Жанр:

«Звериная сущность»

1252

Описание

Семья оборотней, живущая вдали от цивилизации, нанимает молодого парня-строителя для починки своего обветшалого дома. Он же является и потенциальной добычей. Однако у одной из дочерей к нему возникает настоящее чувство…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Роберта Лэннес Звериная сущность

Роберта Лэннес (Roberta Lannes) — уроженка Южной Калифорнии. Более двадцати лет преподает в школе английский язык, искусство и смежные дисциплины. Ее писательская карьера началась еще в начале учебы в колледже, когда она опубликовала несколько книжных рецензий. В 1970 году она какое-то время успешно выступала в разговорном жанре, с импровизированными сценками, а также сочиняла тексты для себя и для других комедийных актеров.

В 1985 году она обратилась к жанру научной фантастики и фэнтези. Ее рассказы появлялись в таких антологиях, как «Обрубая концы» (Cutting Edge), «Лорд Джон Десятый» (Lord John Ten), «Фантастические рассказы» (Fantasy Tales), «Грязные панки 2» (Splatterpunks II), «Хроники Брэдбери» (The Bradbury Chronicles), «Все еще мертвый» (Still Dead), «Темные голоса 5» (Dark Voices 5), «Порт смерти» (Death-port), «Ужасы. Лучшее за год-3» (Best New Horror 3).

Как она сама рассказывает, «идея написать „Звериную сущность“ родилась у меня, когда мне как-то привиделись горящие глаза в конце коридора моей квартиры, и я представила себе бешеных собак, принимающих человеческое обличье в попытке скрыть свое безумие. Я никогда не писала об оборотнях, да и не понимала, честно говоря, ни саму легенду, ни толкование ее. И вот однажды, пригласив четверых друзей, я облачила их в соответствующие одежды и отправила на другой конец коридора. И тут, как это ни удивительно, мне привиделось нечто вроде оборотней. Меня также интересовала тема невинности и ее утрата, и в этом рассказе я вновь затронула и эту тему…»

Прошло слишком много времени с того дня, когда у нас был последний гость. Когда живете в развалюхе, приютившейся в холмистой местности, редкий путник сможет забрести к вам. Если кто-то и появлялся, это были или те, кого мы заманивали, или те, кто заблудился. Последним был курьер. И вот сейчас, из-за голода, мы стали раздражительными. А в голодные времена каждый из нас начинает угрожать действовать сам по себе — пустая, впрочем, угроза, поскольку мы, все четверо, связаны между собой самым необычным образом.

Но вот однажды в фургоне приехал молодой человеке и стал умолять дать ему работу — отремонтировать дом. Должно быть, наш голод создал какое-то пустое пространство, которое засосало его, и он свернул с большой соседней дороги, по которой ехал по какому-то известному только ему делу.

Увидев, что он движется в нашу сторону, мы начали перевоплощаться. Я стала Челси Уиггенс, двадцати лет, с живыми светло-зелеными, широко расставленными глазами, безупречной кожей светло-оливкового цвета, с длинными, мягкими, вьющимися каштановыми волосами и телом молодой женщины, которой впору создавать себе подобных. «В самом соку», — сказала про меня Квинелл. Фромм превратился в седовласого добродушного папочку, Лайла — в ревнивую (как это водится) сестру, прелестную и отталкивающую одновременно, а Квинелл решила еще раз оттянуться, сыграв мою мамочку. Вообще-то у нее были превосходные актерские способности, но в этой роли она была вульгарна и неубедительна.

Рэндолл Басс, так звали молодого человека, вошел в гостиную, где мы все собрались, чтобы познакомиться с ним. От этого парня исходил запах, который возбудил во всех — но почему-то не во мне — мысли о хорошем ужине. Я поймала себя на той мысли, что меня, как это ни странно, помимо этого интересует и его внутренняя сущность, что прежде мне было незнакомо. Это вызвало страх, который мне, видимо, предстояло понять. Я тотчас захотела разобраться с этими чувствами, но для начала нужно было защитить объект моего тайного желания от страстного стремления утолить голод, о чем мои товарищи только и помышляли. Непростая задача. Я видела голодные взгляды Квинелл, Фромма и Лайлы и в замешательстве подумала, отчего это я не распускаю такие же отвратительные слюни? Приход Басса взволновал и заинтриговал меня, во мне произошла какая-то перемена, но что является тому причиной, я и сама не понимала.

Казалось, он и сам пытается побороть замешательство от встречи с нами. Мы стояли вокруг него, ожидая, как поступит Фромм. Когда Фромм расположился на продавленном диване, мы расселись по обе стороны от него.

Фромм оглядел молодого человека с головы до пят.

— Присаживайся. Как тебя зовут, парень?

— Рэндолл Басс, сэр, но все обычно зовут меня просто Басс.

Басс сел на новый складной стул — последнее приобретение Квинелл.

— Значит, говоришь, хотел бы подремонтировать наш дом? Ты плотник? Маляр?

Басс сложил руки на коленях. Его перепачканные краской штаны цвета хаки были настолько коротки, что были видны голые лодыжки и изрядно поношенные мокасины. Он заерзал на стуле, и я увидела, как под его выцветшей голубой футболкой перекатываются мышцы.

— Да, сэр. Я перестроил одиннадцать домов от фундамента до крыши. Начал строить в тринадцать лет. У меня есть лицензии почти на все работы, от электричества до канализации. Большой опыт. Есть и рекомендательные письма, если угодно.

Краешком глаза я увидела, как Лайла вытирает слюну в уголке рта. Она пугала меня больше всех. У нее всегда отличный аппетит.

Я решила вмешаться:

— Папа, последние лет пять ты жаловался на то, что мы живем в развалюхе, и говорил, что лучше уж ее совсем разломать. Так дай ему такую возможность. Что мы теряем?

Фромм откашлялся.

— Что ж, Челси, если вы с сестрой хотите дать этому молодому человеку — а заодно и мне с вашей мамой — дополнительную работу по дому, то, полагаю, стоит посмотреть, на что он способен. — И «папочка» посмотрел на Басса: — И во что обойдется мне такой молодой человек, как ты?

Квинелл выгнула спину.

— Погоди, папа, надо бы поаккуратнее с наследством. Нельзя же так сразу взять и всё разрушить.

Фромм взглянул на нее.

— Чеки подписываю я. А ты свои переживания можешь оставить при себе. Если, по-твоему, этот парень собирается надуть нас, так сразу и скажи.

Квинелл потянула носом воздух и вздохнула, сдаваясь.

— Как скажешь.

Басс заулыбался:

— Я думаю, вы останетесь довольны моими расценками, сэр. Могу я осмотреться, чтобы понять, на что обратить внимание, а потом составлю для вас смету расходов?

— Что ж, отличная мысль, мой мальчик. Вот тогда и вынесем взвешенное решение. Что скажешь, мама?

Квинелл отвернулась.

— Ладно.

Басс поднялся, кивнул каждому из нас, при этом на мне он задержал свой взгляд чуточку дольше, чем на других, и отправился составлять смету. Оставшись одни, мы принялись за свои «расчеты».

Лайла терпеть не могла, когда с жертвой так возятся. Ее распирало желание поскорее разделаться с этой добычей. Квинелл же больше нравилась игра с жертвой, чем процесс еды. Мы же с Фроммом всегда были сговорчивые. Как нам удавалось жить вместе и при этом оставаться довольными друг другом, ума не приложу, но на этот раз все было по-иному. Я хотела, чтобы игра продолжалась как можно дольше. Мне хотелось понять, какие силы движут мною и что будет дальше.

— Дали бы хоть попробовать его, — облизнулась Лайла.

Это она снова приняла образ зверя.

Квинелл покачала головой.

— Ты становишься такой… отвратительной, когда так говоришь. Ну неужели, дорогая, тебе не хочется почувствовать вкус страха в его крови, когда будешь отрывать плоть от костей?.

При этих словах морда у «мамочки» вытянулась, да и Квинелл, похоже, потеряла самообладание.

Фромм поднялся и прорычал:

— Да заткнитесь вы обе. У нас тут возле дома ужин бродит, точно рыба, которая вот-вот клюнет, так что не торопите события. Челси, ты умеешь найти подход к молодежи. Почему бы тебе не пойти и не использовать все свое очарование?

— Не знаю, Фромм.

Я сидела неподвижно. Я была самой младшей из них и вела себя соответствующим образом.

— Есть у меня предчувствие. Что-то тут не так. Не то что-то. — Я смотрела в окно, нахмурившись: — Что-то беспокоит этого Басса.

— Да не слушайте вы ее! — прорычала Лайла. — Просто она хочет, чтобы он ей целиком достался.

Я молчала. Теперь должен был говорить тот, кто старше. И Квинелл заговорила:

— Лайла, Лайла, Лайла. Завистница ты наша. Да ведь ты старая карга, а признавать этого не хочешь.

Фромм сел на стул и сказал с раздражением:

— Мы еще ни разу не видели, чтобы Челси сама выходила на большую добычу, и меня не радует мысль о том, что это может произойти сейчас. Правда, в случае со сбежавшей женой и домашним учителем она оказалась права. От обоих были одни неприятности, и если бы не ее предупреждение, нас могли бы разоблачить. И уничтожить. Так что прекратите эти разговоры и выслушайте ее.

— А мне наплевать на то, что говорит Челси, я голодна и хочу жаркое из Басса.

Лайла выскочила из гостиной и побежала в свою комнату. Слышно было, как ее когти стучат по деревянному полу, пока за ней не захлопнулась дверь.

— Я выслушаю тебя, Челси, дорогая. Я самая старшая и не хочу, чтобы у нас были неприятности.

И Квинелл неумело собрала свои седые волосы в пучок на голове.

— Продолжай, — кивнул мне Фромм.

— Да, я знаю, все мы голодны. Следующего гостя не будет, может, еще неделю, так что если я стою на своем, то для этого у меня должны быть веские причины. — Я закрыла глаза, надеясь, что хоть какая-то мысль придет мне в голову. — По-моему, он знает, кто мы такие. Мне кажется, этот мальчик наделен большой интуицией. Насквозь все видит. И еще… может, он заслан сюда, чтобы разузнать о нас все. Подставное лицо…

— Да он из семьи домашнего учителя! — вскрикнула Квинелл. — Она права! А мы-то думали — когда же найдется второй сапог, чтобы составить пару первому!

Фромм нахмурился. Он взглянул сначала на Квинелл, потом на меня:

— Она права?

Вот, мне и карты в руки.

— Именно такое чувство у меня и возникло. Прошло всего десять месяцев. Школа могла за это время нанять частного детектива, вот его-то и прислали… — Я крепко сжала свои руки. — Помню, когда эта женщина — жена — появилась здесь, какая она была взволнованная, прямо вне себя. Я знала, что где-то недалеко кто-то есть, кто ищет ее. «Сбежала», называется. Этот учитель не такой простак. Кто бы мог подумать, что его школа пришлет инспектора, чтобы тот проверил, каковы успехи в отношениях «ученик-учитель». Тогда у меня не было особых оснований для подозрений. Теперь же мои сомнения еще более безосновательны, поэтому мне понятно, почему все воспринимают то, что я говорю, с таким скептицизмом. Однако дурное предчувствие от этого не меньше.

— Тогда решено. Дадим ему отбой.

Фромм прикусил губу.

— Нет! — возразила я.

Вздрогнув, Квинелл и Фромм уставились на меня.

— Если он тот самый, кто заслан для того, чтобы проверить, кто мы такие, тогда нам следует позволить ему остаться здесь, пусть все вынюхает и убедится, что мы — именно те, за кого себя выдаем. Уиггенсы, живущие в конце Брэдфорд-каунти-роуд. А если всплывет разговор об учителе, скажем, что говорили тогда: его здесь никогда не было. Удовлетворившись увиденным, мистер Басс наверняка скажет себе, что сделал свою работу, и уйдет. Отошли мы его сейчас, он может истолковать это так, будто мы его боимся.

Фромм, всегда такой предусмотрительный и мудрый, убрал когти и поднял голову.

— Нам нужно быть очень осторожными, Челси. Не забывай о том, что время от времени мы перевоплощаемся. Цикличность и периодичность перевоплощений мы не должны нарушать, и об этом ты тоже не забывай. И о том, что мы голодны. Со временем, разумеется, все выплывет наружу.

Квинелл согласно кивнула:

— На карту поставлены наши жизни. Обленились мы тут. Захотим — будем находиться в том или другом образе несколько дней. А захотим — и несколько недель. Если придется.

Тут я нахмурилась, подумав о Лайле.

— Это не про Лайлу. Уж я-то ее знаю. Клянусь, сейчас возьмет и изменит образ, отправится в город и найдет там желанную добычу. Да она и несколько дней не пробудет в этом обличье, если только ее не кормить.

Только бы она ничего не предпринимала, думала я. Она ведь как-то лишила нас возможности поиграть с добычей, не вовремя привлекла к нам внимание загадочным убийством совсем недалеко от нашего дома.

— А что если выяснится, что он всего-навсего плотник, и никто другой? — спросил Фромм.

Я ухмыльнулась:

— Тогда устроим пир.

Квинелл поднялась со стула и засеменила в коридор.

— Пойду извещу мисс Лохматую Морду о нашем решении.

Фромм всем своим видом выражал сомнение и молчаливое согласие одновременно.

— Что ж, давай. — И повернулся ко мне: — Твой выход, Челси, так что иди и очаровывай его.

Я подошла к Фромму и обняла его. Я чувствовала, что и он испытывает по отношению ко мне чувства нежности и доверия, и мне не хотелось подвести его.

Басс был за домом. Нагнувшись, он засунул голову в дыру, через которую мы когда-то залезали в логово. Раньше здесь была железная решетка, защищавшая вход. Подходя к нему, я принялась мурлыкать что-то себе под нос, чтобы не напугать его своим появлением. Он вытащил голову из дыры и внимательно посмотрел на меня.

— А, привет, мистер Басс. Не обращайте на меня внимания. Смотрите не упадите в старый колодец и не споткнитесь об эти дурацкие корни индийского фикуса.

Я изобразила на лице свою лучшую улыбку.

— Все будет хорошо.

И его голова снова исчезла в дыре.

— Увидели что-нибудь интересное?

Он что-то пробормотал. Я подошла к нему поближе и встала рядом:

— Не слышу вас. Хотите лимонаду или еще чего-нибудь? Тут сегодня жарко.

Басс снова высунулся из дыры и, улыбаясь, посмотрел на меня.

— Воды, пожалуйста. Безо льда. — Он прикрыл глаза рукой от солнца.

Я кивнула и повернулась, чтобы побыстрее уйти прочь, прежде чем он увидит, как у меня краснеют лицо и шея.

Когда я вернулась, Басс сидел на перевернутом тазу, который валялся на дорожке, ведущей в долину. Лучший вид отсюда был на закате, но ему, казалось, и сейчас тут нравилось. Он осушил стакан и поставил его на землю.

— Спасибо.

С минуту он пожирал меня глазами, потом отвернулся.

— У нас тут, наверное, ремонта на сотни долларов.

— Да, мэм, это так.

— И мы сделаем вас богатым?

Он ухмыльнулся:

— Я тщательно, не торопясь, делаю свою работу, но так много не заработаешь. Обычно я договариваюсь о цене заранее.

— Тогда зачем же вы занимаетесь этим?

Я села рядом с ним на таз. Места было немного, и мы касались друг друга бедрами.

— Люблю это дело, вот и все. Мне нравилось строить и ремонтировать еще тогда, когда впервые ухватился за стенку детской кроватки. Родители любят рассказывать, как я пытался починить ночник, когда мне не было и двух лет.

— И починили?

Я чувствовала запах его кожи. Запах его пота напоминал мне запах ярь-медянки,[1] мускуса и кожи, долго находившейся на солнце.

— Обжегся. А ночник и не был сломан.

Он рассмеялся. Смех у него хороший. Искренний. Не такой, какой я привыкла слышать днем и ночью.

— Если вы не много зарабатываете, на что же вы живете?

Теперь и он меня понюхал. Я увидела, как раздуваются его ноздри, едва он почувствовал запах феромонов.[2]

— Видите ли… Я счастлив, когда у меня есть что поесть, когда есть крыша над головой и когда я здоров. Если жить просто, то много и не надо. Все, что мне нужно, — это минимум комфорта и любимое дело.

Все, что во мне было человеческого, утонуло в чувстве вины, когда он заговорил о том, как хорошо делает свою работу, о том, как мало ему нужно, тогда как я в жизни в основном только тем и занимаюсь, что разрушаю человеческие жизни, и разрушаю так, что восстановить их уже нет возможности. И до сих пор не научилась ничему другому. Мне впервые захотелось пощадить человека. Пусть я еще поголодаю, но поброжу пока в темноте. В неизвестности.

— Вам, должно быть, хорошо и покойно, — вздохнула я.

Он повернулся и пристальнее посмотрел на меня:

— Ну, а вы? Живете здесь в самой глуши…

— Я? Я готовлю еду. Много читаю. Притом жадно. Смотрю, как времена года сменяют друг друга.

Мне не хотелось лгать ему. Он настолько честен, что ложь показалась бы вульгарной.

— Негусто. А чего вы ждете?

Он перестал изучать меня и перевел взгляд на забор. Тот был похож на ряд посеревших шатающихся зубов, которые вот-вот начнут выпадать.

— Может, жить в глуши и есть то, что мне нужно.

Он непонимающе посмотрел на меня. Я улыбнулась и поднялась.

— Хотите прогуляться, посмотреть, что там в долине?

Он кивнул. Пока мы шли, он чесал затылок и нервно теребил свою одежду.

— Это владения вашего папы?

— Ну, это долгая история, но если коротко, то мы совсем недавно получили в наследство дом и какие-то деньги от папиного брата. Папа, к счастью, навестил своего брата, когда тот умирал, и ему некому было все это оставить. Папа вызвал нас, и с того времени мы здесь.

— А в школу вы в городе ходите?

Он сорвал ветку и принялся размахивать ею в воздухе, да так, что казалось, будто это ветер свистит в дубовой роще.

— Нет. Меня с детства учили дома. Я люблю читать, а это значит, что в конце концов я буду знать столько же, сколько и тот, кто ходил в школу. А вы?

— Гм. Я учился в университете Дьюк,[3] где получил степень бакалавра общественных наук, но я это сделал лишь для того, чтобы были довольны мои родители. Они всю жизнь копили, чтобы мы с сестрой получили образование. Моя сестра преподает в Ратгерсе.[4] Когда закончилось мое обучение, мне захотелось лишь одного — снова заняться ремонтом.

На меня его слова произвели впечатление. Хотела бы я ему сказать, что отучилась шесть лет в Оксфорде и получила ученую степень магистра по английской литературе, но это было так давно, а память у меня такая дырявая, что я частенько забываю о своем прошлом.

— А почему именно науки?

— Науки объясняют, что к чему и что как происходит. А если бы я продолжил обучение, то стал бы доктором наук.

— Тогда бы мы никогда не встретились. — Я покраснела. — А папе вы не отремонтировали бы дом. Вы уже составили смету?

Он улыбнулся. Мы спустились в долину. Деревья заслоняли тропинку от солнца, и здесь было немного холоднее. Я потянулась к нему, чувствуя теплоту его тела, и чуть не упала.

— О, простите. — Он подхватил меня.

Наши лица оказались совсем близко.

— Нам лучше вернуться.

— Да.

Он привлек меня к себе, и неожиданно его губы коснулись моих. Я почувствовала сладкий вкус — вкус меди и серебра. Я чуть не задохнулась, пока мы целовались. Раньше мне казалось, что я не умею это делать. Но у меня получилось.

Я слабо сопротивлялась, потом высвободилась из его объятий. Меня охватила резкая слабость, но больше меня тревожило другое — как бы не выйти из образа. Становилось очевидным, что не только страх может очаровывать.

Он извинился и сказал что-то насчет того, какая я красивая, что он не мог, оказавшись так близко от меня, не обнаружить своих чувств ко мне. Едва ли меня можно назвать первой красавицей, хотя в мире в этом смысле за последние несколько лет произошли не очень-то заметные перемены. Впрочем, он вроде не из тех, кто следит за первыми красавицами мира.

— Не потеряйте голову на этой жаре, мистер Басс, — со смехом бросила я через плечо, убегая от него по тропинке в сторону дома. Я не оборачивалась, но слышала, как он бежит за мной.

За обедом все, даже Лайла, не забывали ни об образе, в котором находились, ни о манерах. Я приготовила большую кастрюлю еды — мясо кролика с овощами, еще свежеиспеченный хлеб и бобы, а на десерт черничный пирог. Кролик был недоварен, как мы любим, но Басс не жаловался.

Квинелл принесла две бутылки вина, и мы, как обычно после обеда, принялись обрабатывать Басса — нашу будущую жертву.

— Меня приятно удивила ваша смета, мальчик. — Фромм посасывал трубку, выпуская колечки дыма, поднимавшиеся вверх. Дым был такого же седого цвета, что и его волосы, и вился так же. В полумраке казалось, будто это его волосы отрываются от головы и растворяются в воздухе.

— И что же вас удивило?

Басс потягивал вино. После каждого глотка его лицо искажала едва заметная гримаса.

— Она меня устраивает. Я ожидал чего-то покрупнее. Обычно у меня запрашивают целое состояние только за то, чтобы составить проект, поднять балку или вкопать столб. Когда сможете начать?

— Да завтра с утра. Составлю список того, что мне необходимо на первое время, и съезжу в Хейвуд. Начну, пожалуй, с фундамента. Жучков я не нашел, но кое-где подгнило.

— Еще бы! Дому ведь почти сто лет.

Фромм кивнул мне.

Рука Басса лежала на столе. Я положила на нее свою Руку:

— Вам понадобится помощь?

От моего прикосновения его охватила дрожь. Я заметила, как Квинелл с трудом удержалась, чтобы не выразить взглядом свое крайнее удовольствие от того, как я воздействую на Басса.

— Я работаю один. Но спасибо за предложение.

— Просто я подумала, что можно было бы навести справки в городе, не хочет ли кто-нибудь подработать. Ведь дел тут много.

Он убрал руку и замолчал, глядя в окно столовой. Была темная ночь. В окне я видела одни лишь наши отражения.

Лайла поднялась и стала убирать со стола. Беря у меня тарелку, она что-то проворчала мне в ухо.

«Мама» откашлялась:

— Так что же, Басс, привело вас в наши края?

Басс выпрямил спину и допил вино. Я налила ему еще.

— Не знаю. Любопытство. Я подумал, что если так далеко есть дом, значит, он, наверное, нуждается в ремонте. Если б я не увидел по дороге ваш дом, то поехал бы дальше.

— Вам, наверное, приходится много ездить.

И, закидывая одну свою длинную ногу на другую, я коснулась его ноги. Он почувствовал это.

— М-м… ну да. Но работаю я больше, чем езжу.

— И вам нравится ездить далеко?

— Не знаю. Наверное. Я люблю тишину. Природу. В городе такого нет. Даже в пригороде.

— Да, здесь нам очень повезло.

Фромм, поглядывая то на Басса, то на меня, поковырял трубочную золу тампером[5] из слоновой кости.

— Челси, почему бы тебе не показать мистеру Бассу его комнату наверху? Ту, что рядом с ванной, пожалуй. В передней части дома.

Басс взглянул на меня.

— Я и правда немного устал. Обычно я не… — Он указал на вино.

— Ну, вот и хорошо. Пожелаем друг другу доброй ночи.

Все поднялись.

— Спасибо, было правда очень вкусно. Лучше домашней еды не бывает. — Он улыбнулся.

Вошла Лайла, чтобы взять еще тарелок со стола. Кинув взгляд в сторону Басса, она облизнулась.

— Идемте, Басс, я покажу вам вашу комнату.

Я взяла его за руку, поспешно уводя от лишних разговоров и от надежд Лайлы.

Комната была десять на десять, у окна потолок был ниже, что вызывало чувство клаустрофобии, но Басс, кажется, ничего не имел против. Лучше пыльная, с темными пятнами дубовая мебель и двуспальная кровать с бело-зеленым покрывалом из синели,[6] чем матрас в задней части фургона. Я бы предпочла для Басса комнату в виде буквы «L» в задней части дома, но я знала, что Фромм думал о том, что Лайла и Квинелл могут отправиться среди ночи рыскать в поисках пищи. Заднюю часть дома они всякий раз обыскивали полностью.

— Я открою окно. В комнате все еще жарко и ужасно душно.

Нагнувшись, чтобы открыть окно, я почувствовала, как сзади у меня задралась юбка, обнажив бедра. Я резко открыла окно, рванув створки на себя. Лицо у меня пылало при мысли о том, что он видел меня сзади.

— Пожалуйста.

Я повернулась. Он не сводил с меня глаз. Черты его лица разгладились. Теперь на нем было написано желание и вместе с тем проглядывала нерешительность.

— Принесу вам простыню и полотенца.

Я прошла мимо него, зная, что с появлением луны от меня исходит более сильный запах. Мне захотелось, чтобы он это почувствовал.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я уже засыпаю, так что не уходите надолго.

— Быть может, вы хотите помыться? Ванна рядом. Если включите кран на полную мощность, то душ зашумит.

Он посмотрел на меня так, как мужчина смотрит на женщину, желая ее. Я поспешила выйти.

Когда я стояла у шкафа, ко мне подошла Лайла:

— Ты готовишь этого мальчика для себя. Я это знаю. Раньше я ошибалась, но на этот раз уверена.

Я решилась:

— Ты права, Лайла, но все не так, как ты думаешь. Да, я хочу его — но не съесть. Мне кажется, я хочу переспать с ним.

И я отвернулась от нее. Мне не хотелось, чтобы она видела, как сильно горит во мне желание.

— Ты хочешь… чего?

— Тсс! Хочешь мне все испортить?

Лайла говорила шепотом и одновременно рычала. Только она могла производить такие жуткие звуки.

— И чего ты хочешь добиться, переспав с ним? Он же не такой, как мы.

— Я… я не знаю. Просто у меня такое чувство… да я сама хочу понять, в чем тут дело.

Я посмотрела на нее.

— Потом ты его съешь, да?

И прямо у меня на глазах произошла метаморфоза — она стала и зверем, и чудовищем, и Лайлой одновременно. Когда она сердилась, то всегда переставала владеть собой.

— Ну уж нет, черта с два. Ты разве не слышала, что я сказала? Я и пробовать его не хочу.

Под дверью комнаты Басса была видна полоска света.

— То есть хочу, но не так.

— Я тебе не верю.

— Лайла, я никогда не врала тебе. Подумай хорошенько. Обещаю тебе, что можешь делать с ним, что хочешь, но… потом.

Она недоверчиво смотрела на меня:

— А что, собственно, ты хочешь узнать?

— Я лучше пойду. А то он, наверное, меня ждет…

И я убежала, а Лайла превратилась в волка. Оглянувшись, я увидела в конце темного коридора два золотистых уголька — то были ее глаза.

Басс лежал на кровати с закрытыми глазами. Рубашку он снял. Я стояла над ним, испытывая сильное желание погладить его лишенную растительности грудь и мускулистые, с туго натянутыми мышцами руки. Мне хотелось попробовать на вкус его кожу, такую загорелую и гладкую. Он лежал, раскинув ноги, под покрывалом угадывались очертания его бедер, паха. Я положила белье на шифоньер.

— Челси. — Он прошептал мое имя. — Кажется, я выпил слишком много вина.

Он приподнялся на локте. Его веки набухли, он криво улыбался.

— Я пойду. А вы поспите. Завтра вам начинать работать. — Я повернулась, чтобы уйти. — Я оставлю это здесь. — И я указала на шифоньер.

Он поднялся, подошел к двери, тихо закрыл ее, после чего протянул мне руку:

— Я хочу пожелать вам спокойной ночи.

— Мистер Басс, я…

Я хотела было увернуться, продлить игру, но меня тянуло к нему, как обычно тянет к жертве. Утонув в его объятиях — лучше сказать, в нем самом, — я забыла о своей шкуре и, прижавшись к нему, почувствовала биение его сердца — или это было мое сердце? Наши губы слились и затем раздвинулись, языки встретились. У меня закружилась голова. Остатки сознания подсказывали мне, что я могу утратить свой образ, и появившийся было страх исчез на мгновение, но тотчас вернулся снова.

— Пожалуйста, — я оттолкнула его. — Слишком быстро. Я…

Страх подавлял желание, заглушал его.

Он снова привлек меня к себе, точно не слышал. И тут я почувствовала теплоту и размеры его члена, прижавшегося к моему бедру. Губы Басса коснулись моей щеки. Я зарычала.

— Ого. — Он отступил на шаг. — О господи!

Его глаза были широко раскрыты.

На секунду мне почудилось, что я вышла из образа, и я принялась ощупывать себя, нет ли предательских признаков перевоплощения. Таковых не было. Его остановило только мое рычание.

— Просто я хочу… чтобы все было медленно. Это мой первый… первый раз… понимаешь…

Он тихо рассмеялся и весело стукнул себя по лбу.

— Я и не подумал… О господи, прости меня.

Он подошел к кровати и рухнул на нее:

— Это ты на меня так подействовала. Сам не понимаю. Прости меня. Я буду более внимателен, Челси.

Я не знала, что и сказать, и молча кивнула. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Потом я успокоилась, слегка улыбнулась и вышла.

Я спала на полу, приняв свое звериное обличье. Дверь я заперла и загородила шкафом. Ночью я долго не могла уснуть, прислушиваясь к тому, как в доме что-то скрипит, двигается, как по дереву стучат когти, и все ждала, не раздастся ли звук человеческих шагов возле моей двери. Проявить свою звериную сущность мне за всю ночь не представилось случая.

Лучи утреннего солнца светили в окно моей спальни, и, когда в комнате стало жарко, я проснулась. Зевнула. Редко я просыпаюсь такой голодной, но в тот день уже с самого утра почувствовала голод. Я забыла о своем волчьем, необычайном аппетите. Значит, мне придется спуститься в долину, пойти в лес и немедленно отыскать добычу.

Я вскочила на подоконник, опасаясь появления Басса. Было слышно, как Квинелл ссорится на кухне с Лайлой. Под моим окном был холмик с пожухшей коричневой травой. Я спрыгнула на него и как можно быстрее скатилась с другой стороны холмика, чтобы меня не увидели. Оглянулась, но никого вокруг не было.

Голод гнал меня в лес. Под густой листвой было прохладно. Мне нравится ступать лапами по мху и папоротнику. Как зверь, я чувствовала все гораздо острее — где земля, а где глина, где вода, а где сок растений, где птица, насекомое и где добыча. Солнечные лучи пробивались сквозь толстый полог из листьев. Воздух вокруг меня был наполнен жужжанием ос и журчанием ручья. Всякий раз, когда я попадала сюда, я чувствовала себя зверем, и никем иным.

Я уловила запах кролика и пошла по следу. Молодая мама и ее отпрыски приютились среди спутавшихся корней дерева. Она тотчас меня почувствовала, и ее крик пронзил тишину. Мне показалось, что лучше бы ей защищать свой выводок и вступить в схватку, но она предпочла бежать. Инстинкт повлек меня за ней, мимо ее потомства. Вот хитрая бестия.

Думая только о голоде, я не была расположена играть с ней, а потому просто загнала ее в яму под упавшим деревом. Не видя спасения, загнанная в угол, крольчиха прыгнула на меня. Мои челюсти сжали ее, и она умерла мгновенно. Я быстро съела добычу, не особенно задумываясь о том, насколько она вкусна, и жучкам, питающимся мертвечиной, осталось мало чем поживиться. Повернувшись, я направилась в сторону ручья, чтобы умыться, и тут увидела Фромма. Он стоял на холме и наблюдал за мной. Кивнув, он побежал в сторону дома.

Было уже около полудня. Приняв образ женщины, я пошла по тропинке, которая тянулась со стороны долины. Квинелл снова стала «мамой». Она копалась на небольшом участке земли, где любила выращивать разные травы. Я осмотрелась, нет ли где Басса, и тут заметила, что его фургон исчез. Квинелл увидела, что я верчу головой.

— Уехал в Хейвуд, но должен с минуты на минуту вернуться.

— Ага. Я надеялась, что он меня не увидит. Я еще утром убежала в лес.

— Ну да. А Лайлы не было полночи. Я встретила ее, когда выходила из дома, а это было еще до рассвета. Сказала ей все, что думаю по поводу того, что она может вызвать у этого мальчика подозрение. И Фромм куда-то собрался, когда я вернулась в дом. Наверное, мы слишком голодны, но нельзя давать Бассу повода почувствовать это.

— Ты права. Нам бы надо быть поосмотрительнее.

И страх пронзил меня до самого желудка, где еще переваривался завтрак.

— Ну, недолго нам осталось ждать начала пиршества.

И «мама» осторожно вытянула розмарин вместе с корнем.

— Послушай меня, что-то в этом парне есть такое, о чем мы не догадываемся. Он опасен.

— Для тебя, может, и опасен. Я знаю тебя очень давно, и, по-моему, никогда еще такого не было, чтобы твоя хитрость уступила место похоти. Ты нас всех погубишь, дорогая, если поддашься этим человеческим удовольствиям.

Я ошалело заморгала. А я-то считала себя такой скрытной, замкнутой!

— То есть ты хочешь сказать, что ты…

Квинелл подмигнула мне:

— Да я тебя насквозь вижу, дорогая. Чего, по-моему, не скажешь о Лайле или Фромме. Ни тот ни другой не допустили бы того, чтобы плотские желания взяли верх над их плотоядной природой. Когда Фромм не зверь, он такой уравновешенный, флегматичный. А вот Лайла в любом виде сердитый и крайне подозрительный зверь. Она ни за что не позволит себе, будучи в человеческом облике, вести себя так, чтобы другие люди близко к ней подходили.

— А ты когда-нибудь… ну, ты понимаешь… уступала этому чувству?

— О да, дорогая. В молодости, пока меня не искусал этот зверь, который сделал меня той, кем я сейчас являюсь. Вообще-то я весьма… неразборчива в связях. В конце концов, я была любимицей театральной труппы, со своей интеллигентной внешностью и изысканными манерами. Я сама выбирала себе обожателя или девицу.

— Я имею в виду — после этого. С тех пор как ты стала перевоплощаться.

— Ну конечно. С себе подобными было. И еще был раз. С мужчиной, в которого я влюбилась. — Она посмотрела в сторону леса и вздохнула: — Он ничего не знал… про меня.

Квинелл склонила голову и заплакала.

Я встала перед ней на колени, пытаясь утешить ее. Она тряслась в моих руках, превращаясь во что-то маленькое, жалкое.

Я услышала, как подъехал фургон, и поднялась. Квинелл превратилась в зверя, потом в «маму», вытирающую лицо краешком фартука.

— Прости, Квинелл. Надеюсь, мы еще поговорим…

Мы услышали, как хлопнула дверь. Фромм, увидев насв столь эмоциональной позе, изобразил удивление, после чего пошел по дорожке от дома к фургону.

Я вошла в дом. Мне не хотелось, чтобы Басс увидел меня сразу после того, как я убегала поесть. Теперь я была сыта и вместе с тем желала его так же сильно, как и накануне вечером. И я чувствовала, как желание превращало Челси из мягкой и симпатичной девушки в отчаянную и озорную. Фромм меж тем смотрел, как Басс складывает пиломатериалы, а Квинелл продолжала заниматься огородом. В доме хоть какое-то время я могла чувствовать себя в безопасности.

Я зашла за дом и приблизилась к окну, вспомнив, что ночью забаррикадировалась. Окно было слишком высоко. Я смотрела мимо Квинелл, так как боялась, не покажется ли кто из-за угла дома — кто угодно. Квинелл дала знак, что все тихо. Я быстро сменила образ, что далось непросто и потребовало полного напряжения сил, потом, прыжком взобравшись на холмик, перескочила с него в свою комнату, но приземлилась неудачно: ударилась о шкаф, разбила зеркало и повредила лодыжку.

Сменив образ еще раз, что опять же потребовало полного напряжения сил, я передвинула шкаф на его привычное место и отправилась на кухню, чтобы приложить лед к тому месту, где болела нога. На кухню важной походкой вошла Лайла:

— Это Челси упала и разревелась?

— Заткнись, старая корова. Тебе-то что за дело?

— Это и мое дело, когда речь заходит о моем хорошем ужине, девочка. Очень хочется попробовать вон тот большой стейк, который чинит наш фундамент. И почему меня должны занимать твои заботы?

— Потому что кроме звериного в тебе могло бы еще биться и человеческое сердце.

Она захихикала:

— Знаешь, в чем твоя проблема? Твоя, Квинелл и Фромма? Вы так и не привыкли к тому, что вы — звери. Все еще хотите быть теми, кем когда-то были — людьми. А я нет. Мне нравится мой звериный облик, со всеми звериными инстинктами в придачу. Я больше не какая-то там уязвимая дамочка — одна наружность, манеры и никакой силы. А вы все держитесь за прошлое. — Она сплюнула на пол. — Вот что я думаю о прошлом.

— Если ты всех нас так ненавидишь, Лайла, то почему не уйдешь?

— Хочешь верь, хочешь нет, но вот почему: с паршивых овец хоть шерсти клок.

Она повернулась и танцующей походкой удалилась, оставив меня бушевать от ярости.

Сложив на кровати стопкой несколько сборников стихов, поставив на ночной столик кувшин с лимонадом и наполовину пустой стакан, я устроилась у окна, овеваемая послеполуденным ветерком. Моя лодыжка чувствовала себя лучше, а вот голова все еще болела. Я вся ушла в стихи Элизабет Бэррет Браунинг,[7] когда кто-то постучал в дверь. Я подумала, что это Квинелл хочет продолжить наш разговор.

— Входи.

Басс просунул голову в дверь:

— На сегодня я закончил.

Увидев запотевший кувшин, он улыбнулся:

— Можно выпить лимонаду?

Разгладив платье и продолжая обмахиваться веером, я приподнялась:

— Думаю, да.

Когда он вошел, я почуяла запах пота и мускуса. Я закрыла глаза, представляя, каков он на вкус.

Он налил лимонаду в мой стакан:

— Под домом прохладно, а вот когда носишь бревна взад-вперед, становится жарко.

Басс сел напротив меня на краешек кровати:

— Ой, что же это я здесь сел, я ведь только что был под домом… — Неожиданно он поднялся, — Пойду приму душ, приведу себя в порядок. Потом снова зайду посидеть. Можно?

— Хорошо.

Он улыбнулся, и мне вдруг захотелось пойти в душ вместе с ним. Уж не знаю, какие силы были во мне задействованы на тот момент, но действовали они во всю мощь.

— Постой. У меня есть идея.

— Да?

— Я хочу показать тебе ручей и водопад. Это не близко, в лесу, но сходить туда стоит. Там и вымоешься. Вода прохладная, чистая, а вокруг так красиво.

Он взял меня за руку и стащил с кровати. Ступив на ногу, я ощутила боль в лодыжке.

— Ой!

Он посмотрел на меня и отпустил руку:

— Прости. Ну, пошли.

Он вел себя точно легкомысленный мальчишка.

Мы побежали к ручью. Я поборола в себе желание сменить образ, чтобы преодолеть это расстояние на всех четырех и почувствовать землю голыми лапами. Когда мы приблизились к ручью совсем близко, я сбавила ход, а он побежал вперед. Лодыжка у меня по-прежнему болела. Я не могла дождаться, когда холодная вода остудит боль.

Когда я подошла к ручью, он уже закатал штаны и стоял по колено в воде.

— Эй, Челси, да здесь здорово!

Я тоже вошла в воду, вскрикнув от холода, и обрадовалась этому.

— Давай зайдем подальше.

Басс выскочил на берег, одним быстрым движением стянул с себя футболку, снял штаны и скинул башмаки. Я удивилась, увидев, какой он белый там, где солнечные лучи не попали на его тело. Он заметил, что я смотрю на него, и рассмеялся:

— Ты так и будешь стоять и смотреть или, может, присоединишься ко мне?

Он прошел мелководье, содрогнулся, а потом окунулся по шею.

Закрыв глаза, я взялась за край платья и сняла его через голову. Потом бросила его на берег и рухнула спиной в воду. Вода была такая холодная, что мне показалось, будто она обожгла мне голову.

— Да она же ледяная! Уф!

Басс побрел вверх по ручью, туда, где я сидела в воде спиной к течению. Когда он подошел ко мне, я позволила ему обнять меня.

— Я согрею тебя.

Он крепко держал меня в объятиях, при этом его губы касались моей головы, щек.

Я повернулась к нему лицом. Вода, его язык и ласки сделали свое дело. Остатками сознания я пыталась удержать тот образ, в котором находилась, тогда как остальная часть меня стала ватной.

Не выпуская друг друга из объятий, мы выкатились по гладкому каменистому дну на мокрый берег. Я чувствовала его и свою кожу, похолодевшую от воды, чувствовала землю под нами, видела пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи, ощущала теплоту его языка, губ и рук, которые ласкали мое тело. Я только это и чувствовала, и еще — его запах, его дыхание, наши стоны, сопровождаемые журчанием ручья. Когда он вошел в меня, я и там чувствовала его тепло.

Тут включились мои инстинкты, и я повернулась так, что он оказался сзади. Он не возражал. Его руки потянулись к моим грудям, и он принялся ласкать пальцами соски. Потом начал рычать, впиваясь зубами и губами в мою спину и шею. Внезапно резкая боль пронзила меня, и затем я почувствовала, как мои мышцы обхватывают его член все сильнее и сильнее, выжимая из него соки. Мое дыхание становилось все более прерывистым по мере того, как я погружалась в какой-то неестественный мрак. Я была уже не Челси и не зверем, а Челси и зверем одновременно, я рычала и стонала, я была животным и женщиной, с телом и душой и того и другого. Я куда-то проваливалась. И провалилась.

Когда он кончил, то закричал так громко, что птицы вдруг слетели с веток, громко захлопав крыльями. Я простонала, мрак рассеялся, и снова стало светло. Басс навалился на меня всем телом. Я лежала, раздвинув ноги. Он все еще был во мне. В воздухе пели птицы, потом заквакали лягушки. Я прислушалась к его дыханию; резкие звуки вырывались из его глотки. Так дышит только зверь.

Повинуясь своему первому инстинктивному побуждению, я попыталась сделать так, чтобы он вышел из меня. Он откинулся на спину и был точно в полусне. Но скоро он опять возбудился, и мы снова спарились — на этот раз как-то лениво, будто время остановилось ради одного только удовольствия. Он касался меня так, как я об этом раньше только читала, а мое тело откликалось точно так, как нужно, хотя голова кружилась.

Чувство облегчения пронзило все мое нутро, но я тут же спохватилась — как бы не изменился мой образ. Воспользовавшись тем, что глаза Басса закрыты, я сделала все от себя зависящее, чтобы этого не случилось. Ведь его руки могли почувствовать, как у меня на коже появляется шерсть, как растут и наливаются мышцы. Стараясь удержаться от перевоплощения, я прижимала его лицо к своей шее. Это Челси позволила ему дать волю своим чувствам, и зверь во мне наконец смирился с этим. Басс молча изучал меня. Я не возражала. Он всматривался в меня, а кончики его пальцев едва касались изгибов моего тела. Удовлетворившись, он откинулся на спину, но держался настороже.

Моя улыбка успокоила его. Когда мы снова поцеловались, я увидела в его глазах нежность и доброту. Мне захотелось расплакаться, но слезы не приходили.

Мы окунулись в ручей. Солнечные лучи были уже не такие яркие; теперь они были желтые, как янтарь. Мы ничего не произносили, но наши глаза говорили на языке, понятном двум людям, которых связывает что-то общее.

По дороге домой я шла за ним следом. Он часто оборачивался и улыбался. Я улыбалась в ответ. Что-то бесконечно близкое возникло между нами. Желание, которое я испытывала прежде, превратилось в теплые и нежные отношения. Это совсем не то, что связывало меня с другими, — та связь была основана на совместных прегрешениях и общих секретах. Подумав о других, я вдруг ощутила, как по спине пробежал холодок. Когда мы подходили к дому, я увидела, как на лужайке готовят белую щепу для растопки.

Одного взгляда на меня было достаточно, чтобы все стало ясно. Лайла знала, чего я хотела, да и Квинелл тоже. Лайла наверняка сказала что-нибудь на этот счет Фромму. И раз уж у нас с Бассом это случилось, то теперь они ждут своего — аппетит растет, все готовы к пиршеству. Но мне не хотелось, чтобы они отнимали его у меня так быстро. Еще не время.

— Басс, постой.

Он остановился и повернулся ко мне. Я подошла к нему:

— Я… не хочу, чтобы они узнали. Понимаешь?

— Ну да. — Он тотчас погрустнел. — Конечно. Твой отец сначала уволит меня, а потом убьет. Что, по-твоему, я должен делать?

Я поцеловала его:

— Давай разыграем их, сможешь? Сделай вид, что мы просто гуляли по лесу и ничего не было.

— Попробую. А ты сможешь?

Насчет него я сомневалась больше. Он олицетворял собой безыскусную честность и искренность.

— Я довольно хорошая актриса, когда мне это нужно. Просто сделай так, чтобы они не знали. Ты прав насчет того, что он захочет убить тебя.

Он нахмурился. Я в изумлении посмотрела на него. Что-то уж больно сильны мои переживания насчет того, чтобы с ним ничего не случилось. То есть — с нашей добычей. «Может, ранить его и сделать одним из нас?» — подумала я. Тогда у него по крайней мере будет возможность спастись, и мы смогли бы провести вместе вечность. В бессмертии. Но тут я вспомнила, что чувствовала по отношению к тому зверю, который чуть не убил меня, оставил как убитую, сделав ни человеком, ни животным, не приспособленную к той жизни, которую могли бы хорошо прожить или животное, или человек. Я ненавидела того зверя. И сейчас его ненавижу. Но я и мысли не могла допустить, что Басс возненавидит меня. Ни на минуту. А о том, что он будет ненавидеть меня всю жизнь, — тем более.

Неожиданно он словно заторопился.

— Мы могли бы уехать, Челси. Собери свои вещи, и мы уедем. Я везде могу найти работу.

Казалось, это предложение удивило его самого.

— Нет. Не могу. Не сейчас. Просто обещай, что не выдашь нас.

— Челси, я люблю тебя. Я все ради тебя сделаю.

При этих словах я почувствовала, как внутри у меня будто что-то растаяло, хотя боль в сердце не унялась. Я крепко обняла его, стараясь всеми силами избежать перевоплощения, и пробормотала те же самые слова.

— А теперь иди. Возвращайся один. Я скоро приду. Скажи, что видел, как я пошла в лес, и решил поискать меня, но не нашел.

— Ладно. Пока.

Мы еще раз поцеловались. Я почувствовала свой запах на его языке — сладкий, мускусный — и захихикала.

Он помахал мне рукой и пошел по тропинке, ведущей к долине.

Я обхватила себя руками, все еще чувствуя Басса внутри себя. Когда он скрылся из глаз, я запрокинула голову и завыла. И тут у меня пошли слезы. Даже встав на четыре лапы, я надрывно рыдала. Значит, это любовь. Надежда. Боль.

Они съели его в тот же вечер, не дождавшись моего возвращения. Оставили и мне немножко, но я есть не стала. Не было аппетита. Я навсегда изменилась, познав любовь. Квинелл меня поняла.

Теперь я не такая, как они. Фромм, Лайла, даже Квинелл. Наверное, я никогда и не была такой же. У меня будет ребенок. Мой и Басса. Хотя я предпочла пока остаться с ними. Ведь у меня только они и есть. Это моя семья. Знаю, что в конце концов я их покину, когда ребенок родится. Но ребенок не будет таким, как они. А они останутся со своим голодом.

О Бассе они еще поговорят, но только как о добыче. Для меня же это любовник, друг, человек, который любил заниматься ремонтом, отец моего ребенка, честный, добрый и надежный. Мне бы хотелось, чтобы мой ребенок таким и знал своего отца. Моего любимого мужчину. Который вовсе не был добычей.

Примечания

1

Ярь-медянка — зеленые или голубоватые отложения, формирующиеся со временем на меди, латуни или бронзе.

(обратно)

2

Феромоны — собирательное название веществ, продуктов внешней секреции, выделяемых некоторыми видами животных и обеспечивающих химическую коммуникацию между особями одного вида.

(обратно)

3

Университет в США, в городе Дарем, штат Северная Каролина.

(обратно)

4

Университет в штате Нью-Джерси, США.

(обратно)

5

Тампер — приспособление для «утаптывания» табака в трубке, иначе: «топталка».

(обратно)

6

Синель — пряжа, стержневая нить, шнурок, из которой во все стороны торчат короткие волоски. На западе название «синель» относится не только к тому, что в России многие называют «синелькой» («синельной пряжей»), но и к любой ткани и пряже с коротким ворсом (например, бархат, вельвет).

(обратно)

7

Э. Б. Браунинг (1806–1861) — английская поэтесса Викторианской эпохи.

(обратно)
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Звериная сущность», Роберта Лэннес

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!