«Двойной оскал»

Д.С.Федотов Двойной оскал (Паранорм-2)

Часть первая. Она возвращается

Глава 1

Это была странная улица. Дома здесь стояли только по одну сторону сплошной стеной безо всяких промежутков, сливаясь в какого-то чудовищного искореженного червя, застывшего в вечной судороге камня. По другую же сторону узкой выщербленной мостовой земля уходила в никуда. Не было ни обрыва, ни тумана, ни даже пустого пространства. Ни одно окно не светилось в черно-бурой каменной туше, фонарей на улице тоже не было, но свет — тусклый, лилово-желтый — заполнял, казалось, весь свободный от домов объем.

Я шел по твердо-текучей мостовой, стараясь не приближаться к телу «каменного червя», от которого ощутимо исходили волны ледяного холода. И это тоже было странно — при полном безветрии. И еще полное отсутствие людей…

«Червь» неожиданно отвернул от светящегося ничто и влился во вполне нормальную улицу с тротуарами и проезжей частью. И я наконец-то увидел людей. Они двигались по улице, каждый по своим делам, по одиночке и парами, заходили в распахнутые стеклянные двери магазинов, подходили к топтавшимся тут же лотошникам, курили, разговаривали, но… до меня не долетало ни единого звука! Немое кино.

Но жуть заключалась не в этом. То один, то другой из прохожих вдруг останавливался, тело его буквально скрючивало непонятной судорогой, и оно мгновенно распадалось на две фигуры — золотистую и черно-фиолетовую. В руках у них появлялись клинки, и начиналась молчаливая и беззвучная сеча. Золотистые неизменно оказывались вооружены длинными и тонкими, похожими на шпаги клинками, а черно-фиолетовые — двумя кривыми и широкими ятаганами.

Когда один побеждал другого, последний мгновенно растворялся в окружающем лиловом сиянии, а победитель тут же снова становился внешне обычным человеком и продолжал прерванное занятие, как ни в чем не бывало. И самое ужасное, что черные почти всегда одерживали верх!

Это было плохо, это было несправедливо. Я чувствовал это, но не мог понять, почему так происходит. Я лишь точно знал, что мне необходимо быстрее найти, настигнуть кого-то — кого? — иначе этот кошмар никогда не кончится. Но и просто наблюдать за происходящим вокруг я не мог. Не имел права!

Я двинулся вперед, — как я почему-то знал, к центру города, — и тут из ближайшего ко мне дома выскочил растрепанный полный мужчина в цивильном костюме, замер посреди мостовой, потом тело его знакомо свело судорогой страдания, и он мгновенно распался на две фигуры — золотистую и черно-фиолетовую. В руках у них появились все те же, что и у других, клинки, и началась стремительная и по-прежнему бесшумная дуэль.

Это было мрачное и в то же время захватывающее зрелище. Но светлая ипостась оказалась явно слабее темной. И когда оба черных ятагана уже готовы были вонзиться в золотистое тело, я не выдержал, выбросил вперед правую руку, одновременно сжав в кулак левую, и поток розового пламени, сорвавшийся с пальцев, накрыл светлую фигуру. Через мгновение ятаганы коснулись трепещущей завесы, и тут же темная фигура растворилась в окружающем лилово-желтом свечении. А светлая половина вновь обрела человеческую плоть. И мужчина, уже спокойный, пригладил волосы, одернул пиджак и прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания.

Я вздохнул и снова двинулся вдоль улицы, и снова не удержался, увидев, как схватился сам с собой аккуратный мальчик в больших очках со скрипичным футляром в руках. А потом была беременная молодая женщина с годовалым малышом в коляске, а потом еще и еще…

И с каждым разом воздух вокруг меня становился чуть плотнее, и двигаться было все труднее, и розовое пламя животворной Чи бледнело на глазах. Я понял, что долго не протяну, ускорил шаг, стараясь не смотреть по сторонам, где продолжалось безумие распада, повернул за угол и неожиданно вышел на площадь. Посреди нее возвышался смутно знакомый, серый четырехгранный постамент с такой же блеклой, низкорослой и лысой статуей наверху, нелепо вытянувшей куда-то вперед и вверх правую руку в непонятном призыве. А рядом с памятником четко вырисовывалась стройная фигурка в черном плаще с капюшоном, скрывавшим лицо владелицы.

Она?..

Я максимально ускорил шаг, но когда до нее оставалось с десяток метров, черная женщина вдруг подняла обе руки перед собой, между ладонями ее вспыхнул красно-фиолетовый шар и рванулся мне навстречу, превращаясь в волнистую ленту. Я инстинктивно укрылся за ставшим уже полупрозрачным радужным овоидом волевой защиты, но понял, что долго не выстою, когда зловещая лента ударила в самый центр его — в Анахату, сердечную чакру. Это было классическое энергоинформационное нападение, какое обычно применяют колдуны и маги.

Кто же ты?!..

В следующий миг, словно услышав мой мысленный возглас, черная женщина откинула капюшон, и я замер от неожиданности. Это была она, Нурия Саликбекова, черный мадхъя — мой рок и мое проклятие!

И она рассмеялась мне в лицо радостно и весело, и поманила к себе обеими руками, и от этого простого, человеческого жеста на меня вдруг навалилась неимоверная, неподъемная тяжесть. Я буквально ощутил, как продавливается и покрывается трещинами разрывов защитный кокон воли. Голова раскалывалась болью от чудовищного давления чужого сознания, слабость пополам с тошнотой волнами прокатывалась по телу снизу вверх, в глазах поплыли черные круги, и тут я услышал ее голос:

— Здравствуй, Идущий! Наконец-то я дождалась. Мне очень не хватало тебя все эти годы, но теперь мы будем вместе. Отныне и навсегда!..

Гора на моих плечах снова стала набирать вес, ноги подогнулись, и я упал на колени. Но в тот же самый миг откуда-то сверху на меня хлынул бесшумный поток дивного золотисто-алого света, который буквально смыл беспощадную тяжесть чужой воли, одновременно пропитывая и наполняя тело и душу живительной силой и мощью. Я легко вскочил на ноги, оттолкнулся и стал медленно и плавно всплывать в этом чудесном потоке навстречу невидимому спасителю. В последнюю секунду, оглянувшись, я разглядел сквозь струящуюся завесу искаженное злобой и отчаянием прекрасное лицо чудовища и… проснулся!

Какое-то время я просто бездумно лежал, отдыхая от пережитого стресса и почти с нежностью слушая ровное тихое посапывание Лены, удобно устроившейся на моем плече. Электронная «сова» на стене высвечивала глазами цифры — 5:45 — Час Гиены или время «третьих петухов», когда вся разгулявшаяся за ночь нечисть с тоскливым воем и шипением уползает обратно в свои норы до следующей полуночи — Часа Нетопыря. Но то — нечисть, а на черного мадхъя сии неписаные законы ни коим образом не действуют, даже наоборот, при желании он сам может их писать и переписывать. Это вполне ему под силу, в пределах нашего континуума…

Черт! Откуда это в меня полезло?! Неужели опять началось?! О, Господи, только не это!.. Ведь больше полугода прошло…

Тогда нам казалось, что удалось прекратить цепную реакцию распада социума. Мы собрали достаточно большое число инициированных мадхъя людей, и помощь пришла неожиданно из Ассоциации Ведовства и Целительства в лице ученицы «серого» мага Андрея Венедиктовича Золотарева — Ксении Меньшиковой. Вдвоем с ней мы сумели «нащупать» резонансную частоту процесса распада личности и погасить ее, используя энергию эгрегора — коллективного биоинформационного поля собранной группы. Но Нурия снова уклонилась от силового контакта и исчезла.

Время шло, постепенно в памяти события тех зловещих дней изрядно потускнели, хотя и не стерлись вовсе. Но сознание человека обладает одной замечательной способностью: в целях самосохранения оно превращает любое негативное явление в некое условно-фантастическое или сказочное, как бы берет его в кавычки и начинает с ним играть, постепенно добавляя к нему различные позитивные детали. В итоге то, что было плохим, становится, если и не хорошим, но уж заведомо нейтральным и незначимым для последующих событий. Так произошло и со мной.

Конечно, я помнил Ирину, помнил ее голос, руки, взгляд, потоки розового пламени — жизненной энергии Чи, которую она щедро отдавала мне, спасая от страшной болезни, и последнюю нашу с ней ночь… Но вот того сильнейшего чувства, даже не любви, — единства душ — более не было. Осталась только безмерная благодарность и ощущение теплого прикосновения каждый раз, когда память возвращалась к тем дням.

А потом появилась Лена. Собственно, не появилась, а просто оказалась рядом, то есть совсем рядом. Раньше у нас с ней было что-то вроде затянувшегося тренировочного спарринга, но не физического, а словесного. Мы с удовольствием подначивали друг друга, ехидничали по поводу романтических увлечений или предметов воздыхания, даже флиртовали иногда, и я водил «рыжую бестию» в кафе или ресторан. Но этим тогда все и заканчивалось. А сам поворот в отношениях произошел обыденно и незаметно. Просто в один из долгих зимних вечеров, когда я сидел в своей «берлоге» перед компом с банкой любимого «Хольстена» и бездумно гонял очередную фэнтезийную виртуалку с сенсорным эффектом присутствия, раздался сигнал «стража ворот» — видеосистемы входной двери. Оживший экран показал мне Лену в ее любимой пушистой белой шубке, белых брюках и высоких сапожках. И когда она шагнула в прихожую и молча прижалась всем телом, спрятав лицо на моей груди, я понял, что, наверное, так и должно было быть, и ничуть не удивился этому…

А вот теперь, почти через полгода спокойной жизни, снова пришли страшные провидческие сны. То, что мне приснился именно сон-предвестник, я нисколько не сомневался, я лишь боялся признаться в этом самому себе. Потому что сей факт однозначно указывал на начало цепи неких весьма неприятных и значимых событий в моей и, возможно, не только моей жизни. И я просто обязан был как можно быстрее разобраться в смысле увиденного и сделать надлежащие, а главное, правильные выводы!

Я осторожно пошевелил начавшим затекать от неподвижности плечом, на котором уютно устроилась взлохмаченная рыжая головка, и маленький, чуть вздернутый нос тихо и ровно дышал мне в ухо. Лена слегка изменила позу, положив свою горячую под одеялом ногу мне на бедро, а рукой обняв мою грудь, чмокнула пару раз пухлыми губками, но не проснулась.

Мысли снова вернулись в прежнее русло. Нурия во сне вновь назвала меня Идущим, и опять я не понял смысла этого обращения, как и тогда, в серые туманные дни сентября. Идущий — куда? Или зачем?.. И почему мадхъя ждет меня? Зачем я ей нужен?.. Мои аналитические способности явно пасовали перед такой проблемой. Требовалась незамедлительная помощь кого-то из посвященных или понимающих в этих вопросах. Только вот к кому обратиться? Ирины давно уж нет, и даже ее «мысленный шепот» не возникал в мозгу с тех пор, как в мою жизнь окончательно вошла Лена. В тот обычный и памятный вечер я в последний раз «услышал» сначала ее открытую и честную мысль-образ в виде говорящей розы, которая, широко раскрыв лепестки, произнесла простую и вечную фразу всех влюбленных, а в следующий миг, будто эхом прилетела другая: «Будь счастлив, родной!..» И не было в ней ни обиды, ни горечи разочарования — одна только радость, светлая и чистая…

Мог бы помочь и Золотарев. Но «серый» маг ушел, передав мне часть своей силы и знаний, которых, впрочем, я не просил, а потому и не последовал его совету постоянно тренировать новые способности и свойства своего мозга.

Оставалась Ксения Меньшикова, талантливый врач и сильный маг, достойная преемница своего учителя, но я не представлял как встречусь с ней после тех жутких событий. Ведь она, когда все закончилось, вместо теплых слов прощания и в ответ на мою благодарность бросила: «Если бы не ты, они оба были бы живы!». Я, конечно, понял, о ком речь, но легче мне от этого не стало…

К тому же подняла голову одна нехорошая черта моего характера — стремление всего достигать самостоятельно, даже в тех случаях, когда собственного опыта и знаний явно не хватало. И она же подсказала выход из ситуации, показавшийся простым и очевидным: выйти в астрал и поискать там ответы на возникшие вопросы — чего уж проще! Ведь в свое время Ирина научила меня и этой, в общем-то, несложной манипуляции с собственным сознанием. Она же предупреждала об опасности посещения так называемого «нижнего астрала» — слабоструктурированного информационного поля, образуемого преимущественно эмоциональным «эхом» человеческих эгрегоров различной сложности и объема. Ориентироваться в этом поле, воспринимаемом сознанием как бескрайнее море волнующегося многоцветного тумана или облаков, без должной тренировки и волевой защиты было бы проблематично, а искать необходимую информацию весьма непросто. Но мне-то, собственно, нужно было пройти в «верхний астрал» или планетарный эгрегор. Однажды я это уже проделывал, правда, под контролем Ирины…

И тут я решил, что поскольку смог один раз, смогу и другой. Осторожно, чтобы не разбудить Лену, я высвободился из ее объятий и как был, нагишом, бесшумно выскользнул из спальни. Я собирался провести сеанс посещения астрала в зале, — его мягкое половое покрытие, похожее на шкуру леопарда, весьма подходило для длительных трансовых упражнений.

Усевшись посреди комнаты в универсальной позе для динамического медитирования — «падмасана» или лотоса, я привычно проделал дыхательный комплекс крийя-йога, посредством которого кровь освобождается от углекислого газа и насыщается свободным кислородом, а те в свою очередь активируют ток главной жизненной энергии тела Кундалини, омывающей и очищающей от накопившегося «мусора» мозг и всю нервную систему. Как только в голове появились легкость и тонкий мелодичный звон, а зрение скачком изменило чувствительность, позволяя без напряжения видеть не только мельчайшие детали любых предметов в комнате, но также их тепловые ауры, я, как сказано в «Бхагавадгита», «… внешние касания оттеснив вовне, направив взор в середину бровей…», активировал Аджну, шестую чакру или третий глаз, контролирующую астральное зрение. Пару минут спустя я достиг необходимой глубины транса, когда включается внутреннее зрение, и внимательно осмотрел все шесть своих энергоинформационных оболочек — тонких тел — на предмет возможных повреждений, памятуя сегодняшнюю ночь и сражение с черным мадхъя пусть даже и во сне.

«А все-таки, — родилась где-то в глубине уже «поплывшего» сознания мысль, — кто же спас меня там, во сне — Ирина, Золотарев или кто-то третий?.. Надо бы и это тоже проверить через астрал…»

С чистым, глубоким многотональным звуком «Оумм» раскрылась перед внутренним взором радужная «орхидея» центральной чакры — Анахаты, а в середине ее запульсировал жемчужно-белый шарик — ментальный зонд, которому предстояло доставить мое «я» в астрал. Все-таки кое-чему я у магов научился, потому весь процесс «всплытия» прошел быстро и без заминок — полное ощущение, будто летишь на воздушном шаре! Однако моим замыслам не суждено было сбыться. Едва я, вернее, часть моего «я» достигла переливчатой, вихрящейся границы «нижнего» астрала, как из его туманной глубины навстречу вынырнула по пояс призрачная колоссальная фигура, напоминающая мифического циклопа, и отвесила мне, то есть моему «я», своей когтистой лапой физически ощутимую затрещину, от которой все мое существо мгновенно наполнилось оглушительным звоном, астральный «глаз» погас, и осталось только ощущение стремительного падения в черную бездну.

«Не получилось», — мелькнула последняя четкая мысль.

Очнулся я от того, что кто-то гладил меня по голове и щекам. Прикосновения были ласковые и требовательные одновременно.

— Рыжик, — сказал я осипшим почему-то голосом, — с добрым утром.

— Слава Богу, — вздохнула Лена, — живой! А я уж думала… Ты что же это творишь, а?

Я понял, что лежу головой на ее коленях, то есть на голых, теплых, очень крепких и аппетитных ножках. Я поднял обе руки и пробежался кончиками пальцев по их восхитительно-бархатистой коже от коленок вверх до приятной округлости бедер. Лена прервала свою гневную отповедь на полуслове и тихо охнула, вздрогнув всем телом. Я продолжал играть пальцами на ощупь с ее телом, с удовольствием и нарастающим возбуждением чувствуя, как оно отзывается на ласки и начинает подсказывать незаметными движениями, где именно сейчас нужно его коснуться. Пальцы мои уже поднялись по ее животу и вступили в игру с двумя тугими, упругими «персиками», увенчанными налившимися холмиками сосков.

— Ты хулиган и маньяк, — тихо прошептала Лена, и это были последние слова в ближайшие полчаса. Говорили только наши тела, и понимали друг друга, и были это простые, прекрасные, всем известные и одновременно вечно новые слова, в которых звучала и тихая нежность, и обжигающая страсть, и томное наслаждение, и снова страсть, и снова нежность. И на вершине этого безумного блаженства два встречных потока живительного, розово-золотистого пламени окутали на несколько бесконечных секунд наши утомленные тела, возвращая им силу и гармонизируя все жизненные процессы.

— Господи, как же хорошо! — вымолвила наконец Лена, садясь на «леопардовой шкуре» возле меня и потягиваясь, как сытая кошка.

Я перекатился через правое плечо и вскочил на ноги.

— Мне тоже очень хорошо с тобой, Рыжик! — честно признался я и подхватил ее на руки.

Лена положила голову мне на плечо и потребовала:

— Тогда неси меня в ванную, я по твоей милости вся в пыли и каких-то крошках!

— С удовольствием, — сказал я, — а мне можно с тобой? Я ведь тоже в крошках…

— Даже не думай! — Она легонько шлепнула меня по губам и дернула за бороду. — Я же из-за тебя на работу опоздаю. Это тебе можно являться, когда вздумается — спецкор, видите ли! А я — секретарь при исполнении.

— Не нужно было из редакции уходить, — привычно отпарировал я, поставив Лену на ноги прямо в ванне, и тут до меня дошло. — Сколько же сейчас времени?!

— Да уже часов восемь, наверное, если не больше.

— Гм-м, получается, что я там провалялся больше полутора часов? — Эта мысль неприятно похолодила затылок, будто кто-то невидимый дунул сзади струйкой ледяного воздуха — сакки, «ветер смерти»! Но почему?! Из-за чего? Что я такого сделал или наоборот — не сделал?! Нет, необходимо срочно с кем-нибудь посоветоваться, хотя бы с той же Меньшиковой. Черт с ним, с самолюбием!

— А чем, собственно, ты занимался в зале? — вспомнила Лена прерванный приятным занятием разговор, настраивая электронный смеситель на режим контрастного душа с диапазоном температур от плюс десяти до плюс сорока градусов. — Когда я пришла, ты был в полной отключке: весь холодный, почти не дышишь, пульс — чуть ли не двадцать ударов…

— Нормальное трансовое состояние, — попытался отговориться я, не желая распространяться о своей неудаче, быстро достал из стенного шкафчика два махровых халата и развесил их на плечиках рядом с ванной.

— Не пудри мне мозги! — нахмурилась Лена, поворачиваясь ко мне всем телом и упирая кулачки в крутые бедра. Мой взгляд при этом случайно уперся в два колыхнувшихся от движения чудных «персика» и уже не смог от них оторваться. — В трансе не бывает дыхания Чейн-Стокса и аритмии! Ты что, пытался выйти в астрал?

Н-да, красивая женщина — это замечательно, но если она еще при этом и умная…

— Послушай, Рыжик, — сказал я тоном прожженного соблазнителя, шагая к ней в ванну и задвигая прозрачную триплексовую ширму теплоизолятора, — давай-ка я лучше тебе спинку потру, и переключи пока душ на обычный режим.

Из ванной мы выбрались только минут через сорок, и Лена, конечно, снова опоздала на работу в свою фирму по продаже спортивного оборудования.

* * *

Офис Ассоциации Ведовства и Целительства располагался в старинном особняке постройки середины восемнадцатого века, принадлежавшем при царе-батюшке известному сибирскому купцу первой гильдии Коршунову Ивану Денисовичу, торговавшему пушниной и кедровым орехом и владевшему помимо трех лесопилен еще и собственным колесным пароходом. Дом этот, вопреки сибирской традиции построен был не из лиственницы, как большинство купеческих особняков, а из темно-красного кирпича местного изготовления, владел которым еще один купчина по фамилии Рукавишников. Каждый кирпич весил не менее полпуда и не разбивался даже при падении с высоты десятка метров, а в раствор мастера-каменщики подмешивали к цементу яичный белок. Как только эта смесь застывала, кладка превращалась в монолит. Прочность его была такова, что когда однажды, уже в двадцатом веке власти решили снести ряд лабазов, принадлежавших в свое время тому же Рукавишникову, справиться со стенами не смогли ни отбойными молотками, ни кувалдами, ни даже тротиловыми шашками! Во времена советской власти здание вмещало в себя сначала весь областной аппарат административного и партийного управления, а затем, уже в демократическую эпоху, было великодушно передано в распоряжение творческой интеллигенции, получив громкое название «Дома творческих союзов».

По роскошной, мраморной, истертой несколькими поколениями людей лестнице с резными и тоже мраморными перилами я поднялся на второй этаж и очутился в поистине циклопическом помещении со сводчатым потолком и лепниной по верхнему поребрику стен, в котором распаленный воображением мозг с трудом признал обыкновенный коридор. До потолка, тонувшего в полумраке, каковой не в силах были разогнать редкие настенные бра возле каждой из двух десятков дверей, выходивших в коридор, было не менее шести метров. Да и в ширину это творение неведомого архитектора достигало размеров едва ли не настоящей улочки где-нибудь в Татарской слободе или Соляном квартале. Во всяком случае, пара каких-нибудь «ауди» разминулась бы здесь запросто!

Двери тоже потрясали воображение — трехметровые, резные, мореного дуба с литыми, потемневшими от времени бронзовыми ручками в виде медвежьих лап. Партийные бонзы и чиновники, бывшие владельцы здания, не рискнули ни менять этих монстров, ни как-либо их «облагораживать» по моде. Наоборот, видимо, стараниями управляющего делами областной администрации состояние всех «врат» поддерживалось со всей возможной тщательностью, не жалея средств. Единственное, на что осмелились потомки, это привинтить на одну из монументальных половин каждой двери соответствующую хозяину табличку.

Офис Ассоциации Ведовства и Целительства располагался в самом конце колоссального коридора и занимал сразу два помещения друг напротив друга. В правой части, выходящей окнами на Центральный проспект, размещались кабинеты председателя, секретаря Ассоциации, а также зал для заседаний и библиотека. В левой — кабинеты для приема посетителей и клиентов магами и целителями.

Верный журналистской привычке сразу брать «быка за рога», я потянул на себя левую «воротину», инстинктивно приготовившись приложить для этого немалое усилие. Однако, вопреки ожиданию, дверь открылась легко и бесшумно. Даже пожалуй слишком легко. Не иначе, как штучки кого-то из магов? А может быть…

Меньшикова сидела в дальнем углу небольшого квадратного холла, в который выходило шесть обыкновенных светлых «под ясень» дверей рабочих кабинетов. Стеклянный журнальный столик и два низких, «дутых» кожаных кресла уютно прикрывал сверху широкий зонтик какого-то экзотического тропического растения с крупными блестящими перистыми листьями, росшего, казалось, прямо из стенной панели в углу. Ксения, одетая в строгий темно-вишневый костюм, расположилась в одном из кресел, вытянув стройные загорелые ноги, и курила длинную черную сигарету с золотым мундштуком. Дым при этом совершал какой-то странный вираж над столиком и исчезал под зеленым зонтиком.

Я остановился в дверях, не решаясь без приглашения двигаться дальше, а Меньшикова, казалось, и не думала облегчать мне задачу. С минуту мы молча разглядывали друг друга. Наконец, терпение мое лопнуло, я сделал шаг вперед и сказал:

— Здравствуйте, Ксения Олеговна. Мне очень нужна ваша помощь.

— Опять? — слегка приподняла она тонкие изящные брови, не ответив на приветствие. — Кажется, мы с вами договорились более не беспокоить друг друга?

— Бывают ситуации, когда приходится нарушать их, разумеется, не по личной прихоти, но ради общего дела, — я постарался придать голосу убедительности.

— Что же это за дело может быть у нас с вами? — Меньшикова загасила сигарету в хрустальной пепельнице на столике и сменила позу, закинув ногу на ногу, от чего ее идеальной формы бедра открылись еще на десяток сантиметров выше, а руки сложила под высокой грудью, обхватив себя за локти.

На языке тела эта поза называлась «раковина» и практически лишала собеседника возможности эффективного общения. Единственным и действенным способом «достучаться» до принявшего эту позу был прием из арсенала психолога Милтона Эриксона именуемый «отзеркаливание». То есть применяющий его должен был копировать позу, жесты, мимику, интонации собеседника, и в результате последний начинал воспринимать того как собственное отражение. А ведь известно, что с отражением никто не конфликтует, и говорить ему можно все, что угодно! Правда, в данном случае передо мной сидел не обычный человек, но все же я рассчитывал, что сейчас в Ксении больше от женщины, чем от мага, а в каждой женщине живет хотя бы ма-а-ленькая мартышка!..

Поэтому я быстро прошел ко второму креслу, развернул его под тем же углом, что и первое, сел и закинул ногу на ногу, скрестив руки на груди и придав лицу высокомерно-удивленное выражение. Подумалось: «Сейчас она либо просто уйдет, либо превратит меня в таракана, либо…»

— Отдаю должное вашей находчивости, — чуть улыбнулась уголками полных губ Меньшикова, не меняя позы, — и готова выслушать причину вашего появления. Но если я сочту ее несерьезной, больше мы с вами не увидимся!

Я понял, что судьба все-таки предоставила мне шанс, и постарался как можно короче и выразительнее описать свое «видение», а про попытку самостоятельно выйти в астрал упомянул лишь вскользь. Рассказ занял у меня не более пяти минут, и все это время я неотрывно следил за выражением лица Меньшиковой, совершенно напрасно пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки интереса. Увы! Я забыл, с кем имею дело! Лик «греческой богини» оставался абсолютно бесстрастным и по-прежнему прекрасным и надменным.

«Интересно, — пришла мысль, когда я закончил монолог, — маги — они все такие? А может быть, им просто скучно общаться с нами, людьми? Или наоборот, им скучно, потому что они все знают наперед?»

Ксения наконец сменила позу, выпрямившись в кресле, и, опершись одной рукой о мягкий подлокотник, другой вынула прямо из воздуха зажженную черную сигарету. Стальной блеск в глазах исчез, и теперь они медленно наполнялись теплой голубизной летнего неба. А главное, я увидел в них интерес и даже, по-моему, некое беспокойство. Поэтому я тоже сменил позу на аналогичную и закурил свои любимые «Монте-Карло» с ментолом.

Так мы курили и молчали, думая каждый о своем и одновременно об одном и том же. Наконец Меньшикова загасила недокуренную сигарету в хрустальной пепельнице на столике и встала. Я поспешил проделать то же самое, все еще оставаясь в образе «зеркала». Дело в том, что даже если человек и осознает, что его копируют, «отзеркаливают», на подсознательном уровне он все равно испытывает к своему визави определенное доверие — такова уж психофизиология, и маги здесь не исключение!

— Пойдемте! — коротко приказала (именно приказала!) Ксения, повернулась и шагнула к двери со скромной табличкой «Психологическая консультация».

Не оглядываясь, она скрылась за дверью, и мне ничего не оставалось, как поспешить следом. Кабинет оказался самым обычным, со стандартным медицинским интерьером, без малейших намеков на какую-либо магию, мистику или эзотерику. Правда, у меня возникло неясное ощущение, что на самом деле помещение выглядит не так, да и вообще — помещение ли?.. Но Меньшикова не дала мне времени разобраться в ситуации.

— Вот что, Дмитрий Алексеевич, — сказала она, останавливаясь посреди кабинета и снова поворачиваясь ко мне лицом, — я думаю, что ваше… видение неслучайно, но чтобы сделать какой-либо прогноз, мне необходимо увидеть всю картину.

— То есть вы предлагаете… — у меня неприятно засосало под ложечкой.

— Ментальное сканирование. — Она прямо посмотрела мне в глаза, и тревожная синева буквально окатила меня с головы до пят.

«Блин! Да что же это такое творится?! Неужели каюк спокойной жизни? За что, Господи? Почему именно я?!.. А как же Лена?..» Мысли, одна другой сумбурнее и отчаяннее, колготились в быстро распухавшей голове, не желая выстраиваться под команду логики и рассудка. «Ментальное сканирование возможно лишь при условии полного подавления воли реципиента», — вспомнилось вдруг одно из наставлений Ирины.

— Иного способа нет, Дима, — тихо, но четко добавила Ксения, будто услышав мои сомнения и переходя на «ты» естественно и просто. — Я не имею права ошибиться, потому что второй попытки мадхъя не даст!

Она замолчала и прикрыла глаза, давая мне возможность договориться с самим собой, и я был очень благодарен ей за это. Мучения и метания мои тут же прекратились, и я сказал почти бодрым голосом:

— Все понятно, шеф, поехали!..

— Хорошо. — Ксения вновь превратилась в энергичную, деловую «амазонку», какой я ее знал. — Раздевайся и ложись на кушетку. Лицом вверх!

— Гм-м, совсем?

— Что?

— Раздеваться…

— Естественно. А что тебя смущает? Тебе же должно быть известно, что одежда, особенно из искусственных материалов, нарушает энергоинформационный обмен ауры, — говоря это, она быстро сняла с себя темно-вишневый жакет и юбку и аккуратно повесила их на плечики в стенной шкаф.

— Знаю, — откликнулся я, стараясь отвести взгляд от ее роскошной «роденовской» фигуры, символически прикрытой лишь кружевным полупрозрачным гарнитуром. — Считается, что в этом кроется причина большинства современных «городских» недугов, типа синдрома хронической усталости, иммунодепрессии, дискинезии желудочно-кишечного тракта, вегето-сосудистой дистонии и тому подобного.

— Вот именно! — Она сбросила остатки одежды прямо на яркий турецкий ковер, покрывавший весь пол кабинета. — А для сканирования целостность ауры является непременным и необходимым условием. Ну, что же ты?

— Угу. — Мне пришлось использовать старый, проверенный прием, дабы унять естественное возбуждение, поспешно сложив пальцы рук в мудру «Щит Шамбалы» и резко выдохнув несколько раз через нос.

Способ сработал безотказно, и тогда я уже спокойно разделся донага и улегся на неожиданно теплую кожаную поверхность, казалось бы, обыкновенной с виду, высокой медицинской кушетки для лечебного массажа. Ксения подошла и встала сбоку, положив горячие ладони мне на лобок и на темя.

— Закрой глаза и расслабься, — сказала она необычно низким для нее, грудным голосом. — Еще лучше, если ты сам войдешь в транс…

— Попробую…

Я мысленно сосредоточился на ощущении кончика большого пальца правой ноги, затем одновременно постарался почувствовать мочку левого уха, потом попытался подключить сюда образ собственного пупка и… «поплыл». Мысли потеряли четкость, пропали осязательные ощущения, все звуки скачком отодвинулись куда-то почти за предел слышимости. Возникло чувство медленного и плавного полета, тело стало невесомым, и по нему снизу вверх покатились волны солнечного жара. В голове с тонким и мелодичным звоном как бы открылось маленькое оконце, сквозь него проник золотисто-алый луч и заплясал по моему внутреннему пространству, вызывая своими ласковыми прикосновениями легкую щекотку. Вместе с лучом в меня вошел и тихий шепот:

— Все в порядке, родной, спи спокойно…

Он показался мне знакомым, но я не стал отвлекаться, полностью отдаваясь неспешному, мерному полету нирваны. Это было чудесное ощущение! Я вдруг понял, почему все начинающие йогины стремятся овладеть этой техникой.

Тела не было. Точнее, я его просто не чувствовал. Меня окружал безбрежный океан всепоглощающего блаженства, я купался в нем, я пил его, я дышал им, я был им, и больше ничего не хотел, кроме спокойного движения в никуда…

Потом, спустя вечность, на грани слухового восприятия возник голос, тень голоса:

— Открой Врата Силы, любимый…

«Какие Врата?..» — шевельнулась разомлевшая мысль, но разум — сторож личности — уже начал привычную работу и тут же выдал результат: «Свадхистана». Некто советует активировать вторую чакру — центр накопления и преобразования энергии Кундалини. Но зачем? Ведь тогда придется постоянно сбрасывать куда-то неиспользованную часть энергозапаса, иначе физическое тело просто сгорит в огне «биохимического пожара», и я за несколько месяцев превращусь в дряхлого старика! Либо, что хуже, еще одним необъяснимым случаем самовозгорания станет больше…

— Если ты не создашь Щит Шамбалы, ты погибнешь… — снова пришел знакомый шепот.

«Какой еще Щит, мудру что ли?..» — недовольно заворочалась следующая мыслишка, и снова на выручку пришел вечно бодрствующий разум: «Аджна». Тот же неизвестный доброжелатель предлагает включить и шестую чакру — третий глаз, центр реализации и контроля над экстрасенсорной системой организма, а Щит Шамбалы — это полная ментальная защита. Вот куда должна пойти Кундалини!..

Океан нирваны неожиданно пронзили в разных направлениях бесшумные золотисто-алые молнии, нарушив неспешное блаженство тела и души, и я вдруг снова осознал себя лежащим навзничь на теплой кушетке. Одновременно закончилась и тишина. Еще не открывая глаз, я услышал мерный шелест кондиционера и тихое гудение компьютерного процессора и понял, что Ксении рядом со мной нет.

Тогда я сел в позу «лотоса», попытался привычно включить «кожное зрение» и спустя несколько секунд определил, что Меньшикова находится справа от меня, там же, где и незамеченный мною ранее компьютер. Удовлетворенный собственной кондицией, я наконец открыл глаза и… убедился, что ошибся! Ксения сидела прямо передо мной, на другом конце кушетки, тоже в позе «лотоса» с закрытыми глазами и по-прежнему обнаженная.

От неожиданности и досады я фыркнул, и лишь тогда она улыбнулась и взглянула на меня заботливо и тревожно.

— Тебе нельзя выходить в астрал! — категорично заявила Ксения, грациозно спрыгивая на ковер и подбирая свое изумительное белье.

— Что за глупость?! Почему? — Я все еще был раздосадован своей неудачей.

— У тебя нет защиты. Тебя растворят. — Она подошла к шкафу и стала неторопливо одеваться.

— Ерунда! — Я уже понял, о чем идет речь, но спорил из чистого упрямства. — Я умею ставить ментальные блоки.

— Блок — пассивная защита, и хорош только от обычного информационного нападения. — Меньшикова снова превратилась в надменно-неприступную бизнес-леди. — От астральных хищников он не спасет, ты знаешь. К тому же блок лишает возможности вести активный поиск информации. Тебе нужен именно Щит, Дима! — Она пристально посмотрела на меня, продолжавшего сидеть на кушетке, потом вдруг одним сложным движением пальцев извлекла из воздуха зажженную длинную черную сигарету и сказала уже совершенно другим тоном. — Ты долго еще собираешься испытывать мою сексуальную стойкость?

— А что, у меня есть шанс? — Я соскользнул с кушетки и постарался принять позу опытного стриптизера, поигрывая мускулами.

— Никакого! Старый, толстый, волосатый… — Ксения презрительно вытянула губы в трубочку и пустила в мою сторону струю дыма. — Все, Котов, выметайся, у меня больше нет на тебя ни времени, ни желания!

— Когда женщина говорит «нет», это означает «да» — первый закон женской логики, — отпарировал я и принялся неторопливо одеваться. — Мне нужна твоя помощь, Ксюша.

— Да пойми же ты! — взорвалась она. — Нельзя тебе в астрал! Тебя там ждут!

— Кто? Уж не Нурия ли? — Я попытался изобразить голосом небрежную браваду. — Давно что-то не встречались.

— Это — не Нурия! — раздельно и веско сказала Меньшикова. — Гораздо хуже и… страшнее.

— Тем более интересно. — Я застегнул последнюю пуговицу на рубашке, подошел вплотную к девушке и взял ее за вздрогнувшие плечи. — Мне очень нужна твоя помощь, — повторил я, заглядывая в ее расширившиеся, полные тревоги и надежды глаза. — Помоги мне со Щитом, Ксюша. Я не знаю, кто там еще за мной охотится, но уверен, что мадхъя Саликбекова вернулась. Я видел ее, Ксюша! И без тебя мне с ней не справиться.

Несколько долгих мгновений она всматривалась в мое лицо, будто пытаясь прочитать на нем нечто, неведомое даже мне самому, потом коротко вздохнула и сказала:

— Хорошо, Дима. Я согласна потренировать тебя на включение Щита, но в астрал с тобой не пойду. Извини.

— Спасибо, Ксюша, — у меня словно гора с плеч упала. — Я тебе завтра позвоню?

— Послезавтра. — Она решительно высвободилась и шагнула к двери. — Жду тебя в центре «Световид» с девяти до десяти. Это твое время. До свидания!

— Дакшина, гуру! — поклонился я ей без намека на улыбку. — Благодарю, учитель! — и покинул кабинет, не оглядываясь.

Выйдя из здания, я угодил под настоящий летний ливень, какие бывают только у нас в Сибири. Абсолютно отвесные струи толщиной в мизинец шипели по дымящемуся разогретому асфальту, грохотали по блестящим крышам авто и клокотали в решетках дождевых стоков. Публика, несмотря на разгар рабочего дня, попряталась кто куда, и лишь отдельные смельчаки и торопыги передвигались в этом водяном аду короткими перебежками от подъезда до подъезда. Деревья и кусты же, казалось, наоборот тянули вверх, навстречу живительной, освежающей влаге свои изнуренные жарой и пылью ветви.

Я взглянул на часы и понял, что лишен возможности переждать стихию в уютном холле «Дома творческих союзов». Поэтому, примерившись, я рванулся к стоянке на другой стороне улицы, где сейчас получала бесплатные водные процедуры моя вишневая «Селенга». Но все равно дождю хватило тех десяти секунд, чтобы превратить и рубашку, и летние брюки в половые тряпки на выезде. Это я в полной мере ощутил, едва оказался в машине. Смутные воспоминания из розового детства пронеслись как в калейдоскопе, пока я включал систему кондиционирования и влагопоглощения кресел и салона. Наконец, минут через пять одежда и волосы высохли, я завел двигатель и осторожно выехал со стоянки.

Часы на приборной панели подсказывали, что жить мне осталось всего-то полчаса, ибо если я через тридцать минут не займу рабочее кресло, то явившийся с регулярной проверкой начкадрами непременно наябедничает на меня генеральному как на злостного нарушителя трудовой дисциплины с всеми вытекающими финансовыми последствиями. С другой стороны, по такой погоде только сумасшедший или камикадзе рискнули бы гнать машину на скорости большей, чем конный экипаж сто лет назад. В общем, когда индикатор спидометра высветил число «40», я решил, что в гости ко Всевышнему мне еще рановато, а на работу поспею вовремя. Однако правы были предки, утверждавшие, что «человек предполагает, а Бог располагает».

На пересечении проспектов Центрального и Независимости я издалека различил размытое водяной стеной зеленое пятно светофора. Но как только прибавил газу, дабы успеть проскочить перекресток, впереди на обочине возник темный силуэт и буквально ринулся под колеса моей «Селенги». По крайней мере, мне так показалось. И единственное, что я успел предпринять, это резко вывернуть руль вправо, молясь, чтобы на тротуаре не оказалось еще какого-нибудь ненормального, вздумавшего прогуливаться под проливным дождем. Как выяснилось тут же, пятьдесят километров в час, каковые я успел набрать перед светофором, очень проблематично погасить на каких-то десяти-пятнадцати метрах асфальта, покрытого слоем воды в несколько сантиметров. А лучшим тормозом в таком случае может выступить только нечто прочное и хорошо закрепленное. Вроде столба уличного освещения например.

Когда я пришел в себя от удара о рулевую колонку, лишь самую малость смягченного ремнем безопасности (чтоб он совсем оторвался!), то обнаружил, что моя «красавица» утеряла правое переднее крыло и снесла таксофонную будку возле самого крыльца «Сибирского бистро», в котором я частенько посиживал с друзьями или без. Сие открытие неприятно поразило меня. Получалось, либо скорость машины была километров на десять больше указанной спидометром, либо я вместо тормоза умудрился нажать на газ!

Стараясь дышать осторожно из-за сильной боли в груди, я расстегнул предательский ремень безопасности и попробовал открыть дверцу, но, как и ожидал, она не поддалась. Блин! Придется выбираться через лобовое стекло, благо, оно полностью вылетело от столкновения. Салон покореженной машины медленно наполнялся водой — так и так промокну! Кряхтя и морщась от боли, я выкарабкался на скользкий вздыбившийся капот и съехал по нему на тротуар. Тут же из бистро выскочило несколько человек, явно бывших свидетелями моего каскадерского искусства, и под руки затащили меня в душистую теплоту кафе, усадив на один из мягких диванчиков уютного холла рядом с чучелом медведя-пестуна.

Кто-то из них заботливо сунул мне в руки стакан со знаменитой «Таежной падью» — брусничный морс с корицей, медом и коньяком в пропорции явно в пользу последнего. Я благодарно кивнул в ответ и не замедлил воспользоваться «лекарством», ибо по самым скромным прикидкам снова сесть за руль мне придется не скоро. Коктейль произвел на мой избитый организм должное оздоравливающее действие, и я тут же вспомнил о виновнике происшествия.

— А где же тот псих, что мне под колеса кинулся? — поинтересовался я у окружающих.

— Какой псих?!..

— Да не было тут никого!..

— Мужик, ты же сам в столб въехал!..

— А может у тебя самого с головой…

— Да говорю же вам: человек какой-то через дорогу, наперерез побежал! — возмутился я.

За этой перепалкой нас и застали «гаишники», как их до сих пор называли промеж себя водители всех мастей. Старший наряда оказался мне не знакомым, а потому развернул следствие по всем правилам: нудно и протокольно. Гипотеза о моей трезвости отпала сама собой в виду невозможности проверки, поскольку к моменту появления блюстителей дорожного порядка я успел «приговорить» первый стакан «пади» и принялся за второй. Мои утверждения об исчезнувшем виновнике происшествия были занесены в протокол, но также не удостоились внимания, поскольку других свидетелей этому факту не нашлось. В конце концов лейтенанту надоели галдеж и препирательства, он вызвал эвакуатор, а меня усадил в патрульную «ауди» и отвез в управление безопасности дорожного движения.

Я, конечно, понимал, что мне светят большие неприятности — все-таки будку таксофона я снес, — но сдаваться не собирался и позвонил из управления «дорожников» в управление криминальной милиции, своему дальнему родственнику и другу детства комиссару Бересту.

— Здравия желаю, комиссар!

— Аналогично, — хмыкнул Николай. — Что-то припозднился ты сегодня, не иначе быт заел?

— А что — быт?.. Быт есть, он не может не есть! — Я постарался говорить как можно бодрее, несмотря на то, что самочувствие мое продолжало оставаться в стадии средней паршивости: все болит, но все — по фигу. — Николай Матвеевич, у меня к вам просьба: поручитесь за лояльность и законопослушество вашего самого близкого человека в этом бренном мире перед грозными хозяевами улиц и проспектов…

— Ты что, ДТП устроил с утра пораньше? — прервал мой поток краснобайства невозмутимый комиссар.

— Господи, вот это сила мысли! Какой напор, какая глубина…

— Еще слово и останешься там, где сидишь, на двойной срок, — рыкнул доведенный до нужной мне кондиции Берест. — По моей личной просьбе!

— Не будьте таким жестоким, комиссар, — я шмыгнул носом, — вам это не идет.

— Достал ты меня, родственничек! Немедленно отдай трубку дежурному офицеру! — голос Николая обрел твердость дамасской стали.

Капитан «дорожников», с изумлением слушавший мои наглые речи, забрал у меня радиофон и сказал:

— Капитан Войкович! Здравствуйте, господин комиссар… Да, естественно нарушил… Я понимаю, но господин Котов не просто разбил машину, а еще и будку таксофона разрушил… Утверждает, что пытался уйти от столкновения с пешеходом, но свидетели происшествия этот факт отрицают… Хорошо, господин комиссар, уважу. Но права и машину задержу до выяснения! Всего хорошего, — он выключил связь и мрачно посмотрел на меня. — Господин Котов, за вас поручился комиссар Берест. Подпишите протокол временного задержания вашей машины и водительских прав и можете быть свободны.

Я хотел было обнаглеть и попросить еще один звонок за казенный счет, но потом решил не напрягать служителей светофоров и дорожных пробок, подписал с оскорбленным видом кучу бланков и покинул гостеприимных «гаишников».

Я вышел на широкое, в пять ступеней, крыльцо, укрытое от непогоды здоровенным, скошенным почему-то на одну сторону козырьком, и, не торопясь, закурил. Дождь еще не кончился, хотя и превратился уже из могучего ливня в слабосильную мелкую морось, машину у меня отобрали, на работу я опоздал бесповоротно, так что объективных причин суетиться и куда-то бежать у меня не осталось. А осталась обида на незаслуженное наказание и неясное предчувствие надвигающейся грозы, похлеще только что прошедшей. Какие-то незримые эманации все время настигали меня, где бы я ни был, отвлекали, не давали сосредоточиться и расслабиться.

И все-таки, чтобы совсем уж не выкидывать испорченный день на свалку истории, я вытащил мобильник и позвонил старому и верному другу Олегу Ракитину, капитану (простите, теперь уже майору!) криминальной милиции города, сыгравшему в предыдущей битве с черным мадхъя далеко не последнюю роль. Олег тогда невольно сделал решившее схватку открытие: оригинал (человек), с которого Нурия творила матрикат для клонирования темных сущностей — психомов, становился временно неуязвимым, вплоть до гибели матриката. Именно благодаря этому, так и не понятому нами явлению, Олег и остался жив, когда попытался взорвать себя в беседке городского парка, считая это радикальным способом уничтожения своих психомов, едва не убивших его любимую жену Алену. Но про свойства матрикатов Ракитин не знал, а свой — не нашел, поэтому аутодафе не получилось: капитан остался жив. Правда, веселости и легкости с тех пор в его характере поубавилось, но чуть позже Олег получил звание майора и должность начальника оперативно-розыскного отдела криминальной милиции города, и все решили, что Ракитин просто стал серьезней и взрослей.

— Привет, Олежек! — жизнерадостно начал я, несмотря на то, что на душе скреблось целое стадо бродячих котов.

— Привет, Димыч, — Ракитин явно обрадовался моему звонку. — Ты где?

— Да тут, недалеко, в одном милом заведении…

— Хочешь, угадаю его название с трех букв? — хмыкнул Олег.

— Валяй!..

— ГАИ…

— Тебе Берест настучал?

— Стучат дятлы, а у нас — обмен информацией, — наставительно сказал Ракитин. — Так что, без ног теперь остался? Надолго?..

— Почему без ног? — не сообразил я.

— Ну, волка же ноги кормят, а у тебя вместо них — машина…

— Юморист! — съязвил я. — Мой главный кормильный орган — голова, чтоб ты знал! Лучше скажи, можешь ты меня отсюда забрать — очень уж мокнуть неохота. Да и, наверное, есть какая-никакая свежатинка?

— Есть, есть, кровожадный ты наш, — Олег явно нервничал: именно поэтому шутки у него сегодня и не получались. — Я заберу тебя через пятнадцать минут. Жди.

Пятнадцать минут — это же девятьсот секунд: целая вечность! И я набрал номер Лены.

— Здравствуй, Рыжик! Как работается? Много «похудайчиков» продала?

«Похудайчиками» Лена называла модные и дорогие электромиостимуляторы с обратной биологической связью, которые якобы тренируют мускулатуру незаметно для хозяина, контролируя нагрузку и обмен веществ в мышцах. «Похудайчики» вот уже лет десять пользовались бешеным успехом у наших нуворишей, но что-то до сих пор ни одного Шварценеггера среди них не появилось.

— Привет, котик! Мне из-за тебя пришлось сегодня выслушать такой нагоняй, что думала — уволят, — несмотря на грустное событие, голосок у Лены был звонок и бодр, как всегда. — В общем, я тебя перевожу на жесткий график: понедельник, среда, пятница с десяти до двенадцати вечера. Иначе, еще одно такое опоздание, и меня тут же выкинут на улицу, — она сделала многозначительное ударение на слове «такое».

— А как же суббота и воскресенье? — притворно возмутился я.

— Это выходные дни, — заявила соблазнительница, — и я намерена просто отдыхать, а не… А чего это ты, собственно, звонишь? — спохватилась вдруг она.

Ох, уж мне эта хваленая женская интуиция!

— Да, понимаешь, я тут вляпался в одну странную историю, а в результате приобрел пару ушибов мягких тканей и потерял машину и права, — признался гробовым голосом. — Но ты не волнуйся, я передвигаюсь самостоятельно, говорю членораздельно и даже могу еще кое-что…

— Блин, Котов, ты когда-нибудь научишься относиться к жизни серьезно?! — рявкнула мне в ухо пантера по имени Лена, и связь прервалась.

— Дурак ты, Дмитрий Алексеевич, — сказал я своему отражению на погасшем экране мобильника, — теперь вот думай, как прощения просить будешь у хорошего человека.

Я выкурил еще одну сигарету и уже совсем решил было позвонить на работу Колобку, то бишь Григорию Ефимовичу Разумовскому, заму нашего главного редактора по связям с общественностью и моему непосредственному начальнику, и соврать что-нибудь героическое в свое оправдание, но в этот момент к крыльцу подкатила бело-синяя «ауди» и гостеприимно распахнула передо мной правую переднюю дверцу.

— Садись, орел ты наш болезный, — высунулся с заднего сиденья Ракитин, — поедем свеженинку кушать.

— Сегодня завезли? — тут же насторожился я, садясь рядом с водителем: Олег зря болтать не станет, не то что ваш покорный слуга.

— Да буквально полчаса не прошло! — отмахнулся Ракитин. — Миша, давай к «Северной», а то Велесов там уже, наверное, полтонны икры наметал, — добавил он для водителя.

Парень оказался новеньким и потому был не в курсе наших с Олегом отношений. Он с круглыми глазами выслушал весь диалог, но счел разумным промолчать и не задавать глупых вопросов. Впрочем, Ракитин внес в его положение некоторую ясность, сказав:

— Рядом с тобой, Миша, сидит живая легенда местной уголовной хроники и всей криминальной милиции, мастер пера и сыска господин Котов Дмитрий Алексеевич, он же Димыч для друзей и он же известный во всех злачных заведениях города и окрестностей Кот — авантюрист, игрок в бильярд и забияка.

— Благодарю, господин майор, — не удержался я. — Такой лестной характеристики мне еще никто не выдавал. Я совсем нестрашный, Миша, я белый и пушистый аки агнец Божий. Олег Владимирович шутят.

— Рад познакомится, — выдавил вконец сбитый с толку сержант Миша и изо всех сил сосредоточился на управлении новенькой «ауди».

Я пожал плечами и повернулся к Ракитину:

— Так что же произошло в «Северной»?

— Ну, ты в курсе, что эту гостиницу давно откупили для себя наши заклятые друзья из солнечного Азербайджана, — Олег со вкусом закурил и продолжил: — У них там все обустроено по высшему разряду, даже свой центр спутниковой связи есть, все удобства для приятного времяпровождения и отдыха от трудов неправедных — сауна, солярий, боулинг, тайский массаж, кабинеты психологической разгрузки с исключительно женской обслугой…

— Короче, Склифосовский, — не выдержал я, — все это мне известно и даже лучше, чем тебе. Кого грохнули?

— Нет, Димыч, все-таки ты не романтик, — притворно вздохнул Ракитин, — циник ты прожженный! Ладно, убит родной брат ихнего «оглы», Ильхан Амиев.

— Ну, и что же в этом странного? — искренне удивился я. — Очередная разборка с «чеченами», только и всего. Кстати, давно назревала, еще в феврале «азеры» перехватили в Юрге их «спиртовой» караван и увели в Кемерово, к себе на базу. Правда, валили на Гену-Ганнибала, но кто этому поверит…

— Дело в том, дорогой Ватсон, что Ильхан никогда в большом бизнесе старшего брата не участвовал, а тихо-мирно вел хозяйство «Северной» — это раз! — Олег щелчком пустил окурок в приоткрытое окно. — Во-вторых, а может, и во-первых, в гостинице установлена новейшая система охраны с идентификацией по сетчатке глаза и форме ушей. Тем не менее посторонний на территории зафиксирован не был. Да и спецов такого уровня, что могли бы обойти электронную охрану, у наших «чеченов» никогда не водилось.

— Значит, завелся, — пожал я плечами, хотя внутри у меня уже давно все звенело и пело от предчувствия.

Ракитин не ответил и до самой гостиницы не проронил больше ни слова.

Вестибюль «Северной» по какой-то странной прихоти хозяев не подвергся коренной перестройке. Наоборот, вся лепнина начала прошлого века, кедровые панели и паркет из сибирской лиственницы — «вечного дерева» — были восстановлены в первозданном виде, в то время как остальное здание было полностью реконструировано согласно современной моде «кибер-арт» с ее конформными помещениями и нашпигованной наноэлектроникой бытовой техникой и мебелью. Ну, говорящую дверь или кондиционер я еще понимаю, но говорящий унитаз или кровать?!.. Увольте! Полусфера вестибюля отсекалась от остального здания прозрачной стеной из бронестекла, в центре которой был встроен блок охраны, похожий с виду на пропускник в аэропорту, с той лишь разницей, что у этого имелись еще и две автоматические двери, набранные из металлических полос. С той стороны стены сидели два охранника: один из них контролировал входную часть блока, а другой — выходную. Ни дать, ни взять — демоны Максвелла, ёшкин кот!

Мы с Ракитиным подошли к блоку входа, Олег предъявил свою электронную идентификационную карту, которые были введены в обращение всего-то год назад специально для прохода в закрытые учреждения, и вошел. У меня тоже была такая карточка, но я сильно сомневался, что когда охранник увидит у себя на дисплее результат идентификации, вряд ли пропустит какого-то спецкора какого-то там «Вестника». Тем не менее я сунул карточку в щель опознавателя и с изумлением услышал голос «демона Входа»:

— Инспектор Кротов, проходите!

Мне стоило немалого усилия ничем не выдать себя, и только когда я оказался внутри гостиницы и догнал ушедшего вперед Ракитина, перевел дух.

— Когда это ты успел мне карточку подменить? — насел я на него.

— Какую карточку? — ненатурально удивился Олег. — Ах, эту!.. Ну, ты же не простил бы мне, если бы я оставил тебя в вестибюле… А вступать в переговоры с охраной, с начальством, с хозяевами — нету времени, сам понимаешь!

— Так ты ее мне насовсем даешь?! — обрадовался я, рассматривая собственную физиономию с совершенно другим именем. — Кротов Денис Анатольевич, инспектор отдела биофизической экспертизы управления внутренних дел… Здорово!

— Особо не радуйся, — усмехнулся Ракитин, — закончится это следствие, сдашь обратно.

— Почему? — Я почувствовал себя ребенком, которому подарили огромный торт и тут же запретили есть сладкое.

— Потому что такие вот карточки — наш стратегический запас, так называемые «мертвые души», для всяких непредвиденных ситуаций, — пояснил Олег, пока мы поднимались по лестнице на третий этаж и шли до апартаментов «супер-люкс» для VIP-персон, расположенных в конце длинного коридора. По ходу я насчитал аж целых три (!) поста электронной защиты в виде автоматических щитов, которые в случае тревоги перекрывают коридор наглухо и способны, пожалуй, выдержать выстрел из гранатомета.

Весь коридор был погружен в полумрак, но как только мы ступили на его пол, застланный искусственным пружинистым покрытием, вокруг нас вспыхнуло кольцо молочно-голубоватого света и заскользило вместе с нами по стенам и потолку.

— Ни фига себе! — невольно вырвалось у меня, поскольку подобную технику видел раньше только в фантастических фильмах. — Сколько же такая хреновина стоит?!

— Столько мы с тобой даже на том свете не заработаем, — покосился на меня Ракитин. — А вот Ильхану и это не помогло. Как говорил мудрейший Наср-эд-Дин, на Аллаха надейся, а верблюда привязывай! — Мы остановились перед светло-коричневыми дверями VIP-апартаментов, и Олег снова приложил свою карточку к электронному глазу опознавателя. — Проходи.

— А не прищемит? — кивнул я на массивную, толщиной едва ли не в ладонь, створку двери. — Как-то еще пожить хочется.

— Не дрейфь, инспектор! — хлопнул меня по плечу бравый майор. — Здесь система идентификации совсем почти глупая, однако. Ты проходишь, лазер фиксирует, дверь закрывается. Я снова прикладываю карточку, дверь опять открывается…

— А-а, вот даже как! — закивал я с умным видом. — Тогда почему бы мне не воспользоваться своей карточкой?

— Потому что незачем лишний раз светить «липу»! Шагай, говорю! — и Ракитин буквально впихнул меня в просторную прихожую «супер-люкса».

В апартаментах оказалось неожиданно людно, как на вокзале. Кроме дежурной опергруппы, здесь толклось, по меньшей мере, еще человек десять, и почти все с типичными «лицами кавказской национальности». Правда, только мужчины. Среди них выделялся один: высокий, поджарый, с молодым, но уже избитым судьбой лицом и совершенно седыми, коротко стрижеными волосами. И хотя он не отличался от остальных ни одеждой, ни поведением, все прочие «азеры» сохраняли с ним уважительную дистанцию и обращались к нему с подчеркнутой вежливостью, если не с подобострастием. Я понял, что это и есть Амиев-старший, старейшина всей сибирской диаспоры выходцев из Азербайджана, хотя на вид ему можно было дать не больше сорока лет.

Как только мы вошли в гостиный зал, Амиев прервал тихую беседу с земляками, подошел к нам, но поздоровался только с Ракитиным, проигнорировав мое присутствие. Олег тоже заметил сей демарш, покосился на меня, но я сделал вид, будто ничего не случилось, и преспокойно принялся рассматривать обстановку «супер-люкса», в котором, надо признаться, оказался первый раз в жизни.

Однако мне не суждено было удовлетворить свое любопытство. Одна из конформных дверей в правой стене гостиного зала вдруг с легким шелестом свернулась к потолку в трубочку, и взгляду предстала роскошная, нет, умопомрачительная спальня — мечта Казановы! Но всю картинку портило голое волосатое тело молодого парня с неестественно вывернутой шеей, лежавшее посреди бескрайнего лилового поля некоего сооружения, которое язык не поворачивался назвать кроватью. Думаю, что при желании на этом ложе утех и любви мог бы запросто разместиться патрульный геликоптер «гаишников», если бы, паче чаяния, вздумал совершить аварийную посадку. Из спальни показался рослый светловолосый парень, одетый в рубашку с коротким рукавом и светлые летние брюки, нашел глазами в толпе Олега и громко сказал:

— Прошу сюда, господин майор.

Ракитин тут же прервал разговор с Амиевым-старшим и направился в спальню, поманив меня за собой.

— Закрой дверь, — бросил он стоявшему возле нее сержанту в форме патрульного. — Никого без моего разрешения не впускать и не выпускать.

— Слушаюсь, господин майор, — вытянулся тот, и дверь развернулась буквально перед носом какого-то тощего и небритого «азера», попытавшегося было просочиться в комнату вслед за нами.

— Димыч, познакомься, — повернулся ко мне Олег, — это лейтенант Павел Сергеевич Велесов, наш новый командир опергруппы и талантливый сыщик, несмотря на молодость и небольшую практику.

Русый гигант кивнул и утопил мою немаленькую ладонь в своей лапище.

— А это, Паша, — продолжил представление Олег, — и есть тот самый Дмитрий Котов, который дважды помог нам выйти на серийного убийцу, Нурию Саликбекову, хотя вообще-то он журналист и бабник, да и выпить не дурак. И не его вина, что эта бестия оба раза ускользнула от нас.

Мне показалось странной такая интерпретация событий почти годичной давности, но я счел за лучшее промолчать. Пока. А там уж — как масть пойдет. А может, и не надо бы новому сотруднику забивать голову всякими мистическими и магическими заморочками? Как говорится, есть история, а есть историография — и это две большие разницы. Первая — порождение времени и закона причины и следствия, вторая же — суть насквозь прагматичная и сиюминутная, в угоду текущему моменту и тому, кто этот момент создает.

Поэтому я стоически выдержал железобетонное рукопожатие нового знакомого и даже выдавил необходимую дежурную фразу:

— Рад познакомиться. Надеюсь, сработаемся.

— Взаимно, — голос у лейтенанта был, что твоя труба иерихонская. — Разрешите доложить, господин майор? — повернулся он к начальству.

— Валяй, только покороче, — важно кивнул Ракитин, закурил и двинулся по комнате в обход, с интересом разглядывая многочисленные технические прибамбасы, усеявшие стены и обстановку спальни.

Я тоже закурил и пошел в противоположную сторону по направлению к лоджии, скрытой от глаз полупрозрачной, бликующей радужными пятнами гардиной.

— Сегодня, в двенадцать ноль пять, поступил сигнал из гостиницы «Северная» об убийстве управляющего этой гостиницей Амиева Ильхана Расуловича, тридцати пяти лет, родного брата президента Ассоциации азербайджанцев Сибири Амиева Гейдара Расуловича. Дежурным нарядом на месте был обнаружен обнаженный труп мужчины с признаками насильственной смерти путем перелома шейного отдела позвоночника, в котором Гейдар Амиев опознал своего брата в присутствии понятых…

Я не выдержал и прыснул. Ракитин, тоже пряча улыбку, быстро глянул на меня и поинтересовался:

— В трупе или в позвоночнике?

— Что? — не понял Велесов.

— В ком Амиев признал своего брата?

— А… ну да, простите, действительно глупо вышло. — Лейтенант покраснел как рак, откашлялся в свой пудовый кулак и продолжил уже нормальным человеческим языком: — Короче, по словам охраны, вчера около полуночи Ильхан Амиев заявился сюда в апартаменты в компании с девицей, которую бодигарды ранее не видели. Но, поскольку «слово шефа — закон», обыскивать ее не стали, тем более что и досматривать-то особо было нечего: девчонка и так уже была почти голая…

— А сумочку? — перебил я.

— Смотрели, а что толку? — кивнул Велесов на труп. — Ежу понятно, оружие тут ни при чем. Шеи у нас сворачивают исключительно руками…

— Можно и ногами, — возразил я, отдергивая гардину.

— Это как? — удивился лейтенант.

— Потом покажу, — пообещал я и вышел на лоджию, укрытую от непогоды полным тонированным стеклопакетом с кондиционером и обшитую натуральной «вагонкой» из розоватого кедра.

— Так вот, возникает вопрос, — сказал Велесов, и я его прекрасно услышал из лоджии (ну, и связки у парня!), — даже два. Кто убил и куда он делся?

— А разве эта «ночная бабочка» не могла Амиеву шею свернуть? — подал голос наконец Ракитин, останавливаясь у открытой двери в ванную комнату.

— Да что она, Шварценеггер или Мата Хари какая-нибудь?! — искренне изумился лейтенант. — Шалава! Соплей перешибить можно.

— Ты ее видел? — уточнил Олег.

— Н-нет, но…

— А Мата Хари, между прочим, пользовалась ядом и пистолетом, но не руками, — злорадно добавил я: этот большой простофиля начинал меня понемногу раздражать.

— Что у вас еще есть нам сообщить, лейтенант? — спросил Ракитин голосом, не сулившим молодому сыщику ничего хорошего в обозримом будущем.

— Ну, девица эта ушла рано утром, сказав охране, что их шеф просил не беспокоить его до полудня — устал очень, а те и поверили. Уж больно девчонка несерьезно выглядела, — закончил несчастный Велесов и умолк, поглядывая то на майора, то на меня.

— Павел, ты меня разочаровываешь, — покачал головой Олег и притушил окурок в огромной хрустальной пепельнице, выполненной в виде какого-то цветка. — Мне перед Дмитрием Алексеевичем неудобно: расхваливаю тут твои способности, понимаешь, а ты — как курсант-первогодок: ни «а», ни «бе»! Нашли что-нибудь?

— «Пальчиков» тут немерено, — нехотя ответил пристыженный лейтенант. — Запаховую пробу тоже взяли: и здесь, и в ванной, и на лоджии. Ну, волос еще везде полно — линька у них, что ли?

— Чьих волос? — встрял я, возвращаясь в комнату.

— Мужских и женских: на постели и в ванной. Да, и два окурка всего, — вспомнил Велесов. — Амиев, по словам друзей и брата, не курил. Тем не менее один «бычок» — мужской, — он протянул Ракитину пластиковый пакетик для «вещдоков».

— Как определил? — прищурился Олег, заглядывая в пакет.

— У него фильтр прикушен, а на другом зубов нет, только помада.

— Значит, здесь был кто-то третий?

— Вряд ли, — ответил я за лейтенанта. — Охрана бы знала, а через лоджию не проникнуть — там везде масс-датчики понатыканы, таракан не проскочит.

— Что ж он, дух бесплотный? — усмехнулся Ракитин, возвращая «вещдоки» Велесову и доставая сигареты.

— Да все гораздо проще, шеф, — я последовал его примеру: проснувшийся во мне, давно забытый охотничий азарт требовал любимого стимулятора. — Дяденька просто покурил за компанию с девочкой. Подумаешь, одна сигаретка!.. А насчет шеи — да, следов борьбы не обнаружили, но женщина даже не сильная — обученная, вполне может проделать эту операцию, когда клиент спит! Например, у нее на коленях. Сон глубок, мышцы расслаблены…

— Гениально, Холмс! — развел руками Олег.

— Служу родному капиталу, Ватсон! — отпарировал я.

— Ладно, конкретный разговор будет завтра, после всех экспертиз. Пошли отсюда! — резюмировал Ракитин.

— Кстати об экспертизе, — сказал я. — Судя по тому, как лежит труп, могу заметить, что шею ему свернули не на постели. На «сексодром» Амиев попал уже в неживом состоянии, а точнее — тело туда просто закинули!

— Я что-то тебя не пойму, — Олег упер в мою сторону указательный палец. — Ты же только что доказал нам, что здесь не было никого постороннего?!

— А я и сейчас не утверждаю, что он был, — пожал я плечами.

— Но ведь девица не могла…

— А кто вам сказал, что это была девица?

— А?.. — Ракитин несколько секунд очумело разглядывал мою невинную физиономию, потом до него дошло. — Ты опять за свое?! Нет больше никаких психомов! Нет!!.. Понял, фантаст хренов? — Он тут же спохватился и замолчал, лишь желваки под скулами выдавали напряжение, охватившее Олега по моей вине. А сам я в этот момент готов был отрезать себе язык, проклиная собственную бестактность по отношению к лучшему другу.

— Значит так, — заговорил через минуту Ракитин почти нормальным голосом. — Лейтенант, заканчивайте тут все и садитесь за отчет. Я — к полковнику Бересту, а ты, Шерлок Ватсон, свободен до… Короче, свободен! — Он резко повернулся и размашистым шагом вышел из спальни.

Велесов покосился на меня и спросил:

— А это правда, что господин майор, ну… пытался вместе с собой и этих…

— Правда, Паша, — я вдруг почувствовал жуткую, прямо таки многотонную усталость и непреодолимое желание выпить. — Подбрось меня до «Бистро», а то я сегодня безлошадный.

— Идемте, Дмитрий Алексеевич, — кивнул Велесов, открыл дверь и кликнул маявшихся в гостиной санитаров.

Уже в машине, когда отъехали пару кварталов от гостиницы, он рискнул задать еще один, мучивший его до сей поры вопрос:

— А кто же это все-таки мог быть, если не девчонка?

— Не знаю, лейтенант, — честно ответил я, — может быть, это и вовсе нечеловек. Всякое в жизни бывает…

* * *

Все-таки я сумел закончить сей суматошный день более-менее достойно и с пользой для себя. И во многом благодаря вовремя принятому внутрь стаканчику знаменитой в городе «Таежной пади» — напитку, изобретенному владельцем «Сибирского бистро», моим бывшим однокурсником Васькой Полосухиным, пардон, Василием Вилоровичем! Испытывая, видимо с детства, слабость ко всякой «вкусной, но нездоровой» пище, Василий все же удержался от погружения в пучину алкогольного забвения подобно многим своим приятелям-бизнесменам легендарных «мутных девяностых» годов. В результате появилось «Сибирское бистро» — помесь знаменитого брэнда «Макдоналдс» и чисто местного колорита — с весьма оригинальным меню напитков и блюд. А коктейль «Таежная падь» — клюквенный морс пополам с коньяком, медом, корицей и гвоздикой — вкупе с «чебурятами», жаренными во фритюре пельменями, составили лицо заведения.

И вот когда я, расправившись с порцией «чебурят», приступил ко вкушению «таежного» напитка, меня довольно сильно и бесцеремонно шлепнули по загривку, и следом раздалось довольное «гыгыканье», которое я бы, наверное, узнал и на том свете. Васька плюхнулся на стул напротив меня и, продолжая улыбаться во весь свой «буратинский» рот, дождался, пока я откашлялся от попавшей не в то горло «Пади» и снова обрел способность говорить.

— Здорово, Димоген! — сказал Васька знакомым гнусавым из-за сломанного в юности носа голосом. — Как тебе моя жрачка?

— Полосатый, — морщась от попавшего в нос напитка, хрипло проговорил я, — когда же ты научишься вести себя сообразно положению, а не происхождению?

— А чем тебе не нравится мое происхождение? — немедленно окрысился Полосухин, всегда болезненно воспринимавший любое упоминание о своем, далеко не безоблачном детстве.

Родители, вконец спившиеся сельские интеллигенты, выгнали десятилетнего Ваську из дому, посчитав для себя разорительным содержание «лишнего рта». И сидеть бы им в тюрьме по суровым советским законам, если бы история получила хоть какую-то огласку. Но ее-то как раз и не было, потому что Василий, по натуре гордый и независимый, молча снес обиду и пошел в большой мир, даже не думая о последствиях. Через месяц скитаний по разбитым дорогам степного Приобья его, полумертвого от голода, подобрал цыганский табор, приняв, очевидно, за родственника из-за носатости, чернявости и хитрющих зеленых глаз. И за следующие пять лет Полосухин постиг все премудрости жизни «вольного народа», начиная от конокрадства и кончая философией мировосприятия этих простодушных, плутоватых, свободолюбивых людей. Табор по сути являлся абсолютно автономной социальной единицей, имеющей даже собственную систему образования и медицинской помощи. И такая независимость никак не могла понравиться властям предержащим, усиленно строившим в то время новое общество — единый советский народ. Поэтому когда табор попал в «зачистку» во время очередной кампании по борьбе с бродяжничеством и тунеядством и Ваську вместе с остальными цыганятами отправили в интернат для трудновоспитуемых детей, преподаватель, тестировавший их на грамотность, был несказанно удивлен Васькиным уровнем образованности, вполне соответствовавшим среднешкольному. Полосухин же, будучи все-таки не цыганом, не стал упираться и рваться из интерната на волю, подобно другим детям «вольного народа», а весьма прилежно доучился до семнадцати лет и, получив копию метрики, записанную с его слов, и паспорт, вышел в большой мир вполне состоявшимся гражданином. Правда, привычка жульничать и хитрить при любом удобном случае, а также ввязываться с бесшабашной отвагой во всякие сомнительные авантюры, въевшаяся в его натуру за время «цыганской одиссеи», так и осталась. Именно поэтому по окончании Сибирского медицинского университета в большой мир вышел не Василий Филаретович, а Василий Вилорович Полосухин: видимо, Васька решил, что последнее отчество звучит более солидно и благородно. А может, сделал это для того, чтобы поскорее забыть детский кошмар бесконечных побоев и унижений от собственных родителей…

Поэтому, зная всю историю, я поспешил исправить неловкость и примирительно сказал:

— Извини, Васек, это я от неожиданности. Рад тебя видеть!

— Да уж, — хмыкнул он, — в большом городе живем: времени на встречи со старыми друзьями совсем нету. А ведь в бистро регулярно ходишь!

— Ну, и ты, Васек, знаешь, где я работаю и где отдыхаю…

— Так ты, Димоген, кто? — немедленно надулся этот прохиндей. — Журналист, любитель «жареного». А я?..

— А ты, Полосатый, всего лишь слегка отмытая цыганская рожа! — осадил я его, зная наперед, что если Ваську не остановить сразу, ссора неизбежна: уж больно он любил кичиться своим новым положением, которого достиг исключительно самостоятельно. — И не продолжай, пожалуйста! А то ведь… тебе ли не знать силы печатного слова?

— Ты чего, Димыч? — тут же пошел на попятную Полосухин. — Я же пошутил…

— Я тоже…

— Ну и ладненько! — снова расцвел Васька и щелкнул пальцами, подзывая пронырливую смазливую официанточку: любил господин Полосухин смолоду, что и говорить, миниатюрный, но фигуристый, женский пол, потому и реализовал свою мечту, лично проводя отбор обслуги для бистро вплоть до уборщиц.

Девчонка мгновенно выставила на стол перед своим благодетелем запотевший стакан «Пади» и мисочку с очищенными кедровыми орешками.

— Люди бают, у тебя давеча неприятность приключилась аккурат возле моего заведения? — спросил Васька, переходя на любимый, как он выражался, «народный диалект».

— Да уж, — кивнул я, принимаясь за свой стакан, — врагу не пожелаешь такого глупого положения…

— М-да, — Полосухин задумчиво кинул в рот щепоть орешков, запил глотком «Пади». — Неладно, ежели человек правду речет, а его во лжи уличают.

Я едва снова не поперхнулся коктейлем от неожиданности и мгновенно подобрался, не подавая виду. Получается, Васька встретился со мной не случайно, а ждал здесь специально, вычислив с цыганской прозорливостью мои дальнейшие шаги. Знал господин Полосухин что-то весьма важное для меня. И для него, разумеется, потому что бывшего однокурсника я мог бы заподозрить в чем угодно, но только не в альтруизме.

— Но есть все же правда в мире сем, — продолжал вещать Василий, войдя в образ и не забывая прихлебывать из стакана. — И вошла она в уста человека гордого, но честного!

— Господин Полосухин, ау! — позвал я, буквально вспотев от предчувствия. — Давай по-простому, а? Ты видел того психа, что мне под колеса кинулся, да?

— Видел, — сказал Васька уже совершенно будничным тоном и высыпал остатки орешков из мисочки прямо в рот. — И не псих он вовсе был, а… не знаю кто, — продолжил он, с аппетитом чавкая.

— Почему ты так решил? — холодный ветерок опасности снова пощекотал мне затылок.

— Потому что этот парень ждал тебя, — заявил бывший однокурсник, сохраняя на физиономии простодушную улыбку, но взгляд у него при этом был жестким и сосредоточенным. — Он маячил у меня под окнами минут десять. И обратил я на него внимание именно потому, что выглядело сие подозрительно: стоит человек под проливным дождем без зонтика, и даже укрыться не пытается — странно!

— Что ж тут странного? — Я по своей извечной привычке уже рассуждал вслух. — Ну, любит человек под дождем гулять, особенно под летним, проливным.

— Так ведь не гулял он. — Васька взял свой стакан, повертел его в ловких длинных пальцах, но пить не стал и поставил обратно на стол. — Он именно ждал! Просто стоял столбом возле таксофона и на дождь не обращал никакого внимания. А когда появился ты, он буквально рванулся на дорогу, будто стометровку решил освоить. — Полосухин все же не выдержал и отхлебнул коктейля, покрутил головой, вспоминая, и продолжил: — А вот дальше, Димыч, я тоже ничего не пойму. Вроде я на пару секунд отвлекся от него на твой финиш в будку, и за это ничтожное время он умудрился исчезнуть! Но проспект-то здесь метров тридцать поперек будет?..

— Значит, он должен был развить скорость порядка шестидесяти километров в час, чтобы добежать хотя бы до ближайшего подъезда на другой стороне проспекта, — подсчитал я и невольно поежился от ледяного дуновения в затылок. — Так не бывает!

— Не бывает, — согласился Василий и вперил в меня пронзительно-зеленый взгляд. — Мне почему-то кажется, Димыч, что ты знаешь, кто это был!

— Ей-богу, Васек, могу только догадываться, — честно сказал я. — Кстати, ты очень правильно сделал, что не вышел давеча и не рассказал «гаишникам» свои наблюдения.

— Почему? — немедленно подобрался он, почуяв приближение тайны, из которой, видимо, собирался извлечь кое-что полезное и для себя.

— Потому что это стало бы опасным и для тебя, — веско ответил я. — И следующий таксофон или столб оказались бы твоими.

— Темнишь, Димоген! — процедил в миг преобразившийся Полосухин. От длинного и нескладного великовозрастного балбеса с дурацкой улыбкой на лице не осталось и следа. Теперь напротив меня сидел матерый, битый жизнью волчара — стремительный и беспощадный. — Кто на тебя наехал, говори!

— Послушай, Василий Вилорович, — я постарался аккуратно разорвать дружескую дистанцию, — даже если бы я знал, я бы тебе не сказал. Не в моих правилах подставлять друзей. Но я пока действительно не знаю, кто это. Могу только предполагать, но даже предположения мои могут негативно отразиться на твоем здоровье, а я этого не хочу. Так что, давай договоримся: если мне понадобится твоя помощь, я позвоню. Дай мне свой мобильник, а я тебе — свой…

— Ладно, — немного поиграв желваками, согласился Васька. — Верю. Записывай: 613–777.

— Порядок. А мой — 599–600.

— Крутой номер! — не удержавшись, цокнул языком Полосухин.

— А то!.. — улыбнулся я и тут же серьезно добавил. — Только про свои наблюдения — никому!

— Не учите меня жить! — Передо мной снова оказался прежний Полосатый, бывший однокурсник и соратник по ночным приключениям на дискотеках. Я полез было за бумажником, чтобы расплатиться, но Васька барским жестом остановил мою руку. — Оставь, Димыч, сегодня — за счет заведения. Бывай! — и он неожиданно легкой и пружинистой походкой удалился в сторону служебной двери в дальнем конце зала.

Я посмотрел сквозь стеклянную стену на улицу и убедился, что дождь, наконец-то, закончился. И в этот момент проснулся мой мобильник. Вместо номера определитель выдал аж целых десять «шестерок». Чувство опасности промолчало, и я, пожав плечами, нажал кнопку ответа.

— Котов слушает.

В трубке что-то зашуршало, послышался тонкий свист и какой-то неживой, лязгающий голос медленно произнес:

— Не ходи в «Световид». Не надо…

На меня вдруг накатила веселая злость: вспомнился знаменитый и единственный в своем роде российский вестерн конца шестидесятых годов прошлого столетия «Белое солнце пустыни».

— Зачем ты пытался убить меня, Саид? — поинтересовался я голосом киношного басмача.

Я все еще был уверен, что это чей-то розыгрыш.

— Ты ничего не сможешь сделать, а женщина Ксения умрет, — снова проскрипело в трубке как по ржавому железу.

Теперь я уже не был уверен, что меня разыгрывают. Никто не знал про мою встречу с Меньшиковой. По крайней мере, никто из людей. От этой мысли меня вновь прошиб пот и стянуло льдом затылок. Блин! Да что же это такое?! Неужели все начинается по новой?! Опять явился по мою душу черный мадхъя? Неужели я обречен всю оставшуюся жизнь воевать с этой нечистью и ради чего?.. Ну нет, врешь — не возьмешь! Вот теперь-то я уж точно пойду до конца, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда отбить у тебя охоту совать нос в мои дела, Нурия Саликбекова!

— Эй, шутник! — прорычал я в трубку. — Я поеду в «Световид». А если что-нибудь случится с Ксенией Меньшиковой, я тебя из-под земли достану!

Но ответом мне были лишь короткие гудки. Ярость поднималась изнутри меня, грозя затопить сознание мутной водой отчаянной решимости, а это было сейчас очень опасно, и потому я сжал зубы, глубоко вдохнул в три приема по технике тайцзи и сложил пальцы в мудру Земли, восстанавливающую внутренний энергетический потенциал организма и защищающую от внешних негативных энергоинформационных воздействий. Эффект, как всегда, не замедлил сказаться буквально через пару минут: в душе наступило светлое умиротворение, в сознании — ясность, и даже хмель выветрился.

Просветленный я двинулся к выходу из бистро, и тут опять запел мобильник. Но на этот раз номер высветился знакомый — звонил Берест.

— Привет, родственник. Как самочувствие?

Это было новостью: что-то не припомню, чтобы Николай интересовался моим самочувствием.

— Вашими молитвами, комиссар, — ответил я осторожно. — А что случилось?

— Ну, пока ничего. — Берест явно мучился вопросом: сообщать или не сообщать мне приготовленную информацию. — Короче, твою «телегу» я отправил в ремонт на нашу станцию техобслуживания, а пока, так и быть, выделю тебе колеса из вторичного фонда. Можешь подъехать в управление и взять бежевую «хундайку» — во дворе стоит. Ключи и права — у дежурного.

Вот это да! Но откуда такая щедрость у прижимистого комиссара?!

— А никакой щедрости, — будто прочитал мои мысли Николай. — Просто ты мне нужен будешь в мобильном состоянии для расследования убийства Ильхана Амиева.

— Стоп! — прорвался наконец я. — Я не являюсь вашим сотрудником, комиссар, а потому не собираюсь действовать по вашим указкам…

— Вот и прекрасно, — хмыкнул Берест. — Действуй самостоятельно, но в рамках закона. Именно это мне и нужно от тебя. Ты же теперь — инспектор Кротов, не так ли?

— Ах, вот оно что! — я снова рассвирепел. — Купили за полушку?! Не ожидал я такого от своих лучших друзей…

— Не строй из себя наивную нимфетку, Котов! — Комиссар тоже начал закипать. — У меня нет времени тебя уговаривать! Если я в б-ближайшие дни не найду убийцу, Г-гейдар Амиев начнет войну с «чеченами», и тогда нам п-придется вывозить трупы самосвалами! И раз уж т-ты сунул свой ушлый нос в это д-дело, так будь добр, не выпендривайся, а работай!

— Все-все, уговорил, — поспешил я успокоить разбушевавшегося друга. — Действительно, чего это я? Дело-то пустяковое! На одну трубку…

— Д-димыч, я тебя… — у Береста от возмущения пропал голос.

— Я же сказал, Коля: договорились! Уже еду, то есть бегу за машиной, — и я быстренько отключился.

Да, как говорится, никогда не знаешь: где найдешь, где потеряешь! А дело-то закручивается нешуточное, то бишь два. И ведь не вывернуться, не уйти в сторону, будто кто-то невидимой сильной рукой взял за шиворот и толкает только в одном ему ясном направлении: шаг влево, шаг вправо — побег, прыжки на месте — саботаж.

И ведь не проходит ощущение, что дело здесь не в Нурие! Точнее, не только в ней. Что-то еще кроется за всеми этими вещими снами и исчезающими нарушителями безопасности движения вкупе с железноголосыми шантажистами. Эх, был бы жив Золотарев, мы бы с ним вдвоем… А так, выходит, придется выпутываться самому: нельзя же всерьез рассчитывать на Ксению. Или можно?.. Так или иначе, а завтрашний день должен все расставить на свои места.

И полный грустных мыслей и дурных предчувствий, я отправился за «подарком» бравого комиссара.

Глава 2

Однако весь следующий день, вопреки моим ожиданиям, прошел весьма спокойно и буднично. С утра я как примерный работник явился в редакцию и уже через час, к моменту появления начальства, то бишь господина Разумовского, у меня был готов материал по вчерашнему происшествию в гостинице «Северная». Мне даже удалось заполучить по факсу несколько приличных фото Амиева и компании, выданных от щедрот Ракитиным. И когда наконец привычно распахнулась дверь и в комнату вкатился вечно удивленный и жизнерадостный Колобок, мы с Федей Масловым, нашим бессменным гениальным оператором и фотографом, чинно сидели в уголке, потягивая горячий ароматный «мокко» и по очереди затягиваясь настоящей «Гаваной» с золотым обрезом.

— Доброго вам здоровьичка, Григорий Ефимович! — сказали мы хором, не сговариваясь, и тут же прыснули, потому что Колобок очень кстати по-барски сделал нам ручкой и тут же полез в холодильник за своей любимой минералкой.

Опорожнив пол-литровую емкость, шеф слегка осоловел, рыгнул и приступил к общению с подчиненными, точнее, со мной, ибо Федор одним своим видом вгонял его в ступор, а уж когда начинал говорить… Ну, сами посудите: Колобок, несмотря на должность, вечно ходил какой-то расхристанный, встрепанный. Помнится, однажды к нам, в сибирскую глубинку, забралась некая международная делегация по охране окружающей среды — полтора десятка академиков и «зеленых» политиков, которых надо было опекать, интервьюировать и прочая. Естественно, все тяготы пали на рыхлые плечи Григория Ефимовича, а дон Теодор был придан ему в качестве оператора-хроникера столь значительного события. Так вот инстранные гости постоянно путали: кто из них кто. Ибо господин Разумовский, как ни старался, все равно выглядел в своем полосатом твидовом костюме так, будто его на эту встречу выдернули прямо из постели в пижаме, а на Феде его бежевая «тройка» сидела как вторая кожа, и от того видеокамера в его руках выглядела как маленькая причуда столь представительного и серьезного человека. Иностранцам тогда долго пришлось объяснять, что это не розыгрыш и что «бэджи» на лацканах «русских представителей» соответствуют истине.

И на этот раз шеф не изменил своему имиджу: светлые летние брюки вздулись на коленках пузырями, а неизменная в такое время года «гавайка» уже успела где-то потерять пуговицу на животе. Сандалии на босу ногу и выгоревшая на солнце бейсболка органично дополняли образ курортного завсегдатая, а вовсе не замглавреда по связям с общественностью. Но самое удивительное, что у Колобка всегда и все получалось! Он был гением интервью и пресс-конференций, и уж если брался что-либо раскопать, то можно было не сомневаться — доберется до самой сути.

— Дмитрий Алексеевич, рад вас видеть в добром здравии, — он, как всегда энергично и с чувством потряс мою руку, покосился на снова ставшую невозмутимой физиономию дона Теодора и с явным облегчением рухнул на диванчик для посетителей. — Надеюсь, вы не сильно пострадали?

— А почему вы решили, что я пострадал? — поддел я его осведомленность.

— Ну как же, такая авария! — округлил глаза шеф. — Вы могли разбиться насмерть.

— Григорий Ефимович, вы забываете, что я — Кутов, — произнес я с самым серьезным видом, — а у котув, как известно, девять жизней.

Колобок несколько секунд ошалело моргал белесыми ресницами, переводя взгляд с меня на Маслова и обратно, потом дон Теодор не выдержал и сипло выдохнул:

— По моим подсчетам, у тебя их осталось еще шесть…

— Не пугай начальство, Федор, ему и так несладко живется, — подмигнул я шефу.

— Шутки шутите? — немедленно надулся тот. — А вот мне не до шуток! Главный с утра нахлобучку сделал: почему, мол, в утреннем выпуске ничего нет об убийстве в «Северной»?

— Потому что я еще не получил информации от экспертов об обстоятельствах смерти Ильхана Амиева, — я пожал плечами. — Кому нужна «скороспелка»?

— Мне нужна, главреду нужна! — запыхтел Колобок. — «Вечерка» вон уже вчера тридцать строк в «подвале» выдала! Я, конечно, понимаю, — тут же пошел он на попятную, увидев выражение моего лица, — у вас, Дмитрий Алексеевич, вчера были… э-э… особые обстоятельства, но ведь сами вы побывали на месте преступления?

— Естественно, Григорий Ефимович, — я постарался сохранить оскорбленный вид. — И материал у меня готов: двести строк — репортаж с блиц-опросом начальника оперативного отдела криминальной милиции города майора Ракитина и ведущего эксперта-криминалиста Клокова, плюс фото с места происшествия.

К концу моей речи Колобок сдулся чуть ли не вдвое, вероятно, от стыда за свои беспочвенные подозрения относительно профессиональных качеств ведущего обозревателя уголовной хроники «Вестника». Он снова полез в холодильник и, лишь расправившись с еще одной бутылкой минералки, вновь обрел свою прежнюю жизнерадостность.

— По некоторым данным, — деловито начал он, — убийство Ильхана Амиева заказное! Киллершу подослали конкуренты старшего брата Гейдара. Он до сих пор не желает делиться бензиновым бизнесом с нашим местным паханом Геной-Ганнибалом.

— Гена, то есть Геннадий Маркович Плушкевич, слишком мягкий и интеллигентный человек, воспитанный на старых воровских традициях и кодексах уголовной чести, — сказал я. — Когда умерли Нос-Дуладзе и все его наследники, господин Плушкевич справедливо решил, что теперь все дело перейдет к нему, как единственному другу и соратнику «короля бензоколонок», к тому же — «в законе»! Но вот другие «лица кавказской национальности» так не думали. Азеры просто оказались проворней чеченов и, видимо, с большим свободным капиталом…

— Вы думаете, что Амиева заказала чеченская группировка? — с сомнением поджал губы Колобок. — Но ведь это — война?! Не идиоты же они?..

— А если Ильхана никто не заказывал? — голосом опытного провокатора поинтересовался вдруг молчавший доселе Маслов, пуская к потолку двойную струйку голубого дыма.

— Федор Кузьмич, помилуйте! — буквально подпрыгнул от возмущения и обиды Разумовский. — Да за ради чего же тогда убивать-то?! Ведь найдут же! Это вам не органы…

— А что вы имеете к нашим органам сыска, Григорий Ефимович? — подключился к игре и я. Ясно, что шеф что-то раскопал, чего не знаю я, так пусть поделится. — Надысь вон даже мага подловили!

— Какого еще мага? Это Саликбекову, что ли? — припертый с двух сторон Колобок вошел в раж и отбивался теперь грубо и цинично. — Да она же с вами забавлялась! Щенки вы все по сравнению с ней! Вы, Дмитрий Алексеевич, со своими экстраспособностями ей в подметки не годитесь. Вон, даже Золотарев не устоял, куда уж вам!.. Ну а трупов-то сколько при этом было? И ведь ни одного не уберегли! Даже своего сотрудника…

Это он зря помянул! Вся моя веселость испарилась в мгновение ока, и накатила такая злющая и холодная волна боли и обиды, что я невольно подался вперед, сжав кулаки. Ведь лейтенант Руденко погиб исключительно по моей вине! Это же я не предупредил комиссара о том, что видел Вадима с перевоплотившейся Нурией в кабаре «Лайза Минелли». Это же я первый догадался о том, что она меняет личины…

Но Разумовский по-иному истолковал мою реакцию, замолчал на полуслове, вжавшись в диванчик, потом вдруг рванулся к выходу и исчез, хлопнув дверью. Я медленно разжал кулаки, прикрыл глаза и сложил пальцы в мудру Земли, восстанавливая утраченное равновесие мыслей и эмоций. «Надо бы пойти, извиниться», — пришла здравая мысль, но я не внял совету, а вместо этого повернулся к Маслову и спросил:

— Что ты имел в виду, когда сказал, что это убийство не заказное?

— А разве киллер остается на месте преступления? — хмыкнул он.

— С чего ты взял?! Убийца — женщина, и когда мы с Ракитиным туда приехали, ни на этаже, ни тем более в номере не было ни одной…

— А это тогда кто? — и Федор перебросил мне на колени фотографию из пачки, которую я сам просматривал час назад.

На снимке, сделанном без фотовспышки, но от окна, в глубине гостиной «супер-люкса» стоял Гейдар Амиев с двумя мужчинами средних лет, о чем-то разговаривая. Слева у края изображения была видна дверь в спальню с дежурившим возле нее сержантом. Парень явно смотрел в сторону тех троих, но на кого? Потому что там, правее и ближе к стене стояла, судя по фигуре, молодая женщина, точнее девушка: темноволосая, в открытом летнем платье, но вот черты лица были сильно смазаны, будто незнакомка в момент съемки повернула голову.

Да, фото несомненно получено в числе прочих по факсу мной лично, но я готов был поклясться, что час назад этой девушки на снимке не было! Именно это я и сказал Маслову.

— Думаешь, она проявилась позже? — прищурился Федор, забирая у меня фото. — Проверим.

Он пересел за свой стол, сунул снимок в щель сканера и запустил на компьютере программу обработки изображения. Я с интересом следил за его действиями, поглядывая на экран монитора.

— Сначала сделаем общий «скан», — комментировал дон Теодор, колдуя над клавиатурой. — Исключим вероятность наложения двух изображений…

— Разве такое возможно при передаче факс-сообщений? — я был удивлен.

— А почему нет? — пожал плечами Федор. — Ведь процесс передачи печатной, то есть графической информации посредством факс-модема, по сути, то же сканирование, когда в буфере памяти устройства создается временный виртуальный образ передаваемого изображения. Теоретически возможен вариант, когда транслируемый файл может быть составлен из двух исходных…

— То есть запись становится многослойной, понимаю, — кивнул я. — Но это означает, что такой файл создан кем-то намеренно, а сие исключается по определению, потому что вся информация взята у Афанасия Ивановича Клокова, человека к розыгрышам не склонного.

— Охотно верю, Дмитрий Алексеевич, — невозмутимо согласился дон Теодор, продолжая хитрые манипуляции с изображением на экране, — но, думаю, что несколько огорошу вас: данный снимок не является ни монтажом, ни «дублем» — это единое изображение.

Вот это да! Я откинулся на спинку стула и неспеша закурил, стараясь унять внутреннюю дрожь возбуждения. Но как же я не заметил эту девицу раньше?! Фотография достаточно качественная и светлая фигура на заднем плане на фоне более темной стены должна быть хорошо видна. То есть она и видна хорошо, даже отлично! Где были мои глаза два часа назад?..

— Слушай, Федор Кузьмич, — голос у меня слегка сел от волнения и сигареты, — а изображение не могло как-то проявиться по частям?

— Вы сами-то верите в то, что спрашиваете? — Маслов даже головой покрутил от удивления. — Это же вам не полароид!

— Тогда откуда она там взялась?

— Вопрос, я понимаю, риторический?

— Ошибаетесь, милейший дон Теодор, это вопрос философский, — я загасил окурок в мраморной пепельнице-лодочке у него на столе, сунул загадочный снимок в нагрудный карман рубашки и поднялся. — Благодарю за содействие органам дознания, Федор Кузьмич. Если буду кому-нибудь нужен, пусть звонят на мобильный. Чао!

— Привет, — несколько растерянно кивнул сбитый с толку моим демаршем Маслов.

— Материал на корректуру я сдам по дороге, — я сгреб в охапку распечатки и отобранные снимки и вышел из кабинета.

Неотвязная мысль как голодная комариха зудела где-то внутри головы, не давая сосредоточиться: кто же эта незнакомка? На Нурию Саликбекову, «злого гения» всей моей жизни, она не похожа, хотя это и не факт, учитывая возможности перевоплощения черного мадхъя. Все же интуитивно я чувствовал, что это не она! Тогда кто? Та самая киллерша? Но ведь ее там никто не… Стоп! Сержант у двери на фотографии! Он явно смотрел на эту девушку, а не на мерзкие рожи Амиева и компании, что ему эти азеры — одним больше, одним меньше… А вот девушка да еще красивая, да еще в соответствующем прикиде, да еще стоять тут невесть сколько, да… м-да! Надо срочно разыскать этого парня, он — ключ ко всей ситуации. Хотя, постой: ведь он же должен был немедленно докладывать обо всех посторонних или вновь появившихся лицах в «супер-люксе», а не доложил! Почему?.. Да ничего он не должен, ёшкин кот! Он кто? Сержант при исполнении: поручено никого не допускать к месту преступления, он и не пущает! А то, что кто-то там по другим комнатам ходит, ему — по барабану. На то другие ответственные есть. Логично, хотя и форменное раздолбайство. Но повидаться с сержантом все-таки надо и именно мне, а не Ракитину или Велесову. Им он, скорее всего, ничего и не скажет — просто из боязни наказания за это самое раздолбайство, а вот журналисту, да еще ведущему независимое расследование… Ну, пусть и не совсем независимое, хотя сержанту об этом знать и не надо.

Пока я подбивал таким образом итог ко всему, что узнал на настоящий момент, я успел буквально на автомате обойти пол-редакции и переделать кучу мелких дел и делишек, без которых не обходится ни один журналист, работающий на «горячем» материале. Но благодаря недюжинному опыту и смекалке я сумел не только отчитаться о старом задании, но и не получить новое: надо было ехать через весь город на разборку какого-то ДТП со смертельным исходом. Эту повинность пришлось отрабатывать многострадальному и безропотному Жене Перестукину, бывшему выпускающему редактору, а ныне — «спецкору на выезде», как его окрестили острословы из отдела новостей.

До управления криминальной милиции я добрался без происшествий. «Хундайка», хоть и битая, но еще резвая, вполне сносно слушалась руля и педалей, да и с погодой как-то наладилось: солнечно, сухо, ветерок… Настроение у меня установилось тоже согласно погоде, но не надолго. Потому что в управлении начались сюрпризы.

Едва я показался пред бдительные очи дежурного — новоиспеченного лейтенанта Степана Бульбы, как он тут же озадачил меня:

— Лексеич, тебя тут одна баба по телефону домогается — уже раз десять звонила.

— А ты ничего не путаешь, Михалыч? — в тон ему уточнил я. — Я вообще-то в «Вестнике» работаю, а не в КМ.

— Вот и я ей то же самое сказал, — ухмыльнулся бывший сержант и правая рука бывшего капитана Ракитина во всяких рискованных рейдах и разборках в бытность последнего командиром опергруппы.

— А она?

— Говорит, мол, Котов занимается расследованием убийства в «Северной», значит должен быть на работе, — Бульба уже улыбался во весь рот. — А если, говорит, вы не знаете, где он, так и не морочьте мне голову!

— Тяжелый случай, — я достал сигареты, закурил и предложил Степану.

— А у тебя, Лексеич, все случаи тяжелые, — бывший сержант ехидно прищурился, беря сигарету и прикуривая от моей же зажигалки. — Да и бабы — не подарочек…

— Знаешь, Степа, есть такой анекдот, — проникновенно сказал я: — «Раздается звонок. — Алло, это пять-семнадцать-сто один? — Нет… — Так что ж вы снимаете трубку?»

И не дожидаясь реакции задумавшегося Бульбы, я рванул через ступеньку на второй этаж к Ракитину. Однако неизвестная и очень осведомленная и настойчивая дама не шла у меня из головы. Но решить новую шараду мне было не суждено, ибо на пол-пути к кабинету начальника оперотдела запел мой мобильник.

Звонил Вася Полосухин.

— Здорово, Димоген!

— Привет, Полосатый! Что у нас плохого?

— Да вот, не знаю: плохое или не очень, — вздохнул Васька, — похоже, крестник твой объявился.

— Какой еще крестник? Где? — Я и не скрывал удивления.

— Да тот самый, из-за которого ты свою «двадцатку» расколошматил, — уточнил Василий и хмыкнул: — А появился прямо у меня в кабинете.

— Как это?! — Я почувствовал знакомый сквознячок на затылке и инстинктивно встал спиной к стене, создавая себе иллюзию безопасности. — У тебя же там телеметрия с масс-датчиками и две «оглобли» в коридоре перед кабинетом?

— Вот именно, — Полосухин снова издал смешок, и я понял, что он не на шутку напуган, и вся его бравада — лишь защитная поза, не более. — Этот парень именно возник прямо посреди кабинета, но как — я не видел.

— Может, все-таки вошел?

— Нет! — почти выкрикнул Васька, но тут же взял себя в руки, кашлянул и продолжил нормальным тоном. — В общем, он интересовался не мной, а тобой.

— Как он выглядел? — Холод в затылке вдруг преобразовался в ощущение тяжелого, давящего взгляда, и я невольно передернул плечами и внутренне напрягся, стараясь избавиться от этого чувства.

— Почти как я, — нервно хохотнул Васька. — Что-то восточно-цыганистое, наглое и… очень опасное. Понимаешь, Димыч, — вдруг заторопился он, — я ведь никогда, никого и ничего не боялся, даже своего папаши в детстве, а тут страшно стало до икоты! И ведь он мне не угрожал, рожи не корчил, пистолетом не махал… Короче, извини, я проболтался насчет: где ты и что ты.

— Так он ничего про меня не знал?! — поразился я. — Какого же черта…

— Я и сам не понимаю, — подтвердил Васька. — Ерунда получается, но все равно страшно. Димыч, дерни-ка ты из города, мой тебе совет, и побыстрее.

— А ты? Ведь он же тогда к тебе придет — не дурак! — Я вдруг успокоился. У меня такое бывает: «запредельное торможение» называется, когда раздражитель оказывается выше порога адаптации и перестает восприниматься организмом. — И потом, я не привык бегать от опасности, Полосатый, ты же меня знаешь. Короче, спасибо за предупреждение и будь осторожен. Пока!

— Что ж, бывай, Димоген, — Василий в трубке вздохнул с явным облегчением от того, что груз ответственности теперь не давил на его тощие, но жилистые плечи. — Но будь уверен, я друзей в беде не бросаю. Звони, если понадоблюсь.

В трубке запели гудки отбоя. Я сунул мобильник в кобуру на поясе и медленно побрел к кабинету Олега. М-да, уважаемый Дмитрий Алексеевич, как говорила маленькая девочка Алиса, становится все страньше и страньше! Кто же они такие, эти люди, разыскивающие меня по всему городу на работе и у знакомых, и…

Ленка! Рыжик мой дорогой! Как же я про тебя-то забыл, бегемот толстокожий?! Ведь они и на тебя непременно выйдут, если уже не вышли!..

Я буквально вырвал телефон обратно из кобуры и лихорадочно ткнул запрограммированную на номер Лены кнопку. Несколько секунд, пока шло соединение, показались мне нескончаемой пыткой. Права народная мудрость, гласящая, что хуже нет, чем ждать и догонять. Наконец звонкий и бесконечно родной и близкий в этот момент голосок ответил:

— Котик, милый, что случилось?

— Послушай, Рыжик, и не перебивай, — я постарался говорить четко и невозмутимо. — Ты сейчас же отпрашиваешься у шефа за свой счет на неделю, нет, лучше на две, едешь в центр проката и берешь любую неприметную машину в хорошем состоянии, а потом немедленно уезжаешь из города туда, где мы были с тобой в прошлом году. Поняла? Ничего не уточняй, скажи только «да» или «нет»!

— Да, котик, — Лена произнесла это ласково и спокойно.

«Молодец, — подумал я, — научилась держать нервы в узде: не зря я тебя целый год натаскивал». И сглазил.

— Неужели все так плохо, котик?

— Хуже не бывает. — Я едва не зарычал.

— А может, я успею…

— Нет! Ты мне веришь?

— Да, котик…

— Хорошо. Карточку обналичишь где-нибудь по дороге и больше ею не пользуйся! Меня не ищи, я сам тебе позвоню. Все, моя лапушка. Действуй!

Спрятав телефон, я наконец вздохнул с облегчением и вошел в кабинет Ракитина со своим обычным выражением лица — немного смешливым и чуточку хитроватым, за что меня и прозвали еще в институте Котом.

Олег был не один. Слева от него за столом для совещаний сидел Афанасий Иванович Клоков, «наш главный по трупам», как его за глаза называли сослуживцы, и докладывал результаты экспертизы. Я, похоже, застал самое интересное, пропустив скучное и длинное вступление, от которого Клоков никогда не отказывался, не взирая на кислые мины слушателей.

— …Итак, причиной смерти Ильхана Рафаиловича Амиева однозначно явился перелом шейного отдела позвоночника, совершенный, скорее всего в состоянии бодрствования, ибо наличествуют множественные разрывы волокон и фасций шейных мышц, что свидетельствует о попытке сопротивления смертельному воздействию, — методично вещал Клоков, перелистывая файлы с заключениями. — Вывод: такое воздействие мог совершить только очень сильный и специально тренированный человек, мужчина…

— А женщина? — не утерпел я, присаживаясь напротив эксперта. — Киллерша-амазонка?

Клоков недовольно покосился на меня, узнал, удивленно вздернул кустистые брови и продолжал:

— Нет, Дмитрий Алексеевич, вряд ли женщина способна на такие силовые упражнения. К тому же результаты исследования волос, найденных на постели возле убитого и в его руке однозначно указывают на принадлежность их молодому мужчине, а не женщине. Видимо, была схватка, хотя и очень короткая…

Он замолчал на полуслове, увидев наши с Олегом вытянувшиеся физиономии, и спокойно уточнил:

— Я что-нибудь не то сказал?

— Дело в том, уважаемый Афанасий Иванович, — хрипло проговорил Ракитин, — что по оперативным данным никакого другого мужчины в номере не было. Это полностью исключено.

— А вот это уже ваши проблемы, Олег Владимирович, — невозмутимо отпарировал эксперт, затем сложил листки в папку, закрыл ее, отодвинул на середину стола и встал. — Надеюсь, в достоверности результатов экспертизы у вас сомнений не возникло? Всего хорошего, господа!

Он вышел, а мы с Ракитиным молча уставились с двух сторон на злосчастную папку, будто она была виновата в том дурацком положении, в котором мы сейчас оказались.

— Что ж, — решился через пару минут Олег, — пошли к Матвеичу за слонами?

— По-моему, мы их всех не унесем — слишком много, — буркнул я, поднимаясь. — Да я тут вам еще одного припас…

* * *

У комиссара против ожидания все прошло без сучка, но и без задоринки. В смысле, Николай Матвеевич был на редкость мягок и обходителен в выражениях признательности своим как постоянным, так и временным подчиненным за их нерасторопность, близорукость, недальновидность, тугодумие, раздолбайство и непрофессионализм. Так что, хотя до «слонов» дело и не дошло, но и особого задора и энтузиазма всем присутствующим разбор полетов не прибавил.

Все молча согласились, что крупно лоханулись при осмотре места происшествия, но, слава Богу, номер опечатали, и теперь можно было повторить всю процедуру с учетом критики начальства. Понятно, что состав группы определился автоматически: Ракитин, Велесов, Кротов и примкнувший к ним помощник Афанасия Ивановича, молодой фанат криминальной экспертизы Данила Седых.

Предъявленный мной загадочный снимок «юный клоковец» досконально исследовал буквально со всех сторон и всеми доступными ему способами — только что на зуб не попробовал. Естественно, факс-копию тут же сличили с оригиналом и пришли к неутешительному выводу: лохи! Таинственная незнакомка, разумеется, присутствовала и на исходном фото. Оставалось выяснить, видел ли ее там кто-нибудь из охранников, в частности, тот парень, что сторожил дверь в спальню Амиева. Ракитин согласился с моим предложением переговорить со служивым в качестве журналиста, а Павел высказал ценную мысль о проверке видеозаписей системы охраны отеля на предмет идентификации нашей визави.

— Одного я не пойму, — сказал я остальным, когда мы дружно расселись в ангажированной мне «хундайке», — почему никто: ни эксперты, ни я сам поначалу не заметили такой существенной детали, как присутствие постороннего, да еще женщины, в строго охраняемой зоне происшествия?

— А вот меня больше беспокоит тот неизвестный бугай, что свернул шею Амиеву, — откликнулся с заднего сидения Велесов.

— Что, если девица никуда не уходила после ночи любви, а просто-напросто где-то спряталась, дождалась, пока ее «пользователь» уснет и впустила затем своего напарника? — выдал версию неугомонный Данила, так же устраиваясь позади меня.

Я осмотрел его сияющую физиономию в зеркале заднего вида и поинтересовался:

— А где, по-твоему, все это время находилась охрана в количестве шести человек?

— Наверное, дрыхла!

— М-да? — как можно язвительней хмыкнул я и полез за сигаретами. — Тогда ответь мне, о многомудрый Данила Игнатьевич, кого же охранники выпустили из номера поутру и куда делся второй нехилый участник этого шоу?

«Юный клоковец» замер на несколько секунд с открытым ртом и горящей зажигалкой в протянутой ко мне руке и вдруг возопил страшным шепотом:

— Скрытое помещение!

— Чего?! — молчавший до этого Ракитин, резко обернулся к Седых, запорошив пеплом сигареты мои джинсы. — Что ты хочешь этим сказать?

— В номере есть потайная комната! — уверенно заявил тот и тоже закурил.

— Чтоб тебя!..

— Да не расстраивайтесь вы так, Олег Владимирович, бывает! — совсем распоясался уверовавший в собственную прозорливость Данила. — Сейчас приедем и…

— А ну, вылезай! — рявкнул на него Ракитин.

— Почему? — растерялся тот.

— Машина перегружена — пешком дойдешь!

— Извините, Олег Владимирович, — дошло наконец до нахала, — я не хотел вас…

Ракитин продолжал шумно сопеть и сверлить эксперта взглядом, и я, дабы разрядить обстановку, сказал:

— Господа офицеры, простим засранца не корысти ради, а токмо к правде вящей за дело благое порадевшего!

— Во дает! — хохотнул еще плохо знавший меня богатырь Велесов.

— Ладно, — Олег снова уселся лицом вперед и выбросил наполовину недокуренную сигарету в форточку. — На первый раз прощаем вас, кадет! Димыч, заводи свою «антилопу».

— Нет, а все же, как вам идея насчет потайной комнаты? — тут же воспрял духом неугомонный Данила.

— Всякая инициатива наказуема, кадет, — наставительно сказал я, включая зажигание. — Приедем на место — будешь искать!

Через четверть часа мы без происшествий добрались до «Северной» и так же без проблем были пропущены секьюрити на VIP-этаж. В номере царили тишина и запустение. Именно запустение, несмотря на обилие мебели и всякой бытовой мелочевки от пепельниц до комплекта домашнего кинотеатра в гостиной. По первому впечатлению вроде бы никто номер не посещал: тонкий слой пыли успел покрыть за прошедшие двое суток все полированные поверхности и паркет — киберуборщик уныло и мертво маячил в дальнем углу гостиной между пальмой и наружной стеной помещения. Данила от порога сделал несколько снимков обстановки и пола цифровой камерой, после чего Олег разрешил нам разойтись по комнате. Седых тут же выудил из своей пухлой сумки круглый, похожий на лазерный плеер, прибор, подошел к стене справа от входа и принялся колдовать с кнопками на панели устройства. Из его верхней части вдруг вылезла тонкая металлическая штанга и с легким звоном раскрылась в плоскую ажурную конструкцию, напоминавшую антенну пеленгатора. Данила направил антенну параллельно стене и медленно двинулся по периметру комнаты, поглядывая на засветившийся экранчик прибора. «Сканер полостей!» — догадался я, но досмотреть процесс мне не дало восклицание Олега, зашедшего в спальню:

— Что за черт?!

— Нашел? — кинулся я к нему и тоже выругался, увидев на светло-бежевом покрытии стены рядом с ложем ряд неровных рисунков, напоминающих древние петроглифы, а под ними — одно слово: «агн», — выполненные чем-то темно-красным.

— Что это? — сдавленно повторил Ракитин, оглядываясь на меня.

Я внимательней всмотрелся в рисунки.

— Господи! Да это же руны! — непроизвольно вырвалось у меня, я даже попятился от потрясения.

— Какие еще руны?! — насторожился Олег. — А ну-ка объясни!

— Это древнейший вид письменности, распространенный почти по всему обитаемому миру задолго до потопа, постепенно забытый и вытесненный послепотопным петроглифическим письмом, — пояснил я в волнении.

— Ни черта не понял! — покрутил головой Ракитин. — Еще раз, и помедленнее.

Я достал сигареты и зажигалку, закурил и протянул пачку Олегу. Он молча последовал моему примеру. Так пару минут мы курили, разглядывая надпись на стене. К нам присоединился Велесов, но поскольку он совсем не курил, то просто стоял и хлопал большими голубыми глазами на невесть откуда взявшиеся письмена, переводя поочередно вопрошающий взгляд с меня на шефа и обратно на стену.

Мне наконец удалось собраться с мыслями настолько, чтобы попытаться вникнуть в суть послания и объяснить его остальным. А в том, что это послание и именно нам, я не сомневался. В совпадения и случайности я давно уже не верил. «Совпадение — это повторение пройденного, а случайность — просто непроявленная закономерность», — сказала мне когда-то давно, казалось, в другой жизни Ирина — мой спаситель и наставник. С тех пор я неоднократно убеждался в истинности ее слов…

А надпись на стене гласила: «Двуликий проявился в сущем и сделал шаг первый». Смысл до меня не дошел, хотя некая смутная догадка и блеснула где-то на самом краю сознания, а вот последнее слово, написанное славянскими буквами, тем не менее было очень древним, индоарийским, и означало «огонь». На это же указывал и последний рунический знак, отделенный от основной надписи длинной вертикальной чертой. Но ясности сие знание не принесло. О каком Двуликом шла речь я, как ни старался, понять не мог, точнее, вспомнить.

Ракитин, когда услышал перевод послания, только хмыкнул неопределенно, а Велесов и вовсе пожал широченными плечами:

— По-моему, тут побывал псих или сектант какой-нибудь!..

— Это уже по твоей части, Димыч, — хлопнул меня по плечу Олег и направился к ванной комнате. — У нас ты единственный, кто разбирается в подобной чертовщине.

— Подумай лучше, как здесь появилась эта надпись, — огрызнулся я, несколько уязвленный таким пренебрежительным отношением к древнему знанию, — а со смыслом я разберусь.

— Когда выясним, чем она написана, тогда и узнаем, — сказал Ракитин, открывая дверь в ванную, и тут же замер на пороге.

По его мгновенно напрягшейся спине и я, и Павел поняли, что сюрпризы на сегодня еще не кончились, и одновременно кинулись к Олегу. Заглянув через его плечо, я увидел медленно таявший посреди комнаты туманный силуэт человека. В ванной отчетливо пахло морозом и было так же холодно, хотя на дворе стоял июнь. Буквально спустя пару секунд силуэт полностью истаял, а на запотевшем кафеле пола четко отпечатался след голой ноги.

— Женская! — почему-то шепотом прокомментировал Велесов, нависая над нашими головами.

— А может, это подросток? — резонно возразил Ракитин. — Куда делся наш умник? — вдруг вспомнил он. — А ну, давай его сюда! Быстро! — приказал он Павлу.

— Данила! — Велесов рявкнул так, что заложило уши, но эффект сказался незамедлительно. «Юный клоковец» буквально материализовался прямо из воздуха и тут же показал всем, что не зря ест свой хлеб. Едва увидев сюрреалистическую картину заиндевевшей ванной комнаты с отпечатком ноги, Данила жестом фокусника выдернул откуда-то серебристый «карандаш» видеокамеры, бесцеремонно отодвинул нас от входа и сделал панорамную съемку помещения и отдельно — след.

— М-да, маленько не успели, — почесал Ракитин кончик носа.

— Зато теперь не надо искать никакие тайные комнаты, — добавил я. — Способ проникновения, надеюсь, всем понятен?

— Нет! — хором сказали бравые сыщики, и при этом у них на лицах отпечаталась такая неподдельная надежда, что мне стало и смешно и грустно сразу.

Ну, что ты будешь с ними делать! Прагматики и материалисты до мозга костей эти ребята физически были не способны к восприятию какой-либо иной информации, буде таковая не укладывалась в рамки традиционной науки. И теперь они честно ждали от меня нормального с их точки зрения объяснения всей этой паранормальщины. Но я, к сожалению, не мог пока удовлетворить их любопытство, поскольку и сам много не понимал.

Да, я прочитал руны на стене, да, я понял, что неизвестный (или неизвестная?) противник (или доброжелатель?) воспользовался ныне утерянным людьми способом перемещения в пространстве — легкоступом (или телепортацией, или нуль-транспортировкой), доступным лишь жрецам и хранителям древнего Знания. Но все это ничего не меняло в нашем положении. В чем смысл послания? Кто тот противник или доброжелатель? Убийца он или нет? Вопросы без ответов. Лишь тягостное чувство беспомощности в груди, да холодок опасности в затылке, все чаще посещающий меня.

— Автор надписи, — попытался все же хоть как-то разрядить я ситуацию, — использовал одну из сиддх: «манодживита» — мгновенное перемещение в пространстве силой мысли. Сиддха — это сверхчувственная способность, даруемая Творцом, либо развиваемая самим человеком, получившим доступ к древнему Знанию. Всего их восемь.

— Ты намекаешь на то, что та женщина… чудовище… — Ракитин не знал, как определить для себя Нурию Саликбекову, которая в позапрошлом году едва не погубила его и многих других в своем безумном стремлении к абсолютной власти над людьми, — …черный мадхъя вернулся?

— Я почти уверен, Олежек, что это так, — я с усилием улыбнулся, но улыбка, видимо, вышла жалкой, потому что Ракитин, взглянув на меня с надеждой, тут же отвел глаза, вновь уставившись на руны на стене. — У меня снова начались сны! — продолжал я, надеясь, что у Олега хватит выдержки, чтобы не сорваться: слишком свежи еще были его воспоминания о том, как его собственная антисущность — психом, по определению профессора Вольского, — чуть-чуть не убила жену Алену. — Черный мадхъя снова вышел на охоту и теперь он гораздо сильнее и опытней, чем год назад. Надо опять собирать эгрегор, Олег…

— Но при чем здесь Ильхан Амиев? — все-таки крикнул он, но тут же сжал кулаки, глубоко вздохнул и, справившись с собой, добавил: — Неужели эта… бестия вернулась к старому способу… питания?

— Братцы, помогите! — возопил наконец Данила, с дикими глазами до этого слушавший весь наш диалог. Велесов тоже таращился с открытым ртом, хотя и был в курсе прошлогодних приключений. — Что все это значит?! Какой еще мадхъя?! Какой эгрегор?..

— Успокойся! — довольно резко осадил его Ракитин. — Сейчас нет времени тебе все объяснять. Позже! А теперь умолкни и мотай на ус.

— Вряд ли, — мои сомнения в непосредственной причастности Нурии к убийству окрепли. — Здесь поработала не она! Скорее, кто-то из ее учеников, точнее, помощников, который еще не умеет получать энергетическую подпитку без непосредственного контакта.

— А надпись зачем? — подал голос наконец Павел.

— Не знаю, — честно сказал я. — Возможно, чтобы напугать.

— Кого?

— Меня, конечно, — я невольно поежился. — Ведь я — единственный, кто может помешать планам черного мадхъя. Хотя я и понятия не имею, каким образом!

— Вот что, господа сыщики, — заговорил Олег командирским тоном, — заканчиваем наши словесные упражнения и начинаем работать! Павел, дуй за видеозаписями в службу безопасности. Данила, возьми на анализ конденсат из ванной комнаты и вещество надписи. Димыч, а ты отправляйся на интервью с охранником. Встречаемся завтра в десять ноль-ноль у меня в кабинете!

Молодец, майор! Вот что значит опыт и выдержка. Все сразу преисполнились, зашевелились, а в глазах появились осмысленное выражение и решимость выполнить поставленную задачу. Я тоже покинул отель с явным облегчением, — даже холод в затылке исчез, — и с наслаждением подставил лицо под ласковые и теплые пальцы солнца. На краткий миг мне представилось, будто все, что произошло за последние сорок восемь часов — сон, и вот я проснулся и радуюсь наступившему новому дню…

Я вздохнул — увы, покой нам только снится! — и сел в машину. Ну, и где мне искать этого служивого? Хотя — стоп! Я вспомнил его номер на бляхе: 789. Дальнейшее было делом техники. Бортовой компьютер «хундайки», подумав несколько секунд, выдал справку: «Капрал Сергей Николаевич Зимин, Северный отдел службы охраны общественного порядка. Личный номер 789. Контактный телефон 12-45-32». Я вытащил мобильник и набрал номер. На десятом гудке в трубке послышался сиплый, заспанный голос:

— Зимин слушает.

— Здравствуйте, капрал, — я подпустил немного деловитой озабоченности. — Меня зовут Дмитрий Котов, обозреватель уголовной хроники «Вестника». Надо срочно встретиться по поводу убийства в «Северной» Ильхана Амиева.

— Ладно, — нехотя буркнул после едва ли не минутной паузы Зимин, — приезжайте завтра в отдел, я как раз дежурю. Там и поговорим.

— Не пойдет! — жестко отрезал я. — Надо прямо сейчас!

— Вы с ума сошли! — взбеленился он. — У меня отгул! И вообще я не обязан…

— Хорошо, — спокойно парировал я, — тогда завтра вас вызовут в управление на квалификационную комиссию, как не соответствующего занимаемой должности.

— Это еще почему?!

— Потому что вы, господин Зимин, не выполняете своих обязанностей, да к тому же в нештатной ситуации.

— Где же это я не выполнил? — с угрозой спросил капрал.

— Два дня назад вы отвечали за охрану места преступления в «Северной» и не доложили начальству о появлении постороннего в зоне ответственности…

Я не договорил и теперь держал паузу: сработает или нет? Действительно этот служака видел кого-то или же на фотографии — оптический фантом. А может, наоборот? Девушка была, но ее никто не видел, потому что… Почему?

— Приезжайте, — наконец раздалось в трубке. — Кононова пятнадцать, квартира восемь.

В трубке запикали гудки отбоя, но пели они о моей первой маленькой победе! Значит, этот парень действительно видел незнакомку, которую не заметили остальные. А это означает только одно: девица владеет сиддхой «антардхана» — невидимости, то есть умеет «отводить глаза», говоря по-нашему. А капрала она просто не видела из-за спин азеров, и он поэтому не попал в ее сферу внимания в момент активации сиддхи.

Нужный дом я отыскал сразу: типичная «монолитка» начала века — серая и страшная в своей нелепости — агония градостроительства в эпоху «дерьмократии». Зимин оказался высоким поджарым парнем лет тридцати, загорелым и светлоглазым, но с высокими скулами и узким подбородком — типичный продукт смешения азиатской и европейской крови, каковые до сих пор составляют большинство населения Сибири.

— Проходите, — довольно приветливо, против ожидания, кивнул он мне и, не оглядываясь, пошел вглубь квартиры.

Я проследовал за хозяином на кухню и сел на предложенный деревянный табурет.

— Слушаю вас, — сказал Зимин, усаживаясь на такой же по другую сторону стола.

— Вы не поняли, — улыбнулся я, — это я вас слушаю!

Несколько мгновений он разглядывал мою ехидную физиономию, потом вздохнул и заговорил:

— Собственно, рассказывать-то и нечего. Я стоял без смены уже около часа, и мне порядком поднадоели все эти сытые черномазые рожи вокруг — одни мужики носатые! И тут вдруг вижу: из-за спины их главного, как его… Амиева появляется молодая девчонка с умопомрачительными формами в сарафанчике явно на голое тело! В этот момент кто-то щелкнул камерой, девчонка обернулась, увидела меня и… пропала! Буквально, — он помотал головой, вспоминая. — Я понимаю, что так не бывает, но…

— Почему же, — возразил я, — бывает. А вы ее хорошо запомнили? Опознать при случае сможете?

— Конечно! Не каждый день такую красотку увидишь.

Я вынул из кармана злополучный снимок.

— Да, это она! — тут же кивнул Зимин.

— Отлично! — Я встал и пожал ему руку. — Спасибо, Сергей Николаевич. Думаю, нашим друзьям из криминальной милиции все сразу знать необязательно?

— Не верю, что она — убийца, — неожиданно твердо сказал Зимин.

— Хотел бы я с вами согласиться. Кстати, не советую распространяться про наш разговор. Вообще. Это может быть опасно. Вот мой телефон, — я протянул визитку. — Если что-нибудь узнаете или, паче чаяния, встретите эту красотку, постарайтесь не попасться ей на глаза и позвоните сразу мне. Всего хорошего!

Глава 3

На следующий день ровно в девять часов утра я уже стоял перед знакомой до боли светло-ореховой дверью в центре альтернативной медицины «Световид». Только табличка на двери была другая — «Энергоинформационная диагностика. Целитель К.О. Меньшикова», да витая бронзовая ручка слегка потускнела от длительного пользования.

Постояв несколько секунд с закрытыми глазами, я вздохнул, отгоняя воспоминания, и решительно постучал.

— Войдите!

Вот черт! Голос тоже показался ее голосом — наваждение не проходило. Плохо! Этак я не смогу сегодня расслабиться, чтобы пройти сеанс тренинга. «Прости меня, Ириша, но мне нужно забыть тебя, иначе ничего не получится, и тогда Нурия выиграет бой!» — я почувствовал как будто легчайшее прикосновение к сердцу, и сразу исчезли неловкость и ощущение вины, а в кабинет Меньшиковой шагнул решительный мужчина, несомневающийся в выбранном пути.

Ксения сидела в дальнем правом углу за консолью компьютерного комплекса и даже не взглянула в мою сторону, поглощенная чем-то происходившим на экране монитора. Но я к такой манере ее поведения уже привык, а потому спокойно разделся, сел на разложенный посреди комнаты джутовый восьмиугольный коврик-дхьяна для медитации и принял асану «цветущего лотоса».

Эта поза позволяла расслабить тело в максимально короткий срок и одновременно быстро включить внутреннее зрение, необходимое для работы с подсознанием. Я знал, что сегодня мне предстояла задача не из легких: научить себя самого открывать вход в общее информационное поле планеты — астрал, и при этом не обнаруживать своего там присутствия. Все мои прежние попытки заканчивались провалом: либо мое эго начинало растворяться в общем поле, либо меня обнаруживали различные лярвы — паразитические сущности, обитающие в астрале. А последний раз меня просто вышвырнули оттуда, и я так и не понял — кто? Больно и обидно.

Ксения наконец оторвалась от монитора, взглянула в мою сторону и вдруг оказалась рядом, на дхьяна, тоже обнаженная и тоже в позе «цветущего лотоса». Как она это проделала, я обдумать не успел — сеанс духовно-кинестетического рефрейминга начался. Я прикрыл глаза и сделал полный вдох праны. Как всегда при этом по телу прошла теплая волна, а где-то в темени возник ровный тонкий звон. Обычные мысли потеряли четкость и превратились в бескрайнее белое поле, заполнившее, казалось, все открывшееся обозримое внутреннее пространство.

— Расслабься и отпусти себя в путь, — услышал я будто издалека голос Ксении. — Ты должен найти свое самое первое воспоминание. Ищи его!

Вокруг ничего не изменилось, но возникло стойкое ощущение движения. Ровная белая поверхность заволновалась, в ней появились округлые разрывы, в которых замелькали яркие и тусклые, четкие и размытые, серые и цветные картины и отдельные образы. Я не пытался разглядеть их — так быстро они сменялись, да это было и не нужно: процедура спуска по личной временнуй линии на сей раз не требовала «разметки», то есть расстановки возрастных ориентиров в виде конкретных воспоминаний из разных периодов жизни. Такая маркировка бывает нужна, когда проводится работа с какой-либо проблемой, имевшей корни в прошлом, или для уничтожения привязавшейся по неосмотрительности лярвы. Эти твари обожают питаться подсознательными негативными информационными пакетами — энграммами. Но чтобы достичь самого первого воспоминания, необходимо максимально рассредоточиться по всей личной временнуй линии, и тогда суть личности, наше эго, неизбежно устремляется к ее началу, к моменту своего рождения, ибо только там оно чувствует себя в полной безопасности.

Да-да, это тот самый инстинкт самосохранения, про который все много и долго рассуждали, изучали его, писали умные статьи, но ни на йоту не приблизились при этом к сути, и по-прежнему считают душевнобольными людей, впавших в кататонию, ступор или аутизм, упорно пытаясь силой вывести их из этих состояний, и даже не предполагая, что видят перед собой ни что иное, как погружение в начало личной временнуй линии. Именно туда, в начало начал, бежит и прячется наше «я», когда больше неоткуда ждать помощи и защиты. Сбежать обратно за ту дверь, через которую вышел в этот огромный, враждебный мир — это ли не самая универсальная защита? Ведь в таком состоянии наше «я» недоступно никому и ничему, ни ангелам ни бесам, ни гипноиндукторам ни магам, и только Отец наш Всемогущий и Всевидящий может решить: вернется ли оно к этой жизни или начнет новую.

Мелькание картин прошлого замедлилось, их стало заметно меньше. Наконец движение полностью прекратилось над одним из разрывов белого поля, и я увидел пухленького румяного малыша, лежащего в кроватке-качалке и тянущего ручонки вверх, ко мне. Тут же возникло непреодолимое желание взять ребенка на руки, хотя я знал, что этого делать нельзя ни в коем случае, иначе произошел бы коллапс личности, а на деле — фрустрация и безумие, когда тонкие тела аннигилируют, а остается лишь телесная оболочка. Но желание было настолько сильным, что спас меня от саморазрушения только голос Ксении:

— Остановись! Дублируй образ.

Легко сказать! Я с трудом заставил себя отвернуться от картины и представил, что наблюдаю со стороны за неким человеком, очень похожим на меня, буквально двойником. Немедленно из белого ничто проступила фигура плотного бородатого парня в стильной «джинсе». Он наклонился над проявившейся рядом с ним детской кроваткой и поднял на руки крепкого малыша в голубой маечке и таких же трусиках. Я почувствовал облегчение: трансакция — расщепление личности на Взрослого и Ребенка с дублированием сознания, — удалась с первого раза! Собственно сама техника трансакции, описанная еще в прошлом веке знаменитым психологом Эриком Берном, была несложной. Сложнее оказалось ее совмещение с техникой погружения по личной временнуй линии, потому что последняя выполняется всегда и только оператором, а трансакция — деяние исключительно самостоятельное.

Парень между тем поставил малыша на ножки, взял за руку и двинулся с ним куда-то в сторону от меня. Я последовал за парой на некотором отдалении и вдруг обнаружил, что никакого белого поля больше нет, а есть дорога из серовато-желтого камня, а вокруг раскинулась холмистая равнина, поросшая высоким разнотравьем и купинами темно-зеленого кустарника. Почему-то сильно запахло ванилью и мятой, и я тут же вспомнил, что это мои любимые запахи с детства. Дорога показалась мне бесконечной, но когда я моргнул, она столь же неожиданно и без предупреждения оборвалась у подножия огромной лестницы, ведущей к уже поистине гигантскому порталу с колоннами из белого и красного камня. Двое стали медленно подниматься по ступеням, причем мне показалось, что ребенок несколько подрос, да и одет он теперь тоже был по-другому: в зеленые короткие штанишки на помочах и желтую рубашку, а на ногах появились белые носочки и красные сандалии. Я двинулся следом за парочкой вверх, к колоннам, и когда добрался туда, обнаружил колоссальный ярко освещенный проем входа в это циклопическое сооружение. Но свет бил не в лицо, а падал потоками откуда-то сверху, открывая вид на широкий коридор, раздваивающийся впереди.

Парень с ребенком уже достигли этого перепутья. Малыш хотел повернуть направо, но взрослый уверенно повел его в левый коридор. Я решил почти догнать их, ибо опасался пропустить что-либо интересное. Теперь я двигался буквально за их спинами, но они, казалось, совершенно не замечали моего присутствия. Что ж, так и должно было быть при настоящем трансакте. В коридоре обнаружилось множество дверей по обеим сторонам. Внешне двери выглядели абсолютно одинаковыми по цвету и размеру, так что запомнить местоположение какой-то конкретной из них было бы проблематично. Мальчик же, по-видимому, вознамерился заглянуть в каждую, и я приготовился к утомительному однообразию зрелища, но просчитался, недооценив назначения дверей. Это оказались входы в миры моих воспоминаний.

За одной дверью открылась поляна на берегу небольшой речки, и я увидел мальчика и девочку лет пяти, тянувшую его в темную воду с белыми пятачками кувшинок на гладкой поверхности. Мальчик явно не умеет плавать, но и не может спасовать перед своей подругой, и поэтому после недолгих колебаний отважно шагает с берега и сразу окунается с головой, выныривает, барахтается, кричит, глядя на смеющуюся подружку, и вдруг обнаруживает, что плывет!..

За другой оказался заснеженный двор между темными и мрачными пятиэтажными домами, детская площадка с игрушечными домиками, горками и качелями и трое подростков, обступивших возле одного из домиков более младшего мальчишку в круглых очках, прижимающего к животу новенькие санки. Один из подростков вырывает у мальчика санки, другой сдергивает с него очки и забрасывает их в сугроб, а третий лениво бьет его по носу. Мальчик невольно закрывает варежками лицо, потом отнимает их и удивленно разглядывает на светлой шерсти темно-красные пятна. Подростки смеются и начинают толкать мальчика, стараясь свалить его с ног. Одному из них это удается. Но мальчик вдруг поднимается и в руке у него оказывается обломок заледеневшего древесного сука, который он, видимо, нашел под снегом. Мальчишка бросается на главного обидчика и бьет того концом палки в живот, будто мечом колет. Подросток сгибается пополам и валится на снег, а мальчик замахивается на другого, отнявшего у него санки. Тот в испуге бросает трофей и пускается наутек. За ним следует и его товарищ, а мальчик отбрасывает палку и протягивает руку лежащему у его ног противнику…

А вот сияющая молодой листвой тополиная аллея, пронизанная снопами солнечных лучей, высокий юноша в костюме и рубашке с галстуком, потерянно глядящий на букет нарциссов у его ног и тоненькая темноволосая фигурка девушки в белом выпускном платье, удаляющаяся по аллее…

Потом были картины студенческой жизни, свадьба, первая публикация в газете маленького стихотворения, первая смерть пациента, которого не смог спасти, и первый репортаж с места автокатастрофы… Снова увидел я свою первую встречу с Ириной Колесниковой на презентации центра «Световид» и последнюю встречу с умирающим магом Золотаревым…

Коридоры памяти раздваивались, растраивались, снова сходились, открывались и закрывались бесчисленные двери, похожие снаружи одна на другую, но все это было не то! Не было той, главной и единственной, открывающей выход на простор единого поля памяти планеты. И когда я, вконец обессиленный и отчаявшийся найти заветное, совсем собрался было провести обратную трансакцию слияния своих «я», мы оказались перед дверью, отличающейся от всех предыдущих, но не внешне, а какой-то скрытой внутренней мощью, грозной силой, а может просто колоссальным энергетическим потенциалом, буквально физически ощутимо навалившимся на плечи многотонной глыбой. И тогда я понял, что нашел! Мальчик, превратившийся к тому времени в подростка, уверенно протянул руку к изящной матовой ручке на двери, но вдруг снова ниоткуда и ото всюду одновременно раздался голос Ксении:

— Остановись! Ты нашел выход в астрал, но у тебя нет защиты. Возвращайся и запоминай дорогу!

И мы повернули назад…

Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим навзничь на дхьяна посреди полутемного кабинета. И хотя я знал, что в помещении тепло, тело мое сотрясала крупная дрожь, а сил не было даже чтобы говорить. Я снова смежил веки и попытался включить внутренний энергетический резерв, хранящийся во второй чакре — Свадхистане, центре управления всей телесной энергетикой, но у меня ничего не вышло. Видимо, затянувшийся трансакт сожрал все наличные запасы, и самостоятельно восполнить их мне сейчас не удасться. В тот же момент я почувствовал быстрые, легкие и горячие прикосновения к телу в местах проекций чакральных окон, а потом от копчика по спине и через промежность по животу и груди двинулась обжигающе-приятная волна, смывая и растворяя холод и слабость. Я хотел было приподняться и сесть, но сильные руки прижали мои плечи к ковру, жаркая тяжесть легла на бедра, а лицо окутало душисто-пушистое облако, и только шепот:

— Не шевелись! Я вылечу тебя…

И — невероятно, но все повторилось, как когда-то давно, наверное, в другой жизни журналиста Котова. И вновь текли потоки призрачного золотисто-розового пламени меж танцующих великий танец жизни тел, и волны блаженства в океане радости и силы убаюкивали нас, и под конец — ни с чем не сравнимое чувство слияния воедино двух нашедших друг друга душ. И длилось это один долгий и бесконечный миг…

Потом мы долго и молча лежали в сумрачной тиши на жестком дхьяна, не разжимая объятий и сплетенных рук и впитывая последние тонкие струйки живительного огня Кундалини, разбуженного страстью двух сердец. Наконец Ксения высвободилась, поднялась на ноги и одним взмахом раздвинула тяжелые плотные гардины на окне. Ворвавшийся в комнату водопад полуденного света мгновенно залил теплым золотом ее античную фигуру, а она протянула к свету руки и тихо и радостно засмеялась.

Я кувырнулся через голову и тоже вскочил на ноги. Мне захотелось снова обнять Ксению, потому что теперь я знал: она именно та, которую я подсознательно искал все эти долгие месяцы после смерти Ирины. Я шагнул к Ксении, но вдруг увидел вместо нее Лену и замер.

Рыжик?!.. Господи, прости меня! Как же быть?!.. Она ведь не виновата, что я… Ох, Ленка, Ленка! Не на радость мы с тобой встретились… Что же нам теперь делать-то? Вот ведь как оно все нынче повернулось. Я же теперь ей в глаза смотреть не смогу!.. С другой стороны, если бы не Ксения, ничего бы у меня не вышло… А тебе оно надо? Хорошо подумал? Может, отступишься, пока не поздно?.. Да нет, поздно! В том-то и дело. Влез я в это дерьмо по самое «нехочу», и теперь уже все равно: буду я участвовать в этой свалке добровольно или по принуждению. С той лишь разницей, что ежели по принуждению, то мало не покажется не только мне, но и всем, кто со мной рядом случится… Так что ж, выбора нет?.. Он-то всегда есть, только не всегда его можно сделать. И в данном случае выбирать просто глупо: Ксения — твой единственный шанс выстоять в драке с этим монстром, черным мадхъя. Тем более что Лены уже нет в городе, ты вовремя позаботился о ее безопасности. Так что — действуй, а не рефлексируй по поводу, которого еще нет!..

Вся эта схватка совести и долга длилась доли секунды, но Ксения не зря носила титул мага, и мгновенно почувствовала изменение моего настроения. Она тут же повернулась ко мне лицом, сложила руки под грудью и, насмешливо глядя мне в глаза, сказала спокойным голосом:

— Можешь не заниматься самобичеванием и поисками оправданий, Котов. Ты мне не нужен. Я лишь выполняю данное обещание. Ты оказался способным учеником. На втором сеансе я покажу тебе, как ставить психодинамическую защиту и экран невидимости, и больше мы с тобой не увидимся! А теперь убирайся…

М-да! Эффект, как говорится, превзошел все ожидания. Я стоял перед этой чудесной женщиной как шкодливый подросток, которого подружка застукала на мастурбации. Я обожал ее и ненавидел одновременно, я готов был убить ее и пасть перед ней на колени, провалиться в тартарары и нести ее на руках хоть на край света! О, Господи, видно не в трезвом уме и твердой памяти ты был, когда решил сотворить это создание! Прости меня, грешного…

* * *

В таком сложном, подавленно-приподнятом настроении я пребывал всю дорогу от центра «Световид» до кабинета Ракитина в управлении криминальной милиции, и лишь там, в привычной атмосфере деловитости и здорового цинизма немного ожил и обрел свою обычную манеру разговора.

Олег, правда, тоже находился в непонятном расположении духа — этакая помесь философии с оголтелым прагматизмом.

— Где тебя носит? — напустился он на меня вместо традиционного, шутливо-ироничного приветствия. — Ты когда еще должен был прийти?

— Я тоже тебя люблю, Олежек, — попытался отшутиться я. — Между прочим, я занимался освоением техники похода в астрал, а это вам — не в тапки гадить!..

— Какой еще астрал?! — рявкнул Ракитин, и я понял, что ему сейчас не до наших любимых пикировок. — У меня тут кавказская вендетта на носу, а ты…

— Извини, Олег, — я примирительно поднял руки, сделал серьезное лицо и доложил официальным голосом: — Вчера вечером в приватной беседе с капралом Зиминым, дежурившим в день убийства в гостинице «Северная», мною установлен важный факт для следствия. Капрал видел неизвестную девушку в тот момент, когда по всем остальным данным ни одной женщины в номере не было и не могло быть. Но ни опросить, ни задержать ее он не успел: девушка исчезла так же внезапно, как и появилась.

— Ты этому Зимину фотку показывал? — спросил уже более спокойным голосом Ракитин.

— Естественно. И он ее сразу опознал…

— А вот наш фотограф, который снимок делал, утверждает, что не было там никакой девицы, — сказал Олег, вытаскивая сигареты. — Он говорит, что фотографировал Амиева сотоварищи, не более того. Дай прикурить…

— Интересно, — хмыкнул я, протягивая ему зажигалку и тоже закуривая. — Получается, она действительно умеет отводить глаза. Серьезная девица!

— Только ведьмы мне и не хватало для полного счастья! — процедил Ракитин.

— Бери выше, Олежек: минимум — волхв, если учесть, какими сиддхами она владеет, — я окончательно пришел в норму после общения с Ксенией, даже веселая злость вернулась. — По базе, конечно же, ничего нет?

Ракитин молча покрутил головой, потом добавил:

— Но она всплывет, как только Велесов просеет всех девчонок Ильхана. Ведь это же человек, а не фантом, я надеюсь?

— Надейся, конечно, — кивнул я. — Надежда, майор, как известно, умирает предпоследней!

— Это еще почему? — насторожился он.

— Потому что последним умирает тот, кто надеялся.

— Типун тебе! — Олег даже перекрестился, чего раньше я за ним не замечал. И это тоже, видимо, было одним из последствий его встречи с черным мадхъя тогда, в туманном сером сентябре. — Лучше скажи, что дальше делать?

— Ждать, естественно.

— Чего? Пока бойня начнется? — снова начал закипать Ракитин.

— А что мы можем предпринять? — я старался говорить как можно спокойнее, зная взрывной характер друга. — Ведь пока ни одной зацепки! Вот если бы Павлу удалось что-нибудь накопать…

Договорить я не успел: дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и в кабинет вломился Велесов. Именно вломился, потому что лейтенант в принципе не мог делать что-нибудь потихоньку и аккуратно из-за своих богатырских габаритов. Когда он входил в помещение, там сразу становилось тесно независимо от количества присутствующих. Вдобавок Павел постоянно что-то ронял, ломал или разбивал из имущества хозяина, но при этом так искренне переживал и извинялся, что не простить его было просто невозможно. Вот и сейчас он, едва оказавшись в кабинете, тут же зацепил могутным плечом книжный шкаф справа от входа, да так, что с верхних полок посыпались стопки каких-то папок и брошюр. Велесов, естественно, дернулся их собирать, но Ракитин остановил его, буквально вскрикнув:

— Не надо! Я сам все сложу, лейтенант!

— Извините, ради бога, господин майор, — богатырь сделал скорбное лицо и вытянулся «во фрунт». — Разрешите войти?

— По-моему, ты уже вошел, — хмыкнул Олег, расслабляясь. — Садись, Павел, только осторожно.

Велесов покраснел, кашлянул в кулак, чуть ли не на цыпочках подошел к столу и сел на крайний стул, сложив свои длани на колени. Стальной каркас ветерана заседаний и совещаний заскрипел, но выдержал.

— Докладывай, Паша, чего накопал, — кивнул Ракитин.

Лейтенант снова откашлялся, шумно сглотнул и начал:

— Немного пока, Олег Владимирович, но вот чту меня насторожило, так это полное нежелание кого-либо из клана Амиевых сотрудничать со следствием.

— А именно? — уточнил Ракитин, раскрывая блокнот и берясь за карандаш.

— Да все они! — отмахнулся Велесов. — Ни старший Амиев: ему все некогда. Ни мать ихняя: та вообще трубку бросила. Ни брат их двоюродный, Аслан Бейджиев, который маслозавод в Шегарке прикупил весной. Разве что сестра старшая, Гульнара Расуловна, весьма интеллигентная женщина, обещала помочь. Говорит, мол, у Ильхана какой-то альбом был или дневник, куда он все свои амурные похождения записывал и фотографии подружек собирал…

— Вот это было бы просто отлично! — повеселел Олег, делая короткие пометки в блокноте. — Сразу бы и с этой, исчезающей, разобрались, да и на убийцу бы, глядишь, вышли.

— Эк вас расколбасило, господин майор, — не выдержал я. — И волки сыты, и овцы целы, и пастуху — вечная память, так что ли? А кто вам сказал, что эта девчонка — именно та самая ночная бабочка, что ублажала Ильханчика? Вы ее фотку охранникам предъявили? Нет! А надо бы…

— Черт! Действительно, — Ракитин аж зубами скрипнул с досады. — Но ведь не было же ее на снимке сначала! Сам же смотрел — не было!

— И я смотрел, — откликнулся я, — и Павел видел, и даже Афанасий Иванович может подтвердить, что девочка проявилась на фото и негативе после их обработки. Ну и что? Ведь потом-то можно было исправить ситуацию…

— Слушай, Димыч, а ты-то где был, почему молчал? — прищурился опомнившийся от стыда Олег.

— Так я тоже сразу не сообразил, — признался я.

— Вот что, Паша, — четко заговорил Ракитин, обретя наконец под ногами деловую почву действия, — дуй-ка ты немедленно в офис Амиева и, кровь из носу, чтоб к концу дня все охранники Ильхана были опрошены на предмет опознания этой девицы. Фотка есть?.. Вперед!

— Погоди, Олег, — вмешался я, чувствуя, что остаюсь в стороне от событий. — Может, я тоже поеду?

— Зачем? — Ракитин принял вдруг официальное выражение, выпрямился в кресле и сказал: — Вам, инспектор Кротов, поручается поиск и обозначение круга подозреваемых в непосредственном окружении Гейдара Амиева, кто бы имел на него зуб. Версию мести или запугивания пока никто не отменял. Действуйте!

Ай да Олежек, как он меня прищучил? Молодец! И не подкопаешься — задание получено вполне конкретное, а в то же время — мягкое предупреждение, мол, не путайся под ногами, займись чем-нибудь не очень рискованным, а то мне же потом за тебя отвечать перед начальством. Умну, ничего не скажешь!

В результате Велесов отправился на проспект Мира, в городской офис Ассоциации азербайджанцев Сибири проверять память бодигардов, а я поплелся в свой родной «Вестник», ибо только там я мог бесплатно проторчать в Интернете столько, сколько понадобится, дабы нарыть всю необходимую информацию о легальном и полулегальном бизнесе клана Амиевых.

И, надо сказать, десяти часов ползания по Сети, двух литров чая, полкило баранок и пачки сигарет хватило, чтобы определиться с кандидатом номер один на убийство похотливого юноши кавказских кровей.

Некто Игнат Васильевич Красилин, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, русский, уроженец города Новосибирска, в пору своей молодости, где-то в середине «мутных» девяностых годов, оказался в подельниках у начинающего, тоже молодого, азербайджанского торговца ворованным бензином. Тогда еще вовсю процветала торговля горючим «с колес»: бензовоз с левым бензином вставал где-нибудь у лесочка на пустынном участке оживленной трассы, у обочины ставился самодельный рекламный плакат с дежурным, который по рации был связан с двумя наблюдателями впереди и сзади по трассе, дабы иметь возможность вовремя убрать призыв при появлении представителей закона. Качество горючего на таких «заправочных станциях» оставляло желать лучшего, но оно с лихвой компенсировалось почти смешной ценой, по сравнению с официальными пунктами заправки. А кто ж в России не любит халявы? Только иностранец…

И вот постепенно интернациональная концессия встала на ноги, вобрала в себя еще несколько менее удачливых товарок, потом легализовалась и заключила выгодный контракт на торговлю горючкой напрямую с ее производителем, одним из сибирских нефтяных концернов. Сеть колонок стала быстро расти и вскоре охватила не только родную, но и две соседние губернии. Лишь в наш старинный сибирский город Амиев и Красилин пробиться не смогли, ибо на пути у них неколебимой скалой поднялась банда Вахтанга Дуладзе, скупившего к тому времени в нашей губернии все частные бензоколонки, а заодно и бордели. Дуладзе, он же Нос, наотрез отказался идти под «грязного азера», и началась очередная гангстерская война, в которой, как водится, гибли пешки и лошадки, а слоны и ферзи собирали кровавую жатву в пользу своих королей. И не видать бы Амиеву Сибирских Афин как своих волосатых ушей, но тут Носу неожиданно пришел форменный звиздец. Ирина, моя Ирина, наконец решилась и исключила Дуладзе из списка живущих на этом свете, дабы остановить зло, которое он по незнанию или из тщеславия выпустил на волю…

Короче, когда Нос почил в бозе, весь его бизнес пошел с молотка, а тут уж как в детдоме: кто первый встал, того и тапки! И Красилин, по простоте душевной считая себя уже чуть ли не родственником Амиева, набрался наглости попросить себе не только образовавшийся кусок дела, но и жениться на сестре партнера Гульнаре. Вот именно этого-то Гейдар и не стерпел: какой-то гяур смеет набиваться в родню к нему, потомку древнего рода правителей Ахтамара! Участь Игната была решена, и спасло его от страшной смерти на колу лишь заступничество самого Газават-оглы, бывшего на тот момент старейшиной сибирской диаспоры азербайджанцев и призвавшего собратьев к прекращению кровопролития. Красилин же был не только изгнан из бизнеса, но и лишен всех своих капиталов и недвижимости, то есть попросту ограблен, как и многие до него из славян, кто пробовал сотрудничать с хитрыми и бессовестными в делах сынами Кавказа.

Согласитесь, при таком положении дел, оказавшись буквально на улице, Игнат не мог не воспылать справедливым гневом к подлому «хачику». Красилин неоднократно грозился разделаться и с ним, и со всем его семейством, и даже пару месяцев назад вместе с еще одним обиженным устроил погром в кафе «Агдам» возле центрального городского рынка, где часто собирались торговцы фруктами из Азербайджана. Так что сомнений у меня по поводу мотивов для убийства у Игната Васильевича Красилина не осталось, и с чувством выполненного долга я отправился домой.

Город уже погрузился в вечернюю дремоту, тот самый час, когда ночной развеселый люд еще наводит последние штрихи в макияже для предстоящих развлечений, а дневной, устало и уныло ползет в свое логово к заветной бутылке вина и теплому креслу перед телевизором.

По статистике, науке точной и бескомпромиссной, именно в эти два-три часа и совершается большая часть преступлений против личности: грабеж, изнасилования, убийства и прочая. Я, конечно, мужик неслабый, но от природы осторожный, и хотя могу постоять не только за себя, но и любого нуждающегося защитить от уличной шпаны, которую не боюсь и презираю с детства, все же предпочитаю конфликты решать путем переговоров, а не силы. Поэтому, когда в знакомой подворотне, буквально в ста метрах от дома, дорогу мне преградили сразу три серые личности с характерным запахом завсегдатаев подвалов и дешевых забегаловок, я не особо обеспокоился. Зная по опыту, что отваги у них хватает только до первого серьезного удара, я не стал останавливаться, а попер прямо на них, выбрав в качестве наглядного пособия для демонстрации приемов из арсенала русбоя самого здорового и дурно пахнущего «клошара».

В подобной ситуации не до эффектных «па» типа прыжков и криков «кийя», это вам не Голливуд, поэтому я просто влепил верзиле «колун» точно между глаз, даже не посмотрев на результат, и тут же едва увернулся от весьма неуклюжего, но хлесткого «крюка» того, что остался справа от меня. Однако! Ребята оказались не робкого десятка, к тому же они почему-то, против обыкновения, не предъявили никаких положенных в таких случаях словесных требований. Но времени на обдумывание нестандартной ситуации они мне не дали. Третий персонаж драмы вступил в действие, да не с голыми руками, а с внушительным дрыном, очень напоминавшим обрезок водопроводной трубы. И тут уж мне пришлось проявить чудеса ловкости, дабы не попасть под его замысловатые пируэты. Вдобавок к нам неожиданно присоединился первый обиженный мной детинушка. Втроем они насели на меня так, что я начал подумывать о вполне уместном в подобном положении геройском отступлении. Но троица весьма профессионально зажала меня в тесном углу между двух гаражей, и я понял, что надо прорываться, если не хочу остаться на всю жизнь калекой, а то и трупом. Сделав обманный выпад против здоровяка, я в прыжке достал ногой второго по корпусу, он не удержался и повалился навзничь, открывая спасительный проход, и в этот момент я получил страшный удар по загривку — это «трубач» достал-таки меня своим «инструментом». Падая, я все же смог развернуться лицом к нападавшим и даже сблокировать пару ударов, но на большее рассчитывать не приходилось: один лежащий против трех стоящих — никаких шансов.

И вдруг обстановка изменилась кардинально. Некая полуразмытая в сумерках фигура буквально смела насевших на меня неизвестных бойцов, использовав против них совсем не гуманные приемы русбоя, а нечто жесткое и беспощадное. Детина, «крещенный» мной в самом начале схватки, рухнул первым от страшного удара по затылку. И по тому как неестественно вывернулась его голова относительно шеи, я понял, что парень не жилец: перелом основания черепа — повреждение смертельное. Оставшиеся двое громил попытались сопротивляться, но так же были отправлены или в отключку или к праотцам.

Размытая фигура нежданного спасителя наконец проявилась возле меня и знакомый до щемящей боли в груди голос произнес:

— С тобой все в порядке, котик?

— Ох, Ленка! — только и смог вымолвить я, морщась от боли. — Почему ты не уехала, как я просил?

— Потому что ты без меня пропадешь. — Она сказала это искренне и просто, а у меня от ее слов будто судорогой сдавило горло.

— Уезжай, Рыжик, — прохрипел я, поднимаясь и чувствуя, как запылали мои уши, и радуясь отсутствию должного освещения, скрывшего мой стыд. — Со мной рядом сейчас находиться опасно для здоровья. К тому же как мужчина я временно не…

— Дурак ты, Димка! — Лена шагнула ко мне, и ее огромные светлые глаза, подозрительно блеснувшие в сгущающихся сумерках, вдруг оказались настолько близко, что мне почудилось: я вот-вот упаду в них и растворюсь там без остатка. — Ты думаешь, мне нужен только секс? А я просто люблю тебя, и все.

Голос отказал мне в участии окончательно. Господи, за что мне такое испытание?! Подскажи!..

— Вызови патруль, — выдавил я единственное, что пришло в мою бедную, ушибленную и взбаламученную водопадом событий голову, и пока Лена доставала мобильник и делала заявление, я быстро ощупал карманы поверженных противников. Увы, как я и предполагал, никаких документов и удостоверений личности у них не оказалось — чистой воды заказуха. Но кто? Кому я перешел дорогу на этот раз?.. Травмированные схваткой мысли с трудом ворочались под черепом, не желая выстраиваться в четкую систему. Что-то ведь должно было предшествовать этому дурацкому нападению?.. Стоп! Звонок! Некто, обладавший большими познаниями из моей личной жизни, два дня назад честно предупредил меня о печальных последствиях, если я пойду в центр «Световид» на встречу с Меньшиковой. А вчера они приходили к Васе Полосухину и смогли напугать этого бесстрашного человека, прошедшего огонь и воду… Так, значит Маугли, сам того не ведая, прищемил хвост Шерхану, и теперь это только вопрос времени: когда рассвирепевший хищник доберется до нахала. Скверно!..

— Котик, машина выехала, — донесся будто издалека голос Лены, — пойдем отсюда: ни к чему нам эти разборки.

— Что ты им сказала? — я по-очереди щупал пульс на сонной артерии у всех троих налетчиков: один из них оказался жив.

— Сказала, что живу рядом, услышала шум драки, выглянула в окно, ну и…

— Молодец, — я быстро расстегнул на груди у парня рубашку и последовательно надавил на точки активации Манипуры и Анахаты — пупочной и сердечной чакр. Налетчик глубоко вздохнул, пошевелился и мутно уставился на меня. — Кто вас послал? — жестко и резко спросил я, схватив его за горло и не давая времени на оценку ситуации.

— Пошел ты… — просипел он и слабо дернулся, пытаясь высвободиться.

— Ответ неверный, — строго сказал я и чуть сильнее сдавил ему кадык. — Даю еще одну попытку.

Но парень вдруг оскалился в злобной ухмылке, непостижимым образом вывернулся из смертельного захвата и, кувырнувшись через плечо, оказался на ногах едва ли не раньше меня. Быстро оценивающе взглянув на меня и на Лену, замершую в боевой стойке кунфу «танцующий тигр», он буквально прыгнул в темноту прохода между гаражами спиной вперед и исчез.

— Еще встретимся, Идущий! — прилетел оттуда насмешливо-скрипучий голос.

На несколько секунд воцарилась неправдоподобная тишина, а потом в конце квартала взвыла сирена ППС.

— Уходим, — очнулась Лена и, схватив меня за руку, потащила в сторону ярко освещенной подъездной дорожки у дома.

Глава 4

Наутро настроение у меня было премерзкое. И отнюдь не после вчерашней взбучки, устроенной неизвестными налетчиками. Хотя, почему неизвестными? Последняя фраза уцелевшего из троицы парня не оставляла сомнений в личности заказчика. Только вот к чему все эти игры? Почему черный мадхъя упорно избегает прямого контакта со мной? Почему просто не прикончит наконец? Зачем я ей нужен?..

Вопросы, одни вопросы! Блин, как же мне все надоело! «Идущий» — надо же! Куда и зачем, во имя чего и ради кого идти-то? По-моему, так я уже давно топчусь на месте, а стоило появиться желанию двинуться хоть в какую сторону, и мне тут же надавали тумаков: не рыпайся! Терпеть не могу, когда меня держат за идиота, тем паче пытаются использовать не в моих интересах. «Фигушки, сказали заиньки!» — как заявила одна моя знакомая, узнав, что беременна, причем не известно от кого, и сделала аборт. Ребята явно не учли некоторые особенности моего характера, в частности: чем больше меня бьют, тем упрямее я становлюсь.

Когда я проснулся, Лены уже не было, и это тоже не способствовало поднятию моего настроения. Хорошо еще, что ночью мы просто спали в одной постели, иначе муки совести измотали бы меня окончательно и не дали бы реализовать на практике мужское начало. А для молодого мужика подобное фиаско равносильно смерти. Но Рыжик, — о мудрейшая из женщин! — правильно оценила мое состояние, не стараясь выяснить его причину, и ограничилась исключительно психологической и бытовой помощью пострадавшему. Выйдя на кухню, я обнаружил на плите в сотейнике обжаренную с луком гречневую кашу, а на столе — горку сырных тостов, заботливо прикрытых салфеткой, на которой мастерски была нарисована пара кошек: одна из них, самозабвенно жмурясь, вылизывала языком другую. Внизу была приписка: «я уехала».

Я почувствовал, что моим ушам снова становится жарко, а в груди опять заворочалось что-то холодное и скользкое. Чертыхнувшись на себя, любимого, я срочно направился в ванную и минут двадцать усмирял там похотливую плоть свою жесткими струями контрастного душа, настроенного на самый экстремальный режим.

Средство возымело должное действие, так что я даже смог съесть приготовленный Леной завтрак, почти не испытывая угрызений совести. После еды душевное равновесие наконец-то было восстановлено первой утренней сигаретой, и я отправился в управление криминальной милиции доложить о результатах своих поисков.

— Ты как раз вовремя, — приветствовал меня Ракитин, сидя на подоконнике у раскрытой фрамуги и неспешно затягиваясь своим любимым «Кентом». — Сейчас подойдут Велесов и Седых, и мы все дружною толпой двинем докладать начальству о достижениях следствия. У тебя есть достижения?

— А як же! Тилькы у вэчора найшов з Интернэту найлепшего вражину Амиева, — с каменным лицом сообщил я, тоже доставая сигарету.

— Ага, — не моргнув глазом, сообразил Олег, — значит, накопал? — тут он заметил необычную расцветку моей левой скулы, куда пришелся один из «приветов» вчерашних визави. — А что это у вас с лицом, Холмс?

— С лестницы упал, и так — десять раз.

— Ясно, — хмыкнул Ракитин и слез с подоконника. — Выяснил, от кого была «делегация»?

— Не успел, — спокойно ответил я и уселся за хозяйский стол. — Один отказался давать интервью и сбежал, пользуясь темнотой, а еще двое… увы, больше уже ничего не смогут рассказать.

— Постой, — оживился Олег и сел напротив меня за стол заседаний. — Мне же сегодня с утра Бульба докладывал: так, мол, и так, двух жмуриков вчера подобрали на Каштачной по вызову очевидца, или очевидицы — не помню. У одного явно шея сломана, а у второго печень от удара лопнула. Так это твоя работа?

— Моя, — решил соврать я, не желая впутывать в расследование посторонего человека. — Только я тебе ничего не говорил.

— Почему? — нахмурился Ракитин. — «Висяк» же на отделе будет.

— А оно так и так — «висяк». Свидетелей нет, трупы без документов, боюсь, их даже по базе не найдем, а третий наверняка уже где-нибудь к Омску подъезжает.

— Звонок же был от очевидца… — продолжал настаивать Олег.

— Ну и что? — я пожал плечами. — Звонила какая-нибудь бабуся: я, мол, заснуть не могу, а тут шантрапа под окнами расхулиганилась.

— Звонок с сотового был…

— Тем более! Его же не вычислишь, а сама эта дама навряд ли захочет поиметь головную боль от сотрудничества с доблестными органами отечественного сыска, — я старался говорить как можно убедительнее, даже подпустив в речь толику здорового цинизма, и это подействовало.

— Пожалуй, ты прав, — пригорюнился Ракитин и снова полез было за сигаретами, но тут дверь приоткрылась и в нее где-то на уровне притолоки просунулась русая голова Велесова.

— Доброе утро, Олег Владимирович! — прогудел Павел. — Мы оба уже здесь.

— Ну, так заходите, — махнул рукой Ракитин и повернулся ко мне: — Выметайся из моего кресла!

Мы поменялись местами, Велесов и Данила Седых тоже уселись за стол заседаний, выложив перед собой одинаковые темно-синие папки тисненые двуглавым орлом. Олег оценивающе посмотрел на всех, сказал «так» и включил внутренюю связь по управлению:

— Галочка, Ракитин говорит. Соедините меня с комиссаром Берестом. Срочно.

— Слушаю, майор, — рокотнул в динамике знакомый бас.

— Николай Матвеевич, все в сборе, — выпрямился в кресле Олег. — Нам подойти?

— Нет, я сам к вам спущусь, — в динамике пискнул сигнал отбоя.

Вот такой он у нас комиссар: деловой и немногословный, суровый и справедливый — хоть на божничку сажай!

— Слушай, Олег, а какая у Матвеича сейчас фаза борьбы с курением? — Мой интерес был не праздным: дело в том, что наш бравый комиссар еще лет пять назад объявил войну «желтому змию» и с тех пор сражения проходили с переменным успехом. Бывало, Николай не курил месяцами, и тогда запрет на курение негласно охватывал все управление, дабы не искушать начальство. Когда же «змий» переходил в контрнаступление, начинался форменный разврат: курили все и везде.

— До убийства Амиева — положительная, но теперь… — Ракитин вытащил из стола массивную бронзовую пепельницу, которую выставлял в пользование только по особым случаям и для высоких гостей.

— А можно все-таки обойтись без отравления никотином, господин майор? — поморщился некурящий Велесов.

— Ты это попробуй Бересту предложить, — посоветовал Олег. — И не посмотрит, что ты подковы на кулак мотаешь…

— Могу одолжить вам респиратор, Павел Сергеевич, — без тени сарказма сказал Данила и сунул руку в один из карманов своей удивительной жилетки, где можно было найти буквально все: от карандаша до электронного декодера цифровых замков для сейфов.

Велесов возмущенно открыл рот, чтобы дать достойную отповедь зарвавшемуся салаге, но тут в кабинет быстро вошел комиссар. Ракитин рявкнул «господа офицеры», и мы дружно вытянулись по стойке «смирно», пожирая глазами любимого начальника, а кое-кому — и родственника.

— Это что еще за парад? — подозрительно покосился на нас Берест.

— Боремся с разгильдяйством и панибратством на службе, господин комиссар! — радостно гаркнул Олег и улыбнулся.

— А-а, я понял: есть успехи? — Николай тоже улыбнулся и сел во главе стола напротив Ракитина. — Ну давайте, хвастайтесь.

Мы расселись по местам, и Ракитин предложил:

— Начинай ты, Дмитрий.

— У меня итоги самые скромные, — сказал я. — Я вычислил наиболее вероятного подозреваемого по версии «убийство из мести». Это некто Игнат Васильевич Красилин, бывший партнер Гейдара Амиева по бензиновому бизнесу и его же несостоявшийся зять.

— Что значит «несостоявшийся»? — удивленно вскинул густые брови Берест.

— То есть Красилин некоторое время назад решил жениться на родной сестре Амиева, Гульнаре Расуловне, а Гейдару это сильно не понравилось. Причем настолько сильно, что он едва не убил соратника. Но лучше бы убил…

— Почему? — спросили одновременно Велесов и Седых.

— Амиев попросту ограбил своего партнера: лишил буквально всего, да еще наказал всем своим соплеменникам не иметь с Красилиным никаких дел, что бы тот ни предлагал. Мужик оказался в полной жопе! — я сделал многозначительную паузу.

— Ну и что? — скептически поджал губы комиссар. — Не он первый, не он последний. Уж сколько лет твердили миру: не связывайтесь, братья славяне, с кавказцами, не ровня вы им в делах торговых!

— А вот тут-то, Николай Матвеевич, вы ошибаетесь насчет Красилина, — продолжал я. — Игнат Васильевич проявил недюжинные смелость, упорство и смекалку, дабы отомстить обидчику, и от прямых угроз очень скоро перешел к делу. Только за последние полгода у Амиева восемь раз горели станции заправки, причем все вокруг города, а два месяца назад сгорела дача Гейдара на Боярских озерах — двухэтажный особняк, нашпигованный всей возможной аппаратурой слежения и защиты. Три недели назад средь бела дня Красилин с напарником разгромили кафе «Агдам» у Центрального рынка, тоже принадлежащее Амиеву…

— М-да, извини, впечатляет, — покрутил головой Берест. — Принимается в разработку. А что у вас, молодые люди?

Велесов и Седых переглянулись, затем Данила раскрыл свою папку и почти торжественно произнес:

— Экспертное заключение по физико-химическому анализу образца номер 303-бис «Конденсат неизвестного происхождения». Исходя из сформулированной следствием задачи…

— Короче, Склифосовский, — буркнул Ракитин. — Выводы давай!

— Хорошо, — не обиделся «юный клоковец», — раз процесс добывания истины вам не интересен, получите сухие факты. Химически данный образец есть «вода обыкновенная дистиллированная», я бы сказал даже бидистиллированная…

— Почему «би»? — немедленно уточнил комиссар.

— Потому что в ней практически отсутствуют ионы растворимых солей, — охотно пустился в пояснения Данила. — Такую воду можно получить либо многократной перегонкой в специальной установке с азотной атмосферой, либо путем фильтрации через промышленную ионообменную колонну.

— Понятно. А с физической точки зрения?

— А с физической совсем странная картина, — ухмыльнулся эксперт. — Вы знаете о том, что вода обладает памятью?

— Что-то слышал, — кивнул Берест.

— Как это она запоминает? — не поверил Велесов.

— Химически чистая вода имеет структуру жидкого кристалла, — снисходительно пояснил Данила. — Поскольку молекула воды представляет из себя электрически заряженный диполь, она способна ориентироваться определенным образом в слабых магнитных полях, в частности, животных и растений и, собственно, как бы копировать их, сохраняя копии довольно продолжительное время. Такая вода называется структурированной, а наши предки называли ее мертвой, то есть способной восстанавливать разрушенные и поврежденные ткани и органы. В принципе, на земле вся вода структурирована в большей или меньшей степени, потому как всегда несет в себе минеральные и органические примеси.

— Ну и к чему ты все это рассказываешь? — Ракитин нетерпеливо поерзал в кресле, покосился на комиссара, крутившего в руках незажженую трубку, и вытащил сигарету.

— К тому, что вода из конденсата вообще не имеет структуры! — многозначительно поднял палец достойный ученик своего учителя. — Можно сказать, это первичная вода, возможная только теоретически или в условиях жесткого эксперимента…

— …или возникшая в результате акта творения, — как можно спокойнее вставил я, ибо не видел другого разумного объяснения.

— Ты опять за свое, Димыч? — резко развернулся ко мне Николай. — Предупреждаю: больше никакой фантастики и мистики я не потерплю! — И он жестко припечатал ладонью по столешнице так, что сифон со стаканами в центре жалобно звякнули.

— «Были демоны, мы не отрицаем, но они самоликвидировались», — процитировал я героя гениальной комедии. — А все-таки хотелось бы услышать, что по этому поводу думает наука?

— Ну-у, — замялся Данила, — если только предположить, что… несмотря на… в зависимости…

— Спасибо, вы нам очень помогли, господин эксперт, — раскланялся я. — А главное, какая точность формулировок!

Парень совсем сник, покраснел и начал перекладывать с места на место свои бумажки.

— Ладно, — смилостивился комиссар, — не берите в голову, лейтенант, со всяким может случиться… Что у вас еще?

— Анализ кро… вещества надписи в номере гостиницы, — промямлил пристыженный мной Данила. — Это кровь обыкновенной кошки, смешанная с каким-то растительным соком. Каким — идентифицировать пока не удалось, придется порыться на сайтах всяких фитоманов.

— А где кошка? — серьезно спросил Ракитин.

— Не знаю, — окончательно растерялся юный эксперт.

— А надо бы!

— Ладно, майор, не наезжай, — отмахнулся Берест. — Это не его работа: кошачьи трупы разыскивать. Скажите мне лучше, что все это означает: вода святая, послания кровавые…

— Это значит, комиссар, что мы имеем дело не с заурядными сектантами-фанатиками, а с проявлениями самой настоящей Магии, причем с большой буквы, — равнодушно произнес я.

— Мнение фантаста…

— Мнение опытного эзотерика. А если прибавить к этому странные самопроявляющиеся фотографии и наблюдавшийся группой расследования феномен телепортации из ванной комнаты пресловутого номера в гостинице, то других разумных объяснений всему этому просто быть не может!

— Так что же, — Берест, уже заметно волнуясь, принялся набивать трубку, — это получается… опять все по новой, что ли? Опять какие-нибудь призраки и мумии полезут?.. Сам же уверял меня, что больше этого кошмара не повторится!

— Ну, извини, Матвеич, — развел я руками, — не прав был! Думаешь, мне легче? Ты вон только на работе этим занимаешься, а мне ни днем ни ночью покоя нет: то сны ужасные и непонятные, то морду бьют неизвестно за что… — я осекся, сообразив, что проговорился, но было уже поздно.

— Когда это тебе морду начистили? — Берест сделал профессиональную стойку и вперил в меня свой знаменитый «просвечивающий» взгляд, от которого, по слухам, в пять минут кололись даже самые крутые отморозки.

Я вспомнил мудрое изречение о том, что «повинную голову меч не сечет», и покаялся во вчерашней вечерней разборке со смертельным исходом.

— Та-ак, — Николай хищно потер свои огромные волосатые длани и уставил на меня указательный палец, очень похожий на ствол кольта 45-го калибра. — Чтобы к концу дня объяснительная была у меня на столе! Иначе — сам знаешь, что будет.

— Грустно будет…

— Вот именно! — Берест повернулся к скромно сидевшему рядом с ним Велесову. — Ну а ты что накопал, Пинкертон?

— Я… — могучий лейтенант зарделся как красна девица, кашлянул в кулак размером с небольшую дыню и поправился. — Мы с лейтенантом Седых провели опознание по фотографии неизвестной девушки среди сотрудников службы безопасности Ассоциации азербайджанцев Сибири, задействованных в личной охране убитого Ильхана Амиева, и они однозначно подтвердили: она именно та, что была с Ильханом в роковую ночь…

— Красиво излагает, стервец! — подмигнул мне Ракитин.

— …Но главный сюрприз, — продолжал Велесов, сгибая и разгибая от волнения пятирублевую монету, — ожидал нас… нет, уже меня одного при встрече с Гульнарой Расуловной Амиевой. Она сама позвонила мне и сказала, что у нее хранится фотоальбом брата, куда он коллекционировал снимки всех своих знакомых девушек. И когда мы встретились, Гульнара Расуловна временно подарила… передала для следствия этот замечательный документ, — и лейтенант выложил на стол перед Берестом пухлый альбом в твердом тисненом переплете.

— И что же в нем… замечательного? — Николай заинтересованно раскрыл альбом на середине.

— А там есть и эта девушка, господин комиссар, — простодушно улыбнулся Велесов, — в самом начале.

Берест быстро отлистал фото назад, нашел и прочитал подпись на обороте снимка:

— «Любимому Илюше на память от дочери гор Тояны».

Он вынул фотографию из альбома и перебросил мне. Да, это была она, таинственная и неуловимая незнакомка. И это ее же мы видели в ванной комнате VIP-номера в момент телепортации! Теперь я был окончательно в этом уверен. Я не мог обознаться.

— Интересно, дочерью каких гор она себя именовала? — спросил Олег, забирая у меня снимок и с любопытством его разглядывая. — И чье это имя — Тояна? Татарское?

— Не совсем, — сказал я. — Скорее, алтайское или шорское. И горы соответственно — Алтай или Кузнецкий алатау…

— Кажется, был такой сибирский хан Тоян? — встрял в обсуждение неугомонный Данила. — И по-моему, он был татарин.

— Сибирское ханство, чтоб ты знал, — повернулся я к нему, — было государством многонациональным, и татары в нем отнюдь не являлись подавляющим большинством, скорее наоборот. И у них не было традиции в наследовании верховной власти. Новый хан избирался на Великом курултае — этаком симпозиуме вождей всех племен, населявших союзную территорию. Так что Тоян, наиболее вероятно, все-таки был не татарином, а шорцем.

— Какой ты умный, Дмитрий Алексеевич! — Ракитин округлил глаза, в которых прыгали веселые чертики. — Тебе череп не жмет?

— Иногда, — важно кивнул ему я. — А вот вам еще одно соображение: если Ильхан располагал фотографии в хронологическом порядке, а я думаю — это так, значит наша визави — давняя его пассия, и следовательно искать ее нужно скорее среди институтских подружек Амиева.

— Гениально, Холмс! — окончательно развеселился Олег.

— Элементарно, Ватсон, — скривился я. — Павел, я так понимаю, уже провел какой-то поиск?

— Конечно, Дмитрий Алексеевич, — воспрял притихший было Велесов. — По базе мэрии, да и по нашей гражданской, в городе на данный момент проживают только две из бывших подружек Ильхана Амиева — Елена Петровна Сухова и Светлана Ивановна Липская. Сухова, кстати, училась вместе с Ильханом в одной группе на экономическом факультете, а со Светланой наш мачо познакомился полгода назад на какой-то презентации, где она работала в обслуге.

— А откуда же тогда взялась эта Тояна? — спросил Берест, усиленно дымя трубкой.

— Наверное, только что приехала, — пожал широченными плечами Павел. — Выясним, Николай Матвеевич.

— Если она приехала обычным способом, то ее карта должна быть в базе мэрии, — сказал Ракитин голосом опытного провокатора.

— А если не обычным? — невинно поинтересовался я, глядя на комиссара.

— Только без чертовщины! — протестующе поднял руки тот. — Значит так, Велесов занимается Тояной и уточнением ее личности, Седых продолжает работу по вещдокам, Котов, то есть Кротов, заканчивавет отработку Красилина, А Ракитин осуществляет общее руководство. Вопросы есть?.. Вопросов нет. Все свободны!

Глава 5

Я шел по узкой лесной тропе, каменистой и извилистой, в почти кромешной темноте. Собственно, тропы видно не было, угадывалось лишь ее присутствие, а вот нагромождение черных теней с обеих сторон на каком-то густо-сером колышащемся фоне ясно указывало на густые заросли. Вдобавок ветви то и дело норовили схватить за руки, ударить по лицу, но всякий раз удивительным образом отступали, словно отведеные невидимой заботливой рукой.

А ночной лес жил своей тайной, бурной жизнью, наполнявшей окружающее пространство шорохами, криками, шепотом, вздохами и взвизгами неизвестных животных или птиц. И не было ему никакого дела до одинокого странного путника зачем-то вторгшегося в его владения.

Я шел по тропе, будто влекомый неким неслышимым зовом, настойчивым и грозным, не позволявшим останавливаться или выбирать направление — вперед по тропе и ни шага в сторону! Даже казалось временами, что кто-то подталкивает, торопит в спину. Сопротивляться я не мог, да и не хотел почему-то. Наоборот, с каждым шагом меня все больше охватывало радостно-тревожное ощущение встречи с кем или чем — я бы не стал определять, просто предвкушение некоего приключения, пожалуй, самое сильное из всех известных человеку наслаждений. И неважно, чем это может потом обернуться!..

В какой-то момент, — чувство времени здесь отказывало напрочь, — я вдруг ощутил себя кем-то другим, не журналистом Котовым, а словно бы старым и уставшим, но все еще обладавшим некой грозной непонятной самому силой. Теперь уже было ясно, что именно эта таинственная внутренняя сила не дает мне заблудиться и застрять в диких дебрях горной тайги, а идти, торопиться единственно верной и самой короткой дорогой — куда?..

За очередным поворотом тропу неожиданно перекрыла гигантская, лохматая туша, послышался глухой утробный рык, сильно пахнуло пропастиной, и где-то на уровне моих глаз зажглись два мутно-багровых уголька. Бер — хозяин тайги, ее защитник и хранитель, вышел навстречу, решив выяснить: кто же это посмел нарушить покойную и неспешную жизнь его вотчины. Но лишь мгновение мы смотрели друг другу в глаза, а в следующую секунду огромный зверь озадаченно фыркнул и совершенно бесшумно канул в заросли — сила уступила силе.

Странное путешествие продолжалось, но чувство скорого его окончания нарастало непрерывно. В какой-то момент я обнаружил, что рядом — вплотную к ноге, бежит громадный волк — то ли охраняющий, то ли сопровождающий меня. Могучий хищник тоже двигался почти бесшумно, опустив к самой тропе крупную, лобастую голову и лишь изредка сверкая на меня через плечо желтым фонариком глаза. Потом так же незаметно волка сменила рысь. Эта прекрасная и грациозная кошка — гроза и ужас тайги, буквально протаяла из серого марева ночи, шоркнулась щекой и боком о мою ногу и двинулась впереди меня вальяжной трусцой.

Лес расступился внезапно. Только что впереди, сливаясь, встречала непроходимая стена стволов, ветвей и трав, способных содрать живьем кожу с любого, кто осмелился бы пробраться сквозь них, не соблюдая правил и законов таежной жизни, и вдруг открылась большая поляна, похожая на широкую плоскую чашу, залитую до краев жидким серебром ночного солнца. Рысь отступила в сторону, как бы пропуская человека вперед, и улеглась этаким маленьким, но гордым сфинксом, демонстрируя готовность подождать возвращения подопечного — откуда?..

Я — точнее я в чужом теле, — двинулся вперед, ведомый прежним, только ставшим теперь неодолимым беззвучным зовом, к центру поляны. В черно-белом хаосе света и тени постепенно обозначилось необычное сооружение: совершенно круглая площадка метров двенадцати в поперечнике, выложенная треугольными плитами из ноздреватого камня, а в самом центре ее, на полусферическом постаменте из абсолютно черного бликующего полированной поверхностью материала, возвышалась такая же угольно-черная стела. По сторонам постамента, образуя четкий крест, стояли четыре тоже черных куба-алтаря высотой в полчеловека. Когда я оказался у самого края каменного круга, стало видно, что стела имеет несколько граней, испещеренных высеченными знаками, похожими на руны.

Тот же неслышный голос настойчиво тянул меня к стеле, подогревая желание прочитать надписи. Возникла стойкая уверенность: если мне удасться правильно и полностью прочитать руны, разом кончатся все мои несчастья и я смогу наконец избавиться от назойливого внимания черного мадхъя к моей персоне. Более того, я спасу и всех остальных от кошмаров духовного коллапса, инициируемого Нурией Саликбековой. Переполненный восторгом ожидания, я шагнул в каменный круг, и сейчас же на вершине стелы вспыхнул тускло-багровый шар, и я понял вдруг, что это именно он вел меня сюда, дал в провожатые волка и рысь. Смутная догадка затеплилась где-то на самом краю спящего сознания, и бесплотным эхом прокатился в голове исчезающий шепот: «уходи!..». Я замер в нерешительности — шепот был очень знакомым, но в этот момент багровый шар посмотрел на меня, точнее в меня, и от сомнений не осталось даже следа. Я снова двинулся вперед, не отрывая теперь взгляда от стелы, и вдруг понял, что у медленно вращающегося шара как бы два лица, но каких-то нечетких, плывущих.

Внезапно лунный свет померк, я с трудом оторвал взгляд от багрового шара и посмотрел вверх: чистое звездное небо быстро затягивала завесь низких туч, и скоро лишь мрачно-красные отсветы озаряли окружающее пространство. Мутная, клубящаяся пелена наверху медленно двинулась по кругу, центром которого оказалась стела с кошмарным ликом. Где-то на грани слышимости возник и стал нарастать низкий тяжелый рокот, шедший, казалось, со всех сторон одновременно. Свечение шара заметно усилилось, заливая словно кровью и стелу, и кубы-алтари, и всю площадку. Коловращение туч наверху также стремительно ускорялось. Неожиданно с громовым раскатом из самого его центра в шар и стелу воткнулась зловеще красная молния, и на миг мне почудилось, что я увидел в глубине странного сооружения, в толще камня очертания огромного человекоподобного тела с четырьмя ногами и руками, а шар на секунду деформировался, став головой этого существа с двумя лицами! Взгляд одного из них буквально физически пронзил меня, и дикая, нестерпимая боль скрутила мое тело — ни крикнуть, ни двинуться, ни вздохнуть. И в тот момент, когда глаза застлала мелкая черная кисея удушья, откуда-то сверху, будто пробив тучи, на площадку упал столб прекрасного золотисто-алого сияния, окутав меня спасительным коконом, растворив без остатка боль и отчаяние и оградив от страшного и непонятного монстра внутри каменной стелы.

И снова — шепот, бесконечно родной и далекий:

— Я с тобой, любимый!..

Первое, что я увидел, открыв глаза, это медленно ползущая по потолку светотень от жалюзи на окне. Снизу, со двора доносилось приглушенное ворчание двигателя — не иначе как сосед вернулся из ночного вояжа по кабакам. Он вообще-то добрый малый, недалекий, но уж больно азартный. Как только ему удается провернуть очередную удачную сделку, он тут же отправляется ее обмывать, будучи убежденным, что если этого не сделать, все может сорваться или провалится следующая операция. Сей ритуал сосед совершает, естественно, только по ночам и возвращается под утро, но, надо отдать ему должное, никогда не буянит и «не догоняется до кондиции» дома. Так что окружающие могут спать спокойно.

Я перевел нечеткий от сна взгляд с потолка на настенные часы: «сова», как и в прошлый раз, бесстрастно высвечивала Час Гиены — 5:15. Блин, да что же это за напасть такая! Ну к чему мне все это приснилось? Капище какое-то, монстр с двумя рожами в камне… И голос! Это же ее голос — моей берегини, Ирины… Опять она меня спасала — от кого, или от чего? Что-то напало на меня там, во сне — воспоминание об ужасной боли даже сейчас, в реальности, ощутимо давило на мозг, заставляя непроизвольно напрягаться мышцы тела.

Я скорее инстинктивно отбросил покрывало, приподнялся на локтях, громко сказал «полный свет!» и принялся осматривать себя в ярком бестеневом освещении на предмет возможных и прошлых повреждений. Почти сразу же я обнаружил, что кровоподтеки на ребрах и руках, полученные в позавчерашней драке у гаражей, таинственным образом исчезли. Эта новость одновременно и порадовала, и насторожила: значит, воздействие все же было? И хорошо, если его осуществила Ирина, на что я искренне надеялся, а вдруг — нет? Несомненно, она меня спасла, но тогда почему я помню боль, причиненную мне монстром? Не должно этого быть: воспоминание о боли есть ментальная энграмма, а поток энергии Атма (тот самый золотисто-алый столб) восстанавливает ауру на всех уровнях, стирая все накопившиеся в ней энграммы! Получается, что монстр атаковал меня на еще более высоком уровне, чем Атма? Но это же невозможно! Человек такого удара выдержать не может — распад личности должен был быть мгновенным и, главное, безболезненным.

Стоп! Я вдруг поймал себя на мысли, что свободно оперирую понятиями, о которых еще вчера имел весьма смутное представление. Откуда во мне эти знания?! Это же — уровень посвящения мага! Ну, или хотя бы ученика мага. А я кто?.. «Волшебник-недоучка». Андрей Венедиктович был прав, когда сказал, что я слишком ленив и инертен для мага, и что Ирина зря потратила столько сил и энергии, пытаясь разбудить мои «храпящие» задатки паранорма. Неужели она не оставила своих попыток и после ухода?.. Господи, Ирина, зачем?! Ну не хочу я становиться магом! Дай мне умереть спокойно!.. Хотя, с другой стороны, «ракета готова, Димыч, и поздно говорить: «Я передумал!». Нурия, положим, тоже не отстанет, пока не добьется своего. Зачем-то ведь я ей нужен? Так что, господин Котов, заправьте фуфайку в трусы, и не надо лохматить бабушку!..

Закончив сеанс самокопания таким оптимистичным призывом, я прыгнул с тахты на середину комнаты, встал на руки и пошел в ванную принимать водные процедуры. Уже в ванной, приняв нормальное положение, я для очистки совести заглянул в зеркало и еще раз убедился в живительной силе энергии Атмы: лицо было чистым, аки у младенца, если не считать всклокоченной бороды, даже детский шрам над бровью исчез! Я в восхищении мотнул головой и замер, не в силах оторвать взгляд от предмета, упавшего в раковину под зеркалом. Это была длинная сосновая иголка, зеленая и свежая! Я медленно запустил обе руки в волосы и извлек еще пару таких же игл, а в бороде обнаружилась еще одна. Я держал эти невозможные находки на ладони и, что называется, обтекал. Пришлось даже сделать над собой усилие, чтобы выйти из психоэмоционального ступора, вызванного открытием: я был там! И как только сия простая мысль улеглась в сознании, стало страшно. Нет, это нормальная реакция на непонятное: ничего не боятся только глупцы и невежды. Я аккуратно сложил хвою на полочку под зеркалом и непроизвольно поежился — «ветер смерти» уже в который раз за последние пару дней лизнул мне затылок.

Стоя под тугими струями, каждые пять секунд менявшими температуру от почти нулевой до точки закипания спирта, я наконец-то смог успокоиться, сосредоточиться и составить себе рабочий план на день. А дел сегодня предстояло немало. Кроме встречи с Игнатом Красилиным, «заклятым другом» Амиева-старшего, я решил навестить Ксению, хотя и понимал, что после случившегося она вряд ли обрадуется моему визиту. Но мне просто необходимо было с кем-то обсудить новый сон, а кроме Меньшиковой, по моему разумению, никто бы ничего толком не объяснил. Плюс еще эти иглы. После недолгих размышлений я решил показать их моему бывшему школьному приятелю Илье Суркису, который ныне заведовал сектором криптоботаники в научно-исследовательском центре биологических проблем Сибирского государственного университета.

Илью с детства влекло все необычное и необъяснимое, особенно среди явлений природы. Он буквально изводил своими каверзными вопросами учителей биологии, химии и физики. С ним боролись: ставили «неуды», изгоняли из класса, требовали полного молчания на уроках и вызывали родителей. Но Суркис смотрел на всех большими светлыми наивными глазами, полными слез отчаяния, и от этого взгляда опускалась даже суровая рука отца, сжимавшая кожаное орудие воспитания. С Ильи в очередной раз брали слово вести себя тише воды ниже травы, и он, бия себя кулаком в грудь, обещал беречь нервы учителей, но через неделю-две все повторялось сначала. Его любимыми книжками были «Занимательная биология» и «Тайны палеонтологии» известного академика Зельдина, ученика легендарного Ефремова, и в шестом классе Илья всерьез собирался сбежать из дому, добраться до пустыни Гоби и отыскать там загадочного электрического червя олгой-хорхоя. Каждое лето Илья уезжал к деду Серафиму в поселок Уртам, затерянный в пойме Оби почти в самом центре Великого Васюганского болота — самого большого в мире, равного по площади Франции, Германии и Англии вместе взятым. И там, в этом царстве грибов, ягод и гнуса, Илья часами лазал по кочкам и буеракам в поисках реликтовых видов растений и насекомых, справедливо полагая, что поскольку эта местность оставалась неизменной в течение последних пятнадцати тысяч лет, то и шансов найти здесь нечто необычное или давно исчезнувшее в других местах гораздо больше, чем где-либо. И он-таки нашел его! Случилось сие событие, когда мы гуляли свои последние летние школьные каникулы. За два дня до начала занятий Суркис заявился ко мне домой с большим черным пакетом, в котором явно находилась какая-то внушительная емкость. Загадочно улыбаясь и не говоря ни слова, Илья протопал в мою комнату, плотно прикрыл дверь и выставил на стол пластиковую прозрачную флягу литров на пять, наполовину заполненную водой. Дно импровизированного аквариума покрывала мелкая галька пополам с желтым речным песком, в углу была прислонена почерневшая и обросшая тиной коряжка, на треть выступавшая над водой. И вот на этом-то конце сидел громадный мохнатый оливково-зеленый паук. Я не мог оторвать взгляд от страшилища, а Суркис молча наслаждался моим состоянием. Потом он все-таки сжалился и объяснил, что это реликтовый вид паука-водолаза, считавшийся вымершим во время последнего оледенения…

И вот к такому неординарному человеку я и решил отвезти свою странную находку. Странную даже не по обстоятельствам обнаружения. После душа, придя в нормальное рабочее состояние тела, ума и духа, я не удержался, раскопал в секретере старую филателистическую лупу, дающую шестикратное увеличение, и еще раз при хорошем настольном освещении рассмотрел иголки. Я, конечно, ботаник никудышный, но сосновую хвою, от несосновой отличить могу. И тут я убедился, что иглы только похожи на сосновые. Открытие еще больше заинтриговало мою любознательную душу, и я первым делом отправился в Университет.

На мое счастье Суркис оказался на месте. Он весьма рассеянно выслушал сочиненную мной по дороге легенду о поездке на Кавказ, и оживился лишь тогда, когда я выложил перед ним пакетик с хвоинками.

— Илька, вот эти иголки, — со вздохом сдерживаемого любопытства сказал я. — Я их в лупу рассматривал. По-моему, это не сосна.

— Ну-ка, ну-ка! — Суркис проворно сцапал пакетик и едва ли не бегом направился в глубь лаборатории к внушительного вида установке, на поверку оказавшейся банальным растровым микроскопом с телеметрическим блоком наблюдения. — Сейчас ты увидишь свою находку вблизи! — торжественно произнес Илья и щелкнул тумблером.

На огромном — около метра по диагонали — экране протаяло светлое окно, а в нем — какие-то ребристо-лохматые серо-зеленые бревна. Мне потребовалось не меньше двух секунд, дабы сообразить, что я вижу те самые иголки, только при огромном увеличении.

— Ну, Люханс, не можешь ты без спецэффектов! — не выдержал я. — Тебе в иллюзионисты податься — Копперфильд умер бы от зависти. Что скажешь?

— Копперфильд дилетант! Самый великий фокусник всех времен — Природа! — почти торжественно провозгласил Суркис, и в тот момент я был готов ему верить. — А твоя хвоя действительно не принадлежит ни Pinus silvestris, ни Pinus mounteris.

— Это что значит? — не понял я.

— То, что твое загадочное дерево не имеет отношения ни к виду Сосна лесная, ни к виду Сосна горная, — нехотя пояснил Илья, быстро набирая на клавиатуре прибора какие-то команды. — Кстати, последняя как раз и произрастает на Кавказе…

Я посмотрел на монитор. Изображение игл сдвинулось в левый угол экрана, а справа сверху вниз по нему теперь двигался текст на английском языке, периодически прерываемый картинками с хвоей различных деревьев.

— Скажи хоть предположительно, что я нашел? — спросил я, особенно не надеясь на ответ, и оказался прав.

— Позвони мне после обеда, — буркнул Суркис, даже не оглянувшись, и мне оставалось только тихо отправиться восвояси с чувством, какое, наверное, испытал бы ребенок, которому пообещали большую шоколадную конфету, а вместо этого подсунули пустой фантик.

Только сев за руль «хундайки», я наконец смог успокоить себя тем, что Илья всегда был очень дотошным и ответственным, а потому и в данном случае он обязательно докопается до истины и… что тогда? Ну, выяснит он, что это такая-то Pinus, а дальше? Ведь все равно получается, что я каким-то образом во сне физически побывал в другой точке пространства! А как сие возможно?..

В этот момент у меня возникло четкое ощущение, будто я нахожусь в двух местах одновременно. С одной стороны, я продолжал сидеть в своей машине, судорожно вцепившись в рулевое колесо, и в то же время ясно увидел себя стоящим на краю огромного распадка, склоны которого покрывала буйная поросль разнообразных кустарников и небольших деревьев, а на дне высверкивала на солнце сквозь переплетение ветвей и стволов пенная спина быстрой речушки.

Я инстинктивно напрягся и отгородился от видения мысленным щитом, пытаясь определить вектор энергоинформационной атаки, но не смог. Более того, появилась уверенность, что никакого нападения и не было! Я не обнаружил ни одного признака такового и недоумевая убрал ментальную защиту, но странное раздвоение уже кончилось. Я вновь сидел за рулем старенькой «хундайки» и тупо смотрел на потухшую приборную доску.

Блин, да что же это со мной творится?! Так и свихнуться можно. Не-ет, придется тебе, Дмитрий Алексеевич, наступить на горло собственной гордости и идти на поклон к госпоже Меньшиковой! А больше-то ведь не к кому. «Только не сейчас! — заявил я сам себе. — Сначала закончу сыскные дела, — и, глубоко вздохнув для решимости, включил двигатель. — Вперед, к господину Красилину!»

Разговор с бывшим подельником Гейдара Амиева оказался коротким, но весьма своеобразным.

— А-а, умылся-таки юшкой, гад черножопый! — прокомментировал мое сообщение о гибели Амиева-младшего Игнат Васильевич, после чего выставил на кухонный стол бутылку «Ани» и пару коньячных бокалов. — Выпьем за упокой души убиенного нехристя раба диавольского Ильхана! — безо всякого перехода предложил он и наполнил емкости до краев.

Я прикинул объем бокала, посмотрел на радостно-решительную физиономию хозяина и понял, что одним тостом тот не ограничится.

— Коньяк по утрам пьют только нувориши и интеллигенция во второй стадии алкоголизма, — попытался я шутливо отказаться от возлияния, но — тщетно!

Давно известно, что ежели русскому хочется выпить, то повод он найдет непременно и аргументы в его пользу приведет железобетонные.

— Ты что, инспектор, не хочешь получить ценную информацию из первых рук? — откровенно поинтересовался Красилин и для убедительности кивнул на стоявший тут же на столе раскрытый ноутбук. — У меня имеется полное досье на мистера Амиева и его сраную компанию!

— Лимоны есть? — обреченно спросил я, усаживаясь за стол.

— А то! — обрадовался отставной бензиновый магнат и вновь полез в холодильник размерами больше напоминавший стенной шкаф. — Щас и бутеров с икоркой соорудим. Не боись, инспектор, от хорошего коньяка настоящие мужики не пьянеют, а здоровеют! А если еще икорка с лимоном к нему — круглосуточная стоячка на неделю обеспечена: любую бабу в блин раскатаешь!

— А зачем?

— Что «зачем»?

— Круглосуточно, да еще целую неделю? Как бывший доктор могу авторитетно заявить, что длительная эрекция без эякуляции весьма небезопасна для организма: отсутствие психоэмоциональной разрядки в сочетании с венозным застоем в малом тазу чревато в скором будущем простатитом, геморроем и парапроктитом…

— Чего-о?! — Красилин едва не сел мимо стула и не выронил банку с икрой. — Ты это серьезно, насчет… болячек?

— Абсолютно! — Я сделал строгое лицо. — Все должно быть в меру: и коньяк, и икра, и девочки. Умеренность, говорил Заратустра, залог долгой и счастливой жизни! А прожил он, по свидетельству современников, полтораста лет, сменив пять жен и наделав больше трех дюжин детей!

— Кто это такой? — подозрительно покосился на меня Игнат. — Заратустра… Еврей, что ли?

— Перс.

— А-а… Ладно, — сдался он, — уговорил, инспектор: по чуть-чуть и — все!

Мы выпили, не чокаясь, в помин Ильхана Амиева, закусили паюсной икрой с черным хлебом и кинули в рот по дольке лимона.

— Я думаю, инспектор, что ты много чего про меня уже знаешь, — начал Красилин, разливая по второй порции. — И пришел ты ко мне, чтобы удостовериться: я или не я убил Ильханчика?.. Так вот, это сделал не я, но очень хотел бы!

— Игнат Васильевич, вы и так подозреваемый номер один, к чему еще на себя наговаривать? — попробовал увещевать я его. — Как инспектор криминальной милиции я обязан после таких слов задержать вас на семьдесят два часа до выяснения… Но как бывший врач и психолог, могу с уверенностью заявить: вы не убивали младшего Амиева, хотя не исключено, что вы каким-то образом способствовали его смерти и, возможно, даже знаете убийцу. Но все эти умозаключения ничего не значат, потому что Гейдар Амиев, задавшись целью найти обидчика, очень скоро вспомнит про гяура Красилина, нанесшего оскорбление ему и его семье, и вполне логично придет к выводу, что именно этот нечестивец и есть наиболее вероятный кандидат на вендетту. А у всех кавказцев без исключения кровная месть в крови от рождения — извиняюсь за каламбур. Уберечь вас от Амиева мы сможем только в случае, если первыми найдем настоящего убийцу. Выводы делайте сами.

Игнат во время всего монолога сидел, ссутулившись и вперив неподвижный взгляд в бутылку, но когда я замолчал, вдруг выпрямился и заговорил зло и глухо.

— Я, инспектор, никого и ничего не боюсь! А уж тем более каких-то хачиков. Не знаю, что ты про меня накопал, но там точно нет ни слова о том, как я дважды спасал эту жирную свинью от мести его же единоверцев. Поверь, инспектор, я с ними крутился несколько лет, в том числе и в Азербайджане, и могу подробно рассказать, за что и почему собирались зарезать Гейдара. И зарезали бы, не сбеги он в Сибирь! Да он всю свою поганую жизнь кидал всех и вся, и что такое честь — понятия не имеет! — Красилин сгреб свой бокал и выпил дорогой коньяк одним глотком, даже не поморщившись. — Так что из желающих его прикончить можно было бы выстроить очередь не хуже, чем в Мавзолей. А вот то, что убили не его, а брата… Это не азеры — точно! Да и Генка-Ганнибал не стал бы так мараться. У Ильханчика, инспектор, была одна большая слабость, чтоб ты знал…

— Знаю: женщины, — кивнул я.

— Ну вот! — Игнат снова потянулся к бутылке. — Вот и ищи эту «ля фам». А найдешь, меня с ней познакомь: я ей ручки-ножки расцелую и на руках неделю носить буду! Я…

— Увы, мин херц, не сходится! — развел я руками.

— Чего не сходится?

— Ильхана убил мужчина.

— М-да?.. — Красилин казался явно огорченным.

— Хотя, вполне вероятно, наводчицей была именно женщина, — успокоил я его и вытащил из кармана фото. — Вы, случайно, не встречали эту девушку в окружении Амиевых?

Игнат бросил взгляд на снимок и кивнул:

— Эта девчонка около года была подружкой Ильханчика, давно, лет семь или восемь назад. Кажется, Татьяна…

— Может быть, Тояна?

— Точно. Хвостиком за ним ходила. А Ильханчик-то ё…рь известный: надоела она ему быстро. — Красилин налил себе еще один бокал, почти прикончив бутылку, но пьяным по-прежнему не выглядел. — Да, такая дивчина запросто могла бы порешить изменника.

— Почему?

— Так ведь тюрка она, а у этих аборигенов свои понятия о чести и совести, — Игнат принялся изготавливать себе бутерброд с икрой. — Кто девицу первым возьмет, тот и мужем ей на всю жизнь будет. Страстная подруга, верная жена и заботливая мать в «одном флаконе» — что может быть лучше? А Ильханчик ее попользовал и выгнал. Да ты, инспектор, лучше поговори с ней сам. По-моему, она где-то в банке работала, «Сибинвест», кажется, а может и «Сибинпром»?..

— Поговорю обязательно, — заверил я бывшего «бензинмена», сдерживая вспыхнувший охотничий азарт журналиста, и поднял свой бокал: — Будь здоров, Игнат Василич, не кашляй!

На этот раз мы чокнулись со взаимной приязнью и с удовольствием же выпили «на посошок». Вышел я от Красилина весьма довольный результатом: картина вырисовалась достаточно ясная. Униженная и оскорбленная дщерь алтайских гор задалась целью отмстить неразумному соблазнителю и привлекла на свою сторону, скорее всего, нового приятеля или мужа, а может, и родственника. Оставалось найти эту амазонку и склонить ее к признанию. Хотя, по большому счету и ради справедливости, следовало бы быстренько обо всем забыть: собаке — собачья смерть! Но оставался еще Гейдар Амиев, имевший противоположный взгляд на ситуацию, и вот с ним-то приходилось считаться в первую очередь. Нет, придется все-таки предъявить этого новоявленного «мстителя», иначе кровавый поток вендетты по-кавказски захлестнет наш старый добропорядочный городок.

Снова усевшись в видавшую виды «хундайку», я решил было отправиться в редакцию, чтобы в спокойной обстановке полазить по Сети и отыскать тот банк, где работала таинственная Тояна, но тут замяукал мой мобильник.

— Привет, Димыч, ты где? — голос у Ракитина был деловитым и даже озабоченным.

— Да вот, снял показания с Красилина, а сейчас собираюсь заскочить в «Вестник» на пару часиков: открылись новые обстоятельства…

— У нас тут тоже — новые обстоятельства, — перебил Олег. — Давай-ка, подруливай к «Сибинвестбанку» на Молодежном проспекте, не пожалеешь.

— Слушаюсь, шеф! Уже в пути, шеф!

— Быстрей давай, вместе посмеемся, — не принял мой тон Ракитин и дал отбой.

— Воистину чудны дела твои, Господи, — пробормотал я, срывая машину с места на третьей передаче.

* * *

— Да-а уж! — все, что смог выговорить я, когда увидел облаченное в модный нынче поливолловый костюм темно-орехового цвета мертвое тело на брусчатой дорожке шагах в двадцати от сверкающей стены здания банка. — Он что, птица Феникс?

— Почему? — оглянулся на мой вопрос Велесов, сидевший почти рядом с трупом на корточках и ковырявший пробоотборником торф на газоне.

— С какого этажа он выпал? — я прищурился и посмотрел на верх зеркальной стены, возвышавшейся на добрых тридцать метров. Там, чуть ниже фигурной кромки крыши тянулся опоясывающий видимо все здание узкий балкончик. Никаких повреждений на поверхности стены, равно как и открытых окон, не наблюдалось. Впрочем, у таких строений нормальных окон, распахивающихся по старинке, и не бывает.

— С балкона, вероятно, — откликнулся лейтенант, поднимаясь и тоже глядя наверх.

— Вот я и говорю: Феникс, — повторил я с серьезным видом, — или Алканост.

Велесов уставился на меня в полной растерянности и нерешительно улыбаясь на всякий случай: а вдруг господин Котов снова шутит? Жираф, прости Господи!

— Не мучь дитятю! — раздался сердитый голос, и следом показался Ракитин, выбравшийся из стоящего рядом минивэна оперативной группы.

— А он точно с балкона упал? — поинтересовался я, доставая сигареты одновременно с майором и прикуривая от его зажигалки.

— Больше-то не откуда, — хмыкнул Олег. — Там сейчас Седых со товарищи орудует, к вечеру будем знать точно.

— М-да, темпы у наших «клоковцев»… Слушай, а кто он?

— Кирилл Константинович Витковский, управляющий «Сибинвестбанка», собственной персоной!

— Ни фига себе! — Я едва не выронил сигарету.

— Вот именно! — перешел на менторский тон Ракитин. — В наше время управляющие банками просто так из окон не прыгают. А потому, топайте-ка вы с Павлом внутрь, да опросите там всех, кого надо, на предмет выявления…

— А кого «не надо»?..

— Не умничайте, инспектор Кротов! Приступайте к заданию.

— Слушаюсь и повинуюсь, о свет очей моих!..

Олег только фыркнул в ответ и, отвернувшись от нас, поманил к себе капитана ППС, командовавшего оцеплением вокруг места происшествия.

— Идемте, Портос, — хлопнул я Велесова по богатырскому плечу, — нас ждут великие дела: обойти восемь этажей, опросив при этом пару-тройку сотен служащих — раз плюнуть для бывалых мушкетеров.

— А это обязательно: всех опрашивать?

— Чудо ты мое! — Я не знал: плакать или смеяться. — Нет, конечно. Исключительно в порядке личной инициативы. А начнем мы, пожалуй, с секретарши господина управляющего…

Естественно, одной секретаршей дело не ограничилось. Пришлось дополнительно отлавливать трех замов и двух личных охранников Витковского, да еще уламывать несговорчивого начальника службы безопасности банка, чтобы выдал нам «зеленые карты» для свободного перемещения по всему зданию. И когда мы, отягощенные добытой информацией, наконец вырвались из кондиционированного мирка финансистов на свежий воздух, Ракитин встретил нас с едва ли нераспростертыми объятиями, вслух однако сказав:

— Вас только за смертью посылать, работнички!

— Не поминайте имя старушки всуе, майор, — покачал я головой, закуривая и присаживаясь на подножку салона минивэна.

— Ладно, — отмахнулся Олег и тоже закурил. — Выкладывайте вкратце, что накопали?

— Действуйте, лейтенант, — кивнул я топтавшемуся рядом Велесову.

— В общем, на самоубийство это мало похоже, — выдал тот радостным басом и замолчал.

Ракитин несколько секунд подождал продолжения, потом повернулся ко мне:

— Я, конечно, понимаю: краткость — сестра таланта и тому подобное, но хотелось бы все же узнать некоторые особо пикантные и интригующие подробности вашего доблестного похода.

— Извините, господин майор, — спохватился Велесов. — Я думал… Значит так: секретарша показала, что вчера после обеда на прием к управляющему приходила яркая молодая женщина азиатской наружности, а сразу после ее ухода господин Витковский сказался больным и спешно покинул банк. Выглядел он при этом неважно. Однако сегодня он явился на службу вовремя, вел себя как обычно: шутил и флиртовал с секретаршей, принимал клиентов, а в обеденный перерыв вдруг попросил вызвать к себе начальника службы безопасности. Но когда тот явился, кабинет управляющего оказался запертым изнутри, и на сигналы по селектору и телефону Витковский не ответил. Начальник СБ принял решение взломать дверь. Управляющего в кабинете не обнаружили, зато увидели, что дверь на балкон открыта настежь, а на ее наружной ручке висит клок ткани от костюма шефа, оказавшийся карманом пиджака.

— Ого! — присвистнул на этом месте Олег. — Что же он, с разбега с балкона сиганул?

— Да еще с какого! — вставил я. — Чтобы так порвать поливолловую ткань и при этом прыгнуть аж на пятнадцать метров от стены, пусть даже с восьмого этажа, надо быть поистине Геркулесом, или в крайнем случае Шварценеггером, а покойный, по свидетельствам сослуживцев, не отличался пристрастием к спорту…

— Короче, ему помогли, — резюмировал Велесов.

— Кто? — задал резонный, но неприятный вопрос Ракитин.

— Уж конечно не женщина! — поспешил я на помощь замешкавшемуся Павлу.

— Следы борьбы есть?

— Да вроде нет… Там же эксперты побывали? Ну, вот их и надо спросить.

— Ладно, их и спросим, — Олег выбросил окурок на газон и полез в кабину минивэна. — Поехали в управление, пинкертоны.

— А почему ты не спрашиваешь, что за женщина приходила накануне к убиенному господину Витковскому? — невинно поинтересовался я, забираясь в салон машины вслед за Велесовым.

— И кто же она? — невозмутимо спросил Ракитин, разглядывая мою простецкую физиономию в зеркале заднего вида. — Уж не наша ли подруга с гор?

— Не угадали, Олег Владимирович! — я скромно опустил очи долу. — Но вы можете попросить подсказку у зала или позвонить другу…

— Только не говори мне, что это Нурия Саликбекова! — рявкнул он вдруг так, что я едва не прикусил язык.

— Я и не утверждаю, что здесь побывала она, — сказал я примирительным тоном, глядя в зеркале на его побледневшее лицо. — Просто похожа…

— Поехали, — бросил Ракитин водителю Мише вместо ответа и до самого управления не проронил больше ни слова.

У меня тоже пропало всякое желание чесать язык, а Велесов вообще не отличался многословием. Так, похоронной командой, мы и прибыли к зданию городской криминальной милиции. В виду важности персоны жертвы преступления Ракитин решил подстраховаться и провести первое оперативное совещание в кабинете и в присутствии начальства. Не думаю, что Берест воспринял сие предложение с энтузиазмом, но, видимо, ему уже позвонили и попросили взять на личный контроль все следственные мероприятия.

Бравый комиссар встретил нашу команду с не менее мрачным видом, молча кивнул на вялые приветствия и принялся набивать трубку, расхаживая по кабинету. Мы тоже в молчании расселись вдоль длинного стола для совещаний, разложили на нем свои бумажки и писульки и уставились в них, ожидая «команды сверху». Однако Берест не торопился начинать «разбор полетов», неспеша раскурил трубку и остановился у окна, покачиваясь с пяток на носки.

Как всегда в таких случаях ожидание принялось растягивать ткань времени, превращая секунды в минуты, а минуты в часы. Не зря же говорят, что хуже всего ждать и догонять! Понятно уже, что без экспертов разговора не получится, но ведь можно хотя бы начать. И вот когда я совсем было решил вызвать огонь на себя путем самовольного закуривания и раскрытия рта без разрешения, дверь распахнулась и в кабинет ввалился донельзя довольный лейтенант Седых в обнимку с объемистой папкой, из которой торчали во все стороны разнокалиберные листы.

И сразу всеобщее напряжение спало, все зашевелились, задвигали стульями, Ракитин с явным облегчением достал сигареты, Данила сказал «здравствуйте, Николай Матвеевич» и благополучно уронил папку на пол, Велесов бросился помогать ему собирать разлетевшиеся протоколы и заключения и сбил два стула, а бравый комиссар наконец-то оторвался от окна и вернулся в начальственное кресло. Рабочая атмосфера была восстановлена полностью, и Берест произнес любимую фразу:

— Слушаю вас, господа сыщики!

— Николай Матвеевич, — Олег поспешно загасил сигарету, — думаю, целесообразно будет вначале выслушать мнение экспертизы, поскольку никто из присутствующих с ее результатами ознакомиться не успел.

— Согласен, — комиссар придвинул поближе пепельницу и принялся выбивать в нее трубку. — Докладывайте, лейтенант Седых.

— Гхм! — Данила приосанился и выудил из папки какой-то лист. — Результат судебно-медицинской экспертизы однозначно указывает, что смерть Витковского Кирилла Константиновича, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, наступила от разрыва аорты. Прочие повреждения внутренних органов равно как переломы ребер и конечностей были получены Витковским уже после клинической смерти. Следов борьбы на теле покойного не обнаружено. Химических соединений, могущих привести к смертельному исходу, в крови и тканях также не выявлено. Между тем, уровень адреналина даже спустя час после смерти превысил физиологическую норму в двенадцать раз…

— Погоди-ка, — остановил его нахмурившийся Берест, — ты хочешь сказать, что Витковский умер до падения с балкона?

— Разумеется, — снисходительно улыбнулся «юный клоковец», — разрыва аорты даже от сильного удара произойти не может.

— Витковский страдал сердечными заболеваниями? — спросил Ракитин.

— Нет, но…

— Он умер от страха. — Я постарался сказать это как можно спокойнее, хотя внутри все звенело от напряжения. — Представляете, как надо напугать взрослого мужика, чтобы его кондрат хватил?

— Почему от страха? — не понял Берест.

— Адреналин — гормон страха, так же как норадреналин — гормон гнева, — пояснил я.

— А может, этот Витковский — трус редкостный? — усомнился Ракитин.

— Не важно, — отрезал Николай. — Важнее выяснить, кто его напугал и кто выкинул с балкона. Какие соображения на сей счет?

— Кто напугал, тот и выкинул, — ляпнул я.

— Есть одна зацепка: женщина, приходившая к управляющему накануне, — заговорил наконец Велесов. — Записана в журнале приемов как Садыкова Анна Амировна, директор турагентства «Маверик», является клиентом «Сибинвестбанка».

— Но ведь на следующий день ее в банке не было! — возразил Олег.

— Зато побывал тот же мужчина, что и в гостинице «Северная»! — торжественно объявил Данила так, что всем стало ясно: это его звездный час. — Под ногтями покойного обнаружены частицы эпидермиса, соответствующие по белковому составу аналогичным пробам, взятым в номере Ильхана Амиева.

— Я так и думал, — ухмыльнулся я, и Седых сразу сник. — Наша дочь алтайских гор действительно работала в «Сибинвестбанке» под именем Татьяны Михайловны Тудегешевой — вот справка из отдела кадров. И три года назад Татьяна, она же Тояна, была уволена с должности экономиста кредитного отдела за служебное несоответствие. Но!.. Как сообщила мне в приватной беседе милая девушка по имени Галя Маслякова, сиречь Галина Семеновна, секретарь-референт господина Витковского, у ее шефа были весьма фривольные виды на Тудегешеву, но прекрасная горянка отвергла мерзкие домогательства, за что, видимо, и поплатилась местом. — Я сделал паузу, дабы присутствующие оценили мои труды на ниве добычи информации. — Таким образом повод для мести у нашей амазонки был серьезный.

— А ведь Ильхан Амиев поплатился за то же самое, что и Витковский, — спокойно вставил Ракитин, и все дружно примолкли, переваривая вновь открывшуюся перспективу в расследовании.

Первым, как всегда, сориентировался наш бравый комиссар — вот что значит опыт!

— Нужно немедленно собрать всю имеющуюся информацию на эту Тудегешеву, — жестко сказал он. — Велесов, что вы про нее накопали?

— Только то, что она училась на том же факультете, что и Ильхан Амиев, но на курс младше. Там они и познакомились.

— И это все? — поднял брови Николай.

— Больше не успел, господин комиссар…

— М-да, — Берест озадаченно почесал мундштуком трубки за ухом. — Котов, ты же у нас большой специалист по женской части, да к тому же журналист. Проработай этот вопрос.

— А почему чуть что — сразу Котов? — честно возмутился я. — Вон, Павел у нас — молодой и подающий надежды, да еще такой… видный!

— Вот потому, что подающий и видный, он и будет заниматься другими делами, — отрезал Николай, и стало ясно, что спорить на сей раз бесполезно. — Кстати, что там с Красилиным, выяснил?

— Выяснил, — вздохнул я. — Игнат Васильевич, конечно, очень зол на Амиева, но такие как он на родственниках не отыгрываются. А вот прикрыть его надо: не ровен час, азеры вендетту начнут — тут Красилин первый кандидат.

— Согласен с Котовым, — откликнулся Ракитин. — К тому же после экспертизы все подозрения с него снимаются автоматически.

— А вдруг это все-таки он? — уперся Данила. — Может, он этой Тояне и помогает как раз?

— Ну, так проверьте! — рявкнул комиссар. — А вы, Олег Владимирович, займитесь окружением Амиева и его возможными связями с «Сибинвестбанком». Велесову организовать охрану и наблюдение за Красилиным. Всё! Свободны.

Из кабинета мы вышли все вместе и, не сговариваясь, направились в «курилку» — холл второго этажа, где стояли полукруглые диваны вокруг стеклянных журнальных столиков, а возле них «цвели» пепельницы на высоких ножках, похожие на большие чумазые ромашки. Здесь было обыкновенно тихо и безлюдно: новшество придумал еще предшественник Береста якобы для удобства посетителей. Но никто так и не понял глубины замысла: неужели нормальный человек, пришедший на допрос, опознание или с жалобой станет в ожидании приема у следователя спокойно почитывать газеты или разглядывать журнальчики? Бред! А вот покурить и поговорить в неформальной обстановке — место было в самый раз. Вчетвером мы расселись друг против друга, закурили все, кроме Велесова, и только тогда Ракитин сказал:

— Вот что, братцы, так дальше работать нельзя! Нужен четкий план действий, а не хождение друг за дружкой. Предлагаю такой расклад. Павел отправляется в офис к азерам и собирает всю доступную и недоступную информацию по связям клана Амиевых и «Сибинвестбанком», а также по их достижениям в области «национального сыска». Ясно, лейтенант?

— Так точно, — буркнул хмурый богатырь.

— Ну и отлично! — кивнул Олег. — А на Котова дуться не надо: он же не виноват, что женщины на него клюют активнее, чем на тебя. Димыч, я понимаю, что это выше моих полномочий, но ты уж постарайся раскрутить тех двух девочек, бывших подружек Ильханчика, — он даже просительно улыбнулся, — хотя бы в порядке параллельного расследования. Все равно ведь писать тебе пока не о чем?

— Как это «не о чем»? — деланно возмутился я. — Да ежели только про эту Тояну-невидимку статью накатать — рейтинг «Вестника» подскочит в разы!

— Вот про нее-то как раз писать и не надо. Пока.

— Ладно, — я сделал вид, что сдался. — Паша, дай мне адреса этих красоток.

— Теперь о тебе, наш юный гений, — строго посмотрел Ракитин на Данилу. — То, что ты мыслишь нестандартно — хорошо. Но ты у нас еще без году неделя, а потому не знаешь некоторых правил местного этикета. И первое из них: никогда не сомневайся в выводах начальства в его же присутствии. Второе: никогда не проявляй инициативы перед вышестоящим начальством в присутствии своего командира…

— Так я же все правильно говорил! — обиженно вскинулся тот.

— Правило третье: никогда не спорь со своим командиром, пока он сам об этом не попросит, — невозмутимо продолжил Олег. — Будет мозговой штурм, там и выскажешься. А насчет тестирования Красилина… только если он согласится. У нас пока еще презумпция невиновности не отменена. Ясно?

— Слушаюсь, — вздохнул пристыженный Данила.

— Кстати, — вспомнил я, — ты с кошачьей кровью закончил?

— Закончил.

— А почему молчишь? — рассердился Ракитин. — Правило четвертое: обо всех дополнительных сведениях по ходу расследования докладывать командиру незамедлительно! Ну?

— Вы не поверите, — покрутил вихрастой головой «юный клоковец», — я и сам-то до конца не верю… короче, это сок травки, которая растет высоко в горах, встречается на Алтае, Тянь-Шане, Кавказе, в Карпатах и носит красивое имя Arnica montana. Травка обладает мощным антикоагулянтным действием, усиливает кровообращение, повышает тонус мышц, сильный анальгетик и… издревле используется для совершения обрядов посвящения у шаманов алтайских племен.

— Не хило! — крякнул Олег. — Ну и что сие означает?

— Только то, что автор надписи имеет непосредственное отношение к славному племени древних магов, коими и является большинство шаманов, — охотно объяснил я, увидев замешательство на физиономии Данилы.

— Другими словами, эта Тудегешева еще и шаман? — ехидно прищурился Ракитин.

— Не факт, — возразил я. — Надпись мог оставить и тот, кто убивал. Кстати, это как раз хорошо объясняет, почему его никто не видел: отводить глаза — первое, чему учат молодых шаманов, — азбука профессии.

— Лады, — прихлопнул ладонями Олег. — Вопросов больше нет? Работаем! Связь мобильная. А за Красилиным я отправлю Степана — дело для него привычное.

* * *

Мои «сейко» показывали пять минут седьмого пополудни, когда я покинул уютный офис фирмы «Ласковый май», где трудилась не покладая рук и ног на ниве «нежных услуг» Светлана Ивановна Липская, она же Барби — такая же белая и пушистая, с роскошными формами и абсолютно пустым взглядом огромных льдисто-голубых глаз. После получаса безуспешных попыток заставить эту куклу вспомнить хоть что-нибудь стоящее или необычное из ее прошлых отношений с Ильханом Амиевым, я сдался и даже испытал некую солидарность с покойным: вот именно от общения с подобными «герлами» у мужиков и возникает чисто потребительское отношение к женщине.

Я сел в машину, включил двигатель, все еще раздумывая: ехать ли к мадемуазель Суховой сегодня или отложить визит на завтра, и в этот момент запел мобильник.

— Привет, котяра! — Суркис явно пребывал в большом возбуждении, коли вспомнил мое студенческое прозвище. — Ты сейчас сидишь?

— Сижу, а в чем дело?

— Это хорошо… Да вот хочу сообщить результаты опознания твоих иголок. Это хвоя Pinus lancetrifolium — реликтового растения, считавшегося исчезнувшим во время последнего оледенения, около одиннадцати тысяч лет назад! — Илья почти кричал в трубку.

— Не может быть, — уверенно заявил я, хотя на самом деле подобного не чувствовал. — Где бы я его нашел?

— Вот и я думаю: где? — уже спокойнее сказал Суркис. — Говоришь, на Кавказ ездил? Куда именно?

— Да не был я на Кавказе! Понимаешь, приснилось мне вчера… — и я рассказал Илье о своем странном путешествии, благоразумно опустив только видение монстра в камне. — …а когда утром пошел в ванную умываться, эти иголки выпали у меня из волос.

— Ты хочешь меня убедить в том, что побывал в прошлом? — хмыкнул Суркис. — Узнаю старого фантаста.

— Не думаю, что это было путешествие во времени, — я проигнорировал его сарказм. — Скорее, в пространстве… Очень похоже на трансполяцию психоматрицы из одного тела в другое.

— Ерунда! — перебил меня Илья. Будучи материалистом до мозга костей, он терпеть не мог всякой «чертовщины, магистики и колдовства», считая детской игрой ума и больного воображения. — Иглы вполне реальные и свежие, значит, ты их подобрал совсем недавно, только где? Скажи правду, я никому не скажу!

— Я говорю правду…

— Тьфу на тебя! Кстати, чтоб ты знал: Pinus lancetrifolium произрастала исключительно на Алтае, — обиженно сообщил Суркис и отключился, не дожидаясь моих извинений.

Опаньки! Я даже двигатель выключил от изумления и тупо уставился на замолчавший мобильник. Что-то уж слишком часто за последние два дня лезет на глаза эта древняя горная система — Алтай. Не верю я в совпадения! Сначала девчонка, потом трава, теперь вот — хвоя сосновая… Да еще капище то, во сне: крест в круге — очень распространенный символ у древних алтайцев и тибетцев? Нет, определенно, чем быстрее я отыщу эту Тояну, тем лучше и для меня, и для остальных.

Я решительно набрал номер Елены Суховой. Откликнулась она почти сразу, будто ждала звонка.

— Добрый вечер, Елена Петровна!

— Здравствуйте… Я вас знаю?

— Нет, но постараюсь вас не разочаровать, — я говорил низким грудным голосом, как учила меня когда-то Ирина, такой тембр обеспечивал доверие собеседника, успокаивающе действуя на его подсознание. — Меня зовут Дмитрий Котов, я журналист и веду независимое расследование убийства Ильхана Амиева…

— Ничем не могу вам помочь, — прервала меня Сухова. — Каждому воздается по делам его!

— Не суди, да не судим будешь! — отпарировал я и мягко добавил: — Лена, вы не производите впечатления жестокого и немилосердного человека. К тому же моя цель — не убийцу искать, а невинных людей уберечь. Разрешите пригласить вас на ужин: качество угощения и приятное общение гарантирую!

— И куда же вы меня приглашаете? — в ее голосе появилась заинтересованность.

Ох уж эти женщины! А еще говорят, что чревоугодие — исключительно мужской грех.

— Мы посетим лучший ресторан города — «Сибирское бистро», и я познакомлю вас со своим другом, владельцем этого заведения. Годится?

— Пожалуй…

— Куда за вами подъехать?

— О, люблю решительных! — теперь в трубке мурлыкал голос светской кошечки. — Так и быть. Я буду готова через полчаса. Елизаровых двенадцать, первый подъезд. Успеете?

— Уже в пути, — я бросил мобильник на сиденье и неспеша выехал со стоянки.

Я ошибся. Сухова оказалась не кошечкой, а настоящей львицей! Яркая, молодая женщина, уже слегка располневшая, но лишь до кондиции «булочка». Именно от таких у мужчин зрелого возраста и усиливается слюноотделение. А если прибавить к этому пышную гриву золотисто-рыжих волос, уложенных в элегантном беспорядке и очаровательную улыбку чуть припухлых губ, то даже родинка на подбородке и короткие пальцы рук не смогли бы испортить возникшее приятное впечатление. Ко всему прочему у Елены Петровны был отменный вкус. В меру короткое темно-зеленое платье из модной поляризованной ткани, бликующей в отраженном свете и становящейся почти прозрачной в проходящем, оставляло открытыми длинную шею и большую часть пышной груди. Красивые руки также были полностью обнажены и украшены лишь двумя витыми, в форме змеи, браслетами из белого золота, охватившими запястья. От шеи на тонкой цепочке-паутинке спускалась в ложбинку между грудей ослепительно белая жемчужная капля. Такие же капельки, но поменьше, ласкали шею женщины, свисая на подобных же золотых паутинках с мочек ушей.

Львица остановилась возле машины и, снисходительно улыбаясь, спокойно дождалась, пока я выйду из ступора, вручу ей огромную алую розу и открою дверцу машины. В этот момент мне стало стыдно за непрезентабельный вид «хундайки»: таких женщин можно возить только на «поршах», «шевроле» или, на худой конец, на «ягуарах»! Но Елена невозмутимо уселась на потертое сиденье, положила розу и миниатюрную перламутровую сумочку себе на колени и предоставила на мое обозрение всю призывную стройность загорелых ног. Я тут же убедился, что со слюноотделением, равно как и с мужским началом, у меня все в порядке и даже очень, а потому, захлопнув дверцу, вынужден был применить надежный трюк с мудрой «Щит Шамбалы», дабы взять под контроль свои эмоции и фривольные мысли.

— Что с вами, Дмитрий? — поинтересовалась львица, когда я с непроницаемым лицом уселся на место водителя. — Мне показалось, что вы нервничаете?

— Елена Петровна, — проникновенно сказал я, — я, конечно, понимаю, что для красивой и независимой женщины свести с ума практически любого мужчину — пара пустяков, было бы желание. Но я очень прошу вас: только не сегодня. Ладно?

— Почему? — Сухова слегка пошевелилась, будто устраиваясь поудобнее, но это привело к потрясающему эффекту: полное впечатление, что все ее тело содрогнулось от желания.

Вот чертовка!

— Я на работе, — брякнул я первое, что пришло в голову, и, как ни странно, сия глупость возымела действие.

— Я поняла, — совершенно серьезно кивнула Елена. — Поехали.

Признаться, я решил, что она все-таки немножко обиделась. Сидела всю дорогу молча, целомудренно сложив красивые загорелые руки на коленях поверх сумочки, и, медленно вращая в пальцах стебель розы, задумчиво разглядывала венчик нежно-алых лепестков. К счастью, ехать было недалеко, и минут через пятнадцать я припарковался возле знакомого двухэтажного особняка бело-красных тонов на площадке для служебного транспорта, предъявив подаренную Полосухиным карточку гостя.

Вход в ресторан, располагавшийся на втором этаже, был отдельным от нижнего зала кафе, и вообще эта часть заведения разительно отличалась от общеизвестной внутренним убранством, но еще больше кухней.

Елена, как и я, явно оказалась здесь впервые и теперь с нескрываемым интересом разглядывала галерею охотничьих трофеев по периметру зала, смотревшихся на фоне стенных голографических панелей, изображавших различные экзотические уголки сибирской тайги, весьма эффектно. Меня же лично поразил огромный, не менее двух метров в холке, красавец-лось с роскошными рогами в косую сажень, казалось, выходящий из зарослей ольхи прямо в зал.

Наше замешательство не осталось без внимания. Едва мы замерли в нерешительности у входа, откуда-то сбоку, будто из малинника, вынырнул приветливый молодой человек в одежде полового времен купца Калашникова и, согнувшись в полупоклоне, произнес с характерным сибирским выговором:

— Милости просим, господа хорошие, чево изволите? Чайком с медком побаловаться, али отужинать опосля?

— Конечно, отужинать, — в тон ему ответил я. — И в самом лучшем виде!

— Не извольте обеспокоиться, барин. Сделаем! Располагайтесь, где душа пожелает, — разулыбался парень и снова нырнул в малинник.

— Надо же! — обрела наконец дар речи Елена. — Вот не думала, что у нас в городе есть такой удивительный уголок!

— На самом деле, — слегка снисходительно пояснил я, беря львицу под руку и провожая в дальний угол пустого в это время зала к одинокому столику, почти до самой крышки утопавшему в пышном папоротнике под разлапистым кедром, — еще полгода назад ничего этого не было и в помине. Но прошлой осенью «бистро» приобрел во владение один весьма неординарный и предприимчивый человек и, осмотревшись, решил, что называется, произвести реорганизацию всего дела. Прошу! — я пододвинул Суховой стул, буквально вынырнувший перед нами из орляка.

— Но это же — огромные деньги! — не выдержала она. — Это же никогда здесь не окупится!

— Ого! — настала очередь удивляться мне. — Я вижу, учеба в университете не прошла для вас даром, хотя вы и сменили род занятий…

Я сел напротив девушки и небрежным движением выложил на стол золоченый «Wellington» и пачку модных нынче у дам «Neo» — ублажать, так ублажать, хотя гадость, на мой вкус, редкостная.

Елена спокойно вынула из предложенной пачки длиннющую золотистую сигарету с полуметровым фильтром, дождалась, пока я поднесу ей зажигалку, выпустила тонкую струйку дыма в кедровую лапу над головой и только после этого поинтересовалась:

— Откуда вам известен мой род занятий? Вы все же — сыщик?

— Хуже, — вздохнул я и тоже закурил (а что прикажете делать?) эту заокеанскую дрянь. — Я волк свободного племени, как говаривал один известный персонаж, а точнее — я репортер уголовной хроники. А для нашего брата, чем лучше осведомлен, тем больше шансов уцелеть. Ибо кто предупрежден, тот вооружен.

— Понятно, — львица напротив меня презрительно повела бархатным плечиком, невзначай сбросив с него бретельку платья и продемонстрировав, что других бретелек на плече не наблюдается. — Да, мне не повезло. После университета я полгода не могла найти приличную работу, пока однажды меня не разыскал Ильхан и не предложил должность консультанта в фирме его старшего брата… — она вдруг замолчала, продолжая курить и устремив напряженный взгляд куда-то поверх моей головы.

Я открыл было рот для следующего вопроса, но вдруг услышал гнусаво-знакомое:

— Ба, кого я вижу!..

И из-за кедра к столику шагнул высокий, поджарый джентльмен во фраке с ослепительно белой манишкой, в котором лишь с трудом можно было распознать бывшего жулика и конокрада «цыганских кровей» Ваську Полосатого. Сейчас перед нами стоял настоящий светский лев — только гривы не хватало. М-да!.. Узнаю старого гулевана и охмурителя. Не прошло и пяти секунд, а Сухова уже незримо билась в паутине его жадно-страстного взгляда.

— Елена Петровна, — почти отчаянно заговорил я, не без основания опасаясь, что этот похотливый «цыган» испортит мне приятный и продуктивный в смысле получения нужной информации вечер, — познакомьтесь с моим другом, владельцем сего скромного заведения, Василием Вилоровичем Полосухиным.

Сухова часто заморгала, приходя в себя от гипнотического сексуально-ядовитого взора Васьки, улыбнулась и протянула точеную руку для поцелуя:

— Очень рада!

— А уж как я рад, — брякнул этот «казанова», бессовестно дразня губами пальцы девушки. — Отныне и навсегда вы моя желанная гостья!

— Ах, Василий Вилорович, вы меня ставите в неловкое положение…

— Ну, что вы, для меня такая честь…

И далее — по тексту водевиля минут пять или больше. Во всяком случае я успел выкурить еще одну сигарету, пока эти голубки самым наглым образом флиртовали у меня на глазах, составляя план дальнейших свиданий.

Я уже прикидывал, как бы незаметней отчалить восвояси, поскольку посчитал вечер безнадежно утерянным, но в этот момент у столика бесшумно материализовался давешний половой с огромным, расписанным под Палех подносом, заполненном такими же разукрашенными тарелками, плошками, чашками и братинами. Васька с плохо скрываемым разочарованием был вынужден прервать сексуальную вербовку и дожидаться окончания сервировки стола, но при этом так глянул на полового, что все разносолы в одно мгновение перекочевали на наш столик, и я не удержался от изумленного возгласа. На двух плоских тарелках, поставленных перед нами, оказались ровные стопки румяных блинов, в братине — подогретый мед, тут же окутавший нас своим изумительным, почти волшебным запахом, а в чашках и плошках — зернистая икра, сметана, смородиновое и малиновое варенье. Половой не замедлил испариться, пожелав нам «приятного кушанья», а я поспешил вернуть утраченные позиции за столиком и таки продолжить разговор в нужном мне направлении, втайне надеясь, что над головой у меня не оказалось чьих-нибудь рогов.

— И что это была за фирма у Амиева-старшего?

— Какая разница? Вас же интересует только, что я там делала, — спокойно пресекла Елена мою попытку, все еще пожирая голодными глазами мачо Полосухина.

— Ну да, — мысленно чертыхнувшись, признался я и ухитрился наконец достать ногой под столом щиколотку Васьки.

К немалому моему удивлению этот жест отчаяния возымел нужное действие. Его цыганская рожа вдруг приобрела максимально озабоченное выражение, и Васька сказал почти натуральным голосом:

— Прошу извинить, миледи, но меня ждут неотложные дела — хозяйство уж больно беспокойное! — он кивнул, отступил от стола на шаг. — Надеюсь в скором времени увидеть вас снова. Адье! — и буквально исчез в стволе кедра.

— Ну вот, такой интересный парень… — капризно сморщила носик Сухова, но я не дал ей разгуляться, прекрасно понимая, чем это для меня закончится.

— Леночка, уверяю вас, я ничем не хуже, и вы имеете все возможности в этом убедиться! Как пожелаете!

— Посмотрим, — все еще капризно пожала она плечиком.

— Так что вы делали в фирме Амиевых?

— Трахалась с теми, с кем они мне приказывали, — по-прежнему равнодушно, даже буднично сообщила она. — А вы что подумали?

— Гм-м, да нет… — новая сигарета сломалась у меня в пальцах, и я с облегчением швырнул ее пепельницу. — Извините меня, Елена Петровна, я, конечно, настоящая свинья. Простите, больше не буду.

— Да что с вами, Дмитрий?! — передо мной вновь сидела матерая львица, вторая бретелька также оказалась лишней на плече, и теперь тяжелая ткань лишь чудом удерживалась на роскошной груди. — Вы здесь ни при чем. Вы делаете свою работу? Ну, так делайте!

— Конечно, да. — Я снова мысленно сплюнул, вытащил все же пачку любимых «Монте-Карло», закурил и испытал наконец долгожданное успокоение. — Действительно, чего это я?.. Собственно, Лена, мне и нужно-то выяснить: причастны ли вы к смерти Амиева-младшего? И если «да», то в какой степени. Хотя, признаться, у меня зреет твердое убеждение, что вы к этому не имеете никакого отношения…

— Отчего же? — Сухова загасила сигарету и с преувеличенным энтузиазмом взялась за нож и вилку, намереваясь приступить к блинам. — Если подумать, то причин для убийства Ильхана у меня более чем достаточно. Надеюсь, не надо их уточнять?

— Пожалуй, не стоит, — кивнул я.

— Ильхан был редкостной сволочью, — она подцепила ножом горку икры, положила на середину верхнего блина, слегка разровняла, потом, ловко орудуя вилкой и тем же ножом, свернула блин конвертиком, — и все же я не смогла бы его убить, потому что я трусиха.

Елена замолчала, занявшись дегустацией получившегося лакомства. При этом она невольно наклонилась вперед, чтобы не уронить блин на колени, и коварное земное тяготение тут же дернуло ткань платья вниз, открывая жадному мужскому взору соблазнительные сочные полушария с набухшими темно-розовыми бутонами. Глаза мои отказались смотреть куда бы то ни было, кроме как на эти прелести, игнорируя приказы рассудка, и я вынужден был их просто закрыть. Только так мне удалось взять ситуацию под контроль, и я немедленно поинтересовался:

— Амиев вас запугивал, угрожал вам?

— А как вы думаете? — откликнулась девушка и тихо засмеялась: — Можете открыть глаза, я больше не буду!

— Спасибо, — выдохнул я и тоже накинулся на блины, внезапно ощутив дикий голод: подавляемые желания всегда требуют материальной компенсации. А вы думаете, почему в Америке такое кошмарное количество толстяков несмотря на постоянную борьбу с лишним весом?

Минут пятнадцать мы активно уничтожали блины, перепробовав все предложенные начинки, но очень быстро поняли, что не в состоянии справиться со всей порцией и одновременно откинулись на спинки стульев.

— Лена, — снова начал я, пребывая в благодушном настроении, — у следствия, да и у меня, есть подозрение, что убийство Амиева-младшего, равно как и сегодняшняя смерть банкира Витковского — дело рук одного человека, женщины по имени Татьяна Тудегешева. Вы знали ее?

— Тояну?! — она мгновенно выпрямилась, в глазах вспыхнула настороженность. — Еще бы не знать! Она же сама добивалась Ильхана! Сама, понимаете?

— Не совсем…

— Ну, Ильханчик ведь был повернут на сексе и… как бы коллекционировал свои амурные похождения, что ли? — Сухова снова закурила. — То есть ему нравилось добиваться от девушки интимной близости, а потом… переходить к следующей.

— Казанова, блин! — хмыкнул я.

— Вот-вот! А когда мы учились на последнем курсе, Ильхану вдруг приспичило жениться. Не думаю, чтобы всерьез, так, для отвода глаз. Уж сильно он к тому времени всем надоел своими домогательствами и скандалами. Из-за его неверности кое-кто и уксусом травился, и вены резал, и даже в реку прыгал… Так что желающих пересчитать Ильхану ребра было с избытком. Вот он и сделал предложение одной сокурснице, их тех, кто еще не имел с ним счастья пообщаться, некой Лилии Дедулько, племяннице ректора. Скромная, тихая, симпатичная. Все прямо обалдели, но мало кто поверил…

— Нанялся волк овцу стеречь…

— Точно! — Елена вдруг послала мне томно-призывный взгляд, но я сделал вид, что не заметил его. — И вот когда уже все дошло до подачи заявления, на сцене неожиданно появилась Тояна. Собственно, она была и раньше, училась на курс младше, но никак не выделялась, а тут…

— Она что, тоже замуж за Ильханчика захотела? — мне уже не терпелось добраться до конца истории, потому что тонкости особого значения не имели.

— Скорее да, чем нет… — Сухова явно не знала, как расценить поступок бывшей однокашницы. — Она явилась на помолвку, взяла Ильхана за руку и во всеуслышание заявила, мол, это мой мужчина, потому как я с ним стала женщиной.

— Лихо! И что на это ответил сам мужчина?

— Высмеял ее, а главное, унизил: сказал, что со шлюхами дел не имел и не имеет!

— Это она-то шлюха?

— Вот именно!.. — у Елены даже щеки порозовели, а волнующаяся под бликующей тканью грудь, казалось, была готова вновь явить себя во всем великолепии. — В общем, был большой скандал с участием ректора, и Тояна бросила университет.

— Точнее, ей порекомендовали сменить вуз…

— Наверное… Больше я ее не видела. А Ильхан через год, как и следовало ожидать, развелся с Лилией, — Сухова загасила до половины выкуренную сигарету и коротко вздохнула, успокаиваясь. — Думаю, вам есть резон пообщаться с ней.

— А где мне ее найти? — я приготовился записать информацию, но девушка лишь рукой махнула.

— Да будет вам, Дмитрий! Вам ли не знать Лилию Борисовну Муратову, заместителя председателя губернской думы?

У меня натурально отвалилась челюсть. Ну и ну! Воистину, неисповедимы пути твои, Господи! Кто же не знает госпожу Муратову, без преувеличения самого уважаемого в городе и в губернии человека, обаятельную женщину, мудрого руководителя, тонкого политика и прочая? Надо же, и здесь успели отметиться друзья наши заклятые!..

— Спасибо, Елена Петровна! — вполне искренне сказал я, встал и взял ее теплые руки в свои. — Вы мне несказанно помогли, — и я прижался губами к затрепетавшему живому шелку, ее коже.

— Вы сильно рискуете, Дима, — тихо, со сдерживаемой дрожью в голосе проговорила девушка.

— Не удержался, Лена, извините! — честно признался я. — Вы не представляете, насколько облегчили мне задачу. Гуляем?

— Если вы проводите меня…

— Непременно и с удовольствием! Эй, человек, ужин господам!..

Глава 6

Ужин и прогулка под луной удались на славу, чего нельзя было сказать про следующее утро. То, что я проснулся не в своей постели, хотя и не собирался заходить к новой знакомой «на рюмку кофе», привело лишь к запоздалому приступу стыда. Причем на этот раз источником самоедства оказалась даже не Рыжик, а Ксения. Да, похмелья никакого не было, несмотря на изрядное количество выпитого, ибо лучшее лекарство от бодуна — это… ну, вы поняли. Моей «целительницы» уже и след простыл, а на подушке лежал листок блокнота с отпечатком ее сочных и сладких губ…

Ну и кобель же ты, Котов! Хоть бы раз подумал, прежде чем… А, собственно, что случилось? Все же естественно вытекало одно из другого. Не мог же я, в самом деле, отказать такой женщине!.. А как же Ксения? Ты ведь еще вчера ее боготворил, «единственной» называл… А она меня просто послала. И она права… Ага, и тогда ты в отместку решил гульнуть! Потешить свое самолюбие. А как насчет Рыжика?.. Ну а что — Рыжик? Лена же сама… она же…

Я почувствовал, что от ушей к концу этого дурацкого спора остались одни угольки, и рука сама потянулась к валявшемуся на тумбочке телефону. Вот прямо сейчас позвоню ей и во всем признаюсь и… будь что будет!

Но как только я включил мобильник (сотовый просто необходимо отключать, если не хочешь заработать нервный срыв в процессе интимного свидания), на меня обрушился шквал звонков. Первым прорвался Ракитин.

— Где тебя носит, Димыч?! Я уже розыск хотел учинить!..

— Спокойствие, только спокойствие, — я все еще пребывал в расслабленном состоянии после жаркой ночи. — Я не дома, Олежек, можно ведь было догадаться…

— Извини… Но, боюсь, придется тебя огорчить, — не принял он обычного тона разговора. — Отныне ты — бомж!

— Что-о?! — меня буквально вынесло из постели, а желудок неприятно сжался, напомнив, что блинов там давно уж нет. — Это плохая шутка, майор!

— А я не шучу, — голос у Ракитина окончательно поскучнел. — Сегодня, двадцать второго июня, в три часа сорок минут утра в квартире известного журналиста и обозревателя «Вестника» Дмитрия Котова прогремел взрыв, эквивалентный, по оценкам специалистов, пятистам граммам тротила. Взрывная волна полностью уничтожила внутриквартирные переборки, выбила все окна вместе с рамами, а возникший следом пожар поглотил остатки обстановки. Кроме того, от взрыва пострадали в разной степени и соседние квартиры блока…

— Погоди, Олег, — смог наконец выговорить я, проглотив противный ком страха, ежом застрявший в глотке, — кто-нибудь… погиб?

— К счастью, нет, но… — Ракитин почему-то замялся, — соседка из квартиры напротив утверждает, что слышала голоса… буквально перед самым взрывом, — он вдруг посуровел и почти приказал. — Короче, Димыч, быстро собирайся и приезжай в управление, или нет — дуй сразу к дому. Там встретимся.

Вот это да! Вот это называется — влип «по самое не балуйся»! Отныне ты, Дмитрий Алексеевич, обыкновенная дичь, а дичь, как правило, долго не живет. Надо же, значит я все-таки сумел разворошить чей-то муравейник, значит все эти звонки с угрозами, нападение у гаражей — не пустое. Некто, весьма решительный и не стесняющийся в выборе средств, задался целью избавиться от въедливого и любопытного журналюги. Но почему так сразу радикально? Почему бы не попробовать более гуманные и проверенные временем способы? Может, я бы и согласился, скажем, на… А вот ни хрена бы я не согласился! Уж я-то себя знаю. Тогда получается, что и этот некто тоже прекрасно осведомлен о моем кредо, а ведь я его не обнародовал. Просто не было повода. Остается признать за моим таинственным визави некоторые, мм-м, необычные способности, позволяющие…

Я очнулся от очередного звонка и даже с какой-то опаской уставился на экран мобильника. Ничего особенного — звонил Колобок.

— Дмитрий Алексеевич, наконец-то! Вы живы? С вами все в порядке?

— Здравствуйте, милейший Григорий Ефимович! А что, собственно, со мной должно было приключиться?

— Ну как же, а… терррористический акт в вашей квартире?

— Так, — я резко поменял тон разговора. — Во-первых, откуда ты знаешь про… теракт? Во-вторых, с чего ты взял, что это вообще имеет ко мне отношение? И в-третьих, кому ты уже успел сообщить сию сенсационную новость?

— Я… мне позвонили… — в голосе Колобка послышались жалобные нотки, и я жестко пошел на «добивание».

— Кто звонил? Когда и откуда?

— Он не назвался, — Разумовский гулко сглотнул в трубку, и я представил, как он сейчас вытирает потную лысину и шею большим цветастым платком, который вечно торчит у него из заднего кармана любимых в это время года «багамов». — Он только сказал, что в отношении вас совершен акт возмездия, и чтобы мы, то есть редакция, даже не пытались выяснять — почему…

— Когда он звонил? — продолжал давить я.

— Полчаса назад.

— Откуда?

— Слушай, я же не Пинкертон! — попытался отбрыкаться Колобок. — По-моему, звонили с таксофона.

— Григорий Ефимович! — возопил в ответ я. — Речь идет о жизни и смерти вашего самого лучшего сотрудника, а вы шутки балуете!.. Значит так, — тут же вернулся я на прежний тон, — ты со мной не говорил, где я — понятия не имеешь, и вообще я тебе уже так надоел, что ты и рад от меня избавиться! Ясно?

— А почему?

— Потому что я еще пожить хочу, господин Разумовский!

— Ладно, не сердись, я понял…

— Последнее: кто еще знает про… теракт?

— Только главный и… твоя Леночка, — Колобок произнес имя Одоевской так, словно всхлипнул от отчаяния.

«Блин! — во мне вдруг всколыхнулось забытое чувство ревности, совершенно неуместное в сложившейся ситуации, особенно после моих вчерашних похождений. — Неужели этот бегемот до сих пор лелеет надежду заполучить Лену?! Не по Сеньке шапка!»

— А что, разве Лена звонила тебе?

— Да, буквально минут десять назад. Сказала, что давно хотела бы повидаться со всеми нами, мол, соскучилась…

— А ты ей, конечно, тут же все и вывалил?

— Нет, она сама…

— Как это — сама?! — Я даже плечами передернул: резкий и сильный порыв ледяного ветра едва не заморозил затылок. — Лена уже знала, когда звонила тебе?!

— Ну да… — Гриша упорно не понимал моей реакции. — Спросила только, мол, жив ты или нет.

— У тебя?

— Ну да…

— Гм-м! — Я не знал, плакать или смеяться, потому что ситуация, согласитесь, складывалась просто идиотская. — И что же ты рассказал этой Лене?

— Что ты… что на тебя совершено поку… — послушно начал Колобок, и тут до него дошло. — А почему «этой»?! Ты что же, думаешь, она…

— Именно! — дал я наконец выход своим чувствам. — Именно, балбес ты этакий! Лена не могла знать про… этот взрыв! Не могла! Ясно?.. Ее и в городе-то нет!

— Нет?!.. А… как же она тогда…

— Ефимыч, не разочаровывай меня относительно твоих умственных способностей!

— Значит, это не она была…

— Умница!

— А кто?

— Вопрос, конечно, интересный, — я лихорадочно прикидывал, что можно сказать Колобку, а чего ему знать категорически не рекомендуется. — Видишь ли, я тут… копаю одну историю, связанную с… сатанистами. Ну и нарыл кое-чего, а они как бы обиделись.

— Ух ты! — Гриша от восхищения едва не выскочил из трубки прямо в комнату. — Когда материал представишь? А человеческие жертвоприношения ты видел? А черную мессу с голыми женщинами? А…

— Семен Семеныч!.. — вздохнул я голосом известного киноактера из не менее известного фильма. — Мы же договорились: меня нет, и ты понятия не имеешь, где я. Так что — адье, мон ами!

— Погоди, — взмолился Колобок, — но ты-то сам мне можешь позвонить?

— Обязательно, — заверил я. — Как только, так сразу. Одна просьба, Григорий Ефимович: не поддавайся ни на какие провокации тех, кто меня будет искать, а сам постарайся узнать про них побольше — ты же у нас специалист по связям с общественностью, то бишь, по добыванию информации, вот и докажи это!

— Можешь не сомневаться! — серьезно и торжественно заверил Колобок, и я будто воочию увидел, как он выпрямился и подобрал живот. — Я тебя не подведу.

— Я сейчас заплбчу…

— Все, отбой!

Мобильник затих и тут же разразился новой трелью. Я взглянул на экран, но вместо определяемого номера вдруг увидел… глаз! Самый настоящий! Не нарисованный! С красно-коричневой радужкой и огромным, черным, бездонным зрачком. Я едва не выронил трубку. Язык мгновенно прилип к небу, а затылок буквально заныл от холода. Единственное, что я смог сделать в тот момент — зажмуриться. Потом приоткрыл один глаз. Мобильник продолжал верещать, и жуткое око по-прежнему не мигая взирало с экрана. Палец мой завис над клавиатурой, готовый разрешить соединение, но какая-то часть испуганного сознания удерживала меня от столь опрометчивого действия, точно зная, что это — смерть!

Я попытался бросить мобильник на косметический столик, возле которого стоял, но кисть свела непонятная судорога так, что я не смог разжать пальцы. Я почувствовал, как все тело быстро наливается неподъемной свинцовой тяжестью, воздух внезапно загустел до состояния киселя, который тут же забил нос, рот и бронхи, не отдавая больше живительного кислорода, все предметы вокруг стали терять свои очертания, будто оплывая, и я понял, что через пару минут погибну, если не выключу проклятый телефон.

Медленно-медленно я поднес правую руку к левой с зажатым в ней мобильником, едва ли не физически ощущая, как от невероятного напряжения лопаются волокна мышц и трещат связки. Последним усилием, от которого потемнело в глазах, я направил указательный палец на кнопку блокировки вызова и отпустил руку.

Наступила мгновенная тишина. Меня заколотило и бросило в пот. Телефон выскользнул из ослабевшей мокрой ладони и глухо стукнул о покрытый белым пушистым паласом пол. Чувствуя дикую усталость и противную дрожь в коленях, я шагнул назад к постели и буквально рухнул на нее навзничь.

Блин! Что же это было?! Кто же звонил, точнее, кто искал меня таким… необычным способом? Прямо, Саурон какой-то, мля! Или Саурониха… М-да, теперь, похоже, придется сменить «симку» — старая засвечена. А еще один такой звонок я, пожалуй, не выдержу. Но почему же моя «сторожевая система», активированная в свое время Ириной Колесниковой, моей возлюбленной и наставницей, не сработала на этот раз? Почему не было сна? Или сие событие просто «из другой оперы», как говаривал мой дед? Черт! А не отзвук ли это моей несанкционированной попытки проникновения в верхний астрал?! Может, я кого-то там разбудил случайно, и теперь он ищет меня, чтобы высказать свое «фи»? Нет, не получается. Тамошние обитатели — ребята крутые, но не мелочные. Врезали один раз, чтоб неповадно было, и хватит. А здесь настоящая охота идет, причем… без выхода в информационное поле астрала! Вот! Вот почему не было сна: тот или те, кто меня ищет, не умеют или не могут использовать поиск на тонких планах.

Но тогда это точно — не Нурия. А кто?.. Кому же еще мог наступить на хвост скромный и обаятельный журналист из провинциального еженедельника? Получается, только таинственному и до сей поры неуловимому мстителю за поруганные честь и достоинство некой Тояны Тудегешевой. Но в таком случае выходит, что мы имеем дело с паранормом, обладающим как минимум тремя сиддхами: невидимости, мгновенного перемещения и дальновидения. А это уже серьезно! Это, пожалуй, нам не по зубам. То есть, почему «нам»? Им — комиссару Бересту и компании. А вот ежели, допустим, сложить способности мои и, скажем, Ксении — может, что и выйдет…

Успокоив себя таким образом, я почувствовал, что снова могу действовать и соображать и первым делом, подобрав несчастный мобильник, выдернул из него «симку». А в следующий момент понял, что ехать на руины собственной квартиры мне сейчас никак нельзя. Именно там меня и будет ждать в первую очередь этот «зорро». А Ракитин уже ждет и нервничает, потому что по всем расчетам я уже должен был появиться или позвонить. Но не могу я сейчас ни того, ни другого. И сообщить ему об этом не могу. Как же хреново без связи! Я покосился на пластиковый квадратик «симки» у себя на ладони, такой маленький и безобидный сейчас. Может, вставить его обратно и сделать звонок? Всего один, секунд на пять. Не успеет, поди, засечь?.. Нет, лучше не рисковать. Но ведь и новая карточка будет безопасной лишь на один звонок! Так и разориться недолго…

Стоп! Есть выход — фрикер-мобильник! Наши отечественные умельцы давно освоили технику перепрограммирования сотовых чипов, и такой, «фрикнутый», аппарат вместо одной-двух фиксированных частот связи способен самостоятельно перенастраиваться на любую свободную в данный момент, как бы подменяя на короткое время чей-то чужой телефон. В итоге сетевые контроллеры принимают его за своего и разрешают соединение, а счет выставляют, понятное дело, реальному владельцу конкретной частоты. Правда, стоит такой аппарат раз в двадцать-тридцать дороже обычного и работает только на исходящий звонок, но нам-то пока большего и не надо. А цена… Говорят же, не имей сто рублей, а имей сто друзей. И я, быстро собравшись, отправился к давнему и не единожды проверенному делом другу и советчику — толстому и плутоватому Сильверу, то бишь Михаилу Соломоновичу Фуксу, содержателю ночного клуба «Наяды» и лучшему бармену всех времен и народов.

— Шолом алейхем! — расплылся в белоснежной улыбке Мишка. — Совсем забыл бедного старого еврея?

— Привет! — я с радостью пожал его большую, обманчиво мягкую ладонь. — Это ты-то бедный?! Да у тебя денег — куры не клюют!

— Денег, власти и славы много не бывает, — изрек Сильвер и хлопнул по стойке парой настоящих баварских кружек с пенными шапками набекрень. И когда успел налить?!..

— О, да ты никак философом стал?

— Философия — это не наука и не профессия, это — состояние души, отягощенной жизненным опытом…

— Ну да, а смысл жизни заключен в рюмке «Клико» с долькой лайма, которую тебе по утрам подает прямо в постель «мисс Вселенная»! — я постарался вложить в свой сарказм как можно больше цинизма, но не получилось. Слишком много и за короткое время свалилось на мою бедную головушку, чтобы я мог позволить себе зубоскалить по поводу маленьких слабостей других. — Извини, Миша, это я от нервов…

— Нормально, Димыч, проехали, — он внимательно оглядел мою озабоченную физиономию, хлебнул из кружки и поинтересовался: — Тебя, случаем, не пасут?

— Хуже. Меня, похоже, списали! И теперь срок моего земного пребывания ограничен только временем, которое понадобится им, чтобы достать меня окончательно, — я тоже приложился к пиву и ополовинил посуду, прежде чем унялась внутренняя дрожь, вызванная видением жуткого глаза на экране мобильника.

— М-да! — Мишка как-то подобрался, посуровел и быстро окинул взглядом исподлобья полупустой в это время суток зал. — Я могу помочь?

— Можешь. Мне нужен фрик. На время, потом верну. На покупку денег нет.

— Понимаю, но техника чужая. Нужен залог…

— Ты же меня знаешь…

— Я — да, они — нет, — Сильвер с сожалением пожал могутными плечами.

— Миша, у меня ничего не осталось, — я плюнул на конспирацию: свободная связь сейчас была важнее. — Машина разбита, квартира взорвана, а на кредитной карте не наберется и пары тысяч. Но без фрика я не продержусь и до конца недели!

Он еще раз внимательно посмотрел своими маслинами мне в глаза, молча допил пиво и так же молча скрылся за дверью позади стойки. На двери красовался стандартный плакатик с черепом, пробитым крест-накрест молниями и надписью «ТРП-10-01. Щитовая № 9». Картинка была голографическая, и при движении мимо двери можно было увидеть, как череп открывает и закрывает рот. Я сидел и медленно цедил душистый напиток, почти не ощущая вкуса, повторяя про себя как заклинание «фрик-фрик-фрик». И вдруг на какое-то кратчайшее мгновение ясно увидел Сильвера посреди знакомой «комнаты всех удовольствий» с софой-сексодромом и столиком-баром возле роскошных низких кресел. Мой старый добрый еврей стоял боком к двери и крутил в толстых пальцах заветный мобильник, будто все еще решая: дать или не дать криминальный аппарат человеку, пусть и хорошо знакомому, но уж больно беспокойному и вечно влезающему во всякие неприятности. Картинка была настолько четкой и неожиданной, что я невольно моргнул — не почудилось ли? — и видение тут же пропало. Но мобильник запомнился до мелочей: темно-серая «раскладушка» с коротким хвостиком антенны и синей панелью контрольного дисплея, прорезанной наискось ниткой трещины — «Сименс» или «Сони»?

Я все еще обдумывал случившееся, когда Мишка вновь появился за стойкой и шлепнул передо мной тот самый фрик с треснутой панелью — «Эриксон». И пока я тупо разглядывал то мобильник, то Сильвера, последний успел наполнить кружки по новой и поднял свою:

— Лэхайм!

— Я твой должник, — я с трудом проглотил предательский комок, грозивший перехватить дыхание.

— Ну, не все же мне в должниках у тебя ходить! — ухмыльнулся Мишка. — Учти, сеанс должен быть не больше тридцати секунд, иначе контроллер сотовой станции запаникует — он же каждые десять секунд проверяет линию, а она запаролена. Три запроса без ответа — кирдык! — линия блокируется.

— А полного фрика нет?

— Ну ты, братец, и нахал!

— Молчу!.. — я схватил мобильник, включил и набрал номер Ракитина.

Олег отозвался чуть ли не раньше первого гудка.

— Привет, майор!

— Черт! Ты что, с ума сошел? Смерти моей от инфаркта хочешь?! — Ракитин рявкнул так, что я едва не выронил трубку.

— Олежек, извини, но… заткнись и слушай, — я старался говорить веско и внушительно, зная темперамент школьного друга. — На меня почти вышел наш «неуловимый мститель». Он, вероятнее всего, паранорм с большим потенциалом. Это очень серьезно. У меня теперь фрик, работает только на выход. Прежний мобильник «мститель» вычислил. Встречаемся через полчаса в нашей любимой кафешке. Отбой!

— Двадцать шесть секунд! — констатировал Сильвер. — У тебя наверно врожденное чувство времени?

— Нет, просто у меня жопа сковородку за версту чует, — я спрятал мобильник в карман и с облегчением поднял кружку. — Лэхайм, Михаил Соломонович!

— Бек мир хаим! Удачи тебе, Дмитрий Алексеевич!

Кружки смачно столкнулись.

— Тебя подвезти? — предложил раздобревший Сильвер.

— Спасибо. Господин комиссар по-родственному отвалил от щедрот нечто самодвижущееся южнокорейского производства, отдаленно напоминающее автомобиль. И пока еще бомбу в нее никто не пытался подложить. Бывай, друг!

— Цумвидерзеен, фрайнд!

Зря я так неуважительно отозвался о старушке: тянула она хотя и медленно, километров восемьдесят в час, но зато ровно и безо всяких выкрутасов. А гонки на ней я устраивать не собирался и надеялся, что этого мне никто не предложит в ближайшее время.

В общем, в летнем кафе «У Абрамыча» я оказался раньше Олега. Вдумчиво проследил за изготовлением пары фирменных шашлыков из осетрины и уселся за крайний столик на веранде, выходящей в сторону реки, но так, чтобы оставить в поле зрения и единственный вход в кафе с улицы. Блюдо с янтарно-румяными кусками, посыпанными рубленным укропом и щавелем, гордо возвышалось посреди стола, накрытое прозрачным колоколом, дабы ни одна молекула сногсшибательного аромата не улетучилась до поры. По бокам этого «саркофага», как солдаты почетного караула, встали две запотевшие бутылки светлого «Крюгера», легкого, хорошо утоляющего жажду и не отягощающего голову.

Я глянул на часы: до рандеву оставалось еще около двух минут. А майор у нас — известный пунктуалист: сказано через полчаса, значит — через полчаса и ни секундой раньше. Поэтому я спокойно вытащил сигарету и закурил. Ровно на половине сигареты колыхнулась бамбуковая занавесь входа, и на пороге нарисовался Ракитин одетый в светлую рубашку и такие же брюки и в сандалиях на босу ногу, донельзя озабоченный и деловой.

— Ну-с, что у нас плохого? — мрачно осведомился он, едва устроившись напротив меня и завладев одной из бутылок.

— Лучше и не бывает, — уныло отозвался я и вкратце описал свои приключения за последние сутки.

— Выходит, ты попал, братан, как выражаются новые хозяева прежней жизни, — резюмировал Ракитин мой монолог. — И это не есть хорошо. Я, конечно, не комиссар, но и не настолько конформист, чтобы принять как рабочую — версию о вмешательстве потусторонних сил.

Он неспеша отпил «Крюгера» прямо из горлышка, крякнул и подцепил на вилку здоровенный кус шашлыка. Я механически повторил его манипуляции и вяло возразил:

— Понимаешь, Олежек, тут никакая другая версия и не работает…

— Ну, естественно: дьявольский взгляд из мобильника — это круто, — ухмыльнулся бывалый майор, набивая рот осетриной.

— А хвоя сосны, исчезнувшей сто веков назад?

— Реликт…

— У меня на голове?..

— Послушай, — Ракитин даже жевать перестал, — я на твоей стороне, но… я просто обязан быть реалистом, и поэтому обязан предположить…

— …что я парю мозги тебе, Бересту и всем прочим с какой-то своей, шкурной целью! — у меня горло перехватило от возмущения и обиды. — Подумать только — и это я слышу от лучшего друга, матерого опера?! Думаешь, за сенсацией гонюсь?.. Да ты фактам в лицо посмотри!

— А что факты? — Олег снова принялся за шашлык как ни в чем не бывало. — Некто, сильно обиженный на кое-кого из местных паханов, решил с ними поквитаться их же методами, для чего нанял профессионалов из числа так называемых «семейных пар». И все бы хорошо, да только вот один не в меру прыткий журналист с задатками Пинкертона полез в это дело и к сожалению узнал несколько больше, чем предполагалось. Тогда его, в полном соответствии с классическим сценарием, решили вывести из игры: попугали, побили, снова попугали…

— Но он оказался еще и упрямым, — желчно подхватил я, — и тогда его наказали материально, а точнее, думается, решили погасить, да с первого раза не вышло!

— Так, — Ракитин отложил недоеденный кусок осетрины, хлебнул пива и заговорил совершенно другим тоном. — Чертовщина чертовщиной, а взрыв твоей квартиры — совершенно другое. Видишь ли, Димыч, он какой-то непонятный: следов взрывчатки не нашли, а на взрыв газа не похоже. Во-первых, эпицентр находился в спальне, а во-вторых… — он как-то странно посмотрел на меня, — там везде иней был.

— И это при том, что выгорела вся обстановка? Майор, кто же из нас фантаст?

— Ну, почему сразу оскорбления?! — Он попытался отшутиться в неловкой ситуации по нашей с ним старой привычке. — Взорвали, увидели, что пожар, и…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что некто, весьма предусмотрительный, приволок туда баллон с жидким азотом на всякий случай, в качестве средства пожаротушения? — съехидничал я, внутренне содрогнувшись от его слов, потому что вдруг понял, что это был за взрыв.

— Если бы там взорвался баллон, от него бы остались ошметки… — начал было Олег, но осекся, уловив какие-то изменения на моем лице. — А ты что предполагаешь?

— Магия, — как можно безразличнее сказал я и вытащил сигарету из пачки на столе. — По другому не получается.

— Опять ты за свое?

— Закон сохранения энергии суть частный случай базового закона равновесия, заложенного в основу мироздания, — продолжал я невозмутимо, закуривая и пуская дым в потолок. — Если что-то образуется или распадается, это всегда происходит с поглощением либо выделением энергии, потому как любой процесс требует ее расхода…

— А как же ядерная реакция? — усмехнулся Ракитин, уверенный, что припер меня к стенке.

— Это процесс иного порядка, в котором происходит энергетическая инфляция, то есть переход с более высокого энергетического уровня на более низкий, в данном случае, расходуется энергия информационного поля с частичным переходом на электромагнитный и тепловой уровни, что со стороны и выглядит как ядерный взрыв. С магией дело обстоит точно так же. Любое магическое действие требует энергозатрат. Вопрос только в том, откуда маг скачает энергию. Источников много…

— И что, каждый раз происходит взрыв и выпадает снег? — скепсис у Олега был непробиваем.

— Повторяю, это зависит от того, каким ресурсом пользуется маг. Смотри! — Я решился таки продемонстрировать этому упрямцу кое-что, чему меня успела научить Ирина Колесникова, но что я никому до сих пор не показывал по вполне понятным причинам.

Я поставил перед собой высокий стеклянный бокал из поданных нам для пива и плеснул в него немного благословенного «Крюгера». Стенки бокала остались прозрачными — пиво уже успело нагреться до температуры окружающей среды, что меня вполне устаривало.

— Пощупай, — пододвинул я стакан Олегу. — Запомни температуру.

— Ну, примерно градусов двадцать, двадцать три… — он пока еще ничего не понимал, но уже глядел на меня заинтересованно.

Я молча снова поставил посудину перед собой, закрыл глаза и вызвал перед внутренним взором образ стакана с пивом. Потом перешел на тепловое цветовосприятие и медленно накрыл стакан левой ладонью, не касаясь его краев. Образ стакана через несколько секунд приобрел мягкий зеленовато-желтый ореол — это заработало «кожное зрение». Я сделал вдох по правилам крийя-йоги, насыщая грудь праной, и открыл малую чакру в центре левой ладони. Затем сосредоточился на жидкости в стакане и осторожно потянул с нее желто-зеленую ауру внутрь воронки чакры. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом с тихим далеким вздохом цвет ореола скачком изменился на голубовато-синий, и в тот же миг возникло острое чувство опасности, словно меня вот-вот обнаружат и тогда… Я резко отдернул руку от стакана, выдохнул, произнеся защитную мантру «Оум», и открыл глаза.

Первое, что я увидел, было совершенно белое лицо Ракитина круглыми глазами уставившегося на стакан. Я тоже посмотрел на дело рук своих и облегченно вздохнул: стекло полностью запотело, а над краем стакана вился легкий язычок тумана, как из открытой дверцы морозильной камеры.

— Щупать будешь? — поинтересовался я будничным тоном, кивнув на посудину.

— К-как ты это д-делаешь?! — хрипло выдавил Олег и судорожным движением схватил со стола ополовиненную бутылку «Крюгера». Осушив ее в два глотка, закашлялся, но во взгляд вернулись живость и мысль.

— Это магия, Олежек, обыкновенная бытовая магия, — ласково пояснил я. — Этому, между прочим, и ты можешь научиться при большом желании. А вот полевое оперирование — это уже сила! Это дано не каждому. Скорее всего в моей квартире некто оставил «магическую бомбу», например в виде прелестной незнакомки или наоборот, старого доброго друга… Судя по описываемым тобой разрушениям, там должна была произойти дегрессия довольно крупной массы.

— Ёкарный бабай, — помотал головой бывалый майор, — только магов-киллеров мне и не хватало, для полного комплекта! И что теперь прикажешь делать, господин волшебник?

— Я не волшебник, я ученик чародея, к тому же злостный двоечник и прогульщик. — Я наконец-то захотел есть и с усердием принялся за давно остывший шашлык. — Иначе давно бы уже отловил этого киллера и надрал бы ему уши.

— Ладно, убедил, — Ракитин тоже потянулся за осетриной. — Так какое у тебя предложение?

— Во-первых, надобно непременно пообщаться с госпожой Муратовой…

— Это я беру на себя, — немного поспешно заявил Олег, — а то у тебя и так дел — выше крыши.

— Заботушка ты моя милицейская! — не удержался я, прикладываясь к степлившемуся, но все равно отличного качества пиву. — Ладно, уступлю по старой дружбе. Во-вторых, мин херц, трэба нэзвэдно шукать цю гарну дывчину з якой смэшной фамилией — Тудегешева. Дуже трэба!

— Вот ты и займись!

— Звиняйтэ, шановный пан, цэ нэ мое дило, я ж тилькы писмэнник тутэйший, так мэнэ нэвмэстно збирати у вас хлиб найчовий!

— Кончай балагурить! — насупился Ракитин.

— Лады, — я допил пиво и закурил. — Но, собственно, на этом мысль кончается, ибо покуда мы не сыщем эту знойную горянку, дело с места не двинется, а вот трупов наверняка прибавится.

— Типун тебе! И так уже месячную норму перекрыли. По висякам.

— История любит повторяться…

— Ты это о чем?

— «Тополиный пух, жара, июль…», — Я честно старался не ерничать, но ничего не получалось.

— Ты что, на ту ведьму намекаешь, что ли?! — возмутился крутой майор. — А она-то тут при чем?

— Взрыв…

— То есть ты хочешь сказать, что эта… Нурия Саликбекова каким-то образом замешана в нынешнюю катавасию? — Ракитин тоже закурил и принялся раскачиваться на хлипком плетеном стуле, рискуя кувырнуться навзничь. — А где же тогда эти… психомы… там, мумии всякие?

— Ну-у, Олежек, не надо уж так плохо думать о нашем злом гении! Она ведь тоже учится, точнее, осваивает то, что ей в руки упало. В виде Знания, прежде всего. И потом, я же не утверждаю, что это именно она все замутила. Просто… сны-то ведь вернулись, а значит, и мадхъя где-то рядом! Вот ей-то как раз по плечу организовать и глаз в мобильнике, и взрыв… — я невольно передернул плечами, представив на мгновение, что вчера пошел бы не в гости, а домой.

— Погоди, — нахмурился вдруг Ракитин, — ты же сам говорил, что, мол, ей почему-то невыгодно тебя ликвидировать, зачем-то ты ей нужен живой. Так?

— Ну да, — я тоже озадачился, — действительно, нелогично получается. Похоже, это не она. А кто?.. Но Нурия точно где-то рядом, Олег! Я ее чую!

— Ладно, разберемся. — Ракитин загасил в пепельнице недокуренную сигарету и поднялся. — Я еду искать госпожу Муратову, а ты…

— …искать место для ночлега. Кроме шуток, я ведь теперь бомж. — Я тоже встал и направился к стойке расплачиваться за обед.

* * *

Поскольку до вечера было еще далеко, а срочных дел на сегодня не предвиделось, я решил таки навестить родные пенаты, сиречь, редакцию «Вестника». Напрасно я надеялся кого-нибудь там застать. Журналисты не из тех людей, что отсиживают на службе от звонка до звонка, а уж репортеры уголовной хроники и вовсе живут за счет ног. Больше набегаешь — больше заработаешь.

В отделе было жарко и тихо. Кондиционер, понятно, не работал, форточки согласно инструкции по технике безопасности наглухо задраены. Лишь маленький вентилятор, встроенный в одну из них и не прикрытый крышкой, лениво поворачивался, пропуская тонкую струйку уличного воздуха, которой едва хватало на то, чтобы крутнуть несколько пылинок, да шевельнуть на ближайшем столе забытый полуисписанный листок бумаги.

Я уселся за свой стол, снял трубку телефона и задумался: кому сначала позвонить — старому приятелю и матерому хакеру Андрюхе Воробьеву или моей новоявленной гуру Ксении Меньшиковой? Про первого я кстати вспомнил, потому что только он, из тех, кого я знал, способен был прояснить положение относительно настоящего местопребывания таинственной и неуловимой дочери гор. Дело в том, что Андрей Васильевич Воробьев был, что называется, хакером от Бога. Окончив в свое время механико-математический факультет Сибирского университета, Дюха попал на работу в один из оборонных НИИ, где и столкнулся с компьютерами. Правда, тогда они назывались более торжественно — ЭВМ, электронно-вычислительные машины. И молодой математик «заболел» всерьез и надолго. В период третьей Великой смуты на Руси конца ХХ века Воробьев занялся взломом фирменного программного обеспечения под заказ. Просто для того, чтобы выжить. А потом втянулся, обзавелся нужными знакомствами и связями, открыл собственное дело и к настоящему времени стал известным и уважаемым не только в городе, но и в Сибири бизнесменом. Ну и хакером, конечно. По крайней мере до сих пор, насколько я знал, Андрюха не попался, а количество взломанных им серверов и баз данных давно перевалило все мыслимые пределы. Вот к такому бывалому волчаре я и решил обратиться за помощью, дабы сократить время поиска Тояны Тудегешевой до минимума — благо, на сегодняшний день в нашей стране демократия развилась до того уровня, когда государство реально могло отследить любые перемещения любого своего свободного гражданина на собственной территории.

Касательно же второго звонка дело обстояло гораздо проще и одновременно сложнее. Я вынужден был признаться самому себе, что против воли меня все сильнее тянуло к Ксении. И дело было вовсе не в физическом влечении, хотя и это тоже… Просто в какой-то момент я осознал, что она непостижимым образом превратилась для меня даже не в наставника, не в гуру, а… в часть меня самого? Я чувствовал это буквально на всех четырех, доступных мне, уровнях восприятия! Как когда-то впервые почувствовал Ирину… Был момент, когда я почти уверовал в реинкарнацию моей любимой, но нет! Здесь было другое, более земное, но и более сильное ощущение родства. По рассказам Ирины я знал, что генеалогические связи людей весьма запутанны и неоднозначны: на физическое родство накладывается родство духовное, и в сумме они порой дают самые неожиданные результаты, начиная от элементарного «дежа вю», до мгновенного признания единородства между случайно встретившимися людьми. Наши предки, видимо, знали об этом феномене, иначе как объяснить, например, смысл такого странного, болезненно-сочувственного выражения — «Иван, родства непомнящий»… Короче, если где я и мог укрыться на время в относительной безопасности, так это у Ксении Меньшиковой. Вот только захочет ли она меня принять?

В общем, после пятиминутных раздумий и выкуренной до фильтра сигареты я набрал номер Андрея Воробьева, разумеется, рабочий, поскольку трудовой день еще был в разгаре. На десятом гудке трубка наконец отозвалась знакомым низким, с хрипотцой, голосом:

— Воробьев слушает.

— Доброго вам здоровьичка, Андрей, свет Васильевич!

— Кто говорит? Представьтесь, пожалуйста, — не узнал он меня.

— Добрый день, господин Воробьев, — перешел я на официальный тон. — Вас беспокоит ведущий обозреватель отдела уголовной хроники еженедельника «Вестник» Котов Дмитрий Алексеевич. По личному делу.

В трубке явственно послышалось сдавленное ругательство.

— Черт!.. Димыч, это ты?!

— Нет, не я.

— Черт… Так ты живой? — облегченно рявкнул Дюха так, что у меня заложило ухо. — Значит, опять наврали твои коллеги!

— А что, уже был некролог?

— Нет, только сообщение в дневных новостях, дескать, сегодня утром на квартире известного журналиста господина Котова прогремел взрыв…

— …и почему-то все решили, что господин Котов почил в бозе! — не слишком вежливо оборвал его я. — Андрей Васильевич, уж кому как не тебе знать, что в новостях всегда сообщается искаженная в угоду заказавшему ее информация! Короче, я жив и даже в неплохой форме.

— Извини, Димыч, я рад тебя слышать, — виновато прогудел он в трубку. — Какие проблемы?

— Мне нужно найти полную информацию об одном человеке, — я решил не ходить вокруг да около, помня о том, что Андрюха — человек прямой и бесхитростный, но и друг — настоящий. — Ты как, еще не забыл увлечение юных лет?

— Да вроде помню еще, чем «эскейп» от «ресета» отличается…

— Тогда сиди там и слушай сюда. Мэнэ бардзо трэба пошукаты знайчову гарну дывчину, таку Тояну Тудегешеву, чуешь?

— Добре, пошукаем, — важно ответил Андрей, потом хмыкнул и ехидно поинтересовался: — Это личное али общественное?

— Профессионально-необходимое.

— Ого, даже так?

— А у нас всегда так! — я сменил игривый тон. — В общем, Дюха, если я ее раньше не найду, то уж она до меня точно доберется. И тогда можно будет поверить нашим правдивым СМИ насчет безвременной кончины выдающегося, талантливого, неподражаемого, неподкупного и прочая журналиста Котова.

— Что, неужели все так серьезно?

— Надо бы хуже, да некуда… Выручишь?

— О чем речь, Димыч! Прямо сейчас и займусь, — в его голосе сквозь озабоченность явно проступили азартные нотки.

— Спасибо, я тебе перезвоню, — искренне сказал я. — На всякий случай, сбрось мне на «мыло» результат. Лады?

— Заметано, друже!

В трубке запикали гудки отбоя, а я все еще держал ее перед собой, разглядывая тонкую трещинку возле микрофона, и в носу у меня подозрительно щипало.

— Спасибо, друже, — повторил я Андрюхины слова замолчавшей трубке, глубоко вздохнул, нажал на рычаг и набрал второй важный номер.

Сигнал за сигналом уходили в пустоту вместе с секундами, а с ними — и надежда на удачу, на спасение. И вдруг на какой-то краткий миг я совершенно ясно, как и в первый раз в случае с Сильвером, увидел Ксению, стоявшую в раздумье рядом с телефоном, в коротком пушистом домашнем халатике, с распущенными, еще чуть влажными после душа волосами. Мне даже почудился слабый цветочный аромат дорогого шампуня, исходящий от них. В то же мгновение Ксения, словно почувствовав мое незримое присутствие, резко вскинула голову и буквально пронзила меня взглядом. Я почти физически ощутил боль от ментального удара, растерялся и инстинктивно закрылся «Щитом Шамбалы». Возникшая странная связь тут же прервалась, и трубка телефона выскользнула из моментально вспотевшей ладони, глухо стукнув о крышку стола. И сразу я услышал голос Ксении:

— Котов, это ты?

— Да-да, Ксюша, — я поспешно поднял трубку и прокашлялся, потому что в глотке стало сухо, как в Сахаре. — Извини, но у меня нет другого выхода, как снова обратиться к тебе…

— Мы же договорились…

— Прости, но ближе тебя, у меня уже три дня никого нет, — в отчаянии ляпнул я, опасаясь, что не успею ей все объяснить. — Это не шутка и не розыгрыш, Ксения Олеговна. Если мы сейчас не договоримся и не объединимся, у нас может не быть завтра!..

Я замолчал и даже зажмурился в ожидании ответа, но Меньшикова упорно молчала, и когда она наконец заговорила, мне показалось, что я успел прожить не одну тысячу жизней. Собственно, Ксения произнесла только одно слово:

— Приезжай.

И я понял, что спасен!

Она действительно встретила меня в коротком атласно-золотистом халатике, только волосы успела забрать в высокий греческий хвост, скрепив их костяным гребнем в форме львиной лапы. Однако, несмотря на несколько провокационный внешний вид, вела себя Ксения подчеркнуто холодно и настороженно. Никак не отреагировав на дружеский поцелуй в щечку, она круто развернулась и пошла в глубину квартиры, бросив через плечо:

— Проходи в зал.

Я молча повиновался, разувшись и повесив куртку на развесистые рога изюбря в углу прихожей. Гостиная действительно оказалась залом как по размерам, так и по убранству. Вся обстановка имела стилизацию под эпоху времен короля Артура Пендрагона — этакий Камелот в миниатюре: объемные стенные панели имели вид грубой каменной кладки с вбитыми в щели коваными светильниками в форме драконьих лап, поддерживающих большие плоские чаши с плавающими в них горящими масляными фитилями; половину одной из стен занимала разверстая пасть гигантского камина, в котором трещало и исходило кровавым пламенем целое бревно; высокое стрельчатое окно с абстрактной витой решеткой было на треть прикрыто тяжелой атласной занавесью какого-то неопределенного цвета, а напротив камина раскинулось низкое квадратное ложе, застланное шкурой неизвестного животного с раскиданными по ней тоже атласными подушками. Над ложем в центре стены висело огромное овальное и по-видимому бронзовое зеркало, в котором не отражалось ничего, кроме мутных красноватых отсветов. Весь пол в этом странном и мрачном помещении был выложен каменной мозаикой в виде древних кельтских символов, из которых я смог признать только «солнечный крест». Против ожидания плиты пола оказались теплыми и приятными наощупь для уставших от обуви ног.

Я подошел к стоявшему возле камина низкому столику в форме прямоугольной каменной плиты, на которой стояли чаша с фруктами и несколько бутылок и бокалов самой современной внешности, и налил себе густого янтарного хереса. Потягивая терпкий душистый напиток, я медленно обошел весь зал и присел на край роскошного варварского ложа, размышляя над физическими параметрами помещения, явно превышавшими реально допустимые в пределах здания размеры. Как и в случае с квартирой Золотарева, здесь применялись некие незнакомые мне магические операторы, изменяющие характеристики пространства. Вот только зачем?

— Чтобы постоянно ощущать свою Силу, — сказала Ксения, возникая возле каминного столика и наливая в высокий бокал рубиновое вино из пузатой бутылки с облитым сургучом горлышком.

— Я что-то пропустил или ты пользуешься телепатией?

— Да ты же шумишь в эфире как старый радиоприемник! — соизволила наконец улыбнуться она, присаживаясь на ложе в метре от меня и демонстративно вытягивая стройные обнаженные ноги. — Если ты собираешься пожить еще какое-то время, тебе надо срочно учиться молчать.

— Кстати о жизни, — я сделал вид, что поглощен зрелищем пылающего камина. — Ты уже в курсе, что на меня открыта безлицензионная охота?

— Что ты имеешь в виду? — в голосе Ксении прозвучала неподдельная настороженность, которой я не ожидал, и это вселило в меня новую надежду, что я не ошибся в своих ощущениях относительно нее.

— За последние шесть дней на меня, по моим подсчетам, было совершено четыре покушения, правда, пока без особого успеха, — я небрежно махнул рукой, хотя на самом деле внутри все звенело от напряжения, которое не мог снять даже выпитый херес.

— А по-моему, три, — Ксения полуповернулась ко мне, облокотившись левой рукой на подушку и удерживая правую с бокалом перед собой.

При этом и без того короткая пола халатика приподнялась еще выше, фактически превысив все мыслимые пределы. Это была явная провокация, но я по-прежнему не мог понять — зачем? Ведь выгнала в прошлый раз совершенно однозначно! В такой ситуации лучше не предпринимать ничего. Поэтому я встал, подошел к столику и вновь наполнил опустевший бокал хересом. Сделав приличный глоток, медленно повернулся к ней и почти спокойно сказал:

— Сегодня утром на квартире известного журналиста господина Котова прогремел взрыв, эквивалентный пятистам граммам тротила…

— Ого! А… где же в это время находился господин Котов?

— При исполнении служебных обязанностей, — я вернулся на прежнее место и заговорил спокойно-деловым тоном. — Мне просто до сих пор везло, Ксения Олеговна, но это ведь не может продолжаться долго. Кто-то явно решил вывести меня из игры, а я не могу даже понять — кто? То ли этот неуловимый мститель, то ли некое тайное братство, то ли вернулась Нурия…

— У тебя есть доказательства ее возвращения? — Из голоса Ксении тоже исчезла игривость.

— Только сон, то есть — сны.

— Сны?!

— Да. Был второй, — и я на одном дыхании пересказал ей свое путешествие к капищу, не забыв упомянуть и про странные иглы реликтовой сосны, непостижимым образом оказавшиеся у меня в волосах по утру.

Ксения выслушала молча, не перебивая и не задавая никаких вопросов. Когда я закончил, она вдруг встала, отнесла свой бокал на столик, потом вернулась и села рядом со мной, зажав узкие ладони между коленями. Некоторое время мы оба молчали, потом Ксения также неожиданно взяла меня за руку и заглянула мне в глаза.

— Это становится по-настоящему опасно, Дима, — с плохо скрываемой дрожью в голосе сказала она. — Я имею в виду твое желание проникнуть в астрал. Кто-то или что-то караулит тебя там, и, думаю, не только мадхъя!

— Что же ты предлагаешь?

— По-моему, тебе, наоборот, надо затаиться, закрыться от любых контактов на пси-уровне, переждать…

— Я не могу, Ксюша, — мягко перебил я ее, погладив по щеке. — Я уже по уши влез в это дело, на меня надеется много людей, из-за меня, наконец, могут пострадать близкие мне люди.

— Но ведь ты же можешь погибнуть!

— Если ты мне поможешь — пожалуй, выкручусь, — я слегка улыбнулся и снова ласково провел пальцами по ее бархатной коже.

— Что ты задумал? — В ее глазах еще плескалась озабоченность, но щекой Ксения почти неосознанно потерлась о мою ладонь.

— Мне надо встретиться с кем-то из магистров. Лучше с Ириной или с Золотаревым, — выдохнул я и замер, ожидая ее реакции.

Ксения молчала, как-то странно разглядывая мою физиономию — то ли с жалостью, то ли с любопытством.

— Ты хоть представляешь насколько это сложно? — спросила она наконец.

— Ну… для этого надо снова подняться в нижний астрал…

— …где тебя давно поджидают и с удовольствием прихлопнут! — Ксения высвободила свою руку из моей и отодвинулась. — Дурак ты все-таки, Котов. Ну какой из тебя Идущий? Ты ведь даже тем, что уже знаешь, пользоваться не умеешь.

— Погоди, погоди, — заторопился я, опасаясь, что она передумает. — Я понял: можно воспользоваться той дверью, которую я нашел в первый раз!

— Слава Создателю, сообразил, — посветлела Ксения, но тут же снова нахмурилась. — Но этот способ тоже не гарантирует твоей безопасности.

— Но ведь ты же будешь рядом?

Она нервно закусила нижнюю губу — решение давалось ей с большим трудом, и непонятно было, чего она больше опасается: моей неподготовленности или своей непредусмотрительности. Желая утвердить Ксению в собственных силах, я осторожно пододвинулся к ней и обнял за вздрогнувшие плечи.

— Нас же двое, Ксюша! У нас все получится, мы справимся, — зашептал я ей на ушко и продолжал молоть эту абстрактную чушь до тех пор пока не почувствовал, как ее тело наконец расслабилось. — Ты готова, родная моя? — спросил я, желая убедиться, что с девушкой все в порядке.

Она молча кивнула, потом мягко высвободилась из моих объятий, одним движением скинула халат на пол, обнаженная шагнула на ложе и села в позе «цветущего лотоса» лицом к огню.

— Готовься, Идущий! — голос Ксении стал гулким и низким, странным образом звучащим со всех сторон сразу.

Я молча повиновался, также сбросив одежду на мозаику, и сел напротив девушки, лицом к бронзовому зеркалу…

Прошлый урок не прошел даром. На сей раз я почти сразу, одним длинным «шагом», скользнул к моменту своего рождения, так же легко совершил трансакцию по расщеплению личности на Взрослого и Ребенка, и уже вдвоем они быстро двинулись по светящемуся лабиринту. Как и в прошлый раз я последовал за ними, стараясь не отстать. Когда же мы достигли заветной двери, из бокового, заполненного сиянием коридора к нам неожиданно вышла юная девушка, облаченная в длинную золотистую одежду, похожую на греческий хитон.

— Кто ты? — улыбнулся незнакомке я-Ребенок, ставший к этому моменту длинным и нескладным подростком.

— Не бойтесь, я всего лишь самсара[1] мага Ксении Меньшиковой, — улыбнулась в ответ девушка, и я тут же узнал эту улыбку и этот ласково-решительный взгляд лазурных глаз.

— Здорово! — восхитился я-Взрослый. — Но как тебе это удалось?!

— Не волнуйся, это не вселение, а твой собственный образ защитника, о котором ты просил.

— Спасибо, родная! — я-Взрослый хотел взять руку девушки в свою, но она отступила и погрозила тонким пальчиком:

— Нельзя! Прямой контакт опасен слиянием отдельных частей личности, а это уже — прямой путь к шизофрении.

— Тогда идем? — я-Ребенок в нетерпении взялся за матовую витую ручку двери.

— Вперед, Идущий!

Против ожидания за дверью оказалось не кочковатое туманное «болото» нижнего астрала, а широкая и прямая улица, окруженная причудливыми призрачными зданиями, похожими одновременно на пирамиды майя и бирманские пагоды. Переглянувшись, мы дружно шагнули на мостовую, выложенную восьмигранными плитами, как показалось, из белого известняка. Улица уходила в бесконечность, постепенно растворяясь в ярком свете, заливавшим все вокруг.

Сначала медленно, потом все более убыстряя шаг, мы двинулись по ней, и спустя короткое время мне стало казаться, что мы идем по кругу, потому что призраки зданий по обеим сторонам улицы были похожи один на другой, несмотря на всю их кажущуюся сложность архитектуры. Я, как ни старался, не мог найти никаких отличий. Однако путешествие наше неожиданно закончилось, ибо мы вдруг очутились на гигантской площади, окруженной, впрочем, такими же однотипными строениями. В центре ее я заметил высокую фигуру человека в какой-то струящейся одежде. Человек стоял к нам спиной, но едва мы приблизились, медленно повернулся, и я со сложным чувством радости и недоверия признал в нем Андрея Венедиктовича Золотарева.

— Приветствую тебя, Идущий! — эхом прокатился по площади звучный голос мага. — И тебя я тоже рад видеть, сестра, — кивнул он нашей спутнице. — Ты выбрала верный путь. Будучи архатом[2], ты сможешь пройти все шесть ступеней Наропы[3]…

— А что ты можешь сказать обо мне, геше[4]? — не очень вежливо встрял я-Взрослый.

— Ты делаешь определенные успехи, — спокойно ответил Золотарев, — но ты пока еще на пути постижения каи, отражений Сфер Познания, и потому нуждаешься в защите и совете. Ты сделал правильный вывод о том, что Ксения — твой кармический телохранитель и гуру. Следуй и впредь своим внутренним желаниям и побуждениям, и тогда ты достигнешь желаемого результата.

— Помоги мне пройти в нижний астрал, геше, — попросил я, — мне необходимо найти информацию об одной странной женщине, замешанной…

— Можешь не продолжать, Идущий, — величественно повел рукой маг. — Ты до сих пор неверно понимаешь суть нижнего астрала, вернее, поля эмоционально-психических коммуникаций. Там нет достоверной информации, ибо он построен на паттернах чувств, а не разума. Если тебе скажут: «Смотри, какая большая и красивая собака бежит тебе навстречу!», сможешь ли ты из этого сделать вывод о ее агрессивности и опасности для себя?.. Нижний астрал — ловушка для излишне самоуверенных индивидуалов с задатками паранормов.

— А где же мы находимся сейчас?

— Это Единое Информационное Пространство Земли, точнее, одна из переходных зон, — снисходительно улыбнулся Золотарев, — и ты смог сам найти вход в нее прямо из своего сознания, без перехода в трансовое состояние, а это уже большой шаг вперед!

— И здесь я не найду нужной мне информации, — расстроился я-Ребенок.

— Для этого тебе вовсе не нужно выходить в астрал, к тому же там небезопасно: чьи-то ады[5] стерегут твое появление, — маг слегка нахмурился. — К сожалению, я пока не знаю — чьи? А нужное знание ты можешь получить, освоив Випашьяну, технику глубинного погружения в информационную суть объектов, правда, лишь материальных.

— Я понял, геше! — кивнул я-Взрослый. — Но ответь, пожалуйста, еще на один важный вопрос: почему я?

— Ты сильно вырос, Идущий. Ты научился задавать вопросы, но время ответов еще не пришло, — Золотарев повел рукой вокруг, и показалось, что весь город содрогнулся от его жеста. — Могу лишь дать один совет: посети Зур Алатау[6] и найди путь на капище Двуликого. Только так ты сможешь замкнуть Круг Поиска Истины и настигнуть черного мадхъя до того, как она выпьет Чашу Силы Двуликого и станет его аватарой.

— Но зачем?! — я-Взрослый был буквально ошарашен заявлением мага, одновременно чувствуя, что вот-вот упущу нечто важное. Жизненно важное!

— Придет время, и ты поймешь, Идущий! — голос Золотарева стал гулким, по площади покатилось странное тройное эхо.

И в этот миг город накрыла тень. Над зданиями проступила из воздуха апокалиптическая фигура человекоподобного колосса. За несколько мгновений она уплотнилась до полной черноты, и тогда в центре головы ее открылся кошмарный ромбический глаз с вертикальным огненным зрачком. И это инфернальное око уставилось на нас, казавшихся по сравнению с чудовищем никчемными мурашами.

— По-моему, нам вежливо намекают, что мы здесь слишком задержались, — громким шепотом произнес я-Взрослый, медленно отступая назад, на ту же улицу, по которой пришли сюда.

— Это не страж, — уверенно заявила самсара Ксении, внимательно разглядывая колосса.

— Это посланник Мары — смотрителя астрала! — Золотарев по-прежнему говорил гулким, раскатистым голосом. — Уходите! Вам с ним не сладить.

— Но мы же не пересекли черты? — удивилась девушка. — Это зона перехода, она не контролируется Марой?..

— Значит изменились граничные условия. — Маг широко развел руки и в каждой у него появилось по сияющему голубому шару. — Уходите быстрее, пока он не увидел вас!

Мы втроем поспешно отступили в глубь улицы, и последним, что увидел я-Взрослый, были две беззвучные ленты ослепительного бело-голубого пламени протянувшиеся из рук Золотарева навстречу аспидно-черной фигуре посланника.

Обратный путь в физическую реальность показался мне — и Ребенку и Взрослому — одним бесконечно длинным шагом. Улица превратилась в туннель с мутно-серыми стенами, извивавшимися словно живые и все время менявшими направление. Но самсара Ксении уверенно скользила впереди, казалось, не замечая изменений вокруг. И обе мои проекции старались не отстать от чудесной проводницы. Лишь однажды я-Ребенок не утерпел и оглянулся назад, ожидая увидеть жуткого преследователя, но… не увидел ничего! Позади не было ни улицы, ни странных домов, никого.

— Не смотри назад, — крикнула самсара Ксении, — потеряешься в слоях собственной памяти! Ищи выход!

Я снова стал приглядываться к мельканию теней на призрачных стенах туннеля и наконец увидел. Обыкновенная дверь, обитая потертым дерматином, с отполированной тысячами прикосновений латунной ручкой. Я-Взрослый взялся за нее и потянул на себя, но дверь подалась удивительно легко, и мы оказались в ставшем уже родным и привычным светящемся лабиринте — моей памяти…

Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, была улыбающаяся зареванная мордашка Ксении, сидящей рядом со мной. Сам я лежал навзничь на том же огромном ложе, застеленном шелковистой шкурой неизвестного зверя, и все тело мое представляло по ощущениям сплошной кисель — ни костей, ни мышц, ни внутренностей я, как ни старался, определить не мог. Хотя занимался физиологической гимнастикой крийя-йоги много лет подряд.

— Почему ты плачешь? — спросил я и не узнал собственного голоса: таким слабым и безжизненным он оказался.

— Котов, сволочь ты такая! Живой… — прошептала в ответ моя спасительница, схватила меня за плечи и принялась истово тормошить, повторяя как заклинание: — Живой, живой, живой…

— Ксюша, — с трудом выдавил я, борясь с приступом тошноты, — что произошло? Я даже пошевелиться не могу.

Меньшикова словно очнулась от моих слов, отпустила меня, глубоко вздохнула и сказала:

— Ты сегодня прошел Хинаяну, Котов, малый путь личностного освобождения! И достиг состояния Шуньяты[7]. А это уровень Воина — Шакти, либо Свами — Просветленного. Это… это немыслимо для обычного человека!

— Значит, я необычный.

— Не умничай! Ты же мог погибнуть, — Ксения снова превратилась в решительную и независимую амазонку, какой я ее знал и какой она мне нравилась еще больше. — Такой перерасход Кундалини даже я бы не выдержала.

— Ну, я сейчас тоже не в лучшей форме…

— Я сказала, не ерничай! И вообще… закрой глаза.

— Зачем?

— Буду тебя лечить, но… тебе этого лучше не видеть, — Ксения встала, сбросила на пол атласный халатик, в который куталась до сих пор, и сделала надо мной сложное движение левой рукой: — Спи!

И я заснул. Я никогда не думал, что засыпать по приказу может быть так приятно.

Часть вторая. Воин

Глава 1

Пробуждение было не из лучших. Сознание словно выдиралось из липкой вязкой трясины, стряхивая с себя шматки мерзко чавкающей субстанции. Вдобавок любое движение вызывало в теле раскатистое «эхо» боли, будто внутри бил неслышимый набат. Наконец кожа скачком восстановила нормальную чувствительность, и я понял, что по-прежнему лежу на шелковистом ложе моей спасительницы и берегини, а волны мягкого тепла сообщили мне, что чудесный камин разожжен и трудится в полную силу на благо хозяйки и ее гостя.

Я уже хотел было открыть глаза, но вдруг осознал, что все прекрасно вижу и так, не размыкая век! Открытие явилось полной неожиданностью и я потратил какое-то время, чтобы хоть немного освоиться с новой сиддхой. Это отчасти было похоже на бинокль с фотоэлектронным умножителем, только поле зрения не имело видимых границ, а сектор обзора менялся одним волевым усилием, не поворачивая головы. Я неспеша оглядел всю комнату по кругу, задержал взгляд на фотографии в рамке на каминной полке и приблизил изображение. Девочка-подросток обнимает за талию хрупкую женщину с грустными синими глазами. Они стоят под раскидистой старой березой, а на заднем плане сквозь пышную листву высверкивает солнечными бликами гладь то ли озера, то ли реки.

Я перевел внутренний взгляд на дверь комнаты и попробовал «заглянуть» в соседнее помещение. К моему удивлению это тоже получилось. Я увидел знакомую кухню, Ксению, готовившую кофе по-турецки, на песчаной бане, тостер, только что выплюнувший две пластинки подрумяненного хлеба, работающий телевизор над газовой плитой. На Ксюше снова был ее любимый золотистый халатик, а волосы забраны в высокий греческий хвост и закреплены матовым костяным гребнем в форме львиной лапы. Я почувствовал себя совсем уверенно и попробовал «заглянуть» под соблазнительный халатик. Но тут Ксения оглянулась, будто ощутив мое незримое присутствие, нахмурилась, потом улыбнулась и осуждающе покачала головой. Мне вдруг стало почему-то невыразимо стыдно, я поспешно «выключил» новое зрение и открыл глаза.

Я чувствовал себя совершенно здоровым. Более того, я чувствовал в себе какую-то новую дремлющую силу, что ли? Описать это ощущение сложно: будто внутри включился, но пока работает на холостом ходу мощный двигатель или генератор. О том, что произойдет, если его активировать, я в тот момент постарался не думать.

Привычно выполнив утренний комплекс упражнений крийя-йоги и убедившись, что базовая энергетика моего многострадального организма полностью восстановилась, я встал на руки и отправился на кухню.

— Котов, когда ты наконец повзрослеешь? — не поворачиваясь от плиты, поинтересовалась Ксения.

Я сделал «мостик» и принял нормальное положение.

— Знаешь, — я втянул носом одуряющую смесь аппетитных запахов жареной картошки, укропа и чеснока, — а я теперь тоже, как ты, умею…

— Дальновидение — не единственное, что ты теперь умеешь, — вздохнула Ксения и повернулась ко мне лицом. И я поразился, насколько оно осунулось!

— Неужели со мной все было так плохо?

— Ну, скажем, от трупа ты не сильно отличался. — Ксения принялась накрывать на стол.

— Сколько же тебе…

— Перестань! — она возмущенно фыркнула (ну, кошка — и кошка!). — Завари лучше чай.

— Слушаюсь, моя госпожа!..

Потом мы молча уплетали изумительную картошку со свежей зеленью и запивали душистым чаем с мятой, и говорили только наши глаза.

«Я обязан тебе жизнью, Ксюша! Ты — моя берегиня…»

«Горе ты мое, Димка! И зачем я согласилась тебе помогать?..»

«А ведь пропаду я без тебя, родная. Как есть пропаду!..»

«Ты — Воин, Котов! Теперь ты — Воин. Ты сам выбрал этот путь. А воину не нужен защитник…»

«Но у воина должна быть возлюбленная…»

«Она у тебя есть. А я лишь ее тень…»

«Наоборот! Она была проводником на моем пути к тебе…»

«Здесь нет противоречия. И ты уже знаешь ответ…»

«Она и ты — одно целое?!..»

«Мы — твои отражения, Воин. Неужто еще не понял?..»

«Я постараюсь, Ксюша. Я смогу…»

А потом говорили наши руки и тела…

Повторное пробуждение было совершенно нормальным — коротким и приятным. Даже обычная гимнастика не потребовалась — я чувствовал, что жизненная сила буквально распирает меня изнутри. «Спасибо, Ксюша!» — Я послал ментальный образ пушистого золотисто-белого шарика и спустя мгновение получил в ответ радужную колибри, усевшуюся мне на кончик носа. Я слегка подул на нее, и она растаяла с мелодичным звоном. Тогда я открыл глаза и сделал «бросок кобры», сразу оказавшись на середине комнаты. Тело слушалось великолепно, никаких последствий рискованного похода в астрал. Живем, братцы!

И в тот же миг я почувствовал присутствие постороннего. Не в квартире, нет. На локацию у меня ушло чуть больше двух секунд — все-таки я еще не освоился с новой сиддхой, — затем я увидел фигуру перед входной дверью на лестничной площадке. Небольшая коррекция подсветки — и передо мной вырисовался не кто иной как Олег.

Стоп! Я не говорил ему, куда направляюсь. Он не мог этого знать!.. Тогда кто же стоит сейчас за дверью?

Был только один способ проверить истину — открыть дверь. И я это сделал. Совершенно неожиданно для гостя и приняв должные меры предосторожности.

— Черт тебя задери, Димыч! — выдохнул Ракитин, уставившись на мой кулак в сантиметре от своего носа. — Что за пещерные манеры?!

— Докажи, что ты — мой друг.

— Если не перестанешь валять дурака, я тебе свой спиннинг больше не дам! Даже не проси.

Я убрал кулак и сказал:

— Извини, Олежек, но откуда ты узнал, где я?

— Опер я или погулять вышел? — хмыкнул Ракитин, входя в квартиру и с любопытством оглядываясь. — М-да! Значит, вот так и живут современные маги?

— И так, и растак, и перетак тя с разворотом! — рявкнул я. — Последний раз спрашиваю: кто?

— Не шипи, котяра! Все гораздо прозаичнее, чем ты думаешь. Ксения Олеговна позвонила мне сегодня утром и попросила навестить беглого бомжа, дабы он не наломал дров в ее отсутствие. — Ракитин скинул сандалии и безошибочно взял курс на кухню. — У тебя найдется пара бутербродов для старого друга?

— Это не моя квартира. — Я обогнал Олега и загородил проход.

— Хочешь, чтобы я умер от истощения?

— Хочу, чтобы ты хоть немного похудел! А впрочем, — сжалился я, глядя на его сникшую физиономию, — баш на баш: ты мне — все новости, а я тебе — яичницу с ветчиной и сыром!

Расчет оказался верным. Услышав про любимое блюдо, майор-чревоугодник враз стал послушным ягненочком, скромно уселся на кухне в уголок возле холодильника и с готовностью принялся просвещать меня.

— С какой новости начинать, о мой спаситель?

— Желательно с хорошей. — Я извлек из холодильника необходимые продукты и приступил ко второму любимому делу в жизни: кулинарии. Первым все-таки оставалось любопытство. Желание быть в курсе всех дел и событий по жизни иногда граничило у меня с одержимостью, за что мне неоднократно приходилось расплачиваться, порой — жестоко.

— У меня только плохие и очень плохие, — замогильным голосом сказал Олег и выудил из приоткрытого холодильника пакет с майонезом.

— Ладно, давай с плохой.

— С госпожой Муратовой разговора не получилось.

— Совсем?

— Ну, поздороваться-то она со мной соизволила, но как только я упомянул о бывшем муже, сделала губки бантиком.

— С чего бы это? — Я зажег плиту и поставил сковороду на огонь.

— Давай хоть ветчину порежу, — нетерпеливо предложил голодный Ракитин и поднялся со стула.

— Тогда уж лучше лук почисти.

— Побольше? — Он вооружился ножом и с готовностью полез в овощной ящик.

— Естественно!

— Ну, так вот, — вернулся к теме Олег, — Лилия Борисовна наотрез отказалась вспоминать даже имя Ильханчика, заявив, что этот человек больше для нее не существует.

— А ты сообщил ей, что он вообще больше не существует? Может быть, тогда она бы посговорчивей стала?

— Если честно, не допер, — вздохнул бывалый опер и размазал по щеке первую луковую слезу. — Но я зашел с другой стороны и спросил о Тояне.

— С тем же результатом?

— Не совсем. Со скрипом, но госпожа Муратова все же соизволила сообщить, что, мол, каждому воздается по делам его, а о Тояне она знает лишь то, что эта ненормальная горянка вышла-таки замуж за некоего Хилевича Владимира Казимировича, причем еще до того, как сама Лилия Борисовна стала женой Амиева-младшего.

— Ого! — От неожиданности я даже забыл перевернуть пластинки ветчины на скворчащей сковороде. — Получается, что Тудегешева устроила весь этот кипеж уже будучи замужней женщиной?!

— Получается так. — Олег выпрямился над овощным ящиком держа в руках несколько крупных розовых луковиц: — Столько хватит?

— Ну, если тебя устроит один жареный лук…

— Не жмись, ветчины побольше положи. — Ракитин был неумолим.

— Как-то не вяжется образ вульгарной стервы с ликом гордой дочери гор, — подытожил я. — Надо бы с этим разобраться до конца. Чую, не договаривает чего-то госпожа Муратова… Режь лук, а то мясо вот-вот подгорать начнет.

— Второе подавать? — Олег принялся неспеша выбирать подходящий нож из стойки над кухонным столом.

— Самое плохое?

— Пока что средненькое. Это уже не от меня — от Велесова. Наш несостоявшийся «икар», то бишь господин Витковский, до того как стать управляющим Сибинвестбанка трудился главным менеджером компании Сибнефть…

— Тоньше режь! И побыстрее…

— Угу. Догадайся с трех раз: чем он там занимался?

— Нефтью торговал… Ты же знаешь, что я в бизнесе — ни бум-бум. — Я снова начал закипать: терпеть ненавижу, когда кот рвется к сметане, а его держат за хвост!

— Ладно, неуч, — смилостивился майор-садист, — квоты на горючее он распределял по Сибирскому региону.

— И что?

— А то! Может, теперь сообразишь, кому досталась львиная доля этих квот?

— Неужели Амиеву?!

— Не-ет… Амиев нарисовался позже.

— Тогда Дуладзе, что ли?

— Именно. А когда многоуважаемый Нос почил в бозе, господин Витковский ушел из Сибнефти, скромненько, по-английски… Закрывай крышку, не то весь аромат выйдет! — Ракитин с видом утомленного непосильным трудом работяги уселся обратно на стул возле холодильника и вытащил сигареты.

— Разрешите папироску, гражданин начальник? — Я выставил на стол пепельницу и тоже потянулся за куревом.

Мы закурили и некоторое время молча предавались традиционному мужскому занятию: думали. Каждый о своем. Я например о том, как бы все-таки разговорить госпожу Муратову? По всему выходило, что и она теоретически могла быть замешана в катавасию вокруг клана Амиевых, ибо мотив, хоть и косвенный, у нее был: месть за давние обиду и оскорбленное самолюбие. О чем думал крутой сыскарь, я мог только догадываться.

— Гарнир ко второму будешь? — спросил наконец он, гася окурок в ракушке пепельницы.

— Валяй.

— Знаешь, по чьей рекомендации наш «икар» оказался в управляющих банка?

— Амиева, по чьей же еще?

— Почти. Красилина!

— Опаньки! — невольно вырвалось у меня. — Как говорила одна не в меру любопытная девочка, становится все страньше и страньше. По-моему, трэба незвэдно погуторить з паном Красилиным на гэту знайчову байку.

— Успеешь еще. Слушай, я жрать хочу! — Ракитин метнулся к плите как рысь на косулю и в мгновение ока распределил образец кулинарного искусства под названием «яичница с ветчиной по-сибирски» на две тарелки. Причем мне достались только лук и крохотный кусочек белка. Все остальное «по-честному» вошло в порцию бывалого майора.

Мне оставалось лишь поставить на плиту чайник и довольствоваться малым.

— Ну а самая плохая новость? — напомнил я, когда все было съедено, выпито и даже вымыто.

— Совершенно без затей. — Ракитин снова закурил. — Красилин ушел из-под наблюдения.

— Когда?

— Вчера утром.

— От кого?

— Представь себе, от самого Бульбы!

— Ух ты! Снимаю шляпу. — Я встал и налил обоим еще по чашке чая. — Как же ему удалось?

— Элементарно, Ватсон. Красилин отправился в супермаркет на Центральный проспект, а Степа, разумеется, в штатском, — за ним. Игнат Васильевич чинно вошел в магазин, лейтенант — за ним. И тут наш приятель подходит к бугаю-охраннику и говорит, кивая на Степана, мол, этот лоб — известный магазинный вор и у него под пиджаком украденная фляжка с вискарем. Секьюрити, естественно, делает стойку, свистит своему напарнику, и они вдвоем берут бедолагу-лейтенанта под белы рученьки, а пан Красилин преспокойно убывает в неизвестном направлении. Поиски по возможным векторам ни к чему не привели. Вот так-то! — Ракитин хлопнул себя по коленям и поднялся. — Спасибо за завтрак. Если что, я на мобильном.

— Погоди, Олежек. Может, мне попробовать разговорить Муратову?

— Лучше заканчивай с горянкой. Ничего пока не нарыл?

— Когда? Я же два дня почти в отключке был — сам знаешь…

— Ладно. Звони, как занадоблюсь.

Он шлепнул по моей подставленной ладони своей и быстро вышел из кухни. Хлопнула входная дверь, а я все еще стоял у плиты с зажженной сигаретой — второй за утро. В горле першило, а в носу щипало. И тут я сделал для себя открытие: мне совершенно не хотелось больше курить! Более того, мне стал неприятен сам процесс вдыхания дыма. Мой организм явно претерпел за последние сорок восемь часов значительные изменения, в том числе и на биохимическом уровне, исключив никотин и иже с ним из списка необходимых для жизни соединений. Открытие потрясло настолько, что я немедленно выбросил окурок, а потом и начатую пачку в мусорное ведро, вернулся в залу с камином, лег навзничь на застеленное мягкой шкурой ложе и проделал полный комплекс дыхательной гимнастики крийя-йоги, изгоняя из тела малейшие остатки табачной отравы. Интересно, это изменение произошло только со мной или же сие есть общее граничное условие превращения человека в воина-мага: отказ от вредных привычек? Будем надеяться, до полной аскезы дело не дойдет.

Я вспомнил о задании по поиску Тудегешевой и перебрался в соседнюю комнату-кабинет, оснащенную по последнему слову «хай-тек» в области информационных технологий. Ксения еще в прошлый мой визит ознакомила меня с этим чудом электронной техники — по сути, полуразумному искусственному интеллекту на базе монокристаллической памяти с обратными ассоциативными связями. В принципе, с его помощью можно было добыть любую информацию, хотя бы раз отметившуюся во всемирной Сети и даже считавшейся стертой! Но я лишь задействовал обычный компьютерный терминал для общения по Сети в режиме «онлайн» и вызвал на разговор Андрея Воробьева.

«Привет, Дюха! Как жизнь молодая? Есть новости?..»

«Здорово, котяра! Уже никак, немолодая и нежизнь… Хе-хе! Шутка. А новости такие: интересующая тебя ТТ, по данным МВД Республики Алтай, числится пропавшей без вести. Уже три года тому как…»

«Ты не ошибся? Этого не может быть, потому что ТТ засекли недавно здесь, у нас, вполне живую и невредимую!»

«Согласен, бывают совпадения по ФИО. Но тогда надо выяснять дальше: по «пальчикам», по сетчатке и т. д. Хотя, думаю, что две ТТ вряд ли могли выйти одновременно замуж за двух Хилевичей…»

«Ёкарный бабай! А это ты откуда выкопал?..»

«Мир — это сплошные информационные потоки. Или, говоря по-простому, слухами земля полнится. Муж ТТ, узнав о ее связи на стороне с неким Амиевым, выгнал женушку на улицу в чем мать родила…»

«Без суда и следствия?..»

«Именно. Согласно брачному контракту…»

«Спасибо. А ты точно ничего не напутал?..»

«Чтоб мне эстонским байтом подавиться!..»

«Верю. Пока…»

«Бывай здоров!..»

Вот это номер! Я невольно почесал макушку и отправился на кухню за чаем и сигаретой. Но по пути вспомнил, что больше не курю, а чай без курева — зряшная нагрузка на мочевой пузырь, и решительно свернул в залу с камином. В изголовье ложа на полочке расположился спикер последней модели в виде огромной застывшей янтарно-желтой капли с темно-красными вкраплениями — сенсорами управления и настройки.

Но, усевшись перед аппаратом, я замешкался: кому сначала позвонить? Да и стоит ли? Весьма велик риск снова нарваться на преследователей, наверняка взявших на контроль возможные каналы связи, которыми я реально могу воспользоваться. Конечно, у меня есть фрик, но например с Ракитиным я за тридцать секунд все равно не решу возникшей проблемы, так что могу лишь договориться о встрече. С Ксенией, пожалуй, тоже лучше не связываться по телефону, а лучше — вообще не втравливать в наши разборки по-возможности. Колобок пока мне не нужен, как, впрочем, и я ему. А Ленка-Рыжик сейчас далеко — и слава богу!

Я грустно посмотрел на шикарный спикер — отдыхай, парень! — вздохнул и побрел в прихожую. Фрикер, как и ожидалось, обнаружился во внутреннем кармане куртки. Я активировал телефон и набрал номер Ракитина.

— Олег, это я. Надо срочно встретиться.

К чести майора, соображал он так же быстро, как и двигался:

— Через час на старом месте.

В трубке запикали короткие гудки. Я удовлетворенно кивнул. «Старым местом» на нашем языке называлась скамейка, вторая слева от входа в парк на Новособорной площади. Ходу до нее было от силы минут двадцать. Олег просто давал мне время собраться и подготовиться.

Голому одеться — подпоясаться. Собирать мне было нечего: бомж, он и есть бомж. А вот подготовиться не мешало бы. Потому что для осуществления задуманного одной решимости было мало. Кто знает, с чем или с кем мне еще придется столкнуться. И я открыл потайной шкаф хозяйки, замаскированный под стеллаж с книгами. Прости, Ксюша!

Надо сказать, что магистр Меньшикова оказалась дамой весьма предусмотрительной. В небольшом объеме шкафа компактно и разумно разместилась масса полезных вещей, начиная от коротковолновых передатчиков и радиомаячков и кончая полным комплектом для ночной разведки «Тень» — последним достижением военно-технической мысли. В него, в частности, входили теплоэкранирующий комбинезон со встроенным климат-контролем, защитный шлем с панорамным ноктовизором и сложная, но очень удобная «сбруя» со множеством отделений и кармашков, в которых разместилась куча полезных в походе мелочей.

Уже выходя из квартиры, я вдруг подумал, а откуда мне стало известно про Ксюшину «захоронку»? Но так и не смог припомнить момент, когда бы она об этом говорила. Получалось, что знание само всплыло в мозгу в нужный момент. Новый факт требовал вдумчивого и подробного анализа, но как раз этого сейчас я себе и не мог позволить.

Закинув увесистую сумку на плечо, я уже легко и привычно осмотрел вторым зрением подъезд, крыльцо дома, а потом и всю прилегающую территорию, ничего странного не обнаружил и успокоившись отправился на встречу с Ракитиным.

Олег уже сидел на скамейке, так же легкомысленно одетый, как и утром: светлые мешковатые брюки, рубашка-апаш навыпуск с короткими рукавами, сандалии на босу ногу, на коленях — тоже светлая, кожаная барсетка. Сейчас никто бы не поверил, что вальяжно расположившийся под сенью клена мужчина средних лет, лениво наблюдающий за кодлой воробьев, что-то делящих в траве газона, не кто иной, как гроза и ужас всего местного криминалитета — начальник оперативного отдела криминальной милиции города майор Ракитин. Волкодав и мой лучший друг.

— Ну, что у нас плохого? — спросил он, не поворачивая головы, лишь только я опустился рядом на скамейку.

— Тояна Тудегешева числится пропавшей без вести уже три года, — мрачно сообщил я. — И это не двойник и не тезка.

— Источник?

— База данных министерства внутренних дел Республики Алтай.

— Не слабо! — Олег наконец повернулся ко мне лицом. — Кто же тогда мокрушничает у нас под носом? Призрак?

— Ну почему сразу призрак? Проще надо быть, майор! Девочка решила устроить вендетту по всем правилам. Инсценировала собственную гибель, выпала из сферы внимания органов и преспокойно занялась сведением счетов с обидчиками.

— Гм, логично. — Ракитин вновь развалился на скамейке и закурил. — Что предлагаешь?

— Кому-то надо лететь на Алтай. Отсюда мы не разберемся, а объяснять всю эту мистику по телефону коллегам из братской республики — занятие долгое и неблагодарное.

— Согласен. Кто полетит?

— Ты начальник… — Я шумно вздохнул и шмыгнул носом.

Олег подозрительно покосился на меня, потом на внушительный баул у моих ног и хмыкнул:

— Мин херц в поход собрался?

— Я воль, майн геноссе! Нах зюйден! — радостно гаркнул я и добавил обычным голосом: — Больше-то некому. Не Велесова же посылать?

— Ладно. Уговорил. Поехали в управление, оформим легенду. — Ракитин резко встал и выбросил окурок в урну. — А может, тебя вообще в штат зачислить? Все равно ведь по уши в наших делах увяз.

— Нет уж, спасибо. — Я тоже поднялся. — Вольнонаемным как-то спокойнее. И потом, ты забыл, что я все-таки кот, который гуляет сам по себе.

— Пока кому-нибудь дорогу не перебежал. Поехали! — И он быстро зашагал к выходу из парка.

Глава 2

«Внимание, дамы и господа! Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Горно-Алтайск, столицы республики Алтай! Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и застегнуть ремни безопасности…» Голос стюардессы, ровно-благожелательный и звонкий вывел меня из состояния транса и вернул в хрупкий, вибрирующий, замкнутый мирок салона самолета. Я пошевелился всем телом, прогнал волну мышечных сокращений от кончиков пальцев ног до макушки, восстанавливая микроциркуляцию крови, — прекрасный способ быстро и эффективно привести себя в рабочее состояние после нескольких часов вынужденной неподвижности. Все-таки наши предки были гораздо мудрее и опытней, чем мы себе представляем. Точнее, чем хотим себе представить. Упражнение, которое я выполнил, заняло немногим более тридцати секунд, а мышцы и связки разогрелись так, словно я провел полчаса на тренажерах. Вот тебе и наследие предков! И называется оно соответственно — жива! — от слова «оживать».

Рядом очнулся от дремы сосед, пожилой алтаец — седой, сморщенный, с плоским бронзовым лицом и жиденькой белесоватой бородкой, одетый в толстый суконный халат с широкими рукавами, расшитый по обшлагам синей лентой и мелким искусственным жемчугом и подпоясанный широким синим же кушаком с двойными кистями. Круглая суконная шапка его с черной меховой оторочкой сползла за время сна на одно ухо, но старик, казалось, этого не заметил. Он сладко зевнул во весь рот, продемонстрировав на удивление ровные белые зубы, и спросил с сильным акцентом:

— Узэ дома? Бик яхшы![8]

— Объявили посадку, — кивнул я. — Скажите, до города далеко?

— Не-ет! — разулыбался дед. — Ойрот-тура близко совсем. За горой не видно, — он махнул смуглой рукой в иллюминатор.

Я посмотрел. Самолет как раз делал разворот для захода на полосу, и я увидел лишь бледнозеленый склон, медленно уплывающий в сторону.

Сосед достал четки, прикрыл раскосые глаза и забормотал что-то на своем языке, быстро перебирая сухими пальцами потемневшие от времени деревянные шарики. Я решил не мешать ему и стал смотреть в проход между кресел. По нему медленно катился белый пластиковый стаканчик.

Наверное, я опять умудрился задремать, потому что вдруг обнаружил, что самолет уже трясется по дорожке замедляя бег, стаканчик куда-то исчез, а дед-алтаец прилип к иллюминатору, так что мне ничего не было видно. Наконец машина замерла, пассажиры зашевелились, привычно повскакивали с мест и столпились в проходе, не обращая внимания на увещевания стюардессы «сесть на место и дождаться приглашения к выходу из салона». Традиционное российское «а вдруг не успеем», по-моему, уже давно закрепилось на генетическом уровне, иначе чем еще объяснить это маниакальное стремление сограждан всюду создавать очереди, не взирая на время, обстоятельства и полный достаток товаров и услуг.

Багажа у меня не было, поэтому, вскинув сумку на плечо, я сразу направился к выходу с летного поля справа от приземистого бетонно-стеклянного здания аэропорта типичных «совковых» очертаний. По договоренности, на привокзальной площади меня должна была ожидать машина с местным коллегой, в смысле инспектором криминальной милиции, потому как из самолета вышел не журналист Дмитрий Котов, а инспектор отдела биофизической экспертизы капитан Кротов.

Протиснувшись сквозь плотную толпу встречающих и обогнув ряд затрепанных «ладушек» с традиционными «шашечками» по бортам, я добрался до частной стоянки и сразу увидел бело-синюю «тойоту» с мигалкой на крыше. Возле машины скучал молодой парнишка с лейтенантскими погонами на летней форменной рубашке. Увидев перед собой бородатого дядю в джинсе, больше похожего на отпускника нежели на сотрудника серьезных органов, парень выронил недокуренную сигарету, зачем-то посмотрел мне через плечо, кашлянул в кулак и лишь потом выпрямился и сказал:

— Лейтенант Кыдыев! Здравия желаю, господин капитан.

— Здравствуйте, лейтенант. — Я широко улыбнулся и протянул руку. Парень, чуть замявшись, пожал ее однако крепко и уверенно. — Меня зовут Денис Анатольевич. А тебя?

— Акай Романович… Можно просто Акай.

— Годится. Поехали, по дороге объясню, в чем дело. — И я решительно распахнул правую дверцу машины.

* * *

— Да, темная история, — согласился лейтенант, выслушав рассказ о событиях в далеком сибирском городе.

К этому времени мы уже ехали по улицам столицы республики, и оглядываясь вокруг, я поймал себя на мысли, что непостижимым образом перенесся в прошлое лет на тридцать: одинаковые облупленные панельные пятиэтажки, чахлые серо-зеленые газончики, пыльные ильмы и тополя, выщербленный асфальт, выцветшие вывески магазинов и кафе. Лишь кое-где яркими пятнами вклинивались в эту панораму советских времен витрины вездесущих салонов сотовой связи, тряпичных или обувных бутиков да ресторанов. Окраина империи, блин!..

— Слушай, — вспомнил я, — со мной в самолете летел один ваш старик, так он Горно-Алтайск почему-то Ойрот-турой назвал?

— Это старое название города, — улыбнулся Акай. — Ойротами себя называли некоторые сеоки из северо-восточных улусов. Они раньше здесь тоже жили. А «тура» — это просто поселение или город. Ойрот-тура — город ойротов.

— А что такое сеок?

— Ну, это «род» по-вашему. Наверное, тот ака, в самолете, из сеока мундусов или толосов был. Как он выглядел?

Я покосился на лейтенанта. Парень — явно метис: вытянутое лицо, прямой нос, светлые глаза, но чуть раскосые, и скулы высокие, кожа смуглая, волосы черные, ежиком…

— На тебя он мало похож, больше на монгола или уйгура, только кожа бронзовая, как у индейца. И одет в какой-то халат, бисером расшитый…

— Чокпень…

— Наверное. Говорил с сильным акцентом.

— Скорее всего мундус, — кивнул лейтенант. — Их в столице почти не встретишь, они со своих гор редко спускаются.

Машина свернула на широкую прямую улицу, и я догадался, что это если не главная, то одна из главных улиц города. По крайней мере ощущение путешествия в прошлое почти исчезло, как только глаз уловил привычную картину из вывесок и витрин в стиле «а-ля Европа из Конотопа», что до сих пор главенствует в оформлении большинства деловых центров российских городов. «Улица Ленина» — прочитал я табличку на фасаде офиса отделения Центрального банка России. Ну да, можно было догадаться…

— Давай-ка, Акай, времени терять не будем, — сказал я, — и в гостиницу не поедем. А едем-ка мы сразу в управление и лезем там в базу данных…

— Нет, Денис Анатольевич, так нельзя! — вытаращился на меня лейтенант. — Гостиница забронирована. Вас там ждут. Помоетесь с дороги, отдохнете, пообедаете, а уж потом созвонимся и решим, что делать.

— Так ведь время, Акай, время! — попытался я его вразумить. — Я же тебе все объяснил. Хочешь, чтобы там, у нас, еще пара трупов образовалась?

— А с меня начальство голову снимет, если я вас сразу в управление притащу!

Пришлось смириться с протоколом. Номер на втором этаже с видом на городской парк, правда, оказался весьма приличным — чистый, ухоженный, вся техника работает, хоть ей и сто лет в обед. Жить можно. Но вот что-то подсказывало мне, что жить здесь господину Кротову не придется. Как только исполнительный лейтенант отбыл в управление с докладом, я спустился на первый этаж и, обворожительно улыбнувшись юной аборигенке за стойкой с надписью «Администратор», попросил:

— Будьте любезны, достаньте мне подробную карту города со всеми маршрутами транспорта, улицами и номерами домов. А еще подробную карту автодорог республики.

— Через час вас устроит? — улыбнулась в ответ юная аборигенка.

— Замечательно! — еще загадочнее улыбнулся я и подмигнул: — Я буду у себя в номере. Два-тринадцать.

Час — это же целая прорва времени! Это ж можно умыться, побриться, напиться, протрезветь и еще раз напиться… Гм! Что-то я не о том? «А ну-ка, капитан Кротов, соберитесь и сосредоточьтесь! Вы для чего сюда прибыли? Правильно — работать! Вот и работайте!..» А я и работаю. С местным населением например.

Я все-таки потратил этот час с максимальной для себя выгодой. Помимо чисто гигиенических процедур я успел просмотреть блок местных новостей по телевизору и еще раз провести ревизию своего снаряжения.

Ровно через час — какая пунктуальность! — в дверь деликатно постучали.

— Войдите! — сказал я, запихивая сумку в стенной шкаф.

В ответ на пороге возникло некое создание женского пола в чем-то пушисто-ажурном. При ближайшем рассмотрении создание оказалось той самой юной аборигенкой, успевшей сменить строгий деловой костюмчик на весьма легкомысленный, если не сказать откровенный, наряд, который лишь с большой натяжкой можно было назвать одеждой. Вдобавок чертовка действительно была хороша даже по меркам избалованных зрелищами европейцев. Дело в том, что девочка была метиской, полукровкой, а эта порода всегда славилась совершенством черт лица и пропорций тела. Гены — чтоб им провалиться!

Но вот бесхитростность и прямолинейность, граничащие с наивностью (как же, белый господин из метрополии — это почти что миллионер на Майами-бич для заезжей танцовщицы!), меня лично всегда умиляли и одновременно отпугивали. В другой ситуации я бы непременно продолжил столь приятное знакомство, но теперь — увы! — было не до шалостей.

— Меня зовут Соян, а вас? — Она уже стояла возле стола и выкладывала из большого пластикового пакета, так сказать, малый набор для знакомства: вино, конфеты, шоколад и прочие интимные вещи.

— Дми… Денис. — Я решительно подошел к ней, взял за плечи и повернул к себе: — Послушай, лапушка. Ты, видимо, не совсем правильно меня поняла. Я офицер криминальной милиции и я здесь — в командировке.

— И что это значит? — Бровки домиком, сочные губки призывно полуоткрыты.

— Это означает, что сначала я должен выполнить свою работу и только потом… отдыхать! А не наоборот, — четко и ровно произнес я, глядя в ее огромные темно-вишневые с поволокой глаза.

— Но я же вам понравилась? — В вишневых омутах появился подозрительный блеск. Только этого мне не хватало: влюбленной девчонки!

— Да, ты мне очень понравилась. — Я успокаивающе и одновременно покровительственно погладил ее по пышным смоляным волосам. — Но сейчас мне нужно работать. И ты можешь мне здорово помочь.

— Конечно, Денис! — В глазах уже веселые бесенята, щечки порозовели. — Я принесла карты, как вы просили. Мы будем выслеживать плохих людей?

Господи, спаси и сохрани меня от такой напарницы — «мы»?!..

— Нет, милая. Я буду выслеживать, а ты… будешь меня прикрывать.

— Здорово! — Девчонка даже в ладоши захлопала. Если сейчас она запрыгает вокруг меня на одной ножке, я застрелюсь. Лучше смерть, чем позор! — А вы мне пистолет дадите? Я умею стрелять…

— Это не потребуется. Ты должна будешь создавать видимость, что я постоянно нахожусь в номере, а ты меня обслуживаешь. Сможешь так сыграть?

— О! Еще бы!.. А как долго?

— Пока я не вернусь. Очень важно, чтобы все думали, что я никуда не отлучался. Давай карты…

Я выпроводил девчонку, запер дверь и сел в падмасану перед развернутой картой Алтая. Через полчаса, когда позвонил Акай, я уже знал, куда нужно будет ехать. Идея поработать с картой местности, войдя в состояние випашьяны, пришла мне в голову сразу, как только лейтенант убыл для доклада. Випашьяна позволяет проникать в суть вещей и процессов, но только уже вступивших в стадию реализации. Поэтому, сформулировав вектор проникновения, можно увидеть конечную цель развивающейся причинно-следственной цепочки — своеобразное предвидение, ограниченное рамками конкретной задачи.

Поэтому когда слоистый туман трансового колодца протаял снаружи зелено-голубым окном, первым, что бросилось в глаза, оказалась гигантская сосна на фоне ясного горного неба. Дерево было настолько огромным и могучим, что я не сразу осознал, что вижу лишь его крону и верхнюю часть ствола — ведь у сосен ветви с хвоей начинаются примерно в двух третях общей высоты над поверхностью почвы. И как только мой рассудок сопоставил увиденное с теорией, я понял, что вижу тот самый распадок, в глубине которого скрывалось капище со странным обелиском. Значит, вот как оно все обернулось! Значит, сон оказался самым настоящим предзнаменованием. Чего?.. Знал бы прикуп — жил бы в Сочи! А не скакал бы как архар по горам. Но увидеть цель — еще не значит до нее добраться. Где он, этот распадок? И кто возьмется провести туда капитана милиции, пусть даже ненастоящего? Эх, сейчас бы Ксюшу сюда, уж она бы…

Резкая трель телефона буквально выдернула меня в основную реальность. Я даже не сразу сообразил, что этот звонок — мне.

— Инспектор Кротов! — прохрипел я в трубку: голос, как всегда после транса, не успел восстановиться.

— Денис Анатольевич, это Акай. Вы как, отдохнули?

— Вполне. — Я покосился на столик, сервированный на двоих, но так и не тронутый.

— Тогда через двадцать минут я за вами заеду.

— Хорошо.

В трубке запикали гудки. Я бросил ее на рычаг и направился в ванную: контрастный душ — лучшее средство восстановления работоспособности.

* * *

Лейтенант Кыдыев прибыл в гостиницу с точностью до секунды. К тому же, как большинство азиатов, он, видимо, считал излишнее любопытство по меньшей мере неприличным, потому что совершенно никак не отреагировал на присутствие в номере девушки в откровенном наряде. Я же, чувствуя, как разгораются мои уши, счел необходимым пояснить:

— Соян будет помогать мне здесь. Она создаст видимость, что я никуда не уехал, а продолжаю отдыхать и развлекаться.

Акай и бровью не повел.

— Господин капитан, вас ждут в управлении.

Я крякнул, зачем-то пожал плечами и, подхватив сумку со снаряжением, вышел из номера вслед за лейтенантом. Поначалу я решил, что он на меня обиделся. Я бы на его месте — точно. Мол, не успел прилететь, а уже наших девушек пользуешь?! Однако не тут-то было. Ох уж мне эта восточная этика!

— Вы ее сами выбрали, Денис Анатольевич?

— Нет, это она по собственной инициативе. Между прочим, хорошая идея — прикрытие…

— Зачем? В смысле, зачем она вам? — Акай завел двигатель и плавно вырулил со стоянки. — Она же еще бала!

— Кто?

— Бала — девчонка. Не женщина.

Я невольно передернул плечами. Боже, упаси меня от греха! Только малолетки мне и не хватало.

— А почему же она…

— Каждая девочка должна стать женщиной и продлить свой род.

Ну, и где тут, спрашивается, логика?! Чтобы еще больше не запутаться в местных обычаях и премудростях, я сказал:

— У меня с ней ничего не было, Акай. И не будет. А прикрытие необходимо. На меня еще дома охота началась, так что будет не лишним и здесь подстраховаться. К тому же девочка она толковая…

Лейтенант, видимо, счел вопрос исчерпанным, потому что до самого управления молчал и курил в открытое окно. Я тоже было решил подымить, но внутренний сторож вновь напомнил о себе, и я лишний раз убедился в старой истине: все, что нравится — либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению.

Здание республиканского управления внутренних дел мало чем отличалось от окружающих строений, то есть было типичным пасынком отечественной городской архитектуры времен благословенного Леонида Ильича — серое, бетонное, кубическое, с неизменным «кавказским» козырьком над входом и крыльцом из искусственного гранита с треснувшими от перепада температур ступеньками. Но внутри на удивление все было чисто, аккуратно и вполне современно, а компьютерный центр, куда я попал сразу после непременного рандеву у заместителя начальника оперативного отдела подполковника Сыгылдаева, мог бы дать форы иному губернскому.

Едва мы с лейтенантом Кыдыевым нарисовались в дверях центра, буквально из ниоткуда возник молодой человек с военной выправкой, но в штатском, и сказал:

— Здравствуйте. Прошу следовать за мной.

Нас провели по периметру просторного светлого зала, разделенного полупрозрачными пластиковыми перегородками на одинаковые квадратные отсеки, в каждом из которых располагался современный компьютерный терминал со всей необходимой периферией, включая сканер, принтер и шреддер. Несмотря на обилие активной техники в зале был слышен лишь легкий шум от работающих кондиционеров под потолком.

Молодой человек проводил нас на другой конец зала и распахнул дверь небольшого кабинета в дальнем углу центра.

— Входите, господа. Это звукоизолированное помещение. Здесь вам никто не будет мешать. — Он по-военному кивнул и удалился.

— М-да, однако у вас тут дисциплина! — не удержался я, вспомнив наши «посиделки» в кабинете комиссара.

— Это же республиканское управление, — понимающе успокоил меня Акай.

Он тут же уселся за терминал и бойко застучал по клавишам. Я присел рядом на свободный стул и с интересом уставился на большой ЖК-монитор, по которому побежали колонки текста. И чем дольше я читал, тем больше убеждался, что даже мои представления о восточном менталитете, который я давно считал частью собственного, поскольку родился и вырос среди азиатов, имели мало общего с реальностью. Они действительно были намного старше, мудрее, проницательнее, а главное, работоспособнее нас, славян, не говоря уже о прочих европейцах. Вот сейчас рядом со мной сидел молодой алтаец, дикое дитя диких азиатских гор (по представлениям просвещенной Европы), и лупил по клавишам, рыская по информационной сети как заправский хакер. И происходило это не где-нибудь в Москве и даже не в Омске, а в небольшом (опять же по европейским меркам!) городке, затерявшимся среди воистину диких и древних гор почти в самом центре величайшего на планете континента. Восток — дело тонкое!

— Вот, Денис Анатольевич, нашел! — радостно повернулся ко мне Акай.

— Вижу, лейтенант. Молодец!

«23 августа 20… года в районе турбазы «Катунь» без вести пропала гражданка Тудегешева Татьяна (Тояна) Михайловна, уроженка города Горно-Алтайска, 19… года рождения. Поиски тела результата не дали. Единственный свидетель — Есаулов Сергей Игоревич, 19… года рождения, уроженец города Сибирска. Уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления постановлением прокурора республики Алтай от 19 октября 20… года».

Действительно, молодец. Но что мне теперь с этим делать?

— Картина Репина «Приплыли»…

Кыдыев удивленно уставился на мою унылую физиономию:

— Что-то не так, Денис Анатольевич?

— А что хорошего? Главная подозреваемая три года как мертва и одновременно разгуливает по старым знакомым в Сибирске, после чего те тоже дисциплинированно переходят в мир иной. Есть какие-нибудь данные о родственниках этой «неуловимой мстительницы»?

— Не вопрос! — Акай снова забарабанил по клавиатуре. — Пожалуйста, — сообщил он через минуту: — «Тудегешева Тояна (Татьяна Михайловна). Дата рождения — 16 августа 19… года (приблизительно)…»

— Как это «приблизительно»?! — Я невольно подался вперед, к экрану, отыскивая глазами нужные строчки: — «…Данные о родителях отсутствуют. Место рождения — Горно-Алтайск (предположительно)…» Что за черт?! Откуда же она взялась?

— Едем в роддом, — быстро сориентировался Акай. — Если ваша подозреваемая подкидыш, то скорее всего она содержалась в Улынкешском роддоме до передачи в сиротский приют.

Предположение лейтенанта полностью подтвердилось. Действительно, ребенка в роддом принес какой-то старик-алтаец. В учетной карточке была сделана лаконичная запись: «Найдена в районе поселка Бийтын местным жителем Алыкчаком Тудегешем… Возраст — примерно 1,5 месяца… Названа Тояной Тудегешевой…» Далее шли сведения о росте, весе, физическом и психическом состоянии найденыша и прочая медицинская рутина. Но оставался открытым вопрос: кто? Кто принес грудного ребенка в тайгу и бросил там на погибель? И почему? Впрочем, почему — ясно: чтобы избавиться. А вот кто — неужели мать?! Хотя таких жутких случаев, я знаю, было немало. Особенно в мутные годы реформ, когда огромную страну лихорадило в буквальном и переносном смысле; когда одни заказывали для своих особняков унитазы из золота, а другие в это же время делили пачку дешевых макарон на три кучки — по одной на день; когда пресыщенные жизнью холеные «мадамы» заказывали себе детей с определенным цветом глаз, волос и кожи, а в то же время молодые мамаши, вчерашние школьницы, равнодушно выбрасывали лишних младенцев на помойки… Было. Все было, блин!..

Вот так, значит. Еще один подкидыш…

— Вот что, лейтенант, — я решительно поднялся, — придется съездить в этот Бийтын. Надеюсь, транспортом меня здесь обеспечат?

— Разумеется, господин капитан. — Кыдыев тоже вскочил. — Когда выезжать?

— Я поеду один. Машина нужна самая незаметная, но надежная. Лучше какой-нибудь старенький внедорожник. Завтра с утра. Кстати, а где эта турбаза находится? «Катунь»?..

— А это почти по дороге, Денис Анатольевич, километров пять в сторону от трассы. Может, все-таки возьмете меня с собой? Вдвоем сподручнее.

— Ты мне будешь нужен здесь, Акай, — твердо сказал я, хлопнув его по плечу. — Отвези меня обратно в гостиницу.

* * *

Едва переступив порог гостиничного номера, я тут же взялся за телефон. До отъезда в горную глухомань надо было срочно озадачить наших оперов, иначе очередного «висяка» не избежать.

Олег откликнулся, будто ждал у телефона.

— Майор Ракитин. Слушаю вас.

— Привет из Шамбалы! Как ваше ничего?

— А, горный козлик? Проявился наконец! Чего нарыл? — Олег был явно на взводе, коли сходу ввязался в словесную пикировку.

— Увага, пан майор! Трэба дуже швыдко шукати такого шановного чоловика — Сергея Игоревича Есаулова, бо як ций чоловик мабуть зараз мертвяком гэпнувся.

— Цэ хто ж таки е?

— Пан майор розумиет нашу мову?

— С кем поведешься…

— …с тем и наберешься! Олег, я серьезно. Этот парень должен очень много знать про нашу страстную горянку Тояну Тудегешеву. Особенно про ее исчезновение. Соответственно, он — первый кандидат на деревянный макинтош. — Я постарался придать словам мрачную интонацию. — Если с парнем что-нибудь случится, я себе этого не прощу.

— Ладно, не трясись. — Ракитин, похоже, поверил в мою искренность. — Прямо сейчас дам задание найти и прикрыть твоего Есаулова. А если поподробнее?

— Этот парень познакомился с Тудегешевой на турбазе «Катунь», здесь, на Алтае. Он же оказался единственным свидетелем и даже подозреваемым в ее гибели. А может, и соучастником ее инсценировки! По-любому, он теперь для Тудегешевой очень опасен, и уж конечно она постарается, чтобы он никому не проболтался.

— Лады. Сделаем. А сам-то ты куда навострился?

— Хочу провести сбор информации на месте. — Я все еще не решил, говорить ли Олегу о странном появлении Тояны на свет. — На связи будет лейтенант Кыдыев из республиканского управления внутренних дел. Запиши его мобильник…

Глава 3

Когда мимо промелькнул покосившийся километровый столб с отметкой «78», я сбросил газ и переключил внимание на левую обочину, стараясь не пропустить в серо-зеленой стене облепихового кустарника просвета боковой дороги на турбазу. Я уже убедился, что глубинка и в двадцать первом веке осталась точно такой же, как и сто-двести лет назад: разбитые, исчезающие внезапно дороги и почти полное отсутствие указателей. Вот внедорожник мне достался хороший — «Форд-Мэверик» 2005 года выпуска: ни илистые низины, ни броды через ручьи, ни осыпи — все ему оказалось нипочем. А столитровый бак, залитый под пробку, гарантировал благополучное прохождение всего маршрута и возвращение в город.

И все-таки поворот я прозевал. А отвлек меня низколетящий над дорогой орел. Огромная птица странного, почти черного окраса неожиданно вывернула из-за скалы и понеслась прямо на машину. Спасла меня от столкновения, чреватого самыми печальными последствиями, новая реакция, появившаяся после инициации сущности воина. В последний момент я резко вывернул руль вправо и поддал газу, отчего внедорожник буквально вылетел на откос, описал по нему цирковую дугу и снова очутился на дороге. Я тут же глянул в панорамное зеркало заднего вида, но никакого орла не увидел, словно того и не было. «Так не бывает! — мелькнула запоздалая мысль. — Что у него, реактивная турбина в заднице? Куда же он подевался?..» В это мгновение боковое зрение уловило светлый проем в зарослях у обочины, и нога моя так же рефлекторно надавила на тормоз. Машину слегка занесло, я распахнул дверцу и уставился в ярко-синее небо все еще в надежде увидеть крылатого нарушителя, но — увы! — тот как сквозь гору прошел. Ну, не померещился же он мне?!

Сплюнув, я снова уселся за руль, включил задний ход и медленно вернулся к повороту.

Полчаса тряски по извилистой каменистой ленте вниз, в долину, привели меня наконец к облупившимся металлическим воротам, над которыми однако гордо сияла свежей краской вывеска «Туристический комплекс «Катунь», выполненная почему-то готическим шрифтом. За воротами справа, как и положено, примостилась вполне современная стеклопластовая будка охраны. И что самое удивительное, там же, за воротами, начиналась нормальная асфальтовая дорога, через десяток метров делавшая резкий поворот вокруг все тех же облепиховых зарослей.

В прозрачной будке никого не было видно, но я все же надавил на сигнал и не прогадал. Из-за будки неспеша, вразвалочку появился сонный детина в камуфляже. Из нагрудного кармана у него торчал черный ус переговорника, что свидетельствовало о наличии на турбазе целой системы охраны! Ну а поскольку есть охрана, значит есть и что охранять. Это вселяло надежду, что заведение переживает далеко не худшие времена. Я вышел из машины и подошел к воротам.

— Здравствуйте, мне бы на турбазу проехать.

— А ты кто такой?

М-да, чоповцы везде и всюду одинаковы: туповаты, хамоваты и медлительны. Наверное, порода такая. Не желая вступать в перепалку с этой гориллой, я молча предъявил удостоверение капитана Кротова. Однако на детину оно не произвело никакого впечатления:

— Ну и что? Это частная собственность. Ордер у тебя есть?

— Ах, ордер… — Я приблизил лицо к его лоснящейся морде и заглянул ему в глаза. — Смотри внимательно, — проговорил я гулким грудным голосом, одновременно посылая волевой импульс: «замри!», — сейчас я покажу тебе лист бумаги, на нем ты прочтешь то, что услышишь. — Я медленно поднял руку на уровень глаз и повернул ее открытой ладонью к охраннику: — Читай! — Он уставился остекленевшим взглядом на мою ладонь. — «Предписание прокурора Республики Алтай. Настоящим уполномачивается Кротов Денис Анатольевич, капитан Сибирского управления криминальной милиции…»

Я размеренно и монотонно проговаривал текст несуществующего документа, следя за тем, как бегают по несуществующим строчкам глаза человека, подчиненного чужой воле. Мне было интересно и противно одновременно. Интересно, потому что я впервые проделывал на практике то, чему до сих пор учился только теоретически. А противно… но ведь этот увалень тоже человек!

— «…не препятствовать в доступе на любые территории федерального, регионального или местного подчинения, а также частные владения…»

Руки охранника пришли в движение, засов клацнул, и тяжелые створки ворот начали медленно расходиться в стороны под собственным весом.

— «…Подпись: прокурор Республики Алтай Сыдылкуев Данур Елыктеевич».

Ворота распахнулись, охранник продолжал стоять соляным столбом, уставившись в пространство уже совершенно пустым взглядом, и мне вдруг стало ужасно стыдно за содеянное. Поддавшись этому новому для меня чувству, я в последний момент психофизическго контакта все же поставил парню «сторожок»: охранник должен был прийти в норму через четверть часа после нашего контакта. А для того, чтобы он ничего не заподозрил, пришлось лично запереть за собой ворота.

Дальнейшее путешествие очень скоро закончилось на просторной площади, застроенной по периметру одинаковыми трехэтажными зданиями из пенобетона с большими светлыми окнами и ажурными балконами. Над входом в главное здание был предусмотрительно вывешен транспарант «Добро пожаловать!»

Несмотря на разгар туристического сезона отдыхающих на турбазе было немного. То ли все недавно разъехались, то ли вообще место не пользовалось особой популярностью. Хотя на мой вкус горный туризм — самое лучшее времяпровождение отпуска. Оставив внедорожник на стоянке для гостей, я напустил на себя официальный вид и направился прямиком в главный корпус, справедливо полагая, что именно там мне окажут самое активное содействие.

Как же я ошибался! В полупустом вестибюле у стойки администратора томились, судя по всему, две супружеские пары. Причем если одну пару можно было с уверенностью отнести к категории «молодожены» (даже без учета возраста), вторая чета горных туристов явно заслуживала определения «бывалые», в смысле семейной жизни конечно. Первая парочка активно перемещалась по холлу от пустой стойки администратора до уголка с двумя чахлыми пальмами в кадушках, долженствующих, видимо, символизировать собой мечты о «райских кущах наслаждения». Вторые же чинно и невозмутимо сидели в креслах для посетителей рядом со стойкой и дисциплинированно листали пухлые потрепанные журналы, в изобилии раскиданные на всех горизонтальных поверхностях вестибюля. За стойкой восседала дама лет пятидесяти, и на лице ее судьба навечно запечатлела портрет мировой скуки. Я понял, что можно даже не пытаться что-либо выяснить у этого сосуда равнодушия, и двинулся через холл в коридор первого этажа, где по определению должны были располагаться все административные подразделения турбазы.

Кабинеты с аккуратными табличками там действительно наличествовали, вот только ни в одном из них я не обнаружил необходимого источника информации. Все помещения либо пустовали, либо оказывались запертыми без объяснения причин. Единственным, кто попался мне навстречу, был маленький сморщенный алтаец совершенно неопределенного возраста одетый в черный рабочий халат. Он с видимым усилием волок куда-то по коридору здоровенную металлическую стремянку. Вряд ли от него можно было бы получить вразумительный ответ.

Приуныв, я все же решил попытать удачи на других этажах и на третьем, возле двустворчатой застекленной двери с большой табличкой «Библиотека» наткнулся еще на одну представительную даму в строгом деловом костюме с бэджиком на левой половине внушительной груди. В полумраке коридора я не успел прочитать надпись на нем, а включить «кошачье» зрение просто не догадался. Да это оказалось и не нужно.

— Добрый день! — Голос у дамы был подстать габаритам. — Могу я вам помочь?

— Здравствуйте, я — капитан Кротов, Сибирское губернское управление криминальной милиции, ищу кого-нибудь из администрации этого замечательного заведения. — Я небрежно и не без форса взмахнул удостоверением.

— Артамонова Мария Игнатьевна, управляющий туристическим комплексом «Катунь». Чем могу быть полезна?

Дама не выглядела ни удивленной, ни растерянной. Показалось, будто она каждый день видит тут представителей власти или силовых структур.

— Я веду расследование одного запутанного уголовного дела и некоторые факты, вскрывшиеся в процессе, привели меня сюда. Мы могли бы побеседовать в более удобном месте?

— Идемте.

Мы спустились на первый этаж и вернулись к вестибюлю. В углу его, за стойкой администратора обнаружилась большая светлая комната, обставленная современной мягкой мебелью с обивкой салатных тонов. Возле окна стоял сервировочный столик с полным набором предметов для чаепития. Управляющая однако села в кресло в противоположном углу комнаты и указала мне на другое. Между креслами расположился низкий журнальный стол. Я покосился на большую хрустальную пепельницу посередине столешницы и в который раз напомнил себе, что бросил курить. Мадам Артамонова перехватила мой взгляд и расценила его по-своему:

— Можете курить, господин капитан… Я вас внимательно слушаю.

— Благодарю. — Я решил сразу брать быка за рога: — Мария Игнатьевна, три года тому назад в районе вашего туристического комплекса, точнее на одном из горных пеших маршрутов, произошел несчастный случай — погибла молодая женщина. Вернее, пропала без вести. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Господин Кротов… — Артамонова вынула из кармана жакета золотистую коробочку «Элегант», достала из нее длинную тонкую сигарету и замерла в ожидании.

— Я не курю.

Мадам спокойно положила сигарету в пепельницу и продолжила:

— Я работаю здесь только второй год. Я слышала эту печальную историю, но очевидно знаю о ней меньше вас. Вам следует поговорить с кем-нибудь из старожилов.

— Например?

— Например со сторожем Олдоновым. Хотя я не понимаю, к чему ворошить прошлое? Человек ведь погиб, тело не нашли, виноватых, вероятно, наказали…

— Некого было наказывать.

— Тем более…

— А теперь вот, похоже, есть. — Я поднялся: — Где мне найти вашего сторожа?

— Неужели это он?!

М-да, женская логика!..

— Нет. Где я могу его найти?

— Олдонов сейчас помогает электрику во втором корпусе.

— Спасибо, Мария Игнатьевна. — Я кивнул и направился к двери. Уже взявшись за ручку, я обернулся и ровно-официальным голосом добавил: — Надеюсь, вы понимаете, что о нашем разговоре не следует распространяться?

— Разумеется, господин капитан, — заулыбалась управляющая, и я понял, что времени у меня в обрез — максимум пара часов. Потом можно будет несходя с места собирать богатейший урожай версий и домыслов на тему «таинственного исчезновения туристки».

Олдоновым оказался тот самый сморщенный старичок-алтаец, которого я встретил со стремянкой в коридоре главного корпуса. Интересно, почему же моя экстрасенсорика промолчала тогда? Ведь вектор поиска событий я тщательным образом скоординировал, работая с картой в гостиничном номере. А все объекты, так или иначе связанные с причинно-следственной цепочкой, неизбежно попадают в поле вектора и должны «фонить» на тонком плане.

Старик стоял возле стремянки посреди холла и подавал разные инструменты по просьбе здоровенного парня, копавшегося в люке подвесного потолка. Из люка свисали пучки разноцветных проводов и кабелей. Я не торопясь разглядывал сторожа. Все-таки он наверное не алтаец — уйгур: слишком уж выражены монголоидные черты. Я осторожно попытался просканировать его ауру своим новым «зрением» и неожиданно уперся в самую настоящую стену. Олдонов оказался паранормом, как и я! Причем на долю секунды у меня возникло ощущение, будто в голове сквозанул ледяной ветер — даже мурашки по спине побежали. Это было очень похоже на ответное сканирование, и ни один из моих ментальных блоков не сработал. Ну, мужик, ты попал!..

— Здравствуйте, могу я с вами поговорить?

— Исын, яш-кыш![9] — Старик неожиданно широко улыбнулся, продемонстрировав полный рот белоснежных зубов. — Кётэрге берыз, подожди немного.

— Яхши, ака![10] Я на крыльце буду. — Я прижал правую руку к груди и поклонился шаману. А в том, что Олдонов шаман, уже не было никаких сомнений. Причем могучий шаман — бик кёчле!

Я вышел из здания и посмотрел на небо. В горах небо особенное. Если на равнине оно чаще всего воспринимается как купол, нечто надежное, незыблемое и непроницаемое, дающее ощущение защищенности и комфорта, то горное небо больше похоже на колодец или некую бездонную пропасть, в которую легко сорваться при неосторожном движении. Впечатление усиливается как раз в ясную погоду: темно-синяя с фиолетовым оттенком бездна буквально засасывает, если смотреть на нее чуть дольше минуты не отрываясь.

Сейчас был почти полдень. Слепящий лик солнца завис прямо над головой и тени практически нигде не было. С крыльца открывался вид на красивую двуглавую вершину, похожую на голову исполинского быка, уснувшего среди скал в незапамятные времена. Над снежными рогами великана я заметил медленно движущуюся темную точку — там, в прозрачно-ледяной синеве парил горный орел. Я вдруг подумал: уж не та ли это птица, что встретилась мне на дороге? Не мешало бы проверить. Но я не успел. Рядом неслышно возник сторож Олдонов.

— Слушаю тебя, дэёлат-кыш, государственный человек.

— Как ваше имя, ака?

— Каман. А ты — Дамир.

— Дмитрий…

— По-нашему, Дамир. И ты пришел искать странную женщину, которая исчезла три года назад в скалах Озынкараташ. — Шаман неотрывно смотрел мне в глаза, и я никак не мог отвести взгляд. Наконец, отчаявшись, я решился и мысленно ударил его по глазам ладонью. Старик отшатнулся и посмотрел на меня с уважением: — Ты сильный воин, Дамир, кёчле сугышчи!

— Вы покажете мне место, где пропала девушка, Каман-ака?

— Яхши. Идем сейчас. — Шаман неожиданно резво сбежал с крыльца и двинулся в сторону от здания по направлению к зарослям облепихи странной скользящей походкой. Звука шагов я не услышал и поспешил за стариком.

В сплошной стене колючек вдруг обнаружился узкий проход-тропинка. Олдонов не оглядываясь ловко нырнул в него — ни одна веточка не шелохнулась. Я же остановился и в течение нескольких секунд настраивал организм на преодоление «полосы препятствий» в автономном режиме. Дело в том, что существуют два принципиально разных способа движения. Первым, осознанным, то есть контролируемым сознанием, умеют пользоваться все. Второй же способ заключается в том, чтобы отключить мозг от контроля за движением тела, переведя все «управление» на уровень подсознания. В этом случае человек двигается не преодолевая препятствия, а обходя их. Работают одни инстинкты. Этот способ тоже достижим для многих, но лишь путем длительных и постоянных тренировок. Он например является основой для общей подготовки в некоторых древних системах рукопашного боя как у европейских, так и у азиатских народов. Сейчас я воспользовался опытом живы — сложнейшего комплекса физического и духовного совершенствования, разработанного еще предками славян.

Не прошло и минуты, как я нагнал шамана, тоже не задев ни одной ветки и не зацепив ни одной колючки. Заросли кончились внезапно, будто их отсекли мечом. Дальше начиналась обычная горная тайга, покрывавшая оба скалистых склона широкой долины, по дну которой бежала речушка. Я принял ее сначала за Катунь, но старик тут же развеял мои заблуждения:

— Это Салкын-су, младшая сестра Катуни. Нам туда. — Он махнул рукой в верх по течению речки.

Я подумал, что теперь придется продираться сквозь густой подлесок, заполонивший все пространство между вековыми лиственницами, но мои опасения не подтвердились. Буквально за ближайшей скалой, облепленной разноцветным лишайником, обнаружилась торная тропа, и весь дальнейший путь превратился в приятную легкую прогулку. На протяжении всего пути я наслаждался ворчливой тишиной девственного леса и пряно-горьким коктейлем из его запахов.

Где-то через час мы оказались на большой поляне, оборудованной всем необходимым для активного отдыха: несколько деревянных столов со скамьями под широким навесом, рядом — намертво вделанный в каменное основание мангал. В другом конце поляны, тоже под навесом, была сложена поленница и стоял огромный чурбак с воткнутым в него топором. К поляне с трех сторон подступали молодые лиственницы вперемежку с ильмами и березами. Четвертая сторона заканчивалась обрывом.

Я подошел к его краю и заглянул вниз. Метрах в тридцати под нами рокотала по камням Салкын-су, а по всему крутому склону, заросшему шиповником и усал-куаком, торчали острые черные каменные клыки.

— Это произошло здесь? — повернулся я к шаману.

— Нет. Выше по тропе. Группа осталась отдыхать, а девушка со своим другом пошла дальше. — Старик бесшумно двинулся к дальнему концу поляны. Я последовал за ним.

Метров через триста тропа привела нас к высокой черной скале, нависавшей над обрывом. Под скалой шел узкий, шириной в две ладони карниз, огибал ее и исчезал в зарослях шиповника.

— Здесь, — кивнул в сторону карниза шаман. — Яш-кыш сказал, что она оступилась и упала вниз.

Я подошел к скале и осторожно ступил на карниз. Для этого мне пришлось развернуться лицом к черному камню, который оказался очень гладким и необычно холодным. А ведь солнце за пол-дня должно было основательно нагреть его! М-да, как говорится, с дурною головою нэма ногам покою. Ну и зачем, спрашивается, она сюда полезла? Разумное объяснение с точки зрения криминалистики виделось только одно: девчонка явно пыталась от кого-то убежать или спрятаться за скалой. Она конечно не знала, что дальше — тупик, а когда поняла, что оказалась в ловушке, от отчаяния сиганула вниз. Кто же или что же ее так напугало? Опять-таки рациональный ответ напрашивался сам собой: ее парень. Хотя официальное следствие в конце концов сняло с него подозрения, но ведь эмоции к делу не пришьешь. Красивая девушка, романтическая обстановка, гормончики в голову стреляют… ну и решил попробовать уговорить. А дивчина — даром, что дочь гор — оскорбилась, врезала ему, наверное, по наследству, парень и взбесился. Тудегешева, понятно, сдаваться не собиралась, вот он ее и приложил сгоряча. Ну а дальше — по тексту… М-да, только вот тела-то так и не нашли. Даже следов никаких. А ведь должны они были быть! Лететь-то вниз отсюда метров сорок, да по заросшему склону, да по камням острым — должны были и кровь, и лоскуты одежды остаться.

Выходит, версия-то не состоятельная! А если учесть то, что на сегодня про эту дивчину известно, пусть пока в порядке вольного допущения, то более вероятно было так. Тояна не сорвалась с карниза, а прыгнула. Хотя с места на семь-восемь метров сигануть сложновато даже для хорошо тренированного человека. Ну, предположим, долетела до воды. А речка-то здесь неглубокая, а лететь девчонке аж с высоты десятка этажей… Так что труп должен был в любом случае застрять на первом же перекате. Или на втором. Если он был — труп…

На этом месте размышления мои были прерваны.

— Трупа не было, Дамир. — Старик мягко, но решительно взял меня за руку и заставил покинуть карниз. — И смерти не было.

— Как это?! — Я даже опешил. — Откуда вам это известно, Каман-ака?

— Ты тоже можешь об этом узнать, — невозмутимо продолжал шаман. — Ты умеешь видеть, Дамир. Возьми, — и он положил мне на ладонь маленький камень, похожий на кусок черного базальта, — я нашел его под скалой. Посмотри в него, и ты узнаешь правду.

Я зажмурился и сжал камешек в кулаке. Несколько секунд ничего не происходило, затем я почувствовал, что окружающая обстановка переменилась. Тогда я рискнул открыть глаза. Поляна была та же, и солнце так же светило мне в спину, но теперь на поляне были люди. В основном — молодые парни и девушки, двое-трое мужчин лет сорока и… старик Олдонов! Правда, теперь на нем красовался темно-синий чокпень, расшитый радужным бисером и опоясанный широким пурпурным кушаком. Часть молодых людей столпилась вокруг мангала в дальнем углу поляны, над которым «колдовал» один из старших. Остальные по одному по двое бродили по поляне и возле обрыва. Олдонов в окружении высокого плечистого парня и двух веселых девушек, похожих друг на друга как близнецы, медленно шел вдоль обрыва и что-то рассказывал молодым людям, оживленно жестикулируя.

В первые мгновения я не мог понять, какая странность присуща всей этой картине. Потом до меня дошло: я не слышал ни единого звука! Как в немом кино. Вдобавок, попытавшись двинуться с места, я не смог этого сделать. Ощущение было, будто я нахожусь в неком прозрачном упругом коконе, позволяющем все видеть и дышать, но не пропускающем звуки и пресекающем любую попытку пошевелиться. Следующим откровением для меня явилась догадка о том, что с той точки поляны, где я находился, меня давно должны были заметить. Однако ни один из присутствующих никак не отреагировал на мое появление. Более того, они смотрели сквозь меня!

Но я так и не успел сделать никаких выводов, потому что вся картина вдруг как-то странно колыхнулась, подернулась рябью, померкла, а в следующий миг я оказался в полнейшей темноте и… пустоте! Я падал. Желудок моментально подпрыгнул вверх и вознамерился занять место пищевода, ощущение стремительного падения нарастало. Я попытался сгруппироваться, но от этого тошнота только усилилась. А через мгновение незримая могучая рука бесцеремонно выдернула меня из тьмы на свет божий.

Оказалось, что я сижу на краю обрыва возле черной скалы, мокрый как мышь и стучу зубами от холода, а старик Олдонов стоит рядом на коленях, положив одну ладонь мне на затылок, а другую прижав к моей груди, и что-то монотонно бубнит по-алтайски. Через пару минут мне стало заметно легче, озноб прошел, а с ним отступил и пронизывавший все тело адский холод. Шаман убрал руки, легко поднялся на ноги и сказал:

— Тор-ырга, Дамир, бётен тэртып[11].

Я резко вскочил и едва не хлопнулся обратно — ноги держали еще плохо. Олдонов подхватил меня под локоть:

— Ашик-ырга-мэ, улча[12]. Что ты видел?

— Рэхмэт, ака[13]. — Я наконец-то обрел прежнюю уверенность в мыслях и движениях. — Я видел эту же поляну. Там было много молодежи и вы, уважаемый. Но как только я попытался шевельнуться, все кончилось и я провалился в… бездну?

Олдонов озабоченно заглянул мне в глаза, поцокал языком и непонятно произнес:

— Яман кош-теге кэм бел-ергё-мэ очып бар-ырга![14]

— Объясните же, что случилось, ака? — попросил я, уже понимая, что не оправдал каких-то его надежд. — И возьмите… — Я раскрыл ладонь, но камешка в руке не оказалось. — Черт, где же он?!

— Начар! Бётенлэй начар![15] — покачал головой шаман. — Кому-то ты сильно не понравился, Дамир.

— Кому же?!

— Не знаю. Но он стережет тебя тегендэ-га як томан[16]. Будь очень осторожен, улча! А теперь пора возвращаться, бик зур янгыр киля[17].

Весь обратный путь я терзался одной мыслью: кто? Кому я перешел дорогу? Кому наступил на хвост? Поначалу я думал, что неприятности традиционно ограничатся пределами родного Сибирска, но кажется ошибся. Невидимый, неосязаемый, но от этого не менее грозный и опасный противник был еще и вездесущ. И он меня явно опасался! Иначе объяснить его поступки невозможно. Причем на физическом плане ему определенно не хватало если не силенок, то уж оперативной информации о моих действиях точно. А вот на тонких планах этот парень обложил меня крепко. Я теперь даже носа не мог высунуть в астрал!

Итак, что мы имеем в активе? Тояна Тудегешева, по крайней мере по данным местных оперов, уже три года как мертва. Во-вторых, она подкидыш, кто ее родители — неизвестно, и кто мстит за нее — тоже. Может, у нее есть сестра-близнец? А почему нет? Эту версию еще никто не рассматривал. Во всяком случае это хорошо объясняет наличие горянки на фотографии из гостиницы и прочие накладки во времени. Близняшка поклялась поквитаться со всеми обидчиками горячо любимой сестры, собрала необходимую информацию и приступила к вендетте. Логично! Бересту наверняка понравится. Только вот со смертью таинственного подкидыша так ничего и не прояснилось. Может, все-таки она жива? Если верить старику Олдонову — да. А если не верить?..

Так и не придя ни к какому определенному решению, я попрощался с Каманом Олдоновым на крыльце главного корпуса базы. Старый шаман сначала пожал мою протянутую руку — неожиданно крепко! — потом положил правую ладонь мне на грудь прикрыл глаза и сказал:

— Исын сяо булыгыз, Дамир-улча! Да хранит тебя Эльрик, создатель мира Света! Путь воина тяжел и опасен. С него нельзя сойти, нельзя повернуть назад. Опасно даже оглянуться… Ты сейчас в самом начале его. Постарайся дойти до конца. Ты можешь дойти — я вижу!

От его ладони мне в грудь, в сердечную чакру, толчком влилась теплая упругая волна и мгновенно заполнила каждую клеточку тела, а вдоль позвоночника будто натянулась мощная струна, расправляя мне плечи и поднимая голову. Через несколько секунд непривычные ощущения пропали, а с ними пропал и шаман. Буквально. Вот только что был и исчез. Я непроизвольно оглянулся вокруг — тщетно. Тогда с запозданием я переключился на свое новое, второе зрение и заметил удаляющуюся знакомую сухую фигурку в самом конце автостоянки. Не оборачиваясь, старик махнул мне рукой и окончательно скрылся за кустами облепихи.

Возвращаться не солоно хлебавши обратно в столицу не хотелось — пустая трата времени, поэтому я, не выключая сиддхи, быстро просканировал здание и определил местонахождение узла связи. Спутниковый комплекс здесь присутствовал, что лишний раз подтвердило мои предположения об истинном хозяине туристического комплекса.

Поднявшись на второй этаж, я отыскал нужную дверь, еще раз проверил, что за ней сейчас находится только дежурный оператор — молоденькая девушка — и, сделав озабоченно-начальственное лицо, вошел в комнату.

— Good day, miss! Please, give me free active channel and leave me alone, now![18] — Я постарался говорить максимально естественно и безапелляционно.

Подействовало. Девица прекрасно поняла просьбу и, будучи отлично вышколенной, исполнила требование без лишних вопросов. Зная, что звукоизоляция здесь прекрасная по определению, я спокойно уселся на место дежурной и набрал код связи с Сибирском. Секунд через пятнадцать вспыхнул зеленый глазок соединения и я снял трубку, решив не пользоваться громкой связью.

— Дежурный по управлению капитан Зайцев!

— Привет, Алексей Борисович! Это Кротов… э-э, Котов, Дмитрий. Я звоню с Алтая на халяву и времени у меня в обрез. Позови, пожалуйста, Ракитина.

— Олега Владимировича нет на месте. Что ему передать?

— Плохо… Ладно, записывай: «Продолжаю расследование обстоятельств смерти Тояны Тудегешевой. Есть подозрение, что она не погибла. Также возможно наличие сестры-близнеца. Необходимо усилить охрану Владимира Хилевича и Сергея Есаулова как наиболее вероятных кандидатов на убийство…» Записал?

— Погоди… «на убийство». Все?

— Пока — да. Для меня есть что-нибудь?

— Вроде нет…

— Тогда добавь, что в ближайшие пару суток я буду не доступен для связи — уезжаю в район, в горы. Если через 48 часов от меня не поступит никаких вестей, высылайте спас-группу.

— Все понял, Лексеич. Удачи тебе!

— И тебя тем же по тому же месту. Отбой, капитан!

Я выключил канал связи и проделал нехитрую операцию с компьютером, стерев все следы своего пользования. Выходя из помещения, я нос к носу столкнулся с девчонкой-оператором.

— Is everything o’key, sir?[19] — Она преданно уставилась на меня круглыми испуганными глазенками.

— Yes, quite. — Я небрежным жестом отодвинул ее в сторону, но не удержался и хмыкнул: — And eavesdrop isn’t good, babe![20]

Уже отойдя шагов на десять, я услышал за спиной всхлип и тихий возглас:

— Please, forgive me, sir! I did it not on purpose…[21]

Что уж она обо мне подумала, не знаю. Вряд ли она разобралась, с кем я разговариваю. А вот то, что по-русски — да! Мне вдруг стало смешно: еще один Джеймс Бонд, блин! Однако задерживаться здесь явно не стоило. Мало ли на что может решиться женщина, поди догадайся. А тратить время на выяснение отношений с секьюрити, тем паче с управляющей в мои планы не входило. Поэтому, быстро спустившись в холл, я завернул в гостеприимно распахнутую дверь какой-то кафешки, прикупил пару бутылок минералки и пол-десятка разных бутербродов в пластиковой упаковке — до Бийтына должно хватить.

Спустя пять минут верный «Мэверик» уже карабкался по знакомому каменному руслу высохшего ручья, по чьей-то странной прихоти превратившемуся в проселок. До Бийтына мне предстояло преодолеть около двухсот километров и при этом не только уцелеть самому, но и сохранить в рабочем состоянии машину — иначе я просто не смогу вернуться обратно в срок.

Глава 4

На удивление рискованное путешествие прошло довольно гладко. До захода солнца я успел отмахать больше сотни километров, миновав полтора десятка больших и малых поселков, похожих друг на друга как близнецы, и единственным спутником моим был паривший в темной синеве орел. Я быстро убедился, что это — тот самый знакомец и что он явно неравнодушен ко мне. Нет, он больше не повторял попыток устроить мне несчастный случай, лишь изредка спускался из поднебесья и одну-две минуты летел параллельно машине, как бы желая удостовериться, что я никуда не делся, а затем снова взмывал в молчаливую бездну. Я не мог отделаться от ощущения, что птица совершенно сознательно сопровождает меня.

Ночь в горах приходит так же внезапно, как и в тропиках. Едва солнце свалилось за ближайшую скалу, темнота бесшумно и мгновенно заполнила окружающее пространство — будто свет выключили! Правда, она не была абсолютной — в невидимой вышине тут же вспыхнули крупные светляки звезд, отбросив от машины и валунов по краям дороги призрачные дрожащие тени. Орел куда-то исчез и мне стало совсем одиноко.

Можно, конечно, было дотянуть до какого-нибудь жилья, но незнание особенностей дороги увеличивало риск попасть в неприятность, поэтому я загнал джип между двух огромных пирамидальных скал на обочине тракта и заглушил двигатель. Теперь к покрывалу ночи добавилась тяжелая перина тишины. Это уже был перебор. Не понаслышке зная, что такое сенсорный голод, я включил широкополосный радиоприемник и запустил автоматическую настройку каналов. Однако спустя пару минут прибор печально высветил на своей панели «nothing found»[22], а из динамиков по-прежнему истекали однообразные волны шорохов и тресков. Оставался единственный разумный выход: постараться побыстрее заснуть, пока в салоне машины сохранялась приемлемая температура. Управлять собственной терморегуляцией я научился давно, еще под руководством Ирины, и поэтому замерзнуть не боялся, но вот засыпать в холоде все равно не хотелось.

Я потянулся выключить бесполезный приемник, и в этот момент сквозь шорохи и трески явственно послышалось: «…вернис-с-сь… умреш-ш-шь… вернис-с-сь… умреш-ш-шь…». От неожиданности я поспешил нажать на выключатель, и тут же возникло знакомое неприятное ощущение тяжелого взгляда в затылок и постороннего присутствия. Вспомнился вдруг знаменитый эпизод из фильма прошлого десятилетия «Понедельник начинается в субботу», где главному герою пришлось заночевать в избушке на курьих ножках на хлебах Наины Киевны Горыныч. Там программисту Саше Привалову досталось чертовщины и мистики по самое «не хочу». Мне же необходимо было выспаться впрок, потому что моя обострившаяся экстрасенсорика буквально стонала от нехороших предчувствий в ожидании грядущих событий. Поэтому я не стал тратить усилий на отражение психокинетической атаки неизвестного противника, а применил простой и достаточно эффективный прием из арсенала начинающих магов и колдунов — «кокон смерти». Прием заключался в том, что паранорм создавал устойчивый образ мертвого себя и накладывал этот фантом на свою защитную оболочку — какую умел создавать. Противник видел перед собой мертвое тело, а с некробиотическими полями, как правило, предпочитали не связываться. Оборотной стороной такой защиты была полная невозможность сканирования окружающего пространства. То есть к находящемуся в «коконе смерти» паранорму можно было подойти и сотворить с ним любую пакость, даже убить. Физически, разумеется… Но, как говорится, на безрыбье и сам раком станешь. И я решился на «кокон».

Как ни странно, это сработало. Я прекрасно выспался и с первыми лучами солнца, взорвавшего радужными фейерверками снежные шапки далеких вершин-двойняшек, запустил на прогрев двигатель джипа, а сам вылез наружу. Четверть часа спустя, проделав малый комплекс дыхательной гимнастики тайцзи и съев пару бутербродов с минералкой, я двинулся дальше.

Погода была прекрасная, орел куда-то исчез, двигатель джипа работал ровно и настроение мое поднималось одновременно с восходом солнца.

В общем, до Бийтына я добрался уже к обеду. Собственно поселком его можно было назвать лишь с большой натяжкой, потому что единственная улица (она же — трасса), застроенная с обеих сторон приземистыми каменными и шлакоблочными домиками за покосившимися заборами, не производила впечатления основательного человеческого поселения — так, нечто придорожно-неприметное для перекуса и ночевки.

Миновав около двух десятков пыльно-серых строений, я оказался на чем-то похожем на площадь. Улица здесь расширялась в сторону невидимой, но хорошо слышимой за домами речки со странным названием Клык, и образовывала что-то вроде полукруглого кармана, в дальнем конце которого обнаружилось длинное и тоже низкое здание с большими стеклянными окнами-витринами и совершенно нечитаемой выцветшей надписью по фасаду. Под широким козырьком, тянувшимся вдоль всей левой части строения, стояло несколько таких же бесцветных скамеек вперемежку с урнами, а на скамейках подвое-потрое сидели несколько человек. Кое у кого в ногах стояли дорожные баулы и сумки, и я пришел к выводу, что вижу банальную автобусную станцию, а витрины, по всей видимости, принадлежат местному «супермаркету» с соответствующим названием типа «Приятного пути» или «Возьми в дорогу».

Я подрулил к остановке, заглушил двигатель и выбрался из машины. На мое появление никто из присутствующих не обратил никакого внимания. Пришлось вступать в принудительный контакт. Я подошел к пожилому алтайцу в вылинявшем зеленом чокпене, сидевшему в стороне от остальных и опиравшемуся на толстый суковатый посох.

— Исынмэ сыз, хёрмэтле![23] — вежливо обратился я.

— Исын бул, яш-кыш, — кивнул не глядя на меня старик. — Ищешь кого-то?

«Еще один телепат, что ли? Или опять на шамана нарвался? А, впрочем, какая разница…»

— Угадали, ака. Ищу дом уважаемого Алыкчака Тудегеша.

— Зачем он тебе? — Старик наконец поднял голову и посмотрел мне в глаза.

Я в который раз поразился этой особенности алтайцев: даже у стариков здесь пронзительный молодой взгляд — будто старится только кожа, а тело и душа остаются юными и полными сил. Говорят же, что истинный возраст выдают глаза, и я склонен этому поверить.

— Я — дэёлат-кыш, ака. Мне необходимо поговорить с уважаемым Тудегешем об одном важном деле.

Старик прищурился, и я тут же почувствовал будто под черепом порхнул легкий ветерок. Все-таки дед — тоже экстрасенс! Прямо напасть какая-то! Притягиваю я их к себе, что ли? Или они меня?..

— Ты идешь по древней тропе, сугышчи, а на нее обычный человек попасть не может. Я знаю, что ты говоришь правду. Дом Алыкчака на том краю Бийтына, у реки, — старик махнул рукой мне за спину и снова опустил голову на скрещенные на посохе руки. — Хуш булыгыз![24]

Я снова залез в джип и через пять минут уткнулся капотом в остатки каменной ограды, за которой стоял добротный небольшой домик на высоком фундаменте, сложенный из розовато-серого туфа. На гудок клаксона вместо хозяина из-под крыльца вылезла здоровенная лохматая псина, зевнула, встряхнулась, окинула машину равнодушным взглядом и вразвалочку удалилась за дом.

Я выбрался из джипа и вошел в приоткрытую калитку. Лохматая башка на секунду выглянула из-за угла дома и снова исчезла. Когда же я подошел к крыльцу, дверь неожиданно распахнулась, и мне навстречу шагнула маленькая смуглая женщина в длинном, явно домотканом платье с ярким платком на плечах.

— Исын булыгыз, апа[25]! — Я постарался улыбнуться как можно приветливее. — Это дом уважаемого Алыкчака Тудегеша?

— Исын бул, юл-кыш[26], ты не ошибся, — женщина тоже слабо улыбнулась в ответ. — Проходи, гостем будешь, — добавила она уже совсем по-русски.

Я оказался в просторной светлой комнате, обставленной вполне по-современному, включая музыкальный центр и плазменный телевизор, лишь по стенам висели большие квадратные холсты, расписанные красно-синими национальными узорами.

— Как твое имя, юл-кыш? — спросила хозяйка, присаживаясь на низкую софу и делая приглашающий жест.

— Дмитрий Котов… Можно Дамир. — Я сел в кресло напротив.

— Я — Сынару. Я ждала тебя, Дамир. — Она как-то странно, судорожно вздохнула и отвернулась к окну. — Отец сказал, что однажды придет бородатый белый человек — сугышчи, который будет искать его…

— Откуда он узнал обо мне?! — Я не смог сдержать изумления.

— Отец — великий шаман. Белый шаман. Он видит будущее. Он сказал, что когда придет сугышчи, я должна показать ему дорогу в долину Карангы-Тел. Он будет ждать. — Сынару говорила глухим монотонным голосом, будто повторяя заученный текст.

— А что находится в этой долине?

— Не знаю… Раньше там пасли лошадей.

— Далеко это место?

— Нет, если идти по старой тропе, через перевал. — Она снова посмотрела на меня и в глазах ее я отчетливо увидел страх.

— Я пойду сейчас. — Я постарался сказать это спокойно и уверенно, хотя на самом деле не чувствовал ни того ни другого. — У меня очень мало времени. Ты покажешь тропу, Сынару?

— Ты не вернешься оттуда, Дамир… — Она, казалось, не слышала меня. Взгляд стал отрешенным, зрачки расширились — женщина явно впадала в транс. Ну да, она ведь дочь шамана!

Подумать только: я всегда считал, что все рассказы о Белых шаманах не более чем метафора, экстраполяция позитивного начала мироздания. И вот — на тебе! Сижу и смотрю на дочь одного из них. Однако, пора что-то делать. Транс — штука интересная и полезная, но абсолютно непредсказуемая, в смысле продолжительности: может продлиться и несколько минут, и несколько суток. Решив, что можно обойтись обычными способами, не тратя свои внутренние резервы на установление психокинетического контакта, я встал с кресла, взял женщину за узкие плечи и резко поставил на ноги. Довольно бесцеремонно, зато действенно.

— А? Что случилось?! — Сынару испуганно забилась в моих руках и я поспешил разжать пальцы.

— Бётен-тэртып, апа. Все в порядке.

— Не ходи туда, Дамир… — Она снова смотрела на меня с плохо скрываемым страхом.

— Ты же знаешь, что я иду по Тропе, Сынару. Покажи мне дорогу на перевал.

Она закусила губу, опустила голову и отвернулась. Я выждал с минуту и уже совсем было собрался уходить, но вдруг Сынару резко обернулась и взглянула на меня совершенно ясными сухими глазами:

— Хорошо. Подожди здесь.

Она быстро вышла из комнаты и через пару минут вернулась с брезентовой торбой с потертыми кожаными лямками.

— Это мешок отца. Он с ним в тайгу ходил. Тут все необходимое: спички, соль, чага, талкан…

— Спасибо, Сынару. Бик зур рэхмэт! — Я взял торбу и закинул на плечо. — Идем, покажешь дорогу.

Путь через перевал я бы самостоятельно вряд ли нашел, даже с помощью новой сиддхи пространственного видения. Тропа была совсем непохожа на человеческую — скорее козья стёжка, петлявшая по самому краю каменной осыпи. Однако Сынару двигалась уверенно и легко, а за ней я — след в след. На подъем ушло минут сорок, не больше. Наконец дочь шамана остановилась и махнула рукой в сторону показавшейся расселины:

— Тебе туда, Дамир. Когда выйдешь с той стороны горы, держи направление на круглую вершину — это Йокла-ерткыч, Спящий зверь. Карангы-Тел лежит на полпути к ней.

— А разве ты не идешь со мной?

— Нет. Отец сказал, сугышчи должен прийти один. Будь осторожен, Дамир. Горы не прощают безрассудства и самоуверенности.

Не дожидаясь моего ответа, Сынару повернулась и исчезла за выступом скалы, а я остался один на один с горами и неизвестностью. Страха не было, а было непроходящее ощущение чужого внимания. Причем зафиксировать этот поток внимания я, как ни старался, не смог. А это, естественно, вызывало лишнее напряжение сенсорной сферы организма. Единственное, что я мог в такой ситуации, постараться максимально отстраниться от этих ощущений, или, как говорят психологи, «закавычиться»: наблюдают, но как бы не за мной.

Как ни странно, последнее мне удалось. Тем более, что подобный трюк я проделывал по жизни множество раз. Почувствовав, что внутреннее напряжение ослабло, я поудобнее примостил на плече торбу и двинулся к расщелине.

* * *

В долине я оказался под вечер. Ничего особенного ни на первый взгляд — обычный, ни на второй — пространственный, я здесь не увидел. Распадок как распадок: заросшие разнотравьем пологие склоны, речушка или скорее большой ручей, шебуршащий по дну, стрекозы и прочая мухота, танцующая над мохнатыми метелками овсюга и пахучими бело-розовыми кистями кипрея — лепота! Даже птиц не видно и не слышно. А вот это-то как раз странно!.. Птицы здесь должны, просто обязаны быть.

Пройдя по склону, я за небольшим пригорком наткнулся на останки старой стоянки пастухов — обветшавший навес с тремя стенками из тонких, выбеленных горным солнцем лесин, крытый драником — пластами сухой древесной коры. Под навесом обнаружились полуобвалившийся каменный очаг и пара топчанов из тех же лесин, покрытых серо-желтыми охапками высохшей травы. Возле очага стоял такой же старый и рассохшийся чурбак с воткнутым в него ржавым обломком широкого лезвия то ли ножа, то ли кинжала. У дальней стенки виднелась горка сушняка. В изголовье одного из топчанов я нашел завернутый в кусок полиэтилена котелок, а в нем — коробок толстых охотничьих спичек, такой же коробок с крупной солью и большой кусок чаги.

Поскольку до места встречи я добрался, теперь оставалось только ждать появления Белого шамана Тудегеша. До наступления ночи я успел сходить к ручью, набрал в котелок прозрачной как хрусталь ледяной воды, а на обратном пути нашел в траве несколько крупных грибов, напоминающих шампиньоны, и надергал большой пучок темно-зеленых стрелок дикого лука.

Похлебку из грибов с луком и талканом пришлось варить уже в полной темноте. Получилось необычно вкусно. Я съел почти половину и буквально разомлел от сытости и тепла очага. Потянуло в сон. Понимая, что в таком состоянии до утра не протяну — ночи в горах бывают очень холодные, — я сделал над собой усилие, сосредоточился и провел сеанс терморегуляции тела, настроив на повышенную теплопродукцию.

Затем спокойно устроился на мягком травяном ложе и мгновенно провалился в сон…

Я снова шел по ночному лесу, очень знакомой дорогой, только теперь со мной не было, как в прошлый раз, сопровождавших волка и рыси. Да и темнота была какая-то странная. Некоторое время я не мог понять, почему так ясно и четко вижу тропу, окружающие кусты и ветви деревьев. Лишь позже я догадался, что это инфракрасное зрение дает такой эффект. Надо же! Еще одна сиддха?..

Тропа между тем вывела на ту же самую большую поляну со странным зловещим капищем посередине. Как и в прошлый раз, едва я вышел из-под полога леса, поднялся ветер, и на звездное полотнище ночного неба стали наползать рваные облака. Я отступил под козырек вековых елей — и не зря! Потому что уже через несколько мгновений хлынул самый настоящий ливень, и над головой в непроницаемой тьме прокатился первый раскат отдаленного низкого грохота. А вскоре по плотному облачному куполу заплясали красновато-синеватые отсветы недалеких зарниц — гроза быстро приближалась.

Внезапно во время очередной вспышки я заметил на другом конце поляны две фигуры — мужскую и женскую. Они шли, обнявшись, под дождем прямиком к капищу. Молнии теперь били одна за другой, иногда накладываясь друг на друга, и поэтому поляна почти все время оказывалась освещена. Я увидел, как женщина выскользнула из объятий мужчины, шагнула на плиты каменного круга и вдруг закружилась по ним в каком-то странном угловатом танце, то изгибаясь как кошка, то вскидывая тонкие руки вверх, в стороны.

Мужчина сначала остановился на краю площадки, явно любуясь подругой, но потом его, видимо, заинтересовала черная стела в центре капища, и он быстро направился к ней. Женщина, увлеченная танцем, вначале не обратила на это внимания, но вдруг оборвала пляску и кинулась следом за другом. Он уже протягивал руку к основанию стелы, но женщина успела схватить его за плечи и не дала прикоснуться к камню. Она явно была встревожена его желанием, повернула мужчину к себе лицом и что-то говорила, не отпуская его плеч и кивая головой то на стелу, то на камни-алтари.

Мужчина какое-то время слушал подругу, потом рассмеялся и подхватил ее на руки. Но не понес, как я ожидал, обратно к лесу, а направился к одному из каменных жертвенников. Женщина тоже не ожидала подвоха, поэтому когда мужчина положил ее спиной на камень и раздвинул ей ноги, продолжая обнимать и ласкать, она сначала не сопротивлялась и даже наоборот, ответила на ласку. Опомнившись и сообразив, на чем она лежит, женщина попыталась встать и что-то снова объясняла другу, но он ее больше не слушал и продолжил соитие. Постепенно и женщина поддалась магии секса, и теперь оба неистово занимались любовью под сплошными струями, отвесно низвергавшимися с черного небосвода, подсвеченного красно-синими ветвистыми росчерками разрядов. Темп движений любовников все убыстрялся и, казалось, одновременно учащались вспышки молний, пока не слились в один сплошной огненный узор. А когда наконец два тела содрогнулись и выгнулись, достигнув желанной вершины, в стелу вонзилось ослепительно-синее копье мощнейшего разряда, на один бесконечно-долгий миг высветив всю толщу камня. И в глубине его, как в прошлый раз, протаяла нелепая туша странного существа с двумя ликами.

Я знал, что мне нельзя смотреть на него, но ничего сделать не успел. На одном из лиц монстра открылись огромные почти круглые глаза, и он посмотрел на меня!.. Страшная физическая боль заставила мое тело буквально распасться на какое-то мгновение на мириады отдельных клеток, и каждая из них вопила что есть мочи, готовая лопнуть от этой невыносимой, запредельной боли. Но в следующий квант времени произошло неожиданное. Тело мое вдруг окуталось радужным коконом, и боль тут же исчезла, хотя ощущение жуткого давления на мозг, пришедшее одновременно с ней, не прекратилось, а лишь чуть ослабело. И тогда, почувствовав, что вновь могу управлять собственным телом, я принял единственно верное для данной ситуации решение: повернулся и бросился обратно в чащу и… проснулся.

Я лежал в кромешной темноте, мокрый как мышь, и все мышцы мои, даже самые мелкие, еще трепетали затихающей дрожью. А потом я понял, что рядом кто-то есть. Чужое присутствие моя новая сторожевая система обозначила в сознании как сгусток темного пламени в изголовье топчана. Но отреагировать на это вторжение я не успел.

— Исын булыгыз, сугышчи, — донесся до слуха тихий шелестящий голос, больше похожий на порыв ветра. — С возвращением тебя!

— Откуда? — Вместо нормального голоса из горла вырвался сиплый хрип, и я закашлялся. — Кто ты? Белый шаман?

Я попытался приподняться на топчане, но чья-то сильная рука прижала мое плечо к лежанке. Потом сам собой в потухшем очаге вспыхнул огонь, и я наконец увидел сбоку от себя маленькую фигурку, больше под стать подростку, чем взрослому мужчине.

— Я — Алыкчак Тудегеш, Белый шаман, последний из рода Рыси. — Человек сделал шаг и оказался в круге света от костра. Он был отнюдь не стариком, как я ожидал, скорее пятидесятилетним крепким мужчиной с типичными северо-алтайскими чертами узкого лица. — Ты — Дамир, светлый человек, избравший путь Воина. Мы должны были встретиться, и мы встретились, яхши!

— Мне кажется, что ты ошибаешься, Алыкчак-ака, на мой счет. — Я все-таки сел на топчане и спустил ноги на утоптанную землю. — Я — просто сосуд пороков, какой же я светлый?

— Вот в этом и заключается твоя слабость. — Шаман подошел к очагу, легко выдернул остаток ржавого клинка из деревяшки и непринужденно уселся на нее в позе лотоса. Одет он был не в обычный для алтайцев чокпень, а в бурые кожаные штаны и меховую безрукавку поверх холщовой рубахи. На голове вместо привычной войлочной шапки и меховым околышем была повязана широкая, расшитая цветным узором кожаная лента, прикрывавшая лоб и верхнюю часть ушей. На жилистой шее висело несколько ожерелий разной длины из белых и красных шаров, желтых квадратных пластин, а одно даже из когтей какого-то крупного животного. — Пока ты не поверишь в свою силу, ты не сможешь ею воспользоваться в полной мере, — продолжал Белый шаман, медленно вертя в пальцах обломок лезвия. — А ведь тебе она очень скоро понадобится.

— Но для чего?! — Я искренне недоумевал и сердился на свою непонятливость. — Почему именно я?

— У тебя не осталось выбора с тех пор, как ты стал Идущим. И ты знаешь, почему стал им.

— Да. Знаю, — вынужден был согласиться я. — Меня уже давно преследует черный мадхъя, Нурия Саликбекова. Дважды мне удавалось отбиться от нее, конечно не без помощи… магов. Но недавно она снова появилась, пока лишь в моих снах, хотя я чувствую, что реальная встреча с ней уже не за горами…

— Я тоже все это знаю, Дамир. И я знаю, что ты ищешь женщину Тояну Тудегешеву, которую справедливо считаешь виновной в смерти нескольких человек. — Белый шаман взмахнул рукой с зажатым в ней обломком, и вдруг вместо ржавой железки я увидел великолепный клинок, хищно бликующий в пляшущих отсветах костра. — Я расскажу тебе, кто она, — не замечая моего удивления, продолжал он. — Двадцать семь лет назад я нашел в горах, недалеко отсюда, на древнем капище Икэбитле ребенка. Девочку. Я не смог оставить ее там, где нашел… Хотя должен был! Я дал ей имя Тояна — Найденыш — и отнес в город.

— Значит, все-таки она! — смог наконец вымолвить я, пораженный только что услышанным. — Но каким образом?.. И кто такой Икэбитле?

— Двуликий[27] дух Ночи, низвергнутый богом Света Эльриком и обреченный на вечное падение в Колодец Тьмы. Но если кто-нибудь заглянет в Колодец и встретится взглядом с Икэбитле, падение духа Ночи прекратится. А если заглянет во второй раз, Икэбитле выберется с его помощью из Колодца, и тогда в мире снова наступит Великая Ночь, которая станет последней для людей и многих других живых существ…

Белый шаман говорил медленно, почти нараспев, низким хрипловатым голосом, и незаметно для себя я впал в состояние, отчасти похожее на транс, и в то же время прекрасно контролируя все происходящее вокруг. Потом вдруг увидел себя самого, сидящего на топчане с полуоткрытым ртом и немигающими глазами, а бодрствующая часть меня в этот момент находилась по другую сторону очага. Алыкчак Тудегеш при этом смотрел именно на меня-второго, будто я на самом деле раздвоился.

— Ты действительно очень сильный воин, Дамир! — неожиданно закончил он. — Ты умеешь уходить от опасности, не бежать.

В тот же миг странное раздвоение кончилось. Я невольно пошевелился, проверяя подчиняется ли мне мое тело, поднес к глазам левую руку и увидел, как на ладони светится, быстро затухая, рисунок линий.

— Утром я отведу тебя на капище Двуликого, — сказал Белый шаман. — Кто-то уже заглянул в Колодец, и теперь Икэбитле ждет того, кто поднимет его из бездны. Времени очень мало… А сейчас нам нужно немного поспать. До рассвета осталось три часа.

С этими словами он встал и прошел мимо меня ко второму топчану, мимоходом взмахнув ладонью перед моим лицом, и я провалился в темноту…

Вторичное пробуждение было на удивление быстрым и легким. Я открыл глаза и увидел тонкий конус солнечного света, пробившийся сквозь щель в крыше навеса, а в нем — пляшущие золотистые пылинки. Шамана рядом не оказалось. Тогда я сосредоточился и включил свое второе, пространственное зрение. Все предметы вокруг дрогнули и потеряли плотность, став призрачными и ненастоящими. Медленно я расширил сферу обзора за пределы навеса и обнаружил Тудегеша на пригорке в позе для глубокой медитации с лицом, обращенным к солнцу. Попутно заметил в траве позади навеса небольшого зверька, похожего на хорька да несколько мышей, шнырявших в отдалении, ближе к ручью. Вернув себе нормальное зрение, я решил освежиться в ручье, а заодно и размять затекшие мышцы, уже третьи сутки не получавшие регулярных тренировок.

Одним длинным змеиным прыжком-рывком я вынесся из-под навеса, сделав сальто, и провел боевую связку «круг смерти» из арсенала русбоя. Едва завершив комплекс, я вдруг почувствовал поток внимания и тут же, определив его вектор, понял: старый знакомец — огромный черный орел вновь отыскал меня каким-то непостижимым образом и теперь висел в вышине над распадком подобно спутнику-шпиону. Что же ему все-таки от меня надо? На кого он «работает»?

— Это карарга-кыз — «следящий глаз», — раздался за моей спиной голос Белого шамана.

Я обернулся. Алыкчак легкой скользящей походкой спускался с пригорка.

— Чей глаз?

— Я не вижу, но думаю, это кто-то из помощников или даже приближенных Икэбитле. — Шаман выглядел весьма встревоженным. — Нам нужно спешить. Если не успеем дойти к полудню, может оказаться слишком поздно, и в Колодец будет брошен второй взгляд.

— Неужели все настолько серьезно?! — Я никак не мог заставить себя поверить, что стал участником неких почти вселенских событий, не мог отделаться от впечатления, что все это — умелая инсценировка, временами смахивающая на набившие оскомину голливудские сюжеты по спасению мира отважными американскими суперменами.

Мой вопрос остался без ответа. Вместо этого Алыкчак протянул мне кинжал с узким лезвием, покрытым странным дымчатым узором, и витой кожаной рукоятью.

— Что это?

— Воину необходимо иметь оружие. Инэ-ылем[28] тебе пригодится. Скоро. — Шаман повернулся и быстро двинулся вниз по распадку.

Я повертел в руке подарок. Клинок был тяжелым и удобно ложился в ладонь. Но куда его девать? Ни ножен, ни чехла. Вот если бы он был складной… Щелк! — лезвие исчезло. Теперь в руке у меня была только рукоятка. Удивляться было некогда, вероятнее всего я случайно нажал скрытую кнопку.

— Идем быстрее! Мы должны успеть… — донесся голос ушедшего вперед Тудегеша.

Я торопливо сунул нож в карман и поспешил за шаманом.

Но мы не успели!

До знакомой по снам тропы добрались быстро — Алыкчак шел не оборачиваясь и в таком темпе, будто был моим ровесником, а не весьма пожилым человеком. Видимо, увлекшись этим вопросом, я ослабил ментальный экран, который с недавних пор держал постоянно активным, памятуя о количестве неизвестных и малознакомых существ, желавших покопаться в моих мозгах, а то и завладеть ими. Но все же я еще не стал магом в полном смысле слова и, нет-нет, допускал иногда досадные промахи, которые, к счастью, пока не привели к фатальным последствиям. В какой-то момент шаман, молча шедший впереди, неожиданно покосился на меня и сказал:

— Возраст человека определяется не столько состоянием физической оболочки, сколько гармонией его духовной сущности. Ты пока старше меня.

Я благоразумно промолчал на эту сентенцию, обозвал себя дураком и одноклеточным протозоидом и удвоил усилия по ментальному контролю над своими мыслями.

Тропу мы прошли без приключений до самой поляны с капищем, если не считать постоянного потока внимания, постепенно нараставшего по мере приближения к цели. Причем с какого-то момента — начало я опять-таки пропустил! — этот поток разделился, вернее к нему прибавились как минимум еще два, идущих с обеих сторон тропы. Нас элементарно вели! И ни к чему хорошему в дальнейшем это привести не могло. И не привело!

Едва мы появились из-под защиты ельника на краю поляны, с противоположного конца ее из сплошной стены зарослей шиповника прилетела с низким шипящим звуком длинная черная стрела и пронзила грудь Белого шамана! Удар был настолько силен, что отбросил старика прямо на меня. Я же, буквально за мгновение до нападения почувствовав опасность, успел среагировать: подхватил странно затвердевшее тело под мышки и сиганул обратно в гущу ельника. Однако «ветер смерти» продолжал преследовать меня и там, заставляя двигаться в максимально возможном темпе и при этом постоянно менять направление. Я даже умудрился включить на ходу второе, пространственное, зрение и попытался просканировать оставшуюся позади поляну. И снова вовремя!

Правда, самого нападавшего я увидеть не смог, зато засек сразу две несущихся нам вдогон черные стрелы. Точнее вначале полета они оказались змеистыми черно-фиолетовыми молниями и лишь достигнув границы ельника, превратились в страшные стрелы. Едва я увидел эти молнии, в памяти вспыхнуло призрачное видение давнего боя в лаборатории Института психофизики, когда от подобной атаки едва не погиб мой добрый друг и суровый комиссар Берест. Неужели снова Нурия?! Откуда?! Зачем она здесь?.. Я не мог избавиться от впечатления, что и первая черная смерть предназначалась именно мне, а шаман просто прикрыл меня!

Стрелы с тем же странным низким шипением пронзили плотные сплетения елового лапника как раскаленный нож масло, не отклонившись от своего гибельного пути ни на сантиметр! А одна даже прошила навылет толстый ствол вековой пихты.

От этих стрел уклониться удалось, но ведь полетят новые! Я не был уверен, что смогу долго отслеживать их полет и уворачиваться, к тому же имея на руках полумертвое тело. Нужно было срочно искать более надежное укрытие.

Я снова выбрался на тропу и попробовал просканировать заросли по другую ее сторону, обращенную к горам. Мне показалось, что я заметил какую-то не то пещеру, не то расселину метрах в двустах выше по склону. Напрягаясь из последних сил, я рванул вперед так, что затрещали связки. Обычное зрение вырубилось — организм вошел в «красный коридор», запредельный расход собственных ресурсов, когда мозг предоставляет телу самому выпутываться из ситуации, и в дело вступают древние рефлексы и инстинкты, нацеленные лишь на одно: выживание! Теперь я бежал с шаманом на руках, руководствуясь только вторым зрением и ощущение от этого было весьма необычным: будто двигаешься сквозь картину или мираж — все вокруг потеряло плотность, предметы дрожали, становились полупрозрачными, наслаивались друг на друга, но при том не перестали быть материальными. Я понял это, когда проигнорировал вынырнувшую на пути огромную еловую лапу и получил по физиономии жесткий колючий удар. зажмуриться я все же успел, но щеки и нос горели так, будто по ним прошлись наждаком!

Все-таки это оказалась пещера. Это было и хорошо и плохо одновременно. Хорошо потому, что каменные стены надежно укрывали от любого энергетического удара. Плохо — вход и выход был только один, и при желании и известном терпении нас здесь можно было похоронить заживо, просто не давая выйти. Пещера имела нечто вроде кармана — метра через три от входа она круто поворачивала вправо и расширялась в небольшой грот, сухой и пустой. Здесь царил полумрак. Я положил Алыкчака на пол и пощупал пульс на сонной артерии — редкий и слабый, «нитевидный», как говорят медики.

Честно говоря, я растерялся. Никаких лекарств у меня не было, да и не помогли бы они в таком случае. А опыта прямой перекачки энергии у меня было маловато. Тем не менее я расстегнул на груди у шамана рубаху и сразу увидел звездчатое черно-синее пятно в середине грудины, где находится сердечная чакра — прямое попадание! Я невольно скрипнул зубами от бессилия: старик был не жилец. Пробой Анахаты однозначно приводил к коллапсу первых трех тонких тел и гибели физической оболочки — это я усвоил еще от Ирины. Но если нас атаковала Нурия, значит она стала намного сильнее! Два года назад во время боя в лаборатории Института психофизики Нурия не смогла убить комиссара буквально с двадцати шагов, а сегодня удар был нанесен с расстояния по крайне мере двухсот метров.

Выход у меня был собственно только один: удирать, и как можно быстрее. Но я не мог заставить себя бросить еще живого Алыкчака. И тогда я решился попробовать снять парализующее действие разряда хотя бы на пару минут, чтобы успеть поговорить с Белым шаманом и задать ему один важный вопрос.

Я сел на пол в позе лотоса возле головы старика и положил свою правую ладонь ему на лоб, а левую — на темя. Затем выполнил процедуру антарабхавы, рассредоточения собственного «я» между тонкими планами, и достиг состояния просветленной медитации. Если бы в этот момент кто-нибудь заглянул в пещеру, увидел бы странную парочку, сильно смахивающую на обнявшиеся трупы. Более того, оторвать мои ладони от головы шамана сейчас не смогли бы и несколько человек! Для прямой перекачки энергии требовалось не просто наложение рук на входную и управляющую чакры, необходим был полный контакт на уровне клеточных мембран с синхронизацией всех трансмембранных каналов перехода[29].

Наконец возникло ощущение, словно голова шамана является продолжением моих рук, и тогда я мысленно открыл «задвижку» своего главного резервуара и позволил золотисто-розовому потоку Чи устремиться по вновь образованному пути в тело Алыкчака Тудегеша. Несколько секунд ничего не происходило, потом вдруг тело старика напряглось, глаза его открылись, а в следующий миг мои руки от его головы будто отбросила неведомая сила.

— Не смей тратить свою Чи! — голос Белого шамана, отраженный стенами грота, физически ударил по ушам.

Я невольно сморщился.

— Вам хорошо так говорить, Алыкчак-ака, а что мне было делать? Вы же не успели мне ничего толком объяснить…

— Теперь уже это неважно. Нет времени. У нас есть только один выход — передача опыта…

— Э-э, нет, уважаемый, ничего не выйдет. Однажды я попался на эту удочку, второй раз — не хочу!.. — Я решительно поднялся и меня сильно качнуло на стену. — Ух ты, ноги не держат?.. Здорово же я выдохся.

— Тем более! — Белый шаман поймал мой взгляд. — У нас нет вариантов. А с моими опытом и энергией у тебя будет реальный шанс уцелеть в схватке с черным мадхъя. Торопись!

Я попытался отвести взгляд и не смог. Старик держал меня крепко. Господи, ну чего они все от меня хотят?! Нашли Илью Муромца, блин! Рэмбо тонких планов!.. А с другой стороны, действительно, куда деваться? Нурия так и так от меня не отстанет, Тояну все равно ловить надо. А может, еще и этого Икэбитле придется укорачивать…

— Ладно, согласен, Алыкчак-ака, бир-ергэ тотын-ырга[30]!

— Яхшы, улча! — улыбнулся шаман уголками потрескавшихся губ. — Ты знаешь, что делать…

Да, процедуру перемещения активной матрицы из одного сознания в другое я запомнил, хотя и делал это лишь однажды, когда умирал маг Золотарев. Я снова сел рядом со стариком, только на этот раз сбоку, со стороны сердца, и возложил ладони на область его пупка и лоб.

Мы все же успели завершить процесс до появления таинственного преследователя. Кто бы он ни был, он не смог быстро обнаружить наше укрытие.

Как и в прошлый раз передо мной на темном полотне внутреннего экрана вспыхнули семь разноцветных звезд, сложившихся в Древо Чакр, потом по бокам его прянули два потока — ультрамариновый и золотистый, — свились в спирали и втянулись в звезды такого же цвета. Древо вспыхнуло, заиграло яркими полными огнями и… Белого шамана не стало.

А со мной продолжали происходить невероятные метаморфозы. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что заполнил собой весь объем пещеры, а в следующий квант времени я увидел целиком пространство перед пещерой и черный полуразмытый силуэт у поворота тропы. Я понял, что наконец-то могу видеть своего врага на любом уровне! Но я совершенно упустил из виду, что процесс этот — обоюдный. И если до сего момента таинственный убийца Белого шамана оставался в относительном неведении о нашем местонахождении, то теперь он остановился, повернулся в сторону пещеры и метнул длинную змеистую фиолетовую молнию, показалось, мне прямо в лоб. Разделявшее нас расстояние превышало сотню шагов, но я почему-то был уверен, что этот некто не промахнется. И он не промахнулся, но я-то был уже другим! Повинуясь новому необычному «голосу» внутри себя, я легко отразил смертельный разряд, причем абсолютно зеркально, и фиолетовая змея с той же скоростью ринулась к своему хозяину. Тот явно не ожидал такого поворота и потратил на уничтожение своего детища драгоценные доли секунды, которых мне с лихвой хватило, чтобы сбежать. Сбежать совершенно новым — для меня — способом, который я узнал благодаря Белому шаману.

Хорошая штука — мгновенное перемещение в пространстве! Правда, меня чуть не вырвало по выходу в конечной точке — слишком необычным и сильным оказалось впечатление от перехода: будто тебя сначала разобрали по винтику, а потом вновь собрали за какие-то секунды.

Я стоял перед калиткой у дома Сынару и не знал, как буду ей говорить о смерти отца.

Глава 5

— Он поступил так, как посчитал нужным. — Женщина отвернулась от окна, куда смотрела все время, пока я рассказывал, сбиваясь и повторяясь, о событиях прошедших суток. Глаза Сынару, когда она посмотрела на меня, были сухими и блестящими. — Ты все сделал правильно, Дамир. А самое главное, ты жив и значит отец ушел не напрасно.

— Но он не успел мне ничего объяснить ни про Тояну, ни про Икэбитле. Что мне с этим Двуликим, всю жизнь теперь воевать?

— С демоном Ночи ты один все равно не справишься, — покачала головой Сынару. — Нужно искать союзников. А что касается Тояны… — Женщина вздохнула. — Она моя дочь, Дамир!

Я едва не упал со стула. Вот это сюрприз! Стоило отмахать полторы тысячи верст за подобным признанием.

— Значит, это я тебя ви… — начал было я и осекся, осененный догадкой: получалось, что либо Сынару, либо ее неизвестный приятель как раз и заглянули в Колодец Тьмы, возможно даже и не подозревая об этом!

— Мне было тогда всего семнадцать, — продолжала Сынару, не заметив моей оговорки. — Весной к нам в Бийтын приехала новая экспедиция геологов. Они приезжали и раньше. Наши горы очень древние и хранят множество тайн и загадок. Но белым людям хочется знать все и сразу, и они не желают слушать добрые советы карт-башлы[31]. В той экспедиции был высокий и сильный егет[32]. Я звала его Акир. Веселый, ласковый, внимательный… Я полюбила его всем сердцем. Мы часто уходили в горы вдвоем. Я показывала ему мои самые любимые места. Он просил показывать еще и еще… Но отец узнал наконец о наших отношениях и запретил мне встречаться с Акиром. А я уже не могла жить без него. Я нарушила запрет отца и отвела любимого к капищу Икэбитле. Я подарила Акиру древнюю тайну, а он подарил мне дочь…

Сынару замолчала, глядя куда-то мимо меня расширенными глазами, словно вновь увидела ту ночь, грозу, каменный алтарь у подножия черной стелы и лицо. Только вот чье? Неужели именно она заглянула в Колодец? Дочь Белого шамана? Ведь почти наверняка она должна была знать, что этого делать нельзя. А заниматься любовью на алтаре демона Ночи можно?.. Очень похоже на оскорбление. Я бы не стерпел. Видимо, Икэбитле был того же мнения и… И что? Мог ли демон, будучи заточенным в Колодце, каким-либо образом заставить посмотреть на него? Если — да, то кого? Вряд ли дочь Белого шамана. Все-таки она паранорм, и наверняка отец с детства готовил ее ко всякого рода неожиданностям, тем более поведав ей историю Двуликого. Остается молодой озабоченный парень — самоуверенный атеист, желавший в тот момент только одного: экзотического секса, чтоб было потом чем похвастать перед дружками. Ну, не верю я в чистую и светлую любовь геолога к аборигенке! Сказки это для слезливых домохозяек! В жизни все гораздо проще, грубее и циничней. И вот этот-то охотник за приключениями скорее всего и нашел их на свою задницу. Фому неверящего на самом деле обмануть гораздо проще и легче, нежели человека убежденного и знающего. Кто же ты такой, Акир? Где тебя искать?..

— А как его фамилия, Сынару?

— Не помню. Он был из Барнаула, из университета. С собой звал, с учебой помочь обещал…

— Ну да, узнаю доброго белого человека!.. Скажи, а тогда, на капище, ничего странного или… страшного не произошло?

Она быстро глянула на меня, отвернулась и глухо произнесла:

— Нет, ничего особенного.

— А все же, — продолжал настаивать я. — Ведь была гроза…

Блин, проболтался все-таки!

— Откуда ты знаешь?! — Сынару с ужасом уставилась на меня.

— Так была или нет? — Я впился взглядом в ее расширившиеся зрачки — терять теперь мне было уже нечего, — и послал волевой импульс: «Говори правду!». Женщина вздрогнула, дернулась всем телом, побледнела и попыталась отвернуть голову, но ей это не удалось. Ее воля явно оказалась слабее моей новой, усиленной матрицей Белого шамана.

— Ты стал очень сильным, сугышчи, — прошептала Сынару, плечи ее опустились, она больше не сопротивлялась. — Да, гроза была жуткой, и молния ударила в Колодец. Очень странная молния. Она ударила как раз в тот миг, когда Акир… когда мы с ним…

— Я понял, продолжай!

— И в ее свете мне почудилось, что со мной не Акир! У него было такое лицо… Молния исказила его черты так, будто это был не человек, а… чудовище! — Сынару помолчала, потом вздохнула и сказала: — Это видение преследовало меня и после рождения дочери. Наконец отцу надоело смотреть на мои мучения и он решил отвезти ребенка в Ойрот-туру. А со мной провел обряд саф-якты[33].

Я ослабил давление на ее волю и задумался. Выходила нестыковка: Алыкчак сообщил мне, что нашел девочку на капище, Сынару утверждала, что отец отвез дочь в город. А если шаман сначала пошел с ребенком к капищу и только потом отправился в Горно-Алтайск, тогда возникает резонный вопрос, с какой целью он совершил этот крюк? Может быть, провел там еще один обряд? Какой?..

— Яхшы, хатын-кыз, мин кит-эрге![34] — Я поднялся и пошел к двери.

— Ызыргымэ ул, сугышчи! — прозвучало мне в спину. — Зинэар…[35]

— Постараюсь, — не оборачиваясь, сказал я и вышел.

Мой верный «Мэверик» так же стоял, уткнувшись в ограду, как я его оставил сутки назад. Никто не покусился на его свободу и неприкосновенность. Я завел двигатель и достал из бардачка заветный фрикер. Батарея сохранила еще добрую половину заряда, но указатель уровня сигнала связи по-прежнему показывал «0». До контрольного срока, мною же установленного, оставалось около четырех часов, а сие означало, что я катастрофически опаздываю. Через каких-то двести с небольшим минут очень ответственный лейтенант Кыдыев посмотрит на часы и доложит начальству, что капитан Кротов не вышел на связь, а следовательно нужно немедленно высылать поисковую группу. Бросить, что ли, машину и рвануть в столицу на своих двоих — легкоступом, как говорили наши славные предки? А как я объясню свое появление без средств передвижения? Автостопом, что ли? Слабенькая версия, если учесть плотность автомобильного грузопотока в означенном районе республики. Вот если бы придумать способ связаться, сообщить о себе!..

И тут я понял, что знаю такой способ. Теперь знаю. Благодаря Белому шаману. От него я получил «в наследство» несколько новых сиддх, в том числе способность к дальнослышанию. В принципе, теперь мне было достаточно четко и ясно представить себе образ того, с кем хочу поговорить или что-либо сообщить, и тут же возникало ощущение незримой нити-проводка, соединяющего мое сознание с сознанием желаемого собеседника. По этой-то ниточке я мог переправить ему любой информационный пакет, как в образах, так и в абстрактных понятиях. Респондент же — обычный человек — воспринимал такой пакет как некое озарение, знание, всплывшее вдруг откуда-то из глубин его собственной памяти. В подобном случае связь, к сожалению, оставалась односторонней. Но мне большего было и не надо. Окрыленный, я уселся поудобнее в кресле водителя, уже привычно и быстро вызвал состояние випашьяны и определил местонахождение Акая Кыдыева. Лейтенант дисциплинированно сидел перед пультом спецсвязи в ожидании моего звонка и пил айран. Я увидел парня настолько четко, что на мгновение подумал, смогу ли до него дотронуться? Но экспериментировать не стал, а вместо этого тихо окликнул его: «Акай!». Лейтенант перестал пить айран, прислушался, потом оглядел пульт связи и снова поднес к губам стакан. тогда я, не мудрствуя лукаво, проговорил, быстро и без запинки: «Со мной все в порядке. Я уже на обратном пути. Мой телефон сломан, поэтому я не вышел на связь. Жди!»

Я видел, как Акай едва не выронил стакан, поставил его на край пульта и сжал ладонями виски. Посидев так несколько секунд, осторожно поднял голову и огляделся, словно видел помещение спецсвязи впервые. Потом он медленно поднялся, забрал стакан и вышел из комнаты.

Я с облегчением тут же разорвал канал, открыл глаза и понял, что сижу мокрый как мышь. Оказывается, применение подобных приемов обходится организму недешево! Я поднял перед собой руки — пальцы заметно подрагивали. Пришлось потратить еще какое-то время на приведение в порядок собственного физического тела. И лишь после этого я смог тронуться в обратный путь.

К вечеру я благополучно выбрался на республиканскую трассу и покатил уже с нормальной скоростью в сторону Горно-Алтайска.

Орел-соглядатай так больше и не появился.

* * *

Соян встретила меня очень тепло, если не сказать больше. В какой-то момент я действительно чуть было не поддался на ее провокации и, наверное, прежний, неизмененный Белым шаманом, я не устоял бы перед чарами девчонки — прирожденной соблазнительницы. Но все же теперь я стал другим. Нет, я не перестал интересоваться женским полом, отнюдь, просто этот интерес стал легко контролируемым и перешел на какой-то иной уровень. Словно внутри меня сформировался еще один центр, умело и без напряжения расставляющий приоритеты в моих делах и поступках. Поэтому я лишь позволил себе поцеловать девочку в бархатную щечку и погладить по роскошным волосам почти отеческим жестом. Она все прекрасно поняла, и это заметно охладило ее пыл.

— Никто мной не интересовался, пока меня не было? — спросил я Соян, когда с нежностями было покончено если не навсегда, то надолго.

— Дважды звонили из Сибирска, — немного обиженным тоном ответила она. — Первый раз человек не представился, хотя я и спросила — кто? Он потребовал тебя к телефону, но я ответила, что ты уехал по делам в министерство. Правильно?..

— Молодец! А кто второй?

— Какой-то господин Поло… сухин, — Соян с трудом произнесла фамилию по бумажке, лежавшей возле телефона. — Сказал, что он твой друг и у него для тебя есть важная информация. Но я все равно сказала то же самое: ты в министерстве. Он обещал перезвонить, но так и не сделал этого.

— У меня действительно есть старый приятель Вася Полосухин, — кивнул я и пристально посмотрел девчонке в глаза, — но как раз он-то понятия не имеет, где я сейчас нахожусь. Соображаешь?

— Значит, это был не он, — шепотом сказала Соян и зачем-то посмотрела на телефон.

— Вот именно! Ты все сделала правильно, девочка, — я ободряюще улыбнулся. — Можешь расслабиться и отдохнуть.

— А ты?

— У меня еще куча дел. Может быть, когда я…

Телефонная трель не дала мне закончить приятную мысль. Я смотрел на аппарат и вдруг подумал, а почему бы не попробовать просканировать неизвестного пока абонента? Ведь собственно канал связи уже имеется, и достаточно проследить его, скажем, с помощью той же випашьяны… Но я тут же одернул себя, вспомнив, какой ценой обошелся мне предыдущий сеанс дальнослышания, и, вздохнув, просто снял трубку. Магия магией, а про обычную жизнь тоже забывать не стоит.

— Слушаю, Кротов.

— Господин капитан, наконец-то! — Лейтенант Кыдыев обрадовался так, что казалось вот-вот самолично выпрыгнет из трубки прямо в комнату. — Я уж было волноваться начал. Верите, вот знал, что вы именно к ночи появитесь. Сердце, что ли, подсказало?.. А вы не звоните!

— Не успел, Акай, честное слово! Только что приехал, устал как собака…

— Понял, Денис Анатольевич. Во сколько за вами заехать?

— К восьми часам буду готов. Есть новости?

— Еще какие! — Лейтенанта буквально распирало от желания порадеть за правое дело, я это прекрасно чувствовал и безо всяких магических ухищрений.

— Валяй, не тяни.

— Ваша пропажа объявилась!

— Тудегешева?!

— Она!

— Когда? — Теперь меня тоже распирало — от желания все побыстрее узнать.

— Вчера около полудня Тояна Тудегешева вышла из своей квартиры по адресу…

— Стоп! Что значит «вышла»? А когда вошла?

— Неизвестно, — Кыдыев явно приуныл, переживая промах своих коллег.

— Ладно, не грузись, лейтенант. Со всеми бывает. Главное, что теперь она уж точно не призрак. Куда она направилась?

— Тоже не выяснили, — совсем убитым голосом сообщил Акай. — Ребята довели ее до университета и потеряли.

— Университет, говоришь? Какой корпус?

— Гуманитарных и естественных наук…

— Ясно. Ладно, лейтенант. Утро вечера мудреннее, так у нас говорят. Завтра мне надо будет лично наведаться к Тудегешевой…

— Майор Бийчанинов уже дал команду на ее задержание, — перебил меня Акай. — Решено брать ее тепленькой, рано утром.

— Погоди, так не пойдет! — рассердился я. — Кто такой, этот Бийчанинов?

— Начальник оперативного отдела городского управления криминальной милиции…

— Давай его телефон!

Кыдыев продиктовал номер и все же сделал слабую попытку возразить:

— Господин капитан, может, не стоит, а? Возьмем ее, тогда и потолкуете.

— Нет, Акай, мне надо поговорить с ней до появления оперов! — Я был не намерен раскрывать свои карты. — Может, тогда и обойдется без жертв.

— Какие жертвы?! — изумился лейтенант. — Она что, агент иностранной разведки или спец по восточным единоборствам?

— Хуже, Акай, гораздо хуже. И опасней, поверь мне. Она уже убила двоих здоровых, физически сильных мужиков. И убьет еще не задумываясь.

— А вас?

— Ну, меня, положим, убить можно, но уж очень хлопотно. Даже для Тудегешевой. — Я решительно уклонился от дальнейших разъяснений. — Скажи мне лучше ее адрес.

— Советская семнадцать, квартира сорок четыре. Может, передумаете, Денис Анатольевич? — сделал он еще один заход, но я был неумолим.

— Я своих решений не меняю. Все, пока, лейтенант. До завтра. — И повесил трубку.

Тут же набрал номер майора-оперативника, но лишь на двадцатом гудке на том конце откликнулись.

— Майор Бийчанинов у аппарата. Кто говорит?

— Капитан Кротов из Сибирского управления. Добрый вечер, майор.

— А-а, господин эксперт? Объявились наконец. Ну, и много накопали?

— Много, майор, много. Вам не унести.

— Хамишь, капитан?

— Всего лишь отвечаю, господин майор, — я перешел на мирный тон. — У меня к вам просьба: завтра, перед задержанием Тояны Тудегешевой дайте мне возможность поговорить с ней с глазу на глаз.

— Это еще зачем? — подозрительно спросил Бийчанинов. — Вот возьмем стерву, тогда и пообщаетесь.

— Майор, я ведь могу и не к вам обратиться, а повыше. Статус позволяет. И, уверяю, мою просьбу удовлетворят. Оно вам надо?

— Что же ты за птица такая, капитан? — Бийчанинов медленно, но верно свирипел. — Валяй, получай бумажку. Не успеешь до утра, пеняй на себя!

— Ты до двух считать умеешь, майор? — Я тоже рассердился. — Видимо, нет. Иначе бы понял, что второй звезды на погоны ты только что лишился!

Я в сердцах швырнул трубку на рычаг. Ну, где таких набирают, спрашивается? Похоже, придется завтра кое-кому отводить глаза, как бы мне этого не хотелось.

Проделав малый комплекс дыхательной гимнастики тайцзи для отхода ко сну, я успокоился, принял душ и улегся на широкую двуспальную кровать прямо поверх одеяла.

Последней моей мыслью перед тем как упасть в объятия Морфея было сожаление, что я все же поторопился отправить домой Соян.

Внутренний хронометр не подвел: проснулся я ровно в половине шестого. На гимнастику и контрастный душ ушло как раз полчаса, и оставался еще час в запасе до появления лейтенанта Кыдыева. Сориентировавшись по карте города, я шагнул сначала на мостовую напротив гостиницы, благоразумно выбрав для этого щель между киосками «Мороженое» и «Пиво — воды», еще закрытыми в столь ранний час. На сей раз переход прошел намного легче: может быть, из-за короткого расстояния, а может, я просто начал привыкать к такому способу перемещения в пространстве. К хорошему, говорят, быстро привыкают. Во всяком случае, меня не вырвало и почти не затошнило.

Отдышавшись, я сделал следующий шаг, опять же в знакомое место и как можно ближе к нужной улице — на газон парка недалеко от республиканского управления криминальной милиции. Но дальше дело пошло хуже. Я не знал особенностей рельефа города, а без этого переход мог закончиться для меня весьма плачевно. Я например мог материализоваться по колени вмурованным в асфальт или наоборот, грохнуться с высоты второго-третьего этажа. Я вышел из парка на проспект прямо к трамвайной остановке. И вовремя! Мягко подкатил серебристо-синий вагон с большой оранжевой цифрой «11» на борту. Я вспомнил карту и убедился, что маршрут его пролегает в одном квартале от дома Тудегешевой.

В результате я оказался на месте даже раньше, чем рассчитывал. Как и следовало ожидать, сейчас возле пятиэтажки с номером «17» торчала лишь одна машина наблюдения с двумя оперативниками внутри. Оба что-то сосредоточенно рассматривали, невидимое снаружи за приборным щитком.

Я вышел из-за угла дома и, не таясь, пошел прямо на них. Парни заметили меня, когда до машины оставалось с десяток шагов. Тот, что сидел рядом с водителем, пристально уставился на меня, потом поднес к губам черный пенал рации, и в этот момент я ударил его по глазам. Психокинетическая атака может быть и смертельной, но чаще ее все-таки применяют для того, чтобы временно нейтрализовать или обескуражить противника.

Парень дико заорал и выпустил рацию, схватившись руками за лицо. Его напарник тоже не успел ничего предпринять, временно совершенно оглохнув и потеряв интерес к окружающему. Теперь у меня было достаточно времени осуществить задуманное.

Весь первый этаж дома занимал большой универмаг образца семидесятых годов двадцатого века, поэтому, сделав нехитрый подсчет, я направился к третьему подъезду, поглядывая на окна четвертого этажа, закрытые горизонтальными жалюзи. В последний момент мне показалось, в окне спальни кто-то слегка раздвинул планки и там мелькнул заинтересованный взгляд, но обычного потока внимания я не ощутил и решил, что померещилось. Сканировать квартиру я по очевидным соображением не стал, опасаясь вспугнуть Тояну. Сам же, как только покинул теплый салон трамвая, активировал ментальный щит и перестал «фонить» на всех диапазонах.

Электронный замок на двери подъезда, к счастью для меня, оказался сломанным — не пришлось тратить на него время. Бесшумно взбежав на площадку четвертого этажа, я остановился рядом с простой темно-желтой деревянной дверью с привинченной к ней круглой биркой с цифрой «44».

Это могло бы показаться смешным, но я не знал, что делать дальше! Звонить, стучать, объявлять «милиция!» — все это никуда не годилось в данной ситуации, потому что там, за дверью затаилась не обычная девушка, а монстр, неуловимый и смертельно опасный. И как он поведет себя, неправильно расценив мои действия, не знал даже я.

И опять же все произошло совсем не так, как я себе представлял. Едва я оказался перед дверью квартиры, она открылась, и я увидел на пороге невысокую черноволосую девушку в длинном атласном халате, расшитом по зеленому фону красными и желтыми цветами. Я взглянул в ее удивленные чистые глаза цвета лесного ореха и понял, что ошибся.

Да, это несомненно была Тояна Тудегешева. Совпадало все, вплоть до крохотной родинки на правой щеке возле носа, но это была другая женщина! В тот момент я мог бы дать руку на отсечение в подтверждение своего ощущения, но ведь чувства к протоколу не пришьешь!

— Здравствуйте, — голос у Тояны оказался низким и в то же время очень мелодичным. — Вы кто?

— Капитан криминальной милиции Кротов, — я предъявил удостоверение. — А вы…

— Татьяна Михайловна Тудегешева.

— Да. Здравствуйте. — Я решительно не знал, как себя вести. — У меня к вам серьезный разговор, Татьяна Михайловна. Разрешите войти?

— Конечно, проходите. — Она отступила в сторону, пропуская меня в прихожую, не удержалась и выглянула на лестничную клетку, потом захлопнула дверь и прошла мимо меня в комнату. — Идите за мной.

Я оказался в гостиной, обставленной старомодной мебелью тяжелых угловатых форм. Посреди комнаты стоял большой круглый стол на толстых резных ножках, застеленный тоже старинной вышитой скатертью с бахромчатыми кистями по краям. В центре стола возвышалась двухэтажная стеклянная ваза с фруктами, накрытая узорчатой прозрачной салфеткой, а рядом — тоже стеклянная пепельница в форме цветка кувшинки.

Тудегешева уселась за стол на массивный деревянный стул с высокой спинкой и жестом указала мне место напротив.

— О чем же вы хотели со мной поговорить, господин капитан? — Она достала из кармана халата пачку дамских сигарет «Vogue» и изящную зажигалку в виде фигурки русалки. — Вы курите?

— Нет. Бросил. — Я сел на точно такой же древний стул. — Татьяна Михайловна… или, может быть, Тояна?..

— Может быть. Вы много обо мне знаете, — она хмыкнула и не без форса закурила.

— К сожалению, далеко не все, чего бы хотелось.

— Смелое заявление!

— Стараюсь… Так вот, Тояна, вопрос первый: где вы пропадали последние три года?

— Что значит «пропадала»? — Тудегешева выглядела крайне удивленной. — Я уже три года живу здесь, в этой квартире, с тех пор как вернулась из Сибирска.

— Вы ведь работали в «Сибинвестбанке», кажется?

— Да…

— И были замужем за неким Хилевичем?

— Да, была. Я развелась с ним три года назад, после того как по его милости меня вышвырнули из банка! — Тояна возмущенно вскинулась и выпрямилась на стуле. — Он оказался полным ничтожеством! Он…

— Успокойтесь, все это в прошлом, — примирительно поднял я руки. — Лучше ответьте на другой вопрос: три года назад, когда вы вернулись сюда, вы поехали на турбазу «Катунь», и там с вами произошло несчастье? Вас даже посчитали пропавшей без вести.

— Не может быть! Вы что-то путаете, — решительно запротестовала Тудегешева. — Я действительно была в «Катуни», знакомые пригласили отдохнуть и развеяться. Я провела там десять или двенадцать дней, правда хорошо отдохнула, и вернулась в город. Надо было устраиваться на работу.

— И где же вы трудитесь?

— Экономистом в столичном энергоуправлении.

— Неплохое местечко.

— Не жалуюсь… — Тояна явно начала терять терпение. — У вас еще есть вопросы?

— Нет. Но есть очень важная для вас информация, — я посмотрел на часы: до начала операции Бийчанинова оставалось минут двадцать, если только он не приехал раньше и не обнаружил своих наружников в интересном положении. Я специально сделал паузу, наблюдая за реакцией Тудегешевой, но девушка вела себя так, будто ни о чем не догадывалась, или же очень умело скрывала это. — Вас подозревают в организации или, как минимум, в сознательном попустительстве двух убийств!

— Что?! Меня?! Почему?.. За что?.. — Тояна совершенно растерялась, и я невольно подумал, что она действительно не знает ни о каких убийствах.

— Несколько дней назад в Сибирске были убиты два человека, оба — ваши хорошие знакомые и даже, наверное, близкие знакомые.

— Кто?

— Ильхан Амиев и Витковский…

— Кирилл?!..

— Кирилл Константинович, управляющий того самого банка, откуда, по вашим словам, вас вышвырнули. — Я в упор посмотрел на Тудегешеву. — А Ильхан, по свидетельству некоторых, вас публично оскорбил когда-то. Вот и выходит, что мотив для убийства налицо — месть. Серьезный, между прочим, мотив.

— Я никого не убивала! — Тояна вскочила, швырнув недокуренную сигарету в пепельницу. — И я вас очень прошу, господин капитан, уходите!

— Хорошо, я уйду, — я тоже встал, — но имейте в виду, через пятнадцать… нет, десять минут сюда нагрянет опергруппа с приказом взять вас под стражу по подозрению в двойном убийстве. И тогда разговор пойдет уже в другом месте и в другом качестве.

— Я никого не убивала! — девушка в отчаянии сжала кулачки, на глазах выступили слезы, и я почти поверил, что она говорит правду. Почти.

— Допускаю, что не вы сами. Это может быть ваш сообщник, друг-приятель, которому вы рассказали в приступе оскорбленного самолюбия о своих злоключениях, и парень решил отомстить за вас.

— У меня нет никакого парня. И не было с самого возвращения, — глухим голосом произнесла Тояна, в бессилии опустив руки. — Делайте, что хотите. Больше мне сказать нечего.

— Жаль, что разговора у нас не получилось, Татьяна Михайловна, — сказал я и вышел в прихожую.

Тудегешева так и осталась стоять возле стола, невидяще глядя мне вслед.

Я прикрыл за собой входную дверь, посмотрел на часы — без пяти минут семь — и решительно шагнул в номер гостиницы. Едва отдышавшись от перехода, услышал стук в дверь — лейтенант снова оказался точен и вдобавок хорошо воспитан.

— Денис Анатольевич, — начал он с порога, — у вас в Сибирске опять труп!

— Чей? Когда? — Возникло ощущение, что меня только что профессионально обвели вокруг пальца.

— Ваш друг майор Ракитин передал, — с готовностью докладывал Акай, — что сегодня рано утром найдено тело некоего Есаулова Игоря Федоровича, генерального директора объединения «Сибирьгеология».

— Где?

«Как кутенка несмышленого провели! Доктор Ватсон отдыхает, блин!»

— В каком-то доме отдыха. «Синий утес», кажется…

— Как он умер?

— Подробности мне не сообщили, — Кыдыев виновато развел руками.

— Быстро! — решился я. — Едем к Тудегешевой! Надеюсь, ваш решительный майор еще не наломал там дров.

Акай — умница! — не сказал больше ни слова до самого дома на улице Советской. Люблю понятливых и шустрых. Но мы все-таки опоздали. Когда въехали во двор, из знакомого подъезда уже выходили оперативники с совершенно растерянными физиономиями, в том числе и мои крестники из наружки. Последним в полном камуфле и бронике вывалился наружу здоровенный мужик, увидел нас с Кыдыевым и рявкнул:

— Какого дьявола, лейтенант?! Это что, розыгрыш? Вы за это ответите!

— В чем дело, господин майор? — Акай был искренне удивлен наездом.

— В том, что это не та квартира! Вы дали неверный адрес местонахождения объекта, в результате чего группа захвата в полном составе напрасно потеряла тридцать минут драгоценного времени! Я уже не говорю о моральных убытках… — продолжал бесноваться Бийчанинов.

Я не стал слушать их перепалку, а прямиком направился к подъезду, предъявил хмурому спецназовцу служебное удостоверение и прошел внутрь.

Знакомая темно-желтая дверь была приоткрыта, и возле нее топтался еще один опер в штатском. Ему я тоже показал корочки и поинтересовался:

— Что тут все же произошло?

— Наоборот, капитан, — хмыкнул оперативник, — здесь ничего не произошло.

— Это как?

— А ты зайди, посмотри, — кивнул он на дверь и начал спускаться вниз по лестнице.

Я с усилием открыл явно приржавевшую в петлях дверь и шагнул в полутемную прихожую. Под ногами захрустела осыпавшаяся с потолка штукатурка. В гостиной, еще недавно такой уютной и обжитой, не было и следа мебели. Лишь по углам валялись какие-то обломки да щепки, а со стен свисали бесцветные лохмотья, бывшие буквально полчаса назад нарядными веселыми обоями. Та же картина запустения и гнили встретила меня в спальне и на кухне. Это помещение пустовало как минимум лет тридцать! Но ведь не приснилась же мне Тудегешева?! В отчаянии я просканировал квартиру вторым зрением, но и оно не изменило восприятия. Но если это не морок, тогда значит мороком были встреча и разговор с Тояной! Мощный, тщательно продуманный, многофункциональный и многослойный морок. Произведение магического искусства. М-да, Дмитрий Алексеевич, паранорм ты наш, защитник светлых сил, и как оно теперь в дерьме сидится, ничего?

Я еще раз чисто механически обошел «нехорошую квартиру» и вдруг в спальне на подоконнике наткнулся взглядом на какой-то черный комок. Но лишь взяв его в руки, понял, что это камень, похожий на обломок черного базальта. Я повертел находку в пальцах и уже собирался выбросить, но тут неожиданно услужливая память выдала ассоциативный ряд: черный обломок — черная скала — черная стела. Капище Двуликого! Вот на что был похож камень: на кусочек Колодца Тьмы!

Не сознавая до конца, зачем мне это нужно, я сунул камешек в карман куртки и вышел из квартиры.

Глава 6

Обратный перелет до Сибирска я проспал как убитый. Не подействовали ни яркий свет, ни шумные нефтяники, праздновавшие окончание двухнедельного запоя и начало очередной вахты, ни даже навязчивый российский авиасервис, независимо от времени суток предлагавший осоловевшим пассажирам то прохладительные напитки, то еду, то бесполезную информацию о полете и эвакуации «в случае чего». Я заснул еще до того, как самолет вырулил на полосу, и мне приснился золотой восход над синими горами. Первый приятный сон за последнюю неделю.

Проснулся я опять же сам, едва шасси коснулись бетонки родного Богашевского аэропорта. И хотя весь перелет длился от силы два часа, я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Не понадобились никакие дополнительные ухищрения, вроде самоконцентрации, вдыхания праны или «мышечной волны». Похоже, мой организм становился все более независимым от сознания, и я не знал, радоваться этому или нет. Невидимая внутренняя перестройка продолжалась на всех пяти доступных мне теперь энергетических уровнях. Я даже начинал немного побаиваться себя. А вдруг в критической или просто сложной ситуации невольно отчебучу такое, что потом буду горько жалеть? Хотя нет, вот жалеть-то как раз и не буду — я заметил, что в последние двадцать четыре часа совершаю любые действия без оглядки на совесть и прочую этику, первые места в сознании занимали теперь совершенно другие категории. И не скажу, что со всеми я был согласен безоговорочно.

На выходе с летного поля меня ожидал приятный сюрприз в виде служебной «ауди» с улыбчивым и разговорчивым водителем Мишей.

— С благополучным возвращением, Дмитрий Алексеевич! — радостно расплылся он, забирая у меня сумку и услужливо открывая заднюю дверцу. — Заждались тут вас. И господин майор, и даже господин комиссар дважды спрашивал — сам слышал.

— И как же он спрашивал? — ничтоже сумняшеся поинтересовался я, усаживаясь в прохладный салон.

— Где, говорит, мол, черти носят этого фантазера? — с готовностью процитировал Миша любимого начальника. — Какого, мол, рожна ему понадобилось за казеный счет в горы лезть?

— Елы-палы, — опешил я, — откуда ж комиссар узнал про горы?!

— Так капитан Зайцев ему и доложил. Майора Ракитина на месте не было, а информация от вас поступила важная, сами говорили. Вот Зайцев и доложил как положено…

— М-да, Миша, дисциплина в вашем управлении на высоте! — Я невесело усмехнулся. — Что ж, двум смертям не бывать… Поехали за большим-пребольшим слоном.

— Каким еще слоном?

Не дошло до парня, а жаль!

— Розовым. По кличке Пендель. Поехали!

Всю дорогу до города неунывающий Миша развлекал меня бородатыми анекдотами про ментов и наркоманов, а я вежливо посмеивался и думал о своем.

Например о том, кто же все-таки убивает одного за другим обидчиков Тояны Тудегешевой? Причем исключительно интимных. Хотя нет, последняя жертва, похоже, из другой оперы. Есаулов Игорь Федорович. Почему он? По логике должен был пострадать его сын Сергей. А еще раньше — Владимир Хилевич. Уж этот-то явно был кандидатом в покойники номер один — без работы оставил, из дому выгнал без гроша в кармане. Самый настоящий подлец и предатель, по закону гор секир-башка такому полагается и — Аллах акбар. Конечно, вряд ли сама Тояна — убийца. Морок она конечно классный навела, а вот, к примеру, вышвырнуть упитанного мужика сквозь балконную дверь — на такое и не каждый амбал способен. У меня, во всяком случае, наверное, не получилось бы, а я себя к задохликам не отношу. Положим, дверь бы я Витковским вышиб, а вот швырнуть с балкона на несколько метров — пас. Следовательно, тот, кто это сделал, обладал весьма незаурядной силой. А таким силачом-невидимкой — если не брать в расчет всяких ниндзей и шаолиньских монахов — мог выступить только шаман. Вполне приличная версия…

Мои логические построения наконец были прерваны жизнерадостным сообщением водителя Миши:

— Прибыли, Дмитрий Алексеевич!

Я вылез из машины и потянулся. Ба, родное управление! Да и вокруг все такое привычное, знакомое, надежное. Никаких тебе орлов-соглядатаев, двуликих монстров и черных стрел — каменные стены, пыльные клены, «Сибирское бистро» и… еще один труп.

Я забрал сумку, пожал руку водителю Мише и вошел в прохладный холл управления. За стойкой дежурного торчала унылая и совершенно незнакомая мне личность в погонах лейтенанта. Меня этот сосуд скорби тоже не знал. Пришлось предъявить удостоверение капитана Кротова. Унылый лейтенант долго вертел корочки перед носом, только что на свет не смотрел да на зуб не пробовал. У меня зародилось подозрение, что удостоверение засвечено, и если сейчас этот бдительный дежурный полезет пробивать мою личину по базе, придется срочно сделать мальчику бяку и уповать на то, что он не успеет очухаться до того как я доберусь до кабинета Ракитина. Однако все обошлось. Лейтенант вернул мне липовую ксиву и вяло махнул рукой:

— Проходите.

Лучший опер и волкодав управления криминальной милиции оказался на месте. Он занимался очень важным делом — тыкал одним пальцем в клавиатуру новенького ноутбука, стоявшего перед ним на столе, и смотрел, что получится, — а потому заметил мое появление лишь когда я подошел к столу вплотную. Пару секунд Олег переводил взгляд с меня на экран компа и обратно, потом широко улыбнулся и выбрался из-за стола.

— Ну, здорово, блудный попугай! С возвращением! — Он крепко обнял меня и хлопнул по спине. Я ответил тем же и честно сказал:

— Рад тебя видеть, Олежек, ей-богу рад!

— Много накопал? — Ракитин враз посерьезнел и присел на край стола. — Выкладывай.

— Может, хоть чаем угостишь с дороги? — хмыкнул я, падая в знакомое потертое кресло рядом со столом.

— Увы, закончился, — развел руками Олег. — Но вечерний шашлык за мной, так и быть.

— Поразительная щедрость! Дай тогда воды, что ли?

— Это пожалуйста, — Ракитин с готовностью полез в холодильник и выудил две банки «Айсберга». Одну кинул мне, вторую вскрыл сам и сделал большой глоток. — Ну, так как?

— Две новости, — сказал я и тоже открыл банку, — хорошая и плохая. С какой начинать?

— С любой.

— Ладно. Тогда — хорошая. Тояна Тудегешева жива.

— А плохая?

— Она скрылась. — Я сделал пару глотков.

— Угу, — Олег тоже приложился к банке. — А теперь поподробнее, капитан.

— Слушаюсь, экселенц!

Я быстро и сжато поведал Ракитину свои алтайские похождения, исключив, правда, эпизод с передачей матрицы Белого шамана. Я не смог бы объяснить, почему так поступил, но для себя посчитал, что пока об этом Олегу знать не стоит. Да и вообще никому, кроме Ксении разумеется.

— Вот я и думаю, — завершил я свой рассказ, — что поскольку Тояна сама напрямую не засветилась ни в одном из убийств, а интерес имела очевидный, она вполне могла привлечь для вендетты кого-нибудь из числа местных молодых шаманов, рассказав ему про своих обидчиков. Горцы — народ гордый и мстительный, вот парень и решил стать мечом правосудия.

— Что же это за правосудие — чуть что, жизни лишать? — с сомнением хмыкнул Ракитин, выкинул пустую банку в мусорную корзину и достал сигареты.

— А ты думаешь, наши предки такими же великодушными и политкорректными были как мы сейчас? Да еще во времена Петра Первого ворам, пойманным с поличным, отрубали правую кисть, а за публичное оскорбление имени государя или члена его семьи били батогами и ссылали на каторгу. А бывало и вешали. Так что насчет дикости и жестокости…

— Ладно, ладно, убедил, — отмахнулся Олег. — Версия принимается, в числе прочих.

— Кстати, — меня осенило, — наш неуловимый мститель вполне может оказаться приверженцем культа того самого Икэбитле. Этот демон, как я понял, никогда не церемонился с представителями рода людского. Вот тебе и оправдание жестокости. И еще: Тояна, я уверен, была зачата именно на алтаре капища Двуликого! Вещие сны меня пока ни разу не подводили.

— Эх, найти бы ее папашу, — мечтательно вздохнул Ракитин, затягиваясь сигаретой. — Кто же он такой, этот Акир? Ведь дочь шамана явно называла парня на свой лад.

— Наверняка. Она и меня звала Дамиром…

— М-да. Ну, хорошо, — Олег слез со стола и загасил окурок, — поехали на экскурсию, покажу тебе место последней вендетты.

Сорок минут спустя Ракитин припарковал свою служебную «ауди» на площадке перед воротами старинного дома отдыха «Синий утес». Заведение действительно расположилось на вершине огромной скалы из синевато-серого сланца, возносившейся над излучиной Томи метров на сто. Вид отсюда открывался просто обалденный — вся пойма реки с ее заливными лугами, перемежавшимися цепочками мелких озер и песчаными гривами, поросшими молодым сосняком. Когда-то, лет четыреста с лишним назад, все эти земли входили в улус хана Басандая, а на Синем утесе располагался его летний курень. Место, что и говорить, весьма удачное и в смысле стратегическом — господствующая высота, — и в утилитарном — хорошо продувается, гнуса нет. По преданию, Сибирский острог казачки, прирезав непутевого хана, поначалу собирались ставить именно здесь, но потом передумали, спустились вниз по течению Томи до зимней ставки Басандая, разграбили ее и соорудили острог там, на Воскресенском холме.

Мы с Олегом беспрепятственно прошли на территорию дома отдыха, предъявив охране удостоверения, и Ракитин повел меня вдоль главной аллеи, упиравшейся в обрыв. На самом краю была сооружена смотровая площадка, обнесенная ажурной металлической оградой, посередине одиноко возвышалась тренога с подзорной трубой. На площадке никого не было — весь противоположный берег укрывал плотный белесый саван, и сквозь него лишь кое-где проступали серо-зеленые шапочки сосновых рощиц.

— Ну, и где же это историческое место? — поинтересовался я.

— Отсюда не видно. Пошли вниз, — сказал Олег, доставая сигареты.

Мы обошли площадку слева и начали спускаться по узкой, в полметра, тропке, прижимавшейся к скале. Через каждые десять — пятнадцать метров в слоистой синеватой стене были вырублены ниши — иначе встречным путникам было бы просто не разойтись. Я знал, что тропа вела к самому берегу реки, к небольшой бухте с узкой полоской галечного пляжа с правой стороны утеса. В этой заводи почти не ощущалось течения, а глубина не превышала двух метров — очень удобное место для купания. Более того, если пробраться по камням до носа скалы и прыгнуть в стремнину, то течение обязательно вынесет вас именно в эту тихую заводь и аккуратно приткнет к берегу. Для мальчишек лучше развлечения и не придумаешь.

Но Ракитин, спустившись примерно до середины скалы, неожиданно шагнул с тропы на совсем узкий, почти неприметный карниз, резко уходивший правее, за нависший каменный зуб.

— Это же Татарская тропа! — вспомнил я. — Ты что, решил заняться экстримом?

У Татарской тропы была дурная слава и длинная история. По легенде она вела к пещере, где верные нукеры Басандая спрятали ханский ларец с драгоценностями и атрибутами власти. Но то ли вход в пещеру искусно замаскировали, то ли тропа обвалилась, — так ничего найдено и не было. Зато почти каждое лето юные кладоискатели упорно лезли на карниз, обходя все запреты, и кто-нибудь обязательно срывался с него. Иногда с печальными последствиями.

— Ты же хотел увидеть место преступления, — резонно ответил Олег и исчез за ребром скалы.

Я вздохнул и полез следом.

— Какое же это преступление — добровольно сорваться с чертовой тропки?

— Почему же добровольно? Дядюшке очень даже помогли. — Ракитин добрался до следующего каменного клыка и остановился. — Вот здесь и помогли.

Я тоже остановился и посмотрел вниз. В этом месте утес почти отвесно уходил вниз метров на двадцать, а дальше начиналась длинная пологая осыпь из разнокалиберных острых кусков сланца.

— Да уж, шансов тут никаких, — сказал я. — И где было тело?

— Примерно во-он у той глыбы, — показал Олег на здоровенный серо-синий обломок метрах в десяти от обрыва.

— Он что, не разбился насмерть?!

— Да нет, он там упал, Димыч, — Ракитин мрачно посмотрел на меня.

— Еще один «икар»?.. И все-таки, может, он сам… прыгнул? Свидетели есть?

— Есть. Пошли назад.

Мы выбрались на основную тропу и медленно потащились наверх.

— Есаулов приехал в дом отдыха три дня назад. Один, — продолжил Олег, когда мы уселись наконец на лавочку возле смотровой площадки. — Ну, захотелось мужику расслабиться, а «расслабушек» тут, сам знаешь, пруд пруди. Любого фасона, масти и пропорций. Короче, нашего мачо видели с шикарной брюнеткой лет двадцати пяти — тридцати. По описанию сильно похожа на Тудегешеву. Труп обнаружили сегодня рано утром два юных кладоискателя. А брюнетка — как в воду канула. И в регистрационном журнале не значится.

— Могла и как гостья чья-нибудь отрекомендоваться, — вставил я.

— Чья? — уныло хмыкнул бывалый опер. — Кто теперь сознается?

— И все же, опять та же ерунда: хрупкая девочка швыряет здоровенного мужика как кутенка на десять метров со скалы! Попахивает шизофренией, ты не находишь?

— Попахивает Сосновым бором для всех нас.

— Не хочу к Наполеонам и Ельцинам…

— А я хочу? — Ракитин снова закурил. — Есаулов — геолог, опытный скалолаз, и вдруг какая-то пигалица…

— …или ее приятель…

— Думаешь, все-таки ловушка?

— Почему нет? Притаился за тем каменным зубом, Есаулов шел первым, как истинный джентльмен, Тудегешева его в нужный момент окликнула, отвлекла как-то, наш тарзан выскочил из-за скалы, схватил геолога за шкирку и швырнул в пропасть. Силищи ему явно не занимать. Потом мстители спокойно разошлись на исходные и слиняли по-английски, не прощаясь. — Я удовлетворенно посмотрел на Олега. — Как тебе реконструкция событий?

— Черт, вот что значит писатель! — кисло улыбнулся тот. — Лады, принимаю как рабочую.

— Кстати, я понял, почему выбран именно такой способ убийства. Он в точности воспроизводит сцену гибели Тояны на турбазе «Катунь». Только скала там была не синяя, а черная. И Есаулов был другой, младший. А коли месть свершилась, значит, Сергей Игоревич действительно причастен к тому печальному инциденту.

— К сожалению, мы его об этом спросить не сможем, — развел руками Ракитин. — Господин Есаулов-младший уже год как пребывает на Туманном Альбионе, постигая много гитик в древнем Оксфорде.

— Умеют же люди устраиваться, — констатировал я. — Думаю, нехай он там и дальше обретается. Не ровен час приедет на похороны — охраняй его потом. Надеюсь, вы еще не сообщили родственникам?

— Это конечно верх цинизма, но — нет, — выдохнул Олег. — Хотя максимум через сутки все равно придется: опознание и все такое.

— Фотография старшего есть?

— Только в паспорте. — Ракитин протянул мне темно-бордовую книжицу в прозрачной обложке.

С цифрового снимка на меня смотрел худощавый скуластый мужчина средних лет с голубыми глазами и коротким ежиком светлых волос. Конечно, тогда ему было сорок пять, но если к своим теперешним пятидесяти пяти Есаулов-старший сохранил хотя бы половину экстерьера…

— Он натуральный или крашеный? — уточнил я у Олега.

— Истинный ариец.

— С казацкой фамилией… М-да, чего в жизни не бывает. На таких брюнетки западают пачками. Стоп! — меня будто током прошило, и я снова уставился на фото.

— Что, подмигивает? — ухмыльнулся Ракитин.

— Какое убогое воображение порой встречается у доблестных борцов с преступностью! — не остался я в долгу. — А между прочим, я теперь знаю, кто папаша нашей яростной горянки.

— Дедукция, Холмс?

— Инсайт, Ватсон, элементарный инсайт.

— Ну, и кто же этот мерзкий тип?

Я продемонстрировал Ракитину фото из паспорта.

— Игорь Федорович Есаулов, он же — Акир, сиречь по-алтайски, «белый мужчина», в смысле, мужчина с белыми волосами. Геолог из Барнаула, егет, как выразилась втюрившаяся в него юная Сынару, дочь шамана Алыкчака Тудегеша.

— Екарный бабай! — только и смог вымолвить бывалый опер.

— Именно, мин херц. Так что половецкие пляски продолжаются без антракта. Кто там у нас следующий?

— Хилевич…

— …или Муратова.

— Это еще почему?

— Как вы думаете, Ватсон, кто мог стукнуть Хилевичу, что его жена гуляет налево, да еще с азером? — Я поднялся, заложил руки за спину и прошелся перед Олегом с видом утомленного жизнью профессора криминалистики. — Подсказка: здесь хватит и одной дедукции. Ну?

— Да кто угодно, — огрызнулся тот. — Подруга, соседка…

— Холодно, холодно…

Ракитин злобно посмотрел на меня исподлобья и вдруг просветлел лицом:

— Ну, конечно же! Госпожа Муратова?

— Точно.

— Женская логика…

— У кого?

— Не у меня же! — Олег вскочил. Он снова был бодр, весел и целеустремлен как крылатая ракета. — Едем! Я — к Хилевичу, ты — к Муратовой. Надо постараться уговорить их на охрану и наблюдение. Те еще штучки!

— Майор, не заботитесь вы о нравственности своих сотрудников, — прищурился я. — Нельзя же все время посылать на опасные для мужской чести задания одних и тех же?

— Зато ты в этом деле самый опытный! — нагло улыбнулся в ответ Ракитин. — С женщинами у тебя все получается легко.

— Типун тебе! Ладно, не Велесова же посылать…

— …и тем более не Данилу. К тому же они сейчас оба при деле.

— А я, значит, плюшками балуюсь?

— Извини…

— Все, хватит турусы на колесах разводить, ближе к телу, как говорил Мопассан.

До города добрались лишь через час — у моста через Басандайку образовалась приличная пробка, и только благодаря умению и наглости Олега и применению спецсигнала, удалось пробиться почти до самого железнодорожного переезда.

В городе я попросил Ракитина подбросить меня сначала до квартиры Ксении — не мог же я заявиться в губернскую думу в пыльных джинсах и не первой свежести рубашке. Да меня там на порог не пустили бы.

— До связи, — сказал на прощание Олег.

— Ты не забыл, что у меня односторонний фрикер?

— Лады, буду ждать твоего звонка.

Он укатил, а я неспеша направился к подъезду, доставая электронный ключ, и только тут сообразил, что не сообщил Ксюше о своем приезде.

«Чурбан безмозглый! — обругал я себя, но при этом не испытал ни малейших угрызений совести и сразу же ответил сам себе: — Я был занят делом. Вот теперь я освободился и могу позвонить ей из квартиры…»

Дверь подъезда еще только открывалась, но я уже почувствовал ледяное дыхание «ветра смерти» и нырнул вперед и вниз с перекатом, уходя с линии возможной атаки. Второе зрение включилось автоматически и вовремя. Из ниши возле почтовых ящиков сверкнула неяркая оранжевая вспышка — сухой щелчок и короткий визг рикошета о металл входной двери. Это пока в то место, где я должен был находиться секунду назад. Я хорошо видел стрелка вторым зрением, а он, вероятно, неплохо видел меня и первым — было время адаптироваться в ожидании цели. До пригнувшейся черной фигуры было не меньше шести метров — не достать в одном прыжке. До лестницы к лифтам — еще дальше. Остается легкоступ. Не хочется, а придется. Все эти соображения промелькнули в голове за те доли секунды, что понадобились киллеру сменить вектор стрельбы. Я увидел, как его палец давит на спуск, и сделал шаг. Недалеко. Всего лишь к нему за спину. Повернуться он уже не успел, как не успел и осознать, что же произошло. Я ударил парня безо всякого сожаления, и он мешком повалился на плиточный пол. Пистолет, глухо звякнув, отлетел под батарею отопления. Я знал, что стрелок умер даже до того как коснулся пола. Я также знал, что бесполезно было бы его брать живьем и пытаться допросить. Этого человека запрограммировали на убийство и на смерть в случае неудачи. А вот кто это сделал, я увидеть не смог, хотя и попытался. Ответом мне была абсолютная вязкая чернота, сквозь которую не мог пробиться поисковый луч випашьяны.

Скверно! Мой таинственный недруг знает, где меня искать, а я по-прежнему не знаю, где он и даже кто он?

Я подобрал пистолет. Это оказался АПС[36] с модифицированной эргономической рукояткой и бесшумной насадкой — вполне профессиональное оружие. Такой «ствол» трудно достать, и недешево. Кому же я все-таки отдавил любимую мозоль?.. Я ощупал карманы стрелка — ничего. То есть совсем. Ни бумажника, ни ключей от машины, ни даже транспортной магнитной карточки. Запасной обоймы и то не было. Я с сожалением вложил пистолет обратно в руку киллера, подобрал свою сумку и поднялся на шестой этаж, не забыв просканировать остальной подъезд и шахту лифта на предмет выявления. Однако больше сюрпризов не обнаружилось, и даже в пустой квартире все было тихо и спокойно.

Обойдя комнаты и убедившись, что хозяйка никуда не делась и по-прежнему живет дома, я поднял изящную янтарную трубку спикера, валявшуюся на ложе в каминном зале, и набрал для начала «911», сообщив дежурному о трупе в подъезде, а затем — номер центра «Световид». Девушка-секретарь очень мило ответила мне, что госпожи Меньшиковой сейчас нет, но она будет после обеда и что ей передать?

— Передайте госпоже Меньшиковой, что нашелся ее пропавший кот, — сказал я и отключился.

Что ж, тем лучше. Формально я выполнил правило поведения, зато теперь могу спокойно заниматься своими делами дальше. Я поймал себя на мысли, что под «делами» подразумеваю уже не репортерские шнырялки, а именно криминальное расследование. М-да, Дмитрий Алексеевич, может, вам действительно сменить профессию, так сказать, де-юре? Все равно де-факто вы давно уже бесполезны как журналист. И не выгнали вас до сих пор лишь потому, что верят будто вы пишете серию репортажей по параллельному расследованию. Какое заблуждение! А впрочем, мне ведь теперь действительно наплевать, что там обо мне думают в «Вестнике».

Придя к такому выводу, я отправился в душ и через пятнадцать минут из зеркала на меня глянул плотный подтянутый мужчина с импозантной русой бородкой, одетый в светлый летний костюм и тенниску под пиджак по последней моде. Вот теперь можно и в думу, а можно и в президенты.

Ровно в четырнадцать часов я запарковал свою казеную «хундайку» на стоянке для посетителей и вошел в прохладный огромный вестибюль губернского «белого дома». Выяснив на информационном таблоиде, что кабинет зампредседателя думы Муратовой Л.Б. находится на третьем этаже, я, дабы не тратить время на бюрократические процедуры, просто отвел глаза охранникам у входа в лифтовый холл. Признаться, это даже немного позабавило меня, поскольку делал это впервые. Когда-то, в своей первой профессии врача, я практиковал суггестивное внушение, заставляя порой своих пациентов видеть несуществующие картины и слышать нереальные голоса. Но здесь было иное. Внешне все выглядело так, будто меня нет. Охранники в упор смотрели на меня и не видели, словно я стал невидимкой. Я прошел мимо них через металлоискатель и вошел в лифт.

Широкий ярко освещенный коридор третьего, депутатского этажа был застелен мягким пружинистым покрытием цвета июльской травы, которое совершенно скрадывало звук шагов. Люди двигались по коридору как призраки — молча и бесшумно. Хотя кое-кто из присутствующих держали возле уха мобильники, а трое солидных пузанов у дверей зала заседаний что-то с жаром обсуждали. Но стены, видимо, тоже были покрыты звукопоглощающим составом, потому что уже в десяти шагах не было слышно, о чем говорят собеседники.

Я двинулся по коридору, поглядывая на таблички на высоких дубовых дверях, а стоявшие через каждые тридцать-сорок шагов секьюрити в темно-серых, по моде облегающих костюмах внимательно поглядывали на меня. Однако останавливать меня никто не стал, и вскоре я наткнулся на дверь со строгой, золотом по синему бархату, табличкой «Заместитель председателя губернской думы Муратова Лилия Борисовна».

Возле двери возвышался здоровенный лоснящийся лоб, который все же проявил к моей личности минимальный интерес, выставив на пути длань и пробурчав:

— Пропуск!

Я не стал опускаться до диалога с этой гориллой, лишь махнул перед его носом удостоверением капитана криминальной милиции и толкнул тяжелую дверь.

— Здравствуйте, вы ко мне? — раздался низкий бархатистый голос, и я увидел справа у чайного столика женщину в строгом деловом костюме цвета спелой сливы.

Госпожа Муратова сидела в низком кожаном кресле, закинув ногу на ногу, и держала в руках крохотную кофейную пару — чашку и блюдце. В пепельнице на столике дымилась длинная золотистая сигарета.

— Добрый день, Лилия Борисовна, — галантно раскланялся я и подошел ближе. — Меня зовут капитан Кротов, криминальная милиция.

— Ну, зачем так официально, господин капитан? — очаровательно улыбнулась Муратова. — Присаживайтесь, — она кивнула на кресло с другой стороны стола. — Кофе хотите?

— Пожалуй, не откажусь.

Я налил в пустую чашку густого ароматного напитка и сел, полуобернувшись к хозяйке кабинета.

— Лилия Борисовна, у меня к вам серьезный разговор.

Она отставила кофейную пару и взяла сигарету.

— Я вас внимательно слушаю, капитан… Или, может быть, у вас есть имя? — Она тоже пересела в пол-оборота ко мне, при этом узкая юбка сдвинулась на несколько сантиметров выше, открывая для обозрения полное бедро без признаков целлюлита.

— Денис Анатольевич…

— Денис?

— Денис Анатольевич. Итак, Лилия Борисовна, — заговорил я ровным официальным голосом, проигнорировав ее попытку сближения, — вы уже знаете, что мы разыскиваем известную вам Тояну Тудегешеву. Разыскиваем по подозрению в соучастии в двойном убийстве. Теперь даже в тройном. И у нас есть все основания предполагать, что Тудегешева на этом не остановится.

— А причем тут я? — Муратова пошевелилась и от этого тонкая ткань на бедре сдвинулась еще на пару сантиметров.

— Я думаю… нет, я уверен, что вы тоже в ее списке, — сказал я и сосредоточился на чашке с кофе.

С минуту она молча курила, я, тоже молча, пил мелкими глотками прекрасный напиток и жалел, что чашка слишком маленькая, и когда она опустеет, мне придется поставить ее на стол, и тогда я вынужден буду пялиться на шикарные ноги этой немолодой, но еще весьма привлекательной женщины. Наконец Муратова загасила сигарету и снова взяла свою чашку.

— Почему вы решили, что я стану вам помогать, капитан?

— Ну, вы же не хотите умереть? — ляпнул я и тут же пожалел о сказанном.

— Да кто вам сказал, что я умру?! — Она резко выпрямилась в кресле, потом встала и подошла к рабочему столу, заваленному папками и бумагами. — Здесь отличная охрана — мышь не проскочит!

— А дома?

— Дом тоже на охраняемой территории, везде телекамеры, кодовые замки на всех дверях! В конце концов, я же не дура открывать кому попало? — Она нервно переложила на столе несколько папок, и я понял, что добился своего: Муратова испугалась.

Тогда я поднялся и подошел к ней вплотную. Мы оказались с ней почти одного роста, хотя, если отнять каблуки, пожалуй, она мне будет как раз по брови — хороший рост. Деловой костюм, конечно, не призван подчеркивать достоинства фигуры, но и так видно, что женщина в самом соку. Хотя о чем это я? Ни к чему мне сейчас новые амуры — дел невпроворот, самого, того и гляди, шлепнут.

— Лилия Борисовна, дело прошлое, — сменив тон, вкрадчиво сказал я, — признайтесь: это вы… сообщили мужу Тудегешевой о ее увлечении вашим супругом?

Муратова вскинулась, отступила на полшага от меня, нахмурилась, потом вдруг сникла и кивнула.

— Ну, вот вам и мотив, — подытожил я.

— Что вы предлагаете, капитан? — вяло поинтересовалась она.

— Вам нужен личный телохранитель. И срочно.

— Где же я его возьму?

— Пусть муж обеспокоится…

— Я не замужем.

Опаньки! Час от часу не легче!

— Может, вы согласитесь меня охранять? — Сказано это было уже другим, прежним голосом опытной и уверенной в себе женщины.

Я посмотрел Муратовой в глаза, и она тут же ответила мне томным с поволокой взглядом.

— Я щедро заплачу, — добавила она своим неподражаемым контральто так, что форму оплаты можно было не уточнять.

Этого еще не хватало! Озабоченная дамочка с депутатским мандатом. Не зря говорил руководитель моей первой, так и не состоявшейся диссертации: «Дмитрий, всякая инициатива наказуема. Не можешь сделать сам, не предлагай!» Ну, и что теперь прикажете делать?

— Минутку, госпожа Муратова. Мне нужно позвонить. Вы разрешите?

— Конечно, конечно. Пользуйтесь. — Она кивнула на свой стол, где среди бумаг лежала ярко-красная «капля» спикера.

Я набрал служебный номер Олега, не особенно надеясь застать майора на рабочем месте. И пока трубка мурлыкала в режиме ожидания, я лихорадочно взвешивал все «за» и «против» своего непосредственного участия в авантюре под названием «личный телохранитель». Геморрой, естественно, изрядный. Мадам сгорает от желания, а у меня совершенно другие интересы, плюс потеряю уйму времени, и не факт, что на Муратову «наедут» именно сегодня. С другой стороны, не хотелось бы выглядеть уж окончательной сволочью: пришел, напугал и бросил, одинокую и беззащитную… Видимо, все же придется подежурить. Я положил спикер на место и повернулся к депутатше.

— Хорошо, Лилия Борисовна, договорились. До завтрашнего утра я ваш личный охранник, а потом что-нибудь придумаем.

— У меня сейчас еще одно заседание, часика на полтора, не больше! — Муратова заметно повеселела. — А потом я свободна и отдам себя под вашу охрану.

Мне оставалось лишь молчать и делать озабоченное лицо. Мы вышли из кабинета, и Лилия направилась в дамскую комнату приводить себя в порядок, а я медленно пошел по коридору в сторону открытой двери зала заседаний. «Велесова ей, что ли, подсунуть? — пришла в голову неожиданная мысль. — Внешность у Пашки, конечно, впечатляющая, но ведь флегма невероятная! А этой тигрице нужен, как минимум, Тарзан по темпераменту и Сирано де Бержерак по интеллекту. А может, Даньку Седых?.. Ушлый парнишка, но малоопытный. Испугается еще поди — Муратова ему в мамочки сгодится…»

Мимо меня быстро прошла какая-то девушка, показавшаяся смутно знакомой. Я быстро оглянулся и обомлел: к дамской комнате направлялась Тояна Тудегешева! Мне не хватило нескольких секунд, чтобы задержать ее, как она исчезла за дверью, куда обычным мужчинам входить не рекомендовалось. Но ведь я-то не обычный! Я же теперь личный охранник зампредседателя думы!

Я рванул к туалету так, будто от этого зависела моя собственная жизнь. Из-за спецпокрытия моего передвижения никто не слышал, а лоб у дверей кабинета смотрел строго перед собой. Поэтому я беспрепятственно вломился в дамскую комнату и оказался в интересном положении. Тояны в туалете не обнаружилось, зато там обнаружились три деловых дамы, занимавшихся разными мелкими женскими делами. Мое появление естественно вызвало весьма бурную реакцию и отнюдь не в мою пользу. На дружное трио в помещение вломился тот самый охранник от кабинета Муратовой и, не вдаваясь в детали, профессионально сгреб меня за шкирку. Устраивать с ним разборку было глупо, поэтому я покорно дал себя выволочь из туалета и, только оказавшись в коридоре, провел прием перехвата. В результате теперь я держал амбала за загривок и вывернутую к лопатке кисть.

— Мальчик, — сказал я почти ласково, — разве тебя в детстве не учили вежливому обращению со старшими?

Детина молча дернулся, пытаясь освободиться, и я слегка нажал на его кисть. Что-то хрустнуло и парень тихо взвыл от боли.

— Пусти, гад!

— Ответ неверный, — уже жестко сказал я. — Прежде чем действовать, всегда надо думать. Тем более ты видел мое удостоверение. Так что я могу расценить все это, как нападение при исполнении с соответствующими для тебя оргвыводами. Усек?

— Да. Отпусти…

— А ты будешь себя хорошо вести?

— Да…

Я разжал руки и отступил от парня на шаг. Он тут же развернулся и двинулся на меня как танк. Но в этот момент из дамской комнаты вышла Муратова.

— Это что за безобразие, Антон?! — рявкнула она как заправский прапорщик. — Немедленно прекратить!

Бугай покорно вытянулся во фрунт.

— Он же нарушал, Лилия Борисовна, — пробубнил он извиняющимся тоном.

— Он — начальник моей личной охраны. Капитан Кротов, — веско сказала Муратова. — Сейчас же извинись!

— Извините, господин капитан, — выдавил из себя непривычные слова парень и отступил к дверям на свой пост.

— Денис Анатольевич, — продолжила мизансцену Муратова, — я освобожусь через полтора часа. Будьте готовы.

«Всегда готов!» — чуть было не ляпнул я, но лишь кивнул и, сопроводив Лилию до зала заседаний, вышел в холл к лифтам. Вытащил заветный фрикер и набрал номер мобильника Ракитина.

— Слушаю, Ракитин, — тут же отозвался он.

— Олег, это я. Ситуация: Муратова согласилась на личную охрану и до завтрашнего утра это буду делать я, а ты пока подбери парня порасторопней и без комплексов.

— Круглосуточная?

— Это уж как тебе угодно. Дамочка она нервная и дюже озабоченная.

— Так я на тебя рассчитываю?..

— Иди в баню! Это не моя возрастная категория. И вообще, я в завязке…

— С каких это пор?

— Все, я отключаюсь. Время. Привет комиссару!

Я вернулся в коридор третьего этажа, увидел на стене стрелку с надписью «Кафе» и пошел туда. Желудок после кофе все настойчивей требовал работы, тем более что я не ел со вчерашнего вечера в аэропорту Горно-Алтайска.

Полтора часа пролетели незаметно. Уминая мясные деликатесы и запивая их душистым травяным чаем, я лениво наблюдал за редкими посетителями, в основном секретарями депутатов и их охранниками, а сам думал, куда девалась Тудегешева. Спряталась в кабинке? Может быть. Хотя — нет. Я успел заметить, что все кабинки, кроме одной, были открыты, а у раковин находились три дамочки, и Муратовой среди них не было, следовательно, она и занимала единственную закрытую кабинку. Куда же делась Тояна? Конечно, будь немного времени, я бы просканировал помещение, но меня отвлек этот дуболом Антон. Скорее всего Тудегешева просто отвела всем глаза, в том числе и мне. А сие означало, что она, как минимум, равна мне по возможностям.

Да нет, превосходит меня! Она доказала это в Горно-Алтайске, наведя сильный морок в собственной квартире. Блин, ей же элементарно нужно было выведать, что мы про нее знаем — и получилось!.. Так, может, все-таки она сама со всеми своими обидчиками и разбирается? Нет, что-то не припомню я сиддхи, дающей возможность превращения из женщины в мужчину и обратно, причем «в полевых условиях». Есть, конечно, Паракая Правеша — одна из малых сиддх, позволяющая временно вселяться в чужое тело и управлять им. Но не создавать себе новое, а потом еще и уничтожать его каждый раз после использования. Даже мадхъя Нурия лишь меняла свой внешний вид. Правда, она же создавала матрикаты и психумов… Так ведь то — мадхъя!

Не-ет, определенно у Тудегешевой есть напарник. И, раз Тояна заявилась в думу, значит, Муратова следующая, и надо держать ухо востро. Никаких отвлечений, медитаций и прочих шалостей! Как учила меня в свое время Ирина Колесникова, в сексе, медитации, трансе человек полностью раскрывается для глубинного обмена энергиями с партнером или тонкими планами и потому становится совершенно беззащитен. Так что, госпожа Муратова, даже если бы вы были в моем вкусе, в этот раз вам — полный облом!..

Я допил, смакуя, третий стакан чая с мятой, мелиссой и зверобоем и посмотрел на часы — пора. Через пять минут заканчивается заседание и начинается моя работа.

* * *

На квартиру к Муратовой мы попали лишь под вечер. После заседания Лилия развила бурную деятельность, усадила меня в свою машину рядом с собой на заднее сиденье, и водитель повез нас сначала в парикмахерскую, потом в супермаркет, потом на какой-то деловой коктейль в пригородном ресторане и наконец доставил в новый элитный микрорайон на южной окраине Сибирска, где я не был уже несколько лет. В основном потому, что там не происходило ровным счетом ничего примечательного для уголовной хроники. Признаться, этот вояж настолько мне осточертел, что я был готов пешком убраться восвояси, лишь бы поскорее забыть о самом существовании сумасбордной депутатши! Только данное ранее обещание и удержало меня от бегства. А ведь еще надо было как-то ночь пережить…

Квартира у Лилии была двухуровневая. На первом этаже располагалась кухня-столовая, ванна с джакузи и гостиная с гигантским полукруглым диваном перед комплексом домашнего кинотеатра с плоским полутораметровым экраном посередине. На втором этаже, естественно, были спальные комнаты. Две. И еще один санузел с биде и душем.

Все продумано. Ничего лишнего, и в то же время максимально удобно.

Лилия сразу упорхнула наверх, а я проверил мягкость дивана, на котором определил себе ночлег, и занялся кинотеатром. Муратова объявилась минут через двадцать в серебристом полупрозрачном пеньюаре, под которым само собой ничего не было, кроме располневшего, но еще очень аппетитного тела. Волосы, днем собранные в строгую аккуратную прическу, Лилия распустила и зачесала на одну сторону, заколов огромным гребнем из слоновой кости. Получилось действительно сногсшибательно. И если бы я заранее не настроил себя на добровольный отказ от удовольствия, скорее всего не устоял бы перед таким соблазном.

Продумано было все: и внешний вид, и жесты, и голос, и музыка, которую опытная искусительница включила легким хлопком ладоней, и мягкий полусвет в гостиной, зажегшийся одновременно с музыкой. Ну, чего еще мужику надо? Плиз, халява, сэр!..

— Вы великолепно выглядите, Лилия Борисовна, — честно сказал я и сел на диван перед кинотеатром. — Только, думаю, это лишнее.

— Что именно? — Она сделала полуоборот и подошла ко мне почти вплотную.

— Продолжения не будет, мадам, — вежливо ответил я и включил воспроизведение. — Спокойной ночи.

Сначала она приняла мои слова за кокетство, рассмеялась, села рядом, прижалась ко мне разгоряченным зовущим телом, но я сидел спокойно и даже не приобнял ее. Постепенно в глазах женщины протаяло понимание. Муратова вдруг резко отпрянула, запахнула пеньюар и уставилась на меня злыми колючими глазами. Я мысленно дал себе пощечину, вторую влепила Лилия. Она бы влепила и больше, но я поймал ее за руки и заговорил низким властным голосом, перейдя на «ты» для максимального сокращения дистанции внушения:

— Слушай меня, Лилия! Сейчас ты пойдешь в свою спальню, ляжешь в постель и уснешь. Ты очень хочешь спать, Лилия. Твои веки тяжелеют и закрываются. Ты очень устала, Лилия. Ты хочешь спать. Сейчас ты встанешь с дивана, Лилия, поднимешься по лестнице в спальню и ляжешь в постель… Слушай мой голос, Лилия!

Я говорил и говорил, развивая трансформационную формулу внушения, добавляя с каждым новым циклом все больше подробностей предстоящего действия, и через пару минут женщина затихла, расслабилась. А когда я произнес команду «иди», Лилия послушно встала и медленно двинулась вверх по лестнице.

Тогда я наконец тоже расслабился и тут же почувствовал дикую усталость: суггестия всегда отнимает много энергии. Я выключил кинотеатр, откинулся навзничь на диванные подушки и мгновенно заснул.

Проснулся я сразу, рывком. В квартире стояла почти полная тишина, но я точно знал: где-то совсем рядом посторонний. Я остерегся сканировать пространство, зная, что обнаружу себя, если в доме паранорм. Вместо этого, не меняя позы, я шагнул на площадку второго этажа и замер перед дверью в спальню Лилии. Оттуда доносились едва слышимый шорох и какая-то возня. Тогда я включил второе зрение и бесшумно проскользнул в комнату.

Несмотря на почти полную темноту я прекрасно видел все детали обстановки и широкое ложе в дальнем углу спальни. И там-то, среди подушек и перин боролись двое. Незнакомый мне мужчина уже подмял под себя Лилию и раздвинул ей ноги, а она почему-то перестала сопротивляться и лишь тихо стонала то ли от боли, то ли от страсти.

Раздумывать было некогда. Я длинным змеиным прыжком метнулся к ложу, целя незнакомцу голову, но тот почувствовал опасность и вдруг… исчез! То есть мне показалось, что исчез, потому что в следующий миг он перехватил меня в прыжке и швырнул в дальний угол комнаты на трельяж. Лишь хорошая реакция спасла меня от серьезного увечья. Больно ударившись о край тумбочки, я кувырком ушел с линии атаки и успел поставить жесткий блок от следующего удара, направленного мне в голову.

Противник оказался просто феноменально быстр, и он был настоящим мастером боя. Я почувствовал это уже в следующую секунду, с трудом парировав серию «кобра» — каскад жалящих ударов по «точкам смерти». Вряд ли я бы уцелел после этой атаки, если бы сам не владел подобной техникой. Не давая парню перегруппироваться для новой серии, я сам провел комбинацию «гром», завершив ее нехарактерным, но эффективным ударом «медвежья лапа». Противник легко парировал комбинацию, а вот «лапу» пропустил. Однако, вопреки ожиданиям, удар не произвел на него обычного ошеломляющего действия, лишь слегка замедлил следующую атаку. А через несколько секунд я сам прохлопал «нижний хлыст» и грохнулся навзничь, ощутимо приложившись затылком об пол. Какие-то мгновения я «плыл», ничего не видя перед собой, и вот тут-то включилась моя новая защита, подаренная матрицей Белого шамана.

Время как бы замедлилось раз в двадцать, зрение скачком вернулось и стало почти панорамным, звуки полностью исчезли, а предметы обстановки превратились в полупрозрачные тени. И в этом вновь организованном пространстве остались только я и мой странный противник. Теперь я видел не только его физическую оболочку, но эфирное и даже ментальное тела. Я осознал, что могу атаковать врага сразу на всех обозначенных уровнях, и сделал это незамедлительно.

И он не смог отразить все удары! Его ментальное тело вдруг лопнуло радужными брызгами, и парень рухнул ничком как подкошенный на пушистый ковер возле ложа, на котором лежала в глубоком обмороке обнаженная Лилия.

Пространство боя тут же схлопнулось, и время вернуло привычный ход. Я нагнулся над поверженным противником, хотел перевернуть лицом вверх, но тело его вдруг странно задрожало, заколыхалось, и… исчезло. На этот раз совсем. А я ничего больше не успел предпринять и даже почувствовать, как на меня упал потолок.

Психокинетическая атака была настолько мощной и стремительной, что мгновенно вышибла сознание из бренной оболочки и погрузила в состояние грогги. Если бы такое произошло раньше, до встречи с Алыкчаком Тудегешем, со мной все было бы кончено. Но теперь мое оглушенное «я» сумело в последний момент выскользнуть из-под смертельного удара и затаилось в глубинах подсознания. Опыт прохождения Хинаяны не пропал втуне, и организм незамедлительно им воспользовался. А из вибрирующего пространства вдруг протаяло знакомое, прекрасное и злое лицо. Мадхъя вгляделась огромными зелеными глазами со змеиными зрачками в остатки меня и улыбнулась.

«Вот и все, жалкий человек! — спокойно произнесла Нурия. — Ты сделал неверный выбор, став на Путь Шакти. Ты слаб для воина, потому что подвержен чувствам. Они тебя и погубили, и теперь ты умрешь!..» Лицо мадхъя исчезло, откуда-то сверху начала опускаться циклопическая темная плита, и я понял, что когда она опустится совсем, меня не станет.

А потом я услышал далекий как эхо голос: «Сила… Призови Силу…». И тут же я понял, что могу и знаю, как это сделать. И в тот же миг мощный золотисто-алый поток хлынул в меня со всех сторон, наполнил все мое существо живительной силой и радостью, а потом ударил гигантским гейзером в темную плиту чужой воли и расколол ее, раздробил на миллионы мутных осколков, тут же истаявших в пространстве, и сам исчез, исчерпав свою энергию.

Последним, что я запомнил, было жутко перекошенное, какое-то неправильное лицо Нурии, медленно тающее в пространстве.

Глава 7

Очнулся я все же в постели Лилии, но вместо нее рядом сидела Ксения и разглядывала меня хмуро и сочувственно.

— Привет, — сказал я и не узнал собственного голоса, таким он был жалким и слабым.

— Котов, ты когда-нибудь перестанешь таскаться за каждой поманившей тебя задницей? — поинтересовалась Ксения и с плохо скрываемым презрением обвела взглядом сексодром Муратовой.

— Ты просто не в курсе, милая, — сделал попытку объясниться я. — Лилия Муратова — следующая в списке Тояны Тудегешевой. Ее необходимо было как-то защитить.

— Ну да, кроме тебя других защитников не нашлось! — фыркнула Меньшикова и встала. — Идти сможешь, кот мартовский?

— Августовский… Попробую.

Я сел и тут же оперся на руки — комната противно перекосилась, в глазах поплыли радужные круги.

— М-да, досталось тебе, — вздохнула Ксения и чисто по-женски добавила: — И поделом!

— Да не было между нами ничего! — рявкнул я изо всех невеликих сил.

— «Меня царицей соблазняли, но не поддался я!..» — ехидно процитировала Меньшикова известного киногероя. — Ладно, в конце концов, ты мне не муж и я тебе не жена. Давай руку!

Я счел за лучшее промолчать, все равно она сейчас была не в состоянии адекватно оценить ситуацию. Руки у Ксении были сильные, а плечо крепкое. Мне вдруг стало ужасно стыдно, но не за Муратову, а за свою слабость.

— Как ты здесь оказалась? — спросил я, когда мы благополучно добрались до машины Меньшиковой, припаркованной прямо у подъезда. — Территория охраняется… Ракитин позвонил?

— По-моему, тебе сегодня ночью последние мозги отбили, Котов. — Ксения уселась за руль, двигатель взревел, и «сузуки» прыгнул вперед как тигр. — Я, по-твоему, кто?

— Мой учитель и наставник, моя берегиня, мой самый близкий друг…

— Еще!

— Мое отражение в эйдосе…

— Наконец-то! Хоть это вспомнил.

— И что из этого следует?

— Дурак!..

Очень содержательный разговор получился. А ведь действительно забыл, в каких мы с ней отношениях. Все еще по привычке пытаюсь оперировать бытовыми человеческими категориями, а среди магов они абсолютно неприменимы. Смысловая насыщенность обычных понятий несоизмерима, а этические и нравственные аспекты отношений между магами или магами и людьми многим могут показаться странными и даже неприличными.

Оказывается, иногда полезно на время стать больным и немощным, можно спокойно оглянуться, оценить и переоценить свои дела и поступки, разобраться в отношениях и с самим собой, а главное, сделать выводы на будущее. Какое же все-таки имя у моего будущего? Лена?.. Ксения?.. А может, Нурия? Почему бы нет? Никакого парадокса. Противоположные полюса магнита притягиваются, разноименные электрические заряды — тоже, флегматика всегда тянет к сангвинику, Инь дополняет Ян, Рай без Ада — нонсенс. Добро и Зло неразделимы — по сути, это одно и то же — и лишь в сознании человека приобрели антагонистическую окраску. Человек вообще существо противоречивое, и прежде всего самому себе…

— Долго ты еще будешь философствовать, Котов? — ворвался в мои размышления голос Меньшиковой.

— Что, опять фоню на всех частотах? — недовольно скривился я.

— Вот именно. Вылезай, приехали.

Я посмотрел вперед. Прямо перед нами было высокое крыльцо центра «Световид». Я открыл дверцу и медленно выбрался из машины. Голова больше не кружилась и ноги держали вполне сносно. Видимо, за время поездки организм смог в какой-то мере подлатать себя, хотя конечно до полного восстановления было еще далеко. Ксения тоже вышла из джипа, поставила его на сигнализацию, и мы чинно, под ручку, поднялись на крыльцо к автоматически раскрывшимся стеклянным дверям.

— Забыл тебя спросить, Ксюша, — сказал я, очутившись в знакомом уютном кабинете, — что ты сделала с Муратовой?

— Ничего, — хмыкнула Меньшикова и скрылась за ширмой. — Когда я пришла, ее уже не было. А на кухне я нашла безобразную записку: «Уехала в думу. Отдыхай до вечера. Твоя Л.». Ну и что я должна была после этого про вас подумать?

— Да уж, — я почувствовал, что у меня горят уши. «Вот же дура озабоченная, прости господи!» — Но мне-то ты веришь?

— Верю. — Ксения вышла из-за ширмы, облаченная в свободную белую тунику, босая и простоволосая. — Ты еще не готов?

Я поспешно стал раздеваться.

— Значит, подробностей вчерашней ночи ты не знаешь?

— Ты снова сцепился с кем-то из подручных Нурии.

— Его-то я одолел без проблем…

— Неужели сама пожаловала? — Ксения встревоженно обернулась ко мне. — И ты сумел отбиться?! Сам?

— Представь себе, — не удержался я от маленького бахвальства и полностью обнаженный улегся на высокую кушетку посреди кабинета.

— Значит, ты освоил уровень Пхова, управляемый перенос сознания, — задумчиво покачала головой Меньшикова. — Ложись поудобнее, процедура на этот раз будет долгой.

— Она чуть было меня не угробила, — сказал я, закрывая глаза и расслабляясь, — но я сумел воспользоваться Силой Шуньяты и, похоже, здорово покалечил красотку.

— Одной Шуньяты недостаточно, чтобы убить мадхъя. Она скоро восстановится и нам надо быть к этому готовыми, — услышал я ровный и тихий голос Ксении, и мне очень понравилось это «нам».

А потом я плыл в океане голубой пустоты, и мне было тепло, хорошо и безмятежно. Изредка из этой голубизны прорывался золотисто-алый луч, быстро пробегал по телу щекочущей змейкой и снова растворялся в пустоте. И с каждым его новым посещением внутри прирастало и набирало силу ощущение радостной мощи и веры в себя…

Я не заметил, как вышел из транса. Ксения сидела в изножье кушетки и по-прежнему задумчиво разглядывала меня. Я сел.

— Сеанс окончен, доктор?

— Да, — очнулась от размышлений Меньшикова. — Можешь одеваться.

— А как же…

— А никак! Тебе это больше не требуется: твой гомеостаз[37] перешел на другой уровень регуляции и во внешней гармонизации более не нуждается. — Она ехидно прищурилась. — Может быть, только изредка и по большим праздникам.

Отомстила-таки! Ох уж эти ля-фам, ля-фам, как выражался один профессор. Однако, пора и работу работать.

Я быстро и молча оделся и пошел к выходу, но Ксения вдруг оказалась передо мной, порывисто обняла за шею и подарила долгий и сладкий поцелуй.

— Будь осторожен, Котов, — тут же перешла она на свой обычный тон, — и научись наконец пользоваться прямой связью.

— Телепатией, что ли?

Она фыркнула и распахнула дверь кабинета:

— Убирайся! Я и так из-за тебя кучу времени потеряла.

Дверь захлопнулась за спиной, и я остался в коридоре один-одинешенек. Ладно. «Первым делом мы испортим самолеты, ну а девушек…» Я вынул Мишкин фрикер и набрал номер Ракитина.

— Приветик с того света, майор, какие новости?

— Паршивые. Хилевич отказался от страховки. Приезжай, есть что обсудить.

— А комиссар будет?

— И тебя будет, и меня будет. Давай в темпе!

— Уже в пути!..

Мрачный юмор Олега вселял некоторую надежду, что все образуется и решение будет найдено. Лишь бы комиссар не закусил удила. С ним иногда бывает в критических ситуациях.

Я вышел на крыльцо центра и тут вспомнил, что остался без колес. Милая сердцу «хундайка» так и заночевала на стоянке возле «белого дома». Ловить такси на этой тихой улочке представлялось делом почти безнадежным, и я решился на легкоступ. Все равно необходимо было как-то проверить свои кондиции, почему бы не начать с телепортации?

Я вызвал в памяти картинку Зеленого проспекта, где располагалось управление криминальной милиции — благо, визуальная память у меня с детства была великолепная, — и спустя несколько секунд определил конечную точку перехода: боковую тропинку в сквере напротив здания управления. Место было весьма удачное: ни со стороны аллеи, ни с проспекта тропинку не видно из-за разросшихся густых кустов боярышника и волчьего лыка.

Через минуту я уже переходил улицу перед главным входом в управление. Шаг получился легко и почти без неприятных последствий. Лишь легкий звон в голове да почему-то медный привкус в рту.

Ракитин расхаживал по кабинету с зажженной сигаретой в зубах и пластиковой синей папкой в руке. Увидев меня, он тут же загасил окурок, облапил за плечи и повлек в коридор:

— Пошли, пошли, Берест уже всю икру выметал.

— Погоди, давай хоть обсудим, в какую сторону грести, — попытался я его урезонить. — Чего врать шефу будем?

— Ничего. Говорить только правду, смотреть честными и преданными глазами и изображать неистовое желание работать! Только так мы сможем избежать раздачи очередной партии слонов. Мне лично уже их складывать некуда, а тебе?

— Олежек, ты никогда так много не говорил сразу, — я сделал озабоченное лицо и пощупал его лоб. — У тебя приступ логореи?

— Отвали! — Он вдруг помрачнел и остановился посреди коридора. — Понимаешь, к Хилевичу я все-таки наружку прилепил для очистки совести, а вот к Муратовой послать некого. А ведь она по списку следующая. Вчера-то как, все спокойно было?

— Обошлось. — Я решил не посвящать Олега в подробности прошедшей ночи, у него и так забот хватало. — Да не переживай ты, сгоняю в думу после совещания, если надо — еще вечерок подежурю. Не бросать же женщину на произвол судьбы?

— Хорошо, — посветлел Ракитин, — договорились. Идем к шефу.

Берест был в своем репертуаре.

— А-а, явился наконец, голубь сизокрылый! — рявкнул он, поднимаясь из кресла во весь немаленький рост. — Надеюсь, казенные средства потрачены не зря?

— Здравия желаю, господин комиссар! — Я выкатил глаза и щелкнул каблуками. — Готов доложить результаты командировки.

— Ладно, не паясничай, — махнул рукой, успокаиваясь, Берест. — Присаживайтесь, сыщики. Сейчас подъедет Велесов, и начнем.

Мы с Ракитиным сели друг напротив друга за длинный стол для совещаний, комиссар раскурил трубку, и тут дверь распахнулась во всю ширь, едва не слетев с петель.

— Извините, господин комиссар, — Велесов переступил через порог и осторожно, одним пальцем, прикрыл дверь.

— Проходи, Паша, тебя ждем, — как-то очень ласково сказал Берест.

Мы поздоровались с Павлом за руку, и все дружно уставились на шефа.

— Ну, что ж, приступай, путешественник, — кивнул мне бравый комиссар. — Только без мистики и домыслов. Одни факты.

— Если без мистики, то дело выглядит так, — медленно начал я. — Двадцать семь лет назад молодой, подающий надежды геолог, красивый видный парень, познакомился во время экспедиции на Северо-Восточный Алтай с юной девушкой-аборигенкой, оказавшейся дочерью местного шамана. Нравы в горах и сейчас современными не назовешь, а тогда — тем более. Дивчина же по уши втрескалась в красавца блондина с голубыми глазами, но вмешался грозный папаша и все пошло кувырком. Дочка, будучи характером в родителя, проигнорировала отцовский запрет и, более того, отвела любимого в… одно священное место, положенное древнему культу демона Ночи — Икэбитле, то есть Двуликому. Условия сложились крайне романтические, и молодые не устояли от соблазна. В результате геолог уехал и забыл о своем увлечении, а обманутая девушка родила дочь. Старик-отец вскоре узнал все подробности греха, счел их опасными для себя и дочери и отвез ребенка в столицу республики, записав в роддоме на имя Тояна, сиречь Найденыш. Будто бы нашел ее в горах и спас. Фамилию и отчество девочке, думаю, сочинили уже сами врачи.

Я замолчал, переводя дыхание. Ракитин также молча поставил передо мной стакан с водой. Я глотнул и продолжил:

— Девочка Тояна выросла, получила аттестат и приехала в город Сибирск поступать в университет. В положенное время влюбилась в красавца кавказца со старшего курса, а тот оказался сволочью и женился на другой. Наша героиня с горя или от отчаяния тоже вышла замуж, но продолжала сохнуть по кавказцу. Жене его вскоре это надоело, и она сообщила мужу Тояны о ее похождениях. В результате бедная девушка оказалась на улице, а потом и без работы, ибо уважаемый банк, где она трудилась, не мог допустить в своем штате сотрудников с подмоченной репутацией. Пришлось нашей героине отправиться восвояси несолоно хлебавши в родной Горно-Алтайск. А дальше, господин комиссар, начинается сплошная мистика.

— Погоди пока с мистикой, — сказал Берест, выбивая трубку.

— Но это же самое интересное!

— Все равно. Ракитин, что думаешь по этому поводу?

— Думаю, что осталось пережить еще два трупа, и вендетта закончится сама собой.

— Ага, подсчитал, значит? Ну а если мы кого-то не учли? А если ей просто понравится убивать, и появится еще один список? Мало ли обидчиков более мелкого пошиба?

Комиссар встал и принялся мерить шагами кабинет.

— Тогда уж «им», а не «ей», — подал голос Велесов.

— Что? А, ну да. Их же двое… Так что будем делать, господа сыщики? Мышей ловить или убийц?

— Предлагаю подготовить две группы захвата и наружного наблюдения, для Муратовой и Хилевича, — сказал Олег. — Дежурить круглосуточно, глаз с них не спускать.

— И сколько ты намерен держать такую прорву людей? — саркастически осведомился Берест. — День? Два? Неделю?..

— Разрешите, господин комиссар? — снова встрял Велесов.

— Валяй, лейтенант. Что надумал?

— Смотрите, если считать от убийства Ильхана Амиева, смерть Витковского наступила на шестой день, а Есаулова — на одиннадцатый после Ильхана…

— А на тринадцатый, то есть вчера, было покушение на Муратову, — сообщил я.

— Ты же сказал, что все было тихо! — возмутился Ракитин.

— Я сказал, что обошлось…

— Ну, знаешь!..

— Спокойно, — вмешался Берест. — Горячие эстонские парни. Так что там с Муратовой?

— Ночью была попытка покушения на Лилию Борисовну Муратову прямо в ее квартире. Ликвидирована успешно.

— Кто? Муратова?

— Попытка… То есть киллер. Мной лично. — Я скромно опустил глаза долу.

— А как ты оказался у Муратовой в квартире? — нехорошо прищурился комиссар.

— Она сама меня пригласила… охранять.

— Славно наохранялись?

— Что вы такое говорите, Николай Матвеевич?! Я честный человек!..

— Ты лучше на себя в зеркало посмотри. Вылитый жиголо!

Берест вернулся в кресло за столом и уставил прокуренный палец на Велесова.

— Дальше, лейтенант.

— А-а… Дальше ничего, — развел ручищами Велесов. — Не получается…

— Паша хотел сказать, что закономерность — по трупу каждые пять дней — на Муратовой нарушилась, — решил поддержать я реноме лейтенанта. — Почему-то наш неуловимый мститель заторопился.

— Ну а дальше? — нетерпеливо спросил Николай. — Главный-то вопрос?

— Да все в ажуре, комиссар! — Я посмотрел на него невинными глазами. — Раз уж они заторопились, вряд ли вернутся к прежнему графику. Следовательно, попытка покушения на госпожу Муратову состоится в ближайшее время, а на подлеца Хилевича — буквально следом.

— Логично, — подытожил Берест. — Получается, нам бы только день простоять да ночь продержаться, так?

— Не совсем, — ляпнул я.

— Это еще почему?

— Потому что может статься, я ошибаюсь, и во всем этом сокрыт некий тайный, эзотерический смысл, или сложный астрологический расчет, или…

— Сто-оп! — хлопнул дланью по столу Берест. — Я же сказал, никакой мистики!

— Молчу, молчу. — Я демонстративно сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

— Вот так-то лучше, — буркнул комиссар и повернулся к Ракитину: — Ну, майор, тебе и карты в руки. Чтоб через час планы операций прикрытия и захвата лежали у меня на столе! Вопросы есть?

— Никак нет.

— Все свободны.

Мы гурьбой вывалились из кабинета и, не сговариваясь, двинули в курилку.

Там мы уселись на угловой диванчик, Олег закурил, а мы с Пашей сунули в рот по тонизирующей пастилке.

— Засаду у Хилевича будем готовить на завтра, — сказал Ракитин. — А с Муратовой…

— Я сам к ней заеду, — перебил я. — Доведу уж до конца.

— До чего доведешь? — усмехнулся Олег.

— Не ерничай! Мне сейчас не до того, что ты подумал. А группу пришли к ее дому. Записывай адрес…

Мы еще немного поспорили об этом странном алгоритме, едва не открытом Велесовым, и я ушел. Не мог я больше сидеть и точить лясы. Чувство смутной тревоги все сильнее свербило в голове назойливым комариком. Поэтому я, едва выйдя из управления, перешел в сквер на знакомую тропку и шагнул прямо в нишу коридора на третьем этаже «белого дома». Здесь была дверь в какую-то подсобку, поэтому я не сильно рисковал столкнуться с кем-нибудь лбами или напугать до икоты припозднившегося депутата.

Рядом, к счастью, никого не оказалось. Я спокойно вышел из ниши и направился к кабинету Муратовой. Знакомый увалень Антон так же возвышался перед дверью памятником самому себе. Завидев меня, он подобрался, но не стал препятствовать как в прошлый раз. Я добродушно кивнул ему и взялся за ручку массивной двери. Но дверь не поддалась.

— Госпожа Муратова у себя? — приветливо поинтересовался я у охранника.

— Госпожа заместитель председателя думы у себя, — ехидно ухмыльнулся тот. — Вернулась четверть часа назад с заседания и приказала ее не беспокоить.

— Но она заперлась изнутри.

— Это ее право, — упрямо выставил челюсть Антон.

— Ты что, идиот? — не сдержался я. — Не знаешь элементарных правил безопасности? Во время рабочего дня категорически запрещено запираться в кабинетах при отключенной сигнализации! Вызывай начальника охраны!

Видимо, мой грозный вид и память о вчерашней потасовке возымели некое стимулирующее действие на его крохотный мозг, потому что парень не стал спорить и возражать, а тут же включил рацию:

— Пятнадцатый вызывает первого!

— Слушаю, пятнадцатый, что случилось? — захрипел динамик.

— Евгений Васильевич, здесь проблема. Госпожа зампредседателя заперлась в своем кабинете и не откликается. Нарушение…

— Сейчас буду.

— Молодец! — я похлопал Антона по могутному плечу. — Это тебе зачтется.

Минуты через три к нам подошел подтянутый немолодой мужчина в цивильном. Он покосился на меня и повернулся к охраннику.

— Ну, что там у тебя?

— Да вот, — Антон кивнул на меня.

— В чем дело? — развернулся ко мне мужчина. — Вы кто такой?

— Капитан Кротов, — я продемонстрировал удостоверение, — являюсь начальником личной охраны госпожи Муратовой. Она вызвала меня на… — я глянул на свои «сейко», — три часа. Но дверь заперта. Изнутри.

— Так позвоните ей на сотовый.

— Евгений Васильевич, — веско сказал я. — Когда и куда звонить — это мои проблемы. А вы занимайтесь своими. Налицо грубое нарушение правил безопасности в помещении думы. Примите немедленные меры.

Начальник охраны пристально посмотрел на меня, и я тут же этим воспользовался, потому что понял: пока эта бюрократическая машина раскрутится может быть уже поздно. Я поймал взгляд мужчины и послал волевой импульс: «Прикажи взломать дверь!». Начальник охраны вздрогнул, слегка побледнел и сказал деревянным голосом:

— Антон, выбивай замок!

Но лишь когда детина разогнался от противоположной стены коридора и обрушился на дверь, я понял свою ошибку. Надо было просканировать кабинет сразу же, как пришел!

— Стой! — заорал я, но было поздно.

Дубовая дверь, конечно, выдержала бы и не такое, не выдержал замок. С протяжным стоном что-то лопнуло у него внутри, тяжелая створка распахнулась, и глазам присутствующих предстала жуткая картина. Прямо посреди кабинета, разметавшись на пышном ковре, лежала абсолютно голая и мертвая Лилия Борисовна Муратова. Поза ее однозначно указывала, что сначала женщину изнасиловали и лишь потом свернули шею — голова зампреседателя была вывернута под совершенно неестественным углом к телу.

Секунды две-три мы таращились на тело, а потом из глубины полутемного кабинета на нас стремительно бросилась размытая тень. Невысокий полуголый парень, весь перевитый тугими мышцами, возник в дверном проеме и неуловимым движением руки срубил могучего Антона. Охранник кулем свалился у стены и затих. Надо отдать должное начальнику охраны, он оказался тертым мужиком, и реакция у него была отменная. Он успел грамотно уйти с линии атаки незнакомца и даже нанес тому вполне техничный «ушира» в голову. Вот только противник был значительно быстрее и срубил Евгения Васильевича тем же молниеносным ударом руки, причем из очень неудобного положения.

В строю остался один я, и через меня у киллера прорваться шансов не было почти никаких. Я говорю «почти», потому что он не стал сражаться со мной, а резко метнулся вправо, к открытому окну возле туалетов, и ласточкой сиганул вниз. Я был у окна буквально через пару секунд, но как ни оглядывал площадку с газонами внизу, никого не увидел.

Тогда я повернулся навстречу прибежавшим на шум охранникам и крикнул:

— Вызывайте скорую! — А сам вытащил фрикер и позвонил Ракитину. — Олег, — тихо сказал я, — ее больше нет, Олег. Высылай своих ребят в думу, я буду ждать. Третий этаж, левое крыло.

Группа приехала быстро. Возглавлял ее знакомый старлей Каримов. Мы поздоровались и я сказал:

— Руслан, пошли кого-нибудь под окна, на газон с клумбами, может быть, там остались следы.

Каримов выглянул из окна и присвистнул.

— Тут же не меньше пятнадцати метров! Он должен был разбиться или сильно покалечиться.

— Как видишь, уцелел.

— Не мог он далеко уйти.

— Вот вы и выясняйте. И прессу, пожалуйста, сюда не пускай.

— Так вы же все равно здесь, — пожал плечами Руслан и повернулся к своим орлам: — За работу, парни!

Я усмехнулся: действительно, я уже и забыл, как это делается. «Ведущий репортер уголовной хроники еженедельника «Вестник» Дмитрий Котов снова оказался первым на месте самого громкого за последнее время убийства. При невыясненных пока обстоятельствах в собственном кабинете сегодня около трех часов дня была зверски убита заместитель председвтеля губернской думы Лилия Борисовна Муратова. Версий у следственных органов пока нет…»

У меня вдруг противно заныло под ложечкой. А ведь ты, Котов, свинья толстокожая! Ни разу не позвонил в редакцию, ни строчки за последние дни не прислал — Шерлок Холмс, блин, доморощенный!

Я покосился на носилки, которые споро вынесли из кабинета санитары. Тело Лилии было накрыто сероватой казенной простыней, из-под края выглядывала тонкая белая кисть с длинными ярко-фиолетовыми ногтями. Зачем ты это делаешь, Тояна? Неужели только из чувства мести?.. Что-то мне подсказывает, что не только! Слишком все строго спланировано и расписано. Чего ты добиваешься? А может, и не ты вовсе?..

Терзаемый чувством вины, я решил заехать в редакцию. Застоявшаяся «хундайка» радостно завелась буквально с первого тычка, и мы выкатились на запруженный Центральный проспект. Через десять минут я уже пожалел, что не воспользовался телепортацией, но… Ксения предупреждала меня, что переход забирает много энергии, и лучше им не злоупотреблять. Да я и сам чувствовал после сегодняшних двух шагов, будто как минимум сбегал марафонскую дистанцию.

До редакции я добрался минут через сорок. Если бы пошел пешком, потратил примерно столько же. Издержки техногенной цивилизации, елы-палы! Едва поднявшись на свой этаж, я нос к носу столкнулся с шефом. Вид у Колобка был неважный, опавший какой-то. Увидев меня, он вымученно улыбнулся и сказал:

— Привет, Котов! Давненько не виделись. — И прошел бы мимо, но я поймал его за локоток.

— Григорий Ефимович, что-то я не пойму: или вы так на меня обижены, или одно из двух?

— Да с чего вы взяли, Дмитрий Алексеевич? — забормотал Разумовский, пытаясь высвободиться. — И вовсе я на вас не обижаюсь. Наоборот, очень рад вашему появлению. Наверное, много интересного принесли, а то «подвал» давно пустой стоит…

При этом он старательно прятал от меня глаза и крутил в руках пластиковую папку с распечатками.

— Какого дьявола, шеф?! — не выдержал я. — Что тут у вас произошло, пока меня не было? Отдел закрыли? Тираж арестовали?..

Колобок наконец посмотрел мне в глаза и сказал почти шепотом:

— Ты уволен, Котов. — Он шмыгнул носом и отвернулся к окну. — Со вчерашнего дня. За несоответствие…

У меня отвалилась челюсть.

— За что?!..

— За несоответствие с занимаемой должностью, а также длительное отсутствие на рабочем месте без уважительной причины, — сказал шеф механическим голосом. — Извини, Дмитрий, так получилось.

— Э-э, нет! Ничего еще не получилось! — Я схватил его за плечи и грубо встряхнул. — А ну, выкладывай начистоту: кто?

— Пусти, — вяло дернулся он. — Какая теперь разница, кто? Приказ уже подписан и висит на доске.

— Я на вас в суд подам!

— Не советую…

— Ну, и черт с вами! — Я резко оттолкнул Разумовского и пошел прочь.

— Нам позвонили, — тихо сказал мне в спину Колобок. — И настоятельно рекомендовали…

— Кто? — спросил я, не оборачиваясь. — Ну же, не дрейфь!

— Азеры… Из Ассоциации. Поставили ультиматум: или мы тебя увольняем, или у нас отберут лицензию.

— Вот даже как? — Я все-таки повернулся к нему. — Хочешь анекдот, Григорий Ефимыч? Зашла Красная Шапочка в лес пописать, увидела Серого Волка, заодно и покакала!

— Извини, Дмитрий, так вышло, — повторил Колобок и, бочком-бочком, удалился.

М-да, что называется, получи, фашист, гранату и не забудь сказать спасибо! Что ж, может, это и к лучшему. Рубить концы — так все и сразу. То, что звонили не азеры — ежу понятно. Крестнички расстарались. Или крестница. Подруга моя заклятая. Мадхъя мадхъей, а ведет себя порой чисто по-бабьи. Только бабы способны мстить по мелочам. Именно бабы — не женщины. Так что — гафу ит-ыргы, дус,[38] я с тобой еще не закончил!

Я зашел в свой, теперь уже бывший, отдел. Там никого не оказалось, и я в который раз подивился беспечности своих коллег. Правда, в чайном закутке на столике стояли две чашки с остатками кофе и электрический чайник был еще горячим.

Ну, и ладно. Так даже лучше. Никто не будет сочувствовать, хлопать по плечу и смахивать скупую мужскую слезу. Ушел и не вернулся — вот и весь сказ.

Я подошел к своему бывшему столу, сел в бывшее кресло, достал из нижнего ящика старую походную сумку и принялся собирать вещи. Набралось совсем немного: калькулятор, органайзер, диктофон, набор гелевых карандашей, кружка и еще какая-то мелочь. Черновики заметок и статей я скопом вывалил в мусорную корзину, туда же отправил пачку листков из настольного «склерозника» с уже ненужными пометками о звонках и встречах.

И когда я собрался совсем уходить, зазвонил телефон. Я смотрел на него и не мог решить: брать трубку или нет. Вряд ли этот звонок ко мне. Хотя, почему бы нет? Уволили меня только вчера. И я снял трубку.

— Котов слушает.

— Здравствуй, Дамир, — раздался вкрадчивый и жутко знакомый голос. — Не чаяла застать тебя.

— Нурия?!

— Приятно, что ты помнишь мое имя.

— Что тебе нужно? Мы, кажется, вчера с тобой закончили беседу.

— Разве? — она усмехнулась. — Ну нет, шакти, наш главный разговор впереди. Признаюсь, вчера ты меня удивил, но это ничего не меняет.

— А что, мордочка уже не бо-бо? Синячки закрасили, зубки вставили?

— Мальчишка! — зашипела мадхъя. — Я тебя уничтожу!

— Хлопотное это дело, кыз-кардыш[39] Разве что Икэбитле позовешь? Так ему, я думаю, начхать по большому счету и на меня, и на тебя, и на все наши разборки.

— Может быть, ты и прав, Дамир, — Нурия вдруг снова перешла на ласково-зловещий тон. — Я, пожалуй, оставлю тебя в живых. Пока. И займусь всем, что тебе дорого. Поверь, терять близких гораздо больнее, чем собственную жизнь! До встречи, шакти!..

— Ах ты, дрянь! — заорал я в трубку. — Только попробуй тронь кого-нибудь!..

Но ответом была лишь тишина. Даже гудков отбоя не было. Я заглянул под стол и увидел, что телефонный шнур выдернут из розетки. Мне вдруг снова захотелось курить. Я пошарил по ящикам в столе Феди Маслова, нашел початую пачку «Кэмела» и закурил. Крепкий сладковатый дым резанул легкие, в голове зазвенело.

Кого имела в виду Нурия? Ракитина?.. Ксению?.. Рыжика?.. Господи, Рыжик! Я же совсем забыл про тебя! Милый мой, отважный Рысенок! Какая же я сволочь, бегемот толстокожий, кот мартовский!..

Я выбросил сигарету и принялся лихорадочно искать записную книжку — из памяти почему-то напрочь стерся номер Ленкиного мобильника. А ведь я всегда запоминал десятизначные комбинации с первого раза. Да где же она, эта чертова книжка!.. Нашел!

Я вытащил фрикер — плевать, что заблокируется, я должен удостовериться, что с ней ничего не случилось! — и набрал номер. «Возьми трубку, Рыжик!» — молил я про себя, но в ответ прозвучало сакраментальное: «Аппарат абонента выключен или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее…». Я едва не расколотил неповинный мобильник. Прямую связь я так и не удосужился освоить, а что если…

Я прикрыл глаза и постарался как можно яснее представить Ленкину озорную мордашку, как она улыбается, смеется, надувает пухлые губки… Получилось! Образ Рыжика протаял из глубины внутреннего экрана на удивление быстро и сразу приобрел четкость и объем. Ленка стояла возле газовой плиты на знакомой тесной кухонке частного отеля «Иволга» в пол-оборота ко мне и что-то помешивала в небольшой кастрюльке. Я сосредоточился на ее маленьком ушке, выглянувшем из-под непокорной золотистой пряди, и мысленно произнес: «Рыжик! Я здесь…» И вдруг Ленка замерла, напряглась и резко повернулась ко мне лицом. Елы-палы, а ведь работает! Значит, дальновидение можно использовать как одностороннюю связь? Надо будет обязательно расспросить об этом Ксению. Я послал Ленке фразу: «Рыжик, со мной все в порядке. Не волнуйся…», увидел, как беспокойство в ее огромных глазищах сменилось спокойной сосредоточенностью, и прервал контакт.

Немного отдохнув от сеанса и окончательно успокоившись, я решил позвонить Андрею Воробьеву, благо перед отъездом на Алтай, он обещал мне нарыть полезной информации в Сети. К телефону долго никто не подходил, но наконец ответил женский голос:

— Фирма «Технотрон». Добрый день!

— Здравствуйте, — я откашлялся: не люблю общаться с секретаршами. — Могу я поговорить с господином Воробьевым?

— А кто его спрашивает?

— Старый друг.

— Вы, случайно, не Дмитрий Котов? — голос девушки изменился.

— Да, это я…

— Ох, ну слава богу, вы позвонили!

— Да что случилось? — мне стало не по себе.

— Андрей Васильевич в больнице. По «скорой» увезли два часа назад. Ему вдруг стало плохо прямо в кабинете… — на том конце провода всхлипнули. — Он успел назвать ваше имя, мол, если вы позвоните, то…

— В какой он больнице? — резко перебил я готовую разрыдаться девушку. Только истерики мне сейчас не хватало.

— В областно-ой!.. — Она все-таки расплакалась.

Я бросил трубку — больше от девчонки все равно ничего не добиться, — и, подхватив сумку, кинулся к выходу.

* * *

— Да поймите вы, нельзя к нему сейчас, — в который раз повторяла как заведеная усталая полная докторша в приемном покое. — Без сознания он. Похоже на инсульт.

— Так похоже, или инсульт? — Я все еще пытался достучаться до ее рассудка. — Что вы твердите как автоответчик: «нельзя, без сознания…». Не пускаете, извольте дать исчерпывающую информацию о состоянии пациента. Я сам бывший врач и знаю правила!

— Обратитесь к заведующему отделением интенсивной терапии. Он будет завтра с девяти часов утра.

— Мне надо сейчас, а не завтра! — терпение мое лопнуло. Я поймал ее равнодушный взгляд и медленно, раздельно произнес: — Я — профессор медицинского университета Кротов. Я приехал консультировать тяжелого пациента Воробьева Андрея Васильевича. Вы сейчас выдадите мне халат и проводите в палату к пациенту. Выполняйте!

Докторша вздрогнуда, натянуто улыбнулась и позвала:

— Катенька! Катюша, выйди сюда!

Из-за двери дежурного помещения выскочила шустрая чернявая медсестра, стрельнула на меня шалыми карими глазами и спросила:

— В чем дело, Антонина Петровна?

— Катюша, это профессор Кротов из медуниверситета. Он должен проконсультировать поступившего сегодня в интенсивку Воробьева. Пожалуйста, подбери доктору халат и проводи.

— Не вопрос! — хмыкнула сестричка и снова глянула на меня так, что стало ясно: ни в какого профессора она не поверила.

Мы прошли мимо поста охраны в гардероб, Катерина открыла шкаф с белыми и зелеными халатами и махнула ручкой:

— Выбирайте.

— Меня зовут Денис Анатольевич, — сказал я, надевая халат. — Я действительно врач, хотя и бывший…

— Я так сразу и поняла, что не профессор! — пожала плечиком девчонка. — Не пойму только, как вам удалось Петровне голову задурить? Вы что, родственник этого Воробьева?

— Нет, старый друг. И мне обязательно нужно выяснить, что с ним случилось.

— Ну, ладно, идемте.

Мы зашли в лифт, и Катя нажала на кнопку пятого этажа.

— А вы какой врач? Невропатолог? — прищурилась она.

— Почему невропатолог? — не понял я.

— Ну, друг-то ваш с инсультом лежит.

— Это окончательный диагноз?

— Окончательный ставит только патологоанатом, а у нас — предварительные, — хихикнула Катерина.

— Значит, я и есть патологоанатом, — сказал я низким вибрирующим голосом и пристально посмотрел на девчонку.

Улыбка сползла с ее мордашки как плохая косметика от дождя. Она заметно побледнела и вжалась в угол кабины.

— В-вы кто?!

— Тот, кто приходит ко всем, и к каждому в свое время, — тем же гулким голосом произнес я. — К тебе я приду попозже, лет через сорок. Жди и готовься!

Девчонка закатила глазки и съехала по стенке на пол. В этот момент двери лифта открылись и я вышел в отделение интенсивной терапии.

Постовой медсестры на месте не оказалось, и это облегчило мне задачу. Я нашел журнал регистрации и спокойно выяснил номер палаты Андрея.

Также не торопясь я прошел через все отделение и толкнул застекленную дверь с цифрой «7».

Тот, кто лежал на высокой кровати на роликах, опутанный датчиками и трубками, с кислородной маской на лице, мало походил на моего старого школьного товарища. Ввалившиеся щеки, мертвенно-бледная кожа, тонкие худые руки поверх серого одеяла, — да полноте, Андрюха ли это? Он же всегда был плотным румяным здоровяком с жизнерадостной улыбкой и неунывающим характером. Неужели за несколько часов он мог потерять двадцать или больше килограммов и заработать глубокую степень анемии и общего истощения организма? Какой же это инсульт?! Такого даже молниеносные формы рака неспособны сотворить за столь короткий срок. А уж злокачественный процесс давно снискал мрачную славу «главного вампира» среди болезней.

Вампира… Подождите-ка! Я включил второе зрение и сразу увидел ЭТО. Собственно, я предполагал увидеть нечто подобное, как только подумал о вампиризме. Больше всего эта штука напоминала силовой кабель электропитания, входивший одним концом в тело Андрюхи чуть выше пупка, в область чакры Манипуры, а другим — исчезавший во внешней стене здания возле батареи отопления. «Кабель» выглядел плотным и живым, в то время как остальные предметы потеряли четкость очертаний и стали полупрозрачными. Это окончательно убедило меня, что я вижу самый настоящий канал отсоса. Некая могучая тварь, которую я никак не мог разглядеть на тонком плане, присосалась к центру распределения жизненной чи моего друга и неумолимо откачивала ее. И это была не лярва и даже не кто-то из адов, наоборот, это явно была работа какого-то из высших существ астального плана.

Оставив попытки разглядеть хозяина, я вырастил между ладоней голубоватый шар — сгусток энергии Кундалини, волевым усилием превратил его в дротик и метнул в щупальце. Вспышка была видна и на тонком, и на физическом плане, раздался громкий треск разряда и ощутимо запахло озоном. А в следующий миг щупальце оторвалось от Андрея и, как живое, метнулось ко мне, целясь в живот. Я успел увернуться, и некоторое время мы исполняли причудливый танец по палате, ловя каждое движение друг друга. Я наконец включил энергетический Щит Шакти, и кисти моих рук оделись в радужные «перчатки». Теперь я мог хватать ими, отбивать выпады щупальца и наносить ответные удары. Рисунок боя сразу изменился. В атаку перешел я, а щупальце извивалось и уворачивалось. Наконец мне удалось обманным движением схватить его правой рукой в «перчатке», и я тут же нанес рубящий удар левой. Снова были вспышка, треск разряда, и у меня в руке остался короткий в полметра обрубок, который дернулся пару раз и стал стремительно таять, распадаясь на тонкие лоскутки. Остальная же часть щупальца резко отпрянула назад и мгновенно втянулась в стену.

Я выпал из паранормального состояния в обычное и сразу почувствовал, что зверски устал. Буквально рухнув на стул возле двери, я глянул на часы и поразился: в реальном времени весь бой занял не больше десяти секунд! А я сидел насквозь мокрый от пота, и у меня реально тряслись мелкой дрожью мышцы ног и рук. Я даже не стал пытаться прикидывать удельный расход энергии на единицу времени — и так было ясно, что он намного превысил любой предельно допустимый для нормального человека. Сейчас я тоже остро нуждался в помощи, но все же добрел до Андрюхиной кровати и посмотрел на показания датчиков жизнеобеспечения. Индикаторы большинства из них уже сменили тревожный красно-оранжевый цвет на желто-зеленый цвет надежды.

— Все в порядке, Дюха, — прошептал я одними губами — на большее не было сил. — Теперь уже все хорошо. До встречи!..

Глава 8

Все последующие события этого дня я запомнил какими-то обрывками. Картинки были не связаны между собой и вспыхивали в воспаленном сознании как слайды на экране.

Вот моя машина под развесистым кленом в углу больничного двора… Встревоженное лицо Ксении — она что-то спрашивает, но у меня нет сил даже говорить… Движение — то плавное, то рывками… Темнота, потом мягкий рассеянный полусвет… Сводчатый потолок с отблесками того же полусвета… Я лежу на чем-то пушистом и надо мной склоняется знакомое лицо — Рыжик?.. Нет сил даже удивляться. Наверное, это сон… Далекая прекрасная музыка… Знакомые потоки розового пламени и шепот: «Спи, любимый!..»

В реальность меня выдернула настойчивая трель телефона. Трубка лежала в изголовье на расстоянии вытянутой руки.

— Слушаю, — сказал я, не открывая глаз. Чувствовал я себя довольно сносно, но тело все равно не желало покидать уютный и безопасный мир сна.

— Жив, котяра? — Олег всегда отличался здоровым чувством юмора.

— Какой гад вздумал звонить среди ночи? — мрачным голосом поинтересовался я.

— Да ты в окно посмотри — полдень уже!

— В самом деле? А день какой?

— Среда…

— Елы-палы! — Я сел и открыл наконец глаза. — Сегодня же может быть покушение на Хилевича?

Все-таки это была Ксения. Я сидел на огромном мохнатом ложе в гостиной с камином. В квартире была полная тишина — никого.

— Очнулся, слава богу, — обрадовался Ракитин. — Ну, и горазд же ты в истории влипать.

— А ты откуда знаешь?

— Профессия такая… Ну, ты как, принимаешь участие, али нет?

— Только тапочки надеть. Говори адрес.

— Гагарина восемь. Это офис фирмы Хилевича.

— Еду.

Но я опоздал. Неожиданная пробка на Зеленом проспекте из-за совершенно дурацкого ДТП задержала минут на десять, и этого хватило, чтобы я прибыл лишь к «разбору полетов».

Офис Хилевича располагался на втором этаже старинного особняка, бывшего купеческого дома. У подъезда я издали увидел микроавтобус группы захвата и сразу две машины «скорой помощи». На противоположной стороне улицы прямо на газоне застыла служебная «ауди» Ракитина. Я приткнул свою «хундайку» рядом и бегом поднялся в офис.

В приемной было не протолкнуться: спецназовцы, опера, врачи. Посередине комнаты на полу лежало чье-то тело, укрытое казеным серым саваном. Светлые декоративные панели на левой стене разбиты в щепки одной длинной автоматной очередью, а напротив среди обломков стула сидел на полу парень из группы захвата и, морщась, держался рукой за грудь. Рядом с ним опустился на корточки человек в белом халате и стал что-то тихо говорить. За столом у входа в кабинет шефа я увидел молоденькую всхлипывающую секретаршу с размазанной по милой мордашке косметикой. Перед ней стоял почти полный стакан с темно-коричневой жидкостью. Девчонка комкала в ладони платочек и время от времени делала быстрый глоток из стакана.

Я прошел мимо нее в кабинет и сразу увидел еще один труп. Он лежал поперек подоконника головой наружу, причем голова была вдавлена в декоративную решетку окна. Весь подоконник был забрызган темно-красным. Налево от окна располагался стол хозяина фирмы, и сам он с абсолютно белым лицом сидел в высоком кожаном кресле, а напротив в точно таком же — Ракитин. Рядом переминался с ноги на ногу Паша Велесов, а в дальнем углу кабинета среди обломков шкафа и груды рассыпашихся папок с бумагами виднелись еще чьи-то ноги в летних штиблетах. Над ними склонились двое в белых халатах и Данила Седых с фотоаппаратом.

Олег мельком глянул в мою сторону и сказал:

— Поздно приходящим — кости.[40] Ты где застрял?

— Пробка за Зеленом, — неохотно пояснил я. — Что, половецкие пляски закончены?

— Ка-какие п-пляски? — хрипло спросил Хилевич, затравленно глядя то на Ракитина, то на меня.

— Все в порядке, Владимир Казимирович, — улыбнулся по-волчьи бывалый майор, — коллега так шутит. Опасность миновала, все закончилось благополучно.

— Вы уверены? Вы можете гарантировать, что это не повторится?

— Стопроцентной гарантии не бывает, — посуровел Ракитин. — И я вам настоятельно рекомендую, господин Хилевич, на некоторое время удалиться в более надежное место.

— Но я не могу! У меня же клиенты… — Он судорожно вздохнул. — Я требую, чтобы вы обеспечили надежную охрану офиса или в противном случае…

— Мы не чоповцы, а оперативно-розыскная служба! — жестко оборвал его Олег и встал. — Если вы отказываетесь от наших рекомендаций по безопасности, то я официально заявляю, что снимаю с себя и моих людей всякую ответственность за вашу жизнь.

Он резко развернулся, махнул нам с Пашей рукой и вышел. Велесов двинулся следом, а я задержался и сказал:

— Еще ничего не закончилось, Владимир Казимирович. Она не успокоится, пока не уничтожит вас. Это рок, если хотите. Сегодня убийцу остановили, а завтра может явиться новый.

— Так найдите ее! — фальцетом крикнул Хилевич. — Это же ваша работа.

— Найдем конечно, — спокойно произнес я. — Но это может случиться и после вашей смерти.

Я вышел в приемную, не дожидаясь его ответа. Народу здесь поубавилось. Санитары как раз погрузили тело под саваном на носилки и собирались вынести, но я остановил их.

— Подождите. Здесь кто?

— Нападавший, — ответил Ракитин. — Посмотри, может, увидишь знакомое лицо?

Я откинул саван и обомлел. Я был готов увидеть кого угодно, но только не этого человека.

— Ну, вижу, что узнал. — Олег подошел и встал рядом. — Кто это?

— Полосухин Василий Вилорович, — хрипло сказал я. — Но этого не может быть!

— Почему?

— Василий… Он серьезный бизнесмен, уважаемый человек, владелец «Сибирского бистро»… В конце концов, он мой старый друг!

— Как будто владелец ресторана не может стать убийцей, — пожал плечами Ракитин. — Уносите тело.

— Нет! Постойте, — возразил я. — Здесь что-то не так.

Я включил второе зрение — надо было сделать это раньше! — и посмотрел на труп. Облик Полосухина поплыл, стал полупрозрачным, и сквозь него проступило совершенно другое лицо — тот самый парень, что убил Муратову.

Морок! Фантомная маска. Но ведь это означает, что убийца жив! Показалось, что я даже вижу легкое подрагивание плотно закрытых век.

— Олег, — я с трудом проглотил сухой комок, — он жив.

— Кто?! — не понял Ракитин.

— Убийца. Он жив. И это не Полосухин!

— Что ты несешь? — вытаращился бывалый майор. — Во-первых, ты только что сам опознал его, а во-вторых, четыре пули в сердце, печень и легкие никому и никогда не давали шанса уцелеть.

— Это относится только к человеку…

— А он кто, по-твоему?

— Оборотень. Матрикат. Паранорм, наконец! — взбеленился я. — Ты что, забыл историю с Нурией?

— Так это она, что ли?

— Нет, конечно… Но говорю тебе, этот тип — живой! И выглядит по-другому. Это морок! Маска, чтобы ввести нас в заблуждение. — Я не знал, какие еще аргументы привести в доказательство своих слов. — Понимаешь, я вижу его настоящее лицо.

— И я вижу, — отрезал Олег. — Увозите тело! Паша, ты сопровождающий.

Санитары с носилками ушли, следом потопал невозмутимый Велесов.

— Ты совершаешь большую ошибку, майор, — устало сказал я. — Дай сигарету.

— Прямо хоть сейчас в Голливуд! — хмыкнул Ракитин и вытащил помятую пачку «Явы». — Ты же, по-моему, бросил?

— Бросишь тут с вами, — вздохнул я, прикуривая. — Сколько он положил?

— Двоих бодигардов, голыми руками, за пять секунд.

— Круто! А как же Хилевич уцелел?

— Под стол спрятался — реакция у него хорошая, — ехидно сказал Ракитин и обернулся к двери кабинета. — Ну, Владимир Казимирович, что надумали?

Я тоже оглянулся. В дверях стоял бледный, расхристанный Хилевич, в руке у него была зажата ополовиненная литровая бутылка «Джека Дэниэлса». Главу фирмы заметно пошатывало. Когда же это он успел?

— Гос-спода офицеры, — напыщенно начал Хилевич, — я с-согласен с вашими додова… доводами и принял р-решение отбыть домой!

— Очень мудро, Владимир Казимирович, — серьезно кивнул бывалый майор.

— Под охра-аной! — хитро прищурился Хилевич и хлебнул виски прямо из горлышка. — Вот под ее. — Он ткнул бутылкой в сторону притихшей и тоже пьяненькой секретарши. Стакан перед ней на столе был пуст. — Аленушка — мой самый надежный бодигра… бодирга… в общем, боди!

— Не сомневаюсь, — с каменной физиономией произнес Олег. — Машина ждет у подъезда. Я вам позвоню, Владимир Казимирович.

— Идем, киса, — Хилевич отлип от косяка и схватил секретаршу за плечо. — Наш путь дерьмист, э-э… тернист и тр-руден!

Девчонка захихикала, обняла шефа за талию, и оба по сложной траектории двинулись к выходу.

— «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной», — процитировал я, глядя вслед колоритной парочке.

Ракитин хмыкнул, загасил окурок в чудом уцелевшей при разгроме приемной стеклянной пепельнице и продекламировал:

От болей душевных, от болей телесных, От мыслей, вселяющих боль Целительней нету на свете компресса, Чем принятый внутрь алкоголь![41]

— Сильно сказано! — оценил я. — А ну-ка, майор, выдай еще что-нибудь, чтоб душа развернулась, а потом…

Длинный противный сигнал вызова перебил начавшее подниматься настроение. Ракитин выдернул рацию из нагрудного кармана, нажал клавишу ответа:

— Первый на связи. Что случилось?

— Извините, — раздался испуганный незнакомый голос. — Я… я мимо проходил, а тут «скорая» у обочины, люди без сознания… и рация вот.

— Какие люди? Вы кто? — рявкнул, мгновенно подобравшись, Олег.

— Прохожий я… Вижу, машина стоит…

— Где? Где стоит машина?

— На улице… Ве-вершинина.

— Адрес! Номер дома! Ну?

— Пятнадцать…

— Это в студенческом городке, — сказал я. — Все-таки не доехали, значит!

— Стойте на месте, гражданин, никуда не уходите, — четко и спокойно произнес Ракитин по рации. — Опергруппа уже выехала. Дождитесь, пожалуйста, группу! — Он выключил связь и посмотрел на меня. — Ты этого опасался?

— Примерно да.

— Поехали!

* * *

«Скорую» мы увидели издалека. По этой улице машины почти не ездили. Белый минивэн сиротливо уткнулся капотом в кусты боярышника, задние дверцы распахнуты настежь. Ракитин остановил «ауди» метров за двадцать от «скорой», вытащил табельный ПСМ и дослал патрон в ствол.

— Там уже никого нет, Олежек, — сказал я и вылез из машины.

Вдвоем мы медленно подошли к минивэну вдоль обочины, и тут неожиданно из-за машины на нас выскочил молодой парнишка, явно студент. Он увидел направленный на него пистолет, побледнел и чисто по-детски загородился руками:

— Не надо, не стреляйте!

— Ты кто? — спросил Ракитин, опуская оружие.

— Я… Толик, Карпухин. Это я вас вызвал.

— Молодец, студент. Видел кого-нибудь?

— Н-нет. Вот, возьмите, — он протянул нам рацию.

В салоне «скорой» мы обнаружили трех человек — врача, медсестру и Пашу Велесова. Все были без сознания. Причем врач и медсестра так и сидели в своих креслах по бокам от опустевших носилок и видимых повреждений не имели, а вот лейтенанту повезло меньше. Он, видимо, успел среагировать, когда «мертвец» внезапно ожил, и попытался остановить его, но недооценил кондиций противника. Синяк в пол-лица и вывернутая неестественно кисть правой руки были наглядным тому подтверждением. Вдобавок при падении Велесов приложился затылком о какой-то вентиль в углу салона. Я осторожно приподнял Пашкину лобастую голову — нет кость не пробита, рассечена только кожа, но крови вытекло преизрядно. Раны на голове всегда сильно кровоточат.

— А что с водителем? — спросил я вернувшегося от кабины Ракитина.

— Плохо, — он мрачно оглядел салон. — Еще один труп. Тут хоть все живы?

— В отключке. Насколько могу судить, врача и сестричку он просто усыпил, а вот лейтенанта, пытавшегося его задержать, приложил основательно. Серьезный противник. Бой в ограниченном пространстве, сам понимаешь, в спортивных секциях не преподают.

— А мне другое непонятно: почему они остановились? Ведь знают же правила.

— Элементарно, майор, — пожал я плечами. — Кто-то выскочил на дорогу, причем почти под колеса, если учитывать положение машины и следы торможения.

— Думаешь, она? — Ракитин нехорошо прищурился.

— Логика, майор, и никакой дедукции. Больше некому.

— Они не могли далеко уйти, — сказал Олег в пространство, и на его скулах вздулись желваки. Он включил рацию: — Внимание! Всем подвижным группам, всем постам! Говорит начальник оперативно-розыскного отдела криминальной милиции города майор Ракитин. Только что из-под стражи сбежали два особо опасных преступника, мужчина и женщина. Просьба немедленно приступить к их поиску и задержанию. Объявляю план «Сеть»! Внимание! Преступники очень опасны, владеют приемами рукопашного боя. Передаю их приметы…

Он говорил еще минуты две-три, четко и размеренно давая вводные. Потом устало опустился на порог салона минивэна и вытащил сигареты.

— Димыч, вызови «скорую», а лучше — две. — И протянул мне рацию.

Я сделал вызов, вернул прибор Олегу и спросил:

— Ты думаешь, они попадутся в твою сеть?

— Не знаю. Но что-то надо делать?

— Послать засаду к дому Хилевича. Тудегешева уже доказала, что не отступится от своих планов. Значит, будет новая попытка.

— Согласен. Будешь участвовать?

— Посмотрим. У меня есть другие соображения. — Я тоже взял сигарету и присел рядом с Ракитиным. — Смотри, убийца использовал фантомную маску Полосухина, следовательно, он, как минимум, один раз виделся с ним. Причем, зная Ваську, могу голову дать на отсечение, что одним визитом не обошлось, и сначала с ним познакомилась Тояна.

— Почему?

— Потому что наш Вася — известный бабник. И женщине к нему подобраться не составит труда.

— Хорошо, а что они, по-твоему, сделали с оригиналом? — покосился на меня Олег.

— Не хочу заранее думать о самом грустном, — вздохнул я. — Предлагаю прокатиться к господину Полосухину в гости и все выяснить на месте.

Мы дождались приезда медиков, сдали им с рук на руки Велесова и уселись в ракитинскую «ауди».

— Говорова десять, — назвал я адрес. — И давай с мигалкой, может, так быстрее будет.

— А зачем быстрее? — майор подозрительно уставился на меня. — Ой, котяра, опять темнишь чего-то! Колись давай.

— Ты прямо как наш дорогой шеф — сразу «колись», — деланно надулся я. — Дай поинтриговать маленько.

— Некогда, Димыч. Сам видишь, мы в полной жопе! Все время опаздываем, все время отстаем. Сколько можно?

Мы выехали на Зеленый проспект, и Олег врубил спецсигнал. В какой-то мере это помогло, и мы довольно шустро добрались до Театральной площади почти в самом центре Сибирска. Но дальше дело пошло хуже. Вокруг потянулся старый город, и улицы стали узкими и кривыми, машин и светофоров прибавилось.

— Все-таки почему именно к Полосухину? — снова заговорил Ракитин.

— Ох, да пошевели ты мозгами, сыщик! — сдался я. — Где нужно спрятать вещь, чтобы ее труднее всего было найти?

— На самом видном месте…

— А где в нашем случае это самое место?

Ракитин молчал целую минуту. Потом покосился на меня и сказал:

— Димыч, может, перейдешь ко мне в отдел? Чего ты в газете паришься?

— А я как раз тебя об этом хотел попросить. Меня, видишь ли, уволили со вчерашнего дня, за несоответствие с занимаемой должностью.

— Как это?!

— А вот так. Главному позвонил кое-кто и посоветовал от меня избавиться. Так что я теперь не только бомж, но и безработный, — я изобразил на лице жизнерадостную улыбку. — Берете таких, майор?

— Заметано! — повеселел Олег. — Слушай, может, подстрахуемся? Я ребят вызову.

— Ты их всех в «Сеть» отправил. Ладно, сами управимся. Паранорм я или погулять вышел?

— Уверен?

— Парня я вырублю. Вряд ли он способен сражаться сразу на двух планах. А Тояна не боец. Главное, не давать ей опомниться, иначе может и морок навести. — Я вспомнил Горно-Алтайск, и это сразу прибавило азарта. Очень уж хотелось поквитаться за ту разводку.

Мы бросили машину у соседнего дома и вошли во двор пешком.

— Первый подъезд, шестой этаж, квартира номер семнадцать, — сказал я.

Замок на входной двери оказался оптико-электронным, как в преподавательском доме в Университетском городке, и Ракитин открыл его тем же способом, послюнявив большой палец правой руки и приложив хитрым приемом к опознавательному окошку.

Уже в подъезде, подойдя к лифтам, я почувствовал легкое ледяное дыхание в затылок — сакки, «ветер смерти». Но включать второе зрение не торопился — был риск обнаружить себя. Я ведь не знал магических возможностей Тояны и ее приятеля, поэтому ограничился тем, что настроил организм на боевой режим по правилам живы. Теперь, если понадобится, я смог бы в течение нескольких минут вести бой на сверхскорости, намного превосходя кондиции обычного бойца.

Когда мы достигли шестого этажа, «ветер смерти» превратился в поток внимания, грозный и враждебный. Я понял, что нас обнаружили и нельзя терять ни секунды. Знаком я показал Ракитину, что вышибу дверь — она не была металлической, — и сосредоточился на замке. У каждого механизма есть слабое место, и если удар нанесен точно, ни один запор не выдержит.

Так и получилось. Я перекатом нырнул вперед, вслед за распахивающейся дверью и оказался на середине просторной прихожей, куда выходили два коридора и двустворчатая застекленная дверь — вход в гостиную. Я бывал у Васьки и раньше, поэтому четко представлял расположение комнат. Уже не скрываясь, я включил второе зрение и быстро определил наличие двух людей в спальне. В остальных четырех комнатах и кухне-столовой никого не было.

Ракитин решительно обошел меня и двинулся по коридору к спальне, но неожиданно дверь ее распахнулась и навстречу нам вышел живой и невредимый Полосухин в роскошном синем китайском халате с золотыми драконами, а из-за его плеча выглянуло встревоженное лицо Тояны Тудегешевой.

Олег оглянулся на меня и опустил пистолет. Я шагнул вперед и сказал:

— Привет, Василий Вилорович!

— Здорово, Димыч. Чем обязан? — Он не выглядел очень уж обеспокоенным, наоборот, у меня сложилось впечатление, что Васька жаждал этой встречи.

— Извини, я сломал твою дверь, — спокойно сказал я. — Мы, собственно, не к тебе, а за вот этой дамочкой, — кивнул я на Тояну.

— «Мы» — это, я так понимаю, милиция? — уточнил Полосухин. — Эх, Димоген, зря ты связался с этими ребятами. Был вольным журналистом, а теперь станешь цепным псом!

— Нельзя ли повежливей, — вмешался в разговор Олег. — Я майор Ракитин, оперативно-розыскной отдел, — он махнул удостоверением, — и имею желание задержать находящуюся здесь гражданку Тудегешеву по подозрению в убийстве нескольких человек.

— А ордер на арест у вас есть?

— Для задержания ордер не требуется, — отрезал Олег. — Гражданка Тудегешева, потрудитесь одеться и пройти со мной.

Тояна все это время оставалась совершенно невозмутимой, но я ощущал исходящие от нее волны угрозы. После слов Ракитина она также молча прошла в ванную комнату и прикрыла дверь.

— Где ты ее подцепил, Полосатый? — поинтересовался я, одновременно попытавшись «осмотреть» квартиру на предмет второго фигуранта розыска. Однако никого не обнаружил.

— В своем ресторане, конечно, — самодовольно ухмыльнулся тот. — Хороша девочка?

— Дурак ты, Василий, — вздохнул я. — Она действительно преступница и использовала тебя как прикрытие, место, где можно отсидеться после дела. А напарничка ее ты, случаем, не видел?

— Какого еще напарничка? — у Полосухина сразу испортилось настроение: он не терпел соперников в амурных делах.

— У этой крали есть приятель — дюже здоровый парень. Не дай бог тебе с ним встретиться. Закопает.

— Пусть попробует! — вскинулся Васька. — У самих револьверы найдутся! — он хорохорился, но было видно, что изрядно струхнул, и теперь уже не скрывал облегчения от нашего неожиданного визита.

— Короче, Вилорыч, — сказал я, — я бы на твоем месте свалил пока с квартиры. Знаю, у тебя ведь по городу как минимум штуки три теплых местечка припасено с соответствующими удобствами и утехами.

— Да уж без заботы не останусь, — ухмыльнулся Васька и пошел обратно в спальню.

В этот момент дверь ванной комнаты распахнулась, и оттуда выметнулась размытая от движения фигура. На какую-то долю секунды я замешкался, потому что хоть и был готов к неожиданностям, но не к таким. Потому что это была не Тояна.

Тот самый мускулистый смуглокожий парень, которого я упустил в думе, сейчас и не думал сбегать. Он стремительно атаковал Ракитина, буквально пробежав по стене коридора, и если бы я в последний момент не прыгнул наперерез, Олегу пришлось бы несладко. Он даже не успел вскинуть оружие, так быстро все произошло. Однако мой бросок тоже не достиг желанной цели. Парень совершенно уж немыслимым способом сумел изменить траекторию движения и ушел от контакта со мной, оказавшись почти в прихожей. Я понял, что он все-таки намерен скрыться — входная дверь была распахнута. И тогда я перешел на тот самый сверхскоростной режим. Время послушно замедлилось во много раз, зрение скачком стало панорамным, звуки исчезли, предметы, стены поплыли очертаниями, лишь фигура противника не потеряла четкости. Мне хватило двух длинных змеиных шагов, чтобы оказаться между ним и дверью. Но у этого парня оказалась воистину феноменальная реакция и двигался он ненамного медленнее ускорившегося меня. Он сделал выпад, целясь одновременно кулаком мне в голову, а ногой — в грудь на добивание, но я ушел с линии атаки и провел «нижний хлыст» с разворотом и выходом на захват головы. «Хлыст» сработал, но смертельного захвата противник с легкостью избежал, извернувшись так, словно в его теле не было никаких суставов.

Нужно было срочно менять тактику, и я принял часть энергии следующего его удара в живот, сделав вид, что ошеломлен, а когда он, купившись на эту уловку, пошел на добивание, я включил Щит Шакти и нанес двойной энергетический удар в Манипуру и Аджну противника. Выплеск был настолько мощным, что меня самого отбросило назад и ударило о стену возле входной двери, а парня унесло сквозь дверь гостиной и впечатало в декоративную каминную полку. Тело его переломилось посередине, глаза закатились, а во лбу и вокруг пупка расцвели на коже «черные лотосы» — сожженые ударом входные воронки чакр. Парень ничком рухнул на роскошный персидский ковер гостиной и замер.

Я тут же вышел из сверхрежима и тоже не устоял на ногах, упав на колени.

Ракитин, так и оставшийся в коридоре рядом со спальней, изумленно повернул голову и бросился ко мне.

— Димыч, живой?

— Вполне, — с трудом выговорил я заплетающимся языком и медленно поднялся на ноги.

— А где этот, чумовой?

— Там, — я махнул рукой ему за спину.

Олег тут же обернулся и, держа пистолет обеими руками, по-кошачьи приблизился к неподвижному телу.

— Чем ты его?

— Ручками, мин херц, ручками, — попытался балагурить я, но выходило плохо.

— Ни хрена себе! — покачал головой Ракитин и с сомнением посмотрел на мои руки. — Научишь?

— Как-нибудь потом. Ну, как он там?

Я оттолкнулся от стены и успел сделать один шаг, как поверженный враг вдруг рванулся навстречу прямо с ковра, и глаза его горели странным фиолетовым огнем, а «черных лотосов» на коже не было и в помине. Я понимал, что ничего не успеваю сделать, что сейчас он просто разнесет меня на куски, и в этот миг грохнул выстрел. Голова парня лопнула как перезревший арбуз, и по всей прихожей разлетелись серо-красные полужидкие ошметки, а тело, по инерции сделав еще пару шагов, свалилось прямо мне под ноги.

Я поднял голову и увидел бледного Олега, стоявшего возле каминной полки в ковбойской стойке и все еще державшего в вытянутых руках дымящийся пистолет, направленный теперь уже мне куда-то между глаз.

— Ты и меня для верности прикончишь? — сделал я новую попытку пошутить, хотя внутри меня била сильная дрожь — запоздалая реакция на опасность.

— А? — Ракитин будто вышел из ступора, опустил оружие и начал растерянно оглядываться.

— Случайно, не это ищешь? — кивнул я на труп.

Но Олег вдруг уставился не на тело и не на меня, а на входную дверь, и глаза его медленно полезли из орбит. Обернуться я не успел.

— А-а-а-а! — ударил по ушам дикий, звериный тоскливый крик.

И я увидел, как от двери медленно идет, вытянув перед собой руки… Сынару! Она невидяще прошла мимо меня и упала на колени перед с убитым. Потом легла рядом, обняла и прижалась к его телу, не переставая выть на одной жуткой высокой ноте.

Из спальни высунулась взъерошенная голова Полосухина.

— Уже все, ребята? — громко поинтересовался Васька. — Вы закончили?

— Посмотри в ванной, — не поворачиваяь, сквозь зубы сказал я.

Полосухин послушно заглянул туда.

— Никого нет, — недоуменно сообщил он, выходя в прихожую. — А где же Тояна?

— Вот, — кивнул я на труп, который обнимала маленькая совершенно седая женщина.

— Это шутка? — Василий подозрительно уставился на меня.

Вместо ответа я наклонился, бережно поднял Сынару и прижал к себе. Она доверчиво уткнулась мне в грудь, продолжая тихонько скулить и всхлипывать.

— Кто это, Димыч? — спросил, подходя, Ракитин.

— Сынару. Дочь последнего Белого шамана Алыкчака Тудегеша и мать Тояны.

— А где же сама Тояна?

— Ты ее только что застрелил, — тихо ответил я, гладя по волосам притихшую женщину.

И словно в подтверждение моих слов, тело на полу вдруг мгновенно и неуловимо изменилось, превратившись в полуголую женскую фигурку. У Ракитина натурально отвалилась челюсть, а Полосухин, зажав рот рукой, кинулся в ванную.

— Что вы наделали, — глухим, безразличным голосом неожиданно заговорила Сынару. — Ее нельзя было убивать. Теперь все погибнет.

— Почему? — Я продолжал держать женщину за плечи, пытаясь заглянуть ей в глаза.

— Она — дочь Икэбитле, — также равнодушно и буднично сообщила Сынару. — Второй взгляд брошен, и скоро Двуликий поднимется из Колодца Тьмы. Та, что вызволила его, желает получить Силу Ночи. Но ей не справиться с демоном, — монотонно продолжала шаманка. — Он — создание другого мира и не подчиняется законам нашего. Икэбитле нужна его дочь, чтобы он смог жить в нашем мире, используя ее тело. Но Тояна умерла, и Двуликий будет мстить, разрушая и убивая…

— Его можно как-то остановить, Сынару? — это спросил не я, Олег.

— Нужно вернуть тело Тояны в капище Двуликого и положить на алтарь полуночи. И когда Икэбитле войдет в мертвое тело, его нужно сбросить в Колодец Тьмы. Тогда Двуликий снова будет падать в него тысячи лет, пока кто-нибудь снова не заглянет в Колодец.

— А нельзя ли его, Колодец этот, совсем… ну, закрыть, что ли? — хмуро поинтересовался Олег.

— Не знаю, — шаманка посмотрела на него совершенно сухими глазами. — Но очень хотела бы.

— Ясно. Ты все понял, майор? — посмотрел я на Ракитина. — Надо торопиться. Сколько у нас времени, Сынару?

— До полуночи…

— А сейчас уже два часа дня.

— Не успеем, — вздохнул Олег, даже не пытаясь возражать. Весь его скептицизм, похоже, испарился.

— Успеем! Срочно разыщи Ксению Меньшикову — она нам необходима, а мы везем тело на аэродром в Куяново.

— С ума сошел! Да военные тебя и слушать не станут.

— Еще как станут, — мрачно пообещал я. — Жду тебя и Ксению в Куяново через два часа.

Я сдернул с вешалки в прихожей ключи от васькиного «шевроле», потом принес из гостиной большой шотландский плед и аккуратно закатал в него тело Тояны. Вдвоем с Олегом мы быстро спустили его во двор и погрузили в багажник джипа. Ракитин тут же побежал к своей «ауди», а мы с Сынару сели в «шевроле».

— Зачем Тояна убивала всех этих людей? — спросил я.

— Убивала не она. Ею управляла та, что подняла из бездны демона Ночи. Она хотела создать клетку для Икэбитле, — Сынару усмехнулась. — Если бы она завершила круг мести, то стала бы полновластной хозяйкой тела Тояны, растворив ее личность в своей. И тогда, по ее замыслу, демон оказался бы в ее власти. В обмен на тело, она потребовала бы Чашу Силы…

— А, испив Силу Ночи, стала бы непобедимой и всесильной в нашем мире, — закончил за женщину я, вспомнив беседу с магом Золотаревым в переходной зоне астрала. — Лихо придумано! Но, похоже, сорвалось?

— И да, и нет, — покачала головой Сынару. — Конечно, тело Тояны теперь для нее бесполезно, но, думаю, она попытается помешать нам сбросить Двуликого обратно во Тьму.

— Я тоже так думаю, но это еще бабушка надвое сказала.

Я вырулил со двора на улицу и погнал машину на север к военному аэродрому.

Глава 9

У нас все получилось, хотя и не без накладок. Один бы я конечно не провернул этот почти авантюрный план. Скорее он вообще бы провалился. Я предполагал с помощью психокинетической атаки прорваться на аэродром и угнать вертолет, того же «крокодила» или «акулу», захватив летчика. Эти машины способны без дозаправки пролететь больше тысячи километров.

Но вовремя подоспевшие к нам Олег и Ксения отговорили меня от силового решения. Вместо этого Меньшикова отправилась прямо на КПП и через минуту в сопровождении сержанта отбыла на джипе в сторону командного пункта. А еще через полчаса на КПП за нами прибыла другая машина. Из нее выскочил молоденький лейтенант и подошел к «шевроле».

— Кто из вас господин Котов?

— Это я, — сказал я, держа на всякий случай ногу на педали акселератора.

— Лейтенант Малюта. Прошу следовать за моей машиной.

Он четко повернулся и направился назад к джипу.

— Думаю, мне с вами лететь не нужно, — сказал Олег, подходя к «шевроле». — Чует моя… что простым человекам там делать нечего.

— Наверное, да, — кивнул я и протянул ему руку. — До скорого, майор. Не поминай лихом.

— Будем надеяться. — Он пожал мою руку и вытащил сигареты. — Трогай, Димыч!

Я придавил педаль, и «шевроле» мягко покатился в раскрытые ворота.

Лейтенант Тимонин сопроводил нас прямо до вертолетной площадки. На ней красовался хищно присевший на коленчатых шасси «Ми-24» по прозвищу «крокодил». Надежная мощная машина, предназначенная как для заброски десантно-диверсионных групп, так и для огневой поддержки. У нашего «крокодила», правда, вместо ракетных турелей и реактивных пушек с обеих сторон висели пузатые дополнительные топливные баки.

Из открытой двери салона выглядывала сосредоточенная, немного бледная Ксения, а в пилотской кабине двое летчиков уже щелкали многочисленными тумблерами и переключателями, готовя машину к взлету.

Мы с Сынару вылезли из «шевроле», я открыл багажник, аккуратно вынул плед с трупом Тояны и отнес его в вертолет. Потом вернулся к ожидавшему в джипе лейтенанту.

— Отгоните нашу машину на стоянку. — Я протянул ему ключи. — Через сутки мы вернемся.

Я это сказал не для него — для себя, потому что твердой уверенности в благополучном возвращении у меня не было. Трое магов — это, конечно, сила, но ведь неизвестно, какая сила будет нам противостоять. А еще остается пока за кадром моя заклятая подруга Нурия. По логике вещей, она не могла не объявиться, ведь мы спутали ей все карты. И хуже всего, что это могло произойти в любой момент. Например в воздухе.

Я поделился своими сомнениями с Ксенией, но она лишь усмехнулась:

— Не думаю. Скорее всего мадхъя будет ждать нас на капище Двуликого. Ведь ей нужны даже не мы — демон. Вернее, его Сила.

— А что если Икэбитле не захочет входить в тело Тояны? — спросил я у Сынару. — Заметит, что она мертва, рассердится и…

— Я сделаю так, что будет казаться, будто она жива, — глухо и отрешенно ответила дочь шамана.

Она практически не разговаривала с того момента, как рассказала о Двуликом и задумке Нурии. Отвечала на вопросы — да, но не проявляла никакого интереса к активной беседе. Меня же словно прорвало, видать, в предвкушении непредсказуемых событий.

— Как тебе удалось обо всем договориться? — повернулся я к Меньшиковой.

— Дипломатия, плюс обаяние, плюс… неотразимые доводы и немножко магии, — ответила она без тени улыбки.

— А как ты думаешь…

— Я думаю, что нам сейчас самое время сосредоточиться на подготовке к предстоящему… сражению, — мягко, но решительно перебила меня Ксения. — Вспомни, чему тебя учили. Займись самоконцентрацией, а потом я покажу как можно объединять наши ауры для защиты и атаки.

Я внял ее совету и последующие три часа полета усиленно тренировался на переключение пяти доступных мне энергетических уровней, а также провел медитативный комплекс крийя-йоги, максимально насытив организм праной.

В восемь часов вечера «крокодил» высадил нас прямо в долине Карангы-Тел рядом со старым пастушьим куренем, где я впервые встретился с Белым шаманом.

— Заберете нас завтра отсюда же в это же время, — дала пилотам волевую установку Ксения.

«Крокодил» улетел, и наступила звенящая цикадами тишина. Необычно темный, медового оттенка диск солнца висел как раз между двух вершин с искрящимися снежными беретами набекрень.

— Через пару часов стемнеет, — сказал я. — Лучше нам поторопиться.

— Темнота нам не помеха, — возразила Ксения. — Давайте-ка перейдем под навес и попробуем откалибровать наши ауры. За тебя, Котов, я не волнуюсь. Мы с тобой однажды уже это проделывали, а вот Сынару…

— За меня тоже не беспокойтесь, — заговорила вдруг дочь шамана. — Я знаю, что делать.

Она буквально преобразилась, едва ступив на родную землю. Куда девались отрешенность и безразличие, потухший взгляд и тусклые волосы? Перед нами стояла молодая, излучающая здоровье и силу, женщина-горянка. Показалось, она даже стала выше ростом. В движениях появились стремительная грация и целеустремленность.

Сынару быстро и ловко связала из двух ремней удобную для переноски груза сбрую, потом сходила к ручью и вернулась с полной фляжкой воды и пучком каких-то трав. Огонь в очаге она разожгла, правда, обычным способом с помощью спичек, но дальше началось странное действо явно из арсенала шаманов. Мы с Ксенией, не сговариваясь, отошли в сторонку и уселись на пригорке, издали наблюдая за женщиной.

Дочь шамана поставила на огонь котелок, вылила туда воду из фляжки и бросила собранные травы, а сама села перед очагом на чурбак и затянула странную, мрачную и в то же время удивительно мелодичную песню, делая после каждого «куплета» сложные пассы над варевом. Слова этой песни-молитвы я, как ни силился, не мог разобрать. Иногда казалось, что Сынару поет на родном языке, а порой — на совершенно незнакомом, даже будто не похожим на земные.

— Это язык древних богов, — тихо сказала Ксения, словно прочитав мои мысли.

— А что, есть и не древние?

— Не ерничай, Котов. Лучше слушай!..

— Все равно ничего непонятно.

— Слушай мелодию, ритм, вибрации — они важнее слов.

А странная песня продолжалась. Голос Сынару постепенно нарастал, креп, в нем появились сложные звенящие переливы. Женщина теперь стояла у очага, и руки ее будто летали над котелком, от которого уже поднимался странный зеленоватый пар. Под воздействием рук шаманки струи пара свивались в сложный объемный рисунок и растекались под потолком навеса, медленно впитываясь в него.

Я все-таки пропустил момент, когда песня оборвалась, а столб зеленого пара вдруг осветился изнутри яркой вспышкой и пропал. Теперь над котелком курился обычный белесый водяной парок.

Сынару сняла котелок с почти прогоревшего костерка и поставила на чурбак.

— Идите сюда, — позвала она, извлекла откуда-то мелкую деревянную пиалу и зачерпнула отвар. — Это напиток Эльрика, бога Света. Он придаст нам силы и прояснит разум. Вы сможете видеть огонек светлячка за тысячу шагов, слышать, как бежит по земле муравей, чувствовать запах вчерашнего костра в лесу…

— А зачем? — перебил я. — От такой нагрузки на органы чувств легко сойти с ума.

— Все эти способности легко контролируются, — терпеливо пояснила шаманка. — Я говорю лишь о повышении порога восприятия. Он может сегодня пригодиться.

Я взял пиалу и понюхал отвар. Запах был приятным, чуть терпким и неуловимо знакомым. Я выпил содержимое одним глотком — ничего особенного, обычный травяной чай. Ксения последовала моему примеру. Сынару тоже выпила полную пиалу.

— А теперь — в путь. У нас осталось не больше двух часов, — сказала шаманка.

Я посмотрел на солнце. Диск его еще больше потемнел и лежал на краю горной гряды. Я укрепил на спине свою скорбную ношу, и мы втроем — Сынару впереди — вышли на едва заметную тропу, уводившую к дальнему концу распадка к сплошной темно-зеленой стене зарослей.

* * *

К капищу Двуликого мы выбрались уже в полной темноте. Не было ни луны ни звезд. Небо было затянуто плотным покровом подсвеченных изнутри низких туч. Но свет этот только подчеркивал окружавшую нас тьму. Последние полчаса я шел исключительно на втором зрении, иначе давно переломал себе ноги или разбил бы голову.

Над поляной с капищем тучи опустились еще ниже и медленно двигались по кругу. Казалось, черная стела в центре капища упирается прямо в клубящийся свинцовый свод.

Внезапно откуда-то налетел порывистый ледяной ветер и швырнул в лицо колючие мертвые ветки облепихи.

— Полуночный алтарь тот, что слева, — сказала Сынару, голос ее доносился будто сквозь вату, хотя мы стояли рядом. — Клади тело на него, головой к Колодцу, — она указала на стелу.

— Так это и есть Колодец Тьмы?! — удивилась Ксения.

— Его отражение в нашем мире. Быстрее, он вот-вот откроется!

Я почти бегом спустился к капищу и подошел к кубу алтаря. Сбросил ношу на его гладкую, словно отполированную поверхность и развернул плед. Удивительно, но за столько часов тело Тояны так и не тронуло трупное окоченение. Я не мог отделаться от впечатления, что девушка просто спит, и если бы не страшная рана в затылке, поверил бы в это немедленно.

Сынару жестом приказала мне отойти и замерла с распростертыми над телом дочери руками. На этот раз шаманка не пела, а произносила короткие отрывистые фразы теперь уже точно на незнакомом языке, и не на том, что пела у ручья. Мне показалось, что кожа Тояны чуть потемнела, словно приобрела живой оттенок.

Сынару отступила от алтаря за край каменного круга и встала рядом с нами.

— Осталось недолго, — тихо произнесла она, и в тот же миг черная колонна в центре дрогнула.

По поляне прокатился низкий, на грани слышимости рокочущий звук, и четкие очертания стелы поплыли, заструились, будто это был не камень, а плотный черный дым. Медленно, клубясь, странный дым осел на постамент, полностью скрыв его, но не потек дальше, а начал едва заметно, постепенно ускоряясь, вращаться против часовой стрелки — в ту же сторону, что и тучи над ним.

Как завороженные мы молча смотрели на это коловращение. Огромный «бублик» стал проваливаться в середине и вскоре на месте постамента кружилась пятиметровая угольно-черная воронка с волнистыми краями. Из низкого облачного купола вдруг сорвалась короткая фиолетовая молния и беззвучно ударила в воронку. За ней — вторая, третья…

Мы стояли у края каменного круга, не в силах ни помешать происходящему, ни ускорить его. Я почувствовал, как обе женщины почти одновременно взяли меня за руки, и по телу побежали быстрые теплые волны. Тогда я сосредоточился и пустил через руки ответные импульсы. Через секунду в области пупка словно вспыхнуло крохотное солнышко, заливая все изнутри живительным золотистым светом. Этот внутренний свет растекся по телу, по рукам перелился к моим партнершам, и кожа у всех троих вдруг разом засветилась знакомым розоватым сиянием.

— Ну и ну! — раздался насмешливый, холодный голос, и прямо из воздуха на каменные плиты перед нами шагнула тонкая фигура в темном плаще с капюшоном. — Какая встреча! — улыбнулась Нурия, откидывая капюшон. — Все нужные личности в сборе. Прекрасно!

Она была среднего роста, фигурка без особых излишеств, как любил выражаться мачо Полосухин. И ничего в ней не было грозного или страшного. Подумаешь, черный мадхъя!.. Собирали мы таких на Привозе пачками… Однако от этой женщины исходила волна такого ледяного равнодушия и жестокости, что напрочь отшибала малейшие желания воспринимать ее как особу противоположного пола со всеми вытекающими.

Нурия прошлась между нами и алтарем с телом Тояны и повернулась к нам лицом, сложив под небольшой девичьей грудью тонкие руки с длинными нервными пальцами.

— Вы мне здорово надоели, господа и дамы, — тем же ровным без эмоций голосом сказала она. — И я имею желание прикончить вас немедленно.

— Рискни здоровьем, — ухмыльнулся я, внутренне готовясь к смертельной схватке.

Ксения и Сынару тоже слегка шевельнулись, и кожа их засветилась чуть ярче.

— О, да вы неплохо подготовились к нашей встрече! — чуть приподняла орлиную бровь Нурия. — Даже общий полевой эгрегор материализовали? Но вас это не спасет, жалкие людишки! Вот-вот появится тот, против кого все ваши магические штучки окажутся детскими игрушками.

— А самой слабо? — снова подначил я. — Или боишься снова по физии получить?

— Дами-ир, как ты предсказуем! — протянула мадхъя. — Ну, разве таким должен быть воин-шакти? Ты даже не смог пройти в астрал — тебя было так легко напугать!

— Еще успею и туда, если понадобится, — отпарировал я, слегка уязвленный: вот кто мне все-таки помешал тогда. — А что будешь теперь делать ты? Не думаю, что Двуликий станет вникать в наши разборки и уж тем более договариваться с тобой.

— Ты уверен?

Нурия вдруг повернулась к алтарю и вытянула к нему руки. С ее пальцев сорвались две извилистые ленты ослепительно синего пламени, окутали неподвижное тело Тояны и растаяли. А с ними исчезло и тело.

— Вот так, Дамир! — снова улыбнулась мне мадхъя и шагнула на алтарь. — Демон Ночи возьмет мое тело, и я заберу его Силу. И тогда…

Она не договорила. Черная воронка у нее за спиной всколыхнулась, из нее вверх ударил столб фиолетово-зеленого света и сквозь него медленно протаяла апокалиптическая фигура монстра.

— Икэбитле! — прошептала Сынару.

— Ну и урод! — отозвалась Ксения.

Демон висел в столбе света и неспеша поворачивал жуткую бугристую голову в стороны, словно осматриваясь, хотя глаза его были закрыты.

Нурия повернулась к монстру лицом и, раскинув руки, крикнула:

— Икэбитле! Хозяин Ночи! Посмотри на меня!

Голова демона замерла, и на ней медленно раскрылись кошмарные буркалы, те, что смотрели на меня однажды во сне.

— Я призываю тебя, Двуликий! — снова крикнула мадхъя. — Войди в мое тело и стань хозяином этого мира!

Низкий до инфразвука рокот прянул во все стороны по поляне. Даже сквозь защиту эгрегора я почувствовал неприятную сотрясающую вибрацию, от которой заныли зубы и напряглись все мышцы. Двуликий приоткрыл жуткую пасть, усаженную треугольными зубами, похожими на акульи.

— Ахха-ррахх! — снова прокатилось по капищу.

— Инэ-ылем… — донесся до моих ушей чей-то исчезающий шепот.

Фигура монстра заколебалась, потеряла четкость, потом вдруг свилась в ядовито-зеленый смерч. Он метнулся вперед и захлестнул тело Нурии. Мадхъя пошатнулась, но устояла. Зеленая круговерть быстро втягивалась под ее плащ и через мгновение исчезла совсем. Нурия медленно развернулась к нам лицом, по-прежнему раскинув руки. С ее пальцев потекли ручейки лилового огня, в глазах полыхнул отсверк такого же света.

— Сейчас! — троекратно грянуло у меня в голове.

Справа и слева, где стояли Ксения и Сынару, вспыхнули ослепительно голубые шары и мгновенно ринулись к фигуре Нурии. И тогда в моей правой руке невесть откуда появился дымчатый клинок «иглы смерти», подаренный Белым шаманом, который я, не раздумывая, метнул по всем правилам в тело мадхъя.

Не знаю, может быть, ничего бы и не получилось, но все-таки Нурия не была мастером боя и не умела отслеживать несколько целей сразу. А может быть, просто не придала значения какому-то ножу. Но она сосредоточилась на отражении энергетической атаки мага и шаманки и пропустила полет инэ-ылем. А я не промахнулся. Не мог промахнуться — с детства любил метать ножи и делал это хорошо, даже будучи еще просто человеком.

Клинок вошел точно в середину ее груди, в сердечную чакру. Рана смертельная для обычного человека, но не для мага. Но это был не простой клинок. Инэ-ылем предназначался именно для убийства магов высокого уровня. Он поражал не только физическое тело, но и накоротко замыкал все энергетические оболочки. А такого не мог выдержать даже мадхъя.

Секунду или две Нурия продолжала стоять на алтаре с раскинутыми руками, а потом рухнула навзничь и исчезла в пасти черной воронки.

Раздался пронзительный, разрывающий уши звук, будто ударили в огромный серебряный гонг, воронка Колодца Тьмы схлопнулась, во все стороны от постамента прянула волна невидимой судороги, в миг превратившая в мелкое крошево и алтари, и плиты капища, и сам постамент.

Мелькнула мысль, что и нам пришел конец, но судорога не вышла за пределы каменного круга, иссякнув буквально у наших ног.

И тогда наступила полная тишина.

* * *

Вертолет прилетел вовремя.

Я смутно помню обратный путь в долину Карангы-Тел. Кажется, мы шли обнявшись. Кажется, горланили какие-то песни. Или, может, это я один? К куреню мы вышли с рассветом, и похоже тут-то я и отрубился.

Проснулся от шума винтов и долго соображал, где я. Наконец под навес заглянула улыбающаяся раскрасневшаяся Ксения и сказала:

— Имей совесть, Котов, хватит дрыхнуть!

— А что, долго я спал?

— Весь день. Мне же скучно!

— А где Сынару?

— Домой ушла. Еще днем. Ну, вставай уже! Вертолет за нами пришел.

Ксения вышла из-под навеса и помахала кому-то рукой. Я поднялся с топчана и почувствовал, что ноют все кости и мышцы. Шипя от боли, я все же выбрался наружу. На соседнем пригорке в сотне метров от навеса молотил лопастями давешний «крокодил», а один из летчиков, улыбаясь, шел навстречу Меньшиковой. Ветер от винтов трепал ее роскошные волосы, и казалось, что голова Ксении объята темным пламенем.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовалась Меньшикова уже в вертолете, глядя на мою перекошенную рожу.

— Как будто по мне асфальтовый каток проехался. И не один раз.

— Потерпи, дома подлечу тебя по всем правилам, — она быстро провела теплой ладонью по моей щеке и отвернулась к иллюминатору.

Легко сказать — потерпи. Больно же! Я уселся поудобнее как мог и постарался максимально расслабиться. Потом начал потихоньку мысленно «обходить» ноющее и стонущее тело, собирая в большую «кошелку» рассыпанные по тканям и органам кусочки боли. Мало-помалу боль стала отступать, пока наконец не исчезла совсем. И тогда я снова заснул.

Мне показалось, что прошло не больше пяти минут, а Ксения уже бесцеремонно трясла меня за плечо.

— Ну, ты и соня! Вставай, жизнь проспишь.

— А мы и так треть жизни спим, — отбрехался я, протирая глаза. — Уже прилетели?

— Почти. На посадку идем.

«Крокодил» с соответствующей грацией плюхнулся на площадку, и мы с Ксенией выбрались наружу. От здания аэропорта к нам уже мчался васькин «шевроле». Низкое закатное солнце било ему прямо в лобовое стекло, и не видно было, кто сидит за рулем.

— Надеюсь, это не сам Полосухин, — пробормотал я.

— Кто? — не поняла Ксения.

— Машина, говорю, чужая, позаимствованная, так сказать, у хорошего человека. Правда, без его согласия. Будем надеяться, что он пока не вышел на мой след, и за рулем сидит кто-нибудь из ракитинских ребят.

— А ты посмотри его.

— Не хочу. Побуду простым человеком.

Джип подкатил на большой скорости и лихо развернулся перед площадкой. Мы подошли к машине, стекло водительской дверцы опустилось, и я едва не сел прямо на траву. Рыжие непослушные локоны, глубокие зеленые глаза…

— Рыжик?!.. — Голос у меня предательски сел. — Откуда ты здесь?

— От верблюда! — Лена оценивающе посмотрела на Меньшикову. — Котов, ну и сволочь же ты!

Вот так, без перехода. Мы, мужики, все-таки немного мазохисты: любим, что ли, когда нас периодически прикладывают, да еще публично, да еще при женщинах? Как говорил один юморист, если уж любить женщину, то такую, чтобы с ней не стыдно было показаться жене.

— Лена, — сказал я, — ты все неправильно поняла.

Как правило, именно банальности почему-то успокаивают лучше всего.

— Ну-ну, — хмыкнула она, — послушаем твою историю по дороге. Садитесь оба!

— Только не надо ей ничего внушать, — тихо попросил я Ксению, открывая заднюю дверцу.

Меньшикова фыркнула и отвернулась, открыла переднюю дверь и демонстративно уселась рядом с Леной.

Рыжик покосилась на нее и рванула с места так, что «шевроле» слегка занесло на скользкой траве.

Молчали все до самого Сибирска. Лишь въехав в город и влившись в поток машин, стремившихся к центру, Лена вдруг повернулась к Ксении и спросила:

— Вы ему, собственно, кто?

— Коллега, друг, — спокойно и без улыбки ответила та.

— Близкий?

— Друг…

В салоне снова воцарилось молчание.

— Куда мы едем? — рискнул поинтересоваться я, но Лена ответила на удивление спокойно, даже слишком, так что я заподозрил, что Ксения все-таки применила легкую суггестию.

— Майор Ракитин попросил привезти тебя в управление. Ты же, вроде как теперь у него работаешь? Или я ошибаюсь?

— Нет. Меня уволили из «Вестника». По настоятельной просьбе. И я решил: раз уж все равно занимаюсь расследованием, почему бы не получать за это деньги?

— А мое мнение тебя уже не интересует?

Все-таки не было внушения — узнаю Рыжика. Но в таких случаях ее лучше сразу ставить на место, иначе недалеко и до скандала.

— Пора бы запомнить, милая, что все решения я всегда принимаю сам. Лично. Без подсказок.

— Извини, котик, — тут же стушевалась Лена. — Я больше не буду.

«Встреча героев» прошла на должном уровне: улыбки, поздравления, рукопожатия, потом — узким кругом — шашлыки, пиво и тосты в любимой кафешке «У Абрамыча».

Разошлись далеко за полночь. Ракитин галантно вызвался подвезти Меньшикову, а мы с Леной отправились пешком — благо, она жила всего в паре кварталов от кафе.

— Завтра к двенадцати я жду тебя в «Световиде», — садясь в машину, напомнила Ксения и хитро покосилась на стоявшую рядом Лену.

Рыжик сделала вид, что не слышала приглашения. Хлопнула дверца, и «ауди» сорвалась с места.

Я обнял Лену за плечи, и мы молча дошли до ее дома.

— Ты уверен, что я приглашу тебя? — спросила она.

— Неужели ты бросишь меня на улице? Мне некуда идти.

— Иди к ней. Она тебя не выгонит, — поджала губы Лена.

— Да. Не выгонит, — согласился я. — Но я хочу жить с тобой. Потому что мне плохо без тебя. Потому что я все время думаю о тебе, если не думаю о работе, конечно. Потому что… я люблю тебя, Рыжик.

Ну, вот и сказано то главное, что я долго не решался сказать. Просто боялся. Трусил, как… Я не смог подобрать сравнения. Просто стоял и ждал, что она ответит.

— Дурак ты, Котов, — вздохнула Лена, мудро так, по-женски мудро. — Куда же я от тебя денусь? Ведь я тоже люблю тебя.

Я стоял посреди огромного зала, залитого теплым золотистым светом, льющимся, казалось, со всех сторон. Стены и потолок тонули в этом море света, а пол, выложенный белыми с муаровым рисунком плитами, отражал его потоки, усиливая впечатление беспредельности пространства.

Я стоял и ждал. Я знал, что никуда на этот раз не надо идти — я сразу попал в нужное место, в нужную точку пространства и в нужный момент времени. Я ждал, и он не замедлил появиться. Безо всяких вспышек и прочих спецэффектов.

— Здравствуйте, Андрей Венедиктович, — сказал я и сделал шаг навстречу.

— Приветствую тебя, Воин! — Маг улыбнулся, и мы обнялись. Крепко, по-дружески. — Ты прошел каи и стал архатом, одолев свою темную сторону — мадхъя. Теперь тебе открыт путь по ступеням Наропы. Ты готов к нему?

— Разве черный мадхъя — это я?! — Я был поражен.

— Не понимай все буквально, — нахмурился Золотарев. — Черный мадхъя — твое отражение в Сфере Сущности. Помнишь сон, где шла битва темных и светлых? Это была подсказка твоему сознанию, но ты не принял ее. Поэтому тебе пришлось идти долгим окольным путем. Теперь ты — один из нас.

— Насколько понимаю, я выполнил то, ради чего меня инициировали?

— Ты и об этом догадался? — Маг заложил руки за спину и двинулся в глубь золотистого сияния. Я молча последовал за ним. — Когда Ирина сообщила мне о тебе, я сначала не поверил.

— Почему?

— Потому что рак не может поразить паранорма. В том числе потенциального. Опухоль способна развиваться только при глубоком дефиците жизненной энергии! А у мага, пусть даже спящего, всегда есть избыток, точнее запас Чи.

— Значит, я не был спящим магом?

Золотарев остановился и озадаченно посмотрел на меня, будто я сказал некое откровение или наоборот, полную ересь. Потом он решительно тряхнул головой и продолжил неспешную прогулку в волнах ласкового света.

— Этого не может быть! — произнес маг мою любимую реплику. — Этому должно быть разумное объяснение…

— По-моему, объяснение тут одно, — сказал я. — И вы его прекрасно знаете!

Золотарев снова остановился и уставился мне в глаза. Взгляд его стал жестким и тяжелым как… могильная плита. Но я не отвел глаз, наоборот, напрягся, включая Щит Шакти, и ответил мысленно и вслух:

— Не выйдет, Андрей Венедиктович, теперь не получится. Ирина отдала мне свою Чи и весь свой магический опыт, потому что любила меня!

— А ты? — Голос мага стал низким и гулким, а сквозь человеческое лицо на миг проступил жуткий темный лик с полыхнувшими мрачным огнем змеиными глазами.

— И я… Я полюбил ее сразу, при первой встрече. Я не верил, что такое может быть, считал россказнями, шуткой. Оказалось, нет. Бывает. Наверное, очень редко. Может быть, это дар? А может, по-настоящему сильное и чистое чувство — это тоже магия?

— Магия чувства? — Золотарев заговорил прежним голосом, давление на мою защиту прекратилось. — Вполне возможно, хотя уровень оперирования…

— Вы все-таки не поняли, Андрей Венедиктович. — Я непроизвольно вздохнул, подыскивая подходящее объяснение. — Если бы не Ирина… если бы я не… искал ее, ничего бы я не достиг, никого бы спас и уж тем более не справился бы с мадхъя!

Я говорил, а маг смотрел на меня и улыбался, снисходительно и доброжелательно, как взрослый улыбается, глядя на способного и умного ребенка.

— Права была Ирина, из тебя получился настоящий маг, — сказал Золотарев. — Ты — наша удача!

И тогда я решился.

— Я не ваша удача, Андрей Венедиктович. И я не хочу больше быть ни магом, ни даже паранормом.

— А кем же тогда?

— Человеком. Обыкновенным, смертным.

Золотарев перестал улыбаться и посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. И в глазах его я вдруг увидел такую тоску и зависть, что мне стало неловко.

— Да, ты можешь снова стать человеком, — медленно, словно выдавливая из себя слова, проговорил маг. — Но простым смертным тебе уже не быть. Некоторые качества, приобретенные твоим организмом в процессе… трансформации в мага, тесно связаны с жизненными функциями, и если их убрать, ты погибнешь.

— Согласен. На некоторые. Но остальные забирайте!

— Ты хоть отдаешь себе отчет, от чего ты отказываешься?

— Прекрасно представляю. — Меня вдруг прорвало. Осознание, что все вот-вот закончится, сбило последние внутренние ограничители. Теперь я не боялся быть непонятым. — Да поймите вы, бессмертные и всемогущие, я просто хочу жить! И любить, и ненавидеть, и ошибаться, и получать по морде, и страдать, а потом состариться и умереть, не сожалея о прожитом. Андрей Венедиктович, честно: разве вам никогда не хотелось просто умереть, а не заниматься реинкарнацией, утешая себя мыслями о своем особом предназначении, о великой миссии сохранения и преумножения Великого Знания?.. Да кому оно нужно, это знание, если даже прикоснуться к нему могут единицы из миллионов, а воспользоваться — и того меньше!

А истинное знание как раз в том, что мы живем и познаем этот мир с помощью обычных шести чувств, а не всяких навороченных сиддх. Мы ошибаемся, возвращаемся назад, но в итоге все равно продвигаемся вперед, и когда-нибудь наши прапраправнуки тоже смогут мгновенно перемещаться в пространстве, посещать собственное прошлое, одним движением руки создавать любые предметы и общаться друг с другом на любых расстояниях. Но только безо всякой магии, а лишь с помощью накопленных и осмысленных знаний…

Золотарев слушал мою пламенную речь снова с отеческой полуулыбкой и изредка кивал головой. Мне стало скучно — как вода в песок! Бесполезно.

— Я понимаю и принимаю твою позицию, Дмитрий, — заговорил маг, когда я иссяк. — В чем-то даже согласен с тобой. Но во многом ты не прав. Например, в оценке значения магии. А это ведь тоже способ познания мира. Он просто другой. Не лучше и не хуже. И тот опыт, который ты успел приобрести, пока был магом, еще сослужит тебе хорошую службу. Поверь мне. Я знаю!

— Посмотрим, — упрямо сказал я, не желая больше спорить с ним. — Отпустите меня. Вы обещали, Андрей Венедиктович. А маги свое слово держат. Я знаю!

— Хорошо, — кивнул Золотарев. — Иди с миром. Когда-нибудь мы с тобой еще встретимся и поговорим на эти интереснейшие темы. До свидания, человек!..

Я вынырнул из сна весь мокрый и с сильно бьющимся сердцем. Рядом сладко посапывала Лена, уткнувшись носом мне в плечо и обняв мою руку. Часы на противоположной стене спальни были почти не видны, и я привычным усилием включил второе зрение: половина четвертого. Так, эта способность у меня осталась. Хотя она скорее — свойство глаз, а не сиддха. Ладно. А как насчет дальновидения? Я сосредоточился, но ничего не произошло, предметы и стены не стали полупрозрачными, а энергетические поля — разноцветными.

Сиддхи исчезли. Я снова стал человеком. Маг сдержал свое слово. Я облегченно и глубоко вздохнул. Рядом сонно завозилась Лена, приоткрыла один глаз:

— Не спишь? Плохой сон приснился? — Она провела ладошкой по моей груди. — Мокрый…

— Все в порядке, Рыжик, — прошептал я и погладил ее по непослушным волосам. — Теперь уже все в полном порядке.

Примечания

1

Самсара (санскр.) — «колесо перерождений»; здесь — отражение сущности на тонком плане.

(обратно)

2

Архат (санскр.) — буквально: «тот, кто победил врага»; здесь — маг, прошедший первую ступень самосовершенствования и преодолевший все внутренние противоречия.

(обратно)

3

Шесть ступеней (учений) Наропы (тиб. Наро Чедрук) — высокоэффективные медитативные практики, целью которых является реализация природы разума через его энергетический аспект; здесь — последовательное освоение шести высших уровней магических практик.

(обратно)

4

Геше — уважительное обращение к учителю (санскр.).

(обратно)

5

Ады — здесь: низшие сущности, порождения негативных эмоций (санскр.).

(обратно)

6

Ады — здесь: низшие сущности, порождения негативных эмоций (санскр.).

(обратно)

7

Шуньята (санскр.) — буквально: «пустота»; здесь — способность полностью разделять сознание по энергетическим оболочкам, не теряя целостности личности.

(обратно)

8

Прекрасно! (алт.)

(обратно)

9

Здравствуйте, молодой человек! (алт.)

(обратно)

10

Хорошо, дедушка. (алт.)

(обратно)

11

Вставай, Дамир, все в порядке. (алт.)

(обратно)

12

Не торопись, сынок. (алт.)

(обратно)

13

Спасибо, дедушка. (алт.)

(обратно)

14

Плох тот орел, что летать не умеет. (алт.)

(обратно)

15

Плохо! Совсем плохо! (алт.)

(обратно)

16

по ту сторону тумана. (алт.)

(обратно)

17

очень большой дождь идет. (алт.)

(обратно)

18

Добрый день, мисс! Немедленно дайте мне свободный канал связи и оставьте меня одного! (англ.)

(обратно)

19

Все в порядке, сэр? (англ.)

(обратно)

20

Да, вполне. А подслушивать нехорошо, малышка! (англ.)

(обратно)

21

Пожалуйста, простите меня, сэр! Я не нарочно… (англ.)

(обратно)

22

ничего не найдено (англ.).

(обратно)

23

Будьте здоровы, уважаемый! (алт.)

(обратно)

24

Прощай! (алт.)

(обратно)

25

Уважительное обращение ко взрослой женщине (алт.).

(обратно)

26

путник (алт.).

(обратно)

27

Икэбитле — буквально: «тот, у кого два лица» (алт.).

(обратно)

28

Инэ-ылем — буквально: «игла смерти» (алт.).

(обратно)

29

Энергия в клетку поступает двумя путями. Первый — химический, в виде молекул глюкозы, которые затем преобразуются внутри клетки в универсальное «топливо», молекулы АТФ. Второй путь — электромагнитный, когда коротковолновое излучение воспринимается особыми молекулярными комплексами, встроенными в клеточную мембрану. Под влиянием ЭМ-импульса такой комплекс меняет свою структуру, переходит с наружной мембраны на внутреннюю и там вступает в контакт с другим, химическим комплексом, которому и отдает полученную энергию, а сам возвращается назад и приобретает первоначальную структуру до следующего импульса.

(обратно)

30

давайте начинать (алт.).

(обратно)

31

мудрец (алт.).

(обратно)

32

молодец, молодой парень (алт.).

(обратно)

33

Буквально: «чистый огонь» (алт.) — древний обряд изгнания злых духов, кульминацией которого был прыжок очищаемого человека сквозь огонь священного костра в обнаженном виде. Если испытуемый не получал никаких видимых повреждений, обряд считался завершенным.

(обратно)

34

Хорошо, женщина, я ухожу! (алт.)

(обратно)

35

Не убивай ее! Пожалуйста… (алт.)

(обратно)

36

АПС — автоматический пистолет Стечкина: калибр 9 мм, емкость магазина 18 патронов, прицельная дальность стрельбы 200 м. Используется в основном специальными подразделениями МВД и СВР РФ.

(обратно)

37

Гомеостаз — совокупность физиологических и биохимических процессов, обеспечивающих жизнеспособность организма.

(обратно)

38

Извини, подруга (алт.).

(обратно)

39

Сестренка (алт.).

(обратно)

40

Латинская поговорка.

(обратно)

41

Стихи И. Губермана.

(обратно)

Оглавление

Часть первая. Она возвращается

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

Часть вторая. Воин

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Реклама на сайте