«Японские сказки»

Японские сказки (fb2) - Японские сказки (пер. Редакция «Седьмая книга») 971K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Автор неизвестен -- Народные сказки

Японские сказки

© 2012 г. Издательство «Седьмая книга». Перевод, пересказ, составление и редакция.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Золотая гора

Когда-то давно, далеко-далеко от Токио, среди зеленых полей, у небольшой речки с чистой, прозрачной водой, бежавшей по камешкам, жил Кензо Синобу. Он был страшно беден, жил впроголодь, но никогда не жаловался на свою судьбу.

Однажды зимой три дня подряд шел снег. Деревья и склоны гор оделись белым снежным покровом. В сумерки на третий день снег все еще продолжал идти, и неизвестно было, когда же он перестанет. Кензо пораньше закрыл свои двери на засов, устроился погреться у жаровни и немного задремал. Было уже за полночь, когда кто-то постучал снаружи в дверь его дома.

Кензо покинул тепленькое место у жаровни и вышел на улицу. Там он увидел всю засыпанную снегом фигуру незнакомого монаха.

Монах первый обратился к Кензо.

– Я путешественник. Путь мой длинен. Сегодня, благодаря снегу, я сбился со своей дороги и долго блуждал, пока не заметил мерцавший впереди огонек вашего дома… Будьте так добры, разрешите мне, провести в вашем доме, остаток сегодняшней ночи.

Кензо пожалел путешественника, но стеснялся пригласить его в свой бедный и грязный домишко.

– Очень, очень рад вашему приходу, но боюсь исполнить вашу просьбу. Живу я очень бедно: нет у меня даже для себя приличной постели… Жалею очень, что не могу Вас, как следует принять… Недалеко отсюда лежит деревня; идите туда; там вы сможете отдохнуть, как следует.

– Что вы так беспокоитесь? – возразил монах. – Никаких удобств мне и не надо. Я только хочу немного согреться да переждать в тепле, пока перестанет идти снег!

Сердечная просьба монаха подействовала на Кензо; в знак согласия он кивнул головой и проговорил:

– Хорошо. Я отказывал в приюте, лишь потому, что в таком убогом доме, как мой, даже мне самому неприятно жить. Но раз вы ничего не имеете против убогости и неудобств моего жилища, то, пожалуйста, будьте моим гостем и располагайтесь у меня настолько, насколько вам вздумается!

– Благодарю, – ответил обрадованный монах. Он стряхнул со своей одежды налипший на нее снег и вошел в комнату.

Кензо посадил монаха перед печуркой и проговорил:

– Погрейтесь! Вы, наверное, замерзли. Сейчас уже за полночь, а в это время сильно морозит.

Затем он снял висевший над печкой котелок, налил в него воды и заправил вариться картошку. Когда вода хорошо прокипела и картошка была готова, Кензо, предлагая ее гостю, сказал:

– Ну, уж не обессудьте, а кроме вот этой картошки в моем доме нет ничего, чем я мог бы вас угостить!

Монах, похоже, был весьма голоден, а потому набросился на картофель и съел его довольно много. За едой хозяин и гость разговорились.

Хворост, подбрасываемый в печь, постепенно сгорел весь. Но хозяин, не желая прерывать радушного разговора, решил пожертвовать своим сундуком для одежды. Он освободил сундук и стал рубить его топором.

– Что вы делаете? – воскликнул удивленный монах.

– Пустое, – отвечал Кензо, – не стоит беспокоиться! Вышел весь хворост, и, чтобы ночью было теплее в комнате, я решил сжечь сундук для одежки. Как вы знаете, я живу очень бедно и не в силах предложить даже самых необходимых удобств редкому гостю. И потом я хочу, чтобы вы отогрелись ночью.

Он разрубил на доски сундук и стал подбрасывать куски дерева в печь. Монах был удивлен поступком Кензо.

– Не знаю даже, как я могу вас отблагодарить за такую любезность, – проговорил он. – Но, быть может, придет когда-нибудь время, и я смогу тогда воздать вам должное!

– Каждый бедный человек живет в мечтах и надеждах, что будет когда-нибудь жить в довольстве и богатстве. Вот так и я. Обождите: разбогатею, тогда уж смогу принять вас не так! – шутил Кензо.

Хозяин с гостем долго еще беседовали о прошлом и о надеждах на будущее. Затем Кензо встал, принес для монаха старый ватный тюфяк, который заменял ему постель, – и сказал:

– Вы уж извините, а другого тюфяка у меня нет! Попробуем уместиться вместе на моем тюфяке.

Усталый монах быстро заснул, а когда проснулся, на дворе уже, на белом снегу, играли яркие лучи солнышка. Поднялся с постели гость, видит: нет хозяина. Но недолго пришлось ему ждать Кензо.

Тот вскоре возвратился, неся привязанного к ружью зайца.

– Вот я и опоздал: вы уже проснулись! А я хотел, пока вы еще спите, приготовить вам завтрак. Встал я чуть свет и отправился в поле за зайцами; да замешкался там малость, вот и опоздал… А смотрите-ка, какой жирный, большой заяц попался!

И он показал гостю добытого зайца.

Затем Кензо быстро очистил добычу, сварил из зайца что-то вроде похлебки, и принялся угощать ею гостя. И вот, когда они завтракали, монах и говорит:

– Не знаю, как вас достойно отблагодарить за гостеприимство и доброту, которые я нашел в вашем доме… Сядьте-ка ко мне поближе: я хочу рассказать вам кое-что по секрету.

Когда Кензо подсел к нему поближе, гость начал свой рассказ:

– Далеко на юг отсюда лежит Золотая Гора, в которой много различных сокровищ. Там имеется все, что только может пожелать человек. Там никогда не бывает ни холодной, снежной зимы, ни дождливой весны, ни ветреной осени, там всегда лето. Всегда там благоухают пышные цветы, всегда слышно несмолкаемое пение птиц. Среди темной, зеленой листвы деревьев притаились там раззолоченные прекрасные дворцы; через пруды и речки с хрустальной водой перекинуты изящные мосты. Во дворцах живет много красавиц. Кто попадет на Золотую Гору, тот может провести весь остаток своей жизни весело и счастливо… Одним словом, – там земной рай. Жаль только, что до сих пор никто из людей не мог попасть в этот рай… На пути к нему много препятствий. Много было желающих попасть в рай, но все они вернулись обратно ни с чем. Если бы вы отправились к Золотой Горе и, несмотря ни на какие препятствия, ни на какие опасности, шли бы все вперед и вперед, вы достигли бы Горы и стали бы и богатым и счастливым. Но только одно главное условие: никогда нельзя даже и подумать о возвращении обратно: тогда мгновенно пропадет все, достигнутое прежними трудами и лишениями! Теперь вот вы здесь бедствуете, а попади вы в рай, – вы бы там блаженствовали… Отправляйтесь к Золотой Горе… Я властитель Золотой Горы… Зовут меня Зикисен….

Внезапно, после этих слов, монах вдруг исчез.

Пораженный его исчезновением Кензо от удивления сидел нисколько минут неподвижно, и ему казалось, что все происшедшее он видел, должно быть, во сне.

Но, придя в себя, он подумал:

«До сих пор я был бедным и не особенно охотно жил в этом безлюдном, пустынном месте. Всегда я мечтал о том, чтобы чем-нибудь прославиться. Наверное, мои помыслы стали известны Зикисену, и вот он явился ко мне и приглашает к себе… Быть может, это начало моего счастья! Во что бы то ни стало, я отправлюсь на Золотую Гору. Какие бы опасности и препятствия ни преграждали мне путь, раз я твердо решил, я добьюсь своей цели и достигну желаемого!»

Недолго думая, продал Кензо все свое имущество и, получив за него ничтожную сумму денег, в конце года, когда дул сильный ветер и шел снег, тронулся в путь на юг, как ему указывал Зикисен.

Кензо проходил то гору, то долину, ночевал, то где-нибудь в лесу, то в поле, покрытом снегом. На двадцатый день по выходу из дому, утром, он дошел до широкой реки. Она была так широка, что с одного берега почти не видно было другого. Течение было очень быстрое. С шумом разбивалось оно о небольшие каменистые островки, лежавшие недалеко от берега.

Полюбовался Кензо грозной, широкой рекой и видит, что нигде, не переброшен через реку мост, нет нигде и лодок; и попасть на другую сторону реки ему нет возможности. Влез он тогда на высокую сосну – посмотреть, нет ли где поблизости человеческого жилья. Конечно, с высокого дерева много дальше видно. И увидел Кензо не так далеко, на берегу реки, небольшую деревушку.

«Зайду-ка я в деревушку», – подумал он. И он хотел уже слезать с дерева, как вдруг увидел внизу, под своим деревом, самурая с весьма грозным лицом и с внушительным мечом. Побоялся его Кензо, – не решился слезть с дерева и продолжал сидеть на нем. Не прошло и нескольких минут, – и Кензо увидел, как к дереву подъехала телега, нагруженная двумя бочками из-под сакэ.

Самурай, увидев подъехавшего на телеге молодого человека, негромко проговорил:

– А я уже давно поджидаю тебя! Ну, как идет наше дело?

Молодой возчик оставил возле дороги свою телегу и тоже тихо ответил:

– Нужно действовать поспешно. Сегодня вечером нам представляется удобный случай. Один слуга уже ушел в другую деревню и не вернется до завтра, а другой слуга захворал. В доме остались одни лишь женщины. Если мы потеряем сегодняшнюю ночь, то, наверное, не скоро дождемся опять такого благоприятного случая!

Самурай засмеялся от удовольствия.

– Спасибо тебе, за хлопоты, – сказал он. – Пусть только удастся дело, а там я озолочу тебя! Пока же возьми вот это!

И самурай передал вознице нисколько золотых монет.

– Сегодня я свободен, и мы обделаем наше дельце, – продолжал самурай. – Вот только как мне проникнуть незаметно в дом твоего хозяина?

– Я подумал об этом! – поспешил ответить возница. – Сегодня я, по указанию хозяина, ездил в город закупать две бочки сакэ. Но я нарочно купил только одну бочку с сакэ. Другую же, я специально купил пустую. Вы можете в ней спрятаться, а в полночь, когда все в доме уснут, я выну дно из бочки и выпущу вас.

– Хорошо ты придумал! – воскликнул довольный самурай. – Спрячусь-ка я, пока никто не видит, и никого здесь нет, поскорее в бочку!

Пока самурай смотрел по сторонам, нет ли кого поблизости, возчик вынул из бочки дно и говорит:

– Неудобно, верно, будет вам сидеть в бочке; но нечего делать, – потерпите! Провизию для вас я закупил в городе, так что вы голодать не будете в бочке! – Спасибо тебе, за хлопоты! – благодарил его самурай.

– Никогда я не забуду, что, наконец-то, благодаря тебе, сегодня ночью я смогу отомстить моему заклятому врагу, Сенай Кимуру.

Он влез в бочку. Возчик проворно вставил дно, покрыл бочку рогожей и, как ни в чем не бывало, двинулся дальше.

Весь этот разговор злоумышленников слышал сидевший на дереве Кензо.

Жаль ему стало Сенай Кимуру, которого самурай со своим сообщником хотел сегодня убить.

Когда возница с бочками отъехал далеко, Кензо слез с дерева, и отправился следом за телегой. Вскоре она доехала до той самой деревни, которую Кензо видел с дерева, и остановилась пред одним большим домом. Из ворот дома вышло несколько работников, которые укатили об бочки внутрь двора.

Спустя несколько минут, Кензо вошел в деревушку и, как бы случайно, подошел к тому двору, куда увезли бочки, и попросил позвать ему хозяина.

Хозяин пригласил Кензо к себе в гостиную. Сенай Кимура, с очень добродушным лицом, был уже немолодых лет, с сединой, пробивавшейся в его волосах.

– Что вам угодно? – спросил он у Кензо.

Кензо плотно притворил двери и тихим голосом подробно рассказал все то, что слышал, сидя на дереве.

– Теперь вам остается, – продолжал Кензо, – каким-нибудь образом, незаметно для злоумышленников, разрушить их план.

– Я знаю, кто замышляет недоброе против меня! Это самурай Мабучи. Раньше он жил в этой деревне. Всегда он старался делать разные подлости жителям деревни. Я же старшина этой деревни. Много жалоб на этого самурая получал я от всех и, в конце концов, вынужден был предложить Мабучи убраться отсюда куда-нибудь. Он уехал, но вскоре опять возвратился в нашу деревню и снова стал обижать жителей. Тогда мы силой прогнали его отсюда. Вот теперь, он и хочет отомстить мне за все это! Если бы вы не предупредили меня, – сегодня ночью я был бы убит и завтра не увидел бы уже солнца!

Хозяин очень благодарил Кензо.

– Раз я знаю своих врагов, то мне не трудно с ними справиться. Я сразу разрушу их козни. Возчик очень хитер; как бы он не заметил, что я все проведал! Он может скрыться! Надо будет проследить за ним!

И хозяин стал что-то шептать на ухо Кензо, а потом, призвал к себе возчика, и велел ему сходите куда-то по делам.

Когда тот ушел со двора, хозяин вместе с Кензо подошел к тому месту, где стояли обе бочки.

– Которая из них пустая? – тихо спросил хозяин у Кензо.

Кензо указал пальцем на одну из бочек.

Хозяин ничего не сказал, лишь кивнул головою. Затем вынул из кармана несколько больших гвоздей и в один момент прибил ими покрепче дно к бочке.

После этого они опять вошли в дом.

Вскоре, возчик вернулся домой.

Хозяин весьма любезно встретил его и сказал:

– Спасибо, что так скоро сходил. Устал, наверное. А у меня имеется к тебе, просьба. Мне только как-то неловко тебя просите…

Ничего не подозревающий возчик отвечал:

– Что вы говорите! Почему вы стесняетесь? Ведь слуга всегда должен слушать и исполнять все приказания! Приказывайте мне, все, что вам будет угодно!

– Я очень доволен тобою, – проговорил хозяин. – Вот моя к тебе просьба: этот недавно приехавший ко мне гость очень любите борьбу. Я хотел бы показать ему борьбу и просил бы тебя бороться с дворником Сурамацу. Я слышал, что ты часто с ним борешься во дворе. Не можешь ли ты, сейчас продемонстрировать нам свои умения в этом?

– Да, мне очень хотелось бы поразвлечься борьбой, – сказал Кензо. – Я поставлю золотую монету; победитель получит ее!

Возчик, алчный до денег и заранее уверенный в победе, сразу согласился бороться. Он сейчас же вышел во двор и поспешил переодеться в костюм для борьбы. Сурамацу тоже стал готовиться к поединку.

Хозяин вышел с Кензо на двор. Возчик бросился на Сурамацу, и борьба началась.

Когда возчик остановился возле хозяина, тот внезапно, с помощью Кензо, повалил его на землю.

– Что, вы со мною делаете? – испуганно закричал возчик.

Хозяин не ответил ему ни слова, а лишь крепко связал ему веревкой руки за спиной. Сурамацу в это время принес пустую бочку; другой же слуга прикатил ту бочку, в которой сидел самурай.

В пустую бочку хозяин проворно затолкал связанного возчика и записку о его злом умысле. Затем крышка бочки была прочно заколочена.

– Вот тебе, злой мой слуга, должное за твой поступок! На мое счастье, весь твой разговор под деревом с самураем мне известен. И вот ты теперь в бочке-тюрьме за свой злой умысел! Вини себя сам!

Затем хозяин обратился к Сурамацу:

– Сделай так, как я тебе, приказал!

Сурамацу сейчас же нагрузил обе бочки на телегу и повез их к реке. На берегу реки он остановился и сбросил обе бочки в воду, сказав:

– Плывите, пока вода вас не выбросит куда-нибудь на берег… Злодеям трудно жить с добрыми людьми.

Быстрое течение реки подхватило бочки и понесло их.

Хозяин пригласил Кензо в свой дом.

– Спасибо вам за то, что вы спасли меня! – снова стал он благодарить его. – Ну, а теперь, когда все так счастливо окончилось, сядем-ка, да попируем!

И он стал угощать Кензо различными дорогими блюдами.

– Куда вы путь держите? – спросил у Кензо хозяин.

Кензо подробно рассказал, куда он идет, и что он находится теперь в затруднении, как ему перебраться через реку.

– Перебраться через реку совсем нельзя, – сказал хозяин. – Ея русло повсюду одинаково широко и глубоко, а быстрота течения – страшная. Нигде на этой реке нет мостов, а на лодке до сих пор еще никто не смог переплыть её: было несколько смельчаков, пытавшихся сделать это, но все они поплатились за смелость своей жизнью.

– Тогда я пойду вверх по реке и дойду до того места, где река берет свое начало, – сказал Кензо решительно.

Хозяин отрицательно покачал головою.

– Слишком далеко начало реки!.. Дойти туда немыслимо. Много лет тому назад кто-то хотел добраться до истока реки; пошел, да назад уж и не вернулся.

Слова хозяина опечалили Кензо.

Всю ночь он думал, как ему перебраться на другую сторону реки, и, наконец, утром, решение у него было готово.

– Вчера вы мне сказали, – обратился он к хозяину, – что никак нельзя перебраться на другую сторону реки. Я всю ночь думал над этим и вот что надумал: сделаю я громадного воздушного змея; вы привяжете меня к нему, а затем запустите его; он полетит и поднимет меня под облака; когда же я буду высоко, вы перережете веревку, и меня ветром отнесет на другую сторону реки… Ну, как вы находите мой план?

– Хорош-то он, хорош, – да только очень рискованный. Ведь вы можете упасть на скалы, или на деревья, и разбиться насмерть. Никто не знает, что там, на другой стороне. Быть может, там никто и не живет. В этом случае, даже при благополучной переправе, вас ожидает там голодная смерть… Кроме того, раз вы туда попадете, то оттуда уже не вернетесь… Оставайтесь-ка лучше здесь, у меня! Зачем вам рисковать, когда вы будете жить у меня в полном довольствии? Я бы очень желал, чтоб вы у меня остались!

Но Кензо прервал его:

– Наша японская пословица говорит: «Кто хочет отнять у дракона волшебный камень, тот должен наброситься на дракона». Такое мое намерение: без риска и опасностей оно не может осуществиться. И раз я решил выполнить его, то я не отступлю от своего решения и выполню его, во что бы то ни стало! Поэтому я прошу вас: помогите мне, перебраться на ту сторону реки!

Видит хозяин, что настойчивого Кензо не уговоришь, и стал помогать ему делать из материи громадного змея. Скоро змей был готов. На счастье Кензо подул сильный ветер в сторону противоположного берега реки.

Попрощался Кензо с хозяином, который, при расставании, подарил ему большую сумму денег и новую добротную одежду. Хозяин обвязал Кензо тюфяком, чтобы при падении на землю он не разбился. Затем хозяин привязал Кензо к змею. Вместе с Кензо прикреплен был и мешок с провизией.

Притащил хозяин со своими слугами змея к реке, и, когда ветер задул еще сильнее, запустил его. Змей взвился и скоро был под самыми облаками. Скоро змея уже нельзя было увидать; тогда хозяин хотел перерезать веревку, но почему-то змей сам оторвался от веревки и куда-то улетел.

О полетах по воздуху Кензо слышал только в сказках, а вот теперь ему самому приходилось испытать все прелести воздушного путешествия. Он еще не знал, что ждет его на берегу, но мало об этом беспокоился, а только молился, чтоб не разбиться при падении.

Но вот он и на земле. Толстый тюфяк пригодился: Кензо упал на него, как на кровать, и очень обрадовался благополучному исходу воздушного путешествия.

Выполз он из своего тюфяка и стал рассматривать, куда это он попал. Оказалось, что попал он в яму, не менее десяти метров глубины.

Вверху видел он лишь голубое небо да зеленую травку, свесившуюся над ямой.

Кензо стал прислушиваться, но все кругом было тихо.

«Значит, поблизости никто здесь не живет, – подумал Кензо. – Однако быть может, кто-нибудь случайно будет проходить мимо и услышит мои крики». И он стал, что было мочи, кричать и звать на помощь. Но никто не являлся на его зов. Кензо все кричал и кричал. Скоро голос его стал слабеть, а потом Кензо охрип и вынужден был прекратить свои мольбы о помощи. Скоро стало темнеть. Поужинал Кензо едой, которую привязал заботливый хозяин к его змею, и крепко заснул на тюфяке.

На другой день он снова кричал и взывал о помощи. Но опять ничего из этого не вышло. Теперь для Кензо было совершенно ясно, что никто не живет в этой местности, и никто ее не посещает. Провизия все убывала и убывала. Скоро уже нечего будет есть; но Кензо не унывал и все думал о том, как ему выбраться из этой глубокой ямы.

«Ну, еды у меня осталось еще на один день. Завтра ее съем, а послезавтра придется уже голодать». Но как раз на следующий день произошло землетрясение. Сначала Кензо услышал какой-то подземный гул, потом земля заколебалась, а сверху посыпались на него комья. Кензо закрыл лицо руками и приготовился к смерти. Подземный гул возобновился, стены ямы стали рушиться, дно ямы стало куда-то опускаться. Кензо чувствовал, что его засыпает землею, и потерял сознание.

Очнулся Кензо в полнейшей темноте – кругом ничего нельзя было разглядеть. «Куда я попал?» подумал Кензо Он встал, ощупал все кругом и определил, что находится в какой-то пещере. «Но где выход из нее? – думал Кензо. – Ведь ни с какой стороны не достигает меня ни одного луча света!» Кензо уже был близок к отчаянью, как вдруг почувствовал, что его лицо обдало струей свежего воздуха.

Сомневаться теперь не приходилось, выход из пещеры имеется, надо только идти по тому направлению, откуда несется свежая струя воздуха… И Кензо ощупью пошел в этом направлении.

Дорога была без всяких препятствий; он скоро ощутил, что тянуть стало сильнее; значит, недалеко и выход. И в самом деле: скоро Кензо увидел впереди бледные лучи дневного света. Он зашагал быстрее и вскоре выбрался из пещеры.

Как рад был Кензо дневному свиту и яркому, теплому солнышку. Долго просидел он на камне без движения, радостный и довольный, что счастливо пережил столько бед и опасностей.

Как раз возле самого выхода из пещеры со скал низвергался бешеный водопад. Его сильный шум заглушал все вокруг.

«Куда же теперь мне направляться: направо или налево?» – думал Кензо.

Конечно, ему было неизвестно, в какой стороне от него находятся ближайшие человеческие жилища.

«Пойду-ка я по течению ручья. Авось он и доведет меня куда-нибудь», – решил Кензо.

Он встал и двинулся по берегу ручья. Но не успел он сделать и десяти шагов, как внезапно из-за скал выскочил с громким рычаньем громадный тигр. Его большие страшные глаза были устремлены на Кензо.

Кензо хотел бежать, но ужас сковал его тело, и он просто не мог шевельнуться. А жуткий тигр уже приготовился сделать прыжок. Еще миг, и Кензо очутился бы в страшных когтях зверя. Но в следующее мгновение из высокой травы поднялась… громадная змея: похоже, что и она решила поживиться лакомым человечьим мясом…

Кензо был в ужасном положении: спереди тигр, сзади огромная змея! И тигр, и змея злобно смотрели друг на друга: каждый из них не хотел уступать лакомой добычи другому.

«Ну, похоже, наступил час моей гибели!» – мелькнуло в голове Кензо.

Вдруг небо над ними разом потемнело, пахнуло холодным ветром, и… огромный орел, схватив Кензо за одежду, с быстротой молнии поднялся с ним вверх, под самые облака.

Это неожиданное спасение обрадовало Кензо; однако полет на такой страшной высоте тоже не предвещал ему ничего хорошего. А орел подымался все выше и выше. Скоро Кензо потерял из виду землю, и даже высокие горы; кругом он видел только одни облака.

Быстро летала птица, часто взмахивая своими почти четырехметровыми крыльями, и ветер сильно обвевал лицо и руки Кензо. Кензо начал разглядывать орла. Он был черного цвета; глаза у него были огромные, хищные, налитые кровью; большой, загнутый клюв; огромные, острые когти крепко держали Кензо.

«Час от часу не легче! – подумал Кензо. – Очевидно, орел этот спас меня лишь для того, чтобы принести в свое гнездо и позавтракать мною!» Пролетел орел еще немного, а потом перестал взмахивать своими крыльями, отчего стал постепенно спускаться книзу.

Посмотрел Кензо вниз – и видит: расстилается под ним бесконечная ширь океана. Но недалеко и берег, на котором разбросаны высокие скалы. Орел летел к этим скалам. Но, не долетев метров ста до скал, орел вдруг пронзительно закричал, выпустил Кензо из своих лап, и стремглав ринулся к скалам.

Дело в том, что, приближаясь к скалам, орел увидел в своем гнезде, где у него находилось нисколько орлят, обезьяну. Он сейчас же догадался, что обезьяна съела его птенцов и теперь, после сытной закуски, отдыхала себе спокойно в гнезде.

Увидала обезьяна приближающегося орла и, быстро выскочив из гнезда, хотела улизнуть. Но не тут-то было! Разве мог орел, царь птиц, гость самых высоких облаков, простить ей преступление?

Бросив Кензо, он погнался за хитрой обезьяной. Догнать ее орлу не стоило никакого труда. И вот между ними завязался бой…

А Кензо, рухнув с высоты в море, сперва погрузился в воду, а потом всплыл на поверхность и поплыл к берегу. С берега до него доносился громкий визг и клёкот: то бились орел с обезьяной. Сражение между ними продолжалось до тех пор, пока оба бойца не упали мертвыми от истощения и нанесенных друг другу ран.

А Кензо все плывет да плывет к берегу. Силы уже начали оставлять его, а до берега еще далеко. Вдруг позади Кензо раздался сильный шум, свист и шипение: это кит выдыхал фонтаном струю воды и пара. И когда громадное животное проплыло мимо Кензо, то образовалось такое волнение, что Кензо был подхвачен одной из волн и выброшен прямо на прибрежный песок.

Поднялся Кензо на ноги, огляделся вокруг. На мокром песке, лежало много мелкой рыбешки, выброшенной на берег той волной, которую произвел кит, проплывая близко от берега.

Кензо облегченно вздохнул:

– Я спасен! Ну, похоже, что я заново родился! – произнес он громко.

Между тем его положение и теперь было не из приятных. Чтобы легче было плыть, Кензо, находясь в море, снял всю одежду, и теперь был совершенно раздет. Он взлез на скалу и стал высматривать: нет ли где поблизости человеческого жилья. Но кругом, кроме, нагроможденных в беспорядке скал и зеленых деревьев, ничего не было видно.

Вслед за холодом его начал терзать еще и голод. Он подобрал рыбу, выброшенную на песок, и, терзаемый голодом, стал ее есть сырой. Утолив немного голод, Кензо стал искать какую-нибудь дорогу, или хотя бы дорожку. Наконец, он нашел узенькую тропиночку, которая извивалась по скалам. Кензо пошел по ней.

Долго он шел, но никто не попадался ему навстречу, нигде, не было и признака человеческого жилья. Но Кензо не унывал и думал:

«Если имеется эта тропинка, то, следовательно, есть и люди, которые по ней ходят. Буду идти по ней и, конечно, набреду на людей».

Прошел он еще немного и увидел впереди крышу какого-то строения. Он поспешил вперед, но оказалось, это была старая, заброшенная буддийская часовня. Новая неудача сильно расстроила Кензо; он устало присел на прогнивший пол часовни и стал думать, что ему делать дальше.

Время было весеннее. Воздух был еще довольно холодный, и раздетый Кензо дрожал от холода. На полу часовни Кензо случайно нашел старое, кем-то забытое огниво. Он тотчас набрал хворосту и разложил костер. Его закоченевшее тело стало понемногу отогреваться. Но, на свое несчастье, Кензо разложил огонь неподалеку от гнезда ос. Едкий дым костра проник в гнездо и выгнал оттуда ос. Сотни их закружилось над Кензо и стали его жалить. Сколько ни отбивался он от них, ничто не помогало: пришлось ему, всему искусанному, голому, бежать из часовни. Осы страшно искусали его, и все тело у него распухло и почернело.

Едва успел искусанный Кензо убежать от ос на безопасное расстояние, как силы окончательно покинули его; он упал на землю и лишился сознания.

Прошло немного времени; из соседнего леска послышались звуки флейты и из рощи выехал верхом на корове красивый мальчик. Возле мальчика висела, привязанная к корове, корзина с хворостом. Подъехал мальчик поближе, увидел лежащего Кензо, и сойдя с коровы, подошел к нему. Кензо все еще был без чувств.

С большим трудом удалось мальчику взвалить Кензо на спину коровы. А когда это было сделано, мальчик поспешил к горе, которая возвышалась вблизи густого леса.

Корова брела очень тихо, и мальчик едва успел до сумерек добраться до дому, который стоял в густом бамбуковом лесу. Он открыл ворота и ввел корову во двор. Посреди двора был колодезь. Мальчик подвел корову к колодцу, возле, которого стоял какой-то старик с длинной белой бородой.

Заметил старик, лежащего на корове Кензо, и обратился к мальчику:

– Кто это такой?

Мальчик поклонился старику и рассказал, как он нашел Кензо.

Выслушав мальчика, старик похвалил его и вместе с ним снял с коровы Кензо. Они отнесли его на руках в дом. Старик был сельским доктором. В его комнатах стояло много бутылок и пузырьков с разными лекарствами, а на столах были разложены различные медицинские инструменты.

Старик тщательно осмотрел Кензо, и влил ему в рот какое-то лекарство. Кензо моментально пришел в себя.

– Кто вы? – спросил его старик.

Кензо с трудом рассказал ему, как он хотел погреться у костра и как на него напали осы.

Перенесенные страдания так обессилили Кензо, что он с трудом мог говорить. Доктор видел это, а потому больше ни о чем и не расспрашивал его. Он уложил Кензо в постель, смазал все его тело какой-то мазью и напоил его каким-то лекарством.

Усталый больной скоро забылся и проснулся лишь на другой день.

Лекарство и мазь доктора быстро сделали свое дело, и Кензо легко встал с постели сам и стал благодарить старика и мальчика за оказанную ему помощь.

– А нельзя ли у вас узнать, – поинтересовался старик, – зачем и куда держите вы свой путь?

Кензо подробно рассказал обо всем старику.

Рассказ его удивил и обеспокоил старика.

– Вы желаете идти к Золотой Горе? – сказал старик. – Но до нее дойти очень трудно; на пути такое множество различных преград и опасностей, что все желавшие добраться до Золотой Горы – или возвращались с дороги обратно, или вообще пропадали, неизвестно куда. Все, что пришлось вам испытать до сих пор, пустяки по сравнении с тем, что вас ожидает впереди. Да и стоит ли вам идти туда? Оставайтесь-ка вы лучше здесь. Земля у нас очень плодородна. А самое главное – это наш колодец: из него, вместе с водой, мы вычерпываем слитки золота; поэтому все жители нашей деревни совершенно не знают бедности: все богаты, хорошо едят, прилично одеваются и живут не горюя. Вот поэтому-то, я и предлагаю вам остаться здесь… Ведь гораздо приятнее наслаждаться удовольствиями жизни, чем идти неизвестно куда и зачем и подвергаться различным лишениям.

Кензо тяжело вздохнул, немного подумал, а потом и говорит:

– Благодарю вас за сердечное предложение! Но, по-моему, не трудящийся человек не заслуживает счастья. Правда, дойти до Золотой Горы очень трудно, и путь туда очень опасен; И Конфуцию не всегда везло, но я считаю большим позором для всякого мужчины изменять своим словам и намерениям. Поэтому, пусть я погибну на дороге к Золотой Горе, но все же, всеми силами буду стремиться туда…

– Что правда, то правда, характеры у людей различные. Вот, золотая рыбка плавает в небольшом стеклянном сосуде для забавы людей, а кит мчится по бескрайнему океану, не боясь, ни ужасных бурь, ни грозных волн. И раз вы, так твердо решили добраться до Золотой Горы, то я не буду вас отговаривать… Желаю вам полного успеха в вашем предприятии! Теперь же, пока силы ваши еще не совсем окрепли, поживите немного у нас, да отдохните, – сказал старик.

Но, никакие силы не могли бы удержать Кензо.

– Нет, – сказал он, – большое вам спасибо за прием, но задерживаться у вас я больше не могу!

Тогда старик подарил Кензо дорогое платье и денег на дорогу. Распрощались они, и Кензо снова тронулся в путь.

За три дня он прошел верст около километров. Перешел потом широкую, безлюдную степь и, наконец, дошел до высокой горы, покрытой таким густым лесом, что под ветвями деревьев было темно даже днем.

С трудом, узенькой тропинкой, взобрался Кензо на гору и, думая отдохнуть, устроился под деревом. Карабкаясь на гору, Кензо очень устал, и теперь пот лил с него градом. Но только успел он растянуться на траве под деревом, как услышал:

– Ay, ay!

Через минуту на тропинке показался мальчик лет 15, подбежал к Кензо и торопливо спросил:

– Кто вы, и что вы здесь делаете?

– Я путешественник, – поспешил ответить Кензо, – пришел с севера, иду на юг. Я заблудился, немного устал, взбираясь на гору, и вот теперь прилег здесь отдохнуть.

– Значит, вы ничего не знаете? – торопливо спросил мальчик.

– А что же мне надо знать? – удивился Кензо.

– А то, что на этой гор живут страшные и жестокие разбойники. Поэтому пребывание на этой горе очень опасно. К тому же, ежегодно, атаман разбойников принимает от своей шайки присягу в верности; теперь как раз наступает время этой присяги, для которой, по обычаю этих разбойников, требуется свежая человеческая кровь. Поэтому лучше всего вам поскорее бежать отсюда куда-нибудь подальше; если же вас заметят разбойники, то, конечно, поймают, а завтра, в день присяги убьют.

Кензо остолбенел от ужаса.

– Благодарю вас за предупреждение, – сказал он, придя, наконец, в себя. – Но не можете ли вы мне посоветовать, куда направиться.

– По-моему, вам лучше всего вернуться обратно. Если же вам почему-либо необходимо продолжать путь, то идите прямо по этой тропинке. Только будьте очень осторожны, потому что сегодня разбойники вышли из своей крепости и бродят по этой горе. Они могут вас заметить, и тогда вам несдобровать!

Проговорив это, мальчик ушел, а Кензо побежал, как мог скорее, по тропинке. Не успел он пробежать и пару сотен метров, как слышит впереди себя крики людей, топот и ржанье лошадей.

Сквозь деревья Кензо увидел, что около 30 хорошо вооруженных разбойников двигаются к нему навстречу. Перетрусил Кензо и спрятался в кустах. А разбойники выехали из леса по той же самой тропинки, по которой шел Кензо, и прямо направились к тем кустам, где он спрятался. Атаман разбойников, которого легко было узнать по его дорогому наряду, проговорил, обращаясь к разбойниками.

– Почему-то моя лошадь не хочет идти вперед. Поищите-ка, нет ли кого в кустах!

Разбойники соскочили со своих коней и принялись обшаривать кусты. Кензо, конечно, тотчас же был найден. Два разбойника взяли его за руки и подвели к атаману.

– Почему ты спрятался в кустах? – строго спросил атаман у Кензо. – Говори чистую правду, а если станешь обманывать меня, то я в один миг размозжу твою голову этой железной палкой!

И он поднял тяжелую железную палку, замахнувшись ею на Кензо.

– Я – странник, – стал рассказывать Кензо, – иду с севера на юг. Шел по тропинке и, когда заметил вас, сильно испугался и спрятался в кустах.

Атаман разбойников громко захохотал.

– Мастер ты, как я вижу, сочинять разные сказки да басни… Не верю я твоим словам! Будь ты наш друг или недруг, все равно, я уж не отпущу тебя! Ты попался как раз кстати: завтра моими подчиненными будет приноситься мне присяга, и нам для этого случая нужна свежая человеческая кровь, – вот ты нам и пригодишься.

Разбойники связали Кензо, взвалили его на лошадь, и затем все поехали к разбойничьей крепости.

Через небольшой промежуток времени они подъехали к своей крепости, находившейся среди неприступных скал.

У ворот крепости стояла стража, вооруженная копьями. Когда шайка подъехала, стража открыла ворота, отдавая атаману честь. Атаман гордо въехал в крепость.

На условный клич разбойников из дома вышло 12 красивых мальчиков. Среди них Кензо узнал того, которого он видел в лесу и который предупреждал его об опасности. Они взглянули друг на друга и обменялись, незаметно для других, взглядами.

Атаман не вошел в дом, а направился к месту, где была устроена крепкая тюрьма. Разбойники силою втолкнули туда Кензо и заперли за ним железную дверь.

Кензо осмотрел свою тюрьму. Она была высечена в скале, а железная дверь была крепка; поэтому о побеге нельзя было и думать. Посидел немного Кензо в своей тюрьме и вскоре услышал какой-то шум. Подошел он к железной решетке в двери и увидел того самого мальчика, с которым встретился в лесу.

«Наверное, – подумал Кензо, – мальчик пришел сообщить мне что-нибудь».

Но лишь только мальчик хотел заговорить с Кензо, как к нему подошел какой-то пожилой мужчина.

– Зачем ты здесь? – спросил он у мальчика.

Обернулся мальчик к пожилому человеку и спокойно сказал:

– А, это ты, сторож!.. Услыхал я о пленнике, и вот пришел взглянуть на него… А ты, зачем пришел?

– А я пришел посмотреть, все ли благополучно с порученным мне узником… Мне передали, – продолжал сторож, – что этот бродяга, спрятавшись в кусты, подсматривал за нашими ребятами… Подсмотрел, да и попался в наши руки, как кур во щи… Вот завтра атаман прикажет снять ему голову, так увидишь, как он будет без головы подсматривать за нами, да доносить на нас!

И сторож стал насмехаться над узником.

Мальчик не отставал в насмешках от сторожа и, наконец, сказал:

– Давай-ка позлим его посильнее!

И он вынул из кармана кусок бумаги, пожевал его и бросил в лоб Кензо. Сторожу показалось это очень забавным, и он громко захохотал.

Но время проходило, и мальчик говорит сторожу:

– А ведь скоро и ужин. Поторопимся, а не то, прозеваем ужин!

– А ведь верно. Мы про ужин-то и забыли… Идем скорее!

И оба они зашагали ко дворцу разбойников.

Мальчик нисколько раз оборачивался и незаметно делал Кензо какие-то знаки. Кензо стал соображать, что хотел сказать ему этими знаками мальчик, и, наконец, догадался:

«Очевидно, он указывал этим на брошенную им в меня бумагу!»

Поднял Кензо бумагу, старательно расправил ее, и, действительно, на ней было написано:

«Добрые люди никогда не погибают, злых же Небо всегда наказывает. Я здесь, и потому спасу вас непременно. Жду только удобного момента».

Кензо воспрянул духом.

«Какой догадливый мальчик! Он как бы издавался надо мною, а в то же самое время думает о моем спасении. Записка мальчика придает мне сил и бодрости! Однако, каким образом он предполагает спасти меня?» – размышлял Кензо.

Вскоре стало темнеть. Когда стало уже совсем темно, мальчик пробрался потихоньку к тюрьме Кензо, бросил через отверстие железной двери завернутую в бумагу еду и затем проворно скрылся.

«Наверное, – подумал Кензо, – мальчик придет сюда ночью, отомкнет дверь тюрьмы и выпустит меня отсюда»

Всю ночь он не спал, ожидая прихода мальчика. Но тот все не приходил. Рассвело, а мальчика все не было. Когда солнце поднялось на небе уже высоко, в тюрьму Кензо вошли два сторожа; они взяли Кензо под руки и вывели его.

– Готовься! – проговорил ухмыляясь один из них. – Скоро ты попадешь в самое пекло ада! Тебе снесут сейчас твою пустую голову!

Они силой потащили Кензо, а тот всю дорогу думал:

«Куда же пропал мальчик? Почему он, не выручает меня?»

Когда его дотащили до дворца атамана, Кензо увидел атамана сидящим в большом зале; вблизи него сидели приближенные, а немного дальше – мальчики; между ними Кензо увидел и своего знакомца. Но тот сидел неподвижно, и ни одним движением не обнаружил перед Кензо своего внимания к нему. Сторожа подвели Кензо ближе к атаману и его приближенным.

– Палач, – сказал атаман, – исполняй скорее свое дело!

Один из сидевших возле атамана встал, вынул меч и подошел к Кензо.

«Пришел конец мне», – подумал Кензо и, подняв голову, посмотрел на мальчика. Тот все еще сидел неподвижно. Тогда Кензо решил:

«Все кончено… Значит, он мне не может помочь… Вот тебе и Золотая Гора!..»

И Кензо закрыл глаза. Палач поднял над его головою меч и ждал только одного лишь кивка атамана, чтобы снести пленнику голову.

Но в эту, самую опасную для Кензо минуту, спокойно сидевший до сих пор мальчик, внезапно вскочил со своего места, бросился к атаману и своим мечом в один миг снес ему голову. В это же самое время прилетавшая откуда-то стрела пронзила палача, и тот с криком рухнул на пол. Тогда все остальные мальчики выскочили на двор и стали стрелять из ружей. Получился невообразимый шум: все кричали, шумели, стреляли. Когда пыл у всех немного поостыл, и стало тише, мальчик громко воскликнул:

– Я – сын князя нашей провинции. Я давно хотел истребить злых разбойников, с их кровожадным атаманом. Ведь вы никому не давали житья, всех грабили и убивали. Теперь сдавайтесь! Бежать вам некуда: эта крепость окружена со всех сторон войсками моего отца!

Но разбойники не хотели сдаваться добровольно, и войскам князя пришлось с ними драться. Кензо опять счастливо избежал опасности и, примкнув к войскам, храбро сражался против бандитов.

Бой был ожесточенный; но войска князя были многочисленны, и все разбойники были перебиты. Тогда сын князя приказал поджечь крепость и стереть с лица земли логовище лесных разбойников. Как только крепость была подожжена, поднялся сильный ветер, и все строения разбойников быстро сгорели дотла.

Кензо упал на колени перед принцем и благодарил его за спасение.

Затем юноша-принц со своим войском пошел в одну сторону, а Кензо в другую.

Кензо перевалил через высокую гору, дошел до берега моря и десять дней бродил по берегу да по скалам. Затем он снова перешел через другую высокую гору и, наконец, попал в бескрайнюю степь.

Почти половину дня шел он по степи, ничего не встречая в этой равнине – только трава, небо да земля; нет ни жилья, ни даже заброшенной хижины. Кензо очень хотелось до захода солнца добраться до какого-нибудь населенного места. Дорогой его мучила сильная жажда, и когда он случайно набрел на ручеек, то жадно набросился на воду. Он черпал ее рукой и пил. Утолив жажду, он присел на камене возле ручья и стал отдыхать. Вдруг он видит, что перед ним, по ручью, плывет небольшой игрушечный шар. Кензо подумал:

«Если ручей принес сюда эту игрушку, следовательно, в верховьях этого ручья должны жить люди. Пойду-ка я скорее туда, к ним!»

Он решительно встал и направился вверх по течению ручья. Пройдя не так много, он услышал доносящиеся к нему откуда-то издалека приятные звуки музыки. Музыка придала Кензо сил, и он зашагал быстрее. Скоро он вышел на луг, густо заросший прекрасными цветами. Звуки музыки стали слышнее. Прошел он еще немного и вдруг увидел, под сенью большого дерева, на зеленой мураве, сидит такая красавица, каких он отроду еще не видывал. В руках у нее был музыкальный инструмент.

Когда Кензо подошел к красавице, она перестала играть, улыбнулась и сказала.

– А я давно уже жду здесь прихода Кензо Синобу!

Кензо был сильно изумлен, услышав от неизвестной женщины свое имя. Но красавица, видимо, угадала его мысли и проговорила:

– Да вы не удивляйтесь! Я – Мацуе, жена Зикисена, который, под видом монаха, когда-то гостил у вас… Мы очень рады и довольны, что вы, несмотря на все опасности и препятствия, все подвигаетесь вперед, к Золотой Горе. Отсюда до нее уже недалеко: всего сорок верст. Но на этом пути вас ждет еще одна страшная опасность; о ней-то я и хотела предупредить вас, для чего бросила в ручей свой шар, а сама играла, чтоб привлечь вас сюда. Опасность таится между этой степью и Золотой Горой, где живет чёрт Якума. Он наш заклятый враг и всегда старается мешать нам во всех наших предприятиях. Всех смельчаков, желавших добраться до Золотой Горы, Якума обязательно задерживал на дороге, жестоко истязал и заставлял возвращаться обратно. Но вы не обращайте внимания на его козни, ничего не бойтесь и исполняйте свое намерение.

Она вынула из кармана кимоно амулет, завернутый в роскошную шелковую материю.

– Вот этот амулет защитит тебя. Якума, наверное, захочет убить тебя, но амулет выручит тебя из беды. А теперь, прощай! Я возвращаюсь на Золотую Гору, и буду ждать там твоего прихода.

При этих ее словах с неба спустилось облако, подхватило красавицу и унесло в южную сторону.

Кензо повесил амулет себе на грудь и подумал:

«Ну, теперь явись какой угодно черт, я не боюсь его, амулет мне поможет!»

Он поспешил отправиться в путь. Перешел поле и снова взобрался на высокую гору, на которой росла трава выше человеческого роста.

Нигде не было видно ни дорог, ни тропинок.

Откуда-то доносились чудные музыкальные звуки и слышались дивные песни соловья.

Звуки чудной музыки все усиливались. Кензо был очарован; он остановился и стал прислушиваться.

Вдруг откуда-то подлетала к нему золотистая птица и, быстро сорвав амулет, который висел на шее Кензо, поднялась вверх и села на ветвях одного из стоящих неподалеку деревьев.

Это произошло так быстро, что ошеломленный нападением Кензо сначала ничего не понял; затем, увидев, что нет амулета, он воскликнул:

– Опять я наказан!.. Эта дивная музыка чертей заколдовала меня, и я потерял свою драгоценность!

Между тем птица с амулетом не улетала прочь, а перелетала с одной ветки дерева на другую. Кензо погнался за ней и стал ловить ее.

Наконец, ловким ударом брошенного камня. Кензо подбил птицу, и она уронила на землю похищенный амулет. Подхватил Кензо с земли амулет, спрятал глубоко в карман и, радостный, пошел своей дорогою. Вдруг сверху раздался голос:

– Дальше ты не сделаешь ни шагу!

Кензо знал, что это уловки чертей, а потому сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал подвигаться вперед. Прошел он еще немного, и вновь раздается голос:

– Остановись и немедленно возвращайся обратно!

Кензо, по-прежнему, не обратил никакого внимания на эти слова.

Едва он прошел нисколько шагов, как вдруг откуда-то появилось множество мальчиков.

– Лучше возвращайся обратно, – говорили они, – а не то, мы разорвем тебя на куски!

Кензо, не отвечая им ни слова, все шел вперед.

Мальчики загородили ему дорогу, а один из них обхватил Кензо и говорит:

– Дальше двигаться очень опасно! Вам лучше вернуться назад!

Кензо по-прежнему делал вид, что ничего не слышит, и шел все вперед и вперед. Тогда мальчик решил силою задержать Кензо и схватил его за ногу.

– Неужели, – сказал мальчик, – ты хочешь умереть? Мы ведь все равно не пустим тебя вперед!

И мальчик с необыкновенной силою стал тащить Кензо назад.

Тогда Кензо, сделав большое усилие, оттолкнул мальчика и быстро побежал вперед.

Прошло несколько минут. Мальчики вдруг исчезли, а перед Кензо появился страшный чёрт. Он помахивал громадной железной палицей и ревел, как лев, а глаза у него блестели, как уголья.

– Какой ты упрямый! – вскричал чёрт. – Если ты, сделаешь еще хоть шаг, я вмиг превращу этой палицей твое тело в кровавое тесто!

Кензо сильно испугался и на минуту остановился; но потом ему пришло в голову:

«Чего же мне бояться чёрта, когда у меня амулет! Не буду обращать на чёрта внимания и пойду к Золотой Горе!»

И он, храбро зашагав вперед, оставив чёрта далеко позади себя.

Вдруг кругом стало совершенно темно. Яростно загремел гром, и по темному небу заблестела узенькая полоска молнии. Идти вперед теперь уже было невозможно: кругом такая темень, что ничего нельзя было разобрать. Кензо сел на землю и закрыл лицо руками. А гром все продолжал грохотать.

Долго просидел Кензо с закрытыми глазами, а когда, наконец, открыл их, то изумился: гроза прекратилась, и стояла чудная погода. «Это меня спас амулет! – подумал Кензо. – Теперь, должно быть, уже и до Золотой Горы недалеко». И он с новыми силами радостно зашагал вперед. Пройдя еще километра четыре, он встретил на пути красивую девушку. Увидев ее, Кензо подумал:

«Наверное, чёрт опять замышляет против меня какую-нибудь каверзу! Пускай делает, что хочет, а я все-таки буду держать, по-прежнему, свой путь к Золотой Горе!»

Кензо зашагал вперед, а девушка подошла к нему и спросила:

– Не вы ли, Кензо Синобу? Но Кензо грубо ответил ей:

– Не знаю!

И он хотел продолжать свой путь, но девушка удержала его за рукав.

– Да вы не бойтесь! Я не враг ваш: я послана к вам навстречу, чтобы проводить вас к Золотой Горе. Моя госпожа раньше служила у владетельницы Золотой Горы, Мацуе, а теперь живет здесь и очень часто ходит в гости к своей бывшей госпоже. Мою же госпожу зовут Кумма. Недавно она была у Мацуе, и та ей сказала, что вы должны быть скоро здесь. Мацуе очень о вас беспокоилась: ведь вас здесь подстерегает злой чёрт Якума. Он может причинить вам много бед; поэтому моя госпожа и послала меня к вам навстречу. Я очень рада видеть вас здоровым и невредимым… Теперь, вы вот уже входите в лес, который принадлежит к владениям Золотой Горы. Здесь уже чёрт ничего не может с вами поделать. Будьте теперь спокойны и ничего не бойтесь! Моя госпожа ждет вас с нетерпением, а потому ускорьте ваш шаг.

Слова девушки успокоили Кензо. Он покорно последовал за девушкой, которая взялась довести его до Золотой Горы.

Скоро они дошли до изящного дворца и вошли в него.

– Госпожа, вот я привела к вам Кензо Синобу, – сказала девушка.

Из другой комнаты вышла хозяйка, женщина лет 30, довольно красивой наружности, и любезно встретила гостя.

– Я очень рада, что вы пришли. Я вас все время ожидала!

И она тотчас же провела Кензо в роскошную гостиную.

Узнав, что случилось с ним по пути, хозяйка была поражена его храбростью и настойчивостью, похвалила его за мужество и оказывала ему всяческое внимание.

Когда стемнело, она обратилась к Кензо со словами:

– Отсюда до Золотой Горы недалеко: километров двенадцать. Хотя дорога туда и хорошая, но, все же, я боюсь отпустить вас ночью. Оставайтесь вы лучше у меня, переночуйте, а завтра, рано утром, и дойдете до Горы.

– Благодарю, – ответил Кензо, – охотно останусь у вас переночевать.

Служанка внесла в комнату разные дорогие яства и вкусные, ароматные вина. Когда все это было расставлено на столике, Кензо с хозяйкой уселись за него, и хозяйка, наполнив рюмку вином, предложила ее Кензо. Тот охотно выпил.

Вино было такое вкусное, какого Кензо отродясь никогда не пил; с удовольствием выпил он несколько рюмок. Но вино было не только вкусное, но и крепкое; поэтому Кензо скоро опьянел и уже не мог сидеть.

– Простите меня, – проговорил он, обращаясь к хозяйке, – я выпил лишнее и немного опьянел… Большое вам спасибо за угощение. Теперь, прошу, укажите мне, комнату, где я могу переночевать.

– Хорошо, – ответила хозяйка и велела служанке проводить гостя в приготовленную для него комнату.

Кензо, придя в отведенную ему комнату, быстро раздался и, бросившись в постель, заснул, как убитый.

Долго проспал он; когда же, наконец, проснулся и протер глаза, то пришел в ужас: не было ни вчерашнего роскошного дворца, ни любезной хозяйки, а сам он сидел одетый и был прикован толстой цепью к каменной стене. Оказалось, что вчерашнее приглашение было подстроено чёртом…

Очень огорчился Кензо и стал горько раскаиваться, что поверил словам девушки.

«Но, не все еще пропало!» – подумал он и сунул руку в карман.

О, ужас! Амулет исчез!

Бедный Кензо, прикованный цепью к каменной стене, сидел в новой тюрьме, полный тоски и отчаяния! Он боялся теперь за свою участь и с минуты на минуту ждал прихода чертей.

Но черти почему-то не являлись. Так прошло три дня. Все это время Кензо ничего не ел, и его стал мучить страшный голод. Он страшно исхудал.

– Хитрый чёрт, наверное, хочет уморить меня голодом, – рассуждал Кензо. – Как жаль, что я, миновав столько опасностей, погибаю здесь из-за одного неосторожного шага… Золотая Гора так близко, а я вот должен умереть вблизи нее.

Голод терзал его все сильнее и сильнее. Кензо уже с трудом переводил дыхание.

И вдруг, совершенно неожиданно, пред ним появилась фигура чёрта.

– Право, какой ты упрямый! – сказал чёрт. – Но теперь ты достаточно помучился и, я думаю, не захочешь идти вперед. Если ты согласишься пойти назад, то я отпущу тебя; в противном же случае, ты умрешь здесь с голоду!

– Нет! Я ни за что не откажусь от своего намерения! – с трудом ответил Кензо.

Чёрт дико захохотал.

– Хорошо, – сказал он, – я сделаю так, что ты не в силах даже будешь произносить свои глупые слова!

Чёрт ушел. Но на следующий день пришло нисколько новых чертей. Все они старались уговорить Кензо вернуться обратно. Но Кензо не стал их слушать и не отвечал им. Разозлился один из чертей и говорит:

– Ну, так я проучу тебя!

И чёрт разорвал цепь, схватил Кензо за шиворот, взмахнул им и бросил его на огромный камень. Затем чёрт взял кнут, в который была вплетена стальная проволока, и стал им избивать Кензо.

– Ну, как? – спросил чёрт. – Ты все еще стоишь на своем?

Кензо, стиснув зубы от боли, отвечал:

– Да, я никогда не изменю своего намерения!

Тогда чёрт схватил толстую железную палицу и принялся барабанить ею по спине измученного Кензо.

– Ну, а теперь? Не думаешь ли ты вернуться обратно?

Кензо страдал от невыносимой боли, но все же он ответил:

– Вам проще убить меня, потому что, пока я жив, я не откажусь от своих намерений!

– Как ты упрям, проклятый! – воскликнул чёрт и так сильно ударил Кензо, что тот потерял сознание.

Тогда чёрт пробормотал какое-то заклинание, и Кензо снова пришел в себя.

– Ну, как? Страдания еще не убедили тебя вернуться назад? – спросил чёрт.

Но Кензо твердо стоял на своем.

– Мое намерение никогда не изменится! Мучь меня, как хочешь, а я буду говорить одно и то же.

– Но ведь ты теперь в моих руках, и я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не откажешься от своих планов… Подожду до завтра, а там примусь вновь тебя мучить!

С этими словами чёрт схватил Кензо, поволок его обратно к стене пещеры, приковал его там, а сам ушел.

Он пришел к Кензо на другой день рано утром и говорит:

– Согласись вернуться обратно, и я прекращу все твои мучения!

Кензо стоял на своем.

Тогда чёрт опять схватил его и перенес к громадному водопаду. Высота, с которой падала вода, была больше 30 метров. С ревом разбивалась вода внизу на мелкие брызги, а потом пенящимся потоком стремительно бежала среди причудливых, острых скал. Над водопадом стояла пелена тумана от брызг.

Чёрт взял виноградную лозу, связал ею Кензо и бросил его в водопад. Кензо сразу исчез в воде…

Но чёрт скоро выловил его из воды. Так как Кензо был без чувств, то чёрт, как и вчера, заклинанием привел его в себя.

– Ну, как? Приятная ванна? Ты сам виноват: одно твое слово, – и все муки твои, все пытки сразу прекратятся!

Но Кензо уже не мог говорить; он только отрицательно мотал головой.

Чёрт был вне себя от досады. Он снова приволок Кензо к пещере и приковал его там к стене.

В последующие дни чёрт подвергал Кензо самым разнообразным мучениям: он поджаривал его на огни, бросал в горячую воду и так далее; но никакие пытки не могли заставите Кензо отказаться от принятого им решетя: он был непоколебим.

Наконец чёрт сказал:

– Надоело мне с тобою возиться! Сегодня конец всему!

И он привязал Кензо к сосне, а над его головою на ста веревках подвесил громадный камень; к этому камню со всех сторон было приделано множество острых клинков.

– До сих пор я не убил тебя, полагая, что пытка поколеблет тебя; но если ты и теперь будешь упрямиться, то не проживешь и нескольких часов! Вот этот камень висит на ста веревках. Я буду постепенно отрезать веревку за веревкой; пока я не отражу последней веревки, ты еще можешь отказаться от своего упрямства и этим спасти себе жизнь. Если же ты все-таки будешь упорствовать, то этот огромный камене с острыми клинками упадет прямо на тебя, и ты погибнешь!

Чёрт вынул меч, показал его Кензо и перерезал одну из веревок.

– Ну, ты все еще стоишь на своем?

– Да, – едва нашел силы выговорить Кензо.

Чёрт перерезал вторую веревку и снова спросил Кензо: ответ получился прежний.

Так чёрт постепенно перерезал веревки и все спрашивал Кензо: но получал неизменно все тот же ответ. Когда была перерезана девяностая веревка, Чёрт закричал:

– Скоро и смерть тебе!

А Кензо хладнокровно ответил:

– Я и слушать не хочу тебя! Да и зачем ты каждый раз обращаешься ко мне с вопросом?! Лучше перережь все остальные веревки сразу!

Чёрт позеленел от злости и сразу перерезал девять веревок; камень повис на одной, последней.

– Вот тебе и смерть! – закричал ему чёрт и замахнулся мечом…

Но в тот момент, когда он хотел перерубить последнюю веревку, из леса раздался громкий, повелительный голос:

– Остановись!

Кензо повернул глаза в ту сторону, откуда раздался этот возглас, и увидел Зикисена, который когда-то, под видом монаха, был у него в гостях.

Теперь Зикисен был одет в белое шелковое платье, на голове его красовалась золотая корона; в руках он держал маленькую железную палочку.

Зикисен торопливо подошел к ним. Но чёрт успел перерубить и последнюю веревку; не успей Зикисен отбросить камень в сторону, Кензо непременно был бы убит.

Чёрт страшно рассердился на Зикисена.

– Зачем ты пришел мешать мне? Ты здесь лишний! – закричал он.

Размахивая мечом, чёрт бросился на Зикисена.

– Посмотрим, кто здесь лишний: ты или я! – сказал Зикисен. – Ты вот преградил путникам дорогу, и я тебя за это накажу!

Между ними началась борьба. Долго боролись они, но никто не мог взять верх. Но вот чёрт начал ослабевать; тогда он, топнув ногою в землю, что-то проговорил; под его ногами сейчас же образовалась яма, из которой повалил густой, едкий дым. А сам чёрт превратился в страшного дракона с острыми, длинными клыками.

Извергая изо рта пламя, бросился он вновь на Зикисена. Но тот не испугался: он взглянул на небо и что-то вскрикнул. Тотчас с неба спустился огромный великан, угрожающей наружности, с длинным мечом в руках. Дракон долго боролся с ним; но когда великан уже приготовился разрубить его пополам, дракон превратился в страшного льва и снова устремился на Зикисена. Зикисен только плюнул, и откуда-то посыпались на льва острые стрелы. С громким стоном упал лев на землю и сразу куда-то исчез.

Зикисен вынул из кармана зеркало и направил его кверху. В зеркале ясно отразилась фигура чёрта, скрывшегося в облаках. Как раз в эту минуту чёрт вынимал лук и готовился пустить в Зикисена отравленную ядом стрелу.

Зикисен, положив зеркало в карман, стал ожидать полета стрелы и поймал ее на лету руками. Чёрт хотел пустить вторую стрелу, но Зикисен, сев на облако, погнался за ним. Вскоре оба исчезли в облаках.

Кензо видел все происшедшее и очень беспокоился за Зикисена.

Вскоре Зикисен и чёрт спустились с облаков на землю; битва между ними все еще продолжалась. Лишь только они достигли земли, как чёрт мгновенно превратился в волка и понесся, как вихрь, наутек. Зикисен, превратившись в медведя, стал его догонять; догнал его и хотел загрызть; но волк превратился в сокола, а медведь в орла.

Долго оба носились в воздухе. Обессилел сокол, упал на землю, превратился в крота и зарылся глубоко в землю. Орел же тотчас превратился в дикого кабана и стал разрывать нору крота.

Видит крот, что приходите ему конец, превратился в камене и покатился с горы вниз.

Тогда дикий кабан принял свой первоначальный вид Зикисена, взял волос и подул на него. Волос сделался громадным куском железа и, упавши на камень, разбил его вдребезги.

Эти осколки камня превратились в многочисленных комаров; комары разлетались в разные стороны.

Но Зикисен не завал: он превратился в птицу и стал ловить комаров; он успел поймать и съесть всех – остался в живых и улетел только один.

Зикисен заметил это; тогда он дунул, и все небо покрылось паутиной. В нее-то и запутался комар, который, постепенно превращаясь, снова стал чёртом.

Размахивая мечом, чёрт старался разрубить спутавшую его паутину; но чем больше он старался, тем больше запутывался он в этой паутине.

Совсем измучился чёрт. Наконец, он собрал последние силы, дунул изо рта пламенем, – небо тогда потемнело, задул холодный ветер, пошел дождь, загремел беспрерывный гром…

Вдруг раздался сильный, противный крик… Небо сразу прояснилось, наступила хорошая погода, – и тогда стало видно поверженного на землю чёрта; он лежал без движения, из его груди торчал воткнутый туда меч… Чёрт был мертв.

Тогда Зикисен вынул из кармана небольшой пузырек, из которого брызнул на чёрта какой-то жидкостью.

Сейчас же вспыхнуло сильное пламя, чёрт сгорел, и от него остался один пепел. Зикисен осторожно собрал пепел, сложил в горшок, закрыл его крышкою и зарыл глубоко в землю.

Потом он отвязал от дерева Кензо; освободив его, Зикисен сказал:

– Твоя храбрость и решительность, твоя стойкость поражают даже меня! Я очень рад, что ты решил скорее пожертвовать жизнью, чем послушать черта. Теперь его нет, и никто уже более не задержит тебя на пути к Золотой Горе. Я доведу тебя до нее.

Кензо от перенесенных мучений едва сознавал, что происходило вокруг него. Он последовал за Зикисеном. Спустя минут пять к ним подъехала красивая повозка, которую везла корова.

Возле повозки шли придворные.

Зикисен вмести с Кензо поместились в повозке, и процессия двинулась. Они доехали до подножия Золотой Горы, где возвышались громадные красивые ворота. Придворные открыли ворота, и Зикисен с Кензо вступили в необычайно роскошный двор дворца.

Благоухание цветов, райское пение птиц, чудные звуки музыки, – все это подействовало на измученного Кензо лучше всяких лекарств.

Прошли они несколько шагов, и их встретила жена Зикисена, окруженная свитой красивых девушек. Между этими девушками была и дочь Зикисена. Все вместе вошли во дворец.

Трудно описать все красоты дворца, в котором очутился Кензо. Везде золото, серебро, везде дорогая резьба. По обеим сторонам большого зала стояли громадные золотые орлы.

Кензо, сопровождаемый красавицами, проследовал во внутренние комнаты дворца и, наконец, вошел в большой зал.

У одной из стен зала было устроено почетное место для Зикисена, направо от него – место для его жены, а налево – место для дочери. Зал был украшен золотом, серебром и разными драгоценными камнями. Все заняли свои места. Кензо поместился рядом с хозяевами. Девушки и придворные разместились согласно своим званиям.

Немедленно на столах появились всевозможные кушанья и вина. Из соседних комнат неслась услаждающая слух музыка. Затем появились танцовщицы, причудливо танцевавшие. Когда пир кончился, дочь Зикисена стала петь, ее мать аккомпанировала ей, а сам Зикисен играл на флейте. Затем прекрасная Хамаре, дочь Зикисена, стала танцевать, точно бабочка на цветах, и ее красота поражала всех. Так развлекались они, и их веселье продолжалось до утра.

На следующий день Зикисен позвал к себе Кензо, и передал ему три ключа – золотой серебряный и медный, и сказал:

– За этим дворцом находятся три склада с разными сокровищами. Я их дарю тебе. В первый склад ведут медные ворота; их следует отпирать медным ключом. Ко второму – серебряные, они отпираются серебряным ключом. Последний находится за золотыми воротами, которые отпираются золотым ключом.

Кензо поблагодарил Зикисена и отправился к складам.

Открыл он первые ворота. Они вели в большое поле, посреди которого было небольшое озеро с хрустальной водой. Посреди острова возвышался остров, на котором стояла золотая фигура льва; из львиной пасти, тихо журча, струилась вода.

Дошел Кензо до вторых ворот, отпер их и увидел множество богатых построек, наполненных разнообразнейшими драгоценностями.

Дошел он, наконец, до последних ворот и открыл их. Он увидел золотой дворец. В этом дворце хранилось платье, делавшее невидимым того человека, который его надевал. Затем здесь была живая и мертвая вода и волшебная шкатулка, из которой можно было доставать сколько угодно золота и серебра.

Всех сокровищ, которые были во дворце, и не счесть. Смотрел, смотрел Кензо на все эти богатства и даже устал. Вернулся он к Зикисену.

– Тот дворец, который ты видел, предназначен для тебя, – сказал ему Зикисен. – Живи в нем. А чтобы тебе не было в нем скучно одному, я выдам за тебя мою дочь Хамаре.

Кензо оставалось только благодарить Зикисена.

– Не благодари меня, – ответил Зикисен: – своей храбростью, настойчивостью, решительностью и неустрашимостью ты вполне заслужил все это. И я буду очень рад породниться с тобою.

Вскоре после этого, Кензо женился на чудесной Хамаре, и весело зажил с ней в своем роскошном дворце.

Воробушек без язычка

Давно-давно, в глухой японской деревушке жил был добродушный старичок со своею старухой. Детей у них не было, и потому старик всю свою привязанность и любовь перенес на воробушка, который жил вместе с ним в одной комнате. Старик сам кормил воробушка, холил и любил его, как сына.

Однажды старик, взвалив на спину корзину и взяв нож, отправился в горы за хворостом. В доме же осталась одна лишь его старуха. Она сперва, стирала у колодца белье, а затем зашла в дом, чтоб его накрахмалить. Смотрит, а крахмала на том блюдечке, где она положила, нет. Исчез он куда-то.

– Ах, боже мой! – воскликнула рассерженная старуха. – Кто же стащил мой крахмал, который я специально сегодня сварила?!

Посмотрела старуха кругом – никого нет. Нет вора, да и только!

– Бабушка, что Вы ищете? – прочирикал любимый стариком воробушек из висевшей на перекладине клетки.

– Да вот, – ответила старуха, – я положила здесь крахмал, а он куда-то пропал.

– Вы говорите о крахмале?

– Да, его-то я и ищу!

– Так не ищите, я его съел!

– Что? Ты съел его?!

– Да. Простите меня! Я совершенно не знал, бабушка, что он Вам так нужен! Он лежал в том самом блюдечке, из которого Вы меня кормите, а потому я и подумал, что это угощение положено для меня! Извините, бабушка, я совершенно не виноват!..

И воробей, кланяясь до земли, просил у старухи прощения.

Но старуха давно уже не любила воробушка и все искала удобного случая, как бы прогнать его из дому. Поэтому она сильно рассердилась и проговорила:

– Ах ты, проказник! Так ты думаешь, что крахмал я варила для тебя? Хорошо, погоди же!..

Она быстро схватила щипцы, вынула ими из клетки извиняющегося воробья и, как тот горько ни плакал, отрезала ему язычок.

А отрезав язычок, выпустила воробушка на двор.

Не снилось старику даже и во сне, что случится с его лучшим другом-воробушком такая напасть! Усталый потащился он домой, когда солнце уже заходило. Заранее радуясь, что скоро сможет послушать милое чириканье любимого воробушки, всегда радостно встречавшего его, пришел в этот день старик домой и видит, что воробья нет, висит лишь пустая клетка.

– Куда же девался мой воробушек? – спросил старик у старухи.

А старуха притворилась, будто ничего не знает.

– Куда он давался… я вроде не сторож его… и право не знаю! – ответила она.

– Ну, посмотри в клетку, видишь, она пустая! Почему же в ней нет моего любимца? – допытывался старичок.

– Почему его нет, я не знаю, – хладнокровно ответила старуха – Раз его нет, значит, он улетел куда-нибудь!

– Да куда же улетит мой воробушек! – сердито возразил ей старик. – Скажи лучше мне правду, ты его наверно прогнала?

Старуха уже больше не могла скрывать, то что она сделала и проговорила:

– Ты угадал, старый, прогнала я воробушка. Когда тебя не было дома, твой воробушек съел весь мой крахмал, я сильно рассердилась на него и, в сердцах, отрезав ему язычок, вышвырнула его из дома!

Опечалили старика слова старухи.

– Ах, какая ты жестокосердная! Разве ты не знаешь, что птички никогда не делают ничего назло? Да и что плохого в том, что мой воробушка скушал твой крахмал? Ты, наверное, забыла его покормить, и он, проголодавшись, увидел твой крахмал; подумав, что ты им хочешь угостить его, он и съел твой крахмал. Как же тебе было не жаль поступать так жестоко с милым птенчиком?!

Старик горько, навзрыд зарыдал, точно лишился единственного ребенка.

Всю ночь провел старик без сна, наутро же он не пошел на работу, а отправился разыскивать своего любимца в лес.

– Воробушек, воробушек с отрезанным язычком! Где ты? – громко крича, искал старик своего воробья.

А воробушек, хорошо знавший голос своего старичка, как только услышал этот крик, сейчас же вылетел из своего жилища, прилетел навстречу к старику и стал благодарить старика, что тот его не забыл.

Старичок заплакал от радости.

– Как ты поживаешь? – спросил он. – Всю ночь я не мог заснуть и все тосковал по тебе, и как только наступило утро, сейчас же отправился разыскивать тебя.

– Я очень благодарен тебе, старичок, за твою любовь ко мне, – ответил воробей, – только здесь нам как-то неудобно разговаривать, милости прошу в мое жилище!

И воробушка проводил старичка в свой домик. А жилище его находилось в лесу, в бамбуковой роще. Изящный домик был построен из бамбука.

Усадил воробушка своего старичка на почетное место.

– Я думал, – сказал он, – что ты сильно разгневаешься на меня, когда тебе бабушка расскажет, что я съел ее крахмал. А ты не только не рассердился на меня, а даже запечалился обо мне и пошел меня разыскивать. Чем же мне тебя, дедушка, за это отблагодарить?

Старик махнул рукой и ответил:

– Да за что же сердиться мне было на тебя, мой милый дружочек? Я даже пожурил мою старуху за то, что она так жестоко поступила с тобой. Она сама виновата перед тобой, в том, что не накормила тебя… Как я сильно горевал, узнав, что тебя нет; теперь же я очень рад и счастлив, что снова вижу тебя живым и здоровым!

Воробушка очень радушно угощал своего благодетеля редкими сластями, а потом созвал всех своих товарищей-воробьев, и те протанцевали перед стариком красивый воробьиный танец.

Никогда до этого времени старик не пробовал таких вкусных блюд, никогда не видал такого прелестного, грациозного воробьиного танца. Прогостевал старик в доме воробья до самого вечера. А как стало темнеть, начал старичок собираться восвояси. Стали воробьи его задерживать и уговаривать, чтобы он остался еще погостить.

– Мне у вас очень, очень хорошо, друзья, – сказал им старичок, – но пора отправляться домой. А то ведь моя старуха подумает, что я пропал, и пойдет меня разыскивать!

– Поживи у нас еще хоть с пять-шесть дней, – просил старичка воробушек. – Сколько ты, дедушка, сделал для меня хорошего, я боюсь, что не смогу достаточно отблагодарить тебя за это. Нет, не уходи, погости еще хоть немного у нас!

– Очень благодарен вам, воробушки, за вашу любезность, – ответил старичок воробьям, – но сегодня я все же должен быть дома. Обещаю вам, что частенько буду вас навещать.

– Не стану в таком случай задерживать тебя, – отвечал воробушка, – почаще захаживай ко мне. Ну, а теперь, немножко подожди, я приготовил для тебя подарочек.

И воробей сейчас же принес из своих кладовых две плетеных корзинки и сказал:

– Вот две корзинки. Одна из них тяжелая, другая легкая. Возьми ту, которая тебе больше нравится.

– Зачем это, мой воробушка? – ответил старичок. – Ну, хорошо, чтобы не обидеть тебя, я возьму одну корзинку.

– Какую – тяжелую или легкую?

– Конечно, легкую! Сам знаешь, что стар я и слаб. Не по силам мне будет тяжелая корзина.

– Если так, то бери легкую! – сказал воробушка и подал старику легкую корзинку.

Взял старик корзину, поблагодарил за подарок воробья, простился с ним и его приятелями, другими воробушками, и отправился домой.

Воробей со своими товарищами проводили старичка до самых ворот и смотрели ему вслед, пока фигура старика не скрылась в тумане спускающегося на землю вечера.

А старуха, между тем, давно поджидала старика и ворчала, почему он не идет. Наконец, она вышла за ворота дома и стала с нетерпением ждать прихода старика.

Вдруг видит – идет ее старик с корзиной на спине.

– Где ты так долго пропадал? – набросилась на него старуха. – Почему ты так поздно идешь домой?

– Не брани меня! – сказал весь в поту старик. – Сегодня я побывал в доме моего любимца – воробушка. Посмотри-ка, какой я от него получил подарочек!

И он снял со своих плеч корзину, поставил ее на пол, застланный циновкой, и добавил:

– Воробушек показал мне две корзины: тяжелую и легкую, и просил меня выбрать из них ту, которая мне больше понравится. Но мне было трудно тащить тяжелую корзину, потому я взял легкую. Посмотри скорее, что в ней!

Увидев подарок, старуха улыбнулась и с жадностью бросилась к корзине, позабыв даже предложить уставшему старичку чашку воды.

Открыла старуха крышку ящика и замерла… Перед ней лежали несметные богатства: золото, серебро, драгоценные камни.

Старик тоже был очень удивлен содержимым корзины. Запрыгал он от радости и чуть не затанцевал сам тот воробьиный танец, который он видел недавно.

Однако старуха осталась недовольна подарком. Скоро она вообще забранила старика.

– Какой же ты, право, глупый, неразумный старик! Почему ты выбрал легкую корзину? Видишь, как много сокровищ даже в этой легкой корзине, а в тяжелой их было бы куда больше!

Но старик ей ответил:

– Не говори так. Мы должны быть благодарны небу и за такое счастье!

– Нет! – возразила старуха, – если бы твой воробей не показал тебе тяжелой корзины, то я не говорила бы так. Но тебе, ведь предлагалась и тяжелая корзина, как же мне, не бранить тебя? Вот что – я сама пойду к воробью и получу от него не взятую тобой тяжелую корзину.

И старуха торопливо засобиралась разыскивать того самого воробья, от которого ее старик получил целую корзину с драгоценностями.

Старик долго, с жаром отговаривал ее, но старуха не послушалась его, и пошла разыскивать воробья в сумеречном лесу.

В доме воробушка ворота давно уже были заперты. Проводив старика, все воробушки собрались вместе и стали говорить между собой:

– Какой добрый, славный старичок! Давайте-ка обсудим, чем нам его угостить в следующий раз? А какая жестокая жена у доброго старичка! Пожалуй, на всем свете не найти злее ее. Да и в самом деле, кто же так жестоко, как она, поступит с нашим братом, воробьем?..

И пока они разговаривали, вдруг кто-то сильно застучал в дверь и громко прокричал:

– Дома ли хозяин?

Испуганные воробушки открыли дверь и увидали перед собой ту самую старуху, которая одному из них отрезала язычок.

«Легка старуха на помине!» – подумали воробушки.

Неловко было им отказать в гостеприимстве злой старухе, поэтому воробушки вежливо попросили старуху войти в дом.

Но старуха махнула рукой.

– Нет! – сказала она, – не беспокойтесь! У меня нет времени засиживаться у вас. Я только зашла к вам за тем, чтобы получить подарок. Я не хочу смотреть на ваши танцы и совсем не желаю пробовать ваши угощения!

Воробьи были поражены такой жадностью старухи.

– Ну, хорошо! – сказали они ей, – мы преподнесем тебе подарок. Жаль только, что у нас осталась только лишь одна тяжелая корзина. Легкую корзину уже унес старик!

– Эту-то тяжелую корзину я и хочу получить от вас, – ответила старуха. – Как видите, я моложе и сильнее старика и могу нести более тяжелые вещи. Давайте мне поскорее ту тяжелую корзину, от которой отказался старик.

– Подождите минутку, сейчас принесем!

И воробьи принесли из своей кладовой тяжелую корзину и поставили ее перед старухой.

Старуха радостно схватила ее и проговорила:

– Теперь уж мне нечего здесь делать! Отправлюсь-ка я домой, ночь уже.

И, взвалив корзину на спину и не попрощавшись с воробьями, она отправилась домой.

Но корзина была слишком тяжела. Старухе казалось, что она куда тяжелей лежащей посреди ее двора огромной каменной плиты. Согнувшись в три погибели под тяжестью, старуха вся вспотела и, охая, едва-едва плелась по тропинке.

Ее утешала только мысль, что в такой тяжелой корзине, несомненно, находится больше драгоценностей, чем в легкой. Наконец, совсем выбилась из сил старуха, сняла с плеч корзину и присела отдохнуть. Разобрало ее при этом сильное любопытство. «Что находится в корзине?» – думала она. – Какие сокровища наложили мне глупые птички? Посмотрю-ка я на них сейчас!»

И с довольным лицом старуха взялась обеими руками за крышку тяжелой корзины и приподняла ее.

О, ужас! Старуха испуганно отскочила от корзины. А из нее высунулись страшные, жуткие чудовища. Кого только не было между этими чудовищами! – И огромная, с жуткими болотными глазами жаба, мерзкая ехидна, чудовищная трехглазка, страшный змей-удав…

И вся эта жуть тянулась к жадной старухе.

Испуганная старуха бросила корзину и – давай улепетывать от нее!

Едва-едва добежала старуха до дому, рассказав старику обо всем происшедшем.

Старик не был удивлен, услышав рассказ старухи. Он понял, что это было наказание старухи за ее жадность. Говорят, что после этого события старуха совершенно переменилась. Она стала такой же доброй, как и ее старик.

Царство обезьян

Давным-давно в одной деревне, затерянной среди гор, жил старик с тремя сыновьями. Своей земли у них почти не было. Даже в большой праздник не могла позволить себе эта семья бедняков выпить вина или хотя бы чая.

И вот однажды случился неурожайный год. Делать нечего – ушли двое старших сыновей в город на заработки, а младший, которому было всего только десять лет, остался с отцом. Через какое-то время прислали им старшие сыновья триста медяков. Подумал старик и говорит младшему сыну:

– Слушай, Сабуро, умом ты не обделен, попробовал бы ты себя в торговом деле. Я дам тебе сто медяков, чтобы ты купил какого ни на есть товара и продал. Какая бы ни была маленькая прибыль – всё легче.

Послушался Сабуро, отправился за товаром, да вот беда: и сам никогда не торговал прежде, и как другие торгуют, никто ему не рассказывал. Думает мальчик: «Может, накупить горшков? А вдруг разобьются. Каштанов купить? Растеряются. Можно было бы продавать редьку, но кто ее станет покупать?»

Так, раздумывая, наткнулся Сабуро на старуху, которая ковыляла ему навстречу. Старуха несла мешок, из которого раздавалось жалобное кошачье мяуканье. Удивился Сабуро, спросил:

– Куда это ты тащишь кота, бабушка?

– Кота этого, внучек, я несу в реке топить. Вместо того, чтобы дома мышей ловить, повадился у соседей цыплят таскать. Вот пускай теперь попробует рыб половить на дне реки, – прошамкала в ответ старуха, а кот из мешка замяукал еще жалобнее.

Сжалился Сабуро, сказал:

– Что ты, бабушка! Не топи, пожалуйста, кота. Продай его лучше мне за сто медяков.

– Воля твоя, внучек. Бери, коли денег не жалко, – обрадовалась старуха такой удаче. Взяла у Сабуро сто медяков, оставила ему кота и пошла восвояси. Мальчик взял кота на руки, прижал к себе и пошел домой, приговаривая:

– Видишь, как бывает, когда чужое берешь. Ну, ничего, я тебя к нам заберу, отнесу к отцу – заживем все вместе. Ничего с тобой больше не случится.

Старик ничего не сказал Сабуро, когда увидел его с котом и без денег, – лишь вздохнул: вот и еще один лишний рот в семье. На следующий день снова дал мальчику сто медяков. И в этот раз, когда Сабуро брел по дороге в тяжких раздумьях, о том, что же ему купить, встретил он древнего старика, согнутого и скрюченного, как сосна на горном склоне. Старик тоже нес мешок. Слышно было, что в мешке скулит собака.

– Эй, дедушка, куда это ты несешь собаку? – окликнул старика Сабуро.

– Как куда? В речке топить.

– Почему, дедушка?

– Так ведь посчитай: дом не сторожила, поросят чужих воровала. За что же ее держать. Привяжу к мешку камень – пусть теперь покажет, на что способна, – злобно прохрипел старик, а собака в мешке стала скулить еще отчаяннее.

– Не топи собачку, дедушка! – взмолился Сабуро. – Продай мне ее. Я тебе сто медяков за нее дам!

И этот старик, как и старуха прежде, обрадовался неслыханному везению, забрал деньги и ушел.

– Эх, песик-песик, хорошо еще, что я вам встретился по дороге. Лежал бы сейчас на дне реки. Ну, ничего, в следующий раз плохого не делай – и тебя никто не тронет, – говорил добрый мальчик, ведя собаку домой.

Снова промолчал старик, но озаботился еще больше: мало кота, так глупый сын еще и собаку привел!

В третий раз, отдавая сыну деньги, отец предупредил:

– Смотри, Сабуро, потрать с толком эти последние сто медяков. Больше денег у нас нет.

Но что было делать бедному мальчику? Хоть и слонялся он из деревни в деревню целый день, а что купить, так и не решил. А на закате увидел Сабуро такую картину: деревенские мальчишки поймали маленькую обезьянку, привязали ей на шею веревку и теперь издеваются над ней, как умеют, дразнят и щиплют. Обезьянка плачет, пищит, вот-вот издохнет. Сабуро закричал:

– Эй! Перестаньте-ка мучить обезьянку! За что вы с ней так?

Самый бойкий из мальчишек крикнул ему в ответ:

– Ты еще кто такой, чтобы нам указывать? Обезьянка наша – что хотим, то и делаем. Бесполезное животное! Что с нее еще взять, кроме визгу?

– Давайте я куплю ее у вас. Вот, у меня сто медяков есть.

– Ух ты! Неужто? Давай сюда, забирай свою обезьяну и проваливай подобру-поздорову.

Мальчишки забрали деньги и убежали с хохотом и свистом.

– Какая ты маленькая и глупая, – говорил Сабуро обезьянке, разглядывая ее. – Никогда больше не подходи к деревне, а не то опять попадешься.

С этими словами мальчик отпустил обезьянку. Та покивала головой, как будто благодаря своего спасителя, и стремглав пустилась наутек в свои родные горы.

В это время солнце уже село и стало темно. Тут только со стыдом вспомнил Сабуро о словах отца и понял, что истратил последние деньги, а так ничего и не приобрел. Сел мальчик под деревом и задумался. Вдруг раздался странный крик: «Кья-кья!». Поглядел – снова перед ним та самая обезьянка.

– Зачем ты вернулась? Беги домой! – замахал на нее руками Сабуро. Но обезьянка и не думала убегать, вместо этого она вдруг заговорила с мальчиком человеческим языком:

– Сабуро-сан, мой дедушка – царь обезьян. Я рассказал ему, что ты спас меня, и он повелел привести тебя к нам. Пойдем же!

Честно говоря, Сабуро и сам был не прочь побывать в царстве обезьян. И вот, в светлую лунную ночь, отправились они вместе – обезьяна впереди, а мальчик сзади – через горы и долины в самое сердце диких гор.

Долго ли, коротко ли шли они, и вот увидел Сабуро перед собой белый замок из камня. Большие лохматые обезьяны с копьями в руках стояли, охраняя железные ворота. Но стоило лишь маленькой обезьянке подать знак – и ворота открылись. Обезьянка повела мальчика вглубь замка, в просторный зал. Там, на высоком помосте сидел сам царь обезьян, одетый в золотые одежды. Был он очень стар, лицо его было покрыто глубокими морщинами, а из ушей росла белая шерсть. Царь молвил:

– Благодарю тебя, Сабуро-сан, что пожаловал в мой замок. Не знаю, чем и отплатить тебе за твой благородный поступок. Видишь ли, этот несмышленыш – указал царь на обезьянку – мой единственный внук. С его гибелью пришел бы конец всему нашему царскому роду.

Царь хлопнул в ладоши – и тут же в зал вбежали слуги с золочеными подносами в руках. На подносах – самые разные яства для дорогого гостя. После угощения обезьяны стали показывать мальчику разные забавные трюки и фокусы. Сабуро смеялся до слез.

После представления царь обезьян вручил мальчику мешочек из алой парчи и сказал:

– Это бесценное сокровище – подарок за твое доброе сердце. Лежит в мешочке золотая монета. Понадобится тебе что-нибудь – подбрось монету в воздухе и загадай желание. Всё будет исполнено по твоему слову. А теперь в добрый путь, прощай!

Когда внук царя обезьян вывел Сабуро на проезжую дорогу, что вела к его дому, уже рассвело. Попрощался мальчик с обезьянкой и пошел восвояси. Пришел домой – видит: на отце лица нет.

– Где же ты был всю ночь, Сабуро? Я глаз не сомкнул, думал, что больше не увижу тебя.

– Отец, прости меня, но ты знаешь, нам не придется больше голодать! – радостно воскликнул Сабуро, вытаскивая из-за пазухи мешочек. – Хочешь, пожелаем вначале новый дом вместо нашей ветхой хижины с прогнившей крышей.

Вытряхнул мальчик из мешочка золотую монету, подбросил ее в воздухе и сказал:

– Монета, монета, дай нам хороший дом!

Затряслось все вокруг, затрещало. Глядят отец и сын, глазам своим не верят. Вмиг все изменилось вокруг. Сидят они на новых циновках в просторном доме. Кладовые набиты ячменем да рисом. Вышли во двор, огляделись: крыша не гнилой соломой, а красной черепицей крыта. Подивился отец, всё не мог поверить, что видит это наяву. А потом устроил пир на всю деревню, каждого позвал, никого не забыл.

Жил в той деревне человек по имени Гомбэй. Был он толстый и повадками напоминал жирного гуся. До того жаден был Гомбэй, что в деревне даже говорили: «У Гомбэя за чужим добром из глотки рука тянется». Прибежал он на пир в числе первых, вытянув вперед шею. Унес домой целый мешок подарков, но всё не мог заснуть. Только рассвело – Гомбэй уж опять пришел к старику. Говорит:

– Дай мне в долг чудесную монету, я верну ее тебе через три дня, а иначе пусть покарают меня боги!

Старик согласился, потому что был очень добрым человеком и никому не мог отказать. Однако прошло три дня, а Гомбэй так и не вернул монету. Ждал старик и четыре, и пять дней – нет соседа. Уже и старшие братья домой вернулись, усталые, в обносках. Видя это, Сабуро захотел подарить братьям новую одежду. Пришлось самому идти к Гомбэю за чудесной монетой. Вернулся Сабуро домой, показал братьям монету и говорит:

– Смотрите, да повнимательнее, что сейчас будет! – С этими словами мальчик подкинул монету в воздухе и сказал: – Монета, монета, наряди моих братьев в новую красивую одежду!

Упала монета на пол, зазвенела – а на братьях все те же обноски. Удивился Сабуро. Почему это не слушается его монета? Может, слабо ее подкинул? Но сколько не старался мальчик, сколько не подкидывал монету в воздух, а братья всё так же стояли, в чем пришли.

– Вот ведь несчастье! Подменил жадный Гомбэй мою чудесную монету! – догадался мальчик.

Побежал рассерженный Сабуро к соседу, чтобы потребовать у него настоящую монету. А Гомбэй лишь пожимает плечами: что получил, то и отдал.

– Хочешь, – говорит, – на весы положим и взвесим. Сам увидишь – та же самая монета.

Нечего делать, вернулся Сабуро домой, сидит и плачет. Кот и Пес, конечно же, видели это всё и опечалились вместе с мальчиком. Говорят промеж собою:

– Что бы там не случилось, а мы обязаны жизнью Сабуро и должны помочь ему в беде. Пойдем, сами сходим к Гомбэю и посмотрим, что можно сделать.

Прибежали Кот и Пес к месту, где был раньше соседский дом. Глядят, а там за семью белыми стенами княжеский дворец стоит. Но когда это ограды были помехой для кошек? Взобрался Кот по стенам на чердак дворца и притаился. Вдруг видит: бежит мимо мышка. Цап ее! Мышка и сама не поняла, как очутилась в когтях у кота. Пищит мышка жалобно. На этот писк из норки выбралась старая мышь с седыми усами и, заискивающе глядя на кота, сказала:

– Уважаемый господин Кот! Да будет вам известно, что сегодня у всего мышиного народа этого дворца большой праздник – свадьба. Осмелюсь сообщить уважаемому господину, что особа, которую он изволил поймать – невеста. Не соблаговолит ли ваша милость отпустить ее? Так жаль бедного жениха, так жаль!

– Ну, раз так, я не прочь отпустить невесту, – ответил Кот. – Но за это принесите мне выкуп – красный мешочек с золотой монетой. Он должен быть где-то здесь, в этом доме.

Вдруг из всех щелей и норок появились полчища мышей – и, так же быстро, как появились, в один миг, они исчезли, разбежались по всему дворцу на поиски драгоценного мешочка.

Долго ждал Кот, но, наконец, дождался. Подбегает к нему старая мышь с красным мешочком в зубах.

– Взгляните, господин Кот, не это ли вы искали?

– Да, узнаю этот мешочек. Где же вы его нашли?

– У господина Гомбэя в спальне.

– Благодарю вас, мыши! Теперь продолжайте торжество, вот ваша невеста!

Быстро схватил Кот мешочек в зубы и уже через несколько секунд был за стенами дворца, где его поджидал Пес. Тот, увидев, что Кот достал заветную монету сказал:

– Вот молодец! Нашел-таки! Давай понесу мешочек, а то ты устал, наверное.

– Нет уж, – ответил Кот. – Не хочу ни с кем делить славу за свой подвиг.

– Как же так? – обиделся Пес. – Шли мы как верные товарищи на одного врага, а с победой к хозяину ты один вернешься? Как же мне после этого ему в глаза смотреть. Что люди про меня скажут?

Не выдержал Пес, выхватил у Кота мешочек и стремглав бросился домой, чтобы опередить Кота. А, надо сказать, на обратном пути надо было переплыть через реку. Пес смело бросился в воду и поплыл, а кот бежит вдоль берега и яростно мяучит:

– Вернись, разбойник! Вернись, вор! Отдай мою добычу!

– Нет! – рявкнул Пес и, конечно же, упустил мешочек, который держал в зубах, в реку.

Монета тяжелая – пошел мешочек ко дну. Пес вылез на берег, стыдно ему, хвост поджал, да теперь уже ничего не поделать. Поплелся домой, как побитый.

Кот же остался на берегу речки. Сидит, горюет. Вдруг совсем близко ударила хвостом по воде большая рыба. Кот ее лапой цап! И вот уже рыба в зубах у Кота.

«Надо же хозяина хоть чем-то утешить, – думает. – Потерял монету, хоть рыбу в дом принесу».

Добрался Кот до дома, отдал рыбу Сабуро. Только принялся он ее разделывать – глядь, а в брюхе у рыбы мешочек из алой парчи. Лежит в мешочке золотая монета.

– Не моя ли? – подумал Сабуро, боясь ошибиться.

Тут Кот рассказал ему, как всё случилось. Подбросил мальчик монету в воздухе и произнес:

– Монета, монета, пусть мои братья получат новую одежду!

Дивятся братья, куда вдруг обноски пропали? Не узнают друг друга в новой красивой одежде.

До чего же обрадовались и Сабуро, и старик отец, и старшие братья! Много веселья было в тот день в их доме. А потом Сабуро обратился к Коту и Псу:

– Я знаю, что вы оба не жалели своей жизни, чтобы помочь мне. За это обоим вам я благодарен. Но так как Пес схитрил, отняв чужую добычу, мы сделаем так: Кот всегда будет жить в тепле и уюте, греясь возле домашнего очага, а Пес будет жить во дворе и охранять дом.

Так и живут они с тех пор: кот в доме, пес во дворе, – а от прежней дружбы и следа не осталось.

Гомбэй-птицелов

На острове Хоккайдо, что на самом севере Японии, в деревне Инаги жил человек по имени Гомбэй. Ни жены, ни детей у него не было, а мать и отец давно умерли. Не было у Гомбэя и земли, а была только хижина на самом краю деревни. Тем только и жил, что охотился на диких уток.

Каждое утро еще до рассвета вставал Гомбэй и спешил к большому озеру близ деревни, чтобы расставить там ивовые силки на уток, а потом долго стоял, подстерегая добычу. Хорошим был день, когда удавалось Гомбэю поймать трех уток, но чаще попадались две или одна. А бывало, что приходилось незадачливому охотнику уходить домой ни с чем.

Однажды, ранней весной три дня подряд Гомбэю удавалось поймать лишь по одной утке. И вот, возвращаясь домой с охоты на третий день, стал он думать: «Как же так это получается, что каждый день сижу я и мерзну у озера от рассвета и до заката, а ловлю по одной утке в день? Может это оттого, что ставлю я только три силка? Что, если бы поставил я по всему озеру сто силков? Глядишь, и поймал бы столько дичи за раз, что и на охоту каждый день ходить не надо. Сидел бы дома в тепле целый месяц».

Весь следующий день Гомбэй плел ивовые силки. К вечеру сплел он сто силков и все их расставил на озере, а сам пошел спать домой. Ночью преследовал Гомбэя один и тот же сон: видел он, как слетаются к озеру утки со всего света и оказываются в его силках. Не выдержал охотник, проснулся среди ночи, наскоро оделся и прибежал на озеро. Что же, никаких уток и в помине нет. Как были силки пусты вечером, так стоят, связанные одной веревкой, конец которой привязан к дереву. Уже начинало светать, и Гомбэй спрятался на берегу. Вдруг, прямо как в его сне, непонятно откуда прилетело целое полчище уток. Покружив над озером, стали они одна за другой садиться на воду. Первая угодила прямо в силок, за ней вторая, третья… В конце концов, все силки были заняты, только один оставался пустым, и как раз, словно бы для него, над озером еще летала одна утка. Гомбэй отвязал веревку от дерева и стал потихоньку подтаскивать силки к берегу, но он медлил, потому что не хотелось ему оставлять последний силок пустым.

– Эх, еще бы одну утку для ровного счета! – думал он.

Пока Гомбэй колебался, из-за гребня гор показалось солнце. Его лучи заставили воду в озере ярко сверкать, от этого утки все разом забили крыльями и, несмотря на то, что ноги их были в силках, поднялись над озером. Гомбэй всем весом налег на веревку, но ничего не мог поделать: девяносто девять уток оказались сильнее одного человека. Гомбэй повис в воздухе на конце веревки, вцепившись в нее руками. Утки поднимались все выше и выше, они несли незадачливого охотника над озером, и его деревней, и лесом, и горами. Но Гомбэй этого не видел: он зажмурился, боясь открыть глаза и посмотреть вниз.

Наконец, веревка не выдержала и оборвалась. Утки улетели прочь, оставив Гомбэя между небом и землей. Сердце у него сжалось от ужаса, однако он почувствовал, что не падает. С удивлением Гомбэй открыл глаза и понял, что это действительно так: сильный ветер подхватил его и продолжал нести высоко над горами и долинами, лесами и полями, а потом над морем далеко на юг.

Два дня нес ветер Гомбэя, а на третий стал потихоньку стихать, и охотник стал медленно опускаться вниз, на землю. Он увидел под собой крыши домов, окруженные полем, на котором крестьяне сеяли ячмень. Как раз на это поле и опустился Гомбэй. Увидав такое чудо, крестьяне разом бросили работу и окружили его толпой. Гомбэй, у которого после долгого полета онемело все тело, сначала похлопал руками, потопал ногами, а затем вежливо поздоровался с крестьянами.

– Что это за местность? – спросил он после приветствия.

– Это деревня Акано, – ответили ему.

– Я всё еще в Японии? – с надеждой спросил Гомбэй, потому что прежде никогда не слышал о такой деревне.

– Ну, конечно, это Япония, и мы японцы, – поспешили заверить его крестьяне. – Как же ты не знаешь деревни Акано? Ты, видно, прилетел к нам издалека?

– Сам я с остова Хоккайдо, что на самом севере Японии.

– А это остов Кюсю – самый юг Японии. Как же тебя занесло к нам, и почему ты упал с неба?

Гомбэй рассказал им свою историю.

– Не добраться тебе домой, – посочувствовали крестьяне. – Не по силам тебе будет пройти всю Японию с юга на север. Да представь еще, сколько морей и проливов надо тебе переплыть, чтобы добраться до родного края. Поселись-ка ты лучше в нашей деревне, мы тебя приютим и накормим, а ты будешь помогать нам в работе.

– Отчего же не остаться с вами? – согласился Гомбэй подумав. – Дома у меня все равно никого и ничего не осталось.

Так и случилось, что Гомбэй поселился в деревне Акано, что на острове Кюсю. Работал вместе с крестьянами, пропалывал сорняки, сеял ячмень. Вот прошла весна, пролетело лето. Настала пора собирать урожай. В один из дней Гомбэй с крестьянами с раннего утра усердно трудился в поле. Вдруг попался ему очень высокий и тугой колос. С трудом Гомбэй пригнул его к земле, только хотел срезать серпом, как колос неожиданно вырвался, распрямился и так ударил Гомбэя, что он взлетел высоко в воздух. И снова не упал Гомбэй, а, подхваченный ветром, стал подниматься над полем. Гомбэй уже не удивлялся: «Наверное, это тот самый ветер, который принес меня сюда, он возвращается теперь обратно. Вот бы донес он меня домой!»

В этот раз Гомбэй уже не был так испуган, как в первый раз, и, чтобы опять не затекли у него руки и ноги, устроился в воздухе поудобнее. Ветер нес его над землей, над горами и долинами, лесами и полями, далеко на север. До самого вечера летел Гомбэй вместе с ветром, но вот начало смеркаться, и ветер стал утихать. Гомбэй медленно опустился на землю. Он был озадачен тем, что в этот раз летел только один день. Значит, до родного Хоккайдо он еще не долетел.

Действительно, оглядевшись, Гомбэй увидел лишь незнакомую пустынную равнину. Ни деревца, ни кустика кругом, не говоря уже о человеческом жилье. На небе собирались черные тучи, и скоро должно было стать совсем темно. Гомбэй быстро зашагал, куда глаза глядят. «Куда-нибудь, да приду, – думал он. – Надо же где-то укрыться от надвигающейся непогоды». Внезапно в темноте Гомбэй наткнулся на какой-то белый предмет, который сначала показался ему огромным грибом. Гомбэй подивился, но, наклонившись, разглядел, что это никакой не гриб, а сплетенная из рисовой соломы широкая крестьянская шляпа. Гомбэй обрадовался находке: «В такой шляпе, мне, пожалуй, и дождь не страшен». Шляпа, правда, оказалась мала, ему пришлось долго тянуть ее за поля, пока она все-таки не налезла на его голову. Опасаясь, что шляпу унесет ветром, Гомбэй завязал тесемки шляпы под подбородком и снова пустился в путь.

Вскоре все небо затянуло тучами и начал накрапывать дождь. Ветер усилился, и Гомбэй чувствовал, как он пытается сорвать с его головы шляпу. Но поскольку та сидела у него на голове очень плотно и тесемки были завязаны крепко, в конце концов ветер поднял шляпу в воздух вместе с Гомбэем. В этот раз ветер занес его на такую высоту, что под ногами у Гомбэя не было видно ни моря, ни земли – только облака: одни толстые и пушистые, другие плоские и гладкие. Никогда до этого не видел Гомбэй подобного зрелища. Два дня летел он над облаками, а на третий ветер стал стихать, опуская Гомбэя на землю.

– И где-то я теперь окажусь? – с тоской думал он, стараясь разглядеть, что находится под ним. Он увидел большую деревню с пятиэтажной пагодой в ее центре. Не успел Гомбэй опомниться, как обнаружил себя на крыше пагоды, крепко держащимся за ее шпиль.

– Этак стоять, пожалуй, пострашнее будет, чем летать вместе с ветром, – подумал Гомбэй, отыскивая глазами лестницу, по которой он мог бы спуститься вниз. Не найдя ничего такого, Гомбэй стал громко звать на помощь. На его крик сбежалась вся деревня. Люди удивленно спрашивали друг друга, кто это кричит. Тут один мальчик наконец заметил Гомбэя и закричал: «Смотрите, человек на пагоде!». Все, как один, подняли головы кверху, стараясь разглядеть Гомбэя, что было непросто, потому что снизу он казался совсем крошечным.

Гомбэй так усердно звал на помощь, что неожиданно силы оставили его. Крестьяне успели заметить, как Гомбэй пошатнулся, отпустил шпиль и камнем полетел вниз, прямо на них. Крестьяне бросились, кто куда, и с такой силой столкнулись лбами, что из глаз у них посыпались искры. Разом всё кругом загорелось от этих искр. Загорелось – и сгорело: и пагода, и крестьяне, и несчастный Гомбэй.

Вместе с ними и сказка сгорела…

Брат и сестра

Давным-давно это было. В одной горной деревушке жили брат и сестра. Ни отца, ни матери – никого у них не было. Сестра была старше брата и звали ее Сэкихимэ. И хотя шел ей только двенадцатый год, приходилось девочке вести всё семейное хозяйство, да еще и за братом смотреть.

Вставала Сэкихимэ рано утром, чтобы всё успеть: воды принести, дом прибрать, еду приготовить. Проснется младший брат Вакамацу – снова у Сэкихимэ дел невпроворот: умой, одень да сказку расскажи. А потом до вечера стучит ткацкий станок, бегает уток по основе, а за ним длинная нитка тянется – это Сэкихимэ ткет полотно на продажу. Хорошая она пряха, работает да песню поет.

На другой стороне улицы в большом красивом доме жил деревенский богач. Да только не всегда в жизни рядом богатство и радость идут: полон дом слуг и домочадцев, а веселых песен никто не поет.

Сын богача по имени Дзиро был известен во всей деревне тем, что был отъявленным драчуном и забиякой. Однажды мальчики играли во дворе школы. Затесался к ним Дзиро и давай свое: кого ударит, кому ножку подставит. В это время маленький Вакамацу проходил мимо. Увидел его Дзиро и начал дразнить:

– Глупый-глупый Вакамацу! Семь лет – ума нет! В школу не ходит, считать не умеет! Ну-ка, сосчитай: собака да ворона – сколько получится? Что молчишь? А какая дорога длиннее: из Осаки в Киото или из Киото в Осаку? И этого не знаешь? Мальчик-глупыш, беги к сестре, кыш-кыш!

Стыдно стало Вакамацу, весь покраснел, заплакал и побежал домой.

– Кто тебя обидел, маленький? – спросила Сэкихимэ, выходя ему навстречу.

– Мальчишки говорят, что я глупыш, потому что не хожу в школу и не умею считать, – ответил сквозь плач Вакамацу.

Обняла Сэкихимэ брата, погладила по голове и говорит:

– Ну что ты, не такая уж это беда. Ляжешь сегодня спать пораньше, а завтра рано утром пойдешь в школу.

И вот на другой день Сэкихимэ вручила брату новую кисточку и ящичек с черной тушью, взяла за руку и привела в школу. Учитель встретил мальчика приветливо:

– Я очень рад, Вакамацу, что ты захотел учиться. От ног следы сотрутся, а от кисти останутся.

– Но я еще ничего не знаю и не умею, – жалобно сказал мальчик.

– Что ж с того? – ответил учитель. – Даже самую высокую башню строят камень за камнем, от самой земли до облаков. Вот, садись, это будет твое место.

И началось учение. Вакамацу учился быстро, был понятливым и прилежным мальчиком, а потому скоро обогнал всех других учеников. Не мог этого вынести завистливый Дзиро. Говорит отцу:

– Этот Вакамацу – настоящий выскочка. Сам маленький, что гриб в лесу, а ведет себя, как будто умнее меня. Разве ты можешь позволить, чтобы над твоим сыном смеялись?

– Это он тебе назло, – сказал богач и научил сына, как проучить Вакамацу.

На другой день в школе обратился Дзиро к другим ученикам:

– Что-то мы, друзья, всё учимся и учимся. Не пора ли нам и развлечься? Давайте устроим завтра состязание вееров. Чей веер самый лучший, тот и будет среди нас первым!

Все сразу согласились, а Вакамацу пришел домой совсем грустный, рассказал сестре о своей беде.

– Не печалься, братец, – говорит Сэкихимэ. – Ничего, что ни одного веера у нас дома нет. Этим же вечером я куплю тебе веер в городе.

А надо сказать, далеко было до соседнего города. Мало того, чтобы добраться туда, должна Сэкихимэ три горы перейти и три бамбуковых чащи пройти. Вот идет она в темноте с фонарем – страшно Сэкихимэ: странные звуки кругом, то прошуршит кто-то в кустах, то птица закричит жутким голосом. Только деревья, кажется, помогают Сэкихимэ, будто переговариваются друг с другом: «Шух-шух, кто там идёт? Шух-шух, кто там идёт? Шух-шух, идёт добрая сестра. Расступайтесь, скалы! Раздвигайтесь, ветки!»

Миновала полночь, когда Сэкихимэ добралась до города, нашла лавку мастера вееров и стала стучаться в дверь. На ее стук вышел заспанный и недовольный мастер:

– Кто такая? Что надо? Зачем ночью ходишь-бродишь, людям спать не даешь? Чего тебе дома не сидится?

Рассказал Сэкихимэ о своей беде – удивился мастер и говорит:

– Ох и крепко ты, видно, любишь братца, раз одна ночью через горы решилась идти. Подарю я тебе лучший веер, какой у меня есть. Ты не смотри, что он с виду невзрачный. Вещь это диковинная, – и рассказал мастер Сэкихимэ секрет веера.

От души поблагодарила девочка мастера и поспешила домой. Обратный путь куда легче, и деревья как будто шелестят: «Шух-шух, ветки, расступитесь! Шух-шух, камни, откатитесь!»

На рассвете добралась Сэкихимэ до дома, успела Вакамацу в школу собрать и про веер предупредить:

– Держи, братец, веер, но открывай его только в школе.

Идет Вакамацу в школу, а самого любопытство так и распирает. Что за секрет у веера? Почему нельзя его раскрывать? С виду веер как веер, ничего особенного. И так хочется мальчику взглянуть на картинку, – может, там что-то особенное? Не выдержал Вакамацу, сдвинул одну планку веера в сторону. Видит, нарисована маленькая лошадка, бока у нее в яблоках, а хвост по ветру развевается.

Вдруг лошадка как будто ожила. Взбрыкнула, цокнула копытцами, да как заржет: «И-го-го!» А уже через миг снова замокла и не шевелится. Картинка как картинка. В испуге захлопнул веер Вакамацу и поспешил в школу.

На школьном дворе уже собрались мальчишки, показывают друг другу раскрытые веера. Издалека кажется, как будто на двор слетелось множество пестрых бабочек. Особенно гордится Дзиро. Еще бы! У всех веера бумажные, у него одного – шелковый, с золоченой рукояткой. На шелку нарисованы красавицы в дорогих нарядах, гуляющие среди прекрасных цветов. Смотрит на всех Дзиро свысока, говорит:

– Ну, все видели? Не самый ли лучший у меня веер? А ты что, Вакамацу? Покажи нам свое барахло. Стоило и приносить такой плохой веер, наверное, и картинки на нем нет.

Молчит Вакамацу, только медленно раскрывает свой веер. Вот показалась лошадка в яблоках. А Дзиро все смеется:

– Было б на что глядеть! Лишь хромая кляча – вот ведь неудача!

Тогда Вакамацу раскрыл веер еще на одну планку. Увидели школьники вторую лошадку – гнедой масти. На картинке она стояла и щипала траву. Внезапно лошадка подняла голову, тряхнула гривой и так громко заржала, что лошадь на соседнем дворе отозвалась ей в ответ. Все так и разинули рты. Дальше открывает веер Вакамацу. Показался вороной конек, да какой славный! Ожил, поднялся на дыбы и пошел скакать да прыгать. Потом услышал ржание лошади с соседнего двора, навострил уши и вдруг как заржет в ответ: «И-го-го!» Потом тоже замер и превратился в картинку.

Так сдвигал планки Вакамацу, постепенно открывая веер и каждый раз показывая новую живую картинку. Всего восемь лошадок было нарисовано на веере. Но первая так и не ожила и не заржала перед учениками. Заметил это завистливый Дзиро и давай кричать:

– Что вы смотрите? Нашли невидаль! Веер-то испорченный. Так и не ожила первая лошадка, видно издохла.

Опечалился Вакамацу, признался, что сам еще по дороге в школу приоткрыл веер, хотя сестра и не велела. Не вовремя ожила лошадка, да сам же в том и виноват. Школьный учитель, который тоже был в это время во дворе и все видел, пожурил Вакамацу, за то, что он ослушался сестры, но добавил:

– И все равно нет ни у кого веера лучше твоего.

До того досадно стало Дзиро от этих слов, что изломал он свой прекрасный веер на мелкие кусочки. Давай снова кричать:

– Что там веера! Ерунда это все. А вот давайте завтра устроим состязание с корабликами. Запустим и посмотрим: у кого самый лучший – тот самый умный, а у кого худший – того объявим самым глупым среди нас.

Снова пришел Вакамацу домой грустный.

– Что ты нос повесил, братец? – спросила его Сэкихимэ.

– Завтра у нас в школе состязание на корабликах. Засмеют меня совсем, ведь у меня нет ни одного.

– Разве ж это беда, Вакамацу? Пойду я в город, куплю тебе кораблик. Не грусти.

Снова уже под вечер отправилась Сэкихимэ в путь. Идет девочка в темноте по крутой тропинке. Совсем плохо горит фонарь. Но деревья вокруг опять шепчут ласково: «Шух-шух, идёт добрая сестра. Шух-шух, идёт добрая сестра. Берегите её, берегите. Ведьму, гоните, волка пугайте!» В полночь Сэкихимэ была в городе. Темно на улицах, долго искала девочка дом мастера игрушек. Стучит-стучит – никто не открывает. Наконец вышел заспанный мастер. Увидел Сэкихимэ, закри-чал сердито:

– Ты чего стук поднимаешь среди ночи? Пожар что ли? Совести у тебя нет! Чего тебе?

Извинилась Сэкихимэ, поведала мастеру о своей беде.

– Ну и смелая же девчонка! – сказал мастер ласково. – Не могу тебя прогнать с пустыми руками. Вот, возьми кораблик. Делал я его для самого княжеского сына. И денег мне от тебя не надо.

Смотрит Сэкихимэ: кораблик как кораблик, не окрашен, вытесан из куска простого дерева, парус – кусок серого холста. Но и на том спасибо. Только к утру добралась девочка до дома, но брата накормить и в школу собрать успела.

Когда Вакамацу подошел к школе, все мальчики уже собрались на берегу речки, что протекала рядом. Каких только корабликов там не было! И, конечно же, самый красивый у Дзиро. Изображает кораблик большую джонку, наподобие тех, что плавают по морю. Борта золотом расписаны, нос резной, а парус сделан из красного шелка.

В это время была весна. По берегам реки как раз расцвела желтая сурепка, поэтому казалось, что вода в реке золотая. Началось состязание, и мальчики стали спускать свои кораблики на воду. Как будто стая маленьких пестрых рыбок поплыла по реке. А джонка с красным парусом среди них словно большая черепаха.

Застыдился Вакамацу своего кораблика. Даже показывать товарищам побоялся. Только из-за чужих спин на реку посматривает. Но школьники не забыли про него.

– Где ты, Вакамацу? – кричат они. – Твоя очередь, спускай свой кораблик на воду.

Куда было деваться мальчику? Вышел к воде с корабликом в руках. Как увидел его Дзиро, стал потешаться над бедным Вакамацу:

– Вот это да! Посмотрите, посмотрите! Вакамацу вместо кораблика полено принес!

Но стоило спустить Вакамацу свой кораблик на воду, как случилось чудо: из ниоткуда появились на нем маленькие куколки с мизинец ростом. Ставят куколки парус, хлопочут, другие за весла взялись.

– Ну-ка разом, ну-ка дружно! Налегай на весла! – кричат куколки, словно настоящие гребцы.

Полетел по реке кораблик, как стрела. Всех обогнал, и большую джонку тоже. Затянули куколки песню:

Плыви, кораблик наш, плыви! Не бойся омута. Сначала по реке плыви, А после по морю. На море остров отыщи, Где солнце прячется И дремлет ночью на песке Жемчужной отмели.

Бегут мальчики вдоль берега за чудесным корабликом, не сводят с него глаз. Но всё быстрее и быстрее плывёт кораблик. Не догнали. Верно, в море уплыл.

– Ну что же, ты опять победил, – сказал учитель Вакамацу и улыбнулся. – Я думаю, лучше твоего кораблика нет в целом мире.

А Дзиро трясется от злости. Говорит:

– Подумаешь, кораблик! Вот запустим мы завтра воздушных змеев в небо. И тогда посмотрим, кто победит. Чей воздушный змей подымется выше всех, тому из нас и быть первым.

Опять все согласились, а у Вакамацу снова горе. Где ему взять воздушного змея? Пришел домой в слезах. Утешает его сестра:

– Не плачь, Вакамацу. К завтрашнему утру будет у тебя самый лучший воздушный змей! Вот посмотришь.

Снова идет Сэкихимэ темной ночью через горы. Лишь луна ей дорогу освещает. И кажется девочке, что кругом голоса шепчутся: «Шух-шух, камни, откатитесь. Шух-шух, ветки, расступитесь. Шух-шух, идёт добрая сестра. Шух-шух, идёт добрая сестра!»

Пришла Сэкихимэ в город, отыскала дом мастера воздушных змеев. Вышел на её стук мастер, сладко позевывая.

– Это кто еще стук поднял? Ты зачем в полночь пришла? Приходи в полдень, а теперь иди домой спать.

Рассказала Сэкихимэ, для чего она ночью бродит по городу.

– Крепко же ты своего брата любишь! – сказал девочке мастер. – Раз такое дело, подарю я тебе чудесного змея. Никакой другой не сравнится с ним. Бери, пока не передумал!

Смотрит Сэкихимэ: сделан этот змей из простой белой бумаги, хвост мочальный. Поблагодарила мастера и побежала домой. Рано утром разбудила она брата и говорит:

– Вот тебе воздушный змей, Вакамацу. Я думаю, будет он не хуже других. Бери и ступай в школу.

В этот раз мальчики собрались на лугу. Каких только воздушных змеев не было в их руках: один как рыба, другой как птица, третий как летучая мышь. Были там змеи и с двумя и с тремя хвостами… И, как всегда, у Дзиро самый большой, похожий на страшного дракона. Посмотрел Дзиро, на змея, что принёс Вакамацу, и давай над ним потешаться:

– Да уж! Змей так змей! Верно, хуже на всём острове нет. Чем срамиться, шел бы ты домой, Вакамацу, да спрятался у своей сестры под передником.

Вдруг подул свежий ветер. Разом затрещали воздушные змеи и поднялись в небо. Змей Дзиро выше всех летит, шевелит хвостом, точно живой.

– Чего же ты ждешь, Вакамацу? – кричат мальчики. – Запускай и ты своего змея.

Запустил Вакамацу змея и запел:

Змей, воздушный змей, лети! В небо высоко лети! В небе звезды перечти Две звезды, три звезды Лети дальше, считай больше, Доброго тебе пути!

Высоко в небо взлетел воздушный змей и вдруг превратился в настоящего дракона. Чешуя золотом отливает, искры из ноздрей сыплются, так и бьет длинным хвостом. Догнал он бумажного дракона, которого Дзиро запустил, разинул пасть – и проглотил!

Мальчики от страха повалились на землю. А дракон вдруг рассыпался радугой. Словно семицветный мост выгнулась радуга от самой высокой горы до самой далёкой, а потом растаяла. Как опомнились мальчики, зашумели:

– Вакамацу победил! Вакамацу молодец! Он у нас теперь самый умный!

И учитель подтвердил:

– Нет сомнений, победил Вакамацу.

Дзиро от злости и досады аж покраснел, бежит отцу жаловаться. Говорит ему:

– Как же так, ты в деревне самый первый богач, а толку никакого! Лучшие мастера даром стараются, чтобы Вакамацу помочь, а для нас не хотят. А ведь ты мне всегда говорил, что на свете ничего сильнее денег нет…

– Всегда так было. Все знают, что за деньги даже черти в аду служат, – нахмурился богач. – Но сейчас, видно, без обмана не обойтись. – И научил своего сына, что ему сказать в школе на другой день, чтобы всех перехитрить.

Вот приходит наутро Дзиро в школу и говорит:

– Вот признали вы Вакамацу победителем, а ведь ему сестра помогала. Хочу вызвать его на настоящее состязание, чтобы все увидели, кто из нас самый смелый и сильный. Есть две горы возле нашей деревни: Восточная и Западная. По всему они равны: и по высоте и по крутизне. Живут на одной горе ведьмы, на другой – черти. Я-то знаю, мне моя бабушка рассказывала. Этой же ночью побежим мы с Вакамацу наперегонки. Пусть один на Восточную гору подымется, другой – на Западную, и несет каждый зажжённый фонарь в руках. Вот по этим-то фонарям и будет видно, кто из нас выше залез. Тот и есть настоящий смельчак, тот и победил! Согласен Вакамацу? Или боишься?

Конечно, Вакамацу не мог отказаться.

– Только смотри, старшим ни слова, – говорит хитрый Дзиро. – Если скажешь, значит, трус.

Поздно вечером собрались все школьники на перекрёстке дорог возле деревни. Одна тропинка вправо идёт, к Восточной горе, другая – влево, к Западной горе.

Стали Дзиро и Вакамацу спиной друг к другу, каждый взял по зажжённому фонарю в руки. Хлопнул один из мальчиков в ладоши. Побежали Дзиро и Вакамацу, каждый в свою сторону. Карабкается Вакамацу вверх по крутой тропинке на Западную гору. До того страшно ему, что хочется назад побежать. Только стыд не пускает. И опять мальчик вверх на гору лезет. Не отступил Вакамацу, добрался до самой вершины. Видит, на вершине высокая сосна растёт. Поставил Вакамацу фонарь на землю, привязал к нему бечёвку и полез на сосну. На нижние ветки взобрался, а дальше – никак. А вокруг ветер свистит, сосну качает. Подтянул к себе фонарь Вакамацу и в воздухе им помахал. Не знал бедный мальчик, что Дзиро уже обманул его. И не ходил-то далеко сын богача. Ждали его за первым же поворотом двое слуг. Один остался с Дзиро, чтобы ему не так страшно было, а другой с фонарём полез на гору. Сидит Дзиро на камушке, в тёплый халат кутается да посмеивается: «Ловко я провёл этого глупыша. Теперь он, бедненький, наверное, уже с рёвом назад бежит. Страшно, поди, одному на горе». Тем временем, слуга поднялся на Восточную гору, на вершине которой тоже росла высокая сосна. Ещё днём слуга укрепил на самой верхушке сосны верёвку так, чтобы фонарь можно было поднимать и опускать с земли. Привязал он фонарь к верёвке и стал тянуть. Мальчики внизу уже радовались, что Вакамацу поднялся на Западную гору, когда вдруг на вершине Восточной горы тоже показался свет фонаря. Так быстро поднялся фонарь, словно птица взлетела. И похоже, что всё-таки фонарь Дзиро выше фонаря Вакамацу. Расстроились мальчики.

А Вакамацу тем временем весь закоченел на ветру, сидя на высокой сосне. Хотел уже назад спуститься, как вдруг услышал шум крыльев. Словно большая птица прилетела и села на ветку неподалёку от Вакамацу. Смотрит мальчик: и не птица то вовсе, а тэнгу – жутковатый лесной дух. Нос у него длинный-длинный, как рукоятка у меча, пальцы словно крючья, а на их кончиках – когти. Мальчик замер от страха, а тэнгу посмотрел на фонарь и говорит:

– Что это за маленькая луна у тебя в руках, человеческий детеныш? Очень она мне нравится. Подари-ка ты ее мне!

Но Вакамацу молчал, не в силах сказать слова от страха.

– Не хочешь подарить – давай меняться. Есть у меня волшебный веер. Стоит помахать им на кого-нибудь, станет у того человека нос расти и расти – пока не сложишь веер и не скажешь: «Нос, укоротись!» Тогда станет нос опять таким же, как и был прежде. Согласен меняться?

Только и смог Вакамацу, что кивнуть головой. Отдал ему тэнгу веер, взял фонарь и улетел в ночную мглу. И видят мальчики внизу, что вдруг фонарь Вакамацу взмыл до самых облаков и полетел по небу!

– Вот так чудо! – закричали мальчики. В это время подошел Дзиро со своим фонарём. Как увидел он, что случилось, закричал, ногами затопал… А фонарь Вакамацу всё летает по небу. Так высоко летает, что похож он на светлячка. Значит, снова Вакамацу победил!

А Вакамацу просидел на дереве до самого рассвета. До того промёрз, что еле с горы спустился.

Всю ночь Сэкихимэ глаз не сомкнула, тревожилась, куда брат делся. Как увидела его, обрадовалась. Дала брату горячего питья и уложила в постель. Рассказал Вакамацу сестре о событиях прошедшей ночи и отдал ей веер тэнгу. Утром в школе Дзиро огляделся по сторонам и говорит мальчикам:

– Что же не пришел ваш герой? Наверное, от страха и пошевелиться не может. Решили мальчики навестить Вакамацу. А Сэкихимэ тем временем положила на пол цитру и подвесила над ней на ниточке маленького краба. Ходит он по цитре, ножками струны перебирает, льется из цитры музыка:

Горон-горон. Тэнтэнтэн. Горон-горон. Тэнтэнтэн.

Говорит Сэкихимэ мальчикам:

– Вот, послушайте. Это Вакамацу на своей любимой цитре играет. Не мешайте ему.

Мальчики удивляются:

– Что за красивая песня! Никогда мы такой не слышали.

– «Танец краба» называется, – улыбается в ответ Сэкихимэ.

Вернулись мальчики в школу и говорят Дзиро:

– Наврал ты всё про Вакамацу. Были мы у него дома, и вовсе он не напуган. Вакамацу здоров и весел, даже на цитре играет. А ты нам надоел. Не будем и слушать тебя больше.

В это время Сэкихимэ поила брата целительным питьём, а на лоб ему выжала сок из лепестков алого пиона. На другое утро Сэкихимэ решила отвести Вакамацу в школу. По дороге попался им злой богач со своим сынком и слугами.

– Вон идёт этот паршивый мальчишка! – показывает Дзиро отцу на Вакамацу. – Мне теперь в школе из-за него житья нет. Пусть наши слуги поколотят его, как следует.

– А и правда, надавайте ему тумаков. Будет знать свое место, – приказал богач слугам.

Увидев бегущих к ним слуг богача, Сэкихимэ заслонила собой Вакамацу.

– Не дам брата в обиду! Не позволю и пальцем тронуть!

Слуги хотят её в сторону оттащить, но тут вынула Сэкихимэ из-за пояса веер тэнгу и давай им махать во все стороны: на злого богача, и на его сынка, и на драчливых слуг. Машет и приговаривает:

Нос, тянись, тянись, тянись. Вверх тянись, Не падай вниз. Обвивайся кольцами Два раза вокруг горы, Три раза вокруг луны. Тэнтэн-тон-тон. Тэнтэн-тон-тон.

Тут же у всех: и у богача, и у его сына, и у слуг – носы стали стремительно расти. Стал у каждого нос длинным, словно корабельный канат, словно угорь, словно ползучая лоза. Обвиваются носы вокруг деревьев, с ветки на ветку перекидываются. У богача нос зацепился за конёк на крыше дома и ещё выше тянется…

Испугался богач, завопил: «Ай-ай-ай!» Так и до луны скоро нос достанет! Дзиро и слуги навзрыд плачут. На этот шум со всех сторон слетелись вороны, кружат вокруг, каркают:

– Кра-а, кра-а, краденый нос! Кра-а, кра-а, краденый нос!

И давай нос богача клевать.

– Ой-ой! – завопил богач. – Помогите, спасите! Сжальтесь надо мной, несчастным! Никогда больше не буду Вакамацу обижать и сыну своему не позволю.

Пожалела их добрая Сэкихимэ. Сложила веер и сказала:

Нос, нос, укоротись! Нам не надо носа длинного. Стань короче воробьиного.

Тут же носы у всех стали укорачиваться и стали такими же, как и были. С тех пор богач и его сынок Дзиро зареклись обижать маленького Вакамацу. Много времени прошло с тех пор. Давно вырос Вакамацу. Стал большим и умным. Еще долго хранил он у себя дома веер тэнгу, а потом попал веер к другим людям и пошел ходить по рукам. Кто своим носом недоволен, пусть попробует этот веер разыскать…

Чародей поневоле

Когда-то в давние времена жили в городе Наха два мальчика. Были они друзьями не разлей вода. Звали их Усинобо и Матяку. Каждое утро мальчики ходили в школу вместе. Если учитель хвалил одного – другой всегда радовался, и даже больше, чем если бы его самого похвалили. Такие друзья были Усинобо и Матяку!

Но Усинобо жил в новом доме с черепичной крышей, а Матяку – в старой хижине, и крыша над ним была из соломы. Так тесно было в хижине, что нельзя было растянуться на ее полу: или голова или ноги внутри, а вместе – никак. Ел Усинобо за красным лакированным столиком из фарфоровой миски белый-белый рис. А Матяку довольствовался зелёными листьями диких трав из бамбуковой корзины. Говорит как-то Усинобо:

– Матяку, верные друзья должны всё делить поровну. Приходи ко мне каждый день обедать. Будешь вместе со мной за красным столиком есть белый рис.

Матяку ответил:

– Хоть мы с тобой и друзья, но ведь не родные братья. Что если рассердится твой отец и выгонит меня за дверь? Не волнуйся за меня, я привык к бедности.

Но Усинобо никак не мог успокоиться. Самые изысканные кушанья казались ему пресными оттого, что не мог он разделить их со своим другом. Как же сделать так, чтобы Матяку тоже ел белый-белый рис, сидя на мягкой подушке перед красным лакированным столиком? День и ночь думал Усинобо и вот что придумал. Был у его отца золотой ларчик. Дорожил отец этим ларчиком, пуще глаза берёг и хранил его в каменной кладовой. Взял Усинобо ларчик, вынес его из дома и спрятал под старой дырявой лодкой, что лежала днищем кверху на берегу моря.

Однажды захотел отец Усинобо полюбоваться золотым ларчиком, глядь, а его нигде нет. Что за суматоха поднялась в доме! Перепугались, переполошились слуги. Стал богач каждого, кто жил в доме, расспрашивать. Спросил и у сына:

– А ты, Усинобо, не знаешь, кто бы мог украсть золотой ларчик?

– Не знаю отец. Но, позволь сказать, есть у меня друг, у которого самый тонкий нюх на свете. Ни одна охотничья собака лучше его не отыщет след. Всё он носом чует. Зовут моего друга Матяку. Позови его разыскать твой золотой ларчик. Отыщет ларчик Матяку – отдай ему половину того, что ларчик стоит.

Ларчик богачу дороже денег. Согласился богач. И вот мальчики – и богач вслед за ними – пошли на морской берег. Усинобо загодя сказал другу, чтобы он время от времени становился на четвереньки и нюхал землю. Говорит Усинобо громко, чтобы отец слышал:

– Матяку, чуешь ли ты след?

– Чую, ясно чую, как следы воровством пахнут. Здесь прошёл вор!

– Понюхай ещё раз шнур, которым была шкатулка завязана, Матяку.

Так и добрались они до старой лодки.

– Матяку, чуешь ли ты след?

– Чую, чую свежий след. Совсем близко золотой ларчик.

Только подняли мальчики лодку, как засветило-засверкало золото в лучах солнца. Вот оно, сокровище!

Богач удивляется:

– До чего чуткий нос у мальчика!

Богач сдержал своё слово, и Матяку получил половину того, что ларчик стоил. С тех пор переменилась его жизнь. Теперь за обедом сидит он, как и его друг, перед красным лакированным столиком, ест белый-белый рис. То-то рад Усинобо, что удалась его хитрость! Всюду от селения к селению, от острова к острову летит слух о мальчике с чутким нюхом.

Так случилось вскоре, что у Сацумского князя пропал золотой чайник. Рассказали ему о необыкновенном мальчике с настолько чутким нюхом, что ни один вор не может укрыть от него краденое добро.

Послал князь к Мятяку человека, а с ним семь кораблей, груженых отборным рисом. Вот явился посланный князя к Матяку.

– Сацумский князь, прослышав, что у тебя самый чуткий нюх на свете, прислал тебе семь кораблей, доверху гружённых рисом. Просит он, чтобы разыскал ты украденный у него золотой чайник.

Испугался Матяку. Побежал скорее к своему другу Усинобо, чтобы рассказать о своей беде.

– Ведь отрубит мне голову князь, когда откроет обман! – говорит Матяку другу. А тот его утешает:

– Не бойся. Смело отправляйся к князю. Только приедешь, попроси князя, чтобы велел он выстроить для тебя треугольный домик. Сядь в нем один и жди. Говорю тебе, трёх дней и трёх ночей не пройдёт, как вор сам объявится.

Послушался Матяку, сел на корабль и отправился в Сацумское княжество. Князь принял его ласково.

– Можешь ли ты найти золотой чайник? – спрашивает князь Матяку.

– Конечно, князь, только вели сделать для меня треугольный домик. Должен я сначала в этом домике один посидеть три дня и три ночи, чтобы мне никто не мешал, да подумать, с чего поиски начать.

Удивляются люди, глядя на Матяку: с виду он вроде простой мальчик, а на самом деле могучий чародей. Вот заперся Матяку в треугольном домике. Ходит из угла в угол, руками машет, бормочет что-то, делает вид, что колдует. Люди уж и пройти мимо боятся. А на самом деле Матяку дрожал от страха и всё думал, что же с ним будет, если вор все-таки не придёт.

Вот прошла одна ночь и другая. Нет вора. Ворочается Матяку на кровати, заснуть не может, вдруг слышит, как будто бы в дверь постучали. Отпер он дверь. Стоит перед Матяку седой старичок. Вошел он в домик, прихрамывая на обе ноги, упал перед мальчиком на колени, кланяется, лбом о пол бьется. Смотрит Матяку: а в руке у старика золотой чайник.

– Знаю я, что ты любую тайну разгадать можешь. Пожалуйста, возьми золотой чайник, только прошу, не выдавай меня князю, отрубит он мне голову. Очень я беден, есть нечего было, вот я и украл проклятый чайник.

– Ну что ты, дедушка, не выдам я тебя, – ответил ему Матяку. – Давай сделаем так: спрячь золотой чайник в густой траве на маленьком острове, что лежит посреди озера в саду у князя. Только спрячешь – сразу беги прочь. А завтра я выйду на поиски.

– Спасибо тебе, добрая душа. Всё сделаю, как ты велишь, – обрадовался старик.

Наконец-то Матяку успокоился и уснул. На рассвете позвали мальчика во дворец к князю.

– Ну, Матяку, – говорит Сацумский князь, – вот и третья ночь прошла. Готов ли ты начать поиски?

– Три дня и три ночи, князь, ворожил и гадал я, читал тайные, одному мне известные заклятия. Открылось мне, что твой чайник спрятан совсем недалеко от твоего дворца. Теперь же начну поиски.

И вот начал Матяку изображать, что след ищет. Бегает по саду, нюхает воздух, на четвереньки становится.

– Чую, чую воровской след, – говорит. – К озеру след ведёт. Видно, на том острове спрятан золотой чайник.

До чего же обрадовался князь, когда Матяку отыскал в густой траве его любимый чайник!

– Не нос у тебя, а чудо! Если бы пошел ты ко мне на службу, ни один вор не был бы мне страшен. Не желаешь ли?

Но Матяку не хотелось служить у князя в собачьей должности, и он отказался. Вернулся на родной остров и поделил княжескую награду поровну с другом.

Но вскоре произошла другая история. Был у китайского царя конь с золотой уздой. И надо ж было такому случится, что какой-то вор украл золотую узду. Печалится царь, не может на любимом коне ехать без знаменитой золотой узды. Как узнал он о Матяку, послал ему в подарок восемь кораблей, доверху гружённых рисом и цветными шелками.

Снова жалуется Матяку другу:

– Что мне делать, как быть? Новая беда: теперь к китайскому царю зовут меня краденое добро отыскивать.

– Смело отправляйся, – успокаивает друга Усинобо. – Ты же уже знаешь, что делать. Верь мне, нападёт на вора такой страх, что он сам к тебе прибежит.

Делать нечего, поехал Матяку в далёкое Китайское царство, предстал перед китайским царем. Пообещал ему Матяку отыскать золотую узду, если поставят ему сперва треугольный домик и позволят там поворожить. Велел китайский царь построить треугольный домик на морском берегу. На этот раз ждал Матяку в домике семь дней. Тревожился, ночей не спал, но никто к нему так и не пришел. Такой, видно, смелый был вор, что не боялся чародея.

«Тут-то мне и не снести головы, – думает Матяку. – Страшным гневом разгневается китайский царь. Надо мне убираться подобру-поздорову». Убежал Матяку в горы. Было это в канун Нового года. Бродит Матяку в глухом лесу. Вдруг слышит, что в самой глубине гор как будто звучат голоса и стучат пестики. «Что за чудо! Словно к празднику кто-то готовится, – думает Матяку. – Кто бы это мог в безлюдной чаще поднимать шум?» Пошел он на звук и через какое-то время увидел трех обезьян: белую, красную и чёрную. Отбивают обезьяны в ступках пестиками рисовое тесто и поют:

Стук-стук-стук, стук-стук-стук. Не растёт густая шерсть У людей и у лягушек. А у нас густая шерсть Мягче шёлковых подушек. Стук-стук-стук, стук-стук-стук. Мы проворны, мы легки, Всех красивей в целом мире. У людей по две руки, А у нас их по четыре. Стук-стук-стук, стук-стук-стук.

Пропели они так, и белая обезьяна говорит другим:

– Пойдём теперь звать нашего главаря, всё уже у нас готово.

Оставили они хромую обезьяну сторожить еду и скрылись в чаще. А Матяку еще с утра ничего не ел и до того проголодался, что хоть плачь. Только хромая обезьяна зазевалась, как стащил он рисовые колобки и спрятался в пустой бочке, что стояла неподалеку. Сидит и ждёт, что теперь будет. Через какое-то время обезьяны вернулись назад вместе со своим главарём.

– Пожалуйте, – говорят, – к столу. Для вашей милости мы приготовили вкуснейшие колобки из риса. Вот они – на подносе лежат.

Глядь, а поднос-то пустой. Как они заверещали, как завопили!

– Это всё красная обезьяна! Признавайся сейчас же, это ты стащила колобки!

А красная обезьяна визжит в ответ:

– Нет, это всё чёрная, чёрная, чёрная! Сама она чёрная, и душа у неё чёрная!

Чёрная обезьяна к хромой подступает:

– Это всё ты, воровка! Нашли мы, кого оставить на страже! Что, колченогая, всё сама сожрала пока нас не было?

Обидно стало хромой обезьяне, машет руками, трясется:

– Пусть у меня прежней прыти нет, пусть я колченогая, но наговаривать на себя не позволю. Всю жизнь я честно жила. Ты же у царя золотую узду украла. Что, думаешь, не знает никто? А я знаю, видела я, хорошо видела, как ты прячешь её в глубине леса. А кто хоть один раз украл, тому доверия уже нет. Значит, ты и съела все колобки.

Матяку, сидя в бочке, слышал всё, что говорили обезьяны. Дождался, когда убежали они куда-то с криком и визгом. Только хромая обезьяна за всеми не поспевает. То отдохнуть присядет, то споткнётся, то с горки кубарем покатится. Догнал ее Матяку и говорит:

– Здравствуй, госпожа обезьяна. Говорят, ты знаешь, где золотая узда спрятана?

– Мне ли не знать! Вон там, видишь, над самым обрывом растет сосна. Еще у нее верхушка молнией расщеплена. Так золотая узда на той сосне и висит.

– Прошу тебя, уважаемая госпожа обезьяна, присмотри пока за этой уздой. Я скоро вернусь и щедро отблагодарю тебя.

– Не беспокойся, в отместку чёрной обезьяне я глаз с узды не спущу. Не могу позволить, чтобы золотая узда досталась этой плутовке.

Внезапно послышались крики людей и топот многих ног. Это бежали царские слуги.

– Где этот обманщик и предатель? Где он спрятался?

Матяку спокойно вышел им навстречу и говорит:

– Не меня ли вы ищете?

– Кого же еще! Не оттого ли ты в горы убежал, что боишься праведного гнева нашего царя? Думал, что уйдёшь от его суда и кары? Сейчас мы тебя свяжем и посмотрим, какой из тебя колдун.

– Зачем так кричать да напраслину возводить? – говорит им в ответ Матяку. – Ведь я семь дней гадал, куда вор скрылся, потом ещё долго по следу шёл, так далеко была спрятана золотая узда. Все горы обнюхал – нос еще и теперь болит. И все-таки нашел золотую узду. Да вот она! Видите, там, над самым обрывом, на сосне словно огонёк сверкает. Так это она и есть. Хорошо, что вы догадались, пошли меня разыскивать, потому что лазить по деревьям я не умею, а уйти отсюда нельзя было: того и гляди, надумает вор царскую узду перепрятать ещё дальше. Спасибо вам, светлые головы.

Снимают царские слуги золотую узду с ветки сосны, а сами так и трясутся от страха: как бы не разгневался на них великий чародей. Получил китайский царь золотую узду из рук мальчика, обрадовался и богато наградил его.

Позаботился Матяку и о хромой обезьяне. Чтобы чёрная обезьяна ей не отомстила, взял мальчик ее с собой и привез на свой родной остров. Снова зажили Матяку и Усинобо дружно и счастливо. Но вот как-то раз Усинобо поделился мыслями с другом:

– Боюсь я, как бы тебя опять не позвали краденое искать. У счастья быстрые ноги: как прибежало, так и убежит. Два раза обходила тебя смерть стороной, но что будет на третий?

И придумал Усинобо повсюду жаловаться:

– Такая беда приключилась: мой друг Матяку после простуды совсем нюх потерял. А ведь вся сила у него в носе была. Не сможет он теперь, бедолага, краденое добро разыскивать.

А еще такую вещь проделывали друзья на глазах у людей. Попросит Усинобо, чтобы Матяку зажмурился, и подносит ему гвоздику к самому носу. Спрашивает:

– Чем пахнет?

– Да ничем, вроде.

– Ну, попробуй ещё раз.

– А-а-а, понял. Это же рыба!

– Ах, как жалко! – вздыхают люди. – Такой чудесный дар был у мальчика и так сразу исчез. Нос есть, а что толку? Все равно ничего не чует.

До конца своих дней оставались Матяку и Усинобо друзьями.

Вот такая история приключилась в далёкую старину.

Три связки соломы

Случилась эта история в стародавние времена. В городе Наха жили мать и сын. Когда было мальчику всего семь лет, мать тяжело заболела. Сказала она сыну:

– Видно, близка уже моя смерть. Слушай меня внимательно. Мал ты да понятлив. Терпели мы горькую нужду, поэтому могу оставить тебе в наследство только три связки рисовой соломы. Они спрятаны в том чулане. А больше ничего у меня нет. Только знай, царь – твой отец, а я когда-то была царицей. Случилось так, что разгневался он на меня страшным гневом.

– Почему же, маменька?

– А вот слушай. Много рабов у нашего царя. Не подымая головы, трудятся они от рассвета до заката. Кто землю копает, кто тяжёлые камни носит, кто жернова крутит. Как-то раз стояла я на берегу моря и вижу, плывёт вдали на всех парусах корабль. Удивилась я и воскликнула: «До чего большой корабль!». Замолк шум работ, так как все рабы подняли головы. И длилось это всего какую-нибудь минуту. Но как узнал об этом царь, закричал он на меня: «Негодная! Ты прервала работу сотен людей. Вон с глаз моих! И не жди от меня прощенья». Выгнал царь меня за ворота. Лишь старик, отец царя, пожалел меня и дал мне три связки рисовой соломы… Вскоре мне на утешенье родился ты, сынок. Когда я умру, сходи в лавку продавца мисо. Глядишь, даст он тебе что-нибудь в обмен на три связки соломы. Но помни: можешь менять, а денег не бери.

После этого закрыла мать глаза и заснула. Так и не проснулась утром.

Горько плакал мальчик, когда хоронил свою мать. Через семь дней решил он исполнить материнскую волю. Отыскал в чулане три связки рисовой соломы и отправился к лавке продавца мисо.

– Не нужна ли тебе в обмен на твой товар рисовая солома?

– Вот так выдумал! Солома под ногами валяется даром, бери – не хочу. На что мне она? Ступай прочь отсюда!

Но мальчик не ушел, сел на пороге лавки и сидит. Сидит один день, другой, третий. Удивляются покупатели, спрашивают у продавца, что это за мальчик и почему сидит здесь день и ночь. Хозяину лавки стало стыдно, и он дал мальчику за его три связки соломы три мерки мисо. Тогда мальчик пошёл к лавке скобяных товаров.

– Не нужно ли тебе вкусного мисо в обмен на твой товар? – говорит мальчик.

– Вот так выдумщик! Своего некуда девать, полные бочки стоят.

Снова сел мальчик на порог лавки и сидит. Покупатели удивляются, расспрашивают, откуда взялся этот мальчик и что ему нужно. Когда стало вечереть, хозяину лавки это надоело. Решил отделаться от надоедливого мальчика.

– Эй, малец, давай сюда мисо. Что ты хочешь за него?

– У меня всего три мерки, но это всё моё богатство.

– Ну ладно уж, выбирай в лавке, что приглянется.

– Отдайте мне тот старый топор весь в зазубринах, что валяется там в углу.

– Бери! Вижу я, совсем ты простак.

Забрал мальчик старый топор и понес его к кузнецу.

– Посмотри, кузнец, не нужен ли тебе этот топор?

– Для чего он мне. У меня старого железа и так много. Сел мальчик на порог кузницы и сидит. Один день просидел, другой – сжалился кузнец.

– Ладно, давай свой топор. Я покупаю его у тебя.

– Нельзя мне продавать его за деньги. Дай мне за него меч.

– Вот так история! Совсем маленький, а уже меч тебе подавай. Ладно, выбирай, какой хочешь.

– Отдай мне вон тот сломанный, без рукояти.

– Хуже и выбрать не мог! Ну, как знаешь, бери.

Взял мальчик старый меч без рукояти и пошёл на берег моря. Приближался полдень, солнце жгло та жарко, что казалось, море вот-вот готово закипеть. Стала одолевать мальчика дремота. Растянулся он на берегу, положил меч под голову и уснул. В это время проходил мимо вор. Хотел вытянуть потихоньку меч из-под головы мальчика. Но только было подкрался и протянул руку к мечу, как вдруг меч превратился в страшную змею. Злобно зашипела, вытянула змея голову. Вор отдёрнул руку, а змея тут же превратилась в меч. «Почудилось мне что ли?» – думает вор, но только попробовал снова схватить меч, как тот опять принял образ рассерженной змеи и кинулся на вора. Убежал вор прочь, только пятки засверкали.

В это время в гавани стоял заморский корабль. Увидел старый кормчий всё, что случилось, и подумал: «Э-э, а меч-то не простой!»

– Эй, мальчуган, проснись! Иди ко мне сюда! – громко позвал он мальчика.

А когда тот поднялся на корабль, стал кормчий просить мальчика, чтобы он продал его сломанный меч.

– Продать не продам, а если хочешь, могу поменять.

– И что же ты хочешь в обмен?

– Хочу я за него шёлковые ширмы.

– У меня как раз богатый выбор расписных шёлковых ширм, – обрадовался кормчий. – Выбирай, какие хочешь.

– Вот эти, рваные.

– Странный ты, парень. Ну, раз понравились, бери.

Отправился мальчик с рваными ширмами на спине в царский сад. Стражники подумали, что мальчик несёт ширмы по царскому приказу, и пропустили его. Красиво в царском саду: ручьи журчат, через них мосты переброшены, украшены мосты точёными перилами. Миновал мальчик семь мостов, поставил свои ширмы в тени ветвистого дерева, лёг и уснул.

На этих ширмах был нарисован соловей. Внезапно соловей встрепенулся и запел. Так чудесна была его песня, что отовсюду сбежались послушать люди. Даже царь удивился: «До чего прекрасно поет этот соловей! Никогда прежде я не слышал такой гармонии» – и вышел из своего дворца.

Говорит царь мальчику:

– Проснись, проснись. За твои чудесные ширмы я насыплю тебе гору денег.

– Нет, царь, не возьму я за них ни серебра, ни золота. Эти ширмы не для продажи, а вот обменять могу.

– Что же ты хочешь в обмен?

– Хочу я, царь, получить всю воду в твоих владениях, и морскую и речную.

«Не в своём уме, видно, мальчик. Как он собирается забрать всю морскую и речную воду?» – подумал царь.

– Хорошо, я согласен. Бери себе всю воду в моём царстве, – усмехаясь, сказал он мальчику.

– Держи свое слово царь! – ответил тот.

В этот же день царь издал указ, по которому отдал во владение мальчику всю воду на острове Окинава. Мальчик же, не мешкая, нанял побольше сборщиков денег. Как пошли на другое утро женщины за водой к реке, стали сборщики требовать с каждой по десять медных монет. Пошли было женщины к морю – и здесь сборщики ждут. За морскую воду плати пять медных монет. Побросали женщины вёдра, кувшины, плачут в голос. Шум, крики! Побежали люди к царю, жалуются:

– За что нам такое разорение?

Тут только понял царь свою ошибку. Делать нечего, зовет он к себе мальчика:

– Сколько хочешь, возьми с меня денег, только верни мне воду, речную и морскую.

– Я верну тебе всю воду, если ты правдиво ответишь мне на один вопрос, – ответил мальчик.

– Что же, спрашивай, я отвечу.

– Случилась когда-то на нашем острове такая история. У одного человека была жена, добрая и разумная. Однажды взглянула она на море и воскликнула: «До чего большой корабль!» А муж выгнал её за это из дома. Родился у оставленной жены ребенок и вынуждена она была вместе с ним терпеть горькую нужду, пока силы не оставили ее и она не умерла. Теперь ответь мне по совести, царь: хорошо ли поступил тот человек?

Надолго задумался царь, но, наконец, ответил:

– Несправедливо и дурно поступил он со своей женой.

– Какое же наказание положено тому человеку?

Тут только догадался царь, что перед ним стоит его собственный сын. Снял царь с себя царский венец и передал мальчику.

– С этого дня, мой сын, ты царь этого острова.

А мальчик сказал:

– Тогда слушайте мой первый указ. С этого дня каждый на острове Окинава может любоваться морем, сколько захочет. Нет большей радости на свете, чем смотреть, как весело и вольно скользят по морской волне корабли с белыми парусами!

Земляника под снегом

Давным-давно в одной деревне жила вдова. Было у неё две дочери: старшая о-Тиё – неродная дочь, а младшая о-Хана – родная.

Родная дочь носила роскошные наряды, а падчерица ходила в лохмотьях. Вся ласка да баловство доставались на долю родной дочери, а падчерице оставались лишь колотушки да чёрная работа. И воду она носила, и стирала, и обед варила, и ткала, и пряла, и весь дом обшивала.

Росла родная дочь ленивой и недоброй. Не любила она ткать и прясть, а любила лакомиться всласть.

Однажды поссорилась мачеха с соседкой.

Стала она кричать:

– Не указывай мне, иди лучше учи свою родную дочь! Посмотри, как она ленива и привередлива! Прежде, чем пальцем шевельнуть, три раза подумает, а потом всё равно раздумает. Придет время, никто ее замуж не возьмет, все женихи к твоей падчерице уйдут.

И раньше-то не любила мачеха свою падчерицу, а после этих слов возненавидела её лютой ненавистью и решила со свету сжить.

Настала холодная зима. Падчерица во дворе работает, а мачеха и о-Хана дома сидят, в тепле да уюте.

Как-то разморилась о-Хана от жары у очага и говорит:

– Ох, до чего ж мне жарко! Вот бы сейчас съесть чего-нибудь холодненького.

– Может, хочешь немного снежку? – говорит ей мать.

– Фу, снег невкусный, а я хочу холодного да вкусного.

Задумалась о-Хана и вдруг давай в ладоши хлопать:

– Земляники, земляники! Хочу красных спелых ягод!

Кроме всего прочего, о-Хана была упряма, и если ей чего-нибудь захочется, так подай, и всё тут.

– Мама, дай земляники! Мама, дай земляники! – подняла она громкий плач.

– О-Тиё, о-Тиё, а ну-ка иди сюда! – позвала мачеха падчерицу.

Та в это время стирала на дворе бельё. Вытирая на ходу мокрые руки передником, вбежала она в дом.

Приказала ей мачеха:

– Вот что, лентяйка, живо беги в лес и принеси полную эту корзинку спелой земляники. Пока не наберёшь полной корзинки, домой и не возвращайся. Поняла?

– Но, матушка, какая же земляника посереди зимы?

– Да мне-то что за дело? Ты одно помни: придёшь с пустыми руками – в дом не пущу.

Вытолкнула мачеха девочку во двор и дверь за ней крепко-накрепко заперла. Что было делать девочке? Постояла, постояла, взяла корзинку, да и пошла в горы. Не растёт зимой земляника, но и ослушаться мачеху нельзя.

А в горах снег хлопьями валит. Тишина кругом. Стоят сосны, точно белые великаны.

«Верно, мачеха послала меня сюда на погибель. Никогда не найду я в снегу земляники. Тут и замёрзну» – думает о-Тиё, а сама ищет землянику в глубоком снегу.

Плачет девочка, спотыкается и падает, взбираясь на гору, скатывается в ложбинки, а все равно бредёт, сама не знает куда. Наконец так устала и озябла, что упала в сугроб и не может выбраться. А снег валит всё гуще и гуще, и скоро над девочкой образовался белый холмик.

Через какое-то время кто-то позвал о-Тиё по имени. Приоткрыла она глаза, подняла голову. Смотрит: наклонился над ней старый дед с белой бородой.

– Зачем ты пришла сюда в такой холод, о-Тиё? – спрашивает ее старик.

– Послала меня матушка за спелой земляникой, – прошептала девочка, еле шевеля губами.

– Что же, не знает твоя матушка, что зимой не растёт земляника? Но ты не печалься. Идём со мной, и я помогу тебе.

Поднялась о-Тиё со стылой земли, и стало ей вдруг тепло и радостно. Побежала за стариком. А старик шагает по снегу легко-легко. И вот что странно: только что она в рыхлый сугроб по пояс проваливалась, а теперь под ней крепкая, хорошая дорога. Говорит старик:

– Смотри, вон на той поляне ты найдешь спелую землянику. Собери, сколько надо, и возвращайся домой.

Глядит о-Тиё – и глазам не верит. Вся поляна ягодами усыпана – прямо в снегу растёт крупная красная земляника.

– Земляника! – закричала о-Тиё.

Оглянулась, нет старика, пропал куда-то, одни сосны кругом стоят. Призадумалась о-Тиё: «Видно, спас меня не человек, а дух – хранитель наших гор».

– Спасибо тебе, дедушка! – крикнула она и поклонилась до земли.

Набрала о-Тиё полную корзинку земляники и побежала домой.

Изумилась мачеха, покривилась-покосилась от досады:

– Как, ты нашла землянику?!

Она-то думала, что ненавистной падчерицы уже и в живых нет. Дала своей родной дочке корзинку с ягодами.

Обрадовалась о-Хана, села у самого очага и давай совать в рот землянику пригоршнями. Ест и приговаривает:

– Хороши ягоды! Слаще мёда!

– А ну-ка, и мне дай попробовать! – потребовала мачеха. Падчерице ни одной ягодки так и не досталось.

Недолго усталой о-Тиё отдыхать пришлось. Только прикорнула и задремала она у очага, как слышит, кто-то за плечо трясёт.

– О-Тиё, о-Тиё! – кричит ей мачеха в самое ухо. – Слышишь, мерзавка, о-Хана не хочет больше красных ягод, хочет синих. Иди снова в горы, собери синей земляники. Да поживее!

– Да разве бывает синяя земляника? Не гони меня в горы, матушка, – взмолилась о-Тиё. – Посмотри, ведь уже вечер на дворе.

– Нашла же ты красные ягоды, найдёшь и синие! Как тебе не стыдно! Ты же старшая, должна заботиться о своей младшей сестрёнке.

Без всякой жалости вытолкала мачеха падчерицу на мороз и дверь за ней со стуком захлопнула.

Побрела о-Тиё в горы. А в горах ещё больше снегу намело. Только сделает один шаг о-Тиё – провалится по колени, только другой сделает – провалится по пояс. Плачет о-Тиё, да полно, уж не во сне ли собирала она здесь красную землянику?

А в лесу совсем темно стало, волки воют. Обняла о-Тиё руками дерево, прижалась к нему.

Вдруг откуда-то послышался тихий зов: «О-Тиё!» Смотрит девочка: откуда ни возьмись, появился перед ней знакомый дед с белой бородой. Показалось ей, будто это тёмное дерево вдруг ожило и превратилось в старика.

– Что же, понравилась твоей матушке красная земляника? – ласково спросил её старик.

А у той горькие слезы ручьём текут.

– Опять меня матушка в горы прогнала. Теперь велит принести синей земляники, грозится, что иначе домой не пустит.

– Пожалел я тебя, поэтому и послал твоей мачехе красных ягод, – рассердился старик, – а эта злодейка вон что придумала! Ох, и проучу же я её! Иди-ка за мной!

Старик пошёл вперёд такими большими шагами, что кажется, не идёт он, а по воздуху летит. Еле поспевает за ним девочка. Привел ее на поляну:

– Вот она, синяя земляника!

И правда, смотрит о-Тиё, повсюду рассыпана крупная, красивая синяя земляника. Снег вокруг так и светится синими огоньками.

Вот так невидаль! Даже страшно было о-Тиё сорвать первую ягоду. И на дне корзинки сияла она синим блеском.

Набрала о-Тиё полную корзину и только было побежала со всех ног домой, как горы сами собой раздвинулись и в одно мгновение оказались где-то позади, а перед девочкой родной дом вырос, словно из-под земли.

– Отвори, матушка, я нашла синюю землянику, – постучала в дверь о-Тиё.

– Нашла всё-таки? – ахнула мачеха. – Быть того не может! Ну-ка показывай!

Ведь думала она, что падчерицу дано волки съели. Неохотно отперла мачеха дверь. И что же? Стоит о-Тиё живая-здоровая и землянику принесла, какой и на свете-то не бывает.

– Синяя земляника!

А о-Хана выхватила корзину из рук сестры и давай скорей ягоды в рот пихать.

– До чего же вкусно! Синяя земляника ещё слаще красной. Язык можно проглотить! На, матушка, попробуй.

О-Тиё попыталась было отговорить сестру с мачехой:

– Матушка, сестрица, уж очень странные эти ягоды, как огоньки сверкают. Не ешьте их…

Но о-Хана лишь злобно прикрикнула на нее:

– Нашла дурочек! Сама наелась, верно, в лесу до отвала, да всё мало тебе! Хочешь, чтоб тебе одной всё досталось. И вдруг вместо человеческой речи залаяла.

Видит о-Тиё: растут у мачехи и о-Ханы острые уши и длинные хвосты, и вот уже не мачеха и сестрица перед ней, а две рыжие лисицы. Покрутились они по дому, да так с лаем и убежали в горы.

Так и осталась о-Тиё одна. Пришла пора, и вышла она замуж. Жили они с мужем счастливо, родились у них дети. Ходила дружная семья в лес собирать красные, спелые ягоды, но чтоб зимой земляника под снегом росла, никто больше никогда не видел, ни красную, ни синюю.

Бамбук до самого неба

Случилось это в давние времена.

Жили в одной деревне старик и старуха. Как-то раз летним вечером задремали старики, сидя на прохладной веранде своего дома. Вдруг словно кто-то в дверь постучал: тон-тон-тон. Толи наяву, толи во сне – не поймешь. А потом опять: тон-тон-тон. Первая проснулась старуха, разбудила она старика.

– Эй, дед, выйди навстречу гостю. Слышишь, к нам стучатся.

Пошёл старик к передней двери, а старуха из кухонной выглядывает. Смотрят: никого. Подумали они, что почудилось им, и снова задремали.

Вдруг опять откуда-то раздается: тон-тон-тон.

– Да ты послушай внимательнее, дед! Кажется, внизу стучат, под самой половицей.

Прислушался старик.

– А верно, старуха, пойду-ка я посмотрю.

Заглянул он под веранду и видит: росток молодого бамбука упёрся в половицу. Некуда ему расти вот и стучит: тон-тон-тон.

– Ах ты, бедняга! Трудно же тебе приходится. Ну, ничего, я тебя выпущу на волю.

Чтобы освободить верхушку бамбука, прорубил старик дыру в половице. Распрямился молодой бамбук. Согрело его солнце, овеял тёплый ветер. И стал расти так быстро, как никто и никогда еще не видел.

И трех дней не прошло, как встретилась ему на пути новая помеха. Уперся молодой бамбук в потолок: тон-тон-тон, тон-тон-тон.

– Ну что же ты, опять просишься на свободу? – улыбается старик. – Погоди, погоди, сейчас я тебе помогу.

Взял топор, взмахнул несколько раз – вот и готова дыра в потолке.

Двух дней не прошло, снова слышат старики знакомое «тон-тон-тон».

К этому времени молодой бамбук уже упёрся в черепичную кровлю. И ее не пожалел старик, разобрал черепицу.

Смотрели старик со старухой, как тянется ввысь молодой бамбук, любовались и радовались, словно был он их родным сыном. Никаких преград нет больше у бамбука. Только синее небо над зелёным ростком. Всё дальше от земли уходила его верхушка.

– Смотри, старая, как вырос наш питомец. Уж скрылась верхушка в облаках.

– Поднялся он теперь, дед, выше самой высокой горы, выше горы Фудзи вознёсся наш бамбук. Интересно бы узнать, докуда он дорос.

– А вот я завтра, старая, влезу по его стволу на самую верхушку, тогда и узнаем.

На другое утро поднялись старик со старухой еще до рассвета. Напекла старуха лепёшек.

Подкрепился старик в дорогу и к поясу узелок с лепёшками привязал. Говорит ему старуха:

– Возьми дед, эту крепкую веревку с собой. Как устанешь, привяжи себя хорошенько к стволу, отдохни немного. А потом опять полезай.

– Ну, старая, прощай. Жди меня.

– Ты смотри, дед, осторожнее. Ведь недаром говорят: «Обезьяна и та падает с дерева». А твои годы уж немолодые. Возвращайся скорее.

Полез старик по стволу бамбука наверх. Старуха ему снизу на прощанье рукой машет.

Поднялся старик вровень с крышей дома, посмотрел вниз – улыбается ему старуха во весь рот. Поднялся он выше самой высокой сосны, что росли во дворе дома, опять вниз глянул: лицо у старухи стало маленькое-маленькое, как орешек. Лезет старик всё выше, карабкается. Так высоко забрался, что уже и жаворонок до него не долетит.

А старуха всё с земли смотрит.

Видит она, как старик стал величиной с дыню, потом с баклажан, затем с горошину, вот он уже что кунжутное семечко, а дальше, сколько не смотри, и вовсе пропал.

Карабкается старик, а сам с вышины на свой дом посматривает. Вот стал его дом величиной с дыню, вот с баклажан, вот с горошину, вот с кунжутное семечко, а потому и совсем исчез, будто и не было.

Смотрит старик вверх, верхушки бамбукового ростка всё не видно.

Наверное, долго ещё лезть придётся. Вот снежная вершина Фудзи стала величиной с горошинку, вот уже и её совсем не видно. Что Фудзи! Вся Япония превратилась в маковые зёрнышки – а больше ничего не разглядеть.

А потом и всю землю не стало видно, одно только широкое небо кругом.

«Надо бы отдохнуть, – решил старик. Привязал себя верёвкой к стволу и думает: – Как там теперь моя старуха? Тревожится обо мне, поди. Переживает».

Но теперь спускаться вниз уже жалко. Вот ведь, как далеко залез! Отдохнул он, собрался с силами и снова полез по стволу.

Смотрит в небо – и не узнает его, так изменилось.

Раньше Луна была величиной с круглый веер, а теперь стала огромная, как гора Фудзи. Были звёзды величиной с кунжутное семечко, а теперь стали крупные, как горошины.

Радуется старик: «Видать дорос бамбук до самой Луны. Хорошо бы в Лунном царстве побывать. Каких только чудес про него на земле не рассказывают!»

Добрался-таки старик до верхушки молодого ростка.

– Утомился я в дороге, – говорит, – и ты, верно, тоже устал, бедный. Эко высоко тебя занесло.

Смотрит старик: в Лунное царство серебряные ворота ведут, а на страже перед ними два зайца стоят.

«Не обманули меня глаза, – думает, – вот они, лунные зайцы! Не раз, ведь, когда с земли на луну смотрел, казалось мне, что вижу я дерево, а под ним зайца с длинными ушами».

Вот прошел старик через ворота в чудесный сад. Растут в нём серебряные деревья с жемчужными ветками.

А в глубине сада виднеется серебряный дворец. Встретили гостя у входа маленькие звёзды и провели в богато убранные палаты. Всё здесь так и светится.

Посадили старика на парчовые подушки, изысканные кушанья подносят, чаем угощают.

А потом сама Лунная дева вышла к гостю.

– Спасибо тебе, что навестил нас, – говорит старику. – Ты о нашем любимом ростке бамбука позаботился. Все мы рады доброму человеку. Погости у нас, не торопись домой… Звёзды, зайцы, позабавьте гостя!

Стали зайцы развлекать старика: пляшут, скачут друг через друга, кувыркаются. Кто в барабан стучит, кто в ладоши хлопает, а кто песню затянул:

Заяц, заяц, отчего У тебя такие уши Длинные, длинные, Словно листья у бамбука? Бам-бам-бам, бум-бум-бум. Оттого что в детстве мама За уши меня тянула, Стали уши у меня Длинные, длинные, Словно листья у бамбука. Бам-бам-бам, бум-бум-бум.

Потом звёзды стали в хоровод, закружились и запели звонкими серебряными голосами:

Свет-свет-светляки! Свет-свет-светляки! Если будут вас ловить, Прилетайте к нам сюда.

Всё слушает да смотрит старик. Позабыл о времени, а на земле уже вечер близок.

Вдруг вспомнил старик о своей старухе. Ждёт его, не дождётся, верно. Пора и честь знать.

Попрощался старик с Лунной девой и со звёздами, а зайцы его до самых ворот проводили.

Ну, ничего, спускаться-то скорей, чем подниматься.

Ползет старик вниз. Через какое-то время звёзды стали совсем крошечными и скоро вовсе из виду исчезли. А вот и земля внизу показалась. Сначала она была как маковое зёрнышко, потом стала как орешек, затем как баклажан, и вот она уже как большая дыня. Наконец, уж и глазом ее не измерить. Гора Фудзи снова огромная высится. А вот и родная деревня! Вот уж и дом старика виднеется.

Как спустился старик до самой своей крыши, стал он звать старуху:

– Выходи-ка меня встречать, старая!

А та с самого утра ждёт, извелась вся. Оттого, что на небо постоянно смотрела, даже шею заломило. Под вечер пошла домой ужин варить, но на голос старика мигом из дверей выбежала:

– Ну, наконец-то! Вернулся. Вот радость! Как раз у меня и ужин поспел. Ну, садись, рассказывай, что видел, где побывал.

– Слушай, старая. Наш-то бамбук до самого неба дорос! И такие я там видел чудеса, что тебе и не снились…

Поужинал старик, раскурил трубку и рассказывает старухе про Лунное царство.

– И правда чудеса! – удивляется старуха. – Хочу и я посмотреть, как звёзды пляшут. Нет, старик, уж ты как себе хочешь, а завтра возьми меня с собой на Луну.

Старику жалко старуху: не много она в жизни радостей видела. Пусть хоть напоследок в Лунном царстве побывает.

Вот на другое утро встали оба пораньше. Так как старуха по деревьям лазать не умела, посадил ее старик в большой мешок.

– Только ты, старуха, меня ни о чём по дороге не спрашивай. Я мешок в зубах буду держать. Если раскрою рот, полетишь ты камнем вниз и костей не соберёшь. Далеко ли до беды!

– Что ты, старый, и словечка не скажу. Не спрошу ни о чем, не бойся. Буду молчком сидеть в мешке до самого Лунного царства.

Зубы у старика были еще крепкие, взял он мешок в зубы и полез вверх по стволу бамбука.

Вот поднялся старик выше своего дома, потом выше самой высокой сосны в саду. Стал его дом как дыня, а там как баклажан, а потом как горошина. Наконец, стал крошечным, как кунжутное семечко, и совсем из глаз скрылся.

Вот и заснеженная Фудзи уже кажется не больше орешка. Еще немного времени прошло, глянул вниз старик, а уж вся Япония как маковые зёрнышки. А потом и вовсе растаяла в тумане. Передохнул старик и снова полез вверх.

А старуха любила поболтать. В мешке ничего не видно, скучно ей стало молчком сидеть. Только помнит, что обещала рта не раскрывать. Но приказывать-то легко, а каково выполнить?

А старик все карабкается по стволу, всё выше и выше лезет.

Вот и Луна стала, что большая гора. Звёзды были не больше кунжутного семечка, а стали величиной с дыню.

Тут старуха не выдержала:

– Эй, послу… – да на полуслове сдержалась.

Прошло еще немного времени, она опять:

– Эй, послушай, дед… – но успела себе рукой рот зажать.

Старик, к счастью, промолчал, а ведь чуть было не откликнулся.

– Эй, старик, далеко ещё? – всё не терпится старухе.

– М-м-м, – промычал ей в ответ старик.

Не смогла сдержаться старуха, разговорилась. Толкует о том, о сем и время от времени старика теребит:

– Ну что, далеко ли еще до луны, старый? Скоро ли доберемся? А серебряного дворца еще не видно?

А до Лунного царства уже рукой подать.

– В мешке-то темно, душно. Долго ли мне еще ждать? – не унимается старуха.

Наконец показались серебряные ворота.

– Эй, старик, да доберешься ты когда-нибудь до неба или нет?

У старика с языка и сорвись:

– Уже добрался.

Стоило только старику открыть рот, как при первом же его слове мешок полетел вниз. Сначала стал он не больше дыни, потом меньше баклажана, затем как горошина, дальше как маковое зёрнышко – и, наконец, совсем пропал из глаз.

И звёзды, и зайцы, сама Лунная дева вышли старику навстречу. Но тому было совсем не до веселья. Начал он спускаться вниз так быстро, как мог.

Только ступил на землю, стал звать старуху:

– Эй, старуха! Вот и я!

Но только тишина ему в ответ. Никто не бежит навстречу. Ищет, нет нигде старухи – ни дома, ни в саду.

Заплакал старик и сел один ужинать.

Вдруг ночью просыпается он оттого, что кто-то стучится в двери и ставни.

– Где ты, старуха? – спрашивает старик спросонок.

А в ответ ему слышится: «Тут, тут, тут…»

Это старуха превратилась в лёгкий ветерок. Хлопочет он в саду, сухие листья сгребает в кучи, бельё сушит – и всё шепчет, шепчет без умолку.

Прислушается старик и слышит знакомый голос, тихо спрашивающий его:

«Как живёшь, дед? Хорош-ш-шо ли рис у тебя сварился?..»

Незадачливый ротозей

Жила-была в городе Осака бедная вдова. Был у вдовы сын, и звали его Торо-ян.

Вечно он в беду попадал. «Первый на свете ротозей!» – говорила о нем мать. То кошелёк потеряет, сам не знает где, то посуда у него из рук валится, то веревка вокруг ног оплетется. Если где-то стояли грабли, а Торо-ян проходил рядом, непременно били грабли его по лбу. А уж если Торо-ян падал, то, как нарочно, в самую грязную лужу во всём городе. И часто мать бранила его за это…

Промышлял Торо-ян тем, что по приказу своей матушки жарил угрей на продажу.

Как-то раз купил Торо-ян большого жирного угря, только положил его на доску и хотел было ножом отрезать ему голову, да зазевался, как всегда. Соскользнул угорь с доски, только хвостом вильнул – и исчез в канаве. А за той канавой другая была. Угорь в нее и шмыгнул. И так из канавы в канаву улепетывает от Торо-яна. А тот бежит за ним. «Стой, подожди!» – кричит.

Только было схватил за хвост угря, да споткнулся и снова выпустил. Бежит Торо-ян дальше. Вот и город уже закончился, бежит Торо-ян по редечному полю.

Увидел это хозяин поля, рассердился, закричал:

– Ты чего здесь бегаешь по моей земле, овощи мои топчешь?

– Угря сбежавшего ловлю, вот чего! Не знаю, как и вернусь я теперь домой. Убежал мой угорь. А мать у меня, знаешь, какая строгая? Некуда мне теперь деваться. Лучше б и не рождаться мне на белый свет, несчастный я человек!

Пожалел крестьянин Торо-яна:

– Ну, хватит реветь! Слезами горю не поможешь. Раз боишься домой идти, оставайся. Будешь работать у меня, редьку убирать.

Обрадовался Торо-ян, стал работать на крестьянина. Да вот беда, попалась ему как-то огромная редька да с таким крепким корнем, что как ни тужился Торо-ян – не может из земли вытащить. Упёрся он ногами, тянет изо всех сил:

– А ну-ка взяли, а ну-ка еще разок! Ты посмотри, опять ни с места… Погоди же, сейчас я тебя так рвану, что будь ты хоть деревом – выскочишь из земли со всем твоими корнями.

Напрягся Торо-ян, как только мог. Как рванул редьку!..

Выскочила она из земли – пон! Подбросило Торо-яна в воздух высоко-высоко. Летит Торо-ян вверх, как стрела, спущенная с тетивы, и вдруг – хлоп! – упал на улице Бочаров возле дома одного бочара.

Онемел тот от испуга.

– Ни дать, ни взять с неба свалился! Откуда это ты?

– Да редька меня к вам забросила. Большая такая. Тянул я ее из земли, тянул, как дёрну изо всех сил, как выскочит она – пон!.. Вот и прилетел сюда, – рассказал Торо-ян, потирая ушибленную спину. – Засмеёт меня теперь крестьянин. Не могу я к нему возвращаться. И домой не могу идти, матушки боюсь! Не дашь ли ты мне приюта, хозяин? Ведь некуда мне больше идти.

– Вот так история! – удивился бочар. – Ну что ж, работник мне как раз теперь нужен. Будешь ободья на бочки набивать.

Стал Торо-ян работать у бочара. Да, видно, у парня от рождения обе руки были левые. Как-то раз набивал Торо-ян бамбуковый обод на бочку, согнул его в круг, а удержать не смог.

Распрямился обод – пин! – и подбросил Торо-яна высоко в воздух!

Хлоп! – упал Торо-ян на землю. Огляделся вокруг, оказалось, попал он в этот раз на улицу Зонтов, во двор к одному зонтичных дел мастеру.

– Это каким-таким ветром тебя занесло сюда с молотком в руке? – удивился хозяин.

– Да вот, служил я у одного бочара. Набивал однажды ободья на бочку. Такой тугой обод попался, что не удержал я его, щёлкнул он меня так сильно, что взлетел я под самые небеса… Не могу теперь бочару на глаза показаться. Стыдно очень. Не приютишь ли ты меня у себя, хозяин?

– Что же, давай попробуем. Дам тебе несложное дело: будешь бумагу на зонты натягивать.

Поглядел Торо-ян вокруг. Весь двор зонтами пестреет – словно стая медуз в море.

Думает Торо-ян: «Ну, на этот-то раз я, кажется, не худо устроился. Возьмусь поскорей за работу».

Вот взял он самый большой зонт, натянул на него бумагу и понёс хозяину показывать. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел вихрь. Надо бы Торо-яну сразу же бросить зонт, но поскольку он был недогадлив, только схватился за рукоятку еще крепче. Подхватил его ветер, закружил, словно пушинку.

На такую высоту поднял Торо-яна ветер, что, верно, ни один воздушный змей сюда не залетал. Держится Торо-ян за ручку зонтика, болтает в воздухе ногами.

Поднялся Торо-ян на самое небо, выше облаков. Смотрит вниз, видит, стоит на облаках высокий красивый дом.

– Эй, есть кто дома, хозяева? Отзовитесь! – закричал Торо-ян.

На зов Торо-яна вышла из дверей диковинного вида женщина. Словно молнии, сверкали ее глаза, Торо-яну даже зажмуриться пришлось.

– Как ты попал к нам сюда, человек? – спрашивает женщина. – Это ведь дом громовиков, а я – Огненная зарница.

Испугался Торо-ян, ног не чует. Еле-еле сошло у него с языка:

– Значит, зонт меня на самое небо занёс? Несчастный я человек! Что теперь будет со мною? Пожалей меня, приюти, Огненная зарница.

В это время мимо, стуча в барабаны, проходили рогатые черти. Это-то как раз и были громовики. Поведал им Торо-ян свою беду. Говорят ему громовики:

– Можешь пожить у нас. Мы не против, только будешь нам помогать. Как ударим мы в свои барабаны: горо-горо-горо-горо, ты сразу начинай воду из кувшина лить.

– Я уж постараюсь, – отвечает Торо-ян.

Вот стали черти бить в барабаны, а Огненная зарница давай глазами сверкать! Торо-ян послушно воду на землю из кувшина льёт.

Смотрит Торо-ян сквозь облака на землю и смеется: то-то потеха! Веселая работенка ему досталась. Поднялась на земле суматоха. Люди бегают, как испуганные муравьи, кто зонты раскрывает, кто прячется под крышу, а кто поскорее бежит бельё с шестов снимать. Зазевался Торо-ян, загляделся, да и ступил в просвет между облаками.

Летит Торо-ян с неба вниз головой. Только ухватился было за крыло дикого гуся, пролетавшего мимо, да таким диким голосом закричал гусь, что выпустил его Торо-ян и полетел дальше вниз! Шлеп! – угодил ротозей в воду, только круги пошли. Была это самая середина Осакского залива.

Не успел Торо-ян понять в чем дело, как видит: стоит он на морском дне. А под водою дворец дивной красоты, весь жемчугами украшен.

– Уж не дворец ли это Повелителя драконов? – думает Торо-ян.

Тут вышла к нему Отохимэ, прекрасная дочь морского царя, и повела гостя к своему отцу.

Морской царь встретил Торо-яна ласково.

– Ты откуда к нам, гость? С корабля ли ты упал, или волны морские тебя унесли?

– Какое там с корабля! – отвечает Торо-ян. – Упал я с самого неба.

Рассказал он морскому царю всю свою историю. Всех морских обитателей до слез насмешил. Царь морской хохочет, рыбы до слез смеются, а Осьминог за бока хватается.

Отсмеялись все, говорит морской царь:

– Ну и развеселил же ты нас, гость. Спасибо тебе.

Тут принесли богатое угощение. Морские девы песни запели. Рыбы танцевать стали. А осьминог давай скакать да прыгать!

– А видел ли ты, какой прекрасный у нас сад? – говорит Отохимэ гостю. – Все цветы года цветут в нем одновременно.

Интересно было Торо-яну сад посмотреть.

Прекрасная царевна Отохимэ его предостерегает:

– Будь осторожен, гость. Если вдруг спустится сверху какое-нибудь вкусное лакомство, ни в коем случае не трогай его, а иначе приключится с тобой новая беда.

До чего же хорош сад у морского царя! И весенние вишни в нем цветут, и летние ирисы, и осенние хризантемы. Всё разом!

Дорожки в саду серебряные, гуляет по ним Торо-ян, любуется.

Вдруг, откуда ни возьмись, спустился перед самым носом Торо-яна кусочек мяса, висит, не шелохнется. Такой он вкусный и нежный на вид, что забыл Торо-ян слова морской царевны, схватил его ртом, да как завопит:

– Ай! ай! Спасите! Что-то мне в губу впилось.

Мясо-то оказалось приманкой, насаженной на рыболовный крючок! Потащили Торо-яна наверх. Только показалась его голова из воды – испугались рыбаки, всполошились:

– Посмотрите! Посмотрите! Поймали мы на крючок чудище морское!

А Торо-ян плачет, говорит им в ответ:

– Да какое же я чудище! Такой же человек, как и вы! Ой, как больно! Вытащите поскорее у меня из губы крючок!

Присмотрелись рыбаки:

– Вот диво! И правда, как будто человек!

Вытащили Торо-яна из воды и спрашивают:

– Ты какого роду-племени? Откуда взялся такой? Где живешь?

– Да живу я тут неподалеку, в городе Осака.

– Куда только наш брат не заберётся! Шутка ли сказать, поймали мы на удочку здешнего парня.

Взвалили рыбаки Торо-яна на плечи и понесли домой к строгой матушке. А уж как матушка с ним расправилась, того даже мы не знаем.

Флейтист Санта

В далёкую-далёкую старину жил-был один юноша. Звали его Санта. Во всей Японии никто не умел лучше его играть на флейте. Стоило ему заиграть весёлую песню – тут же каждый, кто слышал ее, пускался в пляс. А как заиграет печальную песню – любого заставит плакать. Но ни одна девушка не шла за него замуж, потому что был Санта очень беден.

Однажды Санта сидел возле своего домика, играл на флейте и грустил, сам не зная о чём.

Тихо кругом, только слышно как флейта поет: пироро-пироро. Ветер и тот заслушался.

Вдруг видит Санта: с неба на лиловом облаке, легком, как дымок, спускается одноглазый старик в богатом наряде. Сошёл с облака и говорит:

– Здравствуй, Санта-дон!

– Здравствуй, гость с неба. Чем я могу тебе помочь?

– Достигли звуки твоей флейты моего солнечного царства. Столько раз тешил ты мой слух своей прекрасной игрой, что решил я в награду отдать тебе в жёны свою дочь. Согласен?

– От души благодарен, – согласился Санта.

– Раз так, жди свою невесту завтра утром.

Помахал старик на прощанье рукой и улетел на небо.

Всю ночь Санта не мог заснуть.

На другой день рано утром вышел он из дому. Посматривает на небо, ходит взад и вперед. А на небе, как нарочно, ни облака, ни птицы – только одна прозрачная синева раскинулась во все стороны.

Показалось было Санте, что дымок появился, но оказалось, это где-то в горах костёр разожгли.

Внезапно, словно из ниоткуда, выплыло белое-белое облако. Не спускает с него глаз Санта. А облако летит по небу, приближается. Остановилось над домом Санты и плавно спустилось вниз.

Сошла с облака девушка невиданной красоты. Чудесным светом светится ее лицо, а одежды так и сверкают. Говорит девушка звонким, как флейта, голосом:

– Прилетела я к тебе по приказу моего отца. Если хочешь, буду твоей женой.

Санта взял её за руку и отвел в дом.

Вот живут они вместе – не нарадуется на жену Санта. Звали её о-Ката. На всё она мастерица: узоры чудесной красоты ткет, песни, что соловей, поет. Живут молодые душа в душу.

Затянет молодая жена песню, а муж ей на флейте вторит. Кто бы ни шел мимо их дома, остановится, чтобы послушать.

А еще бывало, наденет Санта маску да и пустится в веселый пляс. И жена не отстает. Так красиво у них получалось, что глаз нельзя отвести.

Стали люди говорить, что никого нет краше жены флейтиста. По сравнению с о-Катой любая знаменитая красавица просто уродина.

Как дошёл этот слух до правителя острова, велел он своим слугам садиться на самых быстрых коней и доставить Санту в княжеский замок как можно скорее.

Удивился Санта, когда прибыли к нему слуги князя:

– Что его светлости может быть от меня надо? Не иначе, хочет он послушать мою игру на флейте.

Княжеские слуги не стали ничего объяснять Санте, посадили его на коня и привезли в замок.

– Эй, флейтист! – говорит князь. – Отдай мне в служанки твою жену. Дошел до меня слух, что уж очень она собой хороша.

– Как же мужу с женой расстаться? Нет, князь, хоть убей меня, не отдам я тебе жену.

Тогда посулил князь флейтисту много золота. Но Санта твердо стоял на своем.

Думает князь: «Если силой отнять у флейтиста жену, пожалуй, пойдёт про меня дурная слава. Видно не силой, а хитростью надо действовать».

– Хорошо, сделаем так: исполнишь мою волю – оставлю я тебе жену, а нет – пеняй на себя.

Куда было деваться бедному флейтисту?

– Приказывай, князь, – говорит.

– Дам я тебе такое задание: свей-ка мне до завтрашнего утра верёвку из пепла, да завяжи узлом в виде бабочки.

– Да где же это слыхано? Как же можно свить верёвку из пепла? Тут-то я и пропал! Видно, точно заберут у меня жену.

В глубоком горе вернулся Санта домой, бросился ничком на кровать и молчит.

Увидела это о-Ката, встревожилась. Подбежала к мужу, расспрашивает:

– Что за беда случилась с тобой, Санта?

Поведал ей Санта о своём горе. Слыханное ли дело: свить верёвку из пепла и завязать узлом в виде бабочки. Видно нарочно требует князь невозможного.

Улыбнулась жена:

– Не печалься, не такое уж это и трудное дело.

Принялась о-Ката за дело: вымочила верёвку в солёной воде, а потом высушила как следует. На другое утро переплела она искусно верёвку, уложила кольцами на круглом железном подносе и подожгла. Запылала верёвка ярким пламенем, и вот, смотри-ка, какое чудо: пламя догорело, а верёвка лежит на подносе целая, как была. И узел в виде бабочки завязан.

– А теперь возьми веревку и отнеси к князю! – говорит жена Санте.

Пошёл он к князю, подал ему верёвку на круглом подносе.

– Исполнил я твоё повеление. Вот, как есть, верёвка из пепла.

– Быть не может! – воскликнул князь. – Сейчас же покажи.

Схватил он поднос, вертит в руках, рассматривает, глазам своим не верит. Вдруг бросил верёвку, на пальцы дует: видно, притаился огонь в пепле, обжег князя.

Как пришел в себя князь, говорит Санте:

– Ну, это дело было слишком простое! Верёвку из пепла любой дурак совьёт. А вот задам-ка я тебе задачу потруднее. Исполнишь – останется жена с тобой, а нет – пеняй на себя, заберу твою жену в служанки. Принеси-ка мне завтра утром такой барабан, чтобы он сам собой гудел на весь мой дворец.

Снова пришёл Санта домой грустный-грустный. Бросился молча на постель ничком и лежит.

– Что с тобой? Что такое? – подбежала к нему жена.

– Такая беда! Хочет князь того, чего на всём белом свете нет. Принёси, говорит, к завтрашнему утру барабан-самогуд, такой, чтобы сам собой гудел на весь его дворец.

Усмехнулась о-Ката, утешает мужа:

– Не расстраивайся, нехитрая это задача.

Достала о-Ката барабан, сняла с одной его стороны кожу, поместила внутрь гнездо с живыми шершнями, а потом снова натянула кожу да укрепила ее хорошенько.

«Гу-у, гу-у, стук-стук, гу-у, гу-у, стук-стук» – гудят шершни, стучатся внутри барабана.

На другой день пришел Санта во дворец князя с барабаном.

– Исполнил я твою волю. Вот он, барабан-самогуд. Гудит сам собой так, что стены дрожат, а никто в него не стучит и пальцем его не трогает.

Не ожидал князь, что и тут перехитрит его флейтист. Разгневался, закричал:

– А ну-ка, слуги, разрежьте кожу на барабане. Хочу я увидеть, что за хитрость в нём спрятана, отчего он так гудит.

Как вскрыли слуги барабан, вылетел оттуда рой гудящих шершней. Начали шершни всех жалить. Бегают все, кричат, руками машут. Кого один раз ужалили, кого два, а уж князя – больше всех.

Пока всех шершней не переловили, не утихомирились.

Отдышался князь и говорит:

– Э, пустое это дело. Каждый мальчишка такой барабан-самогуд сделает. Не оставлю я тебе жену. Все равно заберу ее себе в служанки.

– Осмелюсь доложить, жена моя – родная дочь владыки солнечного царства, – попытался возразить Санта. – Сам он пожаловал мне ее в жёны. Пожалуй, разгневается тесть мой, если кто её обидит.

Но князь еще пуще гневается:

– Как ты смеешь болтать передо мной всякий вздор?! Кто тебе поверит!

– Клянусь, князь, это чистая правда.

– Ах, правда! Ну так и отправляйся в солнечное царство. Тогда только поверю тебе, когда принесешь от своего тестя письмо за его собственной печатью. Не исполнишь моего приказа, не только твою жену в служанки заберу, а велю тебе голову отрубить, чтоб не лгал бессовестно своему князю.

Вернулся Санта домой, упал на постель, плачет, не останавливается. Стала жена выспрашивать, что князь на это раз требует. Как узнала, призадумалась, а потом и говорит:

– Да уж, эта задача потрудней других будет. Но ты не горюй. И здесь справимся.

Вышла о-Ката во двор, подняла глаза к небу и взмахнула два раза чёрным веером.

Словно в ответ послышался такой гул и свист, будто подул сильный ветер. Потемнело небо, словно темная туча закрыла солнце. Прилетела огромная птица с черными крыльями.

Говорит о-Ката мужу:

– Садись птице на спину. Она отнесет тебя на самое небо к моему отцу. Держись покрепче и ничего не бойся.

Взобрался Санта на спину птице, взмахнула она крыльями, оторвалась от земли. Зажмурил Санта глаза от страха, всего на минуту зажмурил, а когда открыл и посмотрел вниз, земля уже казалась не больше кунжутного семечка.

Вот прилетел Санта на небо.

Одноглазый старик – владыка солнечного царства радушно встретил его.

– Здравствуй, Санта-дон, давно мы с тобой не видались, – сказал он и повёл зятя в золотой дворец.

Усадили Санту на шелковые подушки и стали потчевать. Подали ему на золотом подносе горы белого, как снег риса, с изысканнейшими приправами.

– Кушай, зять, спокойно, не торопись, – говорит владыка солнечного царства. – Знаю я, что князь от тебя требует. Напишу я ему письмо, чтоб не смел он мою дочь обижать.

Сидит Санта один, пробует небесные кушанья, одно другого вкуснее.

Вдруг слышит: в соседнем покое плач и стоны.

– Ой, ой, ой, хочу риса! Дайте мне хоть одну рисинку!

Подошел Санта к узорчатой двери, открыл ее и видит страшную картину: огромный черт огненного цвета с рогами на голове прикован к стойлу железными цепями. Плачет он, роняя большие, как горошины, слезы:

– Ой, ой, ой, хочу риса! Дайте мне хоть одну рисинку!

Сжалился над ним Санта. Принёс полную чашку риса:

– На, поешь, бедняга. Видно, сильно ты проголодался.

Разинул Огненный чёрт свою пасть – словно жерло пещеры увидел перед собой Санта. Не только весь рис, но и чашку проглотил Огненный чёрт и вдруг, в один миг, порвал все цепи, словно были то паутинки. Диким голосом заревел он от радости и тут же исчез.

Тут бегом влетел одноглазый старик. Лицо у него стало совсем белое.

– Что же ты наделал, Санта! Ведь этот чёрт давно задумал украсть одну из моих дочерей.

– Которую из твоих дочерей? – испугался флейтист. – Уж не мою ли жену?

– То-то и беда! Нельзя было его кормить. Стоит ему одну пригоршню риса проглотить, как становится он сильнее тысячи человек. А если две пригоршни риса проглотит, уже и десять тысяч могучих воинов с ним не справятся.

Схватился Санта руками за голову, горько пожалел он о своем поступке.

– Боюсь я, унесёт он мою дочь на чёртов остров, – заламывает руки старик. – Лежит этот остров посреди самого дальнего моря, куда и мне доступу нет. Зовется тот остров Кэкэгасима.

– Зови же скорее, старик, птицу с чёрными крыльями. Полечу я домой, к своей жене на помощь.

Позвал владыка солнечного царства птицу с чёрными крыльями, и отнесла она Санту домой.

Только нет жены дома. Опоздал Санта! Лишь двери на сквозняке хлопают, да ветер гуляет в опустевших комнатах. Думает Санта: «Хоть на самый край света поплыву, а жену свою отыщу».

Вот взял он с собой любимую флейту да ещё маску седого старика, положил их к себе за пазуху и пошёл к морю. Дошел до берега, видит: качается на волнах лодка с парусом.

Сел в неё Санта и отправился искать чёртов остров Кэкэгасима.

Долго ходил Санта под парусом. Каких только стран не видел. Был на острове людоедов и на таком, где у всех людей собачьи головы. И еще много других чудесных и страшных вещей повидал. Наконец заплыл он в такие далекие моря, где ни один корабль ещё не бывал.

Однажды утром увидел Санта чёрную гору, что торчала прямо из моря. Пылал над горой красный огонь.

Вышел Санта на берег и заиграл на своей флейте веселую мелодию: пироро-пироро.

Сбежались к нему со всех сторон чертенята – и давай отплясывать. В ладоши бьют, скачут.

– Не знаете ли вы, где живёт Огненный чёрт? – спрашивает у них Санта.

– Нам ли не знать? Ведь он у нас самый главный. Если не боишься, то пойдем с нами.

И вот показали они Санте пещеру в горе.

Подошёл он к самому входу и тихонько заиграл на флейте.

Жена его в это время была в пещере. Как услышала она знакомые звуки, залилась слезами.

Удивился Огненный черт, спрашивает:

– Что это с тобой случилось? Отчего это ты ни с того ни с сего заплакала?

– Разве не слышишь, как флейта играет? Так сердце щемит, не могу без слез слышать.

– Откуда бы здесь флейте взяться? Уж не твой ли муж-флейтист прибыл к нам на остров?

– Не говори глупостей! Как бы он сюда мог попасть?

А Санта тем временем надел на лицо маску старика и вошёл в пещеру. Не узнал его чёрт, но звуки флейты и ему по сердцу пришлись. Говорит он:

– Эх, созову я своих приятелей, устрою пирушку. А ты, старик, играй, да смотри веселее.

Заиграл Санта на флейте весёлый напев. Набились в пещеру черти самых разных цветов: красные, жёлтые, синие. Закружились они в пляске, прыгают, хохочут. А Санта знай себе играет всё быстрее и быстрее, и черти не отстают от музыки. Наконец, пьяные и усталые, повалились они кто на пол, кто друг на дружку. Задрожала пещера от их храпа.

Увидел это Санта, схватил жену за руку и говорит:

– Бежим скорее!

Покачала головой о-Ката:

– Далеко ли уплывём на твоём челноке? Как проснутся черти, увидят пропажу – сразу догонят нас.

– Что же нам делать?

– Знаю я, где в пещере спрятана волшебная колесница. Стоит стукнуть по ней один раз железной палицей, и она мигом пролетит тысячу ри.

Выкатили Санта с женой из пещеры большую колесницу, вскочили на неё, ударили по ней железной палицей и сказали:

– Колесница, колесница, улетай отсюда побыстрее!

Взмыла колесница в воздух. Так мчится, что только ветер в ушах свистит. Как скрылся из виду остров Кэкэгасима, обрадовались Санта с женой, полегчало у них на сердце.

Но как раз в это время в пещере очнулся от сна Огненный чёрт. Увидел он, что нет рядом о-Каты, стал будить друзей:

– Эй, вставайте, просыпайтесь! Беда! Украл проклятый флейтист небесную деву.

Повскакали черти, глаза протирают. А Огненный чёрт всё вопит. Глаза у него от злости так и вертятся, словно колёса.

– Там, в железной кладовой, самая быстрая колесница! Скорее тащите ее сюда!

Притащили черти колесницу. Была она куда больше и быстрее той, на которой улетели Санта и о-Ката. Набились черти в колесницу, а кому места не хватило, тот на плечи к другим влез. Все поместились. Никто в пещере не остался. Как ударил Огненный чёрт колесницу железной палицей, аж искры брызнули. Закричал:

– Лети, колесница, быстрее урагана. Догоняй беглецов!

Стелется огненный след по воздуху, мчатся черти, догоняют Санту с женой. Как увидели их, заорали, точно гром загрохотал:

– Держи, держи! Не уйдёте от нас. Попались!

Тянутся черти своими ужасными когтями. Совсем уже близко, вот-вот схватят.

Тут достала о-Ката чёрный веер, замахала им быстро-быстро и произнесла:

– Лети, лети к нам, птица! Защити нас, птица!

Тут же появилась над ними чёрная птица. Лапами колесницу с чертями отпихивает, крыльями беглецов прикрывает. Стали было черти копья в чёрную птицу метать да стрелы в неё пускать. Повернулась тогда птица к ним клювом да как клюнет вражескую колесницу!

Закружилась колесница, полетела прямо в море. Там и сгинула, и все черти потонули вместе с ней, никто не выплыл.

А Санта с женой полетели дальше. Вот прибыли они к владыке солнечного царства – обрадовался старик, ласково их принял и долго не хотел от себя отпускать.

А когда, собрались, наконец, молодые к себе домой, дал им старик на прощанье письмо со своей печатью.

Вот пошёл Санта в замок, подает князю письмо.

Читает князь:

«Я, повелитель солнечного царства, заверяю этим письмом, что выдал дочь свою замуж за флейтиста Санту. Кто им зло причинит, тому несдобровать».

Покраснел князь от гнева, снова кричит:

– Опять твои глупые выдумки! Снова мне голову морочишь! Думаешь, проведешь меня? Научил, видно, какого-нибудь наемного писца настрочить это письмо! Еще подложную печать приложил, гляди-ка! Забирай свою никчемную бумажонку.

С этими словами бросил князь письмо на пол. А оно вдруг вспыхнуло ярким пламенем.

Бросились слуги со всех сторон. Пытаются затоптать его – не гаснет пламя, пробуют водой залить – а пламя еще сильней разгорается.

Охватил огонь весь княжеский дворец. Пылает он, словно большой костёр.

Испугался князь, просит прощения у Санты. А у самого от ужаса голос слабый, как у цикады:

– Прости меня, Санта! Никогда больше не стану тебя тревожить. Хочешь, золотом осыплю, только избавь меня от гнева твоего грозного тестя.

При этих словах пламя само собой погасло.

– Ничего мне, князь, от тебя не надо, – говорит флейтист, – только оставь нас в покое.

С тех пор никто больше не мешал Санте жить со своей женой в мире и довольстве.

Мышиное сумо

Случилось эта история в стародавние времена.

В одной горной деревне жили старик со старухой. Как ни трудились они целый день, а всё оставались бедны.

Отправился старик как-то раз по весне в горы за хворостом. Забрел старик далеко в лесную чащу и остановился передохнуть. Вдруг услышал он чей-то крик:

– На тебе! Получай! Получай! Вот тебе еще!

В ответ послышался другой голосок:

– Ах ты, негодница! Ну, погоди же у меня! Я тебе отомщу!

Огляделся старик – нет вокруг него. Странно! Стал он тогда в траве смотреть. Вот раздвинул старик заросли, да как вкопанный и остановился. Чудеса да и только: две мышки борьбой сумо занимаются! Одна мышь ужасно толстая, а другая – совсем тощая!

– На тебе! Получай! Получай! – кричит толстая мышь, навалившись на тощую.

Стал старик разглядывать мышей.

«Вот ведь какие дела! – думает. – Да ведь я знаю этих мышек. Тощая у меня в доме живет. А толстая – из дома соседа-богача». Поспешил старик домой, не терпится ему старухе про мышиное сумо рассказать.

Выслушала его старуха и говорит:

– Сдается мне, что неспроста наша мышь такая тощая. Живем в бедности, вот и мышь нам под стать!

Подумал старик и сказал:

– А что старуха, если мы попробуем ее немного подкормить. Глядишь, силы у нее и прибавится?

Согласилась старуха. Собрала она остатки рисовой муки, испекла румяную лепешку, а старик положил ее перед мышиной норкой. Смотрят наутро: не только лепешки нет, но и ни единой крошки не осталось. Обрадовались старики, говорят между собою:

– Наконец-то наша бедная мышь досыта наелась! Теперь-то у нее сил для борьбы сумо поприбавится!

На следующий день отправились в горы старик со старухой вместе. Очень уж хотелось поглядеть старухе, как мыши в сумо борются. Только притаились они за деревом, как слышат: кричит толстая мышь:

– Получай! На тебе еще!

– Ну, погоди у меня! – кричит ей в ответ тощая мышь. – Посмотрим, кто кого! Получи-ка сама!

Видят старик со старухой: повалила тощая мышь толстую на траву. Лежит она, встать не может. Просит, чтобы тощая мышь дала ей передохнуть.

Наконец, отдышалась она и спрашивает:

– Что за чудо с тобой, сестрица, случилось? Ведь вчера я тебя без труда на обе лопатки положила. Откуда в тебе сегодня столько силы?

– Видишь ли, сестрица, – говорит тощая мышь, – трудно тебе меня понять: ты в богатом доме живешь, а я в бедном. Редко, когда удается мне поесть досыта. Решили меня хозяева вчера побаловать, положили у входа в нору вкусную рисовую лепешку. Надеюсь, что теперь каждый вечер меня угощение дома ждать будет.

– Ах, рисовые лепешки! – вздохнула толстая мышь. – Как же я их люблю! Никогда-то меня ими никто не угощал! Только бы мне попробовать. Послушай, сестрица, принеси мне, пожалуйста, хотя бы кусочек.

– Нет, – говорит, тощая мышь, качая головой, – не могу. Как же буду я тебя задаром кормить, когда и без того в доме есть нечего? Негоже мне таким делом заниматься.

Подумала толстая мышь, подумала и предложила тощей мыши покупать у нее лепешки.

– У моего хозяина денег видимо-невидимо, – говорит толстая мышь. – Но мне от них никакого проку. Деньги не еда, на зуб их не положишь, живот ими не набьешь. Давай уговоримся: ты мне кусок лепешки, а я тебе за это монету.

– Ладно, – говорит тощая мышь, – если так, то я согласна.

Как услышали старик со старухой про мышиный уговор, поспешили поскорее домой. Заняла старуха у соседей рисовой муки, напекла лепешек. А еще достала красного полотна и сшила для мышей два маленьких пояса – фундоси, наподобие тех, в которых все настоящие борцы сумо выступают.

Когда наступил вечер, пришла толстая мышь к тощей в гости. Посмотрела на фундоси, удивилась и спрашивает:

– А эти тряпки для чего? Разве и их можно есть?

– Что ты?! – засмеялась в ответ тощая мышь. – Считаешь себя борцом сумо, а что такое фундоси, не знаешь. Это такие набедренные повязки. Наденем мы их и сразу на настоящих борцов будем похожи.

Надели мыши на себя фундоси и принялись за угощение. После еды толстая мышь отдала тощей монету, как они и уговорились.

Взяла монету тощая мышь и положила на старикову божницу.

На следующий день отправились вновь старик со старухой в горы. Сначала не могли мышей отыскать, но присмотрелись получше – да вот же они в траве, виднеются среди стебельков красные фундоси! Важно поднялись мыши из травы – настоящие чемпионы по борьбе сумо!

Толстая мышь командует:

– К параду борцов сумо приго-о-товиться!

– На-а-чинай! – вторит ей тощая.

До того потешно мышиное сумо! Смотрят старик со старухой – смеются до слез.

– Больше не победишь меня никогда! – кричит тощая мышь. – Получай!

– Нет, это ты меня не победишь! – кричит в ответ толстая. – И ты получай!

Так и повелось с тех пор. Каждый вечер ходит толстая мышь к тощей в гости, мышиный уговор исправно выполняет. Каждый раз обязательно монетку из дома богача приносит. А тощая мышь, как угостит толстую, монетку обязательно на божницу кладет. С тех пор забыли о нужде старик со старухой, а потом мало-помалу и разбогатели. А если выдавалось у них свободное время, сразу отправлялись в горы – на мышиное сумо посмотреть да посмеяться.

Старикам ума не занимать

Давным-давно правил провинцией Синано князь, который находился в расцвете сил и терпеть не мог немощных стариков и старух. Сам же отличался завидным здоровьем. «Что взять со стариков? – любил он говорить. – Больные, неряшливые, княжеству нет от них никакого проку». Всех людей, кому перевалило за семьдесят, всех до единого, он высылал на отдаленный остров. Прокормиться там было очень трудно даже здоровому человеку, а старикам – и подавно. Поэтому, не найдя пищи на этом острове, они быстро погибали. Знали об этом жители Синано, жалели своих стариков и ненавидели князя за его бесстыдное обращение с ними, но сделать ничего не могли.

Есть в Синано местность под названием Сарасина. Жил там один крестьянин, и была у него старушка-мать. Вот исполнилось ей семьдесят лет. Опечалился крестьянин. Знает, что не перенесет мать далекой ссылки. Всё ждет, когда явятся княжеские чиновники и уведут ее. Какая уж там работа в поле – ничего делать не может, только и думает, что о горькой участи матери! Измучился он вконец и решил, чем дожидаться, пока жестокие чиновники ушлют мать неведомо куда, лучше самому увести мать из дому.

Вечером пятнадцатого дня восьмого месяца полная луна заливала ясным светом поля и леса. Говорит крестьянин матери, стараясь не выдать своего намерения:

– Посмотрите, матушка, как необыкновенно прекрасна сегодня луна! Не пойти ли нам в горы полюбоваться ее сиянием?

Старушка согласилась. Посадил он ее тогда к себе на спину и зашагал в горы. Сначала он по заброшенной дорожке пересек поляну, а потом вступил в лес. Тут старуха стала обламывать ветки с деревьев, росших по обе стороны тропинки, и бросать их на землю.

– Матушка, зачем вы это делаете? – удивился крестьянин.

Но старуха ничего не ответила, только усмехнулась и опять принялась за свое. Крестьянин всё глубже уходил в горы. Когда он миновал лес, предстала перед ним долина. Пересек долину – встала перед ним гора. Поднялся крестьянин с матерью на спине на самую вершину горы. Мертвая тишина царила над горой. Ни животных, ни птиц кругом. Только в траве тихонько стрекотал сверчок, еле различимый в ярком лунном свете. Посадил крестьянин мать на траву, взглянул на нее и горько заплакал.

– Что это с тобой? – спросила старуха.

Сын опустился перед ней на колени и признался:

– Обманул я вас, матушка, когда приглашал полюбоваться луной. Но выслушайте меня, пожалуйста. Лишь потому доставил вас в эту глушь, что пошел вам уже семьдесят первый год, а вы сам знаете, что в нашей провинции делают с пожилыми людьми. Чем попасть в руки безжалостных чиновников, лучше уж в эту глушь. Прошу вас, будьте снисходительны ко мне!

Но старуха, кажется, и не удивилась вовсе его словам.

– Я ведь давно всё поняла, – ответила она. – Возвращайся домой и работай усердно. Уходи поскорей, а то сам заблудишься. Я же давно примирилась со своей участью.

Тяжело было крестьянину слышать такие слова. Долго еще не мог он расстаться с матерью, но та, в конце концов, уговорила его, и он побрел домой. Ветки на земле, что оставила его мать, помогли ему прийти прямо к дому и ни разу, не сбиться с дороги.

С глубокой благодарностью думал он о матери и о том, как предусмотрительно она набросала для него веток.

Невыносимая печаль охватила крестьянина, когда он добрался до дома. Слезы лились ручьем по его щекам. Тихо сидел он у входа, устремив взор на луну, сиявшую над вершинами гор, и думал о матери, которая была теперь одна, где-то далеко на вершине горы. Наконец, не выдержал крестьянин, встал и зашагал по знакомой дороге, даже не подумав, что было уже за полночь. Едва переводя дух, забрался он на гору, где оставил мать, смотрит: а она как сидела, так и сидит, закрыв глаза, на прежнем месте и в той же позе, в какой он оставил ее.

– Ни за что я вас больше тут не оставлю, дорогая матушка, – промолвил крестьянин. – Очень плохо я поступил, покинув собственную мать, но теперь мы вернемся, и я буду заботиться о вас, как должно.

Поднял крестьянин старуху на спину, и вместе вернулись они домой.

Однако в провинции ничего не изменилось, и жестокий князь по-прежнему отправлял немощных стариков на верную гибель. Старуха рано или поздно могла попасться на глаза чиновникам. И тогда крестьянин, поразмыслив, выкопал под полом яму и поселил в ней мать.

Как-то раз к князю прибыл посол от правителя соседней провинции. Привез он с собой письмо, в котором говорилось: «Сделайте мне веревку из пепла, а не сделаете – пойду на вас войной и разгромлю». Князь провинции Синано оказался в затруднительном положении. Войско у соседа было явно сильнее, и на победу нечего было и надеяться. Тогда князь созвал своих приближенных на совет, но никто не мог сказать, как изготовить такую веревку. Велел правитель объявить по всему княжеству, что тот, кто укажет способ сделать веревку из пепла, получит от князя большую награду. В народе уже начали поговаривать о предстоящем нашествии и разорении родной земли, потому что никому и в голову не могло прийти, чтобы можно было сделать веревку из пепла.

– Не бывает такого, – говорили люди. – Не миновать нам беды.

И тогда наш крестьянин подумал: «Вдруг моя матушка знает, как это сделать?» Спустился он в подпол и рассказал матери о беде, которая надвигалась на страну.

– Да ведь это легче легкого! – засмеялась старуха. – Всего-то и надо, что как следует пропитать веревку солью, а потом сжечь ее!

«Правду говорят, что старому человеку ума не занимать», – подумал крестьянин с гордостью за мать и тотчас же отправился во дворец рассказывать, как следует поступить, чтобы получилась веревка из пепла. Князь так обрадовался, что дал крестьянину в награду много денег. Сделали всё так, как говорила крестьянская мать, и вот уже веревка, которая казалась чудом, вручена послу, и тот везет ее своему властелину.

Через какое-то время из соседней провинции опять прибыл посол. В этот раз он вручил князю драгоценный камень и письмо. Вот что было в нем написано: «Проденьте через этот камень шелковую нить, а если не сможете – пойду на вас войной и разгромлю». Долго рассматривал князь драгоценный камень. И так и эдак вертел ее. Наконец, обнаружил в камне отверстие, но такое узкое и извилистое, что нельзя было и представить, чтобы можно было пропустить через него нить. Снова созвал князь на совет приближенных, и опять никто не знал, как решить загадку. Большую награду посулил князь тому, кто догадается, как продеть шелковую нить через отверстие в камне. Многие ломали себе головы, но придумать ничего не могли. Крестьянин же опять пошел за советом к матери.

– Нет ничего проще, – улыбнулась старуха. – Пусть намажут медом камень у одного конца отверстия, привяжут муравья к шелковой нити и пустят его с другого конца. Муравей почует запах меда и поползет на него сквозь все извилины. Вот шелковая нить и протянется за ним сквозь всё отверстие.

Крестьянин поскорее собрался и пошел во дворец. Предстал он перед князем и пересказал ему все слова матери.

Сделали, как он сказал, и опять всё получилось. Князь был очень доволен. Снова он хорошо наградил крестьянина. Получил посол обратно драгоценный камень с продетой через него шелковой нитью и отправился восвояси. Огорчился правитель соседней провинции, когда вернулся его посол. «До чего умные люди живут в Синано! Вот не ожидал я, что так трудно будет прибрать к рукам эту землю!» – подумал он. А в Синано тем временем все успокоились и решили, что закончились у соседа загадки и больше он их не будет тревожить.

Но вскоре князь Синано получил третье письмо. На этот раз в письме было написано, что он должен определить на глаз, которая из кобылиц мать, а которая дочь. А если не сумеют этого сделать, снова грозился сосед войной. И лошадей привел с собой посол. Смотрит на них князь: как две капли воды похожи одна на другую. И масть и рост – всё в них одинаковое. Даже повадки схожи. Задумался князь, созвал приближенных на совет, но и на этот раз никто не смог ничего придумать. Куда было деваться князю? Велел объявить он по всей провинции, что всякий, кому удастся разрешить новую задачу, получит любую награду, какую пожелает.

Желающие заслужить награду толпами приходили ко дворцу и разглядывали приведенных из соседней провинции лошадей. Однако лошади были столь похожи, что никто не мог разгадать загадку. Даже известные на всю округу знахари-коновалы только качали головами да разводили руками в недоумении. А крестьянин вновь спустился в погреб к матери.

– Разве это великая трудность? – сказала она с улыбкой, как и прежде, выслушав сына. – Мне про такое дело рассказывал как-то твой покойный отец. Надо положить перед лошадьми охапку сена. Та, которая сразу набросится на еду, и есть молодая лошадь. Другая же будет ждать, пока первая насытится, и лишь потом доест то, что осталось. Вот она-то и есть мать.

Крестьянин обрадовался и тут же кинулся во дворец князя.

– Поручите мне, – говорит, – пожалуйста, отличить молодую кобылку от ее матери!

Набросал крестьянин лошадям свежей травы, и всё произошло точно так, как говорила старуха: одна лошадь сразу же с жадностью набросилась на траву, а другая терпеливо ждала, пока первая поест. Князю и без объяснений все стало понятно.

– Что и говорить, здесь всё и так ясно. Никакой ошибки быть не может!

Приказал он сделать для лошадей таблички с надписями и передал их послу.

Посол вынужден был признать правоту князя и понуро отправился к своему властелину.

– Ты, видно, настоящий мудрец, – сказал крестьянину князь. – А посему дарю тебе все, что пожелаешь!

Крестьянин понял, что сейчас самое время просить князя пощадить его матушку.

– Не надо мне, князь, ни вещей, ни денег, – сказал крестьянин. – Хочу я лишь спасти жизнь моей матери.

И он рассказал князю о том, что именно она решила все три загадки, которые не могли разгадать все мудрецы провинции. Князь слушал, затаив дыхание от удивления. Пораженный рассказом крестьянина он воскликнул:

– Верно говорится, что старикам ума не занимать! Подумать только, одна умная старуха спасла от неисчислимых бед весь наш родной край. Я прощаю тебя за то, что ты скрыл свою престарелую мать, и впредь не буду ссылать стариков на остров.

Несмотря на слова крестьянина, князь снова щедро наградил его. Долго ликовал народ по всей провинции. И так как у соседнего правителя больше не осталось загадок, он с тех пор оставил в покое князя Синано и всех его подданных.

Три силача

Давным-давно в одной деревне родился славный ребенок. Всё бы ничего, и рос он, вроде бы, как все, но по какой-то непонятной причине, так младенцем и оставался.

Тревожились отец с матерью и с горечью восклицали: «За что нам такое несчастье! Что ждет нашего малыша?»

Но никто не мог им помочь. Так и рос мальчик в своей корзине, в которую положили его после рождения. Минуло ему пять, семь, десять лет, а он всё лежал, так и не научившись говорить – и не вымолвил ни словечка за всё время.

Однажды, в тот день, когда мальчику исполнилось пятнадцать лет, он вдруг закричал на весь дом:

– Эй, отец! Подари мне железную палку, да такую, что было в ней полтонны веса!

Отец поразился, услышав его голос:

– Гляди-ка, сын наш заговорил!

– Ты и вправду можешь говорить? – удивилась мать, подбегая к корзине с мальчиком.

– Могу, как видите. Купите мне, пожалуйста, железную палку!

Еще больше изумился отец, спрашивает сына:

– Да ведь ты и ходить не умеешь! Зачем же тебе палка?

– Это пока что я не умею. Но, когда начну, железная палка будет вместо посоха, – сказал мальчик.

«Столько лет вообще не говорил, а сегодня заговорил, да так бойко и разумно. Вот так необыкновенный у нас ребенок!» – подумал отец и, не теряя времени, отправился в городок, чтобы заказать железную палку в полтонны весом.

Через несколько дней кузнец выполнил заказ. Чтобы принести палку домой, отцу пришлось попросить помочь двадцать соседей. И вот все они с возгласами «Эн-яра-хой!», «Эн-яра-хой!» взвалили палку на плечи, притащили ее в деревню и отдали мальчику. Обрадовался младенец, тут же схватил палку, оперся на нее, крякнул, поднатужился и встал на ноги. Потом он потянулся и, прямо на глазах у изумленных людей, в один миг возмужал. Смотрят все и диву даются: стоит перед ними красивый и толстый, как борец, двухметровый здоровяк.

Отец с матерью и жители деревни рты разинули от изумления и принялись протирать глаза: не во сне ли все это происходит? Еще бы! Был мальчик, который столько лет выглядел, как младенец, и вдруг превратился в настоящего богатыря! Начали люди поздравлять ошеломленных родителей. Как было не отпраздновать такое событие! Принялись люди хлопотать и готовить всё для пира. Кто кушанье из риса с красными бобами готовит, кто лепешки печет, кто сакэ с собой несет. Как начали жители деревни пировать, петь и плясать, сказал молодой силач, улыбаясь:

– Хочу я вас гости отблагодарить за то, что вы устроили в мою честь такой замечательный праздник. Покажу я вам за это свою силу.

Выступив вперед, силач легко поднял свою полутонную палку и начал одной рукой быстро вертеть ею, да так быстро, что палка замелькала в воздухе, словно колесо водяной мельницы. Все, не мигая, уставились на него, пораженные его огромной силой. «Да, не простой это человек! Несомненно, послали его к нам в деревню боги», – решили собравшиеся и, поскольку до сих пор не было еще у него имени, назвали силача Тикаратаро, что значит «мальчик-богатырь».

Через год Тикаратаро обратился к родителям с такой просьбой:

– Дорогие мои отец и матушка, отпустите меня на три года!

Удивились родители, куда это собрался их сын, спросили его. Объясняет им Тикаратаро:

– Хочу я побродить по свету, побывать всюду и силу свою испытать. Ведь равного мне по силе человека нет ни в нашей деревне, ни в соседних. Вот и хочется мне посмотреть, как люди живут, да помочь им, чем могу.

– Очень хорошо ты придумал, – сказал отец. – Смело отправляйся в путь. Даю тебе на это свое родительское согласие.

Весь тот день напролет мать варила рис и делала из него лепешки величиной с арбуз. Тридцать больших лепешек испекла она, положила лепешки в огромный мешок и подала сыну. Попробовал Тикаратаро лепешек, вышел из родного дома и пошел по дороге, громко постукивая своей палкой. Много дней шел богатырь и однажды увидел великана. Тот катил перед собой огромный камень поперечником в пять метров. «Что за нахал! – подумал Тикаратаро. – Катит свой камень и ни на кого не обращает внимания, как будто вся дорога принадлежит ему одному». С этими мыслями Тикаратаро продолжал идти вперед. Как только камень подкатился к нему, Тикаратаро громко закричал незнакомцу:

– Слушай, верзила, брось безобразничать!

Он остановил камень своей палкой и отшвырнул его ногой. От страшного удара камень пролетел метров двадцать и бухнулся в поле. Страшно разгневался великан!

– Зачем ты отбросил мой камень? – набросился он на Тикаратаро.

– Да вот, силой хочу с тобой помериться. Только сначала назови себя, – предложил Тикаратаро.

– Согласен, – отвечал великан. – Я Исикотаро – самый сильный богатырь в Японии. А как твое имя?

– Это ты-то – самый сильный богатырь в Японии? – засмеялся Тикаратаро. – Молчал бы уж лучше! Запомни хорошенько: самый сильный богатырь в Японии – это я, Тикаратаро. А не веришь – давай сразимся!

– Ну, держись у меня! – в ярости вскричал Исикотаро.

Только начали они бороться – не устоял Исикотаро: одним махом поднял Тикаратаро противника в воздух и с возгласом «Э-э-эх!» со всего размаха так швырнул его, что тот улетел далеко в поле и шлепнулся в грязь.

Рассмеялся Тикаратаро, а Исикотаро громко взвыл от боли и от обиды. Весь измазанный, выбрался он на дорогу и, смиренно сложив руки, сказал:

– Тикаратаро-сан, сдаюсь на вашу милость. Теперь я вижу, что самый сильный богатырь в Японии, это вы. Разрешите мне служить вам.

Тикаратаро согласился, чтобы Исикотаро стал его слугой и дальше они пошли вместе.

Через несколько дней пути увидели богатыри великана, который, кряхтя, тащил на себе молельню, покрытую красным лаком.

– Оя, оя! Вот так великан! Вот так силища! Уж наверняка считает он себя самым первым богатырем Японии, – смеялись Тикаратаро и Исикотаро, идя ему навстречу.

Когда они подошли ближе, оказалось, что молельня, которую нес великан, загораживала всю дорогу – ни пройти, ни проехать.

– Ты почему это нам не даешь проходу? – крикнул Тикаратаро.

Великан и не подумал извиняться. Он только сердито уставился на подошедших и заорал:

– Это что за простофили смеют меня учить? Мало вам места? Так проваливайте, откуда пришли!

Как услышал эти слова Тикаратаро, совсем из себя вышел. Взмахнул железной палкой, да как ударит по молельне! С грохотом та полетела на землю и разбилась вдребезги. Страшен был гнев незнакомца, налилось кровью его лицо!

– Как посмел ты разбить мою молельню? – накинулся он на Тикаратаро. – Думаешь, сойдет тебе это с рук? Видно, невежа, не слышал ты имени Мидотаро – первого силача в Японии?

– Ха! Это тебе только кажется, что ты – первый силач в Японии. На самом-то деле вот он, первый силач, стоит перед тобой, – спокойно ответил Тикаратаро. Потом указал он на своего спутника и сказал:

– А это мой слуга – Исикотаро. Он в Японии – второй по силе человек. Если ты чем-нибудь недоволен, тебе придется иметь дело с ним.

Едва дослушал Мидотаро слова богатыря. Бросился он на Исикотаро, схватился с ним. Завязалась отчаянная борьба. Противники сходились и расходились, напрягая все свои силы, но никто из них не мог одержать верх над противником.

Тогда Тикаратаро крикнул:

– Погоди, Исико, сейчас я за него возьмусь!

Схватил он Мидотаро за шею, поднял его в воздух и отбросил далеко в сторону. На целых сто кэн отлетел Мидотаро и рухнул посреди поля.

– Хо-хо-хо! – захохотал Тикаратаро.

– Ха-ха-ха! – эхом вторил ему Исикотаро, хватаясь за бока. Мидотаро тем временем вылез на дорогу: весь в грязи, руки почтительно сложены. Говорит он Тикаратаро:

– Всегда я всех побеждал и думал, что я первый силач в Японии. Вот теперь только впервые потерпел поражение. Прошу вас, возьмите меня под свое начало! Служить такому богатырю, как вы, великая честь для меня.

– Хорошо, я согласен, – важно ответил ему Тикаратаро. – Смотри, будь хорошим товарищем Исикотаро. Идем за мною.

И теперь уже втроем продолжили они свой путь.

Долго шли они и однажды ночью вошли в большой город. Странный это был город: нигде не слышно было людских голосов. Город словно вымер. Даже кошек и собак не было видно. Очень удивились богатыри.

«Это, видно, неспроста! Наверное, что-то случилось», – подумали они. Стали силачи бродить по городу, надеясь встретить хотя бы одного человека, который смог бы объяснит им, в чем дело. И вот в одном переулке увидели они девочку. Она сидела на корточках под навесом и, казалось, плакала. Вот подходят к ней силачи и спрашивают:

– Что случилось? Почему ты плачешь, девочка?

– Этой ночью меня должен съесть оборотень, – сквозь рыдания ответила девочка.

– Тебя съест оборотень? Что ты говоришь! За что же?

– Два месяца назад в нашем городе появился ужасный оборотень. С тех пор он приходит каждую ночь и пожирает людей – одного человека за раз. Сегодня настала моя очередь.

Не в силах больше сидеть девочка повалилась на землю и зарыдала еще сильнее. Трое силачей переглянулись. Тикаратаро ласково погладил девочку по голове и сказал:

– Ну что ты, маленькая, перестань плакать. Раз мы здесь, тебе больше нечего бояться. Мы в два счета расправимся с этим злобным чудовищем! Отведи нас пока к себе домой!

– Благодарю вас! – обрадовалась девочка. – Только обязательно убейте оборотня!

Она привела их в свой дом, и они стали поджидать прихода страшилища. Не терпится богатырям поквитаться за невинных жертв. Вдруг среди ночи раздался на улице жуткий вой: уо-о! уо-о! От страшного удара двери дома разлетелись в щепки. Увидели богатыри на пороге огромного оборотня. Всё тело его было покрыто шерстью, глаза горели дьявольским огнем, а изо рта высту-пали острые клыки.

– Хватай его! – немедля скомандовал Тикаратаро.

Первым бросился на врага Мидотаро, но получил такой сильный удар, что отлетел в сторону. «Ну, держись, мерзкий оборотень!» – воскликнул Исикотаро и кинулся в бой вслед за ним. Однако оборотня было не так-то просто одолеть. Несмотря на то, что Исикотаро удалось схватить его за одну ногу, чудовище продолжало с ужасным воем рваться в дом. Тут Мидотаро пришел в себя и схватил оборотня за другую ногу, а Тикаратаро замахнулся своей палкой и двинулся на вра-га.

Оборотень в страхе попятился и в тот же миг Тикаратаро обрушил палку ему на голову. Страшен был его удар – не осталось от злодея и мокрого места. Ликованию девочки и ее родителей не было предела. Весть о гибели чудовища моментально разнеслась по всему городу, и, хотя до рассвета было еще далеко, разом наполнились улицы людьми, все жители покинули дома и прибежали благодарить силачей.

– Вы – наши спасители, – со слезами на глазах говорили они. – Не покидайте нас!

– Будьте вместе с вашими спутниками нашим постоянными защитниками! – обращались они к Тикаратаро. – Если хотите, станьте нашим князем! Все мы, как один, просим вас остаться!

Задумался Тикаратаро, улыбнулся, покачал головой и говорит:

– Мы, конечно, благодарны вам за такие любезные слова, но исполнить вашу просьбу никак не можем. Представьте, сколько еще на свете людей находится в беде, подобной той, какую вы только что пережили. Разве мы можем оставить их беззащитными? Для того и странствуем, чтобы помогать простым людям.

Когда наступило утро, горожане с грустью проводили Тикаратаро, Исикотаро и Мидотаро через весь город до самых его окраин и там распрощались с добрыми богатырями.

А они продолжили свое странствие.

Ямори

На краю деревни Тояма, почти у самого леса, жили когда-то давно старик со старухой.

Однажды дождливым осенним вечером, когда в домике было холодно и сыро, они как обычно, грелись возле печки.

Вдруг старуха спросила старика:

– Кого ты боишься больше всего на свете?

Старик подумал и ответил:

– Тигра, конечно, ведь нет зверя на свете страшнее его!

– Что верно, то верно, – покачала головой старуха в ответ, – тигр – страшный зверь, потому что нападает на овец, на коров и даже на лошадей. Но ведь у нас с тобой скота нет. Зачем же нам, беднякам, бояться тигра? Вот ямори – совсем другое дело: противные, скользкие. Нет, я гораздо больше боюсь их. Вон, кстати, ползёт один!

И старуха показала на потолок: по потолку, медленно переставляя лапки, полз ямори – маленькая серая ящерица.

А в это время за окном притаился настоящий тигр. Был он еще молод и глуп. Очень хотелось ему полакомиться человеческим мясом. Тигр крался вдоль стен, ища, как бы пробраться в хижину.

Стоя под окном, он услышал своим острым слухом, что больше всего на свете старуха боится ямори. Обидно стало тигру. «Что это еще за ямори? Разве может он сравниться со мной – страшным и сильным зверем? Неужели какой-то ямори может быть ещё страшнее, чем я? Хотел бы я посмотреть на этого зверя», – думал тигр. Стал он гадать, какая морда, какие клыки и когти должны быть у ямори, если люди боятся его больше, чем самого тигра. В темноте ему представились самые страшные и отвратительные чудовища, какие только могут представиться молодому и глупому тигру, скитающемуся ночью под дождем. Стало ему казаться, что ямори вот-вот выскочит из хижины и набросится на него. Испугался тигр, как никогда в жизни.

Вдруг из домика донесся крик старика:

– Ай, ай, смотри, – ползёт!

Тут бедный тигр задрожал от ужаса и бросился прочь со всех ног, так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. Только добравшись до самого леса, тигр побежал медленнее.

«Ну, теперь-то ямори далеко от меня, и ему меня не достать», – подумал тигр. Он почти успокоился и хотел уже передохнуть, как вдруг что-то вскочило ему на спину. «Это – ямори!» – подумал тигр и задрожал от страха. На самом же деле это был вовсе не ямори, а человек, местный конокрад. Он давно уже прятался под деревом на опушке леса, высматривая, не бродит ли где-нибудь поблизости отвязавшаяся лошадь. Был конокрад очень жадным, и поэтому когда он увидел, что к опушке леса бежит кто-то на четырех ногах, у него от жадности зарябило в глазах. Думая, что это жеребёнок, конокрад изловчился, прыгнул на спину тигру и вцепился ему в шею. А тигр не мог видеть, что делается у него на спине, а поскольку и так уже был напуган, испугался еще больше и пустился бежать во второй раз, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. «Никогда до сих пор я не видел, чтобы жеребёнок бегал так быстро», – подумал конокрад, вцепившись в шею тигра и попрыгивая у него на спине. Испугался – и ещё крепче ухватился за шею своего «жеребёнка».

А тигру показалось, что этот страшный ямори, за которого он принимал конокрада, запустил в его тело длинные когти. Еще быстрее помчался обезумевший от ужаса тигр. Чем быстрей бежит тигр, тем крепче цепляется за его шею конокрад. Чем крепче он цепляется за тигриную шею, тем быстрее бежит тигр. Так, пугая друг друга, неслись человек и по лесу. Тигр бежал к глубокой яме, которая, как он знал, находилась в глубине леса под горой. Он рассчитывал скинуть ямори в яму. «Только бы добежать, пока не съел меня страшный ямори!» – думал тигр.

Наконец он подбежал к самому краю ямы. Тигр так яростно тряхнул головой, что от толчка конокрад разжал руки, перекувырнулся и полетел вверх ногами в яму. Тут только тигр оправился от испуга. Переведя дух, он медленно поплёлся прочь. За этот вечер тигр ужасно устал. Хвост у него повис, голова опустилась, и всё, что было на морде обвисло: и усы, и брови. Только нос не обвис: нос у тигра плоский и поэтому висеть не может.

Недалеко от ямы сидела на дереве обезьяна. Когда тигр плелся мимо неё, она стала смеяться и показывать на него пальцем.

– Что ты смеешься? – спросил тигр обиженным голосом.

– Уж больно у тебя смешной вид, – ответила обезьяна. – Что это с тобой приключилось?

– О, если б ты знала! Я сейчас видел самого ямори! – сказал тигр с благоговейным ужасом.

– Это еще что за зверь? – спросила обезьяна.

– Ямори – это самое страшное чудовище на свете! Только что была у меня с ним жестокая схватка. Вскочил мне ямори на спину и попытался разорвать своими когтями. Но я не испугался, побежал к яме и сбросил чудовище на дно.

– Но и дурак же ты, тигр! – громко рассмеялась обезьяна, оскалив зубы. – Видела я, кого ты сбросил в яму. Был это, самый что ни на есть обычный человек, а вовсе никакой не ямори.

– Как ты смеешь говорить мне дерзости! – зарычал тигр. – Немедленно докажи, что это был не ямори, а не то поплатишься жизнью!

– Как же тебе доказывать? Пойди да загляни в яму! Сам и увидишь.

Надо сказать, что тигру очень не хотелось возвращаться к яме. Мысль об ужасном чудище не оставляла его. Долго стоял тигр на месте, поеживаясь и переминаясь с ноги на ногу. И стыдно ему перед обезьяной показать свой страх, и опять попасть в лапы к ямори боится. Смотрела, смотрела на него обезьяна и давай опять насмехаться:

– Ну и труслив же ты, тигр! Если ты так боишься, пойдем вместе.

Когда обезьяна слезла с дерева и храбро зашагала к яме, тигру ничего не оставалось, как последовать за ней. Но к самой яме подходить он не стал. Остановился тигр недалеко от края, притаился за деревом и стал ждать, что будет. Обезьяна же бесстрашно нагнулась над самой ямой и стала вглядываться в темноту.

– Ну, что там? – с дрожью в голосе спросил тигр из-за дерева.

– Не знаю я, – ответила обезьяна. – Разве можно понять, кто сидит в яме, когда там темно, как в бочке.

Призадумалась обезьяна, а потом и говорит:

– Придумала! Опущу-ка я в яму хвост и пощупаю.

Если вы помните, дело это происходило давным-давно. Обезьяны были тогда не такие, как теперь. Хвост у них был гораздо длиннее, чем сейчас, настолько длинный, что обезьяна могла свободно закинуть его себе на плечо и обмотать несколько раз вокруг шеи наподобие шарфа. В это время конокрад отчаянно барахтался в яме. Он пробовал вскарабкаться по отвесной земляной стене наверх, но каждый раз земля обваливалась и он падал на дно. Когда же обезьяна опустила в яму свой длиннющий хвост, ему показалось, что это опускается какая-то длинная верёвка. «Ну, наконец-то кто-то додумался прийти мне на помощь!» – обрадовался конокрад. Он подпрыгнул, крепко ухватился обеими руками за обезьяний хвост и повис на нём. Почувствовав, что кто-то уцепился за ее хвост, обезьяна испугалась и с силой дёрнула хвост кверху, пытаясь вытащить его из ямы. Однако конокрад был тяжёлый и держался так крепко, что у нее ничего не вышло.

Долго тянула и дергала обезьяна собственный хвост. Покраснело у нее лицо от натуги, но хвост по-прежнему оставался в яме. А конокрад, услышав обезьянье кряхтенье, подумал, что это люди стараются его вытащить. Чтобы не сорваться, он ещё крепче уцепился за хвост. Обезьяна так и завизжала от боли.

На ее вопли тигр осторожно выглянул из-за ствола дерева. Со своего места ему было видно, как обезьяна мечется по краю ямы, дёргается изо всех сил, а отойти от ямы не может. «Вот беда так беда! – подумал тигр. – Не послушала меня обезьяна. Видно, поймал ее ямори за хвост. Как бы не взобрался он по нему наверх. Тогда и мне несдобровать». Тигр зажмурился от страха и снова, уже в третий раз за этот вечер, пустился бежать так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. А обезьяне было уже не до тигра. Собрала она все свои силы и дернула, что было мочи. Не выдержал длинный обезьяний хвост, оборвался и упал на дно. Остался у обезьяны только самый корешок хвоста.

Вот с той-то поры хвост у обезьяны короткий, а лицо красное…

Пепельник

Жили когда-то в краю Омура муж и жена. Когда родился у них сын, назвали они его Мамитиганэ. Не прошло и трех лет, как мать его умерла. Погоревал отец, погрустил и женился во второй раз. Мачеха сразу же невзлюбила пасынка, но при отце виду не подавала.

Вот исполнилось Мамитиганэ девять лет, поехал отец по делам в Эдо на три месяца. Говорит он жене перед отъездом:

– Можешь домом вовсе не заниматься, одного только не забывай: каждый день причесывай Мамитиганэ.

Проводила мачеха мужа на корабль, а как вернулась, так сразу и приказала пасынку:

– Иди-ка ты, Мамитиганэ в горы да дров наруби. Сходил мальчик, принес большую охапку дров. Только вернулся, а мачеха дает ему новое задание:

– А теперь двор подмети.

Так и пошло с тех пор. Целый день Мамитиганэ делал черную работу по дому, и ни единого раза мачеха гребнем не провела по его волосам. Скоро стал мальчик лохматым и грязным, словно оборванный нищий с большой дороги.

Через три месяца пришло письмо от отца. В нем было написано: «Ждите меня. Завтра прибуду домой».

На другой день рано утром подошел Мамитиганэ к мачехе и говорит:

– Позволь, матушка, схожу я на берег, встречу отца.

– Хорошо, можешь идти вперед. А я как следует причешусь, приберусь и приду вслед за тобой. Как раз поспею к прибытию корабля.

Только ушел мальчик, взяла мачеха острую бритву, порезала себе лицо и легла в постель, укрывшись с головой одеялом.

Сошел с корабля отец на берег, видит сына и узнать не может – до того Мамитиганэ нечесаный и грязный.

– Мамитиганэ, что же ты сам на себя не похож стал? – удивился отец.

– Матушка меня ни разу не чесала и не мыла, – ответил мальчик.

– Где же она сейчас?

– Должно быть дома, рядится да причесывается. Обещала позже прийти.

Долго ждали отец с сыном на берегу. Не дождались и пошли домой.

Увидел отец свою молодую жену в постели и спрашивает:

– Здорова ли ты, милая? Уж не захворала ли?

Как откинула мачеха одеяло с головы, так и ахнул отец: все лицо у нее в кровь изрезано.

– Вот, полюбуйся, что твой сынок со мной сделал. С той поры, как уехал ты на корабле, он каждый день не переставал меня бранить. Только я и слышала от него: «У-у, паршивая мачеха!» А недавно бросился на меня с бритвой и давай мне лицо резать. Не встретила тебя на берегу, потому что и не знаю, как теперь на люди показаться.

Так рассвирепел отец, что и слушать не стал мальчика.

– Как ты смел руку поднять на мать? Не желаю и видеть тебя больше! Убирайся из моего дома!

Отдал он сыну красивую одежду, которую вез ему в подарок из Эдо, посадил на самого лучшего коня и прогнал из дому.

Выехал Мамитиганэ из родной деревни и поехал, сам не зная куда. Через какое-то время преградила ему путь река. Раскинулась она длиной в тысячу ри, шириной в одно ри. Ни в верховье перейти, ни в низовье переплыть. Хлестнул Мамитиганэ своего коня и воскликнул:

– Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети!

Словно птица перелетел конь на другой берег.

Вот едет Мамитиганэ дальше. Выросла перед ним гора Ибара, такая большая, что ни справа, ни слева не объехать. Вершины горы и вовсе не видно, скрыта он венцом белых туч.

Снова хлестнул Мамитиганэ своего коня бичом и произнес:

– Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети!

Конь только головой мотнул. Хлестнул мальчик коня еще раз – взвился конь птицей и перелетел через гору.

Поехали они дальше. Вот встречает Мамитиганэ косматого старика.

– Здравствуй, дедушка, – вежливо обратился к нему мальчик. – Будь добр, скажи мне, не нужен ли в этой деревне кому-нибудь работник?

– Знаю я один дом, – ответил старик. – Стоит он на Западной горе. Работают там тридцать пять работников. Да один из них умер недавно, нынче уж, почитай, седьмой день пошел. Может, и найдется там для тебя работенка слуги. Только больно уж ты нарядно одет для этого.

– Ну, так давай обменяемся. Возьми мою одежду, а я надену твою безрукавку.

Старик поначалу даже испугался: «Слыханное ли дело – менять богатое платье на лохмотья? Лучше уж я тебе их даром отдам». Но мальчик ему сказал:

– Да ведь, я, дедушка, сам предлагаю меняться. Нет в том ничего плохого. Но уж если ты хочешь подарить мне безрукавку, дай в придачу и сундучок. Я положу в него свою красивую одежду.

Старик согласился.

Надел мальчик старую безрукавку, спрятал в сундучок нарядное свое платье и богатое седло, отпустил коня пастись на воле в бамбуковой роще, а сам отправился в дом на Западную гору. Вот приходит он к тамошнему богачу и просит:

– Возьмите меня в работники.

Богач не долго думал и нанял его слугой.

Стал Мамитиганэ работать в доме богача. Спервоначалу послали его рубить солому на корм скоту. Прошло немного времени, и Мамитиганэ вернулся к хозяину.

– Не по мне такая работа, – говорит мальчик, – все руки себе в кровь истер. Давайте буду я лучше двор подметать.

Богач согласился и отправил Мамитиганэ мести двор. Но мальчик вскоре опять вернулся.

– Нет, и эта работа не по мне, – говорит. – Вон какие волдыри на ладонях вскочили! Лучше дайте мне в подмогу семь работников, чтобы сложил я новые печи в доме. Теперь ведь как: одни едят, а другие голодными дожидаются, пока кушанье готовится. А мои печи такие будут, что всю еду можно приготовить в них сразу для всего дома. Хозяин был не против и дал Мамитиганэ семерых работников.

Так и закипела у них работа: один песок тащит, другой ведра с водой носит, третий камни кладет, тот солому рубит, этот глину месит. Скоро сложили работники семь хороших печей. Стали варить рис сразу в семи котлах.

Если раньше бывало, что завтрак был готов только к полудню, полдник к вечеру, а ужин и вовсе поспевал лишь к середине ночи, то теперь вся еда стала готовиться вовремя. Едва рассветет, а уж рис к завтраку готов для всех. Не успеет солнце подняться высоко в небе, как обед уже поспел. Чуть только вечереет, вот уже и ужин готов. Всегда теперь люди в доме сыты и накормлены.

А Мамитиганэ как построил печи, так только и был занят тем, что топливо в печи подкладывал. Был он теперь всегда измазан пеплом и сажей. За это дали ему прозвище «Пепельник».

– Хорошего истопника мы нашли, – не нарадуется богач. Говорит мальчику: – Оставайся у меня сколько захочешь.

Много времени прошло с тех пор, и однажды собрался богач в храм на праздник.

– Пойду-ка я посмотрю на представление, – говорит он мальчику. – А ты завтра утром приготовь еды на дорогу, да пораньше.

На другое утро приготовил Мамитиганэ завтрак раньше, чем взошло солнце.

Позвал хозяин было и его на праздник, но мальчик отказался.

– Нет, сегодня как раз третья годовщина со дня смерти моей матушки, – ответил Мамитиганэ богачу. – Нельзя мне нынче идти туда, где люди веселятся.

– Ну, тогда оставайся вместо сторожа дом караулить.

– Хорошо, – говорит Пепельник.

Вот ушли все смотреть представление. А там уже специально по этому случаю возле храма поставили специальный помост под высокой крышей. Зрителей собралось видимо-невидимо, даже сам князь приехал зрелищем полюбоваться. А Мамитиганэ тем временем отмылся добела, взял из сундучка свой красивый наряд, оделся, обулся и зовет коня. Мигом примчался конь из бамбуковой рощи на голос хозяина. Оседлал Мамитиганэ коня, вскочил на него и крикнул:

– Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети!

Как хлестнул он коня один раз, понесся конь, словно птица, и остановился только перед самым помостом, с южной его стороны. Хлестнул Мамитиганэ коня другой раз, перескочил конь через крышу, только копыта в воздухе сверкнули, и стал возле помоста, с северной его стороны.

– Глядите! Глядите! – закричали изумленные зрители. – Это светлый бог спустился к нам с неба. Встанем и поклонимся ему!

Все молитвенно сложили руки и, встав со своих мест, поклонились Пепельнику. Хозяин Мамитиганэ не узнал своего слугу и тоже склонился перед ним. Только дочка богача лукаво усмехнулась:

– Какой же это бог? Это же наш Пепельник! Посмотри, у него на левом ухе черная метина. Она-то его и выдает.

Сказала так девушка, но голову перед Пепельником всё же преклонила.

А Пепельник вернулся домой раньше всех, отпустил коня пастись в бамбуковую рощу, а сам спрятал поскорее свой драгоценный наряд в сундучок и надел истрепанную безрукавку. Потом затопил он все семь печей и улегся на куче золы, а под голову подложил себе охапку бамбука.

Вскоре возвратился хозяин со всеми своими домочадцами и слугами.

– Эй, Пепельник, Пепельник, отворяй поскорее ворота!

Вот отворил Пепельник ворота, говорит ему хозяин:

– Жаль, что тебя не было с нами на представлении. Видел бы ты светлого бога невиданной красоты, что прилетал туда сегодня! Все люди, даже князь, поклонились ему.

– Если б знал, непременно пошел бы вместе с вами – ответил Пепельник.

– Послезавтра мы опять пойдем на праздник. Встань с утра пораньше и заранее приготовь нам еды на дорогу, – распорядился хозяин.

В назначенный день Пепельник поднялся рано на заре, наварил рису больше, чем обычно. Позавтракали все плотно и в дорогу с собой взяли.

– Иди и ты с нами, Пепельник, – опять позвал его хозяин.

– Рад бы, да снова нельзя мне идти туда, где веселятся люди. Ведь сегодня как раз годовщина со дня смерти моего дедушки. Лучше останусь я в тишине дом сторожить.

Только ушли все из дома, живо помылся Пепельник, нарядился и оседлал коня, но не успел уехать, как вдруг хозяйская дочь во двор входит. Конечно, она сделала это нарочно, а для отвода глаз придумала сказать отцу, будто забыла дома свои дорожные сандалии. Некуда деваться Пепельнику, говорит он хозяйской дочери:

– Садись на коня вместе со мной.

Села девушка на коня позади Мамитиганэ. Доскакал конь до самого помоста, с восточной его стороны, и остановился.

Хлестнул Пепельник коня бичом и крикнул:

– Эй, конь Мамитиганэ, скоком скачи, летом лети!

Конь взлетел, как птица, перескочил через крышу и предстал перед зрителями возле помоста с западной стороны.

– Сама божественная чета пожаловала к нам с неба! – закричали зрители. Поклонились они Пепельнику и девушке.

Возвратился Пепельник с дочерью богача домой. Отпустил Мамитиганэ своего коня пастись в бамбуковой роще, спрятал свое богатое платье, затопил печи и растянулся на куче золы. Лежит, отдыхает, как ни в чем не бывало.

Девушка же ушла к себе в самый дальний покой и притворилась больной.

Вот услышал Мамитиганэ крики:

– Эй, Пепельник, отворяй ворота!

Это вернулся хозяин со своими слугами и домочадцами.

– Вот опять не пошел ты с нами, – говорит хозяин Пепельнику. – А сегодня пожаловала на представление чета небесных богов. Когда еще такое чудо увидишь?

Мамитиганэ сделал вид, что расстроен и сказал:

– И правда жаль, что пришлось мне остаться дома.

Войдя в дом, богач первым делом стал искать свою дочь. А та лежит в постели, будто занемогла. Засуетились домочадцы. Хотели уже послать за врачом, но девушка их остановила.

– Не надо мне врача, – говорит. – Позовите лучше жрицу-мико.

Позвали тогда трех жриц. Погадали они, поворожили и говорят:

– Тяжелый недуг одолел вашу дочь. Непросто будет ее вылечить.

А девушка говорит:

– Не смогли отгадать эти жрицы правды. Позовите ко мне другую жрицу, ту, что недавно приехала в наши места.

На всё был согласен богач. Привели к нему жрицу, о которой говорила его дочь.

– Не телесный это недуг, а любовный, – сказал жрица, после того, как погадала. – Эта девушка полюбила одного из ваших работников. А чтобы узнать того, кто ей мил, дайте дочери чарку вина. Пусть поднесет ее каждому из работников, сразу всё станет ясно.

Так и сделал богач. Дал своей дочери чарку вина, а всем своим работникам приказал вереницей пройти перед нею. Прошло мимо девушки тридцать четыре работника, но она так никому и не подала чарки.

– Может, забыли мы кого-то из слуг? – спрашивает богач.

– Да, кажется, все здесь, – отвечают слуги. – Один только грязный Пепельник, как всегда, возле печей возится.

– Что же делать, позовите и его. Как-никак тоже человек. Только приоденьте его немного.

Принесли Пепельнику старое платье с хозяйских плеч. А Пепельник как помылся в чане с горячей водой, только обтерся пожалованным ему платьем, да забросил его в свинарню.

Узнал об этом хозяин и послал ему новое, хорошее платье. Но Пепельник и этим платьем побрезговал, обтерся и кинул его, как тряпку, позади конюшни.

В третий раз передал ему хозяин парадную накидку с гербами. А Пепельник накидкой только ноги вытер да в навоз сунул.

После этого достал он из сундучка драгоценный наряд, надел его, позвал своего коня и уже в таком виде приехал к хозяину.

Увидев прекрасного юношу, богач взял его за руку и почтительно провел в парадные покои прямо к дочери. Поднялась девушка ему навстречу, как будто и не было никакой болезни, и радостно поднесла чарку вина.

Понял тут всё богач, улыбнулся и сказал:

– У дочери моей глаза куда острее, чем у меня. Прошу тебя, будь моим зятем.

Сыграли свадьбу. Три дня шло веселье, а на четвертый говорит Мамитиганэ своему тестю:

– Хочу я отца своего навестить. Отпустите меня на три дня.

Но богач не захотел отпускать Мамитиганэ надолго.

– Нет, не могу отпустить тебя на три дня. Дам тебе сроку лишь один день от утра до вечера.

Пришел Мамитиганэ проститься со своей молодой женой.

– Какой же дорогой ты поедешь: по берегу моря или через горы? – спрашивает она мужа.

– Поеду я напрямик через горы. А берегом моря мне за один день никак не успеть.

– Тогда запомни мои слова, – говорит жена. – Если в горах упадут тебе на луку седла тутовые ягоды, ты, как бы ни мучился жаждой в пути, не ешь их, а иначе мы с тобой больше в этой жизни не увидимся.

Поскакал Мамитиганэ через горы напрямик. Так случилось, что упало к нему на луку седла несколько тутовых ягод. С виду они были очень хороши: спелые и сочные, – но юноша помнил на-каз своей жены и первое время крепился. В то время стояла жаркая пора. Настал полдень, и так захотелось Мамитиганэ пить, что казалось, язык присох к гортани. Не выдержал он и съел одну ягоду. В тот же миг перестал он дышать и безжизненно повалился на шею своего коня. Почуял конь, что хозяин его мертв, захрапел и понесся как ветер. Летит на гору, передние ноги подгибает. Слетает с горы, подгибает задние.

Принес верный конь хозяина к воротам родного дома и три раза тревожно заржал.

– Не конь ли это моего сына? – удивился отец Мамитиганэ. – Что же слышу я коня, а сын мой молчит?

И послал он жену за ворота посмотреть, что там происходит.

Только жена отворила ворота, в то же мгновение конь бросился на нее и загрыз насмерть. Вышел тогда к воротам сам отец.

– Горе мне, горе! – воскликнул он. – Уехал мой сын от меня живым, а вернулся ко мне мертвым.

Положил он тело Мамитиганэ в большую бочку с вином и прикрыл крышкой.

Ждет молодая жена Мамитиганэ – нет мужа. Говорит:

– Если б знала я, куда он уехал, хоть бы письмо ему послала. Три дня, как уехал, а до сих пор не вернулся. Уж не попробовал ли он в пути тутовых ягод?

Купила жена три мерки живой воды и в отчаянии бегом помчалась по следам своего мужа. За полдня пробежала она столько, сколько быстроногий конь Мамитиганэ за целый день проскакал. Смотрит: перед ней чьи-то ворота. Постучалась она и говорит:

– Не здесь ли дом Мамитиганэ?

– Дом-то здесь, да только Мамитиганэ нет больше на свете, – отвечает ей отец юноши.

Заплакал жена, запричитала. Говорит отцу:

– Хоть мертвого хочу я его увидеть.

– Не стану я показывать родного сына чужому человеку.

– Не чужая я ему, что вы! Был он мне законным мужем, да вот уехал четыре дня назад и не вернулся…

– Раз так, то простите. Вот он, мой несчастный сын, – горестно сказал отец, вынимая тело Мамитиганэ из бочки с вином.

Смотрят они на Мамитиганэ: будто бы спит юноша, только не дышит.

Омыла тогда жена тело мужа чистой водой из родника, а потом обрызгала его живой водой. Тотчас открыл глаза Мамитиганэ и спрашивает:

– Толи утром я заснул, то ли вечером? Ничего не помню.

– Нет, не вечером и не утром ты заснул, – отвечает молодая жена, – а заснул ты в полдень мертвым сном. Забыл ты мои слова, съел тутовых ягод… Если б не обрызгала я тебя живой водой, так и лежать бы тебе без дыхания и без мысли. А теперь пора нам возвращаться.

Но отец Мамитиганэ не хотел больше отпускать от себя сына. Молодая жена уже было согласилась остаться в его доме, но Мамитиганэ сказал:

– Прости отец, но я навсегда останусь в доме отца жены, ведь она спасла мне жизнь. Ты же, чтобы не было тебе одиноко на старости лет, возьми себе приемного сына.

Нечего делать, простился отец с Мамитиганэ и его женой, и отправились они в обратный путь.

Говорят, и теперь живет Мамитиганэ со своей женой в любви и согласии.

Остров людоедов

Эта история случилась много лет тому назад. Один корабль возвращался с острова Мияго в столицу Наха. Вез он богатые подарки, которые собрали для государя жители острова. Много добра было на том корабле. Погода выдалась ясная, и матросы мирно сидели на палубе, любуясь морем.

– Хорошо-то как! Море спокойное, солнышко светит приветливо! – радуются матросы.

Вдруг слышат, как будто бы тихо зазвучала над морем флейта. Сначала ее было почти не слышно, но постепенно звук становился все громче и громче, пока не стал отчетливо различим для всех. Удивились матросы:

– Кто бы это мог в море играть на флейте.

Был среди них один очень сообразительный малый. Звали его Кана.

– Не нравятся мне эти звуки флейты, – сказал он. – Не было бы беды. Никак, это бог ветра резвится.

– О чем это ты толкуешь? – удивились матросы. – Посмотри, мы уже совсем близко от берега. Вон уже виднеется наш остров. Бог ветра может теперь делать, что хочет.

Молчит Кана, только внимательно на небо смотрит. А на небе вдруг облака появились, а за облаками и тучки, одна темнее другой. Неожиданно подул сильный ветер, и корабль закачало из стороны в сторону.

– Смотри-ка, и правда шторм начинается, – заволновались матросы.

Тем временем ветер становился все сильнее, поднимая на море высокие волны, одна больше другой. Вдруг, как из ведра, хлынул дождь.

– Только бы дотянуть до берега, – не на шутку испугались моряки. – Только бы дотянуть!

Неожиданно высокая волна смыла с палубы все товары.

– Держите мешки! – кричат одни.

– Какие мешки! Сами держитесь крепче! – кричат другие.

Вздымаются волны, носят корабль по морю, как перышко. А дождь всё хлещет. «Нет нам спасения. Пришел конец», – думают моряки. Целую ночь боролись они со штормом. А к утру ветер стих. Смотрят они – и не находят родного острова, и только вдалеке виднеется незнакомая земля. Говорит Кана:

– Сжалились над нами боги. Не дали погибнуть в морской пучине.

Направили матросы корабль к неизвестной земле. Вышли на берег, огляделись.

Оказалось, что это остров. Да какой остров! Цветов кругом видимо-невидимо, стрекозы летают, птицы поют. Райская земля!

– Не может быть, чтоб на таком чудесном острове не было людей, – решили моряки. – Надо бы пойти поискать человеческое жилье.

Отдохнули они немного на берегу и начали прочесывать остров.

Идут, кричат: «Есть на острове живые люди? Эй, отзовись! Покажись!»

Вдруг услышали они, как будто бы доносится издалека звук барабанов: «Бон-бон, пон-пон!» Радостно побежали матросы ему навстречу. Вдруг открылась перед ними широкая поляна, сидят посреди ее чудища и в барабаны бьют. Как увидели они людей, повскакивали с мест, закричали радостно:

– Вот спасибо богам! Прислали нам боги людишек! То-то славный у нас сегодня будет ужин!

– Да ведь мы на остров людоедов попали! – спохватились матросы, но было поздно. Попытались они было назад в лес убежать, да куда там! Догнали их людоеды, схватили и потащили в свою деревню.

И до чего страшные были эти чудища! На головах у них рога, из шеи крылья птичьи торчат, пасти черные, будто тушью вымазанные, а в ушах у каждого морские раковины вставлены! Кто раз увидит, всю жизнь вспоминать будет!

Притащив моряков в деревню, людоеды приказали своим женщинам разводить костер. Другие побежали за котлом.

– Ну, сейчас-то мы вас и сварим, – говорят они морякам.

Пляшут людоеды вокруг матросов, приговаривают:

– Эх, ах, поедим!

– Эх, ух, да попробуем!

– Вкуснотища!

Смотрят на это всё моряки, от страха пошевелиться не могут. А тут еще старейшина из дома вышел. Оглядел внимательно людей, а потом указал взглядом на Кана и говорит:

– Вот этот мне приглянулся! Его я и съем.

Тут же подбежали к Кана чудища, давай за руки хватать. Подтащили парня к котлу и только хотели бросить его в кипяток, как раздался в толпе женский окрик:

– Стойте! Не бросайте его в котел!

Это кричала девушка невиданной красоты. Она была дочерью старейшины и только что вышла из его дома. Звали ее Мамуя. Все людоеды расступаются перед ней, дорогу дают.

– Стойте! – повторила Мамуя. – Не велят сегодня звезды убивать людей. Придется потерпеть до завтра.

– Ну, раз звезды не велят, ничего не поделаешь, – отступили от Кана людоеды. – Подождем до завтра, тогда и съедим.

Не посмели они Мамуя перечить, потому что дана была девушке великая сила видеть будущее. Приказала Мамуя морякам следовать за ней. Вывела их из деревни, по полю ведет. Идут матросы, а сами думают: «А ведь жалко будет от рук такой красивой девушки погибнуть. Может, если бы чудища съели, так и не так обидно было!»

Наконец, привела их Мамуя к хижине, что стояла на берегу горной реки, и говорит:

– Сегодня ложитесь спать и не бойтесь. Здесь вы в безопасности. А завтра я к вам приду.

На следующее утро, чуть только занялась заря, явились к морякам два чудища.

– Попробуйте наше угощение, – говорят они и хитро так улыбаются, подавая морякам мясо.

Как увидели моряки мясо, потекли у них слюнки. Очень уж они были голодны, ведь и вчера еще ничего не ели. Только хотели было они попробовать мясо, как вбежала в хижину Мамуя.

– Не ешьте! – кричит. – Мясо отравлено! Варили его в настое ядовитых трав. Стоит вам съесть хоть кусочек, тут же превратитесь в волов, будут людоеды всю жизнь на вас поле пахать.

Испугавшись, моряки отбросили мясо в дальний угол хижины. Стали они Мамуя благодарить.

– Вот уж не думали, не гадали, – говорят, – что найдем мы на этом страшном острове человеческое участие и защиту.

А девушка повернулась к Кана, улыбнулась ему и говорит:

– Очень ты мне понравился. Только поэтому и решила я вас спасти от ужасной участи.

С тех пор Мамуя и Кана полюбили друг друга.

– Надо тебе поскорее выбираться с этого острова, – сказала Мамуя. – Если спасешься, приедешь за мной потом и увезешь меня. Не хочу больше среди людоедов жить.

– Будь уверена, – ответил Кана. – Если спасемся, я обязательно придумаю, как тебя отсюда забрать.

Вечером Мамуя снова навестила моряков.

– Все в деревне думают, что вы в волов превратились, – рассказывает девушка. – Если сегодня ночью не сбежите с острова, завтра многих из вас зарежут и съедят. Как луна взойдет, пришлю я к вам свою служанку. Она потихоньку проведет вас мимо деревни. А у моря будет ждать вас лодка. Я специально оставлю ее для вас. Не теряйте шанса и пусть вам помогут боги!

– Спасибо тебе, – говорит Кана. – Никогда я не забуду твоей доброты. Жди, обязательно приеду и заберу тебя.

Как и говорила Мамуя, поздно ночью пришла к морякам служанка и вывела их к морю. А там и вправду лодка ждала, а на лодке надежный рулевой. Не успели все матросы сеть в лодку, как видят: бежит по тропинке Мамуя. Подбежала к ним и говорит:

– Вот, возьмите еще еду и воду.

А потом повернулась к Кана:

– А тебе принесла я стебель волшебного бамбука, что растет только на нашем острове. Защитит он вас от всех невзгод. Даже если настигнет вас в море большая волна, стоит сломать одно коленце бамбука, и смерть пройдет стороной.

Вот отчалили они от берега. А море неспокойное, высокие волны поднимаются вокруг лодки – того и гляди накроют или перевернут. Испугались было матросы: как бы не погибнуть нам в пучине. Но Кана их успокоил:

– Теперь есть у меня чудесное средство от волн и штормов.

Сломал он одно коленце бамбука, кинул море – в один миг всё переменилось: стих ветер, улеглись волны.

Всю ночь плыли моряки, а как рассвело, оглянулись они и увидели, что остров людоедов остался далеко позади.

– Только благодаря одному тебе мы и спаслись, – стали говорить моряки Кана. – Если доберемся домой живыми, будешь у нас капитаном.

Тем временем поднялось над морем солнце и развеяло все их страхи. Вернулось к матросам хорошее настроение. Вдруг видит Кана, как будто бы черная тучка появилась на горизонте. Постепенно она становилась всё ближе и больше.

– «Да никакая это не туча», – догадался Кана.

– Отправились людоеды за нами в погоню. Глядите, вон они плывут на быстроходной лодке!

– Как же нам теперь быть? – стали спрашивать моряки. Огляделся Кана вокруг и говорит:

– Доверьтесь мне, что-нибудь придумаем. Видите, лежит среди моря небольшой островок, лесом поросший. Гребите скорее к нему.

Трудно было морякам пробраться между коралловыми рифам, которые окружали остров, но всё-таки это им удалось. Как доплыли они до берега, выскочили из лодки и со всех ног кинулись к лесу.

Неожиданно Кана крикнул: «Стойте!»

– Не подумали мы с вами, оставили на прибрежном песке свои следы. Когда людоеды доберутся до острова, они сразу поймут, где нас искать. Надо бы вернуться назад и следы запутать.

Отправил Кана двух матросов на берег следы запутывать. Только успели они сбегать, сделать всё, что требовалось, и вернуться в лес, как подплыли к острову людоеды.

– Не уйдете! – кричат.

Остров был совсем маленький, необитаемый. Спрятаться и вправду было негде.

Рыщут людоеды по всему острову, к каждому шороху прислушиваются. А Кана с друзьями в лесу нашли большую нору, залезли в нее и сидят – не дышат. Дождался Кана, когда людоеды ушли дальше в лес и говорит товарищам:

– Вот теперь-то самое время нам бежать с этого острова.

Бросились моряки на берег, влезли в лодку, на которой приплыли чудища. Странная это была лодка: не было в ней ни руля, ни весел.

– Вот невидаль! – говорят моряки. – Никак волшебная это лодка!

Привязали они к ней свою лодку и приказали:

– Неси нас, чудо-лодка, к родным берегам!

Полетела волшебная лодка, как стрела, еле воды касаясь.

– Ну теперь нас уже точно никто не догонит! И бывают же такие чудеса!

А людоеды тем временем уже обыскали весь остров и вернулись на берег. Смотрят, а лодок-то и нет.

– Перехитрил нас подлый Кана! – завыли людоеды. Только что они могли теперь сделать? Так и остались они на необитаемом острове дожидаться верной смерти.

А моряки в столицу вернулись живые и невредимые. Рассказали они государю об острове людоедов. Приказал повелитель собрать смельчаков, дал им корабль и повелел исследовать доселе неизвестную землю. Конечно, Кана поплыл вместе с ними. На острове радостно встретила его Мамуя, и Кана забрал ее в столицу. Здесь они поженились и жили долго и счастливо.

А волшебный бамбук еще много раз спасал Кана и его товарищей от штормов и тайфунов.

Момотаро

Когда-то давно в хижине над рекой жил старик со старухой. Старик ходил в лес рубить дрова, а старуха в это время занималась на реке стиркой белья.

Вот сидит как-то старуха возле воды, полощет белье. Вдруг видит: переворачиваясь с боку на бок, плывет по реке громадный персик.

«Что за восхитительный персик! – подумала старуха. – Хорошо было бы выловить его, то-то был бы старику гостинец!»

Тянет старуха руку, тянет, низко склонившись над водой, – так и не смогла дотянуться. Захлопала она тогда в ладоши и давай приговаривать:

Дальше вода горькая, А ближе ко мне – сладкая. Не плыви в воду горькую, Плыви ко мне, в сладкую!

Персик как будто послушался старуху и, покачиваясь на волнах, подплыл к самым ее ногам.

«Покажу-ка я поскорей персик старику. А потом вместе съедим замечательный фрукт», – обрадовалась старуха.

Вытащила она персик из воды, положила его в таз с бельем и пошла домой.

Когда наступил вечер, вернулся из лесу старик. На спине он тащил большую вязанку дров.

– Что ты старуха тут без меня поделываешь?

– Это ты, старик? Заходи скорее, я уже давно тебя жду. У меня для тебя гостинец.

– Ну, давай посмотрим, что там у тебя.

Разулся старик и вошел в дом. Показывает ему старуха свой чудо-персик.

– Видел такое? – спрашивает старика.

– Хо! Вот так персик! Где же ты его купила?

– Куда там «купила» – в реке поймала!

– Да неужто? Поймала в реке? Ну, это совсем уже чудеса!

Взял старик персик, вертит его в руках, рассматривает со всех сторон. Неожиданно персик в руках старика разломился на две половинки, издав при этом громкий треск, и из него с громким плачем выпрыгнул красивый мальчик.

– Это еще что такое?! – вскрикнули в испуге старик и старуха.

Но, переведя дух, подумали: «А ведь это боги послали нам мальчика! Всю жизнь мы горевали, что нет у нас детей. Вот и смилостивились небеса».

Засуетились они, забегали: старик воду греет, старуха пеленки готовит. Выкупали, вымыли они найденыша. Только взяла старуха младенца на руки, а он как толкнет ее!

– Вот так крепыш! – удивленно переглянулись старик со старухой. – Что и говорить, необычный нам сын достался!

Назвали они мальчика Момотаро в знак того, что родился он из персика.

Не чают души в мальчике старик со старухой. Оберегают его, балуют. И растет Момотаро не по дням, а по часам, не угнаться за ним другим детям. Вскоре превратился он в могучего богатыря, не было никого сильнее его в целой округе. Было у Момотаро доброе сердце, почитал он старика и старуху, как настоящих родителей.

К тому времени, как исполнилось Момотаро пятнадцать лет, уже и во всей Японии не было человека сильнее его. Тогда решил Момотаро, чтобы испытать свою богатырскую силу, отправиться в чужую страну.

Тут как раз приехал в их края один купец. Где он только не бывал: на разных островах и в далеких заморских землях и, кажется, объездил весь мир. Много интересного рассказывал купец. Поведал он как-то и про остров Онигасима, что лежит далеко-далеко, за семью морями, на самом краю земли. Живут на том острове в неприступном железном замке черти и сторожат несметные сокровища, что награбили в разных странах. Но чтобы добраться туда, плыть нужно много лет.

Как услышал Момотаро про этот остров, так и потерял покой. Во что бы то ни стало, решил он до него добраться. Говорит Момотаро старику:

– Отпусти меня, отец!

Испугался старик:

– Куда, сын мой?

– Хочу я пойти померяться силой с чертями, что живут на далеком острове Онигасима, – отвечает Момотаро.

– Достойное дело, – ответил старик. – Будь, по-твоему, ступай!

Не стала возражать и старуха, но добавила:

– Наготовлю-ка я тебе припасов. Дорога дальняя – в пути наверняка есть захочется.

Вытащили старик со старухой на середину двора большущую ступку. Принесла старуха зерно, а старик взялся за пест и начал толочь просо для лепешек. Ох и славных же лепешек напекла старуха! Тем временем Момотаро закончил сборы, облачился в походный плащ, наподобие тех, что носят воины, с одного боку пристегнул к поясу меч, а с другого – подвесил мешок с просяными лепешками, а в руки взял боевой веер с персиками.

– Прощайте, отец и мать! – благоговейно склонил он голову.

– Задай там чертям жару! – напутствовал его старик.

– Береги себя, сынок. Будь осторожен! – говорила старуха.

– Что ты мать! С такими лепешками, какие ты мне напекла, ничего со мной не может случиться. Во всей Японии не сыскать таких!

Так сказал Момотаро и весело зашагал в путь.

Вышли старик со старухой за ворота и до тех пор смотрели ему вслед, пока его фигура не растаяла вдалеке.

После многих дней пути пришел Момотаро на высокую гору. Вдруг услышал он лай. Оглянулся Момотаро и видит: из густой травы выходит большая собака, кланяется ему почтительно и спрашивает человеческим языком:

– Куда это ты, Момотаро-сан, путь держишь?

– Иду я войной на остров Онигасима.

– А что ты несешь в мешке?

– А тут у меня такие просяные лепешки, что лучше их не найти во всей Японии.

– Если ты дашь мне одну, я пойду с тобой.

– Ладно, бери! Пойдем вместе.

Подождал Момотаро, пока собака съест лепешку, и пошли они вместе: впереди Момотаро, за ним собака.

Спустившись с горы, очутились они в густом лесу. Вдруг слышат: кто-то крикнул. Оглянулся Момотаро на звук и видит: соскочила с дерева обезьяна, поклонилась ему почтительно и спрашивает человеческим языком:

– Скажи, Момотаро-сан, куда путь держишь?

– Иду я бить чертей на далекий остров Онигасима.

– А что ты несешь с собой в мешке?

– Несу просяные лепешки. Вкуснее их во всей Японии не сыскать.

– Если ты дашь мне одну, я пойду с тобой.

– Хорошо обезьяна, бери.

Подождал Момотаро, пока она съест лепешку, и отправился дальше. Вот идут они уже втроем: впереди Момотаро, а за ним собака и обезьяна.

Закончился лес, открылось перед ними широкое поле. Вот идут спутники по полю, вдруг слышит Момотаро, кто-то позади него крыльями машет. Оглянулся Момотаро – сел перед ним фазан, поклонился почтительно и спрашивает человеческим языком:

– Куда идешь, Момотаро-сан?

– Иду воевать с чертями, что живут на острове Онигасима.

– А что ты несешь с собой в мешке?

– Несу просяные лепешки. Вкуснее их во всей Японии не сыскать.

– Если ты дашь мне одну, я пойду с тобой.

Согласился Момотаро, дал одну лепешку фазану. Склевал тот лепешку и полетел следом за Момотаро.

Теперь было у Момотаро три верных слуги: собака, обезьяна и фазан. Куда веселее вчетвером идти!

Долго шли они через горы и долины, пробирались лесами, проходили полями. В конце концов, оказались они на берегу моря. Смотрят: вот удача! Возле самого берега качается на волнах лодка.

Быстро вскочили все четверо в лодку.

– Дайте, я буду грести, – сказала собака, берясь за весла.

– Тогда я буду править, – сказала обезьяна, садясь за руль.

– Ну а буду смотреть вперед, – сказал фазан и взобрался на нос лодки.

Солнце светило ярко, море весело искрилось. Метнулась лодка, точно молния, пронзающая тучи, полетела, точно стрела из лука. Скоро фазан на носу лодки закричал:

– Остров! Остров! Вижу остров!

Громко захлопал фазан крыльями, взмыл в небо и полетел вперед лодки.

Всмотрелся Момотаро в ту сторону, куда устремился фазан. Далеко, впереди, где небо сливалось с морем, он заметил что-то темное, напоминающее облачко. Чем ближе подплывала они, тем яснее становилось для Момотаро, что перед ними лежит остров.

– Вот он, мрачный остров Онигасима! – говорит Момотаро спутникам. – Смотрите, прямо перед нами.

– Банзай, банзай! – в один голос закричали в ответ собака и обезьяна.

Все ближе и ближе подплывала к берегу лодка. Вот уже стал различаться окруженный со всех сторон неприступными скалами замок чертей. Вот уже видны часовые, охраняющие огромные чугунные ворота.

Вскоре заметили они и фазана. Тот сидел на самой высокой крыше замка и смотрел в их сторону. Другому путешественнику, чтобы добраться до острова чертей, понадобилось бы много лет, а Момотаро и глазом не успел моргнуть, как уже был возле него.

Причалила лодка к берегу, выскочил из нее Момотаро, а за ним собака и обезьяна. Увидав эту странную компанию, черти испугались и поспешили укрыться за стенами замка, крепко заперев за собой чугунные ворота. Подбежала собака к воротам, давай яростно скрести их лапами и громко лаять:

– Эй вы, черти проклятые, живее отпирайте ворота! Сам Момотаро пришел к вам из далекой Японии!

Услышав эти слова, черти задрожали от страха. Держат ворота изнутри, навалились на них изо всех сил. Но тут слетел с крыши фазан и начал клевать им глаза. Не устояли черти, бросили ворота, попрятались. Тогда обезьяна проворно вскарабкалась по высокой стене, перебралась через нее и сняла засов.

С криком «Банзай!» ворвались Момотаро, собака и обезьяна в замок. Стал перед ними огромный главный черт. Рядом с ним – толпа чертей помельче, злобно вопят, толстыми железными палицами размахивают. Но стоило только начать фазану клевать им глаза, а собаке кусать их за ноги, как весь их боевой дух испарился. Завизжали черти от боли, заметались из стороны в сторону. А тут еще и обезьяна бесстрашно кинулась на чертей со своими когтями. Взвыли они еще громче, бросили свои палицы и разбежались.

Только главный черт попытался бороться и вступил в схватку с Момотаро. Но скоро богатырь придавил черта к земле, сел верхом на его широкую спину, охватил его шею стальной хваткой и говорит:

– Вот и пришел твой конец!

Захрипел черт, покатились из глаз его слезы, стал он просить пощады:

– Отпусти меня! Все богатства свои отдам, только оставь мне жизнь!

Разжал пальцы Момотаро, отпустил черта. Открыл главный черт все свои кладовые и отдал Момотаро сокровища. Чего только там не было! И не слышал раньше богатырь о таких вещах. И плащ-невидимка, и зонт-невидимка, и волшебная колотушка бога счастья лежали в кладовых черта. Были там и другие богатства: драгоценный жемчуг, кораллы, черепаховые щиты и много-много других ценностей.

Сложил это все Момотаро в лодку, сел в нее вместе со своим маленьким войском и помчался домой быстрее прежнего. Вскоре они уже были в Японии. Нагрузили сокровищами целую повозку. Взялись за нее дружно трое верных слуг: собака спереди тащит, сбоку фазан за веревку тянет, обезьяна сзади подталкивает. А дома старик со старухой давно уже ожидали сына. Беспокоятся, повторяют: «Пора бы ему вернуться! Что-то задерживается наш Момотаро!»

И вот в один прекрасный день Момотаро стоял на пороге родной хижины. За ним собака, обезьяна и фазан подтаскивали тяжелую повозку. Радостно встретили старик со старухой сына.

– Вот это настоящий герой! Нет ему равных во всей Японии! – восхищается старик.

– Дороже всего, что вернулся целым и невредимым! – говорит старуха.

А Момотаро обернулся к своим верным слугам и говорит:

– Ну что, страшно ли вам было биться с чертями?

В ответ ему собака залилась радостным лаем, обезьяна громко расхохоталась, показывая белые зубы, а фазан прокричал свое обычное «кен-кен», взмыл в небо и там несколько раз перевернулся.

Было это, когда в саду буйно цвели вишни, в ясный и безоблачный весенний день.

Страна дураков

Когда-то давно одной страной правил глупый и завистливый князь Масаюки. Умных и смекалистых людей он терпеть не мог. Только прослышит Масаюки, что в его княжестве появился умный человек, как несчастного навсегда изгоняли из родной страны. Поэтому-то советники у Масаюки были еще глупее, чем сам князь.

Как-то раз, случилась, что любимая собака Масаюки пропала. Князь тут же отправил на поиски во все концы княжества верных слуг.

– Идите и разыщите мою собаку. А доколе не найдете, назад не возвращайтесь! – грозно повелел он.

Один из слуг в поисках собаки проходил мимо небольшого рисового поля, на котором в это время трудился дедушка Рискэ. Надо сказать, что он был последним умным человеком в княжестве. Всех других умных людей самураи давно уже изгнали из страны.

Вот увидел слуга дедушку Рискэ и спрашивает:

– А ну-ка, дед, скажи мне живее, не видел ли ты здесь собаки нашего князя?

Дедушка Рискэ медленно разогнулся, посмотрел на слугу и говорит:

– Это которая собака? Такая совсем крохотная собачонка? Когда бежит, то хромает на переднюю лапку? Еще уши по земле волочатся?

– Да, да! говори быстрее, куда она побежала?

– Кто? Княжеская собачонка? Да я ведь ее никогда не видел. Как же я скажу, куда она побежала?

– Да что ты мне голову морочишь, дед? Откуда же ты знаешь все ее приметы, если никогда ее не видел?

– О, насчет примет – это очень просто! Я видел на дороге крохотные собачьи следы. В нашей деревне таких мелких собак ни у кого нет. Потом следы от трех лап отпечатались на песке хорошо, а четвертый был еле заметен. Тут и дураку понятно, что собака хромает на одну лапу.

– А как же уши? Откуда ты можешь знать, что у собаки князя уши волочатся по земле?

– Это тоже очень просто. С каждой стороны от собачьего следа было еще по одному непрерывному следу. Отчего бы это могло быть, если не от ушей, которые волочатся по земле?

– Ну, раз собаки ты не видел, покажи хотя бы, где ты нашел ее следы, – сказал слуга.

Провел его дедушка Рискэ на дорогу, показал отпечатки маленьких лапок, и слуга тут же побежал вдоль них. Действительно, через какое-то время он увидел собачку, которая в это время находилась в очень неприятном положении. Она сидела, прижавшись к дереву, и дрожала от страха, а вокруг нее лязгали зубами голодные деревенские псы.

Слуга подхватил собачонку и бросился назад во дворец. Увидев свою любимицу целой и невредимой, князь очень обрадовался.

– Как тебе удалось разыскать мою собаку? – закричал он.

Услышав рассказ слуги о том, каким образом дедушка Рискэ помог найти собачку, князь нахмурился:

– Что себе позволяет это деревенское ничтожество? Этак каждый старик в стране решит, что он умнее меня!

На другой день случилась новая беда: теперь у князя пропал конь. Снова посылает князь на поиски верных слуг. Бросились они во все концы страны. Один из них в своих поисках проходил мимо поля, на котором трудился дедушка Рискэ.

– Послушай, почтеннейший, – окликнул его слуга, – не пробегал ли где-то здесь княжеский конь?

– Это белогривый такой? Почти в один кэн ростом?

– Ну да! Не тяни, покажи, куда он поскакал?

– Показать, куда он поскакал? Этого я не смогу, ведь я никогда в жизни не видел княжеского коня.

– Если ты не видел коня, как же ты только что назвал его приметы?

– А, приметы? Сейчас объясню. Просто я заметил на дороге следы конских копыт. А листья на деревьях, что растут по обе стороны дороги, были объедены на высоте одного кэн. Ну а чуть ниже на одном из деревьев развевались на ветру белые конские волосы.

– Значит, ты вправду не видел коня? Тогда хотя бы приведи меня на дорогу, где ты видел конские следы.

Дедушка Рискэ, который был последним умным человеком в княжестве, повел слугу за собой и показал на дороге конские следы. Вскоре слуга нашел и того, кто их оставил. Лениво отмахивалась хвостом от назойливых мух, белогривый конь стоял на лугу и щипал сочную траву. Довольный слуга вернулся во дворец верхом на княжеском коне.

– Как тебе удалось найти моего любимого коня? – спросил обрадованный князь.

И слуга всё подробно рассказал ему. Князь снова нахмурился.

– А старик-то совсем обнаглел! Живет в моем княжестве, а как вести себя, не знает! Вот только скажет мне кто-нибудь еще раз, что старик знает, чего я не знаю, и я изгоню его навсегда из нашей страны!

Узнал об этих словах умный дедушка Рискэ, и хорошо их запомнил.

Через неделю из княжеской тюрьмы убежал один заключенный. Это был крестьянин, который, выпив на празднике лишнюю чашку сакэ, закричал на всю деревню:

– Наш князь – первый дурак в стране!

Как раз на следующее утро заключенному должны были отрубить голову. Князь был в бешенстве – упустить такого важного преступника! Снова верные слуги бросились во все концы страны, но, сколько не искали беглеца, найти никак не могли. Правда, кое-кто видел, как крестьянин направился в сторону дома дедушки Рискэ, но где он спрятался, никто понять не мог.

Сам дедушка Рискэ давно догадался, что беглец взобрался на вершину густого дуба. Дело в том, что вокруг дуба кружились вороны, однако ни одна из них не решалась сесть на ветку. Теперь дедушка Рискэ сидел у дверей своего домика и посмеивался. Страже ничего не оставалось, как схватить дедушку Рискэ. Вот приволокли они его во дворец.

– Отвечай немедленно, где прячется преступник! – заорал на Рискэ князь.

– Как же мне знать? – отвечает старик. – Если сам князь не знает, куда уж мне?

– Не обманывай! Мне передали, что он в полдень пробегал мимо твоей хижины! Или ты спал в это время, лентяй?

Дедушка Рискэ ответил:

– Может быть, князю не известно, но крестьяне встают до восхода солнца, а ложатся не раньше, чем звезды покроют небо.

– Ах ты наглец! Ты опять пытаешься показать, что знаешь больше, чем твой князь? Ну-ка, стража! Вышвырните его вон из моей страны!

И вот придворные глупцы схватили дедушку Рискэ – последнего умного человека в стране – и выгнали его за приграничную заставу.

Вот с этих-то пор и не осталось в княжестве ни одного умного человека, и во всех сопредельных странах называют ее теперь «Страной дураков».

Рокуро-Куби

Лет пятьсот тому назад у важного сановника Кикуйи из Киушу служил самурай по имени Исогай Хейдацаёмон Такецура. Все его предки были воинами и природная способность к военному искусству была у него в крови. Еще мальчиком Исогай превзошел своих учителей в стрельбе из лука, а также в умении владеть мечом и копьем и этим доказал, что обладает всеми задатками непревзойденного бойца. Кроме того, он обладал поистине сверхъестественной физической силой. Во время долгой войны Эйкио, он так отличился, что был удостоен самых высоких наград. Однако через какое-то время знатный род Кикуйи пал, и отважный самурай оказался не у дел. Конечно, любой другой даймиё, зная о заслугах Такецуру, с радостью взял бы его к себе на службу, но сердце храброго воина принадлежало прежнему господину, а личная слава его не интересовала. И вот Такецура решил оставить суетный мир, остриг волосы и стал странствующим священником, приняв буддийское имя Квайриё. Однако в душе он по-прежнему оставался мужественным самураем. Как в прежние годы опасности лишь вдохновляли его, так и теперь продолжал он презирать страх. Квайриё странствовал из одного селения в другое в любую погоду и во все времена года, восхваляя Закон и Справедливость Будды, несмотря на то, что в то время насилие и беспорядки были обычным делом и на больших дорогах одинокого путника подстерегали неисчислимые опасности. Бывал он и в таких местах, куда до него не рисковал забрести ни один другой священник.

Однажды Квайриё случилось забрести в провинцию Кай. Так случилось, что когда он вышел на горную дорогу, был уже поздний вечер и, в конце концов, темнота застала его в совершенно пустынном месте, за много ри до ближайшего селенья. Куда было деваться? Священник покорился необходимости провести эту ночь под звездами и, недолго думая, стал искать подходящее место для ночлега. Отыскав участок земли, покрытый мягкой травой, он лег и приготовился уснуть. Закаленный в боях, он не чувствовал неудобства. Часто, если поблизости не было ничего лучше, твердые камни служили ему нехуже мягкого ложа, а корень сосны заменял самую прекрасную подушку. Капли дождя, снег и мороз были нипочем для храброго священника. Его железное тело просто не замечало таких мелочей.

Стоило Квайриё сомкнуть веки, как на дороге послышались чьи-то шаги. Приподнявшись на локте, он стал вглядываться в ночную мглу. В темноте он разглядел человека, который тащил за спиной несколько больших вязанок дров. В руках у незнакомца был топор. Дровосек тоже заметил Квайриё и остановился, разглядывая его с изумлением. Помолчав некоторое время, он сказал:

– Из какой же Вы породы людей, добрый господин, если рискнули в одиночестве заночевать в таком месте, как это? Разве вы не знаете, что оно кишит демонами? Слышали ли Вы, например, о Волосатом Нечто?

Квайриё улыбнулся и ответил дровосеку:

– Мой друг, чем же мне может навредить это Волосатое Нечто? Я ведь всего лишь странствующий священник. «Гость туч и ливней» говорят про таких, как я, люди. Может быть, ты имеешь в виду Барсучьего демона, или Лисьего демона, или еще каких-нибудь созданий в этом роде? Как по мне, это пустынное место вполне подходит для размышлений. И знаешь, мне здесь даже нравится: я люблю спать на открытом воздухе и привык не особенно опасаться за свою жизнь.

– В таком случае Вы на самом деле чрезвычайно храбрый человек, господин священник, – ответил дровосек. – Я бы не стал здесь спать. Как говорит пословица, даже смелому человеку нет необходимости понапрасну подвергать себя опасности, а это место имеет чрезвычайно дурную славу. Хотя мой дом – всего лишь жалкая лачуга и выстроена из соломы, разрешите мне пригласить Вас пойти туда вместе со мной. Правда, я не могу предложить Вам никакой пищи, но зато у Вас над головой будут крыша и там Вы будете в безопасности. Послушайте меня, добрый господин, Вы очень рискуете, если останетесь здесь на всю ночь.

Чистосердечный тон, которым говорил человек, понравился Квайриё, и он принял скромное приглашение. Недалеко от места, где собирался провести ночь священник, от главной дороги отходила узкая чуть заметная тропинка. Она вела в сторону черного леса, видевшегося на более светлом фоне неба. Дровосек повел Квайриё по этой тропинке. То был каменистый и опасный путь. Иногда спутникам приходилось идти по самому краю пропасти. Время от времени твердая земля совсем исчезала из-под ног, и тогда они ползли, цепляясь за толстые, переплетенные между собой корни деревьев. Отдельные участки пути представляли собой проходы между скал. Были они настолько узкими, что острые зубья камней цеплялись за одежду и рвали ее. Но, в конце концов, опасности закончились, и дровосек вывел Квайриё на ровную вершину холма. Место было открытое и всё пространство вокруг освещала полная луна. В ее свете неподалеку можно было видеть маленький домик из рисовой соломы, который слабо светился изнутри. Спутники обошли дом сзади и оказались под навесом, который был сооружен над небольшим бассейном. В него по бамбуковым трубам стекала вода, – видимо, из какого-то расположенного выше источника. Квайриё вслед за дровосеком вымыл в бассейне ноги и огляделся. Рядом с навесом он увидел огород с овощами, чуть поодаль росли живописные группы кедров и стеблей бамбука. Сквозь их листву можно было разглядеть мерцание водопада, который низвергался откуда-то с величественной высоты. В лунном свете он напоминал колеблющуюся длинную белую одежду.

Квайриё вошел в жилище вслед за дровосеком. В полутемной хижине он увидел четверых людей, которые сидели на корточках и грели руки возле слабого огня, разведенного в ро главной комнаты. Оказалось, что трое из них – мужчины, а одна – женщина. Завидев гостя, они встали ему навстречу, поклонились и приветствовали его почтительными словами. Это удивило священника. Он не ожидал, что люди, ведущие столь бедный и уединенный образ жизни, могут быть знакомы с такими вежливыми формами беседы. «Видимо, кто-то, хорошо знакомый с этикетом, обучил этих людей» – подумал про себя Квайриё. Затем он обернулся к аруйе и сказал:

– По вашему вежливому приветствию и изысканной манере речи, с которой вы обращаетесь ко мне и вашим домашним, я могу предположить, что вы не всегда были дровосеками. Может быть, вы когда-то принадлежали к более высокому сословию?

– Сэнсэй, – улыбнулся в ответ дровосек, – Вы не ошибаетесь. Хотя теперь в это трудно поверить, когда-то я был действительно весьма важной особой. История моей жизни поистине печально. И, что хуже всего, моя жизнь была разрушена только по моей собственной вине. Когда-то я служил у одного даймиё, и, поверьте, мой ранг был далеко не последним. Но я был молод и глуп. Не разум, а женщины и вино руководили мною. Не раз под влиянием этих пагубных увлечений приходилось мне совершать дурные поступки. В конце концов наш род пришел в упадок. Более того, мое поведение послужило причиной смерти многих людей. Справедливой каре я предпочел изгнание и превратился в беглеца. Теперь я непрестанно молюсь, чтобы мне была свыше предоставлена возможность искупить грехи и восстановить род предков. Я стараюсь умилостивить Того, от Кого зависит моя карма, искренним покаянием и посильной помощью таким же несчастным, как я сам. Но я боюсь, что мне никогда уже не найти пути назад и не вернуть свое доброе имя.

Эти добрые намерения очень понравились Квайриё.

– Мой друг, – обратился он к аруйе, – не отчаивайтесь. Я сам неоднократно видел людей, которые совершили много глупостей в молодости. Однако, не смотря на это, они в конце концов преодолели себя, вступили на путь добродетели и вернулись к достойной жизни. Верьте, что греховные заблуждения можно побороть хорошими делами и намерениями, – так написано в священных сутрах. Сегодня вечером я буду молиться за Ваше будущее. Я знаю, Вы сможете найти в себе силы и преодолеете последствия ошибок прошлого, которые вы совершили. Я не сомневаюсь, что у Вас доброе сердце, и искренне надеюсь, что Ваша жизнь изменится к лучшему.

После этой речи Квайриё пожелал всем доброй ночи, и хозяин проводил его в маленькую боковую комнатку, в которой гостя уже ждала постель. Вскоре в доме стало совсем тихо. Все уже давно спали, когда священник закончил читать священные сутры при свете бумажного фонаря. Перед сном ему захотелось бросить последний взгляд на уютную местность, лежащую перед домом. Квайриё отодвинул соломенную циновку, которая закрывала окно его комнаты, и выглянул наружу.

Ночь была тиха и прекрасна. Небо было усыпано звездами. Яркий свет луны проникал между темными резными листьями деревьев. Было видно, как он мерцает на каплях росы в саду. Пение сверчков и звон насекомых были подобны тихой музыке, а журчание невидимого водопада за домом служило аккомпанементом.

Тут Квайриё понял, что он давно испытывает жажду. Он вспомнил о бамбуковом водопроводе и решил сходить к нему напиться воды. Очень осторожно, чтобы не обеспокоить спящих обитателей лачуги, он раздвинул циновки, отделявшие его комнату от главного помещения. При свете своего фонаря Квайриё увидел пять лежащих тел и тут же оцепенел. Страшная картина предстала перед его глазами: те, с кем он еще недавно разговаривал, лежали теперь обезглавленные…

В первый момент Квайриё подумал о преступлении. Но хотя безголовые шеи и выглядели точно так, словно их перерубили, никаких следов крови заметно не было. Тогда он подумал:

– Одно из двух: или призраки затуманили мой рассудок, или меня заманили в жилище Рокуро-Куби…

Тут Квайриё вспомнил одно место в книги Сесинки. Там говорилось, что голова Рокуро-Куби никогда больше не сможет присоединиться к шее, если его тело, пока оно лежит без головы, хотя бы немного передвинуть от того места, где оно было найдено. А еще в этой книги было написано, что будет, когда голова вернется и обнаружит пропажу своего тела. В этом случае она должна удариться три раза о землю, подпрыгивая, словно мяч, и вопя от ужаса, после чего сразу же умрет. «Да уж, всё указывает на то, что это и в самом деле настоящие Рокуро-Куби, – продолжал про себя рассуждать священник, – а это не сулит мне ничего хорошего. Пожалуй, будет правильным в точности последовать наставлениям книги Сесинки…»

Квайриё взялся за тело аруйи. Ухватив его за ноги, он просунул тело в окно и вытолкал наружу. Потом он подошел к задней двери. Оказалось, что она заперта изнутри. Не иначе, головы выбрались из дома через отверстие для дыма в крыше, которое оставалось открытым. Квайриё отодвинул засов и тихонько вышел в сад. Он направился в рощу, осторожно ступая по траве. Через какое-то время священник стал различать голоса. Они доносились из-за деревьев, что росли прямо перед ним. Прокрадываясь от тени к тени, Квайриё пошел в их направлении, пока не нашёл подходящего укрытия. Осторожно выглянув из-за ствола дерева, священник увидел головы: все пять витали в воздухе и вели между собой беседу. Время от времени они спускались к земле или подлетали к веткам деревьев, чтобы ухватить губами червя или насекомое, которых тут же съедали. Вдруг голова аруйи зависла в воздухе и воскликнула:

– До чего же хорош тот человек, которого удалось завлечь к нам сегодня вечером! Вы видели его тело? До чего же оно мясистое! То-то набьём мы наши утробы, на всех хватит. Конечно, я поступил не очень умно, когда завел с ним беседу на душеспасительные темы. До чего же смешно: теперь он бормочет свои священные сутры за здравие моей души! К сожалению, мы не можем подкрасться к нему во время молитвы, да и вообще, пока священные слова изливаются из его уст, трогать его нельзя. Придется нам подождать. С другой стороны, уже совсем поздно, и, вероятно, он сейчас спит. Слетайте-ка, кто-нибудь, в дом, гляньте, что там поделывает наш священник.

Тут же голова молодой женщины оторвалась от земли и бесшумно, словно летучая мышь, запорхала по направлению к хижине. Прошло всего несколько минут, и она примчалась обратно.

– Этот негодный священник исчез из дома! – кричала она голосом, полным тревоги. – Его нигде нет! Но самое худшее не это. Он забрал тело нашего хозяина, и я понятия не имею, куда он его унес!

Квайриё ясно видел в ярком лунном свете, как голова аруйи при этом сообщении приняла поистине ужасный вид. Ее глаза вылезли из орбит до такой степени, что, казалось, они сейчас упадут на землю. Волосы на голове аруйи встали дыбом, а рот приоткрылся в чудовищном оскале. Затем Квайриё услышал пронзительный вопль. Слезы бессильного гнева покатились по щекам головы.

– Если мое тело было сдвинуто с места, я уже никогда не смогу соединиться с ним вновь! – воскликнула голова. – Наверняка, это сделал тот подлый священник! Из-за него я должен буду умереть! Но пусть он не радуется, пока я еще жив, я доберусь до него и разорву на куски! Я сожру его, как дождевого червя!

Голова поднялась высоко над деревьями и, оглядевшись, заорала:

– Так вот где он прячется! Посмотрите на этого жирного негодяя: вот он притаился за стволом толстого кедра!

В тот же миг все пять голов понеслись в сторону Квайриё. А могучий самурай уже поджидал их со стволом молодого дерева, которое он вырвал с корнем, и теперь держал наперевес. Как только головы приблизились, священник стал наносить по ним сокрушительные удары. Четыре демона быстро сдались и в ужасе улетели прочь. Но голова аруйи неутомимо продолжала вновь и вновь атаковать священника, несмотря на мощный отпор. В конце концов ей удалось вцепиться зубами в левый рукав его коромо. Квайриё тут же ухватил ее другой рукой за волосы и несколько раз что есть мочи ударил о свое стальное колено. Голова издала продолжительный стон и прекратила борьбу. Она, очевидно, была мертва, но своей добычи так и не выпустила. Зубы все еще крепко держали рукав, и бывший самурай, не смотря на то, что обладал поистине огромной силой, так и не смог разжать ее челюсти. Пришлось Квайриё возвращаться в дом с головой, повисшей на его рукаве. Переступив порог хижины, Квайриё нашел в ней остальных четырех избитых и окровавленных Рокуро-Куби. Они уже успели соединиться со своими телами, и, увидев, что священник заходит через заднюю дверь, в ужасе закричали и ринулись через другой вход. Квайриё не стал их преследовать, и демоны скрылись в диком лесу.

В это время небо на востоке начало светлеть. Начинался новый день. Квайриё хорошо знал, что всякая нечисть обладает силой только в часы темноты. Он взглянул на голову, что болталась на его коромо: ее лицо было покрыто кровью, глиной и грязью.

– Что и говорить, необыкновенный мийаге – останки злого демона! – громко рассмеялся священник собственной мысли.

Потом Квайриё собрал свои скудные пожитки и неспешно зашагал прочь.

Он продолжил свои странствия и однажды забрел в провинцию Синано, в город Суву. Квайриё спокойно шел по главной улице. Он ничуть не смущался, что на его локте болтается мертвая голова. Люди, разглядев это страшное украшение, испуганно шарахались в стороны, женщины падали в обморок, а дети плакали. В конце концов, вокруг Квайриё собралась порядочная толпа. Шум и крики привлекли внимание торитэ, священник был схвачен и препровожден в тюрьму. Там решили, что Квайриё – злодей, убивший человека, который в последний миг своей жизни успел вцепиться зубами в рукав одежды. Сам Квайриё спокойно молчал и только улыбался в ответ на вопросы, которые ему задавали. Ночь священник провел в заключении, а когда настало утро, его повели к городским судьями. Когда он предстал перед ними, судьи приказали объяснить его странный вид. Они недоумевали, почему священник разгуливал по городу с головой человека, висящей на его рукаве, и если он совершил преступление, то что заставило его так бесстыдно демонстрировать это перед всем народом.

В ответ Квайриё зашелся долгим громким смехом. Потом он сказал:

– Уважаемый суд, в том, что голова оказалась у меня на рукаве, нет моей вины. Случилось это против моей воли. На самом деле, голова прицепилась к моему рукаву сама. Никакого преступления я не совершал. Более того, голова эта не является головой человека, она принадлежала демону. Я действительно убил его, однако сделал это вынужденно, просто приняв необходимые меры для обеспечения собственной безопасности.

И он, то и дело покатываясь со смеху, подробно рассказал присутствующим о своем приключении. Больше всего Квайриё смеялся, когда дошел до эпизода с пятью летающими головами. Но судьи были далеки от того, чтобы веселиться вместе со священником. Ни на йоту не поверив ему, они сочли его повесть пустыми россказнями, оскорбляющими их достоинство. Итак, высокий суд пришел к заключению, что совершено тяжкое преступление, и, избегая дальнейших расспросов, отдал распоряжение о немедленной казни преступника. Правда, был один пожилой судья, который не согласился с остальными. Он не участвовал в обсуждении и не сделал ни одного замечания. Лишь, когда все его коллеги высказали свое мнение, он предложил:

– Я думаю, что сначала необходимо тщательно исследовать саму голову. Наверняка, этого до сих пор сделано не было. Что если священник все-таки говорит правду? Тогда его невиновность будет совершенно очевидно доказана.

Судья потребовал представить голову. Ее принесли вместе с коромо, которое накануне было сорвано с плеч священника, потому что голова всё еще крепко держалась за рукав. Судья внимательно осмотрел голову со всех сторон и обнаружил, что на шее имеется несколько странных красных полос. Сначала он указал коллегам на них, а потом обратил их внимание на торец шеи. Не было похоже на то, чтобы голова была отрезана каким-либо оружием. Напротив, плоскость разделения была ровной и гладкой, как на черенке листа, опавшего с ветки. Свое исследование судья заключил словами:

– Я глубоко уверен, что рассказ священника – чистая правда. Очевидно, что перед нами голова Рокуро-Куби. Если вы обратитесь к книге Нанхеи Буцуси, то сможете убедиться, что подобные красные линии на шее являются верным признаком настоящих демонов. Вы сами их только что видели и легко можете проверить, что это не краска. Кроме того, хорошо известно, что горы провинции Кай издавна служили прибежищем для подобных существ.

Потом судья обернулся к Квайриё и воскликнул:

– Но Вы, господин! Я преклоняюсь перед Вашей отвагой! Несомненно, вашего мужества хватило бы на нескольких священников. Скажу откровенно, то, как Вы себя проявили, заставляет меня думать скорее о доблести самурая, чем о смирении служителя культа. Осмелюсь предположить, что когда-то Вы носили меч?

– Вы совершенно правы, господин судья, – ответил Квайриё. – В прошлом я долго шел по дороге воинской доблести и в те дни научился презирать опасность. Обстоятельства сложились таким образом, что, в конце концов, я стал священником, однако по-прежнему я не боюсь ни человека, ни демона. В той мирской жизни меня звали Исогай Хейдацаёмон Такецура из Киюши. Возможно, кто-нибудь из вас еще помнит это имя?

Шепот восхищения прокатился по всему залу суда при упоминании этого славного имени. Многие из присутствовавших здесь еще не забыли его. В один миг для всех этих людей Квайриё из злодея превратился в героя. Все стремились выразить ему свое восхищение и дружеские чувства. Потом Квайриё был с почестями препровожден в резиденцию даймиё. Тот встретил почетного гостя радушно и оставил у себя на несколько дней. Перед тем, как отпустить бывшего самурая в дальнейшие странствования, владетель этих мест сделал ему дорогой подарок.

Покидая Суву, Квайриё был счастлив едва ли не больше, чем это пристало священнику, несущему утешение скорбящим и немощным. Голову Квайриё захватил с собой. «Ведь это действительно замечательное мийаге!» – шутил он про себя.

Рассказ о том, что с ней сталось дальше, и послужит окончанием этой истории.

Через пару дней после того, как Квайриё покинул Суву, он наткнулся на разбойника. Тот поджидал священника в пустынном месте и, неожиданно преградив ему путь, велел раздеться. Бывший самурай, конечно же, ничуть не испугался разбойника. Со смехом он быстро скинул свой коромо и сунул его грабителю. Когда сначала казавшийся таким бесстрашным разбойник понял, что висело на рукаве одежды, он не на шутку испугался. Выронив коромо и отпрыгнув далеко назад, он воскликнул:

– Эй, малый, да ты в своем ли уме! Мне не раз случалось убивать людей, но никогда еще не приходила в голову мысль разгуливать с отрезанной головой, держа ее у всех на виду. В гробу я видал таких священников! Полагаю, господин хороший, что мы с Вами одного поля ягоды. Я просто восхищен Вашей выдумкой. Хотел бы и я иметь такую дьявольскую штуку. Она совсем не помешала бы в моем деле. Не захочешь ли ты мне ее продать? Я бы дал за эту голову пять золотых рё, а в придачу можешь взять мою одежду вместо своего коромо.

– Хорошо, я отдам тебе, что ты просишь – ответил Квайриё, – но должен тебя предупредить, что это не голова человека. На самом деле, это голова демона. Так что если вместе с ней ты приобретешь какие-либо неприятности, пеняй на себя.

– Ну и веселый же ты малый! – воскликнул разбойник. – Отрезал человеку голову, а теперь еще шуточки отпускаешь по этому поводу! Но давай ближе к делу. Держи деньги, держи одежду. А мне давай голову. То-то я теперь прославлюсь!

– Возьми, пожалуйста, – смиренно сказал Квайриё. Про себя он подумал, что действительно смешным, но только не для разбойника, было то, что этот глупец заплатил приличные деньги за голову демона, от которой сам Квайриё так долго не мог отделаться. Священник надел одежду разбойника и, смеясь, зашагал дальше.

Надо сказать, что грабитель действительно какое-то время успешно использовал голову в своем деле. Но потом он забрел в окрестности Сувы и услышал настоящую историю головы. Когда разбойник осознал, что странствующий священник и не собирался шутить, он стал опасаться, что дух Рокуро-Куби может принести ему несчастье. Подумав немного, грабитель остановился на мысли, что самым удачным было бы отнести голову туда, откуда она была взята, и там похоронить вместе с телом. Долго бродил он в горах провинции Кай в поисках соломенной лачуги и, когда все-таки добрался до места, нашел ее опустевшей и заброшенной. Вокруг лачуги всё заросло высокой травой. Разбойник попытался было отыскать в ней следы обезглавленного тела, но, очевидно, они были безвозвратно утеряны. Потерпев неудачу и, тем не менее, горя желанием отделаться от мертвой головы, он решил все равно похоронить ее здесь же, хотя бы и отдельно от тела. Могилу разбойник выкопал в роще позади хижины. Сверху он установил большую каменную глыбу, а потом прочел молитву, надеясь этим успокоить дух демона.

Говорят, эта каменная глыба стоит там и по сей день. Жители провинции Кай называют ее «Могильный Камень Рокуро-Куби».

Огневой Таро

Жила-была когда-то девушка по имени о-Кику. Гуляя однажды в поле позади своего дома, она наткнулась на большую черную яму в земле. «Никогда здесь не было ямы, – подумала девушка. – И откуда бы ей взяться?»

Наклонившись над ямой, о-Кику заглянула в глубину, но ничего, кроме черноты, не увидела. Поскольку о-Кику была очень любопытной девушкой, она не могла удержаться, чтобы не спуститься в яму, и в итоге оказалась в подземном царстве. Долго шла о-Кику по дороге, вдоль которой росли чудесные цветы, которых она никогда прежде не видела, пока не преградили ей путь черные ворота.

«Дон-дон-дон» – постучала о-Кику в ворота. Вышел ей навстречу юноша. Был он хорош собой, только очень бледный, в лице ни кровинки. Посмотрел на о-Кику и пригласил ее в дом.

– Меня зовут Огневой Таро, – сказал юноша, – а всё, что вокруг, царство огня. Раньше владыкой этого царства был мой отец, но с тех пор, как он умер, не дают мне покоя черти. Такие жестокие муки я терплю, что и словами не передать. Не знаю, кто меня освободит от них, на что надеяться…

Девушке стало жаль Огневого Таро и она осталась у него.

Прошла ночь, наступило утро. Юноша стал куда-то собираться.

– Жди меня в этой комнате и никуда отсюда не выходи, – сказал он о-Кику. – И не вздумай подсматривать, куда я иду.

Юноша отодвинул фусума в сторону, снова задвинул за собой и исчез в глубине дома.

Из дальних покоев дома доносился какой-то шум, галдеж и грохот железа.

Как мы помним, о-Кику была очень любопытной девушкой – как могла она оставаться в комнате? Вот прокралась о-Кику в дальние покои. Жуткую картину увидела она там. Раздетый донага юноша был растянут на железной решетке и подвешен над огромным очагом. Толпившиеся вокруг него страшные и угрюмые черти спокойно наблюдали, как юноша корчится в пламени. Только когда стало ясно, что юноша близок к смерти, старший черт приказал:

– Хватит с него на сегодня.

После этих слов юношу сняли с решетки.

Девушка пришла в неописуемый ужас. На подкашивающихся ногах она поскорее пробралась назад в комнату и задвинула за собой фусума.

На другое утро юноша сказал:

– Сегодня я снова весь день проведу в дальних покоях дома. Ты бы погуляла в саду, полюбовалась на разные диковинки, а то скучно тебе сидеть одной. Возьми тринадцать ключей от тринадцати кладовых. Двенадцать из них можешь отпереть, только в тринадцатую не входи. Еще когда мой отец был жив, ее не разрешалось открывать. Я и сам-то никогда там не бывал. Не вздумай открывать тринадцатую кладовую! Поняла?

Так сказал Огневой Таро, отдал девушке связку черных ключей и ушел во внутренние покои дома.

С тяжелым сердцем вышла о-Кику на двор. Стояли там в ряд тринадцать каменных кладовых.

Решила девушка поглядеть, что же в них хранится. Только открыла она дверь в первую кладовую, как позабыла обо всем на свете.

В первой кладовой полным ходом шло празднование Нового года. Множество маленьких человечков, одетых в нарядные одежды с гербами, украшали новогодние сосны, а малюсенькие девочки в ярких платьицах подбрасывали вверх мячики с перьями. Всё это сопровождалось веселым гомоном и шумом.

Во второй кладовой был февраль. Мальчики, размером не больше ногтя, запускали в небо воздушных змеев, а вокруг цвели сливы, распространяя приятное благоуханье.

О-Кику с нетерпением отперла дверь в третью кладовую. Здесь отмечали Праздник цветения персиков. Крохотные, нарядно одетые девочки весело щебетали, любуясь великолепно разряженными куколками, которые были величиной не больше горошины.

Из четвертой кладовой на девушку упали яркие лучи апрельского солнца. Здесь был Праздник дня рождения Будды. Карлики с седыми бородами чинно вели за руку своих внуков, направляясь в храм.

Что же дальше? О-Кику не терпелось посмотреть, что делается в пятой кладовой.

Там стоял май. Точно живые, в синем небе парили пестрые карпы. Смешные крошечные мальчики весело распевали песни, устилая кровли домов цветущими ирисами. Куклы-воины с ноготок величиной красовались в парадных покоях.

В шестой кладовой сияло жаркое солнце. На переднем плане серебрилась река. На ее берегу заботливые женщины-карлицы старательно мыли белье. А за рекой простирались рисовые поля. Там работали такие маленькие крестьяне и крестьянки, что каждого из них можно было посадить на ладонь. Они высаживали ряды зеленых ростков риса, напевая грустные и красивые песни.

В седьмой кладовой был поздний вечер. Темное небо было усыпано яркими звездами. Здесь праздновали «Встречу двух звезд». Дети карликов украшали листья бамбука тоненькими полосками разноцветной бумаги, на которых было написано «Небесная река».

Как ни красиво здесь было, о-Кику не терпелось заглянуть в восьмую кладовую.

Там была ночь осеннего полнолуния. Малюсенькие дети сидели за столиками и любовались светлой луной. Перед ними лежали рисовые колобки-данго и пестрели горки груш и яблок, которые были не крупнее лесной земляники. Луна в небе напоминала большой круглый поднос. Она печально и пристально смотрела с неба на землю.

В девятой кладовой всё было красное и золотое. Крохотные человечки неторопливо гуляли по горам. По одиночке и парами, с посохами и без они поднимались по крутым склонам и спускались в глубокие долины, любуясь осенними кленами.

Потом дошла очередь до десятой кладовой. Как вы уже догадались, здесь был октябрь. Взобравшись на деревья, карлики что было сил трясли ветви, и на землю, словно град, сыпались спелые каштаны. Веселые дети бойко сновали под деревьями, собирая их в корзины.

Когда о-Кику отперла дверь одиннадцатой кладовой, навстречу ей дохнул холодный ветер. Серебристый иней покрывал землю мелкой россыпью. Крошечные крестьяне радостно молотили рис, нахваливая богатый урожай. В каждой хижине под застрехой висели сушеная хурма и редька.

Двенадцатая кладовая была настоящим царством снега. Насколько хватало глаз, всюду лежали глубокие сугробы. Веселились и играли в снежки дети, а взрослые помогали лепить им снежных человечков…

А вот и последняя кладовая, та самая тринадцатая, которую строго-настрого запретил отпирать Огневой Таро. Вот и тринадцатый ключ в руке… Как же хочется взглянуть, что там за дверью!

Думает девушка, колеблется: открыть – не открыть, открыть – не открыть, а дверь так и манит ее к себе. И вот о-Кику медленно, шаг за шагом подходит к тринадцатой кладовой…

Вставила девушка ключ в замочную скважину, попробовала повернуть, но замок так заржавел, что сперва у нее ничего не вышло. Но о-Кику, которая, как вы помните, была очень любопытной девушкой, не собиралась сдаваться. Повозившись какое-то время, она все-таки отперла дверь.

Эта кладовая оказалась ничуть не похожей на все остальные. Никаких человечков и праздничных зрелищ здесь не было. Изнутри кладовая выглядела, как богато убранный покой. О-Кику внимательно осмотрелась. Ее внимание привлекла черная лакированная шкатулка. Она стояла на полочке в парадной нише. Конечно же, о-Кику не могла удержаться, чтобы не заглянуть в шкатулку. Вот приоткрыла она крышку – лежат в шкатулке два красных шара. На вид они как будто стеклянные, но на ощупь мягкие. «Странно!» – подумала о-Кику, пряча шкатулку за пазуху, и вышла из кладовой. В это время солнце уже высоко поднялось в небе. Почувствовала девушка жажду, а тут как раз по саду течет ручеек. О-Кику наклонилась над ним и зачерпнула пригоршню воды.

Вода была, словно зеркало, и в ней отражалось всё, что было кругом. Вдруг о-Кику показалось, что на одном из прибрежных деревьев шевельнулось что-то пестрое. Девушка подняла голову и на мгновение замерла от ужаса: прямо над ней с ветки сосны свисала огромная змея. Она пристально смотрела на девушку немигающим взглядом.

Вне себя от страха о-Кику перепрыгнула через ручей и бросилась прочь. От резкого движения шкатулка у нее за пазухой приоткрылась, один шар выскользнул и упал в воду. Но девушка была так напугана, что ничего не заметила.

Только вбежала она в дом, как встретила Огневого Таро, который как раз шел ей навстречу.

О-Кику рассказала ему, какие чудеса она видела в двенадцати кладовых, но про тринадцатую умолчала. Юноша слушает ее, кивает и улыбается.

Вдруг послышался нарастающий топот десятков ног. Откуда-то из дома выбежала целая ватага чертей.

О-Кику было затряслась от страха, но черти низко ей поклонились и вежливо сказали:

– Добрый вечер, госпожа! Наш военачальник поручил нам привести к нему Вас и Огневого Таро. Благодаря Вам он вновь обрел один из своих глаз. Змея всё нам рассказала…

Юноша с девушкой послушно последовали вслед за чертями. Вот предстали они перед их главарем. Смотрит о-Кику: лишь один-единственный глаз горит у него на лице красным огнем, а вместо другого – пустая глазница.

Низко склонил главный черт свои рога перед ними и говорит:

– Великое вам спасибо за то, что вернули мне зрение! Ведь я несколько десятков лет ходил слепым. Когда-то давно я сделал одно недоброе дело и прогневил владыку огненного царства. За это он лишил меня обоих глаз. Прости мне, юноша, что в отместку за свою слепоту я так жестоко мучил тебя. Но теперь всё в прошлом, и сегодня я счастлив оттого, что один из моих глаз нашелся. Прошу вас, верните мне и второй! Не нужно мне ничего, никаких сокровищ не надо, если будут у меня оба глаза. Всё, что есть у меня, вам подарю и, уж конечно, никогда больше вас не обижу. Только верните мне второй глаз!

Надо сказать, что Огневой Таро ничего не понял из этой речи.

– Не скрыла ли ты от меня чего-нибудь? – спрашивает он у девушки.

– Честно говоря, я действительно не всё тебе рассказала, – призналась о-Кику. – Не смогла я удержаться от любопытства, нарушила твой запрет и вошла в тринадцатую кладовую. Там-то я и нашла шкатулку с двумя красными шарами… Конечно, я не знала, что это глаза черта. Положила я шкатулку к себе за пазуху и пошла гулять в сад… Потом там была змея, которая сильно напугала меня… Наверное, когда я убегала от нее, один из шаров выпал из шкатулки.

– Да, да, это он и был, этот самый глаз! – радостно воскликнул военачальник чертей. – Где же второй? Верни мне его, пожалуйста!

Девушка достала из-за пазухи шкатулку и отдала черту лежавший в ней красный шар. Черт тотчас же вставил его себе в пустую глазницу. Загорелись, засверкали оба его глаза, словно два уголька.

Военачальник чертей сдержал свое обещание и щедро одарил о-Кику и Огневого Таро. А потом юноша с девушкой поженились. Каждый день любуясь всеми временами года, живут они легко и весело в своем подземном царстве.

Давайте и мы пожелаем им счастья!

Плотник и демон Онироку

Давным-давно на берегу большой реки стояла деревушка. Жили там люди в богатстве и веселье. Одна только беда омрачала их счастье: только построят они через реку новый мост, как хлынет дождь или налетит ураган – мост и рассыплется на мелкие щепки, которые тут же уносит река. Вроде и прочные строили они мосты, но ни один не мог выдержать дождь или бурю.

Собрались жители деревни как-то на совет, стали думать, как построить им вечный мост, такой, чтобы никакой погоды не боялся. Додумались до того, что решили сходить в соседнюю деревню и позвать тамошнего плотника. Был тот плотник известным мастером своего дела, ходили к нему просить помощи люди со всей округи. Пришли крестьяне к плотнику, поклонились ему до земли и говорят:

– Уважаемый мастер, приглашаем тебя в нашу деревню, чтобы выстроил ты и нам крепкий мост.

– Хорошо. Будет вам крепкий мост! – согласился плотник.

– Вот и славно! Вот и прекрасно! – заулыбались крестьяне.

Вернулись они домой, рассказали односельчанам радостную весть, что мастер построит им новый мост. А плотник не торопится, стали одолевать его сомнения. «А ведь неспроста в той деревне мосты долго не стоят, – думает он. – Эх! И зачем я ввязался в это дело?»

И жена ворчит тоже:

– Представь, какой стыд будет, если и твой мост рухнет. Напрасно ты пообещал им построить мост, ох напрасно!

Но, как бы там ни было, раз согласие дано, надо идти и строить. Первым делом пошел плотник на берег реки, чтобы осмотреть место, где надо было поставить мост. Смотрит он и видит: бурлит, клокочет река, разлилась, вспучилась от дождей.

– Да, через такую бурную реку построить мост будет непросто, – пробормотал плотник. – С чего же лучше начать? Может, с того чтобы… или лучше наоборот…

Ходит плотник по берегу взад-вперед, тревожно на реку посматривает, взмахивает руками, примеряется, но всё никак определиться не может. Неожиданно пошли по реке огромные волны, закрутился водоворот и глазам изумленного мастера явился из воды огромный демон.

– Хо-хо-хо! А вот и я! – захохотал демон, как будто гром загрохотал. – Ну как, плотник, чего надумал? Есть идеи, как мост через нашу реку построить?

– Не решил пока, думаю… – отвечает демону плотник. – Людям-то помочь хочется, чтобы и вправду хороший получился мост.

– Брось, пустое это дело, – опять засмеялся демон. – Не по силам ты взял себе работу. Ни одному человеку не удастся построить здесь мост, такой, чтобы века простоял. Один только я знаю, как можно было бы тебе помочь.

– О, если ты знаешь секрет, открой его, пожалуйста, мне. За это я отдам тебе, всё, что захочешь.

Приблизил демон свое лицо к самому лицу плотника и говорит:

– Так значит, всё, что я захочу? Правду ли говоришь? Да ты не дрожи, я много не попрошу. Сделаем так: я мост построю, а ты мне один глаз отдашь. Согласен?

Плотник так и обомлел:

– Отдать тебе глаз? Да на что он тебе?

– Что же ты испугался? – спрашивает демон. – Я ведь не больно выну! Да и второй останется. Ты подумай, как ты прославишься, ведь все подумают, что ты мост построил. Да и людям поможешь, уж мой-то мост точно века простоит.

Смотрит плотник растерянно, глазами моргает.

– Ну, ты подумай до завтра, тогда и поговорим, – сказал демон и погрузился в пучину.

Стоит плотник на берегу, от страха ни жив, ни мертв.

«Да может, привиделось мне это всё?! – думает. – Пойду-ка домой, высплюсь, а там видно будет». На следующее утро, еще до рассвета, плотник уже был на берегу. Посмотрел на реку и замер от удивления: стоит над рекой половина деревянного моста, да какого моста! Никогда еще плотник не видел такой добротной работы!

– Ну как, плотник, нравится тебе мой мост? Я же обещал, будет мост что надо!

Голос слышался откуда-то сверху. Плотник задрал голову и увидел демона, который примостился на краю моста. Демон сидел и лукаво улыбался.

– Неужто ты один за ночь полмоста срубить успел? – изумился плотник.

– Разумеется, один! – ответил демон и в голосе его послышалась гордость. – Это вы, слабые людишки, чуть что нужно, толпами собираетесь, а нам, демонам, своих рук хватает.

Демон был явно доволен, что мастер оценил его постройку.

– Ну как, отдашь мне один глаз?

– Трудно мне пока решить. Вот увидеть бы мне весь мост… Тогда можно бы и подумать.

– Весь так весь, – согласился демон. – Значит, поговорим завтра утром.

Пришел плотник домой грустный. Всё думает, думает, а решиться ни на что не может. Мост ведь действительно хорош, но как же отдать собственный глаз?

На следующее утро плотник проснулся от раскатов грома. Выглянул в окно: дождь льет как из ведра. Это обрадовало плотника: «Теперь-то рухнет мост, только щепки поплывут по реке. Вот и не надо мне думать, отдавать глаз или нет». Побежал плотник поскорее на берег реки. Но видит: достроил-таки демон мост за ночь! И вот ведь диво: дождь хлещет, волны вздымаются, бьются о мост, а он и не дрогнет! Тут-то плотник испугался не на шутку: «Вот беда так беда! Некуда мне теперь деваться. Построен мост, значит глаз надо отдавать». В это время демон как раз показался из воды.

– Ну что, видел? – хвалится. – Не мост, а загляденье! Неужели ты пожалеешь какой-то глаз за такую красоту! Давай его сюда, да поживее!

– Подожди, подожди, – говорит плотник. – Давай, чтобы уже всё честь по чести. Устоял твой мост перед дождем, а вот выдержит ли он бурю?

– Выдержит, конечно, выдержит! – замахал руками демон. – Тут и проверять нечего. А ты, я вижу, время решил потянуть? Вот это уже нечестно. Знаешь ведь, долг платежом красен.

– Слушай, – говорит плотник. – Ну, что ты всё заладил: глаз да глаз? Разве не могу я с тобой рассчитаться чем-нибудь другим?

– Да чем же еще ты со мной рассчитаться можешь? – удивился демон. – Что хорошего можешь ты мне предложить?

Призадумался демон, а потом и говорит:

– Ну, хорошо, раз так жалко тебе глаза, загадаю тебе загадку. Отгадаешь – достанется тебе мост даром, но если нет, уж извини, – глаз мне отдашь.

– Загадывай! – согласился плотник.

– Тю-тю-тю, какой смелый! Думаешь, я тебя что-то легкое спрошу? Давай-ка, к завтрашнему утру узнай, как меня зовут!

– Вот так заданьице! – растерялся плотник. – Как же я могу это узнать?

– Ну, уж это не моя забота. Коли не узнаешь, глаз мне отдашь! – крикнул так демон на прощанье и ушел под воду. В глубокой печали поплелся плотник домой. Лег на кровать, думал заснуть, да куда там! Ворочается с боку на бок, всё думает, какое же у демона может быть имя. Вдруг из соседней комнаты послышался детский плач. Жена плотника пошла к ребенку и, чтобы успокоить его, стала напевать песенку:

Спи, малыш мой, засыпай! Демону имени не называй! А не то Онироку придет, И глазок твой возьмет!

– Что за глупая песня! – подумал плотник. – Онироку еще какой-то… «Глазок твой возьмет…»

И вдруг его осенило: «Да ведь это в аккурат про моего демона!» Вскочил он с кровати, заметался по комнате, «Онироку! Онироку! Онироку!» кричит. Отлегло у плотника от сердца. Как будто посветлело вокруг. Смотрит он в окно: луна яркая-яркая и, кажется, улыбается ему с неба.

На рассвете плотник снова был на берегу реки. Демон уже поджидал его, сидя на мосту. Увидел плотника и говорит:

– Ну что, плотничек, узнал ли ты мое имя?

Плотника, конечно, так и распирало сразу назвать имя демона, но разве он мог отказать себе в удовольствии немного поводить демона за нос? Вот и решил он потянуть время. Стоит, мнется, как будто не знает, что сказать.

– Эх, плотник-плотник, вижу я, не знаешь ты моего имени, – сказал демон. – Давай сюда глаз!

– Подожди, подожди! – закричал плотник. – Сейчас, сейчас… Зовут тебя… Онитаро!

Демон засмеялся в ответ и от радости даже слегка подпрыгнул.

– Неверно, неверно! Отдавай глаз!

– Нет, нет, еще минутку! – попросил плотник и сделал вид, что думает. – Твое имя… Онихати!

– А вот и нет, опять не угадал! – радостно закричал демон, потирая руки. – Не мучайся, всё равно не знаешь. Отдавай лучше глаз – и дело с концом!

Выскочил демон из воды и уже потянулся, чтобы вырвать у плотника глаз.

– Стой! Вспомнил! – закричал во весь голос плотник. – Онироку! Онироку! Это твое имя! Онироку построил мост!

Демон так и вытаращил глаза на плотника. А потом развернулся и, не говоря ни слова, скрылся под водой.

– Куда же ты, Онироку! – воскликнул плотник. – Вернись! Пусть люди знают, что это ты мост построил!

Долго звал плотник демона, бегая по берегу реки, да всё без толку. Так никогда больше и не появился Онироку. Но мост, который он построил, многие годы служил людям и стоял, несмотря ни на какие бури и дожди.

Дурак Ётаро

В одной деревне жила-была женщина. Был у нее сын, тихий и послушный мальчик по имени Ётаро. Никогда он не шалил, не озорничал, услужить всем старался, один только у него недостаток: уж очень недогадлив был Ётаро.

Говорит ему мать:

– Ётаро, пойди на кухню, посмотри за рыбой, чтобы ее не стащил кот, пока я на речке буду полоскать белье.

Взяла мать корзину с бельём и пошла на реку. А Ётаро тут же побежал на кухню, огляделся по сторонам: блюдо с рыбой стоит на полке. «Как же я буду сидеть, всё время задрав голову, чтобы видеть полку? – подумал Ётаро. – Поставлю-ка я блюдо на пол». Так и сделал: спустил блюдо с рыбой на пол, сидит рядом и неотрывно смотрит на рыбу. И до того он поглощен этим занятием, что про кота и не помнит. А кот тем временем всё ближе и ближе подкрадывается к рыбе. Оказавшись рядом с блюдом, он подцепил когтями рыбью голову и стащил её на пол. А Ётаро сидит, точно истукан. Кот съел рыбью голову, посмотрел на мальчика и вытащил из блюда рыбий бок. Так по кусочку всю рыбу и съел, только один рыбий хвост на блюде остался. К этому времени кот уже был сыт и не стал его брать. Вместо этого он свернулся клубочком и заснул.

«Вот и не на что мне больше смотреть – подумал Ётаро. – Нет больше рыбы на блюде. Теперь можно и погулять. Пойду-ка я на двор».

Только выбежал Ётаро из дому, а мать уже возвращается с реки.

– Почему ты во дворе Ётаро? – спросила мать. – Я же попросила тебя посмотреть за рыбой.

– Я и посмотрел.

– Почему же ты сейчас не на кухне?

– Потому что рыбы больше нет. Один только хвост на блюде лежит.

– Куда же делась вся рыба?

– А ее кот съел.

– Ты-то что делал в это время?

– Я, маменька, на рыбу смотрел, как ты мне и велела.

– Ну что же ты у меня такой глупый! – сказала мать. – Неужели тебе не пришло в голову прогнать кота? Надо было всего лишь крикнуть «брысь!». Тогда рыба осталась бы цела.

– Да, действительно, – почесал в затылке Ётаро. – В следующий раз буду умнее.

На другое утро говорит мать:

– Ётаро, сбегай на огород, погляди, поспела ли редька. И еще посмотри, едят гусеницы капусту или нет.

Ётаро тут же отправился в огород. Посмотрел на редьку – поспела редька. Вот и белые головки уже кое-где торчат из земли. Посмотрел и на капусту, а она вся изъедена. Сидят на ее листьях зелёные жирные гусеницы. Рассматривая, как они методично грызут капустные листы, Ётаро подумал: «Ну, теперь-то мне известно, что делать. Сейчас я прогоню гусениц». Ётаро наклонился к капустной грядке и громко закричал:

– Брысь! Брысь! Брысь!

Но гусеницы продолжали заниматься своим делом.

– Брысь! – закричал Ётаро что было мочи.

Однако гусеницы, похоже, не обращали внимания на все его старания. Ётаро стало так обидно, что он расплакался и побежал к матери.

– Почему ты плачешь? – спросила его мать.

– Я плачу, потому что мерзкие гусеницы меня не слушают. Я кричал им «брысь», а они все равно едят нашу капусту.

– Ты такой глупый! – всплеснула руками мать. – Ведь гусеница и кошка не одно и то же. Надо было убить гусениц, а не кричать на них.

– И верно, – сказал Ётаро. – В следующий раз буду умнее.

В тот же день после обеда Ётаро, попросил у матери разрешения сходить посмотреть на представление.

– Сегодня в деревню приехали борцы. Отпусти меня посмотреть на них.

– Хорошо, – ответила мать. – Только веди себя хорошо, в толпе не толкайся и вообще будь вежлив с людьми.

Ётаро радостно побежал к деревенскому храму. Представление было уже в полном разгаре. Посреди двора храма на дощатом помосте боролись двое огромных толстяков. Вокруг помоста собралась большая толпа. Казалось, посмотреть на представление сбежалась вся деревня. Из-за большого скопления людей во дворе было очень тесно и душно. Все зрители держали в руках круглые бумажные веера, украшенные чёрными знаками, и, издавая тихий шелест, обмахивались ими. От этого по всему двору проносился лёгкий ветерок. Поскольку Ётаро пришёл уже после начала представления, ему досталось место в самом конце двора. Кроме затылков и спин стоящих впереди него людей, он ничего не мог видеть. Делать нечего, стал Ётаро рассматривать затылки. Среди множества голов он увидел розовую лысину. Она блестела на солнце, словно кто-то покрыл ее лаком. Посредине лысины торчал один единственный волосок, а на его конце сидела большая чёрная муха. Ётаро она напомнила гусениц на капусте. Ему показалось, что еще немного – и она съест последний волос на голове старика, которому принадлежала лысина.

«Надо немедленно убить эту гадкую муху», – решил Ётаро. Тут он вспомнил наставления матери и подумал: «Но будет ли это вежливо? Да, конечно, будет», – тут же закивал своим мыслям мальчик. Не раздумывая больше, он высоко поднял веер и со всего размаха хлопнул по лакированной лысине. Муха, конечно же, успела взлететь и, как ни в чем не бывало, пересела на соседнюю голову, а обладатель лысины охнул и обернулся.

– Ты что, обалдел, маленький негодник?! – заорал он на Ётаро.

Старик размахнулся и отвесил мальчику болезненную оплеуху. Ётаро схватился за щеку и заплакал. Он с трудом протиснулся сквозь толпу и побежал домой.

– Состязание кончилось так быстро? – удивленно спросила его мать.

– За мою вежливость меня поколотили, – сказал Ётаро. – Я только хотел убить муху, хлопнул одного старика по голове веером, а он разгневался и избил меня.

– Ну что за глупый ребенок! – воскликнула мать. – Зачем ты ударил старика по голове? У тебя же был веер. Надо было просто помахать им, вот муха бы и улетела.

– А я и не подумал, – сказал Ётаро. – В следующий раз буду умнее.

На другой день в деревне загорелся дом. Как только Ётаро услышал об этом, он тут же кинулся на улицу посмотреть на это зрелище, ведь он никогда в жизни не видел пожара. Издалека виднелись желтые отблески пламени и черный дым, который высоким столбом поднимался в небо. На улице царила неописуемая суета, вся она была запружена бегающими туда и сюда людьми. Ётаро остановился прямо напротив горящего дома и стал с интересом следить за всем, что происходило вокруг него. Вдруг раздался оглушительный треск: в горящем доме обрушилась балка. Над улицей рассыпался целый сноп искр. Одна из них перелетела через улицу и попала на бумажное окно, рядом с которым стоял Ётаро.

– Ой, беда, ой, беда! – заволновался Ётаро. – Надо поскорее прогнать искру, а не то возникнет еще один пожар.

Мальчик вытащил из-за пояса веер и начал махать им так быстро, как мог. От движения воздуха, которое он создал, искра стала разгораться, а бумага тлеть. Жившие в доме люди, увидев, что бумага у них на окне задымилась, в испуге выскочили на улицу. Вид Ётаро, раздувавшего веером огонь, привел их в ярость. Веер тут же был отнят, а мальчик в очередной раз подвергся экзекуции. Правда, бумагу, которая уже начинала гореть, успели залить водой. Ётаро ушел домой подавленный и заплаканный.

– Что с тобой опять приключилось? – спросила мать, увидев, что ее сын снова в слезах.

– Меня поколотили, – рыдая, ответил Ётаро. – Я всего лишь хотел прогнать искру с бумажного окна, чтобы не загорелся дом. Только я начал махать на неё веером, как на меня набросились и избили, а веер забрали.

– Зачем же ты махал веером, глупыш? – сказала мать. – Огонь не тушат веером, его заливают водой.

– Теперь-то я запомню, – ответил Ётаро. – В следующий раз буду умнее.

На другой день с утра Ётаро вышел из дома погулять. Скоро он забрел на самый край деревни. Там стояла кузница. Дверь в неё, как всегда, была широко распахнута, и с улицы было хорошо видно, как внутри полыхает пламя, перед которым ритмично двигались двое здоровяков. Они по очереди ударяли по раскалённому железу молотами на длинных ручках. Каждый раз, когда молот опускался на железо, во все стороны рассыпались искры. Увидев эту картину, Ётаро подумал: «Опять пожар! Хорошо, что мама объяснила мне, что делать».

Он схватил ведро с водой и выплеснул его на огонь. Кузнецы на несколько мгновений остолбенели от удивления, но шипение воды в горне привело их в чувство. Они побросали молоты и, схватив Ётаро, отделали его, как следует, а потом вышвырнули на улицу. Мальчик с рёвом побежал домой.

– Что опять стряслось? – спросила мать.

– Снова меня поколотили, – стал жаловаться Ётаро. – Я шел мимо кузницы и увидел внутри огонь и искры. Они сыпались в разные стороны. Я испугался, что всё вокруг загорится. Я полил огонь водой, как ты мне говорила, а кузнецы почему-то рассердились и надавали мне тумаков.

– До чего же ты глуп, Ётаро! – покачала головой мать. – Огонь в кузнеце зажигают специально. Он нужен для работы. Ты же видел, что делали кузнецы? Они не лили воды на огонь, а били молотами по железу. Если тебе так хотелось им помочь, надо было повторять за ними.

– А, теперь понял, – сказал Ётаро. – В следующий раз буду умнее.

Прошло два дня. Ссадины и кровоподтеки на теле у Ётаро болели уже не так сильно, и он снова отправился на прогулку. Не успел мальчик отойти далеко от дома, как встретил двух парней. Они яростно дрались палками. «Сейчас я им помогу!» – подумал Ётаро. Он взял толстую суковатую палку и что было мочи ударил одного, а потом второго парня по голове. Парни тут же прекратили драку и вдвоем накинулись на Ётаро. Это были сильные парни, намного старше Ётаро, к тому же их было двое. В результате мальчик был избит так сильно, что едва смог добраться до дома.

– Что с тобой такое? Тебя опять побили? – спросила мать.

– Да, – еле смог вымолвить Ётаро. – Я шёл по улице. Смотрю: парни бьют друг друга палками. Я начал им помогать, а они вдвоем как набросятся на меня! Всего меня исколотили.

– Ты, наверное, никогда не поумнеешь, – грустно сказала мать. – Надо было разнимать парней, а не лезть в драку.

– Как я не сообразил? – сказал Ётаро. – В следующий раз буду умнее.

После этого случая Ётаро так боялся выйти на улицу, что целую неделю просидел дома. Но, в конце концов, ему стало совсем скучно и он опять вышел прогуляться. Вот идет он по улице и видит: посреди дороги лают и кидаются друг на друга две собаки. Вспомнив наставления матери, Ётаро закричал:

– А ну-ка живо перестаньте!

Собаки не обратили на мальчика никакого внимания и продолжили грызню. Тогда Ётаро подскочил к ним, схватил каждую из них за хвост и стал тянуть в разные стороны. Тут собаки словно осатанели. Страшно рыча, он схватили Ётаро зубами за ноги. Хорошо еще, что мимо проходили люди и отогнали собак, иначе не сдобровать мальчику. Чуть живой, Ётаро доплелся до дома. На этот раз, увидев искусанного сына, мать уже и говорить ничего не стала.

Дурака учить – зря время терять.

Енот-оборотень

Как-то раз старьевщик Джинбей возвращался домой из города. Он вез за собой полную тележку старья. Неожиданно старьевщик услышал, как чей-то испуганный голос зовет на помощь. Джинбей огляделся по сторонам и увидел трех мальчишек, которые обижали маленькую девочку.

– Немедленно оставьте ее в покое! – прикрикнул на мальчишек Джинбей.

Те сразу же убежали. Проводив их взглядом, Джинбей обернулся и посмотрел на то место, где только что была девочка, но там уже никого не было. «Как сквозь землю провалилась», – удивился Джинбей и отправился дальше. По пути ему встретился знакомый священник.

– Здравствуй, Джинбей, – сказал тот. – Ты знаешь, у меня чайник прохудился, я хотел бы, чтобы ты купил для меня новый, когда снова будешь в городе.

Дома Джинбей принялся перебирать содержимое тележки. Он рассортировывал вещи по полкам и кучам. Через какое-то время он обратил внимание, что в углу комнаты стоит прекрасный чайник. «Откуда он здесь взялся? – подумал Джинбей. – Кажется, у меня такого не было». Тут он вспомнил, о чем просил его священник. Не долго думая, Джинбей, закинул чайник за спину и направился к его дому. Чайник оказался довольно тяжелым, и к тому времени, когда Джинбей добрался до места, он порядком устал. Немного не доходя до дома священника, старьевщик остановился, чтобы отдышаться. Тут он услышал голос за спиной: «Вот мы и пришли. Опускай меня на землю!»

Джинбей почувствовал, что волосы у него на голове становятся дыбом. Он быстро обернулся и понял, что на самом деле всё это время тащил вовсе не чайник, а енота-оборотня, который только прикидывался чайником. «Ты не пугайся, Джинбей, – успокоил его оборотень. – Та девочка, которую ты избавил от зловредных мальчишек, – это тоже я. За твое доброе дело я помогу тебе. Сейчас я снова превращусь в чайник, и ты сможешь продать меня священнику». На том и порешили.

За красивый чайник Джинбей получил щедрую плату от священника, которому вещь очень понравилась. Получив мной денег, Джинбей всё-таки шел домой в нерадостном настроении. «Со священником как-то нехорошо вышло, – думал он. – А что будет, когда он захочет поставить чайник на плиту? Вряд ли это понравится еноту». Как раз в это время священник возился возле очага. Он наполнил новый чайник водой, развел огонь и подвесил над ним чайник. Быть зажаренным на огне вовсе не входило в планы енота. Какое-то время он еще терпел, но потом не выдержал и выпрыгнул из очага. Енот с визгом метался по дому, а изумленный священник, который от неожиданности сел прямо на пол, только и мог, что наблюдать за беснованием ожившего чайника.

Вернувшись домой, Джинбей продолжал размышлять о судьбе оборотня. Вдруг в дом ворвался енот. Вид его был жалок: из глаз катились крупные слезы, шерсть была опалена.

– Бедняжка! – воскликнул Джинбей. – Не надо было продавать тебя. Это я виноват. Ты уж прости меня.

Уложив енота на кровать, Джинбей начал намазывать его целебным составом. Не успел старьевщик закончить, как в дом влетел разъяренный священник. Не успев переступить порог, он заорал на Джинбея:

– Мошенник! Ты обвел меня вокруг пальца! Сейчас же отдай мне мои деньги!

– Кстати, из-за твоего енота я тоже пострадал. Посмотри на эти ожоги! Теперь тебе придется заплатить еще и за мое лечение! – добавил священник, увидев, чем занят Джинбей.

Деваться было некуда, и старьевщик отдал священнику вдвое больше того, что он получил за чайник. После ухода священника енот сказал:

– Прости меня, Джинбей! Я и правда хотел тебе помочь. Мне очень жаль, что ты лишился из-за меня всех своих денег.

– Ты выздоравливай лучше побыстрее, а о деньгах не думай, – ответил ему старьевщик. – Я кое-что придумал.

Енот был благодарен Джинбею за доброту. Он быстро поправлялся и уже через несколько дней был совершенно здоров.

– Ты говорил, что придумал что-то, – сказал енот, когда оправился от ожогов. – Что ты имел в виду?

– Видишь ли, у меня возникла идея, что мы с тобой могли бы давать в городе представления. Я бы играл на флейте и барабане, а ты танцевал и ходил по канату. А твои превращения могли бы собрать сотни зрителей.

– Мне это нравится! – ответил енот. – Давай только сначала потренируемся.

В скором времени они уже давали представления в городе. Очень скоро слава о Джинбее и еноте разошлась далеко по стране. Стоило им только появиться в каком-либо селении, тут же вокруг собиралась толпа народа. Стоит ли и говорить, что бедствовать им не приходилось.

Ходят слухи, что даже сам император тайно посещал их выступления.

Сражение обезьяны с крабом

В давние времена жили двое добрых соседей – Обезьяна и Краб. Отправились они как-то погулять вместе. Неподалеку от реки Обезьяна наткнулась на зернышко хурмы, а Крабу попался рисовый шарик.

– Посмотри, какое лакомство я нашел! – первым похвастался Краб.

– А на это посмотри! – ответила Обезьяна и показала зернышко хурмы.

На самом деле она позавидовала Крабу. Хурму Обезьяна, конечно, любила, но что проку от одного зернышка? Другое дело – рисовый шарик! До чего же он, должно быть, вкусный! Мысль о рисовом шарике засела в голове у Обезьяны и она решил во что бы то ни стало завладеть им. С серьезным видом она обратилась к Крабу:

– Не желаешь ли, господин Краб, поменяться? Я тебе дам мое зернышко, а ты мне – свой шарик.

Краб удивленно вытаращил глаза и сказал:

– Для чего мне это? Сравни мой прекрасный большой рисовый шарик и твое невзрачное крохотное зернышко. Нет уж, меняться не имею ни малейшего желания.

– Да ты погоди сравнивать. Что больше, а что меньше – и так понятно. И твой шарик, конечно, можно сразу съесть, но что тебе останется после этого? Одни только воспоминания. Мое же зернышко – совсем другое дело. Сейчас, его правда, не съешь, но зато зернышко можно посадить в землю. Представь, сколько вкуснейших плодов хурмы ты сможешь собирать каждый год, когда из зернышка вырастет дерево. Я бы и сама так сделала, но у меня уже много таких зернышек, а вот у тебя нет. Давай поменяемся, и ты сам увидишь, как много хурмы может созреть на дереве. Ну, решай скорее. Нет, так нет, я тебя долго упрашивать не буду. Заберу зернышко к себе домой, там и высажу. Только учти, когда поспеют сладкие плоды, я тебе ни одного не дам.

Обезьяна напустила на себя равнодушный вид, так что никто не смог бы заподозрить, глядя на нее, что она ужасно хочет поменяться. Она на разные лады продолжала убеждать Краба, ловко обводя его вокруг пальца. Краб, честно говоря, был довольно простодушен, поэтому в конце концов клюнул на приманку.

– Раз уж это так выгодно, как ты говоришь, я не против посадить семечко, – нерешительно проговорил он.

– Ну, тогда давай мне рисовый шарик.

Как только Краб передал Обезьяне рисовый шарик, она поспешно сунула его в рот и также поспешно принялась жевать, побаиваясь, что Краб изменит свое решение и потребует шарик назад. Передавая свое зернышко Крабу, она сделала такой вид, как будто расстается с величайшим в мире сокровищем.

После этого соседи распрощались.

Как только Краб добрался до дома, он, как научила его Обезьяна, высадил зернышко в саду.

Через какое-то время зернышко дало ростки, появились веточки, а на них – листья. Дерево росло быстро. Каждый день Краб видел, что оно становится выше. Ему нравилось наблюдать за ростом дерева. Он мечтал, что скоро дерево станет большим и на нем появится много плодов, и испытывал от этих мыслей настоящее удовольствие.

Чтобы каштан или персик начали плодоносить надо три года, а для хурмы – целых восемь лет.

И вот, осенью восьмого года вместо зернышка, величиной не больше кончика мизинца, в саду у Краба было большое дерево и, чтобы увидеть его во всех красе, надо было задирать голову. Точно фонариками, всё оно было увешено, красными вкусными плодами. «Не обманула Обезьяна. Всё, так, как она говорила», – удовлетворенно думал Краб. Он был просто в восторге от своего дерева.

Теперь бы можно уже и попробовать хурмы, да вот беда: очень уж низок ростом был Краб, как ни старался достать плоды, дотянуться до них своими клешнями он не мог. Кто-нибудь другой мог бы попытаться вскарабкаться по ветвям дерева наверх, но только не Краб, ведь крабы передвигаются только в одном направлении – вбок. Что же было делать Крабу? Ведь он так хотел отведать вкусных плодов.

«Да, уж, сам я тут, верно, никак не справлюсь, – расстроился Краб. – Значит, надо сходить к моей приятельнице Обезьяне. Пусть поможет и соберет для меня плоды с дерева. Пожалуй, ничего лучше здесь не придумаешь». И Краб помчался к дому Обезьяны.

– Госпожа Обезьяна, ты у себя?

– Здравствуй, господин Краб! Давненько мы с тобой не виделись. Хорошо, что зашел.

– И правда, давно. За это время зернышко хурмы стало большим деревом. Ты еще помнишь, как я выменял его у тебя на рисовый шарик?

– Видишь, я была права. Ну и как? Много ли плодов на дереве?

– Да, столько, что и сосчитать нельзя. Только вот есть одна загвоздка. Так обидно! Не могу я залезть на дерево, чтобы собрать плоды. Ног-то много, а толку от них никакого. Теперь вся моя забота о зернышке пропадает даром. Извини, что обременяю тебя, госпожа Обезьяна, но больше мне и попросить-то некого! Будь так добра, полезь на дерево и нарви мне сладких плодов. За это, я конечно, дам тебе пару штучек.

– Ну что ты, дорогой Краб. Не стоит благодарности. Какие пустяки! Мы же как-никак с тобой приятели. Я сейчас же пойду с тобой и нарву тебе сладких плодов.

И вот, дав так легко свое согласие, Обезьяна последовала за крабом к его дому.

Смотрит Обезьяна на дерево: правду сказал Краб, выросло дерево огромным, и плодов на нем просто уйма.

– Красота, что и говорить. А плоды, должно быть, просто восхитительны на вкус!

– А вот ты лезь побыстрее на дерево, рви и бросай их мне. Тогда и узнаем, насколько они хороши.

– Подожди немного, сейчас ты получишь свои плоды.

Обезьяна мгновенно влезла на дерево. Первым делом она сорвала плод и тут же начала с жадностью его поглощать.

– Ай, какая вкуснятина! Ничего прекраснее и быть не может.

– Эй! Что это ты там делаешь? – забеспокоился Краб. – Нарви сначала плодов мне, а потом уже будешь есть свои.

– Должна же я убедиться, что плоды не ядовиты, – сказала Обезьяна и сорвала еще одну спелую хурму.

– Я слышу, как ты чавкаешь! Перестань немедленно и бросай хурму сюда!

– Ладно, ладно, сейчас.

Краб проворно подобрал плод, упавший с дерева, и тут же положил его себе в рот. Но что это? Плод оказался ужасно горьким и Краб сразу выплюнул его.

– Этот плод совсем не сладкий! Будь добра, сорви мне спелых.

– А попробуй-ка этот? Ну что?

Краб с отвращение сплюнул терпкую мякоть.

– Да ты просто привереда, Краб. Тогда получи-ка еще! На вот тебе, на!

И твердые как камень, еще совершенно зеленые плоды, полетели в голову Краба.

– Ай-ай, больно! – закричал Краб, пытаясь укрыться от этой бомбардировки.

Обезьяна запустила еще один плод.

– Зачем ты это делаешь? Мне и правда больно!

– Да что я с тобой нянькаюсь? Знаешь, что? Это всё мои плоды, а ты и вовсе подохни!

Новый поток незрелой хурмы градом посыпался на бедного Краба. В конце концов, весь его панцирь был разбит вдребезги. Только заметив, что Краб уже почти мертв, Обезьяна прекратила обстреливать его незрелой хурмой. Быстро собрав все спелые плоды, какие только были на дереве, она вместе с ними что было духу ринулась домой.

Надо сказать, у Краба был сын. Во время описанного происшествия, его не было дома, он гулял с одним из своих товарищей на дальнем озере. До чего же страшную картину застал он дома, когда вернулся! Под деревом беспомощно лежал его бездыханной отец. Клешни и панцирь у него были раздроблены. Краб уже не мог видеть и слышать, он медленно и мучительно умирал под деревом, которое так заботливо растил в течение семи лет.

Краб-сын чуть было не сошел с ума. Он громко рыдал, обняв безжизненное тело своего отца… Увы! Сделать ничего уже было нельзя, кроме одного: отомстить за смерть отца, уничтожив его убийцу. Но где разыскать его? Может быть, он оставил какой-нибудь след? Юноша сокрушенно огляделся вокруг. Он обратил внимание, что все прекрасные спелые плоды хурмы, еще вчера красовавшиеся на дереве, исчезли, а вся земля кругом была усеяна незрелыми зелеными плодами. Видимо, именно ими был разбит панцирь отца. Неожиданная догадка осенила молодого Краба: «Всё ясно! Не иначе, это сделала Обезьяна. Сколько раз я слышал от отца историю о том, как несколько лет назад, когда он гулял с Обезьяной вдоль реки, она променяла ему зернышко хурмы на рисовый шарик! Теперь, значит, эта гнусная Обезьяна решила воспользоваться трудами моего отца и ради этого так жестоко убила его. Ну конечно, она забрала все спелые плоды хурмы и оставила только зеленые. Что бы ей было не попросить отца по-хорошему? Неужели он не поделился бы с ней вкусными плодами? Вместо этого она вероломно убила его и сбежала! Ну, погоди же, мерзкая Обезьяна! Скоро ты испытаешь на себе, что такое месть Краба».

Юноша был в бешенстве. Глаза его налились кровью, он фыркал и выплевывал пену.

«Однако Обезьяна – коварное и хитрое существо, – задумался опять Краб. – Если она смогла уничтожить моего мудрого отца, как же мне, неопытному и молодому, удастся справиться с ней?»

После долгих размышлений, не найдя никакого способа решить эту задачу, Краб окончательно загрустил. Неожиданно его осенило: ведь старый Краб всегда водил тесную дружбу с каменной Ступкой. Прежде она была заурядным камнем в каменной ограде, за которой жил Краб. Но потом люди заметили ее, и она быстро приобрела видной положение, получив высокое звание Ступки. Природная честность и прямота были гарантией, что, однажды дав слово, она никогда не нарушит его. Если рассказать ей о печальной участи, постигшей старого Краба, и попросить помочь отомстить, она, уж конечно, не откажет. Не теряя времени, молодой Краб направился прямо к Ступке. Горестно всхлипывая, он поведал ей об ужасной гибели своего отца и всех сопутствующий обстоятельствах.

Ступка проявила искреннее сочувствие и постаралась, как могла, утешить молодого Краба.

– Какое страшное преступление! – возмущалась она. – Представляю, каково тебе сейчас. Но будь уверен, враг не уйдет от возмездия. Я расправлюсь с ним.

На самом деле, Ступка хорошо понимала, что Обезьяна хитра и коварна, и справиться с ней будет непросто, поэтому она позвала к себе своих давних друзей: Печеного Каштана, который славился стрельбой из ружья, и Большую Осу, известного мастера в деле обращения с копьем.

Когда Каштан и Оса пришли к Ступке, она обратилась к ним с такими словами:

– Я очень благодарна, что вы так скоро выполнили мою просьбу. Мне пришлось оторвать вас от дел в связи с чрезвычайным происшествием, которое случилось в наших краях. Видите ли, отец молодого Краба, который присутствует при нашем разговоре, всегда был очень расположен ко мне. Но его больше нет с нами, недавно он был коварно убит небезызвестной нам всем Обезьяной, – тут Ступка рассказала друзьям подробности случившегося. – Я не могла отказать этому юноше в его праведном стремлении совершить возмездие. Однако наш враг известен своей хитростью и дерзостью, и уничтожить его будет не так-то просто. Именно поэтому я прошу вас оказать мне услугу и помочь отомстить за смерть старого Краба. Из-за этого я и потревожила вас.

Выслушав речь Ступки, Каштан вышел вперед и с непоколебимой уверенностью произнес:

– Из ваших слов я делаю вывод, что поводом для раздора стал мой товарищ, плод хурмы. Поскольку я тоже являюсь плодом, полагаю своим долгом помочь господину Крабу в осуществлении возмездия. Сделаю всё, что для этого необходимо.

– Я тоже рада участвовать в этом деле, – не замедлила высказать свое согласие Оса. – Всадить копье в тело этой гнусной Обезьяне, которая давно причиняет мне немало беспокойства, оскверняя мои гнезда, считаю для себя делом чести.

Ступка была очень рада, что ее друзья столь единодушно стремятся ей помочь. То, что они так охотно согласились, придало ей сил.

– У меня уже есть план, я хочу, чтобы вы высказали свое мнение о нем.

– Мы внимательно слушаем тебя.

– Давайте прежде сядем поближе друзья, потому секретность – главное условие успеха в любом деле.

Сам Мондзю не сможет придумать ничего мудрее, чем три человека, когда они совещаются вместе. Ступка, Каштан и Оса, усевшись как можно ближе друг к другу, начали шепотом обсуждать какой-то секретный план и в конце концов пришли к какому-то общему мнению.

– Так будем же начеку, – говорила Ступка.

– Будем держать оружие наготове! – храбро восклицал Каштан.

Посовещавшись, они расстались.

Ступка, которая водила особенно тесную дружбу с отцом Краба, пошла к нему домой и, совершив над покойным необходимые обряды, благоговейно ему поклонилась.

А что же Обезьяна? Вероломно убив Краба, прихватив с собой все сладкие плоды, она была очень довольна собой. Однако, понимая, что совершила преступление, она опасалась страшной мести его родственников. Раздумывая о возможных последствия своего поступка, Обезьяна испытывала сильную тревогу, поэтому несколько дней она не высовывалась из дома, хотя это вынужденное заключение было для нее непривычно. Однако, видя, что ничего не происходит, она постепенно успокоилась.

«Да нет, напрасно я так испугалась, – решила она, в конце концов. – Когда я убивала Краба, в саду не было никаких свидетелей. Сам же Краб умер, а мертвые не говорят. Кто может сказать, что я виновата в его гибели? Ну, а раз никому не известно, что произошло, то мне бояться совершенно нечего. Надо просто перестать беспокоиться».

В один из дней, успокоив себя соображениями подобного рода, Обезьяна прокралась к жилищу Краба. Она хотела узнать, как в действительности обстоят дела. Все было в точности так, как она думала. Молодой Краб и не собирался ей мстить. Родственники Краба пришли к выводу, что старик опрометчиво решился влезть на дерево, чтобы нарвать плодов. В какой-то момент у него просто не хватило сил, и тяжесть собственного тела заставила его разжать клешни. По-видимому, падая, он неоднократно ударялся о ветки дерева, и, в конце концов, упал на разбросанные на земле, твердые, как камень, незрелые плоды хурмы, отчего его панцирь разлетелся на кусочки. Получается, что Краб погиб из-за собственной неосторожности. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Значит, ни о каком возмездии и речи быть не может.

Успокоившись окончательно, Обезьяна подумала, что было бы нелишним сходить к молодому Крабу и выразить свои соболезнования в связи с постигшем его горем. Такова обезьянья мудрость: глубоко тонет, да мелко плавает.

Пока обезьяна размышляла обо всем этом, к ней постучался посыльный от Краба. Гадая о цели его визита, Обезьяна ввела его внутрь дома и, предложив ему сесть, приготовилась слушать.

– Я пришел сообщить вам печальное известие, – очень вежливо начал посыльный. – На днях наш господин, почтенный Краб, собираясь нарвать плодов хурмы, взобрался на большое дерево, которое растет в его саду. Конечно, делать этого ему не следовало, потому что лазание по деревьям для крабов – вещь совершенно необычная. В результате он не смог удержаться и сорвался вниз, получив множественные повреждения, от которых спустя какое-то время скончался. Сегодня как раз седьмой день со времени его гибели. Поскольку вы были в дружеских отношениях с господином Крабом, его сын хотел бы видеть вас на скромных поминках, которые состоятся сегодня. Кроме того, он просит вас принять в дар дерево хурмы, как память об отце. Ему самому оно больше не нужно. Мой молодой господин велел мне просить вас пожаловать немедленно. Если вы не против, мы могли бы сейчас же отправиться вместе.

– Что я слышу? – постаралась изобразить на лице крайнюю степень удивления Обезьяна. – Какое горе! Неужели такое могло произойти с почтенным господином Крабом? В это трудно поверить! И ведь знаете, получается, что в безвременной кончине моего друга есть доля моей вины. С самого детства мы были с Крабом не разлей вода. Восемь лет тому назад мы вместе гуляли у реки. Случилось так, что каждый из нас одновременно сделал необычную находку. Господин Краб наткнулся на рисовый шарик, а я – на зернышко хурмы. В тот день мы и обменялись. Трудно поверить, что злополучное дерево, ставшее причиной смерти моего друга, выросло из того самого зернышка. Мне очень печально слышать ваш рассказ, тем более, что, выходит, я сама имеют отношение к этому… Если бы я могла знать, что так случится, никогда в жизни я бы не стала меняться. Но что поделаешь, ведь он так просил, и я не могла ему отказать… Ах! Как это всё печально, я просто не нахожу слов…

То ли актерский талант Обезьяны был так велик, то ли она лизнула тайком перец, но она заплакала самым настоящим образом.

«И как только ей это удается? – удивлялся посыльный, который знал о настоящей причине гибели Краба. – Ничего, скоро тебе придется лить слезы по-настоящему».

Тем не менее, он ничем не выдал своего отношения и с почтением сказал:

– Как же искренне вы, должно быть, любили моего покойного хозяина, что так велика ваша скорбь! Что же вы скажете передать молодому господину Крабу?

– Ненужно ничего передавать. Я и так чувствую себя виноватой, что до сих пор не выразила свои соболезнования. Правда, я не знала о случившемся несчастии. Но теперь я намеренна исправить эту оплошность. Пойдемте, я немедленно отправлюсь с вами, чтобы проститься с покойным.

– Молодой господин Краб будет рад, насколько это возможно при настоящих обстоятельствах, что вы будете рядом с ним в эти горестные для нас дни. Не смея больше злоупотреблять вашим вниманием, я, с вашего разрешения, отправлюсь вперед. Будем ожидать вас с нетерпением.

– Хорошо, я сейчас буду.

На этом они распрощались, и Обезьяна стала вслух рассуждать:

«Ну вот, всё точно так, как я и думала. Эти крабы, что молодой, что старый, – настоящие простофили. Глаза навыкате, а ничего вокруг себя не замечают. Вот, полюбуйтесь: его кровный враг рядом с ним, а он и не догадывается. Еще к себе домой зовет, дерево дарит, сейчас, наверное, угощать будет… Не зря говорит пословица: «Вору же и награда». Дурак он и есть дурак! Но, однако, хватит об этом. Его глупость мне на пользу. Поспешу скорее на поминки».

Чем дальше, тем больше крепла уверенность Обезьяны, что преступление сойдет ей с рук. Обезьяна оделась прилично случаю и пошла к жилищу Краба. Его родственники, которые, степенно сидели у каменной ограды по обе стороны от входа, встретили ее глубоким поклоном. От этого Обезьяна совсем загордилась и с высокомерным видом чинно проследовала между ними в переднюю.

Здесь ее поджидал слуга Краба, который, чуть только увидел гостью, приветствовал ее, поклонившись до земли. Он провел ее по коридору во внутренние покои и пригласил сесть на специально приготовленное для нее место.

Обезьяна вальяжно развалилась, дожидаясь начала поминок.

Вскоре хозяин – молодой Краб вышел к ней и вежливо поприветствовал ее:

– Добро пожаловать в мой дом, госпожа Обезьяна. Прошу извинить за бедность обстановки.

– Это ты, сын покойного Краба? – важно сказала Обезьяна. – Что и говорить, нежданно-негаданно свалилось на тебя несчастье. Могу представить, что ты сейчас чувствуешь.

В это время в комнату внесли маленький столик со всякими угощениями и сакэ.

Обезьяна была очень довольна вниманием, которое ей оказывали, и окончательно отбросила всякую осторожность. Она с жадностью набросилась на кушанья, которые ей принесли.

Когда Обезьяна набила, наконец, брюхо, ее провели в чайную комнату, где должна была состояться чайная церемония. Молодой Краб попросил ее пока отдохнуть, после чего вышел.

Прошло довольно много времени, а Обезьяна всё еще сидела в одиночестве.

«Я, конечно, знаю, что чайная церемония длится долго, но не до такой же степени! Как же хочется пить! Скорей бы уже дали мне чая», – думала она.

Действие сакэ постепенно проходило, и жажда становилась всё сильнее.

Наконец терпение у Обезьяны лопнуло, и она подошла к жаровне, намереваясь выпить хотя бы простого кипятка. Только она дотронулась до крышки котла, как заранее притаившийся там Каштан, прикинув, что пришло подходящее для решительных действий время, выстрелил в нее из ружья и попал шею.

Обезьяна только ахнула и упала навзничь. Однако она всё еще была жива и, пытаясь рукой остановить кровотечение из раны, хрипя и крича от боли, опрометью выскочила из чайной комнаты.

Снаружи дома путь Обезьяне преградила Оса, которая давно поджидала ее под навесом.

– Вот и ты, подлая Обезьяна! Тебя-то мне и нужно! – с этими словами оса прицелилась и вонзила в щеку Обезьяны огромное острие своего копья.

Обезьяна опешила на мгновение, но тут же решив, что из всех тридцати шести способов сражаться в данном случае наилучшим будет бегство, и что, в конце концов, жизнь дороже чести, стремительно бросилась прочь, прикрывая руками голову.

Может быть, Обезьяне и удалось бы уйти, но путь ее лежал мимо ограды, где затаилась каменная Ступка. Раздался грохот – и вот уже Обезьяна лежит на земле и жалобно стонет, не в силах пошевелиться под тяжестью Ступки.

Тут подоспел молодой Краб, одетый в боевые доспехи. Он остановился над поверженной обезьяной и, поблескивая перед ее лицом клешнями, победно рассмеялся.

– Ну, Обезьяна, догадываешься, что тебя ждет?

– Я… Мне… – лепетала та.

– Конечно, ты прекрасно всё понимаешь. За то, что ты жестоко убила моего отца…

– Это не я… Он полез…

– Ха! Ты и теперь будешь отнекиваться? Я не хочу слушать эту наглую ложь. Сейчас ты замолкнешь навсегда.

Сказав так, Краб широко раскрыл клешни и, сомкнув их на шее Обезьяны, с громким щелчком отсек ей голову.

Так Краб отомстил Обезьяне за смерть своего отца.

Корабль-призрак

В один из годов Хорэки, в осеннюю пору, от побережья Мацумаэ отплыл парусник. Вместе с кормчим Магоскэ команда его состояла из семи человек. Корабль возвращался в залив Ниигата.

На третий день вдали стал виден остров Садо и слева от него берег родной земли. Вдруг налетел сильный ветер, и начался шторм. Поверхность моря вздулась огромными волнами. Матросы кинулись убирать паруса, опасаясь, что корабль в любой момент может перевернуться. А порывы ветра тем временем становились всё более яростными. Кормчий Магоскэ крикнул:

– Руби мачты! Груз за борт!

Но тут появилась огромная волна. Ее гребень, казалось, достигал неба. Волна обрушилась на корабль и разбила его в щепки. Оглушенные матросы в один миг пошли на дно. Только Магоскэ сумел вцепиться в какую-то доску.

Как безжизненный обломок корабля, качался ослепленный дождем Магоскэ на волнах, чувствуя, что ветер и море уносят его куда-то прочь от родных берегов.

Иногда, оказавшись на гребне волны, он пытался посмотреть вдаль, но видел вокруг только бурлящие воды. Начинало смеркаться. Магоскэ не представлял, в каком направлении его несет. Он уже не мог сказать, где находится берег, а где открытое море. Близилась ночь, и нигде не было видно ни паруса, ни земли.

В отчаянии Магоскэ только и мог, что цепляться за хлипкую доску и молиться всем богам, которых он знал. Волны словно играли человеком, перекидывая его с гребня на гребень, и каждый раз, когда Магоскэ уже прощался с жизнью, чувствуя, что идет ко дну, новая волна вдруг подхватывала его и поднимала высоко вверх, чтобы тут же снова сбросить его с себя.

Когда Магоскэ казалось, что надеяться уже не на что, вдруг откуда-то послышались громкие крики:

– Держи крепче руль! Руби мачты! Бросай груз за борт!

Какой-то корабль летел прямо на Магоскэ. Осознав это, он закричал из последних сил:

– Помогите! Тону!

Неожиданно рядом с ним из ночной мглы возник корабль. Команда человек в десять яростно боролась за свою жизнь.

Однако люди эти не были похожи на живых. Лица их были почти что синими, а фигуры скорее напоминали смутные тени. Они каким-то образом вырисовывались на фоне такой кромешной тьмы, в которой ничего кроме них уже не было видно. Весь корабль тоже казался тенью, отделившейся от ночной мглы. От страха у Магоскэ перехватило дыхание. Корабль миновал его с правой стороны и стал стремительно удаляться.

Неожиданно раздался отчаянный крик многих человеческих голосов. Магоскэ видел, как корабль развалился на части, которые вместе с цеплявшимися за них людьми растаяли у него на глазах. И снова стало слышно только рокот бушующего моря.

– Корабль-призрак! – содрогнулся Магоскэ. Все страшные рассказы, которые он слышал об этом корабле, разом пришли ему на ум. Теперь он был даже рад, что остался незамеченным.

Но вскоре опять раздались отчаянные вопли:

– Держи крепче руль! Руби мачты! Груз за борт! Тонем! – Корабль-призрак снова показался на фоне мглы. Магоскэ опять увидел призывающих на помощь людей, которые из последних сил держались на его палубе. Большая волна ударила корабль, и он рассыпался в щепки. В этот момент тот же самый отчаянный крик пробрал Магоскэ до костей. В нем слышался такой смертельный ужас, что, казалось, невозможно остаться в живых, услышав его дважды. Призрак исчез, и Магоскэ снова остался один посреди кипящего моря.

Но не успел он опомниться, как до него опять донеслись крики:

– Держи крепче руль! Руби мачты! Груз за борт!

Снова призрачная трагедия разыгралась на глазах у Магоскэ. Проклятья, мольбы о помощи, отчаянный вопль тонущих моряков… Когда же этому настанет конец? Сердце Магоскэ сжималось от страха, иногда ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание, но он все-таки продолжал крепко держаться за спасительную доску и по-прежнему оставался на поверхности воды.

Но вот, наконец, и утро. С первыми лучами солнца корабль-призрак растаял и уже больше не появлялся. Постепенно ветер и дождь стихли, а море стало не таким яростным. Три долгих дня Магоскэ качался на волнах, едва живой от усталости и голода. Руки у него занемели, в глазах стало темно… Зачем он борется? Все равно конец неизбежен… Вдруг Магоскэ заметил недалеко от себя какой-то предмет, покачивающийся на волнах. Присмотревшись, он различил связку соломы. Магоскэ удалось поймать ее. Внутри связки был полотняный мешочек, а в нем лежали стручки красного перца. После того, как Магоскэ съел около дюжины стручков, он несколько оживился. А через некоторое время Магоскэ увидел корабль. Он стал звать на помощь, его заметили и вытащили из воды. На этом корабле Магоскэ благополучно прибыл в залив Ниигата, а потом встретился со своими родными, которым и поведал эту историю.

Иссумбоси

Давным-давно в селе Нанива, в провинции Сетцу, т. е. там, где теперь находится большой город Осака, жил старик со старухой. У них не было детей, а они сильно желали их иметь. Часто старик говорил, своей старенькой женушке:

– Вот несчастье-то какое: нет, да и нет, детишек! Пусть бы небо послало нам хотя бы мальчика-с-пальчик, – мы и таким были бы довольны.

Но, хотя детей по-прежнему у них не было, все же старики не унывали и продолжали ежедневно приходить в храм и усердно молились:

– Пошли нам небо, сыночка! Услышь нашу молитву и пошли нам хоть крошечного мальчика-с-пальчик.

Долго просили они своего бога. Наконец, он смилостивился над ними и явился им.

– Мне жаль вас, – сказал он старикам, – вам сильно хочется сына, и я дам вам его.

И лишь только старик услышал это, как сейчас же бог куда-то исчез. Старик и старуха очень обрадовались своему счастью. Через 9 месяцев старушка родила маленького, как бы игрушечного, сынка. Удивились такому чуду родители, но рады были и такому своему сынку-наследнику. Они стали его растить, а когда он немного подрос, то назвали его «Иссумбоси», что значит, «Мальчик-с-пальчик».

Шли годы, а мальчик как был маленький, таким и остался и не рос нисколько. Вот и 13 лет ему, а он все маленький, совсем не такой, как все другие дети. Печалило это его родителей. Не везло им: то совсем не было детей, а то родился какой-то игрушечный ребенок, которому не наследником их быть, а сидеть в стеклянной коробочке и служить украшением магазина или богатого дома. Глядя на Иссумбоси, его матъ-старушка часто думала: «Правда, мы просили у бога хоть маленького сынка, но мы не думали, чтобы бог так позабавился над нами». И от соседей старику и старушке не было житья; наконец стало это им невмоготу.

Призвала старушка к себе, сына и сказала ему:

– Почему ты, Иссумбоси, не растешь? Хотя я твоя мать и должна любить тебя, но надо мной все люди смеются, и остаток моей жизни я не могу провести в спокойствии. Да и самой мне стыдно, что сынок мой не такой, как все, другие… Как мне, и не жаль тебя, но я должна попросить тебя оставить наш дом. Но если ты сможешь подрасти, то мы охотно опять примем тебя в свой дом.

Иссумбоси был очень скромный мальчик.

– Хорошо, – ответил он, – хотите вы, чтобы я ушел, и я уйду. Дайте мне, мама, только вашу иголку, которой вы шьете белье и платья.

– Зачем она тебе? – удивилась мать.

– Это будет моя шпага, – отвечал Иссумбоси.

– А ведь верно, – подтвердил отец, – иголка может служить тебе шпагой.

Мать передала Иссумбоси иголку, а он сделал из соломинки ножны для иглы, вложил иголку в соломинку и заткнул последнюю, как саблю, за пояс.

– Еще, мать, прошу у тебя деревянную чашку и небольшую палочку.

– А это зачем тебе? – поинтересовалась мать.

– Чашка мне заменит лодку, а палочка – весло.

– Опять твоя правда, без всяких хлопот у тебя и лодка и весло.

Получил Иссумбоси чашку с иголочкой, вышел из дому и стал прощаться со своими родителями.

– Желаю вам, папа и мама, всего хорошего. Берегите себя и свое здоровье!

Дошел Иссумбоси до воды, спустил на нее свою лодку, сел в нее и поплыл.

«Но куда же мне держать свой путь? – думал Иссумбоси, и, наконец, ему пришло в голову: – Я слышал, что город Киото самый большой в Японии. Недаром это и столица государства. Наверное, в нем очень интересно. Хорошая, однако, мысль побывать в столице, и увидеть всю знать страны. Пойду-ка я в Киото».

И он поплыл вверх против течения реки Иедо.

Маленький Иссумбоси напрягал все свои силы и едва-едва подвигался вперед. Не скоро доплыл он до города. На пути ночевал он, то на камнях у берега реки, то где-нибудь под мостом, переброшенным через реку. Едва-едва, через месяц, добрался он до столицы.

В те времена город Киото был столицей Японии: в нем жил японский император. Когда Иссумбоси попал в Киото, то его родной городок, Нанива, показался ему, по сравнении со столицей, маленьким селом.

Вышел Иссумбоси из своей лодки и отправился осматривать столицу. Ходит он по улицам и видит: роскошные здания, тенистые сады, чистые, широкие улицы. Остановился Иссумбоси перед большими раззолоченными воротами одного дворца и узнал, что это дом князя Сензю.

– А, вот его-то мне и надо! – воскликнул Иссумбоси. – Много мне о нем приходилось слышать!

Он без церемоний вошел в ворота, подошел к сеням дома, легонько постучал в дверь и спросил:

– Разрешите войти?

Как раз, на счастье нашего героя, сам князь Сензю был вблизи двери, в которую стучал Иссумбоси.

«Кто это там?» – подумал князь и, приотворив дверь, выглянул в сени. Но он никого там не заметил.

«Что за загадка? – подумал заинтересованный Сензю. – Я ясно слышал чей-то тихий голосок, а, оказывается, здесь никого нет!»

Вышел князь в сени и стал их обшаривать. Смотрит, возле обуви стоит маленький, крохотный мальчик.

– Что за чудо? Это ты стучался ко мне?

Иссумбоси сделал два шага вперед, по направлению к князю, и вежливо ответил:

– Да, это я стучал.

– Но откуда ты, крошка, пришел сюда?

– Сюда я попал из города Нанива, а зовут меня Иссумбоси.

– Иссумбоси? Как это имя подходите к тебе: ты настоящий мальчик-с-пальчик! Хорошо… А зачем же ты из Нанивы изволил пожаловать сюда?

– Родители выпроводили меня из дому… Некуда было мне идти, и я решил направиться к вам и просить у вас милости: разрешите мне остаться при вашем дворе, и служить вам.

Подумал князь и сказал:

– Хорошо, я приму тебя к себе, на службу… Таких маленьких, как ты, ни у кого из знакомых мне князей нет, и я могу тобой хвастаться перед ними: посмотрите, – скажу я им, – какого я себе раздобыл великана-воина!

И Иссумбоси остался служить при дворе князя Сензю.

Хотя Иссумбоси ростом и не вышел, но он был умен, ловок, проворен, исполнял княжеские поручения всегда быстро и жил со всеми в дружбе. Немудрено поэтому, что вскоре сам князь и все его приближенные полюбили Иссумбоси. Понравился он и дочери князя. Когда она куда-нибудь шла, то непременно брала его с собой.

Однажды дочери князя вздумалось пойти помолиться в храм богини Милосердия, который находится в селении Киемизу.

А по дороге в этот храм жило два огромных, страшных демона. Давно уже присмотрели они дочь князя и все ждали лишь удобного случая, чтобы похитить ее. Девушка, ничего не зная об этих демонах, преспокойно дошла до храма, помолилась там и отправилась в обратный путь. Вдруг на дороге, из-за камня, выскочили страшные демоны и бросились на нее. Перепугалась дочь князя, – не знает, что и делать… Страшно закричала она от ужаса…

– Не бойся, княжна, – ободрил ее Иссумбоси и, выхватив из соломинки свою крохотную шпагу, храбро бросился к демонам с криком:

– Слушай, глупый демон! Ты не знаешь, кто я? Я – Иссумбоси, придворный князя Сензю, на дочь которого ты нападаешь… Если ты посмеешь тронуть ее хоть пальцем, то я немедленно исколю тебя моей шпагой…

Демоны захохотали. Их хохот гремел, словно удары гонга.

– Храбрый карлик, ты гордо стоишь пред нами и хвастаешься… А мне даже не хочется марать о твое поганое тело своих зубов… А если тебе хочется помериться со мною силами, то я тебя проглочу одним глотком, – сказал один из демонов, схватил Иссумбоси и, не разжевывая, проглотил малыша целиком.

Иссумбоси, целым и невредимым, проскочил в желудок демона. Здесь он немедленно вооружился своей шпагой-иголкой и, недолго думая, всадил ее в желудок беса…

Взвыл бес от боли… А Иссумбоси знай себе колет да колет. Демон не в состоянии был больше переносить мучения и в судорогах свалился на землю.

Тогда Иссумбоси проворно выскочил из его желудка обратно на землю.

– Ну, нет, не убежишь от меня! – вскричал другой из демонов и подхватил его с земли своей пастью.

Иссумбоси теперь решил не забираться больше в желудок, а быстро пробрался через горло в ноздри демона. Здесь он не остался без дела: вынул свою шпагу, да и запустил ее демону прямо в глаз…

И этот демон взвыл не хуже первого.

– Нет, видно, не простой это человек, – решили бесы. – Не по силам нам совладать с ним… Убежим лучше, пока живы…

Сразу пропала у демонов их сила и смелость, и они давай поскорее удирать от маленького, крохотного мальчика Иссумбоси…

– Куда же вы побежали, жалкие трусы? – насмехался им вдогонку Иссумбоси. – Храбрились, храбрились, да и набок свалились…

Когда демоны исчезли из виду, Иссумбоси подошел к дрожащей дочери князя и вежливо проговорил:

– Княжна, теперь вам некого бояться: бесы убежали. Пойдемте домой!

Сильно обрадовалась дочь князя; ей казалось, что она встретила в этом аду не Иссумбоси, а самого Бога.

– Спасибо, – проговорила она, – ты спас меня от страшной смерти… Когда мы придем к моему отцу, я все расскажу ему, и он щедро наградит тебя дорогими подарками.

Они уже готовы были отправиться домой, как вдруг девушка заметила лежащий на земле молоток.

– Вот счастье! – воскликнула она. – Я нашла молоток; наверное, демон, убегая отсюда, впопыхах уронил его!

И она поспешно подняла молоток.

– Что это такое? – удивленно спросил Иссумбоси.

– Разве ты не знаешь? – улыбнулась княжеская дочь, – это волшебный молоток «учиде-но-козучи»; если владелец его пожелает что-нибудь иметь, то ему следует, лишь сказать вслух свое желание и ударить нисколько раз этим молотком, – и желаемое немедленно появится.

– Правда ли это?

– Конечно, правда! Хочешь, мы сейчас испробуем действие этого молотка? Что бы ты сейчас желал иметь?

Иссумбоси немного подумал и сказал:

– Ничего мне не надо. Я хотел бы только стать ростом, как и все другие люди.

– Так вот чего ты хочешь! – удивилась княжна.

– Да, я хочу вырасти и не быть карликом.

– Хорошо, пусть исполнится твое желание!

Княжеская дочь ударила несколько раз молотком и проговорила:

– Пусть увеличится рост Иссумбоси, пусть увеличится рост Иссумбоси, пусть увеличится рост Иссумбоси!

Едва только успела произнести она в третий раз эти слова, как Иссумбоси сделался такого же роста, как и княжна.

Обрадовался Иссумбоси; была рада этому и дочь князя. Радостные вернулись они во дворец.

Все придворные были поражены подвигом храброго Иссумбоси, и его новым видом.

Князь Сензю был настолько тронут поступком Иссумбоси, что решил доложить обо всем произошедшем самому императору. Император пожелал сам увидеть храбреца.

Когда Иссумбоси был доставлен во дворец, император наградил его и оставил у себя на службе.

Служа при императорском дворе, Иссумбоси вскоре выделился своими подвигами и, в конце концов, заслужил генеральское звание.

Медуза и обезьяна

Глубоко-глубоко, на дне океана, где темно и днем и ночью, в раззолоченном дворце, жил морской царь, – страшный и сильный дракон. Грозен казался дракон всем подданным. Все обитатели морского дна боялись его длинных-предлинных лап с цепкими когтями; все беспрекословно слушали и исполняли его волю.

Много лет жил дракон одиноко в своем пышном дворце. Но ему наскучила такая жизнь; к тому же, он не мог справиться со своим огромным хозяйством; и вот дракон решил жениться. В соседнем океане, у морского царя, была прелестная дочка. На ней и женился наш дракон.

Много-много живет в океане всякой твари, начиная с огромнейшего кита и кончая малюсенькой рыбкой сизимэ. Все они собрались поздравить дракона со вступлением в брак. Пришли во дворец, поклонились в ноги дракону и громко, дружно, в один голос прокричали:

– Банзай, банзай!!!

Дракон счастливо зажил со своей женой.

Но не прошло и трех месяцев после свадьбы, как жена дракона чем-то захворала и слегла в постель. Дракон любил и жалел свою жену. Он позвал к больной мудрого осьминога-отшельника. Осьминог умел лечить от разных болезней, и далеко по дну океана ходила слава о его докторских познаниях.

Осмотрел доктор больную, прописал ей лекарство; но болезнь не проходила.

Опечалился дракон; загоревали и все придворные. Думали, думали придворные, но ничего не могли придумать, как излечить от болезни жену их повелителя. А больная слабела с каждым днем. Дракон не находил себе места и чуть не сходил с ума от горя. Сильно рассердился он на доктора-осьминога, призвал его к себе и говорит ему:

– Доктор ты, или нет? Если ты доктор, то твоя обязанность и долг вылечить мою жену… Если нет, – то зачем берешься не за свое дело?!

Страшен был при этих словах дракон. Испугался осьминог и отвечает:

– Я очень озабочен болезнью вашей супруги, все думаю, чем и как ей помочь. Но все мои труды напрасны. Должен просить вас освободить меня от моих обязанностей. Не могу я вылечить вашей супруги, потому что нет у меня необходимого для лечения вашей супруги лекарства… Да и во всем нашем царстве я не могу его найти…

– Что ты говоришь? – рассердился и удивился дракон. – Почему нет лекарства?

– Дело в том, – поспешил объяснить доктор, – что нужно мне лекарство особенное: мне нужна печень обезьяны.

– Да, ты прав, – подумав немного, согласился дракон, – трудновато найти здесь, на дне моря, обезьянью печень…

– А как только нашлась бы печень, то болезнь вашей супруги как рукой сняло бы.

– Но зачем тебе, право, понадобилось такое странное лекарство? Где его найдешь? Где тут поймать обезьяну?

– А вот где, – поспешил ответить доктор: – на юге, как тебе царь, известно, со дна океана поднимаются высокие-превысокие горы; они вышли из воды и образовали небольшие островки. На этих островках живут в изобилии обезьяны. Надо одну из них поймать, – и тогда ваша супруга будет здорова.

– Все это отлично, – отвечает дракон, – но на мою беду, все, мои подданные живут в воде; обезьяны же живут на суше. Поэтому никто из моих слуг, я думаю, не сможет исполнить моего поручения…

– Но, ведь, у вас подданных много. Может быть, кого-нибудь найдете, – говорит доктор.

Дракон приказал позвать к себе своего старшего советника, рыбу «тай».

Приплыл «тай», узнал в чем дело, склонил на бок свою голову и стал думать. Думал, думал, да и надумал:

– Но моему мнению, поручение ваше может исполнить лишь одна медуза. Она хотя и страшна, но ее никто не боится; она хорошо плавает в воде; плохо, но все же лучше черепахи ходит по суше на своих маленьких ножках. Прикажите ей исполнить ваше поручение.

Дракон кивнул в знак согласия головой.

– Хорошо, – сказал он, – я сейчас прикажу ей.

Медуза нежилась в воде, обмывая свое прозрачное тело и длинный хвост. Очень удивилась она, когда узнала, что дракон требует ее к себе во дворец.

«Зачем я ему понадобилась?» думала она, направляясь во дворец. При входе во дворец ее уже ждали слуги дракона. Они ввели ее в комнату, где сидел дракон. Упала медуза перед своим повелителем на колени, склонила в знак подчинения, свою голову к земле. Дракон сразу перешел к делу:

– Тебе, конечно, известно, что болезнь моей жены с каждым днем ухудшается. И вот, чтобы вылечить мою жену, надо, как говорит доктор, достать печень обезьяны. Вот я и призвал тебя к себе, чтобы приказать тебе отправиться на один из южных островов и поймать там обезьяну. Если ты благополучно исполнишь мое поручение, я щедро награжу тебя. А не исполнишь, – накажу.

Медуза была глуповата. Услышав приказ дракона, она возразила:

– Я ни разу не ловила живых обезьян!.. Как я могу взяться за такое непосильное для меня поручение?

Весь этот разговор слышал главный советник дракона, рыба «тай».

– Ты права, – вставил он свои слова в их разговор, – конечно, ты не герой, и поймать обезьяну тебе не по силам. Но там, где нельзя взять силой, можно взять хитростью. Обмани как-нибудь обезьяну; замани ее сюда, во дворец, а дальше мы уже сами будем действовать. Я сейчас научу тебя, как быть. Отправляйся-ка на землю; познакомься там с обезьяной; поддакивай ей во всем; подружись с нею. Когда вы сделаетесь друзьями, то зови ее к себе, на дно океана, в гости. Расскажи ей, что здесь, на дне моря, роскошный дворец, что в нем много интересного, редкого. Вот и зови ее сюда посмотреть на наши сокровища.

– Нет, – возразила медуза, – все это мне кажется невыполнимым: ведь обезьяна-то плавать не может.

– Пустяки… Ты попроси ее сесть тебе на спину. Конечно, покрепись немного, потерпи, – но притащи ее до дворца.

Медуза замотала головой.

– Тяжело будет… Не выдержу.

– Ну, что за разговор!.. Это твоя служба!.. Крепись и тащи!..

– Хорошо. Попробую исполнить ваше поручение.

– Да ты смотри: будь осторожна, – советовал ей «тай», – не сплошай!..

– Не беспокойтесь, – отвечала медуза, – пойду сейчас обманывать… Буду вашим учеником.

Вышла медуза из дворца, прошла улицу, распустила свое прозрачное тельце и стала подниматься вверх.

Долго плыла медуза; наконец, выплыла на поверхность океана. Глядит, – недалеко островок. Приблизилась она к нему. Приподняла из воды свою голову и видит: большая обезьяна сидит на ветвях одной из сосен, низко наклонившейся к воде.

«А ведь верно говорил тай, – подумала медуза, – что здесь много обезьян. Уж больно умен тай!.. Все знает, всему может научить… Попробую-ка я, по его совету, подружиться с обезьяной. На мое счастье, на ветвях сосны сидит только одна обезьяна. Одну ее, конечно, легче провести».

Подплыла медуза совсем близко к обезьяне и заговорила:

– Госпожа обезьяна, какая сегодня чудная погода…

– Да, погода сегодня великолепная, – ответила ей с дерева обезьяна.

С минуту помолчала медуза; помолчала и обезьяна. Затем обезьяна заговорила сама:

– Откуда вы приплыли? Я вас никогда здесь на острове не видела.

– Я служу морскому царю, Дракону, – поспешила удовлетворить ее любопытство медуза, – меня зовут медузой. Живу я в воде на глубине. Изредка плаваю у берегов на морских волнах. Там, на дне моря, я слышала, что на этих островах имеется много красивых местечек. Вот я и приплыла сюда специально, чтобы полюбоваться ими. Хочу узнать, правду ли говорят у нас, на дне моря.

– Если вы пришли осмотреть наш островок, то попрошу вас выйти на берег. На дне, моря вы слышали правду: в самом деле, у нас много прекраснейших местечек.

– Ну, нельзя сказать, чтоб и у нас, их не было! Я, например, живу во дворце дракона. Видели ли вы когда-нибудь этот дворец?

– Слыхать – слыхала много, – отвечала обезьяна, – сама же там не бывала и никогда его не видела. Говорят, что там очень красиво, и что у нас, на земле, нет ничего подобного.

– Да, на земле не сыщешь того, что там, во дворце, находится! У нас в тенистых садах, зреют круглый год фрукты. Золотые рыбки, как бабочки, порхают всюду. Вверху, над головой, вода переливается от солнечных лучей разными цветами. Внизу, под ногами, сверкают своим блеском жемчужины… Поистине такого прекрасного места нигде более и не увидишь…

Обезьяна все слушала медузу и постепенно спускалась по ветвям дерева все ближе и ближе к воде. Когда медуза окончила свой рассказ, то, как бы случайно, добавила:

– А я сейчас плыву домой. Не желаете ли отправиться со мною? Я могла бы быть для вас опытным проводником.

– Посмотреть на дворец мне очень хотелось бы, – отвечает обезьяна. – Но беда в том, что я плавать не умею.

– Ну, об этом не заботьтесь: я вас возьму к себе на спину.

– Вам будет тяжело и неловко.

– Пустяки!.. Я потерплю.

– Если вы согласны взять меня на спину, то я отправлюсь с вами с большим удовольствием…

Обезьяна спустилась с дерева и с большим удобством уселась на спине медузы.

– Только смотрите, – держитесь: упадете – потонете, – предупреждала медуза обезьяну.

– Хорошо, – отвечала обезьяна, – буду сидеть смирно и крепко держаться за вашу спину.

Они поплыли сначала по поверхности океана, а затем медуза стала спускаться в глубину. Когда они проплыли уже половину дороги, медуза вдруг обратилась к обезьяне:

– Госпожа обезьяна, скажите, пожалуйста, есть ли у вас печень?

«Кажись, сумасшедшая, – подумала про себя обезьяна, – о чем это она меня спрашивает?!»

– Да, – поспешила ответить медузе обезьяна, – печень у меня есть. А зачем вам об этом знать?

– Да мне нужно. Вот я и спрашиваю. А зачем нужно, – узнаете после!

– Да почему после? Скажите сейчас! А то меня, что-то, тревожит ваш вопрос.

– Хорошо, тогда слушайте: недавно жена дракона чем-то сильно заболела; всякие давались ей лекарства, но ничто не помогло; тогда доктор сказал, что супругу дракона можно излечить только с помощью обезьяньей печени. Вот я и была послана привезти вас. Во дворце дракона доктор хочет вынуть у вас печень.

Обезьяна сильно испугалась; ее даже затрясло, как в лихорадке.

– Зачем же вы меня обманули? – стала укорять она медузу.

Но предотвратить опасность обезьяна теперь не могла: они были на большой глубине, и кругом была одна лишь вода. Но всякий знает лукавство обезьян. Наша обезьяна тоже не могла безропотно примириться с ожидающей ее во дворце дракона участью; она нашла скоро выход из своего опасного положения и обратилась к медузе со следующими словами:

– Спасибо, что вы сказали это мне вовремя; не понимаю только одного: зачем вы мне все сразу не сказали.

– Да если бы я сразу вам все сказала, – старалась оправдаться наивная медуза, – то вы, конечно, не согласились бы отправиться со мною на морское дно.

– Напрасно вы так думаете: для меня большое счастье помочь дракону в его горе. А печени мне не жаль! Зачем она мне? Я без единого слова, если бы только это понадобилось для дракона, отдала бы, но только свою печень, но и все свои внутренности… Как жаль только, что вы раньше не сказали мне всего! Вот теперь мы напрасно и проплыли такое большое расстояние: ничего не зная, я, когда сидела на сосне оставила на ее верхушке свою печень просушиться на солнышке.

Медуза, услышав это, даже испугалась.

– Что вы говорите? – вскричала она – Вы оставили на берегу вашу печень?

– Да. Что же здесь странного? Печень моя большая и тяжелая. Она мне мешала лазить по ветвям дерева, и я ее оставила на дереве… Сами вы во всем виноваты: сказали бы раньше, – я и захватила бы ее с собою.

– Какая, право, жалость!.. Вы забыли на берегу вашу печень!.. А без нее вы не нужны дракону, – жалела глупенькая медуза.

– Да, по вашей вине, произошла большая ошибка, – притворно сочувствовала медузе обезьяна. – Но, ведь, горю этому легко помочь: вернемся обратно на берег, я захвачу свою печень, и мы снова отправимся вдвоем к дракону.

Медуза согласилась, но при этом тревожно спросила:

– Да есть ли у вас печень?

– Конечно, есть… Большая, прекрасная печень…

Медуза была глупая-преглупая, и она потащила обезьяну обратно к берегу.

Когда они доплыли до берега, обезьяна быстро соскочила со спины медузы на землю и проворно вскарабкалась на дерево. Взобравшись на самый верх сосны, она обратилась к медузе:

– Премного вам благодарна!.. Когда будете у дракона, передайте ему мой привет!..

– Почему же вы не исполняете своего обещания? – стала укорять ее медуза.

– Как вы наивны!.. Хорошо, что вы можете жить без печени. А я вот не могу! Если дракон возьмет у меня печень, то я погибну! – ответила обезьяна и громко захохотала.

– Но, зачем же еще так недавно вы мне говорили совсем другое? – спросила медуза.

– Да я вас обманула! Никогда моя печень не сушилась на солнце; всегда моя печень была со мною. Прошу извинения, но отдать свою печень я не согласна никому… Я еще молода и умирать не собираюсь пока, – проговорила обезьяна с вершины дерева.

– Хорошо, – согласилась медуза, – если не желаете отдать печень, то хоть сойдите пониже, поближе ко мне.

– Ну, нет! Теперь меня не проведете! Неприятно вам, наверное, что я вырвалась из ваших рук… Но теперь ничего не поделаете…

Медуза с горя замахала своим длинным красным хвостом.

– Ты хитрее, а потому и обманула меня. Но смотри: я возвращусь к дракону и все расскажу ему про тебя!

Обезьяна ничего не ответила и ловко перескочила на другое дерево. Потужила медуза, поплакала и с пустыми руками возвратилась во дворец дракона. А дракон с нетерпением ждал возвращения медузы. Но вот, наконец, ему доложили, что медуза возвратилась. Ее ввели в покои дракона.

– Спасибо, спасибо, – торопливо говорит ей дракон, – ты, конечно, принесла с собою печень обезьяны?!.. Ну, где же она? Где?

Медуза упала на колени.

– Все сначала шло, как по маслу. Обманула я обезьяну и плыла с ней к вам, во дворец; но обезьяна была слишком коварна: по дороге, она вдруг мне сказала, что забыла на берегу свою печень. А когда мы добрались обратно до берега, она соскочила с моей спины и убежала.

– Да как она могла узнать, что нам нужна ее печень? Болтлива ты очень!.. Наверное, ты ей и поведала, зачем тащишь ее к нам… Виноват отчасти я сам, что согласился дать тебе такое поручение… Глупа ты и наивна!.. Все кости за это нужно из тебя выколотить!..

Дракон был разъярен. Из его огромной пасти высунулся длинный-предлинный язык, изо рта забила пена.

– Выколотите из нее все кости и раздробите их, да проучите ее хорошенько, – приказал он своим слугам.

Слуги дракона тотчас окружили медузу тесным кольцом и принялись бить ее палками. Как ни молила она их о пощаде, – они были неумолимы. Слуги быстро повыдергали из нее все кости, измельчили их, а избитую медузу выбросили за ворота дворца. Раньше у медузы не было только ума; а с тех пор не стало, кроме того, ни костей, ни глаз, ни зубов. С тех пор плавает медуза, как мертвая, только лишь на поверхности воды, и ни на что более не способна.

Два старика и бесы

Некогда жил в одной глухой деревушке добряк старик со своею женою. Когда он еще был мальчиком, образовался у него на правой щеке болезненный нарост; много родителями мальчика было истрачено денег, чтобы вылечить мальчика, но никакие средства не помогали; с течением времени нарост все увеличивался, и теперь на щеке старика сидела громадная шишка.

Однажды наш старик отправился в горы за хворостом, набрал его большую вязанку и пошел в обратный путь. Вдруг тучи покрыли небо, и пошел дождь. «Экая беда, – подумал старик, – надо где-нибудь укрыться».

Оглянувшись кругом, старик заметил большое дерево, у корня которого было громадное дупло; в таком дупле могло поместиться два, даже три человека.

– Вот подходящее место, – сказал старик и влез в дупло.

Между тем, дождь полил еще сильнее, блеснула молния, загрохотал гром. Испугавшийся старик задрожал и стал молиться богу.

Через несколько времени гроза рассеялась, дождь перестал, и засиял свет вечерней зари. Старик обрадовался и решил поторопиться домой. Он уже стал вылезать из дупла, как ему послышался сильный топот, словно шло много народу. «Должно быть, дровосеки возвращаются из гор домой, – подумал старик. – Вот я с ними вместе и вернусь».

Он посмотрел в ту сторону, откуда слышался шум, и… обмер от страха: к дереву, в дупле которого он прятался, шло около сотни ужасных, чудовищных бесов. Каких только здесь не было: рогатые, одноглазые, трехглазые, синие, красные, у иных пасти, как у крокодила, у других глаза, как у сокола… В жизни никто не видел таких жутких чудес…

Старик не мог от ужаса устоять на ногах и свалился в свое дупло. Он замер там, затаив дыхание. К счастью, бесы не заметили его и расположились под деревом. Сейчас же у них начался веселый шум, смех, даже пение хором.

Старик пришел понемногу в себя, и его начало мучить любопытство – посмотреть, что же бесы делают. Он потихоньку высунулся из дупла и украдкой стал подглядывать. А веселье среди бесов, было в полном разгаре. Они расположились кольцом, в середине которого сидел самый большой и важный бес, очевидно, их старшина. Одни из бесов играли на музыкальных инструментах, другие пели; некоторые отбивали такт, кто-то плясал. «Очевидно, сегодня у них товарищеская вечеринка, – подумал старик. – Ведь вот, сколько уже лет я чуть ли не ежедневно хожу на эту гору, а только в первый раз вижу такое зрелище… Как они, однако, весело проводят время!»

Старик постепенно так увлекся зрелищем, что у него прошел весь страх: он почти выполз из дупла, смотрел на веселье, и ему самому становилось от этого весело и легко.

Между тем, старший бес, держа в руках громадную чашу с вином, закричал:

– Ну что это за веселье?! Все эти танцы давно известны и порядком мне надоели! Не пропляшет ли кто-нибудь новый, оригинальный танец?

А наш старик еще в молодости был большим искусником в танцах, и ему вдруг захотелось блеснуть своим уменьем; но благоразумие, все же удерживало его.

«Ведь если они меня разорвут на клочья, то, как будет огорчена моя добрая старушка-жена! Но, с другой стороны, если мои танцы придутся по вкусу, то, с какой стати станут бесы обижать меня?» – так раздумывал старик, глядя с увлечением на их танцы. Наконец, не выдержав, он неожиданно выпрыгнул из дупла прямо на середину круга и завертелся в танце.

Неожиданное появление старика так поразило бесов, что сразу наступила среди них тишина; но придя в себя, они с удовольствием стали смотреть на танцующего старика, который танцевал действительно очень хорошо. Бесы были в восхищении и говорили друг другу:

– Как он хорошо танцует! Никогда нам не приходилось видеть такие веселые танцы!

Когда усталый старик окончил, то старшина бесов подозвал его к себе поближе и сказал:

– Спасибо тебе, старичок. Мы очень довольны твоими танцами… Ну, выпей рюмку вина и отдохни!

И он налил ему вина. А опомнившийся старик отвечает дрожащим голосом:

– Извините, пожалуйста, за ту бесцеремонность, с которой я помешал вашим развлечениям… Я, по правде сказать, большой любитель танцев. Увлекшись вашими танцами, я, не отдавая себе отчета, выбежал из дупла, в котором прятался от дождя, и сам пустился в пляс.

– Нечего тебе извиняться, ты доставил нам много удовольствия и веселья. Приходи к нам время от времени и показывай нам твое искусство.

– Если я вам доставил удовольствие, то я охотно буду приходить к вам, когда угодно…

– Так, может быть, ты придешь сюда завтра?

– Непременно приду.

– Не обманешь?

– Нет, приду обязательно.

– Тогда, в залог того, что ты нас не обманешь, оставь нам что-нибудь.

– Хорошо, возьмите у меня, что вам угодно.

Тогда бесы стали совещаться, что бы взять у старика в залог. Один из них и говорит:

– Вообще в залог надо брать дорогую вещь. Видите, у старика большая шишка на правой щеке; люди очень дорожат такими шишками, так как, по их верованиям, эти шишки приносят счастье. Если мы возьмем у него эту шишку, то он завтра непременно придет.

Бесы одобрили слова своего собрата, и не успел старик глазом мигнуть, как начальник бесов снял у него со щеки нарост, а вслед за этим все бесы моментально исчезли.

Пришел старик в себя, видит, стоит он один под деревом, кругом никого нет. Думает, не сон ли все это; провел себя рукой по лицу, чувствует, шишки нет; трет он больную щеку, – а она гладкая, здоровая, и никакой боли нет. Обрадовался старик такому чудесному исцелению и в восторге побежал домой. Дома его давно уже ожидала старушка-жена; увидала она гладкое лицо старика и в радостном удивлении спрашивает:

– Ведь ты же вроде ходил на гору за хворостом?… Где же ты так прекрасно излечился?

Старик подробно рассказал ей о своем необыкновенном приключении, и оба они приписали это происшествие особой божьей милости.

По соседству с нашим стариком жил тоже старик, у которого тоже на лице была шишка, только на левой щеке, старик этот не пользовался такой доброй славой, как первый. Узнав о том, как излечился его сосед, он сильно позавидовал ему. На следующий день, рано утром, приходит он к нашему старику и спрашивает:

– Правда ли, старичок, что ты вчера встретился с бесами и что они взяли у тебя в залог твою шишку?

– Да, это правда. Если же ты сомневаешься в моих словах, то можешь сам сходить на это место и увидать бесов.

И наш старик подробно рассказал соседу, в каком месте и в котором часу собираются бесы. Сосед с большим вниманием выслушал нашего старика и тут же отправился от него на гору, разыскал указанное дерево, залез в дупло и с нетерпением стал ожидать появления бесов.

В сумерки опять собралось под деревом множество бесов; опять они начали пировать и веселиться, как и в минувшую ночь. Один из них и говорит:

– Пора бы и вчерашнему старику прийти. Почему это до сих пор его нет?

Тогда старик выпрыгнул из дупла и закричал:

– Вот я здесь!.. Я давно уже жду вас.

– А, вот это хорошо!.. Так потанцуй нам, как вчера…

– Слушаю… Сейчас.

И старик начал танец с веером. Но он не умел танцевать; он только прыгал, кривлялся и громко вскрикивал.

– Плохо! Плохо! Не годится, – закричали недовольные бесы: – сегодня ты очень плохо танцуешь! Отчего ты не танцуешь так, как вчера? Нам такого не надо… Убирайся!

А начальник бесов вынул из-за пазухи шишку и говорит:

– Не надо мне теперь твоего залога. И забери назад свою шишку!

С этими словами он с силой бросил шишку в голову старика, и шишка, к изумлению бедняги, плотно прилипла к его правой щеке… Так и потащился старик домой – не только не излечившись от своей шишки, но вдобавок получив еще и другую, на правую щеку.

Слуга дракона

У прелестного японского озера Бива, окаймленного зелеными берегами, жил когда-то Тавара Тота.

Однажды весной, когда всюду цвели красивые вишневые деревья, Тота, проходя по мосту, переброшенному над хрустальной водой горного ручья, повстречал какое-то странное невиданное существо.

Существо это, с длинным чешуйчатым драконьим хвостом, с безобразным черным туловищем, пытливо посмотрело своими зелеными, как листья лиственницы, глазами на Тоту.

– Что ты за существо? – спросил остановившись Тота.

– Я – Сембито, слуга дракона, повелителя морского дна, – отвечало существо. – Еще недавно я блаженствовал на дне глубокого океана… Но, нечаянно прогневав дракона, я был изгнан из океана и принужден теперь вечно блуждать по земле… Но не житель ее я… Все здесь для меня неведомо… И вот целых три дня я блуждаю по дорогам, не зная, куда мне преклонить свою голову… Добрый человек, спаси меня!

И в глазах Сембито Тота прочитал горячую мольбу.

Жаль стало ему изгнанника морского дна.

– Хорошо, – сказал Тота, – я найду тебе, убежище. Я подарю тебе мой пруд в тенистом саду.

Сембито стал благодарить Тоту, а затем они вместе отправились к пруду.

Пруд в саду Тота был глубок. В его прозрачной воде развилось много красивых золотых рыбок с огромными причудливыми плавниками.

Здесь, в этом пруду, и поселился Сембито.

Он прожил здесь короткую весну с нарядными, цветущими деревьями, здесь дождался он и пришедшего на смену весне, знойного лета с ярко зелеными рисовыми полями, красивыми ирисами и пышными, разноцветными хризантемами.

И вместе с приходом лета ожила окружающая природа, и потянулись со всех сторон вереницы паломников и паломниц к стоящему здесь на берегу озера Бива, вблизи жилища Тота, храму чтимой всеми японцами богини Миедеры.

Ежегодно летом в храме совершалось особенно торжественное богослужение, и сюда собирались многие тысячи паломниц.

Тота не был женат. Он давно мечтал о семейной жизни, давно мечтал найти себе подругу жизни… Но до сих пор он не мог полюбить. И вот в этом году Тота отправился к храму, отправился туда, лелея в душе надежду найти там себе жену.

Много дивных красавиц увидел Тота в храме богини Миедеры. Но равнодушно скользил его взор по всем личикам красавиц…

И Тота уж готов был скорбеть о том, что и в этом году ему не найти жену, как вдруг его взор случайно упал на молодую девушку, стоявшую у позолоченной колонны храма.

В тот самый миг, когда глаза Тоты остановились на ней, он почувствовал, что нашел именно ту, о которой так долго мечтал.

И действительно, эта молодая паломница была удивительно миловидна. Она имела белоснежное личико с румянцем, похожим на цвет вишни, а ее маленькие губки напоминали распускающийся бутон персика. Голос… чистый и звонкий, как песня соловья на рассвете.

С первого взгляда Тота безумно влюбился в нее. Он стал следить за девушкой. Ему хотелось узнать, кто она и где живет.

И вскоре Тота узнал, что его избранница живет недалеко от него, в деревне Ябасе, и что зовут ее Тамана.

– Она еще не замужем, – услышал Тота от одного крестьянина из деревни Ябасе, – да и вряд ли когда выйдет замуж эта красавица. Уж больно разборчивы и требовательны ее родные. Хотят, чтобы жених Таманы дал бы им за нее в подарок тысячу драгоценных рубинов.

Известие это, как гром, поразило Тота.

«Никогда, – думал он, – не собрать мне столько драгоценностей… Я не богатый князь, и если продать все мое добро, то на вырученные деньги едва ли я смогу купите и одну сотню этих дорогих рубинов… А ведь родители Таманы хотят, чтобы жених дал им целую тысячу рубинов! Нет, напрасно я только так скоро стал считать себя счастливым!»

Обманутые надежды порождали тоску, тоску столь сильную, что Тота заболел от нее и слег в постель.

И призванный к нему доктор сказал:

– Болезнь ваша неизлечима… Нет у меня никаких лекарств против сердца, пораженного пылкой любовью Вы медленно сгораете от томлений любви… в древности от этой же болезни умер наш известный герой Ройямо Хакуйо… вам ничего больше не остается, как покорно ждать смерти!..

Доктор так и ушел, не сумев ничем помочь Тоте…

А Сембито, лишь только Тота слег в постель, покинул свой пруд и стал безотлучно дежурить у постели больного, ухаживая за ним и исполняя его малейшие прихоти.

Тронутый такой преданностью к себе морского изгнанника, Тота сказал ему однажды:

– Сембито, я чувствую, как костлявая смерть хочет отнять меня от тебя, мой преданный друг! Впрочем, на этом свете мне ничего не жалко. Скорблю лишь я о том, что останешься ты одиноким на белом свете… Кто тогда будет беречь тебя, кто будет любить тебя?! Когда я умру, ты снова принужден будешь начать странствовать по свету!

Грустный вздох вырвался из груди Сембито и слезы покатились из его глаз.

И вдруг, падая на землю и ударяясь о нее, крупные слезы Сембито превратились в красивые, огромной величины, сверкающие рубины.

Тота был так сильно поражен всем случившимся, что замер на месте и не мог ни говорить, ни двигаться. Только спустя несколько минут он пришел в себя, протер свои глаза и, желая убедиться, что все это не сон, протянул свои руки к чудесным камням, в изобилии разбросанным по всему полу.

«Нет, это не сон!» – подумал Тота, убедившись, что рубины настоящие. Радостный Тота вскочил с постели, и болезнь его как рукой сняло.

– Как много рубинов! – воскликнул он – Как прелестны, как красивы они… Я отдам их родителям Таманы, и она станет моей!..

Пораженный странным поведением своего благодетеля, Сембито перестал плакать.

– Что с тобой? – спросил он у Тоты, – чему ты так сильно обрадовался?

Присел Тота на циновку и подробно рассказал Сембито, как он встретил на празднике, в храме богини Миедеры, красавицу Таману, как горячо, сильно полюбил ее.

– Но родители девушки, – продолжал Тота, – не соглашаются отдать свою дочь, не получив от жениха в подарок тысячу драгоценных рубинов. Целую тысячу камней! Где, их сыскать?… Вот потому-то тоска и сковала мое сердце… Я знал, что Тамана никогда не может стать моей женой, и потому, тоскуя по ней, я даже заболел… Теперь, когда у меня появилось столько красивых рубинов, я спасен!

И Тота принялся считать рубины. Их было много, но до тысячи было все же еще далеко.

А занятый разговором Сембито перестал плакать, и камней больше не прибывало.

– Милый друг, – сказал Тота, – поплачь немного, ведь рубинов меньше тысячи!

Но Сембито печально покачал головой и ответил:

– Жаль, но твое желание, Тота, невыполнимо! Я не лицемерен, и не могу плакать по желанию. Только искреннее горе, только тяжкое несчастье может вызвать у меня слезы. Вот и сегодня, узнав, что болезнь твоя неизлечима, я тяжко огорчился, мое сердце переполнилось горем, я заплакал… Теперь же, когда ты здоров, мои слезы будут фальшивы, и потому плакать я не могу!

– Но, что же мне делать? – грустно спросил его Тота, – ведь тысячи камней нет еще, а раз нет тысячи, значит и желание мое не сможет осуществиться!

Подумал немного Сембито и отвечает:

– Хорошо. Сегодня мне уже не вызвать слез, а завтра пойдем на тот самый мост, где мы впервые встретились. Там, за чашечкой сакэ, я, глядя на беспредельную зеленую гладь моря, постараюсь вспомнить минувшее. И возможно, что вспомнив о моем счастливом прошлом, вспомнив о жизни в той дивной стране, где нет никаких болезней, где молодость и радость всегда неразлучны, я испытаю гнетущую тоску по милой родине… И когда боль разлуки наполнит мое сердце, из глаз моих снова закапают слезы – чистые рубины, о которых ты так сильно переживаешь…

Тота охотно согласился с предложением Сембито.

На следующий день, когда ласковое летнее солнышко согрело землю, Тота, захватив с собой сакэ, а на закуску сушеной рыбы и соленой репы, отправился с Сембито к мосту.

Дойдя до моста, Тота разостлал циновку и, поудобней усевшись на ней, стал попивать с Сембито из маленьких, крошечных чашечек сакэ. Думы о минувшем, воспоминания о прежней жизни охватили Сембито при виде зеркальной темно зеленой поверхности моря, теперь покойно спавшей после недавних сильных бурь и волнений.

Тоска по лучшему прошлому, его желание вернуться домой, были так велики, и Сембито так сильно почувствовал горечь своего изгнания, что слезы вновь выступили на его глазах.

И, протянув к морю свои длинные руки, Сембито воскликнул:

– Как тяжело мне, знать, что никогда больше я не смогу вернуться туда, в свой дворец на дне этого глубокого океана!.. Ведь жизнь на земле так тяжела для меня, что каждый день кажется мне целым тысячелетием…

Горько плакал Сембито. Слезы душили его и, капая крупным градом на землю, они, превращались в рубины, большие красные рубины… Тота едва успевал их сосчитывать.

Вот уж семьсот, восемьсот, девятьсот и, наконец, целая тысяча этих огромных драгоценных камней. Тоту опьянила радость, он позабыл все на свете; с удовольствием считал и пересчитывал он по несколько раз свои рубины. Очнулся он только тогда, когда заметил, что ясное летнее утро начинает сменять сползающий с высоких гор сизый туман.

И вдруг он увидел, что из густой пелены тумана медленно выплывает высокий замок, самой причудливой постройки, залитый золотым сиянием. Затем Тота услышал чудные, доносившиеся из замка и замиравшие над морской гладью звуки волшебной музыки.

Пораженный Сембито преобразился. Он проворно подбежал к перилам моста и радостно воскликнул:

– Тота, мои слезы и мольбы наверно растрогали дракона! Он прощает меня, и я снова могу вернуться обратно на дно океана… Как счастлив я, что успел отблагодарить тебя за ту любовь и ласку, с которой ты всегда относился ко мне! Прощай, добрый Тота! Прощай!

И Сембито прыгнул в воду потока, несущегося в океан, мгновенно исчезнув из глаз Тоты.

И лишь только не стало Сембито, как тотчас же лучи яркого солнца разогнали туман, а вместе с ним исчез и волшебный замок дракона. Все случившееся произошло так неожиданно и так быстро, что Тота не мог разобраться, видел ли все это он во сне или случилось все наяву. Только крупные рубины в руках Тоты подтверждали ему, что все виденное произошло в действительности. А вспомнив о рубинах, Тота стал мысленно благодарить доброго Сембито, избавившего его от лютой смерти.

Долго стоял на мосту Тота, ожидая, что Сембито все же покажется на поверхности воды и хоть раз кивнет ему на прощанье головой. Но – нет, Сембито уж больше не показывался…

Собрал Тота все драгоценные камни и бережно снес их к себе, в жилище.

Затем, надев свое праздничное нарядное кимоно и сложив в мешочек все рубины, Тота отправился в деревню Ябасе к родителям Таманы.

Как рада была его приходу девушка! Ведь и она, заметив на празднике Юту, сразу полюбила его…

Тота преподнес родителям девушки в подарок свой мешочек с тысячей драгоценных рубинов и получил их согласие на то, чтобы Тамана стала его женой…

Отпраздновал затем Тота пышную свадьбу и зажил счастливой жизнью, часто вспоминая о своем бывшем добром друге, Сембито…

Зеркало

Много-много лет тому назад в одной из самых глухих деревушек Японии жил писарь Инабэ. У него была жена и семилетняя дочка, которую он очень любил и баловал.

Однажды Инабэ зачем-то понадобилось побывать в столице. Тогда еще не было ни железных дорог, ни трамваев, ни велосипедов. В то время и знатный вельможа, и простой крестьянин вынуждены были в самое далекое путешествие отправляться пешком.

От селения, где жил Инабэ, до столицы было не малое расстояние, а потому, в те далекие времена, отъезд из деревни в столицу считался равносильным отъезду на край света. Жена и дочь беспокоились, как бы с Инабэ не случилось чего-нибудь плохого во время пути в столицу.

– Побереги себя, – просила его жена, – окончишь свои дела – поскорей возвращайся домой!

На глазах жены показались слезы.

– Папа, – говорила дочка, – и я жду тебя! Приходи скорей обратно домой, да не забудь принести мне из столицы какой-нибудь подарок!

И дочка нежно обняла отца.

Инабэ простился с женой, поцеловал дочку и вышел на улицу. Мать с дочерью провожали его за ворота и долго смотрели ему вслед до тех пор, пока фигура Инабэ не растаяла в тумане спускавшегося на землю вечера.

– Вот папа и ушел, – сказала мать дочке. – Теперь, до его прихода, ты должна особенно внимательно слушаться мамы и не ссориться с ней.

Дочка кивнула своей головкой.

– Хорошо, мама… А ты просила папу, чтобы он мне купил что-нибудь в городе?

– Да, дочурка. Я просила его, чтобы он купил тебе большую куклу… Такую большую, какой нет, ни у одной из твоих подруг.

От радости девочка захлопала в ладоши и бросилась на шею матери.

Матери было приятно смотреть на радость своей любимицы.

По вечерам мать развлекала дочь, рассказывая ей сказки; но томительно долго проходили скучные дни.

Наконец, прошел месяц, и Инабэ благополучно вернулся домой. От долгого путешествия он сильно загорел, и его трудно было узнать. Однако любящая его жена и дочь радостно бросились к нему навстречу. Инабэ снял свои соломенные сандалии, «варажи», и мать с дочкой проводили его в комнату. Здесь писарь открыл принесенную им из столицы корзинку и вынул из нее красивую куклу.

– Вот тебе, дочка, – проговорил он, от меня подарочек! Я знаю, что ты все время слушалась здесь маму, и вот тебе за это от меня награда!

С этими словами он передал дочери куклу. Девочка, поблагодарив отца, взяла своими маленькими ручками огромную куклу. Такой красивой куклы она еще никогда не видела. Она была очень рада и долго любовалась отцовским подарком.

Затем Инабэ вынул из корзинки маленькое металлическое зеркало и, передавая его жене, проговорил:

– А вот, женушка, и тебе подарочек!

Жена бережно взяла подарок.

Надо заметить, что в те времена зеркал и в городах было мало; а потому нет ничего удивительного, что жена писаря, родившаяся и прожившая в глухой деревушке, никогда не видела зеркала. Поэтому она с удивлением спросила мужа:

– А что это за вещь и для чего она?

Инабэ засмеялся.

– Это зеркало, – объяснил он. – Посмотри в него и увидишь свое лицо. Как меч считается сердцем самурая, так зеркало – сердцем женщины. У нас в деревне, зеркал совсем нет, а в столице их продают уже давно. Я купил по случаю это дорогое зеркало тебе в подарок. Только смотри, береги его!

Обрадовалась жена и говорит:

– Ты говоришь, что зеркало сердце женщины, а я до сих пор и не знала о нем. Спасибо тебе, муженек, за подарок! Буду хранить и беречь его!

И она спрятала зеркало в ящик.

После этого жена приготовила ужин, и вся семья, втроем к села за стол, чтобы отпраздновать счастливое возвращение Инабэ домой.

Много лет прошло с тех пор. Инабз счастливо жил со своей семьей в мире и согласии. Его единственная дочь успела за это время стать взрослой девушкой. Но счастье на земле продолжается недолго.

В этой благополучной семье вдруг случилось неожиданное несчастье – захворала жена Инабэ. Сначала болезнь ее была несерьезная, и на нее не обратили особенного внимания, но время шло, и жена Инабэ не только не поправлялась, но наоборот, ее положение становилось с каждым днем все хуже и хуже.

Наконец, доктор потерял всякую надежду ее вылечить.

Любящая дочь, видя мать опасно больной, сильно страдала. Она все время сидела у постели больной матери и заботливо ухаживала за нею. Но никак нельзя было избегнуть рокового конца. Усердный уход дочери и разные лекарства, прописанные доктором, не достигли цели: мать умирала. Тогда, чувствуя приближение смерти, она подозвала дочь, взяла ее за руки, посмотрела ей пристально в глаза и, тяжело вздохнув, проговорила:

– Милая доченька, приходит мой конец. Прошу тебя, – когда я умру, слушайся во всем отца!..

– Ах, мамочка, мамочка! Не говори этого… Поправляйся-ка лучше скорей!

– Благодарю тебя, доченька, за твою любовь ко мне! Но, знаешь, – здоровье от меня не зависит, и я не могу поправиться… Теперь я хотела бы подарить тебе на память одну редкую вещицу.

С этими словами она взяла деревянную шкатулку, которая всегда лежала возле ее кровати и вынула оттуда зеркало.

– Эту вещь, – проговорила она, – привез мне из столицы в подарок твой отец. Это – чудное, дорогое сокровище, которое называется зеркалом. Я дарю тебе его на память; и если, после моей смерти, соскучившись обо мне, ты пожелала бы меня увидеть, то посмотри в это зеркало, и в нем ты всегда найдешь меня.

Спустя несколько часов мать умерла.

Инабэ с дочерью были сильно потрясены ее смертью и много плакали. Но их слезы и мольбы не могли помочь горю; умершую похоронили.

Дочь сильно скучала и, вспоминая каждый день покойную мать, плакала.

Но время исцеляет без лекарств раны и горе.

Когда прошло несколько месяцев со дня смерти, и дочь примирилась с постигшим ее несчастьем, она вспомнила слова матери перед смертью.

«Да ведь я совершенно забыла – о подарке матери. Она сказала мне, что когда я захочу ее увидеть, то стоит только мне, взглянуть на ее подарок, и там я найду ее изображение… Посмотрю-ка я теперь на маму!»

И она достала из шкатулки зеркало и как только взглянула в него, то увидала лицо матери.

Девушка, хотя и испугалась, но подумала:

«Наверное, хотя мама и умерла, в зеркале осталась ее душа… Сильно любила меня мама и, когда умирала, решила оставить в зеркале свою душу, чтобы утешить меня, когда мне будет горько и тяжело.

Девушка очень обрадовалась. С тех пор, по утрам и вечерам, она глядела в это зеркало, и это ее утешало.

Спустя год Инабэ, по совету родных и близких, снова женился. Теперь в доме, появилась для дочери мачеха. Добрая и послушная от природы, девушка стала во всем слушаться мачехи и считать ее за вторую мать. Поэтому в семье писаря не произошло никаких изменений, чему Инабэ был очень рад. Но это спокойствие продолжалось недолго: вскоре мачеха за что-то невзлюбила падчерицу и стала наговаривать на нее своему мужу. Но Инабэ, зная тихий нрав своей дочери и жалея ее, не только не слушал наговоров мачехи, но, наоборот, еще больше любил свою дочку. А мачехе это было трудно перенести. Хотя она и перестала возбуждать Инабэ против дочери, но сама всегда думала, как бы найти какую-нибудь возможность, чтоб прогнать падчерицу из дому.

Однажды мачеха притворно заплакала и сказала Инабэ:

– Я должна буду сегодня навсегда покинуть тебя!

Инабэ испугался и спросил:

– Что с тобой? Ты хочешь уйти от меня! Значит, я чем-нибудь обидел тебя или надоел тебе?

– Нет, нет! Нисколько! Я сама вовсе не хотела бы покидать тебя! Но если я не уйду отсюда, то могу погибнуть… Вот поэтому-то мне и необходимо расстаться с тобою!

И она притворно заплакала. Инабэ с удивлением сказал:

– Что ты говоришь? Почему ты погибнешь, если будешь жить со мною?

– Да вот почему: твоя дочь ненавидит меня. Ведь я для нее мачеха… Последнее время я замечаю, что она замышляет против меня что-то недоброе. Часто она запирается одна в комнате. Я подсмотрела, как она сделала из дерева похожую на меня фигурку и долго что-то шептала над ней, а потом изрубила эту фигурку в мелкие куски.

Инабэ выслушал жалобу жены и, считая ее обидной клеветой на дочь, не обратил на нее внимания. Однако ему самому показалось очень странным то, что в последнее время, дочь почти всегда запирается одна в комнате, и редко показывается ему. Поэтому слова мачехи возбудили в нем какое-то подозрение; думая об этом, Инабэ сильно мучился.

И он решил узнать обо всем правду. Он утешил жену, а сам тайком прошел в комнату дочери.

Между тем, бедная девушка хотя и чувствовала громадную разницу между родной матерью и мачехой, но, тем не менее, никакой неприязни к мачехе не питала.

Мачеха же поступала обратно и всячески старалась причинить неприятности своей падчерице. Сильно это печалило девушку, и она еще больше, чем прежде, тосковала по покойной матери. Теперь, утром и вечером, запиралась она в своей комнате и смотрела целыми часами в зеркало, где она видела изображение своей покойной матери. В этот день, в то время, когда она смотрела в зеркало, дверь вдруг отворилась, и вошел ее отец. Не ожидая его прихода, она очень неловко спрятала в кимоно зеркало.

Отец добродушно спросил у нее:

– Милая девочка, что ты сейчас здесь поделываешь? Что ты спрятала от меня в кимоно?

Дочь сильно взволновалась и не могла ничего ответить.

Отца это рассердило.

– Ты не хочешь мне ответить!.. Что это за тайна, которую не может знать твой отец?! На тебя мне давно жалуются, а я все не слушал. Но теперь сам вижу, что ты испортилась и сделалась злой и нехорошей! Ты не слушаешься старших! Я всегда тебя просил слушаться нынешней матери, хотя она и не родная тебе.

На глазах отца показались слезы.

Девушка, конечно, не понимала, какие причины вызвали гнев и горе ее отца. Она обняла колени разгневанного Инабэ и спросила:

– Почему, папа, ты говоришь так? Хотя я и неразумна, но я не могу сделать ничего плохого мачехе… У меня и в мыслях злого не было. Наверное, тебе кто-нибудь наговорил на меня.

– А если так, – сказал отец, – то ответь мне, почему ты всегда запираешься одна в комнате? Потом, что ты спрятала в кимоно, когда увидала меня? Покажи-ка, покажи, что там у тебя…

Подозрение отца усиливалось все больше и больше.

Наконец, дочь решилась все объяснить отцу. Она вынула из кимоно зеркало и сказала:

– Вот что я от тебя спрятала…

– Да ведь это зеркало, – удивился Инабэ. – Когда-то, давно-давно, я купил его в столице и подарил твоей матери. Почему же оно у тебя?

– А вот почему…

И дочь подробно рассказала отцу о последних словах покойной матери.

Однако Инабэ все еще не мог понять всего и сказал:

– Я никак не могу понять, что ты говоришь… Душа твоей матери осталась в этом зеркале, и когда тебе скучно, ты смотришь на это изображение?… Но, по-моему, это неправда…

– Да нет же, папа, нет… Я нисколько не обманываю тебя. Если ты не веришь мне, то посмотри сам в зеркало.

И она указала на свое изображение, отраженное в зеркале.

– Вот видишь маму? А ты, все не веришь!..

Отец теперь все понял.

– Какая ты хорошая, милая доченька, – сказал он. – Лицо, которое ты видела в зеркале – это твое собственное изображение… Очевидно, твоя покойная мать предвидела, как тебе будет тяжело без нее. Зная, что ты очень похожа на нее, она позаботилась облегчить твое горе, посоветовав тебе разглядывать в зеркале то лицо, которое ты считаешь за лицо покойной матери… Хотя это и наивно, но я не считаю это дурным. Наоборот, я вижу в этом твою сильную любовь к матери и уважение к ее памяти. Теперь я очень раскаиваюсь, что, не зная хорошо твоего доброго сердца, вторил словам мачехи, бранил тебя в душе и был тобою недоволен. Прости же меня, милая дочурка, за это!

Отец крепко обнял свою дочь и заплакал…

А мачеха все время стояла у двери и подслушивала разговор отца с дочерью. Когда она услышала все, то бросилась в комнату, стала на колени пред падчерицей и проговорила:

– Прости меня! До сих пор я была зла к тебе, и совершенно не знала твоего хорошего сердца… Всегда я ненавидела тебя… Всегда думала, что ты презираешь меня… Это я наклеветала на тебя отцу… Теперь же, услышав твой разговор с отцом, я все поняла… Во всем виновата одна лишь я. Прости меня! Отныне я буду любить тебя, как родную дочь…

Мачеха раскаялась в своих дурных поступках и просила прощения и у падчерицы, и у мужа.

Девушка охотно простила мачеху, чему Инабэ был весьма рад. С тех пор мачеха с падчерицей стали жить дружно, как рыба с водой. Никогда больше не было между ними никаких недоразумений, и они стали жить счастливо.

Волшебный оби

У знатного и богатого самурая была любимая дочь. Звали ее Хана. У мусме были красивые черные глаза, блестящие волосы и тонкий нежный голосок. У мусме Ханы была добрая душа, и про нее сложилась в Японии дивная сказка. Мусме – так обращаются к девушкам в Японии. Я слышал эту сказку от старого седого орла, который прилетал на скалу близ священной горы Фудзи, расположенной неподалеку от большого японского города. Старый орел часто прилетал на голую скалу у берега моря и рассказывал сказки.

И вот в последний раз он рассказал о девушке Хане, дочери сурового и бесстрашного самурая. Я запомнил сказку старого седого орла и от слова до слова передам ее вам…

Мусме Хане было пятнадцать лет. Только пятнадцать. Когда ей исполнится шестнадцать, отец ее, знатный самурай, придет в ее «зару», в большую теплую «зару», – так называется по-японски комната, – и, по принятому в Японии обычаю, принесет ей оби. Знаете ли вы, что значит «оби»?

Это – пояс. Широкий, шелковый пояс, сотканный из пестрой или розовой ткани, нежный и красивый, как восточное утро или как полоса розовой зари над сонной страной. По обоим концам пояса спускаются золотые кисти.

Японские девушки придают огромное значение оби. Чем знатнее по своему происхождению мусме, тем пышнее и наряднее ее оби. Красивый, пышный, с вышитыми на нем цветами, птицами и веерами, он не может принадлежать простолюдинке: те носят самые скромные пояса. Зато дочери богатых самураев, вельмож и сановников одна перед другой похваляются своими дорогими шелковыми оби.

И чем знатнее, чем важнее японская девушка, тем роскошнее и богаче ее оби. Он говорит о знатности, о почетной должности ее предков и о близости их к трону самого микадо – японского императора.

Мусме Хана давно мечтала о таком оби. Он должен был быть нежно-розовый, как отблеск солнца в час восхода на голубой поверхности моря, он должен был быть воздушный и легкий, как вздох лотоса, и мягкий, мягкий, как лепесток царственной хризантемы – самого любимого в Японии растения.

Мусме Хана надеялась, что у нее будет именно такой пояс. Ее отец был очень знатный и богатый самурай, и дочь его может носить только роскошный и дорогой оби. Каждый раз при разговоре об оби Хана напоминала отцу о том, что она желает иметь пояс разве только немногим хуже, нежели оби самой императрицы.

Прошел год.

Море вздулось и потемнело, потом успокоилось и к весне снова стало тихим, кротким и красивым. Лотосы зацвели в долинах, белые и прозрачно-нежные, как щечки красавиц. Мусме Хане исполнилось 16 лет.

С первым солнечным лучом в ее зару вошел отец и подал ей что-то, тщательно завернутое в розовую бумагу.

– Оби! Оби! – воскликнула Хана и выпрыгнула из постели, развертывая принесенный подарок.

О, она не сомневалась, что оби, принесенный ей отцом, будет роскошнее, красивее и богаче всех тех, которые ей доводилось видеть на ее подругах.

Но что это?

Вместо ожидаемого нарядного подарка она увидела совсем простенький темный пояс, которым обвязывают беднячки свои скромные платья. Мало того, этот пояс был сделан из старого шелка, расползся от старости в нескольких местах и походил скорее на грязную тряпицу, которой опоясывают самые бедные японки свои будничные кимоно.

– Что же это? Ты смеешься надо мной, отец? – вскричала она, заливаясь слезами.

Но знатный самурай только усмехнулся себе в усы, взял оби в руки, обмотал им роскошное шелковое кимоно дочки и сказал:

– Не смотри, что подарок мой прост и скромен, дочка. У этого оби есть чудодейственная сила. Пока ты носишь его и не стыдишься его убогого вида, до тех пор он будет твоим верным слугой. Стоит тебе только обернуть конец этого скромного оби через большой палец, как все, что тебе захочется, исполнится вмиг. Этот пояс достался твоей матери от волшебницы Суато, которая была ее воспитательницей и покровительницей. Но помни: в первую же минуту, как только ты застыдишься своего скромного оби, и пожелаешь иметь вместо него блестящий и нарядный, он мигом потеряет свою чудодейственную силу и окажется простой негодной тряпкой. Поняла меня, дочка?

Хана поняла отлично все, что ей сказал отец. Хана была умная и понятливая девушка. Теперь она уже не горевала больше. У нее было неисчерпаемое богатство в руках, и она была счастлива вполне.

* * *

Спустя несколько дней стайка веселых свеженьких мусме собралась на берегу моря. Они собирали красивые раковинки и украшали зелеными водорослями свои черные головки. На них были цветные пестрые кимоно и самые роскошные оби, какие можно встретить только в Японии, потому что все эти розовые девушки были дочерьми самых знатных сановников Дай-Нипона, как называется японская страна.

У одной только мусме Ханы был ее скромный, ветхий, бедный пояс поверх нарядного киримоно.

– Слушай, Хана! – обратилась к девушке хорошенькая дочь важного сановника. – Ты выглядишь в этом старом, грязном, поношенном поясе настоящей нищенкой; сними его и выкини в воду.

– Зачем ты надела эту дрянную тряпку? – вскричала красавица Белая Хризантема, племянница знатного полководца.

– Мусме Хана обнищала! Надела какую-то тряпку вместо оби! Мусме Хана забыла, что ей, дочери сановника, нельзя носить такой пояс. Мусме Хана глупая дурочка, если не знает этого, – задорно проговорила Розовый Лотос, дальняя родственница самого микадо.

О, это было уже слишком! Как всякая японка Хана гордилась своим происхождением. Подобных насмешек она вынести не могла. Она окинула подруг презрительным взглядом и вдруг приказала им громким, властным голосом:

– Сложите все собранные вами раковины на берегу и смотрите, что будет с ними.

Розовые мусме недоверчиво покачали своими хорошенькими головками, но все же послушно уложили все найденные ими раковины на песок и отошли в сторонку, тихо шушукаясь между собою.

Хана незаметно обернула кончик своего оби вокруг пальчика левой руки, что-то прошептала, и… о, чудо! Маленькие разноцветные раковинки мигом превратились в золотые, ярко горевшие в лучах солнца монеты.

– Возьмите эти монеты и поделите их между собою! – произнесла надменно Хана и отошла от подруг с видом владетельной королевы.

Розовые мусме стали подбирать золотые монеты, кидая завистливые взгляды на уходившую Хану. Они решили, что перед ними не простая японская мусме, а какая-то волшебница.

* * *

Было утро, золотое утро Востока. Солнце радостно купалось, как беспечный ребенок, в хрустальных водах синего океана.

Мусме Хана шла по тропинке между двумя засеянными рисом полосками поля. За нею шла огромная толпа ее подруг. С тех пор как они узнали могущество Ханы, они уже ни на шаг не отставали от нее. Хана была богата. Хана была знатна, Хана обладала чудодейственной силой. Люди богатство и знатность ставят выше всего, и немудрено поэтому, что за мусме Ханой шли теперь целые толпы ее сверстниц.

Они шли широкими полями, сожженными солнцем. Это были опустевшие поля, на которых уже ничто не произрастало. В стране свирепствовал неурожай, и желтые, сожженные солнцем поля не производили ни одного колоска.

Ухоженным, смеющимся мусме то и дело попадались навстречу голодные оборванные, озлобленные от нищеты люди; они кричали грубыми голосами:

– Вы, дети богачей! Подайте нам на хлеб! Мы умираем с голода!

У Ханы было доброе сердце и чуткая душа. Чуткая душа была у мусме Ханы.

Она раздала все золотые монеты, которые имела, голодным, озлобленным людям, и когда у нее не осталось ни одной иены, она тихонько обернула кончик своего черного оби вокруг пальца, и в следующее мгновение желтые поля покрылись спелым рисом, который у японцев составляет главную пищу. Его было так много, что им можно было накормить досыта самую огромную страну.

Голодные люди бросились было собирать посевы, но силы им изменили, исхудавшие тела, изможденные голодом, не могли двигаться, слабые руки уже не могли работать. Тогда они с угрожающими криками и с поднятыми кулаками кинулись к Хане.

– Ты колдунья! – кричали они. – Ты злая волшебница! Ты дала нам пищу, чтобы раздразнить нас, но собрать мы ее не можем, у нас нет сил на это! Мы тебя убьем!

У них были такие озлобленные, свирепые лица, а глаза их сверкали такой ненавистью и отчаянием, что богачки-мусме разбежались в страхе, и Хана неожиданно осталась совсем одна.

Ничуть не смущаясь, она снова обернула кончик оби вокруг своего розового пальчика, и что же? Целая толпа невольников появилась среди рисового поля. Они мигом срезали жатву и, собрав в снопы, понесли с поля. Теперь уже несчастные голодающие не бранили Хану, не угрожали ей.

– Светлая богиня Кван-Нан! – кричали они. – Смилуйся над нею! Помогите ей, добрые духи, во всех ее делах!

И они стремительно кинулись следом за невольниками, уносившими рис. Хана осталась одна.

* * *

Вдруг до слуха Ханы долетел звук песни, прекрасной, как волшебный сон. Юная мусме замерла на месте. Восторг наполнил ее душу; она вся превратилась в слух. Звуки неслись из соседней рощи, лежавшей недалеко от того места, где она находилась.

Хана долго стояла без движения, пораженная, и очарованная дивной песнью. От песни веяло то тихим, ласковым плеском волны, то шепотом лотосовых полей, то звуками сладкой «ше», любимого музыкального инструмента японцев.

Молоденькая мусме кинулась в рощу и изумленная остановилась перед огромным столетним деревом, у корней которого сидел красивый юноша в потрепанной одежде бродячего певца. Он-то и пел так сладко, что можно было невольно забыться от его песни.

– Здравствуй, юноша! – произнесла Хана, глядя во все глаза на певца.

– Здравствуй, красавица мусме! – отвечал тот приветливо.

– Что за песню ты поешь здесь один? – снова спросила Хана.

– Я слагаю ту песню, которую скоро я буду петь во дворце микадо в день большого праздника, – отвечал он. – Ты знаешь, пригоженькая мусме, что наш великий микадо и повелитель хочет женить своего сына, наследника престола. В следующее новолуние в дворце микадо соберутся все знатнейшие красавицы Дай-Нипона, и между ними принц выберет себе супругу. Этой счастливице я должен буду пропеть хвалебную песнь.

– О, благодарю тебя, певец! – вскричала Хана. – Благодарю заранее! Ведь император выберет сыну в жены меня и только меня!

Голубые глаза певца блеснули насмешкой. Он весело рассмеялся и вскричал:

– Слов нет, что ты очень милая, мусме; но во дворец микадо смогут пройти только те девушки, у которых будут самые роскошные оби, то есть самые знатные мусме.

– И я буду среди них, ты увидишь это! – воскликнула, смеясь Хана.

Но певец только недоверчиво покачал головой. Юная Хана полюбилась ему сразу за ее красоту, но они представить себе не мог, что перед ним находится девушка из весьма знатного клана, и притом обладающая такой чудодейственной силой. Он только покачивал головой и чуть посмеивался румяными устами.

А девушка говорила ему:

– Я сорву сейчас цветок желтой хризантемы и отдам тебе. Желтая хризантема превратится в алую, словно кровь, лишь только я войду во дворец микадо. По этой хризантеме ты меня и узнаешь. А теперь скажи, как зовут тебя, певец?

– Меня зовут Иеро! – произнес он, не сводя с девушки глаз.

– До свидания, Иеро! – улыбнулась ему Хана. – До встречи во дворце императора.

– Прощай, пригожая мусме!

Она ушла, а Иеро долго и задумчиво смотрел ей вслед. Она показалась ему золотистым лучиком солнца, и мелодия не шла ему больше на ум.

* * *

В первое новолуние во дворце императора собралась большая толпа знатнейших красавиц. Хана, стоя у дворца, видела, как быстроногие рикши подвозили ко дворцу роскошные коляски, обитые бархатом, из которых выскакивали веселые, как птички, нарядные красавицы.

Стража проводила их во дворец. Там встречали их знатные вельможи и вели в тронный зал, где приветствовали красавиц сам император и его сын. Хана тоже хотела зайти во дворец, но суровая стража не пустила туда девушку. У Ханы был слишком бедный, простенький оби, а такой оби мог быть только у бедных крестьянок.

Тогда Хана осторожно навернула на пальчик свой простенький оби, и вдруг перед удивленными самураями очутилось около дюжины златокудрых пажей, около десятка трубачей и алебардщиков и целая свита слуг.

Все они толпились вокруг Ханы, на которой блистало роскошное, все затканное драгоценными каменьями платье необыкновенной красоты. Драгоценная корона венчала ее прелестную головку. И только один темный простенький оби по-прежнему оставался без изменения, несколько портя весь ее богатый наряд.

Но никто уже не обращал внимания на этот скромный оби, когда важная и знатная красавица, окруженная роскошной и шумной свитой, потребовала впуска во дворец.

Стража с низкими поклонами пропустила Хану, и через минуту она предстала перед лицом микадо и его сына.

Певец Иеро был уже здесь, но Хана и не взглянула даже на бедного юношу. Шепот восторга, вызванный ее появлением, совсем оглушил ее. Да и Иеро вряд ли признал бы в этой великолепной принцессе хорошенькую мусме, которую он встретил недавно, и если бы желтая хризантема, приколотая у его груди, не превратилась вдруг в алую, он никогда бы не узнал Ханы.

– Откуда эта необыкновенная красавица? – прошептал сын микадо. – Это, наверное, очень знатная принцесса. Я хочу взять ее в жены.

Император одобрительно кивнул сыну-наследнику.

Принц взял за руку Хану, посадил ее рядом с собою среди общего гула одобрения и восторга. Микадо дал знак певцу, чтобы тот спел свою хвалебную песнь в честь избранницы принца, и бедный Иеро, потемневший от горя, потому что он успел полюбить Хану и желал иметь ее своей женой, начал петь свою хвалебную песнь. Он восторгался красотой Ханы, хвалил ее дивный наряд и роскошную свиту; сравнивал ее очи с ночными звездами, ее нежную кожу – с лепестками лотоса, ее уста – с кровавой хризантемой, ее маленькие ножки – с розовыми раковинами, а блестящие, черные как смоль волосы – с непроницаемой мглой японских ночей.

И только скромный темный оби девушки не хвалил Иеро. Хотелось Иеро видеть свою будущую повелительницу, опоясанною пестрым роскошным оби, как и подобало ее высокому сану. И он не жалел звуков, воспевая этот воображаемый, сказочно роскошный оби, который по справедливости должен был опоясывать гибкий стан красавицы.

Волшебные звуки лились, как волны, и журчали, как струи, и вздыхали, как ветер, и таяли в самой глубине сердца девушки. Сердце мусме под влиянием этих звуков наполнилось одним только жгучим желанием получить такой оби. Она по привычке коснулась незаметно пальчиком своего пояса. И вдруг… о, ужас!

Мгновенно исчезла нарядная свита мусме, исчезли трубачи и литаврщики, исчезли златокудрые пажи и нарядное платье и уборы. Скромно одетая Хана стояла вместо прежней нарядной принцессы перед лицом императора и принца. Только вместо черного старенького оби ее стан теперь опоясывал роскошный пояс самых ярких цветов.

Император и принц, видя это странное превращение, несказанно волновались.

– Где твоя свита, принцесса? Где твое роскошное платье? Где твоя корона? – вскричали они в один голос.

Мусме Хана быстро схватила конец оби, чтобы одним движением вернуть себе былое величие, но, увы! Роскошный оби уже не имел той чудодейственной силы, которой обладал ее прежний скромный поясок.

Тут только вспомнила Хана слова своего отца, с которыми он дарил ей чудодейственный пояс. Вспомнила и вдруг заплакала.

– Обманщица! Лгунья! Ты вздумала морочить нас? Жалкая беднячка, корчащая из себя принцессу! – вскричал разгневанный принц. – Ступай прочь, жалкая лгунья!

Хана заплакала еще горше. Она поняла, что принц полюбил не ее саму, а лишь драгоценности и пышность, которые ее окружали. Поспешными шагами направилась она к выходу из дворца, закрыв лицо руками под градом насмешек злорадствующих гостей.

Вдруг она почувствовала, что кто-то крепко-крепко взял ее за руку. Подняла голову – перед нею стоял Иеро.

– Постой! Пойдем вместе отсюда, милая мусме! – произнес он, ласково заглядывая в ее черные очи. – Пойдем вместе. Я отведу тебя в мою зару, и ты станешь моей женой, потому что я вижу добрую душу в твоих глазах, нежное сердце в твоей улыбке! Мне не надо драгоценных уборов. Мне ты нравишься такой, как ты есть. Хочешь стать моей женой, лучик солнца?

Хана молча благодарно взглянула в глаза Иеро и не отпустила его руки. Она не хотела задумываться над тем, как дочь знатного самурая станет женой бродячего певца. Доброта души Иеро покорила ее…

* * *

Эту сказку я слышал от старого седого орла, который сидел на гребне скалы близ Фудзи. Когда он окончил ее, то прибавил тихо:

– Как странны и наивны люди! Как глупы люди! Старый орел умнее их. Но старый седой орел все равно желает им счастья.

Старый седой орел желает им вечного счастья!..

Рыбак Урасима

Давным-давно, в провинции Танго, в местечке Мирзуное, жил рыбак Урасима Таро.

Однажды вечером, после удачного улова, Урасима отправился домой. На дороге, пробегающей по берегу моря, он увидел, что несколько ребятишек поймали черепаху и, балуясь, мучают ее. Измученная черепаха была едва жива.

Доброму Урасиме стало жаль черепаху. Он подошел к шалунам и сказал им:

– Слушайте, детишки, оставьте мучить бедную черепаху!.. Вы ее совсем замучили, и, если сейчас не оставите ее в покое, она издохнет…

Но ребятишки были упрямы; они не послушали Урасиму, и стали мучить черепаху еще больше…

– Пусть себе издыхает, – сказали они.

Урасима опять обратился к детям:

– Детки, милые, зачем вам черепаха? Подарите ее лучше мне!

– Нет, нет! – сказало сразу несколько детских голосов, – мы не отдадим ее тебе… Ведь она наша: мы сами поймали ее…

– Не хотите подарить мне черепаху, – не унимался Урасима, – так продайте ее мне. Я дам вам немного монет, на них вы купите себе лакомств.

Предложение Урасимы соблазнило детей, и они ответили:

– Хорошо, дядя, мы согласны за десять монет отдать тебе черепаху.

Урасима сейчас же вынул из-за пояса свой кожаный мешочек и отсчитал из него десять круглых, с дырочкой посередине, монет. Черепаха осталась за ним, а дети, получив деньги, радостно побежали в деревню покупать себе лакомства.

Урасима ласково погладил черепаху и проговорил:

– Бедная ты черепаха! Говорят, что журавль живет тысячу лет, а черепаха десять тысяч. Люди считают тебя самым домовитым существом на свете. А вот ты попала в руки шалунов, и погибли бы – и твоя жизнь, и твой благоустроенный дом! Ну, на твое счастье, мне удалось выручить тебя… Отправляйся же скорее домой, да, смотри, не попадись опять шалунам в руки!

Урасима подошел к берегу моря, опустил черепаху в воду и вернулся к себе домой.

Рано утром на другой день Урасима выехал на своей лодке далеко в море на рыбную ловлю.

Вдруг он услышал, что кто-то зовет его:

– Урасима-сан! Урасима-сан!

Удивился Урасима и подумал:

«Кто же это зовет меня? Кругом, в беспредельном море не видно ни одной шлюпки!..»

Он поднялся в лодке и осмотрелся кругом. И вдруг увидел у самого борта своей лодки черепаху.

– О, черепаха! – воскликнул он, – Это ты звала меня сейчас?

Черепаха, в знак подтверждения кивнула головой.

– Да, это я вас звала… Спасибо вам за то, что вы спасли меня вчера от смерти. Сегодня я пришла, чтобы поблагодарите вас за это.

– Не надо благодарности… Влезай-ка лучше ко мне в лодку… Чем же мне только угостить тебя? Вот разве табачком… Но ты, черепаха, должно быть, не куришь? Ха-ха-ха…

– Хе-хе-хе… Если бы вы угостили меня сакэ, я не отказалась бы его попробовать… Но табак, – право, я не любительница его…

– Вот как? Ну, жаль у меня сейчас нет сакэ… Так побудь у меня в лодке, отдохни.

– Спасибо, – ответила черепаха.

– А видели ли вы, Урасима, когда-нибудь морской дворец? – спросила она.

Урасима покачал отрицательно головою.

– Нет, – ответил он. – Ежедневно я выезжаю в открытое море, но до сего времени дворца не видал. Надо думать, он находится очень далеко!

– Далеко? А вот, если бы вы пожелали, я могла бы быстро доставить вас туда. Ну, как? Желаете вы посмотреть дворец морского дракона?

– Разве ты можешь меня туда проводить? Это очень интересно. Но ты умеешь плавать, а я нет: ступлю на воду, и пойду, как камень, на морское дно…

– Да вам и не потребуется плавать, сядьте только на мою спину, и я вас живо доставлю.

– Однако, как же я смогу сесть на твою маленькую спину?

– Не беспокойтесь! Попробуйте, и вы найдете, что на моей спине вам будет очень удобно.

С этими словами черепаха прыгнула с лодки в воду. Урасима, к своему большому удивленно, сейчас же заметил, что туловище черепахи сразу увеличилось в несколько раз, а панцирь ее стал таким большим, что на нем легко можно было поместиться человеку.

– Как все это чудесно, – проговорил Урасима. – Хорошо, я сяду к тебе на панцирь.

Он уселся на панцирь, и черепаха быстро поплыла.

Долго ли, коротко ли они плыли, – но вот показались впереди высокие, великолепно раззолоченные ворота.

– Что это за чудные ворота? – спросил Урасима.

– Это ворота дворца дракона. Видите ли вы там за воротами крышу? Это крыша дворца.

– Вот как! Значит, мы уже доплыли до дворца дракона?

– Да, мы приехали. Как по-вашему: скоро или нет?

Пока они разговаривали, черепаха доплыла до самых ворот.

– Вот мы и прибыли. Теперь вы можете пешком дойти до дворца.

Урасима слез с панциря черепахи. Черепаха застучала в ворота.

– Эй, стража! Я привезла из Японии к вам в гости славного рыбака Урасиму, – воскликнула она.

Стража тотчас отправилась вглубь дворца и доложила о прибытии Урасимы. Придворные рыбы, – одноглазая камбала и тюрбо, вышли с низкими поклонами навстречу прибывшему гостю.

– Мы очень рады видеть вас, славный рыбак Урасима, в нашем дворце! Спасибо тебе, черепаха, что ты доставила нам гостя!

И придворные проводили рыбака во дворец.

Урасима хотя никогда до сих пор не бывал во дворцах и не знал, как надо себя держать, не нарушая придворного этикета, но все же, смело последовал за придворными во дворец.

В дальних комнатах дворца, в роскошном кимоно, сидела королевна морского дна, Отохимэ, окруженная молодыми, красивыми прислужницами. Едва успел Урасима поклониться королевне, как она взяла его за руку, усадила на возвышении и проговорила:

– Я давно хотела видеть вас, рыбак Урасима! Я рада, что вы пожаловали к нам… Как мне благодарите вас за то, что вы спасли вчера от неминуемой смерти мою черепаху? Чем дольше вы погостите у меня, тем большее удовольствие вы мне доставите.

Урасима решил, что стесняться ему нечего, и ответил:

– Благодарю вас за вашу любезность. Я в первый раз попал в ваш дворец. Я не мог даже предполагать, что морской дворец так велик и роскошен.

– Вот как?!

Вскоре подали на стол вкусные дорогие кушанья и чудные вина. А когда Урасима с Отохимэ сели за стол, комнату наполнила дивная музыка; затем послышалось пение. Урасиме казалось, что все это он видит во сне. Он ел и пил с наслаждением.

По окончании обеда Отохимэ предложила Урасиме отправиться вместе с нею осмотреть дворец. Урасима с радостью принял это предложение королевны.

Всюду во дворце были жемчуг, кораллы и всевозможные драгоценные камни. Всей роскоши и прелести дворца не описать. Особенно чудно был устроен сад. В нем можно было сразу видеть все четыре времени года: весну, лето, осень и зиму.

На востоке цвели вишни и сливы; на ветвях этих деревьев порхали птички, пели соловьи, летали бабочки. На юге зеленели леса; в них громко пели цикады и стрекотали кузнечики. На западе пышно цвели разнообразные, красивые хризантемы и зеленели листья клена. На севере же лежал глубокий, чистый снег, а озера и пруды были скованны гладким ледяным покровом.

Урасима был так очарован всем увиденным, что совершенно забыл о своем доме. Незаметно, как в тумане, промелькнуло несколько дней.

«А ведь достаточно гулять мне здесь, подумал рыбак. – Там, на земле, наверное, мои родные соскучились по мне. Не знают они, куда я исчез, и, должно быть, сильно беспокоятся обо мне, считая меня без вести пропавшим… Нет, надо скорее возвратиться домой!»

Решив так, Урасима пришел к королевне и сказал:

– Благодарю вас, королевна, за вашу любезность. Прощайте: я хочу возвратиться домой!

Королевна стала уговаривать его погостить у нее подольше.

– Вам не к чему торопиться, – говорила она. – Оставайтесь лучше у меня на несколько дней… Ну, хоть на один день!

– Нет, спасибо, не могу: мне надо поскорее вернуться домой!

И, несмотря на просьбы королевны, Урасима стоял на своем.

– Ну, что ж, я принуждена отпустить вас, – сказала королевна. – Но, на добрую память обо мне, я вам дарю вот эту шкатулку, возьмите ее с собой.

И королевна Отохимэ подала Урасиме красивую, закрытую шкатулочку, покрытую роскошными украшениями.

– Я очень стесняюсь взять от вас этот подарок, – сказал Урасима, – я и без того пользовался в вашем дворце незаслуженным вниманием и любезностью… Но ради памяти о вас, прекрасная королевна, я не могу отказаться от принятия этой шкатулки. Только скажите, что это за шкатулка и почему она закрыта?.

– Эта шкатулка для драгоценностей, но драгоценностей в ней нет; здесь покоится очень важная для вас вещь, но я вас прошу: пожалуйста, никогда не открывайте ее; если вы откроете шкатулку, с вами тотчас случится непоправимая беда…

И королевна бережно передала подарок Урасиме.

Принял Урасима подарок, распрощался с королевной, сел опять на панцирь черепахи и благополучно достиг того самого берега, откуда он несколько времени тому назад отправился на рыбную ловлю.

Урасима направился к дому, с удивлением замечая, что среди многих встречавшихся ему по пути прохожих, он не видит ни одного знакомого.

Он подошел к дверям дома и, войдя в него, сказал:

– Здравствуй, отец… Вот я и вернулся…

Но он не увидел отца, а в доме находились совершенно незнакомые ему люди…

«Может быть, – подумал Урасима, за время моего отсутствия. мои родители успели переехать в другой дом?…»

– Здравствуйте, господа, – сказал он, обращаясь к сидевшим в комнате. – Позвольте познакомиться. Я – Урасима Таро. Еще недавно в этом доме жили мои родители. Не знаете ли вы, куда они отсюда переехали?

Присутствующие с недоумением пристально посмотрели на него.

– Что? Вы Урасима Таро?

– Да, я Урасима Таро.

– Ха-ха-ха! Глупая шутка! Урасима Таро жил здесь очень и очень давно: лет семьсот тому назад.

Урасимо пораженный застыл. Неужели он мог остаться до этого времени в живых!? Он даже испугался.

– Позвольте, господа! Прошу вас, не шутите со мною. Я – настоящий Урасима Таро. Не семьсот лет тому назад, а всего дня три-четыре тому назад я жил в этом доме! Скажите же, будьте добры, куда переехали мои родители?

– Мы не знаем, Урасима Таро ли вы, но мы знаем, что Урасима Таро жил семьсот лет тому назад… Уж не призрак ли вы этого человека?

– Да не шутите же, господа! Какой же я призрак!?

И Урасима с досадой затопал ногами.

– Не можем же мы допустить, – насмешливо обратились к нему незнакомцы, – что вы тот самый Урасима Таро, который жил в этом доме семьсот лет тому назад…

Так и не мог Урасима убедить их в справедливости своих слов и вышел.

«Не могу понять, что произошло, – думал он. – Почему они не могут узнать меня?»

Оглянулся Урасима кругом, и теперь только заметил, как изменилось все кругом по сравнении с тем, что он видел в последний раз.

«А может быть, – вдруг подумал он, – незнакомцы говорят правду? Только я никак не могу себе этого представить…»

Ошеломленный, в отчаянии, он вернулся опять к берегу моря и вдруг вспомнил о подарке королевны, который все время был у него в рукаве кимоно.

«Когда королева дарила мне эту коробочку, – думал Урасима, – она сказала, что там лежит очень важная для меня вещь; но, в то же самое время, она просила никогда не открывать этой коробочки… Как это странно… Теперь, когда у меня нет ни родных, ни дома, попробую-ка я открыть шкатулку и посмотреть, что в ней».

Урасима уселся на берегу, меж камней, развязал шнурок и открыл шкатулку. В ту же минуту волны темно-синего тумана, поднявшегося из шкатулки, окутали фигуру Урасимы.

Когда туман рассеялся, – вместо 24—25-летнего Урасимы, среди береговых камней, лежал немощный, дряхлый старец. Глубокие морщины покрывали его лицо. От старости и беспомощности он не мог даже шевельнуться.

Прошло еще несколько мгновений, – старик умер и обратился в труп, а труп – в пыль, которую развеял ветер с моря и смыли морские волны…

Оглавление

Золотая гора

Воробушек без язычка

Царство обезьян

Гомбэй-птицелов

Брат и сестра

Чародей поневоле

Три связки соломы

Земляника под снегом

Бамбук до самого неба

Незадачливый ротозей

Флейтист Санта

Мышиное сумо

Старикам ума не занимать

Три силача

Ямори

Пепельник

Остров людоедов

Момотаро

Страна дураков

Рокуро-Куби

Огневой Таро

Плотник и демон Онироку

Дурак Ётаро

Енот-оборотень

Сражение обезьяны с крабом

Корабль-призрак

Иссумбоси

Медуза и обезьяна

Два старика и бесы

Слуга дракона

Зеркало

Волшебный оби

Рыбак Урасима Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg