«Сказки и былины»

Сколько лет прошло – неведомо нам.

Сколько зим прошло, сколько минуло

с той поры лихой – не припомним уж.

Только жил-был князь, славный молодец.

Хорошо он жил, жил он весело.

И в веселье том Русь забитая

хорошо уж жить не надеялась.

Только вдруг пришло горе страшное:

прилетел опять Змей-Горынч злой.

Где он раньше был, чем он тешился –

неведомо то. Он не сказывал.

Крикнул князь тогда громким голосом:

кметов кличьте мне, дюжих молодцев,

трех моих сюда славных витязей,

защитили чтоб Землю Русскую!

А бояре тут рассмеялися:

больно много князь стал ты меду пить!

Что-то стало, князь, с твоей памятью!

Нет в земле родной больше витязей!

Не пойдет никто в битву бранную!

Удивился князь, вопрошает их:

А Добрыня где, что Никитин сын?

Защищал ведь он русский Стольный град?

А бояре так, пригорюнившись,

отвечали, мол, в братской армии

наш Добрыня стал воеводою.

Топчет он теперь Землю Русскую

обратив копье на твой княжий трон.

Ты забыл ведь князь, про Добрыню то.

Он хотел к тебе на поклон идти.

Только ты сказал, будто места нет

здесь ему сейчас. Не придет уж он.

Сильно князь тогда закручинился.

Про Поповича бояр спрашивал.

Говорят ему про Поповича,

что ушел навек с Иудеями.

Не вернется он в Землю Русскую.

Еще горше князь опечалился:

Ну, а где ж Илья, славный Муромец?

Ведь всегда он здесь, так ведь, братия?!

Так то было князь, только помнится,

что его коня мы уж продали.

Шлем его переплавили.

Сам Илья полуголым был,

позабыт тобой и не кормленный.

И Илья тогда в Стольный Киев град,

как он был, пешком и направился.

Мать градов Руси защищать хотел,

только в Киев был не допущенный.

Не смекнул, балда, он про визы то.

И запил тогда Илья Муромец.

На печи лежит и не сходит уж.

И болезнь в нем старая пробудилася:

не несут его больше ноженьки.

Услыхал то князь и заплакал он:

кто ж побьет теперь Змей-Горынча?

Кто ж спасет теперь Землю Русскую

от проклятого от нашествия?

А бояре тут и ответствуют:

Не кручинься князь, ты наш батюшка!