Генри Каттнер Кэтрин Л. Мур
СЫН НЕСУЩЕГО РАСХОДЫ [= Сын волынщика; Один из несущих расходы]
«…Выглядывающие из трещин волосатые мордочки гномов внимательно следили за Зеленым Человеком, уверенно взбиравшимся на Зеркальную гору. Это был очередной этап волнующей бесконечной эпопеи из жизни Зеленого Человека, разворачивающейся в Огненной стране, среди Измерительных Измерений, в Городе Лохматых Обезьян, жители которого не переставали глумливо ухмыляться, пока их неуклюжие пальцы пытались справиться со смертоносным лучевым оружием… Но здесь жили тролли, и они знали толк в магии. Повинуясь древним заклинаниям, воронки силовых вихрей крутились под ногами Зеленого Человека, высокого, атлетически сложенного, совершенно безволосого и прекрасного, как бог, сверкающего бледно-зеленой кожей.
Если двигаться осторожно и не спеша, тщательно избегая желтых завораживающих смерчей, то дойти до вершины было вполне возможно.
А завистливые гномы сверкали злобными глазками из поросших травой трещин, пушистых, как и их волосатые омерзительные физиономии…»
Эл Букхалтер, недавно достигший солидного и почтенного возраста, исчислявшегося в полных восьми годах, валялся под деревом с травинкой в зубах. Он так далеко ушел в своих мечтаниях, что отцу пришлось слегка подтолкнуть его, прежде чем в полуприкрытых глазах отразилось понимание. День был самый подходящий для расслабленных грез — горячее солнце и восточный ветерок, несущий с белых пиков Сьерры прохладу и запахи травы. Эд Букхалтер-старший всегда радовался тому факту, что его сын принадлежит ко второму поколению со времен Взрыва. Сам-то он родился через десять лет после падения последней бомбы, но воспоминания, пусть даже полученные из вторых рук, тоже могут быть достаточно страшными.
— Привет, Эл, — сказал он.
Мальчик одарил его кротким терпеливым взглядом из-под опущенных век.
— Привет, папа.
— Хочешь поехать со мной в Нижний Город?
— Нет, — мгновенно ответил Эл, сразу выходя из своего ступора.
Эд Букхалтер удивленно поднял красиво очерченные брови и собрался было уйти, но неожиданно позволил себе то, что редко позволял без согласия собеседников — в считанные доли секунды он прощупал сознание сына, и это было детской забавой для его телепатических возможностей.
Там царило определенное колебание, вызванное неуверенностью в правильности последнего поступка. Но оно не имело ничего общего с бесформенной младенческой психикой, чуждость которой не так давно шокировала Букхалтера. Немногие будущие отцы Болди могли устоять перед искушением поэкспериментировать с эмбриональной психикой, но Эду подобные опыты вернули кошмары юности. Огромные пульсирующие массы, взвившаяся бешеная пустота, не говоря уже о жутко-бессмысленных предродовых воспоминаниях…
Но теперь сын повзрослел, и его мечты приобрели конкретную яркую окраску. Воспрянувший духом Букхалтер решил оставить на время утомительные функции наставника. В конце концов, пусть лежит себе под деревом да жует травинку. Пусть.
Шагая по каучуковой дороге к центру города, Букхалтер невесело улыбался, периодически поправляя и без того неплохо сидевший парик. Незнакомые люди обычно удивлялись, когда узнавали, что их новый приятель — лысый, Болди, телепат. Особенно любопытным лишь вежливость мешала откровенно поинтересоваться, как же это он стал уродом. И дипломатичному Букхалтеру приходилось самому вести светскую беседу.
— Мои родные жили после Взрыва под Чикаго.
— О!
Пауза.
— Я слышал, что именно поэтому многие… стали уродами или мутантами.
— О!
Пауза.
— И я до сих пор не знаю, принадлежу я к первым или ко вторым.
— О!.. Вы вовсе не урод!
Пауза. Особых протестов, впрочем, не бывало.
— В зонах падения бомб из-за воздействия радиации со спермоплазмой произошли самые невероятные преобразования. Большая часть мутантов были нежизнеспособны, но некоторых, двухголовых и тому подобное, можно видеть в санаториях до сих пор.
И несмотря на дипломатичность, они всегда были взволнованы до крайности.
— Вы хотите сказать, что способны читать у меня в мозгах?.. Прямо сейчас, да?
— Могу, но никогда не сделаю этого. Такой поступок неэтичен, когда имеешь дело с нетелепатом. Человек с развитой мускулатурой не станет сбивать с ног людей без повода. Он связан определенными социальными обязательствами. Тем более — Болди, перед которыми всегда стоит более чем реальная угроза суда Линча. Самые разумные Болди не позволяют себе даже намека на наличие экстра-способностей. Они просто сообщают, что отличаются от остальных, и этого вполне достаточно.
Его монолог стабильно вызывал следующий вопрос:
— Если бы я был телепатом… Сколько вы зарабатываете в год?
Господи, как их удивлял ответ! Чтобы умеющий читать в умах — и не сумел составить себе кругленькое состояние… Мало ли в мире тщательно скрываемых тайн, способных принести деловому человеку состояние. Особенно, если этот человек — рядовой эксперт по семантике в Модок Паблиш Таун.
Они не понимали. Они никогда не задумывались о самосохранении. Поэтому Букхалтер, как и большинство ему подобных, носил парик. Впрочем, некоторые Болди этого не делали. По разным причинам.
Модок был городом-близнецом с Пуэбло, расположенным за горным барьером к югу от равнины Денвера. Когда в Модоке заканчивалась работа над рукописями, фотолинотипы Пуэбло превращали их в книги.
Управляющий Олфилд вторую неделю требовал гранки монографии «Психоистория». Монографию писал человек, весьма увлекающийся эмоциональной стороной дела, зачастую в ущерб словесной ясности. Кроме того, он не доверял Болди вообще, и эксперту Букхалтеру в частности; в связи с этим Букхалтеру, не бывшему ни священником, ни психологом, приходилось в тайне от сбитого с толку автора выполнять обязанности и того, и другого.
Неуклюжее здание издательства менее всего походило на якорь спасения несчастных авторов. К тому же писателей, при всей специфике их мышления, вынуждали проходить курс гидротерапии, приводящий авторов в надлежащую форму для совместной работы с семантическим экспертом. Пройдя все восемь кругов подготовки, авторы делились на две группы: первая испуганно жалась по углам, шарахаясь от первого встречного, вторая шла на таран, пробивая себе путь в издательских айсбергах.
Но Джим Кейли, автор «Психоистории», не принадлежал к вышеуказанным группам. Просто его ставили в тупик нюансы собственной натуры.
История личной жизни Кейли соответствовала высокому уровню эмоциональной включенности в прошлое, а когда имеешь дело с подобными людьми, волей-неволей приходится быть предельно осторожным.
Доктор Мун, низенький, толстый и бесформенный, сидел у южного входа в правление и ел яблоко, отрезая аккуратные кусочки кинжалом с серебряной рукояткой. Судя по минимальному количеству волос, он мог бы быть телепатом. Хотя у Болди волос не было совсем.
Мун дожевал очередную порцию и махнул рукой Букхалтеру.
— Э-э… я хочу с тобой поговорить.
— Конечно, — ответил Букхалтер.
Он послушно остановился, присел, и глаза их встретились на одном уровне: по понятным причинам Болди никогда не стоят, когда сидят нетелепаты.
— Вчера в магазин завезли новый сорт яблок. «Шаста». Передай жене, чтоб поторопилась, а то все разберут. Вот, попробуй.
Мун внимательно понаблюдал над жевательными процессами Букхалтера и одобрительно кивнул.
— Отличные яблоки. Обязательно передам. Хотя наш ковтер не работает. Этель, как всегда, не на то нажала.
— Вот вам и гарантия, — с горечью констатировал Мун. — Я выписал себе новый, из Мичигана. Кстати, утром мне оборвали телефон из Пуэбло насчет книги Кейли.
— Ну и что?
— Умоляют, чтобы ты прислал хоть несколько глав.
— Вряд ли, — Букхалтер покачал головой. — Там в начале пошла путаница в абстрактных кусках, ну а Кейли…
— Что Кейли?
Эд подумал о скрытом эдиповом комплексе Кейли, обнаруженном совсем недавно, но тайны разума были делом священным. Даже если эти тайны мешали автору интерпретировать Дариуса в рамках холодной логики.
— Я не могу игнорировать процесс мышления писателя. Вчера я пытался почитать книгу трем различным слушателям — и получил три принципиально разные реакции. Критики разорвут нас, если «Психоистория» выйдет в таком виде. Ты не мог бы пока попридержать Олфилда?
— Попытаюсь, — с сомнением в голосе проговорил Мун. — Есть у меня один субъективно-эротический романчик, в полном порядке со стороны семантики. Я думал пустить его в доработку, но теперь отпасую в Пуэбло. Пусть их. Веселенькая у нас жизнь, Эд.
— Чересчур, — согласился Букхалтер, вставая и отправляясь на поиски пропащего Кейли.
Кейли обнаружился в отражающем солярии, позволяющем любителю обогревать себя со всех сторон одновременно. Худой, высокий Кейли смахивал на озабоченную черепаху, потерявшую свой панцирь. Букхалтер стянул рубашку и опустился в шезлонг. Автор покосился на безволосую грудь, и в его мозгу замелькал калейдоскоп: «опять Болди… никакого уединения… пошел к черту… фальшивые брови и ресницы… и он еще…».
Дальше шло нечто безобразное.
Букхалтер дипломатично тронул кнопку, и на экране вверху возникала страница «Психоистории», увеличенная и легко читаемая. Она была исчеркана пометками пробных читателей, интерпретированными экспертом, как различные реакции на предполагаемое единообразие смысла.
Кейли изучал текст. Букхалтер осторожно коснулся сознания автора, легко перемахнув судорожные наивные баррикады против внешнего вторжения. Ни один обычный человек не в состоянии был остановить Болди. Хотя сам Болди мог оградить свое «я» от прощупывания другими телепатами. Есть такое психическое селекторное кольцо…
Стоп. Вот оно. Дариус. Дариус: не просто картина, не просто слово, но поистине вторая жизнь, рассеянная, обрывочная, неконтролируемая. Мазки запахов, полутона звуков, воспоминания и эмоциональные реакции, ненависть, восхищение, черный грохочущий торнадо, пахнущее сосной бессилие и ужасное унижение, боль, глаза…
— ВОН!!!
Букхалтер лежал, глядя сквозь темные защитные очки.
— Я вышел по первому вашему приказу, — сказал он.
— Премного вам признателен, — ответил Кейли, тяжело дыша. — Прошу прощения. Теперь вы должны требовать поединка.
— Я не пойду на поединок с вами, — пожал плечами Букхалтер. — Я никогда не обагрял кровью свой кинжал. Кроме того, это моя работа, мистер Кейли, и я узнал много важных вещей… которые сразу забыл, если вы хотите.
— Вы знаете, Эд, я часто говорю себе о нелепости моих терзаний, но… мой личный мир… и ваши вторжения. Это важно. По крайней мере, для меня.
— Мы обязаны опробовать любые подходы, — торопливо проговорил Букхалтер. — К примеру, я спрошу: восхищаетесь ли вы Дариусом?
Восхищение и резкий запах сосны…
— Я вне, — сразу сказал Эксперт. — Все в порядке?
— Да, — хрипло пробормотал Кейли.
Он отвернулся от собеседника.
— Странно. И смешно. Но вы не должны видеть мое лицо и знать, о чем я думаю.
— Я думаю, что вы должны были бы настраиваться на более дружественный лад, готовясь к моим посещениям, — заметил Букхалтер.
— Я тоже так думаю. Но мне доводилось встречать Болди, которые… Которые мне не нравились.
— Есть и такие. Те, что не носят парики.
— Да. И они лезут в ваше сознание просто ради забавы. Чтобы ошеломить, унизить. Их следовало бы… лучше учить.
— Такова жизнь, мистер Кейли, — Букхалтер отвернулся от солнца. — И у Болди достаточно своих проблем. Трудно уметь правильно ориентироваться в нетелепатическом мире. И многие Болди считают, что их возможности используются недостаточно, не в полной мере. Люди, подобные мне…
«Люди!» — ирония мыслей Кейли была очевидна, но лицо Эда сохранило прежнее выражение.
— Вы должны понимать, кто такой квалифицированный Болди, мистер Кейли. Семантика, полиция, да и многое другое. Это все равно, как быть машиной, способной выполнять несколько операций.
— На несколько операций больше, чем способен человек, — сказал Кейли.
«Только в одном случае, — подумал Букхалтер. — Если бы мы могли соревноваться на равных с остальным человечеством. Но доверит ли слепой зрячему? Особенно, садясь играть с ним в покер…»
Привкус горечи свел губы, наполнив рот вязкой слюной. Где выход? Резервация для Болди? Нация слепых и зрячие выродки? Или попытка лечения, нарушения мутаций?.. Такая политика неизбежно означала войну.
Он вспомнил нейтрализацию Рэд Вэнк.
Город рос, и вместе с ним росло чувство собственного достоинства. Невозможно было поднять голову, не схватившись при этом за рукоять кинжала. Неустойчивая цивилизация тысяч маленьких городков: Хурон, Мичиган, Ханой, Эль-Диего, — каждый крохотный оазис держал под прицелом все остальные. Научно-исследовательские центры были ненамного больше, но никто не возражал против таких нюансов — техперсонал никогда не ввязывался в войну, разве что под давлением. Но в некоторых поселениях, гордо именуемых городами, насчитывалось не более сотен семей. При малейших признаках перерастания городка в город — город, Столица, ИМПЕРИЯ — поселение моментально расформировывалось. И Рэд Вэнк был просто ошибкой.
В принципе, такое устройство было возможным. Только по мере децентрализации приходилось идти на структурные изменения. И люди узнавали.
Они узнавали, что такое валютная система, товарообмен, полеты, они узнавали много нового, но Взрыва они не забывали никогда. И в тайниках вокруг каждого города лежали бомбы. Каждый знал, как делаются бомбы, каждый мог подобрать ингредиенты, каждый мог сбросить вниз с геликоптера гигантское яйцо. Каждый… Ничего, как-то приспособились.
Ремесленники, ученые, странствующие племена… А Болди находили работу там, где могли. Они были анормально чувствительны к проблемам обычных людей, тесно связаны с ценностями человеческой расы — и лишь барьер телепатии делал людей настороженно подозрительными по отношению к Болди. Лучше быть с двумя головами — тогда ты можешь рассчитывать на жалость. А так…
Он перестроил сканер на новую страницу рукописи.
— Скажете, когда будете готовы.
Кейли пригладил седеющие волосы.
— Я ощущаю себя сплошным комком нервов, — ответил он. — Непрерывное напряжение…
— Мы можем отложить публикацию.
К счастью, Кейли не клюнул на эту удочку.
— Нет, я хотел бы закончить все сейчас… Видите ли, я не слишком часто входил в контакт с Болди. Если не считать встречи в лечебнице. Вы не обиделись?
— Ничуть, — ответил Букхалтер. — Всякая мутация в большинстве случаев выходит за пределы разумного. Жесткая радиация дала лишь один положительный вид: безволосых телепатов. Но телепатия, как экстремум возможностей мозга, подобна балансированию на острие булавки. Любой ваш порок, крохотный и незаметный при обычных условиях, телепатия увеличит до размеров мании. Поэтому Взрыв породил такое количество отклонений от нормальной психики. И не только среди Болди. У нас всегда развивалась исключительно паранойя.
Кейли внимательно слушал. Он испытывал облегчение при смещении центра внимания на собеседника, и эксперт чувствовал это.
— Если разум приобретает телепатический инстинкт, он не всегда может полностью с ним справиться. Началась дезориентация, и параноидальная группа удалилась в свой собственный мир, найдя в нем спасение. А остальные… В конце концов мы будем вынуждены ассимилироваться, просто прошло еще слишком мало времени.
— Ассимиляция… — задумчиво протянул Кейли. — А те Болди, которые не носят париков?
— О, у них крайне неуживчивый характер, — улыбнулся Букхалтер, — и все они неизбежно будут убиты на дуэлях. И это реальная цена. Оставшиеся Болди получат самое необходимое: признание и уважение.
Кейли покачал головой.
— Думаю, что я рад тому случайному обстоятельству, не сделавшему меня телепатом. Слишком много тайн мозга, слишком непривычны новые аспекты. Спасибо за возможность выговориться, пусть частично. Займемся рукописью?
— Займемся, — подтвердил Букхалтер.
Замелькали страницы, мысли расслабившегося Кейли потекли ровнее, и многие безумные ранее утверждения начали обретать смысл. Работа шла легко, диктофон не выключался, и лишь дважды им пришлось распутывать эмоциональные узлы.
В полдень Букхалтер дружески расстался с автором и отправился в свой кабинет. На визоре его ожидали несколько сообщений. Он прочитал их, и в глазах эксперта появилось озабоченное выражение.
Разговор с доктором Муном в кабинке для ленча так затянулся, что лишь индукционные чашки поддерживали тепло в остывающем кофе. Но Букхалтер не мог поступать иначе. Слишком остро стояла проблема, да и Мун был одним из немногих, в ком беседа с Болди не вызывала отвращения даже подсознательно.
— Я никогда не дрался на дуэли, док. И я не могу этого допустить.
— Но ты не можешь и отказаться. Вызов сделан по всем правилам, и необходим ответ.
— Но этот парень, как его… Рейли! Я его даже не знаю!..
— Зато я знаю его, — сказал Мун. — Отвратительный характер. И заядлый дуэлянт.
— Идиотизм! — Букхалтер хлопнул ладонью по столу. — Я не стану драться.
— А что ты предлагаешь, Эд? Твоя жена уж точно не сможет с ним драться, — Мун строго придерживался сути дела. — Если Этель действительно прочитала мысли миссис Рейли и разболтала их, то он прав.
— Мун, ты делаешь вид, что плохо разбираешься в Болди, — тихо сказал Букхалтер. — Но не забывай, с кем ты говоришь. Этель разгуливает по округе, читая мысли ничуть не больше, чем это делаю я. Последствия были бы роковыми и для нас, и для других Болди.
— Кроме безволосых. Которые не желают носить парики. Они…
— Они кретины, а все Болди должны страдать из-за их маразма! Итак, пункт первый: Этель не читала мыслей миссис Рейли. Пункт второй: она не болтает.
— Миссис Рейли — истеричка, — буркнул Мун. — Когда о скандале заговорили, она тут же нашла козла отпущения в образе Этель. Скорей всего, она сама и разболтала семейные тайны и ужасно боится мужа.
— Я не приму вызов Рейли, — упрямо сказал Букхалтер.
— Примешь.
— Не приму. Я знаю, что я убью Рейли, и ничто в мире не заставит меня согласиться на дуэль. Если Болди чего-то и бояться, то это общественного мнения. Но, кажется, я знаю выход из создавшегося положения.
Мун отпил кофе.
— Ты хочешь…
— Нет. И давай переменим тему. Как ты считаешь, не следует ли мне отослать Эла в особую школу?
— А что с парнишкой?
— Он превращается в юного тирана. Его Учитель говорил со мной утром. И разговор был не из приятных.
Эл странно говорит и странно ведет себя. Он позволяет себе мерзкие выходки по отношению к друзьям, если они вообще у него остались…
— Все дети жестоки, — констатировал Мун.
— Эл не жесток. Дети вообще-то не знают понятия «жестокость», как и звери. Но из Эла может получиться Болди, не носящий парика.
Букхалтер промолчал о возможности паранойи.
— Эд, может быть, он набрался этих вещей в школе… Или дома. Или… Куда он ходит?
— Никуда. У парня нормальное окружение.
— Я думаю, — медленно проговорил Мун, — у Болди есть интересные возможности в области педагогики. Мысленные отчеты, а?..
— Есть. Но я не хочу их. Мы не просили превращать нас в телепатов, и мой личный мир — это мой личный мир. Легко отвечать на общие вопросы, но когда дело касается конкретного человека… Здесь нечто худшее: необходимость постоянного контроля, приспосабливающего тебя к жизни.
— Тебе жаль себя, Эд? — Мун чувствовал себя явно не в своей тарелке.
— Да, док. Но я справлюсь.
— Мы справимся. Оба.
Увы, Букхалтер не ожидал от доктора особой помощи. Мун слишком отличался от среднего человека, чтобы понять отличие Болди от себя самого.
Ситуация усложнилась еще одним обстоятельством: Букхалтер должен был найти решение проблемы до встречи с Этель. Иначе она с легкостью обнаружит барьер перед скрытым. Совершенный брак, полное понимание на подсознательном уровне, но иногда оно создавало дополнительные трудности.
— Как насчет «Психоистории»? — спустя минуту спросил Мун.
— Лучше. Я нашел к Кейли новый подход. Он доверяет мне, когда слышит рассказы о Болди. И обо мне лично. Его доверие даст нам возможность подготовить для Олфилда первые главы.
— Хорошо. Он должен понимать наши трудности.
— Я пошел, — встал Букхалтер. — Увидимся.
— Насчет Рейли…
— Оставь это, — попросил Букхалтер, ощупывая рукоять кинжала на поясе. Дуэль не для Болди, но… Он отправился по адресу, указанному в вызове.
…Мысль — приветствие, образ, тень слов… Букхалтер кивнул Сэму Шейни, Болди из Нью-Орлеана, носившему огненно-рыжий парик. Заговорить им попросту не пришло в голову. Зато пришло нечто другое.
«Личный вопрос о психической, моральной и физической приспособленности к окружающим. Не слишком срочное. А у тебя, Эд?»
«Тень беды».
«Участие и искреннее желание помочь».
Связь между Болди. Беседа.
«Куда бы мы ни пошли, — подумал Букхалтер, — всюду будут одни и те же подозрения. Мы — уроды».
«И здесь, в Модок Тауне, больше, чем где-либо еще, — подумал Сэм. — Здесь нас много, и люди от ежедневного общения становятся более подозрительными».
«Мальчик…»
«У меня то же самое. Обе дочки».
«Обычное неподчинение? Или…»
«Не знаю. У многих наших осложнения с детьми».
«Вторичная характеристика мутаций? Потребность второго поколения?..»
«Сомнительно.»
Шейни мысленно нахмурился, затеняя свою концепцию туманом неопределенности.
«Обдумаем попозже. А сейчас нужно идти.»
Букхалтер вздохнул и пошел через парк, сокращая себе дорогу.
Рейли не оказалось дома. Букхалтер бросил взгляд на часы и направился к школе. Было время перемены. Он увидел Эла, лежащего под деревом, и его сверстников, игравших в веселую игру с остроумным названием «Взрыв».
Букхалтер бросил свои мысли вперед.
«Зеленый Человек достиг вершины горы. Волосатые гномы старались изо всех сил, но Зеленый Человек сумел избежать их подлых ловушек. Скалы наклонялись все…»
«Эл!»
«…ниже. Гномы готовились…»
«Эл!»
Букхалтер послал мысли вместе со словами. Такой прием, учитывая беззащитность ребенка перед двойным вторжением, применялся крайне редко.
— Хэлло, папа, — ответил совершенно спокойный Эл. — В чем дело?
— Сообщение от твоего учителя.
— Я ничего не делал.
— Допустим. А зачем ты забиваешь голову всякими нелепостями?
— Я не забиваю.
— Допустим. Как ты считаешь, Болди лучше или хуже, чем не-Болди?
Это был сильный ход. Эл тревожно шевельнулся и промолчал.
— Что же, — сказал Букхалтер, — ответ может иметь оба значения. И да, и нет. Болди могут общаться мысленно, но они живут в мире, обитатели которого на это не способны.
— Ну и дураки, — заметил Эл.
— Эти дураки приспособились к своему миру лучше тебя, умного. По-твоему, лягушки лучше рыб, так как они амфибии?
Букхалтер замолчал и перевел сказанное на язык мыслей.
— Хорошо, я понял.
— Мне кажется, — медленно протянул Букхалтер, — тебе необходим хороший ремень. В моих руках. О чем ты сейчас думаешь?
Эл попытался поставить барьер. Букхалтер перемахнул его и остановился. Во взгляде сына не было ничего человеческого. Рыбий взгляд. Скользкий и слизистый.
— Если ты настолько эгоист, — сказал Букхалтер, — то тебе следует взглянуть на дело с другой стороны. Как ты считаешь, почему Болди не заняли в этом мире ключевых позиций?
— Это и младенцу понятно, — выпалил Эл, — они боятся.
— Кого?
— Не-Болди…
В картине его мыслей присутствовало что-то, смутно знакомое для Букхалтера.
— То есть, если бы мы заняли ведущие позиции, используя свои телепатические возможности, не-Болди испытывали бы к нам страшную зависть. Если бы Болди изобрели прекрасную машину, многие сказали бы, что идея была украдена из головы не-Болди?
— Да, папа.
Это согласие ни о чем не говорило. Эд Букхалтер вздохнул и заметил на ближайшем холме одну из девочек Шейни. Она сидела одна. Неподвижно. На фоне восточных снежных вершин, неровными штрихами прочеркивающих небо.
— Эл, — сказал Букхалтер, — выбирай ношу себе по силам. Наш мир не так плох, и люди, живущие в нем, — милые люди. В целом. Существует закон среднего человека, и нам не стоит стремиться к большему могуществу и силе, потому что это вызовет войну. Никто из нас не беден. Мы имеем работу, мы ее делаем, мы разумно счастливы. У нас есть колоссальные преимущества, например, в браке. Ты понимаешь меня?
Психическая интимность не менее важна, чем физическая. Но то, что делает тебя Болди, отнюдь не делает тебя Богом. И я хочу, чтобы ты это знал. К сожалению, ты слишком цепляешься за свои концепции, иначе я бы просто мог изъять твои эгоистические убеждения. Как бы это ни было неприятно тебе. И мне.
Букхалтер-младший сглотнул и торопливо проговорил:
— Мне очень жалко. Я больше не буду.
— И держи волосы при себе, не снимай парика в классе.
— Хорошо, но… Многие не носят парика. Например, мистер Беннинг…
— Если ты хорошенько подумаешь, то не найдешь в таком поведении особых достоинств.
— Он делает неплохие деньги…
— В универмаге мистера Беннинга их делают все. Но люди стараются лишний раз не заходить в его универмаг. Именно это я и имел в виду, говоря о достоинствах. Да, есть Болди, подобные Беннингу, но спроси его, Эл, счастлив ли он? Я задавал такой вопрос многим упрямым Болди и получал ответ. Улавливаешь?
— Да, папа.
«Да, папа…» Эл казался покорным, но что с того? Букхалтер взволнованно кивнул и отошел. Идя мимо застывшей дочки Шейни, он уловил обрывок ее мысли:
«На уступе Зеркальной горы, сбрасывая камни на волосатых гномов, показался…»
Эд мысленно отпрянул. Попытка прикосновения к чувствительному разуму была рефлекторна, в общении со взрослыми Болди это было равносильно приподнятой шляпе. Собеседник отвечал или ставил барьер.
Но с детьми такой прием был в высшей степени нечестен.
С юга появился ковтер — грузовой корабль, везущий мороженые продукты из Южной Америки. Букхалтер вспомнил: надо купить аргентинского мяса. Он хотел испробовать новый рецепт — мясо на шампурах, в особом соусе.
Блюдо было бы приятным разнообразием после недели пищи, приготовленной на скорую руку. Помидоры, зелень, красный стручковый перец… Что там еще? Ах, да!
Дуэль. Дуэль с Рейли. Букхалтер насмешливо фыркнул, рассеянно поглаживая рукоять кинжала. Трудно сохранять серьезность, размышляя о дуэли и мясе на шампурах одновременно. Проблемы проблемами, а обед обедом. Столетиями накатываются волны цивилизации на жаждущие континенты, и каждая волна, несмотря на свою долю в общем потоке, несет информацию о еде. Пускай вы выше Гималаев и мудрее Господа Бога — какая, в сущности, разница!..
Людям свойственно ошибаться, особенно людям, подобным мистеру Беннингу — упомянутому Элом в качестве примера для подражания. Мистер Беннинг, владелец Центрального Универмага, Болди, не носящий парика… У него, конечно, не все дома, но это не повод стать клиентом психиатрической лечебницы. Если его безволосость не вызывает стыда в нем самом, зачем ему пытаться ее скрыть? Человек, отказывающийся носить парик и отказывающийся демонстративно, вынуждает общественное мнение считать его не только индивидуалистом, но и эксгибиционистом.
А если у данного человека крайне плохой характер, и он регулярно напрашивается на пинки — то не стоит удивляться, что окружающие не отказывают ему в подобных мелочах…
Что касается Эла, то парень идет по пути начинающего правонарушителя. «Такое развитие ненормально для ребенка, тем более для ребенка Болди», — подумал Букхалтер. Он не был профессиональным педагогом, но слишком хорошо помнил годы собственного формирования.
В те времена Болди были еще большей новостью и еще большим уродством. Многие люди не могли решить, что следует сделать с мутантами: изолировать, стерилизовать или уничтожить.
Букхалтер вздохнул, сворачивая к дому Рейли. Если бы он родился до Взрыва, если бы на Болди перестали смотреть, как на уродов, если бы были специальные телепатические библиотеки, если бы… Если бы. Вот именно.
Хозяин на этот раз оказался дома. Огромный, веснушчатый, косоглазый парень с тяжелыми ручищами. И прекрасной мышечной координацией.
— Кто вы, мистер?
— Меня зовут Букхалтер.
В глазах Рейли мелькнуло тревожное понимание.
— Ясно… Вы получили мой вызов?
— Получил, — ответил Букхалтер. — Я хочу обсудить с вами создавшуюся ситуацию. Может быть, пройдем в дом?
— О’кей!
Рейли пропустил гостя и провел его в большую гостиную. Рассеянный свет с трудом просачивался через мозаичное стекло окна.
— Хотите потянуть время?
— Хочу сказать вам, что вы не правы.
— Минуточку, — прервал гостя Рейли, хлопая в ладоши. — Моей жены сейчас нет дома, но я в курсе. И мне не нравятся ваши фокусы с залезанием в чужие головы. Это смахивает на воровство. Пусть ваша жена занимается своими делами — или держит язык за зубами!
— Даю вам слово, Рейли, — терпеливо продолжил Букхалтер, — что Этель не читала мыслей вашей жены.
— Это она вам сказала?
— Я ее не спрашивал.
— Ну, еще бы! — торжествующе заявил Рейли.
— Мне не нужно спрашивать свою жену. Видите ли, я и сам Болди.
— Это мне известно, — сказал Рейли. — Так что вы тоже способны залезть ко мне в голову. Знаете что, уходите из моего дома. Пусть все мое останется на месте. Встречаемся завтра, на рассвете.
Что-то было у него на уме, странность какая-то, воспоминание, тень, и он не хотел об этом говорить. Букхалтер разумно не поддался искушению.
— Рейли, вы не правы. Ни один Болди не станет…
— Уходите!
— Да поймите вы, наконец! В дуэли со мной у вас не будет и тени шанса!..
— Да неужели?! Вам не рассказывали о моих прошлых дуэлях? Завтра я продолжу свой счет. А теперь проваливайте.
Букхалтер прикусил губу.
— Приятель, — сказал он тоном выше, — вы понимаете, что во время поединка я смогу читать ваши мысли?
— Плевать мне… И что с того?
— То, что я опережу любое ваше движение. Будь вы быстрее леопарда, мысленно вы будете выполнять каждое действие на долю секунды раньше, чем мышечно. Ваша техника боя будет для меня открытой книгой.
Рейли покачал головой.
— Вы хитры, но подобный трюк со мной не пройдет.
Букхалтер поколебался, потом резко отодвинул мешающий стул.
— Вынимайте кинжал. Я покажу вам, что имел в виду.
Глаза Рейли расширились.
— Если вы хотите немедленно…
— Не хочу.
Букхалтер убрал еще один стул, потом снял кинжал и закрепил безопасный зажим ножен.
— Места достаточно. Начинайте, Рейли.
Нахмурившись, Рейли извлек кинжал, покачал его на ладони и внезапно сделал выпад. Букхалтер изогнулся, пропустил удар и приставил свое оружие к животу противника.
— Вот так бы и закончилась схватка, — сказал Болди.
Вместо ответа Рейли выбросил руку с кинжалом, пытаясь достать горло соперника. Но левая рука Букхалтера уже была там. Клинком в ножнах он символически ткнул Рейли в сердце. Дважды. Веснушки ярче выступили на побледневшем лице мужчины. Но он еще не собирался сдаваться. Рейли попробовал несколько особых приемов, легких, умных, отработанных, — но и они были бессмысленны. Левая рука Букхалтера неизменно оказывалась на месте удара на долю секунды раньше.
Рейли медленно опустил руку. Он облизал губы. Он нервно глотнул. Он посмотрел на кинжал Болди. В ножнах.
— Букхалтер, — сказал Рейли, — вы дьявол.
— Нет. Но я не хочу убивать вас. Неужели вы надеялись, что Болди так легко сдастся?..
— Но если вы способны на такое…
— Как вы думаете, Рейли, много ли я прожил бы, если б участвовал в дуэлях? Я бы только этим и занимался. Никто не выдержит постоянного боя, и, в конце концов, я бы умер. Мое участие в дуэлях было бы убийством, и люди знали бы это. Я получил множество безответных тумаков, проглотил кучу оскорблений и готов проглотить очередное и извиниться, если вам угодно. Но драться с вами на дуэли, Рейли, я не буду.
— Да, я понимаю. Хорошо, что вы пришли.
Рейли все еще был смертельно бледен.
— Я отправился бы прямо в ловушку…
— Но не в мою, — сказал Букхалтер. — Я все равно не стал бы драться. Да будет вам известно, Болди не такие уж счастливчики. Они живут с наручниками на руках — вы видели наши наручники. Поэтому мы никогда не читаем чужих мыслей, если только нас не просят об этом.
Рейли колебался.
— Послушайте, я заберу свой вызов. О’кей?
— Спасибо.
Букхалтер протянул руку. Рейли пожал ее, но сделал это весьма неохотно.
— Теперь я уйду.
— Хорошо.
Рейли не терпелось спровадить гостя и остаться одному.
Тихонько насвистывая, Букхалтер отправился в издательство. Он не хотел встречаться с Этель сейчас. Любые недомолвки разрушали телепатическую интимность. Обычно ни один из супругов не ощущал барьера в сознании другого, но при этом они свято уважали право друг друга на уединение.
Этель наверняка бы обеспокоилась, но беда уже пронеслась, и потом она тоже была Болди.
В каштановом парике и с такими же ресницами, Этель не была похожа на Болди, но ее родители жили к востоку от Сиэтла, где вскоре после Взрыва обнаружились последствия жесткой радиации.
Ветер, несущий снег, дул над Модоком и уносился к югу по Долине Ута. Букхалтер пожалел, что он не в ковтере, не плавает один в необъятной пустоте неба. Покоя небесных сфер не мог достичь даже самый тренированный Болди, не уйдя при этом в пучины хаоса. На земле обрывки мыслей, фрагменты шелеста подсознательных процессов всегда давали себя знать. Именно поэтому почти все Болди любили летать и были превосходными пилотами. Огромные воздушные пространства были их отшельническими хижинами.
Букхалтер ускорил шаги. В главном холле он встретил Муна, сообщил об улаженной дуэли и пошел дальше, оставив толстяка в полной растерянности. На визоре был вызов от Этель. Она беспокоилась насчет сына и интересовалась, был ли Букхалтер в школе. В школе он был и послал ответ о беседе с Элом.
Кейли он нашел в том же солярии.
Автор был печален. Букхалтер не собирался поощрять подобные тенденции и велел принести им пару бодрящих напитков. Седовласый автор был погружен в изучение селекционного исторического глобуса, высвечивая по выбору разные эры.
— Посмотрите сюда, — сказал Кейли.
Он пробежал пальцами по ряду клавиш.
— Видите, как неустойчивы границы Германии…
Границы колебались и полностью исчезали по мере приближения к современности.
— А Португалия? Вы заметили зоны ее влияния?..
Зоны уверенно сокращались, начиная с 1600 года, в то время как другие страны испускали блестящие лучи, наращивая морскую мощь.
Букхалтер отпил из стакана.
— Немногое сохранилось от прошлого.
— Да, немногое… Что случилось? Ваше лицо взволновано.
— Я не знал, что это так заметно, — сухо сказал Букхалтер. — Только что я сумел избавиться от дуэли.
— Бессмысленный варварский обычай, — заявил Кейли. — Как вам это удалось?
Букхалтер объяснил, и писатель, сделав большой глоток, фыркнул:
— Какой позор… В конце концов, быть Болди не такое уж преимущество.
— Какие там преимущества… Одни осложнения.
Повинуясь внутреннему импульсу, Букхалтер стал рассказывать автору о сыне.
— Поймите мою точку зрения. Я понятия не имею, какой стандарт применим к юному Болди. Он — продукт мутации, а мутация еще не завершилась. Кроме того, дети Болди требуют особого обучения, чтобы в зрелом возрасте они могли сами справляться с собой.
— Вы, похоже, отлично приспособились.
— Я учился. Все наиболее чувствительные Болди обязаны готовиться. Мы покупаем безопасность, забывая о некоторых преимуществах. Заложники судьбы, хоть это и высокопарно. Мы создаем блага будущего, прося лишь об одном — чтобы нас пожалели и приняли такими, как мы есть. Отказываясь от многих благ настоящего, мы просим будущее принять нашу дань и принести умиротворение.
— Вы несете расходы, — сказал Кейли.
— Да, мы несем расходы. Мы и наши дети. Таков баланс. Если бы я извлек нечестные преимущества из своих телепатических способностей, я не прожил бы долго. И Болди были бы стерты с лица Земли. Мой сын обязан знать это, а то он становится слишком антагонистичным.
— Все дети антисоциальны, — протянул Кейли. — Они индивидуалисты по природе. Вам стоит беспокоиться лишь в одном случае: если отклонения мальчика так или иначе связаны с его телепатическими возможностями.
— Может, вы и правы…
Букхалтер осторожно коснулся разума собеседника. Сопротивление значительно ослабело. Он улыбнулся про себя и продолжил беседу о личных трудностях.
— Отец всегда остается отцом. А взрослый Болди должен быть очень приспособлен к окружающему миру, иначе он погибнет.
— При правильном воспитании у ребенка не будет много неприятностей, — заметил Кейли, — но учитывая один нюанс… Если в дело не вмешается наследственность.
— Это более, чем вероятно. Телепатическая мутация практически не изучалась всерьез. Тем более, что телепатия может быть вообще не свойственна для разума. Если лысение является характеристикой второго поколения, то у третьего вполне могут проявиться иные черты.
— Если честно, — сказал Кейли, — то у меня лично ваши способности вызывают нервозность…
— Я вижу. Как у дуэлянта Рейли.
Сравнение не слишком пришлось автору по душе.
— Во всяком случае, — сказал он, — если мутация ошибочна — она умирает. Попросту не дает значительного потомства. Я смотрю на ситуацию глазами психоисторика. Если бы в прошлом существовали телепаты, настоящее было бы иным.
— Вы уверены, что их не было? — спросил Букхалтер.
Кейли растерянно моргнул.
— Вы считаете… Черт побери, в средние века их называли бы святыми. Или колдунами. Опять же эксперименты герцога Рейна… Но все же подобные случаи были преждевременны. Природа обычно вытаскивает выигрышный билет, но не всегда с первого раза.
— Возможно, и телепатия еще не выигрышный билет… А всего лишь ступень к другим вершинам, например, к четырехмерным сенсорам.
Однако, наша беседа приобретает абстрактный характер…
Кейли увлекся и практически забыл о собственных комплексах.
Приняв Букхалтера как телепата, он стер свои возражения против телепатии, как явления, и спорил азартно и неординарно.
— Человеку свойственно отделять себя от остальных. В прошлом немцы вечно тешили самолюбие тем, что они не такие, как все. То же самое происходило с… как там называется эта восточная раса?..
Ну, острова за китайским побережьем?
— Японцы, — у Букхалтера была отличная память на всякую ерунду.
— Да, японцы. Они твердо знали, что они — потомки богов, и, следовательно, высшая раса. Изумительная логика. Японцы были малы ростом — и наследственность создала комплекс по отношению к более высокорослым расам. Впрочем, южные китайцы были не выше, но у них подобного барьера не наблюдалось.
— Значит, среда и воспитание?
— Они. Когда японцы получили идеи буддизма, они переделали его на корню, приспособив к собственным нуждам. Так возник бусидо, завораживающе прекрасный и бестолковый кодекс самураев, идеальных воинов-рыцарей. Вы когда-нибудь видели бонсаи или ювелирные японские деревья?
— Не помню. Как они выглядят?
— Крохотные подробные копии настоящих, но из драгоценного камня и с безделушками, свисающими с ветвей. И зеркальце. Непременно зеркальце. По преданию, первое драгоценное дерево предназначалось для выманивания богини Луны из пещеры, где она сидела в самом дурном расположении духа. В результате леди была столь заинтригована видом сверкающего дерева и собственным отражением в зеркале, что вышла на свет божий. И все остальные принципы японцев были одеты в столь же прелестные одеяния. Гениальная идея. Нечто похожее пытались сделать древние немцы. Их последний диктатор — его еще звали Бедный Гитлер, я уже забыл из-за чего, но какая-то причина была — возродил первобытную легенду о Зигфриде. Отличная рациональная паранойя. Идеал — домашняя нематеринская тирания, крепкие семейные связи. Они же перешли и на государство. Немцы воспринимали Бедного Гитлера, как общего Отца. Мы также повторили их путь и неизбежно пришли к Взрыву. А Взрыв привел к мутации.
— А в результате мутации появился я, — пробормотал Букхалтер.
Он допил напиток. Кейли глядел в пространство невидящими глазами.
— Забавно, — сказал он спустя некоторое время, — крайне забавно… Весь этот бред со Всеобщим Отцом… Знаете ли вы, как эффективно он способен влиять на человеческую психику?
— На человеческую? — с еле заметной иронией переспросил Букхалтер.
Кейли бросил на него острый взгляд.
— Простите, — спокойно ответил писатель, — простите меня. Конечно, вы тоже человек. И я обязан извиниться перед вами.
— Забудем это, — улыбнулся Букхалтер.
— Нет, я не хочу забывать, — возразил Кейли. — Вы знаете, я вдруг обнаружил, что телепатия не так уж важна. И она не делает вас отличным от меня. Отнюдь…
— Обычно у людей уходят годы на понимание вашего открытия, — заметил Букхалтер. — Годы жизни, годы работы вместе с выродком, которого они воспринимают лишь как Болди, Лысого.
— Вы прочли мой комплекс во время работы над Дариусом? — неожиданно спросил Кейли.
— Нет.
— Вы лжете, как джентльмен. Спасибо. И мне неважно, читали ли вы мои мысли, или это плод моего больного воображения. Я скажу вам сам, повинуясь лишь собственной воле. Мой отец — я ненавижу своего отца — был тираном, а я был маленьким ребенком, и он бил меня в присутствии множества людей. Но почему-то сегодня прошлое не кажется мне столь важным.
— Я не психолог, — ответил Букхалтер. — Но и мне прошлое не кажется важным. Особенно комплексы прошлого. Вы давно не маленький мальчик. Вы взрослый большой Кейли, и я с вами работаю и беседую.
— Ну что ж… Я узнал вас лучше, Эд, и теперь вы можете… войти.
— Не так, — улыбнулся Букхалтер. — Мы будем работать вместе. Особо над Дариусом, особо над вами. Искренность за искренность.
— Я попытаюсь сделать свои мысли честными, — сказал Кейли. — Я даже не против отвечать вам… вслух. Ответы на самые личные вопросы. Видимо, я лишь мешал сам себе.
— Отлично. Начнем прямо сейчас?
— Да.
Взгляд Кейли был свободен от тревог и подозрений.
— О Дариусе я узнал впервые от своего отца…
За один день они успели сделать больше, чем за две предыдущие недели. Испытывая приятное чувство удовлетворения, Букхалтер заявил доктору Муну о идущих в гору делах, после чего обменялся мыслями с парой Болди, его коллегами, — и направился домой. Скалистые горы заливало кровью западного заката, и прохладный воздух холодил щеки Букхалтера.
Он получил теперь доказательство; Кейли был твердым орешком, но он сумел… Значит, это возможно и с другими. Эксперт улыбнулся.
Этель будет довольна. Некоторым образом ей приходится еще тяжелее. С женщинами так всегда. Мужчины страшно взволнованы своей независимостью, а независимость частично теряется с появлением женщины. И если женщина эта — Болди, то… И тот факт, что Этель в конце концов была принята в женские клубы и кружки Модока, говорит в пользу ее блестящих личных данных. И лишь Букхалтер знал, каким горем было для Этель оставаться на всю жизнь лысой. Даже муж никогда не видел ее без парика.
Его мысли полетели вперед, в низкий двухъярусный дом на холме, и встретились с теплыми мыслями жены.
Это было нечто большее, чем поцелуй.
Встреча разумов, волнующее чувство ожидания, усиливающееся вплоть до звука открывающейся двери и момента физического соприкосновения… Для этого стоило родиться Болди. И стоило терять миры.
За обедом состояние слитности распространилось и на сына, сделав еду более изысканной, а воде придав привкус вина. Понятие «дом» имело для телепатов смысл, необъяснимый для остальных людей. Слова останавливались перед ощущениями.
«…Зеленый Человек несся вниз по отрогам Красной Ледяной горы. Подлые волосатые гномы пытались загарпунить его».
— Эл, — сказала Этель, — ты опять думаешь о Зеленом Человеке?
Что-то холодное, полное ужаса и дрожащей ненависти мелькнуло между сидящими — словно крупный град ударил по еще зеленой траве. Букхалтер покачнулся и уронил салфетку. Он быстро коснулся разума жены, пытаясь успокоить и ободрить ее.
Мальчик, сидевший на другой стороне стола, понял свою ошибку и искал спасения в полной неподвижности. Молчаливый и настороженный, но слишком слабый для сопротивления. Он понимал это и ждал, пока эхо мыслей разобьется о молчание.
— Продолжай, Эл, — сказал Букхалтер, вставая.
Этель начала было что-то говорить, но он приказал ей замолчать и поставить барьер. Она не должна была вставать между ним и сыном.
Букхалтер взял Эла за руку и вывел во двор. Эл косил на отца испуганным глазом, и эксперт вспомнил детские проблемы Кейли. Нет, это не то, совсем не то…
Букхалтер посадил Эла на скамью рядом с собой и заговорил особенно отчетливо. Было неприятно убирать слабый заслон мальчика, все равно что отрывать от себя хрупкие руки, но ничего поделать он не мог.
— Странно думать так обо мне, — сказал он. — Тем более странно думать так о своей матери.
Он ожидал упрямства и замкнутости, но вместо них присутствовали холодность и злоба. «И это плоть от плоти моей», — подумал Букхалтер.
Эл молчал.
Букхалтер коснулся разума мальчика.
Эл попытался вырваться и убежать, но отец крепко держал его. Инстинкт, а не разум — ведь для телепата расстояние не играло почти никакой роли.
Как же ему не хотелось делать этого… Процесс насилия уносил с собой частицы чувствительности, так необходимой для Болди. Но сегодня жестокость была неизбежна. Он нес расходы.
Букхалтер искал. Иногда он бросал в Эла ключевое слово, и волна ассоциаций была ему ответом.
Наконец, больной и полный отвращения к самому себе, Букхалтер позволил сыну уйти и остался один, наблюдая за умирающим отблеском на снежных пиках.
Все еще можно было исправить. Обучение было только начато, и его можно, нужно оборвать. Но не сейчас, не теперь, пока гнев настоящего не уступит место спокойствию и пониманию. Какое тут, к черту, спокойствие!..
Не сейчас.
Букхалтер сосредоточился и переговорил сначала с Этель, а после с дюжиной Болди, так или иначе знакомых с ним. У всех были семьи, дела, но ни один не опоздал, когда через полчаса они собрались в задней комнате «Паден Таверн», в Нижнем Городе. Сэм Шейни первым поймал отрывок знания Букхалтера, а затем и остальные включились в его эмоции.
Собранные духовно в единое существо, они ожидали и слушали.
Разговор на уровне сознания не занял много времени. Букхалтер рассказал собравшимся о японском ювелирном дереве со сверкающим зеркальцем, о сияющем соблазне. Он рассказал им о рациональной паранойе, о сахарной оболочке любой пропаганды, и об изменении ее формы до такой степени, что истинные мотивы терялись под внешним блеском.
Безволосый Зеленый Человек, героический, всемогущий — символ Болди.
И дикие волнующие приключения, опутывающие гибкий юный разум и увлекающие его по дорогам опасного безумия.
Да, взрослые Болди также могли слушать рассказы о Зеленом Человеке, но зачем?.. Взрослые не читают книг своих детей, разве что обнаруживая явный вред. А какой вред в детских приключениях Зеленого Человека и подлых волосатых гномов. Волосатых… Мечты детства, и больше ничего.
— Я тоже так считал, — сказал Шейни. — Мои девочки…
— Оставьте, — ответил Букхалтер. — Я был ничуть не умнее вас.
Дюжина разумов растянула свою чувствительность, пытаясь нащупать мысли своих детей, — и нечто отпрянуло от них, тревожное и настороженное.
— Это он, — сказал Шейни.
Слова были не нужны. Тесной группой вышли они из «Паден Таверн» и направились к Центральному Универмагу. Дверь была заперта.
Двое мужчин подставили плечи, и створки распахнулись.
В дальней подсобке темного магазина стоял человек. Его непокрытая лысина ярко блестела под белым неоновым светом.
Губы человека шевелились беззвучно и беспомощно.
Умоляющая мысль столкнулась с беспощадным спокойствием вошедших и была отброшена в сторону.
Букхалтер вынул кинжал. Серебром засверкало оружие остальных.
Они несли расходы.
Давно смолк страшный крик мистера Беннинга, но его умирающая мысль продолжала биться в мозгу идущего домой Букхалтера. Болди, не носивший парика, не был безумцем. Но он был параноиком.
Тиранический эгоизм невероятных масштабов и яростная ненависть к нетелепатам. Возможно, самосуд и неправомочен с психической точки зрения, но… «Мы — будущее! Мы — Болди! Мы — дети Бога, созданные им для власти над низшими людьми! Мы — Болди!..»
Букхалтер снова вздрогнул, и вовсе не от ночной прохлады. Мутация не была удачной. С одной группой все было в порядке. В нее входили Болди, носившие парики и приспособившиеся к окружающему миру.
Другая группа состояла из душевнобольных, находящихся в психиатрических лечебницах, и ее можно было не принимать в расчет.
Но третья группа… Они не носили париков, но не это являлось главным. Они были параноиками.
Как Беннинг.
Как покойный Беннинг.
Он искал последователей. Он искал будущее.
Один Болди — параноик. Есть и другие.
Много других.
Букхалтер послал мысли домой, они коснулись жены и придали ей бодрости.
Потом он перенес их к маленькому мальчику, обиженному и несчастному, долго плакавшему и, наконец, уснувшему. Мысли текли немного беспорядочно, немного напряженно, но их можно было прояснить.
Их нужно было прояснить.
Он нес расходы.
Комментарии к книге «Сын несущего расходы», Генри Каттнер
Всего 0 комментариев