«Женитьба»

Потом он сказал ей, что они не могут пожениться в четверг, потому что в этот день Дьявол женился на собственной мамаше.

Они были на коктейльной вечеринке, и она решила, что неправильно расслышала: в комнате было шумно, а она была немного выше ростом.

— Что ты сказал, дорогой? — переспросила она, наклоняясь.

Он повторил, самым серьезным и искренним тоном. Она выпрямилась и улыбнулась.

— Милый, ты шутишь, — сказала она, делая изрядный глоток «манхэттена».

Позже, когда они ехали домой, она снова заговорила о дате свадьбы.

Он сказал, что дату нужно изменить, любой день подходит, кроме четверга.

— Я тебя не понимаю, дорогой. — Она положила голову на его покатое плечо.

— Любой день подходит, кроме четверга, — повторил он.

Она подняла голову, веселость покинула ее.

— Ну ладно, милый. Пошутил, и хватит.

— А кто шутит? — поинтересовался он.

Она внимательно посмотрела на него.

— Дорогой, ты с ума сошел?

— Нет.

— Но… ты хочешь перенести день свадьбы, потому что… — Она не могла поверить. Потом разразилась смехом и ущипнула его за руку. — Ну ты и шутник, Фрэнк. На минуту я даже купилась.

Его маленькие губы изогнулись раздраженной дугой.

— Дорогая моя, я не женюсь на тебе в четверг.

Она разинула рот. Заморгала.

— Господи, так ты серьезно.

— Совершенно серьезно, — подтвердил он.

— Да, но… — Она закусила нижнюю губу. — Ты просто сошел с ума… Мы же…

— Послушай, ну какая разница? Почему нельзя перенести на другой день?

— Но ты ведь ничего не сказал, когда мы выбирали день, — заспорила она.

— Я не сообразил тогда, что это будет четверг.

Она старалась понять. Она подумала, что у него могут быть скрытые мотивы. Заскок. Застарелый бзик. Что-то важное.

— Но мы же уже назначили дату, — слабо возразила она.

— Я прошу прощения. — Он был непоколебим. — Но четверг не годится.

Она смотрела на него с тревогой.

— Давай во всем разберемся, Фрэнк. Ты не хочешь жениться на мне в этот четверг?

— Вообще ни в какой четверг.

— Ладно, я лишь пытаюсь понять, милый. Но чтоб мне лопнуть, если я что-то понимаю!

Он промолчал.

Она повысила голос.

— Ты ведешь себя как ребенок!

— Нет, ничего подобного!

Она отвернулась, уставившись в окно.

— А какое твое объяснение? — Она понизила голос, подстраиваясь под его тон. — Я не женюсь в четверг, потому что… потому что в четверг Дьявол женился на своей бабушке или на ком там еще.

— Своей матери, — поправил он.

Она бросила на него раздраженный взгляд и сжала руки в кулаки.

— Выбери другой день, и забудем об этом, — предложил он.

— Ну конечно. Конечно. Забудем. Забыть о том, что мой жених боится разозлить Дьявола тем, что женится на мне в четверг. Как такое не забыть!

— Здесь не о чем беспокоиться, дорогая.

— О! — застонала она, — Ты просто… выводишь меня из себя.

Она повернулась и посмотрела на него. Подозрительно прищурилась.

— А как насчет среды?

Он помолчал. Потом смущенно откашлялся.

— Я… — Он неловко улыбнулся. — Я совсем забыл, дорогая. Среда тоже не годится.

У нее голова пошла кругом.

— Почему же?

— Если мы поженимся в среду, я стану рогоносцем.

Она подалась вперед, пристально глядя на него.

— Ты станешь кем? — переспросила она дрожащим голосом.

— Рогоносцем. Ты будешь мне изменять.

Ее лицо исказилось от недоверия.

— Я… я… — Ей не хватало слов, — О господи, отвези меня домой! Я не выйду за тебя замуж, даже если ты останешься единственным мужчиной на свете!

Он продолжал аккуратно вести машину. Молчание было ей невыносимо.

Она испепеляла его обвиняющим взглядом.

— И… и если я предложу пожениться в… в воскресенье, то ты превратишься в тыкву!

— Воскресенье прекрасно подходит, — заверил он.

— О, я так за тебя рада, — съехидничала она. — Просто передать не могу, как я счастлива.

Она отвернулась.

— Может быть, ты просто не хочешь жениться на мне? — продолжала она, — Если не хочешь, так и скажи! И нечего нести всякую чушь про…

— Я хочу на тебе жениться. Ты же знаешь. Но все необходимо сделать правильно. Ради нас обоих.

Она не собиралась приглашать его к себе. Но она так привыкла, что он обычно заходит, что позабыла об этом, когда они подъехали к дому.

— Хочешь выпить? — спросила она обиженным голосом, когда они вошли в гостиную.

— Нет, спасибо. Мне бы хотелось все с тобой обсудить, дорогая. — Он указал ей на кресло.

Она втиснула между подлокотников громоздкое тело и замерла. Он взял ее за руку.

— Милая, прошу тебя, постарайся понять.

Он обхватил ее рукой и погладил по плечу.

И в следующий миг она растаяла.

— Дорогой, — она смотрела серьезно, — я хочу понять. Но как же я могу?

Он потрепал ее по плечу.

— Послушай, я просто кое-что знаю. И я верю, что если мы поженимся не в тот день, это приведет к краху наших отношений.

— Но… почему?

Он проглотил комок в горле.

— Из-за последствий.

Она ничего не сказала. Лишь обхватила его руками и притянула к себе. Он был слишком хороший, чтобы не выходить за него просто потому, что он не хочет жениться в четверг. Или в среду.

Она вздохнула.

— Ладно, дорогой. Мы перенесем дату на воскресенье. Тогда ты будешь счастлив?

— Да, — сказал он. — Тогда я буду совершенно счастлив.

Потом как-то вечером он дал ее отцу пятнадцать долларов, чтобы скрепить договор о браке.

Мистер О’Ши с недоуменной улыбкой оторвал взгляд от курительной трубки.

— Ты не мог бы повторить? — вежливо попросил он.

Фрэнк протягивал ему купюры.

— Я хочу отдать вам эти деньги в качестве выкупа за вашу дочь.

— Это выкуп за мою дочь? — переспросил мистер О’Ши.

— Да, плата.

— Но кто ее продает? — изумился мистер О’Ши. — Я отдаю ее замуж.

— Я знаю. Это просто традиция.

— Положи себе в сундук с приданым, — сказал мистер О’Ши.

И вернулся к газете.

— Прошу прощения, сэр, но вы должны принять деньги, — настаивал Фрэнк.

В этот момент она спустилась по лестнице.

Мистер О’Ши взглянул на дочь.

— Скажи своему молодому человеку, чтобы кончал валять дурака.

Она обеспокоенно посмотрела на жениха.

— Боже, надеюсь, ты не принялся опять за свое, Фрэнк.

Он объяснил все им обоим. Он ясно дал понять, что вовсе не рассматривает ее как товар, но речь идет о соблюдении важной части некоего ритуала, необходимого для общей пользы.

— Все, что от вас требуется, — взять деньги, — завершил он, — и все будет хорошо.

Она посмотрела на отца. Отец посмотрел на нее.

— Возьми, папа, — вздохнула она.

Мистер О’Ши пожал плечами и взял деньги.

— Четыре, девять, два, — пропел Фрэнк, — Три, пять, семь… восемь, один, шесть. Пятнадцать, пятнадцать и трижды плюнуть на грудь, чтоб от чар улизнуть.

— Фрэнк! — воскликнула она. — Ты себе всю рубашку заплевал!

Потом он сказал ей, что вместо того, чтобы кидать букет, она должна заставить всех мужчин гоняться за ее подвязкой.

Она покосилась на него.

— Слушай, Фрэнк. Все это заходит слишком далеко.

Он смотрел обиженно.

— Я всего лишь пытаюсь сделать все правильно ради нас обоих. Не хочу, чтобы что-нибудь пошло наперекосяк.

— Но… ради бога, Фрэнк! Разве сделанного недостаточно? Ты заставил меня изменить день свадьбы. Ты купил меня за пятнадцать долларов и заплевал всего себя на глазах у папы. Ты заставил меня носить этот ужасно кусачий волосяной браслет. И я на все это согласилась. Однако мне это все начинает надоедать. Хватит уже.

Фрэнк сделал печальное лицо. Он гладил ее по руке и смотрел, как Жанна д’Арк, готовая взойти на костер.

— Я всего лишь делаю то, что кажется мне необходимым, — сказал он. — Нас подстерегают сонмы опасностей. Нужно соблюдать осторожность, предпринимать определенные шаги, иначе все пропало.

Она смотрела на него во все глаза.

— Фрэнк, ты ведь действительно хочешь на мне жениться? Это все не просто уловки, чтобы…

Он обнял ее и порывисто поцеловал.

— Фульвия, дорогая! Я тебя люблю и хочу на тебе жениться. Но мы должны сделать это как следует.

Позже мистер О’Ши заметил:

— Да он просто придурок. Вытолкай его взашей.

Однако она была слишком полная, не слишком красивая, и Фрэнк был единственным мужчиной, который сделал ей предложение.

Поэтому она вздохнула и сдалась. Она обсудила все с матерью и отцом. Сказала, что все будет в порядке, как только они поженятся. Она сказала:

— До тех пор я буду ему потакать, а после — стоп!

Однако ей удалось отговорить его от того, чтобы гости-мужчины бегали за ней, пытаясь отнять подвязку.

— Ты же не хочешь, чтобы я свернула себе шею?

— Ты права, — сказал он. — Просто брось им свои чулки.

— Дорогой, я брошу свой букет. Ну пожалуйста.

Он задумался.

— Ладно. Хотя мне это и не нравится. Мне это совершенно не нравится.

Он взял соли и кинул ее в горячую духовку на кухне. Спустя какое-то время заглянул внутрь.

— Теперь у нас высохли слезы, и путь наш устелют розы, — сообщил он.

Наступил день свадьбы.

Фрэнк встал ни свет ни заря. Он пришел в церковь и удостоверился, что все окна плотно закрыты и демонам туда не войти. Он сказал священнику, какое счастье, что сейчас февраль и двери тоже будут плотно закрыты. Он ясно дал понять, что во время церемонии никому не будет позволено подходить к дверям.

Священник едва не спятил, когда Фрэнк выстрелил в каминную трубу из револьвера тридцать восьмого калибра.

— Зачем, ради всего святого, вы это сделали?

— Я просто отпугиваю злых духов, — сказал Фрэнк.

— Молодой человек, в Первой англиканской церкви Святого Креста нет злых духов!

Фрэнк извинился. Однако когда священник вышел в двери, чтобы объяснить причину стрельбы местному полицейскому, Фрэнк достал из карманов пальто несколько тарелок, разбил их и рассовал осколки под скамьями и по углам.

Потом он поторопился в торговый квартал и купил десять килограммов риса на тот случай, если у кого-то он кончится или же кто-нибудь забудет его принести.

Спешно вернувшись к дому нареченной, он позвонил в звонок.

Дверь открыл мистер О’Ши.

— Где ваша дочь? — спросил Фрэнк.

— Сейчас тебе нельзя ее видеть, — сказал мистер О’Ши.

— Но мне необходимо, — заявил Фрэнк. Он кинулся мимо будущего тестя и запрыгал по ступенькам.

Невеста сидела на кровати в нижней юбке и начищала туфли.

Она так и подскочила.

— Что с тобой стряслось? — закричала она.

— Дай мне свою туфлю, — выдохнул он. — Я едва не забыл. Я был бы обречен, если бы забыл.

Он взялся за туфлю. Она выхватила ее.

— Убирайся! — выкрикнула она, скрываясь в ванной.

— Дай мне туфлю!

— Нет. В чем я, по-твоему, должна пойти на свадьбу? В галошах?

— Ладно.

Он подскочил к шкафу и достал старую туфлю.

— Я возьму эту, — сказал он и кинулся прочь из комнаты.

Она кое-что вспомнила, и его догнал вопль:

— Тебе нельзя было видеть меня до свадьбы!

— Это просто глупое суеверие! — выкрикнул он в ответ, скатываясь с лестницы.

В кухне он протянул туфлю мистеру О’Ши, который попивал кофе и курил трубку.

— Отдайте ее мне, — велел Фрэнк.

— С удовольствием, — сказал мистер О’Ши.

Фрэнк не обратил внимания на сарказм.

— Отдайте туфлю мне и скажите: «Передаю власть», — попросил он.

Мистер О’Ши разинул рот. Он взял туфлю и оцепенело протянул ее обратно.

— Передаю власть, — произнес он.

После чего заморгал.

— Эй, стой!

Но Фрэнк уже исчез. Он снова помчался вверх по лестнице.

— Нет! — завопила она, когда он во второй раз ворвался к ней в комнату. — Убирайся отсюда ко всем чертям!

Он ударил ее по голове туфлей. Она взвыла. Он заключил ее в объятия и с жаром поцеловал.

— Моя драгоценная супруга, — произнес он и выбежал.

Она разразилась слезами.

— Нет, нет, я не выйду за него замуж! — Она швырнула начищенные туфли в стенку. — И мне плевать, даже если он единственный мужчина на свете. Он просто ужасен!

Через пару минут она подняла туфли и принялась их дочищать.

Примерно в это же время Фрэнк снова был в торговом квартале, чтобы удостовериться, что кондитер положил в свадебный торт все необходимые ингредиенты. Затем он купил Фульвии бумажный колпак, в котором она пойдет от церкви к экипажу. Он обежал все лавки старьевщиков в городе и скупил все старые башмаки, призванные защищать от злых духов.

К тому моменту, когда должна была начаться брачная церемония, Фрэнк был чуть жив от усталости.

Он сидел в подсобном помещении церкви, пытаясь справиться с одышкой, и пробегал глазами список, проверяя, не забыл ли чего.

Заиграл орган. Невеста пошла по проходу вместе с отцом. Фрэнк стоял и смотрел на нее, все еще тяжело дыша.

Его брови взлетели, когда он заметил, как кто-то из опоздавших гостей только что вошел в парадные двери.

— О нет! — закричал он, закрывая лицо руками. — Я сейчас обращусь в дым!

Однако ничего не случилось.

Когда он открыл глаза, невеста крепко сжимала его руку.

— Вот видишь, Фрэнк, — успокоила она, — все это время ты просто занимался ерундой.

Церемония прошла. И он настолько обмер от изумления, и потрясения, и неверия, что напрочь позабыт о башмаках, о букетах, о бумажных колпаках и рисе, позабыл обо всем.

Когда они ехали домой во взятом напрокат лимузине, она погладила его по руке.

— Предрассудки, — проворковала она, — Все это чепуха.

— Но… — запротестовал Фрэнк.

— Тсс. — Она подавила его протест поцелуем. — Разве ты не жив до сих пор?

— Жив. И я никак этого не пойму.

Перед дверью гостиничного номера Фрэнк посмотрел на нее. Она посмотрела на него. Коридорный посмотрел в сторону.

Наконец она произнесла:

— Перенеси меня через порог, дорогой.

Он неуверенно улыбнулся.

— Мне кажется, это довольно глупо, — возразил он.

— Ну ради меня, — настаивала она. — Могут же у меня быть собственные предрассудки.

Он снова улыбнулся.

— Да, — согласился он и наклонился, чтобы ее поднять.

У них так ничего и не вышло. Она была ужасно толстая.

— Сердечная недостаточность, — сказал врач.

— Сатана, — выдохнула Фульвия, которая и десять лет спустя покрывалась пятнами от страха.