«Сердце волка»

— Нет, — сказал Висслер. — Он получит лишь то, о чем мы договорились, и ни пфеннига больше — так ему и скажите. И при этом спокойно добавьте, что ему лучше не перегибать палку. Я могу провернуть это дело и с кем-нибудь другим.

Эти слова были обращены к высокому черноволосому мужчине, сидевшему с другой стороны стола. Он не отличался опрятностью: щеки и подбородок были покрыты трехдневной щетиной, а одет он был в камуфляжные штаны и порванный зеленый свитер из старых запасов НАТО. Уже от одного вида этого человека Мевес почувствовал сильный зуд. У партизана были самые грязные руки, какие Мевес когда-либо видел, а внимательно присмотревшись к его одежде, можно было мысленно восстановить его меню за последние три месяца. Судя по исходившей от него вони, оно большей частью состояло из чеснока и к этому добавлялся устоявшийся запах мочи. Единственное, что было чистым у этого парня, — так это его оружие. У него на коленях лежал автомат Калашникова, изготовленный лет двадцать назад, но наверняка еще прекрасно функционирующий, а из-за пояса брюк торчал пистолет. Когда он проводил своими обломанными ногтями по цевью автомата, раздавался неприятный скоблящий звук. В целом этот парень вызывал у Мевеса смешанное чувство отвращения и страха, в котором явно преобладало отвращение, по крайней мере в данный момент.

— Переводите! — потребовал Висслер от партизана.

Тот по-прежнему сидел неподвижно и лишь пристально смотрел на него, будто впиваясь колючими глазами. В течение следующих двух-трех секунд между этими двумя столь разными людьми происходила немая дуэль: кто кого переглядит. Наконец партизан с неохотой повернулся на стуле к одному из двоих мужчин, сидевших в тени в дальней части помещения, и изложил ему сказанное Висслером на русском языке.

По крайней мере, Мевес надеялся, что это было именно так. Он совершенно не понимал, что сейчас говорит этот человек, потому что был силен в русском не больше Висслера. Оплошность, о которой он уже успел пожалеть: им следовало бы позаботиться о том, чтобы у них был русскоговорящий проводник. Теперь им приходилось вверять этому человеку свои жизни. Мевес понимал: это был не единственный просчет в их плане, так как их умопомрачительная затея постепенно становилась одной большой ошибкой.