«Пророчество о сёстрах»

Моей матери, Клаудии Бейкер, за веру в меня

Дождь кажется таким уместным. Я даже не замечаю его. А он льет стеной — обрушивается на твердую, почти зимнюю землю сплошным полотнищем, сотканным из серебристых нитей. Но я все равно недвижно стою подле гроба — справа от Элис.

Я всегда стою справа от нее — и частенько гадаю, не так ли мы лежали во чреве матери, прежде чем нас, отчаянно вопящих, выдернули в этот мир одну за другой. Мой брат, Генри, сидит рядом с тетей Вирджинией и кучером Эдмундом. Ноги у Генри парализованы, поэтому он только и может, что сидеть. Кладбище расположено на холме; не так-то просто было доставить сюда Генри и его кресло, чтобы он тоже посмотрел, как отца укладывают на вечный покой.

Тетя Вирджиния наклоняется и произносит, стараясь перекрыть рокот дождя:

— Дети, нам пора.

Священник давно ушел. Не знаю точно, сколько времени мы простояли у грязного кургана, под которым лежит тело отца, — Джеймс закрывал меня зонтом, будто ширмой отгораживая от правды.

Элис поворачивается к выходу.

— Лия, Генри, идемте. Вернемся потом, когда будет светить солнце, принесем папе на могилу свежих цветов.

Хотя я родилась первой, пусть всего на несколько секунд, с самого начала было ясно, что главная — Элис.

Тетя Вирджиния кивает Эдмунду. Тот берет Генри на руки, поворачивается и шагает назад, к дому. Мы с братом встречаемся взглядами поверх плеча Эдмунда. Генри всего десять, хотя он гораздо мудрее, чем обычно бывают мальчишки его возраста. В темных кругах у него под глазами я вижу горе потери. Острая боль пробивает броню моего онемения, поселяется где-то над сердцем. Может, Элис и главная, но ответственность за Генри всегда чувствую именно я.

Ноги меня не слушаются, не идут прочь от отца — холодного и мертвого, зарытого в землю. Элис оглядывается, сквозь струи дождя выискивает взглядом мой взгляд.

— Я побуду немного одна.

Приходится кричать, чтобы она меня услышала. Элис медленно кивает, поворачивается и идет дальше по тропе к Берчвуд-Манору.

Джеймс берет меня за руку. Сквозь перчатку я чувствую пожатие сильных пальцев. Меня захлестывает волна облегчения.

— Лия, я останусь с тобой здесь, сколько захочешь.

Я только и могу, что кивнуть, глядя, как дождь потоками слез катится по надгробному камню на могиле отца, и читая выгравированные на граните слова: