«Высшее образование для сироты, или родственники прилагаются»

Я глянула вслед и онемела, а Кузьмич икнул — по ту сторону кованой ограды молчаливой грозовой тучей колыхалась толпа нечисти голов на пятьдесят. Беззвучно разворачивались серые крылья, щерились сабельно-острые клыки, и щурились не то оценивающе, не то зло разноцветные глазищи, от бордовых, словно уголья, до черных, как бездонный омут.

«Ой, матушки, и за что мне это?» — молча взмолилась я, хотя отлично представляла, за что.

Вообще-то всю приютскую голытьбу, вошедшую в возраст, распределяли по новым местам жительства по весне. Потому что весной везде требовались работники, и окрестные крестьяне охотно брали дармовых батраков и работниц, а по осени приютских соглашались принимать к себе лишь ремесленные цеха на каторжанский труд в различных красильнях и дубильнях, а девочек в ткачихи да швеи, где жизнь тоже не медовая. Но светлый князь наш Милослав Ясеневич укатил зимой в столицу, а из столицы отправился еще куда-то с посольством по важным государственным делам и обещал вернуться не раньше первых заморозков, то есть когда приличных мест в помине не останется, и весь наш выпуск приуныл, понимая, что хорошего впредь ждать не приходится, так как без светлейшего нас никуда не пустят. И не потому что он как-то ведал нашими распределениями, просто владыка Белых Столбов любил напутствовать сирот безродных при их вступлении на тернистый жизненный путь.

Мы уныло отрабатывали свое содержание в приюте на соседних полях и покосах, тонко намекая старшей надзирательнице из попечительского совета, что не прочь и зиму провести под родным кровом, но ее от наших стонов только кривило. А когда приехал князь, весь выпуск живенько согнали на княжий двор благодарить, что не бросал нас столько лет, кормил, поил, одевал, и соответственно принимать княжье благословение на честную жизнь и труд на благо отчизны.

Мы выстроились перед высоким престолом, вынесенным ради такого случая на крыльцо. Вниз от черного с облезлой позолотой кресла красным песьим языком спускался по ступеням ковер. Девки что посмазливей и парни побойчей еще питали надежду, что их этот язык слизнет на сладкую жизнь в княжий терем, а мне отчего-то не виделось в этом никакой радости. Особенно после того, как младший Милославович недавно намекнул, что и таким выдергам, как я, в тереме найдется чем заняться.