Юлия Гладкая Первый дубль
— Ваш ход, Алиса!
Красная королева мило улыбнулась, но как только девочка повернулась к ней спиной состроила страшную гримасу, и розовый фламинго, которого Алиса ухватила за лапки, обвис, словно сдулся.
— Какая же ты копуша, Алиса!
Королева хлопнула в ладоши, и очередной ёж подкатился к ногам девочки.
С моей точки зрения, все это выглядело весьма странно. Маленькая девочка с плюшевым фламинго, а за ее спиной Королева червей, проводящая большим пальцем руки по горлу. Обе выглядели неправильными, перевернутыми. Я попытался разогнуться, чтобы все встало с головы на ноги, но тут же услышал визг Её Величества.
— Голову с плеч! Она указала пальцем на меня.
Когда делаешь мостик, не так-то просто убежать, и королева воспользовалась этим, ловко приведя фламинго в боевую готовность, оттолкнула Алису и ударила по ежу. Колючий шар полетел вперед и врезался мне в шею.
— Учитесь, Алиса!
Алиса!
Алиса…
* * *
Кто-то бил меня по щекам. В нос ударил запах нашатыря. Я вздрогнул и попытался разлепить опухшие от слез веки. Ощущение ежовых иголок еще жгло у основания черепа.
— Семен, вы меня слышите.
Я облизнул губы и кивнул. Господи, какая ерунда. Как я мог забыть, что лежу на кушетке у врача, а не стою, выгнувшись дугой на крокетном поле.
— Давайте встретимся позже в кабинете, — предложил доктор.
Я снова кивнул и заметил краем глаза, как образ доктора тает. Вздохнув с облегчением, я закрыл глаза.
* * *
Кабинет заполняет мягкий рассеянный свет. Стены выкрашены в бирюзовый. Каждый раз, оказываясь здесь, мне кажется, что я утонул и смотрю на мир, лежа на дне моря.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, док. — Я откидываюсь в кресле, и невидимые механизмы начинают массировать шею и спину, жужжанием напоминая цикад.
— Прекрасно.
Доктор занес что-то в блокнот.
— Давайте теперь вернемся назад во времени. Вы помните тот день, когда впервые попробовали Элби?
— Такое не забывается.
Доктор щелкнул тумблером, и кабинет исчез.
* * *
Мы находимся в сверкающем чистотой и зеркалами салоне.
— Какую модель вы предпочитаете? — спрашивает привлекательная брюнетка в багряном форменном костюме. На ее шее повязан платок, словно скрывающий что-то.
— Знаете, у меня это впервые. — Я осматриваюсь, разглядывая небольшие устройства, похожие на мобильные телефоны прошлого века.
— Значит, до этого вы не использовали Элби? — кажется, в ее голосе звучит неподдельное удивление. — Тогда давайте я расскажу подробнее.
Она проходит вперед к началу стенда, цокая каблучками. Я невольно засматриваюсь на ее ладную фигуру, словно у шахматной ладьи.
— Элби-пять, ваш незаменимый помощник. Не так важно, где вы находитесь, ваш дубль абсолютно мобилен! Может путешествовать, пока вы работаете, или работать, пока вы отдыхаете. Последнее, конечно, лучше. Например, я сегодня отдыхаю на Бахусе, — она подмигнула мне.
На миг ее изображение зарябило, словно в телевизионную программу пробрались помехи и сквозь форменный костюм проступили очертания купальника. Я уверен, что это неслучайная помеха. Глаза девушки щурятся, как у кошки, кончик языка пробегает по алым губам, оставляя влажную полосу. Не знаю, что происходит на Бахусе, но мне становится жарко.
— Это, хм, — я откашливаюсь, — заманчиво.
— Вы абсолютно правы! — радостно произносит она, будто ничего и не было. — Поэтому Элби завоевал такую популярность. Итак, хотите проверить?
— Пожалуй, — я взлохмачиваю волосы. — Пока что я не собираюсь в дальние путешествия, но в пределах города иногда необходимо… — замолкаю, подбирая слова.
— Помощь, — подсказывает консультант. И я соглашаюсь.
— Ну что же, тогда давайте возьмем базовую модель, — ее голос звучит успокаивающе. Поэтому я не вслушиваюсь в технические подробности, а просто киваю. Прибор закрепляют на руке, и я вздрагиваю, когда микродатчики скользят под кожу.
— Возможны неприятные ощущения. Это прибор подключается к вашей нервной системе.
Я хочу пошутить, что в таком случае прибору подключаться не к чему, но передумываю. Девушка глядит на часы, елочным шаром блистающие на стене, и, удостоверившись, что нужное время прошло, нажимает кнопку. Элби издает звук, похожий на вздох, и в тот же миг напротив меня появляюсь я. В такой же одежде, взлохмаченный и плохо выбритый.
— Паршиво выглядишь, друг, — сообщаю я себе, непроизвольно скребя щеку.
Клон вопросительно смотрит и молчит.
— Хотите дать дублю задание? — интересуется консультант.
— Задание? — я удивляюсь. — Ну да, конечно, пусть ведет себя как обычно, — говорю и тут же жалею, иногда я не так уж и адекватен.
Девушка пробегается по кнопкам прибора, и дубль с улыбкой глядит на нее.
— Да ты красотка! Что делаешь вечером?
В растерянности я хватаю его за руку, как ребенка, и бормочу:
— Она работает, а сегодня отдыхает.
— Да не волнуйся, — улыбается мне дубль, — наше с ней труляля тебя не коснутся.
Он подмигивает девушке, и та улыбается в ответ.
Мне становится не по себе: эта фраза с траляля только моя и Катина. Я отворачиваюсь, чтоб не видеть другого себя и красавицу с алым шарфом. Мне кажется, что в зале становится темней, словно огромная птица закрывает солнце крылом. В голове шумит как после похмелья. Я зажмуриваюсь и падаю. Что-то рассыпается от удара об пол с жалобным дзянь.
* * *
— Ты испортил погремушку! — возмутился писклявый голос.
Открыв глаза, я понял, что лежу на земле, а рядом валяются обломки Элби.
— Нет, нет. — Я опустился на колени, тело было чужим и непослушным.
— Если ты испортил погремушку, то будет драка! — сообщил уродец.
Не слушая его, я схватил обломки Элби и в недоумении уставился. Нет, не на них, а на руки, которые их держали. Пухленькие короткие ручки с пальцами сардельками. Я положил обломки Элби на траву и ощупал лицо. Нос картошкой, пухлые щечки и уши лопухами. Я взглянул на давешнего уродца, который уже примерял кастрюлю вместо шлема, но растопыренные уши мешали ей налезть на голову.
— Этого не может быть, — прошептал я, отползая под кроны деревьев и упираясь спиной во что-то острое. Оглянувшись, я увидел кухонную утварь, сваленную в кучу.
— Готовься к битве, Траляля! — провозгласил страшила, грозно потрясывая шумовкой.
В этот момент на поляну вышла девочка. Поверх светлого льняного платья надет фартучек, темные волосы спадают на плечи, а на шее повязана узкая алая ленточка.
* * *
— Стоп, — скомандовал доктор, и кабинет, на мгновение погрузившись во тьму, стал прежним. — Семен, вам налить воды?
Я понял, что вцепился в подлокотники кресла и то и дело облизываю губы. Врач молча подал стакан, в который я вцепился, как умирающий от жажды.
— Значит, это была ваша первая встреча с Алисой, — спросил доктор минут десять спустя, когда я немного пришел в себя и перестал поглядывать на отражение в зеркале, боясь увидеть там давешнего фрика.
Я утвердительно кивнул.
— Мы уже несколько раз возвращались к тому, что прочитанная в детстве книга впечатлила вас, и поэтому ваша болезнь проецируется в образе сказки.
— Если честно, я даже не помню, когда мне читали эту книгу.
— Это интересно, — док снова сделал пометку. — А вы не заметили ничего необычного в образе девочки?
— Это шутка? Я был толстым карликом, которого собирались бить поварёшкой-шумовкой.
— Не суть, но вы спрашиваете меня о внешности героини сказки? Я не разбираюсь в детской моде.
Доктор постучал стилусом по дужке очков.
— Что произошло после первого погружения?
— Я уже рассказывал.
— Повторите еще раз, если не трудно.
Я пожал плечами.
— Пришел в себя на полу в том же центре. Элби разбился при падении, но я заплатил за него! — Я погрозил доктору пальцем. — Так что тут все чисто.
— А дубль был там?
— Нет, — я поморщился. — Продавец объяснила, что если аппарат уничтожен, то клон исчезает. Но я не горевал, знаете ли.
— И все же вы приобрели второй аппарат? Зачем, если вам настолько неприятен двойник?
Я поднялся с кресла и зашагал по комнате.
— Тогда было трудное время, на работе завал, к тому же опека над Катей. Врачи посоветовали не оставлять ее одну.
— И вы решили доверить это дублю?
— Нет. — Я резко обернулся. — Никаких клонов возле моей жены, я сам сидел с ней… — я запнулся, — до последней минуты, а клон работал в офисе.
— Как она умерла?
Я прикрыл глаза, не хотелось пережить это вновь. Не сейчас, не сейчас.
— Давайте об этом в другой раз. — Я направился к выходу.
— До свидания, Семен! Возьмите талончик на следующий прием.
Я кивнул и закрыл за собой дверь.
Возле окошка регистратуры никого не было, и я подошел к дежурной.
— Здравствуйте, мне нужен талончик на следующий прием к Додсону.
Девушка молча протянула картонный квадратик.
— Эмм, это талон? — переспросил я.
— Это талон, который вы предъявите в день визита, и тогда вам выдадут талон на сеанс.
— Забавно, талон на талон. А следующий вы мне выдадите на ближайшее как-нибудь, — с улыбкой поинтересовался я у миловидной блондинки. Жужжащий звук отвлек меня на пару секунд.
— Скорее в следующие никогда, — услышал я голос девушки и, обернувшись, вздрогнул.
* * *
Шахматная фигурка покачивала белым шаром, заменявшим ей голову, и на этом шаре шевелились красные, как кровь, губы.
Пешка была весьма неустойчива, и произнесенные слова пошатнули ее. Она качнулась назад и покатилась по столу, истошно визжа. Я попытался схватить ее, но уткнулся лбом в стекло. Нас разделяло зеркальное полотно, я видел, что происходит с той стороны, но не мог помочь пешке.
— Эй! — крикнул я. — Кто-нибудь помогите ей! Вы что, оглохли?!
Меня не слышали, тогда я застучал по стеклу ладонями, но без толку. Тем временем белая королева начала карабкаться по каминной решётке.
— Это моя малютка! Лили, крошка, держись, — кричала она, поднимаясь выше и выше.
Туры, играющие неподалеку в любовь, отвлеклись и тоже разглядывали Её королевскую особу. Она добралась до середины подъема, когда я увидел Алису. Ее руки были перепачканы красной краской. Девочка осторожно подхватила фигурку Королевы, оставляя на белой гладкой поверхности бурые, тревожные следы. Затем, поглядев на меня, приложила пальчик к губам и выпустила королеву из рук.
— Она же разобьется! — заорал я, но тщетно.
Нужно было действовать. Оглянувшись, я схватил стул, точь-в-точь как в том зазеркальном доме, и с размаху ударил им в стекло.
* * *
Крик стал еще пронзительнее. Он словно поселился в моей голове. Зажав уши руками, я пытался прекратить это, но шум нарастал. Что-то с жужжанием ткнулось мне в шею, заставляя все мышцы в теле неистово сокращаться.
«Это зелюк», — успел подумать я, прежде чем повалился мешком на пол.
— Зачем вы напали на девушку? — Доктор сидел напротив меня с постоянным блокнотом в руках. Стилус он заткнул за ухо.
— Хотел спасти ее, — вяло отозвался я. Организм никак не привыкал к новой дозе успокоительного, которую мне стали колоть после случая в регистратуре.
— От чего? — вежливо спросил док.
Прошла, наверное, неделя или две. Я потерял счет времени. В палате были белые стены, но не было окон.
— От падения со стола, — я вздохнул. — Понимаю, это звучит нелепо, но она звала на помощь.
— Потому что вы разбили стекло.
— Нет, — я отмахнулся от его слов, как от надоедливой мухи. Мне даже стало казаться, что произнесенные фразы и впрямь летают в воздухе и мошкарой бьются о плафон: бам, бам. — Я разбил стекло, потому что там была…
Я замолчал.
— Алиса? — с интересом спросил док.
Я кивнул.
Вспомнил, как девочка перепачканными руками поднимала белую фигурку выше и выше. Вспомнил ее лукавую улыбку и жест, призывающий хранить секрет. Вспомнил. И забыл.
— Давайте поговорим о вашей жене, — сменил тему доктор. — В прошлый раз вы отказались рассказывать о ее смерти.
— Она выбросилась из окна, — меланхолично ответил я. — Из панорамного зеркального окна в нашей гостиной.
— Как же вышло, что женщина, страдающая депрессивным синдромом, осталась одна?
Я молчал.
— Семён, — док снял очки и протер стекла бархатной салфеткой. Мне захотелось прикоснуться к этому лоскутку ткани, но я сдержался. — Поймите, что если мы не восстановим картину событий целиком, то это только усугубит приговор в суде.
— В суде? — удивился я.
— Вы же помните, что направлены в клинику судом для освидетельствования на вменяемость. Поскольку вас обвиняют в убийстве.
— Я никого не убивал.
Мне надоело лежать и смотреть на бирюзовый потолок. Сев, я устало взглянул на врача.
— Катя рассыпала шахматы. Мы каждый вечер играли партию. Ей нравилось, понимаете? Но в тот вечер она волновалось, ей слышался детский плач. Смотрите сами.
Я откинулся на спинку дивана, и цикады-невидимки тут же прицепились к вискам. Свет мигнул, и мы оказались в гостиной нашего дома. Теперь уже бывшего нашего дома. Зачем мне пустой дом без Кати?..
* * *
Катя отталкивает стол, на котором расставлены шахматы, и фигурки разлетаются по паркету.
— Ну что же ты, любимая. — Я начинаю собирать их, одну за другой возвращая на доску. — Ведь ты выиграла эту партию.
— Я безнадежно проиграла, — ее голос, звеневший раньше колокольчиком, тусклым эхом разносится по комнате.
— Глупости.
Мне никак не удается достать белую пешку, она закатилась под тахту, и я лег на пол, чтобы дотянуться. Указательным пальцем я скольжу по боку фигурки, но она прокручивается, не желая возвращаться.
— Знаешь, давай поужинаем, а после сыграем еще, — предлагаю я.
Катя молчит.
— Ну же, любимая, не сердись, я сейчас вернусь к тебе.
Пешка наконец-то захвачена.
— Слышишь, малышка снова плачет.
Жена идет по комнате, я слышу, как ее босые ноги ступают по полу. Она ходит в белой рубахе и босиком с тех пор, как заболела, и не слушает врачей.
— Слышишь? Плачет же. Мне надо идти.
— Это ветер в трубах, — поспешно отвечаю я, но она будто не слышит.
— Ей плохо без меня, — шепчет Катя, постукивая пальцами по стеклу: бам, бам.
— Разве у нас плохо? — Я, отдуваясь, сажусь на пол и гляжу на жену. Катя стоит возле панорамного зеркального окна, которое выходит в сад. Она обхватила себя руками, и шаль, укрывающая плечи, висит сломанными крыльями. — Катя, — зову я, — пойдем вниз или, хочешь, подадут сюда?
— Хочу, — соглашается жена, и я с облегчением вздыхаю, затем встаю с пола и, сжимая пешку в руке, иду к видеофону, стоящему на камине.
Позади раздаётся звук, похожий на хруст льда. Оборачиваюсь и вижу, словно в замедленной съёмке, как Катя упирается в стекло. По зеркальной поверхности разбегаются трещины, и она делает шаг вперед.
— Нет! — Я бросаюсь к ней, но не успеваю. Шаль распахивается навстречу ветру, и обретшая свободу женщина летит.
Из дома выбегают слуги, а я стою у разбитого окна и смотрю на нее, хрупкую, будто уснувшую среди лилий и роз. В оцепенении опускаюсь на колени среди стекла и вздрагиваю: из каждого осколка зеркала смотрит девочка, ее губы окрашены алым…
* * *
Мертвое море не шелохнется.
Бирюза набила оскомину, и я закрыл глаза.
— Ну что же, тут все ясно. Как вы себя чувствуете? Готовы еще поговорить или на сегодня достаточно?
На веках изнутри отпечатались тигровые лилии и мертвая белая птица. Лучше бирюза. Я устало посмотрел на доктора.
— Что вы еще хотите узнать?
— Всего один вопрос, — пообещал мозгоправ. — Вы скучаете по дочери?
Я удивлено уставился на него, будто не понял слов.
— По кому? — зачем-то переспросил я, хотя и так расслышал.
— По дочери, — повторил Додсон, постукивая по дужке очков: бам, бам.
— Вы ничего не путаете док? — Я развел руками. — У меня нет дочери.
— Верно, — согласился Додсон, — нет. — и сделал пометку в блокноте. — А, скажите, почему заболела ваша жена?
— Ну, я не доктор, не знаю.
Голова начала ныть, пальцы потянулись к вискам.
— То есть вы не можете назвать причину или тот момент, когда она впала в депрессию?
— Причину я не знаю. — Мне чертовски надоел допрос. — А время, наверное, пару лет назад или пять, но не раньше.
— А раньше Катя была здорова?
— Да что за вопрос!
Я вскочил с дивана, и угрюмый санитар тут же поднялся, загораживая дверь. Я, пару раз вдохнув, постарался ответить как можно спокойнее:
— Раньше она не болела. Мы жили счастливо. Она писала картины, и мы втроем ездили на море.
— Втроем? — Додсон оживился.
— В смысле вдвоем, я и она. Доктор, я устал, видите, уже заговариваюсь.
— Конечно, Семен, идите отдыхать, увидимся завтра.
— Так скоро? — я удивился. Обычно между нашими сеансами проходило дня три.
— Судья просит поторопиться.
Я кивнул, будто понимал о чем речь, и, попрощавшись, покинул кабинет. Идя рядом с конвоиром, я пытался понять, почему сказал втроем.
Следующий день был как близнец предыдущего.
— Семен, вчера вы упоминали поездку на море с женой. Расскажите об этом подробнее. Вспомните каждую мелочь.
Мне было лениво сидеть в кресле или сонно, не поймёшь с этими лекарствами, поэтому сегодня я развалился на диване песочного цвета, и врачу пришлось выводить проекцию на потолок. Мигнул свет.
* * *
Желтый песок заполняет пляж. Над волнами носятся белые птицы, пронзительно крича. Я сижу в тени зонта на пледе в красно-белую клетку и смотрю, как волны играют в салки. Мне хорошо и спокойно. Рядом Катя, сложив ноги по-турецки, рисует скетч. Море, песок и девочка с мячом. Я оглядываю пляж, но не вижу детей. Улыбаюсь, Катя художник, она так видит. Катя поворачивается ко мне.
— Милый, подай шляпу.
Я по-тюленьи падаю набок и тянусь к соломенной шляпе с широкими полями. Шляпу купили на ярмарке в прибрежном городке. Там на бирюзовых мостовых лежали розоцветные циновки, служащие латками для продажи. Улыбаясь, убираю в сторону плюшевого фламинго и, дотянувшись до шляпы, подаю ее Кате. Та целует меня в нос, и я вижу вблизи песчинки веснушек, рассыпанные у нее по щекам.
Жена легко вскакивает и босая идет по пляжу. Ветер развивает сарафан, ей приходится придерживать шляпу, чтоб не унесло. Я лежу на пледе и любуюсь Катей. Она смотрит на море и открывает рот, будто в крике. Слов не слышно, их уносит ветер, слышно только море и чаек.
* * *
Мигает свет.
Доктор внимательно посмотрел на меня, словно я раскрыл тайны мироздания. Я промолчал.
— Семён, это очень красивое воспоминание. Но вам не показалось, что в нем есть некоторые, — он запнулся, — детали, которые перечат рассказу.
— Нет. — Я удивлено поворачиваю голову, чтобы видеть Додсона. — Ничего странного не вижу.
— Ну хорошо, — врач закивал головой, как игрушка в автолете, — скажите, а откуда у вас плюшевый фламинго?
— Не знаю. — Я почесал затылок, пытаясь вспомнить. — Может, он не наш. Кто-то из детей оставил, а Катя подобрала. Знаете, Док, она собирала вещи, а потом рисовала их.
— Возможно, — согласился Додсон, но стало понятно, что это еще не все. — Девочка, нарисованная на скетче, ребенок с мячом, кто это?
— Док, вы сами всё видели, — я ухмыльнулся. — Если бы ваш аппарат обманывал, сюда бы не помещали таких, как я. Там не было детей, это фантазия автора.
— И кого Катя звала вы тоже не знаете?
— Я не слышал слов. Возможно, она пела. Катя любила петь. — Я помрачнел, вспомнив ее хрустальный голос.
— Семён, вы противоречите самому себе. Только что вы сказали, что детей на пляже не было, но предполагаете, что фламинго чья-то игрушка. Чья?
— Да не знаю! — Я зло взглянул на врача. — Не знаю, где подобрала его Катя и зачем притащила с собой. Привезла — значит надо.
— Понятно, — почему-то грустно сказал Додсон. — Расскажите мне о себе.
— В смысле? — я удивился. — Вы же все обо мне знаете.
— Да, но повторите. Сверю данные.
Я вздохнул и начал бубнить, как мантру:
— Чудин Семен Карлович, две тысячи двести восемьдесят первого года рождения. Работаю в Компани «Светлый путь» инженером проектировщиком.
— Дополнительная специальность? — перебил док
Я задумался, а затем пожал плечами:
— Отсутствует.
— Так, так, а когда вы в последний раз были на работе?
Я вздохнул.
— Наверное, в начале болезни жены, а после меня заменил клон.
— Но теперь вы не используете Элби?
— Нет.
— Значит, не работаете?
— Выходит, что так, — я нахмурился, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Семён, а вам известно, кто создатель Элби?
— Я не интересовался такими подробностями, просто купил прибор в салоне.
— А в каком салоне приобрели Элби? — заинтересовался врач.
— Кажется, «Желание». Уже не помню, это было давно. Если так важно, наведите справки, возможно, меня даже запомнили, не каждый день бьют приборы.
Я усмехнулся.
— Кстати, о первом аппарате. Расскажите, когда вы впервые попробовали Элби?
— Док, вы шутите? — я глядел на мозгоправа и не понимал, зачем повторять одно и тоже.
— Нет, это же не сложно. А мне уточнить.
— Вы сегодня много уточняете.
Я расслабился, и тут же появился салон, сверкающий чистотой и зеркалами.
— Какую модель вы предпочитаете? — спрашивает привлекательная брюнетка.
— Стоп.
Свет мигнул, и Додсон внимательно взглянул на меня.
— Семен сосредоточьтесь, еще раз.
Свет мигает, снова и снова.
Салон, сверкающий чистотой и зеркалами.
— Какую модель вы предпочитаете? — спрашивает привлекательная шатенка в багряном форменном костюме.
На ее кукольном личике темное пятнышко, похожее на мазут. Миг, и оно исчезает. На шее повязан платок, красный в белую клетку или алый, не понимаю. Я оборачиваюсь и вижу тысячи своих отражений в зеркалах. У меня белые ушки и лапки. Я безнадежно опаздываю!
Перехожу на бег и вижу, как следом спешит маленькая девочка в ситцевом платье. На миг ее изображение зарябило, словно в телевизионную программу пробрались помехи, и сквозь форменный костюм проступили очертания купальника.
— Стоп, — я слышу голос Додсона, но не могу остановиться.
Ах мои лапки, ах мои усики. Королева будет недовольна. Варкается, хливкие шарьки пыряют, один из них у меня в рукаве, кусается — и наступает темнота.
Додсон пришел ко мне в палату, такого раньше не было. Я сидел на кровати и смотрел, как он оглядывается по сторонам. Ну а что, не номер в отеле, но тоже ничего.
— Присаживайтесь, док.
Додсон моча кивнул и, пододвинув легкий пластиковый стул, сел напротив меня.
— Семен, я кое-что принес, пожалуйста, поглядите как следует. Постарайтесь спокойно разглядывать снимки.
— Док, когда вы так говорите, я нервничаю.
— Действительно, — он улыбнулся, но только уголками губ. — Я, знаете ли, сам иногда переживаю за пациентов, как за себя.
С этими словами он протянул стопку фото.
Скетч, сделанный на берегу моря: песок, волны и девочка с мячом. Я нежно провел пальцами по контурам и словно почувствовал прикосновение Кати. В носу защипало, и я отложил фото в сторону.
Снова картины, даже две: одна Катина, алые розы на снегу, а вторая нелепая, сделанная ребенком. На белом фоне алеют отпечатки ладошек, создавая узор, похожий на цветы. Выглядит жутковато, вспоминается белая королева в бурых пятнах…
Еще одно фото: плюшевый фламинго, перевязанный алым бантиком, и торт с пятью свечами.
— Спасибо, док, — я улыбнулся, возвращая фото, зря боялся.
— Но вы недосмотрели. — Додсон посмотрел на меня в упор, и я через нехочу взял следующий снимок.
С него смотрит Алиса — в ситцевом платье, темные волосы рассыпались по плечам. Девочка обнимает Катю, счастливую и живую, и меня. Молодого, здорового, веселого меня. Я молча переворачиваю фото. "Василисе пять лет", — написано Катиным почерком. Я еще раз посмотрел на фото, потом поднял глаза на доктора.
— Это какая-то шутка, или монтаж? Зачем, док?
Додсон вздохнул и протянул еще один снимок. Мне показалось, что руки налились свинцом: так было тяжело взять у него этот кусочек пластика. На фото среди алых роз спала Алиса или Василиса? Все в том же платье и с алой лентой на шее. Нет, не лентой. Я присмотрелся и выронил карточку из рук.
* * *
То ли колодец был слишком глубок, то ли карточка падала слишком мелено, но времени у меня было предостаточно, чтобы подумать, как жить дальше.
— Не спи! — Острый локоть пятерки ткнулся мне в бок, и я возмущённо фыркнул.
— Поосторожнее. Пятерка, опять ты меня забрызгал!
Червовая двойка печально посмотрел на алые пятна, расплывающиеся по рубашке.
— Я не виноват! — возмутился пятерка. — Это семерка толкнул! — И он грозно посмотрел на меня.
Я огляделся по сторонам: зеленые кусты в парке изображали сердца, и на них пламенели розы.
— Пошевеливайся, пятерка, — прикрикнул перемазанный садовник номер два. — Так мы до вечера не докрасим. Вот отрубит тебе королева голову.
Пятерка, ойкнув, принялся работать кистью вдвое быстрее: так, что краска полетела во все стороны. В этот момент из-за кустов появилась Алиса.
— Прошу прощения, — заговорила девочка, голос ее был осипшим, — но что это такое вы тут делаете?
— Понимаете, — вздохнул двойка, — вместо куста алых роз мы посадили белые, и если королева узнает об этом, то не сносить нам головы.
— Я помогу, — обрадовалась Алиса и, легко подхватив ведерко с краской, стала покрывать цветы багряным.
Я стоял и заворожённо смотрел, как она тянется к верхним бутонам, а алые капли стекают по ее пальцам, пачкая руки.
— Королева идет! — завопил пятерка, и Алиса, вздрогнув, обернулась.
Что-то, звякнув, упало на плиты парковой дорожки, я отвлекся от королевы и увидел, что возле ног лежит длинный кухонный нож, измазанный алой краской, как Алиса и розы.
* * *
Я так давно не плакал, что забыл, как это бывает, и сам удивился, поняв, что лицо мокрое от слез. Вцепившись в фото Василисы, я покачивался из стороны в сторону, тихо подвывая. Руки ощущали холод ее тела, когда я нашел ее там, среди розовых кустов. Маленькую фею, верящею в сказки. Алису, поджидающую белого кролика. Я помню, подумал, что дочка спит, и только когда повернул ее к себе, алая полоса на шее превратилась в зияющую рану, рассекающую горло моей девочки. Я вспомнил, как подхватив ее на руки, бежал в дом, как звонил врачам. А Катя молча стояла возле нее, даже не пытаясь обнять.
Я помчался наверх и принес плюшевого фламинго, и все пытался уложить его рядом с дочкой… Потом, полиция скажет, что тело нельзя было трогать. Фламинго сгорит в огне вместе с нашей малышкой. Потом Катя будет ходить ночами по опустевшему дому и звать ее по имени. Потом не будет ничего.
Я рыдал в голос, выл как зверь, снова переживая эти воспоминания, захлестнувшие меня в один миг. Не знаю, сколько продолжалось это, но Док сидел со мной в комнате, не разрешая вкалывать успокоительное. Первое вразумительное, что я смог спросить у Додсона, было: как? Как я мог об этом забыть?
Док захрустел пальцами.
— Я бы мог, используя термины, рассказать, что цензоры памяти скрыли стрессовую информацию. Но проблема в том, что эти цензоры стали посылать вам видения, а это пахнет или безумием, или саботажем.
— Значит, я безумец, — вздохнул я, пытаясь разгладить смятое фото.
— Я бы не спешил делать такие выводы. Видите ли, Семен, кроме дочери вы забыли еще, что вы кибернетик, что восемь лет назад вы создали прототип Элби и испробовали Элби на себе.
— Погодите… Как такое могло?.. — я замолчал, не зная, что сказать.
— Общее сканирование показало, что у вас в основании черепа вживлен чип. Специалисты утверждают, что он похож на тот, которые используются в Элби последнего поколения.
— Но покупка Элби в салоне… — промямлил я.
— Я навёл справки. Вы купили только тот аппарат, который разбили.
— Но я же помню…
— То-то и оно! А главное в компании "Светлый путь", если верить бумагам, вы работаете до сих пор. Заместитель директора — это успехи для безумца? — Док усмехнулся.
— Не понимаю! — простонал я.
— Я тем более. Тут нужен технический склад ума. На мысль о подмене воспоминаний меня навела книга. Вы сказали, что не читали ее в детстве — значит вы ее читали кому-то. И вот тут пришлось провести расследование. Но самое главное, я не знаю как, и это видимо может объяснить только он, но дубль живет, и кажется, намного лучше вас. А кто же теперь вы?
Я молчал, уставившись в пол, и даже не заметил, как док покинул палату.
Последнюю неделю я не гляделся в зеркало. Боялся, что оттуда снова выглянет Алиса. Звучало это по-дурацки, но когда лежишь в психиатрической клинике, то такие факты превращаются из патологии в норму.
Но сегодня, после общения с доктором, я уверенным шагом вошел в душ и, сдернув полотенце, под которым прятал зеркало, уставился на себя.
Оттуда, из зазеркалья, на меня смотрел потрёпанный мужчина скорее под полтинник, чем около сорока. Рыжеватая щетина, в которой запутались нитки или это спагетти? Короткие волосы, непонятно, светлые или седые. Заострившиеся скулы, и, конечно, глаза — бездонные глаза безумца.
Они словно жили своей жизнью: правый дергался чуть в бок, портя изображение, а левый смотрел прямо и не хотел моргать. Я ополоснул лицо ледяной водой и взглянул еще раз, мало что изменилось, разве что из щетины исчез мусор.
— Кто же ты, Семен? — спросил я сам себя и подумал, как это логично, когда душевно больной разговаривает сам с собой. Еще более логичным было то, что я не знал правильного ответа.
— Врешь. — Я погрозил отражению пальцем. — Тебе не спрятаться, — добавил я шепотом. И левый немигающий глаз внезапно моргнул, словно чужая воля привела его в движение, услышав меня. Я гордо выпрямился, чувствуя себя победителем.
Мне даже не пришлось искать способа увидеться с ним, сам пришел.
— Паршиво выглядишь, друг, — сообщил дубль, присвоивший мое имя, заходя в палату.
Дорогой костюм, прическа — он выглядел молодо и сыто. Наверное, со стороны я казался его престарелым родственником. Он усмехнулся, наблюдая за мной, и без приглашения уселся на кровать.
— А ничего так, мягко! Как кормят?
— Зачем? — тихо спросил я.
Мне даже не пришлось искать способа увидится с ним, сам пришел. Санитар открыл дверь палаты и буркнув — к вам посетитель впустил его.
— Паршиво выглядишь друг, сообщил дубль, присвоивший мое имя. На нем был дорогой костюм, стильная укладка, он выглядел молодо и сыто. Наверное, со стороны я казался его престарелым отцом. Он усмехнулся, наблюдая за мной и без приглашения уселся на кровать.
— А ничего так, мягко! Как кормят?
— Зачем? Тихо спросил я.
— Сыграем? Спросил он вместо ответа. На кровати появились голографические шахматы. Первый ход он предоставил мне, но я не хотел играть по его правилам.
— Ну же Сема, возмутился Дубль, не будет игры, не будет ответов.
Я сжал до скрипа зубы и походив пешкой, снова просил — зачем ты убил мою дочь?
— Чтобы начать игру, разумеется. Он выглядел удивленно. Черная фигура поползла по доске вперед.
— Она стояла такая растерянная, — снова заговорил Дубль.
У меня перед глазами поплыли карминовые круги.
* * *
Солнечный зайчик отразился от белоснежных доспехов, когда я помчался навстречу, Алисе которая отпрянула от упавшего перед ней черного рыцаря.
— Остановись, вскрикнул я, и вылетев из седла упал рядом.
— Знаешь, что она просипела напоследок? Папа, она назвала меня папа. Сообщил черный рыцарь, забираясь в седло.
— Ты врешь, она бы поняла, что ты, не я! — крикнул я, поднимаясь с земли.
— Как не крути, но ее убил, любимый Папа. — Съехидничал Черный рыцарь, и я подумал какой же мерзкий у меня характер.
Тем временем моя Алиса спряталась за деревом, и поглядывала на нас издалека.
— Почему ты не сразился со мной в честном бою? — Возмутился я, нанося удар по сопернику.
— Потому, что ты был так отдан семье, что мне совсем не уделял времени. И я решил, правила игры пора менять. Ты сам впустил меня в свою голову! — Он нанес удар, выбивший меня из седла. Пыхтя я снова оседлал коня.
— И что, стало тебе лучше? Может получил любовь или семейное счастье? — Теперь он, пропустив мой удар, загремел как консервная банка, падая на землю.
— Я изменил твои воспоминания за последние восемь лет, твоя жизнь — моя игра. Содержал тебя с женой, получил повышение. Элби теперь продаются по всему миру! — Воскликнул черный рыцарь.
— Ты никому не нужен, даже мне. Я выну тебя из шеи, и ты исчезнешь. Я атаковал.
— А вот нет, — черный рыцарь усмехнулся, — если ты вынешь Элби, то умрешь. — Он парировал, и перешел в нападение
— Ради тебя я готов на это, — процедил я, встречая удар грудью.
Его конь взвился на дыбы, и черный рыцарь полетел в грязь.
— Шах и мат устало промолвил я, но дубля в комнате уже не было.
* * *
В суд мы прибыли с Додсоном.
— Отвечайте по существу. Ваше состояние оценивается как болезнь. Опять же к самоубийству жены вы непричастны.
— Да ну, — удивился я, — а кто создал этого урода, эту заигравшуюся электронную версию божка?
— Это недоказуемо. — Док смутился. — А так, вас оправдают.
— Док, — я вздохнул, — все будет хорошо. Только прошу вас: то, что мы подготовили, документы, моё признание, фото и т. д., передайте куда надо. Проект должны закрыть, он опасен для человечества.
Додсон кивнул.
Суд проходил в закрытом формате. Голограммы присяжных подрагивали на скамьях, видимо от нетерпения. Судья поправил парик и уткнулся носом в бумаги. Откуда-то со стороны присяжных раздался противный скрип.
— Фу, какой звук, — вздохнула Алиса, стоявшая рядом со мной. — Что они там пишут, ведь заседание еще не началось.
Я посмотрел на свою девочку, такую живую и любопытную, и, проглотив подступивший к горлу ком, прошептал ей:
— Они записывают свои имена. Боятся забыть их до конца суда.
— Вот глупые! — удивилась Алиса, разглядывая птиц и зверушек, занявших места присяжных.
— Сохраняйте тишину в зале суда, — потребовал белый кролик.
— Глашатай, читайте обвинения, — потребовал судья. — А затем мы выслушаем свидетелей.
— Голову с плеч, и дело с концом! — потребовала красная королева. Черви зашевелились, услышав привычный приказ.
— Какая она глупая! — возмутилась Алиса. — Если бы я стала королевой, я бы говорила по-другому.
— Это можно устроить, — шепнул я ей. Цепи на запястьях радостно звякнули. — Надо только выбраться отсюда и перевести тебя через ручеек.
В глазах Алисы загорелись задорные искорки.
— Так чего же мы ждем? — удивлено спросила она. — Ведь это только карты.
И стоило Алисе произнести эти слова, как все карты поднялись в воздух и полетели девочке в лицо, но я заслонил ее от них.
* * *
— Ну вот и все, Семен. — Додсон грустно смотрел на меня. — Вы признаны душевно больным и будете проходить принудительное лечение в нашей клинике.
— Это не так уж и плохо, — согласился я. — Но вы все же доведите дело до конца.
— Я постараюсь, — пообещал док, а я внезапно подумал: человек ли передо мной или очередной дубль, живущий чужую жизнь?
* * *
— Долго ещё ждать?
Алиса стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу.
— Если не знаешь, чем заняться, делай книксен, — посоветовал я дочке и полез на стул.
— Зачем это тебе? — удавилась она. В моей палате не было игрушек, чтобы отвлечь ее на время приготовлений.
— Какой же я рыцарь без коня, а эта петля, чтобы не упасть. Ты ведь помнишь, что рыцари ужасно неустойчивы? — ответил я, и она кивнула, соглашаясь с такими доводами.
Взяв дочку за руку, я шагнул в зазеркальную страну, не обращая внимания на грохот падающего стула.
* * *
Погода стояла дивная. Мы пересекли журчащий ручей и добрались до опушки.
— Вот тут я вынужден оставить тебя, — с грустью произнес белый рыцарь, глядя на Алису.
— Ты споешь мне на прощание? — спросила девочка.
— Не сегодня, милая, иначе это буде длинная и грустная песня.
— Тогда спой вечером, когда будешь укладывать меня спать, — тихонько прошептала она, обнимая на прощание.
— Обязательно, моя королева, — ответил я. — Но у меня есть еще одна просьба: помаши мне в след? А то боюсь растерять боевой дух…
— Конечно, — сказала моя Алиса, — спасибо, что проводил.
Когда я добрался до поворота, Василиса махнула мне алым платком, который сняла с шеи, а затем сделала шаг, и я прищурился, глядя, как блистает корона, появившаяся на ее голове. Перед ней, упав на колени, стоял черный рыцарь. Я не слышал, что он сказал Королеве, но четко расслышал ее ответ:
— Обезглавьте его!
Комментарии к книге «Первый дубль», Юлия Гладкая
Всего 0 комментариев