«Валтум»

Кларк Эштон Смит Валтум

На первый взгляд, у Боба Хэйнса и Пола Септимуса Чанлера было мало общего, разве тот факт, что они оба оказались в затруднительном положении, оставшись на чужой планете без всяких средств.

Хэйнс, третий пилот космического лайнера, был обвинен в неподчинении начальству и высажен в Игнархе, торговой столице Марса и центре пересечений космических линий. Обвинение, выдвинутое против него, было полностью делом субъективной антипатии, но, так или иначе, Хэйнсу до сих пор не удалось подыскать себе новое место, а месячное жалование, выплаченное ему при расставании, поглощалось с ужасающей быстротой пиратскими расценками в отеле «Теллуриан».

Чанлер, профессиональный писатель, специализирующийся на межпланетной беллетристике, прибыл на Марс, чтобы подкрепить свой, наделенный богатым воображением, талант солидной основой наблюдений и личного опыта. Спустя несколько недель деньги его иссякли, а новые поступления, ожидаемые от издателя, еще не прибыли.

Помимо неудач, их объединяла также безграничная любознательность ко всему марсианскому. Жажда экзотики, склонность бродить по местам, обычно избегаемым землянами, свела их вместе и сделала верными друзьями, несмотря на явные различия в темпераментах.

Забыв о своих тревогах, они провели уходящий день в причудливом и беспорядочно загроможденном лабиринте зданий старого Игнарха, называемого марсианами Игнар-Ват, на восточном берегу великого Яханского канала. Возвращаясь в предзакатный час по идущей вдоль канала набережной из пурпурного мрамора, они подходили к мосту длиной в милю, ведущему в современную часть города, Игнар-Лут, где находились консульства землян, конторы по перевозке грузов и отели.

Это был час марсианского богослужения, когда Айхаи собираются в своих не имеющих крыши храмах, умоляя вернуться заходящее солнце. Подобно биению возбужденных металлических пульсов, нескончаемые звуки бесчисленных гонгов пробивали разреженный воздух. Невероятно извилистые улицы были почти пустынны; и только несколько барж, с огромными ромбовидными розовато-лиловыми и алыми парусами, неспешно проплывали взад и вперед по угрюмым зеленым водам.

Дневной свет угасал с заметной быстротой где-то там, за тяжеловесными башнями и похожими на пагоды пирамидами Игнар-Лута. Прохлада наступающей ночи ощущалась в тени огромных солнечных часов, довольно часто встречающихся по берегам канала. Раздражающий слух металлический лязг гонгов в Игнар-Вате внезапно прекратился, и наступила наполненная таинственными шепотами тишина. На фоне черно-изумрудного неба, усыпанного ледяными звездами, прорисовывались громады зданий древнего города. Окружающие сумерки полнились едва уловимыми экзотическими запахами, которые несли в себе какую-то чуждую тайну, они возбуждали и беспокоили землян. Приближаясь к мосту, они примолкли, ощутив на себе гнет жуткой чужеродности, скапливающейся со всех сторон в сгущающемся мраке; гораздо глубже, чем при дневном свете, они ощущали приглушенное дыхание и скрытые обманчивые движения жизненных форм, навсегда остающихся непостижимыми для детей других планет. Межпланетная пустота между Землей и Марсом была преодолена, но кто может пересечь эволюционную бездну между землянином и марсианином?

Молчаливое поведение марсиан было достаточно дружелюбным: они терпимо отнеслись к вторжению землян, позволили им наладить торговлю между двумя мирами. Ученые с Земли овладели языками марсиан, изучили их историю. Но оказалось, что настоящего обмена идеями так и не произошло. Марсианская цивилизация развилась в своей отличной от земной многосложности и одряхлела еще до того, как опустились на дно океана Лемурия; ее науки, искусства, религия были покрыты сединой невообразимого количества тысячелетий, и даже самые простые обычаи являлись порождением чужеродных сил и условий.

Чувствуя всю ненадежность своего положения, Хэйнс и Чанлер испытывали настоящий ужас от неведомого мира, окружившего их своей неизмеримой древностью.

Они ускорили шаг. Широкая набережная, идущая по берегу канала, казалось, была пустынна; легкий мост без перил охранялся только десятью колоссальными статуями марсианских героев, которые стояли в боевых позах у первого пролета.

Земляне вздрогнули; фигура марсианина, немногим уступающая по размерам каменным изваяниям, внезапно отделилась от сгущающейся тени статуй и мощными шагами двинулась вперед.

Марсианин, около десяти футов ростом, был выше среднего Айхаи на целый ярд, но являл собой тот же облик: массивная выпирающая грудная клетка и длинные костлявые руки и ноги. Голова его отличалась далеко выступающими ушами и глубокими ямами ноздрей – даже в сумерках заметно было, как они сужались и расширялись. Глаза, утонувшие в бездонных глазницах, были практически невидимы, за исключением маленьких красноватых искорок, которые, казалось, горели, повиснув в пустых глазницах черепа. Согласно местным обычаям, этот странный персонаж был практически полностью обнажен, но своего рода обруч на шее – из плоской полоски кованого серебра – указывал на то, что он является слугой какого-то благородного господина.

Хэйнс и Чанлер застыли в изумлении, поскольку они никогда раньше не видели марсианина такого огромного роста.

Было ясно, что это «привидение» намеревалось преградить им путь. Марсианин замер перед ними на мраморной мостовой. Друзья еще больше изумились, услышав странно гремящий голос, полный грохочущих раскатов, как у чудовищной лягушки, которым он обратился к ним. Несмотря на бесконечные гортанные модуляции, неразборчивое звучание отдельных гласных и согласных звуков, они поняли, что это были слова человеческого языка.

– Мой хозяин призывает вас, – прогромыхал гигант. – Ваше затруднительное положение известно ему. Он щедро отблагодарит вас в обмен на определенные услуги, которые вы можете оказать ему. Пойдемте со мной.

– Это звучит, как приказ, не допускающий возражений, – пробормотал Хэйнс. – Так что, пойдем? Возможно, это какой-то щедрый принц Айхаи, занимающийся благотворительностью и прослышавший о наших стесненных обстоятельствах. Интересно, в чем же здесь подвох?

– Предлагаю последовать за ним, – с жаром сказал Чанлер. – Его предложение напоминает первую главу триллера.

– Хорошо, – сказал Хэйнс возвышающемуся над ними гиганту. – Веди нас к своему хозяину.

Несколько умерив свою размашистую поступь и приспособив ее к походке землян, колосс повел их прочь от охраняемого героями моста, углубляясь в зеленовато-пурпурный мрак, затопивший Игнар-Ват. Сразу за набережной зиял вход в аллею, подобно пещере среди особняков и хранилищ, чьи широкие балконы и выступающие крыши, казалось, висели в воздухе. Аллея была пустынна; Айхаи двигался в сумраке непомерно вытянувшейся тенью и вскоре остановился у высокой и глубоко врезанной в стену двери. Застыв за его спиной, Чанлер и Хэйнс услышали резкий металлический скрип отпирающейся двери, которая, как все марсианские двери, убиралась вверх, наподобие опускающейся решетки в средневековых крепостных воротах. Очертания их проводника вырисовывались в шафрановом свете, льющемся из выпуклых светильников с радиоактивными минералами, укрепленных на стенах и потолке круглой прихожей.

Согласно обычаям, марсианин вошел первым; последовав за ним, спутники оказались в пустой комнате. Дверь опустилась за ними, без какого-либо видимого действия со стороны.

Оглядывая эту комнату без окон, Чанлер почувствовал неуловимую тревогу, которая иногда ощущается в закрытом пространстве. В данных обстоятельствах, казалось, не было причины бояться опасности или предательства; но внезапно его охватило дикое желание бежать отсюда.

Хэйнс, со своей стороны, с удивлением и некоторой озадаченностью размышлял о том, почему закрыта внутренняя дверь и почему до сих пор не появился встречать их хозяин дома. Почему-то дом этот произвел на него впечатление нежилого, а в окружающей их тишине ощущалась какая-то пустота и заброшенность.

Айхаи, стоящий в центре пустой, необставленной комнаты, повернулся к землянам, как бы собираясь обратиться к ним. Его глаза загадочно сверкали в глубоких глазницах; рот приоткрылся, обнажив два ряда неровных зубов. Но ни один явно слышимый звук не слетел с его шевелящихся губ; а те, что он возможно и издал; должно быть принадлежали к обертонам, воспроизводить которые были способны только марсиане, и которые находились за пределами слышимости землян. Без сомнения, механизм двери был приведен в действие подобного же рода обертонами, а сейчас, как бы в ответ на молчаливый призыв марсианина, весь пол комнаты, сделанный из сплошного темного металла, начал медленно опускаться, словно проваливаясь в глубокую шахту. Вздрогнув от удивления, Хэйнс и Чанлер увидели, как шафрановые огни светильников удаляются от них. Вместе с гигантом они опустились в мир теней и мрака по широкому, округлого диаметра, стволу шахты. Раздавался непрекращающийся скрип и скрежет металла, действуя друзьям на нервы нестерпимо высоким тоном звука.

Подобно суживающемуся скоплению желтеющих звезд, огоньки вверху над ними стали тусклыми и маленькими.

А спуск все продолжался, спутники уже не могли больше различить в эбеновом мраке, через который они падали, ни лиц друг друга, ни лица Айхаи. Тысячи сомнений и подозрений осаждали Хэйнса и Чанлера, землянам подумалось, а не поступили ли они опрометчиво, приняв приглашение Айхаи.

– Куда ты нас ведешь? – грубо спросил Хэйнс. – Разве твой хозяин живет под землей?

– Мы идем к моему хозяину, – ответил марсианин с загадочной окончательностью в голосе. – Он ожидает вас.

Созвездие огней наверху слилось в единственную звезду, которая, все уменьшаясь, постепенно исчезла, как будто наступила бесконечная ночь. Земляне ощущали некую безысходную глубину, как будто они спустились до самого центра этого чуждого им мира. Странность ситуации наполняла их все возрастающим беспокойством. Они связали себя, казалось, неразрешимой таинственной загадкой, от которой начало попахивать угрозой опасности. Чего-либо допытываться от проводника было бесполезно, отступление невозможно, да и к тому же у них не было оружия.

Резкий визг металла замедлился и превратился в приглушенный вой. Землян ослепило ярко-красное сияние, пробившееся к ним через стройные колонны, заменившие стены шахты. Еще мгновение, и пол под ними замер.

Сейчас он стал частью пола большой каверны, освещенной малинового цвета полусферами, вделанными в потолок. Каверна имела сферическую форму, и из нее во всех направлениях вели разветвления коридоров, как спицы колеса, расходящиеся от оси. Множество марсиан, не уступающих проводнику землян гигантскими размерами, сновали взад и вперед, как будто запятые выполнением каких-то загадочных поручений. Странный приглушенный лязг и громоподобное грохотанье скрытых механизмов пульсировали в воздухе, отдаваясь вибрацией в содрогающемся полу.

– Как ты думаешь, куда мы попали? – пробормотал Чанлер. – Мы, должно быть, находимся на много миль ниже поверхности. Я никогда не слышал ни о чем, похожем на это место, разве что в некоторых древних мифах Айхаи. Тогда, возможно, это место и есть Равормос, марсианская преисподняя, в которой Валтум, Бог Зла, предположительно лежит спящим уже в течение тысячи лет среди своих идолопоклонников.

Проводник услышал его слова.

– Вы действительно прибыли в Равормос, – прогудел он важно. – Валтум проснулся и не заснет вновь в течение следующей тысячи лет. Это он призвал вас к себе; и сейчас я приведу вас в зал аудиенций.

Безмерно удивленные Хэйнс к Чанлер проследовали за марсианином из странного лифта к одному из ответвляющихся проходов.

– Должно быть, готовится какая-то глупая шутка, – проворчал Хэйнс. – Я тоже слышал о Валтуме, но лишь как о религиозном суеверии, вроде земного Сатаны. Современные марсиане не верят в него, хотя я слышал, что среди отверженных и представителей нижних каст все еще существу нечто вроде культа дьявола. Готов держать пари, что кто-то из придворной знати затевает революцию против правящего императора, Сикора, и разместил свой штаб действий под землей.

Звучит резонно, – согласился Чанлер. – Глава переворота мог бы назвать себя Валтумом: эта уловка будет соответствовать психологии Айхаи. У них есть вкус к высоким метафорам и причудливым титулам.

Оба замолчали, испытывая благоговение перед обширностью мира каверны, чьи освещенные коридоры простирались во всех направлениях. Предположения, которые они высказали, казалось, опровергались самой действительностью: невероятное подтверждалось, мифическое становилось реальным и все больше и больше захватывало их.

Далекий, таинственный лязг и грохот был явно необычного происхождения, спешащие через пещеру гиганты с неизвестными ношами передавали атмосферу сверхъестественной активности и предприимчивости. Хэйнс и Чанлер и сами были высокими, рослыми людьми, но марсиане, находящиеся рядом с ними, все были не ниже девяти или десяти футов. Рост же некоторых из них приближался даже к одиннадцати футам, и все они были прекрасно сложены. Только на лицах – отпечаток чудовищного, как у мумий, возраста, несовместимого с их энергией и проворством.

Хэйнса и Чанлера повели по коридору, с выгнутого аркой потолка которого, через равномерные промежутки, ослепительно светили, подобно плененным солнцам, красные полусферы, сделанные, несомненно, из искусственно созданного радиоактивного металла. Прыгая со ступеньки на ступеньку, они спустились по огромной лестнице, следуя за легко идущим впереди марсианином. Тот остановился у помещения с открытым порталом, высеченного в твердой и темной скальной породе.

– Входите, – сказал проводник, пропуская землян вперед.

Помещение было небольшим, но очень высоким, подобно устремившемуся ввысь шпилю. Его пол и стены были окрашены кроваво-фиолетовыми лучами единственной полусферы, расположенной далеко вверху в сужающемся своде. Единственным предметом в помещении был странного вида треножник из верного металла, укрепленный на полу в центре комнаты. На треножнике покоилась овальная глыба хрусталя, а из нее, как из замерзшего водоема, поднимался замерзший цветок, открывая гладкие лепестки из слоновой кости, слегка окрашенные в розовый цвет странным освещением комнаты. Глыба, цветок, треножник – все это, казалось, было частями одной скульптуры.

Переступив порог, земляне тотчас же заметили, что пульсирующее громыхание и вибрирующее лязганье сменились глубокой тишиной, словно вошли в святилище, в которое не проникал ни один звук благодаря какому-то таинственному барьеру. Портал позади них оставался открытым. Их проводник, по всей видимости, удалился. Но почему-то земляне чувствовали, что они не одни – им казалось, что из-за голых стен их рассматривали спрятавшиеся глаза.

Обеспокоенные и озадаченные, они разглядывали бледный цветок, обратив внимание на семь похожих на язычки лепестков, слегка выгибающихся наружу, отходящих от дырчатой, похожей на маленькую курильницу, сердцевины. Чанлер засомневался, была ли это действительно резная работа или же настоящий цветок был превращен в камень с помощью марсианской химии. Затем, к изумлению землян, из цветка послышался голос: голос невероятно мелодичный, чистый и звучный, чьи модуляции и звуки, чрезвычайно отчетливо прозвучавшие, явно не принадлежали ни Айхаи, ни землянину.

– Я, который говорит, являюсь существом, известным как Валтум, – произнес голос. – Не удивляйтесь и не пугайтесь: единственное мое желание – отнестись к вам дружески и помочь в обмен на услугу, которую, я надеюсь, вы не сочтете неприемлемой. Прежде всего, однако, я должен прояснить некоторые вопросы, озадачивающие вас. Без сомнения, вы слышали известные легенды в отношении меня и отвергли их как обычные предрассудки и суеверия. Подобно всем мифам, они отчасти верны, частью же – нет. Я не бог и не демон, а существо, прилетевшее на Марс из другой вселенной много веков назад. Хотя я и не бессмертен, протяженность моей жизни гораздо дольше, чем у любого обитающего в мирах вашей солнечной системы. Организм мой управляется чуждыми для вас биологическими законами, при этом чередуются периоды сна и бодрствования, охватывающие целые столетия. Это истинная правда, что, как верят Айхаи, я сплю в течение тысячи лет, а затем постоянно бодрствую в течение следующей тысячи.

В те далекие времена, когда ваши предки все еще были кровными братьями обезьян, я бежал, гонимый неумолимыми врагами, из своего родного мира, став космическим изгнанником. Марсиане говорят, что я упал с небес подобно огненному метеору – вот так миф толкует спуск моего космического корабля. На Марсе я обнаружил зрелую цивилизацию, хотя и стоящую на несравнимо более низкой ступени развития, чем та, которая изгнала меня.

Короли и иерархи этой планеты, вероятно, прогнали бы меня прочь; но я сплотил вокруг себя небольшое число приверженцев, снабдив их оружием, значительно превосходящим все, что было создано марсианской наукой; и после великой войны я прочно здесь закрепился и завоевал много сторонников. У меня не было желания покорять весь Марс, я просто ушел в этот подземный мир, в котором и обитаю с тех пор вместе со своими подданными. За их преданность я даровал им долгожительство, почти равное моему собственному. Чтобы его гарантировать, одарил их также сном, по продолжительности равным моему. Они засыпают и пробуждаются вместе со мной.

Мы поддерживали этот порядок существования в течение многих веков. Я редко вмешивался в дела и поступки живущих на поверхности. Они же, однако, превратили меня в духа или бога зла; хотя зло, по моему мнению, это слово, не имеющее значения.

Я обладаю многими чувствами и способностями, неизвестными ни вам, ни марсианам. Мои восприятия и ощущения могут охватывать обширные сферы пространства или даже времени. Так я узнал о вашем бедственном положении и призвал вас сюда в надежде получить ваше согласие на определенный план. Короче говоря, мне надоел Марс, дряхлый мир, приближающийся к смерти, – я хотел бы осесть на более молодой планете. Земля в этом отношении меня вполне устроит. Уже сейчас мои последователи строят новый космический корабль, в котором я собираюсь совершить путешествие.

Я не хотел бы повторить печальный опыт своего прибытия на Марс, приземлившись среди народа, ничего не знающего обо мне и возможно настроенного враждебно. Вы, будучи землянами, могли бы подготовить многих из своих соотечественников к моему прибытию, могли бы собрать прозелитов, которые бы служили мне. Вашим вознаграждением – и их тоже – будет эликсир долгожительства. И у меня есть много других даров… драгоценные камни и металлы, которые вы так высоко цените. Есть также и цветы, чей аромат более соблазнителен и обольстителен, чем что бы то ни было еще. Однажды вздохнув, вы поймете, что даже золото по сравнению с ним ничего не стоит, а, надышавшись им, вы и все остальные ваши соплеменники с радостью будете служить мне.

Голос замолчал, оставив после себя вибрации воздуха, еще некоторое время вызывающие трепет у слушателей. Как будто перестала звучать чарующая музыка, в нежной мелодии которой едва улавливались зловещие обертоны. Она ошеломляла и смущала чувства Хэйнса и Чанлера, усыпляя их изумление и превращая его в некое неясное принятие и одобрение голоса и высказанных им заявлений.

Чанлер сделал попытку сбросить с себя эти обвораживающие чары.

– Где ты находишься? – спросил он. – И как мы можем знать, действительно ли ты сказал нам правду?

– Я нахожусь рядом с вами, – ответил голос, – но в настоящий момент я предпочитаю не показывать себя. Доказательства же всего того, что я вам рассказал, будут предоставлены вам в надлежащее время. Перед вами находится один из тех цветков, о которых я говорил. Как вы, возможно, догадались, это не скульптурное произведение, а антолит, или окаменелый цветок, привезенный, вместе с другими цветами того же вида, с моей родной планеты. Хотя при обычной температуре он не испускает никакого запаха, под воздействием тепла он начинает источать благоуханный аромат. Что же касается этого аромата… впрочем, вы можете судить сами.

Воздух в помещении не был ни теплым, ни холодным. Внезапно земляне почувствовали изменение температуры, как будто зажглось спрятанное рядом пламя. Казалось, тепло исходило от металлического треножника и хрустальной глыбы, накатываясь волнами на Хэйнса и Чанлера. подобно излучению невидимого тропического солнца. Жара стала знойной, но не нестерпимой. В то же самое время, как-то незаметно, земляне начали ощущать аромат, не похожий на что-либо вдыхаемое ими ранее. Неуловимое благоухание иного мира витало у их ноздрей, сгущаясь сначала медленно, а потом все интенсивнее и превращаясь в поток пряностей. Это половодье запахов казалось смесью приятной прохлады затененного листвой воздуха и жаркого зной.

Чанлер больше чем Хэйнс подвергся воздействию последовавших затем странных галлюцинаций; хотя и с разной степенью правдоподобия, их впечатления были до странности схожими. Внезапно Чанлеру показалось, что этот аромат уже не является для него абсолютно чужеродным, а был чем-то, что он помнил по иным местам и временам. Он попытался вспомнить обстоятельства, при которых ему уже встречался этот запах, и его воспоминания, появившиеся как бы из запечатанных резервуаров его предыдущего существования, приняли форму реальной действительности, заменившей окружающую его каверну. Хэйнс не был частью этой реальности, он исчез из поля зрения Чанлера. Потолок и стены пещеры также исчезли, уступив место раскинувшемуся лесу из древовидных папоротников. Их стройные перламутровые стволы и нежные листья покачивались своим великолепием, олицетворяя Эдем, освещенный лучами первобытного рассвета. Папоротники были высокими, но еще выше росли цветы, излучающие вниз из курильниц цвета белоснежной плоти все подавляющий сладострастный аромат.

Чанлер почувствовал неописуемый экстаз. Ему казалось, что он вернулся назад к фонтанам времени первичного мира и впитал в себя из восхитительного света и благоухания, пропитавших его чувства до последней нервной клетки, неистощимую жизненную силу, молодость и энергию.

Экстаз все больше усиливался, и Чанлер услышал пение, исходившее, казалось, из уст цветов; это было как пение гурий, превратившее его кровь в золотистый любовный напиток. Для Чанлера, находившегося в бредовом исступлении, звуки эти ассоциировались с ароматом, исходившим от цветов. Звуки нарастали, вызывая головокружительный восторг, который невозможно было подавить; он подумал, что сами цветы взметнулись вверх подобно языкам пламени, и деревья устремились за ними, и сам он стал раздуваемым огнем, вздымающимся вместе с пением к некоей предельной вершине наслаждения. Весь мир понесся вверх в потоке экзальтации, и Маклеру показалось, что в пении стали слышны четко выговариваемые слова:

– Я – Валтум и ты – мой с начала сотворения мира, и будешь моим до его конца…

Чанлер очнулся в окружении, которое почти можно было считать продолжением фантастических образов, увиденных им под воздействием дурманящего запаха. Он лежал на ложе из коротко подстриженной кудрявой травы цвета зеленого мрамора, над ним наклонились огромные, тигровой расцветки цветы, а между свисающих ветвей странного вида деревьев с плодами малинового цвета на него падало мягкое сияние лучей янтарного заката. Сознание происходящего медленно возвращалось к Чанлеру, он понял, что его разбудил голос Хэйнса, который сидел рядом с ним на необычном газоне.

– Послушай, ты что же, не собираешься просыпаться? – услышал Чанлер резкий вопрос, доносящийся как сквозь пелену сна. Мысли его путались, а воспоминания странным образом переплетались с псевдо-воспоминаниями, взятыми как бы из других жизней, прошедших перед ним в его бредовом сне. Было трудно отделить фальшивое от реального; здравомыслие возвращалось к нему постепенно; и вместе с ним нахлынуло чувство глубокой усталости и нервного истощения, что было явным признаком, того, что он только что пребывал в фальшивом раю сильнодействующего наркотика.

– Где мы сейчас находимся? И как мы сюда попали? – спросил он.

– Насколько я могу судить, – ответил Хэйнс, – мы находимся в подземном саду. Кто-то из этих больших Айхаи, должно быть, перенес нас сюда после того, как мы испытали воздействие этого запаха. Я дольше, чем ты, сопротивлялся его действиям и помню, что слышал голос Валтума перед тем как отключился. Голос сказал, что он даст нам сорок восемь земных часов, в течение которых мы должны обдумать его предложение. Если мы его примем, он отправит нас обратно в Игнарх с баснословной суммой денег и с запасом этих наркотических цветов.

К этому времени Чанлер уже полностью пришел в себя. Вместе с Хэйнсом они стали обсуждать свое положение, но так и не смогли прийти ни к какому определенному решению. Все происходящее было совершенно необычно и сбивало с толку. Неизвестное существо, назвав себя именем марсианского дьявола, предложило им стать его агентами или эмиссарами на Земле. Помимо распространения пропаганды, предназначенной облегчить его пришествие на землю, им предстояло ввести в употребление чужеродный наркотик, не менее сильнодействующий, чем морфий, кокаин или марихуана – и, по всей видимости, не менее пагубный.

– А что если мы откажемся? – спросил Чанлер.

– Валтум заявил, что в этом случае возвращение станет для нас невозможным. Но он не стал точно определять нашу дальнейшую судьбу – просто намекнул, что нас будут ожидать неприятности.

– Ну что ж, Хэйнс, нам нужно подумать, как выбраться из этой истории, если мы, конечно, сможем это сделать.

– Боюсь, что размышления нам не особенно помогут. Мы, должно быть, находимся за много миль от поверхности Марса – а освоить механизм подъемников, по всей вероятности, вряд ли по силам землянину.

Прежде чем Чанлер смог что-либо на это возразить, среди деревьев появился один из гигантских Айхаи, неся две причудливых марсианских посудины, называвшихся «кулпаи». Это были два глубоких блюда, сделанных из металлоидной керамики, снабженные съемными чашами и вращающимися графинами. В кулпаи можно было подавать обед, состоящий из всевозможных кушаний и напитков. Айхаи поставил блюда на траву перед Хэйнсом и Чанлером, а затем застыл неподвижно, с непроницаемым лицом. Земляне, почувствовав волчий аппетит, с жадностью набросились на еду, которая представляла собой набор различных геометрических фигурок, нарезанных или вылепленных из неведомых пищевых продуктов. Хотя, возможно, и искусственного происхождения, еда была очень вкусной, и земляне проглотили все до последнего конуса и ромба, запив все это темно-красным вином из графинов.

Когда они закончили, прислуживающий им марсианин впервые заговорил.

– Валтум желает, чтобы вы обошли весь Равормос и осмотрели все чудеса и диковины каверн. Вы свободны передвигаться по своему желанию и без всякого сопровождения, или, если вы предпочитаете, я буду служить вам в качестве проводника. Меня зовут Та-Вхо-Шаи, и я готов ответить на любые вопросы, какие вы зададите. Вы можете также отпустить меня, когда пожелаете.

После краткого обсуждения, Хэйнс и Чанлер решили принять предложение осмотреть город с проводником.

Они последовали за Айхаи по саду, протяженность которого было трудно определить из-за дымки янтарного свечения, как бы наполняющего сад лучистыми атомами и создающего впечатление безграничного пространства. Как они узнали от Та-Вхо-Шаи, свет испускали высокий потолок и стены каверны, под воздействием электромагнитного излучения с длиной волны еще короче, чем у космических лучей, и сияние это обладало всеми основными свойствами солнечного света.

В саду росли причудливые растения и цветы, многие из которых смело можно было бы назвать экзотикой и для Марса, поскольку наверняка были завезены из иной солнечной системы, жителем которой был Валтум. Некоторые из цветов представляли собой огромные ковры из сплетенных лепестков, подобно сотне орхидей, соединившихся в одну. Были здесь и крестообразные деревья, украшенные фантастически длинными и разнообразными по форме пестрыми листьями, напоминающими геральдические флажки или свитки, заполненные таинственными письменами; диковинные ветви других деревьев были увешаны необычными плодами.

Пройдя сад, земляне вошли в мир открытых коридоров и выдолбленных в скалах каверн; некоторые из них были заполнены механизмами, чанами для хранения жидкостей или урнами. В других грудами лежали огромные слитки драгоценных и полудрагоценных металлов, а огромные сундуки выставляли напоказ сверкающие самоцветы, как будто пытаясь соблазнить землян.

Большинство механизмов работало и без всякого присмотра, а Хэйнсу с Чанлером было сказано, что они могут действовать подобным образом в течение столетий или даже тысячелетий. Принцип их действия был непонятен даже Хэйнсу, хотя он и обладал обширными познаниями в механике. Валтуму и его приверженцам удалось выйти за пределы светового спектра и слышимых звуковых колебаний, они заставили скрытые силы Вселенной раскрыться и служить им.

Повсюду слышалось громкое размеренное биение, как будто стучали металлические пульсы, глухо ворчали плененные африты и попавшие в рабство железные титаны. С громким лязгом открывались и закрывались клапаны. Здесь были помещения, в которых возвышались стрекочущие динамо-машины, и другие, где группы непостижимым образом висящих в воздухе сфер безмолвно кружились, подобно солнцам и планетам в космическом пространстве.

По ступеням лестницы, колоссальным как ступени пирамиды Хеопса, они поднялись на более высокий уровень. Хэйнс смутно, как во сне, вспомнил спуск по этим ступеням и подумал, что они приближаются к помещению, в котором он и Чанлер имели беседу с этим скрытым существом, Валтумом. Однако он не был до конца уверен в этом; а Та-Вхо-Шаи провел их через ряд просторных залов, которые, казалось, служили лабораториями.

В большинстве из них находились древние гиганты, склонившиеся как алхимики над печами, горевшими холодным огнем, и ретортами, над которыми причудливо курились странные испарения. Одна из комнат была не занята, и в ней не было никаких приборов и механизмов, кроме трех больших бутылей из прозрачного неокрашенного стекла, размерами выше человеческого роста, и напоминающих по форме римские амфоры. Судя по всему, бутыли были пусты; но они были закупорены пробками с двумя рукоятками, которые едва ли мог отвернуть обычный человек.

– Что это за бутыли? – спросил Чанлер у проводника.

– Сосуды Сна, – ответил Айхаи с важным и нравоучительным видом лектора. – Каждый из сосудов заполнен редким, невидимым газом. Когда приходит время для тысячелетнего сна Валтума, газ выпускается; смешиваясь с атмосферой Равормоса, он проникает даже в каверны самого нижнего уровня, вызывая на такой же срок сон и у нас, слуг Валтума. Время перестает существовать; и тысячелетия для спящих – не более чем мгновения, а пробуждаются они только в час пробуждения Валтума.

Хэйнс и Чанлер, терзаемые любопытством, задали множество вопросов, но на большинство из них Та-Вхо-Шаи отвечал туманно и двусмысленно, высказывая желание продолжить показ достопримечательностей других, расположенных далее частей Равормоса. Марсианин не мог ничего сказать им о химической природе газа; да и сам Валтум, если верить Та-Вхо-Шаи, оставался тайной даже для своих последователей, большинство из которых никогда не видели его в лицо.

Та-Вхо-Шаи вывел землян из комнаты с сосудами и повел их в глубь длинной, полностью безлюдной каверны, где их встретило грохотанье и биение бесчисленных механизмов. Водопадом зловещих громыханий обрушился на них звук, когда они вышли на поддерживаемую колоннами галерею, окружающую километровой ширины бездну, освещенную ужасным блеском языков огня, непрерывно вздымающихся из ее глубин.

У землян возникло ощущение, что они смотрели на какой-то адский круг разгневанного света и подвергающейся пытке тени. А далеко внизу виднелось колоссальное сооружение из изогнутых сверкающих брусьев и ферм, как будто странным образом сочлененный скелет металлического чудища лежал, вытянувшись, на дне этой преисподней. Вокруг него изрыгали огонь печи, похожие на пылающие пасти драконов, огромные краны двигались вверх и вниз без остановки подобно длинношеим плезиозаврам; и в зловещих отблесках пламени сновали фигуры работающих гигантов, словно багровых демонов.

– Они строят космический корабль, в котором Валтум отправится на Землю, – пояснил Та-Вхо-Шаи. – Когда все будет готово, корабль пробьет себе дорогу на поверхность, используя атомные дезинтеграторы. Перед ним расплавятся и превратятся в пар даже сами скалы. Игнар-Лут, лежащий на поверхности прямо над этим местом, будет поглощен огнем, как если бы жар ядра планеты вырвался наружу.

Хэйнс и Чанлер, напуганные этими словами, не сказали в ответ ни слова. Их все больше и больше ошеломляли таинственность и размеры, ужас и угроза, исходящие из этого подземного мира, о существовании которого они и не подозревали. Земляне чувствовали – губительная сила, вооруженная бессчетными таинствами науки, замышляет некое зловещее завоевание; здесь во мраке секретности вынашивались гибельные планы для всех населенных миров солнечной системы. Самим им, по всей видимости, вряд ли удастся бежать и послать предупреждение, и их собственная судьба была окутана плотной завесой мрака и уныния. Клубы едких горячих металлических испарений, поднимающихся из бездны, пахнули землянам в лицо, когда они глянули с галереи вниз. Чувствуя тошноту и головокружение, они отошли назад.

– А что находится по другую сторону пропасти? – спросил Чанлер.

– Галерея ведет к малоиспользуемым внешним кавернам, из которых выходит высохшее русло древней подземной реки. Это русло затем через много миль появляется в осевшей значительно ниже уровня моря пустыне, лежащей к западу от Игнарха.

Услышав эту информацию, земляне невольно вздрогнули, поскольку она, казалось, открывала им возможный путь к бегству. Оба, однако, сочли благоразумным скрыть свой интерес. Делая вид, что устали, они попросили Айхаи отвести их в какое-нибудь помещение, где они могли бы немного отдохнуть и не спеша обсудить предложение Валтума.

Та-Вхо-Шаи, заявив, что готов выполнить их любое пожелание, отвел землян в небольшую комнату, расположенную рядом с лабораториями. Наверное, это была спальная комната с двумя ярусами кушеток вдоль стен. Эти ложа, судя по их длине, были явно предназначены для гигантских марсиан. Здесь Та-Вхо-Шаи молча дал понять, что в его присутствии больше не было нужды, и оставил Хэйнса и Чанлера одних.

– Что ж, – сказал Чанлер, – похоже, у нас есть шансы на побег, если мы только сможем добраться до этого речного русла. Я старательно запоминал все коридоры и проходы, которые мы миновали на обратном пути от галереи. Это будет нетрудно сделать, если только за нами не наблюдают.

– Единственное, что настораживает, так это кажущаяся легкость. Но, так или иначе, мы должны попытаться. Все лучше, чем томиться в ожидании своей участи. После всего, что мы увидели и услышали, я начинаю верить, что Валтум – это действительно сам Дьявол, даже если он и не признает себя таковым.

– Эти десятифутовые Айхаи приводят меня в содрогание, – сказал Чанлер. – Я охотно поверю, что им миллион лет или около того. Чудовищное долголетие и объясняет их размеры. Большинство животных, живущих дольше своего обычного срока, приобретают гигантские размеры; без сомнения, и эти марсиане развивались подобным же образом.

Повторить путь к поддерживаемой колоннами галерее, окружающей бездонную пропасть, оказалось для землян довольно легким делом. Большую часть пути им пришлось просто следовать по главному коридору; и уже один только звук грохочущих механизмов мог выслужить указателем их цели. В проходах и коридорах им никто не встретился, а те Айхаи, которых земляне видели через открытые порталы лабораторий, были полностью заняты таинственными химическими опытами.

– Мне это не нравится, – пробормотал Хэйнс. – Слишком это хорошо, чтобы быть правдой.

– А я так не думаю. Возможно, Валтуму и его приверженцам просто не пришло в голову, что мы можем попытаться бежать. В конце концов, мы ведь ничего не знаем об их психологии.

Держась поближе к внутренней стене, прячась за толстыми колоннами, земляне двигались вправо по длинной, слегка изгибающейся галерее. Она была освещена только дрожащими отблесками высоких языков пламени, бушующего в глубинах бездны. Двигаясь таким образом, они будут укрываться от глаз работающих гигантов на случай, если бы кто-нибудь из них взглянул вверх.

Время от времени их окутывали ядовитые испарения, и земляне чувствовали адский жар топок, а лязг свариваемых металлических конструкций и грохот невидимых механизмов отпугивал их эхом, подобным ударам молота.

Постепенно они обогнули пропасть и оказались на ее противоположной стороне, там, где галерея изгибалась и поворачивала назад, к ведущему в нее коридору. Здесь, в полумраке, они рассмотрели неосвещенный вход в большую каверну, ведущую в сторону от галереи.

Эта каверна, как они предполагали, должна была привести их к опустившемуся руслу реки, о котором говорил Та-Вхо-Шаи. К счастью, у Хэйнса был при себе небольшой карманный фонарик, и он направил его луч в каверну, осветив прямой коридор с многочисленными мелкими ответвлениями. Друзья торопливо шли по пустынному залу пещеры. Ночь и тишина, казалось, поглотили их, громыхание, издаваемое трудившимися титанами, быстро и таинственно затихло.

На потолке коридора виднелись служившие когда-то для его освещения, как в других залах Равормоса, а сейчас темные и безжизненные металлические полусферы. Земляне поднимали за собой облака мелкой пыли, воздух стал прохладным и разреженным, теряя мягкую и влажную теплоту центральных каверн. Было очевидно, как и говорил им Та-Вхо-Шаи, что эти внешние проходы редко использовались или посещались.

Землянам показалось, что они прошли милю или больше по этому адскому коридору. Затем стены начали выпрямляться, пол стал шероховатым и пошел резко под уклон.

Уже не было ответвлений и поперечных проходов, а когда они ясно увидели, что вышли из искусственных каверн в естественный туннель, в сердцах друзей ожила надежда. Туннель вскоре расширился, а его пол превратился в ряд спускающихся вниз уступов. По этим уступам Хэйнс и Чанлер спустились в глубокую пропасть, которая очевидно и была тем речным руслом, о котором говорил им Та-Вхо-Шаи.

Света маленького фонаря едва хватало, чтобы осветить полностью этот подземный водный путь, в котором уже не осталось больше ни струйки из его доисторического бурного потока. Дно реки, сильно размытое, выветрившееся и заваленное булыжниками, было более сотни ярдов шириной, а над ним терялся в непреодолимом мраке изгибающийся аркой свод. Осторожно обследовав на небольшом расстоянии дно реки, Хэйнс и Чанлер определили по его постепенному уклону направление, в котором когда-то текли бурные воды. Они решительно двинулись вниз по этому высохшему руслу, мысленно надеясь на то, что им не встретятся непреодолимые препятствия в виде пропастей или бывших водопадов, которые могли бы задержать или помешать их выходу на поверхность в пустыне. Помимо опасности преследования, это было единственное, чего опасались земляне. Хэйнс и Чанлер почти ощупью пробирались вперед, а извилины и повороты русла приводили их то к одному берегу высохшей реки, то к другому. В некоторых местах каверна расширялась, и берега отступали далеко в стороны, спускаясь вниз уступами и террасами, оставленными уходящими некогда водами. Высоко вверху в некоторых местах видны были образования, напоминающие громадные древесные, грибы, выращиваемые в кавернах под современными каналами. Эти наросли, напоминающие по форме дубинки геркулесов, часто достигали высоты трех футов и более. У Хэйнса, пораженного их металлическим сверканием в свете фонаря, возникла любопытная идея. Хотя Чанлер и протестовал против задержки, Хэйнс взобрался на уступ, чтобы поближе рассмотреть группу этих грибов и обнаружил, как он и подозревал, что они были не живыми образованиями, а окаменелостями, насыщенными минералами. Он пытался отломать один из них, но тот успешно сопротивлялся его усилиям. Однако, с помощью обломка булыжника, Хэйнсу удалось все-таки разбить основание окаменевшей дубинки, и она упала с металлическим звяканьем. Она была довольно тяжелой, с утолщением на верхнем конце, и в случае необходимости

могла послужить хорошим оружием. Он отломил такую же для Чанлера, и вооруженные таким образом земляне возобновили свой путь.

Было невозможно определить расстояние, которое они преодолели. Канал делал повороты и изгибался, иногда резко обрывался вниз, часто перемежался уступами и изломами, поблескивавшими незнакомыми рудами или покрытыми яркими пятнами странных окислов лазурного, ярко-красного и желтого цветов. Мужчины то двигались с трудом, то увязая по щиколотки в черном песке, то карабкаясь на похожие на плотины баррикады из порыжевших валунов, огромных, как наваленные друг на друга менгиры. То и дело они лихорадочно прислушивались к любому звуку, предвещающему погоню.

Но только тишина заполняла до краев непроглядный как ночь канал, и нарушали ее лишь звуки шагов землян и скрип их башмаков.

Наконец, не веря собственным глазам, они увидели далеко впереди отблески бледного света. Постепенно, подобно жерлу вулкана, освещаемому подземными огнями, стали видны мрачные своды гигантской каверны. На какой-то момент путников охватило ликованье, и они подумали, что приближаются к выходу из тоннеля; но свет стал усиливаться со сверхъестественно потрясающей быстротой и походил скорее на отблеск пламени печей, а не солнечный свет, попадающий в пещеру. Он неумолимо полз по стенам и полу пещеры и, упав на пораженных землян, затмил слабый свет фонаря Хэйнса.

Зловещий и непонятный свет, казалось, угрожающе наблюдал за ними. Изумленные, они стояли в нерешительности, не зная, то ли им продолжать свой путь, то ли вернуться назад. Затем из пламенеющего воздуха раздался голос, говорящий как бы с легким упреком: звучный, мелодичный голос Валтума.

– Возвращайтесь назад тем же путем, земляне. Никто не может покинуть Равормос без того, чтобы я не знал об этом, или против моей воли. Смотрите! Я послал своих стражей сопроводить вас.

Освещенный воздух, казалось, был совершенно пуст, а дно реки было покрыто только огромными, нелепой формы валунами и их короткими тенями. Внезапно, как только перестал звучать голос, Хэйнс и Чанлер увидели перед собой на расстоянии десяти футов двух внезапно появившихся существ, не сопоставимых ни с чем ни в марсианской, ни в земной зоологии. Жирафы, с короткими ножками, отдаленно напоминающими лапы китайских Драконов, и длинными спиралевидными шеями, похожими на кольца свернувшейся анаконды. Их головы обладали тремя мордами, и они могли бы сойти за триад некоего дьявольского мира. Казалось, каждая из рож была безглазой, но при этом из глубоких глазниц под косыми бровями вылетали длинные языки пламени. Бесконечной рвотной массой огонь изливался из зияющих, как у горгулий, ртов. На голове у каждого из монстров светились нестерпимым блеском тройные зубчатые ярко-красные гребни, у обоих были бороды в виде завитушек малинового цвета. Их шеи и изогнутые спинные хребты окаймлялись острыми, длиной со шпагу, лезвиями, уменьшающимися до размеров кинжала на суживающихся хвостах, все их тела, так же как и это грозное вооружение, казалось, горели, словно они только что вышли из огненной печи.

От этих химер ада исходил ощутимый жар, и земляне поспешно отступили перед летящими огненными клочьями, похожими на относимые ветром лохмотья большого пожара, оторвавшимися от струй огня, вылетающих из глазниц и рта.

– Боже мой! Эти твари сверхъестественны! – вскричал потрясенный и напуганный Чанлер.

Хэйнс, хотя и был явно поражен увиденным, все же склонялся к более ортодоксальному объяснению.

– Это должно быть разновидность голографии, – утверждал он, – хотя я не могу представить, как можно проецировать трехмерные образы и одновременно создавать ощущение жара… Правда, у меня мелькнула мысль, что за нашим побегом наблюдают.

Он поднял тяжелый обломок металлизированного камня и с усилием бросил его в одного из светящихся монстров. Нацеленный безошибочно, камень ударил чудовище в лоб, и в момент соприкосновения, казалось, взорвался дождем искр. Существо ярко вспыхнуло и раздулось до громадных размеров, послышалось огненное шипение. Хэйнс и Чанлер отпрянули назад – волны опаляющего жара были нестерпимы, их стражи шаг за шагом следовали за ними по каменистому дну. Оставив всякую надежду на побег, преследуемые по пятам монстрами, земляне возвращались в Равормос, с трудом передвигая ноги в проваливающемся песке, перебираясь через уступы и желоба в скалах.

Достигнув места, где они спустились в речное русло, они обнаружили, что выход из него охраняется еще двумя ужасными драконами. Им не оставалось иного пути, как взбираться по высоким уступам к поднимающемуся наклонно тоннелю. Всеконечно устав от длительной ходьбы и обессилев от тупого отчаяния, земляне вновь оказались во внешнем зале, с идущими теперь уже впереди стражами, выполняющими роль почетного эскорта самого дьявола. Оба были ошеломлены осознанием ужасной и таинственной силы Валтума; и даже Хэйнс хранил молчание, хотя мозг его был занят тщетным и отчаянным поиском путей выхода из сложившейся ситуации. Более чувствительный Чанлер испытывал все муки и ужасы, которые могло причинять ему в данных обстоятельствах его чересчур развитое воображение.

Наконец, они подошли к галерее с колоннами, окружающей широкую пропасть. Пройдя половину галереи, химерические создания, шедшие впереди землян, вдруг повернулись к ним, изрыгая ужасные языки пламени; и когда люди замерли от страха, два монстра, шедших сзади, продолжали наступать на них, шипя, как дьявольские саламандры. В этом узком месте жара накатила на землян потоком горячего воздуха из топки, колонны же были негодным укрытием. Из бездны внизу, где трудились марсианские титаны, в то же мгновение на них обрушился ошеломляющий чувства гром; и ядовитые испарения поползли вверх извивающимися кольцами.

– Похоже, они собираются загнать нас в пропасть, – проговорил Хэйнс, задыхаясь и судорожно пытаясь вдохнуть огненный воздух. Он и Чанлер стояли, пошатываясь перед возвышающимися монстрами, и едва Хэйнс успел произнести эту фразу, как на краю галереи возникли еще два адских создания, словно поднявшихся из бездны, чтобы предупредить их смертельный прыжок вниз, который только и мог бы предложить им спасение от остальных чудовищ.

Почти теряя сознание, земляне смутно ощутили перемену в поведении угрожающих им химер. Пламенеющие тела потускнели, уменьшились в размерах и потемнели, жара спала, в провалах ртов и глазницах исчезло пламя. Существа придвинулись ближе, принимая отвратительный раболепный вид, высовывая бледные языки и закатывая черные глаза.

Языки, казалось, разделились… стали еще бледнее, стали похожими на лепестки цветов, которые Хэйнс и Чанлер уже где-то видели. Дыхание химер, подобно легкому порыву ветерка, коснулось лиц землян… и это дыхание напоминало прохладный и пряный аромат, с которым они уже были знакомы… наркотический аромат, опьянивший их после аудиенции со скрывающимся хозяином Равормоса… С каждым мгновением монстры все отчетливее перевоплощались в изумительные цветы, колонны галереи стали гигантскими деревьями, стоящими во всем очаровании первобытной зари, громовые раскаты в бездне стихли и превратились в далекий нежный шепот моря у берегов Эдема. Кишащий ужасами Равормос, угроза мрачной обреченности – всего этого как будто никогда и не было. Хэйнс и Чанлер, почуяв забвение, погрузились в рай, вызванный неизвестным наркотиком…

Пробудившись во мраке ото сна, Хэйнс обнаружил, что лежит на каменном полу внутри окружающей бездну колоннады. Он был один, огненные химеры исчезли. Призраки его наркотического обморока были грубо рассеяны лязгом и грохотом, все еще доносившимся из бездны. Оцепенев от ужаса, он вспомнил все, что произошло.

Шатаясь, Хэйнс поднялся на ноги, вглядываясь в полумрак галереи в поисках следов своего спутника. Дубинка из окаменевшего гриба, которая была у Чанлера, как и его собственное оружие, лежали там, где они выпали из рук побежденных землян. Но сам Чанлер исчез, и сколько Хэйнс ни кричал, ответом ему были только жуткие раскаты эха в глубине сводчатой галереи.

Побуждаемый настойчивым желанием незамедлительно разыскать Чанлера, Хэйнс подобрал свою тяжелую булаву и зашагал по галерее. Вряд ли это оружие могло оказаться полезным против сверхъестественных слуг Валтума, но так или иначе тяжесть металлической дубинки придавала ему уверенность.

Приближаясь к главному коридору, ведущему в центральные залы Равормоса, Хэйнс был вне себя от радости, увидев идущего ему навстречу Чанлера. Прежде чем Хэйнс смог произнести радостное приветствие, он услышал голос Чанлера:

– Привет, Боб, это мое первое трехмерное телевизионное появление. Очень удачно получилось, не так ли? Я нахожусь в личной лаборатории Валтума, и Валтум уговорил меня принять его предложение. Как только ты решишься поступить так же, мы вернемся в Игнарх с подробными инструкциями в отношении нашей миссии на Земле и с денежными средствами, соответствующими сумме в миллион долларов каждому. Обдумай это, и ты поймешь, что больше ничего не остается делать. Когда ты решишься присоединиться к нам, следуй по главному коридору в центр Равормоса, и Та-Вхо-Шаи встретит тебя и приведет в лабораторию.

Закончив эту удивительную речь, фигура Чанлера, не дожидаясь, казалось, никакого ответа от Хэйнса, легко шагнула на край галереи и поплыла среди клубящихся испарений. Затем, улыбнувшись Хэйнсу, она исчезла как призрак.

Сказать, что Хэйнс был как громом поражен, значит не сказать ничего. Фигура и голос призрака были, во всем правдоподобии, фигурой и голосом Чанлера во плоти и крови. Хэйнс почувствовал, как по телу пробежал суеверный холодок, вызванный магией и чародейством Валтума, которые создали такую правдоподобную проекцию изображения, что смогли обмануть даже его. Он был поражен и шокирован сверх всякой меры капитуляцией Чанлера, но ему как-то и в голову не пришло, что здесь мог быть какой-то обман.

– Этот дьявол достал его, – подумал Хэйнс. – Никогда бы не поверил в это. Я совершенно не думал, что он мог оказаться таким типом.

Печаль, гнев, замешательство и удивление попеременно овладевали Хэйнсом, пока он шел по галерее; когда же он вошел во внутренний зал, он все еще не мог прийти ни к какому решению. Кем ему быть? Сдаться, как поступил Чанлер, было для него немыслимо отвратительным. Если бы он вновь смог увидеть Чанлера, возможно ему удалось бы убедить его передумать и снова стать в решительную оппозицию к чужеродному существу. Для любого землянина позволить втянуть себя в более чем сомнительные планы Валтума было бы деградацией и изменой человечеству. Помимо планируемого вторжения на Землю и распространения неизвестного утонченного наркотика, предполагалось безжалостное разрушение Игнар-Лута, которое должно будет произойти, когда космический корабль Валтума пробьет себе дорогу на поверхность планеты. Его долгом, и долгом Чанлера являлось предотвратить все это, если только это будет в человеческих силах. Так или иначе, они – или он один, если это будет необходимо – должны остановить зародившуюся в каверне угрозу. Поскольку Хэйнс был прямодушным и честным человеком, у него даже на мгновение не возникало мысли о том, чтобы выиграть время или приспособиться к ситуации.

Все еще держа в руках окаменелую дубинку, он продолжал идти еще несколько минут, размышляя над ужасной проблемой, но, будучи не в состоянии прийти к какому-либо решению. Из-за привычки вести постоянное наблюдение за окружающим, более или менее автоматической для многоопытного космического пилота, он заглядывал, проходя мимо, в двери различных комнат, где в чашках и ретортах, под присмотром древних колоссов, бурлили неведомые химические вещества. Затем, совершенно неожиданно, Хэйнс подошел к безлюдной комнате, в которой находились три огромных сосуда, которые Та-Вхо-Шаи назвал Бутылями Сна. Он вспомнил, что говорил Айхаи в отношении их содержимого.

В порыве отчаянного вдохновения, Хэйнс смело вошел в комнату, надеясь, что в тот момент он не находился под наблюдением Валтума. У него не было времени для размышлений или любых других задержек, если только он собирался реализовать пришедший ему в голову дерзкий план.

Поднимавшиеся выше его головы, с раздувшимися очертаниями больших амфор и на первый взгляд пустые, Бутыли тускло отсвечивали в неподвижном свете. Приблизившись к первой из них, Хэйнс увидел в изгибающемся вверх стекле свой искаженный образ, похожий на призрак надутого гиганта.

В его мозгу билась только одна мысль, одно намерение. Какова бы ни была цена, он должен разбить Бутыли, чьи высвобожденные газы распространятся по Равормосу, и ввергнуть приверженцев Валтума – если не Валтума самого – в тысячелетний сон. Он и Чанлер, несомненно, также будут обречены на сон; и для них, не подкрепленных таинственным эликсиром бессмертия, пробуждение, по всей видимости, не наступит. Но в данных обстоятельствах это будет лучшим выходом, и благодаря этой жертве двум планетам будет предоставлена тысячелетняя отсрочка. Сейчас у него была единственная возможность сделать это, и казалось неправдоподобным, что такая возможность представится когда-нибудь еще.

Он поднял булаву из окаменевшего гриба, широко размахнулся и изо всей силы ударил по вспучившемуся стеклу. Раздался звучный и длительный звон, подобный удару гонга, и от вершины до днища огромного сосуда побежали лучистые трещины. После второго удара осколки стекла провалились внутрь сосуда с резким, пугающим звоном, похожим на членораздельный пронзительный крик, и на мгновение лицо Хэйнса овеял прохладный ветерок, легкий и нежный, как вздох женщины.

Задержав дыхание, чтобы не глотнуть газа, он повернулся к следующей Бутыли. Она разлетелась на куски после первого же удара, и вновь он почувствовал как бы легкий вздох, последовавший за этим.

Громовой голос, казалось, заполнял комнату, когда Хэйнс поднял свою палицу, чтобы ударить по третьей Бутыли:

– Глупец! Этим поступком ты приговорил к смерти себя и своего соотечественника – землянина.

Последние слова смешались с грохотом заключительного удара Хэйнса. Наступила гробовая тишина, перед которой, казалось, ослабело и отступило далекое приглушенное грохотанье механизмов. Землянин некоторое время смотрел на расколотые Бутыли, а затем, бросив бесполезный обломок своей палицы, разлетевшейся на несколько кусков, выбежал из помещения.

Привлеченные шумом битья сосудов, в зале появились несколько Айхаи. Они бесцельно и несогласованно бегали по помещению, словно мумии, приводимые в движение ослабевающим гальваническим током. Никто из них не пытался задержать землянина.

Будет ли наступление сна, вызванное газами, быстрым или медленным, Хэйнс не мог предположить наверняка. Насколько он мог судить, воздух в кавернах оставался неизменным: не чувствовалось ни запаха, ни ощутимого воздействия на его дыхание. Но уже сейчас, во время бега, он почувствовал легкую вялость и сонливость, и тонкая пелена, казалось, окутала все его чувства.

Казалось, что в коридоре начинают клубиться едва заметные испарения, и сами стены выглядели иллюзорными и нереальными.

Его бегство не преследовало каких-либо определенных целей или намерений. Он почти не удивился, когда словно спящего, погруженного в сновидения, его приподняло от пола и понесло по воздуху в каком-то необъяснимом воспарении. Было так, словно его захватил несущийся поток… или несли на себе невидимые облака. Мимо него быстро проплывали двери сотни секретных комнат, порталы, сотни таинственных залов, и он мельком видел колоссов, которые, выполняя различные поручения, пошатывались и клевали носом, оказываясь в поле действия вое более распространяющейся сонливости. Затем, как в тумане, Хэйнс увидел, что находится в комнате с высоким сводом, храпящей окаменелый цветок на треноге из хрусталя и черного металла. В гладкой скале противоположной стены комнаты открылась дверь, и непонятная сила бросила в нее Хэйнса. Еще мгновение он, казалось, падал вниз в подземелье, пролетая мимо огромной массы неизвестных механизмов и вращающегося диска, издающего адское гудение, затем он оказался стоящим на ногах, внутренность помещения приобрела устойчивые очертания, а диск возвышался прямо перед ним. Диск к этому моменту уже перестал вращаться, но в воздухе все еще пульсировали его дьявольские вибрации. Это место походило на механический кошмар, посреди переплетения блестящих спиралей и динамо-машин Хэйнс разглядел тело Чанлера, привязанное металлическими шнурами к раме, напоминающей дыбу.

Рядом с ним, застыв в неподвижности, стоял гигант Та-Вхо-Шаи; а прямо перед ним полулежало невероятного вида существо, части тела которого тянулись и извивались среди механизмов.

Некоторым образом существо это напоминало гигантское растение, с бесчисленными корнями, бледное и раздувшееся, ответвляющееся от луковицеобразного ствола. Этот ствол, наполовину скрытый от глаз, был увенчан ярко-красной чашей наподобие чудовищного цветка; из чаши же поднималась миниатюрная фигурка жемчужного цвета, сложенная утонченно красиво и пропорционально, фигурка обратила к Хэйнсу свое личико лилипута и заговорила звучным голосом Валтума:

– Ты победил, но не надолго, я не таю на тебя злобы. Я виню свою собственную беззаботность.

До Хэйнса голос доносился как отдаленные удары грома, слышимые уже наполовину заснувшим человеком. Постоянно останавливаясь и спотыкаясь, как будто собираясь вот-вот упасть, он пробрался к Чанлеру. Изнуренный и измученный, Чанлер молча смотрел на него с металлической рамы, и его вид вызывал у Хэйнса смутное беспокойство.

– Я… разбил Бутыли, – свой собственный голос показался Хэйнсу нереальным, доносившимся как сквозь пелену сна, – поскольку ты перешел на сторону Валтума, мне это показалось единственным, что можно было сделать.

– Но я не согласился на предложение Валтума, – медленно проговорил Чанлер. – Все это было только чтобы обманом заставить тебя уступить Валтуму… И они пытали меня, потому что я не сдавался… – голос Чанлера стал слабеть и, казалось, он больше не мог произнести ни слова. Медленно выражение боли и измученности стало исчезать с его лица, вытесняясь постепенным наступлением глубокого сна.

Хэйнс с трудом пытался постичь происходящее сквозь свою собственную дремоту, разглядел зловещего вида инструмент, похожий на заостренное металлическое стрекало, свисающий с пальцев Та-Вхо-Шаи. С ряда его тонких, как иглы, кончиков падал непрекращающийся поток электрических искр. Рубашка на груди Чанлера была разорвана, а на его коже от подбородка до диафрагмы была видна татуировка из крошечных сине-черных отметин, образующих дьявольский рисунок. Смутный, нереальный ужас охватил Хэйнса.

Хотя сон забвения все больше и больше овладевал его чувствами, Хэйнс сознавал, что слышит голос Валтума; и спустя некоторое время ему показалось, что он понимает значение произнесенных слов.

– Все мои методы убеждения не дали результата, но сейчас это не имеет значения. Я уступаю сну, хотя мог бы продолжать бодрствовать, если бы пожелал этого, не поддаваясь действию газов и призвав на помощь свои научные знания и жизненную энергию. Мы все заснем крепким сном… и для меня и моих последователей тысяча лет пролетит как одна-единственная ночь. Для вас же, чьи жизни так коротки, эти годы станут Вечностью. Скоро я воспряну ото сна и воплощу свой план завоевания… а вы, которые осмелились помешать мне, будете лежать рядом со мной кучкой пыли… и пыль эту сметут прочь.

Голос замолчал, и миниатюрное существо, казалось, начало клевать носом в чудовищной ярко-красной чаше. Хэйнс и Чанлер теперь видели друг друга как будто сквозь растущую, колышущуюся дымку, словно между ними поднялся серый туман. Повсюду царила тишина, адские механизмы полностью остановились, и титаны прекратили свою работу, Чанлер расслабился на раме для пыток, и его веки опустились. Хэйнс, шатаясь, сделал несколько шагов, упал и застыл без движения. Та-Вхо-Шаи, все еще сжимающий свой зловещий инструмент, покоился на полу как мумифицированный гигант. Тяжелый сон, подобно молчаливому морю, заполнил каверны Равормоса.