«Бегущие по мирам»

Девушку эту Макар приметил еще на «Белорусской». Потому и выскочил на поверхность на ненужной ему кольцевой. Повлекся за чудесным видением – на эскалатор, через турникет... Как ослик за морковкой. Глупый ослик, вечно забывающий, что ему никогда ничего не светит. Пора бы, кажется, усвоить: его удел – мрачно жевать чертополох и философствовать о том, что «все ведь не могут»... Но Макар – по младенческой своей непоседливости, плохо вяжущейся с внешностью аспиранта-перестарка, – то и дело выходил из роли мизантропа Иа, наживая синяки и шишки. Больше ничего пока не нажил. Однушка в Химках и та от родителей досталась. Работы стабильной нет, семьи тоже... Гуляй – не хочу!

Когда Макар подходил к вестибюлю станции, его мысли приняли именно это направление и устремились по иссохшему руслу, как поток в половодье. Потому что девушка была... Как небо в середине осени, когда давно пора бы грянуть холодам и слякоти, а вот стоит последнее нежное тепло, и тихо, и несколько кленовых листьев, светящихся собственным светом, еще держатся на замерших ветвях... Как сполохи пламени в огромном окне троллейбуса, зимой, ранним черным вечером, в сильную стужу: люди ждут обреченно, а рядом жгут мусор в огромных баках, и пламя – как песня протеста... Как самая вкусная еда – все равно что: свежий эклер, гречка с салом, пломбир в шоколадной крошке, мамин лимонный торт – лишь бы с дикого голода и в теплой кухне. Господи, бывает же такое! Прямая, сильная, решительная, со сдвинутыми детскими бровками, она рассекала толпу, как отменно сработанная яхта. Мелькнул четкий, чуть старомодный профиль (никакой пикантной курносости, никаких припухших губ). А потом рванувший следом Макар видел только переливчато-светлый «хвост», хлопающий хозяйку по лопаткам при каждом шаге.