«Черный монах»

– Сюда вошла пуля, – сказал Макс Фортон, указывая на отверстие с ровными краями, расположенное точно в центре лобовой кости.

Я сел на кучу сухих водорослей и снял дробовик с плеча. Маленький аптекарь осторожно ощупал края пулевого отверстия сначала средним, затем большим пальцем.

– Разрешите мне взглянуть на него еще раз, – сказал я. Макс Фортон поднял череп с земли и протянул его мне со словами: «Он такой же, как все остальные.»

Череп я осмотрел, не прикасаясь к нему, и кивнул. После секундного колебания Фортон нерешительно опустил его на траву возле моих ног.

– Такой же, как все остальные, – повторил он, протирая очки носовым платком. – Я подумал, что вам захочется посмотреть на один из них, поэтому подобрал этот на месте захоронения. Рабочие из Банналека еще копают.

– Сколько там всего черепов? – спросил я.

– Найдено тридцать восемь, в списке тридцать девять. Они сложены недалеко от могилы, на краю пшеничного поля, принадлежащего Ле Биану. Люди еще работают. Они закончат, когда придет Ле Биан.

– Пойдемте туда, – сказал я, подобрал ружье и зашагал, выбирая дорожку между валунами. Слева шел Фортон, справа мой пес по кличке Мом.

– У него список? – спросил я, раскуривая трубку. – Вы ведь сказали, что есть список.

– Да, был найден медный цилиндр, а в нем свернутый в трубку лист, – ответил маленький аптекарь и, помолчав, добавил: – Вам бы лучше не курить здесь. Если искра попадет на пшеницу…

– О, у меня есть крышка, – сказал я с улыбкой. Крышка была сделана в виде башенки, и Фортон с любопытством наблюдал, как я прилаживаю ее к пылающей трубке.

– Лист изготовлен из плотной желтой бумаги, – продолжал аптекарь, – медный цилиндр предохранил его от порчи, и выглядит он, должно быть, так же, как в 1760 году. Впрочем, вы сами увидите.

– Список датирован?

– Да, апрелем 1760 года. Сейчас он у бригадира Дюрена. Кстати, он написан не по-французски.

– Не по-французски? – удивился я.

– Да, – важно сказал Фортон, – он написан по-бретонски.

– Но в 1760 году никто не использовал бретонский язык ни для письма, ни для печати, – возразил я.

– Кроме священников и монахов, – заметил аптекарь.

– Я только раз слышал о монахе, который писал по-бретонски.

– Вы имеете в виду… Черного монаха? – осторожно спросил Фортон.

Я кивнул.