«Солнце-убийца»

Евгений Сапожинский СОЛНЦЕ-УБИЙЦА

— Луна? Ну скажи — Луна?

Нет. Это было Солнце. Вопрос о Луне свидетельствовал о пошлой ностальгии. Светало. Беспощадный рассвет намеревался нас убить и это, похоже, ему нравилось. Аркадий провел рукой по лицу, точнее, по бровям, словно пытаясь смахнуть пот. Выданные ему очки остались.

— Знаешь, почему она бывает иногда видна днем?

Я молчал.

Струйки пота стекали с его морды; я догадывался, что еще чуть-чуть — и взойдет. Наступит смерть.

Солнце. Светило, подарившее нам жизнь. Светило, ставшее убийцей.

Трахать робота — не такое уж удовольствие, как вы можете подумать, предки. Мы вынуждены, читая классиков, совокупляться с этими изделиями из кевлара, титана и прочей нержавейки. Женщины почти исчезли. Много лет назад порнографы, предрекающие смерть человечества, глумились (их юмор был плосок), пропагандируя идею, как будет здорово жить без этих дурочек. Что ж. Мало того, что вымерли самки — перед своей гибелью умницы, захватив власть, успели превратить Землю в какое-то подобие Марса, в пустыню без конца и края; дискотеку, в которой командует Ее Величество Тишина. Тускло и тошно, знаете ли, в этой пустыне. Красиво, конечно, спора нет. Но утомляет. Задолго до моего (и Аркадия) рождения была введена цензура; это сыграло роковую роль. Йинские сады, сад на Петроградке — все это не имело никакого значения, планета была угроблена. Они, перед тем, как сдохнуть, изобрели Привод — Привод с заглавной буквы; как это ни странно, им все-таки удалось кое-что сделать. Мы воспользовались этим: Земля была загажена до такой степени, что и вспоминать тошно; рванули, недолго думая, в это интимное местечко. Каньон, на который возлагали столько надежд, оказался просто трещиной на буханке хлеба — нет, не за четырнадцать копеек килограмм; на убогом шарике радиусом в три тысячи триста километров нарисовался довольно-таки странный пейзаж. Колонизация Красной планеты шла ни шатко ни валко — почти без жертв. Постройка пузырей-поселений под куполами двигалась удручающе медленно, как движение электрички, отъезжающей от вокзала. Умирающие остались на Земле — находились горячие головы, выдумывающие безумные проекты экспансии. Все пошло прахом. И вот мы оказались здесь.

Не прошло и полувека, как на нас свалилась новая беда. Солнце, излучая как должно, вдруг поменяло свой спектр. Точнее, расширило. Сначала сместились линии нейтральных металлов. Астрофизики хватались за головы. Затем яйцеголовые обнаружили новый диапазон — который, впрочем, лишь очень приблизительно диагностировался приборами. Техника была бессильна. Против фактов не пойдешь; светило стало убивать. Поначалу никто, конечно, не придавал этому значения. Подумаешь, сдох десяток коров в какой-то Аргентине. А то, что в Африке вымерло две трети населения, слегка обеспокоило лишь антропологов и прочих умников, ну так что ж! Африка — она и есть Африка.

Человечество, как всегда, продолжало заниматься шоппингом и просиживанием штанов перед телевизором. Понятие термоядерного синтеза интересовало разве что школьников, перед которыми маячила контрольная, и бездельников в телешоу. Ученые спохватились и начали вопить, что, мол, нам угрожает опасность. Депеши шли наравне с криминальной хроникой и показом девиц той или иной степени раздетости, а также юнцов и зрелых мужей, пытающихся догнать прекрасный пол хотя бы в этом неблаговидном занятии. Излучение тем временем тоже не дремало, наращивая мощь. Люди стали слепнуть. Производство солнцезащитных очков достигло апогея, никогда не мыслимого. Спустя некоторое время так называемые человеки несколько шухернулись и стали более внимательно относиться к сообщениям. Пошли слухи, один дебильнее другого, вплоть до того, что враги, понимаете ли, разместили на земной орбите экран, который задерживает полезные лучи, а пропускает только вредные. Как же до сих пор плохие лучи не вредили? Их действие, оказывается, компенсировалось лучами полезными. Ну и дальше в том же духе.

Началось так называемое завоевание космоса (вспомнили Брэдбери — поздновато!), космонефы строили сотнями и тысячами; экономика была разрушена сильнее, чем во Вторую Мировую войну в европейских государствах. Систему образования, да и прочие системы, попросту убили, перекрыв воздух. Готовили в основном специалистов, чья работа была тем или иным образом связана с пилотированием и колонизацией. Чокнутые старушенции продолжали сидеть в яслях, причитая, что малюточек становится все меньше. Пятеро? Ну это не так уж плохо. Когда-то были детские садики на пятьдесят, даже — страшно подумать! — на двести детей. Фантастика.

Смерть орудовала своей косой, причем избирательно. Гибли в основном женщины. Защититься от губительного излучения не было никакой возможности. Цивилизация перешла на ночной образ жизни. Это было довольно мозгодробительно для большинства, однако предоставило неограниченные творческие возможности для богемы. Очень быстро, впрочем, богема поняла, что теперь, после потери одного из важнейших признаков отличия от быдла, она сама превратилась в быдло. Возник творческий кризис; впрочем, он мало кого волновал, наступила тихая депрессивная паника. Ракеты! Все силы на постройку ракет! Земля обречена, нужно спасаться в космосе, на спутниках планет-гигантов, на астероидах, орбитальных станциях, на Марсе в конце концов. Невероятная сила магнитоактивности звезды, вкупе с малоизученным диапазоном излучения, убивала. Кое-где начала спирепствовать эпидемия, вызванная птоаминами. Человечество погружалось в хаос; возвращалось средневековье со всеми его прелестями.

Марс был выбран в конце концов базой потому, что давал какую-никакую защиту от взбесившегося Солнца — радиация на этой планете всего вдвое меньше земной, однако этот фактор, по мнению ученых, оказался решающим — уменьшение излучения всего на пятьдесят или около того процентов позволит спастись популяции. Увы, марсианские роддома были заполнены писком лишь новорожденных мальчиков. Попытки зачать и выносить женский плод где-нибудь подальше, на астероидах или лунах Юпитера, кончались фиаско. Представительницы прекрасного пола постепено становились редкостью.

К этому моменту лженаука, будь она проклята, все-таки соорудила приличного секс-робота. Это была, конечно, не надувная кукла двадцатого века, а вполне себе андроид. Пипл неоднократно напрягался: а ведь оно не очень похоже на человека. Является ли самка человека человеком, вопрошали оппоненты в дурных сетях. Троллинг разросся до невообразимых величин: по оценкам Yдекса, это была самая популярная тема за ни много, ни мало семь лет. Мужская часть планеты раскололась на три лагеря: тех, кто относится к псевдоженщинам как к неизбежному злу (большинство), тех, кто был готов бороться за сомнительный приз, вырывая сердце, печень и прочие органы у своих противников, и тех, кто решил тихонько помереть, не выполнив своего долга перед природой. Революция не заставила себя долго ждать: дряни вооружились, была пролита кровь невинных людей.

В конце концов вся эта суета надоела всем, и мы предали Родину, Матушку-Землю — хотя вопрос — ведь есть безумные гипотезы, говорящие о том, что мы родом с Марса. Настало время вернуться, получается так.

Дневной Фобос прочертил траекторию на небе; Аркадию надоело сидеть на убогом пеньке, расположенном перед домом веселых утех. Он готовился к смерти. Очков уже не было; он их каким-то образом умудрился потерять. Это было ошибкой.

Душегуб должен был вот-вот вынырнуть из-за не очень ровного горизонта, могущего вдохновить лишь астрофизика, либо авангардистского поэта. Волна кислорода хлынула в легкие; это был марсианский прилив. Странные дела, откуда кислород, если с водой напряженка. Подобно рыбе, мой друг идиотски глотал воздух. Воздух не был водой, но вел себя подобно ей. Волны бирюзового оттенка в рыжих песках смотрелись довольно-таки странно.

Хотелось голубого. Чего-нибудь голубенького. О синем я молчал. Хотелось чуть фотошопнуть, разбавить эту похабную ржавчину. Нет.

Наверно, глупо теперь говорить о Родине. Теперь наша родина — эта жалкая, бесконечная пустыня.

Нам было нужно пройти всего каких-то пару-тройку километров. Что ж, вполне выполнимая задача.

Если б не проклятое Солнце.

Я тоже потел.

Холмы. Барханы. Низины. Песок. Дурацкая заря.

Солнце взошло, а я почему-то остался жив. Аркадий превратился в статую.

Я обошел ее со всех сторон. Разглядел внимательно.

Он умер. Я пошел.

Мне очень хотелось раздеться. Я снял с себя ксиф, китель, футболку и прочее нательное белье, которое положено иметь выше пояса. Желание снять штаны и разуться становилось почти небходимым, хотя и малоприемлемым. В конце концов я это сделал. Песок начал жечь ступни, когда это блядское светило наконец-таки вынырнуло из-за горизонта, обласкав мое лицо. Обласкав? Ведь Аркадия оно убило, как и убивало всех. Мне хотелось дождя.

На ходу срывая последнюю одежду, избавляясь от нее (она рвалась даже не по швам, а просто так), я шел, изредка оглядываясь на отпечатки гомо. Они были усеяны следами позора, нашего позора: да какого ж черта мы решили убивать.

Стоя нагим на холме, я созерцал восход. Солнце больше не слепило. Спустясь в долину, я отметил про себя: пейзаж неправилен; и этот чертов оазис обмана, и сии подруги, пытающиеся понять суть изображения, но так и не смогшие постичь пространства; о, занятие было бесполезным.

Я думал о статуе. Звезда шарахнулась за купола города автохтонов, звезда, та самая звезда, тот самый раскаленный комочек газа, мечты о котором грели меня долгой дурацкой зимой; снова вынырнул Фобос. Девицы вопили, а я прикидывал, какую могу извлечь из всего этого выгоду.

На мне осталась только убогая набедренная повязка. Скинув ее, я заорал на луну. Вой сук мне был ответом.

Тупо шел. Самки — пустая затея.

Перед тем, как потерять сознание, я вставил оптическую ось глаз в зенит. Все.

* * *

Сколько же я был там? Часов? Километров? Снов? Мгновение? Вечность?

Иллюзия. Я — такая же статуя, как и Аркадий. Быть может, он видит похожие сны. Или те же.

Мы? Мы, возомнившие себя покорителями, пахарями Вселенной, кто мы? Жалкая горсточка людишек, возомнивших себя кладезем информации — культуры, — кучка дикарей, спасшихся на какой-то коряге во время наводнения и считающих себя последним оплотом интеллекта? В том, что Солнце убило нас, я вижу теперь глубокий смысл — решение высшего разума, или бога, если вам так больше нравится. Я умираю в этом иллюзорном мире; что изменилоь бы, если б я умирал в мире, кажущемся не только мне, но и всем прочим, более реальным, чем этот? Марс. Земля. Я наг. Я стою на бархане, Солнце, как кажется мне, больше не сокрушает, а ласкает меня. Что дальше?

До чего же здесь удивительно красивый рассвет. Когда смотришь без очков.

* * *

Они меня любят, баюкали голоса. Как же Аркадий, думал я, при всем своем эгоцентризме. Спасите его. Нет — пели. Нет — жужжали, как мухи. Жужжание не было противным. Странно. Оно убаюкивало. Галлюцинации, видимо: фонтан, и девы в белых одеждах наполняют узкогорлые кувшины и уходят, держа их на плечах — а кто и в руках. Аркадий, не давала мне покоя мысль. Он не совсем умер, не так, что бы — вот что в конце концов я понял. Моя задача заключалась в осуществлении связи с ним. Статуя, покинутая мной, заносила нож совести все выше над жалким мяском бренного тела. Окликнуть, спросить девиц мне не позволяла ложная гордость. Я знал, что подобное самосозерцание не может продолжаться бесконечно, и рано или поздно мне придется вступить с этими марсианками в контакт.

Песок. Боже мой, как же мне было хреново на этом дурацком Марсе под его дэцильными лунами, видимыми зачастую и днем.

Измельченная ветрами и временем мелкая осадочная горная порода сладко шлифовала тело; моя кожа приобретала чувствительность, неведомую ползающим по поверхности планеты землянам. Когда-то я всерьез задумывался над тем, чтоб снять лишний эпителий с тела, точнее, с подушечек пальцев рук и ног при помощи очень мелкой шкурки — таковая у меня наличествовала, это было немецкое изделие великолепного качества. Теперь же мне хотелось закутаться; местный суховей был вовсе не так уж и ласков, как может показаться любителю фантастики середины двадцатого века. Да и более позднему.

Я сидел на убогом холмике, барханом его было назвать нельзя; рядом возвышалось миниатюрное подобие, не бархан и не дюна, а некое не очень-то большое возвышение. Фобос начал свой очередной стремительный полет. На горке, располагающейся рядом со мной, лежали какие-то малопонятные шмотки.

— Вам следует одеться, — негромко сказала одна из тех девушек, которые заправляли водой.

— Зачем? — лениво спросил я. — Властителю Земли да будет угодно принять меня в натуральном виде. Мне нечего стыдиться. Вряд ли вид моего тела шокирует Его. Вы же, прекрасная автохтонка, носите эти одеяния не от того, что стыдитесь своей наготы, а делаете это просто ради удобства, в частности, защищая свое тело от горячего сухого ветра?

Дева была вынуждена согласиться со мной.

Здесь, уважаемый читатель, мне придется сделать небольшое лирическое отступление. Это чисто лингвистический вопрос; думаю, вам вряд ли будет интересно вникать в тонкости языка марсиан Большого Разлома. Необходимо понять лишь одну-единственную вещь: Землей, Эартхом, Лэндомом, Террамом марсиане называют свою родную планету. Это для землян Марс — Марс. Для марсиан — Земля.

Нет Земли, гласит общепринятая идеология, нет никакой Земли, кроме той Земли, данной великим Нксом. Земля — единственная планета, обращающаяся вокруг дающего жизнь светила. Такие вот пирожки.

Более глубокая ступень познания (сие есть тайна, но уж расскажу вам) дает понять посвященным второй степени, что Третья Луна не есть ложь. С этим спорить не так-то просто, хотя этой ереси, честно говоря, не одна тысяча лет. «Отрицать ее (3‑ю луну — прим. авт.,) так же глупо, как утверждать, что стакан невозможно опорожнить в принципе», — говорил легендарный Чм, пророк Нкса, — два в одиннадцатой степени пройдет лет, и Он придет. — С этими словами он, по преданию, стакан таки допил и ушел. Немало мы его ждем, братья и сестры, но говорят мудрые: ждите, ждите. Ждём!

Забегая вперед, мне придется сказать, что табу на Третью Луну возникло настолько давно, что никакой историк не сможет более-менее точно назвать дату. Жители Большого Разлома по праву чувствовали себя имперцами — на то были основания. Около двенадцати тысяч лет господствовала религия, основанная на запрете наблюдения спутника. Что ж, рыжая планета видала еще и не такое.

Еретики утверждали, что Луна существует. На протяжении тридцати столетий их предавали огню.

Великий Иксм предвидел свою смерть. Приблизительная дата его рождения — примерно минус три тысячи четыреста двадцать лет. Дата смерти известна точно: минус три тысячи четыреста шесть. Иксм говорил то, что является, конечно, полной туфтой: не бойтесь Третьей Луны. Глупо отрицать сущее. Похабного, звериного начала в человеке не нужно стыдиться, напротив, нужно отдать хвалу спутнику. Его сожгли, и идея была похоронена на долгие века.

Пока Земля нарезала круги в районе звездуленьки, культ якобы тайного спутника находил все большее количество приверженцев, что не могло не беспокоить официальную церковь. Хотя, надо сказать, и в ней находилось немало инакомыслящих, утверждающих, что Луна № 3 таки есть. Это было чрезвычайно смелое по тем временам утверждение: грозило оно ни много, ни мало, смертной казнью.

Летописи предков были переназваны апокрифами, более того, фантазиями; копии фолиантов продавались по бросовым ценам в псевдоэзотерических магазинчиках под названием «Ромашки Мира» или вроде этого.

Земная (именно земная) цивилизация, будучи озабочена самоспасением, ни черта не поняла в цивилизации марсианской. Да, конечно, было написано немало монографий, которые и остались «вещью в себе». А кое-кто под это дело, не напрягаясь, лихо защитил диссер. Увы. Все это было суетой.

Тщета.

Несколько лет назад, совсем недавно, появился предсказанный Тфт. «Не нужно стыдиться Луны» — так сказал он, мессия. Ему, в отличие от Св. Иксма, удалось избежать смертной казни. Времена были уже не те. Оппозиция имела к этому времени кое-что за плечами: умирать никто не собирался. Еретики добились права голоса: это была победа!

Запуск Третьей Луны могущественными предками и факт ее обращения вокруг Земли, однако, будоражил умы всяческих гопников и гопниц, в чем они находили невеселые знаки для существующего правительства. Была провозглашена свобода любви и прочей чепухи; девицы стали стричься наподобие молодых людей; певички в розовых пижамках распевали песенки о том, что Луна — не более, чем анахронизм. Ее публичное отрицание являлось потрясающей пошлостью.

Контакта, пресловутого Контакта землян и марсиан так и не получилось. Мы не мешали им — они нам. Человечки, видите ли, были слишком озабочены собственным спасением — а так называемые марсиане, вымирающая раса, пыталась претворить в жизнь свои идеи, не имеющие ничего общего с идеями подыхающих придурков с Третьей планеты. К тому времени, когда мы начали колонизировать, мастурбировать и извращать на свой вкус Марс, они стали уходить в глубь планеты, очень неохотно вступая в контакт. Идиотское человечество же попыталось насытить атмосферу паланеты кислородом, не понимая элементарной вещи: для местной биосферы это яд. В заблуждение ввела внешняя схожесть местных зверьков с земными, и, более того, обманчивое подобие представителей разумных существ гомо сапиенсу!

Якобы имеющаяся связь культуры Большого Разлома с человеческой культурой, в частности, с культурой древнеегипетской (о, эзотерики! о, безумные глашатаи Луны!) дала немало пищи спекулянтам. Все мы выкупались в этом дерьме — культ Луны, Луны сумасшедшей был навязан человечеству извне. Да, история повторилась в какой уже раз. Были большие тихие города, похожие на малые, в которых была любовь. Проекция Луны развратила цивилизацию и убила ее. Сколько раз рождались поэты, да что сказать поэты — пророки! — умирающие под забором в таинственном, чудесном серебряном свете. Полнолуние толкало людей на гадкие поступки, и лишь немногие находили в себе силы сопротивляться этому. Они обретали только смерть. Земля (та) не так уж увлекалась сожжением еретиков; они умирали сами.

Это продолжалось немало — несколько тысяч лет. Никто уже не мог вспомнить и объяснить, когда и зачем началась проекция. Прекратить ее никто не мог; осталось только одно — замалчивание. Древние культы признавали Луну, как и еду; великие предки соорудили немало артефактов, но что они представляют собой сейчас? Свобода лжеспутника представляет собой тупик, все эти цивилизации оставили совсем немного информации — ее плотность оказалась весьма невысока — ученые, конечно, визжали от восторга, а обывателю с нее толку было мало. Точнее, никакого. Не выходить в полнолуние из дома — вот что было должно исполнять человеку, считающему себя приличным. Подобные попытки приравнивались к извращению, однако с этим были согласны не все. Классическая поэзия и литература вообще имеет немало примеров воспевания Луны и полнолуния, при этом — парадокс! — сие вовсе не считается чем-то похабным, отнюдь. Классика, понимаете ли. Стоит же однако брякнуть где-нибудь в приличном обществе, что, мол, Луна покрыла какую-то там звезду — это будет воспринято так, как будто имярек заявит, будто некое грязное существо покрыло жену собеседника.

Можно подумать, что периодически таинственные и прекрасные города Марса вымирали — куда там! Попросту этика не позволяла замечать друг друга. Как же час пик, когда ваше тело оказывается изнасилованным прикосновениями собратьев в толпе? Понять это нам было сложно всегда; теперь невозможно. Нас осталось слишком мало. Нам остается только любоваться восходом сверкающего серого шара над зубчатыми стенами древних башен и пытаться осмыслить наследие.

* * *

Наследие?

Пребывающий-В-Сути, верховный Ересиарх, к коему я обратился, поскольку издавна питаю приязнь к оппозиции, тем более что, не буду скрывать, эта личность, как ни крути, имела и имеет не такую уж малую политическую силу, с некоторой досадою отодвинул мою рукопись.

— Чего же ты хочешь?

Мне надумалось немного помолчать; это позволяло сохранять умный вид.

— Спасти Землю? Ведь ты не глуп, и прекрасно понимаешь, что язва, убивающая человечество, гнездится где-то внутри организма, а не вне его. Свалить все на урфов, как делают политиканы — дело, достойное лишь песчаного кр’гла, трусливо прячущего хвост в землю.

Я продолжал молчать и мозговал: а где же, на хер, его внучка, прекрасная принцесса Марса? Не по жанру. Нет, как-то все пошло не так. Я оставил статую Аркадия в пустыне, потом оказался нагим в оазисе. Как бы, кстати, получить толковую аудиенцию у Властителя?

Стоп! А что я ему собирался сказать?

Проклятье. Забыл.

Сделал откат. Сайт глюкнул — я опять оказался в кабинете Пребывающего-В-Сути.

Пришлось перебирать всю информацию вручную, по байтам. Сервер вовсе не дурил, как мне показалось в какой-то момент. Гнал я, не сумев определиться с координатами.

Ладно, на сегодня хватит. Все придется делать сначала. Главный минус — не удалось толком сформулировать коллизию.

Я вырубил компьютер, пошел на кухню, поджарил яичницу и съел ее, а потом решил прогуляться. Солнышко грело вполне по-летнему.

Оглавление