолжал медленно жать на рычаг, уменьшая скорость.

— Я не против, но…

— Она красивая?

— Спрашиваешь! Это же моя мама!

— А мне казалось, что она никогда не выезжает из Лозанны.

— Когда я остаюсь ночевать в Цюрихе, она иногда приезжает ко мне.

— Сбавь еще…

Состав медленно приближался к конечному пункту назначения. Наконец-то заканчивалась бесконечная лента блестящих стальных рельсов. Не снимая руки с рычага, Ролан машинально бросил взгляд на бетонный перрон, заставленный ручными багажными тележками, заваленный тюками, заполненный встречающими, которых становилось все больше по мере того, как электровоз приближался к зданию вокзала.

— Что это с ними?

— С кем?

— Ты только посмотри на их физиономии…

До ограничительного буфера оставалось сто метров. Стоявшие на перроне люди со странным выражением на вытянутых от удивления лицах смотрели на Ролана и Лючиано. Выражение страха и омерзения не исчезало даже тогда, когда электровоз медленно проплывал мимо них, и они, повернувшись, смотрели ему вслед.

— Слушай, может, у меня на лбу размазан томатный соус?

— А у меня? — спросил Ролан.

Когда электровоз въехал под стеклянную крышу навеса, где в застывших позах рядом со своим багажом стояли пассажиры, скорость не превышала десяти километров в час.

— Прибыл поезд номер 127 Женева — Цюрих… Не подходите близко к краю перрона, — раздался мужской голос из многочисленных громкоговорителей.

Ролан увидел, как какая-то толстуха выронила из рук свою сумочку и, вместо того чтобы наклониться за ней, ткнула указательным пальцем в его сторону и в ужасе зажала ладонью рот.

— Черт! — чувствуя неясное беспокойство, воскликнул он. — Что все это может означать?

У всех на лицах появилось одно и то же удивленное выражение. Был еще один момент, которого хватало с лихвой, чтобы вызвать у машинистов поезда тревогу: там, где они проезжали, устанавливалась мертвая тишина.

— Тормози!