«Чудесное обращение Влада Глинберга»

B щуке костей нет. Это я вам как повар говорю. Есть, конечно, позвоночник с головой да с плавниками, но вот этой мелочи паршивой, из-за которой рыбу и укусить-то не укусишь, — этого в ней не бывает. Поэтому гефилте фишем на моей памяти еще никто не давился и не травился. Однако же нет правил без исключений, и вот такое-то исключение и привело Влада Глинберга в операционную ЛОР-отделения Боткинской больницы прямо перед празднованием Нового 1998 года. Ему бы сейчас квасить со знатоками, или распевать полуцензурные песенки под расстроенную гитару, или давить прыщи какой-нибудь несовершеннолетней эльфине, — а он вместо этого лежал вытянувшись на покрытом несвежей простыней цинковом столе, и молоденький хирург с полопавшимися венками глаз тщетно пытался вытянуть пинцетом невидимую косточку из разбухших складок гортани.

— Батюшки, да он же отходит! — ахнула сестричка-практикантка. Ее только что чуть не отчислили за блядство из второго меда, а это так же сложно, как вылететь за курение с табачной фабрики. Спасти ее теперь могла только удачная практика, и смерть первого пациента никоим образом в ее планы не входила. Но Влад ее не видел и не слышал…

Он находился будто бы в белом облаке, в глубине которого было еще более белое пятно. Ног он не чувствовал, да и не нуждался в них: стоило только мысленно сказать себе «Хочу очутиться там-то», — и в тот же момент он там и оказывался. Подвинувшись таким манером ближе к пятну, он смог различить в нем украинскую хату, приземистую и вместе с тем воздушную. Дверь была приоткрыта, и Влад вошел.

На деревянном неполированном столе лежал шмат розового сала с двухсантиметровой мясной прослойкой, нарезанный ломтями в палец толщиной; в глубокой глиняной миске дымились вареники со сметаной, щедро присыпанные жареным луком. Довершали это великолепие початая бутылка портвейна и графин мутновато-оранжевой горилки со сверкающим внутри носатым перчиком. Рядом, на деревянной же лавке, откинувшись на беленую известью стену, отдыхал после обеда хозяин — круглолицый хохол с карими умными глазами, с усами и оселедцем, в шароварах и расшитой рубахе. Набравшись смелости, Влад заговорил первым:

— Простите, я на небесах?

— Та як же! А шо?

— Извините, пожалуйста, а могу я где-нибудь повидать Иегову?

— Та ты шо, до мене, хлопчик? А ну сидай сюды, побачим трошки…

Ответа не последовало, и хозяин продолжил: