«Материнское молоко»

Материнское молоко

Словно  деградировавший король-изгнанник, Саул спит здесь, на своем картонном троне,  каждый день, в одно и то же время. Все семь футов его туши отдыхают. Толстые  конечности распластаны среди коробок и акров пузырчатой пленки. Огромная голова  запрокинута назад и издает звуки удушья. Физиономия с жировыми складками под  подбородком светится в полумраке склада, словно лунный лик.

Здесь,  на окраине города, среди пустующих фабрик, в этом металлическом лабиринте из  простирающихся в бесконечность стеллажей цвета боевых кораблей, нас работает  всего двое. Жужжащие на гофрированном потолке флуоресцентные лампы выбеливают  нашу кожу. Менеджеры из далекого офисного здания никогда не удостаивают нас своим  вниманием. Водители, приезжающие сюда за грузом, избегают нас. Квадратные горы  коробок, которые мы упаковываем, запечатываем и складываем в штабеля, в конце  дня загружаются в грузовик, припаркованный у гигантских ролловых ворот.

Когда  я смотрю, как Саул спит до второй половины дня, когда обычно начинается работа,  мне кажется, что я мог бы убежать. Но всякий раз, когда я отхожу слишком  далеко, он начинает издавать звуки, напоминающие утечку газа. Думаю, он видит  меня сквозь свои липкие веки.

Саул,  - шепчу я. - Саул, Саул, пора.

Я  говорю тихо и держусь на расстоянии от этой гипсовой массы, когда пытаюсь  разбудить ее. Он всегда пугает меня, когда беззвучно пробуждается ото сна, либо  когда появляется из темных рядов.

Передо  мной открывается один глаз. Пустой глаз серой акулы. Вскоре к нему  присоединяется второй, и они начинают двигаться в рыхлых изгибах глазниц. Из  влажных губ раздается какой-то звук, будто бильярдный шар перекатывается от  одной щеки к другой. Затем Саул начинает говорить, еле ворочая чрезмерно  большим языком. Но его речь я научился понимать. Молоко. Он хочет молока. Затем  мы работаем еще какое-то время до вывоза груза.