«Собственность»

Сергей Куприянов Собственность

Непонятное лежало на столе, и ничего не происходило. Только что ушел эксперт, попытавшийся снять пробу материала с поверхности, но у него, кажется, ничего не получилось. То есть что-то он там скреб, тер тряпочкой, смоченной в каком-то хитром растворе, укладывал все это в стеклянные баночки и при этом значительно хмурился, всем своим видом выражая недовольство крупного ученого, которого оторвали от работы над проектом мирового масштаба ради какой-то ерунды, вроде замены перегоревшей лампочки в общественном сортире. Фигляр.

До него тут побывал взрывотехник, который, быстренько осмотрев нечто, пожал плечами и объявил: «Не знаю, что это за дрянь. Только, по-моему, это не по моей части. Скажете потом, а?»

Павдин тупо смотрел на это, стараясь найти хоть какое-то объяснение предмету. Ведь должно же оно быть, иначе это не предмет, а сон, морок, галлюцинация. Впрочем, даже снам есть объяснение.

Ему, подполковнику Павдину, много чего пришлось повидать к своим тридцати двум годам. Оттого и волосы седые. Чтобы было не так заметно, он стрижется коротко и красится, но об этом знает только его жена, которая, усаживая его в ванной на кухонной табуретке, возвращает волосам мужа природный русый цвет. Видел он, например, пьяного, который со всей дурной силы своротил с путей хвостовой вагон метропоезда. Видел плачущего взахлеб боевика, в свое время от одного взгляда которого люди бледнели, а то и делали под себя. Или женщину, у которой взрывом разворотило живот, а она ползла по темному туннелю метро, и за ней по шпалам тянулись ее кишки. Да взять хоть эту самую комнату. На днях он вышел покурить и спокойно подумать, а сапер решил, наверное, проверить свою удачу и дернул не за тот проводок, а может быть, просто случайно задел. Видеокамера, которая должна фиксировать все действия специалиста, оказалась блокирована его же спиной, а потом — взрыв и все, только кровавые ошметки на многослойных стенах-бутербродах (металл, наполнитель, поглотитель).

Спецкомната практически не пострадала, на то она и «спец», чтобы выдерживать такие взрывы. Разработчики утверждают, что она способна выдержать до ста килограммов в тротиловом эквиваленте. Хотя откуда им взяться-то, ста килограммам? Как их в метро пронесешь? Правда, умельцев сейчас хватает.

Павдин с тоской посмотрел на это.

Три часа назад сержант из службы охраны метрополитена, обходя вагоны на конечной станции, обнаружил на одном из сидений женскую сумочку средних размеров. Действуя по инструкции, он не стал ее хватать, а аккуратно осмотрел, расстегнул и заглянул внутрь. Ну, во всяком случае он так описывает в рапорте свои действия. Ничего подозрительного внутри не обнаружилось, обычный женский набор, и он решил взять сумочку в руки. Ан не тут-то было!

Он говорит, что в первый момент она показалась ему приколоченной к сиденью. Или приклеенной. Ну знаете, как иногда шутят? Приваривают к одной стороне монеты гвоздь подлиннее и вбивают его в асфальт где-нибудь в людном месте. Идет человек и видит — лежит перед ним рубль. Прохожий наклоняется, хвать его, а тот ни в какую. Снова — хвать и опять без результата, а в это время другой прохожий налетает на него. Куча-мала. Балбесы, затеявшие это развлечение, в восторге. Вот сержант и решил, что тоже нарвался на подобный розыгрыш. Даже огляделся в поисках шутника, но только никого не увидел. Вагон пуст, по перрону люди спешат на выход. Снова заглянул в сумочку, но уже повнимательнее, и только тогда заметил это.

Ну, действия-то все известны и отработаны. Состав отправили в третий, дальний тупик метродепо, путь обесточили, выставили охрану, прибыла группа быстрого реагирования, сумку обследовали… В общем, все, как положено, ничего необычного, такие вызовы по три раза на дню случаются. Если не считать того, что сумка, обычная женская сумка с обычным набором внутри, весила без малого сто кило. Не пять, что тоже немало, не десять, даже не пуд — представьте себе пудовую гирю в женской сумке, — сто!

Как ее снимали из вагона, как тащили — отдельная песня. Когда стаскивали с сиденья, одну ручку, конечно, оборвали. Хотели было на совковую лопату положить, благо она рядом, тут же, на пожарном щите, но кто-то решил, что контакт с металлом, а тем более таким, который отвечает на магнитный импульс, может спровоцировать взрыв, так что затею с лопатой пришлось оставить. Нашли кусок оргстекла (содрали его со стола дежурного заодно с похабными наклейками) и с его помощью переместили сумочку вместе со всем ее содержимым в транспортировочную камеру, специально предназначенную для перемещения взрывоопасных предметов.

В общем-то уже тогда было понятно, что это не бомба. То есть не так, Содержимое сумки не идентифицировалось ни с одним известным — или вероятным — взрывустройством. Но уж лучше перебдеть…

Тщательный осмотр сумки, проведенный уже здесь, в комнате с бутербродными стенами, полами и потолками, показал, что этот дикий, запредельный вес дает относительно небольшой предмет размером с книгу, не имеющий при этом определенной, то есть строгой геометрической формы. Поверхность мягкая, податливая, шелковистая на ощупь, но при этом не ухватишь. Рентген показал его абсолютную непрозрачность. То есть на снимке это просто темное пятно. И вес сто кило. Павдин прикинул по памяти — нет в таблице Менделеева элемента, способного при таком объеме иметь такой вес.

И вот теперь подполковник сидел в спецкомнате и тупо смотрел на это, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Он уже сделал доклад по начальству, но что он мог сказать вразумительного? Ну, пообещали ему связаться с Академией наук. Может, высоколобые изобрели уже какой-нибудь эдакий материал, черт его знает. Да только как это тащили в женской сумочке, набитой косметикой, использованными билетами, сигаретами, расческой, пудреницей и прочей дребеденью. Люди уже отрабатывают все, за что можно зацепиться. По билетам пробиваются маршруты и время передвижения, по специальной марке на табачные изделия — место их продажи, по ключам — типы замков и вероятное место их установки, по записной книжке — круг знакомых и так далее. Только ведь это дело не одного часа. А начальство хоть пока и не теребит, но ждать оно, как известно, не любит.

Висящий на стене телефон без циферблата издал тихонькое «тр-р-р». Здесь не должно быть резких звуков, способных отвлечь внимание сапера, а тем более напугать его. Никаких внешних раздражителей. Ватная, могильная тишина, видеокамера и телефон — вот и вся связь с внешним миром. Ну и еще очередной подарок на столе, вроде начиненной металлическими шариками самоделки, дающий повод особенно остро почувствовать жизнь.

Павдин встал, подошел к аппарату и снял трубку.

— Да?

— Десять минут назад в бюро находок метрополитена обратилась женщина, оставившая в вагоне сумку, — сообщила трубка голосом дежурного. — По описанию совпадает.

— Кто такая?

— Голышева Жанна Леонидовна. Поэтесса.

Поэтесса. Этого еще не хватало. И сто кило неизвестно чего. Не иначе рифмы. А тексты она кропает для тяжелого рока.

— Где она сейчас?

— Пишет заявление.

— Одна?

— Мужик с ней какой-то. Так, ничего особенного.

Ладно, хоть что-то. А то от неопределенности с ума можно спрыгнуть. Рок-поэтесса и мужик «ничего особенного». Чудненько. А может, он тоже хэви-метал лабает? Ничего, разберемся.

— Организуйте за обоими наблюдение. Плотное. Документы, адреса и все остальное — пробить срочно. Я хочу с ними встретиться. Буду через десять минут. Предупредите там.

На месте он был через девять.

Уже на подходе (считай, на подлете) к двери бюро находок голос дежурного в микронаушнике забубнил: «Батманский Игорь Львович, сорок один год, научный работник, доктор наук, начальник лаборатории в НИИ «Кречет». Муж Голышевой Жанны Леонидовны. Ей тридцать четыре года, это ее второй брак. Выпустила сборник стихов «Сонеты весны», детей нет. Некоторые из найденных в сумке билетов совпадают с ее обычными маршрутами. По записной книжке тоже…».

На этом Павдин закончил прослушивание передачи, потому что ему предстояло лично познакомиться с доктором наук и автором «Сонетов весны».

Они сидели в углу, за обшарпанным столиком, и тихо переговаривались. Леша Смирнов, исполняющий роль туповатого администратора, стоял поодаль и читал какую-то бумагу, шевеля пухлыми губами. Стоял так, что в случае чего мог перекрыть им пути отхода, хотя это было явно лишним; в коридоре, изображая очередь, сидели двое, способные остановить эту парочку. На выходе в двух машинах еще четверо. Нет, им никак не уйти. Никак.

— Добрый день!

Мужчина поднял на подполковника взгляд.

— Здравствуйте.

— Вы, как я понимаю, по поведу пропажи.

— Скорее, забытых вещей, — уточнила поэтесса. Ну как же, мастер слова!

Павдин поймал на себе внимательный и даже несколько насмешливый взгляд Ватманского. Ах ты, черт! Зря он вот так с места в карьер. Правда, он здорово нервничал последние несколько часов, но это не оправдание. Ну, теперь тормозить нельзя.

— Где описание? — спросил он Смирнова, закончившего знакомство с текстом.

Тот протянул листок. Так, сумочка, кошелек, косметичка, ключи, паспорт, деньги в количестве примерно… Стоп! Никакого паспорта не было. И денег кот наплакал. Ну ладно, это еще можно понять. Заглянул какой-нибудь ушлый. Сумка неподъемная, зато деньги и документы кто-то очень даже поднял. Ищи их теперь, посвистывая. Ну да плевать, это не его проблема. Нечего свои вещи в вагоне оставлять.

— Больше ничего? — спросил он.

— Что вы хотите сказать? — вскинула голову поэтесса.

— Я имею в виду, вы ничего не забыли написать.

— Ну, может, мелочь какую. Ручка, кажется. Да, блокнот еще. Блокнота в сумке тоже не было. А так ничего они держатся, уверенно. И естественно. Молодцы, честное слово, молодцы.

— Пожалуйста, допишите, — Павдин протянул женщине листок. Она покорно его взяла и вписала пару строк.

— Все теперь, кажется.

— Вы уверены?

— А что, есть проблемы? — встрял начлаб.

— Да какие проблемы? Так, формальности. Значит, все написали. А чужих вещей в вашей сумочке не имелось?

— За кого вы меня принимаете?!

— Ну как, за кого? За человека, который забыл свою вещь в вагоне. То есть несколько рассеянного, как все творческие люди. Правильно?

— И что с того?

— Я же говорю, уточняю. Вы можете опознать свою сумочку?

— Естественно!

— Фотографии будете предъявлять? — снова ввязался муж. Неймется ему все. Ох и неймется. Ну ничего, поговори пока.

— С чего вы взяли? — спросил Павдин.

— Как с чего? Ведь сумочки здесь нет.

Поэтесса посмотрела на мужа, вертя в пальцах кольцо, время от времени испускающее голубые искры. Бриллиант, наверное. Интересно, это она на гонорар за стихи купила или супруг одарил? А может, поклонник? Поклонник-полковник, настоящий полковник. Или подполковник. А что, она очень даже ничего. Вполне так дамочка.

Он не стал спорить. Есть или нет — это дело десятое. Главное, откуда завлаб это знает. Ведь уверенно так говорит. Как будто сквозь стену видит, сквозь ту, за которой на стеллажах лежат забытые вещи, как правило, всякая дрянь; то, что получше, попривыкшие к капитализму граждане приватизируют вмиг.

— А где же она, по-вашему?

И вот тут этот деятель науки поразил подполковника в самое служивое сердце. Поднял руку и ткнул в пространство вбок и гораздо ниже того места, где стоял Павдин.

— Там. Палец его с коротко остриженным ногтем был обличающе направлен в сторону секретной комнаты, откуда несколько минут назад так бурно стартовал Павдин.

— Вы уверены? — спросил он. А что еще можно было спросить в этой ситуации? Леша Смирнов смотрел на ученого с интересом.

Батманский нахмурился и посмотрел на руки жены, словно находя моральную поддержку в их суетливых движениях.

— Не говорил бы, если бы не был уверен, — очень серьезно ответствовал он после паузы.

— Завидую вам.

— Почему это? Объясните.

— Все у вас так, — Павдин усмехнулся, делая хорошую мину при плохой игре, — ясно и понятно. Вот я и завидую. Лично у меня, например, масса вопросов.

— Это понятно, — вежливо кивнул муж.

— Когда мне вернут мою сумочку? — влезла поэтесса со своим мелким меркантильным интересом забубённой мещанки. — Мы спешим.

— Потерпите еще немного. Буквально…

— Знаете что, — решительно оборвал его завлаб. — У нас действительно мало времени, поэтому у меня есть предложение. Давайте пойдем туда, где вы храните… Ну, сами знаете. И там, на месте, попробуем найти ответы на ваши вопросы.

Павдин растерялся. Да и кто бы не растерялся на его месте? С одной стороны, тебе предлагают дать ответы на все вопросы, то есть, говоря без протокола, клиент готов колоться по полной. Это есть хорошо. С другой же, собирается проникнуть, можно сказать, в святая святых, куда до сего дня не ступала нога постороннего. За такое по головке не погладят.

Только если посмотреть здраво, ту штуку все равно придется им предъявлять. И где? Тащить сюда? Переть на себе все сто кило? Прошу покорно! В конце концов, чего там особо секретного? Голые стены, стол из композитного материала и пара обычных деревянных стульев.

— Пошли, — решительно сказал Павдин, принимая огонь на себя. Во многом из-за этой своей решительности он и получил вторую звезду на погоны в тридцать один год. Его однокашники до сих пор кто в майорах, а кто и в капитанах, а он — подполковник. А почему? Потому, что умеет брать ответственность на себя. Правда, и седых среди его друзей не так чтобы много.

Батманский помог супруге подняться, подхватил свой портфель и пошел за Павдиным, указывающим дорогу. «Очередь» двинулась следом, обеспечивая охрану и тыл. Обратная дорога заняла минут двадцать пять.

Впервые за долгое время Павдин почувствовал себя неуютно в знакомых стенах. Нет, не то чтобы он когда-либо испытывал чувство уюта в спецкомнате. Да и не для того она, собственно, предназначена, не для расслабухи. Тут люди вкалывают, рискуя жизнью, обезвреживая взрывмеханизмы, переливая ртуть, пересыпая всякую химию и занимаясь прочей дрянью, которую малосознательные москвичи и гости столицы тащат в самый популярный вид транспорта мегаполиса. Не вяжется эта металлическая комната спартанского стиля с поэтессой с наманикюренными ногтями и в фенечках, хоть плач. Такие сюда еще не заглядывали на огонек.

— Ой, — возрадовалась та, едва переступив порог спецкомнаты. От того, что увидела на столе это. Пришлось даже придержать ее.

— Присаживайтесь, — усадил Павдин гостью на стул и повернулся к ее мужу. — И вы тоже, прошу. — Пододвинул ему стул, так что супруги сели рядышком у стены. И с творческим вопросом к автору сонетов: — Что это?

— Где?

— Вот, — пальцем показал он, не рискуя лишний раз прикасаться. Радиации эта штука не излучала — проверено, но на всякий случай лучше не рисковать.

— Кошелек, — хлопнув глазами, ответила та.

— Простите?

Кошелек в шесть пудов весом? Может, ее фамилия Жаботинский или Власов? Он даже невольно посмотрел на руки поэтессы, явно не державшие ничего тяжелее бокала с шампанским. Или это шутка такая богемная?

Хотя он человек решительный и даже резкий, в случае чего и руки может в ход пустить, но тут немного растерялся, поэтому пропустил момент, когда дамочка вскочила и бросилась к столу. И — взяла в руку это. Легко так, непринужденно. Почти как бокал шампанского.

Черт! И дался ему этот бокал!

Но ведь и вправду есть от чего обалдеть. Причем не слегка. То, что еле волокли двое ражих мужиков, безо всякого видимого усилия цапнула своими тонкими пальчиками в перстнях и кольцах миниатюрная, даже хрупкая сонетчица. Он едва сдержался, чтобы не крикнуть «Осторожно!», но при этом не забыл посмотреть на глазок видеокамеры. Хочется надеяться, все фиксируется.

А потом он увидел торжествующе-нахальный взгляд мужа, развалившегося на стуле, будто в будуаре собственной жены. Ну, будет тебе сейчас бокал шампанского!

— Положите на место!

— Что? — вскинула поэтичка выщипанные бровки.

— На место!

— Не орите на мою жену, молодой человек. Павдин намеренно проигнорировал реплику ученого.

— Потрудитесь объяснить, что это такое.

— Я вам уже говорила, — она прижала это к груди, и не подумав выполнить приказ. — Кошелек.

— Хорошо. Допустим. Ну и как он…

Что она сделала, подполковник не понял. Шевельнула пальцами, это раскрылось, а там — деньги, паспорт, блокнот, еще что-то.

— Дайте сюда, — велел он, как вскоре выяснилось, очень опрометчиво.

Она ему протянула, он взял. В первый момент он не почувствовал никакого веса. Так, грамм сто, может, сто пятьдесят, не больше. А потом…

Это вдруг стало неимоверно тяжелым, потянув руку вниз, пальцы не удержали, и сто килограммов ухнули на пол. К несчастью, не совсем на пол. Немножко на ногу.

Надо полагать, поэтесса узнала кое-что новое в русском языке, потому что подполковник делился своими познаниями щедро, громким голосом выдавая то, чему обучился в своей далеко не монашеской жизни. Утешало, что, кроме этих двоих, никто не слышал его эмоционального выступления; спецкомната экранирована так, что ни один сигнал не может как проникнуть сюда, так и покинуть слоеные стены.

Более или менее нормальный разговор наладился минут через десять, хотя в ушах подполковника все еще звучал омерзительный смешок Батманского, которым тот заливался в то самое время, когда человек рядом с ним заходился от боли.

Теперь Павдин преувеличенно жестко держал себя в руках, демонстрируя железную волю, хотя нога все еще болела.

— Итак, это кошелек.

— Так вы же сами видите.

— Вижу. Только он, мягко говоря, не совсем обычный. Я бы даже сказал, представляет опасность для окружающих.

— Кошелек? — глумливо удивился муж, крутя на пальце кольцо. — Опасность для жизни? Надеюсь, это шутка. Как кошелек может представлять опасность? Жанночка, он для тебя представляет опасность?

— Ну вот еще, — ответила Жанночка, что-то чиркая в блокнотике. Сонет, наверное, пишет. На тему выступления подполковника.

— Вот видите!

— Не вижу. Лично мне он повредил, ногу.

— Нечего было хватать чужую собственность.

Павдин с трудом удержал в себе очередной сюжет для сонета.

— Больше того, этот ваш кошелек может представлять опасность для окружающих, тем более в общественном транспорте. Кстати, где вы его взяли?

— Обвинение из серии «А если бы он вез патроны», — парировал Батманский. — Детский лепет. Могу только повторить, что нечего хватать чужую собственность. А если кто этого не понимает, — он пожал плечами. — Его проблемы.

— Так где вы это взяли? Учтите, разговор вполне официальный.

— Допрос? Тогда предъявите нам обвинение, а я буду требовать присутствия адвоката. Статья пятьдесят первая Конституции.

— Кто сказал «допрос»? — уточнил Павдин. Ясно, что с этой парочкой так просто не договоришься. — Разговор. Вы потеряли свою вещь, мы вам ее возвращаем. Но, согласитесь, она несколько…

— Необычна? — подхватил муж, расплываясь в довольной улыбке. — Ну что же, соглашусь. Отчего же не согласиться, если я сам ее сделал.

— Зачем? — стараясь быть избыточно вежливым, поинтересовался подполковник. Теперь он сидел на столе и слегка покачивал ноющей ногой. Так было легче, чем стоять. Еще бы ботинок снять.

— Видите ли, в чем дело. Как вы совершенно верно заметили, Жанночка порой бывает несколько рассеянна. — Последовал нежный взгляд в сторону супруги. — Людям творческим, погруженным в себя, это порой бывает свойственно. У нас уже было несколько случаев, когда она кое-что теряла. Да и воровали тоже. Деньги, документы, записи, иные ценности. Вот я и решил сделать кое-что такое.

— Которое стремительно тяжелеет?

— Вы все схватываете прямо на лету. Пока вещь находится рядом с хозяином, она может ничем не отличаться от ей подобных. Но стоит их разлучить, как она приобретает некие свойства. Вес, например.

— Остроумно. И как это действует?

— Ну, открыть может тоже только хозяин.

— Очень интересно. А в физическом смысле?

— Э-э, тут я вам не помощник. В настоящее время еще не закончен процесс патентования, так что я просто не вправе. Знаете, как сейчас говорят? Коммерческая тайна.

— Я понимаю. Но как вы определили, где находится… Кошелек? — Это слово давалось подполковнику с трудом. Ничего себе, дамский кошелек! Раньше, давно, когда деньги были большими и тяжелыми, чтобы сделать серьезную покупку, их на возах перевозили. Тоже, можно сказать, кошелек.

— Вот, — показал Батманский на кольцо, украшающее один из пальцев жены. — Разреши, дорогая. Видите светящуюся точку? Она указывает направление в пространстве, где находится вещь.

— Разрешите взглянуть?

— Вы опять хотите взять чужую собственность?

— Нет-нет, не стоит, — отдернул руку Павдин. Нога напоминающе заныла. — И много у вас таких… кошельков?

— А что, тоже хочется?

— Честно говоря, есть немного.

— Увы, придется потерпеть. Это экспериментальный образец.

— Жаль. Очень жаль. — Подполковник покачал ногой, обманывая боль. — Ну что ж, все ясно.

— Мы можем идти? — вскинулась поэтесса, закончив, видимо, очередной сонет.

— Естественно. Но пока ваша вещь останется здесь.

— По какому праву?!

— Не волнуйтесь. Уверен, что в ближайшее время вы все получите в целости и сохранности.

— Я на вас жаловаться буду!

— Извините, но таков порядок.

Никакого такого порядка не было и в помине, но подполковник решил, что еще одна звездочка ему не помешает. А если он предоставит начальству такой интересный объект, открывающий совершенно фантастические перспективы, то надо быть последним жлобом, чтобы не отметить его инициативность.

— Пойдем, дорогая. — Супруг поднялся, подхватывая под локоток поэтессу. — Уверяю тебя, что они разберутся очень быстро. Не так ли?

— Именно так, — заверил Павдин.

Когда-то его предки носили фамилию Правдины, но в тридцатые годы, когда его дед выправлял себе паспорт, не сильно грамотная паспортистка пропустила в фамилии одну букву. Времена тогда были жесткие, бланки паспортов, как и многое другое, в дефиците, так что исправлять не стали.

Парочка покинула спецкомнату, дверь за ними мягко закрылась, и он увидел, что супруг забыл возле стула свой портфель. Подполковник усмехнулся. Просто семья растерях. Сейчас прибежит.

Он достал сигареты и закурил. Режим спецпомещения это не разрешал, но победителей, как известно, не судят. К тому же очень хотелось. Прихрамывая, подошел к портфелю. Надо бы осмотреть его, пока есть время. Может, что интересное найдется. Для службы, конечно. Только для службы. Портфель стоял на полу как влитой. Опять сто кило?!

И тут ему показалось, что это дым разъедает ему глаза. Портфель пошевелился. Сам. И прижался к стене. За спиной раздался увесистый шлепок. Павдин обернулся. Кошелек, будь он проклят, лежал на полу и медленно двигался к портфелю. Просто-таки тек.

В этот момент свое «тр-р-р» пробормотал защищенный от всех видов воздействия телефон. Опасливо покосившись, Павдин подхромал и взял трубку, не сводя глаз с забытых вещей, все теснее вжимавшихся в стену. Та, способная выдержать многотонную ударную волну, начала, кажется, прогибаться.

— Что происходит? — спросил дежурный. Ему на экране монитора все должно быть видно.

— Не понимаю, — почему-то шепотом ответил подполковник. — Где они?

— Идут. Говорят что-то.

— Что говорят?

— Чушь какую-то. Цып-цып, что ли.

Третья звезда вдруг перестала светить в воображении Павдина. Да и вторая, если честно, начала скатываться с погон. Спецпомещение, техника, миллионные затраты, иностранные делегации, гордость управления.

— Верни их немедленно! — заорал он в трубку.

Про себя он подумал, что чужая собственность, как ни крути, неприкосновенна.