«Сфинкс»

Глава 1

Он навсегда запомнил, как впервые увидел ее. Потом в шутку он называл это «любовь с первого укуса». Это произошло на коктейле у Ширра. Вечеринка была устроена по поводу необъяснимой помолвки Генри Несса, нового госсекретаря, с грубой и претенциозной девицей Колдвелл. Как обычно, у Ширра там было обилие спиртного и почти так же много еды. Гин Кейлер беседовал с турецким дипломатом (у которого была ужасная перхоть), одновременно закусывая, потому что здорово проголодался, как вдруг блестящие платья и черные смокинга расступились, подобно Красному морю, и вошла прекрасная незнакомка. Это была Лори Сэмпл.

Гин еще не пресытился красивыми женщинами. Он недостаточно долго работал в Государственном департаменте, чтобы испытывать тошноту от всех этих ласкающихся, мурлыкающих изящных юных леди, — непременной принадлежности светской жизни Вашингтона, — неутомимо жаждущих любого мужчину, о котором хотя бы раз упоминал Уильям Ф. Баркли. У Уолтера Фарлоу, непосредственного начальника Гина, было чутье на такого типа дамочек, и он называл их «Распростертый отдел». Но когда Гин, жуя слойку, взглянул на Лори, он не подумал о том, была она из их числа или нет.

— Эй, Гин, — окликнул его сенатор Хозбаум. — Что за сборище ослов?

Гин кивнул, испытывая почти шок. Он проглотил недожеванный кусок и вытер рот салфеткой.

— На этот раз ты чертовски прав, Артур. — Это все, что он мог сказать.

Казалось, ее никто не сопровождал. Она была высокая, выше всех остальных женщин в комнате и даже некоторых мужчин. Он подумал, что ее рост 5 футов 11 дюймов, и, как потом оказалось, почти угадал: она была на полдюйма выше. Но она вовсе не выглядела робкой и застенчивой из-за своего роста.

В мерцающем свете люстры незнакомка с высоко поднятой головой шла вперед и приковывала взгляды своей прямой осанкой.

— Господи Иисусе! — прошептал Кен Слоун, подходя к Гину. — Ты когда-нибудь раньше видел нечто подобное?

Гин ничего не ответил. Даже турецкий дипломат, который долго и утомительно объяснял свое отношение к размещению реактивных снарядов типа «МАРВ» на турецкой территории, не мог не заметить, что Гин уже не слушает его и пристально смотрит на Лори Сэмпл. Он был похож на человека, которому явилось потустороннее видение.

— Мистер Кейлер, — позвал он, дергая Гина за рукав, — мистер Кейлер, нам надо обсудить вопрос о боеголовках.

Гин кивнул:

— Я согласен с вами. Это все, что я могу сказать. Вы абсолютно правы.

У незнакомки была копна рыжевато-каштановых, зачесанных назад волос, ниспадающих на оголенные плечи. Ее лицо было классически красивым: прямой нос, большой чувственный рот и чуть раскосые глаза. На шее у нее было ожерелье из трех изумрудных нитей, и нельзя было даже предположить, что это просто зеленые стекляшки. На ней было облегающее вечернее платье из шелка телесного цвета с низким вырезом на спине. Оно так подчеркивало ее бюст, что тому, кто бросал на нее взгляд, непременно хотелось посмотреть еще раз, потому что грудь ее казалась обнаженной.

У Лори была большая грудь, и при этом она не носила лифчик. Ее соски приподнимал шелк платья подобно двум мягким вершинам. Когда она шла, ее грудь покачивалась, и этого было достаточно, чтобы прекратить любой разговор и заставить некоторых верных вашингтонских мужей бросать на незнакомку тайные взгляды через головы своих женушек.

Гин Кейлер и сам не понимал, что именно заставило его сделать это, но он внезапно пошел ей навстречу.

Он был немного скован и нервничал, потому что взгляд ее зеленых глаз был пристальным и холодным, как у кошки. И хотя Гин выпил уже три крепких коктейля, он чувствовал себя не очень уверенно.

— Я вас не знаю, — сказал он, подойдя к ней и криво усмехаясь.

Девушка не отрываясь смотрела на него. Она была почти одного роста с ним и пользовалась духами с сильным мускусным ароматом, который окутывал ее подобно газовому облаку.

— Я тоже вас не знаю, — ответила она низким голосом с европейским акцентом.

— Отлично, — сказал Гин. — По-моему, это хороший повод познакомиться.

Девушка не сводила с него глаз.

— Возможно.

— Только возможно?

Она кивнула:

— Если мы не знаем друг друга, возможно, будет лучше, если мы так и останемся незнакомцами.

Гин дипломатически улыбнулся:

— Понимаю. Но это же Вашингтон! Здесь все должны знать друг друга.

Девушка по-прежнему пристально смотрела на него, почти гипнотически, и чем дольше смотрела, тем неувереннее он себя чувствовал, переступая с нога на ногу и уставившись на ковер. Гин не чувствовал себя так неуверенно с девушкой с тех самых пор, как окончил школу. И это он, интересный парень со спортивной фигурой, флоридским загаром и широкой белозубой улыбкой, демократ Гин Кейлер, который перецеловал, наверное, всех хорошеньких девушек, от которого были без ума все домохозяйки Джексонвилля. А сейчас он лишь глупо улыбался и не мог подобрать нужных слов.

— Почему? — спросила она, разомкнув влажные губы.

— Простите, почему что?

Девушка по-прежнему смотрела на него не мигая.

— Почему все должны знать друг друга?

Гин поправил воротник.

— Ну, это вопрос выживания. Вы же должны знать, кто ваши друзья, а кто — враги. Закон джунглей.

— Закон джунглей?

Он глупо улыбнулся:

— Так говорят. У политиков жестокие законы. Как бы высоко вы ни поднялись по служебной лестнице, всегда найдется тот, кто наступит вам на голову, чтобы взобраться выше.

— Все так логично и жестоко, — кивнула она.

Гин заметил, что на ней были серьги в виде изогнутых звериных клыков в золотой оправе. Ему постепенно удалось преодолеть нервозность, но он понимал, что тон в разговоре задает она и что другие гости украдкой наблюдают за ними. Гин кашлянул и посмотрел в сторону бара:

— Может, что-нибудь выпьем?

Девушка удивленно взглянула на него. В их разговоре были продолжительные паузы, и у Гина сложилось впечатление, что его новая знакомая внимательно изучает его.

— Я не пью, — ответила она просто. — Но не обращайте внимания, не стоит отказывать себе в удовольствии.

Он нервно кашлянул.

— А я пью, чтобы расслабиться. Знаете, это помогает.

— Нет, не знаю. Я никогда не пила спиртного.

Он, насмешливо прищурясь, посмотрел на нее:

— О, не надо обманывать! Не верю, что вы ни разу не пробовал шерри-бренди, что хранится в буфете у вашей старой матушки.

— Моя мать вовсе не старая. Она еще совсем молодая. И у нас в доме никогда не держали спиртного.

— Понимаю, — сказал Гин, смутившись. — Я и не предполагал.

— Нет, нет, не беспокойтесь. Я понимаю, о чем вы говорите.

Гин стоял с пустым стаканом в руке, время от времени улыбаясь и поддакивая ей. Он так и не осмелился отойти от нее, опасаясь, что кто-нибудь еще попытается заговорить с ней.

В этой девушке было что-то одновременно пугающее и завораживающее, и у нее была самая красивая грудь, какую он когда-либо видел.

Наконец он сказал:

— Позвольте представиться. Меня зовут Гин Кейлер.

Они пожали друг другу руки. Он ждал, когда же она назовет свое имя, но девушка молчала и, улыбаясь, продолжала рассматривать комнату.

— Ну, а вы… Не собираетесь…

Она улыбнулась:

— Гин Кейлер… я слышала о вас.

— Да неужели? — глупо ухмыльнулся он. — Последнее время я не очень себя рекламировал. Сейчас я не участвую ни в каких кампаниях, просто работаю. Вы понимаете, одно дело — обещать, и совсем другое — выполнять обещания.

Она кивнула:

— Я так и думала, что вы политик. В вашей речи так много клише.

Гин уставился на нее. Он не был уверен, правильно ли он расслышал: сенатор Хозбаум стоял совсем близко и громко смеялся, казалось, прямо в его левое ухо.

— Простите?

— Да, это так, — сказала она снисходительно, — все политики так говорят, это их профессиональная болезнь.

Гин почесал затылок, он всегда делал так, когда его что-то удивляло.

— Но послушайте… — сказал он полушутя-полураздраженно. — Вам очень легко обвинять политиков в том, что они говорят избитыми фразами, но вы должны понимать, что большинство политических ситуаций — это…

— Это все пустое, — ответила она низким голосом.

Гин чуть не вспылил, но, взглянув на нее, смешался.

— Что? Вы удивлены? Я ни на кого не похожа? — усмехнулась девушка.

Насупившись, Гин изучал свой пустой бокал.

— Ну и что же вы за человек? — спросил он после долгой паузы.

Она внимательно смотрела на него, как бы решая, стоит ли ему сообщать такую ценную информацию.

— Я наполовину египтянка, наполовину француженка. Я принадлежу к народности убасти.

— И вам так трудно назвать свое имя? Или это тоже стандартный вопрос?

Она отрицательно покачала головой:

— Вас не должна отталкивать моя застенчивость. Когда я смущаюсь, людям кажется, что я хочу их шокировать. Я вижу недоумение и даже испуг в их глазах. Страх и агрессивность — очень похожие ощущения, не правда ли?

— Вы так и не сказали, как вас зовут.

Она наклонила голову:

— Почему вы так хотите это узнать? Вы хотите меня соблазнить?

Гин изумленно посмотрел на нее:

— А вы хотите, чтобы вас соблазнили?

— Не знаю. Нет, не думаю, что я этого хочу.

— Вы очень красивая девушка. Разве вы этого не знаете?

Впервые за время их разговора она опустила глаза.

— У каждого свое представление о красоте. Мне кажется, у меня слишком большая грудь.

— А я думаю, что общественное мнение американских мужчин не совпало бы с вашим. Если хотите знать мое мнение — ваша грудь восхитительна.

На ее смуглых щеках появился легкий румянец. Она сказала немного смущенно:

— Вы так говорите, чтобы польстить мне.

Гин фыркнул.

— Вы не нуждаетесь в лести. Вы слишком хороши для этого. К тому же в вас есть что-то такое, о чем мечтает любая женщина в этой комнате.

Девушка опять подняла глаза. Они были зеленые и лучистые, они зачаровывали и как будто гипнотизировали. Зрачки ее сначала сузились, но в следующую секунду расширились — как два темных цветка.

— Вы такая загадочная, — сказал Гин. — Как только я вас увидел, я сразу понял, что в вас есть какая-то тайна. Подумать только, мы так долго разговариваем, а я все еще не знаю вашего имени.

Она засмеялась. Окружающие с интересом наблюдали за ними. Сенатор Хозбаум шепнул своему приятелю:

— Опять этот Гин Кейлер! Бог мой, как бы я хотел быть лет на двадцать моложе! Тогда бы я показал этой девице, что значит парень из Теннесси.

— Почему мое имя так интересует вас? — повторила свой вопрос незнакомка.

Гин пожал плечами:

— Как же мне вас называть, не зная имени? Предположим, я хочу пригласить вас поужинать со мной после этой вечеринки. Как я скажу вам об этом? «Простите, мисс Икс, или мисс Игрек, или как-вас-там-называть, не поужинаете ли вы со мной?»

Она покачала головой:

— Вы не должны так говорить.

— Что же я такого сказал?

— Не говорите ничего, потому что я не могу пойти с вами.

Он взял ее за руку.

— Ну конечно же, вы можете пойти со мной. Вы ведь не замужем, не правда ли?

— Нет.

— Я сразу же понял, что вы не замужем. Вы не похожи на этих вашингтонских жен, которые рано или поздно начинают преследовать своих мужей.

— Преследовать?

— Конечно, — сказал Гин. — Они постоянно ревнуют к девицам, с которыми спят их мужья, и видят соперниц во всех девушках, с которыми, по их мнению, их мужья могли бы закрутить роман.

— Это все так сложно.

— Вы к этому привыкнете. Это неотъемлемая часть нашей демократии.

Девушка рассеянно потрогала серьгу. Помолчав, она сказала:

— Все это как-то безнравственно.

Гин с удивлением взглянул на нее. «Нравственность» — слово, которое он не слышал с тех пор, как четыре года назад разоблачил стяжательный проект осушения болот, но и это был скандал из-за денег. Из уст незнакомки это слово прозвучало странно и неуместно. Здесь, в Вашингтоне, на светской вечеринке, девушка с великолепной фигурой, в облегающем шелковом платье, говорит о морали!

— Послушайте, — сказал он мягко. — Жизнь полна стрессов и напряжения. Многие люди, особенно политики, любят поволочиться, повалять дурака, это для них своего рода отдых, развлечение.

— Да, но только не для меня.

Гин развел руками, извиняясь:

— Я ничего такого не имел в виду. Если хотите знать, вот что я думаю о вас: вы красивая девушка и очень сексуальная, надо быть монахом, чтобы не замечать этого.

Она заморгала в смущении:

— Вы… находите меня… сексуальной?

Гин чуть не рассмеялся:

— Ну конечно, черт возьми! Интересно, о чем вы думали, когда надевали это вечернее платье?

Она покраснела:

— Я не знаю. Я не думала…

Гин снова взял ее за руку:

— Я думаю, было бы лучше, если бы вы назвали мне свое имя. Это намного бы упростило жизнь.

— Хорошо. Меня зовут Лори Сэмпл.

Гин нахмурил брови:

— Сэмпл? Ваш отец…

— Жан Сэмпл, французский дипломат.

Гин мягко пожал ее пальцы:

— Мне очень жаль. Я никогда не встречался с ним, но мне говорили, что он был замечательный человек. Простите.

— Не стоит извиняться. Он всегда понимал, что ведет рискованную жизнь. Моя мать говорит, что, возможно, он сейчас более удовлетворен, чем когда-либо при жизни.

Гин тронул за рукав проходившего мимо официанта и заказал коктейль. Затем он снова обратился к Лори:

— А вы уверены, что мне не удастся уговорить вас поужинать со мной? Я уже давно собираюсь зайти в ресторан к Монпелье.

Она отрицательно покачала головой:

— Извините, Гин, я не могу.

— Я не понимаю почему. Возможно, я не Рок Хадсон, но я все же славный парень. Таких, как я, еще надо поискать среди политиков. Или вы хотите всю жизнь появляться на людях с какой-нибудь очкастой клячей из министерства финансов?

— Гин, — сказала она, и он вновь уловил крепкий аромат ее духов. — Я вовсе не хочу обидеть вас, не хочу показаться вам грубой. Я пришла, потому что моего отца пригласили на эту вечеринку, еще когда он был жив. Я здесь по долгу вежливости. Я сказала все, что нужно, и всем, кому нужно. А сейчас я должна идти.

— Вы не носите траур? — спросил он вдруг.

— Нет, не ношу. У нас в семье из поколения в поколение смерть мужчины воспринималась как праздник. Я праздную кончину моего отца, потому что он выполнил свой долг и теперь обрел покой.

— Вы празднуете? — переспросил Гин.

Лори подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:

— Да, у нас так принято. Так было всегда и так останется.

Гин все еще пытался вникнуть в то, что она сказала, когда официант принес ему коктейль. Гин дал ему доллар и неуверенно промолвил:

— Лори, не подумайте, что я сую нос в чужие дела, но я никогда раньше не встречал семью, которая празднует кончину родственника.

Она отвернулась:

— Мне не следовало говорить об этом. Я знаю, что это многих шокирует. Если человек уходит из жизни, значит, он завершил все свои земные дела и поэтому счастлив — вот как мы это понимаем.

— Будь я проклят! — воскликнул он, отхлебнув ледяной коктейль.

Лори снова посмотрела на него.

— Мне пора идти, — сказала она.

— Уже? Но вы здесь всего несколько минут! Вечеринка закончится только в три. Подождите еще немного, и вы увидите стриптиз мисс Моровски. И как только вы это увидите, все ваши рассуждения о морали выпорхнут в окно.

— Не смейтесь надо мной, — сказала она.

— Милая, я не смеюсь, просто я очень не хочу, чтобы вы уходили.

— Я знаю. Простите, но я должна идти.

Тихо и незаметно, как будто возникнув из пустоты, рядом с Лори появился высокий смуглый мужчина в черной водительской униформе, скорее всего араб или турок. У него была аккуратно подстриженная черная борода, на руки были надеты черные кожаные перчатки. Стоя за спиной Лори, он не промолвил ни слова. Но всем своим суровым покровительственным видом он как бы говорил, что пора возвращаться домой. Лори кивнула:

— До свиданья, мистер Кейлер. Приятно было познакомиться.

— Лори…

— Но мне действительно пора ехать. Мама будет ждать меня.

— Позвольте мне хотя бы отвезти вас домой. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Это мой личный шофер.

— Лори, я настаиваю. В Госдепартаменте у меня репутация отчаянного политика, и я настаиваю.

Лори прикусила губу. Она повернулась к своему строгому шоферу-телохранителю и спросила:

— Можно?

Последовала долгая пауза. Гин знал, что сенатор Хозбаум и некоторые его приятели наблюдают за ним. Но это его не беспокоило, сейчас его больше всего занимали необычные отношения между Лори и ее молчаливым шофером. Гин спокойно и уверенно посмотрел на шофера, а тот в свою очередь рассматривал его.

Наконец шофер едва заметно кивнул. Лори улыбнулась:

— Спасибо, я принимаю ваше предложение.

— Это самое разумное, что я услышал за весь вечер, — сказал Гин с облегчением. — Я только попрощаюсь с госсекретарем.

Лори кивнула:

— Хорошо. Я буду ждать вас на улице.

Гин подмигнул сенатору Хозбауму и, проталкиваясь между гостями, отправился на поиски Генри Несса. Как обычно, молодой и энергичный госсекретарь был окружен стайкой женщин, воркующих как голубки. Они с восторгом обсуждали любую банальность, которая слетала с его губ. На руке у него повисла Рета Колдвелл, его невеста, на ней было облегающее рубиново-красное платье, которое подчеркивало ее выпуклости не в тех местах, где надо.

— Генри! — позвал Гин. — Эй, Генри!

Генри Несс обернулся. На его лице застыла уверенная улыбка. Такая улыбка автоматически появляется на лицах опытных политиков, когда кто-нибудь скажет им «эй!». В конце концов, это может быть и фотограф. После скандально известного хмурого взгляда Никсона каждый в демократическом лагере старался всегда выглядеть жизнерадостным.

— Как дела, Гин? — спросил госсекретарь.

— О'кей, спасибо.

Они пожали друг другу руки прямо над головой миниатюрной дамы.

— Я прослушал хороший отчет по твоему мексиканскому делу, — покровительственно похвалил Несс.

— Да, все идет хорошо, — кивнул Гин. — Но я вижу, что у тебя дела еще лучше. Прими мои поздравления, Генри. И ты, Рета. Ты отлично выглядишь.

Она зло посмотрела на него. Гин знал ее давно, с тех пор, когда был еще молодым неопытным политиком и работал в законодательном собрании округа. Возможно, она помнит, что он видел ее мертвецки пьяной на одной из вечеринок, тогда она многих смутила своими слюнявыми поцелуями.

— Генри, я должен вас покинуть, — сказал Гин. — Это необходимо. Желаю тебе всего наилучшего. Надеюсь, вы оба будете счастливы.

Генри Несс снова пожал ему руку, слегка улыбаясь, и обернулся к своей восторженной женской аудитории.

«Генри любит общаться с женщинами, — думал Гин, проталкиваясь к выходу. — Они никогда не дерзят, не задают затруднительных вопросов о боеголовках и ракетах на турецкой территории или о влиянии коммунистов на чернокожую Африку. Женщинам интереснее узнать, каков он в постели».

Гин взял свой плащ и пошел к открытой входной двери через полированный мраморный зал. Дождь прекратился, но тротуар был еще мокрым, и теплый вечер обещал еще не один ливень до наступления ночи.

Лори и ее шофер стояли на ступеньках, и когда Гин приблизился, ему показалось, что она наклонилась и что-то шепнула ему на ухо. Гин замедлил шаг, но Лори увидела его и улыбнулась. Не говоря ни слова, ее шофер спустился по ступенькам к автомобилю — блестящему черному лимузину с сигнальной лампой на крыше. Он сел в машину, включил мотор и ждал с видом бдительного сторожевого пса.

Лори надела красную бархатную накидку и откинула назад волосы.

— Мне кажется, мой шофер нервничает, — сказала она. — Мама велела ему не спускать с меня глаз, поэтому он с такой неохотой согласился, чтобы вы меня проводили.

Гин взял ее за руку.

— Он всегда такой немногословный? У меня такое чувство, что, если я укушу вас за ушко, он изобьет меня до смерти и я не успею даже сказать: «Прощай, Капитолий».

Лори рассмеялась:

— Он очень хорошо выполняет свои обязанности. Мама говорит, что он самый добросовестный слуга, какого она когда-либо встречала. И еще он специалист по кравмаге.

— Кравмага? Что это, черт возьми?

— Ну, это вид самозащиты, типа кун-фу. По-моему, это придумали израильтяне. Задача этого вида борьбы — уничтожить противника всеми возможными способами.

Гин приподнял брови:

— Не лицемеря, то же самое можно сказать и о политике.

Они стояли на мокром от дождя тротуаре и ждали, пока машину Гина выведут из парка. Лакей в желтой ливрее стоял поблизости, покуривая сигарету. В нескольких сотнях ярдов, через лужайку, поднимался в небо освещенный шпиль памятника Вашингтону, он напоминал призрачное надгробие в сыром вечернем воздухе. Где-то вдалеке раздался звук сирены.

— Вы не должны злиться на Матье, он выполняет свою работу, — сказала Лори.

— Матье? Так зовут вашего шофера?

— Он немой, не может сказать ни слова. Он работал на французскую спецслужбу в Алжире. Повстанцы вырвали ему все ногти и отрезали язык.

— Вы, наверное, шутите.

— Нет, это правда.

Гин повернул голову и долгим задумчивым взглядом обвел черный лимузин, который все еще стоял у обочины с включенным двигателем. В машинное зеркальце он увидел устремленные на них глаза Матье, суровые и настороженные.

— Да, такое любого сделает раздражительным.

Лори кивнула:

— Я тоже так думаю. Это ваша машина?

Белый «нью-йоркер» Гина коснулся обочины, и лакей открыл перед ними дверцу машины. Гин сунул по доллару лакею и официанту и сел за руль.

— Вы будете показывать мне дорогу? — обратился он к Лори.

Она покачала головой:

— Матье будет ехать впереди. Вы должны только следовать за ним.

— Никаких отклонений от курса?

— Никаких, если не хотите, чтобы он пустился вдогонку за нами, и я вас уверяю — он не даст нам удрать.

Гин включил фары и отъехал от обочины.

— Вам не надоедает, что вас постоянно держат в узде? — спросил он. — Ведь вы уже взрослая девушка.

Лори расстегнула застежку, и накидка соскользнула с ее плеч. В мерцающем свете уличных фонарей он видел блеск ее влажных губ, сверкание изумрудного ожерелья и переливы облегающего грудь щелка. В машине запах ее духов был еще сильнее. Слишком неистовый и манящий аромат для девушки, которая вела себя так скромно и рассуждала о морали. Почему-то этот запах напоминал ему что-то звериное.

— Полагаю, мы вам кажемся странными, — хрипло промолвила Лори. — Но вы должны помнить, что мы не американцы. Мы в чужой стране. Это заставляет нас держаться вместе. Не говоря уж о…

— О чем?..

Она опустила глаза:

— Мы не такие, как все. А когда вы не похожи на других, то стремитесь уединиться в своей компании.

Лимузин с включенными задними фарами повернул налево, Гин последовал за ним. Снова пошел дождь, несколько капель упало на ветровое стекло. Гин включил дворники.

— Можно задать вам вопрос? — обратился он к Лори.

Она кивнула:

— Спрашивайте, если это не очень личное.

— Я думаю, что это довольно личное, и вы можете не отвечать. Это вопрос, о котором думает любой мужчина, когда встречает такую красивую девушку, как вы.

— Вы опять мне льстите.

— Черт возьми, я делаю вам комплимент! Вам когда-нибудь делали комплименты? Неужели никогда раньше вам не говорили ничего подобного?

Она отрицательно покачала головой.

— Так или иначе, — сказал он, — вот мой вопрос. Я хотел бы узнать, есть ли у вас постоянный друг, поклонник. Вы связаны с кем-нибудь или вы свободны?

Лори смотрела в сторону.

— Это имеет значение? — произнесла она.

— Ну, я не знаю. Это имеет значение для многих девушек. Если девушка серьезно встречается с кем-то, она не собирается встречаться с кем-нибудь еще. Все-таки существует верность на свете, хотя вы, возможно, так не думаете.

Она долго ничего не отвечала, даже когда Гин быстро обвел ее взглядом, она не шелохнулась и не улыбнулась. Наконец, когда они проезжали Уотергейт, она сказала:

— У меня нет мужчин, вообще никаких.

— Никаких? — переспросил он удивленно. — Нет даже пожилых обожателей, которые надоедают приглашениями на ужин и покупают вам изумрудные ожерелья?

Она потрогала ожерелье.

— Его никто не покупал, это фамильная драгоценность. Нет, у меня нет ни пожилых, ни молодых обожателей…

То, как она это сказала, заставило его недоверчиво нахмуриться.

— Не хотите ли вы сказать, что у вас вообще никого нет?

— Нет, Гин, и никогда не было.

Он смотрел вперед на дорогу, на светящиеся задние фары ее лимузина. Он не мог поверить, чтобы девушка с такой внешностью и фигурой, как у Лори, никогда ни с кем не встречалась. Ей было лет девятнадцать-двадцать, большинство вашингтонских девиц в ее возрасте уже переспало с половиной Госдепартамента и с целой плеядой конгрессменов и сенаторов. Он понимал, что она не такая, как эти девицы, но даже самая добропорядочная девушка из самой хорошей семьи обычно встречается с парнем, хотя бы с каким-нибудь положительным студентом из Гарварда.

— Вы девственница? — спросил он.

Она подняла подбородок и посмотрела на него. Ее взгляд был таким же холодным и равнодушным, как и тогда, когда он впервые увидел ее у Ширра.

— Вы это так называете? — спросила она.

Он был взволнован.

— Я не знаю, как это назвать иначе. Я очень удивлен.

— Это такая редкость в наше время, что незамужняя девушка невинна?

Он отвернулся в смущении:

— Да, наверное. Возможно… Но вы не…

— Я не похожа на невинную девушку?

— Я этого не говорил.

— Но вы мне начали говорить о том, как я сексуальна, как только подошли ко мне. Если вы находите меня сексуальной, значит, вы думаете, что я сплю с мужчинами.

— Вовсе нет! Когда я говорил, что вы сексуальны, я имел в виду, что лично я так вас воспринимаю. Когда я увидел вас, приблизился к вам, я почувствовал сексуальное возбуждение. Это комплимент, а не оскорбление. Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли.

Лори ничего не ответила. Он подумал, что смутил ее, но когда взглянул на нее снова, то увидел легкую улыбку на ее лице.

— Бог мой! — воскликнул Гин. — Мне попадались странные девушки, но вы самая необычная, какую я когда-либо встречал.

Она засмеялась и указала на машину впереди:

— Вы должны лучше следить за дорогой, мы почти приехали.

Они находились в четырех-пяти милях от центра города. Это был престижный зеленый пригород, застроенный довоенными домами с колоннами и белыми ставнями. Матье ехал впереди по узкой извилистой дороге, которая в одном месте стала похожа на туннель из-за нависающих крон деревьев, затем они проехали вдоль высокой стены, заросшей мхом и плющом, с острыми ржавыми шипами наверху.

— За этой стеной наш сад, — сказала Лори, — а дом совсем рядом.

Сверкая фарами, лимузин свернул за угол. Они припарковали машины в полукруглом проезде прямо напротив высоких стальных ворот. За воротами Гин разглядел посыпанную гравием дорогу, тонущую во мраке. Дом, очевидно, находился далеко от дороги — его не было видно.

Матье не выключил мотор своей машины, он сидел и наблюдал за ними в зеркальце. Струйка дыма поднималась из выхлопной трубы и растворялась в дождливом ночном воздухе.

— Это конец пути, дорогая мисс Сэмпл? — спросил Гин. — Да, мы приехали, — сказала Лори, застегивая накидку.

— Вы думаете, что я просто вас здесь высажу, и все?

Она посмотрела на него зелеными кошачьими глазами:

— А что же еще? Вы предложили отвезти меня домой, и вот мы приехали.

— Вы даже не пригласите меня на чашку чая?

Она покачала головой:

— Прошу прощения. Я бы вас пригласила, но моя мама неважно себя чувствует.

— Но я не собираюсь беспокоить ее, она может оставаться в кровати.

Лори коснулась его руки:

— Гин, вы очень славный, и вы нравитесь мне…

— Но вы не собираетесь приглашать меня в дом. Очень хорошо, я все понимаю.

— Это не так.

Он поднял руки, сдаваясь.

— Я знаю, что так, а что не так, — сказал он. — Вы привлекательная девушка, у вас очень замкнутая семья, и вы делаете то, что одобряет ваша мамочка, как в старые добрые времена. Мне это нравится.

— Что вы имеете в виду?

— То, что я позвоню вам завтра в положенное время, представлюсь вашей маме и попрошу разрешения пригласить вас на ленч. Я даже обязуюсь доставить вас домой дотемна.

Лори долго смотрела на него, затем медленно покачала головой:

— Гин, это невозможно.

— Почему невозможно?! Невозможно пригласить вас пообедать?

Лори отвернулась.

— Вы мне нравитесь, — сказала она, — поэтому я не могу пойти с вами.

— Я нравлюсь вам, и поэтому вы не пообедаете со мной? Где же логика?

Лори открыла дверцу машины.

— Гин, — сказала она мягко, — я думаю, будет лучше, если вы забудете нашу встречу. Пожалуйста, для вашего же блага. Я не хочу, чтобы вы пострадали.

Гин раздраженно почесал затылок.

— Лори, я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе. Хоть я не специалист по израильскому кун-фу, но у меня есть кое-какой опыт, и я неплохо защищен от эмоциональных потрясений. Если бы я отступал перед каждым увлечением только потому, что могут пострадать мои чувства. Бог мой, я бы до сих пор, как вы, оставался девственником!

— Гин, пожалуйста…

— Вам легко говорить «пожалуйста», но я ничего не понимаю. Если вы находите меня невероятно уродливым и неприятным, я еще могу вас понять, но ведь это не так. Я отвез вас домой. Я считаю, что вы красивы и очень привлекательны. И я даже не заслужил объяснения?

Она молчала. Половина ее лица была красной от света фар. Непрерывное жужжание восьмилитрового мотора лимузина неприятно напоминало Гину, что Матье наблюдает за ними. Поэтому он не мог сосредоточиться, чувствовал себя уязвимым, незащищенным. Забавная ситуация превращалась в отвратительную.

— Гин, — прошептала наконец Лори, — я ухожу.

Она уже начала выходить из машины, как вдруг он протянул руку и схватил ее за запястье. Лори отпрянула с такой силой, что Гин чуть не потерял равновесие, но потом неожиданно расслабилась и позволила ему усадить себя обратно на сиденье. Он наклонился и поцеловал ее.

Ее губы были мягкие и влажные, но она не открывала их. Гин придвинулся еще ближе, пытаясь кончиком языка разжать их, но она неловко откинула назад голову, и ему это не удалось. Этот поцелуй школьницы с плотно сжатыми губами совершенно разочаровал его, он ожидал большего от такой чувственной девушки.

Левой рукой Гин коснулся ее плеча. Лори пыталась оттолкнуть его, но он, не обращая на это внимания, принялся поглаживать ее упругую теплую грудь. Однако в следующий же момент Гин отшатнулся, почувствовав острую боль в кончике языка. Лори быстро выбралась из машины.

Гин потрогал язык. На пальцах была кровь. Во рту чувствовался тошнотворный привкус. Из нагрудного кармана он достал носовой платок и поднес его к губам.

Лори стояла рядом, озабоченно хмурясь. Он даже не взглянул на нее. Боже! Его укусила эта проклятая великовозрастная девственница! Он не мог понять, на кого он злился больше — на Лори, которая закусила на ночь его языком, или на самого себя за то, что полез целоваться к девице, которая действительно была помешана на всяких предрассудках.

— Гин…

Он по-прежнему не смотрел на нее.

— Гин, извините, но вы вынудили меня.

Он кашлянул и выплюнул кровь в платок.

— Идите домой к своей мамочке, — пробормотал он.

— Гин, вы должны понять, что из этого ничего бы не вышло, никогда.

— В следующий раз, если я захочу, чтобы меня съели живьем, я отправлюсь прямо к крокодилам.

— Пожалуйста, Гин, разве вы не понимаете, что нравитесь мне?

Он чувствовал привкус крови. Укус был серьезный и глубокий, кровь не унималась. Теперь у него с Матье было нечто общее — пострадавший язык.

Матье покинул свой лимузин и теперь стоял рядом в нескольких ярдах, невозмутимо наблюдая за Лори.

Пошел дождь, капельки мягко забарабанили по гравию и траве.

— Идите домой, я уезжаю, — сказал Гин.

Лори повернулась и пошла к лимузину, Матье подал ей руку. Открывая заднюю дверцу, он обернулся и посмотрел на Гина; его лицо было таким же бесчувственным, как канализационный люк. Затем он сел в машину и поехал к воротам. В полной тишине ворота распахнулись перед лимузином и, как только он проехал, вновь захлопнулись. Красные огоньки фар постепенно удалялись, освещая дорогу, деревья и кусты, пока совсем не скрылись из виду. Остались только высокая неприступная стена, запертые ворота и моросящий дождь.

Некоторое время Гин сидел неподвижно. Затем он выключил мотор и, все еще держа платок у рта, открыл дверцу и вышел из машины. Стоя здесь, вдали от уличных фонарей, он мог видеть проплывавшие над головой облака и бледную луну, освещавшую деревья.

Как можно тише Гин подошел к воротам. Он и не думал дотрагиваться до них — они могли быть электрическими. Приблизившись на безопасное расстояние, он попытался что-то разглядеть. Дорога переходила в длинную, около пятисот ярдов, дубовую аллею, которая поворачивала и наверняка вела к дому. Ему казалось, что он различает в темноте силуэты крыши и дымоходов, но возможно, это были просто ветки деревьев. Вокруг было что-то зловещее и интригующее.

Ему непременно захотелось увидеть этот дом, хотя бы для того, чтобы убедиться, что это обычный богатый особняк с фонарями и розмариновыми кустами, такой же, как и все остальные. Он вернулся к машине и достал из ящичка маленький набор отверток, подаренный одной из его подружек с припиской: «От возлюбленной гайки с любовью». На одной из отверток была лампочка для проверки на электропроводность. Он взял ее и тихо подошел к воротам. Затем осторожно протянул руку и прикоснулся кончиком отвертки к одному из металлических завитков. Лампочка не загорелась. Ворота не были под напряжением. Он поднял голову, осматривая их. Они были высокими и вдобавок увенчаны длинными варварскими шипами. Становилось больно от одной мысли, что тебя может проткнуть такое острие.

Гин ухватился за ворота обеими руками и нащупал опоры для ног. Ворота были украшены металлическими листьями и завитками, за которые можно было уцепиться, так что на первые шесть футов он потратил всего несколько секунд. Гин тяжело дышал от напряжения. Подняться выше было труднее — завитков становилось все меньше. На самом верху торчали пики с острыми ржавыми наконечниками.

На высоте около десяти футов Гин остановился, чтобы передохнуть. Оглянувшись назад, он увидел свою белую машину с открытыми дверцами, уходящую в темноту дорогу, которая вела к дому Лори Сэмпл, и редкие мерцающие огоньки соседних особняков. Впереди сквозь решетку ворот он не видел ничего, кроме мрачных развесистых деревьев и идущей между ними бледной ленты дороги. Дождь утих, дул легкий свежий ветерок. Его язык все еще болел от укуса, но это отчасти и заставило его карабкаться вверх по этим проклятым воротам.

«Вперед, мой мальчик, только вперед!» — уговаривал он себя, повторяя любимое выражение своего давнего флоридского коллеги.

Гин ухватился за основания двух шипов и, упершись ногами в ворота, поднялся еще выше. Он напоминал сейчас дикаря, взбирающегося по кокосовой пальме. Тяжело дыша, он добрался до верхушки, втиснул левую ступню между пиками и осторожно, чтобы не поскользнуться, перенес правую ногу на внутреннюю сторону решетки. Ворота под ним слабо дребезжали. Гин остановился, переводя дух и собираясь с силами, чтобы закрепить правую ступню и перебросить левую ногу.

Вдруг он услышал какой-то грохочущий звук, идущий со стороны дома. Гин похолодел, пот струился по его лицу. Он прислушался. Возможно, это был всего лишь раскат грома, предупреждение о грозе, — обычно грозы приходили в Вашингтон с этого берега реки.

Гин крепче ухватился за решетку, собираясь перебросить левую ногу. Грохот раздался снова, и это не был раскат грома. Он всматривался в темноту, но облака закрыли луну, и невозможно было ничего различить, кроме силуэтов деревьев. Грохот между тем нарастал.

Затем раздался леденящий душу звук. Он услышал тяжелое дыхание приближающихся крупных животных. Они неслись прямо к нему из-за деревьев и кустов, шурша гравием. Сэмплы спустили с цепи собак!

Испытывая ужас и напряжение, Гин перебросил обратно правую ногу. Шум приближался, и он не осмелился даже обернуться назад, пытаясь высвободить левую ступню, застрявшую между прутьями решетки. Он дернул ее изо вех сил, но безрезультатно. Гин увидел, как огромные твари, прыгая между дубами и кустарником, стуча тяжелыми лапами по гравию, приближаются к воротам. Он разжал руки и, цепляясь за завитушки, скатился, почти упал вниз, подвернув лодыжку. Левый ботинок остался торчать между зубьями решетки.

Скрипя зубами от боли, Гин как можно скорее заковылял к машине. Он слышал, как дребезжали ворота под ударами разъяренных зверей, упустивших добычу. Собаки бросались на решетку, царапая ее и злобно рыча.

Гин включил мотор, резко развернул машину, так что взвизгнули шины, и помчался прочь. Только когда он выехал на главную дорогу, ведущую к Вашингтону, он сбавил скорость и вздохнул с облегчением. Но его организм еще не оправился после шока и продолжал выбрасывать в кровь адреналин.

Гин добрался до своего дома в Джорджтауне и оставил машину на верхнем этаже темного кирпичного дома с мощеным двором. Владелец этого дома был другом его отца еще со студенческих лет. Потом Гин открыл ворота и, прихрамывая на левую ногу, оставшуюся без ботинка, подошел к входной двери.

Он зажег все лампы в бледно-желтой гостиной, включил телевизор без звука и поставил кассету со струнным квартетом Моцарта. Только после этого он позволил себе подумать о Лори Сэмпл.

Налив большой бокал виски, Гин прилег на обтянутую золотой тканью тахту, вывихнутую ногу он положил на кофейный столик из оникса. Он прокручивал события этой ночи, стараясь выделить те из них, которые не казались бы нелепыми и странными.

Вне всякого сомнения, Лори очаровательная девушка. При нормальных обстоятельствах он бы непременно добился ее согласия поужинать с ним, увидел бы в ее глазах обещание провести вместе ночь, или, по крайней мере, он договорился бы о свидании на следующий день.

Его удивляла ее несокрушимая холодность. Хоть она и призналась, что он ей нравится, она была готова укусить его, чтобы он лучше понял ее намерения. Гин зажег сигарету и вдруг ощутил, как сильно болит язык. Он отправился в маленькую ванную, отделанную коричневым кафелем, где плотными рядами стояли бутылочки с дорогими лосьонами, и включил свет над зеркалом. Затем он высунул язык и обследовал его.

Странным было то, что ранок было так мало и они находились на таком большом расстоянии друг от друга. След от обычного человеческого укуса равномерный и полукруглый, но Гин обнаружил только четыре отчетливые отметины. Он слегка дотронулся до ран и сморщился от боли. Это было похоже на укус большой собаки.

Гин долго стоял перед зеркалом и вздрогнул от неожиданности, когда раздался телефонный звонок.

Глава 2

Звонил Уолтер Фарлоу, его босс. Он напомнил, что завтра в одиннадцать Гин непременно должен быть на собрании, где будут обсуждать результате Вест-Индских переговоров. Гин сказал, что у него готовы все бумаги и что все пройдет нормально.

— У тебя насморк? — спросил Уолтер.

— Почему ты так думаешь?

— У тебя какой-то странный голос, как будто ты говоришь с набитым ртом.

— А, это… Я нечаянно прикусил язык.

— Ты прикусил себе язык? Я думал, это Генри Несс тебе его прикусил, — усмехнулся Фарлоу.

— Ну его к черту!

Гин положил трубку, наполнил бокал, сел и снова задумался. С тех пор, как он начал заниматься политикой, Гин придерживался правила доводить до конца все запланированные дела. Каждый отчет, доклад, просто эпизод подробно разбирался, записывался и закрывался. Его раздражала любая неясность в делах, поэтому он непременно должен выяснить свои отношения с Лори Сэмпл. Его гордость впервые за последние двадцать лет так сильно пострадала. Мало того, что эта грудастая девятнадцатилетняя девственница укусила его, она еще спустила с цепи сторожевых псов! Это из-за нее его дорогой английский ботинок остался торчать в этих проклятых воротах.

Гин взял телефонный справочник и принялся искать ее номер. Как он и предполагал, номера в справочнике не оказалось. Он задумался, постукивая по стакану, затем поднял трубку и набрал номер. В конце концов, не так уж поздно, только начало первого. Вашингтонские дамы не ложатся спать так рано.

Ему ответили после десятого или одиннадцатого гудка. Сонный женский голос спросил:

— Алло, кто это?

— Мэгги, — сказал Гин как можно приветливее, — это я, Гин.

— Который час?

— Не знаю. Думаю, около двенадцати.

— Не знаешь? Я купила тебе французские часы за триста долларов, а ты не знаешь?

— Не злись. Ведь ты еще не спала?

Он услышал глубокий терпеливый вздох.

— Нет, Гин, не спала. Разве могла бы я работать твоим личным секретарем, если бы когда-нибудь спала. Я бодрствую двадцать четыре часа в сутки. Только сейчас я немного расслабилась.

Гин терпеливо слушал.

— Мэгги, — сказал он, — я понимаю, что это сверхурочная работа, но я был бы очень признателен, если бы ты оказала мне небольшую услугу.

— Ты всегда так говоришь. Гин, дай мне отдохнуть, хотя бы для того, чтобы выглядеть привлекательной. Должна же девушка иметь свободное время, чтобы привести себя в порядок?

— Мэгги, ты всегда красивая.

— О, не надо об этом. О чем ты хотел меня попросить?

— Ты помнишь французского дипломата Жана Сэмпла? Он умер около трех месяцев назад, кажется где-то в Канаде.

— Да, я знаю. Его задрал медведь на охоте.

— Что ты знаешь о нем, о его семье, его доме?

— Вообще ничего не знаю. Зачем тебе это?

Гин взял телефон и подошел к тахте. По телевизору показывали триллер. Истлевшие монстры поднимались из могил, толпа перепуганных людей убегала, размахивая руками и беззвучно крича. В глубине комнаты успокаивающе играла музыка.

— Сегодня на вечеринке у Ширра я познакомился с дочерью Сэмпла. Ты знаешь, она такая загадочная, очень… замкнутая. Она мне показалась странной, и я должен узнать о ней побольше.

Мэгги опять вздохнула:

— Ты хочешь сказать, что она тебе отказала и ты должен собрать секретную информацию, чтобы добиться успеха в обольщении.

— Мэгги, прекрати, это совсем не то, что ты думаешь. Она живет за городом в огромном доме, окруженном такой же неприступной стеной, как форт Нокс, там бегают дикие сторожевые псы, которые могут разорвать человека на куски.

— Может быть, у Сэмплов ценная коллекция живописи или что-нибудь еще. Ты видел этот дом?

— Я не мог даже пройти через ворота. Ее сопровождает некий Матье. Он немой и похож на Джека Пэланса в роли Дракулы. Когда я смиренно и кротко намекнул, что не прочь зайти в гости, я получил резкий отказ.

— Это ты-то — смиренно и кротко?

— Я могу быть смиренным и кротким, если захочу. Проблема в том, что особняк со всех сторон огорожен, нет даже лазейки, чтобы проникнуть внутрь. А я хочу узнать, что там внутри. Лори Сэмпл — потрясающая девушка, но, веришь ты или нет, я интересуюсь ею только из любопытства.

— Как ты думаешь, это еще когда-нибудь повторится? — грустно спросила Мэгги.

— О чем ты?

— Я говорю о нас с тобой. Мы можем быть счастливы вместе.

— Мэгги, я еще так молод. У меня вся жизнь впереди.

— Если ты думаешь, что в тридцать два года ты слишком молод, то не должен забывать, что через восемь лет тебе исполнится сорок.

Гин отхлебнул виски.

— Хорошо. Вот и поговорим об этом через восемь лет. И все-таки, ты поможешь мне?

— Что ты хочешь узнать? Говори медленно, я записываю.

— Мне нужен номер телефона Сэмплов. Я хочу узнать, где Лори бывает и как проводит время. Я бы хотел раздобыть фотографии их особняка и подробности о смерти Жана Сэмпла. И еще, разузнай что-нибудь о миссис Сэмпл, матери Лори. По словам Лори, она настоящий дракон.

— Сколько у меня времени, чтобы навести справки?

— Как насчет завтра?

— Завтра воскресенье.

— Отлично, я не буду беспокоить тебя на работе. С утра я буду по делам у Уолтера. Почему бы тебе не зайти, пообедаем вместе. Я приглашаю тебя на ленч.

— Ты обещаешь?

— Истинная правда. Разве могу я обманывать в воскресенье?

— Не меньше, чем в любой другой день. Кстати, что ты жуешь?

— А, это. Я ничего не жую, просто у меня ранка на языке.

— Пока, Гин. Увидимся завтра, не забудь про ленч.

— Пока, моя дорогая Мэгги.

Гин положил трубку. Он понимал, что жестоко просить Мэгги разузнать что-то о Лори Сэмпл, но Мэгги была единственной, кто мог бы сделать это тщательно, быстро и без лишних разговоров. Если бы он попросил об этом Марка Веллмана или кого-нибудь еще из коллег-мужчин, то можно было не сомневаться, что история об укушенном языке и потерянном ботинке облетела бы весь Вашингтон за пятнадцать минут. А огласка, и сама по себе неприятная, помешала бы ему провести расследование.

Гин почувствовал усталость и боль во всем теле. Он медленно разделся и пошел в ванную. Стоя под душем, он все время думал о Лори Сэмпл. Он снова перебирал в уме события этого вечера с того момента, как он подошел к ней и протянул руку. Вспомнил ее волнующую грудь, прикрытую тонким шелком. Вдруг он понял, как сильно эта девушка его заинтриговала.

***

Они зашли в небольшое кафе рядом с офисом Уолтера Фарлоу, сели в нише за зеленым стеклом и заказали яичницу с бифштексом. Это кафе было излюбленным местом политиков, работающих по воскресным дням. Когда они пришли, там было уже много народу. Опытный наблюдатель мог с первого взгляда отличить республиканцев от демократов. «Ослы» <"Осел" — американское прозвище демократической партии.> сидели за столиками на колесах в глубине комнаты, «слоны» <"Слон" — эмблема республиканской партии.> же занимали столики у окна.

Мэгги, как всегда, выглядела свежей и бодрой. Это была хорошенькая миниатюрная брюнетка со слегка приподнятым веснушчатым носиком и большими карими глазами. Она напоминала Гину девушек с обложки субботнего приложения к «Ивнинг пост», которые встречали возвращающихся домой солдат-пехотинцев. Может быть, именно поэтому он не женился на ней еще много лет тому назад.

Оба они выросли в Джексонвилле и были влюблены друг в друга с детства. В семнадцать лет они стали любовниками и были вместе, пока им не исполнился двадцать один год. Затем Гин занялся своей политической карьерой, Мэгги поступила в колледж. Постепенно их роман угасал, пока совсем не кончился. Их пути разошлись. Гин полюбил богатую замужнюю женщину, почти в два раза старше его, все его чувства были вывернуты наизнанку, Мэгги же увлеклась одним проходимцем из Йеля и прошла через все последствия нежелательной беременности и аборта.

Недавно они встретились вновь и сейчас были друзьями. Кроме того, их связывала работа: Мэгги была секретарем Гина.

Гин отламывал хлеб и ел его большими кусками.

— Тебе удалось что-нибудь узнать? — спросил он после долгого молчания.

Она ухмыльнулась:

— Ты растолстеешь, если будешь есть так много хлеба.

— От этого нельзя растолстеть. Знаешь, что я съел вчера вечером? Всего одно крабовое пирожное. У меня с утра кишки урчат от голода.

Мэгги подняла с пола матерчатую сумочку и начала исследовать ее содержимое. Она достала маленькую записную книжку.

— Я узнала почти все, кроме номера телефона, — сказала она. — Тебе нужно подождать ддо завтра, в понедельник утро откроется справочная служба телефонной компании.

Гин кашлянул.

— Я важная политическая фигура, и я должен ждать до завтрашнего утра? Разве Джек Кеннеди когда-нибудь ждал до понедельника?

— Я это предвидела, — сказала Мэгги, — но дело в том, что я хотела все сделать тихо, без лишнего шума. Мне уже позвонила секретарша сенатора Хозбаума, спрашивала, как у тебя дела с великолепной Лори Сэмпл. Я бы на твоем месте не предавала огласке этот роман.

— Роман? Кто говорил о романе? Если ты называешь романом вывихнутую лодыжку и укушенный язык…

Мэгги уставилась на него:

— Ты же сказал, что это просто ранка.

Гин пожал плечами, смутившись:

— Ранка, укус… какая разница!

Мэгги щелкнула пальцем по страничкам блокнота.

— Дом Сэмплов довольно интересен. Он находится в Мерриаме, на участке в сорок акров, земля — их собственность. Большая часть территории покрыта деревьями и кустарником. Мне обещали аэрофотоснимок усадьбы. Дом довоенный постройки. Это особняк с пятнадцатью спальнями, построенный табачным плантатором из Виргинии. В разное время домом владели плантаторы и политики, пока он не пришел в негодность в 1911 году. Потом дом пустовал и был куплен Сэмплами в 1973 году, когда Жан Сэмпл был направлен во французское посольство в Вашингтоне, с тех пор они живут там.

Им принесли яичницу с бифштексом. Гин обильно посыпал перцем свою порцию, а Мэгги продолжала читать свои записи:

— Жан Сэмпл был очень образованным и богатым человеком. Он родился в 1919 году в Сассенаже, в Изире, в состоятельной семье. Похоже на то, что карьера дипломата была предусмотрена для него заранее. В 1951 году он в качестве начинающего дипломата прибыл в Египет, где и познакомился со своей будущей женой Лейлой. О ней я почти ничего не узнала, кроме того, что ее девичья фамилия Мизаб и что она долго жила в Судане. Их единственная дочь Лори родилась в Париже, ей девятнадцать лет. — Мэгги взглянула на Гина и продолжала:

— Жан Сэмпл тратил много денег на благотворительность, делал пожертвования национальным паркам в Африке. Но, несмотря на это, он был страстным охотником, и во время последней охоты его насмерть задрал медведь. Я видела отчет канадского следствия по этому поводу.

Гин отправил в рот кусок бифштекса и нахмурил брови.

— Это все? — спросил он. — А что насчет ценностей, у них есть какая-то коллекция? Ведь дом так тщательно охраняется.

— Нет никакой коллекции, — ответила Мэгги. — Я разговаривала с двумя французскими дипломатами, которые знали его, оба подтвердили, что Жан Сэмпл никогда ничего не коллекционировал. Они знают только то, что он очень любил уединение. И еще они сказали, что его жена очень красива, один даже назвал ее «ун гранд пуатрин».

— Что это значит?

— Само совершенство — я думала, твой французский достаточно хорош, чтобы понять это.

— Перестань подшучивать и ешь свой бифштекс.

Пообедав, они вышли на улицу.

Был хмурый, сырой день, какие обычно бывают в сентябре-октябре, когда погода начинает портиться. Над ними с ревом пронесся реактивным самолет, он пролетел над Потомаком по направлению к аэропорту и пошел на снижение. Они подошли к тихому зданию с колоннами, где работал Гин, и Мэгги протянула ему руку.

— Спасибо за ленч, — сказала она, — это был мой лучший бифштекс за последнее время.

— Я рад. Может, нам следовало бы почаще это делать?

— Делать что? — спросила она, притворяясь, что не понимает.

Он посмотрел на нее, затем наклонился и поцеловал ее в лоб.

— То, что делают все хорошие друзья: общаться почаще.

— Будь осторожен.

— Что ты имеешь в виду?

Она плотно закуталась в вязаный жакет.

— Так сказал один из тех дипломатов, с которыми я говорили о Сэмплах. Я не рассказала тебе об этом, потому что это звучит смешно. Но это насторожило меня.

— Я должен остерегаться собак?

— Нет, это еще более странно. Когда один из них рассказывал мне все о миссис Сэмпл и Лори, он спросил, касается ли это женитьбы. Я ответила, что не думаю. Но он сказал: «Если кто-то собирает информацию с этой целью, предупредите его о танце».

— О танце? Черт возьми, что все это значит?

— Не знаю. Я же говорила, что это смешно и странно. Но думаю, ты должен об этом знать на всякий случай.

Гин взял ее за руку и засмеялся. В колоннаде отозвалось эхо.

— Моя хорошая Мэгги, — сказал он. — Жениться на Лори Сэмпл — это самое последнее, что я собираюсь сделать. После того, как она со мной обошлась прошлой ночью, я не уверен, увижу ли ее снова, не говоря уже о женитьбе.

— Не знаю, — сказала Мэгги, — я всегда представляла тебя с кучей детей, за рулем многоместного автомобиля и с загородным домом в Гранд Рапиде.

— С Лори Сэмпл? Ты шутишь!

Мэгги пожала плечами:

— Когда-нибудь ты все поймешь. Было время, когда я думала, что рядом с тобой буду я.

Ветер растрепал его темные волнистые волосы. У него было мужественное лицо с правильными чертами, которое выражало сейчас и печаль, и уверенность.

— Мэгги… — сказал он.

Она покачала головой и отвернулась.

— Не обращай внимания, — сказала она мягко, — все, что ты делаешь, вероятно, правильно и хорошо для тебя, так что не обращай на меня внимания.

Она пошла вниз по улице, а он остался стоять под величественным сводом, думая о том, что она сказала.

Спустя час Гин выключил настольную лампу и снял очки в тяжелой оправе. Доклад был почти готов, он мог без особого труда закончить его завтра утром.

На улице было светло, оставалось еще часа три-четыре до наступления темноты. Он собрал свои бумаги и встал. Может, ему стоит снова съездить к Лори Сэмпл?

Эротический образ Лори являлся ему в мыслях целый день. Даже утром, во время собрания, стоило ему на мгновение закрыть глаза — и он видел ее волнующее тело, облаченное в шелк, и красивое лицо с кошачьими глазами.

«Эта женщина волнует меня» — сказал он себе, доставая сигарету. Почему бы ему не съездить туда и не увидеться с ней. Ведь должен же быть на воротах звонок для посетителей. Может, если он позвонит и заявит о себе, вместо того чтобы тайком перелазить через стену как второсортный грабитель, он попадет в дом обычным приличным путем. Он надеялся, что Лори не заметила его ботинок.

Гин закрыл шкаф для бумаг, выключил все лампы и пошел к машине. Было около пяти часов вечера, когда он выехал на загородное шоссе. Небо покрылось темными, тяжелыми тучами. По радио передавали проповедь, священник взывал: «О Боже, положи конец беззаконию и людским страданиям!» Гин присоединился к молитве и добавил: «Не допусти, чтобы пропадала дорогая обувь».

Он потратил полчаса, чтобы найти узкую, идущую в гору дорогу к дому Сэмплов, два раза проехал мимо, прежде чем заметил ее. При дневном свете все выглядело по-другому. Гин помнил, что надо повернуть направо, когда проедет по туннелю из развесистых деревьев. Он завернул за угол и увидел стальные ворота. Ботинка, как он и опасался, уже не было.

Гин вышел из машины и направился к воротам. Даже днем владение Сэмплов выглядело мрачным и хмурым. Дубы печально шелестели листьями на ветру. Дорога исчезала за поворотом, Гин решил, что должен непременно увидеть, что они там скрывают. Он осмотрелся и наконец заметил маленький медный звонок, вокруг него готическими буквами было выгравировано имя «Сэмпл». Гин позвонил два раза. В ожидании он шагал взад и вперед, отбрасывая приставшие к туфлям листья.

Прошло десять минут, прежде чем он заметил какие-то признаки жизни. Послышался вой электрического мотора, и из-за угла выехала тележка с полосатым бело-красным тентом. Тележку вел Матье. Минут через пять тележка остановилась в нескольких ярдах от ворот, Матье подошел к Гину и уставился на него через решетку.

— Я пришел к Лори, — громко сказал Гин. — Если она дома, я хотел бы встретиться с ней.

Матье, казалось, обдумывал его слова. Затем он замахал руками, как будто говоря «нет!».

Гин упрямо настаивал:

— Пожалуйста, скажите ей хотя бы, что я здесь.

Матье снова замахал руками.

— Ладно, а как насчет миссис Сэмпл, могу я ее видеть?

Опять отказ. Взмах рукой ясно означал: «Уходите отсюда».

— Матье, — повторил Гин настойчиво, — попытайся меня понять. Я не сделаю Лори ничего плохого, я не Казанова. Я всего лишь хочу увидеться с ней и пригласить ее на ужин.

Опять: «Нет, уходите».

— Послушай, — сказал Гин, — может, это тебя переубедит.

Он достал бумажник, извлек десятидолларовую купюру и протянул ее через решетку.

— Сейчас я могу войти?

Матье уставился на купюру холодным неумолимым взглядом. Затем он посмотрел на Гина с таким презрением, что тот отдернул руку и поспешно сунул деньги в бумажник В этот момент он обрадовался, что между ним и этим немым уродом возвышались массивные стальные ворота.

— Хорошо, — сказал Гин, — я вижу, что тебя не уговоришь. Ты можешь хотя бы передать ей кое-что? Скажи Лори, чтобы она мне позвонила. Пожалуйста.

Матье равнодушно взглянул на него, развернулся и пошел к своей тележке. Он завел мотор, и тележка с визгом скрылась за деревьями. Гин прислонился к воротам и вздохнул.

Он уже собирался идти к машине, как вдруг ему показалось, что он увидел что-то вдали за высокой травой. Гин прищурился и на мгновение увидел Лори — она медленно прогуливалась между деревьями с большой собакой на поводке. На ней были голубые слаксы и белая блузка, ее рыжеватые волосы развевались на ветру.

— Лори! Лори! — закричал Гин, но было слишком далеко, она его не услышала и ушла.

Гин сел в машину и, барабаня пальцами по рулю, задумался, что же делать дальше.

Он не собирался ломиться в дом среди бела дня. Ему не помог звонок для посетителей. Ему оставалось только ждать до утра, когда Мэгги узнает номер телефона. Тогда он, минуя этого невозмутимого Матье, сможет поговорить с Лори или по крайней мере с ее матерью.

Разочарованный, но полный решимости, Гин возвращался в город. Он непременно должен все разузнать, чего бы это ему ни стоило.

В понедельник утром было солнечно, но в воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Собираясь на работу, Гин надел пальто.

Он пришел в офис рано, еще не было восьми, но Мэгги уже была там. Она сидела за столом с пластиковым стаканчиком кофе в руке, курила сигарету и разговаривала по телефону.

Гин повесил пальто на вешалку.

— Кто это? — спросил он. — Я его знаю?

Мэгги прикрыла рукой трубку:

— Это мой тайный любовник. Молчи, он может услышать.

Гин подошел к столу и быстро просмотрел почту. Была целая пачка писем из Вест-Индии и несколько надоедливых запросов о дотациях из Центральной Америки. Даже если ограничиться краткими ответами, понадобится целое утро, чтобы разобраться с письмами, а ему еще надо закончить доклад по Вест-Индским переговорам. Гин достал из пачки сигарету и закурил.

— Угу, хорошо, — сказала Мэгги по телефону, — спасибо, Марвин, я у тебя в долгу.

Она положила трубку и подошла к Гину с довольной улыбкой. На ней был терракотовый вязаный костюм, и Гин в очередной раз заметил, какая она хорошенькая.

— У тебя вид как у кошечки в молочной лавке, — сказал он.

— Почему бы и нет? Вы просили о невозможном, босс, и невозможное свершилось.

Она вырвала листок из блокнота и положила перед ним. Там было написано: «Первый франко-африканский банк, улица К, 1214». И ниже — номер телефона.

Он схватил листок.

— Что это? Что-нибудь о Лори Сэмпл?

— Всего лишь ее телефон, — улыбнулась Мэгги, — и еще адрес банка, в котором она работает.

Гин удивленно приподнял брови:

— Значит, она не сидит все время взаперти в этом доме?

— Конечно нет. Почему она должна сидеть взаперти?

— Не знаю, — сказал Гин, — судя по тому, как этот дом охраняется, можно подумать, что они заперлись изнутри и никогда не выходят.

— Ты рассуждаешь, как типичный шовинист. Если они не упали в обморок у твоих ног и хотели, чтобы их оставили в покое, значит, они ведут замкнутый образ жизни в этом причудливом доме.

— Но ты не видела этих проклятых сторожевых собак. Это просто дикие звери.

— Может, это были дружелюбные сенбернары. И если бы ты так не перепугался, они предложили бы тебе стаканчик бренди.

Гин посмотрел на часы. Если он возьмет такси, то может успеть к банку до открытия, а это значит, что ему удастся перехватить Лори на улице.

— Слушай, Мэгги, — сказал он, — я ухожу. Я не надолго. Если позвонит Уолтер или Макс начнет что-то выпытывать, скажи, что я отлучился по срочному деловому звонку. Я вернусь через полчаса.

— Гин, — осторожно начала Мэгги, — выброси это из головы. Если девушка действительно не хочет тебя знать, не делай из себя придурка.

— Мэгги, — сказал он, набрасывая пальто, — разве я когда-нибудь вел себя как придурок?

— Только однажды, — сказала она колко и вернулась к своему столу.

Он вышел на улицу и поймал такси. За рулем был молчаливый негр с огромной едкой сигарой. Когда они подъехали к банку, Гин открыл дверь машины и вдохнул прохладный осенний воздух. Он заплатил водителю и подошел к широким стальным дверям Франко-африканского банка. Небольшая группа алжирцев ждала, когда откроется банк. Они шаркали ногами и разговаривали по-французски с сильным акцентом.

Гин понял не все из их разговора, но уловил, что мемориал Джефферсона их разочаровал. Один из них сказал, что он похож на спортивный павильон.

Через несколько минут банк должен был открыться. Подошли две девушки и присоединились к ожидающим. Гину показалось, что они работники банка, возможно кассиры, он подошел к ним с нерешительной улыбкой.

— Девушки, можно задать вам один вопрос? — спросил он.

Девушки повернулись и вопросительно посмотрели на него. Одна из них была в поднятых наверх очках, другая неутомимо жевала жвачку, каждый мускул на ее лице напряженно работал.

— Простите, вы работаете здесь?

— А вам это зачем? — спросила девушка с жевательной резинкой.

— Здесь работает одна моя знакомая, — объяснил он со странным смущением, — может, вы знаете ее. Ее зовут Лори Сэмпл.

— Лори? Ну конечно, знаем. Она работает в валютном отделе.

— Вы не знаете, она придет сегодня на работу?

— Она никогда не пропустит и дня, — сказала девушка с жевательной резинкой, — она просто помешана на работе.

— Вы ее друг? — спросила вторая.

Гин отрицательно покачал головой:

— Нет, просто приятель.

— Да, у нее нет друга, — кивнула девушка со знанием дела.

— Почему? — спросил Гин. — Вы думаете, у нее никого нет?

— Я не знаю. Она какая-то задумчивая, странная. Она такая привлекательная, но у нее никогда никого не было. Причина в ней самой. И еще она очень высокая. Мне кажется, мужчинам не очень нравятся высокие женщины.

— Мой Сэм говорит, что рядом с ней чувствуешь себя как с нью-йоркской телебашней, — сказала девушка со жвачкой.

Гин продолжал расспрашивать:

— Я понимаю, это ваше личное дело, но как вы к ней относитесь? Она вам нравится?

— Ну конечно, — сказала девушка со жвачкой во рту. — Лори славная, и все к ней относятся хорошо. Но она ничего не рассказывает о себе. Я даже не знаю, где она живет.

Гин слушал ее рассказ, как вдруг увидел подъезжающий к обочине черный лимузин. Инстинктивно он почувствовал, что это ее машина. Он присел и спрятался за спинами алжирцев.

— У вас подогнулись колени? — спросила девушка в очках.

— Так, небольшая разминка, — ухмыльнулся Гин.

Он слышал, как машина остановилась, открылась и через некоторое время захлопнулась задняя дверца. Лимузин уехал, послышались приближающиеся шага. Он встал в полный рост. Это была Лори. В деловом костюме она выглядела еще более привлекательной. На ней был безукоризненно сшитый черный костюм: жакет с широкими плечами и узкая юбка, на голове — черная шляпка фасона пятидесятых годов, ее золотистые волосы были сколоты на затылке, но это только придавало классический оттенок ее скулам и ярким зеленым глазам.

Увидев его, она остановилась и прижала к груди черную сумочку из змеиной кожи.

— Привет, Лори, — сказал он мягко.

Девушки смотрели то на Гина, то на Лори, пока одна из них не толкнула в бок свою подругу. Лори ничего не сказала, подошла ближе, опустила глаза и наконец промолвила:

— Итак, вы все-таки меня нашли. Я так и думала. Кто Дал вам этот адрес?

Он покачал головой и улыбнулся:

— Не так уж трудно вас найти. Моя секретарша постаралась.

— Да, — сказала она, — я должна чувствовать себя польщенной. Такая важная персона уделяет мне так много внимания.

— Не говорите глупостей. Я хотел вас видеть.

Она посмотрела на него. Ее зеленые глаза были чуть прищурены.

«Эта девушка невероятно красивая», — подумал он. Разве можно быть такой красивой и одновременно такой сдержанной? Он не мог этого понять.

— После вчерашней ночи, я думала, вы больше не захотите меня видеть, — сказала Лори.

— Вы ошибаетесь. Меня заинтриговала девушка, которая кусается. Я был у вас в воскресенье, позвонил в звонок, но, думаю, Матье ничего вам не передал.

— Вы приезжали вчера?

— Да, конечно. Вы полагаете, меня могло остановить небольшое недоразумение?

— Я не понимаю, зачем вы здесь, я думала, что достаточно ясно дала вам понять, что не хочу с вами встречаться.

— Яснее ясного. Сначала говорили, что я вам нравлюсь, а потом прокусили мне язык.

— Я не собиралась поранить вас, — сказала она, — язык все еще болит?

— Только когда я ем.

Она посмотрела в сторону, лучи утреннего солнца осветили ее золотистые ресницы и необычные зеленые глаза.

— Я сожалею о том, что все так сложилось. Я бы хотела, чтобы все было по-другому.

— Это могло быть по-другому, — настаивал он, — и все еще может быть по-другому. Я мог бы пригласить вас поужинать.

Она взяла его за запястье. Пожатие ее теплой изящной руки было крепким.

— Гин, я хочу сказать, что вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь. Это, и только это причина, по которой мы не можем с вами встречаться.

Он покачал головой в недоумении:

— Политическая логика тоже довольно странная, но я не могу вас понять. Вы боитесь серьезных отношений? В этом причина? Вы думаете, как бы не пострадали ваши чувства?

— Нет, — сказала она мягко, — дело совсем не в этом.

— Тогда в чем же? Ради Бога, Лори, вы должны мне сказать.

Она ответила просто:

— Я не могу.

Гин не знал, как еще можно ее убедить. Они стояли рядом на залитом солнцем тротуаре, пока не открылись двери Франко-африканского банка. Она коснулась его руки и ушла.

— Лори, — позвал он.

Она замедлила шаг, но не обернулась.

Гин многое хотел сказать ей, но так и не нашел слов, чтобы объяснить, что он чувствует. Он повернулся и, сунув руки в карманы, зашагал по улице.

Девушка в темных очках захихикала, глядя, как он уходит, но та, что жевала резинку, дернула ее за руку, и обе поспешили в банк.

Он успокоился только тогда, когда внезапно пришел к заключению, что все-таки собирается пробраться в усадьбу Сэмплов и все разведать. Им овладело то самое настойчивое, неудержимое стремление, которое помогло ему получить работу в Госдепартаменте и которое часто одобрялось в демократическом лагере. На все затруднительные, запутанные вопросы у него был один ответ: во всем разобраться и выяснить, отчего именно так все происходит. Он не был глубоким мыслителем, но рассуждал методично, анализируя детали. Гин был уверен, что этой ночью ему удастся осуществить небольшую разведку, и все это он проделает так аккуратно, что никто никогда не узнает, что он там побывал. Он хотел всего лишь взглянуть на дом и его окрестности и найти хотя бы одну причину, объясняющую упорство, с которым Лори избегала его.

Начиная с этого понедельника Лори превратилась для него в очаровательное наваждение. Гин понимал, что это похоже на юношеское увлечение, но не мог постоянно не думать о ней. Он ничего не мог с собой поделать. Он писал ее имя в блокноте и даже пытался набросать ее портрет. И, что было еще хуже, ее слова крепко засели в его мозгу: «Вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь».

— Эй, — сказала Мэгги, ставя перед, ним стаканчик кофе, — ты не болен?

— Болен? — переспросил Гин.

— Ты болен Лори Сэмпл. Твоя болезнь известна современной медицине как неистовая щенячья влюбленность. Вот так.

От неожиданности Гин обжегся горячим кофе.

— Я категорически это отрицаю, — сказал он, — кроме того, разве можно в тридцать два года страдать от щенячьей влюбленности?

— Не спрашивай об этом у меня, — сказала она, пожимая плечами, — спроси лучше у того, кто написал имя Лори Сэмпл двадцать четыре раза в твоем лучшем блокноте.

— А ты думала, я буду писать ее имя на дрянной, дешевой бумаге?

Мэгги нагнулась над его столом.

— Продолжай в том же духе, — сказала она тихо, — я уже давно тебя таким не видела.

Гин осторожно отпил кофе.

— Я не могу выбросить ее из головы. Она говорит, что я ей нравлюсь и в то же время она не может со мной встречаться. Это меня бесит, я должен во всем разобраться.

— Ну и что ты собираешься делать? — спросила Мэгги.

Гин помолчал, отпивая кофе быстрыми обжигающими глотками и решая, рассказать ли ей о своих намерениях. Наконец решил, что доверится ей. Мэгги всегда поддерживала его и умела логически и уравновешенно рассуждать.

— Я разработай план, — начал он медленно, — хочу пробраться в усадьбу Сэмплов.

— Что это за план?

— Мэгги, — сказал он, убеждая не только ее, но и самого себя, — это единственный выход. Я должен узнать, в чем причина ее упрямства. Возможно, дело в ее матери. Наверное, старая карга держит ее взаперти и никому не позволяет видеться с ней.

— Гин, ты в своем уме? А вдруг тебя поймают?

Он замотал головой:

— Маловероятно. Я все продумал. Я проникну туда, немного порыскаю и выберусь оттуда без проблем.

— Но там собаки, большие собаки, ты же сам говорил.

— Даже самая большая собака не устоит перед газом. Я собираюсь взять несколько баллончиков. Почтальоны иногда пользуются такими баллончиками, чтобы ненадолго оглушить сторожевого пса и подобрать оставленное письмо.

— А ты подумал об этом шофере Матье?

— Он никогда не узнает, что я там был. На случай, если он меня обнаружит, я захвачу пистолет тридцать восьмого калибра. Я им, конечно, не воспользуюсь, но мне бы хотелось иметь при себе что-то для самозащиты, он все-таки мастер по кравмаге.

Мэгги долго молчала, покусывая губы.

— Я могу уговорить тебя не делать этого? — спросила она наконец.

— Не думаю. Я уже принял решение.

— Ты подумал, что это может разрушить твою карьеру?

Он потянулся за сигаретой.

— Этого не случится, даже если меня поймают на месте. Я скажу, что тайком пришел к ней в гости и по ошибке был принят за вора. Господи, Мэгги, я не собираюсь совершать кражу со взломом. Я хочу всего лишь быстро осмотреть местность и, если удастся, заглянуть в окна.

— Пришел в гости? Ночью? С заряженным пистолетом?

— Мэгги, не сгущай краски. Я только перелезу через стену. Усадьба огромная, меня никто не заметит.

Она еще немного подумала, потом встала.

— Сейчас у тебя, я вижу, мозги набекрень, — сказала она с жалостью.

— А что тебе кажется странным? Неужели нельзя хоть раз в жизни потерять голову от страсти?

— Может, ты и прав, — ответила Мэгги, — но важно, на кого направлена эта страсть.

***

В четверг, в одиннадцать вечера, Гин подъехал к особняку Сэмплов. Он взял напрокат темно-синий «матадор». Он был одет в черный спортивный свитер, черные вельветовые брюки, на глаза была надвинута темно-серая кепка. В маленькой матерчатой сумке лежали газовые баллончики и моток веревки, длинноствольный револьвер тридцать восьмого калибра торчал из кармана брюк. Гин выключил мотор и несколько минут сидел в машине, прислушиваясь к ночным шорохам.

На этот раз он проехал мимо главных ворот по дороге, которая шла вдоль высокой кирпичной стены. Он подумал, что отсюда ближе к дому. Машину Гин припарковал на противоположной стороне дороги, в тени развесистых деревьев, оставив в ней ключи зажигания на случай, если придется спешно ретироваться.

Ночь была прохладной. Гин вышел из машины и тихо закрыл за собой дверцу. Через некоторое время его глаза привыкли к темноте. Он снова прислушался, сдерживая дыхание, но кругом было тихо.

Быстро и бесшумно Гин пересек узкую дорогу и остановился. Вокруг не раздавалось ни звука. Он размотал нейлоновую веревку и отступил назад, прикидывая, какой высоты может быть старая, поросшая мхом стена. На конце веревки был алюминиевый крюк, который Гин собирался забросить на стену и зацепить за железные шипы. Он сделал четыре попытки. Первый раз он не добросил крюк, следующие два раза крюк перелетал через стену, но никак не цеплялся за шипы. Наконец Гин прочно закрепил конец веревки и начал взбираться, задыхаясь и моля Бога, чтобы ржавый наконечник выдержал вес его тела. Через три минуты Гин был наверху. Он уселся верхом на ворота, смотал веревку и отдышался. За деревьями он увидел мерцающие огоньки окон, но стояла тишина, и не было никаких признаков рыскающих сторожевых псов. Только в отдалении раздался гудок товарного поезда да реактивный самолет пронесся в вышине. Когда веревка была смотана, Гин вновь зацепил крюк и перебросил веревку вниз, на внутреннюю сторону стены. Затем он осторожно соскочил на землю и замер, настороженно прислушиваясь.

Гин взглянул на часы: было четверть двенадцатого, потом поправил револьвер и начал осторожно пробираться сквозь высокую траву, все время останавливаясь и прислушиваясь. Он постарался запомнить место, где висела веревка, чтобы, если понадобится, быстро перелезть обратно.

Ему потребовалось десять минут, чтобы пробраться через низкорослый кустарник, который простирался до самого дома. Ничто не напоминало о собаках, и он понадеялся, что они не спущены с цепи. Если он будет осторожен, то, возможно, не разбудит их. Гин медленно продирался через спутанную сеть кустов, пока не добрался до лужайки перед домом.

Дом был больше, чем он предполагал, мрачный и угрюмый, с торчащими дымоходами; голые стебли ползучих растений окутывали стены. В юго-западной части дома была веранда с темными пустыми окнами. Чуть дальше, в южной части дома, возвышался портик с колоннами, он, так же как и стены, был увит вьющимися стеблями и казался таким же необжитым и пришедшим в упадок, как и весь дом. Только одно окно светилось в нише на западной стороне, но шторы были так плотно задвинуты, что невозможно было заглянуть внутрь. Гин обошел дом с южной стороны и дошел до гравиевой дорожки, которая вела к центральным воротам. Он все время останавливался и прислушивался, но усадьба, казалось, покоилась во мраке и тишине. Только раз послышался слабый треск, он замер — но это просто птица зашуршала в дубовых ветвях. На этой стороне дома все окна были темными, поэтому он вернулся на западную сторону, к веранде. Густые вьющиеся заросли поднимались к самому окну веранды. Гин подумал, что если он поднимется по стеблям, то сможет встать на узкий желоб, который спускался с крыши веранды и шел под окнами, и попытаться заглянуть внутрь — в щель между шторами. Он сможет гордиться собой, если ему удастся увидеть Лори.

Пригнувшись, Гин быстро перебежал через лужайку к веранде, ненадолго остановился, затем поднялся по четырем деревянным ступеням, стараясь не споткнуться. Мягко ступая и прячась в тени, он прошел в другой конец веранды, к стволу вьющегося растения. Снова прислушался. Ему казалось, что он слышит слабые голоса и звуки музыки. Низкие серые облака закрывали луну, лишь слабый свет проливался на лужайку и освещал заросли кустарника, похожие на волнующееся и шелестящее море. Он оперся на перила и потянулся к стволу, чтобы проверить его прочность. Много лет назад ствол крепко прибили к стене, возможно, он выдержит его вес. Гин ухватился за ствол сначала одной, потом обеими руками. Сухие веточки затрещали, обламываясь, но дерево оказалось достаточно прочным.

С трудом переводя дыхание, Гин поднимался все выше, хватаясь за ветки. На высоте примерно десяти-двенадцати футов, почти на уровне крыши веранды, он замер на мгновение и прислушался. Вдруг раздался низкий грохочущий звук, который можно было принять за рокот идущего на снижение самолета. Гин полез дальше и наконец поднялся достаточно высоко, чтобы встать на желоб В отдельных местах желоб сильно проржавел, но кусок от крыши веранды до окна в нише выглядел довольно сносно. Гин проверил ногой, насколько прочен желоб, а потом, надеясь на удачу, встал на него двумя ногами, всем своим весом в 192 фунта. Освещенное окно теперь находилось в двух-трех футах от него, и он мог отчетливо слышать голоса и звук шагов.

Это случилось сразу же после того, как он ступил на желоб. Раздалось страшное рычание, от которого волосы встали дыбом, и что-то очень сильное и тяжелое подпрыгнуло снизу и сбросило его на землю. Гин поцарапал о ветки руки и лицо и упал в траву, больно ударившись спиной. Потом чудище навалилось на него сверху, пуская слюну, рыча и царапаясь страшными когтями. Гин почувствовал запах зверя и понял, что это не собака. Он закричал в ужасе и дернулся. Рукава его свитера порвались, клыки вонзались ему в плечо, раздирая кожу и плоть.

Глава 3

Гин открыл глаза. Было уже утро. Он лежал на узкой железной кровати в маленькой комнате с обоями в цветочек. Бледный солнечный луч пересекал комнату и освещал шифоньер из орехового дерева; Гин разглядел на нем деревянную фигурку верблюда с седлом и черно-белую фотографию женщины в серебряной рамке, по-видимому бабушки Лори.

Плечо онемело и сильно болело. Гин повернул голову и увидел, что оно тщательно перевязано. На бинте проступили бурые пятна засохшей крови. Он кашлянул и почувствовал, что ребра повреждены тоже.

В течение часа или около того Гин дремал, время от времени просыпаясь. Ему показалось, что он находится под действием какого-то транквилизатора. Во сне его мучили кошмары — бледные дикие твари с огромными когтями. Однажды он даже закричал и проснулся. Около полудня дверь в его комнату открылась. Гин повернул голову, и его затуманенный взгляд остановился на высокой женщине. Сначала он подумал, что это Лори, но потом заметил, что она старше и выглядит более величаво. Она была в сером платье, серебристые волосы тщательно уложены и покрыты усыпанной жемчугом сеткой. Ей было около пятидесяти лет. Для женщины ее возраста у нее была превосходная фигура: большая грудь и тонкая талия. Он неожиданно вспомнил слова Мэгги: «само совершенство». Да, без сомнения, это была мать Лори, миссис Сэмпл.

— Мистер Кейлер, — сказала она с легким французским акцентом, — вы уже проснулись?

Гин кивнул:

— Я чувствую себя отвратительно, у меня пересохло во рту.

Миссис Сэмпл присела на край кровати, держа в руке стакан с минеральной водой. Уверенным жестом она приподняла его голову и дала напиться, потом промокнула салфеткой его губы.

— Вам лучше? — спросила она.

— Да, спасибо.

Миссис Сэмпл рассматривала его с нескрываемым интересом.

— Знаете, вам очень повезло, — сказала она.

— Повезло?! Я едва живой.

— Едва живой все же лучше, чем мертвый, мистер Кейлер. Вам повезло, что вы были недалеко от дома: если бы это произошло подальше, мы бы не успели вас спасти.

— Ваши собаки дрессированные?

Она склонила голову к плечу и слегка нахмурилась, как бы не понимая, о чем он говорит.

— Они же могут убить, разорвать человека на части, — продолжал он.

Она кивнула:

— Да, возможно.

— Возможно?! Я чуть не умер!

Миссис Сэмпл пожала плечами:

— Вам следовало понять с первого раза, что вас здесь не ждут, мистер Кейлер. Мы вас предупреждали.

— Да, — сказал он, — думаю, вы правы. Что с моей рукой?

— Вы не умрете. Я сама перевязала рану. Когда-то давно, в Египте, я ухаживала за больными.

— Все равно мне лучше обратиться к врачу. Надо сделать прививки от бешенства и столбняка.

Миссис Сэмпл мягко уложила его снова на кровать.

— Вам их уже сделали, мистер Кейлер. Я позаботилась об этом в первую очередь. Теперь вам нужен только отдых.

— Я могу позвонить от вас?

— Вы хотите позвонить к себе в офис?

— Да, конечно, у меня на сегодня назначено несколько важных встреч, я должен их перенести.

Миссис Сэмпл улыбнулась:

— Не беспокойтесь, мы уже позвонили вашему секретарю и сказали, что вы плохо себя чувствуете. Кто-то по имени Марк обещал все уладить.

Гин опустился на подушку и с любопытством посмотрел на нее.

— Вы очень внимательны, — сказал он, и это было скорее недоумение, чем комплимент.

— Вы мой гость, — ответила миссис Сэмпл, — у нас принято заботиться о гостях. Лори много рассказывала о вас, и мне хотелось с вами познакомиться. Вы совсем не такой, каким я вас представляла.

— Вот как! Хуже или лучше?

Миссис Сэмпл мечтательно улыбнулась:

— О, вы лучше, мистер Кейлер, определенно лучше. По описанию Лори, выходило, что вы Квазимодо и Франкенштейн в одном лице. А вы совсем другой. Вы молоды, красивы и работаете в Госдепартаменте.

Гин потер глаза.

— Должен сказать, ваша дочь для меня — загадка.

— Ведь она вам нравится? Вы находите ее привлекательной?

— Да, конечно, это объясняет, почему я здесь.

— Я так и думала. Вы много разговаривали во сне, несколько раз называли имя Лори.

— Надеюсь, я не наговорил ничего липшего.

Миссис Сэмпл засмеялась:

— Об этом не беспокойтесь, мистер Кейлер. Я довольно опытная женщина и знаю, какое впечатление моя дочь производит на мужчин. Пару раз вы… кое-что сказали.

Гин кашлянул. Ребра заболели так, будто на них наступил слон, ныла спина.

— Извините, если я был груб или что-то сболтнул, — сказал он. — Да, ваша дочь мне очень нравится, и я этого не скрываю.

— Почему же так? Вы, наверное, очень импульсивный мужчина.

Он поморщился от боли, пытаясь сесть.

— В данном случае да, немного импульсивный.

Миссис Сэмпл наклонилась и поправила его подушку. На мгновение ее горячее тело приблизилось к нему, и он почувствовал тот же особый аромат духов, что и у Лори.

— Думаю, вы скоро забудете эту ночь, мистер Кейлер, — сказала она мягко. — В конце концов, никому из нас не нужна огласка и газетные сплетни, не так ли?

Гин внимательно посмотрел на миссис Сэмпл. Она старалась выглядеть бесстрастной, но от нее исходило странное напряжение, когда она говорила ему это. Ее пальцы нервно теребили стеганое покрывало, на губах застыла натянутая улыбка.

— Я знаю, что бестактно спрашивать об этом, — начал он медленно, — но могу я узнать, почему ваш дом так усиленно охраняется?

Миссис Сэмпл коснулась рукой лба, как будто почувствовала легкую головную боль.

— Мы больше всего ценим покой и уединение, мистер Кейлер. Для нас это много значит.

— Это ваше право, — сказал Гин. — Не подумайте, что я пытаюсь поучать вас, но вам не кажется, что Лори нужно чаще бывать на людях? Она кажется такой одинокой.

— Дорогой мистер Кейлер, я постоянно говорю ей об этом.

Гин кашлянул.

— Мне показалось совсем наоборот. Из разговора с ней я понял, что вы ее постоянно контролируете.

Миссис Сэмпл кивнула.

— Вы не первый говорите мне это, — сказала она устало.

— Лори говорила, что никогда ни с кем не встречалась.

— Это правда, мистер Кейлер, она никогда не ходила на свидания, но это вовсе не потому, что я ей не позволяла. Дело в том, что молодые люди, которые пытались за ней ухаживать, были недостаточно настойчивы. Знаете, ей уже девятнадцать, я считаю, что ей пора встречаться с мужчинами и почаще бывать на людях.

— Миссис Сэмпл, а если бы я пригласил Лори, вы бы одобрили это?

— Ну конечно! — Она нервно рассмеялась. — Вы именно тот, кто ей нужен. Вы принадлежите к тому типу мужчин, который мне импонирует.

— Я очень польщен, миссис Сэмпл, но вообще-то я пока не собираюсь жениться. Боюсь, моя карьера для меня важнее.

Миссис Сэмпл встала и подошла к окну. В солнечном свете она казалась еще выше. Гин с удивлением обнаружил, что ее волосы у корней были такие же золотисто-каштановые, как у Лори. Они просто были выкрашены в серебристый цвет.

Миссис Сэмпл повернулась и пристально посмотрела на него таким знакомым завораживающим взглядом ярко-зеленых глаз.

— Хотите, я поговорю с Лори, посмотрим, смогу ли я ее переубедите! — сказала она неожиданно.

— Может, дело в событиях вчерашней ночи?

— Событиях? — переспросила миссис Сэмпл, приподнимая бровь.

Гин принял более удобное положение.

— Предположим, я забуду о том, что произошло этой ночью. Вы ведь этого хотите?

На лице миссис Сэмпл появилась странная улыбка.

— А вы не зря работаете в Госдепартаменте, вы просто читаете мои мысли.

— В данном случае мне это удалось, — сказал Гин.

Когда боль в плече возобновилась, миссис Сэмпл дала ему еще успокоительного, и он проспал с обеда до вечера. Ему снились загадочные сны. То он видел миссис Сэмпл, то странное животное, наблюдающее за ним холодными, бесстрастными глазами. И еще ему приснилось, будто кто-то долго, громко и настойчиво спорит в соседней комнате. Он ничего не мог ясно услышать и понять, уловил только отдельные слова: «подходящий» и «идеальный», прозвучавшие несколько раз, и после паузы — еще два слова: «ритуал» и «испуганный». Он не мог сказать точно, снилось ему это или было на самом деле, потому что потом он увидел рычащих, нападающих на него тварей: сон превратился в кошмар — зверь снова и снова сбрасывал его со стены и вонзал зубы в его руку.

Гин проснулся и почувствовал что-то прохладное на лбу. Он открыл глаза и увидел Лори. Она сидела на стуле у кровати и, наклонившись, прикладывала к его лбу холодный компресс. Гин был весь в поту, во рту у него пересохло.

— Лори, — прохрипел он.

— Я здесь, Гин, — сказала она тихо, — не волнуйтесь. Вам приснился страшный сон. Это успокоительное.

Он попытался повернуть голову.

— Который час?

— Полвосьмого. Вы спите с часу дня.

— Я думаю… — сказал он, напрягая мышцы, как только мог, — мне уже лучше.

— Мама говорит, что вы сможете встать только завтра. Она снова позвонила к вам в офис и предупредила, что вы нездоровы. Какая-то Мэгги просила передать, что любит вас.

Гин кивнул:

— Это моя секретарша. Она славная девушка.

Наступило неловкое молчание, Лори сняла компресс, пошла в ванную и отжала его. Затем она открыла холодную воду и кончиком пальца попробовала струю. Гин молча наблюдал за ней. Лори выглядела еще красивее, чем при первой встрече, и ему было приятно и удивительно, что с каждым разом она все больше очаровывает его. Она была одета в темно-фиолетовую шелковую блузку с вышитыми манжетами и бежевые слаксы. На ее запястьях позвякивали золотые браслеты, на шее на длинной цепочке висел золотой кулон.

— Лори, — сказал Гин как можно ласковее.

Она не обернулась, но Гин видел, что она наблюдает за ним в круглое зеркало над ванной. Взгляд ее был напряженным.

— Вы чем-то напуганы? — спросил он.

Она закрыла кран.

— Почему я должна быть напугана?

— Не знаю, вы производите такое впечатление.

— Нам нечего бояться, — сказала она, подходя к кровати со свежим компрессом. — Мы не из тех, кого можно испугать.

— Но вы из тех, кто боится незваных гостей.

Она откинула назад волосы и положила компресс ему на лоб. Прикосновение было мягким и приятным. Ее выразительные губы приоткрылись, и он видел, как она копчиком языка облизывает их, совершенно невинно, но невероятно соблазнительно.

— Зависит от того, кто эти гости, — ответила она. — Некоторым мы рады.

— Как насчет меня? Вы рады мне?

Она слабо улыбнулась:

— Конечно. Я вам уже говорила, что вы мне очень симпатичны.

— И еще попросили меня уйти.

Она опустила глаза:

— Да, я помню.

Гин убрал компресс со лба. Успокоительное перестало действовать, он чувствовал себя свежее и лучше. Плечо быстро заживало: рана затянулась и он уже мог напрячь мускулы. Осталась тупая боль от синяков и ушибов, но это было терпимо. Он все меньше чувствовал себя беспомощным инвалидом и все больше — на время прикованным к постели политиком.

— Лори, я могу позвонить? — спросил он.

Она осторожно взглянула на него:

— Зачем?

— Мне надо позвонить в офис. На сегодня была назначена пара важных встреч, я хочу узнать, как они прошли.

— Мама сказала…

— Лори, я должен проверить, это моя работа. Не могу же я сидеть здесь сложа руки, в то время как Соединенные Штаты Америки без контроля и руководства движутся к третьей мировой войне.

Лори стояла в нерешительности.

— Я не знаю, — произнесла она, — мама сказала; что лучше бы вы никому не звонили.

Гин нахмурил брови:

— Что она имела в виду?

— Я не уверена, но думаю, ее беспокоит, что вы позвоните адвокату. Она знает об укусах и очень хочет, чтобы вы никому не рассказывали о том, что случилось.

— Я уже пообещал, что не сделаю этого, — сказал он.

Лори слегка покраснела:

— Я знаю.

— Она вам сказала?

— Да, мы спорили об этом. Она взяла с меня обещание, что я приму ваше приглашение.

Гин невесело засмеялся:

— Послушайте, я не собираюсь вас принуждать. Если вы действительно не хотите встречаться со мной, я не буду вас шантажировать. Я только хочу пригласить вас, если и вы сами этого хотите.

Она застенчиво взглянула на него.

— Ну так что? — спросил он. — Если нет, то нам лучше вежливо расстаться и оставить все как есть.

Она водила пальцем по покрывалу.

— Я думала о вас, — сказала она тихо и серьезно.

— Не понимаю.

Она взяла его за руку. Ее взгляд был обеспокоенный и одновременно решительный, как будто она пыталась сообщить ему что-то. Это было похоже на предостережение, которое невозможно передать словами.

— Гин, моя мать — верующая, — сказала она. — Она чтит традиции. Некоторые ее убеждения и поступки… ну, вы их можете не правильно понять.

Он пожал ее руку.

— Что за традиции? О чем вы говорите?

Она покачала головой:

— Я не могу вам этого сказать. Вы можете только сами узнать истину. Но я надеюсь, этого никогда не случится.

Он вопросительно посмотрел на нее, но, видя, что она не собирается больше ничего добавить, покорно вздохнул и снова лег на подушку.

— Не помню, говорил ли я вам, что вы самый странный человек, которого я когда-либо встречал. Может, мне следует написать о вас в «Ридерз дайджест»?

Она грустно усмехнулась:

— Гин, вы не должны думать, что не нравитесь мне. Мне очень приятно, что вы пытались пробраться в дом и найти меня. Это так романтично, только очень жаль, что вы пострадали.

— Значит ли это, что вы согласны со мной встречаться? Или вы в очередной раз пытаетесь мне вежливо указать на дверь?

Она молча посмотрела на него, и ему показалось, что ее глаза наполнились слезами. Она наклонилась и поцеловала его.

— Я очень хочу встречаться с вами, — прошептала она. — Поэтому мне нетрудно будет выполнить данное маме обещание. Но прежде вы должны кое в чем поклясться.

— У вас и у вашей матушки столько требований, как в каком-нибудь законопроекте.

— Ну пожалуйста, Гин.

Он слегка пожал плечом.

— Скажите мне, что это, и я поклянусь.

— Вы должны поклясться, что никогда не попросите меня выйти за вас замуж.

Он уставился на нее, не веря своим ушам. Она была очаровательной и волнующей, но он даже не допускал мысли о такой глупости, как женитьба. Хотя странно было, что она его именно об этом просит.

— Лори, сладкая моя, в этом вы можете быть уверены. У меня хорошая работа, много друзей и достаточно денег. В данный момент я меньше всего думаю о семейной жизни.

— И вы клянетесь?

— Ну конечно, клянусь. — Он поднял правую руку и глубоким резонирующим голосом провозгласил:

— Я, Гин Кейлер, будучи в здравом уме и слегка поврежденном теле, торжественно клянусь, что никогда не буду просить вас, Лори Сэмпл, стать моей законной женой.

Он собирался продолжать, но вдруг увидел, каким серьезным было ее лицо.

Она теребила кулон и, нахмурив брови, слушала его так, будто он присягал на верность флагу.

— Лори, — сказал он, — не подумайте, что я смеюсь над вами, но вы должны понимать, что это идиотское обещание.

— Я знаю, что вы об этом думаете. Но пожалуйста, Гин, никогда не нарушайте эту клятву. Это ваша единственная защита.

— Неужели?

Она наклонилась вперед, приподняла свою золотую подвеску и поднесла к его глазам. Гин увидел маленькую золотую пирамиду. Он протянул руку, чтобы потрогать кулон, но Лори уже убрала его.

— Это ключ к разгадке? — спросил он.

Она покачала головой:

— Я только хотела показать это вам. Влияние этой пирамиды необычное и очень мощное. Я показываю вам ее, чтобы вы знали, чего вам следует остерегаться.

— Лори, я ничего не понимаю…

— Вы всегда должны помнить, что я показывала ее вам. Пожалуйста, это все, о чем я вас прошу.

Гин внимательно рассматривал при дневном свете ее классическое, с высокими скулами лицо и испытывал то же ощущение загадочности, как и в тот раз, когда впервые пытался поцеловать ее. Но выражение ее лица было серьезным и напряженным.

— Хорошо, — сказал он, — если вы так хотите, я запомню это.

***

В конце той же недели Гин поджидал Лори у ворот ее дома. На улице было свежо и сухо. Сморщенные коричневые листья хрустели под ногами, как имбирное печенье. У дороги, рядом с полосатой красно-белой тележкой, стоял флегматичный Матье. Его холодные глаза были спрятаны за зеркальными солнечными очками, и в каждом стекле отражалось чистое голубое небо.

Лори вышла из дому в сафари и ботинках, волосы ее были сколоты под широкополой шляпой. Она подкрасила глаза, и они стали еще выразительнее.

Гин открыл перед ней дверцу машины, затем обошел машину и сел за руль, помахав рукой Матье.

— Я ему чем-то не нравлюсь? — спросил Гин.

— Матье? Не думаю, что ему кто-то может нравиться или не нравиться, как это обычно бывает. Просто он выполняет свою работу.

— Очевидно, его работа не позволяет ему помахать вам рукой, провожая на свидание.

Лори засмеялась:

— Не могу себе представить, чтобы он помахал кому-то рукой. Оставьте его в покое.

Они проехали по извилистой дороге, миновали туннель из развесистых деревьев и выехали на главную трассу. Гин ехал в сторону Фредерика, в противоположном направлении от Вашингтона.

Уолтер Фарлоу пригласил их в свой загородный дом на барбекью. Там соберутся важные люди, которые оказывают демократам финансовую и моральную поддержку во время выборов.

Плечо Гина все еще было забинтовано, но рана почти зажила, и синяки на ребрах постепенно исчезали. Когда Мэгги увидела его в понедельник, она пыталась уговорить его сходить к врачу, но он помнил данное миссис Сэмпл обещание и уверял, что он в порядке.

— В конце концов, — говорил он ей, — наши предки, троглодиты, часто страдали от укусов зверей, но они же не могли обратиться за помощью в ближайший травмпункт.

— Троглодиты давно вымерли, — сказала Мэгги резко и вышла из комнаты.

***

Это было их первое свидание. Гин позвонил в среду вечером и пригласил Лори. Сначала она явно колебалась, но сейчас, сидя с ним в машине, была радостная и взволнованная. Ни ее странные разговоры о женитьбе, ни ее загадочная мать не могли помешать им прекрасно провести время на вечеринке, а потом, может, и уединиться.

Лори — особенная девушка, и, если бы не его печально закончившийся набег на усадьбу Сэмплов, он бы сказал ей об этом.

Они съехали с солнечной стороны в тень. Вокруг, кружась, падали листья. Дорога к загородному дому Уолтера в это время года была особенно свежей и приятной.

— Знаешь, — сказала Лори, — я так волнуюсь!

— Из-за чего же ты волнуешься?

— Из-за нас, из-за тебя и меня. Я хочу, чтобы это не кончалось.

Он криво улыбнулся:

— Может, это и не кончится.

— Когда-нибудь это обязательно кончится.

Гин достал сигарету, нагнулся и прикурил ее от автомобильной зажигалки.

— Не надо быть такой пессимисткой, — сказал он. — Попробуй жить сегодняшним днем, не думая о будущем.

Гин взглянул на нее. По радио звучала песня «Куда исчезли цветы?».

— Мы должны предвидеть будущее, Гин, иначе с нами может что-то случиться.

— Ты говоришь, как твоя мать.

— Да, — сказала она, — ведь я ее дочь.

Через час они подъехали к дому Уолтера Фарлоу. Это был современный белый загородный дом, построенный одним модным архитектором. В бассейне плавали опавшие листья. С просторного внутреннего дворика открывался вид на глубокую туманную долину и видны были верхушки деревьев в голубой дымке. Большинство гостей уже прибыло, покатый подъездной путь к дому был уставлен дорогами машинами.

От кирпичной жаровни поднимался дымок и раздавался аромат отбивных и бифштексов. Сам Уолтер Фарлоу в поварском колпаке и желтых подтяжках, обливаясь потом и ухмыляясь, раскладывал угощение на бумажные тарелки.

Гин припарковал машину, и они спустились вниз, во внутренний, дворик. С удовлетворением Гин увидел устремленные на них взгляды и услышал, как кто-то оценивающе присвистнул. Да, Лори в своем сафари произвела сенсацию, как он и предполагал. Они пересекли дворик и подошли к жаровне.

— Гин! Я рад, что ты здесь. Извини, что не подаю руки, — боюсь тебя запачкать, — сказал Уолтер, приветствуя вновь прибывших.

— Это Лори, — сказал Гин, — мой новый, но очень дорогой сердцу друг.

Уолтер приподнял колпак:

— Рад познакомиться, Лори. Какой бифштекс вы предпочитаете?

Лори посмотрела на Гина, затем снова на Уолтера.

— Я люблю очень недожаренный, — сказала она хрипло.

— "Очень" — это как? — улыбнулся Уолтер.

Лори облизала губы.

— Обжаривать каждую сторону только пару секунд.

— Пару секунд? — засмеялся Уолтер. — Но это же практически сырое мясо!

— Да, — сказала Лори, — мне так нравится.

Все гости уже сделали заказы Уолтеру, когда появилась новая гостья — девушка с вьющимися волосами в желто-зеленом брючном костюме. Она подошла к Гину и взяла его под руку.

— Гин Кейлер! Кого я вижу!

— Привет, Эффи. Как твой рекламный бизнес?

— Превосходно. Это твоя новая подружка?

— Да. Лори, познакомься, это Эффи — моя давняя приятельница еще по Флориде. Эффи, это Лори Сэмпл.

Девушки, улыбаясь, с пристрастием разглядывали друг друга.

— Гин, ты должен встретиться с Питером Грейвзом, — сказала Эффи, — это, без сомнения, самый мудрый человек в мире. Он где-то здесь. Лори, почему бы тебе не пойти со мной, я познакомлю тебя с дамами. Представляешь, даже Нэнси Баковски здесь. Она из журнала «Вумэнз хоум».

Лори подмигнула Гину через плечо и отошла в сопровождении Эффи.

Как всегда в начале подобных встреч, соблюдался обычай: мужчины разговаривали между собой, у женщин был свой кружок. И если какой-нибудь мужчина пытался присоединиться к женщинам, он воспринимался как оголодавший волк, в то время как любая дама, маячившая около мужчин, рассматривалась как потенциальная шлюха.

Мужчины обменивались солеными холостяцкими историями, женщины беседовали о феминизме и сплетничали о том, кто с кем флиртует.

Гин со стаканом коктейля в руке подошел к Питеру Грейвзу, сидящему на краю бассейна. Это был молодой, но рано облысевший человек с задумчивым лицом, в очках с тонкой оправой. На нем была спортивная рубашка и синие брюки из джерси, в этой одежде он был похож на атлета или по крайней мере на любителя спортивной ходьбы.

— Привет, — сказал Гин. — Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? Эффи так тебя расхваливала, что я не хотел бы упустить шанс пообщаться с самым мудрым человеком в мире.

Питер слегка смутился:

— Она так сказала? Это доказывает, что она нуждается в лечении.

Гин уселся в пластмассовый шезлонг и отпил коктейль.

— О чем ты задумался? — спросил он. — Насколько я помню, ты сейчас работаешь в Ти-Эй.

Питер кивнул:

— Да, я завален делами, но пытаюсь связать все, что я делаю, с реальной жизнью, если ты меня понимаешь.

— Не совсем.

Питер задумчиво почесал нос.

— Я имею в виду вот что: деятельность Ти-Эй должна быть более ощутимой, мне кажется, эта организация в последнее время утратила чувство реальности.

Гин достал из кармана пачку сигарет и закурил. Дым потянулся в сторону бассейна.

— Скажи мне, может ли человек настойчиво сопротивляться тому, чего в глубине души ему очень хочется.

— Например?

— Например, моя подруга Лори. Видишь, вон она, в сафари. Она говорит, что я ей понравился с первого взгляда, но постоянно предупреждает меня, что наши отношения не должны стать слишком серьезными, и даже взяла с меня клятву, что я никогда не женюсь на ней.

— Ничего необычного. Возможно, она не хочет связывать себя.

Гин покачал головой:

— Все не так просто. У меня такое впечатление, что ею завладела какая-то навязчивая идея. Она не хочет говорить об этом, и я даже не могу предположить, что у нее на уме. Она постоянно напоминает мне о каких-то запретах и страшных последствиях наших отношений.

Питер фыркнул:

— Я бы хотел с ней поговорить.

— Ты хочешь проанализировать ее поведение?

— Нет, просто поговорить. Довольно необычный синдром. Ты позволишь мне поболтать с ней несколько минут? Она очень красивая девушка.

Гин поискал глазами Лори. Ее как раз знакомили с Нэнси Баковски.

— Ладно, — сказал он, — если не боишься, что тебя растерзают наши дамы.

Питер Грейвз в своих неряшливых кроссовках стоял рядом с Лори, о чем-то разговаривая с ней. Гин наблюдал за их оживленной беседой, когда Уолтер Фарлоу принес ему тарелку с бифштексом и салатом и пластмассовые нож и вилку. Гин тут же сломал вилку и несколько минут искал новую.

Когда он вернулся к бассейну, Питер Грейвз уже ждал его там. Вид у него был озабоченный.

— Ну, — спросил Гин.

Питер нерешительно улыбнулся.

— О чем вы говорили? Ты что-нибудь разузнал?

— Да, мы поговорили, но узнал я не много.

Гин жевал горячий бифштекс.

— И что же тебе показалось странным?

— В общем, ничего, — сказал Питер с сомнением, — но, кажется; она верит, что ее трагическая судьба предопределена. И она переживает, что и тебя постигает та же участь, если ты свяжешься с ней.

— Что еще за предопределение?

— Примерно так, — объяснял Питер. — Она почему-то уверена, что ее жизнь должна складываться по определенному традиционному образцу. Она сама сказала мне об этом. И когда. я спросил о тебе, об ее чувствах к тебе, она сказала, что боится, что и ты можешь быть вовлечен в какие-то роковые события и стать случайной жертвой.

Гин поставил тарелку и снова закурил сигарету.

— Она тебе объяснила, что это за традиционный образ жизни? — спросил он.

Питер Грейвз пожал плечами:

— Она знает, но не говорит об этом.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Я уже сталкивался с подобным. Это особый тип личности, почти не поддающийся психоанализу. Личность твоей подружки защищена ментальной кирпичной стеной, почти непроницаемой.

Гин выпустил дым.

— Почти непроницаемой?

Питер кивнул:

— Единственный способ пробить эту стену и узнать, что она скрывает и почему, — это вмешаться в ее роковую судьбу, о которой она не хочет рассказывать.

— Я не совсем понимаю, — сказал Гин, хмурясь.

— Ты говорил, что она просила тебя дать обещание не жениться на ней, так? С ее стороны это была попытка избежать этой роковой судьбы. Но если бы ты попросил ее выйти за тебя замуж и если бы вы поженились, полагаю, дальше все бы развивалось по традиционному образцу, о котором она говорила. Она бы прошла через весь этот вздор, и открылась бы тайна ее личности, которую она так скрывает.

— Звучит ужасно интригующе, — усмехнулся Гин.

— Ничего подобного. Многие, кажется, не понимают, что в наше время базовая психиатрия так же необходима, как и практическая механика. В случае с твоей Лори мы имеем налицо явные признаки синдрома тревога. Из-за каких-то событий в ее прошлом она убедила себя, что, если поступит определенным образом, случится что-то ужасное, более того, она старается любой ценой избегать таких поступков. Чтобы избавиться от этого чувства тревога, ей нужен кто-то, кто доказал бы ей, что это не так.

— Ты имеешь в виду, я должен сделать ей предложение?

Питер почесал затылок.

— Это было бы идеальное решение проблемы. Понятно, что ты не обязан делать это, но, тем не менее, имей в виду.

Гин ничего не ответил. Он посмотрел на противоположную сторону бассейна, туда, где стояла Лори. Она вежливо улыбалась, разговаривая с другими женщинами, ее волосы отливали золотом, она была такой соблазнительной в своем костюме-сафари. Ни один мужчина не мог устоять перед ее раскосыми зелеными глазами. Гин так хотел ее, почти отчаянно, он впервые подумал, что предложение выйти за него замуж, может быть, единственный способ добиться ее.

Вечером, когда малиновое, как раскаленные угли, солнце скрылось в серой дымке за холмами, они возвращались в Вашингтон. Гин выпил три крепких коктейля и не очень ровно вел машину. Но Лори была слишком возбуждена и счастлива, чтобы заметить это. После этой вечеринки она раскрылась, подобно японскому бумажному цветку в воде: оживленно болтала, рассказывала о людях, с которыми познакомилась, и о том, что собирается сделать в ближайшие дни.

— Ты хорошо провела время? — спросил Гин. Он был уверен, что ей понравилось, но хотел услышать это из ее уст.

— О Гин, это было просто фантастически! Знаешь, я так долго была изолирована от общества, что у меня даже не было желания бывать на людях, общаться с ними, но сегодня я попробовала, и мне это понравилось. Я могла бы каждый день ходить на вечеринки.

— Твой отец был довольно общительный, не так ли?

Она кивнула:

— Он был самым гостеприимным хозяином в Вашингтоне. У мамы хранится альбом с газетными вырезками о танцах и вечеринках, которые устраивались в нашем доме.

Гин закурил сигарету.

— Очень печально то, что случилось с ним.

— Да, — сказала она тихо, — я скучаю по нему.

— Твоя мать не собирается снова выйти замуж?

Лори откинула назад волосы.

— О нет!

— Ты, кажется, уверена в этом?

— У нас так принято. По традиции женщина может иметь только одного мужчину за всю свою жизнь. Я думаю, мама не может поступить иначе. Она строго соблюдает древние обычаи.

— Какая жалость. Она привлекательная женщина. Если бы я не ухаживал за тобой, я мог бы увлечься ею.

— Ну уж нет, — засмеялась Лори, — я бы ревновала.

Он покачал головой:

— У тебя нет никаких оснований для ревности. Ни одна девушка не сравнится с тобой. Ты настоящая красавица, знаешь ли ты об этом?

Она посмотрела в сторону. Ее рыжевато-каштановые волосы сияли в лучах заходящего солнца.

— Ты не должен воспринимать наши отношения всерьез, — сказала она.

— Никто и не говорит о серьезности. Разве мы не может просто весело проводить время?

Она быстро посмотрела на него и озабоченно улыбнулась:

— Я не хочу, чтобы ты думал, что между нами возможны более близкие отношения.

Он посмотрел на нее и вздохнул. Говорить с ней о любви было все равно что фехтовать с противником, который на десять ходов опережает твой удар. Парирование, выпад, ответный удар. Как бы он ни начинал разговор, она всегда отодвигалась и защищалась, становилась настолько замкнутой, что он не мог даже предположить, что за этим скрывается.

Гин выбросил окурок в окно.

— Интересно, ты когда-нибудь будешь откровенна со мной? — спросил он. — Я имею в виду, ты когда-нибудь собираешься рассказать мне о том, что тебя так мучит?

Лори молчала несколько секунд.

— Это невозможно, Гин, — сказала она, — я не могу тебе ничего рассказать. Поверь, так будет лучше.

— Это сведет меня с ума! Что с тобой происходит? Почему разговор о замужестве так пугает тебя? Может, причина в твоем прошлом? Ты сидела в тюрьме? Или была в психбольнице? Или что-то не в порядке с твоими хромосомами? Я не могу представить, что еще может быть причиной твоего страха перед замужеством.

Лори опять долго не отвечала. Наконец она сказала:

— Люди народности убасти… очень отличаются от других.

— Это что-то типа амиш?

— Не совсем, есть некоторые различия в религии.

— Если я захочу жениться на тебе, я могу принять твою религию. Я протестант, что может помешать мне стать этим самым убасти?

— Нет. Ты никогда не сможешь стать убасти.

Они приближались к центру города. Уже стемнело, фары проезжавших мимо машин вспыхивали красными и белыми огнями.

— Честно говоря, — сказал он, — я никогда не слышал об убасти. Это ужасное признание для члена Госдепартамента, но я должен сознаться в этом.

Лори молчала. Гин снова посмотрел на нее и понял, что разговор на эту тему окончен, она не хочет говорить о своей религии и национальности.

Следующие двадцать минут они ехали молча, затем Лори сказала:

— Гин, ты проехал мой дом.

— Я знаю. Я подумал, почему бы нам не заехать ко мне. Ты не против? Я не собираюсь делать тебе предложение.

Она заволновалась:

— Но я обещала маме, что вернусь до десяти вечера.

— Сейчас только четверть восьмого. У нас еще уйма времени.

— Да, Гин, но я бы хотела…

Он поднял руку.

— В оставшееся время мы будем делать то, что хочу я. Мы едем ко мне. У меня дома есть холодный мартини, можно приготовить гамбургеры и салат, мы будем слушать Моцарта и разговаривать.

— Я должна позвонить маме, что буду позже.

— Забудь о маме, — сказал он. — Тебе уже почти двадцать лет, ты очень красивая, и вечер еще только начинается.

— Но…

— Забудь о ней. Это приказ важного государственного чиновника.

Наконец Лори улыбнулась:

— Хорошо, господин. Я повинуюсь. Утешает только го, что я не веду с тобой дипломатических споров за круглым столом. Я бы потерпела поражение.

Он ухмыльнулся:

— Лори, ты никогда не проиграешь ни мне, ни кому другому. Я говорю о том времени, когда ты освободишься от влияния своей матери и почувствуешь себя победительницей.

Когда они приехали к нему, Гин показал ей кухню и попросил достать из морозилки мясо для гамбургеров. У него была опрятная современная кухня с деревянными полками и яркими оранжевыми стенными шкафами. Лори исследовала шкафчики в поисках тарелок, ножей и специй. Гин наполнил льдом кувшин и пошел в гостиную смешивать напитки.

— Наверное, замечательно иметь собственную квартиру в центре города, — крикнула она ему из кухни.

— Как раз то, что мне надо, — ответил Гин.

Лори приготовила все необходимое для гамбургеров и зажгла гриль. Гин подошел сзади и обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы.

Она вся напряглась.

— Гин, — сказала она, — не обнимай меня.

Он поцеловал ее.

— Почему? Мне это так приятно.

— Пожалуйста, — настаивала она, — не обнимай.

Он отступил, чувствуя себя немного оскорбленным.

— Разве проявление нежной привязанности — это преступление? Или это против твоей религии?

— Гин, извини, но, когда ты дотрагиваешься до меня, я волнуюсь.

— Послушай, меня это тоже волнует, но это приятное волнение.

Лори повернулась и посмотрела ему в глаза. Свет падал на ее лицо, освещая яркие зеленые глаза и губы. Ее большая грудь мягко выступала под сафари, длинные нога были плотно обтянуты кожаными ботинками. От нее исходил знакомый ему слабый мускусный аромат, возбуждая его больше, чем когда-либо.

— Гин, — сказала она, — ты же знаешь, как ты мне нравишься.

— Отлично, — ответил он, — просто отлично, если ты не хочешь, я не буду торопить события.

— Дело вовсе не в этом.

Он прислонился к кухонному шкафу и кисло улыбнутся:

— Неважно, в чем дело, просто ты ужасно нервничаешь. Тебе надо расслабиться, немного выпить, и, когда ты перестанешь нервничать, все произойдет так естественно, что ты не успеешь даже задуматься об этом.

Лори отвела взгляд.

— Ну, пошли, — сказал он, — почему бы нам не вообразить себя респектабельной семейной парой? Мы будем есть и беседовать, как солидные взрослые люди.

— Хорошо, — прошептала она, — прости меня.

Гин наклонился к ней, но она повернула голову так, что он мог поцеловать ее только в лоб.

— Дело не во мне… Я не фригидная или что-нибудь в этом роде, — произнесла она быстро. — Не подумай, что ты мне не нравишься. Наоборот, ты очень привлекательный.

— Хорошо, — перебил он, — ты не должна ничего объяснять.

Она дотронулась до его руки.

— Пожалуйста, пойми, я никогда раньше не оставалась наедине с мужчиной, не считая моего отца, и я никогда ни перед кем не раздевалась.

— Я понимаю, — сказал он. — Ты не хочешь поужинать?

— Да, — ответила она с улыбкой.

Гин взял ее руки в свои и поцеловал их. Потом он отправился в гостиную что-нибудь выпить.

Лори опять начала хозяйничать на кухне. Она достала из холодильника яйца и лук, разыскала ложки и салатницы. Гин сидел в своем большом кожаном кресле и, отключив звук, смотрел по телевизору футбольный матч на суперкубок.

— Держу пари, что ты отлично готовишь, — громко сказал Гин.

Она засмеялась:

— Сначала ты должен попробовать эти гамбургеры.

На экране шла упорная борьба за мяч, Гин пытался вычислить, кто победит. Он расслабил усталые мышцы и попивал прохладный коктейль. Пикник прошел хорошо, ему понравилась еда, кроме бифштексов на углях. Но после целого дня непринужденных и остроумных разговоров с докторами и банкирами и общения с кокетничающими дамами не первой молодости ему было приятно расслабиться перед телевизором.

— Я умираю от голода, — сказал он. — Чем быстрее ты меня накормишь, тем лучше.

Он наблюдал, как отбили мяч, игроки сбились в кучу, ликуя и размахивая руками. Только спустя две-три минуты он заметил, как тихо на кухне, не было слышно, как гремит посуда и жарится мясо. Гин прислушался, но ничего, кроме Моцарта, не услышал.

— Лори? — позвал он.

Не получив ответа, Гин поставил недопитый бокал на стол и встал. Он тихо прошел через гостиную к приоткрытой двери в кухню и взялся за ручку. Гин уже готов был широко распахнуть дверь, но вдруг остановился, услышав странный звук, как будто кто-то, сопя, что-то грыз. Некоторое время он стоял неподвижно, затем сделал шаг назад и заглянул в щель.

То, что он увидел, заставило его похолодеть: Лори стояла посредине кухни с большим куском сырого мяса в руках и жадно его ела, ее пальцы и подбородок были перепачканы кровью. Она закрыла глаза и была похожа на хищного зверя, пожирающего свою добычу.

Глава 4

Гин оторопел и не знал, как ему быть. Лори между тем положила недоеденный кусок мяса на стол и вытерла рот рукой. Он подумал, что если сейчас войдет и скажет, что наблюдал ее странную трапезу, то навсегда упустит шанс лучше узнать ее.

Каков бы ни был ее секрет, заставляющий ее быть такой скрытной и замкнутой, ему никогда не удастся убедить ее расслабиться, если он сейчас пристанет к ней с расспросами.

Он вспомнил слова Питера Грейвза. Лори уверена, что ее трагическая судьба предопределена, и единственный способ помочь ей избавиться от страха — временно смириться с этим. В конце концов, что такого сверхъестественного в том, что человек ест сырое мясо? Может, у египтян особые пристрастия в еде.

Гин тихо вернулся в гостиную и взял бокал. Он глубоко задумался, попивая ледяной коктейль.

Пластинка Моцарта доиграла до конца, и теперь Гин услышал шипящий звук жарившегося мяса. Он покачал головой, задумчиво барабаня пальцами и все еще пребывая в состоянии легкого шока. Потом встал и поставил пластинку Дебюсси.

— Как там у тебя дела? — спросил он громко. — Тебе помочь?

Последовала пауза.

— Нет, спасибо. Я делаю салат. Сейчас все будет готово.

Гин сел в кресло и вытянул ноги. С тех пор, как Питер рассказал ему о психологических проблемах личности Лори и высказал предположение, что замужество может избавить ее от них, Гин не переставая думал о женитьбе и пытался разобраться в своих чувствах. Если бы кто-нибудь пару недель назад сказал ему, что он вскоре всерьез будет думать о женитьбе, Гин бы рассмеялся ему в лицо. Но сейчас его внутренний голос настойчиво спрашивал: «Почему бы нет? Она красивая, прелестная, она дочь иностранного дипломата. Неужели ты думаешь, что найдешь более достойную кандидатуру на почетную роль миссис Гин Кейлер?» Он даже тихо произнес: «Лори Кейлер» — это звучало красиво.

Дверь в кухню распахнулась, и вошла Лори с подносом в руках. Гин не мог не посмотреть на ее рот, пытаясь обнаружить следы крови, но Лори была такой же чувственной и великолепной, как и прежде. Она лучезарно улыбнулась, присаживаясь рядом, и это уменьшило его напряжение.

Гин взял гамбургер.

— Почему такой маленький? Я думал, будет больше мяса.

Лори подала ему салат: помидоры, лук, хрустящий латук.

— Извини, — спокойно ответила она, — это все, что было.

Он пожал плечами:

— Отлично, я должен следить за своей фигурой.

Они ели и слушали музыку. Когда ужин был окончен, Лори унесла поднос и вымыла посуду. Пока она вытирала тарелки, Гин переключил в гостиной свет, создав романтические сумерки, и наполнил ее бокал. Он совсем не был уверен, что в этот раз ему удастся ее покорить, но у него был девиз: нет шансов добиться победы у того, кто не пытается вновь и вновь.

Лори вернулась в комнату, и Гин протянул ей бокал.

— На этом твои домашние обязанности заканчиваются. Иди сюда и садись.

— Я не могу здесь долго задерживаться — не хочу, чтобы мама волновалась.

Он похлопал рукой по тахте, приглашая ее сесть рядом с собой.

— Садись и перестань беспокоиться о маме. Как ты думаешь, если бы твоя мама всегда приходила домой рано из-за строгости твоей бабушки, разве она встретила бы твоего отца?

Лори села. Ее волосы сияли при свете лампы, губы блестели, словно она их облизывала. В квартире было тепло, и она расстегнула несколько пуговиц на жакете, так что Гин мог увидеть крохотный золотой огонек кулона-пирамиды. Лори сидела очень близко, он вдыхал аромат ее духов, чувствовал тепло ее тела и все больше и больше убеждался, что любит ее.

— Моя мать встретилась с отцом в Тель-Басте, в Египте, — сказала она. — Сейчас этот город в руинах, оттуда происходит весь наш род.

— Ты имеешь в виду древние руины?

— Да, древние, — ответила она. — Они древнее пирамид, древнее самого сфинкса.

Гин потянулся за пачкой сигарет.

— Так у тебя очень древняя родословная?

Она кивнула:

— Мои предки жили в Тель-Басте, город тогда назывался Бубастис и, по-видимому, процветал в эпоху Рамзеса III.

Он затянулся сигаретой и выпустил дым.

— Неужели ты можешь проследить свою родословную с таких древних времен?

Лори опять кивнула.

— Рамзес III? Какой это век? Боюсь, мои познания в истории Древнего Египта невелики.

Она отпила из бокала.

— Царствование Рамзеса III — это 1300 год до Рождества Христова.

Гин вытаращил глаза:

— Да ты шутишь! Ты хочешь сказать, что твои предки жили в тринадцатом веке до нашей эры? Это невероятно!

Лори мягко улыбнулась:

— На самом деле ничего невероятного в этом нет. Жители той части Нижнего Египта всегда вели оседлый образ жизни. И сейчас там можно встретить феллахов с необычными лицами, такими же, как на рисунках на стенах древних гробниц. Ничего удивительного, ведь они — прямые потомки тех, кто построил эти гробницы. У них были распространены браки между кровными родственниками, между двоюродными братьями и сестрами и даже между родными, поэтому их внешность и не изменилась спустя тысячелетия.

— Знаешь, — сказал он, — о моих предках мне известно, что они были выходцами из Шотландии и в 1825 году эмигрировали во Флориду, и я всегда гордился, что знаю это. Но после твоих слов у меня такое впечатление, что я вовсе не имею родословной.

Лори опустила глаза.

— Древняя родословная — не всегда хорошая, — сказала она очень тихо.

— Ты хочешь сказать, что с твоими предками было что-то не в порядке?

Лори посмотрела на него:

— Очень важно, какие у тебя предки. Моих предков не особенно любили. Феллахи называли их «эти люди». Думаю, они и сейчас их так называют.

— "Эти люди"? Звучит не так уж плохо.

— Ты просто не знаешь, что феллахи умеют мастерски оскорблять и награждать эпитетами, — сказала она. — Они могут проклинать человека целый час и ни разу не повторить одно и то же ругательство. Но моих предков — убасти — они называли не иначе, как «эти люди», и это прозвище было наивысшим проявлением их неприязни к нам.

Гин дотронулся до ее волос. Они были красивые и мягкие, но в то же время гибкие и в приглушенном свете отливали золотом. Оттенок ее волос что-то ему напоминал, но он никак не мог вспомнить, что именно.

— Нечто подобное было и у нас в Америке, — сказал он. — Ты когда-нибудь слышала о кровной вражде семей Хатфилдс и Мак-Кой?

— Да, — ответила она, — но это совсем другое. Здесь дело не в кровной вражде, а в страхе.

— В страхе? Твои предки были такими страшными?

Гин поглаживал пальцами ее щеку, и Лори не сводила с него пристального взгляда. Ее зрачки расширились в темноте, и она ни разу не моргнула. Он начал замечать, что она внутри вся напряжена и пытается скрыть это, но чем дольше они разговаривали, тем очевиднее становилось, что каждый мускул ее тела полон скрытой энергии. «Она не просто смотрит на меня, она следит за мной, — подумал он. — Она ловит каждое незначительное движение, которое я делаю».

— Мне не следовало так говорить о моих предках, — сказала она. — Это было предательством по отношению к ним, хотя они и умерли две тысячи лет тому назад.

— Не знаю, — сказал он мягко, — ты рассказывала о них так, будто они умерли только вчера.

Не двигаясь, она продолжала смотреть на него.

— Это потому, что у нас дома постоянно говорят об этом, — сказала она. — Мама хочет, чтобы я не забывала о своем египетском происхождении. Хотя ей нравится Америка.

— А ты сама хотела бы забыть об этом?

— Нет, — едва слышно ответила она, — я не могу забыть, кем были мои предки и кто мы такие, — это невозможно забыть.

Гин откинул ее волосы и поглаживал шею, ласкал мочки ее ушей. Когда он первый раз дотронулся до нее, она отпрянула, но сейчас его нежные прикосновения, казалось, успокаивали ее. Он почувствовал, как постепенно ослабевает напряжение ее мышц, ее глаза, прежде такие внимательные и широко раскрытые, теперь были закрыты.

— Тебе это нравится?

Об этом он мог и не спрашивать.

— Так приятно, — пробормотала она. Напряжение ушло из ее мышц, она совершенно расслабилась.

— Лори, — сказал он, массируя кожу ее головы.

Она что-то промычала, не открывая глаза.

— Лори, я собираюсь сказать что-то очень важное.

Она мурлыкала от счастья, наслаждаясь его ласками.

— Говори, — прошептала она.

Некоторое время он рассматривал ее необычное, суживающееся к подбородку лицо, длинные изогнутые ресницы.

— Я знаю, это звучит глупо. Никогда бы не подумал, что это случится со мной. Ты же знаешь, я занимаюсь политикой. Это многих превращает в циников. Но я поставлен перед фактом, я знаю, что это правда, и поэтому собираюсь признаться тебе…

Она негромко напевала, откинув голову.

— Лори, — сказал он тихо, — я люблю тебя.

Последовала пауза. Она медленно открыла глаза.

Гин смотрел на нее так искренне и серьезно, как только мог, он хотел, чтобы она почувствовала его состояние и поверила ему.

— Ты… любишь меня?

— Да, — прошептал он.

Лори моргнула, не глядя на него. Легкая морщина пересекла се лоб.

— Гин, — сказала она. — ты не должен!

— Что значит «не должен»?! Дело не в том, должен я или не должен. У меня нет выбора. Я влюбился в тебя, нравится это тебе или нет!

— Гин…

— Нет! — сказал он резко. — Сейчас я не хочу слышать никаких извинений. Я уже выслушал весь этот мистический вздор. Почему я не должен просить тебя выйти за меня замуж? Почему я не должен любить тебя? Все это утомительно. Если ты чего-то боишься, почему ты не расскажешь мне об этом? Я взрослый мужчина, Лори, я знаю, что мне нужно, я знаю, что мне нужна ты. Мне все равно, сидела ты в тюрьме, или была изнасилована, или страдала от душевного недуга, или что-нибудь еще в этом роде.

Она широко раскрыла глаза:

— Ты подумал, что я сидел в тюрьме? Или была изнасилована? Гин, я ничего не понимаю.

— Лори, — сказал он, — я не знаю, что и думать. Я знаю только то, что полюбил тебя как безумный, и мне казалось, что и ты неравнодушна ко мне. Но когда двое нормальных взрослых людей нравятся друг другу, они встречаются, целуются, ужинают вместе. Тогда ты бы узнала меня лучше и перестала бояться близких отношений.

Он взял ее руки в свои.

— Я знаю, что ты вела уединенную жизнь. Я знаю, что тебе нелегко переломить свои привычки. Но тебе скоро двадцать лет, ты красива, и ты не можешь навсегда заточить себя в башню из слоновой кости. Когда-нибудь, рано или поздно, тебе захочется связать с кем-то свою жизнь, неважно, выйдешь ты замуж или нет. Нельзя же все время прятаться за свои подростковые фантазии!

Она выглядела смущенной.

— Фантазии? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он вздохнул:

— Послушай, Лори, это происходит с каждой девушкой. Когда девушка впервые встречается с мужчиной, она переживает, что неопытна и недостаточно привлекательна. Часто девушка сочиняет свою биографию, чтобы заинтриговать возлюбленного. Когда мне было пятнадцать, мне нравилась одна тринадцатилетняя девочка, которая заявила, что ее отец — известный пианист. Она выдумала, что он обжег руки, когда спасал ее из пожара. Как оказалось, бедняга работал в пекарне и его музыкального таланта хватало только на то, чтобы просвистеть «Когда закончен бал».

Лори выслушала его и долго молчала.

— Гин, — сказала она, — тебе не кажется, что будет лучше, если это свидание будет первым и последним?

— Ты решила, что я тебе не нравлюсь, да? Это так?

— Нет, это не так.

— Так я нравлюсь тебе?

— Да. И это меня огорчает.

Гин протянул руку и погладил ее по щеке. Лори выглядела необыкновенно печальной, и он молил Бога, чтобы узнать наконец, в чем дело.

Она взяла его руку в свои, поднесла к губам и мягко поцеловала.

— Это правда, Гин, я тоже люблю тебя.

Он не верил своим ушам.

— Это правда? Ради Бога, Лори, я надеюсь, ты не обманываешь меня?

— Это правда, — произнесла она хрипло, — я думаю, это любовь с первого взгляда.

Гин криво улыбнулся:

— Вернее, любовь с первого укуса.

Лори подняла голову, ее глаза наполнились слезами. Она старалась не расплакаться.

— Я полюбила тебя, как только увидела, — сказал она. — Я никогда раньше не встречалась с мужчинами, у меня нет опыта. Может, я веду себя по-детски. Но я такая, и ты должен принять это. Я люблю тебя больше всех.

Гин придвинулся и поцеловал ее.

— Лори, — прошептал он, — Лори, какого же черта ты молчала?

Она больше не сдерживала слез.

— Я не могу сказать почему, но это не может продолжаться. Это не должно случиться. Я не могу допустить, чтобы это произошло. Если мы будем вместе, все может начаться сначала и я не смогу это остановить.

Он достал из кармана носовой платок и промокнул ее слезы.

— Ты все еще говоришь загадками, — сказал он. — Что ты не допустишь? Что может начаться сначала?

Она вытерла платком нос.

— Я не могу рассказать тебе об этом ни сейчас, ни потом.

Гин снова взял сигарету и закурил. Он сделал длинную глубокую затяжку, пытаясь успокоиться.

— Никогда? Даже если мы поженимся?

Лори не отрываясь смотрела на него, ее лицо побледнело, в глазах стояли слезы.

— Пожалуйста, Гин, — сказала она. — Ты пообещал, что никогда не будешь говорить об этом. Ты дал клятву.

Гин попытался улыбнуться. Улыбка получилась кривой.

— Не забывай, я политик. А у политиков есть данное свыше право нарушать обещания.

***

Гин снова и снова звонил ей в понедельник. Никто не поднимал трубку. Бестолковый секретарь в приемной Франко-африканского банка сообщил, что Лори Сэмпл еще не пришла на работу, но не мог сказать, в чем дело и как ее найти.

Генри Нессу понадобилось краткое описание политической структуры трех Карибских островов, и Гин целое утро собирал материалы и статистические данные о выращивании бананов и экспорте сахара.

***

В субботу вечером он отвез Лори домой и поцеловал ее на прощание. Свидание окончилось безрезультатно, он даже не был уверен, увидит ли ее снова.

Она отказывалась говорить о замужестве, отказывалась говорить о любви и не могла сказать, когда у нее появится свободный вечер. Домой он возвращался в ужасном настроении и немного успокоился, только когда приехал и допил оставшуюся в графине водку.

***

— Тебя разыскивает Уолтер, — сказала Мэгги, — он не очень доволен твоим докладом.

Гин даже не взглянул на нее, закуривая пятнадцатую за день сигарету.

— Если Уолтер недоволен докладом, пусть Уолтер сам придет сюда и скажет мне об этом.

— Что такое? — удивилась Мэгги. — Революция трудящихся?

— Нет, — ответил он, — просто сегодня первый день рабочей недели, надо сидеть и не высовывать носа.

Мэгги посмотрела на кучу разбросанных на его столе папок.

— Лори оказалась не такой сладкой, как мед? — спросила она с усмешкой.

Гин что-то чертил на полях блокнота.

— Что-то в этом роде. Но это тайна первостепенной важности, если хочешь знать.

Он откинулся на спинку вращающегося стула и вытянул ноги. Сквозь бледно-зеленые жалюзи было видно, как где-то на западе вспыхивают молнии. Пахло грозой. Было только полвторого, но они ухе включили в офисе все лампы. Воздух был влажный и наэлектризованный, и от этого Гин чувствовал себя еще хуже.

— Знаешь, я совершенно сбит с толку, — терпеливо объяснил он. — Она говорит, что любит меня, но не хочет, чтобы ее обнимали, сопротивляется, когда ее целуешь, она даже не назначила следующее свидание. Когда спрашиваешь ее «почему?», она начинает разыгрывать спектакль и говорит, что существует какая-то таинственная причина, по которой она не может мне ничего объяснить.

— Ты очень ее любишь? — спросила Мэгги.

— Что ты имеешь в виду?

— Достаточно ли сильно ты ее любишь, чтобы принять такого рода странности?

Он покачал головой:

— Я не знаю. Она мне очень нравится. Думаю, я люблю ее.

— Ох!

Он видел, как это сообщение разочаровало Мэгги.

— Да, Мэгги, — сказал он, — рано или поздно это должно было произойти. Ты сама говорила об этом.

— Но я не хочу, чтобы ты страдал.

— Мэгги, мне же тридцать два года.

— Можешь не продолжать. Через восемь лет тебе исполнится сорок. Ты слишком молод, чтобы жениться, но слишком стар, чтобы страдать.

Гин не мог не засмеяться.

— Уходи отсюда, пока я не женился на тебе, — пошутил он.

Мэгги выходила из комнаты, когда зазвонил телефон. Гин поднял трубку.

— Мистер Кейлер? Вас спрашивают, — сказала девушка на коммутаторе. — Кто-то по фамилии Сампл.

Гин догадался, что это «Сэмпл», произнесенное с сильным французским акцентом. Вероятно, ему звонит мать Лори.

— Хорошо, — сказал Гин после короткого раздумья, — соедините нас.

Да, это была миссис Сэмпл. Ее низкий вибрирующий голос звучал удивительно отчетливо, будто она стояла рядом и шептала ему на ухо.

— Гин, как ваше плечо?

— Здравствуйте, миссис Сэмпл. Все в порядке, спасибо. Вы поработали на славу. Удивляюсь, как вы не стали профессиональным хирургом.

— Ничего особенного. Я научилась этому в Загазиге у одного старого доктора-турка. Возможно, у вас навсегда останется шрам.

— Думаю, я смирюсь с этим. Как Лори?

— У нее все прекрасно.

— Но ее нет на работе.

— О, вы звонили в банк? Да, она немного устала, но в остальном — все хорошо. Я вот почему вам звоню. Это касается Лори.

Ожидая услышать худшее, Гин мял окурок в сувенирной пепельнице. Может, Лори попросила свою мать позвонить, чтобы отделаться от него? Ладно, он был готов к этому. Он уже подумывал о том, что его странному знакомству с Лори Сэмпл не суждено перерасти в нечто большее. Дразнящий, обманчивый образ, который исчезает, стоит только взглянуть на него.

— Гин, я хочу задать вам один вопрос, — продолжала миссис Сэмпл.

— Спрашивайте.

— Я хочу узнать, вы предлагали Лори выйти за вас замуж?

Гин сделал глубокий вдох:

— Давайте оставим все как есть, миссис Сэмпл. У нас был разговор об этом. Это было очень преждевременно и, вероятно, глупо, но мы говорили об этом.

— И Лори сказала вам «нет»?

— Судя по всему, да.

— Мне нравится, как вы, политики, разговариваете.

— Нас специально обучают искусству политического диалога. Это все?

— Что все?

— Это все, что вы хотели узнать?

— Нет, нет, не все. Я звоню, чтобы сказать, что Лори согласна.

Гин протер глаза.

— Простите, я не совсем вас понимаю.

— Лори согласна, — повторила миссис Сэмпл, — у нас с ней был долгий разговор, и она сказала «да».

— Вы имеете в виду…

— Конечно, я имею в виду, что она принимает ваше предложение.

Гин отнял трубку от уха и уставился на нее.

— Что такое? Что случилось? — спрашивала Мэгги, стоя в дверях.

Гин не обратил на нее внимания. Он снова поднес трубку к уху.

— Миссис Сэмпл, я не могу этого понять.

— Тут нечего понимать, — воскликнула миссис Сэмпл, — Лори любит вас и хочет выйти за вас замуж.

— Но она казалась такой озабоченной, все говорила, что боится чего-то, что все может снова повториться. Я не мог ничего понять.

— Всего лишь игра ее воображения, — ответила миссис Сэмпл неодобрительно. — Самое главное, что она обожает вас и хочет прожить с вами всю жизнь.

— Миссис Сэмпл, все это так неожиданно.

— Ах, — проворковала миссис Сэмпл, — в этом нет ничего необычного. Мы неожиданно влюбляемся, неожиданно рождаемся и неожиданно умираем.

— Да, — сказал Гин, — полагаю, вы правы.

Он все еще выглядел совершенно обескураженным, когда положил трубку на место.

***

Они поженились три недели спустя, в Мерриаме, в не по-осеннему теплый день. Свадьба была тихой. Все гости, кроме немого Матье и элегантной миссис Сэмпл, были друзьями Гина.

Они венчались в церкви недалеко от дома Сэмплов. Гости бросали им под ноги конфетти, фотограф сделал снимки для «Вашингтон пост». Мэгги одиноко стояла среди опавших листьев и плакала.

Торжественный обед устроили в баре колониального стиля с видом на Потомак. Молодые мужчины, коллега Гина, подходили и шептали ему на ухо, какой же он счастливчик, и в немом восхищении толпились вокруг миссис Сэмпл.

Уолтер Фарлоу, выпив слишком много шампанского, сказал: «Ты женился не из-за денег, ты женился из-за титек».

На Лори было белое шелковое свадебное платье и кружевная фата. Она была очень красивая и сияла от счастья. Целый день она не отходила от Гина ни на шаг. Все происходящее казалось ему немного необычным и удивительным. Он снова и снова целовал свою невесту. Когда все гости разошлись, они сели рядом у окна. Прижимая ее к себе, Гин смотрел в окно на медленно бегущую реку.

— Я хочу тебе сказать, — начал он, — что это самый счастливый день в моей жизни.

Лори положила голову ему на плечо.

— Я знаю, — тихо сказала она.

Гин отпил шампанского из бокала.

— Может быть, когда-нибудь мы приведем сюда своих детей, покажем им эту реку и скажем, что…

Лори отдернула руку. Гин взглянул на нее, она была чем-то обеспокоена и расстроена.

— Что с тобой, что случилось? — спросил Гин.

— Ничего, — ответила она, пытаясь улыбнуться.

— Ну хватит, Лори. Теперь нет места тайнам. Мы поженились. Ты — моя жена. Я должен знать, что тебя огорчает.

Она наклонилась и поцеловала его. Ее щеки зарумянились от возбуждения и выпитого шампанского.

— Нет, нет, действительно ничего, — сказала она. — Думаю, я просто устала. Я хочу переодеться и отдохнуть. Все прошло замечательно, это был сказочный день, но я чувствую себя совершенно обессиленной

— Хорошо, давай вернемся домой. Матье отвезет нас?

Они вышли на улицу. На гравиевой подъездной дорожке перед баром стоял автомобиль — черный «флитвуд». Матье тихо и невозмутимо сидел за рулем. Увидев их, он вышел и открыл заднюю дверцу. Лори села в машину, Гин задержался на минуту.

— Матье, — сказал он, — надеюсь, мы станем друзьями?

Гин увидел свое искаженное отражение в зеркальных солнечных очках Матье; тот ни знаком, ни жестом не дал понять, что услышал его слова. Он флегмагично стоял, ожидая, когда Гин сядет в машину. Затем закрыл дверцу, сел за руль, включил мотор, и они плавно поехали.

Поскольку Гин был сильно загружен на работе, они решили провести первые пару недель их медового месяца в особняке Сэмплов. Как только он немного освободится, они отправятся на две недели на горнолыжный курорт, а по возвращении подыщут себе дом недалеко от Вашингтона.

— Вы можете жить здесь сколько хотите, — сказала миссис Сэмпл. — Места достаточно и для вас, и для меня, и даже для моей будущей маленькой внучки.

— Я надеюсь, первым будет сын, — сказал Гин, но миссис Сэмпл только засмеялась. Казалось, она абсолютно уверена, что первой родится девочка.

Машина проехала по дубовой аллее и, скрипнув шинами по гравию, затормозила перед домом. Матье открыл дверцу, они вышли из машины. Дом по-прежнему казался Гину мрачным и неприветливым, но он надеялся, что скоро привыкнет к нему. Минуя портик с колоннами, они вошли в просторную темную прихожую, стены в которой были увешаны африканскими копьями и щитами и рисунками на бычьей коже. Черная дубовая лестница вела на второй этаж. Свет проникал в прихожую через витражное окно и разноцветным узором ложился на пол и стены.

— Я должен перенести тебя через порог, — торжественно сказал Гин. Он присел и попытался поднять Лори.

Напрягаясь изо всех сил, он приподнял ее всего на пять-шесть дюймов и понял, что не может удержать ее. Да, она высокая девушка, но он и не предполагал, что она такая тяжелая. Ему показалось, что он пытается поднять огромное неуклюжее животное. С трудом переводя дыхание, он осторожно поставил ее на пол.

— Миссис Кейлер, — сказал он, — боюсь, вам придется самой переступить через этот порог. Я должен позаниматься спортом и накачать мышцы перед тем, как мы купим новый дом.

Лори засмеялась.

— Я думала, что выхожу за первоклассного политика, а оказалось, что мой муж — 126-фунтовый слабак.

— Я вешу 192 фунта — и это не считая двух кусков свадебного торта.

Матье шел впереди, неся чемоданы Гина. Они остановились у темной дубовой двери в конце коридора. Слева от нее была дверь в маленькую спальню, где Гин приходил в себя после нападения сторожевой собаки. Матье открыл дверь и пропустил их в комнату.

— Какая славная комната, — сказал Гин. — Взгляни на кровать. Она просто потрясающая!

В центре комнаты стояла высокая кровать с пологом, поддерживаемым резными колонками из красного дерева, спинка была украшена изображениями диких животных среди листьев и цветов.

Стены их спальни были бледно-желтого цвета, на полу лежал золотистый ковер, мебель была старинная, французской работы. Миссис Сэмпл украсила комнату свежими цветами, доставленными из Флориды, и все вокруг благоухало.

Матье поставил чемоданы и раздвинул шторы на окнах. Комната находилась в юго-восточной части дома, по утрам сюда должны были проникать лучи восходящего солнца. Из окна открывался чарующий вид на верхушки деревьев и поля усадьбы.

Матье все не уходил, он стоял как восковая фигура, как будто чего-то ожидая.

— А, извини, — сказал Гин, нащупывая в кармане десятидолларовую купюру. — Вот, возьми, большое спасибо.

Матье не шелохнулся. Он не протянул руку за деньгами и даже не дал понять, что не хочет их взять.

Неожиданно он прохрипел что-то вымученным, неестественным голосом, изо всех сил напрягая гортань. Но так как у него не было языка, разобрать, что он хочет сказать, было трудно.

Гину показалось, что Матье прохрипел: «Газель Смита».

Гин нахмурился и вопросительно посмотрел на Лори.

— О чем он говорит? — спросил он и повернулся к шоферу:

— Матье, что ты хочешь сказать?

Лори подошла к Матье и, улыбаясь, положила руки ему на плечи.

— Дорогой, Матье ничего не хочет сказать. Правда, Матье? Он просто пошутил.

Матье замолчал.

— Спасибо, Матье, ты свободен, — сказала Лори.

Шофер надел фуражку, развернулся и вышел из комнаты, решительно закрыв за собой дверь.

— Я уверен, он сказал: «Газель Смита». Это какая-то африканская антилопа?

— О, выброси это из головы, — сказала Лори, снимая фату. — Мне кажется, пытки, которые он перенес в Алжире, слегка повредили его рассудок. Обычно он ведет себя нормально, но иногда выдает такие странные вещи.

Гин подошел и обнял ее.

— Ну, — сказал он нежно, — ты ощущаешь себя миссис Кейлер?

Лори откинула голову.

— Это немного необычно, — сказала она. — Мне надо к этому привыкнуть. Целых девятнадцать лет я была Лори Сэмпл и только пару часов — Лори Кейлер.

— Твоя мать вернется не раньше чем через полчаса. — Улыбаясь, он притянул ее к себе и расстегнул верхнюю пуговицу ее свадебного платья.

Она отстранила его.

— Полчаса — это не так уж много, — запротестовала она. — А если она зайдет в комнату и увидит, что мы…

Гин снова прижал ее к себе.

— Ну и что, — сказал он, целуя ее, — мы закроем дверь на ключ.

Лори посмотрела на него своими ясными зелеными глазами:

— Она может посмотреть в замочную скважину.

Гин только кивал и улыбался.

— Да, может, — сказал он, подбираясь ко второй пуговице на ее платье.

Лори вся напряглась и схватила его за руки.

— Пожалуйста, Гин, не сейчас. Давай подождем до вечера.

— Зачем ждать? — спросил он, начиная раздражаться и стараясь говорить спокойно. — Мы только что поженились. Все условности соблюдены. Если мы не сделаем этого до захода солнца, наш брак будет незавершенным, а в штате Флорида это считается очень плохой приметой.

— Но ведь… Лучше не надо… — пролепетала Лори, отстраняясь.

Гин схватил ее за руку. Рука была вялой и никак не реагировала на его прикосновение. У него возникла страшная догадка, что он, возможно, только что женился на фригидной женщине. Что еще может быть причиной ее нежелания заняться любовью? Почему она была против замужества? Почему такая красивая девушка все еще девственница?

— Лори, — произнес он хрипло, — с тобой все в порядке?

— Да… все хорошо, — ответила она.

Она вся напряглась, побледнела и нервно вздрагивала. Гин подумал, что ей плохо, что она на грани истерики.

— Тебе плохо? — спросил он.

— Плохо? — рассеянно переспросила она. — Нет, мне не плохо. Я хочу есть. Я очень проголодалась. Я спущусь вниз, на кухню, и съем что-нибудь.

Гин подошел к окну и закурил.

— Может, ты не будешь никуда выходить? — сказал он тихо. — Может, ты останешься здесь и объяснишь мне, что с тобой происходит?

— Ничего со мной не происходит. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Гин повернулся к ней лицом.

— Лори, мы только что поженились.

— Да, я знаю.

— Это что-нибудь для тебя значит? Мы — муж и жена. Это предполагает, что мы должны страстно любить друг друга, броситься на кровать и, забыв обо всем на свете, заняться любовью. Вместо этого ты собираешься сходить на кухню и исследовать холодильник. Для чего? Тебе нужна порция сырого мяса?

Ее глаза наполнились слезами.

— Извини, — сказал Гин, — я очень разочарован и расстроен. Ты моя жена. Я люблю тебя, но ни разу не видел тебя обнаженной.

Лори опустила глаза. Ее освещали лучи заходящего солнца. Она была классически, исключительно красива — невинная мадонна в девственно-белом платье.

— Гин, — прошептала она, — ты никогда не должен видеть меня обнаженной.

Гин уставился на нее. Он забыл, что у него во рту сигарета, и закашлялся.

— Ах, извините, — сказал он, — может, я должен поклясться, что никогда не увижу тебя голой?

Она кивнула.

На мгновение он задумался, наклонился и вдавил сигарету в изящную фарфоровую пепельницу. Он сбросил серый пиджак, оставшись в брюках и белой рубашке, и подошел к Лори.

— Сними платье, — сказал он мягко.

Лори гордо вскинула голову:

— Извини, Гин, я не могу.

— У тебя есть причина? — спросил он.

Она молча кивнула.

— Ты собираешься мне сказать почему?

Она отрицательно покачала головой.

— В таком случае, — сказал он, — я разорву это проклятое платье на куски.

— Гин, это же мое свадебное платье!

Он развернулся и ударил кулаком по туалетному столику из красного дерева, так что зазвенели флакончики от духов и упала на пол расческа.

— Лори, я знаю, что это чертово платье — свадебное. Думаешь, мне очень хочется его рвать? Какого черта ты не хочешь его снять? Почему ты не можешь сама раздеться перед мужем?

— Потому, что не могу, и не могу объяснить тебе, почему! Я не такая, как все, как ты не понимаешь!

Гин в раздражении почесал затылок. Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь не потерять над собой контроль.

— Я знаю, что ты не такая, как все, — сказал он ровным, терпеливым голосом. — Я и женился на тебе потому, что ты особенная. Ты не похожа ни на одну девушку из тех, кого я знал. Ты потрясающе привлекательная, у тебя желанное тело, ты можешь свести с ума. Неужели ты не понимаешь, что этим ты отличаешься от других, и поэтому я так хочу тебя!

Лори расплакалась. Слезы текли по щекам, она даже не пыталась вытирать их.

— Гин, — жалобно промолвила она, — ты даже не предполагаешь, в чем мое отличие.

Не сказав больше ни слова, она начала расстегивать платье. Гин не помогал ей. Она плакала не переставая. Наконец платье упало к ее ногам, она переступила через него, подняла и положила на кровать. Лори осталась в белых чулках с подвязками, коротенькой комбинации и лифчике. Ее грудь была упругая, и округлые розовые звездочки сосков просвечивали через кружевные чашечки бюстгальтера.

Гин стоял неподвижно, возбужденный и как будто прикованный к полу, он не мог ни подойти к ней, ни произнести ни слова. Она должна сделать это сама. Она никогда раньше не раздевалась перед мужчиной и теперь должна этому научиться. Лори повернулась к нему спиной и стащила через голову комбинацию, затем расстегнула лифчик. Ее грудь мягко качнулась. На ней не было трусиков. Приятный загар цвета кофе с молоком покрывал ее мягкие округлые формы.

— Ну, — спросил Гин, — что же не в порядке?

Лори медленно повернулась к нему лицом. Он уже протянул руки и направился к ней, как вдруг замер, будто его окатили ледяной водой. Ужасное чувство страха и неуверенности охватило его, он не мог ничего сделать, только стоял и смотрел.

У нее была красивая грудь, самая соблазнительная из всех, какие он когда-либо видел: высокая, упругая, увенчанная крупными розовыми сосками. Но вот что отличало Лори от других: прямо под грудью, чуть ниже, у нее была еще одна грудь, намного меньше первой, как у девочки-подростка, и под этой грудью была еще пара розовых сосков, едва заметных, неразвитых. Между бедрами у нее обильно росли курчавые золотисто-коричневые волосы, густые и похожие на шерсть, они покрывали ее тело до самого пупка.

Она стояла перед ним, разведя руки в стороны, так, чтобы он мог увидеть все, что она раньше так скрывала.

Лори больше не плакала, она стояла, гордо подняв голову, к наблюдала за его реакцией.

— Видишь, — сказала она, — я не такая, как все.

Гин взял свой пиджак и нащупал в кармане пачку сигарет. Он нервно глотнул, чувствуя, что покрывается потом и его начинает трясти.

— Ч-ч-что это? — заикаясь, спросил он. — Это же…

Лори величественна прошлась по комнате и остановилась у окна.

— Тебя огорчает, что я такая? — спросила она.

Гин повернулся к ней.

— Не знаю. — Он взволнованно дышал. — Я даже не "Представлял, что…

Лори подошла к нему и коснулась его плеча. Смотреть на нее было невыносимо, он невольно переводил взгляд на эту маленькую неразвитую грудь, на эти ужасные курчавые густые волосы.

— Да, — сказала она, — это расстроило тебя, я вижу. Я так и думала. Вот почему я не хотела показывать тебе это. Если бы ты не увидел меня обнаженной, ты бы никогда не узнал об этом.

— Неужели ты действительно думала, что мы поженимся и проживем вместе всю оставшуюся жизнь, ни разу не занимаясь любовью? — спросил Гин. Он не верил в реальность происходящего и чувствовал, что в его жизни произошел неожиданный резкий поворот, как что-то безумное, похожее на фильм ужасов, ворвалось в его жизнь.

— Все еще можно уладить, — сказала Лори. — Ты сам говорил, что заводить романы — неотъемлемая часть светской жизни. Я буду молчаливо и целомудренно сопровождать тебя на всех приемах и вечеринках, а ты сможешь развлекаться с любой девушкой, которая тебе понравится. Я люблю тебя, Гин. Ты должен понять, что я действительно люблю тебя.

Гин сел.

— О Боже! — пробормотал он. — Все это напоминает ночной кошмар.

Лори присела перед ним на корточки и гладила его руку.

Некоторое время он молча курил, наконец спросил:

— Неужели ни ты, ни твоя мать никогда не задумывались о пластической операции? По-моему, опытный хирург мог бы…

— Гин, — перебила Лори, — мне не нужна пластическая операция. Мы все такие.

— Кто мы?

— Моя мать, я, все мои предки. Вот что значит быть убасти.

— Это значит иметь шесть сосков?

Лори поднялась, подошла к кровати и села на край. Она была в одних чулках с подвязками, и, хотя Гин все еще испытывал нервную дрожь во всем теле, он не мог не возбудиться, глядя на нее.

— Американские врачи называют это «рудиментарная грудь», — сказала Лори. — Этот случай подробно описан в медицинской литературе. Некоторые женщины имеют больше одной пары грудей.

Гин достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. Он никак не отреагировал на сказанное ею, только слушал не перебивая.

— Но для нас, убасти, — продолжала она, — это никакой не рудимент, это нормальная грудь. Только потому, что наши женщины в прошлом недостаточно использовали все три груди, две постепенно уменьшались, сокращались и наконец деградировали. Гин, ты можешь себе представить красивую женщину, у которой хорошо развиты все три груди?

Гин посмотрел на нее и покачал головой.

— Лори, — сказал он, — операция необходима. Ты же не можешь всю жизнь оставаться с этим. Как ты будешь плавать в бикини? А когда тебя увезут в роддом рожать наших детей? Что скажет врач? «Полагаю, вы выкормите ребенка грудью, миссис Кейлер, у вас ее предостаточно».

Лори, уже успокоившись, в отличие от Гина, поглаживала свой нижний сосок.

— Почему бы тебе не взглянуть на это с моей точки зрения?

— Сейчас я говорю о своей точке зрения, — настаивал Гин. — Сразу же после свадьбы ты заявляешь мне о своем уродстве и еще говоришь, что не хочешь от него избавиться.

Она недовольно надула губы:

— Ты сам вынуждаешь меня быть эгоисткой.

— Вот именно! — воскликнул он. — Ты — ужасная эгоистка! Я женился на тебе, будучи уверенным, что под этими одеждами тело прекрасной женщины! Теперь я обнаруживаю, что у тебя сосков не меньше, чем у волчицы. Я должен забыть о том, что женат, и развлекаться с другими женщинами? Лори, ты хоть думаешь, о чем ты говоришь?

Она не возразила ему, только посмотрела на него и покорно сказала:

— По крайней мере, теперь ты не захочешь спать со мной, правда?

Гин перестал кричать и уставился на нее. Он встал со стула, подошел к кровати, где она сидела, и пристально посмотрела на ее красивое, соблазнительное, смущенное лицо.

— Мне кажется, ты рада этому, не так ли?

— Гин, — сказала она, — я пыталась защитить тебя с самого начала. Я сделала все, что могла.

— От чего ты старалась защитить меня?

Она печально и покорно посмотрела на него:

— От тебя самого, Гин. Я много раз предостерегала тебя, но все безрезультатно. Что бы я ни делала, чтобы предотвратить это, ты был полон решимости ворваться в мою жизнь, не задумываясь о том, кто я есть. Пока ты не познакомился с моей матерью, я думала, что сумею спасти тебя. Но она сильнее меня, Гин. Она моя мать, и она убасти. Я должна делать все, что она пожелает.

— Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, — сказал Гин.

Лори откинула назад волосы.

— Иди сюда и взгляни на эту картину у туалетного столика, — сказала она.

Гин неохотно подошел и увидел небольшую гравюру. Викторианский стиль, судя по мелодраматическому сюжету и исполнению. На гравюре было изображено маленькое грациозное животное, привязанное за рожки к вбитому в землю столбу. Неподалеку раскинулся огромный могучий лев с гордо поднятой головой. Он готов был наброситься на антилопу и сожрать ее. Внизу стояла изящная подпись: «Газель Смита».

Глава 5

Ночь они провели на кровати под мрачным балдахином. Лори была в длинной, до пят, шелковой ночной сорочке бледно-персикового цвета. Гин ворочался и вздыхал, пытаясь расслабиться на смятых простынях, но ни разу не дотронулся до нее.

Все его чувства перемешались. Но несмотря на эту неразбериху, он знал, что в глубине души все еще любит Лори, что потерять ее было бы невыносимо больно. Время от времени он смотрел на нее: ее лицо с закрытыми глазами покоилось на отделанной кружевом подушке, она была такой соблазнительной и желанной. Но когда Гин вспоминал о ее груди и бедрах, покрытых густыми волосами, его начинало тошнить от отвращения.

Чего он совсем не мог понять, так это то, что Лори, казалось, была довольна своим телом. Она вовсе не находила его уродливым или ненормальным. Более того, она считала женщин с обычной грудью отклонением от нормы и менее привлекательными. Эта гордость собственным уродством была недоступна его пониманию. И еще эта газель Смита.

Гин был воспитан на лучших образцах «Плейбоя». Ему нравились женщины с роскошными длинными волосами, широкой белозубой улыбкой, сияющими глазами и соблазнительными загорелыми телами. Именно такими были девушки, с которыми он встречался во Флориде, правда, было одно исключение — одинокая ученая молодая дама, с которой он познакомился на концерте Джона Кейджа и с которой вскоре без сожаления расстался. Ему было жалко самого себя за то, что он потратил на нее время.

Такой идеал женщины был для него неотъемлемой частью американской философии благополучной жизни, и Гин отказывался понимать того, кто не разделял его мнения. Хотя это не означало, что он полностью вычеркнул Лори из своей жизни. Стереотипы не овладели им до такой степени. Но это означало, что он не принимал ее упрямства, желания защищать свое право на собственное физическое уродство. Гин собирался сделать все возможное, чтобы убедить ее согласиться на пластическую операцию.

Уже светало, исчезли ночные тени. Лори зашевелилась, повернулась и дотронулась до его руки. Он не отпрянул, но его сердце забилось сильнее, и он ожидал, что же будет дальше.

— Гин, — прошептала она, — ты проснулся?

— Думаю, я и не спал, — проворчал он.

Последовала пауза, было слышно, как шелестят простыни.

— Извини, Гин. Это я во всем виновата. Я должна была раньше сказать тебе правду.

Он откашлялся.

— Да, наверное, должна была. Но, знаешь, еще не поздно. Если ты обратишься к врачу… Я знаю одного, он специалист по гормональной терапии… Я думаю, это лучший выход из положения.

— Если хочешь, мы покончим с этим. Ты можешь развестись со мной, можешь сказать, что я неверная жена. Я не буду требовать денег.

Гин приподнялся на локте.

— Лори, — сказал он, — я не могу тебя понять. Почему ты предпочитаешь жить с таким физическим отклонением и отказываешься от небольшой операции, которая избавила бы тебя от него? Ты же красивая девушка, самая прекрасная из всех, с кем я был знаком.

Она не ответила.

— Может, это обойдется в несколько тысяч долларов, — продолжал он, — но что это по сравнению с возможностью иметь прекрасное тело? Я всегда думал, что каждая девушка стремится выглядеть как можно привлекательнее, и поэтому я не могу тебя понять.

Лори посмотрела на него.

— Гин, — прошептала она, — я такая, какая я есть, я — убасти.

Гин вздохнул, теряя терпение, встал с кровати, чтобы взять сигареты. Он ненавидел, когда курят в спальне, но сейчас был на взводе и не мог не закурить. Он зажег сигарету и уселся в одно из кресел, стоящих у кровати. Дым растворялся в предрассветной мгле.

— А если я как твой муж потребую, чтобы ты сделала операцию?

— В таком случае я вынуждена буду сказать «нет», — спокойно ответила Лори.

— Несмотря на то, что вчера ты дала обет почитать и слушаться меня?

— Почитать и слушаться — не подразумевает изменения наследственных характеристик.

— Но они же ужасные…

— Я знаю, что ты об этом думаешь. Но, извини, Гин, это мое собственное тело, и я горжусь им.

Она сидела на кровати, обхватив руками колени, и печально смотрела на него.

— Я люблю тебя, Гин, — сказала она нежно. — С самого начала я хотела стать твоей женой. Я знала, что это случится. Все, что я могу сказать: прости меня. Я надеюсь, ты найдешь девушку лучше, чем я.

Гин погасил окурок, встал с кресла и пошел в ванную. Он умылся, побрился и начал одеваться. За все это время он ни разу не взглянул на Лори.

— Куда ты собираешься? — спросила она, когда Гин зашнуровывал туфли.

— Я ухожу, — ответил он сдержанно, — все это не умещается у меня в голове. Возможно, вернусь часов в десять вечера.

Он накинул пиджак и подошел к зеркалу поправить галстук.

— Может, ты позовешь Матье и попросишь его загнать собак — я хочу выбраться отсюда живым.

— Собак?

Он снял пылинку с рукава.

— Да, те милые дворняги, которые чуть не разорвали меня на куски.

— Ах, это, — сказала Лори рассеянно, — да, я скажу…

Гин посмотрел на нее. Он чувствовал, что что-то не так. За всем этим скрывалось что-то очень важное, чего он до сих пор еще не знал. Была еще какая-то тайна, которую Лори прятала от него, по-видимому еще более ужасная, чем то, что он уже узнал.

Мэгги удивилась, застав его на работе в десять минут девятого.

— Гин, что случилось? Не объяснишь ли мне, почему счастливый муж так одержим работой?

Он сел и устало посмотрел на нее.

— Мэгги, — сказал он, — я бы дорого дал за чашечку кофе.

Когда она принесла пластиковый стаканчик кофе, Гин утомленно откинулся на спинку стула и потер глаза. Он чувствовал себя так, будто всю ночь путешествовал по Сибири в товарном вагоне. Он с наслаждением отпил кофе и пошарил в ящиках стола в поисках запасной пачки сигарет.

Мэгги, красивая и свежая, порхала по комнате, занимаясь делами. Вдруг он почувствовал, как благодарен ей за ее поддержку, за дружбу, к его горлу подкатил комок. Может, этот всплеск эмоций был вызван переутомлением, но он достал платок и высморкался, чувствуя, как наворачиваются слезы.

— Гин, — сказала Мэгги, — ты не расскажешь мне, что случилось?

— Да особенно нечего рассказывать. Счастливая свадьба вчера, мысли о разводе сегодня. Это будет, наверное, самый короткий брак в истории.

Мэгги села напротив.

— Случилось что-то ужасное, да? Что, Гин? Это как-то связано с ее семьей?

Он кивнул:

— Именно так. Перед тем, как я расскажу тебе все, скажи, ты поверишь мне и окажешь одну услугу?

— Любую, Гин, ты же знаешь.

— Сходи в «Рэкордс» и найди там все, что можно, о народности убасти. Они населяли Нижний Египет в районе Загазига, город, где они жили, назывался Тель-какой-то там. Баст или Баста. Это было в эпоху правления Рамзеса III, примерно тринадцатый век до нашей эры.

Мэгги делала пометки в блокноте.

— Убасти? — переспросила она. — Хорошо, через пару часов будет готово.

— И пожалуйста, не рассказывай об этом никому. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом, пока я сам не буду уверен. Что-то… не в порядке с этими Сэмплами. Не могу доказать это прямо сейчас, но знаю, что-то не так, я сам сегодня убедился в этом. Мне надо как можно больше о них разузнать.

Мэгги накрыла ладонью его руку, она искренне переживала за него.

— Гин, — спросила она, — что с твоим браком? Мне кажется, что-то произошло. Это действительно что-то странное и нехорошее?

Он прижал ее пальцы к своему лбу и почти целую минуту молчал.

— Не знаю, — сказал он. — Если ты дашь мне эту информацию, может быть, я пойму достаточно, чтобы разобраться в этом.

— Всего лишь два-три часа, — пообещала она, — карибский отчет может подождать.

Мэгги закрыла блокнот и собиралась идти, как вдруг Гин кое-что вспомнил.

— Мэгги, — неуверенно спросил он.

Она задержалась.

— Мэгги, у тебя, кажется, есть друг в полицейском управлении?

— Энрико? Да, конечно. Пару недель назад я водила его детей в цирк.

— Хорошо, — медленно произнес он. — Как ты думаешь, не мог бы Энрико проверить, есть ли у Сэмплов лицензия на сторожевых собак. Это не настолько важно, но если это не трудно будет сделать…

— Я спрошу у него. Между прочим, тебе не помешало бы одолжить чьих-нибудь детей как предлог, чтобы сходить в цирк. Он приехал в Вашингтон всего на несколько недель, зрелище просто потрясающее. Тебе нравятся трюки на канате?

Гин устало улыбнулся:

— Да, конечно, это как раз то, чем мы здесь занимаемся.

В ожидании Мэгги, разыскивающей в библиотеке информацию об убасти, Гин решил позвонить Питеру Грейвзу. Автоответчик сообщил: «Доктор Грейвз сейчас занят, можете оставить сообщение». Гин попросил перезвонить ему. Он шагал по офису, нервничая, не в состоянии сосредоточиться, время от времени останавливался у окна и смотрел на серые облака, плывущие по небу как клочья дыма с места сражения.

Самым необычным во вчерашнем споре с Лори ему показалось упоминание о газели Смита. Матье стоило невероятных усилий произнести эти два слова, но Гин не мог понять, в чем их значимость. Он знал, что так называется древний способ охоты на крупную дичь: козленка или овцу привязывают к шесту и используют как приманку, но он не видел в этом никакой связи с его женитьбой на Лори. Может, Матье хотел предупредить его, что Лори была приманкой, чтобы заполучить его для осуществления ее матерью каких-то своих замыслов? Но какую выгоду она могла бы извлечь из его женитьбы на Лори? Разве что общественное признание в вашингтонских светских кругах, не более. Но ведь она сама вдова дипломата. Может, она надеется, что Гин станет госсекретарем?

Сама Лори показала ему гравюру «Газель Смита», как будто это было своего рода объяснение того, что произошло. Но Гин не мог принять такое объяснение. Он мыслил четко и прямолинейно, его всегда сбивали с толку неясные метафоры и таинственные головоломки. Он был расстроен и очень устал, кроме того, чувствовал себя виноватым перед Лори за то, что так грубо обошелся с ней. Гин уже собирался позвонить ей и сказать, что все в порядке, но потом передумал. Самое важное для него сейчас — принять решение: останется он с Лори и смирится с ее физическим недостатком или проведет шесть недель в Рено, оформляя развод. Он не понимал, почему Бог взвалил на него это бремя.

Мэгги вернулась и застала Гина спящим в кресле. Она легонько потрясла его за плечо, и он в ужасе открыл глаза.

— Ты задремал, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?

Гин заморгал, приходя в себя.

— Мне снились кошмары, — сказал он. — За мной гнались дикие твари.

— Такое впечатление, что ты страдаешь от переутомления и недостатка секса, — сказала Мэгги.

Гин кивнул, окончательно проснувшись.

— Наверное, ты права, — сказал он хриплым со сна голосом. — Все, что мне нужно, — это длительный отдых в борделе.

Она принесла ему кофе, села и открыла папку.

— И это все? — спросил он. — Не так уж много.

— Это все, что там было. Библиотекарь никогда даже не слышал об убасти, мы совершенно случайно наткнулись на кое-какие заметки. Это книга «Странствия по Нижнему Египту», написанная викторианским джентльменом, сэром Кейтом Фордисом. Он кратко мимоходом упоминает о них, и еще кое-что в топографическом донесении, отправленном им некоему Гордону в Хартум. И это все.

— И о чем же пишет сэр Кейт?

— Я сделала ксерокопию. Вот, возьми.

Она протянула ему лист бумаги, и Гин начал внимательно читать. Это была одна страничка теста из книги викторианских времен, Мэгги приложила также копию гравюры с изображением каменных развалин под хмурым небом. Внизу стояла подпись: «Тель-Баст. Все, что осталось от великолепного города. Вид с юго-востока».

В своих «Странствиях по Нижнему Египту» сэр Кейт писал следующее: "Мой проводник сообщил мне в Каире, что представления европейцев о пирамидах в Гизехе и сфинксе во многом ошибочные. Многое из того, что он мне рассказал, я уже знал, а именно: само слово «сфинкс» — греческое и означает «душитель», и известную легенду о том, что первоначально сфинксом называли чудище с головой женщины и телом львицы. Она или оно лежало в ожидании путников и предлагало им загадку. Если они отгадывали ее, оно отпускало их, если же нет — душило. Но вот что было для меня новым: оказывается, среди феллахов ходят слухи, что люди-сфинксы живут и по сей день. Где-то на просторах южной пустыни обитает племя людей, которые действительно являются потомками существ, происходящих от плотского союза женщины и льва.

Моему проводнику стало не по себе, когда он говорил мне об этом, и он потребовал дополнительную плату за свой рассказ, потому что, сказал он, и сегодня потомки этих темных и ужасных людей живут и охраняют свой грязный секрет ревностно и свирепо. Многие проводники уже поплатились жизнью за свою болтливость. Получив от меня деньги и пищу, он продолжил свой рассказ.

Эти люди-львы поклоняются своему богу Басту — демоническому существу. Их ритуалы требуют человеческих жертвоприношений и половых извращений, не доступных пониманию христианина. Они живут в городе Тель-Баст, и даже сегодня ни один проводник, включая и моего, ни за что не согласится показать вам эти развалины, боясь возмездия тех, кого он называл «эти люди».

Гин выронил лист. Он был в шоке и уставился на Мэгги так, словно она была пришельцем с того света, он долго не мог ничего сказать.

— Гин, ты в порядке? Может, тебе стоит показаться врачу? Ты ужасно выглядишь!

Он покачал головой, во рту у него пересохло, чувствовался кислый привкус сигарет.

— "Эти люди"! — прошептал он. — Это невероятно.

— Гин, что невероятно?

Он протянул ей листок и указал фразу в конце страницы.

— Читай, все здесь, — сказал он, — это безумно, это страшно, но это все здесь.

Мэгги прочла и только пожала плечами:

— Я не понимаю, почему это безумно и страшно. Мне кажется, это просто легенда. А что же еще?

Гин подошел к окну и долго смотрел на улицу. Наконец он заговорил:

— Во время нашего первого с Лори свидания она сказала мне, что принадлежит к египетскому племени убасти. Тогда, естественно, я не придал этому значения. Ведь я никогда ничего не слышал об этом. Затем она рассказала, что феллахи называли ее соплеменников «эти люди». Вероятно, они, эти убасти, были настолько ужасными, что никто не осмеливался произнести это слово вслух.

Он отошел от окна и сел в свое кресло, глядя Мэгги прямо в глаза.

— Вчера, в нашу первую брачную ночь, когда Лори разделась…

— Гин! — перебила его Мэгги.

— Выслушай меня.

— Но Гин, это очень личное. Я не могу…

— Ну пожалуйста, ради Бога, выслушай! Когда Лори разделась, а она долго отказывалась сделать это, она повернулась ко мне лицом, и я увидел, что у нее три груди. И волосы, коричневые курчавые волосы, растущие до самого живота.

Потрясенная, Мэгги стояла, открыв рот.

— Гин, — сказала она, моргая, — ты меня разыгрываешь.

Он глотнул.

— Это правда, Мэгги. Здесь у нее нормальная грудь, а под ней еще одна, поменьше, и еще ниже — два соска. Она говорит… говорит, что американские врачи называют это рудиментарной грудью. Это один из атавизмов, который проявляется время от времени.

Мэгги только сочувственно кивала головой:

— О, Гин, мне так жаль. Боже, теперь я понимаю, почему ты такой грустный. Послушай, разве нельзя сделать операцию или, может, провести курс гормональной терапии?

— Она не хочет, — сказал он уныло.

— Она не хочет?! Как это не хочет?

— Именно так. Она думает, что грудь у нее нормальная и красивая. Она так уверена в этом, что я сам чуть не согласился, что она нормальная.

— Как это может быть нормальным? Три груди! Это совершенно ненормально!

Он хлопнул листком с ксерокопией по столу.

— Это ненормально для того, у кого отец и мать — обычные люди. Но в этой книге написано, что убасти — потомки существ, происходящих от плотского союза женщины и льва. Девушка, в жилах которой течет львиная кровь, должна иметь несколько львиных характеристик, таких, например, как куча сосков, чтобы вскармливать свое многочисленное потомство. А вспомни ее глаза — зеленые с желтым отливом. Как у львицы.

— Гин, — сказала Мэгги в отчаянии, — ты должен что-то придумать.

Он закурил сигарету.

— Если бы я знал, что делать, я бы не сидел в офисе на следующий день после свадьбы.

Она тихо покачала головой.

— Мэгги, я ценю все, что ты для меня сделала. Я хочу примириться с этим и узнать, что за всем этим скрывается. Как бы там ни было, Лори — моя жена, и я в ответе за нее.

— А ты не подумал, что она может быть опасна?

— Опасна? Что ты имеешь в виду?

— Ведь львы же опасны,

— Да, но…

Мэгги опустила глаза.

— Я подумала о том, что сказал французский дипломат.

— Какой дипломат?

— Тот, который предупреждал: «Остерегайтесь танцев».

— Ну?

— Я вдруг поняла, он же говорил по-французски. Знаешь, как эти дипломаты, не задумываясь, переходят с одного языка на другой. Возможно он сказал «ле дантс», а не «ле данс», то есть «остерегайтесь зубов»!

— "Ле дантс"?

— Да, остерегайтесь зубов!

Он нашел Питера Грейвза в баре арлингтонского гольф-клуба. Это было строгое солидное заведение с зеркалами в тяжелых рамах; приглушенные интеллектуальные беседы иногда прерывались взрывами смеха. Гин заказал неразбавленный коктейль «Джек Дэниэлс» и зачерпнул пригоршню сырного печенья: было время обеда, а он до сих пор ничего не ел.

Они пожали друг другу руки. Гин очень устал, не хотелось ни с кем разговаривать, но он понимал, что должен сделать над собой усилие и поговорить с Питером перед тем, как он вернется к Сэмплам.

Он закурил.

— Неплохое местечко. Здесь собираются ученые мужи?

Питер покачал головой:

— Мм… В основном военные. Одна бомба, сброшенная сюда во время обеда, могла бы за пару секунд уничтожить большую часть офицерской верхушки Пентагона.

— Я это запомню и в следующий раз заработаю несколько баксов, продавая военные секреты.

Питер пил коктейль. Он то поднимал, то опускал вишенку в пенистую жидкость.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— У тебя был ужасный голос по телефону. Я тогда подумал, что у тебя нервный срыв.

— Срыв? У меня?!

Наконец Питер перестал терзать вишню и съел ее. Но оставшимся черешком он принялся водить по пепельнице и тыкать в пепел от сигареты Гина.

— Нервным срывам подвержены даже люди с хорошо отлаженной психикой. Фактически они-то как раз больше подвержены стрессам, чем те, у кого куриные мозги. В этом баре можно насчитать пять или шесть человек, все они — высшие военные чины, — которые страдают от нервных срывов. Я лично помогал двум из них.

— Надеюсь, успешно? Не хотелось бы, чтобы из-за их срывов началась третья мировая война.

— Кто знает? Истерия, о которой я говорю, может охватить человека неожиданно.

— Да, наверное. Но лично я, и это правда, не подвержен истерии.

— Итак, ты думаешь, что девушка, на которой ты женился, — помесь льва и человека, — прокомментировал Питер.

— Я не думаю, Питер, я знаю.

— Откуда ты знаешь? Какие у тебя доказательства?

— О Боже, Питер, у нее же шесть сосков! Я сам видел!

Питер нахмурился:

— Тебе не следует кричать об этом, Гин. У здешней публики традиционный взгляд на вещи, общепринятое представление о мире, не надо нарушать их ментальное равновесие.

— Ну, а ты что же? Мне кажется, у тебя тоже традиционное представление о мире. Ведь ты не веришь мне? Ты думаешь, что перед тобой интересный случай, и прямо сейчас пытаешься определить, что за синдром вызывает бред и галлюцинации, когда человеку в первую брачную ночь кажется, что у его жены целых три пары грудей.

Питер отпил из бокала, его усы стали белыми от пены.

— Существует много достоверных случаев рудиментарной груди. Я сам видел нечто подобное. Одна женщина в Баден-Бадене…

— Питер, это не рудиментарная грудь. Она сама говорит, что у них в семье все женщины такие. Это их наследственная физическая характеристика.

— Ты хочешь сказать, что и у ее матери то же самое?

— Полагаю, что да. Она дала мне это понять.

— Мд-да, — сказал Питер, — должен сказать, все это очень странно.

Гину принесли «Джэк Дэниэлс», и он сделал большой глоток. Напиток обжег ему горло и заставил почувствовать, как пусто у него в желудке.

— Ничего необычного в этом нет, если взглянуть на это глазами Лори. Она считает, что ее грудь совершенно нормальная. То ли сама придумала оправдание своей неординарной внешности, то ли на самом деле уверена, что она — убасти, потомок человекольва.

— Человекольва? — переспросил Питер. — Ты веришь, что такое действительно существует?

— А что еще я могу предположить?

Питер сцепил пальцы и задумчиво уставился на стол. Как любой профессионал, поставленный перед сложной беспрецедентной задачей, он пытался классифицировать ситуацию по уже проверенным правилам и канонам. Гин не меньше его думал о том, как найти всему этому разумное объяснение. Но он знал, что Лори Сэмпл-Кейлер, со вчерашнего дня его жена, вообще не поддается логическому анализу.

Питер рассеянно поглаживал лысину.

— Ты ее любишь? — спросил он.

— Конечно, люблю. Что заставило тебя спросить об этом?

— Ну, — начал Питер, — если ты собираешься помочь ей, это очень важно. Если же ты не любишь ее или не уверен в своей любви, то, полагаю, тебе следует как можно быстрее исчезнуть из ее жизни. Но если ты любишь ее и действительно хочешь ей помочь вписаться в нормальную жизнь, ты должен принять несколько важных решений.

— Сейчас ты скажешь, что я должен привыкнуть к ее… ее страшной груди. А эти волосы?

Питер кивнул:

— Помнишь, о чем мы говорили на вечеринке у Уолтера Фарлоу? Если ты хочешь помочь этой девушке, ты должен позволить ей убедить тебя в том, что у нее исключительная судьба. Кроме того, ты говорил мне о ее страхе перед неким событием — чем-то ужасным и неизбежным, что должно случиться с вами обоими. Все, что ты должен делать, — это подыгрывать ей, во всем с ней соглашаться, и когда она поймет, что ничего ужасного не происходит, это и будет означать, что ты переубедил ее.

Гин мельком представил гравюру «Газель Смита».

— А если, предположим, она права и это все-таки случится? — спросил он.

Питер допил свой коктейль.

— Гин, — сказал он мягко, — хочу, чтобы ты знал одну вещь. Я не верю в существование человекольва, ты уж меня извини. Генетически невозможно, чтобы женщина забеременела от льва. Но даже если допустить это, разве их потомки могли бы жить в богатом доме в Мерриаме и выйти замуж за прекрасного парня-демократа?

— Все правильно, Питер. Я знаю, что это трудно переварить. Сейчас я собираюсь туда вернуться, и что бы ни случилось, я доберусь до правды. Хочется верить, что ты прав, а я ошибаюсь.

— Пока ты любишь ее, Гин, у тебя есть шанс решить эту проблему.

Гин допил свой «Джэк Дэниэлс».

— Помолись за меня, — сказал он тихо, — думаю, мне это понадобится.

Лори встретила его в мрачной прихожей. На ней было простое, но с очень низким вырезом вечернее платье, волосы были уложены каскадом сияющих завитков. В ушах искрились золотые серьги, на шее поблескивали цепочки.

Декольте было таким глубоким, что приоткрывало розовые ареалы вокруг сосков.

Гин повесил плащ на вешалку и подошел к ней. Он сознательно делал усилие не смотреть на нее.

— Лори, — сказал он очень нежно, наклонился и поцеловал ее.

Она закрыла глаза, Гин почувствовал, как кончик ее языка приоткрывает его губы, возбуждающе касается его зубов и неба. Но ее губы по-прежнему не разжимались до конца и не позволяли его языку проникнуть в ее рот. «Остерегайся зубов!» — сказал ему холодный внутренний голос. Гин сжал ее запястья. Лори улыбалась. Она была немного неуверена, но очень довольна, что он вернулся.

— Гин, я скучала. — В ее глазах заблестели слезы.

В эту минуту прозвучал низкий голос:

— А, вот и мой блудный зять!

Миссис Сэмпл в вечернем платье, почти в таком же открытом, как у Лори, спускалась по лестнице. Ее серебристые волосы были безукоризненно уложены, шею украшало ожерелье из жемчуга и серебра.

— Миссис Сэмпл, — сказал Гин, подавая ей руку, — не знаю, что и сказать.

— Не надо ничего говорить, непостоянный молодой человек, — сказала миссис Сэмпл. — Лори мне все рассказала, я вас понимаю. Конечно, это шокировало вас. Лори следовало бы предупредить вас, но это так естественно для меня и для Лори, что ей даже в голову не пришло сказать вам об ее отличии заранее. Ужин подадут через несколько минут, я думаю, вы проголодались. У вас такой вид, словно вы весь день провели на скамейке в парке.

Спустя пятнадцать минут они сидели за обеденным столом. Матье, безмолвный и официальный, в плохо сидящем фраке, подавал им горячее консоме. Столовая была прекрасной комнатой с отделанными европейским дубом стенами, с длинным полированным обеденным столом в стиле «Чиппендель», отражающим мерцающие огоньки свечей и бледные очертания лиц.

Лори вся сияла. Поднося к губам бокал с вином, она улыбалась ему и смотрела на него с такой любовью, что он сдался, не сопротивляясь. Кто бы она ни была, кем бы ни были ее предки, она, бесспорно, самая красивая девушка, какую он когда-либо встречал, и только это сейчас имело значение.

— Ну, Гин, — сказала миссис Сэмпл, доедая суп, — вы ничего не хотите нам рассказать?

— О том, что случилось?

— Конечно.

— Но это же…

Миссис Сэмпл подняла холеную руку с длинными, чуть загнутыми ногтями.

— У нас в семье, Гин, мы обсуждаем все открыто и свободно. На этом настаивал мой покойный супруг. Он говорил, что у друзей не должно быть секретов, секреты могут быть только между врагами.

— Ну, — начала Гин, смущенно вытирая рот, — я затрудняюсь объяснить. Я совсем не ожидал этого, я говорю о Лори, не был готов к этому. Я имею в виду особенности ее строения.

— Я вас понимаю, — ответила миссис Сэмпл сочувственно. — И поэтому вы ушли на весь день — как бы это сказать — переосмыслить и сориентироваться?

— Да, это так.

— Ну, и вам это удалось? Или вы еще не приняли решения?

— Я разговаривал с одним психологом. Помнишь, Лори, он был тогда на вечеринке у Уолтера Фарлоу? Он сказал, что, если я искренне люблю тебя, я смогу принять тебя такой, какая ты есть. Он хороший парень, и я верю ему. И я знаю, что, несмотря ни на что, я люблю тебя.

— О Гин, — прошептала Лори.

Миссис Сэмпл позвонила, чтобы подавали следующее блюдо.

— Как я рада слышать это, Гин, — сказала она, просияв от удовольствия. — Ну, а теперь попробуйте канадского лосося. Это очень вкусно.

Ночью он проснулся от того, что услышал странное ворчание над ухом. Он открыл глаза и повернулся на другой бок. Лори крепко спала, ее золотистые волосы рассыпались по подушке. Она что-то бормотала во сне. Он наклонился послушать, что она говорит, но это было вовсе не похоже на слова. Она ровно дышала, и при этом из ее груди раздавались низкие урчащие звуки. Гин посмотрел на часы. Два часа ночи. Он обвел глазами комнату, но ничего не мог разглядеть — круюм была непроницаемая тьма. Он снова лег. Вдруг Лори начала вздрагивать. Дыхание ее сделалось шумным и тяжелым. Она швыряла и молотила одеяло так, будто боролась с кем-то. Она рычала и щелкала зубами, как свирепое животное, и в то же время казалось, она борется сама с собой, пытается сделать над собой усилие.

Гин включил ночник. Глаза Лори все еще были плотно закрыты, но она все перевернула на кровати, дергала свою ночную сорочку и царапала простыни. При этом она пронзительно вскрикивала и рычала низким грубым голосом.

— Лори! — закричал Гин. — Лори, ради Бога!

Он попытался схватить ее за руку, но она вывернулась и царапнула его по щеке. Гин почувствовал боль, и когда промокнул лицо простыней, увидел на ней кровь.

— Ты меня поцарапала! — завопил он.

Разъяренный и напуганный, он ударил ее по щеке так сильно, что заныла ладонь. Лори еще некоторое время вздрагивала, затем тихо легла, но дышала так, будто за кем-то гналась.

— Лори, что происходит? — прошептал Гин. — Черт возьми, Лори, отвечай!

Еще несколько минут она лежала, тяжело дыша и не обращая на Гина внимания, затем медленно повернула голову и уставилась на него. Ее глаза с сильно уменьшенными зрачками были такие грозные и жестокие; и он вспомнил, что уже видел этот безжалостный звериный взгляд, когда спал в соседней комнате с раненым плечом.

— Лори? — повторял он. — Лори, ты ли это?

Все еще не сводя с него глаз, она широко растянула губы и, оскалившись, зарычала. Гин увидел острые желтые изогнутые зубы. Она приподнялась на руках и поползла по кровати, подбираясь к нему. Сначала его будто парализовало, он не мог сдвинуться с места, но Лори подбиралась все ближе. Гин опомнился, скатился с кровати и, спотыкаясь, побежал к двери. Лори добралась до края кровати и, стоя на коленях, зарычала, как львица, высматривая его в темноте и тяжело дыша. Гин похолодел от страха. Это была совсем не Лори. Каким лучистым и ласковым было ее лицо сегодня вечером, как бесстрастно и по-звериному свирепо она смотрит на него сейчас. Ее волосы растрепались, как львиная грива, комната наполнилась резким мускусным запахом ее тела.

— Лори… — шептал он и тряс головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.

Ее звериные глаза открылись шире, будто она услышала его.

— Лори, если ты здесь, если это ты, Лори, послушай меня!

Отступая к двери, Гин схватил свой халат и медленно обмотал вокруг кисти. Он вспомнил, что так делал Тарзан в фильме, когда на него нападала львица, и почему-то это казалось ему сейчас лучшей защитой.

Они не сводили друг с друга глаз, напряжение росло — охотник и добыча, хищник и жертва, — это было невыносимо.

— Лори, — сказал он хрипло. — Это я, Гин! Неужели ты не узнаешь меня?

То, что произошло дальше, чуть не сделало его заикой. Лори соскочила с кровати и поползла к приоткрытому окну. Она толкнула рукой раму, открыла окно шире и взобралась на узкий подоконник. Она медленно повернула голову, снова посмотрела на него прищуренными глазами и, прежде чем он успел остановить ее, выпрыгнула из окна.

— Лори! — закричал он.

Гин подбежал к окну и посмотрел вниз. Она камнем упала с высоты в тридцать футов на гравий, но как он ни вглядывался в темноту, ничего не увидел. Было только слышно, как шелестят листья дубов на ветру. Ни белой ночной сорочки, ни разбившейся Лори, ничего.

Краем глаза он заметил какой-то белый силуэт, бегущий к кустам. Это существо бежало очень быстро, так может бежать только животное, делая быстрые, чуть прихрамывающие скачки.

Все еще дрожа от страха, Гин пошел в ванную и выпил стакан воды. Затем сел в кресло у кровати и закурил. Первое, что пришло ему в голову, — сделать что-нибудь разумное: разбудить мать Лори, или постучать в комнату к Матье, или вызвать полицию, но потом он осознал, что должен воспринимать все, что произошло с Лори, очень терпимо и осторожно.

Думая о случившемся только что кошмарном эпизоде, он не мог поверить в это сверхъестественное перевоплощение. Наверное, Питер Грейвз прав, у Лори просто психическое расстройство, заставляющее ее думать, что она человеколев. Но как же тогда она выпрыгнула из окна с тридцатифутовой высоты головой вперед и, судя по всему, осталась невредима? А этот звериный запах, он до сих пор не выветрился…

Этой ночью Гин стал свидетелем перевоплощения Лори, увидел две противоположные стороны ее личности: одна — мягкая и внимательная, безусловно человеческая, другая — звериная и необыкновенно жестокая. И эти две стороны каким-то образом пересекались и взаимодействовали. Когда Лори принимала человеческий облик, она, конечно, все осознавала и именно поэтому предостерегала его, зная о своем зверином перевоплощении. Он вспомнил, что уже когда она перестала быть собой, на глазах превращаясь в зверя, и он закричал, что это он, Гин, она, казалось, опомнилась, узнала его и поэтому не тронула.

Что-то еще беспокоило его. Он подошел к телефону и набрал номер Мэгги. Ему ответили через пять минут. Мэгги была вне себя от злости.

— Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час?

— Мэгги, это я, Гин.

— Боже мой, Гин! Два часа ночи. Я только что уснула.

— Мэгги, извини, но я должен кое-что спросить. Это срочно.

Мэгги тяжело вздохнула, но, почувствовав, как он встревожен и взволнован, переменила тон.

— Хорошо, Гин, — сказала она, — спрашивай. Надеюсь, ты звонишь не за тем, чтобы узнать рецепт печенья с корицей.

— Мэгги, я насчет собак.

— Собак? Каких собак?

— Ты обещала, что попросишь Энрико проверить лицензии на содержание собак у Сэмплов.

— Да, я узнавала.

— Ну и что он тебе сказал?

— Он сказал, что у них нет никаких лицензий. Чтобы убедиться лично, Энрико перезвонил своему приятелю, который живет недалеко от них и прекрасно их знает. Он думает, что они вообще никогда не держали собак.

Вот оно что. Значит, в ту ночь, когда он пробрался в усадьбу, разыскивая Лори, он, возможно, на нее и наткнулся. Зверь, который сбросил его со стены и яростно на него напал, — это, оказывается, его собственная жена!

— Спасибо, Мэгги, я перезвоню тебе завтра.

Гин подошел к окну и закрыл его. Потом вернулся к двери и повернул ключ в замке. Он оделся и прилег сверху на одеяло, чтобы немного отдохнуть, ожидая возвращения Лори. Он задремал, но не спал, время от времени ему чудилось в темноте оскаленное звериное лицо.

***

На рассвете, когда первые лучи солнца осветили комнату, он услышал за дверью какой-то шум. Это были мягкие, шаркающие звуки, как будто кто-то шел босиком по коридору. Гин встал как можно тише и на цыпочках подкрался к двери. Он приложил ухо и напрягся; кто-то повернул дверную ручку и сильно толкнул дверь. Поняв, что она заперта, в дверь постучали и толкнули сильнее. Кто-то всем своим весом навалился на дверь так, что заскрипели петли. Наступила тишина, затем в дверь ударили с такой силой, что она задребезжала. Снова стало тихо. Кто-то тяжело и устало дышал и сопел. Затем послышался голос:

— Гин?

Он покрылся ледяным потом и вытер лоб рукавом. Это была Лори или зверь, в которого она превратилась. Его зубы щелкали, как в лихорадке.

— Гин, — упрашивала она.

***

Он прижался плечом к двери и молчал.

— Я знаю, что ты там, Гин. Пожалуйста, открой дверь.

Это был голос милой любимой Лори, на которой он женился, но Гин все еще не верил. Какого черта он закрылся здесь, в спальне, и прячется от своей красавицы-жены?

— Гин, — прошептала она, — открой дверь, Гин.

Он хрипло ответил:

— Я не могу.

— Ну пожалуйста, Гин. Здесь холодно, я замерзла.

— Лори, я… я боюсь.

Последовала пауза.

— Боишься меня? Почему, Гин?

— А ты не знаешь? Я должен расшифровать? Как я могу открыть тебе дверь? А если ты набросишься на меня, как той ночью, когда я взбирался по стене.

— Гин, ты в своем уме?

Гин кашлянул.

— Да, Лори, я в своем уме, и ты это знаешь. Кстати, вчера я попросил свою секретаршу разыскать информацию об убасти. И теперь я знаю, кто такие убасти, знаю, почему ты так выглядишь и почему ты гордишься этим.

— Гин, — сказала она нежно, — открой дверь. Давай поговорим.

— Мы уже разговариваем.

— Но здесь холодно. Я стою на сквозняке. Впусти меня. Я ничего плохого тебе не сделаю.

— А где гарантия? Вдруг я открою дверь, а ты набросишься на меня?

— Гин, значит, ты видел, какая я была ночью? Ты видел, что со мной происходило? Гин, сейчас я не такая. Слышишь, это я, твоя жена.

Покусывая губу, Гин в раздумье смотрел на ключ, торчащий из замочной скважины. Если он повернет его, не сдастся ли он легко и просто, как газель Смита на той гравюре? Но с другой стороны, может, она права, может, она снова такая же безобидная и любящая, как всегда?

— Подожди минутку, — сказал Гин.

Он отошел от двери и взял небольшой деревянный стул, стоявший в углу. Держа стул в правой руке, Гин осторожно протянул левую и повернул ключ в замке.

— Я открыл, — сказал он. — Теперь ты можешь войти. Но пожалуйста, без резких движений!

Лори ничего не ответила. Она медленно повернула ручку, раздался щелчок. Дверь открылась, заскрипев петлями.

Сначала Гин ее не увидел. Хотя уже светало, на лестничной площадке было еще темно, и все, что он разглядел, — это высокий неясный силуэт. Он слышал ее дыхание и видел блеск ее глаз.

— Хорошо, Лори. Можешь войти.

Она сделала несколько шагов вперед. Гин стоял в воинственной позе, держа в руке стул, как дрессировщик-любитель. Лори подошла к кровати с балдахином и остановилась. Он не мог рассмотреть ее в предрассветной мгле.

— Лори, — сказал он, — стой там, я включу ночник.

Шаря рукой в поисках выключателя, Гин не спускал глаз с ее неподвижной фигуры. Наконец он включил свет.

В первую секунду Гин подумал, что она одета во что-то алое. Но потом, испытывая невыразимое отвращение, он увидел, что она вся голая и перепачкана кровью. Кровью были забрызганы ее растрепанные волосы, испачкан ее рот, как будто она грызла сырое мясо. Вся ее грудь, живот и бедра были влажные и блестящие от крови, как передник мясника.

Глава 6

— Что ты сделала? — прошептал он, затем закричал:

— Лори! Что ты наделала?

Она пошла в ванную, оставляя на ковре кровавые следы, и открыла краны. Затем ополоснула лицо и промокнула полотенцем обильные следы крови.

— Лори, — повторял Гин, весь дрожа, — Лори, ты скажешь мне, что случилось?

— Я спасла тебе жизнь, — спокойно ответила она, глядя куда-то в сторону.

— Что ты сказала? Лори, ради всего святого…

— Я задрала овцу и тем самым спасла тебе жизнь. На ее месте мог оказаться ты.

Гин не мог в это поверить, у него начиналась истерика.

— Ты исчезаешь куда-то ночью, без одежды, находишь овцу, убиваешь ее и ешь сырое мясо?!

Лори смывала кровь. Она была спокойна и, казалось, совсем не чувствовала себя виноватой.

— Это тебя удивляет? — спросила она. — Ты же знаешь, я — убасти. Мы люди-львы — моя мать и я. Задрать овцу и съесть ее где-нибудь в поле ничем не хуже, чем зажарить ее и подать на стол, как это делаете вы.

— Но ты же сказала, что на ее месте мог оказаться я! Предположим, львиный инстинкт возобладал бы?

Она вытерлась и подошла к шкафу за другой сорочкой.

— Но этого же не случилось — ты жив.

Гин почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Он снова уселся в кресло и пошарил в карманах в поисках сигарет. В пачке оставалась только одна — помятая и изогнутая. Он выпрямил ее и закурил.

— Лори, — сказал он, — ты понимаешь, что это конец?

Она завязывала ленты на длинной вышитой ночной сорочке.

— То есть ты собираешься уйти от меня?

— А что еще мне делать? Это не может больше продолжаться. Я больше тебе не верю. Как я могу спать с тобой, зная, что ты можешь наброситься на меня ночью и перегрызть мне горло? Это невозможно.

Лори причесала волосы и выключила свет в ванной. Она села с краю на кровать и задумчиво и печально посмотрела на Гина.

— Ты должен ненавидеть меня, — сказала она, — ты, наверное, думаешь, что я отвратительная.

— Лори, я так не думаю. Но я не могу спокойно воспринимать происходящее. Это чертовски меня пугает. Неужели ты не понимаешь?

— Конечно. Я знаю, что ты должен чувствовать. Но пойми и ты, что есть сырое мясо для меня так же просто и необходимо, как и дышать.

Гин отрицательно замотал головой:

— Лори, я не могу это принять, несмотря на все твои объяснения. Как часто это с тобой происходит? Каждую ночь? Раз в месяц? Или как?

— Когда мы поженились, я так надеялась, что ты поможешь мне, — сказала она мягко.

— Помочь тебе? Каким образом?

— Я надеялась, что смогу стать просто твоей женой. Обычной американской женой. Должно же когда-то племя убасти прекратить свое существование. Я думала, что стану последней убасти.

— Значит ли это, что ты и твоя мать — последние представители этого племени?

Она кивнула:

— Возможно, есть и другие, но мы никогда не слышали о них. Наше племя было изгнано из Тель-Баста войсками фараонов задолго до Рождества Христова. Убасти сначала расселились по всему миру, но вскоре живых почти никого не осталось. Многие были убиты или захвачены в плен: они были больше львы, чем люди; некоторые просто не смогли приспособиться к жизни среди людей. Я считаю, нашей семье повезло. В нас было больше человеческого, чем звериного. И мы сотни лет скрывались в Европе. Львиные черты проявляются только у женщин, а так как женщины выходили замуж и меняли фамилии, нас трудно было проследить. Иногда мы придумывали себе новые имена. Например, девичья фамилия моей матери — Мизаб — это анаграмма слова «Симба» — так в Африке называют льва.

— Твой отец… он умер. Его действительно задрал медведь? — содрогнулся Гин. — Или это сделала твоя мать?

— Мама очень чтит традиции, — зашептала Лори. — Я не такая, как она. Она верит во все древние ритуалы.

— Так, значит, она действительно убила твоего отца?

— Я не знаю точно. Она об этом никогда не говорит. Но в древних книгах сказано, что женщина-лев должна уничтожить своего партнера после того, как он перестал быть ей полезным.

— Полезным? — переспросил Гин.

— Все зависит от того, что женщина хочет получить от своего мужа. Мой отец привез маму в Америку, обеспечил ей жизнь, о которой она мечтала, дал ей дочь, и больше он ей был не нужен.

Гин докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице.

— То же самое ожидает и меня? Сначала я буду полезным, введу тебя в вашингтонское светское общество, а потом ты меня разорвешь на куски?

— Гин, — перебила она, — ты не понял.

— Может быть. И не хочу понимать! Все, что я хочу, — это убраться из этого проклятого дома. Лори, неужели ты не понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты возвращаешься домой голая, вся в крови, и ожидаешь, что я скажу с улыбкой: «Привет, дорогая, ты хорошо провела ночь?»

— Вечером ты говорил, что любишь меня.

— Ну, а сегодня утром я уже не уверен в этом.

— Гин, я думала, ты…

— Ты думала, я что? — закричал он. — Ты думала, я сяду и позволю обращаться с собой, как с манекеном? Разве ты не понимаешь, чего мне стоило вернуться сюда после того, как я увидел твое тело? Я любил тебя и думал, что смогу убедить тебя сделать пластическую операцию. И когда я вернулся, ты начала подкрадываться ко мне, твоей жертве, как проклятое хищное животное!

— Гин, я хочу измениться. Хочу! Ты — моя единственная надежда.

— Вчера ты не говорила, что хочешь измениться. «Я убасти, и горжусь этим» — вот что ты сказала! «Почитать и уважать мужа — не значит изменять внешность». Лори, ты не человек!

Она вздрогнула. На мгновение ее глаза расширились, потом она, казалось, расслабилась, пытаясь обуздать свою дикую звериную натуру.

— Гин, я люблю тебя, — сказала она.

Он ничего не ответил.

— Я твоя жена, Гин, кем бы я ни была. Я знаю, ты хочешь, чтобы я изменилась, я тоже этого хочу. Я согласна сделать пластическую операцию. Мне удалят грудь; и я никогда больше не уйду ночью. Я смогу, Гин, если ты поможешь мне. Только помоги, пожалуйста, даже если ты меня не любишь, даже если я для тебя отвратительное животное, пожалуйста, помоги мне избавиться от этого кошмара.

Он кашлянул.

— Хорошо говорить так с набитым брюхом, правда? А что будет, когда ты снова проголодаешься? Что будет, когда тебе понадобится глоток свежей крови?

— Гин, я обещаю.

— Не надо. Я ухожу. Мой адвокат пришлет тебе документы о разводе.

Лори опустилась на колени, она плакала.

— Встань! — нетерпеливо крикнул он. — Слезы не помогут!

— Гин, дай мне шанс! Пожалуйста, Гин, ну пожалуйста!

— Встань, я сказал!

В этот момент дверь в спальню открылась и появилась миссис Сэмпл, высокая и строгая, в длинном халате. Она была безупречно причесана, на лице был макияж. Она стремительно подошла к Лори и положила руки ей на плечи, сверля Гина холодным недоверчивым взглядом.

— Вы расстроили ее! — сказала она обвиняюще. — Разве вы не знаете, какая она чувствительная?

Гин едва заметно кивнул:

— Я также знаю, что она выпрыгивает из окна второго этажа и задирает овцу.

— Глупец, она же убасти, — прошептала миссис Сэмпл, — живой потомок самых гордых и редких существ на земле. Неужели вы этого совсем не понимаете?

— О, я очень хорошо все понимаю! Я читал об убасти.

— Тогда вы должны знать, что с Лори нельзя обращаться как с заурядной домохозяйкой. О Лори, не плачь, моя дорогая. Посмотрите на нее, Гин, неужели вы не видите древнюю породу?

— Какую породу? — просто спросил Гин. — Львиную породу?

— О Лори, не плачь, дорогая, не плачь! — повторяла миссис Сэмпл, обнимая дочь.

Гин подошел к туалетному столику и собрал свои запонки, расческу и мелочь. В зеркало он видел миссис Сэмпл, наблюдавшую за ним, но он намеренно не поворачивался. Гин хотел показать ей, что он не какая-нибудь беспомощная газель, хотя его сердце бешено стучало и руки дрожали.

— Что вы собираетесь делать? — спросила миссис Сэмпл. — Вы собираетесь оставить эту девушку одинокой и безутешной?

Гин не повернулся. После паузы миссис Сэмпл вновь заговорила:

— Ей, необычному и редкому созданию, придется в одиночку вести борьбу за выживание в жестоком мире, который ненавидит ее. Вы этого хотите?

— Завтра я встречусь со своим адвокатом, — сказал Гин. — Я уверен, мы что-нибудь придумаем.

— Вы приняли такое решение потому, что ей иногда присуще странное поведение и аппетит к сырому мясу, и вы решили, что больше не любите ее? Это так?

— Я этого не говорил, — хрипло произнес Гин. — Я не могу принять ее странное поведение — это все, что я сказал. Однажды я уже был ею укушен и даже ранен. Этой ночью моя жизнь была под угрозой, и только случай помог мне остаться в живых. Я могу принять ее физические проблемы и все, что связано с ее родословной, но я не хочу постоянно подвергаться опасности. И если хотите знать всю правду, я просто боюсь.

Гин достал из шкафа чемодан и начал укладывать в него рубашки, носки, галстуки. Лори все еще стояла на коленях, закрыв лицо руками, ее мать была рядом, нежно поглаживая ее волосы.

— Да, — сказал Гин, — вот такие дела. Я все сказал.

— Вы уверены? — спросила миссис Сэмпл. — Даже если я дам вам гарантии?

— Гарантии? Какие гарантии?

— Ну, — сказала миссис Сэмпл, — предположим, я гарантирую вам безопасность и душевное спокойствие.

— Каким образом?

— На ночь вы сможете запирать Лори в соседней комнате, в той маленькой комнате, где вы лежали раненый. У вас будет ключ. И еще Матье даст вам винтовку. Вы положите ее у кровати, и если кто-нибудь будет вам угрожать, вы сможете защититься.

— Замкнутая дверь и заряженная винтовка — вот чем обернулась любовь!

Миссис Сэмпл подошла и взяла его за руку.

— Гин, это будет продолжаться недолго. Лори будет знать, что вы рядом и готовы помочь ей забыть, что она убасти. Постепенно она изменится. Гин, вы любите ее. Помогите Лори стать нормальным человеком. Неужели вы не понимаете, что она не может жить без вашей любви? Она никогда не полюбит другого мужчину так сильно, как вас. Неужели вы хотите сделать ее несчастной?

— Предположим, однажды ночью она набросится на меня, и я вынужден буду выстрелить? Что тогда?

— Этого не случится. Винтовка нужна только для вашего спокойствия.

— Вы в этом так уверены? А как же ваш покойный супруг? Что с ним случилось?

— Он погиб на охоте, в Канаде. Его задрал медведь.

— Вы хотите сказать, что это выглядело так, будто его задрал медведь?

Миссис Сэмпл отпустила его руку и вернулась к Лори, которая уже сидела на кровати, обхватив себя руками, как будто ей было холодно.

— Я знаю о твоих подозрениях, Гин, знаю, как все это шокирует тебя. Я только прошу простить нас, — прошептала она.

Гин облизал губы. Он колебался. Уйти от Лори было бы, конечно, безопасней и легче всего, но по-мужски ли это? Какой он муж после этого? Он знал, что она может быть опасна, но не опаснее любой другой женщины, подверженной периодически повторяющемуся психозу. Возможно, при помощи Питера Грейвза, психиатра, он действительно перевоспитает Лори. В конце концов, даже настоящие тигры и львы удачно поддаются дрессировке. Что же говорить о существе, которое все-таки наполовину человек?

— О, пожалуйста, Гин, не покидай меня, — вновь и вновь повторяла Лори.

Это звучало так трогательно, что он сдался.

— Хорошо, — медленно произнес он, — сделаем еще одну попытку. Но на этот раз все будет по-моему. Мы договоримся о пластической операции. Мы сходим к опытному психиатру. И дверь в спальню будет заперта до тех пор, пока я не увижу, что ты в порядке и можешь спать со мной в одной постели.

Гин подошел к кровати и взял Лори за руки. Миссис Сэмпл по-кошачьи улыбалась и почти мурлыкала от удовольствия.

Питер Грейвз вышел из своего кабинета и закрыл за собой дверь. Он выглядел очень задумчивым. Гин просматривал зачитанные до дыр номера журнала «Тайм».

— Ну, о чем задумался? — спросил он.

Питер присел рядом и начал теребить свой подбородок.

— Она очень странная, это факт, — сказал он неопределенно. — Она самая странная личность из всех, с кем мне приходилось сталкиваться.

Гин отложил журнал.

— Слушай, Питер, все это мне уже известно. Именно поэтому мы здесь. Я хочу знать, что у нее не в порядке и как это можно исправить?

Питер откинулся на спинку кресла.

— Видишь ли, — сказал он медленно, — это не тот случай, когда нужно лечение. В действительности я не уверен, больна ли она вообще.

— Но если это не психоз, то что тогда?

— Я не совсем уверен. Видишь ли, на языке непрофессионала психоз — нарушение, при котором серьезно искажается восприятие реальности, даже если то, о чем она рассказывает, несколько необычно.

— Ты хочешь сказать, что она в порядке?

— Я бы так не сказал, нет. Она немного нервничает из-за ваших отношений, чувствует себя виноватой из-за того, что скрывала от тебя правду, но в остальном она такая же нормальная, как и мы с тобой.

— А что необычного она рассказывала?

Питер пожал плечами:

— Она необычна, потому что не похожа на остальных. Она думает, что иметь больше одной груди — совершенно нормально, что нормально убивать животных и есть сырое мясо. Но причина такого отношения к себе — не в душевном недуге. Какой бы ни была ее психика, клетки ее мозга функционируют нормально, она мыслит уравновешенно и хладнокровно. Она волнуется и переживает только тогда, когда рассказывает о тебе. Она очень старается угодить тебе во всем, знаешь ли ты об этом?

— Ты действительно думаешь, что она женщина-лев?

— Кто знает? Она имеет во внешним облике некоторое сходство с львицей и кое-какие психологические характеристики, определяющие ее звериное поведение. Но как далеко это зашло?

— Питер, я видел, как она выпрыгнула из окна, со второго этажа, головой и руками вперед, как кошка, и даже не пострадала при этом.

Питер нахмурился:

— Ты уверен, что тебе самому не нужен курс психоанализа?

— Питер, я клянусь, что это правда.

— Ну, — сказал Питер, — тогда я не знаю. Я никогда не сталкивался с подобным. Я наблюдал несколько случаев, когда люди страдали от своего физического уродства и нуждались в психологической помощи, но в большинстве этих случаев пациентов беспокоил их внешний вид, умственно они были совершенно нормальны. Что сбивает меня с толку, так это то, что твоя жена абсолютно уверена в себе.

— Так что же мне делать? А если она снова станет опасной?

Питер вздохнул:

— Думаю, перед тобой открыт только один путь — продолжать помогать ей своей любовью и привязанностью и попытаться дать ей понять, каким должно быть ее поведение. Если у нее снова начнется припадок, скажи, что этого не одобряешь. Постепенно роль женщины-львицы утратит для нее свою привлекательность.

— А как насчет веры в предопределенную судьбу? Она тебе говорила что-нибудь об этом?

— Нет, ничего конкретного. Но она по-прежнему твердо верит, что это произойдет.

Гин почесал затылок.

— У тебя есть какие-нибудь догадки, что это за событие? Что должно произойти и когда?

— Нет, у меня нет вообще никаких версий. Так что извини. Она только сказала, что этого требует Баст. Кто этот Баст? Может, ты его знаешь?

Гин встал, усталый и подавленный.

— Да, — сказал он тихо. — Я его знаю.

Следующие три недели Гин и Лори продолжали жить в особняке Сэмплов. Они вели какое-то странное ритуальное существование, которое, казалось, все больше уводило их от реальности. Они решили, что Мерриам — более уединенное место, чем квартира Гина в Вашингтоне, и больше подходит Лори для адаптации к новой жизни.

Уолтер Фарлоу заметил, что Гин стал замкнутым, под глазами у него появились темные круга, как будто он никогда не высыпался. И это была правда. Каждую ночь он запирал свою молодую жену в маленькой комнате рядом со спальней, затем закрывался на ключ и ложился спать в кровать с балдахином. Ключ от двери в комнату Лори он носил у себя на шее на цепочке; рядом с его кроватью на расстоянии вытянутой руки лежала большая охотничья винтовка, которую ему молча вручил Матье.

Лори по-прежнему работала во Франко-африканском банке, так что они часто встречались во время ленча и кофе. Она стала более сдержанной, иногда бывала необъяснимо отчужденной и задумчивой, как будто ее мысли витали где-то далеко. Гину часто приходилось по несколько раз повторять свой вопрос, и только потом она отвечала.

***

По вечерам, если они не отправлялись куда-нибудь в гости или Гин не был занят допоздна на работе, ритуал был неизменным. Они ужинали при свечах. Миссис Сэмпл обычно доминировала в разговоре, вспоминая Египет и Судан, потом слушали музыку или смотрели телевизор и наконец укладывались спать. Перед сном Гин целовал Лори у двери в ее комнату и запирал дверь на ключ. Он всегда дергал за ручку, чтобы быть уверенным, что она закрыта. И говорил: «Спокойной ночи, Лори, приятного сна». И всегда ждал, что она ответит, хотя она никогда ему не отвечала. Потом он ложился и не смыкал глаз, разглядывая балдахин, и прислушивался: то ему казалось, что он слышит ее дыхание, то будто кто-то скребется в дверь. Утром, около семи, он просыпался после нескольких часов тревожного сна и шел открывать ее ночную темницу. Лори всегда улыбалась ему, такая красивая и нежная, что с течением времени воспоминания о двух первых ужасных ночах стирались из памяти и ему все труднее становилось запирать ее на ночь. Только какой-то инстинкт, засевший глубоко в подсознании, заставлял его делать это — и еще гравюра «Газель Смита». Лори, казалось, принимала это заключение спокойно и рассудительно, так же, как и свое наполовину львиное тело. Но именно эта ее покорность создавала для Гина трудность в общении с ней. Он начинал думать, что это будет продолжаться бесконечно, что она смирилась и довольна своим положением получеловека-полузверя.

Лори записалась на пластическую операцию в частную клинику к доктору Бейдермейеру и отнеслась к предстоящей операции спокойно и мудро. Когда Гин начинал говорить с ней об этом, уверяя, что все пройдет хорошо, она только улыбалась и говорила «Да, я знаю» с таким видом, будто она знает что-то такое, что вскоре может все изменить. Миссис Сэмпл тоже, казалось, разделяла с ней этот секрет, так что к концу третьей недели Гин почувствовал себя тем единственным человеком на тонущем корабле, от которого скрывают, что судно дало течь.

Однажды вечером, в четверг, проводив Лори до двери ее спальни, он сказал:

— Очень скоро ты забудешь само слово «убасти». Я чувствую это.

— Ты думаешь?

— Ты забудешь, если захочешь. Ты же хочешь забыть?

Лори взглянула на него с легким, едва заметным сожалением. Позади нее тусклый приглушенный свет падал через витражное окно на широкую лестницу.

— Иногда я и сама не знаю.

Гин распахнул перед ней дверь ее спальни.

— Если ты хочешь остаться такой, какая ты есть, я не собираюсь принуждать тебя, Лори. Но в таком случае я не смогу оставаться твоим мужем.

Она слабо улыбнулась.

— Может, нам следует сделать сейчас следующий шаг? — сказала она. — Это поможет мне быстрее измениться.

— Какой следующий шаг?

— Может, тебе следует пригласить меня в спальню, как это делают все мужья?

Он ничего не ответил.

***

— Гин, — сказала она, касаясь его руки, — это не должно продолжаться. Я не обращаю внимания на то, что ты запираешь меня здесь. Я знаю, что ты чувствуешь. Но наш брак, по сути, неполноценный. Мы даже не пытались быть вместе.

Гин отвернулся, смутившись.

— Ты доказал, что любишь меня, оставшись со мной и стараясь помочь мне, — сказала она. — Я хочу убедиться, что ты любишь меня не только как человека, но и как женщину.

Гин посмотрел на нее, пытаясь прочесть в ее глазах, о чем она думает. Они были такими же непроницаемыми, как и всегда.

— Если я впущу тебя к себе, — сказал он хрипло, — у меня ведь нет гарантий, что… ты не…

— Да, — ответила она, — у тебя их нет.

Он посмотрел на ключ, который держал в руке. Действительно ли он означал выбор между жизнью и смертью или нужен был только для того, чтобы успокоить его расстроенные нервы и развеять преувеличенные страхи? В конце концов, ведь Лори не пыталась его убить, даже когда они спали в одной комнате. Все, что она сделала, — это выпрыгнула из окна и задрала овцу. А потом она утверждала, что жареная и поданная на блюде овца ничем не лучше сырого мяса.

Гин все еще стоял в нерешительности, когда увидел Матье, поднимающегося по лестнице, как всегда молчаливого, с каменным лицом. Он увидел их в коридоре и остановился.

— Спокойной ночи, Матье, — сказала Лори, ясно давая понять, что ему надо удалиться.

Но Матье стоял на том же месте, держась за перила, и, по-видимому, не собирался уходить.

— Ладно, Гин. — Лори быстро улыбнулась. — В другой раз.

Гин вопросительно посмотрел на нее, затем на Матье. Между Лори и Матье явно существовала какая-то договоренность, именно поэтому Лори при его появлении сразу же изменила свое решение. Она поцеловала Гина, пожелав ему спокойной ночи, и скрылась за дверью. Матье наблюдал, как Гин вставляет ключ в замочную скважину и поворачивает его, затем, явно удовлетворенный, продолжил свой путь.

— Матье, — окликнул его Гин.

Тот остановился, его широкая спина выглядела такой же неподвижной, как и лицо.

— Матье, здесь что-нибудь может случиться? Что-нибудь такое, о чем я еще не знаю?

Матье не двигался. Гин не был уверен, собирается ли он с силами, чтобы ответить, или ждет следующего вопроса. Гин подошел к шоферу и внимательно заглянул в его пустые глаза.

— Однажды ты уже предупредил меня, не так ли? — спросил Гин. — Когда ты пытался сказать о газели Смита, ведь это было предупреждение? Но это не все, да? Ты знаешь что-то еще. Это как-то связано с Бастом?

— Баст? — прохрипел Матье. Затем он покачал головой, протянул руку, схватил Гина за запястье и с огромным усилием, почти нечленораздельно прошептал:

— Сыновья Баста… сыновья…

— Сыновья Баста? Что это значит?

Матье попытался еще что-то добавить, но его голос иссяк. Вместо этого он прибегнул к помощи жестов, растянул щеки руками, скорчив страшную гримасу и обнажив зубы. Гин отшатнулся и спросил:

— Это сыновья Баста? Они так выглядят?

Матье кивнул. Он хотел было продолжить объяснение, но они услышали стук каблуков — кто-то поднимался по лестнице. Это была миссис Сэмпл, она шла к себе в спальню. Матье замахал руками, как будто стирая только что показанный образ, и быстро удалился. Гин все еще стоял около спальни Лори, когда появилась теща.

— Хелло, Гин, — пропела она своим контральто. — Лори уже в постели?

Он кивнул:

— Да, я уже закрыл ее.

Она подошла и сочувственно опустила руки ему на плечи. Он уловил мускусный аромат и почувствовал сквозь рубашку ее острые ногти. Ее глаза сверкали так же, как бриллиантовые серьги у нее в ушах.

— Не надо так переживать, — проворковала она. — Очень скоро все наладится. Вы будете удивлены, узнав, как женщины-убасти почитают своих мужчин.

Гин устало провел рукой по волосам.

— Да, надеюсь, миссис Сэмпл. Откровенно говоря, не знаю, смогу ли я долго выдержать все это.

— Вы любите ее, не так ли? И знаете, что она любит вас?

— Конечно.

— Так пусть это будет вашей путеводной звездой, Гин. Пусть это вдохновляет вас, когда одолевают сомнения.

Гин упорно смотрел на нее. Он никак не мог понять, искренне она говорит или нет. Но она была так серьезна, что он решил, что она говорит правду.

— Хорошо, миссис Сэмпл, — мягко произнес он, — я буду стараться.

***

На следующий день в «Вашингтон пост» на титульном листе появилась заметка под заголовком: «Мальчика загрыз тигр?» Гин нашел газету у себя на столе и бегло просмотрел заметку. «Полиция предполагает, что девятилетний Эндрю Конвей, растерзанный труп которого был обнаружен вчера дренажным рабочим, подвергся нападению хищного зверя, скорее всего тигра. Подробности вскрытия пока не разглашают, но известно, что тело мальчика невозможно было узнать, большая часть его была съедена диким животным. Сведений о пропаже дикого животного из общественного или частного зверинца пока не поступало».

Гин машинально положил газету на стол. Весь бледный, он пошел в туалет, его тошнило.

Ужин проходил в натянутой обстановке. Матье подал горячее. Они ужинали при свечах, бросая друг на друга настороженные тревожные взгляды. Лори была в платье с глубоким вырезом, но ее мать была одета строго, в платье с воротником под шею, сколотым камеей.

— Вы сегодня такие молчаливые, — сказала миссис Сэмпл.

Лори едва улыбнулась:

— Это Гин. Он пришел домой такой мрачный и задумчивый. Правда, Гин?

— Что?

— Что с тобой? Ты даже не слушаешь!

— Извини, я задумался.

— О чем-нибудь интересном? — спросила миссис Сэмпл, приподняв искусно выщипанную дугообразную бровь.

Гин положил ложку.

— Все зависит от того, что вы находите интересным. Лично я считаю, что заброшенные канавы в окрестностях Мерриама крайне интересны.

Лори взглянула на мать.

— Заброшенные канавы? О чем вы говорите?

— Вы можете сказать, что я психопат. Но им нетрудно стать, когда находишься в постоянном напряжении. Уж очень много совпадений за последнее время.

— Гин, дорогой, я действительно начинаю думать, что вы переутомились, — сказала миссис Сэмпл.

— Я?! — возразил Гин. — А может, это вы или моя новоиспеченная жена перестарались?

— Я действительно ничего не могу понять, — горячо сказала Лори, — весь вечер ты в ужасном настроении, а теперь еще говоришь загадками. Почему бы тебе не объясниться?

— Ты не просматривала утренние газеты? — спросил Гин.

— Почему я должна была это делать?

— И ты не смотрела телевизор?

— Нет, не смотрела, если это имеет какое-то значение.

Гин оттолкнул свою тарелку и встал. Он обошел вокруг стола и встал за спиной у миссис Сэмпл.

— В утренней газете было сообщение о том, что тело девятилетнего мальчика было найдено в заброшенной канаве близ Мерриама. Полиция говорит, что оно выглядело так, будто на мальчика напал дикий зверь. Тигр или существо, по размерам очень похожее на него.

Лори нахмурилась.

— Гин, — сказала она, — не считаешь ли ты, что…

— Что еще я могу предположить? К какому еще заключению могу я прийти?

— Не хотите ли вы сказать, что это Лори убила ребенка? — медленно произнесла миссис Сэмпл.

— Я спрашиваю это у вас. Все факты в газете. И я спрашиваю у вас.

— Допустим, она скажет «нет»?

— Я должен поверить ей, но, думаю, это будет нелегко.

— Так вы действительно думаете, что она могла это сделать? — спросила миссис Сэмпл.

— Я не знаю. Она должна сама все рассказать.

Миссис Сэмпл встала.

— Если ее ответ будет не «нет», а «да» — что тогда вы собираетесь сделать? — спросила миссис Сэмпл.

— Думаю, это надо выяснить. Нельзя обойти молчанием эту ситуацию.

— Гин, — сказала миссис Сэмпл своим вибрирующим контральто, — вы не должны забывать, что Лори ваша жена. Вы должны любить ее и верить ей. И не обращаться с ней как с преступницей. Мы согласились принять все ваши маленькие причуды, позволили вам запирать ее на ночь в комнате, но если мы будем каждый раз подвергаться истерическим обвинениям из-за заметки в газете о львах или тиграх или о каких-то других хищных животных, в таком случае вам действительно стоит подумать о разводе.

— Миссис Сэмпл, — возразил Гин, — вы знаете, что я не хочу этого делать. Может, после пластической операции…

Миссис Сэмпл презрительно фыркнула:

— Вы, американцы, все такие! Самое главное для вас — внешность! Пока Лори выглядела как девушка, на которой вы хотели бы жениться, все шло превосходно. Но как только выяснилось, что у нее тело убасти, вы начали преследовать ее, как преследовали всех убасти на протяжении тысячелетий. И сейчас вы рассказываете эту историю о мальчике, растерзанном тигром. Неужели в этом есть какой-то смысл?

— Гин, ты должен научиться доверять мне. Пожалуйста! — сказала Лори.

Гин посмотрел сначала на миссис Сэмпл, потом на Лори и упрямо прошептал:

— Я не знаю, Лори, чему и кому верить. Думаю, лучшее, что я могу сделать, — это уйти. И вам больше не придется сносить мои подозрения и нервозное поведение. Вы сможете жить так, как вам нравится, как львы или как люди. Я пытался помочь тебе, Лори, но я не могу. Это за пределами моих возможностей.

Лори бросила салфетку, оттолкнула стул и подошла к Гинy. Она протянула к нему руки, в ее лице было столько любви и сочувствия, что ему больно было смотреть на нее.

— Гин, — сказала она нежно, — неужели ты не понимаешь, Жак сильно я люблю тебя! Как ты нужен мне!

Он не ответил.

— Неужели ты не понимаешь, что ты самый лучший, тот, кого я всю жизнь искала, я поняла это сразу, как только увидела тебя.

— Лори, — произнес он устало, — я знаю, что ты любишь меня и что я нужен тебе. Но я не уверен, смогу ли я нести этот груз и дальше. Наверное, нет, если моя вера в тебя будет постоянно нуждаться в подтверждении.

***

— Вы можете поверить в то, что Лори убила мальчика? — спросила миссис Сэмпл.

Гин подошел к столу и налил себе бокал вина.

— Не знаю, — ответил он хрипло. — Но я ни за что не хотел бы в это поверить.

— Так не верьте, — сказала миссис Сэмпл, — это же так просто!

Гин осушил бокал тремя глотками и вытер рукой рот.

— Лори, — сказал он, — я бы хотел услышать это от тебя.

— Услышать что, Гин?

— Что ты не убивала ребенка. Что ты вышла этой ночью и убила овцу, всего лишь овцу.

Лори протянула руку и погладила его по голове, рассеянно глядя куда-то вдаль.

Хотя Гин чувствовал себя разбитым и усталым, он не мог не заметить, какая она чувственная, теплая, экстравагантная, — она все еще волновала его. Может, его поглотил страх, который она ему внушала, может, он, как кролик, был прикован к месту ее гипнотическим кошачьим взглядом. Или, в конце концов, может, он действительно любил ее и хотел, чтобы их брак сохранился, несмотря на опасность и страх, сопровождавшие их отношения.

— Ты на самом деле веришь этой газетной статье? — спросила Лори.

Гин взял ее за запястье.

— Почему бы тебе самой не сказать мне, что это не правда, вместо того чтобы спрашивать? Почему бы тебе откровенно не поговорить со мной?

— Потому что ты должен доверять мне, — ответила Лори. — Ты должен верить в мою любовь. Все остальное не имеет значения. Даже если бы я кого-то убила, почему это должно подорвать твою веру в мою любовь?

— Не знаю. Я так не считаю.

— Какое это имеет значение, убила я этого мальчика или нет?

Гин налил себе еще вина.

— Лори, я не знаю, что и сказать. Я не нахожу слов. Я не могу даже выразить того, что я чувствую, ты можешь называть это как хочешь. Подозрительность, недоверие, страх. Я не знаю, как жить с этим.

— Гин, — сказала миссис Сэмпл, — вы и Лори сейчас на распутье. Вы можете идти дальше, испытать вашу любовь, преодолеть все ваши страхи, или можете продолжать относиться к Лори с подозрением и тревогой, и ничего у вас не получится. Вы должны поверить ей, Гин. А как вы можете верить, если любое упоминание о диких животных в газете доводит ваши отношения до критической черты? Как вы можете сохранить ваш брак, если каждую ночь между вами запертая дверь, даже если в этом больше нет необходимости?

— Миссис Сэмпл, мне бы очень не хотелось напоминать вам об этом, но ведь именно вы предложили запирать дверь.

— Конечно, я. Но не для того, чтобы держать Лори в заточении. Я ей доверяю. Дверь запиралась только для того, чтобы вы чувствовали себя в большей безопасности, чтобы вы остались и узнали Лори получше.

Последовала долгая мучительная пауза. Наконец Гин сказал:

— Миссис Сэмпл, вы утверждаете, что Лори не нужно больше запирать в комнате? Что, если я попрошу ее, она не будет больше исчезать по ночам?

Миссис Сэмпл кивнула:

— Вы можете ей верить.

— Но ведь той ночью она должна была убить овцу, чтобы спасти мне жизнь, чтобы избавиться от соблазна разорвать меня на куски.

— Гин, вы привыкнете к Лори, и Лори привыкнет к вам. И все изменится.

— Что изменится?

Миссис Сэмпл посмотрела на него своими зелеными лучистыми глазами:

— Останьтесь еще на неделю. Дайте Лори еще семь дней. И вы увидите, как сильно все изменится.

Гин повернулся к Лори:

— Не хочешь ли ты сказать, что потеряла аппетит к сырому мясу? И не нуждаешься больше в свежей крови? Это так? Ты действительно так быстро меняешься?

— Верь мне, Гин, — сказала Лори. — Умоляю тебя.

Гин попытался улыбнуться. Все происходящее казалось ему нереальным, как отражение в разбитом зеркале.

— Вот так дела! Я пришел домой, переполненный ужасными подозрениями, а в результате мы стали друг другу ближе.

— Убасти часто подвергались ужасным обвинениям, Гин, — сказала миссис Сэмпл. — Но они также самые горячие и неистовые любовники, каких только видел мир. Наверное, их любовь только крепнет от гонений.

Гин молчал, опустив глаза. Он знал, что ему не следует оставаться. Но если он уйдет, что дальше? Он приложил столько усилий, чтобы их отношения «заработали», что бросить все сейчас было бы очень досадно. Если бы у них все получилось, если бы они добились этого вместе, какой бы редкой и фантастической парой они стали! Он подумал, как бы он ввел ее в вашингтонское общество, как бы представлял ее на светских вечеринках, держа за руку. Представил ее в бриллиантах и в платье с глубоким вырезом. «Это Гин Кейлер, подающий большие надежды политик из Госдепартамента, а это его очаровательная, загадочная жена-львица, которую ему удалось приручить».

Гин посмотрел на свое отражение в отполированной до блеска поверхности стола и глубоко вздохнул.

— Хорошо, миссис Сэмпл, — сказал он. — Я останусь, по крайней мере еще на неделю.

Лори улыбнулась с явным облегчением и сказала:

— Спасибо, Гин. Ты не разочаруешься.

Он мягко пожал ее руку.

— Думаю, ты права — я должен научиться доверять тебе.

— Не надо торопиться, — сказала миссис Сэмпл, — вы можете и дальше запирать ее на ночь. Когда вы оставите дверь открытой, мы поймем, что вы доверились нам и действительно хотите стать членом нашей семьи.

Гин закуривал сигарету и не увидел быстрого, понимающего взгляда, которым обменялись мать и дочь. Не заметил он и Матье, безмолвно стоявшего у приоткрытой двери и наблюдавшего за ними.

Гин очень устал, и они рано легли спать. Он поцеловал Лори, перед тем как закрыть дверь, и некоторое время держал ее руку в своей, подыскивая нужные слова, чтобы сказать, что он все еще любит ее, что она по-прежнему волнует его, но где-то в глубине подсознания оставался инстинктивный страх, что, если он вдруг расслабится, что-то произойдет и она может снова наброситься на него.

— Ты, наверное, думаешь, что я самый мнительный человек на свете? — сказал он.

Лори покачала головой:

— Я так не думаю.

— Ну, а я бы на твоем месте думал именно так. Не понимаю, как ты можешь терпеть все это так долго.

— Я уже говорила тебе, Гин. Ты мне нужен.

— Я оказался плохим мужем.

Она положила руку ему на плечо и поцеловала его. Она стояла очень близко и пристально смотрела ему в глаза.

— Ты замечательный, Гин. Ни один мужчина не сравнится с тобой.

— Но я все еще… не доверяю тебе.

— Все равно.

Он снова поцеловал ее. Лори не разжала губ, но они были достаточно мягкие и влажные, чтобы возбудить его.

— О какой перемене говорила твоя мать? Ты знаешь?

Лори кивнула.

— И ты мне не скажешь, что это?

— Пока нет, еще не время.

— Когда же наступит это время? Скоро?

Она снова кивнула:

— Очень скоро, дорогой. Скорее, чем ты думаешь.

Гин быстро уснул. Ему снились тигры и львы, он слышал, как они гонятся за ним, лязгая зубами. Он отчаянно пытался убежать от огромного хищника, следовавшего за ним по пятам и кусавшего его за ноги. Затем зверь набросился на него. Гин задыхался под его шкурой. Он проснулся, дрожа и обливаясь потом, было всего лишь два часа ночи. Он сел на кровати. В спальне было очень темно. Открытое окно дребезжало от ветра.

Гин встал с кровати и направился босиком в ванную выпить стакан воды. Было слышно, как где-то рядом хлопала незапертая дверь или окно. Он закрыл кран, вытер полотенцем рот, подошел к окну и выглянул на улицу.

Ночь была безлунной и ненастной. Тени деревьев метались от ветра, как призрачные кони. Ветер шуршал по крыше опавшими листьями и жалобно завывал в дымоходах.

Гин различил в темноте какую-то бледную крупную фигуру, карабкающуюся по стене. Он прищурился, пытаясь сквозь дождь разглядеть, что это такое. Существо поднялось на высоту около тридцати-сорока футов и удерживалось на узком, не более шести дюймов в ширину, выступе. Силуэт сливался с тенями деревьев. Гин стоял у окна несколько минут и наблюдал, но дождь усилился, и он больше ничего не мог разглядеть.

Он закрыл окно и нахмурился. Предположим, только предположим, что это была Лори. Значит, она нарушила обещание и снова рыскает ночью в поисках свежей крови? Он мог пойти в ее комнату и проверить. Но он ведь должен верить ее обещанию.

В течение получаса Гин то ложился, то снова вставал, слушая, как дождь хлещет по стеклу, и пытаясь убедить себя, что он достаточно уверен в Лори, чтобы не контролировать ее. Но в конце концов он понял, что должен пойти туда и убедиться лично. Если она превращается в львицу и выходит по ночам, он должен об этом знать.

Гин взял стоявшую у кровати винтовку и щелкнул затвором. Затем закутался в халат, тихо открыл дверь и выглянул в темный коридор. Старый дом скрипел от ветра, а открытое окно где-то рядом все хлопало и хлопало.

Гин вышел в коридор и бесшумно приблизился к ее двери. На мгновение он заколебался, но уже не мог вернуться к себе, не убедившись, что она спит. Он снял висевший у нею на шее на цепочке ключ и тихо и осторожно вставил его в скважину.

Замок щелкнул. Гин подождал, стараясь не дышать и прислушиваясь. Левой рукой он взялся за дверную ручку и повернул ее. Затем он медленно открыл дверь и направил взгляд прямо на кровать. Было слишком темно, чтобы что-то различить. Он немного подождал, потом вошел в спальню, подняв винтовку и выставив вперед одну руку, чтобы не натолкнуться на стулья или стол. Наконец он подошел к кровати и наклонился. Лори спала, ее золотистые волосы рассыпались по подушке, глаза были закрыты. Она спокойно дышала и казалась невинной, как спящий младенец.

Тихо и осторожно он вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. Некоторое время Гин стоял в коридоре, прислушиваясь к звукам в спящем доме, потом вернулся к себе в спальню.

Силуэт, который он увидел на стене, возможно, всего лишь тень дерева, колышущегося от ветра. В конце концов, кто сможет влезть на карниз шириной в шесть дюймов на высоте сорока футов над землей и так ловко вдруг исчезнуть? И кроме того, Лори ведь спокойно спит в своей кровати…

Гин чувствовал себя немного пристыженным, но в то же время был доволен, что развеял свои сомнения. С этого момента он знал, что может доверять Лори, страх и недоверие больше не помешают им строить их отношения. Он все еще не мог забыть ту ночь, когда Лори вернулась вся в крови, но внушал себе, что его страх пройдет и его твердая вера в нее поможет Лори избавиться от той неестественной раздвоенности, с которой она жила до сих пор, и дать ей взамен мир и спокойствие.

Он так расслабился, что заснул почти мгновенно и не услышал ударов, которые раздались в доме час спустя. Будто кто-то, поднимаясь по ступеням, шаг за шагом, тащил за собой мешок, или матрас, или мертвое тело.

Глава 7

Прошедшая неделя в Вашингтоне стала знаменательной по двум причинам. Во-первых, арестовали мужчину, который перебегал лужайку перед Белым домом с чем-то очень похожим на оружие, но, как потом оказалось, это была порция жареного цыпленка. Полиции задержанный сказал: «Я только хотел разделить мой ленч с Президентом. Ведь он же говорил, что хочет быть народным Президентом».

Вторым событием стали гастроли бродячего цирка «Ромеро», который прибыл в Мериленд неделю назад.

Было необычно тепло для этого времени года, и Гин ехал на работу с открытым окном. Купол цирка раскинулся недалеко от поворота дорога, ведущей в Мерриам. Проезжая, Гин увидел флаги, афиши, клетки с животными и уловил особый запах опилок, жмыха и звериной мочи.

***

Мэгги догадывалась, что произошла какая-то неуловимая перемена в отношениях Гина и Лори, и еще больше старалась поддержать и ободрить его.

Еще недавно она возвращалась домой и плакала по ночам из-за того, что Гин женился на Лори. Но сейчас она стала ему другом и советчиком и всеми силами хотела помочь ему в это нелегкое время, пока Лори привыкает к нормальной жизни среди людей. Мэгги всегда была рядом, если видела, что Гин чем-то встревожен и обеспокоен, и могла распознать все оттенки его настроения, как только он входил в кабинет.

Похоже, сегодня настроение у него было хорошее, он даже шутил.

— Ты не собираешься сходить в цирк? — спросила она, собирая бумага на его столе.

— Разве нужно ходить в цирк, если работаешь у Генри Несса? — спросил он.

— Это превосходное зрелище. Ты должен сходить. Возьми с собой Лори.

Гин закурил первую за день сигарету.

— Не могу сказать, что я люблю цирк. Я не любил его, даже когда был маленьким. Все эти слоны, которые держат друг друга за хвост. Это так похоже на сборище демократов.

Мэгги засмеялась.

— Хочешь кофе?

— Лучше помоги мне.

— Помочь? О чем ты просишь? Ты выглядишь так, будто у тебя сейчас все идет удачно.

Гин откинулся на спинку стула.

— Да, дела у Лори намного лучше. Я имею в виду, мы начинаем лучше понимать друг друга. Когда она сделает пластическую операцию, все худшее останется позади.

— Но?..

— Я вообще не говорил «но».

— Да, но это подразумевалось. Ваши отношения улучшились, ты ждешь не дождешься, когда ей сделают операцию, ты поселился в этом замке Дракулы, но…

Гин ухмыльнулся:

— Да, тебя не проведешь. Хорошо, я расскажу тебе, в чем дело. Понимаешь, все дело в этих убасти. Очевидно, это очень важно для Лори и еще более важно для ее матери. Но они никогда не расскажут об этом. Это их секрет, и они не собираются посвящать меня в эту тайну. Время от времени я получаю некоторые туманные намеки, но этого недостаточно. Хотя, думаю, если бы я узнал все до конца об этих убасти, кто они такие на самом деле, я мог бы лучше понять Лори и это сблизило бы нас.

Мэгги пожала плечами:

— Я думаю, ты окажешь себе большую услугу, если не будешь ничего выяснять. Если Лори не хочет рассказывать тебе об этом, значит, она считает, что это может тебя травмировать. Ты должен наладить ваши отношения и упрочить их до того, как опять начнешь свои расследования.

Гин встал и потянулся.

— Не знаю. Только у меня такое чувство, будто каждый в доме знает что-то такое, чего не знаю я. Например, шофер Матье. Он остановил меня на лестнице пару дней тому и пытался сказать мне что-то о «сыновьях Баста». Кто эти чертовы сыновья? Но как только появилась мадам, он исчез.

Мэгги отпила кофе.

— Я думаю, у тебя разыгралось воображение.

— Ты не живешь в этом доме.

— Пойми, Гин, все дело здесь в генетике. У Лори нет ничего общего с монстрами, рептилиями или хищниками. Это всего лишь генетическое нарушение, которое можно легко устранить с помощью здравого смысла. Вы обращались к психиатру, теперь собираетесь к хирургу. Что еще вы можете сделать?

— Я не знаю, — сказал Гин задумчиво. — В этом доме чувствуется какое-то напряжение, будто что-то должно произойти, и я не могу предположить, что именно.

— Конечно, Гин, напряжение неизбежно. Но неужели ты не понимаешь, что однажды все твои проблемы с Лори разрешатся и напряжение улетучится? Но это не может произойти за пять минут.

— Да, не может, — сказал Гин. — Думаю, не может.

Он снова сел и, хмурясь, уставился на тлеющую сигарету так, словно струящийся дымок мог указать ему путь к будущему счастью.

— Послушай, — сказала Мэгги, — если это облегчит тебе жизнь, почему бы не отпустить меня на пару часов, я схожу в специальную антропологическую библиотеку и посмотрю, что еще там можно найти для тебя.

***

— Но ты не обязана.

— Я знаю, что не обязана, но хочу это сделать. Ты должен понять, что Лори — красивая девушка с небольшими генетическими проблемами, что Сэмплы — не монстры и что пора перестать из-за этого волноваться. Генри Несс заметил, что ты чем-то обеспокоен, ты знаешь? Он думает, что ты сделал что-то ужасное и не хочешь ему рассказать об этом, например продал Панамский канал Фиделю Кастро.

Гин посмотрел на часы:

— Хорошо, Мэгги, иди. Но тебе нужно быть здесь к трем.

— Отлично, — сказала Мэгги, допивая кофе. Она встала и окликнула его:

— Гин!

— Да?

— Помни, что я когда-то любила тебя и, возможно, все еще люблю. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Гин улыбнулся:

— Спасибо, Мэгги. Ты у меня на втором месте после ангела-хранителя.

***

Было пять часов вечера. Мэгги все еще не вернулась из библиотеки. Генри Несс устроил срочное совещание на двенадцатом этаже.

Гин оставил для Мэгги записку на пишущей машинке с просьбой позвонить ему домой, взял свои бумаги и отправился на собрание.

Уолтер Фарлоу стоял у двери в конференц-зал, посасывая трубку, вид у него был раздраженный.

— Что случилось? — спросил Гин.

Уолтер засопел.

— Настоящая чертовщина. Пресса еще не добралась до этого. Какой-то маньяк похитил сына французского посла.

— Ты шутишь! Ты хочешь сказать, это произошло сегодня?

— Прошлой ночью. Полиция все держит в глубокой тайне. Генри вне себя.

— О Боже! Они уже знают, кто это сделал?

— Насколько мне известно, нет. Похоже, они вообще ничего не знают. Но Генри считает, что это каким-то образом связано с его инициативами по Ближнему Востоку. Он думает, что на него хотят оказать давление, что похитители потребуют санкций против арабов под угрозой убить ребенка.

В эту минуту двери конференц-зала распахнулись и их пригласили войти. Генри Несс уже был там и вместе с ним — человек из ФБР в черном костюме, представители из французского посольства и люди из ЦРУ.

— Итак, джентльмены, — начал Генри Несс, — давайте обсудим, что означает это похищение.

Они говорили уже три часа, все время возвращаясь к опасениям Генри, связанным с переговорами по Ближнему Востоку. В комнате потемнело от сигаретного дыма. Государственные мужи утомились и стали менее разговорчивыми. Полиция сообщила, что все еще не имеет сведений о похитителях. Обсуждение постепенно сходило на нет. Когда Генри в пятнадцатый раз излагал свою собственную теорию преступления, зазвонил стоявший перед Гином телефон.

— Извините, сэр, — сказал он и поднял трубку. — Кейлер.

— Дорогой, это Лори.

— А, привет! Послушай, милая, у нас в самом разгаре совещание. Мы заседаем уже несколько часов.

— Ну ладно. Представление в цирке начнется не раньше девяти тридцати.

— Цирк? О чем ты?

— Это сюрприз. Мне удалось купить два билета на вечернее представление.

Гин потянулся через стол за сигаретами.

— Лори, мне неприятно говорить тебе об этом, но я не думаю, что мне действительно хочется идти туда.

— Но дорогой, это представление будет исключительным. Говорят, там замечательные акробаты.

Он закурил и почесал затылок, сдерживая раздражение.

— Лори, должен тебе сказать, что после пятичасового совещания я меньше всего захочу идти в цирк. Будь умницей, сдай эти билеты.

— О Гин!

— Извини, любимая, но я очень занят.

— Гин, я так хотела пойти.

— Ну, может, в другой раз.

— Все билеты уже проданы. Кроме того, сегодня особенное представление.

— Что в нем такого особенного?

— Просто особенное.

Гин видел, что Генри Несс поглядывает на него с едва скрываемым неодобрением. Предполагалось, что новая администрация должна работать по принципу «всегда готов», звонки из дома в разгар напряженного политического совещания явно не одобрялись: По мнению Генри, государственный муж может быть женат только на своем рабочем столе и любой чиновник, который вечером приходит домой к своей жене, — двоеженец или, по меньшей мере, человек, нарушающий супружескую верность.

— Я должен кончать разговор, — сказал Гин, — у меня совещание.

— Ну пожалуйста, скажи «да».

— Лори, я перезвоню тебе, мы обсудим это позже.

— Я люблю тебя, Гин. Пожалуйста, скажи «да».

Генри Несс недовольно кашлянул. Гин смущенно улыбнулся.

— Хорошо, Лори, — сказал он, — мы пойдем. Зайди ко мне в офис около девяти. А сейчас я должен положить трубку.

— О Гин, какой ты славный! Я так тебя обожаю.

— Да, я тебя тоже. Ну пока.

Гин положил трубку. Лицо у него было такое серьезное, будто ему только что позвонил министр Фиделя Кастро или британский премьер.

— Я надеюсь, никаких семейных проблем, Гин? — спросил Генри Несс.

— О нет, сэр, вовсе нет, извините.

— Хорошо. Нам, политикам, и без домашних хлопот достаточно неразберихи в мире.

Все громко подобострастно засмеялись и вернулись к обсуждению бесконечных версий похищения сына французского посла.

Цирковое представление закончилось примерно в четверть двенадцатого. Гин чувствовал усталость и раздражение, когда они шли к автостоянке среди разбросанных коробочек от попкорна и оберток от жевательной резинки. Всюду горели фонарики. Клоуны и наездницы с обнаженными спинами расходились по своим автоприцепам, чтобы принять душ, выпить бутылочку пива и посмотреть ночную программу по телевизору.

Ноябрьский вечер был сырой и прохладный, Гин поднял воротник плаща.

Они опоздали к началу представления из-за пробок на дороге, затем обнаружили, что их места заняты каким-то типом в неказистом клетчатом пиджаке и пятью его упитанными детьми. В результате они просидели два часа на неудобной деревянной скамье среди кашляющих и чихающих детей и престарелых граждан. К тому же трудно было расслышать и разглядеть, что происходит на арене.

Но Лори просто сияла от счастья. Он прикинул, как выгодно водить ее в цирк: это стоит дешево и при этом она получает такое удовольствие. Гин сунул руку в карман и не нашел там сигарет.

— Гин, — сказала Лори, — я в восторге!

— В восторге? Что тебя так восхищает?

— О, все. В цирке все такое восхитительное.

— Может, ты шутишь? Я видел только толстых наездниц и клоунов, которые вылетают из пушки.

Лори потянула его за руку так, что он остановился, и посмотрела на него сияющими глазами:

— Гин, пойдем посмотрим львов.

— Львов? Ты уверена, что это стоящая идея?

— Ты видел их? Они такие красивые.

— Да, конечно. Они ничего.

— Они очень красивые. Этот самец с фантастической гривой! Он такой мужественный, мудрый, сильный и неистовый.

— Лори, извини, я не специалист по львам.

— Но ты женился на мне.

— Конечно, но послушай, я не в восторге от твоей идеи, вот и все. Думаю, нам лучше сесть в машину и отправиться домой.

Лори потянулась и поцеловала его.

Гин почувствовал тепло ее губ на прохладном ветру и уловил тот особый аромат, который всегда исходил от нее.

— Пожалуйста, Гин. Они прямо тут, за углом.

Он посмотрел на нее — она была такая хорошенькая, что он только улыбнулся и сказал:

— Хорошо. Но только на пару минут. И может, ты откроешь их лучшие черты дилетанту, который не может отличить гриву от швабры.

Она снова поцеловала его.

— Ты замечательный, — прошептала она, — ты даже не догадываешься, какой ты замечательный.

Они обошли автофургоны, миновали ограждение для слонов и приблизились к клеткам с тиграми и львами. Генераторы на ночь отключались, поэтому здесь было темно. Шелестела трава. Огромные хищники ворчали во сне и царапали когтями деревянный пол.

Лори тянула его за руку, и они уже почти подошли к последней в этом ряду клетке, в которой сидел огромный лев. Лори ускорила шаг, будто ей не терпелось увидеть его.

***

Наконец они остановились. Лев раскинулся в центре клетки и, подняв косматую голову, наблюдал за ними, щурясь и снова открывая глаза, с выражением жестокого превосходства.

— Вот! — выдохнула Лори. — Разве он не красив? Разве он не великолепен?

Гин прищурился, заглядывая в клетку:

— Он мне нравится. Да, он симпатичный.

— О, он больше чем симпатичный, — произнесла Лори таким тихим восторженным голосом, которого Гин никогда раньше у нее не слышал. — Он словно король, словно бог. Посмотри на эти мускулы, на этот великолепный мех, на эти копи. Ты знаешь, сколько весит этот красавец?

Гин кашлянул.

— Не знаю, возможно, фунтов двести. И по-моему, он довольно грязный.

Лори, казалось, его не слышала. Она обратилась к хищнику:

— Тебя посадили в клетку, да, мой красивый, мой милый?

Лев зарычал, качая головой. Лори обхватила себя руками и закрыла глаза.

— Лори, — сказал Гин раздраженно, — пойдем, становится холодно. — Я целый день ничего не ел, кроме сэндвича, и я скоро замерзну, как полярный медведь.

Лори стояла с закрытыми глазами, поглаживая рукава своей шубы, как будто лаская себя. Лев снова зарычал и опустил массивную голову на лапы.

— Лори, — сказал Гин, — не хочешь ли ты попрощаться со своим другом и поехать домой?

Лори медленно открыла глаза и повернулась к нему.

— Знаешь, ты не имеешь права смеяться над ним, — прошептала она. — Хоть его и заперли в этой клетке, ты не должен смеяться над ним. Он слишком хорош для этого.

— Послушай, я не смеюсь над ним. Зачем мне это нужно? Я всего лишь попросил тебя поехать наконец домой.

— Подожди всего одну минуту.

Она шагнула прямо к решетке. Лев внимательно наблюдал за ней, открывая и закрывая узкие щелочки глаз.

Гин хотел было предупредить ее не стоять так близко у решетки, но что-то остановило его. Вероятно, она знает, что делает.

Лев снова поднял голову, затем встал. Это был мощный зрелый самец, жизнь в клетке сделала его немного осунувшимся и вялым, но мускулы у него были крепкие и сильные.

Его хвост медленно задвигался, и он подошел к решетке, где стояла Лори. Лев оскалился и зарычал, но она не сдвинулась с места. Наконец хищник подошел прямо к ней и засопел, принюхиваясь и царапая деревянный пол. Лори еще минуту стояла, вытянувшись в напряжении, затем сделала шаг назад и поклонилась. Это был глубокий поклон почти до земли.

— Лори! — резко окликнул Гин.

Она выпрямилась.

— Он прекрасен, — сказала она. — Я должна была выразить ему свое почтение.

— Почтение? Льву? Лори, ради Бога!

Лори засопела:

— Ты кое-что забываешь, Гин.

— Я ничего не забываю. Я просто не хочу, чтобы ты делала реверансы грязному животному, вот и все.

Лори хотела было возразить, но сдержала себя.

— Хорошо, Гин, — сказала она тихо, — извини меня. Но ты не должен забывать, что я наполовину львица. Этот хищник, кроме того, что он очень красив, еще и мой родственник.

— Лори, я это знаю. Тебе не кажется, что мне вот уже месяц твердят об этом? Но ты же обещала постараться забыть о своем львином происхождении и приобщиться к человеческому образу жизни, к человеческим идеалам. Этот… король джунглей… он, должно быть, очень красив для льва, но я не хочу, чтобы ты отвешивала ему поклоны. Ты можешь это понять? Он — зверь, а мы — люди, и это дает нам превосходство над ним. У пас нет с ним ничего общего, кроме биологии. Это факт естественной истории.

Лори повернулась и посмотрела на льва. Она медленно покачала головой, лев заворчал и опустился на пол.

— Ты понимаешь, о чем я говорю? — спросил Гин.

— Да, — ответила Лори, — понимаю.

— Но ты ведь не согласна со мной?

— Ты хочешь, чтобы я согласилась?

— Я не могу тебя заставлять, но мне бы хотелось, чтобы и ты думала так.

Лори взяла его за руку и они пошли по густой траве к автостоянке. Оттуда слышался непрерывный гул машин, красные огоньки фар мигали в морозной ночи.

— Гин, — сказала Лори, — ты ведь не подумаешь, что я не люблю тебя? Что мои чувства к тебе — притворство?

— Почему я должен так думать?

Она остановилась и внезапно притянула его к себе.

— Ты никогда не должен так думать, потому что это не правда. Я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить.

Гин нежно поцеловал ее мягкие волосы и прижался к ним лицом. Он пожалел, что так сильно устал.

— Пока ты любишь меня больше, чем львов, — сказал он тихо.

Лори подняла голову и посмотрела на него.

— В древнем языке убасти есть такое выражение: «Хаким-аль фарикка», — сказала она. — Это означает: «Две любви в одной». Однажды ты поймешь, что это значит и как сильна моя любовь.

Он снова поцеловал ее.

— Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое, — сказал он мягко. — Пошли, пора домой.

В час ночи, когда Гин уже собирался выключить свет и лечь спать, он вспомнил о Мэгги, поднял трубку и набрал ее номер. После пятнадцатого-шестнадцатого звонка в трубке прозвучал ее сонный голос.

— Алло, — пробормотала она.

— Извини, — сказал Гин, — я снова тебя разбудил.

— Это ты, Гин?

— Может, я перезвоню тебе утром?

— Нет, нет, — сказала она быстро, — не надо. Дай мне пару секунд, чтобы проснуться.

Гин ковырял спичкой в зубах. Когда они вернулись из цирка, он приготовил себе холодный сэндвич с говядиной и огурцами, и кусочки мяса застряли у него в зубах.

— Ты в порядке? У тебя какой-то странный голос.

— Все нормально, — сказала она. — Я нашла в библиотеке столько необычной информации.

— Это не потерпит до утра?

— Как скажешь, но здесь есть такие вещи, которые, думаю, ты должен знать. Я нашла это в одной старой книге под названием «Запретные религии Нила». Там целая глава об убасти, но кто-то вырвал иллюстрации. Библиотекарь сказала, что они были слишком вызывающие или что-то в этом роде.

Гин кашлянул.

— Там есть что-нибудь новенькое, чего мы до сих пор не знали?

— Да, есть такое, что по-настоящему обеспокоило меня, — сказала Мэгги. — Здесь рассказ о Тель-Басте и о поклонении богу-льву Басту, описание некоторых отвратительных ритуалов и небольшой фрагмент, рассказывающий об их свадьбах.

— Ты можешь прочитать?

— Конечно. Вот: «… по строгой заповеди бога-льва Баста женщинам вменялось в обязанность продолжать и защищать род убасти из поколения в поколение. Они должны были сочетаться браком попеременно со львами и с мужчинами. Другими словами, если женщина-убасти спаривается со львом, ее дочь обязана вступить в союз с мужчиной и так далее, чередуясь. Это должно было сохранить и упрочить уникальную смешанную расу человекольвов».

Гин выслушал.

— Это какая-то бессмыслица, — сказал он, — ты не находишь?

— Почему?

— Мать Лори вышла замуж за мужчину — Жана Сэмпла, Лори вышла замуж за меня.

— Ты еще не спал с ней, не так ли? Так что она еще не вступила в союз с тобой.

— Да, но как только она оправится после операции…

— Подожди, Гин. Только послушай, что здесь написано: «Ритуал бракосочетания у убасти сложный и всегда проводится строго в соответствии с заветами великого бога-льва Баста. Если женщина вступает в брак с мужчиной, она преподносит ему деньги и драгоценности и приносит в жертву льва в его честь. Но если она становится женой льва — она предлагает ему в качестве жертвоприношения мужчину»…

— Мэгги! — перебил Гин.

— Подожди, это не все. Слушай. «После того, как женщина сочетается браком с мужчиной, она должна позаботиться о том, чтобы сохранить в тайне свою родословную. Ее избранник должен навсегда замолчать. Обычно она откусывает ему язык».

Гин молчал. Он слушал дыхание Мэгги на другом конце провода и задумчиво потирал лоб, его мысли путались, он чувствовал пустоту и неуверенность.

— Ты в этом уверена? — спросил он хрипло.

— Так написано в этой книге и повторяется в некоторых других источниках.

Он сделал глубокий вдох.

— Думаешь, это правда? — спросил он. — Или, по-твоему, это всего лишь легенда?

— Я не знаю, Гин. Извини. Я просто подумала, что ты должен об этом знать.

— Мэгги, — сказал он тихо, — мы сегодня ходили в цирк.

— Я думала, ты не любишь цирк.

— Я не люблю, но Лори настаивала. Когда представление закончилось, она повела меня смотреть львов.

— Ну?

Но он не мог ничего сказать. Он не мог рассказать даже Мэгги о своей догадке. Но если следовать легенде, то сейчас очередь Лори отдаться льву, и лев здесь, недалеко, он ждет ее. И если то, что написано в книге, — правда, значит, она вышла замуж за Гина не по любви, ее выбор никак не связан с привязанностью к нему, доверием или уважением. Она умышленно соблазнила, завлекла его и женила на себе, чтобы предложить в качестве приманки своему «суженому». Вот что имел в виду Матье, когда сказал «газель Смита». Гину Кейлеру предназначалось стать свадебным подарком, который Лори Сэмпл преподнесет хищнику — будущему отцу своих детей.

Онемев, он опустил трубку на колени. Все было так логично, все сходилось. Может, Лори искренне любила его в самом начале и поэтому так старалась его предостеречь. Она ведь знала, что произойдет, если они полюбят друг друга и поженятся, она, конечно, знала, что должна будет принести его в жертву.

Проявив слепое упрямство, он, оказывается, добился того, что попал в западню. Как только миссис Сэмпл увидела его, ни он, ни Лори уже не могли ничего изменить, не могли не пожениться. Она льстила Гину, поощряла его ухаживания за Лори. Как мать и как преданная последовательница религии бога-льва Баста, она, по-видимому, смогла заставить Лори соблюдать неизменный ритуал.

Лори и ее мать сделали все, что могли, чтобы задержать его в своем доме и подготовить к роли, которую ему в конечном счете предстояло сыграть. Может, кровавая охота Лори той ночью после их свадьбы была ее ошибкой, чуть было не спугнувшей его, но теперь он понимал, как старательно миссис Сэмпл внушала ему веру в то, что это всего лишь досадный эпизод и что Лори скоро изменится к лучшему.

Она никогда не изменится к лучшему. Она дочь убасти и, как все женщины-убасти, выполняет священную древнюю миссию продолжения рода бога-льва Баста. Легче «перевоспитать» убежденного мусульманина или набожного католика.

— Гин, — позвала Мэгги, — ты меня слушаешь?

— Да, Мэгги.

— Гин, ты сейчас думаешь о том, о чем я уже подумала. Я имею в виду… мне неприятно говорить об этом, но…

Он кашлянул.

— Не знаю, Мэгги, только, кажется, все сходится. Это ответ на все вопросы.

— Если это правда, Гин, ты должен покинуть этот дом как можно быстрее.

— Ну, а если это не правда?

— Гин, когда они отдадут тебя на съедение льву, не думаю, что у тебя будет время рассуждать.

— Но что, если это не правда? Что, если это древняя легенда? Если я уйду сейчас, я потеряю Лори. Отношения у нас и так довольно натянутые.

Мэгги некоторое время молчала.

— Почему бы тебе не разыскать Матье и не спросить у него?

— Матье?

— Помнишь, что он пытался сказать тебе что-то о сыновьях Баста? По логике вещей, кто они такие? Это львы, Гин, самые настоящие львы.

— Но почему…

Гин замолчал и нахмурился.

— Мэгги, — сказал он, — прочти еще раз этот отрывок о сохранении тайны их рода,

Мэгги зашуршала страницами и начала читать:

— "После того, как женщина сочетается браком с мужчиной, она должна позаботиться о том, чтобы сохранить в тайне свою родословную. Ее избранник должен навсегда замолчать. Обычно она откусывает ему язык".

Гин выслушал и кивнул.

— В этом есть смысл, не так ли? — произнес он тихо.

— Что ты сказал?

— Все сходится. Матье — это вовсе не Матье. Он отец Лори. Не могла бы ты завтра утром найти в архиве фотографии Жана Сэмпла? Если он и Матье — не одно и то же лицо, тогда я не знаю, что и подумать.

— Но если он действительно знает о людях-львах, если они откусили ему язык, он, наверное, хочет оттуда сбежать?

— Может, хочет, — сказал Гин, — а может, и нет. Что будет делать немой дипломат? Может, ему проще оставаться в этом доме, ведь мать Лори ухаживает за ним. Может, он все еще любит ее. Думаю, мне лучше найти его и самому обо всем расспросить.

— Гин, — встревоженно спросила Мэгги, — у тебя есть оружие?

— Конечно. Большая охотничья винтовка.

— Пожалуйста, будь осторожен. Если понадобится помощь, звони мне, я сразу же приеду.

— Думаю, я справлюсь с этим. Не могла бы ты оставаться у телефона?

— Конечно. Дай мне знать, когда поговоришь с Матье.

— Хорошо. И спасибо, Мэгги. Это все, что я могу сейчас сказать.

— Ничего не говори. Только, пожалуйста, останься в живых.

Гин достал винтовку из-под кровати и проверил, заряжена ли она. Часы показывали четверть второго. В доме было очень тихо и темно. Вчерашний ветер прекратился, и ночь, казалось, утопала в спокойствии и безмолвии. Только крики сов в лесу нарушали тишину спящей усадьбы.

Гин надел свитер и темно-серые слаксы. Затем взял в правую руку винтовку и бесшумно подошел к двери. Дверь скрипнула. На лестничной площадке было пустынно и темно.

Гин знал, что комната Матье находится где-то внизу, но не знал, где именно. Двигаясь как можно тише, он на цыпочках пересек площадку и остановился на лестнице. Сквозь витражное окно у него за спиной в дом проникал слабый свет. Гин подождал, прислушался, но кругом была тишина.

Держась рукой за перила, он начал медленно спускаться по лестнице. В холле было так темно, что ему пришлось остановиться и подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Затем он прошел через холл к двери в кухню и толкнул ее. Гин был уверен, что комната Матье находится где-то рядом с помещением для мытья посуды.

Дверь в кухню скрипнула, и Гин замер, опасаясь, что кто-нибудь услышал и проснулся. Он не имел в виду Лори — она спит в запертой на ключ комнате. Миссис Сэмпл — вот кто его беспокоил. Легенда, которую ему прочитала Мэгги, подтверждала, что миссис Сэмпл — мощная доминирующая сила в этом доме, преданная идее продолжения рода, она не потерпит, чтобы кто-то ночью рыскал по ее дому. Но, не уловив ни звука, он мягко прошел через кухню к двери посудомоечной. Она была слегка приоткрыта. Гин толкнул ее дулом винтовки. За дверью была непроглядная темень, ему пришлось двигаться на ощупь. Вытянув одну руку вперед, чтобы не натолкнуться на мебель, и отвесно держа винтовку в другой руке, Гин осторожно передвигался вдоль левой стены в ту сторону, где, как он предполагал, должна быть комната Матье. То и дело он останавливался и прислушивался, но ничто не нарушало тишину в доме.

Но когда он собирался повернуть ручку двери, ему вдруг показалось, что где-то недалеко раздались чьи-то шаги. Гин замер, потом снова взялся за дверную ручку, но в этот момент кто-то вдруг больно ударил его по шее чем-то тяжелым, похожим на металлический прут. Гин потерял равновесие и, цепляясь за стену, упал на пол. Винтовка выскользнула из его руки и отлетела в сторону. Кто-то навалился на него сверху и мозолистой рукой зажал ему рот. Гин замотал головой, пытаясь освободиться, но противник был намного сильнее.

— Не двигаться, — прохрипел глубокий голос с придыханием, — или я сверну тебе шею.

Гин лежал спокойно. Он так ударился затылком о каменный пол, что у него потемнело в глазах от боли.

— Это вы, месье Сэмпл? — пробормотал он.

Наступила долгая пауза. Затем человек слез с него и убрал руку с его лица.

— Как вы узнали про меня? — спросил он хриплым глухим голосом.

Гин приподнялся на локте и осторожно потрогал ушибленный затылок.

— Я вычислил, — сказал он тихо, — опираясь на факты.

— Вы все знали об убасти?

— Нет, до сегодняшней ночи я знал не все. Моя секретарша провела расследование в специальной антропологической библиотеке. Она раскопала материал о ритуале их размножения.

— Газель Смита, — прохрипел Сэмпл.

— Верно, — сказал Гин, — газель Смита. Сегодня ночью я наконец понял, что это такое и для чего меня женили на Лори.

Сэмпл протянул руку и помог Гину подняться.

— Нам надо пройти в мою комнату, — сказал он. — Мы не должны их разбудить.

Он открыл дверь, соседнюю с посудомоечной, и провел Гина в маленькую комнату, которая служила ему спальней и гостиной одновременно. Там была узкая незастланная кровать с красным покрывалом, длинная самодельная полка для книг и два потертых кресла. Комната обогревалась крошечным электрическим камином с тусклым рефлектором, единственным удобством была электроплита, на которой Сэмпл готовил себе кофе и чай. На стене висели фотографии в рамочках: французские офицеры в Тунисе и Алжире, миссис Сэмпл, Лори в детстве.

— Присаживайтесь, — предложил Сэмпл. — Извините, что ударил вас. Я должен сам себя защищать.

Гин сел.

— У вас есть сигареты? — спросил он.

— Если вы не имеете ничего против «Голуазес». Мне выдают их по сто штук в неделю.

Гин взял сигарету из предложенной ему Сэмплом голубой пачки, и вскоре комната наполнилась едким табачным дымом.

Сэмпл сел напротив и скрестил ноги. У него было то же знакомое Гину непроницаемое каменное лицо, но впервые Гин заметил, что его невозмутимость — скорее отражение его внутренней сосредоточенности и скрытности, чем агрессивное отношение к окружающему миру.

— Вы хорошо разговариваете, — сказал Гин. — Вы сами научились?

Сэмпл кивнул:

— После того как эта львица откусила мне язык, я долгое время вообще не мог говорить. Но потом я прочитал в журнале «Тайм» о людях с удаленной гортанью, о том, как они снова научились говорить, и я попробовал. Конечно, это было нелегко, мне потребовалось много усилий, но я не могу позволить этим львицам узнать, что я хорошо разговариваю. Однажды, к их удивлению, я заговорю.

— Вы меня удивили.

— Я испытал то же чувство, мистер Кейлер, по отношению к вам. Я думал, вы безропотно примете свою участь, как послушная газель.

— Вы знали, что они затевают?

— Конечно.

— Тогда почему не сказали мне об этом раньше?

— Я пытался навести вас на эту мысль. Но они, эти львицы, постоянно следят за мной. Если бы они узнали, что мы с вами разговариваем, они разорвали бы меня на куски.

— А как насчет полиции?

— Мистер Кейлер, я хочу жить. Я думал, вы окажетесь достаточно глупы, чтобы позволить заманить себя в это логово, и будете безропотно ждать, когда вас отдадут на съедение льву. Но это было бы ваше личное дело.

Сэмплу потребовалось немало времени, чтобы сказать все это, он делал паузы между предложениями, чтобы отдохнуть, но Гин был удивлен чистотой его своеобразного трубного голоса. Человек без языка должен был провести много бессонных ночей, упражняясь и разрабатывая свой голос. На полке Гин заметил несколько книг по отработке дикции и голоса.

— Месье Сэмпл, — сказал он, — не могли бы вы рассказать мне, что здесь происходит, чем на самом деле занимаются Лори и миссис Сэмпл.

Сэмпл закурил.

— То, что они делают, они не считают сверхъестественным. Они просто продолжают род бога-льва Баста.

— Но как они заставляют льва… как они представляют себе совокупление со львом?

Лицо Сэмпла оставалось бесстрастным.

— Это ритуал, который всегда соблюдался. Корнями он уходит к временам Тель-Баста, о котором, полагаю, вы уже знаете. Когда Рамзес изгнал почитателей бога-льва Баста с Верхнего Нила и навсегда их проклял именем солнечного бога Гора, изгнанники поклялись, что будут продолжать свой род, что имя Баста никогда не умрет. И, как видите, спустя столетия оно не умерло. — Французский дипломат замолчал, чтобы передохнуть, и затянулся сигаретой. — Когда для девушки приходит время вступать в половые отношения со львом, чтобы продолжить род, она проходит через следующую процедуру. Девушка начинает выходить в свет, чтобы подыскать будущую жертву-мужчину, лакомый кусочек для льва. Очень важно, чтобы это был зрелый и умный мужчина. Вот почему Лори поехала тогда на вечеринку — чтобы кого-нибудь выбрать.

Вы, к несчастью, предложили себя сами и действительно понравились Лори, а потом она полюбила вас. Она не хотела, чтобы жертвенным даром стали вы. Но вы с необыкновенным упрямством, казалось, сами предлагали себя Басту. Когда моя жена увидела вас, она решила, что вы самый подходящий объект, и именно поэтому так много сделала, чтобы задержать вас здесь.

— А как же та ночь, когда Лори убила овцу? Безусловно, это был риск. Ведь тогда я чуть не ушел от нее.

— Это всегда происходит, — прохрипел Сэмпл. — Она не могла не сделать этого. Когда приближается время совокупления, львиные инстинкты у женщин убасти проявляются с неимоверной силой — они рыскают по ночам как настоящие львицы. Днем они этого не делают, потому что на них лежит проклятие бога Солнца, Гора. За несколько недель до так называемой «свадьбы» со львом начинаются приготовления. Девушка обмазывает себя кровью ребенка-первенца. Делается это, чтобы доказать себе, что она настоящая львица и что в ее жилах течет кровь убасти.

— Так, значит…

— Да, это была не овца. Ваши подозрения были совершенно справедливы. Она исчезла ночью и загрызла мальчика до смерти, сожрала его.

Гин закрыл глаза.

— О Боже, — тихо произнес он. — Подумать только, я ведь верил ей.

Сэмпл пожал плечами:

— Это не ваша вина. Вы доверяли своей жене. Помните, я ее отец, мистер Кейлер, и если бы она была нормальной женщиной, то нашла бы в вас образцового мужа.

Гин глубоко затянулся сигаретой.

— Спасибо, месье Сэмпл, это звучит утешительно.

Сэмпл встал и подошел к стене с фотографиями.

— Это моя жена в день нашей свадьбы. Разве она не красива? Если бы я только знал, к чему это приведет…

— Месье Сэмпл, как-то ночью мне показалось, что я увидел какой-то силуэт, ползающий по стене дома. Я зашел в комнату Лори, но она была там и спала.

Сэмпл кивнул:

— Да, на стене была моя жена. Как жрица-львица она обязана соблазнить льва провести ночь с ее дочерью. Один соблазн — это, конечно, вы — главное жертвоприношение. Вас предложат льву после совокупления, и он сожрет вас. Вы и лев станете тем, что они называют «хаким аль-фарикка» — «две любви в одной». Чтобы привлечь льва на место совокупления, надо найти мальчика и распотрошить его; еще живого, его волокут по земле, обозначая его кровью и внутренностями место для спаривания.

Гин нахмурился.

— Вы имеете в виду, что еще один мальчик был убит?

Сэмпл кивнул:

— Прошлой ночью. Это сын французского посла. Моя жена, конечно же, хорошо знает французское посольство и всех, кто живет и работает там. Для нее не составило труда выкрасть мальчика ночью.

— Я не могу в это поверить. Я просто не могу поверить. Вы говорите, что миссис Сэмпл утащила мальчика прямо из постели и убила его только для того, чтобы прочертить кровавый след?

— Вы не обязаны мне верить, — сказал Сэмпл. — Но я думаю, вы увидели достаточно, чтобы убедиться, что все это правда. Это женщины-львицы племени убасти, мистер Кейлер. Они самые ужасные создания на земле со времен Рамзеса и фараонов.

Гин смял сигарету.

— Но если вы знали об этом, почему вы ничего не пытались сделать? Хоть что-нибудь?

Сэмпл сел на край кровати. Он теребил обтрепанные кисточки на покрывале.

— Наверное, вы подумаете, что я трус. Да, это так. Я научился сидеть тихо и делать то, что мне скажут. Это единственный путь остаться в живых. Я не могу сбежать отсюда. Если бы я хоть раз попытался покинуть этот дом, львицы нашли бы меня и разорвали на куски.

— По-вашему, лучше допустить смерть двоих детей, чем…

Сэмпл поднял голову:

— Вы не должны напоминать мне об этом, мистер Кейлер. Бывают минуты, когда я мог бы перерезать себе горло от стыда. Убасти приносят только смерть, где бы они ни появились. Так было и в Канаде, когда был убит другой мужчина вместо меня. Бродяга из Ванкувера. Моя жена одела его в мою одежду и растерзала его до неузнаваемости. Потом она сказала, что это мое тело, и таким образом я «умер». Эти убасти такие хладнокровные, мистер Кейлер, что приходится делать выбор: умереть как овца или жить как крыса.

— Ради Бога, но у вас же было оружие. Какого черта вы не взяли охотничье ружье и не продырявили их головы?

Сэмпл хмыкнул:

— Винтовка, мистер Кейлер, но ни одного патрона. Они дали вам эту винтовку, мистер Кейлер, чтобы вы чувствовали себя в безопасности. Вот и все. Патроны-то холостые.

Гин встал и стряхнул с одежды пепел.

— Месье Сэмпл, — сказал он, — я ухожу отсюда. И первое, что я сделаю, как только покину этот дом, — позвоню в полицию.

— Я не могу этого допустить, — бесстрастно сказал Сэмпл.

— Тогда вам надо будет силой остановить меня.

— Я могу остановить вас. Я специалист по кравмаге. Меня тренировали израильтяне на Ближнем Востоке.

— Месье Сэмпл, вы не понимаете. Если я позвоню в полицию, мы сможем убраться отсюда и справиться с Лори и вашей женой.

Сэмпл покачал головой:

— Все вы, американцы, такие: полиция, разбойники! Вы не понимаете, какая бойня может начаться. А что будет со мной? Я так же виноват в смерти этих мальчиков, как и они. Как это назовут? Соучастие в убийстве. Я — соучастник.

— Месье Сэмпл, я ухожу.

— И не пытайтесь, мистер Кейлер. Тогда вы умрете страшной смертью. Пусть лучше это произойдет легко и быстро. Вы не успеете добраться до ворот, как они поймают вас. И кроме того, лев уже идет сюда из цирка.

— Лев? — ошарашенно переспросил Гин.

— Именно. Прошлой ночью моя жена отметила ему кровью путь от цирка к дому. «Свадьба» состоится сегодня ночью. Понимаете, ее ускорили, потому что цирк должен был вот-вот уехать отсюда.

Гин вдруг вспомнил слова миссис Сэмпл за ужином. «Останьтесь еще на неделю, — говорила она. — Дайте Лори еще семь дней. И вы обнаружите, как сильно она изменится».

— В таком случае чем быстрее я уйду отсюда, тем лучше.

Гин открыл дверь.

Только что Сэмпл неподвижно сидел на кровати, но, как только Гин попытался выйти из комнаты, он с удивительным проворством вскочил и захлопнул дверь правой ногой.

Гин отступил. Он сжал кулаки и принял боксерскую стойку, как его учили в школе.

Сэмпл осторожно обошел вокруг него, наблюдая за ним таким же, как обычно, невыразительным взглядом.

— Давайте попробуем, месье Сэмпл, — сказал Гин. — Вы и я — мы вместе сможем их победить. Почему бы нам не сразиться с ними?

Сэмпл покачал головой:

— Потому что мы не можем тягаться со львами. Преимущества на их стороне. Извините, мистер Кейлер, но вы не сможете уйти.

Гин быстро наклонился вперед, но Сэмпл ударил его ребром ладони по голове так, что у него зазвенело в ушах. Он зашатался, но удержался на ногах и спрятался за одно из кресел. Они оба тяжело дышали, уставившись друг на друга, их мышцы были напряжены. Быстрым движением Гин двинул кресло вперед, под ноги Сэмплу, и всем своим весом навалился на спинку. Сэмпл на мгновение отступил; Гину этого было достаточно, чтобы распахнуть дверь и скрыться в темной посудомоечной.

Сэмпл отшвырнул стул, как пушинку, и ринулся за Гином так быстро, что тот едва успел развернуться в ограниченном пространстве крошечной комнатушки.

— Вы делаете ошибку, — задыхаясь, прохрипел Сэмпл. — Вам не убежать. Мне очень жаль, но выхода отсюда нет.

Он внезапно ударил Гина ногой в живот. Гин согнулся, корчась от боли, и упал на пол. Плечом он наткнулся на дуло винтовки.

— Теперь, мистер Кейлер, встаньте, — сказал Сэмпл. — Пожалуйста, сделайте это тихо. Еще немного шума — и мы разбудим львиц.

Гин встал на колени, хватая ртом воздух. Затем он нащупал в темноте винтовку. Он потянулся к спусковому крючку и, переводя дыхание, замер, пока не почувствовал, что Сэмпл немного расслабился.

Ему надо было действовать быстро. Невероятно быстро. Он должен был сделать это так мгновенно и точно, чтобы Сэмпл даже не успел сообразить, что случилось.

Он сосчитал: «Пять, четыре, три, два, один», напряг мышцы и направил винтовку прямо в лицо месье Сэмплу, так что дуло оказалось в дюйме от его глаз. Раздался оглушительный выстрел. Патрон был холостой, но взрыв пороха ослепил месье Сэмпла. Француз с криком упал на спину и, закрыв руками глаза, задергался на полу.

— А-ах, мои глаза, глаза… о, помогите, мои глаза… — шептал он по-французски.

Гин схватил винтовку и выскочил из посудомоечной. Он знал, что нельзя оставлять месье Сэмпла в таком состоянии, но львицы довольно быстро найдут его. Сейчас надо воспользоваться преимуществом и как можно скорее покинуть усадьбу Сэмплов.

Он пробежал через кухню и обеими руками распахнул дверь в прихожую. Входная дверь была справа, всего в двух шагах от него. Надо только открыть три засова и один тяжелый замок — и он будет на свободе. Гин захлопнул за собой дверь в кухню и побежал по кафельному полу.

Первый засов открылся легко, второй оказался немного жестче. Он услышал за спиной какие-то звуки, грохочущие, низкие, угрожающие, похожие на скрежет когтей по дереву. Он обернулся. В нескольких ярдах от него была лестница, ступени вели к витражному окну. Он увидел гибкие обнаженные фигуры, бледные во мраке ночи, передвигающиеся на четвереньках. Это были Лори и миссис Сэмпл. Их волосы были растрепаны, а глаза — такие же блестящие и холодные, как у тех львов в цирке.

Они оскалились и злобно рычали. Шаг за шагом они спускались по ступенькам и приближались к нему по коридору, рыча и мотая головами. Они оскалили желтые, изогнутые, острые зубы. Гин понял, что в них уже не оставалось ничего человеческого.

Глава 8

Он щелкнул третьей задвижкой и в долю секунды, охваченный волной страха, повернул ключ в замке. Лори подбежала первая и с рычанием прыгнула на него.

Гин отскочил в сторону, и Лори тяжело приземлилась на пол, как кошка, скользя и стуча когтями по кафельному полу.

Гин дернул за ручку, распахнул дверь настежь, закрыл глаза и побежал в темноту, в сторону гравиевой дорожки, прочь из этого дома. Никогда раньше он не бегал так быстро.

За спиной он слышал быстрые легкие прыжки — убасти гнались за ним. Главные ворота были в ста пятидесяти ярдах от него, но он знал, что ему не преодолеть это расстояние. Преследователи были слишком быстрые и сильные, и они были рождены, чтобы убивать.

Его ноги неустанно работали, от учащенного дыхания сердце, казалось, выскочит из груди.

Дубы вдоль дороги скачкообразно мелькали у него перед глазами, как кадры в хроникальном кино. Он повернул за угол и увидел высокие металлические ворота; он молил Бога, чтобы ему удалось быстро их открыть.

Оставалось совсем немного, но он увидел впереди за дубами мелькающий бледный силуэт — одна из львиц бежала на одном уровне с ним. Стоило ей только срезать угол, и его побег станет невозможным. Совсем близко, за спиной, он слышал, как другая львица, отбивая по гравию ритм всеми четырьмя конечностями и хищно дыша, приближается к нему.

В отчаянии он решил бежать по высокой траве между дубами к тому месту, где он взбирался по стене в свой первый «визит» в усадьбу.

Может, ему повезет и веревка окажется там же, где он тогда ее оставил. Он знал, что не сможет долго бежать, и если он рассчитал не правильно и перепутал место — то ему конец.

Гин бежал, не останавливаясь, перепрыгивая через заросли шиповника и корни деревьев. Слева бледный силуэт почти приблизился к нему. Он обернулся и увидел, что и та, что справа, догоняет его. Они преследовали его точно так же, как в африканской саванне настоящие львы охотятся на зебр и антилоп. В то время как он удирал, вычисляя, куда лучше бежать, они действовали согласно звериному инстинкту.

Гин понял, что ему не добежать до стены. Ему было тяжело дышать, он спотыкался, ноги налились свинцом и переставали его слушаться. Лужайка, по которой он бежал, была разбита на мягком пологом склоне, ему приходилось совершать подъем, и, хотя крутизна была небольшая, этого было достаточно, чтобы выбиться из сил.

Гин уже пошатывался, когда добрался до деревьев, а львицы бежали все быстрее, готовые вот-вот наброситься на него.

Он услышал, как зашуршали листья под чьими-то шагами, и поднял руку, защищаясь. Лори прыгнула на него слева и всем своим весом придавила его, беспомощного, к земле.

Гин закрыл глаза, он ждал, что она вонзит в него свои клыки. Лори тяжело дышала, слюна капала у нее изо рта. Он чувствовал тяжесть ее тела, издававшего отвратительный львиный запах.

Через какое-то время Гин вновь открыл глаза. Лори слезла с него и отползла немного в сторону, не сводя с него своих красивых звериных глаз и тихо мурлыча. Ее мать подбежала и присоединилась к ней, обе они уселись и уставились на него. В них было столько звериного, что Гину трудно было представить, что они когда-то были людьми. Он танцевал с этой девушкой, ходил с ней на вечеринки, разговаривал и смеялся с ней. И вот она здесь, ночью, одичалая огромная кошка, оскалив зубы, следит за ним враждебным хищным взглядом.

Они сторожили его — вот что они делали. Теперь он это понял. Они не собирались убивать его, потому что он предназначался для льва, он был их подарком божественному сыну Баста, который скоро сюда прибудет. Они бы ни за что себе не позволили сожрать его. Он давал Лори шанс стать гордой матерью — продолжительницей рода убасти.

Гин немного приподнялся.

— Лори, — начал он умоляющим голосом, — ты можешь меня выслушать?

Лори по-звериному замотала головой, как будто отгоняя назойливых мух, и ничего не ответила.

— Послушай, Лори, — сказал Гин, — уверяю тебя, ты не можешь этого сделать. Сюда едет полиция. Я позвонил, и они сейчас будут здесь. Если они поймают тебя, Лори, тебе придется много лет провести в тюрьме. И у тебя никогда не будет детей. Если ты не отпустишь меня, они схватят тебя и заберут у тебя твоего львенка и, может быть, даже утопят его.

Лори снова оскалила зубы, но Гин вовсе не был уверен, что она его понимает. Он приподнялся еще немного, чтобы сесть, но они обе зарычали и угрожающе двинулись к нему. Гин поднял руки, показывая, что не собирается бежать, и они отступили.

Гин попытался устроиться как можно удобнее. Сын Баста, цирковой лев, прибудет вскоре, но с другой стороны, не могут же они так терпеливо ждать здесь все это время. Ею удивляло, как лев сможет выйти из своей клетки. Может, миссис Сэмпл уже разделалась с замком.

Гину хотелось курить. Даже приговоренный к повешению имеет право попросить последнюю сигарету.

Ему было холодно лежать на земле, но ни одна из женщин-львиц, казалось, не замерзла. Они тихо и неподвижно сидели рядом, подняв головы и прислушиваясь, не приближается ли «суженый» Лори.

— Лори, — снова начал уговаривать Гин, — отпусти меня, Лори. Это все, о чем я тебя прошу. Дай мне полчаса, чтобы уйти. Я никому не расскажу о тебе и о твоей матери, я обещаю. Ведь твоя встреча со львом может пройти и без меня. Зачем меня впутывать в это?

Лори уставилась на него зелеными глазами, но ничего не ответила. Миссис Сэмпл тревожно подергивала головой, как будто беспокоилась, почему лев все еще не появляется. Видно, не так-то ему просто выбраться из клетки и прийти в Мерриам, оставшись не замеченным ни полицией, ни работниками цирка.

Гин прищурился и посмотрел на часы. Было два часа ночи.

К двум тридцати он весь окоченел. Ночное небо было затянуто тучами, подул легкий ветерок.

Гин снова задвигался, поудобнее устраиваясь на твердых как камень корнях деревьев, но миссис Сэмпл повернулась к нему и так угрожающе обнажила клыки, что Гин похолодел и решил оставаться там, где лежал.

Наконец Гин услышал, как крупный зверь ловко перепрыгнул через стену. Затем лев проворно побежал по опавшим листьям. Лори замерла и повернула голову в его сторону, а миссис Сэмпл поднялась на четвереньки и начала нервно ходить взад-вперед.

Раздался звериный рев. Гин завертел головой, осматриваясь. Это был он — великолепный сын Баста. Он выглядел еще крупнее, чем в клетке. С гордостью и достоинством лев шествовал прямо к ним, при каждом шаге его мускулы двигались, демонстрируя его силу и мощь. Гин видел много фотографий, на которых дрессировщики или неосторожные посетители сафари-парков были растерзаны львами, и всегда удивлялся, почему эти люди не могли вырваться и убежать. Когда он увидел настоящие размеры взрослого льва, он это понял.

Лев заревел, и, к ужасу Гина, Лори заревела ему в ответ неестественным лающим голосом самки. Лев задрал нос, и Гин увидел, как расширились его ноздри, улавливая запах Лори.

Лори заволновалась. Она царапала ногтями землю, скрипела зубами, все ее тело напряглось в сексуальном возбуж

Дении. Лев медленно обошел вокруг нее, сосредоточенно обнюхивая ее волосы и тело.

Миссис Сэмпл отошла в сторону и улеглась на спутанной траве, Гин был уверен, что, если он попытается убежать, она бросится на него.

Хождение и обнюхивание продолжалось почти десять минут, пока Лори и ее «жених» как следует не изучили друг друга. Они потерлись носами, и Гин не мог не заметить выражение экстаза на лице Лори, когда она обнюхивала золотистую шерсть своего любовника-льва. Она была необыкновенно возбуждена, Гин никогда не видел ее такой раньше. В своем неистовстве она едва не раздирала руками дерн.

«Гин, — сказала она ему тогда в цирке, — я в таком восторге!»

Гин услышал какой-то шелест. И только когда Лори повернулась и он увидел ее блестящие бедра, он понял, что это было. Она помочилась, чтобы запахом возбудить своего самца. Лев зарычал, обнюхивая ее, и начал подниматься на задних лапах и наваливаться на нее сзади.

Лори была высокая и крепкая, но лев был просто огромный. Она стояла на четвереньках, изогнув спину, в то время как крупный лохматый хищник подмял ее под себя и пытался вонзить в ее наполовину львиное тело свой красный трепещущий пенис.

Гин услышал пронзительный вопль. Это был громкий неестественный крик, похожий больше на звериный, чем на женский, но в то же время это был крик раненого существа. Лев вонзил свои изогнутые когти в ее плечи, кровь заструилась по ее белым рукам. Он все глубже и глубже проникал в нее, его мускулистое тело двигалось резкими толчками, он все сильнее сжимал ее в неистовстве животного совокупления.

Гин почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но он не мог не смотреть.

Толчок за толчком, пока у льва не наступило семяизвержение — зверь задрожал, и его сперма полилась в Лори. Лев тут же упал на спину и отвернулся, удовлетворенно рыча.

Лори рухнула на землю, дрожа и истекая кровью. Лев прошелся вокруг нее, но было очевидно, что она его больше не интересует. Чего он хотел сейчас, так это обещанного угощения. Лев хотел сырого мяса и крови, и именно поэтому Гин находился здесь.

Гин поднялся, не привлекая внимания. Его дыхание уже пришло в норму, и хотя он не мог бежать так быстро, как лев, но добежать до стены ему, может, и удалось бы. Он подождал, когда лев подойдет к Лори с другой стороны, чтобы вскочить и броситься наутек.

Но когда он уже собрался бежать, лев остановился и поднял свою мощную голову. Миссис Сэмпл тоже повернулась, прислушиваясь.

Кто-то, спотыкаясь, бежал по лужайке и громко кричал. Гин вгляделся в темноту и за дубовой аллеей увидел фигуру, беспомощно наталкивающуюся на ветки деревьев. Человек кричал хриплым голосом по-французски:

— Лори! Лори! Это твой папа! Лори, дорогая! Моя маленькая! Это твой папа!

Лев помчался в его сторону. Месье Сэмпл, ослепленный выстрелом из винтовки, не мог видеть, как зверь приближается к нему, хотя, вероятно, слышал. Зверь двигался быстро, со скоростью автомобиля. Еще один прыжок — и лев схватил Сэмпла за ногу. Даже с того места, где он лежал, Гин слышал, как рвутся мускулы, как рычит и лязгает зубами лев, пожирая свою добычу, как он швыряет тело француза в разные стороны, раздирая его ноги, живот, кусая в лицо.

Гин встал и побежал. Миссис Сэмпл, которая тревожно наблюдала за львом, сначала не заметила этого. Но вот она повернулась и увидела, как он изо всех сил бежит к стене через заросли, отстраняя ветки от лица. Она зарычала и быстро рванула ему наперерез.

Стена была дальше, чем Гин предполагал. С того места, где он лежал, ему казалось, что стена всего в тридцати-сорока ярдах, но теперь, когда он бежал через колючие кусты ежевики и густую траву, это расстояние показалось ему целой милей.

Гин зацепился ногой за корень, с него слетел ботинок, теперь он бежал в одном носке. Второе дыхание тоже было на исходе, и он хватал ртом воздух.

Гин слышал, что львица догоняет его. Она была совсем близко. Она догадалась, что он попытается сделать последнюю попытку и поэтому неслась за ним на полной скорости. Гин даже слышал ее глубокое дыхание.

Гин мчался так быстро, что налетел на стену и ударился об нее головой. Веревки там не было — должно быть, он ошибся на пятьдесят-шестьдесят ярдов. Он быстро обернулся и в двадцати ярдах от себя увидел белую гибкую фигуру миссис Сэмпл. Гин втянул в легкие воздух и побежал вдоль стены к тому месту, где он мог оставить веревку Он бежал, вытянув руку и касаясь пальцами стены, чтобы не пропустить в темноте веревку.

Миссис Сэмпл помчалась через кусты и сократила путь на десять ярдов. Она рычала. Гин взглянул на нее через плечо и увидел ее горящие глаза и открытый рот с острыми как бритва зубами.

Внутренний голос твердил: «Дело плохо — веревки здесь нет. Ты никогда не выберешься отсюда. Львица всего в двадцати футах от тебя, тебе не выбраться отсюда».

Гин зажмурился, согнул голову и напряг мышцы ног из последних сил. Он побежал так быстро, что даже выиграл пару футов у миссис Сэмпл, но он знал, что у него не хватит сил, что он не выдержит. В любую секунду его мышцы могли отказать — и это означало бы конец. И тут его вытянутая рука наткнулась на веревку.

Гин остановился и схватился за конец веревки. Задыхаясь, измученный и истекающий потом, он подтянулся, взбираясь по кирпичам и отталкиваясь от стены. В этот момент миссис Сэмпл настигла его и прыгнула ему на нога.

Гин сильно ударил ее ногой в лицо. Это была его разутая нога, и он почувствовал, как рвется носок под ее зубами, она укусила его до крови. Раскачиваясь, он неистово старался удержаться на веревке и снова оттолкнул миссис Сэмпл. На этот раз она отступила на секунду и тут же стала готовиться к новому прыжку.

Двумя-тремя сильными движениями Гин достиг вершины стены. Острые ногти поранили его икру, но он пнул львицу еще раз, и она отступила.

Гин осторожно выпрямился на вершине увенчанной шипами стены, балансируя руками. И затем спрыгнул в желанную темноту за пределы усадьбы Сэмплов.

Он приземлился, ударившись коленом, но поднялся и побежал по обочине к дороге. Всего в четверти мили он увидел огни, которые означали спасение. Кашляя и отплевываясь, он побежал к этим огням. Наконец он увидел, что свет льется из окон большого белого дома с колоннами.

Он различил припаркованные у дороги машины, садовую ограду, даже людей, двигающихся по комнате. Гин перешел на быструю ходьбу — он был уже почти в безопасности.

Но Гин не учел, с какой скоростью бегают львы. Он быстро шагал к освещенному дому, как вдруг услышал сзади топот по асфальту. Гин обернулся и увидел Лори и ее самца, приближавшихся к нему широкими скачками.

— О Боже, — прошептал он и побежал.

Но он был так измучен, что едва передвигал ноги. Дом, который до этого казался таким близким, был, наверное, в миле от него. Гин никак не мог остановить кашель, это еще больше задерживало его. Он проклинал каждую выкуренную им сигарету. Его легкие горели огнем, словно их облили керосином и подожгли.

Когда Гин был уже в двадцати футах от дома, они настигли его. Лев не набросился на него сразу, а, рыча, обошел вокруг. Хищники топтались рядом, злобно рыча и пуская слюну. Гин остановился и замер. Он поднял левую руку, прикрывая лицо, хотя знал, что это его не защитит.

— Лори, — хрипло сказал он, — Лори, ради Бога!

Лори только лязгнула зубами.

«Боже мой, — подумал Гин, — я в двадцати футах от безопасности и цивилизации. Люди выведут своих собак на прогулку и найдут меня, распотрошенного и разорванного на части, как того бедного девятилетнего мальчика». Гин никогда в жизни не испытывал такого отчаяния.

— Лори, пожалуйста! Лори, послушай! Я знаю, ты — Лори! Ради Бога, Лори, остановись!

Огромный самец отступил, готовясь к прыжку. Его глаза сузились, нацеливаясь на жертву, массивные клыки обнажились, готовые содрать мясо с костей.

— Лори! — кричал Гин. — Лори, убери это чудовище! Лори, я люблю тебя! Останови его!

Лори зарычала на льва. Тот заколебался, его мышцы обмякли. Он поднял свою большую гордую голову и посмотрел в сторону, выражая свое презрение надоевшей ему Лори и даже Гину.

Гин оставался на месте, пытаясь сдержать дрожь.

— Лори, — шептал он, — пожалуйста, Лори. Если ты когда-нибудь что-то чувствовала ко мне. Пожалуйста, спаси меня.

Лев сделал вялый прыжок в сторону Гина. Гин дернулся назад. Но Лори мягко толкнула своего «друга» головой, и хищник отпрыгнул в сторону. Затем, без дальнейших колебаний, он развернулся и размеренно побежал вдоль дороги.

Гин смотрел, как он удаляется. Несколько мгновений спустя хищник скрылся в темноте. Лори тоже убежала неизвестно куда.

Медленно, превозмогая боль, Гин пошел вдоль ограды и открыл главные ворота. По опрятной дорожке он подошел к зеленой входной двери и постучал.

Через две-три минуты дверь открыл высокий седоволосый мужчина в дорогом костюме и с бокалом мартини в руке.

— Привет, — сказал он дружелюбно. — Что с вами случилось?

— Львы, — ответил Гин и рухнул.

***

Гин пошел на похороны Матье из чувства долга. Было прохладно, людей на кладбище мало. Сухие свернувшиеся листья шуршали под ногами. Небо, если не считать нескольких легких облачков в вышине, было чистое и голубое.

Миссис Сэмпл и Лори стояли у могилы. Обе высокие, одетые в черное, с прикрытыми вуалью красивыми лицами. Могильная плита была простая и, вероятно, не дорогая. На ней было написано: «Матье Беста, от любящих друзей».

Гин приехал чуть позже и оставил свой белый «нью-йоркер» у ворот кладбища, С ним была Мэгги, одетая в новое элегантное черное пальто, недавно подаренное ей Гином.

Они подошли к процессии, но никто не взглянул в их сторону, и они почувствовали себя незваными гостями.

Священник закончил церемонию. Миссис Сэмпл наклонилась, взяла горсть холодной сухой земли и бросила на крышку гроба. Лори стояла тихая и неподвижная, сложив руки на животе.

— Она очень красивая, — прошептала Мэгги. — Я никогда ее не видела так близко.

— Красота, — сказала Гин, — очень часто просто оболочка, и не более.

Мэгги нахмурилась:

— Ты истинный политик. В твоей речи много клише.

Он отсутствующе улыбнулся:

— Когда-то мне уже говорили об этом.

Миссис Сэмпл и Лори ушли с кладбища, даже не взглянув в его сторону. Все уже было в прошлом, сейчас их делами занимались адвокаты. Гину было сказано, что Лори согласна на безболезненный и недорогой развод. Все, о чем она просила, — это деньги, необходимые для воспитания ребенка: она была беременна.

Гин и Мэгги постояли еще немного и вернулись к машине.

— Знаешь что?.. — сказал Гин, когда они возвращались в Вашингтон.

— Что?

— Люди, которые не могут себя защитить, всегда достойны порицания.

— Люди или животные?

— В данном случае он был скорее животным.

— Он сам убил в себе месье Сэмпла, или Матье Беста, как там они его называли, — кивнула Мэгги.

— Конечно. Он стал просто бессловесным животным. Он предпочел остаток жизни провести в клетке, время от времени подгоняемый хозяином, и состарился бы с приличием и достоинством и со вставными зубами.

— Не понимаю, как ты можешь шутить о зубах после того, что ты пережил.

Гин пожал плечами:

— По правде говоря, все, что происходит со мной в эти дни, кажется нереальным.

— Поэтому ты и пришел сегодня сюда?

— Может быть. В какой-то мере я несу ответственность за то, что произошло. Иногда я думаю, что, если бы не я, этот бедняга остался бы в живых.

Мэгги сняла черную соломенную шляпку.

— Конечно, а ты бы умер.

Гин притормозил перед светофором. Утреннее солнце заглядывало в машину и золотило волосы Мэгги.

На противоположной стороне улицы висела потрепанная, выгоревшая афиша бродячего цирка «Ромеро»: яркая картинка, на которой лев перепрыгивал через обруч.

В соседней машине, светло-зеленом «бьюике», мужчина в широкополой шляпе ругался со своей женой, у него в зубах вздрагивала сигарета.

— Мэгги? — сказал Гин.

— Да?

— Мэгги, как ты думаешь, это будет не слишком, если я попрошу тебя остаться со мной?

Мэгги посмотрела на него и улыбнулась.

— До тех пор, пока тебе самому не надоест, — засмеялась она.

***

Через девять месяцев Гин получил телеграмму: «Гину Кейлеру. Миссис Лори Сэмпл-Кейлер, ваша бывшая жена, родила девочку, Сабину. Госпиталь Сестер милосердия. Хаким аль-фарикка».

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8