«Экстрим»

Экстрим (fb2) - Экстрим 283K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дмитрий Сергеевич Савельев - Елена Михайловна Кочергина

Дмитрий Сергеевич Савельев, Елена Михайловна Кочергина ЭКСТРИМ

Глава 1 Негритянская хижина

Хижина у Майка была просторная — обжитая такая, милая Хижина. Майк чуть было не стал называть её Домом, но вовремя понял, что этого делать не сто́ит. Ни одна постройка на Пустоши не достойна такого высокого наименования. Назвать Хижину Домом — всё равно что назвать Пустошь Землёю.

Что такое Пустошь? Каменистая равнина, упирающаяся в горизонт во всех направлениях от Хижины. Возможно, Пустошь — это планета, но у Майка нет способа это проверить. Во всяком случае, если Пустошь — планета, то Хижина стоит где-то на экваторе, потому что солнце находится в зените. Майк читал в интернете, что светило может быть прямо над головой только в тропиках, хотя в народе зенитом называют просто высшую точку солнца на небосклоне. И ещё одна немаловажная деталь — солнце не движется. Следовательно, если Пустошь — планета, время на ней замерло. Но для Майка время идёт, что-то в его жизни меняется, следовательно… следовательно хрен его знает, что такое Пустошь и где она находится.

На Пустоши не дует ветер, нет растений и животных, вообще ничего нет. Только бесконечный растрескавшийся камень, голубое безоблачное небо и неподвижное солнце. Людей Майк пока что тоже не видел. Но он чувствовал: люди ещё появятся.

Майк не помнил, как оказался на Пустоши. Помнил только, что перед этим ему было очень больно и страшно. Чья-то огромная сильная рука в грязной перчатке с корнем вырвала Майка из его уютной земной жизни и переместила сюда. Так садовник выкорчёвывает кустик чертополоха со своей любимой грядки и отправляет его гнить в компостную яму.

Вначале Хижина была абсолютно пустой. Майк выходил наружу, смотрел на солнце и камень, возвращался в Хижину, ложился на пол, вставал и снова выходил на Пустошь. Спать он не мог, есть и пить не хотелось. Но однажды, глядя на солнце, Майк подумал: «Почему я голый?» Войдя в Хижину, он увидел на полу свои любимые джинсы, трусы и футболку.

В следующий раз глядя на солнце, Майк подумал: «А как я выгляжу?» Войдя в Хижину, он увидел большое зеркало, закреплённое на стене. «Да, это я, — подумал Майк. — Но почему я чёрный? Ведь я русский, и негров в предках вроде бы не было…»

Потом Майка посетила другая мысль: «Солнце исполняет мои желания!» Он выбежал наружу, посмотрел на солнце и загадал стол, два стула и банку шпрот. Когда Майк вошёл в Хижину, всё, что он загадал, было там. Он выбежал из Хижины и закричал: «О сияющая звезда! Даруй мне консервный нож, вилку и батон хлеба!» Солнце немедленно исполнило его желание, и Майк впервые за долгое время поел. Но еда не принесла никакого удовлетворения. И Майк понял: удовлетворение приносит лишь то, в чём ты нуждаешься.

Теперь в Хижине стояло удобное кресло и мощная стереосистема, загруженная на 30 гигабайт его любимыми группами в lossless-формате. На полочках красного дерева красовались модели поездов. Искусно выполненные электровозы, тепловозы и паровозы радовали взгляд, но вызывали у Майка какую-то необъяснимую тоску.

Стол и стулья Майк оттащил на Пустошь, и при следующем выходе наружу обнаружил, что они благополучно исчезли.

Вот так он и жил: выпрашивал у солнца различные вещи, а если они надоедали, выкидывал их наружу, и солнце забирало свои дары обратно.

Но солнце выполняло далеко не все желания. Однажды Майк попросил у светила красивую девчонку и долго не решался вернуться в Хижину. Его несколько смущало то, что он превратился в негра, да и вообще, Майк так долго общался сам с собой, что разучился общаться с людьми. Когда молодой человек наконец осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь, он обнаружил, что в Хижине никого нет. Со свиньёй и ёжиком этот номер тоже не прошёл. Майк заказывал аквариум с пираньями и маленького удава, священный фикус и галлюциногенный кактус пейот, археоптерикса и булычёвского говоруна, отличающегося умом и сообразительностью. А у него в Хижине появлялись пустые аквариумы, горшки с землёй и ошейники различных форматов. Тогда Майк понял, что солнечному божеству подвластна только материя, не связанная с жизнью. Оно отказалось дарить даже труп кролика. А вот запечёную кроличью ногу преподнесло без базара.

Майк выпросил у солнца четырёхъядерный ультрабук с шестнадцатью гигами оперативки, но машина не смогла найти ни одной Wi-Fi-сети. Парень несколько раз бегал на Пустошь и просил у светила интернет. Он требовал и умолял, плакал и впадал в ярость. «Что тебе, жалко? — вопил Майк в небо. — ВКонтакте зайду на часок и всё!» Но солнце оставалось безучастно к его мольбам.

Несетевые игры Майка не радовали — что за кайф рубаться с компом? — и в конце концов он оттащил ультрабук на Пустошь. Через какое-то время та же участь постигла и стереосистему.

Майк бесконечно сидел в своём кресле, вертел в руках модельки электровозов и пытался вспомнить свою земную жизнь. Но память выкидывала только обрывочные воспоминания. Вот Ленка со второго курса, одними глазами смеётся над его неказистыми шутками… А вот блондинка Аня, с которой Майк разок переспал по пьянке в прошлом семестре… А это кто? Так это же Женька, его закадычный друган. Но Женька умер. Кажется, попал под поезд. Почему Майк не был на его похоронах? Потому что Женькина мать сказала, что задушит Майка, если он вздумает появиться. Странная женщина… Ведь они с Женькой дружат с начальной школы…

Майк вспоминал друзей и знакомых, но не мог вспомнить собственных родителей; вспоминал названия мест, в которых бывал, но не мог вспомнить собственную фамилию. Где же всё-таки он находится? Похищен инопланетянами? Бред сивой кобылы! Попал в загробный мир? А почему тогда не помнит, как умирал, как встречался с богами и другими потусторонними существами? Что-то такое с ним произошло, но в памяти остались только боль и страх. Боль, страх и солнечное небо, покачивающееся в такт… чему? Какому-то до боли знакомому перестуку, напоминающему молот Барлога в недрах Мории.

Ну да, всё ясно. У него клиническая смерть или, того хуже, — кома. Он лежит, подключенный к аппарату жизнеобеспечения, а сознание выкидывает все эти фортели с Хижиной, Пустошью и солнечным божеством. Кажись, разобрался. Остаётся один ма-аленький вопросик: как долго всё это будет продолжаться и чем кончится? Выживет он или нет? Очухается или квакнется? И что, если квакнется? Тогда его поглотит чернота? Нет уж, лучше существование на Пустоши, чем чёрная бездна небытия!

* * *

Однажды Майку в голову пришла новая неприятная мысль. Предположим, его откачают. Предположим, он не станет калекой и не будет ездить в инвалидной коляске и пускать слюни. Съездит на могилу к Женьке, восстановится в институте, женится на Ленке, устроится работать, нарожает детей. Про него будут говорить, как про Гарри Поттера: «Это мальчик, который выжил». Что дальше? Полетят однообразные годы. Матерящийся начальник, подгузники, дача, любовница из соседнего офиса, сменяющий до бесконечности сам себя на троне президент. Болезни, пенсия, старость и опять она … Только уже не клиническая. И не будет тогда никакой созданной его сознанием Пустоши, а только чернота небытия. Может, лучше пусть всё остаётся как есть? Кому нужна жизнь, заканчивающаяся чернотой?

На Земле живёт несколько миллиардов идиотов. Одни идиоты ведут здоровый образ жизни, пытаясь оттянуть неизбежное. Другие бегают по церквям и гуру в поисках бессмертия. Третьи пытаются получить от жизни всё, пока ещё не померли. Четвёртые плюют на смерть и занимаются экстримом в знак протеста. Эти, пожалуй, будут посимпатичнее. Хотя бы не бздят с утра до вечера перед ней , как предыдущие категории идиотов. Но, по сути, и первые, и вторые, и третьи, и четвёртые занимаются одной и той же хренью — борются с той, которую нельзя побороть, и всегда проигрывают.

Может быть, Майк — один из тех счастливчиков, кому волею случая удалось её победить? Может, это новая ступень эволюции человека? Сотворить в своём сознании бесконечный мир, неподвластный времени, и спрятаться в нём от смерти? Скучновато тут, конечно, но, возможно, это только пока? Что, если законы этого мира создаёт сам Майк по мере обживания в нём? В какой-то книге говорилось, что энергия человеческого сознания бесконечна, и в обыденной жизни человек использует только малую её толику. Надо активизировать скрытые ресурсы! Надо копать в глубь себя! Надо просить у солнца встречи с другими людьми! С такими, которые, подобно Майку, перешли на новую ступень эволюции сознания!

Глава 2 Весельчак с птичьей шеей

Сидя в своём кресле, Майк в очередной раз спорил сам с собой.

«Нет, всё-таки Земля была классная! Может, потому что, живя на ней, надо было бороться со смертью? А мир Пустоши какой-то противоестественный. Уж не потому ли, что здесь нет смерти, голода, жажды и усталости?»

Вдруг он осознал, что уже некоторое время слышит какой-то странный звук, равномерный и настойчивый. «Ту-тук, ту-тук. Ту-тук, ту-тук». Неужели кто-то стучится к нему в дверь Хижины?

Последнее время он часто просил солнце даровать ему собеседника, но отчего-то не верил, что божество исполнит его желание.

Майк распахнул дверь и увидел лицо. Вытаращенные глаза с любопытством разглядывали Майка, а под лицом… Под лицом были довольно мускулистые плечи, гибкий торс молодого мужчины и задница, обтянутая спортивными шортами. Лицо засмеялось в коротко подстриженную бородку, и гость стал поворачивать тело, чтобы оно оказалось в правильном положении относительно лица.

— Что, вставило? — хихикал визитёр. — Мне и самому вставило, когда себя таким в зеркале увидел! Мне на сто восемест градусов башку вывернуть — раз плюнуть. Шейные позвонки разъединены на фиг! Тебя как звать?

— Майком.

— Я Колян. — Молодой человек энергично пожал Майку руку. — Прикинь, вылезаю в очередной раз из своего бунгало и вижу твою хату неподалёку. Зашибись!

Колян ввалился в Хижину и осмотрелся.

— Поездами увлекаешься? А я себе мотиков наделал! Спортбайки, «харлеи», классика, полицейские, чопперы, старые советские, эндуро — все, какие бывают…

— Ты давно здесь? — поинтересовался Майк.

— Ты спрашиваешь, сколько раз взошло и опустилось за горизонт солнце с тех пор, как я кисну здесь? — саркастически осведомился Колян. — Ни разу!

— Ну а чисто субъективно?

— Субъективно я здесь очень долго, братан, непростительно долго. Сто раз просил солнце вернуть меня обратно, а ему хоть бы хрен. А ты просил?

— Как-то не пришло в голову. А может, чувствовал, что это бесполезно…

— Милое креслице. А гостям у тебя здесь есть, куда ж…у кинуть?

— Сейчас попрошу. — Майк направился к двери.

— Закажи шезлонг, что ли. Стой! Как думаешь, он мне на башку не плюхнется?

— Сейчас проверим, — засмеялся Майк.

Когда он вернулся, Колян сообщил, что два сложенных шезлонга появились из воздуха у стены. Они вытащили их на Пустошь, разложили и стали беседовать так, будто знали друг друга тысячу лет. Быть может, так оно и было?

— Ты чего чёрный такой? — стебался Колян. — Отелло хотел сыграть? Не похож! Тебе бы ноздри расширить и губы вывернуть, вот тогда сошёл бы за черномазого.

— Зато у меня шея не птичья! — улыбался Майк. — Интересно смотреть на свою задницу с той стороны?

— Скажи честно, Микаэлло, есть какие-нибудь идеи, как отсюда вырваться?

— А надо ли?

— Не, ну ты загнул! Небось, как я, со скуки подыхаешь!

— А мне на Земле не намного веселее было.

— Ты чё, дворником работал?

— Я вообще ещё не работал. А ты чё делал? По миру ездил и чужие бабки прожигал? Что в твоём понимании «весело»?

— Да, кажись ездил, а куда и зачем не помню. Помню Рио… Гигантский Иисус с пустыми незрячими глазами, жара, мулатки в бикини… Помню Лиссабон… Там такие улочки маленькие, и трамвайчики по ним ездят допотопные, смешные… А какие девчонки были в Малаге! Я снимал их по две шлюхи за раз…

— Да иди ты со своими девчонками! У меня тут вообще не стои́т, что бы я себе ни представлял…

— Аналогично, — скривился Колян. — Вот поэтому и надо из этого тухляка выбраться, сечёшь? Я в одиночку не смог придумать, как. Но теперь-то нас двое! Одна голова хорошо, а две — мутант! — Колян опять заржал.

— Может, для начала надо вспомнить, как мы здесь оказались?

— Блин, я когда начинаю вспоминать, башка раскалывается, как ненормальная. Типа, я работал… Да, блин! Я работал! А эти козлы меня схватили и поволокли! Какого хрена! Киллеры недорезанные!

— Успокойся! — закричал Майк, видя, что у товарища начался припадок. — Успокойся! Ну их на хрен!

Колян свалился на каменистую землю и обхватил себя руками.

— Нет, я вспомню! — закричал он. — Помоги мне! Задавай наводящие вопросы!

— Кто тебя схватил?

— Убийцы хреновы! Киллеры!

— В белых халатах?

Колян выпучил глаза.

— В белых халатах! Да!

— Так это ж врачи были. Они тебя спасали, дурик!

— А ты откуда знаешь? — Колян медленно уселся в шезлонг.

— А чё тут думать? Ты же в сказки загробные не веришь, как и я? Ну, значит, мы с тобой оба в коме. А кого ты мог видеть перед комой?

— Блин, кажется, я шею сломал, — обречённо вздохнул Колян.

— Ну, всё сходится. Подожди, а со мной-то что?

— Скажи честно, братан, ты русский?

— Ну.

— Посмотри на себя! С трансформатором не баловался, а? В грозу по полю не разгуливал?

— Ё-о-о!

— Вот тебе и «ё»! Шарахнуло тебя и обуглило малость, сечёшь?

— Так то там, а почему я здесь обугленный?

— Фортель сознания. Последнее, что запомнил перед комой.

— И как нам отсюда выбраться?

— Захотеть, наверное, всей душой. Медсёстры забе́гают, как в кино. «Профессор, профессор, кажется, пациент выходит из комы!» А сможем мы друг друга там найти?

— А может, мы в одной реанимации лежим, потому и встретились здесь? По-любому, это паранормалика какая-то!

— Много эта наука знает, что нормально, а что паранормально, — усомнился Колян.

Любитель мотоциклов немного помолчал, а потом перевёл разговор в русло философии:

— Слышь, Мишунь, а местное солнце ведь не простое. Как оно нас понимает? Как исполняет наши желания?

— Да и на Земле солнце не так просто́, как некоторые думают. Древние египтяне поклонялись ему как божеству. А некоторые учёные полагают, что оно — вместилище гигантского интеллекта.

— Не могу избавиться от мысли, что местное солнце что-то от меня хочет. И ещё я чувствую, что оно меня от кого-то защищает. От каких-то мерзких и скользких тварей.

— Ну и чувствительный ты субъект, как я погляжу! — засмеялся Майк. — Кучу всего чувствуешь! Может быть, ты — писатель, оттого и по миру ездил?

— Не, я не писатель, эт-точно. Ещё в школе не любил литру… Так чё думаешь, оно живое?

— Да какая разница, живое или нет? Гигантский суперкомпьютер тоже может желания исполнять.

— Не скажи, братан! У всего живого есть свобода воли: хочу — делаю, хочу — не делаю. А компьютер, будь он хоть сто раз супер-пупер, всё равно действует по программе. Может, нам солнышко-то разжалобить надо, и тогда оно нас назад закинет?

— А, пожалуй, ты прав, Колян! Вот я просил-просил себе собеседника, и тебя выпросил! А ты сам-то живой?

— В каком смысле?

— Ну, может, ты — глюк, созданный суперкомпьютером?

— Ну ты хамло, братан, ваще! Я то же самое могу о тебе сказать!

— Ну а как определить, человек перед тобой или призрак, личность или оцифрованная болванка?

— Вот щас звездюлей надаю, сразу поймёшь! — заржал мотолюбитель. — Не, у каждого человека есть встроенный датчик, чтобы отличать пацаков от чатлан. Оранжевый цвет — чатланин, зелёный — пацак. Я это давно понял, ещё когда в виртуале зависал. У меня от него порядком мозги съехали, а всё равно живого бойца от неживого сходу отличал… А может, мы и щас в виртуале?

— Хреновый это какой-то виртуал тогда, с промывкой мозгов. Ладно, давай вместе будем солнце просить, чтобы вернуло нас домой, авось, сработает. Только про себя будем это делать, а иначе какая-то пошлятина получится — вроде протестантской групповушной молитвы.

— Да как скажешь, братан, про себя — значит про себя.

Глава 3 Бездомная утопленница

Они целую вечность сидели в шезлонгах и не помышляли о женском обществе, но женское общество само нашло их.

Она хромала на обе ноги, была вся мокрая и постоянно отплёвывала воду. Подошла, грустно окинула их взглядом и сказала:

— Здравствуйте, ребята. Я Юлька, утопленница.

— Шо ты гонишь!? — возмутился Колян. — Какая ты, на фиг, утопленница? Столь прекрасного создания мы ещё не видели на Пустоши!

Юлька слабо улыбнулась.

— А почему я синяя? Оставьте свой флирт, молодой человек… Простите, как вас зовут?

— Колян…

— А я Майк, — представился Майк.

— Дорогие мои Колян и Майк, мы с вами в параллельном мире — мире мертвецов. Я сразу это поняла, когда увидела себя в зеркале.

— Дурочка, мы все в реанимации, видим общий глюк! — сказал Майк. — Параллельные миры — выдумка долбанутых фантастов…

— Вас, я вижу, убило током, — продолжала Юлька. — А с вами, Колян, что приключилось?

Колян ухмыльнулся и продемонстрировал свои способности.

— Понятно, перелом шейного отдела. А на каком основании, ребята, вы решили, что находитесь в реанимации? На основании вашего неверия в множественность миров?

— Лучше уж научное объяснение, чем фантастическое, — попытался защититься Майк. — «Мы все мертвецы!» Дешёвым ужастиком попахивает!

— А вы никогда не задумывались, Майк, что мир гораздо сложнее, чем его представляют учёные?

— Да что мы сидим, когда дама стоит? — вдруг возопил Колян, вскакивая. — Сотвори ещё один шезлонг, Микаэлло!

— Я бы предпочла обычный стул, — сказала Юлька, и Майк сбегал в Хижину за стулом.

— А где шампанское, где ананасы? — возмутился Колян. — У нас праздник — новый член клуба коматозников, а ты тормозишь, как последний лох!

— Не надо шампанского, — отрезала Юлька. — Я к вам ненадолго.

— Кстати, а где твой вигвам? — спросил Колян.

— Я его уничтожила.

Оба молодых человека выпали в осадок.

— Как?

— Очень просто: попросила солнце. Я решила стать бездомной странницей и путешествовать по этому миру до тех пор, пока не найду ответы на все вопросы. И вот повстречала вас, но вы, похоже, сами ничего не знаете.

— Пока не знаем, — сказал Майк. — Но чем нас больше, тем проще становится докопаться до истины. Понимаешь, мы обнаружили некие закономерности… Скажи, Юль, у тебя в… твоей постройке были полки с модельками?

— Ну да. В прошлой жизни я увлекалась всем, что связано с океаном. Он-то меня и погубил…

— Постой, постой! — выкрикнул Колян. — Мысля́ пришла! Майк, а я знаю, как тебя шарахнуло! Электричкой или чем-то, что с ней связано. Может, ты с моста на контактный провод попи́сал в дождь?

— А ты, по этой логике, с мотоцикла грохнулся? Надо было шлем надевать!

— При чём тут шлем? Он только черепушку защищает, профан! Для шеи нужно «ошейник» — специальный протектор покупать.

— А я слышал, что байкеры специальные кожанки носят, с высоким воротником и защитными вставками, чтобы шею и позвоночник защитить.

— Да ладно, большинство ездит в обычных косухах, а в косухе шея голая, как у стервятника. И ваще, я не байкер!

— А кто ты, родной? Ну давай, вспоминай, это важно! Только по земле больше не катайся, не шокируй девушку…

— Жестокий ты, Микаэлло! — сплюнул Колян. — Я думаю, мы со временем всё вспомним, даже то, что не хотим. У нас тут что-то вроде психотерапевтической группы наклёвывается. Не удивлюсь, если скоро ещё кто-нибудь к нам зачешется.

* * *

У Юльки явно была депрессия. Майк усадил её в своё любимое кресло в Хижине и пытался утешать. А Колян обнаружил: то, что он просит у солнца, теперь появляется в жилище Майка, а не в его собственном. Мотолюбитель бегал наружу и обратно, заказывал у солнца всякие вещи и болтал всякую чушь. В своё бунгало ему возвращаться было теперь без надобности, хотя оно маячило неподалёку.

— А может, мы, типа, в чистилище, — предположил Колян, вернувшись в очередной раз с Пустоши и раскуриваю сигару, которую только что сотворил вместе с «Зиппо». — И сейчас решается, возвращать нас обратно на Землю или отправить дальше по лестнице космической эволюции? На Венеру, там, с летающими рыбами или в созвездие Рака? Вот тебя, Юль, держит что-нибудь на Земле?

— Я не знаю. Парень у меня остался, но мы с ним часто ссорились. Наверное, мы работали океанологами…

— А чего ты любила?

— Океан любила, дельфинов, осьминогов… Осьминоги, знаешь, какие умные, умнее многих позвоночных! Я, вообще, откуда-то из Приморья…

— А я всё гадаю, что у тебя за акцент, — встрял Майк. — Не переживай, Юль, вернёшься ты в своё Приморье.

— У владивостокцев нет акцента! — резко сказала Юлька. — А что вернусь — так это навряд ли. Говорю же вам: мы все умерли.

— Опять завыла, — расстроился Колян. — Как можно быть такой пессимисткой? По-любому, когда-нибудь мы отсюда свалим. Ничто не может длиться вечно.

— А если может? — оживился Майк. — А давайте налаживать жизнь здесь. Построим город, с подземкой, с надземкой. Инфраструктуру, короче, забацаем, супермаркеты. Там, глядишь, и другие жители появятся.

— У тебя есть на это энергия? — удивилась Юлька. — Или оно тебя всегда слушает? Я даже не смогла его упросить вернуть мне мой земной облик. Оно хочет, чтобы я всегда помнила, что являюсь утопленницей.

Майк выбежал из Хижины, через минуту вернулся обратно, посмотрел на себя в зеркало и сказал одно слово: «Блин!»

Юлька грустно усмехнулась, а Колян выбросил свою сигару в открытую дверь.

* * *

— Юль, а ты помнишь, как звали твоего парня? — спросил Майк, когда они вышли прогуляться по Пустоши.

— Помню: Руслан.

— И как у вас с ним было?

— Как у всех. Ссорились, мирились, снова ссорились.

— Что если Колян прав, и мы все в чистилище? Остались у тебя незаконченные дела на Земле?

— По-моему, «чистилище» — это что-то другое. Там то ли расплачиваются за грехи, то ли их искупают, чтобы попасть в рай. Скорее уж, мы — в астральном мире.

— То есть мы — призраки?

— А ты задумывался: кто такие призраки? Люди называют призраками жителей других миров, в том числе астрального. Про голографическую проекцию, отображающую живого человека, тоже можно сказать: «это призрак». Но при этом она воспроизводит человека, который реально существует, просто находится в другом месте. Возможно, жителям других миров кажутся призраками живые люди с Земли.

— Юль, я вот подумал… может, человеческое сознание не умирает? Может, оно бесконечно?

— Скорее всего, так и есть. Но менять один мир на другой крайне болезненно. Зачастую сознание оказывается в худшем мире, чем предыдущий. Кроме того, за ним из прошлой жизни тянется шлейф…

— Вот поэтому мы и выглядим мертвецами! А может, нам нужно не вспомнить то, что мы забыли, а забыть то, что помним? Тогда сознание очистится и переместится в новый мир?

— Я пыталась. Даже просила солнце. Ничего не получается.

— Значит, нам остаётся вспоминать… Да я и так уже выстроил картину своей жизни на Земле. Постоянной девушки у меня не было. Учился в вузе, похоже, на технаря. Увлекался поездами. Сидел ВКонтакте. Слушал западный рок… Я русский. Аполитичен. Не гомофоб и не гомосек.

— По-моему, ты забыл упомянуть о религиозных воззрениях, — слегка улыбнулась Юлька, выплюнув в очередной раз воду изо рта.

— Вообще-то, с ними я ещё до конца не определился, — начал Майк.

Вдруг рядом с ними раздался громкий хлопок, и парень с девушкой вздрогнули от неожиданности. Это Колян, тихо подкравшись сзади, лопнул надутый полиэтиленовый пакет и дико заржал. В этот раз о религиозных воззрениях Майка Юлька так и не узнала.

Глава 4 Продырявленный Карлсон

Юлька несколько раз грозилась уйти, но так никуда и не ушла. Некуда ей было идти. А после того, как появился Карлсон, она вообще уходить расхотела. Но это — отдельная история.

Карлсон, вообще-то, не был красавцем — невысокий, полненький, уже начал лысеть. А со сквозной дыркой в брюхе выглядел, прямо скажем, отвратно. На Пустоши у него выработалась дурная привычка ковыряться в своих кишках. Кроме того, на Земле у него были жена и двухлетний мальчуган. Но Юльку всё это не смущало. Она и сама-то не была первой красавицей, даже до утопления.

Что Юльке нравилось, так это то, что Карлсон был полной противоположностью её бойфренда. Руслан был нервным, желчным, взбалмошным, а Карлсон — спокойным, доброжелательным, уравновешенным… Одним словом, Юлька втрескалась в простреленного женатика.

Майк с Коляном долго спорили на тему, чем можно было прошить такую дыру в человеке. Сошлись на гранатомёте. Правда, Колян утверждал, что гранатомёт должен был быть подствольным, а Майк — что для подствольного дыра слишком большая. Он считал, что выстрелили в Карлсона из РПГ-7 с нескольких десятков метров и что реактивная граната не разорвалась у Карлсона за спиной, иначе он выглядел бы по-другому. Хотя в этом мире всё не совсем так, как на Земле. Может быть, дырка в пузе — это метафора чего-то, произошедшего с ним там?

Карлсон не помнил, как его звали на самом деле. Красивым, умным и в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил его ласково называла жена́. Какой несчастный случай с ним произошёл, он тоже не помнил. Говорил что-то про военные сборы.

А Юлька смотрела на него влюблённым взором, и ей было наплевать и на дырку, и на связанную с ней дурную привычку. «Тело — прах земной, а душа прекрасна и бесценна», — сказала она Майку и Коляну, когда они начали над ней подтрунивать. И Майк подумал, что она права, хотя наверняка передрала эту фразу у какого-нибудь распердяченного от гордости актёришки или поп-звезды.

Избушка Карлсона стояла в пределах видимости. И, конечно, у него была заветная полочка с модельками… с модельками самолётов, разумеется! А чего ещё ожидать от «летающего человечка»?

Колян высказал предположение, что Карлсон — вэдэвэшник и пострадал во время десантной операции, но продырявленный человек себя десантником не считал.

— Я, вообще-то, работал в офисе, — объяснил ему Карлсон. — С чего бы мне становиться профессиональным военным? Наша фирма специализировалась на реализации предметов гигиены…

— Спекулировала, значит! — заржал Колян. — Да ты, батенька, паразит! В одном месте по дешёвке закупал, в другом месте с барышом продавал! Так?

— Ну, я был менеджером по продажам. Закупкой занимались другие…

— Что за паразитское у нас общество, — всплеснул руками мотолюбитель. — Никто ничего не производит, все только спекулируют! К примеру, в России урожай классных яблок, а на прилавках — кислое чилийское дерьмо. Видно, оно барыша больше даёт.

— Оставь человека в покое, — заступился за Карлсона Майк. — Мы тут все не ангелы собрались. Сам-то на какие бабки по миру мотался?

— Кажется, меня приглашали… — Колян потёр пальцами виски. — Не, не помню…

— Мы все не помним, как умирали, — стал размышлять Майк. — Кто мог промыть нам мозги, а? Слушай, а может, всё-таки пришельцы, хоть я в них и не верю?

— Да, — вступила в разговор Юлька, — это распространённый фантастический сюжет: с человеком случается несчастье, медицина помочь уже не в силах, и тут появляются пришельцы, забирают человека на свой корабль и лечат его супертехнологиями. Но обратно на Землю по тем или иным причинам они его не возвращают, очищают память и увозят на свою планету. Но мне кажется, что нас никто не забирал. Всё произошло автоматом.

— Что значит «автоматом»? — спросил Колян. — Что-то я не догоняю, куда ты клонишь.

— А то и значит: вселенной правят незыблемые законы. Это они определяют, кого куда направить после смерти, а не какие-то пришельцы.

— А, «закон кармы», что-то такое слышал, — стал вспоминать Колян.

— Я думаю, что эти законы гораздо сложнее, чем так называемый закон кармы…

— Подожди, Юль, — прервал её Майк. — Что-то ты перескакиваешь. Сначала сказала, что пришельцы спасают человека от смерти, а потом стала рассуждать о посмертной участи. Не в тему!

— Я отталкиваюсь от факта, что сущность человека бессмертна. В данном случае понятия «жизнь» и «смерть» являются весьма условными. Идёт смена одной реальности на другую, одного мира на другой. Предположим, что пришельцы с помощью высокоразвитой технологии могут манипулировать сущностью человека. Зачем им тогда спасать от смерти чьё-то тело?

— Но сама ты в пришельцев не веришь, так?

— В зелёных яйцеголовых человечков — не верю. Но, быть может, базовые вселенские законы воплотились в суперразум, и этот суперразум предстал нам в виде солнца?

— Лучше бы всё, что с нами происходит, оказалось глюком! — замахал руками Колян. — Мозги закипают от ваших космологических теорий!..

А что Карлсон? Карлсон внимательно слушал, теребил свой аппендикс, кивал, качал головой, но собственных гипотез не выдвигал. Неожиданно он сказал:

— Может быть, нам рассматривать то, что происходит, в качестве увлекательного приключения? Мы все — хорошие люди. А что плохого может случиться с хорошими людьми?

Юлька посмотрела на «в меру упитанного» сияющими глазами.

— Постой, так ты веришь в человечество? — удивился Майк. — А я вот наоборот. Мне часто кажется, что Земля — это отстойник идиотов.

— Ну зачем же так? — покачал головой Карлсон.

— Человечество — выброшенная на берег рыба, — продолжал Майк. — Скользкая увечная рыба без рук без ног. Она дрыгается из последних сил своим искалеченным телом, открывает рот, но не может надышаться во враждебной среде и понимает, что скоро умрёт. Всё человечество — такая вот умирающая рыба, а люди — её клеточки.

— Я уверен, что так считать неправильно, — твёрдо сказал Карлсон. — Я согласен, человечество — единый организм, но он не умирает, а движется к чему-то светлому — к знанию, к истине, к любви. Иначе просто не может быть. Не может — и всё.

— «Да здравствует жизнь!» — сказал мертвец, — засмеялся Майк.

Карлсон хотел что-то возразить, но Юлька взяла его под локоть и увела на прогулку.

* * *

— Понимаете, когда мы родились на Земле, у нас была по́лная амнезия прошлых миров, а не частичная, — объясняла Юлька Карлсону на седьмом круге вокруг Майковой Хижины. — Поэтому мы предстали в виде чистых младенцев. Но при следующей смене мира что-то пошло не так. То ли потому что мы умерли молодыми, то ли потому что умерли неестественной смертью, то ли по какой-то другой причине. И вот мы переместились в новый мир, но видим себя отголосками Земного мира. Не избавившись от прошлого, мы не сможем двигаться дальше.

— Скажите, Юля, а какой смысл двигаться дальше, если, по вашей теории, мы вынуждены всё забывать?

— Таковы вселенские законы бытия, — неуверенно объяснила Юлька.

— Мне кажется, законы должны быть осмысленными, а не бессмысленными. По-моему, наша суть в наших воспоминаниях. Избавь нас от всех воспоминаний, и мы станем чистым листом, то есть ничем. И тот, кто родится в другом мире, будет уже новым существом, а не мной или вами.

— Ну, кроме памяти есть ещё духовный опыт, привычка чувствовать тем или иным способом, предрасположения, общая направленность…

— И все эти вещи непосредственно связаны с памятью! — Карлсон остановился и посмотрел на солнце. — Скорее всего, даже с памятью души, а не мозга. Люди, которым удаляли часть мозга, рано или поздно всё вспоминали. Информация, якобы хранящаяся в удалённых хирургом секторах мозга, неведомым для физиологов образом перекочёвывала в другие сектора. Следовательно, воспоминания хранятся в душе, а не в мозгу. А вы говорите, что душа должна каждый раз очищаться от воспоминаний. В этом случае она перестаёт быть собой.

— Но это же ужасно — хранить память обо всех своих прошлых жизнях! Память — источник страдания!

— Значит, надо приучать себя помнить только хорошее, — сделал вывод Карлсон и засеменил вперёд, чему-то тихонько улыбаясь. Видимо, он вспоминал что-то хорошее из своей земной жизни.

Глава 5 Припаркованный приматолог

Последним к их группе присоединился Дока. Из груди у него торчал парковочный столбик, серебряный в красную полоску.

— Ой, а можно потрогать? — беспардонно спросила Юлька. — Вы у нас первый такой, с посторонним предметом…

— Убери руки! — ответил Дока зло. — Ещё повредишь!

Он выглядел совсем мальчишкой со своими длинными волосами, собранными в хвостик. Учился на биофаке МГУ — хотел стать приматологом. Не мог понять, куда его занесло, и всё время спрашивал, как ему вернуться обратно.

— Мой столбик трогать нельзя! — объяснил он Юльке. — Вдруг я умру, если его вынуть?

— Ты уже умер, дурачок! — утешила его Юлька, почувствовавшая себя в роли мамаши. — Ну дай, я посмотрю!

— Всё равно не трогай! — увернулся от неё Дока. — Вдруг заразу занесёшь?

С обратной стороны туловища, между лопаток у него высовывался закруглённый блестящий кончик парковочного столбика.

— Да, припарковался — так припарковался! — начал стебаться Колян, выдернув Доку из-под Юлькиной опеки. — Где твоя хата, братан?

— Вон, — показал Дока. Хата маячила в отдалении.

— А полочка у тебя в ней есть?

— Есть, — удивлённо ответил Дока.

— А на полочке что?

— Орангутаны, гориллы, шимпанзе… Я на гоминидах специализируюсь. С детства зафанател.

— У солнца чего́ просил?

— Да ничего толком. Так, предметы первой необходимости. Что-то я его побаиваюсь.

— А откуда узнал, что оно исполняет желания?

— Случайно.

— Частичная амнезия в башке имеет место?

— Имеет.

— Слушай, у нас тут психотерапевтическая группа сложилась. Собираемся сесть в круг и пообщаться, попсихоанализировать. Ты на тренинги когда-нибудь ходил?

— Только в кино видел.

— Ладно, никто из нас не ходил. Разберёмся как-нибудь. Ведущим пусть пока будет Карлсон — он самый старший. Будешь участвовать?

— Почему бы и нет?

— Вот и отличненько!

* * *

Тренинг всё откладывался и откладывался. Карлсон потребовал у солнца учебник по проведению тренингов и старательно его изучал. Юлька не хотела мешать Карлсону и приставала к Доке. Дока укрывался от неё в своём жилище, курил одну сигарету за другой и просил себя не беспокоить. Майк и Колян всё больше и больше скисали. Как-то они сидели вдвоём в своих шезлонгах и пили дурацкие коктейли «Тропикана» с кучей экзотических фруктов.

— Не могу здесь больше! — сказал Колян. — Хочу ездить по миру, общаться с людьми, жить полной жизнью. Когда же это дерьмо закончится?

— Может, ещё не все собрались? — задумчиво сказал Майк. — Не, решили всё правильно: наша сила — в сообществе.

— Да никто больше не появится, Мишунь, всем нутром я это чувствую… Только вот помогут ли нам эти тренинги?

— Твоё нутро меня уже достало! — взбеленился Майк. — Лучше бы больше думал головой! Что нам ещё остаётся? Церковь построить и молиться?

— Чё ты наезжаешь? — обиделся Колян. — Про тренинги, ваще, я первый выдумал!

— А я выдумал строить город! Но никто меня не поддержал.

— Потому что ты знаешь, что надо сначала всё вспомнить. А для этого нужно действовать сообща. Да ты сам только что сказал, в чём наша сила!

— Ребят, хватит собачиться! — Юлька появилась как нельзя вовремя. — Пойдёмте лучше к Доке. Он заперся у себя и не отвечает.

* * *

Они стучали довольно долго, наконец услышали звук отодвигаемого засова и увидели недовольное лицо приматолога. Впустив их, Дока плюхнулся на диван и уставился в потолок. В руке он сжимал фигурку какого-то ухмыляющегося гоминида. Пепельница была полна окурков.

— Не стесняйся, братва, присаживайся кто куда! — пригласил вместо хозяина Колян.

— А мы тут мимо проходили, решили — дай заглянем к специалисту по приматам, — сказал Майк. — Я что-то забыл, сколько у горной гориллы хватательных конечностей.

— Ну пожалуйста, не уходи в себя! — сказала Юлька, пытаясь потрепать Доку по распущенным волосам. — Пойми, все́м очень тяжело, не только тебе.

— Думаете, ваша психотерапия поможет? — процедил сквозь зубы Дока и стал закуривать очередную сигарету.

— Смотря от чего, — сказал Колян. — От проблем, может, и не избавит, а от амнезии, я надеюсь, вылечит.

— А если я вспомню что-то страшное про себя?

— У тебя из груди торчит парковочный столбик, братан! Ты думаешь, может быть что-то страшнее?

— Спасибо, утешил, — пробормотал Дока.

— Короче, кончай киснуть и жалеть себя! Пойдёмте, в фрисби поиграем или волейбольным мячом попасуем. Спорт — великая сила!

Совместными усилиями Доку удалось вытащить на Пустошь, и они долгое время играли в игры на открытом воздухе, на время забыв о своём странном положении.

* * *

От занятий спортом Дока немного очухался и разоткровенничался.

— Такая классная баба у нас на курсе была, — рассказывал он Коляну, с которым у него как будто заладился контакт. — Изабеллой звали. Даже для одного журнала обнажённой снялась. Но кто я и кто она? Тачки нет, бабла нет, даже одеваюсь отстойно…

— Да бабам совсем не то в парнях нужно, — стал объяснять Колян. — Думаешь, им бабло и тачки нужны? Им крутость нужна, безбашенность, внутренняя смелость. Почему они в девяностые на бандюков вешались? Потому что бандюку насрать, хлопнут его завтра или нет, сечёшь? А бабло для баб — второстепенное.

Дока помрачнел.

— Спасибо, конечно, за совет, но мне эта информация теперь вряд ли пригодится. Я же ведь мертвец…

— Не ссы, прорвёмся, братан! У нас с Микаэлло, знаешь, какая теория есть? Микаэлло, расскажи Доке про ко́му!

Майк зафутболил волейбольный мяч куда-то вдаль и, отдышавшись, принялся рассказывать.

— Ну, типа мы все лежим в коме после несчастных случаев, а учёные головы ставят над нами эксперимент. Облучили нам мозги каким-то новым излучением, и это излучение и-ни-ци-ировало появление новой психической реальности — коллективного сознательного. Короче, мы создали Пустошь энергией нашего ума.

— Видал, какой у нас Майк умный? — Колян изобразил Доке гигантскую голову. — Слыхал, какие слова знает? «Ин-сце-нировать». Хрен с два я бы тебе так круто объяснил.

— А зачем нам тогда свою амнезию лечить? — резонно спросил Дока.

— А это — вроде проверки на вшивость. Если все вместе справимся с этой задачей, дальше у нас всё как по маслу пойдёт.

— Что-то я не уверен. Кажется, мы и правда все сдохли. И на рай, который обещает порядочным людям патриарх всея Руси в своих проповедях, эта хрень мало похожа.

— Ну вот, ещё один нытик завёлся! Хотя, Микаэлло, наша синяя красавица последнее время выть стала меньше, как тебе кажется?

— Да ныть-то мы все горазды, — сверкнул глазами Майк. — «Не могу здесь больше! Когда это дерьмо кончится!»

— Ты всё-таки этот… человеконелюбец, в натуре! — сплюнул Колян.

— Человеконенавистник, ты хотел сказать? Мизантроп? Ну да, я мизантроп, не буду спорить. И вообще, я — серийный убийца. Знаешь, сколько жертв на моём счету?

— Народ, вы посмотрите на этого перца, у него, оказывается, чувство юмора есть! — завопил Колян, и на его крик подошла Юлька.

— А давайте притворимся, что мы все — дети! — сказала утопленница. — Притворимся, что ничего не знаем о жизни, что никогда не занимались любовью и не разочаровывались в людях! И будем по-детски друг с другом дружить!

— Давайте, давайте, — согласился Колян. — Вот ты, Дока, занимался с кем-нибудь любовью? Или только сам с собой?

— Да иди ты! — разозлился приматолог.

— А в людях разочаровывался? Может, ты прямо сейчас разочаровываешься — во мне? Ну тогда просто всё забудь и стань, как дитя. Отчего же не послушаться нашу мудрую мадемуазель? А я себе нравлюсь таким, какой есть.

— И это он называет меня жестоким! — удивился Майк.

— Да я хочу сделать из него настоящего мужика! — стал оправдываться Колян, но тут они увидели улыбающегося Карлсона, семенящего к ним из своей избушки.

— Я готов стать ведущим! — радостно сказал Карлсон.

Глава 6 Групповая психотерапия

Тренинги решено было проводить на открытом воздухе. Когда пятеро человек сели в круг, всем им вдруг пришла в головы мысль посмотреть на солнце. И каждому показалось, что светило чуть-чуть увеличилось в размере.

— Только вот ручки не надо воздевать! — вернул всех на землю Майк. — У нас тут тренинг, а не костёл!

— Почему бы и не помолиться? — возразила Юлька. — Когда мы просим о чём-то солнце, разве это не молитва?

— Да, я лично только что просил у солнца прозрение, — мягко сказал Карлсон.

Майк поморщился. У него были сложные отношения с солнцем.

— Вот у нас и первая проблема наметилась! — радостно сказал Колян. — Не хочешь об этом поговорить, товарищ по положению?

— Да, — поддержал Карлсон, отдёргивая руку от дыры в брюхе. — Как ведущий, поддерживаю эту идею. А потом каждый выскажется по поводу своего отношения к данной проблеме.

— Хорошо, — согласился Майк. — Я считаю, что солнце сделало из нас рабов. И это мне, прямо скажем, напоминает рабство христиан и мусульман там, на Земле. Если мы ещё и молиться ему начнём…

— Да мы и так его постоянно о чём-то просим! — сказала Юлька.

— А молитва — это не только просьба! — окрысился Майк. — Я сто раз читал протестантские брошюрки. Христиане требуют уступить своё место Богу, поставить Его в центр своей жизни, а самому сесть у Его ног. Не видели, что ли, картинку, где кружочек с надписью «Бог» на твоём стуле восседает?

— Ну и какая тут проблема, коллега? — удивился Колян. — Он же круче всех нас! Ты же не против того, чтобы, к примеру, президент тобой управлял, и не хочешь занять его место.

— С чего ты взял?

— Ты же не дебил и отлично знаешь, что не потянешь президентство. Так мир устроен: кто круче, тот выше сидит.

— Но президент сидит на СВОЁМ месте, а Бог хочет усесться на МОЁ! Чувствуешь разницу?

— В данный момент ты тоже сидишь на СВОЁМ стуле, и солнце на него не претендует, — засмеялся Колян. — Кстати, именно оно и дало тебе этот стул!

— Солнце не претендует на моё место до тех пор, пока я не стал его любить и за всё благодарить. Сто́ит только начать это делать, как оно поймёт, что я почувствовал себя рабом, и сгонит меня даже вот с этого стула.

— Или одарит тебя в награду за любовь к нему милостями. С рабами такое тоже случается. Иногда им даже дарят свободу.

— Я и так свободен!

— А кто только что вопил, что из нас сделали рабов?

— Ну не коси под дурака, Колян! Я говорю не о внешнем, а о внутреннем рабстве. Пока ты не чувствуешь себя рабом, ты раб только формально, в силу внешнего порабощения. А как только начнёшь лизать тирану задницу, потеряешь себя как личность.

— Я думал, мы все хотим выбраться отсюда, — обиделся Колян. — Выбраться любыми средствами . Если для этого надо к кому-то подлизаться, в данном случае это не зазорно.

— А я опять говорю: вопрос в том, как подлизаться! Если чисто внешне, то я согласен. Но оно-то хочет, чтобы мы почувствовали себя рабами. А это, скорее всего, необратимый процесс!

— И откуда ты знаешь, чего оно хочет? — скривился Колян.

— Я лично согласна его и любить, и благодарить, — вмешалась Юлька. — Мне кажется, что оно живое и всё понимает. Но помочь себе можем только мы сами.

Все замолчали.

— Пусть теперь выскажется Дока, — сказал Карлсон, вспоминая о своей роли ведущего. — Мы ещё от вас, молодой человек, ни одного слова не слышали.

— А чего тут говорить? — заёрзал на стуле приматолог. — И без меня всё сказали.

— Мы обсуждали, сто́ит ли нам поклоняться солнцу как божеству. У вас есть мнение на этот счёт?

— Да какая разница: поклоняться, не поклоняться? Один фиг.

— Выскажитесь, пожалуйста, поконкретнее, молодой человек, — сказал Карлсон, та́я под ласковым взглядом Юльки.

— Вначале я думал, что всё это — сон. Но теперь понял, что намертво застрял. И знаю, что пути назад нет. И всё уже не важно…

— Путь есть! — провозгласил Колян. — И этот путь — вперёд! Но он лежит через зад! Я правильно выразился?

— Колян хочет сказать, что если мы вспомним, что с нами приключилось, и вообще избавимся от амнезии, то отправимся дальше, — перевёл для других Майк. — Дальше по лестнице космической эволюции.

— А я вот что думаю, — сказала Юлька. — Не важно, умерли мы или нет, не важно, вспомним мы то, что забыли, или нет, не важно, вернёмся на Землю или не вернёмся. Важно одно: теперь все мы точно знаем, что Земля — не единственный мир, и что сущность человека бессмертна, потому что нематериальна. Есть поговорка: «на войне материалистов не бывает». И у нас на Пустоши их тоже быть не может. И мне кажется, именно потому, что мы как раз на войне. Мы воюем сами с собой…

Юлька закинула голову, чтобы посмотреть на солнце, и ей показалось, что звезда несётся к ней, как комета, сквозь немыслимые космические пространства и хочет согреть своим теплом.

— Объявляю перекур! — сказал Карлсон, поднимаясь со стула.

Колян понял слово «перекур» буквально, глянул на солнце и отправился в Хижину. Через секунду он вышел оттуда с охапкой кальянов, трубок, сигар, пачек дорогого табака и зажигалок.

— Разбирай, народ! — крикнул мотолюбитель жизнерадостно.

* * *

— Кто ещё хочет обсудить какую-нибудь свою проблему? — спросил Карлсон, когда все снова сели в круг.

— Я, — сказал Колян. — У меня проблема такая: мне кажется, что мы не тем занимаемся. Я знаю, что сам предложил групповую психотерапию, но у нас получается сплошная трепотня, а не тренинг. Вряд ли эта трепотня поможет нам вспомнить, почему мы здесь оказались.

— И что вы предлагаете, Николай?

— Может, групповым гипнозом заняться? Вдруг узнаем, что́ у нас там вытеснилось в подсознание?

— А кто будет гипнотизёром?

— Вы, товарищ ведущий! Только не надо читать всякие книжки — толку от них ни на грош. Я знаю, как это делается — мне один друган из Финляндии рассказывал. Короче, мы закрываем глаза и релаксируем. А вы будете гипнотическим голосом считать от одного до десяти, потом опять от одного до десяти, и так до бесконечности. Финн говорил, что успех зависит от желания человека быть загипнотизированным. Но мы же все будем этого хотеть! Когда вы увидите, что мы отключились, то дадите нам установку: полностью вспомнить земную жизнь… Ну как, братва, попробуем поиграть в удава и кроликов?

— Надо попробовать, — сказал Майк и посмотрел на Юльку.

— Я не против, — сказала Юлька.

— Я — как все, — сказал Дока, когда все посмотрели на него.

— Даже не знаю, получится ли у меня стать гипнотизёром, — засомневался Карлсон. — Надо всё-таки изучить вопрос. Времени же у нас предостаточно.

— Пока ты будешь читать книжонки, я в петлю залезу от тоски! — взвыл Колян.

— Кстати, а кто-нибудь пробовал здесь кончать жизнь самоубийством? — вдруг спросил Майк.

— Ну я пробовал, — апатично сказал Дока. — Попросил у солнца колёса с цианистым калием и мышьяком, сожрал несколько десятков… Даже брюхо не заболело.

— Я же говорила, что мы все — мертвецы! — самодовольно заявила Юлька. — Как можно умереть во второй раз?

— Ладно, я возьму́ на себя роль гипнотизёра, — сказал Карлсон. — Постараюсь подготовиться побыстрее. Значит, тренинг не имеет смысла продолжать?

— Ты правильно всё понял, друг Гораций! — засмеялся Колян, вынимая из-под стула летающий диск.

* * *

Фрисби натолкнула Майка на мысль выпросить у солнца небольшой антигравитационный летательный аппарат — такой, чтобы проходил в дверь Хижины. Солнце не стало жадничать и послало в Хижину требуемое устройство. Майк вытащил его на Пустошь, но заставить летать так и не смог. Может, это потому что устройство ещё не было изобретено на Земле?

Зачем ему нужна была леталка, Майк так и не понял. В глубине души он отлично знал: сколько и в каком направлении ни лети, Пустоши не будет конца и края. И в итоге Майк увидит под собой их небольшое поселение, приземлится у своей Хижины и спрячется в неё от безжалостного солнца.

Глава 7 Сила гипноза

Через какое-то время Карлсон снова собрал всех в круг, на этот раз на сеанс гипнотерапии.

— Техника Николая вполне подходит, — сказал он. — Но и я не зря изучал литературу. Теперь я знаю различные способы вывода человека из гипнотического сна. Конечно, вы могли бы рассказать мне о своих жизнях под гипно́зом, а я бы записал и передал вам информацию после пробуждения. Однако гораздо интереснее будет сделать так, как советовал Николай: дать установку на актуализацию забытого с тем, чтобы по выходе из гипноза каждый сам рассказал другим то, что вспомнил.

Молодые люди настроились на работу, закрыли глаза, и Карлсон принялся считать. Их сознание становилось лёгким, освобождалось от этих странных тел и уносилось всё дальше и дальше — на затерянную в космосе планету Земля.

* * *

От резких звуков голоса Карлсона все четыре «кролика» пришли в себя и начали говорить наперебой. Оказалось, что каждый что-либо видел, находясь в гипнотическом сне. Карлсон успокоил своих пациентов и попросил первым рассказать о своём опыте Коляна.

— Я видел усатого мужика, — сказал мотолюбитель. — Такой здоровый перец с обвислыми усами и грустными глазами. Мы были с ним в нескольких местах. Блин, он называл меня «сынулей»!

— Похоже, вы вспомнили своего отца, — констатировал Карлсон.

— Да, я вспомнил. Я вспомнил, что рос с матерью и младшей сестрой, а отец бросил нас, когда мне было лет пять. Но усатый — не мой отец, эт-точно!

— Продолжайте, — подбодрил его Карлсон.

— Сначала мы с ним пили пиво. И он говорил: «Сынуль, почему ты не хочешь познакомить меня и маму со своей пассией? Вы столько времени прово́дите вместе». А я сказал так хитро: «Она — очень опасный человек. Смертельно опасный человек. За это я её и люблю. Но вам она не понравится». — «Ну, как хочешь, — расстроился усатый. — Надеюсь, смертельная опасность тебя не коснётся. А всё ж таки предохраняйся получше!» Потом мы с усатым ехали кататься на горных лыжах. И он отчитывал меня, ударяя руками по рулю: «Ты совершеннолетний, и я не могу запретить тебе этим заниматься. Но прошу тебя: одумайся! Ты у нас — единственный ребёнок. Что станет с матерью, если ты погибнешь? Давай вместе заниматься горными лыжами или прыгать с трамплина!» И я пообещал ему, что с сегодняшнего дня завяжу. В третий раз он был мрачнее тучи и еле сдерживался, чтобы мне не накостылять: «Скажи, сын, ты — идиот? На твоих глазах погиб человек, можно сказать, погиб из-за тебя. Ещё трёх месяцев не прошло, и ты опять туда прёшься? Лучше бы ты стал наркоманом, тебя проще было бы вытащить». Вот такая фигня!

Колян посмотрел на Майка. Вслед за ним все остальные посмотрели на Майка. Майк грыз ноготь и постанывал.

— Это — мои воспоминания, — наконец сказал чернокожий русский. — Усатый — МОЙ отец. Но я не хочу это обсуждать.

— А что вы сами видели, Майк? — спросил Карлсон.

— Я видел, как человек вешался. Высокий такой парень с чёрными курчавыми волосами. Похоже, дело происходило в гостинице где-то за рубежом. Сначала он говорил по мобильнику. «Ты точно в порядке?» — спрашивал мужской голос. «Переживу», — отвечал парень. «Может, тебе не прилетать на похороны?» — «Может, и не прилетать», — отвечал парень. А сам в это время искал верёвку и мыло. Он отключил телефон и забился в истерике. А потом резко успокоился и стал привязывать верёвку к крюку, на который крепится люстра. После того как он выбил из-под себя стул, тело дёргалось несколько минут. По его подбородку стекала и капала на грудь какая-то коричневая слизь… Если бы я был там на самом деле, я бы вынул его из петли. Но я только смотрел со стороны и ничего не мог поделать…

Юлька взвизгнула и уткнула своё синее лицо в ладони.

— Это был Руслан? — догадался Майк.

— Он искренне любил меня… Он не смог пережить мою смерть… А я сука… Тупоголовая эгоистка… — рыдала Юлька.

— Не переживайте, Юленька, — успокаивал её Карлсон. — Быть может, это — ло́жное видение.

— Я знаю, он мёртв! — вскрикнула Юлька. — Я убила его! Так же, как и двух наших нерождённых детей!

— Всё кончится хорошо! — Карлсон сел рядом и обнял Юльку за плечи. — Я вам обещаю, всё кончится хорошо! Знаете, Виктор Пелевин считает, что хэппи-энд — наживка для дураков, что эту наживку используют хозяева жизни, чтобы выкачивать из людей деньги, продавая им эфемерное счастье, которое недостижимо ни на Земле, ни в вечности. Но я верю: хэппи-энд — отражение высших духовных реалий в нашем мире. И если есть рай, все мы рано или поздно туда попадём. И вы будете там вместе с Русланом и двумя вашими детьми. Ничего безвозвратно не потеряно. Надо всего лишь понять, что́ нам нужно исправить в себе, чтобы встретиться с любимыми.

Когда Юлька почти перестала всхлипывать, Дока спросил:

— А можно я расскажу то, что видел?

Карлсон разрешил.

— В общем, я видел двух женщин. Старшая говорила: «Доча, зачем ты так?» А младшая: «Потому что я не хочу иметь такого брата! Я рожу ребёнка без мужа и сама его воспитаю и прокормлю. Появляется раз в три месяца и отмазывается какой-то смехотворной суммой! Да он на шлюх тратит в десять раз больше!» — «Он тебя любит», — сказала старшая. А младшая: «Покажи мне любовь твою без дел, а я покажу тебе любовь с делами! Так, кажется, сказано в Новом Завете? Пусть лучше вообще больше не появляется!» Вот такое я слышал. Запомнил слово в слово.

Дока замолчал, и все посмотрели на Коляна.

— Так она залетела? — горько усмехнулся мотолюбитель. — Ей-богу, не знал. Видимо, она скрывала это от меня. Или это случилось недавно, незадолго до… Короче, она меня плохо знает. Я бы им, конечно, помогал. Просто молодость даётся один раз… Вы не понимаете, я рос в нищете! У меня почти не было друзей, долго не было девчонок! У одноклассников были дорогущие плееры, компы, айфоны и хрен знает что ещё, а я в их круг не вписывался! Мне пришлось напрягать силу воли и самому себя делать, чтоб они поняли, что крутость — не в обеспеченных предках!

— Никто вас не осуждает, Николай, — стал успокаивать его Карлсон.

— Я сам себя осуждаю… Честное слово, если я вернусь, они будут видеть меня чаще, чем раз в три месяца! И козла этого поймаю и заставлю на сестре жениться!

— Вы — хороший человек, Николай! И я верю, что всё у вас будет хорошо.

— Я тоже кое-что видела, — сказала немного успокоившаяся Юлька, — но рассказывать не хочу.

— Это, наверное, про меня? — догадался Карлсон. — Рассказывайте, Юленька, я готов. Все мы — в одной лодке, и утаивать что-либо нет смысла.

— Я как будто бы была вашей женой. Там был маленький симпатичный домик, участок — соток двенадцать. В домик подведена вода, в нём есть туалет. Я долго плакала в этом туалете, а потом умылась и пошла кормить сына. А вы… вы что-то делали в поле за оградой участка. Наверное, работали культиватором — я чувствовала запах бензина и слышала тарахтение. Но я нарочно не смотрела в окно.

— А откуда ты узнала размеры участка, если не смотрела в окно? — спросил Колян.

— Я была там много раз… Похоже, я подключилась к памяти этой женщины… Постойте, Карлсон, я знаю, как вас зовут на самом деле! Ваше настоящее имя — Сергей!

— А меня отец назвал в честь Ломоносова, — сказал Майк. — А я до гипноза помнил только свою кликуху.

— Ну я-то сразу понял, что ты — Михайло Потапыч! — засмеялся Колян.

— Я тоже вспомнил, как меня зовут, — сказал Дока. — Денисом. Но вы, пожалуйста, зовите меня Докой — так привычнее.

— А дело-то у нас пошло! — обрадовался Колян. — Может, не совсем с того бока, но пошло! Какие мы с Карлсоном молодцы́, а? Гипнотерапия — отличная вещь!

— У меня такой вопрос, — сказал Майк. — На Пустоши кто-нибудь хоть раз засыпал?

Посыпались отрицательные ответы.

— То есть гипнотический сон — единственный сон, который доступен нам здесь. Есть теория, что во время сна сознание (или душа — кому как больше нравится) отделяется от тела. В общем, теперь мне эта теория представляется разумной. Но насколько истинны те видения, которые мы наблюдали?

— Как это «насколько истинны»? — удивилась Юлька. — По-моему, в их истинности мы только что убедились.

— Я хочу сказать, что если бы какое-нибудь высшее существо захотело впарить нам ложную информацию, лучше способа ему не придумать. Например, ты, Юля, не можешь знать, что произошло с Русланом. Мне показывают, как Руслан вешается, я рассказываю это тебе, и ты говоришь, что так оно и было. Странно, не правда ли?

— Когда ты рассказывал, я поняла, почувствовала…

— Ты не почувствовала и не поняла, а поверила ! Это большая разница. Ты думаешь, что у тебя всплыло некое воспоминание. Но оно не могло всплыть, потому что ты покинула Землю раньше, чем Руслан совершил (или не совершил) самоубийство!

— У меня не всплыло воспоминание, а родилось знание! Я подключилась к сверхчеловеческой информационной базе, к вселенскому интернету, и узнала правду. Каждый человек в определённой ситуации может быть провидцем. А ты… ты — галимый скептик!

— Получается, ты хочешь, чтобы это оказалось правдой — что твой бойфренд кончил жизнь самоубийством?

— Вот дурак! Я не хочу , но это — правда! Такая же, как та, что из-за тебя погиб человек!

— «Верить» и «знать» — не одно и то же!

— Знание может переходить в веру, а вера — в знание! Это даже ослу понятно!

— Всё, братва, притормозили! — закричал Колян. — Нам надо двигаться дальше, тогда мы всё рано или поздно узнаем и сможем понять, где правда, а где ложь. Кто в следующий раз будет гипнотерапевтом? Ведь господину Карлсону, я уверен, тоже хочется попутешествовать во сне.

— Да, вы правы, — подтвердил Сергей-Карлсон. — Я предлагаю вашу кандидатуру.

Несмотря на протесты Коляна, Карлсона все поддержали.

Глава 8 Те, которые выжили

Они все впятером тусовались на пляже. Майк, высокий брюнет с ослепительно белой кожей; шатенка Юля, совсем не синяя, умело накрашенная и вполне симпатичная; Дока и Карлсон со страхолюдными шрамами на груди и животе; поджарый Колян в шейном бандаже. Их уже давно всех выписали, и вот они теперь лучшие друзья.

— Это чудо, натуральное чудо! — говорила Юлька. — Чудо, что мы встретились там во время клинической смерти! Чудо, что выздоровели! Чудо, что нашли друг друга здесь!

— Женская религиозность, — констатировал Майк. — Что такое чудо? Явление, которое наука не успела объяснить. Не удивлюсь, если наука когда-нибудь откроет и Бога, найдёт материальное подтверждение его существования. Но это будет не твой мистический Бог, а нормальный, научно обоснованный.

Колян по случаю рассказал несколько анекдотов про Бога, и все долго смеялись.

— В общем, пусть над загадкой нашего знакомства и выздоровления бьются танатологи, — вернулся в тему Майк. — А я собираюсь радоваться жизни и любить!

— А я буду вместе с женой воспитывать сынишку, — сказал Карлсон, покосившись в сторону Юльки.

— А я с Русланом буду опять встречаться, — поспешила заверить его Юлька. — Какое счастье, что он тоже жив!

— А я поеду в Малагу отрываться, — сказал Колян и подмигнул Майку. — Айда со мной, братан!

— А я полечу на Суматру, в национальный парк Гунунг-Лёсер, — сообщил Дока. — У меня там научный интерес.

— Да, твои читы тебя уже заждались, Тарзан! — заржал Колян. — Признайся, ты специально волосы отрастил, чтобы сойти у шимпанзе за своего?

— На Суматре обитают орангутаны, а не шимпанзе! — разозлился Дока. — И вообще, чтобы нормально прикалываться, ты бы сначала Универ закончил. А то шутки у тебя, как у младшего школьника!

— А у тебя ваще чувство юмора отсутствует! Брюзжишь, как дед! — Колян хотел отвесить Доке саечку, но тот ловко увернулся.

— Кому можно купаться, за мной! — крикнул Майк, убегая в сторону моря.

Купаться можно было всем, кроме Коляна. Но и он носился по колено в воде и орал что-то весёлое.

* * *

После купания Майк отозвал Юльку в сторону, сказав, что нужно поговорить наедине.

— Ведь это солнце исполнило наше желание вернуться на Землю?

— Похоже, что так, — улыбнулась Юлька. — Я же говорила, что ему нужно молиться.

— А тебе не кажется, что Земной мир подменили? Вроде он такой же, как был, а вроде и не совсем такой. Посмотри наверх! Это то же самое солнце, что и на Пустоши! Я чувствую это всем своим существом! Пускай оно находится в другой точке небосвода, не стоит на месте и не исполняет желания, но я знаю: это оно!

— Майк, перестань сходить с ума! — строго сказала Юлька. — Ты же сам говорил, что вера и знание — разные вещи. Откуда ты можешь знать , что это — то же самое солнце?

— Потому что оно было здесь и до моей клинической смерти! Оно всю жизнь следило за мной! У него тысячи обличий, но все мы у него на крючке. И когда мы умираем, даже клинически, оно берёт над нами власть. Нам никуда не деться от него!

— Майк, ты похож на шизофреника! — испуганно сказала Юлька. — Выкарабкался, так живи! Радуйся жизни, люби, как собирался пятнадцать минут назад! Чего это тебя вдруг переплющило?

— Знаешь, твой Руслан — мертвец. Присмотрись к его шее, когда будешь заниматься с ним любовью — на ней должен быть след от верёвки! И Колян с Докой и Карлсоном — мертвецы. Мы все — в мире мертвецов, который замаскирован под Землю. Разве ты не чувствуешь?

Юлька в страхе отшатнулась от него и стала звать остальных, а море начало всасываться в землю. Тело Юльки разбухало и превращалось в тело утопленницы, а по её волосам начала потоком струиться вода. Подошедшие Карлсон и Дока были уже мертвецами: Карлсон ковырялся в кишках, а Дока напоминал пригвождённого кузнечика. Последним подошёл Колян. Он сорвал с себя бандаж, и его голова завалилась набок. Руки Майка начали стремительно чернеть. Песок под ногами затвердел, превращаясь в камень, и солнце скакнуло в зенит. Майк неистово закричал.

* * *

— Господи, что это с ним? — говорила Юлька, ласково гладя Майка по голове. — Да сбегайте в Хижину за успокаивающим!

— Ты же знаешь: оно не подействует, — сказал Колян. — Ну братан, ну очнись, это же мы! Блин, не надо было усыплять тебя одного!

— Я был под гипнозом? — спросил Майк, начиная приходить в себя.

— Конечно. У меня не получилось, как у Карлсона, вас загипнотизировать. И ты предложил, чтобы Карлсон загипнотизировал тебя одного. Типа, эксперимент хотел провести. Доэкспериментировались, блин!

— Ты видел что-то страшное? — спросила Юлька.

— Да, — усмехнулся Майк. — Мне привиделось, будто мы все из нормальных живых людей превратились в мертвецов. Страшный сон, не правда ли?

* * *

Отдохнув, Майк подробно рассказал сообществу то, что видел и чувствовал в гипнотическом сне.

— А вы действительно там не были? — неожиданно спросил он, закончив рассказ.

У Юльки округлились глаза.

— Сейчас, когда ты это рассказывал, мне показалось… — начала она.

— Бред, бред, бред! — заявил Колян. — Мы не могли быть в твоём видении.

— И тем не менее… — начал Карлсон.

— Это — ложные воспоминания, — прокололся Колян. — Кажется, есть такой симптом у шизофреников.

— Я тоже там был, — сказал Дока. — Когда и как — не знаю. Но я помню саечку Коляна.

— Мне кажется, что в этом мире прошлое и будущее перемешаны, — сказал Карлсон. — Скорее всего, мы вспомнили не то, что было , а то, что будет . Даже на Земле сознание человека может выпадать из линейной последовательности времени. Все, наверное, слышали про феномен дежавю?..

— Что-то такое «будет» меня совсем не прикалывает, — сказал Колян. — Бесовщина какая-то. Только начнёшь адаптироваться, а тебя опять выдернут сюда?

— А вдруг, зная о том, что нас ждёт, мы сможем изменить наше будущее? — предположил Карлсон.

— Мне кажется, что солнце действительно может вернуть нас на Землю, — сказал Майк. — Весь вопрос в том, правильно ли это? Заслужили ли мы право туда вернуться?

— Ну ты как скажешь, братан! — возмутился Колян. — Мы же не в исправительно-трудовой колонии! Я лично никого не убил! Разве что насиловал кой-кого, но ей это дико нравилось!

— А ты уверен, Колян, что ты себя не убил? — спросил Майк.

— Ты что, смеёшься? Терпеть ненавижу самоубийц, и никогда бы таким не стал! Надо боро́ться за свою жизнь, а не сводить с ней счёты!

— Михаил мыслит в правильном направлении, — сказал Карлсон. — Самоубийство — это не только петля или цианистый калий. Сжечь свою жизнь наркотиками или алкоголем — тот же самый суицид.

— Шо вы все гоните? Да не был я ни бухалой, ни торчком! Только в виртуале одно время зависал, но потом оклемался.

— Ни хрена мы не заслужили! — с запозданием ответил Дока на вопрос Майка. — И не заслужим. Торчать нам здесь до скончания веков.

— Интересная мысль, — задумчиво сказал Карлсон. — Любопытно, когда века кончатся на Земле, затронет ли это событие мир Пустоши?

— Мы всё-таки должны понять, что в этом видении было главным, — сказала Юлька.

— Да это дураку ясно! Майк наезжал на солнце, и оно обиделось, — объяснил Колян.

— Ты думаешь, оно может обижаться? — усомнилась Юлька. — Разве может обижаться мать на пятилетнего ребёнка, если он набедокурит или назовёт её дурой? Мне кажется, что оно нас попросту воспитывает.

— Вот скажи, а почему ты сравнила солнце с матерью? — спросил Колян. — Как-то это… Микаэлло, подскажи!

— Антропоцентрично?

— Точно! Разве ему может быть дело до каждого из нас?

— И вы, и я, и все мы знаем, что ему есть дело до каждого из нас, — сказал Карлсон. — Однако мне надо тщательно обдумать то, что произошло с Михаилом, чтобы внести коррективы в нашу гипнотерапию. И предлагаю не проводить новых сеансов до тех пор, пока я с этим не разберусь.

Глава 9 Солнце растёт

— Мне это кажется, или солнце стало больше? — спросил Майк Коляна, когда они гуляли по Пустоши.

— Я тоже заметил, что оно подросло, но думал, что меня глючит, — признался Колян.

— С какой бы стати ему расти?

— Либо хочет сжечь нас своими лучами, либо согреть…

— Слушай, пора нам определиться с тем, кем себя считать. Пока у нас не будет единогласия в этом вопросе, дальше двигаться нельзя.

— Я уже всё для себя решил, братан. Похоже, что я всё-таки покойник. Наверно, свернул шею, когда гонял на мотике. А Пустошь — промежуточное место между мирами, ясно как Божий день. Конечно, когда-нибудь мы выберемся отсюда… Вот свела нас здесь судьба, а в будущем мире, мы, скорее всего, не увидимся. Может, даже забудем друг друга. А жаль. Вы мне все начали нравиться.

— А почему мы застряли в этом промежуточном месте? Случайно?

— Ну, наверно, не случайно. Теперь хрен разберёшь. Если бы вспомнить, как мы умирали…

— Вот и я думал о том же, — оживился Майк. — Надо вспоминать под гипнозом не свою жизнь , а свою смерть !

Тут к ним подошли Карлсон и Юлька.

— Мы побеседовали с Юлей, — сказал Карлсон, — и пришли к выводу, что гипнотерапию необходимо продолжить и что по-прежнему я́ должен выступать в роли гипнотерапевта. Что же касается корректив, больше не должно быть индивидуальных погружений. И цель, даваемая гипнотерапевтом, должна быть более конкретной. «Вспомнить свои жизни» — слишком абстрактная установка.

— А мы как раз только что придумали более конкретную установку, — сказал Майк. — Вспомнить последние минуты своей жизни на Земле. То бишь как мы умирали.

— Ну наконец-то! — обрадовалась Юлька. — А то кто-то до последнего времени не верил, что он мертвец!

Тут к ним подбежал Дока.

— Народ, посмотрите на небо! — возбуждённо проговорил приматолог. — Солнце-то конкретно подросло!

— Я заметила, что оно начало расти, ещё во время нашего неудавшегося тренинга, — сказала Юлька. — Но сейчас оно стало раза в три больше!

— Раза в три по объёму или в диаметре, ка́к вам кажется? — уточнил Карлсон.

— В диаметре. Значит, вы тоже это заметили?

— Все заметили, — сказал Майк. — Феномен увеличения солнца, конечно, достоин самого пристального внимания, но вряд ли в наших силах его объяснить.

— Думаю, я смог бы его объяснить, — сказал Карлсон. — Как бы это выразиться… Понимаете, мы пошли навстречу ему, а оно теперь идёт навстречу нам. Приближается, одним словом.

— То есть ему по кайфу, что мы занялись психотерапией? — спросил Колян.

— Думаю, что ему нравится, что мы действуем сообща, — объяснил Карлсон. — Разве не этого оно с самого начала добивалось, поместив наши домики вблизи один от другого?

— И вот мы вернулись к базовому вопросу, — сказал Майк. — Все ли разделяют мнение, что за всё, что с нами произошло и происходит, ответственно солнце?

— Все, кроме тебя, Микаэлло! — засмеялся Колян.

— Мне кажется, что мы приблизились к какому-то важному моменту в нашей, так сказать, загробной жизни, — сказал Карлсон. — Предлагаю обсудить кое-что за чашечкой кофе, предварительно успокоившись и настроившись.

— Обсудить что? — подозрительно спросил Дока.

— Как бы это поточнее выразиться… — замялся Карлсон. — Одним словом, наши религиозные воззрения. Разумеется, с целью достижения компромисса — в этой области недопустимо давление. Именно компромисс нам сейчас необходим.

* * *

И вот они сидели за столом в Хижине и пили капучино. Нельзя было обсуждать солнце на открытом воздухе, у него на глазах — оно давило бы своим авторитетом и всемогуществом.

Карлсон излагал свои религиозные воззрения.

— Честно говоря, я никогда не увлекался религией, — говорил он, прихлёбывая обжигающий напиток. — Если бы меня спросили о вере там, на Земле, я, наверное, назвал бы себя православным христианином. В юношестве я читал Новый Завет и понял, что изложенная там нравственная система мне весьма близка. Отлично помню, что мы венчались с женой после ЗАГСа и что крестили сынишку. Однако на Пустоши мне волей-неволей пришлось много размышлять о Боге. Сначала я стал отождествлять с Богом местное солнце, но потом вспомнил, что христианство негативно относится к таким вещам. С другой стороны, я осознал, что обязан чему-то или кому-то служить, чтобы преодолеть затруднительное положение, в котором оказался. Но чему (или кому) можно служить в этом мире, кроме солнца и ближних?

— Это всё — красивые слова, — мрачно сказал Майк. — Хоть мы и вместе, мы все одиноки. Одиночество — в нём главный смысл Пустоши. Каждый обитает в своём собственном мире и не хочет впускать туда других.

— Вот в этом-то и вся суть! — радостно сказал Карлсон. — Мы не можем достучаться друг до друга по той простой причине, что между нами нет связующего звена! И в роли этого звена здесь может выступать исключительно солнце… Вспомните, разве на Земле было по-другому, разве там мы были менее одиноки? Мы все — хорошие люди, а хорошие люди всегда стремятся дружить с другими хорошими людьми. Но возможна ли на Земле полноценная дружба, объединение сущности, сердцевины разных людей? Возможна, но только в одном случае — если их объединяет нечто надмирное, нечто сверхъестественное, трансцендентальное. Земная цель (например, постройка коммунизма) может только до определённой степени объединить людей. Но такие связи неглубоки, непрочны и быстро распадаются. И только религиозная цель, стремление к сверхчеловеческому идеалу, молитва могут сроднить чуждых друг другу представителей рода человеческого до того состояния, в котором они искренне считают друг друга братьями и сёстрами.

— То есть мы с чего начали, к тому и пришли, — резюмировал Колян, — к вопросу о том, надо ли относиться к солнцу как к Богу.

— Солнце и есть олицетворение Бога в мире Пустоши. Разве вы этого ещё не поняли, Николай?

— Пожалуй что, догнал. Осталось только убедить в этом Микаэлло, чтобы, как ты говоришь, «достичь компромисса», — усмехнулся Колян.

— У тебя поистине проницательный ум, мой примитивный собрат, — похвалил Коляна Майк. — Это старая как мир дипломатическая уловка — «достижение компромисса» на своих собственных условиях. Но знаете, я почему-то больше не хочу спорить с нашим гипнотерапевтом и готов признать солнце олицетворением Бога.

Юлька так быстро вскочила со стула и обняла Майка, что он даже не успел увернуться от её объятий.

— Слава Богу, что ты так здорово поработал над собой! — сказала она, усаживаясь на своё место. — Теперь мы обязательно выберемся отсюда!

— Это, конечно, всё хорошо, но я не согласен считать солнце Богом, — вдруг заявил Дока. — И участвовать в ваших безумиях тоже больше не хочу! С тех пор, как рядом с моим жилищем появились ваши домики, всё пошло через ж…у. Я спокойно курю и никого не трогаю — вы лезете ко мне со своими играми, я хочу побыть один — вы пристаёте со своими тренингами, я размышляю о животном мире — вы суётесь со своими гипнозами. Неужели нельзя оставить человека в покое?

Колян посуровел и, сжимая кулаки, прорычал:

— Бунт на корабле? А вот щас как дам по шее, сразу поверишь, во что тебе скажут!

Дока вжался в стул.

— Стыдись, Николай! — заступился за приматолога Майк. — Разве можно убеждать человека таким образом? Я нутром чую: наше божественное солнце не приемлет насилия. А ты, Денис, пойми: наша судьба теперь зависит от тебя. Мы должны стать единым организмом, если хотим отсюда выбраться. Должны одинаково чувствовать, одного и того же желать. Неужели ты хочешь застрять здесь навечно? Да ещё вместе с нами? Только представь, как мы достанем тебя за целую вечность!

Дока задумался, и в его глазах отразился реальный испуг.

— Но как я могу поверить в то, до чего мне нет дела? — спросил он минуту спустя.

— Ну так прояви волю, сделай так, чтобы тебе было дело! — сказал Майк. — Или ты, правда, приравниваешь себя к обезьянам, которыми управляют инстинкты и рефлексы? Человек отличается от примата тем, что он властен над своей судьбой и над самим собой. Даже здесь, на Пустоши!

Майк пробудил в Доке какие-то воспоминания, и глаза приматолога загорелись.

— Я — не примат! Я — не примат! — стал повторять он, как заклинание. А потом вдруг расслабился и улыбнулся. — Да я просто проверял вашу реакцию на мой отказ. Я же учёный! Сами подумайте, куда мне деваться, кроме как быть со всеми заодно?

Юлька бросилась было к Доке с объятьями, но он ожидал этого и успел спрятаться за Коляна.

— И каков будет наш следующий шаг? — спросил Майк.

Колян, Юлька и Карлсон посмотрели на него, и Майку показалось, что они о чём-то сговорились заранее.

— В общем так, братан, — серьёзно сказал Колян. — Пора нам заняться, как ты выражаешься, «групповушной» молитвой. Иначе вспомнить свою смерть ни хрена не получится.

Майк хотел что-то сказать, напрягся, но потом сдержал себя.

— Ну и как это делается? — спросил он.

— Примерно так, как вы говорили, Михаил, — сказал Карлсон. — Обратиться к солнцу с любовью и благодарностью. И постараться сделать это нелицемерно.

Майка опять передёрнуло, но он совладал с собой. «Я — не примат», — стал он про себя повторять слова Дениса.

— Хорошо, — выдавил он наконец. — Когда приступим?

— Предлагаю всем разойтись по своим жилищам, — сказал Карлсон, — и побыть какое-то время наедине с самими собой. Свой домик я уступлю Юле, а сам посижу в палатке, которая уже давно стоит у меня в углу в собранном виде. А потом соберёмся под открытым небом, помолимся солнцу, попросим его даровать нам прозрение и начнём сеанс гипнотерапии.

Когда четверо людей вышли из Хижины, они увидели, что солнце ещё немного увеличилось в размере.

* * *

Оставшись наедине, Майк уселся в своё кресло и принялся размышлять. Что-то в глубине него успокоилось и не хотело больше сопротивляться. В его уме родилась странная фраза: «свобода в рабстве, рабство в свободе», — и он знал, что в ней скрывается какой-то глубокий смысл. Потом фраза стала расшифровываться. «Истинная свобода человека — в равной дружбе с Высшим Существом. Чтобы стать другом Высшего Существа, надо пройти через стадию раба. Поэтому свобода достигается посредством рабства. Истинное рабство человека — в подчинении законам природы и естества. Освобождаясь от законов духа, человек становится рабом природы и естества. И сие рабство достигается путём стремления к свободе».

«Какой же философ это сказал? — мучительно вспоминал Майк. — Эта частичная амнезия кого хочешь доведёт до белого каления! И что хочет мне сказать моё подсознание? Что я зря так боялся стать рабом?»

Тут на него напал приступ бешенства. Он сорвал со стены полочки с моделями поездов и повыбрасывал их на Пустошь. Устроился тут, как барсук в норе! Пытается сделать вид, что не умер… Раньше надо было чухаться, на Земле! А он прожёг жизнь, как последний тупица, и теперь расплачивается за своё безответственное отношение к той высокой материи, которая называется «бытием»!

Глава 10 Вспомнить всё

После общей молитвы Карлсон погрузил всех в гипнотический сон и дал установку вспомнить, как они умирали. У него был план, о котором никто не знал. Он надеялся, что если ребят никто не разбудит, они никогда больше не проснутся в мире Пустоши.

Он полагал, что у них у всех в процессе умирания что-то пошло не так. Какой-то механизм дал сбой, их души не понеслись к свету по тёмному туннелю, а попали в этот мир. Но теперь есть возможность всё исправить. Вспоминая момент смерти, души перенесутся в этот момент времени, увидят, что нужно сделать, и отправятся к Богу, потому что путь в мир Пустоши будет закрыт.

Оставаться в этом мире один Карлсон не собирался. Он закрыл глаза, дал себе установку вспомнить, как умирал, и начал вводить себя в гипнотический сон.

* * *

Майк видел многое из того, что забыл.

Видел, как они с Женькой убегают, хохоча, от помогалы[1], а тот кидает матерные проклятия им вслед. Весёлый, классный, спокойный и решительный Женька — его лучший друг…

Видел, как опускает руками пантограф, чтобы устроить «фейерверк». Ни с чем не сравнимое ощущение: ты, словно Зевс, мечущий молнии…

Видел, как Женька теряет от толчка равновесие и, будто в замедленной съёмке, падает с крыши вагона под электровоз встречного товарняка. А внутри мгновенно появляется холодная пустота…

Видел, вернее, чувствовал, как оступается на торможении и падает спиной на тормозные резисторы. Бесовская сила тока приковывает его к резисторам, не давая пошевелиться, солнечное небо покачивается в такт замедляющемуся стуку колёс: ту-тук, ту-тук… ту-тук, ту-тук… — а в ушах звучит ухмыляющийся голос джинна из мультика про Мюнхгаузена: «Будет, будет… шашлык из тебя будет!» Резисторы всё сильнее нагреваются, и он действительно начинает чувствовать запах горелого мяса… своего мяса… А потом мир начинает превращаться в Пустошь, и он лежит уже на каменистой равнине, а солнце безжалостно слепит ему глаза…

Потом он видел то, что помнить не мог.

Видел, как его хоронят в закрытом гробу, а мать бьётся в истерике и ломает свои длинные ногти о крышку гроба…

Видел отца, стоящего в странном чёрном одеянии перед иконами и без конца повторяющего: «Господи, помилуй нас грешных». У отца была длинная седая борода, а на голове — чёрная цилиндрическая шапка с покрывалом, опускающимся на плечи…

Видел бульдозер, сравнивающий с землёй его собственную могилу неподалёку от только что взорванной церкви. На стекле кабины красовалась наклейка с фотографией улыбающегося человека. Лицо человека было обезображено длинным шрамом, а под фотографией была надпись: «Именем Президента»…

* * *

Колян видел множество девушек.

Одна красивая испаночка всего лишь месяц, как стала проституткой. После потрясающей ночи она клялась ему в любви на ломаном английском и просила взять с собой в Россию, но он только отшучивался…

Следующее видение: та самая испаночка на полной скорости несётся в пропасть на прокатном автомобиле. Значит, он — был её последний шанс…

Следующее видение: сынок американского миллиардера приглашает его по скайпу на кубок имени своего папаши в Калифорнию. Всего восемь райдеров. Пятьдесят косарей за участие и сто — за победу.

А вот и само, с позволения сказать, состязание. Несколько десятков зрителей — дружки миллиардеришки по Гарварду со своими тёлками и прихлебателями. Полупрофессиональные судьи. Товарищеские пари.

Приз достаётся болтливому итальяшке, который на официальном соревновании под эгидой ФИМ продул бы Коляну вчистую… Но есть способ подрубить себе капусты — пари. И вот один жирный американос предлагает ему за десять косарей исполнить какой-нибудь сложный трюк без экипировки. «Плюс ещё один приз — переспишь с моей девкой! — подмигивает опухший от бабла жиртрест, указывая на высокую тощую блондинку. — Топ-модель! А можно пропарить её вдвоём! Или у вас в России так не делается?»

Колян сбрасывает с себя «ошейник» и шлем и разгоняет байк для выполнения своего коронного трюка — трюка Николая Молотова (Molotov Body Varial). Небо бешено вертится перед глазами, и вдруг он почему-то оказывается на грунте и не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Двое людей в белых халатах нараспашку хватают и волокут его куда-то, тело пронзает жуткая боль. Его кладут на носилки, и он снова видит небо. Но это уже не калифорнийское небо, это небо Пустоши с ярким глазом солнца, вечно стоящего в зените…

Следующее видение: его сестра забилась в угол ванной, перепачканная кровью с ног до головы. Нет, это не самоубийство, это выкидыш. Её хрупенькое тело не выдержало стресса из-за гибели любимого брата и избавилось от плода…

Следующее видение: маленькая комната, телевизор во всю стену, на экране человек с безобразным шрамом на лице исцеляет безногого негритёнка. Камера крупным планом показывает, как обрубки ног медленно вытягиваются, образуются коленные суставы, голени, ступни. Готово! Мальчуган вскакивает на ноги и, не помня себя от счастья, утыкается лицом в живот своего спасителя. Внизу экрана надпись: «Очередное исцеление Президента Земли. Прямой эфир»…

* * *

Юлька видела целый калейдоскоп событий из своей жизни: своё первое погружение; как она знакомится с Русланом; как подкарауливает и снимает на камеру мурену…

Потом она видела, как тайно от Руслана делает аборты. Почему он так невоздержан — накидывается на неё в середине цикла, в самое залётное время, и не успевает прерваться. И каждый раз думает, что каким-то чудом пронесло…

Потом она видела, как плывёт по подводным пещерам. Светодиодные фонарики высвечивают изгибы туннеля. Два раза направо, три налево, ещё направо, направо и влево. Она всё ещё злится на Руслана за его последнюю выходку, хотя вода, как обычно, успокоила её. Где же осьминожье логово? Она не раз видела, как этот чудесный представитель Enteroctopus dofleini охотился у выхода. Наверное, просмотрела: не станет он забираться в такую даль. Пора поворачивать. Направо, налево, налево… так, куда дальше? Манометр показывает, что основной баллон на исходе. Неужели она под водой уже больше часа? Ей кажется, что прошло минут двадцать. Никакой паники, она выберется. Если начать паниковать, расход воздуха увеличится. Перешла на аварийный пони-баллон. Вот теперь началась паника. Долбанутая идиотка! Угораздило заблудиться в надголовной среде! Попёрлась назло Руслану одна, не взяла с собой катушку с ходовиком и даже компас! Может, выход за следующим поворотом? Ни хрена! Всё, приплыли! Дышать больше нечем! Рот сам собой выплёвывает загубник регулятора, и лёгкие заполняет солёная вода…

Потом она видела, как её отпевают и хоронят в закрытом гробу. Значит, всё-таки выловили и переправили во Владивосток. Наверное, Руслан и вылавливал. Конечно, его самого́ нет на похоронах. Потому что Майк видел правду, и скоро у Руслана свои собственные похороны. Но уже без отпевания…

Потом она видела, как по направлению к кукурузному полю, оцепленному автоматчицами не старше её возраста, летит туча огромных насекомых, напоминающих кузнечиков. На рукавах у автоматчиц были нашивки с изображением улыбающегося человека со шрамом на лице. Насекомые приземлились на недосягаемом для автомата расстоянии от поля, встали в кружки́ головами друг к другу и принялись пищать. Посовещавшись, гигантские кузнечики как по команде взвились в воздух и ринулись на девушек. «За Президента!!!» — раздался боевой клич солдаток, и дружно затарахтели автоматы. Через минуту всё было кончено: кровавые ошмётки девушек смешались с поломанной кукурузой, а насекомые дружно набивали свои животы недозрелыми початками…

* * *

Карлсон видел своего начальника — доброго старичка, который корил его за дурацкое увлечение… Видел сцены из своей семейной жизни… Видел Витьку Мученова, который метался по своему двору, как тигр в клетке…

А вот и последний день. «Может, сегодня не полетишь? — пытается отговорить его жена. — У меня нехорошее предчувствие». — «Родная, посмотри, что ты видишь? — отвечает он. — Это самый безопасный в мире летательный аппарат. Если откажет двигатель, я плавно спущусь на землю, вот и всё! У меня на голове шлем, в подвеске запасной парашют, и погода безветренная. Что может случиться?» Он выполняет предстартовую проверку своего агрегата, прогревает и глушит двигатель, расправляет и прицепляет купол, тщательно застёгивает ремни подвески. Снова заводит мотор, умело поднимает и стабилизирует крыло, разбегается, плавно наращивая газ. И вот он уже над землёй. Непередаваемый восторг в груди, небо, солнце, русский простор. Чувствуешь себя птицей, оседлавшей воздушный поток, и от радости машешь рукой копошащимся в своих огородиках людям. Он снижается над участком Витьки, улыбается и кричит что-то ободряющее, хотя знает, что Витька его не слышит. И вдруг видит, что Витька присел на одно колено, а на плече у него — какая-то зелёная труба. Резкий хлопок, острая боль в животе, и мир начинает вертеться перед глазами. «Неужели меня подбили противотанковой гранатой?» — думает он удивлённо и теряет сознание…

А вот Витька Мученов на суде. Судья зачитывает приговор — пожизненное заключение…

И снова Витька. Лежит мёртвый на полу камеры с заточкой в боку…

Вот он видит своего сына совсем взрослым. Сынок читает акафист об усопших над его могилой…

А вот он стоит неподалёку от какого-то огромного здания. И вдруг понимает, что это — Иерусалимский храм, разрушенный ещё в семидесятом году новой эры; видел его изображение в интернете. На фоне храма стоит человек, у которого через всё лицо идёт безобразный шрам — даже непонятно, как он выжил после такого ранения. Человека снимают сразу несколько телекамер, и он говорит: «Братья и сёстры, мои возлюбленные жители Земли! Я знаю, Кем вы меня считаете. И теперь, когда мы восстановили эту величайшую святыню человечества, я официально заявляю: это действительно Я! Доказательством тому служит моё второе воскресение из мёртвых! И я обещаю вам, милые мои, — у него на глазах появляются слёзы, — я обещаю, что больше не покину вас никогда! Эликсир бессмертия будет создан со дня на день, и мы все вместе будем вечно жить на нашей чудесной планете Земля! Да здравствует жизнь!!! — Человек легко отрывается от земли и зависает в воздухе. — Знайте, возлюбленные братья и сёстры: я могу в любое время вознестись на небо. Но я остаюсь с вами, остаюсь навечно!»

* * *

Дока видел, как он, повиснув на ограждении, позирует другу с фотиком на крыше какого-то высотного здания…

Ещё видел, как смотрит проповедь патриарха всея Руси по Первому каналу. «Единственный способ возращения к Небесному Отцу — это покаяние, — говорил патриарх. — Тот, кто приходит к Богу через искреннее покаяние, изменяется раз и навсегда. Множество убийц, насильников, разбойников преобразились через покаяние и теперь прославляются нами как святые. И цель наша — осознать себя разбойниками, вспомнить свои злые дела и поведать их Богу с сердечным сокрушением, чтобы Он мог истребить их из книги нашей жизни, стереть из нашего прошлого, а затем развеять и пепел от сожжённых в огне покаяния грехов…»

И, конечно, видел, как в белую ночь лезет по стене питерского особняка; как срывается, перекувыркивается в воздухе, пытаясь сгруппироваться, и плашмя падает на парковочный столбик, рогом дьявола торчащий из асфальта…

Ещё видел, как его сокурсницу Изабеллу умело обрабатывает кулаками муж-специалист по боям без правил — так, чтобы повреждения не мешали супруге выходить в свет. Наверно, это уже после Универа. А ведь она должна была стать его, Докиной, женой…

Ещё видел тело знакомого по социальной сети парнишки, распластанное на асфальте в луже крови. Парень был его фанатом и погиб при покорении своего третьего объекта…

Ещё видел, как стоит лицом к лицу с Президентом Земли и чувствует, что за спиной гудит огромная толпа народа. Президент говорит ему: «Что ж, прощай, моя маленькая обезьянка. Отправляйся на поклон к Обезьяньему Папе. Не срослось у нас с тобой». Потом смотрит поверх Докиной головы на толпу и кричит: «А вы не покинете меня?!» — «Нет!!!» — вопят люди, обезумевшие от счастья видеть своего Президента. «Готовы к экстремальным приключениям?!» — «Готовы!!!» — ревёт толпа. «Тогда вперёд, друзья! Вместе мы сметём все преграды, сделаемся бессмертными и убежим из царства смертной тени в царство счастья, веселья и вседозволенности!» — «Ура-а-а!!!» — неистово откликается толпа на призыв своего вождя…

Глава 11 Преображение

Пятеро человек в разных позах крепко спали на высоких стульях с подлокотниками. Солнце всё так же стояло в зените, ветер не дул, трава на голом камне не росла. Но вдруг что-то начало меняться.

Неподалёку от Хижины камень превратился в глинистую почву и в небо взмыли несколько кедровых сосен. С самой большой сосны спустился красивый рыжий зверёк с пушистым хвостом и направился к спящим людям. Он бегал по их телам и щекотал усами их лица до тех пор, пока все пятеро не очнулись от гипнотического сна. Увидев, что все зашевелились, зверёк отправился назад на своё дерево.

Майк, Колян, Юлька, Карлсон и Дока потихоньку приходили в себя. У всех на глазах были слёзы — то ли от раскаяния, то ли от жалости к себе. И вскоре все обнаружили, что уже не выглядят как мертвецы. Исчез парковочный столбик, заросли страшные дыры на телах, соединились шейные позвонки, кожа приобрела естественный цвет. Но они ещё не осознавали в полной мере, что произошло.

— Ребят, нас разбудила белка, — сказала Юлька, утирая слёзы платком. — Я видела её хвост!

— Глядите, сосны появились! — удивился Дока, указывая на высоченные стволы.

— К сожалению, мы по-прежнему на Пустоши, — сообщил Карлсон, понимая, что его план провалился.

— Я всё вспомнил, — тихо проговорил Майк. — Абсолютно всё.

— Все всё вспомнили, — сказал Колян, оглядев друзей. — Пора узнать друг о друге правду.

— Я хочу рассказать первым! — вызвался Дока.

Все затихли и приготовились слушать.

— Короче, ещё когда я учился в школе, я был известным руфером[2], — с болью в голосе начал он свой рассказ. — В общем, залез на полсотни объектов, выкладывал в интернете фотки, на которых покоряю объекты, популяризировал руфинг, инструктировал начинающих руферов. Всё по полной программе. Скалолазное снаряжение я, как и все руферы, не признавал. Мне помогало то, что в детстве я занимался спортивной гимнастикой. Ну, в качалку ходил — в нашем деле без этого никак. И всё шло как по маслу — ни одного серьёзного перелома. Меня, в натуре, кое-кто сравнивал с Тарзаном. В последнем классе подналёг на биологию и поступил в Универ по результатам ЕГЭ. Стал руферить только на каникулах, причём в других городах: в Москве я всё, что хотел, облазил. И вот попёрся я в Питер, наметил для себя культурную программу — пару деловых центров и один известный собор. Питерские руферы дали мне планы объектов, подсказали, как нае… ну, короче, объегорить охрану. Наметил на завтра первую операцию. Шатаюсь по городу, белая ночь, красота офигенная. Вижу какой-то особнячок этажа в четыре, с лепниной, карнизами, пилястрами, окна не горят. Не удержался и полез без подготовки. А он, сука, весь разваливался; видно, стоял в очереди на реставрацию. Нет бы мне вовремя дать задний ход, но я же один из самых крутейших руферов в России! Со мной ни одно здание тягаться не может! До третьего этажа я всё-таки долез… В общем, так и сдох — с куском лепнины в руках и парковочным столбиком в груди… Слушайте, я был полным отморозком, конченным му…лой! Я видел, что один человек, вдохновлённый мною на руфинг, разбился — он был у меня в друзьях ВКонтакте. И я не могу попросить у него прощения! Мне не у кого просить прощения, кроме вас! Простите меня, если можете!

Дока замолчал и прикрыл рукою глаза. И вдруг все увидели, что от его стула по Пустоши расползается пятно свежей, ослепительно зелёной травы.

— По-моему, все простили тебя, даже солнце! — восторженно сказала Юлька.

Дока отнял руку от лица и улыбнулся.

— Оно мне так сейчас и сказало! И ещё одну странную вещь: отныне считается, что всё, что я натворил, натворил не я! Какое-то персонализированное зло предъявляло на меня права, и солнце отдало ему слепок с моей души, мою внешнюю оболочку, похожую на меня, как змеиная кожа похожа на живую змею. Зло удовлетворилось, и теперь я свободен от своего прошлого дерьма!

— Я понимаю, о чём ты говоришь, Денис! — сказал Карлсон. — Зло — это смерть, а смерть нельзя победить, её можно только обмануть. Смерть глупа, как аллигатор, который будет терзать муляж человека, в то время как живой человек будет плыть мимо него. И я тоже хочу переправиться на тот берег, поэтому расскажу о себе и своей кончине. Я увлекался мотопарапланеризмом. Считал, что имею право на такое увлечение, потому что у меня нудная и однообразная работа. Я не пил, не курил, жене не изменял. В детстве мечтал стать лётчиком-испытателем, а поскольку в этом плане не сложилось, стал вот таким образом реализовывать свою мечту. В целом я относился к людям хорошо и ожидал такого же отношения к себе. И только сейчас я понял, что меня не любили. Когда я радостно махал людям сверху рукой, многие проклинали меня и желали, чтобы я разбился. А один человек из соседней деревни совсем обезумел от шума моего агрегата. Где он смог достать противотанковую гранату — ума не приложу. Наверное, сработали старые связи с криминальным миром. Может, он хотел меня только припугнуть? Однако он выстрелил и попал мне точнёхонько в брюшную полость… Я тоже убийца — того, кто в меня стрелял, зарезали в колонии, и я повинен в его смерти… Экстремальный спорт косит не только нас, экстремальщиков, но и тех, кто нас окружает. Вот такая вот безрадостная правда. Мой сынишка остался сиротой, супруга — вдовой. И я, как и Денис, должен просить всех вас и солнце о милости к себе. Простите меня!

— Не стоит, брат! — сказал Колян, вскочил и обнял летающего человечка. И как только мотолюбитель разжал объятия, все услышали журчание ручья.

Поток воды, которого минуту назад не было и в помине, весело струился по Пустоши, на глазах прокладывая себе русло, порастая осокой и кувшинками. Но люди не бросились к нему, чтобы напиться живительной влаги — они хотели закончить начатое дело.

— Моя очередь! — сказала Юлька, откидывая с лица прядь каштановых волнистых волос. — Я была фанаткой дайвинга, увлекалась подводной фото— и видеоохотой. Жила на деньги Руслана. И… В общем, я, наверное, стерва. Я считала, что он меня использует, но теперь знаю, что Руслан искренне любил меня… Ну зачем он это сделал?

Юлька зарыдала.

— Знаешь, какая самая лучшая песня на свете? — спросил Колян, подсаживаясь к Юльке поближе и беря её за руку. — «Я хочу быть с тобой» «Наутилуса». Все скажут, что я болтаю какую-то хрень, но Руслан правильно сделал. Если бы я кого-то любил от всей души, я бы сделал так же. Тот, кто искренне любит и разлучён с любимой смертью, не может искать другую или жить без своей возлюбленной. У него остаётся один выход — идти за ней в смерть. И если кто-то назовёт искреннюю любовь малодушием, я лично намылю ему рожу!

— «И я буду с тобой…» — прошептала Юлька, утирая слёзы. — Но как я теперь могу быть с ним?

— А где он, по-твоему, сейчас?

— Где?

— На одной из Пустошей, вестимо! Полюби Руслана так же глубоко, как он тебя, и ты сможешь вытащить его оттуда своей любовью!

— Я… попробую. Простите меня, мои дорогие друзья, что я убила себя по глупости. И что убила Руслана. И… что убила наших нерождённых детей. Мне правда безумно стыдно за то, какой я была.

Все украдкой стали смотреть вокруг, и вдруг на берегу ручья взвились из земли три развесистых куста сирени.

— Ты прощена! — возвестил Колян. — Ну дайте уже мне снять груз с души! Потерпишь, Микаэлло?.. Короче, я — мотофристайлер. Мы часто ломаем руки-ноги, иногда оказываемся в инвалидном кресле, но чтоб опытному райдеру сдохнуть прямо во время состязаний… Я — самонадеянный кретин. Чёрт меня дёрнул поспорить с этим жирным янки! Я был уверен, что свой фирменный трюк не только без «ошейника», но и с закрытыми глазами исполню… Исполнил, блин! Так ловко от байка увернулся, что шею свернул!.. И теперь вот думаю — неспроста так получилось. Меня наказали за самонадеянность. Ну, в общем, как говорится, Бог наказал… На моей совести тоже несколько загубленных жизней. У сестры был выкидыш после похорон… И ещё одна красивая девушка покончила с собой, потому что я её вовремя не утешил. А ведь я мог спокойно жениться на ней, и всё было бы отлично! Она родила бы мне нескольких детей, и, зная что меня ждёт любимая жена, я бы так глупо не рисковал…

Колян вскочил со стула и бухнулся на колени.

— Солнце, прости меня! — закричал бывший райдер, срываясь на хрип. — Прости меня, слепого кротёнка, не догонявшего волю твою! — Колян уткнулся головой в траву и замер.

Чьё-то влажное прикосновение вывело его из оцепенения. Рядом с Коляном стоял оленёнок и смотрел на него своими большими тёмными глазами. Его родители — статный олень и изящная оленуха — щипали травку неподалёку.

— Они вышли из-за сирени, — улыбнулся Майк. — Садись, Коль, осталась только моя история. Я занимался трейнсёрфингом[3], был продвинутым руфрайдером[4] — электричкером[5]. Долго скрывал это от родителей… Я втянул в руфрайдинг своего лучшего друга — Женьку, и он глупо погиб, упав прямо под электровоз встречного поезда… Со временем родители всё узнали, отец хотел вытащить меня, но я не смог завязать с руфрайдингом. Я был уверен, что меня охраняет какая-то сила и со мной никогда ничего не случится. А в итоге поджарился на тормозных резисторах. Знаете, я слышал дьявольский хохот джинна из мультика про Мюнхгаузена, когда умирал!.. Я — кусок вонючего дерьма, никогда не думавший о других! Я всю свою жизнь занимался одним дерьмом и сдох, как полный придурок, как ополоумевший зверёк! Сколько нервов я попортил машинистам и помогалам! Я никогда не смогу посмотреть в глаза Женькиной матери! А когда я подох, моя собственная мать за несколько лет превратилась в старуху, зачахла и умерла. Я даже не предполагал, что так много для неё значу… А мой отец… Мой отец сделался монахом, чтобы отмаливать мою душу! И мне кажется… Наше солнце — не Бог, но оно как-то связано с Ним. Я слышал, как молился мой отец. И я хочу сказать… Господи, если Ты слышишь нас, помилуй нас, грешных!

Майк смотрел на огромное солнце, стоящее в зените, и чувствовал неземную любовь, истекающую от него в виде благодатных животворящих лучей. А потом на небо набежали тучки и пошёл непередаваемо прекрасный грибной дождь.

— Он слышит! — ликующе закричала Юлька и пустилась танцевать под дождём.

* * *

Где-то далеко, за чертой смерти, Земля выбирала президента планеты. А пятеро хороших людей гуляли по своему оживающему миру, и не могли нагуляться, дышали его чудесным воздухом, и не могли надышаться. Пустошь расцветала и благоухала, а солнце по-прежнему стояло в зените и не думало заходить за горизонт, потому что не хотело ни на минуту покидать своих детей. Оно становилось всё больше и больше, на нём обозначились человеческие черты, и вскоре люди познали, что это вовсе не солнце, а Нерукотворный Лик Спаса сияет чрез небесное окно. И Тот, кто смотрел из райского окна, упорно искал и находил добро в глубине запутавшихся в преддверии ада душ, высвечивал его и умножал, как хлеба́ в пустыне.

Если ты не стал иудой, остался верен спрятанному внутри тебя добру, ты не останешься в мире мертвецов навечно — тебя ожидает преображение. И пять мутных призраков начинали сиять всё больше и больше, ничтожные тени обретали сверкающую плоть, поворачивались на свет своего Создателя и очищались от грязи, накопленной за десятилетия жизни на Земле. И над преображающейся Пустошью струилась радостная песнь: «Аллилуйя!»

август — октябрь 2013, Москва

Примечания

1

Помогала — (жарг.) помощник машиниста.

(обратно)

2

Экстремальный руфинг — городской альпинизм, восхождение на крыши зданий с использованием пожарных лестниц, водосточных труб, уступов и т. д. Цель руфинга — достигнуть вершины любого высокого объекта, созданного руками человека.

(обратно)

3

Трейнсёрфинг — передвижение на поезде в местах, не предназначенных для проезда (разновидности: зацепинг, руфрайдинг, трейнхоппинг и т. д.).

(обратно)

4

Руфрайдинг — проезд на крышах вагонов.

(обратно)

5

Электричкинг — трейнсёрфинг на электропоездах.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Негритянская хижина

Глава 2 Весельчак с птичьей шеей

Глава 3 Бездомная утопленница

Глава 4 Продырявленный Карлсон

Глава 5 Припаркованный приматолог

Глава 6 Групповая психотерапия

Глава 7 Сила гипноза

Глава 8 Те, которые выжили

Глава 9 Солнце растёт

Глава 10 Вспомнить всё

Глава 11 Преображение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg