«Немеркнущий»

Немеркнущий (fb2) - Немеркнущий [litres] (пер. Мария Сергеевна Фетисова) (Темные отражения - 2) 4240K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александра Бракен

Александра Бракен Темные отражения Немеркнущий

В память о моем отце, чья любовь к жизни и непреклонное мужество продолжают вдохновлять меня каждый день.

© Alexandra Bracken, 2012

© Ю. Васильевой, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Пролог

Впервые я увидела этот сон на второй неделе пребывания в Термонде, и с тех пор он повторялся, по крайней мере, дважды в месяц. А где еще ему было присниться, как не за гудевшей от пропущенного через нее электричества оградой? Неважно, сколько лет пройдет: два года, три, шесть – это место высосет из тебя все, до дна. Зеленая униформа, набившая оскомину каждодневная рутина: время постепенно начинало буксовать, словно глохнувший автомобиль, пока наконец не останавливалось. Я понимала, что взрослею: ловила свое меняющееся отражение в металлических поверхностях в столовой – но не чувствовала этого. Связь между прошлым и настоящим была разорвана – я зависла где-то посередине. А может, это вовсе была уже не я? В лагере, как только ты покидал камеру, лишался своего имени. Я была номером: 3285. А еще файлом, хранившемся на сервере, или «делом», запертым в сером бронированном шкафу. Люди, знавшие меня ДО, были знакомы с совсем другой Руби.

Сон всегда начинался одним и тем же: грохотом, резкими звуками. Я, старуха – кривая, сгорбленная и больная, – стояла посреди оживленной улицы. Возможно, даже где-то в Вирджинии, где жила наша семья, но меня так давно забрали из дома, что я вряд ли узнала бы родные места.

По обеим сторонам неосвещенной дороги неслись машины. Временами я слышала раскаты надвигающейся грозы, порой это был нараставший рев автомобильных клаксонов. Иногда я оказывалась в полной тишине.

Но дальше всегда происходило одно и то же.

Одинаковые черные машины с визгом останавливались прямо передо мной, а потом, когда я поднимала глаза, давали задний ход. Как и все остальное. Дождь отлеплялся от липкого черного асфальта, поднимаясь в воздух идеальными блестящими капельками. Солнце скользило по небу обратно к востоку, подгоняя Луну. И с каждым новым оборотом я чувствовала, как косточка за косточкой расправляется моя древняя сутулая спина, – и вот я уже снова стою прямо. Когда я поднимала руки к глазам, морщины и сине-фиолетовые вены на коже разглаживались, старость словно бы таяла и стекала с меня.

А потом мои руки стремительно уменьшались. Угол обзора дороги менялся; я тонула в огромной одежде. Звуки становились оглушительнее, резче – и я переставала понимать, что это и откуда. Время катилось назад, сбивая меня с ног, разрывая голову.

Мне снилось, что время повернулось вспять, и я вновь обрела то, что потеряла, и стала прежней.

А потом сны прекратились.

Глава первая

Сжав горло часового в локтевом захвате, я усилила давление, и резиновые подошвы тяжелых ботинок замолотили по земле. Ногти вонзились в черную ткань моей куртки и перчаток в отчаянной попытке их разодрать. Мозг, лишенный кислорода, все еще пытался найти выход, которого не было. Я видела их. Чужие воспоминания и мысли белыми вспышками жгли мне глаза, но я не ослабила хватки, даже когда охваченный ужасом разум охранника вытащил наружу изображение самого себя, уставившегося широко открытыми глазами в потолок темного коридора. Неужели умер?

А я и не собиралась его убивать. Солдат был выше меня на голову, широкоплечий, с мощными бицепсами. Я справилась лишь потому, что он стоял ко мне спиной.

Инструктор Джонсон называл этот прием «захват шеи», он же научил меня и множеству других. «Консервный нож», «распятие», «ущемление шеи», «Нельсон», «торнадо», «захват кисти», «спинолом». Благодаря им я, будучи всего-то полтора метра ростом, смогу обездвижить даже того, кто превосходит меня физически. И удерживать до тех пор, пока не пущу в ход настоящее оружие.

Теперь мужчина находился в полуобморочном состоянии. И я легко и уже безболезненно скользнула в его сознание: фрагменты памяти, хлынувшие мне навстречу, были окрашены в черный. Цвет проступал сквозь них, словно клякса на мокрой бумаге. Только уверившись, что солдат полностью в моей власти, я позволила себе ослабить хватку на его шее.

Да, не этого он ожидал, когда вышел покурить через неприметную боковую дверь магазина.

На морозном воздухе покрытые белесой щетиной щеки солдата покраснели. Я выдохнула облачко горячего пара из-под лыжной маски и откашлялась, каждой клеточкой чувствуя на себе внимание десяти пар глаз. Я провела пальцами по его коже, чувствуя, как они дрожат. От солдата пахло табаком, а еще мятной жвачкой – попытка скрыть дурную привычку. Я наклонилась вперед, прижимая два пальца к его шее.

– Проснись, – прошептала я. Мужчина широко, по-детски, открыл глаза. В животе у меня что-то сжалось.

Я полуобернулась на группу захвата – бойцы собрались за моей спиной и молча наблюдали за нами из-под масок.

– Где заключенный 27?

Здесь камеры не могли бы нас засечь – потому-то, полагаю, солдат без опаски позволял себе незапланированные перерывы, – но мне не терпелось скорее разделаться со всем этим.

– Не тяни, черт возьми! – процедила сквозь стиснутые зубы Вайда.

Когда сзади подошел командир нашей группы, по моей спине волной прокатился жар, а руки снова дрогнули. Проникновение в чужие мозги не причиняло боли, как раньше, не выжимало, скручивая разум болезненными узлами. Но обостряло восприятие сильных эмоций любого, кто находился рядом. И я ощущала отвращение, которое испытывал этот человек. Его черную-черную ненависть.

Краем глаза я видела темные волосы Роба. Приказ двигаться вперед, оставив меня здесь, готов был сорваться с его губ. Из трех операций под его командованием мне удалось закончить лишь одну.

– Где заключенный 27? – еще раз спросила я, подтолкнув разум солдата своим собственным.

– Заключенный 27. – Мужчина повторил эти слова, и его густые усы дернулись. Из-за проступившей в них седины охранник казался намного старше своих лет. Ориентировка, выданная нам в штабе, содержала краткое описание всех военных, прикрепленных к данному бункеру, включая и этого: Макс Броммель, сорок один год, родом из Коди, штат Вайоминг. Переехал в Пенсильванию, в Питтсбург, устроился программистом. После того как экономика рухнула, был уволен. Милая жена, тоже безработная. Двое детей.

Оба умерли.

Поток мрачных образов затопил каждый темный уголок, каждую щель его разума. Я увидела с десяток мужчин в одинаковом летнем камуфляже, выпрыгивающих из фургона, и еще несколько, вылезающих из «Хаммеров», окруживших огромную машину. В ней привезли преступников – тех, кого обвиняли в терроризме. И если данные, полученные Детской лигой, не врут, один из наших лучших агентов тоже находился там.

Я отстраненно наблюдала, как эти солдаты выводят из фургона одного… двоих… нет, троих. Конвоиры не были офицерами СПП или фэбээровцами, или церэушниками, и уж точно не полицейскими спецназовцами или «морскими котиками», которые, скорее всего, одним ударом уничтожили бы наш крошечный отряд. Нет, это были всего лишь резервисты Национальной гвардии, призванные в тяжелые времена на действительную службу. По крайней мере, в этом сведения оказались верны.

Плотно натянув капюшоны на головы заключенным, солдаты погнали их вниз по ступенькам заброшенного магазина к раздвижной серебристой двери бункера, скрытого под ним.

После того как большая часть Вашингтона была, как утверждал президент Грей, уничтожена группой пси-детей, которым вывернули мозги, он приложил все усилия, чтобы возвести эти так называемые мини-крепости по всему Восточному побережью на случай нового столь же масштабного катаклизма. Некоторые построили под гостиницами, другие укрыли в склонах гор, а третьи, вроде этой, спрятали у всех на виду под магазинами или административными зданиями в маленьких городках. Они предназначались для защиты Грея, его министров и важных военных чиновников, а еще, как выясняется, чтобы держать в заключении «особо опасную угрозу национальной безопасности».

Таких, как наш заключенный 27, для которого, судя по всему, были подготовлены особые условия.

Его камера находилась еще двумя уровнями ниже, в конце длинного коридора. Камера-одиночка с низким, темным потолком. Стены, казалось, сдавливали меня, но воспоминание было четким. Не снимая с заключенного 27 капюшона, солдаты привязали его ноги к металлическому стулу, стоящему в центре камеры прямо под единственной голой лампочкой, освещавшей помещение.

Я вынырнула из головы мужчины, освобождая его от физического и психологического захвата. Он сполз вниз по испещренной граффити стене в заброшенной прачечной, все еще находясь в плену собственного затуманенного мозга. Стереть из его памяти мое лицо и остальных было все равно что вынуть несколько камушков из неглубокого прудика с чистой водой.

– Два этажа вниз, помещение 4-Б, – сказала я, поворачиваясь к Робу. Мы располагали наброском плана этого бункера, но без подробностей – мы не были слепы, однако «белых пятен» хватало. Впрочем, в общих чертах все бункеры строились одинаково: вниз ведет лестница или лифт, на каждом этаже по длинному коридору.

Роб поднял руку в перчатке, не нуждаясь в дополнительных деталях и подавая сигнал стоящим сзади. Я сообщила ему код, добытый из памяти солдата: 6-8-9-9-9-9-*, и отошла, потянув за собой Вайду. Та, что-то проворчав, отпихнула меня прямо на ближайшего солдата.

Я не видела глаз Роба за прибором ночного видения, вспыхнувшим зеленым светом, но его намерения были очевидны и так. Мы изначально не были ему нужны, и, конечно, Роб не хотел, чтобы мы потащились за ним туда, где он, бывший армейский рейнджер – о чем мужчина напоминал нам при каждом удобном случае, – управился бы сам с несколькими своими бойцами. Больше всего, думаю, Роб злился из-за того, что его вообще отправили на это задание. Политика Лиги – отрекаться от схваченных агентов. Провалился – помощи не жди.

Если Албан хотел вернуть этого, причины должны быть очень вескими.

Дверь отъехала в сторону, и обратный отсчет начался. Пятнадцать минут на то, чтобы войти, вытащить заключенного 27, выбраться и свалить к чертовой матери. Хотя, кто знает, есть ли у нас даже эти пятнадцать минут? Роб мог только грубо прикинуть, как скоро после срабатывания сигнализации прибудет подкрепление.

Дверь вела на лестницу в задней части бункера. Пролет за пролетом уходили вниз, во тьму, ориентироваться приходилось по немногим лампочкам, установленным вдоль металлических ступенек. Я услышала, как один из бойцов перерезал провода камеры наблюдения, расположенной где-то над нами, почувствовала руку Вайды, толкающую меня вперед, но потребовалось время – слишком много времени, – чтобы глаза привыкли к темноте. В сухом застоялом воздухе, раздражая легкие, все еще ощущался запах средства для стирки и других химикатов.

Потом мы побежали вниз по лестнице. Быстро и так тихо, насколько позволяли наши тяжелые ботинки.

Когда мы с Вайдой оказались на первой лестничной площадке, в моих ушах бился пульс. Шесть месяцев занятий – не слишком большой срок, но достаточный, чтобы научиться снова натягивать на себя привычную броню, сосредоточившись на главном.

Что-то твердое врезалось в мою спину, потом еще более твердое – плечо, автомат, потом снова и снова, пока я не поняла, что надо прижаться к двери, ведущей в бункер, чтобы пропустить солдат. Вайда резко выдохнула, когда последний из команды пролетел мимо.

– Прикрывайте нас. – Рядом с нами остановился Роб. – Пока мы не зашли, потом следите за входом. Оставайтесь здесь. Не покидайте позиций.

– Мы должны… – начала было Вайда, но я шагнула вперед, не давая ей договорить. Да, нас инструктировали иначе, но так даже лучше для нас обеих. Смысла спускаться за ними в бункер, возможно, навстречу смерти, нам не было. И Вайда знала – это вбивали в наши головы миллион раз, – что нынешней ночью командиром был Роб. Самое первое правило, единственное, что имело значение в мгновение между двумя паническими ударами сердца, гласило: ты всегда, даже под огнем, под угрозой погибнуть или оказаться в плену, всегда должен слушаться командира.

Вайда стояла у меня за спиной, достаточно близко, чтобы я чувствовала ее горячее дыхание через толстую черную вязь лыжной маски. Чтобы излучаемая ею ярость выплеснулась в морозный филадельфийский воздух. Вайда всегда фонтанировала кровожадным рвением, особенно когда командиром назначалась Кейт: стремление проявить себя перед Наставником вечно сводило на нет все усвоенные навыки. Для Вайды это было игрой, вызовом, чтобы продемонстрировать свой идеальный дар, боевую подготовку, отточенные способности Синей. Для меня – еще одной прекрасной возможностью оказаться убитой. В свои семнадцать Вайда, возможно, была идеальным стажером, стандартом, которому должны были соответствовать и остальные чудны`е дети, вытащенные и опекаемые Лигой. Однако единственным, с чем Вайда никак не могла справиться, был ее собственный адреналин.

– Не смей ко мне прикасаться, стерва, – огрызнулась Вайда низким от гнева голосом и уже отвернулась, чтобы пуститься за группой вдогонку. – Ты настолько труслива, что собираешься безропотно подчиниться? Тебе плевать, что он ни во что нас не ставит? Ты…

Лестница выгнулась подо мной, словно глубоко вдохнула, и снова опала. Шокированная, я наблюдала происходящее как в замедленной съемке: меня подбросило и сбило с ног, с такой силой швырнув о дверь, что череп должен был оставить на ней вмятину. Вайда рухнула на пол, прикрывая голову, и только тогда до нас долетел хлопок гранаты, взорвавшей нижний вход.

Снизу поднимались горячие волны, заполненные густым дымом. Стало трудно дышать. Но дезориентация пугала гораздо сильнее. Когда я заставила себя открыть глаза, веки казались ободранными до мяса. В темноте, пробиваясь сквозь облака цементной пыли, пульсировал малиновый свет. Что-то приглушенно билось в ушах – но не пульс. Сигнал тревоги.

Почему использовали гранату, если знали, что код от той двери совпадает с кодом наружной? Никто не стрелял – отсюда мы бы обязательно услышали, если бы группа вступила в бой. Теперь наше присутствие было раскрыто, и это работа «команды профессионалов»?!

Я сорвала маску с лица, ощупывая правое ухо, которое резануло колющей болью: гарнитура связи разлетелась на куски. Прижав к уху руку в перчатке, я поднялась на ноги, стараясь превозмочь приступы тошноты, накатывающие один за другим. Но когда повернулась, чтобы найти Вайду и вытащить ее вверх по лестнице в зябкую пенсильванскую ночь, той нигде не было.

Прислонившись к стене, чтобы удержаться на ногах, и наблюдая, как бойцы нашей группы устремились назад, я искала глазами тело девушки в зияющей дыре дверного провала. Удар сердца. Еще один.

– Вайда! – Я чувствовала, как слово вылетает из моего горла, но колотившаяся в ушах кровь заглушала любые звуки. – Вайда!

Дверь на этом уровне была искорежена, помята, опалена – но, видимо, работала. Застонав, она вдруг начала открываться, однако на полпути с ужасающим скрежетом застряла. Я отскочила к стене, сделав два шага вверх по сломанной лестнице. Тьма снова укрыла меня как раз в тот момент, когда первый солдат протиснулся в щель, поводя пистолетом в тесном пространстве. Глубоко вздохнув, я присела, прижимаясь к земле. Я несколько раз моргнула, и зрение наконец полностью вернулось. А солдаты все появлялись из дверного проема, выпрыгивая через неровную дыру на площадку и устремляясь вниз по лестнице. Глотая дым, я насчитала четверых, пятерых, шестерых. Казалось, появление каждого сопровождал странный жужжащий хлопок, но только когда я, поднявшись, с силой потерла лицо, поняла наконец, что с нижних этажей доносится перестрелка.

Вайда пропала, опергруппа угодила в собственноручно растревоженное осиное гнездо, а заключенный 27…

«Черт возьми», – подумала я, снова усаживаясь на корточки, чтобы не привлекать к себе внимания. Такие бункеры обычно охраняло человек двадцать-тридцать. Разместить большее количество, даже временно, место не позволяло. Но то, что сейчас коридор был пуст, не значило, что все солдаты сейчас там, внизу, где стреляли. А вот если меня поймают, тогда уже точно все. Со мной будет кончено: меня убьют так или иначе.

Вот только тот человек с капюшоном на голове, которого я видела…

Я не питала особой преданности Детской лиге. Мы заключили сделку на словах, это была странная договоренность, столь же деловая, сколь и кровавая. Мне не было дела до других, если только эти люди не были членами моей группы. Да и обо мне заботились ровно настолько, чтобы сохранить мне жизнь и мои способности, дабы наводить на цель, словно вирусное оружие.

Я застыла, не в состоянии двинуться с места. То, что я увидела в голове охранника, продолжало снова и снова прокручиваться у меня в голове. Было нечто странное в том, как заключенному 27 связали руки, как повели его вниз, в темную неизведанность бункера. Что-то в блеске оружия, невероятности побега. Я чувствовала, как во мне, словно облако пара, нарастает отчаяние, заполняя все тело и клубами вырываясь из него.

Я знала, что такое оказаться в тюрьме. Чувствовать, как время останавливается, потому что с каждым днем капля за каплей утекает надежда на то, что все еще может измениться и кто-то придет на помощь. И я подумала: если кто-нибудь из нас до того, как операция окончательно провалится, сумеет добраться до узника, и он узнает, что мы здесь, ради этого одного уже стоило попытаться.

Но безопасного пути вниз не было, а неистовая пальба явно велась из автоматического оружия. Заключенный 27 поймет, что за ним приходили – и не смогли до него добраться. Я стряхнула с себя сострадание. Хватит думать, будто эти взрослые заслуживают какой-либо жалости, особенно агенты Лиги. Даже от новобранцев, на мой взгляд, разило кровью.

Если останусь здесь, как приказал Роб, то никогда не найду Вайду. Но если, ослушавшись, уйду, он придет в ярость. «Может, он хотел, чтобы ты стояла тут, когда прогремит взрыв, – прошептал тихий голос на задворках моего сознания. – Может, он надеялся…»

Нет. Я отбросила эти мысли – сейчас не до этого. Моя ответственность – Вайда. Не Роб, не заключенный 27, а эта чертова гадюка. Вот выберусь отсюда, найду Вайду, потом мы в целости и сохранности вернемся в штаб, вот тогда, пожалуй, я снова вернусь к своим подозрениям. Но не сейчас.

Пульс все еще бился в ушах слишком громко, и я не расслышала тяжелые шаги того, кто спускался с наблюдательного поста в прачечной. И когда моя рука коснулась двери, мы буквально врезались друг в друга.

Этот солдат был молодым. Судя по внешности, немногим старше меня. Райан Дэвидсон, выдал мой мозг, выплевывая всевозможную бесполезную информацию из файла с заданием. Вырос и родился в Техасе. Призван в Национальную гвардию после закрытия его колледжа. Специальность: историк искусств.

Однако одно дело – читать чью-то жизнь с распечатки, и совсем другое – встретиться с этим человеком уже из плоти и крови лицом к лицу. Почувствовать тяжелый запах его горячего дыхания, увидеть пульс, бьющийся в горле.

– Э-эй! – Солдат потянулся за пистолетом, но я ударила ногой по его руке, и оружие, прогрохотав по лестничной площадке, покатилось вниз по ступенькам. Мы оба метнулись за ним.

От удара подбородком о серебристый металл мозг словно взболтало. Одну слепую секунду перед моими глазами застыла девственно-белая вспышка. А потом все снова стало блестящим и ярким, сменяясь острой болью; солдат сбил меня с ног, и я снова ударилась о пол, прикусив нижнюю губу, вспарывая ее до крови. Красные капли брызнули на лестничную клетку.

Охранник всем своим весом прижал меня к полу. Вот он пошевелился – достать рацию. Ему ответила женщина – я слышала, как она сказала: «Докладывайте», потом прозвучало: «Поднимаюсь». Осознание того, как сильно я облажаюсь, если это действительно произойдет, ввергло меня в состояние, которое инструктор Джонсон любил называть контролируемой паникой.

Паникой, потому что положение осложнялось слишком быстро.

Контролируемой, потому что хищником была я.

Одна моя рука была притиснута к груди, другая оказалась зажатой между моей спиной и его животом. На нее вся надежда. Я судорожно комкала униформу солдата, нащупывая голую кожу. Воображаемые пальцы потянулись к его голове, пробиваясь внутрь, проникая в нее один за другим. Они продирались сквозь воспоминания: мое испуганное лицо за дверью, унылые картинки женщин в синем, танцующих на тускло освещенной сцене, поле боя, какой-то мужчина, обрушивший на него кулак…

Внезапно хватка ослабла, и в мои легкие снова хлынул воздух, холодный и затхлый. Я встала на четвереньки, заглатывая ртом кислород. Фигура надо мной отшвырнула солдата на ступеньки, словно скомканный лист бумаги.

– …подъем! Надо… – Слова звучали, словно из-под воды. Если бы не пряди шокирующе фиолетовых волос, торчащих из-под лыжной маски, я бы вряд ли узнала Вайду. Ее темная рубашка и брюки порвались, она явно хромала, но была жива и в основном цела. Я слышала ее голос сквозь густой звон в ушах.

– Господи, ну ты и тормоз! – крикнула она мне. – Двинули!

Вайда начала спускаться, но я уцепилась за шиворот ее кевларового жилета и отдернула назад.

– Мы выходим на улицу. Прикроем вход оттуда. Твой коммуникатор работает?

– Они все еще там – сражаются! – закричала девушка. – Мы можем понадобиться! Он приказал не покидать пост!..

– Тогда считай это моим приказом!

Ей пришлось подчиниться, потому что таковы были правила, и за это Вайда сильнее всего меня ненавидела: мой голос был решающим. И я могла отдавать ей приказы.

Вайда плюнула мне вслед, но я чувствовала, что она идет за мной вверх по лестнице, ругаясь себе под нос. А ведь она запросто может вонзить мне нож в спину.

Та, кого мы встретили снаружи, ясное дело, такого не ожидала. Я подняла руку, потянувшись к ее запястью, чтобы скомандовать ей уйти, но гром пистолета Вайды, прозвучавший прямо над моим плечом, отшвырнул меня от девушки в военной форме даже быстрее, чем из ее шеи брызнула кровь.

– Терпеть не могу этого дерьма! – пробурчала Вайда, хватая мой пистолет, по-прежнему висевший у меня на боку, и пихая его мне в ладонь. – Вперед!

Пальцы сомкнулись на рукоятке знакомой формы. Стандартный боевой пистолет – черный SIG Sauer P229 DAK, даже после нескольких месяцев обучения стрельбе, чистке и сборке он все еще казался слишком большим для моих рук.

Мы ворвались в ночь; я попыталась снова остановить Вайду, удержать до того, как та во что-нибудь вляпается, но девчонка грубо сбросила мою руку. Мы припустили в узкий переулок.

Я завернула за угол как раз в тот момент, когда трое солдат, перепачканных сажей и перемазанных кровью, вытаскивали двоих в капюшонах из того, что напоминало большой ливневый слив. Этот выход определенно не был указан в папках с оперативной информацией, которые нам выдали.

Заключенный 27? Вряд ли. Мужчины, которых грузили в фургон, были примерно одного роста. Но шанс сохранялся. И этот шанс запихивали в грузовик и собирались увезти навсегда.

Вайда прижала руку к уху, сжатые губы побелели.

– Роб приказал оставаться внутри. Ему нужна подстраховка.

Она уже повернула назад, когда я успела ее схватить, впервые оказавшись чуточку быстрее.

– Наша цель – заключенный 27, – прошептала я, пытаясь сформулировать задачу так, чтобы она не противоречила глупому чувству долга Вайды перед организацией. – Думаю, это он. Вот зачем Албан отправил нас. И если агента увезут, вся операция псу под хвост.

– Он… – запротестовала было Вайда, но потом, что бы она там ни собиралась сказать, слова застыли у нее на губах. Сжав челюсти, девушка чуть заметно кивнула. – Если ты нас потопишь, я с тобой идти ко дну не собираюсь. Прими к сведению.

– Это будет только моя вина, – заверила ее я, – и на тебе никак не отразится.

История операций Лиги останется незапятнанной, ничто не пошатнет доверие Албана и Кейт к Вайде. Ситуация для Вайды беспроигрышная – либо ей достанется вся «слава» успешной операции, либо она станет свидетельницей моего наказания и унижения.

Я не спускала глаз с разворачивавшейся перед нами сцены. Три солдата – справиться можно, но для этого мне надо подобраться совсем близко – так, чтобы к ним прикоснуться. Единственный, однако весьма неприятный предел моих способностей, который я никак не могла преодолеть, сколько бы Лига ни заставляла меня упражняться.

Невидимые пальцы в моей голове нетерпеливо постукивали, словно их бесило, что они не могут выбраться ни на сантиметр дальше.

Я уставилась на ближайшего солдата, силясь представить, как эти пальцы, точно длинные цепкие щупальца, ползут по плитке, дотягиваются до его незащищенного разума. «Клэнси бы так смог», – подумала я. Ему не нужно было дотрагиваться до людей, чтобы завладеть их разумом. Мне хотелось рычать от бессилия. Нужно что-то другое. Отвлекающий маневр, который мог бы…

Вайда могла гордиться собой: атлетического сложения, сильные, натренированные руки и ноги. Она двигалась изящно и легко, хотя ее действия несли другим смерть. Я заметила, что девушка подняла пистолет и взяла цель.

– Используй способности! – прошипела я. – Вайда, опусти оружие – его же сразу заметят!

Девушка глянула в мою сторону так, словно у меня случилось размягчение мозга. Перестрелять врагов было бы быстрее, мы обе хорошо это знали, но что, если она промахнется или ранит одного из заключенных, или охранники откроют ответный огонь…

Раздраженно вздохнув, Вайда подняла руку. Затем толкнула воздух ладонями. Троих нацгвардейцев подбросило вверх и отшвырнуло в сторону дома напротив, прямо на припаркованные там автомобили. Мало того, что Вайда была физически быстрее и сильнее и целилась лучше нас всех, она еще и лучше других управляла своими способностями.

Я позволила части своего мозга выключиться. Самый ценный навык, которому научила меня Детская лига: избавляться от страха и заменять его чем-то холодным и безучастным. Назовите это спокойствием, сосредоточением или оцепенением – но у меня получилось. И не обращая внимания на сумасшедшее клокотание крови в моих сосудах, я побежала к заключенным.

От них воняло рвотой, кровью и грязью, в то время как хирургически чистые коридоры бункера пахли дезинфекцией. Желудок скрутило.

Ближайший ко мне мужчина скорчился у сточной канавы, закрывая связанными руками голову. Рубашка свисала клочьями с его плеч, обнажая порезы, ожоги и ушибы – его спина была больше похожа на кусок сырого мяса, чем на человеческое тело. Заключенный повернулся на звук моих шагов, опуская руки. Я сдернула капюшон с его головы, собираясь произнести какие-то ободряющие слова. И тут меня точно замкнуло. Из-под копны грязных белокурых волос на меня уставились ярко-голубые глаза, и я замерла, не в состоянии вымолвить ни слова, когда бывший узник, наклонившись, попал в бледный круг света от фонаря.

– Шевелись, тупица! – заорала Вайда. – Чего встала?

Мне показалось, что из меня вытекла вся кровь, быстро и чисто, как это бывает, если выстрел приходится в самое сердце. И тут я поняла – догадалась, почему Кейт поначалу так упорно старалась перебросить меня на другое задание, почему мне приказали не входить в бункер, почему не дали информации о самом заключенном. Ни имени, ни описания, ни, конечно, предупреждения.

Потому что лицо, на которое я сейчас смотрела, было худым, вытянутым, избитым, но таким знакомым… знакомы… зна…

«Это не он, – подумала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Не он».

В ответ на мою реакцию, пленник медленно встал, непокорная улыбка то и дело сменялась гримасой боли. Поднявшись на ноги, он, шатаясь, шагнул ко мне. Облегчение в его глазах смешивалось с пониманием того, что операция еще не закончилась. Однако его тягучий южный акцент звучал так же тепло, как раньше, пусть тембр голоса, когда заключенный 27, наконец, заговорил, оказался глубже и грубее:

– Я выгляжу так же мило, как себя чувствую?

И клянусь – клянусь, – я почувствовала, как теперь уже время ускользает у меня из-под ног.

Глава вторая

Как найти Детскую лигу?

Да никак.

Разузнать у окружающих не получится, потому что ни одна живая душа в Лос-Анджелесе не признает существование подобной организации, чтобы у президента Грея мгновенно зачесались руки. Иметь под боком Федеральную коалицию – дорогое удовольствие. Те, кто мог поделиться информацией, если бы и продали свой секрет, то за такую цену, которую мало кто потянет. Это была закрытая организация, чужие с улицы туда не попадали. Правила предписывали избавляться от каждого, кто мог выдать агента даже взглядом.

Лига сама находила тебя. Привлекала в свои ряды, если признавала достаточно ценным кадром. Если ты был готов сражаться. Это стало первым, что я усвоила по пути сюда, сидя рядом с Кейт, или, по крайней мере, эта мысль первой закрепилась в моем сознании, пока наш внедорожник мчался по шоссе, направляясь прямиком в сердце города.

Главная оперативная база – Штаб, как все ее называли – была скрыта глубоко под землей, под зданием завода по производству пластиковых бутылок, который продолжал фурычить, добавляя свои выбросы в коричневый смог, в котором тонул складской район Лос-Анджелеса. Многие агенты и высокопоставленные чиновники Лиги формально числились в компании «Бутилирование П&C».

Я прижала руки к животу. В Термонде мы хотя бы небо видели, и сквозь электрический забор просматривались деревья. Здесь у меня не будет даже этого – до тех пор, пока Лига не решит, что я могу подняться наверх.

– Все принадлежит Питеру Хиндерсону. Возможно, ты с ним тоже встретишься. Он – преданный сторонник Лиги с самого дня ее основания. – Кейт собрала волосы в хвостик, а машина взяла курс на нечто, похожее на еще одну крытую автостоянку.

Таким был этот город – выцветшие краски приглушенных тонов и кругом бетон…

– Создание Штаба – его заслуга. Все помещения располагаются прямо под его заводом, так что, если нас попробуют засечь со спутника, тепловые выбросы из вентиляции будет несложно объяснить.

Кейт с гордостью продолжала рассказывать, глаза ее горели, а мне было абсолютно наплевать. Меня начало тошнить еще в самолете, когда мы вылетели из Мэриленда, а потом в машине укачало еще больше. От стойкой бензиновой вони голова просто раскалывалась. Я мечтала вдохнуть сладкого чистого воздуха Вирджинии.

Из других автомобилей тоже вывалились агенты, но стоило им увидеть нас обеих, как болтовня и хохот тут же стихли. Они пялились на меня весь полет, пытаясь понять, чем же я настолько важна для Кейт, что та организовала мое похищение. Судя по всему, другие развлечения им были не столь интересны. До меня, будто игрушечные кораблики на пруду, доплывали слова: шпионка, беглая, Красная. Все мимо кассы.

Мы приотстали, пропуская остальных агентов вперед, к серебристому лифту на другом конце стоянки – их шаги эхом отдавались от крашеной цементной поверхности. Кейт устроила целое представление, преувеличенно долго вытаскивая наши вещи из багажника: каждое движение проделывалось мучительно медленно, идеально выверенно, чтобы дать им фору. Пока не пришла наша очередь, я все прижимала кожаную куртку Лиама к груди.

Кейт приложила пропуск к черной панели рядом с дверями лифта, и те с грохотом разъехались. Я ступила внутрь, не сводя глаз с потолка, пока панели снова не открылись и нас не обдало волной тяжелого влажного воздуха.

Наверное, здесь когда-то проходила канализация. Да, судя по наличию крыс, едкому запаху и слабой вентиляции, в этом месте точно была канализация или ливневый сток. Выходя, мы запустили какой-то детектор движения, и темные цепочки крошечных лампочек, идущие по обеим стенам, ожили, выхватывая яркие взрывы граффити и лужи конденсата на цементном полу, куда медленно и с громкими шлепками плюхались капли.

Я уставилась на Кейт, ожидая эффектного завершения этой явно затянувшейся неудачной шутки. Но женщина только пожала плечами.

– Знаю, выглядит не… красиво, но ты постепенно… ладно, здесь никому не нравится. Но когда все здесь изучишь, привыкнешь.

Чудненько. Есть чего ждать с замиранием сердца.

Мне хватило расстояния в один квартал, когда от влажного, заплесневелого воздуха в туннеле к горлу снова подступила тошнота. Еще четыре таких дистанции расширяли границы того, что может вынести человек. Для большинства из нас потолки были достаточно высокими, чтобы ходить, не нагибаясь. Но тем, кто отличался изрядным ростом, включая Роба, приходилось «кланяться» каждой металлической балке. Стены смыкались вокруг, словно мимические морщинки вокруг рта, накрывая нас тьмой. Единственной роскошью в туннеле была его ширина – мы могли идти бок о бок. И дышать.

Кейт подняла глаза и махнула в сторону одной из черных камер, мимо которой мы проходили, направляясь к серебристой двери на другом конце туннеля.

Не знаю, что насторожило меня в этом жесте, но я обернулась. Возможно, необратимость. Полное осознание того, сколько усилий придется приложить, какой быть осторожной и терпеливой, пока Лиам не доберется до места, где его не достанут. И уже только потом выбраться отсюда.

Трижды пикнув, панель доступа мигнула зеленым. Кейт прицепила пропуск обратно к петле на поясе, вздох облегчения наполовину затерялся в свисте кондиционированного воздуха, вырвавшегося из-за дверей.

Я отпрянула прежде, чем женщина успела взять меня за руку, съежившись под ее дружелюбной улыбкой.

– Добро пожаловать в Штаб, Руби. Перед экскурсией я хотела бы кое с кем тебя познакомить.

– Хорошо, – пробормотала я.

Мой взгляд застыл на длинной стене коридора, увешанной сотнями пожелтевших листочков. Больше смотреть было не на что, разве что на блестяще-черную плитку да длинные люминесцентные трубки над головой.

– Это все повестки агентов, – объяснила Кейт, когда мы проходили мимо.

Обязательная воинская повинность Грея, введенная накануне кризиса, означала, что всех, кто был моложе сорока, призывали на службу: миротворцами в Национальную гвардию, пограничниками или надсмотрщиками за чудными детьми в лагерях наподобие СППшных. Первая волна вынужденных рекрутов в основном состояла из двадцатилетних – слишком взрослых, чтобы пострадать от ОЮИН, и слишком молодых, чтобы потерять собственных детей.

– Многие агенты – бывшие военные, как Роб, – рассказывала Кейт, пока мы шли. – Но большинство из нас – гражданские. Одни присоединились к Лиге, поверив в миссию Албана, другие пытались получить чуть больше информации о том, что происходит с нашими детьми, с братьями и сестрами. Всего задействовано более трехсот внедренных агентов, плюс еще человек сто или больше работают в Штабе. Это технические специалисты, тренеры или те, кто следят за ходом операций.

– А сколько здесь детей?

– Двадцать шесть, включая тебя и Мартина. Шесть команд, по четыре человека в каждой. И к каждой прикреплен агент. Хотя Албан называет нас Наставниками. Ты будешь тренироваться с моей командой и со временем получишь допуск к тактическим операциям.

– И Лига всех вытащила из лагерей? – поинтересовалась я.

Кейт приложила пропуск к очередной двери.

– За пять лет существования Лиги самое большее – четверых. Дети здесь со всех концов страны. Некоторых, вроде Вайды и Джуда – познакомишься с ними чуть позже, – привезли сюда, когда Сборы еще только начались. Других удачно заметили, когда ребят уже отправляли в лагерь или когда за ними приехали СПП. Есть несколько странных парнишек, вроде Нико из моей команды. У него… интересная история.

Я не поняла, было ли это приманкой:

– Интересная?

– Помнишь, я рассказывала тебе про «Леду-корпорейшн»? Как правительство предоставило им грант для изучения того, откуда взялся ОЮИН? Нико был… – Кейт пару раз кашлянула, – был одним из их объектов. Мальчишку привезли несколько недель назад, так что вы двое сможете осваивать азы вместе. Но хочу предупредить: он еще немного хрупкий.

Тогда-то я и увидела, что коридор оказался лучшей частью остальных помещений. Как если бы в доме все средства ушли на ремонт прихожей, или хозяева просто решили, что продолжать просто нет смысла. В общем, место выглядело так, будто тебя занесло на стройплощадку и работы на ней еще идут. Стены – серые бетонные блоки на металлических опорах. Пол из крашеного бетона. Все бетонное – везде, всегда. На мгновение я словно снова оказалась в Термонде – так «дружелюбно» смотрелось это место.

Низкие потолки оплетали трубы и провода в яркой изоленте. И хотя в Штабе было не так темно, как в туннеле, естественный свет внутрь не поступал, и мерцающие лампы дневного света заливали пространство нездоровым анемичным сиянием.

Самым необычным в помещении была его форма: дверь из коридора открывалась прямо напротив большой круглой комнаты в центре – ее изогнутые стены были полностью стеклянными. Проход, в котором мы стояли, образовывал вокруг этой комнаты кольцо, и я рассмотрела, по крайней мере, еще четыре прямых коридора, отходивших от него лучами.

– А он какой?

Пока мы шли, я продолжала посматривать по сторонам, наблюдая за фигурами, которые сновали туда-сюда вокруг стеклянного пространства. Внутри его по стенам были развешаны несколько телевизоров; под ними стояли круглые, как в кафе, столики, за которыми несколько агентов Лиги играли в карты, ели или читали.

Изогнутый коридор был нешироким. Так что, когда навстречу попадалось сразу несколько человек, кому-то приходилось давать дорогу.

Сначала мы столкнулись с двумя молодыми женщинами в армейском камуфляже. И эта встреча стала подтверждением того, чего я боялась: слухи обо мне уже распространились. Встречаясь глазами с Кейт, все дружелюбно улыбались, но стоило взгляду упасть на меня, как люди огибали нас, держась на максимально возможном расстоянии, и прибавляли шагу.

– Какой он? – повторила я и, увидев непонимание в бледно-голубых глазах Кейт, пояснила: – Какого цвета?

– А-а! Нико – Зеленый. Технический гений. Обрабатывает все, словно программа. Вайда – Синяя. Джуд – Желтый. Это единственная команда со смешанными возможностями. Остальные – строго одного цвета и выполняют во время операций разные вспомогательные функции. – Льющийся сверху свет окрасил белокурые волосы Кейт в жемчужно-белый. – Ты здесь единственная Оранжевая.

Чудненько. Мы прямо как чертова радуга. Только красного не хватает.

– Значит, вам достаются объедки – кого не взяли в другие команды?

Кейт улыбнулась:

– Нет. Я просто выбираю тщательнее других.

Наконец мы покинули внешнее кольцо, нырнув в один из прямых коридоров. Кейт замолчала, не отвечая даже встреченным агентам, вжимавшимся в стены, когда мы проходили мимо. И пока мы шли к двери, помеченной ее именем, нас провожали взглядами, и каждый раз эти взгляды острыми ногтями царапали мне спину.

– Готова? – спросила женщина.

Как будто у меня был выбор!

Оказаться в чужой спальне – все равно что подсмотреть чужую жизнь. И мне было немного неловко – и тогда, и сейчас – увидеть безделушки, которые ей удалось сюда протащить. Комната оказалась тесной, но жить в ней было можно, компактной, но, что удивительно, не вызывающей клаустрофобии. Койка стояла в углу, позади нее Кейт повесила грязное лоскутное одеяло. Узор из ярких красных и желтых маргариток пробивался даже через самые темные пятна. На карточном столике, служившем письменным столом, стояли компьютер, лампа, а еще лежала пара книг и сумка.

И повсюду – рисунки.

Фигурки людей, намалеванные маленькими пальчиками. Карандашные портреты – ни одного знакомого лица. Пейзажи, выполненные углем, которые выглядели такими же безжизненными, как пребывание под землей. Фотографии с приветливыми лицами на фоне заснеженных гор, наклеенные аккуратными рядами, слишком далеко от меня, чтобы разглядеть красивые глянцевые детали. А еще в этом пространстве обнаружились трое.

Высокий и очень худой парнишка мерил шагами крохотное свободное пространство между столом и койкой, но, едва мы вошли, остановился. Голова в красновато-каштановых кудряшках мотнулась в нашу сторону. Его лицо просияло от радости, и подросток бросился к Кейт, обхватывая ее плечи тонкими руками.

– Я так рад, что вы вернулись! – Его голос дрогнул от облегчения.

– Я тоже, – проговорила Кейт. – Джуд, это Руби.

Джуд, весь кожа и кости, выглядел так, словно за пять дней вымахал сантиметров на десять. Нет, некрасивым назвать его было нельзя: подросток просто не до конца сформировался. Ему еще придется дорасти до своего длинного, прямого носа, что же до больших карих глаз – они выглядели сейчас по-мультяшному огромными.

На вид Джуду было лет тринадцать-четырнадцать, но двигался мальчишка так, словно все еще не научился справляться с этими новыми длиннющими конечностями.

– Приятно познакомиться! – воскликнул он, обнимая уже меня. – Вы только что вернулись? Все это время ты была в Вирджинии? Кейт сказала, вы там разделились, и она так волновалась, вдруг что-то…

Парнишка перескакивал с одной мысли на другую. Я моргнула, пытаясь высвободиться из его объятий.

– Джудит, подруга явно не в восторге от обнимашек, – раздался из-за спины Джуда чей-то низкий голос. – Отцепись.

Джуд тут же отпрянул назад, издав нервный смешок.

– Извини, извини. Просто рад познакомиться. Кейт так много о тебе рассказывала – ты была в том же лагере, что и Мартин?

Когда мальчик назвал имя другого Оранжевого, его голос странно дрогнул, взлетел вверх и оборвался.

Я кивнула: значит, он знает, кто я. И все же до меня дотронулся. Какой смелый, глупый ребенок.

– А это Вайда там, на кровати, – вмешалась Кейт, подталкивая меня в ту сторону.

Мне показалось, что я невольно пячусь назад, в угол – такова была сила взгляда этой девушки. Странно, что я не заметила ее, сидевшую на койке: вытянутые ноги скрещены, руки сложены на груди, на лице застыло безразличное выражение. Но теперь, обнаружив ее, я даже поежилась.

Выглядела Вайда роскошно: идеальное сочетание рас и народов: блестяшая смуглая кожа, которая напомнила мне теплые осенние дни, миндалевидные глаза, выкрашенные в цвет электрик волосы. Такое лицо ожидаешь увидеть в журнале: высокие, острые скулы и полные губы, на которых, кажется, всегда держится легкая ухмылка.

– Привет. Мило, что ты наконец-то дотащила сюда свою задницу. – Голос ее был громким, глубоким, и она четко выговаривала каждое слово. Когда Вайда поднялась – обнять Кейт, мне показалось, что я невесомая Дюймовочка.

Вместо того чтобы вернуться на кровать, девушка застыла между мною и Кейт. Я знала эту стойку. Сколько раз сама ее занимала, закрывая Зу, Толстяка или Лиама? Сколько раз это делали они? Стоя спиной к женщине, Вайда внимательно меня изучала.

– Бедняжка. Просто держись меня и будешь в порядке.

«Вот оно как, да?» – подумала я, ощетинившись от ее тона. Обернувшись к Кейт, Вайда, как ни в чем не бывало, снова расцвела в улыбке. Ее темная кожа прямо-таки светилась счастьем.

– Там, в углу, Нико, – перехватила роль хозяйки Вайда. – Чувак, можешь оторваться на пару секунд?

Нико сидел на полу, прислонившись спиной к крошечному комодику Кейт. Мальчишка показался мне маленьким, но я сразу поняла, что Кейт имела в виду, назвав его «хрупким». Дело было не в росте – невысоком или телосложении – щуплом, а в напряженных чертах лица.

– Привет. Приятно познакомиться, – кивнул мальчик, и непослушная прядь отделилась от зачесанных назад и уложенных гелем иссиня-черных волос.

А потом снова опустил глаза на небольшой черный аппарат в его руках, и пальцы запорхали по кнопочкам. Устройство подсвечивало загорелую кожу лица неестественным ярко-белым, выделяя почти черные глаза.

– И что у тебя за история? – поинтересовалась Вайда.

Я напряглась, складывая на груди руки – копируя ее позу. Сомнений не было: если все сложится – если я буду жить с этими ребятами, общаться и тренироваться, – придется держать дистанцию. За последние несколько недель я уже не раз убедилась: если сходишься с кем-то поближе, человек неизбежно становится тебе небезразличен. Границы между вами размываются, и когда приходит время прощаться, вырвать себя из жизни, в которой успел пустить корни, невероятно мучительно.

Но если бы я даже захотела рассказать им о Термонде, словами эту боль не передать. Они не смогут понять, а у меня не получится объяснить, что при одном только воспоминании о саде, фабрике и о больнице я захлебывалась собственной яростью. В моей груди остался ожог, который все еще не зарубцевался, как долго заживают пузыри на руках, оставленные отбеливателем в прачечной.

Я пожала плечами.

– А что насчет Мартина? – спросил Джуд, с силой сплетая пальцы, так что они покраснели. – Нас будет пятеро в команде?

Кейт не пропустила пас:

– Мартина перевели в Канзас. Он будет работать с местными агентами.

Вайда качнулась к ней:

– Правда?

– Да, – подтвердила Кейт. – Место командира группы займет Руби.

Вот и все. Какие бы показные любезности ни выжала из себя Вайда при встрече с Кейт, все они в одночасье рассеялись в одном грубом выдохе. В глазах девушки вспыхнула обида предательства. Я видела, как она, буквально проглотив рвущиеся наружу слова, заставила себя кивнуть.

– Подождите, что? – поперхнулась я. Я не хотела этого – не хотела ничего такого.

– Круто! Поздравляю! – Джуд дружески толкнул меня в плечо, возвращая в реальность.

– Уверена, вы все окажете Руби гостеприимство и введете в курс дела, – проговорила Кейт.

– Ага, – сквозь зубы процедила Вайда. – Конечно. Все, что пожелает.

– Пойдемте вместе на обед, – весело предложил Джуд, сверкая безоблачной улыбкой и не обращая ни малейшего внимания на то, как застывшая рядом Вайда сжимает и разжимает кулаки. – Сегодня паста!

– Мне надо зайти к Албану, но вы идите вчетвером – заодно покажете Руби спальное место и поможете разместиться, – предложила Кейт.

Едва я вышла в коридор и закрыла за собой дверь, как почувствовала, что кто-то вцепился в мои волосы, крутанул меня и швырнул к ближайшей стене. Перед глазами заплясали черные звездочки.

– Вайда! – воскликнул Джуд. Даже Нико поднял глаза.

– Если хоть на одну долбаную секунду ты решила, будто я не понимаю, что на самом деле происходит, ты ошибаешься, – прошипела Вайда.

– Отцепись от меня, – прошипела я в ответ.

– Я знаю, что история о том, будто Кейт тебя потеряла, – брехня. Знаю, что ты сбежала, – заявила девушка. – Я скорее порву тебя на клочки, чем ты снова причинишь ей боль.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – бросила я и этими словами разозлила ее еще больше.

– Я знаю достаточно, – выплюнула Вайда. – Знаю, кто ты. Мы все знаем.

– Довольно! – вмешался Джуд, хватая меня за руку и оттаскивая от Вайды. – Мы идем обедать, Вай. Хочешь – иди, не хочешь – не надо.

– Приятного, блин, аппетита, – сладким голосом проговорила девушка, но ярость, что она излучала, взрезала воздух между нами и сомкнулась вокруг моей шеи, словно кулак. Словно обещание.

Не знаю, почему, но круг пустых столов вокруг нас заставил меня напрячься. Возможно, по той же причине Джуд посчитал, что должен болтать весь обед напролет, заполняя тишину.

Как только мы сели за один из небольших круглых столиков, агенты и дети повставали со своих мест. Кто-то взял свой поднос и просто ушел, другие пристроились за другими столиками в отдалении, потеснив тех, кто уже там сидел. Я попыталась убедить себя, что это не из-за меня, но некоторые мысли укореняются в тебе, словно хроническое заболевание. Стоит только подумать, что наконец-то ты их победил, как они перерождаются в нечто новое и еще более мрачное. «Конечно, они встали и ушли, – нашептывал мне в ухо знакомый голос. – Вряд ли они когда-либо захотят оказаться рядом с кем-то вроде тебя?»

– …здесь мы едим и зависаем, если есть свободное время. После обеда тут все убирают, и можно прийти поиграть в карты или пинг-понг или просто посмотреть телик, – сообщил Джуд, набив полный рот салата. – Иногда агент привозит новый фильм, но я в основном торчу внизу, в компьютерном зале…

Находиться в круглой комнате ощущалось чем-то странным, вызывающим дурноту. Ощущение усиливалось еще и тем, что в поле зрения попадал десяток телевизионных экранов сразу. Каждый был настроен на единственный уцелевший национальный новостной канал – оказывается, если залезть в президентский карман, там найдется немало денег, – или цеплял глаз беззвучной застывшей картинкой, если телесигнал прерывался. Выслушивать перечисление всех случившихся за день ужасов, о которых говорили ведущие, сил у меня не было. И я нашла занятие поинтереснее: наблюдать, как вновь прибывшие распределяются по группкам. Забрав тарелки с едой с буфетных столов, дети прибивались к другим детям. Мускулистые парни, возможно бывшие военные, сидели с ребятами точно такой же внешности, было и несколько женщин-агентов.

Я так сосредоточилась на подсчете женщин, что даже не заметила Кейт, пока та не встала прямо позади Джуда.

– Албан хочет тебя видеть, – просто сказала она, потянувшись, чтобы взять у меня поднос.

– Что? Зачем?

Джуд, должно быть, принял мое возмущение за страх, потому что похлопал меня по плечу.

– Ой, нет, не переживай! Он правда хороший. Я уверен… Уверен, он просто хочет поболтать, ведь это твой первый день. И больше ничего. Дело на полминуты.

– Ага, – пробормотала я, не обращая внимания на нотки ревности в его голосе. Очевидно, вызов к руководству был нерядовым событием. – Конечно.

Кейт вывела меня из атриума обратно в коридор, оставив мой поднос на тележке у входа. Вместо того чтобы повернуть вправо или влево, она подтолкнула меня к двери в противоположной стене, которую я раньше не замечала, и чуть ли не потащила за собой вниз по лестнице, которая оказалась за этой дверью. Мы миновали второй уровень и двинулись дальше к третьему. В ту же секунду, как женщина распахнула дверь плечом, я сразу почувствовала себя лучше. Здесь было теплее и суше, чем на верхних этажах с их ползучей сыростью. Меня даже не тревожил запах статического электричества и горячего пластика в огромном компьютерном зале, расположенном точно под атриумом.

– Извини, – сказала Кейт. – Ты, конечно, устала, но он очень хочет тебя увидеть.

Я сцепила руки за спиной, чтобы не показать, как дрожат мои ладони. Пока мы летели сюда, Кейт пыталась изобразить Албана этаким благородным джентльменом с острым умом и добрым сердцем – настоящим патриотом Америки. Что, между прочим, несколько расходилось с тем, что я слышала о нем: террорист, организатор более двухсот покушений на президента Грея в дни его поездок по стране, во время которых погибло немало простых людей. Подтверждения этому обнаруживались повсюду: агенты увешали стены газетными статьями и стоп-кадрами последних новостей, будто смерть и разрушение могли служить поводом для торжества.

Сама я знала о Джоне Албане только одно: он основал организацию и назвал ее Детская лига, однако вытаскивал из лагерей лишь тех, кого считал обладателями силы. Кто мог оказаться полезным. И, если чувак окажется не в духе, у меня есть хороший шанс огрести по полной за то, что его план чуть не сорвался.

Мы прошли по другой стороне круглого коридора-петли. Кейт коснулась пропуском черной панели, ожидая сигнала. «Вдруг не сработает», – мелькнула во мне слабая надежда.

Но мы опять устремились вниз по бетонным ступенькам холодной лестницы. Дверь за нами захлопнулась сама собой, загерметизировавшись со всасывающим звуком. Я пораженно обернулась, но Кейт мягко подтолкнула меня вперед.

Еще один коридор, но не такой, что я видела наверху, на первом уровне. Лампы здесь светили не так мощно и, казалось, были установлены на мерцающем цикле. Один взгляд в эту сторону, и я вздрогнула, а сердце забилось где-то в горле. Это был Термонд – миниатюрный кусок моей тюрьмы. Ржавые металлические двери, твердые бетонные стены – их ровную поверхность нарушали лишь маленькие смотровые окошки. Но это была тюрьма с двенадцатью дверями вместо многих дюжин, с двенадцатью заключенными – вместо тысяч. Тошнотворный запах с примесью хлорки, голые стены и пол – единственная разница заключалась том, что вздумай мы колотить в двери так, как эти пленники, нас сразу бы наказали. Приглушенные голоса умоляли выпустить их, и я попыталась представить, впервые в жизни, чувствовал ли кто-нибудь из солдат то же, что и я сейчас: тупую боль, как если бы с силой стянули кожу на голове. Я точно знала, когда их лица выглядывали из окон, а налитые кровью глаза следили за нами, пока мы шли по коридору.

Кейт коснулась пропуском замка последней двери слева, лицо ее скрывала тень. Дверь открылась, и женщина толкнула створку, кивнув в сторону голого стола и стульев.

Свисающая с потолка лампа уже горела, покачиваясь на шнуре. Я застыла на пороге, отпрянув от Кейт.

– Что, черт возьми, происходит?

– Все в порядке, – проговорила она низким, успокаивающим тоном. – Мы используем это крыло, чтобы хранить ценное имущество, а еще держим здесь тех, с кем возникли кое-какие проблемы, с кем нужно побеседовать.

– В смысле допросить? – уточнила я.

«Нет, – подумала я, и понимание черными пятнами расцвело в моем сознании. – Сначала их допрашивал Мартин. Теперь это буду делать я».

– Я не… – начала было я. Не доверяю себе, не желаю этим заниматься. Не хочу ничего из этого.

– Я все время буду рядом, – заверила меня Кейт. – С тобой ничего не случится. Албан просто хочет увидеть уровень твоих способностей, и это один из немногих способов их продемонстрировать.

Это было почти смешно. Албан хотел удостовериться, что не прогадал с покупкой.

Кейт закрыла дверь и потянула меня к стулу за металлическим столом. Я услышала шаги и попыталась подняться, но меня тут же усадили обратно.

– Всего несколько минут, Руби. Я обещаю.

«Чему ты удивляешься?» – спросила я сама себя. Я знала, что представляла собой Лига и все они. Кейт как-то говорила, что Лигу создали для того, чтобы раскрыть всю правду о том, что происходит с детьми в лагерях. Забавно, как далеко они ушли от своей миссии. Мне хватило нескольких часов, чтобы понять: все, в чем Лига преуспела за пять лет, это превращенная в солдат горстка детей, похищения и допросы и несколько разрушенных сооружений из тех, что имели особое значение.

В небольшом окошке возникло темное лицо Албана, за ним маячили фигуры еще полудюжины мужчин. Его голос просочился сквозь потрескивающую внутреннюю связь:

– Мы готовы приступить?

Кейт кивнула и, отступив назад, пробормотала:

– Просто делай, что тебя просят, Руби.

«Всю жизнь только это и делаю».

Дверь открылась, и в комнату вошли трое.

Два здоровяка-агента в зеленой униформе и маленькая женщина, которую они втащили внутрь и привязали пластиковыми стяжками к другому стулу. Ее голову скрывал капюшон из мешковины, и, судя по мычанию и протестующим стонам, рот был заткнут кляпом.

Мою шею свело от ужаса, страх медленно пополз вниз по позвоночнику.

– Здравствуй, моя дорогая, – снова прошипел голос Албана. – Надеюсь, этим вечером ты прибываешь в добром здравии.

Джон Албан оставался советником в кабинете президента Грея, пока его собственная дочь, Алиса, не был убита ОЮИН. Как мне объяснила Кейт, Албан не справился с чувством вины. Но когда он попытался донести до остальных правду – не глянцевую, засахаренную версию о лагерях, обратившись в крупные газеты, ни одна не решилась обнародовать его историю. Президент Грей ужесточил и без того безжалостный контроль за СМИ. Таковы были последствия взрыва в Вашингтоне: хорошие парни остались неуслышанными, плохие – получили все преимущества.

Джон Албан был уже немолод, его темная кожа так же выдавала его возраст, а из-за тяжелых мешков под глазами лицо тоже казалось обвисшим.

– Разумеется, мне невероятно приятно видеть тебя здесь. Мы с моими советниками очень хотели бы оценить пределы твоих способностей и понять, какую пользу они могут принести нашей организации.

Я кивнула, язык прилип к небу.

– Мы считаем, что эта женщина передает информацию людям Грея, саботируя операции, на которые мы ее посылаем. Я бы хотел, чтобы ты исследовала ее последние воспоминания и сказала бы мне, правда ли это.

Он что, считает, это так легко? Глянул внутрь – и получил все ответы? Я выпрямилась и пристально посмотрела на него через стекло. Я хотела, чтобы Албан понял: я догадалась, что он укрывается за дверью не от этой женщины, а от меня.

Все, что мне нужно было сделать, завоевать его доверие и получить частичку свободы. И когда придет время, он пожалеет, что сам предоставил мне возможность оттачивать свои способности; проснувшись однажды утром, он обнаружит, что я ушла, не оставив и следа в этой подземной дыре. Время работало на меня. Удостоверившись, что остальные в безопасности, я разорву сделку и сбегу отсюда.

– Вы должны назвать мне конкретную операцию, – возразила я, не зная даже, слышит ли меня Албан. – Иначе мы можем проторчать здесь всю ночь.

– Понимаю, – протрещал голос. – Думаю, нет нужды говорить, что все увиденное и услышанное тобой в этом зале – конфиденциальная информация, к которой у твоих сверстников нет и не было доступа. Если мы обнаружим, что какие-то данные стали общественным достоянием, не обойдется без… последствий.

Я кивнула.

– Превосходно. На днях этот агент ходил на встречу со связным, чтобы получить конверт.

– Где?

– В окрестностях Сан-Франциско. Точнее сказать не могу.

– У связного есть имя?

Последовала долгая пауза. Нетрудно было догадаться, что за дверью совещаются. Наконец Албан объявил:

– Амброуз.

Двое солдат, что привели женщину, попятившись, вышли. Она услышала, как щелкнул дверной замок, но когда я потянулась к ее связанным запястьям, женщина попыталась увернуться от моего прикосновения.

– Амброуз, – бормотала я. – Сан-Франциско. Амброуз. Сан-Франциско…

Снова и снова повторяя эти слова, я погрузилась в ее разум. Напряжение, которое копилось во мне с того самого момента, как я взошла на борт самолета в Мэриленде, мгновенно схлынуло. Я наклонилась ближе к женщине, стремительный поток мыслей заструился через ее сознание. Они оказались ослепительно-яркими – от них исходило настолько болезненно-насыщенное свечение, словно каждое воспоминание окутывал чистый солнечный свет.

– Амброуз, Сан-Франциско, информация, Амброуз, Сан-Франциско…

Этому приему меня научил Клэнси – упоминания определенных слов, фраз или имен нередко достаточно, чтобы найти нужную главу в чьих-либо мыслях.

Женщина расслабилась под моими пальцами. Готова.

– Амброуз, – тихо повторила я.

Стоял полдень или около того; я была ею, а она – мной, и мы быстро подняли глаза на солнце, стоящее прямо над нами. Картинка мерцала, когда я бежала через пустынный парк, черные тенниски скользили по некошеной траве. Впереди замаячила постройка – общественный туалет.

В моей руке внезапно появился пистолет, что меня нисколько не удивило. По мере того как я погружалась в ее разум, вместе с «картинкой» приходили и другие чувства: запах – там, звук – здесь, прикосновение. С того мгновения, как оказалась в этих воспоминаниях, я ощущала холодный металл за поясом шортов.

Человек, ожидавший позади здания, даже не успел повернуться, как уже лежал на земле с дыркой размером в доллар на затылке. Я отскочила, отбросив запястье женщины. Последним, что я увидела, прежде чем разорвать связь, была синяя папка и ее содержимое, разлетающееся по ветру и падающее в расположенный неподалеку пруд.

Я открыла глаза, хотя мигание свисающей с потолка лампочки отдавало в голове болью. По крайней мере, не мигрень – с каждым таким погружением боль постепенно становилась слабее, но дезориентация никуда не девалась. Мне потребовалось две секунды, чтобы вспомнить, где я, и еще две – чтобы обрести дар речи.

– Она встретилась с мужчиной в парке, за общественным туалетом. Подошла к нему сзади и выстрелила в голову. Информация, которую он принес, лежала в синей папке.

– Ты видела, что произошло с папкой? – В голосе Албана звучало восхищение.

– Она на дне пруда, – ответила я. – Почему она его застрелила? Если он был связным…

– Достаточно, Руби, – оборвала меня Кейт. – Впустите их, пожалуйста.

Женщина обмякла на стуле – все еще не пришла в себя после моего проникновения. Она не сопротивлялась, когда солдаты освободили ее от пут и подняли со стула. Но мне показалось… мне показалось, я услышала, как она плачет.

– Что с ней будет? – с нажимом спросила я, поворачиваясь к Кейт.

– Достаточно, – снова повторила она, ее тон заставил меня вздрогнуть. – Мы можем попросить вашего разрешения уйти? Вы удовлетворены результатами?

На это раз Албан встретил нас у двери, но так и не преодолел то последнее расстояние между нами. Даже ни разу не посмотрел мне в глаза.

– О да, – тихо сказал он. – Мы более чем удовлетворены. Ты обладаешь особенным даром, моя дорогая, и вряд ли понимаешь, что это означает для нас.

Как раз понимаю.

Лиам немногое рассказал мне о своем пребывании в Лиге; оно было коротким и жестоким, и таким болезненным, что он воспользовался шансом слинять при первой же возможности. И, хотя мы об этом и не подозревали, он подготовил меня к новому витку моей жизни. Предупредив меня один раз, второй, третий о том, что Лига будет контролировать каждый мой шаг, будет требовать, чтобы я забрала чью-нибудь жизнь просто потому, что им так надо, им так хочется. Он рассказал мне о своем брате, Коуле, о том, кем тот стал в заботливых руках Лиги.

Коул. Я знала из сплетен, которые ходили в Лиге, что он был мегакрутым – агентом под прикрытием с колоссальной эффективностью. Знала от Лиама, что его брат буквально подпитывается энергией пистолетных выстрелов.

Однако никто, даже сам Лиам, не удосужился упомянуть одного: насколько похоже, невероятно похоже они выглядели.

Глава третья

По какой-то причине Джуд самовыдвинулся в качестве единственного члена приветственного комитета. Когда я вернулась в штаб со своей первой операции, его долговязая, вышагивающая из стороны в сторону фигурка маячила в конце коридора, и торпедой метнулась ко мне, чтобы обрушить на меня лавину вопросов. Шесть месяцев спустя он по-прежнему был единственным, кто ждал нас на том же месте, награждая за благополучное возвращение широкой улыбкой.

Когда Вайда приложила свой пропуск к двери, я приготовилась к последствиям. Роб и остальные члены опергруппы уже доставили Коула Стюарта в штаб, но я заставила нас задержаться – не спешить спускаться в туннель. Было важно дать Робу получить все поздравления за успех операции – пусть поваляется в славе, словно собака в траве. Когда агенты вошли в дверь, до нас донеслись приветственные восклицания, мы видели, как, заходя в помещение Штаба, они вскидывают кулаки, практически забыв о Коуле в кресле-каталке.

В длинном белом коридоре уже никого не осталось – только эхо ликующих голосов, которые сопровождали появление агентов. Мужчины шагали дальше, и оживленный гул постепенно затихал, пока мое собственное дыхание не осталось единственным звуком. А еще мне бросилась в глаза пустота в конце коридора, там, где обычно стоял Джуд.

– Ах, слава тебе, Господи! – пробормотала Вайда, воздевая руки над головой. – Настал день, когда мне не придется вправлять позвонки после его мертвой хватки. Адьос, пупсик.

Наверное, для кого-то «пупсик» считается ласковым обращением. В устах Вайды оно звучало так, что ты чувствовал себя одной из тех маленьких – с мозгами меньше грецкого ореха – собачек, которые от возбуждения постоянно писаются.

Я промолчала и повернула налево, к комнате Кейт и других старших агентов, чтобы отметиться. Я постучала, подождала, потом постучала еще раз. Ответа не было. Через пять минут я просунула голову в атриум – посмотреть, вдруг она там. «Наверняка присоединилась к остальным», – думала я, сканируя почти пустое помещение. Ее светлые волосы не были замечены ни за одним из столиков, зато обнаружилась копна темно-рыжих кудрей как раз напротив одного из телевизоров.

Мне не удалось быстро улизнуть, – за те две секунды, что я пялилась на него, мальчик поймал мой взгляд. Джуд взглянул на свои старые пластиковые наручные часы, а потом, в ужасе, – снова на меня.

– Ру! – воскликнул мальчишка, приветственно помахав рукой. – Прости! Прости меня. Я совсем потерял счет времени. Все хорошо? Ты только вернулась? Где Вайда? Она?..

Совру, если скажу, что мне не захотелось развернуться и слинять, прежде чем Джуд подлетел ко мне и, вцепившись в мои руки, потащил за собой через всю комнату. Я не сразу увидела Нико, сидевшего на другом конце стола за цементным столбом – потому-то от двери мальчик и не попал в поле моего зрения. Нико замер в полной неподвижности. Как окаменел. Я проследила за его застывшим взглядом, прикованным к маленькому устройству на столе. Переговорник.

Небольшой, размером с мобильный – легко спутать, если не приглядеться. Для их изготовления в дело пустили старое поколение телефонов – кнопочных, без сенсорных экранов. Новый корпус был задуман овальным и достаточно тонким, чтобы свободно проскальзывать в задний карман или рукав во время уроков.

Парочка Зеленых изобрели это маленькое сокровище для того, чтобы агенты передавали цифровые сообщения, фотографии и короткие видео домой и уже не уничтожали одноразовые телефоны десятками. Технология, стоявшая за всем этим, в основном была для меня загадкой, но я понимала, что для связи использовалась невзламываемая сеть, разработанная Зелеными. Переговорники служили только для связи с другими переговорниками сети, и только если ты знал секретный код. Однако устройства оказывались бесполезны, если нужно было отправить большое изображение или видео дольше тридцати секунд. Потому Албан отказался от их использования «в поле» – отверг, посчитав забавой скучающих детей. Насколько я знала, теперь Зеленые использовали переговорники, только чтобы просто болтать друг с другом в переделах Штаба, когда сидели на разных занятиях или ночью после отбоя.

– …действительно вернулся? Ты встретилась с агентом? Он правда такой крутой, как говорят? А мы можем?..

– Что происходит? – спросила я, поочередно глядя то на Нико, то на экран телевизора. Транслировался канал, показывающий только местные калифорнийские новости и погоду.

Похоже, что этого вопроса парнишка не ожидал – Джуд напрягся, как обычно выпучив глаза, затем с трудом выдавил жалкую улыбку.

– Что происходит? – повторила я.

Стрельнув глазами в сторону Нико, Джуд сглотнул, а потом склонился к моему уху. Его глаза сканировали атриум, словно в поисках укромных углов, которых не было.

– Блейка Говарда отправили на операцию, – объяснил он. – Мы просто…

– Блейка Говарда? Зеленого из первой команды?

Его же можно пришибить одним прицельным чихом?

Джуд кивнул, бросая еще один нервный взгляд мне за спину.

– Я просто… волнуюсь, понимаешь? Нико тоже.

Тоже мне новость. Нико никогда не отказывался от хорошей теории заговора, особенно когда речь шла о Лиге. Каждый агент был двойным агентом. Албан на самом деле работал с Греем, чтобы разрушить Федеральную Коалицию. Кто-то пытался отравить нашу воду свинцом. Понятия не имею, откуда парень этого набирался, может, это был всего лишь способ, которым его мозг, неспособный отключаться, обрабатывал всю поглощаемую информацию.

– Они, наверное, на что-то его обменяли, – предположил Нико, хватая переговорник. – На информацию? На возможность вернуть другого агента? А что? Не такой уж и бред. Здесь и без того полно Зеленых. Никому не нравится, что нас так много. Мы им не нравимся.

Я изо всех сил старалась не закатить глаза.

– Операция была как-то связана с техникой? – спросила я.

– Ну да, – торопливо ответил Джуд, – но еще никогда наружу не отправляли детей из первой команды? Считается, что их можно использовать только в Штабе.

Джуд был прав. Вайда называла их птенчиками, и прозвище к ним так и прилипло. Все Зеленые обладали невероятными способностями к логике и умозаключениям, и Лига использовала их для расшифровки кодов, создания компьютерных вирусов, изобретения всевозможных безумных устройств. Все они ходили спотыкающейся походкой, Нико тоже. Мелкими шаркающими шажками, волоча ноги по плитке, из-за чего подошвы их кроссовок издавали скрипучие звуки. Уверена, Зеленые неосознанно перенимали эту привычку друг у друга; всегда двигаясь в такт, словно части одного механизма.

– Он совершеннолетний и обладает кучей навыков, которые могли бы пригодиться, – заметила я. – И я совершенно точно знаю, что остальные Зеленые на этой неделе заняты. Возможно, он оказался последней надеждой.

– Нет, – возразил Джуд. – Мы думаем, его выбрали специально. Потому что хотели именно его.

Джуд надолго замолчал, но потом собрался с духом и снова поднял на меня глаза. Выражение его лица было смущенным и одновременно испуганным.

– Ты чего-то недоговариваешь? – уже мягко спросила я. – Я чего-то не знаю?

Джуд скрутил растянутый подол своей рубашки в узел. Нико просто глядел потухшими глазами перед собой, не отводя их от переговорника.

– Пару дней назад, – начал Джуд, – Я, Нико и… Блейк просто здесь тусовались. Пытались собрать дистанционно управляемую машинку из разного компьютерного лома.

– Так…

– Нико поднялся поговорить с Кейт, а мы с Блейком устроили машинке ходовые испытания прямо здесь, на полу. Было уже около двух, кругом пусто. Вот мы и подумали, что никого не побеспокоим. Но… знаешь комнаты, где хранятся всякие штуки для операций? Типа жилетов, дополнительных боеприпасов и всего такого.

Я кивнула.

– Мы услышали в одной из них голоса. Я еще подумал: может, парни просто играют в карты или что-то типа того. Иногда они делают это здесь: так они могут перемыть косточки Албану или кому-нибудь из советников, – говорил Джуд, и голос его начал дрожать. – Но потом я услышал, о чем они говорили – они не играли, Ру, а обсуждали нас. Роб, Джарвин и парочка их приятелей. Они все время повторяли: «Снизить поголовье фриков» или «Поставить Албана на место», и что они собираются доказать, что мы – просто трата времени и… и ресурсов.

Холод пробрал прямо до костей. Я схватила ближайший стул и подтащила его поближе к Нико. Джуд сделал то же самое, нервно сплетая и расплетая пальцы.

– И они поняли, что ты подслушивал?

– Знаю, что сглупил, но когда я услышал это, то перепугался – я не хотел! – и уронил машинку. Мы убежали до того, как дверь открылась, но, уверен, что нас увидели. Я слышал, как Роб окликнул меня по имени.

– И? – с нажимом спросила я, а в мозгу уже вспыхивали предположения, преимущественно опасные.

– И вот Блейка отправили на операцию, хотя он и из первой команды. Джарвин заявил, им нужен Зеленый, чтобы взломать серверную компании, и у Блейка не было выхода.

Я медленно откинулась назад. «Снизить поголовье фриков». Ухо, принявшее на себя основной удар взрыва этой гранаты, казалось, билось собственным пульсом.

«Это несчастный случай, – убеждала я себя. – Роб просто поступил опрометчиво». Но вторая ложь звучала еще менее убедительно, чем первая. Снизить поголовье фриков. Как? Подставляя их во время операций, а потом списывая все на несчастный случай? Роб уже убивал детей – я знала только о тех двоих, что мелькнули в его памяти, но вряд ли он сделал это в первый или в последний раз?

О боже! Ослепляющая волна тошноты ворохнулась в желудке. Он убивал их, чтобы «регулировать» число детей здесь, внизу?

Нет… нет, нужно взять себя в руки. Мысли разбегались и выходили из-под контроля. Это всего лишь Джуд и Нико – мальчишки, у которых слишком много свободного времени, вот от нечего делать они и придумывают всякие ужасы. Вечно ищут себе на голову неприятностей, а потом строят оскорбленную невинность, когда эти неприятности действительно случаются и надирают им тощие задницы.

– Это просто совпадение, – отрезала я. Но не успела ничего добавить, потому что в комнате внезапно громко прозвучало мое имя. Один из советников Албана – его лицо напоминало мордочку енота, стоял в дверях Атриума:

– Он хотел бы поговорить с тобой через час у себя в кабинете.

С этими словами советник удалился. Наверняка он был в бешенстве из-за того, что пришлось выступить в роли посыльного.

– Чего он хочет? – спросил явно перепуганный Джуд.

Встреча с «ходячим костюмом» так далеко от Албана была событием, я бы не удивилась, узнав, что советники каждую ночь вламываются в его спальню и, пока Албан спит, по очереди вливают в его уши разные планы и всякую ерунду.

Совет при Албане состоял из десяти человек, всем уже было за пятьдесят. Каждый возглавлял и контролировал свое направление деятельности Лиги. Советники согласовывали и утверждали операции, отвечали за обеспечение и за новые контакты, нанимали тренеров, управляли финансами Лиги. Таким образом Албан мог сосредоточиться на «целостной картине» и основных задачах.

Джуд утверждал, что они собрались здесь лишь потому, что Грей по той или иной причине жаждал их смерти. Так что у них не было выбора, кроме как залечь на дно. Я до сих пор не знала и половины имен – большинство советников старались никогда не общаться с пси-фриками напрямую. Гораздо легче оказалось придумать им прозвища. Чаще всего мне попадались Енотолицый, Обезьяноухий, Лошадинозубый и Жабогубый.

Не слишком изобретательно, зато точно.

– Вызывают с отчетом? Уже? – спросил Джуд, взглянув на экран.

Я потянулась и щелкнула выключателем.

– Эй!

– Опоздаешь, – заметила я, кивая на настенные часы. – Еще две минуты и инструктор Джонсон влепит тебе выговор.

– И что? – огрызнулся в ответ Джуд. – Это важнее!

– Важнее, чем в итоге получить задание? – спросила я. – Последний раз, когда я проверяла, ты был в двух выговорах от того, чтобы навсегда застрять в запасе.

Это был подлый ход, что подтвердил кипящий взгляд Нико. Но он знал и даже лучше меня, что за возможность отправиться на задание Джуд был готов отдать обе руки.

Я выпроводила мальчишек и довела прямо до тренировочного зала – на случай, если они удумают смыться. Команды, с которыми мы обычно занимались: Вторая, Третья и Четвертая – уже были там и разминались. Их темные фигуры отражались в зеркальной стене. Это было единственное помещение во всем Штабе, где пахло по-человечески. Вонь вспотевших разгоряченных тел привносила сюда порцию настоящей, осязаемой жизни. Все лучше, чем плесень.

Когда я открыла дверь, инструктор Джонсон кивнул мне, люминесцентные лампы выбелили и без того светлые волосы. Сегодня мы с Вайдой были освобождены от уроков и тренировок, но завтра нам все предстояло по новой. Я снова вернусь к обычной рутине, с облегчением благодаря судьбу, что можно не думать ни о чем, кроме того, как я перемещаюсь с одного урока на другой, из одной двери в другую. Школа выживания – спасибо Термонду.

Пусть Джуд с Нико и ненавидят меня за это – мне все равно. Я не могла позволить себе напитаться их страхом, накручивая себя еще больше. Я так старалась оставаться равнодушной, безразличной по отношению к этому месту и не могла никому позволить разрушить это состояние. Они уже получили мое внимание, заботу, защиту, но этого не получат.

Приняв душ, поев, переодевшись и собравшись с мыслями, я была готова встретиться с Джоном Албаном. Но он не был готов встретиться со мной.

Об основателе Лиги можно было сказать многое, возможно, даже что-то хорошее. Умный – отрицать этого не мог никто. Все, чем стала Лига, случилось исключительно благодаря ему. Просто некоторым казалось, что настало время атаковать Грея на «новом уровне», другие давили на Албана, чтобы тот придерживался принятого курса, «раз уж это работает».

Я считала, что Албан имел полное право подумать над таким серьезным вопросом подольше, но и нетерпение остальных тоже было объяснимо. Я знала, они хотели извлечь выгоду из растущего недовольства и шума протестов, которые мы отслеживали.

За дверью слышались голоса, сначала тихие, а потом накалившиеся настолько, что я напряглась. Чем дольше я стояла, прислушиваясь, тем больше таяло желание постучать.

– Нет! – горячился Албан. – Боже мой, нет! Нет! Сколько раз я должен повторить это слово, чтобы оно пополнило твой словарный запас? Я ответил «нет», когда ты сначала предложил это старшему составу, потом убедил Джарвина предложить это Наставникам, таким мой ответ остается сейчас.

– Вы даже не подумали над…

Я инстинктивно качнулась назад, прочь от резкого голоса Роба.

– Думаете, мы можем продолжать, не заявив о себе как следует? Сколько этих существ просто протирает штаны в Штабе, забирая наше время и энергию?

– Они не существа, – оборвал его Албан. – И тебе это хорошо известно. Это не обсуждается. Цель никогда не оправдывает средства, как бы вы ни старались. Никогда. Они – дети.

В глубине моего сознания мысли от услышанного начали переплетаться с другими, более мрачными, но я заставила себя сконцентрироваться на том, что происходило за дверью. Не сейчас.

– Вы же сами постоянно повторяете: «Все, чтобы избавиться от Грея»? Беспорядков будет более чем достаточно, чтобы атаковать, разрушить лагеря, разнести информацию по этой проклятой стране. Теперь это единственный способ. Наши фальшивые пропуска раскрыты – мы даже не можем вытащить собственных агентов, которых сами внедрили в лагеря. А они нас ждут! Мы все ждем, чтобы вы что-нибудь сделали! Что-нибудь решили!

Последовала долгая, горькая тишина. Какие бы слова Албан ни искал, они не находились. Я больше не могла рассуждать здраво и взвешенно. Какой план мог заставить его выйти из себя?

– Я просто предупреждаю вас, – более спокойно продолжил Роб, – даже я слышал, что агенты задаются вопросом, какой политики мы придерживаемся. И многие даже подумывают, что в конечном счете вы хотите возобновить отношения с Греем. Скучаете по другу.

Я закрыла глаза. Негласное правило предписывало ни в коем случае не поднимать вопрос бывшей дружбы Албана с президентом Греем и первой леди. Однажды Кейт сказала мне, что Албан не переносит даже напоминание о том, как он был министром внутренней безопасности – полагаю, наш руководитель не жаждал вспоминать, что принадлежал к узкому кругу людей, наслаждавшихся закрытыми ужинами в Белом доме.

Вмешался новый голос:

– Джон, давайте не отвергать этого полностью. Эта тактика уже использовалась раньше, и она эффективна. Никто не узнает. У нас есть способ скрыть механизм…

Я так сосредоточилась на разговоре, что не услышала прихрамывающих шагов, не заметила, что ко мне кто-то подошел сзади. Только когда, потоптавшись у меня за спиной, человек похлопал меня по плечу, привлекая внимание.

– Тебе стоит держать язык за зубами, Кейт Замочная Скважина[1], – бросил Коул. – Рассказать тебе сказку о любопытном коте?

Отпрыгивать от двери и притворяться, что я не подслушивала, было уже поздно. К тому же меня одолевали тревожные мысли, чтобы еще беспокоиться и об этом.

Медик из команды Роба хорошо поработал, зашив глубокие порезы на лице Коула, привел в порядок его лицо. Парень облачился в свободную рубашку и штаны на несколько размеров больше, но, по крайней мере, он вылез из своих изгвазданных блевотиной тряпок. Коул выглядел другим, и я была рада этому. По крайней мере, я могла на него смотреть.

И, наконец, получила возможность изучить его как следует.

Когда Лиам рассказал, что у него есть старший брат, я решила, что тот гораздо старше – лет двадцати пяти – двадцати шести, как Кейт. Но на обратном пути услышала, как кто-то из опергруппы Роба жаловался на Коула. На то, что тот ведет себя как полный говнюк. И что парню всего-то двадцать один, а Албан отдает ему все серьезные операции. Этакий золотой парнишка.

Всего лишь три года отделяло его от Лиама. От последствий ОЮИН. Коул принадлежал к малочисленному поколению, которое оказалось немногим старше, но все же достаточно для того, чтобы избежать заболевания.

– Нам так и не удалось поговорить в самолете, – сказал он, перевязанными пальцами перебрасывая мне влажные волосы за плечо.

Коул был выше, чем Лиам – ему пришлось наклониться, чтобы внимательно изучить мое лицо. И в этот момент дерзкая улыбка озарила его собственное. Кажется, он был ýже в плечах, и талия была тоньше, однако в его позе угадывалось нечто знакомое…

Я потрясла головой, надеясь, что воздух остудит мои пылающие щеки, и постучала в дверь. Спорщики сразу же замолчали. Когда я вошла, Албан поднялся из-за стола темного дерева, закрыл ноутбук и выключил тихо бормочущий радиосканер, стоявший на соседнем столе. Роб и Жабогубый уже стояли, лица их раскраснелись от бурных пререканий. Увидев нас с Коулом, Роб закатил глаза и отвернулся, прислонившись к одному из многочисленных стеллажей Албана, уставленных бесполезными безделушками из его прежней жизни.

– Сэр, – начала я, – вы хотели меня увидеть?

– Боже мой! Садись, садись, – воскликнул Албан, махнув рукой на складное кресло напротив него. – Вы оба выглядите ходячими мертвецами.

– Я в порядке, – пробормотала я, машинально добавив «спасибо». Я ненавидела, как жалко мой голос звучал в его присутствии. Ненавидела.

Албан опустился обратно в кресло, растягивая губы в улыбке, обнажившей желтые зубы. Он редко улыбался на публике – если за твою голову назначено целое состояние, поводов для веселья немного. Когда с ним записывали очередное видеообращение, при окончательном монтаже рябую кожу всегда ретушировали, лицо – осветляли. А еще его любили при помощи фотошопа разместить на фоне американской природы или в городе, создавая впечатление, что Албан не боится показываться на улице, что было совсем не так.

– Если никто из вас троих не возражает, я бы хотел выслушать отчет об операции по спасению агента Стюарта прошлой ночью. Думаю, это не терпит отлагательств.

Мужчина подождал, пока Коул опустится на кресло рядом с моим, после чего потянулся к нему через стол, чтобы обменяться рукопожатием.

– Не могу передать словами, как я рад снова видеть тебя, мой дорогой мальчик.

– Что ж, вам повезло. – Коул медленно тянул слова, в которых звучала неприкрытая горечь. – Похоже, теперь вы вдоволь насмотритесь на этого красивого мальчика.

«Прекрати! – приказала я себе. Это не был Лиам, как бы похоже ни выглядели братья. Как бы похоже ни звучали их голоса. – Сосредоточься на отличиях».

Фигурой Коул был явно плотнее брата, смотрелся более рельефным, что ли. Еще он успел подбрить виски, и теперь его волосы выглядели гораздо темнее блондинистой шевелюры Лиама. Лиам, которого я знала, был порывистым и всегда готовым согреть своим теплом. Здесь же сидел его старший брат, жесткий и избитый до полусмерти, и казался вырубленным изо льда. В таком же состоянии я оставила и Лиама. Мне стало страшно от того, как быстро мой разум подменял одного брата другим. Стоило только вообразить, что Лиам здесь, снова рядом со мной, как становилось легче дышать и сил словно прибавлялось.

«Прекрати. Это».

Жабогубый закрыл дверь кабинета и отступил в угол маленькой комнаты, юркнув в тень Албана.

– …в обычных условиях никогда бы не прервал твое восстановление, – журчал Албан, – но после устного доклада агента Мидоуса возникает ощущение, что имела место некоторая, так сказать, неразбериха. Руби, мне интересно услышать, что произошло, с твоей точки зрения.

Я не заметила, что он обращается ко мне, пока Роб не отлепился от книжного шкафа. Он глубоко вдохнул, и его широкие плечи расправились еще больше. Отправляясь на задание, мужчина снова постригся совсем коротко, и черты его лица обозначились резче. Даже тени теперь иначе ложились на его кожу.

Господи, зачем это все? Где Кейт? Я никогда не отчитывалась об операции без нее, и никогда здесь, в кабинете Албана, за закрытой дверью. Удивительно, что я так разнервничалась: я не доверяла ей, но, выходит, мало-помалу привыкла к ее молчаливому, успокаивающему присутствию, готовности подхватить, если оступлюсь.

– Мы… ждем кого-то еще? – осторожно, как можно более спокойным голосом, спросила я.

Албан понял мой вопрос.

– Это просто неформальный разговор, Руби. Уровень секретности этой операции означает, что мы не можем провести разбор полетов перед всей организацией. Ты не должна стесняться и можешь говорить откровенно.

Я прижала руки к коленям, пытаясь унять дрожь.

– Во время полета агент Мидоус, – начала я таким громким голосом, что даже самой стало некомфортно, – прошелся с нами по основным пунктам задания, рассказав о цели и о том, что известно об структуре этого конкретного бункера. Он также напомнил нам о запасных планах, которые мы обсудили до отъезда.

Широкий рот Албана явно не был приспособлен скрывать чувства хозяина. Один уголок дернулся:

– А какой-нибудь из этих запасных планов предполагал, что вы с Вайдой покинете бункер?

– Нет, сэр, – ответила я. – Агент Мидоус приказал нам занять позицию на лестничной клетке и прикрывать их оттуда.

Албан положил локти на стол и подпер подбородок пальцами:

– Не могла бы ты объяснить, почему вы ушли?

Я не смотрела на Роба, но знала, что он не сводит с меня глаз. Все взгляды были нацелены на меня, и от их тяжести у меня сложилось впечатление, что «Мидоус» уже ответил на этот вопрос сам.

«Если из-за меня у Роба будут неприятности, – подумала я, – будут ли неприятности у меня самой?» Его вспыльчивость была всем известна. Я знала, что, когда решила выбраться с Вайдой наружу, Роб точно разозлится. Какова же будет его реакция, если я сдам его и расскажу остальным, что случилось на лестнице? Я не могла позволить им увидеть, что меня мучают подозрения, не могла задать вопросов, которые хотела задать. «Почему ты не предупредил нас?» Тогда мой коммуникатор еще работал, и я бы услышала.

– На лестничной клетке стало… опасно. Я дала Вайде команду уходить, так мы могли бы контролировать ситуацию снаружи.

– И ты не сообщила мне об этом, потому что… – спросил Роб, почти выдавая себя гневом.

– Мой коммуникатор сломался, – ответила я, – вы же это видели, когда мы перегруппировались.

Он крякнул.

– Хорошо, – помолчав, проговорил Албан. – На лестничной клетке было небезопасно? Как так?

«Там взорвалась граната. Роб взорвал гранату», – шесть слов. Идеальный способ заставить Роба испытать все унижение выговором, который он заслужил. Албан бы мне поверил. Он никогда, ни разу, не сомневался в моем слове – даже защищал меня перед своими советниками, когда мне случалось вытащить нежелательные новости из очередного неудачника. Шесть слов, чтобы сказать ему правду: Роб запорол порученную ему операцию, по глупости или умышленно, а мы с Вайдой были на волоске от того, чтобы погибнуть.

И вдруг я прозрела – сама не поняла, как родилась во мне эта уверенность, но это было настолько же очевидно, как гремящая в ушах кровь. Если поймаю его сейчас и макну в собственную лужу, в следующий раз он возьмет меня на мушку и не промахнется.

– Она была… плохо построена и рухнула, – объяснила я. – Не выдержала нашего веса. Жуткая конструкция.

– Хорошо, – протянул Албан. – Агент Стюарт сообщил, что на самом деле его нашли вы с Вайдой. Как это случилось?

– Она и та, вторая, полностью проигнорировали мой приказ вернуться в бункер, вот как! – заявил Роб. – Я точно знаю: вторая его слышала. Знаю: это ты отказалась возвращаться назад.

Все четверо мужчин повернулись ко мне. Поле моего зрения сузилось – по краям снова проступила чернота. Я прижала руку к горлу, оттягивая тугой воротник – у меня сковало горло, и я пыталась набрать в грудь воздуха, прорваться сквозь спазм.

Я хотела Лиама. Все, чего я хотела, это Лиама, прямо здесь, рядом, чтобы вдохнуть запах его кожи, дыма, сладкой травы.

– Руби, – сказал Албан голосом столь же спокойным, глубоким и терпеливым, как море, – не могла бы ты ответить на мой вопрос?

Я хотела, чтобы все это закончилось. Хотела вернуться в спальню, залезть в койку под покров холодной тьмы и провалиться в ничто.

– Он прав. Я велела Вайде игнорировать приказы. Когда мы вылезли наружу, то увидели нацгвардейцев. Они выводили заключенных из тайного выхода, о котором не было известно. Я не спросила разрешения продолжать. Хотя знаю, что должна была.

– Потому что прекрасно знаешь: единственное, что ты должна делать – это выполнять приказы своего командира! – рявкнул Роб. – Мы не потеряли бы столько людей, останься вы там и прикрывая наше отступление?

Телевизоры позади Албана были выключены, но клянусь, я слышала их шипящее дыхание тем отчетливей, чем дольше мужчина молчал. Не отрывая от меня взгляда, он прижал ладонь к макушке.

И тут полился голос Коула с южными, подобно сладкому чаю, нотками:

– Ну и слава богу, что ты ослушалась; иначе я был бы уже на полпути в пекло.

Стало ясно, что я недооценивала вес Коула в организации. Нет, вес – не то слово. Скорее уж, власть, основанную по большей части на обаянии, поддержанном смертоносной эффективностью. Брови Албана поползли вверх, но он только кивнул, позволяя Коулу продолжать.

– Давайте хотя бы здесь называть белое белым, вот что я хочу сказать, – предложил Коул, откинувшись, усаживаясь поудобнее. – Именно Руби меня вытащила. И ее еще и отчитывают?

– Она не подчинилась моим прямым приказам!

Коул скучающе отмахнулся от Роба небрежным движением руки:

– Господи, посмотрите на эту бедную девочку! По моей милости из нее выбивают дерьмо. Если вы полагаете, что я буду помалкивать и позволю ей взять на себя вину за задание, которое, между прочим, завершилось успехом, ошибаетесь.

Окружающие молчали, и я уже открыто посмотрела на самодовольное лицо Коула, потом – на убийственное Роба. Небольшое пространство между ними наполнилось не просто недоверием и раздражением – тут была многолетняя история, насыщенная ненавистью, причин которой я не понимала.

Напряжение, омрачавшее лицо Албана, стерлось, словно бы смытое дождем. Наконец, мужчина тоже улыбнулся.

– Здесь я склонен согласиться с агентом Стюартом. Руби, спасибо, что быстро приняла решение на ходу. – Албан переложил несколько бумаг на столе. – Мидоус, я изучу ваш полный отчет сегодня же вечером. А сейчас вы свободны.

Когда старший агент встал, вскочила и я, устремляясь к двери, чтобы как можно быстрее убежать. Но голос Албана поймал меня:

– И еще одно, Руби, если ты не возражаешь. Хочу обсудить кое-что с тобой и Коулом.

«Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня…»

Роб явно пребывал в бешенстве, но у него не оставалось выбора. Дверь за ним хлопнула так, что загремели старые стеклянные бутылки из-под кока-колы, выстроившиеся на полке над притолокой.

– Теперь поговорим о другом… – Албан посмотрел на меня. – Я должен начать с того, что тебе доверяют здесь, дорогая, намного выше твоего уровня секретности. Если я услышу хоть слово об этом разговоре, выдохнутое за пределами этих стен, жди последствий. Здесь действуют те же самые правила, что и внизу.

«Нет, пожалуйста, только не это. Пожалуйста, пусть этого не будет».

– Да, сэр.

Удовлетворенный, Албан повернулся к Коулу:

– Все, что я говорил прежде, – правда. Мне жаль, что я должен сделать это до того, как ты полностью восстановишься. Но, как ты хорошо осведомлен, мы должны вернуть данные, которые у тебя отобрали.

– Осведомлен-то я хорошо, – согласился Коул, – но говорю вам: понятия не имею, у кого они сейчас. Перед тем как меня вырубили, я видел, что кто-то берет флешку, но честно, сэр, я почти не помню, что происходило после того, как меня оттащили в бункер. Не уверен, что ее забрал мой контакт.

Я смотрела, как он проводит перевязанной рукой по коротко стриженным светлым волосам, размышляя, видит ли Албан столь же ясно, как я, что Коул врет.

– И это понятно, учитывая обстоятельства, – кивнул Албан, откидываясь в кресле и водружая переплетенные пальцы на выпирающий живот. – Вот почему здесь Руби. Она неоценимо полезна… в извлечении воспоминаний. И помогла нам разыскать не один кусок заблудившихся сведений.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не он». Я не хотела заглядывать в его разум: не хотела видеть вспышки лица Лиама или картинок их жизни. Я просто хотела убраться отсюда до того, как моя грудная клетка сожмется и раздавит сердце.

Коул побледнел под загаром – от складки между бровями до пальцев, сжимающих подлокотники пластикового кресла.

– Ой, да ладно, – рассмеялся Албан. – Мне говорили – это не больно, но, если больно, мы тут же ее остановим.

В этом я не сомневалась. Даже если я выйду из-под контроля и не отпущу разум Коула, все советники и старшие агенты носят портативные генераторы белого шума.

– Ты первым добровольно бросаешься на самое опасное задание и внедряешься в ряды СПП, но не готов позволить девочке быстренько заглянуть в свои воспоминания на благо своей семьи – на благо своей страны? – поддел парня Албан, все так же расплываясь в улыбке.

«Хитро», – подумала я. После слов о «благе всей страны» обычно следует прямой приказ, а Коул был достаточно умен, чтобы сообразить, насколько лучше согласиться по собственной «свободной воле».

– Ладно, – наконец произнес Коул, поворачиваясь ко мне. – Что я должен сделать?

Через несколько долгих секунд голос все же вернулся ко мне, но я была горда тем, как твердо он прозвучал:

– Дай мне руку.

– Будь со мной понежней, милая, – сказал Коул, и его пальцы слегка дернулись, касаясь моих. Албан открыто расхохотался, но Коул прерывисто вздохнул и закрыл глаза.

Его рука была ледяной и влажной. Я попыталась не обращать внимания, как настойчиво его пальцы сжимают мои. Мне всегда казалось, что моя ладонь тонет в ладони Лиама. Но эта была еще шире, ладони – грубее, в мозолях, натертых за несколько лет постоянным ношением оружия, схватками, тяжелыми тренировками. А еще я пыталась не обращать внимания на то, как нервно вздрагивают его пальцы.

Нет, ни о чем таком думать не хотелось. Я продолжала смотреть на левую руку парня, на пальцы, которые он сжимал и разжимал, пытаясь справиться с болью.

– Попробуй расслабиться, – пробормотала я. – Можешь подсказать, что я ищу? Что это, какого размера, цвета – любые подробности.

Глаза Коула были по-прежнему закрыты:

– Флешка стандартного размера. Черный брусочек не длиннее моего большого пальца.

За последние шесть месяцев я сделала это уже столько раз, что больше не чувствовала ни малейшей боли, но все равно мне нужно было собраться с духом. Его ладонь слегка подергивалась – или, возможно, это была моя? Я стиснула его пальцы своими, пытаясь успокоить нас обоих.

– Вернись в последние мгновения, когда она была у тебя. Попытайся воскресить их в памяти, если можешь.

Коул выдохнул двумя короткими рывками.

Я словно нырнула в спокойную гладь нагретой солнцем реки. Несмотря на усилия, потребовавшиеся, чтобы прорваться сквозь его естественную защиту, в проплывающих мимо мазках красок и очертаниях каких-то предметов не было ничего холодного или неподвижного. Только двигались они слишком быстро. Я увидела зеленое яблоко, одинокие качели, маленького плюшевого мишку, пылающего в пожухлой траве, дверь с накарябанной карандашом табличкой «Не входить!» – словно Коул пытался думать обо всем на свете, кроме того, о чем я попросила.

Он практически обмяк в своем кресле, его голова медленно клонилась к моему плечу. Кажется, я почувствовала, как парень тряхнул ею, и светлые волосы коснулись моей шеи.

– Покажи мне, когда ты потерял карту памяти, – тихо попросила я. – Черную флешку.

Воспоминания проплывали так быстро, словно я выхватывала их из воды. Маленький мальчик в комбинезоне, не старше двух-трех лет, сидел в центре огромного темно-синего ковра и оглушительно ревел.

– Флешка, – снова повторила я. Сцена размазалась и смылась, замещаясь ночным небом и треском костра, отбрасывающего теплый свет на соседнюю палатку и движущиеся внутри силуэты.

– Филадельфия! – прозвучал голос Албана за моей спиной. – Филадельфия, Коул. Лаборатория!

Коул, должно быть, услышал слова мужчины – я почувствовала, как он вздрогнул. Я нажала сильнее, погружая руки в поток, внезапно забеспокоившись, что со мной будет, если я не смогу добиться результата, на который рассчитывал Албан. «Флешка, – подумала я. – Филадельфия».

Воспоминание затрепетало, черное и тихое, словно капля чернил, повисшая на кончике пера. И, вздрогнув в последний раз, наконец, спокойно заструилось. Место действия переменилось, швырнув меня в дождливую ночь. Кирпичную стену слева от меня прорезала вспышка света, потом еще одна – это были автомобильные фары. Я не слышала визга тормозов или рева акселератора, но я была Коулом, видела все так, как видел он тогда – на бегу.

Грязная вода и плывущий в ней мусор клубились вокруг моих лодыжек; я прижала одну руку к стене, ощупывая путь. Бетон вспыхнул, как будто что-то острое чиркнуло по нему, затем снова и снова, пока я внезапно не поняла, что происходит: в меня стреляли, и с каждым разом пули ложились все ближе и ближе.

Я подпрыгнула, ловя черную ступеньку пожарной лестницы, и потянула ее вниз. Руки казались такими жесткими и холодными, что пальцы с трудом сжимались на прутьях, пока я карабкалась вверх. И пока я не перекатилась на шероховатую крышу, подметая волосами сор и трухлявую штукатурку, стрельба не прекращалась. Затем я вскочила и сорвалась с места, перепрыгивая на следующую крышу. На мгновение, пока я парила над нею, я увидела землю. Мигающие красные и синие огни полицейской машины следовали за мной внизу, словно тень, ее издевательское подобие. Порыв ветра над головой проник мне под рубашку, взметнув ее полы.

Я спрыгнула с соседнего здания, пересиливая тошноту от помоечной вони. Нога стукнулась о резиновую крышку контейнера, от силы удара колени мои подогнулись, и я рухнула вниз головой на землю.

Секунда, вторая, но приступ острой боли не давал даже пошевелиться. И когда мне наконец удалось приподняться с земли, оперевшись о нее ладонями, переулок наводнил чистый белый свет.

Как бежать быстро, если хромаешь, как убежать далеко, если за спиной тупик? Но я все равно боролась, ворвавшись в разбитую дверь слева от меня. Вслед мне неслись крики солдат и полиции о том, что мне все равно не скрыться. Я шагала медленно, но уверенно – знала, куда иду, и проверила, что дверь позади меня заперта.

Потребовалось две драгоценные секунды, чтобы глаза приспособились к темноте коридора. Я заспотыкалась вверх по ступенькам к квартире 2А, светло-голубой двери, и толкнула ее плечом.

В квартире горел свет – кофе все еще дымился на столе, но внутри никого не было. Я проверила каждую комнату, под кроватью, в шкафах, прежде чем вернулась обратно в коридор и потянулась к висящей там черной куртке.

От тяжелых ботинок, топавших по узкой лестнице, казалось, сотрясалось все здание. Мои руки задрожали, хватая куртку, нащупывая внутреннюю прокладку, с недоверием снова и снова пробегая по нижнему шву.

Выбитая ударом дверь распахнулась за моей спиной, не оставляя возможности двигаться, сражаться, бежать. Меня швырнули на пол, заломили руки за голову и сковали. Я видела только ботинки, переступающие через меня, чтобы проверить другие комнаты, оружие, готовое выстрелить. Лишь когда проверяющие вернулись, меня потащили вниз. Мимо изумленных соседей, через потертую входную дверь, обратно под дождь, к черному фургону, готовому увезти меня.

Там были СППшники, национальные гвардейцы, полиция. Возможности выбраться больше не было. Не сопротивляясь больше, я дала поднять себя в кузов и пристегнуть наручниками. Там были и другие, но ни одного знакомого. Никто из них не был им.

Не знаю, почему я подняла взгляд – может, инстинктивно, а может, от отчаяния. Дверь в жизнь захлопнулась, и все же самым главным было перепуганное лицо Лиама, успевшее мелькнуть на долю секунды под ближайшим мерцающим фонарем, прежде чем исчезнуть во тьме.

Глава четвертая

– Как вы могли?! – пронзительно визжала Кейт. – Она два дня не спала, а вы заставляете ее пройти через это!

Я уставилась на небольшую садовую статую скачущего мальчика, наполовину скрытую американским флагом, свисающим со стола Албана. Лежала я при этом на полу, на спине и совершенно не помнила, как там очутилась.

– Она вам не дрессированный щенок, чтобы по свистку выполнять для вас разные трюки! – Кейт умела кричать, даже не повышая голоса. – Руби еще ребенок. Пожалуйста, не прибегайте к ее услугам, как вы изящно выразились, не согласовав их со мной.

– Думаю, – бесцветным голосом ответил Албан, – на сегодня с меня достаточно ваших нотаций, агент Коннор. Этот ребенок достиг возраста, когда может принимать самостоятельные решения, и хотя она подчиняется вам, вы – подчиняетесь мне. И мне нет нужды – никогда не было и не будет – что-либо с вами «согласовывать» или обсуждать свои решения. А сейчас я прошу вас – очень вежливо – покинуть этот кабинет, пока вы не наговорили чего-нибудь, о чем потом пожалеете.

Я оторвала себя от пола и плюхнулась обратно в кресло. Кейт рванулась вперед, чтобы помочь мне, но я отмахнулась, потому что уже справилась сама. Похоже, она и сама провела на ногах не одни сутки: волосы спутались и свалялись, лицо было пепельным – я никогда не видела ее такой. Женщина ворвалась сюда, будто смерч, пять минут назад и даже не остановилась перевести дыхание. Не знаю, кто предупредил ее – может, Роб, – но единственное, чего она добилась, это заставила меня чувствовать себя униженным пятилетним ребенком.

– Все в порядке, – пробормотала я, но, кажется, ее не убедила.

– Подожду снаружи, – предупредила Кейт.

– Тогда вам придется задержаться. У нас внизу гость, и я бы хотел познакомить его с Руби.

Конечно. Я же совсем не устала и готова и дальше «развлекать» гостей?

– Да? – Взгляд Коула метался между нами троими. – А я приглашен на эту вечеринку?

Албан, наконец, поднялся и, обойдя стол спереди, остановился между мной и Коулом, осторожно опустившись на край столешницы. Впервые я оказалась достаточно близко, чтобы почувствовать: от него пахло той самой плесенью, от которой невозможно отмыться до конца.

– Увидимся на собрании старшего персонала, агент Коннор, – проговорил он и затем гораздо тише добавил: – Подготовьтесь. Агент Мидоус снова предлагает голосовать.

Руки Кейт дернулись вверх, словно она хотела отгородиться ими от услышанного. Но потом она отвернулась и в сопровождении Жабогубого отправилась к двери. И я видела, что гнев все еще пылает в ней.

Когда Кейт с силой хлопнула дверью, Албан даже не вздрогнул.

– Итак, ты нашла наше маленькое утраченное сокровище? – обратился он ко мне.

Вмешательство Кейт рассеяло окутавшую меня дымку ярости, но она мгновенно заклубилась в воздухе снова, и я сжала руки под столом, чтобы не вцепиться Коулу в горло.

В конечном счете разве это важно, что я пробралась в Лигу в обмен на свободу Лиама. Но его брат, видимо, изыскал способ втащить парня обратно, в самую гущу событий. Я не поняла того, что увидела, да и флешка, хотя Албан так на это надеялся, на глаза мне тоже не попалась. Но абсолютно очевидным было одно: так или иначе, но Лиам в этом замешан.

– Смелей, не держи нас в напряжении, – поторопил меня Албан. – Мы должны защитить информатора как можно скорее.

«Или послать кого-нибудь убить его».

– Я тут подумал… – начал было Коул.

Единственное, что дал мне Термонд, было умение лгать с честным, непроницаемым лицом.

– Я их не узнала, – перебила я, – так что имен назвать не смогу. Может, если я опишу их, агент Стюарт сможет?

– Может, – прохрипел Коул. Потом, откашлявшись, добавил: – Хотя с кем я только в Филли[2] не работал…

Албан нетерпеливо махнул, не сводя с меня темных мутных глаз.

– Это была женщина, – объявила я. – Я видела ее стоящей возле фургона СПП. Она явно нервничала и все поглядывала по сторонам, пока не заметила что-то на тротуаре – тут-то, должно быть, она и нашла флешку. Сильно за сорок, немного грузновата. Длинные темные волосы, очки в зеленой оправе. Немного загнутый кончик носа.

А еще она – моя учительница начальных классов, миссис Розен.

Каждая новая деталь внешности сопровождалась кивком, а потом Албан повернулся к Коулу:

– Ну что? Вспоминаешь?

– Ага, – протянул парень, забарабанив пальцами по подлокотнику. – С этим можно работать. Я подготовлю для вас полный отчет.

Албан кивнул.

– Сегодня в восемь вечера он должен лежать у меня на столе.

– Да, сэр, – сказал Коул, с усилием поднимаясь на ноги. Я отвела глаза – боялась: стоит мне только взглянуть на него, как я себя выдам. Парень на секунду задержался у двери, но Жабогубый вывел его из кабинета.

Албан слез со стола и направился к унылым разношерстным картотечным шкафам, выстроившимся позади его стола. И, слегка подмигнув мне, вытащил из переднего кармана рубашки связку ключей. Я не верила своим глазам – каждый раз, приходя в его кабинет, я пялилась на этот уродливый хлам, ломая голову, что же там внутри. И вот теперь он открывает один из них?

Мужчина постучал пальцем по ближайшему ящичку.

– Советники считают устаревшим и отсталым то, что я так и не выбросил все это, хотя наше противостояние в цифровом пространстве достигло высочайшего уровня. Не так ли, Питерс?

Советник вымученно улыбнулся. Что бы они на самом деле ни думали, по мне, эта «устаревшая» привычка Албана имела смысл. Записи, файлы или что еще там Албан хранил, мог просмотреть только один человек: он сам. И никаких тебе «хакнуть» или «запустить троян». Албан настоял на установке сканера сетчатки глаза и цифрового замка на двери в его кабинет, – две самые дорогие технологии на весь штаб. Если кто-то хотел посмотреть эти файлы, он должен был получить разрешение или проявить крайнюю изобретательность.

Мужчина вытянул красную папку из помятого черного шкафа в дальнем правом углу, задвинул ящик бедром и повернулся ко мне:

– Я тут подумал, Руби: у меня еще не было возможности поблагодарить тебя за блестящую работу, что ты проделала, собирая информацию о лагерях. Я знаю, ты закончила отчет уже несколько месяцев назад, но у меня было всего несколько минут, чтобы его просмотреть. Ты вложила в него немало усилий и времени, и я восхищаюсь этим.

Не припомню, чтобы до этого он меня так удивлял. Несколько недель назад я уже отчаялась, что эта папка когда-либо привлечет его внимание, когда увидела, что ее маленький уголок выглядывает из-под кипы бумаг с меня ростом. Тогда я подумала, что это моя последняя надежда, и она рухнула.

Зачем называть организацию Детской лигой, если собираешься только делать вид, что помогаешь детям? Этот вопрос возникал у меня каждый день: после занятий, после операций. Он гвоздем ворочался в моей голове, когда меня отсылали прочь, даже не удостоив еще одного взгляда. Этот вопрос мучил меня и мою совесть. Большинство агентов, особенно бывшие военные, о лагерях думали в последнюю очередь. Они ненавидели Грея, ненавидели всеобщую мобилизацию, ненавидели, как изменился порядок их службы, а Лига была единственной известной организацией, в которой действительно пытались предпринять хотя бы что-то, а не рассылать раз в несколько месяцев малопонятные сообщения с намеком на новую угрозу. Попытаться заставить сделать что-нибудь, чтобы помочь другим детям, было все равно что закричать в комнате, где все уже и так орут. Никто не хотел слушать, потому что у каждого были свои планы, свои приоритеты.

После первой же ночи в Штабе я поняла: если не хочешь в будущем стыдиться самой себя, нужно изо всех сил постараться и перенаправить возможности Лиги на вызволение детей, которых все еще удерживали в лагерях. Последние месяцы я планировала, зарисовывала и записывала все, что помнила о Термонде: система патрулирования СППшников, расписание их смен, обнаруженные нами «слепые» пятна двух камер…

Постепенно это переросло в привычку; каждый раз, когда выпадала минута отдыха, я словно оказывалась у костра в Ист-Ривер, слушая как Лиам страстно говорит о том, что мы должны стать теми, кто спасет и самих себя, и других, что ни одна организация никогда не пожертвует своими нуждами или идеями ради того, чтобы помочь нам. Конечно, он был прав – последние шесть месяцев не раз подтвердили его правоту.

Я верила ему. Верила в него. Но когда мы разделились, он отправился другой дорогой, и теперь я обязана была сама пройти этот путь.

– Спасибо, сэр.

– Я сделал копии, – сказал Албан. – Мы обсудим это позже, на собрании старшего персонала. Не могу ничего обещать, но после всей тяжелейшей работы, что ты сделала для нас за последние несколько месяцев, ты…

Я и предположить не могла, чем должно было закончиться это предложение, и теперь уже никогда не узнаю. Не потрудившись постучать, еще один советник, Лошадинозубый, просунул в дверь седую голову, открыл было рот, но, заметив меня, снова закрыл.

Жабогубый отлепился от стены, которую подпирал, и только спросил:

– Снегопад?

Лошадинозубый потряс головой:

– То, чего мы боялись.

– Черт, – выругался Албан. – Профессор жива?

– Да, но ее работа…

Три пары глаз внезапно обратились ко мне, и я поняла, что должна была убраться еще тридцать секунд назад.

– Буду в Атриуме, – пробормотала я, – если понадоблюсь.

Албан махнул мне, отсылая прочь, но голос Жабогубого был слышен даже сквозь захлопнувшуюся дверь.

– Никогда не считал это хорошей идеей. Мы ее предупреждали!

Любопытство заставило меня задержаться возле двери в ожидании хотя бы полунамека, о чем вообще идет речь. Мужчина так и брызгал гневом, слова стремительным потоком лились с его безразмерных губ. Я силилась вспомнить, когда видела кого-то из них в таком возбуждении, и не могла – Джуд всегда шутил, что они наполовину роботы, запрограммированные выполнять работу, затрачивая как можно меньше душевных сил.

– Она предприняла меры предосторожности – еще не все потеряно, – спокойно проговорил Албан. – Так что утверждения, будто женщины, если ими движет любовь, слепы, – полная ерунда. Пойдешь со мной – Джарвин вернется, и я должен ввести его в курс дела. Возможно, ему придется отправиться с группой в Джорджию – разобраться с этим бардаком…

Едва услышав шаги по ту сторону двери, я поняла, что и так уже получила больше информации, чем нужно. Дождавшись, когда со мной поравняется компания детей, направлявшаяся в Атриум, я влилась в эту толпу.

Оглянувшись, я увидела Албана возле двери своего кабинета, окруженного советниками, которые что-то шептали ему в уши. Никто ничего не заметил, но мне казалось, что пока я шла, глаза Албана были прикованы ко мне, словно он не мог выпустить меня из вида.

Прошло несколько часов, но я все еще сидела в Атриуме, по-прежнему ожидая, когда Албан выкроит время запустить меня в чей-то мозг. Только что нарисовался Нико и притащил мне бутерброды. Впрочем, сегодня ни один из нас двоих даже не вспомнил об ужине.

«Снегопад». Лига стремилась присвоить кодовое имя каждому агенту и каждой операции. К настоящему времени я знала список агентов достаточно хорошо, чтобы сказать, что в Лос-Анджелесе «Профессора» у нас не было. Но «Снегопад»… Мозг медленно и методично прокручивал это слово и так и сяк, будто иностранное. Я имела доступ к названиям секретных миссий и проектов Лиги намного выше своего уровня секретности в силу грязной работы, которую выполняла для них внизу, но такого не припоминала.

– Эй! – окликнула я Нико, уставившегося в экран ноутбука. – Если бы я сказала тебе название операции, ты бы смог поискать ее на серверах?

– На засекреченных серверах? – уточнил он. Что-то менее трудное считалось пустой тратой времени и талантов Зеленых. – Конечно. Что за операция?

– «Снегопад». Думаю, что кличка агента, который ее возглавляет, Профессор – похоже, это женщина, которая, возможно, работала в районе штаба в Джорджии.

Нико выглядел так, будто я взяла свой пластиковый поднос и врезала ему по лицу.

– Что? – спросила я. – Ты о нем слышал?

Едва я подсела к Нико, агенты, сидевшие поблизости, встали и ушли, так что вся секция оказалась свободной. Я пристально уставилась на шумный стол Синих, они тоже удалились. Так что теперь в зале царила такая тишина, что я буквально услышала, как парнишка сглатывает, переводя взгляд с клавиатуры на меня и обратно.

А еще в тишине громко раздалось шумное дыхание Джуда, который ворвался в дверь. Не обращая на него внимания, исчезнуть парня не заставишь – он будет возвращаться снова и снова даже после шести разных попыток бойкотирования.

– Эй, – начал было Нико, – что ты…

Я терпеливо изучала свой нетронутый бутерброд, подняв глаза только тогда, когда Джуд схватил нас за руки и стащил со стульев.

– За мной, – с трудом выговорил он. – Сейчас.

– Я занята, – проворчала я. – Пойди найди Вайду.

– Ты должна пойти… – Это был словно не его голос: жесткий, низкий. – Прямо. Сейчас.

– Да зачем? – упиралась я.

– Блейк Ховард вернулся с операции.

– И поэтому?..

Его пальцы обожгли мне кожу:

– Он вернулся в мешке для трупов.

К тому времени, как мы прибежали в главный холл, небольшая толпа любопытных, старшие агенты, Албан и его советники с перекошенными лицами, яростно перешептываясь, стекались в медицинский отсек, который находился уровнем ниже.

– Ты уверен? – спросила я Джуда, когда мы присоединились к толпе. – Ты точно видел?

Он подавил глубокий вдох. Всмотревшись в лицо мальчика, я заметила, что глаза его покраснели. Похоже, до того как прибежать за мной, он плакал.

Рука Джуда метнулась вверх, сжав маленький, почти плоский серебряный компас, который он носил на шее, на шнурке. Албан вручил его мальчику, выудив из своей личной коллекции безделушек, предрекая, что Джуд вырастет «великим исследователем» и «первоклассным путешественником». Парнишка никогда не снимал подарок, хотя из-за его способностей прибор не работал как должно. Прикосновение Джуда, как любого Желтого, всегда сопровождалось слабым электрическим зарядом, отчего магнит компаса «сходил с ума». Так что цветная стрелка всегда указывала не на север, а на самого Джуда.

– Я видел, как они вернулись, а потом Кейт прогнала меня. Но я слышал: Албан спрашивал агента Джарвина, как это могло случиться, а Роб ответил, мол, это был несчастный случай. – Джуд огляделся и посмотрел поверх моей головы, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. – Ру, я не думаю, что это несчастный случай.

Когда мы спустились на второй уровень, нас обогнал Нико и, не останавливаясь, устремился ниже, на третий.

– Эй! – окликнул его Джуд. – Нико…

– Пусть идет, – пробормотала я, почти жалея, что тоже не могу пойти за ним, избежав всего этого.

Медицинский отсек располагался прямо под Атриумом, занимая большое круглое помещение на втором уровне. Под ним, на третьем, находилась компьютерная лаборатория. Все пространство отсека было почти под завязку забито приборами, кроватями. На случай чрезвычайных ситуаций или тренировочных травм всегда дежурили несколько врачей и медсестер – все это обеспечивала Лига. Я тоже не раз оказывалась здесь, чтобы меня подлатали, каждый раз отмечая, что персонал, работая со мной, надевал особо толстые резиновые перчатки.

Теперь же в обычных прозрачных перчатках они вели Джарвина и других членов его команды на опознание. Когда Джуд потянулся к дверной ручке, пытаясь пройти внутрь, дыхание его стало тяжелым и рваным. Я оттащила парнишку к смотровому окошку, где уже толпилось несколько агентов, наблюдавших, как каталка с черным мешком маневрирует между кроватями и медицинскими тележками к ширме в задней части комнаты.

Мы с Джудом протиснулись к стеклу именно в тот момент, когда врачи расстегнули мешок и перенесли тело Блейка Ховарда на гладкий металлический стол. На правой ноге болтался белый кроссовок, с нашего места было видно, что его одежда вся пропитана кровью. А потом подошли Албан с Джарвином, Кейт и Робом, и ширму задвинули. Все, что нам осталось, это наблюдать за движущимися за ней тенями.

– О боже, о боже, о боже, – прошептал Джуд, вцепляясь в свою темно-рыжую шевелюру. – Это он, правда он.

Подросток покачнулся, и я быстро сжала его локоть. Я-то Блейка совсем не знала. О тех, кто не входил в мою команду, мне были известны только имена. А мое умение «располагать к себе» гарантировало, что на близкую дружбу рассчитывать не приходится. Но Джуд с Блейком были закадычными друзьями; они двое и Нико проводили большую часть свободного времени вместе: торчали в компьютерном зале или погружались в какую-нибудь игру. Я видела улыбку на лице Нико только в присутствии Блейка: зеленые глаза того светятся, и он отчаянно жестикулирует, рассказывая какую-нибудь историю, а Джуд просто рыдает от смеха.

– Мы должны найти… Думаю, мы должны найти Нико. Наверное, он пошел что-то проверить, – наконец выдавил из себя Джуд.

Я проводила его до двери, потом в коридор, до лестницы. Нам пришлось протискиваться мимо агентов, бегущих по коридору удостовериться в правдивости слухов, облетевших, я уверена, уже весь Штаб.

– Я должен кое-что тебе рассказать, – прошептал мальчик, когда мы подошли к лестнице. – Ты должна увидеть, что… что это не был несчастный случай. Я думаю… думаю, это из-за меня.

– Это не имеет к тебе никакого отношения, – проговорила я как можно спокойнее, хотя внутри у меня все сжалось. – Несчастные случаи происходят все время. Единственный, кто виноват, так это Джарвин. Это он выбрал того, кто не прошел боевой подготовки.

Джуд не дал мне возможности сбежать. Он схватил меня за запястье и тащил за собой всю дорогу до третьего уровня. Я смотрела, как его острые плечи двигаются под затасканной футболкой с Брюсом Спрингстином, и в первый раз заметила, что ее воротник протерся до дыр. Подросток точно знал, где сейчас Нико.

Занятия в компьютерном классе закончились уже несколько часов назад, но я все равно удивилась, что там так пусто. Обычно в комнате всегда болталось несколько Зеленых, самозабвенно сочинявших компьютерные программы или вирусы на любой вкус. Впрочем, уже наступило время ужина. Но даже если бы не это, одно только выражение лица Нико способно было разогнать всю толпу.

– Нашел! – объявил он.

– И? – Губы Джуда дрогнули.

– Это не несчастный случай.

Нико постоянно мучили какие-то предчувствия, которыми мальчик предпочитал не делиться, что, я уверена, стоило ему огромных усилий. Но он никогда не заражал своими горькими, ядовитыми мыслями остальных. До сегодняшнего дня.

– Что ты нашел? – спросила я. – Эй, объясните, что происходит, сейчас же.

– Ты говорила, это ерунда, – проговорил Нико. – Списывала на случайность. А должна была нам поверить.

Его голос кислотой капал на мои уже оголенные нервы. Я не спускала глаз с экрана, когда парнишка запустил видеоролик. Всплывшая картинка плейера заполнила черно-белыми кадрами всю ширину экрана. Крошечные человечки метались по комнате, заполненной длинными рядами приборов. Серверная.

– Что мы смотрим? – уточнила я. – Пожалуйста, скажи мне, что ты не настолько глуп, чтобы скачать видеозапись камеры наблюдений той компании, куда вломилась команда Блейка и Джарвина.

– И не позволить Джарвину или одному из его дружков шанс дистанционно удалить улики? – не остался в долгу Нико.

Тридцатисекундного ролика оказалось достаточно. Я хотела сказать Нико, что он ужасно рисковал, даже загружая его – что компьютерная система той фирмы могла нас засечь. Но Нико никогда не забывал об осторожности.

Тридцать секунд. Но все случилось меньше, чем за пятнадцать.

Блейк зашел в серверную, одетый в обычную для операций черную форму, и сразу подошел к компьютеру. Внезапное появление охранника заставило меня подскочить: ночной патрульный – кто бы ни спланировал миссию, допустил небрежность, не проверив такую возможность. Блейк прыгнул за огромный «шкаф» сервера, чтобы его не увидели. Охранник, может, ничего бы и не заметил, не ворвись в комнату вооруженный Джарвин и еще один член опергруппы.

Я наклонилась к экрану, поражаясь четкости видеозаписи. Мы смотрели, как два агента спрятались за укрытие и как Джарвин четко перенаправил пистолет с охранника на незащищенную спину Блейка и выстрелил в ребенка.

Джуд отшатнулся, прикрывая лицо руками.

«Вот дерьмо, – подумала я. – дерьмо, дерьмо, дерьмо!»

Нико, разумеется, отсмотрел ролик еще до того, как мы пришли, но он снова нажал на воспроизведение и снова, и снова, пока я сама не закрыла «окно». Мальчик молчал, на лице застыло бесстрастное выражение. Веки парня были полузакрыты, и я чувствовала, как он ускользает куда-то в себя, туда, где мог побыть один.

– Это… я не могу… – Джуд запнулся, с каждым словом его голос взлетал выше и выше, ладонь стискивала компас. – Эти ребята… они плохие. Остальные заботятся о нас и как только об этом узнают, тех накажут. Они за нас заступятся. Это не Лига; это не… это не…

– Не рассказывай, – произнесла я, – об этом никому. Ты слышишь меня? Никому.

– Но, Ру. – Джуд выглядел испуганным. – Мы не можем просто спустить им это с рук! Мы должны сказать Кейт, Албану, или… или кому-нибудь! Они разберутся!

– Кейт ничего не сможет сделать, если ты уже будешь мертв – заметила я. – Я не шучу. Ни одного чертова слова. И никуда не ходи один – только со мной, Вайдой, Нико или Кейт. Пообещай. А если увидишь кого-то из этих, поворачивай назад и иди другой дорогой. Пообещай.

Джуд, вцепившись в компас, все еще качал головой. Я пыталась придумать, что бы еще сказать и успокоить мальчишку. Меня разрывало. Я хотела защитить их от правды о том, чем на самом деле являлась Лига, какая злобная жестокость требовалась от агента, чтобы операция прошла успешно. Но еще я ощущала крошечное удовлетворение от того, что я-то их раскусила уже давно. Это место не было безопасным. Может, когда-то Лига и была убежищем для таких детей, как мы – но теперь фундамент дал трещину, и один неверный шаг мог обрушить всю эту надстройку нам на голову.

Роб с Джарвином не были психами. Все их операции всегда шли по графику. Эта, я уверена, ничем не отличалась от остальных. Кейт и еще пара агентов, кажется, относились к нам, детям, с сочувствием, но на сколько бы их хватило? Если мы станем обузой, если превратимся и в их глазах в мусор, который нужно убрать, останутся ли они с нами?

Снова и снова я мысленно возвращалась к операции в бункере: к тому, как граната взорвалась прямо у нас под ногами и как Роб приказал, чтобы мы оставались именно там.

Но я могла это исправить – я это знала. Всего-то и нужно – подобраться к Робу и его дружкам поближе. К сожалению, это было самой тяжелой частью плана.

– Ни слова, – повторила я, поворачиваясь, чтобы уйти. – Я позабочусь об этом.

Действительно позабочусь. Я была Командиром. Все мысли, которыми я утешалась, о том, как сбегу – только узнаю, что Лиам в безопасности, улетучились, как утренний туман.

Джуд был жив, и Нико, и я тоже – и сейчас я должна была сосредоточить каждую каплю своей энергии на том, чтобы так оно и оставалось.

Глава пятая

Вместо того чтобы вернуться в Атриум, я поднялась на один уровень выше, направившись по дуге второго этажа к раздевалке – принять душ и переодеться. В Штабе было холодно и темно, как, впрочем, и всегда. Но каждый сантиметр моего тела пылал, покрытый испариной, словно у меня вот-вот начнется жар. Несколько минут под ледяной водой помогут мне прочистить голову. А я, воспользовавшись редкой тишиной, попытаюсь придумать, как ни на секунду не оставлять Джуда без присмотра.

Когда я вошла в помещение, лампы уже горели. На них стояли автоматические датчики движения, значит, кто-то недавно вошел или вышел. Я замерла, прижавшись спиной к двери, слушая мерное капанье крана где-то в дальнем конце. Душевая оказалась пустой, все желтые занавески отдернуты, не слышно ни скрипа кранов, ни привычного грохота бьющей воды.

Все, что я уловила, – лишь тихое, практически неслышимое за звуком капель мерное постукивание ботинок по цементу и шелест переворачиваемых страниц…

Я пошла по большой дуге вокруг шкафчиков, ступая как можно бесшумнее, и нырнула за угол – в другой длинный ряд, поблескивающий серебристым металлом.

Сидевший на скамейке с папкой в руках Коул даже не посмотрел на меня. Прежде чем он перевернул страницу, я успела заметить знакомую схему электрического забора Термонд.

– …Каледония была такой же большой, как ты думаешь?

Каждая мышца спины напряглась, заставляя меня выпрямиться, хотя одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы захотеть провалиться сквозь землю. Руки мои сжались в кулаки, и я глубоко вздохнула.

– Нет, – ответила я, – Каледония была меньше. Под нее переделали старую начальную школу. Но некоторые детали совпадают.

Парень рассеянно кивнул.

– Термонд, детка, – проговорил он, ткнув в папку пальцем. – Пару лет назад я видел первые эскизы, но без деталей. Наши агенты, которые находились поблизости, не увидели и половины этой фигни – даже Коннор.

Я осталась стоять у шкафчиков, ожидая, пока он уйдет.

– Сегодня на собрании Албан раздал эти копии старшему персоналу, – объяснил Коул. – Кейт отпросилась с половины. Есть идеи почему?

Я промолчала. По правде говоря, у меня были кое-какие соображения. Кейт не один месяц пыталась помешать мне это сделать. Пришлось подсунуть папку Албану, когда ее не было рядом.

– А я-то думал, ты – телепат, – со слабым смешком заметил парень.

Когда Коул поднялся, я видела, как напряглись от боли его мышцы. Парень молча кивнул в сторону душа.

Мы вошли в одну из кабинок, и брат Лиама неожиданно задернул за нами дешевую пластиковую шторку. Колечки заскрежетали по металлической трубке, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности и прижаться спиной к цементной стене. Внутри было очень тесно. И когда Коул перегнулся через меня, чтобы включить душ на полную мощность, его лицо в синяках оказалось так близко от моего, что мне стало совсем не по себе.

– Что ты делаешь? – возмутилась я, пытаясь протиснуться мимо него наружу. Однако парень схватил меня за плечо, удерживая рядом с собой под струей. Когда Коул наконец заговорил, мы успели промокнуть насквозь.

– Душ – единственное место в Штабе, где не ведется запись. Не хочу рисковать – камеры в комнатах могут увековечить наш маленький разговор.

– Мне совершенно нечего тебе сказать, – заявила я, вырываясь.

– А мне надо многое рассказать тебе. – Коул вытянул обе руки, чтобы меня остановить, и чуть не потерял равновесие.

Нетвердо стоящий на ногах, еще не полностью восстановивший силы, уставший – парень казался легкой целью. Я протаранила его плечом, но, должно быть, план побега был написан у меня на лице. Коул поймал мою руку и выкрутил ее – загудели мышцы, затрещали суставы. Его кожа была горячей, словно парень хотел заразить меня огнем, полыхающим в его крови.

«Он – один из них, он – один из них, он – один из них…»

– Успокойся! – рявкнул Коул, хорошенько меня встряхнув. – Возьми себя в руки! Не собираюсь я ничего тебе делать! Просто хочу поговорить о Лиаме!

Коул ослабил железную хватку, потом, подняв руки, отступил назад. Повернувшись к нему, я все еще тяжело дышала. Вода служила надежной границей, которую ни один из нас не решался пересечь. Пар, клубившийся вокруг промокших кроссовок, поднялся до коленей, и вот я уже проталкиваю в легкие горячий влажный воздух.

– О каком Лиаме? – придя в себя, поинтересовалась я.

Парень наградил меня раздраженным взглядом, и я поняла, что игры кончились.

– Ты втянул его обратно. – Мой голос прозвучал резко. – А я сделала все, чтобы удостовериться, что он в безопасности.

– В безопасности? – Коул мрачно рассмеялся. – Думаешь, отправить дурачка в «большой мир», где его обязательно поймают или убьют, милосердно? Ему повезло, что я по-прежнему за ним следил, иначе агент-ищейка у него на хвосте благополучно доставил бы его в лагерь.

Я ничего не смогла с собой поделать; мои кулаки снова сжались.

– Как тебе удалось заставить его помогать?

– Почему ты считаешь, что я его заставил, милая?

Я стиснула зубы:

– Не называй меня так.

Коул приподнял светлые брови:

– А вот и ответ на мой вопрос: почему ты соврала Албану. Потрудись объяснить, откуда ты вообще знаешь моего брата?

Теперь настала моя очередь удивляться:

– Кейт тебе не сказала?

– У меня имеются некоторые подозрения, но в твоем досье о нем даже не упоминается. – Коул склонил голову набок, точь-в-точь как Лиам. Второй и третий пальцы его руки забарабанили по ноге – возможно, нервный тик. – Албан, кажется, что-то подозревает, но другие – нет.

Парень тяжело оперся о стенку кабины. Он все еще страдал от боли, но был слишком гордым, чтобы показать свою слабость. Типичный Стюарт.

– Слушай, Лиам больше со мной не работает. Той ночью – которую ты посмотрела – я впервые увидел его с тех пор, как несколько лет назад он сбежал из Лиги. Мы договорились, как выйти на контакт, если уж совсем припрет, и Лиам этим воспользовался. Я думал, это вопрос жизни и смерти, иначе никогда бы не открыл ему, как меня найти.

– Потому что был на суперсекретной операции? Что, черт возьми, такого на той флешке? Никогда не видела Албана таким взвинченным.

Коул, не отрываясь, смотрел мне в лицо, и я наконец-то смогла выдержать его взгляд, очевидно потому, что сама пребывала в ярости.

– Рассказывай.

Парень протяжно вздохнул, потерев макушку забинтованными пальцами. Пытаясь выбить информацию, ему сломали все пальцы на левой руке. Албан рассказал мне об этом с немалой долей удовольствия.

– Полагаю, твое прикрытие, в чем бы оно ни заключалось, в конечном итоге раскрыли, вот почему твою квартиру взяли штурмом?

Коул выглядел глубоко оскорбленным этим предположением.

– Вот и нет. Прикрытие было идеальным. Я бы мог остаться там навсегда, и никто бы ничего не заподозрил. Засветился я только потому, что ищейка, сидевший на хвосте Ли, видел, как тот зашел в мою квартиру, и стал уговаривать меня «помочь беглому пси-ребенку». Если бы брат не появился там, ничего бы вообще не случилось, – я был в трех часах от того, чтобы меня вытащили.

– Прекрасно, но ты все еще не сказал мне, что, черт возьми, делал в Филадельфии. Я хочу знать, что на той флешке и почему ты не смог ее найти. Ты же ее искал, верно?

– Ага, – наконец, признался парень. – Я искал флешку. Этот придурок ее забрал, даже не подозревая об этом.

– Что? – Я ничего не понимала.

– Я был под прикрытием в «Леда-корпорейш» – работал лаборантом над их пси-исследованиями, которые заказал Грей. Слышала об этой программе, верно? – Коул дождался моего кивка и только потом продолжил. – Моим первым заданием было просто следить, как идут дела. Албан хотел знать, какие тесты использовались и что накопали, кроме того, мне следовало доложить, если обнаружится возможность вытащить какого-нибудь ребенка из этого ада.

– И ты вытащил… – Я прозрела так внезапно, что сама удивилась. – Нико. Вот в какой программе его использовали.

Плечи Коула опустились.

– Он оказался единственным… достаточно сильным подопытным. Остальные просто… Рассказать об этом – все равно что побывать в фильме ужасов.

– Как ты его вытащил?

– Симулировал смерть в результате остановки сердца, – ответил он. – Лаборатория вызвала «службу утилизации», но Лига подсуетилась первой.

Мозг заработал на полную катушку, выдавая один ужасный сценарий за другим.

– Значит, инфа на этой флешке – украденное тобою исследование?

– Ага, что-то вроде того.

– Что-то вроде того? – недоверчиво переспросила я. – Ты даже не расскажешь мне, что на этой дурацкой штуке?

Коул так долго молчал, что я уже смирилась с его отказом.

– Подумай сама: что хочет знать каждый родитель умершего ребенка? Над чем столько лет бьются ученые?

Причину пси-болезни.

– Так ты… – Нет. Он не шутил. Это не может быть темой для шуток.

– Я не могу посвятить тебя в детали. У меня не было времени посмотреть исследование, пока оно скачивалось, но я слышал, о чем говорили в лаборатории в тот день, когда закончили эксперименты. Есть доказательства, что за всем этим стоит правительство. – Ладони Коула сжались. – Хотя то, что лабораторию прикрыли, а через день после того, как меня забрали СППшники, ее сотрудников заставили замолчать навсегда, для большинства уже и так достаточное доказательство.

– Ты рассказал Албану? – спросила я. Неудивительно, что тот находился в таком отчаянии.

– Только когда вернулся и придумал объяснение, почему прикрытие раскрыли. Я сказал ему, что все скачал, но это запустило беззвучную сигнализацию. Уверен, через тысячу лет моя гордость восстановится. – Коул вздохнул. – Боялся, если сразу расскажу ему, что раздобыл, местные агенты придумают, как это использовать, еще до моего возвращения.

Пальцы Коула забарабанили по бедрам.

– Я не мог раньше времени ввести его в курс дела – боялся, что новости дойдут до этого места еще до того, как доберусь сюда сам. Как бы далеко от Штаба я ни находился, я не мог не видеть, что здесь многое меняется. Тех, кого я знал и кому доверял, перекинули на другие базы, а те, кто мне совсем не нравился, теперь от него не отлипают. Достаточно, чтобы чувствовать себя не в своей тарелке, понимаешь?

Я кивнула.

– Я знал: если предложу Албану нечто стоящее, – продолжал Коул, – появится отличный шанс обыграть агентов, которые пытаются перекроить Лигу. Но если бы поползли слухи, они бы точно придумали, как использовать информацию в свою пользу. Эта инфа – растворитель, без которого не очистить этот дом от наросшей плесени, единственный способ убедить Албана держаться с нами, получить преимущество за столом переговоров, когда их план вдруг покажется единственно возможным из всех.

Обрывки споров Роба с Албаном снова зазвучали у меня в ушах. «Заявить о себе как следует. Дети. Лагеря».

– Если эти данные так важны, как тебе вообще удалось вынести флешку из «Леды»?

– Вшил чертову штуку в подкладку куртки. И прямо так вышел из здания. Я работал в службе безопасности, и мои приятели не считали нужным меня обыскивать. Я знал, что скачивание файлов не пройдет незамеченным, но позаимствовал сетевой идентификатор одной из сотрудниц, – признался Коул. – Ерундовая задача. Когда бы стало известно, что бедняжка здесь ни при чем, я был бы уже далеко. Но мой драгоценный младший братец увидел, как СППшники столпились у моей квартиры, пока я ходил купить нам еды, и слинял, по ошибке прихватив мою куртку вместо своей.

Если бы Коул не выглядел таким возмущенным, я бы, может, ему и не поверила. А сейчас мне одновременно хотелось и рассмеяться, и впечатать его посильнее в бетонную стену.

– Как ты умудрился так сглупить? – спросила я. – Как мог совершить такую тупую ошибку? Ты же подставил его…

– Самое главное: инфу еще можно вернуть.

– Самое главное… – От возмущения на какой-то момент я даже утратила способность выражаться связно. – Жизнь Лиама – вот что самое главное, а не эта дурацкая флешка.

– Ну-ну, – Коул расплылся в хищной ухмылке. – А братишка, должно быть, неплохо целуется.

Вспышка ярости оказалась такой мощной, что я даже забыла отвесить ему пощечину.

– Иди к черту, – огрызнулась я, пытаясь выйти из кабинки. Коул снова поймал меня и, посмеиваясь, толкнул обратно. Я дернула рукой: хочешь посмотреть, кто будет смеяться, когда я выжгу каждую мысль из твоего жалкого мозга?

Коул, должно быть, подумал о том же, потому как отпустил меня и отступил.

– Тебе хоть удалось связаться с ним после возвращения? – спросила я.

– Он исчез с радаров, – сообщил Коул, скрестив руки на широкой груди. Пальцы левой забарабанили по правой. – Смешно, но он даже не понимает, какой при нем ценный груз, а я не могу предугадать, ни куда он держит путь, ни что собирается делать. А это означает, что отследить мелкого придурка практически нереально. Можно только предположить, что он по-прежнему пытается найти мать с отчимом. Теория хаоса во всей красе.

– Почему ты мне все это говоришь?

– Потому что ты единственная, кто может с этим что-нибудь сделать. – Пар поднялся уже выше Коула, словно поглощая его. – Нет, послушай меня. Я засветился – Лига не выпустит меня из Штаба. Я не могу даже отправиться на операцию, не говоря уже о том, чтобы искать беглеца на Восточном побережье. Догадавшись, что нашего вымышленного информатора не существует, начнут прорабатывать другие варианты. И спросят себя: «Кто может связывать этих двух незнакомых друг с другом людей?», «Кого эта девчонка может так защищать?»

Я ощетинилась, скрестив на груди руки. Взгляд Коула сполз с моего лица, зацепившись за облепившую грудь футболку, и я передвинула руки выше. Он задумчиво хмыкнул, по лицу скользнула рассеянная улыбка.

– Должен признаться, ты не в его вкусе. С другой стороны, в моем…

– Знаешь, что я думаю? – поинтересовалась я, шагнув к нему.

– Не имею ни малейшего представления, милая, но что-то подсказывает, я вот-вот об этом узнаю.

– Ты гораздо сильнее волнуешься о Лиаме, чем об этой флешке. Ты хочешь, чтобы я нашла его и удостовериться, что он в порядке. Вот почему ты просишь о помощи меня, а не кого-то еще.

Коул усмехнулся. Его пропитанная паром рубашка прилипла к коже; не смотреть на очертание сильных плеч, когда он выпрямился, оказалось просто невозможно.

– Да, конечно. Утешайся, если хочешь, этой мыслью, только хоть на две чертовы секунды прекрати думать о мечтательных глазах моего братца и включи голову! Дело не в нем и не во мне – а в необходимости держать те данные под контролем, чтобы принести их Албану и выпереть отсюда Мидоуса и его приятелей. Ты понятия не имеешь, в какое дерьмо они хотят втянуть организацию – что они сделают с вами, детьми, если добьются своего. А они это сделают, если мы не найдем способа их обставить.

«Думаете, мы можем продолжать, не заявив о себе как следует?» Слова Роба эхом отдались у меня в голове.

– Что они замышляют? Хотят что-то сделать с нами и с лагерями?

Краны между нами зафыркали, щелкнул таймер, ограничивающий потребление горячей воды: она все еще текла, но становилась все холоднее и холоднее. Но ни один из нас не двинулся с места.

– Его главная идея, – нервно начал Коул, – использовать предоставленную тобой информацию о лагерях и, как он выражается, «ненужных» детях: тех, что слишком мал, чтобы быть задействованными в операциях, из Зеленых.

– Для чего? – спросила я.

– В своем отчете ты написала, что детей, предварительно определенных как Зеленые, не изучают и не досматривают, верно? – Парень снова подождал, пока я кивну, прежде чем продолжить. – Это подтвердил еще один ребенок, которого мы вытащили из лагеря поменьше. Мидоус считает, что за прошедший год защиту лагерей порядком ослабили. На свободе осталось не так много детей, и поступления сократились до одного-двоих. Кроме того, силы СПП «размазаны» слишком тонким слоем по слишком большой площади лагерей.

– Это правда, – согласилась я.

Я заметила, что число солдат в Термонде с годами уменьшалось – когда лагерь достиг максимальной мощности и его закрыли для новых поступлений. Но снижение числа охранников компенсировалось увеличением убойной силы оружия и оперативной готовностью обрушивать на нас Белый шум, стоило только заподозрить кого-то из нас в малейшем намерении воспользоваться способностями.

– Он думает… – Коул кашлянул, обхватив горло здоровой рукой – Мидоус хочет обвязать детей взрывчаткой. Подсунуть их СПП, а потом, когда бедолаг повезут в лагеря, взорвать. По его мнению, это достаточно напугает и озлобит СППшников, чтобы они сбежали со своей принудительной службы.

Последние слова я уже почти не расслышала. В ушах зашумело, новая информация выжигала мой мозг, а чудом выжившие в этом пламени мысли бились в нем, словно в лихорадке.

– Надумала грохаться в обморок – сядь на попу, – распорядился Коул. – Я рассказал тебе это, потому что ты большая девочка и мне нужна твоя помощь. Знаю, ты не хотела, чтобы так получилось, но теперь ты в этом завязла. По уши. И, как все остальные, должна попытаться хоть что-то исправить.

Я не стала садиться, но темные пятна перед глазами продолжали расти, поглощая его лицо.

– А другие агенты… они тоже этого хотят?

– Не все, – сказал парень, – но достаточно. Не будь Албана, они бы и спрашивать никого не стали. Читай между строк.

«О боже».

– Кейт знает об этом… но она все еще с ним? Почему она осталась с кем-то, кто способен даже подумать о подобных вещах?

– Коннор – умная женщина. Если она с ним, значит, есть причина, и, вероятно, не та, что ты думаешь. Мы оба видели, как Мидоус решает вопросы.

– Значит, тебе известно, как Джарвин «решил вопрос» с Блейком Ховардом? – поинтересовалась я. – Ребенком, которого он застрелил в спину на вчерашней операции?

– Ты знаешь точно? – спросил Коул. – Есть доказательства?

– Видеозапись камеры наблюдения, – кивнула я. – Скачанная раньше, чем ее могли бы успеть удалить удаленно.

– Придержи пока при себе. Когда вернешь инфу, мы отдадим Албану все сразу. Заколотим гвозди в гроб Мидоуса и других.

– Я пока ни на что не подписывалась.

– Детка, ты меня убиваешь, – он снова возвел глаза к небу. – Ты пойдешь и найдешь Лиама. Вернешь данные. Насчет этого у меня никогда не возникало никаких сомнений. Потому что, конфетка, – сказал Коул, улыбнувшись, когда я закатила глаза, услышав свое новое прозвище, – я знаю, ты не хочешь, чтобы Албан обнаружил, как все было на самом деле и что в этом замешан Лиам. А еще ты не хочешь дать ему повод поддержать план Мидоуса. А я прослежу, чтобы Албан переключился на освобождение лагерей правильным способом, который ты предложила в своем отчете. Это ведь то, чего ты все это время добивалась, верно? Потому и собрала для него целый пакет информации. Не для того же, чтобы позволить Мидоусу использовать твои же наработки против тебя.

«Ты можешь найти его. – Желание ломало сопротивление более взвешенной, более спокойной, рациональной части мозга. – Снова его увидеть. Убедиться, что на этот раз он добрался до дома. И можешь помочь всем этим детям. Всем им».

– Если я на это соглашусь, – начала я, – ты должен гарантировать, что, когда я вернусь после этой маленькой авантюры, меня не накажут. Поклянись, потому что, если ты соскочишь, я вытащу все мысли у тебя из головы, и ты превратишься в слюнявую лужу соплей. Все понял?

– Умничка, – похвалил меня Коул. – Ты моя конфетка. Посмотрим, смогу ли я отправить тебя на следующую операцию на восток. Тебе предстоит проявить фантазию, как избавиться от наставника, которого с тобой отправят, но, думаю, ты готова принять вызов. Адрес: дом 1222 по Вест-Баскет-роуд, Уилмингтон, Северная Каролина. Запомнишь? Начнешь там. Ли – человек привычки, он попытается добраться до дома, чтобы проверить, не оставил ли отчим подсказку, куда они с матерью направились.

Я глубоко вздохнула. Во мне бушевало все: сердце, мысли, эмоции, но я не выдала себя ни одним движением.

– Ты сможешь, – тихо проговорил Коул. – Я знаю, что сможешь. А я буду тебя всю дорогу прикрывать.

– Мне твоя защита не нужна, – отмахнулась я, – но она нужна Джуду.

– Этой Каланче? Конечно. Я за ним присмотрю.

– И Вайде с Нико.

– Твое желание для меня – закон. – Коул слегка поклонился, отодвигая занавеску. Я закрыла глаза, стараясь выкинуть из головы знакомую улыбку и вызванное ею чувство, словно в груди сейчас разорвется бомба. – Приятно иметь с тобой дело.

– Эй! – внезапно вспомнила я. Кому же еще об этом знать, как ни агенту под прикрытием. – Ты что-нибудь слышал об операции «Снегопад»? И об агенте Профессоре?

– Кажется, я слышал о «Снегопаде», но только то, что это где-то в Джорджии. А что? Поискать о нем что-то для тебя?

Я пожала плечами:

– Если будет время.

– Все мое время принадлежит тебе, конфетка. Ты уж мне поверь.

Дверь раздевалки захлопнулась, а я все еще стояла там, пока последние струи воды сливались у моих ног.

Прошли две долгие мучительные недели, когда наконец я обнаружила в моем шкафчике красную папку. Я чувствовала, как тянется каждый день, наполненный тщательно распланированной рутиной: тренировка, еда, тренировка, еда, сон. Я старалась не высовываться, но продолжала прокручивать в голове тот разговор. Я даже избегала открыто смотреть кому-то в глаза – вдруг заметят, что меня что-то мучает, или, наоборот, что я над чем-то сосредоточенно думаю. Я чуть не вскрикнула, обрадовавшись и запаниковав одновременно, когда поверх стопки книг увидела папку с описанием операции.

Раздевалка вокруг меня гудела, все еще обсуждая произошедшее, голоса сливались в один гул. Кто-то настолько осмелел – или продемонстрировал невероятную тупость, и сегодня прямо на уроке спросил инструктора Джонсона, что сделали с телом Блейка и намечается ли панихида. Нико позеленел, но Джонсон лишь отмахнулся.

Лидер второй команды, Синяя Эрика громко заявила, что останки Блейка по-прежнему изучают в медицинском отсеке, но другая, Зеленая, ее звали Джиллиан, возражала, что, дескать, видела, как мешок с телом вынесли через туннель еще несколько дней назад.

– Очевидно, его уже похоронили, – предположила она.

Я стояла возле своего шкафчика, под прикрытием двери изучая содержимое папки, и слышала, как Вайда где-то рядом громко смеялась над рассуждениями другого Синего. Вытянув шею, я постаралась заглянуть в ее шкафчик. Отлично. В нем была только куча грязных футболок и больше ничего. Она останется здесь. Надо предупредить Джуда и Нико, чтобы они держались к ней поближе – никто не посмеет подойти к ним при Вайде, даже Джарвин. У этой «пчелки» слишком острое жало.

Я снова открыла папку и пробежалась глазами по строчкам.

«Только бы это было Восточное побережье, – думала я, – Пожалуйста, Восточное побережье». Добраться до Северной Каролины гораздо легче из Коннектикута, чем из Техаса или из Северной Калифорнии.

Код операции: 349022-А

Время отправки: 15 декабря 13.00

Дислокация: Бостон, Массачусетс

Массачусетс. Это еще куда ни шло. Там пока работает часть железных дорог.

Цель: Задержать доктора П.Т. Фишборна, директора Административного отдела генетики сложных заболеваний Гарвардской школы общественного здравоохранения, вывести из строя лабораторию.

Мой желудок сжался. «Задержать» – означало то, что я должна допросить его там, в Бостоне, на конспиративной квартире Лиги, а если цель окажется несговорчивой, доставить на ближайшую базу. Моя работа. «Вывести из строя» – означало сжечь, разрушить, снести. Работа опергруппы.

Опергруппа: команда «Бета»

Пси: Мандарин, Лучик

Наставник: БНП[3]

– Ох, – прошептала я, чувствуя разочарование. – Черт.

Я сунула папку обратно в шкафчик, захлопнула дверцу, скрутила мокрые волосы в пучок и быстро ушла, пока никто не заметил, что я вообще приходила. Три часа дня – если Кейт не на встрече, значит, скорее всего, у себя или в Атриуме.

С волос на щеку шлепнулась капля воды, и я сердито ее смахнула, пробираясь через свисающие полоски пластика, которые должны были, в теории, удерживать то условное тепло, что аккумулировалось здесь под землей. Уткнувшись взглядом в низкие потолки, чтобы не встречаться глазами с очередной группкой агентов, я отступила в сторону, пропуская их.

И тут волосы у меня на затылке встали дыбом – в ногу с моими собственными шагами, эхо которых разносилось по коридору, раздавались чужие шаги.

За мной кто-то шел. С той минуты, как я вышла из раздевалки.

Тяжелые шаги, хриплые глубокие вдохи – это был мужчина. Проходя под одной из стальных балок, я быстро взглянула наверх, однако тот, кто следил за мной, шел точно выверенным темпом. Я не увидела его отражения, но угадывала его присутствие у себя за спиной. Ощущала каждую каплю его отвращения, прорезавшего влажный холод коридора и вгрызавшегося в мой позвоночник.

«Не смотри, – говорила я себе, стискивая челюсти, – просто иди дальше. Ничего там нет; всего лишь игры разума, как обычно. Ничего. Никого».

Но я чувствовала, что он висит у меня на хвосте, словно его пальцы пытались стереть мурашки, бегущие по моей коже. Внезапно разогнавшееся сердцебиение уже вышло из-под контроля. Я знала, на что способна, я умела сражаться, но перед глазами стоял ботинок, свисающий с бледных, окоченевших кончиков пальцев Блейка Ховарда.

Впереди замаячили двойные двери, к которым я шла, и, чуть ли не задыхаясь, я наконец ворвалась в Атриум.

Совещание завершилось, и круглые столы и складные стулья снова расставляли на свои места, возвращая пространство к его обычному предназначению комнаты отдыха. Агенты в фирменных толстовках и спортивных штанах Лиги резались в карты, смотрели новости или играли в шахматы.

Кейт вошла через противоположные двери. Было странно видеть ее в строгом темно-синем костюме с юбкой. Светлые волосы были скручены в тугой пучок. Рассеянно врезавшись в агента, который сидел за соседним столом, она пробормотала невнятное извинение. Я не понимала, что она кого-то ищет, пока ее взгляд не выхватил мое лицо.

– Вот ты где, – обрадовалась Кейт и заторопилась мне навстречу так быстро, насколько позволяли каблуки. Я открыла было рот, но Кейт предупреждающе подняла руку. – Знаю. Извини. Я сделала все возможное, чтобы Албан изменил свое решение, но он настоял.

– Ему еще нет шестнадцати! – воскликнула я. – Он не готов – ты же знаешь, мы все это знаем! Ты пытаешься сделать его следующим Блейком Ховардом?

Кейт отшатнулась, словно от удара, и полный ужаса взгляд так не вязался с обычной маской спокойствия, которая никогда не покидала ее лица.

– Я боролась за него, Руби. Предложила, чтобы с тобой пошла Вайда, но кто-то убедил Албана, что Джуда уже пора задействовать. А Желтый нужен, чтобы взломать систему безопасности. Албан сказал, что не имеет смысла отправлять на простую операцию две команды.

Мы уже начали привлекать внимание, поэтому Кейт, схватив меня за руку, подтащила к ближайшему свободному столу и заставила сесть.

– Надо было лучше стараться, – упрекнула ее я.

Наш маленький Лучик не слишком хорошо справлялся с ситуациями, когда требовалась особая концентрация, и вместо порученного дела охотно отвлекался на всякие любопытные блестяшки. Его владение огнестрельным оружием ограничивалось знанием, что конец ствола с дыркой не должен упираться в собственное лицо.

– Через пару недель ему будет пятнадцать. – Кейт не отпускала моей руки. – Я уверена… уверена, все будет прекрасно. Эта элементарная, несложная операция позволит ему сделать первый шаг.

– Я справлюсь одна. Если нужно вывести из строя какое-то оборудование, я могу…

– У меня связаны руки, Руби. Я не могу идти против Албана, иначе он будет видеть во мне проблему. И… – Кейт глубоко вздохнула, проведя рукой по волосам, а потом – по юбке. Когда она снова заговорила, ее голос прозвучал уже более уверенно, однако женщина старательно отводила глаза. – Единственное, что меня утешает: Джуд будет с тобой, и ты за ним присмотришь. Обещаешь?

Щеки под высокими скулами казались впавшими, словно женщина недавно оправилась после долгой болезни. Я наклонилась к ней, только сейчас подмечая, что вокруг ее глаз, обведенных пугающе темными кругами, наметились новые тонкие морщинки. И в них забился макияж. Кейт было всего двадцать восемь, а она выглядела старше, чем моя мама, когда нас разлучили.

Иногда казалось, что в такие мгновения передо мной открывалась настоящая Кейт. Я не назвала бы наши отношения «хорошими», потому что они строились на лжи, и довольно жестокой. Женщина могла говорить одно, при этом имея в виду совершенно другое. Но сейчас, сдавшись тишине, ее лицо само рассказало мне все. Я видела борьбу в ее чертах и понимала: что бы Кейт сейчас ни сказала, ее слова обращены к агентам вокруг нас, а не ко мне.

– Я отправляюсь на север, – ровным тоном сообщила она, – на задание.

«Север» означал улицы Лос-Анджелеса. Скорее всего, ей предстояло провернуть что-то с Федеральной коалицией. Теперь Кейт стала старшим агентом, заслужив свои крылья. Если ее отправляли туда, значит, предстояло сделать что-то очень важное для Албана.

– Выходит, тебя с нами не будет? – уточнила я.

Кейт глянула мне за спину и кому-то махнула. Я почувствовала, как что-то холодное потекло мне за шиворот, хотя волосы уже почти высохли.

– А, ты здесь, – проговорила Кейт. – А я как раз собиралась обрадовать Руби, что на операции она будет в надежных руках. Ты ведь хорошенько присмотришь за моей девочкой, правда?

С первого дня, как мы познакомилась, Роб никогда не касался меня, лучше других зная, во что это может вылиться. Но я все равно следила за его руками, пальцы которых были покрыты темными волосами. Мое горло сжалось.

– Я вроде всегда за ней приглядываю, нет? – слабо хохотнув, поинтересовался Роб.

Кейт встала, ее бледное как мел лицо засияло в искусственном свете.

– Поки, кроки!

Уходя, она всегда прощалась с нами этой глупой детской считалочкой, и мы всегда отвечали в рифму: Джуд придумал прощание, обыграв позывной Кейт. И сейчас я едва выдавила в ответ:

– После двух, подсолнух.

Когда и Роб, и Кейт ушли, в противоположном конце Атриума я увидела Коула – он сидел за столом, и перед ним лежала открытая книга. По мрачному выражению его лица было совершенно ясно, что парень слышал весь разговор.

«Ты сказал, что за ним приглядишь».

Неужели во всей Лиге нет ни единого человека, которому я могла бы доверять?

Коул покачал головой, поворачивая руки на столе ладонями вверх. Бессильное извинение, но он хотя бы понял: перемещение одной фигуры на доске меняло всю игру.

Глава шестая

Нас с Джудом отправили в Бостон на рассвете. Мы устроились на откидных сиденьях пузатого грузового самолета. Модель была еще древнее, чем та, на которой мы летели из Филадельфии, и по запаху Джуд предположил, что в ней раньше перевозили мясо.

Я смотрела на огромные ящики перед нами, пытаясь не обращать внимания на то, как они поскрипывают, когда натягиваются удерживающие их стропы. Каждый ящик были маркирован логотипом с элегантным золотым лебедем «Леды-корпорейш» – словно Вселенная подмигивала нам с жутковатой ухмылочкой. Конечно, в этом ничего такого не было, и дурным предзнаменованием это тоже считать было глупо. Мы все время летали на «ледовских» самолетах. Корпорация, как тот теленок, партнерствовала и с Греем, и с Федеральной коалицией, получая особые «привилегии», позволявшие перевозить свои грузы в Калифорнию и обратно. Упертому Грею, который не шел ни на какие соглашения, пришла в голову «блестящая» идея попытаться заморить Федеральную коалицию в Калифорнии голодом, запретив ввоз и вывоз товаров из штата. Однако пострадали как раз все остальные, потому как в Калифорнии производилась большая часть фруктов и овощей, а еще имелся легкий доступ к нефти, которую добывали на Аляске.

Однако Федеральная коалиция была нашим партнером. Мы летали в обмен на то, что, по сути, являлись их тайным оружием. Албан считал это «справедливой платой» за сведения, которые мы собрали, и за бесчисленные операции, которые не один год проводили от их имени, хотя я знала, что он хотел большего. В частности: уважения, денег и места в новом правительстве, когда Грей отойдет от дел.

По ту сторону завернутых в пластиковую упаковку ящиков сидела команда «Бета». Они продолжали хохотать над какой-то шуткой, которую заглушило непрекращающееся рычание двигателей.

Я прижала к щекам заледеневшие ладони, пытаясь унять их дрожь. Крохи тепла, что еще сохранялись в грузовом отсеке, должно быть, поднялись к потолку и совсем не ощущались. Сгорбившись, я завернулась в черную дутую куртку, насколько позволяли ремни безопасности.

– Глубокий вдох, – монотонно бубнил Джуд, – глубокий выдох. Глубокий вдох, глубокий выдох. Ты не в самолете; ты плывешь по небу. Глубокий вдох…

– Думаю, чтобы это сработало, надо действительно глубоко дышать, – предположила я.

Самолет нырнул в воздушную и сразу подпрыгнул.

– Это… – голос Джуда надломился. – Это нормально?

– Просто небольшая турбулентность, – объяснила я, пытаясь освободить руку из его тисков. – Так бывает во время каждого полета.

Джуд водрузил на голову шлем члена опергруппы и на глаза – защитные очки. У меня не хватило духу объяснить, что, если самолет начнет падать, последствия окажутся гораздо трагичнее, чем шишка на голове.

Господи. Он же боится летать! И пока не справляется с этим страхом.

Это было ошибкой – надо было сильнее бороться, спорить, стучать по столу, но отмазать Джуда от этой операции. Там, в Штабе, когда я думала о том, что все это время, пока я буду разыскивать Лиама, Джуда придется тащить за собой, эта мысль выводила меня из себя, раздражала. Но я понимала, что так уж случилось, и мне придется это принять. Но теперь… теперь я просто боялась. Нам придется прятаться от Роба и от «Беты», и как с этим справится Джуд, если он и пяти минут не может посидеть спокойно? Если от разыгравшегося воображения мгновенно улетучивалась вся его смелость?

«Возможно, я смогу найти способ оставить его с Бартоном», – размышляла я, потирая лоб. Вот только… откуда мне знать, не был ли Бартон на стороне Роба в споре о способах нападения на лагеря? Откуда мне знать, что кто-нибудь из его товарищей по команде не пустит мальчишке пулю в голову?

– Все будет отлично. Все будет круто. – Папка с деталями операции, которую выдали Джуду, была заляпана пятнами того, чем он поужинал накануне вечером. Вид у парня был раскисший.

Мне хотелось кричать. Кричать. Лишний рот, лишняя спина, которую придется прикрывать. Джуд был воплощением всего, что могло мне помешать. Но что я могу с этим сделать? Отправить его обратно в эту дыру, надеясь, что он доживет до моего возвращения, а Коул сумеет привести в действие свой план?

Нет. Джуд был лишним грузом, который мне предстоит нести на себе всю дорогу, благо я стала сильнее. Я сделаю это. Найду Лиама и буду защищать их обоих – потому что другого варианта все равно не было. И я была готова его принять.

– Бартлет. Как ты думаешь, чем он занимается? – спросил Джуд. Страницы летали под его пальцами. – Здесь еще много тех, кого я знаю. Фрэнсис милая – как-то угостила меня шоколадным батончиком. Лебровски, Голд и Филлиен мне тоже нравятся. Крутые парни. Научили меня раскладывать пасьянс. И командир мне тоже нравится. Я рад, что выдвинули Бартона. Но кто, черт возьми, этот Бартлет?

– Не знаю и знать не хочу, – заявила я, фокусируясь на стоящих перед нами ящиках с лекарствами. Вообще-то я знала, кто такой Бартлет, – новичок, которого перевели к нам из Штаба в Джорджии. В раздевалке я подслушала каких-то Зеленых девочек, обсуждавших, каким он был «прекрасным экземпляром». Заметив меня, они разбежались, прежде чем я смогла узнать хоть что-нибудь полезное.

Теперь Джуд что-то мурлыкал себе под нос, отстукивая одной ногой безумный ритм по лежащим на полу матам. Компас, висевший у него на шее, выбился из-под рубашки и раскачивался в такт. Похоже, все пять часов, что мы проведем в воздухе, мальчишка не успокоится.

– Бартлет учился в Вест-Пойнте – как думаешь, значит ли это, что он хорош в деле?

– В твоей папке есть все личные дела, почему ты спрашиваешь меня?

– Потому что люди – это не только документы или файлы. То, что Бартлет специализируется в ножевом бою, мне неинтересно. Хочу сказать… не пойми, блин, меня превратно, но я бы предпочел знать, почему он присоединился к Лиге и что думает об этом решении сейчас. Что любит есть…

Я повернулась к нему, наполовину удивленная, наполовину встревоженная его словами.

– Ты считаешь, его любимая еда важнее того, какой он выберет способ убить тебя в бою?

– Ну да, это что-то вроде…

Я сама не понимала, что заставило меня так разозлиться, но остановиться уже не могла.

– Хочешь больше узнать о команде «Бета»? – Я слышала, как мое сердце бьется где-то в ушах. – На ближайшие двенадцать часов эти шестеро – единственные, кто не станет пытаться тебя убить. Но и защищать не будут, тем более если это помешает операции. Поэтому слушай приказы командира и, блин, не высовывайся. Это все, что ты должен знать.

– Господи, – моргнув, пробормотал Джуд. – Не каждый же взрослый мечтает о нашей смерти.

Я прикусила язык. «Думаешь, худшее, что могут с тобой сделать, это убить?»

– Мне просто хочется больше знать о людях, – объяснил он. – Что тут такого?

– Ну извини, – буркнула я. – Мало кто из них захочет что-то узнать о тебе.

– Нет, я хочу сказать… – Мальчишка замахал руками, словно так ему было легче донести до меня важную истину. – Просто в наше время люди сразу спешат разобрать тебя на примитивные, понятные схемы и встроить в какую-то систему, понимаешь? А я думаю: никто и никогда не узнает другого человека, пока по-настоящему не обратит на него внимания.

Он замолчал, вытянув длинную шею, чтобы осмотреться, но наш Наставник в этой операции был занят – играл с Фрэнсис в карты.

– Посмотри, к примеру, на Роба. Его личное дело идеально: учился в Гарварде, был армейским рейнджером, даже немного поработал агентом ФБР. Рост – сто восемьдесят сантиметров, вес – девяносто два килограмма. Он отлично обращается с огнестрельным оружием и неплохо говорит по-испански. Но зная это, мы никогда не догадаемся, что он… – Джуд затих. – Я хочу не просто видеть чье-то лицо; я хочу знать, какова его тень.

Похоже, что Блейк стал для Джуда первой утратой. Конечно, парнишка знал о том, что не все агенты возвращались с заданий, погибая то от выстрела, то от взрыва. Когда ты навсегда разлучаешься с тем, кого знал как самого себя, постепенно приспосабливаешься к этой особой боли и уже не пытаешься с кем-то снова сблизиться.

– Да? – переспросила я. – А мою тень ты видел?

Джуд посмотрел вниз, туда, где пятки его комично больших ботинок подпрыгивали на мате.

– Нет, – сказал он так тихо, что его голос почти потерялся в нескольких километрах прозрачного синего воздуха под нами. – Иногда мне кажется, я и лица-то твоего не видел.

Я никак не отреагировала на это признание. Мои руки застыли, но только из-за холода, а не из-за толщи льда, что намерз между нами за эти несколько секунд. Челюсти сжались, только чтобы не стучали зубы, а не для того, чтобы удержать меня от жалкого бессильного крика. Я не нуждалась в том, чтобы меня любили, хотели или заботились обо мне, не нуждалась в друзьях и определенно не нуждалась в ребенке, который однажды обвалил всю компьютерную сеть Лиги, запутавшись в собственных огромных ногах. А теперь он пытался заставить меня стать той, кем на самом деле я не была. Со мной все было в порядке. Просто немного замерзла.

Я еще глубже зарылась в куртку, уголком глаза наблюдая, как мальчик ерзает, докрасна выкручивая себе руки.

– «Бета» – хорошая группа, – наконец сказала я. – Будешь выполнять их приказы, и они тебя не обидят. «Альфе» на все начхать, и тогда старайся держаться рядом с другим ребенком, который сможет прикрыть твою спину. «Дельтой» руководит Фарбрингер, он любит детей.

– Правда? – переспросил Джуд, но его голос прозвучал безжизненно. Мальчишка изучал обрывок черной ткани, прицепившийся к его колену. – Руби, – произнес он так тихо, что за ревом самолета я с трудом его услышала. – Роб взял меня на операцию, чтобы убить?

Впервые я встретила Роба сразу после того, как Кейт вытащила меня из Термонда. Два агента Лиги договорились встретиться на заброшенной бензоколонке и привести с собой детей, которых сумеют освободить. Роб утверждал, что не смог вытащить своих и, пока его не обнаружили лагерные инспекторы, был вынужден сбежать один. Кейт, у которой с ним закрутился роман, не сомневаясь, ему поверила. Но один промах, одно небрежное касание, и его разум открылся моему. Я увидела правду.

В те ночи, когда я не лежала без сна, изводя себя мыслями о том, что случилось с Лиамом, Толстяком, Зу и девочками, которые остались в Термонде, мои сновидения заполнялись воспоминаниями Роба. Я видела лежащего на земле мальчика в капюшоне, забившегося в конвульсиях, когда агент выстрелил в него в упор. Видела лицо девочки, видела, как дрожат, умоляя о пощаде, ее губы и как сотрясается мусорный контейнер, когда Роб швыряет в него тело. Под конец я просыпалась совершенно разбитой не только потому, что на моих глазах снова и снова погибали люди, но и потому, что чувствовала, будто сама их убила. Так-то, малыш: хочешь «узнать чью-то тень» – попробуй сам побыть его тенью.

– Я все время вспоминаю Блейка. Думаю о нем каждый день, каждую минуту. Мы должны были об этом рассказать, – продолжал Джуд. – Джарвина и остальных выгонят, и Лига станет прежней… такой же, какой была до того, как все это произошло. Они плохие. Если ты избавишься от них…

Если бы справиться со злом было так легко. Иногда гниль въедается слишком глубоко, чтобы избавиться от нее, просто вскрыв нарыв. Роб, Джарвин и остальные могли оказаться всего лишь верхушкой айсберга. Меня так и подмывало рассказать Джуду правду: все, чем поделился со мной Коул, но пугать мальчишку, чтобы просто доказать свою правоту, – глупее не придумаешь. Если все сработает, ему и знать не нужно о том, что мы запланировали. Я не могла позволить Джуду проколоться и выдать нас Робу и остальным.

– С тобой все будет в порядке, – заверила я мальчика. – Я все время буду рядом.

Джуда трясло – кажется, он вообще не слушал меня.

– Как они могли? Чем мы им не угодили? За что они так нас ненавидят?

Я зажмурилась от раскатистого ржания Роба, почти оглушившего меня.

– Может, попробуешь заснуть? – спросила я. – Лететь еще несколько часов. Надо набраться сил.

– Хорошо, – согласился мальчик, – Я просто хотел…

– Чего?

– Можно мы лучше поговорим? – уставившись в колени, предложил он, неловко подтаскивая ноги к сиденью.

– Ты действительно не можешь находиться в тишине? – поинтересовалась я. – Она тебя что, убивает?

Джуд ответил не сразу, как будто пытался показать мне, что я не права.

– Нет, – наконец сказал он. – Просто я не люблю тишину. Мне не нравится, что я в ней слышу.

«Не спрашивай. Не спрашивай. Не спрашивай».

– Что… например?

– Чаще всего то, как они ссорятся, – прошептал мальчик. – Как он кричит на нее, а она плачет. Но… я слышу это через закрытую дверь. Знаешь, мама обычно прятала меня в шкафу, потому что, когда меня не было видно, он не так злился. Я не помню, как на самом деле звучал ее голос, в памяти сохранилось только это.

Я кивнула:

– Такое и со мной бывает.

– Это не странно? Прошло уже восемь лет, а я слышу их и думаю, как было темно и тесно, и мне снова нечем дышать. Я слышу их постоянно, будто они меня преследуют, и не могу от них скрыться, никогда. Они не хотят меня отпускать.

Я понимала, что мальчишка измучен, и не понаслышке знала, что это делает с твоим разумом. Какие шутки это проделывает с тобой, стоит только зазеваться. Людей преследуют не призраки – воспоминания.

– Поговоришь со мной, пока я не засну? Просто… просто, пока не засну. И не могла бы ты никому об этом не рассказывать… никогда?

– Конечно. – Я положила голову на спинку кресла, размышляя, что же рассказать ему, чтобы успокоить.

– Маленькой я очень любила эту историю, – негромко начала я, чтобы только он мог расслышать меня за ревом двигателей. – О кроликах. Может, ты ее раньше слышал.

Я начала с начала, с побега. Вот мчишься через лес, и опасности подстерегают тебя на каждом шагу, и подступает отчаяние, когда пытаешься защитить всех, но понимаешь, что и себя-то толком защитить не можешь. Мальчик с бездонными темными глазами, предательство, огонь, дым. К тому времени, как я поняла, что рассказываю собственную историю, Джуд уже крепко спал, провалившись в свои сны.

Что я могу сказать о таких местах, как Бостон: неважно, какими они были раньше, что представляли собой их жители, какой процветал бизнес, какие родились в них великие люди, – города, какими их знали прежде, исчезли. Это все равно как смотреть в зеркало заднего вида на того, кого ты любишь. Видеть, как он становится все меньше и меньше, пока уже не становятся неузнаваемыми очертания его фигуры.

Краснокирпичные здания все еще прочно врастали в землю, но окна в них были разбиты. Трава на лужайках Общественного парка местами пожухла, местами сильно вымахала, а там, где раньше росли деревья, – выгорела до корней. Великолепные таунхаусы были заперты и заколочены, лед и снег выбелили их темные камни. На мостовых были оставлены узкие проезды для машин и велосипедов, но большинство улиц старого центра были уставлены импровизированными палатками, в которых ютились люди.

Эти самодельные укрытия из разноцветных старых зонтов и детских простынок выглядели пугающе. Беднейшие из беднейших спасались от холодного воздуха в спальных мешках или просто прижавшись к стене.

– Не понимаю, – пробормотал Джуд, глядя сквозь тонированные стекла.

Уличные фонари не работали, зато пылали костры, и нам было видно все – и то, как закружила первая метель, – из машины «скорой помощи», услужливо предоставленной больницей в обмен на привезенное нами оборудование от «Леды-корпорейшн».

– Многие люди потеряли свои дома, когда обвалился рынок, – терпеливо объяснила я. – Правительство не смогло погасить свой долг, из-за этого люди лишились работы и не смогли сохранить то, чем владели.

– Но если так обстоят дела везде, почему банки не позволят людям оставить то, что у них есть, пока жизнь не наладится? Разве людям не нужно помогать?

– Потому что мир так не работает! – крикнул Роб с водительского сиденья. – Привыкай.

На мужчине была темно-синяя униформа санитара «скорой помощи», и он, казалось, наслаждался возможностью мигать фарами и сигналить тем, кто недостаточно проворно давал ему дорогу. Рядом с ним сидел один из членов команды «Бета», Рейнольдс, назначенный помогать нашей половине опергруппы. И когда они с Робом похлопали друг друга по спинам, мне хватило одного взгляда на лицо Джуда, чтобы понять: Рейнольдс – один из участников заговора против нас, это их разговор подслушал Джуд.

Остальные семеро членов «Беты» ехали впереди на приличном от нас расстоянии в кузове старого пикапа. Они были похожи на протестующих, ни чем не отличаясь от другой молодежи этого возраста: кепки «Ред Сокс», всклокоченные волосы и толстые куртки, под которыми было легко скрывать оружие.

Профессор, которого мы искали, жил в Кембридже, прямо за Чарльз-ривер. Гарвардская медицинская школа, где он проводил свои исследования, удачно располагалась в центре самого Бостона. Роб, который мудростью никогда не отличался, решил разделить операцию на два одновременных нападения. Команде «Бета» предстояло вывести из строя лабораторию, нам с Джудом – проникнуть в дом и «задержать» профессора для допроса.

По крайней мере, так думал Роб.

По мосту Лонгфелло мы переехали через реку под бесконечные вопросы Джуда о бейсболе, о реке, о липкой гадости на полу автомобиля, о том, как мы планируем возвращаться домой, пока, наконец, в наушниках наших коммуникаторов не зажужжал голос Бартона.

– Это Командир, готов начать операцию в двадцать два тридцать. Доложите о местоположении, Наставник.

– В пяти минутах от Гусиного гнезда, – ответил Роб, и я почувствовала, как «скорая» рванула вперед. Во мне разгоралось нетерпение. Я выпрямилась, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

– Мы контачим с тылом?

– Тыл на связи. Линия защищена, я отслеживаю обе группы. Даю добро начинать в 22.30. Судя по спутниковым данным, помехи у Второй Цели минимальны. Но в вашем, Наставник, секторе замечена значительная активность.

Даже не знаю, кто испытывал большее отвращение, когда Роба называли «Наставником», – он или я. У Роба не было своей команды детей, как у Кейт, но этот ярлык навешивали на любого, кто руководил чудными детьми на операции.

– Да тут просто митингуют, – проговорил мужчина.

Встав на четвереньки, чтобы дотянуться до заднего окна, я выглянула наружу. Роб оказался прав. Мы проезжали обсаженный по периметру деревьями университетский парк, изборожденный дорожками. Сотни, может, и тысячи человек, не обращая внимания на мокрый снег, столпились вокруг огромного костра. Единственным, что разделяло протестующих и небольшое кольцо раздраженных полицейских вокруг, были плакаты и барабаны, валявшиеся здесь же в снегу. Люди замерли на краю небольшого парка, словно ожидая, когда подвернется возможность прорвать линию мундиров и пистолетов.

– Против чего они протестуют? – прошептал Джуд, затуманив дыханием стекло. Я не ответила, только махнула ему пригнуться, и принялась считать кварталы, которые мы проезжали: один, два, три, четыре, пять.

«Скорая помощь» резко остановилась недалеко от профессорского симпатичного белого домика с покатой шиферной крышей. Роб отстегнул ремень безопасности, встал и, слегка потянувшись, полез в кузов.

– Мы на месте, – сказал он, прижимая руку к уху. Я почувствовала, как его глаза заскользили по мне, но сама сосредоточилась на Джуде, который снова затрясся.

«Этот ребенок сам себя угробит», – подумала я, потирая переносицу.

– У вас все чисто, – предупредил агент, руководивший операцией из Штаба. – Гусиное Яйцо идет.

– Роджер, – сказал Бартон, и Роб повторил.

Вид у него был усталый, квадратная челюсть заросла щетиной, но взгляд говорил о полной боевой готовности. Роб бросил мальчику куртку и кепку фельдшера, словно это могло скрыть, что Джуд выглядел еще на пару лет младше, чем был на самом деле.

– Все время молчи, не суетись, иди прямо за мной, а потом тащи свою задницу обратно, – напутствовал мальчишку Роб. Потом, повернувшись ко мне, спросил: – Ты знаешь, что делать?

Я поймала взгляд его темных глаз:

– Знаю.

Джуд должен был отключить сигнализацию и выкатить профессора на каталке, на тот случай, если любопытные соседи решат в самый неподходящий момент раздвинуть занавески. Нам предстояло долгие пятнадцать минут возить профессора по городу, чтобы я смогла с ним поработать, потом, стерев память, выбросить его на тротуаре. Если сразу расколоть ученого окажется непросто, у Роба была явочная квартира, где, догадываюсь, мы могли бы подвергнуть его более… болезненным методам убеждения.

Роб открыл заднюю дверь, впуская порыв морозного воздуха. Они с Рейнольдсом спустили на землю каталку и мешок. Джуд снова начал выкручивать руки.

Я схватила его за запястье, прежде чем мальчишка спрыгнул вслед за Робом:

– Будь осторожен.

Джуд отсалютовал мне, стиснув зубы в попытке то ли ободряюще улыбнуться, то ли не облевать самого себя.

– Поки, кроки.

Дверь за ними захлопнулась. «После двух, подсолнух».

Даже в самых невероятных фантазиях о том дне, когда я наконец-то соберусь убежать, я даже представить не могла того, что должно было случиться сейчас. И я не ожидала, что буду настолько спокойна. В мой первый побег от Кейт и Роба страх обуял меня мгновенно, как настоящее пламя, и ноги пустились наутек еще до того, как мозг успел принять какое-то решение. Тогда я понятия не имела, куда направляюсь и что собираюсь делать. Просто бежала. Мне крупно повезло, что я наткнулась на Зу и на остальных.

Но второй раз полагаться на удачу я не могла. И у меня не было времени на то, чтобы испугаться того, что произойдет, если меня поймают. Самообладание сделало меня намного сильнее, чем неконтролируемые эмоции, которым я поддалась тогда на заправке. У меня было дело, которое я должна была закончить, люди, которых поклялась защитить, и никто – уж в особенности Роб Мидоус – не мог остановить меня, пока я еще жива.

Когда трое поднялись на крыльцо, включилась лампа. Джуд быстро взглянул на меня через плечо и исчез, завернув к маленькому щитку, обслуживавшему дом.

Наконец свет погас, и Роб склонился над золотистым дверным замком. Я же стянула тяжелую черную куртку Лиги, вытащила зажигалку и швейцарский армейский нож, спрятанные в одном из карманов, и распихала их по ботинкам. Старая кожаная куртка Лиама вряд ли спасет от холода, зато в ней не водилось «жучков».

Я выбралась наружу через водительское сиденье, и только мои ботинки коснулись снега, как со стороны задних дверей «скорой» показался Джуд.

– Что ты?..

Я ринулась вперед, зажимая ладонью его рот. Глаза мальчишки расширились от страха, пока я не прижала палец к губам. Джуд был слишком сбит с толку, чтобы сразу разобраться в происходящем. Схватив парнишку за руку, я подтащила его к себе, туда, где нас не могли увидеть.

– Мы внутри, – гаркнул в ухо грубый голос Роба. – Готовность, Командир?

– Все по графику, Наставник.

Я взглянула на уличный знак – Гарфилд-стрит – и попыталась сориентироваться. Нужно оторваться от Роба, прежде чем этот урод поймет, что мы слиняли. Я быстро бегаю, но не быстрее машины, а сейчас со мной еще и Джуд. Если успеем добраться до парка с теми протестующими, можно попробовать скрыться от Роба с Рейнольдсом в толпе. Роб не догадается искать там, где поймать нас легче легкого. Он жесток и злобен, но не слишком сообразителен.

Джуд тяжело дышал мне в затылок – сегодня ему досталось, но в общем-то он был в норме. Ветер трепал его шапку и пытался сорвать мою, и я натянула ее пониже, так чтобы из-под нее не выбивались мои длинные волосы. Голоса обеих опергрупп сразу сделались глуше.

В Вирджинии никогда не было такого холода: резкий, кусающий за каждый сантиметр открытой кожи. Я постепенно увеличивала скорость, смаргивая слезы и снег, Джуд, как мог, старался не отставать. Под ногами сверкали кусочки льда, когда я пробиралась через растущие между домами деревья, трещали ветки, скрытые под настом. На юг, на юг – просто продолжать двигаться на юг, найти Гарвард-ярд, митингующих и сбежать.

– Цель захвачена. Мандарин, периметр чист?

Джуд в страхе метнулся ко мне, но я предупреждающе покачала головой.

Голос Роба прошелся по моему позвоночнику, словно спичка по коробку. Огонек вспыхнул небольшой, но достаточный, чтобы мне пришлось напрячься, чтобы ответить.

– О да, – подтвердила я, надавив пальцем на коммуникатор. – Горизонт совершенно чист.

Я знала, что Роб уже обнаружил наше исчезновение – в ту же секунду, как открыл дверь «скорой». На его конце линии повисла тишина, он молчал и тогда, когда Штаб и Бартон запросили у него обновление статуса. Я могла представить себе его лицо: белое, быстро багровеющее от усилий, чтобы сдержать ярость. Еле заметная улыбка изогнула уголки моего рта. Он не мог вызвать меня, не раскрывая, что потерял. Самая важная часть работы Наставника состояла в том, чтобы держать фриков под постоянным наблюдением.

– Ман… – начал было Рейнольдс, но тут же осекся.

– Эй, Роб, – позвала я тихим, спокойным голосом.

Я увидела во дворе свет от костра, и небо, окрашенное новым оттенком оранжевого. Джуд ухватился за полу моей куртки – длинные пальцы вцепились в ее кожу: мальчишка изо всех сил пытался держаться моей скорости. Снег усилился. Пересекая последнюю улицу, я натянула на голову капюшон поддетой под куртку флиски, засунула руки в карманы.

– У меня к тебе вопрос.

– Ру, – зашептал Джуд. – Что мы творим? Куда идем?

– Мандарин, не засоряй сеть разговорами, не касающимися операции, – подал голос Бартон.

Отлично. Я хотела, чтобы он услышал. Хотела, чтобы все они услышали.

Круг полиции и национальных гвардейцев был разорван, и протестующие готовились рвануть в открывшуюся брешь, сжимая в руках плакаты, колотя в барабаны. «Полуночный марш, – подумала я, хотя знать не знала, к чему он приурочен. Быстро оглядев разномастные плакаты, я поняла, что собравшиеся и сами не очень-то знали, против чего протестуют. Против всеобщего призыва в СПП? Нежелания президента Грея вести переговоры с правительством Западного побережья? Против общего состояния ужаса, расползавшегося по стране, как загрязнение по Лос-Анджелесу?

Вокруг нас собралась в основном молодежь – подростков среди них не было. Большая часть университетов и колледжей страны была временно закрыта из-за отсутствия финансирования, но, если бы где-то еще оставались средства, полагаю, Гарвард был бы одним из таких мест.

«МЫ – ИЗМУЧЕННЫЙ, БЕДНЫЙ, ЗАБИТЫЙ НАРОД…» – гласила табличка рядом со мной. Я позволила протестующим обогнать нас, немного отставая, чтобы никто не услышал треск коммуникатора. Подождав, пока на площади никого не останется, я снова тронула коммуникатор, активируя микрофон.

– Я просто хочу знать – как их звали?

– Мандарин, – напряженно проговорил Роб, казалось, он слегка запыхался. – Я понятия не имею…

– Мандарин, прекрати… – Голос женщины из Штаба тоже звучал недовольно.

– Что, черт возьми, происходит, Наставник? – Бартон по-прежнему нас слушал.

– Те два ребенка, которых ты вытащил из лагеря в ночь перед тем, как мы с тобой встретились, – продолжала я, не отрывая взгляда от молодого парня в дредах – он махал руками, показывая нам всем идти вперед. – Мальчик и девочка. Уверена, ты их помнишь: столько усилий, чтобы их вытащить, не говоря уж о том, чтобы крепко связать по рукам и ногам.

Джуд уставился на меня, его темные брови сдвинулись в замешательстве.

– Я никак не могу понять. Ты их вывел, а потом убил в переулке и бросил – зачем? Какой в этом был смысл? Что они сказали или сделали, чтобы так тебя разозлить? Девочка умоляла тебя. Она не хотела умирать, но ты забрал ее из лагеря и казнил. И даже не снял маску с того мальчика.

Я сжала кулаки, чтобы унять дрожь в руках. И в ту же секунду в моем ухе внезапно затрещал голос Албана.

– Что происходит? – Он глубоко вдохнул. – Я хочу, чтобы вы оба явились к Командиру. Если ты не хочешь возвращаться в Штаб с Наставником…

– Мы не вернемся в Штаб, – заявила я, – пока он не уйдет навсегда.

Опасная игра: если Албан проглотит наживку и вышвырнет Роба, остальные из его кровавой стаи все еще могут нанести ответный удар по детям, которые оставались в Штабе. Но – но – теперь, когда Албан знал, что Роб – чудовище, он сам и те агенты, которым мы могли доверять, станут внимательнее присматриваться к остальным, по крайней мере, в ближайшие несколько недель. В то же время Джарвин и другие заговорщики, зная, что Джуд сбежал и не может их заложить, будут считать себя в безопасности. Мне и не требовалось много времени – через несколько недель я бы вернулась со всем необходимым, чтобы от них избавиться.

– Роб, слушай, я просто хочу знать их имена. Просто интересно, удосужился ли ты узнать их, прежде чем убить этих детей.

– Думаешь, все это шутки? Прекрати, черт возьми, свое вранье! Когда я тебя найду…

– Молись, чтобы никогда меня не найти, – сказала я, чеканя каждое слово. Мне не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть лицо той девочки. Я чувствовала, что она идет рядом со мной, с открытыми глазами, навсегда застывшими на дуле пистолета и на руке, которая твердо его сжимала. – Ибо то, что я с тобой сделаю, будет гораздо хуже пули в черепе.

Я не стала дожидаться ответа. Сдернув коммуникатор, я бросила его на землю, и его сразу раздавила толпа, следующая за нами. Я показала жестом Джуду не отставать и припустила бегом, догоняя протестующих. Нас прибило к потоку людей, хлынувшему на пустынную Массачусетс-авеню. Меня толкали со всех сторон – отовсюду тянулись руки, люди скандировали и кричали. Но за многие месяцы я вдруг ощутила себя в безопасности. Устремившись вперед, я оглянулась, ожидая увидеть бледное лицо Джуда – вот он: глаза широко раскрыты, щеки и нос покраснели от лютого холода. Я плыла на волне кипящей энергии и власти. Мы уже оказались достаточно далеко, и никто уже не обращал на нас внимания.

Я почувствовала, как Джуд снова вцепился в мою куртку, и двинулась дальше, лавируя вместе с толпой. Барабаны впереди воодушевленно выбивали бешеный ритм, и тут я ощутила первый укол паники. Мне показалось, кто-то сзади окликает меня по имени, но ярость, затопившая разум, заглушала даже лозунги митингующих.

Толпа вокруг меня все увеличивалась, и чем дальше мы продвигались по улице, тем, казалось, сильнее росло возбуждение протестующих. В их крови ревело в унисон: «Больше, больше, больше, больше». Это было единственным, что их объединяло. Единственное, чего они хотели все: больше еды, больше свободы, больше денег, больше…

Я уже поняла, куда мы направляемся: в самое сердце Бостона. Впереди виднелся мост Массачусетс-авеню – и знакомые синие и красные сигнальные огни полицейских машин, его перекрывавших.

Люди продолжали свой марш.

В защитном снаряжении стояли десятки полицейских, национальные гвардейцы направили на толпу автоматы, но ни один из протестующих даже не остановился. И когда я попыталась замедлить шаг, инерция толпы толкала меня идти дальше.

Один из полицейских, седовласый мужчина, который стоял перед строем автоматчиков и смотрел, как толпа приближается, поднял мегафон:

– Говорит сержант Бауэрс из Бостонского полицейского управления. Вы нарушили Конституцию Массачусетса, главу двести шестьдесят шестую, раздел двадцать первый, и подлежите аресту. Вы собрались незаконно. Я требую, чтобы вы немедленно и мирно разошлись. Если этого не произойдет, вы будете арестованы. Это последнее предупреждение.

Я не видела, кто бросил первый камень. Не видела, как пролетели второй и третий. Но слышала грохот ударов по прозрачным щитам полицейских.

– Тогда стреляйте! – выкрикнул кто-то. – Стреляйте! Стреляйте! Стреляйте!

Девушки вокруг меня подхватили его слова и тоже начали выкрикивать.

– Стреляйте! Стреляйте! Стреляйте! – надрывалась толпа.

Я шагнула назад, пробиваясь сквозь давку, которая только усиливалась. Они хотят, чтобы полиция открыла по ним огонь?

Чтобы показать превосходство или…

Снять расстрел на видео. Я увидела портативные устройства, зажатые в негнущихся окоченевших пальцах. Снежинки липли к стеклянным глазкам камер, следивших за траекторией каждого камня, снежка и кирпича, запущенных в сторону женщин и мужчин в униформе. Я пригнулась, держа руки над головой, пробиваясь к задним рядам. Шальной локоть прошелся по моему затылку, и этого оказалось достаточно, чтобы я снова начала соображать.

Я обернулась, хватая Джуда за руку – но человек, цеплявшийся за мою куртку, оказался невысокой азиаткой в толстых темных очках, таращившейся на меня с таким же удивлением, как, должно быть, и я – на нее.

– Извини! – крикнула она. – Думала, ты – моя подруга.

«Черт, – я завертела головой, сканируя толпу. – Где он?»

Выстрел оказался единственным звуком, который пробился сквозь непрерывное скандирование и заставил их замолчать. Мы с девушкой обе рванулись назад, натолкнувшись на тех, кто все еще двигался вперед. Возможно, стрелявший, кем бы он ни был, офицером или солдатом, надеялся таким образом разогнать толпу, но серьезно недооценил гнев, подпитывавший этих людей. Протестующие во главе шествия явно привыкли к подобным запугиваниям. Я оглянулась, чтобы увидеть, как они бросились на черные щиты, преграждавшие им путь, навалились на капоты полицейских машин. Тех, кому не повезло, отпихнули назад, сбив на землю дубинками.

– Джуд! – кричала я, чуть не падая на колени, придавленная чувством вины. – Джуд!

Зловеще зашипел первый баллончик слезоточивого газа, но и этого оказалось недостаточно, чтобы толпа рассеялась. Волна протестующих рванулась в сторону офицеров. Я почувствовала, как кто-то попытался схватить меня за руку и развернуть, но вырвалась.

«Это был плохой план, Руби, – думала я, давясь отравленным воздухом. – Плохой, плохой, плохой план».

И тут – чудом – я увидела его. Я уже отворачивалась, чтобы посмотреть в другую сторону, как вдруг заметила курчавую голову.

Синяя куртка санитара хлопала по ветру, один из рукавов порвался. Джуд стоял на цыпочках, одной рукой вцепившись в уличный фонарь, другую сложив рупором у рта, непрерывно голося: «Руби! Ру!»

Теперь я понимала, что получалось, когда соединялись вместе нетерпение и страх, – полный хаос. За облаком слезоточивого газа, за толпой, внезапно рванувшей в разные стороны, пытаясь убраться подальше от выстрелов, дыма, моста, фигурка Джуда пропала из вида. Люди кричали, выстрелы не смолкали. Добавился и новый шум – над нами, обрушивая вниз свет прожектора, завис вертолет. Трещавшие винты разогнали дым, расчищая национальным гвардейцам путь. Впервые в общей мешанине показались черные униформы.

Если бы не ночь, если бы слезы не застилали глаза, если бы я слышала хоть что-нибудь, кроме гулкого буханья собственного сердца, то заметила бы это раньше. Воздух словно завибрировал, касаясь моей кожи, и я ощутила запах озона секундой позже того, как успела что-либо сделать.

– Джуд, не надо!

Фонари вдоль дороги начали гудеть, оранжевые огни раскалились добела и через секунду потухли, обрушившись каскадом стекла и искр на и без того напуганных протестующих.

Не уверена, что кто-либо понимал, кто такой Джуд, пока в соседних зданиях, которые месяцы, если не годы, стояли темными, не зажегся свет.

Я домчалась до мальчика, на долю секунды опередив национального гвардейца с «пушкой», врезавшись плечом ему в грудь и увлекая нас обоих на землю. Удар выбил воздух из моих легких, но я боролась, защищая Джуда от приклада солдатской винтовки. Удар пришелся мне по черепу, отправляя во вращающуюся тьму.

Глава седьмая

Под щекой гремел пол, низкое гудение еще больше усиливало тупую боль в черепе. К онемевшим ногам и рукам медленно возвращалась чувствительность. Я глубоко вздохнула, пытаясь проглотить вкус железа и соли на пересохшем языке. Спутанные волосы комком прилипли к шее. Когда я попыталась двинуть рукой, чтобы их смахнуть, обнаружила, что запястья связаны за спиной, и в них впивается что-то острое.

Когда я завертелась на грязном полу фургона, стараясь передвинуться, плечи заныли еще больше. Внутри было темно, но время от времени вспышки света проникали через металлическую решетку, отделяющую передние сиденья от кузова. Достаточно, чтобы увидеть, что водитель и человек на пассажирском сиденье одеты в черное.

Черт. Сердце отдавалось в ушах, но страшно не было, пока я не увидела на одной из лавок связанного, с заткнутым ртом Джуда, застывшего неестественно прямо.

Хотя СПП связали мне руки, почему-то – возможно потому, что я уже была без сознания, – рот, слава богу, кляпом не заткнули. Желчь поднялась по пищеводу, обжигая заднюю стенку горла. Не хватало еще захлебнуться собственной рвотой. Я почувствовала, как медленно нарастает и пульсирует отчаяние: «Только не снова, только не снова, я не могу вернуться туда, только не снова».

«Успокойся, – приказала я себе. – В таком состоянии ты бесполезна. Возьми себя в руки».

Я не могла заставить челюсти ворочаться, чтобы окликнуть Джуда. Прошло несколько драгоценных мгновений, пока мальчик не заметил, что я пришла в себя, а заметив, подскочил от удивления. Он безуспешно попытался вытолкнуть кляп, потеревшись ртом о плечо. Я затрясла головой. Если мы что-либо и предпримем, все должно быть тихо.

Страх Джуда казался живым существом: он нависал над его плечами, черный, разрушительный. Неистово задрожав, мальчик вскинул голову, отчаянно пытаясь заполнить легкие воздухом.

«У него приступ паники», – неожиданно спокойно подумала я и удивилась тому, что осознание этого только придало мне сил.

– Все хорошо, – прошептала я, надеясь, что парни впереди не услышат меня за трескотней радиоприемников. – Джуд, посмотри на меня. Ты должен успокоиться.

Мальчик покачал головой, и я прочитала его мысли так же ясно, как если бы оказалась внутри него: «Не могу, не здесь, не сейчас, о боже, о боже!»

– Я здесь, с тобой, – проговорила я, подтягивая колени к груди. Было больно, но мне удалось протащить руки под ногами, и связанные запястья оказались спереди.

– Глубоко вдохни через нос, – продолжала я. – Выдохни. Ты в порядке. У нас все будет хорошо. Ты просто должен успокоиться.

И как можно скорее. Мысли разбегались, когда я попыталась вспомнить, где тут ближайший лагерь, – на севере штата Нью-Йорк? Или в Делавэре, рядом с городом, вокруг которого простирались заброшенные сельскохозяйственные угодья? Где мы сейчас?

Я поймала взгляд Джуда.

– Успокойся, – повторила я. – Мне нужно, чтобы ты сосредоточился. Ты должен остановить машину. Помнишь Саратогу?

Если и можно сказать что-то хорошее о методах обучения в Лиге, это лишь то, что наставники подходили к делу творчески. Они будто сверхъестественным образом предугадывали, в какие ситуации мы можем угодить, и прогоняли почти точные сценарии. В одной из симуляций Вайда, Джуд и я участвовали в воображаемой операции в Саратоге и оказались в заложниках. Наша с Вайдой попытка сбежать из фургона закончилась «смертью». Инструктор Фьори подробно разобрал, что мы должны были сделать: от Джуда требовалось нечто большее, чем просто съежиться в уголке.

Мальчик глубоко вздохнул и кивнул.

Когда я путешествовала с Зу, самое трудное, с чем ей приходилось справляться, это управлять своими Желтыми способностями. Большую часть времени девочка носила резиновые перчатки, чтобы не вывести из строя технику и нашу машину, но, когда Зу теряла контроль, не помогали даже они. Другое дело Джуд – он был обучен. Мальчишке повезло оказаться среди других Желтых, которые с радостью помогли ему постичь эту науку. Хотя Джуд и развивался раз в десять быстрее всех остальных, он держал свои возможности в узде. Там, на митинге, он впервые на моей памяти прокололся, но, конечно, прокололся так, что хуже и быть не могло.

Джуд закрыл глаза, и я перекатилась на колени, пытаясь собраться с духом. Я почувствовала внушительный выброс электричества – он всколыхнул волоски на руках, заполнил уши треском, нагрел воздух добела.

Для автомобильного аккумулятора этого оказалось достаточно. Мотор заглох, даже не чихнув – машина словно наткнулась на невидимую стену. Инерция проволокла меня к решетке. Оба СППшника завопили от неожиданности.

Но я не продумала все. Из-за дороговизны бензина и обслуживания автомобилей на Восточном побережье было мало, и я рассчитывала, что когда фургон остановится, мимо никто не поедет, и у меня получится вытащить солдат по одному.

Я увидела ослепительный белый свет фар в тот же миг, что и СППшники. Огромная фура, зацепив переднюю часть нашего фургона, мгновенно закрутила нас на месте. Распространяя запах гари, взорвались подушки безопасности. Меня приложило о скамью напротив рухнувшего на пол Джуда.

Фургон встал на правые колеса, и я уже приготовилась к тому, что мы сейчас перевернемся и на этом все закончится. Но фургон качнулся назад, опустившись на все четыре колеса. Сквозь шипение дымящегося двигателя и череду проклятий, которыми разразился один из СППшников, я расслышала, как завизжали шины останавливающейся фуры.

– …Букет, Букет!

Я потрясла головой – в глазах двоилось – нащупывая Джуда на полу. Наконец-то я нашарила его костлявую горячую лодыжку и почувствовала, как он дернулся в ответ. Жив. Но было слишком темно, чтобы увидеть, был ли он еще и цел.

– Букет! Черт возьми!

Окажись в машине не СППшники, а кто-нибудь другой, я бы, возможно, пожалела о том, сколько неприятностей мы им доставили. Один из мужчин в униформе – наверное, тот самый Букет – завалился вперед, перемазав кровью сдувающуюся подушку безопасности.

– Дерьмо! – Водитель шарахнул по рулю, потом завозил рукой по разбитой приборной панели, пока не наткнулся на радиоприемник. Однако Джуд спалил всю электронику в радиусе десятка метров.

– Это Морено; как поняли? – бормотал мужчина, тыкая пальцем в приемник.

И тут СППшник, должно быть, вспомнил инструкцию, потому что, дотянувшись до двери, распахнул ее и выпрыгнул в снег. Он должен был проверить нас, убедиться, что мы в порядке.

Я была готова.

Когда я бросилась мимо распростертого Джуда на полу, толкая солдата к двери, ноги мои дрожали, как у новорожденного жеребенка. В одной руке у солдата был пистолет, но, чтобы отпереть заднюю дверь, ему нужна была другая. Я забросила руки ему на шею, и, прежде чем он успел ахнуть от неожиданности, его лицо оказалось между моих ладоней.

Солдат Морено напугался достаточно, чтобы его мозг почти не сопротивлялся. Овладеть им оказалось легко и совсем не больно.

– Сними… с нас наручники, – приказала я, подождав, пока он это сделает, после чего вырвала пушку из его руки. Избавившись от металлических оков, Джуд издал блаженный стон.

– Поворачивай и иди обратно в Бостон. Не останавливайся, пока не дойдешь до Чарльз-Ривер. Понял? – Мой палец лег на курок.

– Иди обратно в Бостон, – повторил солдат. – Не останавливайся, пока не дойдешь до Чарльз-Ривер.

Я чувствовала, как Джуд стоит, покачиваясь, у меня за спиной, но не отводила черный ствол от головы СППшника, пока тот уходил в ночь, растворяясь в клубящихся облаках снега. Руки тряслись от пронизывающего холода и от усилий, которых мне стоило, чтобы самой удержаться на ногах.

Со стороны бокового водительского окна возник водитель фуры и постучал в стекло:

– Вы как там? В порядке? Я вызвал подмогу!

Я кивнула Джуду отойти. Несмотря на темную форму на фоне черной как смоль дороги, удаляющийся по шоссе СППшник был все еще виден. Водитель грузовика тут же его заметил. Я считала его шаги, когда он побежал за солдатом, окликая его:

– Эй! Куда ты? Эй!

Увидев это, Джуд выронил наручники из дрожащих рук, и они громыхнули о пол. Когда водитель повернулся в нашу сторону, я уже ждала его, уверенно держа пистолет.

Лицо мужчины побелело под бородой. Мгновение мы просто пялились друг на друга, снег падал на его жесткие волосы. На водителе была ярко-красная клетчатая куртка и такого же цвета вязаная шапка, натянутая низко на уши.

Мужчина медленно поднял руки.

– Дети, – начал он дрожащим голосом, – о боже… вы, ребята…

Рука Джуда сжалась на моем плече:

– Ру, – неуверенно начал он.

– Вали отсюда, – буркнула я, демонстрируя водителю пистолет у себя в руке.

– Но… ближайший город находится очень далеко.

Я увидела, что мужчина расслабился, его шок прошел, и он опустил поднятые руки. Очевидно, водитель не верил, что я способна или готова выстрелить в него, если вдруг придется. Я не знала, злиться ли мне или радоваться этому.

– Куда вы направляетесь? Вас нужно подвезти? У меня не слишком много еды, но… будет тепло и…

Возможно, водитель думал, что он добр к нам. Джуд, очевидно, тоже так считал. Я еле поймала мальчика за полу куртки, когда тот уже собирался сигануть из фургона и броситься к незнакомцу с благодарными объятиями.

Может, водитель просто хотел получить по десять кусков за каждую нашу голову.

– Я хочу, чтобы ты отвалил, – повторила я, снимая пистолет с предохранителя. – Давай.

Мужчина явно хотел сказать что-то еще, но слова застряли у него в горле. Он мотнул головой один раз, второй, потом слабо кивнул. Джуд сдавленно запротестовал, протянув к водителю руку, словно мог его остановить. Мужчина медленно повернулся и неторопливо зашагал по шоссе.

– Зачем ты это сделала?! – закричал Джуд. – Он просто хотел помочь!

Когда я спрыгнула вниз на дорогу, тонкая корочка льда, покрывающая асфальт, треснула. Я снова была в полной боевой готовности. На объяснения времени не было – не сейчас, когда вены гудели от желания бежать. Ночь была длинной, сугробы в простиравшихся вокруг нас лесах – девственнобелыми. Нужно двигаться быстро и заметать следы.

– Мы сами себе поможем, – ответила я и повела его в темноту.

Шоссе прослеживалось далекими пятнышками фар, и, хотя мы двигались бегом, теплее не становилось, холод все так же мучил меня, обхватывая ледяными пальцами. Я надеялась наткнуться на брошенную машину, но все, что нам попадались, были либо с разряженными аккумуляторами, либо с пустыми бензобаками. Еще минут пять мы брели по лесной полосе, увязая по колено в снегу, вдоль асфальтированного полотна, которое я определила как платную дорогу штата. И наконец-то наткнулись на знак выезда из Ньютона и на другой, информировавший о том, что до Провиденса, в штате Род-Айленд, остается семьдесят километров. О Род-Айленде я знала только то, что он южнее Массачусетса. Поэтому мы шли в Провиденс. Потом я собиралась найти указатель на Хартфорд, единственный известный мне город в Коннектикуте, а потом – на Нью-Джерси. Вот так четыре класса образования проведут меня по Восточному побережью, по крайней мере пока я не найду чертову карту и чертову машину.

– Подожди… – задыхаясь, пробормотал Джуд. – Подожди, подожди, подожди…

– Нужно торопиться, – предупредила я. Я тащила его за собой, но при необходимости могла и понести.

– Эй! – Его тело обмякло, и мальчик опустился на колени. Я пошатнулась, чуть не потеряв равновесие.

– Давай! – огрызнулась я. – Поднимайся.

– Нет! – выкрикнул он. – Сначала объясни, куда мы, блин, идем. Бартон, наверное, уже нас обыскался!

По обе стороны от шоссе возвышались холмы, густо покрытые деревьями, но нас по-прежнему было отлично видно. Каждый раз, когда проезжающий мимо грузовик обдавал нас белым светом фар, я снова и снова напрягалась.

Я глубоко вдохнула.

– У тебя есть аварийная кнопка? Джуд! Посмотри на меня. Она все еще с тобой?

– А что? – спросил мальчик, похлопав по карману штанов. – Думаю, да. Но…

– Выбрось.

Его густые брови сошлись на переносице, с кончика длинного покрасневшего носа капало от холода. Джуд вытер руку о куртку:

– Руби, что происходит? Пожалуйста, просто поговори со мной!

– Выбрось, – повторила я. – Мы не собираемся обратно в Лос-Анджелес. Во всяком случае, пока.

– Что? – чуть слышно, словно издалека прозвучал голос Джуда. – Ты серьезно? Мы сбегаем?

– Мы вернемся – со временем, – вздохнула я, – но сначала выполним одно особое задание. Нужно идти, пока нас кто-нибудь не нашел.

– Кто им руководит? – потребовал подробностей Джуд. – Кейт?

– Агент Стюарт.

Джуд не казался убежденным, но хотя бы поднялся на ноги.

– Я должна получить информацию у одного из его источников, – объяснила я, изо всех сил стараясь, чтобы каждое мое слово рисовало картину, полную тайн и опасностей.

Это сработало. Нервный взгляд сменился заинтересованным. И немного взволнованным.

– Для Лиги это жизненно важная миссия, но я не могла позволить Бартону узнать настоящую причину побега. И я должна была найти способ сделать так, чтобы к нашему возвращению Роба уже не было в Штабе.

– Ты должна была меня предупредить! – возмутился Джуд. – С самого начала – я бы с этим справился.

– Это секретная операция, требующая особого доступа, – сказала я и поспешила добавить: – И очень рискованная.

– Тогда почему, блин, ты взяла меня? – удивился Джуд.

– Потому что, если ты вернешься обратно сейчас, тебя убьют, как убили Блейка.

Мне стало так стыдно, что даже перехватило горло. Я выдернула парня, не предоставив вообще никакого выбора, а потом изложила ему самое примитивное подобие правды, представив реальные события в ином свете. И я сама ненавидела Кейт за такое же отношение ко мне. Переживала ли она, уговаривая меня, как я, уговаривая Джуда?

Мальчик снова притих, уставившись на меня так, словно видел впервые.

– Я был прав, – прошептал он. – Вот почему он меня выбрал. Я был прав.

– Да, – согласилась я. – Ты был прав.

Джуд кивнул, его губы беззвучно двигались, словно он пытался подобрать слова. Наконец мальчик полез в карман фельдшерской куртки и, вытащив знакомую черную кнопку, отбросил ее в снег.

– Все равно она уже сдохла, – пробормотал он, выворачиваясь из моих рук. – Я поджарил тот автомобиль и все, что в нем было, помнишь?

Правильно. Конечно. Следящие устройства, спрятанные в его одежде, тоже вышли из строя.

– Хорошо, – проговорил мальчишка окрепшим голосом. Это был Джуд, на которого я могла рассчитывать – тот, кто считал, что все операции столь же крутые, как видеоигры, в которые они играли с Блейком и Нико.

Я протянула руку и стряхнула снег с его волос и плеч.

– Ты должен выполнять все в точности, как я говорю, понимаешь? Мы должны исчезнуть – никто не должен знать, где мы находимся. Ни Кейт, ни Вайда, ни даже Нико. Если нас найдут и вернут обратно, мы провалим всю операцию – цель которой: снова сделать Лигу безопасным убежищем.

Как можно быстрее и проще я изложила ему суть операции, начиная с того, куда мы направляемся, и заканчивая тем, что планировали Роб с остальными. Скормила Джуду и кусочек правды: рассказала, что некоторое время путешествовала с Лиамом, но потом, до того как меня подобрала Кейт, мы разошлись, и я потеряла его след.

Неужели это так страшно – просто рассказать всю правду? Это был такой соблазн – выложить все и о тех последних драгоценных мгновениях на конспиративной квартире. Даже странно, насколько сильно мне этого захотелось. Просто… не имело никакого смысла настолько все усложнять, впуская его в воспоминания о тех прощальных минутах. Я хотела оставаться единственной, в ком они живут, кто хранит их в своей памяти, кто видит о них сны. И, если честно, сейчас самым важным становилось то, чтобы Джуд полностью мне доверял, больше, чем когда-либо, особенно если наш план сработает. Если мальчик узнает, как я поступила с Лиамом, каждый его взгляд, обращенный на меня, будет пропитан страхом, что я сделаю с ним то же самое. Если он вообще сможет заставить себя на меня посмотреть.

Этот ребенок всегда сидел рядом со мной в столовой, тогда как половина членов Лиги боялась просто взглянуть мне в глаза. Он даже не вздрогнул, когда коснулся меня, ждал, когда я вернусь с операции – убедиться, что со мной все в порядке. Тогда это ужасно раздражало, и мне и в голову не приходило, каково будет остаться без всего этого. Без него.

Джуд выслушал все со странным для него спокойствием. И даже не отреагировал, когда я рассказала ему, что было на флешке, оказавшейся у Лиама. Я было подумала, что мальчишка погрузился в какие-то свои мысли, но тут он кивнул и просто сказал:

– Оʼкей.

– Что-то не так? – поинтересовалась я, прекрасно осознавая, насколько глуп этот вопрос. А что было так? – Ты хорошо себя чувствуешь? Никаких шишек, вмятин или переломов?

– Ох, ой, нет, я в порядке, по крайней мере, все на месте. – Он постучал по макушке. – Я тут просто подумал…

– О чем? – перебила я.

– О прошлом. О прошлом прошлом, я имею в виду. – Мальчик повернул ко мне голову. – Тебе часто приходилось иметь дело с СППшниками в твоем лагере? Просто… ты была такой спокойной. Не пойми меня неправильно, но все эти твои «Вали отсюда!» звучали, конечно, круто, но ты не казалась, как бы… испуганной.

Мои брови поползли вверх:

– Думаешь, я не испугалась?

– Я тоже не испугался! – поспешно добавил Джуд. – Просто я вдруг подумал о том, что было до того, как ты попала в Штаб…

– Ты пытаешься спросить, что я делала до того, как меня подобрала Кейт?

– Ну да! – обрадовался Джуд. – Мы все сгорали от любопытства: слухи, конечно, ходили, но такие, что просто не верилось.

– Правда?

– Ага.

Увидев, что его допрос ни к чему не приведет, Джуд неуклюже, как мог только он, сменил тему:

– Ты правда думаешь, что ученые нашли, что ее вызывает? – спросил он. – Идиопатическую невро-трам-пам-пам?

– Острую юношескую идиопатическую невродегенерацию, – напомнила я. Так же известную как причину, по которой большинство из нас умерло, а остальные превратились в уродцев. Как он умудрился забыть, что означают эти буквы?

– Да пофиг, – отмахнулся Джуд. – Вот блин, можешь представить, что Лига могла бы с этим сделать?

Я услышала в его голосе надежду, и мое сердце замерло – всего на мгновение. Как теперь скажешь, что отыскать Лиама будет сродни невероятной удаче, если угодно – чуду, не говоря уже о том, что вместе с ним мы найдем и флешку.

– Я постоянно об этом думаю, – продолжал размышлять Джуд, – а ты нет? Многого не понимаю, а Кейт, да и остальные тоже ничего не объясняют. Но это же офигительно, что наш мозг каким-то образом мутировал. Я имею в виду, было бы чуточку офигительнее знать, как и почему это произошло, но и без этого впечатляет.

Когда я сидела в Термонде, тоже не раз размышляла о том же, но была слишком мала, чтобы сосредоточиться на чем-то еще, а не только на собственных страданиях. Проводила бесчисленные дни, пялясь на днище койки Сэм, недоумевая: как и почему это с нами произошло. Почему одни из нас оказались Зелеными, другие – Оранжевыми, а третьи – мертвыми? Но в ту минуту, как Кейт меня вытащила, я заставила себя остановиться. Появились более важные вещи, о чем приходилось думать: как выжить. Как не дать себя поймать. Я думала о Лиаме, о Толстяке и о Зу.

– Может, это идиотская идея, но я пытаюсь найти ключ ко всему этому. Иногда мне кажется, что это действительно вирус, а временами… Смотри сама, какие же это вирус или болезнь, если за пределами США о них ничего не известно? – поделился своими мыслями Джуд. – И чем мы отличаемся от тех детей, которые умерли?

Вопросы правильные. Но к делу сейчас не относятся.

– Давай-ка притормозим. Сперва нужно найти брата Коула.

Джуд кивнул.

– Блин, это будет так… странно. В смысле, его встретить… Помню, как он сбежал. Никто и не заметил, что его нет, пока всех не пересчитали после работы на тренажерах.

Я уставилась на мальчишку.

– Ты знал Лиама?

Джуд поднял взгляд, его янтарные глаза немного расширились:

– Ох нет, не лично. Знал о нем. Его тренировали в джорджианском штабе, а мы с Вайдой всегда были в лос-анджелесском. Но именно из-за Лиама все пси-тренировки перенесли в Калифорнию. Сбежать из подземного бункера шансов не так много.

Ну да. Конечно. Лиам не был в Калифорнии. Даже удивительно, как я обрадовалась, узнав, что ему не пришлось торчать в сырой дыре под толщей земли.

– Так это ты Лиама каждую неделю искала в СПП-сети? – спросил Джуд. – Нико как-то сболтнул, что ты кого-то отслеживаешь, и не только его. Мы должны найти всех?

Я чувствовала, как мое терпение трескается, словно ледяная корка, по которой мы шагали.

– Между прочим, это не твое дело! – прошипела я. – Тебя бы вообще здесь не было, не окажись ты в полном дерьме!

– Ладно, я знаю! Знаю! – взмахнул руками Джуд. – Мы тебе не нравимся, и Лига не нравится, ты не желаешь быть руководителем группы, не хочешь говорить о себе, о Кейт, о тренировках, любимой еде или о семье с друзьями. Отлично. Отлично! Эй… что это ты делаешь?

Пока мы шли, я думала, что мне это только мерещилось: сооружения впереди казались далекими и нечеткими. Но когда мы стали спускаться по гребню очередного холма, лес вдруг отступил назад, и перед нами оказалась маленькая, заставленная домами улочка.

Я слышала, как Джуд, заскользив, притормозил на краю заледенелой улицы, когда увидел, что в домах горит свет, на подъездных дорожках стоят машины, а за занавесками двигаются люди, у которых уже почти завершился очередной день, среда, и скоро наступит другой.

Мужчина на стареньком помятом бульдозере пытался прочистить улицу, продираясь сквозь толстое снежное одеяло. Я снова завела Джуда себе за спину, изучая дом напротив, заставляя мозги работать, несмотря на усталость. На подъездной дорожке стоял маленький серебристый седан, но, что еще важнее, сквозь маленькое окошко передней двери виднелся чей-то размытый силуэт.

И как только снегоуборщик проехал, из дома вышла женщина в изумрудной вязаной шапке и наброшенном поверх платья черном пальто, которое она торопливо застегивала. Фасоном и расцветкой платье было очень похоже на форму официантки в закусочной.

Заперев дверь, женщина направилась к машине, покручивая на пальце связку ключей и глядя в ночное небо и на мягко кружащийся снег. Дождавшись характерного звука разблокировавшейся двери, я рванулась вперед, хватая Джуда за руку.

– Давай за мной!

Женщина услышала наши шаги. И когда она заметила отражение моего лица в темном окне машины, ее спина напряглась. Заметив, что растерянность в ее глазах сменилась страхом, я воспользовалась моментом, чтобы протиснуть холодную руку в рукав ее пальто, к теплой обнаженной коже. Женщина пахла ананасами и солнечным светом, и ее сознание оказалось таким же ярким и светлым. Все прошло очень быстро, как и должно – так быстро, что я даже не почувствовала обычного потока воспоминаний. Я даже не была уверена, что «взяла» ее, но вот женщина медленно перевела на меня остекленевшие глаза.

– Садись в машину, – велела я Джуду, стоявшему у меня за спиной с открытым от удивления ртом. – У нас появился водитель.

Завладеть машиной с водителем оказалось выгодно вдвойне: хозяйка не могла заявить об угоне и сообщить номера и, что еще лучше, могла оплатить проезд по платным дорогам и перебросить нас через контрольно-пропускные пункты Национальной гвардии или полиции, которые разместились на выездах из города. Недолго размышляя, я заставила ее отвезти нас к ближайшей транспортной развязке. В идеальном мире многочисленные ветки «Амтрака»[4] функционировали бы по-прежнему, но именно благодаря экономическом краху вскрылись многочисленные недостатки корпорации, так что она продержалась всего лишь год и пришла в полный упадок. Теперь правительство обеспечивало сообщение между главными городами Восточного побережья по два состава в день, да и то, чтобы возить туда-сюда национальных гвардейцев, СППшников и сенаторов. Эти поезда называли элитными экспрессами, и цены на билет полностью соответствовали названию.

Скакать с поезда на поезд куда опаснее, чем ехать на машине, но я содрогалась от одной только мысли, что придется часто останавливаться и сливать бензин из чужих баков. И это будет потерей времени, в котором мы так нуждались. А вдруг повезет, и поезд окажется почти пустым, ну хотя бы иногда? Если бы стало слишком опасно или мы привлекли бы слишком много нежелательного внимания, всегда можно выпрыгнуть раньше. Я знала, как помочь нам исчезнуть.

– Включите, пожалуйста, радио, – попросила я. – Новостной канал.

Мы с Джудом устроились в проеме между передними и задними сиденьями. Сидеть в такой позе, чтобы сохранять связь с женщиной, касаясь ее, было не слишком удобно. Я глубоко вздохнула, медленно отнимая руку, но фокусируясь на мерцающей ниточке, связывающей наши сознания. Может быть, так Клэнси добился того, что перестал нуждаться в физическом контакте, чтобы подключиться к другому человеку, каждый раз отодвигаясь немножечко дальше?

Женщина повиновалась, и динамики за моей спиной ожили звуками хорошо знакомой рекламной заставки. Удивительно, что по-прежнему рекламировались товары для бассейнов, хотя добрая половина американцев лишилась домов.

Женщина переключала каналы, пропуская музыку и шипение, пока не поймала монотонный мужской голос.

«…Саммит Единства, как его называют, пройдет на нейтральной территории в Остине, в Техасе. Губернатор штата, недавно опровергший обвинения в союзе с Федеральной коалицией в Калифорнии, организует переговоры между несколькими ключевыми членами кабинета президента Грея и Коалицией, во время которых станет ясно: смогут ли правительства-соперники достичь взаимопонимания к завершению строительства нового Капитолия в Вашингтоне на Рождество.

Президент Грей заявил о возможности исторического события».

Внезапно мрачный тон репортера сменился радостным журчанием речи президента.

«После почти десяти лет трагедии и страданий я искренне надеюсь, что теперь мы сможем встретиться и сделать первый шаг к воссоединению. Во время саммита советники представят планы стимулирования экономики, включающие программы оживления строительной отрасли, которые вернут американцам дома, утраченные нашими гражданами в экономическом бедствии последних лет».

Бедствие. Точно.

– Как думаешь, Грей наконец-то уйдет с поста президента, если примут его условия? – спросил Джуд.

Я покачала головой. Я не была знакома с президентом, но провела немало времени с его сыном Клэнси. И если сын хоть немного был похож на отца, у Грея определенно были другие мотивы ждать этого саммита. И выпустить вожжи из рук точно не входило в его планы.

Клэнси. Я сдавила переносицу, отгоняя ненужные мысли.

Ближайшая железнодорожная станция находилась в Провиденсе – это было огромное бетонное сооружение, возможно, когда-то красивое, пока над ним не потрудилось время, а еще граффитчики. Я подняла глаза на часы, украшавшие фасад одинокой башни, но последние четыре минуты они упорно показывали 11.32. На ближайшей парковке стояло всего несколько машин, однако, по крайней мере, три десятка человек вывалились из городского автобуса, пригрохотавшего к остановке в переулке.

Я коснулась плеча женщины, удивившись, когда та подпрыгнула. Ее разум стал очень спокойным, словно молочно-белое небо снаружи.

– Купите нам билеты на поезд до Северной Каролины – как можно ближе к Уилмингтону. Вы поняли?

Обвисшая кожа на щеках женщины чуть дрогнула, когда она кивнула и расстегнула ремень безопасности. Мы с Джудом наблюдали, как женщина идет к автоматическим раздвижным дверям, шагая прямо по снежной целине. Если сработает…

– Зачем нам на поезд? – поинтересовался Джуд. – Разве это не опасно?

– Оно того стоит, – заверила я. – Поездка на машине займет в два раза больше времени – придется останавливаться, чтобы заправиться.

– А что, если кто-нибудь нас увидит, или в поезде окажутся СППшники? – продолжил он.

Я стянула с головы вязаную шапку и бросила ее Джуду, потом стащила с шеи толстый белый шарф. Когда сядем в поезд, я еще прикрою мальчишку своей курткой, а пока… нам бы только найти уголок потемнее.

Женщина вернулась быстрее, чем я ожидала. Ее глаза не отрывались от земли, а в руках она сжимала что-то белое. Женщина открыла водительскую дверь и скользнула на сиденье, впустив глоток ледяного воздуха.

– Спасибо, – сказала я, когда она вручила мне билеты, и, дождавшись, пока Джуд выберется наружу, добавила: – Мне правда очень жаль.

Когда мы пошли к станции, я оглянулась всего один раз. Я велела нашему «водителю» подождать две минуты, а потом возвращаться домой. Женщина… может, это уставшие глаза сыграли со мной шутку или завихрения снега между нами… но, когда фары проезжающей мимо машины скользнули по лобовому стеклу ее автомобиля, клянусь, я различила блестевшие на ее щеках слезы.

Женщина купила нам билеты в Фейетвилл, что в Северной Каролине. Если мне не изменяла память, Уилмингтон располагался на другой стороне штата. Но еще хуже, что поезд отходил только в 7.45 утра – через десять часов. Достаточно времени, чтобы нас убили или поймали.

Станционный зал оказался совсем простым – красот внешнего убранства в нем не было совсем, – сплошной бетон. Я нашла в углу скамейку, которая стояла лицом к стене отключенных игровых автоматов, и мы устроились там, изо всех сил стараясь казаться как можно незаметнее. Ночные поезда приходили и уходили, позади нас слышались шаркающие шаги, табло приезда-отъезда перелистывалось, щелкая и попискивая.

Я устала, и есть хотелось ужасно. Тележка с кофе рядом с кассами все еще работала, и полусонные служащие то и дело заливали в себя стаканчик горячей жидкости. Но у меня не было денег, и я не настолько отчаялась, чтобы использовать свои способности на бедном продавце.

Джуд дремал у меня на плече. Время от времени оживали громкоговорители, и механический голос диктора сообщал об идущих по расписанию или задерживающихся поездах. Но с каждым часом ожидания тишина между объявлениями становилась все дольше, и я все больше жалела о принятом решении. Где-то около четырех, когда я уже балансировала на грани истощения, меня окончательно захлестнули сомнения. Когда мы все-таки доберемся до Северной Каролины, встретим ли там Лиама? Который, когда хотел, становился очень изобретательным. И пока мы завязли здесь, и пока мы до него доедем, парень может оказаться совсем в другом месте, на противоположном конце страны.

На парковке стояли машины. Может, лучше угнать одну из них и попробовать промчаться по бесплатным дорогам, избегая крупных городов, облепленных контрольными постами Национальной гвардии? Нет, потому что это бы означало попасть под прицелы тысяч камер, которые правительство наставило вдоль шоссе, чтобы искать детей вроде нас.

Меня привлек не свист открывающихся раздвижных дверей, а тяжелые шаги. Пассажиры постоянно сновали взад и вперед, и бездомным позволялось по ночам спать в отапливаемом помещении, если они не занимали скамеек, а устраивались где-то в углу. Но сейчас в зал вошла целая толпа; резиновые подошвы ботинок визжали, ударяясь о кафельные плитки. Краем глаза я заметила, как выпрямился кассир в своем окошечке.

Мне было достаточно одного только взгляда, чтобы убедиться в своих подозрениях. Черная униформа.

Я схватила Джуда и потянула его вместе с собой вниз со скамьи, которая закрывала нас от пары десятков СППшников, которые столпились в центре зала.

– Вот дерьмо, – прошептал Джуд, – вот дерьмовое дерьмо.

Я положила руку ему на плечо, крепко удерживая рядом с собой. Я знала, что он думает, – те же вопросы проносились и у меня в голове. «Как они нас нашли? Как узнали, что мы окажемся здесь? Как теперь выбираться?»

Что ж, ответ на последний вопрос: не психовать и не паниковать. Наступил один из тех редких моментов, когда я поблагодарила Лигу за то, чему я там научилась. Я глубоко, ровно вздохнула и принялась оценивать ситуацию.

Я насчитала одиннадцать СППшников, рассевшихся по скамейкам возле одного из выходов к автобусам. Среди них оказались две женщины – обе поднялись, чтобы проверить расписание. Одна туго заплела волосы в косу, вторая строго зачесала свои назад. Головы мужчин казались свежеобритыми. Еще более странным было то, что у ног СППшников лежали одиннадцать вещмешков из камуфляжной ткани, но никакого оружия.

Один из парней отделился от группы и, громко смеясь, направился к торговым аппаратам. Остальные кричали ему вслед, заказывая чипсы, жвачку или пирожки. Никто не сканировал помещение, не допрашивал кассира в билетной кассе. Мужчины и женщины носили форму, но не были при исполнении.

– Новобранцы, – объяснила я Джуду. – Эй, смотри на меня, не на них. Ждут автобус, чтобы отправиться к месту службы. Это не по нашу душу – просто нужно найти тихое место и отсидеться до прибытия нашего поезда. Оʼкей?

Я повернулась к солдатам спиной, внимательно осматривая нашу часть помещения на предмет двери, которая окажется вдруг незапертой, или незамеченного прежде коридора. Я почти не почувствовала, как Джуд снова напрягся рядом со мной, но ощутила, как он дернул меня за косу, и повернула голову в сторону раздвижных дверей, в которые вошли Вайда, Бартон и другие члены команды «Бета». Все они были в штатском и следили за СППшниками, которые, казалось, вообще их не замечали.

«Что она здесь делает? Что они все здесь делают?» Они не могли… не могли выследить нас…

– Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо, – шептал Джуд, прижавшись ко мне.

По крайней мере, он понял, как опасно возвращаться в Штаб. И мне не пришлось объяснять, что Вайда здесь не для того, чтобы нам помочь. Я в отчаянии осмотрела кассовые окошки «Амтрака», мой взгляд метнулся к ближайшему женскому туалету. Все складывалось намного хуже, чем я даже могла предположить. И мне так захотелось просто сесть и расплакаться.

Я не стала делиться этим «планом» с Джудом, который и так почти что рыдал. Ничего больше не придумав, я потащила Джуда – в буквальном смысле слова – к небольшому семейному туалету.

Я пихнула дверь, и она скрипнула. В туалете не оказалось ни окон, ни достаточно больших вентиляционных люков, чтобы через них выбраться. Я потянулась выключить свет, и только потом защелкнула замок. Секунду спустя дверь грохнула – кто-то дернул за ручку.

Я села на пол и подтянула колени к груди, пытаясь отдышаться, прижала палец к губам. Джуд рухнул рядом.

Мы не могли отсиживаться здесь вечно – в конце концов кто-нибудь поймет, что туалет не должен быть заперт, и пойдет за ключом. Так что я принялась считать. Я отсчитала четыре минуты, останавливаясь и начиная снова каждый раз, как слышала удар чьего-нибудь ботинка.

– Давай, – прошептала я, поднимая Джуда на ноги. – Надо бежать.

Мы и двух шагов не сделали.

Прямо напротив туалета, привалившись к стене, стояла Вайда. Ее брови поползли вверх вместе с пушкой в руке.

– Привет, дружочки, – сладко проговорила она. – Скучали по мне?

Глава восьмая

Все слова, приходящие мне на ум, состояли из трех букв.

– Какого… ты здесь делаешь?

Триумфальная улыбка, которую я ожидала увидеть на лице у той, что стояла напротив меня, так и не появилась. Меня просто окинули ледяным взглядом.

– Вот это да, – фыркнула Вайда, – у твоего чувства опасности, оказывается, офигительно высокий порог? А мне-то расписывали, как трудно тебя будет найти.

Вытащив из-за пояса пистолет, я медленно прицелилась, позволив невидимым рукам в моей голове расправиться, представляя, как запускаю фантомные пальцы в Вайду, захватывая ее разум. Но… ничего. Вообще ничего.

– Миленько, – скривилась она. – У меня тоже такой есть.

Мучительно долгое мгновение никто из нас не шевелился, ее темные глаза буравили меня, прямо как на занятиях, когда нас ставили друг против друга. Оценивающе. Прикидывая, на что я способна.

Никто не заметил, как Джуд, еще минуту назад жавшийся у меня за спиной, уже стоял рядом с Вайдой, положив руку ей на плечо:

– Мне очень жаль, что так получилось…

Крошечная дуга голубого электричества взметнулась от висевшей на поясе у Вайды рации вверх, мягко лизнув кожу, словно язычок змеи. Должно быть, девушка, как и я, поняла, что задумал мальчишка, но отреагировать уже не успевала. Глаза Вайды закатились, и она рухнула на пол.

– Бог ты мой, – пробормотала я, опускаясь рядом на корточки проверить ее пульс.

– Просто небольшой дружеский разряд, – объяснил Джуд, каждый волосок на его голове стоял дыбом. – Она… она придет в себя через пару минут, но, Ру, скажи, я же все правильно сделал? Не хочу оставлять ее здесь. Кажется, мы не должны уходить без нее, но она не хочет помогать, а нам надо найти Лиама, но она нас выдаст, а он важный…

– Ты поступил правильно, – заверила я. – Джуд, спасибо. Спасибо тебе.

– Что же нам теперь делать? – шептал мальчик, шагая за мной по коридору к комнатке с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

Быстро просканировав пространство, я обнаружила, что опергруппа разделилась: одни отправились наверх, в застекленные офисы на верхнем этаже, другие вышли на платформу. Не задействованные в осмотре вокзала СППшники оставались в зале, так и сгрудившись в центре черной толпой.

Когда мы шли по длинному коридору, нам навстречу попался работник станции, который зашел в комнату отдыха. Я сосредоточилась на двойных дверях в самом конце уходящего в бесконечность бетона – мне было страшно, что я оглянусь и увижу то, чего видеть мне совсем не хочется. Как можно более бесшумно я открыла правую створку, махнув Джуду, чтобы не отставал. Дверь закрылась со слабым щелчком. Потребовалось две драгоценные секунды, чтобы понять – мы оказались на автовокзале, и еще две – увидеть выворачивающего из-за угла немолодого мужчину в синей форме с большим мокрым кофейным пятном на груди.

Каждая косточка в моем теле зазвенела, когда я схватила Джуда за руку и подтащила к себе. Мужчина приближался к нам, и когда он нас рассмотрел, его и так округлившиеся испуганные глаза распахнулись еще шире. Ужасное долгое мгновение все молчали. Но вот со стороны станции раздался хлопок выстрела и взвизгнули автомобильные шины на парковке с другой стороны здания.

Я инстинктивно потянула к пожилому человеку руку, но Джуд оттолкнул меня.

– Они, что… – Мужчина – Энди, если верить бейджику на пиджаке – с трудом выдавливал из себя слова. – Это солдаты?

– Они хотят забрать нас! – выпалил Джуд. – Пожалуйста, помогите.

И Энди сделал то, чего я от него никак не ожидала.

Он кивнул.

Первые двадцать минут мы ехали в багажном отделении автобуса, пока железнодорожная станция, СППшники и Вайда не остались вне зоны видимости зеркала дальнего вида. Трясло, было неудобно и холодно; на каждом повороте нас бросало из стороны в сторону, и наши колени скользили по холодному металлу. Мы даже не знали, куда вообще едем. Я разрешила Джуду зацепиться за мою руку, делясь с ним тем малым теплом, что еще оставалось в моем теле.

Мальчик что-то шептал. Я чувствовала, как он качает головой, – кудряшки щекотали плечо.

– Она нас никогда не простит, – расслышала я, когда шум наконец немного стих.

– Кто? – спросила я, крепче сжимая его руку. – Кейт?

– Нет. Вайда.

– Джуд… – начала было я, мгновенно ощутив укол вины.

– Мы не лучше ее сестры, – перебил Джуд. – Просто ее бросили. Вайда навсегда нас возненавидит.

– Ты вообще о чем?

Обернувшись ко мне, Джуд потер глаза тыльной стороной ладони.

– Ты же знаешь о Кейт, да? Как она стала нашим специалистом по делам СЗД?

Что-то тяжелое и склизкое всколыхнулось у меня в животе.

– Разве не слышала? – торопливо добавил мальчишка, – Служба защиты детей. Оʼкей, может, и нет.

– Вашим – и твоим, и Вайды?

– Да, – кивнул он. – Ты правда не в курсе? Кейт никогда не рассказывала тебе, чем раньше занималась?

Если честно, я никогда и не спрашивала.

– Так она что, вытащила вас из приемных семей и привела в Лигу?

– Вроде того. – Джуд привалился к двери, проехав мимо меня на следующем повороте. Теперь, чтобы ничего не упустить из его слов, мне приходилось напрягать слух.

– Когда случилась эпидемия ОЮИН, многих детей забрали из приемных семей – ну, ты понимаешь, тех, что не умерли. Дела обстояли плохо повсюду – некому было даже похоронить умерших и все такое. Кейт говорила, что большинству соцработников, из тех, кто пытался выяснить, что случилось со вверенными им детьми, приходилось непросто. За нами охотились, чтобы сдать за вознаграждение, или просто хватали, чтобы отправить на пункт сбора. Кейт нашла меня первой.

Сборами назывались массовые облавы на выживших после ОЮИН детей, которых еще не отправили в лагеря. Родители, которые чувствовали, что больше не могут заботиться о своих детях-фриках, или же хотели включить их в «реабилитационную» программу лагерей, просто отправляли ребят в школы, и СППшники забирали их прямо оттуда. Это был первый крупномасштабный организованный сбор детей. Следующим шагом была отправка в лагеря, хотели того родители или нет. Принудительные Сборы.

– Наверное, это были действительно страшные времена.

Я почувствовала, как Джуд пожал плечами, изо всех сил пытаясь договорить:

– Это было… Теперь все закончилось. В любом случае это лучше, чем оставаться дома. Папа был настоящим победителем.

Я отвела взгляд и уставилась на дорогу. Его напускная веселость сказала мне больше его слов.

– А Вайда?

Этот вопрос словно повернул ключ в невидимой дверце, а, может, парнишка так измучился, что даже и не пытался сохранить чужую тайну.

– Не знаю, что произошло с ее семьей. У Вайды была старшая сестра, Надя, которая какое-то время о ней заботилась. Кейт потеряла ее след – думаю, она нашла убежище в каком-то здании. Однажды утром Вайда проснулась и обнаружила, что вместо сестры ее поджидают СППшники. Вайда верит, сестра сдала ее, чтобы получить премиальные.

– Как же Кейт удалось ее забрать? – поинтересовалась я.

– СППшники погрузили десяток детей в автобус, чтобы отправить на восток, в Вайоминг, но Лига добралась туда первой. Ты ведь знаешь эту историю, да?

Эту я знала. В руках у Лиги оказались пятеро детей, но что с ними делать, никто не знал. Потому и была запущена программа обучения. Мне было известно, что Вайда в Лиге уже давно, но я понятия не имела, что она из той Вайомингской Пятерки.

– Ого.

– Ага.

Нужные слова не находились, да и что тут скажешь, поэтому я просто пробормотала:

– Мне жаль.

Джуд скорчил гримасу.

– Чего? Ты ни в чем не виновата. И, кроме того, нам еще повезло. Плохо пришлось только Кейт. Не думаю, что она оправилась, потеряв своих подопечных. Особенно тех, что сгорели.

– Что?! – задохнулась я.

– Именно она отвечала за тот семейный детский дом, – пустился в объяснения Джуд. – Некоторые дети начали проявлять признаки пси-способностей, и воспитательница взбеленилась. Кейт не знает, начал ли пожар кто-то из детей случайно или женщина подожгла дом сама – полагаю, она была очень, очень, очень религиозна, знаешь, прямо религиозный фанатик. Когда ее обнаружила полиция, она все повторяла и повторяла, что ее вела рука Божия.

– Это… – Ни одно из известных мне слов не могло бы описать этот ужас.

– Ну вот и вся история, – пожал плечами Джуд, – во всяком случае, начало.

Автобус остановился. Скорее всего, это был контрольно-пропускной пункт, и в салон вошли СППшники. Мы затаили дыхание. Мы не слышали их разговора, только тяжелые шаги, когда они туда-сюда шагали по проходу у нас над головой. Более дотошный солдат заставил бы водителя открыть и багажное отделение, но эти лишь махнули, разрешая проезжать, и вскоре единственным звуком остался лишь гул дороги.

Съехав на обочину, чтобы вытащить нас из багажного отсека, Энди не переставал извиняться. Меня так и подмывало стереть и присвоить его память, но вокруг не было ни одной машины – ничего, кроме деревьев и снега. Либо мы остаемся с Энди, либо нам с Джудом придется день-два скитаться по этой зимней сказке в поисках цивилизации.

– Уверены, что все в порядке? – Мы с мальчиком заняли одно из передних сидений, чтобы было лучше видно дорогу. – Можем ли мы вам чем-нибудь отплатить?

– Не поймите меня неправильно, – начал Энди. – Это, конечно, впечатляющая трата бензина, но я не против время от времени устраивать нечто подобное моему доброму работодателю. В ту же секунду, как все посыпалось, нам срезали выплаты, и я не считаю, что чем-то ему обязан. К тому же в это сторону мало кто едет, а я должен доставить автобус в Ричмонд – с пассажирами или без. Вот обратно куча попутчиков набивается. Некоторые ребята считают, будто на севере больше работы, чем на юге, но никто не может позволить себе эти дурацкие поезда.

И хотя за последние сутки Джуд раз шесть продемонстрировал мне свою наивность, его беспечность все еще продолжала меня удивлять. Спустя несколько минут он погрузился в доверчивый сон. Словно водитель не мог воспользоваться своим радио, чтобы сдать нас или отвезти к первому попавшемуся по пути посту полиции.

– Выглядишь так, словно вот-вот скатишься с сиденья и рухнешь на пол, юная леди, – заметил Энди, глядя на меня в большое зеркало над головой. – Может, возьмешь пример со своего друга и немного отдохнешь?

Я знала, что это было грубо и неразумно, и еще бог знает как, но продолжала, насупившись, пялиться на радио.

Проследив за моим взглядом Энди заухмылялся.

– Вот умница, – кивнул он. – Я так понимаю, что ты из этих. И возраст, и то, что болтаешься одна. О… пункт оплаты на горизонте, лучше пригнись.

Я скользнула вниз между корпусом и сиденьем, накидывая одеяло на спящего Джуда. Энди махнул тому, кто его пропускал.

Я больше не могла сдерживаться.

– Почему вы нам помогаете? – спросила я.

Водитель снова ухмыльнулся:

– А ты как думаешь?

– Честно? – переспросила я, наклонившись вперед. – Думаю, вы хотите сдать нас и получить деньги.

Энди тихо присвистнул в ответ.

– И приличный кусок, что и говорить. Забавно, что правительство может отвалить такие деньжищи за это, а вот на то, чтобы помочь людям с едой, потратиться не готово. – Он покачал головой: – Нет, милая, у меня есть работа. Я обойдусь. Мне не нужны ни проблемы с совестью, ни деньги, заработанные на крови.

– Тогда почему? – не унималась я.

Протянув левую руку, мужчина подцепил что-то с приборной панели и передал мне. Скотч по периметру отлепился легко, без усилий – судя по всему его частенько отклеивали и снова возвращали на место. С глянцевой фотографии мне улыбался маленький мальчик с блестящими черными волосами. Лет десяти, даже, быть может, и двенадцати. Я обратила внимание на неяркий однородный фон, на котором был сделан снимок – значит, школьный портрет.

– Мой внук, – пояснил Энди. – Его звали Майкл. Его забрали прямо из школы года четыре назад. Я пытался обращаться в полицию, к властям, в школу, но мне просто ничего не ответили. Как и всем остальным. Дать объявление в интернете – невозможно, лишают доступа. Обратиться на телевидение или в газеты – тоже, над всеми стоит Грей. Но родители однокашников Майкла сказали, что подслушали разговор СПП – речь шла о месте под названием «Черная скала».

Я вытерла отпечатки пальцев с глянцевой поверхности и вернула фотографию водителю.

– Однако ты права, – продолжил Энди, – моя помощь не так уж бескорыстна. Я надеюсь, ты сможешь поделиться со мной некоторой информацией. Может, ты знаешь, что это за «Черная скала» и где она находится, и будем в расчете?

Мольба в его голосе меня сломала. Я не смогла удержаться от мыслей о бабушке, которой также осталось лишь гадать, что же со мной произошло. У меня заныло в груди.

– Знаю. «Черная скала» – лагерь в Южной Дакоте.

– Южная Дакота! – удивился Энди. – Так далеко? Уверена?

Я была более чем уверена. Лига располагала списком из пятнадцати лагерей, по которым распределяли выживших пси-детей. Некоторые были совсем небольшими, в каждом из них содержалось человек двадцать, не больше. Какие-то, перестроенные из школ, могли вместить до нескольких сотен. А в лагерях вроде «Черной скалы» и Термонда благодаря удаленному расположению скрывали тысячи ребят.

Лагерь в Южной Дакоте вызывал повышенный интерес Лиги из-за ходивших о нем слухов. Все, кто родился после того, как существование ОЮИН было официально признано, регистрировались в специальной базе. Каждый месяц этим детям полагалось проходить освидетельствование у врачей или ученых, и таким образом выявлялись любые «аномалии». Детей, проявивших пси-способности до десяти лет, определяли в особую программу, которая завершалась в «Черной скале». Других, если они выжили после ОЮИН и развивали способности в обычные сроки, изымали из семей и перевозили в «нормальные» реабилитационные лагеря.

– Но его могли перевезти и в другое место, – сказала я. – Вы знаете, кто он?

– Как это, кто он? – переспросил Энди, обернувшись. – Он мой внук, вот он кто!

Я-то просто хотела узнать, был ли он одним из опасных – Красным или Оранжевым, как я. Чтобы понять, не избавились ли от него окончательно.

– Эти лагеря… – начал Энди, прикрывая рукой глаза – его ослепили фары встречного грузовика. – Ты знаешь, что там делают? Ты их сама видела?

Я покосилась на Джуда:

– Да.

– И тебя отпустили, потому что вылечили? – спросил мужчина с разбивающей сердце надеждой в голосе. – Тебе уже лучше?

– Нас не могут вылечить, – ответила я. – Дети, которых забирают, только работают там и ждут. Я спаслась лишь потому, что мне помогли бежать.

Энди кивнул, готовый к такому ответу.

– Страшные времена, – помолчав, проговорил он. – И ты права, что не доверяешь никому из нас. То, что мы сделали… то, что позволили сделать с вами – позор. Позорный позор, и мы сойдем в могилу с этой памятью. Но я хочу, чтобы ты знала: на каждого человека, кто отказался от ребенка из страха или за деньги, найдутся сотни и тысячи, кто ожесточенно сражался, чтобы сохранить семью.

– Я знаю.

– Просто… настали такие плохие времена, а правительство все талдычило… что, если родители не отдадут своих детей в программы, эти дети тоже умрут. Выбора вообще не было. Они знали, что мы ничего не сможем сделать, чтобы вернуть наших детей, и это меня убивает. Просто убивает.

– Неужели люди действительно верят, что программы по реабилитации работают? – спросила я.

Джуд заерзал на своем сиденье, пытаясь устроиться поудобнее.

– Не знаю, милая, – признался Энди, – но, думаю, они адски на это надеются. Когда у тебя ничего нет – ни денег, ни работы, ни дома, – надежда становится единственным, что остается, и даже тогда это – большая редкость. Сомневаюсь, чтобы все верили этой лжи, но… что мы можем поделать? У нас нет информации – только слухи.

И тут до меня наконец-то дошло: вернуть флешку Коула так же важно, как и найти Лиама. Все это время я думала о ней как о кусочке пластика, не забивая голову ценностью информации, что записана на ней. Мне было важно найти Лиама, жизненно необходимо, но обнаруженные Коулом данные… помогли бы всем. Они давали надежду на воссоединение семей, близких.

– Я вытащу всех детей из всех лагерей, – заявила я. – И не остановлюсь, пока все они не вернутся домой.

Энди кивнул, не спуская глаз с дороги.

– Значит, нас еще больше, чем я думал.

Разговор сошел на нет, и мы замолчали, слушая радио. Я наблюдала за тем, как рассвет разливался нежно-розовым на горизонте, чувствуя, как от голода сводит живот. Но по-прежнему не могла заснуть.

Натянув на себя кожаную куртку Лиама, словно одеяло, я почувствовала, как что-то, выпав из кармана, скользнуло по моей руке.

Два железнодорожных билета, которые купила нам женщина, лениво спикировали на пол, один лицом вверх, другой – вниз.

БЕРЕГИТЕ

Слово было накарябано ручкой на обороте одного из билетов несколько раз, неровные буквы плясали и с каждым штрихом все глубже вдавливались в бумагу.

Я подобрала билеты и повернула второй лицом вверх. СЕБЯ

БЕРЕГИТЕ СЕБЯ

Очевидно, я не смогла овладеть ее разумом. Было глупо пугаться сейчас, когда женщина осталась за сотни километров отсюда, но я не могла заставить себя не представлять худший исход. Она могла бы рассказать всем о террористах, которых везла на заднем сиденье своей машины. Могла вернуться на станцию и выдать нас ближайшему агенту-ищейке. Могла получить вознаграждение, удовлетворенная осознанием того, что мы больше не шляемся по улицам и не угрожаем ей.

Но она сделала это. Энди сделал это.

Я разорвала билеты, пока Джуд не проснулся и не увидел их. Я не хотела давать ему ложной надежды, что эти люди были чем-то большим, чем одинокий свет свечи в бескрайнем море черноты.

Джуд по-прежнему пел – в буквальном смысле – дифирамбы своему новому герою, Энди, когда мы увидели первый поворот на Уилмингтон. Высадив нас неподалеку от Ричмонда, водитель подробно рассказал, каких держаться шоссе, чтобы избежать неприятностей по пути на юг. Я же так нервничала и бесилась из-за каждой минуты промедления, что даже толком его не поблагодарила. Теперь очередная пустынная дорога, по которой пролетал наш небольшой угнанный автомобиль, мучила меня новым уколом раскаяния.

Уилмингтон одной стороной выходит на Атлантический океан, другой – на реку. Удивительно, насколько он был похож на ту Вирджинию, которую я все еще помнила: по архитектуре домов, расположению кварталов. Даже небо так же серело над крышами, темнея, пока облака, наконец, не прорвало и не начался дождь. Адрес, который дал мне Коул: дом 1222 по Вест-Баскет-роуд, Уилмингтон, Северная Каролина, привел нас в небольшой квартал под названием Догвуд-лендинг, недалеко от университетского кампуса – так, во всяком случае, мне показалось. Это был тихий район, окруженный покрытыми инеем лесами. Большая часть домов оказалась заброшенными, на оградах – криво прибитые выцветшие таблички «ПРОДАЕТСЯ». Выбрав один из домов, я припарковала перед ним «наш» зеленый «Фольксваген».

– Это он? – поинтересовался Джуд, вглядываясь в окна дома.

– Нет, думаю, он дальше. – Я глубоко вздохнула, задумавшись: возможно ли одновременно ощущать предвкушение и сопротивление. – Хочу подойти со стороны двора: вдруг спереди кто-нибудь наблюдает.

Именно поэтому Лиам и остальные, сбежав из Каледонии, не отправились прямиком домой, верно? Я уже всю голову себе сломала. Советники Албана постоянно напоминали нам, что силы СПП размазаны по огромной территории, но Лиам-то был «целью номер один». Что, если правительство по-прежнему отправляет кого-нибудь следить за родителями Лиама даже девять месяцев спустя?

Господи. Родители Лиама. Что, черт возьми, я им скажу?

Я двинулась вдоль стены одного из домов, показав Джуду идти следом. Большинство зданий были низенькими, одноэтажными, с серыми покатыми крышами, кирпичными фасадами и белой отделкой. Мы старались не высовываться из-за деревьев, растущих вдоль грунтовой подъездной дорожки, что шла мимо задних дворов. И я притянула Джуда ближе к себе.

Окруженный садом дом Лиама располагался поодаль. И внешне ничем не отличался от других домов квартала: такие же светло-голубые ставни, такая же длинная дорожка вела к гаражу. Взгляд со стороны фасада мне бы сейчас не помешал.

Я удержала Джуда и заставила его присесть рядом со мной и осмотреться. Мы искали камеры наблюдения, следы ног и шин, замаскированных СППшников, приехавших сюда «прогуляться».

– Выглядит… – поколебавшись, начал Джуд.

«Пустым», – про себя закончила я.

Забитые опавшими листьями и грязью стоки наводили на мысль, что дом пустовал уже давно.

– Может, они просто вышли по делам? – предположил Джуд.

– Это в четыре-то дня в четверг? Сомнительно, – раздался голос позади нас.

Она точно была змеей. Иначе как еще ей удалось бесшумно проскользнуть по листьям.

– Командир, – проговорила Вайда, кивнув и устраиваясь рядом с нами. – Джудит.

Джуд упал. Буквально.

– Что ты… – начала я. – Как ты…

Она не могла вычислить, где мы окажемся. Она была хороша, но не настолько. Возможно, я пропустила поисковик, или что-то…

– Воротник футболки, – проговорила Вайда, кивая на Джуда. – В следующий раз, когда решите бросить все и сбежать, убедитесь, что избавились от всех чертовых поисковиков.

– Поисковиков? – эхом повторил Джуд, переводя взгляд с меня на Вайду.

– Джуд поджарил машину, – пробормотала я, – и всю находившуюся в ней электронику.

Включая, как я полагала, и все поисковики в своей одежде.

– Вот почему поисковики Желтых запаковывают в резину, – качая головой, фыркнула она. – Господи, вы что, об этом не знали?

Вайда вся лучилась от гордости, хотя вид при этом имела такой, словно мчалась во весь опор и взмокла с макушки до пяток. Даже неоновые волосы снова закурчавились.

Дернув Джуда к себе, я расстегнула его куртку – прощупать швы футболки. Ну, конечно, вот она: небольшая выпуклость, не больше зернышка, вшитая в воротник. Выковыряв ее швейцарским армейским ножом, я показала штуковину мальчику и разбила поисковик рукояткой ножа, прежде чем он успел его сцапать.

– Поисковики… засовывают в нашу одежду? – Джуд недоверчиво смотрел то на меня, то на Вайду, обращаясь по большей части к самому себе. – Но зачем? Этого не может быть…

Вайда уже была близка к тому, чтобы разразиться своим фирменным издевательским смехом, но вдруг выражение ее лица изменилось на сосредоточенное. Она сфокусировалась на чем-то позади нас, снова вскакивая и одним плавным движением вытаскивая пистолет из кобуры. Повернувшись вслед на ней, я встала на колени, пытаясь разглядеть, на кого она смотрит, отбрасывая волосы, упавшие на лицо.

Мир рухнул.

Я правда почувствовала, как все понеслось в пропасть – каждой косточкой, каждой напрягшейся мышцей. Не знаю, как мне удалось подняться на дрожащих ногах, но я просто оцепенела от шока, чтобы беспокоиться о том, что стою в полный рост перед теми, кто мог бы за мной наблюдать.

Потом я побежала. Вайда и Джуд кричали мне вслед, но ветер и дождь уносили слова куда-то далеко-далеко, и за ухающей в ушах кровью я ничего не слышала. Я кинулась вниз по пологому холму, продираясь сквозь спутанные ветки деревьев, перемахивая через разрушенный забор, к нему.

Он выбирался из окна, просовывая ноги через порванную темную сетку, пока, наконец, его ботинки не погрузились в грязь. Волосы были длиннее, чем я помнила, профиль – острее. Он стал крупнее, или я – мельче, или это память играла в свои игры – не имело значения. Он услышал меня и обернулся – одна рука скользнула под тяжелую камуфляжную куртка, другая в поисках чего-то полезла за пояс джинсов. Я поняла, когда он меня заметил: в этот миг он словно окаменел.

Но потом его полные губы беззвучно зашевелились, пока, наконец, не сложились в слабую улыбку. Я замедлила шаг, продолжая идти к нему.

Я тяжело дышала, с усилием проталкивая воздух в легкие, прижимая руку к сердцу. На меня нахлынули те же опустошение, слабость и горький ужас, которые я испытала в тот день, когда его потеряла. У меня просто не было сил больше им сопротивляться.

Я разрыдалась.

– Ох, во имя любви к… – Толстяк покачал головой и вздохнул, но я все же услышала нежность в его голосе. – Это всего лишь я, тупица.

Потом он замолчал, подошел и обнял меня.

Глава девятая

Беда в том, что, начав плакать, я уже не могла остановиться. Я прижалась к Толстяку всем телом – мне нужны были доказательства, что он не был бесплотным, что сердце, бьющееся около моего уха, – его сердце. Я уткнулась в его куртку и продолжала реветь, а парень неуклюже хлопал меня по спине.

– Как? – всхлипнула я. – Почему ты здесь?

Я даже не расслышала шуршание веток за нами, но Толстяк поднял взгляд.

– Ох, да ладно, Ли… – позвал он. – Я знаю, ты тоже хочешь обняться.

Все произошло слишком быстро, и я не успела его предупредить… остановить. Толстяк выпустил меня только для того, чтобы задвинуть себе за спину, окончательно сбивая с толку. И я решила, что это игры моего воображения, когда Толстяк вроде как вытащил из-за ремня длинный охотничий нож, а Вайда, как мне показалось, сняв с предохранителя, навела прямо на него пистолет.

– Это… – начала я, чувствуя, как он сжимает мою руку. – Толстяк…

– А ты, блин, кто? – требовательно спросил он.

– Уж точно не тот, кто выставил нож против пистолета, – фыркнула Вайда, махнув для большего эффекта рукой, в которой было зажато оружие.

– Стойте! Стойте! Стойте! – выкрикнул Джуд, выскакивая из-за дерева. Скользя ногами по грязи, он съехал вниз по холму и встал между ними. – Не Лиам, – сказал он, указывая на себя, потом ткнул пальцем в Вайду. – Тоже не Лиам. – Джуд повернулся к Толстяку, его густые брови сошлись на переносице, когда он кивнул в нашу сторону. – Тоже не Лиам?..

Вайда повернулась и уставилась на него:

– Интересно, в какой такой вселенной этого удода можно принять за Лиама Стюарта?

– Я не знаю! – принялся оправдываться Джуд тонким от волнения голосом. – Может, он брат от другой мамы? Еще есть такая штука, как усыновление…

Толстяк опустил нож. Я видела по глазам, как напряженно работает его мозг, перескакивая с одного ужасного предположения на другое, когда он сложил вместе незнакомцев, мои слезы и отсутствие Лиама.

– О боже, – пробормотал парень, и лицо его посерело. Он прижал кулак к животу, словно ему стало вдруг плохо. – О боже.

– Нет, нет, – поспешно залепетала я. – Он не мертв!

«Да что ты об этом знаешь», – шепнул внутренний голос.

– Почему тогда вы не вместе? – Казалось, теперь он сам готов разрыдаться.

Обычно аккуратно стриженные волосы Толстяка отросли, из-за массивной, серебристой, оправы очков лицо казалось гораздо старше. Передо мной стоял незнакомец. И только сейчас, когда он был расстроен и напуган, я узнала в нем прежнего Толстяка, который всегда обо всем волновался.

– Он бы никогда тебя не бросил, никогда!

Я отвела взгляд, уставившись на свои ноги, утопавшие в мягкой грязи, и на лужицы вокруг них. Стараясь не смотреть на Вайду и Джуда, которые молча наблюдали за происходящим.

– Руби? – напряженным голосом начал Толстяк. – Что произошло?

Я затрясла головой, закрывая заледеневшими руками лицо.

– Это ты его бросила? – догадался он. – Вы поссорились? Разбежались на пару дней?

Когда я шепотом призналась в том, что сделала, я надеялась, что правда прозвучит не столь омерзительно. Но я обманулась. Толстяк ошеломленно отшатнулся от меня, его глаза светились ужасом.

– Нет, ты этого не сделала! – воскликнул он, хватая меня за плечи. – Я думал, что вы двое останетесь вместе! И только потому надеялся, что с вами все будет в порядке.

– И что я должна была сделать?! – набросилась я на парня, не замечая того, что голос мой повысился до крика. – Ты был… ты был мертв, и нас забрали, и я заключила сделку, потому что знала, знала: иначе бы он не ушел! Что, черт возьми, я должна была сделать?!

Толстяк покачал головой.

– А эти детишки, они из Лиги? Ты с ними?

– Они… – начала было я.

– …все еще стоят здесь, ожидая объяснений, кто, блин, это такой, – недовольным тоном отрезала Вайда.

Мой мозг наконец-то заработал снова, и меня захлестнул страх.

Вайда была здесь. Вайда, которая упорно нас искала, чтобы вернуть в Лигу. Вайда, которая увидела Толстяка и теперь, если что, могла дать его описание Лиге. Которая даже могла попытаться его захватить.

Я толкнула друга назад, пытаясь прикрыть собой.

– Он – никто, – заявила я. – Это вообще не твое дело.

– Еще, блин, как мое, если он собирается вместе с нами искать Стюарта, – пробормотала Вайда.

– Что ты сказала?

– Напряги свои пустые извилины, – закатила глаза Вайда. – Я здесь не для того, чтобы тащить вас обратно, а чтобы вам помочь. – Она повернулась к Джуду. – А ты, маленький засранец, еще заплатишь за то, что меня шарахнул.

– Если ты была с «Бетой» и Бартоном не для того, чтобы забрать нас в Штаб, тогда зачем?

Вайда возвела глаза к небу, но в конечном счете ответила – с самым самодовольным из возможных взглядом:

– Узнала о вашем небольшом романтичном квесте. Единственным способом увязаться за вами, не вызвав подозрений, было притвориться, что я иду по следу ваших тупых задниц, потому что якобы хорошо изучила ваши дерьмовые личности.

– А что с командой «Бета»? – спросил Джуд.

– Их отозвали обратно в Штаб. Приказ: вернуть Роба или что-то вроде того… вы, двое милашек, типа спровоцировали дома хренов бунт своим зажигательным выступлением в эфире. – Девушка отбросила волосы назад. – Албан дал мне две недели, чтобы вас найти. Так что давайте-ка начнем это шоу ужасов на дороге.

Я уставилась на нее, качая головой.

– Ну и откуда такая уверенность. Думаешь, мы просто свалим с тобою в закат?

– Нет, – ответила Вайда. – Я ожидаю, что вы, блин, помчитесь и сделаете это с улыбкой и без долбаного скулежа, или Коул не выполнит своей части вашей тупой сделки и не заставит Лигу освобождать лагеря.

Это была правда, значит… Вайда говорила правду и о том, что шла за нами, чтобы помочь. Иначе Коул не стал бы ее во все это посвящать. Ставка была слишком высока. Но гордость моя была уязвлена, что Коул решил, будто я не смогу закончить операцию в одиночку. Что мне нужна подстраховка.

Джуд обернулся, чтобы уставиться на меня растерянным взглядом.

– Оʼкей, тогда валим отсюда! – хлопнув в ладоши, заторопилась Вайда. – Если хотите осмотреть дом, давайте сделаем это по-быстрому.

– Я с тобой никуда не пойду, – отрезал Толстяк. Я знала это выражение его лица – сколько раз видела его, когда остальные меня уже приняли, а парень все никак не мог смирился с тем, что я остаюсь с ними. Толстяк никогда не скрывал своих чувств, будь то гнев, страх или подозрение. Думаю, просто не видел смысла притворяться.

– Слушай, – сказала я, снова беря Толстяка за руку и чувствуя, как под пальцами напрягаются его мышцы. – Пойдем, нам надо поговорить. Я тебе все объясню.

Толстяк недовольно воззрился на меня:

– Только мы. Я не…

Мы все услышали это одновременно. Хлопнула автомобильная дверь. Одна, вторая, третья.

Я толкнула парня, пихая его за дом, мотнув головой Джуду, чтобы он быстро встал рядом. Вайда метнулась к ближайшим деревьям, бесшумно ступая по мягкому ковру из опавших листьев. И вот уже яркие пряди ее волос исчезли в струях дождя.

Взгляд метнулся на окно, через которое вылез Толстяк, рука уже потянулась к рваной оконной сетке. Но потом я повернулась обратно к лесу. Возможно, нам все же удастся убежать. Затеряться в лесу, сбив их со следа.

– Это Бартон? – прошептал Джуд, но сразу замолчал после того, как мы с Толстяком на него зашикали.

На заднюю стену дома Лиама выходили пять белых окон и прелестная небольшая дверь с сеткой – дверная коробка была обита прочными планками из фанеры. Любовно уложенная у заднего крыльца дома кирпичная площадка служила патио. Теперь сквозь щели пробивалась зеленая трава, поблескивающая в туманном дожде.

Я присела и поползла на четвереньках по мокрым кирпичам вдоль дома навстречу голосам, напрягая слух: двое мужчин, одна женщина.

Когда я, наконец, вернулась, чтобы рассказать об этом ребятам, Вайда уже была там – сидела на корточках между Толстяком и Джудом. Почувствовав мой взгляд, она подняла глаза, нетерпеливо дернув подбородком.

– Всего четверо, – прошептала она. – Одна женщина, трое мужчины. Кажется, из СПП.

Я прикрыла рот Джуда рукой.

– Они вооружены?

Вайда кивнула.

– Как обычно. Что это за дом? Почему он так важен, что здесь устанавливают датчики движения?

– Что, правда? – переспросил Толстяк.

– Насовали их под свес крыши по всем четырем углам, – буркнула девушка, явно раздраженная тем, что в ее словах кто-то может сомневаться.

Я бросила взгляд на Толстяка, отпуская Джуда. Конечно, они что-то устанавливали, чтобы следить за домом. Если не из-за Лиама, то из-за Коула. Интересно, что Коул не потрудился рассказать Вайде никаких подробностей о прошлом своего брата. Возможно, просто не хватило времени.

Бормотание стихло, но я слышала тяжелые шаги по заросшему саду в сторону правого конца дома. Теперь СППшники были слишком близко, чтобы нам удалось бы скрыться среди деревьев. Нас бы в два счета заметили.

С глубоким вздохом Толстяк встал и толкнул в комнату рваные лоскуты оконной сетки. Кажется, он принял какое-то тяжелое решение и от этого даже сгорбился.

– Ты мне доверяешь? – спросил он, заметив выражение моего лица.

– Конечно.

Джуд у меня за спиной издал сдавленный звук, но я не обратила на это внимания.

– Тогда скажи своим друзьям залезть внутрь… – Толстяк кивнул на открытое окно. – И встань. Я надену на тебя наручники.

В шоковом состоянии есть свои плюсы: не надо изображать испуг. Я ждала, чувствуя, как острые края простых пластиковых стяжек перекрывают доступ крови к запястьям. И позволила им отключить и каждую мысль в своей голове.

«Кто этот человек?» – думала я, стоя рядом с Толстяком. На парне была камуфляжная охотничья куртка с капюшоном, я заметила ее не сразу, серая шерстяная водолазка и выцветшие джинсы, грязные, а еще изрядно поношенные. На поясе было пристегнуто какое-то устройство, напоминающее небольшой сотовый телефон, а еще кожаная сумка. В былые времена, когда мы путешествовали вместе, парень хранил все свои пожитки в найденном где-то потрепанном кожаном портфеле. Что подходило Толстяку гораздо больше, чем эта подозрительная… имитация того, что он считал, охотничьим стилем.

Увидев его во всеоружии, я должна была, по идее, приободриться, но только еще больше напугалась.

Уверенной рукой он взял меня за подбородок и повертел мою голову туда-сюда, неодобрительным взглядом осматривая порезы и ушибы, оставшиеся со вчерашней ночи. Остальные смотрели на нас через закрытое окно, лицо Джуда почти прижималось к стеклу.

– Было бы лучше, если бы ты изобразила обморок, – заметил Толстяк.

Предложение поступило как раз вовремя. Шлепнувшись на землю, я успела заметить черную вспышку, когда из-за угла показались СППшники.

Четверо. Вайда оказалась права. Темноволосая женщина была самой рослой в группе – на полголовы выше мужчин. Один СППшник, кудрявый и светловолосый, смотрелся старше остальных. Двое других, что помоложе, выглядели настолько похожими, что вполне могли оказаться братьями. Все были вооружены винтовками, наручниками и прочим.

– Вам помочь? – Лицо Толстяка обратилось в камень.

Военные медлили, не понимая, что с нами делать, но оружия не опустили. Толстяк тоже молчал, я же начала, наконец, догадываться, что он задумал.

– Что, пришли умыкнуть мой выигрыш прямо у меня из-под носа? Хотите отмазаться и ничего мне не заплатить?

Старший солдат поднял нависшую бровь.

– Ты агент-ищейка?

«Так я и думала». Если в этом заключался наш план побега, то мы попали куда сильнее, чем я рассчитывала. Даже в удачный день Толстяк выглядел столь же угрожающим, как кактус в горшке.

– Вот! – Парень сунул руку в кожаную сумку на поясе и протянул что-то военным. Какой-то небольшой буклетик размером с паспорт.

Старший шагнул к нему, но потом повернулся к женщине.

– Обойдите участок по периметру. Удостоверьтесь, что она явилась сюда одна.

Когда трое солдат отправились делать обход, Толстяк снова махнул буклетиком. Изучив бумагу и лицо Толстяка, старший группы вздохнул.

– Хорошо, агент Листер, – проговорил он, возвращая документ. – Ты прогнал эту через базу данных?

– Ее там нет, – ответил Толстяк. – Вероятно, уже давно болтается. Нет никаких наводок.

– Протестировал? – продолжил расспрашивать старший. – Если она Синяя или Желная, ты должен…

– Она Зеленая, – перебил Толстяк. – Что? Хотите проверить?

– Мы можем ее забрать, – предложил старший. – Избавить тебя от необходимости транспортировки.

– Сказал же: она не в системе, – напомнил СППшнику Толстяк, раздражение в его голосе прозвучало более отчетливо. – Я знаю, как это работает: если она не зарегистрирована, провести платеж будет невозможно. И чтобы получить то, что причитается, мне придется отправиться на ближайшую станцию и возиться с бумажками.

Мужчина фыркнул, но спорить не стал.

– Эта машина на дороге твоя?

– Нет, – ответил Толстяк, закатывая глаза. – Я прилетел на тучке и обрушился на эту крошку, словно молния с небес.

– Эй ты, – грубовато буркнул СППшник. – Я ведь могу ее забрать, и ты ни черта не сможешь с этим поделать. Так что следи за языком, парень.

Бравада Толстяка и меня сбивала с толку. По своей природе парень смелостью не отличался. Да, когда он видел, что друзьям угрожает опасность, тогда уже шел напролом, отбрасывая любые сомнения. Но то, что я наблюдала сейчас, граничило с безрассудством, которого я уж никак от него не ожидала.

Наконец рация СППшника снова зашипела. Сколько прошло времени? Минута. Десять лет. Вечность.

– Это Джейкобсон, как слышно?

Мужчина отстегнул черный приемник с пояса:

– Слушаю. Что-нибудь нашел?

– Нет, ничего необычного. Из-за этого дождя трудно сказать. Если следы и были, то их размыло.

– Она одна, уверен, – подал голос Толстяк. – Я за ней следил.

– Хорошо, – кивнул мужчина.

Он сделал несколько шагов в мою сторону – ботинки глубоко проминали мертвую, грязную траву. Я снова как можно сильнее зажмурилась, но зная, что СППшники совсем рядом, заставить тело обмякнуть оказалось практически невозможно. Только бы он меня не трогал. И когда ботинок врезался в ребра, страх вспыхнул во мне ослепительной, словно яркий утренний свет, вспышкой.

Холодная, влажная кожаная перчатка сомкнулась на плече, и мужчина дернул меня с земли. Рука выкрутилась, посылая острую, стреляющую боль в плечо.

– Нет! – прорычал Толстяк. – Не смейте!

Хватка СППшника не ослабла.

– Я только хочу сказать, – снова начал Толстяк на этот раз совсем спокойно, – если ребенок ранен, стоимость медицинского обслуживания вычитают из вознаграждения. Я справлюсь сам… сэр.

– Так-то лучше, – бросил мужчина, швыряя меня лицом в грязь. – Забирай ее и вали отсюда к черту. Ты вторгся на чужую территорию, и, если я снова тебя здесь увижу, собственноручно арестую.

Дождевая вода собиралась у меня в ухе, стекая по щеке на старую куртку Лиама. Я все ждала, что она смоет с меня все страхи – они впитаются в землю и больше никогда меня не потревожат. Сделав глубокий глоток влажного воздуха, я задержала его в легких.

Вдалеке заворчал двигатель. Я снова открыла глаза и увидела шагающего ко мне Толстяка. Он присел на карточки и убрал облачко спутанных волос с моего лица. Мы молча слушали, как скрипит гравий под колесами уезжающего автомобиля.

– Прости меня, – наконец произнес Толстяк. – Ты в порядке? Он тебе плечо не вывихнул? Потому что, если вывихнул…

– В порядке, – перебила я парня, – но… но ты не мог бы перерезать стяжки прямо сейчас? – Мой дрожащий голос напугал меня. К боли в запястьях мозг начал выдавать вспышки старых воспоминаний, которые я мечтала бы упрятать как можно дальше: автобус, который везет меня в Термонд, сортировка, Сэм.

Как только под ножом Толстяка захрустел пластик, не обращая внимания на боль в правом плече, я заставила себя подняться на колени. Толстяк потянулся осмотреть сустав, но я увернулась, не давая ему прикоснуться ко мне.

Мы просто сидели, глядя друг на друга, позволяя пространству между нами заполняться дождем и тишиной. Наконец, я молча протянула руку, и он вложил в нее черную книжечку.

Обложка из жесткой искусственной кожи: потому-то мне и показалось, что это паспорт. Даже внутри документ на первый взгляд выглядел точно так же: бледно-голубая бумага и переливающийся штамп Соединенных Штатов Америки.

АГЕНТ ПО ОТЛОВУ БЕГЛЫХ ПСИ. Для этого даже придумали официальное название?

– Джозеф Листер, – прочитала я. – Двадцать четыре года, рост – метр восемьдесят, вес – восемьдесят килограммов, проживает Пенн-Хиллс, Пенсильвания. – Я стрельнула взглядом в Толстяка, который выглядел сейчас так же угрюмо, как на фотографии. – Знаешь, это забавно. Самое неправдоподобное – твой вес.

– Жесть как уморительно, – проворчал он, выхватывая документ у меня из рук, пока я не успела пролистать остальные страницы. Это было так похоже на Толстяка – Толстяка, которого я знала, что я улыбнулась. Парень изо всех сил плотно сжимал губы, но я видела, как они тоже раздвигаются в улыбке.

– Я правда думала, что ты умер, – тихо пробормотала я. – Я не должна была позволить тебя забрать.

Толстяк сжал мое плечо, словно возвращаясь вместе со мной туда же в прошлое.

– Это ты нажала аварийную кнопку, да?

Я кивнула.

– Я бы сделал то же самое, – проговорил он. – Точно так же. Но… – Парень замолк, обдумывая это. – Может, надо было бы сильнее давить на рану, но в остальном, да. Но…

– А на этом давай остановимся, – сухо заметила я. – А то испортишь такой трогательный момент.

Внезапно окно над нами распахнулось, и возникла кудрявая голова Джуда:

– Ру… ты в порядке? Боже мой, Вайда не дала мне ничего увидеть, я пытался выйти на крыльцо, но двери заколочены, и здесь нет ничего, поэтому я просто…

Толстяк помог мне встать, спрашивая взглядом: «Что за жесть здесь происходит?»

– Я тебе потом все расскажу, и ты мне тоже. Но сейчас нужно все осмотреть: вдруг мы сможем найти какую-нибудь подсказку, куда отправился Ли.

Брови Толстяка сошлись на переносице, и он заговорил тише:

– Разве Ли не рассказывал тебе, какую штуку они с Гарри придумали, чтобы связаться?

– Знаю, у него был способ, но что и как – понятия не имею, – призналась я. – А тебе он рассказал?

Толстяк кивнул, становясь спиной к окну. Парень не хотел, чтобы Джуд с Вайдой его услышали, сообразила я.

– Надо уходить. Сейчас же.

– Постой, – начала было я, но Толстяк уже вцепился мне в руку.

– За домом наблюдают, мы должны уйти, – настаивал он. – И, прости, но я бы предпочел не таскать с собой Лигу.

Выдернув руку, я отступила назад.

– Я не могу их бросить.

– Ты – не Лига, – упорствовал парень. – Не одна из них. Одна из нас.

– Не думай о «нас» и «них», – взмолилась я. – Мы сейчас можем объединиться. Когда мы найдем Лиама, тебя не заставят вернуться с нами в Калифорнию. Но сейчас останься.

Угловым зрением я засекла ярко-синие волосы Вайды в окне.

– Помнишь, как ты не хотел, чтобы я оставалась?

– Но то было… другое дело, – пробубнил Толстяк. – И ты это знаешь.

– Но ты тогда этого не знал.

Я правильно его прочитала: выражение лица, жесткая линия напряженных плеч.

– Ты спрашивал, доверяю ли я тебе, – прошептала я. – А доверяешь ли ты мне?

Толстяк протяжно вздохнул, упирая руки в бока.

– Боже помоги, – наконец, выговорил он. – Доверяю. Но я доверяю тебе, а не им. Я даже не знаю, кто они.

Я протянула руку, надеясь, что Толстяк ее примет. Ожидая, что его пальцы переплетутся с моими, желая этого окончательного подтверждения, что его здравый смысл и логика уступили вере, вере в меня. Надеясь на то, что он пойдет со мной, признает, что мы снова команда, что время, расстояние и неуверенность не смогли отдалить нас друг от друга.

И он протянул руку в ответ.

Глава десятая

В светло-коричневом внедорожнике пованивало хвойным ароматизатором. Запах освежителя был настолько невыносим, что мне пришлось открыть свое окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

– Ты бы не жаловалась, если б знала, как пах парень, у которого я его купил, – сообщил Толстяк, протягивая мне солнцезащитные очки. – Так. Пристегни, пожалуйста, ремень безопасности.

Вайду и Джуда уже пристегнули к заднему сиденью, хотя спокойнее им от этого не стало. Обнаружив металлическую решетку, отделяющую передние места от задних, любимый член моей команды так дернул меня за волосы, словно пытался протащить сквозь эти прутья.

– Мы плетемся так медленно, потому что кое-кто понятия не имеет, куда ехать, – поинтересовалась Вайда, – или в надежде, что мы выпрыгнем из автомобиля, избавив кое-кого от страданий?

Встревожившись, Джуд сел прямее. Мы оба знали этот тон. Стоило Вайде заскучать, как она начинала напрашиваться на ссору или на драку, чтобы сбросить напряжение. Если она была настроена на последнее, то одному из них живым не доехать, и не хватит недели, чтобы оттереть с окон кровищу.

– Не хочу оказывать услугу тем психам, которые держат вас на поводке.

Сейчас я была даже рада тому, что нас разделяет металлическая решетка.

– Они не психи, зазнавшийся придурок, – прорычала Вайда.

– Я зазнавшийся? – переспросил Толстяк. – Ты вообще в курсе, что это слово значит?

– Ты кусок горящего…

– Итак, – повысив голос, перебил всех Джуд. – Ру, откуда вы с Толстяком друг друга знаете?

– С Чарльзом, – скрежетнул зубами Толстяк. – Меня зовут Чарльз.

– Типа, так звучит лучше? – усмехнулась Вайда.

Толстяк притормозил на красном светофоре и повернулся посмотреть на меня, за стеклами его очков полыхал огонь.

– Ага, – кивнула я. – Она всегда такая.

Повисшее между нами напряжение, заполнившее машину, еще больше усилилось. Хватило бы слова или неверного движения, чтобы ситуация взорвалась. Джуд забарабанил пальцами по подлокотнику.

– Завязывай с этим дерьмом, тупица, пока я их тебе не поотрывала, – заявила Вайда.

– Тупица?! – выпалил мальчишка, от возмущения его голос подскочил на целую октаву. – Не советую тебе быть такой злюкой.

Я прижала руку ко лбу:

– И это тебя так расстроило? Это слово? Да она несколько месяцев обзывала тебя Джудит.

Толстяк рассмеялся, но, увидев мой взгляд, притворился, что закашлялся.

– Ну да, отлично, – надулся Джуд, подтягивая костлявые колени к груди. – Наверное, я просто не вижу ничего оскорбительного в том, чтобы меня называли как девчонку. Вы обе вполне ничего, когда не пытаетесь откусить мне голову и не ведете себя так, словно мне пять лет.

– Вместо того, чтобы что? – уточнил Толстяк, включая сигнал поворота, чтобы вывернуть на шоссе. – Обращаться с тобой как с десятилетним?

– Эй, – предостерегла я парня. – Ничего подобного. Ему почти пятнадцать.

– Ру, – начал Джуд, его глаза сияли, – спасибо тебе.

– Когда я впервые тебя встретила, ты и сам был таким нескладным, – продолжила я, тыкая Толстяка в плечо, – а тебе было восемнадцать.

– Ладно, проехали, – проворчал Джуд.

– Это ты была нескладной, – поправил меня Толстяк, – Ли – безрассудным, Зу – милой, а я – мудрым.

Сзади заколотили по решетке. За нею маячило лицо Джуда, его темно-карие глаза метались между нами из-за металлического экрана.

– Было бы мило, – проговорил он, – если бы мы понимали, о чем вы, ребята, толкуете. Типа, что это за Зу такая?

Взгляд Толстяка встретился с моим.

– Скажи правду: сколько ты им рассказала?

– Если правду, то нисколько, – вмешалась Вайда. – И, если решите и дальше ничего не говорить, точно пожалеете.

На этот раз я закатила глаза:

– Конечно. Как скажешь.

Я почувствовала знакомое теплое покалывание в центре груди и едва успела ахнуть, как невидимая рука толкнула меня вперед, прикладывая лбом о приборную панель – да так сильно, что голова моя наполнилась гулом. Толстяк резко ударил по тормозам, и ремень безопасности, как ему и положено, врезался мне в грудь. Меня отбросило обратно на сиденье, перед глазами заплясала радуга.

– Ох, дьявол, нет! – проревел Толстяк, хлопая по рулю. – Прекращай давай! Мы не используем наши способности друг на друге, черт возьми! Веди себя прилично!

– Расслабься, бабуля, – бросила Вайда. – А то инсульт заработаешь.

– Да кто ты… – зарычал было Толстяк, но осекся.

Джуд позади нас издал нервный смешок, а я только прижала руку к ноющим вискам. Вайда выразилась грубо, но попала в точку.

– Зу была нашей подругой, – вздохнула я. – Какое-то время мы путешествовали вместе.

– Я думал, тебя Кейт освободила, – заметил Джуд. – Вы что, ребята, разделились или типа того? Кажется, просто болтаться, где попало, было опасно.

– Все было не так, – возразил Толстяк. – Когда мы трое сбежали из лагеря…

С таким же успехом он мог заявить, что он волшебник. Даже Вайда заинтересованно подалась вперед.

– Ты?.. – начала она. – Ты сбежал из лагеря?

– Спланировал все Лиам, – процедил Толстяк. – Но да. Я сбежал.

– Этот пацан что, типа, эксперт по побегам? – пробормотала Вайда. – Офигеть.

Глаза Джуда вспыхнули любопытством:

– И как это было? У тебя была своя собственная комната, как маленькая камера? Тебя заставляли заниматься тяжелыми работами? Я слышал, что…

Дети из Лиги имели лишь смутное представление о лагерях. Хотя некоторые из нас по собственному опыту знали о том, как там живется, повинуясь негласному правилу, мы это не обсуждали. Все знали правду, но их правда отличалась от нашей. Они слышали о сортировке, камерах, тестировании, но в основном пересказывали слухи, не имевшие отношения к реальности. Эти дети никогда не стояли часами на конвейере. Они не знали, что страх имеет форму маленького черного объектива-глаза, который следит за тобой везде и всегда.

Моя грудь сжалась от усилия промолчать и дальше. Пальцы вцепились в серебристый ремень безопасности, натягивая его с такой силой, что я едва не задушила сама себя.

– Ты разве ничего не помнишь? – поинтересовался Джуд. – Или ты пробыл там всего ничего и поэтому не хочешь об этом говорить – потому что нечего сказать?

– Закрой-ка лучше рот, – посоветовал Толстяк.

– Да брось, – заныл Джуд. – Если бы она хоть чем-то с нами поделилась…

– Что?! – взорвалась я. – Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? Хочешь услышать, как нас связывали, словно животных, чтобы перевезти в лагерь… или, эй! Или как насчет того, когда СППшник так шарахнул по голове девочку, что та реально лишилась глаза? Хочешь знать, каково это – все лето пить гнилую воду, пока наконец-то не привезут новые трубы? Или как я просыпалась в страхе и засыпала в ужасе каждый день на протяжении шести лет? Ради всего святого, оставь меня в покое! Почему ты все докапываешься и докапываешься, если знаешь, что я не хочу об этом говорить?

Я сразу же пожалела об этом взрыве эмоций, но предательский поток воспоминаний уже было невозможно остановить: одно горькое слово сменялось другим. Толстяк только взглянул на светящиеся синие часы, а потом опять перевел взгляд на мокрую зимнюю дорогу. Джуд притих на заднем сиденье – так же беззвучно падающий снег встречается с землей, его рот открывался и закрывался, как будто мальчишка пробовал языком ожоги, оставленные его словами на губах.

– Не знаю, как остальные, но я бы послушала про одноглазую телку, – пожала плечами Вайда.

– Ты худшая из тех, кого я когда-либо встречал, – заявил Толстяк.

– А ради таких, как ты, природа наградила нас средними пальцами.

– Ребята… – начала было я.

Давным-давно Кейт сказала мне, что единственный способ пережить свое прошлое – найти способ закрыть его за собой, закрыть эту дверь, прежде чем распахнуть другую в более светлую комнату. Я боялась. Это было правдой. Я боялась вины и стыда, что обрушатся на меня, когда я вернусь по своим следам назад, поверну ключ и обнаружу за дверью девочку, от которой отреклась. Я не хотела видеть, что сделала с нею тьма, и узнала бы она себя, взглянув мне в лицо.

Я не хотела знать, что подумает обо мне Толстяк, когда ему станет известно, что я делала для Лиги.

Не хотела знать, что Лиам подумает обо мне или о запахе дыма в моих волосах, который, сколько бы я их ни мыла, казалось, въелся в них навсегда.

– Хотя бы расскажи нам, как получилось, что вы с Лиамом расстались, – попросил Джуд. – Если вы, ребята, путешествовали вместе, почему… хм, перестали? Кейт приехала за тобой, когда ты нажала аварийную кнопку, это я знаю. Лиам к тому времени уже ушел? А как насчет него? – Мальчишка указал на Толстяка.

Эти воспоминания оставались такими же болезненными, но сейчас они были важны.

– Хорошо, – сдалась я. – Ты знаешь, что мы путешествовали вместе: Лиам, Толстяк, Зу и я. Но не знаешь, что за место мы искали: безопасную гавань под названием Ист-Ривер. И чтобы стало понятно, почему я сделала то, что сделала, и почему Лиам в конечном итоге остался один, нужно начать оттуда.

– Отлично, – кивнула Вайда, откидываясь на спинку сиденья и переводя взгляд на окно, за которым заплясали первые снежинки, засыпавшие дорогу, которая гудела и ревела под колесами нашей машины.

Я рассказала об Ист-Ривер: о том, как это место сначала походило на прекрасный сон, пока мы не проснулись и не поняли, что попали в кошмар. О Клэнси: эта часть далась мне гораздо труднее, чем я ожидала. О том, как мы сбежали и Толстяка ранили и как на конспиративной квартире остались только мы двое. Джуд начал перебивать меня, в его глазах засветилось то ли нетерпение, то ли смущение – я не понимала. Я почувствовала, словно сердце поднимается все выше, выше и выше по горлу, пока я не сглотнула его, чтобы снова пройти через события, которые произошли дальше. Мое решение и сделка с Кейт. Увиденное в памяти Коула, и его собственное объяснение событий.

Каким-то непостижимым образом эти признания заставили меня ощутить себя ближе к Лиаму. В моих мыслях он был живым и полным энергии. Лиам в солнечных очках, теплый, осязаемый, с солнечными зайчиками в волосах, напевающий любимую мелодию. Казалось, стоит только поднять взгляд, и я увижу его за рулем.

Все молчали. Я не могла заставить себя оглянуться, кожей ощущая, как противоречивые эмоции Джуда и Вайды накрывают меня.

Кто-то мягко коснулся моего плеча. Я медленно повернулась и увидела Джуда, выдергивающего палец из решетки. Его нижняя губа, зажатая между зубами, побелела. Но он смотрел на меня без страха и его отвратительных родственничков. Просто с глубокой, искренней печалью.

Он по-прежнему мог на меня смотреть.

– Ру, – прошептал мальчик. – Мне так жаль.

– Можно задать всего один вопрос? – произнес Толстяк. После того как я закончила свой рассказ, он с трудом выталкивал из себя слова. – Что ты собираешься делать с этой флешкой?

– Вернуть Коулу, – ответила я. – У нас с ним сделка: если я верну ему инфу, этого будет достаточно, чтобы сместить приоритеты Лиги обратно на освобождение детей из лагерей и на разоблачение лжи правительства.

Толстяк потер лоб.

– И ты ему веришь? Лиам рассказывал, что его брат, когда не мог добиться своего, поджигал свои игрушки. Но это, пожалуй, и все.

– Я ему верю, – возразила я. – Он нас не тронет. Коул – один из немногих, кто не хочет, чтобы мы исчезли с лица земли.

– Исчезли? – встревоженно переспросил Толстяк.

На этот раз в объяснения пустился Джуд: его без конца прерывающееся, иногда бессвязное бормотание было наполнено скорбью, сделавшей рассказ еще страшнее.

– Нет, нет, нет, нет, нет, – пробормотал Толстяк. – и вы собираете вернуться, надеясь, что им удастся отделить все зерна от плевел?

– Не говори так! – воскликнул Джуд. – Все наладится. С Робом все кончено, верно? И Кейт даст нам знать, когда это будет безопасно.

– У вас с Лиамом будет все в порядке. Во всяком случае, Лига вас не достанет, – объяснила я Толстяку. – За тобой никто не придет. Улавливаешь, да? Ты понимаешь, почему я согласилась на это?

– Конечно. «Улавливаю», – повторил парень таким ледяным тоном, что у меня даже кровь в жилах замерзла. И я снова прочитала в его глазах вопрос, который прозвучал беззвучно в той тишине, которая заполнила пространство между нами. Я знала, чтó он хочет спросить, потому что та же мысль давно не давала покоя мне.

Если информация так важна, почему ты собираешься передать ее Лиге?

Никакие тренировки, операции и организованные Лигой взрывы, свидетелем которых мне выпало несчастье оказаться, не были и вполовину так драматичны, как захватывающая история спасения Толстяка.

Для ночевки мы выбрали старую площадку для кемпинга недалеко от городка под названием Эшвилл, в западной части Северной Каролины. Практически все пять часов, что мы ехали, я говорила не переставая, и это меня совершенно измотало. И когда Толстяк с Джудом упомянули о привале, я не стала сопротивляться.

Мы быстро обследовали территорию – убедиться в том, что точно никого здесь не встретим. После чего вытащили запасы из внедорожника. Я щелкнула задвижкой, отступая от двери, когда она открылась.

– Ничего себе! – вырвалось у меня.

Содержимое багажника было таким… впечатляющим. Моему взгляду открылась стена небольших, нагроможденных друг на друга пластиковых коробочек и ящиков, подписанных: ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ, ТРОС, ВИТАМИНЫ, РЫБОЛОВНЫЕ КРЮЧКИ. Внимательность и предусмотрительность, с которой все это было собрано вместе, впечатляли, если не пугали своей безжалостной обстоятельностью.

Джуд окинул Толстяка долгим оценивающим взглядом:

– Ты явно вырос в трусах-недельках, а?

Толстяк только подтолкнул очки вверх по переносице:

– Думаю, это вообще не твое дело.

Пока мы устанавливали палатку, до этого аккуратно сложенную под задним сиденьем, парень выложил мне всю историю. Вайда, вооружившись зажигалкой, все же смогла разжечь небольшой костерок.

– Честно сказать, я уже всего и не припомню, – признался Толстяк, сражаясь с каркасом палатки. – Лига привезла меня в ближайшую больницу, и оказалось, что это в Александрии.

– Не в Фэрфаксе? – переспросила я, откидывая влажные волосы с лица. Джуд с Вайдой изо всех сил подслушивали, столь же усердно притворяясь, будто им и дела нет до всего этого.

Толстяк пожал плечами:

– В мозгу смутно всплывают какие-то лица, но… Я говорил тебе, что похож на папу, так?

Я кивнула.

– Короче, одна из докторш меня узнала. Она когда-то работала с отцом, потом ее перевели… Ладно, это неважно. Им удалось стабилизировать мое состояние, но эта врач и ее коллеги понимали, что мне нужно в больницу, оборудованную получше. Так что докторша узнала папин телефон и разыскала его. Папа предложил в качестве места встречи ресторан моей тети, помнишь?

– Помню.

– Он смог встретить «скорую», когда меня привезли в Фэрфакс: мне уже сделали поддельные документы, под которыми и зарегистрировали. Все это время я был в кислородной маске. Меня провели через две группы охранников, и никто даже не стал ничего проверять.

– И ничего не сказал агентам, которые тебя привезли в первую больницу, – закончила я. – Лига понятия не имеет, что с тобой произошло. Ты по-прежнему числишься пропавшим без вести во всех операционных файлах.

Толстяк фыркнул:

– Агентов пытались убедить, что меня зарегистрировали, после чего я умер, но те так легко не купились. К отцу приходили в общей сложности шестеро – каждый пытался выудить у него информацию, но они не смогли ни слова из него вытянуть.

На самом деле фокус состоял не в том, что под вымышленным именем Толстяка перевели в другую больницу. Больница так поднаторела в игре «не-спрашивайте-мы-не-скажем», отвечая на запросы правительства о предоставлении информации, что добрые полтора десятка раз оказывалась на волоске от закрытия. Гениальный ход доктора Меривезера заключался в том, что он спрятал сына, «Маркуса Белла», в изоляторе родильного отделения. Когда Толстяк достаточно окреп, его засунули в похоронный мешок и вывезли из больницы на арендованном катафалке. В конечном итоге агенты Лиги обнаружили документы о переводе парня в другую больницу и попытались сложить два и два, но стоило Толстяку попасть в больницу Фэрфакса, как он растворился в воздухе.

Дальше нужно было найти место, где бы парень мог окончательно поправиться и восстановить силы.

– Можешь себе представить, каково это – прожить четыре месяца в полуразвалившемся сарае на севере штата Нью-Йорк, – поморщился Толстяк, передернув плечами. – Стоит только закрыть глаза, как вспоминается запах сена и навоза, которым я надышался на всю жизнь.

Этот старый летний сарай принадлежал давнему другу семьи в Адирондаке. Сооружение стояло в уединенном месте, добираться туда было непросто. Чтобы не вызывать подозрений, родители приехали повидаться с сыном лишь дважды. Однако хозяйка фермы, пожилая женщина, два раза в день помогала Толстяку делать лечебную гимнастику и приносила еду. Вот только парень не знал, куда деться от скуки.

– Мне нравится думать, что я хорошо лажу с пожилыми людьми, но эта женщина будто из склепа каждое утро поднималась.

– Ага, чтобы кормить и выхаживать тебя, – напомнила я ему.

– Из книг у нее нашлись только детективы про занудную старую деву в маленькой деревушке, – жаловался Толстяк. – Я имею право немного поворчать, после того что пережил.

– Нет, – я покачала головой, – уверена, что не имеешь.

– Чем же все… закончилось? – спросил Джуд.

Толстяк вздохнул:

– На самом деле нужно отдать должное миссис Беркшир. Я рассказал ей, как выбрался из Вирджинии, а она мне ответила, что последнее место, где на меня станут охотиться, – среди охотников. Она, конечно, заснула прямо посреди фразы. И мне пришлось ждать четыре часа, чтобы старая леди облагодетельствовала меня второй частью своего загадочного учения.

Я прикрыла рукой глаза.

– Да будет тебе известно, меня ни разу не заподозрили, – самодовольно заявил парень. – Родители получили подложное свидетельство о рождении – и это было самым тяжелым. А уж официально зарегистрироваться в качестве ищейки вообще не сложно. Нужно просто собрать правильные документы и правильно подать себя.

Громко затрещал огонь, охватывая собранную нами небольшую кучку дров. Как раз вовремя, чтобы сделать перерыв в этой истории. Я встала и потянула Толстяка пойти со мной. Джуд тоже кинулся за нами, но я махнула ему остаться.

– Мы просто сходим за едой, – объяснила я. – И тут же вернемся.

– Не волнуйтесь, – сахарным голоском протянула Вайда, обнимая Джуда за плечи. – Как-нибудь переживем без вас пару минут.

Я изо всех сил старалась не броситься к машине.

– Не доверяю я что-то этой девочке, – признался Толстяк, оглянувшись на Вайду, которая сидела, вытянув ноги к огню. – Подростки с таким цветом волос вечно сражаются с комплексом неполноценности. Или что-то скрывают.

Я приподняла бровь:

– Подростки?

Толстяк так на нее засмотрелся, что чуть не шарахнул задней дверцей внедорожника себя по лицу, однако успел вовремя подставить руку, прикрывая левое плечо.

– Дай посмотреть, – попросила я, останавливая его, когда парень уже потянулся к коробке, помеченной: «протеиновые батончики». Толстяк вздохнул, вытащил руку из рукава куртки и оттянул ворот рубашки, спуская его на левое плечо. Розовый, собранный морщинками шрам размером с монету красовался на фоне смуглой кожи.

– А … – В горле внезапно пересохло. – А ее вытащили? Пулю?

Толстяк поправил рубашку:

– Чистый выстрел. Пуля – навылет. Если ранение сквозное, так и ничего страшного.

«Так и ничего страшного». Я сглотнула, стараясь не заплакать.

– О боже, только не снова, – взмолился парень. – Я в порядке. Я живой, слышишь?

– Почему ты вернулся? – прошептала я, слыша, как мой голос срывается. – Почему не остался там, где безопасно?

Прижимая еду к груди, Толстяк протянул руку, чтобы закрыть дверь.

– И оставить вас, двух идиотов, в бегах?

Я наблюдала, как он дважды глубоко вдохнул, выдыхая белые облачка в морозный воздух.

– Я на тебя сержусь, – наконец, понизив голос, объявил он. – Я в ярости. Я знаю, почему ты стерла себя, понимаю, но мне хочется вбить в тебя хоть немного здравого смысла.

– Знаю, – пробормотала я. – Знаю.

– Точно? – спросил он. – Ты не хочешь бросить этих двоих, хотя они могут донести и на меня – и на Ли – в Лигу. Ты подставляешься под удар, окружив себя худшими из людей, не позаботившись о том, чтобы кто-нибудь прикрыл твою спину. Как думаешь, что сделает Лиам, когда узнает, что ты натворила?

Узел в моем животе крутился до боли. Толстяк действительно был в ярости, и от этого казался открытым и уязвимым. Сила пылавшего в нем гнева пронизывала мое сознание точно свет маяка.

– Он не узнает, – выдавила я. – Говорю тебе: все, что я собираюсь сделать – забрать флешку и удостовериться, что с ним все в порядке. Я не собираюсь… Не собираюсь вмешиваться в его жизнь.

– В жизни не слышал от тебя большей трусливой ерунды, – выплюнул Толстяк. – Ты и раньше врала нам о том, кто ты есть, но я тебя раскусил. Я понимаю, почему ты делала это тогда, но сейчас… Ты сбежала, и мы снова можем собраться все вместе, но ты опять выбираешь расставание? Может, Лиам и простит тебя за то, как ты поступила с ним. Но, если ты вернешься обратно в Калифорнию, я тебя никогда не прощу.

Парень направился к костру и к темно-зеленой палатке, но потом снова обернулся ко мне:

– Помнишь, как во время нападения на Ист-Ривер мы прятались на том озере? Я всю ночь думал: это худшее, что когда-либо со мной происходило. То же я думал, когда мы сбежали из Каледонии, оставив остальных ребят истекать кровью в снегу. И снова, когда меня подстрелили… только я ошибался. Руби, самое худшее – самое худшее – было сидеть в безопасности в том сарае и целых шесть месяцев не знать, что случилось с тобой, Лиамом и Сузуми. Видеть, как ваши имена всплывают на сайтах охотников за головами, как растет вознаграждение за вашу поимку, публикуются наводки, и месяц за месяцем не находить никого из вас.

Иногда… на самом деле, практически никогда невозможно было определить, что говорит в нем в тот или иной момент: злость или страх. Мне думается, в его случае оба этих чувства подпитывали одно другое.

– Потом ты вдруг появляешься везде. В Бостоне, на железнодорожной станции в Род-Айленде – ты там, знаешь ли, не очень-то осторожничала. – Толстяк наградил меня неодобрительным взглядом. – С Лиамом еще хуже. Месяцами – ничего, а потом пришла наводка, что его видели в Филадельфии. Пришлось сфабриковать «доказательства», что наводка неверна, и ее удалили из сети.

Лига обладала тайным доступом к базам данных СПП и охотников за головами, но досье на Лиама очень давно не обновлялось. Уж я-то знала – проверяла дважды в неделю. Теперь понятно, почему, когда я в последний раз его открывала, в нем ничего и не изменилось.

– Как ты узнал, что нужно идти к его дому? – спросила я. Выбор времени уж никак не мог быть совпадением.

– Я решил, что надо бы воспользоваться системой поиска, которую разработал Гарри. И я подумал: если верить наводкам, вы двое можете заявиться в этот старый дом – проверить, вдруг отчим Лиама запустил этот процесс.

– И что же?

– Когда Лиам и Коул уехали, чтобы присоединиться к Лиге, Гарри им сказал: если они с женой почувствуют, что здесь становится небезопасно, он оставит координаты под подоконником в комнате Лиама.

– И ты нашел координаты? – спросила я.

– Нет, – покачал головой Толстяк, – там ничего не оказалось.

– Вот почему он отправился на поиски Коула в Филадельфию – выяснить, не знает ли он чего.

Толстяк, кивая, потер губы костяшками пальцев:

– Я тоже так думаю. Однако если и у Коула нет никаких идей, куда Ли мог потом податься, как нам его искать?

– Я знаю как, – вздохнула я. – Побежим вслепую, как в прежние времена.

Толстяк вздохнул, и я шагнула к нему, уткнувшись лбом ему в плечо.

– Последим за сайтами ищеек – не появятся ли какие еще наводки. – Толстяк отстранился, плотнее прижимая консервные банки к груди. – Ему и в прошлом случалось облажаться. Возможно, это с ним снова произойдет.

Эта идея меня напугала до чертиков: получать подсказки, рискуя оказаться слишком далеко от Лиама, чтобы прийти на помощь, если его схватят. Ли изрядно от нас оторвался – возможно, он за многие сотни километров отсюда. От переизбытка информации закружилась голова. И внезапно наша задача показалась мне куда более сложной и, возможно, недостижимой, чем представлялась несколько минут тому назад. Все вдруг потеряло смысл.

– Я так устала, – призналась я. – Знаю, что не имею на это никакого права; знаю, что сама сделала это с нами, с собой, но я больше не хочу бороться. Я так устала от всего, и от этого тоже, и знаю, что лучше никогда не станет – что бы я ни сделала, лучше не станет. Я сыта всем этим по горло.

Перехватив поудобнее банки в руках, Толстяк наклонился ко мне. Я не плакала, но в горле стоял комок, а голову словно стиснуло тугим обручем.

– Нет, ты просто устала, – сказал он. – Депрессия, чувство тревоги, фокусирование на неудачах – классический случай. Пойдем. Тебе станет лучше, когда ты поешь и поспишь.

– Это ничего не решит.

– Знаю, – кивнул парень, – но надо же с чего-то начинать.

Я давно усвоила: бывает, доведешь себя до такого изнеможения, что уже и не заснешь. Живот ныл, голова была тяжелой – я мечтала о сне, но словно подспудно чего-то ждала: мышцы оставались в напряжении, мозг продолжал бодрствовать. И как бы сильно я ни старалась сосредоточиться на потолке нашей палатки, как ни считала овец, мои мысли снова возвращались к той ночи в заброшенном «Уолмарте». К детям, которые, по нашему убеждению, хотели нас кинуть не по-детски.

Должно быть, в итоге мне удалось задремать, потому что потом я испуганно подскочила от того, что в палатку ворвался холодный воздух. Застывшая у входа в палатку Вайда медленно и так бесшумно, как умела только она, расстегнула дверь и выскользнула наружу. Сонный туман постепенно сползал с меня. Как бы сильно мне ни хотелось провалиться обратно в царство сна, моя подозрительность оказалась сильнее.

Я досчитала до тридцати, потом – до шестидесяти, слушая, как шаги Вайды становились все тише. Я ждала, когда она вернется.

Но она не вернулась.

«Что ты делаешь?» – ругала я себя, перелезая через длинные ноги Толстяка, чтобы выбраться из палатки. Если бы Вайда хотела глотнуть свежего воздуха или сходить в туалет, то уже бы вернулась.

Несмотря на кромешную тьму, я сразу нашла ее. Вайда дрожала, потирая руки, чтобы согреться. Увидев, как девушка оглянулась в сторону палатки, я пригнулась, надеясь, что луна светила недостаточно ярко, чтобы Вайда различила мои очертания за тонкой тканью тента.

Вайда дважды обогнула золотистый «Форд-Эксплорер» Толстяка, пока не остановилась со стороны водительского места.

«Фиг тебе!» – самодовольно подумала я, хотя, может, и не стоило. Я напомнила Толстяку запереть машину, а в бардачке лежал пистолет. И, если девчонка хотела попасть внутрь, ей придется найти камень или что-нибудь достаточно тяжелое, чтобы разбить стекло. И сделать это тихо точно не получится.

Если бы не ее яркие волосы, я бы потеряла Вайду из виду, когда та направилась по тропинке в лес. Я выпрямилась и выскочила из палатки, двигаясь по ее следам, пытаясь предугадать, как далеко она собирается зайти. Пока я пробиралась по промерзшей грязной траве, ноги совсем окоченели. Вайда удалялась от палатки все дальше и дальше, а я следовала за ней, пока девушка не углубилась в лес так далеко, что ее волосы окончательно исчезли за темными деревьями. Но не настолько, чтобы я не смогла различить прорезавший тьму сине-голубой огонек экрана в ее руках.

Глава одиннадцатая

«Подожди, пока она пойдет обратно», – взывал к моему благоразумию мозг. Застань ее врасплох.

Но прежде чем мысль успела оформиться в моем сознании, ноги уже несли меня вперед. Все знания, что Лига пыталась в меня вбить долгими тренировками, вся моя хваленая рассудительность, здравый смысл – все рассеялось с первой вспышкой этого странного света. Если Вайда связывалась с Коулом, зачем скрывала это от нас? Зачем отправлять ему тайное сообщение?

Затем, что она связывалась не с Коулом.

Наступающая зима раздела деревья догола; обнаженные ветви хлестали по лицу и рукам. Тонкие льдинки и иней, покрывавшие кустики увядшей травы, адски жгли ноги, но хуже всего оказалось продираться сквозь заросли густого сухостоя.

Мне было наплевать на шум. Я не рассчитывала на эффект неожиданности; тягаться с Вайдой было бесполезно. Просто хотела запастись инерцией, сколько возможно, чтобы повалить ее на землю.

Девушка по-прежнему сжимала переговорник, когда я, опустив голову, протаранила ее. Вайде хватило времени на попытку впечатать мне в грудь выставленное колено. Веса моего тела оказалось достаточно, чтобы другая ее нога, что балансировала на неровной поверхности, подогнулась, и мы обе рухнули на землю.

Я оплела ноги вокруг ее ног, а Вайда рванулась наверх – вцепиться мне в шею, ни одна из нас не собиралась отпускать другую, даже когда мы покатились по склону, сминая подлесок и втыкаясь, кажется, в каждый чертов камень. Мы не остановились – не могли, пока не врезались в дерево, окатив себя душем засохших коричневых листьев.

Перед глазами все плыло от вращения и ударов, но я оказалась сверху и воспользовалась преимуществом. От нашего разгоряченного дыхания в воздухе клубился пар. Как можно сильнее сжимая ноги, которые я сомкнула вокруг ее талии, я пыталась удержать девчонку на месте, подтягиваясь к черной коробочке, валявшейся недалеко от ее головы.

Никогда в жизни я не видела такого страха, что сейчас светился в ее глазах.

Вайда резко выгнулась подо мной, освобождая пригвожденную к земле руку, и так сильно мне врезала, что на секунду перед глазами все побелело. Кряхтя, она снова взмахнула открытой ладонью, вмазав мне в ухо и сбрасывая с себя.

Вайда вскочила на ноги, чуть пошатываясь, поднялась и я. В глазах двоилось, я даже не определила, какая из ее ног летела к моему животу, пока та в него не воткнулась. Руки мои метнулись к лицу – блокировать следующий удар.

– Как ты могла?! – выдохнула я.

Пальцы поймали ее запястье, но Вайда вырвалась. Я снова выбросила кулак в ее сторону, ошеломленно наблюдая, как девушка отлетела на добрых два десятка метров еще до того, как я к ней прикоснулась.

– …ой! Стой!

Тяжело дыша, я еще пыталась удержаться на ногах. Потом привалилась боком к дереву и осела на колени. Слова заглушались ударами крови, пульсирующей в ушах. Повернувшись, я увидела, как вниз по склону, пробираясь через спутанные ветки, скользя по мокрым листьям, ковыляет Джуд, как падает на колени рядом с Вайдой.

Там же стоял и Толстяк, вытянув вперед отшвырнувшие ее руки.

– Какого… – закричал он, – черта здесь происходит?!

– О… она, – пробормотала я, поднимая дрожащую руку вытереть рот.

Парень бросился в мою сторону и, щелкнув фонариком, направил его луч на меня.

– У нее… какое-то устройство… вызывала… Вашингтон…

Подойдя ко мне, Толстяк схватил мою руку. Сморщившись от слепящего света, направленного прямо мне в лицо, я дернулась, и земля вздыбилась, принимая меня в свои объятия.

– Ты это нашел? – услышала я свой голос. – Нашел? Посвети… Посвети мне скорее.

– …спроси ее! – заорала Вайда. – Она на меня напала.

Толстяк послушно направил фонарик туда, куда я показывала.

– Тебе бы посидеть. Эй! Ты меня слышишь?

Я хлопала по грязи, перебирая опавшие листья, камни и корни. И сразу поняла, когда нашла его: черный корпус, неестественно гладкий на ощупь и еще теплый. Во время драки прибор упал экраном на землю, и тот погас.

– Что это? – Толстяк присел рядом со мной. – Телефон?

Близко, но не горячо.

– Переговорник? – удивленно пробормотал Джуд. – Где ты его взяла?

Мальчик подошел к нам, поддерживая шатающуюся Вайду. Нет… не поддерживая – удерживая от того, чтобы она вцепилась мне в горло.

«Смелый глупый ребенок», – в тысячный раз подумала я, вновь переводя взгляд на экран и тыкая в него.

Я не дала ей дописать сообщение. То-то же. Поднеся экран ближе к глазам, я, прищурившись, всмотрелась в бессмысленный набор из букв. В конце строчки продолжал вспыхивать черный курсор.

ВЗЯЛА ИХ // ФАЗА ДВА ИНСТРДЦОУКД: ЛЫ ЫДЛОВФО

– Ах ты, сука, – процедила я, поднимая глаза. – Обыграть нас думала? Вернуть в Лигу? Что Албан тебе пообещал – сделать командиром?

Ослепленная гневом, я была даже не состоянии послушать, что она ответит. Поднявшись, я швырнула переговорник на землю. Вайда с Джудом попятились от меня. Мозг загудел от практически непреодолимого желания проникнуть в ее разум и не оставить там камня на камне. Гнев добавил сил, и я подумала, что в этот раз, стоит только отпустить себя, невидимые пальцы сами дотянутся до Вайды – и физический контакт не понадобится. Я повернулась, готовая их выпустить.

Но вдруг почувствовала руку, сомкнувшуюся на запястье и дернувшую меня назад. Стоявший рядом Толстяк сверлил взглядом экран. Я услышала, как он щелкнул кнопкой, а потом переговорник возник перед моим лицом, и я прочитала старое входящее сообщение.

ДВИГАЙСЯ НА ЮГ 40 // АДРЕС БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ // РАССКАЖИ ОБ ОБНОВЛЕНИИ МИССИИ СРАЗУ ПОСЛЕ КОНТАКТА // СКАЖИ ЕЙ, МНЕ ЖАЛЬ

– «Скажи ей, мне жаль»? – Я взглянула на Вайду, которая старательно отворачивалась от меня. Ее лицо превратилось в каменную маску. – Кто это? Коул?

Вайда с трудом ворочала распухшими губами, а когда заговорила, ее голос прозвучал почти неслышно, и мне пришлось хорошенько напрячься. Нежелание отвечать подтвердило предположение, возникшее у меня в голове, – существовал только один человек, которого она могла так защищать.

– Нет, – прошептала Вайда, – Кейт.

Я собиралась выяснить все прямо на месте, но Толстяк настоял, чтобы мы вернулись в лагерь. Решительно заявив: «Не намерен выслушивать плохие новости посреди морозной глухой ночи, большое спасибо», парень снова развел костер.

Усадив меня рядом с разгоравшимся пламенем, он пошел к своему автомобилю. Пискнула разблокировка двери, потом дверь с шумом захлопнулась. Вернувшись, Толстяк присел рядом со мной и принялся с бесстрастным видом промывать порезы на моем лице и руках.

– Лучше бы кому-нибудь начать говорить прямо сейчас. – заметил он, – потому как, ты уж мне поверь, вам не захочется слушать, что обо всем этом скажу я. Особенно в час ночи.

Вайда фыркнула, подтягивая колени к груди. Правую половину ее лица поглотила тьма. Или огромный синяк.

Я рассматривала переговорник в тусклом свете костра, поворачивая его то так, то этак.

– Кто тебе его дал? Нико?

Вайда так долго не отвечала, что я подумала: и не ответит. Она лишь пожала плечами, царапая ногтями грязь и сжимая комочки в кулаках.

– Значит, они с Кейт тоже замешаны? – с нажимом спросила я. – Кто еще?

Вайда скрестила руки на груди и уставилась в темноту.

– Зачем скрывать это от нас? – поинтересовался Джуд – Они попросили? И какой в этом смысл? И в том, что ты по-прежнему не хочешь об этом говорить, тоже нет никакого смысла. Тебя поймали, операция под угрозой срыва. Что ты должна была делать, когда это произойдет?

Принять, приспособиться, приступить. Быстро. Так было накарябано на одной из стен в тренировочном зале. Возможно, вытатуировано и на наших мозгах.

– Отлично, – процедила она, прогибаясь назад, словно сбрасывая напряжение.

«Она в ярости», – сообразила я. Вайда злилась сама на себя. Идеальный солдатик прошляпил свое личное задание, которое Кейт доверила ей одной. Вайда тяжело дышала, всасывая воздух сквозь стиснутые зубы. Кейт была единственным значимым человеком в ее жизни, возможно, единственным, кто по-настоящему имел для нее значение. У меня были соображения, почему Вайда не хотела нам ничего рассказывать, но я хотела услышать это от нее.

– Кейт с Коулом сразу придумали всю эту фигню, как только мы притащили его задницу обратно в штаб, – начала Вайда. – Они же давно знакомы. Когда Коул только попал в Лигу, Кейт взяла его под крыло, помогла обучить. Так что Коул рассказал ей всю правду о твоем тупом Прекрасном принце и о флешке, и они решили, что лучший выход – отправить тебя. По какой-то причине Кейт считает, что ты, блин, справишься.

– Тогда зачем Коул скормил мне эту историю?

– За ней наблюдают. Роб и остальные. Кейт знала, кто он, или, по крайней мере, поняла несколько месяцев назад, но пыталась остаться рядом с этой жуткой задницей, чтобы удостовериться, что он не двинет за нами. Она не могла пойти ни к Албану, ни к советникам – боялась, что ее признают «трудной» и переведут в другое место. Нико показал Коулу, Кейт и мне то видео, как убивают Блейка, и она просто пришла в ярость.

– Когда это было?

– Сразу, как вы отправились на операцию. – Заправив за ухо прядь волос, Вайда глянула на меня. – Нико признался, что ты попросила его этого не делать. Но ты что-то такое сказала Коулу, и тот заставил его проговориться. Но пока мы не принесем инфу, они никому ничего не покажут.

Конечно. Потому что высший приоритет – это сохранить единство в Детской лиге. Не защита детей. Не устранение психопатов.

– Правильно ли я понял, – начал Толстяк, – что Кейт знала обо всем с самого начала, но помалкивала, типа, на всякий случай?

– Неплохо, бабуля, – хмыкнула Вайда. – Коул сказал, что роль Кейт должна оставаться в секрете, даже для вас. Если бы вас, недоумков, поймали и стали бы допрашивать, он не хотел, чтобы у вас была возможность ее выдать. А сгори он, Кейт бы по-прежнему оставалась на нашей стороне. Ей это не понравилось, но я велела ей согласиться, или не буду вам помогать. Она не говорила «да», пока не поняла, что не сможет снять Джуда с крючка, не возбудив подозрения. Роб запросил его лично.

Джуд выглядел так, словно пытался удержать в себе рвоту. В красноватом свете костра было видно, как лицо мальчика исказила гримаса ужаса.

Вайда с искренним сочувствием покосилась в его сторону:

– Кейт сказала, этот гад сбежал, когда ты его разоблачила. Исчез на фиг с чертовых радаров, прежде чем Бартон успел привезти его на допрос.

– Значит, когда мы вернемся, в Штабе его не будет, – с облегчением выдохнул Джуд.

Да, но еще это значило, что я выпустила разъяренное чудовище из клетки и оно готово весь мир порвать на куски.

– Вот все, что я знаю, – сказала Вайда. – Конец. Но предупреждаю сразу: если кто-то из вас обмолвится хоть словом – одним лишь чертовым словом – о Кейт, я так вас размажу, что моим именем еще сотню долбаных лет будут называть ураганы.

Я уже открыла было рот, чтобы ответить ей тем же, но, в конце концов, передумала. Все время, сколько я знала Вайду, я наблюдала, как она преклоняется перед Кейт, и каждый раз испытывала острое чувство жалости. Мне казалось, что один раз удалось разглядеть настоящую Кейт за ее внешней невозмутимостью. Но теперь становилось все труднее и труднее поверить, что хотя бы один из нас знал, кем она на самом деле была. Ее вера в Лигу всегда казалась мне наивной – я считала, что Кейт закрывает глаза на все происходящее, лишь бы оставаться в счастливом мирке, существующем только в ее голове. Может, Джуд был прав, и сегодняшняя Лига даже отдаленно не напоминала организацию, к которой Кейт восторженно примкнула несколько лет назад.

Тогда почему она открывалась передо мной лишь по частям? И почему мне потребовалось так много времени, чтобы сложить их в более-менее цельную картину?

– Я правильно понял, что ты связывалась непосредственно с Кейт? – Толстяк забрал переговорник из моей безвольной руки и повертел его. – Она направляла тебя?

– Ага, – кивнула Вайда. – посылала мне маршруты, как сюда добраться. Жаль только, не смогла загрузить его задницу в гугловские карты. Даже Нико был не в состоянии его отследить.

Переговорник в пальцах Толстяка, засветившись, ожил и издал низкое вибрирующее рычание. В свете экрана мы все увидели, как брови парня высоко взметнулись над оправой очков.

– Что ж, возможно, она и не может прислать точные координаты, – проговорил Толстяк, разворачивая прибор, – но у нее есть идея, откуда мы можем начать.

Глава двенадцатая

ЦЕЛЬ ВИДЕЛИ ПОД НЭШВИЛЛОМ

ВРАЖДЕБНО НАСТРОЕННЫЕ СИНИЕ ПОБЛИЗОСТИ

ПОДХОДИТЬ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ

– В сети агентов-ищеек наводки нет, – сказал Толстяк. Его палец, пролистывая данные, порхал по экрану небольшого планшета, выуженного мною из бардачка. – Хотя это неудивительно. Я уже несколько дней не могу подключиться к интернету, чтобы загрузить обновления.

– А это что за фигня? – спросила я.

В верхней части цветного экрана висело хмурое, в синяках, лицо Лиама – думаю, фотографию сделали, когда его привезли в Каледонию. Рядом перечислялись те же сведения, что и в сети СПП. Единственное обновление заключалось в том, что вознаграждение выросло до двухсот тысяч долларов, и парня последний раз видели под Ричмондом, в Вирджинии.

– У меня прямой доступ к сети агентов-ищеек, – объяснил Толстяк. – Выдается после регистрации и одобрения правительства. Информация тщательно охраняется – СПП к ней доступа не имеют и не могут присвоить куш.

На тач-скрине быстро сменяли друг друга всевозможные списки. В Ричмонде Лиама заметил агент-ищейка по имени П. Эверион – вот что он добавил в его файл: Стюарт вел красный грузовик «Шевроле» с поддельными номерами. Был в джинсах и черной толстовке с капюшоном. Потерял автомобиль из виду во время преследования.

– Почему они делятся друг с другом такими сведениями? – спросила я. – Ведь вознаграждение получит только один?

– Потому что, если наводка окажется верна, твой рейтинг повысится. За каждого ребенка, особенно если за него полагается большое вознаграждение, в дополнение к долларам начисляются баллы. Но еще их можно получить, добавляя наводки и помогая СППшникам, когда те пытаются поймать кого-нибудь. – Толстяк пожал плечами. – Первая двадцатка или больше ищеек получают неслабые пайки от правительства, не говоря уже о более совершенном оборудовании и мгновенном доступе в интернет. А это немало. Ты представить себе не можешь, сколько глупых детей сцапали из-за фоток и записей, выложенных семьями в Сеть. Наверное, так СППшники и нашли меня в первый раз. Мама забыла, что на каком-то сайте у нее был альбом с нашим домиком.

Я кивнула, продолжая прокручивать список. В списке было всего лишь около тысячи детей, на которых велась охота, многие из них – без фотографий. Судя по всему, это были те счастливчики, которых добавили в онлайновый реестр ОЮИН их же доверчивые родители, чтобы получать информацию о нововведениях или инструкции от правительства. Счастливчики, избежавшие отправки в лагеря. Они либо нашли отличное укрытие, либо овладели искусством жизни в бегах. Я продолжала листать этот список.

Андреа Дейл. Джордж Райан Дейл. Дейли, Джейкоб Маркус.

Руби Дейли.

С фотографии на меня смотрела десятилетняя я, вытаращенные глаза выглядывают из-под растрепанных мокрых темных волос. «Точно. В тот день, когда нас привезли, шел дождь».

– Какого черта? – Я развернула экран к Толстяку. – Вознаграждение в четыреста тысяч долларов?

– Это… Ах это. – Он забрал у меня планшет, мрачно пробормотав: – Поздравляю, ты – официально признана лакомым кусочком.

– Это… Я просто… Почему?

– Тебе действительно нужны объяснения? – вздохнув, спросил парень. – Ты сбежала из Термонда с помощью Лиги, ах да, а еще ты – Оранжевая.

– Это что за бредовая информация? – настаивала я. – Я никогда не была в Мэне или Джорджии.

Толстяк ткнул мне экраном чуть ли не в самый нос:

– Читай внимательнее.

Замечена под Мариеттой, в Джорджии, движется на восток. Дж. Листер.

По крайней мере, пять наводок были от Дж. Листера, иначе говоря, от парня, сидевшго на водительском сиденье рядом со мной.

– Я бы написал и больше, но замусоривание сети ложными наводками чревато штрафом. Я делаю это для тебя и Ли, каждый раз, когда могу, чтобы сбить других агентов-ищеек со следа.

– А Зу?

– Тоже. Но не так часто. Смотрится странно, когда обновляешь информацию об одних и тех же, забывая о расстояниях и прочем. Я не могу писать, что видел тебя в Мэне, а две минуты спустя, что заметил Зу – в Калифорнии. Однако я и для нее сочинил легенду. Каждая собака-ищейка знает, что она где-то во Флориде.

– Думаешь, Зу с остальными действительно добрались до Калифорнии? – спросила я. – В сети СПП, к которой Лига имеет доступ, не было никаких обновлений. Я проверяла на прошлой неделе – ничего.

– Я… – Толстяк прочистил горло. – Мне хочется думать, что добрались. Как только найдем Ли, сможем убедиться лично.

Сквозь ветровое стекло мы посмотрели на своих спутников. Вайда пыталась разобрать палатку, взяв ее измором. Джуд просто растянулся на земле на поросшем травой пятачке и уставился в небо – на груди его лежал компас. Было холодно, но первый раз за все эти дни выглянуло солнце. Мальчик разглядывал небо с поразительным удивлением.

– Как думаешь, на что он смотрит? – спросил Толстяк, вытянув шею над рулем, чтобы проследить за взглядом Джуда. – С головой у этого малыша… все в порядке?

– Думаю, мысленно он сейчас вообще не здесь, а за пару сотен километров отсюда слагает историю о нашем героическом приключении, – предположила я. – Но, знаешь. Джуд милый ребенок. Гиперактивный, абсолютно не желает принимать действительность, но милый.

– Ну тебе виднее, – пробормотал Толстяк.

Вайда издала сдавленный вопль, вырвала один из колышков, удерживающих палатку, дернула ее за угол, после чего палатка рухнула на бок, а затем – для закрепления эффекта – вмазала по ней ногой.

– Скажите на милость, почему впахиваю только я?! – проорала она. – Кто-нибу-у-удь?

Я даже не успела открыть дверь, как Толстяк уже выскочил из машины.

– Обязательно разносить мою палатку, ты, ни на что не годная, неблагодарная тварь?! – проревел он.

– Это я-то ни на что не годная? – прокаркала Вайда. – А какой кусок идиота выбросил инструкцию?

Бросив на них быстрый взгляд и удостоверившись, что Вайда не собирается пронзить Толстяка колышком, который она держала в руках, я достала планшет и снова его включила.

Две, три, четыре мучительные секунды я видела только медленно вращающийся серый кружочек – устройство загружалось. С тихим писком зажглось стартовое окно; крошечное меню предлагало команды от АВАРИЙНОГО РЕЖИМА до ОБНОВЛЕНИЯ БАЗ ДАННЫХ. Сверху располагалась цифровая карта Соединенных Штатов, которую, судя по всему, можно было использовать для прямой навигации.

Но мне было нужно другое.

Желудок тревожно сжался, но, когда я набирала имя, пальцы мои не дрожали.

Грей, Клэнси.

Боль вышла с единственным долгим вздохом.

Записей не найдено.

Еще четыре часа до Нэшвилла мы с Толстяком вели машину по очереди. Видеть его за рулем, а не на заднем сиденье было довольно странно, однако спокойная уверенная поза полностью его изменила. Я заставляла себя привыкнуть, пытаясь примириться с фактом, что это не тот Толстяк, которого у меня отобрали. Да и как, после всего, что произошло, он мог бы остаться прежним?

Толстяк стал спокойнее, во всяком случае внешне, то, как он реагировал на подколки и оскорбления Вайды – не в счет. Поглядывая на него время от времени, я замечала, как по резким чертам его лица пробегает тень. «Расскажи мне», – думала я, но густые облака отступали, дорогу опять заливал сверкающий солнечный свет, и парень снова выглядел самим собой. По крайней мере, до тех пор, пока мы все не проголодались.

Раньше при одной мысли остановиться, чтобы один из нас сбегал купить еды в магазин или ресторан, Толстяк бы весь изнылся. За покупками всегда отправлялся Лиам, сопровождаемый долгим ворчанием Толстяка.

– Ой да ладно. Все будет путем, – сказал Новый Толстяк, настаивая на остановке в зоне отдыха, где уже крутились какие-то люди.

Судя по всему, парень использовал свое удостоверение агента-ищейки словно пуленепробиваемый щит, демонстрируя его каждому, кто косо на него посмотрел. И я задумалась: он просто привык играть эту роль или что-то в нем действительно изменилось?

Мы сползли на сиденьях как можно ниже и ждали, пока Толстяк не спеша сходит в туалет, изучит торговые автоматы и подышит свежим осенним воздухом.

– Мне казалось, ты говорила, что этот парень – не идиот, – прошипела Вайда.

– Так и есть. – Я выглянула наружу из-за приборной панели.

– Тогда он просто адски хамит, – не унималась она. – Или хочет, чтобы нас поймали.

Нет… это не так. В Толстяке было много разного намешано, но не настолько же он обозлен, чтобы подставлять тех, кто нуждается в его помощи.

«Точно? – поинтересовался тихий внутренний голос. – А разве не это он пытался предложить тебе сделать?»

Когда парень забрался обратно во внедорожник, бросив добытые чипсы и конфеты мне на колени, я все еще качала головой.

Толстяк взглянул на меня, потом посмотрел снова.

– Что это вы делаете?

Я даже рот открыла от удивления.

– А ты как думаешь? Любой из этих людей может о нас сообщить!

Брови Толстяка сошлись на переносице, словно до него только что дошло. Он посмотрел на остальных, которые все еще сидели пригнувшись. Джуд, обхватив руками колени, зарылся в углубление между металлической сеткой и его сиденьем.

– Ага, – ни к кому не обращаясь, пробормотала Вайда, – просто долбаный идиот.

– Все хорошо, – с вымученной веселостью заявил Джуд. – На нас никто не донесет. Никто не выглядел как СППшник, агент-ищейка или еще кто.

Агенты-ищейки никак не выглядели – Толстяк прямое тому доказательство. Он мог вырядиться как они, но не был одним из них. В нем не наблюдалось той отстраненной холодности, которую, казалось, излучали настоящие охотники за головами. Увидев его реакцию, то, как он воткнул ключ в зажигание, я подумала, что до этого момента парень, наверное, и не замечал, что вел себя безответственно.

Все шло прекрасно, пока мы не добрались до окраин Нэшвилла и постов Национальной гвардии с несколькими десятками лучших бойцов.

– Город закрыт, – сообщил Джуд, читая намалеванные краской знаки, мимо которых мы проезжали. Знаки следовали один за другим. – «Зона затопления». «Тихий ход». «Город закрыт». «Повернуть назад». «Въезд только для Национальной гвардии». «Город закрыт». – Голос Джуда становился все тише, но внедорожник только набирал скорость по скользкой от снега дороге.

На горизонте проступила темная расплывчатая линия, затем импровизированный пост обрел форму: подобие клубка из колючей проволки за забором.

– Притормози, – попросила я Толстяка. – Остановись на секундочку.

Но парень будто не услышал меня.

Вайда оторвалась от переговорника, с которого отправляла очередное сообщение Кейт.

– Ох. Да. Кейт говорит, город закрыт с лета. Типа, река затопила город, и жители взбунтовались, когда не получили никакой помощи.

Я вздохнула, уткнувшись лицом в ладони.

– Минут двадцать назад эта информация еще могла бы пригодиться.

Когда мы только обсуждали, как лучше добраться до города.

Вайда пожала плечами.

– Ой, – заговорил Джуд, и в его голосе явно слышалась паника. – Этот парень приближается к нам. Он приближается к нам реально чертовски быстро.

И правда, гвардеец рванул к нам от сетчатого забора и грязных желтых бочек, которыми перегородили дорогу. Он почти бежал, и его пистолет и патронташ с каждым шагом подскакивали у него на боку. Волна ледяного страха прокатилась по позвоночнику.

Национальный гвардеец остановился, его рука потянулись к оружию.

Тогда Толстяк спросил:

– Все пристегнули ремни безопасности?

– Ты шутишь?.. – начала было я. Быть того не могло. Только не он.

Вайда наконец-то оторвалась от переговорника.

Когда машина метнулась вперед, Джуд завизжал, а Толстяк вдавил педаль до упора.

Дотянувшись до руля, я рванула его, заставляя автомобиль резко повернуть влево. Толстяк попытался меня отпихнуть, но я развернула машину, чуть не сбивая солдата, выбежавшего нам наперерез. Парень тут же сбавил скорость, но мы уже ехали в правильном направлении – прочь от забора, солдат и опасности. Вайда прижала ладонь к решетке, и под ее воздействием педаль вдавилась в пол, застряв под грязным ковром внедорожника. Толстяк попытался нажать на тормоз, и машина словно взвыла в знак протеста.

Когда блокпост в зеркале заднего вида, наконец, превратился в крошечную точку, Вайда отняла руку, и нога Толстяка шлепнулась на тормоз. Ремни безопасности врезались нам в грудь.

– Я… – начала я, наконец, отдышавшись. – Почему… Ты…

– Твою ж мать! – взорвался Толстяк, вдарив руками по рулю. С ним что-то было не так – он и прежде орал на меня, бесчисленное число раз, но сейчас… Я почувствовал, что буквально втягиваю голову в плечи. – Как ты посмела сделать это! Как ты посмела!

– Если собираетесь собачиться, может, выйдете? – поинтересовалась Вайда. – У меня и так голова раскалывается, не хватает еще мамочки с папочкой, вцепившихся друг другу в горло.

«Отлично». Я отстегнула ремень безопасности, не обращая внимания на рычание Толстяка, отстегивающего свой.

– Что? – бросил он, обогнув внедорожник и подходя ко мне. Ботинки парня скользили по снегу, тормозя на темной поверхности дороги. Его дыхание обжигало гневом. Белое и липкое, оно обдувало мои щеки, которые щипало от мороза.

– Что это было?! – воскликнула я. – Ты действительно собирался идти напролом?

То, как он пожал плечами, словно ничего особенного не произошло, привело меня в ярость.

– Да этого просто не может быть! – завопила я. – Проснись! Проснись! Это не ты!

– Мне не пришлось бы ничего такого делать, если бы ты не приклеилась ко мне с этими тупыми детьми. Я бы махнул кое-какими бумагами, и мы были бы уже там! – Толстяк взъерошил темные волосы. – И знаешь что? Если бы ты не помешала, нас бы не поймали. Если по-честному, разве это не вы с Ли твердили: чтобы чего-нибудь добиться, надо рисковать?

– Ты что… – Я даже говорить не могла. – Ты что, серьезно? Рисковать? Где твоя голова? Которая всегда отлично работала!

Разве важно, что я орала или что он изо всех сил старался нависать надо мной с высоты своего роста? Разве важно, что двое других наблюдали за нами через лобовое стекло?

– Конечно, мы бы прорвали оцепление, возможно, проехали бы десяток километров, но что, если бы твои номера запомнили и о нас бы сообщили? Что, если дальше по дороге нам бы встретился еще один пост и там бы нас уже ждали?! Что бы ты сделал?! У тебя у единственного есть документы; с тобой бы все было в порядке – но если бы взяли меня? Или Джуда, или Вайду? Как бы ты с этим жил?!

– А как насчет Лиама?! – заорал в ответ Толстяк. – Того, кому ты решила прожарить мозг? Того, который потерялся, или умер, или скоро умрет, потому что ты решила его кинуть? Помнишь еще такого?

Я словно закоченела, а моя кожа покрылась инеем, как эти ветки деревьев у нас над головой.

– Ты считаешь, что это я виновата.

– А кто же еще?! – снова взорвался он. – Да, блин, это ты виновата! И как ты теперь себя ведешь? Словно эти сопляки тебе важнее, чем мы?! Да, мне пришлось внести кое-какие коррективы. И что? Мне кажется, это нормально – принимать свои собственные решения. Ты продолжаешь вести себя так, словно я по-прежнему истекаю кровью у тебя на руках, но я в порядке. Лучше, чем в порядке! И это ты не права! Ты…

Я даже не услышала, как дверь открылась, но рядом со мной внезапно появилась Вайда и встала рядом плечо к плечу.

– Пошел. Вон. – Я почувствовала ее руку возле своего запястья. – Не нравимся тебе, тупозадый клоун? Отлично. Мы уходим.

Джуд с побелевшим лицом обежал машину сзади, прижимая к груди наши более чем скромные пожитки.

– Я готов, – сообщил он, и в голосе подростка не было ни капли страха, который наполнил его глаза. – Двинули.

Я взяла кожаную куртку, которую протянул мне Джуд, мысли не успевали за происходящим. Пальцы Толстяка вцепились в грубую ткань его куртки.

– Что вы собираетесь делать?

– Полагаю… – Лицо мое словно онемело. – Полагаю, это была плохая идея.

«Нет, – верещал мой внутренний голос, – нет, нет, нет!»

– Руби! – изумленно пробормотал парень. – Скажи мне, что ты не… Руби!

– Думаешь, мы ни на что не годимся? Хочешь доказать, какой ты чертовски храбрый?! – крикнула в ответ Вайда. – Валяй, подставляй свою тупую задницу под пули. Еще посмотрим, кто найдет Стюарта первым.

Вайда впилась мне в руку и потащила к обочине, в сторону заснеженного леса – густого, темного и прекрасного. Он простирался далеко-далеко.

– Вот придурок, – пробормотала Вайда. – Черт бы его побрал, ненавижу его тупозадую рожу и как он тупозадо водит и ведет себя так, словно мы не лучше грязи. Придурок!

Джуду приходилось бежать, чтобы не отстать от нас. Ветки хлестали меня по лицу, цеплялись за волосы. Вспышки солнечного света сквозь кроны деревьев, ослепляя то красным, то оранжевым, мешали сосредоточиться, в голову лезли мысли о пламени.

Перед глазами стояло лицо Толстяка, когда мы цеплялись друг за друга под причалом в Ист-Ривер, пока над нами горел весь мир.

Я почувствовала, как до меня кто-то дотронулся, и остановилась. Сил идти больше не было. Ноги подогнулись, и я едва успела уцепиться за дерево, прежде чем шлепнулась на землю.

«Что ты творишь? – пронеслось у меня в голове. – Это Толстяк. Все тот же Толстяк».

Несколько мучительных минут я не слышала ничего, кроме собственного отрывистого дыхания. Меня затошнило.

«Это Толстяк. Который всегда сожалеет о своих словах, даже если в них все – правда. Который всегда злится и орет, особенно если ему страшно. А ты бросила его, ты уходишь. Это Толстяк, и ты его бросила».

И тут кто-то дернул меня за руку. Рядом со мной стоял Джуд в смятой фельшерской куртке.

– Я думаю, вы оба не правы, – тихо сказал мальчик. – В том, что произошло с Лиамом, Толстяк не тебя винит, а себя. А ведет себя так, потому что дошел до той точки, когда на что угодно готов, лишь бы все исправить.

– И откуда он взял, будто именно он в чем-то виноват? – спросила я.

– Да он с цепи сорвался, – сказала Вайда, оглянувшись на нас. – В него стреляли, а он выжил. Теперь ему кажется, что он неуязвим, что может совершать глупые ошибки и выходить сухим из воды. Есть столько способов перемещаться из точки в точку, но этот предпочел следовать долбаным инстинктам. И если это не потому, что он отчаялся или возненавидел себя, то он реально просто чертов идиот.

– Вы, ребята, его совсем не знаете, – начала было я.

– Нет, – осторожно согласился Джуд, – но мы знаем тебя.

– И, если ты думаешь, что последние шесть месяцев не вела себя точно так же, значит, ты тоже – чертова идиотка. – Вайда развернула меня обратно в сторону дороги и пихнула вперед. – Иди за ним. Если через пять минут не вернешься, мы идем искать Стюарта одни. Ты говорила, что тебе пришлось присоединиться к Лиге, потому что выбора не было. Что ж, поздрав-блин-ляю. Теперь есть. Вернешься ты или нет, но я абсолютно в состоянии выполнить эту операцию без всех этих ваших порядком надоевших воплей.

Сообщение было получено.

– Я вернусь, – проговорила я. – Вернусь, обещаю.

Покачнувшись, я сделала шаг вперед, не спуская глаз с наших отпечатков на снегу, стараясь не думать о тех, кто смотрел мне вслед.

«Я не могу их бросить». Никого из них. Ни Вайду, слишком упрямую, чтобы подумать о самой себе. Ни Джуда, который не выносит тишину и темноту. Ни Толстяка, не после всего, что мы прошли с ним вместе.

Криво припаркованный внедорожник все еще стоял у обочины. Толстяк, упав головой на руль, сидел на водительском сиденье. Я обошла автомобиль сзади, сначала осмотрев дорогу – удостовериться, что за нами никто не увязался, для уверенности плотнее кутаясь в куртку Лиама.

Толстяк меня не видел. Плечи его дрожали. Он плакал? Я постучала в окно. И Толстяк – мой Толстяк – подпрыгнул от страха.

– Прости меня, – проговорила я через стекло.

Он плакал. Что-то острое и твердое сжалось внутри меня, когда парень рывком распахнул дверь.

– Ты адски меня напугала! – заорал он. – Знаешь, как легко упасть и повредить лодыжку, когда идешь, не зная дороги? Или провалиться под лед на реке? Слышала, что такое переохлаждение?

Я потянулась и обняла его за плечи.

– Я… я хочу сказать… – начал Толстяк. Я чувствовала, как его ладони на моей спине сгребают куртку в кулаки, пытаясь меня удержать. – Я уже не тот, что прежде. Не тот, и знаю это. И мне не нравится ни то, кем я стал, ни то, что мне пришлось для этого сделать. И я не хочу снова тебя потерять. Не делай этого! Не исчезай! Если злишься на меня, стукни или я не знаю… только не думай, что мне не хочется, чтобы мы остались вместе. Я всегда хотел остаться с тобой!

Я крепче обняла Толстяка, прижавшись лицом к его плечу.

– Ты тоже другая, – проговорил он. – Теперь все другое. Я просто хочу, чтобы все снова стало как тогда, когда мы путешествовали в том дурацком минивэне… Господи, скажи хоть что-нибудь.

– Не называй Черную Бетти дурацкой, – пробурчала я.

Не знаю, засмеялся ли он или снова заплакал, только его тело содрогнулось.

– Я по нему скучаю, – признался Толстяк. – Очень по нему скучаю… знаю, что это глупо. Я просто… я просто боюсь.

– Он не умер, – оборвала я. – Нет. Не мог.

Толстяк медленно отстранился от меня, снимая очки, чтобы провести ладонью по глазам.

– Я не об этом. Я боюсь, что он скажет, когда узнает об… этом. – Его руки снова упали на руль. – Обо всем.

– Возможно, он отпустит в твой адрес какую-нибудь глупую шутку, – предположила я, – и даст тебе еще какое-нибудь глупое прозвище.

– Нет, – возразил Толстяк, и его лицо мучительно исказилось, – он узнает…

Парень отвернулся. И я замерла от ужаса, описать который было невозможно.

– Я рассказал тебе о бумагах, которые нужно заполнить, чтобы зарегистрироваться в качестве агента-ищейки, – пробормотал он, – но… это еще не все.

– Не все? – эхом повторила я.

С несчастным видом Толстяк кивнул.

– Чтобы зарекомендовать себя, нужно привести ребенка. Иного способа попасть в этот список нет. Систему не обмануть. Поверь мне. Я пытался.

Не знаю даже, сколько прошло времени, пока я старалась переварить то, что он сказал. С каждой секундой лицо Толстяка становилось прозрачнее, и на нем проявлялись все его тайные мысли и страхи.

– Кого? – наконец спросила я.

– Нашел какого-то Зеленого в Нью-Йорке, – Толстяк с трудом сглотнул. – Он был… Он прожил дикарем несколько лет. По нему было видно. Испуганный, понимаешь? Голодный. Практически изможденный. Я обнаружил его только потому, что он пытался сломать автомат прямо на улице, у торгового центра. Посреди дня. За ним наблюдала целая толпа, но никто не подходил.

– И что случилось?

– Он… Он даже особо не сопротивлялся, – хрипло произнес Толстяк. – Просто посмотрел на меня, и я понял, что пацан сдался. Знаешь, в тот момент я подумал, что в лагере у него хотя бы будет еда. Кровать. Он был всего лишь Зеленым. И если он не станет высовываться, к нему будут относиться нормально.

– Тебе пришлось. – Что еще я могла сказать? – Это был единственный способ.

– И это я должен объяснить Ли? «Прости, дружище, но твоя жизнь была важнее его?» Он не поймет. – Толстяк откашлялся. – Беда в том, что я был готов и на худшее. Я могу пойти на все, чтобы найти вас, ребята. Это меня пугает. Такое ощущение, что, если меня кто-нибудь не остановит, сам я не смогу.

Я хорошо знала это чувство – словно падаешь в темную яму, понятия не имея, где у нее дно, да есть ли оно вообще.

– Это неважно, – заверила я его. – В конце концов, это не будет важно. Когда мы найдем Лиама и добудем флешку, ты уж поверь, я сровняю с землей все лагеря до одного.

Толстяк выглядел таким неуверенным, что это разбивало мне сердце.

– Я должна это сделать. Ты останешься со мной? – прошептала я.

Прошла одна долгая секунда, и Толстяк наконец кивнул:

– Хорошо. – Он снова откашлялся, пытаясь вернуться к привычному грубоватому тону. – Где остальные?

– Ждут нас.

– Тогда двинули? – спросил он. – Попробую спрятать машину.

Я в замешательстве уставилась на него. Потом поняла. «Он признал твое лидерство».

– Ага, – сказала я. – Думаю, надо попробовать пробраться в город пешком.

Толстяк снова кивнул, и все. Мы проехали чуть дальше по шоссе, пока не нашли небольшую подъездную дорогу. Как следует замаскировав внедорожник ветками и листьями, мы отправились в лес.

– Давненько я этого не делал, – хмыкнул Толстяк, перехватывая пакет, в который мы положили еду и одну из двадцати пяти миллионов аптечек первой помощи – парень настоял, чтобы мы ее взяли. Он улыбнулся, почти незаметно, но все же.

– Хотела бы я сказать то же самое, – пробормотала я, хватаясь за его плечо, чтобы не потерять равновесие, когда пришлось перешагнуть через поваленное дерево.

– Где, говоришь, они нас ждут?

Я даже не поняла, что мы вышли на ту же самую полянку, пока не увидела путаницу следов, оставшихся на грязи и опавших листьях. А они сдержали слово. Сбежали – догоняй их теперь. Я повернулась к Толстяку, чтобы рассказать ему о нашем уговоре, но парень, нахмурившись, тоже глядел на снег.

Следы на полянке оставили не только мы трое. Я взглянула на них, представляя Джуда, который, как всегда, вышагивал туда-сюда, и нетерпеливо кружащую по поляне Вайду. Но следов было слишком много.

Тогда-то я и поняла, что произошло. Спиральный виток шагов, оставленный Вайдой, которая пыталась сражаться, заканчивался на вытоптанном клочке земли, где она упала. Чуть поодаль на земле валялись сломанные ветки – я двинулась дальше по тропе, пока не наткнулась на яркие брызги крови на заплатке подтаявшего снега.

Нет. Ветер низко угрожающе зарычал в моих ушах. Никуда они не уходили.

Их забрали.

Глава тринадцатая

Мне и в голову не приходило, что Толстяк не сможет выдержать взятый мною темп. Похитители оставили четкую тропинку следов на грязи и на островках слежавшегося снега. Глубоко вдыхая сухой воздух, я старалась не обращать внимания на иней, сыпавшийся на меня с нижних веток деревьев и кустов, через которые я пробиралась. Когда я, наконец, остановилась, штаны и куртка промокли насквозь. Дорожка отпечатков, до этого такая широкая и четкая, оборвалась у кромки замерзшей реки.

Задыхающийся Толстяк встал рядом, крепко сжимая рукой плечо. Я повернулась, чтобы взять у него сумку с припасами, но потом передумала. Та, что он вручил мне, была ужасно тяжелой – я не смогу пробираться по снегу с двумя, по крайней мере, делать это быстро.

– Что теперь? – выдохнул он. – Они перешли здесь?

– Нет, быть этого не может, – ответила я, становясь на колени проверить лед. – Их было человек десять, не меньше. Как бы они перешли реку, не сломав льда.

Парень прищурился, глядя на меня.

– Ты можешь представить всю картину всего-то по паре отпечатков?

– Нет, – покачала я головой, вставая. – Я же не знаю, сколько их было – десять или больше. Но будь их меньше десяти, Вайда бы с ними справилась.

Толстяк, кажется, засомневался, но спорить не стал. Я же двинулась вдоль берега реки, надеясь обнаружить одиночные следы, человеческие или чего-то еще. Они же не могли просто испариться.

«Черт, – думала я, запуская пальцы в растрепанный пучок, в который собрала волосы. – Черт!»

– Может… – Толстяк сглотнул, неловко поправляя сумку на плече. – Думаешь, их забрали солдаты? За нами отправился кто-то с того поста?

Я потрясла головой:

– Они бы преследовали нас по дороге. Мы бы их заметили. – Так, по крайней мере, я себя убеждала. – Может, агенты-ищейки?

На этот раз головой покачал он:

– Сразу десять человек? Откуда им здесь взяться, у черта на куличках?

– Тогда… – начала я.

Когда Толстяка уловил ход моих мыслей, глаза его расширились.

– Та группа Синих, которую мы ищем? – спросил он. – Но драться-то зачем?

Я изо всех сил боролась с подступившими слезами. «Господи, наверняка Джуд ужасно испугался!»

– Ни Вайда, ни Джуд не понимают, как устроен мир – не знают жизни за пределами Лиги. Они, в смысле мы, умеем доверять только друг другу.

Дуракам везет. Когда я безо всякой мысли повернулась обратно к ручью, порыв ветра ворохнул листья вечнозеленых деревьев на той стороне дороги. И я не пропустила серебристый блик на стволе пистолета между ветками.

Я бросилась к Толстяку, сбивая его с ног на землю одновременно со звуком первого выстрела. Почувствовав, как что-то дернуло меня за рюкзак, я откатилась как раз вовремя – место взорвалось фонтанчиком снега и грязных листьев.

И пока я волокла нас обоих обратно под прикрытие деревьев, вспарывая воздух за спиной, визжали пули.

– Не высовывайся! – прошептала я Толстяку, чуть ли не заталкивая его за плотное прикрытие подлеска, выхватывая из-за пояса штанов теплый пистолет, вытащенный из бардачка. Я выстрелила в ответ, метя туда, где, мне казалось, я видела человека. Стрельба резко прекратилась.

Послеполуденный воздух был прозрачен и тих. А еще он был морозным и пах снегом.

– Руби!

С дерева позади меня вниз спланировало темное пятно. Сработали инстинкты – я крутанулась, выставив локоть. Тот наткнулся на что-то мягкое, громко хрустнувшее, когда я вложила в удар весь свой вес.

Раздался крик боли, сопровождаемый тяжелым звуком падения. В воздух взметнулось облачко снега. Я повернулась к Толстяку, потянувшись к нему через белый туман, и почувствовала, как предплечья коснулась рука – бледная, каждая костяшка разодрана или покрыта струпьями.

Я отступила на шаг, метя коленом в следующего нападающего, но драка закончилась, не успев начаться. Я почувствовала, как холодное острое лезвие коснулось моего позвоночника, и опустила руки. Мотнула головой, чтобы посмотреть, как там Толстяк – весь в грязи, лицо пепельно-серое.

– Ты кто? – спросила я, медленно поворачиваясь, чтобы оказаться лицом к нападающему, держась в стороне от ножа.

– Один сукин сын, – прошипел он. Судя по голосу, это был мой ровесник. Или чуть старше.

Парень, которого я ударила, пошатываясь, встал с земли, утирая нос рукавом потертой куртки – на ткани осталась длинная темно-красная полоса. Другой с ножом сделал шаг назад, но лезвие не убрал.

Кровавый Нос протянул руку, и я качнулась навстречу, будто собираясь вложить в его ладонь пистолет, но в последнюю секунду уронила ствол и схватила подростка за запястье, протискиваясь в его подсознание. Долговязое тело дернулось под моим контролем. В его памяти я увидела вспышку испуганного лица Джуда, и этого было для меня достаточно.

– Что вы сделали с этими детьми? – прорычала я. – Мальчиком и девочкой, которых вы схватили. Куда вы их дели?

Толстяк наблюдал за мной со странным выражением лица, но продолжал молчать.

– Ребята… – пробубнил парень гнусавым из-за разбитого носа голосом. Мой локоть заныл. – Р-ребята отвели их к Беглецу.

Ну конечно.

Эти слова пришли на ум первыми, когда я почувствовала на какой-то момент облегчение: они живы. Ну конечно. Система Клэнси так здорово сработала в первый раз, почему бы не попробовать снова? Ну конечно. И не важно, кем были те дети, важно, что они жаждали – или под его влиянием проникались этой жаждой – пойти войной на президента Грея.

Ну конечно.

Когда из леса появились еще четверо, мне пришлось отпустить подростка. Они окружили нас, пытаясь понять, что произошло. Я могла держать под контролем только одного человека. Но я – не Клэнси; на большее я была неспособна, и любые попытки попробовать только бы раскрыли предел моей силы. Я шагнула вперед, демонстрируя отсутствие оружия, и кивком показала Толстяку, чтобы он сделал то же самое.

– Мы хотим увидеть Беглеца, – сказала я. – Мы не доставим вам неприятностей.

– Да что ты? – усмехнулся один из тех четверых, уставившись на подростка, который свалился к моим ногам. – Майкл, ты слышишь, или с катушек слетел от того, что тебе врезали?

Кровавый Нос – Майкл – покачал головой, пытаясь прийти в себя. Травма головы послужила отличным прикрытием того, что я сделала с ним, но небольшому мозгу требовалось слишком много времени для восстановления. И я боялась, как бы другие подростки не заподозрили неладное. Похоже, что они ждали его разрешения.

– Забираем их, – объявил Майкл. – И быстро. Двое остаются на посту. Я пришлю кого-нибудь за вами.

«Так он командует?» – подумала я. А почему бы нет. Тем более что парень был нехилого телосложения. Такой может напугать.

Бродяги толкнули Толстяка ко мне, закинули наши сумки на плечи, и мы направились обратно к реке. Я обхватила друга за пояс, притягивая ближе.

– Вот, – пробормотал Толстяк, – дерьмо.

Мы снова вышли на открытое место: рядом с замерзшей рекой и, что гораздо важнее, на линию прицела стрелка на дереве.

Там меня обыскали, не забыв посмотреть даже в обуви. Я попыталась не реагировать, когда из ботинка вытащили швейцарский нож. Холодный воздух щипал лицо, но от мысли о том, что могли бы найти в карманах Толстяка, меня пробрало до костей.

Толстяк, должно быть, прочитал вопрос на моем лице, потому что едва заметно покачал головой. Мальчишка, который обшарил его одежду, нашел только нож и полный карман фантиков от леденцов. Должно быть, Толстяк выбросил удостоверение агента-ищейки в лесу во время нападения или вообще оставил в машине. Слава богу.

Когда я повернулась посмотреть на другой берег, в меня чуть не врезался ботинок Толстяка, когда парень оторвался от земли и взлетел в воздух.

Протянувшему руку ребенку потребовалось полсекунды, чтобы поднять своими способностями моего друга над землей и перебросить на другой берег.

Я почувствовала знакомую теплую тяжесть в животе и не успела даже возмутиться, как меня тоже вздернули вверх и швырнули через реку прямо на Толстяка, даже не подумав смягчить удар.

Остальные дети с хохотом переправляли один другого через замерзшую реку с плавностью легкого ветерка. Они ничего не говорили – не объясняли, куда нас ведут, не отвечали на наши вопросы. Двое отстали замести следы, оставленные нами на мягком снегу.

Мы шли в тишине. Пошел снег, оседая на волосах и ресницах, под кожаную куртку Лиама постепенно заползал холодный воздух. Толстяк напрягся, рассеянно потирая больное плечо. Поймав его пристальный взгляд, я увидела свое тревожное лицо, отражавшееся в его темных глазах.

– Поверить не могу, – пробормотал парень. – Снова.

– Беру его на себя, – пообещала я, сжимая его руку.

– А что, в прошлый раз сработало?

– Эй! – Майкл поднял свой серебристый пистолет. – Заткнитесь, блин!

Прошло уже немало времени, я даже начала сомневаться, дотащимся ли мы когда-нибудь до лагеря или куда там они нас вели. И пока в поле зрения не появилась широкая река, мне и в голову бы не пришло, что мы направляемся в Нэшвилл.

Теперь я поняла, почему закрыли город: хотя наводнение случилось уже пару месяцев назад, уровень воды, которая почти не замерзла, еще не вернулся до прежнего. Разлившаяся река затопила берега. Она казалась чудовищем, и чем ближе мы подходили, тем больше оно вырастало, оставаясь единственной преградой между нами и смутными очертаниями белого склада на другой стороне.

На берегу нас ждали три маленьких плоских плота: ящики и доски, связанные ярко-голубой виниловой веревкой. На каждом стоял ребенок в белом с длинным шестом в руках. Рассадив всех по трем плотам, дети оттолкнулись шестами от берега и медленными ритмичными движениями повели плоты по грязному мелководью.

Руки сжались в кулаки. Один из доков склада выжидательно распахнул свои двери. Удивительно, но плот уверенно проделал остаток пути до гофрированной серебристой двери, за которой темнело помещение.

Грузовая платформа выступала над водой. Так что надобность в плотах отпала. Меня подняли за талию и передали другому ребенку, который уже ждал на краю платформы. Девочка, поймавшая меня, была тощей и бледной, зеленые глаза – в половину ее плоского лица. Она зашлась влажным, клокочущим в груди кашлем, после чего молча схватила меня за руку и втащила внутрь.

Стены и полы были цементными, потрескавшимися и покрытыми старыми выцветшими граффити. Размером склад был примерно со спортзал средней школы и все еще хранил напоминания о прошлой жизни – отметины от кабелей. Дальняя стена, та, к которой мы направлялись, была выкрашена в светло-голубой. И я все еще могла прочитать на ней выведенное черным «ДЖОНСОНЭЛЕКТРИК», хотя надпись и попытались закрасить белым.

Толстяк, шагавший рядом со мной, кивнул на коричневую линию, которая шла вдоль стен, перерезая их практически пополам. Значит, вода поднималась так высоко?

Каждый сделанный шаг, каждый голос вокруг нас, каждая капля воды из трещин в сводчатых потолках отзывались эхом. Звуки отскакивали от голых стен и заколоченных окон. Укрывавшее от снега и ветра, здание беспрепятственно пропускало внутрь холод. Старые металлические мусорные баки использовались в качестве кострищ, но большинство из них стояли на другом конце склада, вдали от стаек детей, столпившихся у входа, через который мы вошли.

Это совсем не походило на Ист-Ривер…

И сидевший на возвышении парень, смутно различимый за завесой сигаретного дыма и чада от костров, не был Клэнси Греем.

– Кто ты, блин, такой?

Пока мы шли, все это время нас сопровождало негромкое перешептывание, но после моих слов повисла тишина. Я пристально уставилась прямо на самозванца и не сразу заметила других подростков, пока те не выступили вперед. Среди них были дрожащие от стужи девочки в футболках и шортах – одни стояли, прислонившись к помосту, другие расселись на ящики. Одеял на всех явно не хватало. Вокруг них кучками собрались мальчики, которые курили, распространяя облачка вонючего серого дыма, и над чем-то смеялись.

Тот, что на помосте, был явно старше остальных. На вид ему было около двадцати. На щеках пробивалась рыжеватая бородка, которой он терся о щеку сидевшей у него на коленях девушки с длинными грязными светлыми волосами. Девушка дрожала. От страха или от холода? Когда она повернулась посмотреть на меня, я увидела огромный синяк, расползшийся по ее челюсти.

Длинные светлые волосы главаря были аккуратно зачесаны за уши. Армейские ботинки и черная форменная куртка СППшника кое-где заляпаны грязью, но в остальном выглядели вполне пристойно – как если бы их владелец никогда не участвовал в деле.

– В смысле? – спросил он с южным акцентом.

– Кто ты, – повторила я, – блин, такой?

Все, кто сидел на его платформе, одновременно повернулись, чтобы посмотреть на своего вожака, который продолжал сверлить меня взглядом. Я снова почувствовала теплую тяжесть в животе, и, хотя Толстяк пытался меня удержать, мои ноги заскользили в его сторону по грязному полу. Я едва успела сгруппироваться, как врезалась в платформу. Да какая там платформа: старые сложенные друг на друга ящики, обитые покоробившейся от воды фанерой. А «трон» оказался всего лишь металлическим складным стулом, на который, для пущего эффекта, было наброшено пушистое одеяло.

Парень встал, спихивая девушку с колен. Когда она вскрикнула от неожиданности, он запустил в нее миской с какой-то едой. Следя за тем, как главарь приближается ко мне, я боролась с желанием в поисках Вайды и Джуда обшарить взглядом толпившихся в полутьме детей.

– Где вы их нашли? – Присев на корточки на краю платформы, парень изучающе разглядывал мое лицо. Его глаза были зелеными, однако верхняя часть правой радужки была окрашена в карий.

– За ручьем, – ответил Майкл.

– Ты, – бросил главарь, обращаясь к одной из девочек, замерших позади него на том же постаменте, – отдай ему одеяло, пока он не закоченел. Этот парень сегодня – король. Только посмотрите, какой улов ему достался.

Девочка замешкалась, словно не расслышав приказа или она не верила, что это адресовалось именно ей. Она просто молча пялилась на спину их вожака, пока один из мальчишек не схватил ее за короткие каштановые волосы и не толкнул вперед на край платформы. Под теплым коричневым шерстяным одеялом оказалась желтая замызганная футболка и старые боксеры. Ни ботинок, ни носков.

Майкл вырвал одеяло из пальцев девочки, цыкнув на нее, когда та попыталась дернуть его обратно. Другой ребенок, маленький мальчик, протянул ему бутылку воды, глядя полуприкрытыми глазами, как старший допил все до конца и швырнул смятую бутылку ему обратно. После этого Майкл занял место справа от вожака. Как можно выглядеть таким самодовольным и гордым, когда кутаешься в одеяло, а лицо твое покрыто коркой засохшей крови, было мне непонятно.

Вожак бросил сигарету, все еще вспыхивающую красным, на пол у наших ног. Я не спускала глаз с полоски голой кожи над воротником СППшной куртки.

Неношеной куртки. Я достаточно насмотрелась на них на фабрике, чтобы опознать сразу, хотя на одежде не было никаких нашивок, даже американского флага. И вряд ли они оторвались – ткань выглядела новой, значит, парень стянул ее прямо со склада.

Главарь поглядел на Майкла долгим взглядом. Наконец, губы его сложились в жесткую акулью улыбку.

– Это он сделал? – Парень кивнул на Толстяка.

Краем полученного одеяла Майкл стер запекшуюся кровь с верхней губы. Он открыл было рот, но потом явно передумал сознаваться, что девушка меньше его в два раза подправила ему физиономию.

Повернувшись обратно ко мне, вожак низко рассмеялся.

– Локтем или ногой?

– Локтем, – ответила я. – Хочешь, с удовольствием продемонстрирую на тебе.

Подростки снова загудели, раздались сдавленные злобные смешки. Я стиснула зубы, чтобы не брякнуть еще какую-нибудь глупость.

«Не гони лошадей, – предупредила я сама себя. – Присмотрись к нему».

– Сразиться? – поинтересовался он, приподнимая брови. – Ты какого цвета, крошка?

Внезапно рядом возник Толстяк.

– Она Зеленая. Я Синий. А ты?

– Я – Нокс, – изрек вожак. – Беглец, это о чем-то тебе говорит?

– Если ты Беглец, – сказал Толстяк. – То я – долбаный пасхальный кролик. А это что, Ист-Ривер?

Нокс резко встал и оскалился.

– А ты чего ожидал?

– Мы поймали их там же, где и первых двух, рядом с шоссе, – услужливо вставил Майкл. – Та девочка тоже была Синей. Вечером можно было бы устроить посвящение…

Нокс взглядом приказал ему замолчать. Снаружи снег, должно быть, перешел в дождь, который забарабанил по металлической крыше, разбавляя звуки шепота толпившихся вокруг нас детей.

– Что вам известно об Ист-Ривер? – резко спросил Нокс.

– Ну, для начала… – протянул Толстяк, складывая руки на груди.

– Мы слышали, что он в Вирджинии, – оборвала его я. – Мы как раз шли туда, когда ваши друзья нас поймали.

Этот наглый парень, кем бы он ни был, откуда бы ни пришел, не был Беглецом. Мы это знали. Нокс это знал. Но если самозванец догадается, что нам это тоже известно, я ни секунды не сомневалась, что он от нас избавится, прежде чем мы успеем его разоблачить. Имя Беглеца давно обросло легендами, и если этот собрал такое количество детей, организовал такую базу – почему бы им не верить, что Беглец это он?

– У вас здесь какая-то операция, – продолжила я, вытянув шею и оглядываясь. Ни Джуда. Ни Вайды. Но это явно те самые Синие, о которых Кейт пыталась нас предупредить. – Милое местечко. Все в сборе?

Нокс фыркнул, поманив одного из подростков помладше. Мальчик лет двенадцати-тринадцати зарделся от внимания. Вожак шепнул ему что-то на ухо, и мальчик, коротко кивнув, с разбега спрыгнул с платформы. его спина в синей, измазанной сажей, куртке исчезла за одной из боковых дверей.

– Меня зовут Руби, – представилась я, потом пихнула Толстяка. – А это Чарльз. Как я уже сказала, мы просто идем на восток.

Нокс вернулся к своему трону, и все та же девочка сразу поспешила к нему, протягивая миску с едой. Суп, судя по брызгам, заляпавшим его куртку. Невозможно было не заметить, как собравшиеся вокруг него подростки наблюдали за исчезающим ложка за ложкой бульоном.

«Не смотри на Толстяка», – приказала я себе. Иначе я не смогла бы сдержаться, глядя на эту истощенную хрупкую девочку в поношенных тряпках.

Нокс махнул Майклу подойти, и тот с еще одним подростком притащили наши рюкзаки на платформу. К ним тут же подбежали две младшие девочки и распотрошили обе сумки с запасами, которые мы так тщательно укладывали. «Прощайте, полезные батончики, прощай, аптечка, прощайте, бутылки с водой, одеяла и спички…»

По мере того как пустели наши рюкзаки, я ощущала, как сходят на нет мои усилия в попытке контролировать собственный гнев. Я перевела взгляд на наблюдавшего за процессом Нокса, представляя, как славно было бы разобрать на такие же кусочки и его мозг. Легче легкого, окажись я поближе.

Когда Нокс повернулся к нам, на его лице отразилось совершенно новое выражение. Голод… Возбуждение.

– Где вы все это взяли?

– Обчистили заброшенную заправку, – сказала я, делая шаг в его сторону. – Это наше. Мы нашли.

– Было ваше, стало наше, малышка, – заявил он. – Всякий, кто сюда попадает, должен заработать свои вещи.

Толстяк что-то шепотом проворчал.

– Унесите все на склад, – приказал Нокс Майклу. – Потом поешьте с ребятами. Сколько захотите.

Просияв, Майкл плотнее натянул одеяло на свою куртку. Мальчишки из его команды радостно запрыгали, после чего, толкаясь, помчались к той же двери, за которой немногим раньше скрылся парнишка в синей одежде. За ними не пошел один парень, который все время держался в хвосте этой стаи. Невысокий, поверх отросших, как и у всех, нечесаных волос натянута флисовая охотничья шапка, открывая его лицо. Куртка на несколько размеров меньше не стягивалась на нем. Должно быть он заметил что-то важное для себя, потому что вернулся и притулился у стены.

– Вы с теми, кого взяли мои ребята? – поинтересовался Нокс, и я снова посмотрела на него. Когда парень наклонился, из-под куртки и майки выскользнула тяжелая золотая цепочка. – Горячая штучка и чучело?

Что ж… можно и так сказать.

– Нет, – ответила я, делая еще один шаг. И еще один. – Вообще без понятия, о ком вы там говорите.

– Ру!

Все, кто был на складе, повернулись к боковой двери. Волна облегчения обрушилась на меня – Джуд и Вайда выглядели немного потрепанными, но целыми и невредимыми. Оба без курток. Джуд даже и не притворялся, что ему совсем не холодно, а вот Вайда стояла, стиснув зубы, руки прижаты к телу. Что-то мерцало в ее глазах, но она молчала. Хотела бы я, чтобы Джуд иногда следовал ее примеру.

– Видишь? – заявил он, ткнув ее в руку. – Я же говорил, что они придут.

Я вздохнула, поворачиваясь обратно к Ноксу и платформе.

– Хочешь еще раз попробовать ответить на вопрос, сладкая? – холодно поинтересовался тот.

Я молча пожала плечами. «Проклятье».

– Значит, в мой лес пожаловали Зеленая, Желтый и двое Синих… – начал Нокс, вставая и спрыгивая с платформы. Вайду и Джуда пихнули к нам.

Он расхаживал перед нами, а стайки подростков завороженно следили за каждым его движением. Он все еще был вне моей досягаемости.

– Итак, двое Синих… мы будем рады принять вас, но, разумеется, сначала выясним на посвящении, кто из вас достаточно силен, чтобы присоединиться к охотничьему отряду.

Посвящение?

– Нужно с ним помахаться? – дерзко спросила Вайда. – Ты вроде говорил, что будет бой?

Нокс рассмеялся, и когда он рассмеялся, все остальные рассмеялись тоже.

– Честно, – продолжила Вайда, отбрасывая синие волосы за спину, – его бы вы могли и отпустить. Он совершенно бесполезен – мне хватит трех секунд, чтобы его размазать. Просто предупреждаю.

Джуд явно задергался, не понимая, что это был своеобразный способ попытаться и уберечь Толстяка от участия в драке, в которой бы он никогда не победил.

– Она не врет, – вставила я. – Если вам нужен лучший боец, то это она, без базара. Но этот учился оказывать первую помощь. Не раз меня подлатывал. Смотрите. – Я приподняла волосы, демонстрируя шрам на лбу.

Нокс не заглотил наживку и не подошел ближе. Заложив переплетенные пальцы за голову, он погрузился в раздумья.

– Вопрос, скорее, в том, что делать с тобой и с Желтым.

Мне не нравилось, куда он клонит. И Джуду тоже. Я почувствовала, как мальчишка задрожал, совсем чуть-чуть, и сжала пальцами его запястье.

– Мы не берем слабых, – заявил Нокс. – Тут вам не парад жалости и не приют для бездомных. Я не собираюсь тратить еду на Зеленых с Желтыми. Никто здесь не может поручиться за вас, а это означает, что вам придется проявить себя… в чем-то другом.

Толстяк уже повернулся к нему, сжимая кулаки, как в тот же самый момент прозвучал чей-то голос. Тихий, робкий, совсем не тот, каким он был раньше, но узнаваемый голос.

– Я могу поручиться за них.

В Ист-Ривер их было всего двое, кому Клэнси доверил обеспечивать безопасность лагеря – Хэйс, парень размером с орка, которому было поручено, устраивая набеги, пополнять запасы, и Оливия, которая координировала охрану всего периметра. Увидев, как ее длинные медового оттенка волосы мелькают в толпе, пока девушка пробиралась в нашу сторону, я испытала одновременно и облегчение, и радость… Но ее лицо… Я видела в нем черты Оливии, словно ее растащили на части, а потом кое-как сложили снова. Подходя к нам, она сильно хромала.

Да. Это была и Оливия. И нет.

Ее круглые щеки, всегда пылающие от того, что девушка постоянно куда-то мчалась или кому-то что-то приказывала, впали так сильно, что глаза почти вываливались из орбит. Золотистая загорелая кожа превратилась тускло-пепельную, и, когда Оливия повернулась в мою сторону, ужас пронзил меня насквозь. Правая часть ее лица была изуродована длинным ярко-розовым шрамом: зацепив уголок глаза, тот спускался вниз вдоль линии подбородка. Словно девушка сражалась с диким зверем или ее лицо сунули прямо в огонь.

– Оливия! – выдохнула я. – Боже мой!

Как… Я знала, что она убежала. Лиам нам рассказал. Когда Ист-Ривер подожгли и в него ворвались первые СППшники, кое-кому из караульных повезло, и они успели вовремя смыться, включая Оливию. Лиам был единственным, кто вернулся за нами.

– Боже, – пробормотал Толстяк, сделав несколько шагов к ней навстречу. – Ты…

– Все четверо были со мной, когда мы драпали от СППшного фургона, – проговорила Оливия, не обращая внимания Толстяка, который протянул к ней руки. Боковым зрением я заметила, что парень в зеленой куртке тоже пробился через толпу и остановился рядом с Ноксом. – И пока мы спасались, разделились в лесу.

В Оливии, которую я помнила, было столько энергии и огня, что она могла бы обратить весь склад в кучку золы. Теперь она только кивала головой с несвойственным ей смирением.

– Руби придумала план побега, сэр.

– Да, – подтвердил парень в зеленой куртке, засунув руки в карманы и раскачиваясь на пятках. – Я сразу подумал, что их знаю. В тот день от нас как раз сбежали несколько детей.

Оливия метнула на него взгляд, изогнув брови то ли от удивления, то ли от смущения, но явно не от благодарности.

– Вот как. – Голос Нокса по-прежнему звучал незаинтересованно, но я снова почувствовала на себе его взгляд. – Значит, последние несколько месяцев вы провели, просто блуждая вокруг моей волшебной страны?

– Прятались, запасались провизией, искали Оливию, – быстро, рискнув посмотреть на парня, ответила я. Что он задумал?

– Почему ты не доложил об этом Майклу, Бретт? – спросил Нокс. – И не рассказал раньше?

Парень – Бретт – пожал плечами.

– Типа, раньше не признал. У нее волосы были короче, – он кивнул на меня, – а второй был по-другому одет.

– Они могут помогать мне, – продолжала Оливия, по-прежнему уставившись в пол. – По крайней мере, пока не зарекомендуют себя перед вами.

Нокс подавил раздраженный вздох. Он снова начал мерить энергичными шагами пространство перед нами, и каждый из них оглашал громовыми раскатами тишину склада.

– Хорошо, – кивнул он, обращаясь к Оливии. – Бери Желтого и Зеленую. И этого Чарльза тоже.

Он все еще был вне зоны моей досягаемости. Я не могла вытащить нас отсюда.

– Горячая штучка останется и продолжит нас развлекать, – с улыбкой заявил Нокс, снова заправляя волосы за уши, и кивнул мальчишкам, стоящим слева от него. – Снимите с них куртки, заберите все ценное, что еще могло остаться, и держите на улице – где и положено быть мусору.

Глава четырнадцатая

Боковая дверь склада выходила на обширную парковку. Кромешную черноту разбавляли убогого вида палатки, которые, казалось, вот-вот рухнут под тяжестью скопившихся сверху дождевых потоков. Палатки были установлены на плавучих платформах из деревянных поддонов, кое-как соединенных вместе. По крайней мере укрытия были хотя бы немного подняты над мутной водой, залившей все пространство.

Поверху, смешиваясь с кислым запахом застоявшейся воды, лениво плыл дым от догорающих костров. Куртку Лиама у меня отобрали. Скрестив руки на груди, я старалась смириться с этой потерей, выдавливая из себя последние крупицы гнева и отчаяния. В дальнем левом конце парковки виднелись две маленькие серые постройки, из одной только что вывалились Майкл и его команда, прижимая к груди хлеб и чипсы. Возвращаясь на склад, они столкнулись с Бреттом и, похлопав его по плечу, потащили было с собой. Но парень, просто махнув им рукой, направился к тем же серым зданиям, одно из которых было помечено намалеванным над дверью красным крестиком. На двери висел замок.

Подождав, пока охотники скроются на складе, Оливия резко развернулась ко мне и схватила за плечи.

– Боже мой, – проговорила она прерывающимся голосом. – И ты тоже… Он…

– Что случилось? – прошептала я. Толстяк, который мгновенно оказался рядом, поднырнул под руку Оливии, присоединяясь к нашему объятию. – Какого черта здесь происходит?

– Постойте-ка, вы что, реально друг друга знаете?! – закричал Джуд. Толстяк дернул его ближе, втягивая в наш круг.

– Когда я убежала из Ист-Ривер… Я была, ну… – зазвучал ее безжизненный голос. – Мы с ребятами нашли автомобиль и добрались до Теннесси.

Я кивнула, ожидая продолжения.

– Конечно, машина сломалась. СППшники все время висели у нас на хвосте – выбора действительно не было. Мы разделились и разбежались. Я выбрала лес, там меня и поймал один из «охотничьих отрядов Беглеца».

– Но я думал, Беглец – это Фэнси? – Джуд обхватил себя руками, тщетно пытаясь удержать остатки тепла. Вайда пихнула его локтем.

– Фэнси? – удивленно переспросила Оливия.

– Так он прозвал Клэнси, – вздохнув, пояснила я.

Еле заметная улыбка тронула ее губы, сразу же сменившись гримасой боли, и глаза Оливии потемнели. Рука рванулась к груди, словно изо всех сил пытаясь что-то удержать.

– Ты знаешь, что случилось, верно? – прошептала я. – Ты знаешь, что это его вина?

Оливия кивнула.

– Сначала я не хотела в это верить, но той ночью, когда вы, ребята, попытались сбежать… я поняла, как он нами манипулирует. Управляет нами. Наша система безопасности была практически совершенна, и мы всегда знали, что Грей не тронет Клэнси, побоявшись его разоблачить. Нас могли найти, только если бы кто-то слил координаты или спровоцировал власти, и единственным, кто был способен сделать, это же…

Оливия схватилась рукой за горло, пытаясь унять дрожь. Тогда, в Ист-Ривер, мы почти не были с ней знакомы. И если рядом не оказывались Клэнси или Лиам, мы и внимания друг на друга не обращали. Оливия выделяла их обоих, но по-разному. С Лиамом было легко работать, он постоянно бросал ей вызов, заставляя придумывать, что они могли бы сделать для лагеря, вместо того, чтобы просто выжидать, забившись в глубь леса. Но Клэнси… Клэнси был тем, кого она хотела защитить, впечатлить.

Как и для любого ребенка в том лагере, он был ее спасителем. Ее всем.

– Фэнси[5] ему очень подходит, – наконец сказала она, выворачиваясь из моих объятий.

Мы осторожно пробирались по шатающимся поддонам.

– Когда меня нашел охотничий отряд, и я с радостью с ними пошла, чтобы добраться до Клэнси, – пробормотала Оливия. – Я даже не подумала: как это странно, что ему не только удалось удрать, но еще и так быстро организовать новый лагерь. Я просто хотела спросить, почему он с нами так поступил. Думала, убью его.

– Вполне нормальная реакция, – заверил ее Толстяк. – Еще нормальнее было бы сделать это медленно, добавив огонь и нож для колки льда.

Почему-то Оливия не нашла это забавным.

– Вообразите мое удивление, когда меня приволокли к этой деревенщине, – продолжила она. – Первым делом он заявил, что есть только один способ покинуть его племя – трупом, сброшенным в реку.

Чувствуя, как в ушах начинает звенеть от злости, я тряхнула головой, стараясь сосредоточиться на рассказе Оливии, вместо того, чтобы думать, как бы расправиться с этим ублюдком.

– Что о нем известно?

– О Ноксе? – Оливия на всякий случай огляделась, но мы были одни. – Мне не очень много удалось узнать. Вроде бы пару лет назад он улизнул от СППшников и, пока не случилось наводнение, прятался в Нэшвилле. Не знаю, как он убедил присоединиться к нему первых детей, но зуб даю: большинство вступило в его племя не по доброй воле.

Джуд нахмурил густые брови.

– Почему он так ненавидит всех, кто другого цвета? В чем тут дело?

Оливия пожала плечами:

– Кто знает? Никто не рискует спрашивать. Мы и так боремся за каждый кусок пищи.

– Я тоже не понимаю: он даже о своих Синих не очень-то заботится, – заметила я. – А они не уходят, потому что боятся?

Девушка кивнула в сторону деревьев, растущих по другую сторону стоянки, за палатками.

– Стоит только попробовать убежать, как неминуемо нарвешься на патруль, а те, кто попадается, уже не возвращаются. А еще Нокс отбирает все, что у тебя есть, и заставляет «заработать» обратно, а если трудишься недостаточно тяжело, или мало подлизываешься, или не развлекаешь его, то попадаешь сюда. Или идешь на продажу.

– На продажу?..

Я никогда не видела, чтобы Оливия плакала, но сейчас она с трудом сдерживалась.

– Он… Так он добывает пищу. Вы же видели, что город перекрыт? И солдат? Нокс сдает детей, которых считает бесполезными, – меняет на курево и еду. Только теперь они требуют все больше и больше детей, а взамен дают все меньше и меньше. Удивительно, что на нас еще не напали: наверное, ему удалось сохранить это место в тайне.

От рассказа Оливии меня затрясло.

Девушка закусила губу.

– И, конечно, конечно – он отправляет в Белый шатер тех, кого никто не хватится. Он знает, что я ничего не могу с этим поделать, а они не могут сопротивляться. Однажды, когда я попыталась, он забрал двух детей вместо одного.

– А что насчет этого Бретта? – спросила я. – Он поддержал тебя. Можешь ли ты…

– Ничего не получится, – перебила Оливия. – Бретт не такой, как Майкл, хотя второй после него в иерархии. Время от времени Бретт приносит мне вещи для детей, но, если Майкл его поймает… он будет следующим, кто сгинет.

Белый шатер можно было опознать сразу – это была большая, криво установленная палатка из крашеного брезента. Вонь от «шатра» донеслась до нас раньше, чем мы его увидели. Оливия прикрыла рот и нос висевшей на шее красной банданой. Воздух наполнился тяжелым запахом фекалий – дышать стало практически невозможно.

– Вы должны забрать его и бежать, пока он еще в состоянии, – сказала Оливия. – Ваша подруга на складе – вы до нее не доберетесь. Но, по крайней мере, сможете забрать его. Я помогу. Возможно, вместе вы сможете справиться с патрулем.

Джуд сжал мое плечо.

– Все хорошо, – заверила я мальчика. – Это не вариант. Мы ее не оставим.

Джуд кивнул и посмотрел в сторону склада. Его лицо обеспокоенно нахмурилось.

– Они ее не обидят?

Я приподняла бровь.

– Я больше волнуюсь, не обидит ли она их.

– Оливия? – тихо окликнул девушку Толстяк. – Ты в порядке?

Она замерла у палатки, опустив голову и комкая ткань своего платья.

– Он… Мне так жаль, я старалась, очень старалась, но… – с мукой в голосе произнесла она. – Я единственная, кто может им помочь. Он тоже пытался, но…

– Он, – повторила я, чувствуя, как замедляются удары моего сердца. – Кто?

Оливия недоуменно моргнула, шрамы на лице, казалось, проявились еще сильнее.

– Разве вы… Вы здесь не из-за Лиама?

Не помню, как я ворвалась в палатку, помню только руки, такие же бледные, как ткань Белого шатра, откинули в сторону старую простыню, что служила дверью. Внутри зловоние усилилось, смешиваясь с тошнотворными запахами плесени и грязной воды. Я моргнула, чтобы глаза быстрее привыкли к тусклому свету. Стоило мне зайти внутрь, как поддоны, задевая один другой, заскрипели и застонали под ногами.

Их было много – по крайней мере, двадцать пять детей, устроившихся по обе стороны палатки. Некоторые лежали на боку, свернувшись калачиком, другие кутались в тонкие простыни.

В центре всего этого лежал Лиам.

Я всем врала.

Кейт. Остальным. Себе. Каждый день, каждый божий день.

Потому что вот она, правда. Вот она, вырываясь наружу, раздирает меня на части, толкает в дальний угол палатки и вот-вот прорвется рыданиями.

Я жалела об этом.

Теперь, увидев его лицо, растрескавшиеся, покрытые синяками руки, едва удерживающие бледно-желтое одеяло, накинутое на плечи, я очень сильно об этом пожалела, испытав такую сильную боль, что она согнула меня пополам, прежде чем я успела сделать один-единственный шаг к нему.

Долгие месяцы его лицо жило только на мониторах, хмурый взгляд был навсегда запечатлен в цифровых файлах. Его образ был заперт в моей памяти, но я не понаслышке знала, как со временем искажаются и тускнеют воспоминания. Это было так эгоистично, так ужасно и отвратительно, но целых три удара сердца я думала только о том, что не должна была его отпускать.

Я скучала по нему. Скучала по нему, скучала… Господи, как сильно я по нему скучала.

В палатке царила тишина. Я провела пальцем по краешку его облезлого одеяла. Лиаму оставили лишь серую футболку. Босые ноги были синеватого оттенка. Мне казалось, что я перестала дышать. Последний раз, когда я видела Лиама, его лицо было испещрено синяками и порезами, полученными после побега из Ист-Ривер.

Но это было лицо, которое я помнила, которое я увидела в первый день в минивэне. Которое можно было читать как открытую книгу. Глаза скользнули от его широкого, открытого лба к сильному, небритому подбородку. К полной нижней губе, потрескавшейся от холода. К волосам, спутанным и потемневшим, слишком отросшим даже для него.

Воздух вышел из его груди с ужасным протяжным хрипом. Я потянулась к Лиаму, стараясь унять дрожь. Я коснулась ладонью его груди – хотела почувствовать, что он жив, что он дышит. Мое прикосновение было едва ощутимым, но его веки мгновенно распахнулись. Небесно-голубые глаза остекленели, лихорадочно-яркие на грязном лице. Они тут же закрылись снова, но могу поклясться – уголки его губ дрогнули в слабой улыбке.

В разбитом сердце уже нечему разбиваться. Но вот я, а вот он, и правда оказалась гораздо ужаснее, чем я когда-либо могла себе представить.

– Ли, – проговорила я, снова положив руку ему на грудь, на этот раз прижав ее плотнее, и дотронулась другой рукой до его щеки. Этого-то я и боялась – красными они были не из-за холода. Он весь горел. – Лиам, пожалуйста, открой глаза.

– Вот… – пробормотал он, поежившись под одеялом… – вот ты где. Можешь… Ключи… Я оставил их, они…

«Вот ты где». Я напряглась, но руки не отняла.

– Ли, – повторила я, – ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю?

Веки затрепетали, поднимаясь.

– Нужно просто…

Скрипнул поддон – это Толстяк встал рядом со мной на колени.

– Привет, дружище, – с трудом выдавил он, прижимая тыльную сторону ладони ко лбу Лиама. – Вечно ты в какую-то фигню вляпаешься.

Лиам перевел на него взгляд. Напряжение, застывшее на лице, словно бы растаяло, уступая место бесхитростной чистой радости:

– Толстячелло?

– Ага, ага, только прекрати делать такую идиотскую рожу, – буркнул Толстяк, который сам смотрел на друга с точно таким же выражением.

Лиам наморщил лоб:

– Что… Но ты… Твои родители?

Толстяк посмотрел на меня.

– Поможешь мне его усадить?

Мы взяли Лиама за руки и помогли принять более-менее вертикальное положение. Парень привалился ко мне, и его голова откинулась назад, уткнувшись мне в шею.

Пальцы скользнули по его ребрам: кожа да кости. Когда рука нащупала выпирающие позвонки, я чуть не разрыдалась.

Толстяк прижал ухо к груди Лиама.

– Сделай глубокий вдох, а потом выдохни.

Лиам протянул правую руку, несколько раз неуклюже, но ласково коснувшись лица своего друга.

– …тоже тебя люблю.

– Дыши, – повторил Толстяк, – медленно и глубоко.

Получилось не медленно и не глубоко, но я увидела белое облачко его дыхания.

Отстранившись, Толстяк поправил очки и кивком попросил меня помочь ему снова уложить Лиама. Мне показалось, Ли пробормотал: «Здесь?», но Толстяк подтолкнул меня посчитать его пульс.

– Сколько он уже в таком состоянии? – спросил Толстяк.

Я впервые нашла силы оторвать взгляд от Ли. Позади нас маячило покрытое шрамами лицо Оливии, от холода оно пошло синеватыми пятнами. Джуд застыл в дверном проеме, открыв рот с видом полного и абсолютного ужаса.

– Его поймали недели полторы назад, уже с каким-то мерзопакостным вирусом, с которым он никак не мог справиться, – пустилась в объяснения Оливия, голос ее дрожал. – Я сразу поняла: с ним что-то не так. Все спрашивала его о вас, но Ли, казалось, не понимал, что к чему. Потом начался жар, а потом… это.

– Что с ним случилось? – спросил Джуд. – Почему он так себя ведет?

Словно бы в ответ Лиам перевернулся на бок, его лицо исказилось от нового приступа. Разразившись глубоким, влажным кашлем, сотрясшим все тело, Лиам хватал ртом воздух. Я держала руку на его животе – еле прощупывавшийся пульс давал надежду. Взгляд не отрывался от его лица.

– Думаю, у него воспаление легких, – сказал Толстяк. – Не уверен, но очень похоже. И, насколько я могу судить, остальные дети тоже больны. – Он, пошатнувшись, встал. – Чем ты их лечишь?

Когда мы зашли в палатку, я испытала такое потрясение и ужас, которые на какое-то время вытеснили даже злость. Но по мере того, как жестокая реальность сгущалась вокруг меня, я чувствовала растущий жар в груди, все скручивающийся и скручивающийся… В какой-то момент мне уже показалось, что я вот-вот начну выдыхать огнем.

Оливия заговорила быстро и сбивчиво.

– Ничем. Нет ничего. Мне приходится вымаливать еду, мы окружены водой, практически тонем, а нам не перепадает ни крошки свежей еды!

– Не волнуйся. – успокаивал ее Толстяк. – Лив, не волнуйся. Знаю, ты старалась.

– У тебя в машине что-нибудь есть? – спросила я, поднимая глаза на Толстяка.

– Ничего достаточно сильного, – ответил он. – Мы должны их согреть и обсушить, и все время поить, пока не придумаем, что делать дальше.

Оливия все еще качала головой.

– Я столько раз пыталась, только Нокс не берет заболевших на склад. Большинство этих детей – не Синие, и они дошли до такого состояния, потому что он отказался давать им работу, а если ты не работаешь, то и еды не получаешь. И дорога на склад заказана. Если честно, я думаю, Нокс просто не хочет, чтобы их увидели другие.

Что ж. Но я-то увидела. Как и то, что он сотворил с Лиамом. Я чувствовала, как тело наливается бешеной яростью, и я уже не могла с нею справиться, даже если бы захотела. Вскочив на ноги, я ринулась к выходу из палатки, в голове снова и снова билась только одна мысль, питая мой гнев, пока я не почувствовала, что сейчас взорвусь.

– Ты куда? – Ко мне шагнул Джуд. – Руби?

– Хочу со всем этим разобраться, – прозвучал словно чужой голос. Спокойный, уверенный.

– Вот уж нет, – заявил Толстяк. – А что, если кто-нибудь поймает тебя, пока ты будешь управлять им? Что Нокс с тобой сделает?

– Управлять? Как это делал Клэнси? – спросила Оливия. И когда я кивнула, ее глаза расширились. – Ох. А я-то думала… Понять не могла, почему он интересовался тобой, почему не хотел, чтобы ты уходила.

– Джуд, – попросила я. – Помоги Толстяку. Вам, ребята, нужно проверить, можно ли развести здесь костер, не спалив все к чертям. Ты ведь помнишь, как это делается, верно?

Он кивнул, не меняя страдальческого выражения лица.

– Ты должна что-нибудь сделать. Мы должны остановить его, он должен понять, что это неправильно.

– Руби, – окликнула меня Оливия. Сейчас ее голос снова звучал громко и твердо. – Размажь его.

Разум загудел, просыпаясь от долгого вынужденного сна. Хватит уже, пора. Левый кулак сжался, словно пальцы представляли, каково будет сомкнуться на его горле. Ничего сверхъестественного. Все, что нужно, – всего лишь подойти поближе.

Я знала: именно так поступил бы Клэнси. Он считал, что использовать способности – наше право, что мы обрели их не просто так. Мы должны использовать их, говорил он, чтобы остальные знали свое место.

Звук его вкрадчивого голоса зазвучал в моей голове так явно, что я даже вздрогнула. Я помнила, как горели тогда его глаза, обжигая своей убежденностью. Я же была в ужасе от того, что он мог сделать… и как легко.

У меня тоже были способности. Неважно, откуда они взялись, – неважно, что там хранится на серверах «Леды-корпорейшн», – я могла исправить почти все, что Нокс сделал с этими детьми. И Джуд смотрел сейчас на меня с непоколебимой верой в глазах. Словно разбираться с подобным дерьмом было для меня обычным делом. Я начинала понимать, каково это.

«Размажь его». Я сделаю больше. Унижу его, опущу, доведу до состояния пустой оболочки, в памяти которой останется лишь мое лицо. Я не оставлю его даже во сне. Он пожалеет, что решил держать Лиама здесь, бросив умирать на улице.

– Будь осторожней, – прошептал Джуд, отступая, чтобы дать мне пройти.

– Не волнуйся за меня, – сказала я. – Если найдете черную куртку, проверьте карманы, чтобы убедиться, что Нокс не нашел флешку.

– Поки, кроки.

– После двух, подсолнух, – пробормотала я.

Я чувствовала на спине взгляд Толстяка, но не повернулась – не смогла, еще и потому, что боялась остаться здесь навсегда, глядя на то, как Лиам обращается в ничто у меня на глазах.

«Я здесь, – подумала я, шагая под дождь. – Он здесь. Все мы здесь».

И мы все уйдем отсюда. Сегодня.

Глава пятнадцатая

Мальчик, охранявший дверь на склад, возможно, и не был старше, но имел фору, будучи выше и шире в плечах. Несколько месяцев назад это бы реально стало препятствием.

– Стой, где стоишь! – крикнул он, наблюдая, как я к нему подбираюсь. – Пока Нокс не разрешит, тебе больше нельзя заходить внутрь.

В его руке был зажат пистолет, но по тому, как подросток его держал, я поняла, что он либо не знал, как с ним управляться, либо хотел просто меня напугать. Протянув руку, я провела пальцами по его выставленной вперед ладони. Я позволила своей злости дойти почти до самого предела: ярость словно отточила мои способности, усиливая их.

– Стой, где стоишь! – рявкнула я, распахивая дверь.

Наш инструктор по боевой подготовке говорил, что, когда пытаешься урегулировать спор без насилия, наименее «результативная» эмоция – ярость. Невозможно договориться с другим человеком, если ярость не дает мыслить ясно. Ладно. Думаю, сейчас «результативнее» всего сделать все по-своему. И выпустив створку, я позволила порыву ветра захлопнуть дверь у меня за спиной.

Оказавшись в полутемном помещении, я заморгала, чтобы глаза привыкли к свету, когда уловила сбоку движение: преграждая путь и обзор, прямо передо мной возникло крепкое, мощное плечо. Скользнув взглядом по зеленой куртке, я уперлась в мрачное лицо Бретта.

– Тебе сюда нельзя, – прошептал он. Почувствовав, что парень пытается вложить что-то в мои руки, я опустила взгляд – его шапка была набита пакетиками с солеными крекерами. – Возьми и ступай обратно, пока он не увидел…

Я едва успела обхватить пальцами его запястье, когда глаза того, кто восседал на платформе, наконец, выхватили меня из тени.

– Так, так, так… – проговорил Нокс. – Посмотрите-ка, кого к нам ветром принесло.

Осмотревшись, я с удивлением обнаружила вокруг раза в два больше детей, чем раньше. Большинство кучковалось возле платформы, усевшись в круг, и перед ними на земле лежали пакеты чипсов и коробки хлопьев. Подростки была в камуфляже серо-белых цветов – охотники вернулись с охоты? Мальчики и девочки в дальнем конце склада растянулись прямо на голом цементе – я даже не сразу поняла, что они вообще-то дышат. Ни пищи, ни огня возле них не было.

Я сделала глубокий вдох, натягивая на лицо фальшивую улыбку. Действовать надо медленно, заставив Нокса отослать своего охранника, чтобы я могла подобраться ближе. Каждый нерв в теле вопил: давай, беги, хватай его. Сердце билось, повторяя: сейчас, сейчас, сейчас. Но между нами было слишком много тел. Слишком много рук с оружием. Нокс подался вперед на своем троне:

– Хочешь что-то сказать?

И тут я заметила Вайду – копна ярко-голубых волос поблескивала за плечами. Она осторожно перемещалась в нашу сторону, влившись в толпу на подмостках и заскользив между телами.

Выражение ее лица сказало мне все, что я должна была знать. Если Нокс совершит ошибку и откинется на спинку стула, она почтет за радость сломать ему шею.

– Оʼкей? – спросила я одними губами. Вайда кивнула, ее глаза метнулись к Ноксу, потом – снова ко мне. Я знала, что она хочет от меня.

Майкл тоже сдвинулся с места, перестать лапать грудь какой-то несчастной девочки, снова загородив от меня Вайду.

– Просто любопытно, что надо сделать, чтобы убедить тебя отпустить меня на охоту, – бросила я. Сунув замерзшие руки в задние карманы брюк, я подошла к платформе. – Чтобы принести припасов на всех.

Нокс запрокинул голову и рассмеялся. Несколько мальчиков и девочек помладше, сидевших у его ног, выдавили из себя хриплый смех, словно стая собак с перерезанными голосовыми связками пыталась лаять. По телу пошли мурашки.

Я почувствовала, как кто-то подошел ко мне сзади, встав за спиной, но даже не повернулась посмотреть. Этим детям было слабо взять меня на испуг. Майкл мог ударить меня, Бретт – силой выволочь наружу, но то, что могла сделать с ними я, выходило за рамки физики.

– Ты? – усмехнулся Майкл. – Зеленая?

– А в чем дело? – поинтересовалась я. – Или боишься: я докажу, что в Синих нет ничего особенного? Я слышала, вы, ребята, сильны мускулами, но не мозгами.

Как я и предполагала, он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Насильник внутри него обалдел и рассвирепел одновременно. Скорее всего, потому, что толпа вокруг нас, казалось, заинтересовалась тем же вопросом: почему бы в самом деле не послать меня наружу за припасами, которых так не хватало?

Нокс медленно встал, стряхивая на пол пепел с сигареты.

«Иди сюда, – подумала я. – Иди сюда и покончим с этим».

Ручеек уверенности, зародившийся на задворках сознания, перерос в ревущий поток. Я могла сделать это. Еще один шаг, и я покажу ему, почему меня причислили к Оранжевым, тогда как он – всего лишь Синий.

Я порву его на части.

Заправленные за уши волосы Нокса скользнули вперед. Когда он отбросил их обратно, я заметила на каждом его пальце по кольцу, скрученному из ярких бумажек. Такие же мы делали в детстве из конфетных фантиков, когда все другое надоедало. Я не знала, что, черт возьми, это значит, или почему Нокс их носил, но кольца натолкнули меня на мысль.

– Как насчет сделки? – спросила я. – Нет работы – нет еды, верно? Ты позволяешь мне присоединиться к одной из охотничьих команд, я получаю еду и обеспечиваю остальных достаточным количеством, чтобы продержаться всю зиму.

Нокс усмехнулся, закатывая глаза.

– Я не вру, – добавила я. – Ты видел, что у нас в пакетах, а это лишь то, что удалось в них запихать. А сколько всего не влезло – небось, целая тонна!

Полные розовые губы Вайды раскрылись в немом вопросе.

Конечно, я врала. И она это знала. «Давай», – подумала я. Он должен был повестись. Нетерпение толпивщихся вокруг детей росло – они смотрели на меня, и в их глазах росла надежда.

– Консервов – просто горы, а еще чистая вода. Даже туалетная бумага, – присовокупила я, потому что, чего уж там, есть вещи, которые нужны, хоть и не необходимы. – Одежда, одеяла. Можно было бы хорошенько подзатариться.

К тому моменту, как я закончила говорить, стало так тихо, что я слышала, как из дырки в крыше капает вода.

– Да что ты говоришь? И где же эта страна чудес? На полпути в никуда, прямо в твоем воображении? – Нокс снова заходил по постаменту – под прикрытием детей, которые облепили его край. Если он сейчас не клюнет, придется самой туда лезть.

– С чего мне выдавать тебе «рыбные места»? – поинтересовалась я. – Ты же не даешь мне то, чего я хочу?

Вот так все работало теперь. Люди не помогали друг другу, если сами ничего не выигрывали. Нокс достаточно повидал в этом мире, чтобы тоже это понимать.

Но ему это не нравилось.

«Давай, – думала я, закипая. – Давай же!»

Он спрыгнул с платформы, и невидимые руки пихнули меня на цементный пол. Зубы щелкнули друг об друга, и я прикусила кончик языка. Майкл громко заржал, и звук его хохота словно отскакивал от столпившихся вокруг робких молчаливых фигур.

– Думаешь, мне стоит заключить с тобой сделку? – выплюнул Нокс. – Уверена, что нет других способов заставить тебя и твоих друзей говорить?

Руки мои стукнулись о землю, запястья запульсировали от удара. Гордость пересилила в нем жадность – этого я не ожидала. Нокс даже не понял, что, получив в свое распоряжение больше еды и всего остального, приобретет и больше власти. Однако сейчас он видел только девчонку, которая утверждала, что знает больше, чем он, предлагала решение проблемы, которую он сам же и создал, и будоражила нежелательными вопросами детей, которых он собрал. Даже если дети не верили именно мне, они хотели в это верить.

– Конечно, есть, – подала голос Вайда. – Но готов ли ты рискнуть и дождаться, пока вернутся национальные гвардейцы, чтобы все зачистить? – С этими словами на глазах ужаснувшихся детей она с удобством расположилась на «троне» Нокса.

Майкл повернулся к вожаку, чуть ли не дымясь от ярости:

– Нокс? И ты спустишь ей это с рук?

– Только не говори, что боишься парочки солдатиков, – продолжила Вайда, рассматривая сломанные ногти. – Поэтому пытаешься доказать, что она просто врет? Потому что боишься того, что случится, если это окажется правдой?

– Да ладно, – раздался голос Бретта откуда-то справа от меня. – Признайся, что соврала. Таких удач не бывает! Мы миллион раз ходили вверх и вниз по реке в поисках еды, но никогда не находили ничего, кроме пустых пакетов от чипсов.

– Так ты готов прошляпить такую возможность? – настаивала я. – Даже после того, как увидел доказательства?

Бретт, хоть и выглядел туповатым, когда дело дошло до обсуждения, сразу включил мозги:

– Я могу пойти с ней – удостовериться, что она не пытается тебя надуть. А потом был бы рад вернуться туда с командой и забрать припасы.

– Ах, ты мог бы? – прорычал Майкл. – Ты был бы рад? Ты какую команду имеешь в виду – мою? Думаешь, я не знаю, к чему ты ведешь, придурок? Думаешь, буду смотреть, как твоя жалкая задница пытается меня обойти?

Нокс поднял руку, останавливая парней, которые уже ощерились друг на друга, словно голодные дикие коты.

– Ответ – нет. Не сейчас. Никогда.

– Могла бы и догадаться, – не унималась я, поднимаясь на ноги. – Ты оставил тех детей умирать на морозе. Конечно, ты никогда и в голову не брал, чтобы обеспечить здесь каждого едой и всем остальным?

Можно снова и снова жать на одну и ту же кнопку и получать то, что хочешь, но наступает момент, когда палец соскальзывает и ты, наконец, нажимаешь не туда.

– Майкл, – неожиданно очень тихо пробормотал Нокс. Вайда своими действиями притянула к себе всеобщее внимание, так что Ноксу пришлось окликнуть его дважды, прежде чем Майкл избавился от наваждения. – Уведи этих двух… умниц отсюда.

– Нокс, – начал было Бретт. – А как же припасы?

Выброшенный Ноксом кулак врезался парню в подбородок.

– Уведи их отсюда. Если они так сильно хотят стать охотниками, могут доказать это на сегодняшнем посвящении, как и все остальные.

Вайда поднялась с «трона» и спрыгнула на пол рядом с Ноксом. Хотел он этого или нет, его глаза скользнули по ее лицу и телу, по каждому выставленному напоказ сантиметру роскошной темной кожи.

– Справитесь – валяйте. Но если я еще раз увижу вас до того, как сам пошлю за вами, сожгу собственноручно.

– Заметано, – согласилась я, стараясь не ухмыльнуться.

Я протянула ему руку, в висках стучало от нетерпения – я представила, что почувствую, что – в подробностях – сделаю, чтобы опустить его так же низко, как он опускает всех вокруг себя.

Нокс подошел ближе, лицо словно бы окаменело, челюсть сжалась, рука потянулась к моей, и как раз когда его пальцы оказались в зоне досягаемости, он рванул в сторону, хватая меня за волосы – на секунду быстрее, чем сработали мои инстинкты, – прижал тлеющий красный конец сигареты к моей ладони, затушив ее о кожу, после чего отшвырнул меня прочь.

Меня ослепила обжигающая боль, но я не заплакала, даже не охнула. Но, когда Нокс оглянулся на меня через плечо со своей фирменной улыбочкой, я поняла, что запустить в него крючки не получилось.

Нас отвели на другую сторону склада, откуда не было видно ни палатки, ни двери, – к клетке, которая огораживала пространство, где были заперты «мертвые» электрогенераторы и кондиционеры.

Вайда бросила взгляд на наше будущее «обиталище» и принялась пинаться и рычать, сражаясь с двумя удерживающими ее парнями. Они подняли ее в воздух и зашвырнули внутрь – девушке оставалось только оглушительно вопить. От терзающей меня боли я на какой-то момент лишилась не только зрения, но и возможности сопротивляться, и моему конвоиру потребовалось лишь пихнуть меня, чтобы я зашла в клетку. Дождавшись, пока конвоиры запрут нас и уйдут, глотая всхлипы, я упала на колени, прижав покрывшуюся волдырями ладонь к луже замерзшей слякоти. Мне казалось, словно мысли в моей голове также выжжены дотла.

Поднявшись, Вайда дотащилась до забора и прислонилась к нему. Глубоко вздохнув, девушка закрыла глаза.

– Дай-ка угадаю, – вернув прежнее самообладание, проговорила она. – Ты нашла Прекрасного принца в Белом шатре?

– Да, и еще человек двадцать, – ответила я, проклиная свой дрожащий голос. Рука полыхала огнем – ожог как будто все глубже вгрызался в кожу.

– Дай посмотрю, – предложила Вайда и сама перевернула мою ладонь. Я изумленно почувствовала, что она тоже дрожит от гнева.

– Черт. Я убью его.

С этими словами Вайда осторожно опустила мою руку обратно в слякоть.

– Я все испортила, – выдавила я. – Я была там. Он был там. Я должна была просто… использовать другую руку или…

– Да ладно, – сказала она. – Раз ты не можешь восстановиться достаточно быстро, получается, что ты человек.

– В самом деле… А кем еще я могла быть?

Она пожала плечами:

– Бездушной куклой. Бесчувственной, бессердечной сукой, которая питается страданиями других и физически не способна заплакать, если только это не кровавые слезы.

Лежащая на коленях здоровая рука напряглась.

– Такой меня считают в Штабе?

– Тебя зовут Медузой Горгоной, – призналась Вайда. – Один неосторожный взгляд, и чей-то мозг обернется камнем.

Душевненько. И в тему.

– Где остальные? – спросила она.

– Снаружи, в Белом шатре, – ответила я, прислоняясь к кондиционеру, чтобы посмотреть на Вайду. – И все очень больны. Мне даже показалось, что многие уже умерли.

– Все так плохо? – переспросила она. – Стюарт тоже плох?

– Да.

– Черт, – пробормотала она. – А я все голову ломала, что ты так фигово выглядишь.

– Да, – кивнула я, чувствуя, как гнев закипает с новой силой. Я подловила его – он был прямо передо мной, – но оказалась слишком медлительной и глупой, чтобы довести дело до конца. – Именно поэтому.

– Эй, подруга, – голос Вайды прозвучал необычно серьезно. – Я теперь тоже в деле, и я мастерски заставляю разных засранцев плясать под мою дудку. Тебе нужна поддержка, я с тобой. Хватит убеждать себя, что ты одна.

Я удивленно подняла взгляд.

– Но просто, чтобы ты знала, – продолжила Вайда уже обычным тоном, – если на этом дерьмовом посвящении нам придется сражаться друг против друга, я надеру тебе задницу.

Глава шестнадцатая

Пока мы сидели взаперти, скупой солнечный свет успел смениться ранней зимней ночью, захотелось есть, моросящий дождь перерос в снегопад, а встревоженный Джуд, покинув приют Белого шатра, отправился на наши поиски.

Фонари на парковке не светили, так что рассмотреть что-либо, кроме смазанных очертаний, было чертовски трудно. Я бросила попытки обнаружить какие-то признаки дружелюбия в лицах и снова сосредоточила внимание на детях, толпившися в углу склада, – метрах в ста от места, где нас заперли. Поглощенная жутким рассказом о том, как Нокс завалил дикую собаку, я даже не заметила Джуда, пока тот не возник у другого конца клетки.

– Ру! – прошептал он. – Ру!

Вайда резко развернулась, потянувшись к пистолету, которого при ней уже не было.

– Как ты?..

– Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо. Мне пришлось обежать вокруг всего здания, чтобы меня не заметили.

Еще раз глянув на наших «стражников», я уставилась на сияющее лицо мальчика. Надо же, Джуд догадался тут же пригнуться, чтобы мы с Вайдой его заслонили.

– Что случилось? – Сетчатый забор загремел, когда мальчишка к нему прижался. – Я думал, ты просто решила с ним поговорить, но тебя так долго не было, господи, почему вы здесь, что вы натворили? Толстяк был…

– Джуд, – я попыталась его остановить. – Джуд…

– …а потом я такой: «Да ладно, Ру не допустит, чтобы случилось что-нибудь плохое», но Оливия начала рассказывать всякие ужасы про Нокса, и мы не нашли у него флешку, значит, она все еще в куртке.

– Джуд!

Он остановился на полуслове:

– Что?

– …сходи и спроси Оливию, где хранится одежда и все остальное, что отбирают у новичков, – попросила я.

– Зачем? – поинтересовался Джуд. – Чтобы найти куртку Лиама?

Вайда щелкнула пальцами, заставив его снова замолчать. Я бросила на нее благодарный взгляд.

– Нет… нет, осматривать их все нет времени, к тому же ее мог забрать другой ребенок. Нужно привести в чувство Лиама, чтобы он рассказал, что произошло. Нужно, чтобы ты нашел куртку, которая была на мне – кожаная, помнишь? Во внутреннем левом кармане – переговорник. Вот и все, что мне от тебя нужно.

Мальчишка в недоумении уставился на меня.

– Переговорник, – повторила я.

Вайда услужливо ткнула его через забор прямо в лоб – промеж его немигающих глаз.

– Во внутреннем левом кармане. Сделаешь это для меня?

– Ты… Ты хочешь, чтобы я…

– Да! – хором прошипели мы с Вайдой.

Сначала Джуд замешкался, а потом на его лице вспыхнула самая широкая и самая глупая улыбка, которую я когда-либо видела.

– Хорошо, круто! – кивнул он. – Конечно, я смогу это сделать! Как думаете, мне придется вскрывать замок? Потому что в Штабе мне никак не удавалось открыть одну дверь, когда инструктор Биглоу пытался научить меня… Постойте-ка. – Джуд перевел взгляд с Вайды на меня, и улыбка вместе с сиявшим в глазах воодушевлением мгновенно погасли. – Ребята, а почему вы в клетке?

Предельно быстро, как только смогла, даже Джуд меня почти не прерывал, я рассказала ему, что случилось.

– И это значит, что ты не можешь идти туда прямо сейчас, ясно? – с нажимом в голосе проговорила я. – Придется дождаться вечера, когда у нас будет посвящение.

– Что за посвящение? – спросил он. – Типа драка?

– Это неважно, – отмахнулась я. – Ты сможешь это сделать. Проще простого. Внимание будет приковано к нам, так что тебе предстоит просто улучить правильный момент, чтобы смыться. Потом ты должен связаться с Кейт. А она – дать задание Нико найти место, где мы могли бы добыть лекарства, которые понадобятся Толстяку. Скажи, что это нужно сейчас же и как можно ближе. Все запомнил?

– Оʼкей. – Джуд отступил, подскакивая на носочках от возбуждения. На лице мелькнула еще одна нервная улыбка. – Я обо всем позабочусь.

Его рука инстинктивно потянулась к груди, где раньше висел компас.

– Где он? – испуганно спросила я.

– Отобрали. Когда нас привели. Все круто… все прекрасно. Я найду его. Возможно, он тоже лежит в этой комнате.

– Как остальные? В порядке? – спросила я. – Как Лиам?

– Хм-м… – Мальчишка медлил с ответом, покусывая губы. – Не слишком хорошо. Кажется, Толстяк очень волнуется, хотя он нам ничего такого не говорил. Он сказал, что, если мы не достанем лекарства, скорее всего, что Лиам и остальные дети умрут. И я ему верю. Ру, все плохо. Все очень-очень плохо.

Прижав руку ко лбу, я закрыла глаза, пытаясь подавить подступающую к горлу желчь. «Ты подловила его и не смогла остановить. Лиам умрет, и ты ничего не сможешь сделать. После всего Лиам умрет, и это будет твоя вина».

– Джуд, – проговорила я, просовывая руку между погнутыми звеньями сетки и потянувшись к его рубашке, чтобы снова подтащить поближе. Мальчишка успел меня перерасти. Но сейчас, когда предстояло кое-куда залезть, я была старше и все же опытней, чтобы сделать это незаметно. – Я знаю, ты сможешь. Я доверяю тебе. Но если тебя поймают, ты провалишь операцию, слышишь меня? Мы можем еще что-нибудь придумать.

– Я сделаю это, Ру, – сказал подросток окрепшим голосом, который давал мне надежду. – Я вас не подведу.

Он отступил от клетки, продемонстрировав устремленные вверх большие пальцы, что лишний раз подтверждало – Джуд не отдавал себе отчета, насколько все серьезно. Глубоко вздохнув, я наблюдала, как вечер окутывает его белым облаком и снежные буранчики, словно из любопытства, несутся за ним по пятам. Мальчишка шел быстро, излучая такую неудержимую энергию, что даже ветер, казалось, сменил направление, чтобы поспеть за ним.

Я знала, что он это может: во время обучения взлом был одной из первых задач-симуляций. И, если честно, ужасная правда заключалась в том, что хотя по части скрытности Джуд создавал эффект грохнувшихся о землю медных тарелок, но мальчишка был и одним из тех, чье исчезновение никто не замечает. Не в толпе, во всяком случае, не сразу.

– Максимум пять минут, – прислоняясь к забору рядом со мной, сообщила Вайда. – Зуб даю, что ровно через пять минут его тощую задницу поймают и вручат Ноксу.

– Тогда мы должны устроить хорошее представление, – предложила я, прикрывая глаза от ветра со снегом, – чтобы дать ему шанс.

Они подобрались к нам тихо, словно призраки, принесенные холодными липкими крыльями ночи.

– Прекрати, – пробормотала я Вайде.

Их было шестеро, поровну мальчиков и девочек, вырядившихся в свою лучшую белую одежду. Дети абсолютно молча вытолкнули нас из-за решетки. Старый полотняный мешок легко скользнул мне на голову, но Вайда не собиралась лишаться ни одного из чувств.

– Все в порядке, – уговаривала я девушку, – держись меня.

Каждая конечность и сустав казались тяжелыми и негнущимися; обычная ходьба пронзала острой болью плечи и бедра. Мы повернули в сторону склада. Почувствовав, как вода, которой была покрыта парковка, переливается через края моих тяжелых ботинок, я сморщилась. Скоро мы окажемся внутри – по крайней мере, там сухо.

Но я так и не дождалась характерного стонущего звука, с которым открывалась металлическая дверь. Значит, ее не открывали.

Вайда, должно быть, подумала о том же – я услышала, как она сказала: «Руби?», а потом что-то забормотала.

– Держись меня, – снова попросила я. А что еще тут скажешь? Что все будет хорошо?

Я вспомнила, как папа, когда я была маленькой, брал меня на университетские спортивные соревнования. В основном на футбол, иногда – на волейбол. Папа любил хорошую игру – любую, – а я больше всего любила просто наблюдать за ним. Как он всем телом подается в ответ на невероятную передачу, как вспыхивает улыбка, когда бейсбольный мяч оказывается у дальнего ограждения. Отец знал наизусть кричалки каждой команды.

Так что, едва услышав, я сразу распознала этот гул: рычание голодной толпы. Ритмичное хлопанье в ладоши. И стиснула зубы, когда дым костра защекотал мне ноздри.

Дети толкали меня вперед, и я снова и снова спотыкалась, когда перешагивала через осыпающийся бордюр, потом ступала на мягкую оседающую землю, потом снова оказывалась на твердой. Утоптанной. Волной раскаленного воздуха обдало руки, когда меня провели мимо чего-то, показавшегося огненной стеной.

Громкие голоса вокруг заглушали даже мои собственные мысли. Всего на секунду мне показалось, что я слышу, как Толстяк выкрикивает мое имя, а ему вторит тихий девичий голос. «Руби, Руби, Руби, Руби» – и что-то еще.

Мы попали в небольшую давку: каждый, казалось, пытался нас оттеснить, помешать попасть внутрь.

Когда лицо мое освободили от мешка, я втянула полные легкие теплого воздуха, пытаясь избавиться от ощущения, словно тысячи иголок впиваются в вены. Вокруг было слишком много лиц – слишком много больших глаз, разбитых губ, исцарапанных физиономий. Запах грязной одежды и тел смешивался с дымом, пока не стал чем-то совсем иным. Вытянув шею, я завертела головой, высматривая Толстяка сквозь лес тянущихся к нам рук. Во тьме мерцали отблески огня.

Наконец, я увидела его и стоявшую рядом Оливию. Джуда, слава богу, не было ни видно, ни слышно, но захлестнувшая меня волна облегчения уступила место ужасу, исходящему от их лиц, губ, тел, пытавшихся протолкнуться вперед. Паника, зудевшая где-то на задворках подсознания, заливала уши, подобно белому шуму. Сложив руки рупором, Оливия что-то нам прокричала. «Классный?» – удивилась я.

Мы оказались в другом здании, вероятно, в том, что попалось мне на глаза, когда я шагала к складу. Часть крыши и восточная стена обрушились, поэтому нам, одеревеневшим от холода, измученным, пришлось пробираться через груды битого бетона и перекрученного металла. Это помещение, меньше, чем первое, тоже когда-то было складом, который, судя по всему, горел. Стены и цементный пол были голыми, на них танцевали темные тени. В самом центре помещения стояли, образуя большое кольцо, металлические мусорные баки с пляшущими над ними золотистыми языками пламени, тянувшимися к детям в белом, которые наблюдали за нами сверху.

Фабрика в Термонде была специально выстроена так, чтобы СППшники могли следить одновременно за целым зданием, где работали дети-уродцы. Планировка помещения была открытой, прямо как здесь, и захламлено оно было примерно так же. Над головой на низких балках повисли два уцелевших металлических пролета.

Там и толпись белые, среди них устроился Нокс, усевшись на краю балки. Справа от него с какой-то банкой в руках сидел Майкл и тоже поглядывал на нас. При виде их ухмыляющихся рож рука запульсировала от боли. Я прижала ее к штанам, и когда нас с Вайдой втолкнули в центр огненного круга, мысли мои пустились вскачь.

Проклятье. Нам действительно придется сражаться друг с другом.

Обернувшись, я увидела, как Вайда сорвала грязный мешок с головы и швырнула его в ближайший полыхающий бак. Вены на ее шее вздулись от гнева, и я никогда не видела, чтобы она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. В этот момент я впервые почувствовала страх. Сейчас я нуждалась в Вайде – нуждалась в ее острой интуиции и ее всегдашней вере в то, что она не сдастся и выиграет эту драку.

– Держись меня, – в который раз повторила я.

Вайда обхватила себя руками, словно пытаясь справиться со страхом, но вот один голос перекрыл остальные.

– Приве-е-ет, дамочки, – окликнул нас Нокс. – Обещаете вести себя прилично?

Круг занимал большую часть первого этажа, но за его пределами было достаточно места, чтобы дети, не одетые в белое, могли бы втиснуться. Однако они держались на расстоянии – даже Толстяк, фигуру которого я с трудом различала через завесу горячего мерцающего воздуха, поднимающегося от огня.

– Я могу вытащить его прямо сюда, – прошептала Вайда. – Застать врасплох и передать тебе.

Я потрясла головой:

– Слишком много пушек.

И все направлены нам в спины. А еще слишком много Синих. Придется подождать, пока он спустится, тут-то я его и возьму.

Почувствовав, как во мне вновь закипает гнев, я позволила ему заполнить себя до краев, просочиться в кровь, вытеснить все до единой мысли о милосердии. Я ощущала себя хищником, готовым выйти из тени и показать свое истинное лицо.

– Правила простые, – проговорил Нокс. – Кого вышибут из круга, тот выбывает из боя. Кого нокаутируют, тот выбывает из боя, и я делаю с ним все, что мне заблагорассудится. Никакой жалости. Единственный выход – остаться стоять, где стоишь, или броситься в огонь. Уловили? Ох… как же я мог забыть? Поскольку деретесь вы двое, я изменяю свои собственные правила. Никаких способностей. Вам предстоит кулачный бой, девочки, так что не сдерживайтесь.

Мы с Вайдой обменялись быстрыми взглядами. Я понятия не имела, о чем она думала, но тут же начала соображать, как ей быстро и без обмана меня победить. Отказ от драки означал бы, что сделка не состоится, но я не была в восторге от идеи, что Вайда вытолкнет меня из огненного круга.

– А как насчет сделки?! – крикнула я. – Запасы в обмен на разрешение присоединиться к одному из охотничьих отрядов?

Нокс напрягся на слове «запасы», а, что еще важней, дети подались вперед. Небольшое напоминание о жадности их вожака.

– Проклятье, – процедил он, – ну ты и зануда. Выиграй – и я, может быть, подумаю.

Сделав несколько шагов назад, я закрыла глаза. С какой силой ей нужно ударить, чтобы нокаутировать меня с одного раза?

– Введите его! – увидев нашу реакцию, рассмеялся Нокс. – Что? Вы, правда, думали, что будете драться друг с другом? Прикольно.

Вайда развернулась в сторону пролома в одной из стен здания за моей спиной. Мне в этом не было нужды. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять: неважно, что она увидела, дело было плохо.

Наверху было раздался шепот, но быстро стих, заглушенный другим звуком: рокотом, протяжным низким урчанием чего-то тяжелого, что волокли по земле.

По спине сбежала струйка пота, реагируя на натужное кряхтение, рычание, больше походившее на стон, звон чего-то, что могло быть только цепями.

Разум – странная штука, а мой – еще более странный, по сравнению с другими. Сам выбирает, о чем ему помнить, и даже решает, какие воспоминания оставить особо четкими и острыми, как осколки стекла. Такие воспоминания навсегда прорастают в тебе, неожиданно всплывая от звука или от запаха. Я столько всего забыла о своей жизни ДО того, как меня забрали солдаты, но будь я проклята, если мне когда-нибудь удастся изгнать из памяти хотя бы одно черное воспоминание о лагере.

Я не могла забыть о том, как нас распределяли по цветам, и, тест, который едва не завалила.

Не могла забыть лицо Сэм, когда стерла из ее памяти воспоминания о себе.

Не могла забыть блеск черных автоматов в лучах летнего солнца или снег, медленно падающий на электрический забор.

Не могла забыть длинную вереницу тех, кого посчитали опасными, скованных друг с другом железными звеньями, их лица за кожаными намордниками.

– Что… Что за фигня? – выдохнула Вайда, протягивая руку, чтобы дернуть меня себе за спину.

Там стоял он: кожа голубовато-бледная, одетый в драные камуфляжные штаны и рубашку, которая висела на тощем теле с впалой грудью. Сперва я подумала, что это мой ровесник, хотя кто знает. Сейчас он выглядел скукожившимся и обмякшим. Однако, глядя на безразмерные в сравнении с его телом, больше напоминавшим сдувшийся воздушный шар, штаны, я подумала, что раньше парень был гораздо крупнее.

Нокс позаботился о том, чтобы его оплетало достаточное количество веревок и цепей. Рот перерезала бандана, стиснутая между желтыми зубами, а я могла думать только о том, что лучше бы ему прикрыли глаза.

Покрытые корками веки, обведенные синяками глазные впадины, глаза черные и бездонные. Он смотрел на нас, сквозь нас, в нас.

Теперь я поняла, что кричала Оливия. Ее голос высоко и ясно звенел в моем сознании.

«Красный. Красный, Руби, красный».

Глава семнадцатая

Бывают кошмары, а бывают – кошмары. Красный опустил голову, длинные темные волосы плотной завесой легли ему на лоб. Наблюдая за нами сквозь просветы в спутанных кудрях, он дернулся, словно мышцы свело в спазме, и зажмурился, ожидая, когда тело сможет расслабиться. Распахнувшись снова, глаза расширились и остекленели – потом тело сотряс новый спазм, и человек перед нами исчез.

– Дамочки, позвольте представить вам Дергунчика. – Казалось, Нокс упивался нашим замешательством. – Я подобрал его в Нэшвилле, он как раз сорвался с поводка СППшников. Шатался тут и там, дергаясь, как наркоман. С тех пор как я начал его обучать, Дергунчик прошел длинный путь. – Нокс махнул мальчишкам, которые с выражением неописуемого ужаса на лице поднялись и принялись перерезать ножом веревки, опутывающие Красного.

– Думаю, вы чертовски хорошо поладите, – усмехнулся Нокс. – Веселитесь.

Не припомню, чтобы кто-то на моих глазах улепетывал быстрее, чем эти двое, когда последняя цепь шмякнулась в лужу у ног Дергунчика. Он шагнул вперед, проходя сквозь огненную стену. Пылающий круг пошел рябью, на мгновение потускнев, и снова вспыхнул ослепительно-белым.

– Вот ведь ублюдочная сволочь, – пробормотала Вайда, поворачиваясь ко мне. – Типа натравил на нас живой огнемет.

Дергунчик оправдывал свое имя. Голова свесилась вправо, потом резко искривилась под неестественным углом влево. В перерывах – в те драгоценные полусекунды – между спазмами, единственным заметным изменением была вспышка чего-то похожего на недоумение в его глазах.

Нокс положил пальцы в рот и свистнул. И стало не до рассуждений.

Первый огненный снаряд выпрыгнул из полыхающего мусорного бака аккурат между нами, и мы с Вайдой метнулись в разные стороны. Повалившись на землю, я перекатилась, пытаясь сбить огонь с правой штанины. Пузырь от ожога на ладони грозил вот-вот лопнуть, готовясь разлиться новой волной обжигающей боли.

Воздух над головой стал жарким – горячим, – затем смертельно горячим, пожирая кислород. И я снова покатилась по земле. Огонь полился через край бочки, в которую я врезалась, и хлынул в мою сторону, оранжевой лужей разливась по цементу.

Красный вскинул руку и щелкнул кривыми пальцами. Между ними взметнулось пламя, и он швырнул его в меня, словно мяч.

«Вставай, вставай, вставай!» – вопил внутренний голос. Я обливалась потом, и ладони скользили по рыхлому щебню. Наконец я поднялась на ноги и нашла глазами Вайду.

Та бежала, размахивая руками, целившись Красному в грудь.

– Нет! – закричала я.

Огонь из мусорных баков снова взметнулся вверх, соединяясь над нашими головами в несколько дуг. Вайда зашипела от боли – огненный кнут хлестнул ее по лопаткам.

На мгновение я действительно подумала, что Вайда собирается рвануть прямо через полосы огня: между нею и Красным их оставалось всего две, но это были полосы пламени, обжигающие, золотисто-красные, подсвечивающие ее кожу теплым, землисто-коричневым.

– Вай!..

Девушка приземлилось на бедро, проскользив последние несколько метров прямо к ногам Красного. Дергунчик тоже упал с нечеловеческим протестующим рыком – сверху эхом отозвались дети в белом, которые наблюдали за нами.

Большинство мусорных баков еще горели. Однако там, где линия огня прервалась, обнажились цементные заплатки. К ним я и рванула, устремляясь к Вайде.

Дергунчик поднялся с земли, отшвыривая от себя Вайду со свирепой пульсирующей ненавистью, физически заполнившей пространство. Я успела поймать девушку до того, как ее обожженная спина хлопнулась о землю. У меня потемнело в глазах, когда ее голова врезалась мне в подбородок, но я, устояв на ногах, смогла удержать и ее тоже.

Я всего раз сошлась в спарринге с инструктором Джонсоном – «бой» шел пятнадцать секунд, не больше. Это произошло в самом начале моего обучения, когда тренер должен был «оценить» уровень моих навыков. Недели две я хромала, и раза в два дольше с предплечий сходили кровоподтеки в форме его ладоней.

Перед этим Красным инструктор Джонсон бы сник, что твоя маргаритка.

Дергунчик больше не дергался. Его движения стали резкими, точными, выверенными – в нем словно повернулся какой-то выключатель. Мы с Вайдой снова и снова уворачивались от него, вертелись и ныряли вниз, уходя от нацеленных в наши лица кулаков.

«До чего же он костлявый», – мелькнула в голове несвоевременная мысль.

– Ну же, дамочки! – выкрикнул Нокс. – Скучно же!

Я поймала Вайду за руку, прежде чем она снова бросилась на Красного, оттащив на несколько шагов. Дергунчик не бросился за нами – он почему-то остался на своей половине круга, расхаживая взад-вперед, словно пантера, под ногами скрипели армейские ботинки.

Впервые за время этого боя я обрела способность рассуждать здраво. Тело дрожало от усталости и боли. Думай.

Он не был в реабилитационном лагере, или, по крайней мере, давно оттуда сбежал. А если он никогда там не был, тогда откуда у него эта экипировка? Дергунчик не выглядел способным на то, чтобы ограбить базу национальных гвардейцев. Если не считать коротких проблесков замешательства на лице, он вообще не проявлял никаких признаков разумности.

Что означало…

«Да ладно, – подумала я. – Это невозможно».

Но осталось ли в наше время что-нибудь невозможное?

– Джамбори, – выпалила я, глядя на Вайду. Она моргнула. – Охренеть?

Вайда знала о проекте «Джамбори» примерно из тех же источников, что и большинство детей – о привидениях: из слухов и кошмарных снов, рожденных собственным воображением. Всем в Лиге было известно о секретной армии президента Грея, состоявшей из натренированных Красных; мы не один месяц пытались получить информацию о ней, но безуспешно. Сама идея такого образования звучала слишком «дико» для Федеральной Коалиции, чтобы в нее поверить, да и служба по контролю Интернета отлавливала и блокировала любые ссылки на проект, прежде чем хоть слово могло просочиться в интернациональную прессу.

И Вайда, конечно, не могла знать, что сама идея такой армии выползла из самых глубин исковерканного разума Клэнси. И это он вложил ее в головы президенту и всем его советникам. Пока отец не осознал, чем занимается его сын, Клэнси играл ключевую роль в программе обучения Красных.

Челюсть болела от столкновения с головой Вайды, с губ капала кровь. Сплюнув, я провела рукой по бровям, смахивая жгучий пот. Как Клэнси собирался ими управлять? Одно мгновение Красный действовал, повинуясь вскипающей в мозгу ярости, а в следующее превращался в хорошо обученного солдата. Он явно был дезориентирован и не реагировал ни на что, помимо своих инстинктов, запрограммированных на одно: убить.

«Боже мой, – думала я, глядя на Дергунчика и ощущая, как сквозь страх снова уверенно прорывается ярость. – Что они сделали с этими ребятами…»

Долгие годы я была уверена, что лагерные надсмотрщики и СППшники забирают опасных, чтобы их уничтожить. Тогда, думая об этом, я задыхалась от мыслей об их ужасной судьбе, которые, словно удавка, все больше затягивались на моей шее. Я была просто счастлива, когда Клэнси рассказал мне, что это не так. Но теперь… теперь я уже не была так уверена, что смерть не стала бы для них лучшей участью. По крайней мере, они не превратились бы в такое животное. Как этот бедняга, который лишился рассудка.

– Эй, подруга, – сквозь стиснутые зубы процедила Вайда. – Давай-ка нанесем ему двойной удар.

– И что это даст?

– Он может создавать огонь и управлять им, но посмотри: ему нужна полная концентрация, – сказала она. – Стоит двинуться в его сторону, как он останавливается, словно мозг не может обработать два действия сразу.

Вайда была права. Несмотря на всю разрушительность его силы, использование этих способностей требовало от Дергунчика того же, что и от нас – концентрации и умения оценить ситуацию. Только этот ребенок был так искалечен, что реальность в его сознании исказилась – то ли Клэнси как следует вычистил ему мозг, то ли когда сделали его подопытным проекта «Джамбори». Ясно было одно: Дергунчика надрессировали сразу бросаться в атаку на любого, кто только оказывался в поле его зрения.

– Заткнитесь и деритесь! – проорал Нокс.

– Отвлеки его, – бросила Вайда. – Остальное я сделаю сама.

Нокс говорил, что мы должны оставаться внутри кольца, но не уточнял, каким должно быть это кольцо.

Сидевшие наверху зрители испуганно вскрикнули, когда я пнула ближайший мусорный бак. Тлеющие угли выплеснулись на землю, прокатившись по холодному цементу, огонь за считаные секунды потух. Дергунчик остановился на полушаге, в замешательстве уставившись на умирающее пламя. В следующий миг я уже была у следующего бака. И услышала низкий вопль Вайды – она снова прыгнула на Красного.

– Стоп! – заорал Нокс. – Ах ты, сука! Твоя подруга хочет взять Дергунчика на себя…

Услышав громкий визг, я повернулась к Вайде. Она молотила руками по волосам, пытаясь сбить пожирающее их пламя. Тяжело дыша, Вайда упала на колени, плача и ругаясь одновременно. Я уже бросилась к ним, как языки пламени из баков снова взметнулись вверх, переплетаясь мерцающей сетью из невыносимого жара и света.

– Нет, Руби! – закричала Вайда.

Одна рука Дергунчика сжала шею девушки, другую он поднял высоко над головой. Из ближайшего мусорного бака взметнулась струйка огня, обернувшись вокруг его пальцев и запястья, словно змея. Сверху закричали, но звук, который мы хотели услышать, все никак не раздавался. Нокс не собирался его останавливать.

«Никто не собирается его останавливать». Поднеся пальцы к губам, я попыталась свистнуть как Нокс, но мне не хватило дыхалки. Дым щипал глаза и жег горло.

«Он убьет ее, он убьет ее, он…» – На этот раз выбора не было.

– Красный! – хрипло крикнула я.

Парень поднял взгляд – я привлекла его внимание.

Это случилось само собой – просто стремительно вырвалось из меня целиком, без остатка, словно я наконец позволила себе выдохнуть свободно. Скрюченные пальцы в моем подсознании начали расправляться – ярость, страх, отчаяние разделяли каждый поток силы на части, пока я не почувствовала всплеск теплого покалывания, распространяющегося вдоль основания черепа. Огненная стена передо мной пульсировала в такт безумному дерганью Красного. Я слышала, как над головой вопит Нокс, но парень уже был моим – мне удалось проникнуть в его разум без единого касания.

Когда попадаешь в голову обычного человека, словно погружаешься в чужие мысли. Неторопливое, скользящее движение, которое обычно заканчивалось для меня неслабой мигренью. Иногда я пробиралась внутрь медленно, иногда – стремительно. Я могла многое понять по неясным образам в человеческой памяти, по цвету, в который были окрашены чьи-то мечты.

Но Дергунчик был сломлен. Непоправимо сломлен.

Я буксовала, пробираясь внутрь, так лезвие проникает сквозь гору битого стекла. Его воспоминания были острыми, короткими и мелькали быстрее взмаха ресниц. Я увидела темноволосую девочку на качелях, женщину, склонившуюся над духовкой, стайку мягких зеленых ящериц, имя, печатными буквами накарябанное на полке. Потом все ускорилось – черные ботинки, проволочный забор, зеленая искусственная кожа сидений школьного автобуса. Грязь, грязь, грязь, копание до одури, скрежет цепей, защелкивающийся намордник, огонь во тьме, разгоравшийся все жарче и жарче. Мне приходилось напоминать себе дышать. Огненный воздух воспламенял легкие.

Среди сломанных изображений я обнаружила точеное лицо Клэнси – он стоял за стеклянной стеной, прижав к ней руку. Он всегда возникал откуда-то из тьмы, словно возвращавшийся кошмар. Клэнси что-то вещал, и каждая мысль взрывалась белым.

Зрители продолжали вопить, невозможно было разобрать ни слова в этом крике – невнятное бормотание и невыносимый шум разрывали уши. Но в моих руках был Красный; я могла управлять его силой и чувствовала ее так глубоко, словно огонь бежал по моим собственным венам. Я повернулась к Ноксу и остальным, которые ошеломленно смотрели на нас с безопасной высоты.

«Теперь не с безопасной», – подумала я, возвращая свои мысли к Красному. Что сделает Нокс, когда я натравлю на него его маленького питомца, когда почувствует огонь на своей коже?

Дергунчик уставился на меня, его зрачки сузились, потом резко расширились до предела, и снова стали крошечными. Губы начали потихоньку шевелиться, испуская низкие стоны боли, пока он, наконец, не заплакал. Он ждал команды. Приказа.

Мейсон.

Это имя было написано на его двери, это имя с любовью шептала его мама, укладывая сына спать.

Его звали Мейсон. Мои мысли выплескивались наружу, пытаясь постичь то, что случилось здесь и сейчас. Он жил в доме с голубым забором. Мама каждый день готовила ему обед. У него были друзья и собака, и все это испарилось, когда приехали какие-то люди и затолкали его в фургон. На стенах его спальни висели плакаты бейсбольной команды «Уайт-Сокс». Он катался на велосипеде на пустыре позади дома. Его звали Мейсон, и у него была жизнь.

Я опустилась на колени, прижимая руку ко лбу. Связь разорвалась со следующим обрывком воспоминания, возникшим у него в голове. Парень упал рядом с кучей мусора. Мгновение я не слышала ничего, кроме собственных надрывных вдохов и ударов сердца. Потом в мои уши ворвался какой-то звук – отвратительный треск.

– Прекрати! – услышала я крик Вайды. – Прекрати это!

Даже когда я увидела, что Мейсон поднял неровный обломок цемента и вмазал им себе по черепу, мой мозг все еще не смог понять, что происходит. С протестующим воплем Вайда вырвала обломок из его рук. Тогда Красный оторвал голову от земли, напряг шею и замолотил головой о камень. Он не останавливался, пока я не просунула руки между его лбом и холодной поверхностью, о которую он бился.

И тут сквозь дурманящее облако дыма прорвался запах крови. Я почувствовала что-то липкое и горячее через его густые волосы.

– Прекрати! – Вайда впилась в его плечи, пытаясь удержать парня на месте. Я вырвала из его пальцев еще один обломок цемента. Когда тот с грохотом покатился по полу, Мейсон сжал мою руку.

– …помоги мне, – прорыдал мальчик. – Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне, пожалуйста, не могу… не снова, о боже, о боже, они снова идут, я вижу их, они идут во темноте…

– Все хорошо. – Я наклонилась к нему.

– Помоги мне, – молил он, – пожалуйста.

– Все хорошо, Мейсон. Все хорошо; ты в безопасности. – Я могла снова погрузиться в его мысли – моя сила переполняла меня. Могла стереть его память: все, через что он прошел, все, что пришлось ему увидеть. Могла оставить ободранные коленки, солнечные дни на детской площадке, нежную улыбку мамы. Только хорошее. Он это заслужил. Мейсона нужно было освободить.

– Мне страшно, – прошептал он, по его щекам текли слезы и кровь. – Я хочу домой…

Пуля просвистела так близко от моего уха, что царапнула мочку. Почувствовав укол боли и теплый прилив крови, я подалась к Мейсону, чтобы закрыть его собой. Стреляли сверху – я слышала, как Вайда что-то кричит, но поняла, что произошло, только когда она схватила меня за плечи, оттащила от Красного и швырнула на землю. Она не собиралась позволить Ноксу, или кто там выстрелил в меня, сделать еще один выстрел, точный.

Одежда пропиталась теплой влагой. Рубашка неприятно прилипла к коже; я попыталась ее расправить, но стоило только опустить взгляд, как руки замерли. Я никак не могла взять в толк, как из уха могло натечь столько крови.

– Нет, проклятье! – Голос Вайды прорвался через стоящий в ушах шум. – Нет, будь ты проклят!

Кое-как поднявшись, я повернулась на ее испуганный голос. Слабый гул в ушах становился громче и четче, пока я не начала различать звуки плача и шепот детей над нами. Все уставились на Красного мальчика: как кровь, пузырясь, вытекает из горла, куда попала пуля, как он задыхается и захлебывается ею, скребя руками по земле. Промежутки между вдохами и выдохами становились все длиннее и длиннее, пока не вышел последний сдавленный стон.

Я онемела, оглохла и практически ослепла. Я ничего не видела – только Мейсона. Руки сами собой потянулись к нему, глаза сфокусировались на луже крови, растекавшейся по цементу и подбиравшейся к моим коленям.

– Промазал, – констатировал Нокс. Повернув голову, я смотрела, как он чуть-чуть опустил серебристый пистолет. – Что ж. Мама говорила, сломанные игрушки надо выбрасывать.

Ярость, вскипевшая во мне, словно лихорадка выжгла последние признаки сопротивления. Я уже ни о чем не думала – все выглядело таким ясным. Поднявшись на ноги, я уставилась на вожака.

Ему достаточно было лишь посмотреть на меня – поднять глаза с высокомерной ухмылкой, как нарастающие волны гнева соединились в один сокрушительный поток и нанесли точный удар.

Разум Нокса возник в моем собственном, словно горячий волдырь, взбухая каждый раз, когда я касалась его, пока, наконец, он не лопнул, и из него не хлынул поток жидкой, как понос, памяти. У меня не было ни терпения, ни желания в ней копаться. Не обращая внимания на мутные застывшие воспоминания о кулаках, ударах и ругательствах, взрывающихся в его темном мире, словно бомбы, я проталкивалась через картинки военного училища, остриженных «под ноль» волос, драки – проталкивалась, пока Нокс не упал на колени.

Из помещения словно бы выкачали воздух, голоса тоже смолкли. Негромко потрескивал огонь, пожирая остатки древесины в бочках. Я слышала, как Вайда подобралась ко мне. Она делала резкие вдохи, сражаясь с болью. Лица остальных детей словно носились по некой орбите вокруг нас: сейчас в мире не было никого, кроме него и меня.

– Нокс?.. – стоявший рядом с ним мальчик, все еще направляя на нас оружие, рискнул посмотреть на главаря. И увидел, как и все мы, что Нокс, запустив пальцы в волосы, начал раскачивать взад и вперед.

– Иди сюда, – мрачно сказала я. – Сейчас же.

Несколько ребят попытались схватить его и удержать на месте, но он вырвался. Я чувствовала восторг, понимая, что держу Нокса так крепко, что он бы бросился драться с ними, лишь бы добраться до меня. Он спустил веревочную лестницу с края балки и начал спускаться.

– Что происходит?! – выкрикнул кто-то. – Нокс, какого черта?

Нокс прошел мимо сидевшей на земле Вайды, наблюдавшей за происходящим широко открытыми глазами. Понимала ли она, что происходит на самом деле, или просто хотела воспользоваться моментом. Однако, подняв к нему свое измазанное сажей и пóтом лицо, Вайда выбросила вперед ногу, ставя подножку. Подонок растянулся на земле у моих ног.

– Счастлив?! – заорала она, уставившись на него, а потом перевела взгляд на детей вокруг нас. – Насмотрелся? Мы прошли этот вонючий тест?

Очевидно, это решение принимал один человек, и сейчас он стоял на коленях передо мной.

– Я хочу, чтобы ты извинился, – проговорила я. – Сейчас же. Перед Мейсоном. Перед всеми детьми за то, что ты им сделал, за то, что никогда не давал им того, в чем они нуждались и чего заслуживали. За то, что заставлял их сражаться с другими детьми и притворялся, что это единственный способ выжить в этом мире. – Я присела перед ним. – Я хочу, чтобы ты извинился за тех, кого оставил снаружи умирать, кого назвал бесполезными и обращался с ними так, будто их не существует вовсе. Потому что, к твоему сожалению, все они существуют для меня.

– Простите. – Прозвучал хриплый почти неслышный шепот. Кое-кто ахнул, но большинство ошеломленно молчало. Однако, посмотрев на лица вокруг, я могла сказать, что одного слова не было достаточно. Никогда не будет.

– Скажи им свое настоящее имя, – приказала я.

Нокс попытался вырваться из-под моего контроля, я видела, как расширяются его зрачки. Я усилила нажим, слабо усмехнувшись, когда он задрожал.

– Уэс Труман.

– Так это ты Беглец, Уэс?

Не поднимая глаз от земли, он покачал головой.

– Расскажи им, как ты получал еду, – продолжала я, сделав паузу после этих слов, чтобы все успели осознать, о чем я спрашиваю. – Что происходило с детьми из Белого шатра, когда тебе нужна была очередная пачка сигарет?

Я слышала шаги по рыхлому щебню и обломкам рухнувшей стены, но не спускала глаз с жалкого парня, скорчившегося на полу.

– Я… продавал их.

– СППшникам? – с нажимом поинтересовалась я.

Он прикусил губу и кивнул.

Тишина вокруг нас прорвалась – испуганным плачем, бессловесными криками, слабыми протестами и словом, повторяющимся раз за разом: Оранжевая.

– Кто-нибудь, уберите ее! – закричал какой-то мальчик. – Пристрелите! Она сделает это со всеми нами…

– Теперь вы знаете, кто я! – крикнула я в ответ. – А еще вы теперь знаете: каждое слово, слетевшее с его губ, – правда. Все это время вам врали, к вам относились, словно вы отбросы, которые не в состоянии сделать свой собственный выбор, но сегодня это прекратится. Прямо сейчас. – Я повернулась обратно к Ноксу, оцепенело разглядывающему свои поднятые руки. – Я хочу, чтобы вы ушли отсюда и никогда не возвращались, – начала я, глядя на лица надо мной, – или у вас с этим проблемы?

Я догадывалась, что большинство детей молчали, потому что боялись. Мальчики, которые только что готовы были броситься на нас, стоило мне посмотреть на них, затихали, сжимая пушки в руках. «Вы все согласны, – подумала я. – И сейчас, и потом».

Все было так просто. Те же самые парни кивали и исчезали во тьме – все, что мне потребовалось сделать, это вложить в их головы правильные образы. Быстро, чтобы они не успели сообразить, что я делаю, я переключалась с одних на других, охватывая по несколько человек сразу. Опустив взгляд на Нокса, я с отвращением сжала рот, соединяя его мысли со своими образами: он пробирается по снегу, кашляющий, слабый, не в состоянии защитить себя, двигаясь дальше на запад, исчезая навсегда. Я хотела, чтобы он испытал ту же потерянность, боль и жар, что и Лиам. Хотела, чтобы создавший его мир его же и поглотил.

Я смотрела, как Нокс-Уэс поднимается, царапая руки о промерзшую землю. Потом медленно, нетвердой походкой пробирается мимо толпившихся у обрушившейся стены детей. Я подумала, что они вернут его и набросятся на меня, но стоявшая впереди девушка, ею оказалась Оливия, шагнула в сторону. Скрестив руки на груди, она наблюдала, как быший вожак уходит, провожая его холодным, решительным взглядом. Последовав ее примеру, другие тоже зашумели, расступаясь на его пути: шипение, плевки, рычание говорили больше, чем любые слова. Потом к ним присоединились даже те, кто все это время сидел в безопасности над нами, изливая сдерживаемые месяцами – даже годами – ярость, страх и отчаяние. Задыхаясь от напряжения, я схватилась за горло. Под кончиками пальцев забился пульс.

Только что он был здесь, а теперь ушел. Я почувствовала, как гнев, придавший мне сил, последовал вслед за Ноксом, поблек, словно старое воспоминание, растворился в черной ночи. И я вдруг подумала: а не вернуть ли его обратно. Внезапно наказание показалось мне слишком легким. Нокс заслуживал гораздо худшего. Почему я пожалела его, когда в его проклятой черной душонке не находилось жалости для других детей?

С опаской посматривая на меня, Вайда, хромая, подошла ближе. Явно сохраняя между нами дистанцию, девушка придерживала изодранные штаны, глядя на меня, словно видела первый раз в жизни. Я уже хотела спросить ее, в чем дело, когда почувствовала, как кто-то берет меня под руку и разворачивает к себе.

Толстяк: губы вытянуты в тонкую линию, глаза скрыты за огненными всполохами, отражавшимися в стеклах его очков. Удивительно, что после всего, что произошло этой ночью, у меня нашлись силы выпутаться из его рук и отстраниться. Он снова попытался меня схватить, чтобы вывести на улицу, прочь от прожигающих мою спину глаз.

Но я не боялась этих детей или того, что они могли сделать со мной теперь, зная, кто я такая. Я бы сказала ему об этом, если бы только нашла верные слова. Я бы сказала ему, что раньше у меня не было столько сил, чтобы удержать всех нас вместе. Я еще не владела своими способностями так, чтобы защитить его и остальных от мира, пытавшегося нас разлучить. А теперь у меня все это есть.

Настроение в комнате изменилось и продолжало меняться – в такие моменты я чувствовала себя настолько связанной с каждым на этом полуразрушенном складе, что могла практически ощутить их облегчение, словно холодный, сладкий дождь на языке. Я не сразу поняла: они ждали, когда я сделаю первый шаг.

Боковым зрением я увидела Джуда, который пробивался через толпу. Тяжело дыша, он держал в руке переговорник, потрескивавший достаточно громко, чтобы я его услышала. Я получила единственное подтверждение, в котором нуждалась, – улыбку на его лице.

Но потом Джуд отвел от меня взгляд. И наконец увидел все: обломки, огненные лужи, все еще разлитые по бетону. И Мейсона – его пустые глаза, по-прежнему устремленные на что-то, доступное только ему одному.

– Все хорошо, – сказала я, прорывая тишину. – Мы в порядке.

И неважно, поверили ли моим словам остальные. Все они в любом случае последовали за мной.

Глава восемнадцатая

Если ты нас слышишь, значит, ты – один из нас. Если ты один из нас, значит, сможешь нас найти. Озеро Принс. Вирджиния.

Голос Клэнси, льющийся из динамиков маленького бумбокса, заставил каждый волосок на затылке вскочить по команде «смирно». Оливия поставила приемник на самый край платформы Нокса, а Джуд зарядил батареи минут на пять непрерывного прослушивания.

– Почему это до сих пор передают? – спросила я. – Я думала, сигнал шел из Ист-Ривер?

Оливия покачала головой:

– Клэнси установил несколько передатчиков, так что сообщение может транслироваться хоть из Оклахомы. Полагаю, засранец не подумал, что нужно вырубить остальные.

Мы впервые собрали на складе всех, и я наконец-то смогла их пересчитать. Пятьдесят один ребенок встали полукругом перед небольшим устройством, вслушиваясь в слова и всплески помех.

Когда Оливия поняла, что не сможет выдержать еще одно прослушивание, она наконец-то выключила звук. И вместе ним рассеялись чары спокойствия и любопытства. Голоса взлетали вверх, к самым балкам, вопросы неслись к нам отовюду, рикошетом отдаваясь от мокрых цементных стен. Они хотели знать, что это за голос, откуда появился приемник, почему детей из Белого шатра перевели внутрь, разместив поближе к бочкам с кострами.

– Сойдет за доказательство? – спросила я их. – Нокс не был никаким Беглецом, по крайней мере, не тем, за которого себя выдавал, и здесь не Ист-Ривер.

Меня выводило из себя, что нам вообще приходилось этим заниматься. Большинство детей поверили всему сказанному мною прошлой ночью, но несколько несогласных из числа охотников упорно цеплялись за преданность Ноксу. Может, все было еще проще: они боялись, что, раз идиотские правила Нокса больше не действовали, их беспрепятственный доступ к запасам теперь прекратится.

Или, может, действительно уверовали всем сердцем, что это Ист-Ривер.

Я села рядом с Оливией на край сцены. Глядя на детей передо мной, я видела все новые следы жестокости Нокса. Ожоги. Выпученные от голода глаза. То, как они резко вздрагивали, когда ветер стонал сквозь щели в крыше.

– Всем этого достаточно? – поинтересовалась Оливия, повернувшись к парню в белом, застывшему прямо перед старым устройством. Семнадцатилетний Бретт больше не был одним из сторожевых псов Нокса. Он родился и вырос здесь, в Нэшвилле, ни разу не попадал в лагерь, и, видимо, его мозг медленно обрабатывал новости.

– Проиграй снова, – хрипло попросил он. – Еще раз.

Что-то в голосе Клэнси – полагаю, уверенность – заставляло дослушивать его короткую речь до самого последнего слова. Потерев лоб тыльной стороной ладони, я, наконец, выдохнула, когда прозвучало последнее слово: Вирджиния.

– Откуда нам знать, что это – тот самый Беглец? – спросил Бретт. Это он созвал на склад другие охотничьи группы и их лидеров – Майкла, Фостера и Диего. А еще настоял на том, чтобы присматривать за нами, пока мы хоронили Мейсона. Он не предложил помощи или поддержки, даже когда волдыри на моих ладонях полопались – так отчаянно я вбивала лопату в промерзшую землю.

Я все понимала: мы были чужаками, сломавшими систему. Я опасалась лишь того, как бы он, раздраженный и озлобленный, не убедил остальных не делать вылазок за припасами. И сейчас я заметила, как парень косится на Толстяка, который на коленях склонился над больными детьми.

Все стало яснее ясного – Бретт был ключевым звеном в этом сообществе. Перейди он на нашу сторону, остальные последовали бы за ним. Но у нас заканчивалось время. Я видела это по тому, как Толстяк поджимал губы, измеряя Лиаму температуру.

– Я не говорю вам ничего, кроме правды, – заявила Оливия. – Я слишком долго молчала, надеясь, что Нокс изменится – подобреет, что ли. Но этого не произошло. Он становился только хуже, и, если бы Руби его не отослала… кто знает, что бы он сделал потом, но я знаю точно: никто из больных ребят бы не выжил.

– Он правда их продавал? Нокс говорил, они пытались убежать, а он о них заботился, – подала голос девочка, сидевшая у Нокса на коленях, когда нас привели. Она была одной из первых, кому я выдала одеяло из кладовки. Мы вытащили все из того небольшого здания и разложили посреди склада, чтобы все видели, что осталось. Те, кто постарше, осмелились забрать свои вещи, но большинство безучастно смотрело на нас, словно все, что было до встречи с Ноксом, выпало из их памяти.

Когда Оливия кивнула, вокруг снова зашептались.

– Одиннадцать человек по крайней мере, с тех пор, как я здесь.

– Он просто добывал еду, – проворчал Майкл. – Приходилось идти на жертвы. Вполне справедливо.

– Что справедливого в том, чтобы больной ребенок голодал, потому что слишком слаб, чтобы работать, и ему никогда не станет лучше, потому что он никогда не сможет работать?! – выкрикнула она в ответ. – Что?

Отбросив назад мягкие светлые волосы, Оливия вскочила на платформу, спина прямая, голова поднята высоко.

– Послушайте… так не должно быть. Я жила в Ист-Ривер и видела, как это было. Я находилась там и зимой, и летом, и все остальное время, но никогда не голодала – ни единого дня. Я никогда не боялась – это было… Это было хорошее место, потому что там мы заботились друг о друге.

Глядя на их лица, я ожидала, что разверзнутся небеса, когда Оливия рассказала им, как этот кусочек рая исчез, а пророк, стоявший за ним, оказался не более чем пустой маской. Но Бретт, явно изо всех сил пытавшийся понять и принять все это, смотрел на нее, и напряженное лицо расслаблялось с каждым словом, пока он не кивнул.

– Мы можем устроить это здесь, – продолжила Оливия. – Знаю: сможем. Здесь есть место, чтобы самим выращивать еду, и возможность повысить уровень безопасности. Беглец не должен оказаться единственным, и Ист-Риверу не обязательно останется единственным. Построим свой собственный.

– И как же у нас это получится? – поинтересовался Майкл. Он покачал головой, оторвавшийся воротник рубашки обнажил полоски бело-розовых шрамов, оставшихся от ожогов, испещрявших шею и плечи. Парень кивнул назад, на жалкую кучку припасов. – Ты такая же тупая, как и страшная, да?

– Эй! – рявкнул Бретт, делая шаг в его сторону, и Майкл, усмехнувшись, отступил.

– Сначала убедимся, что выживут больные, – продолжила Оливия, – что все мы переживем эту зиму. Если вы поможете нам с Руби с этой вылазкой, мы продержимся несколько месяцев. Спасем их жизни, да и свои заодно.

– И где же эта волшебная придуманная страна, а? – с нажимом спросил Майкл.

– Один из ангаров в аэропорте Джона Ч. Туна, – открыла ответный огонь Оливия, выдерживая его убийственный взгляд. – Кто-нибудь знает, где это?

Бретт поднял руку.

– Думаю, в нескольких километрах к западу отсюда, в десяти – самое большее.

– Оʼкей, – кивнула Оливия. В куче одежды она раскопала для себя куртку, прикрыв ею джинсы, то и дело сползавшие с ее худых бедер. – Это нам по силам.

– Нет, – проворчал Майкл, – это ловушка. И любой, кто согласится участвовать в этом дерьме, заслуживает того, что получит.

Подростки в белом – охотники – задвигались и возмущенно загудели. Мой разум мгновенно отреагировал в ответ. Я только успела перевести на Майкла пристальный взгляд, когда Оливия заговорила снова.

– Послушайте, если это сработает – а это сработает и будет работать, – здесь многое изменится. Мы не можем быть просто племенем Синих. Нет… нет, послушайте меня! – Оливия повысила голос, заглушая протестующих. – Дело не в цвете. И не должно быть. Мы не должны делиться по цветам. Зато должны уважать друг друга. Если вы не можете уважать друг друга и ваши способности, если вы не готовы помогать друг другу понять себя и других, это место не для вас.

– С чего это ты все решаешь? – поинтересовался Майкл. – Кто ты вообще такая, чтобы здесь распинаться? У нас была система, которая чертовски хорошо работала. Хочешь, чтобы мы начали всех жалеть? Вот почему мы совершали вылазки только с другими Синими – остальные так охренительно беспомощны, что не способны ни на что, даже защитить себя.

Оливия замолчала, ее неуверенность в себе словно просачивалась сквозь покрытую шрамами кожу, заражая всех вокруг. Сомнения подтачивали ее прямо на наших глазах. Я почувствовала, как тело сотряс небольшой толчок паники, словно второй, лишний удар сердца. Но мы еще не закончили. Мне нужна ее помощь – нужно, чтобы она была сильной.

– Черный – тоже цвет. – Я боролась с сопротивлением памяти, позволяя тем самым словам снова хлынуть в меня. Я будто слышала, как распевно они звучат, если их произносит голос Лиама с его южным акцентом. Впервые он сказал это мне многие месяцы назад: – Черный – все равно цвет.

Оливия все поняла. Чтобы объяснить, не нужны красивые слова, да, если честно, и нет таких слов, чтобы описать, чем это место было для нас. Там мы были вместе: вместе работали, вместе жили, вместе выживали. Ист-Ривер стал для нас не просто лагерем – он превратился в символ идеи, служил сигнальным костром для других. Олицетворял собой веру. Беглецом называли Клэнси, но им становился и любой другой ребенок, сбежавший от системы. Тот, кто не смирился. Кто не стыдился и не боялся того, кем был.

– Быть умным – не значит дать слабину, – продолжила я. – Ты можешь остаться, а можешь уйти, помни только: если уйдешь, то один. И поверь мне, это длинная, одинокая дорога.

– Верно, – наконец заговорила Оливия. – Если хочешь уйти, сейчас самое время. Просто знай, что с этого дня ты никогда не перестанешь убегать, пока тебя не поймают. Никогда.

– Бред какой-то! – выкрикнул Майкл. – Это не сработает. Если ты считаешь, что кто-нибудь из моих парней поддержит подобное…

– Тогда валите, – пожала плечами Оливия. – Коли что-то не устраивает, уходите. Сработает, только если хочешь здесь быть. Забирайте все, что нужно, и вперед.

Я оттолкнулась от маленькой сцены и подошла к нему близко-близко. Когда я держалась от него подальше, мне казалось, что Майкла невозможно ничем пробить – чуть что, и он ощетинивается, выставляя острые, как бритва, защитные щиты, но теперь я увидела, что он дрожит. Парень был на целую голову выше меня, тяжелее, вооружен… и ничто из этого не имело значения.

Не было нужды совать нос в его мысли, чтобы понять: он прокручивает в голове прошлую ночь, зациклившись на том, что я сделала с Ноксом.

«Я не смогу сделать этого с ним», – как громом поразила меня мысль, и я остановилась как вкопанная. Я могла повлиять на него, не вопрос. Но он был так откровенен и открыто враждебен, что вложи я в него иные мысли сейчас, его удивительная метаморфоза вызвала бы подозрения. И все бы поняли, что я могу проделать подобное с любым из них. Они и сейчас меня побаивались, но тогда у них появится достаточно причин что-нибудь по этому поводу предпринять.

Майкл уставился на меня, тяжело дыша. В мгновение ока за моей спиной возникла Оливия со скрещенными на груди руками.

Облизнув губы, он двинулся вперед, так чеканя шаг, что старое охотничье ружье загромыхало.

– Да брось, старичок, – сказал другой подросток в белом, хватая его за плечо. – Давай останемся.

Майкл пожал плечами, сбрасывая его руку, направился было к двери ангара, но повернулся к Бретту.

– И ты туда же, да?

– Когда дела плохи, кто-то же должен с ними разобраться, – спокойно ответил тот.

За Майклом ушли только пятеро ребят из восьми – не сказав ни слова, не взяв ничего из кучи с припасами, не пожав рук, тянущихся к ним в безмолвном прощании. И только один из них оглянулся на меня посмотреть.

Я видела развернувшийся в его сознании план, словно он открыл книгу и переворачивал для меня страницы. Вернуться в лагерь ночью, следующая страничка, пробраться на склад, следующая страничка, разрядить все обоймы в спящих детей, следующая страничка, и они пятеро уносят все припасы, что мы занесли внутрь.

Позвоночник напрягся, наливаясь сталью. Качнув головой, я стерла этот план.

– Кто-нибудь еще? – спросила Оливия, всматриваясь в лица перед нею. – Нет? Хорошо. Тогда приступим к работе.

Прежних обитателей Белого шатра разместили рядом с припасами, вокруг для тепла расставили полыхающие мусорные баки. Когда я протиснулась через это кольцо, Толстяк, сгорбившийся над плечами Вайды, поднял на меня глаза. Запах дыма воскрешал одно мрачное воспоминание за другим. Я глубоко вздохнула, прижимая руку ко рту, пока лицо Мейсона, всплывшее в моем сознании, не исчезло, и осторожно переступила через спящих детей. Толстяк уложил их в два ряда, но на этот раз не сваливал друг на друга.

– Ну ты и отстой! – брюзжала Вайда. – Что, забыл свой скребок в машине? Плесни сверху воды и оставь меня в покое.

Она сидела, скрестив ноги, перед Толстяком, локти уперлись в колени, лицо прижато к ладоням. Теперь каждый раз, глядя на нее, я содрогалась при виде ужасного напоминания о прошлой ночи. Когда мы вернулись на склад, стало очевидно: длинные волосы Вайды спасти не получится. К счастью, она смогла потушить огонь прежде, чем он добрался до кожи головы, но синие пряди обуглились и свисали неровными клочьями. Бросив один-единственный свирепый взгляд на себя в осколок зеркала, она взяла маленький ножик, который Джуд притащил из хранилища, и обкорнала свою шевелюру. Теперь волнистые волосы закручивались на уровне ушей и подбородка.

– Скребком получилось бы быстрее, – пробормотал Толстяк. – Полагаю, однако, ты не откажешь себе в удовольствии сохранить кожу на спине.

Он слизнул выступивший над верхней губой пот. Кропотливый процесс удаления обугленных кусков рубашки из ожога на плечах начался более часа назад, и мы все, мучаясь, слушали, как Толстяк пытался дезинфицировать поврежденную область.

– Отвали от меня! – прошипела Вайда. – Воняешь, как немытая задница.

– Как дела? – спросила я, присаживаясь рядом с ним.

– Могло бы быть лучше, – пробормотал он. – Могло бы быть хуже.

– Я точно тебя прикончу, – процедила Вайда, дрожащим от боли голосом, – прям щас.

Пинцет в руке Толстяка на мгновение замер. Он откашлялся, а когда снова заговорил, голос звучал сухо и холодно.

– Пожалуйста. Если это означает отделаться от тебя хотя бы на пять минут, я с удовольствием.

– Могло быть намного хуже, – поправила я его, снова оглядываясь вокруг. – У меня есть список лекарств, который ты дал Джуду, но, может, ты хочешь, чтобы я поискала для тебя что-нибудь еще?

Толстяк снова опустил тряпку в воду.

– Стерильную марлю для ее ожогов, любое дезинфицирующее средство, вроде спиртовых салфеток… аптечки первой помощи, если они у них, конечно, есть.

– А как насчет других лекарств? – с нажимом спросила я, заставляя себя не смотреть на неподвижное тело Лиама. – Что-нибудь от воспаления легких?

Закрыв глаза, Толстяк потер лоб тыльной стороной ладони.

– Больше действительно ничего, лекарства помогут, только если это бактериальное воспаление легких. Если вирусное, и все уже так плохо, я даже не уверен, поможет ли внутривенное вливание.

– Больше ничего… даже в твоей книге?

Толстяк настоял на том, чтобы вернулись в машину за каким-то медицинским справочником, который дал ему отец, чтобы перепроверить список лекарств.

Парень покачал головой.

Я почувствовала, как в горле вспыхнул крик. НЕ ОН. Не Лиам. Пожалуйста, не забирай его тоже. И я задумалась: чувствовали ли именно это все родители, когда существование ОЮИН открыто признали, а им сказали, что в девяносто восьми процентах случаев их дети умрут, что бы они ни предпринимали.

– Когда выдвигаешься? – спросил Толстяк. – И кто идет с тобой?

– Через пару часов, – ответила я. – Берем почти всех из охотничьих групп, но несколько ребят останутся с вами. И Вайда.

Картина перестрелки в мыслях того парня заставила меня обеспокоиться, как бы и другие не стали вынашивать планы вернуться ночью в свой прежний дом. Если они окажутся настолько глупы, чтобы попытаться, то за труды им гарантированы серьезные травмы и другие болезненные последствия.

– И как это должно утешить? – поинтересовался он.

Вайда потянулась назад, пытаясь стукнуть его по любому месту, до которого достанет.

– Все, хватит! – объявила она, вскакивая. Полосы рубашки, которые Толстяк нарезал, чтобы замотать ей ожоги, посыпались с его коленей, когда он бросился было за ней. Мы наблюдали, как девушка, спотыкаясь, выскочила из огненного круга. И с каждым ее неуклюжим движением глаза Толстяка сужались. Когда Вайда растворилась среди других детей, толпившихся вокруг нас, он медленно повернулся ко мне.

– Да, – кивнула я. – Ты должен пойти за ней.

Парень недоуменно приподнял брови.

– Она может подхватить заражение, – напомнила я ему.

– Она и святого до греха доведет. Вроде нанесения десятка смертельных колото-резаных ран.

– Хорошо, что ты не святой.

Толстяк встал, подталкивая полотенце и ведро с теплой водой ко мне, и показал на ряды больных детей за нами.

– Вернусь через пять минут. Хочешь помочь – попытайся их напоить.

Я двинулась вдоль постелей больных, вырывая их из горячечных снов, поднося пластиковую кружку к губам. Все, что оставалось – это силой открывать им рот и вливать воду в горло: только так удавалось заставить их глотать. Я старалась как могла, протирая их лица тряпкой, задавая вопросы, начиная с «Очень больно?» и заканчивая «Ты чувствуешь себя хуже, чем вчера?».

Только один из детей смог ответить. «Да, – прошептала она. – Да». На каждый вопрос – болезненное, тихое «да».

Резкий кашель приковал мой взгляд к знакомой копне всклокоченных волос. Силясь отбросить синее детское одеяло, он пытался приподняться на локтях, грудь тяжело вздымалась. Меня беспокоили частые, неглубокие вдохи и то, как мышцы дрожали под тяжестью его веса.

– Стой, – выговорила я, устремляясь к нему, – пожалуйста… все хорошо, просто ложись обратно…

Покрасневшие, окруженные синяками глаза Лиама широко распахнулись. Руки под ним подломились, и я мгновенно подхватила парня и аккуратно уложила обратно. Он не сводил взгляда с моего лица, глаза от высокой температуры стали бледнее, прозрачнее – стекляннее.

– Осторожнее, – пробормотала я. После прикосновения к горячей коже мои руки показались мне такими холодными и такими пустыми, когда я их отняла.

– Что происходит? – прошептал Лиам, изо всех сил старясь сглотнуть. – Что… случилось?

– Толстяк просто за чем-то отошел, – тихо объяснила я. – Он скоро вернется.

Лиам слабо кивнул, с тихим вздохом закрывая глаза. Я потянулась убрать отросшие завивающиеся волосы ему со лба, когда он повернулся ко мне, снова распахивая веки:

– Ты… ужасно красивая. Как тебя… зовут?

Слова вылетали с душераздирающими хрипами и свистом, но меня так поразила их осмысленность, что потребовалось несколько драгоценных мгновений, чтобы ответить.

– Руби, – повторил он теплым ласковым тоном с переливами южного акцента. – Как «Руби Тьюсдей»[6]. Мило.

И тут расслабленное выражение его лица растворилось бесследно. Брови сошлись в попытке сосредоточиться, губы снова и снова беззвучно повторяли одно слово.

Руби.

Отодвинув ведро, я опустилась рядом с ним на колени, упершись одной рукой о землю возле его раскрытой ладони.

– Руби, – повторил он, ясные глаза затуманились. – Ты… Коул сказал… Он сказал мне, мы никогда не встречались, и я подумал… Я подумал, это сон.

Я поднесла тряпку к его лицу и начала нежными движениями стирать с него грязь и сажу. Лучше не придумаешь, рассудила я. Я не касалась его напрямую. Щетина на подбородке цеплялась за тряпку. Я сфокусировалась на маленьком белом шраме в уголке его рта. На том, чтобы не прижаться губами к этому пятнышку, неважно, как сильно, казалось, я в нем растворилась.

– Сон? – с нажимом спросила я, надеясь его разговорить. – Что за сон?

Это было… Нет, невозможно. Мне известно, как люди путаются, стоит только покопаться в их воспоминаниях, впадают в ступор от деталей, но я нашла, выбрала и выбросила все, связанное с собой, из памяти Лиама. Заменила себя воздухом и тенями.

Губы сложились в слабую улыбку:

– Хороший.

– Ли…

– Мне нужно… Ключи… – Голос становился все тише. – Мы пойдем получить… Думаю, Зу… Она в проходе с… С одним из…

В проходе?

– Не хочу, чтобы эти ребята… засекли ее. Они причинят им боль, им обеим.

Я хотела отодвинуться, но рука Лиама как-то нашла мою на земле, и его пальцы вцепились в нее, удерживая на месте.

– Какие ребята? Зу в безопасности; никто не причинит ей боли.

– «Уолмарт»… Я сказал ей, я сказал ей идти с… Она пошла с… Нет, где она? Где Зу?

– Она в безопасности, – заверяла я, пытаясь высвободить руку. Но он не отпускал, словно парень пытался заставить меня что-то понять, но чем больше он боролся, тем тяжелее ему становилось дышать. Приложив другую руку к щеке Лиама, я склонилась над ним.

– Лиам, посмотри на меня. Зу в безопасности. Ты должен… ты должен отдохнуть. Все будет хорошо. Она в безопасности.

– В безопасности. – Слова прозвучали глухо, и парень закрыл глаза. – Не уходи снова, – прошептал он. – Не уходи… куда я не смогу пойти, пожалуйста, пожалуйста, только не снова…

– Я останусь здесь, рядом, – пообещала я, проводя пальцем по его скуле.

Ты должна остановиться. Должна уйти. Прямо сейчас.

– Не лги, – пробормотал Лиам, балансируя на краю сна. – Здесь… такое место, где не нужно…

Я вскочила – перед глазами замелькали пятна, а в висках запульсировала кровь. Прижав руки ко рту, я ждала, когда ко мне снова вернется зрение, стараясь не споткнуться о лежащих вокруг детей. Я знала, что он пытался сказать. Я уже слышала эти слова – потому что когда-то произнесла их сама, но это было… это было невозможно.

Здесь такое место, где не нужно лгать.

– Руби?

Вайда с Толстяком замерли перед полыхающими бочками, наблюдая за мной с одинаковым выражением беспокойства на лицах. Как долго они стояли там и что успели услышать?

Толстяк шагнул ко мне, но я отпрянула.

– Я в порядке, он просто…

Присев на корточки, я опустила голову на руки, дважды глубоко вздохнув, пытаясь успокоиться.

Невозможно.

– Ты уверена? – Голос Толстяка звучал отчужденно. – Ты закончила играть в эту игру?

Я кивнула, не отрывая взгляда от земли. Желудок скрутило. Мысли путались. Я слышала, как Лиам ворочается и пытается отбросить одеяло, обмотавшееся вокруг ног.

– Думаешь, это нормально – сюсюкаться с ним, запутывая еще больше? План же по-прежнему состоит в том, чтобы взять флешку и свалить в Лигу? – набросился на меня Толстяк. – Что будет, когда он придет в себя?

– Она напустит на себя трагический вид и притворится, что за всю свою печальную, трогательную жизнь ни разу его не встречала, – усаживаясь рядом, заявила Вайда. – Это же операция из серии «берем и валим». Руби все это знает? Она же говорила, что не станет примешивать к делу личные чувства, разве нет?

Я с усилием сглотнула:

– Я знаю. Можешь… Скажешь ему, зачем мы здесь?

– Правду? – с вызовом уточнил Толстяк.

Позади нас раздался резкий вздох-кашель, и я сразу поняла, что сейчас последует за ним. Лиам отшвырнул одеяло, руки его взметнулись к горлу. Он боролся за следующий вдох, втянул воздух, пытаясь перевернуться на бок, но у него не хватило сил. Мы рванулись к нему все вместе. Но Толстяк опередил нас с Вайдой, подхватив и усадив друга, не давая ему задохнуться.

– Все хорошо, – приговаривал Толстяк, наклоняя Лиама вперед и похлопывая по спине. Он казался спокойным, волнение выдавали только бисеринки пота на лбу. – Вдох-выдох. Ты в норме. Ты в порядке.

Но ощущения, что Лиам в порядке, не было. Было ощущение, что он…

Сейчас умрет. Я вцепилась руками в волосы. После всего, через что мы прошли, он умирал прямо на моих глазх. Он сражался, но проигрывал, ускользая туда, где уже я не смогу его найти.

– Вода нужна? – Вайда подхромала ближе с пластиковой бутылкой в руке. Я ненавидела жесткий блеск в ее глазах: приговор, вынесенный состоянию Лиама, и жалость, с которой она смотрела на меня.

– Нет, – покачал головой Толстяк, – может попасть не в то горло. Руби. Руби… с ним все будет в порядке; я не дам ему заснуть и буду следить, чтобы он двигался. Мне нужны те лекарства. Растворы, грелки, что угодно. Быстрее.

Я кивнула, сжимая кулаки в волосах, судорожно выдохнув.

– Ру! – Раздался голос Джуда, и вот уже перед нами возник он сам. В руках – знакомая черная куртка. – Я нашел ее, нашел ее, нашел!

Мы, все трое, зашипели на него.

– Иди сюда! – махнула я мальчишке, поспешно забирая куртку, пока тот ее не уронил в одну из бочек. В воспоминаниях Коула я видела куртку лишь мельком, к тому же она была наполовину скрыта в тени… но эта выглядела практически такой же, хотя и не черной. Куртка оказалась темно-серой, из непромокаемой ткани с фланелевой подкладкой, и все еще хранила запах Лиама – сосны, дыма костра и по`та. Чувствуя, что Вайда с Толстяком не отводят от меня глаз, я пробежала пальцами по ее швам и наконец нащупала твердый прямоугольный брусочек, вшитый Коулом в темную подкладку.

– Он прав, – я передала куртку Вайде. – Пока оставим флешку там. Когда будем уходить – вырежем.

Взгляд снова метнулся к пепельному лицу Лиама, исказившемуся от нового приступа надрывного громкого кашля. Джуд за моей спиной переминался с ноги на ногу. Его лицо больше не светилось гордостью, рука сжалась на моем плече – то ли он меня успокаивал, то ли был потрясен тем, что увидел. И то и другое, наверное.

– Можешь сходить к Оливии? – попросила я. – Скажи ей: если она готова, то я – тоже. И… эй… – Я ухватила мальчика за полу рубашки. – Найди себе что-нибудь потеплей, хорошо?

В ответ я получила неуклюжий «салют». Когда Джуд ускакал выполнять поручение, Вайда приподняла брови с видом «Ну ладно! Удачи!». Возможно, она была права – нужно было заставить его остаться, но кто знает, с какой техникой мы столкнемся. Джуду было не под силу поразить цель пусть и на расстоянии вытянутой руки и даже пробежать метров сто, но, будучи Желтым, Джуд на раз вскрывал электронные замки и охранные системы.

Я помогла Толстяку опустить Лиама на землю. Его глаза оторвались от бледного лица друга и впились в мои.

– Неужели просто остаться вместе было бы так плохо?

Я вздрогнула.

– Ты не думаешь, что могла переоценить его способность позаботиться о собственной бестолковой заднице без нас? – спросил Толстяк. – Всего чуть-чуть.

Но кто знал, что все закончится именно так?! Толстяк мог бесконечно расковыривать эту болячку, сдирая едва подсохшую корку и тыкая в рану каждый раз, когда она снова начинала кровоточить. Только он не понимал.

Это случилось, потому что такой стала наша жизнь – такой ее сделали. Но какой бы жестокой и жесткой ни была эта действительность… Лиам не сделался тем, во что превратилась сама Лига: свирепым, беспощадным воплощением того, каким они хотели видеть мир.

– Мне все это очень не нравится.

– Знаю, – прошептала я, перегнувшись через Лиама, чтобы обнять Толстяка. Если парень и удивился такому проявлению нежных чувств, то виду не подал. Просто ласково похлопал меня по спине.

– Ты меня постоянно доводишь своими выходками. Но я точно слечу с катушек, если с тобой что-то случится. Ты уверена… ты на сто процентов уверена в том, что собираешься сделать?

– Да, – заверила я. – Я тренировалась, помнишь?

Его губы сложились в невеселую улыбку.

– Вспомнилось вдруг, когда мы нашли тебя…

Толстяк мог и не договаривать. Я не забыла, какой была, когда их нашла: осколком перепуганной девочки, которая давным-давно разбилась. У меня не было ничего и никого, идти мне тоже было некуда. Может, я так и не стала целой, и другой мне уже не быть. Но я все же сумела собрать себя по кусочкам, соединив вместе острые зазубренные края.

Глава девятнадцатая

Дождавшись, когда сядет солнце, мы отправились в дорогу. Короткий день – один из немногих плюсов стремительно приближавшейся зимы. Чтобы занять себя, я попыталась вычислить, сколько времени прошло с тех пор, как я отправилась искать Лиама. От силы недели две? Сейчас был декабрь, перед глазами всплыло цифровое табло на станции в Род-Айленде. Я отмотала время назад.

– Мы пропустили твой день рождения.

Мы плелись в хвосте отряда и, конечно, отставали от Оливии с Бреттом, возглавлявших процессию.

Джуд, который мурлыкал какую-то песню Спрингстина[7], тут же заткнулся.

– Что?

– На прошлой неделе, – сказала я, подхватывая мальчишку, который решил перепрыгнуть через поваленное дерево. – Сегодня уже восемнадцатое декабря.

– Серьезно? – Джуд обхватил себя руками, растирая предплечья. – Вроде похоже на то.

– Тебе уже пятнадцать, – присвистнула я. – Стареешь, приятель.

Я начала было разматывать шерстяной шарф, но Джуд отмахнулся и энергично зашагал дальше – при каждом его движении фельдшерская куртка, которая снова вернулась к нему, издавала легкий шорох. Для такой большой группы мы почти не производили никакого шума. Лишь иногда раздавался звук треснувшей ветки или хруст ледяной корки под ногами. К тому же мы еще не вышли из Читамского природного заповедника, как утверждал Бретт, и в этих глухих местах вряд ли привлекли бы чье-то внимание.

– Ох! Ты его нашел? – Я заметила серебристую вспышку у Джуда в ладони.

Мальчик протянул мне руку, на которой лежал круглый, почти плоский диск. Серебристое покрытие заблестело в лунном свете, пробившемся сквозь ветви деревьев. Я схватила компас и, положив теплый металл себе на ладонь, увидела, что стекло в двух местах треснуло.

– Да, – кивнул Джуд, забирая компас обратно. – На секунду… неважно.

– Неважно? – недоверчиво переспросила я. – Что случилось?

– Сначала я был, правда, рад, что нашел его, понятно? А потом подумал, что, может, мне не стоит брать его с собой.

– Потому что?..

– Потому что его дал мне Албан, – ответил Джуд. – Через несколько дней после того, как я попал в Штаб. Он все говорил, как гордится тем, что я стал частью Лиги, но это, как… теперь я не так уж горд быть ее частью.

Тяжело вздохнув, я пыталась найти правильные слова. А Джуд только пожал плечами и надел на шею цепочку. Компас исчез под курткой, и я подумала: «Вот в чем разница». В этом и заключалась принципиальная разница между нами. Взглянув в лицо реальности, я лишилась иллюзий – а Джуд по-прежнему хранил в сердце надежду, продолжая мечтать о том, что Лига еще может исцелиться.

Я была в форме – во всех смыслах, однако на пустой желудок преодолевать холм за холмом, пробираться по толстому слою свежеопавших листьев, а еще стараясь не возвращаться мыслями к Лиаму, оказалось нелегко. В животе у Джуда постоянно урчало – как минимум раза четыре только за последние полчаса. И хотя, в отличие от остальных, он не ворчал и не жаловался, я чувствовала, что мальчишка начинает сдавать.

– Мы почти на месте, – уверила я его, бросив неодобрительный взгляд на затылок Бретта. Но он-то в чем вноват? В машину Толстяка все бы не поместились. Обсуждалась идея сплавиться по реке Камберленд, но даже сейчас, через несколько месяцев после разлива, Бретт опасался, что для плотов течение еще неспокойное. Так что мы двигались пешком. И в качестве сумок для припасов запаслись кусками палаточной ткани.

Пятнадцать километров, семнадцать, двадцать. Пальцы закоченели от холода, даже засунув их под мышки, согреть не получалось.

Джуд поджал губы и так сильно натянул на свои кудрявые волосы шапку, что оттопыренные уши стали казаться еще больше. На секунду, показавшуюся мне вечностью, сердце мое замерло.

– Забей, – бросил Джуд, этот мистер Неуклюжесть. – Это будет так здорово. Очень, очень здорово. Мы такие, – он щелкнул пальцами, – стырим кучу лекарств и еды и отвалим, типа, бац! – он сжал кулаки и выставил пальцы. – Они даже не догадаются, что у них кто-то побывал, пока мы не уйдем. Станем долбаной легендой!

Джуд все болтал о том, как «они» то, «они» это, но в том-то и заключалась проблема: мы не знали, кто отвечал за аэропорт или почему там копились запасы. Я отправила Кейт и Нико сообщение с вопросом, но они так не ответили.

Мы по-прежнему держали путь на восток, к центру города, а река все петляла – снова вильнула прямо перед нами.

Я ускорила шаг, пробираясь к тем, кто шел в первых рядах. Увидев Оливию, я хлопнула ее по плечу. И в этот момент мы вышли на берег реки Камберленд.

– Ого! – только что и сказал Джуд.

Пока нам не попалось это первое препятствие, я никак не могла взять в толк: почему, спустя столько времени после того, как половодье отступило, город был по-прежнему закрыт. Но так случается с любыми катастрофами – ликвидация последствий бедствия хуже самой стихии. Неудивительно, что земля под ботинками превратилась в болото, а река все еще не вернулась в прежнее русло. Могучая стихия снесла целые секции домов, перевернула массивные речные баржи и швырнула их на мель – ржаветь под солнцем. Словно в канализации забился слив. Река, не имея возможности продолжать свой путь в сторону города, заливала ближайшие поля и леса.

– Это вон там, – объявил Бретт, указывая на видневшиеся в отдалении белые очертания. Как по команде на одном из них начал медленно и размеренно пульсировать красный свет. – Приятно видеть, что Грей и его парни где-то поблизости, чтобы навести порядок – он же поклялся.

– Мы… поплывем? – спросила я, стараясь не морщиться.

Оливия повернулась ко мне, приподнимая фонарь. Исполосованное шрамами лицо осветилось искренней улыбкой.

– Нет. Сыграем в чехарду.

«Играть в чехарду» с Синими означало терпеливо ждать, пока тебя словно тряпичную куклу перебросят с одного плавучего объекта на другой. То, как ребята это делали, впечатляло: река оказалась слишком широкой, чтобы сразу отправить тебя в нужную точку. Но Бретт, использовав принесенные потоком обломки, поднял Оливию и с поразительной точностью и аккуратностью переместил девушку на угол наполовину затопленной перевернутой баржи. Она, в свою очередь, отправила следующего Синего еще дальше – на крышу чего-то похожего на дом на колесах. Заняв позиции, трое Синих без особых проблем переправили нас всех. Наконец и я приземлилась на колени на другом берегу.

Мы двинулись дальше, натаптывая новую тропинку через затуманенные заросли мокрых от дождя кустов. Взлетно-посадочная полоса оказалась короче, чем те, что я видела в больших аэропортах, и была буквально забита самолетами всех размеров и форм вперемежку с вертолетами и одноместными зелено-коричневыми военными грузовиками. Аэропорт явно не использовался, но, если самолеты и грузовики стояли здесь, значит, оставался неплохой шанс, что сведения Кейт и Нико верны и в ангарах еще что-то хранилось.

Кто-то – судя по машинам, национальные гвардейцы – возвел вокруг ангаров и взлетно-посадочных полос несерьезный забор из сетки-рабицы, для порядка понавесив страшилок о «посторонних» и «высоком напряжении». Брошенный Оливией камень отскочил от сетки и с тихим шлепком угодил в грязь. Джуд, выдернув рубашку из моих пальцев, пополз на животе по траве.

– Эй! – прошептала я. – Джуд!

Мальчик постучал по забору кулаком, потом еще раз и только потом двинулся обратно к нам.

– Там столько же тока, сколько в моем ботинке, – прошептал он.

«Как-то странно», – подумала я. Если бы здесь оставалось, что защищать, были бы и люди, защищающие это… ведь так?

Я снова посмотрела на поле перед нами, в ушах зазвучал голос инструктора Марча: «Если что-то складывается слишком хорошо и легко, это не так». Что и доказала последовавшая за занятием по теории игра-симуляция: нам с Вайдой нужно было штурмовать склад. Тогда снаружи все тоже было чисто. Агенты, игравшие роль национальных гвардейцев, поджидали внутри.

– Ру, – простонал Джуд. – Пойдем.

Пространство между деревьями и ангарами было открытым, но это не помешало Бретту и еще кое-кому из нашего отряда рвануть вперед. Даже Оливия, раздраженно на меня зыркнув, бросилась их догонять.

– Хорошо, – кивнула я Джуду, – держись поближе…

Но он уже вскочил и тоже побежал, петляя между автомобилями и самолетами на взлетной полосе. Я догнала ребят, уже когда они остановились перед последней линией машин, присев за ними на корточки.

– Я возьму Бретта и Джуда, – сказала я, забирая у Оливии фонарик. – Две вспышки – все чисто, одна – отступаем. Понятно?

– Здесь никого нет, Руби.

– И это не кажется тебе странным? – прошипела я в ответ.

Вокруг нас виднелись следы шин и отпечатки ног – будь они старыми, их давно смыло бы дождями. Ближайшие к нам парковки в основном оказались либо пусты, либо там стояли здоровенные грузовики. Время от времени над ними вспыхивали огоньки, но в остальном аэропорт окутывала тьма.

Когда с Бреттом добрались до задней двери, в моем теле дергался каждый нерв. Я мотнула подбородком назад, туда, где мы оставили Джуда ждать сигнала.

– Слишком легко, – наконец признал Бретт, переложив свою старую винтовку на плечо. – Где все?

«Пожалуйста, только не в ангарах, – подумала я. – Пожалуйста». Это была моя идея – я толкнула их на это, и мне придется всех отсюда вытаскивать, если что-то пойдет не так.

«Кейт не отправила бы нас сюда, если бы думала, что это слишком опасно, – твердила я себе, – конечно, нет, если оставался шанс, что нас могут поймать».

– Позови остальных, – сказала я Джуду, затыкая тихий внутренний голос, пока он не довел меня до настоящей паники.

Пока ребята бежали к нам, я снова их пересчитала. Один, два, три… двадцать один.

Отряд охотников втиснулся в тень Ангара 1, прижавшись спинами к стене, сканируя глазами темное поле. Дверь сооружения оказалась закрыта внушительными цепями – справиться с ними шансов не было, но обнаружилась боковая дверь, которая запиралась на электронный замок, словно попавший сюда из далекого будущего.

– Давай-ка в сторону, – заявил Джуд, отпихивая меня. – Мастер за работой.

– Осторожно, – предупредила я мальчишку. – Спалишь все полностью, и может запуститься спусковой механизм.

– Честно говоря, – проговорил подросток, скосившись на дисплей, засветившийся, когда Джуд, встав перед ним, выдвинул цифровую клавиатуру, – ты ведешь себя, будто я никогда не делал этого раньше!

– А ты и не делал, – напомнила я ему. – Обычно Нико выключает системы безопасности в удаленном режиме.

– Это уже детали, – отмахнулся Джуд одной рукой, поднося другую к экрану. – Помолчи, не мешай Мастеру работать!

– А Мастер не может, черт побери, поторопиться? – прошипел Бретт, скрестив руки на груди и прыгая с ноги на ногу. Я тоже почувствовала, что начинаю промерзать до того, что пот, текущий по лицу, тоже вот-вот обратится в лед.

– Сосчитай до трех, – выдохнул Джуд, – и нажимай на ручку двери. Готова?

Я скользнула мимо него и крепко сжала металлическую пластинку.

– Готова.

На счет «три» экран замигал черным, и, дождавшись щелчка, я навалилась на дверь плечом. Сверкнув в ответ, цифровая клавиатура осветила жутковатым красным светом кружащиеся снежинки.

Я ждала пронзительного воя сигнализации, ослепительной вспышки прожекторов, высвечивающих нашу группу. Ждала, что Джуд в ужасе отпрянет к стене позади меня. Ждала, ждала, ждала. Но ждать оказалось нечего.

– Оʼкей! – воскликнул Джуд. – Я обманул систему: она думает, что дверь заперта, и, чтобы не возникло проблем, нужно просто держать ее открытой.

– Отличная работа! – прошептала я. Остальные устремились мимо нас в помещение, оставляя на бетонном пандусе грязно-слякотный след. От нас несло мокрой псиной и табаком.

Джуд усмехнулся и тоже зашел внутрь. Кто-то врубил верхнее освещение, и комната озарилась белым. Я прикрыла глаза ладонью, пытаясь приспособиться к яркому свету.

В воздухе повисло странное напряжение; я почувствовала, как настроение Джуда изменилось: только что он восторженно сиял, но теперь его глаза шокированно расширились, как если бы на него обрушилось нечто абсолютно нежданное. Все произошло так внезапно, что мне самой стало страшно того, что же обнаружится там внутри, когда я туда загляну.

– Вот… дерьмо.

Вдоль комнаты, в которой наши голоса отдавались эхом, тянулись ряды металлических стеллажей – похоже на книгохранилище в библиотеке, только полки были в два, а то и в три раза шире обычных. Солдаты сдвинули их плотными ровными рядами. Доказательством служили выбоины и царапины, видневшиеся на толстом слое светло-персиковой краски, которой был выкрашен цемент. На полках были навалены поддоны и горы коробок. Многие оказались без маркировки, но еще большее количество были плотно замотаны в коконы из прозрачного пластика.

– Что это за язык? – спросила Оливия.

Она пнула носком ботинка ближайший ящик, и с него полетели пыль и комки грязи. С одной стороны упаковка помялась – тонкие доски треснули, словно ящик упал с большой высоты и приземлился более хрупкой стороной.

– Китайский? – предположил Джуд. – Японский? Корейский?

Пусть я тоже не понимала этих слов, но значок простого красного креста говорил сам за себя.

Если верить новостям, филиалы американского Красного Креста остались без средств и запасов, когда взаимопоставки были прерваны. Люди боялись, что ОЮИН заразна и может, просочившись с корабля, через поверхность ящика или кожу человека, поразить другую, здоровую страну. Когда экономика рухнула, организации хватило финансирования, чтобы продержаться еще пару лет.

Тогда что же это за чертовщина?

– Лив, открывай! – крикнул один из охотников.

Они взрезали пластик и взмахом руки спустили коробки с верхних полок на пол. Одну тут же распотрошили, и ее красное, словно пожарная машина, содержимое разлетелось по полу. Я подняла один из красных пакетов, сбитая с толку его весом и прямоугольной формой. На нем была пиктограмма человека, подносившего пищу ко рту, и флаг, а сверху подписано: ЕЖЕДНЕВНЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ РАЦИОН.

– «Этот пакет содержит полный дневной рацион для одного человека», – прочитала Оливия. Ниже шли еще несколько строчек – кажется, на французском и испанском?

– «Продуктовый подарок от народа Китая», – закончила я, передавая пакет обратно Оливии.

Кто-то вокруг нас с резким свистом втянул воздух, но большинство устремилось к следующей полке, стаскивая вниз картонные коробки с надписью: ДЕСЯТЬ 24-ЧАСОВЫХ РАЦИОНОВ ОБЩЕГО НАЗНАЧЕНИЯ, ОДОБРЕНО НАТО/ОТАН.

– Думаю, это из Великобритании. – Надорвав одну из коробок, Джуд изучал обнаруженную внутри брошюру. – Здесь… здесь так много всякой всячины. Спички, мыло, шоколад… Боже мой – даже чай!

– Берем все, что нужно, – распорядилась я, – но ищем лекарства. Видите что-нибудь похожее?

– Тут из России! – раздался крик Бретта из следующего прохода.

– А здесь из Германии, Канады и, по-моему, Японии, – откликнулась Оливия.

– Из Франции и Италии тоже есть, – раздался еще один голос. – На всех написано, что это дневной рацион!

Я вытащила тонкий листок бумаги, на котором Толстяк написал перечень лекарств, повернув так, чтобы на него попадал свет. Почерк был, как обычно, неразборчивый, ручка, которую ему удалось раздобыть, начала мазать, когда парень выводил пенициллин. Под ним теснились возможные варианты:

амоксициллин (амоксил), ампициллин (римациллин), бензилпенициллин (кристапен)…

Я бегала по проходам, сканируя коробки и ящики. Еще еда, мусорные мешки с шерстяными одеялами, все в коробках, помеченных флагами, которых я не узнавала. Красные кресты – везде и на всем. На края ящиков налипла грязь и пучки увядшей травы. Когда-то тара стояла снаружи. Может, коробки сбрасывали с вертолетов? Кейт как-то обмолвилась, что ходили слухи об иностранной помощи, которую законсервировали в разных частях страны. Но доказательств этому так никто не нашел, и слухи постепенно прекратились.

– Еще минута!

Сердце выпрыгнуло и застряло где-то в горле; звук втягиваемого между зубами воздуха громко отдавался в ушах. Заставив себя успокоиться, я метнулась к пластиковым контейнерам, громоздившимся у задней стены ангара. Наклонившись, смахнула пыль с прозрачной стороны. Снова эти красные пакеты. Подошла к следующему контейнеру, вполуха прислушиваясь к тревожному шепоту, раздающемуся с другой стороны ангара.

Я не оставляла попыток, пока мой взгляд не скользнул по знакомому изгибу золотой лебединой шеи «Леды-корпорейшн». Список Толстяка спланировал на землю, когда я поднялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, что внутри. Из опыта перемещений в грузовых отсеках ее самолетов я знала: «Леда» означала лекарства. Изо всех сил вцепившись в пластиковую крышку, я принялась ее дергать. Меня звал Джуд, его голос плыл надо всеми остальными.

– Давай, давай, – бормотала я, руки дрожали от напряжения.

Грохнувшись на пол, контейнер наконец открылся. Я рылась в прозрачных пакетиках с пузырьками и стерильными иглами, пока не опознала одно из названий пенициллина, записанных Толстяком. Сгребла, сколько смогла, набивая в сумку. На другом контейнере значилось ВАКЦИНА, а под ним обнаружились марлевые бинты, ватные диски и медицинский спирт.

– Мне нужна помощь! – крикнула я. Одну из сумок я уже забила до краев, вторая тоже быстро заполнялась. Нам нужно больше. Лиаму нужно больше.

По цементу протопали быстрые, тяжелые шаги. Я спиной почувствовала, как кто-то мчится прямо ко мне. Человек что-то пыхтел себе под нос. Оборачиваясь, я увидела, что половина группы, сгибаясь под весом сумок, направляется у выходу по другим проходам.

– Руби!

Но резко крутануться назад меня заставил не надтреснутый голос Джуда, а внезапно донесшееся до моих ноздрей невыносимое зловоние затхлого сигаретного дыма.

Мне не хватило скорости. Извернувшись, я выбросила руку – блокировать удар, но в этот момент меня пырнули ножом и приложили по затылку.

Кажется, я даже не закричала, только от боли хватала воздух открытым ртом. Попытавшись удержаться, я качнулась к контейнерам, но рука, вцепившаяся мне в волосы, рванула меня обратно. Из заднего кармана моих штанов выхватили оружие – я даже не догадалась его вытащить.

Дыхание Майкла то и дело прерывалось. Больше от ярости, подумала я, чем от усилий.

Нож, или что там было у него в руке, вкрутился мне в поясницу, и вот тогда я точно закричала. Рука, блокировавшая меня поперек груди, скользнула к горлу, сжимая мой пистолет. Вдавив предплечье мне под подбородок, он так высоко задрал мою голову, что чуть не сломал мне шею. Я не могла дышать, не могла сглотнуть, пошевелиться.

– Скучала по мне? – прошипел он.

Я попыталась откинуть голову еще дальше назад, выкрутиться – что угодно, чтобы освободиться. «Ты в порядке, – твердила я самой себе. – Не позвоночник, не почки, просто…»

– Спасибо, что нашла это место, – продолжил Майкл, швыряя меня на стоявшие впереди контейнеры. Он наклонился, приблизив губы к моему уху. – Что, ребятки, хотите взять по конфетке, пока СППшники не взяли вас, да?

Силы Джуда, врезавшегося в нас, не хватило, чтобы отбросить Майкла от меня, но оказалось достаточно, чтобы я извернулась и врезала тому коленом. Я услышала, как нож, издав чавкающий звук, вышел из моей плоти и с грохотом упал на пол. Копна вьющихся волос Джуда нырнула за ним одновременно с Майклом. Правая сторона моего тела содрогнулась от боли, когда моя нога устремилась к его лицу.

– Сука! – выплюнул он, и я полетела назад, врезавшись в полки напротив нас.

Джуд отлетел в другую сторону, назад к Бретту и Оливии, которые бежали к нам по проходу узнать, что стряслось.

Один выстрел, другой, и белый свет сменился мигающим красным, а все, что происходило дальше, заволокло пульсирующим визгом.

Глава двадцатая

Не знаю, кто перенес меня из задней части ангара в переднюю, знаю только, что, когда черное покрывало слетело с мозга и тошнотворная яркость верхнего света разгорелась до невыносимого свечения, Джуд поддерживал меня под одно плечо, Оливия – под другое, и мы смотрели, как Майкл и четверо его парней забирают наше оружие и сумки с пайками.

Справа от них, дрожа, как последний лист на осеннем дереве, стоял Нокс, уставившись перед собой пустым взглядом.

Так вот куда отправился Майкл и другие – искать прежнего вожака их стаи.

Только чем это им помогло? Раскачиваясь на пятках взад и вперед, Нокс все бормотал одно и то же слово: «Уйти, уйти, уйти».

– …вы предпочли! – прокричал Майкл. Шум стих, но сигнальные огни продолжали мигать. – Вы предпочли чужаков Ноксу! Мне. Хотите забрать у нас все и дать нам пинка? Это мы нашли этот долбаный склад! Мы все обустроили!

Джуд дрожал, но не от страха или холода – от бешеного гнева.

– Значит, если у вас этого нет, этого не должно быть ни у кого – так, что ли? – спросил он, рука, поддерживающая меня за талию, напряглась. – Вы ненавидите свою жизнь и поэтому хотите сделать всех остальных такими же несчастными, голодными и жалкими?

– Я не жалкий – никто из нас не жалкий! Если бы она не покалечила Нокса, он бы сам вам это сказал. Посмотрите на него – посмотрите! Хотите, чтобы она сделала с вами то же самое? Хотите увидеть еще один номер из ее уродского представления?

– Поверьте мне… – Я покачала головой в тщетной попытке избавиться от пляшущих перед глазами пятен. – Если не поставите сумки и не уберетесь к черту с глаз долой через две секунды, будете следующими.

Он поднял пушку, но Оливия с Бреттом тут же встали передо мной.

Слева от меня началась какая-то суета. Один из группы Майкла дергал дверь, чтобы снова ее открыть. Вот почему сработала сигнализация.

– Пора идти! – крикнул какой-то мальчик. – Они подъезжают!

Сердце мгновенно обратилось в камень. Если они здесь, то уже слишком поздно.

– Не делайте этого, – попытался предупредить его Бретт, но Майкл уже сгреб Нокса и устремился вслед за остальными в ночь. Последовало две секунды тишины. Закрыв глаза, я отвернулась от двери, из-за которой раздались крики, визг машин, и где ждали вооружденные люди в униформе. Прогремел одиночный выстрел. И сотня в ответ.

– Лежать! – скомандовала я, хватая Джуда. Пули отскакивали от внушительной двери ангара и от меньшей, боковой двери, через которую мы вошли, но некоторые все же пробивали тонкий металл и застревали в полках с припасами, которые мы только что обшаривали.

Голова соображала с трудом, пульсирующая головная боль отдавалась даже в пояснице. Я вытерла выступивший над верхней губой пот. Мне не нужно было, как Бретту, выглядывать из прохода или искать способ посмотреть, что там снаружи. Я знала, что увижу: четверых мертвых глупых подростков и черно-камуфляжный рой, выстраивающий линию обороны.

– Я насчитал тридцать, – сказал один из Синих. «Я даже не знаю твоего имени, – оцепенело подумала я, – а ты пришел сюда за нами. И я позволю тебя убить».

Поднявшись, я почувствовала жуткую тошноту. «Мы покойники. Я погубила нас».

– Что, вляпались? – проговорил Бретт, поворачиваясь к остальным. – У них пушки, зато у нас – мозги. Такой расклад меня устраивает.

– Сделаем все одним рывком, – согласилась Оливия. – Я могу повести половину обратно через реку, как мы пришли, но кому-то другому нужно попытаться повести других длинной дорогой.

Бретт, усмехнувшись, провел рукой по темным волосам:

– Под кем-то ты подразумеваешь меня? Так не терпится избавиться?

Синие разделились, выстроившись за Оливией и за Бреттом. От абсурдности того, что мы собирались сделать: разделиться по командам, словно игрокам на детской площадки, а потом бегать наперегонки с выпущенными по нам пулями – хотелось кричать.

Я застыла, будто отстранившись и от шума, и от движения – словно то, что происходит вокруг, меня не касалось. Но Джуд… справившись с паникой, пробился через ребят к электрощитку на стене.

– Всем выстроиться у двери, – сказал он, сбивая с него замок ближайшим огнетушителем.

Отбросив покореженный кусок железа, Джуд распахнул серую дверцу. Зубами стянув с правой руки перчатку, мальчик положил ладонь на переключатели. Счетчики наверху бешено завертелись – крошечные красные стрелки слились в размытые пятна.

– Отшвырните их назад, ребята, и следующий удар будет мой. – Его голос звучал спокойно – слишком спокойно для него.

– Что ты делаешь? – спросила я. Лицо щекотал нагревающийся воздух. Копна темно-рыжих волос передо мной начала подниматься и потрескивать. Я шагнула назад, но, только когда погасли лампочки и умолкла сигнализация, я наконец заметила голубые ручейки искр, текущие по его ладоням.

– Руби, нажми кнопку на двери, – проговорил он. Волоски на моих руках зашевелились – а я всего-то оказалась чуточку ближе.

– Что ты делаешь? – повторила я. Казалось, Джуд раздваивался у меня на глазах. Я мигнула, но ореол света, образовавшийся вокруг мальчика, не исчез.

– Верь мне, – ответил он все тем же неестественно спокойным голосом. – Есть идея.

Джуд начал обратный отсчет с цифры три, предварительно заставив Синих выстроиться согласно его плану, сам встал в середину шеренги, следя за тем, чтобы ни к кому не прикоснуться. Остальные расположились позади него полукругом, повинуясь ноткам лидера в его изменившемся голосе.

«Нет, – подумала я, не позволяя себе закричать. – Нет, только не туда. Не туда, где с тобой может случиться что-то плохое».

– Один! – взлетел вверх голос Джуда, и моя рука легла на кнопку.

Пока мы находились внутри, снег сменился проливным дождем. Он барабанил по листьям, разбивая световые лучи, нацеленные прямо на вход. Белые лучи залили наши ступни и ползли вверх по ногам, поднимаясь вместе с огромной дверью. Джуд подождал, пока свет не ударит ему прямо в грудь, а потом сжал кулаки.

Это не прожекторы, поняла я. Просто фары четырех автомобилей, припаркованных полукругом напротив двери ангара. Большинство солдат заняли позиции позади машин, для большей устойчивости водрузив оружие на капоты. Еще человек двадцать стояли перед ними на коленях, подняв винтовки и опустив шлемы.

Дверь, визжа, остановилась у нас над головами.

Несколько солдат в камуфляже сели на корточки или отодвинулись от прицелов пулеметов – удивленные, я уверена, тем, что перед ними всего лишь кучка уродцев. Один из мужчин впереди повернулся и крикнул что-то остальным, но дождь поглотил его слова. Прорезался визг помех – кому-то из командиров вручили мегафон.

– Вы должны пойти с нами, – прогудел голос. – Под командование офицера СПП Джозефа Тейлора. Если откажетесь сотрудничать, мы применим силу.

– Да?! – крикнул Бретт. – Передайте Джозефу Тейлору, что он может отсосать – под нашим командованием.

Хотел парень того или нет, но это послужило сигналом. Вскидывая руки, Синие сделали шаг вперед. Даже те, кто понял, что происходит, не успели выстрелить. Редкие поп-поп-поп автоматов поглотили испуганные вопли, когда целую толпу солдат вместе с грузовиками подбросило и откинуло назад невидимой ударной волной.

И тут под дождь ступил Джуд.

Это было одновременно и пугающе, и красиво, даже в чем-то знакомо: видеть, как ревущее электричество, вытянутое из ангара, парит вокруг мальчика, словно голубое солнце. Свечение разрасталось, набухало, вырываясь из-под оболочки его кожи, и устремлялось вперед по лужам дождевой воды, заливаемым рекой слепящего света. Очертание Джуда стало тенью, простым контуром, когда электрический шар сформировался перед ним, разрастаясь, словно бесшумный ослепительный взрыв.

Ночь лишилась освежающего аромата дождя, наполнившись запахом горелой кожи, волос и сильной вонью раскаленной добела резины, от которой выворачивало желудок. Выплескиваясь, электричество шипело. Прыгало мимо ботинок на резиновой подошве. Подпаливало одежду, кости и кожу, накаляло металлические оболочки перцовых баллончиков, пока те не взрывались. Солдаты, уцелевшие после удара Синих, корчились на земле. Одному каким-то чудом удалось вытащить ствол, и он прицелился было в Джуда, но был тут же отброшен Бреттом еще дальше. Джуд держался на ногах, сколько мог – тело его сотрясалось. А потом подросток рухнул, коленями на бетон, грудью на бетон, лицом на бетон, безвольно как тряпка, и я закричала, проталкиваясь мимо остальных, чтобы скорее добраться до него.

Не обращая внимания на колющие пальцы электрические разряды, я перевернула мальчика на спину. На ощупь его лицо, казалось, пылало даже под струями ледяного дождя. Когда он упал, упал и уровень заряда, а потрескивающие голубые вспышки электричества мгновенно улетучились, словно пар.

Следом выступила группа Оливии, собирая оружие и расшвыривая солдат, пытавшихся им помешать.

– Оливия! – заорал Бретт.

Я подняла взгляд, когда он и те, кто оставался с ним, поспешили за ее группой. Девушка резко, чуть не поскользнувшись, остановилась, оборачиваясь. Одна рука Бретта легла ей на плечо, другая коснулась ее растрепанной косы. Склонившись к изуродованному лицу Оливии, Бретт поцеловал ее. Это длилось не дольше удара сердца. Решительное, недвусмысленное сообщение.

– А теперь беги! – бросил он, подталкивая ее к остальным.

Я билась с нескладно-длинным Джудом, пытаясь поднять его. Бретт отпихнул меня. Ни времени, ни возможности вывести мальчишку из оцепенелого ступора не было, так что Бретт просто взвалил Джуда на спину, швырнув свою сумку другому Синему, подхватившему ее на лету.

– Сюда! – позвал он.

Бежать оказалось намного хуже, намного тяжелее, чем я ожидала. Позади нас ожили двигатели внедорожников. Я увидела еще машины, которые мчались по ближайшей к нам дороге, но только в двух последних нас успели заметить. И внедорожники вместо того, чтобы въехать на территорию небольшого аэропорта, свернули прямо на поле. Свет фар подпрыгивал, пока внедорожник «пересчитывал» все бугры и ямы. Деревья! Там впереди были деревья, их темные, толстые стволы, освещ…

Рука, сомкнувшаяся вокруг моего запястья, рванула меня обратно. Я тяжело упала, ноги заскользили по мешанине грязи, инея и льда. Под веками расцвел взрыв серых пятен, когда голова приложилась о землю.

Женщина-солдат посветила фонариком мне в лицо, прямо в глаза, и мне пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. На грудь опустилось колено, выжимая из нее последний глоток воздуха. Я извивалась и билась, с горла сорвался крик бессилия.

Когда свет метнулся в сторону, я снова смогла открыть глаза. Она была молодой, но, что гораздо важнее, пылала от ярости. Женщина стянула оранжевое устройство с пояса и удерживала его прямо перед моим лицом. Она что-то кричала, но я не слышала. Дождь – все теперь стало дождем – заливал рот, нос, глаза, уши. Оранжевый прибор снова вплыл в поле моего зрения, исчезнув в очередной вспышке белого света.

Я поняла, в какой момент устройство загрузило мой профиль. На лице СППшницы застыл ужас, глаза метнулись обратно ко мне.

Повернув голову, я впилась зубами в розовую обожженную плоть ее запястья. Женщина завопила, но я уже оказалась у нее в голове. Яркие фары автомобиля раскроили тьму, высвечивая бегущие в нашу сторону фигуры, направляющиеся в лес.

– Отвали! – Я мысленно пнула преследовательницу последний раз, так сильно, что впечатлился бы сам инструктор Джонсон.

Женщина резко отлетела от меня, тяжело приземлившись в грязь. Уставившись в мое лицо широко раскрытыми пустыми глазами, она ждала приказа.

Я не потрудилась вытягивать из нее свои мысленные когти. Мне было пофиг. Тело казалось заторможенным и тяжелым. Пришлось собрать все силы, чтобы дотащиться до деревьев и не упасть, и напрячься еще больше, чтобы волочить ноги через похрустывающий кустарник и обледеневшие сугробы. Земля вздыбливалась передо мной: каждый бугорок, казалось, все дальше отбрасывал меня от группы.

Я побежала. Или попыталась побежать, испробовав все, что могла, чтобы протолкнуться через застилавший голову туман, унять дрожь в ногах, усиливавшуюся с каждым шагом. Я думала о Лиаме, Толстяке, о Вайде и Джуде. Мы должны вернуться и рассказать остальным, должны перевезти их, если кто-нибудь из солдат за нами проследит.

– Джуд… – пробормотала я. Ноги скользили. Что-то обжигающе горячее побежало по бедру. – Джуд… Вайда… Толстяк… Лиам… Джуд…

Бретт забрал его, верно? Если он смог протиснуться через переплетенные ветки с тяжелым ребенком на спине, то и я могу. Смогу устоять на ногах.

Это ты сделала. Все кончено. Они заберут нас, и я никогда не увижу никого из них.

Я выдыхала их имена, пока в груди совсем не закончился воздух. Шла, пока ноги подо мной не подогнулись. Смотрела, пока последние очертания детей впереди не исчезли на гребне холма, нырнув в глубокую темень леса. Я не помнила, как упала. Помню только, как удивилась, что каким-то образом потеряла половину тела и оставила его под прикрытием деревьев.

Я перевернулась на спину, руки шлепали по поясу в поисках оружия, которого там не было. Принять, приспособиться, приступить. Всхлипнув от боли, я с усилием подползла к дереву и привалилась к стволу спиной. Я увижу, если кто-нибудь подойдет. А пока могу отдохнуть.

Могу смотреть сквозь голые кости старых деревьев на дождь, капля за каплей изливающий небо на землю, пока не осталось ничего, кроме тьмы.

Глава двадцать первая

Я родилась в темном сердце лютой зимы. Так говорили родители и бабуля. Когда я никак не засыпала по вечерам или вертелась, скучая на семейных обедах, они с папой любили рассказывать историю смертельно опасной поездки из больницы домой. Описание метели каждый раз завораживало меня. Я замирала, вслушиваясь в их слова, которые, казалось, сочились опасностью, глядя, как они размахивали руками, показывая, сколько нападало снега. Я с трудом поспевала за их рассказом, пытаясь впитать каждое слово, сохранить их в себе, чтобы увидеть все во сне. Теперь во мне не осталось ничего, кроме непреодолимого чувства стыда. Я ненавидела себя и свою глупость, когда вдруг решила, что, выжив тогда, я стала особенной. Я даже думала: вот оно, неоспоримое доказательство того, что в будущем меня ждут великие свершения.

– Небо было пепельным, – говорил папа, – и едва я тронулся с парковки, как облака, казалось, обрушились на землю. Мне следовало бы сразу же повернуть назад, но твоя мама хотела к бабушке. Она, знаешь ли, закатила для нас настоящую приветственную вечеринку.

Они делали все, что могли: папа за рулем пытался пробиться сквозь удушающую белую завесу, мама на заднем сиденье со мной на руках кричала, чтобы он притормозил, иначе мы сорвемся с несуществующей скалы. Папа больше всего любил рассказывать эту часть истории – только он мог так похоже изобразить высокий задыхающийся мамин голос, когда та уже находилась на грани срыва.

Фары не пробивали снежную завесу, но папа оказался не единственным смельчаком, сражавшимся с непогодой на шоссе. Папа-то притормозил, но кто-то, ехавший в противоположном направлении, вылетел на встречку и впечатался нам в капот. Зачем эти люди отправились в путь в такую погоду или почему мчались вслепую на такой скорости, не обращая внимания на ураганный ветер и нулевую видимость, но они протаранили наш автомобиль, столкнув его с обочины в сугроб. Угробили двигатель и аккумулятор.

Сотовые не ловили – даже радиосигнал не пробивался. Мама всегда рассказывала эту часть истории напряженным голосом: воображение рисовало ей картины того, чем все могло бы закончиться, продлись ураган чуть дольше. Родители просидели на заднем сиденье часа три, пытаясь не паниковать и прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. А я все проспала.

Думаю, бабушке нравилась эта история, потому что ей досталась роль героя. Она собрала из соседей поисковый отряд и своим грузовичком вытянула родительский автомобиль обратно на дорогу.

– Такова жизнь, пчелка, – годы спустя сказала она мне. – Порой несешься в панике, суетишься, не обращая ни на что внимания и не понимая, сколько вреда наносишь другим. А порой что-то просто случается уже с тобой, и ты ничего не можешь с этим поделать. Испытания даются, чтобы проверить, из какого ты теста.

Какой бы страшной ни была эта история, зиму я все равно любила; холод не пугал меня, потому что я знала: пройдут месяцы, недели, дни, и погода снова сменится. Это совсем несложно переждать холодные деньки в окружении тепла любящих тебя людей.

Но тот холод, который мучил меня сейчас, пробирал до самых костей, накатившее оцепенение никак не стряхивалось. И не было сил сражаться.

Земля скользнула у меня под спиной, островки грязи сменились льдом, а потом – камнями, впивающимися в копчик, раздирающими позвоночник. Я слышала потрескивание замерзших листьев, чувствовала резкие рывки, когда волосы за что-то цеплялись. Попыталась ухватиться за проплывающий мимо корень, чтобы не угодить в грязный ручей, но движение было слишком быстро. Солнце сверкнуло красным за веками, отозвавшись стреляющей болью в черепе. Я не чувствовала правую ногу – на самом деле, правую сторону тела я не чувствовала совсем. Только когда свет померк, я смогла открыть глаза, и мозг наконец-то сообразил, что это не земля двигалась, а я сама, и кто-то переместил меня еще глубже в лес.

За островками высоких белых облаков сквозь голые серые руки деревьев виднелось голубое небо. Ощутив резкий запах чужого тела, я нахмурилась. Кто-то крякнул от натуги, и под спиной прокатилось что-то большое и неровное. Потом снова пошла гладкая земля, и яма, налетевшая вдруг, без предупреждения, как, бывает, резко сбрасывает высоту самолет, заходящий на посадку. Желудок и глаза ухнули вниз.

На человеке был ношеный-переношеный темно-красный пуховик. Из дырки над бедром лез белый наполнитель. Слишком тесные джинсы трещали каждый раз, когда он поворачивался, чтобы получше ухватиться за мою ногу.

– Н-не… – На большее голоса не хватило. Я попыталась поднять другую ногу, чтобы отпихнуть незнакомца, но ни одна из конечностей не подчинялась.

Человек, должно быть, почувствовал, что я напряглась, потому что оглянулся.

– Что, очухалась?

Он разделился в моих глазах на двоих, потом на троих, на четверых. Сфокусируйся, приказала я себе. Парень выглядел столь же угрожающе, как Санта из торгового центра: с длинной клочковатой бородой и пузом. В книжках, которые читал мне папа, говорилось о том, что глаза у Санты весело блестят, а щеки – красные. Что ж, эти глаза тоже блестели, еще как. Жаждой наживы.

– Попробуй только что-нибудь выкинуть – шею сверну. Усекла?

Шевелись. Я попыталась приподнять бедра. Сколько раз инструктор Джонсон учил меня освобождаться из такого захвата! Попыталась нащупать камень, который смогу метнуть в уязвимое место, где основание черепа встречается с шеей, или швейцарский нож, которого уже не было в ботинке. Тело не слушалось. Я ударилась головой, но не настолько же, верно? События прошедшей ночи заволокло туманом. Я помнила длинный пеший поход, Джуда, взламывающего систему безопасности, коробки и ящики с флагами и надписями на странных языках. И Нокса. Нокс был там, верно?

Головная боль взорвалась где-то позади глаз, и я снова зажмурилась. Над нами сияло солнце – почему же мне было так холодно?

– Кое-кто очень хочет с тобой встретиться, – продолжил мужчина. – Пришел утром и все разнюхивал: спрашивал, не видали ли мы каких-нибудь детей. Сказал, что на аэродроме была облава, некоторые могли уйти. И я сказал себе: Джо Хиддл, этот парень либо спятил, либо говорит правду. Так что я, как обычно, отправился на охоту и, поглядите-ка, что нашел!

Я опустила бедра, пытаясь сделать спуск со следующего холма как можно тяжелей. Пусть я не могла сопротивляться, но и облегчать ему жизнь тоже не собиралась.

– Что… – начал он, выкручивая мою лодыжку под неестественным углом, – я тебе только что говорил?

Шея сохранила кое-какую подвижность, и я вытянула ее вперед, когда мы спускались с последнего холма. Палатки, даже большего размера, чем те, что я видела на складе. Большинство были белого цвета или с надписью СОБСТВЕННОСТЬ АРМИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. Вздрогнув от ужаса, я неслабо пнула мужчину в заднюю часть колена. Боль, разорвавшая правую половину тела, была ничем по сравнению с агонией, которую я испытала, когда мужчина врезал мне по ребрам.

Пришлось притихнуть. Те крохи энергии, которые я на мгновение ощутила, были полностью израсходованы – мне казалось, я вижу, как ее след тянется за мной, словно кровь.

– Сандра! – закричал мужчина. – Сэнди, тот парень еще здесь?

Меня потащили вдоль палаток, и вокруг замелькали ноги и лица. Вонь накатывала волнами: запахи копченого мяса, грязного белья, затхлой воды. Палатки были установлены прямо в грязи, но внутри виднелись ковры, свечи, груды старых матрасов и постельного белья.

– Джо, это?.. – начал кто-то.

– Отвали, Ава, – предостерег Джо. – Я нашел ее. Сандра!

– Он только что уехал, – раздался голос другой женщины – она говорила с акцентом мне неизвестным. – Пойду гляну, вдруг его грузовик все еще на дороге. А ты… ты оставь ее здесь.

Толстовка задралась у меня на спине, и налипшая на нее грязь, замерзнув, казалась гладкой и скользкой. Что-то – кто-то – коснулось моей левой руки краем ботинка.

– Она… Эта девочка…

Покрасневшее лицо немолодой женщины склонилось над моим. Перчатки на ее руках были из разных пар. Стянув одну из них, женщина потянулась тыльной стороны руки к моему лбу. Джо только что не зарычал на нее, вынуждая отойти. Мои глаза снова закрылись, а когда открылись, на ее месте возникли уже другие лица, на которых, словно в портретной галерее, отражались разные эмоции. Портреты усталого страха, пейзажи печали, миниатюры любопытства. Я снова попыталась пошевелиться, но не могла унять бьющуюся в голове боль.

– Она дрожит, – высказался один мужчина. Я не видела его лица, только желтоватые «найки». – Дай-ка принесу ей одеяло.

– Она больна? Такая бледненькая! – прозвучал женский голос. – Боже, ей, может, и шестнадцати-то нет… посмотри на нее, Джо. Ты хочешь отдать ее тому человеку?

Оружие – особая вещь, что-то вроде жезла оратора, который наш учитель начальных классов передавал по кругу во время урока. Кто держит, тот и говорит.

– Разошлись по своим долбаным палаткам. – Джо держал в руках блестящий серебристый револьвер, и никто не горел желанием проверять, сколько патронов осталось в барабане.

И вдруг завизжала Сандра:

– Вот он! Вот он! – Ее слова прилетели к нам вместе с порывом ветра. После чего раздался легко узнаваемый звук двигателя, рычавший все громче.

Облизнув потрескавшиеся губы, я попыталась вдохнуть поглубже, но воздух не шел. Этот человек, кем бы он ни был, походил на камень, брошенный в стоячее озеро. Разбрелись и те, кто не испугался даже пистолета. Джо отпустил мою ногу, которая ударилась о землю. Устремившаяся в нее кровь колола, словно стекло.

– А мои деньги? – спросил Джо. – Я хочу знать, как получить компенсацию от Грея. Он хрена с два что сделал, когда река забрала все, что у меня было.

– Ваше имя внесут в систему агентов-ищеек. И вас найдут. Я просто перевозчик. Подержите ее, ладно?

Туман, окутывающий мой мозг, рассеялся. На запястье, прижимая его, опустилась нога.

– Нет! – выдавила я, глаза пробежались по людям, застывшим у палаток, в поисках сочувствия, сомнения. Потому что это был он, Роб Мидоус.

Они глядели на нас. Все они, каждый человек в палаточном городке. Их тревога клубилась в воздухе, давая мне надежду. Но их молчание казалось оглушительным.

Сейчас я посмотрю на него, и Роб окончательно станет реальным, чего он как раз и хотел. Мужчина схватил меня за волосы и дернул голову назад, чтобы посмотреть мне прямо в лицо. И улыбнулся.

– Здорово, конфетка, – прорычал Роб. – Давненько не виделись.

Я поперхнулась словом «нет».

– Вот, – Роб небрежно пихнул человеку планшет. – Введите свое имя и номер социального страхования, вознаграждение делим шестьдесят на сорок.

– Шестьдесят на с-сорок, – пробормотал Джо. – Это… святой боже… это будет столько?

– Сколько? – выкрикнул кто-то. – Не забывай, я дал тебе пистолет взаймы, а в прошлом месяце ты задолжал мне за пайки.

– Держи ее! – рявкнул Роб. – За ней нужен глаз да глаз.

Мои руки свели вместе и скрепили – даже не пластиком, а металлом. Я слышала скрежет цепей и чувствовала, как он приподнял мою голову, втянула запах чего-то кожаного. И закричала. Прерывистый, отвратительный звук раздирал горло.

– Нет, – умоляла я, вскинув голову, выворачивая шею, чтобы вырваться. Колени Роба уперлись мне в грудь, и следующий вдох вышел всхлипом.

– О да, ты помнишь это, правда?

– Нет, – прорыдала я. – Пожалуйста…

В конце концов, все уроки обернулись ничем. Я могла извиваться, плакать и пытаться кричать, но ребра прогнулись под его тяжестью. Мир рушился, размывая лица тех, кто стоял и смотрел. Роб натянул пару толстых резиновых перчаток и только после этого, заткнул мне рот намордником, затянув ремень на затылке, и я снова стала маленькой девочкой. Побежденным чудовищем из сказки.

Мое дыхание сделалось горячим, гневным. Джо передал планшет Робу и отошел на несколько шагов. Глянув на беловолосую женщину, стоящую по левую руку от него, он проговорил:

– Господи, если бы я знал… я бы ни за что в это не полез.

Роб наклонился и попробовал вытащить меня из грязи за цепь, соединявшую наручники с намордником. Я смогла лишь встать на колени; остальная часть тела по-прежнему не слушалась. Грязно выругавшись и с отвращением крякнув, он поднял меня и понес под мышкой, и мои ноги волочились по земле. Отклонившись назад, я попыталась врезать головой по узловатым мышцам на его руке, но Роб только усмехнулся.

– Мир не всегда ко мне справедлив, – сказал он. – Но иногда поворачивается ко мне лицом. А твое лицо, когда ты меня увидела… Это того стоило.

Я извивалась, пока мужчина запихивал меня на заднее сиденье своего видавшего виды красного джипа.

– Я знал, что, если буду следить за сетью агентов-ищеек, ты, в конце концов, облажаешься. Хотел спросить: почему же ты сбежала тогда, с операции, и как Коул с Кейт собираются это использовать. А потом отвезу тебя обратно в тот чудесный лагерь и погляжу, как там тебя примут.

Я закричала в кляп, пиная спинку сиденья.

– Ты и я? – хмыкнул Роб, вытягивая из рюкзака длинную пластиковую ленту и связывая мне ноги. Я попыталась ударить его, но подонок лишь снова расхохотался. – Мы славно повеселимся, пока будем возвращаться в Западную Вирджинию. Я даже не попрошу вознаграждения.

Дверь захлопнулась у меня перед лицом, окончательно отрезая от кучки людей, что наблюдали за нами, выстроившись перед своими палатками. Автомобиль качнулся, когда Роб распахнул дверь, усаживаясь на место водителя.

– Хочешь знать, почему я убил тех детей, сука? – бросил он через плечо. – Они не были бойцами. Ни один из вас не боец, но сейчас вы подмяли под себя всю Лигу. Вы вытесняете нас, выбираете операции, превращаете Албана в бесполезную кучу сюсюкающего дерьма. Но не врубаетесь – ни один из вас. Вы не врубаетесь, каким должен стать этот мир, если мы хотим выстоять. Даже эти агенты-ищейки, они просто не понимают, что вы для этой страны ценнее мертвыми, чем живыми.

Роб гнал, не обращая внимания на протестующее дребезжание джипа, врубив на предельную мощность ZZ Top, крикнув мне, что ему надоело слушать мои сопли-вопли. Какое совпадение. Я тоже изрядно подустала от La Grange[8] и запаха выхлопных газов.

Я перепробовала все, что смогла придумать, чтобы избавиться от намордника. Ремешок на затылке даже с места не сдвинулся. Роб затянул его до предела и, судя по звуку, использовал еще и пластиковые стяжки, чтобы покрепче его закрепить. Захрипев, я закрутилась, чтобы попробовать дотянуться до ботинка.

На пояснице что-то натянулось и словно разорвалось. Закусив губу, я попыталась не обращать внимания на теплую влагу, впитывающуюся в джинсы.

Майкл. Я и забыла, что он напал на меня. Неудивительно, что меня будто протащило под грузовиком. Помню, мелькнуло лезвие – небольшое, такое же как в моем швейцарском ноже. Я должна была превозмогать эту боль – продолжать держаться на адреналине, чтобы снова не потерять сознание.

Пространство было тесным и слишком узким, но я умела вписаться даже в такое. Пальцы скользнули по шнуркам к грубой коже. Я уже перегнулась через колени, чтобы лучше дотянуться, когда вспомнила, что там ничего нет, – швейцарский нож потерян с концами: я так и не нашла его в куче отобранных вещей. Я с трудом сглотнула. Все хорошо. Все хорошо. Не паникуй… но я паниковала. Чувствовала, как страх бьется у меня в груди, и знала, что, если позволю ему выйти из-под контроля, он меня задушит. Ты в порядке.

Песня наконец-то – наконец-то – прервалась.

– …Приготовления к Объединенному Саммиту продолжаются, – раздался устрашающе спокойный голос президента Грея. – Я с нетерпением жду встречи с этими людьми, многих из которых очень уважаю, и…

Роб переключился на другую станцию.

– Смешно, правда?! – крикнул он. – Президент внезапно стал более революционно настроенным, чем даже Албан. Хочет чего-то новенького?!

«Ага, – хотелось сказать мне. – Просто оборжаться». Мужик имел несчастье возглавить организацию, что утекла сквозь пальцы и отрастила себе другую голову, с зубами поострее.

– До Албана все никак не дойдет, какую ошибку он совершил, притащив вас в Лигу. И он по-прежнему поручает вам, полудуркам, работу, с которой по силам справиться любому из нас. У него может быть свое прошлое, но в мое будущее пусть не вмешивается.

Я огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь достаточно острого, что могло бы перерезать пластиковую стяжку вокруг запястий.

– И Коннор… ей просто хочется понянчиться с вами, но у нас нет на это времени. У нас нет места для вас ни здесь, ни где-нибудь еще. Единственное место – в лагерях, или под землей, с остальными. Слышишь меня?! – теперь он уже кричал. – Я не собираюсь оправдываться за свои поступки! Я присоединился к Лиге, чтобы вышвырнуть Грея, а не играть в семью с парнем, который даже из-под земли вылезти боится. Албан думает, что мы объединились из-за вас? Хочет знать, почему мы вас не принимаем? Но не дает использовать вас по назначению?

«Умирать за таких, как ты, – подумала я. – Вот, наше «назначение».

– Я сделал то, что был должен, и сделаю это снова. Я сделаю это с каждым чертовым ребенком в Лиге, пока там снова не включат мозги, и начну с твоей группы.

Меня охватил гнев вперемешку с отвращением.

«Держись, – приказала я себе. – Он же не знает». Мне не нужно его касаться. Роб может заставить меня замолчать, но не имеет власти над моим разумом.

– Что бы Джуд сделал с электрическим забором твоего старого дома, Руби? – размышлял он вслух. – Что охранники сделают с Вайдой, когда увидят, как она хороша, как сложена для девочки своего возраста? А Нико – с ним вообще все будет просто?

Я закрыла глаза. Заставила себя расслабиться, вспомнить, что здесь, сейчас и всегда, хищником была я. Вот, что имел в виду Клэнси, когда говорил, что я никогда не смогу управлять своими способностями – слишком боюсь того, во что они меня превращают. Я не могла сделать этого прежде – не потому, что не хотела даже пробовать. Но потому что постоянно думала о том, чем это закончится для меня.

Мне не пришлось касаться Мейсона или Нокса, чтобы оказаться в их сознании. От страха я перестала пытаться сдерживать свои способности и получила от них все, чего хотела.

Все, чего я хотела сейчас, это выбраться из этой долбаной машины. Я хотела показать Робу, какой ужасной, ужасной ошибкой было возвращаться за мной. Угрожать людям, которые мне небезразличны.

Я уже заметила, что, если уже залезала в чью-то голову, оказаться в ней снова получалось быстрее и проще, чем раньше. Теперь мне было достаточно направить желание, прожигавшее дыру в груди, представить лицо Роба, и невидимые руки стали неспешно разворачиваться, словно струйки дыма скользя под разделявшими нас сиденьями. Получилось! Я нырнула в его разум подобно брошенному в воду якорю.

В первый раз его воспоминания и мысли не спешили распускаться, разжимаясь и расширяясь с каждым витком. Теперь их прорвало брызгами черной смолы, беспорядочной мешаниной лиц, чисел, рук и оружия.

Я помнила, как выглядели те дети, даже не воскрешая в памяти детали той картины. Просто вытолкнула изображение того, как они садились с ним в машину. Девочка – рядом, на переднем сиденье, мальчик – позади нее.

– Что… Что за…

Я вызвала ее лицо за секунду до того, как он спустил курок. Роб изрыгал проклятия, автомобиль вилял то влево, то вправо. Теперь я сосредоточилась на мальчике, поставив его перед нашим внутренним взором.

Еще.

Этого недостаточно, не для него. Убийца, маньяк, животное – получавший нездоровое удовольствие от охоты и еще большее – от ее кровавого финала. Я видела его лицо той ночью, когда он убил этих детей. Удовлетворенная ухмылка, окрашенная неизвестной мне жаждой. Неизвестной до сегодняшнего дня.

Еще.

Что бы он сделал с Джудом, если бы я ему позволила? Застрелил, как остальных? Перерезал горло? Душил своими огромными руками, пока наконец бы не удостоверился, что выдавил из него последнюю искру жизни?

Я заставила девочку возникнуть перед его глазами, и Роб видел, как все происходило, снова и снова, прямо как я. Как разорвался ее правый глаз, когда через него прошла пуля. Брызги крови заляпали лицо Роба и лобовое стекло, галлюцинация была такой сильной, такой потрясающе мощной, что машина вильнула, и я услышала, как включились дворники.

– Хватит! – проорал он. – Черт возьми, хватит!

Я представила, как девочка проводит рукой по его руке. Разум Роба утверждал, что он чувствует эти прикосновения, и Роб почувствовал. Автомобиль снова дико дернулся влево – мужчина пытался от нее избавиться.

Еще.

Он убил тех детей, но не просто убил. Сначала вытащил их из лагеря. Дал им надежду на свободу, на то, что однажды они снова увидятся со своими семьями. Забрал их мечты и разбил вдребезги.

– Я знаю, что ты делаешь, – проревел он. – Знаю, что это ты!

Острое ощущение удовлетворения разлилось во мне с его первым нервным вдохом. Я отправила мальчика выползти с заднего сиденья, перегнуться через подголовник и обхватить руками шею Роба. Его кровь потекла на рубашку мужчины, и мальчик уткнулся лицом в его плечо. Роб должен был почувствовать теплую пульсацию липкой, горячей жидкости, которая никогда не смоется с ткани, не говоря уже о коже. Мальчик с девочкой принялись рыдать, вопить, биться – я потратила на этот образ последнюю каплю своей ярости, страха и опустошения.

Пуля, выпущенная с водительского сиденья, вылетела в окно с пассажирской стороны – Роб пытался разрядить все патроны в сидевшую там девочку, но с каждым выстрелом я придвигала ее все ближе к нему, пока маленькая ручонка не оказалась на пистолете, на его руке, и не попыталась упереть оружие мужчине в грудь.

«Я могу закончить все так, – подумала я. – Его собственными руками». Это было бы правильно. Я имею право наказать его прямо сейчас. Не кто-то с пистолетом в руках, не обученный убийца или солдаты, или охранники в Термонде, патрулирующие ограждения, через которые был пропущен ток. Я. Одной мысли оказалось достаточно, чтобы погнать наэлектризованную кровь по моим венам. Я больше не чувствовала боли. Я почувствовала себя легкой, парящей высоко и свободно. Я могла оборвать жизнь подонка его же собственной рукой, единственным выстрелом в сердце. Той же рукой, в то же сердце, что разрушили столько жизней и привели меня сюда – в этот край страданий и мучительного страха. Того, кто связал меня, словно зверя.

Это он был зверем. Тупым животным, совсем как Нокс. Это им нужен дрессировщик, тот, кто примет за них решение, кто проследит, чтобы они больше никому не навредили.

– Стой… стой, – зарыдал он, словно маленький. – Пожалуйста, Боже, пожалуйста…

Страх сочился сквозь его поры, кислый запах пота, тяжелое дыхание – все это я ощущала даже сквозь кожаный намордник, и этот смрад разъедал мои ноздри. Я усилила свое воздействие, подвигая девочку все ближе и ближе, пока ее призрачная, бледная рука не взметнулась вверх и не коснулась его лица, выводя узоры на мнимой крови и копоти.

Мы должны использовать их, чтобы остальные знали свое место.

– Ты… ты – чудовище, – выдавил Роб. – Вы все хотите погубить нас; вы хотите погубить все, будьте прокляты, прокляты, прокляты!

От резкого грохота, сопровождавшегося звуковой волной, тряхнуло заднюю часть автомобиля, отбросив меня на спинку сиденья. Потом раздался небольшой взрыв, и мы завертелись – и вертелись, и вертелись, – пока не остановились.

От удара вылетели задние окна, и меня засыпало осколками. Я услышала последний вскрик Роба перед взрывом и потом ничего – только скрежет и хруст металла, когда автомобиль влетел в частокол деревьев, растущих вдоль дороги.

Я врезалась в спинку сиденья, клацнув зубами. От удара по лбу все мысли вспыхнули ослепительно-белым. Изображения мальчика и девочки словно выхватили из моей головы. Они исчезли, лицо Роба исчезло, осталась только я – только то, что я сделала.

Боже мой. Я попыталась втянуть воздух через намордник, но, казалось, он затягивался на мне все сильнее, а в голове зазвучал пронзительный крик. Я уткнулась лицом в коврик, и с губ сорвался первый всхлип, словно мне наконец-то разрешили плакать. Боже мой, Боже мой, Боже мой.

Клэнси бы мною гордился. Тем, как я использовала этих детей, манипуировала ими, управляла, разрывая голову Роба, пока та не треснула. Клэнси бы взглянул мне в лицо и увидел свое отражение.

Мы должны использовать их, чтобы остальные знали свое место.

Желудок сжался, желчь поднималась по пищеводу, пока я ею не поперхнулась. Я хотела, чтобы меня вырвало, хотела избавиться от черноты, сгустившейся во мне, хотела вдохнуть чистого воздуха, убраться подальше от Роба, от того, в кого он меня превратил и что я натворила.

Чудовище, чудовище, чудовище, чудовище, чудовище. Я снова и снова била ногой по двери багажника, пока пластик не начал трескаться. Где Роб? Почему он молчит?

Раздался визг тормозов, хлопнула дверь. Я заколотила в дверь еще сильнее: монотонный бах, бах, бах, словно старый рок-н-ролльный ритм или стрельба в ночи.

Я все еще всхлипывала, когда задняя дверь наконец-то распахнулась. Повернувшись, с низким стоном боли я рухнула вниз, лицом в грязь. Даже на открытом воздухе намордник душил меня. И все никак не слезал, наверное, я так и останусь в нем навсегда…

– Тяжелый день, подруга?

Надо мной стояла Вайда, ее тень замерла на земле возле моего лица.

Я изо всех сил пыталась стянуть этот долбаный намордник, чувствуя вкус кожи и собственных соленых слез. Я знала, что мне хватает кислорода, но не могла унять нарастающую панику, которая, когда разбился джип, окончательно проникла в меня своими щупальцами. Я не хотела, чтобы Вайда видела меня такой. Не хотела, чтобы вообще кто-то из них видел.

«Пожалуйста, оставьте, пожалуйста, оставьте меня в покое; я не могу остаться с вами, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, просто оставьте меня здесь…

– Руби, – проговорила девушка, переворачивая меня. – Ладно, ладно, Руби… дай мне только снять его…

Нож перерезал пластиковые стяжки вокруг моих запястий, и я почувствовала пальцы Вайды на своем затылке, пока та пыталась разобраться с ремешками намордника. Я закричала на нее, умоляя «Оставь меня! Оставь меня!», но, кроме низких стонов, ничего не вышло.

– Вот дерьмо! – Кожаные ремешки ей тоже пришлось перерезать. Под ее осторожными пальцами щелкнул один, второй, а потом воздух полился мне в рот, холодный и отдающий выхлопными газами.

– Нет! – заплакала я. – Я не могу… ты должна… ты должна…

– Вайда! – закричал Джуд откуда-то издалека. – Она в порядке?

Я словно всплывала и погружалась снова в серое пенящееся море. Холод змеей скользнул по моим ногам и рукам, плотно обвившись вокруг груди, когда я пыталась отдышаться. По асфальтовой крошке обочины проскрипели ботинки. Меня коснулись еще одни руки, еще одно лицо нависло над моим.

– Проверь его! – рявкнул Толстяк.

– О, с удовольствием, – прорычала Вайда, обходя джип сзади.

– Можешь стоять? – Лицо Толстяка снова обратилось ко мне, руки похлопали меня по щекам. – Тебе больно? Можешь говорить?

Я попыталась отстраниться, отхаркивая что-то горькое, обжигающее, текущее по задней стенке горла.

– Боже мой, Руби, – Толстяк схватил меня за плечи, удерживая на месте. Его голос надломился. – Ты в порядке. В порядке, я обещаю. Мы здесь, хорошо? Сделай глубокий вдох. Посмотри на меня. Просто посмотри на меня – ты в порядке.

Я прижалась лбом к асфальту, пытаясь выдавить слова, предупреждение. Перед глазами плясали черные пятна, голова трещала так, словно кто-то вскрыл черепную коробку, да так и оставил. Ногти впились в покрытие подо мной, словно я могла закопаться достаточно глубоко, чтобы похоронить себя здесь. Я слышала крики, рядом и вдали, а еще я слышала Клэнси, его шелковый голос шептал мне на ухо: «Ты теперь моя».

– Ну? – спросил Толстяк. Мои глаза скользнули по лицу Вайды, ставшему болезненно-серым. Она плотно прижала тыльную сторону ладони ко рту.

Они вместе подняли меня с земли, а Вайда чуть ли не перекинула меня через плечо.

– Может, избавишься от браслетов? – спросила она Толстяка.

Цепочка все еще крепилась к наморднику, и то и другое волоклось за нами по земле, оставляя след.

– Не к спеху… Можешь вести?

– Как чертов гонщик, – скромно ответила она, – а что?

– Нет!.. – закричала я, вцепившись в воротник рубашки, пытаясь не дать ткани затянуться в ошейник-удавку. – Нет, вы должны… Должны оставить меня…

– Ру! – закричал Джуд. – Что с ней?

– Открой дверь! – распорядился Толстяк. – Нет, не ты, идиот… ты оставайся в машине!

– Она в порядке? Толстяк?

Лиам… Это Лиам, да? Кажется, будто это он, тот, каким был когда-то, где-то в другом конце туннеля. Как такое возможно? Лекарства?

Задняя дверь открылась, и Толстяк полез в машину первым, затаскивая меня за собой на сиденье. Я стиснула зубы от боли, при виде впрыгивающего Джуда, поднырнувшего под моими ногами, картинка начала расплываться. Я попыталась поднять руку, чтобы убрать волосы с глаз, но ниже плеч ничего не чувствовала.

Перед глазами все снова замелькало белым. Боль ожила, завопила, заглушая чувство вины, опустошение, даже страх. И я чувствовала, что ускользаю в черноту, что уже почти ушла туда, потому что Лиам, кажется, тоже кричал.

– Толстяк! – Я смогла повернуть голову и увидеть, как бледная рука колотит по металлической решетке. Было больно слышать, как умоляющий голос Лиама прерывается мучительным кашлем. – Прекрати, ты делаешь ей больно.

– О, черта с два ты откроешь ту дверь! – взвизгнула Вайда. – Усади свою задницу обратно, блондинчик, или я тебя успокою!

– Где? – спросил Толстяк, убирая волосы с моей спины и шеи.

Я не поняла, что он имеет в виду, пока Джуд не сказал:

– На спине – не знаю, насколько все плохо, но он ее ударил.

Автомобиль, сотрясаясь, катился задом, пока не выбрался на шоссе, и мы не полетели вперед под нервные протесты Толстяка.

– Она в порядке? Она ранена? Господи, Толстяк, просто скажи мне!

Толстяк стянул с меня свитер и рубашку, подставляя спину теплому воздуху, дующему из вентилятора. Кто-то пораженно втянул в себя воздух. Был это он или я? Его пальцы казались подобны льду, когда коснулись эпицентра боли.

– О мой бог! – воскликнул Джуд. Он держал мои ноги на коленях, прижимая к груди. – Ру, прости, я не знал…

– Что? – взмолился Лиам. – Она в порядке?

Толстяк никогда не врал – по крайней мере, уж если и врал, значит, это было необходимо, чтобы защитить кого-то из нас или всех вместе. Но мы оба были Командой Реальность и редко приукрашивали действительность. Наверное, все было плохо, раз Толстяк предпочел не отвечать.

– Так что с тем парнем? – спросил он. Толстяк положил мне на спину что-то холодное, а потом кожу вдруг закололо. «Чистит рану», – подумала я, и перед глазами все поплыло.

– С ним не будет проблем, – глухо сказала Вайда. – Больше не будет.

– В смысле? – спросил Толстяк.

– Джексон Поллок[9] нервно курит в сторонке, – просто ответила она.

– Ты не… – начал было Джуд.

– Нет, – перебила его Вайда, и я услышала сожаление в ее голосе. – Деревья и руль сотворили этот шедевр.

– Ты знаешь, кто такой Джексон Поллок? – Руки Толстяка на мгновение замерли.

– Сюрприз, придурок, – фыркнула она. – Я, блин, умею читать.

– Толстяк! – прозвучал душераздирающий вопль, полный неприкрытого страха, и мое сердце дрогнуло. – Скажи мне, она в порядке?

– В по… рядке, – проскрипела я.

Мне казалось, будто я плыву, качаясь на ледяных волнах, похитивших чувствительность рук, ног, позвоночника. Толстяк прижал кончик иглы к моей коже, и боль подхватила и перетащила меня обратно во тьму.

Глава двадцать вторая

Когда я очнулась, все одновременно казалось знакомым и неправильным.

Словно одно воспоминание перепуталось с другим, и оба вызывали тяжелое чувство дежавю. Жестко, ровно, холодно – я лежала на земле. Твердой, жесткой земле. Нос заполнил запах влажной почвы и чего-то однозначно человеческого, но не аромат лимонного освежителя Черной Бетти, в прошлой жизни «работавшей» фургоном службы уборки. Уши щекотало не бормотание радиоведущего, передающего ужасные последние новости, а ровное, глубокое дыхание четверых друзей, мгновенно провалившихся в сон.

Вернуться в сознание оказалось как вытянуть себя со дна илистого болота. Боль накрыла, только когда я всплыла на поверхность. Все началось с поясницы, потом стрельнуло в правую сторону тела, скручивая до предела каждую мышцу и сухожилие. Сразу же всего: земли, одеял, темноты – стало слишком много. Фантомные тиски кожаного ремешка сжались вокруг головы – я ощутила горький привкус металла во рту. Тогда и поняла, что от воспоминания тоже можно задохнуться, почувствовав, как оно плотно и быстро смыкается вокруг горла. Кожа. Единственный запах, который я чувствовала, был запахом кожи.

«Палатка Толстяка», – догадалась я. Мне не почудилось: они действительно меня нашли.

Джуд, Вайда… Я заставила себя приподняться, не обращая внимания на сопротивление одеревеневших мышц и ноющую боль в спине. Вот они, спят вповалку у нас над головами, практически друг на друге. Толстяк. Лиам.

Морозный ветер раздувал рубашку, но после спертого воздуха теплой палатки приятно освежал. Хорошо бы найти ботинки, подумала я, но гораздо важнее было просто уйти, как есть. Найти место, где можно побыть одной и выпустить крик, который рвался из самого сердца. Впереди, в центре поляны, виднелись тлеющие остатки костра – может, когда-то здесь было место для кемпинга – и бельевая веревка, увешанная рубашками и толстовками, раздувшимися и смерзшимися в жесткие глыбы.

Когда мы только приехали в Теннесси, было еще не так холодно. Друзья нашли ровную полянку для стоянки, однако беглого взгляда вокруг оказалось достаточно, чтобы заметить: местность гораздо более холмистая, а увядшая трава – здесь она была тоньше и выше – усыпана древними коричневатыми каменными глыбами. Это точно не Нэшвилл.

Открыв рот, я несколько раз глубоко вдохнула и повернула обратно к куче обугленной древесины и пепла: нашему походному костру. Толстяк оставил неподалеку флягу, но и она, и пластиковая бутылка рядом оказались пусты.

Скользя по грязи, носки испачкались и промокли. Споткнувшись, я негромко выругалась, проклиная свои ноги, которые вдруг перестали меня слушаться. Чтобы добраться до внедорожника, мне потребовалась целая вечность. Но я рассчитывала, что смогу отдышаться, распластавшись на пассажирском сиденье. Под передним сиденьем оставалась бутылка с водой! Я вспомнила, как пластик бился о пятки каждый раз, когда автомобиль делал крутой поворот. Мне просто нужен глоток. Один-единственный глоток, чтобы избавиться от отвратительного привкуса на языке.

Двери оказались заблокированы. Покачав головой, я двинулась обратно к костру. На отполированном штанами пеньке обнаружилось тонкое серое шерстяное одеяло, я подобрала его и хорошенько в него закуталась.

У нас нет места для вас, ни здесь, ни где-нибудь еще. Единственное место – в лагерях или под землей, с остальными.

Я затрясла головой, чтобы избавиться от ненавистного голоса, и распущенные волосы разметались по щекам и плечам. Они казались чистыми. Даже мягкими. Высунув руку из-под одеяла, я провела ладонью по всклокоченной голове. Никаких листьев и колтунов. Кто-то их вычесал.

«Боже», – подумала я, плотнее закутываясь в одеяло. Этот парень… Он тащил меня за собой, волок прямо к…

В горле словно застрял комок. Теперь, за нарастающим пульсом, колотившимся в ушах, я различила какой-то гул. Целую ужасающую секунду я думала, что вернулся Роб и притащил с собой генератор Белого шума. Но этот звук был низким, далеким и совсем не причинял боли.

Заметив тропу, старый туристический маршрут, я заковыляла на это шипение. Бугристую землю застилал снег, скрывая острые скалы и коварные ямы, но я видела петляющую тропинку, расчищенную от деревьев, и брела, опираясь руками о надежные стволы белых дубов и кленов. Солнце только еще показалось над горизонтом; первые лучи бледновато-желтого снега рассеивались по снегу.

Я вышла к озеру. Глупо, конечно, было принять шум воды за нечто настолько страшное и кошмарное, настолько неестественное, как Белый шум.

Я смотрела на водопады. Громыхающие, ревущие водопады в миниатюрном ущелье. Вода стекала по закручивающимся выступам скалистого утеса, и несколько тонких струй откололись от главного потока. Темные скалы, окружавшие озерцо, наклонялись вперед, словно горбясь от холода.

Тропинка вела к построенному на берегу деревянному настилу. Я перешагнула маленький ручеек, отделившийся от озерца, ломая корку тонкого, сковавшего его льда.

Настил был мокрым, с островками сверкающего снега. Расчистив себе место, я уселась прямо на самом краю. Передо мной открывался потрясающий вид на бурный ревущий поток, с ревом падающий вниз.

Над поблескивающей гладью озера клубился туман. Я нагнулась и, зачерпнув руками обжигающе холодной воды, плеснула ею на лицо. Засунула руку под одеяло и толстовку, пытаясь найти источник боли, от которой темнело в глазах. Отекший участок кожи, покрытый аккуратными, ровными стежками, перестал саднить, только когда мои жесткие, замерзшие пальцы охладили его.

Сперва я подумала, что это всего лишь туман оседает на моих щеках. Что ветер, возможно, сносит брызги водопада. Но комок в горле никуда не делся, твердый и неподвижный, и что-то очень похожее на всхлипы вырвалось из моей груди. Никто не видел моих слез, и я могла не сдерживаться.

Прижав одеяло к лицу, я скомкала его у рта, чтобы задушить крик. Но барьер был уже сломан и рыдания выплеснулись наружу – остановиться я уже не могла. Каждая мысль, проносившаяся у меня в голове, была залита кровью, я буквально чувствовала в горле ее вкус.

Я убила этого человека.

И даже непросто убила. Я пытала его страхом. Конечно, Роб заслуживал наказания за совершенные преступления. Все дело в том, как я его наказала – как использовала тех детей, манипулировала ими, их памятью, хотя они и так уже были жертвами. И мне это понравилось. Я смаковала, как легко оказалось поглотить разум Роба, наводняя его ужасом и страхом, пока эти эмоции не поглотили его полностью. Тьма, окутавшая меня тогда, дарила тепло, возбуждение. Кайф прошел, но после него в руках и ногах осталось ощущение нервного покалывания, от которого я никак не могла избавиться.

Я вышвырнула Нокса на мороз за все, что он сделал с Лиамом. Я упорно старалась не думать о том, что сам Лиам никогда-никогда не согласился бы с этим решением. Я так легко решила, что он неисправим, но ведь он еще не был взрослым. Нокс, или Уэс, как бы он себя ни называл, был одним из нас. Да, он заставлял других детей сражаться за еду, но чем я была лучше, изгнав его на верную смерть от холода? И Мейсон… Я могла бы помочь Мейсону, стерев болезненные воспоминания, но моей первой мыслью было использовать его как оружие. Словно он не был человеком и не имел права на собственный выбор.

Возможно… возможно, лагерные надзиратели были правы, изолируя и уничтожая опасных. Возможно, на нас нужно надеть намордники, сковать, приучить выполнять приказы – для меня казалось таким естественным командовать Робом, Ноксом, любым другим ребенком, посмевшим ослушаться меня на складе.

И это превращало меня в Клэнси. В Мартина. В того Оранжевого, которого привезли вместе со мной в Термонд в одном автобусе – он заставил СППшницу застрелиться из собственного оружия. Превращало в бесчисленных других, пытавших СППшников и лагерных надзирателей, наводняя их сознание ужасающими изображениями.

Я ничем от них не отличалась. Не была лучше. Все это время я надеялась, что, научившись управлять своими способностями, верну себе свою жизнь и смогу сама принимать решения. Но дело было совсем в другом. Что, если единственной причиной, почему я не приняла свою сущность раньше, был страх и невозможность ее контролировать.

Теперь я понимала, как помогла мне Лига. Меня научили дисциплине, дали ориентиры и установки, как и когда использовать способности. Это лишний раз доказывало, как я была права, сказав Кейт, что не должна становиться командиром – нам нужны люди сильнее, сохранившие в себе добро. По крайней мере, люди, которые сберегли в себе веру, что инстинкты не заведут их в подобную тьму.

Убийца. Как и другие агенты Лиги.

Одеяло стало горячим и влажным от слез. Я подняла лицо, подставив его брызгам воды, летевшим от водопада, и полной грудью вдохнула морозный влажный воздух, но облегчения это не принесло. Я представляла себе, каким Вайда увидела Роба в тот последний раз, и ничто не могло стереть из памяти эти образы. Я никогда не смогу забыть последнюю мысль, вспыхнувшую в его голове за секунду до того, как жизнь Роба оборвалась. Красивая женщина в клетчатом платье, красный велосипед, бескрайнее поле, закат над Лос-Анджелесом…

– Прекрати, – выдавила я, – прекрати.

Мне было больно. Каждой клеточке. Голова раскалывалась от мигрени, от ее вспышек я буквально слепла. Спину покрывали десятки порезов и ушибов. В легких не хватало места, чтобы наполнить их кислородом, в котором я так нуждалась. Рыдания сотрясали мое тело, но легче не становилось, напряжение не спадало. Казалось, будто меня скручивает, скручивает и снова скручивает, пока я наконец не сломаюсь.

Шум воды поглощала все остальные звуки, включая негромкие неуверенные шаги позади меня. Но я знала, что он был там.

– Эй, – мягко сказал Лиам.

Туман от водопада опустился между нами, сплетая из больших снежинок чистое белое полотно. Когда белое облачко унесло очередным порывом морозного ветра, Лиам все еще стоял на том же месте, все так же прижимая мои черные ботинки к груди, с прежним измученным выражением на усталом, пепельном лице. Парень сделал осторожный шаг вперед. Лиам все еще нетвердо держался на ногах, но сильнее тревожило то, как он смотрел на меня, внимательно изучая мое лицо.

Жив. Наконец-то поднялся. Глаза больше не казались остекленевшими. Дыхание было неглубоким, но уверенным – ровный вдох, ровный выдох, короткие приступы кашля.

Лиама всегда было легко прочитать. Он не умел скрыть ни одной мысли или чувства, сколько бы ни пытался выжать из себя улыбок. Открытое лицо, душераздирающе красивое, хотя от усилий губы его были плотно сжаты. Его глаза… такие светлые на солнце, скользили по моему лицу, словно он никогда не видел меня раньше и не хотел упустить ни одной моей черты. Сердце мое сжалось, признание рвалось наружу, пока я, наконец, не заставила себя отвести взгляд.

– Я не… – начал парень, но голос звучал безнадежно. – Как я могу помочь? Что… что я могу сделать, чтобы уменьшить боль? Чтобы стало лучше?

«Лиам, ты не можешь. Не в этот раз». Мне казалось, что все это происходит словно не со мной, словно я вижу, как он спускается ко мне с вершины водопада.

– Просто не говори об этом никому, – прошептала я. – Пожалуйста.

Я вытерла слезы с лица. Капая на щеки, подбородок, шею, они оставляли жалящий след. Меня переполняли эмоции – радость от того, что он снова рядом, и смущение из-за того, он застал меня плачущей. Но то, что меня нашел именно Лиам, было правильно.

Краем глаза я заметила, что Лиам кивнул. Конечно, он все понял – сколько раз он сам уходил один, потому что не хотел, чтобы мы видели его напуганным и подавленным. Когда рядом есть те, кто зависит от тебя, чтобы не потерять их доверия, приходится всегда носить маску храброго, решительного человека.

– Там должны быть какие-то лекарства… в сумке, – проговорил он, – что-нибудь, что поможет тебе отдохнуть или… или…

Значит, лекарства все же доставили в лагерь, и Толстяк смог ими воспользоваться. И то, что Лиам практически оправился от болезни, означало, что вылазка была предпринята не зря – что-то хорошее из нее вышло.

Я надела протянутые мне ботинки. Ощущение онемения поднялось от пальцев ног до лодыжек, от лодыжек – до икр, и я ждала, что оно поползет и дальше. Как же я устала, и как же мне было больно. Мне казалось, я скольжу под ровной, серой поверхностью льда и не могу найти в себе сил, чтобы выбраться. Глубоко вздохнув, я откинула голову назад, будто это могло остановить слезы.

– Скажи мне, – попросил он. – Я не могу… Это… Это уже слишком.

Уже слишком. Мозг ухватился за эту фразу. Уже слишком, уже слишком, уже слишком.

Парень опустился рядом со мной на колени. Когда он сглатывал, двигался его кадык, я не могла оторвать от него глаз, пока Лиам не протянул руку, и его пальцы не пробежались по шраму у меня на лбу. Я не отшатнулась, позволив им мягко спуститься вниз, сначала – по скуле, потом – щеке, скользнуть по мочкам. Кожа на его ладонях была грубой и потрескавшейся от суровой погоды. Я закрыла глаза, позволив его большим пальцам смахнуть снежинки, опустившиеся мне на ресницы.

«Действуй», – сказала я самой себе, заставляя глаза открыться. «Действуй», – потому что он не собирается. Я чувствовала, как Лиам склоняется ко мне, опуская голову все ближе, и повторяла его движение, наклоняя голову, чтобы встретить его на полпути. Глаза Лиама были закрыты, и показалось, всего на секунду, что он попал в ловушку какого-то сна. Его дыхание согрело мои губы.

Прикосновение было таким уверенным, и я мечтала об этом так долго, что в то мгновение оказалось почти легко забыть, что я натворила.

Что он вообще не должен был знать меня, не говоря уже о желании попробовать узнать заново.

Уже слишком.

– Что ты делаешь? – прошептала я.

Парень застыл, словно его парализовало, лицо напряглось, наполняясь тревогой. Лиам отдернул руки и, потеряв равновесие, упал. Пытаясь подняться на ноги – от слабости движения его были медленными и неуклюжими, – парень отвел взгляд, а кончики его ушей покраснели. Наконец Лиам отошел от меня, а моя кожа все еще помнила, как ощущались его прикосновения.

Парень что-то бормотал, зажав руки под мышками и качая головой. Что за выражение он увидел на моем лице, если его ответный взгляд был таким потерянным?

– Все хорошо, – произнесла я, хотя это было так далеко от правды. Я бы, наверное, рассмеялась, если бы уже не плакала.

Казалось, после всего, что я совершила, пасть ниже уже невозможно. Но позволить ему подойти так близко, да еще и утешать меня, зная о том, что я сделала, было просто за гранью.

Я все еще пыталась справиться со слезами, когда Лиам заговорил снова – полный мучительных сомнений, парень качал головой.

– Руби… ты же Руби? Толстяк сказал мне, что ты, Вайда и ваш маленький приятель помогали ему меня искать. Он сказал, мы с тобой никогда не встречались. Но ведь должны были, потому что я знаю твое лицо. Знаю твой голос. Что за дела?

– Я разговаривала с тобой, пока ты болел, – ответила я, чувствуя, как паника скручивает желудок. – На складе в Нэшвилле.

– Нет – нет – в смысле, да, я знаю, что разговаривала. – Лиам перескакивал с одной мысли на другую, что заставляло меня еще больше нервничать. А еще мерил шагами узкий деревянный настил. – Это не то, я знаю, что не то.

Нужно покончить с этим сейчас же. Зачем еще больше усложнять. Отрежь одним махом – ты сможешь. И все.

– Я из Лиги! – выпалила я, потому что знала: только это может оттолкнуть Ли, изгнать сострадание из его глаз, наполнив их абсолютным презрением.

– Ты… – начал он. – Что? Это не… это невозможно.

Лагеря. Нужно думать о лагерях, которые мы освободим, как только доставим флешку Коулу и Кейт. Я сделаю доброе дело, и оно скроет лужицу крови, растекавшуюся у меня под ногами, следы дыма и гари, оставленные мною на своем пути. Теперь это было моим будущим. Единственным, что меня ждет.

– Хотя ты прав. Мы с тобой встречались, – сказала я. – На конспиративной квартире в Мэриленде. Я передала тебе деньги от брата, помнишь?

Теперь он вспомнил. Это читалось по его лицу, по тому, как он расправил плечи. Я уставилась на деревья за его спиной, обхватив себя руками, пытаясь удержать последнюю крупицу тепла. Парень выглядел так, как будто его сейчас стошнит.

– Но ты вышла из нее, верно? – допытывался Лиам. – Толстяк бы мне сказал. Он бы не стал от меня скрывать. Ты была в Лиге, но теперь ты…

– Я из Лиги, как и Вайда с Джудом. – Я знала Толстяка достаточно хорошо, чтобы понимать, почему он не дал этой информации просочиться. – Он не сказал тебе, потому что знал: ты тогда не пойдешь с нами. Но у нас с ним сделка.

– Я… я не понимаю, – выдавил Лиам. Он снова шагнул назад, проводя рукой по лицу. – Сделка?

Я уже воткнула нож в его грудь. Осталось повернуть – и все будет кончено навсегда.

«Нет, – шепнул внутренний голос. – Только не снова».

Парень, выжидая, уставился на меня, дрожа то ли от холода, то ли от гнева. Я подошла к нему, и он не отшатнулся. Когда я потянула за полу куртки его брата и разорвала наскоро сметанный Коулом шов, Лиам задышал тяжелее, с хрипами и влажным свистом.

Флешка оказалась простым черным прямоугольничком с золотым лебедем «Леды-корпорейшн», теплой от того, что несколько часов – а, может, и дней – пролежала так близко от его тела.

Лиам качнулся назад, все его мысли отразились на лице.

– Что, черт возьми, это такое?

– Твой брат, – ответила я. – Он отправил нас найти тебя. Убегая в Филли, ты взял его куртку вместо своей. А вместе с нею и это.

– Что это? – повторил он, протягивая руку к флешке.

Я сжала кулак и сунула проклятую штуковину в карман, пока не поддалась соблазну выкинуть какую-нибудь глупость. И все это ради крошечного кусочка дешевой пластмассы.

– Секретная информация, – объяснила я, заставляя ноги шагать вперед, вверх по тропинке. – С операции, которую проводил твой брат.

Я надеялась, что Лиам не пойдет за мной. Что он останется здесь, и я смогу вернуться в лагерь, а потом затеряться в этом лесу и просто исчезнуть. Но что в жизни дается мне легко? Он обогнал меня, первые шаги дались ему нелегко, словно парень брел по колено в воде, пошатываясь и выкашливая жидкость, засевшую в легких. Я инстинктивно потянулась к нему – поддержать, но он отдернул руку, выкрикивая имя Толстяка.

Тот уже нас искал. Мы встретили парня на тропинке, за поворотом к лагерю. Заспанные глаза, мятая одежда; кажется, он и не проснулся толком, потому что выскочил на холод прямо без куртки и босиком.

– Что?! – закричал Толстяк, глядя то на меня, то на Лиама. – Что происходит?!

– Поверить не могу, – прохрипел Ли. – В какую игру, черт возьми, ты решил сыграть?

Толстяк моргнул:

– Ты о чем?..

– Я все знаю! – Лиам подошел к нему, все еще тяжело дыша после того, как преодолел подъем. – И долго ты собирался скрывать это от меня? Лига. Серьезно? Господи… я думал, ты поумнее будешь! Ты заключил с ними сделку?

– Ох, – Толстяк провел рукой по торчащим во все стороны темным волосам и протяжно вздохнул. У меня было приблизительно три секунды, чтобы перевести гнев Лиама обратно на себя, прежде чем Толстяк сказал бы что-нибудь такое, о чем бы потом очень пожалел.

– Да, я об этом! – Ворвавшись в лагерь, Лиам двинулся к потухшему костру, не позволяя мне приблизиться даже на расстояние вдоха.

– Послушай меня, пожалуйста, – попросила я. – Это была моя идея – от начала до конца. Твой брат отправил нас найти флешку, а уже потом мы встретили твоего друга. Мы договорились, что, если поможем ему найти тебя, не доложим о вас Лиге. А еще поможем добраться до Калифорнии, чтобы найти Зу.

Толстяк зыркнул в мою сторону широко раскрытыми глазами, очевидно, пораженный моей способностью нанизывать одну ложь на другую. Так я думала вначале, пока не поняла, что запутала все еще больше.

– И откуда ты знаешь это? – требовательно поинтересовался Лиам. – И ты откуда знаешь ее, а?

Я сглотнула, обхватив себя руками, мозг заметался в поиске оправданий, однако одно было еще хуже другого.

– Отвечай мне!

Я вздрогнула:

– Я просто… слышала разные истории… от Толстяка, в смысле.

Лиам повернулся к Толстяку, его лицо пылало гневом и недоверием.

– И что еще ты ей рассказал?

– Ничего! Ли, ты должен успокоиться. Пожалуйста, сядь. Послушай.

– Я тебе не верю! Неужели ты не понимаешь, что ее могут отследить? Ты хочешь, чтобы ее забрали? Зу… мы обещали… я думал…

– Он ничего мне не рассказал, только то, что какое-то время вы путешествовали вместе, – спокойно проговорила я. Лиам защищал нас всех по-разному, но Зу была особым случаем.

– Не вмешивайся, Зеленая! – Он по-прежнему, не отрываясь, смотрел на Толстяка. – Что ты еще ей рассказал? Что еще она из тебя вытянула?

Я дернулась от этого слова.

– Как ты ее назвал? – перебил Лиама Толстяк. Конечно, он тоже заметил.

– Что? Мне теперь нельзя звать ее по имени? – поинтересовался парень. На его лице вспыхнула усмешка. – Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Какое хитроумное кодовое имя тебе придумали? Тыква? Тигр? Мандарин?

– Ты назвал меня Зеленой, – напомнила я.

– Нет, не назвал, – возразил Лиам. – Какого черта мне так тебя называть? Я знаю, кто ты.

– Назвал, – подтвердил Толстяк. – Назвал ее Зеленой. Ты правда не помнишь?

Сердце разбило подступивший к нему лед, стучась о ребра, колотясь сильнее с каждой минутой последовавшей за этим тишины. Гнев Лиама мгновенно рассеялся, уступив место замешательству, которое переросло в явный страх, когда его взгляд заметался между нами.

– Все хорошо, – проговорила я, поднимая руки в слабой попытке успокоить его, – все нормально. Ты можешь называть меня, как тебе угодно, это действительно не имеет…

– Ты заморочила ему голову? Заставляешь быть с тобой милым? – спросил Лиам. Его лицо вспыхнуло, беспокойство, казалось, сменилось яростью. Он смотрел на своего друга и видел незнакомца.

Я не успевала за его скачущим настроением. И стоило ли вообще пытаться? Воспоминания о том, что произошло, когда Лиам нашел меня у водопада, испарились, как туман в солнечном свете. Может, я вообще все придумала.

– Ты что, издеваешься? – возмутился Толстяк. – После всего, что произошло в Ист-Ривер? Нужно ли мне тебе напоминать, что, когда Клэнси Грей превратил тебя в маленького пуделька, он даже коснуться меня не смог?

– Я не… Что? – Лиам едва мог дышать. – Ты вообще о чем?

«Вот, – подумала я, – блин».

Когда я забралась в голову Лиама и вытащила из нее воспоминания о себе, мне пришлось… подправить еще парочку, иначе другие не имели бы смысла. Среди них была и ночь, когда мы пытались уйти из лагеря – весь ужас начался с того, что я потеряла бдительность и доверилась Клэнси, хотя не должна была. Моя роль в той истории была ключевой.

Но… что же я подсунула на ее место? Просто полностью стерла ту ночь, и все? Я лихорадочно пыталась припомнить, какими образами я заполнила освободившееся место, но натыкалась на сплошные черные пятна.

Повернувшись, Толстяк смерил меня взглядом, в котором было столько огня, что хватило бы и гору спалить.

– Чего ты на нее-то уставился?! – взорвался Лиам. – Я даже не знаю, что ты делаешь здесь, с ними!

– Мы пытались тебя найти! – ответил Толстяк. – Все мы хотим тебе помочь!

– О, во имя черта лысого, – из палатки раздался пронзительный голос Вайды. – Может, вы двое просто заткнетесь и уже перейдете к обнимашкам и поцелуйчикам? Мы не подписывались выслушивать одно, блин, и то же по десять долбаных раз в пять утра!

Джуд героически попытался заставить ее замолчать, но лавина уже стронулась.

– Ты… ты… я не могу… – забормотал Толстяк, который так разозлился, что уже не мог говорить связно. – Иди сюда. Сейчас же!

– Приди и возьми меня, здоровяк, – пропела Вайда в ответ. – Я знаю, у меня нет того, что тебе так нравится, но мы что-нибудь придумаем.

– О, типа мозгов? – крикнул он.

– Толстяк! – оборвала я. Он прекрасно знал, какая она, – и только сыграл ей на руку. – Вайда, пожалуйста, выйди к нам. Джуд, ты тоже.

Девушка вылезла из палатки, завернувшись в одеяло, как королева в мантию. Картину портили лишь обгоревшие голубые волосы, торчавшие во все стороны, словно рожки. Джуд выглядел ненамного лучше – не припомню, чтобы я когда-нибудь видела такие темные круги у него под глазами. Он показался вслед за ней в своей фельдшерской куртке и встал с противоположной стороны костра.

– Я не передумаю, так что даже не заводите свою песню о том, как хороша Лига и какие там чудесные агенты, – заявил Лиам, скрещивая руки на груди. – Передайте Коулу, чтобы шел к черту. Мне не нужно, чтобы он – или вы – обо мне заботились.

– Сказал парнишка, который был в двух шагах от смерти, когда мы его нашли, – прокомментировала Вайда, закатывая глаза. – Кстати, ты, блин, само радушие.

– Клянусь, у нас нет никакой другой заинтересованности, кроме как получить флешку и покончить с нашей сделкой, – сказала я, глядя, как его грудь с усилием поднимается, чтобы втянуть достаточно воздуха. Я пыталась представить на его месте незнакомца – так было легче. Лиам стал таким бледным, худым, небритым и грязным, что это не составляло труда.

«Это не Лиам, – подумала я. – Какая-то ошибка».

– И я должен в это поверить? – холодно осведомился Лиам. – Ни о чем таком я не просил, и уж точно никогда не хотел, чтобы меня выхаживал кто-нибудь вроде тебя.

Я не сразу поняла, что последний камешек был в мой огород.

– Эй! – оборвал его Джуд. – Мы просто пытаемся помочь. Не надо на это злиться.

– Ли, ты драматизируешь, – начал было Толстяк.

– А ты… Думаешь, что обзавелся новыми очками, машиной, какими-то приемчиками и превратился в Рэмбо в джунглях. Никогда бы не подумал, что ты будешь играть в эти игры.

– Если он доверяет нам, – Джуд попробовал еще раз, – почему ты не можешь?

– Лиге? – Ли горько и коротко усмехнулся. – Вы что, правда все такие тупые?

Он поднял руку, останавливая Вайду, которая силилась что-то сказать.

– Они говорят о реабилитации, а сами лишь держат детей в заложниках. Говорят, что учат детей защищаться, а потом посылают их на верную смерть. Мы либо в лагерях, либо с Лигой, либо в бегах, и это даже не вопрос выбора. Знаете, чего я хочу? Иметь право выбора. Только и всего. И я его сделал. Вы можете сколько угодно возвращаться в руки этих убийц, но я собираюсь держаться от них подальше. От вас.

Прошагав мимо нас с Толстяком, парень все той же тропой двинулся обратно к водопаду. Толстяк покосился на меня, но я не спускала взгляда с Лиама, опустившись на пенек и рассеянно потирая стежки на пояснице.

– Думаешь, сейчас он хочет, чтобы за ним пошла я? – спросила я.

Толстяк вздохнул и, энергично растерев руками предплечья, поспешил за другом к водопаду. Далеко они не ушли: встав на цыпочки, я видела, где, привалившись к дереву, стоял Лиам. Сначала, казалось, что Толстяк осмотрительно держится на расстоянии, не желая снова спровоцировать друга. Но тот, должно быть, что-то сказал, извинился, потому что в следующее мгновение Толстяк уже оказался рядом с ним, положив одну руку ему на спину, другой указывая в нашу сторону.

– Не могу поверить, что он вывалил все ту ерунду, – пробурчала Вайда. – У этого парня настроение меняется чаще, чем у грудничка на вечеринке по случаю рождения.

– А я и не представлял, что он так нас ненавидит… – признался Джуд.

– Он ненавидит не вас, – заверила я, все еще глядя на обоих парней. – Он ненавидит Лигу. Он думает, что нам лучше без них – что они нам не нужны.

– А ему-то мы были нужны, – проговорила Вайда, – когда он тонул в собственной мокроте.

Джуд, помалкивая, наблюдая за тем, куда направлен мой взгляд. Когда я повернулась спросить, что не так, он полез в палатку за курткой Толстяка. Я заставила себя снова сесть на один из пеньков возле костра и замереть в тревожном ожидании.

Минут через десять Толстяк с Лиамом вернулись. Толстяк, явно расстроенный, все еще качал головой. Лиам уставился себе под ноги, избегая смотреть на нас. Уши его были красными, то ли из-за пронизывающего ветра, то ли от смущения. Проходя мимо нас к палатке, руки он держал в карманах.

– Пока он согласился остаться, – проговорил Толстяк. – Он хочет отправиться в Калифорнию на поиски Зу, но не хочет, чтобы кто-либо из вас мог нас выследить – вероятно, у границы штата нам придется расстаться.

– Этот парень делит все на черное и белое, да? – поинтересовалась Вайда, закатывая глаза. Джуд суетился рядом, передавая куртку благодарному, трясущемуся от холода Толстяку. – Не забудьте прислать нам открытку, когда ваши задницы отловят и отправят обратно в лагерь.

– Я постараюсь еще раз с ним поговорить, – пообещал Толстяк. – Ему просто нужно остыть.

– Понимаю, – кивнула я. – Спасибо тебе.

Но я знала, что этого будет недостаточно.

Глава двадцать третья

Национальный парк естественных водопадов находится в Оклахоме, в высокогорьях Озарка – на северо-востоке штата, где в декабре жутко холодно. Когда мы возвращались к остальным, Толстяк устроил мне короткую экскурсию по кемпингу. Столы для пикников, стоянка автоприцепов, петляющие и переплетающиеся пешеходные тропы. Значение же имело лишь то, что лагерь уже давно опустел.

– Болит? – спросил он, подбрасывая в костер очередную ветку.

– Я в порядке. Просто хочу знать, что произошло.

Я пододвинулась, уступая парню половину пенька, чтобы не заставлять его сидеть на снегу, и набросила один конец одеяла ему на плечи, придвигая его поближе. От Толстяка все еще слабо пахло стиральным порошком и дезинфицирующим средством для рук, к которым добавились теперь и другие нотки, напоминавшие о том, сколько ночей он проспал на земле без душа. Бедняга, вероятно, чувствовал себя измотанным вконец.

– Хорошо, – глубоко вздохнув, сказал он.

Когда вернулась только половина команды – группа Оливии, на складе сразу поняли: что-то случилось. Все одиннадцать ребят добрались практически невредимыми и со всеми припасами, которые смогли переправить через реку. Бретт не появлялся еще часа два, пробираясь через затопленную парковку с Джудом на плечах. Его команде повезло меньше – вернулись только пятеро, и меня среди них не было.

– Я показал Оливии, как давать детям лекарства, накачал ими Ли, и мы перенесли его в автомобиль. Большую часть ночи мы колесили по окрестностям, пытаясь поймать Сеть, чтобы загрузить обновления от агентов-ищеек. Мы были уверены, что тебя схватили СППшники.

– Почти, – прошептала я, но не думаю, что он меня услышал.

Еще до того, как связь подключилась, Кейт отправила сообщение по переговорнику. Оказывается, когда тебя отщелкивает профайлер – та штука, которую СППшница подносила к моему лицу, – он не только загружает твои данные к удовольствию офицера СПП или агента-ищейки, но и автоматически добавляет на всех ресурсах время и место последнего обнаружения.

«Вот почему Роб решил искать в том районе», – сообразила я.

– Но как вы догадались, что в первую очередь нужно искать Роба?

– Догадались не сразу. Он был под вымышленным именем. – Толстяк опустил взгляд на сцепленные пальцы. – Внес обновления в сеть агентов-ищеек, сообщая, что тебя обезвредили. Как только это произошло, я смог найти его профиль – увидеть марку и номерной знак зарегистрированной на него машины. Мы были недалеко, но я до сих пор поверить не могу, что мы успели вовремя. Забрав тебя, приехали сюда. Мы уже здесь четверо суток.

– Спасибо, – проговорила я после короткой паузы, – что не бросили.

– Ты правда думаешь, что мы бы смогли? – спросил Толстяк. – Не сделали бы всего, что в наших силах, чтобы тебя найти?

– Я не об этом, – пробормотала я. – Просто…

«Может, было бы лучше, если бы вы дали меня забрать». Голова наполнилась гулом, и я почувствовала уже знакомые признаки паники.

– Если мы так его бесим, может, лучше было бы разделиться.

– Нет. В этом нет никакого смысла, – возразил Толстяк. – Его настроение постоянно меняется. Он был в ужасе, когда мы тебя нашли, – настоящая катастрофа. Никогда не видел его таким. Может, он уже начал догадываться, что вы, ребята, из Лиги еще до того, как ты ему сказала… я только так могу объяснить то, что с ним происходило тогда. Лиам, которого я знаю, никогда бы не бросил детей, если б считал, что мы сможем поладить. Ты, кстати, прямое тому доказательство. Но только он почувствовал себя лучше, как стал дерганым. Раздражительным.

– У него нет причин нам доверять, – заметила я. – И я понимаю почему.

– Слушай, я не собираюсь выбирать, – предупредил Толстяк. – Я не могу снова отпустить его одного, но и тебя не оставлю. Так что тебе придется придумать, как все уладить, понятно? Эй… ты чего головой качаешь?

– Все, что я ему сказала, – правда, – объяснила я. – Не совсем правда, но ничего лучше я не придумала. Я помогу вам, ребята, добраться туда, куда вы захотите, а потом вернусь к Коулу, чтобы со всем этим покончить.

Рука Толстяка сжалась на моем плече, и на его лице одновременно вспыхнули и потрясение, и обида, и страх.

– Ты знаешь… ты знаешь, как это важно, – не сразу заговорила я. – Мне кажется, если меня там не будет, чтобы помочь остальным, если я не увижу своими собственными глазами, что вызвало все это, – я обвела глазами пустынный лагерь, – никогда себе не прощу. Если мне не суждено… если мне больше не суждено быть рядом с Лиамом, то, по крайней мере, я сделаю это для него. Это была его мечта, помнишь?

– Нет, – прошептал Толстяк, – я больше так не смогу. Не хочу мучиться, не зная, как Зу, как вы оба. Я провел так полгода. Знаю, это эгоистично, но я должен знать, что ты в безопасности, а с ними ты никогда не будешь в безопасности. По крайней мере, подумай об этом, хорошо? Дай мне шанс тебя переубедить.

«Нет», – подумала я, раздвигая губы в слабой обнадеживающей улыбке. Даже если бы Лиам не смотрел на меня с такой ненавистью, если бы поцеловал меня там, у водопада, это бы не имело значения. Когда Лиам, Толстяк и Зу меня нашли, я еще могла все начать с чистого листа. Конечно, я и тогда совершала поступки, за которые потом было стыдно. Но сейчас я отправлялась туда, откуда могу не вернуться, а в них было слишком много света, чтобы тащить их за собой.

– Посмотрим, – пробормотала я, сжав его пальцы, – посмотрим.

Хотя у Толстяка не было ни карт, ни возможности загрузить обновления ресурсов агентов-ищеек, чтобы проложить маршрут, парень продолжал настаивать, чтобы мы как можно быстрее покинули это место. Мы решили передохнуть еще одну ночь, а утром отправиться дальше на запад.

Вряд ли он так спешил добраться до Калифорнии. Толстяк уже был не в состоянии выносить холод – как физически, так и эмоционально. Даже не знаю, что учинила бы Вайда, выслушай она еще одну лекцию о гипотермии. Однако воображение рисовало картины связанного Толстяка, костра и основательного пинка. Вайда не понимала, что он беспокоится не за себя.

От постоянного холода состояние Лиама ухудшилось. Каждый раз, пытаясь двигаться хотя бы немного быстрее, он тяжело дышал, пыхтел и кашлял. И вместо того чтобы собирать разбросанные повсюду вещи, парень уселся рядом с Джудом и, помогая тому разжечь костер, ввязался в спор, почему альбом «Рожденный в США»[10] Брюса Спрингстина лучше его же «Рожденного бежать»[11].

Когда огонь разгорелся, они оба отправились к внедорожнику – поискать, что еще можно было бы натянуть на себя. Недолго думая, Лиам потянулся за своей старой черной курткой и надел ее поверх более тонкой темно-серой.

– Но это… – запротестовал было Джуд. Я резко мотнула головой и отвернулась, прежде чем Лиам успел повернуться и понять, почему мальчик вдруг замолчал. Я старательно выдерживала дистанцию, сворачивая направо, когда Лиам шел налево, всегда усаживаясь по другую сторону костра. К тому времени, как Джуд начал всячески намекать, что пора бы пообедать, Лиам, казалось, расслабился. По крайней мере, достаточно, чтобы улыбнуться, когда Толстяк споткнулся и с воплем полетел вниз, размахивая руками, а упаковки с пайками разлетелись в разные стороны.

– А я-то думала, куда они делись. – Я помогла ему собрать пакетики из фольги.

– Большую часть пришлось оставить, – ответил Толстяк, когда мы двинулись к остальным, уже устроившимся вокруг костра. – Это все, что поместилось в карманах. Но нам хватит. Ну, кто чего хочет?

– Я возьму китайский рисовый батончик, если еще остались, – выпалил Джуд.

– Сухофрукты с орехами, – сказала Вайда. – Серебристый пакетик.

– Кто-нибудь попытался выяснить, откуда все это взялось? – осведомилась я. – Или почему эти запасы там оказались и пропадают зря?

– Мы списали это на то, что наш президент – последняя задница, а остальной мир – и вполовину не такие скоты, как мы думали, – заявила Вайда. – Все, конец истории.

Многие годы президент Грей в своих еженедельных обращениях утверждал, что американцы справятся с ситуацией сами, позаботятся о себе и своих соотечественниках. Он не упускал случая попенять ООН за экономические санкции, наложенные на нашу страну. Никто не вел с нами дел, значит, мы должны были вести дела друг с другом. Никто не оказывал финансовой помощи, значит, несколько человек, не разорившихся вконец при обрушении экономики, должны были делать пожертвования. Американцы должны помочь американцам.

Великобритания, Франция, Япония, Германия – «они просто не понимают американского пути», сказал однажды Грей. ОЮИН их не коснулась, и они не ощущали остроты нашей трагедии. Я тогда смотрела его выступление по телевизору в атриуме: за неделю его лицо постарело и побледнело. Казалось, он сидел в Овальном кабинете, но Нико заметил свечение по краю картинки – Грей вещал на фоне экрана. При всех неограниченных возможностях своей охраны после первых взрывов он так и не вернулся в Вашингтон – просто переезжал из одной манхэттенской многоэтажки в другую.

«Они не понимают, что в такие времена без жертв не обойтись, – продолжал Грей. – Однако дайте нам время, и мы справимся, все силы направим на это. Мы – американцы, и мы пойдем своим собственным путем, как и всегда…» И чем больше он говорил, чем многословнее становились его речи, тем меньше значили эти слова. Бесконечный поток идей, столь же незначащих, как и его голос. Все, что власти делали в эти дни, так это водили, водили, водили нас по кругу, пока у нас не закружилась голова, чтобы услышать то, что говорилось на самом деле.

– А как ты? – спросила я Лиама. – Голоден?

Время, тишина, и, очевидно, неловкость из-за произошедшего срыва… Лиам немного потеплел и, прежде всего, к Джуду, который, несмотря на все свои выкрутасы, таращился на него, как ребенок может взирать на любимого бейсболиста. Потом – к Вайде – долго противостоять ее очаровательной непосредственности было просто невозможно.

Я видела, что он все еще сердился на Толстяка, но и это напряжение уже сходило на нет после того, как первый шок прошел. Хорошо, что Вайда и Джуд увидели, кем действительно был Лиам, когда сбросил непонятную им, изношенную броню.

– Да… мне все равно. Что угодно. – Его глаза не отрывались от небольшого черного буклетика, зажатого в правой руке.

Я вернулась на свое место рядом с Толстяком, позволив тому позаботиться обо мне, хотя я даже не слышала ни слова из того, что он говорил. Справа от меня Джуд, тихо и хрипловато намурлыкивая какую-то песню Спрингстина, лепил маленького снеговика, выкладывая его улыбку с помощью драже M&M, выудив горошины из смеси сухофруктов с орехами. Улыбка получилась довольно кривой и выглядела скорее безумной, чем милой.

– Джозеф Листер?[12] – внезапно проговорил Лиам, нарушив тишину. – Что, правда? Тот самый?

Толстяк рядом со мной напрягся.

– Он был героем. Пионером в исследовании причин возникновения инфекций и стерилизации.

Мрачно уставившись на обложку из искусственной кожи на удостоверении агента-ищейки, Лиам тщательно подбирал слова:

– Не мог выбрать кого покруче? А не старого мертвого белого парня?

– Его работа привела к снижению послеоперационных инфекций и к более безопасным методикам в хирургии, – стоял на своем Толстяк. – А ты бы кого выбрал? Капитана Америку?[13]

– Стив Роджерс – совершенно законное имя. – Лиам отдал другу удостоверение. – Это все… Ты вообразил, что ты Боба Фетт?[14] Не знаю, что и сказать, Толстячелло.

«Скажи, что все нормально, – подумала я, вспоминая лицо и голос Толстяка, когда тот признался, что сдал одного ребенка. – Скажи, что понимаешь, что он должен был так поступить, хотя сам бы ты этого не сделал».

– Что? – Толстяк усмехнулся, и голос его сорвался. – Тот случай, когда и сказать нечего?

– Нет, я просто… – Лиам откашлялся. – Благодарен, что ли. За то, что ты отправился меня искать и должен был сделать… это. Знаю, это не было… Знаю, это не могло быть легко.

– Заткнитесь уже и пососитесь, – буркнула Вайда, пытаясь сесть поудобнее. Девушка бы никогда в этом не призналась, но я представляла, как она мучается из-за обожженной спины. – Я пытаюсь восполнить свой недосып, когда вы стали орать друг на друга, словно кошки, когда у них течка, и меня разбудили.

– Мисс Вайда, – сказал Лиам, – кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты – как взбитые сливки на фруктовом мороженом жизни?

Она впилась в него взглядом.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что твоя голова напоминает член?

– Это физически невозможно, – проворчал Толстяк. – Он бы…

– Если честно, – начал Лиам, – Коул однажды пытался… А что?

– О, я извиняюсь, – вставил Толстяк, – Очевидно, продолжение моего предложения прервало начало твоего. Так что ты хотел сказать?

– Смею предположить, что ты, вероятно, не хочешь слушать о том, как брат просунул мою голову между штакетинами соседского забора.

– Было много кровищи? – внезапно оживилась Вайда. – Тебе оторвало ухо?

Лиам поднял руки к ушам, продемонстрировав, что они по-прежнему плотно держатся на голове.

– Тогда точно нет, – заявила она. – Никому твоя скучнозадая история не интересна.

Ночь быстро вползала на небо. Я провожала глазами солнце, пробиравшееся сквозь кроны над головой, бледное оранжевое свечение прокатилось по заснеженному пространству леса, пока, наконец, окончательно не исчезло в сонной серости, и холод не загнал нас обратно в палатку.

Вайда улеглась на спину, подняв переговорник и перемещая его, чтобы найти положение, в котором он ловил сигнал. Она пыталась отправить «ВСЕ ЧИСТО//ЦЕЛЬ НАЙДЕНА» в ответ на десять «ДОЛОЖИ О СОСТОЯНИИ», отправленных несколько дней назад. «Если Кейт хотя бы вполовину волнуется так, как Вайда пытается наладить контакт, – думала я, – когда переговорник найдет Сеть, нас ждет еще десяток сообщений».

– Ничего? – спросила я.

Позволив переговорнику шлепнуться на грудь, девушка раздраженно вздохнула и покачала головой.

– Возможно, когда мы спустимся с гор, – предположила я, но это ее, кажется, не успокоило. Вайда покосилась в мою сторону через темную палатку.

– С каких пор ты начала пить из полупустого стакана?

Я закряхтела, уткнувшись лицом в руки, – боль снова резко пронзила спину.

– Болит? – спросил Толстяк. Одна рука легла мне на лопатку, чтобы зафиксировать, пока вторая ощупывала и нажимала на стежки.

В ответ я снова закряхтела.

– Хочу еще раз продезинфицировать, – предупредил Толстяк.

– Супер.

Нас окружало спокойствие, не вяжущееся с бушующей стихией снаружи. Закончив манипуляции со мной, Толстяк взял книгу, это был «Белый клык»[15], и устроился читать на спальнике. Я осталась лежать на животе, пытаясь заставить себя заснуть.

У входа в палатку появился Джуд с фонариками, которые ему поручили найти в машине. Его вьющиеся волосы покрывал толстый слой снега, который он додумался стряхнуть прямо над нами. Это была первая улыбка, которую я видела на его лице за последние несколько… дней? Недель? Однако, поймав мой взгляд, Джуд отвел глаза, усаживаясь рядом с Лиамом, чтобы продолжить их игру в войну.

Чем больше затягивалось молчание, тем сильнее давила на нас неловкость. В глазах Вайды тоже разгорался опасный огонь: и чем дольше она пялилась в сторону Толстяка, тем злее становилась ее улыбка.

– У меня тут появилась мысль, – внезапно сказал Лиам.

– Должно быть, ей было очень одиноко, – предположил Толстяк, перелистывая страницу.

Лиам закатил глаза:

– Становится поздно, и я подумал, что мы могли бы по очереди постоять на часах. Договоримся о сменах. Согласны?

Я кивнула.

– Мы с юным Джудом можем заступить первыми, – сказал Лиам. – Руби с Толстяком – вторыми, Вайда – последней.

Расстановка сил меня не очень устраивала, но Лиам выглядел так, словно готов был поспорить, а вот я не была.

Всю ночь я крутилась и вертелась на одеялах, которые служили нам постелью, то просыпаясь, то снова засыпая – слушая, как Лиам негромко рассказывал Джуду о каком-то ужастике, который обожал смотреть ребенком.

Когда они оба вернулись в палатку, Джуд в изнеможении плюхнулся на колени между мною и Толстяком, похлопывая нас по спине, пока мы не проснулись и не сели. Свернувшись калачиком под одеялом, мальчишка блаженно вздохнул. Лиам же не спешил ложиться, нерешительно застыв. Я чувствовала, что его глаза остановились на мне – так ощущается солнечный луч, заглянувший в окно. Теплый. Устремленный прямо на тебя.

Я встала, когда он скользнул под другой конец одеяла, устраиваясь как можно дальше от меня, стараясь, однако, уместиться на флисовой подстилке под нами.

Чтобы не сидеть просто так и согреться, мы с Толстяком быстрым шагом обошли лагерь, радуясь, когда ветер со снегом стихали хотя бы на пару минут.

– Ты здесь заехал? – спросила я, указывая на тропинку, которая казалась шире остальных.

Толстяк кивнул:

– Она потом заворачивает и выходит на шоссе. Думаю, этот участок закрыли, потому что по нему никто не ездил. Надеюсь, завтра снег начнет таять, иначе я даже не знаю, как отсюда выбираться.

Через несколько часов – незадолго до рассвета – настала очередь Вайды. Девушка постояла в палатке, пытаясь стряхнуть с себя сон, прежде чем вывалиться в холодное утро. Я уставилась на крошечное пространство, оставшееся между Толстяком и Лиамом, и, поспешно повернувшись, вылетела за нею наружу.

Когда я села рядом, Вайда перестала пристально осматривать поляну, но, кажется, не удивилась.

– Выспалась в машине, – солгала я, протянув одеревеневшие руки к костру. – Совсем не устала.

– Угу, – буркнула она, закатывая глаза. – Хочешь рассказать, что у тебя действительно на уме?

– Зачем? – поинтересовалась я. – Тебе разве есть дело?

– Если это касается Прекрасного Принца, то действительно нет, – ответила Вайда, откидываясь назад. – А вот о том, что ты собралась сбежать с Траляля и Труляля[16], бросив операцию на нас с Джудом, я бы послушала.

Я покачала головой:

– Жаль тебя разочаровывать, но я никуда не собираюсь.

– Реально? – Теперь ее голос звучал действительно удивленно. – Тогда о чем это вы с Бабулей постоянно шепчетесь?

– Он попросил меня пойти с ними, – призналась я, – но я не могу.

– Не можешь или не хочешь? – уточнила Вайда.

– Не могу, – прошептала я. – Не хочу. Какая разница?

Вайда выпрямилась:

– Да что с тобой такое?

Пожав плечами, я провела пальцами по потертому краю одеяла, в которое куталась.

– С тех пор как мы тебя забрали, ты ведешь себя словно напуганная кошка…

Я видела работу мысли в ее темных глазах, сузившихся, когда она уловила связь.

Уж не знаю, почему оказалось легче открыться именно Вайде или почему я вообще захотела ей открыться, тогда как Толстяку не могла и словом обмолвиться. Возможно потому, что знала: Вайда и так невысокого мнения обо мне, и плевать, если она станет ненавидеть меня еще сильнее.

– Я зашла слишком далеко, – сказала я. – С Ноксом, детьми на складе… с Робом.

– Как это? – уточнила она. – Ты о том, что тебе теперь не обязательно касаться людей, чтобы включить свой вуду-мозг?

– Это сложно, – пробормотала я. – Ты ничего не поймешь.

– Почему? Или я такая тупая? – Вайда пнула меня в ногу. – Объясни мне, без этих вывертов, и если у моего маленького ограниченного мозга возникнут вопросы, я их задам.

– Это не… – Я оборвала саму себя. Сколько можно пререкаться с ней из-за каждого пустяка. – Это просто… у тебя все в порядке со способностями, верно? В смысле: ты нормально к ним относишься, – исправилась я, заметив ее колючий взгляд. – А вот я ненавижу то, на что способна. Ненавижу каждый день, каждую минуту. Стало лучше, когда я научилась их контролировать, но раньше… – Каждая минута была кошмаром наяву. Секунду за секундой я проживала, затаив дыхание, в ожидании того, что вот-вот оступлюсь и снова все разрушу. – Это неправильно, верно? Я знаю. Мне не нравится заставлять людей совершать разные поступки, особенно когда я понимаю, что сами бы они так не поступили. Мне не нравится видеть их воспоминания, или мысли, или то, что они хотели бы сохранить для себя.

Вайда не отрывала от меня взгляда:

– Не вижу проблемы…

– Я просто… забираюсь слишком глубоко, – пояснила я. – Чувствую, что погружаюсь все глубже и глубже, но мне это неважно. У меня же все под контролем. Я могу любого заставить делать, что захочу. Могу наказать людей, причинивших боль мне, и тебе, и Лиаму – и мне все равно хочется больше. После того как отпала даже необходимость касаться человека, чтобы использовать его или ее, я словно прошла последний блокпост.

Девушка вздохнула:

– Вряд ли тебе станет от этого лучше, но этот Нокс, в конце концов, получил по заслугам.

– Дело не только в нем, – добавила я. – Я забралась в голову Мейсона и хотела, действительно хотела, натравить его на Нокса. Вот о чем я подумала, а не о том, чтобы помочь ему. А потом, с Робом…

Вайда не отреагировала, когда я выложила ей, что произошло в машине: что я сделала с Робом – в мельчайших подробностях. Я призналась ей во всем: слова хлынули наружу, разрывая узел, затянувшийся во мне в тот момент, когда это произошло.

– Вайда, я не хочу становиться такой, как он. – Я слышала себя как будто со стороны. – Я хочу использовать свои способности, только если это действительно будет очень нужно. Но как мне себя остановить?

– Ты поэтому кричала, чтобы мы бросили тебя там? – спросила она. – И, между прочим, вела себя как последняя сучка. Думаешь, я до такой степени задница?

– Что, если я не смогу прекратить, – продолжила я. – и с тобой что-нибудь случится? Или с Джудом, или с Нико, или с Кейт, или с Толстяком, или…

С Лиамом. От этой мысли мои внутренности перевернулись. Повисшая после этих слов тишина меня озадачила. Вайда положила руки на колени, пристально глядя на них, словно собираясь заняться своими кровавыми заусенцами.

– Тот другой Оранжевый, – наконец выдавила она. – Он был первосортным придурком.

– Да, – согласилась я, – был. Никогда не стеснялся брать, что хотел, у кого хотел.

– Долбаный урод, – пробормотала Вайда. – Забрался как червь в мою голову и нашептывал всякое отвратное дерьмище. Попробовал заставить… делать разное.

– Знаю, он… – начала было я. И тут меня осенило. – Постой-ка… что?

– Тот пацан. Мартин, – призналась Вайда. – Я хотела сказать Кейт, но он меня и близко к ней не подпускал.

Даже не знаю, какие во мне вскипели чувства. Возможно, удивление – я же ни разу не видела Мартина, когда тот был командиром: говорил с Нико, сражался бок о бок с Вайдой, дразнил Джуда. Или ревность, крошечная вспышка, из-за того, что он был с ними, пусть и всего несколько недель. Но главным образом это был ужас от того, что Кейт доверила их этому чудовищу.

Мне до сих пор снились кошмары о той поездке на машине, ощущение, как первое прикосновение его разума проникает в кровь. Он играл, запуская в меня свои когти, а я не могла с этим ничего поделать.

– Я думала, ты будешь такой же. – Темные глаза Вайды встретились с моими. – Но ты ничего так… кажется.

Я невесело усмехнулась:

– Спасибо… кажется.

– Президентский сынок такой же? – спросила она. – Ну что за дерьмо?

– Это как-то действует на мозги, – пояснила я. – Меня пугает, что в глубине души я понимаю, откуда такие берутся. У нас же отняли все? Почему бы не получить это обратно, если обладаешь властью?

– Ты что, издеваешься? – спросила Вайда. – Если ты задаешь такие вопросы, значит, ты не опустилась до их уровня и, наверное, никогда не опустишься. До меня дошло – в смысле, я поняла, почему ты боишься. Уловила. Но ты упустила основное отличие между тобой и теми двумя.

– Какое?

– Ты не одна, – заявила девушка. – Даже если иногда тебе так кажется. Есть люди, которые всегда на твоей стороне и заботятся о тебе, как полоумные. Не потому, что ты заставила их, а потому, что они хотят. Можешь сказать мне, положа руку на сердце, что у тех двух дерьмоголовых все это есть? Нашлись бы люди, готовые вмешаться и сказать, когда остановиться, и эти двое не превратились бы в таких уродов.

– Я не могу перестать думать о тех детях, – сказала я, чувствуя, как слезы защипали глаза.

– Понятно, – кивнула Вайда. – Это твой крест – помнить их и то, каково это – выйти из тьмы и увидеть, что ты натворила. Прости себя, но не забывай.

– А если этого недостаточно?

– Тогда я тебя остановлю, – пообещала она. – Я не боюсь твоей дурацкой силы. Во всяком случае, больше нет. – Вайда встала, отряхивая штаны. – Пойду пройдусь. Когда вернусь, лучше, если ты уже уснешь, иначе я сама тебя вырублю.

– Спасибо, – сказала я. – В смысле, что выслушала.

– Не за что.

Я подождала, пока Вайда зашагала вниз по тропинке, потом вернулась в палатку и заползла между Лиамом и Толстяком. Я была как выжатый лимон, чтобы мучиться сомнениями. Успокоившись, я закрыла глаза, позволив мыслям унести меня в мягкий, бледно-голубой сон.

Глава двадцать четвертая

Я так привыкла к новому странному графику сна: «включилась-выключилась», что не сразу и поняла, что же меня разбудило. Точно не шум. Вайда вернулась в палатку, напевая себе под нос какую-то старую смутно знакомую песенку. Еще толком не проснувшись, я смотрела, как она со злорадным видом отщипывает клочки страниц из «Белого Клыка», скатывает в маленькие шарики и по одному бросает Толстяку в широко открывшийся во сне рот.

Я села, потирая лицо и пытаясь продрать глаза:

– Сколько времени?

Девушка пожала плечами:

– Половина черт знает какого? Спи давай.

– Хорошо, – пробормотала я, опускаясь на локти.

Толстяк раскатисто всхрапывал в такт неуклонному уничтожению страницы за страницей. Они с Джудом спали на спине, плечо к плечу. Скользнув обратно под одеяла, я снова повернулась на левый бок. Моими стараниями одеяло так перекрутилось, что Лиаму ничего не осталось.

Я снова села, орудуя непослушными руками и выпутываясь из теплой шерсти. Освободив наконец-то Лиамову половину одеяла, я осторожно перебросила ткань на его сторону, но бледно-персиковое покрывало опустилась на пустое пространство.

– Где Ли? – наконец-то очнулась я.

– Вышел, – ответила Вайда, не прерывая своего занятия.

– Вышел, – повторила я, слово разлилось по языку, словно кровь. – Куда?

– Пройтись, – пожала она плечами. – Сказал, не может заснуть.

– И ты отпустила его одного? – Я бросилась за ботинками, натягивая их дрожащими руками. – Когда он ушел?

– Что такое? – пробормотал Толстяк.

– Лиам ушел! – выпалила я.

– Что? – Его руки заметались по земле и, нащупав очки, нацепили их на нос. – Уверена?

– Я за ним, – объявила я, засовывая руки в темно-синюю толстовку, поверх которой я еще накинула огромное пыльное черное пальто-бушлат, которое они случайно прихватили, покидая склад в Нэшвилле. – Вайда, он сказал, куда пойдет?

– Оставь его в покое, подруга, – не поворачиваясь, посоветовала она. – Он большой мальчик. Сам ходит на горшок и все такое.

– Ты не понимаешь, – возразила я, – он не вернется. Он ушел навсегда.

Вайда резко обернулась. Теперь она поняла, что произошло, и, задохнувшись, уставилась на меня с открытым ртом.

– Ну… флешка-то у тебя, верно? Не такая уж катастрофа…

– Ты издеваешься?! – заорала я. Джуд подскочил, удивленно моргая, но у меня не было времени отвечать на его вопросы. – Куда он мог пойти? Ему нужна тачка или мотоцикл – Лиам что-нибудь такое упоминал?

– Нет! – ответил Толстяк. – Я бы тебе сказал!

– Определенно нет, – вставил Джуд. – Он говорил, что мы все вместе поедем завтра. Может… В смысле, может, он вернется, а? Просто нужно подождать еще пару минут.

Возможно, он прав. Я заставила себя поглубже вдохнуть. Прижала руки к груди, пытаясь унять пустившееся вскачь сердце. Может, он просто пошел к водопаду. Ведь мог, правда? Лиам бы никогда не ушел без Толстяка или хоть какой-то…

Я запнулась, прервав лихорадочное течение мыслей, заметив листочек бумаги, торчащий из кармана его рубашки. Пуговица была расстегнута, чтобы было куда засунуть сложенную записку. Протянув руку, я выхватила ее быстрее, чем Толстяк успел меня остановить.

Заправка в трех км на юг по шоссе. Приходи к 6.

Смяв записку, я швырнула ее парню.

– Я не знал! – сказал он, даже не прочитав. – Не знал!

У нас было всего два пистолета – у меня и у Вайды, Толстяк с Лиамом отказались обзаводиться оружием по моральным соображениям.

Револьвер лежал на земле у ног Вайды, черный полуавтоматический пистолет торчал из пустого рюкзака. Значит, Лиам ничего не взял.

Конечно – конечно, он пошел туда, где кто угодно его легко заметит. О чем он думал? Не случилось ли с ним уже чего-то под покровом ночи?

Распахнув дверь палатки, я перешла на бег. Толстые подошвы ботинок тяжело врезались в снег.

– Подожди меня! – закричала Вайда. – Руби!

Ледяной воздух ударил по лицу, словно битой. Потребовалось несколько драгоценных секунд, чтобы сориентироваться и повернуть к маленькой дороге, которую Толстяк показывал нам раньше. Большие снежинки тут же усеяли мои распущенные волосы, набились под воротник куртки, но еще не успели замести оставленные Лиамом нетвердые следы.

Я бежала. Сквозь завесу снега, утренний туман, по заросшим тропинкам, пока не вышла на шоссе. Снежное одеяло, укутавшее дорогу, оказалось далеко не таким плотным, как в лесу. Заскользив по обледеневшему бетону, я потеряла след, стежки на спине так натянулись, что даже дышать было больно. Я, спотыкаясь, мчалась вперед, легкие горели.

На востоке зарозовело солнце, и я смогла определить, в какой стороне юг.

Прошло еще минут двадцать – целая жизнь, наполненная ядовитым ужасом, – когда на туманном шоссе нарисовалась заправка, которую они, должно быть, проезжали на пути сюда.

Я задыхалась, каждый раз, когда переставляла ногу вперед, поясница взрывалась болью. Дорога исчезла под слякотной грязью, забрызгавшей мои ноги до самого колена. Полдюжины поваленных бензоколонок уткнулись в развороченный асфальт.

Позади заправки стояло несколько машин, одна – грузовик с открытым капотом, словно кто-то только что в нем копался. Если Лиам понял, что машина сломана, оставалась надежда, что он ищет запчасти в гараже. «Или еду, – подумала я, поворачиваясь к зданию. – Затаривается, прежде чем сбежать».

Задняя дверь заправки оказалась не заперта – судя по всему, замок и ручка были выдраны одним махом. Дверь скрипнула, открываясь, и я скользнула внутрь.

Магазин оказался больше, чем я ожидала, но состояние его было плачевным. Кто-то хорошенько постарался, обчищая помещение, но еще кое-где попадались огромные пакеты чипсов, а торговые автоматы с газировкой из последних сил светились и гудели. Зажав в руке холодный и твердый пистолет, я направила его на стеклянные дверцы холодильника для напитков и на бесконечные граффити, не позволявшие рассмотреть, что там внутри.

Я прошла мимо кассового аппарата и пустых картонок из-под конфет, потом вдоль рядов полок, через переднюю часть магазина к отделу с табличкой «ПОЛНЫЙ КОМПЛЕКС ОБСЛУЖИВАНИЯ», который выглядел не таким обшарпанным.

Короткий коридорчик, который вел в гараж, был увешан фотографиями и плакатами с олдкарами и сидевшими на капотах девушками в бикини.

Я медленно вздохнула, пытаясь успокоиться. Резина, бензин и масло: ни времени, ни хлорке было не под силу справиться с вонью, стоявшей в воздухе.

В эту секцию можно было попасть и с улицы. Табличка на стеклянной двери по-прежнему гласила «ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ 15 МИНУТ» и приглашала посетителей в случае чрезвычайной ситуации обязательно обращаться в задний гараж. В отделе стояли стулья, выставочные образцы шин, по стенам висели фотографии сотрудников – их пустые глаза смотрели прямо на тебя. Но ни следов, ни шума, ни Лиама.

Когда я толкнула тяжеленную дверь механической мастерской, мое тело вдруг отреагировало тревогой. Я повернулась, пытаясь поймать створку, прежде чем она захлопнется, и это было ошибкой – я поняла это, уже повернувшись, а в ушах прозвенела любимая присказка инструктора Джонсона: «Не поворачивайся спиной к неизвестному».

В спине закололо, еще раз подтверждая мой промах. И я почувствовала, как меня резко швырнули вперед. Лоб впечатался в дверную раму. Когда я рухнула на пол, перед глазами замигали черно-белые вспышки. С шуршанием скользнув по цементу, пистолет укатился за пределы досягаемости.

И тут раздался теплый, знакомый голос, высокий от страха:

– Боже мой! Прости, я думал… – Слабое очертание Лиама возникло за пустой рамой автомобиля посреди гаража. – Что ты здесь делаешь!

– Это ты что здесь делаешь? – спросила я, высматривая оружие под верстаками и столами. Повсюду, покрываясь пылью и грязью, валялись инструменты и разные детали. – Ушел один, не позаботившись о защите…

– Не позаботившись о защите? – повторил он, приподнимая бровь.

– Ты знаешь, что я имею в виду! – Я присела в ожидании того, как перед глазами перестанут мелькать черные мушки, и пошарила под металлическим столом, пока пальцы не нащупали ствол. Для наглядности я махнула пистолетом в сторону парня. – Что ты собираешься делать против этого?

Лиам отвернулся к автомобилю, губы плотно сжались от отвращения:

– Я разоружил тебя одной левой. Что бы сказали твои инструкторы?

Это задело меня сильнее, чем я ожидала. Я молча наблюдала, как парень открыл капот остова машины – инструмент, зажатый у него в руке, серебристо блеснул, – но работать не стал и оперся руками о зеленую раму. Когда Лиам, опустив голову, наклонился вперед, кожаная куртка натянулась на его плечах. Я стояла, спиной прижавшись к двери, и молча защищала нас от любого, кто мог бы сюда войти.

– Значит, ты меня нашла, – напряженно пробормотал он. – Благодарить, полагаю, надо Толстяка?

За считаные секунды в его голове пронеслась неистовая волна эмоций, перескакивавших от горячего гнева, к неясному чувству вины и разрушающей безысходности. Словно его разум криком взывал к моему.

Я прижала тыльную сторону ладони ко лбу. С тех пор как я сдалась и перестала сопротивляться, мои способности поутихли. Я тоже успокоилась. И сейчас мне нельзя было потерять самообладание.

– Я знаю, – проговорила я, облизывая сухие губы. – Знаю, что ты можешь о себе позаботиться. Но мы ничего не знаем об этом городе. Не знаем, кто может сюда прийти, и мысль о том, что ты один…

– Я хочу быть один, – хрипло сказал Лиам. – Просто хочу… Хочу прочистить голову. Подальше от них. Подальше от тебя.

Я уставилась на него, пытаясь принять то, что он только что сказал, и связать с выражением полного отчаяния на его лице.

– Послушай, – начала я, – понимаю, я тебе не нравлюсь, но…

– Ты мне не нравишься?

Он издал низкий, вялый смешок. За одним последовал другой, и это было ужасно – совсем на него не похоже. Он практически задыхался, когда повернулся ко мне, качая головой, а из его груди вырвался похожий на рыдание звук.

– Ты мне не нравишься, – помрачнев, повторил он. – Ты мне не нравишься?

– Лиам… – встревоженно начала я.

– Я не могу… не могу думать ни о чем и ни о ком другом, – прошептал он, проводя рукой по волосам. – Я вообще не могу думать, когда ты рядом. Не могу спать. И не могу толком дышать… я просто…

– Лиам, пожалуйста, – взмолилась я. – Ты устал. Болен. Давай просто… Давай просто вернемся к остальным?

– Я люблю тебя. – Парень повернулся ко мне все с тем же страдальческим выражением на лице. – Люблю тебя каждую секунду каждого дня и не понимаю, почему или как остановиться…

У него был вид человека, обезумевшего от боли. И это пригвоздило меня к месту, пока то, что он сказал, доходило, наконец, до моего сознания.

– Знаю, это неправильно, чертовски хорошо это знаю. Чувствую, словно свихнулся. Пытаюсь быть хорошим парнем, но не могу. Больше не могу.

Что это? Я уже не справлялась с неприкрытой болью, исказившей его лицо. Мозг просто не успевал.

Руки в карманах куртки сжались в кулаки. Я почувствовала, как вжимаюсь в дверь, пытаясь избежать этого взгляда, остановить сердце, рвущееся из груди. Он запутался. Объясни это ему. Он просто запутался.

– Посмотри на меня.

Я не могла двинуться, и отступать было некуда. Лиам больше не прятался. Я ощутила, как его чувства вырвались наружу и устремились ко мне потоками тепла и пронзительной боли. И все это обрушилось на меня, когда Лиам, к моему изумлению, подошел совсем близко.

Мои руки оставались в карманах, его тоже замерли неподвижно. Мы не касались друг друга, физически. Я внезапно вспомнила, как несколько часов назад его пальцы дотронулись до моих. Лиам наклонился ко мне, дыхание проникло сквозь все три слоя одежды и согрело кожу. Подцепив пальцем шлевку моих джинсов, Лиам подтянул меня к себе. Его нос скользнул по моему горлу к щеке. А когда его лоб, наконец, прижался к моему, я зажмурилась.

– Посмотри на меня.

– Не делай этого, – прошептала я.

– Не знаю, что со мной не так, – выдохнул он. – Я словно бы… Словно схожу с ума, но твое лицо высечено на моем сердце. Но я не помню когда и не понимаю почему, но там шрам, и я не могу его залечить. Он не заживает. А ты даже на меня не смотришь.

Мои руки выскользнули из безопасных карманов и вцепились в мягкую кожу его куртки. Под ней все еще была куртка Коула.

– Все хорошо, – выдавила я. – Мы разберемся.

– Я клянусь, – прошептал Лиам, его губы зависли над моими. – Я клянусь, я клянусь… Я клянусь, мы были на пляже, ты – в светло-зеленом платье, и мы разговаривали часами. У меня была жизнь, и у тебя, а потом они переплелись. Не вписывается. Этот кусочек не вписывается. Клэр была там, но Коул уверял, что мы никогда там не были. Но тогда… Я вижу твое лицо в свете костра и помню много других костров, много улыбок, много всего. Я помню тебя в зеленом платье, а потом – в зеленой униформе, и в этом нет никакого смысла.

Зеленое платье… пляж? Вирджиния-Бич?

Слеза сорвалась с моих ресниц, за нею – другая. Все происходило так быстро, и я должна была быстрее соображать в этой небесно-голубой комнате. Все, о чем Лиам говорил… на самом деле ничего этого не было, но то, как он рассказывал – даже я почти поверила. Мы могли бы встретиться тем летом на пляже, и нас бы разделяла лишь крохотная полоска солнца и песка. Я, наверное, думала об этом, когда вытягивала себя из его мыслей и воспоминаний. Должно быть, я забыла в нем эту маленькую крупинку себя, или намеренно оставила ее, или…

– Я… Это… как пытка. – Еле слышно, напряженно прошептал парень. – Мне кажется, я теряю рассудок… Не знаю, что происходит, что происходило, но я смотрю на тебя, я смотрю на тебя, и я так сильно тебя люблю. Не из-за того, что ты что-то сказала или сделала… Я смотрю на тебя и просто люблю тебя, и это меня пугает. Пугает, на что я ради тебя готов. Пожалуйста… ты должна сказать мне… скажи мне, что я не спятил. Пожалуйста, просто посмотри на меня.

Мои глаза встретились с его, и все было кончено.

Его губы встретились с моими в неистовом поцелуе, с силой разжимая их. Ничего похожего на нежность. Я почувствовала, как задрожала дверь за спиной, когда Лиам толкнул меня, вжимая в нее, обхватывая мое лицо ладонями. Каждая мысль в голове взорвалась чистой, пульсирующей белизной, и я почувствовала, как темный вихрь желания начал закручиваться внутри меня, сминая все принципы, ломая последнюю, трепещущую крупицу самообладания. Я в последний раз попыталась отстраниться.

– Нет, – сказал он, снова находя мои губы своими. Все было прямо как раньше – мои руки блуждали под его курткой, чтобы прижать его ближе. Из горла вырвался низкий жаждущий стон, воспламенивший каждый сантиметр моей кожи.

А потом все изменилось. Я отстранилась, хватая воздух, а когда снова прижалась к нему, поцелуй стал глубже, мягче и слаще. Такими я помнила наши поцелуи, когда казалось, что все время в мире принадлежит нам и все дороги бегут вдаль только для нас.

Я сдалась этому чувству – меня больше не волновало, в кого оно превращало меня: в слабую, эгоистичную, глупую, ужасную. Я вспомнила тот крошечный островок уютного мира, который был у нас до того, как я погубила Лиама, превратив его память в мешанину из отчаяния и смятения. Теперь в ней было столько тьмы; чистые, светлые коридоры воспоминаний обрушились. Я пробивала себе дорогу, срывая обгорелые черные покровы. Я погрузилась в них, в него, это было так по-другому, так странно, что я не заметила, как оказалась у него в голове, пока не стало слишком поздно.

Стой, стой, стой-стой-стой…

Я отпихнула его, разрывая физическую связь. Мы оба пошатнулись, голова взорвалась в агонии, и я упала на колени. Лиам отлетел на ближайший рабочий стол, и сотни наваленных там железяк посыпались на пол с пронзительным шумом, который, казалось, все звенел и звенел, вторя последнему щелчку, раздавшемуся в моем сознании, когда мой разум вырвался из разума Ли.

«Черт», – подумала я, задыхаясь. Мне стало плохо, физически, мир ушел из-под ног. Несколько ужасающих секунд в голове полыхало настолько сильно, что я вообще ничего не видела. Я чуть ли не ползла, нащупывая пистолет, который выпал из моих рук, когда Лиам обнял меня. Попытавшись подняться, я оперлась об одну из полок с покрышками, но стеллаж отошел от стены, обрушив на меня все содержимое.

Наконец я просто сдалась, прислонившись к стене и подтащив колени к груди. Боль стекала вниз по затылку, постепенно перемещаясь в солнечное сплетение. Черт, черт, черт.

Прижав ладони к глазам, я снова порывисто вздохнула.

– Руби.

Я отняла руки от глаз, пытаясь пробиться через черноту перед глазами.

– Руби, ты… – Теперь голос Лиама был полон паники. Парень рванулся ко мне, притягивая ближе. Я упала в его объятия, слишком ошеломленная, чтобы протестовать, когда он обхватил меня за плечи, зарываясь лицом в мои волосы. – Мы… Эта конспиративная квартира…

Боже мой.

– Ты что-то сделала… ты, о господи, Толстяк! – Лиам отшатнулся, сжимая мое лицо руками. – Толстяка застрелили! Они забрали его, и забрали нас – мы были в той комнате, и ты… что ты сделала? Что ты со мной сделала? Почему я ушел? Почему я ушел без тебя?

Кровь отлила от лица, я похолодела. Я провела пальцами по его волосам, заставляя парня посмотреть мне прямо в глаза. Его тело сотрясалось от дрожи.

– Он в порядке. Лиам! Толстяк в порядке; с ним все хорошо. Мы нашли тебя в Нэшвилле, помнишь?

Он снова посмотрел на меня, и впервые за все эти недели взгляд его был четким. Ясным. Ли смотрел на меня, и я поняла – он догадался, что я с ним сделала.

Волосы упали парню на лицо, когда он покачал головой, а губы беззвучно зашевелились. Я не могла заставить себя заговорить.

Это невозможно.

Сколько воспоминаний я уже стерла в других? Десятки? Сотню? И с самого начала, с безграничного ужаса, отразившегося на мамином лице, я знала: дороги назад нет. Сэм тому подтверждение. Проникновение в ее разум в попытке исправить содеянное только доказало, что я ничего не могу сделать, что от меня там не осталось и следа, и воскрешать в памяти просто нечего.

Но теперь? Я не вкладывала воспоминания в его сознание. Я знала, как это ощущается. Это было что-то другое – должно было быть. Я лишь отпустила на свободу себя, прежде чем забралась слишком далеко и причинила настоящий вред. Этого не могло случиться. Ни в коем случае.

Ли попятился от меня так, что я не могла до него дотянуться. Прочь от меня.

– Я объясню, – дрожащим голосом начала я. Но он не хотел ничего слышать.

Лиам вернулся к той машине в центре сырого гаража, подхватил небольшой рюкзак, который я сразу не заприметила, и закинул его за плечо.

Явно волнуясь, подошел к двери. Я поняла: он хочет своими глазами увидеть, что с Толстяком все хорошо. Что все произошедшее с тех пор, как мы его нашли, это правда.

– Подожди! – позвала я, устремляясь за ним. – Ли!

Я услышала протопавшие по офисному линолеуму шаги и недовольное ворчание, когда парень наткнулся на стол.

А потом – выстрелы. Пара взрывных звуков, что вдребезги разбили стеклянную стену, а вместе с ней – и весь мой мир.

Глава двадцать пятая

Я промчалась через комнату, размахивая зажатым в руке пистолетом. Лиам успел только завернуть за угол, направляясь обратно в магазин, – я видела его, лежавшего на полу на спине. Сотни осколков плотным слоем покрывали его тело – словно кто-то разбил кусок льда у него на груди.

Этого оказалось достаточно. Паника сменилась холодной сосредоточенностью. Ужас, от которого ноги мои подкосились, переродился в нечто расчетливое, что можно было бы использовать. Именно это Детская лига заботливо взращивала в нас и нам прививала.

Контролируемая паника.

Ярость гнала меня сразу же ворваться в магазин, но опыт бесконечных моделирований подсказывал, как будет развиваться сценарий. Вместо этого я просто высунула голову, чтобы посмотреть, какие холодильники для напитков разбились. Только самый последний, самый близкий ко мне.

Стрелок, вероятно, находился за задней дверью – он или она, наверное, увидел заворачивающего за угол Лиама и выстрелил.

Я смотрела на Лиама, смотрела долго, пока не удостоверилась, что его грудная клетка вздымается и опадает. Потом поднялась его рука – Лиам схватился за грудь, словно ему было тяжело дышать. Жив.

Где же стрелок?

Сглотнув горящий гнев, я вцепилась в пистолет, осматривая переднюю стену в поиске отражающей поверхности. Прямо за кассой висело круглое зеркало безопасности, и каким бы оно ни было грязным, как бы ни был ограничен обзор, я бы ее все равно не пропустила. Женщина, полноватая, лет пятидесяти пяти – шестидесяти, если я правильно определила. Ее выдали похожие на проволоку седые волосы, которые выбились из-под шапки, и воротник зеленой охотничьей куртки.

Трясясь и пытаясь перезарядить оружие, она уронила патроны и, ругаясь, исчезла за полкой с губной помадой, собирая их с полу. Я переместилась за Лиама, целясь через золотые рамы холодильников. Когда женщина высунулась обратно, я была готова – два выстрела попали в стену позади нее.

Мне кажется, она даже не посмотрела в мою сторону, когда выстрелила в ответ и удрала. Я инстинктивно пригнулась, хотя она даже не целилась. Переднее окно магазина разбилось – пули угодили прямо в него. Грохот, шум, тревога, страх, и звон разбитого стекло. Столько стекла!

Лиам стонал у моих ног. Опустившись рядом, я убрала осколки с его волос и груди. Мои руки, снова скользнувшие под его куртку, искали кровь. Пол оказался чистым, мои пальцы – тоже. Не ранен, мелькнуло в моей голове, когда я помогла ему сесть. Лиам прислонился к раме холодильника, явно потрясенный случившимся. В ушах у него, должно быть, страшно звенело.

Я с облегчением обхватила его лицо ладонями, прижимая губы ко лбу, к щекам.

– Ты в порядке? – выдохнула я.

Парень кивнул, кладя руку поверх моей, стараясь отдышаться.

– В порядке.

Снаружи взревел автомобильный двигатель. Я отшатнулась, подхватывая с пола пистолет.

– Руби! – окликнул меня Лиам, но я уже мчалась к выходу, тараня плечом сломанную, раскачивающуюся черную дверь. Задние фары, горевшие красным, становились все меньше и меньше. Я пробежала за машиной, сколько смогла, подгоняемая волной гнева. Та женщина была слишком близка к тому, чтобы ранить его, чтобы убить.

Широко расставив ноги, я последний раз подняла пистолет, прицелившись в заднее левое колесо.

Если она видела одного из нас и сообразит доложить, куда следует…

Нет. Рука тяжело опустилась, и большой палец поставил пистолет на предохранитель. Даже если женщина нас видела, даже если поняла, кто мы такие, мы находились в забытой богом дыре. Это не город и определенно не то место, которое агенты-ищейки или даже СППшники могли бы выбрать для охоты. Даже если она донесет, пройдут часы, возможно, дни, прежде чем кто-нибудь среагирует.

Запястьем я вытерла пот со лба. Эта женщина, возможно, оказалась здесь в поисках еды, может, – убежища. Она толком и стрелять-то не умела, и то, с какой неловкостью женщина держала пистолет, навело меня на мысль, что первый выстрел мог произойти случайно. Мы с Лиамом вели себя в гараже не слишком тихо. Может, она услышала нас, услышала, как он идет, и запаниковала, решив, что ее поймают на краже?

Загадка не стоила того, чтобы ее разгадывать, да и сил у меня не было. Проблемы не впереди. Они – прямо позади.

Медленно повернувшись, я зашагала обратно к заправке, где уже ждал Лиам. Солнце медленно поднималось у него за спиной, на лицо легла тень. На плечах еще хватало осколков, но я не спускала глаз с рюкзака, который сжимали руки с растрескавшимися, побелевшими костяшками.

На переносице красовался свежий порез, кровь сочилась на подбородок, но это было худшее, что могли сделать с ним осколки стекла. Одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять: то, что сделала я, ранило его до глубины души.

Лиам ждал, пока я к нему подойду, – один мучительный шаг за другим. В меня хлынул поток горячего стыда, сжимая горло, обжигая глаза слезами. Лицо парня залила краска: от шеи и до самых кончиков ушей. Лиам смотрел на меня, и я видела, как его неумолимо тянет ко мне. Я знала, как тяжело с этим бороться, потому что прямо сейчас сама боролась с желанием дотянуться до его руки, провести большим пальцем по теплому пульсирующему запястью. Просто невыносимо. Так хотелось притвориться, что до этого мгновения никогда и ничего не было.

– Ты… – Лиам прижал кулак ко рту, силясь договорить. – Ты просто не хотела быть со мной?

Слушать это было просто невыносимо.

– Как ты мог такое подумать?

– А что еще я должен думать? – поинтересовался он. – Я словно погрузился… под воду. Я не могу вспомнить всего, но помню это. Я помню конспиративную квартиру. Мы были вместе. И потом тоже у нас бы все получилось.

– Ты же знаешь, что ничего бы не получилось, – сказала я ему. – Это было единственным, что я могла сделать. Иначе тебя бы не отпустили, а я не могла позволить тебе остаться.

Почти с самого начала мы с Лиамом прекрасно понимали друг друга без слов, обходясь взглядами и чувствами. Я интуитивно знала, почему он делал тот или иной выбор, и он мог проследить за моими мыслями так же легко, как пройти по освещенной дороге. Я никогда не думала, что это время настанет, но еще никогда бы не поверила, что Лиам не будет знать, почему я приняла такое решение.

– Тебе даже не жаль, – выдохнул он.

– Нет, – удалось выговорить мне, несмотря на комок в горле. – Потому что еще хуже, чем жить без тебя, – смотреть, как тебя ломают день за днем, пока ты не перестанешь быть собой, пока тебя не отправят на операцию, с которой ты не вернешься.

– Как это сделали с тобой? – резко спросил Лиам. – И теперь я должен просто это принять? Ты лишила меня права выбора, Руби… и почему? Потому что подумала, я недостаточно сильный, чтобы выжить в Лиге?

– Потому что я недостаточно сильная, чтобы видеть тебя в Лиге! – возразила я. – Потому что хотела, чтобы ты, после всего, что пережил, получил шанс найти родителей и жить своей жизнью.

– Черт возьми… а я хотел тебя! – Лиам схватил меня за руки, его пальцы сжались, словно он собирался заставить меня прочувствовать его боль. – Больше всего на свете! А ты просто… залезла в мою голову и все запечатала, словно имела на это право, словно не была мне нужна. Меня убивает, что я доверял тебе и был уверен, что ты об этом знаешь. Со мной все было бы хорошо, потому что ты была бы рядом!

Сколько раз я то же говорила себе? Однако услышать эти слова от Лиама было словно почувствовать приставленный к горлу нож, и оставалось только напороться на его лезвие.

– В голове так все мутится, что ничего не складывается. – Он отступил, опускаясь на корточки. – Толстяка подстрелили, Зу еще там, Ист-Ривер сгорел, и… все остальное – словно ночной кошмар. А ты… все это время ты провела с этими людьми. С тобой могло произойти все, что угодно, а я бы никогда не узнал. Представляешь, каково это?

Я упала перед ним на колени, ударившись об землю так сильно, что слезы наконец-то брызнули из глаз. Я чувствовала себя измученной. Опустошенной.

– Я не могу этого исправить, – пробормотала я. – Знаю, что все испортила и назад пути нет, понятно? Да, испортила. Но твоя жизнь дороже того, чего я хочу, и я не придумала лучшего способа удостовериться, что у тебя не возникнет мысли отправиться меня искать.

– А, может, она бы и не возникла? – Слова прозвучали жестоко. Но я знала, что это минутная слабость и все, чего он хочел, чтобы мне тоже стало больно. Вот только в его словах оказалось недостаточно яда, чтобы хорошенько ужалить. Он просто не был на это способен.

– Я бы порвала всю эту чертову страну, разыскивая тебя, – тихо сказала я. – Может, ты бы действительно ушел. Может, ты бы не отправился меня искать. Может, я неправильно все поняла. Но даже если бы ты чувствовал четверть того, что чувствовала я… – Голос мой сорвался. – Я спрашивала себя, ну, ты знаешь, все это время, вдруг ты просто меня жалел. Жалел или искал, кого бы защитить.

– И ничего другого тебе в голову не приходило? – яростно прошептал Лиам. – А если меня восхищало, как упорно ты боролась за жизнь? Если я видел, какое доброе у тебя сердце? Или что ты веселая, храбрая, сильная, и я рядом с тобой словно становился таким же, даже если это и было совсем не так?

– Лиам…

– Не знаю, что тут еще скажешь или сделаешь, – проговорил парень, качая головой. – Кажется, это никогда не закончится. Ты понимаешь? Я не могу забыть. Не могу тебя ненавидеть… не могу, потому что чертовски сильно хочу тебя поцеловать. – И потом сбивчиво и невнятно закончил: – Почему ты не забрала все? Не только воспоминания, но и чувства?

Я в замешательстве уставилась на него.

– Это ужасно – ужасно! – встретить незнакомку и чувствовать к ней что-то настолько сильное, что сердце готово остановиться, хотя на это нет никаких причин. Ничего с этим связанного. Чувства словно царапают грудь, пытаясь вырваться. Даже сейчас, когда просто на тебя смотрю, я чувствую, как они меня раздирают – как сильно я хочу тебя, люблю тебя, нуждаюсь в тебе. А тебе даже не жаль – ты просто ждешь, что я смирюсь с тем, что ты разбросала наши жизни так далеко друг от друга.

Мы находились только вдвоем на нашем островке страданий, а мир вокруг нас просто перестал существовать. Я забыла о том, что мы стоим прямо на шоссе, открытые всем ветрам и взглядам. Действительность взревела автомобильным двигателем, гудком, направляя свет фар прямо на нас.

Я помогла Лиаму подняться на ноги, нащупывая в кармане куртки пистолет, но тут разглядела машину – грязно-коричневый внедорожник Толстяка. Автомобиль, взрывая снежный покров, затормозил в нескольких метрах от нас.

Толстяк выпрыгнул с водительского сиденья, оставив двигатель включенным.

– Ну, слава богу. Я заметил вас обоих на земле и подумал, вы поубивали друг друга.

Я повернулась спиной к ним обоим, вытирая щеки рукавом. Слышала, как Толстяк резко втянул воздух, когда заговорил Лиам, и его голос был пугающе спокоен.

– Зайдем на пять сек. Здесь осталось немного еды.

Мне не хотелось идти за ними, не хотелось садиться в машину. Я не могла пошевелиться, наше сражение, если это можно так назвать, опустошило меня до такой степени, что, когда Джуд выпрыгнул из машины и подошел ко мне, я увидела сразу двух Джудов.

– Ру? – Он был напуган.

Я потрясла головой, чтобы прочистить мозги:

– Все в порядке.

– Что случилось? – прошептал мальчишка, успокаивающе положив мне руку на спину. – Вы что, поцапались?

– Нет, – ответила я. – Он вспомнил.

Мы смотрели, как Лиам тащит Толстяка к заправке, а тот, спотыкаясь, старается не отставать. А когда Лиам распахнул дверь ударом ноги, Толстяк, обернувшись, вытаращил на меня глаза. Хрясь – и створка вдарилась в шлакобетонную стену. После этого Вайда тоже вылезла из автомобиля.

Спустя две, может, три секунды послышались крики. Парни углубились довольно далеко в магазин, и мы не могли разобрать, о чем конкретно они спорят. Но некоторые, особенно страстно произнесенные слова всплывали снова и снова: Как ты мог? Почему? и Она, она, она.

– Вот дерьмо. – Вайда повернулась ко мне, уперев руки в бока. – Я же сказала тебе: оставь его в покое. Что ты с ним сделала?

От усилий, которые я прилагала, чтобы не разрыдаться, кожа на лице пылала.

– …чертов идиот! – заорал Лиам. – Потому что я чувствую себя долбаным дураком.

– Он знает? – спросила Вайда. – Ты ему рассказала?

– Нет… думаю, он вспомнил. Наверное, я все вернула на место. Или никогда толком не стирала. Не знаю. Он не хочет и никогда не захочет со мной разговаривать.

– Не уверен, что это так, – вставил Джуд. – Вероятно, он просто не может справиться с эмоциями. Похоже на…

– На что? – поинтересовалась Вайда.

– Что какая-то его часть помнила тебя. Он так расстроился, когда мы нашли тебя, и думал, что ты умрешь, помнишь?

– Тогда почему он ведет себя как последняя задница? – спросила Вайда.

– Пораскинь мозгами… он знал, что Ру тоже из Лиги, но относился к ней иначе, чем к нам, так? Может, что-то в тебе его смущало: здравый смысл говорил ему одно, а инстинкты – совершенно другое?

Лиам так и объяснял, а Джуд оказался достаточно проницательным, чтобы уловить то, что мне никогда не было доступно. Родители и Сэм… они стали безразличными, когда я стерла… или запечатала их воспоминания, или что я там с ними сделала. Тогда я была слишком маленькой и просто предположила, что осознали, кем я стала, и возненавидели меня за это.

Может, я была не так уж не права. Если я забрала их воспоминания, но не чувства, возможно, с ними происходило то же самое, что с Лиамом? Они были напуганы или обескуражены тем, что ощущали по отношению ко мне? Мама всегда была эмоционально нестабильна – если я задерживалась из школы всего на секунду, у нее начиналась паническая атака. Может, когда она увидела меня тем утром, ее снова захлестнули эмоции. А папа, спокойный, надежный папа… он испугался, что она этого не переживет, и поэтому не впустил меня внутрь.

«Может, я их тоже смогу исправить». – Голос был тихим, но он настойчиво зудел в моей голове.

– Однако это не меняет того, как Ли чувствует сейчас, – сказала я. Или как бы чувствовали себя родители, узнай они, что у них есть дочь.

Я позволила Вайде и Джуду отвести меня к машине и скользнула на заднее сиденье. Перед тем как отправиться за нами, они успели упаковать палатку и уничтожить следы нашего пребывания в том кемпинге. Они рванули на бензоколонку не только потому, что беспокоились – Вайда наконец-то умудрилась отправить сообщение Кейт.

И получила ответ.

Вместо того чтобы сесть спереди, Вайда устроилась рядом со мной. Джуд полез было за ней, но она отпихнула его коленом.

– Пойди к Бабуле, скажи, чтоб активнее шевелил задницей!

Джуд заспорил, но Вайда уже захлопнула за собой дверь.

– Что такое? – спросила я, почувствовав себя гораздо бодрее при виде переговорника в ее руке. – Что сказала Кейт?

– Не знаю… Но что-то не так, – пробормотала Вайда. – Сама почитай.

Бело-голубой свет переговорника залил заднее сиденье, когда я пролистывала последние сообщения.

РАДА, ЧТО ВЫ В БЕЗОПАСНОСТИ // НУЖНО ВСТРЕТИТЬСЯ СКОРЕЕ // ТЕКУЩЕЕ МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ?

Вайда ответила:

ТЕКУЩЕЕ МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ ОКЛАХОМА // МОЖЕМ БЫТЬ В КАЛИФОРНИИ ЗАВТРА

Ответ пришел мгновенно:

ВСТРЕТИМ И ПРОВОДИМ ВАС // ПУЭБЛО, КОЛОРАДО // БРОСЬ ЦЕЛЬ

Конечно, короткое, обрывочное сообщение не передает интонации голоса. И в этом был весь смысл переговорника: как можно быстрее передать информацию или материалы. Однако сообщение «Брось цель» казалось даже грубым. Да и зачем Кейт – или Коулу – рисковать покидать Штаб, привлекая внимание к их плану?

НЕ СООБЩАЙ ЦЕЛИ МЕСТО ВСТРЕЧИ

Ниже был адрес.

– Думаешь, что-то случилось? – с нажимом спросила Вайда. – Какого черта ей рисковать, оставляя Штаб, ведь это может загубить всю операцию.

– Может, она считает, что без ее помощи мы не сможем пересечь границу Калифорнии? – Объяснение казалось неубедительным, но правдоподобным. – Вайда, она сама передала тебе эту штуку? Прямо из рук в руки?

– Да, – кивнула Вайда. – Нико собственноручно настроил между ними связь. – Я видела, как ее темные глаза расширяются, когда ей в голову, наконец, пришла та же ужасная догадка, что и мне. – Думаешь, кто-то отобрал у нее переговорник? С ней что-то случилось? Или это Коул?

– Думаю, кто-то мог вклиниться в наш разговор, – предположила я как можно более спокойным голосом. – Перехватывать сообщения.

– Исключено! – заявила Вайда. – Линию нельзя взломать. Есть способ проверить?

Может… один.

Я стиснула зубы, тщательно, обдуманно набирая каждое слово.

СВЯЖЕМСЯ ПО ПРИБЫТИИ // ПОКИ КРОКИ

Секунды тянулись, экран потускнел от бездействия, но я не закрывала его, и Вайда не отводила от него глаз, пока он снова не загорелся. Вибрация, казалось, пробрала до костей, оставляя после себя волну мурашек.

ХОРОШО // ПОСЛЕ ДВУХ ПОДСОЛНУХ

Прошло еще минут десять, прежде чем ребята вывалились из магазина, неся что-то в руках. Толстяк прижимал к груди упаковку туалетной бумаги, Джуд тащил пять огромных пакетов чипсов, Лиам пытался не уронить десять бутылок газировки.

– Дыши, подруга, – сказала Вайда, – сохраняй спокойствие. Нам нужно только добраться до Колорадо.

«И врать всю дорогу, – подумала я, прижавшись лбом к двери. Можно подумать, это чему-то бы помогло. Если нас ждут не Кейт или Коул, значит, с ними что-то случилось – либо их план с флешкой раскрыт, либо кто-то разнюхал, что они знают, где мы, и ничего не предпринимают, чтобы нас вернуть. В голове промелькнул целый список из подозреваемых: Албан, его советники, Джарвин, его дружки. Я не могла отделаться от ощущения, что причина всего – эта флешка, как и от мыслей, что кто-то вроде Джарвина использует эти данные в своих собственных целях вместо того, чтобы помочь нам. Худшее заключалось в том, что мы так не узнаем, безопасно ли возвращаться в Штаб, если не проверим, кто ждет в Колорадо.

Если это действительно Кейт, тогда ладно. Пуэбло – место не хуже других, чтобы разделиться с ребятами.

Нас обдало струей холодного воздуха, когда открылся багажник, и ребята побросали туда добычу. Джуд ерзал на сиденье рядом с Вайдой, пытаясь согреть окоченевшие руки. Холодный воздух вырвался из складок его куртки, когда мальчишка потянулся к вентиляторам и направил их все на себя.

Толстяк снова обосновался на сиденье водителя, нарочито удивившись тому, что это место еще никто не занял. Когда Лиам открыл пассажирскую дверь, мы встретились взглядами, и парень залез в салон.

Я понятия не имела, чего Толстяк ждет, но мы минут пять просидели в тишине, пока Лиам, наконец, не сказал:

– Давайте на пару минут притворимся, что это не душераздирающе неловко и кто-нибудь мне объяснит, что на самом деле происходит?

Толстяк, наконец, отпустил тормоз:

– Позже. Я не в состоянии вести, если я нервничаю.

– Бабуля, – заявила Вайда, – звучит жалко, даже для тебя. Хочешь, поведет кто-нибудь из больших деточек?

– Я могу! – вызвался Джуд, захлопнув крышку компаса и выпрямившись. – Я брал несколько уроков в Штабе.

– Урок был один, – напомнила я, – и закончился, когда, паркуясь, ты протаранил три другие машины.

– Уделал тот красивый «мерс», – подхватила Вайда. – Тот красивый, красивый «мерс».

– Я не виноват!

Толстяк не обращал на нас внимания, и, соблюдая обычную безопасную скорость, мы покатили обратно к шоссе. Я снова пустилась рассказывать о том, что Коул собирается делать с флешкой, как только ее получит. За этой историей потянулось все остальное, начиная с гибели Блейка, нашего бегства в Бостоне, встречи с Толстяком и заканчивая тем, как мы нашли в Нэшвилле самого Ли. У Лиама были вопросы – толковые – о том, как Коул с Кейт планируют использовать результаты исследований, чтобы надавить на Лигу.

– Хорошо, – пробормотал Лиам, когда я закончила, адресуясь скорее себе самому. – Хорошо… У меня еще только один вопрос. Сбегая с этой операции и пытаясь найти меня, рискуя головой. Какой тебе с этого прок?

Разве не очевидно?

– Я же тебе говорила. Коул сказал: если я привезу флешку, Албан даст ему все, что тот захочет. В том числе приступит, наконец, к освобождению лагерей, – сказала я. – А я смогу убедиться, что ты в безопасности, и у Албана нет причин преследовать тебя и тащить обратно в свое стадо.

Когда Лиам снова заговорил, его голос звучал хрипло.

– Не… а что они сделают для тебя? Отпустят?

Он прекрасно понял мое молчание. «Нет».

– А, может, неплохо было бы сначала спросить? – с нотками гнева прошептал парень. – Ты возвращаешься вот так запросто… словно эти агенты не зациклены на убийстве других детей?

– Я должна это закончить, – просто сказала я.

– Ага, а кто будет защищать тебя? – парировал он. – Ты собираешься просто передать им информацию и надеяться на лучшее: что они не пойдут на попятный или не убьют тебя, потому что им так захочется? Вот скажи мне: зачем? Зачем отдавать флешку им, когда мы можем использовать ее, чтобы помочь себе? Если Коул говорит правду и причина заболевания раскрыта, разве мы не заслуживаем этого? Принимать решения?

Произнося эти слова, Лиам казался таким искренним и страстным, словно стал прежним. И на его лицо снова вернулись краски.

– Это не обсуждается, – качнула головой я. – Мне жаль, но нужно быть реалистами. Когда-то… раньше нам казалось, что мы справимся сами и помощь нам не нужна… посмотри, чем это обернулось. Нам необходима помощь. Мы можем добиться своего, но не в одиночку.

– И в помощники ты выбрала Лигу? – осведомился он.

Я продолжала давить, не обращая внимания на возмущенное фырканье Вайды.

– Все группировки разбросаны, и мы не можем собрать их вместе, превратив в значимую силу – и даже если бы могли, получилась бы лишь отличная приманка для СППшников. Я знаю, что ты это ненавидишь, и это не то, что ты бы выбрал сам. Но, положа руку на сердце, что бы мы сделали с этими исследованиями? Рассказали о них всему миру? У тебя есть техника? Ресурсы? Я пытаюсь думать о том, что лучше для детей в лагерях…

– Нет, – холодно перебил меня он, – нет, ты вообще не думаешь.

– Дело сделано, Лиам, – отрезала я. – Может, они и пойдут на попятный, а вот я не готова. Не сейчас, когда ставки так высоки. Если… Я этого не хочу, но пойму, если ты захочешь разойтись сейчас, а не в Колорадо. Это никак не должно тебя касаться.

– Колорадо?! – хором воскликнули Толстяк и Лиам.

– Мы наконец-то получили сообщение от Кейт, – объяснила я, поднимая переговорник. – Она хочет встретиться в Пуэбло.

– Да? – начал Джуд. – Но почему…

– И когда ты собиралась рассказать остальным? – оборвал его Толстяк.

Как бы Лиам ни злился на своего друга, сейчас он был счастлив поддержать его.

– Думала, мы тебя просто там бросим? А как насчет договоренности оставаться вместе, пока не доберемся до Калифорнии?

– Возможно, Кейт едет забрать нас, потому как считает, что мы не сможем безопасно пересечь границу с Калифорнией. – Я врала и ненавидела себя за это. – Может, она даже прилетит. Уверена, она разрешит тебе прокатиться…

– Даже не трудись заканчивать, – бросил Лиам.

– Хорошо, хорошо, хорошо! – проорал нам Толстяк, поворачивая направо. – Пожалуйста, ради бога, мы можем помолчать пять долбаных минут и вспомнить о том, что мы друзья, которые заботятся друг о друге и не собираются вцепиться друг другу в глотку? Потому что сейчас самое время об этом вспомнить!

– Почему-то, – пробормотала Вайда, когда длинные, неуютные пять минут в тишине наконец-то прошли, – так еще хуже.

Лиам, наверное, был того же мнения, потому что потянулся врубить радио, напевая что-то под нос и выбирая волну: треск, испанская речь, реклама… Наконец-то он попал на глубокий, монотонный женский голос.

– …Детская лига выступила с заявлением о Рождественском Саммите…

– О нет, только не это, – возмутился Толстяк, потянувшись выключить радио. – Больше мы на это не клюнем.

– Нет! – запротестовали мы трое с заднего сиденья. Джуд практически вжался лицом в металлическую решетку, и голос Албана тут же потек из динамиков, Вайда примостилась рядом.

– Это… – начал Джуд взволнованным голосом.

– Мы считаем, что предложение мира, которое пытается навязать нам Грей, удовлетворяет только его собственные интересы. Если данное ложное соглашение будет достигнуто, это сведет на нет плодотворную работу простых американцев, заново отстраивающих разрушенную им жизнь. Мы не намерены сидеть сложа руки, в то время как истина погребена под грудами его лжи. Пора действовать, и мы будем действовать.

Чудесная речь. Как пить дать, дело рук Жабогубого – он пишет почти каждое слово, которое Албан цедит сквозь зубы, и губы его при этом раздвинуты в улыбке. Мне даже не нужно закрывать глаза, чтобы представить лысину старика, склонившегося над рукописными шпаргалками, свет камер, придающий его тонкой коже голубоватое свечение.

– …в ответ на просьбу прокомментировать пресс-секретарь ответил: «Каждое слово из уст террориста призвано обострить страх и неуверенность, существующие по сей день. Джон Албан заговорил, испугавшись того, что американцы больше не станут терпеть его насилие и непатриотичное поведение после восстановления мира и порядка.

– Он не боится, – зашипела Вайда. – Это они должны быть в ужасе.

Джуд шикнул на нее, замахав руками:

– Сделаете погромче?

– У меня на связи Боб Ньюпорт, старший советник по политическим вопросам сенатора Орегона Джоан Фридмонд, мы обсудим, как Федеральная коалиция подходит к Саммиту Единства… Боб, вы на связи?

Радиоволны затрещали помехами, и несколько секунд мои уши наводнял лишь низкий гул колес внедорожника.

– Привет, да… Мэри? Извините. Сигнал в Калифорнии не… – Его голос оборвался и тут же зазвучал снова, уже громче, – за последние несколько месяцев.

– Последнее время вышки сотовой связи и спутники в Калифорнии не слишком надежны, – объяснила я Толстяку и Лиаму. – Албан думает, не обошлось без Грея.

– Боб, прежде чем связь прервется, позвольте попросить вас рассказать нам, как Федеральная коалиция планирует подойти к этой встрече? Можете представить нам предварительные тезисы сенатора Фридмонд и других участников переговоров?

– Конечно. Я не могу вдаваться в подробности… – Сигнал снова пропал, но тут же восстановился. – Определенно будет обсуждаться признание Федеральной коалиции национальной партией, и, конечно, мы будем настаивать на новых выборах весной следующего года.

Ведущая Мэри рассмеялась:

– И как вы думаете, президент ответит на вашу просьбу – сократит свой третий срок?

Боб ответил, тоже изобразив смешок.

– Увидим. Воинская повинность, конечно, так же будет одним из главных предметов обсуждения. Мы хотели бы услышать, планирует ли президент отменить ее и, в частности, отказаться от программы Пси-спецназа, которая, насколько я знаю, считалась одним из спорных вопросов и обсуждалась по всей стране…

Мы, все пятеро, тут же сдвинулись к светящемуся зеленым дисплею радио. Джуд схватил меня за руку.

– Ты думаешь?.. – прошептал он.

– Будете ли вы обсуждать программу реабилитации? – Мэри уловила запах крови и теперь вовсю принюхивалась, припустившись по горячему следу. – Последнее время новой информации о статусе программы и о детях, попавших в нее, не поступало. Например, правительство больше не отправляет родителям писем об успехах их детей. Вы думаете, это знак того, что программа стоит на пороге какой-то реорганизации?

– Они правда отправляли письма? – спросила я, услышав об этом впервые.

– В самом начале – просто короткое «Ваш ребенок быстро идет на поправку, никаких проблем», – сказал Лиам. – У всех – одинаково.

– Прямо сейчас наше внимание сосредоточено на том, какие действия президент Грей собирается предпринять для стимулирования экономики и возобновления переговоров с нашими бывшими экономическими партнерами.

– Но возвращаясь к проблеме Пси… – голос Мэри задрожал, потрескивая неестественным металлическим хныканьем.

– Притормози, – сказала Вайда. – Иначе потеряем сигнал!

– …вы попросите его признаться, какие научно-исследовательские программы проводились и удалось ли с их помощью добиться какого-нибудь прогресса, анализируя происхождение ОЮИН? Я, как мать, особенно заинтересована в том, чтобы узнать: заберут ли моего малыша, который уже проходит еженедельный мониторинг, чтобы согласно Регистрационной инструкции ОЮИН, он стал участником специализированной программы. Несомненно, множество политиков с обеих сторон находятся в таком же положении, сочувствуя тысячам родителей, запросы которых оставались без ответа… иногда годами.

– Правильно, – сказал Джуд, – сделай его, Мэри. Не позволяй сменить тему!

– Полагаю, Федеральная коалиция хотела бы доработать… программу… – снова помехи, которые, однако, не могли скрыть, как некомфортно Боб чувствовал себя, рассуждая на эту тему. – Мы бы хотели продолжить стационарное наблюдение пятилетних в течение года, и если они не демонстрируют никаких… опасных побочных эффектов ОЮИН, мы бы хотели, чтобы их отправляли домой, а не переводили автоматически в один из реабилитационных лагерей…

Связь отключилась с резким щелчком. Дикторша все повторяла и повторяла «Боб? Боб? Боб?», словно каким-то образом могла притянуть его голос через мертвый эфир.

Глава двадцать шестая

Дорожные знаки не соврали, называя эту часть страны «НИЧЬЕЙ ЗЕМЛЕЙ»[17]. Мы испытали бы огромное облегчение, перехав, наконец, Оклахомский перешеек и оказавшись в Канзасе, если бы могли отличить их друг от друга. Многие часы вокруг простиралась лишь высокая некогда зеленая трава, прибитая льдом и снегом, да городки, в которых раньше теплилась жизнь и обитали люди, которых постепенно оттуда выдавили. Вдоль шоссе стояли брошенные автомобили и лежали велосипеды. Над головой застыло открытое, пустое небо.

Я видела пустыню в Южной Калифорнии, но это… этот отрезок казался бесконечным и мучительно обнаженным; даже облака, казалось, опускались пониже, чтобы слиться с шоссе. Мы останавливались лишь дважды – чтобы поискать бензин в брошенных машинах. По пути попадались работающие заправки, но там просили пять долларов за литр, так что залить бак нашего внедорожника легально нам никак не светило.

«Поток машин» большей частью сочился мелкими каплями. Одинокая патрульная машина пронеслась мимо нас, ужасно торопясь куда-то попасть. И все равно первые пять часов Толстяк ехал, крепко вцепившись в руль. В следующий раз, после санитарной остановки, Вайда захватила водительское место и заблокировала дверь, выжимая парня на пассажирское сиденье, а Лиама – на заднее, ко мне.

Покинув плоские равнины, мы направились к утопавшим во тьме горам – единственный намек на то, что мы уже оказались в Колорадо. Пройдет еще не один час, прежде чем мы доберемся до Пуэбло, но узелки в моем желудке, кажется, уже натянулись. Линии огней на горизонте вырисовывали очертания далеких городов и становились крупнее и ярче по мере того, как мы спускались в долину. Я слишком волновалась, чтобы заснуть, как сделал это Джуд. Одной рукой я сжимала в кармане переговорник и флешку, пытаясь сосредоточиться на том, что ожидало нас впереди, прокрутить в голове все возможные сценарии и наши действия.

Мы с Вайдой сначала оценим место, и если там окажется один человек, например, Джарвин или другой агент, то с легкостью его возьмем. Она бы напала на него в своей манере, а я сокрушила его в своей. Если нас ждет группа вооруженных агентов, мы тихо слиняем. Должно сработать. «Сработает», – сказала я себе. Единственный вопрос заключался в том, что же нам делать, если везти флешку в Штаб больше небезопасно? Если Коула и Кейт там больше нет. Если они мертвы.

Лиам закрыл глаза, его дыхание было свободным и глубоким. Время от времени лучи фар проезжающего мимо редкого грузовика озаряли окно, к которому прислонился парень, освещая его золотистые волосы. В эти бесценные секунды я не видела порезов и синяков на его лице. Даже темных кругов под глазами.

«Битлз» по радио уступили место мягким переливам «Флитвуд Мэк», которые, наконец, перетекли в жизнерадостные рифы «Разве не было бы здорово» «Бич-Бойз».

До этого мгновения я, кажется, действительно не осознавала, что это конец. Что через несколько километров, часов я выйду из машины и в последний раз захлопну за собой дверь.

Было неимоверно трудно расставаться раньше, а теперь… это. Возможно, это мое наказание за все грехи – застрять в мире, где я должна оставлять их снова, и снова, и снова, пока сердце не разобьется окончательно.

Плакать не было неловко или стыдно. Лучше покончить с этим сейчас, пока остальные спят, а Вайда сосредоточилась на темной дороге. Я позволила себе – один раз – глубоко погрузиться в боль, и все думала и думала, почему это случилось со мной – со всеми нами, – пока очертания флешки не врезались в ладонь.

По крайней мере теперь, надеюсь, мы узнаем, кто… что… было в ответе. Корень зла, из-за которого случился весь этот бардак. Не все же винить себя.

Песня никак не заканчивалась. Все играла – дурацкие, бодрые голоса и гитарные переборы, – обещая будущее, которому никогда не стать моим.

Поначалу прикосновение было таким нерешительным, что я подумала: парень просто пошевелился во сне. Рука Лиама легла на сиденье рядом с моей, пальцы медленно – один за другим – нежно и застенчиво переплелись с моими. Я закусила губу, позволив его теплой, загрубевшей коже поглотить мою.

Его глаза были по-прежнему закрыты, даже когда Лиам с трудом сглотнул. Что тут теперь скажешь. Наши переплетенные руки поднялись, когда он уложил их себе на грудь, и остались там, пока мы ехали через песню, горы, города. До конца.

Пуэбло – «ДОМ ГЕРОЕВ!» или «СТАЛЬНОЙ ГОРОД ЗАПАДА», и это уже зависело от вас: какому из знаков поверить, – был близок к запустению, но недостаточно пуст, чтобы я перестала дергаться, пока мы проезжали вдоль линии мигающих фонарей и мимо опустевших автосалонов. Место выглядело, как, собственно, и все, что нам до сих пор попадалось на глаза: горы, поднимавшиеся со всех сторон, засушливый пейзаж. Я всегда представляла этот штат одной огромной горой, густо покрытой сетью горнолыжных спусков и ковром из присыпанных снегом вечнозеленых растений. Снег действительно был: покрывал далекие Скалистые горы, но при дневном свете выяснилось, что здесь нет ни деревьев, ни цветов. Жизнь в местах вроде этого казалась неестественной.

Вайда притормозила через улицу от адреса, который прислала нам «Кейт», позволив машине остановиться самой.

– Уверены, что это правильно? – спросил Толстяк, снова посмотрев в планшет.

Он был прав. Встречаться у заброшенной «Молочной королевы»[18] казалось странной идеей. Я, конечно, слышала о специфическом чувстве юмора Коула, но нелогичность происходящего даже меня заставила засомневаться.

– Что-то я никого там не вижу, – в десятый раз повторил Толстяк. – Не знаю… может, сделать еще кружок?

– Бабуля, остынь… у меня от тебя язва, – заявила Вайда, заезжая на парковку. – Может, она ждет в одной из тех тачек.

– Да, – кивнул Лиам, – только в какой.

Большинство было небольшими седанами разных цветов и моделей. Все, что их объединяло, кроме потрескавшейся на солнце краски, это слой пыли, покрывавший каждый дюйм. Крыши, окна, капоты. Единственным исключением оказался белый внедорожник: колеса и нижняя часть автомобиля обляпаны грязью, а все остальное – чистое. Значит, приехал недавно.

– Она назначила встречу внутри, – проговорила я, отстегивая ремень безопасности. – Надо войти.

– Подожди, – начал Толстяк с нотками паники в голосе. – Давайте просто… подождем еще пару минут?

– Нельзя заставлять ее ждать, – возразил Джуд. – Она наверняка волнуется.

Я встретила пристальный взгляд Вайды в зеркале заднего обзора.

– Вы можете остаться здесь и упаковать припасы в сумку, – предложила я как можно более будничным тоном. – Мы с Вайдой разведаем обстановку. Узнаем, какие у Кейт планы, и поймем, безопасно ли вам, ребята, с нами путешествовать.

– Ладно, – согласился Джуд. – Встретимся там через секунду!

– Не торопись, – попросила я, перелезая через его длиннющие ноги. – Хорошенько подумай, что нам может пригодиться.

– Но у Кейт, возможно, есть все, что нам нужно, – заспорил он. – В любом случае, я хочу ее увидеть. Такое чувство, что прошла целая вечность.

Посмотрев на меня, Вайда тоже отстегнула ремень безопасности.

Я захлопнула за собой дверь, стараясь не смотреть в лицо Лиаму, и обошла машину вокруг, чтобы встретить Вайду. Со слабым щелчком она проверила магазин зажатого в руке пистолета.

– Мы не полезем внутрь, пока не удостоверимся, что не наткнемся на лес ружей, ферштейн? Одна нога здесь, другая там: тебе как раз хватит времени, чтобы запустить свое мозговое вуду и посмотреть, в порядке ли остальные, – сказала она. – Сколько у нас времени, прежде чем плакса Джудит попрется за нами?

– Десять минут максимум.

Может, двенадцать, если Лиам его отвлечет.

Мы держались в тени, петляя между машинами. Я не нервничала до того самого момента, пока мне не показалось, что я уловила вспышку света и движение в одном из окон ресторана. Но Вайда схватила меня за руку, потащив вокруг огромных мусорных контейнеров с их разлагающимся, всеми позабытым нутром. Задняя дверь оказалась приоткрыта – подперта небольшим камнем. Вайда удостоила меня секундным взглядом, а потом нырнула в темноту кухни «Молочной королевы». Дверь позади нас закрылась, и я как можно тише повернула замок.

Отражение Вайды мелькнуло в холодильнике из нержавейки в другом конце помещения, обернувшись, я увидела, как она, пригнувшись, пробиралась вдоль серебристых жаровен и пустых полок. Я встретила ее у двери, ведущей к прилавку и в зал.

Сняв пистолет с предохранителя, я тоже пригнулась, двинувшись вдоль прилавка и пустых форм, где должны были стоять лотки с мороженым. Нет… несмотря на огни, сладковатый запах, все еще стоявший в воздухе, этот ресторан уже давно был закрыт.

И единственной, кроме нас самих, живой душой в этом зале была не Кейт.

Он сидел на одном из белых пластиковых прилавков – с улицы было не заметить, – лениво листая старую потрепанную книжку: «Фридрих Ницше. Собрание сочинений». На нем были брюки цвета хаки и серый свитер поверх белой рубашки с аккуратно закатанными рукавами. Темные волосы отросли и лезли ему в глаза каждый раз, когда он наклонялся перевернуть страницу. Однако самым странным в этой картине оказалось не то, что Клэнси Грей вообще находился здесь, в пустыне, в «Молочной королеве», под выцветшим плакатом, предлагающим попробовать новый вафельный рожок, а то, как расслабленно он оперся ногами о другую сторону прилавка.

Он знал, что я здесь – должен был, – но Клэнси не шелохнулся, когда я подошла к нему сзади и прижала ствол к его затылку.

– Можешь хотя бы подождать, пока я закончу главу? – спросил он, как всегда, приятным голосом. Я почувствовала слабый рвотный позыв. Было и еще что-то – до боли знакомое шевеление на задворках разума.

– Опусти пистолет, Руби, – сказал Клэнси, закрывая книгу.

Мне даже захотелось рассмеяться. Он что, правда попробовал? На одну-единственную секунду я позволила невидимым пальцам его сознания пробежаться по моему, после чего опустила между ними острую, словно лезвие, стену. На этот раз Клэнси зашевелился – дернулся вперед, шипя от боли, поворачиваясь ко мне.

– Неплохо, – сказала я, стараясь, чтобы ни голос, ни рука не дрогнули. – У тебя есть тридцать секунд, чтобы рассказать мне, какого черта ты здесь делаешь и как получил доступ к нашему переговорнику, прежде чем я сделаю то, что должна была сделать еще несколько месяцев назад.

– Ты явно не умеешь заключать сделки, – бросил он. – Мне-то с этого что? Умру, если расскажу, умру, если не расскажу. А где стимул?

Клэнси надел улыбку сына первоклассного политика, и я почувствовала, что гнев, так давно бурлящий во мне, выкипает. Прежде чем спустить курок, я хотела увидеть его страх. Хотела увидеть его перепуганным и беспомощным, как все мы той ночью.

«Стой, – подумала я. – Остынь. Ты не должна снова это делать. Держи себя в руках».

– Потому что есть третий, худший вариант, – проговорила я.

– Какой? Сдашь СПП?

– Нет, – я улыбнулась. – Заставлю тебя забыть, кто ты. Что умеешь делать. Вырву каждое воспоминание из твоей головы.

Уголок рта Клэнси дернулся.

– Я скучал по твоим пустым угрозам. Скучал по тебе, правда. Впрочем, все это время я был в курсе твоей деятельности – последние пару месяцев наблюдать за тобой было интересно.

– О, я уверена, – кивнула я, покрепче перехватывая пистолет.

Клэнси откинулся на спинку своего импровизированного сиденья.

– Я отслеживаю всех моих дорогих друзей. Оливию, Стюарта, Чарльза, Майка, Хэйса. И особенно тебя.

– Ого. А ты знаешь, как подкатить к девушке.

– Ты должна рассказать мне: почему вы со Стюартом расстались? Я читал отчет на серверах Лиги. Вас взяли обоих, но нет никакого упоминания, почему его отпустили.

Я ничего не ответила. Клэнси сцепил пальцы, понимающая улыбка озарила его красивое лицо.

– А ты сделала невозможный выбор, – покачал он головой. – Именно это твоя наставница написала в твоем файле. Так она объяснила, почему назначила тебя командиром твоей унылой команды. Руби яростно защищается и обладает сильной волей и жизнестойкостью, необходимыми для осуществления невозможного выбора. Мне нравится. Очень поэтично.

Клэнси соскользнул с прилавка, поднимая руки в классической позе капитуляции, столь же искренней, как и его улыбка.

– Руби. – Его голос стал мягким, руки опустились, словно он собирался полезть обниматься. – Пожалуйста. Я так счастлив снова тебя увидеть.

– Стой, где стоишь, – приказала я, снова поднимая оружие.

– Ты меня не застрелишь, – продолжил Клэнси, в его голосе появилась шелковистость, как когда он пытался на кого-нибудь повлиять.

По коже пробежали мурашки, ладони вспотели. Я ненавидела его – ненавидела за все, что он сделал, а еще больше за то, что он был прав.

Должно быть, меня подвело выражение лица: Клэнси рванулся ко мне, хватаясь за пистолет.

Выстрел был подобен грому и молнии: пуля взрезала воздух, пройдя через его руку, секунду спустя мелькнула вспышка. Взвыв от боли, Клэнси рухнул на колени. Левая рука ухватилась за правое предплечье, которое задела пуля. Я услышала, как Джуд, приглушенно вопя, барабанит в заднюю дверь кухни, но вот в поле зрения появилась Вайда. Она поднялась из-за прилавка, целясь президентскому сыну прямо в голову.

– Она же сказала тебе, стой, где стоишь, – холодно проговорила Вайда, подходя ко мне. – В следующий раз отстрелю тебе яйца.

Я уловила опасность на две секунды позже, чем Клэнси поднял голову.

– Стой!..

Вайда и вскрикнуть не успела, лишь коротко вздохнула, по ее лицу словно пошла рябь – Клэнси грубо вторгся в нее. Она дрожала, сражаясь с ним, – я видела это в ее глазах, прежде чем они остекленели, подчиняясь его воле.

Ее рука тряслась, когда она снова прицелилась – на этот раз в меня.

– Брось пушку и послушай меня, – приказал Клэнси.

Подтянувшись на руках, он снова уселся на краю прилавка, рассматривая полоску крови, темнеющую на девственной рубашке. Я не двигалась с места, борясь с желанием пристрелить его на месте и просто со всем покончить. Вайда дрожала позади меня; я чувствовала, как подрагивает ствол, уткнувшийся мне в голову. Щеки девушки были мокрыми, но у меня не было времени разбираться, пот это или слезы.

Удивительно, но сейчас я почти ничего не боялась – только того, что происходило с Вайдой. Если Клэнси изменил своим планам, чтобы все это провернуть: приехал сюда, взломал наш переговорник, пошел на унижение – ждать не где-нибудь, а в «Молочной королеве»! – значит, сделал это неспроста. Но он не сможет поговорить со мной, если убьет меня.

– Ах, – сказал он тихо, словно я размышляла вслух, а потом перевел взгляд на Вайду. Пистолет развернулся, упершись ей в грудь.

– Ты не станешь, – прошептала я.

– Поспорим? – Парень приподнял брови, жестом приглашая меня разместиться на другой стороне прилавка.

Я осталась стоять, но поставила пистолет на предохранитель и сунула в задний карман брюк.

«Я могу разорвать связь», – подумала я, позволяя своему подсознанию потянуться к ее. Но вокруг мыслей Вайды словно вырос стальной забор – и как бы я ни пыталась прорваться, меня отбрасывало. Закрыто.

– Ты, конечно, многому научилась, – отметил Клэнси. – Но неужели действительно подумала, что можешь вышибить меня прежде, чем я заставлю ее выстрелить?

«Нет», – подумала я, надеясь, что девушка сможет прочитать по моим глазам, как мне жаль и что я еще не сдалась.

– И долго ты мониторил наш переговорник? – поинтересовалась я, поворачиваясь к нему.

– Не угадаешь с первого раза, попробуй со второго: когда я начал отвечать вместо Кэтрин Коннер. – Он забарабанил пальцами по столу, и руки Вайды перестали дрожать, а палец напрягся на спусковом крючке. Я сжала кулаки, но не села напротив, не пытаясь даже скрыть отвращение на лице. – Она очень за вас переживает. К ее чести, она поняла, что я – не вы, быстрее, чем вы, что я – не она. И даже больше – это она направила вас в Нэшвилл. Полагаю, когда вы туда попали – столкнулись с тем маленьким воображалой. Ты о нем позаботилась?

Потребовалась пара секунд, чтобы я поняла, что Клэнси говорит о Ноксе.

– Ты, должно быть, чуть не сдох, – процедила я, – узнав, что какое-то ничтожество из Синих выдает себя за тебя. Ты в курсе, что у него был один из твоих Красных?

– Ходили какие-то слухи. – Клэнси презрительно махнул рукой. – Я знал, что Красный не в лучшей форме, иначе сам бы за ним смотался. Он бы пришелся очень кстати, но у меня нет времени сидеть на месте и переучивать этого ребенка: вытягивать все ментальные установки и запихивать новые.

– Они уничтожили его – ты уничтожил его, – выдавила я. – Уже тем, что предложил программу своему отцу. Этот мальчик превратился… в животное.

– Какие у них еще могли быть варианты? – спросил Клэнси. – Было бы лучше, чтобы люди моего отца поубивали их всех, как Оранжевых? Что лучше: перемонстрить монстра или быть тихо сожранным? – Он пробежал пальцами по краю старой обложки. – Хорошую загадку загадал Ницше. Я знаю свой ответ. А ты знаешь свой?

Я даже не знала, кто такой этот Ницше, да и плевать, главное – не позволить Клэнси увести наш разговор в другое русло.

– Скажи, почему ты здесь, – продолжила я. – Снова из-за Красных? Или тебе, наконец, надоело использовать людей? Держу пари, хочется на стенку лезть от одиночества, когда твоя компания – это только ты сам.

Клэнси рассмеялся:

– Признаю: ист-риверский план был ребячеством. Ему не хватало утонченности, необходимой для успеха. Я забежал вперед, пробуя воду, прежде чем она успела прогреться. Нет, я здесь, чтобы увидеть тебя.

И в этот момент меня почти парализовало от страха.

Он обрушился на меня, как подкрадываются с ножом в темноте: странное замешательство на задворках сознания послужило единственным предупреждением. Все случилось точь-в-точь, как предупреждал инструктор Джонсон: порой единственный миг, когда в защите противника появляется трещина, это когда он планирует собственный удар. И я перешла к действиям, теперь точно зная, что происходит. Блокировав его вторжение своим собственным, я сразу прорвалась в глубины его сознания.

Вокруг запорхали образы и чувства, взрываясь белыми горячими вспышками, меняясь каждый раз, когда, казалось, я уже готова была их схватить. Я сосредоточилась на неоднократно всплывающем образе – женском лице, обрамленном светлыми волосами, – и, схватив его, вытянула на поверхность мыслей Клэнси.

Поначалу неуверенное и бесцветное воспоминание обволокло меня, становясь все сильнее, чем дольше я его держала. С каждым вдохом появлялась новая деталь. Темная комната пошла рябью у меня в голове, прежде чем проявилось кольцо столов из нержавеющей стали. Так же быстро столы заполнились блестящими механизмами и замысловатыми микроскопами.

Женщина больше не была просто лицом, но целым человеком, стоявшим посреди всего этого. Хотя ее лицо казалось непроницаемым, она в успокаивающем жесте подняла перед собой руки, словно пыталась кого-то утихомирить или защищалась.

Отступая, женщина споткнулась обо что-то позади нее и упала на пол. Стекла, разбросанные по плитке вокруг нее, заискрились, бликуя в свете ближайшей лампы. Я склонилась над ней, замечая брызги крови на белом лабораторном халате, а ее губы выговорили слова: «Клэнси, нет, пожалуйста, Клэнси…»

Не помню, как мы оба оказались на полу, отползая друг от друга на слабых, дрожащих конечностях. Джуд так и выкрикивал мое имя, молотя по задней двери кулаками. Я прижала руку к груди, словно этого могло быть достаточно, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Клэнси все тряс головой – то ли недоумевая, то ли пытаясь прочистить мозги.

Бесконечное, ужасное мгновение мы могли лишь таращиться друг на друга.

– Полагаю, это Стюарт скребется, словно пес, чтобы его впустили? – наконец, спросил он.

– Нет, – процедила я, сжимая зубы. – Он ушел. Они оставили нас здесь.

Глаза Клэнси метнулись к Вайде, и я услышала всхлип.

– Я говорю тебе правду! – сказала я. – Думаешь, я позволила бы ему вляпаться в эту историю? Он ушел. Ушел.

Парень уставился на меня, глаза заскользили по лицу, и в них я видела намек на изумление и на нечто большее, чем раздражение.

Стеклянная боковая дверь ресторана разбилась, сокрушенная невидимой мне силой. Клэнси перевел взгляд с меня на Вайду, в его темных глазах вспыхнул гнев. Мне даже не пришло в голову задуматься о том, кто это к нам вломился: тело опередило мозг. Я поднырнула Вайде под ноги, сшибая ее на пол и, прежде чем Клэнси успел что-либо сделать, вырвала пистолет у девушки из рук.

Перекатившись на спину, я навела на него оба ствола. Вайда, освободившись от воздействия Клэнси, ругалась, испытывая бессильный гнев, но я, не отрываясь, смотрела на него, а он – на парней, которые ворвались сюда с такой силой, что заскользили по грудам битого стекла.

«Нет! – подумала я. – Только не сюда!»

– Он ушел, – пробормотал Клэнси, передразнивая меня. – Ушел.

Взгляд Лиама переместился от меня на полу к Клэнси, который по-прежнему восседал на прилавке, раздраженно закатив глаза. Ярость, словно маска, застыла на лице Лиама, и он бросился на Клэнси. Я поняла его намерения, прочитала по тому, как взметнулся его кулак в жажде крови. Клэнси тоже.

– Нет!.. – закричала я. Лиам, дернувшись, остановился, каждая его мышца задеревенела, когда Клэнси глубоко нырнул в его подсознание, и обрушился на пол, не в силах удержаться на ногах.

Я заставила себя подняться, пока сын президента, скрестив руки на груди, глядел на Лиама сверху вниз. Кровь из его раны капала на кожаную куртку Лиама. На сморщившемся лице Лиама появилась гримаса, сменившаяся агонией, и я поняла, что теперь все не так, как прежде – холодная улыбка Клэнси казалась гораздо страшнее, чем тогда, в Ист-Ривер.

– Прекрати! – Вклинившись между ними, я отпихнула Клэнси, пистолет уперся ему под подбородок. – Отпусти его… Клэнси!

Уж не знаю, почему он отступил, ослабляя хватку. Я позволила своим глазам сказать ему все, что готова была с ним сделать. И Клэнси, как и я, осознал, что ради себя я его не убью, но спасая людей, которые мне не безразличны, – легко. И если он больше не мог вторгаться в мой ум, теперь он не смог бы добраться до меня и через них. Его глаза потемнели от гнева, и Клэнси, сжав зубы, отступил.

Я вдавила его в прилавок, удостоверившись, что он услышал, как щелкнул предохранитель. Руки дрожали, но не от страха – от бешеного биения пульса. Власть, которую я чувствовала, видя, как он отшатывается без единого слова с моей стороны, опьяняла. Я бы сделала это – если бы он снова попытался добраться до моих друзей, убила бы его, и последнее, что он бы увидел, была бы улыбка на моем лице. Надо выбираться отсюда. Пока у нас еще флешка и преимущество.

Я увидела, как в глазах Клэнси вспыхнула какая-то мысль, как его тело расслабилось, когда он понял, что спасет ему жизнь:

– Застрелишь меня и никогда не узнаешь, что случится с твоими друзьями в Калифорнии. Пока они не умрут.

Глава двадцать седьмая

Джуд первым обрел дар речи. Точнее, шепота. Я заметила, как его руки взлетели, прижимая компас к груди:

– Ты это о чем?

Я ткнула пистолетом Клэнси в лицо:

– Отвечай.

В этот момент мне, как и Клэнси, стало понятно, что ему еще не доводилось оказываться в подобной ситуации: он не мог ни вывернуться, ни уж тем более взять кого-нибудь под контроль. Его лицо исказилось отвращением и разочарованием.

– У меня есть источник в Лиге, и он говорит, что еще чуть-чуть, и эти ребята отправятся прямиком в ад. Убьешь меня и не узнаешь, когда и как это произойдет.

Я покачала головой, хотя желудок и сжался.

– Кто твой источник? Ты мог вытащить это из компьютерной сети, к которой у всех нас есть доступ.

Ухмылки на его лице оказалось достаточно, чтобы мне снова захотелось нажать на курок. И Клэнси выплюнул имя, растягивая гласные:

– Наш общий знакомый. Нико.

– Нет! – закричал Джуд. – Нет! Ру, он врет…

– Мы с Нико давно знакомы, – продолжил Клэнси, взглянув на заходившегося в кашле Лиама, который поднимался с пола.

– Ты когда-нибудь говоришь правду? – поинтересовалась я. – Ты бы никак не смог добраться до Нико. Он участвовал в тест-программе «Леды», пока Лига его не вытащила, и ни разу не покидал Штаб.

Клэнси посмотрел на меня так, словно не мог поверить, что я до сих пор не сложила два и два.

– Руби. Думай. Где он был до этого? Или вы все и правда не знаете?

– Я знаю, что собираюсь порезать твое лицо на ленты для волос, – силясь тоже подняться с пола, пробурчала Вайда. Она глумливо усмехалась, заворачиваясь в ярость, словно в броню.

– Вот это верно, – пробормотал Толстяк, протягивая ей руку, которую девушка, разумеется, не приняла.

– Что? – Джуд встал позади меня. – Что он такое говорит?

Мне стало плохо – настолько, что я чуть не села обратно на пол.

– Нико был в Термонде? Одновременно с тобой?

– И-и-и-и-и-и до нее дошло! Наконец-то! – Клэнси захлопал в ладоши – Мы были приятелями в медицинской программе по использованию скальпеля. Им нравилось сравнивать наши мозги, изучая детей разных цветов. Даже взяли нас в один день, еще бог знает когда.

Мысли пустились вскачь: я силилась понять: как же могла не обнаружить этого раньше, не заметить намеков, которые делал Нико. Но я и сама не говорила ему, что была в Термонде. Знала ли это Кейт?

– Значит, говоришь, твой старик разрешил ставить на тебе опыты? – Голос Лиама за моей спиной звучал грубо.

Клэнси забарабанил пальцами по столу. У него не было доказательств. Его отец дал согласие, только если ученые не оставят шрамов.

– Выйдя из лагеря, я все думал: что случилось с остальными, и наконец понял. Когда лагерь стали расширять, привозя новых детей, вот и нашу подругу Руби тоже, опыты перенесли в другое место. Мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать: этим местом стала филадельфийская лаборатория «Леды-корпорейшн».

Мой желудок перевернулся. Я пыталась что-нибудь сказать, неважно что, но образ Нико – маленького, испуганного Нико, – привязанного к одной из коек, никак не укладывался в голове. Я не могла думать ни о чем другом.

– Еще до Ист-Ривер, – продолжил Клэнси, положив руки перед собой на стол, – я понял, что единственные дети, способные действительно понять, что я пытаюсь сделать, – это те, кто был со мной в Термонде. Думал, они окажутся полезны. Но к тому времени, как я вычислил их путь до «Леды-корпорейшн», Николас остался последним выжившим с работающим мозгом.

– И ты решил подождать, пока Лига вытащит его оттуда, чтобы сделать его полезным, – с отвращением подытожила я. – Собирался убедить его сбежать и встретиться с тобой в Ист-Ривер, прежде чем этот план полетел ко всем чертям?

– Я ничего и никого не ждал. Кто, по-твоему, подкинул Лиге сведения о том, что делали в той лаборатории? Кто придумал, как вытащить оттуда детей? Пришлось, конечно, потерпеть, пока его доставили в Калифорнию, и только потом уже с ним связаться. И нет… я никогда не планировал привозить его в Ист-Ривер, Руби. Он оказался гораздо полезнее там, собирая для меня информацию о Лиге.

– Нет, – возразил Джуд, проворя рукой по волосам. – Нет, он бы не…

– Вы его недооценили. Никому в голову не приходило его заподозрить, как бы глубоко я ни просил его копнуть. – Продолжая говорить, Клэнси не спускал глаз с пистолетов. – Он сказал мне, что Лига собирается привязывать к детям бомбы. Вот почему он взломал для меня переговорник. Чтобы мы смогли встретиться. Чтобы я сделал ему это одолжение.

– Он рассказал тебе о флешке, – проговорила я. – Вот почему ты на самом деле здесь?

Брови президентского сына взметнулись вверх, губы чуть приоткрылись, в глазах снова вспыхнул жадный блеск:

– Флешка? И что на этой флешке? Что-то из того, что нужно мне?

– Ты… – я запнулась. Клэнси смотрел на нас, словно пытался выбрать, в чей бы разум вторгнуться, чтобы получить самый легкий доступ к правде.

Я привлекла его внимание, помахав пистолетом.

– Нико сказал, вы ищете Стюарта, потому что тот в опасности. Моя роль заключалась лишь в том, чтобы встретить вас здесь и рассказать о том, что произошло. Но здесь замешано что-то еще?

– Говори, – приказала я, – расскажи мне все и, может быть – может быть, – останешься жить.

Клэнси вздохнул, сопротивление в нем боролось с предвкушением получить свою долю сокровищ, на которые он только что натолкнулся.

– Два дня назад несколько агентов устроили переворот – убили Албана и захватили контроль над организацией. Всех, кто им противостоял, заперли или уничтожили. – Парень посмотрел на Лиама, и губы его скривились в ухмылке.

Коул. Кейт. Все инструкторы. В голове промелькнуло даже обветренное лицо Албана, его желтозубая улыбка.

Как только прошел первый шок, Лиам задрожал, и я взяла его за руку, чтобы поддержать. Но волноваться нужно было за Вайду. Она выбросила кулак в сторону самодовольного лица Клэнси. Толстяк едва поймал ее за талию, и сила, которая потребовалась, чтобы оттащить девушку, повалила их обоих на пол. Она выла – по-настоящему выла, – борясь и пиная его, пытаясь выпутаться из жилистых рук.

Лиам встретил новости о брате шоком, Вайду поглотил пламенный гнев. А Джуд… погрузился в глубокое горе, изливавшееся тихими слезами.

– Каков их план? – потребовала ответа я. – Конкретно.

– Их перевозят из Лос-Анджелеса завтра в шесть утра.

Потрясение заставило меня отшатнуться, пространство между нами заполнилось ощутимым ужасом. Я чувствовала, как он лижет мою кожу, оставляя после себя блеск ледяного пота. Так быстро. Я попыталась прикинуть в уме время в пути, найти дополнительные часы в сутках, чтобы успеть.

– Остальные дети, по словам Нико, понятия не имеют, что происходит. Кажется, ваша любимая Кейт успела предупредить его до того, как ее тоже забрали.

И почему-то… почему-то услышать это оказалось труднее всего.

– Куда ее забрали?! – заорала Вайда. – Отвечай, чертов ублюдок, или я вырву тебе…

– Почему завтра в шесть? – спросил Толстяк, по-прежнему изо всех сил удерживая Вайду.

– Потому что Рождество, – пожал плечами Клэнси, словно это было очевидно. – Жалкая попытка моего отца начать мирные переговоры. Почему бы им не привлечь к себе немного внимания? Сорвать все, на что Федеральную Коалицию, скорее всего, заставили бы согласиться?

«Нет, нет, нет, нет», – взмолилась я, словно это могло бы на что-то повлиять. Словно эта мольба могла изгнать страх, захвативший меня без остатка.

– Удачного возвращения. – Каждое слово Клэнси сочилось злорадством. – Знаете, сколько времени заняло у меня, чтобы найти самолет и топливо, чтобы добраться сюда? Несколько дней. Почти неделю, а потом еще день, чтобы найти пилота. Даже если вы доедете туда за шесть часов, вам все равно нужно как-то прорваться через оцепления, которые отец и Федеральная коалиция установили по обе стороны калифорнийской границы, и не попасться. Все обещает пройти гладко, так? А каково это: знать, что вы могли бы спасти тех детей, будь у вас в запасе еще несколько часов?

Я была уверена, что моя ненависть к Клэнси придет к своему естественному концу и что однажды это произойдет. Но не тогда, когда я смогу его простить, но когда приму то, что уже случилось, и пойду дальше. Но теперь я видела, что так не получится. Это чувство напоминало дым – с годами он меняет запах и форму, но не исчезнет никогда. Это чувство будет только расти, расти и расти, пока в один прекрасный день, наконец, не задушит меня.

Я не дала остальным шанса высказаться. Не хотела, чтобы кто-нибудь из них попытался меня отговорить, не теперь, когда двадцати другим детям в Калифорнии угрожает смерть и у нас нет времени. Нет времени. Мой взгляд скользнул к Джуду, привалившемуся к стене, вцепившемуся в компас, лицо его выражало такое горе, что мне пришлось приложить немало усилий, чтобы самой не погрузиться в него.

Вместо этого я снова позволила гневу затопить себя. Я наотмашь ударила Клэнси по лицу и поймала его за воротник рубашки. «Это единственный способ», – сказала себе я, рывком поднимая его на ноги. Из носа президентского сына потекла кровь, сам он выглядел так, словно не верил, что это с ним происходит.

– Пойдем, – прошипела я. – Купишь нам необходимые часы.

– А если кто-то заметит пропажу?

Я оглянулась на Толстяка, когда мы поднимались по трапу небольшого чартерного самолета:

– Возможно.

Когда Клэнси наконец-то признался, что в городе есть аэропорт, и, чтобы встретиться с нами, он именно им воспользовался, я готова была рассмеяться от счастья. Судя по всему, теперь аэропорт обслуживал исключительно частные аэропланы, хотя на одну из взлетно-посадочных полос выруливал большой грузовой самолет. Я почувствовала легкий приступ паники, предположив, что мы опоздали на рейс.

Но нет, конечно, нет. С чего бы Клэнси путешествовать как всем, когда он мог заставить любого дать ему все, что душе угодно?

Самолет был до нелепого красив. При виде шикарного ковра и огромных бежевых кресел я тихонечко выдохнула. По обе стороны салона шли сияющие овальные иллюминаторы и теплые, уютные лампочки. Задняя и боковые панели были обшиты блестящей, с виду дорогой имитацией дерева. Мне удалось разглядеть до верху забитый бар между двумя туалетными комнатами в хвосте, позади восьми огромных кожаных кресел.

– И у кого ты его угнал? – спросила я, проталкивая Клэнси внутрь, уперев пистолет ему в поясницу.

– Какая разница? – хмыкнул Клэнси, опускаясь в ближайшее кресло. Он поднял связанные руки, кивнув на пластиковую стяжку, которую Толстяк был невероятно счастлив нам одолжить. – Теперь-то это можно снять?

– С ним проблем не будет? – спросила я, указывая большим пальцем на пилота. Большинство людей, когда я забиралась к ним в голову, даже имени своего потом не помнили, не говоря уже об управлении сложным оборудованием.

Клэнси сложил руки на груди.

– Каждый раз, глядя на нас, он видит шестерых бизнесменов, заплативших ему кругленькую сумму за организацию рейса. Добро пожаловать.

Лиам поймал мой взгляд, поднимаясь на борт за остальными.

– И когда мы от него избавимся?

Парень впервые заговорил со мной с тех пор, как мы убрались из ресторана. А я даже не решалась посмотреть ему в глаза – боялась увидеть в них разочарование. Была бы возможность, Лиам бы поспорил со мной из-за этого, а я бы поспорила с ним и Толстяком, чтобы они остались в Колорадо, подальше от предстоящего боя.

Но, думаю, мы оба знали, что они проиграют битву.

– По дороге? – полным надежды голосом поинтересовался Толстяк. – Над пустыней?

Опередив Лиама, напротив меня уселась Вайда:

– Мы же пока не собираемся от него избавляться, да, подруга?

Она точно знала, о чем я думала. Этому учила нас Лига: обнаружив ценного агента, следовало захватить его, выжать сведения, а потом обменять на что-нибудь получше.

Я покачала головой, пытаясь не улыбнуться, когда заметила тревогу, вспыхнувшую в его темных глазах:

– Нет, не собираемся.

От его ответного взгляда могла бы оплавиться кожа. Но что Клэнси мог сделать? Ничего, чего я бы не смогла сделать с ним, да еще в пятикратном размере.

Толстяк явно собирался спросить, что конкретно мы под этим подразумевали, но тут пилот сообщил, что он закончил предстартовую проверку и готов ко взлету.

Я продолжала так же сильно сжимать пистолет, пока мы не поднялись в воздух и не поплыли высоко над зубчатыми пиками Скалистых гор. Несмотря на ворчание о том, насколько чаще, по сравнению с обычными пассажирскими, терпят крушение подобные самолеты, Толстяк вырубился в своем кресле через пять минут после взлета. Я оглянулась, наблюдая, как он начал медленно заваливаться направо, проснувшись лишь на мгновение, чтобы подхватить самого себя. Остальные устроились в креслах, вытянув ноги или свернувшись калачиком, укутавшись в найденные в одном из отсеков одеяла.

Клэнси щелкнул ремнем безопасности и встал.

– Куда-то собрался? – поинтересовалась я.

– Решил вот отлить, – огрызнулся он. – Пойдешь смотреть?

Я все равно пошла с ним в хвост самолета, многозначительно стрельнув взглядом, когда он хлопнул дверью и запер ее.

Я прислонилась к полкам с напитками и сервировочными принадлежностями. Глаза перебегали от Лиама к Вайде, к Толстяку, а потом, наконец, к сидевшему ближе всех Джуду. До сих пор он вел себя так тихо, что я думала, он спит, как остальные.

– Ты как? – прошептала я.

Мальчишка уставился в иллюминатор, на бесконечный простирающийся под нами пейзаж, и никак не отреагировал, даже когда я тронула его за плечо. Джуд, ненавидевший тишину, чье прошлое никогда не оставляло его, следуя за ним неотрывной тенью, не сказал ни единого слова.

Присев на подлокотник его кресла, я огляделась, чтобы убедиться, что Лиам с Толстяком еще спят. Я знала Взволнованного Джуда, Испуганного Джуда и Встревоженного Джуда, но не такого, каким он был сейчас.

– Поговори со мной, – попросила я.

Джуд разрыдался.

– Эй! – пробормотала я, кладя ему руку на плечо. – Знаю, сейчас тебе так не кажется, но все будет хорошо.

Через несколько минут он все же успокоился и выпрямился. Кожа пошла пятнами, из носа текло, и мальчишка вытер его рукавом куртки.

– Я должен был быть там. С ними. Я мог бы… Мог бы им как-нибудь помочь – Кейт и Албану. Они нуждались во мне, а меня там не было.

– И слава богу, – сказала я. – Иначе тебя бы поймали со всеми остальными.

Или убили. Слишком ужасно, чтобы даже думать об этом.

Я обняла его, и удерживающие мальчика невидимые нити мгновенно порвались: он уткнулся мне в плечо и снова разрыдался.

– Боже мой, – пробормотал он, – это так некруто. Это просто… Я очень боюсь, что Кейт умерла. Все они. Прямо как Блейк, и я снова виноват. Могло бы это произойти, если бы я не был таким тупым? Если бы Роб с Джарвином не заметили, что мы подслушиваем?

Я выдохнула, только сейчас заметив, что сдерживала дыхание, и погладила его по руке.

– Ты ни в чем не виноват, – заверила я мальчика. – Ни в чем из этого. Ты не отвечаешь за то, что другие люди поступают плохо или хорошо. Каждый делает выбор в надежде выиграть.

Он кивнул, утирая глаза тыльной стороной ладони. Стон двигателей и мерные всхрапывания Толстяка надолго стали единственными звуками, заполнившими тишину между нами.

– Но я бы мог что-нибудь изменить, – прошептал Джуд. – Я мог драться. Я…

– Нет, – перебила я. – Извини. Понимаю, что ты хочешь сказать, и это все очень правильные мысли, но я просто не думаю, что стоит сейчас тратить на это время. Нет смысла прикидывать, что ты мог бы или должен был бы сделать, когда ничего уже не исправишь. И не стоит рисковать своей жизнью. Нет ничего ценнее или важнее, чем твоя жизнь. Понял?

Мальчик молча кивнул. И мне показалось, что мои слова его немного успокоили.

– Это несправедливо, – сказал Джуд. – Ничего из этого не справедливо.

– Жизнь несправедлива, – согласилась я. – Мне потребовалось время, чтобы это понять. Так и норовит разочаровать тебя если не в одном, так в другом. Ты строишь планы, а она толкает тебя в другом направлении. Любишь кого-то, а она забирает этих людей, как бы ты ни боролся, чтобы их удержать. Пытаешься что-то получить – и не получаешь. Не нужно искать в этом высокого смысла, не нужно пытаться изменить положение вещей. Нужно признать, что некоторые вещи нам неподвластны, и попытаться позаботиться о себе.

Он опять кивнул. Я подождала, пока Джуд сделает глубокий вдох и его глаза снова станут ясными, потом встала и взъерошила его непослушные волосы. Я была уверена, что мальчишка недовольно застонет или отпихнет мою руку, но вместо этого он поймал ее своими.

– Руби… – Его лицо исказилось. Это не была грусть, просто… усталость. – Если не можешь ничего изменить, в чем тогда смысл?

Я переплела свои пальцы с его и крепко сжала.

– Не знаю. Но когда пойму, тебе скажу первому.

Глава двадцать восьмая

Когда мы направились в сторону светящихся высоток Лос-Анджелеса, я даже и не думала, что так обрадуюсь сумасшедшему сплетению скоростных калифорнийских шоссе. Всю дорогу нас трясло на неровном асфальте, а знакомый запашок бензина упорно просачивался сквозь кондиционер, заглушая даже нервирующий запах новых кожаных сидений. Хотя какое это имело значение.

Когда мы высадились в лос-анджелесском аэропорту, большой черный внедорожник уже ждал нас на взлетно-посадочной полосе. Я освободила руки Клэнси, чтобы он смог взять ключи, которые протянул ему мужчина в костюме и темных очках, но потом снова взяла его на мушку, чтобы он даже не попытался слинять. Мы так долго пробыли только впятером, и я почувствовала, как Джуд вздрогнул, когда мужчина прошел мимо него.

– Надо обсудить план, – сказала я, когда мы уже отъехали от аэропорта на несколько километров. Было начало восьмого вечера. В обычное время в Штабе сейчас начиналось бы первое из двух вечерних занятий. Потом в расписании значились два часа до принудительного отбоя и еще час, прежде чем агенты разошлись бы по комнатам. Безопаснее и легче попытаться забрать детей из одного места – спален на втором уровне, – но в каждом углу там были установлены камеры. Не говоря уже о том, что успех операции зависел от трех ощутимых «если». Если мы туда доберемся. Если найдем вход. Если нас не поймают.

– И это только, если они живут по обычному графику, – добавила я. – Нико ничего такого не говорил? Эй… – Я дернула за уже порванный воротник рубашки Клэнси. – Я задала вопрос.

Клэнси заскрипел зубами:

– Он не ответил на несколько последних сообщений. Думаю, у него отобрали переговорник, чтобы слухи не смогли распространиться.

– Они точно живут по обычному графику, – уверенно заявила Вайда с водительского сиденья. – Никто же не хочет, чтобы дети узнали, что Албана нет. Это вызвало бы нехилую панику. Никому из них не скажут, что на самом деле должно произойти.

– Но как привязать взрывчатку к детям, чтобы они этого не поняли? – спросил Лиам. – Думаю, начиненные ей жилеты уже наводят на определенные мысли.

– Легче не бывает, – сказал Клэнси. – Разбиваешь их на группки по двое, по трое, зашиваешь взрывчатку в подкладку курток и настраиваешь дистанционный детонатор. Все, что остается, – не выдавать детям курток до последнего момента.

Он сказал это так небрежно, без намека на отвращение, словно даже восхищался этим планом.

– Значит, подготовка в Штабе займет минимум времени. Если они выдвинутся в шесть или около того, подъем будет в пять… – Я перевела взгляд на Вайду. – Лучше идти в три или в четыре?

– В четыре.

– В четыре? – переспросил Клэнси, словно никогда не слышал ничего глупее. – Конечно, если хотите, чтобы вас уж наверняка поймали.

– Отключение электричества, – объяснила я остальным, не обращая на него внимания. – Так в Калифорнии «сберегают» энергию. В нашем районе отключения происходят между тремя и пятью часами утра. Системы безопасности и камеры подключены к генератору, но, по крайней мере, в коридорах, когда мы по ним пойдем, будет темно.

– Как только окажемся внутри, я позабочусь об агентах в аппаратной, – сказала Вайда. – Даже систему отключать не придется. Как думаешь, сколько займет времени войти и выйти через этот твой вход?

– Не знаю, сама я им никогда не ходила. Только видела, как приводят и уводят людей.

– Куда он ведет? – спросил Джуд. – И как так получилось, что я о нем не знаю?

Я посмотрела вниз, на руки, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Через него приводили предателей и ключевых агентов на допросы. А потом… уводили.

– Вот дерьмо, тебя заставляли пытать людей, – догадалась Вайда, она выглядела одновременно встревоженной и заинтригованной. Как и Клэнси. – А где это?

– Я не пытала их, – слабо запротестовала я, – просто… расспрашивала. Настойчиво.

Лиам внимательно смотрел в окно, но я чувствовала, что его внутренний взгляд сосредоточен на мне.

– Это та запертая дверь на третьем уровне? – спросил Джуд. – Следующая после компьютерной комнаты?

– Албан как-то рассказал мне, что там есть туннель к выходу возле моста у Седьмой улицы через реку Лос-Анджелес, – сказала я. – Если они удерживают кого-то из агентов или скрывают доказательства содеянного, то именно в той комнате.

– Итак, оставляя за скобками секретную подземную пыточную Лиги, – проговорил Лиам, – мы уверены, что они не перекрыли входы-выходы?

– Почему все время звучит это «мы»? – поинтересовался Клэнси. – Надеюсь, вы не рассчитываете, что я тоже отправлюсь в эту дыру?

– Вынуждена тебя огорчить: ты – единственный, у кого как раз таки нет права выбора, – сказала я. – Хочешь посмотреть, что происходит в Лиге? Хочешь снова поболтать со своим другом Нико? Получай. Место в первом ряду.

Должно быть, Клэнси подозревал, что до этого дойдет, но испуганным не выглядел. Может, несмотря ни на что, все еще не верил, что я готова преподнести его Лиге на блюдечке, предоставив им возможность делать с ним все, что заблагорассудится. Может, он уже догадался, что я готова отдать его Джарвину и остальным в обмен на других детей. Если в этом плане есть хоть трещинка, он найдет способ через нее выскользнуть.

Значит, мне придется наблюдать за ним гораздо внимательней, опережая на три шага вместо одного.

– А что, если мы не сможем незаметно их вывести? – спросил Толстяк.

– Тогда останется уповать, что они обучены, – ответила я, – и смогут сопротивляться.

Река Лос-Анджелес представляла собой отрезок бетона длиной около восьмидесяти километров, который выглядел скорее насмешкой над рекой. Когда-то в своей долгой жизни она, возможно, и была водной артерией, но человечество одержало убедительную победу, ограничив поток одним-единственным каналом, вьющимся по окраине города между рельсами железной дороги.

Как-то раз, когда мы ехали на операцию, Кейт рассказала мне, что здесь снимали сцены погони для фильмов, о которых я никогда не слышала. Теперь, однако, если бы вам вздумалось пройтись вдоль реки, обычно пересохшей, словно земля в Пуэбло, пришлось бы хорошенько постараться, чтобы найти что-нибудь, кроме граффити и бездомных, блуждающих в поисках места для ночлега. Если случался дождь – редкое для Южной Калифорнии явление, – из ливнестоков чего только не вымывалось, устремляясь потом в реку: магазинные тележки, мешки для мусора, сдутые баскетбольные мячи, чучела животных, иногда – трупы.

– Ничего не вижу, – пробормотал Толстяк, поднимая фонарик повыше, чтобы я снова могла оглядеть опоры моста. – Ты уверена…

– Здесь! – крикнула Вайда с другого берега. Лиам махнул фонариком, чтобы мы их увидели. Уличные фонари были выключены, и без обычного светового шума, характерного для каждого крупного города, нам оставалось только изо всех сил вглядываться в темноту перед собой, стараясь не попасться на глаза кому-нибудь еще.

Я взяла Лиама за руку и повела его вниз по откосу насыпи, затем – снова вверх, на другую сторону, где арка «подбрюшья» моста встречалась с землей. Своим фонариком я целилась к спину Клэнси – убедиться, что он идет передо мной.

«Джуд, – подумала я, пересчитывая друзей глазами. – Лиам, Вайда, Толстяк».

– Думаю, здесь. – Вайда отошла в сторону, направляя фонарик на переплетение узоров граффити. В центре располагалась синяя звезда, но краска выдавала потайную дверь – здесь ее слой был до того толстым, что казался липким даже на вид. Я нащупала замаскированную ручку и потом навалилась на нее плечом. Цементная панель сдвинулась внутрь, проскрежетав по щебенке с другой стороны.

Мы с Вайдой и Лиамом наклонились, осветив уходящую вниз металлическую лестницу.

Я вцепилась в Клэнси и толкнула его вперед:

– Ты первый.

Если такое вообще возможно, этот туннель оказался еще более сырым, чем тот, через который мы обычно попадали в Штаб, а еще раз в десять длиннее и грязнее. Идущий передо мной Клэнси, выругавшись, споткнулся, еле удержавшись на ногах. Стены, вначале позволявшие идти втроем, сужались, пока нам не пришлось протискиваться по одному. Лиам шел сразу за мной, и хрипы, с которыми он вдыхал и выдыхал сырой, прогорклый воздух, беспокоили меня все сильнее.

Я замедлила шаг, позволяя ему нагнать и подтолкнуть меня:

– Я в порядке, – пообещал он. – Не останавливайся.

В далекой тьме я услышала шум воды, хотя густая грязь, через которую мы только что перебрались, явно сформировалась здесь очень давно, потому что загустела и воняла тухлятиной.

Сколько пленных провели этой дорогой, подумала я, и сколько тел выволокли обратно? Я пыталась не дрожать и не опускать фонарик, чтобы посмотреть, так ли вода красна от крови, как рисует мое воображение. Пыталась изгнать из сознания картины того, как Джарвин и остальные вытаскивают Албана… Кейт, Коула, а их застывшие открытые глаза, уставившись вверх, смотрят на вереницу мелких мерцающих огней над головами.

– Потом придется отмокать в отбеливателе, – сообщил нам Толстяк. – И сжечь одежду. Я все пытаюсь понять, почему здесь воняет серой, но думаю, оставлю это на потом.

– Возможно, и к лучшему, – заметил Клэнси. Его лицо стало костяно-белым, когда он повернулся в луче моего фонарика, темные брови и глаза казались окрашенными сажей. – И сколько Лига нарыла таких туннелей?

– Несколько, – ответила я. – А что? Уже планируешь побег?

Он фыркнул.

– Время? – крикнула я.

– Три пятьдесят три, – ответила Вайда. – Ты видишь конец?

Нет. Я почувствовала, как по позвоночнику скатилась первая холодная капля паники. Нет, не вижу. Мы шли уже почти полчаса, а по ощущениям – не продвинулись ни на шаг. Все те же цементные стены, то же хлюпанье под ногами – время от времени луч фонарика выхватывал крысу, бегущую к стене или исчезающую в темной щели в земле. Туннель, казалось, втягивал нас в свою темноту, словно глубокий вдох. Стены снова сжались вокруг наших голов и плеч, заставляя пригнуться.

Сколько это будет продолжаться? Еще полчаса? Час? А сколько останется времени, чтобы найти детей и вытащить их оттуда?

– Почти пришли, – прошептал Лиам, сжав мою руку и направляя фонарик в сторону дальнего конца туннеля, где дорога начинала подниматься вверх, становясь чище и суше.

Там же была большая металлическая дверь.

– Она?

Я кивнула, чувствуя волны облегчения и адреналина, и повернулась к остальным:

– Итак. Вот она. Вайда, начинай отсчет. Пятнадцать минут, чтобы войти-выйти. Все помнят, кто что делает?

Джуд протиснулся мимо нас к электронному замку, мигнувшему при его приближении.

Я пробежала глазами по потолку и стенам и все же удивилась, не найдя ни одной камеры. Интересно. Албан решил держать существование «пыточной» в тайне ото всех, кроме старшего персонала и советников? Или был обеспокоен, как бы кто-нибудь не увидел тех, которых он перемещал туда-сюда. А может, и то и другое.

Отлично. Меньше головной боли.

Стоило мне только щелкнуть фонариком, как теплая ладонь сжала мое предплечье. Повернувшись, я попала прямо в протянутые руки Лиама.

Поцелуй оказался таким коротким. Болезненное, единственное касание, но полное такого нетерпения, такого волнения и желания, что у меня вскипела кровь. Я все еще пыталась отдышаться, когда он отстранился, его руки сжимали мое лицо, губы замерли так близко к моим, что я чувствовала: Лиам тоже задыхается.

Тогда он отступил подальше, позволяя расстоянию снова разделить нас. Его голос был низким, грубоватым:

– Устрой им ад, милая.

– И во имя Христа, сука, на этот раз не подставляйся под нож! – добавила Вайда.

Я бы улыбнулась, если бы не слабый смех Клэнси справа от меня.

– Только рыпнись – и получишь вот это, – предупредила я, приставив пистолет к его голове. – Пойдешь на корм крысам.

– Понял, – низким бархатным тоном ответил Клэнси. – А если я буду паинькой, ты меня тоже поцелуешь?

Я пихнула Клэнси вперед, придерживая за воротник рубашки.

– Оʼкей, я готов, – сказал Джуд, опуская руки на замок, чтобы его поджарить. – Командуй, командир.

Воздух в отсеке для допросов оказался не свежее и не чище, чем в туннеле. Знакомый смрад блевотины и нечистот скрутил желудок, когда я перешагнула через дверной проем, устремляясь вниз по короткому лестничному пролету. Фонарик в одной руке и пистолет в другой – оба смотрели на дверь на противоположном конце строя металлических дверей со смотровыми окошками. Я пошарила вокруг бледным лучом фонарика и, удостоверившись, что все чисто, просигналила остальным проходить.

– Сразу за тобой, – отозвалась Вайда, ее тяжелые шаги подстроились под мой темп.

Где-то позади, в темноте, остальные шли мимо дверей – искали заключенных… Коула.

У двери я присела, выпустив рубашку Клэнси из пальцев и махнув Джуду встать за мной. То ли я в самом деле вытащила это знание из глубин памяти, то ли уже действовала на уровне инстинктов, но муштра, через которую я прошла в Лиге, заставила меня распахнуть дверь и с оружием наготове проверить помещение еще до того, как сама я успела подумать о том, как туда войду.

Когда я ступила в коридор, потянув за собой Джуда, пульс колотился в ушах, а нервы были натянуты как струны.

Вайда разделилась с нами, когда мы двинулись по закругляющемуся коридору, и свернула на первую же лестницу. Первый уровень, подумала я. Пятая дверь направо. Ей предстоит непростая работа, не тебе. Ты должна подняться на один уровень; она – на два, чтобы добраться до комнаты наблюдения. Один уровень, пятая дверь направо.

Слева от меня что-то загрохотало. Я остановилась, Джуд врезался мне в спину. Сердце застряло где-то в горле, когда я повернула туда, где невдалеке от меня стоял Клэнси, растворясь в тусклом свете. Я подбежала, догоняя его, и махнула ему идти дальше вперед. Мы шли по кругу, направляясь к другой лестнице. Без глухого шума компьютерной комнаты место казалось чужим. Так что не было ничего удивительного в том, что первое враждебное лицо, которое мы встретили, поднявшись по ступенькам и открыв дверь на следующий уровень, я вообще не узнала.

Штаб Лиги в Джорджии насчитывал десятки агентов, еще больше было в Канзасе. Мне следовало бы догадаться, что Джарвин и остальные, чтобы свести счеты с Албаном, притащат сюда всех, кого только смогут, из своих приспешников. Я почувствовала запах алкоголя и чего-то острого. Мужчина, должно быть, направлялся к постам агентов на первом уровне, но, увидев нас, начисто об этом позабыл. Лохматые светлые волосы упали ему на глаза, когда он даже подскочил от нашего внезапного появления. Ленивая, тупая улыбка сменилась хмурым взглядом.

– Какого черта вы не в кроватях? – потянувшись ко мне, строго спросил он. Я оказалась быстрее, приложив его рукояткой по лицу и толкнув обратно на лестничную клетку. Джуд поймал дверь, прежде чем та захлопнулась, и выглянул через щель в коридор.

Проникнуть в пьяный разум было как воткнуть ложку в пудинг. Единственной проблемой оказалось найти, что я хотела, в клубке хаотичных мыслей, казалось, перетекавших одна в другую.

– Ру, – прошептал Джуд. – Пойдем.

Если воспоминания не врали, на этом этаже были и другие агенты, большинство – в медицинском отсеке, но один, конечно, – между дверьми двух спален.

Я уложила агента на ступеньках, чуть не столкнувшись с притихшим Клэнси. Задвинув мужчину в угол, я избавила его от ножа, лежащего в заднем кармане.

– Держись за мной, – приказала я Джуду, глядя, как Клэнси словно ныряет и выныривает из теней. – Все время.

Электричества все еще не было, и нам предстояло пробираться по темному коридору. По полу, вокруг дверных ручек и замков шла флуоресцентная лента, но она почти не давала света, а включить фонарик было нельзя.

Пока мы шли, я отсчитывала ручки. Первая, вторая, третья…

Должно было получиться.

…четвертая, пятая.

Пожалуйста, пусть получится.

Агент, стерегущая двери спален – агент Кларксон, – была мне знакома. Высокая, долговязая, с мрачным лицом и давнишней приверженностью к ножевому бою, который она предпочитала другим, Кларксон упорно боролась за то, чтобы стать старшим агентом. Однако уверенность деформировалась в отчаяние, а потом – в разочарование от того, что ей оставалось только отыгрываться на тех, кто ниже нее: на нас. Она была противоположностью Кейт почти во всем, но до настоящего момента это не имело значения.

– Андреа, – тихо позвала я. – Андреа?

– Челли? – переспросила она. – Уже пора? Я думала, подъем в пять?

В нескольких метрах впереди и слева от меня что-то колыхнулось. Я не могла проникнуть в нее, встретившись взглядами, но, ощутив запах моющего средства и легкое дуновение теплого дыхания передо мной, выбросила руку, ловя женщину поперек груди.

Пистолет Кларксон громко стукнулся об пол, но само тело было мягким и безмолвным, когда я вложила в нее образ, что она сидит, погрузившись в глубокий сон. Андреа привалилась ко мне, и я опустила ее на пол.

Джуд побежал вперед, направляясь к спальне мальчиков. Я взялась за ручку двери спальни девочек, которую месяцами открывала, не задумываясь, и вошла внутрь, тихо притворив ее за Клэнси. Щелкнула фонариком.

– Под… – начала было я, светя на ближнюю койку.

Комната была небольшой, всего на двенадцать человек, хотя у правой стены всегда теснилась дополнительная кровать – на тот случай, если Лига подберет кого-нибудь еще. Двухъярусная койка, которую делили мы с Вайдой, в дальнем правом углу, стояла аккуратно застеленной, простыни были натянуты на матрасе Вайды с военной точностью.

Все они… Словно…

Словно здесь никто и не спал.

Слишком поздно.

– Ничего не говори, – предостерегла я Клэнси. – Ни единого долбаного слова.

Он смотрел вперед, на пустые койки с холодным выражением лица, но молчал.

Колени слегка подогнулись, одновременно с сердцем, камнем упавшем в груди. Слишком поздно.

Эти девочки, все они… они были… они были…

Я прижала руки ко лбу. Боже мой. Все они.

Слишком поздно.

Я открыла дверь, выпуская Клэнси первым.

Джуд не мог бы… не вел бы себя так тихо… Он бы перебудил всю базу.

Насколько комната девочек была холодной и темной, настолько эта оказалась переполнена светом фонариков и теплом двадцати детей, которые не спали, были полностью одеты, рассевшись на двухъярусных кроватях, словно птички.

Глаза пробежались по каждому лицу, прежде чем сосредоточились на небольшой груде оружия, собранного в ногах Джуда и Нико, которые стояли в центре комнаты.

– Нет, нет, нет, – причитал Нико. – Что вы здесь делаете?

– Говорю же: пришли за тобой, – убеждал его Джуд. – Какого черта здесь происходит?

– Я думал, ты знаешь об их планах, – сказала я, – о бомбах и лагерях? Ты не ожидал, что мы придем, чтобы вытащить тебя после того, как твой друг рассказал нам, что тут творится?

Лицо осматривающего комнату Клэнси по-прежнему было невозможно прочитать.

– Конечно, я знал! – Нико низко застонал. – Все это время мы сидели на переговорниках. Вы должны были держаться подальше! Я же просил его сказать вам не возвращаться до тех пор, пока не станет безопасно. До завтра!

– Какого черта? – спросила я, поворачиваясь к Клэнси. – Что за игры?

Лица вокруг меня выглядели такими же потерянными, как чувствовала себя я сама.

– С кем ты говоришь? – Джуд закрутил головой.

– С ним! – раздраженно рявкнула я, пытаясь схватить Клэнси, чтобы он не улизнул за дверь. – С кем еще?

– Ру… – Глаза Джуда расширились, – но там никого нет.

– Клэнси…

– Клэнси? – переспросил Нико. – Он здесь? Он пришел?

– Он прямо здесь, – Я схватила его за руку. Пальцы прошли прямо сквозь нее, ловя холодный воздух. Его изображение дрогнуло, замерцало.

Растворилось в ничто.

Он… В мой разум вторглась паника. Я не смогла закончить мысль.

– Я не видел, чтобы он выходил, – сказал Джуд. – Его что, взяла Вайда, чтобы отключить камеры?.. Ру?

– Камеры уже отключены! Мы взломали программу несколько часов назад! – сообщил Нико.

– Мы должны оставаться здесь, – сказал другой ребенок. – Нам сказали собраться в одной комнате, пока все не закончится. Вы пришли слишком рано.

– Пока все не закончится? – повторил Джуд. Я едва слышала его голос сквозь рев крови в ушах. – Что случится в шесть?

Нико на секунду опустил голову, глубоко, судорожно вдыхая:

– Кейт и остальные придут нас забрать.

Глава двадцать девятая

Меня перехитрили.

– Ладно, – проговорила я, пытаясь сказать что-то еще более внятное. – Хорошо… мы… просто.

Он был там. В туннеле, он был там. Вошел с нами. Если собирался сбежать, почему не сделал этого раньше? Клэнси мог влиять больше, чем на одного человека. К тому же он мог обмануть всех нас, даже не выходя из самолета. Но он вышел. Я сама тащила его вниз по ступенькам, чувствовала, как подскочил его пульс, когда толкнула его в сторону лестницы, которая вела в туннель. Отличный момент, чтобы слинять. Снаружи было темно хоть глаз выколи…

– Что же нам делать? – спросил Джуд.

Потому что хотел, чтобы я провела его сюда. До того, как вернутся Кейт и другие.

– Вы должны оставаться здесь, в безопасности, – пробормотал Нико. – Если вы вернетесь туда…

Я позволила ему снова меня переиграть.

– Руби… Ру! – Джуд схватил меня за плечо, разворачивая к себе, заставляя отвести взгляд от трещины на дальней стене. Растрепанные волосы, дикие глаза, веснушки – теперь я могла читать лицо этого мальчика как книгу. Такой Джуд мог оказаться полезен.

– Спустись вниз за Лиамом с Толстяком и приведи их сюда, – распорядилась я, – но, если хоть на секунду почувствуешь, что можешь попасться, немедленно возвращайся. Понял?

Мальчик нетерпеливо кивнул.

– Сейчас придет Вайда, – объявила я остальным. И, скорее всего, она будет в бешенстве, потому что отключать камеры вовсе не требовалось. – И как только вернутся все четверо, забаррикадируйте дверь кроватями. Больше никто не должен зайти.

– А как же ты? – раздался голос Нико.

– Мне придется позаботиться о твоем друге, – ответила я, надеясь, что по моему тону мальчик поймет, в какой хаос погрузило нас его предательство.

– Я должен пойти с тобой, – прошептал мальчик. – Он здесь? Правда?

Я видела этот взгляд сотню раз, тысячу, в Ист-Ривере – широко открытые, полные обожания глаза того, кто либо даже не понимал, кем на самом деле является Клэнси, либо сам настолько слетел с катушек, что ему было на это плевать. Я вспомнила Оливию и то, с каким безумным видом она произносила его имя, готовая сделать для него все, что угодно. С того мгновения, как Клэнси признался, что Нико все это время сливал ему информацию, я копила и вынашивала свою злость. Помню, как думала тогда, что не могу простить мальчишку. Но сейчас, посмотрев на него, я мгновенно об этом забыла. Сердце мое разрывалось, и в нем не осталось места для ярости. Только сейчас я до конца осознала, что передо мной стоял искалеченный ребенок. Его паранойя, суетливость, замкнутость. Конечно, Клэнси стал его героем. Он вытащил Нико из ада, какого не увидишь даже в ночных кошмарах.

– Он задавал тебе какие-нибудь вопросы о Штабе? – спросила я. – О каких-то сведениях или о людях?

Судя по тому, как сжался рот мальчика, становилось ясно, что чувство верности вот-вот одержит верх над ужасным открытием, что его друг – наглый лжец, который привел нас сюда, наплевав на все предостережения.

– Он дал мне список слов и людей, чтобы я их нашел, – ответил Нико. – Там много чего было… Одного из них пробивали по базе несколько недель назад. Позывной – Профессор.

Я напряглась:

– Профессор? Уверен?

– Этот агент проводил какие-то исследования на нашей базе в Джорджии – несколько недель назад эта информация вдруг всплыла на секретном сервере. Думаю, Клэнси знал, кто это, потому что запросил местоположение базы.

Что несколько недель назад сказал советник, входя в кабинет Албана? Что-то о происшествии с Профессором в Джорджии и проекте под названием «Снегопад».

– А что-нибудь про Штаб?

– Он интересовался схемой туннелей и отключением электричества… – медленно проговорил Нико.

– Что еще? – давила я. Я чувствовала, что время идет на минуты. – Что о выключении электричества?

– Хотел узнать, отключаются ли все эти замки или сканеры сетчатки глаза…

Оттолкнув Джуда с дороги, я распахнула дверь и выскочила в коридор. Перед глазами, вынужденными снова привыкать к темноте, заплясали пятна. Я неслась, отсчитывая дверные ручки, и, держась внешней стороны кольцеобразного коридора, не спускала глаз с темных окон медицинского блока справа от меня. Все занавески оказались задернуты, сквозь них не пробивался даже свет лампочек на приборах.

Единственным источником света на всем втором уровне оказался фонарик, зажатый в зубах Клэнси, пока тот шарил по шкафам в кабинете Албана.

Все замки и сканеры сетчатки глаза работали и на генераторе резервного питания, и в обычных обстоятельствах этого бы хватило, чтобы удержать снаружи даже Клэнси. Но только если бы они по-прежнему крепились к двери. Кто-то ломом – топором? взрывчаткой? – просто снес их.

Я скользнула вперед, приоткрыв дверь немного пошире, вытаскивая пистолет из-за пояса джинсов.

Победно вскрикнув, Клэнси вытянул зарытую среди сотен других пухлую красную папку. Не тратя времени даром, он устроился у перевернутого стола Албана (скорее всего, его опрокинули еще во время предыдущего обыска) и принялся изучать ее содержимое. Положив папку на одну из широких, плоских ножек, Клэнси взял в руку фонарик. В его глазах отразилось мучительное нетерпение, а меня охватило чувство тревоги.

– Нашел, что искал?

Голова сына президента дернулась одновременно с рукой, которая мгновенно спихнула папку в металлическую корзину для мусора. Мгновение гнев на его лице боролся с раздражением, но, заметив оружие в моей руке, Клэнси остановился на широкой улыбке:

– Нашел… а тебе что, не о чем больше беспокоиться? – Его голос внезапно стал ужасно далеким. – Не о ком?

Он мотнул головой в другой конец кабинета Албана, и не успела я повернуться, как пространство заполнил металлический запах теплой липкой крови. В той стороне, которую я еще не успела охватить взглядом, я увидела на полу их обоих. Толстяк лежал, скрючившись, словно лист, на осеннем дереве. Лиам, чье лицо было цвета льда, упал на него сверху, уставившись на меня немигающими глазами, выцветшими из ярко-голубых до мутно-серых. Его рука была вытянута над Толстяком, словно он пытался защитить друга, а теперь ладони, еще недавно сжимавшие мое лицо… лежали в луже темной жидкости, растекавшейся по бетонному полу.

Пистолет выскользнул из моей руки.

Наблюдая за мною все с той же улыбкой, Клэнси обошел стол Албана и бросил в мусорную корзину зажигалку.

– Неправда, – с усилием подумала я. Не они. И заставила себя взглянуть на них еще раз. Всмотреться получше в эту ужасную картину. Очки Толстяка оказались в золотой оправе, хотя она была серебряного цвета, а волосы Лиама – длиннее, чем сейчас, и в отличие от меня Клэнси не знал, как они завиваются на концах.

Очень правдоподобная, почти безупречная имитация. Но не они.

Я позволила Клэнси подойти, поверив в то, что он может выскользнуть в коридор, пока я упиваюсь своим горем. Бормоча что-то низким хриплым голосом, парень подошел достаточно близко, чтобы я почувствовала его теплое дыхание на щеке и врезала ему кулаком по горлу.

Вместе с этим ударом я метнула в него и силу своего разума, вонзая ее, словно нож, рассекая иллюзию, изображавшую Толстяка с Лиамом. Клэнси выскочил из комнаты, схватившись за голову, задыхаясь. Между нами снова возник образ женщины в белом халате, но сейчас я заставила себя вытеснить его. От мусорного ведра потянулась струйка дыма. Я опрокинула его, разбрасывая горящие страницы по полу, сбивая пламя ботинками. Если он планировал уничтожить эти документы навсегда, я хотела их увидеть.

– Проклятье!

Когда я снова вышла в коридор, Клэнси, повалившись на колени, все еще не мог отдышаться, глотая воздух. Между моим разумом и его возникла едва ощутимая хрупкая связь. Я ухватилась за нее, прежде чем она успела оборваться, наполняя его мозг иллюзией жара. Я не видела его в темноте, но слышала, как Клэнси судорожно хлопает себя по рукам и ногам – мозг говорил ему, что они охвачены огнем.

Через пару мгновений он резко остановился.

– Ты… – начал Клэнси, – ты правда хочешь поиграть в эту игру?

В затылок мне уперся холодный металл – так неожиданно, что я уже убедила себя, что это его выкрутасы. Но, когда ты лишаешься зрения, другие чувства и правда срабатывают с безжалостной эффективностью. Я ощутила теплое дыхание, услышала скрип ботинок, почувствовала запах пота. Агенты. Они нашли нас.

Клэнси попытался сбежать. Я не видела, как это произошло, только слышала тошнотворный хруст, словно что-то тяжело опустилось ему на голову, и парень рухнул на пол.

А потом тьму прорезал голос Джарвина.

– Я знал, что ты вернешься. – Это были его руки: одна сжала мою шею, грубо толкая меня на колени. Ствол скользнул ниже. – Роб сказал: надо только подождать.

Обе фигуры – и Джарвиса и стоявшего за ним другого агента Лиги – едва угадывались в темноте.

Сигнализация выключена.

– Ты не хочешь делать этого, – предупредила я, чувствуя, как невидимые руки разворачиваются у меня в голове. Я чувствовала волнение, но не страх. Контролируемое спокойствие.

– Нет, – согласился Джарвин. – Я бы предпочел сделать это.

Раздался слабый щелчок – единственное предупреждение, прежде чем Белый шум наводнил коридор и утопил меня.

Странно, конечно, но забыть, что такое агония, тоже возможно.

Первые несколько месяцев пребывания в Термонде Белый шум включали практически каждый день. Так контролировали Красных и наказывали Оранжевых – один неправильный взгляд, и СППшник связывался с контрольной башней. Это стало частью моей жизни: может, я просто привыкла, может, воздействие со временем все же притупляется. Но то было многие месяцы назад, а сейчас желудок скрутило болью почти до рвоты. Я рухнула на пол, достаточно близко к Клэнси, чтобы увидеть, как из раны на его лбу сочится кровь. Я все еще пыталась соображать, послушаться своего внутреннего голоса, говорившего: «Ты можешь взять Джарвина под контроль, ты можешь, можешь его уничтожить…». Но даже этот голос замолк, когда Белый шум наполнил пространство, мощным валом обрушиваясь на нас. Удивительно: все, что мы могли, власть, которой обладали над другими, – сейчас это ничего не значило.

В Термонде мы бы сначала услышали два предупредительных сигнала, а секундой позже из громкоговорителей лагеря вырвался бы этот звук. Не так-то просто его описать: визг помех, нарастая, становится словно тонкое сверхпрочное сверло, способное пробить самую толстую часть черепа. Шум проходит сквозь нас, словно электрический ток, заставляя мышцы судорожно сокращаться, дергаться и гудеть от боли. Голова бьется о землю в попытке проникнуть под ее толщу, будто в надежное укрытие. Если мне повезет, я сумею остаться в сознании.

Мне не повезло. Я почувствовала, что исчезаю, проваливаюсь обратно в темень коридора, не в силах пошевелить притиснутыми к груди руками, мои скрюченные ноги прижались к животу. Увидев, что моих сил не хватит даже на то, чтобы поднять голову, Джарвин выключил прибор. Я то всплывала, то снова уходила на глубину, в ушах звенело. Чернота коридора поглотила меня, оставив на поверхности одну голову.

Когда я пришла в себя, кто-то сжимал мою руку. Я слышала голос Джарвина только потому, что теперь он кричал:

– Врубите долбаный свет! Да плевать мне, как вы это сделаете, – включите его, черт побери! Что-то происходит. Кто-нибудь может просто врубить этот долбаный свет?

Ему ответил голос с теплым южным акцентом:

– Конечно, братишка. Я тебе подсвечу.

Раздался щелчок, всего один, и в темноте вспыхнуло крошечное пламя, освещая разъяренное лицо Коула Стюарта.

Сначала я подумала, что он чиркнул спичкой, но огонь расцвел на кончиках его пальцев и поглотил руку, метнувшуюся к лицу Джарвина. Раздался крик, множество криков: вокруг нас один за другим завспыхивали огни. Пламя охватывало солдат, которые пришли с ним, живыми факелами, натыкаясь друг на друга, они разбегались по коридору, пока, наконец, не падали замертво. Запах паленой кожи скрутил желудок.

– Вот дерьмо, да ты… – начал один из агентов.

…один из нас, – прозвучало у меня в голове, и я снова отключилась в тот самый момент, когда новый язычок огня заплясал между пальцами Коула. Тот вылепил из него шар и запустил в этого агента. Коул поддерживал огонь, позволив ему распространиться по всему телу кричащего мужчины, пока темный силуэт не утонул в танцующем на его коже пламени.

Красный.

Нет… нет, не может быть… Коулу слишком много лет, он не…

– Эй… эй! – Огонь уже погас, но руки Коула, когда он попытался поднять меня на ноги, оставались горячими. Ног все еще не было. Парень слегка похлопал меня по щекам. – Черт… малышка, давай. Ты можешь, я знаю, что можешь.

– Ты… – попыталась сказать я. – Ты просто…

С облегчением выдохнув, Коул перекинул меня через плечо, раздраженно шлепнув по бедру.

– Проклятье, конфетка, заставила меня поволноваться. Я слышал Сигнал тишины из коридора, но пришлось подождать, пока его выключат. Не мог подобраться ближе. Прости, мне так жаль.

Ударом ноги распахнув дверь в кабинет Албана, он свалил меня на пол за столом, после чего усадил, вытащил из кобуры один из пистолетов и вложил в мои вялые пальцы.

А потом зажал мое лицо в ладонях:

– Никому не рассказывай, слышишь? Никто не должен знать, даже Лиам, особенно Ли… оʼкей? Кивни, если слышишь.

Господи… Лиам не знает? Об этом больше никто не знает?

– Ты, я, Кейт и Албан, – проговорил Коул, словно читая мои мысли. – Вот и все. Теперь нас только трое. Расскажешь, и для меня все закончится.

Я кивнула.

– …другой… – Слабо проговорила я, наклонив голову к коридору.

Коул фыркнул:

– Спасать парней – не мой профиль.

Я стрельнула в него взглядом, надеясь, что он вышел свирепым и не косым. Парень вздохнул и поднялся, расправив плечи, прямо как Лиам, когда на чем-нибудь сосредотачивался.

Исчезнув на секунду, Коул вернулся, втащив к комнату Клэнси, которого сгрузил рядом со мной. Кажется, его даже не интересовало, кто это такой.

– Зеленые прислали нам сообщение, что вы уже здесь, так что пришлось начать вечеринку пораньше, – объяснил Коул. – Как же я ждал, когда увижу этого красавца!

Я закашлялась, пытаясь прочистить горло.

– Если жизнь дорога, ты останешься здесь! – рявкнул он. – Выйдешь отсюда, прежде чем получишь добро, – лично надеру тебе задницу!

Когда парень повернулся к двери, передо мной уже снова был прежний Коул, никогда не терявший самообладания, у которого все под контролем. Его движения были плавными и уверенными.

Не знаю, сколько времени прошло, когда до нас донесся звук перестрелки – пять минут, десять, возможно, даже пятнадцать. Чувствительность наконец вернулась к ногам, куда устремилась горячая волна. Конечности дергало от тысяч булавочных уколов, но беспомощности я предпочитаю боль. Как только она стала терпимой, я встала на колени и принялась толкать старый стол Албана к двери. Конечно, если кто попытается сюда проникнуть, эта ненадежная преграда не задержит надолго, да и укрытие из него слабое. Но все-таки лучше, чем ничего. И, если честно, это было подобием некой границы и для меня самой, черты, за которую не надо было переходить. Напоминанием того, что надо подождать и позволить Коулу и другим изничтожить пособников Джарвина. А уж потом я отправлюсь искать остальных.

«Они в порядке; они в порядке; ты в порядке…» Я вернулась обратно к шкафам и, подтянув ноги к груди, обхватила их руками, не позволяя себе взорваться от распиравших грудь эмоций.

«С ними все хорошо».

Клэнси зашевелился, прядь темных волос упала на глаза. За то время, что мы провели в Ист-Ривер, я никогда не видела его спящим. Неудивительно, он никогда бы никому не позволил находиться рядом, когда он уязвим.

Взгляд упал на мусорное ведро и на бумагу, которую я из него вывалила. Я подползла туда на четвереньках, прихватив фонарик, оброненный Клэнси. За стенами комнаты раздавались оглушительные крики. Но ни слов, ни голосов было не разобрать.

Когда стрельба поутихла и захлопали двери, ведущие на лестницу, я позволила себе набрать полные легкие воздуха: «Ты в порядке; ты в порядке».

Я сгребла обгоревшие страницы себе на колени и направила на них фонарик. Многие оказались уничтоженными – в фотографиях и на документах зияли внушительные дыры. Нижние листы, покрытые сажей и копотью, оказались в значительно лучшем состоянии. В основном мне попадались диаграммы и графики, изложенные тем непонятным научным языком, что и Толстяк бы не разобрался. Названия лекарств… медицинские термины. Вроде тех, что были в списке, который Толстяк дал мне в Нэшвилле. Время от времени все же встречались фразы на простом человеческом языке.

Объект А не проявляет симптомов после проведения процедур и установленных…

Демонстрирует признаки пассивного поведения…

Окончательные результаты находятся на рассмотрении…

В верхней части каждой страницы, напечатанные жирным шрифтом стояли два до боли знакомые мне слова: Проект «Снегопад».

Просмотрев документы, я добралась до фотографий. На первой я увидела лицо женщины.

Почти половину жизни я провела в лагерях, не имея доступа к каким-либо СМИ. И теперь каждое лицо, мелькнувшее в телевизоре или в газете, казалось мне смутно знакомым, вот только имя всегда ускользало, и вспомнить его не удавалось никак. Такие вот неожиданные последствия моей изоляции. И сейчас, уставившись на знакомую белокурую женщину, я чувствовала то же.

Снимок сам по себе казался странным – она глядела не в саму камеру, куда-то через плечо. Позади виднелось неприметное обшарпанное кирпичное здание, и на его фоне аккуратный классический темно-синий костюм этой женщины смотрелся неуместным. Взгляд у нее бы скорее обеспокоенным, чем испуганным. Интересно, догадывалась ли она, что за ней следят? Следующая фотография была меньше и надорвана так, словно Албан решил ее порвать, но все же передумал. На ней женщина сидела между бывшим руководителем Лиги и гораздо более молодым президентом Греем.

И в этот момент все кусочки пазла встали на место.

«Клэнси, нет, пожалуйста, Клэнси».

– Вот дерьмо, – прошептала я. Женщина, которую я видела в его подсознании… это…

Первая леди Соединенных Штатов Америки.

Я потянулась за другими страницами, собирая их в беспорядочную бессмысленную кучу. Среди отчетов попадались диаграммы мозга, помеченные маленькими аккуратными крестиками.

Я пробежалась глазами по газетным вырезкам, в которых описывалась благотворительная деятельность Лиллиан Грей по всей стране – кто-то выделил ключевые фразы, касающиеся ее семьи («сестра в Вестчестере, штат Нью-Йорк», «родители удалились на свою ферму в Вирджинии», «недавно умерший брат») и университетских степеней, включая докторскую в области неврологии, которую она получила в Гарварде. Вот Лиллиан Грей произносит «трогательную» речь на похоронах вице-президента, «в окружении дымящихся обломков Капитолия», и отказывается комментировать нежелание президента сразу предложить другую кандидатуру.

Последняя статья, которую я нашла, была посвящена тому, что вскоре после нападения на Вашингтон первая леди полностью исчезла из общественной жизни. Президент ограничился следующим заявлением: «Защита и безопасность жены – моя задача номер один», и больше никаких подробностей.

Так вот что составляло ее жизнь. Не десятки торжественных церемоний, на которых она присутствовала, не инновационное исследование в области нейробиологии, не приемы, которые она устраивала от имени мужа. Не любимый единственный сын. Согласно статье из «Таймс», которая тоже попала в папку Албана, ходили слухи, что вскоре после вспышки ОЮИН Лиллиан Грей была убита или похищена враждебно настроенными гражданами. И это стало казаться правдой, когда Клэнси вышел на сцену один, помогая отцу запустить программу реабилитационных лагерей, демонстрируя себя в качестве первого успешного «пациента».

Прошло почти десять лет – Лиллиан Грей должна была хотя бы как-то засветиться.

И вот она здесь, в этой папке: ее лицо, исследования… рукописные заметки. Я несколько раз сжала и разжала кулаки, чтобы руки перестать дрожать.

В кипе документов нашлись три записки, каждая – всего в несколько строк. Конверты не сохранились, но листы по-прежнему оставались липкими от того, чем они когда-то были запечатаны. Должно быть, их передали Албану из рук в руки – отправлять электронной почтой было бы слишком рискованно. Наверху Албан аккуратно проставил даты, вероятно, для себя.

Первая, написанная пять лет назад, гласила:

Независимо от того, что с нами будет, я должна оказаться вне его досягаемости, если собираюсь его спасти. Если ты поможешь мне исчезнуть, я тоже помогу тебе. Пожалуйста, Джон.

Вторая, датированная двумя годами позже:

Прикладываю новые результаты нашей работы; чувствую невероятный оптимизм, скоро все будет закончено. Скажи мне, что нашел его.

И последняя, двухмесячной давности:

Я не собираюсь сидеть без дела, ожидая твоего одобрения – этого в нашем соглашении не было. Сегодня же вечером выкладываю местоположение на сервер. Если он не придет ко мне, я сама отправлюсь его искать.

Клэнси все еще был без сознания – голова свесилась набок. Я смотрела, как размеренно поднимается и опадает его грудь, и мой желудок резко сжался.

– Ах ты жалкий сукин сын, – прошептала я.

Вот почему он сюда пришел – не мог доверить это никому.

Я пролистала документы еще раз, пытаясь понять, над чем Лиллиан работала. Увидев диаграммы, я было заподозрила, что это связано с нами. Но почему, выявляя причины ОЮИН, она проводила собственные эксперименты тайно, когда одновременно с ней этим же занимались и в «Леда-корпорейшн»? В первой записке Лиллиан писала, что должна «оказаться вне его досягаемости». Неужели она думала, что ее муж извратит полученные «Ледой-корпорейшн» результаты, поставив тем самым под угрозу жизнь Клэнси?

Но тогда… почему ее сын хотел это уничтожить? Я перевернула страницы с диаграммами и графиками: внизу каждой стояло «Л.Г.». Просмотрев документы еще раз, я удостоверилась, что ни одного не пропустила. Почему Клэнси хотел их уничтожить? Скрыть местонахождение матери? Стереть с лица земли доказательства того, что она предоставляла информацию о своем исследовании Албану?

Все предположения казались бессмысленными. В последней записке сообщалось, что Лиллиан Грей выложила местоположение – свое местоположение? – на сервер. Это совпадало с тем, что рассказал Нико: слово «Профессор», которое Клэнси просил его поискать, само появилось на сервере. Только после того, как операция «Снегопад» была завершена.

Лиллиан Грей не хотела, чтобы сын догадался, над чем она работает, поняла я. Но зачем тогда его искать? Зачем позволить ему себя обнаружить, если абсолютно очевидно, что именно от него ей и нужно было защищаться?

Глава тридцатая

Свет и оборудование в кабинете Албана вернулись к жизни, взорвавшись шумом и помехами, и я вскочила с пола еще до того, как радиоприемник, щелкнув, наполнил комнату восторженным хоралом «О, придите все вы, верующие»[19]. Я подняла руку, пытаясь прикрыть глаза от яркого света, и заковыляла в угол кабинета. Глаза слезились, я никак не могла рассмотреть шкалы приемника, так что нажимала кнопки и крутила все ручки подряд, пока звук, наконец, не упал до терпимого уровня. После Белого шума даже слабый стук в дверь прозвучал бы громом. На бесконечную ужасную минуту я заставила себя замереть, привыкая к миру света. Как раз столько времени потребовалось Клэнси, чтобы с низким стоном начать крутить головой.

И мне, чтобы понять: его разум снова закрыт для меня – окошко захлопнулось.

Бой снаружи увял до одиночных автоматных очередей, раздававшихся этажом выше. Рассчитывать на то, что мой уровень уже полностью зачистили от агентов-предателей, было рискованно, но здравые размышления одержали верх над страхом. Когда Коул и другие проникли в здание, большинство агентов находились на первом уровне – спали в своих комнатах, только обычная смена часовых, включая Джарвина, патрулировала территорию.

Я бы сделала все быстро. Если коридор чист, я могла бы спуститься вниз и найти остальных. Убедиться, что Лиам с Толстяком прятались вместе с Вайдой и Джудом в безопасной забаррикадированной спальне. Только сначала нужно было разобраться с Клэнси – его нужно было запереть, а замки в этой комнате вышли из строя.

Я обхватила Клэнси со спины, хорошенько вцепившись в его куртку – пуговица с золотым покрытием оторвалась и куда-то укатилась.

– Ты… – Я крякнула от натуги, чувствуя, как натянулись стежки на спине, – официально признаешься самой большой занозой в моей заднице.

Мне пришлось бросить его, чтобы отпихнуть с дороги стол. Оказавшись у двери, я глубоко вздохнула, приготовившись увидеть тела Джарвина и других агентов, но коридор оказался пуст. Вытащив Клэнси наружу, я было подумала дотащить его до медицинского блока, но заметила движение за занавесками. А вдруг это не кто-то из команды Коула? Вдоль коридора тянулась вереница дверей – большинство из них вели в помещения, куда раньше мне входить запрещалось. Открыт оказался только один чулан с пустой стойкой для оружия внутри – тело сюда вполне помещалась.

Я едва успела засунуть Клэнси в каморку, как услышала, что кто-то на всю чертову базу выкрикивает мое имя.

Я завертелась, чтобы понять, откуда идет звук. И в тот же момент из медицинского блока выбежала Кейт. Подхватив ремень винтовки, она стянула ее с плеча, стащила и отбросила в сторону черную лыжную маску. И пока мой мозг обрабатывал эту информацию, я уже оказалась в ее руках, в ее тепле, прежде чем приготовилась держать удар. Стоило только привалиться к ней, как меня накрыла неожиданная волна облегчения.

– Что ты делаешь? – спросила Кейт.

Если честно, я была так потрясена ее появлением, что выложила правду:

– Запираю Клэнси Грея в чулане.

Кейт резко отпрянула, уставившись на скрючившееся у наших ног тело. Она впервые в жизни не спросила меня, не хочу ли я поговорить о том, как себя чувствую. Мне не пришлось объяснять, почему его нельзя оставить в медблоке или в одной из комнат, откуда он мог сбежать. Она знала, кто он и чего стоит.

– Оʼкей. Принесу ключи.

– Кейт, – окликнула я ее, поймав за руку, – все закончилось?

Та улыбнулась:

– Минут десять назад.

– Правда? – прошептала я так тихо, что и сама себя почти не услышала. Так чувствует себя маленький ребенок, который заблудился в магазине и вдруг, после безуспешных поисков, снова нашел папину руку. Конечно, глупо плакать от радости, но крайняя степень усталости, доведенной до истощения, стала моим пределом, когда меня захлестнуло внезапное освобождение от страха и боли.

Кейт шагнула ко мне и взяла мое лицо в руки. Я словно наблюдала восход полной луны, прорезающей ночь.

– Я знала, что вы сможете.

Я зажмурилась, и за моими веками вспыхнула белая палатка. Последний вздох Мейсона. Запах жесткого кожаного намордника. Кричащий, кричащий, кричащий Роб… Хотелось рассказать ей все, переложить это на нее и позволить разделить со мной сокрушительную тяжесть этих событий. Кейт столько раз предлагала мне это, а я каждый раз ее отвергала. Даже сейчас я чувствовала то же сопротивление, сжимающееся в груди в попытке защитить слабое сердце.

– Это было ужасно, – прошептала я.

Женщина стерла одинокую слезу с моей щеки:

– Но ты была сильной.

Я затрясла головой:

– Нет… Я была…

Как объяснить ей, чтобы она поняла?

– Вайда с Джудом сказали мне совсем другое.

Я распахнула глаза, пытаясь найти в ее лице любой признак лжи.

– Они в порядке?

– В порядке, – заверила меня Кейт. – Волнуются за тебя. Я могу тебя к ним отвести, но сначала нужно уладить нашу маленькую проблему. – Она кивнула на Клэнси. – Хорошо?

– Да, – согласилась я, делая глубокий судорожный вздох. – Хорошо.

Команда Коула и Кейт перевела детей в Атриум и закрыла двери, чтобы не демонстрировать непрерывный поток тел, перемещаемых из общежитий в медицинский блок. Все они были заговорщиками, свергнувшими Албана. И попытка удержать нас в стороне показалась мне глупой. С другой стороны, может быть и хорошо, что мы ничего не видели.

Выпрямившись, я вздохнула, направляясь к двери.

Большинство столов сдвинули к стенам, освободив центр для коек. Детей и агентов осматривали врачи, обрабатывая ушибы и раны. Сначала я не могла взять в толк, почему материалы и медикаменты принесли сюда, когда внизу располагался полностью укомплектованный медблок. Что за чушь! Я не сразу поняла, что именно его превратили сейчас во временный морг.

– Они все мертвы? – тихо спросила я.

В центре Атриума устроились двадцать или больше детей, которые уминали завтрак из того, что оставалось в кухне. По периметру комнаты группками стояли еще порядка сорока агентов. Но это были те, кого я ожидала увидеть: агенты, возглавлявшие Пси-команды, те самые инструкторы, сопровождавшие нас печальными тоскливыми взглядами, когда считали, что мы этого не видим.

– Те, кто не сдался, – уклончиво ответила Кейт.

Значит… все?

– Ты, наверное, думаешь, что все они ненавидели вас. Были и те, кого потрясла расправа над Албаном. Только выйти из игры так, чтобы Джарвин их не достал, оказалось уже слишком поздно. И, кстати, когда мы зачищали спальни, сопротивления они не оказывали. А мы предложили им выбор – остаться с нами или уйти.

Я не успокоилась, пока не нашла их всех. Толстяк с Лиамом стояли спиной ко мне перед одним из телевизоров: в новостях показывали какое-то белое здание с куполом. Джуд с Вайдой тоже были здесь же: сидели на полу перед Нико, который, кажется, мечтал о том, чтобы свернуться в клубок и исчезнуть навсегда.

Кейт проследила за моим взглядом:

– Мы поговорим об этом позже.

– Поговорите о чем? – раздался протяжный голос позади нас. Я почувствовала, как тяжелая рука легла мне на плечо. – О старом добром мне?

Я попыталась высвободиться, но он удерживал меня, ероша мои и без того всклокоченные волосы. И я вздрогнула, почувствовав исходящий от него запах дыма. Красный.

Пси.

Невозможно.

Это просто… Я потерла лоб тыльной стороной ладони. Он держал себя в руках, тогда как Мейсон просто разрушился изнутри. Нет, Коул не казался безобидным – он еще как пугал, вгоняя в панику, заставляя забыть обо всем, даже о собственных способностях. Каждый Красный, с которым я сталкивалась в Термонде, вел себя как животное, запертое в клетке собственного тела. Они никому не смотрели в глаза, а их собственные казались пустыми. Они ходили с отсутствующим видом, видимо, слушая голоса в своем сознании, доступные только их слуху. Иногда они приходили в себя, их лица омрачались голодом. Ты замечал, как они пялятся на другого ребенка, с едва заметными, перекошенными улыбочками, притаившимися в уголках губ, и знал – знал – что будет дальше.

Но Коул не только держал себя в узде, он совершенствовался.

Красный.

Кейт с Коулом переглянулись поверх моей головы.

– Он упомянул, что тебе был… доверен… очень важный секрет.

Сначала я молчала. Не потому, что не могла придумать ответ, а потому, что не могла выбрать один из тысячи вопросов, наполнявших голову. Наконец, решившись, я повернулась к Коулу:

– Ты давно узнал?

– С тех пор, как мне исполнилось двенадцать, – ответил парень. – По сравнению со всеми вами я просто тормоз. Испугался тогда до усрачки. Мама с Гарри думали, я тырю спички или зажигалки и жгу вещи типа в шутку. Но, знаешь ли, если не хочешь, чтобы тебя заперли в каком-нибудь жутком лагере, об этом лучше помалкивать.

– Почему бы не рассказать Лиаму? – спросила я. – Зачем скрывать от него?

Коул прищурился.

– На то есть причины, и ни одна из них тебя не касается. Ты дала мне слово, что не…

– Не буду, – подтвердила я, ненавидя его за это. Очередной секрет от Ли. Очередная ложь. – Я просто… Как такое вообще возможно? Тебе слишком много лет. Есть ли… еще такие, как ты?

Неудивительно, что Албан так высоко его ценил, – пси, способный действовать среди взрослых, способности которого так и не обнаружили, потому что они проявились гораздо позже.

Кейт посмотрела вокруг, удостоверившись, что нас никто не подслушивает.

– Очень, очень, очень мало. Несколько сотен. Но сейчас не время об этом говорить. У нас есть проблемы и посерьезнее.

– Кстати говоря. – Коул понизил голос, наклонившись. – Ты могла бы сказать, что вторая дева в беде – президентский отпрыск?

– Интересно, на что будешь способен ты – на какие осознанные речи после того, как твой мозг хорошенько взболтают.

– Ясно. – Парень посмотрел на Кейт. – С ним будут проблемы?

– Он в чулане Б-два, – поднимая брови, проговорила она, как мне показалось, с вызовом.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Коул. – Сначала другое, а то… потом. Там не осталось никакого оружия?

Не знаю, кто выглядел более раздраженным этим предположением, Кейт или я.

– Вы же привезли главный приз вместе с моим глупеньким братишкой? – по-прежнему ухмыляясь, спросил Коул.

Похлопав по карманам, я нащупала маленький пластмассовый брусочек и протянула его им обоим, внезапно ощутив невероятное желание переложить груз ответственности на кого-нибудь другого. Коул посмотрел на Кейт:

– Все твое. Тебе же все равно уже пора?

– Еще минутку. Я должна сказать своим детям, куда иду.

– А иначе сами они не сообразят, чем себя занять без мамочки, которая все время над ними трясется?

И тут я наконец стряхнула с себя его руку, чувствуя, как моя кожа начинает зудеть от гнева.

Коул поднял руки, отступая на шаг.

– Похвали шутку, конфетка. Улыбнись. Сегодня хороший день, помнишь? Убедительная победа.

– Куда ты уходишь? – спросила я Кейт.

– Возьму пару агентов, и попытаемся найти для всех нас транспорт.

– Но…

– Вернусь через пару часов, обещаю. Ты же понимаешь, что… после того, что произошло, остаться здесь – не самая лучшая идея.

– Куда мы поедем? – спросила я. – В Канзас? Или в Джорджию?

– Ру!

Мы уже столько торчали здесь, а радар Джуда отреагировал только сейчас. Мальчишка вскочил на ноги и рванулся ко мне, пробиваясь между агентами, которые оказались у него на пути, чуть не споткнувшись о кучку детей, которые явно пытались устроиться, чтобы поесть и не разрыдаться. Краем глаза я видела, как к нам повернулись Толстяк с Лиамом и так же быстро исчезли из вида, когда весь мой мир заполнил Джуд, стиснувший меня своими длинными руками.

– Ты меня до чертиков напугала! – пожаловался он. Я обняла его в ответ. Мой приветственный комитет из одного члена.

– Я тоже о тебе волновалась, – призналась я. – Ничего же не случилось?

Он покачал головой, и кудряшки разлетелись в разные стороны.

– Ты его нашла?

– Я же сказала тебе: она в порядке. – Вайда положила руку мальчику на плечо, пытаясь оторвать его от меня. – Джудит. Отцепись.

Рассмеявшись, Кейт погладила Джуда по спине:

– Пойдемте, мне надо что-то сказать вам двоим и Нико тоже.

Джуд немного ослабил хватку:

– Он все еще не говорит. Я не смог вытянуть из него ни слова. Он как будто закрылся.

Кейт повела Джуда и Вайду к Нико, и я помахала им вслед.

– Ах, – пробормотал Коул.

Я почувствовала, как он напрягся, ушла расслабленная поза. Парень весь подобрался. Даже его лицо, казалось, окаменело. Он оттолкнулся от стенки, которую подпирал, и молча прошел мимо меня, бросив один-единственный предостерегающий взгляд. Он вскользь посмотрел на Лиама, а Лиам не сделал даже этого, когда два брата протиснулись мимо друг друга в толпе, устремляясь в противоположных направлениях. Я выдержала взгляд Толстяка, и его глаза пообещали мне долгую историю. Позже.

«Живы, живы, живы, живы», – пело сердце. Ядовитое воспоминание об иллюзии, продемонстрированной мне Клэнси, вытекало из меня каплями, пока в груди не осталось ничего, кроме яркого пульсирующего света. Я задохнулась от мучительного восторга. «Живы». Грязь на лицах – ничто. Рана, вновь открывшаяся на подбородке Лиама, – ничто. Трещина на стекле очков Толстяка – ничто.

Они сами – все.

Они оба стояли передо мной: руки скрещены на груди, на лицах – полное неодобрение.

– Ребята, вы в порядке? – спросила я, потому что оба парня продолжали молчать.

– А ты? – поинтересовался Лиам. – О чем ты только думала, когда отправилась за ним?

Его тон заставил меня ощетиниться.

– Думала, что у него была причина появиться здесь, и оказалась права. – Сунув руку в карман, я выудила оттуда прихваченные фотографии.

Толстяк, сморщившись, смотрел на покрытую пятнами бумагу.

– Скажи, что эта кровь не твоя?

Я шлепнула снимок Толстяку прямо на грудь, заставляя взять его и хорошенько рассмотреть.

– Я проследила за ним до кабинета Албана. Вот за чем он охотился.

Лиам взглянул на изображение. Очевидно, у них не было такого провала в информации, как и у меня. В их глазах вспыхнуло узнавание. У Толстяка отпала челюсть.

– Клэнси ищет ее, – сказала я. – Фотографии были в файле с исследованием, которое она проводила. Понятия не имею, надеялся ли он на то, что она здесь, или знал, что у Албана был к этому какой-то ключ, но…

Коул взобрался на стол в центре комнаты, дважды хлопнул в ладоши, а потом сложил руки рупором:

– Минуточку внимания.

Суровые ноты в его голосе насторожили меня, потому что это было так на него не похоже. Коул, любитель раздражающих подколок, к губам которого словно приклеилась лукавая улыбка, по-видимому, взял на это утро короткий отпуск. Агенту Стюарту было не до него.

– Хорошо. Я не отниму у вас много времени. – Агенты и дети в комнате пришли в движение, пробираясь мимо коек и столов туда, где их ждал Коул. – То, что произошло здесь… все это закончено. И вы все внесли достойный вклад. И как бы я ни хотел сказать, что они не стали бы доводить свой план до конца, думаю, все мы знаем, что это бы было долбаной ложью.

Лиам застыл, прислонившись спиной к стене. И его поза в точности копировала ту, в какой несколькими минутами раньше стоял его брат. Парень не спускал с меня сосредоточенных глаз, явно чего-то ожидая.

– Слушайте, я не мастак говорить красивые речи. Не буду врать, потому что вам врали всю вашу чертову жизнь, и этому пора положить конец. Вот, что вы должны знать. – Он откашлялся. – Когда Албан заварил эту кашу, он всего лишь хотел раскрыть правду об ОЮИН, а еще чтобы Грей честно рассказал о лагерях. Больше всего Албан хотел, чтобы эта страна стала прежней – местом, которым он гордился и которому рад был служить. Детская лига была его мечтой, пусть даже в итоге получилось дерьмо. Он хотел вернуться к той жизни. Но я говорю – мы не можем вернуться.

Я полностью обратилась в слух, обойдя Толстяка, чтобы лучше видеть Коула. И другие смотрели на него, не отрываясь. А почему бы и нет? Точно так же Лиам говорил об освобождении лагерей. Можно ли было им не поверить или не пойти за ними, когда их слова были наполнены такой страстностью. В них пылал такой огонь, тогда как многие из нас боялись даже подойти ближе к костру.

«Он – один из нас», – подумала я. Другие ни о чем не догадывались, просто верили в то, что только так будет правильно. Что он должен встать во главе.

Лиам усмехнулся, закатив глаза. Мы с Толстяком взглянули друг на друга, и я задумалась, чувствует ли он волны разочарования, которые посылал нам Лиам.

– Теперь – или вперед, или никуда. Мы – кто вернулся – оставляем это место и это название позади. Не знаю, чем мы будем, возьмем ли другое имя, но знаю, что мы собираемся делать. Мы собираемся выяснить, что, черт возьми, вызвало ОЮИН, разоблачить тех, кто за это в ответе, и вытащить всех этих несчастных проклятых детей из выгребных ям страдания. Мы уезжаем; отправляемся на ранчо – агенты прямо сейчас готовят там новый плацдарм. Мы хотим, чтобы вы поехали с нами. Мы хотим, чтобы вы тоже хотели бороться. Мы хотим вас.

Сидевшая вместе со всеми Кейт поднялась и, помахав мне, вышла в дверь на другой стороне комнаты. Вайда, Джуд и Нико пропустили этот момент. Они кивали, позволяя обещаниям Коула подхватить их пьянящим приливом возможностей. Я тоже почувствовала воодушевление. Никаких советников, которые пытаются перетянуть тебя на свою сторону каждый, никаких запертых шкафов с документами, никаких темных коридоров. Это было честно. По-настоящему.

– Что за ранчо? – прошептал Толстяк.

– Старый временный главный штаб Лиги под Сакраменто, – ответила я. – Его закрыли, когда все переехали сюда.

– Мы хотим вас, – повторил Коул, посмотрев в нашу сторону. – Но это ваш выбор.

Я встретилась с его пристальным взглядом, стараясь не закатить глаза, когда он подмигнул. Он знал, что я на его стороне.

И Лиам знал.

Он оттолкнулся от стены, но позволил мне поймать его за куртку, когда проходил мимо.

Его плечи сотрясались с каждым глубоким прерывистым вдохом. Лиам, который за несколько дней отдыха успел немного прийти в себя, снова выглядел так, словно находился на грани обморока. Кожа стала пепельной, глаза, устремленные на меня, горели.

– Скажи, что уедешь с нами сегодня, – прошептал Ли. – С Толстяком и со мной. Я знаю, ты слишком умна, чтобы купиться на эту чушь. Я тебя знаю.

Лиам прочитал ответ у меня на лице и отцепил мои пальцы от своей куртки.

Дойдя до двери, он обернулся.

– Тогда мне больше нечего тебе сказать, – севшим голосом произнес он.

Завершив свою речь, Коул исчез, бормоча что-то типа «надо это проверить», но ни словом не обмолвившись, что или кто «это» такое. Я понимала, что надо пойти за ним и убедиться, что «это» – не Клэнси Грей, но сил встать из-за стола не было. Джуд, Вайда, Толстяк, Нико и я – мы пятеро заняли один из круглых столиков возле телевизора, в основном, думаю, чтобы держаться подальше от агентов, которые в этот момент «демонтировали» здание, собирая все и вся, что им могло бы понадобиться.

Так прошел час. Более чем достаточно времени, чтобы Джуд наконец спросил: «А Кейт уже вернулась?». И чтобы я начала волноваться о Лиаме. Казалось, чем дольше я там сидела, тем большей тяжестью наливались руки и ноги. В конце концов я, последовав примеру Нико, уткнулась головой в локоть.

– Она же предупредила, что это займет какое-то время, – сказала Вайда, снова проверяя время на своем старом переговорнике. – Нас семьдесят человек. Представляешь, сколько надо тачек?

– Мы ведем прямую трансляцию из Капитолия, где президент Грей и представители Федеральной коалиции менее чем через пятнадцать минут откроют Саммит Единства…

Джуд потянулся к пульту, чтобы прибавить громкость. Все утро он был само спокойствие: почти не ныл, что проголодался или устал. Из нашей скорбной группы он оказался единственным, кто заинтересовался тем, что происходит на экране. Погрузившийся в себя и еще не вернувшийся к нам Нико находился в каком-то коматозном состоянии. Взгляд Толстяка метался между часами и дверью.

Новости, освещающие Рождественский саммит мира, начались в восемь сорок пять по техасскому времени. В основном показывали толпу и только на очень небольшом пятачке. Когда оператор случайно выхватил группу протестующих с их лозунгами, как можно дальше оттесненных от здания, передача прервалась.

Коул втиснулся между мной и Джудом, чуть ли не столкнув ребенка со стула.

– Эй, конфетка, можно одолжить тебя на пару секунд?

Я отвернулась, поглубже зарывшись лицом в руки:

– А это может подождать?

– «Это» пришло в себя и негодует, и я был бы признателен за совет, который можешь дать мне только ты: как к нему подступиться, чтобы он не расплавил мне мозг.

– Люди знают, кто он на самом деле? – удивленно спросил Толстяк. – Ты им рассказал?

– Албан знал, – сообщил Коул. – Он видел, как Клэнси влияет на одного из агентов секретной службы во время своего выступления в рамках пресс-тура после выхода из лагеря.

И тут я встрепенулась. Если Албан знал, кто такой Клэнси и что он может делать, первую записку Лиллиан Грей можно понять совершенно по-другому. «Я должна оказаться вне его досягаемости, если собираюсь его спасти». Возможно, Лиллиан поняла, даже раньше президента Грея, что ее сын использовал свои способности, чтобы влиять на людей.

Хронология событий наконец-то выстроилась. Албан увидел, на что способен Клэнси, как раз перед тем, как уйти в подполье и основать Лигу. Он казался вне пределов «досягаемости» Клэнси, как называла это Лиллиан. Если бы она попыталась попросить мужа или кого-нибудь из его советников помочь Албану исчезнуть, Клэнси мог бы об этом узнать. План был действительно отчаянным.

– Тогда какого черта он с этим ничего не сделал? – раздался голос Лиама позади нас. Лицо его было хмурым, черты заострились. – Это могло бы взорвать весь этот цирк с лагерями.

Коул закатил глаза.

– И как бы он это доказал? Парень был призраком. Мы пытались закинуть удочку, чтобы он пришел добровольно, но хитрец никогда не заглатывал наживку.

– Потому что вы ему не нужны, – вдруг заговорил Нико. – Никто из нас. Он сам о себе заботится.

Я открыла рот, чтобы объяснить свою теорию, но Лиам меня оборвал.

– Разве ты не должен помогать остальным зачищать территорию? – поинтересовался он, демонстративно скосив глаза на руку брата на моем плече.

Было так странно видеть их, стоящих рядом с практически одинаковым гневным выражением на практически одинаковых лицах.

– Можешь уйти, когда захочешь, Ли, – бросил Коул, отмахиваясь от него. – Никто тебя здесь не держит. Как найти маму с Гарри, я рассказал, так что давай. Беги и прячься. Хотел бы я тоже быть там, когда ты станешь им объяснять, как фактически кинул целую группу детей. А все потому, что ты слишком туп, чтобы думать о том, что делаешь и куда идешь. Конечно, сначала тебе придется им рассказать, что произошло, когда ты попытался сбежать из лагеря.

Я слышала, как Вайда шепотом выругалась, хлопнув Толстяка ладонью по руке, удерживая от попытки вскочить. А вот меня никто не удерживал.

– Прекратите! – крикнула я. – Послушайте, что вы…

– Ты… – шея Лиама побагровела – парень с трудом сдерживался, чтобы не взорваться. – Ты понятия не имеешь…

– Ох, ты еще поплачь, – хмыкнул Коул. – Разве ты еще недостаточно меня опозорил? Просто… иди. Господи, просто вали уже, если так сильно хочешь свалить. Хватит тратить мое время впустую!

– Ребята… – Голос Джуда взметнулся вверх и оборвался. – Ребята!

– Пожалуйста. – Я снова пыталась вмешаться. – Просто…

Перегнувшись через стол, Джуд схватил меня за руку и развернул обратно к телевизору:

– Заткнитесь и смотрите!

Президент Грей вышел из автомобиля и, окинув взглядом толпу, поднял руку в отрепетированном приветствии. За несколько месяцев его голова поседела еще больше. Под темными глазами появились мешки. Но это все равно было лицо Клэнси, намек на то, каким он станет лет через тридцать или сорок. И мне сразу захотелось отвести от экрана глаза.

– Что за… – начала было Вайда, когда камера выхватила маленькую фигурку в капюшоне, которая, протолкнувшись мимо симпатичной светловолосой дикторши, перемахнула через установленное полицией ограждение.

Президент медленно поднимался по девственно-белым ступеням Капитолия, протягивая руку губернатору. На заднем плане реяли по ветру флаги США и Техаса. Казалось, Грей не замечал опасности, пока мужчины в костюмах рядом с ним не вытащили пистолеты, и лицо губернатора не побелело как мел.

Полицейских, выстроившихся на ступеньках, расшвыряло в стороны, да так, что они, рассекая воздух, влетели в ряды операторов и фотографов. Незнакомец даже не коснулся никого из них – он просто развел перед собой руками, словно распахивая тяжелую штору.

– Господи! – воскликнул Лиам позади меня. – Это ребенок!

Худой, сухопарый, загорелый, как бегун, что провел лето на школьной беговой дорожке. Длинные волосы стягивала резинка: чтобы не лезли в лицо и не заслоняли обзор, когда подросток вытащил из кармана толстовки небольшой пистолет и дважды спокойно выстрелил в грудь президента.

Телевизоры, настроенные на другие станции, в тот же момент переключились на ту же сцену – камеры нацелились на нее из разных углов.

– Боже мой, боже мой… – стонала дикторша. Она осела на землю – мы видели только ее затылок, а она уставилась туда, где полиция и секретная служба навалились на ребенка, хороня его под морем униформы и пальто. Толпа позади нее кричала, камеры теряли фокус, поворачиваясь, чтобы сопровождать ее бегство. Каждое испуганное лицо. Каждое лицо, охваченное отвращением. Теперь все внимание было сосредоточено не на президенте, а на ребенке, который только что его убил.

– Ты это сделал?! – прорычал Лиам, качнувшись к брату. – Ты приказал этому ребенку это сделать?

– Он не один из нас, – возразила Вайда. – В жизни не видела этот кусок дерьма!

В Атриуме воцарилась тишина, а Коул резко повернулся и рванулся прочь из помещения. Никто не отодвинулся с его пути, и я даже не представляла, куда он направился. Вайда схватила пульт и прибавила громкость.

– Дамы… Дамы и господа… пожалуйста… – Дикторша по-прежнему сидела на земле, стараясь, чтобы ее не затоптали разбегавшиеся в панике зеваки. Картинка перескочила на испуганные лица журналистов в студии, но только на секунду, потом экран почернел и на нем появились слова.

СИСТЕМА ЭКРАННОГО ОПОВЕЩЕНИЯ

ПРАВИТЕЛЬСТВО СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ ВЫПУСТИЛО УВЕДОМЛЕНИЕ О ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ МЕРАХ

ПРОСЬБА НЕ ВЫКЛЮЧАТЬ ТЕЛЕВИЗОРЫ

ПОСЛЕДУЕТ ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Мы едва успели прочитать последнее слово, как вдруг внезапно взвыла система аварийного оповещения – этот звук мы уже слышали тысячу раз, когда на телевидении и на радио проводились испытания.

Где-то над нами раздался приглушенный взрыв, едва различимый за возгласами испуганных голосов и жужжанием телеэкранов: два, три, четыре – они раздались один за другим, словно фейерверк в честь Дня независимости, который мы с родителями когда-то смотрели дома, выйдя на задний двор.

Взрывы, кажется, прозвучали совсем далеко, чтобы мы почувствовали опасность. Может, это и правда были фейерверки. Люди что, и вправду были такими тупыми, чтобы праздновать убийство президента Грея?

Мои размышления прервал странный мощный гул, словно на нас обрушились невидимые потоки воды. Нет! Теперь это скорее походило на шум радиопомех. Свирепая волна шума, потрескивающая, щелкающая, шипящая, как несшийся по земле ураган.

А потом все это оборвалось с низким, механическим воем – какой могло бы издать животное перед тем, как испустить дух. Свет, телевизоры, кондиционеры – все выключилось, погружая нас в ту же непроглядную тьму, из которой мы только что выбрались.

Если бы Джуд не сжимал по-прежнему мою руку, я бы не успела его поймать, когда мальчишка осел на пол.

– Ничего себе! – выдавила я.

Вайда тут же оказалась рядом, помогая мне затащить мальчика обратно на стул.

– Это… Что-то произошло… – Агенты вокруг нас защелкали светящимися палочками, озаряя помещение тусклым светом. Джуд вцепился руками в волосы, лицо было ошеломленным и оглушенным. – Что-то плохое.

– В смысле? – спросила я, подпуская Толстяка ближе к мальчику.

Его глаза, по-прежнему не фокусируясь, блуждали по лицам.

– Это был большой… большой взрыв. Словно вспышка: раз и нет. Все так тихо… все замолчало.

Я осмотрела комнату, пытаясь найти команду Желтых. Все дети находились в таком же полубессознательном состоянии, вялые, не реагирующие на усилия окружающих поднять их на ноги. Я видела их лица в слабом, умирающем свете светящихся палочек.

– Какого черта? – услышала я голос Толстяка. – Очередное отключение электричества?

Я шикнула на него, пытаясь расслышать, как агент быстро обрисовывает ситуацию появившемуся в Атриуме Коулу, который направлялся к нам.

– Резервный генератор еще работает, но нет ни сотовой, ни радиосвязи. Камеры на улицах выключились. Беннет пытается переподключить их…

– Можно даже не пытаться, – спокойно сказал Коул. – Скорее всего, они сгорели.

Сгорели? Но это бы означало…

Слишком уж много совпадений.

Но Коул был уверен, что это не кто-то случайно вырубил электрическую сеть Лос-Анджелеса – он полагал, что из строя выведен каждый электронный прибор в городе.

– Думаешь, это был электромагнитный импульс? – с нажимом поинтересовался другой агент.

– Думаю, что лучше не ждать, пока мы это выясним, а уносить отсюда задницы. – Коул сложил руки рупором и крикнул, заглушая встревоженный шепот. – Так, я знаю, что вас к этому готовили! Возьмите, что можете унести из этой комнаты, и идите прямо к туннелю. Больше ничего. Держитесь друг друга. Эвакуируемся!

Вайда сгребла в охапку Джуда, предоставив мне стянуть со стула Нико.

– Может, это просто очередное отключение, – возразил агент. – Вряд ли это ответ на убийство. Самое лучшее сейчас – спуститься на третий уровень и переждать.

– Если это нападение, – вставил другой агент, – безопаснее всего остаться здесь.

– Безопаснее всего не здесь…

Раздались три громких удара, словно кто-то стоял прямо над нами и вежливо попросил впустить его внутрь. Сама не знаю, почему, но я опустила Нико на пол, заметив через секунду, что Вайда рядом сделала то же самое с Джудом.

– В укрытие! – закричал кто-то, но крик растворился в раскаленной добела вспышке света.

И мир излился огнем на наши головы.

Глава тридцать первая

Поначалу мне даже не было больно, только что-то сильно давило на позвоночник.

Я очнулась в полной темноте, а Нико громко звал меня по имени и сжимал мои плечи. На один благословенный момент мозг дал сбой, и не мог связать то, что я видела, чувствовала и ощущала, с тем, что только что произошло. Все подернулось тьмой.

– Нет! Сначала я должен ее найти…

– Проклятье, Лиам, шевелись! – взревел Коул. – Иди с остальными!

– Они здесь, – услышала я Вайдин голос. – Помогите мне с этим…

Вес, придавливавший меня к Нико, исчез, и в легкие хлынул дымный, пыльный воздух. Откашливаясь, я шарила рукой по полу, пока не нащупала светящуюся палочку.

Нет, не палочку. Чей-то палец, отдельно от тела.

Поднявшись на ноги, я постояла, пока не перестали дрожать колени.

– Кто-нибудь… – начала я.

– Бункеробойные бомбы, – объяснила Вайда. – Валим.

– Джуд…

– Я здесь, – отозвался мальчик. – Я тебя не вижу, но я здесь…

– Все здесь; все в порядке, – оборвал его Толстяк. – Говорите, куда идти.

– Вниз… – я закашлялась, сплевывая комок пыли, набившейся в горло и на язык. Теперь глаза привыкли к темноте, и я поняла, что тусклое оранжевое свечение, окружающее нас, исходит не от светящихся палочек, а от огня, занявшегося после взрыва. И тут осознание обрушилось на меня со скоростью пули: с полуобрушившейся крыши свисали провода, фрагменты кровли тоже грозили обрушиться нам на головы. И звук отдаленного грома никуда не делся, стал даже громче, продолжая свой убийственный ритм.

Они бомбят город. Сейчас даже неважно, кто «они». Я вытерла скользкий теплый ручеек, сбегающий по подбородку, оглянувшись удостовериться, что Нико в порядке. Они с Джудом, обнявшись, прижались друг и другу.

Я повернулась, пересчитывая тех, мимо кого проходила.

Толстяк стоял, наблюдая, как темные фигуры детей и агентов покидают комнату через запасной выход. А Вайда… она уставилась на неподвижные тела, разбросанные по полу, некоторые были завалены обломками потолка. В комнате пахло горелой плотью и дымом. Повсюду валялись кроссовки и ботинки, сорванные с окровавленных, неподвижных ног.

– Мы не можем их оставить, – заплакал Джуд, потянувшись к телу Сары, одной из Синих. Сарины невидящие глаза уставились прямо на него, ее грудь прогнулась под обрушившимися на нее обломками. – Мы… Это неправильно, мы не можем оставить их здесь! Пожалуйста!

– Придется, – сказала я. – Пойдем.

С тех пор как я присоединилась к Лиге, мы дважды проходили учебную эвакуацию, и оба раза использовали разные выходы, чтобы покинуть штаб. Один шел через лифт и через туннель, который мы обычно использовали. Другой – через огромную винтовую лестницу, которая выходила наружу недалеко от завода, что служил нам прикрытием. Сейчас ни один из них не годился. Я поняла это, взглянув Коулу в лицо.

– Вперед, вперед, вперед, – подгонял он нас, подталкивая каждого ребенка и агента к двери. – Вниз – до уровня три, выходим, как вы вошли. Держитесь агента Кэлба!

Я все попыталась пересчитать головы, но было слишком темно и дымно. Стены снова содрогнулись, отбрасывая меня вперед, к Лиаму, который ждал нас у двери.

– Ты в порядке? – задыхаясь, спросил он. – Он заставил меня, я не хотел идти.

Коул схватил его за воротник и выволок в коридор первым. Нашей целью была центральная часть здания. Мы плелись сзади, один за другим, пытаясь пробраться через бетон, пылающие обломки и шипящие, плюющиеся паром прорванные трубы. То, что коридор оказался разворочен не так сильно, как Атриум, было настоящим чудом.

Лестница на второй уровень наполнилась дымом и паром. Рубашка до последней нитки пропиталась потом. Стягивая куртку, я по привычке принялась нащупывать флешку, которой там уже не было.

«Кейт, – подумала я. – Где Кейт? Что случилось с Кейт?»

Следующий взрыв швырнул меня вперед, прямо в спину Лиама. Один из детей перед нами кричал, но я слышала лишь шепот Джуда позади нас: «О Господи, Господи», и так снова и снова. Не знаю, о чем думал мальчишка, но если он, как и я, представлял себя погребенным под десятью тоннами бетона и грязи, удивительно, что он еще держался, а уж тем более двигался вперед.

Когда мы завернули ко второму уровню, наткнулись на невидимый заслон. Я протиснулась мимо Лиама и схватила Коула за руку.

– А что с теми, кто остался в медицинском блоке?

– Если они не могут сами встать и пойти, мы не можем сделать это за них, – безапелляционно заявил он.

– А Клэнси? – спросила я, хотя уже знала ответ. – Его выпустили?

– Времени проверять этаж не было, – ответил Коул.

Я оглянулась, жалея, что в темноте не вижу лица Лиама. Зато почувствовала его руки на талии, мягко подталкивающие меня вперед. Потом его голос прошептал мне на ухо:

– А что бы сделал он, останься там ты? Или я?

От этих слов легче мне не стало – к горлу по-прежнему подкатывала желчь. Одно дело – запереть человека в качестве заключенного и совсем другое – оставить на верную смерть.

– Ты, блин, надо мной издеваешься? – прорычала Вайда, когда они с Толстяком схватили запаниковавшего Нико, заставляя его шагать дальше. За ними маячило бледное, искаженное ужасом лицо Джуда.

– Я схожу за ним, – объявил Нико. – Я могу за ним сходить!

– Нет! – закричал Джуд. – Мы должны держаться вместе!

Толчок следующего взрыва швырнул нас всех на колени. Я приложилась головой о стену, перед глазами заплясали пятна. Я поднялась, и мы все ринулись вниз по ступенькам, через темный коридор, и очутились в отсеке для допросов. Часть стены справа от меня обрушилась.

– Держитесь прямо за мной, – бросил Коул, оглянувшись на нас. – Давайте, нам надо оказаться впереди.

Он смог пробиться сквозь толпу, но остальные застряли в узком проходе перед дверью в туннель. Представляю, что бы мы услышали, если бы все вшестером, вслед за ним, попробовали бы растолкать людей.

Наконец мы подошли достаточно близко, чтобы увидеть, в чем проблема. Дорогу преградили трубы, да еще с потолка туннеля свисали куски бетонной арматуры. Так что пробираться приходилось с большой осторожностью и по одному.

Кровь тяжело пульсировала в голове, от паники ноги тряслись, а мы все ждали, ждали и ждали своей очереди. Лиам встал на цыпочки, словно был готов в любой момент ринуться вперед.

Как только мы оказались у двери, я остановилась, пропуская остальных вперед, но Лиам мне не позволил. Он поднял меня, перенося через обломки, потом перелез сам, преграждая своим телом путь к отступлению.

Сзади ругалась Вайда и сопел Толстяк. От такого количества наполнивших его людей в туннеле стало жарко и влажно. От громыхнувшего наверху взрыва обрушилась еще одна его часть. Нам пришлось пойти еще медленнее, преодолевая очередную полосу препятствий.

Прежде чем новый звук обвала достиг моих ушей, я кожей почувствовала громовые вибрации. Это была серия из четырех низких ударов, каждый громче и разрушительнее следующего. Вайда что-то кричала нам, но я не услышала. Желудок, сердце, все во мне, казалось, рухнуло вниз, когда туннель ушел из-под ног. Время будто остановилось, чтобы я успела отвернуться от взрыва, прорвавшегося через дверь, из которой мы только что вышли.

Когда волна серой пыли, кусков бетона и стекла хлынула из дверного проема, мы бросились на землю. Туннель так сильно задрожал, что я испугалась, не рухнет ли потолок. Дети, агенты – все кричали, но я слышала голос Коула, перекрывающий остальные:

– Вперед, вперед, вперед.

Но я не могла. Могла только, цепляясь за стену, заставить себя подняться с колен. Вайда с Толстяком перекрикивались, проклиная темноту и то, что не видят даже друг друга.

– Это был наш Штаб, – прошептала я. – Он разрушен?

– Кажется, – ответил Лиам.

– Теперь назад пути нет! – кашляя, крикнул Толстяк. Дети передали новость по цепочке. Послышались крики потрясения и плач.

Агенты… дети… тела, которые нам пришлось оставить – их семьи никогда не узнают, что с ними случилось, кому не выпало шанса спастись, кто до сих пор цеплялся за жизнь, когда…

Рыдания застряли в горле, и я никак не могла проглотить этот ком. Я не плакала, но меня так трясло, что Лиам обнял меня сзади. Его сердце колотилось у меня за спиной, лицо уткнулось мне в шею.

Он был здесь, из плоти и крови, и мы оба остались живы. Живы, живы, живы. Мы выберемся. Но я все равно представляла себе обрушившийся потолок, падающее стекло, исчезающий из-под ног пол, покрывающую все темноту.

«Сосредоточься, – скомандовала я себе. – У тебя за спиной – дети. Ты все еще здесь. Не смей сдаваться. Лиам, Толстяк, Вайда и Джуд. Лиам, Толстяк, Вайда и Джуд».

– Дыши, просто дыши, – прерывающимся голосом проговорил Лиам.

Ровный ритм его поднимавшейся и опускавшейся груди за моей спиной успокоил меня, и я смогла разжать хватку и выпустить его. Он прижал губы к моему лбу, думаю, что от облегчения.

– Мы в порядке, – проговорила я. – Мы в порядке. Просто продолжай идти.

Мой разум зацепился за эти слова, и они вели меня вперед. Просто продолжай идти. Чем дольше мы шли, тем труднее становилось понять, с какими чувствами я сражаюсь сейчас: страхом, яростью или чувством вины. Они разрастались у меня в груди, причиняли страшную боль. Кто-то впереди нас то ли смеялся, то ли рыдал, в этом шуме было не разобрать.

Самый большой страх, заставлявший мое сердце биться где-то в горле, а колени – подгибаться, когда низкий бетонный потолок опускался на мои плечи, рождался из осознания того, что в любой миг нас может просто засыпать.

Дыши.

Знание, что за мной идет Лиам, должно было утешать. Наконец-то мы добрались до неповрежденного участка туннеля, где можно было встать в полный рост. Теперь двигаться было гораздо проще, словно нам подали знак, что мы уже почти выбрались. Только кромешная тьма все никак не отступала. Сколько бы раз я ни оглядывалась, ничего, кроме смутных очертаний лица Лиама, рассмотреть не удавалось.

Продолжай идти… Опустив голову, сложив руки, я просто шла вперед, вперед, вперед, так быстро, как только несли ноги. Я потеряла счет времени. Прошло минут пять, может, десять. Пятнадцать. Запах плесени уступил место прогорклой вони, когда туннель снова сузился.

Я нащупала руками стены по обе стороны от себя, позволяя ладоням скользить по гладкому, мокрому бетону. Лиам глухо ойкнул, задев головой низкий потолок, и мне тоже пришлось пригнуться.

От густой стоячей воды несло гнилью и плесенью. Кого-то стошнило, и как всегда – стоило одному начать, как у всех остальных тоже скрутило животы.

Я попыталась смахнуть свалявшиеся в липкие колтуны волосы с лица и шеи. Внезапно горло сковало от удушья – остатки кислорода в плотном, липком воздухе, казалось, испарились, туннель сузился, я ничего не видела, совсем ни черта.

Мы не умрем здесь. Мы здесь не сгинем.

Я попыталась сосредоточиться на том, как медленно ползет моя рука по неровному бетону, на мерном звуке капающей с потолка воды. Как получилось, что выходить из туннеля оказалось совсем иначе, чем когда мы в него заходили? Он снова расширился, уходя вниз. Возможно, глаза просто привыкли к темноте, но я могла поклясться, что становилось все светлее.

Я не придумывала. Сначала изменения были едва различимы, слабый намек на сияние, но потом оно стало таким ярким, что я смогла различить удивленное лицо наклонившегося ко мне Лиама. Туннель наполнился вздохами облегчения. Встав на цыпочки, я пыталась увидеть что-нибудь над устремившимися вперед головами. Источник свечения с булавочную головку забрезжил в конце туннеля, с каждым шагом становясь немного больше. Резкий всплеск энергии подтолкнул мои ноги, и они задвигались быстрее, быстрее и быстрее, пока я не увидела лестницу, ступени, поднимающиеся из ужасной темноты на свет.

Долгое время не было ничего, кроме дыма.

Он висел вокруг нас серо-коричневым занавесом, нагретым лучами закатного солнца. Мусор, поднятый в воздух взрывной волной, до сих пор не осел. Он залетал внутрь через открытую дверь, в воздухе стояла цементная пыль, которая не развеивалась. Я карабкалась вверх по лестнице, цепляясь за нее дрожащими руками. Коул, который ждал нас у входа в туннель, сжал мою руку и вытянул наверх, после чего поднял из туннеля Лиама.

– Чертов тупой мальчишка! – тряся брата, вопил он. Его голос хрипел, казалось, что парень задыхается. – До усрачки меня напугал! Когда я говорю, держитесь за мной, я имею в виду держитесь за мной. Почему ты просто не ушел, когда я велел? Почему ты не можешь просто слушаться меня!

Коул обнял брата за плечи, и вымотанный до предела Лиам не сопротивлялся. Что они говорили друг другу, застыв у двери, было не разобрать. Но когда Вайда буркнула «Некоторые все еще пытаются выйти, придурки!», момент единения был разрушен.

Другой агент сопроводил нас вниз по набережной реки Лос-Анджелес, к пятачку, где остальные сбились все вместе под мостом. Я задрала рубашку, чтобы не вдыхать пыль, но меловой привкус уже осел на горле. Дневную норму яда я уже проглотила, позволив ему смешаться с дымом и желчью.

Мы не были готовы столкнуться с тем, что осталось от Лос-Анджелеса и от складского района. Никто из нас не хотел повернуться и увидеть картину разрушения. Все мы знали, что город атаковали, но воочию наблюдать горящие небоскребы на горизонте и черный дым, поднимающийся в ясное голубое небо, было тошно.

Мы с Лиамом сидели поодаль от других обнимающихся и плачущих детей. Мне было достаточно того, что он находился рядом, и его плечо прижималось к моему. Я смотрела на них, на слезы, струившиеся по лицам, и жалела, что не могу позволить себе тоже сломаться – выплеснуть бурлящий во мне ужас.

Я изнемогла настолько, что даже не могла пошевелиться. Я старалась сосредоточиться на том, что олицетворяло собой обычную жизнь. Вот покрытые пылью автомобили, вот земля. Мир обрушился у нас под ногами, словно город в песочнице. Мы сидели за много километров от центра, но находили документы, офисные кресла, солнечные очки, портфели и ботинки, выброшенные и забытые или принесенные взрывной волной из ближайших разрушенных зданий. Авианалет оставил от «Уан-Уилшира», старого небоскреба, в котором размещалась Федеральная коалиция, горящий черный каркас. Он показался всего-то на секунду, а потом клубящиеся потоки дыма заволокли чернотой целый квартал.

– Проклятье, – снова и снова повторял Лиам.

Глубоко вдохнув, я попыталась успокоиться. Краем глаза я заметила, что из-под моста вышел Джуд, глаза его были закрыты, лицо обращено к проблеску солнечного света, прорвавшемуся сквозь дым. Я не могла заставить себя встать, но притворилась, что тоже стою там, рядом. Откинула голову назад, позволяя теплу высушить влажные слипшиеся пряди. Позволяя выжечь привкус страха на языке. Делая вид, что мы где-то далеко отсюда.

Когда Толстяк с Вайдой подошли к нам, Лиам поднялся им навстречу. Их темную кожу покрывал слой серебристой пыли. Положив руку Толстяку на затылок, Лиам легонько подтолкнул друга поближе ко мне.

– Мы слышали, что Коул разговаривает с теми агентами, которые вышли из туннеля первыми. По их словам, все машины и телефоны, что они нашли, вышли из строя. Коул думает, это действительно был какой-то электромагнитный импульс. Мы не поняли этого, потому что находились глубоко под землей.

Вот почему Албан настоял на том, чтобы обустроить Штаб на такой глубине – для защиты от подобных вещей. Если Коул был прав и они запустили электромагнитный импульс, все произошло именно так, как рассчитывал Албан и как обещал всем нам. Детонация выбила электростанцию, питающую Штаб, но по крайней мере на какое-то время включился резервный генератор.

Я не могла поверить, что Грей – или кто был за это в ответе – зашел так далеко: поджарил каждую машину, компьютер, телевизор, сам оставшись беспомощным. Беззащитным.

– Мы не можем связаться с Кейт, – сказала Вайда.

– Она в порядке, – заверила я ее, надеясь, что голос звучит не так безнадежно, как я ощущала себя сейчас. Флешка. Флешка по-прежнему у Кейт. И если что-нибудь случилось с Кейт, тогда…

– Город?..

– Очевидно, полон солдат, – сказал Толстяк. – Это нехорошо.

– Полномасштабное вторжение, – заметила Вайда, плюхаясь рядом со мной. Она кивнула в сторону Нико. Мальчишка стоял у двери, которая вела в туннель. Он смотрел вниз, словно ожидая еще одного. Последнего.

Потерев лицо руками, я попыталась выбросить из головы образ Клэнси Грея, оказавшегося в ловушке, внизу, во тьме.

«Где ему самое место», – отозвался дикий голос в голове. Начнем с того, что мы оказались здесь только из-за него… Он лгал, подвергая наши жизни опасности, и ради чего? Чтобы он мог решить какую-то мамочкину проблему?

О мертвых думать не хотелось, так что я сосредоточилась на живых, на людях рядом со мной, которые благодаря какому-то чуду оказались наверху, прежде чем рухнула вся конструкция. Я все еще боялась в это поверить, но дети – вот они. Лиам, который, склонив голову к своему лучшему другу, прошептал:

– Мы останемся с ними, пока не выясним, как выбраться из города.

Толстяк кивнул, изо всех сил стараясь не заплакать. Вайда откинулась на спину, руки лежали на животе, который поднимался и опадал при каждом ее глубоком вздохе.

А Джуд…

Я повернулась направо, оглядывая группки детей. И… вот он. Голова в темных кудряшках, на которую я смотрела, удалялась от меня – Джуд оживленно разговаривал с другим ребенком. И куда это он намылился? Мальчик повернулся к нам и оказался…

Не Джудом.

Как я могла перепутать? Этот ребенок был совсем на него не похож – он был одним из Зеленых, на добрую голову ниже. С чего я подумала, что это Джуд? Я лишь мельком взглянула на его шевелюру, и мой мозг словно «подгрузил» память.

Как я вообще могла его спутать?

Каждая мышца в теле, каждый сустав окаменели. Я снова задрожала от усилий, чтобы пошевелиться, повернуться один последний раз. Попыталась его окликнуть, но вместо вскрика только хватанула ртом воздух. Схватившись за горло, я с усилием прижала руку, пытаясь выдавить из себя кошмар, который наполнил меня до отказа.

– Руби? – окликнул меня Толстяк. – Что случилось?

– Что? – спросил Лиам, поворачиваясь ко мне. – Что такое?

– Где… – начала я. – Где Джуд?

Парни обменялись взглядом, а потом повернулись в ту сторону, где сидели дети.

– Джуд! – позвала Вайда, оглядываясь по сторонам. – Джудит! Это не смешно!

Я не видела его лица среди сидевших вокруг нас детей, а агенты уверяли, что из-под моста никто не уходил. Лица начали обращаться к нам, в том числе Коула.

– Он спустился, так? – спросила я высоким от волнения голосом. – Он ведь шел с вами, ребята, позади?

Боже мой.

Брови Вайды резко сдвинулись, глаза потемнели.

– Вайда! – Я вцепилась в ее толстовку. – Когда ты последний раз с ним говорила? Когда ты в последний раз его видела?

– Я не знаю! – закричала она, отталкивая меня. – Не знаю, понимаешь? Было слишком темно…

Протолкнувшись мимо Вайды, я бросилась к входу в туннель в верхней части набережной. Нико поднял на меня глаза, и я, наконец, поняла, что он ждал Джуда, а не Клэнси.

– Руби… – запнулся мальчишка. – Где он?

– Стой, – приказал Коул, хватая меня за локоть. Я сопротивлялась, пытаясь вырваться. Джуд был внизу. Он был внизу.

Я бы никогда не оставила Джуда в темноте.

– Вы шли сзади, так? – продолжал Коул. – Я отправил одного из агентов вниз – убедиться, что никто не отстал. Мне сказали, что вся конструкция, должно быть, просела…

– Замолчи! – Лиам оттащил меня от Коула. – Мы с Толстяком сходим, хорошо? Уверен, он просто отбился от группы.

– Черта с два я позволю тебе туда вернуться, – возразил Коул. – Сделай хоть шаг, и я надеру тебе задницу.

Лиам даже не повернулся к брату.

– Он мог подвернуть ногу или поскользнуться и удариться головой, – добавил с несчастным видом Толстяк. – Может, он просто застрял в обломках.

– Нет, – прорычала я. – Он мой…

– Руби, я знаю, хорошо? – поспешно сказал Лиам. – Но ты, Коул и остальные должны понять, как нам отсюда выбраться и быстро. Позволь нам сделать для тебя хотя бы это.

– Я за него в ответе, – возразила я. – Я командир.

– Мне ты не командир, – тихо сказал он. – Помнишь? Выйдет быстрее, если пойдем мы с Толстяком. Обещаю, мы там не задержимся. А ты с остальными должна придумать, как вытащить нас отсюда.

Я затрясла головой.

– Руби, пусть идут они, – проговорила Вайда, беря меня за руку. – Пойдем.

Коул испустил резкий, злой стон, пихая брату в руки светящуюся палочку.

– У вас есть час, и не секундой больше. Не успеете – уйдем без вас.

Лиам посмотрел на Толстяка, кивая в сторону двери.

Глава тридцать вторая

Они не вернулись ни через час, ни даже через два.

Я пыталась угадать, за сколько мы прошли туннель в первый раз – за полчаса? Дольше? Тогда время казалось вечностью.

Мы с Вайдой сидели по обе стороны от прохода, прислонившись к стене. Вытянув ноги, она скрестила руки на груди. Время от времени ее пальцы глубоко впивались в кожу руки, а ступни беспокойно дергались.

Коул с остальными в третий раз спорили о разделении группы. Многих детей свалил сон, хотя они и пытались сопротивляться. Они свернулись в тени или прислонились друг к другу спинами. Время от времени ветер доносил до нас шепот, в котором звучало имя Джуда в одном ряду с именами детей, убитых при первом взрыве.

Восемь из них погибли мгновенно. Почти половина нашей группы.

Звук шагов я услышала первой, вскочила. Вайда осталась сидеть. И что бы девушка ни думала в этот момент, она продолжала молчать. Прищурившись, я всматривалась в черноту. И когда они двинулись вверх по лестнице, я могла пересчитать их по размытым темным очертаниям. Один… двое…

Двое.

Двое.

Вышедший первым Лиам молча протянул мне руку. Я позволила ему увести меня дальше по набережной, на солнечный свет, прочь от остальных. Оглянувшись один раз, я увидела, как Толстяк опускается на землю рядом с Вайдой.

– Я знаю, – хрипло проговорила она. – Не парься.

Я снова повернулась к Лиаму, на его лице сменилось множество эмоций. Значит, они его не нашли. Теперь моя очередь попробовать. Я знала Джуда лучше других… там, должно быть, километры и километры туннелей под городом, но я быстрее догадаюсь…

Лиам взял мою ладонь и вложил в нее что-то гладкое. Сейчас его глаза были светло-голубыми, цвета утреннего неба. Когда парень опустил взгляд, мой последовал за ним. Вниз по его разорванной рубашке и испачканным запястьям к погнутым искореженным останкам маленького серебристого компаса.

Мир словно перестал существовать. Не было больше ни слов, ни мыслей, я забыла, что нужно дышать. И в тот момент, когда сердце готово было разорваться, я почувствовала, как губы мои разомкнулись.

– Нет. – Пальцы сжались вокруг компаса – это не он сейчас лежал в моей руке, Лиам не мог его найти. Стекло разбилось, исчезла красная стрелка, от удара корпус сплющился. Нет. Всего одно слово, но его оказалось достаточно, чтобы пламя яростного отрицания запылало во мне. – Нет!

– Мы прошли обратно той же дорогой, – говорил Лиам, не отпуская моей руки, будто она удерживала его точно якорь. – До самого входа. Насколько позволяли обломки… и…

– Нет, – взмолилась я. – «Не говори мне этого».

– Я не… – его голос оборвался. – Не знаю, что точно произошло. Я и тела его почти не видел, но там был… Я видел его ботинок. Мы нашли только это, и все… Толстяк ничего не смог сделать. Джуд был уже мертв, мы больше ничего не могли. Он шел сзади – взрыв, наверное, просто его накрыл…

Я швырнула компас в Лиама, но промахнулась. Тогда я набросилась на него с кулаками, замолотив ими по его плечам. Ли поймал мои ладони и прижал обе мои руки к своей груди.

Он врет. Это невозможно. Я видела, как Джуд выбрался наружу, как он уставился в небо. Я слышала его, видела его, чувствовала его.

Колени у меня подогнулись, и я почувствовала, что падаю. Лиам успел меня подхватить и не дал рухнуть на землю, но он тоже был практически без сил. Удивительно, что ему удалось удержать нас обоих.

– Мы должны забрать его, – сказала я. – Мы не можем просто… Не можем оставить его там; он не любит темноту; не выносит тишины; он не должен быть один…

– Руби, – тихо проговорил Лиам. – Там нет ничего, что можно забрать. И я думаю, ты это знаешь.

Я резко отпрянула, пытаясь оттолкнуть его, отгородиться от правды. Но этот взрыв эмоций стал последним. Слезы обжигали щеки; смешивались с грязью, катились по губам, капали на подбородок.

Лиам вытирал мои слезы, а я чувствовала его собственные у себя на волосах.

– Я н-не могу, – выговорила я. – Не могу…

И я только сейчас догадалась: он не хотел брать меня с собой не потому, что боялся не найти Джуда, а потому, что боялся найти.

– Он был один, – рыдала я. – И никого рядом… ему, наверное, было так страшно. А я обещала ему, что мы будем держаться вместе.

Перед глазами всплыло лица Джуда, его нелепые торчащие уши, которые так не сочетались с остальными частями тела. Что я сказала ему последним? Держись поближе? Пошевеливайся? А он что ответил? Все, что я помнила, это его бледное лицо в слабом свете желтой светящейся палочки Коула.

Слушайся Командира. Он слушался меня, и вот куда я его привела. Вот что сделала с ним.

– Ли! – позвал Толстяк, и снова, громче, когда никто из нас не шевельнулся.

В небе низко летел самолет, сбрасывая что-то, напоминающее красный газ. Лиам поднял руки, прикрывая наши головы, когда ветер понес в нашу сторону тысячи трепещущих листовок.

Дети и агенты вышли из-под безопасного прикрытия моста, пытаясь их поймать. Я успела схватить одну. Лиам перегнулся через мое плечо, и я повернула листовку так, чтобы мы оба могли ее прочитать.

Наверху по центру стояли печать президента, американский флаг и эмблема Министерства обороны.

После покушения, совершенного психически больным пси-ребенком, президент Грей был доставлен в больницу и обследован. Поскольку во время нападения на нем был бронежилет, он отделался кровоподтеками в области живота и двумя сломанными ребрами. Сразу же после выписки президент опубликовал следующее заявление:

«Сегодня мы получили подтверждение двух тревожных сообщений разведки, в которые я до последнего отказывался верить. Во-первых, Федеральная коалиция и ее сторонники находятся под влиянием террористической организации, Детской лиги, и вместе разработали программу, которая делает из ваших детей – тех самых, которых они похитили из спасительных реабилитационных лагерей, – солдат. Их готовят драться и убивать со свирепостью, столь же нечеловеческой, как и их способности. Не видя никакого иного выхода, я незамедлительно распорядился провести воздушный налет на логова этих организаций в Лос-Анджелесе.

Это были точечные удары, призванные минимизировать ущерб гражданским лицам. Не стоит сожалеть об этих недостойных людях. Не первый раз в истории человечеству нужен огонь, чтобы выжечь коварную инфекцию. Настали такие времена. Это единственный способ возродить нашу страну и сделать ее сильнее, чем раньше».

– Он забыл прибавить: «Боже, благослови Америку», – пробормотал Лиам, комкая листовку.

Позади нас раздался выстрел. Я резко повернулась, сжимая руку Лиама, чтобы заставить встать за мной. Агенты сгрудились вокруг чего-то – кого-то – на другой стороне набережной. Мужчины и женщины, кто были вооружен, вытащили свое оружие. Прицелились.

– Издеваешься? – выдохнул Лиам у меня за спиной.

Яростно вскрикнув, Вайда бросилась к группе агентов быстрее, чем кто-то из нас успел бы ее поймать.

Некоторые догадались уйти с дороги и позволить ей вцепиться в горло Клэнси Грея.

– Как? – выла она, пока мы протискивались сквозь детей и агентов. – Как?

Клэнси был весь в грязи – в пыли и крови, запекшейся вокруг разбитого носа и глаз, от него воняло канализацией. Но даже стоя на четвереньках, он умудрялся выглядеть самодовольным. Дерзким.

Тогда-то я и заметила позади него открытую дверь – прямо напротив выхода, которым воспользовались мы, на противоположной стороне набережной, скрытую в слепом пятне, в одной из опор, под слоем ярких граффити.

Клэнси невесело усмехнулся:

– Через слив в мужской душевой. – Его темные глаза встретились с моими. – После того, как вырвался из чулана.

– Так вот как ты планировал выбираться? – поинтересовалась я. – После того, как заберешь все из кабинета Албана?

Клэнси пожал плечами, не обращая внимания на направленное ему в лицо оружие.

– Что, не знала об этом выходе?

– Господи, – выговорил один из агентов. – Это… это сын президента?

«Клэнси жив, – подумала я, поворачиваясь к Лиаму. – А Джуд нет». Ли обнял меня за плечи, привлекая ближе. Это не имело смысла – это было невозможно.

– Он – наш билет наружу, – внезапно произнес другой агент. – Мы обменяем его на свободный проход! Давай, Стюарт – солдаты переворачивают город вверх дном, а у нас нет ни транспорта, ни возможности связаться с ранчо. Это наша козырная карта, другой-то нет.

– Ну, сбросить его нашим новым соседям – не такой уж удачный вариант. Он Оранжевый, найдет способ смыться. – Коул поглядел на Клэнси, не обращая внимания на возмущенные возгласы остальных. – Так что, может, лучше покончить с ним сейчас и отправить обратно тело. Предельно ясное послание его дорогому папаше. Найдем другой способ выбраться из города.

Несколько человек согласно забормотали.

– Вам отсюда не выбраться, – заявил Клэнси. – Мой отец не из тех, кто идет на попятный. Он так не играет. Он учтет все возможные стратегии выхода. Уж поверьте, над этим работали долгие месяцы, возможно, даже годы. Когда он устал ждать предлога, чтобы оправдать нападение, он его просто придумал.

Это казалось слишком абсурдно, чтобы поверить.

– Думаешь, твой отец сам организовал покушение?

– Я бы так и сделал. Полагаю, он выжил?

Хватка Лиама на моих плечах так усилилась, что в какой-то момент мне даже стало больно. Я снова вздрогнула, только на этот раз от гнева, который вспыхнул во мне. Вайда с Толстяком посмотрели на меня, словно ожидали, что мне есть чем ему возразить. Не знаю, что ужаснуло меня больше: что он оказался прав или что я видела перед собой прежнего Клэнси, который знал, что всегда добьется своего.

– Ребята, вы же поверили мне, что мы начнем все сначала? – Коул обращался и к детям, которые все еще сидели под мостом, и к застывшим на месте агентам, которых, казалось, раздирали сомнения. – Что ж, вот решение. Мы идем своей дорогой. Но без него.

– Подумай о сведениях, которые мы сможем с него получить! – крикнула какая-то женщина-агент, вскидывая руки в воздух. – Мы можем накачать его успокоительным…

– Рискни, – фыркнул Клэнси. – Посмотрим, чем это для тебя закончится.

– Да, ты прав, – закатил глаза Коул. – Вероятно, нам стоит тебя просто убить.

– Так давай. – Клэнси улыбнулся окровавленным ртом. Его зубы тоже были в крови. – Покончи с этим. Я сделал то, зачем приехал сюда. И вы все…

Он повернулся к сбившимся в кучку детям, которые подошли к нему поближе, и глаза Клэнси остановились на Нико. Мальчик задрожал под его пристальным взглядом.

– Только благодаря мне вы еще можете сопротивляться. Я спас нас. Я спас нас.

– О чем ты, черт тебя дери, говоришь? – Коул потерял терпение. Он оглянулся на меня, но я не отводила глаз от Клэнси Грея. Но теперь, посреди горя, которое до сих пор затуманивало мой разум, вдруг вспыхнула слабая искорка понимания.

Этим утром был разрушен целый город вместе со множеством жизней. В эту ночь столько людей никогда не вернутся домой к своим близким, хотя их матери, отцы, дочери, сыновья, жены, мужья проведут долгие часы, ожидая и надеясь. Дым просочится в бетон, покрывающий каждый дюйм этого места, навечно запечатлев раны на теле изувеченного города. Ни через десять лет, ни через двадцать мы все еще не сможем заговорить о том, что случилось тем утром, которое не стереть из памяти даже тысяче других ослепительно-ярких. Однако, когда Клэнси снова заговорил, его слова изменили все.

– Лекарство от ОЮИН, – выплюнул он. – Которое получила моя мать, а Албан скрывал от вас, ожидая подходящего случая выгодно загнать моему отцу. – Клэнси вытер сочащуюся из носа кровь, снова мрачно усмехнувшись. – Которое избавило бы нас от способностей и оставило беспомощными. Я сжег его, а отец, дурачок, закопал, сам не понимая, что делает. Теперь все ее записи исчезли, и никто никогда не получит результаты исследований – никто не сможет забрать то, что принадлежит нам.

Лекарство. Слово, как колокольчик, зазвенело в ушах, зазвучало сильней и сильней. Разум не мог этого постичь, не мог облечь это в слова. Я потратила столько лет, приучая себя смириться с тем, что это невозможно, заставляя себя не думать о том, что за пределами электрической ограды лагеря существует другой мир – слово «мир» просто исчезло из моего словаря.

Я поймала себя на том, что поворачиваюсь, чтобы посмотреть на реакцию Джуда, но Джуда здесь не было. Я оставила его позади. Позволила провалиться в темноту. Я словно видела Лиама и Толстяка, которые снова и снова выбираются из туннеля одни, без него. Я начала задыхаться.

Позади меня один из младших детей вдруг расплакался.

– Что? Что он… о чем он говорит? – спрашивал мальчик испуганным непонимающим голосом.

«Ох, – подумала я. – О господи».

Я ошибалась… так ошибалась. Первая леди изучала не то, что вызывало болезнь. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы узнать, как ее победить. Я сделала шаг навстречу Клэнси, отделяясь от остальных. Толстяка трясло, словно происходящее давило его своей тяжестью. Я поймала взгляд Лиама, но его лицо было искажено от боли и тоски, и я отвернулась. Я знала, что он представлял. В моем воображении мы стояли на том пляже с кристально-чистым небом над головой, и обе наши семьи собрались рядом с нами.

Лекарство.

Албан был прав, говоря, что Лиллиан Грей никогда не позволяла материнской любви ослепить себя. Она знала, что Клэнси никогда бы не согласился добровольно отказаться от своих способностей и что она никогда его не найдет. Нет. Он должен был прийти к ней, соблазнившись новой победой: пусть его заперли, а их с матерью разлучили так надолго, он наконец-то все равно ее нашел. Клэнси должен был первым получить это лекарство, услышь он о нем хоть намеком, исчез бы навсегда. Не потому ли Албан так долго держал лекарство в секрете, что это было частью сделки: Клэнси первый. Потом он мог бы представить его миру. Мог бы стать национальным героем.

Опустившись на корточки, я изучала лицо Клэнси. Его пристальный взгляд метнулся к моей руке, которая потянулась к карману куртки.

Этими ядовитыми словами он пытался заглушить муки от настоящего предательства, страдания, которые жалили так глубоко, что его тело, содрогалось от боли. Его мать, его собственная мать подстроила ему ловушку. И что он сделал в ответ? Сжег ее лабораторию, напал на нее, вычистил ей мозги, а еще использовал ситуацию в Штабе в своих интересах, чтобы закончить то, что начал еще в Джорджии.

«Вот как Клэнси узнал, что она отправила результаты Албану, – подумала я, медленно разглаживая на коленях листы бумаги. Теперь его взгляд был прикован только к ним. – Должно быть, увидел это в ее мыслях».

Клэнси нравилась идея, что его отец по неосторожности уничтожил то, что могло бы возродить страну и спасти население. Но настоящая ирония заключалась в том, что, если бы Клэнси не добрался сюда уничтожить исследование матери, мы бы тоже никогда его не нашли. Бумаги остались бы лежать там, под землей, со всем остальным архивом.

Клэнси Грей приехал сюда, чтобы запереть эту дверь, а вместо этого широко распахнул ее для меня.

Лекарство есть. Эта безумная мысль заставила меня почувствовать себя стрелкой компаса Джуда, которая крутилась, крутилась и крутилась в поисках истинного севера.

Он это заслужил. Я сморгнула едкие слезы, позволяя гневу расти, поглощая тоску. Позволяя толкать меня вперед. Потому что Джуд заслужил того, чтобы жить, чтобы стать свидетелем этого момента – он должен был стоять здесь, сейчас, рядом со мной, и вдруг обнаружить, что все может еще измениться.

Я подняла измятые, перемазанные копотью документы прямо к глазам Клэнси, а еще так, чтобы выстроившиеся в круг пси-дети и агенты тоже их увидели. Не знаю, какая эмоция оказалась сейчас сильнее и доставила мне большую радость: видеть его лицо, полное ужаса, или сознавать, что мое будущее наконец-то снова в моих руках.

– Ты об этом исследовании?

Благодарности

Первым делом хочу осыпать любовью фантастическую команду Disney-Hyperion за потрясающую упорную работу и за энтузиазм, которые они вложили в эту серию. Особенная благодарность моим редакторам Эмили Михан, Лауре Шрайбер, Стефани Лурье, потрясающим пресс-агентам Лиззи Мейсон, Дине Шерман, Латойе Мейтленд, Эндрю Сансоне, Ллойду Эллману и Марси Сендерс.

Ничего этого не было бы без моего бесстрашного агента Меррили Хейфец. Не будет преувеличением сказать, что я не могла бы оказаться в лучших руках, и я каждый день благодарю судьбу, что ты на моей стороне.

Моя исключительная благодарность Анне Джарзаб и Эрин Боумен, которые читали первый, ужасающе грязный черновик этой истории и дали мне невероятно содержательные отзывы, которые сделали ее лучше, чем я даже могла мечтать. Также спасибо Саре Дж. Маас не только за ее многочисленные прочтения и критику, но и за огромное количество любви и поддержки, которые она оказывала мне в течение этого невероятно трудного года.

Посылаю свою любовь Тайлер Инфингер и Кэтрин Уоллес – дружба и забота, которые они демонстрировали мне на протяжении многих лет, значат для меня больше, чем я могу выразить словами.

Простите за клише, но мне очень повезло с моими коллегами и друзьями по RHCB, особенно с Эдриенн Уайнтрауб, Трейси Лернер и Лайзой Надел. Я действительно бесконечно ими восхищаюсь.

И, наконец, направляю всю любовь моего сердца моей семье – за их храбрость, стойкость и силу, которые они сполна проявили в прошлом году. Когда я думаю, что они не могут быть более удивительными, они каждый раз доказывают, что я не права.

Примечания

1

Героиня комиксов, любительница подсматривать в замочные скважины.

(обратно)

2

Шутливое название Филадельфии.

(обратно)

3

Аббревиатура: Будет Назначен Позже.

(обратно)

4

Американская железнодорожная компания.

(обратно)

5

От англ. fancy, иллюзия, несбыточная мечта.

(обратно)

6

Ruby Tuesday (рус. «Рубиновый вторник») – песня «Роллинг-стоунз».

(обратно)

7

Брюс Спрингстин, американский рок– и фолк-музыкант.

(обратно)

8

Песня группы ZZ Top.

(обратно)

9

Поллок, Пол Джексон (1912–1956) – американский художник, работавший в технике капания или разбрызгивания.

(обратно)

10

Born in the U.S.A. – альбом и одноименная песня Брюса Спрингстина.

(обратно)

11

Born to Run – альбом и одноименная песня Брюса Спрингстина.

(обратно)

12

Листер, Джозеф (1827–1912) – выдающийся английский хирург и ученый.

(обратно)

13

Капитан Америка (настоящее имя – Стив Роджерс) – супергерой из комиксов компании Marvel Comics.

(обратно)

14

Фетт, Боба – персонаж киносаги «Звездные войны», охотник за головами.

(обратно)

15

«Белый клык» – приключенческая повесть Джека Лондона.

(обратно)

16

Траляля и Труляля – персонажи произведения Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье».

(обратно)

17

Во второй половине XIX века «полуостров» штата Оклахома называли «Ничьей землей» – no man’s land или «Нейтральной полосой», потому что он не подпадал под юрисдикцию ни одного из штатов.

(обратно)

18

«Молочная королева» (англ. Dairy Queen) – американская сеть кафе-мороженых.

(обратно)

19

O Come, All Ye Faithful – католический рождественский гимн.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg