«Песнь самозверя»

Песнь самозверя (fb2) - Песнь самозверя 391K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Антон Иванович Первушин

Антон Первушин Песнь самозверя

ПОВЕСТЬ ИЗ ЦИКЛА «ИНТРОСПЕКЦИЯ УНИВЕРСУМА»

1

Решение созрело. Серж Ивановских не стал дожидаться, когда возьмут верх посторонние доводы, и повесил три восклицательных эмодзи в чате миссии, тем самым нарушив внутренний сетевой устав. На его выходку откликнулись почти сразу: через полминуты зазеленел индикатор прямого контакта с топ-менеджером Авани Гопал. Перед ним появилось смуглое остроносое лицо в обрамлении развевающихся ярко-рыжих волос:

— Что вызвало тревогу?

— Нет тревоги, — ответил Серж. — Я собираюсь остаться в системе Саган.

Авани не выказала удивления. Возможно, ей приходилось выслушивать и более экзотические пожелания.

— Напоминаю, что регламент вашей деятельности внутри миссии определяет Академия планетологии.

— Я помню. Однако мой куратор по научно-исследовательской работе Крамских предоставил мне возможность произвольного выбора темы по прибытии.

— По прибытии в систему Гринч-86.

— Да, безусловно. Однако исключение для промежуточных систем в контракте не предусмотрено. А что не запрещено, то разрешено. Не так ли?

Авани подвисла. Справа от изображения её застывшего лица появился бегунок в виде условной птички, подтверждающий, что топ-менеджер на связи, но занята общением с внешним миром.

— Подтверждаю, — заявила Авани, прерывая возникшую паузу. — Вы можете остаться в планетной системе Гринч-16. Но я обязана действовать по протоколу дополнений к целям миссии. Вы знакомы с протоколом?

— Разумеется, — сказал Серж, улыбаясь. — Оставим формальности. Запишем так. Мне показалась любопытной одна из гипотез, связанных с биотическим кризисом на Сагане-2. Я берусь проверить её на практике. Всё остальное является авторской тайной Академии планетологии, поэтому обсуждать детали я могу только со своим куратором.

Авани явно не понравился ответ, но она не смела возражать: хотя доставку Сержа на Хокинг-4 и оплатили по категории эконом со всеми возможными скидками, он оставался дееспособным гражданином-избирателем, дипломантом Академии и мог себе позволить любые причуды в пределах кодексов, уставов и конституции. Даже если сейчас по неким причинам он решил бы воспользоваться, например, второй поправкой, то Авани, как топ-менеджер миссии, обязана обеспечить его всем необходимым для совершения узаконенного самоубийства.

— Я должна предупредить вас о возможных последствиях вашего решения при внесении изменений в план миссии.

— Я ознакомился с информацией о системе…

— И всё же я настаиваю, — в голосе топ-менеджера звякнула сталь. — Вы, по доброй воле и пользуясь вашими конституционными правами, приняли решение остаться в системе Гринч-16 на неопределённый срок, вплоть до истечения вашей жизни. В системе Гринч-16 находится долговременная база «Саган-орбитальный», ресурсы которой способны обеспечить ваше существование на неопределённый срок, вплоть до истечения вашей жизни. Ресурсы долговременной базы «Саган-орбитальный» выше нормативного жизнеобеспечения предоставляются по предоплате согласно прейскуранту. Если вы пожелаете покинуть долговременную базу «Саган-орбитальный» с помощью транспортных средств до истечения срока вашей жизни, вам надлежит произвести предоплату согласно прейскуранту. Ответственность за вашу жизнь, здоровье и статус вы принимаете на себя лично, без исключений. Подтвердите, что вы усвоили информацию и не имеете претензий к прежде изложенному.

— Да, — отозвался Серж. — Я усвоил и не имею.

— Пожалуйста, подтвердите жестом.

Серж сплёл пальцы рук в замок, демонстрируя согласие с «прежде изложенным». Авани опять подвисла, и целую минуту Серж наблюдал за голографической птичкой, машущей крылышками. Он прислушался к себе: не возникли ли сомнения в правильности решения? Нет, не возникли. Если он прав, то впереди ждёт открытие, о котором никто из кандидатов-аспирантов Академии не мог и мечтать. До сих пор Серж думал, будто бы начисто лишён честолюбия, но выяснилось, что это не так. К новому ощущению требовалось привыкнуть.

— Протокол дополнений к целям миссии закрыт, — сообщила топ-менеджер. — Исправления не принимаются.

Когда они покончили с формальностями, взгляд и голос Авани смягчились.

— Могу ли я дать совет? — спросила она.

— Да.

— Не знаю, что вы собираетесь делать на Сагане-2. Но учтите: будут сложности. Хотя база автоматизирована, на ней есть тест-смотритель. Без права транспортировки. Фигурант Опра. Фамилия ей не положена по статусу. Есть только номер — шестнадцать-восемь-тридцать. Расшифровывается просто. Шестнадцать — место заключения по каталогу Гринчевского. Восемь — статья кодекса наказаний. Тридцать — срок заключения в геогодах. К досье Опры у меня доступа нет, однако статья и срок говорят сами за себя. Преступление в области Tutela sacrum. Вам наверняка захочется установить контакт с Опрой. Хочу предостеречь: постарайтесь избежать любых вариантов встречи. На базе самоизоляция включена в норматив. Воспользуйтесь!

— Не вижу повода для опасений, Авани, — Серж тоже перешёл на доверительный тон. — Если Опра осуждена по восьмой статье, то она — учёный, дипломант одной из Академий. Учёные всегда найдут общий язык друг с другом.

— И всё же не забывайте, Серж, что вы находитесь с ней в разных статусах. Её статус вам не повысить, зато ваш она способна понизить очень легко. Вы ведь не хотите остаться на базе ещё одним осуждённым тест-смотрителем?

— Нет, это не входит в мои планы, — ответил Серж с показным безразличием.

Авани кивнула, учтиво улыбнулась.

— Я предупредила вас. Шаттл активизирован, стартовое окно откроется ровно в девять по месту. Чистого пути!

Окно топ-менеджера миссии свернулось, но Серж ещё какое-то время сидел неподвижно, обдумывая последние слова Авани.

Ему показалось, что она знает больше, чем говорит.

2

В компоновке межорбитального шаттла не был предусмотрен обзорный купол, поэтому Сержу пришлось подключиться к внутренней сети, авторизовавшись как пользователь-пассажир, затем — как пользователь-наблюдатель. Большего в общем-то и не требовалось. Такие шаттлы пошли в серийное производство пятьдесят лет назад, то есть задолго до рождения Сержа, и с тех пор мало модернизировались; они обладали достаточно развитым нейроядром — по индексу осознания примерно на уровне обученной овчарки, — чтобы принимать самостоятельные тактические решения. Конечно, если бы всё вокруг горело и взрывалось, а векторов угроз насчитывалось больше десятка, то пришлось бы присвоить себе статус инструктора, но в системе GR-16 всё было спокойно — старый увядающий мир, растративший свою космологическую активность миллионы геолет назад.

Пройдя авторизацию и небрежным взмахом отключив служебную тарабарщину, Серж выбрал коммуникационный канал для своего виртуала — визуализация в оптическом диапазоне. Сам шаттл традиционно пользовался ик-диапазоном, иногда для радиолокации прибегая к икс-диапазону, поэтому наблюдатель и нейроядро не мешали друг другу. Стены обитаемой капсулы исчезли, и Серж оказался как бы подвешенным в пустоте под одним из направляющих пилонов «Косберга» — спиной к светилу Сагана, закрытому щитом энергонакопителя, и лицом к бескрайнему пространству, которое здесь, на низкой астроцентрической орбите, выглядело наполненным ярким, словно неоновым, светом, болезненным для глаз. Серж поиграл настройками фильтра, делая яркость приемлемой. В то же время нейроядро услужливо подключило программу астрономической идентификации, — на видимой полусфере появились значки ближайших звёзд и планет. Саган-1 был, очевидно, за светилом; зато Саган-2 с зелёной пометкой обитаемости красовался прямо по центру, в оппозиции.

Серж вытянул к нему руку, развёл пальцы, увеличивая изображение. Вторая планета системы казалась сплошь тёмно-синей, как ягода спелой черники, но Серж знал, что если ещё увеличить и детализировать картинку, то станут различимы бесчисленные и весьма причудливые архипелаги, нарушающие ровную поверхность великого океана, и, конечно, жёлтое пятно пангеи с коричневыми пятнами — единственного и очень древнего континента. Зрелище завораживало. Кандидат-аспирант ещё никогда не выбирался так далеко от Земли. И уж тем более ни разу не оказывался на планете, где люди бывали лишь эпизодически: три раза за всю историю, согласно подсказке локализованной Вики. Посему оно не только завораживало, но и тревожило, волновало, вызывало предчувствия. Серж понимал, что это душевное состояние вряд ли повторится, и наслаждался им, запоминая каждое мгновение.

Промурлыкал вызов. Снова топ-менеджер Авани, на этот раз без визуализации. Серж вздохнул и, разумеется, ответил.

— Стартовое окно откроется через шесть минут. Напоминаю, что, во избежание непредвиденных травм и других осложнений, пассажиру не следует покидать кресло в периоды ускорений. О продолжительности периодов вам сообщит бортовой комплекс управления и контроля. Я должна также проинформировать вас, что суммарной характеристической скорости, которую способен развить собственный двигатель шаттла, недостаточно для всех необходимых манёвров до стыковки с базой «Саган-орбитальный», поэтому мы придадим вам начальное ускорение. Это также означает, что вы не должны пытаться внести изменения в перелётные алгоритмы комплекса управления и контроля, поскольку любое непродуманное вмешательство подобного рода способно привести к катастрофическому развитию ситуации. Подтвердите, что вы усвоили информацию.

Слишком легко. Слишком просто. Тут Сержа осенило:

— Почему вы не связались с моим куратором?

— Варп-связь — очень дорогое удовольствие…

— Но если бы куратор отказал мне в изменении цели моей экспедиции, вы получили бы премию, которая с лихвой покрывает стоимость услуг связи.

— Но если бы он одобрил ваше решение, то я была бы оштрафована за нарушение конституционных прав дееспособного гражданина-избирателя.

Аргументы Авани звучали убедительно, однако Серж всё ещё чувствовал некую недосказанность. Зная, что и этот разговор фиксируется, он решился на уловку.

— Вы опытный менеджер и наверняка просчитали все возможные последствия моего решения. Конечно, волеизъявление гражданина-избирателя для вас приоритетно, однако и буквальное соблюдение условий коммерческого контракта не менее значимо. Ведь вам предстоит ещё отчитываться перед командованием Космофлота за нарушение утверждённого плана миссии. Неужели боязнь штрафа пересилила получение более твёрдой позиции при отчёте?

Авани ответила не сразу. Она догадалась, куда клонит Серж, требуя от неё искренности.

— Скажем так, — наконец отозвалась она, — Космический флот тоже интересуется Саганом-2. Но, к сожалению, не столь активно, чтобы профинансировать полномасштабную исследовательскую экспедицию. Если у вас получится найти что-нибудь по-настоящему ценное, ситуация изменится, за вами последуют другие. Вы удовлетворены?

Серж понял, что большего от топ-менеджера не добиться. Впрочем, и этого более чем достаточно.

— В таком случае могу ли я рассчитывать на поддержку Космофлота в статусных вопросах?

— Да, вы можете обратиться к командованию Космического флота, если Академия планетологии по каким-то причинам захочет пересмотреть ваш статус исследователя.

— Тогда я полностью удовлетворён.

Он и впрямь чувствовал себя победителем. Последние сомнения отпали. Решение, которое ему самому несколько часов назад казалось спонтанным и плохо продуманным, вдруг обрело дополнительную мотивацию. Саганом-2, оказывается, интересуется флот! Интуиция не подвела. На этой захолустной планете он и впрямь может найти «космическое чудо»!

3

Прямоугольный терминал долговременной базы выглядел непроницаемо чёрным пятном на фоне ровно-синего свечения планеты. Серж знал, что ячейки терминала заполнены стандартными посадочными капсулами. Смысл существования базы «Саган-орбитальный» состоял в том, чтобы обеспечивать спасение экипажа и пассажиров любого из кораблей Космического флота при выходе из варп-сфероида. В вековой истории межзвёздной навигации хватало инцидентов, при которых возникала нужда экстренно покинуть корабль. Обычной эвакуации в окружающее пространство в ситуации, когда расстояние до ближайшего обитаемого мира исчисляется парсеками, было явно недостаточно, поэтому на межзвёздных трассах флот постепенно развернул долговременные базы, снабжённые всем необходимым для жизнеобеспечения трёхсот человек на протяжении геогода. Предпочтение отдавалось системам с относительно небольшими каменными планетами: даже если условия в таких мирах отличаются от земных, они всё равно могут служить ценным источником ресурсов и убежищем для терпящих бедствие.

Система GR-16, или «Саган», почти идеально соответствовала требованиям для размещения базы: пять планет земной группы. Вторая из них находится в «поясе жизни» и покрыта водным океаном; центральное светило — звезда солнечного класса, но старше примерно на два миллиарда лет; космическое пространство вокруг сравнительно чистое, нет больших скоплений астероидов или комет, что, вероятно, связано с солидным возрастом системы. Поэтому сорок пять геолет назад GR-16 включили в трассу Земля — Лаплас — Хокинг и здесь начался монтаж автоматизированной базы. Основой стал блок-терминал с трёхместными капсулами, рассчитанными на безвозвратную однократную посадку на поверхность Сагана-2. Вокруг центрального стыковочного узла по схеме «ромашка» располагались шесть жилых блоков, каждый вместимостью до пятидесяти человек, обвешанных панелями фотоэлектрических преобразователей и теплоизлучающих радиаторов. Базу вывели на полярную орбиту Сагана-2, в местную картинную плоскость, чтобы обеспечить круглосуточный доступ к энергии светила. В настоящее время база функционировала в «спящем» режиме, но всё равно могла полностью удовлетворить нужды небольшой экспедиции исследователей или, допустим, команды ремонтников.

Что касается планеты, вокруг которой обращалась база, то теоретически её можно было бы когда-нибудь заселить, однако Колониальная служба флота пока отдавала предпочтение мирам другого типа — таким, например, как Лаплас-3 и Хокинг-4. Планета Саган-2 отличалась от них в худшую сторону прежде всего размерами — она была больше и массивнее Земли, что требовало значительных вложений в организацию транспортировки грузов с поверхности в космос. Её атмосфера тоже была обширнее, а давление на уровне океана превышало земное почти в полтора раза. Плюс процентное содержание кислорода в атмосфере — больше, чем на Земле, что угрожало потенциальным колонистам гипероксией, если они, конечно, рискнут выйти из герметизируемых помещений без специального скафандра с газосмешивающей или адсорбирующей системой. Получалось, что на Сагане-2 для колонизации пригодны исключительно возвышенности, поднимающиеся на пять-шесть километров над уровнем океана, но к таковым можно отнести лишь причудливый горный хребет поблизости от геометрического центра пангеи, а там, увы, иссушенная безжизненная пустыня.

Все эти сведения Серж почерпнул ещё на Земле, когда готовился к рейсу и ему на глаза попалась статья о характерных признаках биотического кризиса на Сагане-2, его возможных причинах и вариантах развития. Поначалу кандидат-аспирант не заинтересовался старым миром, коих предостаточно и в ближайшем, и в дальнем звёздном окружении, однако, находясь на борту «Косберга» и готовясь к первому в жизни варп-путешествию, обнаружил ещё две свежие статьи, на этот раз посвящённые феномену самозверя. Тут он задумался и запросил у Вики отчёты исследовательских экспедиций на планету. Оказалось, что большая часть собранной информации закрыта от свободного доступа авторской тайной Колониального Университета и собственно Колониальной службой Космического флота, поэтому пришлось довольствоваться реферативным изложением, но и общих выводов хватило, чтобы заставить Сержа усомниться: а так ли малоинтересен Саган-2, как о нём пишут.

От размышлений кандидата-аспиранта отвлекла нарастающая боковая перегрузка — шаттл поменял направление полёта, заходя к вспомогательному стыковочному узлу одного из жилых блоков. Затем шаттл повернулся, картинка окружающего пространства, транслируемая по оптическому каналу, замерла. Нейроядро тут же сообщило, что стыковка произведена успешно, повреждений оборудования шаттла не зафиксировано, топливо израсходовано на девяноста четыре процента, поэтому требуется пополнение.

Серж привычно отмахнулся и начал собираться. За восемнадцать геосуток на борту шаттла он устал и от тесного пассажирского помещения, и от назойливых технических рапортов. Сборы не заняли много времени: из одежды Серж выбрал фундоси и кенгуру, из личных вещей — россыпь кубиков-носителей с контентом, предоставленным alma mater, и старомодную голографическую рамку, изготовленную вроде бы сразу после лимит-войны и содержащую коллекцию изображений, связанных с предками Ивановских.

Над головой с чмоканием открылось отверстие стыковочного лаза. Серж оттолкнулся ногами и пролетел в него, покидая шаттл. Здесь освещение не было предусмотрено, однако впереди кандидат-аспирант видел яркое круглое пятно. Начального толчка хватило, чтобы без дополнительных усилий оказаться в переходном отсеке жилого блока. И там Сержа ждали.

Присутствие постороннего — точнее, посторонней — оказалось для кандидата-аспиранта слишком неожиданным. Он чуть не пропустил фиксирующую скобу, но всё же успел ухватиться за неё, остановив движение в невесомости. Перед ним предстала, очевидно, фигурант Опра — огромная безобразная толстуха в свободном белом кэйкоги, с голым черепом и злым взглядом. У неё явно было что-то не в порядке с обменом веществ: кроме обширных форм в глаза бросался характерный землистый цвет лица.

— Здравствуйте… — выдавил Серж.

Та не ответила на приветствие, разглядывая прибывшего. Потом сказала:

— Надождь, живай плотскай мужик. Пацанчик.

Толстуха говорила на каком-то чудовищном диалекте, которого Серж не слышал даже среди пейзан, хотя в период полевой практики побывал в довольно экзотических местах. Он подавил растерянность и решительно заявил:

— Вы ведь Опра? Извините, сударыня, но я не намерен вступать с вами в контакт…

Серж собирался оттолкнуться от скобы и направиться в глубь жилого блока, однако женщина успела раньше. Она бросилась к нему, крепко ухватила левой рукой за плечо, при этом в занесённой правой блеснула полоска остро заточенной стали.

— Не крысь, пацанчик, — произнесла она, прижимая Сержа к стенке. — Станем-таки покалякать.

4

Насилие. Серж Ивановских был дееспособным гражданином-избирателем и дипломантом Академии, поэтому цивилизация всей своей мощью защищала его от любых видов насилия. Тем не менее курс общефизической подготовки, который будущие граждане Универсума в обязательном порядке начинали проходить при достижении пяти геолет со дня рождения, включал изучение боевых искусств на случай, если им потребуется защищаться самостоятельно. Когда пришла очередь Сержа выбирать вид боевого искусства, который станет для него главным, он остановился на крав-маге — древней, но весьма эффективной системе рукопашного боя, исключающей какие-либо правила и ограничения. Нельзя сказать, что Серж долго раздумывал: крав-мага на его потоке была в моде, и он просто присоединился к большинству. О чём позднее много раз пожалел, валясь на маты при полноконтактном спарринге, во время которого старшие школьники в кровь избивали младших с тем, чтобы те почувствовали настоящую боль и беспомощность. Впрочем, жестокие уроки пошли впрок: на игровых учениях «Лунная куколка» будущий кандидат-аспирант показал себя среди лучших и даже получил персональную благодарность.

Боевые навыки помогли и на этот раз. Как только фигурант Опра выхватила самодельный нож, Серж вошёл в рэцэф, без замаха врезал ей левым свободным кулаком по переносице и сразу, пользуясь преимуществом прижатого к стене, двинул преступницу коленями в живот. Опра на секунду потеряла ориентацию в пространстве и замахала руками, рефлекторно пытаясь погасить приданный ей импульс. Серж выпрямил ноги и оттолкнулся, наклонившись вправо. Однако разница в массе оказалась велика, и он не сумел рыбкой проскользнуть мимо Опры, а задел её — та наугад ткнула ножом и попала ему в бедро.

В воздухе поплыли мелкие красные шарики. Серж ещё раз ударил преступницу — пятками, используя её тело как опору, — и полетел через отсек к следующему люку. Ещё через секунду он оказался в жилом блоке и громко скомандовал:

— Саган, изоляция фигуранта!

Местное нейроядро отреагировало без задержки: с того момента, как кандидат-аспирант покинул шаттл и встал на баланс базы «Саган-орбитальный», он по умолчанию был авторизован в том же статусе, что и при перелёте, то есть в качестве пользователя-наблюдателя, стоящего в иерархии прав и полномочий заведомо выше тест-смотрителя без фамилии. Люк за спиной Сержа закрылся, отрезая переходной отсеке Опрой. Кандидат-аспирант уцепился за ближайшую скобу и глубоко подышал, выходя из рэцэф. Потом взглянул на своё бедро и поморщился. Рана казалась царапиной, но обильно кровоточила.

— Саган! Экстренная медицинская помощь, — вновь воззвал Серж.

— Следуйте в медицинский модуль, — откликнулось нейроядро женским голосом.

Световые панели условного потолка начали поочерёдно зажигаться и гаснуть, указывая путь. Серж двинулся по коридору, тянущемуся, как легко догадаться, к блоку-терминалу, который связывал помещения станции «Сагана-орбитального» в единое целое. Здесь всё было функционально, поэтому однообразно: белая стенная панель с фиксирующими скобами справа, белая стенная панель с фиксирующими скобами слева, внизу — условный пол с плотно подогнанными друг к другу разноцветными контейнерами индивидуальных жилых сфер.

По дороге Серж пытался собраться с мыслями, но получалось плохо. Опра, конечно, узнала о его прибытии: менеджеры миссии «Косберга» обязаны были сообщить ей. И поджидала. Изготовила примитивный нож. Зачем? Она, понятно, преступница, но она же учёный и дипломант. Неужели Опра не понимала, что нападение ничего не даст, кроме озлобления новоприбывшего? Может быть, она повредилась в рассудке?.. Похоже на то, если вспомнить, что она использовала какой-то дикий диалект — почти «птичий» язык.

Совет, который перед расставанием дала топ-менеджер Авани, обретал новый смысл. Фигурант Опра действительно может быть опасна — ещё и потому, что много лет провела в одиночестве.

Нейроядро предложило свернуть направо. Оказалось, что жилой блок имеет два дополнительных стыковочных узла, расположенных симметрично. К одному был пристыкован санитарно-гигиенический модуль, к противоположному — медицинский. Внутри последнего Серж остановился и осмотрелся. Хотя он имел довольно смутное представление о том, как выглядит стандартное оборудование медицинского модуля долговременной базы типа «Саган-орбитальный», то, что он увидел, всё равно настораживало. Защитные и экранирующие панели с приборов были сняты, бесстыдно обнажив их нутро: связки оптоволокна, блестящие головки лазеров, шипастые контроллеры, гибкие платы с микродисплеями. Серж испытал неприятное чувство: ему показалось, что от любого чиха здесь всё может поломаться, и это будет иметь трагические последствия. Он поёжился и решил обратиться к нейроядру.

— Саган! Статус медицинского модуля… э-э-э… — Серж нашёл глазами идентификационный номер на условном потолке, — два-четыре.

Нейроядро немедленно забубнило:

— Общий статус — восемьдесят три процента, исправность оборудования — сто процентов, наличие комплектующих — девяносто семь процентов, наличие расходных материалов — девяносто процентов…

Серж удивился ещё больше. Он ожидал, что расходные материалы будут использованы, но максимум на полпроцента. И, наоборот, исправность оборудования должна быть ниже ста процентов с учётом того, что он видел вокруг. Получается… что? Получается, что Опра — ведь больше некому! — активно использовала оборудование медицинского модуля для своих загадочных целей. И ещё — комплектующие. Что туда входит?

— Саган, перечисли отсутствующие комплектующие медицинского модуля два-четыре.

— Перечисляю комплектующие медицинского модуля два-четыре, наличие которых не подтверждено коммуникацией, — отозвалось нейроядро. — Первое — спектральный секвенатор, модель Videntium-шесть, один экземпляр из двух. Второе — молекулярный конвертор, модель Coquus-девять-девять, четыре экземпляра из пяти. Третье — сцинтилляционный нейтронный детектор, модель Oculus-mod-восемь-пять-пять, один экземпляр из двух.

Серж приблизительно представлял себе назначение и устройство лишь одного прибора из перечисленных — нейтронного детектора: вещь для планетолога, работающего в поле, очень нужная. Но зачем Опра его позаимствовала? И почему она скрывает от нейроядра свои действия? Ответить на эти вопросы способна только сама Опра, и Серж решил выждать и посмотреть, что та предпримет, когда нейроядро по его приказу выпустит её из переходного отсека.

Пока кандидат-аспирант раздумывал, кровь в ране на бедре свернулась, а сверху образовался струп. Обрабатывать её не имело смысла, поэтому Ивановских только заказал стандартный коктейль иммуностимуляторов. Вытащил готовую капсулу из аптечного лотка, проглотил.

План дальнейших действий сложился сам собой. Изучив во время межорбитального перелёта комплектацию базы, Серж знал, что она располагает тремя научными модулями, причём один из них неплохо оборудован для планетологических наблюдений. Конечно, исследовательская аппаратура устарела по современным меркам, но могла пригодиться при проверке соображений о биотическом кризисе на Сагане-2.

Пользуясь подсказками нейроядра, Серж отправился в жилой блок номер три, к которому был пристыкован планетологический модуль. Но на месте выяснилось, что модуль изолирован от остальной базы, причём панель функциональности светилась красным — он был разгерметизирован!

— Саган! Почему модуль три-один вне доступа?

— Внешняя директива по протоколу безопасности девять-один-один, — с готовностью доложило нейроядро. — Введена шесть геосуток назад.

— Саган, кто автор директивы?

Ответ ошеломил:

— Серж Ивановских, кандидат-аспирант Академии планетологии, авторизован как пользователь-наблюдатель.

5

То ли нейроядро базы «Саган-орбитальный» отличалось повышенной бестолковостью по сравнению с земными аналогами, то ли его неудачно локализовали, но добиться внятного объяснения, как вышло, что Серж числится автором странной директивы, не получилось. Напрашивалось объяснение — всё это дело рук Опры. Но кандидат-аспирант не мог представить себе способ, с помощью которого фигуранту нижайшего статуса из возможных — ей даже фамилия не полагается! — удалось не только изолировать научный модуль, но и внести изменения в логи авторизации.

Серж решил, что дело пойдёт быстрее, если он воспользуется виртуалом. Он выбрал в жилом блоке контейнер зелёного цвета, приложил палец к сенсору, дождался, когда индивидуальная сфера надуется, забрался в неё, зафиксировал тело натяжными лентами, развернул складной лист интерфейса, покопался в своём кенгуру и достал кубик накопителя с набором программ технической поддержки. Ещё через полминуты он оказался в виртуале и мог непосредственно просматривать любые записи состояния базы и её элементов, прокручивая время назад и отмечая подозрительные моменты.

Для расширения доступа Серж применил один из десяти универсальных ключей, полученных от куратора Крамских, и авторизовался как пользователь-инспектор. Впрочем, ситуация при этом ещё больше запуталась. Кандидат-аспирант обнаружил, что в тот момент, когда он покинул борт варп-корабля «Косберг», его виртуальный аватар раздвоился: он одновременно находился на шаттле и на базе «Саган-орбитальный». Причём двойник поначалу действовал примерно так же, как планировал сам Серж: активировал и тестировал оборудование научных модулей, затем часть аппаратуры отключил, другую поставил в режим сбора и накопления информации.

Самое загадочное началось как раз шесть геосуток назад: системы базы отметили рост технических сбоев, некоторые из которых требовали вмешательства смотрителя, однако фигурант Опра, если верить логам, занималась чем угодно, но только не работой по устранению неисправностей: спала, развлекалась в виртуале, часами просиживала в медицинском модуле. Вместо неё вовсю трудился двойник Сержа. Именно он под предлогом угрозы безопасности изолировал научные модули: не один, а все три! Именно он вывел из-под контроля нейроядра экспедиционный корабль «Хуболт» и отстыковал его от базы, спасая от пожара! Какой пожар? Откуда здесь пожар? Был ли пожар?..

Всё это требовало немедленных объяснений. Серж вернулся от записей к реальному времени и выделил пальцем переходной отсек, в котором изолировал Опру. Коммуникация с ним была ограничена в силу конструктивных особенностей стыковочных модулей, но аудиоформат он мог использовать. Чуть помедлив, Серж включил звуковой канал.

— Опра! Вы слышите меня?

Преступница откликнулась:

— О! Пацанчик! Соскулил? Малдец. Шпарь уже.

— Опра, я вам не верю. Прекратите балаган и говорите на универсале или любом другом человеческом языке. Сообщаю, что я взял права инспектора и могу держать вас в стыковочном модуле сколько угодно, хоть до истечения вашей жизни. Предлагаю пойти на сотрудничество. И не думайте, что меня легко обмануть или принудить к чему-либо. Я участвовал в боевых операциях…

Пауза. Серж начал терять терпение и решил уже оставить фигуранта в изоляции на геосутки, однако Опра всё же перешла на универсал. И произнесла фразу, которую Серж меньше всего ожидал от неё услышать:

— Выпустишь, расскажу о самозвере.

6

Когда пришло время персонального проекта, куратор по научно-исследовательской работе Крамских выбрал для Сержа несколько теоретических задач по землеподобным планетам с высокой перспективой межинститутской востребованности. Однако к тому моменту подопечный вовсю мечтал о «космическом чуде», несмотря даже на то, что эта тема считалась в его окружении маргинальной. По этому поводу шутили: «О чудесах пусть Ватикан думает», — хотя, конечно, Этический Университет, разместившийся на территории Старого Ватикана, по факту не занимался вопросами аномальных явлений и неверифицируемых наблюдений. Все знакомые дипломированные этики и мастера Трилобит-кома, оценивающие игроков на «Лунной куколке», были прожжёнными скептиками и в значительной степени антропоцентристами. Их позиция понятна: философия окулизма, которая разрабатывалась в кампусах Ватикана второй век и регулировала многие аспекты общественной жизни, ориентировалась прежде всего на согласование внешней и внутренней природы человека. Однако Серж, который в целом разделял принципы господствующей идеологии и старался следовать моде, никак не мог согласиться с тем, что человечество обречено на одиночество. Поэтому, потратив геомесяц, сам отыскал задачу для проекта, причём не теоретическую, а вполне практическую.

Колониальная служба Космического флота постоянно собирала невообразимое количество информации по планетным системам, делая упор на те из них, которые лучше подходили для обеспечения дальней навигации или заселения. Периодически фиксировались и аномалии, получающие двойную интерпретацию: либо как редкое или даже уникальное явление природы, либо как признак разумной деятельности. Поскольку до сих пор флот не встретил ни одной внеземной цивилизации, то выбор всегда делался в пользу первой интерпретации. В то же время наука не может оперировать выбором, опираясь на субъективные предпочтения, даже если их разделяет большинство специалистов. И менеджеры Колониальной службы выкладывали описания аномалий в сеть межинститутского обмена, предлагая любому желающему попробовать разобраться в очередной загадке. При этом предоставлялись довольно существенные скидки по контрактам на транспортировку и аренду оборудования на месте изысканий.

Окончательно определиться с поисками «космического чуда» Сержу помог не куратор, а эрзац-отец, который, хотя и освободился от исполнения семейно-общественного долга, навязанного ему Этическим Университетом, продолжал поддерживать связь и следил за успехами бывшего воспитанника, а иногда давал дельные советы. Он тоже был дипломантом Академии планетологии, ныне работал в Институте Марса и мог адекватно обсуждать профессиональные темы.

— Обрати внимание на так называемые дороги Хокинга-4, — посоветовал эрзац-отец во время очередной встречи в виртуале. — Гринч-86. Там теперь большая колония, сто тысяч граждан-избирателей, три сити, множество баз и опорных пунктов. Есть даже свой дистрикт с пейзанами нового поколения. Найдёшь подробности. Но дороги обнаружены самой первой экспедицией, то есть они были там до людей.

— Да, я вроде читал об этом, — отозвался Серж с некоторым смущением, потому что без оперативной подсказки Вики не смог вспомнить, где и когда читал о дорогах Хокинга-4. — Но мне показалось, что проблема решена. Там нечто вроде вулканических ячеек Бенара. Дилетант может принять их за средневековую мощёную дорогу.

— В том-то и дело, что ситуация прямо обратная. Планетологи первых экспедиций прекрасно знали о ячейках Бенара и сразу дали напрашивающуюся интерпретацию. Но по мере роста колонии подобные дороги находили всё чаще, на территориях с отличающейся геоморфологией, с разнообразными грунтовыми и тектоническими условиями. Поэтому Колониальная служба внесла их в список аномалий.

— Почему? — удивился Серж. — Неужели не нашлось пытливого дипломанта, который дал бы подробное описание и модель?

— Ты наверняка смотрел обзоры по дальней навигации. И должен помнить, что ресурсы колоний, даже богатых, ограничены, особенно по кадровому составу. Планетологи там заняты решением актуальных задач: картографирование, структура и эволюция недр, полезные ископаемые, взаимодействие литосферы с атмосферой и гидросферой, неравномерность магнитного и гравитационного полей. Знания об этом нужны в первую очередь, ведь от них зависит выживаемость колонии.

— Можно было бы оформить исследовательский запрос. Варпы летают на Хокинг-4 регулярно… — Серж сделал паузу, чтобы воспользоваться подсказкой Вики. — Раз в два геогода.

Эрзац-отец усмехнулся:

— Неужели мне нужно рассказывать, как относятся к исследователям аномалий в Академии или наших институтах?

Серж покачал головой. Он и сам знал, как относятся. И всё же тема его заинтересовала. Попрощавшись с эрзац-отцом, он сразу занялся изучением сведений о дорогах Хокинга-4, представленных Колониальной службой, и убедился, что никто ни разу не попытался систематизировать собранную по ним информацию. Визуальные материалы выглядели черновыми: они не были приведены к единому формату; также отсутствовали какие-либо описания.

Однако чем дольше Серж вникал в скудные и разрозненные данные, тем больше увлекался. В этой загадке действительно было нечто завораживающее, и кандидату-аспиранту становились ясны мотивы тех учёных долимитного прошлого, которые веками искали затонувшую Атлантиду, гоняясь за призраком легендарного царства.

Куратор Крамских в свою очередь отнёсся к инициативе подопечного без всякого энтузиазма. Он был убеждённым антропоцентристом и вслед за основоположниками окулизма полагал, что земной разум возник благодаря исключительному стечению обстоятельств и сам по себе аномалия; что для Интроспекции Универсума достаточно одного-единственного биологического вида; что познание имеет ценность только в тех случаях, когда направлено на изучение вещественного мира, а не фантомов, генерируемых воображением. Тем не менее, согласно стандартному протоколу взаимодействия при курировании работ гражданина-избирателя, Крамских не мог отклонить тему, которую выбрал Серж и принципиально одобрила Колониальная служба. Единственное — он настоял на том, чтобы подопечный нашёл более «серьёзную» проблематику, если на месте выяснится, что дороги Хокинга-4 не представляют собой ничего особенного.

При подготовке к отправке Ивановских просмотрел и описания планетных систем, которые «Косберг» использовал в качестве промежуточных при варп-переходах: Фламмарион, Лаплас, Саган, Проктор. Среди прочей обильной информации, найденной Вики, кандидат-аспирант изучил статью о биотическом кризисе на Сагане-2. Там побывало всего три экспедиции, что объяснялось трудностями возвращения с поверхности на орбиту. Все они высаживались на побережье местной пангеи, где наблюдались признаки биологической активности. Анализ собранных образцов флоры и фауны выявил чрезвычайно низкое таксономическое разнообразие, характерное для катабазиса — периода глобального биотического кризиса, следующего за массовым вымиранием.

Поначалу открытие никого не удивило: любая биосфера периодически проходит через вымирания, вызванные как внешними, так и внутренними причинами. Однако третья экспедиция, в состав которой вошли опытные палеонтологи, не смогла идентифицировать следы недавнего события, которое имело бы столь значимые последствия.

Один из авторов исследования высказал в качестве «безумной» гипотезы соображение о том, что искомое событие могло быть связано с деятельностью местной цивилизации, давно сошедшей с исторической сцены. На примере голоценового вымирания, начавшегося на Земле сто тысяч геолет назад и ускорявшегося по мере расселения людей по материкам, можно предположить, что подобный результат типичен для становления разумных видов: они доминируют в экосистемах, замещают естественный отбор искусственным, разрушают среды обитания, меняют природные ландшафты, а после промышленной революции всё активнее влияют на климат. Есть даже мнение, что вымирание, порождённое разумом, необратимо для биосферы, что она так и будет угасать, не перейдя к анабазису — следующему этапу кризиса, когда разнообразие глобальной биоты опять начинает расти за счёт освободившихся экологических ниш. Тут достаточно взглянуть на современный Универсум: если изъять из него человека, то почти все существующие многоклеточные формы жизни, восстановленные после лимит-войны, вымрут в течение тысячи геолет, то есть по меркам эволюционных процессов практически мгновенно, а биосфере придётся пройти весь путь заново; с учётом оскудения легкодоступных ресурсов это выглядело проблематичным.

«Безумную» гипотезу можно было проверить, отправив экспедиции в самые древние районы, находящиеся в центре пангеи (там могли сохраниться следы промышленности), или на океанское дно (нарушение структуры отложений способно рассказать о происходивших на планете процессах). Понятно, что Колониальная служба не стала тратиться на проверку «безумных» гипотез: в системе Саган оставался только один экспедиционный корабль «Хуболт», а для его использования требовались куда более веские основания, чем подтверждение или опровержение домыслов палеонтолога, идущих вразрез с принципами окулизма. В итоге биотический кризис на Сагане-2 внесли в список аномалий, но не тех, за которые полагались скидки при транспортировке.

Серж, увлечённый дорогами Хокинга-4, принял информацию к сведению и даже успел забыть о ней, пока перед стартом «Косерга» не наткнулся в журнальной ленте Академии планетологии на две свежие статьи, представленные в межинститутский доступ Космофлотом и подписанные инициалами О.К. Они назывались «Самозверь. Дайкайдзю биосферы второй планеты GR-16 (Саган-2)» и «Феномен самозверя в условиях глобального биотического кризиса на второй планете GR-16 (Саган-2): гипотезы и модели».

Вопросы, рассматриваемые в статьях, были далеки от профессиональных интересов кандидата-аспиранта, но неясное предчувствие подтолкнуло его к прочтению, благо всегда можно прибегнуть к помощи Вики.

Выяснилось, что на Сагане-2 водятся дайкайдзю — так ксенобиологи называли на своём профессиональном жаргоне гигантских монструозных существ, полноценное описание которых дать не могли из-за отсутствия земных аналогов.

Первые экспедиции не обнаружили дайкайдзю, которых загадочный О.К. упорно именовал самозверями, потому что они были обитателями центральных пустынь пангеи, то есть как раз тех районов, в которых, по мнению участника третьей экспедиции, нужно искать следы промышленных выбросов и артефакты исчезнувшей цивилизации. Если верить описанию, то дайкайдзю Сагана-2 столь огромны, что их можно разглядеть с орбиты, однако появлялись они лишь в определённое время года. Проблема заключалась в том, что в пустыне при биотическом кризисе на стадии катабазиса никакое существо крупнее варана выжить не способно.

7

Наверное, Сержу не стоило назначать встречу с преступницей сразу после нападения. Куда разумнее было бы подержать её геосутки в изоляции, но ему не терпелось узнать подробности о самозвере. Кроме того, Серж полагал, что теперь, когда ему известно, на что фигурант способна, он будет настороже и легко справится с ней.

Почувствовав голод, кандидат-аспирант назначил свидание в пищевом модуле. Чтобы Опра не устроила ещё какую-нибудь каверзу, он велел нейроядру отслеживать её передвижение и сообщать о любых изменениях маршрута.

Преступницу пришлось подождать. Выйдя из переходного отсека стыковочного модуля, она сначала отправилась в жилой блок номер один, где, как подсказало нейроядро, находится её индивидуальная сфера. Там она какое-то время провозилась — вероятно, приводила себя в порядок — и появилась в пищевом модуле, когда Серж успел плотно пообедать и начал терять терпение.

Поход в жилой блок мало помог Опре — она выглядела столь же отталкивающе, как и раньше: тот же необъятный живот, те же отвислые груди, те же толстые ноги и тот же нездоровый цвет кожи. Тем не менее Серж, преодолевая лёгкое отвращение, внимательно посмотрел на неё, прикидывая, не прячет ли Опра в складках кэйкоги оружие более серьёзное, чем самодельный нож.

— Салют, пацанчик! — произнесла Опра как ни в чём не бывало. — Как здоровьице?

— Опять за своё?

— Да ладно, не брызгай. — Опра подняла руки, демонстрируя дружелюбие. — Я здесь давно, одичала.

— Очень хорошо, что вы осознаёте дикость своего поведения, — сказал Серж с ноткой удовлетворения в голосе. — Предлагаю перейти к конструктивному диалогу. Вы обещали рассказать о самозвере. Прежде всего вопрос: откуда вы знаете о феномене?

— Я его открыла.

Заявление Опры выглядело поразительным, но только на первый взгляд. Сержу не требовалось много времени, чтобы мысленно «соединить» две статьи, опубликованные под инициалами О.К., с единственным тест-смотрителем базы «Саган-орбитальный», имеющим учёную степень. Кто ещё мог обнаружить дайкайдзю, если со времён третьей экспедиции здесь не проводились планомерные исследования?

— Ваша фамилия? — спросил Серж.

— Я лишена права на фамилию до истечения срока заключения.

Кандидату-аспиранту показалось, что лицо собеседницы дрогнуло.

— Можете назвать её в виде исключения, — сказал он. — Я даю разрешение как гражданин-избиратель.

— Моя фамилия… Косых.

Всё сходится. О.К. — Опра Косых. Похоже, не врёт. Ситуация проясняется. Она биолог и, вероятно, генетик. Преступление в области Tutela sacrum означает участие в экспериментах по изменению человеческой природы, строго запрещённых Этическим Университетом. Здесь она изнывала от безделья и, конечно, осознавала, что с каждым днём всё больше теряет квалификацию. Чтобы не утратить навыки исследователя, Опра стала наблюдать за планетой, и тут ей крупно повезло: она сделала открытие, которое заинтересовало аналитиков Космического флота. Не настолько, чтобы они организовали полноценную экспедицию на Саган-2, недостаточное, чтобы статьи Опры были опубликованы, а внезапная инициатива кандидата-аспиранта по смене темы первого самостоятельного проекта нашла поддержку.

— Почему вы назвали этих дайкайдзю самозверями? — спросил Серж.

— Давнее увлечение и свободные ассоциации, — призналась Опра, скривив толстые губы в подобие улыбки.

Потом она прищурилась и чуть нараспев продекламировала:

Аль свалился я с Луны? Ходят в комнате слоны. За собачью конуру Заскакало кенгуру. По коридору катятся Тюлень и каракатица. Дверь из кухни нараспах — Лезет пара черепах. Ах! Караул! Бросаюсь к двери, Смят слоновой тушею, Головой о брус. Вдруг крик: Вот трус! Ах тетеря я, тетеря, Эти звери — самозвери И меня не скушают[1].

— Если я правильно понял ваши статьи, — продолжил Серж, — в процессе наблюдений вам удалось зафиксировать четыре особи дайкайдзю. Все они появились в короткий, от пяти до шести геосуток, период, который предшествует сезонным песчано-пыльным бурям. После оседания пыли вы не смогли их обнаружить ни на прежнем месте, ни где-либо на континенте. Вы выдвигаете гипотезу, что дайкайдзю являются жителями сети известняковых пещер, которые образовались на месте озёр и внутренних морей при высыхании центральных районов пангеи. Гипотеза выглядит обоснованной с учётом размеров дайкайдзю, внезапности их появления перед сезоном бурь и исчезновения после его завершения. Через двести сол, то есть через триста двадцать шесть геосуток, дайкайдзю появились вновь. На этот раз вы зафиксировали пять особей и высказали предположение, что их выходы на поверхность связаны с брачным периодом, то есть дайкайдзю перемещаются навстречу друг другу для спаривания. Удалось ли подтвердить эти предположения?

Ответ последовал не сразу. Опра вновь попыталась изобразить улыбку.

— Забудь об этом старье, — сказала она. — Всё куда веселее. Самозвери не спариваются, они поют.

8

Пищевой модуль стал местом регулярных встреч, а отдыхали и работали обитатели «Сагана-орбитального» всегда по отдельности, поддерживая связь через внутреннюю сеть. Серж всё ещё с опаской относился к Опре, не доверял ей, но дел хватало, поэтому кандидат-аспирант смирился с её участием в подготовке высадки на поверхность планеты.

Разумеется, во время встреч разговаривали, порой на самые неожиданные темы. Опра была своеобразным собеседником, постоянно сбивалась на «птичий» язык, чем изрядно досаждала Сержу, однако и впрямь оставалась учёным с хорошим багажом знаний, поэтому кандидат-аспирант постепенно начал получать удовольствие от общения с ней.

Опра подтвердила его догадку о том, что занялась наблюдениями за планетой от скуки. Можно представить, насколько тяжело учёному переносить изоляцию без доступа к обновляемым информационным ресурсам, без связи с коллегами, без поддержки полноценной Вики и бот-ассистентов. Под ограничения попадали и возможности использования оборудования базы: приставы, направившие Опру сюда, предполагали, что фигурант вместо несения службы тест-смотрителя, возможно, попытается по тем или иным причинам нарушить функционирование основных технических систем, что создаст угрозу существованию «Сагана-орбитального». Посему ни при каких обстоятельствах она не могла, например, отстыковать посадочную капсулу или экспедиционный корабль. Фактически единственное, чем она могла заняться на досуге, — это анализом данных, которые собирали регистрирующие приборы планетологического модуля.

Но для того, чтобы правильно расшифровывать и интерпретировать их, Опре пришлось получить знания по основам практической планетологии, что оказалось тоже непростым делом, учитывая изоляцию. По словам Опры, она прибегла к уловке. Как тест-смотритель она должна была запрашивать инструкции у транзитных варп-кораблей при возникновении проблем, которые не было способно решить управляющее нейроядро. Она сумела обмануть его, испортив центральный контроллер планетологического модуля и изобразив дело так, будто бы сбоил сам комплекс научной аппаратуры. Когда из варп-сфероида вынырнул очередной корабль, Опра по обычному радиоканалу послала подготовленный запрос, подтверждённый отчётом нейроядра. Топ-менеджер миссии принял материал, обсудил его с экспертами и в ответ переслал несколько терабайт обучающих программ и инструкций по работе с оборудованием научного модуля, прежде всего с набором оптических камер высокого разрешения, ультрафиолетовым и инфракрасным детекторами, радиолокатором синтезированной апертуры. Около пяти геомесяцев Опра потратила на то, чтобы освоить начальный курс Академии планетологии, разобраться в терминологии и принципах обработки результатов наблюдений, после чего взглянула на планету по-новому — не как дипломант, конечно, но как студент, проходящий первую в жизни полевую практику.

Мир Сагана-2, увиденный ею, был намного старше Земли — планетологи оценивали его возраст в шесть с половиной миллиардов лет. Соответствующей была и биосфера, зародившаяся, как и на других живых планетах, в гидротермальных источниках на дне океанов. Эволюция, вероятно, шла тоже по сходному сценарию: простейшие одноклеточные микроорганизмы, колонии простейших, симбиоз, переход к многоклеточности, специализация, разделение на флору и фауну, взрывной рост разнообразия, выход на сушу, периодические глобальные вымирания, возрождение и появление новых видов.

Поскольку Саган-2 массивнее Земли, а сила тяжести на тридцать процентов выше, то местные формы жизни, описанные участниками трёх экспедиций, имели общую характерную особенность — они как бы прижимались к поверхности, стремясь занять максимально большую площадь. Здесь совсем не было высоких растений, летающей фауны и примитивных построек, создаваемых общественными животными. Зато часто встречались многоуровневые симбиотические комплексы, покрывающие побережья и похожие на толстые бактериальные маты, между которыми скользили ленты хищников длиной в десятки метров. Рядом, на мелководье, водились двухордовые миногообразные, привлёкшие наибольший интерес второй экспедиции, но ими, пожалуй, заканчивалось биологическое разнообразие, что в конечном счёте и вызвало вопросы у ксенологов. Трудно представить настолько древний мир с настолько бедным генофондом. Если отбросить «безумную» гипотезу, гласящую, что биотический кризис вызван деятельностью некоей цивилизации, сошедшей с исторической сцены, то самым простым объяснением становилось особое сочетание планетографических и климатических факторов, которое пока не удавалось просчитать на основе популярных планетологических моделей.

Получив общее представление о проблеме, Опра поняла, что самой интересной задачей для неё как учёного с ограниченным инструментарием может быть только изучение этих факторов.

Прежде всего стоило выяснить, когда образовалась пангея Сагана-2. Общеизвестно, что континентальный дрейф — процесс не только перманентный, но и повторяющийся. Когда-то материки расходились, затем снова собирались в пангею. Если планета достаточно стара, то эпох пангеи должно быть много: на Земле образование единого суперконтинента повторялось с частотой раз в шестьсот миллионов лет. Саган-2 массивнее и вращается медленнее, поэтому континентальный дрейф с разделением и слиянием материков должен происходить дольше. Но насколько дольше?

Ответ мог дать горный хребет, находящийся в геометрическом центре пангеи. Опра сосредоточилась на наблюдениях за ним, пытаясь выделить признаки соответствия одной из многочисленных моделей формирования типичного суперконтинента.

Однажды, незадолго до начала сезона бурь, произошло досадное событие: нейроядро скорректировало ориентацию «Сагана-орбитального», компенсируя накопившееся за счёт вращающего момента градиента гравитации отклонение продольной оси от нормального направления. Но из-за того, что Опра так и не удосужилась восстановить полноценную работу главного контроллера планетологического модуля, нейроядро не смогло внести соответствующую коррекцию в положение оптических камер высокого разрешения, и те вместо горного хребта оказались нацелены на прилегающую пустыню, в которой, как считали исследователи, не было ничего интересного.

Программа, которая занималась первичной обработкой изображений, получаемых камерами, была довольно тупой, но умела реагировать на значительные изменения в подстилающей поверхности. Когда камеры оказались перенаправлены, программа сравнила новые виды с ранее заложенной картой и радостно сообщила в сеть о наблюдаемой тектонической катастрофе.

Опра немедленно примчалась на пост оператора планетологического модуля и, конечно, была поражена увиденным. На её глазах сравнительно ровная поверхность пустыни вздыбилась свежими курганами, кое-где образовались глубокие тёмные провалы, рядом были хорошо различимы широкие борозды, уводящие, казалось, в никуда.

По ассоциации зрелище вызвало у неё детское воспоминание: сырая после дождя почва в саду, из которой вылезают, расползаясь во все стороны, земляные черви — Lumbricina из отряда Haplotaxida. Куда же ведут эти борозды? Что за гигантские черви вылезли на поверхность?

Чтобы получить ответы на вопросы, пришлось подождать один сол, то есть местные сутки, когда планета под базой, находящейся на полярной орбите, провернулась и великая пустыня пангеи вновь оказалась в поле зрения камер высокого разрешения. На этот раз Опра сама вела наблюдение, управляя камерами вручную, и довольно быстро отыскала первого дайкайдзю. С этой высоты он был похож на разноцветную гусеницу длиной десять километров. Чудовище казалось неподвижным, не проявляло активности, но ещё через сол Опра обнаружила его на полтораста километров севернее первоначального положения.

Хотя по образованию Опра была геномиком, она, разумеется, обладала достаточным багажом знаний в области экологии, поэтому пришла в замешательство. Гигантская гусеница внизу могла быть только животным, но в раскалённой пустыне, находившейся в центре пангеи, вдали от водных ресурсов, нет кормовой базы, достаточной для поддержания жизнедеятельности столь большого организма. Смущала и скорость передвижения дайкайдзю: чтобы сдвинуть огромную тушу при местной силе тяжести, потребовались бы колоссальная энергетика и бешеный метаболизм. Но чтобы разогнать её до скорости три-четыре километра в час по бездорожью и по шершавой, как наждак, поверхности, необходимо нечто большее, чем мускульное усилие.

Тогда впервые Опра задумалась о том, что перед ней не животное, а какой-то механизм — вероятно, продукт местной цивилизации, скрывающейся в подземных сооружениях.

Впрочем, вскоре она пересмотрела своё отношение к феномену. Дело в том, что обнаруженный дайкайдзю оказался не единственным: Опра заметила ещё одного, размером побольше, потом — ещё одного и ещё одного. Самая крупная особь была длиной восемнадцать километров, но при этом двигалась не менее шустро, чем её сородичи.

Затем пустыню накрыла песчано-пыльная буря и наблюдения за гигантскими «гусеницами» пришлось прервать: разрешения всепогодного радиолокатора, увы, не хватало для того, чтобы выделить дайкайдзю на фоне рельефа. Но в любом случае наличие четырёх громоздких супермашин, если принять гипотезу об их искусственном происхождении, не могло быть обособленным явлением: так или иначе стали бы заметны признаки техногенного воздействия на ландшафт, активность вокруг и тому подобное.

В своё время Опра прослушала ознакомительный курс ксенологии, а по роду профессиональной деятельности ей приходилось проводить сравнительный анализ геномов земных и инопланетных животных, поэтому она имела представление о самых экзотических тварях, которых можно встретить на планетах, включённых в Универсум. Она вспомнила, что в молодом мире Лапласа-3, который отличался довольно резкой сменой сезонов, распространены пазлоиды — странствующие колонии, состоящие из множества созданий разных видов, которые объединяются во временное симбиотическое сообщество для более эффективного выживания при климатических изменениях. Например, при затапливании обширных долин мелкие твари, напоминающие земных муравьёв, отыскивают свободноплавающих существ типа гидрозоев, взбираются и селятся на них, при необходимости защищая свой «спасательный плот» от многочисленных хищных личинок, для которых как раз начинается этап роста, сопровождаемый активной охотой. Возможно ли, что дайкайдзю Сагана-2 тоже пазлоиды, формирующиеся из обитателей подземных полостей во время сезонных бурь? Почему бы и нет? По крайней мере, новая гипотеза объясняла, каким образом многокилометровая гусеница перемещалась по поверхности со скоростью идущего человека: если она состоит из мириадов сравнительно небольших существ, которые держатся вместе, то с высоты будет казаться единым и совершенно неподъёмным организмом.

Так или иначе, но следовало продолжить наблюдение. Большие надежды Опра возлагала на окончание ураганов и с нетерпением ожидала момента, когда осядет поднятая ими пыль. На планете с повышенной силой тяжести это происходит быстрее, чем на Земле, и атмосфера вскоре очистилась. Однако фигуранта ждало разочарование: дайкайдзю исчезли вместе со всеми следами своего пребывания на поверхности — пустыня снова выглядела девственной, как десятки сол назад. Если бы информационные накопители «Сагана-орбитального» не содержали чёткие цифровые снимки гигантских гусениц, вылезших из глубоких нор, можно было бы подумать, что Опре всё это привиделось.

Чтобы сделать хоть какие-то предварительные выводы о феномене, следовало зафиксировать его повторение. Логично было предположить, что дайкайдзю вновь появятся перед наступлением сезона бурь, однако природа редко следует человеческой логике, поэтому Опра вела наблюдение весь год, не только мониторя районы, где были замечены первые гусеницы, но и стараясь охватить территорию великой пустыни как можно шире. Иногда над песками проносились обычные малые ураганы, вызванные погодными флюктуациями, и тогда Опра сутками не выходила из планетологического модуля. Увы, всё было тщетно: дайкайдзю как сквозь землю провалились — в самом прямом смысле старогагаринского выражения.

Потеряв возможность наблюдать движение гусениц, Опра занялась анализом их перемещений и сразу сделала новое открытие: все они, без сомнения, направлялись в один и тот же район, расположенный около условного геометрического центра пангеи. Она тут же нацелила камеры, радиолокатор и прочие приборы на эту безымянную область. Результаты новых наблюдений разочаровывали: вычисленный район ничем не отличался от окружения, даже цветом, хоть и имел небольшое, до семи метров, превышение относительно средней высоты рельефа.

Опра была близка к отчаянию. Но планета в итоге вознаградила её упрямство. Незадолго до начала глобальной бури дайкайдзю вылезли на поверхность. И снова вне зависимости от местоположения направились к неприметному холму в центре пангеи. Почему именно туда? Чтобы получить внятный ответ, нужны были раскопки и сейсмотомографическое исследование.

Главное, что Опра убедилась: шествие гигантских гусениц по пустыне не является редчайшим явлением для Сагана-2. Оно имеет чёткую сезонную привязку и может быть объяснено существованием развитой пазлоидной биосферы в полостях под поверхностью пустыни, образовавшихся после высыхания внутренних озёр и морей.

Скорее всего, там сохранились какие-то источники воды и запасы древних донных отложений, поддерживающие биоценоз.

Зачем пазлоиды выходят на поверхность и совершают длительные путешествия? Скорее всего, за тем же, зачем странствуют перелётные птицы или зачем идёт через речные пороги нерестящийся лосось. То есть либо ради пищи, либо ради размножения. Окончательно прояснить вопрос могло бы наблюдение за непосредственным контактом различных дайкайдзю в районе их встречи, который Опра, в очередной раз отпустив на волю воображение, назвала Ургой.

Но возвышенность Урги скрывала туча пыли, поднятая глобальной бурей. Поэтому фигуранту ничего не оставалось как написать две статьи по итогам наблюдений, отправить их в сеть межинститутского обмена с пролетавшим мимо варп-кораблём и ждать, не заинтересуется ли феноменом какой-нибудь пытливый исследователь или институт, обладающий ресурсами для организации полноценной экспедиции.

Ждать пришлось долго. Миновал местный год, в пустыне опять появились дайкайдзю, над суперконтинентом разразилась буря. Опра задействовала все инструменты планетологического модуля, но они мало что могли дать нового. И тогда ей пришла в голову оригинальная идея: направить на Ургу главную ультракоротковолновую антенну базы.

Результат превзошёл ожидания: Опра поймала чёткий сильный сигнал, модулированный по амплитуде. Она мало разбиралась в радиотехнике, но ей помогло нейроядро, которому хватило сообразительности преобразовать сигнал в аудиоформат. В результате получился ритм, подчинённый принципу золотого сечения. Сомнений быть не могло: слепая эволюция не способна создать существ, которые обмениваются модулированными сигналами на УКВ-частотах. По крайней мере, до сих пор ничего подобного земляне во Вселенной не встречали.

9

— Песнь самозверя, — повторил Серж слова Опры, когда та закончила рассказ о феномене и дала прослушать запись преобразованного сигнала. — Поэтично. Да, я согласен. Перед нами космическое чудо. Оно вполне способно изменить научную картину мира. Примите мои поздравления.

Фигурант презрительно скривилась и отозвалась в своей манере:

— Идеи по природе есть?

Серж выдержал приличествующую событию паузу и на всякий случай уточнил:

— Что вы знаете о Прокторе?

— Гринч-66, — ответила Опра. — Красный карлик. Система из девяти планет. Колония Универсума находится на Прокторе-1, планете-синхроне. Уникальные ксеноформы: выползень Проктора, летяга Проктора, мышекроль Проктора.

— Впечатлён эрудицией… Но я говорю не о системе, а о Ричарде Прокторе, в честь которого она названа. Его относят к основоположникам протоокулизма.

— Не знаю, — сообщила Опра. — Протоокулизм, окулизм — мусор. Я геномик..

— Среди мастеров Трилобит-кома много геномиков…

— Дуралеев везде хватает. Так что там Проктор?

— Ричард Проктор, — повторил Серж, — английский астроном и энциклопедист долимитной эпохи, середина девятнадцатого века по христианскому летоисчислению. Написал множество популярных работ по астрономии, космологии, ксенологии. Среди его достижений — формулировка проблемы шести минут, на которой основывается третий принцип окулизма. Он предложил современникам представить гипотетическую ситуацию. Допустим, вы хотите связаться с приятелем по телефону, но знаете, что в течение геодня (десять часов, шестьсот минут) он будет у телефона всего лишь шесть минут. Какова вероятность, что когда вы выйдете на связь, приятель будет находиться у телефона? Конечно, она не нулевая, но очень близка к нулю. Этим наглядным примером Проктор проиллюстрировал вывод, который сделал на основе сравнения общего времени эволюции, предбиологической и биологической, со временем существования человечества как разумного вида. В эпоху Проктора считалось, что Земля возникла всего лишь несколько миллионов геолет назад, о миллиардах не шла речь, но даже при таком допущении вывод выглядел неутешительным: время существования разума ничто по сравнению с эрами формирования звёзд, планет и роста жизни — шесть минут против десяти часов! Насколько велика вероятность, что в данный момент где-то в обозримой Вселенной есть ещё один разумный вид, который ждёт, когда мы выйдем на связь? Конечно, она не нулевая, но очень близка к тому…

— Я поняла, — буркнула Опра. — И что нам даёт этот древний хрыч?

— Третий принцип окулизма, — Серж старался быть терпеливым, — основанный на проблеме шести минут, пожалуй, самый спорный. Даже в Трилобит-коме хватает мастеров, которые скептически относятся к нему. Нет, конечно, никто из адептов окулизма не ставит под сомнение антропоцентрическую аксиоматику. Но основное возражение скептиков звучит так: Проктор был прав, но он не подозревал, что когда-нибудь появятся автоответчики. Достаточно развитая цивилизация найдёт способ передать информацию о себе в будущее, за пределы своего существования. Мы это делаем за счёт космонавтики, колонизации экзопланет.

Разум Сагана-2, вероятно, пошёл другим путём. Самозвери — нечто искусственное, сконструированное миллионы лет назад для решения каких-то местных задач и сохранившееся после глобального вымирания. Я понимаю, что высказываю экстремальную гипотезу, но с ней хорошо согласуются все факты, которые нам сегодня известны. Древность планеты, биотический кризис на стадии катабазиса, пазлоидность самозверя, модулированный сигнал на ультракоротких волнах. Конечно, теоретически можно подобрать и другое объяснение космическому чуду. И тут вам как геномику виднее. Существует ли техническая возможность передавать осмысленную информацию через биосистемы?

— Существует, — отозвалась Опра. — Любая биосистема транслирует информацию от поколения к поколению. Мы тоже самозвери, пацанчик, и тоже в чём-то пазлоиды. Но не так всё просто, как тебе кажется. Что реально прячется там внизу, мы узнаем только после того, как ты туда отправишься…

10

Подготовка к высадке на поверхность Сагана-2 входила в самую ответственную фазу, но Серж так и не смог определиться, насколько он может доверять Опре. Она явно знала и умела больше, чем была готова признаться. Например, когда кандидат-аспирант пытался выяснить, каким образом ей удалось раздвоить его аватар, Опра вновь перешла на «птичий» язык, в котором вульгаризмы сочетались с малопонятной терминологией.

В итоге она всё же призналась, что за годы пребывания здесь научилась обманывать нейроядро «Сагана-орбитального», устраивая различные мелкие поломки в системе телеуправления и заставляя выходить его за рамки следования стандартным протоколам безопасности. Когда Серж, стартовав на межорбитальном шаттле и пройдя идентификацию в местной сети, получил более высокий допуск, чем тот, на который могла рассчитывать Опра как тест-смотритель, она вручную перенастроила блок радиоузла и запустила небольшую программу, имитирующую поток канала связи с шаттлом. Далее от имени кандидата-аспиранта взяла контроль над системами базы и начала процедуры для осуществления миссии на планету.

Зачем ей всё это понадобилось? Приближается сезон бурь, самозвери скоро должны появиться на поверхности. Следующий шанс представится только через год. Получается, что она была уверена в согласии Сержа поддержать её план? Или собиралась поставить его перед фактом?

Впрочем, не это было главным в сомнениях кандидата-аспиранта: он мысленно поставил себя в положение Опры с учётом её профессионального профиля и понял, что ему и в голову не пришло бы устроить подобную хитроумную операцию по овладению управлением базы. Построение и эксплуатация коммуникационного оборудования находились в ведении дипломантов Академии информационных и вычислительных технологий, которая крайне неохотно делилась какими-либо подробностями о своих достижениях и основах построения систем, предоставляя конечным пользователям лишь кипы поэтапных инструкций. Хотя оборудование «Сагана-орбитального» нельзя было назвать новейшим уже тридцать геолет, на него всё равно распространялись нормативы по охране авторской тайны, поэтому без специального разрешения получить доступ к описанию недокументированных команд и процедур было попросту невозможно. Напрашивалось только одно объяснение: когда-то она уже имела опыт работы с низкоуровневым программированием, и у неё были хорошие учителя. Чего ещё ждать от Опры Косых? Какие секреты она скрывает? После некоторого размышления Серж решил оставаться настороже и по возможности выяснить, что собирается делать Опра, когда он вернётся на базу.

Сам план высадки, составленный ею, не вызывал каких-то особых вопросов. Кандидат-аспирант не смог бы придумать лучше. Возможности экспедиции ограничивали два природных фактора. Первый — гравитация планеты заметно превышала земную. Поскольку стартовых комплексов и катапультных башен на Сагане-2 пока никто строить не собирался, экспедиционные корабли изготавливали с ракетным модулем для возвращения на орбиту. Однако полный состав экспедиции ракетный модуль при такой силе тяжести «потянуть» не мог. Поэтому его снабдили сбрасываемыми бустерами, которые заправлялись за счёт местной атмосферы, — компоненты топлива производили молекулярные конверторы в течение срока работы экспедиции, который обычно составлял от одного геомесяца до двух. Вернуться на орбиту без заправки ракетный модуль не мог физически: как выражались дипломанты Академии космонавтики, «энергетика не позволяет». Конечно, один Серж с минимальным запасом жизнеобеспечения по весу не входил ни в какое сравнение с полной экспедицией из двенадцати специалистов, но тут приходилось учитывать второй природный фактор — песчано-пыльную бурю.

Высота экспедиционного корабля с возвращаемым ракетным модулем — полтораста метров, причём центр масс после посадки и исчерпания топлива тормозной двигательной установки смещался вверх, что снижало устойчивость конструкции. Большая парусность и высокий центр масс делали корабль уязвимым перед сильными ветрами, которые могли запросто опрокинуть его. Поэтому экспедиции на Саган-2 проводили только в сравнительно тихие периоды и направляли в прибрежные районы пангеи, где тоже случаются штормы, но не столь масштабные.

Серж должен был высадиться перед началом сезона бурь. Если бы он стал дожидаться, когда конверторы наполнят бустеры синтезированным топливом хотя бы наполовину, то скорее дождался бы того, что корабль завалится. Казалось, пока что нет варианта, который позволял изучить загадочных самозверей в непосредственном контакте. Но Опра продумала свой план до мелочей и принялась претворять его в жизнь ещё до прилёта Сержа на базу.

Прежде всего она технически разделила посадку и взлёт. На «Сагане-орбитальном» находилось сто двадцать капсул, которые при необходимости могли нырнуть в атмосферу планеты и спуститься под обычным парашютом. Такую возможность конструкторы предусмотрели на случай, если не только варп-корабль, следующий транзитом, но и сама база получит значительные повреждения, после которых её эксплуатация станет затруднительной.

Каждая капсула была рассчитана на трёх человек с аварийными запасами и герметизируемым надувным домом. Серж должен был спуститься в одной из капсул на поверхность, и тройного запаса ему хватило бы на целый геогод.

Однако фигурант не собиралась так долго держать его посреди пустыни. Опра предложила ограничиться десятью солами: потом ветры усилятся настолько, что возвращение на орбиту станет невозможным.

11

Конечно, Серж испытывал растущее любопытство по отношению к прошлому Опры и ждал удобного момента выяснить, за что она получила срок на «Сагане-орбитальном». Случай представился во время очередного обеда в пищевом модуле. Сначала они обговорили текущие дела, обсудили возникшие технические проблемы, потом незаметно переключились на феномен самозверя, и Серж признался, что на его решение изменить тему научно-исследовательской работы косвенно повлияли игровые учения на лунном полигоне, куда новоиспечённых дипломантов Академий направили по распоряжению Великого гроссмейстера Трилобит-кома.

Игры проводились ежегодно с привлечением массы выпускников, и допуск к ним расценивался как признание квалификации и первый настоящий шаг во взрослую жизнь. Однако учения всегда организовывали на Земле: в отдалённых дистриктах, на шельфах мирового океана, в жерлах вулканов, на вершинах горных хребтов. В тот раз мастера Трилобит-кома подготовили площадку в Море Спокойствия, поблизости от Заповедника Аполлона, на руинах военной базы, построенной в долимитную эпоху. В качестве сценария они взяли забытый фантастический роман «Лунная куколка»: мастера вообще часто использовали идеи из старой фантастики. Сами игры проходили следующим образом: группы, составленные из выпускников разных Академий, высаживались в произвольных частях полигона, обнаруживали некие артефакты «неземного» происхождения и после всестороннего изучения находок должны были проникнуть в сооружения базы, построенные под слоем грунта. Там их поджидало новое открытие — синтеты-модификанты, похожие на огромных уродливых насекомых, которые, согласно легенде, находились в «спячке» миллионы лет.

Если группа по тем или иным причинам нарушала протокол работы с ксеноморфами, синтеты «просыпались», организовывались в рой и атаковали её. Если группе удавалось обойти все «ловушки», поставленные мастерами Трилобит-кома, она получала в качестве награды вымышленную историю цивилизации селенитов, которая погибла в незапамятные времена. Сержу повезло оказаться в группе, которая прошла квест до благополучного финала, и среди его кубиков-накопителей был наградной, найденный на Луне.

На конференции в Боскасле, где подводились итоги игровых учений, достопочтенный Макс Полянских, Великий гроссмейстер Трилобит-кома, в своей лекции объяснил, какой урок окулисты хотели преподать новому поколению граждан-избирателей:

— Зачем мы здесь? Для чего мы рождены? Какой смысл в нашем существовании? Что ждёт нас впереди? — говорил гроссмейстер, чеканя слова, которые далеко разносились под хрустальным куполом Palatium Contemplationem. — Мы думаем, что знаем ответы, но так ли это? Мы называем себя глазами Вселенной, органом Интроспекции Универсума, но нет ли в этом слепоты невежества? Мы смело преобразуем мир, но нуждается ли он в преобразованиях? Если мы отрицаем разумный замысел в генезисе мира, то чем мы лучше пейзан, которые отказываются от гражданских прав и обязанностей ради комфортного проживания? На Луне вы «столкнулись» с космическим чудом — реальным доказательством существования иных разумных интроспекций. Да, это была игра, продукт воображения наших мастеров. Но мы не исключаем, что в будущем кто-нибудь из вас станет свидетелем реального космического чуда. Оно наверняка будет жестоким, оно наверняка будет страшным. Не нужно бояться, вы не животные и не пейзане, вы должны осознавать высочайшую ценность космического чуда, потому что сами являетесь космическим чудом. Любой глаз познаёт мир, но только разумный глаз способен познавать познание. И только через познание познания всё в этом мире обретает смысл, включая наше существование.

Лекция Великого гроссмейстера произвела на Сержа большое впечатление, он часто её вспоминал, а сюжет «Лунной куколки» удачно совместился на ассоциативном уровне со статьями о феномене самозверя. Всё это вместе и привело его в систему Саган, а предприимчивость Опры открывала возможность вновь взять главный приз: на этот раз не в игре, а в реальности.

— Если моя… наша гипотеза подтвердится, то я смогу рассчитывать на собственную кафедру, — подытожил Серж. — А вы на досрочное освобождение.

— Мал ты ещё, пацанчик, — усмехнулась Опра, всем видом показывая, что эти перспективы вовсе не кажутся радужными. — Зелен. Не трухаешь сам фигурантом стать?

Кандидат-аспирант поморщился, но всё же уточнил:

— Что означает «трухаешь»?

— Не опасаешься? Не боишься?

Серж смутился.

— Не понимаю, на что вы намекаете. Когда мой куратор по научно-исследовательской работе узнает подробности о дайкайдзю и передаче на ультракоротких волнах, он наверняка одобрит моё решение, Академия или Университет закроют долг перед Космофлотом, и будет создан институт для изучения системы Саган, поскольку исследования здесь имеют фундаментальное значение.

— Ты даже не представляешь, пацанчик, как мне всё это знакомо, — проворчала Опра. — И энтузиазм, и мечты о кафедре, и фундаментальное значение.

— Я вижу, вы скептически относитесь к перспективам экспедиции на Саган, но зачем в таком случае участвуете в её организации?

— С перспективами всё пучком, но дальше попрёт политика. Ты уверен, что Ватикан и Боскасл согласятся ломать аксиоматику ради прихотей зелёного пацанчика? И этот твой Крамских, думаешь, пожертвует своим статусом, когда этики ему пистон вставят?

Серж вдруг понял, что Опра проговорилась. Она получила срок по восьмой статье кодекса наказаний за преступление в области Tutela Sacrum, то есть её обвинителем, скорее всего, выступил Этический Университет. С учётом того, что по образованию она геномик, несложно сопоставить фрагменты информации и сделать напрашивающийся вывод: её исследования как-то затрагивали человеческую природу. Серж никогда не интересовался этой темой, но ещё в школе ходили слухи о группе генетиков-изуверов, которые устроили на Прокторе-1 лабораторию, где пытались модифицировать человеческие зародыши так, чтобы получившиеся гуманоиды были более приспособлены к экзотическим условиям планеты, всегда повёрнутой одной стороной к своему светилу. Но лабораторию вовремя обнаружили и разрушили ещё до рождения Сержа. Вряд ли Опра участвовала в её работе. Или всё-таки участвовала? Сколько ей лет?

— Моя… наша работа не имеет отношения к вторжению в человеческую природу, — начал Серж осторожно. — Мы изучаем инопланетную фауну, которая развивалась без вмешательства землян. Ксенология в полевых условиях.

— Вон ты как залопотал! — Опра ухмыльнулась. — Чуешь, пацанчик, чем пахнуло?

— Мне не интересны ваши фантазии, — Серж испытывал нарастающую злость. — Хоть вы и помогаете мне в работе и стали первооткрывателем феномена, это не отменяет того факта, что вас направили сюда за тягчайшее преступление против человечности. Нет оправдания тем, кто прикрывается высшими интересами познания, чтобы нарушить чистоту Интроспекции Универсума.

— Какая чистота, пацанчик? Хватит повторять ватиканские бредни! На генетическом уровне современный человек отличается от долимитного больше, чем обезьяна от человека. Мы все модификанты! Нет, я знаю, что вам мозги в академиях пудрят, но собственной извилиной тоже надо иногда шевелить, а? Или ты всерьёз полагаешь, что люди всегда жили по двести лет, летали в невесомости и отращивали утраченные конечности? Настоящие природные Homo sapiens sapiens не пережили лимит-войну — они такой же вымерший вид, как неандертальцы.

— Не верю! — воскликнул Серж, потеряв терпение. — Это лженаучная ересь.

Опра остановилась и некоторое время заинтересованно разглядывала кандидата-аспиранта, будто увидела в первый раз.

— Поразительно, — сказала она после паузы. — Похоже, в Универсуме многое изменилось в моё отсутствие. Верю, не верю, лженаучная ересь. Ватикан начинает оправдывать своё название. Ты смотри, если у вас стало так мудрёно, подумай, стоит ли о своём открытии кому-нибудь сообщать! Вдруг сочтут гипотезу иной интроспекции покушением на святыню…

Сержа начала тяготить нелепость ситуации. Он вспомнил предостережение Авани Гопал о последствиях контактов с преступницей и сейчас немного сожалел, что не прислушался к нему. Опра таки сумела втянуть его в сотрудничество, показав, что без неё он не справится. И теперь, очевидно, пытается повлиять психологически, склонив на свою сторону и заставив усомниться в справедливости приговора. Следовало остановить её.

— Возвращайтесь к работе, — сказал он с подчёркнутой холодностью. — Вряд ли мне стоит следовать советам тест-смотрителя со статусом ниже пейзанского.

— Твой выбор, — отозвалась Опра и добавила что-то совершенно непонятное: — Дубль поганый!

12

Они больше не затрагивали вопрос возможных последствий открытия феномена. Инцидент начал забываться, но, главное, Серж перестал опасаться, что Опра устроит ему какую-нибудь пакость. Ведь если она и впрямь убедилась, что кандидат-аспирант, прилетев сюда, сделался в какой-то мере её соучастником, то она не станет вредить экспедиции. Значит, всё пройдёт как надо, а дальше, вернувшись на базу, он решит, как поступить с ней. Например, Опру можно будет изолировать до прилёта очередного варп-корабля. По расписанию, кстати, «Косберг» возвращается из системы Хокинга через сорок геосуток: можно будет доложить Аван и о результатах экспедиции и воспользоваться поддержкой, на которую она намекала перед расставанием.

Разумеется, Серж не остался равнодушным к утверждению Опры о том, что современные люди — генетические модификанты. Укрывшись в своей индивидуальной сфере, он подключился к локализованной Вики и убедился, что фигурант преувеличивает. Мягко говоря. Да, в годы лимит-войны, отгремевшей в конце двадцать первого века по христианскому летоисчислению и поставившей человечество на грань вымирания, в том числе из-за активного использования генетического оружия, учёные были вынуждены применить методы защиты, например криспер-редактирование генома взрослого человека. Однако в то же самое время было выработано и понятие условной «нормы», которую Этический Университет теперь называет Sacrum — «святыня». Внесение изменений в «нормальный» геном как взрослого человека, так и зародыша признали тягчайшим преступлением, не имеющим срока давности. Было разработано довольно сложное законодательство, учитывающее массу вариантов изучения человеческого генома без его модификаций, был установлен предел модификаций для животных, а любое исследование, связанное с ДНК и РНК, контролировали Ватикан и профильные Университеты. Позднее доктрина Tutela sacrum стала частью философии и идеологии окулизма, распространяемого Трилобит-комом — всемирной образовательной организацией со штаб-квартирой в Боскасле. И хотя, как узнал Серж из исторической справки, далеко не все мастера Трилобит-кома считали человеческую природу «святыней», которую нужно бдительно охранять и защищать, в целом среди духовных лидеров Универсума сохранялось единство по этому вопросу. Остальное Опра, конечно, выдумала. И к чему относились невнятные угрозы, он так и не понял.

Всё складывалось как нельзя лучше, оставалось только определить место посадки на поверхность. Логичным выбором выглядела возвышенность Урги — места, куда год за годом направлялись самозвери. Заодно можно было изучить этот район на наличие аномалий, которые свидетельствовали бы о разумной деятельности в прошлом. Однако у Опры не было уверенности, что экспедиционный корабль сможет успешно сесть там, особенно в разгар песчано-пыльной бури. Поэтому, наложив «тропы» дайкайдзю на карту, она выбрала того из самозверей, который отличался наибольшим «постоянством», то есть перемещался по одному и тому же маршруту три года подряд. Посовещавшись, Серж и Опра назвали его Гамерой — в честь гигантской огнедышащей черепахи, которая, согласно долимитной японской мифологии, защищала Землю от всевозможных вымышленных чудовищ.

Фигурант промоделировала «тропу» Гамеры с учётом изменения погодной обстановки и выбрала подходящее место — в двух километрах от предполагаемого выхода самозверя на поверхность по направлению к Урге. Серж выслушал соображения Опры и поддержал её. Когда Гамера вылезет, некоторое время она будет оставаться в неподвижности и он сможет её относительно спокойно изучить, снять объёмное видео и собрать образцы. Спуск с орбиты решили провести за два сола до предполагаемого появления дайкайдзю, чтобы кандидат-аспирант успел адаптироваться на планете, распаковать и разместить научно-измерительную аппаратуру.

Последний сол перед отправкой прошёл в суете. Опра при поддержке нейроядра ещё раз тестировала системы посадочной капсулы, а Серж облачился в аварийно-спасательный скафандр, в котором ему предстояло провести всё время на поверхности. Это был лёгкий гибкий костюм, созданный специально для планет с кислородной атмосферой и сносным климатом. Поскольку в условиях высокого давления и повышенного содержания кислорода любой человек немедленно заработал бы гипероксию, скафандр снабдили фракционирующим фильтром-абсорбером на задней части шлема. Серж потренировался, осваивая контрольную панель на рукаве и процедуру замены фильтра. Удостоверившись, что всё работает нормально, он занял место в капсуле.

Расстыковка с узлом эвакуационного терминала базы прошла без проблем. Пружинный толкатель придал капсуле начальное ускорение, отправляя её в свободный полёт. Через минуту «Саган-орбитальный» затерялся среди звёзд. Серж остался один на один с громадной планетой, повёрнутой к нему глубокой синевой океана, часть южного полушария закрывала сплошная облачность. Сверху она походила на ковёр из ваты. Нейроядро базы вышло на связь, чтобы уточнить параметры орбиты капсулы и запустить циклограмму спуска. Потом Серж услышал голос Опры:

— Шестнадцать-восемь-тридцать, что вы делаете? Шестнадцать-восемь-тридцать, отвечайте немедленно. Что происходит? Что вы делаете?

Серж удивился. Они не договаривались с Опрой о специальном численном позывном, ведь в системе Саган их было всего двое: трудно запутаться. Поэтому он спросил:

— О чём идёт речь? Я не понимаю.

Но вместо ответа из динамиков полился треск помех. В тот же момент сработали твёрдотопливные двигатели тормозной установки, и всякие вопросы вылетели у Сержа из головы. Скорость капсулы упала ниже первой космической для Сагана-2, и она начала вход в атмосферу. В виртуале раскрылась информационная рамка с картой планеты и данными траектории. Пока что все индикаторы горели зелёным, а траектория схода совпадала с расчётной. Перископическая система обзора показывала планету в реальном цвете. Океан Сагана-2 занимал уже всю переднюю полусферу, справа наконец-то появилось побережье пангеи. Серж почувствовал плавно нарастающую перегрузку, вдавливающую в кресло. Внешнюю поверхность капсулы охватило ярко-багровое пламя. Перегрузка продолжала увеличиваться, кандидат-аспирант не мог больше поднять рук, и ему показалось, что он слепнет. Усилием воли Серж подавил панику, вспомнив техническое описание капсулы: там сообщалось, что перегрузки при посадке на Саган-2 по баллистической траектории могут достигать пятнадцати-шестнадцати единиц, поэтому возможны временная слепота и даже потеря сознания.

Всё когда-нибудь кончается: спало пламя, тяжесть исчезла, а переднюю полусферу теперь занимал не глубокий синий океан, а жёлтая плоскость бесконечной пустыни. Индикаторы продолжали светиться зелёным.

Дальнейшие события развивались очень быстро. Раскрылись парашюты, капсулу дёрнуло, Серж клацнул зубами, пустыня быстро надвинулась, и вдруг ровная поверхность начала проваливаться вниз. Что-то массивно ворочалось в расширяющейся яме. В рамке виртуала зажглось сразу несколько красных индикаторов, а мягкий женский голос спокойно произнёс: «Аварийная ситуация. Посадка по расчётной траектории невозможна. Приготовьтесь к катапультированию». Капсула раскрылась, и ещё через секунду Сержа выбросило. Система сработала чётко: реактивный двигатель кресла уносил седока подальше от растущего провала до тех пор, пока не выгорел запас топлива. Затем кресло выпустило собственный парашют, и некоторое время Серж болтался под белоснежным куполом, погружаясь в плотный раскалённый воздух, словно в бассейн с нагретой водой.

Мягкой посадку назвать было трудно. Вблизи пустыня оказалась не такой ровной, как с орбиты. Сильный порыв ветра подхватил кресло, когда до грунта оставалось меньше метра. При движении оно зацепилось за высокий камень, накренилось и грохнулось плашмя. Серж, действуя инстинктивно, быстро расстегнул страховочные ленты, вывалился из кресла и, больно ударившись коленями, упал на четвереньки. Ветер, надувая парашют, потащил кресло дальше.

Тяжело дыша, кандидат-аспирант встал на ноги. Оглянулся. И увидел самозверя.

13

Дайкайдзю Гамера была огромна и ничем не походила на огнедышащую черепаху из японской мифологии. Серж даже поначалу не смог охватить её взглядом. Из провала на поверхность планеты выбиралось нечто вроде гигантской гирлянды, раскрашенной в невообразимые цвета. Но сходство с гирляндой оказалось обманчиво, ведь элементы этих украшений незначительно отличаются друг от друга, а у самозверя каждый сегмент тела казался особенным и уникальным, словно вагоны долимитного поезда, составленного на скорую руку: тут цистерна, тут пустая грузовая платформа, тут платформа с танком. При этом все части Гамеры были соединены толстыми гибкими связками с тёмной, почти чёрной, кожей. Опра ошиблась: самозверь был не пазлоидом, а единым существом. Хотя и очень необычным существом.

Голова дайкайдзю была метров десять высотой и выглядела совершенно сюрреалистически — как пучок непрерывно двигающихся хоботов, только они не сужались к концам, а, наоборот, расширялись в раструбы с воронками диаметром не меньше метра. Чего-нибудь похожего на глаза Серж не заметил. Если самозверь и занимался интроспекцией, то делал это способом, отличным от человеческого.

Гамера лезла и лезла из своей дыры, не останавливаясь ни на минуту, а кандидата-аспиранта всё больше охватывало отчаяние. Шок и первый страх прошли, их сменило осознание безнадёжности ситуации, в которой он оказался. Капсула потеряна, с ней потеряны надувной дом, научное оборудование, радиостанция, батареи, провиант, вода и сменные фильтры для скафандра. Если Опра не сообразит, что Серж в беде, то «Хуболт» прилетит через десять сол. Но даже если сообразит… Фильтр-абсорбер рассчитан на три сола, запаса воды в скафандре с учётом жары хватит максимум на полтора сола… Допустим, два сола продержаться можно, но успеет ли Опра подготовить отправку экспедиционного корабля?.. Ведь у неё нет полноценного доступа к управлению базой. И фокус с раздвоением аватара больше не пройдёт. Значит, корабль не прилетит ни при каком варианте…

Сержу оставалось признать, что миссия провалена, а сам он обречён. Но кандидат-аспирант не собирался умирать. Он никак не мог принять мысль, что совсем скоро фильтр начнёт пропускать в шлем больше и больше молекул кислорода, которые исподволь станут отравлять организм: на первом этапе появятся головокружение, тошнота и онемение пальцев, затем нарушатся дыхание и здравомыслие, следом возникнут спазмы, конвульсии, тремор и слепота. Разумом Серж понимал, что всё так и будет, но душа протестовала. Нет, он не погибнет здесь! Слишком рано, слишком глупо!

Что можно сделать за оставшиеся часы? Можно наблюдать за феноменом самозверя. Но какой в этом толк, какой смысл? Да и кто способен вести наблюдения, когда грозит скорая и мучительная смерть? Проклятая Гамера! Почему ты вылезла раньше и почему именно здесь, в месте посадки?

Серж замер. Его осенило. План высадки составляла Опра на основе более ранних наблюдений. И убедила кандидата-аспиранта, что лучше не придумать. Но была ли она в тот момент честна? Может быть, она собиралась от него избавиться, чтобы продолжить свою преступную деятельность на базе? Может быть, она готовила… побег?!

Серж хотел отогнать мрачные подозрения, но они только крепли. Он вспомнил её последние слова перед входом капсулы в атмосферу: «Шестнадцать-восемь-тридцать, что вы делаете?». Какая-то белиберда!

Но если подумать, если напрячь память… Шестнадцать-восемь-тридцать — это её номер фигуранта, вместо фамилии. Расшифровывается просто: шестнадцать — место заключения по каталогу Гринчевского, восемь — статья кодекса наказаний, тридцать — срок заключения в геогодах.

Подлая низкая тварь! Убийца! Она изобразила дело так, будто сама находилась в капсуле, а он, Серж, оставался на «Сагане-орбитальном». Вероятно, чтобы вновь запутать тупое нейроядро и получить контроль над базой, теперь уже с правами пользователя-инспектора.

Как он мог довериться? Почему не послушался Авани? Что Опра планирует делать дальше? Атакует «Косберг» на «Хуболте»? Будет шантажировать Авани? Варп-корабли очень уязвимы при наборе энергии… Впрочем, он всё равно не узнает, не доживёт до прибытия «Косберга». И, что ещё гаже, не узнает, чем закончится история с дайкайдзю…

Блуждающий взгляд Сержа остановился на Гамере. Она наконец вылезла, распласталась на песке среди развороченных барханов, словно гигантская кобра. Хоботы с раструбами продолжали беспорядочно шевелиться, но вся остальная бесконечная туша пребывала в неподвижности, как будто привыкла к свету и воздуху. Дальние сегменты не были видны, но Сержу хватало и ближайших: один походил на огромный леденец с блестящей малиновой поверхностью; следующий благодаря длинным торчащим колючкам вызывал воспоминание о морском еже; за ним тянулась гофрированная труба ядовито-зелёного цвета… И всё это было соединено, всё жило и двигалось как целое.

Любой ксенолог, наверное, отдал бы жизнь только за то, чтобы увидеть самозверя. Злость на Опру схлынула, а мысли о ней отступили, когда перед кандидатом-аспирантом предстало настоящее «космическое чудо».

Да, когда-нибудь настоящий ксенолог из Колониальной службы прилетит сюда и будет стоять, очарованный невероятием самозверя. Но ты здесь первый. И после смерти останешься первым. Гамеру назовут в честь тебя — дайкайдзю Ивановских. Серж тихо засмеялся своим мыслям, а потом захохотал в голос и долго не мог остановиться.

Когда истерика прошла, он заплакал — горько, как ребёнок. Ему некого было стесняться. Интроспекция Универсума. Познание познания. Оно наполняет Вселенную смыслом. Без него она безвидна и пуста. Так учат мастера Трилобит-кома. И не только учат — с ранних лет граждане Универсума обязаны путешествовать, впитывая впечатления, обдумывая увиденное. Но если нет шанса передать познание в будущее, если оно так и сгинет во тьме, превратится в безвидность? Тогда утрачиваются и смысл, и цель, всё становится суетой сует.

Наверное, древние обитатели Сагана-2 тоже боялись смерти, но больше всего они боялись раствориться в пустоте, ничего не оставив после себя. Вот почему создали самозверей, которые не просто носители информации, а познающие носители информации. Местная цивилизация погибла, но самозвери ждут, когда сюда придёт иной разум, и поют на ультракоротких волнах, давая понять, что готовы к контакту и готовы поделиться познанием, сохраняемым миллионы лет. Они обманули смерть и пустоту.

— Допустим, я прав. Допустим, экстремальная гипотеза верна. Допустим, Гамера ищет контакта, ищет встречи с разумом современности. Тогда что? Тогда нужно вступить в контакт. Других вариантов нет.

Серж выпрямился и с усилием, превозмогая боль в коленях, сделал шаг в сторону самозверя.

— Я здесь! — крикнул он, зная, что шлем аварийно-спасательного скафандра не только проводит, но и усиливает звук голоса. — Я прилетел с далёких звёзд для того, чтобы увидеть тебя, встретиться с тобой, услышать твою песнь. Я смогу понять тебя. Разум всегда поймёт другой разум. Ради этого мы существуем.

Следующий шаг дался легче.

14

Встречный ветер усиливался, под ногами змеились, огибая камни, струйки лёгкой белой пыли. Серж наклонялся, преодолевая воздушный напор. Страшно представить, что здесь творится в разгар сезонной бури. Голова самозверя была всё ближе, и кандидат-аспирант увидел, что Гамера меняется. На шкуре сегментов, если это можно назвать шкурой, появились бугры, потом они прямо на глазах полопались, и над многокилометровой тушей начали подниматься и расти вверх огромные прозрачные лепестки — словно паруса.

— Значит, вот так ты передвигаешься, — громко сказал Серж, обращаясь к Гамере. — Гениально! Настоящий корабль пустыни. Не знаю, кто тебя придумал, но он был очень хорош. Или это продуманный эволюционный механизм? Может, раньше ты плавала по океанам, как кит на Земле или рыба-остров на Лапласе? Но потом что-то изменилось, и ты приспособилась к жизни на суше? Блестящее решение! Твои творцы были настоящими мастерами. Они заслужили того, чтобы их помнили.

Он продолжал идти, наблюдая, как расправляются лепестки-паруса, как они меняют ориентацию, подстраиваясь под порывы ветра. Инстинкт или разумная воля? Конечно, напора было недостаточно, чтобы сдвинуть сотни тонн веса по шершавой поверхности, усыпанной камнями, но Серж предполагал, что у самозверя заготовлено ещё много сюрпризов.

Кандидат-аспирант оказался прав: когда он приблизился на достаточное расстояние, то увидел, что нижнюю часть сегментов покрывает бахрома из живых трубок, которые с изрядным шумом выплёвывали на грунт стекловидное вещество, тут же застывающее под лучами местного светила. Паруса и каток. Вряд ли это продукт слепой эволюции.

Серж остановился перед головой Гамеры, замахал руками, пытаясь привлечь внимание. Сначала громко говорил, потом кричал. У неё нет глаз, но она должна как-то ориентироваться в пространстве, различать препятствия, находить других дайкайдзю. Тут он сообразил. Модулированный сигнал на ультракоротких волнах. «Космическое чудо». Признак разумной деятельности. В скафандр был встроен УКВ-передатчик ближнего радиуса действия — слабенький, но большего и не надо, когда находишься лицом к… морде.

Серж потыкал в пиктограммы на контрольной панели левого рукава, нашёл управление передатчиком, выбрал нужную частоту. Что сказать? Может быть, спеть, как поют самозвери? Он мучительно напряг память, пытаясь воспроизвести незатейливый, но странно звучащий мотив, который они передают в космос. На какую-то секунду Сержу показалось, что он не сможет этого сделать… но он всё же начал напевать:

— Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лай, ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лай, ла-ла, ла-ла, ла-ла-лай, ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лай.

Его действия привлекли внимание! Все хоботы, колыхаясь в воздухе, развернулись, нацелив раструбы на Сержа. Продолжая напевать, кандидат-аспирант подошёл ещё ближе, так, чтобы они нависали над ним. Один из хоботов резко опустился, накрывая его раструбом. От неожиданности Серж закричал и присел, но его уже обхватили мягкие плотные стенки…

Дальнейшее кандидат-аспирант запомнил плохо, урывками. Много раз он терял сознание — вероятно, от шока и ужаса беспомощности. Связность мысли утратилась, и Серж воспринимал то, что с ним происходит, с отстранением, как наблюдатель. Сначала его долго проталкивали через какие-то гибкие тёмные трубы, затем он оказался в слабо освещённом люминесценцией пространстве, и ему почудилось, что все стенки вокруг покрыты огромными глазными яблоками на тонких улиточных стебельках. Он пытался разговаривать с ними, но получалась какая-то околесица.

Позднее Серж очнулся внутри мешка, который можно было бы принять за индивидуальную жилую сферу, если бы не сумрак и не хлюпающая под ногами вода. В первый момент он не решился попробовать её, но жажда давала себя знать: раскрыв фиксаторы и задержав дыхание, Серж снял шлем и зачерпнул воду перчаткой скафандра. Вода показалось свежей и даже прохладной. «Гамера заботится обо мне», — подумал кандидат-аспирант, но и эта мысль ускользнула. Иногда он снова начинать петь «Ла-ла-ла», иногда разговаривал с самозверем, рассказывая о Земле, о своей учёбе, о своей ловкости во время игр «Лунная куколка», о варп-кораблях и «Сагане-орбитальном». Никто не отвечал, поэтому Серж быстро сбивался. В плотном воздухе плавали тонкие белёсые нити и полупрозрачные пузырьки. Потом начались болезненные судороги, и Серж решил, что умирает от кислородного отравления. На этот раз он не испытывал страха, его сменило тупое равнодушие.

Потом кандидат-аспирант снова потерял сознание и пришёл в себя, видимо, через много часов, потому что обнаружил, что раздет донага, скафандр куда-то пропал, а левую руку обтягивают ленты растительного происхождения. Болело всё тело, но никаких симптомов отравления Серж не чувствовал. Прямо перед ним сидела тварь, похожая на большую модель Coccinellidae — божьей коровки. Её надкрылья, если можно назвать их надкрыльями, светились равномерным белым светом, образуя нечто вроде круглого экрана. Сходство усилилось, когда по «экрану» побежали чёрные точки и чёрточки. Они сложились в фигуру, в которой Серж без груда узнал упрощённую схему «Сагана-орбитального». Раздалась человеческая речь, кандидата-аспиранта затрясло, но он быстро понял, что слышит собственную песенку: «Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лай». Ленты на руке сделались жёсткими, натянулись, подводя пальцы Сержа к схеме базы, изображённой на «экране». Песенка повторилась.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил кандидат-аспирант и удивился тому, каким слабым и ломким стал его голос. — Я не понимаю.

Ленты дёрнули руку ещё раз, подводя пальцы к «экрану». Снова зазвучало «Ла-ла-ла». Кандидат-аспирант изо всех сил старался сосредоточиться, но в памяти всплыл только глупый стишок на старогагаринском. Серж медленно продекламировал:

Аль свалился я с Луны? Ходят в комнате слоны. За собачью конуру Заскакало кенгуру. По коридору катятся Тюлень и каракатица. Дверь из кухни нараспах — Лезет пара черепах. Ах!

Круглый «экран» часто замигал и погас, растительные ленты распались, освобождая запястье. Серж снова оказался в темноте. И кажется, отключился в который раз.

Очередной период прояснения наступил, когда он почувствовал, что его пеленают с ног до головы, а затем куда-то несут. Было темно, тесно и довольно неприятно. С какого-то момента Серж начал задыхаться в коконе и попробовал покричать, но из пересохшего горла вырвался только тонкий писк. Его довольно бесцеремонно бросили на твёрдое и потащили: сначала по горизонтальной поверхности, чуть позднее — по наклонной.

Наконец мучения закончились. Серж услышал резкий звук рвущейся ткани, в глаза ударил яркий свет, но его тут же заслонило человеческое лицо. Кандидат-аспирант проморгался и в первый момент подумал, что открывшееся ему зрелище — часть продолжающихся бредовых видений. Потому что на него смотрел он сам — Серж Ивановских собственной персоной. Может быть, чуть постаревший, более взрослый.

— Всё-таки ты мой сын, — услышал Серж голос Опры. — По-настоящему мой. Рада, что ты жив…

15

Здравомыслие полностью вернулось к Сержу только на борту «Сагана-орбитального», после того как Опра поместила его в пенал медицинского модуля, обклеила диагностическими датчиками и поставила капельницу. Но он почти ничего не пропустил из того, что рассказывала фигурант, пока организовывала лечение.

Опра говорила быстро, но вполне внятно, на универсале, не прибегая больше к «птичьему» языку. Она не называла имён, но Серж находился в таком состоянии, что ему казалось, будто он понимает даже намёки.

Опру действительно осудили за эксперименты с человеческой природой. Но не за модификацию яйцеклеток с целью получения новых видов, а за создание дубликантов — клонов противоположного пола. Она собиралась исследовать технологию направленной генетической мозаизации, повышающей разнообразие внутри вида Homo, для чего использовала собственные яйцеклетки. В результате на свет появился Серж, которого удалось выдать за обычного ребёнка.

Опре, конечно, помогали: геномик, не боящийся Ватикана, оказался востребован оппозицией, сформировавшейся в Трилобит-коме и Космофлоте. Многие из влиятельных учёных и менеджеров давно роптали, считая ограничения, накладываемые Этическим Университетом на исследования в области генной инженерии, устаревшими с любых точек зрения. Однако они не могли действовать открыто. Поэтому создавали на дальних планетах лаборатории, куда вербовали молодых перспективных специалистов.

Опру завербовал один из мастеров Трилобит-кома, но продуманный план сорвался из-за её собственной глупости и доверчивости: она почему-то решила, что муж — у неё был муж! — захочет отправиться в инопланетную колонию вместе с ней. Она ошиблась. В результате стала фигурантом уголовного дела с явным политическим подтекстом. Ватикану не удалось раскрыть всю сеть оппозиционеров. От преследования ускользнул даже мастер — позднее он сделал неплохую карьеру и ныне помогал Опре с организацией побега.

Она действительно готовила побег. Ей было что предложить оппозиции помимо технологии изготовления мозаичных дубликантов. Она сразу оценила значение дайкайдзю и возможные последствия их открытия для идеологических устоев Универсума. Существование иных интроспекций было вызовом и аксиоматике окулизма, и доктрине Tutela sacrum. Трудно даже вообразить, какие тектонические процессы начнутся в мировом научном сообществе, когда станет известно, что дайкайдзю Сагана-2 разумны.

Однако побег с космической базы, находящейся вдали от обитаемых планет, весьма непростое дело. Чтобы попасть на варп-корабль, нужно иметь предоплаченный контракт на транспортировку и пройти несколько идентификаций личности, включая молекулярно-генетическую. Опра знала, что если нет особых подозрений, то последняя идентификация проводится без учёта гоносом, и вспомнила о существовании Сержа, которого после суда передали под опеку эрзац-семьи Ивановских.

Дубликант мог стать почти идеальным прикрытием для побега, особенно если удастся обмануть нейроядро базы и каким-либо способом уничтожить логи деятельности её обитателей.

Сержу было тогда девятнадцать лет, и он учился в Академии. Опра не знала, как заманить его на «Саган-орбитальный», но эту часть плана доверила своим соратникам на Земле, шифруя сообщения к ним в научных статьях для межинститутского обмена. Когда Серж наконец прилетел, она напала на него, чтобы взять образец крови и убедиться: он действительно дубликант, созданный ею в лаборатории, а не агент Этического Университета. После этого она привлекла кандидата-аспиранта к активной подготовке побега: на самом деле экспедиционный корабль «Хуболт» должен был доставить её к «Косбергу», на котором она собиралась, пройдя идентификацию, добраться до Лапласа-3, где легко могла затеряться и встретить таких же беглецов-оппозиционеров.

Опре казалось, что всё идёт, как задумано. Но что-то мешало ей. Смутное недовольство собой, тревожные сны, тяжесть в груди, приступы апатии. Она знала, что придётся ограбить и послать Сержа на верную смерть, но уговаривала себя: он всего лишь лабораторный образец, не совсем человек, совсем не человек.

Однако время шло, а уговоры помогали всё меньше. С каждым днём, с каждой беседой с ним она теряла очередную частичку решимости, которая ещё месяц назад выглядела непоколебимой. Когда Опра дошла до мысли отменить план, ссора в пищевом модуле разрушила психологическую связь, которой она начинала дорожить. И она позволила Сержу улететь на планету.

Она надеялась, что на этом все сомнения и страдания закончатся. Но нет — всё только начиналось. Опра принимала сильнодействующие гормональные препараты, чтобы стать внешне похожей на Сержа. Каждый сол она по десятку раз рассматривала себя в зеркале и видела, как постепенно сквозь толстые щёки и губы, сквозь мясистый нос и набрякшие веки проступает лицо человека, которого она только что убила. И то был не просто какой-нибудь человек, то был её… сын. Её плоть и кровь даже в большей степени, чем природные дети.

Опра не смогла бороться с чувствами, которые переполняли её и готовы были захлестнуть остатки разума. Она забросила подготовку к отлёту на «Косберг» и солы напролёт сидела в планетологическом модуле, приникая к аппаратуре, когда внизу показывалась пангея. Песчано-пылевая буря накрыла суперконтинент, ничего не было видно, но однажды сквозь неё пробился модулированный сигнал на знакомой УКВ-частоте. Она перевела его в аудиоформат и услышала: «Аль свалился я с Луны? Ходят в комнате слоны…»

Опра заламывала руки, металась по базе и, наверное, покончила бы с собой. Её остановила простая мысль: «Сын ещё жив! Он ещё жив! Его можно спасти». Не думая о последствиях, она быстро посчитала маршрут Гамеры, убедилась, что та находится рядом с Ургой, заложила координаты в комплекс управления и контроля «Хуболта», сама забралась в корабль и бросила его в бушующую атмосферу планеты.

Опра ожидала чего угодно: тяги посадочных двигателей могло не хватить, ураганы могли опрокинуть корабль и тому подобное, — но ничего страшного не произошло; на высоте около сорока километров «Хуболт» попал в удивительно спокойную зону с тихим стоячим воздухом — словно в або афо, око тайфуна. Назначение Урги прояснилось: каким-то образом на несколько сол здесь возникал район стабильности прямо посреди беснующейся ежегодной бури. Для чего? Неужели для пришельцев из космоса?..

Так или иначе «Хуболт» сел без проблем. Опра быстро нашла Гамеру. Самозверь не заставил себя упрашивать, как будто знал, зачем она прилетела. Один из хоботов выбросил на песок фигуру, обмотанную длинными зелёными лентами. От неё дурно пахло, но Опре было не до запахов. Внутри находился сын. И он действительно был жив…

— Что теперь? — спросил Серж, когда Опра закончила рассказ.

— Теперь? — она улыбнулась, широко и радостно, как никогда не улыбалась раньше. — Теперь нас двое, и всё изменится.

— Новый план побега?

— Зачем мне бежать? Куда? К кому? Ведь ты уже здесь. И не к побегу надо готовиться, а к обороне. Подозреваю, что благодаря нашим друзьям внизу Саган скоро станет популярным местом… Я знаю, что это глупо звучит. Сентиментально. Но другого ответа у меня нет. Найдём его вместе.

Кандидат-аспирант тоже не мог пока представить себе, как принять всё услышанное: разумные дайкайдзю, тайная оппозиция, происхождение дубликанта, биологическая мать, которая пыталась его убить, но спасла от смерти. Нужно разобраться, обдумать и, главное, попытаться найти себе место в мире, который так стремительно и необратимо преобразился. Ведь у всего должен быть смысл. Даже у ошибок.

Серж закрыл глаза и, заглянув в вековечную тьму, из которой когда-то вырвались жизнь и разум для того, чтобы увидеть необъятность Вселенной, прошептал на старогагаринском:

Ах тетеря я, тетеря, Эти звери — самозвери И меня не скушают.

Примечания

1

Стихотворение поэта-футуриста Сергея Михайловича Третьякова.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg