«Половина лохматых»

Половина лохматых Марина Ясинская

Когда Мирк добрался до мемориала Первого Полисмена, Шершавый уже был на месте и выцарапывал что-то на мраморной облицовке постамента. Первый полисмен, равнодушный к его стараниям, сидел на испещрённом надписями пьедестале и безразлично смотрел вдаль каменными глазами.

А на ступенях, ведущих к памятнику, сидела Лина и, аккуратно расправив вокруг себя юбку жёлтого в белый горох сарафанчика, играла в камешки.

— А она что здесь делает? — нахмурился Мирк, глядя на девочку.

Шершавый обернулся и, как делал всегда, когда смущался, неосознанно провёл рукой по затылку. Пальцы ощутили привычную щетину пробивающихся волос. Как он только их не выводил — и бритвой, и бальзамами, и мазями! Но добиться идеально гладкой поверхности не удавалось; голова всегда была покрыта налётом щетины, из-за которой его и прозвали Шершавым.

— Родители ушли в ночную смену, велели мне за ней присмотреть. А она боится оставаться дома одна. Вот и пришлось взять с собой — не оставлять же малýю.

Мирк недовольно фыркнул. С этой малявкой кварталов лохматых им сегодня не видать.

— Прекрасно, — раздражённо выдохнул он. — Значит, всё отменяется.

— Почему это?

— Потому что ты притащил довесок! Куда нам с ним?

— Я не довесок, — обиженно пробубнила сидящая на ступенях девочка, не отрываясь от игры в камушки.

Мальчишки её словно не услышали.

— Может, оставим здесь? — предложил Мирк. — А потом заберём.

Шершавый покосился на сестру. Лина, позабыв о камешках, подняла безволосую голову и уставилась на брата тревожными глазами.

— Нет, — покачал головой Шершавый. — А что, если мы не вернёмся до темноты? Тогда ей тут будет ещё страшнее, чем дома.

Мирк огляделся. Днём сквозь окружавшие памятник колонны лился солнечный свет, делая тайное убежище приятелей тёплым и уютным. Но когда наступал вечер, заброшенный мемориал погружался в холодные тени и становился мрачным и зловещим. В сумерках Мирку и самому становилось тут не по себе, хотя в свои солидные четырнадцать лет он никогда бы в этом не признался.

— Может, с собой её возьмём? — предложил Шершавый.

Мирк поперхнулся от возмущения. Брать малýю с собой в квартал лохматых? Ещё неизвестно, получится ли у них самих туда пробраться, а уж с Линой!

Однако… Мирк нахмурился. Выбор у них невелик: или они сегодня вообще не идут, или идут, но вместе с девочкой. Есть ещё, конечно, вариант оставить Шершавого с сестрой, и пойти одному, но… Во-первых, Шершавый обидится, а во-вторых… А во-вторых, идти в одиночку к лохматым Мирк опасался.

— Ладно, — махнул он рукой, сдаваясь, и направился к выходу из мемориала. Шершавый с сестрой поспешили за ним.

Пройдя сквозь оплетённые плющом колонны мемориала, приятели вышли на огромную площадь. Та была выложена каменными плитами; сквозь щели между ними густо росла трава, кое-где в ней желтела мать-и-мачеха. На противоположном краю площади, прямо напротив мемориала, валялся на земле сброшенный с постамента каменный крылатый мужчина. Одно из крыльев откололось и лежало рядом, под другим крылом, на лопатке примостилось птичье гнездо.

— А что, раньше в Полисе жили ещё и крылатые люди? — спросила Лина.

— Нет, — отозвался Шершавый. — Крылатых людей не бывает.

— Тогда чей памятник лежит на площади?

Брат пожал плечами. Про крылатого он ничего не знал; знал только, что мужик, сидевший в мемориале — это первый полисмен, много веков назад основавший Полис. Площадь тоже носила его имя — по крайней мере, до тех пор, пока не случился Револьт. После Револьта все сразу узнали, что первый полисмен на самом деле был плохим человеком, и возмущённый народ немедленно решил снести мемориал, построенный в его честь. Но не вышло — здание возводили на совесть, на века, и людское возмущение разбилось о него, как волны о скалу. Толпа скинула с постамента крылатого мужика и на этом успокоилась; мемориал, расположенный на отшибе за городом, забросили и забыли. Прошло несколько лет, и площадь, а также ведущий к ней парк одичали — здесь густо росла трава, цепкие побеги ползли по плитам и колоннам, а по нагретым солнцем камням без страха сновали белки.

— А учительница нам сегодня на полисоведении рассказывала, что когда-то в нашем полисе жили все вместе, вперемешку — и мы, и лохматые, — продолжила Лина. — А потом все перессорились, и пришлось делить Полис пополам.

— Ха! — вмешался тут Мирк и презрительно фыркнул. — А учительница не рассказывала вам, что ещё до того, как мы все жили вперемешку, именно мы построили этот Полис? Потому мы и называемся истоками — мы были первыми. А лохматые заявились сюда много позже. Сначала приезжали просто поглазеть, затем стали оставаться на заработки, а потом начали оседать. Наоткрывали своих магазинов, настроили своих трактирий, навозводили свои церкви — и это в нашем городе! А потом ещё и права стали требовать!

— А в их трактириях еда вкусная, нас мама с папой туда водили, — бесхитростно и очень некстати заметила Лина прежде, чем Шершавый успел её одёрнуть.

Мирк немедленно помрачнел. Его мать работала на кухне в одной из трактирий лохматых. Она растила Мирка и двух его младших братьев в одиночку, зарплаты не хватало, вот и приходилось по выходным подрабатывать там, где была работа. Это бесконечно возмущало Мирка — чтобы его мать работала на лохматых? Да это лохматые должны работать на них, истоков, это же они в Полисе чужаки! Пусть зачастую и чужаки уже в третьем, а то и четвёртом поколении…

Парк остался позади, впереди показалась широкая асфальтовая дорога. Её проложили ещё в период Петролеумного расцвета, когда в Полисе было много машин. Сейчас же по ней ездили только велосипеды и грузовые велоциклы, и лишь изредка мелькали электрокары.

Трасса проходила через весь Полис и являлась той самой границей, по которой его разделили пополам; к западу от трассы была половина истоков, к востоку — половина лохматых. По обеим сторонам от дороги — и по всему периметру тянулись проволочные ограждения, защищавшие границы от посторонних. Пройти сквозь них можно было только через тщательно охраняемые пропускные пункты.

Или через известные лишь немногим тайные лазейки в ограде.

Именно такой пользовались Мирк с Шершавым, бегая к стоявшему за пределами Полиса мемориалу Первому полисмену.

И сейчас через другую такую лазейку они собирались проникнуть на чужую половину.

О лазейке Мирк узнал, случайно подслушав старшеклассников, хвалившихся, что они побывали на половине лохматых. Парни говорили, что дыра в ограде находится прямо напротив самолёта, и Мирк решил, что найти её не составит труда — он прекрасно знал, где лежит крылатая машина. Собственно, об этом знал каждый — бездвижный самолёт, густо покрытый зеленью, давно стал неотъемлемой частью пейзажа на окраине Полиса.

Старшеклассники рассказали тогда и много другого. На половине лохматых они видели загоны, в которых лохматые разводили птиц для еды, хотя всякому известно, что птицы — священные создания, и их есть нельзя. Видели особые лужайки, где лохматые зарывали своих мёртвых в землю — и это вместо того, чтобы сжечь их как полагается. А ещё они видели специальные места, где лохматым подстригали, завивали, распрямляли и даже красили им волосы! Когда Мирк себе это представил, его передёрнуло от отвращения. Волосы — это то, что осталось в людях от звериного. Избавляясь от них, как это делают они, истоки, люди окончательно порывают со своим животным прошлым. Однако лохматые не только не желают отказываться от этой позорной шерсти — они, оказывается, за ней ещё и ухаживают, и украшают её!

Словом, правильно говорят про лохматых — дикий и нечистый народ.

Впрочем, сегодня Мирк с Шершавым решили пролезть на чужую половину Полиса вовсе не для того, чтобы своими глазами посмотреть на странные обычаи лохматых. Нет, приятели собирались отомстить.

Пару недель назад, гуляя по базарным рядам Коридора, Мирк с Шершавым наткнулись на группу мальчишек лохматых примерно их возраста. Коридор считался нейтральной территорией; расположенный в самом центре Полиса, он являлся местом сосредоточения торговли, коммерции, культуры и управления. Только там трактирии и мастерские лохматых могли соседствовать с банками и магазинами истоков — там было самое лучшее место для бизнеса. Именно потому обе стороны заключили негласное соглашение: входя в Коридор, забывать все претензии и обиды друг к другу — иначе бизнесу не выжить.

Разумеется, рассчитывать на благоразумие лохматых не приходилось; время от времени кто-то из них обязательно нарушал правила, и тогда истокам приходилось отвечать. Именно для таких случаев по Коридору постоянно курсировали патрули.

Однако в тот день патрули не обратили внимания на стайку мальчишек лохматых, окруживших двух мальчишек истоков.

Нет, Шершавого с Мирком тогда не побили. Но их засыпали обидными словами и унизительными, гадкими прозвищами, и попранная гордость требовала возмездия. И именно сегодня Мирк с Шершавым собирались его вершить.

В ограде напротив самолёта у самой земли и впрямь нашлась почти незаметная прорезь. Если проволочные края оттянуть в стороны, то можно проскользнуть внутрь.

За оградой был скучный пустырь, а за ним виднелись унылые постройки барачного типа. Лохматых в пределах видимости не наблюдалось. Значит, можно пролезать. Но Мирк медлил.

— Интересно, а она током бьёт? — задумчиво протянул он, глядя на колючую сетку ограды.

— Чтобы била током, нужно электричество, — резонно заметил Шершавый.

— Ну, так электричества-то у лохматых навалом! — воскликнул Мирк с затаённой обидой. Он всегда считал, что те, кто когда-то делил Полис между ними и лохматыми, плохо сделали своё дело. Если бы сделали хорошо, то электростанция не отошла бы лохматым, и они не драли бы за электричество втридорога. А теперь исконным жителям Полиса приходилось жёстко экономить на электричестве и пользоваться им только там, где это действительно необходимо. Пускать ток по ограде, окружающей их половину Полиса, истоки точно не могли. А вот лохматые — вполне.

— Старшеклассники же как-то пролезли, — продолжил, тем временем, Шершавый. — Значит, не бьёт.

Мирк осторожно потянулся, кончиком пальца дотронулся до колючей проволоки и тут же отдёрнул руку.

— Не бьёт, — с облегчением ответил он. — Ну, пошли?

— Погоди, а как же это? — ответил Шершавый и постучал себя ладонью по голове.

Мирк спохватился. Раз уж они собираются тайно проникнуть к лохматым, им надо замаскироваться, ведь их безволосые головы тут же заметят. О том, чтобы отрастить волосы, не могло быть и речи, а вот отвратительная привычка лохматых напяливать на свои волосы головные уборы может им пригодиться. Именно для этих целей Мирк стянул из одного из магазинов лохматых в Коридоре шапки.

— Держи, — сказал он, сунул в руки Шершавому одну шапку, достал себе вторую и напялил на голову. Чёрная шапка была неудобной — жёсткой, словно котелок, с ремнём, застёгивающимся под подбородком, и рисунком черепа спереди.

Шершавый надевать свой головной убор не торопился.

— А другой не было? — спросил он, вертя в руках большую пышную шапку с торчащим во все стороны мехом.

— Я, знаешь ли, по шапкам не специалист, не выбирал, — огрызнулся Мирк.

— Просто странная она какая-то, — с сомнением протянул Шершавый.

Мирк перевёл взгляд на шапку, которую приятель вертел в руках, и понял его затруднение. Растительность на голове — это животный атавизм. Добровольно напялить себе на голову мех не захочет никто из истоков. Тем более Шершавый, для которого это вообще больная тема — недаром он всё никак не может избавиться от щетины на голове, что только ни делает — а волосы растут, будь они неладны!

— Ладно тебе переживать! Мы же к лохматым идём — какая разница? — попытался он успокоить приятеля.

— Раз нет разницы, то давай поменяемся? — с надеждой предложил Шершавый, протягивая ему меховой комок.

Мирк невольно отпрянул.

— Ясно, — Шершавый недовольно вздохнул и, скривившись, напялил на себя шапку. Его голова тут же стала большой и пушистой. — Что-то в ней жарко, — заметил он несколько мгновений спустя. — Может, эта шапка — зимняя?

— Не говори глупостей, — отмахнулся Мирк. — Кто в своём уме будет делить шапки на летние и зимние? Шапки они и шапки. Пошли!

— Погоди. А с Линой что делать будем?

Мирк почти было забыл про сестру Шершавого.

— Для неё у меня ничего нет, я ж не знал, что нам нужно три шапки.

— Но так ей идти нельзя, — встревожился Шершавый, глядя на безволосую голову девочки, а потом, подумав, снял в себя меховую шапку и надел сестре. Лина пискнула, и её голова немедленно утонула в пушистом головном уборе.

— А ты? — спросил Мирк.

Вместо ответа Шершавый порылся в кармане и вытащил оттуда большой носовой платок, синий в красную клетку и почти чистый — после стирки он им пользовался всего-то пару раз. Шершавый развернул его, сложил по диагонали и покрыл себе голову, завязав концы платка под подбородком.

— Ну как? — спросил он.

Мирк окинул его критическим взглядом. Что-то в повязанном на голову платке было не так, но он не мог сообразить, что именно. А потом и вовсе махнул рукой. Головные уборы — это полная дикость, потому они и кажутся ему странными. Главное, что прикрыто отсутствие волос.

— Нормально, — вынес Мирк свой вердикт. Перевёл взгляд на Лину — она приподняла меховую шапку и держала её теперь обеими руками, чтобы та не падала на глаза. — Сколько время?

Шершавый достал из кармана часы.

— Три. У нас на всё про всё ровно час.

Насколько мальчишки знали, рабочий день у большинства лохматых заканчивался в четыре, а до той поры улицы пустовали, и, значит, у них был шанс провернуть своё дело незамеченными.

— Успеем, — уверенно сказал Мирк и отогнул край сетки.

Несколько минут спустя троица уже пересекла пустырь и торопливо шагала по пустой улице, по обеим сторонам которой тянулись унылые складские помещения и приземистые промышленные постройки. Вокруг было решительно не на что смотреть; более того, этот район поразительно походил на промышленные кварталы в их части Полиса. Если не знаешь, что находишься на половине лохматых, ни за что не понять. И тем не менее у Мирка с Шершавым восторженно сияли глаза, ведь они оказались на чужой, закрытой, запретной территории! Настоящее опасное приключение!

Вскоре промышленные постройки сменились жилыми домами, появились магазинчики и пустующие забегаловки, а на улице начали встречаться первые лохматые. К счастью, их было совсем немного, как и рассчитывали Мирк с Шершавым. Но хотя мальчишки старались вести себя как ни в чём не бывало, видимо, что-то они делали не так — редкие прохожие, глядя на них, умехались, качали головами, а то и вовсе крутили пальцами у виска.

— Нас что-то выдаёт, — сказал Шершавый и потянул сестру в ближайший переулок.

Мирк тоже видел, что на них пялились, и гадал, что с ними не так. Взять вот Шершавого. Обычный парень, серые штаны, зелёная футболка, голова прикрыта клетчатым носовым платком, завязанным под подбородком. На самом Мирке голубая рубашка с синими брюками и твёрдый как котелок головной убор с рисунком черепа, застёгнутый под подбородком ремешком. Да и с Линой всё в порядке — лёгкие босоножки, жёлтый сарафан, меховая шапка. Ни у одного из них не видно безволосой головы, а в остальном они и лохматые внешне ничем не отличаются.

— Что же не так? — задумчиво протянул Мирк.

— Не нравится мне всё это, — прошипел Шершавый, настороженно выглядывая из переулка. — Сейчас как кто-нибудь поймёт, что мы — истоки, и всё! Так что давай-ка скорее им замстим и уберёмся отсюда подальше. Тем более время поджимает.

— Да я разве против? — развёл руками Мирк. — Но не здесь же!

Шершавый кивнул. Если уж вершить месть, то как полагается. А мстить они собирались тем, кто их обидел. Конечно, найти тех самых мальчишек среди тысяч лохматых им не удастся, но вот отомстить другим школьникам — это вполне. Нужно только найти школу.

— Мне голове жарко, — заныла тут Лина.

— Потерпи, — строго наказал Шершавый, но девочка уже сняла меховую шапку, а когда брат попытался надеть её обратно, решительно заявила:

— Не буду я её больше носить!

Издалека донёсся звон часов.

— Три тридцать! — всполошился Мирк. — У нас осталось всего полчаса, а нам ещё вернуться к дыре надо!

Не теряя времени попусту, Шершавый быстро стянул с головы носовой платок и повязал его сестре, а сам напялил меховую шапку.

— Пошли! — скомандовал он.

Как ни странно, но Мирку показалось, что на голове Лины платок смотрится лучше. Видимо, прохожие тоже так считали, потому что когда троица выскользнула из проулка, лохматые на них хоть и косились, но уже не тыкали пальцами и не смеялись.

«Наверное, платки на головах можно носить только девчонкам», — подумал Мирк, вновь дивясь про себя тому, какие же дикие у этих лохматых обычаи.

Вскоре мальчишки нашли то, что искали. Заглянув в окна первого этажа строго здания из красного кирпича, они увидели внутри кабинет с доской на стене и детей за партами.

— Ну, вот и пришли, — радостно потёр руки Мирк и полез в рюкзак. Оглянулся, убеждаясь, что улица пустует, и вытащил баллончик с краской. Встряхнул, оглядывая стену, словно художник — новое полотно для будущей картины, и принялся выводить на стене буквы.

Некоторое время не было слышно ничего, кроме тихого шипения распыляемой краски. Шершавый нетерпеливо притоптывал на месте, оглядываясь по сторонам. На перекрёстке мелькнул велосипедист, в доме дальше по улице кто-то хлопнул дверью… Того и гляди кто-то появится!

— Быстрее! — прошипел он.

— Готово! — гордо ответил Мирк.

Шершавый обернулся.

«Чтоб вы сдохди, лохматые!» — было написано на стене.

— Добавь «вонючие», — предложил он. — Вонючие лохматые.

— Точно! — обрадовался Мирк и принялся торопливо дописывать слово. — Вонючие — это как раз про них.

Вонючими лохматых называли потому, что они редко мылись — ещё один признак их дикости. Впрочем, Шершавый иногда подумывал, что, возможно, лохматые редко мылись не потому, что такая у них традиция, а потому, что на их половине Полиса не хватало воды. Когда Полис разделили пополам, лохматым отошла электростанция, и теперь истокам приходилось жёстко экономить на электричестве. Зато истокам отошли водокачка и водохранилище, и так же, как лохматые не давали им вдоволь электричества, они не давали лохматым вдоволь воды.

— Всё! — сообщил Мирк. Встряхнул баллончик с краской и добрызгал остатки, выводя поярче букву «с» в слове «сдохли». — Пусть теперь знают! — злорадно добавил он.

Шершавый окинул взглядом надпись. На красном кирпиче стены большие белые буквы выделялись очень ярко. Да, хорошо получилось!

— Уходим, — скомандовал он, взял Лину за руку — и тут издалека послышался звон часов, отбивающих четыре.

Мальчишки в панике переглянулись. Сейчас улицы заполонят лохматые, и кто-то из наверняка поймёт, что они — истоки!

— Мы не успеем добежать до дыры в ограде, — тихо и с отчётливой ноткой паники в голове сказал Мирк.

Шершавый тоже это понимал. Конечно, они могли бы попытаться проделать весь путь обратно, шагая спокойно, как ни в чём не бывало, и надеясь, что их не разоблачат, но если уж даже редкие прохожие на пути сюда обращали на них внимание, то что говорить про целую толпу!

Улица, тем временем, ожила. Из школы донёсся звонок, возвещающий о конце урока, из зданий вокруг начали появляться люди, по дороге замелькали велосипедисты.

Шершавый огляделся и, увидев за перекрёстком груду обломков строительных плит, скомандовал:

— За мной!

Перебежками, вжимая голову в плечи и опасливо озираясь на заполонивших улицу лохматых, которые, к счастью, пока не обращали на них внимания, ребята пересекли перекрёсток и встали перед грудой обломков.

— Подземка, — пояснил Шершавый, кивая на полускрытый обломками вход.

Входы в подземку были и на их половине Полиса. Как любые уважающие себя мальчишки, Мирк с Шершавым считали заброшенные подземные туннели жутко романтичными. Тайком от родителей они спускались по ступеням, которые раньше, говорили, были самоходными и тихонько ходили по огромным подземным платформам, глядя на умершие поезда и воображением зажигая потухшие фонари, оживляя неподвижные вагоны и наполняя туннели гулом и стуком колёс. Впрочем, углубляться в непроглядно-чёрные ходы они не решались.

— Когда подземка работала, она проходила по всему Полису, — сказал Шершавый, — А, значит, по ней мы сможем выйти на нашу половину.

— Но ты же не знаешь, куда идти, — засомневался Мирк. — Мы там запросто заблудимся! И потом — что, если там тоже всё перегородили?

— Вряд ли, — возразил Шершавый. — Как, ты думаешь, к нам пробираются контрабандисты? Через ворота?

А контрабандисты и впрямь регулярно сновали между половинами Полиса, пронося дефицитные товары. От лохматых истокам несли лампочки, лекарства и шоколадные конфеты, потому что на их половине остался электротехнический завод, фармацевтический цех и шоколадная фабрика. От истоков к лохматым контрабандисты переправляли мыло, пиво и велосипеды, потому что в отошедшей истокам части Полиса остались мыльный цех, пивоварня и механический завод. Словом, контрабандисты столько носили взад-вперёд, что и впрямь не верилось, что всё это проходило через тщательно охраняемые пропускные пункты.

Мирк затравленно оглянулся на улицу, которую, казалось, прямо-таки заполонили лохматые, и обречённо махнул рукой. И троица шагнула в подземку.

Сначала темнота ослепила. Мирк замер, боясь сделать шаг. Шершавый почувствовал, как по спине поползли противные пальцы страха, но тут Лина вцепилась в него обеими руками, крепко прижалась и испуганно всхлипнула, и он, как ни странно, приободрился.

— Не бойся, — тихонько сказал он. — Сейчас глаза привыкнут, и перестанет быть так темно.

— У меня же есть фонарик! — обрадованно воскликнул Мирк. Послышалось шуршание — это он рылся в рюкзаке, и через несколько мгновений темноту прорезал луч света, выхватил очертания стен и лестницу, ведущую вниз, к тоннелям, в которых навсегда замерли подземные поезда.

— Ну, всё, теперь совсем не страшно, — сказал Шершавый, наклоняясь к сестре. — Сейчас по этим тоннелям мы выйдем прямо к дому.

Лина ничего не ответила, только пискнула и прижалась к нему ещё крепче. Недоумевая, что испугало сестру, Шершавый поднял взгляд и увидел, как к ним со всех сторон приближаются тени.

— Ну-ка, ну-ка, это что тут у нас? — послышался незнакомый голос, и в луче фонаря появился высокий худой лохматый. Он был старше Мирка с Шершавым. Наверняка, ему не меньше шестнадцати. Длинные волосы свисали вдоль бледного лица, глаза казались застывшими и злыми, а левая рука была зачем-то туго перехвачена ремешком чуть выше локтя.

Мальчишки непроизвольно сделали шаг назад. К худому лохматому присоединилось ещё трое. Все — волосатые, у всех — дикие взгляды, у одного — сигарета в руке, от которой несло сладковатым дымом, у другого — полупустая бутылка.

— Никак чужаки в гости пожаловали? — протянул худой, продолжая наступать. — И, похоже, чужаки-то не наши, а плешивые!

Мальчишки, налетевшие на них в Коридоре, тоже называли их этим противным, обидным словом — плешивые. Но если тогда Мирк с Шершавым только разозлились, то сейчас им стало страшно.

Худой продолжал наступать на пятившихся мальчишек, трое его страшных помощников шли следом.

— И что же вы тут делаете, а? — приговаривал худой, медленно водя в воздухе непонятно откуда взявшимся у него в руках ножом. — Повеселить нас пришли? Вот молодцы, веселье мы любим, да, парни?

Шершавый быстро оглянулся. Выход был совсем рядом, за спиной — никого. Правда, выход вёл на улицы, полные лохматых, но сейчас те лохматые казались ему куда менее страшными, чем эти, встретившие их в подземке.

— Бежим! — крикнул он Мирку и бросился к выходу, таща за собой сестру.

Уличный свет ослепил так же, как несколько минут — темнота. Но мальчишки продолжили нестись вперёд, не разбирая дороги, пока не налетели на препятствие.

Отчаянно щурясь и моргая, Шершавый поднял глаза и увидел перед собой мужчин в тёмно-синей форме. И обмер, сообразив, на кого они нарвались.

Жандармы!

Преследователи отставали от мальчишек всего на несколько шагов, но, увидев, кому попала их добыча, резко затормозили. На свету они казались ещё более отвратительными, чем в темноте — бледные, болезненные лица, слезящиеся глаза, трясущиеся руки, спутанные пряди грязных волос.

— Товарищи жандармы, — настороженно произнёс худой, выставил перед собой тонкие, все в красных точках и кровоподтёках руки. Ножа в них больше не было. — Мы всего лишь хотели помочь. Сдать этих плешивых в руки закона.

— Считайте, что помогли, — сухо ответил державший Шершавого жандарм и прищурился. — И советую закрыть свой притон в подземке, прежде чем я напущу туда нарконадзор.

— Понял, господин жандарм, понял, — закивал худой, пятясь к входу в подземку. Его товарищи пятились вместе с ним, пока не скрылись окончательно в темноте.

Шершавый облегчённо выдохнул, но тут вспомнил, в чьи руки угодил, и снова напрягся. Глянул на Мирка — того схватил другой жандарм, а сам его приятель был белее мела. Лину держал за руку третий. Увидев, что носовой платок сполз с головы девочки, показывая всему миру её безволосую голову, Шершавый отчаянно дернулся в крепко стиснувших его руках.

— Отпустите её! — выкрикнул он. С ним-то уж будь что будет, но его маленькая сестрёнка вообще ни при чем!

— Тихо! — негромко, но очень твёрдо приказал державший его жандарм и потащил его куда-то в сторону, подальше от глаз любопытных прохожих. Завёл из за угол здания, в безлюдную подворотню, сдёрнул с него ненавистную меховую шапку, обнажая шершавую голову, и строго спросил: — Вы как сюда попали?

Шершавый понимал, что отпираться нет смысла.

— Нашли дыру в ограде, — признался он.

— Где?

— Напротив самолёта.

— А сюда зачем полезли?

Шершавый промолчал, насупленно уставившись в сторону.

— Зачем-зачем, — неожиданно усмехнулся тот жандарм, который держал Мирка. — Себя не помнишь в их возрасте? Наверняка приключений захотелось! Видел, как они подготовились? Особенно твой — вон какую шапку для маскировки выбрал!

Шершавый покосился на «своего» жандарма и с удивлением понял, что тот… улыбается! И глаза у него были добрые. А светлые волосы на голове стрижены коротко-коротко, ненамного длиннее, чем противная, невыводимая щетина у Шершавого на голове. И вообще, если чуть напрячь воображение, жандарм становился очень похож на них, истоков…

Это открытие подействовало на Шершавого как-то обескураживающе.

— Ладно, храбрецы, нам пора, — сказал, тем временем, «его» жандарм.

— Куда вы нас поведёте? — обречённо спросил Мирк. — В тюрьму?

— Сдались вы нам в тюрьме, — усмехнулся жандарм. — Доведём вас до пропускного пункта в Коридор, а оттуда, я полагаю, вы до дома сами доберётесь.

Мирк недоверчиво на него уставился, но промолчал. Эти слова оказались неожиданными и слишком уж хорошими, чтобы в них поверить. Особенно потому, что произнёс их лохматый, а лохматые, как известно, всегда врут.

Остаток пути прошёл в молчании. Прохожие по-прежнему глазели на мальчишек, но на этот раз, видимо, больше из-за того, что они шли вместе с жандармами. Только раз кто-то возмущённо воскликнул, увидев безволосую голову Лины:

— Это что — плешивые?

Но строгий взгляд жандарма немедленно успокоил крикуна.

Вскоре показался пропускной пункт. За ним был Коридор — и родная половина Полиса.

Жандармы тихо переговорили о чём-то с вооружёнными охранниками, стоявшими на воротах, и те расступились, давая дорогу мальчишкам и Лине.

Мирк заторопился к выходу, а Шершавый, взяв сестру за руку, обернулся и посмотрел на «своего» жандарма.

— Спасибо вам, — тихо сказал он.

Жандарм улыбнулся, неожиданно подмигнул ему в ответ и, отвернувшись, зашагал прочь. А Шершавый заторопился в Коридор.

По дороге домой избавившийся от ненавистной жёсткой шапки Мирк вспоминал пережитые приключения и то и дело восклицал:

— А всё-таки круто мы их, правда? Пусть знают!

А Шершавый молчал. Он вспоминал, как предложил дописать «вонючие» к «лохматым», и ему почему-то было стыдно.

Ещё он думал, что завтра же потихоньку проберётся на половину лохматых, найдёт ту школу и допишет на стене: «Простите, мы…» Мы — что? Мы — не хотели? Мы не подумали? Мы по глупости?

Шершавый так и не определился, что написать потом, но «Простите» он напишет обязательно.

Он ещё не знал, что здание, на котором они оставили надпись, было не школой, а детским домом. Что уже сегодня вечером её увидят, и она станет поводом для серьёзного конфликта между властями двух половин Полиса. И что уже утром в Коридоре начнутся первые вооружённые столкновения между истоками и лохматыми.

Шершавый шёл домой, крепко держа сестру за руку и, не слушая Мирка, думал, где бы ему до завтра раздобыть баллончик с краской.