«Брат мой, Гензель»

основано на реальных событиях

Что мы вынесем из детства? Память о теплых бабушкиных руках.

Запах скошенного луга и парного молока. Плюшевого мишку с аккуратной заплатой на боку. Что принесла из детства я? Лишь маленький зеленый камень. Собственно, это был даже не камень — осколок стекла, гладко обточенный водой. Пустяк для взрослого человека и небывалое сокровище для ребенка. Первым его нашел соседский Антон.

— Где взял? — требовательно спросил Генка. Я протянула руку, но жадный Антоха сейчас же убрал находку в карман.

— Где взял — там уже нет, — ухмыльнулся он, и я едва не разревелась от обиды. Глядя на мою скисшую мордаху, Генка тоже расстроился и презрительно поджал губы.

— Подумаешь! Эка невидаль — стекло. Захочу — у меня сто таких будет.

— Так почему до сих пор нет? — вредно спросил Антон.

— Потому что я не хочу, — отрезал Генка, взял меня за руку и потащил в дом. В деревню мы поехали сразу же, как Генка вернулся из больницы.

— Свежий воздух на пользу будет, — говорила мать. И я обрадовалась, потому что давно не видела бабушку. А вот Генка не очень, потому что соскучился по школьным друзьям: всю зиму и весну он провел в больнице. Я очень за него переживала и боялась, что когда он вернется, то будет похож на Кощея — обтянутый синюшной кожей скелет. Но ничего подобного не случилось. Генка остался прежним, разве что немного подрос. И на момент поездки в деревню ему исполнилось восемь лет. Мне было всего пять. Клад недолго оставался тайной: Антоха держать язык за зубами совершенно не мог. Вскоре вся округа знала, что прозрачные камушки можно добыть на карьере, прямо за речкой, отделяющей окраину деревни от обширного лесного массива.

— Только вам туда нельзя, — сказал Антон. — Это место не для малышни, там Бабай живет. Я перевела вопросительный взгляд на брата.

— Это ты Ритке можешь сказки рассказывать, — спокойно ответил Генка. — А я в такую ерунду не верю.

— А что Бабай кушает? — прошептала я и вцепилась в надежную руку брата.

— Вредных и жадных детей! — сказал Антоха и показал нам язык.

— Но мы-то не вредные и не жадные! — с возмущением возразила я, но на всякий случай обернулась через плечо, где далеко на горизонте ощетинился еловыми копьями лес.