«Новый Вавилон»

Игорь Мист Новый Вавилон

Выдержки из заключительного обращения генеральной ассамблеи ООН:

Нью Йорк. 18 апреля 202… г.

Уважаемые граждане Мира!

Последние трагические конфликты, в том числе и ядерные, на межнациональной и межрелигиозной почве в Европе, Америке, Азии и Африке вынудили страны-члены ООН собраться на Экстренное Заседание Совета безопасности <…>

Крах идеи мультикультурности привел к тому, что страны окончательно встали на путь самоуничтожения и ситуация обостряется с каждым годом. Усилия международных институтов не помогают предотвратить грядущую катастрофу <…>

В результате долгих споров и обсуждений на Заседании был принят следующий документ:

«Постановление ООН о порядке Разделения государств по Национальному признаку».

Выдержки из Постановления:

«Единственно возможный выход для всех этносов избежать взаимного уничтожения из-за этнических разногласий, национального терроризма и насилия».

«Это постановление выражает позиции большинства стран, членов ООН, где уже вырабатываются собственные законы о национальном развитии».

«Мы уверены, что Разделение будет способствовать всемирной остановке насилия и войн, всеобщему процветанию, развитию национальных и самобытных культур».

«Мы принимаем тяжелое решение, но оно необходимо для сохранения мира и стабильности в сегодняшних условиях».

«Просим население всех стран соблюдать спокойствие. ООН выделит необходимые средства для переселения народов, обеспечения безопасности и условий их проживания».

«Правительства, посредством информационных программ, обязуются разъяснить суть Разделения и поддержать своих граждан».

В приложении к Постановлению приводятся единые «Принципы Разделения», которые являются обязательными для исполнения всеми странами-членами ООН.

— чтобы было впечатление Приложение:

Выдержки из «Принципов Разделения»:

В государстве остаются только жители коренной национальности. Все остальные граждане должны в кратчайшие сроки покинуть страну и поселиться в стране своей национальности. Смешанные семьи могут сделать выбор по своему усмотрению, но человек некоренной нации должен принять национальность и религию страны проживания. Несогласные безоговорочно высылаются <…>

Многонациональные государства решают самостоятельно вопросы внутреннего разделения, обеспечивая отдельное проживание национальных общин и не допуская их этнического смешивания, вплоть до введения внутренних границ <…>

Государства обязаны обеспечить переселение народов в течение двух лет, выделяя для этого необходимые средства и обеспечивая переселенцев транспортом. По истечении этого срока страну будет покидать запрещено <…>

Границы всех государств закрываются, и контакты между людьми разных национальностей отныне будут запрещены.

Международным сообществом принято решение создать колонию-поселение для людей, не определившихся с национальностью и согласных жить с представителями других национальностей, не нашедших свое место в новом мире. Такое поселение будет построено в Антарктиде на средства ООН.

Выписка из заключительного протокола:

Правительства всех стран извещены о принятых ООН решениях и обязались в указанные сроки точно исполнить все пункты постановления о Разделении.

204… г. Алексий. Исход

Алексий Дронов перекрестился, закрыл лицо тонкой маской, и кожу приятно захолодила чужая розоватая плоть, снять которую разрешалось только после пересечения границы. Затем Алексий выехал на восьмиполосную трассу Москва — Петроград, обновленную два года назад силами губернатора Северо-Запада князя Воскресенского (тогда новый аристократ еще стремился показать лояльность президенту). На незаметный автомобиль Дронова с провинциальными номерами не обратят внимания чужие спутники — обычный приезжий спешит из столицы домой.

Оживленное шоссе заставляло сосредоточиться, но, следуя необходимой многолетней привычке, Алексий решил узнать о местности; подключился к Сети через личный коммуникатор — корпускулу, выбрал картинку, и виртуальный рассказчик ворвался в салон бодрым, молодым голосом. Дронов любил сетевую жвачку.

Вот и облезлый бетонный забор, за ним прятался город Вера. Ведущий связал название с именем и легендой об утонувшей девушке, а в девятнадцатом веке здесь бились с французами.

Дронов знал, что за год до Разделения неподалеку подняли бунт иммигранты и двинулись на Москву. Властям пришлось жестоко подавить выступление ядами, а город так и не смогли очистить и просто обнесли забором брошенные кварталы и на скорую руку поставленные бараки. Строить их впредь запрещали, но люди, самые бедные и убогие, все равно селились на зараженной земле.

Солнце подошло к зениту, салон автомобиля накалился, и Алексий попытался включить кондиционер, но тот, натужно зарычав, не захотел работать.

Следующим городом была Твердь. Рассказчик, посвятив слушателя в историю основания, не стал упоминать крупнейший лагерь для Гибридов, основанный через два года после Разделения.

Мальчишкой — школьником Алексий видел недалеко от родного города подобное жуткое место, куда загоняли Гибридов, не успевших уехать. С молчаливого согласия взрослых он с друзьями бегал и забрасывал людей, обезумевших от страха за колючей проволокой в открытом поле, камнями. Ребята постарше тренировались ночью в стрельбе по живым мишеням из оружия. Он помнил и облавы на несчастных, сбежавших из лагеря. К поимке Гибридов власти активно привлекали местное население, пребывающее в эйфории от обилия свободных квартир. Их семье предоставили несколько на выбор, а новый сосед, мрачный алкоголик, громко хвастался после ночных дежурств, сколько Гибридов подстрелил.

Ведущий продолжал неторопливо вещать в привязке к местности и подсказывать водителю дорогу.

Незаметно показался Торгов, упомянутый впервые в летописи двенадцатого века, а после Разделения город прославился тем, что первым сообщил о полной очистке от Гибридов.

Именно здесь Дронову по плану надлежало остановиться на несколько дней и ждать приказа из Москвы продолжить миссию. Он выбрал для постоя древнейший на торговой земле мужской монастырь. Точная дата основания обители голосу из Сети была неизвестна. Алексий хотел, чтобы в тишине старинных монастырских стен ничто не мешало молиться и готовить душу и тело к новой миссии.

Настоятель, отец Филофей, заранее извещенный о приезде страждущего, поселил Дронова в аскетичной монашеской келье, где висели иконы, да на почерневших от времени досках пола стояла только деревянная скамья, служившая одновременно кроватью, и комод под маленьким сводчатым оконцем.

Алексий вдруг вспомнил, глядя через него на залитый солнцем монастырский двор, как всего несколько дней назад любовался летним пейзажем столицы…

1. Полина. Москва. Видехом Свет Истинный

Алексий любовался летним пейзажем столицы с возведенных недавно Православных Холмов на Юго-Западе Москвы.

После Великого Разделения Народов прошло почти двадцать лет. Сильно сдавший за последнее время Президент, понимая, что править осталось недолго, задумал воздвигнуть город, который стал бы величайшим. Доходы казны позволяли, и по всей столице раскинулись островки новейшего зодчества.

Дронов спустился по широкой лестнице на праздничную улицу, украшенную национальными флагами. Он с удовольствием смотрел на девушек в роскошных длинных праздничных платьях и цветных платках. С тех пор, как иностранную одежду запретили, мода сильно поменялась и превратилась в необычную смесь городского костюма с народным.

Алексий вместе с толпой влился на площадь, где народ благочестиво встречал нарядного, нарумяненного Патриарха в открытом белом автомобиле, окруженного послушниками в церковных одеждах. Сегодня он собирался выступать перед прихожанами в разных местах Москвы.

Отовсюду доносилась духовная музыка, глубоко религиозный Дронов любил слушать такую через корпускул. Ровно в два она стихла, раздался звон колоколов, и народ устремился внутрь Храма Возрождения, крестясь на золотые главы в лучах солнца.

Алексий внимательно вглядывался в толпу и наконец разглядел Полину, тоже в цветном, очень ярком платке. Он замахал ей рукой — все личные корпускулы из соображений безопасности отключались до самого Кремля — и стал пробираться сквозь праздничные ряды. Протиснувшись, он оказался впервые так близко к ее лицу и, смутившись, неловко взял под руку. Вместе со всеми молодые люди стали подниматься по ступенькам в храм.

Патриарх уже читал внутри обращение к верующим объединиться в борьбе против сект и язычников. Власти тоже боролись с ними и помогали Церкви деньгами и совместными проектами, такими как Храм Возрождения, законченный недавно.

Первоначально его планировали строить по проекту известного архитектора Неренцева, победителя конкурса Патриархии, но неожиданно вскрылось, что он азиат по отцу. Тогда привлекли архитектора Павлова, сам министр «крови» следил за проверкой его родословной и генома.

Дронов и Полина встали недалеко от Патриарха, возле главного иконостаса в форме золотой часовни.

— Никогда так близко его не видела.

Алексий крепко держал ее маленькую руку и почти не слышал проповеди, поглощенный мыслями о девушке. Когда снова запел хор, молодые люди вышли на бульвар Святой Ольги, запруженный веселящимся народом. Они решили посидеть в небольшом сквере и послушать колокольный звон, наполняющий город в честь праздника.

Дронов познакомился с Полиной недавно на отмечании годовщины сетевого духовно — религиозного издания «Братие», достаточно модного и известного. Он сразу заметил симпатичную, стройную молодую особу с двумя длинными косами. Потом он с Полиной пил сок — в духовном издании и не могло быть напитков крепче, — мило и весело беседуя.

Полина была женщина музыкальная и работала в редакции духовной музыки, но денег не хватало, и вечерами она пела в ресторане. Одинокая, привлекательная, воспитывающая, как выяснил позже Алексий, маленького сына.

Дронов не случайно тогда оказался на празднике. Он недавно вернулся из сложной поездки на Урал — там действовала умелая группа мятежников, и продолжить операцию неожиданно пришлось в Москве. Его начальник, — господин Вольный, — дал задание выяснить, откуда уральскими заговорщиками управляли и на чьи средства. Подозревали некую сетевую студию в столице, поэтому решили проверить все, и Алексию досталось «Братие».

На торжестве присутствовало много публичных людей — писателей, музыкантов и художников, а вели вечер популярная ведущая Екатерина Сарафан и ее постоянный партнер, философ и писатель Фома Благозвучный, который общался и проводил свои семинары исключительно на старославянском языке.

Девушка, ранее выходившая в сеть с передачами легкого, развлекательного содержания, чем — то нравилась Алексию. Под влиянием Благозвучного она радикально поменяла внешность и, теперь перед зрителями появлялась с длинными русыми косами, непременно в национальных костюмах и тоже рассыпалась фразами на старославянском.

Эту моду задала богемная молодежь, а новые аристократы тут же подхватили. Дронов с удивлением обнаружил — почти все приглашенные неплохо понимают или делают вид, что понимают, старинный, торжественно звучащий язык, входивший в моду, как когда — то французский, и охотно используют его. К сожалению, Алексий не проникся настолько быстро новыми веяниями, поэтому не понимал и половины из речи ведущих, и Полине приходилось шепотом переводить.

В середине вечера разгорелась дискуссия о Новом Вавилоне, искусственном плавучем острове — государстве, построенном в океане американским миллиардером сразу после Разделения, и месте Нового Вавилона в сегодняшнем мире. Благозвучный фанатично отстаивал величие закрытого города, а ему с достоинством оппонировал известный питерский ученый Тимофей Кунин.

— Но, уважаемый господин Кунин, что мы знаем о жителях Нового Вавилона — что они делают на своем острове, как живут, как выглядят? — спрашивал Благозвучный. — То же происходит с новопостроенным Китежем на Урале — нам ничего о нем не известно. После Разделения прошло почти двадцать лет, но все, что мы знаем — это то, что вавилонцы начали застраивать остров, затем купили землю у властей Южной Африки и построили город Кадингир, но почему-то не живут в нем, а дрейфуют где-то между южной оконечностью Африки и Антарктидой. Кадингир сегодня единственное место на земле, где происходят сделки и международные встречи. Под контролем, кстати, тех же вавилонцев, которые на этом неплохо зарабатывают. Пока их влияние на земную жизнь я бы оценил положительно…

Кунин спорил с ним яростно:

— Вавилон — религия антихриста, ибо сказано в Апокалипсисе: «И ин ангел вслед иде, глаголя: паде, паде Вавилон град великий, зане от вина ярости любодеяния своего напои вся языки…»

Полина стала шепотом пересказывать Алексию смысл древних текстов, а Кунин дополнил их своими соображениями.

— Вавилонцы противятся истинной вере, связались с язычниками и сражаются против Церкви и креста! Когда Господь закончил дела, то поставил храм и скрепил печатью. Так и сатана достроит Новый Вавилон и начнет восстание сил тьмы против нас и Бога. Творец разгневался на древний Вавилон, и град пал, но бесы возрождают новый. В Откровении Иоанна Богослова предсказывается, что власти выступят против Вавилона и уничтожат его. Лживая религия его — распутная женщина, а пороки сгинувшего царства восхваляли жрецы древних богов, ведуньи и волхвы…

Ученый все еще спорил с Фомой, но молодые люди не стали ждать окончания. Алексий пригласил Полину подышать свежим воздухом, и на улице они продолжили приятное общение.

Полина тогда поразила его какой — то особенной, нестоличной красотой. Дронов удивился, почему ничего не последовало: когда он связался с нею на следующий день, чтобы, пригласить на свидание, молодая женщина вежливо, но твердо отказала, хотя вечер накануне закончился прекрасно. Алексий галантно проводил ее домой и теперь не понимал каприза Полины.

Он напомнил о себе через неделю — и опять с тем же результатом. Но даже после второго отказа Дронов не решился обсудить личную неудачу на совещании или просить совета у коллег. Ему очень понравилась русоволосая Полина.

На том совещании присутствовало немало специалистов, в том числе его начальник, господин Вольный. Сотрудники делились соображениями и докладывали об эпизодах, вызвавших подозрения. Выслушали и Дронова, но он сказал, что ничего особенного не обнаружил, и просил закрепить за ним станцию «Братие» на некоторое время — может, еще найдет, что — то интересное.

Прошло несколько дней, прежде чем он решился снова побеспокоить Полину. На этот раз она сразу согласилась встретиться, и Алексий пригласил девушку на оперу «Житие Владимира Крестителя». Вечер тогда удался. Оба с удовольствием смотрели постановку, а в антракте в театральном дворике пили чай, обсуждая голоса певцов …

После торжественной службы в Храме Возрождения, здесь, в сквере, рядом с красавицей Полиной, Алексий в очередной раз задумался о своей личной жизни. Он одинокий и уже не очень молодой, а она… холодна и сдержанна, но это можно объяснить краткостью их знакомства.

Он вдруг заметил, что Полина порывается что — то сказать, но не решается. Наконец, она осторожно прикоснулась к его руке и прошептала:

— Алексий, я хочу передать привет от одного человека. Твоего старого знакомого.

— Начало интригующее, только почему ты, так тихо говоришь?

— Тебе прислал поклон, Илия Портретный.

Алексий вздрогнул от неожиданности.

— Что?! Илия жив, где он?! — Дронов много лет не видел приятеля по университету.

— Он сейчас… в Китеже.

— На Урале? Но туда никого не пускают! Город блокирован и закрыт от внешнего мира, как Новый Вавилон. Откуда ты можешь знать про него?

— Да, он там. — Полина кивнула. — Илия связался со мной и попросил напомнить о вашей былой дружбе, узнав, что мы знакомы, и…, у него есть просьба. Он надеется, что ты выполнишь ее, а я… почему — то верю, что тебе можно полностью доверять.

— Пока не очень понимаю. Что же тебя убедило? — Дронов почувствовал себя уязвленным и вспомнил, как много лет назад Илия спас ему жизнь во время студенческого похода в Уральские горы. Он успел вовремя оттолкнуть Алексия от сорвавшихся вниз валунов. Тогда от внезапного камнепада погибло двое их сокурсников, Дронову переломало ногу, и Илия до позднего вечера тащил на себе раненого товарища в лагерь у подножия горы.

— Илия знает, в каком ты ведомстве. Но имей в виду, Китеж, население которого достигло миллиона человек, готов стать центром возрождения гибнущего государства, а может, и чем — то большим…

Алексий был поражен тем, насколько изменился нежный голос Полины.

— Ты все это время знала, кто я такой?..

— Не важно. Китеж призывает отменить постановления ООН и вернуться к тому, что было до Разделения — потому что оно привело к всеобщей катастрофе. Страна скоро окончательно развалится и, если идолопоклонникам удастся победить, скатится назад на тысячу лет. — Глаза Полины внимательно следили за выражением лица собеседника. — Китеж следит за ситуацией в мире, везде одно и то же: дробление наций, запрет на обмен знаниями, расцвет диктатур и изоляция. Агенты Нового Вавилона принялись воплощать в жизнь некие планы, пока непонятные, чтобы подчинить своей власти…

Девушка почувствовала, что Алексию не по душе неожиданный монолог, но, продолжила:

— Илия хотел узнать: если им понадобится помощь в Москве, можно ли на тебя рассчитывать?

Дронов оцепенел, услышав это, понял ее и не знал, что ответить. Все переворачивалось, а, главное, что Полина…

— Насчет просьбы,… очень просил не спешить… по Уральскому вопросу.

Взгляд Алексия застыл еще больше, и Полина отвела глаза в сторону.

— Не смотри на меня так.

— Мне надо подумать. Ты очень рискуешь — не боишься, что я расскажу…

Но девушка перебила его:

— Нет. Илия сказал, что если я приду от него — со мной ничего не случится. Мои родители погибли в лагере для Гибридов в Сибири, а он выкупил и вытащил оттуда меня и еще нескольких человек, только благодаря Илие — я жива.

— Так ты — Гибрид?! — Алексий закричал, не сдержавшись, и вскочил со скамейки. Он был воспитан на твердом убеждении: в стране могут жить только чистокровные представители расы, а остальные — это спрятавшиеся, неполноценные враги и потому подлежат уничтожению или высылке в лагеря для Гибридов.

На них стали оборачиваться прохожие в сквере, и Полина взволнованно дотронулась до его руки. Силой воли он заставил себя успокоиться.

— Сядь, прошу тебя! Я такой же человек, как и ты. — Полина горько усмехнулась. — Из лагеря выкупили самых талантливых и готовили специально для работы агентами Китежа. Я — стерильна и не могу принести вред нации, а на русые волосы не смотри — они просто покрашены.

— А… твой ребенок? — Дронов пытался побороть нахлынувшие эмоции.

— Тоже из лагеря. Он только прикрытие и новый, обучающийся агент.

Алексий не мог больше продолжать мучительный для него диалог с девушкой, уже занявшей место в его сердце. Он попрощался, стараясь не смотреть на Полину. Надо было все обдумать, но он понимал одно — они никогда больше не встретятся.

2. Отец и Сын. Москва

Сергий Архипович Вольный, — высокий светловолосый мужчина средних лет, только что вернулся в свой кабинет, в здании на площади Святого Георгия. Он отметил, глядя на свое отражение в старинном зеркале, что висело справа от икон, как за неделю неплохо отросла борода, подернутая легкой сединой. После того, как президент отпустил пышную бороду, чиновный люд Москвы и губерний принял это за знак правильного направления. Теперь ходить без нее, даже руководителю среднего уровня, считалось непозволительным, и с вольнодумцами, нарушающими не писаные правила, расправлялись просто — для начала пытались наставить на путь истинный, а если не удавалось, то прощались навсегда.

Еще пошла мода заменять имена более благозвучными. Вот и Вольный не так давно стал называть себя Сергием и еще не успел привыкнуть к новому звучанию имени.

На столе перед ним лежал учебник старославянского. В свободную минуту хозяин кабинета пытался, как и все, учить древние слова, но не мог сосредоточиться на буквах — мешали мысли о сыне, Афанасии.

Месяц назад Вольный повздорил с сыном, студентом закрытого Технического славянского университета, лучшего в стране, где учились только дети высших руководителей, чиновников и новых аристократов. Афанасий просил помочь устроить ему поездку на юг Африки, в Кадингир. Дело в том, что богатые, влиятельные люди страны, невзирая на строжайшие запреты, регулярно совершали туда полеты и, мало того, некоторые владели там недвижимостью. У самых состоятельных семейств и крупных чиновников имелись беспилотные самолеты, невидимые простыми радарами. Достаточно было указать автопилоту место приземления, и он доставит тебя куда угодно, а единственным доступным местом оставался Кадингир.

Вольный, занимающий один из важных постов в системе государственной безопасности, категорически возражал против полета сына в город, представлявший главную угрозу для стран Разделения. Он прекрасно понимал и поддерживал его стремление находиться в компании, утопающих в роскоши, отпрысков самых богатых семейств. Но всему, по мнению Вольного, должен быть предел. Слухи о за́мках, праздниках и охотничьих угодьях, посещаемых богатыми согражданами в Африке, несмотря на запретные меры, упорно просачивались в Сеть.

Афанасий вчера снова приехал к отцу в его загородный дом. Он рассказал про успехи в университете и, воспользовавшись хорошим настроением отца, снова принялся умолять, чтобы тот разрешил ему слетать в Африку.

— Я уже говорил, что я против! Посещение других стран запрещено, это, наконец, опасно для твоей жизни.

— На следующей неделе в Кадингире будут отмечать день рождения молодой княжны Павловой-Ногинской. Она невеста князя и наследника престола Андрея Николаевича Романова, и он лично пригласил меня на торжество, папа!

— Вот, как?! Он летит со всей свитой, конечно?

Афанасий в подтверждение кивнул, с надеждой глядя на отца.

— Да, будет полно молодежи — и Роснецкие, и Автуховы, и Горневы, и…

Вольный, защищаясь, поднял руку.

— Хватит, хватит, я понимаю, почему ты так настойчиво стремишься туда. Только учти — они все отпрыски богатейших семей, которые…

— Ну и что?! Зато я — постоянный партнер князя по теннису. Если окажусь на празднике, то попаду в их круг, — Афанасий поднял руку над головой, показывая отцу, как вырастает на глазах, — а князь Андрей успокоил, что лично утвердит у президента весь список гостей и разрешения на выезд.

Вольный в глубине души понимал — сын прав. Чем он хуже молодых лоботрясов, праздно проводящих время в бесконечных пирушках и развлечениях? Знакомство с новыми аристократами в будущем могло принести Вольному — младшему пользу.

Афанасий видел колебания отца, но терпеливо ожидал решения.

— Хорошо, — Вольный с удовольствием отметил, как обрадовался сын, — на этот раз сделаю исключение ради твоего будущего, но учти…

— Все что угодно!

— Выполнишь одно мое желание. Когда придет время, я его скажу. Договорились?

Афанасий кивнул, перекрестился на иконы и бросился на шею к отцу.

Он предвкушал волнения первого полета в запретную страну, предмет тайных восторгов университетских друзей — некоторые бывали в Африке, и не один раз. Жаль, что нельзя было поделиться радостью в Сети, обстановка в стране и так накалена, и даже упоминание далекого края вольнодумцев могли приравнять к измене. Ничего, как других выручают отцы, так и его прикроют — Афанасий, несмотря на молодость, был прекрасно осведомлен, что знатных и богатых запреты не касаются.

Сейчас, в своем кабинете, Вольный вспоминал вчерашний разговор. Правильно ли он сделал, позволив сыну лететь? Даже если его начальник, генерал Филарет, узнает, лучшим оправданием будет имя князя Романова и достойнейших людей, приглашенных на торжество, но странная тревога не давала сосредоточиться.

Должность приносила достаточно денег и ставила его высоко над обычными людьми. Не к этому ли он стремился? Но который год Вольного лихорадило от сомнений в правильности выбранного пути. Вот и сына интуитивно хотелось оградить от происходящего в стране. Отправить бы, как раньше, за границу учиться, подальше от окружающей мерзости, — думал Вольный, — только куда? Везде одно и то же: даже Великобритания — во все времена бывшая надеждой для беглых сограждан — медленно, но верно идет ко дну, раскалываясь на графства и города — государства. В свое время, Вольный тайно нанял учителя английского, и теперь Афанасий прекрасно владел иностранным языком. Может, и пригодится еще, как знать?

Он вызвал секретаря с последними сводками по группе Городничего. Ненужные мысли следовало прогнать, а голову заставить работать — труд всегда отвлекает.

3. Афанасий. Москва

Афанасий томился долгим ожиданием свидания со своей девушкой Ведой. Он полчаса простоял с цветами напротив входа в выставочный зал «Вечный Сад» на юге Москвы, торжественно открытый недавно.

Молодые люди познакомились в конце прошлого года на традиционном балу в университете Афанасия. Веда училась архитектуре и одновременно, как всякая молодая девушка, думающая о будущем, занималась народными танцами, неплохо пела и играла на фортепьяно.

Сегодня открывалась выставка картин современных художников — народников на религиозные темы. Тема религии не очень интересовала юного студента Технического университета, но могли появиться друзья — однокурсники, и поговаривали о приезде самого князя Андрея Николаевича Романова.

Афанасия куда больше занимала Веда, — как она будет выглядеть, а затем удивляться великому событию — отец дал согласие на поездку в Кадингир. Он давно решил, если это произойдет, непременно взять с собой девушку. Вольный — старший, естественно, не должен об этом знать, иначе быстро отменит разрешение, добытое с таким трудом. Молодой человек не сомневался, что получит, ее согласие — какая, молодая девушка, сможет устоять перед романтическими соблазнами, тем более, выросшая в провинции?

Веда приехала учиться из далекого сибирского города и снимала с двумя приезжими студентками небольшую квартиру в Москве. Афанасий несколько раз удостаивался чести побывать в ней, когда соседок не было дома, и вспоминал проведенные вместе, дни и ночи с удовольствием. Он не скрывал связи с простой провинциальной девушкой, хотя знал про большие надежды отца на его будущее и воспользовался этим в случае с Африкой.

Отец проверил Веду по своим каналам, не нашел ничего подозрительного и решил не препятствовать, но настойчиво просил не превращать чувства к ней, во что — то большее. Афанасий, как всякий молодой человек, естественно, был готов клясться и божиться чем угодно, лишь бы им не мешали.

Они встретились на мраморных ступеньках выставочного зала, сразу заметив друг друга среди нарядных посетителей.

— Привет, прекрасно выглядишь! — Афанасий поцеловал Веду и вручил маленький букетик полевых цветов, купленный по дороге.

— Спасибо. — Девушка радостно и мило улыбалась. — Здесь будут студенты с нашего курса. Мы договорились встретиться часа в четыре, посидеть где-нибудь и обменяться впечатлениями.

Афанасию не очень понравилась такая идея. Сегодня у него дома допоздна никого не будет, и он хотел после выставки поехать туда с Ведой, побыть наедине, а потом «рассказать про полет в Африку». Он представлял, как она станет прыгать от восторга.

— Зачем ты нахмурился? Посмотри на право — видишь, ледяные скульптуры, летом, и какие большие! — Веда с удивлением и восторгом разглядывала их. — Почему они не тают?

Действительно, наверху возле входа стояли три внушительные ледяные скульптуры всадников.

Выставка выдалась скучной, а друзья Веды, напротив, показались Афанасию интересными и любознательными, хоть и были из простого сословия. Они громко обсуждали экспонаты, шутили и смеялись. Афанасий представил удивленные лица, если бы он объявил, куда собирается пригласить их сокурсницу.

Ехать к нему, к сожалению, было поздно, и после выставки, он подвез девушку домой. Судя по свету в окнах, соседки сидели дома. Афанасия переполняли эмоции: полет вдвоем над океаном через половину земного шара, запретная страна, экзотическая саванна, праздник у князя! Наконец, он не выдержал.

— Веда… приглашаю тебя… в… Африку! Отец разрешил лететь, вернее, я выпросил разрешение. В Кадингире на днях отмечается день рождения молодой княгини Павловой-Ногинской. Она, всем известно, невеста князя Андрея Романова — наследника императорского дома.

— Не смешно. Ты же не говорил отцу про меня? — Девушка погрустнела.

— Нет, конечно, я и так его долго уговаривал, а если бы он узнал, что я хочу тебя взять… то отменил бы разрешение. Поэтому, ты полетишь тайно, понимаешь? — Афанасий понизил голос. — Если кто — то пронюхает, могут не пожалеть…

— Тогда я, не поеду. — Девушка недоверчиво посмотрела на него.

— Отец, конечно, прикроет мой полет, и вообще — организует все молодой князь Романов. Я просто внесу твое имя в список гостей и отдам князю для получения разрешения у самого президента. Зато в Кадингире выберем тебе самую модную одежду — такой в Москве не продается. Я слышал, в центре города сплошные магазины — покажешь подругам, и они лопнут от зависти, а ты попадешь во все сетевые журналы, вместо красавицы Екатерины Сарафан!

— А-а-а-а! Ты меня разыгрываешь. В Москве нельзя будет появиться в иностранной одежде — запрещено. Забыл?

— Все! Мы с тобой летим через несколько дней. В Южном полушарии сейчас зима, похожая на наше лето. Никому ничего не говори. Соседкам по квартире объясни, что едешь,… в Питер, например. На несколько дней.

— Заставляешь меня врать подругам? А, если они узнают?

— Да как узнают? Только, если проговоришься! Ну, что я тебя уговариваю…

Ему вскоре надоело пререкаться, он неожиданно обнял ее и поцеловал. Афанасий не сомневался, Веда понимает, что не воспользоваться счастливым случаем — непростительная глупость.

4. Данилин. Москва

Господин Данилин был высоким, худым пятидесятилетним мужчиной с пышной шевелюрой и большой, расчесанной по особому, модному стилю бородой. Его карие глаза, когда он говорил с женой, становились добрыми и ласковыми, с дочерьми и подчиненными — стальными и строгими, а с начальством — стеклянными и бессмысленными, как у полосатых рыбок в большом домашнем аквариуме. Такое впечатление усиливали и вытянутые чуть вперед, выразительные губы.

Мудреной грамоте научил молодого Данилина предыдущий владелец его роскошного кабинета, Иван Харитонович Подколодный, царство ему небесное.

Данилин привязался к старику, который принимал чувства любимчика с неприятной для коллег благожелательностью. Всячески превозносил таланты, выделял пытливый ум и удивительную работоспособность Данилина на фоне многочисленных подчиненных, таких, как Сергий Архипович Вольный.

Нынешнее место Данилин выбрал по призванию. Он любил дисциплину и власть, предмет его настоящей, тайной страсти, а служба помогала пробираться в высшие круги.

Данилин до сих пор получал часть доходов от одной медицинской компании, оформленной на жену, как и у других чиновников, его связи помогали зарабатывать людям из окружения того самого «кровавого» министра.

Держась в русле политической моды и пользуясь врожденной интуицией, он представал перед окружающими как глубоко верующий человек, а не прихожанин «по обязанности», и стремился войти в круг советников Патриарха. Поэтому он следовал канонам религиозной жизни, помогал деньгами нуждающимся и строил собственный храм в новой Долине Церквей.

Властвовал он теперь из бывшего кабинета Ивана Харитоновича — просторного помещения с кожаным диваном на позолоченных ножках и креслами с высокими спинками. В глубине кабинета блестел массивный полированный, черный стол, в углу висела старинная икона.

Данилин посмотрел на золотые, именные часы — ровно десять утра, — затем привычно перекрестился и нажал кнопку вызова секретаря.

— Позовите ко мне, Дронова!

— Он в приемной, господин Данилин. Ждет, когда освободитесь.

— Пусть заходит.

Данилин поднялся и вышел из-за стола, чтобы встретить посетителя.

В комнату вошел молодой, крепкий, подтянутый мужчина лет тридцати с длинными, светлыми волосами и аккуратной бородкой, одетый в темные длинные одежды, наподобие монашеских. Войдя, молодой человек сразу перекрестился на икону и слегка поклонился Данилину. Затем, мужчины пожали друг другу руки.

Дронов был определен руководством на новое задание после долгих совещаний и выбора кандидатов с опытом работы в чужих, национальных странах. К неудовольствию Данилина, победил воспитанник его коллеги, Сергия Вольного. Кроме прекрасных физических данных, у спортивного на вид парня имелось неплохое образование по химии, но самое главное — это был крайне религиозный, воспитанный в строгих традициях человек.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, уважаемый Алексий Михайлович.

Данилин усадил Дронова в кресло, напротив себя. Конечно, оба прекрасно знали, что кабинет прослушивается.

— Прекрасно выглядите, но не загорели!

— Спасибо, я несколько дней провел в монастыре, где молился за моих товарищей, убиенных в прошлом месяце на Кавказе.

— Замечательно и богоугодно, рад за вас. Уверен, души наших коллег уже в раю. Они погибли за правое дело в борьбе с мерзкими Гибридами.

Данилин сделал минутную паузу и затем решительно перешел к делу:

— Вам, Алексий Михайлович, решено доверить благородную миссию во имя спасения и процветания нашего великого народа — обнаружить и расшифровать формулы недавно созданного революционного продукта — искусственной нефти. Посмотрите на настенный экран.

Данилин спроецировал на черную, матовую поверхность объемную картинку.

— Мы в красной точке, — он показал световой указкой на Москву. — Наши надежды и цель вашей миссии здесь, — Данилин переместил луч вниз, — в Кейптауне, столице Южной Африки. Есть несколько способов добраться туда — по земле, по воде или по воздуху, и лучшие «мозги» пытались разработать для вас безопасный маршрут, — Данилин провел светящуюся дугу из Европы до южного края африканского материка, и она как будто застыла в воздухе.

— Есть ли другие участники миссии?

— Пока, об этом не могу вам сказать! — Хозяин кабинета оторвал взгляд от карты и внимательно посмотрел на Дронова, и тот сразу уловил оттенок недоверия.

Реакция Алексия, в другом случае короткая и решительная, сейчас не годилась. Дронов сдержал обиду и решил только кивнуть, но вежливую улыбку выдерживать было трудно — с недавнего времени на лице проявлялся тик, который он тщательно скрывал.

Господин Вольный, его непосредственный начальник, предупреждал накануне о возможных провокациях коллеги. Тот хотел поставить на задание своего кандидата и, возможно, только и ждет срыва, чтобы заменить Дронова.

После мучительной встречи с Полиной Алексий провел несколько дней в неустанных молитвах и постах в новопостроенном Высоком монастыре. Именно там, в обители, он и узнал, о грядущей миссии от, специально приехавшего к своему сотруднику Вольного.

— Вашу подготовку проведем по обычной, но ускоренной программе, — продолжил Данилин. — Маршрут непростой, — он опять обратился к карте, — из Москвы отправляетесь на машине один. В районе Торгова остановитесь, сами найдете где, и ждете разрешения двигаться на границу. Пересекаете ее в закрытом кузове автоматического грузовика и попадаете в Балтию. Следующие указания получите от персонального самолета — разведчика. Про операцию знают американцы, к сожалению, — Данилин пожал плечами, подчеркивая сказанное, — и у вас большая вероятность встречи с ними. — Он выразительно провел ребром ладони себе по шее.

— Почему я должен их опасаться? — Дронов не привык публично выражать озабоченность, а тем более, тревогу за свою жизнь и спокойно смотрел на слишком уверенного Данилина. — Они что — то знают?

— Только то, что на юг Африки прибудет группа для выполнения некоей задачи. Теперь перехожу к главному, и вы все поймете, но вначале, коснусь истории.

Пока Алексий не понимал, почему такой высокий чин сам с ним возится? Вольный тоже озадачился, узнав, что вводить исполнителя в курс дела взялся лично Данилин. Объяснение напрашивалось одно — не доверяет своим.

«Интересно, какого уровня человек для него равный? Я, конечно, не в счет», — подумал Дронов почти без обиды.

— Начну издалека. Попытки изобретения искусственной нефти начались в Южной Африке еще в прошлом веке при апартеиде, когда белые имели все права, а местные черные — никаких. Сейчас белые и черные живут отдельно, благодаря Великому Разделению, слава Богу, — Данилин перекрестился на иконы, — а в те годы либералы пытались заставить белых отказаться от апартеида, но безрезультатно, и ООН ввела болезненное эмбарго — полный запрет на ввоз товаров и нефти. Санкции неожиданно положительным образом повлияли на развитие. Обратите внимание, перехожу к главному. — Данилин поднял указательный палец. — Особенно бурно изобретали искусственную нефть, и вскоре пошло первое черное золото. Нефть получилась дорогая и невыгодная, производство остановили, а научные изыскания прекратили. Но! — Он опять поднял палец. — После Разделения юг Африки начал заполняться бродягами со всего света, рвущимися в Новый Вавилон! Безбожниками, Гибридами и прочей дрянью, — Данилин был искренен в своем возмущении, — среди которой оказалось много беглых ученых, и разработки возобновили, но страна подписала постановление ООН по Разделению, и через два года началось истребление иностранцев черными.

Солнце за тяжелыми занавесями передвинулось и осветило приемную.

— Россия зависит от продажи газа и нефти, если африканцы смогут выпустить на рынок дешевый продукт, то — катастрофа… Мы ежедневно докладываем наверх про секты, идолопоклонников, бездуховных пророков и скитальцев! Границы держатся из последних сил, того и гляди, опять придется Бомбой отбиваться, Господи прости! — Данилин снова перекрестился и глотнул остывшего чая, ожидая реакции Дронова, но тот пока молчал. — Не понимаю, как примитивным африканцам удалось закончить разработку, но сведения достоверны, а подробности пригодятся вам.

Он победно, сверху вниз посмотрел на Дронова и попросил секретаря принести еще два чая.

— До Разделения созданием искусственной нефти занимался и наш талантливый инженер доктор Априн. Он преподавал промышленную химию в южноафриканском университете и попал в группу разработки. После Разделения доктор, как настоящий патриот, бежал из Африки на родину и пытался возобновить исследования, но никто не заинтересовался ими, и, работы заглохли. В России доктор не прижился, выехал в Англию по поддельным документам, пока национальные двери не захлопнулись, и только сейчас о нем вспомнили.

— Он поедет со мной?

— Пока не решено. Его ищут. Окончательный вариант действий будет меняться. — Данилин начал говорить медленно и вдумчиво, заставляя Дронова принять свой темп. Ему нравилось разжевывать, разъяснять и убеждаться, что собеседнику понятно. — Связь с помощью беспилотного самолета — разведчика. Можете придумать имя верному другу, пока у него только серийный номер.

— Может, «Господин Великий Вольный»?

Дронов решился на маленькую дерзость, зная о непростых отношениях Данилина с коллегой — наставником Алексия. Хозяин кабинета усмехнулся и кивнул, что принимает иронию. На самом деле в голове Алексия возникло другое имя — Полина. А вдруг разведчика собьют? Нет, лучше «Пол».

— Задавайте вопросы, Алексий Михайлович. Понимаю, — их много, смогу — отвечу. Принесите, нам еще чаю, — обратился Данилин к секретарю.

5. Веда. Над океаном

Перелет в Африку нельзя было назвать легким. Небольшой сверхзвуковой самолет с Афанасием, Ведой и другими гостями взлетел с маленького подмосковного аэродрома и взял курс сначала на Балтийское море, а затем, делая большой крюк через океан, на юг Африки.

Лететь над сушей было бы быстрее, но небезопасно, поэтому, трассы прокладывали над нейтральными водами под охраной спутников, тогда самолет могла сбить только ракета с военного корабля. Афанасий накануне прикинул по карте выгодность южного направления, но там опять воевали за приграничные территории, деля свои страны.

В самолете было тесно, что не мешало получать удовольствие от полета. Веда сразу восторженно припала к иллюминатору, а Афанасий решил почитать о Кадингире, городе на берегу океана, построенном вавилонцами. Сеть не работала, и память корпускула выдавала только заранее загруженные «образы». Афанасий еще в Москве нашел старые, многолетней давности — новая информация по «гнезду сатаны» была засекречена, доступ к ней запрещен.

Кадингир возник стихийно в первые два года после Разделения, как последняя перевалочная база для переселяющихся в Антарктиду. Китайские и японские, испанские и арабские кварталы, во всех странах давно разрушенные, построили в нем первые переселенцы, а когда границы закрылись, эту землю выкупил Вавилон. Мигрантам, умудрившимся оказаться здесь, запрещалось находиться в городе больше десяти дней и надлежало продолжить путь в Антарктиду. Но таких с каждым годом становилось все меньше — чтобы попасть на юг Африки, нужно было преодолеть враждебные страны, где грозила неминуемая гибель.

Объемные «образы» переливались, показывая небоскребы необычной формы. Они подпирали яркое синее небо острыми, круглыми или овальными изгибами новомодной архитектуры. Как в Новой России родился свежий стиль после Разделения, так и вавилонцы строили Кадингир сообразно своим мистическим представлениям. От соседей город охраняли высокие бетонные стены с колючей проволокой и широкие рвы, соединенные с океаном. Его облик удивительно отличался от того, что видел Афанасий дома, а верхняя часть представляла единые, словно парящие в воздухе, сады.

«Наверное, именно так выглядели висячие сады первого Вавилона», — подумал он.

Нелегальный наплыв нуворишей, которым скучно было вариться в собственном национальном соку и хотелось похвастаться перед человечеством, вызвал небывалый расцвет Кадингира. Город мог себе позволить проект любой стоимости. Но если в Кадингир свободно пускали иноземцев, то остров Новый Вавилон, напротив, был закрыт, а секретные оборонные технологии сделали его невидимым, скрывая даже точное местонахождение. Ходили слухи, что его обитатели далеко продвинулись, их корабли регулярно взлетают в космос с морских платформ, но за последнее время не было человека, которому удалось бы побывать там и вернуться. В Кандигире обитала небольшая колония еще первых, «старых» вавилонцев — они утверждали, что остров дрейфует, где-то южнее мыса Доброй Надежды.

Свободный доступ людей и капитала сделали город настоящим африканским бриллиантом, на зависть остальным городам и странам. Здесь можно было общаться, и даже влюбляться в людей другой расы, не боясь заточения в тюремную камеру, что произошло бы на родине. Негласно, все государства понимали — такое место должно быть, и так получилось, что стал им — Кадингир.

В Москве про сам Вавилон Афанасий слышал множество легенд. Одни, говорили, например, что жители полностью изменили свой внешний вид. Другие — что остров давно безлюден и им управляют то ли из космоса, то ли из — под земли, а то, что он был спрятан, вызывало естественное желание — проникнуть в его тайны.

Начитавшись полезной и не очень информации, Афанасий незаметно уснул, убаюканный легким гулом. Ему снился костер, разведенный в пустыне, под черным звездным небом, где что-то жарилось на огне, и, чувствовался запах горелого мяса. Афанасий подбросил было хворосту, но обжегся и открыл глаза.

Справа — мирно спала Веда, свернувшись на кресле и смешно свесив ногу. Вскоре в окне отчетливо появилась темная береговая полоска вдали.

— Слева земля! Это — Африка! А где-то справа скрывается Новый Вавилон. — Афанасий растормошил Веду, а самолет начал снижаться.

На посадку они зашли со стороны океана. Мягко приземлившись, самолет вырулил к большому ангару на стоянку, остановился, и турбины затихли — можно было выходить.

Аэродром Кадингира оказался меньше подмосковного, откуда они взлетали. Вавилонцы не хотели нерационально тратить драгоценную землю.

Афанасий привычно перекрестился, закинул за плечи свой рюкзак, а в руку взял сумку Веды.

— Спасибо, гостеприимный самолет. — Афанасий на прощание поклонился в салон, и они спустились по невысокому трапу, разминая ноги и с удовольствием вдыхая незнакомые запахи.

— Вот так зима! Не меньше двадцати градусов тепла, это тебе не московский снег и лед. А воздух — то, какой сухой!

Ангар был полон самолетами разных стран.

— Смотри, — красный с желтым. Красавец! Похоже, личный самолет господина Левицкого — на борту фамилия написана, по — английски. Я слышал, его модель — рекордсмен по скорости и роскоши в салоне.

— Кто этот — Левицкий?

— Бывший наш соотечественник — теперь британский миллионер, — давно обосновался в Лондоне. Я случайно слышал, как его упоминал князь Андрей Романов, когда беседовал с кем — то в спортивном клубе о политике. Кстати, вот и самолет самого князя — царский герб на борту, а тот, с красной полосой, — сына президента.

Пока на аэродроме они не встретили ни души, а к трапу бесшумно подъехал яркий автобус без водителя, и Афанасий с Ведой вместе с другими пассажирами уселись внутри.

— Я мечтаю … увидеть вавилонцев, а ты?

— Просто не терпится, не могу дождаться встречи с ними!

Афанасий понимал, что девушке больше хочется оказаться на балу у князя и показать свое модное новое платье, подчеркивающее изящную фигурку. Он купил его в одном из московских магазинов за какие-то безумные деньги, взятые у отца. Пусть все видят, что его Веда не просто девушка из провинции, а настоящая столичная красавица.

Автобус тихо подъехал к небольшой кабинке с надписью по — английски: «Контроль».

— Там, за стеклом, вавилонец! — воскликнул Афанасий.

Действительно, внутри сидел чернокожий мужчина в костюме и белоснежной рубашке с галстуком и ждал, пока они подъедут.

— Здравствуйте! — Афанасий поздоровался на английском, когда подошла их очередь.

Чернокожий вежливо наклонил кучерявую голову и приветливо улыбнулся.

Молодые люди первый раз в жизни стояли напротив живого иностранца, к тому же, черного. До этого Афанасий видел подобных ему изредка в сетевых программах новостей, тщательно цензурируемых властями. Народу внушали, что за закрытыми наглухо границами царят войны, эпидемии и хаос, но узнать правду было негде — Сеть связывала исключительно пользователей внутри страны. Только отец иногда откровенничал с ним.

— Мы — в списке приглашенных гостей на праздник у князя Романова. Место называется — «Парк Нга», — Афанасий продолжал с интересом рассматривать африканца.

Тот опять кивнул, явно не собираясь их задерживать или проверять багаж.

— Извините, а автомобиль?

— На выходе из ангара — стоянка, можете взять любой. Оплата картой или наличными, там есть приемник.

Еще в Москве на «черном» рынке Афанасий с трудом купил настоящие сикли — деньги с непонятными символами, которые обращались в Кадингире. В России они считались экзотикой и никому были не нужны. Наверное, кто-то так же тайно посетил Кадингир и привез оттуда иностранную наличность. Неопытный Афанасий не подозревал, что необычная покупка сразу привлекла внимание: «стукачи» — торговцы с рынка сразу сообщили вверх по цепочке.

Наконец он не выдержал и задал чернокожему вопрос, который назойливо крутился в голове:

— Простите, вы — вавилонец?

— Нет, — солидно ответил мужчина. Я приехал и работаю здесь, а жители Нового Вавилона никогда не появляются в Кадингире.

«Интересно, чем он заслужил право работать на вавилонцев?» — подумал Афанасий и спросил:

— А мы сможем их где-нибудь встретить?

— Не могу вам сказать, мистер. — Мужчина пожал плечами — он был немногословен. — Сам, ни разу не встречал. Они, если и посещают материк, то так, чтобы никто не видел.

На небольшой аэродромной автостоянке их ждали самые дорогие модели всех континентов. У человека увлеченного тут могло случиться тихое помешательство. В России давно запретили ввозить иностранные автомобили, а старые, эпохи до Разделения, можно было увидеть лишь в музеях и частных коллекциях.

«Все настоящие патриоты должны пользоваться только товарами, произведенными в родной стране» — этот лозунг, произнесенный после Разделения, навсегда перекрыл дорогу всему заграничному.

Растерявшийся Афанасий до сегодняшнего дня видел подобные машины на нелегальных снимках, в Сети и казалось, они все подмигивают ему. Он заметил, что и другие пассажиры, летевшие с ними, выбирают себе машины, чтобы добраться до места проведения торжества.

— Какую берем?

— Если хочешь, я угадаю, что ты выберешь? Вот, пишу на корпускуле и отдаю в закрытом виде.

— Ты разбираешься в марках заграничных машин, интересно, откуда? Все равно, не отгадаешь, нарочно, другую выберу. — Афанасий внимательно смотрел на Веду, словно стараясь рассмотреть, написанное ею.

— Попробуй! — Девушка смешно передразнила его.

Восхищенный Афанасий снова обратился к рядам переливающихся на солнце красавиц. Задумчиво окинув их взглядом, он решительно направился к красной, приземистой машине с широкими, спортивными колесами.

— Эта, — сказал Афанасий, указав на значок в форме лошади на капоте, и нетерпеливо открыл корпускул.

В смеющихся глазах Веды, он увидел отражение похожего контура лошадки.

Афанасий быстро сориентировался по навигатору, молодые люди выехали с автостоянки, расположенной прямо на берегу океана, и стремительно понеслись в сторону саванны, видневшейся вдалеке. Мощный двигатель спортивного кабриолета охотно откликался на желание Афанасия пофорсить перед спутницей и мгновенно набирал скорость, вжимая пассажиров в глубокие сиденья.

Примерно через час появилась надпись на дорожном указателе: «Парк Нга», а на склоне холма возникли одноэтажные домики цвета глины, утопающие в зарослях.

Чернокожий администратор вышел навстречу новичкам, приветливо улыбаясь, сверился с картой приглашенных и выдал ключи вместе с планом — на большой площади парка насчитывалось несколько десятков отдельных домиков со своей территорией, кухней и бассейном. Напоследок он предупредил, что на шесть утра запланировано сафари.

Ранним утром их встретила, приветственно сигналя, молоденькая негритянка — егерь на открытом джипе, вооруженная тяжелым и длинным не по росту карабином.

Все для них было в новинку: запахи, звуки, дикие животные, подходившие к машине. Грациозные жирафы, стадо мощных африканских буйволов и, конечно, львы — целое семейство лакомилось свежим мясом антилопы, пойманной львицей. На сафари приехали и остальные гости в таких же джипах.

— Смотри! Там, справа, сын президента с девушкой. Она, похоже, китаянка — Гибрид, вот это новость! Жирафа рассматривают и целуются.

— Ты сюда приехал разглядывать чужих подружек?

— А ты красивее, чем она!

Довольные и полные впечатлений, к полудню они вернулись готовиться к предстоящему вечером торжеству.

6. Филарет. Под Землей

У генерала Назария Вениаминовича Филарета в одном из подмосковных подземных автономных бункеров по защищенной линии проходил важный разговор с Борисом Левицким, бывшим российским миллионером. Вскоре после Разделения тот успешно выдал себя за британца во втором поколении и получил необходимые документы для эмиграции в Великобританию. Обычно он проживал в одном из своих домов в фешенебельном районе Лондона, но сейчас беседовал с Филаретом из Кадингира, где был в числе приглашенных на торжество к молодому князю Романову.

Генерал Филарет прошел суровую школу от простого «топтуна», следившего сначала за иностранцами в собственной стране, а потом и за своими соотечественниками за границей, до человека, возглавлявшего службу проведения тайных операций, подчиняющуюся лично президенту.

— Мы могли бы где-то встретиться, обсудить детали?

— Вы, господин генерал, наверное, забыли, что я давно живу в Британии, и почему-то не доверяете собственной секретной связи? Ведь она надежна, как броня танков. Правда, танки сегодня никому не нужны.

— Можно встретиться на Балтике, на борту вашей яхты, например. Впрочем, хорошо, если вы настаиваете на срочности, то я в ближайшее время получу разрешение от «Головы» на ваше участие в деле Априна по искусственной нефти.

«Головой» Филарет называл действующего президента.

— На решение этого вопроса уже выделены немалые средства — все напуганы последствиями появления искусственного заменителя нефти на мировом рынке. Мы сможем перевести часть суммы на счет, который вы укажете.

— Вам пришлют номер. Только не перепутайте, как в прошлый раз, — перечислите на счет в Английском банке, а не в Шотландии — она закрыта для англичан, уже пять лет и новой границей отделена от Англии! Сколько я должен, оттуда…

— Не надо, не здесь…

— Тогда, укажите по обычному каналу. Теперь — у меня вопрос. Вы обдумали?.. Я говорил с вами в прошлый раз… о том, что если вы становитесь новым «Головой» и…

— Я же просил вас аккуратнее выражать свои мысли!..

— Простите, генерал, но мы нашу позицию должны обсудить. Она важна для меня. Я уже говорил, что хочу вернуться в Россию только победителем. Собранные на сегодняшний день средства помогут быстрее решить вопросы вашего продвижения вверх, если возникнет противодействие. Вы меня понимаете?

— Вполне.

— Вы должны прислать мне расклад, сколько нужно, чтобы убедить депутатов поддержать вас в нужный момент? Не будем скупиться, и если у вас получится стать…

— Господин Левицкий…

— Да, да, простите. Если у вас получится стать «капитаном» вашей сборной, то все вложения вернутся уже через год. Не верите, посмотрите на вашего бессменного капитана — как, он эти годы купался в миллиардах! Если нам удастся достать документы по разработке искусственной нефти, то у меня… простите, у вас, будут непобиваемые козыри для Думы и для губернаторов. «Голова» — собирается и дальше быть капитаном?

— Никаких сомнений… иначе его на костре сожгут или кожу снимут с живого за то, что он творил.

— Так, может, перед самыми выборами… помешать? А вас в преемники? Что думаете, уважаемый Назарий?

— То же, что и вы. Теперь, к делу — в Англию скоро выезжает наш человек, профессионал. Вы поможете ему найти Априна и вместе отправиться дальше, в Кадингир. Доктор обязательно должен поехать, постарайтесь убедить его, если вдруг заупрямится.

— Не беспокойтесь. Его смогут уговорить.

— Только, прошу, без ваших… Априн нужен нам здоровый и разумный — это выход на лабораторию, где он работал, и ошибиться с ним нельзя. Вы обещали, что найдете его?

— Мои люди отыскали доктора — не волнуйтесь. Он тихо и мирно существует в Лондоне и работает в каком-то мелком бюро. Жду вашего человека, чтобы встретиться, совместно с ним и Априным. Всего хорошего, уважаемый Назарий, берегите себя, вы скоро будете нужны.

Филарет долго обдумывал итоги разговора — хитроумный Левицкий тянет его на президента, это поможет ему вернуться из Англии. Хочет ли сам Борис стать президентом? Интересно, сколько денег этот нувориш собрал и с кого? К поискам Априна, тем не менее, он вовремя подключился — интуиция у Левицкого феноменальная.

Одновременно с тем искусственная нефть — элемент шантажа. Не позволите мне стать президентом — секреты уйдут, и где вы будете с природной нефтью? Искусственный заменитель с удовольствием купит Америка или Германия, например. Как воспримут возвращение Левицкого? Да как всегда. Пошумят и забудут, а еще в Сети напишут: «Истинный патриот специально скрывался в Англии, чтобы достать секрет нефти». Что-нибудь придумаем — борзые «писаки» все что угодно накропают, слава Богу.

Он вытер со лба пот. Если кто-то подслушивал — это смертный приговор, впрочем, обратного пути не было — первые деньги от Левицкого на прошлой неделе он уже получил.

7. Бал. Нга

Антикварный телефон на столе в каминном зале требовательно просил ответить. Взял трубку Афанасий.

— Это администратор звонил и вежливо просил нас — не опаздывать. Веда, к тебе тоже относится!

— Я почти готова, а ты — подарок не забудь взять.

В Москве Афанасий купил старинную дорогую икону.

Они слышали шум голосов снаружи и звонкий цокот каблучков по выложенным камнями садовым дорожкам. С улицы доносились звуки музыки духового оркестра.

Внизу, возле бассейна, был поставлен гигантский белый шатер, вокруг которого расположилось несколько шатров поменьше, оформленных в национальном, африканском стиле. Солнце начало заходить.

День рождения отмечался с размахом — Афанасий насчитал около двух сотен гостей. Он радостно потащил Веду в центр нарядной и благоухающей публики, по ходу здороваясь с завсегдатаями сетевых разделов светской хроники. Эти люди чувствовали себя свободно и раскованно, а Веда первый раз оказалась рядом с такими известными персонами.

Среди гостей Афанасий заметил господина Левицкого, который после Разделения неожиданно обнаружил в своей родословной английские корни. Его, лысоватого лондонского господина, сопровождал хмурый, мордатый телохранитель. Возле шатра в обнимку стояли и сын президента с той самой подругой — китаянкой. Прилетели известные писатели, музыканты, несколько представителей иностранных королевских династий, крупные кремлевские чиновники и депутаты Думы. Получить приглашение и попасть сюда могли только избранные, в чьих руках богатства и власть. Афанасий понимал, как ему удивительно повезло оказаться знакомым князя Романова, благодаря занятиям спортом.

Афанасий уже разглядел князя в строгом фраке и прелестную девушку в голубом воздушном платье — его невесту, княжну Елизавету.

Блестяще образованный, богатый молодой аристократ, князь Андрей Николаевич Романов, потомок императоров, считался в России женихом номер один, и многие девушки мечтали познакомиться с благородным носителем царской фамилии.

Его невеста, юная княжна Павлова-Ногинская, тоже происходила из знатной семьи и была единственной дочерью и наследницей богатого владельца химического технопарка, погибшего недавно. В Сети упорно проталкивали слухи о несчастном случае, но Афанасий, под строгим секретом узнал трагическую историю семьи Елизаветы от своего отца. На самом деле, его расстреляли неизвестные недалеко от родового замка.

— Сейчас познакомишься с князем Андреем и его невестой.

Телохранитель преградил им дорогу, но князь, увидев Афанасия, радостно велел пропустить их.

— Афанасий, приветствую тебя, очень рад видеть вас здесь! — добавил он, обратив внимание на Веду.

— Добрый день, князь Андрей. Добрый день, уважаемая Елизавета. Очень рады присутствовать на торжестве и… в таком удивительном месте!

Они поздравили юную княжну с днем рождения, обменялись милыми любезностями, и Афанасий торжественно вручил подарок. Князь Андрей успел только пригласить его на утренний теннис, как к нему уже прорвались новые гости. Молодые люди с удовольствием уступили им место и направились к маленьким столикам с аппетитными блюдами.

После поздравлений, затянувшихся почти на час, с небольшой импровизированной сцены ведущие громко пригласили публику в белый шатер на торжественный ужин и затем принялись развлекать. Подавали мясо крокодила, акулы и неизвестных Афанасию, даже по названиям африканских экзотических животных — это был гастрономический пир, а известный оперный певец волнительно выводил на сцене классические романсы под незнакомыми созвездиями Южного полушария, ярко проступившими на небе.

Внезапно, Афанасий увидел, что стоит один — Веды рядом не было. Молодой человек высматривал свою спутницу среди веселящихся гостей, но разглядеть девушку не удавалось — мешали сумерки, освещаемые только неяркими цветными прожекторами.

Тогда Афанасий, сохраняя внешнее спокойствие, но с возрастающей тревогой в душе, стал бродить среди дорого одетых мужчин и увешанных драгоценностями женщин. Наконец, в дальнем углу площадки под пальмой, подсвеченной синим, он заметил ее, беззаботно беседующую с низкорослым лысоватым мужчиной. Афанасий, увидев эту неприятную картину, стремительно направился к ним с неясными для себя, но решительными намерениями.

Приблизившись, он узнал собеседника Веды — это был Борис Левицкий. К счастью, девушка вовремя его заметила и сама устремилась на встречу.

— Уважаемый господин Левицкий любезно показал мне дорогу среди пальм, а заодно рассказал про историю создания Кадингира. Хочешь послушать? — Веда снова обернулась к собеседнику. — Разрешите вам представить моего кавалера.

Лысый важно, но, как показалось Афанасию, с ехидцей, кивнул юноше, приветствуя.

— Не хочу. Куда ты пропала после концерта? Уже полчаса тебя ищу… — Он старался говорить тихо.

— Мне надо было… в дамскую комнату. Я думала быстро вернуться, но заблудилась на обратном пути в темноте. — Девушка невинно вздохнула.

— Извините, нас ждут друзья. — Афанасий постарался загладить возникшую неловкость перед Левицким и потащил Веду в сторону. — Сейчас будет салют!

Действительно, завершил прекрасный праздник получасовой салют и зажигательные танцы под звездным небом.

Веселье закончилось далеко за полночь, когда усталые и довольные молодые люди завалились спать под треск камина, растопленного в домике невидимыми слугами.

Следующий день прошел неожиданно быстро. С утра, пока Веда спала, Афанасий сыграл в теннис с князем Андреем, на удивление бодрым и свежим. Они обменялись впечатлениями — счастливый князь остался доволен вчерашним торжеством.

— Вы можете оставаться, сколько хотите — мои люди оплатили всю следующую неделю, — сказал он Афанасию после матча.

— Спасибо, Андрей Николаевич, с удовольствием, но Веде надо быть завтра в Москве, а сегодня мы хотели осмотреть знаменитый Кадингир.

— Жаль, завтра мы идем в океан на яхте и хотели с Елизаветой пригласить вас, а Кадингир — да, интересный и необычный город, только будьте осторожнее. Я могу дать охрану.

— Что вы, зачем? Мы только посмотрим город и погуляем. Спасибо, Андрей Николаевич, за праздник и дай вам Бог, завтра — попутного ветра!

— Счастливо, Афанасий. До встречи в Москве.

Молодые люди пожали на прощание друг другу руки, и, проголодавшийся Афанасий, побежал к Веде. После позднего завтрака они, полные впечатлений от праздника, выехали в Кадингир, экономический центр мира, который стремительно разрастался все дальше в глубину материка. Еще издалека, молодые люди увидели величественный город на берегу океана, окруженный безбрежной саванной.

«Наверняка, он скоро поглотит дикую природу, и то место, — Нга, где мы вчера праздновали, и бесстыжих воровок — мартышек», — с грустью представил Афанасий.

Приблизившись вплотную к городу, он заметил по периметру несколько высоких заборов с колючей проволокой наверху.

«Наверное, чтобы дикие животные из саванны случайно не забредали на улицы», — подумал Афанасий, с интересом глядя на приближающиеся небоскребы.

Сверху город был накрыт словно живым зеленым ковром, а с земли виднелись сплетения из растений и деревьев, стоящих на крышах. В воздухе слегка пахло рыбой, океаном и какими-то сладкими пряностями.

Они подъехали к закрытому въезду в город, который охранял вооруженный африканец в военной форме — тот открыл автоматические ворота и приветливо показал рукой, что они могут проезжать.

Узкие улицы между высотными зданиями были запружены людьми и машинами, но, несмотря на жаркий полдень, в городе царила удивительная свежесть и прохлада из-за океанского климата и раскинувшейся на крышах зелени. Из автомобиля они с удивлением разглядывали калейдоскоп национальностей: негры, белые, мулаты, китайцы, индусы в чалмах и совершенно непонятные люди в одеждах — балахонах. В витринах бесконечных магазинов манекены представляли модную одежду, в которой Афанасий со спутницей не рискнули бы показаться на улицах Москвы. Небоскребы мощно навалились уже через несколько кварталов, а весь город сиял от многочисленной переливающейся рекламы.

Афанасий еще на рекламном буклете в Нга присмотрел экскурсию на самую высокую башню Кадингира и предложил Веде подняться и увидеть удивительный город сверху.

Просторный скоростной лифт поднял их, вместе еще с десятком таких же любопытных, на крышу небоскреба перед великолепной панорамой — весь верхний ярус состоял из цветущих садов, перекинутых между домами с квадратами бирюзовой воды — бассейнами — на крышах, но внизу на улицах не было темно.

— Они попытались возродить одно из чудес света — висячие сады! Удивительная красота!

С одной стороны виднелся порт и безбрежный океан с белеющими силуэтами кораблей, а с другой простиралась такая же бескрайняя саванна. Многочисленные стаи птиц бороздили безоблачное, африканское небо.

— Смотри… там … Нга — дорога вьется, откуда мы приехали, а дальше мыс, Доброй Надежды, где океаны — Индийский и Атлантический — встречаются друг с другом. Почти, как мы с тобой?

— Откуда, ты все знаешь?

Веда ласково улыбнулась, и он обнял ее за плечи, защищая от внезапного порыва ветра, разгулявшегося на смотровой площадке.

— Жаль, что уже надо уезжать. Давай, пообещаем, друг другу, что обязательно сюда вернемся и будем пировать, как … князь Андрей с Елизаветой!

За два дня в знакомом уютном аэропорту ничего не изменилось: тот же чернокожий дежурный невозмутимо встретил их на стоянке, забитой самолетами. Впрочем, для Афанасия все африканцы были на одно лицо.

Обратный перелет прошел спокойно. Они с удовольствием отсыпались и вспоминали, прекрасно проведенные дни. Ранним утром они благополучно приземлились на подмосковном аэродроме. Афанасий думал о том, как постарается приукрасить поездку, рассказывая отцу про Африку. Усталые, но довольные, молодые люди с сожалением распрощались.

8. Аввакум. Москва

Вольный, в напряжении сидя у двери кабинета Аввакума, еще раз мысленно готовился к разговору.

Попасть на прием к авторитетному старцу стоило Вольному пять тысяч рублей — на такие деньги можно было купить небольшую квартиру на окраине Москвы. Он прекрасно понимал: — это только первые, небольшие траты, но нужно было срочно выручать сына, попавшего после поездки в Африку в неприятную историю. В душе Вольный не осуждал Афанасия — своего единственного сына от первого брака. Чувствуя вину перед его матерью за второй счастливый брак и рождение дочери, он старался перенести на сына то, что должно было достаться ей.

Афанасий учился в университете и неплохо успевал, но настоящей его страстью был теннисный спорт — он мог днями зависать на корте. Вольный одобрял занятия сына теннисом, но имел собственные планы на будущее Афанасия, никак не связанные с его сегодняшними, спортивными увлечениями.

— Заходите, пожалуйста! — Секретарь Аввакума в длинных монашеских одеждах почтительно пригласил Вольного пройти, открыл ему высокую дубовую дверь и вежливо поклонился.

Вольный зашел в слабо освещенную приемную, оформленную в новом псевдорусском стиле: с иконами, простой деревянной мебелью и фресками из жизни святых на высоком, сводчатом потолке. Живописную картину довершали зажженные свечи, наполнявшие помещение знакомым, церковным ароматом.

Аввакум в черной простой рясе стоял в углу комнаты лицом к иконам и крестился. Его длинные седые волосы густо рассыпались по широким плечам. Вольный тоже перекрестился и терпеливо ждал, незаметно рассматривая Аввакума.

Наконец тот медленно и степенно повернулся к Вольному и пошел на встречу по мраморному полу. В больших глазах, пристально изучающих посетителя, читались не только воля и упорство, подкрепленные хитростью и коварством, но и готовность действовать силой там, где не помогает слово Божье.

Повидавший немало опасных людей за свою долгую службу, Вольный, тем не менее, тут же согласился с мнением, ходившим по Москве, что этот человек и черта не убоится.

— Мы с вами встречались раньше?

Голос старца Вольный для себя определил, как «благозвучный».

— На приемах у губернатора Московского, Михаила Илларионовича, нового князя Троерукова.

— Конечно, я вспомнил. — Аввакум не отпускал колючим взглядом Вольного. — Вы выступали с интересным, умным докладом по тревожному положению на южной границе и, кажется, что-то просили… не напомните, когда это было? — Аввакум внимательно следил за выражением лица собеседника, но, казалось, не проявлял интереса к разговору, думая о своем.

— В мае, после Пасхи. Весной.

— Сейчас уже ле-е-то, — протяжно произнес Аввакум, — скоро осень московская, а время летит быстрокрыло.

«Ждет, чтобы я первый начал откровенный разговор», — подумал Вольный, наслышанный про необычную манеру беседы Аввакума.

Тот словно прислушивался к мыслям Вольного или к своим интонациям.

— Я тогда просил усиление на трудном, южном участке границы, где…

— Не продолжайте, пожалуйста, — Аввакум устало, взмахнул рукой. — Знаю, Северный Кавказ весь в долгах, согласился принять богатых сектантов — отщепенцев, приговоренных к смерти за фанатизм. Впрочем, извините, времени не так много, господин Вольный. Сегодня у меня после вас еще встреча с убогими в приюте Святой Анастасии Казанской. Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь. Я вас выслушаю, со всем вниманием.

Аввакум так резко переменил тему, что Вольный удивленно замолчал, но, тем не менее, следуя приглашению хозяина, уселся на простой деревянный стул с высокой резной спинкой. Он знал, что Аввакум негласно исполняет при Патриархе роль главного иезуита — воинственного старца, призванного бороться с ересью и всем, что мешает Церкви оставаться первой, по своему влиянию, силой в стране после президента.

— Мой сын, Афанасий, попал в неприятную историю. Его девушка… она была вместе с ним на праздновании дня рождения у одного очень известного молодого человека, и она… очевидно, сделала там снимки, которые только чудом не оказались затем в Сети. Эту угрозу успели вовремя предотвратить, так что теперь можно говорить только о подделках, если они, конечно, всплывут. На снимках запечатлено много известных людей, но самое неприятное — сын президента с девушкой, репутация которой не совсем. … В общем, если снимки попадут в Сеть и их опубликуют, то сейчас, перед выборами … — Вольный немного нервничал, а еще от свечного запаха начало кружить голову.

— Почему вы так волнуетесь, ведь не попали же? Как зовут молодого человека, у которого был день рождения, и почему вы решили, что я смогу вам помочь, а, главное, в чем? И уверены ли вы, что именно эта девушка сделала злосчастные снимки сына президента?

На самом деле Аввакуму уже в подробностях доложили о случившейся, после праздника в Африке истории. Если избиратели узнают, что сын президента проводит время в запрещенном для посещений Кадингире, да еще с Гибридом — девицей — китаянкой непонятной репутации, — последствия будут непредсказуемы.

— День рождения был не у хозяина, князя Андрея Романова — младшего, а у его невесты, но это неважно. Празднование проходило в Южной Африке, в построенном в африканской саванне центре развлечений. — Вольный говорил, и слова «саванна», «Африка» звучали здесь, в Москве, как будто они из совершенно другого мира.

Аввакум почувствовал, что собеседнику нравится, произносить почти запретные слова в кабинете, хозяин которого, как он сам считал, был призван Господом и Церковью бороться с ересью и сатанинскими происками иноверцев.

Откинувшись на высокую спинку, иезуит внимательно разглядывал Вольного, понимая, что президентский сынок сам подставил себя и оказался в щекотливой ситуации, поскольку стремился к чужим странам и порочным по духу развлечениям. И, мало того, втягивает лучших представителей золотой молодежи, которые в будущем могли бы вместе с ним встать во главе страны. И это — наследник нынешней власти?!

Вольный тяжело смотрел на Аввакума, но не позволял себе такого же недоброго, выжигающего взгляда, как у хозяина кабинета.

Аввакум смог оценить покорность, — ведь гордыня — грех. Выражение его лица немного смягчилось.

— Кадингир, как вассал вавилонцев, является в наши дни рассадником греха — он должен понести кару и быть разрушен. Это — мерзкое место, где собираются все отбросы своих народов, чтобы плести заговоры против правительств, набивать карманы золотом, разрушать религии и подчинять всех власти Нового Вавилона, а те, кто слаб духом, стремятся попасть туда и вкусить запретные плоды! Но что вы от меня хотите, господин Вольный? Разве ваш сын, как-то был наказан? Хотя, даже попытка выезда из страны строго запрещена и карается, в лучшем случае, длительным тюремным заключением. Правда, девушка для него потеряна навсегда, но это, скорее, моральная сторона дела, и молодость все вылечит.

— Девушка — странно исчезла… В любом случае, его отношения с ней закончены, но проблема совершенно в другом: мой сын негласно отлучен от общества, в котором привык бывать. Друзья, узнав о происшествии, отвернулись от него. Это отразится на его будущей карьере, и я, как отец, не могу не волноваться.

— Что же, как отцу, скажу вам — похвально. Вопрос щепетильный, но я мог бы, возможно, подумать. А с этой девушкой, как быть? — Аввакум задумался на минуту. — Думаю, что вы знаете, где она, и надо, чтобы она действительно исчезла! — Иезуит предупреждающе поднял руку на попытку Вольного возразить. Ее не было — это была выдумка, видение! У вас ведь есть, такие возможности? — Он пристально смотрел на Вольного, ожидая реакции на свои слова. — А как от нее избавиться, решайте сами. Можете выслать ее обратно в Африку, если ей по нраву жить в пустоши.

— А что делать с теми, кому настоятельно рекомендовали отвернуться от моего сына?

— Откуда у вас такая уверенность?

— У меня тоже товарищи есть. — Вольный не собирался раскрывать собственные источники Аввакуму.

— Вы совершено зря мне не доверяете, но Бог с вами, дело ваше.

— Я прошу, чтобы кто-нибудь уговорил молодого князя Андрея принять сына обратно…

— Надо ли это вашему замечательному, заблудившемуся чаду? И как он сам объяснит случившееся князю Андрею?

— Мне не важно, что надо сыну, на его собственный взгляд, — Вольный было занервничал, но вовремя остановился и пожал плечам, подчеркивая, что желания Афанасия для него — пройденный этап их отношений. — Можно ведь сказать, что моего сына оговаривают, например?

Аввакум задумчиво отвернулся от взволнованного собеседника.

— Хорошо, я выполню вашу просьбу и поговорю с Патриархом, но я хотел бы взаимной услуги, — он неторопливо написал несколько слов на своем корпускуле и развернул экран перед лицом Вольного.

«Мне нужен на месяц контроль над пограничной заставой № 344. Туда зайдут мои люди и через месяц уйдут» — взглянув, прочитал про себя Вольный.

Аввакум свернул экран обратно, пристально глядя на собеседника, который мгновенно понял, что после того, как могущественный церковник доверил ему свою тайну, — не было другого выхода, только соглашаться, иначе сварят в кипятке живьем — публичные казни становились одним из средств отвлечения народа и возврата к истинным корням, как говорил сам Аввакум. Вольный подозревал и раньше, что Аввакум метит высоко, но теперь понял, что и не догадывался, насколько именно. Принимать решение надо было сейчас же.

— Понимаю — у меня, после того, что вы попросили, нет пути… кроме, как согласиться.

— Поверьте, мне это нужно на благое, святое, богоугодное, если хотите, дело. Можете не переживать — это будет нашим маленьким взаимным обязательством. С вами свяжется мой человек, а по вашему вопросу — я завтра же все улажу. Негоже ссориться людям, тем более молодым и веселым, по таким пустякам, как девичьи забавушки. И еще, последнее, позовите ко мне своего отпрыска, я возьму его с собой на поучительную и интересную встречу. Не волнуйтесь. — Церковник заметил, что его слова вызвали беспокойство у Вольного. — Верну его вам в целости и целомудрии.

Сказав это, Аввакум стремительно поднялся с места, подошел к горящим свечам и с силой задул их, показывая собеседнику, что аудиенция закончена.

9. Алексий. Дорога. Свыше Пророцы

Сегодня Дронов получил сигнал от Данилина, что его миссия начинается — он может выезжать на границу. Помолившись последний раз в храме и пообедав в старом монастырском подворье, Алексий не стал терять время и, запив скромную трапезу терпким квасом, покинул гостеприимный монастырь.

Дорога предстояла долгая. Окрестности вокруг трассы скрывались за высокими деревьями и аккуратным проволочным забором, поставленным, от животных, кое-где виднелись заброшенные деревни с покосившимися, полуразрушенными домами и заколоченными окнами, составляя странный контраст с полосами высокоскоростной магистрали.

Так, передвигаясь от города к городу на запад, Дронов к вечеру въехал в Осков.

Это был крайне интересный приграничный город и настоящая золотая жила для авантюристов. Взлет тихого и провинциального Оскова произошел сразу после Великого Разделения, когда он превратился в перевалочную базу переселенцев в Европу и тех, кто ехал в обратном направлении. Население города внезапно резко увеличилось на сотни тысяч человек за счет эмигрантов и мошенников, привлеченных шальными деньгами. Множество подпольных мастерских штамповали поддельные выездные бумаги для любой национальности. В городе открывались консульства для выдачи виз. Всеобщее безумие дополнила проституция и бандитизм, полиция уже не справлялась с грабежами и убийствами.

С тех пор, как последние переселенцы покинули город, прошло много лет. Границу закрыли, и Осков почти вернулся в состояние провинциального покоя, в котором веками пребывал до Разделения. Остались только опустевшие кварталы из построенных, второпях, домов, готовых, и сейчас приютить путника, как в былые развеселые времена. Но теперь это были просто памятники людям и их надеждам на лучшую жизнь, в ожидании благоприятных времен, которые уже не наступят.

Остановив машину, Алексий зашел в первый попавшийся дом и запросил нужные координаты пешего маршрута через мрачные, безжизненные строения. Дронов пробирался, сбивая ноги на развалинах и битом кирпиче, пока не вышел к нужному месту. Он поднялся по обветшалой узкой лестнице на верхний этаж и выбрался на ржавую крышу, вспугнув стаю голубей.

Отсюда открывался мрачный вид на вечерний город с редкими огнями, а за границами города была тьма. Корпускул пискнул, и возле другого выхода на крышу Дронов заметил движение. Темный силуэт — человек ждал его, прячась за бетонной надстройкой.

— Севастьян, — представился незнакомец, и вряд ли, это было его настоящее имя. Под летней тонкой курткой проглядывал пистолет.

— Алексий, — Дронов осторожно протянул руку для приветствия.

Не теряя времени, Севастьян перешел к делу.

— Когда мы расстанемся, вы по указаниям навигатора поедете на приграничную стоянку автоматических грузовиков. — Он протянул Дронову черный кубик. — Они там отстаиваются и ждут команды на пересечение границы. Найдете машину с номером, указанным на навигаторе, откроете задние двери — они не заперты и залезете внутрь. Примерно через пятнадцать минут вы выедете, и еще через полчаса будете на границе, а когда машина остановится надолго после таможни, вы выйдете на небольшой стоянке. Это все, чем я могу вам помочь, а остальное — не мое дело. — Контрабандист, а Дронов не сомневался, что для прикрытия операции выбрали именно такого исполнителя, нервно закурил сигарету.

— Еще одно… тот человек, который меня нанимал, он просил вас взять с собой девушку…

Собеседник с интересом смотрел на Алексия, блестя в темноте глазами.

Дронов, не понимая, нахмурился и переспросил Севастьяна:

— Какую еще девушку? Она что, из ваших? Живой товар?

— Нет, такой товар — не мой профиль, я другим занимаюсь, на той стороне этого добра с избытком, сами увидите — были бы деньги. Она — ваша девушка, а больше, никакого разговора не было. Если берете ее, то берите. Если сомневаетесь — оставляйте, но только никого не запрашивайте. — Севастьян пожал плечами и добавил: — Иначе, как я понял, ей несдобровать.

Дронов задумался — он был озадачен. Операция еще не началась, а уже неожиданности — вроде этой странной просьбы. Его сюда отправляли Данилин и Вольный, значит, просьба исходит от одного из них, если, контрабандист не врет. Интересно, что он переправляет через границу и почему так взволнован? В конце концов, можно допросить ее и по дороге. Если это просьба Вольного, то надо выполнить ее, а если Данилина, то попробовать узнать от самой девушки, что тот затеял, как и в случае, если она связана с Севастьяном, или, как там его на самом деле?

— Вы решили? — спросил контрабандист, с плохо скрываемым нетерпением.

— Хорошо, я возьму ее и перевезу через границу, если так просили, а дальше… посмотрим.

Севастьян снова пожал плечами, показывая, что «дальше» — его не касается.

— Подберете ее, когда зажжется красная точка на навигаторе, приблизительно минут через десять после выезда из города. Действуем?

Контрабандист был или хотел казаться, человеком конкретным, показывая, что не желает терять время на ненужные разговоры.

— Приятно было с вами познакомиться, Севастьян. Надеюсь, еще увидимся. Чем-то вы озабочены, надеюсь, не из-за меня?

— Всегда рад помочь хорошим людям, а насчет настроения — друг у меня пропал. За границу пошел, как всегда, обычная торговля, — Севастьян указал в темноту, — и исчез. Скорее всего, его уже нет в живых.

Он сосредоточенно смотрел туда, словно хотел разглядеть пропавшего товарища.

Пожав друг другу руки, они распрощались. Дронов тем же путем вернулся в машину, выехал из города и с помощью навигатора Севастьяна отправился на последнюю стоянку перед границей.

10. Вольный. Москва

Вольный любил веселые народные праздники и гуляния. Раздосадованный последними событиями с Афанасием, он решил дать себе отдых и все обдумать. С трудом протискиваясь на площади перед храмом, он занял место в нарядной толпе. Вокруг площади расставили вооруженных шашками военных на лошадях в красных попонах.

Высокий рост позволял ему хорошо видеть Патриарха, стоявшего на высоком подиуме, украшенном церковными хоругвями. Его речь сегодня была посвящена открытию очередного ново — построенного храма.

В первых рядах сидели инвалиды на колясках в сопровождении медсестер в белых платочках с красными крестами. За ними располагались убогие — все надеялись на дары от Патриарха и президента. Молодые девушки в цветных кокошниках раздавали пряники всем желающим.

Неожиданно, Вольный обратил внимание на полуголого бродягу с клюкой, в грязном рубище и с цепями на руках и ногах, который пытался протиснуться ближе к Патриарху, но его не пускали.

— Что с нами будет?! — кричал он сквозь плотные заслоны из молчаливых монахов. — Что будет с нами, вы подумали, ироды?! Бог поставит вам сильного Царя на престоле с настоящей верой! Низринут неверные! Будет он с чистой душой и сильной волей! Страна воскреснет! Я вижу вашу гибель, блудливое племя антихриста!

Вольный узнал в жалком нищем блаженного Мефодия, известного в Москве юродивого, трагическую биографию и подвиги которого он знал из секретного досье, недоступного простым смертным.

Будучи еще молодым студентом, после армейской службы в десантных войсках тот пробрался и уничтожил ночью в одиночку горное село с Гибридами, не успевшими после Разделения вовремя покинуть пределы страны, и тронулся рассудком. Поэтому, власти, особенно его не трогали — не знали, кем считать, и что думает о нем народ — то ли он герой — мститель, то ли убийца — и блаженный разгуливал спокойно по городам и губерниям с причитаниями и проклятиями.

— Пророчеств Великих Старцев начитался, убогий, а смысла их не понимает, — услышал Вольный возмущенное ворчание пожилого интеллигентного мужчины рядом, одетого в костюм без галстука. Его рубашка была плотно застегнута на все пуговицы под самое горло.

Убогий брыкался и плевался вокруг, и два здоровых казака оттащили его на край толпы, где стали пинать ногами, а затем небрежно бросили на землю. На плече, под разорванной рубахой, мелькнула татуировка десантного воинского братства.

После празднования и молебна у храма Вольный встречался возле небольшого, но популярного ресторана с друзьями: бывшим кадровым военным Светозаром Коломейцевым из окружения губернатора Северо-Запада князя Воскресенского и московским сетевым художником Капитоном Трифановым. Два дня назад их пригласил Светозар для важного разговора.

Вольный искренне радовался, они не виделись полгода, и будет что рассказать. Он издалека заметил старых товарищей, спешащих к ресторану одновременно с ним. Заведение называлось просто и по — народному — «Селедочка».

Внутри их встречал широкоплечий, мордатый швейцар с длинной бородой, в золотой ливрее, брюках с лампасами и красной фуражке с кокардой.

— Мое почтение, Светозар Светозарович! Князя Воскресенского давно дожидаемся! — его густой бас соответствовал солидности заведения.

— Здравствуй, Феофан. Заедет князь на следующей неделе, не беспокойся, — Светозар шутливо протянул ему руку, ладонью вниз, и швейцар двумя руками с легким поклоном пожал ее, а затем почтительно поприветствовал всю компанию, поочередно принимая плащи.

Внутри было шумно, дымно и весело: на маленькой сцене девушка с длинными русыми волосами сидела за роялем и пела нежным голосом.

Вольный любил места, где можно по — настоящему расслабиться и отдохнуть. Компания уселась за широким деревянным столом недалеко от сцены. Отсюда было хорошо видно и лицо певицы, и остальную публику, уже слегка выпившую и раскрасневшуюся.

В углу зала висел большой экран, где без звука шла прямая передача о празднике.

— Замечательно поет. — Вольный наклонился к Трифанову, кивая на девушку на сцене.

— Это Полина, князь Воскресенский специально заезжает сюда ее послушать, когда бывает в Москве.

Светозар подозвал усатого официанта в белой чистой рубашке навыпуск, подпоясанной синим кушаком.

Тот быстро принес большой запотевший графин с водкой и блюдо разной закуски. Вольный и Коломийцев громко поздравили Трифанова с рождением второго ребенка. Графин быстро опустел, и услужливый официант незаметно принес новый.

— Я пригласил вас сюда, — торжественно начал Светозар, когда они остались одни, — господин Вольный и господин Трифанов, не случайно, — он слегка приглушил свой громкий голос. — Прочитайте для начала, эту бумагу. — И он дал каждому по листочку с коротким текстом.

Вольный про себя вздохнул и начал читать, хотя, на самом деле, ему хотелось еще выпить и закусить маленьким, соленым огурцом, а затем отдыхать и веселиться, как окружающие. В последнее время он устал от атмосферы всеобщей угнетенности, мании преследования и страха, что рядом начнется стрельба или прогремит взрыв. В ресторане все казалось по — другому, чем на улицах города.

На листе было обращение идолопоклонников к тем, кто не разделяет их веры, что может начаться новая жизнь:

«… Мы не призываем вас поверить нам, но оглянитесь и подумайте, — почему страна не может выбраться из бедности, пьянства и нищеты? Власти, как и раньше, ее грабят и насилуют. Только до Разделения они связывали несчастья с черными, мигрантами, инородцами, а теперь, когда страны разошлись по национальным квартирам, им некого обвинять, кроме самих себя. По нашему разумению, только возвращение к истокам веры, к истинным богам и ценностям сможет вернуть народу смелость и надежду.

За нами стоит мощная сила — вера, истинная вера наших предков.

Принимайте новую веру, приходите на молитву — жертвоприношение.

Мы приглашаем вас в субботу, 24 июля, в 19–00 в замок князя Воскресенского».

Светозар по лицам пытался понять, пока Вольный и Трифанов читали послание, что они думают. Наконец они закончили чтение и одновременно подняли головы.

— Как тебе смысл? — первый вопрос Светозар адресовал Трифанову, более старшему и опытному.

— Не знаю, Светозар. Про твоего князя я думаю, что «на безлюдье и Фома дворянин». Слышал и про идолопоклонников, но для себя ничего не решил, да и не было нужды.

— А ты, «вольнодумец»?

Вольный тоже не знал, что ответить Светозару, и поэтому просто спросил:

— Ты сейчас с Воскресенским?

— Уже несколько лет. — Светозар, слегка кивнул.

— Может, расскажешь подробнее? Только предлагаю для начала поднять бокалы и… посмотрите вокруг… всем давно весело!

Компания дружно выпила, и Светозар продолжил:

— Воскресенский принял пост губернатора от своей матери Алевтины после ее трагической смерти несколько лет назад. Говорили, он сам нанял убийц, чтобы ее прикончить, но разбирательство завершилось заключением, что это был несчастный случай. Властолюбивая и талантливая женщина создала на Северо-Западе мощную, вооруженную и богатую самостоятельную губернию. С ней считалась даже Москва. Князь, в отличие от своей матери, больше, чем политикой, увлекается театром — он содержит целый штат придворных сочинителей, артистов и музыкантов. Сам пишет стихи и играет на сцене. Его ближайший советник, известный вам Фома Благозвучный, попал недавно под влияние идолопоклонников, втянул князя, и теперь под их знаменами Воскресенский собирается бороться на ближайших выборах за президентский пост. По слухам, князь еще тайно ведет переписку с представителями Нового Вавилона.

— Что от него хотят идолопоклонники?

— Они считают себя борцами за истинную, древнюю веру наших предков. Проповедуют, что христианство навязали народу тысячу лет назад, и это привело к неимоверным страданиям на протяжении веков. Необходимо вернуться к древним богам — только это позволит всем зажить счастливо.

Светозара прервал неожиданный яркий свет, музыка сразу прекратилась. В проходах между столиками появились вооруженные автоматами люди в черной форме с красными лампасами и папахами на головах. Бородатый с длинными усами человек в звании капитана, очевидно, командир, легко взошел на сцену и поднял правую руку, призывая к спокойствию шумную и нетрезвую публику.

Вольный по форме узнал ребят из Национального патруля. Он ходил в таком патруле после Разделения и знал, что они ловят всех, кто не проходит по Национальному Генетическому Протоколу.

— Прошу понять нас правильно, господа, и, надеюсь, что здесь все патриоты?! — Капитан обвел зал глазами человека, привыкшего приказывать. Зал ответил на вопрос невнятным гулом.

— Мы только проверим документы, и можете отдыхать дальше. — В голосе военного затаилась усталость.

Зал снова ответил гулом, на этот раз возмущенным.

— Капитан, ты кто такой, чтобы, здесь приказывать?..

От столика у сцены к капитану, покачиваясь, поднялся, нелепо размахивая руками, изрядно выпивший человек, сразу получил быстрый и резкий удар и мгновенно отлетел обратно. Его товарищи подхватили пьяного бунтаря под руки и усадили. Нос возмутителя спокойствия был разбит, все лицо и бороду заливала кровь, и он откинул голову назад, широко разбросав ноги в дорогих туфлях.

В ресторане больше никто не возмущался, а капитан, казалось, даже не заметил инцидента и никак его не прокомментировал.

К соседнему от Вольного столику подошли трое патрульных и о чем-то начали спрашивать посетителей. Военные сосредоточились на одном — молодом человеке лет тридцати, а старший патрульный, увидев парня, приказал тому следовать за ними.

Вскоре, опять приглушили свет, и девушка негромко запела, но через несколько минут донеслись характерные хлопки с улицы — стреляли, и видимо, по человеку. Вольный стремительно выбежал вместе с товарищами на улицу и увидел, как патрульные тащат в фургон тело. Через минуту они погрузились в машину, и она быстро уехала, мигая фиолетовым маячком и оглушая окрестности мощной сиреной.

Трагические события произошли за считанные минуты. Вечер был испорчен, и мужчины это прекрасно понимали. Компания, не спеша вернулась к своему столику. Они догадывались, за что пытались забрать несчастного и в чем он обвинялся.

Вслед за последними разрушительными городскими терактами, газовыми атаками сепаратистов и вылазками обитателей Китежа законы Протокола только ужесточились. У патруля был приказ стрелять, чему они и они стали невольными свидетелями.

Светозар прервал тягостное молчание и обратился к своим, еще не остывшим от произошедшего и возбужденным, товарищам:

— Ну, вы видели, что творится — даже сейчас, через столько лет после Разделения?! Наверное, «полукровку» вычислили, и несчастного упекут в лагерь для Гибридов, если он еще жив. Там проверят на генетическом детекторе, череп измерят и, если в нем найдут больше четверти чужой крови, — уничтожат. Где обещанная, спокойная и счастливая жизнь?

Друзья подняли рюмки молча. Затем, взял слово Трифанов:

— Я не могу принять твое предложение поехать к Воскресенскому. Извини и пойми меня правильно. — Он, поднял руку и махнул в сторону улицы.

Коротко высказав свое мнение, он, в свою очередь, вопросительно взглянул на Вольного, настроенного более решительно.

— Светозар, я поеду, я хотел давно посмотреть, что затевает князь.

Светозар, успокаивающе положил руку Вольному на плечо.

— Ты же на них работаешь? Прекрасно понимаю — за каждым твоим шагом наблюдают.

— Не все так мрачно и беспросветно, Светозар, — вынужденно улыбнулся в ответ раскрасневшийся Вольный. — Они только вместе храбрые, под прикрытием власти, а поодиночке… Затевается большая буря, а то, что вы видели, — утренний ветерок перед народным ураганом, и скоро в центре этого урагана покажется знакомый мне, недобрый взгляд.

11. Девушка. Окраина. Молитву Пролию

Дронов решил сделать последнюю проверку перед границей и вызвать самолет-разведчик. Остановился, выбрал нужную команду на корпускуле и приказал разведчику подлететь ближе.

Через минуту он увидел чудо, зависшее перед ним на расстоянии вытянутой руки. Разведчик напоминал большую чайку, и Дронов с удовольствием рассматривал его — впервые так близко.

— Даю тебе, птица, имя — «Пол»! — сказал он торжественно и трижды перекрестил разведчика.

Насладившись зрелищем, он дал команду птице держаться на расстоянии километра. Теперь можно было двигаться на границу. Красная точка не подвела, и появилась, как и предупреждал Севастьян, девушка. Она стояла у края дороги, спрятавшись за толстое дерево.

Дронов медленно остановил машину, но девушка продолжала прятаться, и ему пришлось подойти самому. В тонкой руке, торчащей из-за дерева, он увидел пистолет.

— Я должен вас забрать, не бойтесь! — Дронов все же не стал приближаться.

— Вы Алексий? — в ее голосе слышались нотки надежды.

— Да! Опустите оружие. Пойдемте скорее со мной — у нас мало времени.

Только теперь, в свет фар, он увидел, насколько она истощена. Тоненькие ножки в синих грязных брюках слегка подкашивались, когда она побрела по высокой, придорожной траве в сторону автомобиля.

— Я — Веда. — Ее, голос был еле слышен.

— Очень приятно. Садитесь же и спрячьте, наконец, ваш пистолет! По дороге поговорим.

Вскоре показалась стоянка грузовиков. Дронов решил пока ничего не выяснять, потому что вскоре должен подъехать большегрузный автомат. Откатив машину в лес, Алексий закидал ее опавшими сухими ветками, и они с девушкой принялись ждать.

Вскоре показался грузовик, большой белый автомат с двумя огромными прицепами. Когда он остановился, Дронов открыл массивную заднюю дверь, подсадил девушку и следом за ней впрыгнул в темный прицеп. Внутри его пересекала сплошная перегородка с дверью в небольшое закрытое пространство, где в беспорядке валялись пустые картонные ящики.

Веда почти без сил упала на них и закрыла глаза. Алексий захлопнул двери, сбросил рюкзак и тоже уселся на ящики в каморке. В темноте светился только его корпускул.

Судя по немецким надписям на коробках, грузовик доставлял в Россию какие-то лекарства и теперь, порожний, возвращался обратно в Германию через территорию стран Балтии, получающих оплату за транзит.

Не успел Дронов осмотреться, как грузовик тронулся к границе.

Измученная девушка все так же неподвижно лежала, закрыв глаза, на разбросанных картонных коробках. Алексий прислушался, но снаружи не доносилось ни звука, кроме негромкого тарахтения мотора.

Через какое-то время машина остановилась.

«Наверное, граница», — подумал он, пытаясь расслышать что-нибудь, но тщетно. Они опять тронулись. Чувствовалось, что грузовик быстро набирает скорость.

После непродолжительной езды он снова остановился. За всю дорогу Алексий и Веда не сказали ни слова.

— Кажется, приехали. — Дронов перекрестился и тихонько тронул девушку за плечо. Она мгновенно вскинула голову и открыла глаза. — Выходим! Я помогу вам, поторопитесь!

Дронов подвел ее к закрытой двери, которую осторожно приоткрыл.

«Несомненно, это та самая стоянка, про которую говорил осковский контрабандист Севастьян», — выглядывая, подумал он.

Спрыгнув вниз, он помог Веде, плотно прикрыл за собой дверь, и они осторожно стали пробираться к кромке леса, чтобы укрыться в плотном ельнике.

На открытом воздухе сигнал передавался без помех, и птица дала ночную картинку с высоты: вокруг не было ничего опасного. Теперь предстояло подальше отойти от границы, хотя Дронов знал — с чужой стороны она почти не охранялась. Балты, у которых во все времена было неважно с деньгами, экономили на охране и рассчитывали на чужих пограничников.

— Примите это — оно прибавит вам сил. — Дронов достал из кармана небольшую упаковку, выломал таблетку и протянул девушке. — Не бойтесь, не отравлю.

— А я и не боюсь!

С некоторым подозрением она разглядывала маленький, белый кругляшок на ладони.

— Тихо, слышите?!!? — Дронов резко остановился, вытаскивая пистолет и тревожно прислушиваясь. Из леса доносился приближающийся треск и вой. Испуганная Веда послушно остановилась.

— Смотрите, там, справа!

Дронов посветил корпускулом в черную стену ельника. Среди деревьев показались серые, быстрые тени с яркими точками глаз, блестящих в темноте.

— Волки! Стойте спокойно!

Он поискал глазами и заметил на земле сухие ветки. Подняв одну потолще, для себя, он вручил такую же, но полегче девушке, и велел встать к нему спиной.

Волки почувствовали людей, но подходить ближе не решались и кружились вокруг деревьев, постепенно сжимая кольцо.

— Мне страшно, делайте же что-нибудь! Они съедят нас!

Дронов достал пистолет из внутреннего кармана, прицелился в ближайшую тень и несколько раз нажал спусковой крючок, стараясь попасть по лапам. Раздался громкий визг, и раненый зверь завыл, резко метнувшись в обратную от людей сторону. Вся стая кинулась за ним, и через несколько минут до них доносился только удаляющийся хруст ломающихся под лапами веток. Вскоре все стихло, остался лишь запах пороха, сохранившийся в сухом ельнике.

Дронов и Веда, не шевелясь, стояли еще некоторое время и прислушивались, к тихим, шуршащим звукам живого леса, но ничего не происходило.

— Львов здесь случайно не водится? Вы мою таблетку выпили или потеряли от страха?

Девушка, в ответ, только пожала плечами и с усилием проглотила таблетку, сначала продемонстрировав ее Дронову.

Пройдя с час по маршруту, проложенному для них птицей через густой ельник, Дронов решил остановиться в небольшой хибаре, покосившейся и, засыпанной высохшими еловыми иголками, наверное, заимке лесника или охотников.

— Давайте сюда заглянем, немного передохнем.

Алексий с удовольствием снял с лица маску.

Внутри дома находилась небольшая, железная печка, но огонь разводить было рискованно. Войдя, они уселись друг напротив друга, и Дронов, наконец, смог ее внимательно рассмотреть.

Девушке было на вид лет двадцать, не больше. Длинные волосы обрамляли изможденное, бледное лицо, а под глазами темнели синие круги. Так выглядят люди, не спавшие, по крайней мере, неделю.

«Интересно, что могло произойти, раз она подвергла себя таким испытаниям? На провалившегося агента она не похожа». — Дронов хотел верить, что Вольный или Данилин его не подставили. Каждый из них преследовал свои интересы, и Алексий не строил иллюзий — при необходимости его вполне могли принести в жертву.

Девушка, с изумлением смотрела на поменявшего вдруг внешность Алексия.

— Так вам намного лучше — помолодели на десять лет. Это настоящее лицо или тоже маска?

Она чувствовала, что Дронов смотрит на нее с любопытством, но удовлетворять это любопытство пока не спешила.

— Скоро рассвет, и дальше, я, двигаюсь в столицу. Насчет вас у меня нет никаких указаний. Что скажете?

— Я остаюсь здесь. У меня есть навигатор и немного местных денег. Спасибо, вам. — Впервые, благодарная улыбка появилась на ее бледном, усталом лице.

— Не за что. Всегда готов помочь хрупким девушкам. Расскажите, что у вас произошло?

— Если не возражаете, не сейчас. Долго рассказывать, да и… я пока, не знаю…

— Понятно. Не доверяете. Что же, ваше дело.

Новый Дронов поднялся, а Веда осталась неподвижно сидеть возле холодной печки. Пистолет нелепо выпирал из-под мятой, порванной майки. Алексий достал из кармана маленький металлический значок и протянул ей.

— Что это? — Ее слабый голос опять заставил его сомневаться, правильно ли он делает, что оставляет девушку одну в лесу.

— Прицепите на майку или положите в карман, и я всегда буду знать, где вы.

Веда, не стала рассматривать значок и послушно положила его в карман, а Алексий незаметно нажал кнопку на корпускуле и посмотрел на получившийся снимок. Он подумал, что, как только будет возможность, попробует узнать про нее через Сеть, если там найдется ее изображение.

— Прощайте, или до свидания, и пистолет, пожалуйста, спрячьте как-нибудь, по — другому.

Дронов удалялся от хибары с тяжелой душой. Он не привык действовать так, как его в этот раз направляла рука судьбы, но успокаивал себя, что заберет девушку, как только дойдет до города и раздобудет машину.

Днем, у него была запланирована первая встреча в столице. Он в последний раз оглянулся на хибарку и решительно зашагал в сторону ближайшего приграничного городка, где намеревался поесть и привести себя в порядок. Тусклое прибалтийское солнце начинало подниматься над ельником — в лесу скоро должно было стать жарко и душно.

12. Дана. Приграничье. Раба Божия

Городок, куда он направился, находился недалеко от границы. Алексий вышел на дорогу. Несколько раз он видел проносящиеся мимо грузовики — автоматы без водителей. Они управлялись со спутника, и нападение на них было рискованно — при малейшей опасности сразу же выезжала охрана, но местные бандиты, время от времени, успевали полакомиться заграничными товарами.

Солнце неожиданно скрылось за темно — серыми тучами, и сразу стало прохладно и сыро — погода в Балтии менялась быстро, по нескольку раз в день.

На окраине городка располагалась маленькая придорожная забегаловка, и Дронов решил в ней перекусить. Он пока не встретил ни одного местного жителя или легковой машины на тихих и безлюдных улицах.

По легенде он не мог говорить — он, не знал местного языка — поэтому, зайдя в убогое заведение, мог только мычать, как немой.

За стойкой стояла совсем молодая девушка с недетским выражением лица. Дронов кивком приветствовал ее, заметив, что первой реакцией на его появление был испуг, затем она все же улыбнулась, через силу, какой-то особенной гримаской.

Какое — то время они, молча, холодно разглядывали друг друга. Девушка первая не выдержала затянувшееся, молчаливое знакомство. Она что-то говорила, а корпускул, прямо в ухо Алексию, тихо переводил.

— Вы будете оставаться ночевать? — Голос девушки по — прежнему был равнодушен и бесстрастен.

Дронов кивнул и сделал жест рукой, спрашивая, сколько стоит ночлег? Перед отъездом его с избытком снабдили местными деньгами. Он так же, молча, ткнул пальцем в строчки небогатого меню и вскоре, сидя за простым деревянным столом, пил водянистое кипяченое молоко. В меню из напитков было только оно и вода. Второе блюдо, невкусное вареное мясо непонятного происхождения, девушка подала с гарниром из синей, склизкой картошки, плохо проваренной.

Он незаметно сделал запрос и по снимку получил небольшую характеристику из базы данных. Не обнаружилось ничего особо интересного — ее звали, Дана, все ее родственники были судимы за контрабанду и бандитизм, «будьте осторожны, — возможна ловушка или склад ворованных грузов и оружия». Алексий понимал особенности заведения — здесь не нужна сверхъестественная интуиция.

«Наверное, где-то недалеко промышляют ее родственники, а, может, и кто-то похуже. Надеюсь, они не начнут палить неожиданно», — подумал Дронов и дал команду «Полу» зависнуть перед домом и наблюдать обстановку вокруг.

Она отвела его на второй этаж по деревянным, мерзко скрипящим ступеням. Допотопная мебель из потемневшей сосны, казалось, помнила одну из прошлых мировых войн. На стенах, с выцветшими обоями, висели старые черно — белые фотографии под засиженными мухами стеклами. На Дронова подслеповато смотрели старомодно одетые мужчины и женщины, очевидно, предки хозяев.

В ванной, заплесневелой под стать мрачному интерьеру комнаты, не обнаружилось кипятка, и, Дронов со вздохом быстро залез под слабую струйку ледяной воды.

Его внимание вскоре привлек тревожный писк корпускула. Птица — разведчик, судя по картинке, теперь висела над крышей. Механический голос повторял все детали — вот к дому подъехала какая-то развалюха и остановилась на соседней улице. Из нее выгрузились двое плотных, бородатых мужчин опустившегося вида и тихо вошли в дом.

Дронов, наскоро вытираясь, запросил данные по их изображениям. Через несколько секунд пришла информация: первый оказался отчимом Даны, второй субъект был посерьезнее — бывший местный пограничник, давно уволенный за контрабанду, на котором висело недоказанное двойное убийство.

Алексий достал пистолет и открыл сильнее кран. — «Быстро, здесь слухи о новых постояльцах расходятся. Начинается!»

Действительно, вскоре, на лестнице послышались шаги и скрип старых ступенек — голос девушки за дверью был тих и ненастойчив.

— Вам что-нибудь нужно, господин?

Девушка спросила еще раз и, не услышав ответа, стала спускаться. Опять заскрипели ступени.

Дронов решил в первый же день не искушать судьбу — он быстро, но осторожно вылез из окна на террасу, покрытую гнилыми, поросшими зеленым мхом досками, и приказал разведчику застыть перед открытым окном.

Дверь с шумом распахнулась, и двое громил с оружием бросились к кровати, стреляя на ходу туда, где ему полагалось сейчас спокойно лежать.

Через минуту все было кончено — его бесшумный пистолет уложил их за четыре выстрела — по два на каждого. Алексий перелез обратно в комнату, обыскал невезучих гостей, забрал ключи от машины, но больше ничего интересного для себя у них в карманах не нашел.

Он открыл дверь — девочки не было.

Дронов поднял разведчика над крышами и увидел Дану с растрепанными волосами, бегущую по улице в сторону готического костела. Он задумался на секунду, потом, схватив рюкзак, выскочил на улицу, завел колымагу бандитов и поехал за Даной.

Алексий заметил девушку, когда она уже вбегала в костел, распугав стаю голубей на входе. Он выскочил из машины и бросился следом.

Внутри было сыро и пахло затхлостью. На больших витражных стеклах застыли строгие лики святых. Дронов пошел следом за Даной. Разведчик показывал двух человек внутри — на первом и втором этажах. На первом, силуэт на корпускуле прятался за рядами высоких деревянных стульев. Вторым, мог быть здешний священник.

Дронов быстро подошел к обозначенному месту — испуганная беглянка оказалась там.

— Тебе надо пойти со мной, не бойся, — он заговорил на русском, нарочно спокойно и не громко, не сомневаясь, что Дана его поймет.

Он хотел еще что-то добавить, но, поняв, что до нее не дойдут сейчас слова, схватил ее в охапку и понес на улицу. На входе он столкнулся с пожилым священником, неожиданно преградившим дорогу, но тот, только взглянув, испуганно посторонился пропуская Дронова с Даной. Дойдя до машины, Алексий обернулся и увидел, как старик осеняет их крестным знамением, а мрачные, покосившиеся дома смотрят на них слепыми глазницами разбитых окон.

Дронов усадил рядом с собой в машину испуганную Дану и постарался побыстрее выехать из пустынного, мертвого городка. Он помчался по главной улице к окраине, не глядя на покосившиеся дорожные знаки, зачем-то ограничивающие скорость в Богои забытом месте. Разбитая дорога вела по направлению к столице.

— Здесь что, ураган пронесся? — спросил Дронов.

Дана сидела боком, отвернувшись в сторону грязного автомобильного окна. Самолетик сообщал периодически о пустой дороге впереди. Проехав километров двадцать по безлюдью, Дронов остановился возле заброшенного дома на обочине.

— Можешь выходить. Переночуй здесь и иди обратно. К утру точно вернешься.

Дронов подумал, что он будет уже далеко, даже если завтра она расскажет про него полиции.

Дана сидела неподвижно, делая вид, что не понимает.

«Может, и в самом деле не знает русского?» — подумал Дронов и рукой осторожно повернул ее лицо к себе. Она совершенно бесстрашно и, как ему показалось, презрительно смотрела Алексию в глаза.

Дронов понял за эти секунды и прочитал в измученном взгляде ее историю — голодного, истерзанного существа, которое не надеется на счастье, а хочет просто выжить. Он заметил, что ее руки покрыты синяками, а на шее красовались несколько характерных, как от цепких пальцев, пятен.

— Не бойся меня. Я, верующий человек, если в твоей деревне объясняли, что это такое. Тебя вообще учили, хоть чему-нибудь?!!? — Он почти закричал ей в ухо, пытаясь вывести из заторможенного состояния. — Глухая, что ли?

Девушка, приходя понемногу в себя, теперь уже испуганно смотрела на него, но продолжала молчать и из машины выходить не собиралась.

Дронов опять завел мотор.

— Понятно. Поехали! По дороге подумаю, что с тобой делать.

Некоторое время, они ехали молча. Очередной покосившийся указатель сообщил, что проехали город Пацер. Девушка тревожно заерзала на сиденье.

— Там, на окраине, за этот Пацер, всегда бандиты стоят и ждут грабить и убить, — Дана показала рукой за окно. Она внезапно заговорила на русском, с легким, балтийским акцентом, немного коверкая фразы.

Дронов сразу запросил у разведчика вид сверху.

— Понимаешь, все-таки, русский язык. Кто они такие?

— Да, знаю немного, а они — страшные люди. С начала Голодного периода банды все больше и больше свирепеют вокруг города.

— Свирепствуют?

— Людей они похищают, убивают, требуют выкуп, а еще говорят, что некоторые — людоеды. С едой с прошлого года, совсем тяжело. Стариков сейчас не кормят — многие почти умирают от голода — у нас все соседи, кто не молодой, умерли.

— А что, власти совсем нет?

— Нет, город и вся наша волость закрыта президентом и готовится на продажа — говорят, шведам или немцам, которые уже купили земля возле моря. Все, кто мог, давно отсюда уехали.

Девушку прорвало, и она, плача и захлебываясь, рассказывала уже без остановки, увидев, что ее похититель пока не представляет для нее угрозы.

— А еще говорят, что …

— Хватит, понятно все. Тебе, надо успокоиться. И, вытри кровь, — прервал поток ее слез Алексий.

— А у меня нет… чем. — Девушка удивленно смотрела на свои окровавленные, исцарапанные на полу костела, голые колени.

Корпускул тревожно замигал красным, и знакомый механический голос произнес Дронову в ухо: «Осторожно, трое справа на дороге с оружием: два пистолета, два автомата, граната, один легковой автомобиль. Они начали перемещение вдоль трассы в пяти километрах спереди от вас».

— Священник видел, как я тебя забрал! У вас есть еще родственники, могут они караулить в лесу?

— Нет. У меня нет никто. — Девушка перешла на шепот, с беспокойством смотря в сгустившиеся сумерки за окном.

«Обо мне в этой стране, никто не знает, хочется надеяться», — подумал Дронов, приученный за годы службы не доверять — предательства случались и в его ведомстве. Он заехал в лес и остановился на какой-то заброшенной, поросшей травой проселочной дороге, выключив свет в салоне.

— Посиди тихо в машине, я посмотрю, что там, впереди. Если надумаешь удирать, беги обратно так же, как мы ехали, но не по дороге, а по опушке.

Алексий вышел из машины и осторожно пошел, ориентируясь в сумерках по корпускулу. Вскоре он услышал глухие голоса и разговор на местном диалекте.

— Леон сообщил, что машина проехала хутор Бинчи, значит, еще… минут десять.

Дронов увидел поперек дороги широкую полосу с торчащими кверху остриями гвоздей, чтобы на ходу проколоть колеса.

— Где же они? Даже шума не слышно.

— Замолчи и смотри внимательно! Этот парень Питера и Длинного смог в одиночку завалить.

— Да, в лесу, наверное, они с девчонкой застряли и… — Дронов услышал издевательский смех.

«Не похоже, чтобы эти примитивные похабники и глупцы как-то были связаны с местной безопасностью», — подумал он и вызвал разведчика, приказав создать болевой шум прямо за спинами бандитов. «Пол» выполнил приказ, весельчаки отвлеклись от дороги, разговоры умолкли, и они от боли схватились руками за головы.

В это время Дронов, осторожно ступая по сухим веткам, пробрался, за их спины. Он оглушил пистолетом двоих, затем, уже кулаком, стремительно повалил на землю третьего, который давал указания веселым подельникам.

Держа его на прицеле, Дронов поставил колено бедняге на грудь.

— Кто вас прислал? У тебя десять секунд — иначе…, — Дронов кивнул, на лежащие в темноте тела. — Ты кто?! Имя, откуда здесь взялся?! Русский понимаешь?! — Дронов кричал ему прямо в ухо, тыкая в разбитое лицо стволом пистолета.

Мужчина, размазывая кровь рукавом, механически защищался.

— Понимаю. Меня зовут Вит с хутора Буне.

— А эти?! — Дронов кивнул в сторону бандитов на земле.

— Мы там вместе жили.

— Кто прислал и что нужно от меня?!!?

— Леон сообщил полчаса назад, что едет легковушка без охраны и можно ее легко перехватить.

— Вас только трое или кто-то прикрывал?!

— Было трое, — он тупо смотрел на подельников, застывших на земле.

— Повторяю вопрос: что — вам — было — нужно?

— Только деньги и машина. Клянусь, не вру!

— Еще успеешь, поклясться. Давно грабишь? — Дронов только теперь разглядел его в темноте — лет сорок, из-за бороды трудно было определить точнее, куртка и брюки — изрядно потрепанные и в нескольких местах порванные, а еще — мерзкий запах. Дронов брезгливо отодвинул свое лицо от бородатой морды бандита.

— Недавно, — всего два месяца!

— Врешь! Промышляли только на дорогах? Ты — главный?

— Нет, — Леон, который про вас сообщил. Он в городе живет, рядом с границей. Работает полицейским на таможне, — пояснил «бородатый» таким тоном, словно это могло служить ему оправданием.

— Женат? Дети, есть?

После этих слов бандит попытался обхватить ноги Дронова.

— Не убивайте, не надо, прошу вас! — Он, принялся громко стонать, и кровь еще сильнее хлынула из разбитого носа. — Только деньги и машину хотел! Больше ничего! Отпустите меня, я уеду! Все забуду!

Дронов еще не принял решение, что делать с «бородатым» и остальными — его вера не запрещала убивать, защищая свою жизнь, но воспитан он был в уважении ко всему живому. Принимать этого бандита за человека казалось странным, но — за одну из божьих тварей, приходилось. Его учили не жалеть себя и врагов и в то же время взвешенно принимать решения о жизни и чужой смерти, если время позволяло. Алексий опять понадеялся на судьбу — двое на земле еще не скоро очухаются, а этот…

— Ладно, пойдешь со мной. — Он, обыскал бандита, связал крепко руки за спиной и потащил к своей машине.

Девушка пересела и ждала, сжавшись на заднем сиденье. Дронов усадил бандита вперед и приказал:

— Показывай дорогу — поедем к твоему хутору. — Алексий решил проверить его слова, по привычке, следуя интуиции.

Через несколько минут показался хутор, где за высоким, глухим забором темнел силуэт двухэтажного строения.

— В доме кто-нибудь есть?

— Никого. Ключи у меня в кармане.

Дронов запустил разведчика проверить дом снаружи.

— Пойдем. А ты, пока сиди здесь. — Алексий смягчился, обращаясь к испуганной Дане. — Только кнопки на дверях закрой.

Он вытащил из машины «бородатого», и они зашли в дом.

— Справа, на столе, фонарик.

Алексий взял маленький фонарик, крепко привязал бандита к креслу около входной двери и осторожно начал обходить дом, исследуя комнату за комнатой.

В одной из них, на втором этаже, стояли в беспорядке разбросанные, закрытые и открытые сумки с вещами, очевидно, украденные у разных людей. Раскиданные по всей комнате, они говорили о разных хозяевах — здесь валялись взрослые и детские, мужские и женские, теплые и летние. Дронов не хотел даже задумываться, где сейчас могли находиться их бывшие владельцы, и снова спустился на первый этаж.

Вдруг, его внимание привлек тихий скрежет из-под пола. Алексий отвязал бандита от кресла и потащил по ступенькам вниз, в подвал, где за железной дверью снова услышал тот же звук — там кто-то был.

— Кто прячется в подвале?!

— Это, один человек. Он — русский контрабандист, мы держим его за… выкуп.

— Ты же сказал, — никого нет! Кто он?

— Не знаю, я иногда охранял его и кормил, больше ничего.

— Открывай свою тюрьму — не дай Бог, опять соврешь!

Под дулом пистолета бандит спустился еще на несколько ступеней и отомкнул две железные заслонки, которые дополнительно закрывали подвальную дверь.

Дальше все произошло стремительно: дверь ударили изнутри, и она резко распахнулась, ударив «бородатого» в голову. Оттуда стремительно выпрыгнул человек и схватил его за горло, одновременно развернув бандита лицом к Дронову и спрятавшись за его спиной.

— Я убью его! — Он кричал на русском. — Пистолет мне, живо, тогда не трону! — приказал он Дронову, очевидно, принимая его за сообщника бородатого.

Алексий спокойно и с интересом наблюдал за действиями пленника.

— Эй, ты что, оглох? По — русски не понимаешь? — Пленнику хотелось придать уверенность своему голосу, в котором сквозило отчаяние.

— Почему? Понимаю. Не делай этого.

— Назад! Я ему шею сверну!

Дронов по инерции сделал шаг на ступеньку вниз.

— Застынь, где стоишь!

Алексий остановился, но поздно — испуганный человек сделал резкое движение и сломал «бородатому» шею, а затем, также прячась за его спиной, принялся быстро и ловко обыскивать, еще недавно живого тюремщика.

— У него нет того, что тебе нужно. — Дронов отшатнулся и показал пистолет. — Твои похитители пытались и меня убить. Этого, я обещал не трогать, — стволом он указал в сторону мертвого бандита, — но судьба распорядилась иначе. Успокой, Господи, его душу.

Теперь он мог более внимательно рассмотреть бывшего узника.

Пленник весельчаков, оставшихся лежать на лесной дороге, был бледен, окровавлен, грязен и вид имел усталый. Он все еще недоверчиво смотрел на Дронова, поддерживая на весу мертвое тело.

— Положи его на ступени — ты отомстил сполна. Я, Алексий, из… ну, не важно. А ты откуда?

— Еремей. Из Оскова. Ты — местный? — Узник послушно опустил безжизненное тело.

— Нет. Если не хочешь выходить, сиди в подвале, а у меня мало времени, опаздываю. — Дронов стал подниматься.

Парень секунду подождал и, наконец, решившись, устало поплелся следом.

— Подожди. Я — с тобой.

Они поднялись на первый этаж.

— Надо уходить отсюда. Сколько их гнездится в этом притоне? Шум мог привлечь внимание. — Алексий прислушивался к звукам за стенами.

— Подожди, я чувствую, что деньги, которые у меня отобрали, все еще спрятаны, где-то в доме, попробую найти.

— Попытайся, но вокруг только кромешная темнота и вонючая грязь.

— Я знаю, где их спрятали — на кухне! Один раз подсмотрел случайно, когда меня допрашивали. — Тень воспоминаний пробежала по лицу контрабандиста.

Они прошли, подсвечивая фонариком дорогу, на кухню, захламленную всякой ерундой: ржавыми банками, пустыми и полными бутылками, окурками. На плите Дронов увидел облезлый таз и поднял, закрывавшую его крышку.

— Посмотри, на это! — он невольно отшатнулся.

В тазу лежал темно — красный обрубок, который недавно был человеческой рукой — кожа была снята и отмокала тут же. Опустив крышку, Дронов перекрестился. Еремей, казалось, никак не среагировал на страшную находку.

— Быстрее ищи, а то остальные ужинать приедут! — приказал ему Дронов.

— Кажется, нашел! Здесь, подсвети. — Парень откинул замызганный коврик на полу, вытаскивая что-то. Дронов увидел у него в руках большую, стеклянную банку, набитую деньгами. Разбив ее о край стола, счастливый пленник стал рассовывать их по карманам.

— Ого! Здесь и наши родные рубли, а у меня только их были, со зверями, едва успел за товар получить.

Еремей заметил на столе полупустую бутылку местной водки и глотнул из нее.

— За тебя, Алексий, а то в следующем тазу лежали бы мои мозги. Хлебнешь? — радостно спросил он у Дронова, но Алексий только брезгливо покачал головой в ответ. Ему хотелось быстрее покинуть этот дом, пропахший смрадом.

На улице они с удовольствием вдохнули прохладный и свежий сосновый воздух. Дана тихо лежала на заднем сиденье, закрыв глаза. Может быть, спала.

— Ты с Севастьяном не знаком, случайно, он тоже из Оскова? Из ваших, кажется, профессий. Такой… среднего роста, быстрый.

— По описанию, похож на моего напарника. Откуда ты его знаешь? Закурить нету?

— Не курю.

— Жаль. Вы куда дальше? Может, вместе? Теперь у меня есть, чем заплатить. — Еремей похлопал по карманам, набитым бандитскими деньгами.

— В столицу. Если хочешь, довезу.

— Спасибо за предложение, но меня ждут обратно. Здесь забрать надо кое-что, а дома семья. Во дворе видел машину неплохую, если заведется, доеду до границы.

— Тогда, прощай и учти, больше выручить не смогу — мне в другую сторону. И «спасибо» передай своему другу, Севастьяну. Он поймет, за что.

13. Проповедь. Лес

Ровно в три молодой Афанасий Вольный прибыл в ту же приемную Аввакума, в которой недавно дожидался аудиенции его отец. Иезуит в длинной черной рясе с большим золотым крестом на шее вышел из кабинета, поздоровался с оробевшим молодым человеком и, окинув того пронизывающим взглядом, немедленно велел следовать за ним.

— Мы опаздываем, — коротко объяснил он Афанасию.

Внизу их ждал длинный черный лимузин. Они погрузились в него и помчались с включенными маяками в сопровождении охраны по подмосковному шоссе, заранее очищенному полицией. Дорога до аэродрома, где стоял небольшой самолет с гербом Аввакума на борту, заняла полчаса.

— Нам лететь недолго, но у тебя будет время, меня выслушать.

В просторном, отделанном красным бархатом салоне они были только вдвоем. После взлета стюард с небольшой бородкой, одетый в строгую черную униформу, предложил им пообедать. Афанасий не сомневался в роскошности меню на борту маленького быстрого самолета.

Уютно устроившись в глубоком кресле, он наблюдал, как постепенно исчезают признаки цивилизации, а тревожные мысли поневоле крутились вокруг того, что он слышал об Аввакуме.

Его отец, например, считал иезуита выскочкой, втершимся в доверие к Патриарху, а в университете Афанасий слышал, как преподаватели восхищались твердой рукой церковника, сражающегося с ересью. Грозный иезуит возродил в стране публичные казни еретиков, собирающие восторженные толпы религиозных фанатиков и обывателей.

Накануне, отец рассказал ему про визит к Аввакуму и про его просьбу увидеть Афанасия. Молодой человек не понимал до конца, что происходит, — он все еще не верил, что его Веда могла пойти на такой поступок, как продажа снимков из Африки подпольным торговцам в Сети.

Он видел, что отец взбешен. Хорошо, что его сотрудникам удалось перекупить снимки — отлично поработал давно внедренный агент, но грязная история всплыла, и Афанасий на коленях выпрашивал прощения у родителя, метающего громы и молнии.

— Вот результат того, что ты выбрал нищенку! Додумался — тайно свозить ее в Африку! — В сердцах, Вольный не выбирал выражений, Афанасий не часто слышал ругательства в его устах.

От воспоминаний к действительности молодого человека вернул голос Аввакума:

— Он сам мне готовит. Все свежее. Чуешь, какой чудный запах пробивается из кухни — выбирай, что душе угодно. — Аввакум с удовольствием изучал меню.

Афанасий не ощущал никаких запахов, но из вежливости кивнул. Самолет, тем временем, забрался выше облаков, и в салон хлынуло солнце.

Повар знал свое дело — обед был действительно превосходным. Аввакум аппетитно ел поданные блюда, доброжелательно глядя на своего молодого собеседника и рассуждая о нравах современной молодежи. Он ни словом не коснулся цели полета. Когда они закончили с клюквенным десертом под сливками, самолет пошел на посадку.

У трапа их встречал лимузин — близнец того, что был в Москве. Могучий шофер, одетый так же строго, как и стюард в самолете, предупредительно открыл двери.

— Присаживайся, дорогой Афанасий. Мы скоро будем на месте.

Аввакум тяжело погрузился на заднее сиденье, подбирая полы длинной рясы.

— Куда мы все-таки едем, господин Аввакум? — решился задать запоздалый вопрос своему грозному спутнику Афанасий.

— Называй меня Владыкой Аввакумом. — Он словно не слышал вопроса и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза. — Извини, юноша, но сейчас, мне надо сосредоточиться.

Вскоре, Афанасий увидел из окна лимузина большую толпу народа на опушке леса. Аввакум, будто почувствовав, что они на месте, мгновенно открыл глаза.

— Мы подъезжаем, ваше святейшество, — вежливо известил шофер и включил неяркий свет в салоне.

Афанасий увидел, как, заметив приближение лимузина, от толпы отделился бородатый широкоплечий человек и быстрым шагом пошел навстречу, а приблизившись — рухнул на колени.

— Здравствуйте, Владыка! Слава Богу, вы приехали! Все прихожане смиренно с надеждой ждут вас! — Мужчина при этом мельком взглянул и на Афанасия.

— Здравствуй и ты, раб Божий. — Аввакум крестным знамением перекрестил бородатого, тот поднялся с колен и почтительно поцеловал протянутую иезуитом руку.

— Все готово к церемонии, и только вас ждем, ваше святейшество!

— Хорошо, Степан. Мы отметим тебя отдельно и щедро.

— Благодарю вас за милость!

Мужчина пригласил их следовать за собой. Аввакум, слегка подобрав полы длинной рясы, мягко, но настойчиво взял под руку Афанасия и не спеша последовал за Степаном.

Когда они подошли ближе, Афанасий смог рассмотреть собравшихся. На опушке было человек двести — триста. В передних рядах он увидел людей в такой же одежде, как у шофера. За ними стояла разношерстная толпа мужчин и женщин, наверное, жителей ближайшего города. Детей не было.

Люди расступились, пропуская вперед Аввакума и его спутника. Когда они прошли сквозь толпу, Афанасий увидел два небольших помоста с вертикальными столбами. К Аввакуму степенно подошел пожилой человек с длинной седой бородой, перекрестился и низко ему поклонился.

— У нас все готово, ваше святейшество.

Иезуит забрался на помост. Толпа приветствовала его, крича и истово крестясь.

— Здравствуйте, люди добрые! Я слышал, что у вас произошло горе. Почтим же память отца Михаила — мученика.

Мужчины сняли шапки и кепки, и Аввакум осенил всех крестным знамением. Затем он обратился к народу:

— Сегодня — святой день! Когда истинная вера объединяет, лжеучения уходят. Кто поддерживает еретиков? Где иуды, убивающие служителей Господа? Прислужники тех, что отправились встречать антихриста. Они в Вавилоне опять возводят царство порока, в которое хотят ввергнуть нас новые идолопоклонники. Нам нужен новый царь. Исповедники и мученики, как ваш невинно убиенный отец Михаил, умоляют вас призвать нового царя на борьбу с антихристом, а с теми, кто покушается на святую веру, пусть народ решает, как поступать!

Хор торжественно запел, а когда пение закончилось, все стояли еще с минуту, молча. Аввакум махнул рукой.

— Начинайте. — И он, стал спускаться с помоста.

В ту же минуту, пораженный речью Аввакума, Афанасий увидел, как несколько здоровых парней ведут к помостам двух людей, с надетыми на головы холщевыми мешками. Их силой затащили наверх и привязали толстыми веревками к столбам. Афанасий начинал понимать, что сейчас должно произойти. Он видел, как несчастные дергаются, слышал, как они мычат. Очевидно, у них были заткнуты рты. Мужики стали быстро обкладывать хворостом, привязанных к столбам людей. Аввакум крепко схватил Афанасия за руку, чуть выше локтя.

— Это они зарубили топорами здешнего священника, отца Михаила.

Афанасий не мог сказать ни слова. У него начало темнеть в глазах, ноги едва держали его. Все вокруг будто превратилось в плохую картинку на испорченном экране.

— Смерть идолопоклонникам! Смерть! Сжечь! Сжечь! — Толпа вокруг громко орала и шумела, постепенно заводясь от собственных криков.

Бородатый Степан с еще несколькими мужиками, такими же могучими, торжественно подошли к Аввакуму с тремя зажженными факелами. Один из факелов оказался вдруг и в руках Афанасия. Он уже не помнил, как зажгли огонь. Помнил только, дикие крики и запах горелого мяса, как когда-то во сне. А потом была пустота.

Очнулся Афанасий в машине. Все тот же могучий шофер Аввакума угрюмо протирал ему лицо мокрым полотенцем.

— Дай ему, Агафон, немного выпить. Есть водка у тебя?

— Нет, Владыка. У меня — нету. Нам ведь, вашим указом — строго запрещено. — Шофер старался не смотреть в сторону Аввакума.

— Если сейчас не нальешь ему рюмку, Агафон, тебе уже будет все равно — разрешено или запрещено. — Аввакум говорил устало, но весьма просто и убедительно.

Понятливый Агафон, без слов, послушно открыл вместительный багажник лимузина, повозился там, и через минуту под носом у Афанасия оказалась небольшая рюмка с водкой.

— Выпей, Афанасий. Если бы русский человек слушался запретов, не было бы нас с тобой на белом свете, а родились бы мы неграми в Африке. — Аввакум был внешне спокоен и вел себя так, как будто ничего не произошло.

После водки, Афанасию стало немного легче.

— Ладно, устал ты, юноша, вижу. Сам я, тоже притомился сегодня. Мы переночуем у добрых людей, здесь недалеко. — Аввакум прикрыл глаза.

Афанасий, молча слушавший, позволил себе тоже.

Вскоре лимузин мчал их по сгустившимся окончательно сумеркам все дальше от страшного места. После первой в своей жизни казни, Афанасию, совершенно не хотелось ни думать о чем-нибудь, ни чувствовать, ни что-либо осознавать.

Ранним утром они вылетели обратно. Был тот же аскетичный салон, и строгий стюард, сразу, услужливо подал два больших золотых кубка с родниковой водой, но для Афанасия все изменилось. Есть и пить не хотелось, он старался не вспоминать о том, что видел вчера. Полузакрытыми глазами, он смотрел в круглый иллюминатор на белесые облака.

— То, что произошло, и чему ты был накануне свидетель, отнюдь не новшество. — Аввакум говорил, не глядя на отвернувшего голову Афанасия. — Расскажу тебе, как все начиналось. Смертную казнь за хранение еретических рукописей впервые одобрил сам император Константин на первом Вселенском соборе триста двадцать пятого года в византийской Никее. Были ли в России сожжения еретиков? Да! Первое упоминание я нашел в летописи тринадцатого века. В Великом Новгороде жители бросили в огонь пойманных волхвов, новгородцы были истинными слугами Господа и своего князя. Ты, наверное, думаешь, что это варварство, а не христианство?

Афанасий только подавленно искоса взглянул на Аввакума.

— Нет, это согласуется с христианским запретом на пролитие крови. В некоторых казнях: сожжении, утоплении — крови не проливается.

Афанасий снова отвернулся и не видел, как от собственного рассказа начали блестеть большие глаза Аввакума: эта тема его вдохновляла.

— В сборнике церковных и светских законов тринадцатого века, наказывалось: за хранение еретического писания и волхование, да будет проклят еретик, а книги надлежит на его голове сжечь! — Последнее слово Аввакум произнес с особым выражением, сквозь плотно сжатые зубы. — В четырнадцатом веке, за обиду Церкви наказание — сожжение на костре! — Аввакум нечаянно задел кубок с водой, но не заметил этого. — Далее — дюжину ведьм сожгли в средневековом Оскове по подозрению в том, что они наслали чуму, а князь приговорил сжечь мать боярина за колдовство, и сам монастырский игумен давал советы по наказанию вероотступников. Кстати, Афанасий, сын князя и сжег проклятую ведьму. — Иезуит выразительно посмотрел на своего молодого собеседника, от этих слов еще сильнее вжавшегося в кресло.

Загипнотизированный Афанасий был слишком слаб, чтобы реагировать на рассказ Аввакума, и постепенно, под звуки его голоса, погрузился в тревожный сон.

На аэродроме они расстались, и Афанасия, в полубессознательном состоянии, довез до дома один из шоферов. Молодой человек запомнил только слова Аввакума, что завтра тот свяжется с ним по важному делу, а сейчас он пусть спокойно отдыхает и никому не говорит, что видел.

Афанасий встретился с Аввакумом на следующий день в его резиденции «Святой Ручей». На это раз, его проводили в сад, церковник уже ждал его. Юноша вошел, перекрестился и поклонился иезуиту, пытаясь скрыть утомленность и бледный вид.

— Очень рад тебя видеть, Афанасий! Понимаю, ты еще не отдохнул от вчерашней поездки, но дело не терпит отлагательства. Поэтому садись и слушай.

Афанасий присел на простую, деревянную скамью, и рядом с ним опустился Аввакум, откинув длинные полы рясы.

— Знаю, ты дружен с князем Андреем Николаевичем Романовым.

— Мы вместе занимаемся спортом и иногда ходим на вечеринки, но я бы не назвал его другом — он, наследник дома Романовых.

— Понимаю. А еще я заметил, что ты очень скромен. Это весьма похвально, но я хочу спросить, нравится ли тебе происходящее в стране?

— Я слишком молод, чтобы делать выводы, Владыка, тем более — высказывать мнение по вопросам, в которых не очень разбираюсь. — Афанасий был искренен.

— Ты прекрасно воспитан, обязательно скажу твоему отцу, что он растит великолепного сына. — Аввакум одобрительно покачал головой.

— Вы хорошо знакомы?

— Нет, мы встречались всего два раза, и в последний, помнится, обсуждали сложные вопросы положения в стране и возможность усиления влияния Церкви. Помнишь, о чем я вчера говорил, на казни?! — Аввакум, вдруг сделал ударение на последних словах, специально произнеся их громко и четко.

Это заставило Афанасия вздрогнуть, напомнив о вчерашних событиях, но он постарался не подать вида и мужественно продолжал смотреть в глаза иезуиту.

— Я хочу, чтобы ты устроил мне встречу с молодым князем Романовым. Скажу честно, мне могли организовать ее через влиятельных людей из круга князя, но лучше, чтобы нас познакомил такой чистый человек, как ты.

— Спасибо за доверие, Владыка. — Афанасию импонировало внимание сильного и уверенного в себе Аввакума. — Постараюсь устроить вам эту встречу.

— Прекрасно. Дам тебе одну книгу, прочитай ее к нашей следующей беседе. Она поможет лучше понять, что происходило и происходит в стране, и какую правильную дорогу тебе следует выбрать, чтобы не ошибиться так, как… с выбором своей девушки. — Аввакум строго смотрел на притихшего Афанасия, вскинувшего на последних словах голову и тут же виновато опустившего ее.

— Откуда вы знаете?..

— Прочитай книгу, и мы все обсудим, но главное — князь Романов! — повторил он свою просьбу голосом, не терпящим возражений.

14. Хромой. Остберг. Днесь Спасение

По дороге еще дважды встречались полицейские патрули, но разведчик вовремя предупреждал Алексия, обозначая безопасную дорогу. Несколько раз они поехали в объезд огромных, дымящихся, промышленных свалок, которые птица обозначала как зоны повышенной опасности, — Дронов решил не рисковать здоровьем, своим и Даны, и послушно следовал указаниям корпускула.

Через два часа Алексий и Дана были в столице, недавно переименованной. Она называлась теперь — Остберг. По радио, на чистом немецком языке, диктор бодро передавал последние известия. Дронов не хотел отвлекаться и выключил звук.

Два года назад немцы выкупили здешнюю столицу и прилегающие земли, но еще не успели оградить их границей, потому что не все местное население, ставшее для новых хозяев Гибридами, покинуло пределы немецкой зоны. Богатая Германия скупала земли у таких несчастных, гибнущих карликовых государств, выселяла оттуда умирающее население и постепенно превращалась в крупнейшее государство в Европе. Дронов слышал, что Россия тоже претендовала на покупку и даже давала лучшую цену, но балты, испытывая вечную ненависть к соседям с востока, выбрали Германию.

В городе он оставил машину в районе старого рынка, рядом с давно закрытым, железнодорожным вокзалом — отсюда некуда было ездить поездам, слишком дорогую в эксплуатации железную дорогу просто бросили, и ржавеющие вагоны уныло стояли, застыв на путях. Рядом, на привокзальной башне с часами виднелся большой, покосившийся крест, стилизованный, как показалось Дронову, под свастику. Он обратил внимание, как мало людей на улицах столицы. Возможно, виной была вечно дождливая погода.

Дронов подошел к стене, с наклеенными объявлениями — языка он не знал, но понял по фотографиям, что разыскивается человек не местной национальности. Подобными объявлениями до сих пор были заполнены Москва, Лондон и все мировые столицы. Прошло много лет, но большинство стран не смогли привести население к единонациональному, а кто и преуспел, постоянно отлавливали несчастных замаскировавшихся Гибридов.

Недалеко от вокзала была дешевая, захудалая ночлежка для бездомных, и Дронов велел Дане, поселиться там, в общих комнатах.

— Вернусь, завтра вечером, дам тебе денег и отправлю домой, либо можешь остаться в столице — а то сгинешь и помрешь ведь, в своей дыре. Дождешься меня?

Девушка настолько устала за дорогу, что готова была во всем с ним согласиться, лишь бы побыстрее очутиться в кровати.

Алексий вытащил несколько местных банкнот и отдал Дане.

— Возьми, заплатишь за ночлег, и на еду хватит. Поняла?

Она снова сонно кивнула, и устало направилась в сторону ночлежки.

Сам Дронов пошел ночевать на чердак одного из домов в районе вокзала, поставив разведчика на охрану.

Заснуть не получалось, и он решил почитать какой-нибудь умный, последний репортаж Полины. Связь через «Пола» позволяла и в чужой стране подключаться к Сети. Его заинтересовало интервью с директором Университета Святости и Веры Елиазаром Ладожским.

Полина : Наши читатели просят ответить вас на вопрос о вере теперь, после разделения стран. Насколько увеличилась разница?

Ладожский : Запад стал более бездуховен, а восток более воинственен, и Православие должно встать после Великого Разделения во главе цивилизации. Древние мыслители верили, что только наш народ выведет человечество на богоугодный путь развития.

Полина : Как появилась Долина Церквей?

Ладожский : Купцы давно пытаются вырваться из-под власти золота — прежде они строили отдельные храмы, а в наши дни знаменитую Долину Церквей. Они ищут достойное применение своим капиталам.

Полина : Почему опять возрождается язычество?

Ладожский : Православие отвечало духовным потребностям народа, но сегодня многие разочарованы невыполненными обещаниями власти и надеются обрести новых идолов. Язычники пытаются низвергнуть Церковь, но нашими молитвами, думаю, она выстоит, как и в предыдущее тысячелетие.

Полина : Спасибо вам, господин Ладожский, за исчерпывающие ответы. Дай Бог вам удачи во всех ваших изысканиях и начинаниях.

Проснувшись утром и позавтракав в простой «забегаловке» на рынке, Алексий заскочил в ночлежку к Дане сказать, что придет ближе к полуночи. Затем он перешел узкую улицу и решил дожидаться Хромого в людном туннеле вокзала.

Балт работал на Москву, еще начиная со времен присоединения страны к Европе. Местное население всегда в своем бедственном положении обвиняло приезжих, поэтому на должности, связанные с обеспечением безопасности и с допуском к государственным секретам, их не брали. В этом вопросе, наверное, люди во всех странах одинаковы. Хромой занимался тем, что выявлял недовольных, а подрабатывал, доя, мелких торговцев и, помогая им решать проблемы с законом.

Потом сюда пришли скандинавы — выкачали все, что можно, и ушли обратно, оставив простой народ подыхать с голоду и любоваться на свалки отходов из богатой Европы, построенные на их деньги по всей стране.

Этим воспользовались местные националисты, опять во всем обвинившие мигрантов. Возник кровопролитный конфликт, а тут и постановление ООН вышло, Балтийские страны охотно проголосовали за массовую депортацию всех лиц, не коренной национальности и вздохнули с облегчением, когда начался исход здешних Гибридов. Большинство выбрали Россию, богатые — Новый Вавилон, и, наконец, самые смелые уехали в Антарктиду. Пригодились и базы данных по недовольным, собранные Хромым. Самого Хромого к тому времени назначили начальником отдела по противостоянию наплыву приезжих репатриантов, выдающих себя за коренных граждан. И в этом болоте он умудрялся неплохо зарабатывать.

Хромой был местным и смотрел на представителей других национальностей, как и остальные его соплеменники, свысока, но это ничуть не мешало ему продавать Москве секретную информацию за интернациональные деньги — Хромой предпочитал всегда актуальное и вечное золото.

Теперь, когда прошло столько лет после Разделения, «хлебного» отдела больше не было, но для настоящего патриота выгодная работа всегда найдется, и Хромой перешел в структуру по поддержке разноцветных «оппозиционеров» из России, которые частенько, нелегально перейдя границу, отсиживались на севере страны, подпитываясь из иностранных секретных фондов. Хромой не понимал, чем они отличаются от бандитов и контрабандистов, но долгие годы работы научили не задавать никому лишних, неудобных вопросов. К концу своей карьеры, Хромому, и раньше не отличавшемуся щепетильностью, было все равно на кого работать и от кого получать вознаграждение.

Они поздоровались, как старые знакомые.

— Вы хотели видеть, кого-то от нас? — Хромой взял инициативу в свои руки.

— Да, я хотел просить вас по возможности, помочь достать новую информацию о наших новых «группах сопротивления» на севере.

— Я, первое, уже дал вам возможность добраться до столицы и позволю так же спокойно уехать из страны. Второе — могу вам предложить, например, американского связного в Оскове. Что мы получаем за это?

— Торгуетесь?

— Такую информацию вы будете очень хотеть. Через него проходит северное финансирование ваших групп. Теперь, когда у нас хозяевами стали опять немцы, мне недолго осталось работать. Мы знаем, что есть указ, до конца следующего года всем местным полностью покинуть немецкую зону. Вся столица и ее окрестности выкуплены Германией за наши долги.

— А как же национальные ценности? От вашей территории вскоре ничего не останется!?

Хромой только безразлично махнул рукой на вопрос Дронова.

— Я уже старый об этом думать. Давайте лучше о делах.

В понимании старого хапуги, это значило — о деньгах.

— Допустим, это интересно. Мне нужен канал, по которому прошла последняя группа от вас к нам. — Дронова интересовала группа Городничего. Такой запрос, среди прочего, он получил сегодня утром от Данилина.

— Хорошо, я достану вам данные по этому каналу. Вы привезли деньги?

— Да, конечно. Они в надежном месте и ждут возможности переместиться оттуда к вам в портфель.

— Не понимаю только, зачем вы устроили бойню в нашей депрессивной волости?

— Вы хотите сказать, что в других районах экономическое процветание?

— Вы не ответили.

— Моей жизни угрожала серьезная опасность. В вашем передовом приграничном городе любят пострелять в приезжих, но это еще не проблема. Иногда, когда разыграется аппетит, им хочется попробовать бедолагу на вкус. Редкое местное гостеприимство со своим колоритом. Как вам мое объяснение?

— Гости не переходят границы нелегально, впрочем, сейчас и легально тоже. — Хромой вздохнул. — Не знал, что зашло так далеко.

— Все вы знаете. Так как, с моим предложением?

— Я думаю, что будет правильным оправдать вашу нелегкую и опасную дорогу. Хорошо, мне надо запросить свой Приход.

— Когда вы будете знать результат?

— Часа мне хватит.

— Нет, давайте встретимся вечером, подальше от центра, возле реки у подземного перехода.

Хромой кивнул в знак согласия и заковылял на выход из тоннеля, но вдруг обернулся к Дронову.

— Да, последнее, деньги возьмите с собой, не забудьте, пожалуйста!

15. Воскресенский. Петроград

Губернатор Северо-Запада князь Воскресенский проснулся в творческом настроении в своем Петроградском доме на набережной реки Мойки. За окном стоял почти летний полдень, и было пора вставать из мягкой постели — на вечер планировался премьерный спектакль. Князь предстанет перед зрителями в главной роли жестокого предводителя варваров.

Поэтому сегодня, почти достроенный им замок готовится встречать важных гостей из всей Северо-Западной губернии и сенаторов из Петрограда. Его советник, — Фома Благозвучный, просил не приглашать их без разбора, но князь — губернатор не всегда слушал придворного философа.

Воскресенский потянулся, широко зевнул и босиком отправился в ванную комнату. Мраморный гладкий пол приятно холодил ступни. Возле окна тотчас встрепенулся Везувий, млеющая от жары породистая русская борзая. Князь слегка наклонил голову, и радостный пес завилял хвостом и потрусил за ним.

Почему он, Воскресенский не может пригласить на театральное представление цвет Петроградского нового дворянства? Народные избранники жаждут увидеть восходящую звезду сцены, а театр — страсть князя…

Сейчас рядом нет, слава Богу, его властной матери Алевтины, от которой он принял губернаторство, и некому помешать князю, наслаждаться игрой. Хотя, вездесущий Фома тоже считает, что увлечение театром вредит политической карьере и портит образ сильного властителя. Вот и нынче хитрец — Фома плетет новые интриги, убеждая князя бороться за власть и место нынешнего президента.

Из широкого с золотом зеркала в ванной смотрело усталое лицо человека, накануне вкусившего больше соблазнов, нежели требовалось для творческого подъема перед премьерой. Везувий скулил от удовольствия и терся о его ноги, надеясь привлечь внимание.

После представления, как всегда, для избранных был запланирован ужин с обильными излишествами, что кому нравится. Воскресенский закрыл глаза и мысленно представил вечер, обещавший приятные сюрпризы.

Совершив утренний туалет, он нехотя позавтракал в каминном зале и приказал охране через час готовиться к выезду. Все знали, что князь не отличался пунктуальностью — только через два часа он торжественно погрузился в белый лимузин с флажком губернии. В сопровождении черного автомобиля с охраной Воскресенский тотчас отбыл из Петрограда в направлении своего замка, расположенного в двух часах езды от города.

Прекрасную дорогу недавно, по его приказу гладко отутюжили и Воскресенский, лежа на кожаном диване лимузина, спокойно повторял вечернюю роль — отрывки из германского эпоса о Нибелунгах. Князю особенно нравились строки, где победители пили кровь, сраженных гуннов:

Молвил тут Хаген, сурово Нахмурив брови: Жаждой томимый, пусть Каждый напьется крови! В пламени адском напитка здесь Нет другого: Пейте его — таково мое, други, слово.

— Панкрат, дай-ка холода назад, — обратился князь к водителю, — что-то жарко сегодня… — И он снова погрузился в роль, представляя себя на месте свирепого Хагена, собственноручно выпускающего фонтаны крови из жертв.

Наряду с классическими произведениями Воскресенскому не претили и произведения современных покладистых авторов. Они позволяли править их творения, вставляя туда картины его тайных желаний — устраивать, столь любимые князем, кровавые оргии на сцене. Столичные завистники не посмеют обвинить губернатора в извращенности — он лишь строго следует в постановках авторской букве.

В стране давно запретили все сочинения не — национальных авторов, и только мятежный правитель Северо-Запада, обладающий реальной властью, ставил на сцене кого хотел. Воскресенский выбирал сценарий следующей постановки из двух произведений придворных баснописцев. Если кратко коснуться содержания, то первое погружало зрителя в атмосферу жизни таинственных и порочных жрецов древней Тмутаракани, а второе открывало глаза на извращенные нравы героев классических балетов Чайковского. Князь пока склонялся к оригинальной постановке классика, где, по его просьбе добавили жестокую сцену кровавого истязания и жертвоприношения прекрасных лебедей.

Воскресенский ясно представлял, как потоки крови живописно забрызгивают и заливают белоснежные одежды балерин. Эх, жаль, нет рядом верного Фомы — некому посоветовать, какую пьесу выбрать! Старый лис — философ не одобрял фанатичного увлечения князя театром, но, тем не менее, с азартом и нескрываемым удовольствием принимал участие в ночном богемном отдыхе после сомнительных постановок.

На все просьбы Воскресенского вернуться к перу, Фома только шумно вздыхал в ответ и обнадеживал, что обязательно займется творчеством, когда будет свободнее со временем. Сетевые студии в Москве, в последнее время, разрывали популярного философа на куски и заставляли каждую неделю участвовать в постановках вместе с Катькой Сарафан.

Вспомнив о ней, Воскресенский поморщился. Пару лет назад модная ведущая заинтересовалась князем, и он чуть не поддался ее чарам, вернее, притягательным порокам. Спасибо, господину Кресину, у которого Воскресенский брал уроки вокала, — тот близко знал диву, поэтому вовремя предостерег благородного человека и новоиспеченного аристократа от компрометирующей связи.

Князь был недоволен, что Фома проводит с ней время в примитивной Москве, которая веками противостояла Петрограду, считавшему себя на голову выше. Однако тщеславный философ оправдывался, что якобы готовит почву для будущего президентства князя. Сам Воскресенский редко посещал столицу, особенно после обострения отношений с президентом и его окружением, которые вдруг почувствовали в нем реального конкурента на предстоящих выборах.

Из окна автомобиля князь заметил в высоком летнем небе чуть впереди кортежа беззвучный вертолет сопровождения с его гербом на боку. Молодец, начальник охраны губернатора, немногословный и опытный Светозар, надежно охраняет драгоценный талант.

Воскресенский отвлекся от пьесы и неохотно начал просматривать секретную сводку событий по Северо-Западной губернии за вчерашний день.

Первое, самое важное, — вчера закончено строительство очередного нефтяного терминала. Приятно — чем больше нефти льется в его порты и через его земли, тем он независимее от Москвы. Второе — волнения и поджоги на военном заводе этого «выскочки» из Сената, — нового барона Клюева, рабочие требуют прибавки. Пусть сам разбирается или просит милости у губернатора — клюевские автоматы могут скоро и пригодиться!

Дальше, события помельче: — десять скандинавов в Северном море смогли угнать наш танкер с нефтью, но были уничтожены пограничниками, и, потрепанный, танкер плывет назад; бунт в лагере Гибридов; банда балтов нелегально просочилась через западную границу — местные жители отбили бензовоз, который те хотели перегнать к себе…

Князь с отвращением отбросил листок на сиденье — надоело, каждый день одно и то же! То ли дело — его театр!

Внезапно, в небе что-то случилось, и вертолет резко начал пикировать вниз. Воскресенский увидел искры в его передней части, и в сторону лимузина стремительно полетели две ракеты, оставляя в воздухе змеевидные хвосты дыма.

Губернатор принялся кричать и от страха попытался перелезть вперед, но дымные змеи уже достигли цели — взорвали, исковеркали и подбросили вверх темный автомобиль, стоявший впереди на обочине. Лимузин князя резко остановился, и Воскресенский сильно ударился головой о переднее сидение, растянувшись на полу. Машины сопровождения, визжа тормозами и дымя покрышками по асфальту, мгновенно образовали вокруг князя кольцо. Завершил картину вертолет, приземлившийся рядом с кортежем, прямо на скоростное шоссе.

Пока князь приходил в себя, потирая ушибленную голову, на трассе образовалась пробка. Справа, на обочине горел и дымился искореженный автомобиль, а проезжающие в узкое горлышко водители с любопытством выглядывали из окон, рассматривая внушительный губернаторский кортеж.

К лимузину Воскресенского из вертолета выбежал высокий мужчина в строгом костюме.

— Князь, с вами все в порядке?!

— Слава богам, Светозар! — Воскресенский осторожно трогал рукой ушибленное место.

— На дороге притаились, мерзавцы — двое, в той машине! — Начальник охраны указал в сторону обочины на дымящийся автомобиль. — Время шло на секунды, и я решил действовать. Вертолет издалека разнюхал взрывчатку, знали наш график, уверен!

— Правильно сделал, что пальнул. — Князь все еще не мог прийти в себя, к счастью, перед премьерой не пострадало лицо. — Надеюсь, разберешься, откуда ко мне пожаловали негодяи?

Светозар коротко кивнул и приказал своим людям изменить маршрут движения кортежа, свернув на боковую проселочную дорогу.

— Вызову из Петрограда помощь, и пусть начинают копаться… — Он снова указал рукой в сторону догорающей груды железа.

— Все! Езжай… — испуганный князь заторопил водителя лимузина. — А с тобой, Светозар, в замке договорим. Не привык я — в таком виде и — … у всех на виду!

Шофер завел бронированную машину, и черный кортеж, пыля по деревенской дороге, продолжил путь, чуть было не закончившийся трагически.

Светозар отдал необходимые распоряжения своим людям и тоже поспешил к вертолету.

16. Пелагея. Монастырь. Отчаяни Есмы Жития Ради

Вечером, точно в назначенное время, Алексий увидел пунктуального Хромого, ковылявшего уже быстрее, чем утром, — видимо, он спешил навстречу деньгам. Очень кстати накрапывал мелкий холодный дождик.

— Все, надеюсь, в порядке?

— Приход разрешил обмен. Возьмите, там все подробно изложено. — Балт, услужливо глядя в глаза, протянул Алексию маленький квадратик.

Дронов предполагал, что Хромой и не подумал запрашивать разрешения ни у прихода, ни у президента, ни тем более у своей совести. Алексий взял квадратик, вставил в корпускул и, скопировав данные, отдал обратно Хромому.

— Пойдемте, в реку его брошу, и рассчитаемся.

Неожиданно, от разведчика Алексию пришло сообщение, что выход из тоннеля перекрыт вооруженными людьми и туда же подъехали два грузовика с солдатами. «Хромой, — подумал Алексий, — сам выбрал свою судьбу, а может, и не знает о том, что происходит». — И он нажал вызов «Пола».

Когда они приблизились к реке, Дронов неожиданно подошел к берегу и нырнул в черную, холодную воду. Алексий не видел, как железная птица подлетела вплотную к Хромому, и тот, вслед за ним упал в реку, вытаращив от неожиданности и болевого шока глаза. Пока тело мерзкого Хромого найдут, Алексий будет уже далеко.

Выбравшись на берег ниже по течению, весь мокрый, Алексий посмотрел по сторонам и, никого не заметив, (место было глухое и безлюдное) — быстро зашагал в обратную сторону, запрашивая «Пола». Дождь усилился, пришлось обходить большие лужи на мостовой.

Птица посылала ему вызов за вызовом, сообщая, что полицейская машина стоит возле ночлежки и, двое в синей форме местной полиции выводят Дану из подъезда.

«Быстро отработали». — Дронов не мог точно ответить на вопрос: зачем он взял ее в столицу, и какую роль вообще отводил этому худенькому, бледному существу. Алексий пытался отогнать возникшие не ко времени мысли о своей вине в том, что дальше произойдет с девушкой.

«Помогу ей и переведу немного денег — может быть, это меня успокоит? Даже неплохо, что так случилось!» — Он подумал про полицию, успокаивая себя, и направился в сторону ближайшего банка положить часть денег Хромого на имя Даны. То, что он мокрый, Алексия не смущало, дождь превратился почти в ливень. Но успокоиться не удавалось — случается, что доводы логики терпят поражение, и Дронов ускорил шаг, а затем почти побежал к ночлежке.

Машина полиции все еще стояла у дверей. Алексий отдышался и, воспользовавшись темнотой, незаметно подошел.

В салоне автомобиля он рассмотрел Дану на заднем сиденье. Полицейский кабан — водитель впереди мирно что-то жевал. Дронов рванул дверцу и ткнул пистолетом ему в лоб. Тот перестал жевать и застыл от неожиданности. Алексий выволок его на улицу, оглушил и, быстро сев за руль, рванул с места, не закрывая двери.

Проехав вперед, он свернул в первую темную подворотню и остановился.

— Вылезай из машины, быстро!

Они снова выскочили в дождь, а затем поспешили в сторону от центра по мокрой, плохо освещенной улице, прижимаясь к стенам домов. Отбежав подальше, Дронов поймал такси. К старой машине возвращаться было нельзя, а свой рюкзак он предусмотрительно спрятал на чердаке.

Заночевали они в одном из пустых, полуразрушенных домов на другой стороне реки. Раннее утро было хмурым и неприветливым. Ночной дождь прекратился, но небо по-прежнему застилали седые тучи; поднялся ветер.

Ночью Алексий решил, как поступит с девушкой. Бросить ее сейчас, означало отдать в руки полиции, и на допросе она могла рассказать не нужные детали их путешествия и, самое главное, сообщить о том, что кто-то пробрался в столицу, а тут еще некстати обнаружится пропажа Хромого. Нет, эта история не должна была попасть в руки местных легавых, которые раньше времени начали охоту на Дронова, осложняя отъезд из страны и сохранение конспирации.

Очередную машину он взял с неохраняемой стоянки — спасибо верному разведчику, дистанционно отключить сигнализацию и завести двигатель любой машины, было для него легкой задачей.

— Куда мы едем? — Дана, совершенно освоилась с новым попутчиком, не пререкаясь, выполняла приказы и забыла, что совсем недавно его панически боялась.

— В одно интересное место, сама увидишь. Думаю, тебе должно там понравиться.

Этим местом был намоленный старинный монастырь, километрах в пятидесяти от столицы, построенный в семнадцатом веке для монахов и монахинь, скрывающихся от гонений. Алексий совершенно не понимал, как монастырь вообще уцелел в смертельном хаосе, который возник после Разделения и больно ударил по всем приходам. Теперь там проживала только небольшая группа совсем древних монахинь, которых чудом не стали трогать и гнать через границу, разрешив им дожить свой век и умереть в Богом забытом монастыре с богатой историей.

Увидев издалека высокую, позеленевшую от времени колокольню монастыря, Дронов перекрестился.

— Чудо Господне, что он не разрушен! Приехали. Здесь живут монахини, но ты, наверное, не понимаешь, кто это. Они приютят тебя на некоторое время, пока страсти улягутся.

Автомобиль подъехал по разбитой дороге к главному входу, и навстречу, из совсем облупившихся ворот, вышла пожилая сгорбленная монахиня в длинной черной одежде. Она остановилась и стала ждать, пока машина притормозит возле нее. Дронов, не спеша, чтобы не испугать женщину, вышел и снова перекрестился на монастырь.

— Бог в помощь вам, матушка.

Старая монахиня вздрогнула от звука языка, который не слышала за пределами монастыря много лет.

— И тебе, милый человек, того же, — она недоверчиво посмотрела на здорового парня со щетиной на лице, непохожего на тихого, смиренного прихожанина. От таких, добра обычно не жди. Ну, да на все воля Божья.

— Хотел, если вы позволите, обратиться к игуменье Аграфене Панкратовне с просьбой.

— Пре-еставилась матушка Аграфена в прошлом месяце, царство ей небесное. — Монахиня, растягивая слова, трижды мелко перекрестилась и поклонилась в сторону монастыря. — Кончина ее была, какая бывает только у праведников — непостыдной и мирной.

Дронов снова перекрестился. Дана с любопытством оглядывала монастырь и наблюдала за этим вежливым разговором через открытое окно.

— Что вам нужно-то было от игуменьи?

— Девушка со мной, она в опасности, и я хотел просить для нее защиты в вашем благодатном монастыре. Хотел подать так же немного на нужды монастыря матушке игуменье. — Алексий нащупал в кармане пачку денег.

— Свято-ое де-ело, храм наш давно в запустении и ухода просит, — заскрипела тягуче монашка. — А, то скоро совсем разрушится. Вы, проходи-ите внутрь. Нехоро-ошо, на пороге гостям стоять. Сейчас за старшую сестра Пелагея. Пойдемте, я вас провожу к ней.

Пелагея приняла их в своей небольшой, скромной молельне. Такая же старая, как и проводившая их сестра, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, но глаза под тяжелыми веками были умные и проницательные.

Войдя, Дронов перекрестился на иконы и поклонился монахине. Худенькая, маленькая Дана застыла за его широкой спиной у входа.

— Хотел оставить у вас, матушка, на некоторое время эту молодую девушку. — Алексий взял Дану за руку и повел в сторону Пелагеи. Старая монахиня принялась пристально разглядывать смущенную девушку.

— Приютите ее. Она недавно потеряла родителей, и сейчас ей некуда пойти. Прошу вас принять ее и смиренно надеюсь, что в тихой обители она будет в полной безопасности. Вот еще… — Дронов достал из кармана толстую пачку денег и положил на маленький столик перед Пелагеей.

«Интересно, покойник — Хромой был бы доволен, узнав, куда в конце концов попал «его» гонорар?» — подумал вдруг Алексий, а вслух произнес:

— Хотел, матушка, пожертвовать на монастырские нужды скромную сумму.

Пелагея пока не проронила ни слова и не смотрела в сторону денег. Дронов терпеливо ждал.

— Как там, на родине? У нас здесь ни радио, ни газет. У меня сестра родная осталась в Бревске. Наверное, нет ее в живых давно. Мы сами, только благодаря Господу нашему и покойнице игуменье Аграфене чудом живы остались. — Она печально развела руками. — Так хочется узнать, что происходит в миру.

Голос Пелагеи был такой тихий и глухой, что Алексий едва слышал, о чем она говорила.

— Так давно нет ни радио, ни газет. Теперь, все новости в Сети — вот. — Дронов вытащил корпускул, показывая матушке. — Только в каждой стране своя Сеть и новости — вы, не узнаете из них, что происходит на родине, они не связаны, а даже наоборот — запрещены, — никто не хочет пускать врага в свой дом, а родина — живет потихоньку в благости. Все хорошо — люди работают, дети рождаются.

— А растут — то, счастливыми? — с надеждой спросила его монахиня. — Очень хотелось бы взглянуть, как там.

Дронов мог подключаться к «родной Сети» с помощью «Пола», но не хотел показывать, что на самом деле происходит в далекой для Пелагеи, но, по — прежнему, близкой и родной ей стране. Пусть хранит надежду и живет спокойно.

— Вы вернетесь за ней? — Пелагея в первый раз твердо и оценивающе посмотрела на Дронова. — Хотя, я все понимаю, не надо, не говорите, если хотите лишь успокоить меня или ее. — Она тяжело вздохнула. — Езжайте с Богом, мы с сестрами о ней позаботимся. Вижу, вы хороший человек, только успокойте вашу мечущуюся душу. Пока мы здесь живы и молимся Господу, ничто, и никто не будет ей угрожать. Дай Бог вам удачи.

— Спасибо, матушка! Я верил, что в этой святой и чистой обители мы найдем истинных друзей.

Алексий в последний раз перекрестился на иконы и, взяв за руку Дану, распрощался с мудрой Пелагеей. Девушка без слов, глотая слезы, проводила его до машины.

— Вы вернетесь сюда? — Ее голос дрожал, но в нем сквозила настойчивая надежда.

— Я постараюсь, если… — Он хотел добавить: «если, останусь жив».

— Что — «если…»?

— Заберу отсюда, поверь. Если, не сбежишь, привезу в большой город — будешь учиться!

Слезы начали катиться по ее щекам двумя блестящими ниточками. Она отвернулась в сторону.

— Я — буду — ждать — вас. Вы стали для меня… за эти дни… Мне так страшно… было… долгое время!

Алексий, неожиданно для себя обнял девушку на мгновенье, дома она была бы для него просто Гибридом, по закону подлежащим уничтожению или отправке в лагерь.

— Пожалуйста, не плачь, я обязательно вернусь! Старые монахини пока позаботятся о тебе…

Дронов долго видел в зеркало, рыдающую Дану, обнявшую себя за плечи. Затем, маленькая и сгорбленная Пелагея взяла ее за руку и повела обратно, черные монастырские ворота закрылись за ними.

17. Встреча. Остберг. Услыши Мя

Дронов возвращался в столицу. Мысли метались и не давали сосредоточиться на главном. Алексий чувствовал, что хоть и избавился от одной обузы — Даны, оставалась еще Веда. Его беспокоила странная девушка и ее судьба в чрезвычайно опасной и непонятной стране.

«Где она и что с ней? Удалось ли ей добраться до города через смертельные ловушки?» — Дронов, продолжая размышлять, отдал команду птице найти маячок, который оставил Веде в хибарке. Сигнала не было.

«Может, она брошена в такой же подвал, из которого он вчера освободил контрабандиста, или ее схватили по дороге? Может, арестованная полицией, мучается в грязной камере без окон, где сигнал гасят толстые стены?» — Алексий терялся в догадках.

«Надо было довести ее до ближайшего поселка, но и там ее могли забрать, мог обидеть любой водитель — кто угодно. Кому, она попадется на большой дороге, тому и станет законной добычей. Все неправильно он сделал. Наверняка, не такой заботы ожидал Вольный, если это именно он просил присмотреть за несчастной».

Дронов понимал, что бессмысленно обвинять себя. Он поступил так, из-за Даны — не хотел, чтобы девушки встретились. Почему? Он не мог это внятно объяснить. Глупая, нелепая ситуация и еще более дурацкий повод. Может быть, опять вмешалась судьба?

Вскоре, показались огни Остберга, и неожиданно запел корпускул — появился сигнал от маячка Веды. Разведчик передавал, что она где-то в черте города на окраине. Новость была хорошая, однако, маячок мог сигнализировать, находясь в чужих руках.

Дронов по координатам подъехал к частному дому и увидел высокий кирпичный забор. Разведчик не смог ничего сообщить о его обитателях, в базе регистраций такой адрес не числился. Обзорная картинка сверху тоже не вызывала беспокойства — все казалось безмятежным, как будто дом стоял пустой, не было и сторожевой собаки. Но сигнал от маячка упорно шел изнутри — «Пол» не мог ошибиться.

Начинало смеркаться, и обостренные опасностью чувства подсказывали, что пора, действовать. Он осторожно перевалился через забор, низко пригнулся, затем незаметно пробрался между садовыми деревьями к подвальному окну. Остановился, прислушался — никаких звуков. Через минуту, аккуратно выдавив стекло, он пробрался внутрь.

Здесь, когда-то была мастерская хозяина, от которой остался только старый, покосившийся верстак и пыльный хлам. Подсвечивая, Дронов поднялся на первый этаж, стараясь не скрипеть ступенями, — там было пусто. Затем он, внимательно осматриваясь, обошел все комнаты, но не обнаружил — никого. Только в ванной недавно мылись — на полу блестели невысохшие лужицы воды. Корпускул указывал на кухню, и Дронов пошел туда.

В углу валялась смятая одежда Веды — он узнал ее синие брюки, а в майке … прятался маячок. У Алексия, не склонного к психозам, нехорошо сжалось в животе — майка была окровавлена и разорвана, да и брюки тоже. Он тщательно обыскал карманы и в заднем нашел смятую записку, где кто-то криво нацарапал: «Голодный рынок».

Варианта оставалось два: ждать, пока в дом кто-нибудь вернется, или искать этот рынок. В первом случае, «кто-то» мог ничего не знать о Веде, и пока Алексий выяснит правду — он — упустит время. Во втором предполагалось, что записка написана в слабой надежде, что он придет и спасет девушку. Алексий подумал и выбрал второй вариант, оставив разведчика возле дома.

По запросу местная Сеть поясняла, что «Голодный» рынок возник на месте бывшего автомобильного, только там продавали не машины, а совершенно отчаявшиеся, голодные люди предлагали на продажу все: себя, детей, органы. Здесь торговали наркотиками, подпольным алкоголем, могли обокрасть или убить, только бы не умереть с голода, поэтому рынок и назвали Голодным.

Подъехав к нему, Дронов увидел мрачную толпу людей, бродивших в полной темноте или под тусклыми, словно выцветшими фонарями. Они стояли по двое или собирались в небольшие группы, где решали свои темные дела. Кто-то выпивал, кто-то курил траву — до Дронова доносился сладковатый запах марихуаны, проститутки громко смеялись и что-то бурно обсуждали на обочине. В густом лесу, окружающем рынок, горело несколько костров.

Он еще не придумал, как будет действовать — решение пришло само. Отъехав на машине подальше от толпы, Алексий остановился и стал ждать. Через несколько минут к нему подошел молодой длинноволосый паренек, почти мальчишка, и стал спрашивать, что он ищет и чем интересуется. Дронов приоткрыл окно и показал на корпускуле снимок Веды, сделанный в хибаре, и пачку местных купюр. Мальчик все понял и убежал в темноту.

Через некоторое время Дронов увидел, что в его сторону направляются два здоровых парня с пистолетами за поясами. Алексий проверил свое оружие, взял в правую руку и опустил вдоль сиденья.

Парни остановились возле машины и жестом потребовали открыть окно. Дронов и без перевода понимал, что они говорят. Они видели Веду и знают, где она. Так же жестами они спросили, сколько он заплатит, если ее приведут. Дронов показал два пальца. Парни посовещались и показали четыре. Дронов кивнул, и тогда один протянул руку за деньгами. Алексий отрицательно покачал головой, показывая, что расплатится, когда увидит Веду. Парни поняли, что получить деньги так просто не удастся, кивнули и растворились в темноте.

На этот раз пришлось ждать долго. Дронов уже начал беспокоиться — может, парни надеялись взять деньги и исчезнуть? Внезапно из темноты вышел высокий лысый мужчина в длинном, не по — летнему теплом пальто и некогда белых туфлях. В руке он держал винтовку с обрезанным стволом, а на проволочном поводке рядом с ним ковыляла Веда. За спиной лысого шли те два парня, а еще дальше он заметил и длинноволосого мальчишку.

Веду трудно было узнать в мешковатой мужской одежде не по размеру. Алексию показалось, что девушка похудела еще больше. Ее нос был сильно разбит, и один глаз, кажется, тоже.

Дронов думал было выскочить из машины — его рука с пистолетом рефлекторно дернулась, ему захотелось быстро и справедливо решить судьбу местных рабовладельцев, но он понимал, что малейшая оплошность приведет к смерти, и потому решил не рисковать.

Тем временем, лысый с двустволкой и Веда подошли, девушка увидела Дронова и, похоже, узнала. Он заметил, как раскрылся ее здоровый глаз, — второй совсем заплыл. Лысый стоял с оружием на изготовку и оценивающим взглядом рассматривал Дронова. Алексий слегка опустил стекло, вначале продемонстрировал деньги, потом указал на Веду и на заднее сиденье автомобиля. Лысый кивнул — его устраивал вариант обмена. Дронов поднял кнопку, блокирующую заднюю дверь. Мужчина медленно подвел девушку ближе, и Алексий показал жестом, чтобы ее отвязали. Лысый помахал Дронову пятью пальцами — он решил увеличить стоимость пленницы, очевидно, оценив платежеспособность клиента.

Дронову начал надоедать рабовладельческий торг. Он, в свою очередь, показал, что это последняя цена и, если лысый не согласен, он уезжает. Лысый нехотя кивнул и развязал девушку, держа теперь за руку. Дронов протянул ему через опущенное стекло две бумажки, и мужчина разрешил Веде открыть заднюю дверь.

— Садись, быстрее! — крикнул Дронов и одновременно кинул остальные деньги подальше на дорогу.

Лысый и двое парней, отпрянув, от неожиданности, бросились их подбирать. Веда стремительно нырнула на заднее сиденье. Лысый, что-то начал кричать парням, и Алексий увидел, как один достает оружие, готовясь стрелять.

— Ложись на сиденье! — Он рванул машину, одновременно стреляя в сторону парней.

В тот же момент раздались выстрелы и с другой стороны, но было поздно. Дронов уже летел обратно, в сторону светящейся огнями, столицы, подальше от этого гиблого места.

18. Идол. Замок

Вольный не хотел, что бы кто-то узнал про посещение им замка Воскресенского, и потому окружным путем добирался до резиденции князя. Еще издали, с другой стороны реки, он увидел великолепные темные готические башни, летнее солнце щедро поливало светом грандиозное строение.

Пока Вольный добирался до замка, он обратил внимание на заметные изменения в губернии после того, как здесь обосновалась семья Воскресенских. Прекрасные дороги, заново отстроенные поселки из домов новой «стеклянной» архитектуры — необычных волнистых форм. За очередным поселком он увидел указатель на лыжный курорт, а вскоре появилась и сама гора на краю озера, опоясанная многочисленными постоялыми дворами. Водная гладь пестрела парусами маленьких и больших белоснежных яхт.

Вольный, посещавший эти места лет двадцать назад, еще до Разделения, был поражен невиданным размахом произошедших, здесь позитивных перемен. Он понимал теперь, почему население так держится за князя.

Перед воротами Вольный остановился и прикрепил к лицу маску, изменившую внешность. Показав охране пригласительный билет, полученный от Светозара, он проехал на автостоянку, плотно заполненную автомобилями гостей. В замке готовились к представлению. Вольный не узнал бы в лицо ни Светозара, ни любого другого, потому что все, на тайном приеме у князя, выступали не под своими лицами, а под искусно скрывающими правду масками, такими же, как у Вольного. Друзья заранее договорились надеть на указательный палец правой руки перстень с маленьким, красным камнем, чтобы иметь возможность распознать друг друга. Светозар, как начальник службы безопасности, тоже не показывал лица.

Гостей собралось, по беглому подсчету Вольного, не менее трехсот человек. Все они свободно перемещались, любуясь произведениями искусства из коллекций князя.

По пышности приема, Вольный сделал вывод, что большинство приглашенных не из простого сословия. Хозяин явно хотел угодить. Вольный с любопытством ходил по великолепным галереям, то и дело, кивая и здороваясь. Остальные, как и он сам, праздно шатались по замку в ожидании вечернего представления. Среди приглашенных, было немало «дорогих» женщин. Вольный обратил внимание на даму в ярком, красном с золотом, платье и хотел было предложить составить ей компанию и выпить шампанского, как вдруг увидел мужчину с красным камнем на перстне.

Вольный подошел к нему и сделал так, чтобы незнакомец заметил перстень. Судя по росту, это был Светозар. Они невозмутимо поздоровались, как совершенно незнакомые люди.

Наконец, раздался мелодичный звук гонга: гостей приглашали в главный зал. Впереди была устроена сцена, пока скрытая черным тяжелым занавесом. Внизу располагался зрительный зал, где рядами стояли мягкие стулья с красной, бархатной обивкой. Пока гости рассаживались, официанты шустро сновали между ними, снова и снова предлагая напитки. Вольный не стал садиться рядом со Светозаром, но держал его в поле зрения. Он увидел и советника князя, Фому Благозвучного, который не скрывал своего лица, — тот занял кресло в первом ряду. Вскоре свет постепенно стал гаснуть, шум голосов затих, и тяжелый занавес с гербами князя начал медленно подниматься.

На сцене, под лучами софитов, торжественно воздев вверх руки, стоял сам хозяин вечера — Воскресенский, в смокинге и черных лакированных туфлях.

В зале раздались бурные овации и приветствия. Князь театрально помахал рукой, призывая публику к спокойствию.

— Уважаемые дамы и господа! Большое спасибо, что откликнулись на мое приглашение. Знаю, в наше непростое время многие предпочитают быть здесь инкогнито, и мы, конечно, прекрасно понимаем — почему! Люди прячут лица не из страха за себя, а только из опасения за близких, тех, кто им дорог и чьей жизнью они не могут пренебрегать.

Зал одобрительно загудел в ответ на понятные публике слова князя.

— Говорю это потому, что лично выбирал всех гостей, и могу сказать, вы — цвет нашего народа, те, кому не безразлична судьба страны, кому надоело смотреть вокруг и бессильно опускать голову от невозможности что-либо изменить! Но я и мои единомышленники верим, а скоро поверите и вы, что только старинная, истинная вера предков, возвращение к корням, к древнему языку и обычаям смогут вывести нас на широкую дорогу к процветанию! Сегодня, здесь, основатель нашего братства, волхв — неистовый Рев Стоголовый!

Вольный увидел в ложе, скрытой полумраком зала, силуэт человека в плаще с капюшоном, накинутым на голову. Он встал со своего места и, подняв руку в приветствии, начал говорить, как показалось Вольному, с легким акцентом:

— Древние народы возносили героев и ненавидели тиранов — они любили дух свободы. Наши предки считали его превыше всего, жили и поступали по его законам и проводили жертвоприношения. В лживых религиях нет мужества. Они видят благо в смирении, тогда как оно в силе и смелости! От вас требуют терпения, а не свершения — это сделало мир слабым, и сейчас он принадлежит ничтожествам!

Вольный видел одобрение зрителей, слушающих слова волхва.

— Здесь я для того, чтобы как можно больше мыслящих услышало и приняло вечные ценности, а не навязанные тысячу лет назад чуждые и враждебные. Сплотитесь вокруг князя в борьбе, которую он начал во имя процветания и благоденствия народа!

Внезапно закончив свою речь, волхв сел, так и не показав лица, а Воскресенский снова поднял руку:

— Давайте вместе приблизим благословенный день! Сегодня вы увидите пьесу моего советника, господина Благозвучного, написанную в те времена, когда он уделял больше времени мне, чем своей теперешней пассии.

Публика оживилась и понимающе загудела.

— Это представление из жизни древнего мира, в котором вы и я поучаствуем вместе, надеюсь, уважаемые дамы и господа, вам понравится!

С этими словами князь покинул сцену под громкие и продолжительные аплодисменты из зала. Занавес опустился, и между рядами опять засновали расторопные официанты. Вольный уже чувствовал, как от выпитого коньяка слегка кружится голова.

Наконец занавес снова поднялся, явив сцену, на которой стояли толстые деревянные столбы с привязанными к ним цепями почти голыми юношами. Непонятно откуда полилась музыка. В глубине сцены был построен стилизованный под древний, деревянный город, на который вскоре напали полчища кочевников — варваров. Главный герой — благородный воевода (его играл, конечно, Воскресенский) — собрал дружину, и толпа восторженных горожан проводила воинов на битву. Однако, вскоре князь вернулся без войска. Он принялся собирать новую дружину, а в это время жители в надежде, что это даст победу, стали бить плетьми предателей — христиан, которых изображали привязанные к столбам юноши. Тем временем, предводитель кочевников, чем-то похожий на президента, торжествовал и со своими воинами развлекался на сцене с рабынями — пленницами.

Вольный вдруг почувствовал, что к этому моменту он окончательно опьянел. Сквозь неожиданно возникшую пелену перед глазами он видел, как на сцену снова вышел князь в окровавленных доспехах, разодранных в битве, с большим конским кнутом и стал по очереди хлестать несчастных юношей. Кровь брызгала во все стороны, попадая и на первые ряды. Публика в зале замерла от неожиданности. Несколько женщин с криками вскочили и выбежали из зала. Исполосованные плетьми юноши, уже все в крови, остались висеть на веревках, но это жестокое наказание не принесло победы дружине. Тогда князь разделся по пояс и, весь в крови от ран, перешел к последнему действию пьесы.

Официанты разносили по залу зажженные коктейли, гости вставали с мест, слуги отодвинули стулья, поставив их вдоль стен. В темноте зала только сцена была слегка подсвечена. Грянула громкая музыка. Слово опять взял Воскресенский:

— Осталось нам, мои соратники, последнее средство, чтобы победить варваров в своем отечестве! Выпьем же по пламенному напитку, приготовленному по древним рецептам волхвов, — это придаст силы. — Князь выпил до дна горящую в темноте ярким пламенем жидкость и разбил бокал о пол.

Все немедленно последовали его примеру. Вольный, уже начиная терять сознание, тоже выпил и разбил бокал. Последнюю сцену он запомнил очень смутно, отрывками.

Официанты, как только все выпили огненные напитки, раздали гостям большие ножи, больше похожие на ятаганы. На сцену выскочил рычащий князь, покрытый только шкурой медведя. В руке у него был такой же, как у зрителей, длинный тесак. Князь принялся скакать вокруг столбов с окровавленными юношами, изображая с ними неприличные действия, то набрасываясь, то отступая. Наконец, он закричал что-то нечленораздельное, и в зрительный зал ввели связанного человека с накинутым на голову мешком. Его протащили в центр помещения, вокруг сгрудились возбужденные пьяные гости. Воскресенский громко объявил со сцены, что для победы требуется последняя жертва, и свет в зале совершенно исчез, лишь изредка неярко вспыхивали прожектора. Толпа, уже заведенная предыдущими сценами насилия, неистовствовала. Заглушая музыку, в зале поднялся невообразимый шум — люди, взбудораженные видом брызгающей крови, громко кричали.

По команде князя высоко вверх поднялись руки с ножами. Поднимал ли руку Вольный? Это было уже не важно. Последнее, что он запомнил, — окровавленное согнутое тело в мгновенной вспышке прожектора; оно было привязано к чему-то, и на плече, повисшего на веревках несчастного, виднелась татуировка — такая же, как у московского убогого на празднике.

Вольный пришел в себя в четыре утра и с трудом оторвал голову от подушки. Он лежал в незнакомой темной комнате на широкой кровати в одежде и ботинках. Маски на лице не было. Недалеко от него, в кресле сидела женщина с закрытыми глазами — она была полностью обнажена. Вольный услышал тяжелое дыхание. Он вспомнил — вчера, она была в красном платье, которое, смятое, теперь валялось рядом.

Что они накануне подмешали в коньяк? Какой наркотик он пил, что так нестерпимо кружится голова? В машине у него лежали сильнодействующие обезболивающие таблетки, только бы до нее добраться. Он выглянул в коридор. Пусто. Лишь внизу, в передней, он увидел человека из обслуги, в котором узнал одного из вчерашних официантов. Тот, завидев Вольного, поздоровался с ним учтиво и приветливо.

— Еда и напитки в охотничьем зале, направо от лифта по широкой лестнице. В уборной есть все принадлежности, которые могут понадобиться. Баня — слева от лестницы. — С этими словами человек услужливо поклонился Вольному.

Но тому сейчас было не до бани и еды. Беспрепятственно выйдя через парадные двери, он доплелся до стоянки, с трудом нашел свою машину, дрожащими руками вынул и проглотил сразу две таблетки. Вскоре они начали действовать, и Вольный завел машину, желая тотчас же покинуть замок.

Он выехал на шоссе и взял направление на город и аэропорт. Там, когда Вольный окончательно пришел в себя, он вспомнил про маску — если ее не было, значит, его лицо уже в коллекции князя, а может, и не только.

«Чем нас так опоили? Надо срочно проверить кровь». — Вольный подумал о Светозаре и нажал кнопку вызова на корпускуле. Связи не было. Он повторил вызов — сигнал шел, но абонент не отвечал. Вскоре, Светозар перезвонил сам.

— Где ты? Праздник продолжается.

Судя по его возбужденному голосу, праздник и кровавое представление у Светозара не вызвали никаких треволнений. Странно, что он так и не подошел к Вольному, впрочем, Светозар был на службе и отвечал за безопасность.

— Дела, извини, возвращаюсь в Петроград на машине.

Теперь, не доверяя больше Светозару, Вольный не рискнул раскрыть, где он и куда направляется. Кто-нибудь мог, пока он спал, тайком подсоединиться к его корпускулу.

— До связи. В Москве встретимся.

— Пока. Погоди, Светозар, скажи мне, это был юродивый — Мефодий — тот, которого?.. — Вольный не хотел произносить слово «зарезали».

— Кто!? Не понимаю. Ладно, при встрече поговорим. Удачи тебе.

Светозар выключил связь, и Вольный понял, что ему еще напомнят о кровавом представлении в замке Воскресенского.

В самолете, по дороге в Москву, он старательно вспоминал все события вчерашнего вечера, пытаясь понять, что они значили и, самое главное, стоит ли докладывать о них генералу Филарету?

Незаметно для себя, он закрыл глаза и заснул беспокойным сном.

19. Разбойники. Восточное (Балтийское) море. Совет Превечный

Дронов решил не пользоваться вариантом с морским грузовым паромом, предложенным Москвой, чтобы тайно добраться до Англии. Проще и безопаснее для него будет договориться с контрабандистами.

Алексий утром с помощью жестов и некоторого количества денег выведал у темных личностей на рынке, где можно найти серьезных контрабандистов. Он оставил Веду дожидаться в укрытии на чердаке и поехал в порт.

Там Дронов легко договорился, что вечером его примет на борт судно, плывущее в сторону Англии, а еще ему быстро изготовили два поддельных местных паспорта для него самого и для Веды. Потом он зашел в магазин и купил женскую одежду разных размеров — когда девушка придет в себя, пусть выберет и переоденется в то, что лучше ей подойдет.

Когда он вернулся, она еще спала под надежной охраной «Пола», угнездившегося на крыше.

Дождавшись темноты, Алексий взял рюкзак, подхватил еще слабую девушку на руки и, бережно усадив ее на заднее сиденье, отправился в порт. Дождь, то затихал, то усиливался. Дронов приехал в условленное место и остановился в темноте, прислушиваясь, — кругом было тихо, слышались только негромкие удары капель по крыше машины.

Похоже, Дронова уже ждали: в море, метрах в ста от берега, стояла небольшая рыбацкая шхуна, а возле старого пирса покачивалась на воде облезлая, местами ржавая моторная лодка, в которой сидел человек в черном дождевике с капюшоном. Его лицо нельзя было рассмотреть.

Алексий осторожно помог девушке выйти из машины. Человек в дождевике кивнул, приветствуя их, и жестом пригласил сесть на мокрую от дождя скамейку. Лодка громко заурчала и рванула в темноту.

Шхуна контрабандистов называлась просто, но символично — «666». Дронов знал, что основным промыслом местных торговцев была перевозка химических наркотиков, произведенных на подпольных заводах.

На темной и скользкой палубе Алексия ждал высокий человек в таком же дождевике, как у хозяина моторки. Они поздоровались на английском.

— Капитан Хьюго, — представился высокий. — Вам приготовлено место в лучшей каюте внизу, возле кухни, но мне говорили, вы будете один, — он посмотрел на девушку за спиной у Дронова, — и заплатили за одного. Она случайно не больна? — Капитан подозрительно разглядывал Веду на плече Алексия.

— Не беспокойтесь. Устала с дороги, а за второго пассажира я доплачу. Мои планы неожиданно поменялись, пришлось взять попутчицу. Еще одна просьба — я бы хотел наравне с командой, принимать участие в вахтах.

Капитан посмотрел на него оценивающе.

— Зачем? У нас каждый на своем месте. — Он, задумался на секунду. — Но, я не против, если хотите — пожалуйста. Оружие есть?

— Пистолет. — Краем глаза Дронов заметил, за спиной капитана в небе висел «Пол».

— Сколько до Лондона?

— Четыре дня, не торопясь, будем пытаться ловить тощую сельдь в Балтийской луже. — Контрабандист хмыкнул и закурил сигарету. — В понедельник рассчитываю быть у берегов Англии. Идите, перекусите. Через час отплываем, и команда уже на борту. Осторожно, на палубе скользко.

Дронов с рюкзаком за спиной, поддерживая Веду, зашагал за ним по мокрой деревянной палубе. Они спустились на несколько ступенек, и капитан со скрипом открыл тяжелую железную дверь с круглым треснутым иллюминатором. На Дронова сразу хлынул поток сигаретного дыма, тяжелый запах жареной рыбы и, алкоголя. За большим столом сидела компания мужчин — женщин в команде не было.

— Это — Алекс, с подругой, идет с нами до Британии, — хозяин судна без особых формальностей представил команде Дронова.

Казалось, никто особо не обратил внимания на новичков и не собирался задавать лишних вопросов — опытные моряки привыкли подчиняться капитану, который нередко брал пассажиров — нелегалов.

Алексий и Веда присели на свободные места за общим, большим столом, заставленным тарелками. Еда была простой, но вкусной. Водка лилась потоком, веселя контрабандистов за столом. Один из них, видимо, судовой кок, все время уходил на кухню и приносил оттуда все новые блюда. Ему помогал пожилой мужчина невысокого роста в замызганной одежде.

Выйдя, после обильного ужина на палубу, Дронов увидел, что они уже далеко ушли в море — вдали смутно виднелась тусклая кромка берега. Моросил мелкий дождик. Тяжелые тучи не давали насладиться видом звездного неба. Веда была еще слаба и вышла вместе с ним под руку, приходя в себя на свежем воздухе. Им не были интересны разговоры посторонних людей.

Пьяная команда активно обсуждала последние события — их страна вынуждена была предложить на продажу очередной, большой участок прибрежной территории, чтобы заплатить кредиторам по старым займам. Промышленность, и до Разделения хилая, пришла в полный упадок. Сотни тысяч Гибридов давно уехали из страны, и она быстро превращалась в голодную и холодную пустыню. Независимому государству, наступал конец. За кусок побережья на берегу моря сцепились Германия и Китай, за последнее время скупившие тысячи гектаров по всему миру и стремительно заселявшие опустевшую землю.

Но Дронов и Веда этого не слышали. Моросящий дождь не мешал им, стоя на пронизанной ветром палубе, думать каждому о своем. Затем они прошли в каюту. Там девушка устало опустилась на свое место и тут же заснула. К Дронову сон не шел, он ворочался на жесткой кровати, и наконец решил скоротать время, почитав про Туманный Альбион и его сегодняшних обитателей.

Алексий вначале с интересом читал про английский консерватизм, который проявлялся даже в мелочах, таких как отдельные краны для холодной и горячей воды, традиционный пудинг или обыкновение пить эль всю жизнь в одном пабе. Он понимал, что англичане — враги, но они были великой нацией и тоже создали сегодняшний мир. Алексий вышел и на закрытые старые отзывы в Сети, тех еще времен, когда людям разрешалось путешествовать: «…Они Джентльмены, бесстрашные мореплаватели и купцы, а женщины несут викторианскую добропорядочность. Англичане, живут с превосходством над другими народами и в том, что те принимают это, жизнь на острове и бурное прошлое воспитало особое мировоззрение нации…»

Дронов, засыпая, подумал, что последние строки, наверное, подходят к любой стране с непростой историей и бесконечными войнами.

Так прошло два дня плавания. Контрабандисты ловили селедку, особо не утруждаясь и только создавая видимость для тех, кто мог с берега или из космоса наблюдать за кораблем. Веда понемногу возвращалась к жизни, а Дронов нес вахты с командой, но пока не собирался приставать к девушке с расспросами о том, что произошло, после расставания в лесной хибаре, и почему она бежала из страны. Последнее, давно стоило прояснить, но Алексий пожалел ее, еще слишком слабую. Во время плаванья у нее вдобавок началась морская болезнь — Веда ничего не ела и отказывалась выходить из каюты на скользкую палубу. В каюте Дронов слушал свою любимую духовную музыку и, продолжая читать, подключился к британской Сети, где наткнулся на интересное интервью популярного английского журналиста Джона Белла с главой победившей на последних выборах, религиозной Партии Национальной Свободы Великобритании сэром Роем Ричардсоном — младшим. Сейчас, когда Алексий приближался к берегам Британии, эта информация показалось ему своевременной:

Белл : Господин Ричардсон, не могли бы вы ознакомить читателей с историей английского национализма? Почему вам удалось победить именно сейчас, через столько лет после Разделения?

Сэр Ричардсон : Английский национализм — это, несомненно, особая история, связанная с религией. Наша Церковь всегда ставила британцев выше других народов и призывала благодарить Создателя уже за то, что они родились англичанами. Мы — избранный народ со своим особым путем развития, а величие Англии укрепляет истинную веру.

Белл : Получается, что у нашего национализма древние религиозные корни?

Сэр Ричардсон : Еще средневековые епископы говорили в своих проповедях о национальной независимости Англии и, ее интересах. Англиканская Церковь — Церковь английского народа, и Империю мы будем восстанавливать с ее помощью. Наша идеология английского империализма не отличается от других националистических идеологий. Мы долго не могли оправиться от потери наших колоний, но теперь, время вернуть и преумножить былую славу Британии, захватывая или покупая новые территории, как это делают сейчас Китай, Германия, Америка, да и другие сильные страны. Вот — наши цели. Для англичан слово «нация» — означает все! Мы всегда стремились ассимилировать покоренные народы, но, слава Богу, Разделение оказалось более удачным и выгодным решением…

Неожиданно чтение прервал шум и крики с палубы. Алексий быстро и бесшумно оделся.

— Что случилось? — Веда тоже проснулась, из-под теплого одеяла выглядывало бледное лицо, осунувшееся от морской болезни.

— Сейчас, все узнаю. — Дронов проверил пистолет и отправился наверх.

Он застал капитана в рубке с сигаретой в зубах. Тревожно прищурившись, моряк смотрел на светящийся экран локатора. В прокуренном помещении находились еще двое из его веселой команды, но теперь они выглядели не менее встревоженными, чем их капитан.

— Что происходит, кэп?

— Датский береговой патруль. Черт возьми, как не повезло! У них установлены специальные «нюхалки» — они быстро вычислят наш груз. Приказали остановиться на проверку. Чего стоите, быстро вниз, в трюм! — крикнул он своим помощникам. — Готовьтесь, и по моей команде — все, весь груз, за борт!

— Но ведь корабль нельзя досматривать из-за запрета на прямые контакты между людьми!?

— Они тоже не дураки, эти датчане! У них есть беспилотный разведчик — его сейчас ближе подпустят и быстренько все унюхают. Могут и просто нас потопить. — В словах капитана не было страха.

Из устройств «громкой» связи раздался голос. Он спрашивал по — английски с ошибками и сильным акцентом:

— Что вы везете, капитан, и сколько человек на борту?

— Восемь мужчин и одна женщина. Мы — рыбаки. Селедку ловим.

— Пришлите нам разрешение и копии личностей.

— Уже выслал. — Капитан, был растерян, не зная, что делать.

— Сейчас, вас проверить, и, если вы действительно рыбаки, сможете ходить дальше. Это будет полчаса. — Голос с акцентом закончил говорить, и капитан отключил «громкую» связь.

— Что ты везешь? — Дронов вглядывался в темноту за стеклом рубки.

Капитан недоверчиво посмотрел на пассажира, но потом махнул рукой.

— Таблетки «от скуки». Они у них засветятся на экранах, ведь эта летающая бестия для того и создана, чтобы разнюхивать всякую дрянь в наших трюмах! — Капитан смачно выругался.

— Понятно. — Дронов брезгливо сощурился — он не любил грязных выражений, но информация подтверждалась. Если разведчик датчан своим электронным носом унюхает запах химии, то до Англии они могут не доплыть.

— Подождите, не торопитесь. Я постараюсь помешать им. — Дронов лихорадочно думал, как следует правильно поступить.

— Ты?! Чем, интересно, ты можешь им помешать? Их разведчик даже не будет приближаться. Из своего пистолета его, что ли, собьешь?!

Дронов, уже не слыша растерянного контрабандиста, оставил его любоваться переливающимся локатором, а сам бросился вниз.

— Ну, что там, Алексий? — спросила Веда сквозь сон.

— Датский морской патруль. Не волнуйся. Они проверяют суда в море. — Дронов задумался. — Как раз по нашу душу. Будем молиться, что их никто не навел. — Он перекрестился и достал свой корпускул. Выход был только один: придется запросить помощи. В Москве поймут, что он воспользовался собственным способом, добраться до Англии, но сейчас главное — пройти проверку датчан.

Он быстро передал суть просьбы, и через минуту получил подтверждение. После этого перевел разведчик на управление из Москвы. Они должны успеть поставить помехи датчанам. В иллюминатор Алексий видел, что со стороны датского корабля летит небольшой вертолет в их сторону. Он снова поднялся в рубку.

Капитана он застал с сигаретой в зубах возле локатора. Вертолет завис метрах в ста от суденышка контрабандистов. Рослый моряк с бессильной злостью смотрел в сторону патрульного вертолета.

— Ну, что же ты! Стреляй, только не промахнись. — Капитан, уже мысленно попрощался с грузом, а может быть, и со своим несчастным кораблем. Дронов через боковой иллюминатор рубки видел, как на слабо освещенную сторону суденышка приземлилась его птица и застыла, под косыми струями дождя.

Люди не могли знать, что сейчас происходит между машинами. Может, охота хищника на затаившуюся жертву. Дикий зверь использует обоняние и старается почувствовать добычу. Жертва пытается спрятаться, пользуясь инстинктом. Для «Пола» таким «инстинктом» была программа, активированная из Москвы. Оставалось только ждать, кто окажется сильнее — электронные ноздри датчан или московские помехи.

Вертолет висел над бушующим морем, капитан и Алексий стояли, молча вглядываясь в его расплывчатые очертания.

Наконец, они увидели, что вертолет накренился, разворачиваясь, и двинулся обратно в сторону патрульного катера. Взволнованный и радостный, контрабандист не верил своим глазам.

— Не может этого быть, моя колымага набита таблетками! — Капитан не мог поверить, что им повезло, и вражеский вертолет улетел. Он даже не заметил, как его сигарета дотлела до самого фильтра.

Включилась и зашипела «громкая» связь:

— Можешь идти дальше, все нормально, — произнес все тот же голос с акцентом, и добавил с нескрываемой насмешкой: — Селедочник!

Вслед за этим Дронов и капитан услышали хохот, и их собеседник перешел на свой родной язык, очевидно, разговаривая с кем-то из членов экипажа и продолжая громко смеяться. Затем связь отключилась.

В тишине был слышен только дождь, стучащий по крыше рубки. Капитан посмотрел на Дронова и вытер со лба пот.

— Наверное, ливень помешал, что-то не сложилось, — скромно проговорил Алексий, глядя, как удаляется в поисках новой жертвы катер датчан с мощным прожектором впереди.

— Шли бы они… подальше, собаки… — капитан устало следил за катером, бесшумно уходящим в дождь.

— Собака, сколько ни лает, все равно отстанет.

Оставив в подозрительных размышлениях приходящего в себя капитана, Дронов спустился в каюту. Веда спала, уставшая после бессонных ночей, она и не догадывалась про битву технологий, только что случившуюся у нее над головой.

Алексий снова включил корпускул — им оставалось плыть чуть больше восьми часов. Он, вспоминая подозрительность капитана после досмотра, отдал срочный приказ «Полу» передавать ему все разговоры на шхуне, которые касались его или Веды. Подобный разговор произошел только один, и Дронов сразу получил запись с затертыми по его просьбе ругательствами.

Капитан : Ты, …. все видел, Арни? Как, …., это могло случиться?

Арни : …! Таможня и морские патрули совсем …!

Капитан : Этот … со своей …! Сказал, …, что поможет, — и помог.

Арни : Мне они сразу не понравились, их бы, …, пощупать! Особенно эту …! Мне проговорился Фриц, сколько парень заплатил за билеты на наш эсминец …! Деньги у него в … рюкзаке, чувствую!

Капитан : Он много … твой Фриц, но, думаю, лучше их …, пока не поздно. Как считаешь?

Арни : Так же, кэп. Надо, как с теми … турками или кто они там были, помните? — Селедке подкормка нужна, лучше ловиться будет!

(Громкий смех.)

Капитан : Займись этим. Только тихо, а то придется с остальными … делиться. Постой пока, за штурвалом, пойду … смочу горло и заменю тебя, а ты их …!

(Смех.)

20. Филарет. Кремль

Конечно, нельзя сравнивать кабинет президента с кабинетом чиновника средней руки Данилина или даже грозного и всемогущего Аввакума, но роскошь обстановки поражала воображение посетителей, даже тех, что происходили из самых благородных и богатых семейств Новой России. Президент уже с нетерпением ждал, прибывшего с докладом Филарета.

— Уважаемый, Назарий Вениаминович, первое — самое важное, — что я хочу узнать: как проходит операция по нефти? Я с нетерпением жду хороших известий!

— Слава Богу — успешно. Наш основной агент на пути в Англию, как и остальные члены его группы. В Лондоне он должен встретиться с Борисом Левицким, который поможет найти доктора Априна.

Филарет не стал докладывать президенту подробности движения Дронова — могли возникнуть ненужные вопросы, на которые не было четких ответов.

— Не совсем понимаю, зачем нужен Борис.

— Он периодически говорит, что хочет помочь.

— Деньги заканчиваются. Привык в России, что кругом дураки, а в его Британии иначе! Здесь он барыши из воздуха получал, а у них трудиться надо! — Президент почти кричал, выразительно глядя на Филарета.

— Борис после отъезда из России построил роскошный дворец, женился, у него родились двое детей. Еще купил яхту — и прочее, по мелочи. У него все хорошо, но и ему не будет лишним процент от участия в африканских делах.

— Это хорошо, когда большое хозяйство — тогда и расходы велики. Может, напомните, уважаемый Назарий Вениаминович, ту историю? Когда погиб ваш коллега, кажется, генерал Ремезов Владимир Олегович? Наверняка и бумаги интересные давно собраны, на Бориса — то, а?.. Просветите, не улыбайтесь так хитро.

— Все начиналось незадолго до Разделения. С назначением Левицкого Торговый Конгресс стал нашим, и Кремль публично поздравил предпринимателя.

— Мы поздравили, потому что надеялись на его благоразумие в вопросах Разделения!

— Да, да, я помню. Разрешите, продолжать?

Президент кивнул, вспоминая те далекие непростые дни.

— Однажды зимой взорвали лимузин Левицкого. Тот испугался и взял в свою службу охраны генерала Ремезова — бывшего заместителя начальника Управления безопасности страны. Опытный Ремезов охранял Левицкого и его товарища по бизнесу — Ираклия Баладзе, а также прикрывал их сделки. Затем, бывшие партнеры поссорились. Невольным свидетелем конфликта оказался генерал. А потом генерала убили.

Произошло, это так: — однажды в центральном офисе обнаружили взрывчатку — Левицкий, сразу накинулся на Ремезова. Стали было допрашивать сотрудников, но все неожиданно закончилось смертью генерала и его жены. Опытный Ремезов, наверное, раскопал что-то. Следовало искать дальше, но тут наступило Разделение. На Левицкого у нас имелись свои виды, учитывая его отъезд в Лондон, а Баладзе после Разделения уехал на этническую родину в Горию.

— Не думал, что вы так подробно помните все прошлые дела, уважаемый Назарий Вениаминович.

— К сожалению, не все, но генерал был из числа моих близких знакомых.

— Чем закончилась эта история? Левицкий хотел избавиться от компаньона руками Ремезова?..

— Не исключено. Кстати, после трагической гибели генерала остался сиротой его маленький ребенок.

— Печально. Надеюсь, о нем ваши коллеги позаботились?

Филарет утвердительно кивнул.

— Я подумаю насчет Бориса и сообщу. Дальше, пожалуйста, дорогой Назарий Вениаминович, мы отвлеклись.

— Еще один вопрос, о Городничем. Мы приблизились вплотную и готовы уничтожить его группу полностью.

При упоминании Городничего президент откинулся на спинку кресла и задумался.

Филарет, следя за бандитскими действиями Городничего, заметил, что идеология его группы все время менялась: то она заключалась в возрождении его императорского величества, то в поддержке поста президентства, а сейчас они грабили и убивали, как бандиты с большой дороги, и просто — таки издевались над правосудием.

Например, группа Городничего шесть месяцев назад провела диверсию — насмешку в клинике искусственного оплодотворения, и множество женщин зачало от материалов, взятых у африканских доноров, непонятно, как оказавшихся в Москве. Теперь надо было решать, что делать с новорожденными. Женщинам предстояло через три месяца родить горячих африканцев, — язвили в Управлении.

Филарет понимал, что неудача с Городничим будет означать его мгновенную отставку, а может, и смерть, если он выполнит указание и возьмет группу, не докопавшись, кто стоит за ней. Поэтому в случае, возможной неудачи он выбрал козлом отпущения Данилина.

— Меня в эти неспокойные дни больше волнует неопределенность: — что делать, если африканцы успеют с нефтью? Это будет сокрушительным ударом по нашим доходам, а мы по сей день, зависим от продажи нефти, болтаемся на своей веревке. В Кадингире ждут не дождутся, чтобы открыть краны и затопить искусственной нефтью нашу многолетнюю монополию.

Президент позвонил секретарю, чтобы вызвать машину, — через час предстояло совещание в Загородной Новодуховной Резиденции по последним инцидентам на границе с Татарией, а затем встреча с сетевыми писателями.

У Филарета же вечером было запланировано свидание. Тамарочку он подобрал в Тверди, при поимке и высылке последних представителей кавказской диаспоры, которую местные криминалы умело скрывали на протяжении многих лет после Разделения — за приличное вознаграждение. Кавказцы не хотели возвращаться на нищую и опасную для жизни землю предков — Горию. Тем более, что на протяжении последних тридцати лет, многочисленный кавказский клан был хозяином в районе — им принадлежал завод по производству дешевой водки.

Когда приняли решение о закрытии не подконтрольных государству или Церкви заводов, в Тверди случился стихийный бунт — выступили те, кто остался, без работы, но его быстро погасили.

Яркая южанка — полукровка с томными глазами тогда привлекла Филарета своим нежным щебетанием и буйным кавказским темпераментом, и он оформил ее агентом по поиску национальных меньшинств, предоставил небольшую, но уютную служебную квартиру в Москве, сменил ей фамилию и паспорт.

Они могли провести вместе и день, и целую неделю, но представить совместную жизнь с Тамарой он не мог. Ее происхождение поставило бы крест его блестящей карьере и честолюбивым планам. По мере развития отношений он догадывался, что Тамара рассчитывает на большее, чем редкие свидания и увеселительные поездки, но она не представляла, как высоко он намеревается вознести себя и ее.

Филарет чувствовал, что ему вот-вот представится последний шанс — возраст скоро придавит, а хочется успеть так много. Поэтому он решил рискнуть — вступить в тайный союз с Левицким и достигнуть вершины, тогда и Тамаре найдется место рядом с ним.

21. Туман. Англия. Запричастный Стих

Начинало светать. Густой туман, похожий на сырую мелкую крупу, висел, окутывая судно и скрывая границу между сушей и морем. Только свет далекого маяка пробивался через тяжелую мглу. Дронов чувствовал сырость даже сквозь теплую куртку. Пора было действовать.

— Веда, быстро одевайся и жди меня!

Он спустился в машинное отделение и оглушил сменного механика. Затем, поднялся в рубку — у штурвала стоял тот самый парень, Арни, удивительно похожий на троглодита. Стрелять было нельзя, и троглодит рухнул на пол от молниеносного удара.

В маленьком железном ящике над приборами лежала связка гранат. Алексий заметил ее еще во время ночной стычки с датчанами. Он забрал связку и снова спустился в машинное отделение. Повозившись, он закрепил гранаты и маленький взрыватель — теперь у них в запасе оставалось минут десять. Дронов поднялся за Ведой.

Девушка уже ждала его. Они тихо прошли по коридору мимо кают — все еще спали. Дронов прошлой ночью во время своей вахты спрятал на палубе наполовину надутую резиновую лодку на двоих и толстую веревку.

— Я первый, ты за мной, смелее.

Он спустился к воде и забрался в лодку. Сверху неловко повисла Веда, Дронов подхватил ее, усадил на корму и начал грести маленькими веслами. Они успели отплыть достаточно, когда раздался взрыв, а в тумане взметнулись столбы огненных брызг и пламени, послушались крики и шум. Дронов усиленно продолжал грести к берегу. Его мышцы отвыкли от нагрузок; Веда, дрожа от холода, с ужасом смотрела, как тонет суденышко.

«Пол» делал все возможное, чтобы береговая охрана не обнаружила лодку. Вскоре она коснулась песка, и беглецы кинулись под защиту деревьев. Как только они забежали в редкий лесок, со стороны моря послышался громкий гул вертолета береговой охраны.

Разведчик сообщил о нескольких автомобилях неподалеку, и Дронов выбрал неприметный фургон на стоянке возле небольшой рыбацкой пристани, забитой яхтами и лодками. Хозяева, по всей видимости, ушли в море, и пока они хватятся, беглецы будут далеко.

По дороге к столице они три раза меняли машины. Дронов решил заночевать в заброшенном доме на окраине Лондона.

— Будешь прятаться, пока я не достану английские паспорта, — сказал Алексий Веде.

— Ты слишком беспокоишься, чего мне бояться? Англичане назад, надеюсь, не вышлют!

— Не понимаю, твоей уверенности. Существуют международные договоренности: — если находят человека другой национальности, он высылается в страну происхождения, если та согласится его принять, или в Антарктиду.

— А если этот человек не хочет? Тогда, что?

— Отправят силой или уничтожат. — Алексий не хотел пугать девушку, а только объяснил, как делается в реальности, а не в историях на страницах Сети.

Маленький разведчик нашел для них целую улицу двухэтажных, типично английских домов из красного кирпича. На километры вокруг протянулись такие же кварталы с одинаковыми, выстроившимися рядами зданиями. Улица была пустая, они могли выбирать тот дом, который больше понравится. Дронов остановился на самом крайнем, с окнами на север, — в случае опасности его легче всего будет покинуть.

Внутри дома, за выломанной дверью блестела в послеполуденном солнце тонкая, белая паутина. Дронов заметил и небольшого паука, стремительно нырнувшего под потолок.

«Будет, какая-то новость». — Он верил в приметы и всегда видел пауков накануне неожиданных известий.

На стенах в холле кое-где висели сохранившиеся, но выцветшие от времени фотографии очевидно, бывших владельцев. Алексий вспомнил, что нечто подобное видел недавно в доме, где прислуживала Дана. Разглядывая внимательно лица, он понял, что попал в бывший негритянский квартал — большая семья из десяти человек смотрела со снимков, будто напоминая, что здесь они только гости. Ему было интересно, что стало с этими людьми, живы ли они, и как сложилась их судьба? Веда словно услышала мысли Алексия.

— Какие красивые дети — маленькие, черненькие. — Она, тоже с интересом разглядывала пожелтевшие семейные снимки. — Где, они сейчас, как ты думаешь?

— Если живы, полагаю, где-нибудь в Африке.

Дронов прислушивался к звукам с улицы, но разведчик передавал, что все спокойно — если кто-то и жил в заброшенном районе, то он так же любил тишину и предпочитал не афишировать свое присутствие.

— Здесь уютно. Мы, переночуем, а завтра решим, что делать.

— Ты расскажешь, что тебе нужно в Лондоне? — Девушка с шумом выдвигала по очереди кухонные ящики, проверяя их содержимое. — Есть, хочу! — Она вопросительно смотрела на Дронова. — И пить!

— Не греми так посудой. Возможно, на этой заброшенной «стрит» обитают такие же скитальцы, а неожиданные посетители нам не нужны.

— Хочу! Есть! Меня не кормили — не-де-лю! Ты — не кормил, а эти ящики открывали лет двадцать назад. Посмотри, сколько паутины, и ничего съестного, никаких круп или консервов.

— Крысы полакомились. Ладно, я незаметно попробую дойти до заправки, что в квартале отсюда, и куплю поесть. Только, прошу, сиди тихо, ничего не трогай и не выходи — по рынкам тебя больше искать не стану.

— Слушаюсь и повинуюсь. Буду преданно ждать вашего возвращения, в этом великолепном дворце! — Веда грациозно повела рукой, показывая на ветхую обстановку вокруг.

Дронов осторожно вышел на безжизненную улицу и пошел в сторону перекрестка. «Пол» показывал, что в километре есть небольшая заправка. Когда он вернулся, девушка спала, раскинувшись на широкой, хозяйской кровати и укрывшись старыми тряпками.

Алексий залюбовался было мирной картинкой, но он тоже проголодался и поэтому принялся громко читать вслух:

— Послушай, тебе это может пригодиться, если решишь скрываться в Англии: «Английские мужчины — всегда последовательны и пунктуальны, на первом месте для них — семья. Англичанин не устроит жене скандал на людях. Не ждите сцен ревности, он не покажет ее…». Ну как, продолжать?

Веда, разбуженная его голосом, сонно кивнула из-под тряпок, Дронов продолжил:

— «В английских семьях жена работает, и домашние дела делятся поровну…». — Вот, последнее, специально для тебя: «Наносить визит можно только после договоренности. Если вы приглашены, захватите хорошего вина …»

— Я не собираюсь никому наносить официальные визиты.

— Пишут о себе только хорошее, а я, между прочим, слышал, будто у них в порядке вещей считается, докладывать властям. Попросту говоря, «стучать» на соседа. Ты проснулась? Есть будешь?

— Только кофе, мне опять плохо.

— Неизвестно, как пройдет дальнейшая «стори», так что, прошу поесть. Иначе…

— Иначе, что? Примените третью степень устрашения, уважаемый Алексий? — Веда впервые слабо улыбнулась.

— Больных не трогаю! — Алексий несколько смутился.

— Ну, тогда, вместе с кофе маленькую булочку, это поможет моему выздоровлению.

— Вместо кофе — вода, а вместо булочек — галеты. Удивительно, но в доме электричества нет, а вода — есть. Может, он не настолько необитаемый?

Они пили воду и закусывали, пахнущими бензином с заправки, галетами.

Как и всю дорогу, между ними висел молчаливый вопрос, и оба понимали — какой. Дронов решил не отклоняться от своей линии поведения, следуя пословице, что молодецкое сердце — не уклончиво.

О чем думала Веда, можно было только догадываться, девичьи думы — изменчивы.

22. Левицкий. Лондон. Вкусите и Видите

Дронов выбрал красный двухэтажный городской автобус с открытым верхом, наполовину заполненный пассажирами, и поднялся на второй этаж. Окраина постепенно сменилась центром, и Алексий, доехав до нужной остановки, стремительно спрыгнул на тротуар. Если кто-то и следил за ним, выйти он не успел.

Разведчик невидимо кружил вверху, передавая картинку тихой улочки Лондона — здесь должна была состояться встреча с Левицким.

Дойдя до угла, Алексий повернул — на улочке оказалось — безлюдно и тихо. Левицкий должен был ждать в доме некого мистера Нейла. Алексий увидел на другой стороне высокую женщину с ребенком в рюкзаке за спиной, — наверное, подумал он, живет недалеко. В одной руке она несла тяжелый пакет. Когда он приблизился, пакет неожиданно выскользнул у нее из рук и упал на мостовую. Женщина неуклюже застыла, виновато глядя на Дронова. У нее было бледное лицо и рыжие, вьющиеся волосы.

— Простите, где ателье мистера Нейла? Такой — лысоватый господин… он обычно на велосипеде… — Алексий стал помогать ей, яблоки из пакета раскатились по тротуару, и их пришлось собирать.

— Прямо и второй дом слева, где чугунная ограда. Спасибо. — Женщина, — тоже с интересом его разглядывала.

«Хм? Значит, мистер Нейл реально существует?» — Глядя на нее, Дронов невольно подумал, что настоящие англичанки не такие уж викторианские.

Приблизившись к указанному дому, он позвонил в массивную дверь, покрытую черным лаком. На золотой табличке изящной вязью было написано: «Мистер Нейл».

Никто не торопился к нему выходить. Откуда-то доносился запах свежей краски. Дронов посмотрел по сторонам и сам открыл дверь, набрав нужную комбинацию на панели справа. Левицкий уже должен был ждать.

Сразу на пороге Алексий почувствовал характерный запах пороха. Теперь надо действовать быстро и решительно. Вытащив пистолет, он мгновенно осмотрел прихожую, а затем просторную гостиную. Ничего, кроме…

Левицкий лежал на кухне — его убили выстрелом в голову, и крови почти не было. Окно с внутренней стороны дома оказалось разбито, осколки стекла рассыпались по полу. Дронов, не теряя ни минуты, сделал несколько снимков, затем приложил к телу корпускул и сбросил данные в Москву.

«Здесь еще грубее работают, чем, неожиданно быстрые балтийцы, вычислившие Дану, — подумал Алексий. — Англичане, если это они, талантливые мастера». Не будет ничего странного, если на улице его ждут. Впрочем, как только найдут тело — его лицо появится везде, — все фасады усеяны видеокамерами. Да и женщина с ребенком его хорошо запомнила — она поняла, что Дронов не лондонец и даже не англичанин. Слава Богу, он в маске, но почему она так пристально смотрела?..

Дронов вспомнил примету — паука в заброшенном доме и не сдержался — чертыхнулся. Понятливый Вольный сейчас не осудил бы его. Как же теперь найти Априна, если, как он выглядит, знал только Левицкий? Неужели у него с собой ничего не было? Впрочем, убийца мог все забрать.

Дронов решил несколько минут потратить на поиски. Сосредоточившись, он представил картину с самого начала: «Итак, сюда заходит Левицкий, он пришел специально на встречу со мной. Ждет, вдруг, слышит звук разбиваемого стекла, и, если у него были с собой какие-то документы, понимает, что необходимо их уничтожить или спрятать. На все — несколько секунд…»

Дронов внимательно огляделся, присел, посмотрел на пол — ничего. За занавесками, — пусто. Между книгами — ничего. Время! В любую минуту могла ворваться полиция.

Он бросил взгляд наверх, взял стул и заглянул в плафоны люстры. Там что-то было. Маленькая записка. Алексий просунул руку в пыльный плафон и, с трудом выудил оттуда скомканную бумажку.

«Паб «Корона», 20.00». — Наверное, в последний момент Левицкий нацарапал это, подбросил вверх и попал прямо в плафон. Теперь — прочь, и скорее.

Алексий немедленно направился в центр города — затеряться и попытаться обдумать убийство Левицкого.

Сегодня было какое-то политическое торжество, из окон всюду свешивались национальные флаги. Дронов решил пообедать рядом с Оксфорд-стрит, разведчик показал небольшую «забегаловку», где готовили дешевые китайские блюда, выдавая их за английскую кухню. Наверное, до Разделения здесь находился китайский ресторан.

Он усмехнулся, китайцы!? Их давно отселили и выслали, кого куда. Если бы новые владельцы посмели подавать блюда с китайскими названиями, то живо лишились бы лицензии, а скорее жизни — постарались бы местные нацисты.

«Пол» подробно информировал о каждой следующей улице. Весь центральный Лондон занимали сплошные магазины, где легко было затеряться, если тебя ищут. Дронов остановился возле ближайшей витрины, разведчик предупредил: за ним идет человек, — от автобусной остановки, — мужчина, средних лет, полноватый, коротко стриженный. Через минуту поступили данные: — Стивен Уайт, 38 лет, по специальности авто — слесарь, в настоящее время — безработный.

Алексий решил проверить и немного прогуляться вдоль людной Бонд-стрит, Мекки дизайнеров. Многие известные марки одежды были родом отсюда, но сегодня в России появиться в подобном запрещалось, у хозяина могли возникнуть неприятности прямо на улице.

Навстречу ему шла толпа бритоголовых юнцов с национальными флагами. Они громко распевали маршевую песню, выкрикивая что — то про великую Англию и солнце, которое светит для англичан ярче, чем для других. Авто — слесаря видно не было, но появился, похоже, кто-то из его коллег.

Следующая улица, — Риджент-стрит, когда-то считалась весьма респектабельной, и Дронов свернул на нее. Вот и ресторан — только вместо азиатов на входе торчал надменный мордатый британец.

Устало опустившись за столик, Алексий взял еду и, наскоро перекусив, отправился дальше. На уличном рекламном щите светилась надпись: «В Лондоне дорога каждая минута. На Оксфорд-стрит вы найдете все. Спасибо».

Дойдя до крупнейшего универмага Харродс, Дронов решил, оторваться от хвоста, который сменился уже три раза: сперва — студент из Кембриджа, затем декоратор из Челси, затем инструктор по фитнесу — быстро же он меняет маску!

В универмаге, где все светилось и сияло, было чрезвычайно людно. Дронов нырнул в лифт, низко опустив голову, поднялся на последний этаж и зашел в отделанный мрамором туалет. Он выбрал вторую кабинку.

Инструктор по фитнесу — парень в потертых джинсах и черных спортивных туфлях — зашел через несколько минут: — Дронов услышал скрип подошв по отполированному мрамору пола. Досчитав до трех, Алексий рванул дверцу кабинки — но ему не удалось застать противника врасплох. Тот, двигался, на полусогнутых ногах, слегка пригнувшись, а в вытянутой руке держал пистолет.

Первый удар пролетел мимо, инструктор успел нагнуться и ногой подсек Дронова, но, падая, тот пальцами руки нанес удар по глазам противника. Секундного замешательства парня хватило Дронову, чтобы успеть захватить его голову, и оба оказались на полу. Пистолет выпал у брыкающегося инструктора из руки и, вращаясь, заскользил по гладкому полу.

— Кто ты? — Дронов крепко держал парня, пытаясь дотянуться до пистолета.

— Алсатов-Полярник, успокойся. Меня и Савину-Юг, решили объединить с тобой в Лондоне. Тебе не сообщили?

— Меня никто не предупредил. — Алексий ослабил хватку.

— Мне поручили проверить, нет ли слежки. Ты исчез с улицы слишком быстро, и я забеспокоился.

— Где Савина?

— Ждет в квартире, мы сняли ее на несколько дней. Нам нужно уходить из магазина, если охрана засекла драку, то скоро будет здесь.

Выбежав на улицу, они сели в двухэтажный автобус. Дронов не был знаком ни с Алсатовым, ни с Савиной. Впрочем, решил он, если их отобрали на многоходовую, сложную операцию, значит, они достойны и надежны.

Савина-Юг оказалась симпатичной молодой женщиной с фигурой спортсменки — лыжницы или биатлонистки, как почему-то подумалось Дронову. Поздоровавшись, он устало плюхнулся на диван.

— Левицкий убит за несколько минут — как мне кажется — перед нашей встречей. Только он знал, где живет доктор и как выглядит, и нам самим придется искать выходы на Априна.

Алексий подробно рассказал, что произошло в доме мистера Нейла.

— Еще возле входа я почувствовал, как будто, запах краски — похоже на средство для сокрытия ДНК. Вот, я нашел только маленькую бумажку — не знаю, насколько полезной она окажется в поисках Априна, но мы обязаны использовать малейшую возможность.

Алсатов прочитал записку и передал Савиной.

— К сожалению, не сказано, когда запланирована встреча и с кем, только место и время — 20.00.

— Мы можем пойти и проверить. Возможно, даже организовать наблюдение. Попробую связаться с Данилиным. Москва должна чем-нибудь помочь. Они же подключили вас, как только узнали о смерти Левицкого.

В экстренном рапорте Дронов без эмоций написал, что произошло в доме мистера Нейла, и сделал запрос о дальнейших действиях.

— Будем ждать ответа. Поесть у вас найдется?

23. Априн. Корона. Вси Языцы Восплещите Руками

Ответ из Москвы пришел через час. Дронов удовлетворенно прочитал его и сообщил вслух новым коллегам:

— Мы идем на встречу в пивную «Корона». Вы охраняете снаружи, а я захожу внутрь. Попробую вычислить Априна среди посетителей, если, конечно, в записке говорится о встрече с доктором.

Савина встревожено посмотрела на Алсатова.

— Это рискованно, мы не сможем помочь вам в случае угрозы.

— Не забывайте, про три разведчика. Мой и ваши — Бог любит троицу! Снаружи они нас прикроют, а в тесной пивной, уверен, я и один справлюсь, если начнется стрельба.

Паб «Корона» находился в закоулках лондонского Сохо — квартала художников, поэтов, музыкантов и наркоманов, где всегда полно праздно шатающихся «денди», как их здесь называют.

«Пол» угнал очередной автомобиль, после чего все трое, пряча под одеждой разобранные автоматы, поехали к месту встречи — заранее, чтобы Савина и Алсатов успели занять выгодные позиции на крышах рядом с «Короной» и могли наблюдать за пабом.

Ровно в восемь Дронов решительно открыл двери и вошел в заведение, набитое народом так, что найти место за столиком было невозможно.

Публика шумела, веселилась, пила пиво и играла в «дартс». Это был типичный лондонский паб, в каких англичане привыкли проводить вечера с друзьями за кружкой эля. Вычислить среди бушующего людского моря нужного Дронову человека, казалось нелегко. Самое забавное, что он не знал, с кем ему предстоит встречаться. Окажется ли это сам Априн или человек от него? Возможно, записка была от любовницы Левицкого? Хотя последнее представлялось маловероятным — зачем избавляться от такой сомнительной «улики», пряча ее перед своей гибелью?

Дронов взял кружку пива и не спеша принялся ходить по пабу, будто искал свободное место, наблюдая между тем разношерстную, колоритную публику и прислушиваясь к громким разговорам.

Здесь обсуждались самые неожиданные вещи, от футбольных баталий до сплетен о последних похождениях отпрысков королевы — студентов университета.

Двое молодых парней делились впечатлениями — в весьма крепких восторженных выражениях — о поездке на границу с Шотландией, драке и мордобое, перечисляя и смакуя увечья, которые получили они и их такие же бесшабашные друзья.

Эти разговоры весьма походили на те, которые Дронов не раз слышал в подобных местах в центре Москвы. Его глаза продолжали искать, а голова — анализировать.

Внезапно, взгляд остановился на спине пожилого мужчины в сером старомодном плаще, явно выделяющегося обликом и возрастом на фоне остальной развязной публики. Рядом с ним вился обрюзгший субъект средних лет, очевидно рассчитывающий на порцию дармового виски.

Разведчик и коллеги Дронова сообщали, что вокруг паба пока тихо.

Алексий решил действовать. Для начала он всучил пьянице свои полстакана виски и попросил подержать. Субъект мгновенно переключил внимание на Дронова и, взяв виски, стал медленно перемещаться в сторону. Только этого и ждал Алексий, занявший место рядом со стариком в плаще.

Тот не сразу заметил нового соседа — он глядел на высокий бокал с темным английским элем. Дронов нарисовал на бумажке первое, что пришло ему в голову, — контуры Африки, и положил перед собой, чтобы мужчина увидел. Тот вздрогнул от неожиданности, их взгляды встретились.

— Борис не смог прийти и просил извиниться, господин Априн, начал разговор по — английски Алексий. Мужчина недоверчиво продолжал смотреть на него.

— Кто вы?

— Его заместитель. Разрешите представиться — меня зовут Майкл.

— Что ему нужно было от меня?

— Мы хотим предложить интересную поездку, не бесплатно.

— Внимательно слушаю.

— Мы поедем в Кадингир, и вы поможете найти лабораторию, в которой работали над производством искусственной нефти.

— Вы — сумасшедший? Почему вы или Борис думаете, что я соглашусь? Мне деньги уже не нужны — я слишком старый. Родных никого нет, и вам не удастся убедить меня даже угрозами. — В словах Априна сквозило какое-то запоздалое торжество.

— Мы считаем, что вы, господин Априн, настоящий патриот и всегда мечтали, чтобы секреты искусственной нефти когда-нибудь достались России — вашей родине.

— Это невозможно. Как вы планируете оказаться в Кадингире?

— Завтра в Антарктиду из лондонского порта отправляется очередной паром с продуктами и немногочисленными эмигрантами — он будет делать остановку в Кадингире.

Априн задумался на минуту и глотнул из своего бокала.

— Нет, то, о чем вы просите, невозможно. Нас растерзают, если мы только попробуем там появиться. Я помню эти последние месяцы, когда они почувствовали свою силу и начали… — Он помолчал. — Лаборатория находится в Кейптауне — это километров двести от Кадингира, и появись вы там… как белый человек!.. Вас и меня сразу схватят и убьют на самой многолюдной улице! — Априн замахал руками, едва не задевая кружку.

— Нечто подобное происходило во всех странах, после Разделения, а о внешности не беспокойтесь — нано — костюмы вполне скроют нашу белую кожу. В мои планы не входит коллективное самоубийство.

— Нет, Майкл, или, как вас там, это — полностью исключено, я никуда не поеду… лучше я расскажу, где находилась лаборатория.

— Но без вас мы не сможем проверить подлинность продукта и найти людей, которые над ним работали, — только вы, их знали лично! Они помогут проникнуть внутрь и получить доступ к документации.

Априн уставился в кружку, казалось, не слыша собеседника.

«Наверняка Левицкий что-то хотел предложить ему, чтобы заинтересовать, но не успел», — подумал Алексий.

Вдруг он услышал сигнал тревоги от разведчика. Алсатов не отвечал, Савина тоже — значит, — что-то случилось там, на крышах Сохо.

— Мне и вам надо уходить, быстро!

— Куда, зачем?

Дронов схватил кружку и плеснул пивом в лицо парню, рассказывавшему о кулачных победах над шотландцами.

— Этот, — Дронов ткнул в него пальцем, — бритый Гибрид, шотландец — нелегал. Мы с другом узнали его — он в убийстве англичанина обвинялся!

Дронов, устроив провокацию, бросился на ошалевшего парня и специально несильно, толкнул — тот немедленно кинулся на Алексия, но Дронова защитил и прикрыл, неизвестно откуда взявшийся, здоровый детина.

— Давно ждал момента поцеловать шотландца! — С этими словами он бросился на беднягу.

Через пару минут вокруг творился хаос. Дронов схватил профессора и потащил к задним дверям. Из помещения кухни навстречу бежали официанты и повара, привлеченные шумом, и один на бегу показал, где запасной выход.

Дронов успел приказать разведчику дать картинку — двое прятались за мусорными контейнерами, сторожа черный ход. Алексий запросил схему канализации — люк в двух метрах от двери. Он сунул, не успевшему удивиться работнику, бумажку в сто английских фунтов и попросил прикрыть их, на что тот радостно согласился. Выйдя во двор, англичанин отъехал на машине с рекламой паба, заслонив люк канализации, куда вползли Дронов и Априн.

«Интересно, что случилось наверху?» — Нехорошее предчувствие сжало горло Алексия.

Они долго бежали по сырым, пропахшим мочой и плесенью туннелям, пока Дронов не увидел очередную лестницу на поверхность.

— Подождите, сейчас выберемся.

Он по корпускулу проверил новое местоположение: наверху не было никого.

— Выходим! — дал команду Алексий.

Они вылезли из люка на заднем дворе маленькой гостиницы и, преодолев невысокую ограду, оказались на широкой улице. Автобусы еще ходили, и Алексий с Априным доехали до жилища Дронова.

— Вам, доктор, пока нельзя возвращаться домой.

— Это почему еще? Что, я так и буду скитаться с вами по вонючей канализации?

— Посмотрите сюда, на экран. — Дронов показал Априну запись, сделанную разведчиком.

Вначале он увидел на крыше дома окровавленного Алсатова, лежавшего на животе с широко раскинутыми руками и ногами, а затем на тротуаре, сброшенную сверху Савину. На крыше он разглядел еще два тела в одинаковой одежде — очевидно, их застрелили его коллеги.

— Видите? Это — мои напарники, они охраняли, пока мы сидели в этом… пабе!

Априн смущенно молчал. Алексий решил в спокойной обстановке посмотреть запись разведчиков и попытаться в ней разобраться, как можно скорее.

Веда осторожно открыла, как учил Алексий, после условного сигнала.

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Потом. Знакомься, мой новый друг — доктор Априн. Помоги, он немного повредил стопу.

Априн сильно ушиб ногу в закоулках подземного коллектора, и Веда решила перевязать его чистой тряпкой, найденной на кухне. Дронов, тем временем, принялся смотреть запись гибели напарников.

Полярник и Юг были уничтожены профессионалами, в этом не оставалось сомнения, да и, — Москва подтвердила. Противников было много, действовали они решительно и быстро, подозрительно быстро.

Он еще раз внимательно просмотрел запись. Савину расстреляли издалека, но вот с Алсатовым было иначе. Вначале его ранили, а потом к нему подошел человек и, достав пистолет, добил выстрелом в голову. Профессионально и четко. Камера птицы смогла сделать снимок убийцы, и Дронов ждал из Москвы результата.

Алексий понимал, что нужно быстрее выбираться из города, кто бы ни был причастен к гибели группы, а еще пришла пора решать, что делать с девушкой.

Посоветоваться было не с кем, и Дронов решил откровенно поговорить с ней, пока Априн отправился умыться.

— Веда, я немедленно отправляюсь дальше. Мы попали в неприятности — убиты мои друзья — и тебе, если останешься со мной, угрожает опасность. Надо придумать, где тебя можно оставить в безопасности, а на обратном пути я тебя заберу. — Дронов подумал, что такие же слова, совсем недавно говорил Дане.

— Куда ты едешь? Или это секрет?

— Секрет, но тебе — скажу. На юг Африки, в Кадингир.

— Алексий, умоляю, взять меня, здесь, если я выживу, меня в лучшем случае вышлют на родину, где … убьют.

Пока Алексий мучительно искал выход, доктор с мокрыми руками появился в комнате.

— Теперь, чистый человек к вашим услугам. Что вы, Веда, так печальны?

— Алексий уезжает и намерен меня оставить в Лондоне… и тогда… — Она не смогла договорить, из глаз полились слезы, и Веда бросилась на диван лицом вниз.

— Взгляните, доктор, на запись. Их застрелили из-за вашей нефти. — Дронов протянул Априну корпускул. — Если не поедете со мной, секрет нефти попадет в руки убийц. Подумайте и сделайте подарок родине, пусть и бывшей. Если в большом количестве появится искусственная нефть — катастрофа неизбежна. Мир перестанет покупать нашу, и государству останется существовать, дай Бог, год.

— Почему же за долгое время ваши правители так и не смогли построить нормальную экономику, хотя бы, как в Британии? — Априн опустился на диван рядом с Ведой. — Хотя и здесь, после Разделения…

Дронов не смог ответить на справедливую реплику, хотя не раз задавал подобные вопросы. Он смотрел на сидящих рядом на диване, и подумал, что это из-за него Веда и Априн рискуют сейчас жизнями и прячутся в тесной комнате.

— Веда, я беру тебя, если ты не передумала.

Девушка подняла с подушки заплаканное лицо и принялась усиленно вытирать слезы.

— Алексий, прости, я боюсь и не знаю, что делать дальше!

— А вы, доктор, решили?

— Если такая молодая девушка не боится следовать в Кадингир, то мне стыдно отказываться. Думаю, такой ответ порадует вас. Не люблю громкие слова, а вам, наверное, безразлична, да и не важна причина моего согласия, так зачем тратить время?

— Не сомневался в вас. Но вы ошибаетесь, господин Априн, мне не безразлично, почему вы согласились. Впрочем, не хотите посвящать — ваше право. Когда-нибудь потом побеседуем, и вы сами расскажете, что у вас на душе.

Дронов немедленно связался с Москвой: Гуманитарный паром с продуктами и Гибридами — переселенцами, направляющийся в Антарктиду, будет ждать их в порту. Паром должен будет сделать остановку в Кадингире, где им помогут сойти на берег.

О том, что делать с Ведой, Алексий решил подумать уже на борту.

24. Филарет. Москва

Президент был сегодня не в духе. Сейчас, в своем кабинете в Кремле, он размышлял о группе Городничего, который действовал по его, президента, тайному плану. Почему он так медленно выполняет свои обещания?

Мелкие диверсии — это было несерьезно, они предназначались для отвода глаз от истинной цели — введения в нужный момент чрезвычайного положения и отмены выборов: — президент хотел получить абсолютную власть. Только получив ее, можно было уничтожить сепаратистов и жалкую оппозицию и тем самым, — сохранить единство страны. Успеть собрать в кулак все, что еще можно, и начать, возрождение. Он сумеет объединить великой идеей народ в распадающемся государстве. Городничий, будучи пока в оппозиции, в нужный момент сыграет важную роль.

Президент перебирал возможных сильных соперников. На Северо-Западе — Воскресенский, — достойный сын своей матери Алевтины, когда-то преданной президенту, погряз в грязных наслаждениях и лицедействе. Его окружение спит и видит князя, сидящим на троне во главе новой России. Губернаторы в Сибири и на Дальнем Востоке давно пытаются отделиться и ждут только случая провозгласить независимость. В южных губерниях тоже цветет сепаратизм.

Президент тяжело вздохнул. Надо вызвать на вечер Аввакума. После бесед с ним президент всегда чувствовал уверенность и благоговение. В ближайшее время, он собирался назначить Аввакума личным духовником своей семьи.

В дверях приемной показался взволнованный Филарет.

— Что-то случилось? Вы очень взволнованы и бледны, дорогой Назарий Вениаминович. Только давайте кратко — у меня скоро заседание Совета.

— Левицкий убит, наш агент обнаружил его мертвым и сразу покинул дом, где была назначена встреча. Мы немедленно связались с английской секретной службой. Англичане — наши должники, когда им надо было отловить Гибридов — шотландцев, которых они не могли найти, мы вычислили их из космоса и сдали британским патрулям.

— Что агент? Его поймали?

— Нет, слава Богу. Спокойно ушел и ждет.

— Как же вы господина Априна будете искать без Бориса?

— Уже нашли. — Филарет не стал докладывать о гибели своих людей возле лондонского паба. — Сейчас с ним работают.

— Дай Бог, чтобы все получилось, уважаемый Назарий Вениаминович. Какие еще, «хорошие» новости?

— Китеж проснулся — оттуда идет смута. Бунтари подбивают народ отказаться от Разделения, и провести очередной референдум.

— Кто же безумцам позволит? Давно надо покончить со смутьянами!

— Мы занимаемся. Пытаемся найти центр заговорщиков здесь, в Москве.

— Плохо пытаетесь. Что еще?

— Интересная и неожиданная информация: — Гория, пока секретно, запросила нашей помощи.

— Вот! Я — давно ждал чего-то подобного! Все возвращается на круги своя! Давайте вынесем этот вопрос на заседание Совета. Подготовьтесь подробно, и обсудим в президиуме, но сперва их правительство должно прислать официальный запрос.

Президент подумал, что это будет сильный ход с его стороны — помочь народу, бывшему союзником России на протяжении веков. Сейчас широкий жест сыграл бы в его пользу. Надо тонко чувствовать людские настроения, и еще… он давно задумывался, не собирается ли Филарет начать перед выборами свою игру. Надо будет обсудить это с Аввакумом. Мудрый церковник наверняка найдет подходы к душе Филарета и выяснит его намерения.

25. Иона. В Океане. Агни Парфене

В порт они приехали глубокой ночью, бросив очередной автомобиль далеко от охраняемого въезда. У ворот Дронов рассмотрел субъекта, который должен был провести их на судно. Уолтер Рид, так его звали, — был лондонским полицейским высокого ранга. Алексий не знал, — работает англичанин на Москву или выполняет разовые поручения, и не догадывался, кто ему платит.

Рид привез два поддельных английских паспорта — на Алексия и Априна. Дронову оставалось решить, как провести на паром без документов Веду.

Они поздоровались, и, после обмена любезностями, Алексий приступил к делу.

— Я подобрал в Сохо девушку — бедняжка пряталась от полиции. По всей видимости, она Гибрид. Думаю, Англия не сильно опечалится, если она покинет страну вместе с нами, а не окажется в лагере. Поможете, мистер Рид?

— Почему вы сразу не заказали паспорт? — англичанин стал пристально и профессионально рассматривать Веду.

— Тогда не думал, что соберусь взять ее, и, честно признаться, не хотел, чтобы кто-то знал про… девушку.

— Как мужчина, понимаю. Сколько вы готовы заплатить, если я проведу ее на борт? Как прятать ее на судне — это будут — уже ваши проблемы. — Полицейский был не щепетилен.

— Вот. Надеюсь, достаточно? — Алексий протянул англичанину толстую пачку, так и не истраченных в Лондоне фунтов.

— Вполне. — Судя по выражению лица, Рид был доволен — он не ожидал такой щедрости за худую, измученную девушку — Гибрида. — Попробуем. Итак, вы идете за мной. Я показываю охране ваши бумаги, девушка — моя подчиненная. На пароме у вас две каюты. Судно поделено на несколько уровней. На нижних палубах — Гибриды, на средних — высланные преступники, верхние выделены для команды и немногочисленных эмигрантов. Ваши — наверху. Все палубы снабжены автоматической охраной. Еда подается вниз, к уголовникам и Гибридам, из кухни на лифтах. Порядок в своих зонах они поддерживают сами, поэтому, не все доплывают в целости. Борьба за выживание на нижних палубах начинается сразу после отплытия, а откроются эти уровни для выгрузки только в Антарктиде. Тамошние власти, если таковые существуют, будут сами разбираться, что делать с очередной партией нахлебников.

— Самая настоящая тюрьма! Сколько недель паром идет до Антарктиды?

— Почти три недели, из них, примерно неделя до Кадингира.

Закончив разговоры, они двинулись в порт. Пунктуальный англичанин действовал точно по плану: он успешно провел всю компанию через проходную с вооруженной охраной, и они увидели у пирса огромный, светящийся огнями, силуэт парома высотой с десятиэтажный дом. Он назывался «Иона».

«Хорошо бы путешествие в плавучей тюрьме прошло без инцидентов, тогда через неделю мы увидим Кадингир», — подумал Дронов и вслед за англичанином стал подниматься на борт.

Рид быстро уладил формальности у вахтенного офицера и попросил выделить для своих подопечных каюты с иллюминаторами.

— Алексий, смотри, там, внизу! — Веда легко толкнула в бок Дронова.

Внизу, под громкий собачий лай, разгружались бронированные фургоны с людьми, одетыми в одинаковую оранжевую одежду, — там были и мужчины, и женщины, и дети.

— Это Гибриды — пассажиры на нижние палубы, — услышав лай, невозмутимо прокомментировал Рид и брезгливо поморщился. — Чувствуете запах?

— Нет. Сколько их будет на пароме?

— Пятьсот, не больше, и столько же уголовников, но у тех желтые робы. В оранжевое и желтое легче попасть, когда стреляешь. — В голосе британского полицейского Дронов не уловил намека на иронию.

— А команда?

— С вами — около сотни человек. Не волнуйтесь: Гибриды и бандиты надежно заперты. На борту есть оружие на случай бунта… такое уже случалось пару лет назад.

— Интересно, чем закончилось?

— Паром пропал, только успел сообщить, что началась стрельба в трюмах. Затонул в океане, наверное. — Англичанин говорил спокойно, не стараясь никого запугать.

Алексий подумал, что уехавшие не понимают, что их ждет в Антарктиде. Он не знал подробностей мироустройства, но слышал, что колония пыталась наладить быт долгие годы, но не все выдерживали. Страны, из которых они выехали, не принимали эмигрантов обратно, считая предателями. Ледовая колония выживала, только за счет скудной помощи продуктами и топливом от развитых стран.

— Обещание, данное вашим друзьям, я выполнил. Брезгливый, мистер Рид не собирался задерживаться на пароме и принялся прощаться. — Вот — ключи от кают. — Он, отдал два ключа Дронову. — Формально вы, господа, служите на пароме метеорологами от Лондонского университета. И последнее: если вам дорога жизнь, не пытайтесь посещать нижние палубы.

Попрощавшись с британцем, они прошли по длинному пустому коридору с дверями справа и слева, ведущими в одинаковые каюты — в каждой располагалась двухъярусная кровать и душ. Каюта Априна находилась через стену от каюты Дронова и была ее зеркальной копией.

Алексий оставил Веду у себя и зашел к доктору. Тот лежал на кровати, скинув туфли.

— Боитесь оставить меня одного?

— Откровенно говоря, да. — Дронов окинул взглядом помещение и заглянул в душ.

— Там никого нет. Я посмотрел даже за унитазом.

— У вас хорошее настроение, господин Априн, но я хочу напомнить о недавней гибели моих коллег и убийстве Левицкого. За нами началась охота, поэтому соблюдайте осторожность. — Алексий заметил скепсис на лице Априна.

Доктор собрался было возразить, но он настолько устал, что вскоре, слушая нравоучения слишком молодого — на его взгляд Дронова, задремал. Он не услышал, как раздался длинный гудок, и «Иона» начал отчаливать от берега.

Прошло три дня. Однажды за ужином, рядом с Алексием оказался средних лет мужчина — эмигрант — ярко одетый, как было принято в среде модных художников или людей, близких к искусству.

— Разрешите представиться, Сэм Янг, бывший лондонский театральный режиссер. — Незнакомец дружелюбно покивал Дронову в знак приветствия. — Из какого вы города?

— Как и вы, из Лондона — меня зовут Алекс… Вуд, но, я не эмигрант, а служу на пароме метеорологом.

— У вас интересный акцент, не лондонский. На мой взгляд, вы счастливчик — мне скоро предстоит сойти на берег среди снега и айсбергов, а вы спокойно поплывете обратно в тихую Англию.

— Не такая уж она сейчас и тихая,… но вы ведь сами выбрали стезю эмигранта? Почему?

— Сам… — Мужчина горько усмехнулся. — Можно подумать, что нормальный здравомыслящий человек в моем возрасте согласится по своей воле бросить дом и кинется бежать куда-то, сломя голову… У меня не было другого выхода. Вокруг моей семьи сжалось кольцо — у нас есть служба, вы знаете, — «археологи национальности», и какие-то ублюдки оттуда преследовали нас. Они, якобы обнаружили, что мой отец — египтянин, однако, я никогда не слышал о предках из Египта. Для сына в школе начался ад — его дразнили Гибридом и избивали одноклассники. Потом случилась трагедия — жена и сын пропали, я искал их полгода, но безрезультатно, а в полиции мне намекнули, что будет лучше, если я покину Англию добровольно, не дожидаясь окончания расследования по родословной. Иначе, меня посадят в лагерь для Гибридов и принудительно отправят в Антарктиду, как этих несчастных в душегубках нижних уровней. — Англичанин, пальцем показал вниз, где содержались уголовники и Гибриды. — Потом я узнал, что жену и сына уже выслали, и принял решение найти их. Думаю, будущее у нас с обитателями нижних палуб одинаковое, но я, послушавшись совета, купил билет на паром, и последние недели провожу не на грязных, кишащих крысами нижних палубах, а как свободный цивилизованный человек. — На его лице снова появилась грустная ухмылка. — Вы раньше доходили до Антарктиды?

— Нет, я первый раз на пароме, а прежде ходил на другом судне, с «селедочниками». Алексий вспомнил «прощальные» слова датчан.

— Интересно, какие там деньги? Я продал лондонскую квартиру и взял с собой золото.

Дронов слышал от Вольного — в Антарктиде не было единого правительства, и человеческая колония управлялась из нескольких центров, между которыми то и дело вспыхивали конфликты при распределении топлива и продовольствия, приходившего, с «Большой земли». По какой-то злой иронии центры и там сложились по расовому признаку, делясь на белые, черные и цветные. Были в Антарктиде и особо зловещие места, где жили только уголовники.

Алексий не стал пугать англичанина слухами — сведения были не точны, и реальности никто не знал. Они распрощались, и Дронов, размышляя, пошел к себе. Как бы повел себя он, если б ему, подобно этому англичанину, через две недели предстояло оказаться на ледяных пустошах? Из других стран они выглядели как черные дыры, бесследно пожирающие продовольствие и людей.

Он вздохнул и взял корпускул.

На этот раз Алексия заинтересовала выдержка из беседы Полины с одним из нынешних лидеров идолопоклонников — Иемией Глуховиновым, которого ей удалось перехватить на выходе с очередного собрания единоверцев.

Полина : Почему вы считаете, господин Глуховинов, что именно ваша форма религии подходит для современной России и ее народа?

Глуховинов : После Великого Разделения для народа настала пора вернуться к корням. Нынешняя вера была навязана нашим предкам тысячу лет назад и — что мы видим? Россия остается страной — изгоем, не смотря на усилия князей, царей и нынешних властных сил. Не народ выбрал эту веру, которая не соответствовала его великому характеру, и народ видит — жизнь не становится лучше, как ни обещают правители. Мы считаем, что, пока он не сбросит это ярмо, не будет покоя и радости в сердцах.

Полина : Правда ли, что вас поддерживает Новый Вавилон, а неуловимые волхвы, на самом деле, эмиссары новой цивилизации?

Глуховинов : Ничего об этом не знаю.

Полина : Ходят слухи, что ваши сторонники практикуют средневековые пытки и казни, расправляясь с неугодными, и на своих тайных сборищах приносят человеческие жертвоприношения. Это так?

Глуховинов : Мы стараемся цивилизованными способами отстаивать свою свободу и свободу своей веры. Того, о чем вы говорите, не может быть. Слухи распускают наши враги, пытаясь очернить и увести от нас сторонников, число которых, между тем, с каждым днем становится, все больше.

Полина: Спасибо вам, уважаемый Иемия, за познавательную беседу.

Глуховинов: Вас, уважаемая Полина, мы ждем тоже.

26. Отмщение. Паром. Заступнице Усердная

Уже с первых дней на пароме Алексий выделил из окружающих мускулистого, высокого брюнета, по манерам и поведению похожего на офицера. За каждым завтраком, обедом и ужином он приударял за стройной рыжеволосой красоткой. Несколько раз Дронов ловил на себе взгляд этого человека и чувствовал, что его внимательно изучает профессионал.

К этому подозрительному типу, незаметно наблюдавшему не только за ним, но и за остальными пассажирами, он решил присмотреться.

Дронову удалось проследить незнакомца до уровня, где тот жил. К сожалению, там располагались каюты более низкого класса — без иллюминаторов, и «Пол», слишком большой, чтобы использовать его в коридорах, был здесь бесполезен.

Сегодня за завтраком Дронов с беспокойством обнаружил, что брюнет вплотную подбирается к Априну, похоже, пытаясь вычислить, кто это такой. «Рыжая», хоть и ловко играла свою роль, но, без сомнения, работала с ним в паре: пока она отвлекла Априна, случайно задев его и усердно извиняясь, ее напарник незаметно стащил у доктора вилку и положил в свой карман.

Брюнет, как заметил Дронов, интересовался и другими пассажирами. Он явно, кого-то искал и намеревался снять отпечатки пальцев или провести анализ ДНК.

Этого — нельзя было допустить. Дронов не стал ждать, пока он отправит добычу на анализ, и устремился к каюте брюнета на нижний уровень.

Аккуратно вскрыв ее, Алексий зашел внутрь и обыскал все. В ванной комнате увидел — анализатор ДНК, замаскированный в бритве. Ему приходилось встречать такие прежде.

Сомнения отпали: — парочка «влюбленных», скорее всего, была теми американцами, о которых предупреждал Данилин. Сейчас брюнет должен был вернуться, чтобы убедиться по отпечаткам пальцев на вилке, что на пароме действительно плывет Априн.

Вскоре Алексий услышал приближающиеся шаги и, как только человек вошел внутрь и закрыл дверь, оглушил его резким ударом, а затем придержал под руку, пока тот не уткнулся лицом в ковер. Оставалось только перевернуть его на спину и сковырнуть маску. Под ней открылось лицо, знакомое по записи «Пола», — это был человек, добивший в упор Алсатова.

Парень уже пришел в себя, осознано глядя на Дронова. В этот момент в дверь неожиданно постучали.

— Это я, открой. — В нежном голосе сквозило нетерпение.

Дронов ткнул пистолетом в бок парню и тихо приказал через дверь успокоить рыжую напарницу.

— Подожди в своей каюте, я делаю анализ, зайду с результатами, когда закончу!.. — Он в бессильной злобе сверлил глазами лицо врага, слушая удаляющиеся шаги. Дронов обыскал парня и помимо вилки достал у него из-за пояса небольшой пистолет.

— Кто ты и кого ищешь на пароме? — Алексий сунул вилку в карман, держа брюнета на прицеле.

— Я американец, ищу некоего доктора. Как только он будет обнаружен и опознан, я должен сообщить своим. За нами пришлют вертолет, чтобы немедленно забрать с этого… парома. — Он сглотнул и неожиданно выругался.

— Зачем вам доктор? — Дронов не спешил спрашивать американца про его миссию в Лондоне.

— Клянусь, не знаю. Мне платят за то, чтобы доставить его живым.

— Сколько твоих на судне?

— Только я и моя напарница.

— Предлагаю честный обмен — а в этих обстоятельствах тебе не выгодно торговаться: — я отдаю доктора, а ты помогаешь мне остаться в Кадингире и подкрепляешь сделку деньгами. Выйдем на палубу — здесь, на нижних ярусах, связь не работает. Там ты свяжешься со своими, и вы обсудите мое предложение.

Брюнет с радостью согласился и под дулом пистолета послушно отправился на верхнюю палубу. Он не почувствовал в словах Дронова подвоха или надеялся воспользоваться ситуацией и одолеть Алексия.

Дронов, едва оказавшись на воздухе, сразу потащил американца в тихий уголок, где почти никогда не появлялись члены экипажа. Наверху было холодно — леденящий океанский ветер, завывая, гулял по судну. Подойдя к борту, Алексий неожиданно схватил пошатнувшегося от качки ничего не подозревающего американца за пояс и, собрав все силы, быстро перевалил за борт. Парень громко закричал от ужаса, но звук сразу потонул в шуме ветра и волн.

Дронов помолился, чтобы Алсатов и Савина вспомнили о нем, когда встретят тень своего убийцы.

27. Охота. Москва

Данилин, уже в который раз, пристально рассматривал на экране несколько снимков Пантелеймона Городничего, которого по — настоящему звали Яковом Глюком.

Неуловимая на протяжении многих лет банда Городничего, начав с обыкновенного разбоя и грабежей, в последнее время пыталась подвести под свои преступления непонятную политическую основу.

Один раз он встречался с этим странным человеком еще до Разделения, когда Городничий возглавлял экспедицию на Урал, искавшую так называемую страну Дивную.

Так получилось, что в состав экспедиции студентом, ищущим приключений, попал и юный Саша Данилин. Он прекрасно запомнил молодого начальника — яркого и уверенного в себе брюнета. С того времени прошло много лет. Человек на снимках был настолько разнолик, что утверждать, будто это одно лицо, невозможно.

В том, что он отличался изощренным умом, Данилин не сомневался. В интернате сохранилась характеристика, данная Якову одним из преподавателей: «Талантливый бандит».

Способный юноша — авантюрист, имеющий склонность к языкам, не мог проскользнуть мимо спецслужб, которые его завербовали сразу после окончания школы, когда Глюка арестовали за драку. Его направили учиться в спецшколу, и после ее окончания он успешно принимал участие в различных акциях за границей.

Затем, неожиданно вышел из-под контроля и примкнул к экстремистам перед Разделением. Глюк прославился тем, что лично застрелил китайского посла, которого они приговорили к смерти. Экстремисты рассчитывали, что после этой акции Китай начнет военные действия против России, группе Городничего удастся захватить власть и отменить Великое Разделение.

Яков подкупил работника посольства, сделал пропуск и, пробравшись внутрь, застрелил посла. На Глюка объявили охоту, но он выжил.

После Разделения Глюк надолго пропал и, вот, почти через двадцать лет появился снова, сея смерть и разрушение. Теперь Глюк-Городничий со своей группой, численность которой никому не была известна, выступал на стороне антипрезидентских сил устраивая, взрывы и грабежи по всей стране, оставаясь таким же неуловимым для преследователей, как и раньше.

Данилин пытался обнаружить логику в его действиях, но пока не мог понять, чего хочет добиться Глюк и чью сторону он держит, не выдвигая никаких политических или экономических требований.

От размышлений его оторвал секретарь, появившийся в кабинете тихо и бесшумно.

— Господин Данилин, какая-то вооруженная группа, похоже, Городничего, неожиданно выдала себя и засела на окраине города. По, другой информации, это Гибриды с Кавказа — их несколько человек. Пробрались в город совершить очередную атаку, хотя с ними перемирие. Два года прошло с последних столкновений, и вот — целая банда. Мне казалось, мы уже давно очистили Москву от них. Что им не сидится в своих землянках? — Секретарь, хмыкнул себе под нос.

— Подумай, Аполинарий. Чем больше мы их «изолируем», тем меньше их останется. — Данилин громко прищелкнул пальцами и выразительно посмотрел на секретаря, затем вынул из сейфа пистолет и сунул за ремень со спины.

Вообще-то пистолетом он не пользовался ни разу, слава Богу, — на линии огня Данилину не по должности прыгать. Его принцип был давно и хорошо известен: «твой меч, а моя голова», но, узнав, что в засаду попала группа Городничего, он захотел лично увидеть Глюка — живого или мертвого.

— У нас есть еще пара минут, что там, с заставой, выяснили?

Аполинарий с удовольствием принялся описывать любопытный случай, глубоко впечатливший его.

— В местный военкомат пришла удрученная мать одного из обычных призывников и спросила, куда заслали ее единственного сына. Платят парню большие деньги, и он их домой присылает. В начале разговора над ней посмеялись, потом спросили: сколько? Она, в ответ, поставила на стол коробку и вывалила содержимое. — Секретарь сделал паузу.

— Ну, рассказывай уже. Золото?

— Вы почти угадали! Коробка была полна денег, самыми крупными купюрами! Начали разбираться — оказалось, что застава, начиная от бессменного командира, и заканчивая последним рядовым, незаконно пропускала через границу наркотики с Кавказа. Все получали свою долю, и, если какой-то вшивый рядовой домой деньги коробками посылал, то сколько, интересно, загребал командир чудо — заставы, прозванной, почему-то — Титикака?

— Озеро так называлось, на котором золотая столица ацтеков была. По твоему голосу, можно подумать, что ты бы послужил на месте того бойца, а еще лучше командира. А, Аполинарий?

— Не дай Бог! Закончилось печально — офицеров расстреляли, рядовых посадили. Этого парня задушили в камере, командир убежал к своим «друзьям» на Кавказ. Его судьба пока неизвестна…

— Не все предатели, как на этой несчастной заставе. Полно честных и порядочных командиров. И вообще, нищие Гибриды их развратили!

— Конечно, не все… — В голосе секретаря не слышалось уверенности. — А… кто кого развратил, мы ли их, или они нас, — еще не изве-е-стно. Если бы не белые люди, то жили бы они спокойно в горах и не узнали греховных соблазнов нашей цивилизации.

— Поехали, «белый человек». — Данилин уже думал о другом.

Сейчас им предстояло увлекательное занятие — охота на загнанного в угол, хитрого врага в закоулках мегаполиса.

Услужливый Аполинарий побежал впереди, открывая двери. На улице стояли военные грузовые машины с маячками на крышах, и человек в черной форме руководил погрузкой своей группы, вооруженной автоматами. Данилина ждал личный бронированный лимузин с затемненными стеклами, за руль сел Аполинарий. Включив сирены, кавалькада двинулась на запад столицы, расталкивая на обочины мирных водителей.

Прохожие давно привыкли к таким кортежам: в городе редкий день обходился без того, чтобы на улицах не стреляли, кого-то не ловили и что-то не взрывалось. Это стало привычкой, и усталые лица не отражали ничего, кроме раздражения.

Квартал в спальном районе, где видели бандитов, был уже оцеплен солдатами, рядом толпились гражданские зеваки. В сторону Данилина, поторапливаясь и смешно семеня ногами, спешил с докладом низкорослый, с красным, опухшим лицом, капитан.

— Вижу, у вас все подготовлено?

— Обнаружены не Гибриды, а группа Городничего. Наш осведомитель — подтвердил. Они засели в жилом доме на пятом этаже.

Капитан показал рукой в сторону дальней высотки, и Данилину показалось, что он почувствовал запах перегара.

— Мне уже сообщили — хорошая новость. Вы жителей эвакуировали?

— Да, прочесали квартиры — везде пусто. Разрешите начинать? — Данилин почувствовал, что капитану не терпится отдать команду на штурм.

— Давайте, капитан, действуйте!

Коротко козырнув, тот стремительно побежал обратно, в сторону оцепления и грузовиков спецназа. Вскоре раздались звуки выстрелов. Данилину и Аполинарию оставалось только нетерпеливо ждать, плотно закрыв двери лимузина.

Задумавшись, он не сразу услышал постукивание по стеклу. Это был капитан. Звуки выстрелов стихли. Действие продолжалось минут пятнадцать, не больше.

«Четко работает, а по роже не скажешь», — подумал Данилин.

— Все, мы закончили. Вы пойдете?

Аполинарий открыл ему дверь. Данилин вышел из машины и вместе с капитаном направился в сторону дома. Возле обшарпанного подъезда он увидел бойцов, многие уже сняли маски, некоторые курили — они считали операцию законченной. Данилин, Аполинарий и капитан поднялись на пятый этаж по облупленной, немытой лестнице. Дверь была выбита взрывом, и всюду еще висела пыль, пахло порохом.

В квартире Данилин увидел окровавленных мертвых людей, лежащих в разных позах на засыпанном штукатуркой полу. Он наклонился, внимательно рассматривая лица мертвецов. Одного из них он видел сегодня на снимках — это был Городничий. Данилин знаком подозвал двух бойцов, еще стоявших в комнате, и приказал им:

— Положите его на диван.

Бойцы небрежно подхватили обмякшее, безжизненное тело и молча выполнили приказание.

— Эй, поаккуратнее!.. Аполинарий, у тебя нож есть?

— Нет, не ношу, — ответил растерявший недавнюю веселость, секретарь.

Один из бойцов вытащил из ножен на поясе тяжелый тесак и протянул Данилину. Тот присел возле тела, приложил лезвие ножа к шее покойного, а затем резко провернул его. На пол бесшумно упала маска.

— Это не Городничий, господин Данилин?!

— Думаю — нет! Все, Арполинарий, поехали. Неизвестный информатор почти не обманул. Вы, капитан, подготовьте подробный отчет и постарайтесь через час все закончить.

28. Порт. Африка. Милосердие, Двери Отверзи Нам

Утром с палубы открылась панорама Кейптауна. Члены экипажа, не занятые работой, высыпали наверх и бурно обсуждали проплывающий мимо пейзаж. Большинство видело эти места впервые.

Алексий прочитал, что голландцы высадились на мысе в семнадцатом веке и основали в месте схождения океанов перевалочную базу на восток. Маленький форт превратился в мегаполис, где до Великого Разделения проживало пять миллионов человек со всего света. До строительства Кадингира многие считали Кейптаун жемчужиной африканских городов.

После отмены апартеида африканцы почти вытеснили своих недавних хозяев, а вскоре после Разделения последние белые навсегда покинули не только Кейптаун, но и всю страну.

Этих новых, несчастных переселенцев приняли их прародины. Уехали и немногочисленные русские, такие, как Априн.

Алексий собирался при удобном случае спросить доктора: в чем причина, что он не смог тогда прижиться в России? Почему он был вынужден, выдавая себя за потомственного англичанина и пользуясь неразберихой с документами, переселиться в Великобританию?

Априн тоже вспоминал о своем давнем бегстве, глядя теперь с борта парома на залитый солнцем город, — он тогда считал, что никогда не вернется обратно в Африку. С горечью доктор отметил, что портовые краны совсем заржавели, в бухте, когда-то полной океанских судов, было пусто, а небоскребы, построенные десятилетия назад, заметно обветшали.

Веда просто стояла и молча смотрела на город вдали, не обращая внимания на многочисленных дельфинов перед паромом. Она не могла представить, когда улетала с Афанасием, что так скоро вернется.

Дронов заметил на палубе и печальную «рыжую», которая делала вид, что любуется, а на самом деле озабоченно разглядывала лица окружающих.

Паром, оставив слева по борту бухту Кейптауна, взял курс на Кадингир, и к вечеру они были у цели.

Если Кейптаун имел пугающе — заброшенный вид, то незабываемое зрелище объятого светом, блистающего Кадингира, плавно приближающегося к парому, вызвало на борту удивленные и восторженные возгласы. Люди устремились на палубы, чтобы увидеть новое чудо света.

Огромный порт был полон океанских кораблей. Слева стояли контейнеровозы, справа расположились причалы с белоснежными яхтами и быстроходными катерами. Бесчисленные небоскребы казались будто покрытыми меховыми зелеными шапками — знаменитыми висячими садами.

Толпа притихла, наслаждаясь необыкновенным видом и мечтая ступить на твердую землю после недели в бурном океане. Однако такая возможность ожидала не всех — попасть в Кадингир можно было только по специальным разрешениям городских властей.

Еще утром Дронов получил известие, что документы на них готовы. Сложнее было с Ведой. К счастью, паром простоит на рейде сутки, и Алексий надеялся, что придумает, как провести ее на берег.

Дронов и Априн, оставив девушку в каюте, спустились по трапу на катер, доставивший немногочисленных пассажиров к пирсу. «Рыжей» среди них не было.

— Вот она — африканская земля. Спасибо, Господи! — Алексий с удовольствием сделал первые шаги по твердой поверхности после зыбкой палубы парома и незаметно перекрестился, тщетно высматривая в сумерках на берегу башенку церкви.

— Не такая и африканская. Здесь, слышал, все принадлежит Вавилону?

— Да, они купили землю, но восхитительные сады, наверху, этого стоили!

Следуя указателям на английском, они направились в сторону здания порта, где находилась служба контроля. За стойкой сидел темнокожий африканец в белоснежной рубашке с галстуком, из-за которой казался еще более черным. Путешественники назвали имена, и через несколько минут служащий приветливо показал, что они могут проходить.

Дронов заранее продумал выход из порта. После трагических событий в Лондоне и на пароме, он понимал: у них за спиной идет игра, и необходимо быть предельно осторожными, если они хотят выжить.

— Нам с вами, доктор, нужно зайти в уборную!

— Нам? А если я не хочу?..

— Не спорьте, дорог а каждая секунда! Нас должны встречать, но я предпочитаю не рисковать своей жизнью и вашей тоже. Попробуем сами, без посторонней помощи выйти отсюда.

В туалетной комнате он прикрепил себе и Априну новые маски.

В небе растекались фиолетовые южные сумерки. Алексий подождал, пока к главному выходу направится группа уборщиков, и попробовал с ними смешаться. Это удалось, и они оказались на улице. Затем незаметно прошмыгнули к стоянке такси.

— Садитесь же, доктор! Не изображайте из себя подвижную мишень. Трогайте, мистер!

Шофер рванул в темноту.

В заднее зеркало Дронов мельком увидел, как сразу два автомобиля одновременно бросились за ними. Флегматичный чернокожий ничего не замечал, единственным способом оторваться от погони было, пересесть вместо таксиста за руль.

— Что-то случилось с колесом! — Алексий, придав голосу взволнованность, воскликнул первое, что пришло в голову.

Он едва дождался, пока африканец выйдет, бросился на его место и нажал на газ, стараясь не зацепить медлительного шофера. Автомобиль стал стремительно набирать скорость. Осложняло маневры непривычное для Алексия левостороннее, как в Англии, движение.

Дронов вызвал разведчика, и умная птица мгновенно сбросила два плана спасения. Первый — остановиться возле многоэтажного магазина через сотню метров и попробовать скрыться через него. Второй план заключался в том, чтобы за ближайшим поворотом — если удастся уйти от преследователей, пересесть в другую машину, стоящую на обочине. «Пол» завел ее и открыл двери.

Доктор не мог прийти в себя от быстрой смены событий — машина снова резко затормозила, и Алексий, молча схватив старика, бросился в темноту.

— Живее, доктор! — только успел он крикнуть на ходу и, впихнув Априна на заднее сидение, сел за руль и нажал на газ. — Ложитесь вниз! — Он медленно поехал навстречу преследователям, которые уже тормозили возле брошенного такси.

Еще дважды они меняли автомобили, а затем пешком направились в центр города. Он был заполнен пестрыми, непривычно одетыми людьми и машинами лучших марок со всех концов света. По узким тротуарам под небоскребами приходилось протискиваться с трудом, но беглецам это играло на руку — легче было затеряться в бескрайней толпе.

— Кадингир мне напоминает Гонконг — прекрасный был город. Я летал туда часто, еще до Разделения, — в нем царила похожая уютная теснота. Может, вы уже предложите ночлег? Я очень устал. — Доктор едва тащил ноги и все время ворчал. Где, обещанные встречающие? Удивлен, что обошлось без стрельбы…

— Я свяжусь с ними завтра.

Дронов выбрал самую большую гостиницу, где всегда останавливались люди, которым удалось получить разрешение посетить Кадингир. Все остальные, кому не повезло в жизни, могли надеяться увидеть его только из трюма парома. Впрочем, там не было иллюминаторов.

В отделанном мрамором холле царила приятная прохлада. Широко улыбающийся служащий, очевидно, китаец, взглянув на бумаги, любезно предоставил номер. Просторный скоростной лифт мгновенно поднял доктора и Дронова наверх.

В роскошном двухкомнатном номере на пятидесятом этаже можно было перевести дух, и они сразу бросились на кровати.

Доктор через некоторое время, кряхтя, открыл маленький холодильник и нашел там, среди прочего, бутылку джина.

— С вашего позволения, смочу горло… — Посмотрите — настоящий, индийский! Когда я работал здесь, регулярно пил его для профилактики от малярии. Вы будете, Алексий?

— Что, лекарств не было? Спасибо, доктор, не пью спиртное.

Профессор виновато посмотрел на Дронова:

— Похвально, — и жадно хлебнул неразбавленного джина.

Алексий понимал, что долго оставаться в гостинице опасно — надо выбрать более укромный угол. Хорошо было бы найти привычные заброшенные кварталы, но разве такие есть в городе, набитом людьми и золотом?

29. Долина Церквей. Урал

Данилин на публику, показывал себя глубоко верующим, и потому, следуя вновь заведенной традиции, приобрел недавно участок в Святой Долине Церквей на Урале. Он строил там свой Храм с усыпальницей, как многие другие, относящие себя к высшему классу. К дорогому проекту он привлек питерского архитектора Орлова, известного по возрождению святынь и проектированию Нового Китежа. Земля в Долине была дорогой, Данилину стоило немалых усилий собрать нужную сумму, но его вдохновляли слова одного из святых, который призывал хоронить грешников на территории церкви или монастыря, тогда похороненный будет помилован, невзирая на грехи.

Новое дворянство России стало стремительно скупать земли в долине возле Уральских гор после того, как в этих местах произошло чудо, и Патриарх объявил эту землю святой.

Лет десять назад, в пустынной горной долине на Урале, отпетый уголовник по кличке Хапуга приказал похоронить себя после смерти и построить храм вместо маленькой деревянной церковки, которую возвел несколько веков назад местный старец Иннокентий. Грехи опустошили душу Хапуги — старшие дети стали наркоманами, молодая гулящая жена спилась. Но через несколько лет после погребения авторитетного бандита произошло чудо — сыновья вылечились, а один принял сан и нынче служит в Долине. Жена оставила презренные занятия — распутство и пьянство — и основала в небольшом уральском городке детский дом. Захиревший было завод, переданный младшему брату, возродился и обеспечивал округу работой.

После этих событий, местные богатые люди потянулись в долину и стали возводить там свои усыпальницы, а чудеса между тем продолжались. Например, земля с могилы старца Пантелеймона, умершего много лет назад и похороненного в Долине, имела чудодейственные исцеляющие свойства. Дивное место посетил Патриарх, освятил его и дал добро на строительство. Так появилась Долина Церквей.

Река, стекающая со склонов Уральских гор, образует в этом месте многокилометровую долину с высокими склонами. Заполненная густой растительностью, она отличается от других участков гор; с южной стороны, где климат мягче, растут деревья — исполины.

Прилетев из Москвы на небольшой аэродром, специально созданный для нужд Долины, Данилин сразу поехал на свой участок, где Орлов должен был ждать важного заказчика. Строили в Долине исключительно бесплатной силой Гибридов, под охраной пригоняемых из лагерей. По этому поводу Дума приняла специальное постановление.

С высокого насыпного шоссе открывался благодатный вид. С двух сторон Долину окружали высокие плоскогорья. Много веков назад здесь протекала река. Передняя часть, сразу за горной дорогой, была заполнена новыми, разнообразными по архитектуре церквями и часовнями. Чуть дальше, в глубине, стройка продолжалась. Именно там находился участок Данилина.

Архитектор Орлов предложил Данилину необычный архитектурный проект. Сооружение было почти готово, и они собирались обсудить детали внутренней отделки.

На узком проходе в Долину машину остановил вооруженный патруль, проверить документы. Вокруг было неспокойно — обилие богатых людей со всей страны, строивших здесь усыпальницы, привлекало бандитов.

Дорога тянулась между рядами чугунных оград, а высота строений соответствовала материальному положению владельцев. На дороге Данилину часто попадались монахи и монашки: одновременно со строительством частных церквей в Долине и окружающих горах возводились монастыри.

Прилетевший специально Орлов ждал, выставив вперед бороду и греясь на солнце. Данилин с удовлетворением отметил, что рабочие уже устанавливали в его храме резные деревянные двери, а на высокой золотой маковке сияло сусальное золото.

Архитектор предложил Данилину пройти в строительный вагончик, где располагался временный кабинет.

— Как вам понравился ваш храм, господин Данилин?

— Чудесно! То, что вы сотворили, Маркела Нилович, меня потрясло. Считаю его одним из красивейших — вы знаете, мне больше нравится классика, чем новомодность.

Орлов удовлетворенно закивал:

— Мне приятно слышать похвалы тонкого ценителя.

— Не скромничайте. Все знают ваш уровень и чутье. Что нового вы хотели показать мне?

Заказчик и исполнитель еще долго обсуждали детали планировки и росписи, не заметив, как в горах наступили сумерки.

Данилин решил улететь рано утром, понимая, что возвращаться в Москву ночью бессмысленно и опасно — какой-нибудь бандит (а, их «паслось» достаточно вокруг Долины), может напасть по дороге к аэродрому.

Он пригласил Орлова отужинать в один из многочисленных гостиных дворов у въезда в Долину. Архитектор принял приглашение, и они поехали отметить удачное строительство.

— Хотел узнать, господин Орлов, вы принимали участие в проектировании Китежа? — спросил Данилин, когда они расположились за столиком в подворье, где ужинали такие же заказчики и подрядчики.

— На начальном этапе проектировал один из районов и завод. Все было чудесно, строительство шло быстрыми темпами, пока в один прекрасный день всех не уволили… почти десять лет прошло. Никто не знает, почему так случилось. Помню этот день в Китеже — утром, когда я пришел в кабинет, секретарь сообщила: мы должны за один день покинуть пределы города. Он, кстати, недалеко отсюда, в этих же горах. Потом ходили разные слухи — что поменялась власть, что управление строительством захватила новая секта или ревнители веры. Вы, наверное, знаете лучше. Впоследствии мы узнали, что город закрыли, обнесли заборами и охраной. Что там — никому не известно. В Москве я слышал версию, что город превращается в противовес Новому Вавилону. — Орлов пожал плечами, глядя на Данилина.

— Надеюсь, вам еще представится возможность там побывать. — Данилин разлил по бокалам охлажденный сок — в святом месте спиртное было под запретом.

— Мечтаю об этом!

Утром, Данилин вылетел в Москву.

30. Людвиг. Кадингир. Да Молчит Всякая Плоть

Встреча с Людвигом, агентом Данилина в Кадингире уже почти пять лет, намечалась у Алексия утром недалеко от отеля, на подземной стоянке. Дронов ждал с нетерпением и наконец увидел, как неприметный автомобиль плавно проезжает вдоль припаркованных машин. По снимку, переданному накануне «Полом», он узнал в водителе Людвига.

— Как добрались, Алексий? — Агент оказался полноватым мужчиной средних лет.

— С приключениями. В порту нас ждали сюрпризы.

— Извините. Мне запретили встречать. Москва разбирается, но уверен — это не местные ищейки.

Дронов пожал плечами и усмехнулся.

— Мне сказали, что вы предоставите опытного проводника.

— Мне удалось его подготовить. Как скоро он понадобится?

— Как только мы выясним местонахождение лаборатории. Доктор попросил несколько дней, возможно, в Кадингире живут его старые знакомые — он пытается через местную Сеть восстановить связи.

— Хорошо, будете готовы — дайте знать. Кадингир — безопасен, здесь редко происходят преступления — люди дорожат возможностью жить в лучшем городе мира, не хотят, чтобы их выслали, ведь единственной страной, которая согласиться их принять в таком случае, будет — Антарктида. — Людвиг ухмыльнулся. — Но, сильные страны держат здесь агентов. Цель у всех одна — проникнуть в Вавилон. С тех пор, как он наглухо закрылся, что там — кроме слухов, никто не знает, а Кадингир под их контролем, — будьте осторожны. Если они заподозрят, что вы угрожаете им, вы будете уничтожены. Их наблюдатели скрываются под самыми разными масками.

— Как вавилонцам удается, так гладко руководить городом со своего острова?

— Загадка. Никто из них здесь не появлялся, а Кадингиром управляет администрация, по указаниям из Вавилона. Мы пытались найти доступ и подключиться к их Сети, но пока тщетно…

— У меня еще просьба, необычная. Там, на пароме, я познакомился с девушкой, понимаете?..

— Пока нет.

— Хочу попросить устроить ей нужные документы, чтобы она могла остаться в Кадингире. Она — несчастный Гибрид, бежавший из своей страны.

— Мне надо запросить разрешение у Москвы, чтобы…

— Прошу, не надо — считайте это моей личной просьбой. Паром завтра вечером отплывает в Антарктиду, мы должны успеть.

Людвиг, вздохнув, с новым интересом взглянул на Дронова.

— Ну что же, сделаю такие бумаги, как только расстанемся, но тогда у меня тоже просьба — приезжайте сегодня вечером ко мне. У меня будет к вам одно дело.

— Хм… звучит интригующе… Договорились. Где я смогу получить документы?

— Я просто сообщу в порт, ей выпишут пропуск. У меня есть несколько лимитов на экстренные случаи, я ведь представитель нашей нефтегазовой компании, и иногда мне приходится принимать сотрудников… Думаю, она уже сегодня сможет выйти в город.

— Только, прошу — не разглашать и…

— Не беспокойтесь, Алексий… — Людвиг хитро и понимающе посмотрел на собеседника.

Они распрощались, Дронов покинул подземную стоянку и осторожно вернулся в гостиницу. Когда он вошел в номер, Априн лежал на кровати с очередной порцией джина в руках. При виде Алексия он суетливо отставил бокал.

— Лаборатория, которую вы ищете, все еще в Кейптауне. С помощью корпускула я поискал старых знакомых и, к счастью, нашел одного — он живет в Кадингире. Работает в какой-то компании, можем с ним встретиться.

— Кем он был?

— Обыкновенным лаборантом. По законам, мы обязаны были иметь в штате определенный процент работников из местных, не белых.

— Интересные, но глупые правила, не так ли?

— Власти пытались поднять образовательный уровень коренного населения, и мы их нанимали, конечно, под тщательным присмотром. Этот Луи — был простой парень без образования, потом выучился.

— Нам надо аккуратно побеседовать, без шума, который может дойти до Кейптауна или Вавилона. Вы мне его покажете, а я попробую…

— Надеюсь, для него знакомство с вами не закончится так же плачевно, как для Левицкого?

— Вы до сих пор думаете, что я имею отношение к его гибели?

— Не знаю, но по тому, как вы лихо действуете… Вначале Борис, потом Луи, потом я… — Априн решительно взял джин и, сделав большой глоток, закашлялся. — Простите.

— Вы, выпили слишком много! Левицкий был нужен живой — он единственный знал, где вы. Как такое могло…

— Хотите сказать — невозможно? Я — хранитель секретов. Вы получите приз, а старика, лучше будет убрать, чтобы не болтал во вред вашей стране, а?

— Нашей, доктор! — Дронов задумался, что Априн прав — он будет ненадежным носителем знаний. — Пофилософствуем, если позволите, когда мы…

— Вправите мне мозги, ваши коллеги умеют — наследники Ивана Грозного! Я слышал, что сейчас опять смутьянов на кол сажают?..

Доктор так и заснул с пустым бокалом в руке.

31. Князь Андрей. Духовная Гора

Афанасий приехал на занятия с князем Андреем, который уже разминался с тренером на корте, отбивая серию желтых теннисных мячиков.

В конце тренировки молодые теннисисты обычно играли контрольный матч, и спортивный Афанасий часто оказывался более удачливым, чем честолюбивый наследник Романовых. Но сегодня Афанасий решил проиграть. Он подумал, так будет легче выполнить поручение Аввакума.

После окончания игры и своего поражения, он подошел поздравить довольного князя и передать ему просьбу старца.

— Андрей Николаевич, с вами просил аудиенции мой наставник — известный человек и знакомый отца. Я ему многим обязан и хотел просить вас уделить время для беседы. — Афанасий пытался быть убедительным.

— Как имя твоего знакомого?

Афанасий слегка запнулся и затем произнес:

— Его зовут — Владыка Аввакум.

Андрей удивленно поднял брови.

— Я весьма удивлен! Что может связывать тебя с такой подозрительной личностью? Происхождение его мелкое и не совсем ясное. Кто-то говорил, что он — сирота, вырос в детском доме. А что было потом, что он делал — никому не известно. Сейчас он изображает великого прорицателя и непримиримого борца за чистоту истинной веры. Слышал, рвется в личные духовники к президенту, а, может, даже метит в патриархи… Чего церковнику надо от меня?

— Не знаю, он просил о встрече и стремлении донести пожелания, которых вы ждете. Так он сказал. Аввакум — чистой души человек, радеющий за общее благо. Я был бы вам очень благодарен, Андрей Николаевич. — Афанасий с надеждой ждал решения.

Князь Андрей, тем временем, задумался. С ним искали знакомства разные люди. Многие пытались хлопотать за своих жен, мужей, детей, желали денег, связей, женщины делали ему недвусмысленные предложения, и князь проникся уважением к молодому Афанасию, что тот ни разу не обращался ни с чем подобным. Ему было немного жаль честного парня из-за африканского скандала с этими снимками, сделанными подругой Афанасия — Андрей попытался вспомнить, как ее звали, но не смог. Не вычеркивать Афанасия из списка друзей князя просили многие известные особы. Но что нужно от него иезуиту, звезда которого на московском небе разгоралась все ярче? Из простого диакона он возвысился до Владыки, приблизившись к Патриарху, которого Романовы уважали, и который всегда относился благосклонно к наследнику династии.

— Ну что же, звучит интригующе. Хорошо, Афанасий. Передай Аввакуму, что я согласен встретиться, но с условием — хочу, чтобы ты присутствовал. Если он согласен, приезжайте завтра к одиннадцати в мою резиденцию на Духовной горе. Ты же был там? — Князь Андрей обратил внимание, как искренне обрадовался Афанасий.

— Спасибо, Андрей Николаевич. Обязательно передам Владыке и думаю, он будет очень доволен.

После удачного разговора с князем, Афанасий известил Аввакума. Упомянул он и о том, что князь потребовал присутствия на встрече его самого. К его удивлению, Владыка легко согласился.

На следующий день уже знакомый лимузин с чопорным водителем отвез Афанасия в резиденцию иезуита.

Владыка находился в прекрасном настроении, а длинные торжественные одежды придавали ему горделивую значительность. Афанасий вышел из машины, поцеловал руку старца, и Аввакум важно перекрестил его, благословляя.

В машине он поблагодарил Афанасия, спросил, как прошел разговор, каково настроение князя Андрея, и внимательно выслушал ответ.

Аввакум подумал, уж коли он взялся за воспитание Афанасия, не следует его опасаться и скрывать правду. Но церковник все-таки решил провести последний доверительный разговор с молодым подопечным.

— Афанасий, пока мы едем к князю, хотел посвятить тебя в суть предстоящей беседы, не совсем обычной. Перед тем, как принять решение идти вместе с тобой, я многократно убедился, что ты честный и порядочный юноша.

Афанасий благодарственно опустил голову.

— Это будет не богословская беседа. Может пострадать много невинных, если недруги узнают о содержании разговора с князем Романовым. Надеюсь, ты понимаешь, это не угрозы, а забота о безопасности дорогих нам людей. Соглядатаям не останется другого, как закрыть нам рты навсегда. Поэтому, заранее прощу забыть услышанное, обещай мне.

— Обещаю, Владыка, сохранить все в тайне. — Афанасий медленно перекрестился под пристальным взглядом Аввакума, который затем откинулся на сиденье и дальше ехал молча. Он готовился к предстоящей словесной дуэли с князем Андреем.

Вскоре, они остановились у летней резиденции Романовых, и дворецкий князя бросился открывать двери высокому гостю.

Князь Андрей ждал их в парадной один, одетый в черный костюм без галстука. Он не хотел, чтобы лишние глаза видели приезд Аввакума. Князь приветственно кивнул Афанасию и выжидающе посмотрел на старца, не зная, как правильно себя повести. Вовремя вмешался Афанасий:

— Позвольте вам представить, князь, — Владыка Аввакум.

— Прошу вас в мой кабинет, господа. — Андрей, поприветствовав гостей, жестом пригласил их следовать за ним. Они прошли через просторный, увешанный картинами зал и поднялись по широкой лестнице с позолоченными перилами на второй этаж, в кабинет князя. Князь Андрей присел за зеленый, малахитовый стол, а, напротив, в глубоких креслах, обитых синей с золотом тканью, расположились Аввакум с Афанасием.

— У вас прекрасный дворец, князь. Я заметил и отличную коллекцию картин внизу — наслышан от восхищенного Афанасия о вашем собрании известных полотен.

— Спасибо, Владыка, я с удовольствием покажу галерею после беседы, но моей заслуги здесь мало — коллекция собиралась поколениями предков. Сейчас принесут кофе, располагайтесь удобнее, господа.

Обмениваясь любезностями, князь и Аввакум продолжали разглядывать друг друга.

Слуга принес три порции кофе в маленьких фарфоровых чашечках с гербом Романовых.

— Теперь, слушаю вас внимательно, уважаемый Аввакум. Афанасий вчера не мог сказать о цели вашего визита и, не скрою, тем самым заинтриговал меня, но я надеюсь, сейчас все раскроется.

— Мы очень лояльно и уважительно относимся к власти, но в последнее время среди прихожан и простого народа возникли непонятные волнения, началось неверие в идеалы Разделения. Уважаемый Патриарх пытается богоугодно усиливать Церковь, и президент ему всячески помогает. Нет сомнений, они прекрасно справляются. — В словах Аввакум проявлял предельную осторожность, но при этом хотел быть правильно понятым. — Они управляют страной не одно десятилетие, но прихожане — истинные патриоты страны и веры — спрашивают: что будет дальше, кто придет им на смену, возьмет власть из стареющих рук в условия распада?

Последние слова Аввакум произнес особенно выразительно и умолк, ожидая реакцию молодого Романова. Андрей начал догадываться, куда клонит Аввакум, и решил ему помочь:

— Я согласен с вами, как патриот, уважаемый Аввакум, и разделяю беспокойство ваших прихожан.

— Уверен, вы думали о судьбе страны, ваше величество, и своем предназначении!

Молодой Романов вскинул голову от слова «величество». Аввакум ждал реакции князя на свое смелое обращение, и тот в знак согласия кивнул, подбодрив его.

— Можете продолжать.

Аввакум излагал свои мысли дальше более спокойно, откровенно и доходчиво. Афанасий внимательно слушал, пытаясь понять тонкий смысл.

— Только сильная, императорская власть удержит от дальнейшего развала и междоусобиц единое государство — конечно, с помощью Церкви! Мы должны объединить усилия. — Он пристально смотрел в глаза князя, но не заметил в них и тени сомнения. — Мои прихожане — патриоты и некоторые влиятельные персоны мечтают увидеть вас в Кремле на престоле. Как наследник великого рода, вы не останетесь безучастны и согласитесь избавить народ от будущих страданий. Пора принимать судьбоносные решения, ваше величество, — повторил Аввакум, — ваши подданные ждут с нетерпением!

В знак того, что закончил, он смиренно наклонил голову.

Краткая речь Аввакума была неожиданна, но идея не нова. Мысленно, Андрей иногда видел себя во главе великой страны, подобно знаменитым предкам. Теперь ему предоставляется возможность побороться за трон, когда-то принадлежавший династии Романовых. Изощренный Аввакум, насколько понял князь, претендовал на пост Патриарха и новоявленного реформатора — только со знаком «минус».

Афанасий же, в свою очередь, с гордостью думал, что присутствует на историческом событии, где решаются судьбы страны. Теперь он прекрасно понимал, о каких последствиях предупреждал Владыка перед встречей.

— Есть ли у вас готовый план действий, уважаемый Аввакум? Впрочем, если бы его не было, вы бы не пришли.

— Он ждет вашего решения, Андрей Николаевич. Начинать восхождение на престол я предлагаю вам, став губернатором Северо-Запада, вместо князя Воскресенского — мы позаботимся об этом с Божьей помощью!

Князь Андрей вскинул голову, но не стал перебивать Аввакума.

— До выборов осталось мало времени. Власть подключит спрятанные до поры деньги, чтобы обеспечить себе победу, но на нашей стороне, будет немало народа, уставшего от произвола. Мною подготовлена тайная армия сторонников, во главе которой стоят мужественные люди. Они ведут работу в войсках и среди населения. Многие влиятельные особы готовы выделить средства и снабдить оружием тех, кто встанет под наши знамена. Пусть противники убегают, если успеют, в гниющий Кадингир. Наверняка президент и его окружение заранее подготовили гнезда в рассаднике греха, куда не следует приближаться истинно верующему человеку!

Князь Андрей прекрасно понял намек на свою недавнюю поездку и понимал, что церковник прав. Он задумчиво откинулся на спинку стула и коротко произнес, глядя в полыхающие глаза иезуита:

— Мне следует принять ваше предложение, уважаемый Аввакум. Сейчас, мне надо все обдумать, но я готов в трудный час встать во главе государства.

Разговор был окончен. Никто так и не притронулся к остывшему кофе в чашках с гербами. Гости вежливо попрощались с князем и покинули дворец, не посмотрев знаменитую картинную галерею, — и князю, и Аввакуму сейчас было не до изящных искусств.

32. Луи. Кадингир. Спасение Содеял

Бывший лаборант доктора работал в высотном здании делового квартала Кадингира. Алексий поднял разведчика к окнам, и тот засыпал его снимками.

Дронов, разглядывая их, разбудил Априна. Посмотрев, тот выделил двоих, походивших на повзрослевшего Луи.

— Как, вы различаете коренных африканцев, доктор? Для меня, они на одно лицо.

— Я долго жил рядом с ними, но мне всегда не хватало их эмоций.

Неутомимый помощник вскоре выдал досье и адреса, где они жили. Дронов не знал, откуда они у «Пола». Может, удалось взломать базы данных или подключиться к сетям вавилонцев? Насчет последнего Алексий сомневался, ведь Людвиг утверждал обратное. Искомый объект представлял собою спортивного, среднего роста чернокожего.

Априн подтвердил, что мужчина похож на бывшего лаборанта, а «Пол» выяснил, что Луи обитает в жилой башне на сорок пятом этаже и обычно возвращается домой в восемь.

Дронов решил нанести Луи неожиданный визит и набрал его личный номер.

— Здравствуйте, господин Луи. Меня зовут Майкл, я говорю по поручению одного вашего хорошего старого знакомого. В Кадингире я в «служебной» поездке, и он просил передать вам привет и встретиться, если найдется время.

— Что за знакомый, и как его имя?

— Доктор Априн, вы работали с ним раньше. Он очень просил найти вас — говорит, соскучился. Хочет узнать о старых коллегах, с которыми вместе трудился.

— О-о-о! Помню его и готов с вами встретиться!

Они договорились пообедать в небольшом японском ресторане недалеко от работы Луи. Дронов ожидал обслугу из африканцев, но ошибся — официанты были настоящими японцами из первой волны переселенцев, прибывших после Разделения, когда через Кадингир проходили тысячи эмигрантов.

Луи прекрасно выглядел — подтянутый респектабельный мужчина, он неплохо устроился в Кадингире.

— Очень рад видеть друга уважаемого доктора. Где он сейчас и что с ним?

— Для меня тоже счастье, побывать в вашем городе. Доктор в Лондоне, занимается наукой. Честно говоря, не знаю, чем конкретно — мы только соседи, изредка сидим в пабе. Я сразу сообщил ему, что еду в Кадингир. Господин Априн часто за элем предавался воспоминаниями об Африке до Разделения.

— Доктор писал мне, сразу после отъезда, давно. Потом Сеть запретили, и вся переписка закончилась. Как вы меня нашли?

— Через знакомого, здесь, в Кадингире — он — дал ваше имя и примерный возраст, и я нашел несколько человек. Вы были пятым, кого я побеспокоил. — Дронов старался не вызывать подозрение собеседника.

Они поговорили о положении в Великобритании и в Африке, обсудили погоду, но Алексию все время казалось, что бывший лаборант хочет сказать что-то важное, и он заказал для него хорошую порцию саке. Только выпив, Луи заметно расслабился.

— Мне, Майкл, иногда очень стыдно бывает за свой народ… — Негр говорил, не поднимая глаз, глядя на чашку с зеленым чаем.

— Поверьте, мне тоже… — Алексий решил поддержать откровенность чернокожего.

— …За то, что началось сразу после Разделения. Я не думал, что люди могут так быстро опуститься до скотства. Тогда погибло слишком много невинных. Скажу честно, я не люблю белых. Они принесли нам много горя за столетия колонизации. Но это не значит, что я одобряю уничтожение белых. В конце концов, я сам был вынужден бежать, едва не попав в лагерь Гибридов. Если бы на вашем месте сидел доктор, я принес бы личные извинения.

— Ценю, вашу откровенность. Но Разделение проводилось из-за всеобщей ненависти — еще немного, и случилась бы всемирная катастрофа. Господин Априн интересовался, что произошло с тем местом, где вы работали, — это, кажется, была какая-то лаборатория? Что стало с другими его коллегами? Из-за запрета на контакты, у него ни с кем нет связи, доктор волнуется за их жизни.

Лицо Луи стало еще более унылым. Он глотнул зеленого чая, все так же не глядя на Дронова.

— Мне не все известно. Тогда, я был молод, весел и счастлив — все казалось прекрасным. После Разделения еще некоторое время я продолжал работать в лаборатории, а когда… — Он вдруг осекся, от нахлынувших воспоминаний, боясь проговориться о том, что произошло дальше. — Потом — я уволился, за мной тоже началась охота, потому что мой отец, к несчастью для меня, по национальности был индус, и так получилось, слава Аллаху, что мне повезло оказаться в Кадингире.

— Вы — мусульманин? — Алексий был неприятно удивлен, но не подал вида. — Что же произошло? Вы не хотите говорить?

— Дело прошлое… — Луи вздохнул. — После Разделения все наши белые коллеги, которые остались, в один из дней были растерзаны толпой озверевших молодчиков из «бригад очищения». — Он опять потянулся за остывшим чаем. — Не хочется вспоминать, но доктор должен знать, что случилось после его отъезда, кажется, в Россию. Если бы он вовремя не уехал… Господин Априн — очень хороший человек и в чем-то мой учитель. Передайте, что Луи помнит его доброту — он терпеливо учил меня и всячески помогал.

«Везде, одно и то же», — подумал Дронов, а вслух спросил:

— Неужели все погибли?.. А — другие… э-э-э… его коллеги?..

— Черные, вы имеете в виду? — усмехнулся Луи. — Нас было трое в ближайшем окружении доктора. Я — живу в Кадингире. Другие, двое — Билли и Эдди — как «истинные и чистокровные», прошедшие все национальные проверки, остались. Слышал, лаборатория заработала, и исследования продолжились, но как там сейчас, — не знаю. У меня сохранился только адрес Билли, доктор может попробовать с ним связаться, нелегально, конечно. Свой я вам тоже оставлю, передайте господину Априну, когда вернетесь в Лондон. Может, законы смягчатся, и мы сможем, как раньше, переписываться по Сети…

Они еще посидели немного, затем Дронов сослался на дела и откланялся, оставив захмелевшего Луи за столиком предаваться воспоминаниям.

После встречи он связался с Ведой, которая коротала время на пароме, и попросил, как только стемнеет, спуститься к выходу из порта.

— Твои документы готовы. Пусть дежурный офицер парома наберет службу контроля.

Таксиста он нанял в удаленном от порта районе. Девушка беспрепятственно прошла контроль и доехала до центра города.

Дронов попросил «Пола» подобрать незаметную машину и все время следовал за Ведой. Как только она оказалась на тротуаре в плотной толпе людей, он расплатился с водителем и, не давая девушке опомниться, усадил к себе в машину.

— Алексий! — Она обрадовано бросилась к нему на шею, совершенно не замечая ничего вокруг, но тут же, смутившись, отодвинулась. — Я не верила до последней минуты, думала, ты забыл меня, и с ужасом готовилась плыть в Антарктиду!

— Рано еще. Я же обещал, что заберу.

— Куда мы едем?

— В одно прекрасное и тихое место.

— Таинственно, как всегда. А доктор? С ним все в порядке?

— Жаловался на ногу — привык к твоим перевязкам.

Дронову показалось, что девушка хочет положить голову ему на плечо.

Доктор очень обрадовался, увидев недавнюю попутчицу.

— Прекрасно выглядите, Веда, не устану вами восхищаться.

— Алексий сказал, что вам требуется моя перевязка.

— Да, если сможете перевязать мою душу. — Доктор, театрально прижал руку к груди.

— Луи оставил мне адрес некоего Билли — вашего общего коллеги. — Алексий протянул Априну бумажку.

— Билли Уэйн?! Он жив? Слава Богу. Мы были с ним дружны и… — Априн запнулся. — Впрочем, это не важно, и не имеет отношения к нашему делу.

— Вы, наверное, в Африке, чувствуете себя так же уютно, как среди любимых колб? — спросила Веда.

— Почему колбы? В Кадингире я, кстати, в первый раз. А, вы?

— Тоже. Поразительный город. — Веда старалась не смотреть в сторону проницательного Дронова.

33. Филарет. Кремль

Генерал Филарет стремительно вошел в кремлевский приемный кабинет. Поздоровался с президентом и поклонился Патриарху.

— На вас лица нет, уважаемый Назарий Вениаминович. Впрочем, я знаю все новости и поэтому пригласил Патриарха, — после взаимных приветствий начал президент.

— Язычники неожиданно подняли восстание на Севере! Города пылают — власти больше нет. Население жжет церкви и монастыри, убивает священников — везде хаос. Так же, начиналось и на Украине. Губернии спешно объявляли о независимости от центральной власти, и новое дворянство клялось народу принять старую религию. Нашим войскам до сих пор не удалось навести порядок в выкупленном Крыму.

— Не надо все смешивать, Назарий Вениаминович. — Президент, болезненно поморщился.

— Извините. Сейчас мятежники у границ Северо-Запада, и если не подавить их, Воскресенский подхватит знамя. В Белом Валааме их возглавляет некто волхв Стоголовый. Возможно, посланник Вавилона. Они требуют переговоров и отделения губернии от Москвы. Очаги бунта вспыхивают по всей стране. Еще немного, и начнется везде! Считаю, необходимы радикальные средства. — Филарет решительно посмотрел на президента.

Тот устало откинулся в кресле — он понял, на что намекал Филарет, но не видел в этом спасения страны. За долгие десятилетия его правления много было сделано для себя и окружения. Для страны — так и не получилось. Судьба, когда-то давно дала ему шанс: немощный предшественник поставил его своим преемником. Сейчас он не мог просто уйти — груз прошлого давил, и, — если он потеряет власть, его ждет гибель. Такой же финал уготован и семье, дружно ненавидимой народом. О своем окружении он даже не думал.

— Нам может помочь кроме оружия, чудо и слово Божие! В войсках повсеместно всходят ростки язычества. — Патриарх заговорил, прервав затянувшееся молчание, и перекрестился. — А о том, на что вы наши мысли направляете, генерал, о ваших бомбах — даже думать не смейте! Вам мало прошлого? До сих пор все отравлено. Сколько угодий и душ погублено — искалечено!

— Вы правы, ваше святейшество. Сначала, думаю, необходимо отправить на переговоры в Белый Валаам решительного человека, — президент почтительно наклонил голову в сторону Патриарха, желательно, связанного с Церковью и способного остановить бунт.

— Наставить взбунтовавшийся народ на путь истинный? — Патриарх погладил свою длинную бороду. — Я, слишком стар для крестового похода — нести слово Божие в толпы взбунтовавшихся язычников! Думаю, лучше известного вам отца Аввакума, сейчас никто не совладает с безумной толпой. Если вы, господин президент, соблаговолите обратиться к этому христолюбцу, мы примем его у себя в резиденции сегодня же и благословим на подвиг во имя отечества!

Президент удовлетворенно кивнул и обратился к генералу:

— Уважаемый Назарий Вениаминович, вы тоже вызовите срочно Аввакума, предоставьте полномочия и организуйте с нашей поддержкой его миссию в Белый Валаам. Если же она окончится неудачно, тогда…, придется применять… — Он не хотел произносить то страшное, что и так понимали собеседники.

Филарет видел нерешительность плешивого хитрого «Головы». Обладая всей властью и деньгами, позволить вирусу язычества так глубоко проникнуть в страну! Он не был способен решительно действовать, и чем раньше убрать бессильного политика, тем лучше будет для всех. Сейчас прекрасная возможность воспользоваться его слабостью.

— … Вы слышите меня, Назарий Вениаминович? Что там, с вашим агентом? Он, кажется, уже в Африке?

34. Афри. Кадингир. Милость Мира

В семь часов вечера Алексий оказался у Людвига, который встретил его громкими приветствиями и распростертыми объятиями — он был пьян или, по крайней мере, сильно выпил. Волосы он аккуратно зачесал назад. На круглом столе, покрытом дорогой белой скатертью, лежали в вазах конфеты и экзотические фрукты. На другом краю расположились самые разнообразные закуски — колбасы, вяленое мясо, икра — в окружении строя цветных бутылок — прозрачных, синих, зеленых, оранжевых. Дронова удивили столь тщательные приготовления к вечерней встрече — было видно, что его здесь с нетерпением ждали.

За столом сидела женщина с необычайно пышной, по последней африканской моде, прической — жена Людвига. Она была в простом свитере. Встречая Дронова, она с некоторой торжественностью и гордостью вышла к нему.

— Эльза. — Неподдельное радушие светилось на ее немолодом, но свежем лице.

— Алексий, — Дронов был так поражен, что остановился на пороге и вопросительно переводил взгляд с Людвига на Эльзу. — Что значат, эти торжественные приготовления?

— Только то, что три года не видели родного лица. — Людвиг уже разливал по рюмкам коньяк. — Все нормально прошло? — заговорщически спросил он, намекая на Веду. — Не торопитесь, Алексий, дайте порадоваться встрече с человеком, приплывшим с родины. — И он, выпил свою порцию.

Дронов заметил, что Эльза незаметно выскользнула из комнаты.

— Спасибо, девушка в городе, но в честь кого прием? Уверен — у вас есть и сюрприз.

Людвиг, хитро улыбаясь, налил себе еще.

— В Москву собираюсь вернуться!

— Поэтому закатили банкет?! Подкупить хотите?! — Дронову стало смешно.

— Не подкупить, а усладить! Вы можете принять решение о нашей замене, полномочий у вас хватает, как у меня — лимитов. — Дронов понял намек Людвига на помощь с документами Веде.

— В чем причина?

— Не поверите, надоело — домой хотим! Там, смысл какой-то. Здесь прекрасно, сытно, весело, но… осточертело… Мы в Кадингире несколько лет. Задачи, которые ставились перед нами… уже, почти выполнены…

— Хотите, чтобы я поверил?! Жаждете, вернуться домой, зная, что там происходит?! Когда готовилось Разделение, все надеялись на чудо: — «белым» не будут мешать «черные», «полосатым» — «узкоглазые», войны прекратятся, все заживут счастливо… но, не получилось. Все начинают думать, что виной этому последний остров инакомыслия — Новый Вавилон — и его порождение — Кадингир.

— Вы правы! Здесь происходит что-то тревожное. Это началось во время наступления беснующейся толпы с той стороны. Мы следили за событиями по корпускулам и видели, как люди приближаются к границам города из саванны — несколько тысяч, возбужденных и вооруженных. Внезапно, картинка исчезла, а когда появилась снова — саванна была пуста. Все исчезли, точно, — испарились. Потом события обсуждали, ходили слухи, что вмешались вавилонцы. Я могу предсказать, что если это началось — само не остановится и закончится большой кровью. Думаю, другие страны хотят уничтожить Кадингир, а за ним и Вавилон. Поэтому прошу: помогите мне уехать, пока не поздно.

— Вместо вас должен кто-то остаться.

— Знаю, я подготовил надежного человека на время, пока не придет замена из Москвы.

— Человек — сюрприз?

— Уверен, он вам понравится! Подождите минутку, я сейчас.

Людвиг вышел, а вскоре вместо него в комнату медленно вошла темнокожая девушка с длинными, до пояса, распущенными черными волосами. За ней показался и довольный сюрпризом, сияющий Людвиг.

— Познакомься, — Афри, это — Алекс. Она — тот проводник, о котором вы просили, и который пойдет с вами, не смотрите так. Я вправе выбирать и готовить сотрудников по своему усмотрению.

При виде африканской девушки, Дронов вдруг вспомнил свои давние мечты: как подойдет к нему случайно — Она… Ему захотелось взять Афри за руку и уйти, а лучше улететь подальше — от хитроумного агента к небоскребам Кадингира, на самую высокую башню, и смотреть на звезды, обнимая девушку за осиную талию.

Вернул Дронова на землю Людвиг, наслаждавшийся произведенным эффектом.

— За такое чудо, Алексий, думаю, не трудно будет выполнить мою скромную просьбу?

Весь вечер Дронов не мог отвести глаз от девушки. Он вернулся окрыленный и взбудораженный, вызвав насмешки Веды и доктора, традиционно пыхающего парами джина.

Утром Алексий подумал, что уже целая ночь прошла без нее. Верил ли он в любовь с первого взгляда? Чем сумела поразить его в первую же встречу чернокожая красавица? Алексий не мог ответить.

В тот день, будучи у Людвига, Алексий искренне любовался девушкой. Ее внешность не отвечала его представлениям о женской красоте, и Дронов не хотел признаваться себе, что его воспоминания об Афри чувственны и одновременно грубы.

Он был полон предрассудков и условностей страны, в которой вырос, — они, глубоко владели сознанием. Дронов пытался справиться с собой и безрезультатно твердил про себя, что это невозможно — влюбиться в совершенно чуждое ему существо, похожее на статуэтку из эбенового дерева, но страсть все больше овладевала им. Годы его тревожной жизни прошли в борьбе с иноверцами и представителями других рас и национальностей, конечной целью же было создание мононационального общества. И теперь, словно издеваясь, судьба свела его с чернокожей Афри.

«Я же говорил, у меня был лучший кандидат, нежели ставленник бунтаря Вольного, насмешливо воскликнет господин Данилин, — так подумал Алексий. — Интересно, а что сам Вольный? Что сказал бы еще один ревнитель национальных устоев, если бы увидел Алексия, обнимающим чернокожую? Пожалуй, на родине, за такие чувства его ждет презрение друзей, арест и предсказуемый приговор. Вряд ли меня вышлют из страны или позволят уехать — слишком много знаю… вероятнее всего, — уничтожат».

Однако, о плохом, думать не хотелось, поэтому он решил довериться судьбе в очередной раз.

Утром Алексий оставил доктора и Веду, сказав им, что едет в город. Сегодня его ждала первая встреча с Афри — один на один.

35. Алексий. Океан. Ныне Отпущаюши

Алексий понимал, что отчаянно и окончательно влюбился. После двух дней свиданий с Афри, которая ответила страстной взаимностью, он не выдержал очередной разлуки и пригласил ее в уединенный коттедж в пригороде Кадингира.

Они примчались туда утром и наслаждались любовью большую часть дня. Дронов с нежностью любовался дикой пантерой. В перерывах влюбленные рассказывали о себе то, что считали важным, и снова принимались наслаждаться друг другом.

Близился вечер, когда они все-таки вышли погулять к океану. Небольшая дверь в сетчатом заборе вела прямо на дикий пляж. Поднялся шторм. Мощные волны с ревом накатывали, разбиваясь о берег, и в воздух взметались брызги, а песок усеивали всевозможные ракообразные и моллюски, выброшенные из воды. По широкому пустынному пляжу под порывами ветра бродило несколько одиноких фигур местных жителей; то тут, то там торчали таблички, запрещающие купание.

Дронов снял туфли и босыми ногами встал на мокрый холодный песок. Он вдруг ощутил мощь нетронутой природы. В таких местах пристало или слагать поэмы, или подниматься на скалы и бросаться вниз головой в бурлящую воду. Афри была словно частью морского пейзажа и саванны — гибкая и стройная, как молодая львица, она напоминала дикий пляж, грохот волн и соленые брызги на одежде.

Дронов подумал, что, наверное, и полюбил в ней эту необузданную стихию. Как получилось, что он встретил именно Ее? Тяжелые волны, накатывая на пляж, казалось, повторяли: «Не бойся… будь с ней … держи крепче … не отпускай!..»

Он вдруг вспомнил про Полину — из дикой Африки та казалась нереальной, похожей на снег под хмурым небом. Алексий не хотел сравнивать ее и Афри, девушки были разными: — дикое животное и домашний котенок. Мысли лихорадочно скакали. Дронов осознавал, насколько он сейчас далеко от своей главной цели, ради которой прибыл на край света, и как она с каждым днем отдаляется. Зачем и для кого стараться? Что будет, если он не найдет лабораторию, и не сможет достать формулы? Как повернется судьба, если все получится? Он пообещал себе вернуться к этим мыслям, как только снова будет в Кадингире.

— Афри-и-и-и! Ты-ы-ы — оке-е-а-а-н! — Дронов прокричал по-русски, пытаясь пересилить грохот стихии.

— Не понимаю-ю-ю! Что ты говоришь? — прочитал он по губам девушки.

— Сказал, что замерз и хочу, есть! — прокричал он уже по — английски. — Ты любишь жареные креветки? — Алексий почувствовал, что на самом деле голоден.

— Нет, мне нельзя. Африканцы на протяжении веков считали все, что живет в земле и воде, нечистым, боги запрещали, есть это. — Афри, смеясь, нежно взяла его руку своими длинными черными пальчиками.

Они обнялись и вернулись в коттедж, где в теплой гостиной с чучелами диких животных любовались штормом и запивали соком из душистых фруктов мясо антилопы, приготовленное Алексием на открытом огне.

Далекая Москва казалась Алексию из теплой зимы юга Африки нереальной, а мысли опять беспорядочно метались: — «Странный Людвиг, вместо океанского воздуха и яркого солнца, рвется в промозглую Москву. Что он будет там делать? Бегать и выслеживать несчастных Гибридов — полукровок, которые мечтают остаться в России и не хотят оказаться в нищих, умирающих странах? Или его отправят в Сибирь, где он присоединится к патрулям, вылавливающим китайцев — нелегалов? Может, надеется, что его внедрят в Китеж, чтобы он воровал технические секреты, — учитывая его большой африканский опыт?»

Дронов следил за грациозными движениями Афри, понимая, что это безумие — везти ее, Гибрида, в Москву. Они не успеют сойти с трапа, как погибнут от рук какого-нибудь фанатика — националиста, вовремя предупрежденного коллегами Алексия. Хотя в чем их обвинять? Еще недавно сам, Алексий не мог допустить и мысли о любви к Гибриду. Раньше для него всегда существовала ясность: нужно выполнить задание и возвратиться. Сегодня ясности не было, и Алексий с тревогой смотрел на счастливую Афри, гордую, что с ней сидит белый. Даже в свободном Кадингире, это имело значение.

Весь оставшийся вечер Алексий с горечью думал о том, что уже завтра они должны будут уехать. Но пока не наступило это «завтра», они раз за разом любили друг друга. В какой — то момент Дронов заметил, что она плачет.

— Что случилось? — спросил он.

Афри вытерла слезы и решительным голосом произнесла:

— Алексий, я люблю тебя и потому хочу рассказать, кто я на самом деле…

Уже под утро на Дронова вдруг навалилась необъяснимая усталость. Он почувствовал, что летит в пустоту. Афри тоже закрыла глаза и провалилась в сон.

Дверь бесшумно открылась, на пороге возникли силуэты двух мужчин в кислородных масках.

— Подействовало. Открой окно — пусть газ выйдет.

Один из них подошел и широко распахнул ставни. Через несколько минут оба сняли маски.

— Девчонку не лапай. Только свяжи руки и ноги. Пусть спокойно полежит, а парня приведи в чувство!

Тот, к кому обратились, принес стакан с водой и вылил на Дронова.

Алексий с трудом приоткрыл глаза и увидел пол. Спиной он чувствовал чью-то ногу, прижимающую его.

— Где доктор?! — раздался голос, в котором звучал американский акцент.

Дронов молчал, приходя в себя и думая, что бы ответить.

Один из пришедших кивнул напарнику, и тот нанес Алексию сильный удар ногой в бок, заставив его застонать.

— Повторяю: где доктор?! — Не дождавшись ответа, первый опять обратился к помощнику: — Буди девчонку.

Тот принес еще воды и плеснул на Афри.

— Нам нужен доктор, а времени мало. Язык тебе мы все равно развяжем.

Дронов повернул голову. Перед ним сидел на корточках ухмыляющийся громила в легкой полосатой рубашке. Кулаки Алексия невольно сжались.

— Смотри, зубами заскрипел. — Громила чиркнул зажигалкой и ткнул пламенем в мокрое лицо Дронова, опалив ресницы. — Вначале, подсохни, а мы пока займемся этой… Хочешь, чтобы с ней что-нибудь сделали, да? — Он довольно заржал, прикуривая от зажигалки.

Дронов искал выход из смертельной ситуации и, чтобы потянуть время, кивком показал, что согласен на разговор.

— Смотри, даже рыпаться не стал. И — правильно. Будешь доволен, парень, как мы ее…

В этот момент, дверь с шумом распахнулась, и на пороге возник Людвиг, держа в руке пистолет с глушителем. Он с ходу принялся стрелять. Первый из незнакомцев пытался выхватить свое оружие, но не успел и повалился на кровать рядом с Афри. На его лбу расплывалось красное пятно крови. Второй вышел из ванной уже с пистолетом, но успел нажать на спуск всего дважды, после чего с грохотом повалился на пол. Людвиг кинулся развязывать Алексия.

— Надо сматываться, быстрее!

Алексий подбежал к кровати и увидел, как из виска девушки бежит на подушку тонкий, красный ручеек. Она уже не дышала.

— Афри! — Алексий пытался поднять неподвижную девушку. Ее руки безжизненно обвисли. — Она так и не успела проснуться!..

— Она мертва, Алексий, а нам надо уходить. Ты ей уже ничем не поможешь. Сейчас здесь будет шумно. Давай за мной! У меня за оградой машина.

Алексий, качаясь, вышел за Людвигом на улицу, и они побежали к выходу.

36. Аввакум. Северные Земли

Аввакум без колебаний согласился с миссией в Белый Валаам. Патриарх благословил его. Сейчас, прикрыв глаза, Аввакум размышлял в кресле самолета. Напротив него сидел с книгой на коленях Афанасий.

— Что читает любознательный молодой человек?

— Учу церковнославянский, Владыка Аввакум. По вашему совету, посетил вчера собрание «стародуховников», но понимал их с трудом — они говорили только на древнем языке.

Аввакум снова прикрыл глаза, довольный Афанасием. Он сделает из него своего верного помощника и опору для князя Андрея. Точнее, для императора — Андрея Николоевича Романова. Вдвоем, новый царь и он, новый Патриарх, смогут противостоять антихристу и спасут Россию.

Вскоре, принесли обед — уху из десяти сортов рыбы и мясо по монастырски.

Запивая трапезу кисловатым клюквенным морсом, Аввакум принял решение, как будет действовать на переговорах в Белом Валааме. Вчера вечером он испросил у Патриарха величайшего позволения и отпущения грехов.

Они приземлились на военном аэродроме, и к кортежу церковника сразу присоединились два грузовика с верными бойцами — так приказал Филарет.

За окнами лимузина замелькал суровый северный пейзаж. По одну сторону дороги высилась еловая чаща, по другую раскинулось болото, кое-где пронзенное невысокими деревьями. После километра асфальта дорога стала грунтовой, глинистой, совсем без обочин; кортеж въехал в густой лес. Грузовик впереди замедлил скорость, тяжело переваливаясь на ухабах.

Афанасий вдруг увидел за окном птицу — похожая на белую чайку, она парила чуть впереди и сверху, над ельником.

«Откуда она здесь? Как будто указывает нам дорогу в сумеречной, еловой чаще!» Он провожал птицу глазами, пока она не взмыла и скрылась в вышине.

Вскоре лес закончился, и показался синей краешек озера.

— Спасибо, белый поводырь, — прошептал Афанасий.

Сразу за деревьями на берегу обнаружилась небольшая деревня в очень бедственном состоянии, заросшая и почти заброшенная. Пустые дома утопали в зарослях каких-то растений с мелкими белыми цветами и высокого иван-чая, а вокруг жилых лежали неухоженные огороды.

— Здесь одновременно и красиво и жутко. Господи, кто же здесь живет, в таком одиночестве? Владыка, взгляните туда.

Посреди деревни виднелась деревянная церковь с забитым свежими досками входом.

— Наверное, отец — настоятель хотел уберечь ее от безбожников и разграбления… А язычники, значит, еще не дошли в озерный край, иначе спалили бы храм Божий! — Аввакум из окна лимузина перекрестился на покосившуюся, поросшую мхом, деревянную маковку с крестом.

Вскоре, они увидели на горизонте черные клубы от пожаров.

— Белый Валаам горит! — Большие глаза Аввакума отражали столбы дыма, поднимающегося в небо. — Мятежники предупреждены и ждут нас, чтобы выдвинуть требования. У них в заложниках кто-то из представителей власти и несколько священников, если те живы еще.

На въезде в город никто не остановил кортеж — он свободно миновал мост на центральную площадь, полную вооруженного народа. Здесь Афанасий заметил изрядные разрушения и кое-что более страшное: возле здания городской думы торчали несколько кольев с насаженными на них человеческими головами. Невдалеке, догорал городской храм и несколько строений поменьше, а над площадью с криками кружили многочисленные чайки.

— Язычники считают этих птиц особо почитаемыми. — Аввакум наблюдал за необычным скоплением пернатых.

«Может, и та, из леса, есть среди них?» — подумал Афанасий.

Здание городской думы было обложено мешками с песком и окружено многочисленными бородатыми людьми в камуфляжной форме и с оружием в руках. Афанасий заметил капли пота, сбегающие по вискам побледневшего водителя.

Вооруженные люди, выстроившись цепью, открыли им коридор для проезда и сдерживали бескрайнюю толпу, выкрикивающую угрозы и проклятия. Лимузин остановился возле входа в думу, и Аввакум, подобрав длинную рясу, решительно открыл двери и вышел наружу. Его сразу окружили разгоряченные, похожие на пьяных люди, некоторые из них размахивали руками, жестикулировали и тянулись к большому серебряному кресту на груди Аввакума.

Афанасий, видя мужество иезуита, тоже присоединился к церковнику, встав рядом. Он почувствовал, что воздух насыщен гарью от пожаров и чем-то сладковатым, дурманящим.

Грузовики с бойцами сопровождения тоже остановились. К ним сразу подбежали девушки и женщины с венками на голове. Некоторые были почти без одежды. Они принялись угощать военных квасом из бутылей, пытаясь показать свое расположение. Те с радостью стали утолять жажду.

— Мне, нужен ваш старший, — Стоголов! — Аввакум спокойно оглядел толпу.

— Волхв — не старший. Он — бессмертный. Зато твой брат обрел покой на колу, посмотри на него!

Раздалась брань, и вся толпа принялась еще громче свистеть и улюлюкать. Наконец, один из бородатых бунтовщиков презрительно прохрипел:

— Стоголов в доме, ждет тебя, поп!

Аввакум, не обращая внимания на беснующихся, принялся подниматься по ступенькам. Афанасий последовал за ним. Они прошли сквозь строй вооруженных язычников и увидели человека в плаще с накинутым на голову капюшоном — его лица не было видно. По обеим сторонам от него стояли дюжие бородатые охранники. Человек в плаще жестом показал гостям, чтобы поднимались за ним, и исчез за дверями.

На верху их тщательно обыскали и пропустили. В большой думской приемной недавно произошло побоище — сквозняк шевелил шторы на разбитых окнах, у стен валялись поломанные стулья, осколки стекла хрустели под ногами.

— Не успели убрать к вашему приезду. — Человек в плаще усмехнулся, затем указал вошедшим места за большим столом и сел напротив, не снимая капюшона. За его спиной разместилась охрана. — Мой народ зовет меня — Стоголов, — представился он. — Выпьете воды?

Аввакум отрицательно покачал головой. Афанасий заметил, что одна чайка села на перила балкона и, казалось, с любопытством заглядывала в окно.

— Я хочу, чтобы вы знали и разнесли эту весть по всей земле: нашим прибежищем и временной столицей мы решили сделать Белый Валаам, отделиться и строить свою общину на этой древней земле, где люди всегда оставались верными истинным богам, не смотря на гонения со стороны христиан. Нам на помощь уже готовы выступить финны и норманны. Мы — начинаем спасать отсюда отечество и готовы на жертвы! Мы преклоняемся перед величием жизни, а вы, христиане, только перед Христом! Мы ненавидим вас — вы угроза для земли и неба. Только самим себе, вы обещаете вечную жизнь, но, церковник, — посмотри в окно, на площадь — там герои, повергающие ваше зло, а не тщедушные юродивые, ставшие святыми!

Охрана за спиной Стоголова одобрительно заворчала.

— Мы отпустим всех, кто сейчас в наших руках, если они сами захотят этого и согласимся, не идти дальше на Северо-Запад. Пограничным городом между нами и вами будет — Заводск, а ваши войска пусть покинут нашу землю навсегда!

Аввакум внешне спокойно выслушал волхва и начал говорить:

— Ваши боги — красивы и могущественны, но вы — не делаете различия между человеком и животным, а часто ставите животное выше. К кому вы обращаете свои рабские молитвы? Еще апостолы предрекали загробные кары язычникам и считали идолослужение страшным грехом. Иисус сделал христиан своими детьми, а не рабами, и Он вознаградит каждого по заслугам, а язычество есть — бегство от божественной истины, и это доказано Его гибелью. Вы разрушаете сегодня святыни наши и губите нещадно слуг господа. Помните, — Аввакум поднял глаза на людей за спиной Стоголова, — крест и молитва всегда низвергают колдовство, а чудо святого повергает в прах неверующего!

При этих словах Аввакума, порыв ветра неожиданно ворвался внутрь. С силой хлопнуло окно, и на пол со звоном полетели остатки стекол.

Стоголов вздрогнул, мрачно разглядывая церковника из — под капюшона. Он не думал сдаваться, и Афанасий понял, что поединок переходит в решающую стадию.

— Ты врешь, церковник, зато природные силы всегда на нашей стороне! Смотрите! Вниз, на площадь и крыши домов.

Все увидели, что они усеяны сотнями чаек и бакланов.

— Чудо! Сколько священных птиц, послано сюда! Чайки привезут наших идолов в колесницах, а могучие бакланы принесут солнце.

Глаза Аввакума вдруг зажглись тем блеском, который Афанасий уже не раз видел прежде.

— Чудо совершает только ниспосылаемая Божья благодать! Это дар, исходящий от Бога. Так и молящийся блаженный Сергий, однажды, увидел чудо — множество птиц, и был ему глас: множатся несчетные иноки, подобно сим птицам, а идущие по твоим стопам будут украшены. Но ты не блаженный, мерзкий Стоголов, они следуют за мной, сгинь, сатана!

Неожиданно, эти десятки белых птиц на улице встрепенулись. Они устремились к разбитым окнам с шумом и гоготанием, заслоняя свет мелькающими крыльями и накрывая людей за спиной Стоголова. Наступила кутерьма. Афанасий видел сквозь мельтешение крыльев, как Стоголов пропал со своего места и в следующий момент возник рядом с Аввакумом, занеся над его головой длинный нож.

— Берегитесь, он рядом!.. — Договорить, Афанасий не успел.

Аввакум с бешеным лицом притянул к себе Стоголова и вонзил ему в шею свой серебряный крест до верхней перекладины. Кровь фонтаном брызнула на стол и в лицо Афанасию. Кровь была теплая: он почувствовал ее вкус на губах.

С охранниками Стоголова тоже было кончено. Они бесформенными грудами валялись на полу, а птицы, сделав свое дело, вылетали на улицу через окна. Афанасий видел внизу мятежников, которые застыли, не понимая, что происходит.

— Они все опоены языческой дрянью, как и наши «богатыри» в грузовиках! Он и нас хотел напоить! — Возбужденный Аввакум вытирал кровь с креста об одежду мертвого Стоголова. — Среди этих «поганых» на площади, наверное, и грамотных-то за последние годы не осталось, но пусть хоть внемлют слову Божьему. Пойдем на балкон.

Они вышли.

— На колени! — раздался звучный бас Аввакума над городом и остолбеневшими людьми.

Птицы бешено кружились над площадью и, если кто-то не слышал приказа иезуита, подлетали — и окровавленный человек падал ниц. Вскоре, вся коленопреклоненная площадь покорно слушала церковника. Он был краток.

— Я здесь, чтобы устрашить и разогнать одержимых неверием! Пришло время сокрушить и попрать идолы. Мои священники будут крестить вас сотнями, мужей выше моста, а жен ниже. Если кто-то посмеет ослушаться святых людей, будет предан смерти через сожжение!

Аввакум устало закончил, и они с Афанасием стали спускаться. Некоторые из охранников Стоголова были еще живы и теперь, окровавленные, стонали, не в силах подняться.

— Здание думы — сжечь! Вместе с «погаными» наверху! Надо очистить город от скверны, — отдал Аввакум короткий приказ офицеру, подбежавшему со стороны грузовика. Того заметно шатало. — Привезите моих священников. Они крестят всех неверных, а тех, кто был крещен, но предал веру, — заново, каленым железом!

Он встал на колени лицом к догорающему храму и трижды перекрестился.

— Мы возвращаемся в Москву. Благодарю тебя, Афанасий!

37. Твари. Океан. Величание Преподобному

— Этот катер не слишком хлипкий?

Людвиг с сомнением ступил на палубу и сразу закурил сигарету, глубоко втягивая дым.

— Боитесь утонуть?

Алексий через три дня после смерти Афри пригласил агента порыбачить, объяснив это желанием забыться и успокоиться среди океанских волн. Людвиг бросил окурок за борт, и к нему сразу подплыла маленькая любопытная рыбка.

Дронов поздоровался с капитаном — похожим на пирата чернокожим хозяином суденышка, в грязной белой майке и потрепанных шортах. В его жестах и взгляде была заметна привычка отдавать приказы и чувство собственного достоинства. Казалось, он не обращал внимания на обычных пассажиров, решивших развлечься рыбалкой. Прищуренные, шоколадные глаза неотрывно смотрели только вперед по курсу.

Вскоре, они были далеко от берега. Отсюда, из открытого океана, открывался вид на Кадингир в утренней дымке. Капитан принялся подавать из трюма снасти. Солнце уже палило не по — зимнему, и Дронов представил, как жарко здесь бывает летом.

— Интересно, можно ли увидеть в океане Новый Вавилон?

— Нет, до него далеко. Там мины, мудреные системы защитных полей, они не дают не то что приблизиться, но даже отыскать плавучий остров. Мы пытались его обнаружить, и американцы тоже. Не хотите хорошего виски? Захватил с собой, хоть и знаю, что вы не пьете.

Людвиг плеснул в два стакана.

— За успех!

Дронов посмотрел сквозь ячменную жидкость на солнце, любуясь игрой света. Он слышал, как чернокожий капитан, все еще возится и гремит чем — то в трюме.

Агент выпил и достал из открытой капитаном банки несколько крупных зеленых маслин.

— Смотрите, какие они жирные, наверное, греческие. — Людвиг закинул маслины себе в рот. — Все почитают сейчас за счастье везти и продавать товары в Кадингире. Водка тоже была раньше, московская, но теперь, слышал, ее запретили. Рад, что вы начали приходить в себя, Алексий, и не держите зла… за… Афри. Шальная пуля, вы же понимаете? И потом, она всего лишь черная — никаких отношений у вас быть не могло!

Дронов только сейчас заметил, что глаза собеседника мутные и красные от спиртного, а кожа на лице прошита мелкими синими прожилками.

Людвиг опять закурил маленькую ароматную сигарету. Ему было жарко, и он весь вспотел под солнечными лучами.

— Расплавиться здесь можно. Не обижайтесь, но я успел подстраховаться перед поездкой — написал в Москву и вызвал разведчик. Видите, над головой кружится? Уверен, что ради общего дела, Алексий, вы забудете эту сумасшедшую!

Через минуту над головой Людвига действительно закружилась такая же птица — разведчик, как «Пол».

— Вашего, как зовут? — Людвиг с удовольствием разглядывал свой экземпляр, бесшумно зависший недалеко. Он разговорился после выпитого и совсем забыл о рыбалке.

Дронов, напротив, был сосредоточен и постоянно подливал ему в стакан, так что вскоре за разговорами Людвиг осушил целую бутылку. Капитан, тем временем, вышел из своего трюма и теперь бросал в воду куски корма. Мелкая рыбешка так и сновала вокруг.

— Эй, старик, как со свежей рыбой на твоем авианосце?! Поймал хоть что-нибудь? Сейчас, мы поможем. Там, у меня, еще одна бутылка в сумке. — Пьяный Людвиг, качаясь, пошел взглянуть, что удалось наловить пирату. Его язык уже сильно заплетался. — Неинтересно! Всякая мелочь. Пойду, вниз…

Но из трюма он уже не вернулся — Дронов услышал громкий храп и понял, что может покинуть судно. Теперь пришло время капитана.

Вскоре на океанской глади показался второй катер. Он быстро приблизился к ним, распугав прикормленную рыбешку, плавно подрулил и остановился борт в борт.

Дронов махнул на прощание и быстро перелез с судна на судно. Так же быстро катер набрал скорость. Алексий оглянулся и разглядел в лодке на фоне голубого неба маленькую черную фигурку капитана, машущую ему рукой.

Людвиг, разморенный алкоголем и жарким солнцем, продолжал спать в трюме, а чернокожий капитан принялся еще усиленнее кидать корм в море. Теперь это были увесистые куски сырого мяса, рассчитанные на крупную добычу.

Вскоре, в забурлившей воде около лодки, началось движение. Капитан поднял руки к небу и начал что — то громко кричать, продолжая кидать в воду кровавые куски. Последний он подбросил высоко вверх, и в этот момент, из воды, выпрыгнуло гибкое рыбье тело — большая белая акула. Зубастой пастью хищница ловко подхватила мясо и с шумом упала обратно, обдав чернокожего брызгами. Тот торжественно улыбнулся и повернулся к трюму, где храпел Людвиг. Пришло время будить рыбака.

— Господин, просыпайся. Сейчас ты поймаешь самую крупную рыбу.

Он бесцеремонно растолкал Людвига и помог ему подняться на палубу.

— Что случилось, кэп? Я прекрасно спал внизу, в прохладе. Лови себе, мой друг ведь заплатил?

Пират стоял теперь напротив Людвига, устремив на него спокойный взгляд.

— Почему ты — … так смотришь? И, где Алексий? — Людвиг начал потихоньку приходить в себя и подумал про пистолет.

— Я выбросил твое оружие в океан, можешь не искать. Афри была моей дочерью.

Людвиг вздрогнул от неожиданности.

— Не я убил, а те двое, американцы, в злосчастном гостиничном номере! Это они стреляли! Я приехал, чтобы спасти Афри и Алексия.

— Ты лжешь, белый! Алексий нашел меня и рассказал, что произошло на самом деле. Тогда, в номере, в последние часы перед смертью, Афри призналась, что ты нанял ее везде сопровождать его. Как только у него оказались бы нужные бумаги, она должна была передать их тебе, а затем Алексий исчез бы навсегда… Но ты испугался их чувств и того, что она расскажет правду. Ты убил ее!

— Это та девка, которую Дронов привез с собой на пароме, приказала! Она куплена американцами или англичанами, она шантажировала меня — грозила разоблачением перед властями Кадингира. Они подсунули ее Алексию и добрались до меня! — Людвиг лихорадочно пытался сообразить, вооружен ли капитан. Затем он, заметил рукоятку пистолета, торчащую у негра из-за пояса.

— Не верю! Ты — лжец! Моя дочь умерла от твоей пули. После того, что рассказал Алексий, я просил оставить меня с тобой наедине. Он жаждал раздавить тебя, но я хочу этого еще больше, а сейчас я посмотрю тебе в глаза. Почувствуй хотя бы часть того, что чувствовала моя дочь, когда ты всаживал в нее пулю…

Людвиг не дал капитану продолжить и бросился на него, планируя сбить с ног и вырвать из-за пояса оружие. Но капитан был готов — он, выхватил пистолет и плавно уклонился, а затем крепко обхватил Людвига руками, и они оба вывалились за борт. Капитан, даже в воде продолжал сжимать противника в своих объятиях.

Два чудовища, притаившиеся в воде, только и ждали возможности вонзиться зубами в человеческое тело. Людвиг с ужасом почувствовал, как сомкнулись стальные челюсти на его ноге. Черному капитану повезло больше — он не выпустил из рук пистолета, падая, и ткнул стволом в морду акулы, стараясь попасть в глаз.

От этого пистолет вылетел из рук, его поглотила пучина. В бурлящей и стремительно краснеющей воде капитан не смог разглядеть, удалось ли ему попасть. Он видел только объятое ужасом лицо Людвига. Оттолкнувшись руками то ли от него, то ли от тела хищной рыбины, он сделал рывок в сторону и оказался возле лодки на чистой воде. Поблизости оказались спасительные ступени металлической лестницы. Капитан за несколько гребков доплыл до нее и стремительно стал взбираться.

В этот момент, он услышал за спиной нечеловеческий крик, потонувший в звуках булькающей воды. Чернокожий преодолел последнюю ступеньку и, упав на палубу, заметил, что из руки его хлещет кровь — акула успела глубоко зацепить предплечье, но боли он не почувствовал. Не в силах подняться, капитан пополз к трюму, чтобы успеть наложить жгут на рваную рану.

Движение на поверхности океана, тем временем стихло. Только две одинаковые чайки парили в небе, высматривая, не перепадет ли лакомый кусочек от хозяев океана.

38. Жертвоприношение. Северо-Запад

На этот день в замке князя Воскресенского была назначена долгожданная премьера древнеримской пьесы — сцены из жизни императора.

Яков Городничий с интересом ходил по коридорам дворца, заполненным гостями, разглядывая дорогие картины. Вышколенные официанты вытянулись возле фуршетных столиков и предлагали волшебные напитки и маленькие закуски, но он не притронулся к еде и коктейлям, наслышанный об их странном воздействии на публику.

Эта публика, чопорная и разодетая, скрывшая лица за масками — как и он сам, не спеша проплывала мимо Городничего. Он сразу выделил из толпы женщину в красном платье и туфлях на высоких каблуках — экстравагантность ему, человеку яркому и неординарному, всегда нравилась. Задержавшись у окна галереи, она пристально посмотрела на Городничего, и Яков восхищенно прошел мимо нее. На плече дамы висела маленькая, изящная сумочка, и корпускул Городничего характерно пискнул — там находился пистолет.

Городничий краем глаза увидел, как женщина отошла от окна и направилась за ним. Он не думал, что его так быстро вычислили люди из службы безопасности князя, но решил не рисковать. Навстречу шагал толстый широкоплечий господин с черной бородкой, одетый в дорогой костюм, и Яков дал ему условный знак, указав на женщину в красном. В ответ, тот незаметно кивнул, подошел к даме и начал любезничать с нею, активно жестикулируя. Позже, уже из галереи, Городничий видел, как, мило беседуя, они вышли в парк князя. Он отметил, что напарник выбрал подходящее место, чтобы ликвидировать женщину, даже если она и не из охраны Воскресенского.

Яков, имея за спиной большой опыт, справедливо считал, что надежнее заранее избавиться от всех сомнений.

Дали третий звонок, и людской поток устремился в парадный зал. Городничий с удовольствием отметил, что зал забит публикой. Место у Якова было крайнее в пятом ряду, откуда прекрасно просматривалась сцена с античными декорациями. Вскоре, свет потух, заиграла музыка, а на сцену рабы выкатили колесницу, в которой восседал Воскресенский в тоге императора, увенчанный лавровым венком. Статисты, одетые патрициями, громко приветствовали цезаря. Зрители разразились бурными овациями, некоторые даже вскочили с мест.

Городничий любил театр, как всякий культурный человек — а он, считал себя культурным человеком. Сегодня на сцене князь был явно в ударе. Роль ему подходила — он увлеченно пел, танцевал и играл, он повелевал римским сенатом и соблазнял весталок. Прошел час представления, приближалась развязка. Яков незаметно выскользнул в туалет, наживил новую маску, затем переоделся в заранее спрятанную одежду римского патриция, а на бок повесил меч.

Его напарник уже ждал в толпе артистов — патрициев на сцене. Охранники за кулисами отвлеклись, глядя на игру князя, и никто не заметил актера массовки, выходящего из курительной комнаты. Дамы в красном, Городничий в зале так и не увидел.

Тем временем на сцене к Воскресенскому подвели раба, по сценарию убившего своего хозяина — римлянина. Раб еле держался на ногах. Городничий слышал, что для финальных страшных сцен ловили опустившихся людей со всей округи, таких как этот — у него было красное лицо запойного пьяницы.

По древнеримским законам все невольники хозяина, убитого рабом, подлежали смертной казни, и хотя народ Рима сегодня ждал от князя — цезаря решения о помиловании, император был неумолим и под крики восторженной толпы, принял решение принести в жертву всех несчастных рабов.

Свет тотчас приглушили, стулья раздвинули, — еще громче заиграла тожественная музыка и началась столь любимая князем и его поклонниками заключительная сцена. Действие перенесли в зал, и только князь остался на сцене в окружении многочисленных патрициев.

Публика, опоенная наркотическими коктейлями, к окончанию пьесы, как обычно, сходила с ума; в зале началось избиение невольников кнутами. Плохо соображающим зрителям выдали их вместе с длинными острыми ножами. Городничий спокойно смотрел, как уже тащат к месту жертвоприношения главного злодея — убийцу — старого пьяницу, одетого рабом.

Дождавшись, когда прожектора стали давать свет в зал стробоскопическими вспышками, а сцена погрузилась в полумрак, Городничий вплотную приблизился к князю. Он встал к нему лицом и с силой воткнул меч под ребра, по самую рукоятку, потом провернул его до хруста так, что кровь из туники цезаря фонтаном брызнула на настил.

Городничий видел, как удивленно раскрылись глаза Воскресенского, и в углу рта показался тонкий ручеек крови. Князь неуклюже опустился на колени, а потом упал, венок слетел с его головы и покатился в зрительный зал. Из — под тела быстро расплывалась лужа темной в свете вспышек крови. Яков спрыгнул в зал и бросился сквозь орущую, избивающую рабов толпу. По дороге на него то и дело попадали брызги крови с кнутов.

Он сделал, что требовалось; надежный и опытный напарник должен был прикрыть его, если остался жив, — Якову же следовало, немедленно уходить. В прошлый раз, на шоссе, счастливый случай спас Воскресенского, и от ракет князя погибли лучшие люди Городничего, поэтому сейчас он предпочел все сделать сам.

Он с минуту постоял над умывальником, смывая кровь князя со своих рук. Жертвоприношение состоялось — на этот раз Аввакум будет доволен его работой.

39. Книга. Кейптаун. Во Царствии Твоем

— Отправляясь в Кейптаун, мы должны будем притвориться местными, иначе, и двух шагов не успеем сделать. Мы облачимся в нано — костюмы и станем африканцами. — Дронов вытащил из рюкзака и протянул доктору пакет с маскировочной одеждой, купленной им вчера у подпольных торговцев новинками.

— Алексий, может, у них и формула давно есть, за которой мы гоняемся? Проще будет ее купить, чем рисковать, суясь в страну, где я не был двадцать лет!

— Надевайте, надевайте, не фантазируйте. Если бы формула была, эти торгаши давно бы продали ее в Америку или Китай.

Они начали надевать костюмы, и Дронов почувствовал, как что — то теплое начинает растекаться по поверхности кожи; — торговцы сказали, что костюмы «живые» — состоят из миллионов организмов, и это — одна из технологий вавилонцев.

— Ну, вот, доктор, посмотрите на меня — мы с вами стали похожи! Два незаметных африканца не должны вызвать подозрений у собратьев, как думаете?

Лодка, на которой они плыли, тем временем сама тихо причалила, и Дронов, выпрыгнув первым на каменистый берег, помог выбраться Априну.

— Сначала притопим нашу посудину в океане, спрятав ее на дне понадежнее. Дай Бог, если все удачно получится — еще придется возвращаться на ней.

Лодка, повинуясь команде от Алексия, медленно погрузилась в воду.

Разведчик передавал безлюдную картину на многие мили вокруг: солнце опустилось, и ничего не было видно.

— Вы рассчитываете на ней вернуться? А если ее обнаружат и украдут местные африканцы?

— Купим другую. Не бойтесь, не брошу вас — вы нужны своей стране.

— Вашей стране.

— Нашей, сколько раз повторять?! Вы опять стремитесь казаться циничнее, чем есть на самом деле.

Дронов, проверив пистолет, направился вверх по прибрежному склону, и Априн, стараясь не отставать, последовал за ним. Поднявшись, Алексий оглянулся на темный океан — его вид пробудил, щемящие сердце воспоминания. Шум прибоя и профессору напомнил времена до Разделения, вынудившего Априна покинуть дикую, но полюбившуюся страну.

Они выбрались на асфальтированную дорогу и зашагали в темноте в сторону ближайшего рыбацкого поселка, указанного «Полом».

— Пешком дойдете?

— Не беспокойтесь. Я не такой уж немощный и старый, а в Лондоне каждое утро делал пробежку в парке. Там все бегают, и пройти вашу пару километров для меня легко!

Вскоре, они достигли цели, и Дронов решил воспользоваться велосипедами — до Кейптауна ехать было примерно час. Алексий скоро появился из темноты с двумя старенькими велосипедами.

— Стащили у бедных рыбаков? Почему вас собаки не учуяли?

— Птицы помешали. Садитесь и держитесь за мной в темноте.

Дорога, извиваясь, шла вдоль океана — слышался гулкий шум волн о каменистый берег. Через час, как и рассчитывал Алексий, на горизонте показались огни Кейптауна. Доктор уже молил о пощаде.

— Потерпите, скоро сделаем привал. — Дронов получил сигнал от «Пола», тот нашел полуразвалившуюся хижину в заброшенном районе.

— Ночевать не будем, передохнем немного — и в путь. — Он заглянул в пустое окно хижины. — Заходите внутрь. И примите эту таблетку — день бодрствования обеспечен. — Алексий достал белый кругляшок и протянул доктору.

Априн послушно взял и проглотил таблетку.

— Если вы дали мне яд с задержкой действия на пару дней, пока не приведу вас к лаборатории, пусть это останется на вашей совести.

Передохнув, они поехали в Бич — роуд — район на окраине города, чтобы найти дом бывшего коллеги Априна техника Билли Уэйна, адрес которого дал Луи.

На предутренней улице не было прохожих, и Алексий направил доктора к дому техника — небольшой одноэтажной развалюхе, окруженной такими же жалкими лачугами, а сам остался ждать.

Априн постучал по старому покосившемуся забору и вскоре заметил, как в окне мелькнуло чье — то лицо.

— Что вам нужно, мистер? — Толстая негритянка с недружелюбным выражением лица выглянула на улицу.

— Я ищу Билла, Билла Уэйна. Работал с ним когда — то в Кейптауне.

— Он болен и не встает с кровати уже полгода, а я — его сестра, Салли.

— Можно мне войти, миссис? У меня хорошие новости для вашего брата.

Априн вглядывался в Салли — неужели это была она? Та, ради которой он хотел когда — то остаться в Кейптауне навсегда. Тогда он — еще относительно молодой, слегка за сорок, доктор наук — приехал в Южную Африку по приглашению местного университета читать курс лекций по химии. Через пару лет на одной вечеринке он и познакомился с сестрой Билли. Она случайно зашла передать что — то брату, — а работала недалеко, медсестрой в городском госпитале. Их роман развивался бурно и стремительно, но в воздухе уже носилась идея национальной нетерпимости, и отношения белого мужчины и чернокожей девушки вызвали недовольство университетской ячейки националистов. В один из вечеров, незадолго до Разделения, Салли пропала. В ее пропаже обвинили Априна, но, к счастью, Билли знал правду — Салли угодила в лапы националистам, которые потребовали у нее отказаться от связи с белым и насильно выдали замуж за одного из своих.

Априн тяжело переживал потерю, но вскоре Разделение заставило и его покинуть Кейптаун. Как он думал — навсегда. Доктор все годы с тоской вспоминал давнюю любовь.

Негритянка, с видимым сомнением, разрешила незнакомцу пройти в дом.

Вид лачуги Билли внутри наводил на мысли о безнадежности. Давно здесь никто и ничего не прибирал. Всюду валялись разбросанные вещи: старые коробки, пустые бутылки и консервные банки. Устойчивый запах нечистот висел в воздухе.

Априн с трудом узнал больного — Билли лежал на кровати, тощий и бледный африканец с большими ушами и кудрявой шевелюрой, еще не тронутой сединой.

Несчастный, встревоженный громким голосом сестры, открыл глаза и уставился на гостя, не понимая, кто это.

— Что вам нужно? Салли, где ты?!

— Здесь. Говорит, твой старый знакомый, и у него хорошие новости.

Салли стояла около двери, все еще подозрительно оглядывая гостя.

— Прошу вас, мистер, быстрее говорите, что вам нужно, я зашла только дать лекарство и хочу закрыть дом — мне надо в госпиталь, а это в двух километрах.

Априн подошел к больному ближе и сказал тихо, чтобы не услышала сестра:

— Билли, посмотри внимательно, это я, доктор Априн, ты помнишь меня?

Больной непонимающе смотрел на стоящего возле кровати чернокожего мужчину.

Тогда доктор повернулся к Салли и сунул ей самую крупную местную денежную купюру, как научил его Дронов.

— Миссис Салли, подождите, пожалуйста, в другой комнате, мы поговорим с Билли… мне надо сказать ему нечто очень важное.

Салли вздохнула и, молча взяв банкноту, вышла из комнаты. Было слышно, как она неплотно закрыла дверь. Априн оттянул тонкую маску вниз и показал свое лицо встревоженному больному.

— Мистер Априн?! — Билли узнал его и нашел в себе силы от удивления приподняться на одном локте, а доктору даже показалось, что он услышал громкий возглас и в соседней комнате.

— Да, Билли, — это я. Немного постарел и очень рад видеть тебя живым … Не волнуйся, так сильно.

— Мы не виделись с вами столько лет! Я часто вспоминал вас, док, но здесь нельзя, так ходить по улице — белого сразу убьют! Наденьте маску обратно, прошу вас, чтобы я успокоился, а за Салли не волнуйтесь — она никому ничего не расскажет. Как вам удалось оказаться в Кейптауне? Ведь это смертельный риск для любого иностранца!

— Долгая история. Когда будет больше времени, обязательно расскажу. Билли, мне нужно найти Эдди. Он ведь еще работает в нашей лаборатории? Не спрашивай, зачем — все равно, не смогу ответить, но зато могу дать тебе средства на лечение. Смотри, здесь много. — Априн раскрыл сумку и показал Билли пачки местных денег, купленные Дроновым вместе с нано — костюмами в Кадингире.

Увидев деньги, Билли хотел о чем — то спросить, но только зашелся тяжелым кашлем.

— Помнишь наш проект по искусственной нефти, над которым мы вместе работали, — хотя бы — основные идеи? Пусть, ты был только техником, но не можешь не помнить, Билли. — Априн все же не сдержал слово, данное Алексию, — ничего не рассказывать.

Чернокожий пытался ответить, но, задыхаясь, опять устало откинулся на подушку.

— Технологию ее производства хотят купить и спрятать, чтобы люди продолжали кланяться нефтяным корпорациям. Мы, те, кто изобретали ее, должны обнародовать секреты производства. Это принесет свободу человеку и избавит его от зависимости перед бензиновыми королями.

Билл недоверчиво посмотрел на Априна.

— Скажу честно: я не верю вам, мистер Априн, как никогда не верил белым людям, от которых мне и моему народу всегда были только несчастья. Но у Салли — вы ведь помните ее, мою маленькую Салли? — четверо детей, а мне деньги уже не нужны, мне — скоро умирать … Отдайте ей свой мешок, и, ради нее, я расскажу вам, что знаю.

Априн понимающе кивнул и спросил:

— Белые сейчас не работают в лаборатории?

— Нет, только черные. Никаких белых давно нет.

— Удивительно. Как, им удалось довести результаты исследований до логического конца?

— Доктор, вы тоже, может, и меньше, чем другие, но всегда сомневались в наших способностях, а мы сделали то, что не удалось вам, почти Нобелевскому лауреату, — просипел Билли с гордой насмешкой. — После Разделения из многих стран вернулись наши ученые, и у них получилось завершить то, что не смогли белые.

Затем Билли подробно объяснил, как в Кейптауне найти заместителя начальника лаборатории и в прошлом их коллегу Эдди. Рассказ давался ему с большим трудом, и Билли то и дело брал с тумбочки стакан и пил воду.

Когда он закончил, Априн позвал Салли, подслушивавшую из — за неплотно закрытой двери, и вручил ей мешок, в котором лежало несколько толстых пачек.

— Салли, прошу тебя, это мой старый знакомый. Никому не говори, что он был здесь, и возьми деньги… для детей, — попросил Билли.

Его сестра была взволнована. Она никогда не держала так много денег в руках. Салли смотрела то на брата, то на доктора, не в силах вымолвить ни слова. Билли смутился и, не выдержав ее взгляда, выдавил из себя треснувшим голосом:

— Салли, прости меня. Это доктор Априн.

Никто из троих не хотел сейчас говорить — любые слова казались слабыми и беспомощными. Доктор и негритянка разглядывали друг друга и представляли, что случилось бы, не разлучи их судьба. Априн приблизился к Салли и прижал ее к себе. Она подняла голову, глядя на него полными слез глазами.

— Я долгие годы молилась нашим духам, и они услышали меня — мы с тобой, наконец, встретились…

Априн не помнил, как попрощался с Салли. Он пожелал больному скорейшего выздоровления и бросился к напарнику.

— Что вас так расстроило, доктор? Встреча со старым коллегой?

Дронов неожиданно передумал делать дневной визит — безопаснее было дождаться темноты в своем укрытии, а к Эдди на встречу ехать одному. Априн слишком эмоционально все воспринимает, а чтобы «разговорить» его следующего коллегу, возможно, придется применять не совсем правильные, в понимании доктора, средства воздействия.

День они провели в укрытии, и, как только стемнело, Дронов отправился к дому Эдди. Тот, по наблюдениям «Пола», жил в высоком, многоквартирном здании, по здешним меркам подобное считалось вершиной благосостояния.

На улице Алексий умело замаскировался, и никто не обращал внимания на одного из многочисленных черных нищих, слоняющихся по улицам Кейптауна в поисках окурков или остатков еды. Вскоре, возле подъезда он увидел прилично одетого мужчину с пакетами еды в руках, очень похожего на Эдди, описанного Билом. Очевидно, он относился к классу местных «белых воротничков». Дронов проследил, на какой этаж тот поехал на лифте, и отправил разведчика к окнам. Вскоре, он мог наблюдать картинку.

Дождавшись, пока Эдди пойдет в душ, Алексий поднялся наверх, к квартире, и легко открыл дверь. Из ванной комнаты доносился звук льющейся воды. Как только Эдди вышел, Дронов сразу схватил его, связал и заткнул рот.

Придя в себя, пленный инженер с удивлением увидел, склонившееся над ним, чернокожее лицо.

— Эдди, буду краток. Мне необходимо попасть в лабораторию, где вы работаете. После этого вы получите средства, позволяющие безбедно жить в Кадингире. Другого выхода нет ни у вас, ни у меня, понимаете?

Эдди кивнул, и Дронов вытащил кляп.

— Завтра — суббота, — выходной день, и если мы проникнем в лабораторию сегодня ночью, то пропажу обнаружат не раньше понедельника. Так?

Эдди, глядя на быстрого и ловкого Дронова, не стал изображать героя и начал говорить.

Из его рассказа Алексий выяснил, что лаборатория находится на территории нового института химии — на искусственную нефть бросили все силы. Голод и разруха захватили страну, объятую пожарами этнических столкновений. Кто мог — пытался найти спасение в Кадингире, но тот тоже закрыл границы. Теперь правительство, спекулируя на факторе Кадингира, пыталось выманить денег у других государств, и всячески подогревало бунтарские настроения в своем населении, рвущемся уничтожить город и вернуть обратно проданные земли.

— Все основные данные хранятся в лаборатории и зашифрованы, но есть один — единственный распечатанный экземпляр, закрытый в сейфе…

Алексий покрепче связал Эдди, отправил на разведку «Пола» и вернулся в убежище за доктором.

— Только, господин Априн, не раскрывайте свою личность — в этом карнавальном обличии Эдди не сможет вас узнать, — предостерег Алексий. — Если вам удастся взглянуть на формулы, то вы подтвердите или опровергнете создание революционной технологии.

Поднявшись вместе в квартиру Эдди, они стали дожидаться темноты.

Наконец, когда сумерки сгустились достаточно, Алексий поднялся с кресла и перекрестился:

— С Богом! Мы проделали длинный путь, и я верю, что высшие силы помогут довести начатое святое дело до конца!

Он развязал пленника, похлопал по плечу взволнованного доктора, и втроем они спустились на улицу.

Этот район еще кое-как охранялся полицией, но остальной Кейптаун давно перестал быть безопасным в любое время суток городом. Многочисленные банды грабителей, нищих и наркоманов бродили по улицам, врываясь в дома, грабя, убивая и вступая в непрерывные перестрелки с такими же бандитами и полицией.

На соседней улице «Пол» завел припаркованный ржавый автомобиль.

У Эдди имелся служебный пропуск, но его появление в такое время могло вызвать подозрение у охраны, поэтому Дронов воспользовался помощью птицы. Разведчик на несколько минут отключил сигнализацию и камеры наблюдения, затем аккуратно расплавил стальные прутья забора.

Алексий легко вытащил квадрат решетки, а затем, так же аккуратно поставил на прежнее место, когда все трое пролезли внутрь. Следуя по безопасному маршруту вдоль стен, указанному «Полом», они оказались перед входом в здание лаборатории. Разведчику без труда удалось открыть электронные кодовые замки на высокой входной двери и отключить сигнализацию.

— Все документы хранятся на последнем этаже. — Эдди показал на главную лестницу.

Дронов, осторожно ступая, стал подниматься, вытащив пистолет.

— Они здесь, в кабинете директора. — На нужном этаже проводник указал на металлические двери с кодовым замком, и Дронов, открыв окно, запустил в коридор «Пола». Маленькая «чайка» тихо выплыла из темноты на оторопевших Эдди и Априна. Подлетев к нужным дверям, птица застыла, шевеля усиками под клювом. Раздался щелчок, замок мигнул, и они проникли в комнату директора. Дронов аккуратно прикрыл за собой двери.

— Документы в сейфе. — Эдди обливался потом.

Дронов указал «Полу» на металлический ящик в дальнем углу комнаты. Разведчик подлетел к нему и снова неподвижно повис, а на корпускуле Дронова начали проноситься ряды прыгающих цифр. Очевидно, на этот раз задача была не такая простая. Никто не говорил ни слова, все уткнулись глазами в блестящую панель сейфа.

Это было еще одно соревнование машин. Априн, как человек, близкий к науке, представлял себе, какие сложные технологии вдохнули жизнь в чудо — птицу. Он слышал о подобных машинах, но видел их впервые. Неужели, ее смогли построить на его родине? Откуда и как такое могло появиться в сотрясаемой конфликтами стране? Даже в его Британии вряд ли кто — то может создавать подобные устройства. Если им удастся выбраться живыми, то первое, о чем он спросит Алексия, будет: кто создатель чудо — птицы?

В тишине было слышно, как сейф зло гудит и урчит, пытаясь отстоять свои тайны. Цифры на корпускуле стали двигаться медленнее и вскоре застыли — менялась только последняя: — 1, 2, 3, 4, 5 … затем раздался щелчок, и дверь нехотя, но стала открываться.

Невозмутимый «Пол», отчитываясь на корпускул Алексия, ограничился одним словом: «Открыто». Это была маленькая победа.

— Слава Богу! Доктор, он открыл!

— Покормите его лучшей океанской рыбой! — восхищенно прошептал Априн.

«Пол», казалось, понял, о чем говорят люди, — он накренился и плавно поднялся под потолок.

— Смотрите, бумаги! — Дронов вытащил из сейфа толстую папку и передал доктору. Априн сел за стол и принялся читать страницы одну за другой.

— Мне надо около получаса.

— Изучайте. Если эти бумаги не годятся, продолжим поиски. — Дронов выразительно посмотрел на мокрого от жары и страха Эдди.

Время в душной комнате тянулось медленно, но, наконец, завершив чтение, доктор удовлетворенно посмотрел на Алексия.

— Поздравляю, думаю — это то, что вы искали!

Обрадованный, Дронов осторожно открыл двери кабинета, вышел на лестницу и выпустил в окно «Пола». Птица тут же передала, что все вокруг тихо — гости могут уходить.

Компания спустилась, благополучно вышла из здания и прежним путем вернулась к забору. Оказавшись на улице, Дронов, аккуратно поставил решетку на место и приказал разведчику заварить ее обратно.

В этот момент корпускул Алексия тревожно пискнул.

— Там трое возле нашей машины, — спрятались за деревом. Похоже, местные бандиты… и еще трое на подходе — чуть-чуть времени не хватило спокойно уйти…

— Вы можете их не трогать, оставить в живых?! Я прошу вас! — Априн схватил Дронова за руку.

— Доктор, что с вами? Я не собирался никого убивать, но они вас не пожалеют! Хотите проверить? Скажите тогда, что вы — белый!

Априн устало отпустил его руку.

— Все равно, ради меня, Алексий. Вам, как человеку нового поколения не понять нас, живших еще в том мире — до Разделения, в мире, который мы пытались не делить на… — Доктор не успел договорить, как Дронов перебил его:

— Нам надо выбраться из этого района, господин Априн. — В его голосе сквозило раздражение. — На километр в округе ни одного автомобиля, который мы могли бы угнать, а вы жалеете местных бандитов!

Эдди, видя их взволнованность, с отчаянием прислушивался к разговору на непонятном ему языке. Опять тревожно зазвучал сигнал — Дронов, выслушав сообщение, остановился как вкопанный.

— Это не просто бандиты, доктор, — «Пол» смог распознать нано — маски и костюмы! Если вы еще верите — молитесь! — Алексий перешел снова на английский.

Эдди, услышав плохую новость, окончательно потерял силы и произнес, обращаясь к Алексию:

— Может, это «духи», приплывшие или прилетевшие из Нового Вавилона? Однажды, года два назад, такого мертвого «духа» нашли на берегу океана — нам в лабораторию хотели принести фрагменты тканей, — неживых, похожих на человеческие, на исследование, но через день они просто рассыпались в прах. После этого и появилось название: «дух». Затем, таких существ несколько раз видели в разных местах, но поймать не удалось — они убивали всех, кто пытался это сделать, проявляя невиданную жестокость. Если это они, то нам конец!

— Успокойтесь. Они, как и вы, Эдди, из плоти и крови. Думаю, что это американцы.

Алексий почувствовал, что у Эдди сейчас может начаться истерика. Он надеялся на «Пола». Теперь разведчик указывал, что нужно делать Дронову и его товарищам: велел отойти от забора и двинуться в сторону машины и засады другой дорогой, а сам создал иллюзорный «образ» группы из трех человек. Этот «образ» включал в себя все визуальные, электрические и другие сигналы живого человека. Если засаду удастся обмануть, то группа Дронова сможет незаметно сесть в машину и уехать.

«Пол» провел «образ» и остановил его метрах в ста от незнакомцев — те уже поджидали. «Образ» развернулся и бросился в обратную сторону, и через секунду размышления враги кинулись за ним в темноту.

— У него опять получилось. Быстрее к машине! — Алексий побежал, увлекая Априна и Эдди за собой.

Пока «Пол» отвлекал противников в квартале от лаборатории, Дронов сел в машину и быстро вывел ее из опасного района.

— Нам повезло, ржавое корыто не успели угнать.

— Куда вы едете? — Эдди еще не пришел в себя от пережитых волнений.

— Подальше отсюда. Надо срочно уходить. Ваши деньги на заднем сиденье, Эдди, как я и обещал. Если хотите, поедем в Кадингир?

— Нет, высадите меня поближе к центру, рядом с такси. Я вернусь в свою деревню — теперь, с такими деньгами, я смогу купить себе землю, как и мечтал. — Эдди смотрел в окно, на мелькающие темные кварталы, и в его голосе не было радости. — После Разделения все изменилось — мне перестал нравиться город. Здесь страшно и опасно — каждый день случаются грабежи и убийства. На меня несколько раз нападали… когда я увидел вас в своей квартире, подумал, что ворвались очередные бандиты.

Дронов высадил инженера возле стоянки такси, и маленький черный человек еще долго печально смотрел, как попутчики удаляются по пустынному, неосвещенному проспекту.

— Вы как, доктор? Сможете обратно ехать?

— Постараюсь, не беспокойтесь за меня. Я опять ударился, лазая по вашим заборам.

— Ничего, еще отметите удачу своим любимым джином! Нас ждут в море — мой хороший друг и ваша заботливая медсестра.

Доехав до деревни на велосипедах, Дронов оставил их, представляя удивленные лица владельцев. Потом, они подняли лодку на поверхность воды.

— Скоро рассвет — поторопимся! — Алексий заметил, что на берегу в утреннем тумане проступают контуры деревенских лачуг.

Знакомый катер черного капитана приветственно покачивался на волнах недалеко от берега. Отец Афри здоровой рукой помог им взобраться на борт. Другая была замотана бинтами.

— Как дела, Алексий? — спросил капитан.

— Слава Господу! Все нормально, кэп. Можем отчаливать. — Алексий обнял старого моряка, и тот дружески похлопал его по плечу. — А где Веда?

— Спит внизу, ее, укачало. Ждала встречи с вами, но не выдержала.

— Ей всегда нехорошо в море, — рассеянно ответил Дронов, стараясь отогнать образ Афри, возникший при виде ее отца.

Катер, рассекая океанские волны, взял обратный курс на Кадингир.

— В вещах Людвига я нашел тогда два снимка, может, тебе интересно? — капитан передал две глянцевые бумажки Дронову.

Усталый Алексий без интереса взял изображения, но, стоило ему всмотреться, лицо его изменилось: на первой карточке был запечатлен он возле дома Левицкого, а на второй — человек на заднем дворе за полчаса до Дронова: (на снимках стояло время).

Небо обвалилось. Алексий беспомощно обернулся на Априна и тяжело оперся на борт лодки.

— Что с вами, Алексий, вам плохо? — спросил тот.

Чернокожий капитан, не дождавшись ответа, пожал плечами и вернулся к штурвалу.

40. Городничий. Монастырь

Аввакум принял решение — необходимо было срочно встретиться с Городничим лично. После устранения Воскресенского, дальше требовалось действовать так же быстро и решительно.

Князь Андрей Романов, по просьбе Аввакума, срочно прибыл в Петроград и был представлен Сенату на внеочередном заседании. Из города, основанного его великим предком, начнется восхождение князя на престол.

Для закрепления успеха Аввакум решил доверить бесстрашному фанатику Городничему еще одну акцию устрашения и потому встретился с ним в скромной лесной монашеской обители, настоятель которой числился в его верных сторонниках.

Городничий приехал один, следуя своим правилам, на незаметном автомобиле, закутанный и сгорбившийся до неузнаваемости. Войдя в просторный зал, он перекрестился на иконы и поклонился Аввакуму, который приветственно кивнул ему и подал руку для поцелуя.

— Я хотел поблагодарить вас за храбрость, высочайшее умение и смелость. Как только мы добьемся цели, я немедленно сделаю вас министром безопасности. Вы — редкий и талантливейший профессионал.

— Владыка, я посчитаю за честь умереть за веру, воюя с такой нечистью, как…

Аввакум предупреждающе поднял руку.

— Прошу, не надо имен, даже здесь! Я искренне благодарен. Хочу сказать, что молодой князь Андрей уже в Петрограде, осталось последнее усилие, чтобы он мог занять кресло этого нехристя Воскресенского. Об этом завершающем штрихе я и хотел с вами поговорить.

Городничий внимательно слушал, начинающего загораться от собственных слов Аввакума, уважительно кивая при этом. Иезуит, тем временем, понизил голос до громкого шепота, больше похожего на шипение:

— Вы, должны уничтожить Долину Церквей — место, которое чтут сенаторы и высшая знать, в которое они вложили столько средств, где хоронят и планируют хоронить своих близких и самих себя. Ее строят тысячи Гибридов — невольников, которых не жалко, а в остальном Долина — место безлюдное, взрыв не вызовет многочисленных жертв, но весть мгновенно разнесется и будет последней каплей для всех, истинно верующих. Сенаторы, многие из которых — мои сторонники, выступят с манифестом о слабости и бессилии президентской власти и провозгласят князя Андрея, законного престолонаследника, новым императором! Мои священники сразу поднимут и Север, где только что, слава Господу, мы раздавили гнездо язычников. Наши верные люди возглавят бунт на Урале и на юге, где через верную нам заставу идут караваны с оружием. Москва не сможет долго сопротивляться воле народа, а после Долины наступит очередь и «Головы», как называют этого плешивого, некоторые, близкие к нему мерзавцы. Я надеюсь на вас и в этом вопросе.

Аввакум, выжидающе смотрел на Городничего, который в ответ только спокойно пожал плечами.

— Не вижу в уничтожении Долины, как, впрочем, и всего остального, ничего затруднительного. На все — воля Божья, Владыка.

— Мне нравится ваша рассудительность, и, не сомневаюсь, вы придумаете, как это сделать со вселенским шумом.

— Заминируем в нескольких местах и разом подорвем, не бомбить же с воздуха!

— Почему же нет? Но вам, как профессионалу, виднее. Сколько времени может занять подготовка?

Городничий задумался на мгновенье.

— Завтра разработаю план, согласую с вами, день на то, чтобы достать материалы, два дня — на — минирование … итого, пять дней.

— Не надо со мной согласовывать, я вам доверяю детали. Четыре дня?

Городничий, хоть и позволил себе усмехнуться, но почтительно произнес:

— Постараюсь, Владыка Аввакум.

— Средства вам, с Божьего благословения, переведут сегодня же.

— У меня осталось еще немало с прошлого раза. — Городничий не стал уточнять детали.

Но Аввакум уже не слушал его. Четыре дня… Через пять дней князь Романов будет возглавлять Северо-Запад. Иезуит был в этом уверен. Самому князю он не собирался ничего рассказывать. Эти аристократы слишком благородны и могут в последний момент преподнести ненужный сюрприз и разрушить его долговременные планы.

Аввакум, довольный встречей, распрощался с Городничим и первым покинул тихую лесную обитель.

На следующее утро после тайного свидания Аввакума с Городничим Данилин получил приглашение от Вольного на разговор.

Ровно в четыре часа коллеги как будто случайно встретились на платной автомобильной стоянке в центре Москвы. На плохо проветриваемой подземной парковке было душно, пахло резиной и выхлопными газами.

Данилин пришел, подтянутый и элегантный, как всегда. Вольный нервничал, его галстук сбился на сторону.

— Приветствую вас, уважаемый господин Вольный, — Данилин был подчеркнуто вежлив.

— Здравствуйте, господин Данилин.

— Давай, на — «ты», к чему формальности. Нас никто не слышит, если ты тоже один? — Данилин хитро и недоверчиво посмотрел на Вольного. Тот заметил его взгляд, но отреагировал неожиданным вопросом:

— Слышал, у тебя строительство идет полным ходом в Долине?

— Продвигается, — Данилин гордился своим участием в проекте, получившим одобрение у самого Патриарха и президента. — Купить участок было непросто. Строит — архитектор Орлов. Будем обсуждать проект, а заодно вдохнем выхлопного газа? Не поверю, что господину Вольному не о чем больше говорить, кроме архитектуры.

— Слышал еще, ты в поисках одного… человека, и недавно уничтожил его группу?

— Есть вещи, о которых нельзя рассказывать даже коллегам. Если нужна информация, существует порядок. Делается запрос, и тогда…

Вольный поднял руку.

— Он сейчас в Долине… — сказал он и торжествующе посмотрел на собеседника.

— Так вот, почему ты пришел…

Вольный кивнул.

— Он там отнюдь не прохлаждается.

Очередная машина заехала на парковку и теперь искала место между плотными рядами автомобилей. Вольный подозрительно проводил ее глазами.

Данилин был озадачен — откуда Вольный мог знать про планы Городничего? А если знал, почему такая секретность, почему сам не поймает бандита, чтобы заслужить медаль, или… не может? Мозг Данилина начал усиленно работать, вспоминая, с кем может быть связан коллега и на чьей он стороне, если решился прийти и рассказать про Долину и Городничего. Вольный — не так прост …

Тот, словно прочитал его мысли.

— Понимаю, о чем ты думаешь, но не могу оказаться под огнем — пострадают мои близкие. Если взорвут Долину, последствия затронут всех. От сотен погибших строителей — Гибридов, которых, впрочем, никому не жалко, до депутатов Думы и простого народа, на глазах которого пытаются растоптать символ веры. Бунт неминуем, и кто — то его непременно возглавит.

Данилин все прекрасно понимал.

— Сколько осталось времени?

— Думаю, пару дней, не больше. Механизм запущен.

— Спасибо тебе. Если, что-то будет надо от меня — спрашивай, помогу.

— Может, и придет время. — Вольный, попрощавшись с Данилиным, не оглядываясь, направился к выходу со стоянки.

41. Истина. Прийдите, Поклонимся

Он проник в дверь трюма, но девушка не проснулась. Она лежала, накрытая только простыней, и спала, не подозревая, что напротив, сидит Дронов, смотрит и размышляет.

Наконец, Алексию надоело ждать, и он откинул простыню. Веда лежала в одежде, подогнув колени под подбородок.

— Пора вставать!

Дронов перевернул спящую девушку и молниеносно связал ей руки за спиной. От неожиданности она попыталась закричать, но он с силой зажал ей рот ладонью.

— Тише, это я! Не кричи.

Веда широко раскрыла глаза.

— Что ты делаешь?! Ты не трогал меня, все это время. Где ты пропадал? Ко мне вчера пришел старик — чернокожий и передал твою просьбу, чтобы я тебя встретила.

В голосе девушки Дронов почувствовал страх.

— Я и сейчас предпочел бы к тебе не прикасаться.

Он резко приподнял Веду на кровати, приблизил ее глаза к своим и закричал прямо в лицо:

— Это ты убила Левицкого в Лондоне у меня за спиной. Кто послал тебя ко мне?! — Алексий резко отпустил девушку, и та, запрокинув голову, упала обратно на подушку. Неожиданно кровь из ее носа хлынула на смятую постель.

— Афри — тоже с твоей помощью убили. А, ее за что? За то, что полюбила? Для этого я спасал тебя? Сейчас все расскажешь. — Он принес ведро с водой и окатил девушку, приводя в чувство, и вскоре она, всхлипывая, начала говорить:

— Мой отец, — генерал Ремезов, работал в Москве у Бориса Левицкого. После того, как отец узнал, кто на самом деле Левицкий и его подельник, он хотел уволиться, но те двое испугались огласки своих дел и организовали покушение. Мой отец и мать были убиты.

— Так ты дочь генерала Ремезова?! — Это был человек, про которого не раз с уважением рассказывал Дронову Вольный.

— Да. Меня воспитывали в закрытом интернате, где сирот готовили к смирению, послушанию и учили ужасным вещам. Каким и как это делалось — не хочу рассказывать. В голосе Веды сквозили горечь и обида. — Кровь мешает говорить, и руки развяжи, никуда не убегу, обещаю!

Дронов подошел и вытер кровь, но руки развязывать не стал.

— После окончания школы нас проверяли в деле несколько раз, но к тебе это не имеет отношения. Не знаю как, но меня нашли люди Аввакума, и они подстроили, чтобы я познакомилась с Афанасием, сыном Вольного. Мы подружились, и он даже полюбил меня.

— Ты, конечно, его тоже? — В вопросе Алексия сквозила насмешка.

— Не знаю. Мне обещали, что я смогу отомстить за смерть родителей, поэтому я надеялась, он не узнает, что нас нарочно познакомили. Затем те же люди Аввакума подставили Афанасия — они хотели выложить в открытом доступе в Сети, сделанные мною в Африке снимки, и якобы заставили меня бежать и скрываться. Спасал меня уже отец Афанасия. Он не знал, конечно, что тут замешан Аввакум, и делал это ради сына. Во всяком случае, так он говорил мне.

— Ты и Вольного подставила, и Афанасия предала — второго я лично не знаю, но он — сын Вольного, а значит, хороший парень! — Дронов начал успокаиваться и взял себя в руки. — Дальше! Что было дальше?!!

— Потом, как и говорил Вольный, появился ты — на границе согласился взять меня с собой, и мы вместе добрались до Лондона. Здесь я получила разрешение отомстить Левицкому, собственно, из-за этого я и согласилась следовать за тобой. Люди Аввакума еще в Москве показали мне документы, где разъяснялось, как и за что компаньоны убили моих родителей. Я хотела выяснить у него правду еще на празднике у князя Андрея, но испугалась, а в Лондоне воспользовалась тем, что ты удалился, вышла, взяла такси и поехала к дому, где у вас была назначена встреча с Левицким. По дороге заскочила в Сохо и купила пистолет с глушителем. Этот мерзавец был дома один и ждал тебя. Я пробралась через двор, разбила окно и залезла в него. Естественно, Левицкий не ожидал допроса от худенькой изможденной девушки. Когда я спросила, помнит ли он моего отца — генерала Ремезова, он стал юлить, изворачиваться и говорить, что не имеет к его смерти отношения, но я дала ему послушать запись, где прекрасно можно разобрать, как один из исполнителей подробно рассказывает о способе убийства моих родителей и как Левицкий его инструктирует. Присутствовал при этом и еще один человек, который тоже все подтвердил. Когда Левицкий услышал конкретные имена и эту запись, то понял, что отпираться бесполезно. Он запросил пощады, затем попытался меня ударить, и тогда я застрелила его.

— Зачем Аввакум твоими руками убрал его? Вольный говорил мне, что он, кажется, хотел вернуться и снова попасть во власть.

— Не знаю. После этого мне приказали следовать вместе с тобой дальше в Кадингир и ждать документы, которые могут оказаться у тебя.

Алексий нервничал, но заставил себя молча выслушать рассказ, затем спросил:

— Когда с тобой последний раз связывались?

— Вчера. Они спрашивали последние новости.

— Теперь откровенно — ты знала Афри и Людвига?

— Кто это? Я не имею к ним никакого отношения.

— Но это он, Людвиг, сдал тебя. От лондонской полиции были получены снимки двух человек, входивших в тот день к Левицкому. — Дронов бросил на постель измятые снимки. — Людвиг получил их неизвестно откуда. Англичане ищут по подозрению тебя и меня, они не уверены, кто из нас его … убрал.

Он не стал говорить Веде, что в последнюю ночь в коттедже Афри успела многое рассказать ему…

42. Все. Океан. На Реках Вавилонских

Дронов вдруг почувствовал, что началась сильная качка, и в трюме показался мокрый и взволнованный капитан, прервавший их с Ведой разговор.

— Алексий, шторм начинается! — Капитан вытер лицо. — Дождь уже хлынул, и к нам быстро приближается какая — то яхта!

Алексий выбежал на палубу. С бешеной скоростью чужое судно летело в их сторону, рассекая килем волны, поднимающиеся все выше.

— Кэп, где запас топлива?!

— Внизу, в трюме несколько канистр, за деревянной дверцей.

— Доктор, капитан, помогите скорее!

— Что вы собираетесь делать, реактивный двигатель на солярке?

— Бомбу, доктор! «Пол», рецепт мне, одна минута! — Дронов послал вызов разведчику.

— Не надо «Пола», я быстрее расскажу, как соорудить хороший коктейль. — Предложил свои услуги Априн.

— Гони в море, капитан, выжимай все лошадиные силы — нам нужно немного времени!

Длинная ночь не отпускала, и вокруг сквозь струи дождя виднелись только мутные огни рвущейся к ним яхты.

Дронов спустился в трюм, где сидела, подобрав колени, Веда.

— Это ты позвала погоню?!

За ним показался и Априн. Вид связанной девушки поразил его.

— Нет, клянусь тебе! — ответила Веда.

На палубе отец Афри раздувал паруса под хлещущим дождем, пытаясь к стараниям мотора прибавить силу ураганного ветра. Неожиданно сверкнула молния, и раскаты грома, вскоре, достигли слуха беглецов.

«Знамения антихриста появятся в воздушном слое, царстве сатаны», — вспомнил Алексий, слышанное когда — то предсказание.

Он послал «Пола» выяснить, кто там, на яхте преследователей, но связи не было. С помощью доктора они смогли быстро изготовить три взрывоопасные канистры с торчащими фитилями. Преследователи, тем временем, приближались. Дождь усилился, утлое суденышко качалось и переваливалось через волны, растущие на глазах.

— Алексий, прошу, развяжи мне руки. — Девушка уже каталась в трюме по полу, ударяясь о переборки.

Априн не выдержал и бросился к ней, оттолкнув со злостью Дронова.

— Что здесь происходит, Алексий? Я сделал, что обещал, — документы у вас, а теперь не мешайте мне сделать то, о чем меня просят!

Доктор, не глядя в сторону Дронова, стал развязывать руки Веды. Алексий завернул папку с документами из лаборатории в пластиковый пакет и положил в маленький железный сейф капитана. Ключ он сунул себе в карман. Внезапно они услышали автоматные очереди, и сверху раздался звук разбитого стекла.

— Яхта приближается! Там двое стрелков на палубе! — Черный капитан скатился по лестнице на пол, всю его грудь заливала кровь. — Меня здорово зацепило…

— Веда, доктор, помогите ему! — По зияющим ранам Алексий понял, что моряку осталось жить считанные минуты.

Дронов взял две канистры и бросился наверх, в дождь, прячась за рубкой. Мокрая палуба ходила ходуном, а ноги скользили. До яхты преследователей оставалось не больше десяти метров. Он рассмотрел два силуэта с автоматами. Они тоже едва удерживали равновесие на болтающемся из стороны в сторону, но неумолимо приближающемся судне.

Когда расстояние еще больше сократилось, Дронов поджег фитили и со всей силы одну за другой швырнул канистры на чужую палубу. Результата он не видел, потому что тут же бросился вниз за следующей порцией.

И тут в бок их суденышка врезалась яхта преследователей, уже не способная в бурном море сохранять дистанцию. Дронов кубарем полетел в трюм. Откуда — то сбоку слышался хруст ломающегося дерева. Ударившись, Алексий на секунду потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что трюм быстро наполняется водой из пробоины. Свет потух, и в темноте сквозь шум океана, хлынувшего в пробоину, он услышал крик Веды:

— Я здесь, Алексий!

— Где кэп и доктор?! — Дронов пытался на ощупь найти девушку.

— Доктор кинулся наверх с последней канистрой, а кэп… он больше не дышит!

Алексий схватил Веду за руку, и они бросились на палубу лодки, которая уже сильно накренилась на правый борт. Яхта преследователей факелом пылала в темноте.

— Где — то здесь, спасательный круг! — Дронов кричал сквозь шум дождя, не отпуская руку Веды. Наконец он разглядел его в темноте и сорвал с крюка. — Нашел! Доктор, где вы?!

В этот момент суденышко стало стремительно заваливаться на борт, и они покатились по мокрой палубе.

— Держись! — только успел выкрикнуть Алексий. Через секунду он упал в холодные волны. Он продолжал одной рукой удерживать теряющую сознание Веду, а другой вцепился в спасательный круг.

Последним, что видел Алексий, стало то, как из тьмы приближается судно необычной формы.

Вскоре что — то сильное и гибкое вытаскивало их из бурлящей воды, и гроза протрубила им:

«Врата Вавилона открыты!»

Оглавление

204… г. Алексий. Исход

1. Полина. Москва. Видехом Свет Истинный

2. Отец и Сын. Москва

3. Афанасий. Москва

4. Данилин. Москва

5. Веда. Над океаном

6. Филарет. Под Землей

7. Бал. Нга

8. Аввакум. Москва

9. Алексий. Дорога. Свыше Пророцы

10. Вольный. Москва

11. Девушка. Окраина. Молитву Пролию

12. Дана. Приграничье. Раба Божия

13. Проповедь. Лес

14. Хромой. Остберг. Днесь Спасение

15. Воскресенский. Петроград

16. Пелагея. Монастырь. Отчаяни Есмы Жития Ради

17. Встреча. Остберг. Услыши Мя

18. Идол. Замок

19. Разбойники. Восточное (Балтийское) море. Совет Превечный

20. Филарет. Кремль

21. Туман. Англия. Запричастный Стих

22. Левицкий. Лондон. Вкусите и Видите

23. Априн. Корона. Вси Языцы Восплещите Руками

24. Филарет. Москва

25. Иона. В Океане. Агни Парфене

26. Отмщение. Паром. Заступнице Усердная

27. Охота. Москва

28. Порт. Африка. Милосердие, Двери Отверзи Нам

29. Долина Церквей. Урал

30. Людвиг. Кадингир. Да Молчит Всякая Плоть

31. Князь Андрей. Духовная Гора

32. Луи. Кадингир. Спасение Содеял

33. Филарет. Кремль

34. Афри. Кадингир. Милость Мира

35. Алексий. Океан. Ныне Отпущаюши

36. Аввакум. Северные Земли

37. Твари. Океан. Величание Преподобному

38. Жертвоприношение. Северо-Запад

39. Книга. Кейптаун. Во Царствии Твоем

40. Городничий. Монастырь

41. Истина. Прийдите, Поклонимся

42. Все. Океан. На Реках Вавилонских Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg