«Любовь до гроба»

Ему показалось, что он проснулся мертвым. Раздавленным. Каждый нерв вырвали из мышц, каждую кость расплющили.

«Господи, — подумал он. — Что это со мной?» Все тело разламывалось от боли, в ухе словно жужжала оса. Он попытался поднять руку, чтобы вытащить осу, но боль просто размазала его по кровати.

Звенел телефон, стоявший на столике у кровати. Механически он потянулся к нему, чтобы снять трубку… попытался потянуться, но не смог. Что с моими руками? В нос ударил тяжелый, неприятный запах. Левая рука мотнулась в сторону, ладонь ударилась о телефонный аппарат, боль пронзила плечо, словно в него вонзили раскаленный прут. Он закричал.

Телефон свалился на пол, провод зацепился за закрепленную на столике лампу, и теперь трубка болталась на нем, словно маятник. Из нее доносилось сердитое осиное жужжание. Он знал, кто это «жужжит».

Ему требовалась помощь. Он сумел наклониться к трубке.

— Какого хрена ты молчишь? — негодовал пронзительный голос. — Слишком рано звоню? Я же сказала вчера вечером, что утром приеду за вещами.

Из его горла вырвалось рыдание.

— Помоги мне, — выдохнул он. — Пожалуйста.

Пауза. Потом тон разом изменился. Ярость уступила место любопытству и тревоге.

— Дэнни? Что случилось?

— Не знаю. Не могу шевельнуться. И все болит. Чертовски болит.

— Это какая-то шутка? Или ты говоришь правду?

— Да, — из груди вновь вырвалось рыдание. — Луиза, клянусь богом, со мной что-то случилось. Что-то ужасное.

— Я еду, — последовал ответ.

— У тебя есть ключ? Я не смогу открыть дверь.

— Ключ у меня есть. Я собиралась заточить его, как бритву, и отрезать тебе яйца, — голос ровный, сдержанный. — Выезжаю, малыш. Держись.

За те двадцать минут, которые потребовались Луизе, чтобы доехать до его дома, он спустился на кухню. Январское утро выдалось на удивление холодным, а система отопления, похоже, забарахлила или вышла из строя. Обогреватель гнал едва теплый воздух, но Дэнни все равно встал рядом с ним, впитывая в себя тепло.

Он услышал, как повернулся ключ в замке. Вошла Луиза, оглядела его с головы до ног, глаза ее широко раскрылись.

— Дэнни, сладенький, да ты весь в дерьме.