«Созвездие эректуса»

Александр Александрович Розов Созвездие эректуса (Конфедерация Меганезия-2)

Предисловие

«Созвездие эректуса» — это в каком-то смысле продолжение мини-романа — трансутопии «Депортация». Часть сюжета развивается в том же регионе (и той же стране), и действуют некоторые герои из предыдущей серии. Ряд географических объектов и координат совпадает (случайно, разумеется) с теми, что вы можете увидеть на географической карте, а часть на современной карте отсутствует. Так, вы не найдете на своей карте территорию Конфедерации Меганезия (в Тихоокеанском регионе между Филиппинами, Гавайями, Новой Зеландией и антарктической Землей Мэри Бэрд). В справочнике по новейшей истории отсутствуют упоминания об Алюминиевой Революции и меганезийской Великой Хартии. В этнографическом справочнике пропущен народ Утафоа (хотя, в полинезийских разговорниках вы найдете множество слов, похожих на слова из их языка). Многие обычаи утафоа практически ничем не отличаются от известных полинезийских или меланезийских (откуда они, в общем-то, и взяты).

С другой стороны, те тенденции и те принципы, которые определяют политический и экономический конфликт вокруг современных методов биомедицины, совершенно те же, что и в нашей с вами реальности. Гуманитарные, моральные и религиозные аргументы, которыми прикрываются реальные экономические интересы в информационной войне вокруг генной инженерии, клонирования, и других эффективных инструментальных технологий, потенциально применимых к человеку, списаны автором практически с натуры (а численные данные о человеческих потерях в этой войне экстраполированы от данных современной статистики).

Что касается клонирования сумчатого волка и мамонта (с последующим восстановлением этих видов), а также расшифровки генетической карты предков человека, живших сотни тысяч лет назад, то об этом можно прочесть в достаточно серьезных научно-популярных журналах, правда… как о проектах, которые предполагается реализовать в ближайшем будущем. То же касается и молекулярных роботов (медицинских и ветеринарных), и городов на континенте Антарктида. А вот беспилотная боевая авиация — это уже наша реальность, правда, пока еще непривычная. Как, впрочем, и вполне мирная частная легкомоторная авиация.

В общем, действие «Созвездия эректуса», как и действие «Депортации», развивается в неком, потенциально очень недалеком будущем, которое отличается от настоящего только в некоторых деталях (вряд ли они изменятся за пару десятилетий). Почти все социальные явления, на фоне которых развивается действие, уже существуют сейчас, как объективная реальность, данная нам в ощущениях. Некоторые публичные выступления политических и религиозных лидеров, которые цитируются в «Созвездии эректуса» могут во многом совпадать с теми, которые вы прочтете в сегодняшней или завтрашней газете. Разумеется, это просто совпадение.

Автор честно признает, что «Созвездие эректуса» относится к жанру романа-утопии, но предлагает обратить внимание на то, что обстоятельства и события здесь не являются чем-то принципиально нереализуемым…

1. Созвездие эректуса. Наследницы горной принцессы

Что можно найти в Гималаях. Юридические тонкости клонирования людей и не только. О расизме и праве людей на ветеринарную помощь. Как сделать террориста-смертника. О пользе маленьких криминальных талантов. Неожиданное развитие виртуального флирта. Уютные выселки опасного мира. Клады, как морские полезные ископаемые. Суета вокруг акул и буньипов. О морских фестивалях и запрещенном кино. Методы любительской конспирологии и криптографии. Кое-что о гуманитарной технической помощи.

-

«Хорошим называется полководец, который сражается, когда легко побеждать. Поэтому, когда хороший полководец побеждает, у него не оказывается ни выдающейся победы, ни прославленного имени, ни геройских подвигов. Его победы — результат того, что он не делал ошибок до сражения. Он побеждает уже побежденного. Уметь хорошо сражаться, это занимать такое положение, когда поражение невозможно, и не упускать момента для нанесения поражения противнику. Войско, которое должно победить, ищет сражения лишь после того, как победа обеспечена. Войско, обреченное на поражение, сначала сражается, а потом ищет победы. Тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает противнику управлять собой. Кто умеет заставить противника самого прийти, тот заманивает его выгодой. Кто умеет не дать противнику самому прийти, тот задерживает его вредом. Свежие силы можно утомить. Сытого можно заставить голодать. Прочно засевшего можно сдвинуть с места». (Сунь Цзы. «Искусство войны»).

…

20 апреля. Лос-Анджелес. Студия NBC. «Рождение предка. Прыжок через миллион лет».

Программа «В мире науки». Ведет Питер Бирбоу.

— В начале я прошу оператора показать, собственно, науку, в лицах. Вот это, так сказать, настоящее науки: доктор Джералд Винсмарт из Калифорнийского Экспериментального Центра Генной Инженерии консорциума Atlinc. А вот это — будущее науки: студенты UC, нашего Калифорнийского университета, стипендиаты фонда Pra-Human Restore, который учрежден консорциумом Atlinc. Они приехали из Ройс-Холл, Сан-Диего, Дэвис, Беркли и Сан-Франциско, поддержать свою команду … Ребята, сделайте, чтобы вас было слышно!

(Вой, топот, хлопки в ладоши, свист, выкрики Wow!!!)

— Я не оговорился на счет команды, потому что президент консорциума Atlinc, Лайон Кортвуд, не только инициировал создания фонда Pra-Human Restore, оказывающего поддержку публичному университету нашего штата, но и участвует в его спортивной жизни. Я имею в виду американский футбол. В нашу студию, как видите, он пришел в футболке с эмблемой университета. Лайон, вы действительно выходили на поле?

Кортвуд, крепкий загорелый мужчина среднего роста, с чуть заметной склонностью к полноте, улыбнулся, демонстрируя безукоризненно белые зубы, и ответил:

— Вы будете смеяться, Питер, но так и есть. Конечно, я играл слабовато, и пару раз мне здорово врезали по ребрам. Моя жена потом сказала, что я азартный псих, но за 20 лет, что мы прожили вместе, она как-то к этому привыкла. В общем, игра была, что надо!

(Аплодисменты, жизнерадостный смех, топот).

Питер Бирбоу дождался, пока шум утихнет, и продолжил:

— А теперь — главная интрига передачи… Сейчас вы видите трех молодых, очаровательных и отчаянно-смелых женщин. Келли Клай, Лэй Форсмен и Санди Рэндолф. 50 дней назад они стали волонтерами в том беспрецедентном эксперименте, которому посвящена наша передача. Поприветствуем их…

(Аплодисменты, выкрики Wow!!!)

— Но все началось раньше, год назад с находки двух смелых парней из международной гималайской горно-спасательной службы, Вот они: Стив Клосбег и Дейв Макконнар. Поприветствуем их тоже…

(Аплодисменты)

— … Кто из вас расскажет? Стив? Тебе слово.

Стив встал и озадаченно почесал в затылке. Видно было, что камера его смущает.

— Ну, работаем мы на южном склоне К-4, где сошла лавина. Там пропали альпинисты-любители, и мы думали, может, их засыпало. У нас был резонансный сканер, это такая полезная штука, которая чует людей и животных под снегом. И она запищала там, где мы вообще не ожидали. Я еще говорю, может, какой сбой? Не должно здесь никого оказаться. А Дейв говорит: давай проверим.

— Да, — подтвердил тот, — я сказал, слышь, Стив, эти любители такие болваны, куда угодно могут залезть. Но мне тоже было странно: этот участок, там даже не снег, а заледеневший наст, который старше вавилонской башни. А сканер показывает, что под ним кто-то есть.

— Короче, — продолжал Стив, — взяли мы лопатки и давай долбить этот чертов наст. Вроде, бред, неоткуда там взяться людям, но сканер-то показывает. И вот, когда зарылись уже по самую шапочку, я увидел руку.

— Ага, — вставил Дейв, — он по этой руке саданул лопатой, а потом только сообразил. Ну, рука как лед. Я и говорю: это, наверное, парень, что пропал в прошлом сезоне. Сорвался с карниза, пробил снеговую пробку и здесь застрял. А Стив говорит: ни черта не парень, а девка. Как он по руке это понял?

— Семейная тайна, — съязвил Стив, — короче, копаем дальше и видим, что-то не так. Эта девка голая, только завернута в кусок медвежьей шкуры. И она здесь уже черт знает сколько лет лежит. Ну, это сразу видно тому, кто разбирается. Я подумал: вдруг это йети, в смысле, снежный человек. Его уже лет сто в горах ищут, а мы… Круто было бы. Ну и связались с базой: у нас, мол, йети.

Дейв хихикнул и добавил:

— А Элиза, ну, дежурная по базе, говорит: вы придурки, чем вы там обдолбались? А Стив ей: сама ты дура темная, тут научное открытие века… Как в воду глядел.

— Верно! — подхватил ведущий, — Это было открытие века. О том, кого нашли спасатели, расскажет доктор Джерри Винсмарт. Вам слово, доктор.

— Существо, найденное во льду К-4, называется Homo erectus. Это предок современного человека, обитавший на Земле два миллиона лет назад. Он окончательно вымер в начале последнего ледникового периода. Ему на смену пришли неандертальцы, а потом — люди современного типа. До сих пор в руки ученых попадали только части скелета этого существа, но теперь мы получили полностью сохранившееся тело, а точнее — два, потому что найденная женская особь была беременна, примерно на четвертом месяце.

— Джерри, а как возник план восстановить живого Homo erectus? — спросил ведущий.

— Ну, вообще-то программа восстановления вымерших видов существует уже 40 лет. За это время был воссоздан бизон, тур, эпиорнис, сумчатый волк, морская корова Стеллера и, наконец, сибирский мамонт. В последнем случае было применено клонирование генного материала, содержащегося в замерзшем теле. Сейчас 6 мамонтят бегают в национальном парке Пайнвуд… Дайте первый ролик на экран.

Идет ролик национального парка. Необычные лохматые хоботные размером с теленка, еще не вполне уверенно дефилируют по лужайке в сосновом лесу, в сопровождении двух сотрудников в форме лесников парка. За невысоким забором — посетители, большинство с детьими. Дети в восторге и их то и дело приходится оттаскивать, чтобы они не пролезли на ту сторону забора.

— Очаровательные создания, — ведущий улыбнулся, — по-моему детям кажется, что это ожившие герои старого любимого мультфильма «Ледниковый период». Доктор, а что вы скажете о динозаврах? Я имею в виду, Майк Крайтон, писатель-фантаст, еще в прошлом веке предсказал, что их тоже восстановят.

— Да, Пит, я читал «Парк юрского периода». Сейчас я попробую объяснить кое-что. Мы научились с помощью молекулярных роботов, т. н. «наноботов», ремонтировать ДНК, то есть генетический материал из замороженных или высушенных клеток. Это примерно то же самое, что починить веревочную лестницу, по которой пару раз случайно проехала газонокосилка. Молекула ДНК под электронным микроскопом действительно похожа на скрученную веревочную лестницу. Так вот, мы научились ремонтировать поврежденную лестницу. Теперь следующий этап. Допустим, веревочную лестницу случайно залили бетоном, а потом все веревки сожрали термиты. У нас остались только дырки в бетоне, и по ним надо сделать новую лестницу, один в один как старая. Это и есть идея Крайтона: ДНК динозавров разрушилась, но можно использовать ее отпечатки в окаменевшей глине. Сейчас ведутся работы в этом направлении. Как все это сделать, в принципе, понятно.

— Значит, у нас есть шанс увидеть живых динозавров?

— Я просто уверен, что мы их увидим.

(Аплодисменты)

— Джерри, давайте вернемся к эректусу, к этому существу, обнаруженному спасателями. Как оно выглядело, было ли оно еще обезьяной или уже человеком?

— С точки зрения биологии, эректусы значительно ближе к нам, чем, например, шимпанзе. Они принадлежат не только к отряду человекообразных, но и к роду Homo. Образно говоря, если шимпанзе — это наши кузены, то эректусы — наши родные братья. Эректусы умели делать простейшие каменные орудия, рубила, в то время как шимпанзе пользуются необработанными камнями. Кроме того, эректусы уже знали огонь, что сразу выделяет их из животного царства.

— Это все очень интересно, док Джерри. А как они выглядели? По находке Стива и Дейва мы уже знаем, что они не были покрыты шерстью, а как они передвигались, общались, ну, в общем, как они делали все то, что отличает нас от обезьян?

— Homo erectus по латыни означает «Человек прямоходящий». Сейчас я покажу, что это значит практически… Дайте второй ролик.

Идет ролик кафе с дансингом. Там веселится пестрая молодежная компания: разные стили одежды, разные расы, разная речь. Кто-то танцует, кто-то болтается у стойки бара, кто-то сидит за столиками. Камера приближает один из столиков. Сидящая за ним темнокожая девушка с короткой стрижкой, в топике, джинсах и кроссовках, допивает кофе, встает и присоединяется к группе танцующих. Она мало отличается от своих сверстниц. Она чуть ниже среднего роста, и крепко сложена, что, впрочем, совершенно не лишает ее гибкости. Она подвижна, как капелька ртути. Лицо у девушки круглое, с покатым лбом и крупными чертами, в которых как бы смешан китайский, ланкийский и австралийский тип. Большие, очень яркие глаза, кажется, живут своей жизнью и обладают особым магнетизмом, как это бывает у латиноамериканских zambo. Она и танцует, как latino — броско и экспрессивно…

Ролик заканчивается.

— К сожалению, — говорит Винсмарт, — эта девушка умерла более миллиона лет назад.

— Так это была та самая девушка-эректус? — спрашивает ведущий.

— Совершенно верно. То, что вы сейчас видели, это анимированная 3d реконструкция.

— Впечатляет, правда. Я было подумал, что это таитянка или малайка.

— Ничего удивительного. Внутри рода Homo внешние отличия между видами немногим меньше, чем между современными расами людей. Тем не менее, наша девушка — эректус, а не сапиенс, она принадлежит к другому биологическому виду.

— Думаю, наши зрители уже заинтригованы, но еще не знают, о каком эксперименте идет речь. В чем же он состоит?

— Все как в эксперименте с мамонтами, — ответил Джерри, — из клеток замороженного тела homo erectus мы получили генетический материал и реставрировали его ДНК с помощью наноботов. После этого мы взяли у наших девушек-волонтеров по несколько яйцеклеток и поместили в их ядра генетический материал эректуса. Так мы получили зиготы, готовые развиться в эмбрионов эректуса. Мы отследили первые несколько дней эмбрионального развития в пробирке, и, убедившись, что все нормально, пересадили микроскопических эмбрионов в матки. Эта часть эксперимента проведена точно так, как это делается при распространенных сегодня операциях экстракорпорального зачатия.

— То есть, — уточнил ведущий, — это означает, что сейчас Келли, Лэй и Санди беременны маленькими эректусами?

Джерри Винсмарт улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Совершенно верно, Питер. Сейчас срок беременности 7 недель, так что…

Келли, элегантная спортивно сложенная мулатка, весело перебила его:

— Так что, можно сказать: мы немножко беременны.

(Смех, топот, аплодисменты).

Питер взмахнул в воздухе руками, успокаивая студентов, и спросил:

— Док Джерри, но ведь это клонирование, не так ли? А клонирование людей, запрещено законом…

— Это клонирование, верно. Но не людей. Закон запрещает клонировать Homo sapiens, т. е. существ нашего биологического вида. Но закон ничего не говорит о клонировании Homo erectus, которые относятся к другому биологическому виду, хотя и близкому к нам. А что не запрещено — то разрешено, мы ведь живем в свободной стране.

— Наверное вы правы, Джерри, но ведь вынашивают-то люди, как быть с этим?

— Конечно. Вынашивать может только существо, биологически максимально близкое к клону. Именно поэтому в эксперименте участвуют девушки-волонтеры. Закон об этом ничего не говорит, закон запрещает лишь выращивать человеческое существо путем клонирования, но не запрещает женщине вынашивать клон другого существа.

— Да, — согласился ведущий, — похоже, Джерри, вы обставили законников. А теперь давайте вернемся к нашим сегодняшним героиням, Келли, Лэй и Санди. Как вы решились на такой смелый эксперимент? Кто ответит… Ты, Лэй?

(Камера перемещается на Лэй. Это высокая девушка скандинавского типа сложения)

— Ну, могу и я. У меня в роду плохая генетика. У всех аллергия на цветочную пыльцу, а годам к 40 — астма. Я просто хочу здорового ребенка. По-моему это нормальное желание для женщины.

— Несмотря на что, что ребенок будет, как бы это сказать, не вполне человек? — уточнил ведущий.

— Если хотите знать мое мнение, — решительно сказала Лэй, — вся эта бюрократия, про то, кто — человек, а кто — нет, придумана адвокатами, чтобы обманывать нас, простых людей.

(Аплодисменты)

— Полвека назад адвокаты говорили, что цветные — не вполне люди. Я адвокатам не верю. Я верю ученым, а ученые говорят, что эректус — это человек другой расы, как, например, африканец или китаец. И у эректусов аллергии не было, правда, док Джерри?

— Вероятно, не было, — подтвердил Винсмарт.

— Вот видите, — торжествующе сказала Лэй, — не было. А что эректусы вроде как цветные, так мне это все равно. Я ненавижу расизм! У меня половина друзей — цветные, вот Келли, мулатка, и мы с ней теперь не разлей вода.

(Аплодисменты, камера перемещается на Келли)

— Келли, что ты скажешь? Каков твой мотив участия в этом смелом эксперименте?

— Знаешь, Питер, — ответила она, — я вот честно скажу: мое призвание — эстрада. Не мелочь какая-то, не бары с живой музыкой, а большая эстрада, Я просто чувствую это. Но сейчас просто так наверх не пробиться. Или нужен богатый папочка, а мой старик всю жизнь чинил автомобили, и сам понимаешь, золотых гор не нажил. Или надо спать со всеми подряд, а это не по мне. И когда мне сказали про эксперимент, я поняла: вот он, мой шанс! Да, я хочу стать знаменитой, и не стесняюсь этого.

— Ты уже стала знаменитой, Келли, — говорит ведущий, — сейчас нас смотрят 40 миллионов американцев.

— Wow! — крикнула Келли, — Эй, ребята у телевизоров! Я люблю вас!

(Аплодисменты)

— Скажи, Келли, а ты не боишься, что ребенок будет не похож на сверстников? Ведь это тяжело, быть непохожим на других детей, в классе, или на улице?

— И пусть будет непохожим, — ответила она, — Мне совсем не хочется, чтобы он был похож на всех, кого попало. Некоторые боятся выделиться и хотят быть как все, но у нас так не будет! Мой ребенок должен стать личностью! В нашей семье всегда умели воспитывать правильно, и я сумею, будьте уверены. Мой ребенок всегда сможет за себя постоять.

(Аплодисменты, камера перемещается на Санди. Она худенькая и, по сравнению с Лэй и Келли выглядит этакой школьницей в компании более взрослых подруг).

— А что скажешь ты, Санди? — спросил ведущий

— Я — студент-биомедик и я — идеалистка. Мне не нравится, что наши клиники за бонусы от фармацевтических фирм скармливают пациентам что угодно. Супримофар, который рекламируют по ТВ, это парацетамол, которым лечил простуду еще мой дед. Только название новое и цена в 10 раз выше. С этим пора что-то делать, иначе завтра клизму назовут суперпромывалкой и продадут вам за 1000 баксов.

(Аплодисменты и смех в студии)

— Возникла каста шарлатанов, тормозящих медицину. Вместо современных методов, нас пичкают лекарствами 20-летней давности. За дикие деньги нас лечат хуже, чем домашних животных. Знаете расценки стоматологов? Так вот, забудьте их. У меня были проблемы с зубами и я воспользовалась собачьим наногелем DR-plus за 40 баксов, который якобы для людей не подходит. Теперь я могу на спор разгрызть баранью лопатку.

(Возгласы, аплодисменты свист и топот в студии)

— Это только начало, — продолжала она, — Я хочу вернуть идеалы школы Луи Пастера. Там проверяли все на себе. Я проверяю на себе и на своем ребенке. У меня будет моральное право сказать: люди, вас обманывают! Ветеринарные методы клонирования, генной инженерии и молекулярной робототехники, прогрессивнее, эффективнее, безопаснее и дешевле того старья, которое вам продают в клиниках эти жулики с лицензиями!

(Топот, выкрики, аплодисменты)

— Здоровьем младенца будет заниматься ветеринар? — уточнил ведущий.

— Конечно! Эректус, как бы, не человек и имеет право на ветеринара. Люди пока лишены такого права, но, я надеюсь, этой дискриминации скоро придет конец!

(Ураган аплодисментов)

…

После эфира они сидели в маленьком кафе телецентра, уставшие так, как будто целый день таскали мешки с гвоздями.

— Может, не стоило ввязываться в эту муть? — задумчиво произнесла Лэй.

— А что толку теперь про это рассуждать? — Санди очень выразительно похлопала себя по животу, — дело сделано.

— Главное, аванс уже у нас, — добавила Келли, — и вообще, где наша не пропадала.

— И где только наша не пропадала, — подхватила Санди.

Подошел менеджер студии.

— Эй, что у вас за кислые лица, а? Веселей, девчонки, вы же не на похороны пришли. Вы собираетесь стать счастливыми богатыми мамами, а материнство — это…

— Чем учить нас быть мамами, — перебила Келли, — лучше добудь косячок.

— Ну, это я мигом, — менеджер улыбнулся и сунул руку в карман…

— Ни в коем случае! — отрезал доктор Винсмарт, — девушки, я же вас предупреждал и еще раз предупреждаю: алкоголь и наркотики на ближайшие 8 месяцев исключаются. Потом — пожалуйста, если не будете кормить грудью. Хотя я бы рекомендовал все-таки грудью кормить, поскольку здоровье малышей…

— Вы классно все расписали, док, — сказала Лэй, — но нам чего-то не весело от всего этого.

— Если косяк нельзя, так хоть анекдот расскажите, — добавила Келли, — у вас правда смешно получается.

— Ладно, — Винсмарт улыбнулся, — расскажу по дороге. Видите, уже наш эскорт подошел.

…

5 мая. Студия CNN, Сан-Франциско. «Чем грозит обезьяночеловек».

Программа «На острие политики». Круглый стол ведет Нил Сноу.

— Привет всем, кто нас смотрит. Ручаюсь, вы не пожалеете, что настроились на наш канал, потому что такого еще не было в истории! Всего несколько недель назад группа ученых, бизнесменов и волонтеров объявила о дерзком эксперименте по возрождению древнего обезьяночеловека, называемого иначе питекантропом или эректусом. Но за эти несколько недель страсти накалились так, что у политиков и юристов дым идет из ушей! Сегодня за круглым столом будет острый спор, это видно по настрою участников. Не будем терять время. Сенатор Майкл Лайтбар, ваша подача. Как вы относитесь к этому эксперименту?

— Я отношусь так же, как к экспериментам врачей-убийц Йозефа Менгеле и Ариберта Хайма. Мне стыдно, что это происходит в Америке, а виновники еще не за решеткой!

— Полегче со сравнениями, сенатор, — заметил Лайон Кортвуд, президент консорциума Atlinc, — за такие публичные оскорбления можно и под суд угодить.

— Хотите суда? — спросил Лайтбар, — будет суд. Надеюсь, он разберется, как трех опасных преступниц сначала выпустили под залог, а потом потерпевшие вдруг отказались от своих показаний. И почему эти женщины решили вынашивать детенышей допотопных обезьян на следующий день после того, как оказались на свободе.

— Вы ошиблись столетием, — ответил Кортвуд, — после роспуска комиссии Маккарти, никто из сенаторов уже не может подменять собой компетентный суд. Кто дал вам право называть преступницами девушек, которых суд присяжных признал невиновными?

— Здравый смысл дал мне право. Как называется угонщик автомобилей? Как называется хакер, взламывающий банковские счета? Как называется участник молодежной банды? Вот они, ваши так называемые волонтеры.

Произнося эту гневную филиппику, Лайтбар последовательно указал пальцем на Келли, Санди и Лэй, сидящих за столом ровно напротив него.

— Где вы учились вежливости, сэр? В свином хлеву? — поинтересовалась Санди тоном английской королевы, на званый обед к которой явился лорд в грязных туфлях, — вас не учили в детстве, что показывать пальцем на людей неприлично?

— По сравнению с правыми из сената, любая банда — хор воскресной школы, — сказала Лэй.

— Бьюсь об заклад, у него в шкафу висит куклуксклановский балахон — вставила Келли.

— Ваше хамство вам дорого обойдется, — процедил Лайтбар.

— Это была угроза? — с некоторой ленцой поинтересовался Кортвуд, — я не ослышался, сенатор?

— Она меня оскорбила, — заявил Лайтбар.

— Не очень сильно, заметим. Вот если бы она рассказала, как вы во время эритрейского кризиса продавали оружие в Сомали…

— Это была законная сделка, — перебил сенатор.

— Из этого оружия убивали американских парней, — продолжал Кортвуд, — суд установил, что вы нажили на их смерти 9 миллионов долларов. Эти деньги не жгут вам пальчики?

— Но суд меня оправдал! Я чист перед законом.

— Верно, суд вас оправдал. Но когда Popmarket weekly назвал вас «продажной тварью» в связи с этой историей, суд не счел обоснованным ваш иск в защиту деловой репутации.

— Мы отклонились от темы, — вмешался ведущий, — чтобы настроить всех на более мирный тон, я дам слово преподобному Фрэнку Миллзу. Ему, видимо, есть, что сказать.

— Вернее, мне есть, что спросить, — поправил пастор, — как по-вашему, доктор Винсмарт, в чем разница между человеком и животным?

— Полагаю, в материальной культуре, — ответил Винсмарт, — человек выделился из животного мира, когда стал создавать искусственную среду, а не просто пользоваться дарами природы. Люди создали технологии, построили машины, возвели города…

— Вы, вероятно, атеист? — перебил пастор.

— Я агностик.

— А с точки зрения агностика, есть ли у человека душа?

— У человека есть психика. Так точнее.

— А у животных есть психика?

— Да, но только у высокоразвитых. Собака, кошка, лошадь, дельфин, обезьяна.

— Значит, если бы собаки стали строить машины, вы бы относились к ним, как к людям?

Винсмарт пожал плечами.

— Я полагаю, да. Такие сюжеты есть в фантастике, и это выглядит логично.

— А сожительство человека с такой собакой вы бы одобрили?

— Сожительство в каком смысле?

— Как мужа с женой, — пояснил пастор.

— Я бы счел это странным, — ответил Винсмарт, — слишком велика разница строения тела, и к тому же, генетическая несовместимость. Такая пара не могла бы иметь потомства.

— А если бы могла? Вы сами упомянули фантастику. Вообразим, что женщина за деньги легла со скотом, понесла от него, а потом выносила детеныша. Вы бы это одобрили?

В студии повисла напряженная тишина.

— Напомню, что вы спрашивали не о скоте, а о разумном животном, — заметил Винсмарт.

— Пусть так, — согласился пастор, — вообразим, что ученые вывели породу разумных псов, и богатый хозяин такого пса решил из любопытства повязать его с женщиной. Этот богач нашел женщину, находящуюся в бедственном положении и заключил с ней сделку. Она спарилась с его псом и забеременела, а богач с интересом ждет, что же у нее родится.

— Если это намек, то он притянут за уши, — подал голос Кортвуд.

— Это не намек, а чистая правда, — парировал пастор Миллз, — здесь в студии сидят три молодые женщины, с которыми вы поступили именно так, как я сказал.

— Минуточку, — сказала Лэй, и ее голос звенел от возмущения, — этот тип, кажется, заявил, что я трахалась с псом. Вообще-то за это бьют морду. Эй, Миллз, может у тебя проблемы? Может, твоя жена трахается с псом, потому что ты ее не можешь удовлетворить?

— Зачем вы так грубо, мисс Форсмен, — вмешался ведущий, — преподобный Миллз не хотел вас обидеть…

— Ни фига себе, не хотел! У вас что, уши заложены? Этот ублюдок сказал, что меня трахал пес, — Лэй обвела взглядом студию, — все слышали, так?

— Именно так он и сказал, — поддержала Келли, — он извращенец, наверное.

— Про священников-зоофилов писал еще Таксиль, — добавила Санди, — Папа Римский из-за этого запретил им держать обезьян. Про собак, правда, там нет.

— С собаками трахались при дворе французского короля, — сообщила Лэй, — я в каком-то фильме видела. Они специально держали свору борзых для этого дела.

Лайон Кортвуд встал, улыбнулся и поднял руки над головой.

— Брэк! Милые леди, посмотрите, вы вогнали его преподобие в краску, а он просто хотел сказать нам проповедь об уважении к человеку. Верно, мистер Миллз?

— Я хотел сказать, что наука не должна оскорблять человеческую природу, — несколько смущенно ответил пастор, — а этот эксперимент… Вы же понимаете…

— Ни капли не понимаю, — Кортвуд улыбнулся еще шире, — поясните свою мысль, мистер Миллз. Только прошу вас, не прибегайте к аналогиям из области секса с четвероногими. Ведь эректус, как известно, такое же двуногое существо, как и все мы.

— Это не эксперимент, а мерзость, — громко заявила до сих пор молчавшая женщина в дорогом деловом костюме, — я представляю американские семьи, если кто не знает.

Она постучала пальцем по табличке с надписью «Вирджиния Ридли, вице-президент лиги защиты семьи».

— Семьи богатых белых баптистов, так точнее, — иронично вставила Келли, — черных вы за американцев не считаете, да?

— Вы очень агрессивны, — строго сказала Ридли, — не лучше ли вам успокоится?

— А не лучше ли вам говорить за себя, а не за все американские семьи? — ответила Келли.

— Почему вы сразу воспринимаете меня, как врага? Я не сказала ничего дурного о вас, я лишь говорю, что вас втянули в мерзкое действо, но в этом виноваты не вы, а тот, кто вас соблазнил деньгами.

— Соблазнил деньгами, — передразнила Келли, — вы так запросто это говорите, что сразу видно: вам ни разу не приходилось выбирать между дырявыми ботинками и голодным брюхом. Руки покажите.

— Зачем?

— Что вам, трудно? Сделайте вот так:

Она протянула руки ладонями вперед. Ридли, помедлив, сделала то же самое.

— Какие нежные, — насмешливо сказала Келли, — Сразу видно, эти руки никогда не держали ничего тяжелее дамской сумочки. Богатый папочка, богатый муж, да?

— Как вы смеете!

— А вот так. Бьюсь об заклад, вы за всю жизнь не заработали своим трудом ни цента.

— Чем нападать на меня, лучше бы подумали, как будет жить тот несчастный детеныш, которого вы собираетесь произвести на свет, — тихо сказала Ридли.

— Да уж получше, чем я, когда меня произвела на свет моя мамочка. В семье, где никогда не было и половины тех денег, которые стоит ваша сумочка из крокодиловой кожи.

— Бриллиант в кольце на полкарата тянет, — добавила Лэй, — выгодное, видать, дело, семью защищать.

— Очень, — подтвердила Санди, — на их программу из бюджета ежегодно выделяется 140 миллионов баксов. Скажите, мэм, сколько вы получаете в своей лиге?

— Не ваше дело, — затравленно огрызнулась Ридли.

— Как это не наше, если мы платим налоги на ваши колечки с бриллиантами?

— Позвольте я верну разговор, так сказать, в русло, — снова вмешался ведущий, — давайте послушаем мнение юриста об этом эксперименте. Джеффри Финней консультант совета по биоэтике при президенте США.

— Еще одно кладбище налогов, — прокомментировала Санди.

— Может, вы дадите мне высказаться, девушка? — спросил Финней.

— Да пожалуйста.

— Спасибо. Начну с того, что в нашей стране клонирование запрещено законом.

— Репродуктивное клонирование людей, — поправил Винсмарт.

— Да, разумеется, — согласился юрист, — и объект клонирования в вашем эксперименте с правовой точки зрения тоже человек, на что указывает его полное наименование, Homo erectus. Слово Homo, в переводе с латыни, как известно, обозначает человека.

— Как чувствовал, что кто-нибудь это скажет, — сообщил Винсмарат и бросил на середину стола большую цветную картинку, — мистер Финней, кто это, по-вашему?

— Какая-то крупная обезьяна. Горилла, орангутан, шимпанзе или что-то вроде того.

— То есть, по закону мы имеем право ее клонировать?

— Разумеется, ведь это не человек.

Винсмарт весело подмигнул ему.

— Сразу видно, что вы не биолог. Это Kenyanthropus, что, в переводе с греческого означает «кенийский человек». Он жил на планете 4,5 миллиона лет назад.

— Это существо никак не может быть человеком! — возразил юрист, — это явно обезьяна!

— Конечно, — согласился Винсмарт, — Кениантропа согласно биологической систематике относят к роду Homo, но не к виду Homo sapiens, к которому принадлежим мы, люди.

— Значит, я прав, — заключил Финней, — он не из нашего вида, и его можно клонировать.

— Точно также и эректус, — сказал Винсмарт, — он из рода Homo, но не из нашего вида, и поэтому мы имеем право его клонировать.

Юрист задумался всего на несколько секунд, и сказал:

— Так, не путайте меня своей биологией. Раз его родит женщина, значит он человек. А человека запрещено клонировать.

— Увы, — сказал Винсмарт, извлекая из портфеля цветной журнал, — от биологии так просто не уйти. Что за животное на этом фото?

— Мамонт, разумеется, — ответил юрист, — уж на этом уровне я знаю биологию.

— Верно. Но по вашей логике это животное обязано быть индийским слоном, поскольку оно рождено индийской слонихой. Можете прочесть статью под этим фото. Она о том, как был клонирован мамонт. Слониха использовалась для вынашивания клона.

— Но ведь мамонт и слон — это почти одно и то же, — не сдавался Финней.

— Это как сказать. Они различаются, все же, сильнее, чем человек и шимпанзе.

— Тогда почему вы не использовали шимпанзе, чтобы вынашивать ваших экректусов?

— Потому, что человек и эректус ближе друг к другу, чем любой из них к шимпанзе.

Юрист снова задумался, а затем взял со стола изображение кениантропа и поднял так, чтобы все смогли рассмотреть.

— Скажите-ка, доктор Винсмарт, а если бы вам представилась возможность клонировать этого красавчика, вы бы тоже наняли женщин для его вынашивания?

— Следите за речью, — прикрикнул на него Кортвуд, — у нас волонтеры, а не наемники.

— О, простите, — юрист церемонно поклонился, — Доктор Винсмарт, в случае кениантропа из рода Homo, вы бы тоже предложили женщинам, американкам, добровольно… О, да, именно добровольно, родить таких очаровательных обезьянок, похожих на шимпанзе?

Винсмарт хотел ответить, но Кортвуд опередил его.

— Мистер Финней, вы уже перестали бить свою жену?

— Что за чушь? Мы женаты 14 лет и за это время ни разу не ссорились.

— Правда? Ну, а если бы вы ее все-таки били, то сейчас перестали бы?

— Какого черта вы спрашиваете о том, чего никогда не было?

— А какого черта это делаете вы? — осведомился Кортвуд, — какого черта вы размахиваете портретом ископаемой обезьяны, которая рядом не стояла с нашим экспериментом? Наш эректус будет выглядеть вот так!

Кортвуд вытащил из папки несколько листов с распечаткой 3D реконструкции.

— Вот как он будет выглядеть! Если на эректуса надеть штаны и рубашку, вы даже не скажете «о, черт!» если встретите его на улице.

— Раз он не отличается от человека, значит он человек, — заметил Финней, — а клонирование людей запрещено.

Тем временем, Винсмарт положил на стол две фотографии.

— Мистер Финней, взгляните сюда, что это за существа, по-вашему?

— По-моему, шимпанзе, — сказал юрист.

— Они чем-нибудь отличаются друг от друга?

— Не знаю. По-моему, правый крупнее, чем левый. Может, это самец и самка?

— На самом деле, — сказал Винсмарт, — справа шимпанзе, а слева бонобо. Неспециалисты принимают бонобо за некрупных шимпанзе, хотя это другой биологический вид. Точно так же неспециалист примет эректуса за человека какой-то специфической расы.

— Между прочим, — включился Лайтбар, — на наших глазах тут творится чисто нацистская практика. Доктор Винсмарт утверждает, будто только ученые имеют право решать, кто человек, а кто — нет. Вся это возня с эректусами придумана, чтобы размыть естественную границу между человеком и обезьяной. Если мы это допустим, то такие вот ученые начнут делить людей по расовому признаку на человеков и недочеловеков. Все это уже было.

— У вас в семье есть цветные? — спросила его Келли.

— У меня в семье? — удивился сенатор.

— Да, у вас. Черные, китайцы, индейцы, или хотя бы метисы. Ну, вы понимаете.

— Я понимаю, что значит «цветные», но при чем тут моя семья?

— Это значит «нет», — громко сказал Кортвуд, — ваша семья, по традициям плантаторов Южной Джорджии, состоит исключительно из людей белой расы. При этом ученых в вашей семье не было, как не было их и среди нацистских лидеров, раз уж на то пошло.

— Как будто у вас в семье есть цветные, — огрызнулся Лайтбар.

В ответ Кортвуд спокойно вынул из бумажника фото, и повернул так, чтобы все видели.

— Я немного сентиментален, — пояснил он, — люблю носить с собой фотографию жены. Она наполовину вьетнамка. Ее мама из Сайгона, мой тесть познакомился с ней на войне.

— Мы опять ушли куда-то в сторону, — заметил ведущий, — я предлагаю обсудить вот что: все мы уважаем науку. Но хотелось бы знать, что ваш эксперимент даст в практическом смысле. Я имею в виду, для всех нас, для зрителей которые сейчас смотрят наш канал.

— Наш эксперимент даст снижение цен на медицину в 5 раз, — громко сказал Кортвуд.

— Вы, наверное, имели в виду на 5 процентов, — предположил Сноу.

— Нет, я имел в виду именно в 5 раз, то есть, на 80 процентов.

— Вы изобрели какое-то суперлекарство?

— Нет, мы изобрели способ прекратить супержульничество. Внимательные зрители уже, наверное, заметили, что кое-кому очень не нравится, что в нашем эксперименте будет стерта некая граница между человеком и животными. Вы слышали, как тут упражнялся в красноречии сенатор Лайтбар. Вам еще не раз будут ездить по ушам подобным образом. Так вот, наука говорит, что разница между людьми и животными не в строении всяких органов, печенки, селезенки и прочих частей тела, а вот тут и только вот тут.

Кортвуд выразительно постучал себя кулаком по широкому лбу и продолжил:

— Тем, что происходит у нас в сознании, занимаются разные психоаналитики и прочие философы, оставим их. А нашими органами, которые точно такие же, как у животных, занимаются врачи и фармацевты. Они проводят границу между человеком и животными, и со своей стороны этой границы в 5 раз задирают цены. Почему лечить собаку гораздо дешевле, чем человека? Потому, что собачьим организмом занимаются ветеринары, работающие в условиях конкуренции. А человеческим организмом занимается тресты, вроде ассоциации американских врачей. Они поделили рынок, устранили конкуренцию и поставили на страже своих незаконных интересов целую банду медицинских чиновников. Возникла медицинская монополия. А монополия — это, во-первых, сверхвысокие цены, во-вторых запредельный консерватизм, а в-третьих, разнузданная коррупция. Все разговоры о «естественной границе между людьми и животными» имеют одну очевидную цель: не пускать на рынок современные биотехнологии, которые дешевле, надежнее, эффективнее и безопаснее, чем те допотопные методы, которые законсервированы монополистами. Почему нас режут средневековыми скальпелями и пичкают токсичными неэффективными антибиотиками? Почему женщинам продают небезопасные гормональные контрацептивы, вместо безопасных молекулярно-технических, которые абсолютно безвредны и абсолютно надежны? Почему людям запрещают клоны, биоимпланты, генную модификацию тканей? Почему нельзя лечить людей наноботами, которые уничтожают любую бактериальную инфекцию за 2 часа? Почему все это разрешено только для животных?

— Вы хотите получить разрешение обращаться с людьми, как со скотом? — перебил его Лайтбар, — такие фокусы уже делали коммунисты в прошлом веке. Они тоже в начале мягко стелили, рассказывая доверчивой публике, как капиталисты пьют кровь рабочих.

А кончилось все тоталитаризмом, нищетой и концентрационными лагерями.

— Сенатор, вам коронки на зубах не мешают? — добродушно поинтересовался Кортвуд.

— Нет, они очень неплохие.

— А сколько стоили?

— Немало, — признался Лайтбар, — но здоровье дороже, или вы другого мнения?

— Я того мнения, что свои зубы, все же, удобнее.

Он оскалил снежно-белые зубы, несколько раз громко клацкнул ими и продолжил.

— Мы с вами почти ровесники, сенатор, и ведем примерно одинаковый образ жизни. Но почему у вас полный рот коронок и мостов, а у меня нет даже ни одной пломбы? Кстати, знаете, сколько мне стоили мои здоровые зубы? Ровно 40 долларов, и ни цента больше. Я просто воспользовался вот такой штукой, — Кортвуд вытащил из кармана и поднял вверх большой тюбик из пластика с рисунком собачьей морды, — Это наногель DR-plus, для восстановления зубов у домашних животных. А началось все с того, что я увидел зубы доктора Винсмарта. Доктор, покажите камере зубки. Спасибо. Видите, они такие же, как у меня. Я как-то раз спросил его: Джерри, как ты, черт побери, сохранил свои зубы? А он мне и говорит: включи мозги. Твои зубы ничем не отличаются от зубов твоего сеттера. Их можно лечить точно также, и выкинь визитную карточку своего стоматолога. Вот отсюда и возникла идея эксперимента. И когда представился случай возродить существо, которое, по сути, человек, но формально не является человеком, мы поняли: да, это то, что надо! С момента появления эректусов на свет, вы все увидите, какие преимущества дает свобода от медицинских монополий, потому что запрет на ветеринарное лечение действует только для людей, но не для эректусов. Да, мы хотим заработать на этом хорошие деньги, но вы, все кто нас смотрят, сэкономите на этом гораздо больше. Мы не просим вас верить нам на слово. Мы просим только посмотреть на то, что мы делаем. И если вы увидите, что это хорошо — просто поддержите нас. Просто скажите: разве в Америке не одни законы для всех? Разве антитрестовский закон кто-то отменил? Разве у нас медицинские воротилы и чиновники выше закона? Разве Америка перестала быть страной свободы и равноправия?

— У нас время кончается, — очень тихо сказал ведущий.

— У нас оно только начинается! — ответил Кортвуд, хлопнув его по плечу, — Я ни с кем не прощаюсь, вы скоро снова увидите нас на экране.

…

После эфира все участники проекта выглядели, как тщательно выжатые лимоны. Доктор Винсмарт присосался к фляжке с коньяком. Три девушки смотрели на него с некоторой завистью. Кортвуд был похож на боксера, который только что провел на ринге 15 раундов и получил десятка два полновесных ударов по всем частям тела.

— Классно вы их поимели, босс, — сказала Лэй, — уж поверьте, я понимаю в таких вещах.

— Спасибо, золотце, — ответил он, отнимая у Винсмарта фляжку, — ты тоже молодец, что сдержалась и не вцепилась в морду этому святоше.

— Просто я успела схватить ее за ногу, — призналась Келли.

— Вовремя, — добавила Лэй, — иначе этого собачьего ебаря выносили бы оттуда по частям. Я же не умею прикидываться культурной, как Санди.

— А это, кстати, просто, — сказала Санди, — меня один парень научил, психолог. Он бы еще много чему мог научить, только его посадили.

— За что? — спросила Келли.

— Он придумал компанию по добыче урана в Антарктиде и продавал акции. Сначала все было классно, но потом он толкнул кому-то этих акций на два миллиона баксов сразу, и его повязали федералы.

— Жадность фраера губит, — констатировала Лэй, — так всегда. Босс, а куда мы едем?

— В аэропорт. Ночью вы с доком будете уже на Гавайях.

— Как бы, отдых на экзотических островах? — спросила Санди.

— Как бы, меры повышенной безопасности, — в тон ей ответил Кортвуд, — кое-кому очень не нравится то, что мы делаем, поэтому… На военной базе когда-нибудь были?

— Нет, а что?

— Вот, поживете там месяц — другой, расширите свой кругозор.

— Ни фига себе, — сказала Келли и пропела, — The sergeant calls: stand up and fight, you are in army now!

…

5 мая — 3 июня. Резервная база ВМС, остров Гавайи. Противник наносит первый удар.

База военно-морских сил США Махукона-2 на северном мысе Упола острова Гавайи одноименного штата, была скучнейшим местом. Ее построили в середине прошлого века, как карантинный пункт для участников операций в Индокитае. Потом из нее сделали реабилитационный центр, а потом просто стали использовать, как военный санаторий.

Территория с самого начала была разбита на секции, разделенные внушительными заборами, так что девушки не видели никого, кроме двух биомедиков из Atlinc и немногочисленных военнослужащих группы обеспечения. Все дни походили один на другой, как армейские пуговицы. Подъем, завтрак, медико-биологические тесты, обед, спорт (маленький бассейн, волейбол или настольный теннис), ужин. До отбоя — телевизор, интернет или карты на выбор.

Келли и Лэй спелись на почве покера и что ни день, обыгрывали местных служащих на двадцатку-другую баксов, за что получили прозвище «бандитки». На шулерстве их никто ни разу не поймал, но их заявления о собственной честности все равно воспринимались с большой долей скептицизма. Частота появления у них на руках комбинаций «street» и «flash royal» входила в слишком явное противоречие с теорией вероятности.

Санди брала карты в руки реже. Она предпочитала секс-чаты по мотивам fantasy. Иногда Келли и Лэй составляли ей компанию, но только в качестве суфлеров. Обычно аватары Санди были женщинами, которые вызвали бы острый комплекс неполноценности у всех top-моделей сразу, но бывало и по-другому. Как один раз недоуменно выразилась Келли, наблюдая такой случай: «я иногда люблю поизвращаться, но быть зеленой драконихой и торчать когда тебя трахает трехголовый монстр с двумя херами — это, в натуре, перебор».

Три раза прилетал Кортвуд, притаскивал кучу мелких подарков и, наговорив всем кучу ободряющих слов, вновь исчезал. С ним приезжали телевизионщики и снимали трех девушек для очередной передачи, рекламирующей эксперимент «Erectus». Почти каждый день появлялся доктор Винсмарт, поселившийся в квартире, купленной консорциумом Atlinc в ближайшем отсюда городке Махукона. С доком можно было поболтать и, опять же, перекинуться в карты. Незаметно пролетело 4 недели, и уже, казалось, что опасения Кортвуда были напрасны. Вот тогда-то все и произошло.

…

Младший служащий Натаниэл Смит не знал что у взрывного устройства, выполненного в виде двухлитрового тетрапака с фруктовым соком, нет замедлителя. Человек, который передал ему это устройство вместе с авансом 50 тысяч долларов, сказал, что замедлитель установлен на 200 секунд — вполне достаточно, чтобы убраться из столовой, и сделать вид, будто там и не был. Задача состояла в том, чтобы вскрыть клапан и незаметно положить тетрапак в мусорную корзину, которая стояла в углу. Натаниэл выбрал удачный момент в начале ужина: Лэй Форсмен стояла у раздачи, болтая с поварихой, а дежурный охранник умудрялся неуклюже флиртовать с ними обеими. Все трое ничего не замечали. Через окно он видел, как Келли Клай и Санди Рэндолф идут по дорожке и заворачивают за угол в 7 метрах от входа. Отвлечь их ничего не может, и они будут здесь через несколько секунд. Натаниэл знал, что они, как обычно, подойдут к раздаче, чтобы набрать еды на подносы. За это время он спокойно выйдет из столовой с мешком кухонных отходов и доберется до свалки, где будет прикрыт от взрыва тяжелыми мусорными контейнерами.

Натаниэл Смит не придал значения словам человека, передавшего устройство: «Перед вскрытием клапана убедитесь, что все три женщины находятся в помещении». Ясно же, что тот имел в виду: все три должны оказаться в помещении в момент взрыва, а взрыв будет через 200 секунд. Человек знал, что взрыв произойдет сразу (очень удобно, когда исполнитель ликвидируется вместе с целями), но не предполагал, что дезинформация о 200 секундах может провалить все дело…

Итак, Натаниэл Смит, убедившись, что никто на него не смотрит, и что Келли и Санди вот-вот войдут, надорвал клапан тетрапака. Он не успел даже удивиться. От него почти ничего не осталось. Впоследствии его опознали только по коронкам на верхней челюсти. Повариха, охранник и Лэй Форсмен прожили дольше на ту долю секунды, за которую взрывная волна дошла от угла до стойки. Крыша с перекрытиями рухнула, окна и двери вылетели. Келли и Санди в этот момент находились всего в метре от двери, но были прикрыты капитальной стеной. Взрывная волна сбила их с ног, но не покалечила. Они ослепли и оглохли, но зрение через несколько секунд вернулось. Правда, мир казался причудливым, собранным из беспорядочно крутящихся цветных пятен, и совершенно бесшумным, будто его накрыли плотной ватой. Келли пришла в себя первой и, схватив за руку Санди, потащила ее в сторону тех самых мусорных контейнеров, за которыми хотел спрятаться Натаниэл Смит. Как она сумела найти дорогу в вечернем полумраке, да еще в застилавшем все вокруг дыму и мелкой пыли, она потом и сама не могла понять.

Спрятавшись между контейнерами, они некоторое время безуспешно говорили друг другу что-то, но каждой казалось, что другая просто открывает рот и двигает губами. Слух кое-как вернулся только минут через 5. Они услышали шипение, гул и треск пожара, сирены, рев моторов, окрики, отрывистые команды…

— Что это было? — спросила Санди.

— Нас хотели грохнуть, вот что, — сказала Келли.

— А Лэй? Надо ее вытащить…

— Ты спятила? Там все в клочья. Мы в полной жопе.

— В смысле? — переспросила Санди, — мы, по крайней мере…

— Мы живы только пока нас не нашли, — перебила Келли, — Думают, мы там. А если нас найдут, то мы трупы.

— Ты уверена?

— Включи мозги. Нас продали. Это бизнес, понимаешь? Кто-то предложил хорошую цену, и ударили по рукам. Потом все это спишут на каких-нибудь гребаных террористов.

— Продали, — задумчиво повторила Санди, — Так. Надо выбираться отсюда.

— Уф. Наконец, ты начала соображать. Давай-ка оглядимся аккуратненько… Ух, блин…

Все вокруг было затянуто пахнущим гарью смогом, сквозь который едва пробивался свет прожекторов и автомобильных фар. Со стороны столовой было видно тусклое зарево, на фоне которого мелькали темные тени. Оттуда доносилось шипение и свист, видимо в огонь лили струи воды из нескольких гидрантов.

— Как думаешь, тут до самых ворот задымлено? — спросила Санди.

— Еще бы. А что толку? Как ты через них пройдешь? Там наверное, и вояки, и копы.

— А если через стену?

— Два с половиной метра и колючая проволока под током, — напомнила Келли.

— Черт… Лэй обязательно бы что-нибудь придумала.

— Не будь тока — и я бы что-нибудь придумала.

— Ты серьезно?

— Ну. А то я через стенки с колючкой не лазила.

— Ток я отключу, — сказала Санди.

— Что, правда?

— Отвечаю. Мне только любой распределительный щит найти.

Минут через 10 она и правда отключила ток. На всей территории. А еще через 5 минут Келли показала, как лазают через колючую проволоку с помощью ржавого куска стальной сетки и старого одеяла (и то и другое нашлось на свалке). И не только показала, а даже фактически втащила менее спортивную подругу наверх. Вниз, правда Санди спрыгнула сама, не слишком удачно, но без переломов и вывихов.

— Ты пока иди наискосок через пустошь и спрячься на обочине шоссе, а я разнюхаю, что там, — Келли деловито махнула рукой в сторону ворот базы.

Ворота были в двухстах метрах, вокруг них горело множество фар автомобилей и стоял такой шум, что было слышно даже отсюда.

— Осторожней там, а то сцапают.

— Ладно, не учи лису кур таскать, — Келли хлопнула подругу по плечу и тихо растворилась в сумерках.

Санди встала на ноги, выругалась сквозь зубы (все-таки бедром она ударилась изрядно), и поковыляла через кустарник в сторону шоссе. Несколько раз она чуть не провалилась в какие-то канавы, но, в общем, добралась удачно и уселась на обочине, спрятавшись за дорожным ограждением. Мимо проносились автомобили, в основном раскрашенные камуфляжными узорами. Большая часть — в сторону базы, меньшая — в обратную.

Через несколько минут едущий со стороны базы открытый джип затормозил в 20 метрах от ее укрытия и водитель осветил свое лицо фонариком. Вот так номер: за рулем была Келли. Перепрыгнув через ограждение (и снова выругавшись от боли в бедре) Санди пробежала эти несчастные 20 метров и шлепнулась на сидение рядом с подругой. Машина тут же рванула с места.

— Ты что, подломила эту тачку?

— Нет, блин, попросила покататься. Чем спрашивать фигню, лучше думай, чего дальше.

— Нечего думать. Езжай прямо, а на развилке — направо. Попадем четко в Кэптан-Кук.

— А за фигом нам туда? — спросила Келли.

— Причалы, — коротко ответила Санди.

— Ну?

— Вот и ну. Ты катер сможешь подломить?

Келли передернула плечами.

— Не фиг делать. Мне что тачка, что пароход. А толку? Тут же океан вокруг.

— Тут много чего вокруг, — загадочно ответила Санди, — черт, кажется мой мобильник сдох. Твой в порядке?

— Держи, — Келли протянула ей миниатюрную трубку, — Только не вздумай звонить 911, тут они, наверное, все повязаны.

— Не дура, понимаю… — буркнула Санди, набирая какой-то номер, — …Ну, отвечай же, черт тебя дери… Где ты там, возьми трубку…

— Кому ты… — хотела спросить Келли, но тут абонент ответил.

Санди со страшной скоростью затараторила на каком-то языке вроде испанского. Разговор длился минут 15, за это время Келли уже повернула на развилке и увидела впереди огни небольшого города.

— Ну, чего? — спросила она подругу.

— Надо питьевой воды купить, — ответила та, строча что-то в маленьком блокноте, — еще жратвы, какая попадется, и пару канистр дизтоплива.

— Не вопрос, — сказала Келли, — у меня есть наличными баксов 200. Купим все в автомате на заправке. А зачем?

— Затем, что нам плыть часов 12, а может и больше.

— По океану? 12 часов? Ты сбрендила!

— У тебя есть другие варианты? — спросила Санди.

Других вариантов не было. Среди владельцев океанских катеров на Гавайях далеко не все являются обстоятельными людьми, поэтому искомое плавсредство нашлось достаточно быстро. Замок на причальной цепи Келли открыла скрепкой за минуту. Еще за 3 минуты выдернула провода замка зажигания и скрутила их. Негромко заработал мотор.

— Ты умеешь управлять этой штукой? — спросила Санди.

— А чего тут управлять? Тот же катер, только габариты вдвое против обычного. Знай себе рули, было бы куда.

— Туда, — Санди махнула рукой в открытый океан, — видишь на панели компас? Держи курс четыре вот этих деления вправо от юго-запада.

— Ладно, — Келли пожала плечами, — надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Катер медленно двинулся вперед, покачиваясь на пологой волне.

….

Когда огни Кэптен-Кука практически скрылись из виду, девушки, посовещавшись, решили, что можно включать свет. В маленькой открытой рубке нашлось некоторое количество полезных вещей: маленький телевизор, пара старых матросских накидок, коробка фееров, канцелярские принадлежности и потрепанный морской атлас. Еще обнаружилось десяток старых журналов «Плэйбой», полупустая пачка презервативов, бутылка дрянного виски, тоже полупустая, и дешевый спиннинг.

— Не так уж плохо, — констатировала Санди, вооружившаяся атласом и линейкой, — я бы предпочла бортовой комп с курсографом и спутниковым интернетом, но обойдемся GPS в твоем мобильнике.

— А куда мы плывем? — поинтересовалась Келли.

— Вот сюда.

— Гм. Чем этот кусок океана лучше любого другого?

— Ничем. Но нас там встретят знакомые ребята.

— Те, которым ты звонила по мобильнику?

— Ты угадала. Только надо повернуть чуть-чуть к югу, мы от курса отклонились.

— К югу — это куда?

— Это налево.

— Ага, понятно. Ну, попробую, — Келли чуть повернула штурвал и зафиксировала в новом положении, — слушай, а что мы будем делать дальше?

— Заляжем на островке и прикинем, как сделать деньги из вот этого обстоятельства.

Санди выразительно похлопала себя ладошкой по животику, пока еще почти плоскому.

— Думаешь, получиться?

— Почему бы нет? В этих маленьких эректусов вбухана чертова прорва миллионов баксов. Значит, это кому-то очень нужно.

— А кому-то другому очень ненужно, — заметила Келли, — помнишь, что стало с Лэй? Я думаю, плохие парни, которые это сделали, скоро поймут, что мы смылись.

— Наверное, поймут. Найдут одеяло на стене, краденный джип у причалов и сопоставят с пропавшим катером. Где-то с 8 утра нас начнут искать. Но они ни черта не знают, куда мы направились, а за два часа весь океан не прочешешь. Мы успеем дойти до места.

— Ну и что? Думаешь, нас на этом твоем острове не найдут?

— Это уже другая история, — Санди ткнула пальцем в атлас, — Вот этот пунктир означает границу владений дяди Сэма, а вот этот — морскую границу Конфедерации Меганезия.

— Ух ты! То есть мы, туда проползем, как мексиканцы-нелегалы в Техас?

— Вроде того. А плохие парни не умеют путешествовать так скромно, как мы, да и друзей в Меганезии у них, скорее всего, нет.

— Если они работают на правительство США, а скорее всего так и есть, то они договорятся и без друзей.

— Вот это вряд ли, — Санди улыбнулась, — ты не в курсе политики. Для США Меганезия это вдесятеро хуже, чем Куба при Кастро. Потенциальный противник и все такое.

— Ни фига себе! А нас там не засадят в концлагерь?

— Не засадят. Там другие законы. Долго объяснять… Черт, что у нас опять с курсом. Мы теперь наоборот, отклонились к югу. Нам надо правее.

— Я слишком сильно повернула этот дурацкий руль, — предположила Келли, — Ладно, буду крутить понемногу. Вот так. Знаешь, если честно, то я начинаю дрейфить. Прикинь, мы уже полтора часа плывем, ни хрена не видя. Я так не привыкла. Не хочется врезаться в какой-нибудь риф или сесть на мель.

— Тут глубины от 500 метров и более, — успокоила Санди.

— А если встречный корабль?

— Ты увидишь его огни километров за пять.

— Легко сказать! Здесь столько звезд, что не вдруг отличишь. Из-за этих волн кажется, что они все движутся. А вон та штука с прожектором явно идет поперек нашего курса.

— Келли, расслабься, это Луна восходит.

— Блин! Вот я дура. Вот что значит первый раз в океане. Хорошо хоть меня не укачивает.

— Меня тоже. Хоть в этом повезло.

— Да уж. Повезло. Как думаешь, Санди, что сейчас там, на базе?

— Сейчас узнаем, если телек пашет. Это наверняка попало в новости. Ну-ка проверим…

Телевизор работал. И в новости это попало. Сейчас шла примерно середина репортажа.

«… Допустить на территорию базы. Мы вынуждены вести съемку с шоссе, откуда виден только сплошной забор с колючей проволокой по верху и железные ворота. Справа от них находилась столовая военного пансионата, внутри которой произошел взрыв. За этот час нам удалось поговорить с врачом из «скорой помощи» и с двумя парнями из пожарного расчета. Они сообщают, что видели только сильно изуродованные обгоревшие трупы и ни одного раненного. Руководство базы не отрицает, что Келли Клай, Лэй Форсмен и Санди Рэндолф жили в этом пансионате, но отказывается что-либо сообщить об их судьбе».

— Переключи на какой-нибудь частный канал, — посоветовала Келли, — по национальным каналам всегда ботва, а частники уже наверняка разнюхали.

— Сейчас поищу, — Санди потыкала в пульт, — о! Your Favorite Online.

Четверть часа шла светская хроника. В основном, бриллианты и голые задницы. Затем четверть часа про каких-то зоологов-экстремалов, живущих среди львов. Затем мультик для взрослых, где все трахали всех, причем довольно смешно. А после появилась заставка «Политическая тема дня: Кто и кого взорвал на Гавайях», с предупреждающей надписью внизу: «Запись содержит шокирующие кадры, которые категорически не рекомендуется смотреть детям, людям со слабым сердцем или нервами, и беременным женщинам».

Келли невесело пошутила:

— Гляди-ка, Санди, нам про нас смотреть не рекомендуется. Какая, блин, трогательная забота… Ох, черт, меня сейчас вырвет.

«Эту съемку сделал наш оператор, сумевший попасть на территорию базы Махукона-2, военно-морского флота США на острове Гавайи через час после взрыва и пожара. Вот сотрудники спасательной службы извлекают из-под обломков здания столовой одно из тел. Вы видите, в каком оно состоянии. Кто это — можно определить только в специальной лаборатории. В момент взрыва в столовой находились 7 человек, из них 4 служащих и 3 знаменитых участницы эксперимента по клонированию первобытного обезьяночеловека.

Напоминаем, в чем состоял этот трагически прервавшийся эксперимент».

Пошел ролик из первой передачи с объяснениями Винсмарта:

«Закон запрещает клонировать Homo sapiens, т. е. существ нашего биологического вида. Но закон ничего не говорит о клонировании Homo erectus, которые относятся к другому биологическому виду, хотя и близкому к нам. Вынашивать может только существо, биологически максимально близкое к клону. Именно поэтому в эксперименте участвуют девушки-волонтеры. Закон об этом ничего не говорит, закон запрещает лишь выращивать человеческое существо путем клонирования, но не запрещает женщине вынашивать клон другого существа».

Телеведущий продолжил:

«Пока найдено 4 тела, из них только одно опознано — это служащий, который находился в бойлерной, дальше всего от эпицентра. От 3 человек, находившихся, видимо, рядом с эпицентром, остались лишь несколько фрагментов тел. На вопрос, какова была цель террористов, ответ однозначный: уничтожение участниц эксперимента «erectus». Древние римляне говорили: ищи, кому выгодно. Чьим интересам угрожал эксперимет?

Еще один ролик из первой передачи с выступлением Санди:

«Люди, вас обманывают! Ветеринарные методы клонирования, генной инженерии и молекулярной робототехники, прогрессивнее, эффективнее, безопаснее и дешевле того, старья, которое вам продают в клиниках эти жулики с лицензиями!.. Эректус, как бы, не человек и имеет право на ветеринара. Люди пока лишены такого права, но, я надеюсь, этой дискриминации скоро придет конец!»

Снова телеведущий:

«После первого телешоу с участницами эксперимента стал резко падать сбыт на рынке медицинских услуг и препаратов. Одновременно начался рост сбыта ряда ветеринарных препаратов, которые, судя по всему, потребители покупают для себя, а не для своих домашних животных (хотя все эти препараты маркированы, как предназначенные для животных, а не для людей). После второго телешоу с похожими заявлениями, кризис рынка усилился. Убытки составили более 300 миллионов долларов. Итак, у воротил медицинского бизнеса был мотив для теракта, но только ли у них?».

Дальше пошел ролик из выступления Кортвуда:

«Они поделили рынок, устранили конкуренцию и поставили на страже своих незаконных интересов целую банду медицинских чиновников. Возникла медицинская монополия. А монополия — это, во-первых, сверхвысокие цены, во-вторых запредельный политический консерватизм, а в-третьих, разнузданная коррупция. Все эти разговоры о «естественной границе между людьми и животными» имеют одну очевидную цель: не пускать на рынок современные биотехнологии».

Телеведущий подвел итог:

«Итак, у консервативных политиков тоже был мотив. Мы пока не можем предъявлять прямые обвинения, но этот варварский акт не должен остаться безнаказанным. Мы будем следить за ходом расследования, которое ведут совместно полиция штата Гавайи, ФБР и контрразведка. Подробности в наших следующих сообщениях».

Появилась новая заставка и начался какой-то сериал про двух туповатых парней, пытающихся склеить самых красивых девчонок на Малибу.

— Значит, пока считается, что мы распались на запчасти, — подытожила Келли.

— Считалось четыре часа назад, — педантично поправила Санди, — сейчас наверняка уже есть данные анализа ДНК.

— Да брось ты, полиция обычно неделю с этим ДНК возится, а то и больше.

— Здесь не тот случай. Всего 7 вариантов ответа и все образцы ДНК есть заранее. Оп… Мы отклонились немного к западу, дай чуть левее.

Келли кивнула и едва заметно переместила колесо штурвала.

— Никогда бы не подумала, что буду вести корабль ночью по приборам. Слушай, а что, по-твоему, сейчас делает док Джерри?

— Скорее всего, дома, в Махуконе, я имею в виду в городе, а не на базе.

— Ты хочешь сказать, он еще не знает? Это же во всех новостях!

— Я хочу сказать, что, скорее всего у него в квартире сидит парочка агентов FBI и задает всякие вопросы. А заодно следит, чтобы он не поехал на базу. Не сомневаюсь, что иначе он бы туда поехал, и он бы увидел гораздо больше, чем эти идиоты-репортеры.

…..

3 июня. Махукона, остров Гавайи. Контакты с агентством национальной безопасности.

Санди почти угадала. В квартире доктора Винсмарта в Махуконе действительно сидело двое агентов, только не FBI, а NSA. Они вошли туда в тот момент, когда Джерри открыл дверь, намереваясь немедленно ехать на базу, откуда ему сообщили о взрыве. Агенты не просто вошли, а еще и втолкнули хозяина внутрь, после чего один, видимо младший из них, запер дверь и встал возле нее, а другой, видимо старший, махнул своим служебным удостоверением в метре перед носом у Джерри и спросил:

— Куда вы собрались, мистер Винсмарт?

— А кто вы такие, чтобы врываться в мой дом, удерживать меня силой и задавать вопросы?

— Вы же видели, кто мы, разве нет?

— Я не умею читать на лету, — ледяным голосом ответил Джерри, — покажите мне свой ID так, чтобы я мог прочесть вашу фамилию и должность.

— Давайте присядем и поговорим, — предложил старший.

— А давайте вы уберетесь из моего дома. В противном случае я вызову полицию.

— Вы сможете позвонить тогда, когда мы вам позволим.

— Иначе говоря, это налет, — сказал Джерри, усаживаясь в кресло в холле.

— Это расследование террористического акта, — пояснил старший.

Он ногой подвинул тумбочку, сел на нее напротив Винсмарта и продолжал:

— Вам известно, что произошло на базе Махукона-2?

— Мне известно о взрыве, и я намерен ехать туда, чтобы выяснить, что случилось с моими подопечными. А вы машете своими дурацкими корочками и не даете мне этого сделать.

— Кто вам сообщил о взрыве?

— Наверное, дежурный офицер базы. Я не спросил его имя, какая разница. А вот ваше имя я хочу знать, и спрашиваю второй раз.

— Кого вы называете своими подопечными? — спросил старший агент.

— Идите к чертовой матери! — взорвался Джерри, — Я не буду отвечать на дурацкие вопросы человека, который не хочет даже назвать себя.

— Вы должны понимать, доктор Винсмарт, что расследование таких инцидентов ведется в режиме секретности, а вы в числе главных подозреваемых, поэтому в ваших интересах быстро и четко отвечать на мои вопросы. Сколько времени назад вам позвонили?

Некоторое время Джерри молча переваривал услышанное, а затем переспросил:

— Вы назвали меня главным подозреваемым в этом взрыве?

— К сожалению, это действительно так, — подтвердил старший агент, — сами посудите: из гражданских лиц только вы и ваш шеф, мистер Кортвуд имели свободный доступ в этот сектор базы в любое время. Кортвуда нет на Гавайях, значит, остаетесь только вы.

— А как на счет того, что я сегодня там не был?

— Мы это проверим, но даже если и так, вы могли заложить часовую мину или мину с дистанционным управлением накануне. Поскольку вы не желаете сотрудничать, я буду вынужден обыскать квартиру. Где ваш домашний компьютер?

— Я что, похож на человека, который будет помогать грабить собственный дом?

— Как хотите.

Учитывая, что квартира была невелика, старший агент легко нашел кабинет, где и стоял компьютер. Справедливо полагая, что система защищена паролем, агент воткнул в один из портов некое миниатюрное устройство и только после этого включил компьютер. По идее, система после этого должна была просто загрузиться и позволить пользователю без проблем скачать все интересующие его файлы. Все это и произошло, за исключением одного «но»: поскольку специалисты Atlinc учитывали вероятность подобной попытки взлома, произошло срабатывание сигнального устройства, пославшего сообщение в полицейский участок. Через 5 минут в дверь позвонили.

— Вы кого-то ждете, мистер Винсмарт? — спросил старший агент.

Джерри промолчал, зато из-за двери раздалось стереотипное: «откройте полиция!».

Старший агент чуть слышно выругался и приказал младшему:

— Открой и покажи удостоверение.

Едва дверь начала открываться, Джерри крикнул:

— Это налетчики с фальшивыми ID!

Реакция четверых полисменов была, опять же, стереотипная: они влетели в квартиру и навели свои револьверы на присутствующих. Последовал приказ:

— Руки за спину, лицом к стене.

— Мы из NSA, черт побери! — сказал старший, — это подозреваемый…

— Все трое, — перебил полисмен с нашивками лейтенанта, — Мэл, надень на них браслеты и проверь карманы.

По истечении некоторого времени, обстановка выглядела следующим образом:

Трое полисменов распределились по углам гостиной, лейтенант сидел за столом, доктор Винсмарт — в кресле. Наручники с него сняли, убедившись, что он это он. Что касается агентов, то они сидели на диване со скованными за спиной руками, а все содержимое их карманов лежало на столе перед лейтенантом. Там же, в маленьком полиэтиленовом пакете лежало и миниатюрное устройство для взлома компьютерной системы. Лейтенант деловито писал протокол. На попытки старшего агента что-либо возразить, был дан короткий ответ: «я вас выслушаю после того, как выполню первичные формальности».

— Я могу позвонить? — спросил Винсмарт.

— Кому?

— Моему начальству. Квартира служебная, в компьютере коммерческая информация.

— Как его зовут?

— Лайон Кортвуд, президент консорциума Atlinc.

— Звоните, но по громкой связи, — разрешил лейтенант.

— Спасибо, — сказал Винсмарт и набрал номер.

После короткого разговора Кортвуд сказал: «ясно, Джерри, дай мне офицера полиции» и трубка перешла к лейтенанту. В результате все данные из удостоверений агентов были продиктованы по телефону, а затем Винсмарта, и агентов увезли в полицейский участок, где разбирательство продолжалось еще 4 часа, поскольку там появился дознаватель из FBI. После обмена официальными факсами между полицией и офисом NSA в Гонолулу, агентов все-таки отпустили, отдав им все, кроме взламывающего устройства (его забрало FBI). Когда все это завершилось, Винсмарта попросили проехать в криминалистическую лабораторию для опознания — и он поехал, как оказалось, совершенно напрасно. Один более-менее целый труп принадлежал мужчине, которого Джерри не помнил. Еще три представляли собой сильно деформированные торсы с фрагментами конечностей, лишь у одного из которых сохранилась часть головы. Прочие останки напоминали крупные куски сильно подгоревшего барбекю. Опознавать тут было совершенно нечего.

Кажется, он впал в ступор. Сознание просто отказывалось соглашаться с тем, что красно-черные куски на металлических столах это и есть все, что осталось от трех симпатичных, веселых молодых женщин, которым он еще вчера днем говорил забавные комплименты, и с которыми он гонял шарик в настольный теннис. За прошедшие три месяца знакомства, он стал воспринимать их, как близких друзей, или даже как родных. Тем более, настоящие родные у Винсмарта практически отсутствовали. Кто-то из родственников жил в Канаде, но он не виделся с ними годами. Семья не сложилась, женщины приходили и уходили, не особо задерживаясь. Друзья, помимо коллег по работе, как-то не образовались. Так что на исходе пятого десятка лет, док Джерри был человеком, хотя и очень коммуникабельным, но практически одиноким. Раньше он совершенно не страдал от этого одиночества, но вот сейчас, глядя на эти столы, он чувствовал себя, как человек, в один день потерявший все.

Джерри лишь со второго раза отреагировал на вопрос офицера-криминалиста.

— Кем они вам приходились, мистер Винсмарт?

— Кем? — механически переспросил он.

— Ну, я имею в виду для протокола, — смущенно пояснил офицер.

— Не знаю, как для протокола, — сказал Джерри, — но ближе них у меня никого не было.

— Тогда я пишу «близкие друзья».

— Да. Наверное, это правильно.

Прошла еще пара минут.

— Подпишите вот здесь, мистер Винсмарт.

Он поставил подпись и спросил:

— Что-нибудь еще я могу сделать?

— Боюсь, что пока нет, — ответил офицер, — Я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой.

— Не надо, я хочу пройтись пешком.

— Может быть, вам дать что-нибудь успокоительное?

— Спасибо, но я не думаю, что это хорошая идея. Все равно я вряд ли успокоюсь. В общем, я оставлю вам визитку, вдруг что-то еще выяснится. Хотя, что еще может выясниться? А теперь просто пойду домой… Похоже уже светает. Я даже не заметил, как прошла ночь.

…

4 июня. Граница в океане. Маленький яркий воздушный конфликт.

— По-моему, светает, — сказала Келли, зевая.

— Странно. Вообще-то сейчас 4:15, а по справочнику рассвет в 5:07

— Выкини свой справочник. Видишь светлая полоса вон там. По компасу это восток.

— Тьфу, дура я. Конечно, светает. А 5:07 это астрономический восход Солнца.

— Это чего такое?

— Это когда край Солнца появляется над горизонтом, — пояснила Санди.

— Надо же, — буркнула Келли, — астрономический восход. Выдумают ведь…. О, гляди, птички какие-то полетели. Это случайно не альбатросы?

— Черт их знает.

— Но ты же биолог, нет?

— Биомедик. И отучилась всего три курса.

— А, понятно. Кстати, сколько нам еще плыть?

Санди посмотрела на экран мобильника и сверилась с картой.

— Где-то 240 километров. Примерно пять часов хода.

— Еще пять часов, — повторила Келли, — а на базе уже, наверное, врубились на счет нас.

— Врубились, да не совсем. В хот-лист наше корыто еще не попало.

Каждые полчаса девушки переключали телевизор на 34-й спутниковый канал, где шла полицейская информация — горячий список угнанных транспортных средств.

— Зато армейский джип оттуда исчез час назад, — возразила Келли

— Ну и что? Патрульные копы нашли его у причалов, отдали военным, вычеркнули из хот-листа и все.

— Но вояки же знают, что это мы подломили их тачку.

— Им плевать, — веско ответила Санди. — У армейских первый закон: ничего не делать, если начальство не приказало. Любая инициатива грозит исполнением.

— Это как?

— Ну, в смысле, проявишь инициативу, тебя же заставят лишнюю работу делать, а потом еще и накажут за то, что плохо сделал. Оно им надо?

— А, я врубилась, — сказала Келли, — О, смотри, уже что-то розовое виднеется. Красивый здесь рассвет, верно?

— Красивый-то красивый. Но мы теперь как на подиуме, с любой стороны нас видно.

— Ты же говорила, всем плевать.

— Всем да не всем, — неопределенно высказалась Санди, — ладно, пойду посмотрю, что нового по ящику показывают.

Она отправилась в рубку и через несколько минут оттуда раздалось восторженное:

— Вау! Я меганезийский телеканал поймала! Ух, ни фига себе, заваруха!

Келли, зайдя в рубку и глянув на экран, пришла в некоторое недоумение:

— Это что, военный переворот у них? Опять мы, блин, попали…

— Нет, — успокоила Санди через пару минут, — Это разборки футбольных болельщиков. Там кто-то что-то подсудил или что-то в этом роде. Я начало пропустила.

— Все, я врубилась, — с облегчением в голосе сказала Келли, — Ну, это нормально. Ага, вот и копы с водометами нарисовались, точно как у нас в Техасе. Только я не догоняю, на каком языке диктор трещит.

— Лингва-франка. Это такой бэзик из испанского, португальского и еще из чего-то. Типа, местный эсперанто. Он простой, как мычание, я за месяц….

— Погоди, — перебила Келли тыкая пальцем в экран, — Это ведь ни фига не футбол. Это какой-то гибрид с баскетболом.

Санди кивнула.

— Ну, да. Это aztecball. Ацтекский футбол, короче. Фишка в том, чтобы любой частью тела, хоть жопой, забить мяч в кольцо. Мяч диаметром 15 сантиметров, из сплошного каучука, весит полтора килограмма. Если таким залепят со всей дури кому-нибудь по башне…

— Уже кому-то залепили, — перебила Келли, — Выносят с поля.

— Ну, так и я о том, — продолжала Санди, — Диктор говорит, что эту игру придумали ацтеки, древние индейцы, отмороженные на всю голову. После завоевания Мексики испанскими конкистадорами эта игра исчезла, а лет 10 назад ее возродили меганезийские студенты, типа, по приколу. Сейчас она входит в пятерку самых популярных.

— Ничего себе прикол, — фыркнула Келли, с любопытством глядя на экран.

Мелькнула заставка в виде перевернутого человечка с монеткой в руке, а затем пошли кадры: 8 голым парням и девчонкам вручают пузатые бутылки с яркими этикетками и блестящие коробки, перевязанные разноцветными ленточками.

— Призеры соревнования местных фридайверов, — сообщила Санди, — В море бросают кучу монеток, и кто больше соберет руками. Вообще без всякого оборудования. Ни груза, ни маски с трубкой, только пластиковый пакет на шнурке. Смотри, финал показывают…

— Ничего себе. Это на сколько же в глубину они ныряют?

— Цифры справа. 36 метров, время под водой 132 секунды, число монет 29.

На следующей заставке был крутящися двухцветный шарик и ракетка.

— А это я знаю, — сказала Келли, — Это эксцентрик-теннис. Я в него даже играла. Шизовая штука. У шарика внутри грузик на резинках, так что он может в воздухе поворачивать и вообще лететь в обратную сторону.

— Отборочный тур в округе Туамоту, — прочитала Санди, и добавила, — Вот, блин, и тут сплошные китайцы. Ну почему китайцы всех обыгрывуют в теннис?

Келли пожала плечами и проинформировала:

— Я читала в журнале Nature, что у них глаза в ходе эволюции так изменились: стали чуть раскосые и получается наподобие прицела. Поэтому они редко промахиваются. Прикинь?

— Полная лажа, — возразила Санди, подумав полминуты, — Это для чего такая эволюция?

— Ладно, сдаюсь, это я тебя купила. А что там за штуковина на заставке?

Заставка сменилась, и теперь на ней было нечто вроде парусного катамарана.

— Проа-конкурс, — пояснила Санди, — Я про это в интернете читала. Проа это по-здешнему катамаран, типа, эмблема фан-клуба изобретателей и национальный символ Меганезии. А конкурс объявляется на что угодно, хоть на software для предсказания погоды, хоть на проект авиалайнера. Лишь бы премиальный фонд собрали больше миллиона фунтов.

— Что-то мало похоже на конкурс изобретателей, — заметила Келли, — Какие-то полярники и военные. Ты перевести можешь, что там?

— Сейчас, встроюсь… Ага, объявлен победитель проа-конкурса на лучшее антарктическое жилище, пригодное для условий бла-бла-бла… Короче, вот эта штука, похожая на гибрид египетской пирамиды с эскимосским иглу… Опять бла-бла-бла, автономное питание от ветровых и солнечных генераторов, площадь… Вот парень, который выиграл конкурс. А вот карта Антарктиды.

— Вижу, — сказала Келли, — А что это там за линия типа границы?

— Диктор говорит: конкурс был проведен в целях повышения эффективности заселения и освоения природных ресурсов Земли Мэри Бэрд, самого южного округа Меганезии. По решению верховного суда и конференции окружных судов от 20 декабря прошлого года, сектор Антарктиды между 90 и 160 градусом западной долготы навечно присоединен к Меганезии и … Бла-бла-бла… Короче, они его теперь хрен кому отдадут, и поэтому в кадре военные. Ну, типа, на страже родины и все такое. Сейчас население округа Мери Берд составляет 117 человек, это адрес сайта, где можно получить там в аренду участок на 99 лет на льготных условиях… Келли, хочешь в Антарктиду на 99 лет?

— Ага, щас! Всю жизнь мечтала. Кстати, это ведь у тебя был парень, который торговал там ураном? Ну, ты еще рассказывала, что его повязали федералы.

Санди кивнула.

— Да. Тимоти Форд. Правда, он не ураном торговал, а акциями Трансантарктической Урановой Компании. Слепил сертификат о создании, акт геологоразведки, проспект эмиссии, аудиторское заключение и покатилось. Только фарта ему не хватило.

— Вот так, — невесело заключила Келли, — только подвернется хороший парень, как бац и в каталажке. Нет гармонии в этом долбанном мире. Слушай, что-то жрать хочется. Может, устроим пикничок на палубе?

Пикничок сильно улучшил обеим настроение, и перешел в продолжительные посиделки на палубе, прерываемые только периодической проверкой и корректировкой курса. Чтобы не скучно было, сначала перемалывали косточки всем знакомым парням, потом травили байки из жизни, и дошли даже до обсуждения политики, но, примерно на этом этапе…

— Глянь, Санди, там парус!

— Где?

— Блин, я тебе рукой показываю.

— Не вижу. У меня близорукость.

— Очки носить надо.

— Они мне не идут.

— Ну, контактные линзы.

— А знаешь, сколько с ними возни?

— Блин! зуб даю, он идет прямо на нас. Ну, теперь-то видишь?

— Теперь вижу. Оранжевый.

— Ага, — подтвердила Келли, — ну чисто апельсиновая корка. И черный кружок посредине.

— Это Акела, — сказала Санди.

— Кто-кто?

— Акела. Ник у него такой в сети. Это из «Книги джунглей» Киплинга.

— А, я, читала в школе. Там про Маугли, Багиру и какого-то тигра — беспредельщика.

— Вот-вот. Сейчас я ему просигналю.

Санди, вскарабкалась на крышу рубки и замахала руками над головой.

Маленький парусник, оказавшийся при ближайшем рассмотрении легким катамараном, или, по-меганезийски, «проа», уже выполнил полукруговой маневр, оказался чуть позади катера и сейчас догонял его.

— Панда, слушай сюда, — раздался голос, усиленный мегафоном, — держите ту же скорость, не глушите мотор. Мобильник бросьте на катере включенным. Когда я поравняюсь с вашим левым бортом, прыгайте ко мне. Повторяю, бросьте включенный мобильник и не глушите мотор, пусть катер идет как идет. Это важно.

Сказать, что пересадка представляла собой прыжок, было бы не честно. Скорее это был довольно быстрый переполз. Едва обе оказались на борту, проа резко ушел влево. Катер, продолжая идти прежним курсом, быстро удалялся вперед и вправо. Через четверть минуты суда разделяло уже метров 300.

За это время девушки успели рассмотреть Акелу. Это был худощавый молодой человек среднего роста, на вид лет 27. Самыми выразительными деталями его немного детского лунообразного лица были оттопыренные уши. К этому прилагались: нос картошкой и большие светло-голубые глаза, контрастировавшие с коричневой от загара кожей.

— Быстро, наденьте вот это, — сказал он, указав на две оранжевые куртки из искусственного шелка, такие же, как та, что была на нем, — и капюшоны накиньте.

Чувствуя по голосу, что на объяснения нет времени, девушки мгновенно влезли в куртки и стали похожи на две безликие и бесполые фигуры.

— Что-то не так, Акела? — спросила Санди.

— Воздушный хвост, — лаконично ответил он и ткнул пальцем в большой экран рядом со штурвалом.

— Не понимаю, что тут к чему, — пробурчала Келли.

— Тут все просто, — сказал он. Это картинка высокого разрешения со спутника. Вот — мы. Вот — ваш катер идет, а вот та штука — самолет, 2-пропеллерный «Cessna-runner», он на высоте 400, в 65 километрах от нас, скорость 520. Я его обнаружил, когда искал вас. Он, похоже, взлетел с Гавайев часа полтора назад и пошел в точности к месту нашей встречи. Мне это здорово не понравилось….

— Черт! — прошипела Санди, — мы же называли координаты в открытый эфир.

Акела кивнул

— Вот именно. Разговор где-то записывался, и кто-то догадался прослушать запись. Может, даже догадались настроить локатор на сигнал вашего мобильника.

— Хитрые суки, — резюмировала Келли.

— Не особенно хитрые, — возразил он, — долго соображали, а то бы уже сцапали вас. Будем надеяться, что трюк с катером и мобильником их обманет. Пока что самолет идет за ним, как привязанный. Скоро его можно будет увидеть. Панда, возьми бинокль, он на полке, справа от меня. Там компас встроен в визир. Сможешь сориентироваться по спутниковой картинке?

— Запросто, — ответила Санди, вытаскивая массивный 40-кратный морской бинокль.

Она села на палубу, прислонившись плечом к мачте. Поднесла бинокль к глазам и несколько минут молча обозревала левый сектор. Потом тихо сказала:

— Вот, дерьмо!

— Что там? — спросила Келли.

— Я его вижу. У него под фюзеляжем пушка. Или здоровенный пулемет.

— Так я и думал, — отозвался Акела, — только если он собирается стрелять…

— По-моему, как раз, собирается. Он опустил нос…

— … То он дебил, — закончил Акела.

— Это почему? — поинтересовалась Санди.

— Потому, что здесь Меганезия. Он попал под спутниковый мониторинг 5 минут назад, как только влез в наше воздушное пространство. Если он тут во что-нибудь стрельнет, то ему моментально прищемят хвост.

….

«Сессна-раннер» медленно снижалась. Катер в трех милях прямо по курсу, был виден как на ладони.

— Эдди, готовность к стрельбе, — командует пилот.

— Есть готовность, — отвечает стрелок, — Они у меня точно в прицеле.

— Огонь с дистанции 2500 футов.

— Есть огонь с дистанции 2500.

Через 40 секунд стрелок плавно нажимает гашетку. Грохот пулемета заполняет кабину. В океан летят стрелянные гильзы. 12,7-миллиметровые пули кучно ложатся в корму катера. Одна или несколько пробивают бензобак. Оранжевая вспышка и быстро разрастающееся облако черного дыма — «Сессна» проходит над ним и разворачивается. Дым сносит в сторону, и становится хорошо видно, как катер быстро уходит под воду. Еще полминуты виден нос, а затем на поверхности остается только пятно жирной копоти, вокруг которого плавают тряпки и какой-то мелкий мусор.

— Это 340-й. Цель поражена, — рапортует по рации пилот, — возвращаемся домой.

— Странные они были какие-то, — говорит стрелок, — прикинь, Ричи, они даже не вылезли посмотреть, кто их догоняет. Тоже мне, террористки…

— Брось, Эдди, — отвечает пилот, — это не наше дело. Может, они героином обдолбались или что-то в этом роде. Короче, забудь.

— Уже забыл, — бормочет Эдди, — я ведь так спросил, для разговора.

До границы воздушного пространства Меганезии остается всего 20 миль, но «Сессне» не суждено их пройти, поскольку 5 минут назад с патрульной базы на Северных Спорадах стартовал «Skyfrog», маленький беспилотный гиперзвуковой ракетоплан, вооруженный газодинамическим лазером. Сейчас, пройдя верхнюю точку траектории, он пикировал из стратосферы. Бортовой компьютер произвел наведение на цель и дал сигнал на зажигание. Газовая смесь, разогретая до нескольких тысяч градусов, хлынула в камеру оптического резонатора. Через две десятых миллисекунды лучевой импульс мощностью 3 мегаватта ударил в правое крыло «Сессны», с легкостью прожигая дыру в тонком листе металла.

Искалеченное, лишившееся жесткости крыло, выгнулось под давлением воздушного потока. Правый двигатель заклинило, и из него потянулся назад шлейф сизого дыма. Самолет дернулся и стал быстро заваливаться на бок.

— Это борт 340, мы под огнем! — крикнул пилот, пытаясь справится с океаном, встающим стеной по правому борту, — Mayday… Mayday…

— Ричи, мы падаем! — орал стрелок, — Ричи, сделай же что-нибудь!

…..

— Отмаялся, Соколиный Глаз, мать его, — сообщила Санди, опуская бинокль.

— Он все-таки упал на воду или сел? — поинтересовался Акела. Невооруженным глазом с такого расстояния можно было увидеть только яркую вспышку в момент, когда луч лазера попал в крыло, и затем — полосу дыма, протянувшуюся вниз.

— Я бы сказала, шлепнулся и сразу потонул. Надеюсь, тут достаточно акул, на случай если этому паршивцу удалось выбраться из кабины.

— Удалось, — сообщил через минуту Акела, ткнув в экран, — видишь, радиомаячки сигналят. Они у летчиков на спасжилетах. Выходит, там было двое. Прыткие.

— Надеюсь, мы не обязаны их спасать? — спросила Келли.

— Нет, их через пару часов патруль вытащит. Все, девчонки, спектакль окончен, сваливаем отсюда. С патрулем общаться нам ни к чему, да и Спарк нас дожидается.

— Спарк — это кто?

— Это мой друг и самый классный дайвер на свете. Он с гидросамолетом в двух часах хода отсюда, у кораллового поля. Это такая штука вроде атолла-недоростка. Скоро увидите.

…..

4 июня. Патруль. Скоростной военно-полевой суд и его последствия.

Капитан повернулся к задержанным.

— Ваши имена?

— Мы граждане США, и требуем связи с консулом.

Капитан вздохнул и сказал сержанту:

— Уэнори, отметь в протоколе, «на предложение назвать свои имена, ответили отказом и требованием вызова консула».

Сержант кивнул и застучал по клавиатуре компьютера.

— В соответствии с постановлением верховного суда о пиратстве, — спокойно продолжал капитан, — вы оба приговариваетесь к высшей мере гуманитарной самозащиты, расстрелу. Приговор будет приведен в исполнение через 15 минут.

— Вы что, собираетесь вот так просто нас расстрелять?

— Да, — лаконично ответил капитан и повернулся к лейтенанту, — Барт, в 10.50, вывези их на километр от берега и далее по уставу.

— Вы не имеете права! — крикнул старший из арестованных, — Мы военнопленные!

— Ну, да, а я бэтмен, — равнодушно отозвался лейтенант.

— После исполнения приговора ваши тела будут похоронены в океане по флотскому обычаю, — продолжал капитан, — если вы хотите передать какие-нибудь конфиденциальные сообщения своим родным, а также, если вы желаете приготовиться к смерти по обычаю какой-либо религии, вам будет дано 10 минут для беседы с военным капелланом.

— Мы военнослужащие армии США, мы исполняли приказ…

— Вы расстреляли с воздуха мирное гражданское судно. Странно считать это действиями армии США, а вас — ее военнослужащими. Вам капеллан нужен или нет?

— Я — лейтенант Рональд Томпсон, а это — старший сержант Эдуард Монти, мы из 11-й эскадрильи, приписаны к военно-морской базе Вахиава — Оаху, Гавайи.

Капитан вздохнул.

— Ну что вы морочите мне голову? Тогда на вашем самолете были бы опознавательные знаки, у вас бы имелись документы, и вы были бы в военной форме. Вы думаете, я сейчас брошусь искать телефон дежурного офицера американской базы на Оаху?

— Вам не надо искать, я вам продиктую и его телефон, и наши личные номера.

— Охота вам заниматься ерундой, — пробурчал капитан, — ладно, Уэнори, дай им по листку бумаги и по авторучке. Пусть пишут свои имена, звания… короче, распечатай им анкету 6-MR и пусть заполняют. Приговоренные, у вас 5 минут на заполнение всех пунктов. Я не намерен мурыжить расстрельную команду из-за ваших фантазий.

Приговоренные справились за три минуты. Пожалуй, при других обстоятельствах это могло бы увековечить их имена в книге рекордов Гиннеса.

Капитан положил заполненные анкеты перед собой, снова вздохнул и набрал номер на пульте громкой связи. Послышался длинный гудок, а затем…

— Дежурный слушает.

— Гм, — сказал капитан, — это вас беспокоит капитан Бюлофф, патрульная служба ВМФ Меганезии. С кем я разговариваю?

— Майор Лендсмит, база ВМФ США, Вахиава — Оаху.

— Ага. Тут у нас странная история, майор. Два шпака расстреляли с самолета гражданский катер, а сейчас утверждают, что они с вашей базы. Лейтенант Рональд Томпсон и сержант Эдуард Монти, из 11-й эскадрильи.

— Какой самолет?

— «Сессна-раннер», обычная гражданская модель, но под фюзеляжем пулемет M312.

— У этих парней есть документы?

— Никаких. Но они написали свои личные номера и имя командира эскадрильи: майор Дональд Рэйнолдс.

— Действительно странно, — согласился Лендсмит, — Подождите пару минут, капитан, я сейчас все выясню.

— Жду, — сказал Бюлофф, закуривая сигарету.

Прошло минут пять, затем снова раздался голос Лендсмита

— Капитан, вы меня слышите?

— Да, конечно.

— Эти парни, Томпсон и Монти, действительно служили в одиннадцатой, но неделю назад они дезертировали, так что можете считать их гражданскими лицами.

— Понятно. Я что-то в этом роде и предполагал. Удачи, майор.

— Всего наилучшего, капитан.

Связь прервалась. Бюлофф повернулся к арестованным.

— Ну, и зачем было валять дурака?

— Мы не валяем дурака! — крикнул Томпсон, — я клянусь, мы никуда не дезертировали. Я могу вам все события на базе до вчерашнего дня пересказать, откуда бы я это знал, если бы меня неделю там не было. Приказ мне отдавал какой-то незнакомый полковник в присутствии командира эскадрильи. Могу описать, как он выглядел.

— Мы в 7 утра взлетели с четвертой полосы, — добавил Монти, — могу по памяти сказать, кто и в каком порядке взлетал перед нами.

— Гм… Бюлофф повернулся к лейтенанту, — как думаешь, Барт, эти типы будут интересны разведке?

Тот пожал плечами:

— Черт его знает. Может, и будут, если не врут. А если врут — те сами их шлепнут, нам хлопот меньше.

— И то верно, — согласился капитан.

Теоретически, капитан Бюлофф, как старший офицер опорного пункта морского патруля, действительно мог расстрелять обоих летчиков за пиратство — ввиду того, что пиратский налет был детально зафиксирован техническими средствами. Соответствующая процедура была предусмотрена Хартией. Практически же такие вещи разрешалось делать только в исключительных ситуациях, когда не было надежного способа передать преступников полиции для последующего суда. Данный случай к этой категории не относился, и все, что устроил Бюлофф с подчиненными, было не более, чем любительским спектаклем. Тем не менее, этот спектакль показался майору разведки исключительно перспективным, так что он довел сценическое действие до логического завершения — правда, только на бумаге.

…

4 июня. Фермеры на коралловом поле (отметка 177 на морской карте).

Санди и Келли уже почти задремали под монотонный плеск волн о корпус проа, когда впереди показалось нечто, напоминающее стаю водоплавающих птиц, рассевшихся на спокойной поверхности океана. Впрочем, одного взгляда в бинокль было достаточно, чтобы уточнить картину. Это были не птицы, а разноцветные и самые разнообразные мелкие летательные устройства — от гидросамолетов, вертолетов и автожиров до каких-то совершенно фантастических конструкций, вроде китайских воздушных змеев.

— Вот он, наш неопознанный летающий объект, — с гордостью сообщил Акела, показывая рукой на маленький ярко раскрашенный самолетик, покачивающийся на поплавках прямо по курсу, в середине неровного ряда других плавающих и летающих машинок.

— Прикольный, — оценила Санди, глянув в бинокль, — А мы на нем поместимся?

— Почему неопознанный? — поинтересовалась Келли.

— Он, по ходу, слегка переделанный. В своей родной комплектации он бы нас, конечно, не поднял. Четыре персоны, да еще проа. А так — запросто. Мы на нем таскаем до полтонны всякого хабара. Панда, видишь над поплавками контейнеры? Вот в них и таскаем.

— Нас тоже в контейнеры? — подозрительно спросила Келли.

— Нет, там неудобно, хотя, можно конечно. Вообще-то мы четверо, я имею в виду, включая Спарка, не очень крупные экземпляры, так что в кабину как-нибудь поместимся.

Тем временем, проа шел уже над коралловым полем. Бесформенные буро-зеленые башни были видны сквозь прозрачную воду на глубине десятка метров, а кое-где даже и совсем близко к поверхности. Там, где был припаркован самолет, верхушки нескольких башен даже иногда выступали над волнами.

— Кораблей тут в свое время напоролось ужас сколько, — рассказывал Акела, — В основном XVIII век, британцы и французы. Встречаются еще голландцы, но реже. Наверняка, Спарк уже чего-то нагреб.

— А где он? — спросила Санди.

— Да вот же!

Акела показал пальцем вниз и в сторону. В начале девушки увидели в глубине только лимонно-желтые пятна, одно большое и два маленьких, которые можно было принять за каких-нибудь ярких рыбок (тем более, их тут было видимо-невидимо). Только потом они поняли, что это ласты и акваланг, надетые на довольно смуглого и потому практически незаметного на фоне кораллов человека.

Через минуту аквалангист вынырнул рядом с проа, схватился за леер, сдвинул маску на лоб и поприветствовал всех на трех языках сразу.

— Aloha, amigos, how are you?

— Vo hen hao, — ответил Акела на четвертом, — tzou fanza ba.

— Что ты сказал? — поинтересовалась Санди.

— Что все OK, и что мы летим домой… Девчонки, лезьте в кабину, мы сейчас будем сворачивать проа.

— Там, кстати, в рюкзаке хавчик есть, — широко улыбнувшись, добавил Спарк, начиная снимать крепления мачты проа, — Лопайте, вам надо много белков и этих… Из чего еще человек состоит?

— Жиры, углеводы, нуклеиновые кислоты, и всякие микроэлементы, — отбарабанила Санди.

Келли, без лишних слов, залезла в самолет и стала потрошить рюкзак.

— Ух ты! Свежие лепешки, бекон и бананы. То, что надо одиноким беременным девушкам в океане. А где вы вообще живете, ребята?

— Тут не очень далеко, — сказал Акела, — две с чем-то тысячи километров к юго-востоку.

— Ни фига себе… А что там?

— Атолл Тероа. Классное место. На любителя конечно, но нам со Спарком нравится. Скажи, Спарк?

— Точно. Но чтоб туда добраться, надо сперва все упаковать, так что помогай уже.

…

4 июня. Допрос военнопленных. Джихад и другие спортивные игры на воде.

Разведка прилетела на гидроплане через три часа. Бойцы патруля связали Томпсону и Монти руки за спиной и довезли на боте до поплавков. Там два дюжих типа с лицами, испугавшими бы даже Годзиллу, втащили их на трап и втолкнули в салон.

Гидроплан немедленно развернулся и через полминуты уже был в воздухе.

В салоне сидел некто в футболке и джинсах. Было ему лет 40, лицо — широкое, открытое, с будто бы нарисованной улыбкой. Он окинул задержанных доброжелательным взглядом и негромко скомандовал своим гориллам:

— Развяжите этих парней, им и так несладко.

Один из «горилл» одним плавным движением извлек из подколенного крепления нож и чиркнул по одной и по другой веревке.

— Садитесь, парни, — продолжал некто, указывая на сидение напротив себя, — лететь нам предстоит часа три, так что сейчас у нас с вами будет длинный серьезный разговор. Меня зовут Журо, я офицер военной разведки, а больше вам про меня ничего знать не надо… Вас хоть покормили там?

— Нет, — глухо отозвался Томпсон.

— Ну, я так и знал, — Журо вздохнул и извлек из-под сидения большой термос с крышкой-стаканом и пакет с аппетитно пахнущими румяными пирожками, — пейте кофе, кушайте, а я пока вам объясню некоторые вещи. Называя все своими именами, должен сказать, что ваши командиры просто суки. У меня других слов нет. Они вас сначала подставили, а потом просто сдали. По этому пункту есть вопросы?

Возникла короткая пауза.

— Это прием такой, чтоб нас расколоть? — спросил Томпсон, с неодобрением глядя, как сержант Монти вгрызается в пирожок.

— Что вы, лейтенант, — возразил Журо, и его нарисованная улыбка стала еще шире, — если бы я хотел вас расколоть, это выглядело бы по-другому. Ведь с вами можно делать все, что угодно. Вообще все, понимаете?

— Не понимаю. Мы военнопленные, вы сами только что назвали меня лейтенантом.

Разведчик покачал головой.

— Ответ неправильный. Прочтите эти бумаги, — он аккуратно положил на стол несколько бланков, — Видите, это приговор военного трибунала, а это акт о приведении приговора в исполнение. А вот телеграмма губернатору штата Гавайи с просьбой известить ваших родных и близких о факте вашей смерти и о месте вашего захоронения. Вы оба уже два часа, как трупы. Покоитесь в океане на глубине примерно полкилометра. Такие дела.

Сержант Монти подавился кофе и закашлялся. Томпсон отобрал у него стакан, сделал несколько глотков и спросил.

— Если вы нас не хотите расколоть, так какого черта вам от нас надо?

— Да ничего мне от вас не надо, — грустно сказал Журо, — но у меня есть свои представления о справедливости. Расстрел простых солдат за то, что их предали собственные командиры, в эти представления не вписывается.

— Так я вам и поверил, — хмуро пробурчал Томпсон.

— Никому нельзя верить, — согласился Журо, — только логика и ничего кроме логики. Вы же умный парень. Включите голову. У меня в руках ваши анкеты 6-MR. Больше, чем вы там написали, вы все равно не знаете. Допустим, вы еще 100 раз повторите, что какой-то там неизвестный полковник в присутствие командира эскадрильи, отдал вам приказ провести пиратский рейд в территориальных водах Меганезии. Что изменится? Армия США от вас отказалась и замела все следы. По документам вы дезертировали неделю назад, похитив пулемет M312 и боекомплект к нему, а вчера проникли на военную базу и угнали учебный самолет «Cessna-runner».

— Шито белыми нитками, — сказал Монти, не переставая жевать, — ребята из 11 эскадрильи подтвердят, что мы всю неделю были на базе.

— Они бы, наверное, подтвердили, — снова согласился разведчик, — но кто их спросит, и кто им разрешит говорить об этом?

— Он прав, Эдди, — тихо произнес Томпсон.

— То есть как?! — возмутился сержант.

— Да так. Пошевели мозгами и поймешь.

Сержант Монти подавлено замолчал и уставился в пол.

— Конечно, — продолжал Журо, — попадись вы так каким-нибудь дикарям вроде арабских шейхов, они бы устроили представление на ТВ. Открытый суд над империалистической американской военщиной. Вы бы давали перед телекамерой свидетельские показания обо всех зверствах американцев, которые смогли изобрести для прессы придворные имамы. Причем, вас бы никто не колол. Несколько показательных экзекуций — и вы бы заучивали наизусть и выдавали без запинки текст, написанный местными идеологами. Вот так.

Снова возникла пауза.

— Я опять не понимаю, — сказал Томпсон, — вы хотите нас продать исламистам?

— Это с чего вы взяли?

— Так логика. Вам мы не нужны, а исламистам бы пригодились. Вы их союзники и к тому же они отвалят за нас кругленькую сумму. У вас, говорят, торговать людьми разрешено.

Разведчик всплеснул руками и расхохотался.

— Ой, бред… Ну и промыли же вам мозги!.. Ау, Шейла, ты почему не в хиджабе?

— Чего? — пилот повернул голову, и стало видно, что это молодая женщина, скорее всего, маори. Хиджаба на ней, разумеется, не было, а была зеленая майка с двумя красными отпечатками ладоней на груди и надписью «Don’t touch!»

— Я говорю, у тебя на борт-компе принтер какого формата?

— Стандартный, A4, а что?

— Распечатай из интернета, что про нас пишет «Аль Джазира».

— Про вас или про меня? — спросила Шейла.

— Вообще про Меганезию, — уточнил Журо.

Через минуту пилот, не оборачиваясь, протянула через плечо несколько листков. Журо взял их, просмотрел по диагонали, и вручил лейтенанту Томпсону.

— Читайте, какие мы им союзники.

Несколько минут Томпсон читал, передавая затем листки сержанту Монти. Тот читал следом. Оба выглядели так, будто случайно съели по куску мыла.

— Не понимаю, — сказал, наконец, лейтенант, — если вы им главные враги и против вас уже четвертый раз объявляют джихад, так почему их террористы бегут прятаться к вам?

— Этого уже я не понимаю, — признался разведчик, — какие террористы?

— Ну, две бабы, террористки, которых мы потопили, — пояснил сержант Монти.

— Бабы террористки? — переспросил Журо.

— Ну, да.

— На том катере?

— А где же еще?

— Так. Теперь понял… Шейла! А распечатай из интернета про тех трех девчонок.

— Вы в курсе, шеф, что пилоту в полете запрещено бродить по сети?

— Это необходимость, диктуемая оперативной обстановкой, — отрезал он.

— Ладно, — фыркнула она и еще через минуту снова передала несколько листков.

Разведчик взял их и, не глядя, бросил на столик.

— Читайте теперь про своих террористок.

Томпсон молча уткнулся в текст. Прочитанные страницы он на этот раз не передавал сержанту, а переворачивал и клал обратно на столик. Потом он поднял глаза и очень спокойно сказал:

— Лучше б вы нас сразу шлепнули.

— Чего там такое, Ричи? — удивленно спросил Монти.

— Мы с тобой сраные ублюдки, Эдди. Мы потопили двух беременных баб, которые ни в чем не виноваты. Они бежали от гангстеров, а мы… Читай, если хочешь.

— Эй, эй, солдат, будь мужчиной, — строго сказал Журо.

— Что? — невесело усмехнулся Томпсон, — дашь мне пистолет, чтоб я сам застрелился, или будешь вербовать? На первое — согласен, на второе — нет. Тот дырявый кондом, который отдал мне приказ, это еще не Америка, ясно?

— Какой ты правильный, лейтенант, это просто ужас, — констатировал разведчик, — что, если я тебе дам пистолет, ты правда застрелишься?

— Давай, — Томпсон протянул руку, — или боишься, что я начну играть в Рембо?

— Брось это, Ричи, — сказал сержант, — смысла никакого. Они тут сами решат, к стенке нас поставить, или в каталажку пожизненно. Мне лично все равно.

— Откуда вы такие на мою голову? — спросил Журо, — Вербовать вас совершенно незачем. И пистолет я тебе не дам, лейтенант. Сам понимаешь.

— Это понимаю. Но не понимаю, что ты с нами будешь делать. Ну, повозишься, потеряешь время, а потом все равно под суд, так?

— Про потом поговорим потом, — сказал разведчик, — а сейчас вот что: вы хорошо помните, как атаковали катер?

— Конечно.

— Расскажите подробно.

— Да нечего, в общем-то, рассказывать. Догнали и на высоте 700 футов, с дистанции 2500 дали очередь по корме. На нем сразу бензобак вспыхнул, но все равно было видно, что там не менее 20 кучных попаданий. Калибр крупный. Корпус, видимо, пробило насквозь и вырвало кусок днища. Катер затонул примерно через полторы минутуы.

— А что эти две женщины? — спросил Журо.

Лейтенант пожал плечами.

— Мы их даже не видели. Эдди еще удивился, почему.

— Да, — подтвердил сержант, — очень это было странно. Мы их догоняем на малой, а им как будто и дела нет. Спали они, что ли.

— Что, и после выстрелов они не появились?

— Нет. Видимо, действительно спали в каюте, и так и не проснулись.

— А попадания по каюте были?

— Нет. Эдди дал очередь по корме, и этого хватило.

— Я через оптику отлично видел, — добавил сержант, — все пули легли в корму.

— То есть, — уточнил Журо, — катер тонул чуть меньше минуты, но женщины не пытались выплыть, хотя ни одна пуля в них попасть не могла?

— Не пойму, к чему вы клоните, — сказал Томпсон.

— Я и сам не понимаю, — ответил разведчик, — а как, по-вашему, могло быть так, что катер шел уже без них? Руль застопорен, двигатель работает, но людей нет?

— Это было бы здорово, — вздохнул Томпсон, — но мы летели полтора часа на сигнал их сотового телефона. Я по годографу видел, что катер несколько раз корректировал курс. То есть, хоть один человек там должен был быть. Не автопилот же.

— Почему не автопилот?

— Во-первых, на такие старые катера автопилот не ставят. А во-вторых, корректировка курса каждый раз производилась очень грубо, автопилот бы так не делал.

— А куда они шли?

— Нам сказали, что примерно в квадрат 19-157.

— Зачем?

— Этого нам не сообщили.

— Последняя корректировка курса была до или после того, как вы засекли их визуально?

— Когда мы их увидели, я перестал смотреть на годограф, — ответил лейтенант.

— Да, странное дело… Будем разбираться. А вы, парни пока постарайтесь хорошенько вспомнить, как выглядел тот полковник, который отдавал вам приказ. Если мы сможем доказать суду, что этот полковник существовал, и что он отдал вам такой приказ, ваше положение здорово улучшится. С программой-фотороботом работали когда-нибудь?

Задержанные дружно покачали головами.

— Ничего, научитесь, — сказал Журо, водружая на стол ноутбук, — это просто. Вроде паззла. Считайте, что это компьютерная игрушка на внимательность.

….

5 июня. Атолл Тероа, округ Кирибати, Меганезия. Осмотр на месте.

— Вот уж приплыли, мать твою!

Эта эмоциональная реплика была первым, что услышала Санди. Если быть точным, то она именно от этого и проснулась. Если еще точнее, то она не была вполне уверена, что проснулась.

Вместо привычной обстановки комнаты в военном санатории на Гавайях, вокруг было что-то, напоминающее декорации к фильму про Робинзона Крузо. Большая веранда с бамбуковым полом, бамбуковым потолком и бамбуковыми стенами. В одной из стен был проем, наподобие очень широкого окна, бамбуковые жалюзи которого были в данный момент полностью раздвинуты. У этого окна стояла Келли, одетая в цветастые багамы и ярко-желтую футболку с изображением черепа со скрещенными костями и лаконичной надписью «Pay or die».

— А чего случилось-то? — спросила Санди, — и что это такое вообще.

— Ага, — сказала Келли, — проснулась, наконец. Иди сюда, увидишь кое-чего.

Санди осмотрелась и нашла рядом с матрацем, на котором лежала, аналогичные багамы и алую футболку с рисунком двух трахающихся слоников и надписью «Let’s sleep together».

Она хмыкнула, оделась и подошла к окну.

Веранда представляла собой второй этаж какого-то небольшого строения менее, чем в 30 метрах от океана, а точнее подковообразной лагуны. Противоположную сторону этой подковы можно было различить на расстоянии около полутора километров. Посреди лагуны видны были три каких-то небольших судна.

От строения к воде спускалась дорожка, закачивающаяся выходом на пирс, у которого покачивались на слабой волне проа и гидросамолет. Дальше шел песчаный пляж, где валялись старые циновки, доски и останки деревянных лодок. Через две сотни метров в лагуну выдавался другой пирс, побольше. Рядом с ним можно было разглядеть еще один гидросамолет и два океанских катера. На пляже, у самой воды три совершенно голых темнокожих подростка, двое мальчишек и девчонка, разделывали акулу. Не крупную, метра два. Отходы производства тут же подбирали несколько крупных птиц, вроде чаек. Иногда между птицами возникали ссоры, сопровождавшиеся крайне мерзкими криками, отдаленно напоминавшими кваканье.

— Во как… И где это мы?

— Примерно в середине Меганезии. Если, конечно, я что-то понимаю в географии. На самолете мы летели часа три — четыре, не считая…

— Келли, я не страдаю выпадением памяти.

— О! Это вторая хорошая новость за сегодняшнее утро.

— Какая первая? — спросила Санди.

— Что мы еще живы. Но если я немедленно не найду, что пожрать, то это не надолго. Кстати, не знаешь, акул можно есть?

— Можно. Я в каком-то меню видела суп из акульих плавников.

— Еще одна хорошая новость, — пробурчала Келли, — просто праздник какой-то. Ну, пошли, посмотрим, что тут вообще…

Первый этаж, судя по всему, представлял собой увеличенную копию второго, В его ближайшем от лестницы углу было оборудовано что-то наподобие кухни. К дверце холодильника была прилеплена магнитом лаконичная записка:

«Девчонки!

Если вы проснулись, а нас еще нет, то мы скоро будем. Еда тут.

Хозяйничайте, только осторожнее с электричеством, ждите нас».

После завтрака, состоявшего из яичницы с беконом, пары сухарей и растворимого кофе из жестянки с надписью «Air Force of Australia», Санди улеглась на продавленный диван, а Келли устроилась в плетеном кресле и начала рассуждать:

— Подведем, как говорят в сериалах, кое-какие итоги. Нас дважды чуть не грохнули, и это верный признак, что попробуют еще раз. Мы остались без денег, документов, телефона, вещей, в общем — безо всего, да еще и беременные черт знает кем. При этом — на каком-то острове папуасов, где, я подозреваю, такая штука, как медицина, отсутствует, как класс…

— Ты драматизируешь, — отозвалась Санди, — здесь есть ватерклозет, душ, электричество и авиация. Почему бы не быть и медицине?

— Ну да, конечно. Фанерный медпункт с вечно пьяным криворуким фельдшером, который практикует здесь потому, что во всех других странах у него уже отняли лицензию. Видала я такое. Из лекарств — только аспирин, йод и марганцовка, а из оборудования — стетоскоп, градусник и клизма.

— Вообще-то у меня еще компьютерный томограф есть, — раздался негромкий баритон у нее за спиной.

— Блин!

Келли обернулась и встретилась глазами с невысоким дядечкой, на вид лет 50, одетым в линялое тропическое обмундирование непонятно какой армии. Трудно было определить, к какой расе он принадлежал, скорее всего — ко всем расам сразу.

— Меня зовут Рау Риано, — сообщил он, — я некоторым образом здешний медик, а с этого дня, видимо, ваш домашний доктор… Так, чем вас тут кормят? Ну, это никуда не годится. Растворимый кофе, да еще армейский. Бомба в печень. Бекон. Кошмар. Вам никто не говорил, что это не лучшая диета при беременности?

— А тут больше ничего не было, док, — отозвалась Санди, — то есть, надо же было что-то добавить к яичнице. А кроме яиц и бекона тут только какие-то морские чудища.

— Чудища? — переспросил Рау, поворачиваясь к молча стоящим у него за спиной Акеле и Спарку, — что за чудища?

— Кальмары, — сообщил Спарк, — совершенно свежие.

— Кальмары — это можно. Если у ваших дам нет аллергии… У вас нет аллергии?

— Да вроде не было, — ответила Келли.

— Вроде — это не ответ. Ладно, проверим. Пошли?

— Куда? — спросила Санди.

— В медпункт. Клизму ставить.

— Это он так шутит, — пояснил Акела.

— А то мы не поняли, — фыркнула Келли, — идти-то далеко?

— Кому — как. Вообще-то метров двести. А что это у вас с ногой, мисс…?

— Элисанда. Можно просто Санди. С ногой у меня вот что: после того, как нас отбросило взрывной волной, я не вполне удачно прыгнула с 8-футового забора на асфальт.

— Чем вас отбросило? — переспросил Рау.

— Ну, взрыв. Это такое «ба-бах»… — Санди выразительно развела руками.

— Ба-бах, — повторил он, — Значит, сейчас быстро встали и пошли. Мало ли, чем вы там еще могли удариться.

…

Медпункт с лабораторией занимали половину первого этажа в доме доктора Рау. Больше всего это было похоже на колдовской притон адских техно-сатанистов из трэшевого кино голливудского происхождения. Раскрашенные деревянные маски на стенах соседствовали с парой новейших компьютеров, рядом с футуристического вида аппаратным комплексом стояло изящное черное изваяние какой-то богини, а над письменным столом висели крест на крест бамбуковая духовая трубка для стрельбы отравленными иглами и современный 5,8 миллиметровый китайский пистолет-пулемет Chang Feng с лазерным прицелом.

— Пушка рабочая? — из любопытсва спросила Келли.

— Конечно. Это очень надежная модель. Могу потом дать пострелять, если вы умеете.

— Ловлю на слове, доктор, — подмигнув, сказала она.

— А это что? — Санди ткнула пальцем в прибор, похожий на большую консервную банку с миниатюрным экранчиком на крышке.

— Армейский биохимический экспресс-анализатор, — сказал Рау, — отличная штука, он почти полностью автоматизирован, как видите.

— А это?

— Это ритуальная трещотка, чтобы обращаться к Синилау.

— К кому, простите?

— К Синилау, — повторил он, — повелителю рыб и других морских тварей. Это божество играет очень важную роль в здешнем народном хозяйстве. Да, забыл сообщить, я ведь tahuna, то есть, шаман, или колдун.

— Час назад вы сказали, что вы медик, — напомнила Келли

— Верно. Я много кто. В частности, я отставной лейтенант медико-биологической службы, так что в диагностике и лечении разбираюсь.

Диагностика заняла минут сорок. По ее итогам доктор (или колдун?) сообщил:

— Могу вас обрадовать: все четверо малышей в полном порядке.

— Четверо? — хором переспросили пациентки.

— Я имею в виду, двое ваших, и двое ваших, — пояснил Рау, — хотите посмотреть?

— Неплохо бы, — мрачно сказала Санди.

— Ну, пожалуйста, — Рау повернул к ней экран компьютера, — вот это ваши мальчик и девочка. Так хорошо видно?

— Да, спасибо. Вполне.

— А вот это ваши, — он нажал мышкой смену кадра, — тоже мальчик и девочка. 14 недель. Развитие в норме, никаких проблем я не вижу. А что вы обе такие мрачные? Уверяю вас, все эти слухи о том, что близнецы, будто бы, отстают в развитии, не подтверждены никакими данными науки. Проще говоря, это обывательский миф.

— Вы кое о чем забыли, доктор, — стараясь казаться спокойной, сказала Санди, — эти дети отстают в развитии на миллион с чем-то лет. Вы в курсе, откуда они вообще взялись?

— И что нашу подругу разорвало в клочья бомбой, — добавила Келли, — Мы даже не знаем, опознали ее, или нет. Мы чудом живы. Нас уже взрывали и расстреливали из пулемета, мы едва унесли ноги с Гавайев. Мы с этими детьми в глубокой жопе, доктор. Это так, вкратце о том, почему мы не пляшем и не хлопаем в ладоши.

— И к тому же, — продолжила Санди, — у нас нет денег, документов и вещей, кроме того, нас в лучшем случае считают мертвыми, а в худшем случае, нас разыскивает полиция США и еще те парни, которые чуть не прикончили нас в прошлые два раза.

— Так, — произнес Рау, — а теперь послушайте, что я вам скажу. Из моего опыта военного врача следует: если человек жив, здоров и находится в безопасности, то все, что было с ним до того, имеет значение разве что для мемуаров. А мои, пусть скромные, знания по биологии сводятся в данном случае к тому, что Homo erectus это один из видов человека, с таким же разумом и почти такой же внешностью, как Homo sapiens. В здешних краях его вряд ли бы отличили от тасманийца или новокаледонца. У меня была медсестра-сержант с внешностью, очень похожей на реконструкцию доисторической дамы, которая послужила донором… Ну, вы понимаете. Такой же покатый лоб, крупные надбровные дуги и так далее. Но я не замечал, чтобы она страдала от недостатка внимания со стороны мужского пола, да и IQ у нее был баллов на 20 выше, чем у нынешнего президента вашей страны. Теперь следующий пункт. Те парни, о которых вы сказали, уже никого никогда искать не будут. Как сообщили в утренних новостях, их самолет упал в океан, а их самих выловили из воды, и расстреляли за пиратство по приговору военного трибунала. Что до вас, то вы считаетесь убитыми и затонувшими вместе с катером на глубине около двух километров. Сами понимаете, никто нырять и проверять не будет. Теперь о планах на будущее. Можно сделать просто: сегодня вы отдохнете, а завтра утром кто-нибудь из ребят подбросит вас на самолете до ближайшего административного центра и передаст окружной полиции.

— Хорошенькое дело! — возмутилась Келли, — нам еще не хватало угодить в здешнюю тюрьму. Говорят, у вас тут заключенных в рабство продают и вообще…

— Да, — задумчиво сказал Рау, — если представится случай, то непременно прочитаю вам популярную лекцию о наших законах. А пока объясняю кратко. После того, как ваш сопровождающий расскажет дежурному офицеру историю вашего появления здесь, вы автоматически получите статус обоснованно защищаемых лиц. Это означает, что вам будет предоставлено все, необходимое для жизни, и гарантирована правительственная защита. Захотите — останетесь в Меганезии. Здесь, в общем, не так плохо, что бы там не говорила ваша пропаганда. Захотите — переберетесь в Австралию либо в Новую Зеландию. Вы можете сделать аборт и вообще забыть всю эту историю, как страшный сон…

— Чего? — перебила Келли, — забыть, что случилось с Лэй, забыть, что нам остались должны по полмиллиона баксов премии, забыть, что нас травили, как бешеных собак? Не знаю, как в вашей Меганезии, а у нас в Техасе такое не забывают. Я еще хочу увидеть третий глаз во лбу того козла, который нас заказал.

Санди ничего не сказала, а только выразительно кивнула головой в знак согласия.

— Так, — сказал доктор Рау, — это, конечно, меняет дело…

— Еще как, — вставила Келли.

— Если честно, — продолжал он, — пока вы спали, собралось местное почтенное общество и меня всячески склоняли предложить вам совместно ободрать кое-кого. Мне кажется, что это не самое подходящее занятие для беременных женщин…

— Нам лучше знать, — снова перебила Келли, — так, короче, какую долю нам предлагают?

— Нас шестеро компаньонов, плюс вы двое, — с видимой неохотой ответил Рау, — поскольку вы представляете основу дела, то вам двойная доля, итого, по 20 процентов на каждую.

— Вот это уже разговор, — деловито сказала Санди, — только у нас ведь денег нет. Как будут считаться расходы?

— Так же пропорционально, — ответил он, — а риск, что все провалится, почтенное общество берет на себя.

— И сколько вы рассчитываете содрать? — поинтересовалась Келли.

— Общество считает, что около 200 миллионов.

— Это в какой валюте?

— В ваших американских долларах.

— То есть, нам по 40 миллионов на нос? — уточнила она.

— Ну, да. Арифметика одинаковая, что здесь, что в Штатах.

Девушки многозначительно переглянулись.

— У вас есть контракт для таких случаев? — спросила Санди.

— Обычно у нас такие вещи оговаривают на словах, — проинформировал Рау, — но, с учетом суммы, наверное, не лишним будет написать все это на бумаге. Вы подумайте, изложите условия, а завтра общество соберется, и мы все решим окончательно.

— Идет, — коротко сказала Келли.

— … А теперь вернемся к биологии с медициной, — продолжал он, — во-первых, питание…

Инструктаж продолжался около часа и закончился фразой: «это примерно десятая часть того, что вы должны иметь в виду, причем я не рассчитываю, что вы запомнили хотя бы половину из того, что я сейчас говорил, поэтому ежедневно, в 6 вечера, я жду вас для профилактического осмотра. На сегодня все. Отдыхайте».

…

Акела и Спарк сидели на песочке в двадцати шагах от дома доктора и пили пиво. Рядом с ними уже лежала одна пустая жестянка, а вторую они неспешно передавали друг другу.

— Привет, девчонки! А мы уж думали, вы там заснули.

— Нет, — сказала Келли, — мы там завербовались в вашу здешнюю мафию.

— Да ну, мафия, скажешь тоже! — возмутился Спарк, — у нас коммерческое партнерство. Называется «HTOPO». Hidden Treasures of Pacific ocean.

— Ага, партнерство. Плавали, знаем. Типа, «Остров сокровищ». Пиастры, пиастры. Сорок человек на сундук мертвеца и бутылка рома.

— Все проще, — ответил Акела, — ежегодно в океанах тонет всякого добра на 20 миллиардов баксов. Их них почти половина — в радиусе 4000 километров от нас. И каждый раз, когда что-то такое тонет, в эфире всякие разговоры, координаты. Если держать ушки торчком и следить за флудом, то будешь в курсе, где и что пошло ко дну. Конечно, вытащить можно не все, да и мы не одни такие умные в этой акватории, но на жизнь хватает.

— Честный бизнес, — добавил Спарк, видя на лицах у девушек некоторое сомнение.

— Ага. Как слеза младенца, — сказала Келли.

— Самый честный после грабежа почтовых экспрессов, — согласилась Санди.

— Ну что вы пристали, — обиделся Спарк, — вы что, копы?

— Ладно, проехали, — Келли улыбнулась.

— Ваши дела это ваши дела, — добавила Санди.

— Почему только наши? — Возразил Акела, — ты же классный хакер, Панда! Тебе что, бабки не нужны?

— А при чем тут хакер?

— Так в этом вся суть, — он усмехнулся, — откуда, по-твоему можно узнать, где и что пошло в сундучок Дэви Джонса?

— Да. Затупила, — согласилась она, — нормальная тема.

— Вот то-то и оно! Ну, пошли купаться, если только вам доктор не запретил.

— Вы плавать умеете? — на всякий случай спросил Спарк, когда они подошли к берегу.

— Да уж получше некоторых, — фыркнула Келли, — а вот как тут на счет акул?

— За акулами надо плыть вон туда, — Спарк махнул рукой в сторону едва видимой отсюда горловины лагуны, — ловить лучше сразу после заката, а приманивать можно на рана-рагу, это такая светящаяся ерунда вроде каракатицы.

— А если акула захочет поймать нас? — спросила она.

— Я же объясняю, в лагуне их нет.

— Это радует… Да, надеюсь, купальники тут не обязательны?

— Старики говорят, что людей в купальниках тут видели в эпоху колониализма, — сообщил Акела, освобождаясь от одежды, — правда, достаточно надежными доказательствами этого факта, историческая наука не располагает.

— Это просто миф из эпоса здешних утафоа, — добавил Спарк и, пробежав метров пять по воде, красиво нырнул.

Через пару минут в воде были уже все четверо. Потом Акела и Спарк решили сплавать до катера, дрейфующего в паре сотен метров от них, ближе к средине лагуны. Судя по всему, с него ловили рыбу. «Мы быстро, только перекинемся с ними парой слов, и назад».

— Для дворовой команды, они неплохо двигаются, — лениво заметила Санди, глядя на две быстро удаляющиеся фигуры.

— Еще бы, — согласилась Келли, переворачиваясь на спину и глядя в яркое безоблачное, будто бы нарисованное, небо, — Если вокруг одна только вода, и ничего, кроме воды. В этом что-то есть. Может, это и к лучшему, что мы сюда вписались.

— Вот как? Эй, Келли, а кто утром говорил, что мы в полной заднице?

— Я от своих слов не отказываюсь. Но иногда человеку надо побыть в заднице.

Санди фыркнула, нырнула, сделала кувырок под водой, и, вернувшись на поверхность, объявила подруге:

— Я шокирована твоей аскетической ориентацией.

— С ориентацией у меня все ОК, — ответила Келли, приняв на пару секунд такую позу, фото которой неминуемо попало бы в категорию XXX, — аскетизмом пока не страдаю. И, если ты заметила, мальчики тут есть. Вполне такие… Короче, я про задницу в другом смысле.

— Это в каком, интересно?

— Ну, как объяснить? Представь: ты босс плохих парней. Попробуй, достань нас здесь.

— Это, конечно, да, — после некоторого размышления, согласилась Санди, — Я оценила, как тут морская полиция работает. Бац, плюх, и к стенке. Но, с другой стороны, нам теперь отсюда носа не высунуть. Мне не очень понятно, как при таком раскладе подгрести кучу баксов, про которую мы болтали с этим доктором… Или колдуном, черт его разберет.

Келли повернулась на бок, сделала несколько ленивых гребков, снова перевернулась на спину и спросила:

— А что бы мы здесь делали, ну, хотя бы, с миллионом баксов? Вот прикинь, сидим мы на этом атолле, с кучей денег. Ну, и…?

— Виллу купить, — предложила Санди.

— Хижину из бетона, бамбука и алюминиевых трубок. Тут других не строят. Дальше что?

— Может, яхту?

— Ну, да. Вот такую, примерно, — Келли махнула рукой в сторону катера, рядом с которым уже плавали Спарк и Акела, — Тут, похоже, других не держат.

— Мда… Слушай, а ты это к чему?

— К тому. Я знала одного типа, они с напарником шлепнули в Майами трех колумбийцев и подломили просто гору денег. А потом 13 лет отсиживались на Кубе, в хижине из фанеры с тростниковой крышей. Мешки с баксами им годились только вместо кресел, потому что нормальных кресел там не было. Одни табуретки.

— Намекаешь, что нам здесь придется отсиживаться столько же?

— И на это, и на то, что пока мы отсюда не можем высунуть носа, деньги нам все равно не нужны. В смысле, нужны, но… Те парни за все 13 лет на Кубе потратили чуть больше 20 тысяч долларов на двоих.

— Вообще-то, — сказала Санди, — у нас сейчас даже хижины из фанеры нет. Так что давай будем решать задачи в порядке приоритетов. Ну, типа, сначала разберемся с бытом, а уж потом подумаем про золото и бриллианты. Кстати, вот, наши компаньоны возвращаются. Попробую при случае у них поинтересоваться.

…

Через четверть часа вся компания вылезла из воды и расположилась на груде старых бамбуковых циновок.

— Ну, как водные процедуры? — спросил Спарк.

— То, что надо, — Санди зевнула и потянулась, — но беспокоит сугубо практический вопрос: где мы будем здесь жить.

— У нас, где же еще.

— Не беспокойтесь, — добавил Акела, — второй этаж у нас сразу был задуман, как гостевой. Так что располагайтесь там, как нравится. Мы вам туда ТВ поставим, комп, ну и мебель какую-нибудь, если надо.

— Парни, а как на счет небольшого кредита? — спросила Келли, — в счет будущих золотых гор? Ну, баксов 500, хотя бы. На тряпки и булавки.

— На кухне во втором ящике буфета, — сказал Акела, — берите, сколько надо. Сверху там лежит блокнот, записывайте сколько взяли. Это у нас со Спарком наподобие семейной бухгалтерии.

— Гм… — буркнула она, — ребята, а так, в порядке любопытства… Вы pinks?

— Розовые? — переспросил Спарк, — да нет, это у тебя просто глаза к нашему солнцу еще не привыкли. Надо вам бленды купить, а то еще сетчатку сожжете. На фиг надо.

— Э… Я не в этом смысле. Я имела в виду…

— «Pink» у янки значит то же, что «gay», в смысле гомосексуалист, — встрял Акела.

— Так бы и говорили. Нет, мы гетеро. А что?

— Ну, вы просто сказали про семейную бухгалтерию, я и подумала…

— А вот он — кибер-гетеро, — Санди кивнула на Акелу и хихикнула, — мы с ним в секс-чате познакомились.

— Да, мы там лихо зажигали, — подтвердил он.

— Еще как! — подхватила она, — Кстати, где твоя квадратная челюсть, плечи классического борца, рельефные мышцы живота и 10-дюймовый член?

— Примерно там же, где твои полные чувственные губы, пышные упругие груди, покрытые ровно-золотистым загаром, осиная талия и крутые бедра индийской танцовщицы.

— Увы, — вздохнула Санди, — весь этот тюнинг мне пришлось бросить на Гавайях вместе с фамильными бриллиантами и вишневым «Феррари».

— Хрен 10 дюймов это перебор, — авторитетно заявила Келли, — я вот как-то раз в Хьюстоне склеила парня, танзанийца, как раз примерно с таким. Не буду особо распространяться, но в общем, это уже извращение.

— Вот-вот, — поддержал Спарк, — я ему говорю: пиши 8, а его заклинило на круглых числах.

— Кстати, о круглых числах, — сказала Санди, — объясните нам, наивным девушкам, как вы намерены снять с проекта «erectus» 200 миллионов баксов.

— Может, за обедом это обсудим? — спросил Акела, — меня что-то пробило на жор.

— Опять бекон и яичница? — подозрительно спросила Келли.

— За кого ты нас держишь? Будет свежий групер, тушеный в кокосовом вине. Групер это рыба такая, — пояснил он на всякий случай.

…

План, изложенный Акелой, был прост, как мычание: дать знать хозяевам консорциума, что не все потеряно, и объявить цену. Сумма в 200 миллионов долларов обосновывалась им так. Месяц назад в пресс-релизах консорциума Atlinc писали, что проект «erectus» будет давать около 2 миллиардов долларов в год, а аналитики полагали что, речь идет о гораздо большей сумме, но это скрывают, чтобы создать эффект внезапности удара по медицинскому рынку.

— Еще бы, — говорил Акела, — если каких-то сраных таблеток от импотенции продается на 5 миллиардов баксов в год, химических контрацептивов — на 10 миллиардов, первобытного аспирина и парацетамола — на 20 миллиардов, паршивых витаминов — на 40 миллиардов. Чтобы запустить какой-нибудь новый тип таблеток тратится минимум по миллиарду. На планете больше 6 миллиардов людей, они ежегодно сжирают прорву всяких таблеток. Тут пахнет триллионами баксов! А мы требуем за спасение мегапроекта всего каких-то 200 миллионов. Это просто даром, честное слово!

В заключение своей речи, он предложил всем подумать над технической проблемой:

Надо было передать сообщение так, чтобы оно не попало в чужие руки, а если, все же, попадет, то никто, кроме адресатов, не смог бы понять, о чем оно. На роль передаточного звена был выбран доктор Джералд Винсмарт. Только он один обладал тремя свойствами: ему можно было доверять, его домашний e-mail был известен, и он точно имел личный контакт с кем-то из центральных фигур консорциума. Оставалось придумать текст, из которого адресат, несмотря на расплывчатость содержания, во-первых, точно понял бы, о чем ему сообщают, а во-вторых, поверил в достоверность сообщаемой информации. «Нас так качественно грохнули, что наше воскрешение не так-то просто доказать» — заметила по этому поводу Келли. Как пояснил Акела, решением этой проблемы занимается док Рау, а он точно что-нибудь придумает. Правда, неизвестно, как скоро у него это получится.

После обеда Келли и Санди отобрали у Акелы ноутбук (у него оказалось штук пять старых моделей на выбор) и уединились с тем, чтобы составить соглашение о дележке будущих золотых гор. После трех часов отчаянных умственных усилий, они родили две страницы текста. Акела и Спарк добросовестно прочли этот литературный шедевр вслух, после чего Акела сказал «ну, нормально», а Спарк добавил «круто!». Вечером все четверо отправились, как выразился Спарк «на офисную тусовку».

Офиса, как такового, у партнерства «HTOPO» не было, его роль играл первый этаж дома директора, Оливии Минго. Это была стройная, подвижная креолка на вид лет 35–40, с обманчиво-открытым лицом и огромными, обманчиво-честными глазами редкого для смуглых брюнеток сине-зеленого цвета (вообще-то она напарит кого угодно, — между делом сообщил Акела, — но свои могут ей доверять на все сто). Оливии принадлежала идея искать клады по такому же принципу, как ищут полезные ископаемые или рыбные банки. В историю она вошла афоризмом «кораблекрушения это систематический природный процесс накопления материальных ценностей на дне морей и океанов». В сексе Оливия была кошкой, которая гуляет сама по себе. С мужчинами сходилась легко, а расходилась еще легче. Сын, Аркадио (любимая ошибка молодости) учился на 1 курсе инженерного колледжа и жил у ее родителей на Акорера. Оливия ездила туда на выходные, и вообще при любой оказии, а на каникулы привозила его на Тероа «отдохнуть от цивилизации».

Похожий на каторжника Уэсли Роббер, известный также, как Факир Слай, выполнял функции суперкарго. Он разбирался в любых изделиях, которые хоть каким-то боком касались морского дела, а кроме того отличался исключительным умением давать взятки чиновникам любого режима, будь то китайский социализм, австралийская буржуазная демократия, латиноамериканская хунта или индонезийская застенчиво-военная диктатура. Если бы на Землю прилетели инопланетяне, Слай бы и с их чиновниками договорился, и наверняка купил бы по дешевке «за откат» пару-тройку летающих тарелок. Увы, UFO пока оставались фантастикой, и талант Слая не мог раскрыться в полной мере. Отдельная тема — это женщины и дети Слая. Их было много, они обитали в разных уголках планеты, причем Слай искренне любил их всех — такое у него было доброе, открытое сердце.

Кван Ше, симпатичная молодая женщина, похожая на античную китайскую статуэтку и такая же невозмутимая (если, конечно, речь не идет о деньгах, как сообщил Акела), в прошлой жизни была снайпером. В кого и на какой войне она стреляла, Акела не знал, да и не считал это важным. На Тероа Кван Ше попала несколько лет назад, будучи подобрана Слаем где-то в океане. Привязавшись к двум пустым канистрам, она плавала, как Офелия в пруду, с осколочным ранением в правый бок. Доктор Рау возился с ней недели три, и привел в норму. Так она и осталась здесь, вероятно, по привычке всегда быть в какой-нибудь команде. Кроме умения пользоваться всеми видами огнестрельного оружия, она отличалась крайней аккуратностью и потому ей поручили вести бухгалтерию партнерства. Из-за какой-то нехорошей истории в ранней юности, Кван Ше была предельно скрытна в личных симпатиях. Периодически ее, якобы наблюдали выскальзовавшей ранним утром из дома доктора Рау, но лезть в ее и в его секреты никому не хотелось. Какой смысл?

Вот в такую странную компанию попали Санди и Келли. По случаю официального сбора партнеров, было выпито море кофе, подробно заслушана история эксперимента «эректус» и последующего бегства, всесторонне оценены перспективы авантюры на медицинском рынке и подписано предложенное соглашение. Разошлись далеко за полночь, и то лишь после того, как док Рау внушительно сказал:

— Олив, как, по-твоему, сколько часов в сутки надо спать беременной женщине?

— Я услышала. Ребята, в виду очевидных обстоятельств, все остальное завтра, ОК?

Вот так для Санди и Келли прошел первый день на атолле Тероа. Спали они, как убитые, а проснувшись утром, пришли к выводу, что здесь, в общем, не так уж плохо. Конечно, это не Сан-Франциско, штат Калифорния, и даже не база Махукона-2, Гавайи. Объективно глядя на вещи, можно сказать, что это самые, что ни на есть, дальние выселки планеты Земля. Но выселки довольно-таки обустроенные и по-своему благополучные.

…

6 июня. Алюминиевая революция. Мамаша Джимбо. Исторический экскурс.

После завтрака (на этот раз, выдержанного в духе рекомендаций дока Рау), водных процедур и зарядки (также предписанной доктором), Акела и Спарк повели девушек в лавочку мамаши Джимбо. Собственно, это была не лавочка, а, выражаясь по-европейски, развлекательно-коммерческий центр атолла. Здесь можно было попить (или выпить), а также поесть (или закусить) в маленьком кафе под навесом, можно было обсудить все сплетни по поводу событий в тихоокеанской акватории, пофлиртовать (если найдется с кем) и даже потанцевать (музыка на любой вкус). Кроме того, здесь можно было купить все необходимое для нехитрого островного хозяйства — от продуктов, бытовых мелочей и тряпок до аквалангов, запчастей к двигателям катеров и самолетов, оружия и патронов. Если чего-то не было сегодня, это можно было заказать и оно появлялось через 48 часов.

Что касается самой мамаши Джимбо, грубоватой, но исключительно доброжелательной и по-своему симпатичной дамы лет 50, то история ее появления на Тероа была настолько трагична, что об этом старались не слишком распространяться. Было время, когда она с мужем и двумя детьми, жила на острове Панджонг. Муж работал в американо-японской концессии, денег хватало, ничто не предвещало ни неприятностей, ни серьезных проблем. Тут разразилась Алюминиевая революция. Минная война на острове Тинтунгг, а тем более в столице, Лантоне, была достаточно ужасна, но не шла ни в какое сравнение с тем, что произошло на Панджонге. Революционные наемники из движения Tupak-Amaru, не сумев сходу подавить сопротивление охраны и военного гарнизона, ночью подогнали баржу, груженую смесью алюминиего порошка с аммиачной селитрой, и подорвали ее на рейде.

И промышленные здания, и маленький порт, и поселок оказались буквально стерты с лица земли. Из-под обломков сумели выбраться лишь несколько человек с ранениями, ожогами и контузиями, но живые. Среди них была и мамаша Джимбо (тогда Жазмина Боугартен). Из ее семьи не уцелел никто. Дальше — ожидание: когда-нибудь должна прийти помощь. Никто не приходил. Остатки запасов консервов сокращались, пресную воду приходилось брать из единственного ручья, мелкого и довольно грязного. Так прошла неделя, и тут Жазмина поняла: никто никогда не придет, и можно рассчитывать только на себя.

Она погрузила в одну из оставшихся моторных лодок канистру воды, канистру топлива, несколько банок консервов, и отплыла с Панджонга в сторону (как ей казалось) острова Халанг. Имея лишь приблизительное представление о том, как ходить на лодке по океану, она промахнулась градусов на 15 и неминуемо должна была погибнуть. Но ей повезло, и на четвертый день безнадежного плаванья на ее лодку наткнулись рыбаки из живущей на Тероа семьи Пиакари. Так она узнала, что, во-первых, шла не в ту сторону, во-вторых, что на Халанг ей идти нечего, там хозяйничают те же наемники, которые были на Панджонге, а в-третьих, что Алюминиевая революция распространяется по архипелагам со скоростью пожара. Под давлением этих обстоятельств, Жазмина отправилась с рыбаками на Тероа.

В то время, кроме двух семей аборигенов-утафоа — Пиакари и Иннилоо, — на атолле никто не жил. Хозяйство было почти натуральным: аборигены покупали только запчасти для моторных лодок и ветряков, да кое-что из вещей и одежды (с учетом климата и обычаев, сущую мелочь). Топливный спирт для моторов гнали из перебродившего планктона на старом ректификаторе, украденном неизвестно у кого еще предыдущими поколениями.

Недели три Жазмина была, как говорят военврачи, в протяженном шоковом состоянии. Она жила в одном из больших домов Пиакари, ела, спала, механически помогала другим женщинам делать простые хозяйственные работы, когда догадывалась, что именно надо делать. Потом она постепенно начала немного общаться с ними на лингва-франка (в пределах коротких фраз в не более пяти слов). Когда работы не было, она шла на берег, и подолгу сидела там, разговаривая с мужем и детьми. Это продолжалось еще несколько недель. Утафоа понимали часть того, что она говорит, и догадывались, что она говорит с умершими. Европейцы сочли бы Жазмину сумасшедшей, но для утафоа общение с духами умерших предков было в порядке вещей. Они немного удивлялись, что молодая женщина тратит на это так много времени, но они рассуждали в том смысле, что у нее могут быть к тому веские причины, и им даже в голову не приходило мешать ей.

Наверное, прошло около года, прежде чем Жазмина «оттаяла». Она, наконец, поняла, где находится и каково действительное положение вещей в окружающем мире. Постепенно она начала знакомиться с окружающими людьми (до этого они были для нее совершенно одинаковыми и безликими). По мере общения, она заново научилась болтать о том, о сем, улыбаться, радоваться, проявлять осознанный интерес к человеческим делам. Утафоа и это восприняли, как должное, только удивлялись, что она не сходится ни с кем из мужчин.

Обдумав возможные причины, они построили Жазмине отдельную хижину (будет свое хозяйство, тогда и муж понадобится). Хозяйство появилось, а вот на счет мужа ничего не вышло. Она несколько раз попробовала переспать с кем-нибудь из заезжих мужчин, благо жизнь вокруг налаживалась и на Тероа все чаще наведывались разные люди. Результат был никакой. Наверное, что-то необратимое произошло за те несколько часов, когда она, ослепшая, оглушенная и обожженная, ползала под руинами своего дома, натыкаясь на части тел своих близких. Что-то сломалось в той части мозга, которая заведует сексом.

Но ее действия в этом направлении вдруг дали результат иного рода. В какую-то ночь она привела к себе мужчину, торгового агента, заглянувшего на Тероа, чтобы сбыть остатки партии стеклоткани для ремонта лодок. Его звали Карлос, он был очень неплох, но с ним она тоже ничего не почувствовала. Он это понял, и, лежа рядом с ней, спросил: «Слушай, а что с тобой такое? Я не лезу к тебе в душу, но, может, если ты расскажешь, будет лучше?»

Она рассказала все. В первый и последний раз. Карлос внимательно ее выслушал, а затем произнес: «Может тебе заняться чем-нибудь этаким?». Жазмина всхлипнула и спросила: «Ну, и чем?». Он подумал и сказал: «Да хоть бизнесом. Купить, продать. Хорошее дело, и опять же, доходное». А что он еще мог предложить? Что сам умел, то и ей посоветовал.

Так на Тероа появилась лавка «Джимбо» Жазмины Боугартен. Не то, чтобы это приносило большой доход, но она оказалась при деле, и жизнь стала более осмысленной. Кроме того, наличие постоянной торговой точки быстро выделило Тероа из нескольких десятков таких же миниатюрных атоллов вокруг большого атолла Икехао, где был муниципальный центр. Через несколько лет, известный в определенных кругах отставной лейтенант-биомедик и действующий loa tahuna (великий шаман) Рау Риано, решив найти себе уютную гавань для научных и «колдовских» занятий, выбрал именно Тероа. Когда еще через несколько лет деятельная леди Оливия Минго и бывший патрульный сержант Уэсли Роббер занялись бизнесом в сундучке Дэви Джонса, их взгляд естественным образом упал на Тероа. Наличие торговой точки и медпункта, и удаленность от центральной администрации, делало этот атолл оптимальным местом для штаб-квартиры «почтенного общества». К ним скоро присоединились два молодых дарования: хакер Акела и дайвер Спарк.

Из всей этой печальной по началу истории, можно заключить, что Жазмина Боугартен, то есть, мамаша Джимбо, была центром кристаллизации микросоциума на атолле Тероа и первопричиной того, что Санди и Келли оказались именно тут, а не в другом месте. Но они об этом, конечно, не догадывались. К моменту их появления на Тероа, Жазмина уже растворилась в прошлом, а в настоящем осталась мамаша Джимбо (по выражению Келли «гениальная тетка, которая четко знает, чего тебе надо»). Все описанные выше события стали достоянием истории, а может, даже мифологии, этого провинциального атолла.

Из лавки мамаши Джимбо вся четверка возвращалась нагруженная, наподобие каравана верблюдов в эпоху Великого Шелкового Пути. Через полчаса в доме Акелы и Спарка началась величайшая, со времен его постройки, Генеральная Уборка и Перестройка. К ночи эта относительно жилая, но довольно грязная берлога стала походить на довольно уютный чистенький коттедж. После этого вся четверка, без задних ног рухнула спать.

…

7 июня. Атолл Тероа. Иммунный кризис. Особенности местной медицины.

Около трех часов ночи Келли проснулась, от того, что Санди хрипела во сне.

— Эй, алло, тебе что, кошмары снятся?

— Что-то мне хреново, — ответила та.

Келли подошла к ее лежбищу и положила руку подруге на лоб.

— Э, да ты горячая, как печка. И тебя же всю колотит. Давай-ка к доктору.

— Может, подождем до утра?

— Никаких «подождем», — отрезала Келли, вытаскивая мобильник (как удачно, что они догадались сразу же купить себе новые мобильники), — одевайся… Алло, док Рау, я, конечно, извиняюсь, но тут с Санди какая-то штука приключилась, может, ангина или что-то в таком роде… Ага, мы уже… Санди, что ты копаешься?… Да, док, уже идем.

Разумеется, все это было довольно шумно, так что мальчишки проснулись, и Санди, несмотря на ее возражения, несли к доктору на руках, завернутую в шерстяное одеяло. К их приходу, все медицинские машинки доктора Рау были приведены в полную боевую готовность. Кроме того, уже подошла ассистентка, то есть Кван Ше (скорее всего, она здесь и была, но кому какое дело). Через четверть часа Рау объявил диагноз: острый иммунный кризис от взаимодействия биоагентов плода с антителами матери.

Санди жалобно посмотрела на доктора.

— Стоп! — сказал он, — Я знаю, о чем ты думаешь, но это полная ерунда. Ни с тобой, ни с ними ничего не случится. В вашей тесной компании возникло кое-какое биохимическое непонимание, только и всего. Мы быстро это уладим и всех помирим.

Еще через четверть часа, уложенная на койку Санди, была присоединена к двум трубкам и ее кровь текла через гемофильтр и УФ-рейер. Несколько датчиков, приклеенных к разным участкам ее тела, уже выводили сигналы на компьютер. То, что появилось на экране, явно не привело дока Рау в восторг, но и не особо испугало. Он хмыкнул и повернулся к Келли.

— Теперь займемся тобой, красотка.

— Но у меня-то все нормально, — удивилась она.

— Возможно, — сказал он, — Но проверить не мешает.

Через следующие четверть часа оказалось, что и у Келли далеко не все нормально.

— Просто Санди опередила тебя на несколько часов, — сообщил Рау, — считай, что тебе повезло, у тебя не дойдет до такой острой формы. Ложись на соседнюю койку.

Рау чистил им кровь каждые два часа. Кроме того, он трижды кормил их какой-то жирной кашей, остро пахнущей свежей рыбой и совершенно отвратительной на вкус. Кван Ше, как обычно, невозмутимая, контролировала работу техники, время от времени заменяя трубки, емкости и картриджи. К рассвету температура у Санди существенно упала, а у Келли наоборот, стала подниматься и достигла максимума примерно к полудню. Еще через пару часов температура у обеих девушек стабилизировалась на уровне чуть выше 37 градусов Цельсия, а лихорадочное состояние сменилось более-менее здоровым сном.

Акела и Спарк, все это время слонявшиеся по медпункту, заметили, что доктор уже более-менее спокоен (постороннему человеку показалось бы, что он и до того не беспокоился).

Посыпались вопросы «док Рау, а что это было, а почему, а что дальше?».

— Ладно, — сказал Рау, — Выйдем на террасу, я все равно собирался выкурить сигару, и могу рассказать вам, как обстоят дела. А Кван Ше, я надеюсь, нальет нам по чашечке кофе.

— А вдруг что нибудь? — спросил Спарк, кивнув в сторону спящих девушек.

В ответ Кван Ше дотронулась двумя пальцами до своего левого уха. Ну, да, разумеется, если «вдруг что-нибудь», то она услышит. Два года назад она выиграла у Слая пари, что ночью с завязанными глазами с 10 метров трижды попадет из револьвера Ruger-BNM в висящую на нитке пустую жестянку из-под пива. Слай спросил: «Кван, ты чисто меня напарила, но в чем же все-таки фокус?». Китаянка спокойно ответила «Фокус простой, с океана всегда есть ветер, и жестянка на нитке все время звенит». Вот такие дела…

Рау уселся в удобное кресло, закурил сигару и прочитал краткую лекцию.

— У меня нет иллюзий по поводу того, как вы учились в школе, так что буду рассказывать подробно. Беременность у высших млекопитающих проходит ряд стадий. Яйцеклетка после оплодотворения движется в сторону матки, и одновременно делится до стадии бластоцисты, состоящей примерно из 250 клеток. Бластоциста внедряется в стенку матки, и в этом месте начинает формироваться плацента. У человека это происходит в первые 3 недели беременности. В нашем случае в матку вводилась бластоциста, выращенная in vitro. С 12 недели беременности эмбрион начинает получать через плаценту питательные вещества из крови матери и выбрасывать в ее кровь продукты своего метаболизма. К 16-й неделе функции плаценты по обмену веществ между матери и эмбриона реализуются полностью. Мы наблюдаем пациенток в конце 14-й недели, когда этот обмен приобрел высокую интенсивность. Плацента — это несимметричный барьер. Она защищает эмбрион от активных биохимических агентов матери, но не наоборот. Если эмбрион, как в нашем случае, вырабатывает ксеногенные для современного человека глобулины, то попадая в кровь матери, они вызывает в ее организме острую иммунную реакцию.

Акела почесал в затылке и нерешительно спросил:

— Это что-то вроде аллергии, верно, док Рау?

— Не совсем, но приблизительно так, — согласился доктор.

— А если девчонкам дать что-нибуть от аллергии? Ну, есть же куча таких лекарств.

— Да, можно было бы ввести иммунодепрессанты. Но что если специфические глобулины эректусов представляют хотя бы минимальную опасность для организма современного человека? Тогда, ослабив иммунитет, мы причиним значительный вред матери. Кроме того, иммунодепрессант в каком-то количестве попадет и в организм эмбрионов, а это в сложной иммунологической ситуации может повредить и им тоже.

— А есть что-нибудь, усиливающее иммунитет? — спросил Спарк.

— Да. Но если сейчас усилить иммунитет матери, то мы вызовем у нее не просто острую, а острейшую иммунную реакцию, что довольно рискованно для нее и наверняка смертельно для эмбрионов.

— Получается, что-то вроде вилки в шахматах, — подвел итог Акела, — но ведь вы же как-то вышли из положения, да, док?

Рау расплылся в улыбке, он не страдал излишней скромностью и любил комплименты. Правда, только заслуженные, но это как раз был такой случай.

— Как учит нас Шерлок Холмс, а точнее, Конан Дойл, — ответил он, — Решение очень часто лежит на поверхности. Я поступил самым очевидным образом: не стал вмешиваться в иммунный процесс, а искусственно удалил агрессивные агенты, попавшие в кровь матери. УФ-облучение и тонкая фильтрация. Частицы глобулинов, атакованные антителами, были частично разрушены ультрафиолетом, а частично задержаны фильтром.

— А для чего эта кошмарная каша? — спросил Спарк.

— Это народное средство на жире морской змеи. Ты, вероятно, видел этих змей, они белые с яркими черными полосами.

— Конечно, видел, и знаю, что они жутко ядовитые.

— Совершенно верно. Помимо яда, они содержат еще ряд биоактивных веществ.

Кван Ше, подлила всем кофе из старинного бронзового кофейника и заодно сообщила:

— Настойка на этой змее хороша для мужчин. Zi hao zindin.

— И сильно действует? — поинтересовался Акела.

Китаянка улыбнулась, согнула руку и сжала кулак. Под смуглой кожей прорисовались крепкие, как дерево, мышцы. Видимо это следовало понимать, как иллюстрацию силы поднятия полового члена после приема упомянутой змеиной настойки.

— А женщинам это зачем? — спросил Спарк.

— Как зачем? — удивилась Кван Ше, и кратко объяснила, как хорошо влияет на ощущения женщины крепко стоящий член партнера.

Доктор Рау хлопнул себя по бедрам и от души расхохотался.

— Ше, мне кажется, Валентайн хотел спросить не об этом, а о том, для чего женщинам может быть нужно принимать препараты из морской змеи.

— Это я не знаю, — она пожала плечами, — Это, наверное, ты знаешь.

— Знаю, — подтвердил он, — В данном случае нас интересуют не те биоактивные вещества, которые экстрагируются спирто-водяным раствором (о них рассказала Кван), а те, что содержатся в жировой ткани. Это ненасыщенные фосфолипиды, правитамин «E», а также ряд порфириновых хелатных соединений переходных металлов. Они проявляют себя, как мягкий, но эффективный адаптоген. Механизм их действия недостаточно хорошо изучен. Я мог бы привести ряд альтернативных версий, в частности, о гипотетическом витамине «RR», обеспечивающим иммунную регуляцию, но сейчас это не важно. Нам достаточно того, что этот эффект проверен на практике, и мы можем смело им пользоваться.

….

12 — 17 июня. Атолл Тероа. Черная Пятница и новый сексуальный имидж.

Поздний вечер плавно переходил в ночь. Келли уже спала без задних ног, а Санди, подремав два часа после обеда, теперь не могла уснуть. Она поворочалась минут 20, а потом тихонько спустилась вниз и вышла к лагуне, послушать волны. Сочетание монотонного плеска воды с легким теплым ветерком, обдувавшим голое тело, привели ее в такое мечтательное настроение, что она даже не заметила, как подошел Акела.

— Ты как, Панда?

— Да я в полном порядке. Просто настроение не сонное.

— Это хорошо, потому что с полночи же «Черная пятница»… То есть, это вообще хорошо, что ты в порядке. Но я в том смысле, что, может, сработаем на пару?

— Намечается что-то веселенькое? — с энтузиазмом спросила Санди. Еще бы: если пятница приходится на 13 число, уважающему себя хакеру очень даже к лицу устроить что-нибудь этакое, о чем молодежь потом будет слагать эпические сказания.

— На тринадцатое — нет, — сказал он, — Админы на страже. Все в курсе, что подростки будут метать понты и ломать все, до чего умелые ручки дотянутся. То ли дело, четырнадцатого, в субботу. Админы расслабятся, да и выходной, опять же.

— Не тяни, Акела. Что колоть будем?

— Великий рейд, — сообщил он, — в 5 утра по Гринвичу берем закрытые архивы Ллойда.

— Это что еще? — спросила она.

— Ну, ты вообще! — возмутился Акела, Ллойда не знаешь! Древнейшая морская страховая компания, ей уже лет 300. И в архивах есть все британские суда, которые затонули по страховым случаям. Полные описания из страховых дел. Груз, планировка судна, место и обстоятельства затопления, показания команды, прикинь.

— А я думала, такое старье давно уже опубликовано.

— Опубликована ботва, — сказал он, — типа, дерьмовоз «Персидский Шах» попал в шторм между Антарктидой и Гондурасом и пошел ко дну с соответствующим грузом. А про точные координаты и про то, что в капитанском сейфе лежит золотая маска из гробницы фараона Тукактута — ни слова.

— Козырная тема, — оценила Санди.

…

Массированную хакерскую атаку на внутреннюю компьютерную сеть компании «Ллойд» пресса впоследствии назвала «Налетом Спагетти», поскольку первая волна этой атаки в 5:00.08 по Гринвичу, пришла, якобы, из Италии. К 5:01 работа почтовых серверов была полностью нарушена, затем стали поступать сигналы о попытках взлома сетевых паролей, а в 5:07 в начался спонтанный выброс почтовых сообщений, содержащих небольшие фрагменты баз данных. Сетевые администраторы обратили на это внимание только в 5:19, и уничтожили целый выводок «червей», работавших через почтовые программы, но к тому времени несколько гигабайт информации оказалась уже отослана…

— … Выкачали полтора гига с хвостиком, — подвел итог Акела, — Мы их сделали, Панда.

— Дай глянуть… Ну и каша. Это еще неделю восстанавливать.

— А у меня database-turbo-rescue 7.2 есть.

— Отстой, — авторитетно заявила Санди.

— Может и отстой, но 95 процентов работы делает. Сейчас я его запущу… Ага, ожидаемое время 2 часа 40 минут. Пока он работает, можем рома хлопнуть в честь такого дела.

— Кто может, а кто и нет.

— Ух, черт, — Акела хлопнул себя по лбу, — ну я и дебил.

— Не парься, — сказала она, — налей себе рома, а мне сока. Я, типа, буду на тебя смотреть и эмпатировать

— Чего?

— Сопереживать, то есть, — пояснила девушка, — как будто, я тоже пью ром.

Он печально вздохнул.

— Нет, Панда, это я буду сопереживать. Вот если бы тебе хотя бы пиво было можно…

— Пиво мне тоже нельзя.

— Понятное дело, я о том и говорю. Слушай, а ведь сексом тебе можно заниматься.

— При чем тут секс? — поинтересовалась она.

— Ну, я подумал… — Акела покрутил руками в воздухе, — секс это ведь тоже релаксация.

— Типа, вместо выпивки? — уточнила Санди и рассмеялась.

— Нет, я не в смысле, что вместо выпивки. Просто предложил. Если плохая идея, предложи что-нибудь другое.

— Идея хорошая, — сказала она, — только я комплексую из-за пуза.

— Да разве это пузо? — возразил он, — это так, микроскопическая округлость, как после пары кружек пива. Она вообще незаметная, если не знать наперед, что она должна быть.

— Ты правда так считаешь?

— При чем тут я считаю, когда так и есть? Ты в зеркало на себя смотрела?

— В какое? — спросила Санди, — в то, которое в ванной, даже морда целиком не влезает. А зеркальная комната в башне моего фамильного замка осталось там же, где хрустальные туфельки, вишневый «Феррари», осиная талия и большие упругие груди. Прикинь?

Акела задумчиво почесал макушку и веско сказал:

— Это ты просто сменила имидж, а новый замок к нему еще надо подобрать. Вставай, раздевайся… Повернись влево-вправо… Теперь у тебя маленькие острые груди, гордо торчащие чуть в стороны, и узкие бедра гимнастки с тонкими рельефными мышцами. Значит, тебе подойдет замок в стиле ультра-модерн. Башня будет в виде шпиля, вокруг которого идет винтовая лестница, а зеркальная комната будет сферической.

— Тогда зеркало получится кривое, — заметила она.

— В этом и прикол твоего нового имиджа, — пояснил он, — все формы меняются как угодно. А обычное зеркало можно поставить в гараже. Кстати, «Феррари» — это трэш. У тебя будет летающая тарелка. С вертикальным крафтингом и крейсерской скоростью 10 тысяч узлов.

— Круто! — согласилась она, — а теперь скидывай эту свою драпировку…

— Это называется «лава-лава», — напомнил он.

— Не важно, все равно скидывай и иди сюда… Так — так. Тонкое артистическое сложение, гипнотический взгляд, пальцы музыканта… Ты представитель древней магической расы лемурийцев. Лемурия это же где-то тут?

— Если по легенде, то градусов 120 к западу…

— Тогда, ты из восточных лемурийцев, — решила она, — они известны изобретательностью в любовных играх. А еще они обладают телепатическими способностями.

Эти два восточно-лемурийских свойства Акеле удалось проявить лишь до того момента, когда их тела оказались в горизонтальном положении на широком лежбище. После этого сомнения в собственной сексуальной привлекательности у Санди магическим образом улетучились, и она повела себя также раскованно, как в секс-чате. То есть, почти в точности, как в секс-чате, с соответствующими репликами. Акела, рассудив, что, слова все-таки гораздо надежнее телепатии, поддержал этот несколько эксцентричный стиль.

Келли и Спарк, возвращаясь с посиделок у Оливии, остановились в пяти шагах от дома и некоторое время с интересом слушали их эмоциональный диалог, иногда прерываемый звуками, характерными для аудио-фона «джунгли». Затем Келли прошептала вывод:

— Вне сомнений, это по-настоящему. Жаль, диктофона нет, тут просто готовая аудиокнига по камасутре.

— Пояснений комментатора не хватает, — так же шепотом возразил Спарк.

— Комментарии можно и потом наложить, так всегда делают.

— Нет, тут надо как в футболе, чтобы комментатор был как бы в теме. А второй саунд-трек поверх первого — это как фанера в попсе.

— Тсс! — Келли приложила палец к губам, — не будем мешать ребятам. Может, погуляем часок или полтора?

Спарк кивнул, и спросил:

— Хочешь, покажу колодец поющих камешков? Это около километра отсюда.

— Звучит заманчиво, — согласилась она, — пошли.

Здесь в массиве атолла была длинная глубокая трещина, заканчивающаяся маленьким, почти идеально круглым водоемом, почти незаметным из-за густой поросли молодого бамбука. Спарк подобрал и бросил камешек.

Через пару секунд раздался мелодичный всплеск, как будто кто-то взял несколько нот на фортепиано.

— Классно! А что если я попробую? — спросила Келли, и попробовала. Получился самый обычный «бульк».

— Надо бросать так, чтоб камешек падал вертикально и поближе к центру, — пояснил Спарк и бросил еще раз. Получилось что-то вроде тихого звона басовой струны.

— Так бы сразу и сказал… — она подобрала еще один камешек и бросила. Снова «бульк».

— Повыше вверх подбрасывай, — подсказал он.

На этот раз камешек Келли вызвал звук, похожий на далекий удар в огромный барабан.

Боммммм!

— Ура! Получилось! — крикнула она, выбросив вверх сжатую в кулак руку, жестом победителя Олимпийских игр.

Кинув еще камешков 20, она слегка утомилась и уселась рядом со Спарком на лежащем поперек трещины толстом бамбуковом стволе.

— Знаешь, по-моему, нам надо кое-что обсудить.

— А? — отозвался он.

— Я имею в виду, раз у Санди с Акелой вроде как отношения, так им, наверное, удобнее будет жить на одном этаже. Так?

— По ходу, так, — согласился Спарк.

— И получается, что мне и тебе надо будет жить тоже на одном этаже, так?

— Ну, да, — снова согласился он, — на втором, я думаю. Потому что у Акелы компьютерное хозяйство на первом, и тащить все это наверх никакого смысла.

— Вот, — заключила Келли, — и получается какая-то фигня.

Спарк почесал в затылке и предложил:

— Хочешь, ширму поперек комнаты поставим? У меня есть такая бамбуковая штука, вроде барьера, метра два в ширину и полтора в высоту.

— Ширму? — переспросила она.

— Ну, да.

— Ясно. Ты хоть не храпишь?

— Люди говорят, что нет, — ответил Спарк, — а ты?

— А я — смотря по настроению.

….

На вторую ночь Келли, покрутившись часик на своем лежбище, встала, обошла ширму и, ни слова не говоря, улеглась рядом со Спарком. Спарк тоже не сказал ни слова. Они просто занялись сексом, и все. Бывают такие пары, у которых взаимопонимание в постели получается сразу и без слов. Почему так — науке не известно. Разговор начался уже потом, когда они стояли у окна в несколько обалдевшем состоянии, и смотрели, как медленно движется по небу яркая полная луна.

— Только не делай из этого никаких выводов, — сказала Келли, — ну, понимаешь?

— Я и не делаю, — он улыбнулся.

— Ты не понял. У тебя, наверное, кто-то есть, girlfriend или что-то в таком роде. Так вот, я не собираюсь тебе ничего ломать. Если хочешь, считай, что ничего не было.

— В каком смысле, не было?

— Переспали и забыли, — пояснила она, — что, никогда так не делал?

— Конечно, делал, — согласился Спарк, — на дайверских тусовках. Но это другое.

Келли энергично кивнула.

— Еще бы! Напарница подружки компаньона, беременная черт знает кем, поселилась в твоем доме и прыгнула к тебе в койку. Это другое. Это обуза. А я не хочу быть обузой.

— Бред, — коротко ответил Спарк.

— Тебе не нравится, что я все назвала своими именами? — язвительно спросила она.

— Мне не нравится, что ты считаешь себя обузой. Человек должен себя уважать.

— Ты меня еще поучи, чего я должна, — огрызнулась Келли, — учитель нашелся.

— А ради чего ты затеяла эти дурацкие объяснения?

— Подумай и поймешь! — она резко развернулась, ушла за ширму, легла на спину, заложив руки за голову, и уставилась в потолок.

Спарк уселся на подоконник, почесал в затылке и спросил:

— Знаешь, в чем проблема? Ты привыкла, что всегда можешь уйти не оглядываясь. Села за штурвал, педаль в пол и все. И что твой парень, если захочет, может сделать то же самое.

— А ты философ, оказывается, — равнодушно отозвалась она, — и что дальше?

— Ничего, — сказал он, — ты права: кто я такой, чтобы учить тебя жить? Когда ты получишь свои 40 миллионов баксов, я скажу: Келли, если хочешь, считай, что у нас ничего не было.

— При чем тут деньги, черт возьми?

— При том, что ты будешь свободна, как ветер. Купишь новые документы с каким-нибудь нейтральным гражданством и фьють, — Спарк изобразил ладонью взлетающий самолет.

— Ясно, — сказала она, — теперь другой вариант: у нас ни хрена не выходит. Я остаюсь с парой близнецов-эректусов и без единого цента.

— Ну и что? Повезет в другой раз. Пока пристроим сбоку к дому еще один корпус, там как раз есть место. У меня неплохая доля в бизнесе. Почему бы нам не ужиться?

— В смысле, не выкидывать же меня на улицу вместе с детьми? — спросила Келли.

— В смысле, ты мне нравишься, — поправил он, — и так, и в сексе. А дети это нормально.

Келли села, скрестив ноги, и задумчиво посмотрела на него.

— Знаешь, Спарк, то ли ты жутко правильный, то ли жутко неправильный. Женщина, секс, дети, бизнес. Сляпали домик из бамбука — нормально. У тебя что, все так просто?

— Какое там! Мы от океана живем, а это, сама понимаешь. Зачем еще что-то усложнять?

— Придется тебя огорчить, — сказала она, — экзамен на артиста ты провалил. Я сама 5 лет дурачила копов, и меня так легко не проведешь. Рыбак-простак с призом национального конкурса методов экономичного подъема затонувших кораблей. Чудеса, мать твою.

— Откуда знаешь?

— Нечего бумаги по углам разбрасывать.

— Подсматривать нечестно, — заметил он.

— Крутить мозги тоже нечестно, — парировала Келли, — ты бы поверил в рыбака-простака, читающего на ночь «Journal of Oceanic Engineering»? Я вот почему-то не верю.

— Ладно, ты меня сделала. Что дальше?

— Дальше почему бы тебе не найти нормальную девушку?

— Так я и нашел.

— Ты кретин! Зачем тебе эти проблемы?

— Много ты понимаешь, дурочка.

Она вскочила, подошла к нему на расстояние вытянутой руки и предупредила.

— Сейчас я тебе врежу.

— Ого! Я прямо испугался.

— Нет, я тебе потом врежу, — решила она, — сейчас я не в форме.

— Тогда, может, спать будем? — предложил Спарк.

— Угу. Убери эту дурацкую ширму и сдвинь лежбища.

….

Великий рейд на архивы Ллойда принес настолько богатый улов, что глаза разбегались. После нескольких этапов обработки данных, перед партнерами-кладоискателями лежала (вернее, светилась на экране) карта центральной части Тихого океана, где с точностью до угловой минуты были указаны координаты, откуда терпящие крушение корабли подавали радиосигналы бедствия начиная с 1902 года. Около каждой точки, кроме названия судна, маршрута, даты гибели и страховой стоимости, были лаконичные надписи типа «медь в слитках 850 тонн, копра 600 тонн, кофе 200 тонн, виски 150 баррелей».

После примерно 2 часов оживленных споров по поводу сопоставления вероятной цены того или иного клада, и шансов на его подъем, Оливия ткнула пальцем в экран и тоном, не предполагающим возражений, заявила:

— Начнем вот с этого, потому что ближе всего, и глубина не более 100 метров.

Надпись рядом с точкой северной части архипелага Токелау, гласила: «1912 год, «Prince Wilhelm», лес строевой 1340 тонн, шерсть овечья 6725 тюков, никель в слитках 41 тонна. Затонуло вследствие удара о рифы по неосмотрительности капитана судна».

Слай немедленно открыл свой справочник и сообщил:

— Никель потянет на два миллиона баксов, а остальное можно даже не смотреть.

— Сколько нам надо на подготовку? — спросила она.

— Мы будем в радиусе прямого снабжения, так что, можно лететь хоть завтра, — ответил Слай, — Я бы тянуть не стал. Архивы Ллойда ведь не только к нам попали.

— ОК. Тогда вылет завтра утром. Кто в команде?

— Мы!!! — хором закричали Санди и Келли.

— Вы, случаем, на солнце не перегрелись? — тактично поинтересовалась Оливия

— Ни фига себе! — возмутилась Санди, — Как гигабайты лопатить, так я, а как в море, так на солнце перегрелась? Вам что, двух мест в самолете жалко?

— Но вам же нельзя нырять с аквалангом.

— А смотреть, как ныряют, нам тоже нельзя? — хмуро спросила Келли, — Это какое-то новое открытие в медицине?

— Пусть летят, — коротко сказал док Рау.

Спорить с великим тахуна никто не стал, тем более, вопрос выеденного яйца не стоил.

…

18 — 26 июня. Меганезия. Обыкновенные клады островов Токелау.

Смотреть оказалось, в общем-то, не на что. Четыре легкомоторных самолета экспедиции и 15-метровый надувной плот, несколько дней стояли между безымянными коралловыми островками. «Prince Wilhelm» был обнаружен на дне в первый же день, но поднять на надувных понтонах 900 никелевых слитков с глубины почти сто метров было не так-то просто. Слай и Акела, Кван Ше и Спарк, делали парные погружения, таскали слитки через дыру, пробитую в корпусе корабля зарядом C-4, и складывали в грузовые сетки. Оливия и док Рау попеременно подвозили заряженные баллоны для аквалангов, пресную воду и все прочее. На долю Келли и Санди приходилась, в основном, готовка завтраков, обедов и ужинов. Остальное время они плескались в океане и ловили на спиннинг всякую фауну, чтобы разнообразить меню. Проявить себя в полной мере им удалось только тогда, когда весь груз был поднят. Вместе с последней партией слитков, с «Prince Wilhelm» был снят капитанский сейф. Келли обозвала его «фуфлом» и вскрыла за полтора часа с помощью дрели и двух обыкновенных английских булавок. В сейфе, правда, оказалось не очень много интересного: бортовой журнал, том морских карт, векселя голландского банка, обанкротившегося еще в I мировую войну, табакерка из слоновой кости с серебряной монограммой и 23 золотых соверена, отчеканенных в Сиднее в 1899 году. Но сам факт победы над замками сейфа имел принципиальное значение: в старых капитанских сейфах иногда встречаются раритеты ценой в сотни тысяч долларов, а при вскрытии сейфа с помощью взрывчатки, они рассыпаются в пыль. Санди организовала дополнительный доход команды менее романтичным способом: нашла по интернету клиента, который дал за никель цену на полпроцента выше курса покупки на Лантонской виртуальной бирже. Как заметил по этому поводу Слай «десять штук баксов на дороге не валяются».

Помахав на прощание ручкой грузовому дирижаблю, увозившему их добычу покупателю, экспедиция, без особой спешки, свернула снаряжение и триумфально вернулась на Тероа.

Док Рау, осмотрев своих пациенток, одобрительно хмыкнул и высказался в том смысле, что активная кладоискательская деятельность пошла им только на пользу. Келли и Санди и сами это заметили. Дело было, прежде всего, в настроении: теперь они чувствовали себя не какими-то случайными людьми, а полноправными участниками почтенного общества. С участниками подводных работ все было менее радужно: многократные погружения и всплытия в течение короткого времени, плюс довольно тяжелая работа на глубине, не прошли даром. Док Рау мрачно глядел на томограф и зачитывал приговоры.

— Валентайн, на 30 дней забудь про акваланг. Можешь нырять с трубкой, но не глубже 5 метров. Вот эти витамины принимай каждый день перед сном. Келли, проследи.

— Прослежу, в лучшем виде.

— Роджер, все то же самое. Санди…

— Я поняла.

— Слай, 50 дней без акваланга и 15 дней без выпивки. Остальное то же самое, что ребятам.

— А выпивка-то при чем, док?

— При том, что тебе не 20 лет. Еще вопросы есть?

— Вопросов нет, док.

— Ше, 50 дней без акваланга, витамины те же. Потом посмотрю на твое поведение.

— Я всегда веду себя хорошо.

— Вот и молодец, — сказал док Рау и повернулся к Оливии, — ну, что, мы все-таки, тряхнем стариной?

— Как решили, — ответила она.

— Что вы задумали? — подозрительно спросил Слай.

Оливия повернула свой ноутбук, так чтобы все могли видеть, ткнула пальцем в крестик рядом с островом Бэйкер и сказала:

— Еще ближе, чем Токелау, верно?

— Оно, конечно, так, — согласился он, — И добыча, что надо. 60 килограммов скандия это где-то полтора миллиона баксов. Но глубина больше 200 метров. Всплывать придется со сложным режимом декомпрессии. Кто вас страховать будет?

— Наверху — ты, а на отметке 100 — Оохаре Каано и Баикева Иннилоо. Мы им пообещали по 25 тысяч фунтов на брата, если найдем скандий. Приличные деньги за день работы.

— Ладно, — вздохнул Слай, — когда летим?

— Завтра на рассвете, — ответила Оливия, — ты сам сказал: время не ждет. В Тихом океане не мы одни такие умные.

— Пора уже завязывать с этим экстримом, — заметил Акела, — Давайте, купим модернового робота. Глубина до 5 тысяч метров, и риска никакого.

— Робот это все-таки не то, — возразил Спарк, — есть вещи, которые надо чувствовать, и тут без человека никак.

— В 90 процентах случаев ничего чувствовать не надо, телеметрии достаточно.

— А ты, Акела, как эти проценты считал, а?

— В уме прикинул. И вообще, помнишь, Спарк, был уговор, глубже 50 метров не падать. Здоровье дороже. А тут фарт попер, и началось: сначала 100, теперь 200.

— Так ведь такой фарт не каждый год бывает. Это исключительный случай.

— Жизнь вся сплошной исключительный случай, — ответил Акела, — Договорились, значит, договорились! Ты мне друг, и я не хочу, чтоб ты ради фарта свои легкие порвал в клочья. И чтоб Оливия и док…

Оливия прервала его, громко хлопнув ладонью по столу.

— Стоп! Спарк, не спорь. Был уговор, и его надо выполнять. Акела, робота мы по-любому купим. До большей части этого хабара (она постучала ногтем по экрану), с аквалангом все равно не добраться. Но детальное обсуждение вопроса — после экспедиции на Бэйкер. И еще. Понимаете, ребята, дело не в хабаре. Я просто хочу посмотреть своими глазами, что там, ниже двухсот. А когда еще представится такой повод?

— Ну, тогда, конечно, — согласился Акела, и повернулся к Рау, — а вы, док…?

— А это секрет, — великий тахуна улыбнулся, — считай, что у меня магические цели.

— Я полечу с вами, — решил Спарк, — буду на страховке в паре со Слаем, а если что…

— Ты помнишь, что я тебе запретил нырять? — перебил Рау.

— Извинте за прямоту, док, — ответил тот, — но если у вас внизу что-то пойдет не так, то я насру на ваш запрет. Морской закон, знаете ли, главнее запретов.

Рау рассмеялся и от души хлопнул его по плечу.

…

27 июня. Океанский экстрим. Акулы, аборигены и охотничьи рассказы.

Оставшись «на хозяйстве», Келли, Санди, Акела и Кван Ше, все следующее утро были в слегка взвинченном настроении. Начиная с 9:30, они, делая разнообразные домашние дела, постоянно находили повод заскочить на террасу, чтобы взглянуть на экраны ноутбуков, подключенных черз сеть к web-камерам на плоту, и на масках у всех четверых дайверов — страхующей и рабочей пары. Оливия и Рау минут за 20 погрузились на дно и еще через 10 минут смогли проникнуть внутрь небольшого судна, лежащего на глубине 215 метров. Им не пришлось даже пользоваться взрывчаткой. На этом этапе Кван Ше неподвижно уселась перед экраном, транслирующим изображение с web-камеры Рау. Там, в зеленоватом пятне света от фонаря, мелькали предметы интерьера и экипировки судна.

Поиски двух ящиков со скандием заняли около получаса, включая и несколько минут на замену опустевших баллонов с дыхательной смесью. Еще через полчаса ящика, были выгружены на дно и прицеплены к надувному поплавку вместе с пустыми баллонами и мешком с еще какими-то предметами, подобранными внутри корабля. Мелькнув в свете фонаря, поплавок с грузом, ускоряясь, пополз вверх и исчез из виду, чтобы примерно через минуту возникнуть на web-камерах страхующей пары на глубине 100 метров. Еще минута, и яркий оранжевый шар поплавка выскочил на поверхность моря рядом с плотом. Груз был успешно поднят, и теперь Оливии и Рау оставалось только всплыть, соблюдая режим декомпрессии. На часах было 11:10.

Кван Ше продолжала неподвижно сидеть у экрана, не обращая внимания на поставленную рядом с ней чашку чая. Еще дважды сменив баллоны, Оливия и Рау вышли на отметку 100 метров, где встретились с Оохаре и Баикевой. Судя по обмену хлопками по плечам и знакам отставленным большим пальцем, все было в порядке. На этом этапе Кван Ше встала, хлебнула уже остывшего чая и отправилась на кухню со словами «приготовлю к обеду что-нибудь вкусное». В доме Спарка и Акелы она ориентировалась не хуже, чем в собственном. Хозяйничать в гостях подобным образом, было на Тероа самым обычным делом. Санди и Келли перебросились парой фраз, и пошли в лавку мамаши Джимбо за свежим хлебом и прочими мелочами, а заодно выпить по чашечке кофе, сваренного, как считалось, по особому (якобы, совершенно секретному) рецепту. Самой мамаши Джимбо сегодня не было, ее заменяла Киако Пиакари, большая любительница поболтать. Где-то полчаса пролетели незаметно, а потом вдруг Такиако ткнула пальцем в сторону лагуны и спросила: «а чего это они…?». Санди и Келли повернули головы и увидели прогулочный двухместный гидроплан, летящий на высоте метров 50 над атоллом. В открытой кабине можно было разглядеть Акелу и рядом — Кван Ше. Она была одета в десантную жилетку-разгрузку, и держала в руках штурмовую винтовку FNF2010 в руках. Как сразу догадалась Келли, и штурмовая винтовка, и жилетка, те самые, что лежали на полках в чулане, там же, где дайверское снаряжение Спарка и резервная компьютерная электроника Акелы.

…

Этот необычный вылет начался со звонка на мобильник Кван Ше. Она отложила нож, которым только что резала кальмаров для салата, и выташила трубку из кармана шортов.

«Ni hao… Aloha, Tiwi … Shemma?! Mako?», Она повернулась и крикнула Акеле: «Volar rapida!», затем метнулась к чулану, набросила на себя жилетку, набитую снаряженными магазинами и схватила штурмовую винтовку.

Акела, справедливо решил, что есть веские причины, по которым надо «volar», причем «rapido» и, не задавая никаких без вопросов, помчался к двухместному «прогулочному» гидроплану (больший, «рабочий» гидроплан вместе со Спарком был в составе экспедиции у острова Бэйкер). К моменту, когда Акела включил движок. Кван Ше уже сидела справа от него и рукой показывала направление. Пока гидроплан выруливал на открытую воду, Ше кратко изложила суть проблемы: «Эланг, Тиви и Окедо там, в двух милях отсюда, поймали на крючок мако, слишком большую. Крючок на стекловолоконном тросе, трос привязан, узел затянулся, не отвязать. Она их пока буксирует, но если начнет прыгать…».

…

Эта тройка подростков занималась ловлей небольших сельдевых акул чуть ли не каждый день. В общем, нормальное занятие для 13–14 летних утафоа, но считается, что при этом за ними лучше присматривать кому-то из старших. Вдруг попадется не 2-метровая рыба, а 4-метровая, весом полтонны, с которой подросткам не справиться? Если при этом они не сумеют избавиться от троса, то здоровенная тварь может утащить легкий проа миль на 20. А если это будет акула-мако, то она может перейти в наступление и протаранить проа, или выпрыгнуть из воды, упасть на проа сверху, и пообедать незадачливыми рыбаками.

В случае с Элангом, Тиви и Окедо, регулярный присмотр исторически не сложился. Они попали на Тероа года два назад, по итогу одного из коммерческих вояжей Кван Ше в Папуа — Новую Гвинею, где партнерство HTOPO по смешной цене покупало некоторые виды оборудования, попадавшего на серый рынок из партий гуманитарно-технической помощи. Около 8 вечера она подрулила на гидроплане к одному из причалов в поселке Буниару и подошла к старому грузовику, припаркованному на ближайшей улочке. Там произошел молчаливый обмен пачки меганезийских фунтов на две большущие картонные коробки, каковые она погрузила на складную тележку и отволокла к гидроплану. Тут ее ждал небольшой сюрприз: в кабине, за сидениями прятались три подростка лет 11–12. Ше в простых недетских выражениях на пинджин-инглиш предложила всем троим убираться из ее самолета и получила в ответ фразу на лингва-франко: «Nos meganezi utafoa est, que ested debe ayuda nos», с добавкой на утафоа «Ani fa amole tauturu matou».

Кван Ше несколько растерялась (что, вообще-то, было для нее не характерно). Чем она может помочь трем меганезийским подросткам-утафоа? Почему она, а не полиция? Какие проблемы связаться с меганезийским дип-офисом в Порт Морсби? За этими обормотами приехали бы через час, и моментально отправили бы их домой. Хотя, с другой стороны, непонятно, есть ли вообще в этой дыре полиция, а если есть, то занимается ли она чем-либо, кроме получения регулярных мелких взяток с местных коммерсантов?

— Так, — сказала Кван Ше, уже на лингва-франко, — сейчас вы успокоитесь и все расскажете по порядку. Вам не надо ничего бояться, я вам помогу.

Подростки наоборот, стали беспокоиться все сильнее, пытаясь привлечь внимание Ше к двум неопрятным субъектам, целенаправленно идущим по причалу в сторону гидроплана. Они были никак не похожи на стражей порядка. Кван Ше поступила привычным для себя образом. Едва дистанция до сомнительных визитеров составила 8 метров, она, коротким и точным движением, выдернула из бокового кармана популярный в среде профессионалов «ultra-portable machine-gun Kedr, made in Syberia». Раздался характерный двойной щелчок передернутого затвора. Темные миндалевидные глаза Ше казались более бесстрастными, чем черный зрачок дула. Оба визитера замерли, как кролики перед коброй.

— Hu u ent vot u vont? — спросила она на пинджин.

— No, master-ledi, vi no vont sam, vi onli gou tu-tu… — послышалось в ответ. Эти слова были дополнены набором жестов, призванных показать: «мы тут просто гуляем, и у нас даже в мыслях не было чего-либо хотеть от такой серьезной дамы». Их взгляды метались между меганезийским четырехцветным трилистником на фюзеляже гидроплана и наведенным на них пистолет-пулеметом в руках «master-ledi». Они отчетливо понимали, что меганезика может легким движением указательного пальца сделать их падалью, спихнуть с пирса в воду, и спокойно улететь домой. Никто не поднимет шума. Даже полицмейстер не будет возиться с их трупами (зачем ему?), и предоставит это грязное дело рыбам и крабам.

— Let u aut kvik-kvik, — приказала Кван Ше.

Визитеры сначала попятились, не отрывая глаз от ее пальца на спусковом крючке, а затем развернувшись и помчались прочь со скоростью олимпийских спринтеров.

…

Минут через пять после взлета, девочка-подросток нарушила молчание и неуверенно спросила:

— Сен пилот, а вы куда летите?

— Тероа, округ Кирибати. А вам куда надо?

— Сами не знаем. Мы вообще-то с Упаикиро, округ Хониара.

Возникла тяжелая пауза. Старинный поселок утафоа с полсотней жителей на маленьком атолле Упаикиро более полутора лет тому назад был начисто снесен 12-метровым цунами при подводном землетрясении силой 8 баллов. Поисковые работы не дали результата.

— Мы теперь последние из людей Упаики, — серьезно добавил один из мальчиков.

— Мы в ту ночь рыбу ловили, — сказал второй, — Потом волна. Проа в щепки. А на третий день нас подобрали… Эти…

Подросток изобразил символический плевок.

— Плеваться нехорошо, — тоном учительницы заметила Кван Ше.

— Я нечаянно, — хмуро буркнул он.

— Сен пилот, а там, на Тероа, кто живет? — спросила девочка.

— Во-первых, там живу я, — ответила Ше, не страдавшая избыточной скромностью, — а, во-вторых, сами увидите.

…

На Тероа они прибыли глубокой ночью, так, что Эланг, Тиви и Окедо оказались в доме Кван Ше естественным образом (а где же еще). Ше отобрала у них то, во что они были одеты (и немедленно сожгла это тряпье), проследила, чтобы они тщательнейшим образом вымылись, накормила их ужином (из того, что нашлось в холодильнике), и уложила спать на гостевом этаже. Утром, одев подростков в то, что имелось в ее скромном полувоенном гардеробе, она повела их завтракать к доку Рау, полагая, что он объяснит, как быть с этим детским садом. Великий тахуна позвонил на мобильник Хинаои Пиакари, мэру Тероа. Тот явился через час вместе с Ндаоро, старейшиной семьи Иннилоо. Последовала длительная беседа с подростками, и еще более длительный спор патриархов между собой по поводу родственных связей семьи Упаики с семьями, живущими на Тероа. За время этого спора, Кван Ше успела заснуть в кресле, док Рау — прочесть свежие номера «Physics World» и «Journal of Biology», а подростки — слопать все клубничное мороженое. Так и не придя к компромиссу, Хинаои и Ндаоро позвонили Акеле, как эксперту по информации. Тот явился с ноутбуком и вытащил с какого-то сайта генеалогию племен утафоа, начиная со времен мифического Мауна-Оро, объединителя Гавайики. Патриархи радостно занялись исследованием этого грандиозного дерева, а Акела спросил:

— Док Рау, эти ребята и есть ваше потомство?

— Нет, все мои в округе Вануату, а этих ребят привезла Кван Ше.

— Ух, ты! Ше, а что ты с ними тут киснешь? На фиг вам перебирать эти старые кости.

— Ты, Роджер, молодой и глупый, — ответил ему Хинаои, — свой род надо знать.

— Ну, конечно, — сказал Акела, — я глупый, а вы Архимеды. Только, видишь ли, дедушка Хинаои, подросткам, вообще-то, двигаться надо. Типа, растущие организмы.

— Он в чем-то прав, — согласился Ндоиро, — Ше забирай своих детей и пусть они займутся ловлей рыбы или еще чем-нибудь подвижным. Кстати, тогда здесь станет меньше шума, и мы не будем отвлекаться на постороннюю болтовню.

…

Через пару недель док Рау спросил у Кван Ше:

— Ты как-то собираешься решать вопрос с образованием этих ребят?

— Почему я? — спросила она.

— Они ведь живут, в основном, у тебя, — пояснил Рау.

— Да. Так получилось.

— Значит, ты занимаешься их воспитанием, — продолжал он.

— Я их кормлю, если они оказываются за столом, покупаю им кое-что из вещей, и иногда за ними присматриваю, — уточнила она, — Я не уверена, что это называется воспитанием.

— Тем не менее, это оно и есть. А образование, как ты знаешь, необходимо.

— Да. Но я не так давно в Меганезии, и не знаю, как тут это делается.

— Из-за специфики нашей территории… — Рау задумался и уточнил, — … Или акватории, у нас есть дистанционные программы. Я мог бы помочь с этим, если ты не возражаешь. Еще могут помочь Акела и Спарк. Они образованные парни, а если у них есть время гонять с твоими подопечными мяч и нырять за всякой ерундой, то найдется время и на школьные занятия. Могу поговорить с ними, опять же, если ты не возражаешь.

— Конечно, не возражаю, — сказала она, — А почему ты вообще у меня спрашиваешь?

— Потому, что ты воспитываешь этих детей. Я с этого начал, — напомнил он.

После этого разговора, Эланг, Тиви и Окедо были записаны в дистанционную школу округа Икехао, и теперь 5 дней в неделю по 4 часа подвергались интеллектуальной тирании (реже — со стороны Кван Ше, Акелы или Спарка, чаще — со стороны дока Рау). Что касается самих подростков, то они считали Кван Ше главой своего маленького племени. Однажды она обнаружила, что в одной из школьных анкет фигурирует, как «Кван Ше Упаики». Как пошутила по этому поводу Оливия: «теперь, Ше, ты аристократка-утафоа». Само собой, угодив в любую серьезную переделку, подростки звонили именно Кван Ше.

…

После этого исторического экскурса, можно вернуться к текущим событиям. Гидроплан, пилотируемый Акелой, за четверть часа оказался в зоне прямой видимости от маленького проа, который двигался со скоростью около 10 узлов на буксире у акулы. Стремительные обводы акульего тела едва виднелись под водой, она шла на глубине около двух метров.

— Пока она не выскочит из воды, стрелять бесполезно, — сообщила Кван Ше.

— В таком случае, мы можем долго лететь, — ответил Акела, — эти твари иногда буксируют лодку по 3–4 часа. А иногда сразу прыгают. Так, заранее не скажешь.

— А можно ее как-то спровоцировать?

— Да, если резко усилить натяжение троса. Обычно это действует.

— Дернуть за трос?

— Нет, этого она даже не почувствует. Но если бросить плавучий якорь…

— Как это сделать? — перебила Ше.

— Дай, соображу. Значит, у ребят есть мачта, парус, какие-нибудь железяки, я думаю, найдутся, запасной трос наверняка есть… Набери-ка их по мобильнику.

…

Минут 5 Акела объяснял Элангу, что и как следует сделать, а затем на проа закипела работа. Мачта была снята, парус преобразован во что-то вроде трала с грузом, и сброшен за кормой на двух тросах, привязанных к концам мачты. Силу рывка, вызванного резко возросшим сопротивлением воды, можно было оценить даже с воздуха. Проа дернулся, сильно качнулся на воде, а затем практически остановился.

— Мако разворачивается, — сказала Ше, — мне нужна дистанция не больше 400 метров и высота не больше 40.

— Легко сказать, — откликнулся Акела, снижаясь до 30 метров, — знать бы, что она собралась делать. То ли она будет ходить кругами, то ли прыгнет, то ли пойдет на таран.

— Мне достаточно, чтобы появился спинной плавник, — ответила Ше.

Мако, видимо, и сама не до конца определившись, прыгать или таранить, выскочила на поверхность всей передней частью тела в полутора метрах от проа. За какую-то секунду произошло сразу два события: голова акулы ударила в левый поплавок проа, а Кван Ше открыла огонь, опустошив пол-магазина одной длинной очередью. Пули кучно легли в область перед правым грудным плавником, по жаберныи щелям. Акела вынужден был подняться на 120 метров, чтобы выполнить разворот. За это время огромная рыба ушла в глубину, а на поверхности осталось лишь бледно-ржавое пятно крови.

— Что она будет делать? — спросила Ше.

— Скорее всего, нарезать круги. Если в воде кровь, она никуда не уйдет.

— Но это же ее собственная кровь.

— А ей все равно, — ответил Акела.

Ребята на проа (заметно накренившемся на левый борт после удара по поплавку), начали махать руками. Они показывали ладонями куда-то за корму.

— Я ее не вижу! — крикнула Ше.

— Как бы она не пошла на таран снизу, — взволнованно сказал Акела. И почти сразу они увидели, как проа вздрогнул от тяжелого удара. Уже смещенный левый поплавок был теперь почти оторван от настила. Тем временем, гидроплан, снова снижаясь, пошел по широкой дуге, огибая проа.

— Надеюсь, я угадал, как она движется…

Кван Ше заметила поднявшийся над водой спинной плавник и выпустила две короткие очереди. Пули попали точно в спину акуле перед основанием плавника. Рыба, даже не вздрогнув, плавно ускоряясь, двинулась к проа. Еще три короткие очереди разнесли переднюю кромку плавника, затем боек сухо щелкнул. Ше молниеносно сменила магазин и передернула затвор. Мако снова ударила, на этот раз, в правый борт, и опять ушла в глубину. Проа потерял жесткость, фактически он начал разваливаться на части.

— Гидроплан изменил радиус поворота и снизился.

— Что ты делаешь? — спросила Ше.

— Сейчас она появится у них по левому борту, — ответил Акела, — метрах в десяти.

— Откуда ты… — начала она, и в этот момент под водой появилась тень, стремительно движущаяся к поверхности. Мако все-таки решила прыгнуть.

Следующие пять секунд оказались набиты событиями под завязку. Четырехметровое серо-белое тело вылетело из воды. Ше надавила спусковой крючок, отстреливая весь магазин в одну очередь. Время, будто, замедлилось во много раз. Стреляные гильзы летели веером. Пули, выпущенные с убийственно-короткой дистанции, одна за другой вгрызались в жаберные щели акулы, разрывая их в клочья, но это не могло повлиять на движение полутонной массы. Мако всем весом обрушилась на проа за мгновение до того, как трое подростков успели прыгнуть в воду. Снова сухо щелкнул боек, и Кван Ше вставила в штурмовую винтовку третий магазин. Гидроплан уже прошел удобную для прицеливания точку, но сейчас мако представляла собой исключительно хорошую мишень. Она лежала поперек притопленных поплавков, медленно сползая в воду. Из совершенно немыслимого положения, наполовину высунувшись из кабины, Ше била короткими очередями и как-то умудрялась раз за разом попадать в голову и жабры рыбы.

— Уберись в кабину, — сказал Акела, — я иду на посадку, постараюсь затормозить поближе к ребятам.

Через полминуты гидроплан жестко ударился о волны, пробежал по воде, развернулся с опасным креном, потом остановился, качаясь на пологой волне метрах в тридцати от подростков. Они уже изо всех сил плыли в его сторону. Проа распался на части, а акула ушла в глубину. Было непонятно, жива она или нет. На поверхности воды расплывалось широкое кровавое пятно. Кван Ше выбралась на крыло над кабиной и, держа винтовку наготове, пыталась рассмотреть, что происходит под водой. Доплыв до гидроплана, Эланг и Окедо вытолкнули из воды Тиви прямо в руки Акеле. Он втащил ее в кабину и усадил ее на свободное правое сидение (Ше продолжала стоять на крыле, глядя в воду). Для Эланга и Окедо хватило протянутой руки. Они буквально влетели в кабину. Окедо перелез в узкий багажный отсек за сидениями, а Эланг устроился с правого края, сдвинув Тиви к середине. Подростки дрожали так, что иногда даже был слышен стук зубов.

— Куда мне сесть? — спросила Ше.

— На растяжку крыла, с той стороны, где тебе больше нравится, — ответил Акела, и, видя ее недоумение, пояснил, — На этой штуке вряд ли можно взлететь с такой загрузкой. Кроме того, я боюсь вас разбить. У меня руки трясутся после этого пилотажа. Вероятно, летчик-истребитель не мое призвание. Короче, мы пойдем домой в режиме лодки.

— Ты очень хорошо пилотировал, Акела, — серьезно сказала она, устраиваясь на растяжке с его стороны, — Последний заход на цель был на чистое «отлично».

— Спасибо, Ше. Интересно, грохнула ты эту тварь, или она еще жива.

— Грохнула, — тихо сказал Эланг и указал рукой в сторону обломков проа.

Левый поплавок плавал горизонтально, а правый торчал под значительным углом. Его нос был под водой из-за натяжения троса, привязанного к крепежному кольцу. Понятно, что на другом конце троса находилась мако, и она была мертва. Акулы, в отличие от других рыб, не имеют воздушного пузыря, и тонут, как только перестают двигаться.

— Не хочется бр… бросать трофей, — с трудом проговорила Тиви, — С… столько сил…

— Что? — спросил Акела включая движок.

— Можно з… зацепить поплавок п… по дороге, — пояснила она

— Хер с вами, — согласился он, и, вытащив из-под сидения буксировочный трос, протянул его Кван Ше, — я пройду в притык к этому поплавку, а ты накинешь на него, типа, лассо.

— Нет проблем, — сказала она, и, забросив винтовку за спину, ловко и быстро сделала на тросе затяжную петлю.

Через пару минут эта петля взлетела в воздух, будто сама собой наделась на попловок и, соскользнув чуть ниже одного из выступов-креплений, затянулась.

— Все, — сказал Акела, — линяем. В воде столько крови, что скоро тут будет еще куча акул.

…

27 июня. Акулы, «Наутилус» капитана Немо и молодежная культура.

После вылета Акелы и Кван Ше прошел почти час, так что Санди и Келли уже начали беспокоиться. С одной стороны, вроде бы, ну решили люди прокатиться, а с другой, брать с собой на прогулку оружие и кучу патронов… Первоначальный предмет беспокойства — экспедиция к острову Бэйкер, — тем временем утратил актуальность. Док Рау и Оливия, завернувшись в шерстяные пледы, сидели на плоту, в окружении остальных участников, и пили горячий чай. Вид у них был, судя по изображению на web-камере слегка помятый, но до невозможности довольный.

От созерцания этой оптимистической картины Санди оторвал звонок Акелы.

— Привет, Панда. Извини, что мы так сорвались, у нас тут, типа, ситуация. Короче, нам надо будет ведро горячего сладкого чая с ромом, и все одеяла, какие есть в доме.

— Вы что, тоже ныряли? — возмутилась она, — Вам же док запретил! Где у вас мозги…

— Мы не ныряли, — перебил он, — мы только постреляли немножко.

— В кого, черт возьми?

— Ну, по ходу, было в кого.

— Ты не ранен? — взволнованно спросила она, почувствовав некоторую напряженность в его голосе.

— Нет, все ОК, никто не ранен. Но у нас с Ше на руках три юных организма в шоковом состоянии. Мы уже почти в лагуне. Сейчас нас будет видно.

— Ни фига не понимаю, — честно призналась Санди.

— Посмотри в бинокль, — посоветовал он.

Санди взяла со стола морской бинокль, вышла на террасу и, наведя оптику на горловину лагуны, присвистнула от изумления. Через минуту к ней присоединилась Келли со вторым биноклем. Она выразила свои чувства таким ярким набором слов, от которого покраснел бы даже бармен ирландского паба в южном Ист-Сайде.

Картина была следующая: маленький гидроплан шел по воде, как катер. Лицо сидящего за штурвалом Акелы было белым, как полотно. Справа от него контрастно выделялись три шоколадных физиономии подростков-утафоа. На растяжке левого крыла сидела Кван Ше, винтовка была заброшена за спину. К растяжке был привязан трос, уходивший назад. Его второй конец уходил к длинному баллону-поплавку от маленького разборного проа. В 30 метрах за баллоном волочилось под водой что-то рыбообразное и очень крупное. Над поверхностью, время от времени появлялся то острый плавник, то грязно-белое брюхо.

— Надеюсь, эта штука дохлая? — спросила Санди в трубку.

— Типа, да, — ответил Акела, — Ше всадила в нее три обоймы. От такого и слон сдохнет.

Слышно было, как пунктуальная Кван Ше поправляет:

— Слон не такой живучий, я бы убила его с одного выстрела, — тут она сделала паузу и добавила, — Но слона мне было бы жалко. В детстве я пару раз каталась на слоне.

Келли похлопала Санди по плечу и сообщила:

— Эти тинэйджеры местные. Мы же их видели в первый день. Они потрошили акулу чуть ли не у нас под окнами. А потом они еще несколько раз мелькали.

— Точно, — согласилась Санди, — Акела, кто эти ребята?

— Ребята что надо, но слегка безбашенные — ответил он, — мы со Спарком собирались вас с ними познакомить, но все как-то не складывалось. Кстати, вы чай поставили?

…

Мальчишки смогли вылезти из кабины на пирс только благодаря помощи Акелы, и шли с трудом, держась за его плечи.

— Акела, ты рыбу вытащишь, ладно? — жалобно попросил Эланг.

— Засранцы вы, — устало ответил тот, — Да еще и тяжелые. Выросли, обормоты, а мозгов ну ни на сантим. Надавать бы вам по заднице.

— Нет, правда, — поддержал Окедо своего companero, — рыба же классная. И проа из-за нее потеряли. Не зря же?

— Да вытащим мы вашу рыбу, — сказала Ше. Она несла на руках Тиви, которая вообще была не в состоянии удержаться на ногах. Девочка, впрочем, уже не выглядела такой перепуганной, как полчаса назад. Можно было с уверенностью сказать, что через пару дней она с удовольствием опять выйдет в море со своими приятелями.

Дойдя до террасы, Акела усадил обоих мальчишек на лежбище, и обняв одновременно Келли и Санди, сообщил:

— Знакомьтесь, вот это Эланг, а это Окедо. Последние из воинов Упаики.

— Пока последние, — уточнила Ше, сгружая на лежбище девчонку, — Они еще размножатся. Если в следующий раз не попытаются поймать акулу, раза в два больше той. Это, кстати, Тиви. Она умница, но мальчики на нее плохо влияют. У них переходный возраст.

— Бывает, — согласилась Келли, — накрывая подростков шерстяными пледами.

Санди, тем временем, зачерпнула ковшом чай из небольшого ведерка (просили ведро — получайте), разлила по алюминиевым кружкам и предупредила:

— Горячий, не обожгитесь, — и, почесав себя между лопаток, добавила, — не знаю, правильно ли я сделала, что вылила туда пол-бутылки рома. Типа, они же не очень взрослые…

— Правильно, — перебила Кван Ше, сделав глоток, — спасибо, Панда, очень вкусно.

Подростки уже хлебали чай во всю. Как не обжигались, непонятно.

— Рыбу-то пойдем смотреть? — спросила Келли.

— Не смотреть, а вытаскивать, — поправил Акела, наливая себе стаканчик виски, — я сейчас чуть-чуть успокою нервы, и квадроцикл подгоню.

…

Даже с помощью квадроцикла вытащить мако на берег оказалось не так-то просто. Как только передняя часть туши оказалась на берегу, из нее вырвался крючок. Выругавшись, Акела залез в воду и зацепил тушу дюралевой «кошкой» за челюсть. Когда тело целиком выползло из воды, забуксовал квадроцикл. Тогда за руль села Келли, а Ше и Акела стали толкать тетрацикл сзади. Санди из шланга поливала водой песок перед тушей, чтобы улучшить скольжение. В конце концов, после часа борьбы с неживой материей, разум победил, и мако оказалась лежащей метрах в трех от кромки воды.

— Верных пять центнеров, — сказал Акела и, повернувшись в сторону дома, добавил, — вот ведь, засранцы! Все, потрошить сами будете.

Последняя часть его монолога относилась к подросткам, которые уже обрели обычную подвижность и сейчас стояли в двадцати шагах. В руках у Эланга была видеокамера, а у Тиви — широкоугольный фотоаппарат. Где в этом доме лежит съемочная техника они, конечно, знали. Окедо поигрывал рулеткой, дожидаясь возможности измерить добычу.

— Подсматривать нехорошо, — сказала Кван Ше.

— Мы не подсматривали, — сказала Тиви, — мы хронику снимали. Акела, ты нас сфоткаешь, когда Окедо растянет рулетку? Хочется, чтобы на фотке была видна длина.

— Когда-нибудь я куплю полицейскую дубинку, — пообещал он и, после театральной паузы, добавил, — Ладно, цветы жизни, двигайте сюда, будет вам альбом на память. Я вас еще, по ходу, сниму, когда вы будете ее потрошить. Для полной брутальности.

— Не возитесь слишком долго с этой рыбой, — предупредила Кван Ше, — через два часа мы будем обедать.

С этими словами она вернулась к готовке салата с кальмарами, от которого ее оторвал экстренный вылет.

Эланг позвонил в лавку Джимбо и сторговался с Киако Пиакари на цену 450 фунтов.

— Скажи, чтоб заодно привезла 3 коробки патронов 5.56x45mm, — крикнула Ше с кухни.

Приехав на минигрузовичке, Киако долго ходила вокруг еще не разделанной акулы, издавая односложные восклицания, а потом попросила фото на память. Фото, конечно, сделали, а уж потом распилили тушу на 8 частей и запихали в кузов.

…

После обеда трое подростков расположились на лежбище, всем своим видом выражая полную неготовность куда-либо двигаться в ближайшую пару часов.

— Обожрались, — констатировала Кван Ше, раскладывая на освободившемся столе части штурмовой винтовки, которую она разобрала секунд за 15, и приступая к чистке оружия.

— Возможно, в чае, все-таки, было слишком много рома, — заметила Санди, — Я, кстати, об этом предупреждала.

— Да ладно вам, — сказала Келли, — дети устали, пусть поспят.

— Мы, кстати, не спим, — заявил Эланг, — мы просто задумались.

— В следующий раз попробуйте подумать до, а не после, — предложил Акела, раскуривая трубку. Трубка была сделана из камня, с вырезанным изображением сидящего медведя. До XVII века она принадлежала какому-то роду североамериканских индейцев, затем, по сомнительным основаниям, перешла к капитану британского клипера, затем, вместе с капитаном и клипером, оказалась на дне у берегов Фиджи, а затем была поднята Спарком и подарена Акеле на день рождения.

— Откуда мы могли знать, что клюнет мако, да еще такая большая? — обиженно спросила Тиви, — Мы вообще в этот раз ловили тунца.

— В следующий раз, когда будете так делать, повесьте на крючок табличку: «только для тунца, акул сегодня не обслуживаем», — посоветовал Акела.

Келли хлопнула руками по бедрам:

— Слушайте, а есть какие-нибудь темы, кроме акул? У меня скоро вся Меганезия будет ассоциироваться с потрошением акул на пляже. Дались вам эти акулы!

— Ну, это такая тема, — мечтательно произнес Эланг, — Акула появилась 400 миллионов лет назад, и до сих пор существует. Говорят, случайная удача эволюции.

— Мы на акулах в этом году хорошие деньги подняли, — добавил Окедо.

— Поймали целую стаю? — спросила Санди.

— Нет, придумали такую фигню… Ну, короче, один геологический консорциум с Таити, объявил проа-конкурс на какую-нибудь недорогую хрень, которая бы искала уран. То есть, не сам уран, а донные месторождения, чтобы его добывать.

— Натаскали акулу по типу собаки, чтоб искала уран по запаху? — предположила Келли.

— Почти угадала, между прочим, — заметила Тиви, — только акулы, они не дрессируются. Слишком тупые. Они просто всегда плывут по спирали (девочка изобразила пальцем в воздухе сужающуюся спираль). Акула доходит вот досюда, и начинает новую спираль. Если ничем интересным не пахнет, то спираль очень большая, и кажется, будто акула плывет прямо. А если запахло кровью, хотя бы чуть-чуть, то спираль поворачивается вот так, и дальше по вот такой спирали. И вот тут в ее тупых мозгах получается картинка, ну, типа, как дорожный указатель «хавчик направо столько-то метров».

— Уфф! — фыркнула Келли, — А при чем тут уран?

— Для нашей фигни радон то же самое, что для акулы кровь в воде, — пояснил Окедо, — она ходит спиралями и ищет, откуда этот радон. А где радон, там и уран. Типа, геофизика.

— Про радон давно было известно, — добавил Эланг, — а вот акулий метод это чисто наша фишка. Главное, он очень простой, потому что рассчитан на акульи мозги. Они ничего сложного считать не могут, зато они видят все вокруг по-другому. Для нас все вокруг такое, правильное, а для акул…

Тут у мальчишки явно исчерпались средства лексики, и он попытался показать картинку акульего восприятия реальности, одновременно двигая по столу коробок и высыпанные из него спички. Санди долго смотрела на меняющийся спичечный узор, а затем кивнула.

— Ясно. Траектории в странном аттракторе, неголономная система. Этот фокус с метрикой сейчас применяют в комп-графике. А акулы, получается, доперли на 400 миллионов лет раньше. Только не говори, что у вас это проходят в школе.

— Я и не говорю. Мы только про акул придумали, что они считают расстояние до хавчика иначе, чем мы. А остальное… — Эланг бросил взгляд в сторону Акелы.

Тот несколько смущенно пояснил:

— Тут важна идея. Акула она как «Наутилус» у Жюля Верна. Mobilis in mobile. Подвижная в подвижном. Для нее нет устойчивых осей координат, неподвижных точек и постоянных расстояний. Только неоднородные течения и шлейфы запахов от движущихся в них тел. Поведение акул при поиске еды кажется нам странным, но оно очень эффективно, иначе акулы бы давно вымерли. Мы привыкли считать мир прямолинейным, прямоугольным, и натянутым на неподвижный каркас. Это еще как-то годится на суше, но не в океане…

— Ты им хотя бы про динамический хаос и фракталы рассказал? — перебила Санди.

— Это мы в школе, по информатике и соцэкономике проходим, — сообщила Тиви, — Ну, так, на пальцах. Точнее на картинках.

— А кто такой Жюль Верн? — спросил Окедо.

— Научный фантаст XIX века, — сказала Келли, — я думала, в Океании его все знают.

Раздалось звонкое клац-клац: Кван Ше защелкнула крышку ствольной коробки, произвела контрольный спуск, поставила собранную винтовку на предохранитель и положила ее на стол. Затем вскрыла привезенные Киако коробки патронов и начала снаряжать три пустых магазина. У нее был четкий жизненный принцип: оружие возвращается на место ровно в том состоянии, в котором было оттуда взято, и ровно с тем же набором боеприпасов.

— А про что он писал? — заинтересовался Окедо.

Келли покрутила в руке чашку, пытаясь вспомнить сюжет фильма «20.000 лье под водой», поскольку сам роман она не читала.

— Ну, в общем, про одного парня, который сконструировал электрическую субмарину.

— А электричество откуда бралось?

— Не помню, — честно призналась Келли.

— Там были батарейки на металлическом натрии, — выручил Акела, — а натрий получался из морской соли по реакции с углем. Кстати, это было по химии в прошлом году.

Окедо неуверенно почесал в затылке.

— Вот тебе и Жюль Верн, — сказала Кван Ше, — Еще раз увижу, что ты списываешь ответы на тесты по химии из интернета… Лучше тебе не проверять, что тогда будет.

— Между прочим, лажа, — вмешалась Тиви, — Столько натрия грузить на подлодку, это надо быть вообще без мозгов. Любая мелкая авария, забортная вода попадет, и overjerk it.

Ше вздохнула и покачала головой.

— Во-первых, нельзя ругаться за столом. Во-вторых, Жюль Верн предсказал электрические подлодки за… Акела, за сколько лет он их предсказал?

— Где-то за полвека, или около того.

— Это тебе не дебилы-футурологи, которые даже за 5 лет ничего толком предсказать не могут, — добавила Санди, — Фантасты вообще предсказывают лучше. Исторический факт.

— Кстати, вот почему надо иногда читать книжки, а не только болтаться на рыбалке или на puzzle-party, как некоторые, не будем показывать пальцем, — заметил Акела.

— Что такое puzzle-party? — поинтересовалась Келли.

Все трое подростков радостно переключились на эту тему, и минут 5 сыпали сленговыми словечками на нескольких языках.

— Так, — сказала Келли, — Я уже поняла, что это отпад, улет, отрыв, и что вообще это круто. Но я ни черта не поняла, что это такое.

— Это такая тусовка, — объяснил Акела, — кто-нибудь разбрасывает спам, что, к примеру, в эту пятницу, в лагуне Ронгелап, собирается puzzle снорклеров, или парапланеров, или еще кого-нибудь. Тинэйджеры туда сплываются, вяжут свои проа одно к другому, и в середине лагуны получается такая большая фигня, вроде понтонного островка, вот она и называется паззл, потому что там дня три-четыре творится непойми что. В смысле, примерно понятно, что там творится.

— Ага, теперь догоняю. А возрастные ограничения есть? В смысле, если например, я…

— Мы, — уточнила Санди.

— Ну, да. Если мы, захотим оторваться…

— Как нефиг делать! — заявил Эланг, — В следующую пятницу начнется вообще обалденный паззл на Маупихаа, но это 2500 км, разве что нас на авиетке подбросят. А если рядом, то на Абариринга, тут всего день хода. Туда и рванем, только надо проа купить. От нашего-то один битый поплавок остался. Если брать юзаный, фунтов за 700, то это отстой. Вот если бы вы добили еще штуку, а лучше полторы, то можно взять вообще реальную вещь.

— ОК, — сказала Келли, и повернулась к Акеле, — У нас же есть кое-какие деньги, так?

— Не вопрос, — сказал он, — А вы что, правда, собрались в пятницу на паззл-пати? Я имею в виду (он изобразил ладонью дугу около живота). Мы со Спарком, конечно, рванем с вами, но как бы сказать… Типа, если на паззле устраивают ацтекбол, то играют все, даже кто не собирался. Мячик, полтора кило, летит в кого угодно. Ну и еще приколы в том же роде.

Санди задумчиво погладила свое брюшко.

— Да. Пожалуй, мы немного погорячилсь.

— Придется отложить, как минимум, на полгода, — печально констатировала Келли.

— Эй, девчонки, вы чего? — удивился Акела, — Кроме паззл-пати есть куча других тусовок, где не влепят каучуковой болванкой по организму. Вот free-art-fest. Тоже плавучая фигня, и отрыв, вообще не передать, какой. Одно кино чего стоит. Про бои на джедайских мечах и про танцы я просто молчу. Но там максимум ладошкой по заднице шлепнут.

— А как реагировать, если по заднице? — поинтересовалась Санди.

— Смотря, понравилось тебе или нет, — ответил он, — если да, ты его тоже по чему-нибудь шлепни, а если нет, двинь ему в ухо. Типа, местный обычай такой.

— Обломались мы, — вздохнул Эланг.

Келли и Санди переглянулись. Их настроение резко подскочило вверх, но стало как-то неудобно, что настроение подростков при этом упало ниже пяток.

— А там как с возрастными ограничениями? — спросила Келли.

— Девчонки, это Меганезия, здесь нет такой ерунды! — Акела повернулся к ребятам, — ну, что, как на счет ближайшего феста в лагуне Никумароро?

— Если с вами, то это круто, — решила Тиви и, глянув на мальчишек, спросила, — круто же?

— Круто, — согласился Окедо.

— На чем идем? — поинтересовался Эланг.

— На вашем новом проа, — сказал Акела, — Купите что-нибудь реальное. Денег мы добьем.

В следующую секунду от визга в три глотки зазвенели даже кружки на столе.

Кван Ше сунула последний снаряженный магазин в нужный карман, взяла в левую руку жилет, а в правую — винтовку, и, направляясь в сторону чулана, между делом, заметила:

— А мы их не слишком балуем?

— Не балуем, а приобщаем к культуре, — возразил Акела, — Это нормально.

…

27 июня. Первобытная жизнь, кибер-демоны и прочая политэкономия.

Кван Ше вместе с засыпающими на ходу подростками ушла примерно через час. Акела снова набил свою каменную трубку.

— Скоро наши супердайверы прилетят, — сообщил он, и добавил, — Вообще, прикольно: с утра думали, будем тут лежать вверх пузом, а денек получился такой хитовый, что меня до сих пор таращит. Я же не герой, как Ше. Прикиньте, я на вираже чуть ли не крылом по волнам, море сбоку, небо сзади, очко три дюйма, а она строчит из machingun, как робот-терминатор, и все в цель. Но гребаной мако это абсолютно пофиг. Нет, все хватит, а то мне всю ночь будут сниться кошмары. Я, по ходу, тонкая и чувствительная натура…

— Ну, раз так, — перебила Санди, — объясни одну штуку. Тиви обмолвилась, что в школе хаос и фракталы идут в какой-то соцэкономике. Это как вообще?

— Элементарно, — ответил Акела, — Общество это наглядный пример самоорганизации в хаосе. Сначала люди строят связи и получаются групповые семьи, типа хаусхолдов. Но у каждого отдельного человека есть связи и вне хаусхолда. Удачные связи закрепляются. Дальше чистое самоподобие, то есть принцип построения фрактальной сети. Хаусхолды соединяются в локальные общины, затем в первобытные племена…

— Как на Тероа, — ехидно вставила Келли.

— А что ты прикалываешься? — спросил он, — первобытное племя это оптимальная форма организации людей. Ничего лучше не придумаешь, потому что это такая же константа человеческого устройства, как бег на двух ногах. Ну не сможешь ты хорошо бегать на четвереньках. И, что важно: племя не надо создавать, люди самоорганизуются в ходе добычи хавчика, устройства быта и защиты. Это естественная кооперация, она у людей в генах. Кстати, эффективная команда для решения практически важных задач, это всегда нечто вроде первобытного племени. Научный коллектив, разведывательная экспедиция, экипаж корабля, группа быстрого реагирования, и так далее…

Он встал с кресла и стал прохаживаться по террасе, жестикулируя дымящейся трубкой и продолжая рассказывать.

— … Первобытное племя имеет только один недостаток: при росте его фрактальной сети, начинает теряться устойчивость. Первобытные механизмы успешно работают, где-то до трех уровней вложенности и до несколько сотен узлов сети, то есть, людей. Если где-то есть тысячи людей, то начинается новый шаг самоорганизации. Тут есть два варианта. Первый: это государство. Появляются оффи, как дополнительный уровень саморегуляции общества. Они силой сгоняют людей в стадо и принуждают их к общественным работам. При государстве эффективность людей в десять раз ниже, чем на свободе, но их можно заставить работать 12 часов в сутки, жрать говно и жить в бараках. Если считать людьми только оффи, а остальных рассматривать, как скот-рабсилу, то это экономически выгодно. На следующем шаге возникает священная трудовая мораль, мистические табу и прочие институты регулирующей духовной культуры, благодаря которой скот-рабсила сам себя принуждает, без физического насилия. Это еще выгоднее…

— С государством понятно, — перебила Санди, — а второй вариант?

— Демон, — ответил Акела, — Не в оккультном смысле, а в кибернетическом. Это регулятор, который обслуживает запросы, поступающие от клиентов, и больше ничего не делает. Если активных запросов нет, то демон висит в фоновом режиме, потребляя минимум ресурсов. Демон на порядок эффективнее, чем государство. Нет дорогостоящей пирамиды оффи, не надо морализировать жителей до полного отупения. Демон срабатывает, только если его вызывают, или если в каком-то месте сети появляется риск перенапряжения. Он служит только для устранения неустойчивости фрактальной сети первобытного образца. В остальном люди живут свободной жизни, никто к ним не лезет с глупостями.

— Демон это вроде предельно-экономичного правительства? — уточнила Санди.

— Это оно и есть, — сказал Акела, — Так устроено наше правительство.

Келли покачалась в старинном кресле-качалке, поднятом с затонувшего британского линейного фрегата XVIII века, и небрежно заметила:

— Правительство всегда лезет, куда его не просят. С самыми добрыми намерениями, понятное дело. Поди, разберись, это на самом деле добрые намерения, или просто у какого-то политика случился синдром загребущих рук.

— А по Хартии не надо разбираться, Незапрошенное вмешательство пресекается ВМГС.

— Чем-чем?

— Высшая мера гуманитарной самозащиты, — пояснил Акела, — расстрел, короче.

— Ни хрена себе. А если человек действительно с добрыми намерениями?

— Это без разницы, — ответил он.

— Кстати, логично, — поддержала Санди, — прикинь, Келли, в твой комп попала какая-то левая прога. Система безопасности должна стереть ее на фиг, а не разбираться, полезная она или нет. Ты ее не ставила, значит, эта прога вредная по определению.

— Так то прога, а то люди, — возразила Келли.

— Так то комп, а то народ, — в тон ей, отозвался Акела.

— И часто расстреливают?

— Конкретно за это? — уточнил он, — Сейчас нет. А в первые годы Хартии, другое дело. Как-то раз полсотни политиков прислонили в один прием. Может, они тоже по-своему с добрыми намерениями… Но я уже объяснил: это без разницы. Единственная гарантия от появления государства и оффи — гасить за любую попытку такого рода.

— Этому у вас тоже в школе учат? — спросила Санди, — насчет того, что гасить?

— А как же. В учебнике истории это даже в рамочке: «покушение на создание государства, как особо опасное преступление, карается высшей мерой гу…».

Тут Келли громко взвизгнула, а затем раздался веселый голос Спарка:

— Офигеть, Акела! Ты с этой трубкой, прямо как Карл Маркс…

— Блин, — сказала Келли, — что за манера, подкрадываться и хватать за сиськи?

— Но я ведь нежно. Типа, соскучился и все такое.

— Кстати, Спарк, а где самолет? — спросил Акела.

— Я его припаркавал у мастерской Оохаре, он обещал левый элерон посмотреть, там фигня какая-то. Короче…

— Все равно, это не повод подкрадываться, — перебила Келли, — и вообще, я не поняла. Уж раз ты так с порога начал…

— Я могу продолжить, — многозначительно сообщил он.

Келли встала и сладко потянулась.

— Ну, допустим, уговорил. Пошли наверх.

— Кстати, — сказала Санди, — трубку курил Шерлок Холмс. А Маркс курил сигары.

— Может быть, — согласился Спарк, направляясь к лестнице вслед за Келли, — Я почему-то все время их путаю.

Акела проводил их глазами, зевнул и, включив ноутбук, сообщил:

— Сброшу детям их кинохронику на флешку, пока не забыл.

— Дай глянуть, как получилось, — сказала Санди, усаживаясь рядом.

Примерно полчаса они вместе просматривали снимки и ролики, под аккомпанемент жизнеутверждающих вздохов и возгласов, доносившихся со второго этажа. Санди все больше впадала в какую-то глубокую задумчивость, и в какой-то момент спросила:

— Акела, твой блог «Rock of Council» сколько юзеров читают?

— Тысячи две, или около того, а что?

— А фотки тюленей у тебя есть?

— У Спарка в архиве сколько угодно. Он с ними плавал в Новой Каледонии. А что?

— Давай запоганим бяку, — предложила она.

— Давай. А какую?

— Типа, про морских Маугли. Или нет, лучше про морских оборотней, — она взяла мышку и, выделив несколько кадров, пояснила, — Вот тут подмазать, там зубы сделать подлиннее, здесь скомпоновать, и сочинить забойный текст. Как бы, научная сенсация…

— … Шокирующая, и кровавая, — страшным голосом добавил Акела, начиная осознавать суть предложения, — Драйв и трепет! Включай вторую машинку. Погнали!

…

28 июня. Апиа, округ Самоа. Тюлени-оборотни в ночном интернете.

За 13 лет службы в военной разведке, майор Аурелио Крэмо приучил себя с оптимизмом относиться к любым мелким неудобствам, в частности, к представлениям Рики-Тики о режиме дня. Вообще-то настоящее имя его подруги было Рикки Тайро, но она с первого дня знакомства прочно ассоциировалась у Аурелио с очаровательно-нахальной маленькой мангустой из сказки Киплинга. Рики-Тики работала вахтовым оператором на атомной станции Мбута, на острове Вануа-Леву, шесть суток за месяц. Познакомились они в Апиа, в городском парке. Крэмо жил недалеко от центра, и имел китайскую манеру делать в парке вечернюю зарядку. Рики-Тики оказалась там с банкой пива и пакетом чипсов, из-за того, что ее любимую корчму, ради которой она и прилетела в Апиа, переоборудовали (по ее выражению) «в какой-то сраный диско-клуб». Слово за слово, они познакомились, она зашла к майору в гости на чашку кофе, уехала после завтрака, а через пару дней приехала снова. Потом стала приезжать все чаще, и, в итоге, перевезла к майору Крэмо свои вещи, включая любимое кресло, гидроцикл и авиетку. Обычная история удачного знакомства. Правда, у Рики-Тики имелись две жутких привычки: населять дом большими колючими кактусами и громко непристойно комментировать по ночам новости из интернет-блогов.

— … Интересно, какой мудак это написал? Эйк, глянь, это самый жлобский месседж года. Я давно такой херни не видела. Тюлени-оборотни. Усраться на месте.

Аурелио Крэмо (к которому, Рики-Тики, для краткости, обращалась «Эйк»), вынырнул из глубокого сна, посмотрел на часы (была половина четвертого), и сел на кровати.

— Кто-кто оборотни? — переспросил он.

— Тюлени! — провозгласила Рики-Тики.

Отвернувшись от компа, она встала с кресла, приставила к бокам ладони, надула шеки, выпучила глаза, и совершила несколько волнообразных движений всем телом, пытаясь изобразить тюленя.

— Нужна пропаганда против злоупотребления алкоголем по утрам, — сказал майор, — иначе скоро появятся жирафы-оборотни. Или динозавры-оборотни. Или…

— Посмотри, что эти придурки накатали, — перебила Рики-Тики, тыча пальцем в экран.

Майор Крэмо встал, зевнул, протер глаза, сел в кресло и прочел:

«В фольклоре многих приморских народов фигурируют загадочные существа, называемые тупилаками (в Северной Океании) или буньипами (в Австронезии). До недавнего времени, ученые полагали, что тупилаки и буньипы, т. е., хищные тюлени-оборотни, существуют лишь в легендах. Фото этих существ, попадавшие в прессу, были либо нечеткими, либо делались со слишком большой дистанции. Но на днях океанологам из Кирибати удалось наблюдать буньипов вблизи. Ученые засняли охоту прайда буньипов на крупную акулу-мако. На фото можно проследить последовательность. Буньипы, нападая с разных сторон, наносят жертве множество глубоких укусов, иногда вырывая из ее тела целые куски мяса, и загоняют ее на мелководье. После этого они меняют форму своего тела на гуманоидную, выталкивают ослабевшую от потери крови акулу на отмель, разрывают ее тело когтями, и пожирают богатую витаминами печень. Фотограф подобрался к буньипам на расстояние нескольких метров, когда два самца выясняли отношения из-за лучших кусков добычи, а, возможно, из-за самки. Правда, когда фотограф подошел слишком близко, один из самцов атаковал его. На фото видно, что, несмотря на свою гуманоидную форму, буньип, отгоняя пришельца от добычи прайда, ведет себя так же, как морской лев: он оскаливает клыки, растопыривает передние конечности, ревет и совершает угрожающие выпады в сторону беспокоящего объекта. По мнению ученых, буньипы обычно благожелательно настроены к людям, хотя они не так дружелюбны, как дельфины. Приближаться к буньипам опасно только во время дележа добычи и во время спаривания. Ученые полагают, что буньипов (а, может быть, и тупилаков) реально приручить, но для этого надо провести детальные исследования образа жизни этих удивительных и редких обитателей океана».

На первом фото были три голых гуманоида, перемазанных кровью и жиром. Окедо и Эланг, на фоне вскрытой акулы, очень импульсивно спорили о способе разделки. Тиви была видна только частично, она выбрасывала часть акульих потрохов, чтобы добраться до печени. Первый план другого фото занимал Окедо, эмоционально выпрашивающий у Акелы электропилу. На заднем плане Эланг и Тиви извлекали акулью печень. Тут, все было натурально, кроме челюстей, клыков и когтей, взятых из документального фильма про леопардов, и примонтированных к «буньипам-гуманоидам». На остальных фото были тюлени, тупо смонтированные с другой акулой-мако но, как это бывает при подводной съемке, игра света и тени скрывала мелкие погрешности монтажа.

— Не понимаю, — сказала Рики-Тики, — как им было не лень так качественно подделывать фотки. Эти зверюги выглядит совершенно натурально.

— А я не понимаю, чем убили эту акулу, — ответил Крэмо, — Она выглядит, как абсолютно свежая, а в ее шкуре множество очень характерных дырок.

— Только не говори, что это действительно от зубов, как тут пишут.

— Нет, конечно. Такое впечатление, что ее расстреляли из пулемета, не жалея патронов.

— Садисты, — констатировала Рики-Тики.

— А, между прочим, хорошая деза, — задумчиво произнес майор, — придумать бы, к чему ее присобачить…

— Эйк, ты что, не проснулся? Какой дебил в это поверит?

— Средний инфо-потребитель хочет чудес природы, — наставительно сообщил Крэмо, — если ему их демонстрируют, то он, обычно не верит, но, с удовольствием пересказывает. Таким образом, в инфосфере возникает лавина дезинформации, которая является эффективным инструментом воздействия на аналитиков условного противника.

— Ни фига себе, ты задвинул, — с уважением сказала Рики-Тики.

…

1 — 2 июля. Сан-Франциско. Письма анонимного доброжелателя.

Утром, после возвращения на Тероа, док Рау провел обследование всех, кто принимал участие в подводных работах, и вынес вердикт: весь личный состав партнерства HTOPO (включая и его самого, а также обоих «фрилансеров» — Оохаре и Баикева), отстранен от погружений, и подводные работы на этот сезон категорически окончены. Соответственно, образовалось достаточно времени, чтобы решить интеллектуальную задачку о правильном информировании доктора Винсмарта. Рау просидел над ней пару вечеров, затем провел полное УЗИ-обследование Санди и Келли. В этом не было медицинской необходимости, девушки чувствовали себя как нельзя лучше, но именно на УЗИ-снимках базировалась идея стартового сообщения «будущим американским друзьям».

…

Проверяя после полуночи электронную почту, доктор Джерри Винсмарт обнаружил письмо следующего содержания:

Додж Мастерсон, Сидней

Тема: о специфике гибридизации эндемичных австралоидов.

Глубокоуважаемый д-р Винсмарт

Если Вы помните, год назад в Беркли мы с Вами обсуждали вопрос взаимодействия специфических глобулинов при гибридизации обычных рас Старого Света и эндемичных австралийских рас с чистыми генетическими линиями? Тогда проблема представлялась чисто академической, однако сейчас, в связи с модой на межрасовые браки, она переходит в сугубо практическую плоскость. Я имею возможность наблюдать нескольких таких пациенток начиная с относительно ранних сроков беременности. При общем нормальном развитии плода, есть некоторые особенности биохимии. Мне кажется, эти особенности достаточно существенны, чтобы начать подробные исследования данного феномена и я был бы рад, если бы Вы приняли в них участие. К сожалению, наша лаборатория не имеет достаточно средств, чтобы вести исследования на должном уровне (сумма оказывается гораздо выше, чем предполагалось в начале). Сейчас мы активно ищем инвесторов, и я уверен, что мы найдем необходимые средства. Тем не менее, если у вас будут серьезные предложения от заслуживающих доверия финансовых организаций, мы рассмотрим такие предложения в первую очередь — разумеется, если к тому времени не окажемся связаны эксклюзивными соглашениями с кем-либо другим. В любом случае мне было бы очень интересно Ваше мнение о предварительных данных, уже полученных на сегодняшний день. Отправляю Вам любопытные снимки и данные, которые могут представлять интерес в смысле верификации той гипотезы, которую вы высказывали в Беркли.

Искренне Ваш Додж.

Получив это послание, Джералд попытался вспомнить, встречался ли он в Беркли с каким-то Доджем. Вспомнить было сложно. Год назад в Беркли привезли фотографии и образцы тканей найденной в Гималаях самки Homo erectus, и начались дискуссии о возможности восстановить полный набор хромосом этого существа. Обсуждались ли при этом какие-то особенности биохимии современных рас? Возможно, в ходе бесконечных перерывов на кофе, и обсуждались. Чего там только не обсуждалось…

Он еще раз перечитал письмо.

Особенности биохимии. Академический интерес, перешедший в практическую плоскость. Ранние сроки беременности. Возможно, при гибридизации обычных рас с эндемичными австралийскими, различие некоторых белков организма матери и формирующегося эмбриона приводят к острому токсикозу или к какой-нибудь особой форме аллергии?

Джералд открыл первый файл приложения — в нем были УЗИ-снимки живота пациентки. Двойня, сроки 14, 15, 16 и 17,5 недель. Фронтальный и боковой вид. Во втором файле были аналогичные снимки: тоже двойня, те же сроки исследования, но уже другая пациентка. Интересно, этот Додж что, только на двойнях специализируется? Да еще в обоих случаях разнополые близнецы…. О черт!

Через несколько минут, после сравнения со снимками из собственного архива, у Джералда уже не оставалось ни малейших сомнений: на первом и втором 14-недельных снимках Келли и Санди со своими близнецами Homo erectus. Почти то же самое, что на последних снимках, сделанных на Гавайях за сутки до взрыва. На снимках следующих недель все отличия именно те, которые должны были бы появиться, если бы девушки не погибли.

Джерри встал и прошелся по кабинету. Снова посмотрел на снимки. Фальсификация? Он открыл третье приложение. Там оказались таблицы и диаграммы. Отчет о ежедневных наблюдениях, рост эмбрионов, динамика веса пациенток, мониторинг биохимических параметров… А вот, похоже, и объяснение фразы относительно глобулинов. Здесь была дополнительная карта почасовых наблюдений за 7 июня. Скачок температуры и уровня лейкоцитов, сначала у одной пациентки — более резкий, затем, через 9 часов, у другой — более плавный и не такой сильный. Судя по всему, лечащий врач прозевал первые часы начавшегося процесса у первой пациентки, но был уже готов к тому же самому у второй. Винсмарт предполагал возможность такого кризиса на 13–14 неделе, из-за интенсивного обмена веществ через плаценту. Организмы матери и плода относятся к близким, но, все-таки, разным биологическим видам, существовавшим на планете с интервалом миллион лет, то есть, в разных экологических условиях. Конфликт биохимических агентов в такой ситуации очень вероятен. Но этот врач, кто бы он ни был, быстро справился с кризисом, хотя не мог знать о прогнозе иммунного конфликта. На графиках видно, что состояние пациенток быстро вернулось к норме. Следующие недели развитие плодов идет своим чередом. Получается, что, во-первых, лечащий врач действительно хороший специалист, а во-вторых, что присланные материалы никак не могут быть фальсификацией…

Четыре недели, прошедшие после событий на Оаху, доктор Винсмарт чувствовал себя отвратительно. Когда оказалось, что при взрыве на Махукона-2 погибла только Лэй, а Келли и Санди были расстреляны в океане, при попытке спастись, ему показалось что тот привычный мир, в котором он жил почти полвека, рухнул в тартарары. Оказался дешевой декорацией, скрывавшей абсолютно бесчеловечную реальность. Джерри уже сто раз успел сказать себе, что, если бы он знал об этой реальности раньше, то никогда бы не согласился впутывать в эксперимент трех беззащитных молодых женщин. Иначе говоря, они убиты по причине его непростительной глупости в оценке действительного положения вещей.

Лайон Кортвуд несколько раз пытался спорить с этим, утверждая, что док Винсмарт, не будучи экспертом по физической защите от терроризма, просто не мог предвидеть что-либо подобное. Для Джерри это было слабым утешением. Post factum он видел множество способов, как можно было предвидеть такое развитие событий. То, что он не использовал ни одну из них, означало, что он вел себя не как ответственный ученый, а как идиот, не видящий в окружающем мире ничего, кроме патоки made in CNN. Он всегда поражался наивности тех, кто верит демагогии политиков, оправдывающих отправку молодых людей на какую-нибудь бессмысленную войну. Здесь же он сам отправил на верную смерть трех самых близких ему людей. Джерри был большим знатоком афоризмов. Одним из наиболее любимых он считал афоризм Талейрана: «Это хуже, чем преступление. Это — ошибка». У преступления может быть оправдание. У ошибки, точнее у глупой ошибки — никогда.

Теперь, всего за несколько минут, ситуация изменилась. Первое, что сказал себе Джерри: «Спокойно! Ты сейчас по уши в щенячьих эмоциях: ах, живы! Не вздумай снова наделать глупостей. Продумывай каждый шаг». Он сел за стол, положил перед собой лист бумаги и написал в начале одно слово: «Живы». Подумал и написал рядом вопрос: «Где?». Затем второй вопрос: «У кого?». Третий: «Чего хотят те, у кого они?». Джерри еще раз пробежал глазами текст письма и написал ответ на последний вопрос: «Деньги». Чтобы уложить в голове беспорядочно скачущие мысли, он выкурил сигару, и только после этого набрал и отправил ответ на письмо:

…

Джералд Винсмарт

Re: о специфике гибридизации эндемичных австралоидов

Уважаемый Додж

Меня действительно продолжает интересовать упомянутая вами проблема, и я искренне рад, что вы продолжаете над ней работать. Мне понятна ситуация с финансированием, и я приложу все усилия, чтобы помочь вам ее решить. Разумеется, при дефиците фондов трудно проводить детальные исследования, но, я надеюсь, Вы сможете поработать с наиболее важными факторами (см. приложение). В любом случае, мои знания по этому предмету в Вашем полном распоряжении, так что пишите обо всем, что покажется Вам заслуживающим внимания в ходе этих исследований.

С наилучшими пожеланиями, Джералд.

…

В 8 утра Винсмарт позвонил Кортвуду и произнес заранее заготовленную фразу:

— У меня есть новости, которые позволяют решить кое-какие старые проблемы.

— Старые проблемы? — переспросил Лайон.

— Да. Если ты помнишь, они представлялись фатальными, но все отнюдь не так безнадежно.

— Хммм… Док, ты можешь говорить более внятно?

— Могу. Но лучше бы тебе посмотреть. Это исключительно важно.

— Исключительно? Ты уверен?

— Я уверен, иначе бы не дергал тебя.

— А… Ну, ладно. Не дурак, понял. Сегодня в клубе, в обычное время. Идет?

— Да, — согласился Джералд.

Обстановка в хард-рок клубе «Мэд багги» в восемь часов вечера вызывала ассоциации то ли с зоосадом во время эпидемии бешенства, то ли со средневековой каторжной тюрьмой во время бунта заключенных. Кортвуд сидел в самом тихом уголке заведения, где грохот ударников и металлический визг синтезаторов не грозил в клочья порвать барабанные перепонки, а отраженные вспышки лазеров цветомузыки не били прямо в глаза.

— Привет, Джерри, — сказал он, — Присаживайся. Кофе хочешь? Тут прилично варят.

— Привет Лайон. Шумноватое все-таки местечко ты выбрал.

— Верно. Ты мне уже говорил об этом дважды. А я тебе дважды отвечал: зато тут можно обсуждать что угодно. Не опасаясь, что говоришь в чей-то микрофон, случайно забытый под столом. Я ведь правильно понял, что твоя информация не для посторонних ушей? В общем, выкладывай.

— Они живы.

— Кто?

— Санди и Келли. Они живы, и это совершенно точно.

— Невозможно, Джерри. Тебя кто-то разыгрывает… Эй, алло! Два кофе сюда!

Доктор Винсмарт извлек из пластиковой папки пачку распечаток и разложил их веером на столе.

— Гм… — пробормотал Кортвуд, — это что, спутниковые снимки Гималаев?

— Нет, Лайон. Это — снимки УЗИ. Вот это — животик Келли, а вот это — Санди. Мне их прислали вчера по e-mail.

— Ты уверен, что это — именно они?

— Разумеется. Есть масса индивидуальных особенностей, например…

— Стоп! Я все равно в этом ничего не понимаю. Хорошо. Это они. Но ведь кто-то мог скачать файлы в лаборатории.

— Не мог. Это наши снимки на 14 неделе. Сделаны утром 3 июня, на Гавайях. А вот это уже не наши снимки, сделаны утром 5 июня. Снимки разные, на разной технике, но снято то же самое. Это наши девушки с нашими близнецами. А вот это уже 15 недель. Дальше 16. А это совсем свежие, сделаны вчера. 17,5 недель. И есть еще дополнительные данные, вот и вот. Это мониторинг иммунного конфликта, который невозможно было предугадать настолько детально, потому что…

— Уволь меня от объяснений, просто скажи: ты полностью исключаешь фальсификацию?

— Абсолютно исключаю. Без вариантов.

— Вот, значит, как… — задумчиво протянул Кортвуд, — в таком случае, одним кофе мы не ограничимся. Алло! Еще сюда бутылочку хэннесси и пару рюмок. Что?… Да, да, именно целую бутылку… Джерри, а к этому всему прилагалось какое-нибудь письмо, или как?

— Да. Вот оно, — Винсмарт ткнул пальцем в один из листков.

В этот момент на середину их столика с грохотом приземлился поднос с чашками кофе, рюмками и фигурной бутылкой.

— Ваша выпивка! — заорала высокая девица в кожаном жилете на голое тело и фуражке с серебряным черепом вместо кокарды.

— Cool! — проорал в ответ Лайон, — твой бонус, Несси!

Он протянул руку и ловко сунул 100-долларовую купюру в шнуровку ее жилета.

— Я всегда на посту, папаша, — она подмигнула и удалилась.

Лайон подвинул распечатку письма поближе к себе.

— Так, и что мы видим… Глобулины… Бла-бла-бла… Ясно. Кто-то хочет получить много денег. Вопрос в том, кто этот тип, и что у него в голове. Ладно, проверим его на вшивость.

С этими словами он вынул из портфеля ноутбук и за пять минут настучал следующий текст:

«Дадди Ричмен

Тема: Хай, Додж!

Мы только что прилетели из Флориды. Несмотря на твои опасения по поводу волн, все было отлично. Ты получил наши фото? Конечно, нам далеко до клипов твоей кузины, но мы не профессионалы в этом деле. Кстати, как она там? Передавай привет, хотелось бы ее увидеть. Еще вопрос: почем ты брал тот джинн, что мы пили в прошлый раз?

Дадди».

Вбил адрес отправителя из письма доктору Винсмарту и щелкнул «отослать».

— А что это значит? — спросил Джералд.

— Это значит, переговоры о деньгах возможны после представления видеозаписи, из которой будет ясно следовать, что у наших девочек все ОК.

Ответ пришел в середине следующего дня.

Road-shark

Тема: Привет!

Не обижайся, Дадди, но твои фото — отстой. Сравни с моим последним видео из Техаса. Оно выложено на MyClypSpace под паролем (это там правило для adult content, чтобы не засекли сексуально озабоченные чинуши). Пароль мой день рождения без пробелов.

Смотри и учись у профи:)

P.S. Кстати, ту выпивку, про которую ты спросил у Доджа, покупала я. На местную валюту это стоит 200 миллионов (без доставки). Ты не пугайся, переведи сумму по курсу, это на самом деле даже дешевле, чем в Штатах.

Жду восторженных откликов.

Акула

Получив это письмо, Кортвуд немедленно зашел на сайт MyClypSpace, выбрал в списке авторов Road-shark и, сверившись с блокнотом, вбил в поле «password» дату рождения Келли Клай. Упоминание Техаса (откуда Келли была родом) и псевдоним «дорожная акула» (с явным намеком на кражи автомобилей) однозначно указывали именно на нее.

Пароль подошел. В разделе оказался единственный клип под названием «Texas Beach», размещенный 15 минут назад. Кортвуд скачал его на свой ноутбук, а потом кликнул в меню автора кнопку «delete file». Клип «Texas Beach» исчез с сайта.

— Посмотрим — посмотрим… — пробурчал он и запустил видео.

Морской берег. Виден край какого-то сооружения, кажется пирса. Тень пальмы на песке. В тени, на бамбуковых циновках расположились две обнаженные девушки. Одна лежит на боку, перед ней ноутбук, на экране виден логотип сайта TWG-news.

Другая сидит по-турецки рядом с большим ржавым металлическим ящиком и что-то с ним делает при помощи двух инструментов, похожих на стальные спицы. У ее ног валяется свежий номер еженедельника «Bike planet», поверх него лежит мобильник, видно, что он включен — мигает зеленый светодиод.

— Нет, куда катится этот мир, я вас спрашиваю? — интересуется первая, переворачиваясь на спину.

— В жопу, конечно, — отвечает вторая, не прекращая своего занятия, — а что?

— Посмотри. Новая мисс Европа!

Вторая девушка встает, делает пару шагов, наклоняется, опершись ладонями о колени, и бросает взгляд на экран.

— Вот эта корова, что ли?

— Ну, написано же.

— Да… Круто. А у нас в Эль-Пасо опять избрали мэром этого урода Джинелли! Что, блин, за люди, а? Ни глаз, ни мозгов.

Мужской голос за кадром спрашивает:

— Ты его знаешь?

— Его все знают. Эта сука восемь лет жирует на траффике «снежка» через Рио-Браво.

— Ничего такого, — говорит первая девушка, — Со всеми делится, вот и сидит. Это политика. Но мисс Европа…

Вторая девушка фыркает:

— Что ты, как маленькая? Там тоже все за деньги. Выбирают вот такую корову королевой красоты, вешают на нее какие-нибудь тряпки, пихают в руки стакан какого-нибудь пойла, сажают в какую-нибудь тачку, мажут каким-нибудь дезиком, и вот тебе навар с рекламы.

— Ну, да. Логично, — соглашается мужской голос.

Из воды в полусотне метров от берега появляется чья-то голова в маске для дайвинга.

— Девчонки, кто хотел посмотреть реального рогатого лангуста?

Визг, мелькание тел в кадре, затем девушки бегут к полосе прибоя.

Клип заканчивается.

Лайон помассировал виски и ткнул кнопку селектора.

— Да, босс? — отозвалась секретарша.

— Сара, ты все знаешь. Скажи, когда выбирали мисс Европу?

— Вчера вечером. Победила Анжела Майоль.

— Ясно. А когда были выборы мэра Эль-Пасо и кто выиграл?

— Один момент, я посмотрю… Выборы были 26 июня, результаты объявили сегодня утром. Выиграл Теодор Джинелли.

— Спасибо, Сара. Будет здорово, если ты еще принесешь мне кофе. Очень крепкого.

Пока она варила кофе, Кортвуд успел отправить письмо road-shark:

Дадди Ричмен

Тема: Браво!

Шикарный клип, Акула! И место удачное. Один симпатичный парень как раз мечтает отдохнуть на таком пляже. У него сейчас отпуск начинается. Возьмете в компанию?

Дадди.

Прежде, чем он допил чашечку, пришел ответ:

Road-shark

Тема: Компания

Если это тот парень, что был с нами на островах, то welcome. Старый друг лучше новых двух.

Кортвуд покачал головой и набрал номер.

— Хелло, Джерри. У меня хорошие новости.

— Привет, Лайон. Какие?

— Именно такие. Ты был прав. И у тебя есть возможность посмотреть все это на месте. Разумеется, расходы за счет фирмы.

— На месте — это…

— Да, именно там, — перебил Кортвуд, — ну, что скажешь?

— Заманчиво, конечно. А почему именно я?

— Никто другой не подходит. Ты — номер один в этой области. Да и вторая сторона никого, кроме тебя, не желает видеть.

— Мда, — Винсмарт задумался, — как ты полагаешь, насколько это рискованно?

— Никак не больше, чем все, что мы делали с самого начала. Но ты можешь выйти из игры, Джерри. Я тебя пойму, клянусь честью бывшего биржевого брокера!

— Сильная клятва. Сам придумал?

— Да. Только что.

— Я поеду, Лайон. Ты же знаешь.

— Да, Джерри. Ты именно тот партнер, с которым хочется работать ноздря в ноздрю.

— Оставь эту патетику для раутов, Лайон. Я не партнер, а наемный фрилансер от науки.

— Нет, партнер, черт меня возьми. Сертификат на твою долю будет готов завтра к 8 утра.

— Что ж, это приятно. Но ты, надеюсь, понимаешь, что я не ради этого согласился.

— Ты согласился потому, что у тебя, как и у меня, есть яйца. Вот почему.

— Уф, — сказал Винсмарт, — этот твой казарменный юмор… Ладно, когда и как?

— Я как раз работаю над этим, — ответил Кортвуд.

Закончив разговор, он отстучал ответ на письмо:

Дадди Ричмен

Re: Компания

Отлично! Надеюсь, вы встретите его и поможете устроиться.

Через 3 дня на домашний адрес доктора Джералда Винсмарта пришла посылка DHL от некой Оливии Стоун. Внутри был авиабилет на его имя на послезавтрашний рейс Сан-Франциско (Калифорния, США) — Гонолулу (Гавайи, США) — Паго-Паго (Меганезия) — Порт-Морсби (Папуа — Новая Гвинея). К билету прилагалось очень трогательное письмо.

«Джерри! Я знаю, что веду себя глупо. Но, если я что-то еще значу в твоей жизни — давай все начнем с начала. Я буду ждать тебя в Holiday-Inn, это четверть часа на такси от аэропорта. Номер взят на Джералда и Оливию Винсмарт. Если нет — просто выбрось этот авиабилет в мусорную корзину.

Твоя О.»

У Джералда за последние 25 лет было несколько ярких и коротких любовных историй. Героиня одной из них вполне могла носить не такое уж редкое имя Оливия, причем никто не смог бы это проверить. Как истинный джентльмен, Джералд не распространялся о таких вещах, а если что-то кому-то и рассказывал, то вместо имени ставил что-то вроде «одна очень милая дама» или «одна женщина, с которой мы были близки». Почему бы одной из таких женщин вдруг не вспомнить старую любовь? Такое случается сплошь и рядом не только в романах, но и в жизни. Но сам Джералд, разумеется, понимал, что в Папуа его ждет не романтическая встреча с прошлым, а авантюра совсем другого рода.

….

3 — 4 июля. От Тероа до Никумароро. Кое-что об Антарктиде.

Началось с того, что Эланг, Тиви и Окедо пригнали проа класса «seafun» с 9-метровыми поплавками, модерновым веерным парусом переменной площади, электродвижком 10 КВт, работающим от спиртовых топливных элементов, кормовым (ручным) и переносным (электронным) узлами управления с и палубой 5x7 метров. Треугольная рубка-тент была оборудована миниатюрной кухней с мойкой и электроплиткой. По сравнению со старым, 6-метровым проа, это был шаг к прогрессу. «Тут даже жить можно!» — радовалась Тиви, признавая, впрочем, что, «для семи человек чуть-чуть тесновато». На вопрос Келли «а на этой штуке вообще можно ходить в открытый океан», Окедо удивленно ответил: «да что тут идти, до Никумороро всего 170 миль, 12 часов хода».

За свое участие в free-art-fest Санди и Келли сражались с доком Рау, как берсеркеры, По крайней мере, им казалось, что имело место сражение. Впрочем, наверное, великий тахуна лишь хотел убедится, что они действительно хотят на фест, а не просто собрались туда за компанию с подростками-упаики (которые, по выражению Кван Ше, «могли уговорить страуса на переезд в Антарктиду»). Увидев, как девушки озверели при попытке запретить им эту поездку, Рау вздохнул и сказал: «Bien. Ahora siga instrucciones».

Инструкции были просты:

— Не болтать о своей биографии (в этом случае, никто не обратит особого внимания на их американский говор. Посторонние примут Санди за микронезийку, а Келли за самоанку).

— Представляться и обращаться только по прозвищам, то есть, Панда и Винни (школьное прозвище Келли, в честь Winnie Madikizela, героини африканского сопротивления).

— В любых нештатных ситуациях слушаться Акелу и Спарка и ни при каких условиях не снимать браслеты-маячки (великий тахуна повелительно ткнул пальцем в сторону трех притихших подростков, и лаконично добавил «hea aloa» — вы тоже).

С Тероа они снялись через 3 часа после получения «инструктажа», уже затемно. «Люди Упаики» пояснили: «Погода тихая, а днем идти будет жарко». Так для Санди и Келли начался первый «voyage a la utafoa». Акела и Спарк от управления отстранились, сказав «пусть молодежь тренируется, а мы, старые морские волки, распишем пульку». Сказано — сделано, и четверо хаусхолдеров E9 засели в рубке играть в преферанс и травить байки.

Подростки, тем временем, разбили 12 часов на шесть вахт и распределили их по жребию.

Первая вахта выпала Тиви, а Эланг и Окедо уселись у открытого полога рубки, наблюдать за игрой и изучать правила. Через час Санди, отправляясь в сортир (снабженное леером пространство между кормой и хвостами поплавков) даже решилась вручить Элангу карты.

Что касается Тиви, то она сидела на носу, положив рядом переносной блок управления и, надев наушники плеера, слушала музыку. Казалось, ей совершенно нет дела до курса. За два часа она всего раза три лениво коснулась панели. Тем не менее, как показали данные GPS, проа за это время ни разу не отклонился от курса больше, чем на 15 угловых секунд.

Следующим на вахту заступил Эланг. Попросив у Акелы handhold, в памяти которого была простая преферансная программа, он отправился на нос, продолжать осваивать понравившуюся игру. Океда и Тиви устроились на корме. Минут 10 они просто сидели в обнимку и болтали, потом не просто, потом уже не сидели…

— Это как, нормально, вообще? — шепотом спросила Санди.

Акела бросил взгляд на корму и пожал плечами.

— Пусть себе балуются. Тебя отвлекает?

— Ну, так, немножко, — ответила она.

Он протянул руку и сдвинул на полметра вниз входной клапан рубки. Спарк дотянулся до ноутбука и включил негромкую музыку.

— А я думала, они, типа, два брата и сестра, — заметила Келли, сдавая карты, — разнояйцевые близнецы или что-то в таком роде.

— Нет, — сказал Спарк, — Просто примерно одногодки. Родство у них не больше, чем у кого угодно в любой старой деревне утафоа.

— Можно даже посмотреть, — добавил Акела, — у меня на ноуте вся генеалогия утафоа, там такое дерево, гигов на 20. Это меня мэр как-то раз попросил скачать.

Он взмахнул руками, показывая мощь родового дерева меганезийских аборигенов.

— Это дерево — фуфло, — возразил Спарк, — Во-первых, то, что относится к временам Мауна-Оро, это сказки по определению, вроде Илиады и Одиссеи.

— Сказки сказками, а Шлиман нашел Трою, — напомнил Акела, задумчиво рассматривая свои карты, — Кстати, пас, если кого интересует.

— Ага, еще скажи, что Одиссей и Пенелопа были на самом деле. Второй пас.

— А вдруг были? — предположила Келли.

— Вдруг-вдруг. При чем тут какой-то древний город в Турции, на котором, между прочим, не написано, что это Троя.

— Мизер! — объявила Санди, переворачивая прикуп, — Блин, Келли, обязательно было класть туда туза и короля?

— Я честно сдавала, без финтов, чтоб мне провалиться, если вру.

Дискуссия взобновилась после того, как Санди была посажена с тремя взятками.

— Шлиман, между прочим, искал точно по Гомеру, — сказал Акела, начиная сдавать.

— Это где у Гомера точные координаты? — поинтересовался Спарк.

— У него там приметы. Типа, особенности ландшафта.

— Как на пиратских картах, — вставила Келли.

— Какие, блин, особенности ландшафта, через 3 тысячи лет?

— Ну, скалы, например. Или форма береговой линии…

— Уровень океана за это время опустился метров на 10, так что береговую линию можно засунуть в… Короче, флаг в руки, искать по таким приметам. Снова пас.

— У меня опять мизерная карта, — сообщила Санди, — Акела, ты не клал в прикуп ничего страшного?

— Не гарантирую, хотя старался не делать этого… Погоди, Спарк, ты что, офигел? Как это он опустился, если ты сам в Индии нырял в затонувший древний город?

— Все-таки мизер! — объявила Санди, и через секунду, открыв прикуп, крикнула, — Ура!

После игровой паузы, Спарк, тасуя карты, задумчиво сказал:

— Вообще-то ерунда получается. В индийской бухте Камбея античный город под водой, а к северу от Жиронды, там, где был античный французский Залив Пиктов, сейчас суша.

— А может, океаны работают, как качели? — предположила Келли, — Атлантический вниз, а Индийский вверх. Потом, скажим, Индийский вниз, а Тихий вверх. И так по кругу.

— Есть другой вариант, — заметила Санди, — Уровень непричем, просто материки качаются. Евразия качнулась Францией вверх, Индией вниз. Ну, действительно, как качели…

— Она бы переломилась поперек! — раздался снаружи голос Тиви.

— На Урале, — уточнил голос Окедо, — Она там уже надтреснутая.

Спарк отложил карты и, имитируя наставительные интонации Кван Ше, сказал:

— Подслушивать нехорошо.

— А чего вы закрылись? — спросил мальчишка.

Акела хмыкнул и поднял обратно клапан рубки. Свет фонаря выхватил из темноты Тиви и Окедо, которые, скрестив ноги, сидели на палубе, как два шоколадных зайчика. Их тела блестели от стекающих струек воды.

— Вы что, в океан лазали? — строго спросил он, — А если бы вас отнесло? Ищи вас потом до рассвета по пеленгу маячка!

— Мы по одному и фал на руку наматывали, как Спарк учил, — ответила Тиви и показала левое запястье, на котором виднелись легкие следы соприкосновения с реп-шнуром.

— Ты их правда этому учил? — спросил Акела.

— Пришлось, — ответил тот, — Они бы все равно лазали.

— А уровень океанов растет, от того, что ледники в Антарктиде тают, — уверенно сообщил Окедо, — мы в школе проходили. Они намерзли в последний ледниковый период, а сейчас опять тают. До ледников там были тропические леса, динозавры и все такое, как в кино «Парк юрского периода». А в следующую эру на Мэри Бэрд опять будет климат примерно как у нас в Кирибати. А в Хорроре можно будет нормально жить без колпака.

— Где-где? — переспросила Келли.

— Это наш первый город в Антарктиде, — крикнул Эланг с носа, — По TV это каждый день показывают. По ходу, зазывают туда жить. Кучу денег предлагают. Интересно, блин, но там лед, как в морозильнике, и моря нет… Кстати, Окедо, через 3 минуты твоя вахта.

— Там, вроде, озеро есть, — отозвался Окедо, вставая и потягиваясь, — правда, маленькое, но хоть что-то. Большое под колпаком по-любому не поместится.

Он исчез в темноте, а затем на его месте появился Эланг, улегся животом на палубу и спросил:

— А почему не делают большой купол, километров несколько? Можно было бы кусочек моря накрыть. Я на карте смотрел, там есть, типа, заливчик. А то, без моря, как жить?

Тиви похлопала его ладошкой по спине и гордо сообщила:

— Он в школе препода по физике почти запутал этим сабжем.

— Покажи, где заливчик, — предложил Спарк, толкнув к мальчишке ноутбук. Тот совершил несколько стремительных манипуляций мышкой и гордо продемонстрировал:

— Вот здесь, между 145 и 155 по долготе, сплошные острова, узкие проливы и фьорды.

— Гм… Фьорды, говоришь?

— Почти фьорды, — уточнил Эланг и увеличил участок карты, — Вот самый классный.

— Дайте посмотреть, — сказал Акела, — Ну, если вот здесь накрыть куполом из микронной пленки по технологии EPZD, от тупика до горловины… Горловина всего полкилометра…

— Ты чего лепишь? — спросил Спарк, — тут понадобится купол 6 километров в диаметре.

— Ну, да. Примерно 40 тонн пленки. И что?

— И то. Поддерживать ее хером будешь?

— Нет, избыточным давлением.

— А купол загерметизируешь, да? 20 километров стыка с грунтом. Герметика-то хватит?

— Мне надо одну миллиатмосферу, — возразил Акела, — вертикальной конвекции хватит…

— Ты считал?

— Кэткарт считал, лет 15 назад.

— А как возводить он подумал?

— Нет. Это японцы подумали, еще раньше, когда делали солнечный парус.

— А теплопотери с твоего купола, примерно 5 ватт с квадратного метра на градус? При разнице температур 50 градусов, получаем круглую цифру 10 гигаватт.

— Ну, и что? Обычная компактная АЭС на 25 ГВт…

— … Дает 500 тонн радиоактивных отходов в год. Куда денешь?

— Поставлю контейнерный сухогруз на рейд, буду 100 лет грузить, а потом отволоку сюда (Акела ткнул пальцем в карту), утоплю на глубине 5 километров, и гребись оно конем.

— Экологи придут… — пригрозила Келли.

— Яйца отморозят, — ответил он, — Да и не нырнет эколог на 5 км.

— У тебя еще 4 кубических километра воды во фьорде, — напомнил Спарк.

— О! Пруд-охладитель к рекатору! Через год там вода будет теплее, чем на Экваторе.

— Ладно. Посмотрю, как ты будешь ремонтровать купол, если его верхушку клюнет птичка. Разве что, у тебя полярники от радиации мутируют в охеренных бэтменов.

— По ходу, больше не до чего докопаться? — весело поинтересовался Акела.

— Подумать надо, — проворчал Спарк.

Тиви, с радостным визгом, — плюхнулась на спину Эланга и покрутила у него перед носом своим мобильником.

— Ты чего, диктофонила? — спросил он.

— Ага! Пусть-ка сен Манзана попробует тебя срезать!

— Улет! — заорал Эланг и, провернувшись всем телом обхватил Тиви за талию.

Она быстро протянула руку, бросила свой мобильник в рубку и дернула вниз клапан.

Санди почесала в затылке и тихо сказала.

— Ни фига себе…

— Зажигают, — согласился Акела.

— Но как тактично, — добавила Келли, выразительно коснувшись указательным пальцем задернутого клапана.

Спарк, кивнул, повертел в руках колоду, карт и спросил:

— Ну, что, играем еще один круг, и спать?

…

4 — 6 июля. Лагуна Никумароро, Free-art-fest и новости кино.

Атолл Никумароро имеет форму неправильного овала, вытянутого с северо-запада на юго-восток, длиной около 6 километров, и шириной около 2. В крайней западной точке есть судоходный пролив, к северу от которого стоит старый маяк, построенный британцами в конце XIX века, и заброшенный в середине XX. С верхней площадки маленького старого маяка, fest-campus был похож на гигантского мегаспрута из голливудских триллеров. Этот спрут, будто бы, всплыл посреди лагуны, разбросав во все стороны щупальца. Можно было предположить, что монстр уже сдох, поскольку он был практически неподвижен, а над ним кружила стая крупных ярких птиц, некоторые из которых безбоязненно садились рядом с его тушей, или даже прямо на нее. При более внимательном взгляде оказывалось, что никакие это не птицы, а парапланы и дельтапланы. Соответственно, сама туша это не морской монстр, а стойбище из пары сотен маломерных судов и еще большего количества разноцветных надувных понтонов. Из понтонов была собрана «центральная площадь» (с шатрами походных кинозалов и еще всякой инфраструктурой), и отходящие от нее во все стороны «улицы». К улицам были пришвартованы проа, боты, катера и гидроавиетки самых разных конструкций, включая и совершенно причудливые.

На этом феерическом фоне проа «маленького гордого народа Упаики» ничем особо не выделялся, но Эланг взялся доказать обратное 17-летней студентке металлургического колледжа. Тиви и Окедо активно ему помогали. Что касается четверки хаусхолдеров E9, то они устроились на берегу, на площадке старого маяка, в компании парочки джедаев, и болтали за чаем, любуясь чудесным пейзажем кокосового леса, окружающего лагуну.

Идея обследовать сухопутную часть атолла возникла около полудня, из-за появления на проа той самой 17-летней девушки. Эланг и K° познакомись с ней во время утренней игры в ацтекбол, и после матча зазвали в гости. Оценив тактическую ситуацию, Спарк собрал «четверку» в пирамидальном тентовом кубрике проа, и спросил:

— Кого-нибудь интересует молодежный групповой секс два на два?

— Предлагаешь устроить swing? — уточнила Келли, — Ну, даже не знаю…

— Идея, по своему, интересная, но я тоже не уверена, — поддержала ее Санди.

— Энтузиазизма не наблюдается, — резюмировал Акела, — значит, пока…

— Подождите, — перебил Спарк, — я вообще-то не про нас, я про них.

Он чуть заметно кивнул в сторону «людей Упаики» и студентки.

— Гм, — Акела глянул на корму, где после купания, разлеглась молодежь, — похоже, что некоторая разница в возрасте их не беспокоит.

— Я бы сказала, она их возбуждает, — добавила Келли.

— Да, — заметила Санди, — устроить групповик, это одно, а наблюдать в упор, это…

— Вуайеризм, — подсказал Акела.

— Короче, я предлагаю освободить молодежи оперативный простор, — сказал Спарк, — есть варианты: флэш-дансинг, кино, звездные войны…

— Как на счет экспедиции за сокровищами капитана Флинта? — перебила Келли, — Йо-хо-хо и бутылка рома! У меня от этих вчерашних плясок на понтонах до сих пор башню вертит. Может, в порядке антракта, пройдемся по твердой земле?

— Сокровища Флинта были в Атлантическом океане, — сообщила Санди, — а тут Тихий. Но идея мне нравится. Мальчишки, не зря же мы брали надувную лодку!

— А что, покатит, — сказал Спарк, коротко переглянувшись с Акелой, — пошли, надуем наш десантный катер. Пора проверить этот берег на прочность.

…

За два с половиной дня пребывания на фесте, «четверка» еще ни разу не ступала на берег атолла. Войдя в пятницу утром в лагуну Никумароро, они немедленно стали свидетелями серии дуэлей дельтапланеров. Сверхлегкие машины кружились в воздухе, обстреливая друг друга снарядами-маркерами с краской. Зрители и болельщики на центральной площади «мегаспрута», с помощью дудок и барабанов, создавали такой шум, что было слышно за полкилометра. Под это звуковое сопровождение, «люди упаики» причалили к концу одного из «щупалец» (или «улиц»), затем Спак и Акела надули два взятых с собой понтона, пристегнули их к «улице», и парковка была завершена. В следующие несколько часов прибывшие посмотрели выставку надувных фигур, помогли запуску теплового аэростата для прыжков в воду, а затем были ангажированы на съемки любительского короткометражного кино о приключениях фольклорного героя Нгару (изобретателя серфборда) и красавицы Тонгатеа, с королем акул Тумуитеаретока. За отсутствием в лагуне больших волн, серфборд был заменен винбордом, а король акул был сделан из нескольких понтонов, обернутых запасным парусом, и прочих подручных материалов. К вечеру 20-минутный фильм был готов. Не факт, что он соответствал высшим стандартам видео-качества, но участники съемок повеселились по полной программе. После всего этого, все семеро рухнули спать, и проснулись лишь поздним утром.

На следующий день, в субботу, после завтрака, игры в морской теннис, и знакомства (в качестве зрителей) с более жесткими видами спорта (прыжки в воду с аэростата, битва канатоходцев на надувных резиновых дубинках и т. п.), они пообедали и отправились смотреть уже профессиональное кино «Лезвие радуги» с анонсом:

«Этот фильм австралийской команды «Proto-Astral» официально запрещен к прокату судами 5 стран Британского союза, 11 европейских стран, и 16 штатов США. Запрет был признан обоснованным в Европейском Суде по правам человека, из-за того что, цитируем текст постановления суда: «он построен на бецпрецеднтно-циничном оскорблении основ нравственности и глумлении над общепризнанными человеческими ценностями». Так что, в сумме, «Лезвие радуги» запрещено 33 судебными биллями. Фри-арт-фест поздравляет лидера и всех участников команды «Proto-Astral» с этим высоким результатом».

После кино были битвы джедаев на световых шпагах (с электрошокером в острие, чтобы все по-взрослому), турнир фри-дайверов по сбору монеток в ночном море (при слабом искусственном освещении) и танцы на понтонах. Спать «четверка» завалилась без задних ног. Утром в воскресенье, как уже было сказано, имел место матч по ацтекболу и его последствия в виде знакомства «людей упаики» с 17-летней студенткой.

…

6 –7 июля. Атолл Никумароро. Фольк-история гиперфеста.

Через полчаса «четверка» на надувном боте вошла в маленькую заводь, напротив самой высокой точки атолла, той самой, на которой стоял маяк, и тут же наткнулась на леди и джентльмена, лежавших на воде у берега в позах морских звезд. Джентльмен приветствовал прибывших вопросом:

— Aloha, people, у вас хавчика не найдется? Со вчерашнего вечера задолбали кокосы.

— Найдется, — ответил Спарк.

— Только сыра нет, — добавила Келли, — По сюжету, вас должен интересовать сыр.

— По какому сюжету? — удивился джентльмен.

— «Остров сокровищ» Стивенсона. Бен Ганн, брошенный на острове, мечтал о сыре.

— Извращенец, — сказала леди, — Лично я мечтаю о сэндвиче с беконом и чашке чая.

Его звали Асмунд, а ее — Скатто. Они познакомились вчера, на турнире по джедайскому фехтованию, а под впечатлением посмотренного затем кино «Лезвие радуги», решили отправиться вплавь на сушу с самыми серьезными намерениями. Когда эти намерения были реализованы, участники проголодались, но возвращаться вплавь (а как еще?) было лень, и они поужинали собранными на месте кокосами. Тогда плыть стало совсем лень, и они заночевали на месте. Утром они снова реализовали намерения, им снова стало лень плыть, и они позавтракали кокосами. По мере того, как время шло к полудню, они начали было решать дилемму: заплыв или опять кокосы. Но добрые духи моря послали им хороших людей с грузом сэндвичей, чая и сигарет.

— Фри-арт-фест это величайшее изобретение фольк-культуры, — вслух рассуждал Асмунд, пережевывая очередной сэндвич, — Вообще, любая культура, которая не фольк, это какая-то несуразность. На фиг она нужна, спрашивается?

— Чтобы выкручивать фольку мозги в интересах оффи, — ответила Скатто, — Не даром в евроамериканском мире в прокате только трэш, а такие фильмы, как «Лезвие радуги», или «Маздай», или тем более «Гуманизавр», там запрещены к распространению.

— А почему, кстати, запрещены? — спросила Келли.

— Ну, как же! Это ведь фольк-арт, он несет мощный контр-мессианский заряд. Он не только разрушает веберовские псевдо-мифы клана оффи, он уничтожает фундамент иррациональных смыслов, на котором они построены, он менят дискурс…

Спарк поднял правую руку, положил ладонь на макушку, и втянул шею в плечи (этот жест у него получался на редкость выразительно, почти как у озадаченного молодого шимпанзе), и попросил:

— А можно это как-то адаптировать для taata faaapu, который смотрит на Вселенную от корней своей любимой кокосовой пальмы, собственноручно выращенной из ореха на маленьком коралловом motu в океане, далеко за краем цивилизованной ойкумены?

Скатто согнулась пополам от смеха.

— E topa-topa! — провозгласила она, — Бро, я валяюсь! Ты крут, как бивень мамонта! Ладно, это меня занесло, а все просто. Культура это война за возможность жить по-человечески. В каменном веке воевали с саблезубыми тиграми, которые считали, что человек должен быть их пищей. Саблезубых тигров перебили, но тут расплодились оффи с веберовскими псевдо-мифами, которые еще называют «протестантская трудовая этика». Центральная идея: человек живет, чтобы работать. Работать на оффи, конечно, не на себя же. Человек, работающий лишь столько, сколько надо, чтобы жить, это, по Веберу, аморальный тип.

— По Марксу не так, — напомнил Акела, — Трудовая этика просто занижает цену рабсилы, чтобы перекосить рынок труда в пользу эксплуататоров. А человек, по-любому, продает ровно столько товара-рабсилы, сколько надо чтобы купить ресурсы для жизни.

— Сомнительно это, — заметил Спарк, — вот, мы с тобой 3/4 работы делаем не за ресурсы, а по приколу. Могли бы вместо этого под пальмой лежать.

— Ты не врубаешься, — возразил Акела, — то, что по приколу, не считается. Работа, это когда тебя напрягает, а ты все равно делаешь, потому что должен.

— Тоже не катит. Помнишь Новую Каледонию, пляж и китов-гринд? Что ты там сказал?

— Я просто увидел в бинокль, что киты на песке. Это, наверное, и сказал.

Спарк покачал головой и легонько ткнул приятеля пальцем в живот.

— Нет, ты сказал: «мы должны их спасти». Потом мы всей тусовкой на руках оттаскивали их в море. 32 кита. Это работа, которая называется: ручная переноска тяжелых грузов…

— Да каких, в жопу, грузов?! Это были киты! А киты, они… — Акела попытался изобразить руками в воздухе свое отношение к китам, и, в общем, у него получилось.

— Это понятно, — согласился Спарк, — но формально, с максистской точки зрения…

— Ну, что ты докопался? Маркс не писал про китов! И никакая это не работа, а…

Скатто громко захлопала в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.

— Парни, вы сейчас сами себя заморочите. Тут надо на примере. Как в фильме «Маздай». Есть ферма, которая передается в роду так, чтобы наследник сам ей управлял, не продал ни пяди, а только докупал еще земли. В таком духе отец воспитывал сына, тот — внука и т. д. За 10 поколений ферма стала огромной. Тут бац, катастрофа, и юристу надо найти из побочных наследников того, кто примет ферму на этих условиях…

— У него ни черта не получается? — предположила Санди.

— Если бы только это! Видя, что ничего не выходит, юрист начинает апеллировать к долгу перед прошлыми поколениями. Речь идет уже о самом принципе мессианства, служения фетишу, в который ферма превращалась, по мере того, как поколения владельцев убивали на нее жизнь. Последний из потенциальных наследников говорит: «Эта просто навозная яма, в которой утопились несколько поколений идиотов. Даже если в ней утопятся все идиоты мира, она все равно остается навозной ямой, и ничем иным. Попробуйте продать ее торговцу навозом, а если он ее не купит, значит она не нужна никому».

— Ферма для человека, а не человек для фермы? — спросила Келли.

— Да, только шире. Все для людей, а люди только для самих себя. Любое обоснованное «нужно» начинается с ответов на вопросы «кому?» и «зачем?». Что не нужно никому из конкретных людей ни для какой конкретной цели, то не нужно вообще. Интерес всегда субъективен и конкретен. Это закон фолька и принцип современной социнженерии.

— Скатто эргономист, — пояснил Асмунд, — Для нее любой арт это социнженерия.

— А разве это не так? — спросил Акела.

Асмунд задумчиво поскреб пятерней мощную грудь, густо заросшую рыжей шерстью.

— Черт его знает. Но давайте рассуждать логически: Возьмем первобытные наскальные рисунки. По факту, это арт. А никакой социнженерии тогда еще не было.

— Социнженерия была всегда! — возразила Скатто, — Орнамент на дубинке троглодита это уже социнженерия, он был нужен, чтобы привлечь к владельцу удачу на охоте и в бою.

— Это соцмагия, — уточнил Спарк.

— А в чем разница? — ехидно спросила она, — Вот Асмунд агротехнолог по планктону. Где у него инженерия, а где магия?

— Планктон дело тонкое, — неохотно согласился тот, — Математическую модель придумали Лотка и Вольтерра лет сто назад, но в ней есть такая штука, как блуждающие критические точки. Параметрические катастрофы роста, иначе говоря.

— В нелинейной динамике иначе и не бывает, — вставила Санди.

— Ага, — сказал он, — А теперь представь: твое планктонное поле дало взрывной рост, и его плотная часть увеличилась от 2000 квадратных километров до 3000, а у фирмы заявленная промысловая площадь 2500. Попробуй, объясни директору, что иначе не бывает, пока суд будет ставить ему двухведерную клизму.

— И как тут выходят из положения? — поинтересовалась Келли.

— Ну, есть же эвристики. Например, рисунок края плотной части планктонного поля…

— Приметы, короче, — перебила Скатто, — я и говорю: магия.

— Не магия, а статобработка наблюдений, — обиженно сказал Асмунд, — У нас банк данных по морфологии планктонных полей 6 терабайт, не считая софта!

— Хорошо, что Верховный суд вышвырнул «Greenpeace» из Меганезии, — лениво заметил Спарк, — а то бы твой директор разорился на таблетках от нервов.

— Это точно, — согласился тот, — А Меганезия бы разорилась бы на нефти и газе. Кстати, у нас в офисе висит вот такое фото Джеллы Аргенти.

Расставив руки на предельную ширину, Асмунд показал размер фото и пояснил:

— Она была председателем на том процессе. Красивая женщина, между прочим.

— Джелла хорошо врезала этим продажным шкурам, — согласился Акела, — А то, видите ли, и атомная энергия им не нравится, и планктон, и ветряки, и соляроиды. Только от нефти для экологии никакого вреда, одна сплошная польза.

— Вы это про что? — спросила Келли.

— Да, была тут история несколько лет назад, — ответил Спарк, — президент «Greenpeace» заявил, что стимуляция размножения планктона нарушает экологию океана и усиливает парниковый эффект, так что их корабли будут устраивать налеты на наши планктонные фермы. Ну, ты же знаешь тактику «зеленых». Ясно, что этому уроду заплатили нефтяные картели. Мы, нашим топливным спиртом и биодизелем, делаем дырку в их монополии.

— И что решил суд?

— Да ничего особенного. Депортировал всех активистов и приравнял «зеленые» налеты к морскому пиратству.

— Это оно и было, — добавил Асмунд, — Представь, ты работаешь в своей промысловой зоне, соблюдаешь все меры защиты морских животных, контролируешь периметр, поставляешь органическое сырье, топливо, комбикорм. Тут вдруг какие-то дегенераты прут на баркасе через твое поле, срывают буйки, льют в воду какую-то дрянь вроде керосина…

— И что, теперь за это расстрел на месте? — поинтересовалась Санди.

— По идее, да, — признал Асмунд, — но реально никого не шлепнули. Копы потопили один их баркас, а этих засранцев вытащили из воды, и на депортацию. Еще морду набили, но уже не копы, а наши работяги. Копы наших оттаскивали, кому-то даже штраф вклеили.

Акела многозначительно поднял палец к небу

— Мы куда-то соскользнули, а разговор, вообще-то, был про кино, — напомнил он.

— Там, по сути, то же самое, — заметила Скатто, — наш маленький фест это локальное явление, а вот гиперфест, который на BDL, это уже глобально.

— Quo este BDL? — спросила Санди.

— ВDL este grand navio «Bandeira da liberdade»! Voce nao sabe?

— Primo ouvi, — подтвердила Санди. Она действительно впервые слышала про большой корабль «Флаг свободы», и про гиперфест. Это сообщение вызвало бурный и подробный рассказ об истории BDL и Free-art-hyperfest, поскольку, как оказалось, к этой истории имеют прямое отношение Скатто и Спарк.

Несколько лет назад, Скатто опубликовала в «Pacifica cultural revista» статью «Elegant-art as a prosumers property», содержавшую агрессивный манифест глобального фольк-арта:

«Развитая община сама производит то искусство, которое потребляет. Претензии касты псевдо-интеллектуалов от искусства на роль законодателя мод и ограничений, должны быть безоговорочно отвергнуты. У искусства один критерий качества: потребительский спрос, и один позитивный путь развития: абсолютно свободная конкуренция».

Подобные статьи множились на фоне роста популярности фри-арт-фестов (в которых уже начали участвовать не только меганезийцы, но и австралийцы, новозеландцы и гавайцы). Постепенно оформилась идея создать глобальный фри-арт-фест, который выступал бы в той же весовой категории, что и крупнейшие мировые дистрибюторы масс-культуры.

В это же время, шло становление маленького кладоискательского партнерства HTOPO. По заданию Оливии Минго, Акела «прошелся граблями по сети», и выдал огромный список известных кладов на океанском дне. Это были не те клады, о которых пишут авантюрные романы, а совсем не романтичные вещи: корпуса кораблей и самолетов, грузы цветных металлов и нержавеющей стали, ценного минерального сырья, и т. д. Классические клады (золотой песок, алмазы и пр.) не отвергались, но их было мало, и они не делали погоды. Затем Слай и Спарк прошлись по списку, вычеркивая объекты, подъем которых (с учетом возможностей партнерства) был невозможен, или нерентабелен, или слишком рискован. Нескольких таких объектов Спарку было жалко прямо до слез. Это были тяжелые боевые корабли II мировой войны, затонувшие в результате американо-японских сражений во всей меганезийской акватории от юга Филиппинского моря и Марианских котловин, до Кораллового моря и моря Фиджи. Спарк набросал эскизы проектов подъема некоторых из этих кораблей, но Оливия была непреклонна: «Валентайн, мы не можем нашими силами поднять с 500-метровой глубины 200-метровую стальную коробку весом 20 тысяч тонн».

При этом, она совершенно не возражала против открытой публикации проектов Спарка, (какой смысл сидеть на них, как собака на сене, вдруг кому-то пригодится).

Так на интернет-блоге Спарка появились схемы подъема двух авианосцев, затонувших в мае 1942 в битве за Коралловое море: американского «Лексингтона» и японского «Сехо». Третьей была схема для японского линкора «Нагато». Пережив войну, он стал кораблем-мишенью и затонул от атомного удара при испытаниях на атолле Бикини 29 июля 1946.

Спарк даже и предположить не мог, что в течение года все три схемы будут реализованы.

Собственно, это было совпадение. Спецназ ВМФ Меганезии проводил глубоководные инженерные учения «Deep pull», для которых бесплатные эскизные разработки Спарка оказались как раз кстати. Учения прошли успешно, военный координатор решил, что престиж флота пострадает, если автору концепт-идеи ничего не перепадет. Так Спарк получил престижную премию национального конкурса, а у ВМФ появились 3 «коробки», 270, 200 и 210 метров длиной. Самую большую, «Лексингтон», быстро переоборудовали и использовали в серии морских маневров, а «Сехо» и «Нагата» полгода торчали у самого дальнего терминала базы ВМФ на Бугенвиле. Вероятно, дело кончилось бы переплавкой, если бы не предвыборный флэш-моб фест-фанатов, из-за которого в карте общественного запроса появился фестивальный супер-проа «Bandeira da liberdade». Наличие уже готовых корпусов сделало постройку BDL сказочно дешевой, а получившийся корабль поражал воображение. На «коробках», ставших поплавками установили трехэтажный квадратный настил, каждый ярус которого был размером с 8 футбольных полей. Между «коробками» в кормовой части вмонтировали ходовой блок с силовой атомной установкой 150 МВт. Это тоже стоило дешево, поскольку было снято с устаревшего военного транспорта. Из модерновых элементов BDL получил только рубку управления с коммуникациями.

Вывести получившееся чудище на ходовые испытания вызвался находившийся в отпуске экипаж легкого патрульного катера во главе с молодым лейтенантом по имени Пак Ен, уже тогда имевшим репутацию полного отморозка (позже он подтвердил эту репутацию в целом ряде экстремальных случаев). BDL под его командованием прошел 1000 миль от Бугенвиля до Науру за двое суток и два часа, показав среднюю скорость 20 узлов, и встал на рейде Айво. Деловую жизнь островка парализовало, 7 из 15 тысяч жителей торчали в порту. Все, кто мог, подошли к BDL на ботах, а сотни две самых отчаянных забрались по забортным трапам и ошарашено бродили по пустым металлическим полям ярусов. Два канала TV прервали программы для экстренных репортажей. Утренние газеты вышли с фото Пак Ена на фоне BDL, и цитировали его фразу: «Один тип бился об заклад, что эта могильная плита на двух гробах никогда не войдет в порт, так вот, он проиграл».

Праздник удался, и первый фурор определил судьбу проекта. Меганезийские корпорации завалили BDL спонсорскими средствами и технической помощью. За пару месяцев супер-проа был превращен в несколько гротескное, но вполне благоустроенное плавсредство.

По традиции, заложенной Пак Еном, на BDL стали работать экипажи волонтеров из ВМФ и флотское начальство это одобряло. Неофициально считалось, что это хорошая практика для молодых офицеров. Когда через год был объявлен первый международный гиперфест на BDL, оказалось, что и в других родах войск волонтеров хватает, т. е. наемный персонал почти не нужен. Сопоставив поток спонсорских средств с эксплуатационными расходами, устроители проекта решили брать деньги только в кафе, в отелях и на парковках личного транспорта, а само пребывание на борту супер-проа сделать бесплатным. За 20 дней BDL прошелся по нейтральным водам вокруг Меганезии (флотилия мелких частных судов сопровождала супер-проа, как рыбы-лоцманы гигантскую акулу), собрал пеструю толпу молодежи из двух десятков стран, и бросил якорь у атолла Кваджалейн. В гигантской лагуне этого атолла (130 на 32 км), где собралась в несколько раз большая толпа, чем уже была на самом суперпроа, состоялся грандиозный двухнедельный фест. Около сотни фильмов, изгнанных из европейского и американского проката по политическим мотивам, или юридически запрещенных к распространению в порядке защиты морали, крутились на BDL круглые сутки: в залах, в кафе и на прогулочных палубах. Тут же, на борту BDL, спонтанно возникали команды любителей, которые снимали свои короткометражки, и крутили их на резервных экранах для всех желающих. Мировые масс-медиа изощрялись в описаниях порочных нравов, царящих на гиперфесте, чем готовили почву для следующих гиперфестов, которые стали проходить каждые три месяца. После летнего гиперфеста в этом году, европейская и американская ассоциации кинематографистов совместно постановили исключать из своего состава любого, кто ступит на борт BDL.

— Это был слив, — заключила Скатто, — на осеннем гиперфесте мы публично назовем эти ассоциации сборищами дырявых кондомов, и молодежь нас поддержит. Venseremos!

— Жаль, мы туда не попадем, — заметила Санди, — У нас уже будет гиперпузо.

— Реально можем метнуться только на весенний, — добавила Келли.

— И метнемся — уверенно сказал Спарк, — На авиетке от нас до Кваджалейна 3 часа лета.

— На осенний можете метнуться в виртуале, — сказала Скатто, — там пузо не помеха.

— А я и не знал, что у гиперфеста есть виртуальное зеркало, — удивился Акела.

— А его пока и нет. Но через два месяца будет.

— Ну, ой! — воскликнула Санди, — Мы там позажигаем! Я парочку таких аватар придумала, что любая порно-звезда покажется пуританкой!

…

С Никумароро они отплыли в понедельник, после полудня. На этот раз «люди упаики» были не способны к вахтам вообще. Все трое лежали на корме в полной прострации, иногда разражаясь хохотом и не очень связными комментариями к событиям на фесте. Акела и Спарк отпустили пару шуточек на эту тему, и сообщили, что теперь все могут расслабиться. Два таких морских волка запросто доведут проа до дома без чьей-либо помощи, хотя готовы приветствовать, если в пути кто-либо будет их развлекать. «Мы будем транслировать вам свое радостное настроение», — ответила Санди, после чего вместе с Келли залезли в рубку, и следующие несколько часов оттуда доносилось только тихое сопение дуэтом, которое, видимо, свидетельствовало о крепком здоровом сне.

Джерри Винсмарт в это время находился на борту авиалайнера, летящего из Гонолулу в Паго-Паго, и как раз пересекающего пятую параллель южной широты. Если бы Джерри имел с собой достаточно мощный бинокль, и через него посмотрел бы в иллюминатор справа от себя, то теоретически, мог бы увидеть маленькую цветную точку на сине-серой поверхности океана, медленно ползущую на запад со смещением к северу. Но даже в этом случае, он никак не мог бы догадаться, что эта точка представляет собой проа, на котором в данный момент путешествуют обе его подопечные.

…

8 июля. Порт-Морсби, Папуа. Туризм и немного коррупции.

В отель Holiday-Inn док Джерри прибыл около 7 утра. Несмотря на столь ранний час, на лице портье была дежурная Очень Доброжелательная Улыбка.

— Чем могу помочь, сэр?

— Мое имя Джералд Винсмарт. Для меня должен быть заказан номер.

— Один момент, сэр…. Да, совершенно верно. Номер 28. Позвонить вашей жене, что вы приехали?

— Моей жене?

— Да. Она уже в номере.

— Гм… Я думаю, не надо. Пусть это будет сюрприз, верно?

Портье охотно рассмеялся.

— Конечно, сэр. Второй этаж на лифте, правый коридор.

Перед дверью номера Винсмарт на пару секунд задумался, а потом осторожно постучал.

Щелкнул замок, дверь распахнулась и тонкая, но сильная рука буквально втянула доктора внутрь, после чего примерно 120 фунтов женского тела повисли у него на шее.

— Джерри! Я знала, что ты приедешь! — и далее, уже тихо, на ухо, — Да обнимите же меня, черт возьми, и ляпните что-нибудь подходящее.

— Э… Оливия… Я тоже…

Оливия свободной рукой захлопнула дверь, освободила его шею и сделала шаг назад.

— Классно выглядишь, Джерри!

— Э… Ты тоже…

— Принимай душ, переодевайся, я заказала экскурсию вокруг Багана. Это вулкан, ну, ты же любишь вулканы.

— Вулканы? — переспросил он, — а, ну да, разумеется, они такие величественные.

— Это на соседнем острове Бугенвиль. Мы с тобой облетим вокруг всего кратера на высоте птичьего полета, представляешь?

— Да, это будет здорово, — без особого энтузиазма согласился Джералд.

— Вот-вот. Но ты же не полетишь в костюме, милый?

— Ну, конечно, я сейчас переоденусь.

— Захвати с собой деньги, кредитные карточки, документы и все такое. А лучше возьми свою сумку целиком. Ты же понимаешь, здесь не Швейцария.

— Да, — он улыбнулся, — на Швейцарию это не очень похоже.

Примерно через четверть часа они уже шли по улочке, спускавшейся в сторону океана.

— Я думал, мы поедем в аэропорт, — сказал он.

— Не угадал. Маленькие самолеты здесь взлетают с воды. Летающие лодки.

— А это не слишком опасно?

— Брось, Джерри. Когда это ты стал бояться опасностей?

— Примерно лет 45 назад, когда научился толком говорить.

— Ты такой же шутник, как и раньше, — заявила Оливия и наградила его звучным поцелуем в щеку, — ручаюсь, тебе понравится этот полет.

Вопреки словам Оливии, полет ему стал не нравиться даже раньше, чем они взлетели. Пилот летающей лодки выглядел так, будто вчера бежал из Синг-Синга, и мог бы без грима играть Билли Кида в голливудском вестерне. Салон был заставлен какими-то сомнительными ящиками, наводившими на смутные мысли о контрабанде. В общем, антураж был похож на что угодно, только не на экскурсию.

— Занимайте места согласно купленным билетам, — сказал пилот и громко заржал.

— Слай, ты шокируешь доктора Винсмарта, — сказала Оливия, — это не есть хорошо.

— Подумаешь. И пошутить нельзя?

— Давай, заводи уже, — ответила она.

— Нет проблем! — Слай что-то нажал на панели, — дамы и господа, пристегните ремни. Если найдете.

И он снова заржал.

— Совершенно невозможный тип, — пожаловалась Оливия, когда они оторвались от воды.

— Ничего, я к этому спокойно отношусь..

— А вы что, правда профессор биологии? — спросил Слай.

— А вы что, правда пилот самолета? — парировал Джералд

— Что, съел? — добавила Оливия и, уже обращаясь к Винсмарту, сообщила, — нам лететь часов семь, с двумя промежуточными посадками. Первая — через три часа. Пока можете поспать или, если хотите, есть кофе в термосе.

— И бутерброды, — добавил Слай, — с какой-то ерундой, я не разобрал, когда покупал. Но жрать, вроде, можно.

— Понятно, — сказал Джералд, — в смысле, ничего не понятно. Куда мы летим?

— Вот сюда, — пилот ткнул толстым пальцем в закрепленную на торпеде карту, примерно посредине Центральной Тихоокеанской котловины, — тут не написано, но местечко зовется атолл Тероа. У нас там теперь, как бы, научный центр получается.

— Черт… Но это же территория Меганезии!

— Ну, да, — подтвердила Оливия, — добро пожаловать на острова свободы.

— А меня с моим американским паспортом не арестует первый же полисмен? Нелегальный въезд в страну и все такое.

— С чего вдруг? — буркнул Слай, — вы же не оффи.

— Не кто? — переспросил он.

— Not a State employee, — перевела Оливия, — так что если вы не промышляете разбоем и терроризмом, то полиции вы совершенно безразличны.

— Это радует. Вообще-то я думал, что девушки в Австралии, а не на каком-то атолле, посреди океана… Вы уже поняли, я думаю, что их беременность может протекать очень необычно. Им может понадобиться самое современное медицинское оборудование. Я писал вам, или вашему специалисту в приложении…

— Слышишь, Оливия, — перебил пилот, — профессор, наверное, думает, что у нас на Тероа что-то вроде первобытного стойбища. Ну, типа, вода в ведре и сортир под кустом.

— Ну, не совсем так. Я уже знаю, что у вас есть довольно современный аппарат для УЗИ, кардиографический комплекс, компьютерный анализатор крови, и очень неплохой врач.

— У нас много чего есть, — сообщил Слай, — если смотреть по вашему списку, то почти все. 3D энцефалограф и электронный микроскоп, вон, в ящиках лежат. Только парамагнитный молекулярный сканер пардон, не нашли. То ли его не завозили, то ли сперли еще до нас.

— Куда не завозили? — переспросил Джералд.

— В Папуа. Международная гуманитарная медицинская помощь, все такое. Таблетки и шприцы департамент здравоохранения сразу толкает кому-нибудь, а электроника — это для солидных клиентов.

— Вроде нас, — добавила Оливия, — а что вы хотите, Джерри? Коррупция. Тяжелое наследие колониального прошлого.

— То есть, мы вывозим из Папуа ворованное оборудование?

— Что вы, профессор, — возмутился Слай, — все законно куплено. Списанная по негодности медтехника. Все документы есть, подписи-печати на месте. Да и сами посудите, на хрена им этот микроскоп и энцефалограф? Все равно, если что серьезное, они у нас лечатся. Чем энцефалографы осваивать, проще пролив переплыть. Луизиада — это уже Меганезия.

— Нет, у нас, конечно, медицина пока слабее, чем в Штатах, — призналась Оливия, — но с Австралией мы примерно на одном уровне. Из этого и надо исходить.

— Зато с безопасностью у нас не в пример лучше, — продолжил Слай, — в Австралии наших девчонок давно бы уже взорвали. Как на ваших Гавайях.

— Вы работаете под защитой своего правительства? — спросил Джералд.

— У нас все граждане под защитой правительства. Великая Хартия. Слышали про такое, профессор?

— Честно говоря, нет. Я политикой не слишком интересуюсь.

— Ага, — сказала Оливия, — зато она вами слишком интересуется.

— Я правильно понял, что ваше правительство уже в курсе дела?

— Официально, как бы нет, — сказал Слай, — а неофициально… Хрен его знает. Наверное, в курсе, но мы ведь ничьих прав не нарушаем, а значит — кому какое дело, что там у нас на атолле. Наше правительство в частные дела не лезет.

2. Созвездие эректуса. Игры морских монстров

Особенности океанийской магии. Как правильно трактовать Шекспира. Авантюра с молекулярной робототехникой. Очень экономичное правосудие. Брачные игры, военно-морские рыбаки и ронго-ронго. Новый остров доктора Моро. Социал-дарвинизм, Вавилонская башня и трудовые права шимпанзе. Реконструкция первобытной культуры. Защита любыми средствами, без всякого исключения. Методы экстренной челночной дипломатии. Почему медицина хуже ветеринарии. Правило Кларка о магии и технологии.

–

8 июля. Атолл Тероа, Меганезия. Этнография, менехуна и эректусы.

Вообще-то с воздуха атоллы лучше всего рассматривать около полудня, но на закате в этом тоже есть свой шарм. Волны из сине-зеленых, становятся бронзовыми, густые длинные тени придают особую таинственность, а уже зажигающиеся кое-где огоньки вызывают ассоциации с маленьким праздником. Атолл Тероа предстал перед доком Джерри перед закатом, в виде огромной раскрашенной светлыми и темными полосами подковы, уложенной на поверхность спокойного океана. Подкова, впрочем, была не совсем правильной: Одна ее сторона была более широкой и покрытой зарослями, среди которых, ближе к внутренней площади подковы, то есть, к лагуне, виднелись постройки самой разнообразной формы. В лагуну во множестве выдавались узкие полоски пирсов, некоторые из которых были частично прикрыты навесами в форме остроконечных шляп. Другая, узкая сторона подковы, представляла собой голую песчаную косу, на которой располагались несколько блестящих ангаров, что-то наподобие прямоугольных прудов, и аляповатое сооружение вроде металлической башенки.

— Основа местной энергетики, — пошутила Оливия, заметив нелоумение дока Джерри, — это спиртогонный завод на планктоне. А ангары — местное мотопредприятие. Если захотите заказать по дешевке авиетку, заходите туда, скажите что вы от меня, и получите скидку процентов семь. Заказ обычно исполняется за два-три дня.

— Я все равно умею водить только автомобиль, — ответил Джерри, — ну, еще простенький катер. Это здесь, наверное, более актуально.

— Это точно, — согласилась она, — Катер или проа можете заказать там же.

— Проа это что?

— Двухкорпусный парусник, — пояснила Оливия, — два типичных проа вы можете увидеть прямо посреди лагуны. Сейчас как раз время вечернего лова каменного окуня.

…

— Ого, профессор! Вы пользуетесь успехом у женщин!

Этой фразой Слай прокомментировал трогательную сцену встречи доктора Винсмарта с его подопечными. Джерри был не в состоянии что-либо придумать в ответ, поскольку на нем одновременно повисли обе девушки. Келли справа и Санди слева, и уж конечно они сделали это не молча, а с вполне качественным визгом. Как ему удалось не кувырнуться при этом с пирса — черт его знает. Какой-то глубинный инстинкт равновесия сработал.

— О, черт, — сказал он, наконец, — я не могу поверить, что это на самом деле.

— Ага! — фыркнула Келли прямо ему в ухо, — мы, типа, вам снимся, док Джерри.

— Всего один косячок за завтраком, и ваши мечты станут реальностью, — в своей обычной манере добавила Санди, — нет, без дураков, мы жутко рады вас видеть.

— Я, между прочим, рад не меньше, — ответил он, — но не поймите меня неправильно, еще чуть-чуть и мы с вами полетим в воду. Вы не такие легонькие, как вам кажется… Уф. Ну, теперь я смогу на вас посмотреть… Так, так, хорошо выглядите.

— Вы же видели ролик, — сказала Санди, — мы в точности, как там.

— Ну, знаете, снять можно что угодно… А кто, кстати, снимал?

— Вот они, восходящие звезды эротического кино. Сейчас познакомим, — Келли схватила Винсмарта за руку и потащила в направлении двух молодых людей, стоящих на берегу рядом с пирсом, — вот это Роджер, он же Акела, он был оператором. А это Валентайн, он же Спарк, автор этого, как там…

— Либретто, — подсказала подошедшая сзади Оливия.

— Концепт-идеи, — поправила Санди.

— Здравствуйте, док Винсмарт, — сказал Спарк, пожимая ему руку, — я вообще-то только фон придумал, а с журналом и ноутбуком это Акелы идея.

— Не совсем моя, — уточнил Акела, в свою очередь, пожимая руку доктору, — это во всех детективах про заложников есть. Типа, задачка: как доказать, что все снималось только что, а не когда-то там.

— Он большой спец по детективам, — серьезно добавила Санди, — без него бы мы черта с два выбрались из этой мясорубки.

— Слушайте, — сказал Джерри, — я ведь ничего толком не знаю. Сначала мне позвонили с базы. Потом ко мне в квартиру приперлись два наглых придурка из NSA…

— Точно! Я угадала! — перебила Келли.

— Ты говорила из FBI, — напомнила Санди.

— Какая разница? Извините, док Джерри, я вас перебила. Так что хотели эти придурки?

— Я и сам не очень понял. Сначала пугали, что сделают меня главным террористом, потом полезли в мой компьютер, попались на сторожевой модуль, и приехала полиция. А где-то посреди ночи я попал на опознание… Про это я не буду рассказывать, ладно?

— А на базу вас так и не пустили? — уточнила Санди.

— Не пустили, — подтвердил он, — так что там произошло?

— Ну, мы пошли на ужин чуть позже, чем Лэй, и только собрались зайти в столовую, как там бабахнуло. Дальше мы спрятались, выждали, и дали деру. Келли подломила джип, а потом катер. А я позвонила ему, — Санди похлопала Акелу по плечу, — ты здорово офигел, когда меня услышал, точно?

Молодой человек согласно кивнул.

— Здоровее некуда. Представьте, сидим мы со Спарком, ужинаем, как люди, вдруг у меня мобильник как начал трезвонить. Вот, думаю, приспичило же кому-то. А там: привет, это Панда, мы с подругой в полной жопе, вляпались во что-то военное-секретное, нас хотят убить, и все в таком роде. Я говорю: где вы есть? А она: да рядом, на Гавайях. Нормально так, 2700 км отсюда. Я прикинул, что если бы они добрались до отметки 177, то мы бы их подобрали. Говорю: катер-то есть у вас? Она говорит: достанем. А водить умеете? Фигня, говорит, по ходу научимся. Дал я координаты и говорю Спарку: плакал наш ужин, надо хороших людей выручать, Панду с подружкой.

— А почему панда? — спросил Джерри.

— У нее ник такой в чате, где мы познакомились, — пояснил Акела, и продолжал — ну, мы, сорвались туда. Смотрю через спутник: ага, вот они. Идут косо, но примерно куда надо. Спарк с леталкой остался на отметке, а я на проа к ним навстречу.

— Про самолет расскажи, — вставила Санди.

— Я как раз об этом. Смотрю дальше через спутник, и вижу: гад какой-то летит ровно за ними, след в след, как привязанный. И по скоростям получается, что он их через полчаса догонит. Ага, думаю, он ведь по маячку идет. А маячок где? Ясно, что в мобильнике. А значит, если мобильник бросить на пустом катере, так он и дальше за маячком пойдет. И вот, картина маслом: мы трое на проа, катер пустой, а этот гад… — тут Акела с помощью двух ладоней изобразил атаку самолета, — потопил он катер, и хотел смыться обратно на Оаху. Тут-то его патрульник и достал. А мы на 177-ю отметку и оттуда домой. Вот и все.

Винсмарт недоуменно почесал в затылке.

— Роджер, вы сказали «обратно на Оаху», а в прессе писали, что этот самолет наоборот, был угнан с базы Оаху.

— Не знаю, как он там был угнан, но как он оттуда прилетел, так обратно и пошел. Прямым курсом на ту самую базу, я же по спутнику смотрел. Он чуть-чуть до нейтральных вод не дотянул.

— Но ведь тогда получается, что это были военные летчики, а не пираты.

— Конечно, — согласился Акела, — тут и сомнений быть не может. Что я, пиратов не видел? Да и на хрен пиратам так делать?

— Вы в полицию об этом сообщали? — спросил Винсмарт.

— Вот еще, не хватало. Сами прикиньте, нужна нам сейчас полиция? И вообще, чего мы тут застряли? Пойдем к доку Рау, он грозился осчастливить нас ужином.

…

… До визита к доктору Рау Риано, Джерри Винсмарт был уверен, что оказался где-то на обочине цивилизации. Обычное состояние человека, с детства привыкшего воспринимать мир, как кружочек, в центре которого находятся Нью-Йорк, Лондон, Рим и Париж, вокруг — пригороды, а еще дальше — пустыри и задворки. Первые несколько минут пребывания в доме местного доктора, как будто, подтверждали эту культурологическую теорию. Сам дом — аляповатое, по европейским понятиям, сооружение, вызывающее в памяти рассказы Джека Лондона и Соммерсета Моэма о быте океанийских аборигенов. Терраса, на которой бросалось в глаза множество амулетов, ритуальных масок и статуэток полинезийских, и индокитайских богов и богинь. Наконец, сам хозяин, одетый в яркий саронг и носящий на шее ожерелье явно культового назначения.

Видимо, заметив характерный интерес гостя ко всему этому антуражу, док Рау пояснил: «видите ли, уважаемый коллега, по обычаю я совмещаю медицинскую практику с, так сказать, магической». Он улыбнулся, протянул руку к маленькой фигурке двухкорпусного парусника, сделанной из лакированного бамбука, и произнес длинную фразу на языке, напоминающем гавайский, который Винсмарт несколько раз слышал в Махуконе.

— Это заклинание, док Джерри, — весело пояснила Санди, орудуя палочками для еды в блюде с тушеными кальмарами, — я его уже слышала, только забыла, что оно значит.

Док Рау охотно перевел:

Наша земля — это море,

Впереди — простор для Атэа,

По бокам — пути для Атэа,

А позади — дорога для ветра.

Танэ, повелитель просторов,

Твоя мана правит на море!

После чего пояснил:

— Это ритуальная формула, которая нужна, чтобы корабль хорошо слушался руля.

— Помогает? — вежливо спросил Джерри.

— А как же. Разумеется, при условии соблюдения правил строительства и эксплуатации. Танэ и был первым, кто придумал подобные правила. По крайней мере, так говорят.

— Вы сказали Танэ?

— Да. Это бог мореплавания и мастерства.

— Все конкурсы проа проводятся под знаком Танэ, — добавил Акела.

Спарк, тем временем, подлил в чашечку гостя еще рисовой водки.

— Очень познавательно, — сказал Джерри, — а медицинская практика у вас тоже связана с культом определенного божества?

— Точнее, двух богинь, Ваиора и Таранга, — серьезно ответил Рау.

— Кхм, — Джерри почесал подбородок, — Не сочтите за неуважение к вашей религии, но мне не верится, что обращение к двум богиням, пусть даже очень хорошим, может погасить острый иммунный кризис.

Меганезиец улыбнулся и кивнул:

— В чем-то вы правы. Помимо магии, я применил облучение крови ультрафиолетом 300 нанометров, чтобы снизить концентрацию аллогенов, и гемофильтрацию, чтобы удалить продукты иммунных реакций, которые также могли восприниматься организмом матери, как аллогенные. Химические иммунодепрессанты я не применял, полагая, что они в такой ситуации могут повредить и организму матери, и организму плода. Я рискнул применить только noni hinu-fetiave-ota. Это местное народное средство из местного растения в смеси с жиром морской змеи, его дают женщинам при поздних токсикозах и детям при аллергии на материнское молоко. Я также включил в ежедневний рацион свежую акулью печень.

— Между нами говоря, жуткая гадость, — вставила Келли.

— Свежая акулья печень? — удивился Джерри, — это могло спровоцировать острую реакцию на гипервитаминоз «A». Вы рисковали, коллега.

— Не очень сильно, — возразил Рау, — при формировании плаценты способность усваивать витамины «A» и «D» существенно возрастает. Кроме того, здесь высокая инсоляция, что тоже препятствует критическому накоплению витамина «A». Практически не произошло ничего, кроме легкого шелушения кожи.

— И кошмарной чесотки, — добавила Санди.

— Это точно, — подтвердила Келли, — я два дня чесалась, как блохастая кошка.

Джерри Винсмарт пожал плечами:

— Черт его знает, коллега. Я бы действовал иначе, но теперь уже не проверишь, дало бы это лучший результат или нет. Кстати, можно будет посмотреть ваши наблюдения за последние две недели?

— Конечно, — ответил Рау, — а мне будет интересно ваше мнение об одной моей гипотезе.

— Какой?

— Мне кажется, что эректусы похожи на аборигенов Флореса, Тасмании и Новой Каледонии. Тех, которые ближе всего к расе, населявшей когда-то всю Океанию.

— Вы намекаете на хоббитов? — спросил Джерри,

Рау кивнул и пояснил:

— В океанийских легендах они называются «menehuna».

— Sorry, док Рау, — сказал Спарк, — но менехуна это менехуна, а хоббитов выдумал Толкиен.

— Он их слизал с кельтского эпоса, — уточнил Акела.

— Он все оттуда слизал, — добавила Санди, — а copyright свой поставил. Профессор, блин.

— Профессор тоже человек, — рассудила Келли, — почему не стырить, если плохо лежит?

— Погодите, — Джерри постучал чашкой по столу, — Толкиен тут не при чем. Мы говорим о Homo Floresiensis, которого в шутку назвали хоббитом из-за маленького роста, меньше чем у современных пигмеев. Флоресиенсис — это одна из рас эректусов. Сравнительно недавно, 10 тысяч лет назад, они жили на Флоресе, а, быть может, и на других островах. Соответственно, они были современниками Homo Sapiens, и коллега Рау, насколько я понял, считает, что между ними происходило скрещивание.

— Совершенно верно, коллега Джерри.

— … Но, — продолжал Винсмарт, — поскольку это все-таки разные виды, нельзя принять эту гипотезу, пока не будет доказано, что они могли скрещиваться.

— Рискну заметить, что существует некоторая условность границы между родом и видом в современной систематике, — возразил Рау, — расходий пример: собака и волк. Их относят к разным видам, хотя некоторые породы собак, например, северные лайки, ближе к волкам, чем к другим породам, или расам своего вида.

— В этом есть резон, — согласился Винсмарт, — но эректус пока не так хорошо изучен. Нам ведь известны примеры нескрещивающихся близких видов, например, домашняя кошка и рысь. А есть виды, дающие при скрещивании бесплодные потомство, как осел и лошадь.

Келли задумчиво поковыряла палочками в полупустом блюде.

— А наши дети смогут, ну, это… скрещиваться?

— С обычными людьми, ты имеешь в виду? — уточнил док Джерри, — скорее да, чем нет. В пользу положительного ответа говорит биохимическая совместимость и одинаковое число хромосом. Скрещивание и рождение плодовитого потомства тут вполне вероятно.

— А когда мы будем знать это точно? — спросила Санди.

— Если у нас будет все необходимое оборудование, и если коллега Рау мне поможет, то, я думаю, это можно будет установить недели за две — три.

— Все будет, — пообещал док Рау, — для начала надо вам поставить компьютер. Акела, у тебя есть в запасе что-нибудь приличное?

— Есть, конечно. Могу ноутбук дать, годовалый. Годится?

— Мне лишь бы работал, — ответил Джерри, — а куда поставить, я не понял?

— Я вам особожу правое крыло второго этажа, — сказал Рау, ткнув пальцем вверх.

…

9 — 23 июля. Муниципалитет Икехао. Особенности океанийской магии.

Итак доктор Винсмарт поселился в доме своего меганезийского коллеги. Лаборатория, кухня и медпункт на первом этаже оказались в их общем пользовании, что само собой привело к участию Винсмарта в медицинской практике. Ближайшая клиника находилась в муниципальном центре на большом атолле Икехао, до него было больше 80 километров, и туда обращались только с серьезными проблемами. Со всем остальным жители Тероа и нескольких десятков миниатюрных островков, расположенных совсем рядом, шли к доку Рау. Важную роль играло и то, что Рау совмещал профессии врача и шамана-тахуна, причем определить, где кончается одна профессия и начинается другая, было, порой, решительно невозможно. В соответствие с местным обычаем, твердых расценок не было: пациенты оставляли деньги, продукты или вещи в соответствии со своим достатком и интуитивными понятиями о справедливости. Поскольку Рау имел немалую долю доходов в коммерческом партнерстве «HTOPO» (именуемом также «почтенным обществом»), этот способ расчетов его вполне устраивал. У Джерри даже появилось подозрение, что док Рау практикует ради высокого социального статуса, а не ради денег. Самому доку Джерии тем более были не интересны мелкие заработки, особенно после того, оказалось, что лавочка мамаши Джимбо принимает не только наличные, но и платежи через интернет. Но не мог же он отказать в помощи мальчишке, наступившему на морского ежа именно тогда, когда док Рау куда-то отлучился на несколько часов, ну а дальше пошло-поехало …

Организовать переговоры между партнерством HTOPO и консорциумом Atlinc оказалось проще всего. Док Джерри просто соединил напрямую по телефону Лайона Кортвуда с Оливией Минго, а дальше дело пошло само собой. Всего несколько раундов переговоров, и стороны пришли к взаимовыгодному соглашению. Партнерство получало 5 миллионов долларов «на покрытие первоначальных расходов», по 1 миллиону за каждый месяц до рождения близнецов, и 20 миллионов в случае их успешного появления на свет. Кроме того, партнерству причиталось по 0,5 миллиона за каждую публичную PR-акцию с участием Келли и Санди, и 5 процентов прибыли от проекта в течение первых 4 лет. Эта сумма должна была существенно превысить исходно запрошенные партнерством 200 миллионов долларов, но только если проект увенчается успехом.

Доктор Винсмарт не стал вникать в методику счета прибыли и прочие детали коммерции. Ему было гораздо интереснее работать по своей тематике. Когда Слай и Оливия очередной раз отправились на «гуманитарную охоту» в Папуа, Джерри попросил закупить за его счет некоторое количество наноботовых ветеринарных средств («некоторое количество» на практике оказалось шестью ящиками, которые едва влезли в самолет). Док Рау, осмотрев эти приобретения, недоверчиво качал головой, но, под действием железных аргументов коллеги, более продвинутого в биологии, решил: почему бы и нет? Первые же испытания на поверхностных травмах показали, что значит современная ветеринарная технология. Однократная обработка раны или ожога препаратом, разработанным для служебных и охлотничьих собак, приводило к заживлению всего через сутки. Никаких дополнительных средств не требовалось. Поскольку местная публика, начиная лет с 5–6, постоянно имела дело не только с кухонными ножами и спичками, но также с рыболовными крючками, подводными ружьями и феерами, недостатка в пациентах с Тероа и соседних островков не было. Многие тероанцы еще в мае решили свои проблемы с зубами с помощью собачьего наногеля DR-plus, разрекламированного в первых передачах о проекте «Erectus». Более того, оказалось, что аналог этого препарата уже начал производиться в Меганезии под маркой Upden (док Джерри не стал выяснять пикантный вопрос о том, как сюда попала технология производства). Так или иначе, местные жители уже были психологически готовы использовать и другие ветеринарные средства того же типа. Винсмарт ни от кого не скрывал, что применяет серийные ветеринарные наноботы. Каждый раз, испытав очередное средство на своих собственных царапинах и прочих мелких болячках, он быстро объяснял всем желающим, как им пользоваться и давал web-адрес компании-производителя (как правило — консорцума Atlinc). Такая открытость не снижала, а лишь повышало его авторитет среди местных жителей. У них не было никаких сомнений по поводу того, кем является необычный гость, обитающий в доме Рау Риано.

Через неделю, зайдя в лавочку мамаши Джимбо за какой-то мелочью, Джерри услышал, как пожилые женщины-утафоа сплетничают про «americano tahuna». Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, о ком идет речь. Статус шамана был присвоен ему автоматически по роду занятий. Как и у любого шамана, у него существовал aku, дух-помощник, похожий на черную лягушку. Это было для местных очевидно. Зачем иначе у дока на столе авторучка, украшенная обсидиановой лягушкой? Объяснять, что это просто любимая ручка, подарок группы коллег, было бесполезно. Каждый пациент все равно оставлял лягушке монетку, семечки или цветок. Даже покупая ветеринарные препараты самостоятельно, тероанцы заскакивали в дом дока Рау «на пару слов», а после их ухода, рядом с лягушкой обнаруживалось какое-нибудь символическое подношение. Самому Винсмарту доставались подношения другого рода — от свежевыпотрошенных рыбин солидного размера до бутылок и канистр с различными спиртными напитками. Но, как правило, пациенты (или родители пациентов) оставляли крупные денежные купюры. Иногда их отдавали прямо в руки доку Джерри, а иногда — незаметно засовывали куда-нибудь на книжную полку, в шкафчик-бар, или под лежащий на столе ноутбук.

Любой шаман непременно в чем-то загадочен. Загадочность дока Джерри обеспечивали плавки. Ничего подобного ни на Тероа, ни в окрестностях никогда не было. Кому придет в голову купаться в одежде? Это же неудобно и непрактично. Конечно, тероанцы знали, что в некоторых странах есть особые табу по поводу голого тела, но с чего бы тахуна Джерри стал соблюдать эти табу здесь? Тиви как-то раз спросила об этом у Санди и Келли. Келли просто не нашла, что ответить, а Санди брякнула «это, типа, ритуал». Девчонка-утафоа, с пониманием, кивнула, и к вечеру уже все утафоа на атолле знали, что эти синтетические тряпочки связаны с тайными отношениями между tahuna Gerry и его личным aku.

…

Джерри Винсмарту, со своей стороны, представлялись странными некоторые местные привычки и обычаи, как бытовые, так и магические. К последним Джерри имел теперь самое прямое отношение. Вскоре он узнал, что магические обычаи свойственны не только этническим утафоа, но и местным жителям любого другого происхождения. Как-то раз, когда док Джерри зашел в лавочку Джимбо за сигарами, к нему подошел незнакомый грустный мужчина афро-латиноамериканского типа, представившийся Ликас Гереро, и попросил помочь «одному человеку» на соседнем островке Фаифаго в 15 километрах от Тероа. «Это не займет много времени, док Джерри, — уточнил он, — часа два, не более».

У Гереро был быстроходный катер, и они оказались на Фаифаго уже через 20 минут. Там Джерри обнаружил, что «один человек» это старик лет 80, причем безнадежно мертвый. Двое официальных лиц из муниципального центра Икехао — медик, похожий на индуса, и полисмен, по виду китаец, — уже завершили составление протокола и курили на крыльце. Медик, разведя руками, определил ситуацию так:

— Сто раз ему говорили: дедушка Маулева, у тебя аорта изношена, тебе в клинику надо. Какое там, эти старики, они же умнее всех. Жалко, классный был дедушка. Все на свете умел. Механические часы мог починить прямо на кухне. Представляете?

— Как это произошло? — спросил Джерри.

— Обыкновенно, — медик пожал плечами, — Вышел утром рыбачить на лодке, недалеко от берега. Он всегда так делал. Ну и все. До чего жалко. А знаете, как он на банджо играл? Мог бы лет до 100 жить, если бы послушался, да разве этих стариков убедишь?

— Со стариками сложно, — согласился полисмен, поправляя на плече ремень пистолет-пулемета (непременного атрибута местных стражей порядка) и, повернувшись к доку Джерри, спросил, — Тахуна, вы, вроде бы, американец, из Калифорнии?

У Винсмарта тут же возникло предчувствие крупных неприятностей. Он вспомнил о том, что находится в Меганезии нелегально, со всеми вытекающими отсюда последствиями в жанре «вам придется поехать со мной для выяснения…».

— Да, — подтвердил он, — я из США, штат Калифорния.

— Ага, — обрадовался полисмен, — А вы не в курсе, паб «Lohness» в Сан-Диего, около яхт-клуба еще работает? Там еще динозавр на вывеске. Зеленый такой, с ластами.

Джерри отрицательно покачал головой:

— У меня квартира во Фриско, а в Сан-Диего я был всего один раз, и то транзитом.

— Понятно, а мы там позапрошлым летом хорошо оторвались, — полисмен почесал бритый затылок и повернулся к группе родственников покойного, — если я чем-то могу помочь…

Родственники ответили в том смысле, что теперь они как-нибудь сами, и, переложив тело на легкие носилки, понесли его в сторону пирса. Док Джерри тронул медика за плечо и негромко спросил:

— Простите, а мне что делать?

— В смысле? — переспросил тот.

— Ну, вообще…

— Если вам нужны какие-то магические предметы, то лучше спросить у местных, но мне казалось, что обычно говорят lipo без этих вещей, — ответил тот, и вежливо добавил, — но вам, конечно, виднее.

— Наверное, вы правы, — согласился Джерри, искренне надеясь, что «lipo» это что-то вроде leave-taking в относительно свободной форме.

— Тахуна, вас уже зовут, — сообщил полисмен, заметивший знак, поданный с пирса.

Тело лежало в маленькой лодке, на нескольких слоях досок, облитых топливным спиртом. Сверху было много каких-то крупных белых цветов. Лодку прицепили тросом к фаркопу 15-метрового катера, и, малым ходом, отбуксировали на пару миль от берега. Винсмарт, по взглядам окружающих, понял, что сейчас от него ждут «lipo».

— Я слышал, что дедушка Маулева был удивительный человек, — начал Джерри, с трудом подбирая слова, — я слышал, что он умел все, я слышал, что он прожил долгую жизнь, и последние минуты провел в море. Наверное, это что-то значит… Никто не знает, куда мы уходим. 25 веков назад философ Сократ говорил об этом так: умереть значит одно из двух: или перестать быть чем бы то ни было, или же есть какой-то переход, переселение отсюда в другое место, если верить тому, что об этом говорят. Уж если что принимать за верное, так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти, и что боги не перестают заботиться о его делах…

Винсмарту подали мачете, и он перерубил буксировочный трос. Лодка начала медленно расходиться с катером. Одновременно, кто-то зажег феер и тоже подал ему. Док Джерри несильно размахнулся и бросил феер на лодку. Она вспыхнула сразу, сначала голубым спиртовым пламенем, а вслед за тем — ярко-желтым. На катере дали самый малый ход, и двинулись в обратный путь. Вскоре лодка казалась просто маленьким, слегка чадящим язычком огня на поверхности океана. До берега все молчали, а там, на пирсе Винсмарту налили рюмку рисовой водки (которую он выпил вместе со старшими родственниками). Его тепло, хотя и немногословно, поблагодарили и вручили небольшой пластиковый пакет, в который он заглядывать не стал (впоследствие оказалось, что там лежит бутыль той же рисовой водки, большая коробка яванских сигар и очень вкусный домашний пирог с начинкой из кальмара). Полагая свою миссию завершенной, Винсмарт попрощался, и Гереро, без лишних слов завел свой катер.

По дороге на Тероа, его беспокоила мысль о том, справился ли он с нежданно упавшей на него ролью. Гереро, вероятно, понял это как-то по-своему.

— Мне кажется, — как-то нерешительно заметил он, — что вы напрасно переживаете, тахуна Джерри. В Калифорнии ведь тот же самый океан, что и здесь.

— Безусловно, — подтвердил Джерри, — и что из этого следует?

— Значит, ваше lipo здесь такое же сильное, как там, — пояснил Гереро таким тоном, каким обычно напоминают общеизвестные факты вроде «Луна обращается вокруг Земли».

— Да, это я как-то не сообразил, — дипломатично ответил Винсмарт.

…

24 июля. Местная психология эротики. Здоровое высокоразвитое животное.

В одну прекрасную пятницу, после заката, два доктора сидели на террасе второго этажа и пили из мензурок ром двухсотлетней выдержки, подаренный Спарком. Тот нашел где-то на дне ящик рома в трюме старинного корвета. Ром был так себе, но древность придавала ему шарм. Луна медленно катилась по небу, слабый ветерок с океана шелестел листьями, а док Рау рассказывал жутковатую легенду про метную вендетту «chiee».

Между тем, из воды на берег недалеко от пирса выбрались две фигуры. Держась за руки они побежали к небольшой группе псевдопальм в нескольких десятках метров от дома дока Рау. Юноша и девушка, лет примерно пятнадцати, оказались четко видны в ярком лунном свете. На поджарых обнаженных телах блестели капельки воды. Девушка забросила руки на шею юноше, тот обнял ее чуть ниже лопаток, и они слились в долгом поцелуе. Док Рау, невзначай, заметил «красивые дети» и продолжал описывать похождения мстителя, по сравнению с которыми сюжеты Хичкока казались детскими утренниками.

В это время парочка, продолжая целоваться, синхронно опустилась на колени, затем юноша откинулся на спину, а девушка улеглась сверху и негромко рассмеялась. Еще через пару минут они, прошуршав опавшими листьями, перекатились так, что юноша оказался сверху. Послышался громкий вздох, и девушка, подняв ноги, сплела их вокруг пояса юноши. Судя по мягким, медленным и слаженным движениям тел, эти двое занимались любовью не первый, и даже не десятый раз.

Док Рау, чей герой бамбуковым ножом перерезал горло четвертому врагу, чтобы выпить его кровь, снова между делом, поинтересовался «мне показалось, или вас это смущает?». Винсмарт пожал плечами и ответил «да не особенно». Рау кивнул, и герой, закончив все процедуры с четвертым врагом, пустился в погоню за пятым и шестым.

Тут девушке, видимо, надоела поза миссионерского типа, она легонько оттолкнула своего партнера и, перевернувшись, поднялась на колени и ладони. Юноша обнял ее сзади, снова раздался вздох, и последовали уже более резкие движения навстречу друг другу.

Винсмарт налил себе и коллеге еще рома и приготовился слушать, как легендарный мститель выкрутится из ситуации, когда против него на узкой скале оказались сразу три врага, поскольку к пятому и шестому присоединился седьмой, самый сильный и опасный.

На воображаемую панораму битвы накладывался саунд-трек, по которому легко было определить, что парочка приближается к кульминации. Несколько коротких вскриков, два тела рассоединились, юноша лег на спину, раскинув руки, а девушка устроилась рядом, положив голову ему на грудь.

Герой, распоров ножом живот пятого врага, не избежал коварного удара копьем в спину от шестого. Извернувшись, он ухватился за древко копья, и столкнул негодяя в пропасть. Уже теряя силы вместе с кровью, хлещущей из дыры в печени, он снова бросился в битву. Не обращая внимания на второе копье, пронзившее кишки, герой добрался до горла седьмого врага, перегрыз его зубами, разорвал руками вражью грудную клетку, пожрал еще трепещущее сердце, и красиво умер. Его дух, с чувством выполненного долга, улетел на поля счастливой охоты. «Ну, что вы об этом скажете?» спросил док Рау. «Все зависит от точки зрения», заметил Винсмарт, и рассмотрел легенду с трех точек зрения.

В начале он разобрал все материалистически. Несмотря на преувеличения (неизбежные в данном жанре), эта легенда была, все же, значительно реалистичнее, чем сходные образцы европейского эпоса. Доктора немного поспорили о скрытых возможностях организма. Винсмарт ссылался на технические пределы, установленные биофизикой. Рау возражал, говоря, что физика — физикой, а факты — фактами, и ссылался на истории из жизни.

Затем было сказано о структуре мифа. Винсмарт предположил, что в образах семи врагов отражен другой, космогонический миф о происхождении семи дней недели, которые циклически повторяются, и каждому дню соответствует определенный вид деятельности. С этим Рау согласился, вспомнив хорошо известный микронезийский миф о семи небесах, окружающих землю и море, и населенных различными существами.

Как раз на этом этапе анализа мифа, парочка под псевдопальмами решила реализовать скрытые возможности своих организмов. Юноша, оставаясь на спине, помог девушке привстать и перейти в позу «всадница». Она уперлась ладонями ему в грудь и начала совершать волнообразные движения бедрами.

Винсмарт отхлебнул рома и начал излагать третью точку зрения: миф, как носитель знаний. Приемы выслеживания, нападения и применения разных видов оружия имели, конечно, огромное значение для первобытной общины. Заодно нельзя не сказать и о том, что миф, одобряя волевые качества героя, все же, сообщает о его гибели. Следовательно, (заключил Винсмарт) миф учит, что вендетта социально деструктивна. Рау стал спорить по последнему пункту, ссылаясь на то, что посмертная судьба героя с мифологической точки зрения является образцовым финалом достойной жизни мужчины.

Парочка, тем временем, как раз выдала достойный финал. Юноша почти что встал на гимнастический мостик, так что, казалось, будто девушка действительно всадница, бешено скачущая на каком-то фантастическом животном, выгнувшем спину в галопе.

Последующий вскрик, почти синхронный у обоих партнеров, док Рау охарактеризовал, как слегка недоисполненное верхнее «до». Он напомнил из занимательной физики, что оперным певцам удается разбивать голосом бокалы за счет акустического резонанса, и добавил: «впрочем, так можно разбить классический фужер, но не наши мензурки».

Юношу и девушку эти вопросы вряд ли волновали (кто же в пятницу вечером думает о физике, ведь до школы еще целых два дня). Они полежали несколько минут на листьях, тихо мурлыкая что-то друг другу, потом вскочили, побежали к берегу, не останавливаясь, влетели в воду. Через минуту молодые люди вынырнули в полусотне метров от берега и поплыли к небольшой лодке-проа, стоящей посреди лагуны.

— Понятно, — заключил док Рау, — они морских подушек ловят.

— Кого? — переспросил Винсмарт.

— Это ядовитые иглокожие, наподобие морских звезд и голотурий, — пояснил Рау, — На них ставят донные ловушки, а часа через два вытаскивают. За ночь можно поймать десяток морских подушек, это верных полтораста фунтов заработка. Они применяются в народной медицине, их яд содержит высокоактивные гликозиды, я потом покажу в справочнике.

— Любопытно. А то, что мы видели — это технологический перерыв?

— Можно сказать и так. Это ведь подростки. Не будут же они два часа играть в шахматы.

— Не в шахматы, конечно, — согласился док Джерри, — но так относиться к сексу, тем более, в школьном возрасте, когда формируется психика… По-моему это неправильно.

— А как, по-вашему, правильно?

— Ну, знаете, это не так просто сформулировать.

— А вы попробуйте, — предложил Рау, — Я как раз пока кофе сварю.

Он отправился на кухню, а Винсмарт глубоко задумался и даже закурил сигару (курил он крайне редко). В европейской психологии считается, что подростки не готовы к сексу по целому ряду причин: они не способны связать секс с любовью, не видят в сексе ничего, кроме физиологического акта, не привыкли думать о чувствах партнера, не оценивают эмоциональные травмы, которые могут причинить, и далее еще множество разных «не».

Эти аргументы обладали общим дефектом: они ссылались на проблемы, характерные как для подростков, так и для взрослых (в т. ч. и для психологов, придумавших все эти «не»). О чем говорить, если у супружеских пар в США половой акт длится в среднем 10 минут, 27 процентов женщин никогда не получали от этого оргазм, а 24 процента подвергаются насилию со стороны своих мужей? Парочка юных ловцов морских подушек на этом фоне смотрелась идеалом, до которого средней американской семье, как до Луны ползком.

Появился док Рау, с кофейником и сахарницей в одной руке и двумя полупрозрачными фарфоровыми чашечками в другой.

— К чему вы пришли, коллега? — поинтересовался он.

— В общих чертах, — начал док Джерри, на ходу сочиняя продолжение фразы, — половой акт у человека не то, что у кошек, например. Он не сводится к технике достижения оргазма.

— У кошек он тоже к этому не сводится, — заметил Рау, наливая кофе.

— Я имел в виду культурную компоненту секса.

— В смысле, кровать и постельное белье?

— Нет, в смысле некоторой тайны, если угодно. Того, что касается только двоих и скрыто от посторонних глаз. Иначе остается только механика и нейрофизиология. Это слишком просто, чтобы быть по-настоящему человеческим чувством.

— Да вы поэт, коллега.

— И кстати о поэзии, — добавил Джерри, — мне сложно представить, что этот мальчик читает своей избраннице стихи…

— … Поет серенады под балконом, — подхватил док Рау, — и терзается сомнениями: любит или не любит, плюнет или поцелует.

Винсмарт согласно кивнул.

— Примерно так. Человеку нужна неопределенность. Если первый поцелуй автоматически переходит в первый коитус, то теряется романтика человеческих чувств и остается только биологический акт, пусть красивый, нежный, но не человеческий. Остаются два молодых, здоровых, высокоразвитых животных, следующих инстинкту продолжения рода.

— Скажите, коллега, вы действительно считаете сексуальные неврозы необходимой частью человеческих отношений между полами? — невинно поинтересовался док Рау.

— Почему такой странный вопрос?

— Потому, что вы, по неведомой мне причине, окружили половой акт сплошным кольцом условностей, которые, при всем кажущемся разнообразии, сводятся к одному: биология секса должна восприниматься человеком, как нечто постыдное и запретное. А из этого и возникают все сексуальные неврозы. Если здоровое высокоразвитое животное принимает запрет, то становится нездоровым из-за отсутствия разрядки. Оно может демонстративно нарушать запрет, но тогда оно тоже становится нездоровым вследствие перманентного конфликта с сородичами. Если оно будет тайно нарушать запрет, то тогда оно, опять же, станет нездоровым из-за постоянного страха быть пойманным на этом нарушении. Закономерный результат: 100 процентов жителей западных стран страдают неврозами.

Завершив этот монолог, док Рау налил в чашечки кофе и уселся в кресло, приняв одну из своих самых выразительных поз, означавшую: «то, что я сказал, совершенно очевидно, но если оппонент, все-таки, хочет с этим спорить, я терпеливо его выслушаю».

— В хорошее же дерьмо вы меня окунули, — пробурчал Винсмарт.

— Я лишь указал слабые места в вашей позиции, как это принято между коллегами.

— Ладно, предположим, я кругом неправ, а какой вывод? Секс где угодно, как угодно, с кем угодно, и к черту все условности, поскольку что естественно, то не безобразно?

— Я говорил об этом во втором пункте, — заметил Рау, — Демонстративное «долой запреты!» имеет смысл в ситуации, когда запреты есть. Но зачем это, если запретов нет? Здоровые высокоразвитые животные не стремятся кому-то доказать свою раскованность, а играют в увлекательные игры, базирующиеся на инстинкте продолжения рода.

— Увлекательные игры и только? — спросил Джерри, — Не слишком ли это примитивно?

— Наоборот, игры это самая сложная форма человеческого поведения. Разве нет?

— В широком смысле, да, но эротические игры это аналог брачных танцев насекомых, они чисто инстинктивны.

— Ну что вы, — док Рау улыбнулся, — Разве камасутру написали насекомые? Кстати, вы не слышали меганезийскую любовную лирику, я имею в виду, песни? По глазам вижу, не слышали. Сейчас я поставлю что-нибудь, где побольше доля английского. Вы не против?

— Ничуть. Я люблю музыку, если только это не военные марши, не псалмы и не hard metal.

…

2 августа. Семейный колорит Тероа. Как рождаются аборигены.

В это субботнее утро звонок на мобильник застал дока Рау во время завтрака в компании дока Винсмарта. Великий тахуна ответил что-то односложное, а затем сообщил коллеге:

— Уфале, дочка Киако Пиакари рожает. Я пойду, проконтролирую. Как вы смотрите на то, чтобы пойти со мной? Вам, я полагаю, это будет интересно посмотреть.

— Вообще-то от меня будет мало пользы, — заметил Джерри, — В акушерском деле я ноль без палочки, так что вряд ли смогу помочь чем-то, кроме «подай-принеси».

— Я же не сказал «помочь», я сказал «посмотреть».

— Гм… А это не будет бестактным?

— С чего бы? — удивился Рау, взвешивая в руке свой докторский чемоданчик. Когда они вышли из дома, он махнул рукой в сторону одного из крытых пирсов и пояснил:

— Это хозяйство ее приятеля, Оохаре Каано, который держит мастерскую. Вы, наверное, ее видели. Толковый парень, и пирс у него хорошо оборудован. Водопровод, кухня, душевая кабинка, панорамный TV, и прочие полезные вещи. Все, что нужно для родов.

— Эта девушка намерена рожать на пирсе? — изумился Джерри.

— Ну, да. Самое удобное место, — ответил Рау, и добавил, — Я не вполне одобряю эту моду рожать на первом курсе колледжа, а то и в школе. По-моему, надо критичее относиться к тому, что написано в учебнике биологии.

— В учебнике? — переспросил Винсмарт, на ходу закуривая сигару (что он делал, только если сильно нервничал).

— Да, в учебнике. Там в разделе «эволюция человека» есть не вполне проверенная теория оптимальной социализации. Разница 7 лет между половым и экономическим взрослением, объяснена биосоциальной эволюцией: мол, первого ребенка лучше заводить, как можно раньше, и спихивать старшему поколению. Молодежь в восторге, а старшие поставлены перед фактом: вот вам потомство, возитесь, а у нас есть более интересные занятия.

— Говорят же: первый ребенок это последняя кукла, — заметил док Джерри.

Великий тахуна задумчиво кивнул.

— Так заявила 4 года назад моя старшая дочь. Она месяцами пропадает в экспедициях, а ее ребенком занимаются все старшие родичи. Моя первая жена, ее брат, я, моя кузина, и так далее. Все в точности по учебнику. Я двумя руками за то, чтобы моя внучка иногда жила у меня, она замечательная, но мама могла бы уделять ребенку несколько больше времени.

— А папа? — спросил док Джерри.

— Если вы про биологического папу, то с ним она быстро рассталась. А молодой человек, с которым она сейчас, является ее партнером по экспедициям. Они с ним и сошлись на этой почве… Ну, а что у нас тут происходит?

Последняя реплика Рау относились к происходящему на пирсе, до которого они дошли за разговором. А там играла музыка в стиле фольк-техно. По TV шел ночной концерт «Notte sigilli» на острове Хатохобеи, где сейчас было около 4 утра, самое разгульное время для любителей отрываться по ночам. На большом экране, подвешенном под навесом пирса, сверкали вспышки лазеров и мелькали фигуры, одетые в flash-fishnet — крупноячеистые сетки из блестящих металлизированных шнуров.

— Вы уверены, что мы пришли туда, куда надо? — поинтересовался Винсмарт.

— Конечно, — ответил Рау, — видите, виновница принимает водные процедуры.

Рядом с пирсом плавали трое: Киако, Оохаре и собственно Уфале. На самом краю пирса, сидели две пожилые женщины-утафоа и о чем-то с ними болтали, с трудом перекрикивая музыку. Чуть поодаль устроились двое мужчин: Тананео, муж Киако, и Хинаои Пиакари, мэр Тероа. Они пили кофе и играли в шахматы.

— Э… Гм… — выдавил из себя док Джерри, глядя на Уфале (она как раз перевернулась на спину, так что стало отлично видно ее круглое, как воздушный шар, брюшко).

— Вы чем-то удивлены, коллега? — спросил великий тахуна.

— Как вам сказать. Я читал статьи про роды в воде, но представлял это как-то иначе.

— Здешние женщины не очень доверяют этим новшествам, — сообщил Рау, — так что рожать она будет на пирсе, вон там (он махнул рукой в сторону толстого поролонового коврика, расстеленного рядом с двумя надувными креслами), но до этого еще часа два, если мне не изменяет интуиция. Так что, давайте пока составим компанию этим двум джентльменам. Надеюсь, в их кофейнике еще что-нибудь осталось.

Они прошли по пирсу, обмениваясь приветствиями с присутствующими, и уселись рядом с шахматистами. Рау посмотрел на позицию на доске, и сообщил свое мнение:

— Тананео, по-моему, тебе пора сдаваться.

— Я ему то же самое говорю, — проинформировал Хинаои

— Не давите на меня, — буркнул тот, сосредоточенно вцепившись обеими руками в густую шевелюру (видимо, это помогало ему думать).

Винсмарт вежливо кашлянул и сказал:

— Коллега, вам не кажется, что этот коврик маловат? Девушка на нем не поместится.

— В смысле? — спросил Рау.

— В смысле, она ростом больше пяти футов, а коврик всего фута три с половиной. Как она на него ляжет?

— А зачем бы она стала ложиться? — удивился Хинаои.

— Я, кажется, понял, о чем говорит уважаемый доктор Джерри, — сообщил Рау, — Будь тут обычный европейский или североамериканский врач, он вообще мог бы получть заикание на нервной почве. Ведь его учили, что рожать надо в больничной палате, лежа на койке, а женщину перед родами и в процессе родов следует подвергать ряду довольно неприятных процедур парамедицинского характера.

— Это ты так шутишь? — предположил Тананео.

— Конечно, он шутит, — ответил ему мэр, и добавил: — Давай, ходи уже.

— Я не шучу, — возразил великий тахуна, — коллега Джерри не даст соврать.

— В общем, в какой-то степени, это действительно так, — подтвердил Винсмарт.

Тананео, наконец, двинул одну из фигур, затем отхлебнул кофе и покачал головой:

— С ума сойти. Я читал такое в одной европейской книжке, но думал, что это, так сказать, художественное преувеличение. Писатели-юро всегда все преувеличивают.

— Официальная европейская медицина произошла от шарлатанства монахов, — пояснил Рау, — В средние века католическая церковь стремилась вытеснить народную медицину, «sorcer», которая считалась ритуальным, религиозным преступлением.

— Почему? — удивился Хинаои.

— Это запутанная история вражды европейского христианства с естественными обычаями, в ходе которой римская церковь ввела табу на все естественное, особенно в сексе. Секс объявлялся порочным делом, а проблемы при родах — наказанием духов за это дело.

— Ты что-то путаешь, док Рау, — возразил Тананео, — я сам католик и…

— Ты католик народной океанийской церкви, а я говорю про европейскую.

— Европейская, это та, в которой все такое длинное, бредовое, на испорченной латыни?

Великий тахуна кивнул.

— Верно. Эта испорченная латынь до сих пор осталась базовым языком для официальной европейской и североамериканской медицины. Из-за языкового барьера, затруднена связь с наукой, и консервируются средневековые нелепости. Не удивительно, что эта медицина, даже в эпоху НТР, в значительной мере осталась шарлатанством. Она убеждает женщину, что беременность и роды это болезнь, и специально делает их болезненными и опасными. Это приносит большие дополнительные доходы медицинской касте. Нагнетание страхов вокруг родов, секса, еды, сна и всего, что делают люди, это маркетинговая стратегия такой медицины. Один польский юро, Кшиштоф Занусси пошутил, что жизнь — это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. Есть и тонкое управление ужасом по заказу. Так, концерны-производители эрзац-масла в XX веке заплатили огромные деньги медицинской касте за то, что те объявили натуральное сливочное масло смертельно-опасным…

— Док Рау! — раздался возмущенный женский голос, — Прекратите рассказывать про всякие кошмары! Ты, Таненео, тоже хорош! Что, других тем для разговора нет?

Киако Пиакари стояла над ними, как живое воплощение Кихевахинэ, хозяйки демонов: ноги чуть врозь, как в борцовской стойке, кулаки уперты в широкие бедра, по черной, гладкой коже скатываются блестящие капельки воды.

— А ты очень красивая, когда сердишься, — сообщил Тананео, поднимаясь во весь рост и с удовольстивием потягиваясь.

— А когда я не сержусь, то не очень? — спросила она, — И вообще, не заговаривай мне зубы.

— Ты всегда красивая, — уточнил он и, протянув руку, провел ладонью по ее груди и слегка выпуклому животу.

— Нашел время, — буркнула она, (впрочем, уже не слишком сердито) и, звонко хлопнув его по спине, добавила, — помог бы лучше Оохаре, а то мало ли.

Видимо, Уфале надоело торчать в воде, и в данный момент, Оохаре поднимался на пирс по небольшой лесенке, держа свою подругу на руках. Судя по всему, это не требовало от него особых усилий, так что в помощи он не нуждался. Тананео просто побыл рядом, пока Уфале не была успешно поставлена на ноги.

— Ну, меня и колбасит — сообщила девушка, — просто брр. Мама, это так и должно быть? Aloha, док Рау. Hi, док Джерри, как мило, что вы оба пришли. Я ни от чего такого вас не оторвала? (Она, между, делом глянула на доску). Папа, тебе не кажется, что ты просрал? Слушайте, народ, а почему «sigilli» гонят такой отстой? Чем они обкурились на этом Хатохобеи? Слушайте, у нас тут нет сока манго с яблоком? Брр, как колбасит. (Она уселась в кресло). Мама, ты так и не сказала, это нормально, или нет?

Киако хлопнула себя ладонями по бедрам:

— Как я тебе отвечу? Ты же трещишь, как древесная лягушка. О, Мауи и Пеле, держащие мир, как хорошо, что у тебя будет мальчик, а не девочка. Две таких балоболки в доме, это было бы выше моих сил.

— Мама, ты уверена, что часто видишь меня дома?

— Я уверена, что ситуация изменилась. Только не говори, что вы с ним (она кивнула на Оохаре) сами будете возиться с младенцем, я тебе не поверю. Вы же балбесы!

— Что ты обзываешься, мама? Я тебе задала вопрос, а ты обзываешься. Между прочим, я рожаю, мне нужны положительные эмоции. Это в любой книжке написано. Брр! Меня колбасит, «sigilli» гонят фуфло, и нет моего любимого сока. Папа, дай мобильник.

Тананео молча вытащил из кармана шортов трубку и протянул ей. Она ткунула пару раз в панель, дождалась ответа и затараторила:

— Hola, Ралито, ты проснулся? Слушай, я тут, по ходу, рожаю… Да, блин, именно сейчас. Ты не надорвешься притащить мне сока, манго с яблоком? Мы тут у Оохаре, на пирсе… Тогда добеги до Джимбо… Ну, так открой, ты же знаешь, где ключи от лавки. Возьми 4 литра, оставь там 5 фунтов… Нет, блин, не лопну… Не будь говном, я не каждый день рожаю. Брр! Знаешь, как меня колбасит?… ОК! Ралито, ты самый-самый лучший братик на свете… (Она вернула Таненео мобильник). Спасибо, папа… Что-то меня ломает так сидеть. Мама, это нормально, или нет?

— Ты столько наболтала, что я не знаю, на который вопрос отвечать, — заметила Киако.

— В смысле, нормально, что меня ломает сидеть? — спросила та.

— Нормально. Просто встань и подвигайся.

Уфале кивнула и протянула обе руки Оохаре. Он осторожно вытянул ее из кресла, затем приобнял за бывшую (и будущую) талию и прошел прогуливать ее туда-сюда.

Где-то после четвертого повторения этой прогулки, док Рау заявил, что надо, на всякий случай, произвести «контрольный осмотр». Следующие несколько минут окрестности оглашались хихиканьем, визгом и возмущенными воплями: «Блин! Не щекотите меня!».

Итогами осмотра Рау был удовлетворен. На всякий случай, он рекомендовал девушке выполнить несколько легких упражнений ушу, ободряюще шлепнул ее по круглой попке, и снова уселся наблюдать за развитием шахматной партии Хинаои — Тананео.

Еще минут через десять к пирсу прибежал шустрый мальчишка лет 6–7, со здоровенным пластиковым пакетом.

— Привет всем. Ну, чего, она уже родила?

Уфале, с помощью Оохаре делавшая предписанную физзарядку, тут же отреагировала:

— Ага, щас. Родить это тебе не на пальму за кокосом слазать.

Ралито подошел к ним, солидно пожал руку Оохаре, вручил ему пакет и, окинув сестру критическим взглядом, спросил:

— Чего, правда, так колбасит?

— А то ж, — ответила она.

Оохаре уже вскрыл одну упаковку сока и, наполнив стаканчик, протянул ей. Уфале, чуть ли не залпом выхлебала его, и жестом попросила повторить. Сделала глоток и сказала:

— Классно! Вот чего мне не хватало. Спасибо, Ралито.

— Нет проблем! — сказал мальчишка, — Я возьму у тебя кое-какую фигню до вечера, ага?

Не дождавшись ответа, он побежал в дом Оохаре и через короткое время вышел оттуда, держа в одной руке маску и ласты, а в другой легкое подводное ружье.

— Эй, алло, — возмутилась Уфале, — Ты куда тащишь мой добряк?

— Тебе сегодня по-любому не до того, — ответил Ралито.

— Да пусть берет, — вмешался Оохаре, — подумаешь, большое дело.

— Ага, а он опять гарпун потеряет.

— Не потеряю, — возразил мальчишка, — В прошлый раз было стечение обстоятельств.

— А в позапрошлый? — спросила она.

— В позапрошлый с непривычки так получилось.

— Ладно, но смотри у меня.

Тут на их диалог обратил внимание Тананео.

— Куда это ты собрался, Ралито?

— К рыжей скале, па. Попробую стрельнуть веббонга, их там во! — мальчик провел ладонью на уровне подбородка.

— Во? А ты не забыл, что у тебя с девяти до полудня online-school?

— Все ОК, па. Я уже туда отмейлил, что сестра рожает. Типа, обстоятельства.

— Значит, тебе пришлют задания на дом, — сказал Тананео, — Надеюсь, вечером ты сам, без напоминаний, их сделаешь?

— Я буду работать над этим! — выпалил мальчишка и умчался в направлении центрального изгиба лагуны, только пятки сверкнули.

Тананео покачал головой, повернулся к Оохаре и объявил:

— Я знаю, кто будет следить за учебой этого маленького лентяя.

— Ты хочешь сказать, что это буду я? — подозрительно спросил тот.

— Ты, Уфале, или оба вместе, меня не волнует. Мы будем заниматься вашим потомством, а вы — нашим. Это справедливо. Впрочем, если вы хотите наоборот…

— Брр, — перебила девушка, — Может, обсудим это вечером? Оохаре, помоги мне плюхнуться в воду, что-то меня уже запарил сухопутный образ жизни.

— Вечером ты будешь спать, — сказала Киако.

— Ну, значит, обсудите без меня, — ответила Уфале, сползая с пирса. Оохаре, который уже успел спрыгнуть в воду, аккуратно поддерживал ее за подмышки.

Хинаои сделал завершающий ход ладьей и триумфально, как о победе у мыса Трафальгар сообщил:

— Мат!

— Я так и знала, — отозвалась Уфале и, оттолкнувшись ногой от пирса, медленно проплыла на спине десяток метров. Оохаре плыл рядом на боку. Казалось, его тело скользит в воде само собой.

— Вы там не очень-то увлекайтесь, — предупредил Тананео, и предложил мэру, — Еще одну партию?

Док Рау тронул Винсмарта за плечо:

— Пойдем на берег, коллега, выкурим по сигаре. Интуиция мне подсказывает, что потом я уже не успею.

Вскоре док Джерри убедился, что интуиция великого тахуна была на высоте. Почти сразу после их возвращения, Уфале, неожиданно-тихим и напряженным голосом заявила:

— Вытаскивайте меня по-быстрому. Так плющит, что, блин…

Все, включая пожилых тетушек-утафоа, пришли в быстрое слаженное движение. Док Рау успел бросить коллеге:

— Нормальный процесс. Можете подойти, посмотреть.

Винсмарт предпочел оставаться на приличной дистанции и не слишком приглядываться к происходящему. Ему было слегка не по себе от этого «нормального процесса». Вообще-то он ожидал длительных криков и прочего в том же роде, но ничего подобного не было. Прошло еще полчаса, в течение которых Уфале, часто дыша, выбирала наиболее удобное для себя положение на коврике (под ободряющие реплики и периодические ненавязчивые советы окружающих). В конце концов, она устроилась на корточках, благо вокруг было, за что (вернее, за кого) держаться. Дальше все произошло очень быстро. Уфале с сильным напряжением выдохнула несколько раз, как будто поднимая тяжелый груз, док Рау громко сказал «все идет отлично!», а затем послышался звук совершенно иной тональности. Док Джерри не сразу сообразил, что это крик младенца.

Когда минут через 20 (выкурив еще одну сигару) он, все-таки, решился подойти поближе. Обстановка на месте событий была такова: Уфале, в некоторой прострации, полулежала в надувном кресле, держа новорожденного на руках, и повторяя «ну, ни фига себе». Киако поливала их обоих теплой водой из шлага с душевой насадкой, одновременно похлопывая дочь по спине в районе лопаток. Док Рау широко улыбался и, с довольным видом, молча потирал руки. Остальные активно жестикулировали и болтали все хором. Обалдевшего Оохаре хлопали по плечам, а Тананео даже подергал его за уши от избытка чувств.

— Все нормально? — спросил Джерри, просто чтобы спросить что-нибудь.

— Вполне, — подтвердил Рау, — Разрывов нет, кровотечение, как вы сами можете видеть, уже практически прекратилось. Собственно, мои функции свелись к тому, чтобы поддержать головку, вытереть ребенку мордашку, перерезать пуповину и сделать нашей красавице массаж живота после выхода плаценты. Это могли бы легко сделать и без меня.

— Без вас я бы здорово нервничала, — усталым голосом сказала Уфале, — экстрим, блин…

Киако отложила шланг в сторону и, обняв дочь за плечи, что-то у нее спросила шепотом. Та, немного подумав, улыбнулась и кивнула. В ходе последовавшей перегруппировки, младенец оказался сначала на руках у Оохаре (который, похоже, совершенно не понимал, что делать с этим маленьким существом), а потом перекочевал на руки Киако.

Оохаре, в свою очередь, пошептался с Уфале, тоже удостоился одобрительного кивка, и спросил:

— Док Рау, можно мы поплаваем немного?

— Валяйте, только недолго, — разрешил Рау, и, вытащив из своего докторского чемоданчика объемистую фляжку, основательно приложился к ней. Затем похлопал коллегу по плечу и передал фляжку ему. Джерри механически сделал приличный глоток крепчайшей рисовой водки, и несколько озадаченно почесал в затылке, глядя на Оохаре и Уфале, которые уже плыли в сторону центра лагуны. Точнее, Оохаре плыл, а Уфале лежала на спине, держась за его левую руку. Судя по всему, в этой позиции она чувствовала себя вполне комфортно.

…

2 августа. Меганезийская школа. Биология, не лишенная лирики.

Вечером, когда оба доктора, по обыкновению сидели на террасе у дока Рау, Джерри, все же, задал тот вопрос, который весь день вертелся у него в голове.

— Скажите, коллега, то, что я наблюдал, это здесь в порядке вещей?

— Будет проще, если вы скажете, что именно вас удивило, — заметил Рау.

Винсмарт некоторое время перебирал в уме всю последовательность событий, после чего уверенно сказал одно слово:

— Обыденность.

— Что вы, — возразил великий тахуна, — появление человека на свет, это очень значительное событие. Другое дело, что празднуют его не в тот же день, а на следующий. Это разумно, ведь женщине после родов надо как следует отдохнуть.

— Я имел в виду, сам, как вы сказали, «процесс», — уточнил Джерри, — Как будто женщина просто делает нечто трудоемкое по хозяйству, а окружающие ей помогают.

— Ну, да, — согласился док Рау, — так и есть. Роды это один из естественных биологических процессов. У человека, из-за специфики его строения, они протекают несколько сложнее, чем у других млекопитающих, поэтому техника родов включена в школьную программу практической биологии и физической подготовки. Лет 15 назад это было установлено в специальном постановлении Верховного суда о реформе школьного образования.

— Верховного суда? При чем тут суд?

— Ну, как же. Согласно Великой Хартии, школа служит для того, чтобы давать молодежи актуальные навыки и знания о природе, человеке и обществе. Поскольку секс является важной частью жизни, практические знания обо всех его основных аспектах, включая деторождение, должны даваться в возрасте полового созревания, т. е. начиная с 11 лет.

Док Джерри задумчиво подвигал по столу кофейную чашечку и спросил:

— А что думают по этому поводу родители? Мне кажется, не все хотят, чтобы их детям давали такие грубые технические представления о, скажем так, интимной сфере.

— Об этом тоже было постановление суда, — сообщил Рау, — Никакие семейные табу вокруг человеческого тела, не могут лишать ребенка права на актуальные знания. Допустим, что у родителей табу на использование нуля. И что? Ребенок не должен знать арифметику? А как он будет жить в обществе, не владея элементарными приемами счета?

— Как вы любите парадоксальные аналогии, коллега Рау…

— Ничего парадоксального, — возразил тот, — Есть два одинаково безумных средневековых европейских табу: на знания о нуле и на знания о своем теле. Первое рухнуло в XVI веке, а второе продолжает отравлять жизнь миллиардам людей.

— Все-таки, это разные вещи, — заметил Джерри, — на, скажем так, несколько усложненном отношении к человеческому телу, основан целый пласт культуры…

— На счете палочками в «римской» системе без нуля и разрядов, тоже основан целый пласт культуры, — сказал Рау, — Мы и сегодня ставим «римские» цифры там, где нам это кажется красивым. Но для практических целей мы используем только разрядную систему с нулем. Это в сотни раз быстрее, и дает в сотни раз меньше ошибок при технических расчетах.

— Вы беретесь утверждать, что такие технические (Винсмарт сделал ударение на слове «технические») знания о человеческом теле и физиологии секса не создают проблем с восприятием литературы, поэзии и живописи, связанной с темой любви?

На этот раз задумался Рау. Он закурил сигару и откинулся на спинку кресла, бурча себе под нос какую-то простенькую мелодию. Затем резко выпрямился и сказал:

— Все в мире имеет цену. Открыв свойства металлов, мы безвозвратно разучились делать каменные топоры и кремневые наконечники для стрел. Придумав кирпич, мы утратили искусство каменной кладки, которое поражает нас в неолитической архитектуре. Сделав письменность общедоступной и прагматичной, мы лишились каллиграфии. Скоростная печать убила экслибрисы. Компьютеры скоро вытеснят книги на полки музеев. Это цена благосостояния, свободного времени, здоровья, долгой, интересной жизни, и огромного, по сравнению с прошлыми веками, объема личных возможностей. Переходим от общего к частному. Уфале мало что поймет из классической лирики. Ряд проблем, вокруг которых там строится сюжет, для нее просто не существуют, а такие словосочетания, как «потеря невинности», «греховная любовь», или «супружеский долг», кажутся ей экзотическими фигурами речи. Такова цена ее здоровья, и здоровья ее ребенка. Понимание фертильности человека в духе классической любовной лирики, исключает психофизическое здоровье, как алкоголизм исключает здоровую печень.

— Мы снова возвращаемся к старой теме, — заметил Джерри, — достаточно ли человеку быть просто здоровым разумным животным?

— Здоровым, разумным, эмоциональным животным, — уточнил Рау, — Помните, я давал вам послушать нашу океанийскую лирику?

— Да. Красивые, эротичные баллады. Но понять такую любовь, как у Ромео и Джульетты, можно только на более высоком уровне человеческих чувств..

Великий тахуна улыбнулся, покачал головой и сообщил.

— В позапрошлом году приз молодежных симпатий получил фильм «End of hate» студии Неиафу. Легенда о любви тонгайца Аориа и фиджийки Тэтуо. Они случайно встретились во время войны королей Фиджи и Тонга. Догадываетесь, коллега, что там было дальше?

— Дальше так же, как у Шекспира? — предположил Джерри.

— Совершенно верно, и в сценарий включены тексты из «Ромео и Джульетты». Ради этого весь фильм сделан на английском, включая песенку главной героини «My love hotter than fire, My love higher than stars». Думаю, вы ее много раз слышали, это теперь музыкальная заставка Lanton-online. Очень красивый фильм, жаль что в большинстве странах Европы и Северной Америки, он запрещен.

— Почему?

— Тэтуо играет 16-летняя девушка, — пояснил Рау, — а в этих странах кино с голыми людьми моложе 18 считается детской порнографией. Абсурдное табу, если учесть, что Джульетте по Шекспиру было 13 лет. Что-то прогнило в Датском королевстве, вы не находите?

— Гм, — сказал Джерри, — Не думал, что в Меганезии так популярен Шекспир.

— Шекспир, Эдвард Лир, Лонгфелло и Льюис Кэрролл у нас в школьном курсе. Аркадио, сын Оливии, сдавал базовый английский по «Отелло».

— В каком смысле? — спросил Джерри.

— аннотация объемом 500 знаков. Она получилась такой любопытной, что я сохранил ее у себя в на диске. Сейчас найду…

Рау подвинул к себе ноутбук, поиграл клавишами, и развернул экран к Винсмарту.

«Отелло и Кассио были товарищами по жене, Дездемоне. Они работали на оффи Венеции. Отелло был команданте флота и имел платок-талисман, сильный аку, приносящий удачу в бою. Платок хранился у Дездемоны. Яго украл платок, чтобы забрать эту удачу. В краже он обвинил Дездемону и Кассио. Отелло в это поверил, (1) потому что у Кассио оказалась копия платка-аку, и (2) потому, что оффи сделали Кассио команданте флота вместо него. Соответственно, Отелло убил Дездемону. После этого, подружка Дездемоны объяснила, что было на самом деле. Он понял, что ошибся, и сделал харакири. Так он сохранил лицо. Кассио, по праву команданте, казнил Яго и отомстил за своего товарища по жене».

Винсмарт прочел и, в некотром замешательстве, побарабанил пальцами по столу.

— Действительно, любопытно. И как экзаменаторы это оценили?

— Девять баллов из десяти. Один балл сняли за стилистику.

— А как быть с… гм… неточностями в изложении?

— Это просто интерпретация древнего текста, — возразил Рау, — Невозможно понять текст так же, как современники автора, тем более, если вырос к совершенно другой культуре. Аркадио знал, что в Европе есть сложные табу вокруг секса, но ему не пришло в голову связать это с суетой, которая, буквально по тексту, происходит вокруг платка. Ведь в «Отелло» нигде прямо не сказано про половой акт. Аркадио по-своему логично решил, что, по сюжету, интерес к платку вызван сильной магией этого предмета.

— Вряд ли Шекспиру было знакомо выражение «товарищ по жене», — иронично заметил Джерри, — Я правильно понимаю, что имеется в виду «шведская тройка»?

— Совершенно верно. Хотя, при чем тут Швеция? У нас такую модель семьи называют «estudi», поскольку она популярнее всего у студентов.

— Гм… А как тогда определяют, кто отец ребенка?

— По фиджийскому обычаю, отец ребенка это, во-первых, тот мужчина, который живет с его матерью. Если их несколько, то отцом считается старший, если они не договорятся иначе. Во-вторых, это тот мужчина, который жил с ней, когда она родила. Если их было несколько, то смотри пункт первый. В-третьих, это брат его матери. Если их несколько, то снова смотри пункт первый. А мать, как говорили в древнем Риме, известна всегда.

— Или приемная мать, — раздался голос Кван Ше у них за спиной, — Я вообще-то хотела у вас спросить, будете ли вы ужинать? Я приготовлю марлина, которого мои дети сегодня поймали на удочку.

— На спиннинговую дорожку, — поправил Эланг

— Слай нам подарил классный спиннинг, — добавил Окедо.

— А давайте я его приготовлю? — предложила Тиви.

— Если Рау разрешит, — сказала Ше.

— Хозяйничай, кроха, — сказал великий тахуна, и, обращаясь к Джерри, добавил, — ставлю 20 фунтов, коллега: после ужина нам предстоит снова помогать этой банде с уроками.

— Только с естествознанием, — скромно уточнил Окедо, — информатику и соцэкономику мы сами сделали. А математика будет завтра.

…

10 августа. Практические преимущества человеческой ветеринарии.

До сих пор док Винсмарт в своей тероанской практике, обходился неапробированными ветеринарными препаратами поверхностного действия. Его пациенты при этом рисковали кусочком кожи или небольшим участком слизистой оболочки. Пока ни одного подобного случая не было, да и теоретически не могло быть, но в теориях, как известно, встречаются ошибки, и, порой, совершенно неожиданные. Так или иначе, у Винсмарта пока не было острой необходимости применять препараты объемного действия, т. е. такие, которые распространяются практически по всему организму, и (если теория в корне ошибочна) создают потенциальную угрозу обширного разрушения тканей. Взвесь наноботов может сработать, как сильнейший клеточный яд и убьет пациента практически мгновенно (эта возможность, по слухам, уже изучалась в военных лабораториях нескольких стран). Док Джерри ни секунды не верил, что ветеринарные наноботы, множество раз испытанные на кроликах, овцах, собаках, и т. д., могут повести себя настолько «нештатным образом». Но одно дело — теоретически знать, что какое-то действие безопасно, и совсем другое — быть на практике готовым совершить это действие. И он чувствовал, что очень скоро судьба поставит его в ституацию ответственного личного выбора.

Своенравная и непредсказуемая Мойра (а по-меганезийски — Паоро) явлилась на Тероа с соседнего атолла Кориро в образе молодой женщины, по виду — утафоа или маори. Она подрулила к пирсу дока Рау на маленьком катере. Поскольку сам док Рау уехал на все выходные к кому-то из своих детей (детей у него было 5, из них 3 более-менее взрослые), пациенткой занялся Винсмарт. Практически сразу он обнаружил у мисс Абинэ Тиингеле явные симптомы начальной стадии лихорадки Денге — острого вирусного заболевания с высокой смертностью. Характерные признаки: высокая температура, яркая сыпь на руках, вспухшие лимфатические узлы, не оставляли никаких сомнений в диагнозе.

Уяснив ситуацию, Винсмарт, для начала, написал толстым фломастером объявление «НЕ ВХОДИТЬ! ОПАСНО! В ПОМЕЩЕНИИ НАХОДИТСЯ ИНФЕКЦИОННЫЙ БОЛЬНОЙ». После этого, вернувшись в дом, он задумался, что делать дальше. По идее, мисс Тиингеле следовало срочно отправлять в клинику на Икехао. Любой из не сильно занятых в данный момент местных ребят согласился бы ее туда доставить, обычное дело. Но Джерри знал, что медицинская вакцина от лихорадки Денге несовершенна, и женщина неделю или две проваляется в клинике. Напротив, в личном арсенале дока Джерри был препарат Twiz-8, уничтожающий любые икосаэдрические вирусы в течение 2–3 часов, но не медицинский, а ветеринарный. Этот достаточно распространенный препарат был не так давно создан для борьбы с овечьим энцефалитом. На людях Twiz-8 никогда не испытывался, но по своему строению, он не мог причинить вреда человеку или любому другому млекопитающему. Его частицы были для высших организмов не опаснее, чем мел или глина. И все же…

Винсмарт отлично помнил шквал выступлений представителей ассоциации врачей против медицинского применения наноботов вообще и серии Twiz в частности. «Вы говорите, что нанобот мгновенно уничтожает вирусную или бактериальную частицу, разрезая ее, как ножницами. А что произойдет в случае сбоев, которые бывают у любых компьютеров и роботов? Представим, что эти ваши наноботы вдруг начнут кромсать своими ножницами обычные клетки человеческого тела. Вы моргнуть не успеете, как пациент превратится в скелет, плавающий в лужице желе. Что вы можете на это сказать?»

Тогда Винссарт не выдержал и ответил одному из выступавших: «А что, если коровы внезапно решат стать плотоядными и их стада накинутся на мирных жителей? Как вы будете бороться с многотысячной ордой кровожадных хищников, каждый из которых крупнее, сильнее и выносливее тигра? Что вы на это скажете? Вероятность такого коровьего бешенства в миллион раз выше, чем вероятность сбоя нанобота, который, в сущности, просто большая молекула с наперед заданными свойствами. Химизм этой молекулы таков, что она действует строго определенным образом. Ею управляет не какая-то компьютерная программа, а законы физической химии. Это — точная наука, в отличие, от классической медицины, которая недалеко ушла от знахарства, и еще неизвестно, куда ушла, вперед или назад. Знахари хоть не брали взятки у фармацевтических концернов».

Разразился скандал, от которого, как обычно, никто ничего не выиграл, кроме репортеров, смаковавших его пикантные подробности, Тогда Винсмарт был абсолютно уверен, что прав. Но сейчас, когда перед ним был конкретный живой пациент, все выглядело иначе. В практической ситуации никогда не бывает абсолютной уверенности, и любое решение означает принятие ответственности за ошибку, вероятность которой всегда больше нуля. Отсюда возникает мотив стандартного, общепринятого решения, поскольку в этом случае ответственность как бы перекладывается на общество, одобрившее стандарт. Винсмарт понял всю глубину психологических оснований того тупого, дебильного консерватизма, который всегда возмущал его в классической медицине. И сразу возникла мысль, которая определила его решение: «Если я сейчас отправлю ее в клинику, то я такое же трусливое дерьмо, как они, и мне не по силам наш эксперимент, это только для сильных людей».

Он еще не осознал, что принял решение, а просто услышал собственный голос, как бы со стороны:

— Мисс Тиингеле, у вас лихорадке Денге. Вы знаете, что это…

— Вот так влипла, — сказала она.

— … Я могу попросить, чтобы вас отвезли в клинику, поскольку одной вам ехать на катере в таком состоянии слишком опасно, если вы понимаете…

— Я понимаю.

— … Но есть другой вариант: применить Twiz-8, экспериментальный быстродействующий препарат. Он очень эффективен, но еще не прошел клинических испытаний.

— В каком смысле, не прошел? — спросила Абинэ.

— Не испытывался на людях, — пояснил док Джерри, — только на животных.

— А что может быть? Чем я рискую?

— В принципе, ничего такого. Но считается, что на всякий случай сначала должны быть клинические испытания.

Молодая женщина посмотрела на свои руки, покрытые яркой красной сыпью, потом на доктора и снова на руки.

— Знаете, я мало, что в этом понимаю. Но я понимаю, что денге заразна. Если окажется, что я вас заразила, вы поедете в клинику или примите это лекарство?

— Я использую Twiz-8, — не задумываясь, ответил он.

— Тогда почему вы спрашиваете? — удивилась она, — Любой тахуна лечит других так же, как лечил бы себя, разве нет?

В течение первого часа после инъекции Twiz-8, док Джерри непрерывно разговаривал с пациенткой. Пожалуй, он вел себя несколько более напряженно, чем следовало бы, но Абинэ, видимо, поняла эту нервозность, как опасения по поводу возможной эпидемии, а не по поводу надежности препарата. Она подробно рассказала про свой маршрут — она была на филлипинском острове Минданао и возвращалась обратно с двумя пересадками: Палау и Науру на рейсовых самолетах, а дальше уже на своем гидроплане до Кориро. Как известно, лихорадка Денге обычно передается через укусы насекомых, но иногда люди заражаются и при кожном контакте и через пищу. Значит, существует риск возникновения очагов эпидемии…

— Наверное, надо как-то сообщить властям, — сказал Винсмарт, выслушав ее рассказ.

— Конечно, — согласилась она.

— Но я не здешний, и не совсем представляю, как это делать.

— Не беспокойтесь, я сама позвоню. Мне уже гораздо лучше.

Док Джерри глянул на индикатор термомертра, датчик которого он час назад приклеил под лопаткой Абинэ. Если в начале на нем было 39,6 градусов Цельсия, то сейчас уже 38,3, да и красная сыпь на коже стала заметно бледнее.

— Кстати, можно ненадолго отсоединить этот проводок? Мне надо в туалет.

— Конечно, — сказал он, — я потом присоединю его обратно.

Вернувшись, она спросила, не найдется ли тут сока или чего-нибудь в таком роде. Минут через 20, с легкостью выпив почти полтора литра фруктового сока, она вновь отправилась в сортир, а потом опять принялась пить сок. На термометре теперь было 37.7.

— Сен доктор, это нормально, что я столько пью и писаю? — с некоторым беспокойством спросила она, когда этот цикл повторился в третий раз, а в мусорную корзину полетела еще одна пустая коробка из-под сока.

— Это естественный процесс, — сказал он, — организм особождается от продуктов распада вируса. Нечто вроде того, что происходит в стиральной машине.

— И сколько будет продолжаться этот естественный процесс?

— Вероятно, еще часа два. И еще: скоро вам зверски захочется есть. Тогда сразу скажите мне, я вас чем-нибудь покормлю.

Она улыбнулась:

— Спасибо, сен доктор. Я сейчас позвоню в медицинский департамент. Могу я сказать им, что это лекарство действует?

— Вне всяких сомнений, — подтвердил он.

Абинэ кивнула, выташила из кармана шорт мобильник, набрала какой-то номер и начала эмоционально общаться с кем-то на местном лингва-франка. Док Джерри разобрал только «Filippino» и «dangy — fever», а также повторенные несколько раз выражения «excelente farmaco» и «tahuna doctore americano». Решив, что теперь-то можно слегка расслабиться, он налил себе мензурку домашней рисовой водки (очень хорошей, подаренной одним из предыдущих пациентов), уселся в кресло и сделал пару глотков. В животе сразу стало тепло, а в голове образовалась приятная легкость.

— Извините, сен доктор, с вами очень хочет поговорить сен Бернардо Таджо из окружного департамента.

Винсмарт открыл глаза (он и не заметил, когда успел их закрыть). Абинэ протягивала ему мобильник.

— Да, конечно, — сказал он, — как, вы сказали, его зовут?

— Бернардо Таджо.

— Ясно… Так, слушаю вас, мистер Таджо.

— Добрый вечер, доктор… э…

— Джерри, — сказал Винсмарт, и, подумав, уточнил, — Джералд.

— Доктор Джералд, вам удалось определить, какая это форма денге?

— Геморрагическая, судя по сыпи, по лимфатическим узлам и по температуре.

— Ну, да, конечно. И опять с Филиппин. Как вам удалось так быстро с этим справиться? Пациентка говорит о каком-то чудо-лекарстве…

— Антивирусный препарат Twiz-8, — ответил Винсмарт, — он считается ветеринарным, но вполне пригоден и для людей.

— Вы сказали Twiz-8? — переспросил Таджо, — один момент, я посмотрю в базе… Да, точно, есть такой. Получается, им можно вылечить человека от денге за несколько часов?

— В данном случае было примерно два часа. По крайней мере, сейчас у мисс Тиингеле уже нет признаков данного заболевания, если не считать следов сыпи.

— Потрясающе! Почему до сих пор его никто не применял?

— Вот уж не знаю, — соврал Винсмарт, — наверное, просто никому не приходило в голову.

— Да, — согласился Таджо, — так бывает. А как вы определяли дозировку?

— По инструкции к препарату. Она определяется просто по весу пациента. Я рассчитывал исходя из 55 килограммов, особая точность не требуется.

— А противопоказания?

— Их нет.

— Действительно потрясающе. Я добавлю информацию о Twiz-8 к предупреждению об эпидемиологической угрозе. Надеюсь, национальный департамент сделает выводы.

— А вы уже объявили предупреждение?

— Конечно. Я отправил его через интернет, пока разговаривал с вашей пациенткой. Сейчас национальный департамент уже распространил это предупреждение по округам. У нас это не первый случай импорта вируса денге с Филиппин, так что мы ценим время.

— У вас это хорошо налажено, — сказал Винсмарт.

— Иначе и быть не может, — ответил Таджо, — это наша работа. Спасибо за помощь, доктор Джералд. Мы очень ценим сотрудничество с такими образованными тахуна, как вы или как доктор Рау Риано. Если вам что-то понадобится, обращайтесь к нам без церемоний.

Они тепло попрощались. Док Джерри вернул мобильник Абинэ, и бросил взгляд на термометр. 36, 9.

— Похоже, сен доктор, вы были правы на счет зверского аппетита, — сообщила она.

— Очень хорошо. В таком случае, мы перекусим. Как вы отнесетесь к яичнице и большой чашке какао?

После ужина Абинэ изъявила желание отправиться домой и, где ее, как оказалось, ждет куча дел. Джерри согласился, взяв с нее обещание, что она непременно позвонит ему, во-первых, когда доберется до своего атолла Кориро, а во-вторых, завтра утром. Так, на всякий случай. Она кивнула, сказала «огромное вам спасибо, сен доктор» и протянула ему четыре стофунтовые купюры.

— Нет-нет, что вы, никаких денег, — решительно возразил док Джерри, привыкший, что при испытаниях экспериментальных препаратов платят волонтеру, а не наоборот, — Это был первый опыт, он имеет научное значение.

— Но вы же меня вылечили, — возразила она, — не заплатить будет не честно.

— Давайте договоримся: вы расскажете мне о своем самочувствии сегодня и завтра, и мы с вами квиты. Честное слово, для меня это будет ценнее, чем деньги.

На том они и расстались. Доктор Винсмарт на всякий случай взял у себя анализ крови и проверил на наличие вируса Денге. Результат отрицательный.

Потом позвонила Абинэ, сообщила, что добралась до дома, чувствует себя замечательно и непременно свяжется с доктором завтра, как обещала.

А еще через пару часов вернулся доктор Рау и с порога спросил:

— Коллега, что это за объявление висит у нас на двери?

— Похоже, я засветил нашу команду, — ответил Джерри, и вкратце рассказал историю с лихорадкой Денге, препаратом Twiz-8 и департаментом здравоохранения.

— Во-первых, вы действовали абсолютно правильно, — сказал Рау, — сообщество тахуна может вами гордиться. Во-вторых, здесь привыкли, что тахуна может отколоть любой фокус, так что вряд ли в департаменте сильно удивились вашему открытию. В-третьих, вы же не назвались своим именем, а этот Бернардо Таджо не Шерлок Холмс.

— Не обязательно быть великим сыщиком, чтобы связать доктора Джерри Джералда с Джералдом Винсмартом, — возразил Джерри, — Американский доктор, ветеринарные препараты нового поколения, применяемые к людям…

— Да бросьте вы, — отмахнулся Рау, — такие выводы могли бы сделать те, кто специально вас ищет. А у департамента здравоохранения другие задачи, и очень серьезные. Мы граничим с тремя инфекционно-опасными зонами. Тут не до игр в шпионов и сыщиков.

…

10 — 12 августа. Лантон, остров Тинтунг. Методы военной разведки.

Док Рау был прав, когда утверждал, что сотрудникам департамента здравоохранения не до игр в шпионов. Он не учел, что есть другой департамент, для сотрудников которого это не игра, а работа. Это был сектор NP военной разведки Меганезии, который некоторое время назад имел сомнительное удовольствие разбираться с двумя американскими летчиками, скоропостижно списанными собственным командованием в дезертиры. Оба летчика, якобы расстрелянные за пиратство по приговору военно-полевого суда, на самом деле были живы и здоровы. В рамках программы защиты свидетелей, они получили от Верховного суда приговор 3 года каторжных работ под другими именами, и трудились в качестве механиков на одном авиапредприятии. Мягкость приговора объяснялась тем, что они, как показало внимательное изучение спутниковой съемки, никого не убили. Катер, который они расстреляли с воздуха, был пуст. Пассажирок забрал чей-то проа, ушел к коралловому полю (отметка 177 на оперативных картах), и таинственным образом исчез.

Отметка 177 — одно из популярных мест у местных дайверов, и в это время там болтались великое множество катеров и авиеток. Скорее всего, проа был разобран и погружен на одно из этих транспортных средств, но на какое именно? Шеф сектора, майор Журо-Журо Лонваи-Илэнгахи-Келаби (это было его полное имя, но во всех документах он именовался кратко Журо Журо), решил подождать с расследованием этого дела. Никакой угрозы национальной безопасности эти две девушки не представляли, и оснований срочно их разыскивать не было. Сами со временем объявятся. Или объявятся люди, которым эти девушки так сильно мешают, и вот с ними-то уже будет, о чем поговорить по душам.

Проходит 2 с лишним месяца, и вдруг на инфо-ленте национальной медицины появляется сообщение о неком американском шамане, остановившем чуть не начавшуюся эпидемию лихордки Денге с помощью овечьего лекарства. Журо тут же отправил лейтенанта Нонга Вэнфана, на Тероа, где обитал шаман, а своему заместителю отписал дело на контроль. Заместитель Журо, симпатичная, сильная и веселая женщина, которой с виду было лет 27, а реально — на 12 больше, происходила, видимо из Скандинавии. Иначе откуда могло взяться имя Теутбергранда Хоклендларсхейм? Как и шеф, в документах она называлась урезанным именем: Чубби Хок. Прозвище (а впоследствие и имя) «Чубби» произошло от ее круглого простоватого лица, совершенно не соответствующего ее характеру. Капитан Хок отличалась коварством и авантюризмом, что было особо отмечено в ее личном деле.

Лейтенант Вэнфан тут же отправился на атолл Тероа в качестве торгового агента фирмы Vitranet (электроника и телекоммуникации, оптимальное соотношение цена-качество, для тех, кто умеет считать). Он раздал два десятка авторучек с эмблемой в виде девушки-дракона, толкнул мамаше Джимбо ящик всякой электронной мелочи, по-свойски сбыл местным три пистолета TT-mini китайского производства, выпил со всеми, с кем было возможно, и за полдня узнал о тероанцах раза в два больше, чем они знали о себе сами.

Заслушав его доклад, капитан Хок немедленно позвонила Журо и сообщила: «шеф, это они и, клянусь Ньордом, скоро там будет жопа. Подробный рапорт у вас в почте». Если уж Чубби клялась суровым морским божеством Ньордом, то будущую жопу следовало считать делом решенным. Прочтя рапорт, Журо сразу напросился в гости к директору военной разведки, полковнику Райвену Андерсу. Жена Райвена, Аста, терпеть не могла, когда в дом приходили по службе, но обожала заниматься садовыми цветами. Купив по дороге корневища орхидеи дендробиума, Журо получил индульгенцию часа на два.

Едва Аста, облачившись в фартук и рукавицы, отправилась высаживать орхидеи (она бы и ночью пошла их сажать, а не то, что вечером), майор тут же перешел к делу.

— Сен полковник, мы нашли пункт дислокации американского биомедицинского проекта, о котором я вам докладывал в прошлом месяце. Это атолл Тероа, округ Кирибати.

— В прошлом месяце, майор, вы докладывали о четырех американских проектах на нашей территории, — напомнил Райвен.

— Да, шеф. Но только об одном биомедицинском. Клонирование питекантропов, которое является прикрытием для экспансии ветеринарных технологий на медицинский рынок.

— Да, помню. Но вы утверждали, что тема не представляет интереса для национальной безопасности. Проект оказался в конфликте с судебными властями США, а несколько участников скрываются на нашей территории, опасаясь силовых акций конкурентов.

— Я ошибался, — признал Журо, — они тут не скрываются, они активно работают. Лидеры проекта, судя по имеющимся данным, решили продвигать его отсюда. Вчера вечером они продемонстрировали свои возможности, вылечив за 2 часа пациента с лихорадкой Денге.

— Похоже на утку, — заметил Райвен, — денге это вам не похмелье от самогона.

— Данные проверены сегодня моим агентом. Все подтверждается. Центральные фигуранты и научный руководитель продолжают работать по проекту в обстановке информационной закрытости, чему способствует провинциальное расположение атолла Тероа.

— Но сейчас они раскрылись, не так ли? Они нашли «бронированную крышу» в Штатах?

— Полагаю, они просто совершили оплошность, — ответил майор, — имея суперлекарство, очень трудно удержаться от того, чтобы вылечить тяжело больного человека.

— В таком случае, это не оплошность, а акт реального гуманизма, — поправил Райвен, — они ведь сильно рискуют, раскрывшись.

— Совершенно с вами согласен, сен полковник. Поэтому я и посчитал нужным доложить срочно. Хартия, шеф. Этот доктор не только вылечил гражданку Меганезии, но и передал медицинскому департаменту свою технологию. Там утверждают, что так можно лечить не только денге. Посмотрите, это информация, которую я получил из департамента.

Полковник Андерс пробежал глазами текст, и кивнул головой.

— Все верно. Но есть одна тонкость: эта группа работает здесь тайно.

— Я не вполне вас понял, шеф, — сказал Журо, — В Хартии написано: любой, кто с риском для себя оказал помощь гражданам Меганезии, находящимся в опасности…

— Я знаю, что там написано, — перебил Райвен, — но там не написано, что мы должны сразу же звонить судье, чтобы эту группу открыто взяли под защиту правительства. Если мы в состоянии защитить их, не прибегая к огласке и если именно такой путь предпочтителен с точки зрения национальной безопасности, то следует ли обращаться к суду? Тем более, если сама группа по каким-то причинам предпочитает работать в обстановке секретности.

— Но постановление о специальной защите в компетенции суда, — возразил майор.

— В данном случае, я готов ответить перед судом за превышение полномочий, — сказал Райвен, — но только если буду уверен, что наших возможностей хватит для обеспечения специальной защиты. Как вы считаете, их хватит?

— Все зависит от того, какие средства нападения может использовать противник.

— Это я и без вас понимаю, майор. Меня как раз интересуют возможные виды атаки. У вас есть информация об их тактике и возможностях?

— Если это моя задача, то я приступаю к ее выполнению.

— Да, это ваша задача. И примите во внимание вот что. Открытая защита имеет серьезный дефект: о ней известно противнику, он может построить свою тактику соответствующим образом. Как учит нас Сунь Цзы, тайная защита при меньшем объеме сил может оказаться более эффективной, чем открытая.

— Это так, шеф, — согласился Журо, — но, вообще не имея военного прикрытия, обеспечить безопасность в такой ситуации невозможно.

— У нас будет военное прикрытие, — ответил Райвен.

— Но как вы это сделаете через голову суда и правительства?

— Сделаю. Это мои проблемы, майор. А вам поставлена другая задача.

Едва Журо ушел, Райвен Андерс, пользуясь тем, что жена еще возится с орхидеями, позвонил полковнику Джино Валдесу, командующему военным флотом Меганезии.

— Сен Валдес, у меня к вам необычная и неофициальная просьба.

— Вы думаете, удивили меня? — спросил моряк, — я не припомню ни одного случая, чтобы вы позвонили с официальной просьбой, а тем более, чтобы с обычной.

— И, все же, думаю, что сейчас удивлю. Я неофициально прошу у вас один фрегат класса «Smog-delta» в полном боевом снаряжении на период несколько недель.

— Ого! А почему не целую эскадру со штурмовой авиацией впридачу?

— Потому, что я очень скромный, — ответил разведчик.

Полминуты Джино неудержимо ржал. Райвен подождал, пока он придет в себя, и спросил:

— Ну, так как на счет «Смога»?

— Военный координатор оторвет мне голову, — сказал Валдес.

— С чего бы? Ведь есть план морских учений. Их же все равно, где проводить, разве нет?

— А где, по-вашему, их надо проводить?

— В районе атолла Тероа, муниципалитет Икехао, округ Кирибати.

— Симпатичное место. А как на счет учебной задачи?

— Действия под гражданской маскировкой с целью отражения диверсионной атаки.

— Неслабо, — заметил моряк, — надо полагать, атака может оказаться не совсем учебная?

— Совсем не учебная, — уточнил разведчик.

— Ничего себе кино. Ладно, у вас будет «Smog-delta». Но при двух условиях.

— Каких?

— Во-первых, вы расскажете мне, в чем дело. Неофициально и честно.

— Идет. А во-вторых?

— Во-вторых, с вас такой же фант. Когда мне неофициально понадобятся ваши парни…

— Идет, — со вздохом повторил Райвен.

— Договорились, — заключил Валдес, — когда он вам нужен?

— Еще вчера.

…

12 августа. Атолл Тероа. Культурные различия и океанийский флирт.

Док Рау и док Джерри, по обыкновению, сидели после вечернего купания на террасе второго этажа и обсуждали (по выражению Рау) социологию науки, когда к пирсу лихо подрулила Абинэ на своем катере. Уже по тому, с какой легкостью она выпрыгнула на пирс и пришвартовала свое плавсредство, было ясно, что от вчерашней болезни остались только воспоминания. Ну, и разве что, чуть заметные следы сыпи на руках.

— Извините, что без звонка! — крикнула она, направляясь к дому, — я не очень помешаю?

— Ну, что вы, — крикнул в ответ док Рау, — поднимайтесь сюда, мы тут разговариваем о том, о сем, и уж наверное, не откажемся налить вам чашечку кофе.

Через минуту она взбежала по лестнице и уселась в свободное кресло-качалку. Выглядела Абинэ эффектно: Топик и шорты канареечного цвета на фоне смуглой гладкой кожи, и выделяющийся контрастным пятном ярко-алый цветок, прицепленный над левой грудью.

Доктор Винсмарт улыбнулся:

— Мне кажется, о самочувствии спрашивать нет смысла. Я не ошибся?

— Ни капли, — подтвердила она, — наверное, вы очень редко ошибаетесь. Наверное, вы такой же великий тахуна, как док Рау.

— Джерри значительно более сильный тахуна, чем я, — заметил Рау, наливая ей кофе, — я не умею лечить денге за два часа. До вчерашнего дня я считал это невозможным.

— Правда? — спросила она.

— Неправда, — сказал док Джерри, — я на самом деле вообще не тахуна, я биохимик.

— Не слушайте его, он прибедняется, — сообщил Рау, — у сильных американских тахуна так принято. Считается, что это увеличивает их силу.

— А как же Карлос Кастанеда? — возразила Абинэ, — я его читала, он тоже был американец, но ни капли не прибеднялся.

— Кастанеда был южноамериканец, кажется, из Бразилии или из Перу. Он переехал в США уже взрослым. А док Джерри североамериканец.

— Вообще-то, я канадец и тоже переехал в США уже взрослым, — уточнил Винсмарт.

— Вы оджибуэй? — поинтересовалась Абинэ.

— Нет, а почему вы так подумали?

— Я еще со школы помню про Канаду, — она сосредоточилась и продекламировала:

In the land of the Ojibways,

In the pleasant land and peaceful.

After many years of warfare,

Many years of strife and bloodshed,

There is peace between the Ojibways

And the tribe of the Dacotahs.

— Это Лонгфелло, — на всякий случай, сообщил Винсмарт, — он написал песнь о Гайавате в середине позапрошлого века.

— Я знаю, но ведь это про Канаду?

— Верно, но уже тогда в Канаде почти исчезли оджибуэи и вообще индейцы. Нынешние канадцы — потомки британцев и французов, приехавших туда лет 200–300 назад.

— У вас та же история, что в Австралии, — заключила Абинэ, — Глупо. Приехать на новые земли, чтобы сделать там то же, что было на старых. Зачем ехали, спрашивается?

Винсмарт пожал плечами.

— Может, действительно глупо, но мне казалось, что люди всегда так делают.

— А будь ваша воля, вы бы тоже так сделали? — спросила она.

— Нет, конечно.

— Вот видите, вам понятно, что это идиотизм. Зачем тогда говорить про всех людей?

Док Рау погрозил ей пальцем.

— Абинэ, не надо обижать дока Джерри. Он же не оффи.

— Pardon me, я всегда так возбуждаюсь когда спорю. Я вас обидела, док Джерри?

— Что вы, — возразил он, — я действительно выразился некорректно.

— Вы просто привыкли, что за всех решают оффи, — заметил Рау.

— Возможно, — согласился Винсмарт, — хотя я не очень понимаю, что значит «offye». Мне перевели, как «State functionary», но мне кажется, это не совсем аутентичный перевод.

— Нет аутентичного перевода, — сказал Рау, — потому что у вас определения «социальный», «публичный», «правительственный» и «государственный» означают почти одно и то же, а в Меганезии это совершенно разные определения. Про тахуна здесь скажут «social», про судью — «public», а про функционера любого национального департамета — «govern».

— А про кого скажут «state»? — спросил Винсмарт.

— Про фашиста, — мгновенно ответила Абинэ.

— Никогда не говорите здесь «state» про функционеров, — добавил док Рау, — это все равно, что назвать американского полковника «oberfuhrer» а губернатора «gauleiter».

— О, черт! — Винсмарт энергично потер виски, — Хорошо, что вы мне это сказали раньше, чем я встретился с представителями властей. Была бы неудобная ситуация.

Абинэ хихикнула и махнула рукой:

— Ничего бы не было, За километр видно, что вы yankee или euro.

— Так уж и за километр?

— Ну, за сто метров, — уступила она, — не обижайтесь, док Джерри, это как ваш cache-sexe, в смысле, swimsuit. Ничего такого, люди везде разные. А правда, что в Штатах штрафуют за купание без swimsuit, за witchcraft, за darwinism и за то, что не ходишь в christian church?

— За купание в голом виде в консервативных округах действительно могут оштрафовать, но за колдовство, за дарвинизм и за непосещение церкви уже давно не штрафуют. И я не понял, а почему вы так объединили эти четыре вещи?

Она с недоумением посмотрела на дока Рау.

— Я опять сказала что-то нетактичное?

— Нет, леди, вы просто задали коллеге Джерри необычный вопрос, — ответил он, наливая всем кофе, — в американо-европейской культуре эти явления не принято связывать.

— Это и в самом деле необычно, — подтвердил Винсмарт, — а вы видите связь, коллега?

— Связь очевидна. Все перечисленное исходит из одного библейского табу. Оттуда же исходит и аномально-острая реакция на ваш экспериментальный проект.

— Вы имеете в виду связь наших экспериментов с эволюционной теорией?

— Не в этом дело, — сказал Рау, — Точнее, не только в этом. Сейчас я объясню. Абинэ, вас шокировало предложение дока Джерри применить к вам ветеринарный препарат?

— Конечно, я была удивлена. Ведь у разных животных разное устройство. Примерно как у движков. Вы же не нальете в поршневой движок топливо с присадкой для турбинного. Но док Джерри объяснил, что здесь не такой случай.

— А то, что этот препарат не для людей, а для животных?

— В смысле, для других животных? — переспросила она, — а для каких, кстати?

— Для овец, — сообщил Винсмарт, — Twiz-8 создавали под новозеландский заказ.

— Ну, ясно, — сказала Абинэ, — в Новой Зеландии овцы это чуть ли не главный бизнес. Это здорово, что оно подходит для людей. Вот желудочное лекарство, наверное, не подошло бы. У травоядных там все по-другому, я что-то такое помню из школьной биологии.

Док Рау повернулся к Винсмарту.

— Видите, коллега, какой ход мысли?

— Я напутала про травоядных? — поинтересовалась Абинэ.

— Нет, все верно, — ответил Рау, — я просто поставил маленький психологический опыт.

— Как интересно! А про что?

— Это пусть док Джерри вам скажет. Вы ведь заметили, коллега?

Доктор Винсмарт кивнул.

— Еще бы. Видите ли, Абинэ, во многих странах считают, что человек это не животное.

— А кто? Растение что ли? — удивилась она.

— Нет, не растение, конечно, — он замялся, — это довольно сложно объяснить…

— Вот-вот, — ехидно сказал Рау, — помните две наши вечерние пикировки на эту тему?

Возникла пауза. Винсмарт совсем не хотел в третий раз занять такую же неосновательную позицию, как дважды до того раз. Тет-а-тет с коллегой еще ничего, но в компании…

— Вы о чем-то задумались, док Джерри? — спросила Абинэ.

— Да. О вашем вопросе, Видите ли, в некоторых обществах считается некрасивым приравнивать человека к животным. Так сложилась культура. Как еще объяснить?

— А, тогда понятно, — она взяла ручку и написала на салфетке столбик иероглифов, — вот тут та же история с культурами.

— Это по-японски? — спросил Винсмарт.

— Да. Это самое знаменитое хокку Басе.

«Старый пруд

Прыгнула лягушка

Всплеск воды».

Если знать японский язык и культуру, то эту группу иероглифов можно представить, как картинку, где пруд, и лягушка, и всплеск. Но у меня японский так себе, и я не могу. Я и запомнила это только потому, что в школе по истории проходили.

— По истории? — удивился он.

Док Рау тихонько рассмеялся и предложил.

— Коллега, спросите нашу прекрасную леди, кто такой Гай Юлий Цезарь.

— Опять придумали какой-то опыт? — поинтересовалась она, — Ну, пожалуйста. Это древний этнограф, он описал природу и обычаи Франции, которая тогда называлась Галлия.

— Этнограф? — переспросил Винсмарт.

— Ну, да. Он был римским офицером, попал на войну в Галлию и написал книгу.

— А Карл Великий? — продолжал допрашивать Рау.

— Не помню точно. Про него что-то было в рыцарских романах древней Европы.

— Тамерлан?

— Понятия не имею, кто такой.

— Аттила?

— Судя по имени, венгр. А так — не знаю.

— Чингисхан?

— Один из монгольских богов. Ему приписывают первый свод законов в тех краях.

— А Александр Македонский? — вступил в игру док Джерри.

— Ученик Аристотеля, изобретателя логики. Еще он командовал армией, уничтожившей деспотию в древнем Иране. Сейчас, правда, там опять деспотия. Да, он ведь еще отменил сексуальный апартеид.

— А Наполеон Бонопарт?

— Он написал лучший в Старом Свете гражданский кодекс, — ответила Абинэ.

— Вот так история у вас, — пробурчал Винсмарт.

— Это я просто плохо помню, — пояснила она, — я вообще-то техник по корабельным движкам, у меня за 15 лет все эти наполеоны сами понимаете, куда вылетели.

Док Рау посмотрел на часы.

— Ладно, amigos, все это крайне любопытно и познавательно, но пора бы уже и в кроватку. Абинэ, вы располагайтесь, — он махнул рукой в сторону апартаментов Винсмарта, — а нам с доком Джерри еще надо глянуть кое-что в лаборатории.

— Aita pea pea — ответила она и отправилась в указанную сторону.

Когда оба доктора спустились в лабораторию, Рау начал разговор:

— Пара слов о местных обычаях. Вы заметили цветок на маечке у леди?

— Конечно. Очень красивый. К сожалению, я не знаю названия.

— Я тоже, да и не важно. Алый цветок означет: принято предложение заняться любовью.

— С кем? — не понял Винсмарт.

— С тем, кто предложил, разумеется. Это я говорю, чтобы вы не ходили вокруг да около.

— Но я ничего такого не предлагал.

— Да ладно, мы же взрослые люди, и потом, это здесь в порядке вещей.

— Я же говорю, не предлагал!

— Давайте разберемся, — сказал Рау, — на чем вы с ней вчера расстались?

— Я попросил ее позвонить и сообщить о своем самочувствии, ничего больше.

— Совсем ничего?

— Совсем ничего, — подтвердил Винсмарт, — я даже денег с нее не взял.

— А она предлагала?

— Предлагала, но я не имел права их брать, ведь это был эксперимент. Я ей объяснил, что в таких случаях интересен не платеж, а результат.

Рау весело фыркнул.

— Вот вам и результат. А говорите, ничего не было.

— Ничего не понимаю. Я всего лишь не взял денег.

— Нет, уважаемый коллега. Вы отказались от денег, которые вам причитались по обычаю, и обозначили желание пообщаться. А леди согласилась. Вот теперь и общайтесь.

— Это что, оплата натурой? — возмутился Винсмарт, — За кого вы меня…

— Да нет, — перебил Рау, — Она решила, что вы находите ее привлекательной, и поэтому не хотите брать денег. Впрочем, вы ведь действительно находите ее привлекательной.

— Допустим, нахожу, ну и что?

— Вот и она находит вас привлекательным, иначе все равно оставила бы деньги. Сунула бы на любую полочку, особой ловкости рук тут не требуется.

Док Джерри в сердцах ударил кулаком в стену.

— Но это же ни к черту не годится! Доктор и пациентка. Это же против врачебной этики!

— Ой! — в притворном ужасе воскликнул Рау, — Спасите! Американская врачебная этика! А где она была, когда вы ввели женщине препарат, не прошедший клинические испытания?

— Я действовал в интересах пациентки, исходя из своих знаний и опыта!

— Ну, конечно! А сейчас что вам подсказывают ваши знания и опыт?

— Что вы издеваетесь, а? — спросил Винсмарт.

— Просто ситуация смешная, — признался док Рау.

— Ничего тут нет смешного. Лучше бы объяснили ей, что она не так меня поняла.

В следующий момент док Джерри подумал было, что с его меганезийским коллегой случился какой-то опасный приступ. Великий тахуна повалился на пол и стал хлопать себя ладонями по животу, издавая нечленораздельное уханье.

— Предупреждать же надо! — прохрипел он через несколько секунд, — я чуть не умер от смеха. Представьте, я иду в вашу комнату и рассказываю об американской врачебной этике голой женщине, находящейся в вашей постели.

— Ладно, раз так, я ей сам все объясню, — решительно сказал Джерри и пошел наверх.

…

Такая картинка не снилась даже самым изощренным фанатам готической эротики, не говоря уже о сексуально озабоченных любителях журналов Penthouse, Playboy и Hustler. Итак: открытый донжон, стены которого теряются в глубокой тени, с широкой террасы светит огромная красноватая луна, рядом с широкой низкой кроватью горит старинная бронзовая лампа с оранжевым матерчатым абажуром. На кровати лежит очаровательная обнаженная молодая женщина. Неяркий свет обрисовывает тенями рельеф ее сильной загорелой спины, упругих ягодиц и сторойных длинных ног, которыми она задумчиво болтает в воздухе. Перед ней на подушке лежит зловещего вида древний фолиант в переплете из черной кожи. Пальцы женщины опасливо гладят пожелтевшую от времени страницу, на которой изображено жутковатое алхимическое устройство в окружении загадочных символов. На выразительном лице женщины — недоверие и удивление. Она поворачивается на чуть слышный скрип открывшейся двери, свет лампы обрисовывает безупречные линии бедер, чуть выпуклого живота и небольшой чашеобразной упругой груди с крупными сосками. Почти шепотом она говорит стоящему в дверях мужчине:

— Док Джерри, это просто обалдеть можно! Прижизненное издание Томаса Ньюкомена «Насосное устройство для подъема воды в горно-инженерном деле». Лондон 1726 год! Где док Рау ее взял? Ну, идите сюда, посмотрите. Можно спокойно листать, страницы пропитаны пластиком. Чертежи самого Ньюкомена!

— А кто был Ньюкомен? — спросил Джерри, присаживаясь на кровать рядом с ней.

— Ну, вы даете, док Джерри! Это же изобретатель паровой машины. Вернее, один из двух, а другой — Томас Севери, они вместе работали.

— А мне казалось, что паровую машину, изобрел Уатт.

— Что вы, Уатт жил много позже, он только усовершенствовал машину Севери-Ньюкомена и придумал автоматический клапан.

Абинэ осторожно закрыла книгу и, изящно потянувшись, убрала ее на полку, а затем, повернувшись на бок, положила ладонь на бедро Джерри.

— Неужели, американцы даже спят одетыми? — спросила она, — или в Америке штрафуют тех, кто спит голыми? А еще я где-то читала, что у ваших пуритан и баптистов мужчины спят в специальных штанах, куртках и шапках, а женщины в специальных плащах вот примерно досюда, — она провела пяткой одной ноги по щиколотке другой.

— Это называется «пижама», «ночной колпак» и «ночная рубашка», — сообщил Винсмарт, чувствуя, что разговор про врачебную этику не получится.

— А как они тогда занимаются сексом? — поинтересовалась Абинэ, — кстати, вы снимайте свои шорты, у нас свободная страна, все могут спать голыми. А еще я читала в интернете, что в Америке штрафуют тех, кто стирает вместе мужские и женские трусики.

— В штате Миннесота есть такой закон, — нехотя признал Джерри, скидывая тапочки и снимая шорты, — только не про стирку белья, а про сушку на одной веревке.

— Надо же, — удивилась она, — а правда, что в Америке штрафуют тех мужчин и женщин, которые занимаются сексом, не заплатив в christian church за брачные колечки?

— Обручальные, — машинально поправил Джерри, укладываясь рядом с ней, — но штраф не за это, а как бы вам объяснить…

— А у нас свободная страна, — перебила Абинэ, — мы никому не платим за секс.

— А, правда, что в Меганезии женщины в постели трещат, как сороки? — спросил Джерри, слегка обидевшись за свою страну.

И тут ему было доступно продемонстрировано, чем занимаются меганезийские женщины в постели, а также у бордюра террасы и в лагуне на мелководье.

…

13 августа. Лагуна Тероа. Правила военно-морской рыбалки.

Сегодня была очередь Акелы руководить утренней зарядкой, предписанной доком Рау.

— Так, девушки, построились в шеренгу по две. Ну, что вы спите на ходу? Погода, что надо, самое время подвигать конечностями тела.

— Блин, — сказала Санди, — где ты научился этим сержантским интонациям?

— Будешь издеваться, я вообще замолчу, и делайте сами, как умеете. Вот ведь…

— Ты сам себя задерживаешь, — перебила Келли, — Давай, командуй уже.

Акела вздохнул и, подглядывая в шпаргалку, начал:

— Наклонились. Достали кончиками пальцев пол. Потянулись вверх и посмотрели на небо. Ноги на ширину плеч, руки вперед. Поворот влево. Поворот вправо. Еще раз руки вперед. Левой ногой достали правую ладонь. Теперь правой ногой левую ладонь. Присели. Левую ногу вбок. Перенесли вес на нее, и правую ногу вбок. Встали на четвереньки. Прогнулись спину вниз. Прогнулись вверх. Повторили. Еще раз повторили. Встали. Выпад на колено вправо, руки вперед. Выпад на колено влево, так же. Еще раз потянулись вверх …

В какой-то момент рядом с террасой появились Эланг, Тиви и Окедо. Похоже, их прямо распирало от желания сообщить какую-то сенсационную новость, и они с нетерпением дожидались, когда же можно будет этой сенсацией поделиться. Лишь только Акела, со словами «процедуры окончены, спасибо, что выбрали именно наш сумасшедший дом», отложил шпаргалку в сторону, Тиви выпалила:

— А видели вон тот сейнер? — и махнула рукой в сторону лагуны, посреди которой маячил обыкновенный на вид рыболовный корабль около 40 метров длиной. Ничего особенного: суда такого типа частенько появлялись в лагуне Тероа, привлеченные выгодными ценами на инвентарь, запчасти, продовольствие и выпивку в лавке мамаши Джимбо.

Спарк, сидевший в кресле-качалке, оторвался от перелистывания свежего выпуска «Bajo la robotica amp; ingenieria de Meganezia», бросил короткий взгляд в указанном направлении, и вынес вердикт:

— Не слишком модная посудина. Конец прошлого века.

Тиви и Окедо хихикнули, а Эланг ехидно поинтересовался:

— Ты чего, правда, купился на этот прикол?

— Гм, — буркнул Спарк, и взял со стола бинокль. Некоторое время он разглядывал корабль, а затем передал бинокль Акеле со словами: — Сравни дизайн ниже и выше борта.

Тот полминуты глядел в бинокль, после чего почесал макушку и согласился:

— Все, что выше борта, не родное. Может, звякнуть в патруль, пусть-ка проверят, что это за цирк на воде?

— Не парьтесь, — сказал Окедо, — мы уже проверили. Это, по ходу, секретные маневры.

— Подробности? — потребовал Спарк.

Подробности были изложены немедленно. В общих чертах, они выглядели так: Примерно в 6 утра подростки вышли в лагуну проверить поставленные на ночь ловушки-донки на лангустов. Процесс был в самом разгаре, когда появился этот самый сейнер. Некоторая странность была замечана тут же: корабль входил в лагуну на скорости около 10 узлов совершенно бесшумно. «Мы подумали, типа, глюк, по-научному — мираж». Уяснив, что странный сейнер представляет собой не галлюцинацию, а вполне материальный объект, подростки немедленно ощутили исследовательский зуд. Наличие некоторого количества добычи давало им повод подойти на своем проа почти впритык к борту корабля и начать голосовую рекламу «самых свежих лангустов, без посредников». Команда ответила на это адекватно: после ритуального торга, с борта было спущено на тросе пластмассовое ведро с несколькими 20-фунтовыми купюрами, и затем поднято на борт с уловом лангустов. Пока Тиви занималась этой коммерцией, мальчишки затеяли подвижные игры в воде «ну, и несколько раз нырнули за кормой». Эланг и Окедо пытались жестами объяснить форму спаренных шестилопастных гребных винтов, гибких рулей, подводных крыльев и обводов подводной части корпуса. По итогу, Эланг заключил: «если это сейнер, то я устрица»

Спарк с Акелой переглянулись, а затем, не говоря ни слова, один извлек из ящика и установил на столе электронный дальномер, а второй включил свой ноутбук. Девушки некоторое время рассматривали их неподвижные затылки, и Келли объявила диагноз:

— Это, блин надолго. Может, нырнем пока?

— Как раз успеем, — согласилась Санди, и повернулась к подросткам, — а новое поколение составит нам компанию?

Новое поколение было всегда готово понырять в хорошей компании. Следующие полчаса они ныряли. Санди и Келли, которым док Рау запретил погружаться глубже, чем на метр, наблюдали за этим с поверхности. Зрелище было завораживающее: подростки-утафоа, для которых вода это почти родная стихия, по три-четыре минуты плавали у дна лагуны и, похоже, что-то искали. Когда девушки уже начали строить самые невероятные догадки, добыча, все-таки нашлась. Это был двустворчатый моллюск вроде мидии, но огромный, не меньше полуметра в длину. Ребята с трудом подняли его на поверхность.

— Ни фига себе! — оценила Келли, — Это что за монстр?

— Тридакна! — отдышавшись, сообщила Тиви, — Говорят, что ее мясо полезно женщинам, которые ждут ребенка, потому, что она похожа на…

Тут девчонка перевернулась в воде вниз головой, вытянув ноги вдоль поверхности. Над поверхностью показалась довольно элегантная попа, и та часть тела, которую в дешевых эротических романах называют «створками раковины». Перевернувшись обратно, Тиви добавила:

— Это называется «симпатическая магия». Типа, подобное влияет на подобное. Советуют также, есть из створок раковины тридакны. Тут как раз получится две суповых тарелки.

— Тут не тарелка, а целая кастрюля, — заметила Санди.

— Эта еще не очень большая, — сообщил Окедо, — Но те, что больше, уже невкусные.

— Нормальные! — возразила Тиви.

— Нет, они жесткие, — сказал Эланг.

— Уксуса добавить и не будут жесткие, — стояла на своем Тиви.

Пока плыли к берегу, она успела забиться с мальчишками на килограмм мороженого, что сможет приготовить сколь угодно крупную тридакну так, что мясо будет мягким. Санди и Келли согласились быть арбитрами.

На террасе Акела и Спарк задумчиво рассматривали три изображения, точнее, 3d модели, на экране ноутбука. На первом был точь-в-точь стоящий в лагуне сейнер. На втором нечто явно военное, с заглаженными обводами и низкой надстройкой во всю ширину палубы. На третьем были совмещены две модели, и становилось ясно, что сейнер можно получить из военного корабля, если налепить две камуфляжные надстройки и фальшборта.

— И что это за хреновина? — поинтересовалась Келли.

— Фрегат класса «smog-delta», — ответил Спарк, — Их сконструировали полтора года назад и строят на верфи Ваиреи, Таити-Ити. Сейчас в нашем ВМФ их 6 единиц. Эти корабли еще называют «ракетными крейсерами для бедных». Они в 20 раз легче, в 5 раз меньше по габаритам, и в 50 раз дешевле классического ракетного крейсера. Зато у них скорость в 3 раза выше, и они могут, говоря сленгом форсов, «решать те же тактические задачи».

— А в чем фишка? — спросила Санди.

— В том, что основное вооружение таких корабликов это ядерные ракеты малой мощности и беспилотные ракетопланы с лазерными пушками. Вы уже видели, как они работают.

— Ни фига себе! А что этот атомный кошмарик здесь делает?

— Давай выясним? — предложил Акела, и, включая второй ноутбук, пояснил, — у меня есть backdoor на кое-какие серверы ВМФ.

Через час они уже знали, что у них в гостях фрегат «Рангитаки», прибывший с базы ВМФ Капингамаранги для плановых учений в районе Икехао.

— Неслабо, — констатировал Эланг, — и что теперь?

— Теперь будем жрать вашу тридакну, — ответил Спарк.

— А с этим фрегатом что?

— Да ничего. Пусть делают вид, что они сейнер, раз им так нравится. А мы будем делать вид, что поверили. Типа, по законам гостеприимства.

— И кого они хотят обдурить этим цирком? — спросила Тиви.

Окедо в ответ молча постучал себя ладонью по макушке и ткнул пальцем в небо.

— Правильно мыслишь, — похвалил Акела, — авиационную или спутиниковую разведку это запросто может обмануть.

— ОК, обманули, — сказала Келли, — Чья-то разведка думает, что это сейнер. Дальше что?

— Я понял твой заход, — объявил Спарк, — Типа, по Сунь-Цзы: противник решил, что какой-то пункт не защищен, ломанулся туда, и внезапно получил по башне. Хорошо задуманная боевая операция, но нас это не очень радует, потому что мы здесь живем. Ты об этом?

— Ну, о чем же еще, — согласилась она.

— Так вот, — продолжал он, — не парься. Такие позиционные игры последние 100 лет ведет любой флот. Это самый дешевый способ противодействия сбору разведданных. Я читал в пояснительной записке к бюджету ВМФ, так что все нормально.

— Откуда знаешь? — спросила Санди.

— Из конкурсной заявки команды Ясона Дасса, — пояснил он, — Того парня, который сейчас координатор правительства. Он и выиграл конкурс за счет тактической экономии.

— Он обошел команду Оми Энки почти на 4 миллиона фунтов, — добавил Акела.

— Блин! — сказала она, — Никак не могу привыкнуть к тому, что у вас не выборы, а конкурс управдомов, как в кондоминиуме.

— Это как раз и есть настоящие выборы, — возразил Спарк, — потому что финансы…

— Ну не надо опять о политике и финансах! — перебила Келли, — Перед едой надо обсуждать аппетитные темы: секс и спорт.

Эланг хлопнул себя по коленям и, хихикнув, сообщил:

— Док Джерри и Абинэ под утро такой спортивный секс устроили.

— Наш док Джерри? — удивленно переспросила Санди.

— Ну, да. Вон там, — мальчишка махнул рукой в сторону заводи напротив дома дока Рау.

— А кто такая Абинэ?

— Она из северных Тиингеле, которые живут на атолле Кориро, здесь рядом.

— Тиингеле это тонгайские утафоа, — добавил Окедо, — поэтому они похожи на мориори.

— Не на мориори, а на моа-моа, — возразила Тиви.

— Ни фига они не похожи на моа-моа! — стал спорить Окедо.

— Короче, — перебил Спарк, — Абинэ классная девчонка, она эксперт по движкам не хуже, чем наш Оохаре. Только она в основном занимается тяжелыми машинами. В общем, мы вас с ней познакомим.

— Они караул, как зажигали, — добавил Эланг.

Келли покачала головой:

— Даже не верится, что наш док такой горячий парень. Рада за него.

— Абинэ кого угодно расшевелит, — авторитетно пояснила Тиви, начиная раскладывать на столе специи, предназначенные для тридакны, — к тому же, у этой заводи очень сильный aku. Ну, в смысле, здорово возбуждает.

— Кстати, да, — согласился Эланг, — Сами проверьте. Лучше всего при восходе Луны.

— А док Рау не будет возражать, если мы воспользуемся этим местом? — спросила Санди.

— С чего бы? — искренне удивилась Тиви, — Там же не его личный aku, там aku лагуны.

…

14 августа. Сан-Франциско — Тероа. Проваленная явка и короли Гавайики.

Вызов от Кортвуда по спутниковому каналу вырвал дока Джерри из мягких лап крепкого здорового сна примерно с пятого звонка.

— Хелло, док, как дела? Как наши подопечные?

— Привет, Лайон, — буркнул Джерри, глянув на часы (было 6:40 утра), — Ты действительно звонишь в такую рань только для того, чтобы узнать о нашем здоровье?

— Ты удивишься, док, но это и вправду главное. Потом объясню, почему. Кстати, извини, что разбудил.

— Ладно, рассказываю. Юные леди чувствуют себя превосходно. У них бурлит личная жизнь на свежем воздухе, так что они красивые, загорелые, лопают в три горла, играют в мяч и рыбачат с местными ребятами, а из моря их за уши приходится вытаскивать. Мы с коллегой 2 раза в неделю проводим экспресс-обследования, но это для науки. С точки зрения медицины, можно в ближайшие 2 месяца вообще не обследовать.

Из трубки донесся плохо высвистываемый мотив, а затем Кортвуд сказал:

— Неужели хотя бы здесь все хорошо? Даже как-то не верится.

— А что тут странного? — удивился Джерри, — Здоровый подвижный образ жизни, свежие фрукты, свежая морская фауна, куча новых друзей и два хороших парня, которые… Я тебе уже рассказывал эту историю.

— Да. Я очень рад, что здесь все так здорово, потому что у нас… Джерри, если ты сейчас стоишь, то лучше присядь.

— Что, настолько плохо?

— Нет, еще хуже. Судебные приставы только что арестовали и вывезли все биоматериалы по проекту. И в лаборатории, и в музее.

— Приставы?! Какого черта?!

— Именно так я и сказал. А мне показали постановление суда. Ты смотришь ТВ? В курсе процесса?

— В общих чертах. Но это же бред свинячий! Какое отношение ископаемые биоматериалы имеют к общественной нравственности и религиозным чувствам?!

— У суда другое мнение.

Винсмарт выругался, нашел сигару, прикурил и заметил:

— Но у тебя же целая толпа адвокатов.

— Да, и они работают, как звери, можешь не сомневаться. Трех дней не пройдет, как они заставят вернуть все обратно. Но это не изменит ситуации. Материалы для нас потеряны.

— Я тебя не понял, Лайон.

— Наши биоматериалы тут же залили формалином. Понимаешь, что это значит?

— Формалином!? Они с ума сошли!

— Сошли или не сошли, это лирика. К делу это не относится. Суть в том, что теперь все биоматериалы по проекту есть только у вас на атолле.

— А разве этого не достаточно? Конечно, жаль, что потеряны уникальные материалы, но это ведь был только резерв, не так ли?

— Это еще не все, — сказал Кортвуд, — Проблема в том, что ваше местонахождение стало известно тем типам, которые играют против нас.

— Наверное, я вел себя неосмотрительно, — признал док Джерри, — но, я не думаю, что это сильно меняет дело. Меганезийцам плевать на юридические упражнения нашего суда.

— Верно, док. Те типы это прекрасно знают. Но, бывают не только судебные методы, и здесь у противника развязаны руки, ведь наши волонтеры юридически не существуют. В США их официально считают погибшими, а в Меганезию они, как бы, и не въезжали. То есть, если они вдруг исчезнут, разбираться с этим будет некому и незачем.

Джерри от удивления чуть не выронил сигару.

— О, черт! Ты считаешь, что они дойдут до киднэпинга?

— Я в этом уверен. Они дошли до бомбы на Гавайях, а потом и до стрельбы с самолета, помнишь? Так что, Рубикон уже давно перейден.

— Так. И что нам делать? Нанимать вооруженную охрану?

— Все проще, — ответил Кортвуд, — Юристы говорят, что наши волонтеры за день получат гражданство Меганезии, если бойфренды примут их в свое домовладение. Это местная форма регистрации брака, при которой гражданство дается автоматически.

— По-моему, юристы переоценивают роль всяких формальностей, — заметил Винсмарт, — я ни разу не слышал, чтобы гражданство само по себе кого-то защитило от гангстеров.

— Если под гангстерами понимать уличную преступность, то ты, конечно, прав. Но здесь речь идет об организации, лидеры которой достаточно известные люди.

— Допустим. Но что из этого следует?

— Из этого следует вот что: получив гражданство Меганезии, наши девочки выходят из подполья. Начнутся круглые столы и пресс-конференции. Они постоянно будут на виду. Представь, что кто-то попытается их устранить. Ты слышал о Великой Хартии?

— Конечно. Так называется меганезийская конституция.

— Нет, Джерри, это гораздо серьезнее, чем конституция. Это больше, чем честь императора Японии для самурая. А в Хартии сказано: «Каждый гражданин Меганезии находится под безусловной защитой правительства, эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения». Это исполняется буквально. Как-то раз они перебили всю семью эмира Эль-Шана на другом конце Земли из-за того, что эмирская охранка похитила трех туристов-меганезийцев.

— Но мы-то имеем дело не с эмиром! — возразил Винсмарт.

— Вот именно, — сказал Кортвуд, — этот эмир был исламист-фанатик, он ни черта не боялся. А лидеры, с которыми мы имеем дело, не фанатики. Они хотят удержать рынок, но они не готовы умереть за это, и не готовы всю жизнь дрожать от каждого шороха.

Док Джерри на несколько секунд задумался, а затем спросил:

— Лайон, ты уверен, что меганезийцы могут устроить вендетту в любой стране мира?

— Нет. Но важно другое: ни я, ни наши противники не уверены в обратном.

— Да, это аргумент. Те, о ком ты говоришь, не будут играть в русскую рулетку. Но я не совсем понимаю, как преподнести такое бойфрендам наших подопечных.

— Я консультировался с психологами, — сказал Кортвуд, — они в один голос утверждают, что меганезийцам такие вещи надо преподносить, как есть. Прямо в лоб…

….

На террасу второго этажа вышел док Рау.

— Что-то случилось, коллега? — спросил он

— Да. Извините, я видимо разбудил вас своими выкриками.

— Ничего страшного. Во время революции мне случалось просыпаться и от звуков похуже. Так что стряслось?

— Как говорят в фильмах про шпионов, наша явка провалена, — невесело пошутил Джерри.

— Это было неизбежно — спокойно сказал велиуий тахуна, — а кто вам сообщил?

— Лайон Кортвуд.

— Ясно. Полагаю, он предложил также, какую-то стратегию действий.

— Да. Его эксперты считают, что Келли и Санди надо получить гражданство Меганезии, а это проще всего сделать через прием в домовладение.

— Защита Великой Хартии? — спросил Рау.

— Именно так.

— Ну, что ж, разумное решение. Думаю, лучше сделать это прямо сегодня.

— Видимо, да. Но как на это посмотрят Роджер и Валентайн?

Док Рау глянул на коллегу с нескрываемым удивлением, и пояснил:

— Но ведь им все равно надо было зарегистрировать этот факт до конца года.

— Почему? — в свою очередь, удивился Винсмарт.

— Потому, что в доме добавилось два человека. Социальные взносы с них должны быть уплачены в любом случае, но если они становятся постоянными жителями, то имеют право на долю в национальном достоянии, и другие права, перечисленные в Хартии. С чего бы ребятам отказываться от дополнительных прав и доходов?

— А мне сказали, что это аналог брака.

— Вам сказали неправильно. В Меганезии нет регистрации сексуальных отношений, они являются исключительно частным делом. Другое дело — факт сожительства в хаусхолде. Он регистрируются независимо от характера частных отношений сожителей.

— Тогда как заключаются браки?

Великий тахуна пожал плечами:

— Обыкновенно. Люди сообщают это знакомым, а соседи и сами видят. Так делалось в течение десятков тысяч лет, хотя людей к этому никто не принуждал. Значит, видимо, людям так удобнее всего.

— Но как быть с неустойчивостью такого брака?

— Никак. Это естественное явление. У нас распадается каждый четвертый брак. Впрочем, в вашей стране, гда браки регистрируются, распадается каждый второй.

— А как при предоставлении гражданства определяется, действительно человек хочет стать постоянным жителем, или у него другие цели?

— Цели человека не всегда известны даже ему самому, — ответил Рау, — Но у нас действует принцип свободного выбора: гражданство Меганезии дается только после безусловного отказа от любого другого гражданства, которое имел претендент.

Винсмарт задумчиво потер подбородок.

— Следовательно, Санди и Келли должны будут отказаться от гражданства США?

— Да. Им надо отправить из администрации Икехао в министерство внутренних дел США телеграмму об отказе от гражданства, заверенную муниципальным клерком, а уже после этого, регистрировать участие в хаусхолде у любого из муниципальных судей.

— То есть, им придется поставить крест на своей родной стране?

— С чего бы это? — возразил Рау, — Более миллиона меганезийских туристов регулярно ездят в вашу страну. Правда, в основном на Гавайи, на регату королевы Лилиуокалани.

— Какой-какой королевы?

— Лилиуокалани, последней гавайской королевы, правившей в конце XIX века. В XX веке, когда Гавайи стали 50-м штатом, в честь нее назвали регату. Она была дочерью Капаакеа из рода Кеавэ и внучатой племянницей Камеамеа I, автора Кэнэваи, Первой Хартии 1797 года. Наша королева Лаонируа, инициатор Алюминиевой революции, тоже относила себя к роду Кеавэ, и текст нашей Великой Хартии включает в себя часть кодекса Кэнэваи.

— Голова идет кругом, — пробурчал Джерри, — Я читал, что на Гавайях были короли, но не вдавался в детали, а вашу королеву знаю только по портретам на банкнотах. К чему был этот исторический экскурс?

— Я просто пояснил, что между США и Меганезией настолько тесные культурные связи, что наши юные леди могут сменить гражданство без риска утратить связь с родиной.

— Знаете, коллега Рау, по-моему, я скорее научусь плавать как утафоа, чем пойму вашу первобытно-общинную политическую логику.

Великий тахуна радостно заухал (ну чисто уэллсовский марсианин, только что выпивший пару стаканов свежей человеческой крови) и отправился варить кофе.

….

14 августа. Атолл Икехао. Суд и национальная безопасность.

Муниципальный судья Тан Мауэро оказался маленьким улыбчивым дедушкой, похожим на буддистского монаха, какими их показывают в американских фильмах.

— Ой, ну вы бы позвонили! — возмущался он, — зачем же вы меня ставите в такое неудобное положение? Мне нечего предложить этим юным леди, да и вам, молодые люди.

— Ничего страшного, дядя Тан, — сказал Спарк, — мы ведь по делу.

— По делу, не по делу… — проворчал судья Мауэро, — жена с внучкой поехала в город, дети, негодники, вообще непонятно где болтаются, и тут — гости.

— Мы совсем ненадолго, — успокоил его Акела.

— Надолго — не надолго. Давайте я хоть чаем вас угощу. И у меня еще осталось печенье с корицей. Если юным леди в их положении не будет вреда от корицы.

— Не будет, мистер Мауэро, — решительно ответила Келли.

— Корица полезна, — авторитетно добавила Санди.

— Ну, тогда хвала небу, — судья улыбнулся, — располагайтесь на веранде, как удобнее, я сейчас приду. И зовите меня просто «дядя Тан». Меня все так зовут.

Тан исчез в доме и через несколько минут появился с подносом, на котором был чайник, пять чашечек и корзинка печенья.

— Вот, — сказал он, — это очень хороший чай. Он настоящий тибетский. Его присылает мне кузен из Рангуна, а ему этот чай присылает папа жены его бывшего студента, очень, очень достойный человек, который сейчас советник в правительстве Непала.

— О! — многозначительно сказала Келли, старательно округлив глаза в виде буквы «О».

— Да, вот такой путь у этого чая, — заключил судья, явно довольный, — а что у вас за дело?

— Мы хотим зарегистрировать изменения в составе хаусхолда, — сказал Акела.

— А, ну конечно, конечно, — судья окинул взглядом девушек и опять заулыбался, — правда, я думаю, настоящие изменения у вас будут месяца через три с половиной…

— У вас глаз-алмаз, судья, — заметила Келли.

— Еще бы, еще бы, — сказал Мауэро и нацепил на нос старомодные очки, — у меня четверо детей, не считая внуков, так что, так что…

Он встал, порылся в недрах древнего, как пирамида Хеопса, комода, и извлек на свет новенький ноутбук с параболической антенной и присоединенным микро-принтером.

— … Сейчас мы все запишем… Вы два хаусхолда будете делать, или один на четверых?

— Один общий, — ответил Акела, — так, Валентайн?

— Мы с Роджером всегда были как одна семья, — подтвердил Спарк.

— А ваши избранницы c этим согласны? — спросил судья.

— Да, — сказала Санди.

— С чего бы мы стали ломать компанию, — пояснила Келли.

— Да, да, конечно, — судья покивал головой, — да и двоим малышам будет веселее.

— Четверым, — уточнила Санди, — медицина сообщает, что у нас двойни.

— У обеих? — удивился Мауэро, — ну и, чудеса! Вот, юные леди, в эти клеточки впишите ваши полные имена и номера социальных счетов.

Он передал ноутбук через стол. Санди мгновенно вбила в графы «Элисандра Рэндолф» и «Келсиора Глория Клай», и оглянулась на Акелу.

— Маленькая проблема, дядя Тан, — сказал он, — наши жены не граждане конфедерации.

— А которой страны они граждане?

— Они из США, но сейчас отказались от того гражданства, — Акелла положил на стол два бланка телеграмм, — Так что они сейчас вроде как апатриды.

— Понятно, понятно, — судья кивнул и вновь подвинул ноутбук к себе, — Элисандра это кто из вас?

— Это я, — ответила Санди.

— Посмотри, пожалуйста, в этот квадратик, — он постучал пальцем по крышке ноутбука рядом с черным окошком, — Вот, получилось. Теперь ты, Келсиора. Тоже получилось. Теперь надо будет немножко ждать. Не очень долго. Вы кушайте печенье, пейте чай.

— Что он делает? — шепнула Санди на ухо Акелле.

— Снял цифровые фото и пробивает по базе, нет ли чего на вас, — тихо ответил он.

— Именно тут, в Меганезии? — спросила девушка.

— В Меганезии и в интерполе, — уточнил он.

— Ну, тут у нас все чисто, — сказала она.

— О том и речь, — согласился Акела.

— Простите и еще раз простите, — озадаченно провозгласил Мауэро, — я ничего не понимаю. Тут написано, что вас убили. Я знаю, так не может быть. Это какая-то очень-очень глупая ошибка в компьютере.

— Кто нас убил? — с убедительным удивлением в голосе спросила Келли.

— Какие-то пираты, — ответил судья, — тут протокол военного суда над этими пиратами. Они потопили катер, на котором вы шли, и вы погибли. Их за это расстреляли. Вот, написано: «приговор приведен в исполнение», дата и время.

— А, я знаю, — сказала Келли, — В начале июня с нами произошла жуткая историы. Какие-то психи обстреляли нас из пулемета и потопили наш катер. Пришлось прыгать в воду. Мы и правда думали, нам конец. Но обошлось, как видите.

— Да, обошлось, хвала небесам, — Мауэро улыбнулся и несколько раз кивнул, — но я должен сделать вот какую формальность: позвонить окружному судье и посоветоваться. Вам надо будет ждать еще немного времени. Простите, я оставлю вас не очень надолго.

Через 20 минут судья вернулся, несколько удрученный.

— Окружной судья сказал, он вас знает. Тебя, Элисанда, и тебя, Келсиора. Он видел вас по TV. Он говорит, вы очень знаменитые женщины. Он будет спрашивать военную разведку.

Келли вздохнула и произнесла в пространство:

— Вот теперь мы влипли по-взрослому.

— Не надо нервничать, — сказал Мауэро, — совсем нельзя нервничать, это вредно малышам.

— Дядя Тан, может, мы поедем домой? — спросил Акела, — Ну, раз процедура зависла.

Судья покачал головой.

— Нет, Роджер, не надо ехать домой. Раз начал дело, то и продолжай. Иначе успех никак не получится. Вы пейте чай, а я буду варить суп с овощами и рисовой лапшей. Нельзя, чтобы молодые женщины были голодные. Это неправильно.

— Да все нормально, девчонки, — сказал Спарк, дождавшись, когда судья выйдет.

— Ни фига себе нормально! — взорвалась Санди, — Ты вообще врубился, что сейчас будет? Нас загребет военная разведка и абзац.

— Ты что, Панда, — возразил Акела, — никто тебя никуда не загребет.

— Да? А почем ты знаешь?

— Так Великая Хартия.

— Военная разведка срать хотела на все хартии, — вмешалась Келли, — и на малую, и на среднюю, и на великую.

— Это почему? — встрял Спарк.

— Да потому! Что я, спецслужб не знаю?

— Алло, Келли, здесь не Америка.

— Спецслужбы везде одинаковы, что в Америке, что в Африке!

— А здесь не Америка и не Африка! — заявил Акела, — и, если хочешь знать, из дома судьи тебя вообще никто загрести не может.

— Это почему?

— Потому, что за это полагается ВМГС

— Ни форс, ни коп, сюда даже войти без приглашения не могут, — добавил Спарк.

На веранду вышел судья, в фартуке и с поварешкой.

— Роджер, Валентайн, не надо так шуметь. Вы громко разговариваете, ваши жены громко разговаривают, получается беспокойство и ссора. Неправильно, когда в семье ссорятся.

Завершив это глубокое нравоучение, Мауэро снова исчез в доме.

Следующие полчаса перепалка продолжалась, но уже тихо.

А потом послышался приближающиеся жужжание турбины.

— Летят, — лаконично сообщил сидевший в углу Спарк, выглядывая из-под крыши веранды.

— Кто? — спросила Келли.

— Форсы. Ну, в смысле, военные. Вон, трилистники на крыльях.

Через минуту армейский «Dragonfly» с неожиданно тихим шелестом приводнился у пирса. Из кабины выпрыгнули двое офицеров в полевой форме и быстрым шагом направились к дому.

— Сейчас загребут, — буркнула Санди.

Офицеры остановились у порога веранды и один, видимо старший, постучал костяшками пальцев по деревянной опоре навеса.

— Сен Мауэро, мы из военной разведки. Разрешите войти?

Никакой реакции.

Офицер подождал и постучал громче.

— Сен Мауэро…

— Он в доме, — сказал Спарк, — не слышит.

— Гм… — сказал офицер, — ребята, может, вы его позовете.

— Запросто, — откликнулся Акела, сидевший у входа внутрь дома с веранды.

Открыв дверь, он крикнул:

— Дядя Тан, тут форсы пришли!

— Сколько? — послышался голос судьи.

— Двое!

— Ну, зови их за стол, я сейчас еще две чашки принесу.

Разведчики вошли на веранду, уселись и тот, который старше, негромко сказал.

— Ребята, один вопрос, чисто неофициально. Ну почему вы такие кретины, а?

— А в чем дело? — поинтересовался Акела.

— Нет, он еще спрашивает, — вздохнул другой офицер, — фрегат «Рангитаки» со вчерашнего дня торчит в лагуне вашего атолла. Вам что, трудно было подъехать и спросить, прежде чем выкидывать такие фортеля? Меня бы вызвали через 3 минуты, и мы бы все решили тихо, не поднимая на уши окружной суд.

— А то ваши мариманы нам представились, — фыркнул Спарк, — они рыбаков изображают, и что фрегат это, типа, сейнер. Приколисты.

— А то у вас глаз нет, — язвительно парировал старший офицер, — я понимаю, девчонки не местные, но вы-то чего? Кстати, майор Журо Журо. А это — лейтенант Янис Петроу.

— Вы там не ругаетесь? — осведомился судья, появляясь на веранде с подносом, на котором стояли две чашки и еще один чайник.

— Нет, сен Мауэро, — сказал Журо, — мы только познакомились.

— А почему женщины такие напуганные? — с подозрением в голосе продолжал судья, — Вы знаете, что беременным женщинам нельзя пугаться?

— Да, сен Мауэро.

— И зовите меня просто «дядя Тан». Меня все так зовут.

— Да, сен…, — офицер замялся, — дядя Тан.

— Вот, теперь правильно, — сказал судья, наливая чай, — теперь рассказывайте.

Рассказ последовал простой, как картошка. Эксперимент «эректус», как деятельность, непосредственно влияющая на состояние национальной безопасности Конфедерации Меганезия, находился на контроле военной разведки. Соответственно, все решения, связанные с участниками эксперимента оказывались в компетенции Верховного суда Меганезии. Запрос в Верховный суд майор Журо направил немедленно после звонка окружного судьи, так что молодым людям предлагалось отправляться домой на Тероа и ждать соответствующих процессуальных действий.

— Раз национальная безопасность, значит эти юные леди со своими мужьями не могут ехать домой просто так, — заметил Мауэро, — От Икехао до Тероа целых 80 километров, вдруг на них нападут? Кто будет их защищать?

— Все нормально, дядя Тан, — ответил майор, — На рейде Тероа стоит фрегат класса «Smog-delta», он отслеживает все движения на море и в воздухе в радиусе 500 километров.

— Всего один военный корабль?

— Это современный корабль, — терпеливо объяснил майор, — он развивает скорость до 170 километров в час. Его ракетные установки могут поражать морские и воздушные цели на дистанции 250 километров. Кроме обычных систем вооружения, он несет 8 беспилотных ракетопланов Skyfrog и 16 ядерных устройств мощностью по 10 килотонн

— Ну, тогда ладно, — согласился судья и снова налил всем чая.

— А сколько нам ждать решения Верховного суда? — поинтересовалась Келли.

— Сейчас мы будем считать, — невозмутимо сказал Мауэро, и, повернувшись к майору, спросил, — когда ты написал в Верховный суд?

— В 12:27, дядя Тан.

— Вот, — продолжал судья, — К половине первого мы прибавляем один день и один час, и получается: завтра, не позже, чем в половине второго. Сейчас мы все будем кушать суп с овощами и рисовой лапшей, а потом вы отправитесь домой отдыхать.

— Мы, наверное, пойдем, дядя Тан, — сказал Журо, поднимаясь из-за стола. Янис поднялся вслед за ним.

— А вы уже кушали? — подозрительно спросил судья, — Молодым людям, таким, как вы, надо хорошо кушать, иначе они не смогут хорошо работать.

— Не волнуйтесь, дядя Тан, в армии обед по расписанию, все четко.

— Ну, ладно, тогда идите, — разрешил он.

…

15 августа. Тероа. Цена защиты. Эректусы и Великая Хартия.

На следующий день, в то время, когда добропорядочные граждане думают о том, что пора обедать, на атолл Тероа прилетела делегация из трех верховных судей в сопровождении полувзвода преторианцев (являвшихся по Хартии обязательным атрибутам выездных заседаний Верховного суда) и нескольких телерепортеров.

Преторианцы выглядели скромно: тихие основательные ребята в пятнистом камуфляже, которые совершенно не суетились и никому не мешали, но каким-то образом оказывались везде и успевали все. Открытый кабачок — faretama при лавочке мамаши Джимбо был мгновенно переоборудован в зал заседаний, хозяйке вручено постановление и чек на 2500 фунтов.

— Вот пижоны, — сказала по этому поводу мамаша Джимбо, — еще ничего не выпили, а уже сорят деньгами.

Тем временем, над кабачком был поднят национальный флаг Конфедерации — черно-бело-желтый трилистник на лазурном поле, в меганезийском обиходе называемый «наш пропеллер».

Судьи заняли места за длинным столом, на котором была расставлена электронная техника, а посредине лежал ритуальный деревянный молоток для прекращения шума.

Судья по жребию Энни Маджино, фермерша с Фиджи была полной, розовощекой дамой лет 50. Свободный яркий китайский спортивный костюм, оранжевый с синими полосами, делал ее похожей на небольшой аэростат.

Юл Оркоу, тоже судья по жребию, механик с Тубуаи, представлял собой типичного 25-летнего маорийского панка. Его шорты на широких подтяжках были усеяны блестящими заклепками, голый торс разрисован узорами, а ежик волос выкрашен зеленой краской.

Судья по рейтингу, Адивари Нанду, соцпсихолог из университета Апиа, худенькая и смуглая 35-летняя женщина, была одета в сари-техно — широкую переливающуюся ленту, обернутую восьмеркой вокруг тела. В Европе ее наряд, вероятно, сочли бы нескромным.

Остальные трое из шести верховных судей должны были участвовать в процессе через интернет, поскольку Великая Хартия запрещает собирать более половины Верховного суда в одной географической точке.

Репортеры разместились по углам, и тоже расставили технику. Рядом расположились двое офицеров военной разведки — на всякий случай. После этого в кабачок (то есть, в зал заседаний) пригласили «лиц, прямо заинтересованных в деле», и начался собственно суд.

Джерри Винсмарт, которому до этого многократно приходилось участвовать в самых разных юридических разбирательствах, позже охарактеризовал эту судебную процедуру, как «примитивную, но, по сути, достаточно толковую». Началось, разумеется, с вопроса о статусе Келли и Санди.

— Это — ваши жены? — спросила Адивари у Спарка и Акелы.

— Да, — почти хором ответили они.

— А вот это? — она сделала волнообразное движение в районе своего живота, наводившего на мысли о египетских мумиях.

— Тоже наше, — брякнул Спарк.

— Какое же оно ваше? Оно питекантроповское, — возразил Юл, — мы прессу читаем, да.

— А питекантроп на них не претендует, сен судья, — спокойно сказала Санди.

— Ясно, что не претендует, — согласился панк, — он умер тыщу лет назад.

— Миллион, — поправила она.

— Ну, миллион, это без разницы. Но тот питекантроп, который умер, он собственность фирмы Atlinc, и у вас с этой фирмой контракт.

— Ну, контракт, — вмешалась фермерша Энни, — А дети-то при чем?

— При том, что они не дети, а тоже собственность, — пояснил Юл.

— Так, — сказала Адивари, — контракт этих женщин с фирмой существует или нет?

Док Джерри поднялся с места и помахал в воздухе факсимильной распечаткой.

— Существует, ваша честь. Вот он.

— А вы кто? — спросила она.

— Доктор Джералд Винсмарт, представитель консорциума Atlinc и фонда PHR. У меня имеются доверенности — он помахал в воздухе двумя факсимильными копиями.

— Ага, — буркнул Юл, — американская корпорация работает в Меганезии. А взносы где?

— Может, не будем путать все в кучу, — предложила Адивари, — Давайте сюда ваши бумаги, мистер Винсмарт, и, чтобы не тянуть время, объясните, что там про потомство.

— Ничего, — ответил док Джерри, подходя к судейскому столу, — это не был контракт на суррогатное материнство, и в любом случае, по законам США контракт на суррогатное материнство не мог быть подписан без участия донора эмбрионального материала.

Он положил распечатку на стол, открыл нужную страницу и продолжал:

— Согласно параграфу 3 артикула 2, контракт касается участия женщины-волонтера в научном эксперименте некоммерческого фонда Pra-Human Restore. Консорциум Atlinc был только спонсором фонда, но не участником контракта. Согласно параграфу…

— Янки мастера все запутывать, — ввернул панк.

— Дайте же человеку сказать, — шикнула на него фермерша.

— Согласно параграфу 4 артикула 11, фонд PHR ни прямо, ни косвенно, не претендует на потомство, а лишь обеспечивает женщинам и потомству биомедицинское и специальное обслуживание. При этом, однако, согласно параграфу 6, собственностью фонда будут все без исключения научные данные, полученные в ходе этого обслуживания.

— Кто, кому, за что и сколько платил по этому контракту? — спросила Адивари.

— Согласно параграфам 9 — 11 артикула 38, фонд платит волонтерам премии по 100 тысяч долларов за акцепцию яйцеклеток с генокодом Homo erectus, за вынашивание, за роды, за первый и за второй год жизни младенцев. Фонд обеспечивает за свой счет всю медицину, безопасность и полный пансион женщинам и младенцам во время действия контракта.

— Короче, — сказал Юл Оркоу, — ваш фонд их содержит, охраняет и платит регулярно по 100 штук, пока они делают то, что им говорят. А если не делают, то остаются без денег. Верно?

— В общих чертах, да, — вынужден был согласиться док Джерри.

— А что было потом? — спросил он, — там кого-то взорвали, нет?

Доктор Винсмарт вздохнул.

— Был террористический акт на Гавайях. Одна из женщин-волонтеров погибла, а две, которых вы видите в зале, спасаясь от возможной угрозы, бежали сюда. По дороге их еще раз пытались убить и сочли мертвыми. Они скрывались здесь до вчерашнего дня.

— То есть, ваш фонд не дал девочкам ничего, кроме пуза и проблем, — уточнила Энни, — вот и верь после этого в контракты с энциклопедию размером.

— Это не совсем так, — возразил док Джерри, — мы урегулировали основные проблемы, и впредь будем осмотрительнее.

Адивари Нанду повернулась к Санди и Келли

— Вы подтверждаете, что ваши проблемы с фондом урегулированы?

— Да, — ответила Келли. Санди согласно кивнула.

— То есть, этот контракт продолжает действовать? — уточнила Адивари.

— Нет, — сказала Санди, — как он может действовать в таких обстоятельствах? Он ведь не был на это рассчитан. Мы просто урегулировали это дело в частном порядке.

— То есть, контракт расторгнут? — спросила судья.

— Надо полагать, да.

— И чем регулируются теперь ваши отношения с фондом?

Санди пожала плечами:

— Мы пока не заключили новый контракт, поскольку мы как бы считались трупами, а контракт с трупами это…

— Я поняла вас, — перебила Адивари, — но какое-то предварительное соглашение у вас имеется?

— Да, мы предполагали учредить партнерство, или что-то в этом роде.

— То есть, стать компаньонами ваших бывших нанимателей?

— Примерно так, — подтвердила Санди.

— Значит, предварительное соглашение. Мистер Винсмарт, вы подтверждаете это?

— Да, ваша честь. Мы намеревались подписать соответствующие бумаги, как только это станет юридически возможно сделать, не подвергая девушек опасности.

— Вот теперь ясно, — Заключила Адивари, — коллеги, я предлагаю разобраться с этим сомнительным бизнесом после решения вопросов о частных лицах.

Юл Оркоу сосредоточенно почесал свой зеленый ежик:

— Ага, а как мы потом будем отделять акул от прилипал? Эти девчонки и есть бизнес. Он весь у них в животе. Остальное вообще труха.

— Юл прав, — раздался хрипловатый баритон из динамика одного из ноутбуков.

— В каком смысле он прав, сен Эйнар? — спросила Адивари.

— В самом прямом. Мы имеем казус, несвойственный современному праву, как если бы, скажем, рассматривали дело о бизнесе античного ланисты, который держался на качестве принадлежащих ему гладиаторов, и ни на чем больше.

— Ну и сравнения у вас, — возмутилась фермерша Энни, — гладиаторы, надо же.

— Аналогия налицо, — ответил Эйнар, — Данный бизнес-проект продолжает существовать исключительно за счет умения этих двух девушек уворачиваться от взрывов и пуль.

— И что? — спросила Энни, — раз из них сделали гладиаторов, так и Хартия не для них?

— Действительно, — поддержала Адивари, — Хартия распространяется на любого человека, живущего в нашей стране, и бизнес тут не при чем.

— Я с этим и не спорю, — согласился Эйнар, — но, чтобы решить проблему, надо сначала все назвать своими именами. Мы не можем отказать девушкам в регистрации хаусхолда с их мужьями, значит, они станут гражданами. Мы не можем позволить, чтобы граждане жили под постоянной угрозой расправы. Мы не можем сделать так, чтобы мотив угрозы исчез. Следовательно, мы обязаны противопоставить этой угрозе надежную защиту. А это, как мы понимаем, означает серьезные издержки, которые должны быть компенсированы за счет интересантов бизнеса.

— А вдруг они не заплатят? — спросил Юл, — Ну, типа, у них денег нет, или просто не хотят?

— Минуточку! — вмешался док Джерри, — Почему суд решает за нас, готовы мы платить или нет? Нельзя ли узнать, о какой сумме идет речь?

— Это ваше право, — подтвердил Эйнар, — Я думаю, если мы попросим Валли Идоиро…

— Нет проблем, — послышался спокойный женский голос из другого динамика, — это не особо сложная экономическая задачка, но мне понадобится где-то полчаса.

— Как вы это собираетесь делать? — пробурчал третий динамик.

— Элементарно, Пройт. Есть база оценок по охраняемым объектам спецназначения на атоллах сходного размера. Дальше средневесовым методом от простой пропорции.

— То есть, по среднепотолочному, — констатировал Юл Оркоу.

— У вас какие-то предложения получше? — ядовито осведомилась Валли.

— Да нет, это я, типа, пошутил.

Адивари Нанду легонько постучала ритуальным молотком по столу.

— Предлагаю объявить перерыв на полчаса, пока уважаемая Идоиро считает сумму.

— А давайте пока объявим решение по хаусхолду, — предложила Энни Маджино, — а то девочки уже извертелись тут. Они в положении, зачем заставлять их нервничать?

— Ну, давайте, — согласилась Адивари, — у кого-нибудь есть особое мнение? Ни у кого нет? Maita-i roa. Объявляйте, Энни.

Фиджийская фермерша потыкала пальцами в сенсорную панель своего ноута и довольно обыденным голосом сообщила:

— Верховный суд, рассмотрев дело в соответствие с Великой Хартией, объявляет, что Элисандра Рэндолф и Келсиора Глория Клай становятся участниками хаусхолда E9 на атолле Тероа, муниципалитет Икехао, округ Кирибати, и гражданами Конфедерации Меганезия… Есть у кого-нибудь сигареты, а то я что-то тоже разнервничалась.

Юл выудил кармана из своих просторных шорт пачку «Captain Black» и протянул ей.

— Что, и все? — удивилась Келли.

— Ну, да, — ответила фиджийка, — номера социальных счетов вам присвоены автоматически, потом посмотрите в интернете. Ваши мальчики, я думаю, подскажут что там и как.

— Конечно, — подтвердил Спарк.

— А наши дети?

— Ваши, ваши, — успокоил панк, щелкнув аляповатой медной зажигалкой, — с момента рождения находятся под безусловной защитой правительства, и все такое. Правда, я не въезжаю, как вы будете их воспитывать. Ну, типа, это же питекантропы.

— И что? — с вызовом в голосе спросила Санди.

Док Джерри почувствовал, что лучше вмешаться.

— Мне кажется, судья Оркоу, тут требуются некоторые пояснения, — сказал он, открывая свой ноут, — возможно, вам будет интересно посмотреть небольшой клип на эту тему.

Предложение что-то такое посмотреть заинтересовало всех судей. Вообще, как отметил про себя Винсмарт, любопытство было свойственно меганезийцам в значительно большей степени, чем большинству его соотечественников. Он запустил клип с анимированной 3D реконструкцией самки Homo erectus, демонстрировавшийся на самой первой презентации проекта четыре месяца назад (казалось, с тех пор прошла целая вечность).

— Мистер Винсмарт, а вы нас не разыгрываете? — поинтересовалась Адивари, когда ролик закончился, — Я, конечно, не антрополог, но, по-моему, эта девушка самая обычная dani.

— Вот-вот, — поддержал панк, — На западе Новой Гвинеи, долине Балием этих dani сколько угодно. И даже девушки встречаются, точь-в-точь, как из вашего кино.

— Спорим на 20 фунтов, что нет? — предложил док Джерри, уже освоивший местный стиль ведения диспутов.

— Спорим, — согласился Юл, набрал на своем ноуте какой-то web-адрес и повернул экран к Винсмарту, — нате, любуйтесь.

На первый взгляд, девушка на экране и правда была похожа на реконструкцию эректуса, но док Джерри отлично знал, где отличия. Развернув экраны обоих ноутов к судьям, он вооружился авторучкой в качестве указки и быстро прошелся по изображениям. Высота и угол наклона лба, надбровные дуги, подборок, изгиб позвоночного столба, форма бедер…

Его прервал голос судьи Идоиро из динамика:

— Я сосчитала. Вы там готовы, или как?

— Да, Валли, — ответила Адивари и, обращаясь к спорищикам, добавила, — Не пора ли уже заняться тем, ради чего мы собрались?

— Atira, — сказал панк, метнув на стол купюру с профилем королевы Лаонируа, — профессор выиграл.

— Сумма ежегодных взносов получилась, равной 54 миллионам фунтов в год, — сообщила Идоиро, — я могу показать последовательность расчета.

— Похоже, — одобрил Эйнар из другого динамика.

— Разумная сумма, — признал Пройт из третьего.

— Если нет возражений, — заключила Адивари, — то пусть мистер Винсмарт ответит, готова ли корпорация-интересант выплачивать взносы в этом объеме.

— Это полная сумма налогов, или надо будет платить что-то еще? — спросил док Джерри.

— Это полная сумма взносов с бизнеса, — поправила судья, — в Меганезии нет налогов. Но если вы намерены оставаться на Тероа, то должны платить личные взносы, как житель.

— Позвольте сделать заявление, сен судья, — подал голос майор Журо, сидевший между телеоператором делового канала и репортером меганезийского судебного вестника.

— Да. Что у вас?

— Доктор Джералд Винсмарт практикует здесь, как тахуна, а значит…

— Из чего это следует? — перебила она.

— Информация департамента здравоохранения, — разведчик подошел к судейскому столу и предъявил распечатку, — здесь доктор ошибочно назван Джерри Джералдом, но это…

— Понятно, — снова перебила Адивари и повернулась к Винсмарту, — почему вы не сказали, что вы, как tahuna, передали в social метод борьбы с опасным массовым заболеванием?

— Я не знал, что это важно.

— Важно, — сказала она, — поскольку это значит, что личные взносы вы платить не должны, так что вернемся к взносам с бизнеса.

— Да, ваша честь. Но я не понял, эти налоги… то есть, взносы. Они не зависят от доходов?

— Общество не интересуют доходы частного бизнеса, — ответила судья, — Еще вопросы?

— Мне надо позвонить и проконсультироваться с дирекцией, — сказал док Джерри.

— Разумеется, — согласилась судья, — вы можете выйти из зала и поговорить с руководством вашей корпорации. Но постарайтесь сделать это быстро.

Док Джерри отошел метров на 50 от лавочки мамаши Джимбо и позвонил Кортвуду.

— Хелло Лайон, как дела?

— Отлично, Джерри! — ответил бизнесмен, — Лучшая новость за последнюю неделю!

— Ты о чем?

— О суде. Я смотрю вас через интернет в online.

— Ах да, — сообразил док, — Конечно, тут же все идет в прямой эфир.

— Быстро соглашайся, пока они не передумали, — продолжал Кортвуд, — Пусть они дадут какое-нибудь официальное требование. Я завтра же переведу им эти 62 миллиона…

— 54 миллиона, — поправил док Джерри.

— Я уже пересчитал в доллары, — пояснил тот, — Главное все делать быстро, пока здешние власти не сообразили, о каких деньгах идет речь. Учреждаем с этими кладоискателями партнерство, как договорились. Подписывай все, что необходимо, детали не играют роли. И сразу устраиваем пресс-конференцию. Мы им покажем, что бывает с индейкой на День Благодарения. Бери быка за рога, Джерри. Надо, чтобы эта фиксированная сумма налогов с партнерства была прибита гвоздями. Я тебе позвоню сразу после суда.

…

15 августа. Атолл Тероа. Мелкие капризы местного самоуправления.

Судебная процедура заняла немногим более часа, после чего делегация отбыла с Тероа, оставив местных жителей в состоянии некоторого возбуждения. Здесь было не принято, чтобы столько событий происходило за такое короткое время. Наиболее авторитетные представители двух семей утафоа особенно возмущались.

— Неправильно они делают, — ворчал Хинаои Пиакари, мэр атолла, — Вот наш судья Тан обязательно поговорит с достойными людьми, а когда решает дело, то всегда объяснит, почему. А эти прилетели, улетели, и ничего толком не объяснили. Кто же так судит?

— Даже не поели и не выпили, — поддакивала мамаша Джимбо, — вот тебе и Верховный суд.

— Вот в старые времена не так было, — соглашался с ними Ндаоро старшейшина семьи Иннилоо, — Раньше сначала поедят, расспросят, как у кого дела, а уж потом судят.

— Раньше люди так не суетились, — добавила его жена, Тавохаги, — Все глупости бывают от суеты, это я точно знаю.

Все утафоа из обеих семей, включая подростков, короткими возгласами «Ye!» одобрили это утверждение. Что от суеты происходят глупости — это и ребенку ясно.

— Пусть тахуна Рау объяснит нам, почему судьи так поступили, — заключил мэр Хинаои.

— Правильно, — согласился Ндаоро, — пусть тахуна нам объяснит.

Док Рау встал, вышел на середину площадки перед лавкой мамаши Джимбо и спросил:

— Все ли внимательно меня слушают?

Общее молчание показало, что слушают внимательно.

— У нас есть шесть верховных судей, — продолжал он, — на трех указал жребий, трех выбрал народ. Они отвечают перед людьми за то, чтобы сложные дела решались справедливо. Так говорит Хартия. А представьте, что в следующий раз жребий укажет на Баикева:

Рау поманил пальцем молодого человека из семьи Иннилоо.

— Представь, Баикева: тебе надо разбирать дела на ста тысячах таких атоллов, как наш. Как долго ты сможешь задержаться на каждом из них?

— Я вообще не знаю, как успею в столько мест, — ответил тот.

— Но тебе придется успевать, если на тебя укажет жребий.

— Придется, — согласился молодой человек, — но это будет трудно.

— И если придется решать дело на каком-то атолле, успеешь ли ты посидеть и поговорить со всеми о том, как у них дела?

— Нет, конечно. Мне придется решать дела и в других местах, а еще надо успеть домой, ведь у меня семья, — он кивнул на молодую женщину с двухгодовалым ребенком.

— И дедушка Ндаоро не будет ругать тебя за суетливость? — спросил Рау

— Думаю, не будет, — сказал Баикева, — а если будет, то я ему объясню.

— Значит, ты можешь объяснить дедушке Ндаоро, что судьи тоже хотят успеть к своим семьям, поэтому они должны решать дела быстро.

— Да, дядя Рау. Наверное могу.

— Вот иди и объясни ему, а заодно скажи дедушке Хинаоа, чтобы подошел ко мне.

Хинаоа встал, направился к середине площадки и пробурчал на ходу:

— Я не глухой, я все слышу

— А слышишь ли ты, как люди готовятся к празднику? — спросил Рау, — как мужчины таскают топливо и разжигают костры? Как женщины спорят, какую еду готовить?

— Ты говоришь загадками, тахуна Рау, — ответил мэр.

— Нет, — возразил тот, — я говорю просто. У Валентайна, Роджера, Келли и Санди общий хаусхолд, у тахуна Джерри поддержка правительства, а на Тероа новый бизнес, который всем принесет большую выгоду. Так почему люди не готовятся к празднику?

Мэр почесал себе спину, огляделся и спросил:

— А почему никто не готовится к празднику?

— Потому, что люди ждут, что ты скажешь что-то умное, а ты только ворчишь, как старая черепаха, — громко ответила Тавохаги Иннилоо.

— Что ты такое говоришь, женщина? — возмутился Хинаоа, — ты думаешь, что люди совсем глупые и воображают, что костер сам собой сложится, а еда сама собой испечется?

— Моя жена все говорит правильно, — вступился за нее Ндаоро, — ты стал что-то говорить про суд, а про праздник сказать забыл.

— Нет, я сказал про праздник! А если кто-то не слышал, пусть вытрясет воду из ушей. Что все расселись, будто я должен за всех все делать? — и мэр начал отдавать распоряжения с такой быстротой, что посторонние могли бы заподозрить его в излишней суетливости.

Док Рау подошел к Винсмарту и свежеиспеченным хаусхолдерам, и сделал энергичный жест ладонями «встали и пошли». Оливия сделала тот же знак Кван Ше и Слаю. Эти трое отправились, по их собственным словам «сообразить всякой всячины для праздника». Рау утащил дока Джерри к себе «поговорить tet-a-tet как тахуна с тахуна», а Акеле и Спарку строго наказал «отдохнуть своих женщин перед фиестой — hauoli».

…

15 — 16 августа. Тероа. Мирные и военные игры на свежем воздухе.

Hauoli можно сравнить с австралийским или калифорнийским beach party. Ужин у огня, песни и танцы под самопальную музыку, подвижные игры на берегу и в воде. Вроде бы то же самое. Но это все равно, что сравнивать плюшевого тигра с живым хищником. С одной стороны — все то же самое: усы, лапы, хвост и полосочки, а с другой — сами понимаете.

Поскольку праздник был связан, в первую очередь, с семейными делами хаусхолда E9, все началось с магического гадания на соответствующие темы. Под руководством дока Рау, одетого в оранжевую набедренную повязку, и раскрашенного ритуальными узорами, был приготовлен огромнейших размеров тонкий круглый блин на двухметровом алюминиевом листе (судя по виду, когда-то бывшем частью фюзеляжа небольшого самолета). Затем Рау последовательно извлек из гадального мешка 4 бамбуковые пластинки со значками ронго-ронго, перерисовал эти значки соевым соусом на поверхность блина, и прочел заклинание: «Mo aga i te hare, he-rae ana hakatuu i te toga erua, he-hakaeke kiruga ki te toga».

Спарк тут же шепотом перевел:

— «Когда древние строили дом, то в начале они ставили два столба, а потом перекрывали их сверху поперечной балкой». По ходу, магическая аллегория про мужчину и женщину. Если у женщины крепкие ноги, а у мужчины член стоячий, то начало уже хорошее.

Рау, тем временем, объявил результаты гадания.

— Ронго-ронго показали такие знаки: копье, цветок, птицу и волну. Копье это знак силы, им защищают дом. Цветок это знак любви, он дарит красоту и приносит плоды. Птица это знак новостей, она дальше всех видит. Волна это знак судьбы, она меняет мир, как хочет.

Патриархи утафоа немедленно начали спорить о смысле этого предсказания. Рау иногда вставлял несколько слов, и спор становился еще жарче. Спарк и Акела едва успевали переводить толкования и доводы для своих подруг и для дока Джерри.

Суть «расклада» (как выразился Акела) была следующая. Волна, птица и копье вместе означают начало войны, если четвертый знак этому не противоречит. Но выпал цветок, знак, противоположный войне, а цветок вместе с волной означают благожелательность Паоро, богини судьбы, и если смотреть так, то остальные два знака толкуются, как дальновидность и безопасность. Можно взять за основу птицу и цветок, означающие благожелательность Лако богини изобилия и танцев, и толковать волну и копье, как военную победу, которая принесет большую добычу. После долгих споров, компромисс был найден. Копье и волну объединили в знак Апухау, бога свирепых штормов. Птица и цветок значили, что шторм удастся заблаговременно предсказать и успешно пережить.

Признав знаки, все же, благоприятными, патриархи не приминули отметить, что ни куст, ни лодка, не выпали, а значит, плодовитость и изобилие остаются под вопросом. Док Рау возразил: встреча этих двух мужчин и двух женщин так необычна, что здесь не обошлось без вмешательства Паоро (все видели: гадание принесло ее знаки). А Паоро не сделала бы этого, если бы не считала, что эти четверо породят многочисленное потомство. С таким аргументом, опирающимся на всем известные события, патриархи, поворчав, согласились.

Публика приветствовала итоги гадания одобрительными возгласами, и началось поедание блина. Каждый отрывал и съедал кусочек, говорил свое пожелание хаусхолдерам, и делал глоток кокосового вина, черпая ковшиком из стоящего рядом 50-литрового котла. Остаток каждого кусочка бросали в волны, для детей богини Хаумеа. Пожелания были предельно откровенными, и имели явный крен в сторону сексуальной гигантомании. Как выразилась по этому поводу Санди: «наши virtual-sex аватары на этом фоне просто дистрофики».

На этом формально-магическая часть была закончена и публика перешла к развлечениям в соответствие со вкусом и возрастом. Почтенные жители собрались у горящих открытых очагов, и стали питаться, рассказывая разнообразные байки. Кто-то бренчал на маленькой гитаре — ukulele, создавая слегка фон. Ближе к пирсу кто-то включил музыку. Молодежь немедленно устроила танцы, плавно сменившиеся подвижными фольклорными играми.

Конечно, человеку, впервые попавшему на такое сборище не так-то просто разобраться, что здесь происходит. Док Джерри жил на атолле уже полтора месяца, но на Hauoli еще ни разу не был, поэтому сразу нашлись желающие рассказать ему о фольклорных играх, которые одновременно являлись танцами, анимированными мифами и много чем еще.

В начале Рау рассказал несколько коротких легенд, от которых произошли игровые сюжеты, а потом в дело вступила Келли, со свойственным ей конкретным подходом.

— Это, типа, остров, а вокруг, естественно, море и волны прибоя, — объясняла она, указывая пальцем на танцующий круг взявшихся за руки людей, — В море, ясное дело, акула, вон тот парень в маске, видите? А парень на острове, с ожерельем на шее, это людоед. Девчонка в зеленом лава-лава — русалка. И акула, и людоед, хотят ее поймать, но акула не может лезть на берег, а людоед не умеет плавать. Русалка убегает от одного на остров, а от другого в море. «Волны» могут ей помогать, устраивая приливы и отливы… О! Людоед попался!

Парень в ожерелье замешкался и попал в «прилив», оказавшись в «море». Его схватили за руки и за ноги, потащили на дальний конец пирса и, раскачав как следует, бросили уже в настоящее море.

Спарк и Акела, тем временем, утащили своих девушек танцевать. У дальнего пирса кто-то включил медленное «техно-диско» — то, что рекомендовал Рау в качестве «ненавязчивых физических упражнений для беременных юных леди».

— Когда будет еще какая-нибудь игра, я приду и расскажу, — пообещала Келли.

Тем временем ожерелье надели на нового людоеда-претендента, и игра продолжилась. «Русалка» снова оказалась проворнее и подставила «акулу». Парень в маске прозевал «отлив», был схвачен и, точно так же, выброшен с пирса. Девушка, издав победный крик, выбросила вверх сжатый кулачок и побежала купаться, передав зеленый платок «русалки» кому-то из «волн».

— Уаиани, моя студентка, — гордо сообщил доку Джерри толстый веселый дядька, одетый в яркую лимонно-желтую набедренную повязку, — Обо Ван Хорн, к вашим услугам.

— Джерри Винсмарт, к вашим. А что вы преподаете?

— Физхимию в университете Факаофо.

— Коллега Обо кузен моей второй жены, — пояснил Рау.

Ван Хорн улыбнулся и громко фыркнул.

— Эту непоседу все время тянет на форсов. Теперь у нее капитан ВВС. Он хороший парень, но, на мой взгляд, простоватый.

— Меня тоже часто тянет на форсов, — сообщила Оливия, усаживаясь рядом, — Возможно, это что-то первобытное. Мы, женщины, древние загадочые существа. Почти как кошки.

— А на толстых профессоров тебя не тянет?

— Смотря по погоде, — ответила она, — когда ночью прохладно, об них хорошо греться.

— Боюсь, что по сравнению вот с этим, — Обо кивнул на горящий в очаге огонь, — у меня нет шансов.

— Огонь это другое, — возразила Оливия, — Тоже, кстати, первобытное и загадочное. Вот вы, как физик, можете сказать, почему огонь так странно устроен?

— Ну, это довольно сложный вопрос нелинейной химической кинетики…

Его прервал громкий прерывистый визг. «Людоед» поймал «русалку» и теперь, вместе с «акулой» тащил выбрасывать ее с пирса. Девушка отбивалась, но не очень всерьез. Ван Хорн дождался, когда визг завершится громким «плюх» и продолжил:

— … Огонь, это т. н. диссипативная система со сложной структурой автоколебаний. Такие системы открыли в XX веке, когда возникла идея неравновесной термодинамики и наука всерьез занялась нелинейными моделями, необратимыми процессами и псевдо-хаосом. Это была настоящая революция в естественных науках, причем во всех сразу.

— Крушение физического детерминизма Лейбница, — вставил Джерри.

— И появление философии нестабильного мира Пригожина, — добавил Рау.

— А можно чуточку попроще, для аборигенов? — спросила Оливия.

— Торнадо, — сказал Обо, — Смерч с явно наблюдаемой структурой, который формируется и существует за счет энергии турбулентного воздушного потока. Торнадо втягивает мелкие вихри, утилизирует их энергию и рассеивает ее, чтобы поддержать свое вращение. Язык пламени устроен сложнее, он в несколько этапов утилизируют и химическую энергию сгорания топлива.

— Похожим образом работает живой организм, — заметил Джерри, — С точки зрения коллеги Обо, он преобразует химическую энергию пищи в поддержание своей структуры.

— Совершенно верно, — подтвердил Ван Хорн.

Оливия рассеянно посмотрела на огонь в очаге.

— Интересно. Значит, пламя действтительно похоже на живое существо, и это не просто иллюзия.

— Лично я думаю, что причина не в физике, а в социальной роли огня, — сказал Рау, — более двух миллионов лет огонь был самым надежным партнером человеческого племени. Он согревал, защищал, обрабатывал пищу и оружейные материалы. Не бесплатно, конечно. Его надо было кормить и обустраивать в очаге. Если разобраться, то именно очаг с огнем побудил людей создавать семьи со сложной структурой эмоциональных и хозяйственных отношений. В том числе, и магических отношений. Работа с огнем всегда была магией.

— Более двух миллионов лет, — повторила Оливия, — Получается, что не человек придумал очаг, а очаг придумал человека. Ведь древнейшие люди, я имею в виду горячо любимых нами эректусов, появились только полтора миллиона лет назад.

— Огонь начали использовать Homo habilis, — сообщил Джерри, — это было 2,4 миллиона лет назад. Можно ли считать хабилисов людьми, это пока вопрос дискуссионный.

— А люди современного вида? — спросил Обо, — они когда появились?

— Меньше 150 тысяч лет назад. Впрочем, смотря что считать людьми современного вида. После дискуссий с коллегой Рау, я уже склоняюсь к тому, чтобы считать эректусов расой или подвидом современного человека. Хотя, 99 процентов биологов меня не поддержат.

— Я сейчас задумалась, — сказала Оливия, — а у эректусов уже была магия огня? Я имею в виду, огонь завораживал их, также как нас? Они угадывали в огне образы каких-нибудь фантастических существ, вроде духов или элементалов?

— Я уверен, что да, — без колебаний, ответил Рау.

— Антропологи считают, что у эректусов была только протомагия, — заметил Джерри.

— Неправильно считают, — отрезал великий тахуна, — Магия или есть, или нет. А приставку «прото» антропологи и историки используют, когда явление есть, но они не желают его признавать. Этакое застенчивое словесное жульничество.

— Рау, знаешь ты кто? — спросил Обо, — ты периферийный научный экстремист!.

— Ты еще экстремистов не видел. Ничего, сейчас увидишь, — Рау махнул рукой в сторону направляющихся к ним Факира Слая и Кван Ше.

— Сейчас будет реальный фейерверк, — объявил Слай, открывая изрядных размеров ящик и извлекая оттуда массивную ракетницу, — не то, что какие-то там рождественские шутихи.

Он привычным движением загнал патрон в ствол, поднял руку и выстрелил. Пара секунд, и над лагуной вспыхнула яркая магниевая «люстра». Резкий голубовато-белый свет сделал все окружающее похожим на черно-белый снимок. Фальшивый сейнер недалеко от входа в лагуну, пальмы на берегу, люди вокруг костров, показавшихся при таком освещении тускло-бардовыми… В частности, стало видно, что Кван Ше возится с извлеченным из того же ящика предметом, подозрительно похожим на реактивный гранатомет.

— Прикольно, — оценила Келли, — а ты нас не взорвешь на фиг этой трубой?

— Es el juguete de policia, ella no es peligroso, — спокойно ответила та, жестом давая понять, чтобы никто не стоял позади нее.

— Хочется верить, — сказала Санди, с подозрением наблюдая, как китаянка опускается на колено и пристраивает трубу на правое плечо, — Но эта штука не выглядит безопа…

Окончание утонуло в громком «ПФФ!».

Предмет, который Кван Ше назвала «неопасной полицейской игрушкой», и вправду имел отношение к полиции. Это было реактивное пусковое устройство для шоковых гранат, используемых против мобстеров при массовых беспорядках. Ракета транспортирует на дистанцию до 800 метров боезаряд, который выбрасывает на 20 метров в разные стороны шесть светошумовых элементов: 200-граммовых бомбочек в картонной оболочке, ОЧЕНЬ громко взрывающихся с ОЧЕНЬ сильной вспышкой. При хорошо развитой фантазии это, конечно, можно считать феерверком, но большинство людей почему-то придерживаются другой точки зрения. После осветительной ракеты «люстры», в центре лагуны прогремели шесть оглушительных взрывов, сопровождаемых ослепительными вспышками. Жолио Хоста, капитан фрегата «Рангитаки», для начала задал традиционно-риторический вопрос «como de puta madre?», в переводе означающий «что за блядство?». Затем он отложил в сторону спиннинг, на который от нечего делать ловил всякую мелочь, и навел на берег бинокль. Увидев там скопление людей, и явные признаки горения в нескольких точках, он почесал волосатое пузо, ткнул толстым пальцем в меню селекторной связи и сказал:

— Синэо, возьми пару толковых ребят, сгоняйте на «колбасе» к берегу. Там гражданские баловались чем-то вроде бомбочек, посмотри, все ли в порядке.

— Да, кэп, — ответила лейтенант Синэо Номако, судовой врач. Отложив в сторону свежий номер «Cinema Nova», она встала с койки, потянулась, застегнула липучки на ботинках, сунула пистолет в карман форменных шортов, нацепила на одно плечо лямку рюкзака с десантным медкомплектом, и вышла на ют. Там очень кстати нашелся сержант Аристид Кевин, играющий в го со стрелком Ромулом Асетти.

— Вас-то мне и надо, ребята, — сказала она, — приказ кэпа проверить вот тот участок берега. Две минуты на экипировку, «колбасу» на воду и вперед.

…

С берега «колбасу» (то есть, надувной моторный бот) первым заметил Слай.

— Военно-морские рыбаки идут в гости, — сообщил он, — Будем веселиться по-взрослому!

Будь трое бойцов ВМФ в обычном режиме службы, они могли бы отказаться от выпивки и прочих развлечений, но для мирных рыбаков (которыми они были по легенде) такой отказ никуда не годился. Hauoli это такая штука, от участия в которой приличный меганезиец может отказаться, только если у него очень важные и срочные дела. Лейтенант Номако изложила все по мобильнику кэпу Жолио. Кэп подумал, взвесил аргументы и ответил:

— Гуляйте, только не нажритесь. В 3:00 чтоб все были на борту в рабочем состоянии.

Синэо убрала трубку, и лаконично сообщила:

— Romeo-Charlie (что на флажковом языке означает: «Принято. Ответ положительный»).

Тут-то и началось веселье по-взрослому. Прибывшие немедленно подбили местных на игру «акула и чайка», суть которой Келли изложила Винсмарту очень доступно:

— Вот эти пары ребят по грудь в воде, это рифы. Чайка… ну, та девчонка, будет по ним прыгать. Она, по ходу, нелетающая чайка. Ей надо допрыгать отсюда, вон до туда. А в море будет акула… вон тот парень. Он будет ловить ловить чайку, а рифы играть за нее. Руки они держат друг у друга на плечах, но они могут под водой пинать акулу ногами. Пинают иногда так, что мало не кажется. Игра-то азартная.

— А на что играют? — спросил док Джерри.

— На чайку… В смысле, на девушку, — пояснила Келли.

— В каком, смысле?

— Ну, в таком, — Келли сделала простой и понятный интернациональный жест.

— Это… Гм… Как?

— Ну, обыкновенно. Сейчас увидите.

Игра происходила стремительно. Все решалось секунд за 10–15, под крик, визг, плеск и шлепанье пяток «чайки» по плечам «рифов». Пинки под водой были не слышны. Их силу и точность можно было оценить по пошатанию «рифов» и резких сменах курса «акулы». Если «акуле» удавалось столкнуть «чайку» в воду, то оба плыли к неосвещенной части берега, а остальные вслед кричали им вслед всякие советы технического характера.

Один раз зрители взорвались восторженным визгом. Это Факир Слай в захватывающей 20-секундной игры спихнул-таки с «рифов» Синэо Номако.

— Ну, влипла, — фыркнула она, вынырнув из воды, — А тут есть грунт помягче кораллов?

— Есть надувной рафт вон у того пирса, — сказал Слай, махнув рукой.

Эту парочку проводили аплодисментами.

Чуть позже отличился док Рау, поймав Уаиани, студентку доктора Обо Ван Хорна. Он, в отличие, от других «акул-призеров», не исчез с девушкой в темноте, а вернулся вместе с ней к костру, где сидела все таже компания. Поскольку к тому моменту уже были готовы печеные тыквы с начинкой из тунца, и кальмары, жаренные на открытом огне, со сладким картофелем, народ здесь уже во всю питался, запивая еду молодым пальмовым винном..

— Я пожилой мужчина, — пояснил Рау свои действия, — Мне тяжело заниматься любовью с сильными молодыми женщинами, поэтому я их ловлю просто из спортивного интереса.

— Врет, — авторитетно сообщила Кван Ше.

— Вижу, — лаконично ответила Уаиани.

— Кошмарная нынче молодежь, — заметил Ван Хорн, — Никакого уважения к старшим. Как ты думаешь, Рау, это везде так, или только у нас?

— Не только везде, но и всегда, — вмешался Винсмарт, — Античные классики пишут, что 25 веков назад молодежь уже была ленивая, неблагодарная, непочтительная к старшим, и ни на что не годная. С тех пор она не изменилась к лучшему. Видимо, это генетическое.

…

19 августа. Лантон, остров Тинтунг. Бизнесмен и министр. Расклад перед боем.

Лайон Кортвуд обычно быстро находил контакт с людьми, это было важной частью его бизнеса (как и любого серьезного бизнеса вообще). При этом Лайон был осторожен и не позволял себе испытывать чувство симпатии к собеседнику с первой встречи. Координатор фонда-департамента технического развития Меганезии, Мелло Соарош, оказался редким исключением. Соарош встретил президента консорциума Atlinc прямо в аэропорту Лантона. Кортвуд прибыл скромно и незаметно, туристическим рейсом суперскоростной, но не слишком комфортной «Meganezia Starcraft». Он хотел спокойно «обнюхать территорию» до начала официальных мероприятий и был несколько удивлен, когда сразу после прохождения въездного контроля, начался официоз.

— Похоже, пресса не врет на счет полицейского режима, — пробурчал он, когда Соарош представился, — Я и чашки кофе в Меганезии выпить не успел, а власти тут как тут.

— Ага, — с энтузиазмом согласился Мелло, — Зато вы выпьете настоящего мокко с коньяком, а не какой-нибудь бурды. Я, уж поверьте, знаю, где тут умеют варить кофе.

— Откуда, черт возьми, вы знаете, что я пью мокко с коньяком?

— Так вы же сами сказали: полицейский режим. Тонтон-макуты целую ночь выбивали эту информацию из 20 невинных жертв, в кровавых застенках военной разведки. И, что самое обидное, зря старались. Могли бы найти то же самое в интернете за 5 минут.

— Чего? — Переспросил Лайон.

— Ваши привычки, как и привычки еще нескольких миллионов известных людей, давно уже являются общедоступной информацией в сети, — пояснил Мелло, — То, что вы летите на пресс-конференцию на Тероа, тоже является общедоступной информацией.

Тут до Лайона дошло. Он расхохотался и, покачав головой, сказал:

— Один-ноль в вашу пользу. Кстати, я не ослышался на счет вашей должности? Насколько я понимаю, это значит «министр».

— Приблизительно так. Что, не похож?

Соарош был похож скорее на мятежного индейского вождя, который для маскировки переоделся в пеструю гавайку и свободные ядовито-зеленые брюки, но не сумел скрыть осанку и стиль движений охотника за скальпами.

— Не очень, — честно сказал Лайон.

— Вот и мне кажется, что не похож, — согласился с ним Мелло, — Так как на счет кофе?

— Заманчиво. Но до спецрейса на Тероа всего 4 часа, а я хотел посмотреть город.

— Город я вам тоже покажу, — ответил Мелло, — Но, если у вас rendez-vous с какой-нибудь местной красоткой, то мы можем поговорить, пока будем лететь на самолете. На моем, я имею в виду. У меня маленький гидроплан. Это не так комфортно, как на спецрейсе, зато нет риска, что журналисты изнасилуют вас по дороге. То есть, конечно, если вы хотите…

— Местных красоток я еще не видел, — перебил Лайон, — Так что если вы не шутите на счет экскурсии и на счет самолета…

— Пошли, — коротко сказал координатор, — Все увидите.

И они пошли, а затем поехали на каре Соароша — верткой малолитражке с разрисованным дракончиками кузовом. Беглый осмотр меганезийской столицы вместе с краткой лекцией по истории, занял часа два. Затем бизнесмен и координатор обосновались в открытом кабачке на крыше одного из зданий делового центра, и Соарош немедленно перешел на основную тему, впрочем, не утратив при этом свойственного ему специфического юмора.

— Предстоит хорошая драка, — без предисловий, сообщил он, — Против нас выставляют не тех, кто задает вопросы, а тех, кто произносит филиппики, рассчитанные на восприятие большей части электората и оффи в ведущих странах Западного полушария.

— Против нас? — переспросил Кортвуд.

— Да. Я, конечно, представляю правительство, но применительно к данному случаю, я в вашей команде, если не возражаете.

— Вот уж против чего я не возражаю, Мелло. Язык у вас подвешен как надо, и вы, как мне кажется, не дурак подраться.

— Ну, не настолько, как в прежние времена, но на что-то еще гожусь.

— А чем вы занимались в прежние времена, если не секрет?

— Минной инженерией, — лаконично ответил Соарош.

— В смысле, что-то минировали, или наоборот, что-то разминировали?

— И так и так, — пояснил координатор, — Смотря по обстоятельствам.

…

На «ты» Кортвуд и Соарош перешли на полпути до Тероа. Когда двое понимают друг друга с полуслова, все церемонии летят к черту сами собой. «There is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth, When two strong men stand face to face, tho’ they come from the ends of the earth!», как писал Киплинг еще в позапрошлом веке, в знаменитой балладе о Востоке и Западе. Наверное, Киплингу бы понравилась эта картина: двое, родившиеся в противоположных точках планеты, а сейчас летящие над величайшим океаном, хлебая кофе из одной кружки (прилагаемой к термосу в качестве крышки). There is neither East nor West. Земля вообще круглая, как доказал Эратосфен еще 2500 лет назад.

…

Уровень обеспечения безопасности Лайон оценил еще на подлете к Тероа, когда увидел сигарообразную тушу боевого дирижабля, висяшую над атоллом на высоте около двух километров. Мелло Соарош уже с кем-то общался по мобильнику, видимо, запрашивая разрешение на посадку.

— Опасаемся теракта? — спросил Лайон, когда министр закончил говорить.

— Vei-bin bao-syan, — ответил тот, — Служба безопасности должна подстраховаться.

Когда они приводнились и причалили к пирсу, оказалось что подстраховка и здесь очень серьезная. На пирс выходить пришлось прямо под тонкую арку сканера, по бокам от которой стояли двое молодых людей в армейских комбинезонах и с короткоствольными автоматами. Еще четверо таких же дежурили в нескольких метрах за аркой. Впрочем, все они улыбались достаточно доброжелательно: «ничего личного, просто инструкция».

А дальше была трогательная встреча. С доком Джерри Кортвуд крепко обнялся.

Рядом фыркнули на два голоса:

— Ну, чисто мафиози из кино.

— Типа, «крестный отец» next.

Это, конечно, были девчонки. Их Кортвуд тоже обнял, правда, очень осторожно, опасаясь надавить случайно на кругленькие животики. Все-таки, уже почти 6 месяцев.

Келли хихикнула:

— Не бойтесь, мистер Кортвуд, мы не стеклянные.

Соарош щелкунул камерой своего мобильника.

— Не удержался, — пояснил он, — Очень трогательно.

— Это министр, точнее, координатор технического развития Соарош, — сказал Лайон и, подумав, добавил, — он на нашей стороне.

— Совершенно верно, — подтвердил тот, — Всецело на вашей. Отлично выглядите, девушки.

— А то ж, — откликнулась Санди, — у нас медовый месяц, между прочим.

— Мы, по ходу, замуж вышли, — добавила Келли, — в меганезийском стиле, по формуле 2x2, так что знакомьтесь: Роджер и Валентайн.

— Я уже в курсе, — сказал Лайон, пожимая руки Акеле и Спарку, — Очень рад. Видел вас на суде. А о предыдущих ваших подвигах наслышан.

— Ia ora, — с серьезным видом ответил Акела, — E mea maitai anei o oe?

— Maeva a haere mai te tatou fare, — веско добавил Спарк.

— Привет, а как ваши дела? Добро пожаловать, заходите к нам в гости, — перевела Санди.

Лайон несколько озадаченно посмотрел на нее.

— Что, эти парни не говорят по-английски?

Ответом ему был дружный смех, а Акела успел запечатлеть на камеру своего мобильника растерянную физиономию бизнесмена.

— Шутка удалась, — раздался голос у Кортвуда за спиной.

Он обернулся и чуть не лишился дара речи. Перед ним стоял крепкий туземец средних лет, одетый в набедренную повязку и ожерелье из акульих зубов. На его темную кожу были нанесены белой и синей краской загадочные узоры и знаки.

— Это мой коллега, доктор Рау Риано, — пояснил Винсмарт.

— Ммм… Очень приятно, мистер Риано.

— Взаимно, — сказал док Рау, пожимая Кортвуду руку, — На самом деле, я не совсем коллега доктора Джерри. Я больше врач, а биохимия просто мое хобби. Вас шокирует мой вид?

— Ну, не то, чтобы шокирует, но это несколько необычно.

— Значит, на журналистах точно сработает, — заключил Рау, — Я буду, в некотором смысле, секретным резервом ставки. Понимаете?

— Еще бы! До момента «X» делаем вид, что вы ни бум-бум ни на каком языке, кроме…

— Кроме утафоа, — подсказал Рау, — Это самый распространенный из локальных диалектов Гавайики, промежуточный между таитянским и фиджийским. Hina’aro oe e inu?

С этими словами он протянул Лайону армейскую фляжку.

— Последняя фраза означала предложение выпить? — спросил тот.

— В точку! Вы удивительно быстро учитесь океанийским языкам.

Под новый взрыв дружного смеха, Кортвуд сделал изрядный глоток того, что оказалось крепким пальмовым самогоном. Затем фляжка перекочевала в руки Соароша. Тот тоже отхлебнул, удовлетворенно погладил живот и сказал:

— Между прочим, нам уже пора выдвигаться на позиции. Если мне не изменяет зрение, то вон там летит спецрейсовый с журналистами.

….

За последние несколько недель в архитектуре Тероа произошли серьезные изменения.

Хаусхолд E9 разросся раз в пять против первоначального размера. По бокам от старого дома (игравшего теперь роль гостиной и будущей детской) выросли два корпуса разного вида. Спарк и Келли предпочли классический испанский колониальный стиль, а Акела и Санди — эклектичную смесь романского и ультра-техно. Терраса первого этажа вытянулась аж до середины уходящих в лагуну пирсов (старого и нового). Между пирсами возникла отгороженная заводь, которую владельцы назвали «лягушатником». Она была сделана на перспективу, чтобы дети учились там плавать.

Спиртовой заводик на дальней косе обзавелся современной дистилляционной установкой и автоматическим фидером для подачи сырья, а также маленьким, но производительным турбинным электрогенератором и ленточным транспортером для планктона.

Мастерская Оохаре Каано дополнилась небольшим универсальным подъемным краном и еще кое-каким оборудованием. Оохаре и Уфале намерены были заняться реновацией истребителей времен второй мировой войны. Корпуса этих машин партнерство HTOPO, время от времени, поднимало со дна и продавало на переоборудование под учебные самолеты. Оливия легко согласилась с тем, что на продаже функционирующих моделей можно получать больший доход, и, кроме того (как тут же заявили Спарк и Акела), это гораздо интереснее, чем торговать голыми корпусами.

Наибольшей модернизации подверглась лавочка мамаши Джимбо. Магазинчик с кабачком под навесом превратился в нечто комбинированное в стиле «техно». Вместо навеса теперь была эллиптическая полупрозрачная крыша, а единственную капитальную стену кабачка украсил 120-дюймовый телеэкран. За стойкой появился скоростной принтер, на котором посетители могли распечатать из интернета любую свежую газету (бесплатно) или журнал (за 3 фунта). Над лавкой возник второй этаж с мини-отелем, не особо комфортабельным, но для невзыскательной публики годилось и так. Рядом была построена танцплощадка с лазерной подсветкой, квадро-динамиками и еще одним 120-дюймовый телеэкраном. Все это наворотил Факир Слай, действуя по заданию почтенного общества, единогласно решившего привести лавочку к состоянию, соответствующему возросшей социальной роли атолла Тероа. Мамаша Джимбо долго ворчала по этому поводу (выдумают тоже, экраны во всю стену, лазеры всякие), но, поскольку эти новшества доставались ей в подарок, в конце концов, согласилась. Модернизация получилось несколько аляповатая (таланты архитектурного дизайнера среди достоинств Слая не значились), но зато теперь не было проблем провести на высоком техническом уровне встречу с прессой.

…

19 августа. Атолл Тероа. Эволюция и вивисекция, прогресс и браки по расчету.

— «CNN»: Мистер Кортвуд, как вы прокомментируете решение суда штата Калифорния о запрете всех экспериментов с биоматериалами так называемого «хомо эректус»?

— Как величайший позор для нашей страны со времен казней «салемских ведьм», когда Америка была британской колонией. Сегодня суд Калифорнии повторил Салемский суд XVII века. В угоду религиозным фундаменталистам, разумное существо было физически уничтожено только за то, что его существование противоречит пуританским догмам.

— Но суд постановил лишь изъять у вашей фирмы останки вымершей обезьяны.

— Вы не знакомы с постановлением, — заметил Лайон, — Там дословно написано: «тело человекообразного существа, называемого Homo erectus, и все биологические материалы этого существа, способные проявлять жизнеспособность в каком бы то ни было смысле». Итак, во-первых, предметом постановления были не мертвые останки, а жизнеспособные. Во-вторых, суд поставил цель уничтожить их жизнеспособность, то есть, убить, что и было сделано, путем погружения биологических материалов в формалин. В-третьих, речь идет именно о разумном существе, поскольку в разумности эректуса современные ученые не сомневаются. Док Джерри, ты не мог бы дать кракую научную справку для прессы?

Винсмарт кивнул.

— Нет проблем, Лайон. Исторически, Homo erectus, иногда называемый Pithecanthropus erectus, был первым в полном смысле разумным и цивилизованным видом рода Homo. Племена эректусов занимали обширный ареал в Африке, Азии, Океании и Европе, в период от 1,5 миллионов до 300 тысяч лет назад. Эректусы владели речью, пользовались огнем и готовили на нем пищу, конструировали рубящие и режущие орудия из камня, дерева и кости, строили лодки и жилища, создавали протоскульптуры, практиковали магические ритуалы. Они изобрели многое из того, что мы называем человеческой культурой. Тем не менее, эректусы — это иной биологический вид, отличающийся от биологического вида Homo sapiens, к которому принадлежат люди современных рас.

Кортвуд привстал и церемонно поклонился

— Спасибо, док. Теперь я продолжу. Итак: как только появилась возможность восстановить эту прекрасную расу разумных существ, некие лица пытаются путем насилия помешать этому. В международном уголовном праве такие действия квалифицируются, как геноцид и относятся к тягчайшим преступлениям против человечности.

— «Daily Telegraph». Мистер Кортвуд, вы действительно намерены предъявить кому-то обвинение в геноциде из-за трупа, пролежавшего миллион лет в гималайских снегах?

— Обвинение уже предъявлено, — ответил Лайон, — юристы нашего консорциума направили соответствующие документы в международный уголовный суд. В настоящее время дело рассматривается согласно Римскому Статуту 1998 года, Конвенции о геноциде 1948 года, и Уставу Международного Военного Трибунала 1945 года. Надеюсь, что правительство Соединенных Штатов выполнит свои обязательства и выдаст лиц, виновных в геноциде. Я также надеюсь, что суд реализует принципы, записанные в Уставе 1945 года, то есть: не будет связывать себя формальностями, не будет требовать доказательств общеизвестных фактов, а будет считать их доказанными, и воспользуется своим правом приговорить виновных к смертной казни или другому наказанию, которое признает справедливым. По этим принципам действовали Нюрнбергский и Токийский трибуналы 1945 года.

— Но ведь геноцид это убийство людей, не так ли? А труп никак нельзя убить, он уже…

— Геноцид, — перебил Лайон, — это не убийство людей, а уничтожение народов. Согласно конвенции, под геноцидом понимаются действия, совершаемые с намерением уничтожить какую-либо этническую, расовую или религиозную группу, как таковую.

— Но тут был труп, а никакая не группа! — выкрикнул репортер.

Лайон Кортвуд продолжал, не обращая на него внимания:

— Геноцид может совершаться путем массового убийства, путем массового повреждения здоровья, путем создания невыносимых условий для жизни, а также, — Кортвуд повысил голос, — Путем действий, направленных на предотвращение деторождения в такой группе. Статья II пункт «d» Конвенции. Уничтожение биоматериалов было проведено, чтобы не допустить деторождения эректусов и уничтожить эту этническую группу, как таковую.

Репортер «Daily Telegraph» изумленно спросил:

— Какое деторождение может быть у трупа?

Кортвуд нехорошо усмехнулся:

— Похоже, вы пропустили главное в этой истории. Надеюсь, вам сейчас объяснят…

— O le fea, — подтвердила Келли, — Это запросто.

Она поднялась из-за стола, потянулась и вышла на середину зала. Санди тоже встала и, обойдя зал, остановилась рядом с окном, сбоку от мест для прессы. Джерри Винсмарту пришло в голову, что сейчас эти молодые женщины напоминают двух охотящихся кошек: Та же упругая и обманчиво-мягкая грация и такой же хищный блеск в глазах. Ну, а роль мышки, по логике этой диспозиции, оказалась отведена репортеру. Джерри наклонился к доку Рау и тихо спросил:

— Коллега, вам не кажется, что они его сейчас просто слопают?

— Нет, думаю, только попугают слегка, — успокоил тот, — Хотя, в конце второго триместра беременности свежее сырое мясо весьма полезно, так что, может, и следовало бы…

Тем временем, Келли, выглядевшая исключительно эффектно (снежно-белый костюмчик из короткой жилетки и бриджей контрастирует с шоколадной кожей, а изрядное брюшко, казалось, ничуть не сковывает движений) начала разговор в своей обычной манере:

— Что вы, мистер, сказали там про деторождение?

Репортер «Daily Telegraph» начал тщательно подбирать слова:

— Эээ… Я имел в виду… Вы, наверное, понимаете, что труп не может…

Келли изящно повернулась на носке и игриво спросила:

— Панда, ты где-нибудь здесь видишь труп?

— Пока нет, — лаконично ответила Санди.

Одетая в tropic military, она не излучала такой дикой сексуальной энергии, как ее подруга, но в ней обозначалось что-то неуловимо брутальное, как в настоящей панде. Казалось бы, милый пушистый медвежонок с кругленьким пузиком, но оглянуться не успеешь, как…

Репортер слегка поежился, будто от холода, хотя тут было верных +27 по Цельсию.

— Так что вы такое хотели сказать про труп? — снова спросила Келли.

— Видите ли мисс Клай… Я не хотел бы вас обидеть… Но ваша беременность получилась за счет клеток, которые взяты из трупа питекантропа… Это ведь так, не правда ли?

— А вы думаете, беременность вашей мамочки получилась из чего-то получше?

— Это вы к чему, мэм?

— К тому, — пояснила Келли, — что по результату этого никак не скажешь.

В углу, где собралась в основном «желтая пресса» послышались смешки. Репортер слегка покраснел и, откашлявшись, произнес:

— Извините, мэм, но я не давал повода…

— Как, по-вашему, должна получаться беременность? — перебила Санди.

— Ну, знаете, я полагаю, это известно всем взрослым людям.

— Тогда зачем вы подняли этот вопрос? Объяснитесь, сэр.

— Ладно, — сказал репортер, — Всем известно, что дети появляются у мужчины и женщины.

— Это вас кто-то обманул, — заметила она, — появляются только прыщи, а дети это другое, детей, знаете ли, рожают, причем жещины, а не мужчины…

В углу «желтой прессы» раздался хохот, и кто-то громко рассказал бородатый анекдот: «Авраам родил Исаака. Исаак родил Иакова, а потом случилась какая-то фигня, и рожать стали женщины». Репортер «Daily Telegraph» еще сильнее покраснел и сказал:

— Но мужчина, как вы знаете, обычно, принимает некоторое участие…

Санди снова перебила его:

— Вы, сэр, являетесь наглядным подтверждением того, что это участие далеко не всегда уместно, поскольку все чаще приводит к неполноценному потомству. Значительная доля мужчин, из-за деструктивной пуританской селекции, превратилась в бесперспективную протоплазму, то есть, выражаясь по-научному, в генетические отбросы, которые лучше исключить из репродуктивного процесса. Клонирование позволяет использовать более качественный генетический материал: кроманьонцев, неандертальцев или эректусов.

Санди дождалась, пока утихнет очередной взрыв хохота в секторе «желтой прессы», и продолжила:

— Теперь уже без шуток. Миллион лет жила на планете замечательная раса эректус. Она, как сказал док, изобрела множество простых полезных вещей, которыми мы до сих пор пользуемся. А потом случилось что-то вроде глобального потепления или похолодания…

— Средний плейстоцен, оледенение, — подсказал Винсмарт.

— Ну, да. Для расы дикарей было бы простительно радоваться, что эректусы исчезли, и место освободилось. Но через тысячу лет то же самое может произойти с нами. И хорошо если раса, которая придет на наше место, сделает для нас то же, что мы делаем сейчас для эректусов. Мне кажется, что так надо поступать разумным существам в отношении друг друга. Сегодня я тебе помог, завтра ты мне, как между людьми в нормальном обществе.

«CNN»: Мисс Рэндолф, а вы уверены, что надо восстанавливать расы, которые исчезли в ходе естественного отбора? Какой смысл возвращать на планету тех, кто уже проиграл?

Это уже не их мир, а наш, и не мы виноваты, что так случилось. Это решение истории.

Санди собралась, было что-то ответить, но ее опередил доктор Рау.

— То, что, сейчас высказал представитель прессы, является огромнейшим заблуждением, которое проистекает от смешения плохой политики с плохим знанием теории эволюции.

Репортеры разом обернулись в его сторону. Выражение лиц у них было такое, будто они увидели заговорившего слона. До последнего момента они были совершенно уверены, что этот раскрашенный троглодит в набедренной повязке приглашен на пресс-конференцию исходя из какой-то местной политкорректности. Ни у кого и мысли не возникало, что он умеет говорить по-английски, и уж, тем более, что он осведомлен о теории эволюции.

— А это кто? — удивленно спросил кто-то из репортеров.

Мелло Соарош поднялся со своего места, отвесил доку Рау поклон и сообщил:

— Позвольте вам представить Рау Риано, доктора биомедицины университета Лантона, доктора естественной истории и этнографии университета Сиднея.

— С вашего позволения, я продолжу, — с таким же поклоном, сказал Рау, — сейчас нам придется вспомнить о двух видах социал-дарвинизма. Научный социал-дарвинизм Чарльз Дарвин создал параллельно с теорией эволюции. В книге «Происхождение человека» он пишет: «возможно, уже через несколько веков, цивилизованные расы целиком вытеснят или уничтожат все варварские расы в мире». Эту вырванную из контекста фразу взял на вооружение антинаучный социал-дарвинизм. Он достиг своей крайней точки в доктрине «высшей расы», известной по истории II мировой войны, и был осужден вместе с теми политическими режимами, которые обслуживал. Никому из западных ученых не хватило мужества напомнить судьям о том, что «варварскими расами» Дарвин называл не какие-то биологические этносы, а определенные политические формации, цитирую по памяти: «те нации, которым не присущи конструктивные социальные инстинкты взаимопомощи». Это важный тезис развил Питер Кропоткин в книге «Взаимопомощь как фактор эволюции». Он показал, что и в биоценозах, и в человеческих социумах, кооперация и взаимопомощь это более эффективная стратегия, чем война на уничтожение. Та позиция, которую сен Келли заняла из неких этических соображений взаимного долга, имеет, на самом деле, четкое стратегическое обоснование. Восставнавливать расу эректус имеет смысл не в порядке аванса будущей расе, которая, возможно, восстановит нашу, а для повышения нашей сегодняшней эффективности. Эффективность сложной системы определяется ее внутренним разнообразием, то есть спектром возможных ответов на те или иные угрозы. Эффективность нации определяется разнообразием входящих в нее групп людей, в том числе, генетическим разнообразием. Те особые свойства, носителем которых является эректус, могут в какой-то ситуации оказаться более эффективными, чем сходные свойства людей современных рас, и стать определяющим фактором выживания и прогресса нации.

— «FoxNews». Доктор Риано, а могут эректусы скрещиваться с людьми обычных рас?

— Да. Как показали биохимические тесты, они могут скрещиваться и давать плодовитое потомство. Именно поэтому можно говорить о росте генетического разнообразия.

— И как далеко, на ваш взгляд, должно зайти стремление к генетическому разнообразию?

— Настолько далеко, насколько это технически возможно.

— А если станет возможно добавить к человеческим генам, гены мартышки или свиньи?

— Если это даст людям новые практически полезные свойства, такую возможность надо использовать. Разумеется, делать это следует так, чтобы получившееся потомство могло социализироваться в среде обычных людей.

— А как определить, сможет оно социализироваться, или нет? — спросил репортер.

— Действие надо начинать с того, чего еще нет. Большое дерево вырастает из маленького, девятиэтажная башня начинает строиться из горстки земли, путешествие в тысячу ли начинается с одного шага, — ответил Рау, — Это не я сказал, а Лао Цзы. Чтобы идти вперед, надо делать шаги. С каждым новым шагом, мы расширяем круг своих знаний. Сегодня из общих соображений ясно, что эректусы могут социализироваться. Наблюдая за их жизнью в обществе, мы получим опыт, на основании которого построим прогнозы социализации других разумных существ, отличающихся от людей современных рас.

— А не кажется ли вам, доктор Риано, что подобные опыты размывают четкую грань между человеком и животными? Это, знаете ли, небезопасно.

Док Рау строго погрозил репортеру пальцем.

— Не повторяйте лженаучные сплетни. Нельзя размыть то, чего нет. Человек это животное, проявляющее определенные формы интеллектуального и социального поведения. Любое животное, которое на это способно, является человеком.

— Является человеком, даже если у него есть хвост? — поинтересовался репортер.

В углу желтой прессы вновь захихикали. Рау посмотрел на эту компанию с отеческой улыбкой (ну не обижаться же на вас, обормотов) и спокойно сообщил:

— Хвост не важен. У лягушек, например, нет хвоста, а люди порой рождаются с хвостом. В наше время от этого атавизмами избавляются путем несложной косметической операции. Или вы полагаете, что младенец, родившийся с хвостиком, это не человек?

— Что вы, на счет хвоста я просто пошутил, — смущенно ответил репортер, — Но есть же и другие, более важные отличия. Например, у человека есть душа.

— У животного тоже есть душа, — сказал доктор Рау, — Где же тут отличие?

— Простите, — возразил репортер, — Но я, как христианин, не могу с вами согласиться.

— Конечно, не можете, ведь у нас разные религии. Но здесь не религиозный диспут, так что не будем тратить время на эти вещи.

— «Telepace». Доктор Винсмарт, есть информация, что Вы противозаконно вводили людям препараты, которые предназначены только для животных. Это правда?

— Нет, это винегрет. На самом деле, ко мне поступила пациентка с лихорадкой Денге…

— Это одно из опаснейших вирусных заболеваний на планете, — вставил Мелло Соарош

— … Ее состояние было тяжелым, — продолжал Джерри, — и я применил нанобот Twiz-8, разрушающий икосаэдрические вирусы в организме любых млекопитающих. Через два часа пациентка уже была практически здорова, поужинала и спокойно уехала домой.

Репортер кивнул и поднял на вытянутой руке яркую коробку с рисунком мультяшной овечки и надписью «TWIZ-8, super-power virus-killer, for sheeps and other cattle».

— Вы вводили пациентке этот препарат?

— Совершенно верно.

— Но здесь сказано: «для овец и другого скота». Вводить его людям это преступление. За такие вещи следует наказывать строжайшим образом и….

Тут репортера перебил Мелло Соарош:

— Каждый, кто с риском для себя оказал помощь гражданам Меганезии, находящимся в опасности, пользуется защитой правительства, — отчеканил он, — эта защита реализуется любыми средствами без всякого исключения. Так сказано в Великой Хартии. Любой акт, направленный против практики, обеспечивающей здоровье граждан, будет расценен, как прямая агрессия против Великой Хартии и народа Меганезии.

— Возможно, я не очень удачно выразился, — начал оправдываться репортер, — просто мне казалось, что такие случаи должны расследоваться. Это не более, чем мое мнение…

— У вас есть право высказывать свое мнение, — снова перебил координатор, — но если вы станете призывать к преследованию за практику, защищаемую Хартией, то у вас будут проблемы.

— «TBN». Позвольте зачитать отрывок из романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро», 1896 года. Действие развивается на вулканическом островке Ноубл, точно таком же, как Тероа, в том же месте Тихого океана, у Экватора. Там есть удивительные совпадения.

Джерри Винсмарт глянул на экран ноутбука Акелы, уже успевшего набрать в поисковой системе «Уэллс Остров доктора Моро» и открыть текст, после чего иронично заметил:

— Тероа на 175-м градусе западной долготы, а Ноубл в романе на 105-м. Расстояние как между Нью-Йорком и Парижем. Тероа это коралловый атолл, а не вулканический остров. Если остальные совпадения того же порядка, то чем вы намерены нас удивить?

— Кстати, — добавил Спарк, — Там вместо Ноубла плато на глубине 4 километра. Ближайшая суша — Галапагосы в 1500 километрах к западу, и Клиппертон столько же к северу.

— Короче, полная лажа, — заключила Санди.

— Извините, я не силен в географии, — несколько сконфуженно пробурчал репортер, — но я уверяю вас, что другие совпадения, в самом деле, поражают. Могу я все-таки зачитать?

— Ну что, док? — спросил Лайон Кортвуд, — Разрешим художественную декламацию?

Винсмарт безразлично пожал плечами, и репортер прочел:

«Человеческий облик я придаю теперь животному почти без труда, я умею наделить его гибкостью и грациозностью или огромными размерами и силой. Умственное развитие этих созданий бывает иногда непостижимо низким, со странными провалами. И совсем не дается мне нечто, чего я не могу определить, нечто лежащее в самой основе эмоций. Все стремления, инстинкты, желания, вредные для человечества, вдруг прорываются и захлестывают мое создание злобой, ненавистью или страхом. Вам эти твари кажутся странными и отталкивающими с первого взгляда, мне же после того, как я их окончу, они представляются бесспорно человеческими существами. И только после того, как я понаблюдаю за ними, уверенность эта исчезает. Обнаруживается сначала одна звериная черта, потом другая…».

— Что это за ботва? — перебила Келли.

— Это рассказ доктора Моро о том, как он, путем вивисекции, пытался сделать подобие людей из различных животных. Вот, послушайте: «Остров, казалось, был специально создан для меня. Мы разгрузили судно и построили дом. Полинезийцы поставили себе у оврага несколько хижин. Я принялся за работу над тем, что привез с собой. Я начал с овцы, подверг ее ужасным страданиям, а потом заживил раны. Когда я кончил работу, она показалась мне совсем человеческим существом». Поразительное совпадение, не так ли?

Келли уперла руки в бедра и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сообщила:

— Что-то я не догоняю, о чем таком вы толкуете.

— Ну, как же! У доктора Винсмарта на острове Тероа, как и у доктора Моро на острове Ноубла все началось с попыток очеловечить овцу.

— Какую, мать ее, овцу?! На Тероа вообще нет ни одной овцы!

— Это называется инверсия, — пояснил репортер, — Моро вводил человеческие препараты овце, а Винсмарт ввел овечий препарат человеку. Но если разобраться, суть та же самая.

— Хотите разобраться? — ехидно сказала Келли, — Это запросто.

Она вынула из кармана мобильник…

— Минуточку, Келли, ты куда звонишь? — обеспокоено спросил Винсмарт.

— Абинэ, естественно, — ответила она, — Сейчас этот мозгодыр позавидует той овце, про которую написано в его книжке… Aloha, Abine, o a mai-oe?…

— Келли! Будь так добра, дай мне трубку. Пожалуйста!

— Ладно, — вздохнула она и протянула ему мобильник, — А жаль, прикольно бы было…

— Слишком прикольно, — проворчал док Джерри, — Привет, Абинэ, нет, это я не тебе, это я Келли, которая хулиганит… Еще бы, конечно!.. Ну, например завтра…

— «FoxNews». Мисс Рэндолф, вы говорили о моральном долге современных людей перед древними расами. Считаете ли вы, что он выше морального долга перед ближними?

— Я не уловила смысл вашего вопроса, — сказала Санди, — нельзя ли конкретнее?

— Хорошо, спрошу иначе. Я обратился к вам «мисс», но вы ведь замужем, правильно?

— Да, — подтвердила она, — И что из того?

— Моральный долг жены рожать детей от своего мужа, — пояснил репортер, — Я полагаю, это очевидно. То есть, если жена намеревается родить от кого-то другого, то это нельзя назвать иначе, как супружеской изменой.

— Да что вы говорите? А если у меня два мужа, то от которого из них я очевидно должна рожать детей?

— Но у вас же не может быть двух мужей одновременно.

— То есть, как не может, если они у меня есть? Вот же они! — Санди, выразительно кивнула в сторону Акелы и Спарка.

— Э… — репортер замялся, — но я считал, что один из них это муж мисс Клай.

— Не один, а оба. Мы вдвоем замужем за ними двоими. По-моему, это очевидно.

— Вы, наверное, шутите, мисс Рэндолф.

Акела поднялся с места, подошел к Санди, приобнял ее за талию (точнее, за ту часть тела, где, теоретически, талия находится) и сообщил:

— Она не шутит. Вы не в курсе наших законов. Граждане вправе зарегистрировать в суде хаусхолд любого состава. Хоть два на два, хоть семь на восемь. По глазам вижу, вы опять не поняли. У нас регистрируют общее хозяйство, а не то, кто с кем спит.

— Но позвольте, как же вы тогда узнаете, чьи дети?

— Как чьи? Наши, разумеется.

Репортер улыбнулся и кивнул.

— Вот теперь мне понятно. В общем, ничего нового. Можно стерпеть непонятно каких жен, которые спят, с кем попало и беременны не от вас, а от древнего обезьяночеловека, при условии, что за это заплатили хорошие деньги. Ходят слухи о миллионах долларов.

Это была, как говорят шахматисты, «домашняя заготовка». Тщательно продуманное, компактное, многоцелевое оскорбление. Возникла короткая пауза.

— Я понял, — подал голос Спарк, — Вы на своем пещерном уровне рассуждаете так. Жили на захолустном острове два нищих мальчика, и тут на них с неба упали две богатые девочки, за головы которых назначен приз. Мальчики хотят разбогатеть, а девочки — оказаться в защищенном хаусхолде, и происходит то, что у вас называется браком по расчету. Для вас это очевидно… Акела, дай на большой экран то каноэ, что в музее.

— Десять секунд, — ответил тот и пошел что-то делать с ноутбуком. Спарк, тем временем, продолжал:

— Для троглодита, попавшего в нашу эпоху, так же очевидно было бы, что клуб любителей персидских кошек разводит их, чтобы продавать пушистые теплые шкурки. Ему ни за что не понять, что люди просто любят этих существ. А гринго еще тупее, чем троглодит. Он воспитан на книжках типа «как выгодно продать себя». Он привык спрашивать о людях «сколько стоит Джон Такой-то» и получать ответы «он стоит столько-то долларов». Он смотрит на человека, а видит только товар с ценником. Модно упакованный товар можно продать дороже. Гринго упаковывает свое тело в модный костюм и засовывает в модный автомобиль, посадив рядом собаку модной породы и жену с модными формами. Если на человеке нет модной упаковки, то для гринго очевидно, что это очень дешевый человек. Поскольку мы с Акелой не завернуты в упаковку, для вас очевидно, что мы нищие.

На большом экране появилась страничка сайта: «Музей истории Океании. Остров Раиатеа, округ Таити». Ниже надпись: «Экспозиция XV–X в. до н. э.». Еще ниже: «полинезийское двухкорпусное боевое каноэ, около 1200 г. до н. э. Обнаружено в море Коро, округ Фиджи экспедицией партнерства HTOPO (Тероа, округ Кирибати). Передано партнерством в дар музею». Затем пошел ролик: оператор медленно обходил по часовой стрелке площадку, на которой стоял древний корабль. Он состоял из двух узких лодок примерно 20-метровой длины, выдолбленных из цельных древесных стволов. Нос каждой из них был украшен резным изогнутым вверх бушпритом. Из фигурных выемок в бортах были выдвинуты 14 длинных весел с каплеобразными лопостями. Лодки были соединены двумя поперчными балками, перекрытыми настилом из стволов бамбука. Спереди на нем были установлены 6 овальных щитов. Над настилом возвышался на бамбуковых опорах небольшой помост, прикрытый двумя щитами. К нему примыкала высокая мачта, несущая трапецеидальный «джонковый» парус из толстой циновки с вышитым знаком «солнца и облака» в центре.

— В том году мы приобрели специальный локатор для обнаружения массивных деревянных корпусов на глубине, и испытывали его в моря Коро, у Фиджи, — продолжал Спарк, — Так мы получили 2 британских клипера XIX века, которые везли из Австралии сырые алмазы и золотой песок с приисков Балларата. За ними мы и охотились, а это каноэ нашли случайно. Скоро появился коллекционер-гринго, и предложил за это каноэ полмиллиона долларов. Мы отказались. Он удвоил цену. Тогда мы объяснили ему, что продажа вообще не обсуждается. Мы считаем, что каноэ, бороздившее океан более 3000 лет назад, должно свободно экспонироваться для всех океанийцев. Мы сказали: так будет, просто потому, что мы так хотим. Он был очень удивлен, он долго не мог поверить. В голове у гринго не укладывалось, что есть желания, которые не выражаются в деньгах.

— По-моему, ты не понял, Спарк, — сказала Санди, — он не то имел в виду. Ты подумал, что он говорит про честную сделку: деньги за безопасность? То есть, сделку, которая была бы честной, будь у нас в тот момент деньги? Черта с два. Общество гринго это огромная гнилая сеть из денег и статусов, в которой они давно запутались. Когда женщина-гринго торгует телом путем вступления в брак, то получает от мужчины деньги и позитивный статус «замужней». Это пристойная сделка. Торговать телом без брака, это непристойная сделка для женщины, она получит негативный статус «проститутки». Проститутка может нажить денег, купить себе мужа, и получить статус «замужней». Но это непристойная сделка для мужчины, он получит негативный статус «женатого на проститутке». Этот тип хотел оскорбить вас тем, что вы за деньги согласились на негативный статус.

— Вот оно как, — задумчиво произнес Спарк, — а я-то думал, что брак по расчету это как в средневековой классике: мешок золота за графский титул… Ну и табу у этих гринго. Даже у лесных папуасов такого нет.

— Брак по расчету, это, кстати, прикольно, — заметил Акела, — только мы четверо из этой матрицы исключаемся при тривиальном сжатии.

— Теперь уже и я не догоняю, — сообщила Келли.

— Это просто, — сказал он, — У мистера Кортвуда есть хорошие деньги, но у него проблемы с американскими оффи, которые хотят прихлопнуть его суперновый бизнес. У Меганезии нет такого бизнеса, но есть вооруженные силы, которые могут защитить этот бизнес от американских оффи. И деньги Кортвуда выходят замуж за армию Меганезии. Конкретный брак по расчету. А мы с вами, тут, как бы, и не при делах. Срубили себе комиссионных и сидим, рыбку ловим. Готовимся стать мамами и папами. Вот так, приблизительно.

Среди прессы раздалось несколько коротких смешков, но большинство репортеров как-то сразу сообразили, что разъяснение Акелы очень мало похоже на шутку. Телекамеры, как по команде повернулись в сторону президента консорциума Atlinc.

— «CNN»: Мистер Кортвуд, как вы прокомментируете то, что сейчас было сказано?

— А что тут комментировать? — спросил Лайон, выразительно махнув рукой в ту сторону, где на фоне желто-оранжевого заката ярко выделялся силуэт армейского дирижабля.

— То есть, вы подтверждаете, что ваша бизнес-группа находится в состоянии конфликта с Соединенными Штатами и что вы прибегли к защите правительства Меганезии?

— Стоп, — сказал он, — Давайте отделим мух от котлет. Я американец, у меня не может быть конфликта с моей родиной. Другое дело, те ублюдки-лоббисты, которые засели в темных углах Капитолия и представляют не народ Америки, а кучку обнаглевших адвокатов и зажравшихся производителей допотопных таблеток. Но с ними у меня тоже не конфликт. С ними у меня война на уничтожение. А альянс нашего консорциума с правительством Меганезии, это нормальная практика в транснациональном бизнесе.

Репортер покачал головой:

— Но мисс Клай и мисс Рэндолф отказались от гражданства США и приняли подданство Меганезии.

— Да, — подтвердил Лайон, — И я прекрасно их понимаю. Женщине, которая готовится стать матерью, свойственно искать наиболее надежную защиту из всех возможных. Моя страна проявила себя здесь не лучшим образом. Из-за этого была убита мисс Лэй Форсмен, наш общий друг. Она похоронена на Гавайях, на том военном кладбище, где покоятся жертвы другой ошибки Америки: Перл-Харбора. В тот раз кое-кто в высоких кабинетах тоже не сумел во-время увидеть врага.

— Гм… — сказал репортер, — Сравнение проблем вашего бизнеса с военной катострофой в Перл-Харборе… Вам так не кажется, что это слегка напоминает паранойю?

— Бомба, взорванная на военной базе на Гавайях, и убившая нескольких солдат США, это уже проблемы Америки, а не только моего бизнеса, — ответил Лайон.

— «FoxNews». Мистер Кортвуд, относительно взрыва бомбы на Гавайях. Наш источник, близкий к военной прокуратуре США, сообщил, что в этом подозреваются сотрудники вашей фирмы, в т. ч. присутствующий здесь доктор Винсмарт. Что вы на это скажете?

— А имя и должность этого источника вы можете назвать?

— Нет, это конфиденциальный источник.

— Ну, ничего, — сказал Кортвуд, — Суд заставит вас назвать его, и это будет быстрее, чем вы можете себе вообразить.

— А что на это скажет представитель правительства Меганезии? — спросил репортер.

Мелло Соарош оторвался от чашки кофе.

— На что, на это? — поинтересовался он.

— На вопрос о вашей роли в конфликте фирмы мистера Кортвуда с властями США.

— Вопрос поставлен некорректно, — сказал Мелло, — Но я отвечу так, как считаю нужным. Фирма мистера Кортвуда участвует в научно-коммерческом партнерстве «Raza Genesis», зарегистрированном на Тероа по решению Верховного суда. Этому партнерству переданы все материалы по проекту «Erectus», в части эксперимента по клонированию и в части работы с биомедицинскими технологиями нового поколения. Согласно Великой Хартии, правительство защищает интересы всех участников партнерства. Ответ понятен?

— Извините, но не совсем. Суд Калифорнии наложил арест на эти материалы, раньше, чем было учреждено партнерство «Raza Genesis», то есть материалы переданы незаконно.

— В Меганезии свой суд и свои законы, — лаконично ответил координатор.

— Значит, слова того молодого человека о браке по расчету между деньгами Кортвуда и армией Меганезии, отражают истинное положение дел? — уточнил репортер.

Координатор сделал еще глоток кофе и сообщил:

— Научно-технические исследования это основа будущего благосостояния нации. Любая попытка ограничить их чем-либо, кроме артикулов Великой Хартии, будет покушением на базисные права народа. Могу повторить слова экс верховного судьи Грендаля Влкова, сказанные по другому поводу: «Мы содержим эффективный военный корпус, чтобы он применял оружие без колебаний». Это следует понимать буквально. Ответ понятен?

— «The Word Network». Господин министр, вы говорите, что научные исследования в Меганезии не ограничены ничем, кроме Хартии. Но, по международным законам, они должны быть ограничены еще и общепринятыми нормами гуманности и морали.

— Если они общепринятые, — сказал Мелло, — то они есть в Великой Хартии.

— Увы, господин министр, в вашей хартии их нет.

— Каких именно норм там нет?

— Там нет запрета генной модификации и репродуктивного клонирования человека.

— А с чего бы ему там быть? Только не надо о декларациях ООН, они нами не признаны.

— Я знаю, — сказал репортер, — но есть некоторые общечеловеческие представления о достоинстве личности. Например, проект «Erectus» направлен на рождение существа, которое может считаться человеком, а может и не считаться. Это приводит…

— Ни к чему не приводит, — перебил министр, — Доктор Риано уже объяснил, что эректус способен к интеллектуальной деятельности и к социализации, а значит, это человек.

— Допустим. Но если на следующем этапе будет клонирован… — репортер заглянул в свой блокнот, — … Homo habilis, человек умелый. Он гораздо примитивнее, но можно обучить его труду грузчика или уборщика. При этом можно содержать его, как скотину, что очень дешево. Он займет рабочие места сотен миллионов людей. Понимаете, что это значит?

— Понимаю. Все это уже происходит при роботизации. Содержать робота еще дешевле.

— Нет, не в этом дело, — сказал репортер, — Между роботом и человеком есть четкая грань, а между человеком и существами вроде хабилиса, такой грани нет. Вот вам и моральное оправдание для бесчеловечного обращения с людьми, занятыми неквалифицированым трудом. Сотни миллионов людей приравняют к хабилисам, к скоту. Но это еще не все.

— А что еще? — спросил Соарош.

— Я уже сказал про хабилисов, недочеловеков. Но генная модификация может породить и сверхчеловеков, превосходящих по интеллекту обычного человека так же, как обычный человек превосходит хабилиса. Тогда все обычные люди станут для них скотом.

— Идея понятна, и какой вывод?

— Вывод? — переспросил репортер, — Вывод очевиден, он в библии. Бог создал людей и животных так, что между ними есть широкая моральная пропасть. Благодаря этому, мы можем бороться с соблазном бесчеловечности. Не надо подходить к краю пропасти.

— Вы все сказали? — уточнил координатор.

— Да.

— Отлично. Тогда я отвечу.

Соарош встал с места и задумчиво прошелся взад-вперед перед репортерами. Потом резко остановился и начал говорить.

— Сотни раз в истории некие этнические или социальные группы приравнивались к скоту. Но нет ни одного случая, когда это делалось бы на базе объективных научных данных. Когда оффи видели выгоду в подобном приравнивании, они объявляли это очевидной истиной. Понадобились рабы — скотами объявлены негры. Понадобились американские территории — скотами объявлены жившие там индейцы. Понадобилась тихоокеанская акватория — скотами объявлены жившие там гавайцы. В середине прошлого века скотами были объявлены все негерманцы в Европе и все неяпонцы в Азии. Вы ссылались на бога библии, создавшего пропасть между людьми и животными. Но раньше церковь, ссылаясь на него же, учила, что душа есть только у белых европейцев, а у цветных нет души, они скот. 150 лет назад в южных штатах негр мог быть только батраком на плантации или домашней прислугой. Белый мог воспитывать своих негров плеткой. Межрасовые браки были преступлением, — координатор сделал паузу и с нажимом произнес, — Между белыми и цветными бог создал пропасть и не надо подходить к ее краю, так вы сказали?

— Да, — не задумываясь, ответил репортер, — То есть, нет, я же…

Его сбивчивые объяснения заглушил дружный хохот из сектора «желтой прессы».

— Древний психологический прием, — шепнула Санди на ухо Акеле, — я тоже так могу.

— Классно, — шепнул тот, — Научишь потом?

Тем временем, Соарош сделал энергичное движение ладонью, будто отталкивал в сторону стоящее перед ним препятствие. Смех почти мгновенно прекратился.

— Видите, как антинаучное мировоззрение опускает людей до скотского уровня? А только что представитель консервативной прессы пытался обвинить в этом науку. Консерваторы это реликты темного средневековья. Они строят свою пропаганду на демонизации науки. Вот, говорится: наука создаст расу тупых зверолюдей, чтобы дешево эксплуатировать их. Где логика? Зачем создавать, если в мире уже есть миллиард людей, живущих менее, чем на 1 доллар в день? Дешевле некуда, бери и эксплуатируй. Но прогрессивному обществу такие работники и даром не нужны, а нужны другие: технически грамотные, способные развивать технологии и развиваться самим. Это уровень хорошего колледжа или 3 курсов института. А консерваторы тут как тут, с новой страшилкой про сверхлюдей. Говорится: в погоне за прогрессом наука создаст расу интеллектуалов, а обычных людей опустит до уровня скота. Требования к знаниям работника возрастают, и куда податься людям с невысоким интеллектом? По статистике American Psychological Association, у четверти людей не хватает интеллекта для усвоения курса полной средней школы, не говоря уж о колледже или институте. А если программа усложнится? Что, испугались?

Мелло Соарош обвел репортеров слегка насмешливым взглядом.

— Честно? — спросила Келли.

— Разумеется, честно, — подтвердил координатор.

— Говно эта статистика, — брякнула она, — Знаете, мистер, у нас в Техасе говорят: может лошадь хромая, а может ковбой хреновый. Надо еще посмотреть, как в тех школах учат.

— Так. А если конкретнее?

— Конкретнее? Легко! Был один парень по кличке Крак, который не мог выучить таблицу умножения, а в слове из 4 букв делал 5 ошибок. Он еле-еле закончил начальную школу, но зато в 3 минуты подламывал тачку с какой угодно сигнализацией. Он просто чувствовал, как там все устроено. Сгореть мне на месте, если это не талант.

— Интересный пример, — сказал Мелло, — Похоже на фильм «Rain Man», не так ли?

— Нет. Парень в фильме был полный дебил, хоть и угадывал фишки в казино, а Крак был нормальный, просто не умел обращаться с буквами и цифрами. Черт его знает, почему. Я думаю, что если бы в школе учили как-то иначе… Вы понимаете?

— Понимаю, — координатор кивнул, — И я о том же. Психологи изучали способность людей к программе, построенной по исторически сложившемуся стандарту. А может, проблема в стандарте, а не в интеллекте школьников? Недавно считалось, что обезьяны не способны к интеллектуальной деятельности, а сегодня лабораторные бонобо и шимпанзе общаются с людьми в пределах разговорника из 200 слов, и пользуются компьютерами. В частности, они могут выполнять функции операторов дистанционного управления роботами.

Репортер «The Word Network», наконец, улучил момент, чтобы вставил свое слово:

— Обратите внимание! Министр Соарош сравнил слаборазвитых людей к шимпанзе! Это первый шаг. А дальше таких людей лишат всех прав. Какие права у шимпанзе?

Координатор улыбнулся:

— Отвечаю. В Хартии сказано: «работодатель не может нанять работника на условиях, не обеспечивающих тому социально-необходимый уровень благ». 4 года назад суд округа Вануату рассмотрел дело партнерства «Playa Artificial», использовавшего обезьян бонобо, как операторов подводных работ. Суд установил: эта работа требует сознательной оценки ситуаций, то есть, это труд, а не просто усилия рабочего скота. Итог: штраф 11 миллионов фунтов и приказ о гуманизации труда, развития и отдыха. Верховный суд подтвердил это решение и указал: «любое существо, выполняющее человеческие функции в обществе, обладает и социальными правами, которые Хартия связывает с такими функциями». Этот случай иллюстрирует разницу между консерватизмом и прогрессорством. Консерватизм это пирамида, она старается запихнуть побольше кирпичей в грязь, на которой стоит. Прогрессорство это дерево, оно стремится протянуть побольше зеленых ветвей к свету, которым питается. Консервативный режим не только интеллект обезьяны не замечает, но и интеллект большинства людей подавляет дрессировкой. При консерватизме развитие интеллекта у большинства грозит опрокинуть пирамиду. А в прогрессивном обществе даже интеллект обезьяны востребован, а уж интеллект любого человека и подавно. Тут каждая интеллектуальная единица это источник богатства нынешнего и последующих поколений. Как известно, пирамиды со временем рассыпаются, а деревья растут.

— То, что вы строите, — сказал репортер, — похоже не на дерево, а на Вавилонскую башню. Этак, скоро ваши женщины начнут выходить замуж за орангутанов.

— Вавилонская башня? — переспросил Соарош, — Башня высотой до небес? Это неплохой символ, как мне кажется. Что же касается второго тезиса… Мисс Клай, как на ваш взгляд, женщина может выйти замуж за орангутана?

— Ну, даже не знаю, — сказала она, — По-моему, это, все-таки, перебор. Все равно, что выйти замуж за белого баптиста из Джорджии.

В этот раз координатор даже не пытался остановить хохот, свист и хлопки в ладоши среди прессы, так что австралийской журналистке с «WIN Television» пришлось ждать минуты три, прежде чем она смогла задать вопрос.

— Я обращаюсь к организаторам встречи. Раз уже прозвучали слова о смешанных браках, скажите, как бы вы восприняли решение вашей дочери, племянницы или младшей сестры, выйти замуж за эректуса?

— Пожалуй, я отвечу первым, — сказал док Рау, — Мне проще всех, поскольку у меня пятеро детей из них три относительно взрослых дочери, плюс одна внучка. Она еще маленькая, и я начну именно с нее. Среди моих предков были испанцы, ацтеки, африканские банту и островитяне-утафоа. Среди предков ее бабушки были китайцы и филиппинцы. Это по материнской линии. По отцовской линии, насколько я знаю, маори, малайцы-даяки и британцы. Как вы думаете, будет меня волновать раса ее будущего мужа или бойфренда?

— Но ведь эректус это не другая раса, а другой вид, — заметила австралийка.

— Да бросьте вы, — док Рау махнул рукой, — начиная с Homo ergaster, ближайшего общего предка эректуса и современного сапиенса, деление внутри рода Homo на виды и расы становится условностью, которая имеет только академическое значение. Одни ученые считают, что эти линии разделились, а другие — что они смешались, и Homo antecessor, потомок эректуса, живший 800 тысяч лет назад, был среди предков неандертальцев и кроманьонцев. Здесь примерно та же история, что с собакой, волком и шакалом, которые свободно скрещиваются внутри рода canis, хотя их линии разошлись 300 тысяч лет назад. Среди аборигенов Тасмании, Новой Каледонии и долины Балием на Новой Гвинее, есть антропологические типы, которые ближе к эректусу, чем к вам, мэм.

— Доктор Риано, на мой взгляд, слишком углубился в биологический аспект, — заметил Соарош, — а вопрос вообще-то социологический. Его придумали полвека назад в США в качестве теста на скрытый расизм. Там доля межрасовых браков менее 10 процентов и этот вопрос имеет смысл. Но в Меганезиии… Понимаете, я, например, не знаю, из какой расы моя жена, и не уверен, что она сама это знает. Другое дело, страны, где у разных рас разная культура. Проблема не в другом цвете кожи, а в несовместимом образе жизни.

— Но это неизбежно, — возразила журналистка, — Люди разных рас объективно отличаются друг от друга, значит и культура отличается. Унификация культуры, проводимая в вашей стране, противоестественна. Известно, чем закончился такой опыт в Советской России, где комми пытались сделать одну общую советскую культуру для всех рас Евразии.

Координатор улыбнулся и, шутя, погрозил ей пальцем.

— Идея, что нельзя делить культуру по куcкам между расовыми общинами была правильна. Ошибка комми в другом: они, подобно религиозным ортодокам, считали культуру сводом правил для дрессировки людей. Мы эту ошибку не повторили. В Великой Хартии сказано:

«Культура это все множество стилей и приемов жизни, созданных в разное время разными племенами одной человеческой семьи. Культура принадлежит каждому человеку по праву рождения, и каждый сам для себя определяет, что в ней более ценно, а что менее. Человек ограничен в своем культурном выборе только правами окружающих людей на равенство, свободу, безопасность и собственность. Любая попытка ввести иной порядок или иные границы культурного выбора, пресекается высшей мерой гуманитарной самозащиты».

Как обычно, после упоминания о «высшей мере гуманитарной самозащиты», возникла некоторая пауза. Затем австралийская журналистка заметила:

— Но ведь это даже страшнее, чем ассимиляция этнических меньшинств. Вы обрекаете на уничтожение не только культуру меньшинств, но и культуру большинства. Это как если разные фрукты смешать и пропустить через измельчитель. Получится бессистемный микс, однородная каша, лишенная формы и структуры.

— Истина всегда конкретна, — возразил Соарош, — Какая культура у нас уничтожена?

— Какая угодно. Например, культура ваших аборигенов, утафоа.

— Afai ae toe misa oulua o le a liu, — ответил координатор, — Тот, кто начнет новую ссору, пусть превратится в камень. Это заклинание утафоа из притчи о двух братьях, которые ссорились из-за дележки семейного острова. Там и делить-то было нечего, примерно, как с культурой, а они все выясняли, что здесь чье. Кончилось тем, что оба превратились в камни, и теперь стоят в виде скал на острове Тутуила. Эту притчу проходят в школе.

— А я и не знала, что у вас есть школы для утафоа.

— А их и нет. Школа общая, но этот миф читают на утафоа, Дао Дэ Цзин — на китайском, а лимерики — на английском. Параллельный перевод идет на техническом лингва-франка, который еще называют меганезийским эсперанто. Я же сказал: вся культура принадлежит каждому, независимо от его расы. У нас нет этнических анклавов, нам не надо заботиться о сохранении этнических культур. Они сохраняются естественным ходом жизни именно в той мере, в которой их компоненты востребованы жизнью.

— А если не востребованы? — спросила журналистка.

— Ni bu yao, bu yao, — ответил координатор, — Что не нужно, то не нужно.

— «New Zealand's TV-One». Мистер Соарош, а как быть с культурой эректусов?

— С чем, с чем? — удивленно переспросил Мелло.

— С культурой эректусов, — повторил новозеландец, — Ведь у них была своя культура, тут об этом говорили мистер Кортвуд, мистер Винсмарт и мисс Рэндолф.

— Гм, — сказал координатор, поворачиваясь к доку Джерри, — Это вопрос скорее к вам.

— Нет, к нам! — возмущенно заявила Санди, — Это наш хаусхолд представляет расу эректус!

— Ой! — воскликнул Соарош, в притворном ужасе закрывая голову руками, — Хвала Атонге, что он удержал меня от еще каких-то замечаний по этому поводу.

— Так вот, — продолжала Санди, — Мы готовим к публикации материалы о магии эректусов, включая, конечно, сексуальную магию и…

— Ритуалы, — тихо подсказал Акела.

— Да, конечно, ритуалы, религия, этика и эстетика, литература и искусство…

Келли незаметно, но чувствительно наступила подруге на ногу.

— …В общем, прочтете в интернете, — закончила та.

— У эректусов была литература? — недоверчиво спросил репортер.

— В определенном смысле, конечно, была, — вмешался док Джерри, под столом показывая Санди кулак, — Генезис мифологических представлений можно прослеживать, начиная с олдувайской культуры, то есть с интервала 2,6–1,8 миллиона лет назад. Соответственно, в эпоху эректусов, создавших около миллиона лет назад ашельскую культуру, мы можем говорить о сформировавшемся фольклоре, то есть, о неком литературном корпусе мифов и преданий, представленных коммуникативными средствами архитектоники в структуре артефактов неутилитарного назначения, в которых фундирована специфика построения и протоиндустриального функционирования архаичного социума эректусов.

— Э… — протянул новозеландец (у него был вид человека, которого только что накормили пирожным из мыла с кремом для бритья), — Спасибо, доктор Винсмарт, за разъяснение с позиции науки, и… Э… Я благодарю вас от имени зрителей нашей программы.

…

19-20 августа. Тероа. Вольная реконструкция первобытной культуры.

Джерри Винсмарт, чтобы немного успокоиться, опрокинул в себя изрядную порцию рома, выдохнул и, наставив указательный палец на Санди, строго потребовал:

— Объясни, какая муха тебя укусила?

— Ну, этот парень спросил про культуру, — сказала она, — А министр растерялся, и мне стало обидно: что же, получается, наши дети из некультурной расы? Да быть такого не может!

— Превосходно! — воскликнул док Джерри, — Эректусов еще нет, но расовое самосознание уже проснулось! А как на счет того, что я, прикрывая твою юную задницу, вынужден был нести всякую… Всякую…

— Херню, — любезно подсказал док Рау.

— Вот именно. У меня до сих пор уши горят.

— Зато вы классно срезали этого новозеландца, — заметил Спарк.

— Да что ты говоришь? А что будет, когда мой бред попадет на глаза специалистам?

— К специалистам в какой области, коллега? — поинтересовался док Рау, снова наполняя мензурку Винсмарта ромом.

— Да любой! Хоть в культурологи, хоть в искусствоведении!

— Культурология! — торжественно произнесла Келли и, сбросив саронг, осталась только в крошечных трусиках, — Искусствоведение!

Подойдя к одной из опор навеса, она изобразила рядом с ним несколько движений из классического стриптиза.

— Ты поаккуратнее с животиком, — сказал бдительный Спарк.

— Но я же не прыгаю.

— Еще бы ты прыгала, — буркнул Джерри, — И вообще, что означает эта пантомима?

— В бла-бла-бла-логии тот специалиалист, у кого PR круче, — пояснила она, — Если я буду крутить задницей и сиськами… Ну, не я, я сейчас не в форме, а скажем, Ше…

— Зачем? — спросила Кван Ше.

— Затем, что даже если сто самых жирных профессоров-культурологов заявят, что это не искусство, люди все равно будут смотреть на тебя, а их никто и слушать не будет.

— Это понятно, — согласилась китаянка, — но здесь нет культурологов.

— Я для примера, — пояснила Келли, накинув саронг на манер пончо, — В смысле, что про искусство нельзя ничего доказать. Это тебе не физика, или там, химия. Ну, короче…

— Не проходит тест Поппера, — помог ей Акела, — Если я скажу, что кошки, которых рисует док Джерри, когда задумается, круче Джоконды Рафаэля, хрен кто меня опровергнет.

— Джоконду написал да Винчи, — заметил Рау, — а так все верно.

— Но эректусы не рисовали кошек! — заявил Винсмарт, — Даже то, что я сказал по поводу их протоскульптур, не более, чем гипотеза. Возможно, это обтесанные камни для пращи или, например, грузила для рыбалки. Никто не доказал, что странные артефакты на ашельских стоянках являются неутилитарными, т. е. ритуальными или художественными.

— А магия? — спросила Санди, — Вы ведь первый сказали про магию.

— Да, устройство ашельских стоянок и устойчивая технология обработки камней, косвенно указывают на магические практики, но это еще не доказательство.

— Ладно. А могут появиться доказательства, что у эректусов не было магии?

— Конечно, не могут! Когда соцпсихологи из университета Найроби объявили ряд форм поведения шимпанзе магическими практиками, никто не смог их опровергнуть. В науке просто нет критерия границы между утилитарным и религиозно-магическим действием.

— В таком случае, Келли права, это голый PR, а PR у нас круче. Так что, у эректусов была и магия, и искусство, а кто против, тот расист, и мы его затаскаем по судам.

— Надо купить пару-тройку искусствоведов, — цинично добавил Спарк, — Если Кортвуд даст им хороших денег, то они мигом раскрутят тему про творчество эректусов. Раскрутили же тему про скульптуры из металлолома. Попробуйте, скажите теперь, что это не искусство, охнуть не успеете, как вас с говном съедят. А чем эректусовы камни хуже металлолома?

— Да они лучше в сто раз! — заявила Келли.

— А ты их видела? — поинтересовался Винсмарт.

— Нет, — призналась она, — А где можно посмотреть?

— На любительских сайтах по prehistoric art and symbols. В серьезных научных источниках этот вопрос стараются обходить стороной.

— Я найду, — сказал Акела.

— Мы найдем, — поправила Санди.

— Тебе пора спать.

— Диктат! — возмутилась она.

— Дискриминация и сексизм! — поддержала ее Келли, — Я тоже хочу посмотреть.

Спарк повернулся к доктору Рау:

— Ну, хоть вы им скажите…

— Я не им скажу, а тебе, — ответил великий тахуна, — Женщины на этой фазе беременности становятся немного капризными, это связано с естественными процессами в организме, так что, иногда лучше уступить, поскольку глупо спорить с природой.

— Но вы же сами говорили, что им надо побольше спать.

— Да. И не беспокойся, когда этого потребует их организм, они будут спать, независимо от твоих или чьих-либо еще представлений о режиме дня.

….

Келли размахнулась и изо всей силы метнула небольшой камешек. Проследила его полет до закономерного «плюх» метрах в 20 от берега, и уселась на циновку.

— Так резко не надо делать, — осторожно заметил Спарк.

— Знаю, — буркнула она.

— … И вообще, — продолжал он, — ты же не думала увидеть там конную статую Марка Аврелия или Венеру Милосскую.

— Нет, конечно. Но могли они, хотя бы, на уровне детской пластилиновой скульптуры что-нибудь слепить? Трудно им было, что ли? Тоже мне, «хомо».

— Прикинь, Келли, не было миллион лет назад пластилина, — не оборачиваясь, заметила Санди. Ее взгляд скользил по экрану, через который ползли изображения артефактов ранне-ашельской культуры. Когда что-то из увиденного казалось ей не безнадежным, она щелкала мышкой, и файл с картинкой записывался на диск. Изображения перекачивал из интернета робот, написанный Акелой между 3 часами ночи (когда все угомонились) и 8 утра. Сейчас Акела дремал, положив голову на колени Санди. Келли и Спарк, в 4 руки сортировали картинки на своем ноутбуке, подкачивая их с ноутбука Санди через ИК-порт. Сортировка шла по 4 группам: «Отстой», «Так себе», «Зачетно» и «Убойно».

В последнюю группу пока не попало ничего. «Зачетными» были признаны 6 камней. 2 человеческие головы с довольно четко показыанными глазницами, слегка намеченным носом и ртом. «Протоскульптура: женская фигурка», похожая на кеглю для боулинга. «Палеолитическая правенера», напоминающая грушу. Голова зверька, вроде кошки, с ушками торчком и треугольной мордочкой. Четкий символ «крест в круге». В ту же группу попали 3 обломка кости, похожие на статуэтки каких-то четвероногих. Штук 20 камней и обломков костей были отнесены в «Так себе», остальное пошло в «Отстой».

Келли отправила в «Отстой» еще несколько каменных чопперов, и встала, подбрасывая в руке вытянутую гладкую гальку.

— Чего им стоило нацарапать примерно на таком камне чего-нибудь толковое? Смайлик, домик, человечка из черточек, собачку, рыбку…

— Попробуй и увидишь, чего это стоит, — предложил Спарк.

— А вот попробую! — сказала она и, найдя острый камешек, стала царапать по гальке.

Прошло полчаса. В «Зачетную» группу добавилась пятиконечная звезда на камне и обломок кости, похожий (для тех, у кого хорошая фантазия) на женскую фигурку.

— У меня все, — сообщила Санди.

Акела открыл глаза, принял сидячее положение, помотал голой и спросил:

— Как успехи?

— Хреново, если честно.

— Блин! — сказала Келли, в очередной раз попадая камешком себе по пальцам, — Я даже начинаю понимать, почему хреново. Это не так просто, как мне казалось.

Она продемонстрировала результат своей деятельности. На поверхности гальки виднелись две чуть заметные бороздки и десяток царапин (еще несколько царапин получились у нее на пальцах вследствие неточных ударов, но они были не в счет).

Спарк всмотрелся в небо над горизонтом, затем воспользовался биноклем, хмыкнул, и передал бинокль Келли.

— Глянь, какая растопырка летит.

— Дельтаплан решил снести яйцо, — предположила она, и передала бинокль Санди.

— Скорее, Дельтаплан, начал летать, не успев вылупиться из яйца, — сказала та.

Акела закурил сигарету и, даже не глянув в небо, сообщил:

— Это дельта-флаер «barbaletta». Считается, что это похоже на бабочку. Может, потому, что крылья складываются. Или потому, что хвоста нет.

— Я такую фигню впервые вижу, — признался Спарк.

— Еще бы, — сказал Акела, — Эту модель только-только представили на фри-фесте в лагуне. Эрикуб. Абинэ позавчера час со мной советовалась по телефону, покупать — не покупать.

— Действительно, это Абинэ, — подтвердила Санди, глядя в бинокль.

— Еще бы. Кто еще в округе мог такое купить? Хотя, судя по info, нормальная машинка. При скорости 400 экономия горючего в полтора раза против обычной авиетки. И разбег очень короткий… Спарк, гляди, как она будет садиться на воду.

— Это не слишком опасно? — спросил Винсмарт. Вся четверка была так увлечена, что никто не заметил его приближения.

— Не беспокойтесь, док, — сказал Акела, — Я же говорю, нормальная машинка.

Прозрачное пластмассовое яйцо, украшенное сверху ядовито-желтым дельтавидным крылом, а сзади — широким трехлопастным пропеллером, шлепнулось об воду, подняв тучу брызг, пропрыгало полсотни метров, развернулась и затормозило у самого пирса. Верхушка скорлупы яйца откинулась, и сидящая внутри Абинэ крикнула:

— Aloha, foa! Ну, что классная у меня игрушка?

— Игрушка прикольная, но если волна, то хрен сядешь, — скептически заметил Спарк.

Абинэ поймала протянутую руку Джерри и выскочила на пирс.

— Спорим на 20 фунтов, что сяду?

— Не заводитесь, ребята, — серьезно сказал Акела, — На волну на ней садиться нельзя, так в info написано. И даже картинка есть, где все понятно.

— Ладно, уболтали, — легко согласилась она, — А чем вы тут таким развлекаетесь?

— В троглодитов играем, — сообщила Келли, — я вот наскальный рисунок делаю.

….

Роль Абинэ Тиингелэ в развитии культуры эректусов, переоценить просто невозможно. Едва ее ввели в курс дела (под ироничное фырканье и едкие скептические реплики дока Джерри), как она немедленно придала процессу правильное направление.

— Я, конечно, в этом не бум-бум, но зато бываю на кое-каких современных выставках. Ну, типа, art supernova. Есть стиль paleolithic-postmodern-13, это статуэтки, которые делают в 3d графике из цельного шара, срезая с него до 13 кусков. Срезать можно поверхностями от 1-го до 3-го порядка. Плоскостью, цилиндром, конусом, эллипсоидом… Ну, в общем, по учебнику стереометрии. Дальше с 3d модели на фаббере лепят статуэтку из цветного полупрозрачного пластика. По ходу, что-то вроде вот этого… — Абинэ ткнула пальцем в картинку из группы «Отстой» (ранне-ашельский чоппер, т. е., галька с двумя сколами) и добавила, — Я такое видела на expo. Называлось «След мыслителя». Ну, типа, сел кто-то тяжелый, потом встал и ушел, а это вмятина от жопы…

— Упс, — сказала Санди, — а сайт про этот paleolithic-postmodern-13 есть?

— А ты как думала? Даже с интернет-магазином. Дайте ноут, сейчас покажу.

Акела поставил перед ней ноутбук и азартно потер руки.

Спарк вытянул губы трубочкой, поскреб подбородок и сказал такое хокку:

— Ушел великий философ

Остался на круглом камне

Лишь отпечаток жопы.

— Эректусовый стишок, — прокомментировала Келли, зализывая царапины на пальцах.

Пока все в изумлении рассматривали шедевры палеолитического постмодерна, Абинэ выдала следующую идею:

— Меня тут как раз занесло в Акапулько, это такой смешной город в Мексике, там по ходу, штаб их Тихоокеанского флота. Эти парни купили атомный крейсер, second hand, а у него все 4 турбины разбиты просто в говно, и второй контур течет. По финансированию уже 90 процентов потрачено, ну и… Ладно, я не об этом. Короче, там было время, и я покаталась по окрестностям. Интересно же, как люди живут. Есть там такая штука, troglodуtes pueblo, индейские поселки, где строят дома, как у первобытных людей. Меня торкнуло, как все просто. Втыкают 4 рогульки по углам квадрата, и на них все держится…

Абинэ уселась на песок и начала строить модель троглодитского домика из палочек от старой бамбуковой циновки, комментируя свои действия.

— … Их перекладывают четырьмя балками. Получился каркас вот такого кубика…

Ее прервал громкий разбойничий свист, и на пляж выкатился квадроцикл. За рулем сидел Оохаре, а рядом с ним находилась Уфале с младенцем на руках.

— Aloha foa! — крикнула она, — Абинэ, ты тут что, колдуешь?

— Я pueblo строю, — ответила та, — Ну, типа, этнография.

— Iri! Прикольно! А мы тут в лавку ехали, и я говорю: давай посмотрим!

Уфале, держа ребенка почти подмышкой, начала целоваться со всеми присутствующими. Оохаре уселся на песок рядом с Абинэ и спросил:

— Как твои мексиканские форсы?

— Нормально. Пить умеют, плясать тоже. И стреляют здорово. В остальном раззявы. Их напарили с этим крейсером. Ржавое убитое корыто.

— А может, они на лапу взяли, чтобы это корыто принять? — предположил Акела, — Они же не из своего кармана платили. Типа, стакнулись с продавцом и распилили деньги.

— Вариант, — согласилась Абинэ, — Просто по раздолбайству такое купить сложно.

— Full fail? — уточнил Оохаре.

— Ну, уж нет! — возразила она, — Чтобы я не могла починить ходовую часть? Ага, щас тебе! Поменяли один циркуляционный насос, два магистральных трубопровода и все турбины.

— Все четыре?

— Ну, да. Я им купила дешевые HT-05, у нас, на «Mar-W-energy» в Хуаилу.

— Они же по 500 кВт, а для такого крейсера надо по 5000 минимум, если…

— Да все я знаю, — перебила она, — но у них денег не было, а весной маневры, и президент приедет смотреть. Тут главное, чтобы крейсер вообще мог идти, а что скорость 6 узлов вместо 30 положенных, это мелочи, в которых президенты не разбираются.

— Такие тупые? — удивился Оохаре.

— Так оффи же, — презрительно сказала Уфале, и добавила, — между прочим, Абинэ, у тебя домик не зачетный. Тут надо… Блин, я лучше покажу. Подержи мелкого.

Вручив Оохаре младенца, Уфале начала с энтузиазмом рыться в песке, перекладывая палочки от циновки каким-то другим способом. Очень скоро стало понятно, что она во всех подробностях, а не в общих чертах, представляет себе технологию троглодитского жилищного строительства. Получающееся сооружение с четырьмя скошенными стенами и плоской крышей, быстро обратало черты концептуальной завершенности и даже какой-то особой примитивистской эстетичности.

— Ты-то где это видела? — спросила Абинэ, с интересом наблюдая за этими эволюциями.

— На островах Ясава. Это рядом с Фиджи, — она повернулась к Оохаре, — чего ты молчишь? Мы же там вместе были!

— Так ты ничего не спросила, — заметил он. Младенец у него на руках забеспокоился, пару раз икнул, а затем выдал протяжное «ууууииии».

— Блин, я же не умею так толково объяснять. К тому же, это ты жрал самогон с местными, а не я. Тебе и рассказывать. И вообще, давай сюда мелкого, он жрать хочет.

— А он не лопнет? — озабоченно спросил Оохаре, — Полчаса назад же…

Уфале стянула с себя майку и, размахнувшись, бросила на сидение квадроцикла.

— Мама четко сказала: не лопнет, — напомнила она, прикладывая ребенка к груди, — Мама соображает в этом деле. Прикинь, я же не лопнула, и Ралито не лопнул… Foa, а на фига вы стали заморачиваться с этими хижинами?

— Реконструируем жизнь эректусов, — сказала Келли, — Самобытная культура.

— Eo-o, — удивиленно протянула Уфале, — а в интернете никакого справочника про это нет?

— Напишем — будет, — лаконично ответил Спарк.

…

22 августа. «Kiwi-Today». Фанни Литтлрок. «Непоседливые соседи: чья это проблема»?

У наших соседей опять скандал чуть ли не с половиной цивилизованного мира. Как и в прошлый раз, и в позапрошлый, про них пишут «Меганезия противопоставила себя…» и далее в том же духе. Листая свежую мировую прессу, я подумала: а в чем дело-то? Мы же соседи, мы знаем меганезийцев не по репортажам CNN. Мы лучше можем ответить: чем они отличаются от нас? Я прошлась по улицам Окленда, задавая этот вопрос прохожим. Мне говорили: ничем, кроме их франкского акцента и сленговых «by-pass» или «type-of». Я и сама не раз путала меганезийских туристов с новозеландцами. Однако, некоторые собеседники серьезно отнеслись к теме, и указали на особое отношение меганезийцев к традициям. При этом, одни отмечали: «Меганезийцы традиционны, и живут по обычаям, сохранившимся с допотопных времен». Другие, напротив, утверждали: «Меганезийцы ультрамодернисты, они презирают традиции и давно сложившиеся обычаи».

Мне стало любопытно, и я обратилась за разъяснением к известному историку, доктору Дж. Керкло. Вот что он сказал: «Оба ответа в чем-то правильны. Специфика Меганезии в том, что в ее истории нет огромного пласта событий, которые определили культуру большинства развитых стран. Меганезийский регион выпал из истории в эпоху бронзы, а вернулся в эпоху компьютеров. Период от раннего средневековья до эпохи буржуазных революций и мировых войн, коснулся Меганезии лишь незначительно. Для меганезийца, это происходило как бы в параллельном мире. Христианские миссионеры, колонизаторы, солдаты NATO и бонзы международных корпораций, были тут источником больше вреда, чем пользы. Туземные вожди, перенимавшие от пришельцев чужие обычаи, становились для населения нежелательным элементом. Ясно, что маоистская доктрина заимствования у Запада передовой техники, но не буржуазной культуры, нашла в Меганезии множество сторонников. Другая часть этой доктрины, жесткая власть моно-партии, была отвергнута. Островитяне хотели эффективно вести хозяйство, сохраняя первобытный образ жизни. В XX веке это было невозможно: индустрии нужна концентрация и унификация населения, массовая культура и классическая государственная пирамида. Постиндустриальный XXI век позволил обойтись без этого, т. к. производству эпохи НТР не нужен многочисленный стандартизованный персонал. Меганезийская «Алюминиевая революция» совпала по фазе с мировым трендом децентрализации производств и дезурбанизацией поселений, в этом был ключ ее успеха. Развитым странам приходилось заниматься демонтажем устаревшей социальной машины, а в Меганезии этой машины никогда не было».

Здесь д-р Керкло прибег к наглядной иллюстрации с помощью декоративной спиральной подставки (которая иллюстрировала путь т. н. «диалектического развития») и карандаша, (который показывал возможность короткого пути между точками на этой спирали).

«Это противоестественный путь, — пояснил ученый, — для него требуется парадоксальное смешение первобытно-общинных и ультра-современных институтов, что мы и наблюдаем в Меганезии. Ее общество как бы зависло между далеким прошлым и близким будущим остального развитого мира. В нескольких милях от центра столицы Меганезии, Лантона вы можете увидеть типично-первобытный поселок, с соответствующими нравами. Никого тут не удивляет, если раскрашенный узорами абориген в набедренной повязке лежит на бамбуковой циновке с ноутбуком, и через интернет, читает студентам лекции по теории поля. Никого не удивит, если через час тот же абориген будет участвовать в шаманских камланиях с бубном, или в дикой оргии в честь какого-нибудь древнего полинезийского божества. А если кто-то попробует бороться против такой явной нелепости, то на него обрушится меч меганезийской Фемиды, сурово карающий за любую попытку дополнить технический прогресс симметричным прогрессом нравов и обычаев».

Слушая д-ра Керкло, я вспомнила карикатуру «Меганезийская Фемида», опубликованную в итальянской «La Stampa» несколько лет назад, после скандала, вызванного депортацией из Меганезии нескольких известных гуманитарных и религиозных деятелей, вина которых была в том, что они пытались окультурить местных жителей. На карикатуре была дама в набедренной повязке, с каменным топором в правой руке и сотовым телефоном в левой.

«Первобытные обычаи очень устойчивы, — пояснил д-р Керкло, — Для их вытеснения из европейской культуры потребовались многие века христианской гуманизации, которые предшествовали новому времени. Сейчас библейские заповеди кажутся нам чем-то само собой разумеющимся, обычным, традиционным, порой даже устаревшим. Если кто-то их игнорирует, мы считаем это ультра-модернизмом, но я уже объяснил, что у меганезийцев такой подход к жизни связан как с ультра-модернизмом, так и с ультра-архаизмом».

В заключение нашей познавательной беседы, я задала ученому все тот же вопрос: чем же отличаются от нас меганезиийцы в обыкновенном, а не в културологическом смысле?

«При такой постановке вопроса, я отвечу: ничем, — сказал д-р Керкло, — Эра культурного единообразия на исходе. НТР заставляет нас жить в поликультурном, динамичном мире, уважая даже те обычаи наших соседей по городу, или по планете, которые нам не очень нравятся. Меганезийские обычаи в этом смысле не есть что-то из ряда вон выходящее».

Тут мой собеседник сделал паузу и добавил: «Кстати, клонирование человека и генная модификация изобретены не в Меганезии, а в Британском Содружестве, куда входит и наша страна. А ветеринарный нанобот «Twiz-8», применение которого к людям придало нынешнему скандалу особую остроту, был разработан по заказу союза овцеводов Новой Зеландии. Так что, мы с вами полноправные соавторы этой международной шумихи».

Обратно в редакцию я шла мимо пристани яхт-клуба. Маленькие виндботы, популярные у нашей молодежи, мирно покачивались на воде рядом с меганезийскими проа, а владельцы тех и других сидели под навесом, и пили пиво под какой-то новый бразильский шлягер. Мировая пресса кричит про обострение конфликта культур, а молодежь этого конфликта в упор не видит. Может, никакого конфликта и нет, а просто кое-кому по ту сторону океана в очередной раз делать нечего? Ну, так пусть это будут его проблемы, а не наши.

(Окленд, NZ, для «Kiwi-Today»)

…

22 августа. «Life and Family». Донован Пулридж. «Как нам не упасть в пропасть?»

Мой собеседник, Никос Костадис, хорошо известен нашим читателям своими статьями о путях и проблемах современной мировой культуры. Я попросил его дать комментарий к происходящему сейчас в штате Калифорния и в Меганезии, стране, лежащей к югу от Гавайев. Речь, конечно же, идет о т. н. «Erectus project» калифорнийской фирмы Atlinc, события вокруг которого уже несколько месяцев будоражат мировую общественность.

Никос Костадис: На самом деле, эти события тревожат сознательных людей уже более ста лет. Проект, о котором вы говорите, это лишь звено в длинной цепи тревожных признаков опасной и запущенной нравственной болезни нашей цивилизации.

Донован Пулридж: Вы имеете в виду безоглядное увлечение людей научно-техническими новшествами, без серьезного этического контроля?

НК: Нет, это лишь следствие. Причина гораздо глубже, она в потере значительной частью людей способности осуществлять этот этический контроль. Общество во многом утратило элементарное для любого нормального человека представление о границе между добром и злом. Столетие назад общество адекватно ответило на попытку аморальных типов учить в школе, что человек это обезьяна. Полвека назад общество уже не смогло на это ответить. А сегодня общество не нашло в себе нравственных сил, чтобы остановить типа, который нанял трех уличных девок вынашивать допотопных обезьян. В прошлом веке общество еще прислушивалось к голосу совести, и запрещало применять к людям те процедуры, которые предназначены для скота. Сегодня общество бессильно разводит руками, когда кто-то использует ветеринарные микстуры, чтобы выращивать людям собачьи зубы.

ДП: Но фирме Atlinc, все же, запретили заниматься этими вещами в Америке и Европе.

НК: Слишком поздно и нерешительно. На юридическое крючкотворство было потрачено столько времени, что негодяи спокойно успели сделать все, что хотели в цивилизованном мире. Теперь, когда их, наконец, призвали к порядку, они уехали в Меганезию, к дикарям, у которых не действуют цивилизованные законы. А здесь остались посеянные ими сорные зерна. Ведь у суда не хватило воли запретить людям употребление скотских микстур. Мне довелось беседовать об этом с одним адвокатом, он сказал: поймите, Никос, закон не дает возможности следить, что делают люди у себя дома с легально купленной микстурой для собак. Видите ли, неприкосновенность частной жизни. Человек отгородился от общества дверью своего частного дома и дальше творит любой разврат: адюльтер, содомию, инцест, скотоложество. Никто ему не указ. Совести у него нет, вместо нее моральный релятивизм и нравственная автономия. Этому сейчас учат в школе, как я узнал. А мы еще удивляемся: почему школьники употребляют наркотики, и устраивают свальный грех на вечеринках, а потом юные девушки делают аборты, и это детоубийство входит у них в привычку.

ДП: Если есть болезнь, то, видимо, есть и лекарство?

НК: Лекарство всем известно: 10 заповедей. Но одни не желают это принимать из-за своей порочности, а другие боятся показаться несовременными, и тоже не принимают. Как я тут узнал, теперь даже запрещено преподавать десять заповедей в школе. Видите ли, родители некоторых детей против, они агностики или приверженцы неопаганизма, и у них свобода совести. Свобода от совести, так будет точнее. Свобода быть негодяем или даже скотом.

ДП: В таком случае, что делать практически?

НК: То, что всегда должен делать нормальный человек, христианин. Бороться с грехом в себе, внутри своей семьи, в среде своих ближних, в обществе, в стране…

ДП: В мире тоже?

НК: Да, в мире тоже. Если грех победит в окружающем мире, то мы окажемся в гетто, а потом, или в газовой камере, или в руках безумных экспериментаторов, которые ставят опыты на людях. По-моему, это сегодня очевидно любому нормальному человеку.

(Нью-Йорк — Франкфурт, для «Life and Family»)

…

25 августа. Защита жителей любыми средствами без исключения.

— 15-й, — 4-му, отмечаю пуск ракеты класса «Scad-L», из квадрата S12-E137.

— Понял, 15-й, вижу ее на радаре. 4-й центральному: «Скад» из S12,11-E137,20 курс 74,31.

— Центральный принял. Всем постам: ракетная атака. 15-й, 14-й, 13-й, 1-й, боевой режим, база F и G — перехват. 15-й, уточнить параметры цели. Операторам «Скайфрогов» вести огонь по готовности прицеливания.

— 15-й — 4-му и центральному. Отмечаю пуск второй ракеты «Scad-L». Источник пусков гражданское судно, водоизмещение до 15 тысяч тонн, S12,11– E137,21 курс 88,30.

— Центральный — базе F. Штурмовики в воздух. Уничтожить источник пусков.

— 15-й — центральному и 4-му, Отмечаю пуск третьей ракеты «Scad-L», из квадрата 12-137. Источник гражданское судно, идет параллельным курсом с источником-1 на дистанции 700 метров. Повторяю, источники пуска: два судна, ориентировочно — сухогрузы…

— Центральный — базе F. Уточняю приказ. Две морских цели…

Звонок экстренной связи.

— Сен полковник, атака ракетами среднего радиуса, из Арафурского моря.

Полковник Стеф Запато, ехавший из центра Лантона в порт, припарковал свой минивэн у обочины, привычным нажатием трех клавиш перевел бортовой комп в режим «служебный терминал» и коротко спросил:

— Подробности?

— В воздухе три «Скада-Эл», идут на восток с отклонением к северу через зону 7 к зоне 9.

— Нет, их уже четыре, — сказал полковник, глядя на терминал, — сколько до выхода наших «Скайфрогов» на позицию для стрельбы?

— Не более четырех минут.

— Источник пусков установлен?

— Да. Два судна, совместно движущихся на восток в районе Кейп-Йорк. Опознаются, как сухогрузы. На них несколько пусковых установок, мы не знаем, сколько.

— Команда на их уничтожение отдана?

— Да, сен. Штурмовые летающие лодки уже в воздухе. Будут там через 12 минут.

— При таком темпе запусков, сколько еще ракет они успеют послать?

— От 25 до 30, если у них есть столько.

— Какие базы вы задействовали? «Скайфрогов» там хватит, чтобы уничтожить все эти ракеты?

— Пока задействовал F и G… Сен Запато, они запустили еще один «Скад»

— Вводите ресурс баз A и E. Перебросьте в 9-ю зону все дежурные средства с базы D. Докладывайте мне каждые 2 минуты.

— Сен полковник…

— Что?

— Это война?

— Не знаю. Давай просто делать нашу работу.

Запато, не отводя глаз от терминала, перевел один мобильник в режим громкой связи и, вынув из кармана второй мобильник, набрал номер…

— Офис военного координатора, — ответил женский голос.

— Дайте шефа, срочно, — спокойно сказал полковник.

— Секунду…

К автомобилю Запато подошел полисмен, симпатичный молодой парнишка, на вид не то индус, не то малаец.

— Сен водитель, вы припарковали авто в неположенном месте, здесь знак…

— Извините, офицер, у меня проблемы, — перебил его полковник, поскольку в этот момент в трубке послышалось:

— …Координатор Илле Огви слушает.

— Красный сигнал, сен Огви.

— Это точно?

В трубке слышно «эхо» клавиш. Координатор набирает код доступа.

— … Я спрашиваю: точно?

— Точнее некуда, координатор. Массированная ракетная атака вглубь акватории.

— Ясно. Не кладите трубку…

Полковник будто видит, как палец координатора ложится на клавишу Enter…

Сигналы тревоги уровня «Red» включаются на терминалах дежурных офицеров всех военных объектов, разбросанных по островам, атоллам и плавбазам «Меганезийского ромба» с диагональю 13 тысяч километров, от Филиппинского моря на северо-западе до антарктического моря Амундсена на юго-востоке.

Парнишка-полисмен постучал стволом своего пистолет-пулемета по дверце.

— Сен водитель, вы слышите? Я спрашиваю, что у вас за проблемы.

Запато ткнул пальцем в экран служебного терминала:

— Проблема в том, что по нам нанесли ракетный удар. Возможно, это война.

— Война?… — эхом отзывается парнишка, удивленно глядя на экран с тактической картой, на которой видны тонкие красные линии, тянущиеся из Арафурского моря на восток, в сторону островных цепей центральной Меганезии.

— По каким целям направлены ракеты? — спрашивает координатор.

— Пока не определили, сен Огви. Любой стратегически важный остров в экваториальной части Меганезии. Это может быть, Панджонг, Ливу, Маджиро, Акорера или даже Тинтунг. Массированная атака предполагает первостепенный объект.

— То есть, вы не исключаете, что целью является столица?

— Не исключаю.

— Эти ракеты могут нести ядерное оружие?

— Теоретически, да.

Слышно, как координатор набирает еще один код доступа.

— Надеюсь, что вы справитесь с этой проблемой обычными средствами, — говорит он, — но в данной ситуации я обязан привести в минутную готовность средства ядерного перехвата.

— Я понял, сен Огви. Что мне считать критическим рубежом?

— Это я у вас хотел спросить, полковник. Как движутся эти ракеты?

Полковник бросил взгляд на терминал.

— Если мы их не остановим, то через 17 минут, находясь между южными Соломоновыми островами и островами Тувалу, они пройдут верхнюю точку баллистической траектории. Тогда они окажутся способны, в следующие 20 минут, поразить любую цель восточнее островов Токелау.

— Значит, — сказал Огви, — критическим рубежом будет 175 градус западной долготы. Там область больших глубин и нет оживленных трасс мореплавания.

Полисмен осторожно тронул полковника Запато за плечо.

— Сен офицер, что-нибудь нужно? Я чем-то могу помочь?

Полковник покачал головой.

— Думаю, что нет. Все решится через четверть часа, над океаном.

— Тогда я просто прослежу, чтобы вам не мешали, — спокойно сказал тот, сделал шаг назад, и отвернувшись от автомобиля, стал наблюдать за обстановкой на шоссе.

На спине его зеленой форменной куртки выделялась три яркие оранжевые строчки:

Protecao dos residentes

Por qualquer meio

Sem excecao

«Защита жителей любыми средствами без исключения» — краткая выдержка из артикула Великой Хартии: «Каждый житель Меганезии находится под безусловной защитой правительства, эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения».

…

Винсмарт проводил воспитательную работу с Келли и Спарком. В ярких двухцветных плавках-бермудах и с полотенцем, небрежно перекинутым через плечо, он был не менее величественен, чем император Наполеон в своей знаменитой треуголке. Только что вылезшая из лагуны парочка стояла перед ним чуть ли не по стойке смирно. С голых ровно загорелых тел стекала вода.

— Валентайн, ты знаешь, что ты идиот? Не отвечай, по глазам вижу, что знаешь!

— Док Джерри, не обижайте моего мужа.

— Ты вообще молчи, Келли. Я о тебе, между прочим, беспокоюсь, а не о ком-нибудь. Валентайн, на чем я остановился?

— На том, что я… — начал было Спарк.

— Точно! — перебил Винсмарт, — На том, что ты идиот. Пожалуйста, прошу тебя, вбей, наконец, в свою башку, что Келли нельзя нырять глубже метра и оставаться под водой дольше 20 секунд. Это вредно, это недопустимо, это нельзя делать, понимаешь?

— Я хотела только посмотреть рыбу-попугая, — встряла девушка, — а Спарк нырял за компанию, на всякий случай.

— Рыбку? — переспросил Док, — тебе не 7 лет, дорогуша. Ты вообще помнишь, что ты беременна, причем на середине шестого месяца. С таким пузом вообще, по-хорошему, можно плавать только в бассейне!

— Док, не кричите пожалуйста, — вмешался Спарк, — Когда вы кричите, Келли нервничает, а дядя Тан и док Рау говорят, что это ей вредно.

— Да ну вас. Пойду лучше с ними поболтаю, — сказал Винсмарт и направился к навесному пирсу, где только что пристали на надувной моторке Слай и Оливия, — Привет, как дела?

— Мы обломались, — сообщил Слай.

— Лейтенант Уанеро и сержант Фандино проиграли нам в покер кварту пива, — пояснила Оливия, — мы как раз намылились…

— Гиннесса, — уточнил Слай.

— Да, — подтвердила она, — И вот, только-только мы расселись на баке, как у них начались какие-то учения. Как нарочно. Нас в ту же секунду выпихнули ко всем чертям.

— Сочувствую, — сказал Винсмарт.

— Они просто зажали ваше пиво, — бросил Акела, — нет у них никаких учений.

— Откуда знаешь? — спросил Слай.

— Оттуда, — Акелла постучал пальцем по корпусу ноутбука, — я, если хочешь знать, каждое утро начинаю с просмотра штабных сводок. Откуда, по-твоему, у меня берется свежая info о потеряшках?

— Да, действительно, — задумчиво сказала Оливия, — а чего они тогда забегали? Сирена, все такое. Не похоже, что эта суета только из-за какой-то кварты гиннесса.

Акела вздохнул.

— Спорим на блок сигарет, что нет никаких учений?

— Ну, спорим, — согласилась она.

— Забились, — сказал он, — иди сюда… Смотри, вот я при тебе подключаюсь к штабу ВМФ и где там твои учения?… Ой, это еще что за жопа? Панда, глянь.

Санди заглянула ему через плечо.

— Фиг знает… Слай а Слай, как думаешь, что такое «Red alarm level»?

— Это означает «война», — ответил он, — а что?

— А то, — сказала Санди, — что никакие это не учения.

— Похоже, что так, — согласилась Оливия, глядя в бинокль, — На учениях так не суетятся.

«Сейнер», стоящий посреди лагуны, внезапно взревел на басовой ноте, у него за кормой вспух бурун, превратившийся в несколько водоворотов. 40-метровый корабль, ускоряясь, двинулся к выходу из лагуны. Пластиковые фрагменты фальш-корпуса слетели с него, как куски огромной яичной скорлупы. Осталась серая, как тень, обтекаемая туша, скользящая едва касаясь волн. Smog-delta, as it is. На берег с ласковым шорохом накатились волны от кильваторного следа…

— Панда, включайся, — Акела легонько толкнул девушку плечом.

— Куда? А, поняла. Сейчас. Как дальше?

— Ищем станцию дежурных мониторов…

— Вы чего там делаете, ребята? — спросила Келли.

— Хотим получить оперативную карту штаба ВМФ, — сказал Акела, — она была где-то тут. Панда, шваркни этот барьер.

— Сейчас… Готово.

— Вижу, — объявил Акела, — ох, ни хрена себе! Вы посмотрите, что творится.

Между Санди и Акелой просунулась бритая голова Слая.

— Вот, дерьмо, — сказал он, — по нам из австрало-индонезийской акватории запустили целую кучу баллистических ракет. Правда, наши уже сбили больше десятка.

— Ты в этом рубишь? — спросила Келли

— Еще бы. Четыре года в морском патруле. Вон там — наши скайфроги сползлись к рубежу Фиджи — Науру, вот это — пилотируемые перехватчики, а вон тут — морские штурмовики «Mooncat»… Упс, в воротах Кораллового моря наши уже кого-то разбомбили…

…

За четверть часа до этого, четыре сверхзвуковых летающих лодки «Mooncat» войдя с высоты 9 километров в глубокое пике, сбросили на две морские цели шестнадцать 200-килограммовых планирующих бомб. Сколько из них попало в цель — неизвестно, но для старых сухогрузов, совершенно не рассчитанных на такое грубое обращение, попаданий оказалось более, чем достаточно. Один переломился пополам и затонул сразу. На втором сперва вспыхнуло ракетное топливо нескольких оставшихся «скадов», а ко дну он пошел несколько позже. Все это произошло посреди сгущения морских трасс из Индийского океана в Тихий. Атака морской авиации и возникший затем столб дыма наблюдались с десятков судов. Эфир наполнился паническими сообщениями самого невероятного толка.

Еще 10 минутами раньше, беспилотные «скайфроги» уничтожили первые 12 «скадов» над центром Кораллового моря. Это воздушное сражение никто не видел, поскольку ни один человек в нем непосредственно не участвовал. Возможно, кто-то заметил ослепительно-яркие вспышки в небе, возникавшие в момент, когда лазерный луч из газодинамической установки «скайфрога» прожигал корпус очередной ракеты — но не более.

«Скайфроги» первого эшелона, исчерпав запас химической смеси для лазеров, ушли на базу. Остальные 17 «скадов» беспрепятственно прошли почти тысячу километров и были встречены пилотируемыми перехватчиками над Южными Соломоновыми островами. К этому моменту активная часть траектории уже была пройдена и к цели летели только боевые части ракет, сравнительно небольшие снаряды, в которые не так просто попасть. Этот рубеж преодолели 9 «скадов».

…

Вокруг ноутбуков Санди и Акелы столпились уже дюжина человек, включая доктора Рау и мамашу Джимбо, которая закрыла свою лавку, прилепив на дверь второпях написанное фломастером объявление: «ВСЕ ПОШЛИ СМОТРЕТЬ ВОЙНУ БУДЕМ ЧЕРЕЗ ЧАС».

— Куда они нацелены? — спросила Келли.

— Судя по тому, что я вижу, во что-то не сильно далеко отсюда, — сообщил Акела.

— А может быть так, что просто сюда? — спросила она.

— Брось ты! — отмахнулась Оливия, — 29 скадов против деревеньки, которую и на карте-то не вдруг найдешь.

— Не все так просто, — возразил Рау, — Оливия, ты знаешь годовой оборот коммерческой медицины и фармацевтики?

— Ну, не знаю. Может, 100 миллиардов баксов.

— Примерно 4 триллиона, — поправил Рау, — я прав, Джерри?

— Оборот примерно 4,5 триллиона, — уточнил Винсмарт, — Из них 2,5 триллиона это искусственная наценка, существованию которой угрожает наш эксперимент.

— Вот так, — сказал Рау, — наша деревенька…

Вдалеке, с той стороны, куда ушел фальшивый сейнер, а точнее, фрегат «Рангитаки», раздался протяжный вибрирующий свист. Небо над океаном как будто перечеркнули сверкающим кончиком пера, оставляющим за собой тонкую серую полоску. Через 15 секунд свист повторился, и небо перечеркнула вторая черта… Третья … Четвертая…

— Это зенитные ракеты? — спросил кто-то.

— Нет, это стартуют «скайфроги», — не оборачиваясь, ответил Слай, — Я так понимаю, что наш фрегат, вероятно, усиливает ПВО Тувалу.

— Всего тысяча километров от нас, — хмуро заметил Спарк, — может, Келли права?

— Не хотелось бы, — тихо сказала она.

На минуту повисла тишина. Все переваривали только что услышанное

— Сейчас, начинается самое дерьмо, — сказал Слай, Скады прошли верхушку траектории и сейчас будут ускоряться, двигаясь к целям. Если их не остановят на рубеже Тувалу…

— То нам крышка? — спросила Санди, заворожено глядя на монитор.

— Нет, их остановят противоракетами, но это очень паршиво, потому что они ядерные.

— Что?! — переспросила Келли.

— То самое. Лучше взорвать свой ядерный заряд в стратосфере над ненаселенной частью океана, чем получить чужой прямо на макушку.

— Тот майор из разведки говорил что-то про десять килотонн, — вспомнил Спарк.

— Это обычная мощность для… — начал Слай, но его прервало новое сообщение Акелы.

— Тут выскочили результаты атаки на линии западнее Тувалу. 6 скадов сбито, а 3, если я правильно понимаю то, что тут отображается, повреждены и сошли с курса. Во всяком случае, штабной компьютер не может определить, куда они летят.

…

Звонок в офис военного координатора.

— Сен Огви, атака отражена на рубежах внутренней акватории, но три боеголовки еще в воздухе. Они повреждены и лишились стабилизации, но у них инерционный запас хода примерно на 7 минут.

— Они кувыркаются и по ним не попасть? — уточнил координатор, глядя на экран.

— Примерно так, сен Огви, — ответил Запато.

— Но они хотя бы не взорвутся?

— Я не могу это гарантировать, сен…

— Ясно, — перебил координатор, и сказал в другой микрофон, — Капитан Хоста, приказываю вам использовать ядерные противоракетные устройства для уничтожения трех атакующих БЧ, отмеченных на тактическом экране литерами «S».

— Разрешите исполнять сен координатор?

— Да. И постарайтесь обойтись одной противоракетой, — добавил Огви, — это уже не приказ, а пожелание… Полковник Запато, если кто-то есть в воздухе, пусть срочно убираются…

…

Над океаном родился новый звук. Казалось, кто-то с силой чиркнул огромным гвоздем по толстому листу стекла. Небо перечеркнула стремительная белая искра, оставив за собой бесформенное облако дыма.

— Жопа! — сказал Слай.

— Все сели на землю и прикрыли глаза! — крикнул Рау, — Ладонями прикрыли!

… Минута… Полторы… Две…

Оба ноутбука обиженно пискнули и начали перезагружаться.

— По-моему, все, — пробормотал Акела, — это был ЭМИ.

— Чего? — спросила Санди.

— Электромагнитный импульс от ядерного взрыва. Очень далекого, иначе бы компы не сглючили, а сгорели на фиг.

— Не вставайте, — предупредил Слай, — еще ударная волна может прийти.

— Не должна, — возразил Рау, — если взрыв стратосферный и далеко…

Спарк уселся поудобнее, взял со столика бинокль-дальномер и навел на едва заметное облачко странной формы у самого горизонта в западном секторе неба.

— Больше двухсот километров. Можно было не дергаться.

— Береженого бог бережет, сказала монашка, одевая кондом на свечку, — заметил Слай.

— Кто такая монашка? — спросила Тиви.

— Сказали же: тетка, которая презики на свечки одевает, — ответил Окедо.

— А на фига?

— Чтоб фитиль не отсырел, — авторитетно пояснил Эланг.

— Толково придумано, — оценила девочка.

…

— Сен Огви, монитор наблюдения показывает, что объекты уничтожены в квадрате 3-176, зарядом 10 кТ на высоте 19 километров, на расстоянии 230 от ближайшего населенного пункта. Жители пострадать не могли, гражданские объекты могли получить некритичные повреждения от ЭМИ. Нарушена радиосвязь в муниципалитетах…

— Короче, как сильно мы нагадили? — перебил Огви.

— Экстренные посадки двух авиалайнеров и отключение одной группы интернет-серверов. Возможно, у полиции уже есть более полные данные. И меня беспокоят навигационные системы. Еще возможен психологический эффект, но я не знаю…

— В зоне потенциального поражения этими тремя боеголовками оказывались до полста населенных островов и атоллов — снова перебил координатор, — Я не мог рисковать.

— Я полагаю, вы действовали правильно, сен Огви, — сказал Запато.

— Рад, что вы это понимаете. Осталось объяснить суду и координатору правительства. Так, полковник, у меня координатор правительства на линии, не отключайтесь пока…

…

Запато положил руку с трубкой на колени и, откинувшись на сидении, закрыл глаза. Он чувствовал, как по лицу и по телу медленно стекают струйки пота. Через пару минут он почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.

— Сен офицер, вы в порядке? Что там с этими ракетами?

Пришлось открыть глаза… Ну, да, конечно, все тот же парнишка-полисмен. Глаза у него на затылке, что ли? А может, он экстрасенс… Телепат.

— Сен офицер…

— Все нормально, — сказал Запато, — Мы что-то там победили. Предстоит еще разбираться с небольшим ядерным взрывом в стратосфере, но… В общем, жертв и разрушений нет.

— Ну, значит все ОК! — полисмен улыбнулся, — Куда вас отвезти, сен офицер?

— Да я как-нибудь сам…

— Не надо. Вы не в том состоянии. Пожалуйста, пересядьте на пассажирское место.

— Ладно, — согласился Запато, — тогда едем в штаб ВВС. Знаете где это?

— Еще бы! — ответил полисмен и, усевшись за руль, вывел машину полковника на трассу.

Тем временем из трубки послышалось:

— Алло, полковник, вы на связи? Не слышу вас!

— Да, сен Огви. Я здесь.

— Наконец-то, — сказал военный кооординтор, — Значит, так, полковник. Только что мной получен приказ Верховного суда вооруженным силам: взять под контроль 200-мильную полосу акватории вдоль 10-й параллели от мыса Йорк до Восточного Тимора, обеспечить безопасный режим судоходства и приступить к организации опорных пунктов морского патруля на бесконтрольных островах. Вы должны обеспечить оперативной группе флота прикрытие с воздуха при его движении и оперативных действиях в указанной акватории. Поддерживайте контакты с полковниками Валдесом и Андерсом. Задача ясна?

— Как поступать в случае недружественной военной активности? — спросил Запато.

— В соответствии с инструкцией морской патрульной службы. Еще вопросы?

— Вопросов нет. Когда приступать к исполнению?

— Четверть часа назад, — ответил Огви, — Как поняли?

— Вас понял, сен военный координатор. Докладываю: В 14.07 ВВС начали операцию по взятию под контроль центральной части Арафурского и Тиморского моря. Штурмовая авиация приступила к первичной зачистке акватории. Основная ударная группа готовится к вылету с пунктов базирования на архипелаге Луизиада.

— Отлично, полковник. Держите меня в курсе. Конец связи.

Запато с шумом выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, и ткнул пару кнопок на трубке.

— Дежурный офицер базы «Луизиада» ВВС Меганезии…

— Это Запато, — перебил полковник, — Бригады «чарли», «эхо», «гольф» пятиминутная готовность к боевому вылету. Командующего базой мне на связь немедленно.

— Что, все-таки война? — спросил полисмен, не отрывая глаз от дороги.

— Сейчас все скажут, — пробурчал Запато, и слегка щелкнул ногтем по панели включения встроенного телевизора.

…

25 августа. Меганезия. Тонкости военной дипломатии и бухгалтерии.

Заставка «Экстренный выпуск. Официальное заявление Ясона Дасса, координатора правительства Меганезии».

В левом секторе экрана Ясон Дасс, В правом идут документальные кадры хода военной операции. Координатор говорит по шпаргалке:

«Сегодня, около 13 часов, Конфедерация Меганезия подверглась военной агрессии. Два ракетных крейсера, замаскированные под гражданские сухогрузы, вышли в Арафурское море из формально демилитаризованной зоны между островами Кай и Тимор, и произвели пуск 29 ракет средней дальности «скад» по островам внутренней акватории Меганезии. Целью атаки был Национальный научно-исследовательский центр биохимии на атолле Тероа, а также населенные пункты и объекты экономики. Под угрозой оказались мирные жители округа Кирибати. В ходе оперативных боевых действий ВВС и ВМФ Меганезии атака успешно отражена, ракеты и морские пусковые установки противника уничтожены. Продолжается поиск и обезвреживание фрагментов ракет, затонувших в нашей акватории. Я объявляю, что, в соответствии с постановлением Верховного суда, Вооруженные силы Меганезии, берут под свой контроль 200-мильную полосу нейтральной акватории вдоль 10 параллели между 125 и 145 градусом восточной долготы, включая острова и атоллы, территориальная принадлежность которых не определена Тиморским договором. С целью проведения реальной демилитаризации района, блокируются морские и воздушные порты, неподконтрольные правительствам стран-участниц договора и миротворческим силам ООН. До компетентного международного решения вопроса о статусе этой акватории и находящихся в ней спорных островов и атоллов, вооруженные силы Меганезии будут самостоятельно обеспечивать здесь мир, порядок и безопасность судоходства».

…

Собравшиеся у экранов «мирные жители атолла Тероа» пребывали в недоумении.

— Это какой такой научный центр химии на нашу задницу? — спросила мамаша Джимбо, с подозрением осмотревшись вокруг, будто опасалась увидеть посреди атолла что-нибудь вроде модерновых корпусов Лантонского химико-технического института, — они нам тут своей химией всю рыбу отравят, я вам точно говорю.

— А, может, есть еще один атолл c названием Тероа? — спросил Винсмарт.

Староста Хинаои покачал головой.

— Не может, док Джерри. Один атолл — одно имя. Иначе беда. Боги запутаются, и не будут знать, куда отправить рыбные косяки.

— Может, это координатор запутался? — предположила Келли, — или его референт, или кто там ему пишет все эти речи?

— Нет, — сказал Акела, — вот, в интернете уже висит заявление с картинками. На, смотри.

Он повернул свой ноут и ткнул пальцем в экран. На схематичной карте была изображена схема отбитой атаки. Красная линия шла от двух картинок кораблей рядом с мысом Йорк, на запад, через острова Тувалу, превращалась в пунктир и, на полпути до Полинезийских Спорад упиралась в зеленый кружок. В кружке был нарисован микроскоп на фоне колбы и имелась надпись «Национальный научно-исследовательский центр Тероа».

— Я врубилась! — заявила Оливия, — это дипломатический прием.

— Чего? — переспросила Кван Ше.

— Dashi-guan vei-bin gun-u, — перевел ей Слай, а Оливия продолжала развивать свою мысль:

— … Лавочка кладоискателей, две беременные девчонки и один американский профессор это не повод, чтобы впереться с военным флотом в важнейший пролив между Тихим и Индийским океаном. А вот если какие-то долбанные террористы атаковали оттуда наш стратегический научный центр, тогда другое дело. Тогда мы, как бы, в своем праве.

— Мамаша Джимбо! — послышался трубный рев сержанта Аристида, прибывшего с фрегата на берег за домашними пельменями (официально) и за шнапсом (неофициально), — Ты уже будешь открывать или нет? Война давно кончилась!

Сам фрегат уже опять стоял на внутреннем рейде лагуны, а команда, без особой спешки, кормовым краном вытаскивала из воды элементы фальш-корпуса, чтобы вернуть боевому кораблю вид мирного сейнера.

— Тьфу, хер китовый, — выругалась мамаша, — а я и забыла что у меня лавка-то закрыта. Все эта молодежь.

— Мы-то тут при чем? — возмутилась Санди.

— При том. Совсем задурили мне голову этой своей войной.

С этими словами она, сунув в зубы папиросу, зашагала к своей лавке.

— Ты думаешь, индонезийские и австралийские оффи это проглотят? — спросил Слай.

Оливия пожала плечами:

— А что им остается? Объявить войну? Австралийским оффи это на фиг не надо, их люди не поймут. А у индонезийских оффи на севере хлопот полон рот. Им по-хорошему вообще плевать на южные острова. Они тут уже 40 лет с одним Тимором разобраться не могут.

— Эмбарго? — предположил Винсмарт.

— Как? — спросила она, — Две трети грузооборота идет через нашу акваторию.

— Тогда нота протеста.

— Ну, это само собой, — встрял Спарк, — Нам уже столько этих нот написали, весь офис правительства можно оклеить.

— Форсы, — сообщила Кван Ше, показывая пальцем в небо.

Слай поднял к глазам морской бинокль, покачал головой и передал его стоящей рядом Оливии.

— Ну и хрень! — выдохнула она, — это что еще такое?

— Это «Jolly-bee», — сообщил Слай, — транспортировщик крупногабартных грузов. Видишь ящик у него под брюхом?

— Похоже на супер-торт, — сказала Оливия, — ребята, у кого из вас сегодня день рождения?

У доктора Рау в кармане зазвонил мобильник.

— Да, — ответил он, — какой капитан? … И чем могу помочь?… А какие у него габариты?… Оливия, дай мне бинокль… Да, я вижу. Но не уверен, что у меня есть такие права. Лучше поговорите с мэром.

Рау передал мобильник старосте со словами:

— Хинаои, форсы привезли нечто наподобие домика, примерно 20 на 20 метров. Капитан спрашивает, куда можно его поставить.

— Э… — сказал Хинаои, — добро пожаловать на Тероа, кэп не-расслышал-как-вас-там. А эта штука зачем вам здесь?… Ах нам, а не вам? … Кокосовую пальму справа от деревни видите? Да, нет, большую, она там одна. Вот между ней и лагуной… Я не знаю, должен влезть. Только там не очень ровно … Ну, смотрите, это ваши дела… Да, я сейчас скажу мальчишкам, они покажут.

Староста отдал мобильник доктору Рау.

— Валентайн, Роджер, идите, покажите форсам, куда ставить, иначе они нам тут полберега разворотят этим чертовым ящиком!

— Уже идем, — сказал Спарк, — и кричать так не надо.

— А я не кричу.

— Нет, дедушка Хинаоа, ты кричишь, — возразил Акела.

— Нет, я просто громко говорю! — не сдавался староста.

— Ладно, — Спарк толкнул компаньона плечом, — пошли уже.

У военных, похоже, была изрядная сноровка в таких делах. «Домик» покачался в воздухе и четко встал на указанное место. Девять его секций оказались подвижными. С негромким скрипом они заскользили друг относительно друга по вертикали, приспосабливаясь к неровностям рельефа. Короткие алюминиевые ноги, игравшие роль фундамента глубоко вошли в грунт. Из центральной секции выдвинулась вверх воронка метров 6 в радиусе — видимо конденсационный водосборник, совмещенный с солнечной батареей. Домик перестал выглядеть, как прямоугольная коробка. Теперь это было многоярусное и по-своему элегантное архитектурное произведение в стиле ультра-техно.

— Нормально? — крикнул пилот, высунувшись из кабины.

— Годится! — крикнул в ответ Акела, — а что нам с этим делать?

— Понятия не имею, — проорал пилот.

«Джолли-Би» развернулся и, набирая высоту, ушел на юг, в сторону Токелау.

— Гм… — сказал доктор Винсмарт, — хотел бы я знать, что это значит.

— Это автономная океанологическая станция, — сообщил подошедший Слай, — я такие видел, когда служил в патруле. Хорошая штука. Там много чего есть.

— Правда? — переспросил Спарк и подергал дверь на одной из секций домика, — заперто, однако.

— Большое дело, — фыркнула Келли, направляясь к ним и на ходу драпируясь в пестрый саронг, — у нас в Техасе это делают так.

У нее в руках оказались два коротких кусочка стальной проволоки, которые она тут же воткнула в замок. Через несколько секунд что-то щелкнуло и дверь распахнулась.

Слай одобрительно похлопал в ладоши.

— К нам еще кто-то летит, — объявил Акела.

Оливия отобрала бинокль у дока Рау и посмотрела в небо.

— Какой-то гидроплан. Модный, как черт те что. С правительственной эмблемой.

— Пойду, переоденусь, — сказал Хинаои, — неудобно, если они в костюмах, а я в старом саронге.

К моменту его возвращения, гидроплан уже приводнился и причалил к пирсу. На берег сошли трое военных — офицер, два сержанта, и один штатский, правда не в костюме, как предполагал староста, а в светлых шортах и рубашке канареечного цвета.

— Здравствуйте, — сказал штатский, — меня зовут Тони Эндорф, я руковожу сектором оборонных исследований биологии океана…

— Логан! Привет, старая скотина! — закричал вдруг Слай и бросился к офицеру.

— Здорово, сволочь! — радостно ответил тот, — ты еще не пошел на корм селедкам?

— Не дождешься!

Слай и офицер начали хлопать друг друга по спине, награждая эпитетами, которые не опубликовал бы даже самый либеральный журнал для взрослых.

— Вы что, знакомы? — поинтересовался Эндорф.

— Еще бы, — ответил офицер, — это же Факир Слай, самый наглый шулер во всем ВМФ, он служил в моем взводе, когда я был еще лейтенантом. Эй, не скучаешь по патрулю?

— Ни капли, Логан.

— Ну и дурак… сен Эндорф, я вам сейчас нужен?

— Нет, майор. Вы и ваши люди пока могут быть свободны. Но через час вы понадобитесь.

— Понял… Эй, Слай, а здесь есть какой-нибудь кабачок?

— Если я дурак, тогда сам и ищи, — ответил тот.

— Это не по-товарищески, — сказал Логан, — и потом, я угощаю.

— С этого бы и начинал. Пошли, покажу.

— Пошли, парни, — майор махнул рукой и военные, во главе со Слаем, направились к лавке мамаши Джимбо.

— Вы — тот самый Тони Эндорф, который написал обзор «биолокационные способности морских беспозвоночных?» — спросил док Рау.

— Да, это я.

— Тогда мое почтение.

— Рад, что вам понравилось. А вы и есть доктор Рау Риано?

— Совершенно верно.

— А это, наверное, доктор Джералд Винсмарт.

Джерри молча кивнул.

— Мне хотелось бы поговорить с вами вот об этом, — Эндорф махнул рукой в сторону «домика» — базы, — кстати, а почему дверь открыта?

— Не знаю, — не моргнув глазом ответил Рау, — скорее всего, чья-то небрежность.

Акела проводил всех троих глазами, дождался, пока они скроются внутри базы, и негромко сообщил:

— Сейчас этот Эндорф начнет строить разводки.

— Типа, национализация проекта в обмен на безопасность и роялти? — спросила Санди.

— Типа того.

— Спокойно, — сказала Оливия, — дока Рау не разведешь.

— Тем более, финансист дока Джерри уже заплатил социальный взнос, так что проект законно наш, — добавил Спарк.

— Гавы могут подгрести проект по 44-й статье, — заметил Акела.

— И пускай гребут! — с энтузиазмом заявила Кван Ше, — сколько там док Джерри насчитал? 2,5 триллиона баксов? Чур, HETN теперь наш! Это только для начала.

— Что за статья такая? — поинтересовалась Келли.

— Национализация контрольных пакетов акций стратегических предприятий, — пояснила Оливия, — правительство забирает твой пакет, а в обмен дает эквивалентный пакет паев в любом из соцальных инвестиционных фондов, на твой выбор. Фонд «Hawaika Energi y Tecnica Nova» Hawaiika Energi», сокращенно HETN, про который сказала Ше, входит в первую тройку по капиталу, и по динамике. В общем, он самый популярный.

— А кто оценивает, что чему эквивалентно?

— Если акции в системе, то по биржевой цене, а так — по договоренности. Ну, а если не договорились, то решает Верховный суд.

— Про 2,5 триллиона баксов это ты, Кван, загнула, двумя руками не разогнуть, — сказал Акела, — это док Джерри считал, сколько убытков из-за нас будет. Ну, вроде как одной динамитной шашкой можно грохнуть целый авиалайнер, но шашка же от этого не стала стоить миллион баксов.

— А как тогда считать? — спросила Кван Ше.

…

— Считать предлагаю так, — сказал док Рау, — сумма капитализации всех медицинских и фармакологических компаний около 500 миллиардов долларов. Можете проверить, я вчера смотрел в интернете. Если у нас все получится, то их акции через полгода рухнут процентов на 20, это точно. Если мы заключаем полугодовые форварды на продажу по обычной цене, а фактически купим за 80 процентов, то 100 миллиардов у нас в кармане.

Эндорф отрицательно покачал головой.

— Я рассуждал так же, пока не поговорил с финансистами. Проблема в том, что вы не заключите столько форвардов. Даже десятую часть не заключите. Однотипные сделки такого рода в таком объеме перекосят рынок ко всем чертям. Тем более, слухи о целях проекта уже циркулируют в прессе.

— На перекосе рынка тоже можно заработать, — заметил Винсмарт.

— Можно. Но совершенно не столько, сколько говорит ваш компаньон.

— Допустим не столько, но все равно немало. Я могу проконсультироваться с мистером Кортвудом на этот счет.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал Эндорф, — такие проекты уже не его уровень.

— А чей это уровень?

— Ничей. Эти малыши-эректусы еще не успели родиться, а уже влипли во всемирную историю. Знаете, когда по небу летят ракеты средней дальности, а флоты занимают стратегические проливы — это уже не бизнес, а большая политика.

— Большая политика это тоже бизнес, — отреагировал док Рау, — и, как и у любого бизнеса, у нее есть цена. Я не услышал вашей суммы, Тони, а ведь это и есть предмет переговоров, не так ли?

— Еще услышите. Давайте сначала уточним некоторые обстоятельства. Начнем с того, что при ваших возможностях проект не стоит ни цента. Вам даже отступного с медицинских корпораций не получить, за то, чтоб исчезнуть, потому что они вам не поверят. Конечно, в сложившейся ситуации им сложно будет вас ликвидировать физически, но они просто заблокируют всю информацию. Через полгода о вас будут помнить только в том смысле, что какие-то аферисты изображали, будто клонировали питекантропа.

— Пока группе мистера Кортвуда удается выходить на основные телеканалы, — заметил Винсмарт.

— Удавалось, — поправил Эндорф, — потому что в начале никто не принимал эту затею всерьез, потом, когда дошло до проблем на рынке, девочек просто ликвидировали. В смысле, думали, что ликвидировали всех трех. А когда две из них воскресли, то это было так неожиданно, что Кортвуд смог выйти в прессу и в телеэфир. Это не повторится.

— А что помешает ему сделать это снова? У него достаточно средств…

Эндорф досадливо отмахнулся.

— Разве это средства? Медиа-пул в 350 миллионов долларов просто мелочь в такой игре.

— Я так не думаю. Наш новый ролик выйдет в пятницу по CNN и ABC.

— Уже не выйдет. Можете позвонить Кортвуду и убедиться.

Винсмарт вынул из кармана мобильник и набрал номер.

— Привет, Джерри, — раздался голос Лайона, — а я, как раз собирался сообщить тебе одну новость. Не слишком приятную, увы.

— Что случилось?

— Телевизионщики нас кинули, вот что. Конечно, мы затаскаем их по судам, но наш материал не попадет в эфир на этой неделе.

— А на следующей?

— Не знаю, Джерри. Пока юристы говорят только о возможности получить с этих уродов неустойку. А я пока что договорился в парочке других мест. Конечно, это слабее, чем на CNN, ABC и CBS, но не намного. Второй медиа-эшелон. Не хочу излагать подробности, я подозреваю, что мы не одни на линии.

— Ясно. А по поводу ТВ, Лайон, я правильно понял, что нас кто-то блокирует?

— Ты правильно понял. И не только на ТВ. Вчера вместо статьи в Post Express я получил возврат денег и извинения ввиду невозможности бла-бла-бла. Кроме того, вчера ко мне в офис приперлись два федерала и час допрашивали по поводу моих индийских и китайских партнеров. В конце концов я послал их ко всем чертям и пригрозил натравить адвокатов, но, думаю, они готовят нам очередную свинью.

— То есть, под тебя роют?

— Роют и очень старательно. Не то, чтобы меня это сильно беспокоило, но нам могут сделать плохую прессу. Кроме того, это несколько отвлекает от дел. Впрочем, я даже рад.

— Я тебя не понял, Лайон. В каком смысле ты рад?

— В том смысле, что если противник перешел к таким дурацким методам, значит, у него кончаются патроны. А у нас еще полная обойма. Вот увидишь, мы пройдем по нему, как танк, и сотрем с лица земли. Будь уверен. Главное, вы там держите позиции.

— Держим. Только вот напротив меня сидит один человек, который утверждает, что мы в полной заднице.

— Плюнь ему в лицо, Джерри.

— Вообще-то он хочет нам помочь.

— Да? А кто он такой?

— Представитель правительства Меганезии. Что-то там оборонное.

— Вот как? Спроси, а он не хочет поговорить об этом со мной.

— Сейчас я дам ему трубку, — предупредил Винсмарт и протянул мобильник Эндорфу.

Тот кивнул, взял мобильник и сказал

— Мистер Кортвуд, правительство Меганезии желало бы сделать вам одно предложение, но не думаю, что телефон для этого годится. Вы не хотите приехать сюда на несколько дней?

— Хочу, и сделаю это прямо завтра. Надеюсь, министр технического развития Мелло Соарош мне объяснит, что это за игры вокруг утвержденных судом условий деятельности нашего партнерства. Мы с мистером Соарошем неплохо знакомы, между прочим.

— Я знаю, — ответил Эндорф, — Прилетайте в Лантон, мы все спокойно обсудим.

…

26 августа. «The World Daily Observer». Меганезий флот рвется в Индийский океан.

«Как уже сообщалось, правительство Меганезии вчера объявило о вводе своего военно-морского флота в Арафурское и Тиморское моря, якобы для защиты от террористической угрозы, исходящей от неправительственных вооруженных группировок, базирующихся на островах неопределенной территориальной принадлежности, расположенных к востоку от Тимора. Фактически это означает установление военного контроля над акваторией вдоль 10-й параллели, соединяющей Тихий океан с Индийским. Сегодня ночью меганезийская эскадра прошла через Торресов пролив и продолжает двигаться на запад по направлению к Тимору. Меганезийская авиация с помощью электромагнитных бомб вывела из строя военно-морские силы Восточного Тимора и полностью блокировала спорный архипелаг Лоти. На остров Удан, административный центр архипелага, высажен меганезийский воздушный десант, остров сейчас контролируется оккупационными властями. Населению приказано сдать оружие, перемещения морских и воздушных судов без санкции военной комендатуры запрещено. По непроверенной информации несколько попыток прорыва с оккупированного архипелага были пресечены силой. На спутниковых фото видно горящее судно в порту Удан. Представитель миротворческих сил UN в демилитаризованной зоне Кай-Тимор сообщил, что «голубым каскам» со стороны оккупационных властей «пока ничего не угрожает, они нас просто игнорируют» и добавил, что «оккупационные власти проводят разоружение варварскими методами, практикуя расстрелы на месте». О числе жертв среди мирного населения пока не сообщается. Правительства Восточного Тимора, США и ЕС направили правительству Меганезии ноты протеста. Правительство Австралии предупредио, что приводит свои вооруженные силы в состояние повышенной готовности. Правительства Папуа — Новой Гвинеи, Новой Зеландии и Индонезии пока воздержались от комментариев. Вопрос о действиях Меганезии в демилитаризованной зоне Кай-Тимор внесен в повестку дня комиссии по миростроительству UN».

…

26 августа. Острова Лоти. Тиморское море. То ли мир, то ли война.

…Администрация острова Удан разместилась в обшарпанной хижине, расположенной на перекрестке двух грунтовок рядом с рыночной площадью. Сейчас на стене хижины красовалась намалеванная белой краской надпись «Comandancia militar», а рядом стоял маленький бронированный джип с крупнокалиберным пулеметом на турели. На веранде, за полуразвалившимся столом сидел усталый меганезийский капитан в пятнистом десантном комбинезоне. В одной руке у него был мобильник, в другой — полулитровая алюминиевая кружка, из которой он хлебал кофе. Вторая такая же кружка стояла перед голландским лейтенантом в форме миротворцев ООН. Разговор не клеился.

— Вы не имеете права здесь находиться, — объяснял лейтенант, — это демилитаризованная зона, понимаете?

— Я не политик, — отвечал капитан, — у меня приказ здесь находиться. Извините, меня вызывают… Да, сержант… Ну… Мне самому приехать и убрать с дороги этот гребаный прицеп?… Ну, так спихните его… Не можете сообразить, как? Merde, чему вас только учат в школе? Объясняю…

Лейтенант терпеливо дождался, пока капитан поговорит по мобильнику, и продолжал:

— У вас нет международного мандата.

— Да, — согласился меганезиец, — У меня его нет.

— Значит, вы не имеете права выполнять здесь полицейские функции.

— Я не юрист. У меня приказ навести здесь порядок.

— Но ваши люди открыли огонь по гражданским лицам! — заявил лейтенант.

— Я вам уже объяснял, эти лица отказались разоружиться и угрожали оружием военному патрулю. Патруль в такой обстановке обязан был открыть огонь.

— Ваше начальство знает, что ваш патруль расстрелял группу гражданских лиц?

— Да, конечно …Извините, меня опять вызывают… Кто сказал «заминировано»?… Ну, проверьте… Как-как, просто: берете железную бочку, насыпаете в нее песок, затем…

Голландец снова подождал окончания разговора по мобильнику, и сообщил:

— Я обязан доложить руководству, что вы отказались покинуть эту территорию.

— Докладывайте, — сказал капитан, — Ведь это ваша работа, не так ли?

— Наша работа поддерживать режим демилитаризованной зоны, — ответил лейтенант, — а ваши люди перемещаются с оружием.

— У вас и до этого перемещались всякие люди с оружием, и что?

— Но мы старались справиться с этим и уладить дело мирным путем.

— В таком случае, для вас ничего не изменилось, — заметил капитан.

— То есть, вы отказываетесь покинуть территорию?

— Сожалею, но это так.

— В таком случае, я звоню руководству, — предупредил лейтенант, доставая спутниковый телефон.

Меганезиец согласно кивнул и принялся за свой кофе.

Дозвонившись до руководителя локального контингента «голубых касок», лейтенант отрапортовал:

— Меганезийские военные отказываются покинуть остров.

— Это было предсказуемо, — последовал ответ.

— А что мне делать?

— Продолжайте выполнять миссию.

— Но как?

— Ищите с ними контакт, и ни в коем случае ни во что не вмешивайтесь. Никаких силовых столкновений. Мы миротворцы. Вы поняли меня лейтенант?

— Вас понял.

— Вот и хорошо. Конец связи.

Меганезийский капитан понимающе покивал головой и спросил:

— Нет проблем?

— Вроде того, — пробурчал лейтенант.

— Ну, вот и хорошо. К вечеру наш флот подойдет и будет спокойнее. Заходите, выпьем по рюмке, пообщаемся. Извините, опять вызов… Что? Какой катер?… Ржавый это не признак принадлежности, старлей. Флаг на нем есть?… Ну, ясно. А ты что предлагаешь?… Они что, сопротивляются?… Ну и пусть лежат в дрейфе до подхода флота.

….

Неподалеку от крошечного безымянного островка, обозначаемого на тактических картах, как L4, тихо покачивались на волнах два плавсредства, принадлежавшие, казалось, к разным историческим эпохам. Одно из них напоминало вытянутое ржавое корыто метров 25 длиной, украшенное деревянной надстройкой и древним пулеметом «Мадсен», за который коллекционеры, не торгуясь, отвалили бы полста тысяч евро. Другое было похоже на летающую тарелку из голливудского фильма о вторжении марсиан, только не круглую, а овальную и с небольшими крыльями. На левом крыле с задумчивым видом сидел молодой человек в форме старшего лейтенанта ВВС Меганезии.

— Чего делаем, Кранц? — послышалось из кабины.

— Ни хера не делаем. Начальство сказало: ждать флот.

— А с этим чего?

— Начальство сказало: пусть дрейфует.

— А когда флот подойдет?

— Слушай, Джок, я тебе что, секретарша? Ты штурман или где? Влезь в интернет и посмотри. А заодно найди музыку какую-нибудь.

— Какую?

— Бодрую, блин. Жизнеутверждающую.

Через пару минут из кабины зазвучала ламбада.

Почти сразу же после этого над бортом катера появилась фигура, одетая в нечто, лет 20 назад бывшее британской матросской робой, и прокричала в древний раструб-мегафон:

— Начальника, что сказала твоя начальника?

Командир летающей лодки Mooncat (так назывался этот аппарат на языке армейских кодов) протянул руку в кабину, достал маленький микрофон на шнуре и ответил:

— Приказ лежать в дрейфе до особого распоряжения. Как понял меня?

— Моя не моги долго лежать дрейф, моя домой надо.

— Ничего, переживешь. Никуда твой дом не убежит.

Фигура покачала головой, а затем изрекла:

— Моя давай сто американский доллар, твоя моя отпускай.

— Отставить коррупцию, — сказал старлей, — сдвинешься с места, утоплю на хер. Как понял?

— Моя понимай, — фигура помолчала немного и добавила, — моя имей очень-очень важный информация для твоя начальника.

— Какую?

— Очень-очень важный. Стоить десять тысяч американский доллар.

— Ты охренел. Твое корыто вместе с командой столько не стоит.

— Корыто не стоить, — согласилась фигура, — А информация стоить. Твоя звонить говорить начальника, начальника быть довольна.

— Про что информация?

— Про эту остров. Очень-очень плохая место.

— Это почему еще?

— Очень-очень плохая, — повторила фигура, — а больше моя сказать, когда твоя платить.

Старлей вздохнул, вытащил из кармана пачку сигарет, закурил и сказал:

— Знаешь, парень, я, конечно, могу позвонить в военную разведку, но если ты попробуешь им продать какое-нибудь фуфло типа про морского змея, они распилят тебя циркулярной пилой ровно на 32 части по числу румбов. Как понял?

— Моя продавать не фуфло. Если твоя летать над мыс на южная берег, то твоя сама видеть.

— И что я там увижу?

— Много мертвая человека. Ее кушать краб, но много-много оставайся.

— Много это сколько? Пять? Десять?

— Нет. Пять сто. Десять сто. Моя не считай, но сильно много. Твоя проверять и платить. Тогда моя сказать больше.

Командир летающей лодки наклонил голову к кабине и приказал:

— Банни, глянь через спутник, что видно на южном берегу при большом разрешении.

— Que es necesario buscar? — спросил хрипловатый женский голос.

— Ну, ты слышала, этот крендель говорит про хренову гору трупов. Это и ищи.

— Claro, el jefe, — ответила Бани, — ahora.

Через несколько минут послышалась громкая непечатная брань на два голоса.

— Чего там? — спросил старлей.

— La merde sinistre, — ответил Джок, — Terrible dung, жуткое дерьмо.

— En naturaleza el genocidio, — добавила Банни.

— Так. Понял. Разведку мне на связь, быстро.

…

Через полтора часа, будто из самой середины жизнерадостно-голубого небесного купола вынырнула оранжевая точка, мгновенно разросшись в небольшой треугольный самолетик класса «craft-bolide». Под оглушительный свист самолетик проглиссировал по волнам и остановился в сотне метров от летающей лодки. Колпак в носовой части раскрылся, как створки ракушки.

— Джок, подрули к нему, — распорядился старлей.

Когда оба летно-плавучих устройства сблизились, он перепрыгнул с крыла летающей лодки на фюзеляж треугольника:

— Капитан Алонсо, военная разведка, — представился прибывший, — Что у вас происходит?

— Какая-то хрень, сен капитан. Мыс на южном берегу завален трупами. Геноцид, в натуре.

— Трупы свежие?

— Всякие. Через спутник не много разглядишь, но некоторые уже скелеты, а другие так, еще более-менее. А вон там тип, который хочет десять грандов за инфо, — старлей махнул рукой в сторону ржавого катера.

— Любопытно, — сказал Алонсо, и, взяв у старлея микрофон, произнес длинную фразу на чистейшем индонезийском bahasa.

С катера ответили не менее длинной фразой на том же языке.

Некоторое время шло словестное препирательство, затем разведчик повернулся к старлею и сконфуженно развел руками:

— Я изучал bahasa по «Джоко Тингнир», это литературная классика. Наверное, я слишком несовременно выражаюсь. Как объяснить этому типу, что я не шутки шутить прилетел?

— По-моему, — сказал старлей, — если бы вы, для начала, назвали его грязной свиньей и приказали исполнять все, что вы говорите, то дело пошло бы легче. Насколько я знаю, здешние оффи разговаривают с подчиненными именно так. Местный обычай.

— Но такой стиль может помешать установлению доверительных отношений, — заметил разведчик.

— Дело ваше, сен капитан. Вы спросили, я высказал свое мнение.

Алонсо задумался на несколько секунд, а потом рявкнул в микрофон:

— Kamu kotor babi! Kerdja bilamana saya ingin!

— Yes sir! — раздался ответ, и вскоре от катера в их сторону отплыла маленькая резиновая лодка, в которой сидела уже знакомая фигура в старой робе.

— Что вы ему сказали? — поинтересовался старлей.

— Я дословно перевел то, что предложили вы, — сказал разведчик.

Следующие четверть часа Алонсо старательно устанавливал доверительные отношения с Пунгом (таково было имя капитана ржавого катера), угощал его сигаретами, о чем-то расспрашивал, и, наконец, вручил пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке.

Тут Пунга прорвало. Разведчик едва успел включить диктофон, как индонезиец стал тараторить не переставая. Чем более оживлялся Пунг, тем больше мрачнел разведчик. Когда повествование закончилось, он повернулся к старлею и сообщил:

— Довожу вам оперативную ситуацию. На L4 расположена нерегулируемая карантинная зона. Сюда свозят всех инфекционных больных с ближайшей группы островов.

— Он врет, — сказал старлей, — со спутника мы не видели никакой больницы.

— Вы не поняли, — ответил Алонсо, — Нет больницы. Их не лечат. Просто сажают на плот, буксируют сюда и следят, чтоб не убежали. Работа Пунга в этом и состояла. Буксировать и следить.

Возникла пауза. Потом командир летающей лодки молча расстегнул кобуру и взялся за рукоять пистолета. Разведчик быстро бросил руку вперед и сжал запястье старлея. Хватка у него была, как у бульдога.

— Остыньте, — тихо сказал он, — Здесь не Меганезия. Вы же сами сказали: местные обычаи. Парню надо чем-то кормить семью и своих матросов. Он не виноват.

— Ладно, остыл, — ответил тот через несколько секунд, — можете больше не держать.

— Вот и хорошо, — Алонсо улыбнулся одними уголками губ, — Теперь слушайте боевую задачу. Пунг и его экипаж являются исключительно ценными источниками информации и свидетелями. Если они исчезнут или с ними что-то случится, журналисты завтра объявят этот гребаный Освенцим зверством меганезийских милитаристов. Это понятно?

— Куда понятнее, — пробурчал старлей.

— … Поэтому, — продолжал разведчик, — катер должен стоять тут, как приколоченный, до подхода флота, и ни один волос не должен упасть с головы этих засранцев. Если кто-либо попытается атаковать этот катер, вы должны нейтрализовать атаку всеми имеющимися у вас средствами. Вопросы есть?

— Да, сен капитан. А как быть с людьми на острове? Их нельзя оставлять без помощи.

— Сейчас мы ничем не можем им помочь, — ответил Алонсо, — вы не врач и я тоже.

— А когда мы сможем?

— Боюсь, что не раньше, чем утром. Но я сделаю все, чтобы не позже.

— Ненавижу ждать, — сквозь зубы процедил старлей.

— Я тоже, — коротко ответил разведчик, — Hasta la vista senior lieutenant.

Когда самолетик Алонсо взмыл в небо и исчез, Пунг на всякий случай напомнил:

— Начальника запретила моя стрелять.

— Угу, — буркнул старлей, — но если ты только подумаешь сбежать, я прибью твои ноги к палубе вот такими гвоздями.

И показал пальцами длину воображаемых гвоздей.

— Моя не сбегать. Моя брать деньга и работать для твоя начальника, — спокойно ответил Пунг, и с достоинством погреб к своей ржавой посудине.

….

26 августа. Остров Тагула, Луизиада. Проблемы главного командования.

— Люблю я эту работу, — сказал координатор правительства Ясон Дасс, открывая заседание комитета по управлению операцией, — похоже на плавание баттерфляем в выгребной яме. Только успел глотнуть воздуха, и снова с головой в говно.

— Оптимистичное начало, — буркнул военный координатор Илле Огви.

— Пока говно еще не случилось, — уточнил Джино Валдес, командующий ВМФ.

— Мне нравится это «пока», — ответил командующий ВВС Стеф Запато.

— А вы зря иронизируете, — заметил шеф разведки Райвен Андерс.

— Ничего не понимаю, — подала голос Флавия Мендес, координатор национального фонда-департамента общественного здоровья, — Кстати, у меня и без игр в войну дел хватает. Что там случилось-то?

Наступила тишина. Было слышно только, как Ясон барабанит пальцами по столу.

— Не будем тянуть ската за хвост, — сказал, наконец, Огви, — Райвен, доложите суть дела.

Шеф разведки коротко кивнул, встал и подошел к экрану, поигрывая лазерной указкой.

— Как вы знаете из военных сводок, сегодня ночью воздушный десант взял под контроль спорный архипелаг Лоти, восточнее Тимора. Последние 7 лет здесь фактически правила группа бандитов…

— Чьих бандитов? — перебил военный координатор.

— Ничьих, сен Огви. «Спорный архипелаг» в данном случае означает «ничейный». Когда-то он был отнесен к Индонезии, потом на морское пространство вокруг стал претендовать Восточный Тимор, потому что… В общем, это такая политика. Потом архипелаг передали под контроль ООН, а потом там образовались бандиты и стали править. Канонический ход событий. То же, что было на Тробриане или на островах Адмиралтейства.

— Если он ничейный, то почему произошло столкновение с тиморским флотом?

С места поднялся Стеф Запато.

— Я сейчас поясню. С юго-востока от Лоти находились три канонерских лодки под флагом Восточного Тимора и вели заградительный зенитный огонь, чтобы не допустить нашего воздушного десанта. Я понятия не имею, зачем они это делали, ведь Лоти им никогда не принадлежал. Мне пришлось разрешить применение ЭМИ-боеприпасов.

— Выражайтесь конкретнее, — сказал Ясон, — что вы применили и каковы последствия?

— Да, сен координатор. Мы применили устройства, создающие электрическую индукцию в сетях. От этого сгорает проводка и судно ложится в неконтролируемый дрейф. Для людей это безопасно. Из строя выходит только техника, содержащая электрические цепи.

— И что было дальше?

— Да ничего, — Запато пожал плечами, — Я сам позвонил в штаб ВМС Восточного Тимора и объяснил им ситуацию. Они прислали буксир и оттащили свои канонерки в порт Дили. Правда, сначала сказали мне много специфических слов, которые я не хочу повторять при даме (Стеф отвесил церемонный поклон в сторону Флавии).

— А что за судно горело в порту Удан?

— Скоростной океанский катер без флага, — ответил Запато, — Вооружение: один станковый гранатомет и два пулемета. Типично пиратское судно. Пытался уйти в открытое море, на приказы лечь в лрейф не реагировал. Уничтожен ракетой с нашего «Mooncat».

Координатор правительства кивнул головой.

— Более-менее ясно, сен Запато. Продолжайте, сен Андерс.

Шеф разведки снова поиграл указкой и продолжил.

— В ходе выяснения обстановки, морская авиация обнаружила, что на вот этом острове находятся инфекционные больные численностью до 3000 человек. По нашим данным, их высылают туда на протяжении нескольких лет. Они не имеют ни снабжения ни медицинского обслуживания и, грубо говоря, мрут, как мухи. Вот тут, на южном мысе, образовалось массовое захоронение, точнее свалка нескольких тысяч трупов.

— Какие заболевания? — cпросила Флавия.

— Полагаю, все, какие возможно, от лепры до чумы, холеры и оспы.

— То есть, вы просто не знаете, полковник?

— Не знаю, — подтвердил он, — На Эль Кватро десантники не высаживались.

— Эль Кватро? — переспросил Ясон Дасс, — На карте этот остров безымянный.

— Да, сен Дасс. На оперативных планах он обозначен L4, отсюда Эль Кватро.

— Ясно, полковник. А кто отправлял туда больных?

— Местный перевозчик забирал их с Тимора по распоряжениям бывшей администрации архипелага Лоти, в смысле бандитов с острова Удан. Кто вел дела с ними, неизвестно.

— Где теперь эти бандиты? — спросил Огви.

— Застрелены нашим военным патрулем, — проинформировал Запато.

— То есть, — подвел итог Ясон Дасс, — Мы теперь крайние. Если не сформировать нужную информацию сегодня, то завтра западная пресса обвинит нас в геноциде. Постфактум мы убьемся объяснять, что все это было до нас.

— Да вы что? — возмутился Запато, — Ни один здравомыслящий человек в это не поверит!

— Объясняю вам логику телезрителя, полковник. Пока нас не было, трупов не было. Как только мы появились, появились трупы. Значит, это сделали мы. А здравомыслящие люди на Западе телевизор не смотрят.

Оставив полковника Запато в состоянии легкого шока, Ясон повернулся к Андерсу.

— Какие меры сейчас принимаются?

— Пока наш патруль просто блокирует Эль Кватро до подхода флота. На данный момент флот движется в Арафурском море, вот здесь. Будет на месте около 8 вечера.

— А там, южнее, что за корабли у вас обозначены?

— Это австралийцы, сен Дасс. Их военный флот вышел из порта Дарвин.

— Зачем?

— Полагаю, на всякий случай.

— Они опасаются за свой остров Мелвилл и за морские платформы, — добавил Валдес, — я не понимаю, почему. Недоразумение какое-то.

— Ладно. Надеюсь, camrades colonels, это и останется не более, чем недоразумением.

— Судя по неформальной информации, проблем вообще не будет, — сказал Огви.

— Поясните, — бросил Дасс.

— Наши и их патрули фактически совместно действуют по безопасности судоходства и спасательным работам в Коралловом море — сказал военный координатор, — так вышло само собой, поскольку у нас до сих пор нет соглашения с Австралией о морской границе восточнее Большого барьерного рифа. Я, как и мой предшественник, поощряю личные контакты между мобильными группами. Это постоянный источник свежей информации, циркулирующей в вооруженных силах наших соседей.

— Ясно. И что говорит этот источник?

— Думаю, об этом лучше расскажет полковник Андерс, — ответил Огви.

Райвен кивнул и переключил режим визуализации. Область расположения двух флотов увеличилась и покрылась пиктограммами, соединенными сетью разноцветных линий.

— Надеюсь, это не план морского боя? — обеспокоено спросила Флавия.

— Никак нет, сен Мендес. Это схема неформальных контактов по частным средствам связи между нашими и австралийскими военнослужащими на театре оперативных действий.

— Вы что, их прослушиваете?

— В зоне вооруженного противостояния это допускается Хартией, — не моргнув глазом, ответил шеф разведки, и продолжал, — цвет линий обозначает тематику общения. Справа дана расшифровка условных цветов. Как видите, преобладает спорт, флирт, семья, хобби и бизнес. Доля тревожных тематик остается в пределах мирной нормы.

Ясон Дасс подошел к экрану и ткнул пальцем в сгущение зеленых и желтых линий (флирт и спорт соответственно) между двумя кораблями.

— А тут у вас что за sex-party?

— Это австралийский корвет «Индевер» и наш хотфокс «Фаатио». Вместе участвовали в спасательной операции у берегов Новой Зеландии. Тайфун «Уттар», позапрошлый год. Команды поддерживают дружеские отношения, кое-кто совместно отдыхает и прочее.

— Что такое «хотфокс»? — поинтересовалась Флавия.

— Штурмовой катер-рейдер, вроде маленького фрегата, — коротко объяснил Валдес.

— Это существенно, — пробурчал Ясон себе под нос.

— Вы о чем, босс? — спросил Огви.

— Так, мысли всякие, — неопределенно ответил тот, — а что у нас с «голубыми касками»?

— Контакт налажен, — проинформировал Андерс, — капитан Аги Табаро, военный комендант архипелага встречался с лейтенантом миротворческого контингента Эрманом Гронингом.

— И как прошла встреча?

Андерс пожал плечами и улыбнулся.

— Как обычно с ооновцами. Я попросил Табаро проявить максимум такта к миротворцам, выслушать их бред про демилитаризованную зону и зацеловать их до смерти. Лейтенант грузил про это два часа, потом устал, принял приглашение Табаро на вечерний шнапс и пошел дальше зниматься ерундой, которую в ООН называют «миростроительством».

— В случае чего мы можем рассчитывать на их сотрудничество? — спросил Ясон.

— Можем, я полагаю. Только что с них толку?

— Как знать, как знать, — туманно ответил координатор правительства.

Флавия вздохнула, подошла к экрану и постучала авторучкой по острову Эль Кватро.

— Прошу внимания! Вы тут рассуждаете о том, как отбрехаться от прессы завтра, а что мы будем делать послезавтра? Если все так, как сказал сен Андерс, то есть, скученность и отсутствие медицинской помощи, то мы будем терять в день до 50 больных на тысячу. Я видела комплексную эпидемию в Мьянме и знаю, о чем говорю. Нужны срочные меры!

— Какие меры? — спросил Запато, — Пока у нас на архипелаге есть только рота десантников и эскадрилья патрулирующих «Mooncat». Из медицины два фельдшера на всех.

— Я не говорю «сию минуту», — уточнила она, — но в восемь, когда будет флот…

— А что флот? — перебил Валдес, — Вы знаете, что такое медпункт на штурмовом судне?

— Догадываюсь, — сказала Флавия, — Но можно рассредоточить больных, обеспечить им санитарные условия, собрать и перебросить авиацией группу врачей.

— На это надо три дня, не меньше, — заметил Огви.

— Пятьдесят смертей на тысячу за каждый день, — напомнила она.

— Но я же не волшебник! — возмутился военный координатор.

— Надо еще обеспечить моряков костюмами биологической защиты, — добавил Валдес, — у нас сейчас только противогазы.

Райвен Андерс легонько тронул Флавию за плечо.

— Кажется, я знаю, кто нам нужен.

— Гэндальф? — с невеселой иронией спросила она.

— Почти. Его зовут Джералд Винсмарт. Вашей службе он известен, как Джерри Джералд.

— Да, знаю. Американский тахуна, который обнаружил, что возбудитель лихорадки Денге уничтожается овечьим препаратом Twiz. Но это средство только против икосаэдрических вирусов — денге, эбола, энцефалит. При чуме, малярии, холере и оспе это не поможет.

— Видите ли, — сказал разведчик, — доктор Винсмарт не столько тахуна, сколько биохимик. Один из лучших во всем западном полушарии. Он не случайно применил Twiz, он спец по штуковинам, которые называются «nanobots», это его конек.

— Наноботы не панацея, — сообщила Флавия, после некоторого раздумья — Да, это крайне эффективное средство, но ими нельзя лечить от всего сразу. Кроме того, очень немногие из них прошли полный цикл клинических испытаний. Рискованный эксперимент тахуна Джералда мог закончиться и не столь успешно, понимаете?

— Понимаю, — согласился Райвен, — но вы сами сказали: в день пятьдесят zero на тысячу. Что мы теряем, если попытаемся?

— Я вам объясню. Наноботы бывают разных типов. Некоторые могут разрушать не только вирусы и бактерии, но и обычные клетки. Мы рискуем ввести больным клеточный яд.

— Знаете, Флавия, я не биолог, но мне кажется, в условиях отсутствия других решений…

— Я не возражаю, — перебила она, — зовите хоть Винсмарта, хоть всех колдунов Океании сразу, но не слишком расчитывайте на чудеса. Добрые феи бывают только в сказках.

— Нет ничего реалистичнее хорошо спланированного чуда, — вмешался Ясон, — звоните этому тахуна, договаривайтесь и все такое.

Флавия пожала плечами.

— Я вас предупредила, comandante.

— Да, конечно. Но у нас все равно нет другого выхода.

— Сен Дасс, как говорят русские, vi est veliki chelovek, — встрял Валдес.

— Как это переводится?

— Это ритуальное почтение к лидеру, — пояснил полковник, — как sensei-rei у японцев.

— Благодарю за поддержку, — сухо ответил Ясон, — но, надеюсь, вы понимаете, что решение по Винсмарту это вроде формальных китайских выборов. Один кандидат на одно место.

— Это не по колдуну, — сказал Валдес, — это по австралийцам и ооновцам.

— Разве я про них что-то сказал?

— А как же! Вы сказали, цитирую: «Это существенно» и «Как знать, как знать».

— Ну и что?

— Как что? Это блестящее решение, сен координатор!

Огви похлопал Ясона по плечу.

— Осторожно босс. Этот тип научился у русских не только ритуальным словечкам, но и особому приему: выдавать свои авантюры за неявно отданные приказы руководства.

— Вот как? Сен полковник, что за авантюру вы собрались выдать за мой приказ?

— Ну, вообще-то… — начал тот, потупившись, как семиклассница на первом свидании.

— Не тяните ската за хвост, — поторопил Огви.

— Так точно, — сказал Валдес и решительно подошел к экрану, — разрешите изложить план субоперации информационного прикрытия.

….

26 — 27 августа. Атолл Тероа, дом Рау Риано, около 10 вечера. Принцип решения скандальных проблем: впутывайте всех.

— Вы откровенно меня шантажируете, — сказал док Джерри.

— Да у меня и в мыслях не было! — возмутился Журо, — ведь что такое шантаж? Это когда человека к чему-то принуждают путем угроз. Я вас к чему-то принуждаю? Я вам чем-то угрожаю? Если хотите знать, я лишь сообщил вам о некоторой проблеме, полагая, что она будет интересна вам, как профессионалу в определенной области.

— Сообщили, твердо рассчитывая, что я займусь этой проблемой.

— Почему твердо? Просто я полагал…

— Потому, — перебил Джерри, — что вы сразу поставили меня в такое положение, как будто я отвечаю за жизнь этих людей.

— Вам показалось, — возразил разведчик, — я не могу возложить на вас ответственность…

— Ему не показалось, — отрезал док Рау.

Он встал из-за стола, прошелся вдоль ограждения террасы, и повторил.

— Коллеге Джерри не показалось. Вы апеллировали к принципам тахуна. Вы ведь знаете, если мы можем помочь, то не отказываем.

— Но доктор Винсмарт, строго говоря, не совсем тахуна, — заметил Журо.

— Только Ваиора и Таранга знают, кто тахуна, — жестко ответил Рау, — а военная разведка этого не знает. Я понятно выразился?

— Я ничего такого не хотел сказать, — скромно произнес разведчик. Ему явно не хотелось быть заподозренным в покушении на компетенцию двух древних океанийских богинь.

— Однако, вы это сказали.

— Если так, то прошу прощения. Если вы хотели меня построить, loa tahuna, то, считайте, вы это сделали. Что дальше?

Рау удовлетворенно кивнул, закурил сигару и повернулся к Винсмарту.

— Сен Журо не помнит наших правил, коллега Джерри, — констатировал он, — Кому нужна помощь, тот просит. Иначе непонятно, хочет ли он, чтобы мы занимались его делами.

Пауза. Разведчик едва заметно кивнул головой и сказал:

— Тахуна Джералд, от имени правительства Конфедерации Меганезия я прошу помощи.

— Вы, надеюсь, понимаете, что это серьезный риск? — спросил Винсмарт.

— Да. Почти то же самое сказали в службе здравоохранения.

— А что они еще сказали?

— Что при обычном варианте решения большинство людей умрут раньше, чем мы успеем им помочь. Если хотите, могу вам объяснить, почему. Это простой расчет времени.

— … Которого у нас мало, если я правильно понял, — прервал его Винсмарт, — учтите, я не умею организовывать работу в очаге эпидемии.

— Для этого у нас есть другие специалисты, — ответил Журо.

— … Кроме того, у меня нет такого количества препаратов. Если там 3000 человек, то…

Журо кивнул и извлек из кармана коммуникатор.

— Диктуйте. К моменту начала операции все будет доставлено.

— Началу чего?

— Той самой массовой работы в очаге эпидемии, — пояснил разведчик, — контрольный срок 9 утра по местному времени.

— Ясно, — сказал Винсмарт, — когда мы вылетаем?

— Будет хорошо, если вы соберетесь за час.

…

Остров Сулавеси, Уджунгпанданг, явочная квартира MCI, около полуночи.

— … Таково положение дел на данный момент.

Этими словами капитан Чубби Хок завершила краткий рассказ о проблеме Эль Кватро.

Лейтенант Нонг Вэнфан, выполнявший функции ассистента, закрыл ноутбук, по которому только что демонстрировал двум индонезийским коллегам кадры аэрофотосъемки.

Коллеги, полковник Юсуф Обари и фельдсоветник Кунсонг Сай, переглянулись.

— Все это очень драматично, но причем тут мы? — спросил Кунсонг.

— Может и не при чем, — сказала Чубби, — но даже у невкусной каши есть повар.

— Мне очень неприятно это говорить, но поваром обычно оказывается тот, кто стоит ближе к котлу, — заметил фельдсоветник.

— Тот, кто стоял, — вежливо поправила она, — а не тот, кто подошел позже. Не думаете же вы, почтеннейший, что мы не позаботились о доказательствах нашей непричастности.

— Это зона действия мандата ООН, значит, они и повара, — брякнул Юсуф.

Чубби игриво положила ногу на ногу и обворожительно улыбнулась ему.

— Дорогой полковник, какими бы мудаками не были «голубые каски», их можно обвинить только в том, что они не умеют работать, но не в том, что они устроили этот концлагерь.

— Тогда сепаратисты, — сказал он.

— Вы хотели сказать, правительство Восточного Тимора? — уточнила она.

— Да, если эту шайку считать правительством.

— Интересная версия, — сказала Чубби, поворачиваясь к лейтенанту, — что скажешь?

— Интересная, — согласился Нонг, — но не проходная. По информации нашего источника, на Эль Кватро свозили в основном не этнических восточнотиморцев, то есть, не маубере, а этнических индонезийцев, то есть, сундов, яванцев, мадурцев и малайцев.

— Этнические чистки, — быстро ответил Кунсонг, — мы уже обращали внимание ООН на то, что восточнотиморцы практикуют геноцид.

— Это был бы выход, — задумчиво произнесла Чубби, — Но международная комиссия сразу по прибытии начнет опрос пострадавших, а они сильно обижены на тех, кто их засунул на Эль Кватро. Они люди не слишком образованные, но индонезийцев от восточнотиморцев отличить могут безошибочно. Вы меня понимаете?

Кунсонг Сай достал из кармана золотой портсигар с монограммой, вынул сигарету и прикурил от золотой зажигалки, украшенной звездочкой из мелких изумрудов.

— Мисс Хок, вы сказали «международная комиссия»?

— Совершенно верно, господин советник.

— И кто же в нее входит? — спросил он.

— Во-первых, «голубые каски», — ответила она, — во-вторых эксперт из США, в-третьих, разумеется, наши военспецы, в-четвертых, видимо, австралийцы. Они пока что не дали официального запроса, но их мобильная группа уже в ста милях от архипелага.

— А кто сейчас на Эль Кватро? — спросил Юсуф.

— Дорогой полковник, мы же не полные идиоты, чтобы высаживаться туда до сбора всей комиссии. Сейчас там нет никого, кроме тех, кто туда был сослан.

Фельдсоветник встал с кресла и прошелся по комнате.

— Мисс Хок, а нельзя ли узнать, почему наша страна не получила приглашение войти в комиссию? Или, по-вашему, нас это касается меньше, чем австралийцев и американцев?

— Почему же не получила? — удивилась Чубби, — для чего я здесь, по-вашему?

— То есть, нас все-таки приглашают? — уточнил Кунсонг.

— Ну, разумеется. Комиссия начинает работать завтра, в 9 утра. Если вы принимаете наше приглашение, то мы можем вылететь через 2 часа, а через 4 часа будем на острове Удан.

— Как через 2 часа? — удивился Юсуф.

— Очень просто, — пояснила она, — в 30 километрах от берега наша летающая лодка. Час на сборы здесь, час на катере, и мы на борту. Прошу извинить за спешку, но согласитесь, при известных вам обстоятельствах, откладывать начало работы комиссии невозможно.

Кунсонг утвердительно кивнул.

— Вы правы, мисс Хок. Но нам надо обсудить один тонкий момент. Как вы понимаете, для нас принципиально, чтобы подозрение в этом бесчеловечном акте по недоразумению не пало на наше правительство. Насколько я понял, вы готовы проявить добрую волю в этом вопросе.

— Да, господин советник. Но нам понадобится ваша помощь для установления истинных виновников. По нашим данным это исламские радикалы, которые недавно обстреляли ракетами «скад» нашу территорию. Возможно «Фронт защитников ислама» или «Совет индонезийских моджахедов», или иная антиправительственная группа, действующая на территории Индонезии.

— А нельзя ли договориться, чтобы это были восточнотиморцы? — спросил Юсуф.

— Нельзя, — отрезала Чубби, — давайте будем реалистами, дорогой полковник.

— То есть, ваша цена это свобода рук для вашей резидентуры? — уточнил фельдсоветник.

— Я этого не говорила, но, поскольку вы человек прямой…

— Ясно, — проворчал он, — Но как вы можете гарантировать, что ваши поиски ограничатся именно антиправительственными группировками?

— Очень просто, — ответила она, — Мы совместно с вами неопровержимо установим в ходе работы комиссии, что виновником является антиправительственная группировка. Это и определит круг задач соответствующего отдела меганезийской резидентуры.

…

Остров Удан, военная комендатура, 5 часов утра.

Лейтенант «голубых касок» Эрман Гронинг был совершенно ошарашен, двое его людей тоже. Сержант Хеллер очень сосредоточенно жевал «стиморол», а военфельдшер Бранд неприятно хрустел пальцами. Была у него такая привычка.

— Вас что-то смущает? — спросил капитан Аги Табаро.

— Не то слово, — буркнул Эрман, — Я ведь думал, что ЧП здесь, на Удане, а оказывается…

— Но ведь мандат ООН распространяется на весь архипелаг Лоти, разве нет?

— Формально да, но…

— Поймите, герр Гронинг, — перебил майор Журо, — мы не специалисты по вашей миссии. Мы пригласили вас, как офицера UN, войти в международную комиссию по гуманитарной проблеме. Кроме вас мы пригласили эксперта из США (Журо кивнул на Винсмарта), двух представителей правительства Индонезии, и представителей ВМФ Австралии.

— Мне казалось, что такие комиссии создаются на более высоком уровне, — нерешительно ответил голландский лейтенант.

— В критических ситуациях комиссии создаются на том уровне, который есть, — возразил Журо, — Надеюсь, у вас нет сомнений, что ситуация критическая? Жизни 3000 людей под прямой угрозой здесь и сейчас. Конечно, можно отфутболить все начальству, ссылаясь на то, что у нас, мол, не тот уровень. Вопрос застрянет в бюрократических шестеренках, а люди, тем временем, будут умирать. До 150 смертей в день, таков прогноз. Как хотите, лейтенант, а лично я не намерен самоустраняться и спихивать ответственность на других.

— А я даже и права такого не имею, самоустраняться, — коротко проинформировал Табаро.

Эрман бросил взгляд на своих людей, и ясно понял: если он сейчас откажется, то потеряет их уважение навсегда. Он и так весь предшествующий день читал в глазах подчиненных немой вопрос: «Командир, почему меганезийцы за 3 часа сделали то, что мы не сумели сделать за 3 месяца? Ведь мы ничем не хуже их». У Гронинга был ответ: В меганезийской Великой Хартии, Magna Carta, сказано: «Каждый житель находится под безусловной защитой правительства, и эта защита осуществляется любыми средствами без всякого исключения». В мандате ООН этого нет. Лейтенант Гронинг не имел права вмешаться и прекратить организованный бандитизм на острове, а меганезийский офицер обязан был пресечь эту практику немедленно, и он это сделал. Вот почему еще вчера некоторые жители Удана украсили свои хижины надписями: «Viva Magna Carta!». И ведь никто им не подсказывал. Сами…

«Выгонят меня к дьяволу, — подумал Эрман, — как есть, выгонят», и спросил:

— Кого вы оставляете за старшего, герр капитан?

— Лейтенанта Лопеса Молино, — ответил Табаро, хлопнув по плечу флегматичного на вид мулата, сидящего за ноутбуком.

Молино на миг оторвался от экрана и добродушно подмигнул Гронингу.

— Не беспокойтесь, я пригляжу за вашими ребятами. Все будет ОК.

— Мои ребята не маленькие, — буркнул Эрман.

Вытащив из бокового кармана woki-toki, он набрал четыре цифры и ткнул кнопку вызова.

— Аартсен, я отбываю с миссией на L4, Хеллера и Бранда забираю с собой. Ты остаешься за старшего. Капитан-комендант Тобаро тоже едет туда, за него остается лейтенант Молино. Поддерживай с ним контакт… Знаю, что будут недовольны… Да, если спросят, так им и скажи. Достали уже… Нет, что достали не говори… Да, я буду на связи. Отбой.

…

Тиморское море, 200 миль к северу от острова Мелвилл, 7 часов утра.

Первым обнаружил приближающийся «Фаатио» помощник капитана «Индевера» Билл Сеймур. Современный радар штука достаточно тонкая, чтобы определить не только тип корабля, но и некоторые особенности, по которым можно узнать старого знакомого. Уяснив, кто перед ним, Билл достал мобильник и ткнул в адресной книге иконку с хитрой узкоглазой рожицей и надписью «captain Pak En».

— Aloha! — прозвучал знакомый голос через несколько секунд

— Hello, Ен! — ответил Сеймур, — это ты, что ли, прешь прямо на меня?

— А ты, что, только увидел?

— Ну да. Ты же долбанный невидимка, нет?

— Ага, типа того. А где кэп Джед? Дрыхнет?

— Нет, уже встал, кофе хлебает.

— Ну и пускай. Пока он хлебает, я как раз подойду.

— Смотри, не врежься мне в борт на такой скорости.

— Жену учи лапшу делать. Я сходу лягу в дрейф в 15 метрах, вот увидишь.

— Ты пижон. Кстати, какого хрена тебе от нас надо?

— А у меня это, как его, гуманитарная миссия. Понял?

— Гуманитарная? Это в смысле, будешь снова клеиться к нашей Кэтлин?

— Ты сдурел!? Во-первых, у меня с ней это, платоническое…

— Заливай больше. А во-вторых?

— А во-вторых, протри окуляры и посмотри на мой флаг. Уже должно быть видно.

— Что я, ваш «пропеллер» не видел?

— Не угадал. Возьми бинокль и посмотри.

— И что у тебя там? «веселый Роджер»?

— Билл, возьми свой сраный бинокль…

Сеймур взял бинокль и, сверившись с радаром, поймал в объектив нужный сектор. По пологим волнам стремительно скользило 25-метровое тело, почти сливавшееся по цвету с морской водой. Человек с фантазией мог бы подумать, что это плод экзотической любви крупного китообразного с армейским бронетранспортером. Там, где у уважающих себя морских животных находится спинной плавник, у этого чудища была покатая рубка. Над рубкой торчал флагшток, а на нем трепетал голубой прямоугольник с белым узором.

— Мать твою… Это что, ооновский флаг?

— Точно! — ответил Пак Ен, — Знай наших. Сиди теперь, шевели извилиной.

На мостик ввалился капитан Джед Олдсмит с сигаретой в зубах.

— С кем ты треплешься, Билл?

— Это кэп Ен, «Фаатио». Они идут к нам под «голубым платком», — помощник махнул рукой в сторону меганезийского хотфокса, уже видимого невооруженным глазом.

— Упс, — сказал капитан, — Травкой обкурились?

Сеймур покачал головой:

— Он говорит, какая-то гуманитарная миссия.

— Гуманитарная? Больше слушай этого жулика.

Тем временем, хотфокс, описав широкую дугу, замедлил ход, и оказался почти борт в борт к австралийскому корвету. Чистых 15 метров. Пижон и есть. Бронированный люк позади рубки открылся, и наверх мгновенно вскарабкалось полдюжины меганезийских моряков. Затем сам кэп Пак Ен выбрался из люка рубки и присоединился к ним. Наконец, туда же выбрались несколько фигур, вызвавших у австралийской команды живой интерес.

Палуба корвета была гораздо выше, чем рубка хотфокса и эти фигуры были видны как актеры в театре с бельэтажа. Трое молодых парней в камуфляже и голубых беретах с эмблемой UN: один лейтенант и два унтер-офицера. Двое очень солидных мужчин в пестрой индонезийской полевой форме с полковничьими погонами. Один гражданский дядька в свободном спортивном костюме с ярким американским флажком на груди.

— Ну и хрень, — высказал общее мнение Джим Джонс, боцман «Индевера», — алло, ребята, вы в курсе, что Хэллоуин уже прошел?

— Тихо! — рявкнул Олдсмит, и перегнувшись через борт, спросил, — Кэп Ен, как на счет традиционной пары слов tet-a-tet?

— Традиционно с удовольствием, — ответил меганезиец.

Австралийский капитан кивнул и коротко скомандовал:

— Сопли!

Короткое, многократно отработанное движение, и два корабля оказались соединены эластичным штормтрапом, на слэнге морских спасателей именуемом «соплями».

…

Традиционная пара слов представляла собой пару стаканов, куда Джед Олдсмит щедрой рукой плеснул граммов по полтораста очень неплохого виски.

— Ну, — сказал он, — и что это за цирк?

— Это, короче, вот что, — ответил Пак Ен, — это дерьмовая тема с островком, на широте 8, и чуть к востоку от трассы Дарвин — Джакарта. Островок маленький, как чайка насрала, два на два километра. Называется Эль Кватро. Какие-то гады сделали там чумной барак на 3000 посадочных мест. Без врачей, лекарств, водоснабжения, электричества и далее по тексту. Наша разведка, как узнала, так начался просто ураган, это я тебе говорю. Короче, подтянули всех: ооновцев, индонезийцев, и даже американского профессора. Он какой-то нобелевский лауреат по микробам, или вроде того, но не суть. В общем, ты всех видел.

— Три тысячи? — переспросил Джед, — Без воды и лекарств? Вот, жопа. А куда мы всю эту толпу будем эвакуировать?

— «Куда» как раз есть, — сказал Ен, — Там, рядом еще один островок, коралловый. Такой треугольничек, со стороной триста метров. Его с вечера инженерная служба начала оборудовать. А ты лучше спроси «как». Это тебе не жертвы цунами. Эти заразные.

— А как на этом треугольничке 3000 человек будут жить? Стоя что ли?

— Как-нибудь разберемся, — спокойно ответил меганезиец.

— Ну, да, у вас в Меганезии все так. Cначала тяп-ляп, а потом: «как-нибудь разберемся».

— Да, мы такие. Ты лучше скажи: людей дашь? Врача и спасателей человек пять.

— Ты что такое гонишь? — поинтересовался Джед, — Думаешь, я тут буду в волны плевать, когда там работа? У меня 72 реальных человека и водоизмещение 2000 тонн. Скорость, конечно, не 80 узлов как на твоей игрушке, но 35 выжимаем. Тут идти-то всего ничего.

— Пойдешь с нами? — уточнил Ен, — А твое начальство? Ну, там, оффи, политика всякая.

Тут австралийский капитан сделал очередной глоток виски и объяснил свои отношения с политикой в десяти словах, из которых пристойными были только союзы и предлоги.

— И вообще, — добавил он, — хрен ли мы тут расселись? Допиваем и газу.

…

«Согласно конвенции о спасении на море, иду в квадрат S8-E129 для оказания помощи гражданским лицам, терпящим опасное для жизни бедствие на рифе Эль Кватро. Капитан 3-го ранга Д. Олдсмит, корвет Индевер».

По слухам, когда в Сиднее получили этот телекс, один адмирал уронил очки в чашку чая, а другой был вынужден обратиться в медпункт по поводу внезапного заикания. Видимо, адмирал Уинсдейл, позвонивший Олдсмиту через 10 минут, был третьим.

— Какого дьявола вы творите капитан? Вы знаете, что за оставление боевой позиции вас ждет трибунал? — это было вместо «здравствуйте».

— Простите, сэр, — ответил Джед, — Ввиду явного отсутствия военных действий, я находился не на боевой позиции, а на маршруте патрулирования. После сообщения о прямой угрозе жизни гражданским лицам численностью до 3000 человек, я был обязан…

— Вы не знаете, что в Арафурском и Тиморском морях третьи сутки идет война? — спросил взбешенный адмирал, — Вы не знаете о меганезийском вторжении?

— Я нахожусь в Тиморском море, сэр. Военные действия между Меганезией и Восточным Тимором закончились еще вчера. Нейтральные индонезийцы ушли на свои базы около 22:30, тут уже все тихо. Обстановка мирная, гражданские суда перемещаются безопасно, нашим морским платформам тоже ничто не угрожает. Акватория патрулируется ВВС и ВМФ Меганезии. Враждебности по отношению к нам они не проявляют. Сейчас я следую в зону бедствия за меганезийским катером, идущим под флагом Объединенных наций.

— Кто, черт побери, дал вам приказ за ним следовать?

— Я действовал в соответствии с Брюссельской конвенцией 1910 года, сэр. Только если вы прикажете мне действовать вопреки конвенции, то есть бросить гибнущих людей на рифе Эль Кватро, я буду иметь право вернуться на маршрут патрулирования.

Некоторое время адмирал Уинсдейл шумно дышал в трубку, затем спросил:

— Вы думаете, я не знаю об ответственности за оставление людей в опасности на море?

— Нет, сэр! Я так не думаю.

— Тогда какого черта вы предлагаете мне отдать подобный приказ?!

— Я не предлагаю, сэр. Я только хотел объяснить…

— Объяснять надо было в телексе, капитан! А вы написали две строчки непонятно про что, и из-за этого я трачу время на разговоры с вами. По-вашему, у меня мало других дел?

— Нет, сэр!

— В следующий раз думайте, когда пишете! — сердито сказал Уинсдейл, — Продолжайте спасательную операцию, после доложите. Не в двух строчках, а как следует, ясно вам?

— Да сэр! Приказ продолжать спасательную операцию понял!

— Вот так, — заключил адмирал, — Конец связи.

Капитан Олдсмит положил замолчавшую трубку на пульт и сделал общеизвестный жест, производимый путем удара ребром ладони левой руки по сгибу локтя правой.

Сидевший в соседнем кресле Сеймур повернулся и спросил:

— Все нормально, Джед?

— Наблюдаю на эхолоте адмиральское очко диаметром три дюйма, — ответил капитан.

— Сильно! А почему ты назвал Эль Кватро рифом, а не островом?

— Потому, Билл, что коралловый остров суть ни что иное, как риф.

— А если бы остров был не коралловый, ты бы назвал его скалой или мелью?

— Соображаешь, — уважительно сказал Олдсмит, — Поскольку если составители конвенций о спасении на море пишут, что бедствие следует терпеть на рифах, на скалах или на мелях, но никак не на островах, то им виднее, и кто мы такие, чтобы с ними спорить? Кстати, ты посмотрел, что там у меганезийцев есть рядом с этим гребаным рифом?

— Рядом с большим рифом, который остров Эль Кватро, еще один хотфокс, две летающих лодки и двухкорпусник класса X–Littoral. А рядом с маленьким, который у них на карте называется Эсперанса, еще один «литторал», еще одна летающая лодка и два беспилотных грузовых дирижабля. Судя по фото со спутника, там строят что-то быстросборное.

— Да, не густо. Похоже, Билл, денек будет напряженный.

— Может, еще индонезийцы что-нибудь подгонят? — предположил Сеймур.

— Держи карман шире, — сказал капитан, — Они нарадоваться не могут, что спихнули этот сраный архипелаг, вслед за Восточным Тимором, под контроль ООН. Они палец о палец не ударят. Прислали двух полковников для проформы и все, долбитесь сами, как хотите.

…

27 августа. Остров Эль Кватро. Спасательная операция. Начало в 9:00.

— Чего это они? — озадаченно спросил Пак Ен, опуская бинокль, через который только что наблюдал толпу полуголых людей, изо всех сил бегущих прочь от берега, вглубь острова.

— Нас увидели, — пояснил Журо.

— Не понял. Мы же их спасать приехали. Нет, я, типа, не претендую на девушек с цветами и рюмкой водки, но все-таки…

— Оцени ситуацию с их точки зрения, — посоветовал майор, — их привезли сюда подыхать необременительным для государства образом, и охрану поставили, чтоб никто не сбежал. Тут обстоятельства изменились, охранять стало трудно. Что делает государство?

— Плюет на это дело, — предположил Ен.

— Может и плюет, а может, отправляет боевые корабли и стирает их поселок с лица земли. Как сказал один древний умник, государство не терпит свидетелей своих грязных дел.

— Вот дерьмо, — растерянно сказал капитан хотфокса, — И что с этим делать?

— Во всем этом есть плюс, — заметил Аги Табаро, — поселок придется уничтожить, там все заражено, а это проще сделать, когда люди ушли.

— Не факт, что все, — уточнил Журо.

— Это понятно, — согласился Аги, — Сначала проверка, осмотр, протокол, а потом…

— … И они окончательно решат, что их пришли убивать, — перебил Эрман Гронинг.

— У них и так нет сомнений. Вот увидите, сейчас кто-нибудь из них сделает попытку прорваться в море с юго-восточного берега.

— А почему не с юго-западного, под прикрытием мыса?

— Потому, что там огромный чумной могильник, значит, лодок они там не держат.

— Понял. И что мы будем делать с теми, кто прорвется?

— Пока ничего, — сказал Журо, — За лодками проследит второй хотфокс, это не сложно, им все равно далеко не уйти. Потом решим, что с ними делать.

— А если кто-то из них утонет?

— Слушайте, Эрман, если у вас есть идея получше, то…

Лейтенант «голубых касок» опустил глаза, а потом и вовсе уткнулся в кружку кофе.

Джерри Винсмарт громко выдохнул, чтобы привлечь к себе внимание, и спросил.

— А когда я смогу сойти на берег и начать работать?

— Докладываю, профессор, — сказал Аги, — сначала X–Lit, это вон тот корабль с двумя корпусами, высадит два взвода на легкой бронетехнике. Когда они убедятся, что тут безопасно, то дадут нам соответствующий сигнал.

— Зачем такие сложности? — удивился док Джерри.

— Затем, что в поселке могли остаться вооруженные люди, прикрывающие отход своих односельчан. Они наделают в вас дырок раньше, чем вы успеете им что-то объяснить.

Не прошло и получаса, как Винсмарт убедился в справедливости этой гипотезы. Как только первый бронетранспортер съехал с аппарели на грунт, как из скопища хижин ударила короткая автоматная очередь. Это, впрочем, никак не повлияло на дальнейший ход операции. Шесть машин последовательно выехали на берег, развернулись в линию и медленно двинулись к поселку. Ударила еще одна очередь. В ответ, на башенках двух машин замигали яркие бесшумные вспышки. В поселке обозначилось какое-то движение. Громко бахнули два выстрела из охотничьего ружья. Потом стало видно, как по узким проходам между хижинами мечутся два человека, стараясь прикрыть головы руками.

— Что происходит? — обеспокоенно спросил док Джерри, — Ваши люди по ним стреляют?

— Ничего подобного, — возразил Аги Табаро, — Если вы про световые эффекты, то это шоковые лазеры. Их применяют для ослепления снайперов. А что прикажете делать?

— Как надолго это выводит человека из строя? — заинтересовался до сих пор молчавший индонезийский полковник.

— От трех до семи часов, в зависимости от угла попадания.

— А если стрелок в солнцезащитных очках?

Табаро отрицательно покачал головой.

— Слабая защита. Не берусь объяснить, но про это есть в лазерной физике.

— Благодарю, — индонезиец церемонно поклонился, — это очень познавательно.

— Нет проблем, — ответил Аги, кланяясь в ответ, — кстати, нам сигналят «добро на высадку».

…

Сама высадка запомнилась Винсмарту лишь в виде собственной суеты на фоне слаженых действий людей, ориентирующихся в ситуации. Одевая (не без помощи двух десантников) защитный костюм, он и вовсе чувствовал себя куклой Барби. По берегу уже перемещалось значительное количество меганезийских военных. Одни принимали контейнеры с X–Lit, другие размечали какие-то площадки в 50 метрах от линии прибоя. В 100 метрах уже был натянуты шнуры с флажками, рядом с проходами торчали шесты с треугольными желто-черными значками «биологическая опасность». За шнурами тоже работали люди, но уже в защитных костюмах. Вскрывались контейнеры, устанавливалось какое-то оборудование.

«Что б я в этом понимал», — подумал док Джерри, проходя в составе десантной группы с «Фаатио» за «рубеж биологической опасности» и, вместе со всеми, останавливаясь между бвумя бронетранспортерами. Отсюда до ближайших хижин поселка оставалось метров 70.

— Первые пациенты, — невесело сообщил Табаро, — стрелки, мать их так.

Четверо военных в защитных костюмах тащили им навстречу двух молодых мужчин.

— Это всех придется вот так, силой? — спросил Джерри.

— Нет. В поселке, видимо, остались только лежачие. С ними проще.

Сзади подтянулось отделение австралицев с «Индевера».

— Ну, мы идем или нет? — нетерпеливо спросил кэп Олдсмит.

И они пошли. Поселок, как оказалось при ближайшем рассмотрении, состоял даже не из хижин, а из какого-то подобия невысоких навесов из пальмовых листьев на каркасах из веток, установленных на кривых подпорках. Заглянув под первый же навес, док Джерри порадовался, что защитный костюм полностью отсекает запах.

— Это вчерашний, — прокомментировал Журо, — вы особо не засматривайтесь, док. Нас живые интересуют, а это пусть репортеры снимают.

Репортеры в количестве четырех единиц, шли в хвосте, чтоб не путаться под ногами.

Живые обнаружились под соседним навесом. Семья из пяти человек. Непонятно, что с ними, при таком состоянии кожи, визуальный диагноз не поставишь…

— Rangent se camarade, — послышалось за спиной.

Винсмарт посторонился, пропуская три пары солдат с носилками, и прошел к следующему навесу. Тут как раз с визуальным диагнозом проблем не было.

«Чума, — определил он, — не думал, что когда-нибудь увижу это так близко».

— O! Shit! — сказал кто-то из австралийцев в нескольких метрах впереди. Док Джерри направился туда, но Журо преградил ему дорогу.

— На это вам сейчас смотреть не надо, — твердо сказал он.

— Слушайте, я все-таки здесь в качестве врача, — возразил Винсмарт.

— Да, но есть проблема, — ответил майор, — если вы будете блевать, то вам придется снять лицевую часть защитного костюма, а это в данный момент нежелательно.

Джерри подумал, кивнул, обошел группу австралийцев, и двинулся дальше, стараясь не особо приглядоваться к тому, что находилось под навесами. Ему хватило и доносившихся оттуда звуков. Через несколько минут он вышел на маленькую площадь, или перекресток тропинок-улочек этого жутковатого поселка. Посреди площади, подобно уродливому монументу, стоял на дощатых опорах сильно помятый алюминиевый топливный бак на две тонны. Судя по каплям на кране, он был частично наполнен водой.

«Где они тут пресную воду брали? — подумал Винсмарт, — как-то ведь приспособились».

В нескольких шагах от бака, привалившись спиной к ржавой 20-литровой канистре, сидел почти голый мужчина, возраст которого было не определить из-за крайнего истощения. Он с некоторым удивлением посмотрел на Винсмарта и что-то неразборчиво произнес.

— Простите, я не понимаю, — сказал Джерри.

Подошедший сзади полковник Юсуф что-то ответил. Между ним и сидящим произошел короткий диалог, истощенный мужчина улыбнулся и закрыл глаза. Юсуф повернулся к доку Джерри и пояснил на английском:

— Этот человек спросил: «что это вокруг, я что, уже умер». Я ответил ему, что он жив, а это спасательная операция. Тогда он сказал «жаль, а я думал, что умер». Он думает, что когда умрет, то увидит свою жену, сына, дочь и младшего брата. Он так сказал.

Винсмарт снова посмотрел на сидящего человека, потом на Юсуфа.

— Слушайте, полковник, а сколько их в таком… состоянии.

— По-моему, — ответил Юсуф, — тут осталось около тысячи двухсот. Остальные убежали туда, в кустарник. Но это приблизительно. Я сосчитал, сколько в среднем людей видел в одной хижине и сколько примерно хижин. Нас в академии учили быстро считать в уме. Думаю, что я не сильно ошибся.

— Тысяча двести человек, — повторил Джерри.

— Это приблизительно, — снова сказал Юсуф, — по военно-статистической теории. Я думаю, тут нечего больше смотреть. Надо двигаться дальше.

Дальше ехали на бронетранспортере вдоль берега. Разглядеть что-либо сквозь узкие окошки было невозможно, но тут, в общем-то, не на что было смотреть. Справа — море, слева — стена высокого кустарника. Дорога заняла минут десять.

— Вы особенно близко не подходите, — предупредил Винсмарта майор Журо, когда они прибыли к мысу на юго-западе островка.

— Снова опасаетесь за мой желудок? — резко спросил док Джерри, которого уже стала нервировать эта опека.

— Да, — коротко подтвердил разведчик и, подумав, добавил, — хотите, я лучше вам дам бинокль?

— Ну, давайте.

Майор протянул ему бинокль и предупредил:

— Вы лучше представьте себе, что это вроде как телевизор. По телевизору все немного иначе воспринимается.

В начале Винсмарт не понял, что видит. Какая-то бардово-серая шевелящаяся масса.

— Там что, есть живые люди? — спросил он.

— Нет. Это крабы.

— Крабы? — удивленно переспросил Джерри, — Все это? Никогда не думал, что в одном месте может оказаться столько крабов.

— Если где-то достаточно еды, то их может оказаться сколько угодно, — сообщил Журо.

Тут док Джерри наконец рассмотрел субстанцию, по которой перемещалась миллионная армия крабов. Не то, чтобы подробно рассмотрел, а так, в общих чертах. Этого оказалось вполне достаточно. Борясь с подступающей тошнотой, он вернул бинокль.

— Вы правы, майор. Мне лучше не идти ближе. Слабоват я, как оказалось.

— У вас нормальная реакция нормального человека, — ответил Журо, — Ничего особенного. Но пока вы в зараженной зоне, лучше не рисковать. Вот когда вернетесь в чистую зону и снимите костюм, тогда сколько угодно. Дело житейское.

— Иногда у меня создается впечатление, что вы все знаете наперед, — сказал Джерри.

Журо равнодушно пожал плечами:

— Это только кажется. Вообще-то я деревенский даяк с Калимантана, простой, как рисовая каша. Жил в лесу, молился колесу, но судьба хвостиком махнула, и угораздило.

— И как же вас угораздило? — спросил док Джерри, чтобы поддержать разговор.

— Отрезал голову не тому, кому надо, — ответил майор, — Мне 14 лет было, вот и показал удаль. Потом в бега, на Минданао, в «Новую народную армию». 3 года партизанил в диверсионном отряде. Потом на архипелаг Нельсон, делать Алюминиевую революцию, а после победы Хартии, так и остался в Меганезии. Такая вот история, доктор.

— Тогда, я думаю, вас этим (Винсмарт кивнул в сторону захоронения) не удивишь.

— Верно, — согласился Журо, — но не в этом дело, а в том, что я, как простой парень, прямо говорю: нечего вам здесь торчать. Акт о трупах мы и сами составим, для этого много ума не надо. А в базовом лагере живые люди, которым без вашего мастерства просто крышка.

— Предлагаете мне вернуться к месту высадки? — уточнил Джерри.

— Опять верно, — подтвердил майор, — Сейчас еще вторая бронемашина придет, со всяким народом, а на первой я могу вас назад отправить, вместе с австралийкой-военврачом с «Индевера» и еще пятком ребят, которые здесь не пришей селедке хвост.

— Разумное решение, — ответил Винсмарт, — я согласен.

…

«Чумного поселка» уже не существовало. Там, где он недавно находился, теперь было обширное, протянувшееся параллельно берегу, пепелище, над которым поднимались лишь слабые струйки сизого дыма. Ну, понятно. Хоть какой-то плюс дефицита воды: высушенные на экваториальном солнце навесы сгорели, как бумага. Видимо, военные подожгли все это сразу, как только вывели из поселка последнего живого обитателя.

На месте высадки (или базовом лагере, как сказал Журо), док Джерри ожидал увидеть что-то вроде нескольких тентов и полевой кухни, но там оказался выросший за каких-то полтора часа военный городок из вполне солидных на вид одно— и двухэтажных зданий. При ближайшем рассмотрении они оказались легкими каркасными сооружениями из тонких пластиковых панелей, но первое ощущение маленького чуда осталось и, надо сказать, здорово подняло настроение. Апатия улетучилась, и сразу захотелось работать.

— Док Винсмарт и док Финчли? — осведомился невысокий кряжистый тип в таком же, как у них, защитном костюме, и, после их утвердительного ответа, продолжил, — я майор Тхе Киет, руководитель спасательной операции. Прошу за мной. Сейчас я вас познакомлю с нашей медицинской командой…

Следующие шесть часов стали для дока Джерри таким кошмаром, в сравнении с которым посещение поселка и захоронения казались детским садом. Он просто не представлял, что можно сделать с таким количеством тяжело больных и истощенных людей, находящихся, к тому же, в жутком санитарном состоянии. Он даже не знал с чего тут начать. К счастью, это отлично знали меганезийский главвоенврач Рохо Неи и австралийка Кэтлин Финчли.

От Винсмарта требовали только решений, что именно из ветеринарных препаратов и в каком количестве вводить при том или ином диагнозе. В начале он пытался посмотреть на каждого больного, прежде чем что-либо решать, но через 20 минут док Неи твердо сказал:

— Так не пойдет, коллега. Если вы будете каждый раз тратить по 3 минуты на пациента, то мы сегодня успеем обработать лишь 200 человек, а срочная помощь нужна им всем.

— Но моя поспешность может стоить кому-то жизни, — возразил док Джерри.

— А медлительность будет стоить жизни нескольким сотням. Тут каждый второй случай выходит за рамки возможностей обычной полевой медицины.

— Позвольте мне поработать вашим ассистентом, — вставила Кэтлин, — тогда дело пойдет значительно быстрее.

Не дожидаясь его согласия, она приступила к выполнению этой функции. Теперь любое единичное решение Винсмарта тут же тиражировалось на все похожие случаи. Он в ужасе видел, как при сложных комбинированных бактериально-вирусных инфекциях больным, не задумываясь, вкатывают сразу по три разных типа наноботов, ни один из которых даже по отдельности не был проверен на людях. Иногда он слышал лаконичное «потеряли», и ему оставалось лишь гадать, что убило человека: истощение и болезнь или неизвестный эффект взаимного наложения введенных препаратов.

— Док Винсмарт, вы слышите меня?

— Да, да, что у вас?

— Ребенок, критический, 7–9 лет, острый бактериальный энтерит неизвестного типа и плазмодии, тоже неизвестного типа, дефицит веса до 20 процентов, температура 40–41, тест на парвовирусы положительный, но нечеткий.

— Как я могу что-то сказать при такой информации!? — возмущается Джерри.

Меганезийский военврач пожимает плечами:

— Я не виноват, что у нас не исследовательский центр. Тут каждая третья инфекция не определяется точно.

— Но хоть приблизительно, что это может быть?

— Я считаю, что это похоже на…

На третьей минуте объяснений военврача, Кэтлин трогает Джерри за плечо.

— Время, док Винсмарт. Надо решать.

— Что, черт возьми, я могу здесь решить!

— Если вы не решите ничего, этот ребенок умрет, — отвечает она.

И док Джерри решает… Решает… Решает… Он чувствует себя чем-то вроде робота-автоответчика. Да еще звуковой фон нервирует. По приказу Тхе Киета, через динамики базы транслируется какая-то развлекательная программа Радио-Лантон, легкая музыка и всяческий флейм. Видите ли, сен майор считает это полезным для поддержания бодрого настроения спасателей. Да уж, куда бодрее. Настроение такое, что хоть канкан пляши.

— Доктор Винсмарт, можно ли вводить «STEW-4H» при сильном обезвоживании?

— Насколько сильном?

— Третья степень. Пациент в коме.

— Попробуйте с физраствором… Нет, лучше с перфторатным кровезаменителем.

Каждые четверть часа динамики передают обращение к жителям на portugalo и sundi: «Архипелаг Лоти и ваш остров взяты под контроль вооруженными силами Меганезии. Каждый житель острова находятся под защитой Великой Хартии. Мы прибыли, чтобы оказать вам все виды помощи, в которых вы нуждаетесь. В лагере любой из вас может получить питьевую воду, пищу, чистую одежду и медицинскую помощь. Вы можете подойти на любое расстояние и посмотреть, что мы делаем. Если кто-то из вас не может двигаться, пусть подаст любой видимый сигнал, и мы окажем ему помощь на месте».

Доку Джерри начинает казаться, что он скоро будет знать этот текст наизусть…

— Доктор Винсмарт, а в каких дозах вводить «Micro-LACE» подкожно, «пистолетом»?

— Какого черта! Это препарат для обычных инъекций в кровь!

— Вы говорили, но у пациентки обширный сепсис подкожной клетчатки.

— Что значит «обширный»?

— Ну, у нее кожа вздута по всему телу и цвет такой, сиреневый с алым.

— Черт!.. Ладно. Давайте попробуем 200 единиц на квадратный дециметр.

В конце второго часа Винсмарт потребовал, чтобы на его терминал выводили подробные данные о текущем положении дел: число ожидающих (с разбивкой по тяжести состояния), число уже «обработанных», число смертей (в том числе, среди «обработанных»), число пациентов с положительной, неопределенной и отрицательной динамикой. Рохо Неи стал возражать, опасаясь, что эти данные могут негативно повлиять на психическое состояние гражданского доктора. Джерри устроил скандал: «Поймите своей военной башкой, я не могу работать, не зная, к чему это приводит! Мне нужны эти данные немедленно! Я их получу от вас, или мне надо обращаться за этим к Тхе Киету или к кому-то еще!?». Рохо пожал плечами и сказал «Воля ваша, коллега».

Винсмарт пошел на четвертьчасовой перерыв (сортир, 5 минут под душем, полстакана черного чая с сахаром, новый защитный костюм), а когда вернулся, данные уже были. Поступило: 1134 пациентов, более 90 процентов — критические. Потеряно 8, причем 3 уже после «обработки». Почему умерли — разбираться некогда. Осталось 1126, из них 293 «обработаны», у 22 уже наблюдается положительная динамика. Черт его знает, почему она положительная. Может, это следствие действия обычных, проверенных препаратов, а может, просто люди наконец-то получили нормальное количество питьевой воды. Ее было сколько угодно: опреснитель на «X–Lit» работал от корабельного ядерного реактора и выдавал 90 кубометров дистиллята в час. Проблема была в том, что дистиллят выходил в виде кипятка, и теплообменник на теплой воде из моря не мог охладить его ниже, чем до 40 градусов Цельсия, ну, да ладно и так сойдет…

К середине пятого часа зеленый столбик диаграммы начинает быстро ползти вверх. Число пациентов с положительной динамикой переваливает за сотню, и ясно, что это результаты «ветеринарного лечения»: никакие обычные препараты с такой скоростью не действуют.

Док Джерри смотрит в окно, выходящее на «буферную зону», и видит там пару десятков недавних «критических». Одни с аппетитом лопают армейские пайки. Другие, рассевшись на корточках в кружок, оживленно болтают. Несколько совсем молодых ребят пытаются танцевать под ту ерунду, которая звучит из динамиков. Две особо бойкие девчонки уже начали флиртовать с десантниками, которые курят в «чистой зоне», метрах в 10 от них.

Меганезийские десантники не понимают местный диалект sura-sundi, но взаимопонимание быстро налаживается при помощи интернациональных жестов. Так устроен мир: исчезла прямая угроза, и обыкновенная жизнь немедленно начинает вступать в свои права.

— Доктор Винсмарт, у нас проблема, — говорит Рохо Неи, — посмотрите пожалуйста в окно на противоположной стороне.

Джерри смотрит и видит неравномерную толпу людей, осторожно выходящих из полосы кустарника. Большинство не удаляется от кустов дальше, чем на несколько метров, чтобы в случае чего, сразу юркнуть под их защиту. Несколько молодых мужчин выдвигаются дальше, пересекают остывшее пепелище поселка и останавливаются в полусотне метров от четырех бронетранспортеров, охраняющих «фильтрационную зону». Из «буферной зоны» им что-то кричат уже вполне освоившиеся односельчане. Не ограничиваясь только словами, они прыгают и оживленно жестикулируют.

— Что все это значит, коллега Неи?

— Что у нас появляется еще примерно полторы тысячи пациентов.

— Но эти вроде бы не тяжелые, — говорит Винсмарт.

— Это в авангарде нет тяжелых. Гляньте чуть дальше. Например, вот на ту группу, где больше всего детей. Или еще левее. Полагаю, около трехсот тяжелых нам обеспечено.

— Ничего. Я думаю, теперь справимся.

— С вами приятно работать, коллега, — отвечает Рохо, — Позвольте поделиться еще одной проблемой. Через полчаса подойдет зараженный хотфокс. Еще полсотни местных жителей плюс 13 человек экипажа.

— Как так получилось?

— Обыкновенно. Шесть лодок с местными вышли в море, и двинулись непонятно куда. Один наш хотфокс пошел параллельным курсом, чтобы их не потерять. Лодки, конечно, гниль, одна просто развалилась в 20 километрах от берега. Что, по-вашему, сделали наши моряки?

— Полагаю, бросились вытаскивать из воды пассажиров.

Рохо Неи кивнул.

— Совершенно верно. А дальше у людей на других лодках сработали, наконец, мозги. До них дошло, что раз наши военные ныряют за их тонущими односельчанами, то, видимо, хотят их спасти, а не убить.

— А раньше до них не доходила простая мысль, что, если бы их хотели убить, то хотфокс мог просто переехать эти лодки корпусом в паре миль от берега? — спросил Джерри.

— Видимо не доходила. Пойди, пойми психологию людей, годами живущих в постоянном страхе. Так или иначе, они все теперь перешли на хотфокс, а снабдить экипаж защитными костюмами наши мудрые командиры не догадались.

Винсмарт почесал в затылке.

— Знаете, коллега, я не думаю, что из этого произойдут большие сложности. Если больных догадались разместить на открытой палубе, то риск заражения вообще очень мал…

— Ну, на это нашим бравым матросам ума, к счастью, хватило, — проворчал Неи.

…

27 августа. Эль-Кватро. Урок военной логики. Доктора это тоже люди.

Работа продолжалась. К 9 вечера на мониторе были такие цифры: 2673 живых пациента, обработано 1920, положительная динамика у 1246. Всего за день потеряно 29 человек, из них… Винсмарт не стал смотреть, сколько из них — дети. Он и так знал, что они есть. К этому времени у него наступило что-то вроде внутреннего оцепенения. Он продолжал автоматически отвечать на вопросы, но не вполне осознавал, что делает это. Собственный голос доносился до него, казалось, откуда-то со стороны. Ровно в 22:30. док Джерри выключился, успев лишь принять такое положение, чтобы не грохнуться на пол.

Снова воспринимать окружающую реальность он начал уже лежа на носилках в «чистой зоне», без защитного костюма. Его вывел из забытья трубный рев майора Тхе Киета:

— Вы соображаете или нет? Сколько времени он работает? … Что значит, «не следили»? Когда он ужинал? … Что значит «он не хотел»? А обедал когда?… Ах, он чай пил! А хули толку с того чая, в нем калориев нет ни фига! Ну и хули c того, что с сахаром? Для кого в уставе пишут: трехразовое питание? Для Лао Цзы? Ну и хули, что гражданский? Думаете, раз гражданский, так ему и жрать не надо? А еще медслужба. Гиппопократы, блин!

Док Джерри открыл глаза. Солнце давно село, и базовый лагерь был залит ярким светом прожекторов. Носилки стояли на опорах, а Тхе Киет громогласно распекал двух парней: рядового медслужбы и военфельдшера.

Джерри приподнялся на носилках и негромко сказал:

— Извините, майор, но не надо кричать на людей. Я сам виноват.

— Буду кричать, — отрезал Тхе, — Это вы, профессор, человек, извиняюсь, гражданский, и можете быть, пардон, раздолбаем. А военный медик раздолбаем быть не имеет никакого права. Потому что в полевом уставе есть нормативы боевого распорядка.

— Если вы будете кричать, то я расстроюсь. Это снизит мою работоспособность.

— Все, уже не кричу. Может, вы поужинаете все-таки?

— Что-то у меня с аппетитом не очень, — признался Джерри, поднимаясь на ноги.

Его слегка качнуло и он ухватился за плечо майора. Плечо было как у каменной статуи.

— Надо ужинать, — внушительно сказал Тхе, — Положено.

— Ну, раз положено…

— Вот и отлично! Вы присядьте вот здесь, на свежем воздухе. А camarade рядовой мигом организует вам пожрать.

— Одну минуты, — откликнулся рядовой.

— Полминуты! — рявкнул майор.

Очень быстро образовался котелок с каким-то не то супом, не то пюре, и огромная алюминиевая кружка чая. Только вот поесть не очень получилось. После примерно шестой ложки на него накатило. Он вспомнил присказку Журо: «Вернетесь в чистую зону, и снимите костюм, тогда сколько угодно, дело житейское». Разведчик, получается, и тут все знал заранее. А еще заливал «я простой даяк из деревни»… В общем, док Джерри минут 5 стоял в позе греческой буквы «гамма-заглавная», бурно и шумно освобождаясь от содержимого пищевода и желудка. «Кстати, объяснимая реакция, — подумал он, — нервное напряжение, переутомление, 12 часов без еды, и после этого жирный суп-пюре. Так что ничего удивительного. Тут бы и крокодила наизнанку вывернуло».

— Camarada doctor, como estas? — окликнул его тот самый рядовой.

— А как вы думаете? — не без некоторого ехидства спросил Винсмарт, сплюнув на землю.

— Думаю, что хреново, — ответил парень, — я к тому, что есть одно средство…

— Какое?

— Народное, — пояснил солдат и полез в боковой карман комбинезона.

Тут на Джерри снова накатило. Когда он распрямился, то увидел, что солдат уже протягивает ему плоскую фляжку.

— Это зеленуха называется. 70 градусов. Типа домашнего абсента. Помогает железно.

Винсмарт взял фляжку и решительно плеснул себе в горло приличную порцию. Внутри все обожгло, как кислотой и… Как-то сразу полегчало.

— Еще раз, — подсказал солдат.

Док Джерри повторил процедуру и вернул фляжку владельцу.

— Gracias el compaсero.

— A la salud el compaсero doctor, — подмигнув, ответил тот, — Только начальству не говорите. Алкоголь. Не положено.

— Не дурак, понимаю, — сказал Джерри, осматриваясь вокруг, — а что эти ребята на меня уставились? Впервые увидели, как дядя блюет?

В 10 метрах, у ограждения буферной зоны собрались десятка три выздоравливающих и глазели на Винсмарта, как на невиданное чудо, громко что-то обсуждая на sura-sundi.

— Да так, выдумывают разную фигню, — пожав плечами, ответил рядовой.

— Вы понимаете по-индонезийски?

— Ага. Я сам родом с Пулоана, еще бы не понимать.

— И что они говорят?

— Ну, про вас, — солдат несколько смутился, — Они говорят: этот великий колдун, съел наши болезни, и мы, поэтому выздоровели. Теперь ему надо эти болезни выплюнуть. Колдун это вы, доктор. Они за вас переживают, все ли вы выплюнули. Вы на них не обижайтесь, они люди неплохие, но темные, верят во всякое. Многие даже читать не умеют.

— Что тут обижаться? — пожав плечами, сказал Джерри, — Мало ли кто во что верит.

— Опять же, — добавил солдат, — Эти ваши препараты штука очень странная. Я вот почти два года в медслужбе, много чего видел, но ничего похожего, по-моему, еще не было.

— Это, во-первых, не мои, а во-вторых, не совсем препараты, — заметил док Джерри, — это наноботы. Молекулярные роботы, грубо говоря.

Солдат энергично кивнул.

— Я видел про это передачу по TV, но не очень верил. Так бывает: вроде все логично, но пока не увидишь, как это работает, кажется, что где-то подвох. Слишком уж необычно. А почему только вы это применяете? Я имею в виду, к людям.

— Так ведь медицина штука консервативная, — вздохнул Винсмарт.

— Это точно, — согласился солдат, — Люди вообще опасаются что-то менять, когда речь об их собственных потрохах, если вы понимаете, про что я.

— Чего ж тут не понять, — согласился доктор.

…

28 августа. Эль Кватро, палуба X–Lit. Пресс-конференция. Начало в полночь.

Аги Табаро, по его честному предварительному признанию, не умел выступать перед журналистами. Незнакомый контингент. Тем не менее, поскольку именно он представлял администрацию архипелага Лоти, вступительное слово пришлось говорить ему.

— Леди и джентльмены, — начал он, — как вы, вероятно знаете, в ходе операции по зачистке акватории от террористов и прочего… Ну, в общем, понятно… Нами было обнаружено это… Грубо говоря, концентрационный лагерь, где были инфекционные больные без всякой помощи, еды, воды. В общем, в положении, несовместимом с жизнедеятельностью гражданских лиц. Численность составляла 2702 человек, из них до 1500 в крайне тяжелом состоянии. Согласно ситуации нами были приняты меры, как то: развертывание средств медицинской и гуманитарной помощи, и создание международной комиссии. Значит, в комиссии у нас представлены: Объединенные нации в виде «голубых касок», в смысле, миротворцев, Меганезия, поскольку мы здесь, так сказать, находимся, а также Индонезия, Австралия и Соединенные Штаты. В спасательных работах участвовали австралийцы, ооновцы и наши ребята. В общем, получилась хорошая команда. По-настоящему хорошая. То же самое могу сказать про медицину. Док Рохо Неи с его бригадой, это замечательные врачи, но не будь рядом таких людей, как док Кэтлин Финчли из Австралии и док Джерри Винсмарт, из США… В общем, тут тоже получилась хорошая команда. Док Винсмарт, если кто не знает, это один из лучших биохимиков планеты. По-моему, вообще лучший. Кто тут был и видел, как действуют его лекарства, тот меня поймет. Когда мы выносили из поселка «тяжелых», я был уверен, что будет не меньше пятисот «zero», а мы потеряли 34 человека. Да, тут ничего не поделаешь… Но сейчас жизнь 2529 человек вне опасности, по военным меркам они могут считаться здоровыми. Про остальных пока в точно не могу сказать, но надеюсь, что все будет нормально. Еще про службу технического обеспечения. Благодаря этим парням тут уже через час была пресная вода, электричество и помещения для работы, с необходимым оборудованием, компьютерами и всеми делами. За час на пустом месте. Отличная работа. Так, вопросы есть? В смысле, прошу задавать вопросы.

— «The Times». С вашего разрешения, мистер Табаро, в справочнике архипелаг Лоти обозначен как спорная территория между Индонезией и Восточным Тимором. Как тут образовалась меганезийская военная администрация, которую вы представляете?

Фельдсоветник Кунсонг Сай протестующе поднял руку.

— Ваш справочник не отражает действительного положения дел, — объявил он, — с момента принятия Генеральной Ассамблеей ООН решения о демилитаризации зоны Тимор — Кай, а это было 7 лет назад, Индонезия не претендует на контроль над архипелагом Лоти. Такова официальная позиция правительства Индонезии. Архипелаг был передан под контроль ООН, и силы ООН обязаны были обеспечивать там порядок. Если фактически архипелаг контролировали террористы и так называемое правительство Восточного Тимора, то правительство Индонезии не может нести за это никакой ответственности. Введение на территории Лоти военного контроля Меганезии ничего не меняет в этой позиции.

— Вы признаете законность меганезийской военной администрации? — спросил репортер.

— Ваш вопрос не имеет отношения к делу, — ответил фельдсоветник, — но, раз вы об этом спросили, то разъясню официальную позицию. Правительство Индонезии не исключает признания временной меганезийской администрации Лоти, в той мере, в которой это не противоречит интересам Индонезии, определяемым профильным комитетом парламента и министерством иностранных дел. Надеюсь, я выразился вполне ясно?

— Куда уж яснее, — буркнул журналист и замолчал, безуспешно пытаясь найти хоть один бит информации в только что прозвучавшем образце дипломатической культуры.

— «СNN». Судя по тому, что мы видели, концлагерь функционировал весьма длительное время. Что делали миротворцы ООН, когда все это происходило?

— А что, по-вашему, мы могли сделать? — огрызнулся лейтенант Гронинг, — у нас не было полномочий организовывать военную комендатуру и управлять архипелагом.

— А сейчас они у вас вдруг появились? Я имею в виду, вы же почему-то начали работать тут, а предыдущие 7 лет почему-то этого не делали.

— Мы исполняем гуманитарную часть своего мандата: оказание помощи населению в зоне гражданского бедствия. Мы узнали о ситуации на этом острове от военной комендатуры и немедленно включились в работу.

— То есть, — уточнил репортер, — до этого миротворцы понятия не имели о происходящем на архипелаге? Какой, в таком случае, смысл у вашего мандата?

— Никакого смысла, — четко и громко ответил Гронинг, — У такого мандата нет никакого смысла, как нет его и у любого аналогичного мандата в других местах. Я три месяца командовал здесь хорошо подготовленным вооруженным контингентом, и не мог сделать практически ничего, поскольку мандат запрещал нам вмешаться и прекратить то блядство, которое здесь творилось. Чтобы было понятно: представьте, что в вашем городе полиции запрещено пресекать разбой, а можно только мирно, без применения силы, уговаривать разбойников вести себя в соответствии с общечеловеческими нормами гуманности. Я ответственно вам говорю, что через пару лет в таком городе было бы то же, что и здесь.

На некоторое время в студии наступила тишина, и Гронинг подумал, что вот теперь-то его уж точно уволят. А потом решил, что ну и черт с ними, пусть увольняют.

— «Europe monitor daily». То есть, вы, как офицер миротворческих сил ООН, одобряете действия меганезийской военной администрации?

— Я не одобряю действий Меганезии по оккупации архипелага Лоти. Это прежде всего. Но действия комендатуры по наведению здесь порядка и организации спасательных операций я оцениваю как высоко профессиональные и в основном правильные.

— Включая расстрелы мирных жителей на острове Удан? — уточнил репортер.

Журо незаметно толкнул капитана Аги Табаро в колено. Тот немедленно включился.

— Мирных жителей мы как раз защитили. Тут вам Эрман… В смысле лейтенант Гронинг уже докладывал на счет полицейских и разбойников. Архипелаг находился под контролем банды. Самой обыкновенной вооруженной банды. В Нью-Йорке полиция в таких случаях тоже стреляет, и это даже в кино показывать не стесняются. Вообще, пресса пишет черт знает что про нас. Поехали на Удан, тут полчаса на катере. Сами все посмотрите.

— И что я там увижу? Ясно, что трупы вы убрали, а жители попрятались по домам.

Капитан-комендант покачал головой, извлек из кармана woki-toki и потыкал в пульт.

— Я звоню на Удан, лейтенанту Молино, по громкой связи… Aloha, Лопес. Как дела?

— Все ОК, шеф. Мы с голландцами электричество починили, — раздался сонный голос из трубки, на фоне громкой музыки и неразборчивых гортанных выкриков.

— Молодцы. А что жители? Тут пресса говорит, они по домам прячутся.

— Чего? — удивился Молино, — Да тут тусняк, базар до сих пор работает, музыка орет, спать невозможно. Шеф, мы троих пьяных забрали, которые драку устроили. Их штрафовать, или как? Только денег у них нет. И еще дура лет двенадцати, телом торговала за еду и сигареты. Родных нет, живет нигде. Мы ее тоже забрали, мало ли что, а куда ее теперь?

— По пьяным: пусть посидят в комендатуре до утра. Утром записать имя и дом, и пусть катятся, куда хотят. По дуре: накормить и сдать на первый же транспорт до Луизиады. Пусть там с ней соответствующий гражданский департамент разбирается. Ясно?

— Да, шеф. Еще с водой проблема. Нажмешь на начальство, чтобы хороший опреснитель привезли? Мы собрали один из ржавого говна, он пока работает, но это же не дело.

— Ладно, нажму. Удачи, Лопес. Привет ребятам. Конец связи. — Табаро убрал woki-toki, развел руками и сказал репортеру, — Вот так обстоят дела на Удане. Есть ряд проблем из-за того, что значительная часть инженерных сил отвлечена на Эль Кватро и на Эсперанса.

— Что такое Эсперанса?

— Объясняю: это маленький остров в 30 километрах отсюда. Там будет организован пункт размещения для гражданских лиц с малолетними детьми. Утром все они эвакуируются с Эль Кватро. Такова рекомендация биомедицинской службы и мы ее выполняем.

— «ABC-online». Сэр комендант, ведется ли расследование, кто устроил этот концлагерь?

— Докладываю: Расследование ведется военной разведкой… (Журо снова толкнул его в колено)… В составе международной комиссии, — быстро добавил капитан-комендант.

— Думаю, что смогу обнародовать некоторые данные, — продолжил Журо, — Нам удалось установить, что за организацией концентрационного лагеря на Эль Кватро и за недавней ракетной атакой против Меганезии, стоят одни и те же лица. Есть основания утверждать, что это радикальная фундаменталистская организация, представляющая угрозу для всего индо-океанийского региона. По этому поводу у нас есть взаимопонимание с коллегами из соответствующих служб Индонезии.

— Мы давно обращали внимание на эту угрозу, — подтвердил Кунсонг Сай, — правительство Индонезии эффективно борется с экстремизмом, но из-за фактического попустительства со стороны международных организаций по отношению к деятельности так называемого правительства Восточного Тимора, мы не можем полностью искоренить эти банды.

Майор Журо с укоризной посмотрел на индонезийского коллегу (ну, договаривались же не путать сюда ваши разборки с тиморцами).

— «СNN». Значит ли это, что представители Восточного Тимора не смогут участвовать в работе комиссии, и что против правительства Восточного Тимора выдвинуто обвинение?

— Комиссия собиралась в экстренном порядке, у нас не было времени разбираться во всех тонкостях. Мы никому не чиним припятствий к участию в комиссии. Пока правительство Восточного Тимора никак не заявляло о своем желании участвовать, мы исходим из того, что их интересы могут адекватно представлять офицеры UN.

— Но ваш экспедиционный корпус провел атаку против флота Восточного Тимора.

— Это недоразумение, вызванное быстротой проведения контртеррористической операции. При этом атака была направлена только против технических средств и не повлекла жертв среди их личного состава, — пояснил Журо.

— «ABC-online». Нельзя ли узнать подробности спасательной операции?

— Можно, — сказал Рохо Неи, — Я буду объяснять просто. Как уже сказали, на острове было 2702 больных, из них примерно 300 тяжелых, а 1200 — «критических», уже не способных двигаться. Дальше инженеры построили полевой госпиталь, спасатели собрали туда этих людей, а мы лечили. Мы в смысле моя бригада, доктор Кэтлин Финчли и доктор Джерри Винсмарт. Прогноз был: 1100 — потери, 800 — лечение более месяца, остальные — менее месяца. Сейчас мы имеем: 34 — потери, 229 — требуется длительное лечение, Остальные придут в норму через неделю. Около 900 человек я бы уже сейчас считал здоровыми.

— А чем были больны эти люди?

— Проще сказать, чем они не были больны. Откройте справочник «опасные инфекционные заболевания экваториальной области восточного полушария» и читайте. 4 типа вирусной лихорадки, малярия, гепатит «B», пневмания в разных формах, несколько видов энтерита, энцефалит, чума, оспа. У 72 больных — лепра. Насекомые-паразиты и прочая фауна, само собой, у всех, без исключения. У некоторых обезвоживание и дистрофия, прежде всего у детей. Это в общих чертах. Потом можно посмотреть рабочее видео, там все понятно.

— Доктор, не совсем понятно, когда началась спасательная операция?

— Сегодня в начале десятого утра, — Рохо посмотрел на часы, — точнее, уже вчера.

— Но вы говорите, что 900 уже выздоровели, а тяжело больных осталось всего 229.

— Совершенно верно.

— Это как-то слишком напоминает фальсификацию или чудо, — заметил репортер.

— На счет фальсификации можете не волноваться, — сказал Рохо, — все фиксировалось на видео в присутствие независимых наблюдателей, и ваших коллег, в том числе. Теперь по поводу чуда. Коллега Винсмарт, проснитесь, пожалуйста.

— А? — спросил Джерри, — я вобщем-то и не сплю.

Он действительно не то, чтобы спал, а просто чуть-чуть задремал.

— Пресса интересуется новыми методами, которые мы применяли, — сообщил Рохо.

— Новыми? — переспросил Джерри, — Ну, положим, сами методы не являются новыми. Это биоактивные наноботы, они придуманы в начале века, реализованы в лабораториях лет 10 назад, а их практическое применение идет уже 3–4 года.

— Это какие-то секретные испытания? — уточнил репортер «Europe monitor daily»..

— Ничего секретного. В Новой Зеландии, например, наноботы широко используют против инфекционных болезней овец: энцефалита, оспы, чумы, различных энтеритов.

— С овцами понятно. Я спросил про человеческие лекарства на этой основе.

— Видите ли, такие препараты не разрабатывались специально для человека. В этом нет особой необходимости, ведь инфекции сходны у человека и у других теплокровных.

— Но у вас же оказались человеческие лекарства, не так ли?

— Нет, — ответил Джерри, — Мы использовали препараты, выпускаемые для собак, овец и крупного рогатого скота, а при пневмониях — препараты, выпускаемые для кур.

В студии в очередной раз повисла напряженная тишина.

— Вы вводили людям препараты для скота? — переспросил обескураженный репортер.

— Для скота и домашней птицы, — педантично поправил Джерри.

— Позвольте, но это же недопустимо!

— Почему?

— Но ведь это запрещено.

— Возможно, в вашей стране и запрещено, — вмешался Рохо Неи, — а у нас нет.

— Вы хотите сказать, что в Меганезии принято лечить людей, как животных?

— В Меганезии людей принято лечить так, чтобы они выздоравливали.

— Но ведь 34 человека умерли от этого лечения, вы сами сказали.

— Вы как-то странно интерпретируете данные, — спокойно ответил Рохо, — Напоминаю, что к нам в один прием поступило более тысячи «критических». 23 из них умерли раньше, чем мы успели им помочь. 11 больных умерли после начала лечения. Такие неудачи бывают при любом методе. При своевременно начатом лечении легочной формы чумы обычными методами, умирают 40 человек на 1000, и никто не говорит, что причина смерти — лечение антибиотиками. Для лихорадок Денге, Эбола, Марбург и желтой лихорадки, смертность при обычном лечении составляет 60 человек на 1000. При отсутствии лечения смертность от этих 5 заболеваний близка к 100 процентам. Если больной поступил уже в критическом состоянии, обычное лечение малоэффективно. Следовательно, заниматься критическими больными мы должны бы были лишь в последнюю очередь.

Репортер посмотрел на врача с некоторым недоумением.

— Простите, вы, наверное, хотели сказать «в первую очередь».

— Нет, в последнюю. При ограниченном ресурсе персонала, надо начинать с больных, для которых лечение эффективно, а не с тех, которые практически безнадежны. В противном случае, вы рискуете упустить время и потерять как тех, так и других.

— Ограниченном ресурсе? — переспросил репортер, — А что вам мешало пригласить через ООН врачей из разных стран, привлечь дополнительные…

Его прервал звонкий щелчок, это лопнула пополам авторучка в руках у Кэтлин Финчли.

— Рассказываю для тупых, — ровным голосом начала она, — За всю историю, ООН ни разу не обеспечила работу врачей на месте эпидемии быстрее, чем за трое суток. Меганезийцы сделали это меньше, чем за сутки. 2 дня разницы — это жизнь сотен людей, потому что при лихорадке Марбург, например, через 2 дня человеку нужен уже не врач, а могильщик.

— Знаете, мэм, — обиженно пробурчал репортер, — За всю историю были случаи, когда кое-какие ученые ставили смертельные опыты на людях, а потом пытались оправдываться тем, что, мол, это делалось из-за сложного стечения обстоятельств и для пользы дела.

Доктор Джерри Винсмарт вздохнул, потер ладонями виски, встал из-за стола, подошел к репортеру вплотную и аккуратно взял его двумя пальцами за воротник рубашки.

— Вы сравнили меня с нацистскими врачами-убийцам. Да или нет?

— Возможно, я не совсем точно выразился…

— Напротив, вы очень точно выразились.

Кэп Джед Олдсмит тоже встал из-за стола, быстро подошел к Винсмарту и положил тяжелую ладонь ему на плечо.

— Док, вы хотите врезать этому ублюдку?

— Я задумывался об этом.

— У меня лучше получится, — заявил австралийский капитан.

— Отставить, — сказал Тхе Киет, как-то незаметно вырастая между ними, — Подеремся как-нибудь в другой раз. Тут не очень удобно, да и мы собрались, вроде как, не для этого. Вы, Джед, могли бы рассказать журналистам чего-нибудь вроде впечатлений.

— Я? — переспросил Олдсмит, — Это о чем, к примеру?

— «The Times» Как принималось решение об участии Австралии в спасательной операции?

Кэп поправил снежно-белый китель (специально надетый ради пресс-конференции) и многозначительно сообщил:

— Согласно Брюссельской конвенции о спасении на море, я дал телекс в штаб флота и получил приказ действовать в соответствии с. Иначе и быть не могло.

— Значит, решение принято командованием флота без консультаций с правительством?

— Это не предмет для консультаций, — ответил Олдсмит, — Если моряк видит человека за бортом, он обязан его вытащить, а уж потом спрашивать мнение правительства. Такой закон действует с тех пор, как люди вообще стали ходить по морю.

— А как ваше правительство относится к меганезийской экспансии в Тиморском море?

— Полагаю, спокойно относится. В этом море что ни год, то чья-нибудь экспансия. Все уже привыкли. С меганезийцами, по крайней мере, проще, чем с другими.

— В каком смысле проще?

— В самом прямом, — пояснил Олдсмит, — Мы с ними в Коралловом море уже который год живем без демаркации границы, и ничего. Я думаю, и здесь никаких проблем не будет.

— То есть, вы считаете, что Меганезия аннексирует архипелаг Лоти? — уточнил репортер.

— А разве она его еще не аннексировала? — удивился австралийский капитан.

Майор Журо поднял вверх обе руки, стараясь привлечь к себе внимание.

— Стоп, стоп! Речь не идет об аннексии. Вооруженные силы Меганезии берут под контроль этот архипелаг до компетентного международного решения вопроса о его статусе.

— «CNN». Что практически означает фраза, которую вы произнесли, майор? Кто будет осуществлять здесь власть? Ваша военная комендатура?

— Военная комендатура это временная мера, — вмешался Аги Табаро, — Мы только наводим порядок, а потом будет проведен референдум среди жителей. Сделаем все, как положено, с международными наблюдателями и прочими бантиками… Я хотел сказать…

Всеобщий смех в зале заглушил то, что хотел сказать капитан-комендант. Журо очень выразительно посмотрел на него (ну и шутки у тебя, камрад). Тот ответил не менее выразительным взглядом (а чего море пальцем размешивать, если всем и так все ясно?).

Из этой несколько щекотливой ситуации обоих офицеров вытащили репортеры «своей» прессы. Решив, что они, как хозяева (конечно, хозяева, а кто же еще?), дали достаточную фору репортерам-гостям, меганезийские журналисты взяли быка за рога.

— «Lanton tattle». Профессор Винсмарт, а правда ли, что вы практикуете колдовство?

— Вы чем-то обкурились? — заботливо спросил Джерри.

— Я не курю, — сказал репортер, — Но ходят слухи, что вы приглашены сюда, как tahuna.

— Да, но это следствие меганезийских обычаев. Вы, видимо, знаете их лучше, чем я.

— Я-то их знаю, а вот здешние жители не знают. И, тем не менее, они уверены, что вы вылечили их с помощью особого, очень сильного колдовства. Что вы на это скажате?

Док Джерри вспомнил свое нечаянное шоу с армейским супом и улыбнулся:

— Знаете, в прошлом веке один из великих фантастов, сэр Артур Кларк, сформулировал такое правило: опережающая технология неотличима от магии. К примеру, если бы сэр Исаак Ньютон увидел микро-web-камеру, которой вы сейчас снимаете мою озадаченную физиономию, он бы счел ее магическим предметом. Наноботы, которые были применены нашей медицинской интербригадой здесь, на Эль Кватро, могут показаться магией, но это просто современная технология. Она вполне научна и в ней нет ничего оккультного.

— Браво! — журналист, от избытка чувств, хлопнул в ладоши, — Непременно порекомендую книги сэра Кларка нашим читателям!

— «Pulso de la dia». Скажите, вы и есть тот самый знаменитый доктор Джералд Винсмарт, который клонирует питекантропов на атолле Тероа?

— Если точнее, я представляю корпорацию Atlinc в американо-меганезийском партнерстве «Raza Genesis». Партнерство действительно занимается клонированием Homo erectus, которого иногда называют питекантропом, что не вполне корректно.

— А может ли пресса встретиться с питекантропами, или, как вы сказали, эректусами?

— Может, если их мамы не будут возражать, — док Джерри улыбнулся, — Но не сейчас. Эректусам предстоит родиться примерно через три месяца.

— Но в интернете уже есть фото и видео девушки-питекантропа, — возразил журналист.

— Это 3D анимация, — сказал Джерри, — Если вы хотите поухаживать за такой девушкой, вам надо подождать лет 16 приблизительно.

— «Pacific social news». Доктор Винсмарт, чем вы объясните поразительно быстрый эффект от применения этих новейших ветеринарных лекарств к пациентам-людям?

— Эти наноботы создавались в расчете на простоту и скорость. Если у вас есть стадо овец, вы купите только такой препарат, который лечит за нескольких часов. Более длительное лечение вас не заинтересует, проще забить больных животных. Чтобы выйти на рынок, пришлось создавать такие наноботы, которые быстро и тотально уничтожают не только болезнетворные микроорганизмы, но и токсины, образующиеся при развитии болезни. Поэтому, в нашем случае, лечение часто оказывалось эффективным даже на терминальной стадии. Попросту говоря, даже когда больные находились при смерти.

— Действительно, неожиданно. То есть, классической фармакологии было выгодно лечить людей сложно и медленно, а новая фармакология предлагает лечить их просто и быстро?

Док Джерри кивнул:

— Да. Вы довольно точно сформулировали суть ситуации.

Журналист расцвел и даже, кажется, слегка покраснел от смущения.

— Спасибо, доктор Винсмарт. А каковы, на ваш взгляд, будут последствия прецедента Эль Кватро для медицины?

— Не знаю, — признался Джерри, — Нам удалось показать те свойства новой фармакологии, которые вы так лаконично определили, а выводы пусть делает общество.

— Какие это могут быть выводы? Хотя бы приблизительно?

Док Джерри задумался.

— Ну, разве что, если очень приблизительно… Видите ли, медицина, это, в общем, такая область биологии, которая явно связана с рождением, жизнью и смертью людей. Но все равно, это не более, чем область биологии. Вся ритуальная паранаучная чепуха, которую за 1000 лет нагородили вокруг медицины священники и консервативные политики, просто вредна. Нет, я слишком мягко сказал. Она смертельно опасна. Это как война, развязанная против цивилизованного человечества. Война, которая ведется бесчеловечными методами, под фальшивыми «биоэтическими» лозунгами защиты «моральных ценностей».

— Это довольно сложно, — заметил журналист, — вы не могли бы привести пример?

— Там, на берегу, больше 2000 примеров, — сказал Винсмарт, — по правилам биоэтики, они должны были умереть, т. к. нельзя давать людям «лекарства для скота». В консервативных политических системах это и происходит. Каждый год от таких инфекций в мире умирает 11 миллионов человек, из них 2 миллиона детей. Если это не война, что тогда война? Вы думаете, это проблема лишь слаборазвитых стран? Ничего подобного! От биоэтических запретов в ЕС ежегодно умирает 35 тысяч человек, в США 15 тысяч, в Англии и Японии по 5 тысяч. Биоэтичные медики дают пациентам неработающие препараты, обрекая их на смерть, и подвергают остракизму тех своих коллег, кто использует эффективные методы. Лидеры этих стран раздают премии за биоэтичную борьбу против клонирования, генной инженерии, искусственного зачатия, абортивных средств, и наноботов, а нарушителей биоэтики штрафуют или сажают в тюрьму. Вы думаете, это просто инерция мышления? Ничего подобного! Это политическая доктрина, она очень простая: пока вопросы жизни и смерти людей находятся в компетенции паранаучной медицинской биоэтики, а не научной прагматической биологии, можно дурачить граждан идиотскими лозунгами религиозного толка. Можно вбивать им в головы мифы о том, что они кем-то созданы ради того, чтобы служить определенному режиму, и что этот режим вправе безусловно претендовать на их жизни и на содержимое их карманов. Если вдруг до избирателей дойдет, что к человеку применимы те же методы биологии, что к другим живым существам, то следующий шаг: требовать от политиков, чтобы они объявляли прагматические, а не мифические мотивы своих действий. Вот чего они боятся. Биоэтическая идея о том, что люди должны нелепо рождаться и нелепо умирать, едина с политическим идеей о том, что они должны так же нелепо жить… Ну, хватит. Я говорил много и эмоционально, но я сказал все.

…

28 августа. CNN. Тутала, ДРТЛ, остров Тимор. Эфир. Камера.

В эфире Кэн Уилсон. Восточный Тимор, или Демократическая Республика Тимор-Лешти, это самое нищее государство Азии. Половина населения неграмотна, не имеет работы и живет на 60 центов в день. Я нахожусь на восточном краю тиморского плоскогорья, на высоте 2000 футов. Отсюда видны ближайшие мелкие островки и рифы. Их цепь тянется на сотни миль, до самой Новой Гвинеи. Одни необитаемы, о населении других почти ничего не было известно до этой недели, когда флот Меганезии вторгся в акваторию ДРТЛ и оккупировал группу таких островков — архипелаг Лоти. Площадь архипелага менее 15 квадратных километров он состоит из трех крошечных островков, лишь один из которых, Удан, считался населенным. Остальные не имели даже названий. Меганезийцы начали наводить на архипелаге свой «новый порядок», со всеми атрибутами военной диктатуры, и вдруг обнаружили на якобы необитаемом островке концентрационный лагерь для инфекционных больных. Ирония судьбы (если ирония вообще уместна в таких вещах) была в том, что меганезийский comandante militar уже успел расстрелять гражданскую администрацию архипелага. Подтвердить, что «Тиморский Бухенвальд» не является творчеством военных властей Меганезии, а существовал до оккупации, после этого оказалось некому. Как только ражие завоеватели это осознали, с них мигом слетела спесь, и они бросились за помощью к международному сообществу, чье мнение они перед этим демонстративно игнорировали. Благодаря помощи США и Австралии, а также миротворцев ООН, удалось спасти большую часть узников. Справедливости ради, надо сказать, что меганезийские военные сделали достаточно много, чтобы обеспечить возможность работы международной группы врачей и спасателей. Впрочем, сделали не бескорыстно: никто не сомневается, что меганезийский режим намерен аннексировать архипелаг Лоти, то есть речь идет не просто о спасенных, а о тысячах дешевых рабочих рук для строительства меганезийского плацдарма в воротах Индийского океана. А вот еще казус: Американо-австралийская группа врачей испытала на 2000 узниках концлагеря новейшие ветеринарные препараты для овец и кур. В результате 11 человек скончались, а остальные выздоровели. Сейчас идет спор о допустимости этих действий. Одни говорят, что эти ветеринарные средства крайне эффективны, а другие сравнивают случившееся с псевдомедицинскими опытами нацистов в годы второй мировой войны. Открытым остается и вопрос о виновниках «Тиморского Бухенвальда». Спецслужбы Меганезии и Индонезии в совместном заявлении, возложили ответственность на некую организацию религиозных фундаменталистов, которая, по их словам виновна также в ряде терактов, включая недавний обстрел Меганезии ракетами «скад» из Тиморского моря. Аналитики полагают, что эта организация — фантом, созданный для обмана общественного мнения, как не раз случалось в истории, а тайны «Тиморского Бухенвальда» останутся тайнами, поскольку тут сошлись интересы участников большой и грязной политической игры. Ignoramus et ignorabimus (Не знаем и не узнаем), гласит один римский афоризм. Впрочем, есть и другой афоризм: Operta quae fuere, aperta sunt (Все тайное становится явным). Мы будем следить за развитием событий в этом жарком (во всех смыслах) регионе.

С вами был Кэн Уилсон, специально для CNN из Восточного Тимора.

3. Созвездие эректуса. Не-рыцарские турниры

О девушках легкого поведения и китайских завтраках. Игры с дельфинами от Экватора до Антарктики. Таблетка, как оружие инфо-войны. Авианосец-зомби, или одиссея Кровавого Кролика. Экстремальные технологии доставки строительных конструкций. Бизнесмены, военнопленные и девушки в бикини. Охотничьи рассказы группы ликвидаторов. Игра в мяч, ловля крыс и кодекс самураев. Католический фонд взаимопомощи международного братства моряков. Секс и сельское хозяйство в военном деле.

–

30 августа. Лантон, отель «Playa Revolucion». Девушка легкого поведения.

Приехав в 10 утра, Кортвуд пробыл в своих апартаментах примерно полчаса. За это время он успел принять душ, побриться, переодеться и позвонить жене.

— Привет, родная! Я под защитой Великой Хартии. Шучу. В общем, долетел ОК.

— Шутишь… Лай, ты не меняешься. Такой же бесшабашный.

— Это плохо, Джой?

— Нет, это здорово. Просто я, наверное, трусиха.

— Ты женщина, которую я люблю.

— Пожалуй, еще лет 20 с тобой, и я в это по-настоящему поверю.

— А ты попробуй сделать это к моему возвращению. Как идея?

— Я буду стараться… Лай…

— Да, милая.

— Пообещай, что будешь осторожен.

— Я всегда осторожен.

— Пообещай.

— Обещаю. Клянусь. Честное скаутское слово.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Джой.

Он чмокнул губами рядом с мобильником. Постоял несколько секунд, улыбаясь. Убрал трубку в карман. Вышел и захлопнул за собой дверь. Спустился на этаж ниже и, найдя аппартаменты Ишвара, постучал костяшками пальцев в дверь.

— Come in! — ответили веселый женский голос.

Холл номера был размером с зал небольшого кафе. Ишвар Аванти, президент компании Rinbax (Дели), принципиально выбирал в любом отеле помещения с самым большим холлом. Это было экономично: не приходилось снимать конференц-зал для переговоров. Кроме того, Ишвар не любил без особой необходимости перемещаться туда и обратно. Ему это мешало сосредоточиться. Впрочем, сейчас индийский бизнесмен если и был сосредотчен, то, разве что, на гигиенических процедурах. Из ванной доносился шум льющейся воды и довольное кряхтение.

В огромном кресле, рядом с широкой балконной дверью, сидела темнокожая девушка совершенно студенческого вида: в синих джинсовых шортах и белой майке с зеленой эмблемой в виде водоворота и надписью «Lanton Escuela de Tecnico Mar». Едва гость перешагнул порог, она гибким движением вскочила и стремительно пересекла холл.

— Я вас видела по TV! — объявлила она, протягивая ему руку, — Вы Лайон Кортвуд.

— Верно, — сказал он, пожимая ее ладонь, — А вы…

— Кнай Миаоми, — представилась девушка.

Из ванной послышался бас Ишвара.

— Хелло, Лайон. Тысяча извинений, я чуть-чуть не рассчитал время.

— Нет проблем! — крикнул Кортвуд, — Самолет Цян Фэйшана задержался на полчаса.

— Я знаю, Соарош обещал позвонить, когда его встретит. Но все равно, извините. Вы присаживайтесь, там в баре есть всякие напитки… Кнай, ты пока не поухаживаешь немного за Лайоном?

— Легко! — согласилась она, — Лайон, вам кофе, виски или какую-нибудь болтушку?

— Тоник с капелькой джина, — сказал он, и поинтересовался, — Вы работаете на Ишвара?

— Нет, у нас, по ходу, Y-brano… — ответила Кнай, роясь в недрах бара, — Я вообще-то не собиралась утром задерживаться, но Ишвар просил подежурить, пока он там отмокает.

Кортвуд вспомнил tour info: «В Меганезии полная свобода любительских секс-услуг. Девушка (Y-ata) может предложить вам секс за деньги (Y-brano) на улице, в кафе или в клубе знакомств (Y-club). Организованная проституция запрещена, см. раздел CRIME».

— Вам сколько лить джина? — спросила девушка, — конкретно, не каплю же?

— Граммов 30, на глаз.

— Готово, держите, — она протянула ему высокий стакан, а сама уселась в кресло с банкой апельсинового сока в одной руке и сигаретой в другой.

— Faafe, — поблагодарил он делая пару глотков.

— Faamo, — Кнай улыбнулась, — Вы который раз в Меганезии?

— Второй.

— И как вам тут?

— Черт его знает, — честно признался Кортвуд, — пока не понял.

Из ванной появился Аванти в белом купальном халате, внушительный, как гиппопотам.

— Уф… Еще раз, здравствуйте Лайон… Спасибо, Кнай, ты очень… Очень…

— Ага, — откликнулась она, вставая и потягиваясь, — Очень-Очень. Короче, я побежала.

— Это… — сказал он.

— Я тебе web-purse черкнула, кинь туда, — она привстала на цыпочки, чмокнула его в щеку, потом махнула ладошкой уже в дверях, — Aloha, kane-kane. Good luck.

Дверь захлопнулась. Аванти покачал головой, вышел в соседнюю комнату, вернулся, с мобильником и листком с надписью фломастером (очевидно, тем самым адресом web-purse). Продиктовал адрес, и распорядился перевести 200 долларов. Положил трубку на стол, взял из бара бутылку минеральной воды и сделал несколько глотков. Потом снова покачал головой и произнес:

— У меня такое чувство, что я здесь ничего не понимаю.

— Просто тут другие обычаи. Вы провели хорошую ночь. Не делайте из этого проблему.

— Такая славная девушка, — продолжал тот, — Зачем она этим занимается?

— У нас студенты тоже подрабатывают, — заметил Кортвуд, — Автомойки, маркеты, кафе…

— Мойки и прочее, это понятно, но подрабатывать проституцией?!

Кортвуд пожал плечами:

— Я же говорю, Ишвар: другие обычаи. Тут не видят разницы, вкусно накормить человека в кафе, или заняться с ним любовью. Если, конечно, человек нравится. Вы не замечали на вывесках маленьких кафе буквы «RSE»? Это «Recuzo Sin Explica». Отказ без объяснений любому посетителю, который не нравится. Его не обслужат, а выставят за дверь.

— Значит, — спросил Аванти, — она провела со мной ночь, потому что я ей понравился?

— Ну, не только поэтому, — уточнил Кортвуд, — Согласитесь, Ишвар, даже очень милого и обаятельного человека в кафе не будут кормить бесплатно.

Аванти широко улыбнулся и небрежно махнул рукой

— Это понятно. Деньги нужны. Но главное, я ей понравился, а это совершенно меняет дело. Вы светлая голова, Лайон. Иногда я просто восхищаюсь тем, как быстро вы включаетесь в совершенно новые условия, и тем, как доходчиво вы объясняете.

— Вы мне льстите, Ишвар. Я просто стараюсь сопоставлять несколько breaf-info о стране, и составить наглядные аналогии.

— И у вас это получается! Это важно! «Многие делают, но не многие могут», так, кажется написано у вас в библии?

— Не знаю. Я агностик, с библией имею дело только в суде, когда даю присягу.

— Да, я помню, вы говорили. Хотя, мне кажется, очень сложно жить без какого бы то ни было представления о Высшем Существе.

— Жизнь, все равно, сложная штука, — заметил Кортвуд, — что с представлением, что без…

В этот момент на улице гулко грохнули автоматные очереди.

Аванти и Кортвуд, молча переглянувшись, вышли на балкон, поглядеть, в чем дело.

На парковке, в полусотне метров от отеля, лежало тело одетое в свободный бело-красный спортивный костюм. Руки и ноги у него были неестественно вывернуты. Правая верхняя часть головы отсутствовала. Асфальт вокруг был забрызган чем-то похожим на густое клубничное варенье. Рядом с телом валялся ярко раскрашенный велосипед, к багажнику которого был приделан красный короб с яркими желтыми иероглифами. В нескольких метрах от всего этого, на асфальте, закрыв голову руками, сидела пожилая женщина. Рядом с ней присела на корточки девушка в полицейской форме. Видимо, она пыталась чем-то помочь. Еще семь человек: двое полисменов, один военный и четверо в штатском, вооруженые пистолет-пулеметами, стояли в кружок и бурно что-то обсуждали.

— Бандит напал на разносчицу китайских завтраков, — поставил диагноз Аванти и, почесав в затылке, добавил, — мне говорили, что меганезийская полиция стреляет в налетчиков без предупреждения. Получается, что не соврали.

— Какой смысл грабить разносчицу china-food? — спросил Кортвуд, — Отобрать у нее лапшу с рисом и курицей, морепродукты, соевый соус и три сотни фунтов выручки, максимум?

Ишвар Аванти пожал плечами.

— Вы сами сказали, Лайон: тут другие обычаи. Может, этот парень очень хотел кушать.

…

30 августа. Террористы и подводные лодки, дельфины и буньипы. Лантон. Офис военной разведки. 11:05 утра.

— Чисто, — сказал Аурелио Крэмо, кладя трубку, — Но из прохожих есть пострадавший.

— Как серьезно? — спросил полковник Андерс.

— Психический шок. Впечатлительная пожилая дама. Объект был у нее в поле зрения, когда группа-D открыла огонь. Даме оказали медпомощь на месте. Ничего опасного.

— Объект действительно работал разносчиком в «Циндао-Бо»?

— Нет, сен полковник. Около 9:30 он украл один из велосипедов, с коробом и эмблемой ресторана. Бо думал, что велосипед взяли покататься дети кого-то из соседей. Так уже бывало, и, конечно, он не завявил в полицию. Теперь он переживает, что его бизнес попал в такую историю.

— Да, — согласился Андерс, — Не лучшая реклама доставки завтраков. Что было в коробе?

— Одноразовый гранатомет в комплекте с термобарическим зарядом. Помещение для переговоров на 2-м этаже, балкон выходит на улицу. Если бы туда влетела эта граната, всех троих бизнесменов можно было бы хоронить в одной коробке из-под чипсов.

— Ясно. Что с опознанием объекта?

— Оно несколько затруднено тем, что одна из пуль попала в голову и…

— Я же просил отдать это мне, — перебил Журо, — Я бы взял объект в холодную. И у дамы шока бы не было, и бизнес китайского дедушки не пострадал бы, и у объекта сохранилась бы голова. А ваши, Крэмо, вольные стрелки, устроили…

— Никто не сомневается в вашем умении работать ножом, — ответил Крэмо, — но объект был вооружен автоматическим пистолетом, и мог иметь хорошую подготовку…

— Не мог. Одноразовое мясо. Таких никогда толком не готовят.

Райвен Андерс хлопнул ладонью по столу.

— Это беспредметный спор. Подвожу итоги. Крэмо, ваша идея задержать самолет Фэйшана была блестящей. Ожидая прибытия 3-ей мишени, объект демаскировался. Вело-разносчик не будет полчаса торчать на парковке отеля. А нейтрализация объекта блестящей не была. Этот так, Крэмо. Не спорьте. Тем не менее, задача выполнена. Переходим к следующему вопросу: атолл Тероа. Каков будет следующий шаг противника там?

Наступила тишина. Крэмо крутил пуговицу на рубашке. Журо, рассматривал свои ногти.

— Ну, чего молчим? — спросил полковник, — Никак не переключиться? Все, мужчины, про бомбера забыли, включили мозг, играем за черных. Журо, ваш ход.

— Тактика «9/11», — сказал тот, — Использование гражданского самолета в качестве снаряда.

— Берем на контроль, — сказал Райвен, делая отметку в компе, — Я договорюсь с Запато по этому вопросу. Теперь вы, Крэмо.

— Тактика «добрый самаритянин», — предложил Аурелио, — Одиночный актор, вошедший в доверие к кому-то из местных жителей.

— ОК, — сказал полковник, делая еще пометку, — Я поставлю задачу экипажу «Рангитаки», у них есть возможность закрыть этот канал. Вы, Журо?

— «Суперприз». Бомба передается обычной почтой или экспресс доставкой, без разницы.

— Уже перекрыто. Вы, Крэмо?

— «Бумажный тигр». Ложная угроза, которая заставит мишень покинуть укрытие.

— Сомнительно… Но отметим на всякий случай. Журо?.

— «Красный октябрь». Субмарина скрытно подходит на дистанцию менее 500 км и атакует ракетами. У нас всего несколько минут. Мы не успеваем, и она расстреляет Тероа также легко, как жестянку из-под пива в тире.

— Бесшумная неатомная немагнитная субмарина, которая пройдет от Гавайев до Кирибати в подводном положении? — спросил Андерс, — Невидимка на топливных элементах, класса 214 или 215? Не слишком ли дорогая миска для нашего супа?

— Не слишком, — твердо сказал Журо, — вы видели расчеты, сен Андерс.

Полковник задумчиво покатал по столу авторучку.

— Ниже глубины 100 метров наша акватория не прикрыта, — сказал он, — это факт. Об этом говорил Валдес. Но, как вы знаете, народ не поддержал взносы на создание подводного флота необходимой мощности.

— Два месяца назад я обсуждал эту тему с лейтенантом ВМФ Рино Элмером, — сообщил Крэмо, — в пределах этого мизерного бюджета кое-что, все-таки, удалось сделать.

— Чудес не бывает, — заметил Райвен.

— Я не только беседовал, — уточнил майор, — я своими глазами посмотрел на работу его дельфинов. Это впечатляет.

— Ну, о чем вы говорите? — со вздохом, спросил полковник, — Американцы занимались этим полвека, если не больше. Научили десяток дельфинов искать подводные лодки и мины. Они могут контролировать акваторию какого-нибудь порта, а у нас окружность радиусом 500 км. в открытом океане.

— Но у Элмера не десяток дельфинов, а около тридцати тысяч.

— Сколько?!

— Около тридцати тысяч — повторил Крэмо, — на самом деле, такова численность дельфинов в нашей акватории. Элмер не обучал дельфинов, а использовал их естественную систему коммуникаций. Это своего рода сеть, которая охватывает чуть ли не весь океан. Группа дельфинов, с которыми работает Элмер, это подразделение связи. Они опрашивают всю сеть на заданную тему, получают информацию и сообщают нашему штабу.

Райвен постучал авторучкой по столу.

— Крэмо, если вы меня разыгрываете, то лучше признайтесь в этом сейчас. Я соглашусь, что шутка удалась, и мы начнем обсуждать более серьезные варианты действий.

— Сен полковник, это не розыгрыш. Я своими глазами видел, как это делается. На атолле Капингамаранги, Элмер, по дельфиньему телеграфу узнавал координаты и курсы судов в Коралловом море, на расстоянии около тысячи миль.

— Я в это могу поверить, — вмешался Журо, — Во-первых, все знают про дельфиньи сессии. В открытом океане, на пятачке радиусом 5 километров синхронно собираются несколько тысяч дельфинов. Значит, дальняя коммуникация. Во-вторых, любой tahuna вам скажет, что с дельфинами можно договориться, чтобы они загнали косяк рыбы в сети. Потом надо честно поделить добычу. В общем, так же, как если договариваешься с людьми.

— Гм… — буркнул полковник, — А эти дельфины как-то мотивированы к работе с нами?

— Безусловно, — подтвердил Крэмо, — Элмер сообщает им данные с метеорологических спутников и из сети авиаразведки. Он узнал, какая информация ценна для дельфинов, и как им ее передать, с учетом их представлений об океане, о погоде, о движениях масс морских организмов, и т. д. Кроме того, с подачи Элмера, полковник Валдес организовал там же, на Капингамаранги, при школе ВМФ, клинику и детский сад для дельфинов.

— Вот теперь вы точно меня разыгрываете, — заявил Андерс.

Крэмо улыбнулся и покачал головой.

— Вот это, сен полковник, вы можете посмотреть, не выходя из кабинета, на сайте школы ВМФ, в разделе «экологическая программа». У дельфинов бывают болезни и травмы, а дельфиньему потомству нередко требуется защита. Курсанты с удовольствием возятся с дельфинами. Для них это, скорее, развлечение, чем учебные занятия. Игры в море. А для дельфинов это очень серьезный мотив помогать нам.

— Экологическая программа, похожая на игру, — повторил Андерс, — Хорошее прикрытие.

— Да, сен полковник. Валдес кругом легендирует эту тему. Дельфины проходили у него, как «агентура среди рыбаков-любителей». Я узнал о реальных функциях «экологической программы» только потому, что предложил более сильную легенду.

— И что же вы им подбросили, Крэмо?

— Я нашел других существ, которые могли бы быть океанскими разведчиками и бойцами, более эффективными, чем любой морской спецназ. Это буньипы или тупилаки. Хищные тюлени, по форме близкие к человеку, или к человекообразным обезьянам.

— В фольклоре утафоа фигурируют тюлени-оборотни, — заметил Журо.

Райвен Андерс, ударил кулаком по столу.

— Вы что, спятили оба, или хотите чтобы я спятил? Какие, к черту, оборотни? Может, мне еще поверить в русалок? Буньипы есть только в сказках австралийских аборигенов!

— Буньип это сказочный персонаж, — подтвердил Крэмо, — Но его популярность в масс-медиа так высока, что он может стать сильным прикрытием. Летающие тарелки тоже сказочный объект, но в Первую Холодную войну они отвлекали на себя значительный военно-разведовательный потенциал т. н. «великих держав».

— Черт! — буркнул полковник, — Вы меня чуть не купили на эту тюленью лапшу. Еще раз спрашиваю: про дельфинов, это реальность или тоже как с буньипом?

— Про дельфинов — реальность, — твердо сказал Крэмо.

— Ладно. Тогда в этом направлении и будем работать. План мероприятий по контролю акватории Кирибати мне на стол завтра, в это же время.

…

30 августа. Большое партнерство и объявление коммерческой войны. Лантон, отель «Playa Revolucion», 11:30 утра.

… 65-летний Цян Фэйшан, глава комитета директоров народного предприятия Yobao (Гуанчжоу), оказался самым старшим из присутствующих. Выглядел он лет на 50, его настоящий возраст выдавали только глаза, да еще манера смотреть на окружающих немного сверху вниз, по-отечески в конфуцианском смысле. Когда Мелло Соарош в порядке вступления, предложил Фэйшану председательствовать «на нашей маленькой дружеской встрече», китаец несколько раз возражал, но затем согласился «только из уважения к общему мнению присутствующих».

Соарош удовлетворенно улыбнулся и, вынув из кармана миниатюрный деревянный молоточек, с легким поклоном вручил его Фэйшану.

— У нас это символ судейской власти, — пояснил он, — и атрибут деловых совещаний. Его используют, чтобы прекращать слишком эмоциональные споры за столом.

— Вы полагаете, министр, что у нас будут эмоциональные споры? — спросил китаец.

— Я надеюсь, что нет. Но, поскольку мы собрались для честного, открытого разговора, то возможны и споры. Почему бы и нет?

Кортвуд открыл блокнот, черкнул там что-то и, как бы невзначай, заметил.

— Мне кажется, надо начать игру от центра поля. Постановление вашего Верховного суда уже определило порядок деятельности нашего меганезийского филиала. Я имею в виду, партнерство «Raza Genesis» на Тероа. Если мы сотрудничаем честно, то я не понимаю, что здесь можно пересматривать.

— Никто и ни при каких условиях не может здесь пересматривать порядок, установленный Верховным судом Меганезии, — ответил Соарош, — На сколько я понимаю, сен Эндорф, прибывший на Тероа после известного инцидента с ракетами, предложил партнерству помощь правительства. Он обязан был это сделать. Но это значит именно помощь, а не попытку воспользоваться ситуацией для передела долей в бизнесе. Если сена Эндорфа неправильно поняли, то это просто недоразумение.

— То есть, — уточнил Аванти, — наш филиал в Меганезии может работать на прежних условиях? Да или нет, мистер Соарош?

— Да, — коротко ответил министр.

Цян Фэйшан поиграл молоточком и заметил:

— Уважаемый министр, ответ был таким коротким, что мне показалось, будто вы немного недоговариваете. Простите меня, если я ошибся.

Мелло Соарош церемонно поклонился.

— Отдаю должное вашей проницательности, уважаемый Цян. Конечно, мое «да» это ответ только на один конкретный вопрос мистера Аванти, без учета ряда особых обстоятельств, которые касаются обсуждаемого дела.

— Это я и имел в виду, — сказал китаец, — Нам хотелось бы узнать об этих обстоятельствах.

— Никаких проблем! — заверил Соарош, жестом фокусника извлекая из кармана коробочку флэш-карты, — если Ишвар позволит воспользоваться настенным экраном…

— Сделайте одолжение, — проворчал индус.

Через минуту на панорамном экране возникла подробная карта восточной части архипелага Феникс: шесть разноразмерных атоллов, от 15-километрового Абариринга, до крошечного 1-километрового Бирни. Рядом с каждым из них были значки в виде человечков, домиков, и еще каких-то штучек. Министр подошел к экрану и, используя авторучку как указку, начал комментировать.

— Как видите, все эти объекты помещаются внутри окружности радиусом немногим более ста километров. Известный вам атолл Тероа здесь не показан, он расположен чуть дальше к северо-западу, примерно вот там (Соарош поднялся на цыпочки и постучал ручкой по стене слева-сверху от экрана).

— К чему вся эта география? — поинтересовался Кортвуд.

— Социальный инвестиционный паевой фонд «Hawaika Energi y Tecnica Nova» представил публике проект развития данных территорий, — пояснил министр, — Минус этого района в том, что здесь нет крупных участков суши и мало населения. Значит, машиностроение и металлургия не подходят, а большой промышленный флот будет некому обслуживать. Выбирать остается из высокотехнологичных производств с низким грузооборотом. Сразу после яркого выступления доктора Винсмарта на Эль Кватро, правление фонда сделало выбор в пользу технологии наноботов биомедицинского назначения. Эта тематика, как оказалось, требует серьезной военной защиты, и тут у данной территории есть большой плюс: наличие военно-морской базы Раваки и форта Бирни. Они полностью накрывают все отмеченные на карте атоллы плотным зонтиком безопасности. Проект предполагает расширение научно-технического центра университета Абариринга, модернизацию атомной электростанции и размещение подготовительных производств на атолле Эндербери, развертывание основного производстав на атолле Манра, и организацию транспортного узла, включающего аэропорт и морской порт на атолле Орона.

Аванти громко хмыкнул и предположил:

— То есть, нас ставят перед фактом, что здесь создается конкурирующий консорциум. Я бы не сказал, что это идеал действий по отношению к партнерам.

— Разве я сказал о конкуренции? — подчеркнуто-удивленно спросил Соарош, — Может быть, имеет смысл дослушать меня, прежде, чем делать выводы?

— Да, действительно, — согласился Фейшан.

— Так вот, — продолжал министр, — Из итогов операции на Эль Кватро следует, что создание в Меганезии своего биомедицинского производства такого типа, совершенно необходимо. Если этого не сделает фонд, это сделает правительство, во исполнение своей обязанности защищать жителей от актуальных угроз любыми средствами без исключения. А если это сделает фонд, то он может пригласить к участию в проекте тех экономических партнеров, каких сочтет нужным. Я имею удовольствие сообщить вам, что именно ваши корпорации являются такими желательными партнерами.

— Если отбросить словесную шелуху, — сказал Кортвуд, — ваш манифест выглядит так: «Мы будем делать это с вами, или без вас».

— Речь с самого начала не шла о монополии, — заметил Соарош, — Еще до нашего договора о партнерстве, консорциум Atlinc продал ряд технологий новозеландским и бразильским компаниям. Я имею в виду технологии производства таких препаратов, как антивирусный Twiz-8 для овец и антибактериальный STEW-4H для кур. В Меганезии пилотные партии препарата Upden (это аналог вашего DR-plus для собак) стали выпускаться на Табуаэране партнерством Fetii-XXII и продаваться на внутреннем рынке еще до нашего знакомства.

С этими словами Мелло Соарош вынул из кармана яркую пластмассовую коробочку, и толкнул ее по столу в сторону Кортвуда. Тот взял ее, покрутил в руке, и пробурчал:

— Полагаю подавать в ваш суд по поводу информационного пиратства бесполезно?

— Почему же? Если вы докажете, что у вас украли техническую документацию…

— Погодите, — перебил Кортвуд, — тут написано «aplicar para humano y predador». Это значит «применимо для человека и хищников», я правильно понимаю?

— Да, именно так.

— Значит, это партнерство уже успело провести клинические испытания?

— Понятия не имею, — ответил министр, — Но если препарат окажется вреден для людей, то за свою ошибку им придется ответить деньгами, а в тяжелом случае, и свободой.

— То есть, это можно писать на любом препарате? — спросил Аванти.

— Да, но под свою ответственность, как я уже сказал.

— О, черт… — сказал Котвуд.

Цян Фэйшан легонько постучал молоточком по столу.

— Мы уже проявили достаточно уважения друг к другу, и теперь можно назвать все своими именами. Нам надо где-то разместить центр производства, рекламы и сбыта препаратов. В Америке этому препятствуют юридические проблемы. В Индии мы сталкиваемся с грубой силовой конкуренцией. Это препятствует эффективному использованию торговой сети. В моей стране есть физическая защита и легальный статус, но нет достаточного количества экспертов. Можно пригласить американских экспертов в Китай, но, к сожалению, многие из них сильно предубеждены против нашей политической системы. В Меганезию легче пригласить экспертов, но здесь не хватает денег для быстрого запуска проекта. Я полагаю, уважаемый министр не будет с этим спорить.

— Не буду, — подтвердил Соарош, — Фонд «Hawaika Energi y Tecnica Nova» может вложить в этот проект около 800 миллионов фунтов, и реализация проекта растянется примерно на пять лет, что нежелательно. Но проект может стартовать с ходу, при инвестициях порядка 4 миллиардов фунтов, если у нас будут апробированные технологические линии, готовый коллектив экспертов, сеть сбыта, и брэнд, популярный у мировых потребителей. Результат мы предлагаем делить пропорционально денежной части вкладов.

— Так, — сказал китаец, — Вы инвестируете 20 процентов денег, предоставляете место, и обеспечиваете физическую безопасность, и получаете 20 процентов коммерческого результата. Я ничего не упустил?

— Еще здесь можно писать что угодно на упаковках и в рекламе, — напомнил Аванти, — это очень важно, Цян. Брэнды и реклама это двигатель евроамериканской торговли.

— Броская, агрессивная реклама в сочетании с ярким и сильным брэндом может ускорить продвижение на рынок в десятки, а то и в сотни раз, — подтвердил Кортвуд.

— Пожалуй, да, — согласился Фэйшан, — я уже имел возможность наблюдать, как вы этим пользуетесь.

— Еще нет, Цян, — сказал Кортвуд, — пока что мы не были достаточно агрессивны на рынке. Но если наше меганезийское предприятие действительно сможет давать любой текст для рекламы препаратов, то мы устроим настоящую агрессию.

Мелло Соарош предостерегающе поднял руку.

— Я не говорил «любой». Нельзя обманывать потребителя в отношении реальных свойств товара. Об ответственности я уже упоминал.

— Это ограничение меня не беспокоит. Других ограничений нет?

— Будет лучше, если вы прямо скажете, что хотите написать, — ответил министр.

Кортвуд побарабанил пальцами по столу, затем взял лист бумаги, написал «C.A.E», и подвинул лист Цян Фэйшану. Тот кивнул, написал рядом «OK», и передал лист Аванти. Индус помедлил пару секунд и тоже написал «OK».

— И что это означает? — поинтересовался Соарош.

— В начале, Мелло, я хочу знать: есть ли у вас ограничения абортов и их рекламы?

— Есть, конечно. Те же, что и для любой другой медицинской процедуры.

— И все? Я имею в виду, что в некоторых странах есть и другие ограничения.

— Ну какие другие, Лайон? Вы же знаете принципы Хартии. Правительство имеет дело с человеком с момента рождения, а до того, это исключительно вопрос воли женщины.

— То есть, — уточнил Кортвуд, — если мы начнем агрессивно рекламировать контрацептив с абортивным эффектом, то не нарушим никаких ваших законов?

— Если он будет достаточно безопасен для женщины, то никаких.

— Это совершенно точно? Вопрос серьезный, Мелло. Будет огромная волна возмущения.

— Зачем спрашивать 4 раза одно и то же, — сказал Соарош, — Если Хартия не нарушена, то возмущение это проблема возмущающихся. Вообще, я считаю, что сперва надо обсудить общие принципы сотрудничества, а уж потом заниматься деталями.

Цян Фэйшан обменялся взглядами с Аванти и Кортвудом, после чего сообщил:

— Мы решили принять предложение правительства Меганезии в той форме, в которой оно было вами высказано. Формальностями пусть займутся юристы, это их работа, а нам надо обсудить именно детали. «Дьявол сидит в деталях», так, кажется, говорят в Америке.

— Да, — подтвердил Кортвуд, — и я сделаю так, что он из них выскочит.

— Когда? — поинтересовался Соарош.

— Через 3 дня.

— Так быстро?

— Более, чем достаточно, чтобы наштамповать этикетки на уже готовый товарный продукт, дать массированную рекламу по TV и распределить продукт по торговой сети. Это будет сделано, если на мой вопрос: можем ли мы уже сегодня начать раскрутку брэнда «Raza Genesis — Atlinc», Феникс, Меганезия, вы однозначно ответите: да.

— Да, — спокойно сказал министр.

…

1 сентября. Тероа (Кирибати) — Атафу (Токелау). О пользе старых авианосцев.

— Aloha, Абинэ, ты где сейчас?

— Hi, Келли. У меня, по ходу, маленькая война с муравьями. По ходу, я случайно привезла их из Мексики, а они решили ограбить мой холодильник. Полярники сраные.

— Ага, значит, ты дома. А эту войну можно отложить ненадолго?

— Келли, не фиг ходишь вокруг да около. Если у вас что-то стряслось, так и говори.

— Ага. Тут док Джерри уже час ходит по пирсу взад-вперед, и всех посылает на хер. А док Рау только ржет, как конь, и никому ничего не хочет объяснять. Тут народ беспокоится.

— Что вы, как маленькие, Ну, покурили они tahuna tiare. Тоже мне, проблема.

— Нет, — возразила Келли, — это не от травки. Похоже, док Джерри прочел что-то в прессе.

— А, я так и знала, что в конце концов, его это расстроит. Что теперь про него написали?

— Да много чего. Тут днями, на Абариринга с большим шумом учредилась новая фирма по производству этих медицинских штучек с микророботами. Журналисты припомнили Эль Кватро, и… Ну, понимаешь.

— De puta madre, — выругалась Абинэ и подумав, добавила, — Я буду как только, так сразу.

«Как только, так сразу» оказалось равным примерно получасу. Едва прилетев на Тероа, Абинэ отправилась на пирс, где уныло сидел док Винсмарт и жевал потухшую сигару. Ходить взад-вперед ему, видимо, уже надоело.

— Aloha, Джерри, — сказала она, устраиваясь рядом, — Как дела?

— Привет, Абинэ, — буркнул он, — Представляешь, там все спятили.

— Там это где?

— В вашем правительстве. Знаешь, что сделали со мной эти идиоты?

— По-моему, ничего. Руки-ноги на месте. Осталное пока не проверяла, но…

— Прочти, — перебил он, протягивая ей небрежно вскрытый конверт экспресс-почты.

Абинэ негромко фыркнула и вытащила из конверта плотный лист бумаги, украшенный четырехцветным гербом-«пропеллером» и шапкой «Gobierno Confederacion Meganezia».

— Distinguido loa tahuna, doctor Gerald Winsmart! — прочла она, — В знак признательности к вашей… бла-бла-бла… В общем, тут сплошная патока… Так, вот уже по существу: «С согласия верховного суда, правительство передает под ваш исключительный контроль учебно-экспериментальный авианосец Lexington вместе с бюджетным обеспечением на весь период его эксплуатации»… Y una polla! (Ни хера себе!)

— Ну не идиоты ли? — тоскливо спросил док Джерри.

— Вообще-то, могли бы, конечно, подарить тебе что-нибудь более толковое, — задумчиво сказала Абинэ, — Хорошую летающую лодку, например. Я тут классную модель видела в рекламе. Называется «Ondine». Бесшумная, безопасная, простая в управлении, взлет и посадка вертикальные, запас хода 5000 км. Но стоит, зараза, 4 миллиона.

— Самолеты там тоже есть, — заметил он, — craft-bolide, две штуки.

— Да ну их на фиг! Это же ракетопланы, на них могут летать только профессионалы или камикадзе. Ладно, а что тут еще есть… — Абинэ углубилась в технические подробности, изложенные в нижней части листа, в примечании, — … Ну, прикольно! Дура 270 метров длиной, вес 35 тысяч тонн, а скорость 40 узлов. По-моему, это типичная лажа. Прикинь, поставили атомный котел на 300 МВт, и думают, что вот такое корыто выжмет 40 узлов. Да оно развалится на фиг, у него же корпус старый, как говно мамонта.

— Мне как-то все равно, — ответил Винсмарт.

— Ты чего, Джерри! — возмутилась она, — Это твой добряк, и он должен делать то, что про него написано. Иначе получится, что тебя напарили. У тебя какие планы на сегодня?

Док Джерри пожал плечами и улыбнулся.

— Особых планов не было. Но приехала ты, поэтому…

— Отлично! — перебила она, — Это корыто сейчас в Токелау, на рейде Атафу. Два часа лета на моей бабочке. Сейчас я свяжусь с ними и спрошу Банги Ресардо. Это типа, капитан…

Винсмарт сообразил, что происходит, только когда Абинэ уже набрала на мобильнике тот номер, который был указан в в правительственном письме, в графе «ship administration».

— Aloha! Hina-aro vau e parau ia cap Resardo… E aha te huru, sen Resardo?… E Abine Tiingele, vau doc Winsmart ihitai-ata… E haere maua i Lexington… Piti hora… Aloha, cap!

Она убрала трубку и облизнулась, как кошка, добравшаяся до сметаны.

— Ты что сделала? — спросил Джерри.

— Ну, по ходу, спросила как у него дела, сказала, что я твой эксперт по мореходству, и что мы заявимся на борт часа через два. Короче, ты собирайся, а я пока спирта в бак долью.

…

Лететь вдвоем в «яйце» (в смысле, в кабине дельта-флаера «barbaletta») было тесно, да и вообще не слишком комфортно. Сверхлегкая машина то и дело скатывалась в воздушные ямы, почти как тележка на американских горках. Прямо за спиной жужжал то ли движок, то ли пропеллер, а может быть, так вибрировала задняя стенка. Впрочем, док Джерри был слишком увлечен общением с Абинэ, чтобы обращать на эти неудобства много внимания.

— Подумаешь, авианосец, — говорила она, — Их для чего только не юзают. Началось с того, что китайцы купили у русских два авианосца, и сделали на одном луна-парк, а на другом тоже типа того. А этот американский авианосец и еще два японских корабля, авианосец и крейсер, подняли наши форсы несколько лет назад.

— Откуда подняли? — спросил Винсмарт.

— Со дна, откуда еще? Их утопили на войне, в прошлом веке. А когда подняли, то оба японских отдали под гиперфест, это такой молодежный тусняк. На их корпуса, как на поплавки, налепили палубу. Получился, типа, проа офигенного размера. Будет время, слетаем на Кваджалейн, увидишь. А из Лексингтона сделали модерновый пиратский рейдер, и он год рубился по всему океану с нашим морским патрулем.

— Погоди, Абинэ, я не понял. Его что, продали пиратам?

— Да нет, это, по ходу, учения такие. Обычной пиратской шантрапе до Лекса, как до Луны ползком. А тут, для учений придумали легенду: мега-пират по кличке Кровавый Кролик построил супер-крейсер и вышел на охоту за торговыми судами. Ну, типа, капитан Блад, только современный. Ты Сабатини читал?.

— Читал. Лет 30 назад. А почему Кровавый Кролик?

— Пиратами на учениях командовал кэп Тоби Рэббит, — пояснила Абинэ, — А кровавый это для театрального эффекта. На учения позвали гражданских волонтеров и TV, а их же надо развлекать. Если Лекс условно брал на абордаж волонтерское судно, то кэп объявлял по мегафону: «Вы попали в лапы Кровавого Кролика, так что женщины будут изнасилованы в извращенной форме, мужчины прикованы на галерах, а весь добряк отнят и пропит».

Док Джерри потянулся (насколько это было возможно в тесной кабине) и заметил:

— Грубоватая шутка, на мой взгляд. Так и напугать можно.

— Кого? — удивилась она, — Волонтеров? Да они ради таких приколов и участвовали.

— Гм… Наверное, мне этого не понять. А в чем был смысл учений?

— В том, чтобы проверить, как быстро морской патруль поймает Кровавого Кролика. При нашей системе морского мониторинга, считали, что он ни в одном гейме и двух часов не продержится. Но на Лексе новейшее оборудование для метео-наблюдений, для игры в эфире, для оптических атак, и для интернет-перехватов. Кэп Рэббит мастерски всем этим пользовался. Он прятался от спутникового наблюдения под рукавами циклонов, уходил от патрульной авиации в зоны шторма, прикидывался грузовыми судами сходного с Лексом размера. Он вытворял такое, что публика приклеивалась к телевизорам, и доказал, что на море рулят личная инициатива, нестандартное мышление и модерновая техника.

— И что было потом? — спросил Винсмарт.

Абинэ пожала плечами.

— Рэббит с командой вернулся на свой фрегат, а на Лексингтон, судя по всему, загрузили экипаж из школы ВМФ. Корабль-то учебный.

— А сколько человек экипаж?

— Вряд ли больше десятка, — ответила она, — это же почти робот. Сплошная автоматика и компы. На самом деле, этот Лекс классная игрушка, только корпус старье.

— Может быть, — согласился Винсмарт, — Но он великоват, чтобы играть им в кораблики.

— Ну, — задумчиво сказала Абинэ, — ты можешь на нем заниматься какой-нибудь наукой. Океанографией, там. Или морской биологией. Да и вообще, надо сначала его потрогать руками. Может, тогда само собой будет ясно, для чего он лучше подходит.

…

… На подлете к похожему на морскую звезду атоллу Атафу, док Джерри принял стоящий на рейде у Север-Западного мыса Лексингтон за один из длинных коралловых островков — motu. Видимо, авианосец был специально окрашен так, чтобы создавать эту иллюзию. Его выдавала только форма: почти правильный прямоугольник с относительно небольшой пирамидальной надстройкой, расположенной асимметрично, справа от центра палубы, у самого борта. Абинэ пришла в совершенно детский восторг:

— Ух, какая здоровенная дура! Джерри, прикинь, мы сейчас сядем на эту штуковину!

— Ты когда-нибудь садилась на авианосец? — спросил он.

— В том-то и дело, что нет! В этом весь прикол! — ответила она и, вынув мобильник, стала о чем-то трещать с кэпом Ресардо.

Через минуту на огромном прямоугольнике палубы возникла длинная продольная линия, будто нарисованная ярким фломастером. Абинэ выполнила какой-то маневр, авианосец сразу оказался очень близко, стальная громада надвинулась и внизу мелькнула широкая, как городская площадь, кромка носа. Затем «бабочку» сильно тряхнуло, она прокатилась по металлу, слева мелькнула пирамида надстройки (с палубы она уже совсем не казалась маленькой), раздался визг тормозов… Бабочка встала в сотне метров от кормы, лишь на метр отклонившись влево от полосы разметки.

— Улет! — подвела итог Абинэ, откидывая колпак «яйца», — Я балдею.

В кабину ворвался легкий, свежий ветерок, пахнущий морем и водорослями. Джерри вылез наружу и, не без труда справившись с головокружением, закурил сигару. От надстройки к ним быстрым шагом шел чернокожий молодой парень в военной форме.

— Вы там как, в порядке? — крикнул он.

— Пфф, — фыркнула Абинэ, — Что мы, на авианосцы не садились, что ли?

— Ты же говорила, что не садилась, — шепотом напомнил Винсмарт.

— Это я понты гоню, — так же шепотом пояснила Абинэ.

Парень в военной форме оказался командиром Лексингтона, капитан-лейтентом Банги Ресардо. После официального знакомства, они покатили бабочку к ангару. Абинэ и Банги почти тут же перешли на «ты», что и понятно: они были почти ровесниками. К доктору Винсмарту капитан-лейтенант стал обращаться «сэр Джерри» или просто «сэр». Тот, со своей стороны, решил, что будет называть командира корабля просто по имени.

— Банги, а где экипаж?

— Экипаж отдыхает, сэр. Если по-честному, я подозревал, что меня разыгрывают на счет вашего приезда. Но, если хотите, я могу объявить построение.

— Не надо, — сказал Джерри, — Терпеть не могу дергать людей попусту.

— Кстати, про розыгрыши, — вставила Абинэ, — в info написано, что этот бронтозавр может делать 40 узлов.

— Так он и может, — ответил Ресардо.

— 20 фунтов, что нет, — сказала она.

Кэп повернулся к Винсмарту.

— Сэр Джерри, вы разрешаете мне принять это пари?

— Гм… В каком смысле?

— В смысле, сняться с якоря и провести учебные маневры на скорости до 40 узлов.

— Видите ли, Банги, я в этих вещах не очень разбираюсь, так что на ваше усмотрение.

— Благодарю, сэр, — ответил тот, улыбаясь в 32 зуба и вынул из кармана woki-toki.

Вообще-то люди обычно не любят проигрывать пари, но здесь было исключение. Когда на рабочем экране в графе «velocidad actual, knot» число 39 сменилась на 40, Абинэ, хлопнув двадцаткой по столу, захлопала в ладоши.

— Este madly fresco! Сool! Te marinero real, cap Bangi!

— Me trabajando en ello, — подмигнув, ответил Ресардо, — Я работаю над этим. А Кровавый Кролик, говорят, однажды выжал из Лекса 44 узла.

— Полагаю, это уже будет перебор, — быстро сказал Винсмарт. Его несколько беспокоило дребезжание кофейника и кружек на столе, и шатание пола, — Давайте снизим скорость до обычной. Вы уже достаточно хорошо показали возможности корабля.

— Это было несложно, — заметил капитан-лейтенант, — Лекс и правда, хорошая машина. Это не только мое мнение. Так говорят люди, которые не первый десяток лет в море. И наши ребята, я имею в виду экипаж, тоже так считают.

— Кстати, о машинах, — заметила Абинэ, — как бы мне посмотреть силовую установку. Для начала, я бы хотела глянуть схему узлов, от котла до…

— Не вопрос, — перебил Банги и похлопал ладонью по соседнему терминалу компа, — Здесь мониторинг всей ходовой части, в динамике, прямо на схеме. А ты в этом рубишь?

— Еще бы! Это моя работа, между прочим.

— Ба! — одобрительно сказал он, и повернувшись к Винсмарту, спросил, — Сэр Джерри, а как вы собираетесь использовать Лекс? Ребята спрашивают, а я не знаю, что им говорить.

Джерри вздохнул и задумчиво покрутил в пальцах очередную сигару.

— Видите ли, Банги, я во флотских делах очень мало разбираюсь. Я биохимик и немного медик, работаю в прикладной науке, по возможности, в кабинетных условиях…

Ресардо расхохотался так, что чуть не расплескал кофе.

— Ну, вы даете, сэр Джерри!

— А что я такого смешного сказал?

— Знаете сэр, если вы кабинетный ученый, то Лексингтон надувной матрац. Команданте, когда объявил нам приказ о назначении к вам, специально добавил: учитесь у него тем главным качествам, которые должны быть у хорошего военного.

— У кого? — не понял Винсмарт.

— Так у вас же, — пояснил Ресардо, — Вот ребята и интересуются: чему вы будете нас учить, и какие задачи ставить.

— Послушайте, Банги, это какое-то недоразумение…

— Знаете, сэр, мы TV иногда смотрим, Эль Кватро видели. Такие дела.

— Правда, Джерри, — вмешалась Абинэ, — Почему бы тебе не поговорить с этими ребятами.

— Я разве против? — проворчал он, — Ну, давайте, поговорю.

Капитан-лейтенант тут же ткнул что-то на пульте и сказал:

— Экипаж кроме вахтенных! Общий сбор на рекреационной палубе через три минуты.

…

Перед ним стояли 12 человек, обыкновенные мальчишки и девчонки, одетые в военную форму. На вид им было лет по 20, или немногим больше. Экипаж Лексингтона, включая авиагруппу, за вычетом двух вахтенных. Даже не верилось, что эта маленькая компания легко управляет таким огромным кораблем. Винсмарт опасался, что сейчас будут всякие бессмысленные крики, стойки «смирно», напряженные лица с выпученными глазами, и тому подобные вещи, за которые он ненавидел армейские порядки. Но ничего подобного. Молодые люди стояли вполне естественным образом, и никаких криков не было.

— Значит, так, ребята, — спокойно сказал Ресардо, — это сэр Джерри Винсмарт, он сейчас вам скажет, что считает нужным, а вы послушаете.

— Вообще-то я не готовился что-то говорить, — начал Джерри, — просто так получилось, что я сюда прилетел, и мы с вашим капитаном решили, что неплохо бы с вами познакомиться. Со мной еще Абинэ Тиингелэ, она эксперт по двигателям, сейчас она что-то там смотрит, а потом вы с ней тоже познакомитесь. Так вот, я не очень представляю, что говорить, и будет лучше, если вы сами спросите все, что вас интересует.

Несколько секунд ребята переглядывалсь, потом рыжий веснушчатый парнишка, похожий на ирландца, сделал шаг вперед и сказал:

— Сэр Джерри, а в мире еще много таких мест, как Эль Кватро?

— Боюсь, что много. Я слышал, что в Центральной Африке бывает и хуже. Я не знаю, куда уж хуже, но, вероятно, есть куда.

— Значит, мы будем работать в Индийском океане, да сэр Джерри?

— Почему вы так решили?

Тот смущенно поскреб затылок и выпалил:

— Ну, по ходу, Индийский океан теперь тоже наш, а Африка как раз там.

«Однако, — подумал Винсмарт, — Индийский океан, видите ли, «тоже наш». Интересно, если они высадятся на Луне, в Океане Бурь, то и он будет «тоже наш»? А может, уже высадились? Не помню, что у Меганезии с космической программой…». Но сейчас надо было что-то отвечать, и он сказал:

— Видите ли, я еще недостаточно хорошо знаком с Лексингтоном. Вернее сказать, я с ним едва знаком. Я не могу вот так, сразу решить, что здесь лучше: экстремальная медицина, или исследовательская лаборатория, или учебный центр. Мне необходимо посмотреть, подумать, и все как следует взвесить.

Рыжий кивнул, отступил назад, и его место занял другой парнишка, похожий на малайца.

— Сэр Джерри, а что на Эль Кватро делалось неправильно?

— Гм… А почему вы думаете, что там что-то делалось неправильно?

— Ну, типа, всегда что-то неправильно, разве нет?

— Да, действительно… Вообще-то я не специалист по таким вещам, но мне кажется, можно было начать на пол-дня раньше. Это несколько десятков жизней.

— А мы будем к этому готовиться? Ну, типа, чтобы в следующий раз было быстрее.

— Вот это хорошая идея, — одобрил Винсмарт.

Малаец смущенно пробормотал «Спасибо!», и отступил назад. Почти сразу же вперед шагнула девчонка совершенно неопределенной расы, в общем, типичная меганезийка.

— Сэр Джерри, а можно личный вопрос?

Винсмарт кивнул.

— Как у вас получается ничего не бояться?

— Ерунда! — возмутился он, — Я много чего боюсь, как и любой нормальный человек.

— Чего например? — спросила она.

— Гм… Прежде всего, я боюсь сделать какую-нибудь ошибку, из разряда тех, от которых зависит чья-то жизнь. Еще я боюсь, что многого просто не успею сделать. Наверное, это самый страшное: быть между риском ошибиться и риском не успеть. Наверное, с этим страхом как-то можно бороться… Вернее, с этим обязательно надо бороться, потому что иначе этот страх парализует и толкает либо на бездействие, либо на глупости.

— Но ведь на Эль Кватро вы с этим справились, правда?

— В какой-то мере, да, — согласился Винсмарт, — Но справился не я, а люди, которые были вокруг меня. Надо было им помочь, и я просто делал то, что для этого требовалось. Я все равно боялся, но у меня не было времени углубляться в это. Примерно так.

— Спасибо! Я поняла! — сказала девчонка и шагнула назад.

«Надо же, — подумал Джерри, — она, видите ли, поняла. А я вот не понял. Я уже вообще ни черта не понимаю, что творится! Надо же так влипнуть…»

…

16 сентября. «WIN Television», Сидней. Первобытное гуманитарное право.

— Добрый вечер! В студии Берилл Коллинз. У нас в гостях Эйнар Рауди, один из шести верховных судей Меганезии. Он согласился ответить на некоторые вопросы, которые волнуют австралийцев в связи с последними событиями в Меганезии, да и не только. Речь идет, конечно же, о таблетках «XE-2», которые появились в продаже около 2 недель назад, и которые пресса уже окрестила «Invisible death». Мы поговорим об акциях, направленных против их свободной продажи, и о жестких действиях властей Меганезии. Первый вопрос нашему гостю: можно ли было предвидеть такие острые акции протеста?

Эйнар кивнул и улыбнулся.

— В начале я хочу реализовать одну свою давнюю мечту. Сказать всем жителям Сиднея: Ваш город, наверное, самый прекрасный на этой планете. Я бываю здесь почти каждый месяц на протяжении уже пяти лет, и никак не перестаю удивляться. Теперь, Берилл, я отвечу на ваш вопрос. Да, конечно, острая реакция определенных групп людей была предсказуема. Меганезия это открытая страна, в которой достаточно много недавних иммигрантов из слаборазвитых стран. Они приезжают к нам в поисках экономического благополучия, и это нормально. Но иногда они пытаются привезти с собой те обычаи, которые недопустимы в общественной жизни нашей страны. В этом случае они попадают под наблюдение полиции, а иногда и на скамью подсудимых. В вашей стране, на сколько я знаю, есть аналогичная проблема.

— Да, конечно, проблема иммигрантов есть и у нас, — согласилась она, — и правительство старается прогнозировать их реакцию, по возможности, не допуская, чтобы те или иные события привели к массовому насилию.

— То же и у нас, — сказал судья, — Пять решений о ВМГС были приняты сразу после начала продажи XE-2, за несколько дней до единственной силовой акции протеста. Я считаю, что и этой акции можно было избежать, но полиция, увы, работает не идеально.

Берилл напряженно покачала головой.

— Нет, не то же. Я бы сказала, что все наоборот. Наше правительство старается исключить причины протестов, а не пресечь эти протесты путем депортаций и расстрелов. Например, в ситуации с XE-2 у нас сразу приняли запрет на свободную продажу этого препарата, и удалось обойтись без жестких конфликтов.

Судья улыбнулся и кивнул:

— Я знаю. Когда я летел из Нумеа в Сидней, то видел в аэропорту лоток, с которого бойко торговали целыми коробками XE-2. Как вы думаете, Берилл, кто их покупал?

— Ну… — сказала она, — … Я подозреваю, что молодые австралийки. На нашей таможне уже были довольно скандальные эпизоды из-за этого.

— То есть, — продолжал Эйнар, — Ваши нормальные граждане вынуждены ездить за нужным им медицинским средством к нам, в Меганезию. Причем только из-за того, что трусливые, не побоюсь этого слова, политики боятся обострить отношения с аутло и экстремистами.

— Но вы обострили отношения не только с аутло, — заметила Берилл.

Эйнар задумчиво почесал подбородок и предложил:

— А давайте все-таки начнем есть эту селедку с головы, а не с хвоста? Начнем, с самого препарата, а не с реакции на его продажу. XE-2 разработан партнерством «Raza Genesis — Atlinc» для предотвращения или прерывания беременности на сроках до 1/5 от полного цикла вынашивания у любых гоминид, то есть, человекоподобных существ.

— И у людей тоже, — вставила Берилл, — иначе говоря, это медицинский контрацептив с абортивным действием.

— Да. Это ветеринарный препарат, пригодный также и для людей. На сколько я знаю, он отличается тем, что, во-первых, 100-процентно эффективен, а во-вторых, практически безвреден. Примерно как активированный уголь.

— Но он абсолютно смертелен для эмбриона, — заметила она.

— Разумеется. Для этого он и разработан.

— Но, Эйнар, вы же знаете, что многие религиозные и общественные организации считают аборт убийством человека.

— Ну и что? Если женщина разделяет эти взгляды, то она не будет принимать XE-2. А если она эти взгляды не разделяет, то какое ей дело до того, что они считают?

— … Кроме того, эти таблетки, говорят, не прошли клинических испытаний.

— Ну и что? — повторил он, — Как ветеринарный препарат, они испытаны на шимпанзе, у которых организм устроен в этом смысле так же, как у нас. И потом, за эту неделю XE-2 уже использовали столько людей, что будь хоть какие-нибудь вредные эффекты, об этом было бы известно. Так что не будем говорить о пустых формальностях.

Берилл перевернула несколько листочков в своем блокноте:

— Ладно. Допустим, XE-2 эффективен, безопасен, и предельно прост в применении. Одна таблетка и беременности конец. Никаких проблем. Ничего такого, что могло бы заставить женщину задуматься: а правильно ли она поступает?

— Вообще-то, — заметил судья, — заставлять задуматься, это не функция лекарства. Ну, разве что, за исключением лекарств от слабоумия, а здесь не тот случай.

— Но Эйнар, вы же, не будете спорить, что беременность, это не то же самое, что, грипп. Я имею в виду, беременность, это не болезнь, а появление новой жизни. Откуда возьмется следующее поколение, если женщины будут в массовом порядке глотать эти таблетки?

— А с чего бы женщины стали делать это в массовом порядке? — удивился судья, — Если в стране хорошие социальные условия, то женщины делают это довольно редко. И они не будут делать аборт только потому, что это просто и безопасно. Если женщина находится в условиях комфорта и безопасности, она, как правило, предпочитает рожать.

— Извините, но тут вы ошибаетесь, — возразила Берилл, — именно в тех странах, где высокий уровень жизни, высокоразвитая медицина и значительные социальные пособия, женщины рожают меньше всего. И, конечно, это не может не беспокоить общество.

— Отделим китов от планктона, — предложил Эйнар, — то есть, проблему рождаемости от проблемы абортов. Начнем с первой. В развитых странах, например в вашей, женщины, как правило, просто не допускают беременности, пользуясь обычными контрацептивами. И они так часто этого не допускают, что рождаемость падает ниже критической.

— Несмотря на хорошие социальные условия, — добавила Берилл.

— Э, нет, — возразил судья, — Женщина это лучший индикатор. Если она не хочет рожать, значит с социальными условиями что-то неладно. Вот пример с тем же XE-2. Возьмем развитую страну, не обязательно вашу. Пусть это будет ЕС, где свободную продажу XE-2 тоже запретили. Почему? Потому, что экстремисты пригрозили уличными беспорядками, если запрет не будет введен, а правительство испугалось и пошло у них на поводу. Что в этом случае думает женщина? Если правительство боится кучки аутло, то защитит ли оно меня и будущего ребенка? Очевидно, нет. Это негодные социальные условия.

— А если полиция стреляет из автоматов по людям, которые просто собрались на улице, то это замечательные социальные условия? — ехидно поинтересовалась она.

Эйнар вздохнул и покачал головой.

— Начнем с того, что эти люди не просто собрались. Они собрались с конкретной целью показательно заблокировать несколько аптек, в которых продается XE-2. И не только заблокировать, но и устроить акцию устрашения.

— Одно выбитое стекло, — уточнила Берилл, — и за это расстрел на месте?

— Плохо, когда полиция стреляет, — сказал судья, — Но, в некоторых случаях, еще хуже, если она не стреляет. Приказ: «Стой! А то я опять скажу: «Стой!», не работает никогда.

— А если разгневанные люди в ответ будут уже не бить стекла, а взрывать дома?

— Практика показывает, что не будут. Экстремисты начинают взрывать дома там, где им разрешают безнаказанно бить стекла. Это своего рода воспитание безнаказанностью. Я сначала пугаю общество палкой, потом бутылкой с горючим, потом бомбой. Чем сильнее оно пугается, тем больше я верю своему лидеру-экстремисту, и тем меньше нормальные люди верят в способность правительства их защитить.

— То, что вы говорите, было бы по-своему логично, — признала Берилл, — если бы не одна тонкость. Вы распространили репрессии не только на тех, кто с палкой, но и на тех, кто с микрофоном или плакатом. А когда против слова применяют автомат, это уже…

— Смотря против какого слова, — перебил Эйнар.

— Оружие против слова, это всегда признак слабости и трусости, — возразила она, — пулей затыкают рот, когда крыть нечем.

— Красивый аргумент, — сказал он, — но слишком общий, а реальность всегда конкретна и состоит из частностей. В знаменитых записках о Шерлоке Холмсе фигурирует профессор Мориарти, этакий мозговой центр мафии. Он сам никого не грабит и не убивает. Для этого есть безмозглые громилы. Он только планирует и командует. Его инструмент это слово. А представьте, что банда такого Мориарти предстанет перед вашим австралийским судом. Кого отправят в тюрьму на больший срок, профессора или его громил?

— Профессора, конечно, — не задумываясь, ответила Берилл, — он организатор, а громилы только исполнители.

Эйнар удовлетворенно улыбнулся.

— Ну, разумеется. И это признак не трусости и слабости суда, а разумного подхода к делу. Сами по себе громилы в сто раз менее опасны, чем под руководством организатора. А это значит, что наиболее опасен именно организатор, хотя он действует только словом.

— Как говорил мой дедушка, это гвоздь не от той стенки, — заметила она, — Люди, которых ваш суд приговорил к расстрелу или депортации…

— Все-таки, к депортации, — уточнил Эйнар.

— Ладно, к ВМГС, как у вас говорят. Они ведь не приказывали грабить и убивать.

— А давайте разберемся, что они делали, — предложил судья, — Начнем с того, что в любом обществе есть определенная доля аутло. Даже если общество в целом благополучно, на тысячу нормальных людей есть два — три криминальных персонажа. Эти персонажи не обязательно совершат преступление, но рады его совершить при удобном случае потому, что уверены: общество их обидело, унизило, дало им меньше, чем они заслуживают. В отличие от человека, который недоволен, к примеру, оплатой своего труда, они не могут выразить свои претензии к обществу в конкретных цифрах, но они с удовольствием идут за лидером, который формулирует эти претензии в общем. Например: общество устроено неправильно, потому что не соответствуют образцу из нашей священной книги. Если это исправить, то мы, хорошие люди, будем жить хорошо. Логики в этом ни на сантим, зато все просто, понятно и приятно для самолюбия. Самый дрянной, никчемный аутло может считать себя отличным человеком, а нормальных людей — негодяями и преступниками.

— И он имеет право так считать, — вставила Берилл, — аналогично тому, как рабочий имеет право считать, что ему недоплачивают. Разве нет?

— Рабочий в этом случае начинает требовать, чтобы ему платили больше денег, — сказал Эйнар, — а чего начинает требовать такой аутло?

— И чего же? — спросила она.

— Я хотел бы услышать сначала ваше мнение, — пояснил Эйнар.

Берлл сосредоточенно полистала свой блокнот, и предположила:

— Каких-нибудь социальных пособий?

— Вы хоть раз видели христианских или исламских фундаменталистов, идущих на митинг под лозунгом «установите нам социальное пособие»? — спросил судья.

— Нет, — призналась она, после некоторого размышления.

— И никто не видел. Это невозможно. Лидер поднял людей на борьбу с мировым злом. Он не может просить у этого мирового зла денежные подачки. Это бы разрушило всю затею. Так чего он требует?

— Тогда каких-нибудь прав? — предположила она, — ведь дело не только в деньгах.

— Да, — согласился Эрман, — Права это важно. Не так давно наши работающие подростки устроили такую уличную борьбу за избирательные права, что мало не показалось. Но это из той же области. Право избирать это право делить деньги.

— И что? — спросила Берилл, — по ним тоже из автоматов?

— Что вы! — возмутился судья, — Они же просто хотели себе долю социальных благ, что есть предмет нормального торга. Поторговались и договорились. По конструктивному поводу всегда можно договориться. Но с аутло все иначе. Вы видели фундаменталистов, которые бы требовали прав, связанных с обычными социальными благами?

— Ладно, — сказала она, — значит, они не требуют денег, не требуют прав, не требуют каких-то обычных благ. Так чего же они требуют?

Эйнар поудобнее устроился в кресле, и, выразительно подняв палец к потолку, сказал:

— Они как раз требуют и прав, и благ. Только не своих, а ваших. Они хотят, чтобы некие социальные блага были у вас отняты. В этом основа их психологии. Аутло не нужны обычные социальные блага, при его образе жизни они бессмысленны. Зачем трудовые права тому, кто не хочет работать, право на образование тому, кто не хочет учиться, право на неприкосновенность жилища тому, кто предпочитает жить в трущобах, или право на свободу информации тому, кто совершенно не любознателен? Но при этом аутло обидно, что вы, за счет использования этих прав, живете гораздо лучше, чем он. Вот потому-то он хочет лишить вас прав. Тогда и вы окажетесь в трущобах, а ему не будет обидно. Это же элементарно! Посмотрите: все требования аутло начинаются со слова «запретить!». Кому запретить? Да нормальным людям, конечно! Запретить вам жить лучше, чем аутло.

— Эйнар, вы представляете дело так, будто все фундаменталисты это обитатели трущоб, а ведь это не так. В вашем первом депортационном списке сплошь респектабельные люди. Далеко не бедные, на сколько я знаю.

— Вот! — удовлетворенно сказал он, — Вы добрались до сути! Фундаментализм это бизнес, как и любая организованная преступность. И в нем есть свои профессоры Мориарти. Те самые организаторы, к которым, как мы выяснили, должны применяться самые жесткие санкции. А жители трущоб, аутло, громилы, это для них инструменты.

Берилл постучала ручкой по обложке своего блокнота.

— Знаете, Эйнар, вы все так запутали, что…

— Наоборот, я вам все распутал, — возразил он, — Все просто. Вот пример с XE-2. Есть ряд концернов, которым его распространение несет убытки. Это конкуренция. Ясно, что они готовы платить за запрет этого препарата. Некто дает лидеру фундаменталистов мешок денег и говорит: выводи на улицу своих громил. Дальше мы видим толпу в две сотни аутло, с палками, арматурой и плакатами агрессивного содержания. Обычному человеку, идущему по улице, кажется, что их много, и он пугается. Дальше пугается мэрия, дальше правительство, и дело сделано. Бизнес сработал. Заказчики добились запрета конкурента, а лидер аутло показал, что он реальная сила, и расширил ряды своей преступной группы, поскольку многие слабовольные люди готовы примкнуть к любой реальной силе. Когда кому-то снова потребуется надавить на правительство через страх перед толпой, он опять придет к этому лидеру, и даст еще больше денег, потому что у лидера теперь больше сил.

Таким образом, идя на поводу у фундаменталистов, вы не снимаете проблему, а напротив, усиливаете ее. В следующий раз на вас надавят еще сильнее и агрессивнее.

— А давайте вспомним, что фундаментализм это не преступление, — заметила Берилл, — Это просто очень серьезное отношение к религии.

— Нет проблем, — сказал Эйнар, — Относитесь к религии с какой угодно серьезностью. Это ваше право. Но не пытайтесь силой принудить к тому же самому своих соседей.

— Почему силой? Убеждением, проповедью…

— Вопрос в том, где заканчивается убеждение, и начинается нагнетание страха. Если вы на улице встречаете сотню агрессивно настроенных людей, которые проповедуют запрет на ваш стиль одежды, то вы испугаетесь, хотя, казалось бы, вам физически не угрожают. И, очень может быть, вы не решитесь одеваться так, как вам нравится, из страха, что в какой-то раз на вас нападут. То есть, вы уже стали жертвой насилия. Полиция обязана работать так, чтобы житель не оказывался в таком беспомощном положении.

— И, как обычно, при помощи автомата, — с грустной иронией добавила Берилл.

Эйнар сделал отрицающий жест.

— Уже нет. Вот лет 15 назад, когда в Меганезии было много желающих проверить Хартию на прочность, доходило и до автомата. Хартия оказалась прочнее. Сейчас такие дурацкие демонстрации устраивают только недавно приехавшие иммигранты. Их не так много и им хватает приказа полисмена убраться с улицы.

— Ладно, — сказала она, — Их прогнали с улиц в подворотни. Но выходцы из слаборазвитых стран рожают больше, чем местные. В следующем поколении их будет столько, что они заставят с собой считаться.

— в Меганезии нет иммигрантов второго поколения, — ответил судья, — Все дети с 6 лет учатся по общей программе. Программе для меганезийцев. Если семья препятствует этому, то ребенок изымается и передается приемным родителям.

— Это довольно жестоко, — заметила Берилл.

— Это гуманно и необходимо, — возразил он, — Мы охраняем детей от влияния вредной среды, которая была в стране происхождения их родителей.

— А кто решил, что та среда вредная, а ваша полезная?

— Родители ребенка. Будь иначе, они не уехали бы из своей страны в нашу. Мы никого насильно не ввозим, и никого силой не держим.

— А как на ваших мелких островах, где школа только виртуальная?

— Асоциальные иммигранты туда не едут, — ответил судья, — Это же самоубийство. Там не выжить по иным обычаям, кроме наших. Трущобные иммигранты приживаются только в предместьях городов, где можно перебиваться случайными заработками и воровством.

Берилл решительно закрыла блокнот и отдвинула его в сторону.

— Мы уже очень далеко ушли в сторону, а вы собирались рассказать что-то интересное о проблеме рождаемости и абортов. Я имею в виду, как с этим обстоят дела у вас дома.

— Не знаю, насколько интересное. У нас это не считается проблемой, которой общество должно специально заниматься. Коэффициент воспроизводства плюсовой, и ладно.

— Я слышала, что это связано с высокой рождаемостью в семьях с традиционным укладом жизни, — заметила она, — некоторые пишут, что в вашей стране искусственно поощряются некоторые обычаи… Ну, скажем так, не характерные для цивилизованных людей.

— Впервые об этом слышу, — он улыбнулся, — А какие это обычаи, если не секрет?

— Я имею в виду, групповые семьи-общины, ранние роды, ну и… Скажем так, некоторое пренебрежение приличиями. Год назад я делала репортаж о молодежном фестивале у вас в Юго-Западном Тафеа, и… Я не ханжа, Эйнар, но все-таки…

— В общих чертах я понял, о чем вы, — сказал судья, — Но цивилизованность состоит не в том, что люди носят штаны, а в том, что люди преобразуют природу, так как им удобно. Но если в природе что-то и так удобно устроено, то зачем это трогать? 100 тысяч лет было так: первого ребенка рожали лет в 16, а его содержанием занималось старшее поколение. У людей даже инстинкты под это приспособлены. Исторически недавно стали делать по-другому: фиксировать пару уже постарше, лет в 20–25, и только тогда рожать, причем все заботы о ребенке сваливать на эту пару. Ничего хорошего из этого новшества не вышло. В том возрасте, когда люди только начинают самостоятельную экономическую жизнь, этот ребенок оказывается обузой. Для женщины это или крест на карьере, или перегрузка, так что она и первого-то ребенка заводит с опаской, а решиться на второго ей бывает просто страшно. Ну, и зачем было идти поперек природы в этом вопросе?

— Тем не менее, цивилизованным людям хочется жить самостоятельно, индивидуально, а не в первобытном племени, — сказала Берилл.

Эйнар развел руками, изображая полнейшее недоумение.

— А мне казалось, что цивилизованным людям хочется жить так, как им хочется, как лично им сейчас удобнее. Иногда хочется пожить в маленькой семье, иногда в племени, а иногда даже и одному. Это зависит и от возраста, и от профессии, и от много чего еще. Зачем за людей решать то, что они сами решают гораздо эффективнее, чем посторонний дядя?

— Да, — согласилась она, — пожалуй, с этим утверждением действительно не поспоришь. Увы, Эйнар, у нас осталось всего 20 секунд эфира. Что бы вы хотели сказать в финале нашей, безусловно, увлекательной беседы?

— Даже не знаю. Я так много говорил… Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Приезжайте к нам в Нумеа, тут рядом. Это не Сидней, конечно, но можно очень неплохо отдохнуть. Вообще, давайте чаще есздить друг к другу в гости. Мы же соседи, все-таки.

…

18 сентября. Атолл Тероа. Японские самолеты и секретные дельфины.

— Ох, ни фига себе! — Келли, взяла со столика мобильник, ткнула иконку с улыбающейся черной рожицей и, дождалась, когда возьмут трубку, спросила, — Эй, вы что там тащите?

— Привет, Келли, — раздался в трубке радостный голос Эланга, — это хрень какая-то, типа самолета. Мы ее на рифах Уинслоу подняли. Может, Оохаре купит? Он, вроде, хотел.

— А что за два плавника у вас за кормой? Я их даже отсюда вижу!

— Это, по ходу, дельфины. Они уже неделю болтаются на внешнем рейде, а тут увязались. Они такие прикольные!

— Дельфины, — повторила она.

Сзади неслышно подошел Спарк и …

— Что за манера подкрадываться и хватать за сиськи! — возмутилась Келли, — Сколько раз тебе говорила… Нет, это я не тебе, Эланг.

— Я думал, тебе нравится, — сказал Спарк.

— Нравится, если ты не подкрадываешься.

— А что там про дельфинов?

— На, посмотри, — она протянула ему бинокль.

Приблизительно через полчаса на пирсе у дома Оохаре собралась изрядная компания, смотреть «хрень типа самолета» и увязавшихся дельфинов. Хрень оказалась японским истребителем-бипланом, «Ki-10 Kawasaki», модель 1935 года. Эти простые, надежные машины использовались на тихоокеанском фронте до середины второй мировой войны, и многие из них оказались на дне. Одни были сбиты в воздушных боях, другие затонули вместе с авианосцами, а третьи были сброшены в воду при отступлении, «чтоб врагу не достались». Судя по хорошему состоянию данного экземпляра, он относился к третьей группе. Сейчас он стоял рядом с пирсом, на 3-метровой глубине, так что на поверхности были только 10-метровый каркас верхнего крыла и верхушка хвоста. Подростки, не без позерства, излагали хронику его подъема со дна при помощи двух надувных понтонов и последующей буксировки до дома. Что касается дельфинов, то это оказалась парочка обыкновенных афалин, которые, судя по всему, сопровождали буксируемый самолет просто из любопытства. Теперь они болтались у пирса, не без оснований полагая, что им тут, раньше или позже, перепадет сколько-нибудь свежей рыбы.

— По ходу, прикормленные, — констатировала Уфале, и потянулась к мобильнику.

— Сейчас опять мелкого начнет эксплуатировать, — предположил Оохаре, и не ошибся.

— … Ралито, двигай к пирсу! Тут, по ходу, реальный японский истребитель нашли… Ну, я тебе говорю. Даже два пулемета есть, правда ржавые… Скелета в кабине нет. А нужен?.. Ну, короче, сам посмотришь. Да, купи там, по дороге, ведерко живой рыбы, у нас тут два дельфина… Как у кого, у Хинаои, конечно… Ну, не совсем по дороге. Тебе что, трудно? Ноги отвалятся? … Ну, математика. Ее же тебе задали, не мне… Что я папе обещала? Ну, да, и что теперь, вообще за тебя учиться?… Ладно, тащи, придумаем, кто сделает.

К моменту появления Ралито с ведром, компания на пирсе уже вплотную занялась делом. Оохаре развернул стрелу подъемного крана, так что она оказалась прямо над самолетом, и теперь бодро руководил креплением строп. Спарк и Акела плавали вокруг затопленного корпуса, выполняя его команды и отпуская скептические замечания (в смысле, интересно, какая часть при таком креплении отвалится, большая или меньшая). «Люди упаики» были на подхвате, и то и дело, встревали со своими советами, иногда, впрочем, толковыми.

Всех трех девушек отправили плавать с дельфинами. Как пояснил Оохаре:

— Во-первых, у дельфинов плюсовое биополе. Типа, польза для здоровья. А во-вторых, они не будут лезть под руку.

— Это мы, что ли, не будем лезть под руку? — возмутилась Уфале, — Да я вообще лучше тебя краном управляю! Мастер, блин, нашелся. Офигеть.

— Да нет, я про дельфинов же.

— Ну-ну, — сказала она, — Не вздумай начать поднимать, пока я стропы не проверю. Еще поломаешь эту штуку. И вообще, я сама буду поднимать.

Оохаре собирался что-то ответить, но его подруга уже нырнула с пирса, и поплыла под водой, так что говорить ей что-либо было совершенно бесполезно. Дельфины, как по команде, развернулись и поплыли за ней. Впрочем, через несколько секунд они уже оказались далеко впереди.

— А они не кусаются? — с некоторым сомнением, спросила Келли.

— Теоретически, нет, — заметила Санди, первой сползая в воду, — У них инстинкт симпатии к человеку. Так пишут.

— Ладно, будем надеяться, что это не первоапрельская шутка.

К моменту, когда они оказались в воде, Уфале уже пыталась играть с дельфинами, но для этого надо было, как минимум, к ним приблизиться. Попробуйте догнать в воде существо, которое способно почти мгновенно разогнаться до скорости 25 узлов. Стоило девушке приблизиться к одному из дельфинов на расстояние менее 5 метров, как он делал легкое, едва заметное движение, и дистанция увеличивалась втрое. Иногда дельфин просто нырял и оказывался в тех же 5 метрах, но уже у нее за спиной.

— Нахальные невоспитанные звери! — сообщила Уфале, когда Келли и Санди подплыли к ней, — Ни одно приличное существо не будет так издеваться над человеком!

— А ты говорила, прикормленные, — заметила Келли.

— Ну, так. Жрать-то они будут, вот увидите.

Один из дельфинов высунул голову из воды в 5 метрах от них, и издал звук, похожий на скрип дверных петель, не смазанных с прошлого века.

— Он еще прикалывается! — крикнула Уфале и сделала стремительный рывок в его сторону. Стремительный по человекческим понятиям, а не по дельфиньим. Над поверхностью мелькнул кончик широкого раздвоенного хвоста, и под водой со скоростью торпеды пронеслось темное тело. Несколько секунд и дельфинья морда выскочила в 20 метрах ближе к центру лагуны.

— Дохлый номер, — объявила Санди, — Но, с другой стороны, они явно не дикие. Иначе бы и на такое расстояние не подпустили.

— Так ясно, что не дикие. Рыбаки прикормили, по приколу, не иначе. Вот, пожалуйста…

Оба дельфина, обогнув девушек по широкой дуге, метнулись к пирсу, где нарисовался Ралито с ведерком. Две морды высунулись из воды и уже хором «заскрипели». Мальчик с гордым видом начал бросать рыб то в одного, то в другого. До воды ни одна не долетала. Между делом он крикнул сестре.

— Ты плыви сюда уже! Я уроки принес!

— Ага, щас, все брошу и поплыву, — лениво ответила она и, перевернувшись на спину, легла на воду раскинув руки, — Они меня загоняли! Это кошмар! Я в депрессии. Попроси Акелу, он сделает.

— Ты там стропы проверить хотела, и порулить! — крикнул Оохаре, — Тебя ждать, или как?

— Блин! — сказала Уфале и, подозрительно быстро выйдя из депрессии, погребла к берегу с такой скоростью, как будто намеревалась выполнить норму на спортивный разряд.

— Между прочим, — загадочным голосом произнес Ралито, — они оба меченые. Это я так, если кому интересно.

— Что-что? — спросил Спарк, моментально оказываясь рядом с мальчиком.

— Ну, вот же, метки, — сказал тот, кидая очередную рыбу, и показывая пальцем.

— Акела, быстро иди сюда! — крикнул Спарк.

Метки, а точнее, маленькие серые диски, размером с монету, были каким-то образом приклеены у каждого дельфина к коже сантиметрах в 10 позади левого глаза.

— По ходу, радиомаяк, — задумчиво сообщил Акела, — интересно, чей.

— Будем учинять дознание, — сказал Спарк, и махнул рукой «людям упаики», — Эй, дуйте сюда все трое.

Подростки подошли и с серьезным видом уселись рядом на настиле пирса.

— А пытки будут? — поинтересовалась Тиви

— Извращенка, — хихикнув, шепнул Окедо, и тут же схлопотал от нее чувствительный подзатыльник.

Спарк хлопнул в ладоши.

— Так! Сосредоточились, и вспомнили: откуда эти дельфины, где вы их видели до того, и что они делали.

— А чего вспоминать? — буркнул Эланг, — они уже который день болтаются на внешнем рейде. Как выходишь из лагуны, они тут как тут.

— Иногда заплывали в лагуну, и крутились рядом с этим, — добавила Тиви, махнув рукой в сторону замаскированного под сейнер фрегата «Рангитаки», — но это рано утром.

— И недолго, — добавил Окедо, — раз-раз и обратно на внешний рейд.

— А это точно были те же дельфины? — уточнил Акела.

— Мы что, слепые? — обиженно сказала Тиви, — Вот эти самые. Они же приметные.

— Понятно…, — протянул Спарк, — А раньше они за вами увязывались?

Эланг отрицательно покачал головой

— Только рядом иногда проплывали. Или прыгали недалеко.

— Они из-за самолета увязались, — предположила Тиви, — прикольная же дура.

— Или у них сегодня выходной, — проборматал Акела.

В это время раздалось негромкое гудение, затем шумный плеск, а затем радостный визг Уфале из кабины крана:

— Iri! Я его держу!

Истребитель висел на стропах, шасси были в полутора метрах над поверхностью воды, из щелей в корпусе стекали маленькие водопады.

— Ставь его на площадку перед ангаром! — крикнул Оохаре, — Только медленно! Не дергай!

— Не учи маму! — ответила девушка, и самолет плавно двинулся над берегом.

Обмен репликами в том же духе продолжался минуты две, пока груз не был осторожно опущен на площадку. Шасси беззвучно коснулись бетона, резина колес раскрошилась, затем отвалились сами колеса, а затем Kawasaki, с тихим лязгом, встал на треугольный кронштейн креплений шасси. Один из листов обшивки оторвался и звонко грохнулся на бетон. Убедившись, что все остальное, вроде бы, держится, Оохаре скомандовал:

— Отпускай.

Натянутые сторопы провисли.

Зрители приветствовали этот момент бурными аплодисментами. Уфале вылезла из кабины, демонстративно отряхнула ладони одну о другую, и фыркнула:

— Делов-то на сантим.

— Кстати, о сантимах, — сказал Оохаре, — Ребята, сколько хотите за эту штуку?

— А ты сколько предлагаешь? — спросил Эланг.

— Форсы дают от пол-тысячи до двух, смотря по раздолбанности, — добавил Окедо, — а этот почти как новенький. Селедка не кусала.

Селедка, конечно, этот самолет и не кусала (с чего бы ей), но «почти как новеньким» его назвать тоже было нельзя. Стальные элементы превратились в сплошную ржавчину, от крыльев остались только каркасы, обшивка держалась на соплях, а шасси окончательно прекратили свое существование минуту назад. Оохаре почесал в затылке и предложил:

— Полторы тысячи сразу, и еще столько же, если он полетит.

— Если полетит, то не столько же, а две, — ответил Эланг.

— ОК, но тогда будете помогать.

— Если помогать, то две с половиной, — сказала Тиви.

— Не стыдно обирать друзей? — спросила Уфале.

— Я же не сказала «три с половиной», — возразила та.

— По рукам, — подвел итог Оохаре, и пошел в ангар за деньгами.

Окедо проводил его взглядом и, повернувшись к Спарку, негромко сказал:

— Мы там, на рифах Уинслоу, еще один самолет видели, только он глубоко. Поможешь поднять? Гроши поделим по-честному.

Спарк утвердительно кивнул и буркнул: «Угу». Вытащил из кармана шорт сигареты и закурил. Затем легонько похлопал Акелу по плечу и поманил его в сторону.

— Я знаешь чего подумал: может, надо глянуть в недра ВМФ?

— А что?

— Эти дельфины с маячками…

— Ну, не знаю, — ответил Акела, — Там если про них и есть, то на каком-нибудь особо секретном уровне. Туда не вдруг проломишься. А если и да, то атас начнется.

— Не надо никуда ломиться, — сказал Спарк, — посмотри, где всегда.

— Ладно, не вопрос, — согласился тот.

— Эй! — крикнул Оохаре, — Вы только не смывайтесь. Надо же обмыть. По рюмке за каждое крыло, чтоб хорошо взлетел.

— Мы на полчаса и обратно, — пообещал Спарк, — притащиим из дома что-нибудь этакое.

— Прихватите нам пару коробок сока, — сказала Келли.

— Лимон с манго, — уточнила Санди.

…

Для того, чтобы глянуть в недра ВМФ, не понадобилось даже четверти часа. Сюрприз был уже на общем уровне внутренней сети оповещения флота.

— Orange code, — удивленно сказал Акела, — а вчера был green.

— Это что, типа повышенная готовность? — спросил Спарк.

— Повышенная была бы yellow. А это, типа боевая.

— Что, опять какая-то жопа?

Акела пожал плечами:

— Ну, по ходу, так.

…..

18 сентября. Капингамаранги, база ВМФ Меганезии. О пользе экспромтов.

Полковник Джино Валдес открыл глаза и потряс головой.

— Похоже, я задремал, лейтенант. Проклятые годы. Что ты сказал?

Годов Валдесу было 49 ровно, но у него имелся пунктик ссылаться на свои седины по поводу и без повода.

— Так еще бы не задремать, — заметил лейтенант, — Вы уже четвертую неделю дергаетесь. Сначала из-за 10-й параллели, теперь вот из-за этого. А организм требует…

— Без тебя знаю, Элмер. Так что у нас?

— «Буньипы» ее засекли.

— Они уже раз пять что-то засекали. Пока самой интересной находкой была китовая акула. Достойный экземпляр, почти 20 метров длиной.

— На этот раз это, все-таки субмарина. Сейчас мы повесили над ней дрон на высоте 20 км., однозначно определили модель, и отслеживаем ее движения с точностью до полуметра.

— И что за модель?

— Это U-215A. Она идет из западной котловины в центральную, через массив Лайн по направлению к Тероа, со скоростью 17 узлов, на глубине 260.

Полковник еще раз потряс головой.

— «Невидимка» U-215A? Я что, продолжаю спать?

— Никак нет, — дисциплинированно ответил лейтенант, — вы бодрствуете. Вот распечатки.

— Охренеть… Лучшая подлодка с неатомной энергосистемой. Что предлагаешь?

— С учетом наличия на U-215A зенитной установки подводного пуска, способной поражать цели до высоты 15 тысяч, предлагаю атаку ракетой Espectro по высокой траектории при маневре в интервале высот от 100 до 40 км, на скорости 8 км/сек. Это позволит поразить цель через 5 секунд после обнаружения ракеты радаром противника, т. е., намного быстрее времени срабатывания зенитного комплекса. При взрыве мощностью 10 килотонн ТЭ на высоте 50 метров, ударная волна разрушит корпус подлодки на глубине…

— Ты в своем уме, парень? — перебил Валдес, — Знаешь, сколько стоит эта подлодка?

— Говорят, дядя Сэм заплатил миллиард евро за две такие.

— Вот именно. Подарить полмиллиарда евро крабам, при этом загадив радионуклидами кусок собственной акватории? Нет, так дела не делаются. Еще варианты?

Пауза.

— У меня нет других предложений, — признался лейтенант.

— И чему только вас в институте учат, — проворчал полковник, вытаскивая мобильник из нагрудного кармана, — ладно, учись, парень. Урок первый: любой экспромт должен быть тщательно подготовлен … Алло, привет, Чи это Джино. Как там наш заказ? Ах, неделю готов и ждет? Да, конечно, ты мне уже говорила, но у нас грузополучатель только сейчас прибыл. Да, конечно, мы оплатим простой и все такое… Только груз мне нужен срочно. Ах координаты? Ну, разумеется… Элмер, зайди в приемную, и организуй, чтобы Пенни отправила файл о движении подлодки вот сюда… — Полковник написал на листочке какой-то e-mail, — … Извини, Чи, это я не тебе. Что — подлодка? Да, я сказал «подлодка», и что это меняет?

— Простите сен Валдес, каким шифром это передать?

— Скажи Пенни, чтобы передала без шифрования. Как есть… Нет, Чи, это я не тебе. Ну, да, я не сказал, поскольку это была закрытая информация…. Слушай, мы же друзья, верно?

— Простите полковник, я правильно понял, что Пенни должна передать секретные данные без их шифрования?

— Да, Элмер. Ты правильно понял. Все, иди. Можешь пока пофлиртовать с Пенни, только без извращений… Это я не тебе, Чи…

Лейтенант кивнул и вышел. Он еще успел услышать филиппику полковника:

— Что значит «если ты мне друг — дай мне денег»? Нет, ты правда считаешь, что все можно измерить деньгами? Нет, Чи, ты мне прямо ответь…

…

Чи, то есть Чимэг Синчер, президент компании SLAC (Sincher Light Air Cargo) все-таки выцыганила из полковника Валдеса тройную цену доставки груза, персональные премии операторам и, разумеется, гарантию возмещения цены дирижаблей в случае их потери. Чингисхан, которого она, как этническая монголка, числила среди своих прямых предков, мог бы быть доволен ею. Оставалось еще выполнить эту доставку, а это было не так-то просто, поскольку «грузополучатель» совсем не стремился принять на борт отправляемые ему две тысячи тонн бракованных железобетонных блоков.

Трижды глубоко вздохнув и 9 раз прочтя про себя мантру «Om mane padme khum», Чи нажала кнопку селектора.

— Олан, найди дядю Опа и вдвоем зайдите ко мне. Срочно.

— ОК, мама, — коротко ответила Олан, — через три минуты будем.

Чи откинулась в кресле, закурила папиросу и стала думать о хорошем: что жизнь в общем-то удалась, что бизнес солидный, хоть и небольшой, что дочь выросла здоровая, толковая и волевая, вся в маму, а не в папу — удалого раздолбая с Занзибара, смывшегося неведомо куда. Семья пока не получилась — но какие наши годы? 45 — еще вся жизнь впереди. Вот, к полковнику можно присмотреться. А что? Дядька основательный…

Тут ее мысли были прерваны. Дверь открылась, и в кабинет стало продвигаться обтянутое белой майкой пузо дяди Опа, чем-то похожее на грузовые роботы-дирижабли, которыми он так виртуозно управлял. Дядя Оп, он же — Опанас Лешко, меганезийский украинец австралийского происхождения, любил три вещи: пиво, футбол и свою работу. Он был прост и надежен, как паровоз, и примерно так же массивен. Проскользнувшая из-за его спины Олан Синчер казалась рядом с ним худеньким подростком, хотя была крепкого сложения и 70 килограммов весом. Лет 5 назад Чимэг переживала, что у дочери будут проблемы в личной жизни из-за полного несоответствия нынешним представлениям о женской красоте. Но оказалось, что парни западают на Олан куда сильнее, чем на длинноногих девиц с классическими 90-60-90. Видимо монументальная фактура Олан соответствовала каким-то первобытным паттернам хранительницы очага…

— Мама, что у нас опять стряслось?

— Почему ты думаешь, что стряслось? — спросила Чи.

— Когда ты не замечаешь, что папироса давно догорела до патрона…

— А, действительно… Значит, так, садитесь, слушайте и не перебивайте.

Чимэг разложила на столе распечатки файлов полковника Валдеса и начала инструктаж длительностью 20 минут. Когда она закончила, дядя Оп задумчиво потер загривок и произнес:

— Ну, если по-нашему, по-фермерски, так и ничего особенного. Ну, подводная лодка. Что мы, подводных лодок, что ли не видели? Во всех видах видели. Та же жестянка из-под пива, только большая и с моторчиком.

— Мне нравится твой подход к проблеме, — заметила Чи.

— Я еще даже не начинал. Это была присказка. А сейчас будет по делу.

Дядя Оп подтянул к себе лист бумаги, схватил ручку, провел длинную прямую линию и посреди нарисовал схематическое изображение подлодки.

— Значит, вот так она идет, никуда пока не сворачивая, — пояснил он, — скорость у нее постоянная и глубина тоже. А нам, значит, надо бросить на нее сверху 2 тысячи тонн железобетона, и чтоб она, падла, не увернулась.

— И не забудь про 16 маленьких контейнеров, — напомнила Чи.

— Контейнеры — это само собой… Кстати, что в них?

— Какие-то военные игрушки. Написано, то ли Darts, то ли…

— Dwarf-5, — предположила Олан, — телеуправляемые мини-роботы для подводных работ?

— Ну, — Чи пожала плечами, — Может быть, и так.

— Да бес с ними, — сказал Лешко, — давайте-ка ближе к телу. Я себе это так представляю:

Он схематично нарисовал четыре дирижабля, идущих в линию.

— Вот это мы летим на высоте 200, впереди Олан, затем я, и за нами два на автопилоте. Олан бросает свой груз с упреждением 1100 метров, и уходит резко вверх, чтоб мне не мешать, ставит первый дирижабль на автопилот и берет на ручное управление третий. Когда это все падает в воду…

Дядя Оп изобразил перед носом подлодки заштрихованный овал, обозначающий упавшие в воду железобетонные блоки.

— … Когда это все падает в воду, капитан получает рапорт с центрального поста и прикидывает: о, черт, через 120 секунд нас шарахнет по башке, надо что-то делать.

Олан, твои действия?

— Ну, одно из двух, — сказала девушка, — я бы или увеличила скорость и попыталась проскочить, или наоборот, затормозила и попробовала повернуть. Можно еще по вертикали какой-нибудь маневр попробовать, но это думать надо, я же не подводник.

Чи хлопнула ладонью по столу:

— Про маневренность лодки все написано в файле. Возьмите данные, введите в симулятор.

— Не учи папу любить маму, — спокойно ответил Лешко, — Тут пишут, дело будем делать в «собачью вахту». Значит, у нас 3 часа до вылета и еще 5 часов хода до точки выгрузки. И посчитать успеем, и на симуляторе погонять. А пока у нас это, как его, мозговой штурм.

— А… — протянула Чи, — ну, если штурм…

— Так что ты делаешь, Олан? — спросил дядя Оп, и положил на стол часы, — только быстро, видишь секундная стрелка бежит. Ты — капитан.

— Тогда я сплю. «Собачья вахта» же.

— Ну, значит, ты — старпом.

— Я командую полный назад и право руля, — решительно сказала она.

— Почему?

— Я не буду ломиться вперед, не зная, на какой протяженности разбросаны препятствия.

— А почему право руля?

— Не знаю. Инстинкт. Была бы я левша — наверное, сказала бы лево руля.

Лешко кивнул и нарисовал от прямой линии дугу вправо и спросил:

— Что, думаешь, проскочила?

— А что, нет?

— А вот нет. Я поворачиваю свой дирижаблю, бросаю груз вот так, и перехватываю управление четвертым дирижаблем. А ты на третьем уже на подходе.

Он перерисовал новое положение второго дирижабля, еще один заштрихованный овал перед носом лодки.

— А если бы я не повернула, а скомандовала полный вперед?

— Тогда так, — дядя Оп мгновенно перерисовал картинку, — и ты получаешь первой порцией по хвосту, а второй — по башке.

— Это если ты знаешь, повернула я или ускорилась, — возразила Олан.

— Так я же буду знать, — ответил Лешко, — вот, читай, тут написано: «текущее положение подлодки отслеживается с точностью плюс-минус 0,5 метра»

— А если бы я скомандовала погружение, чтобы смягчить удары по корпусу?

— Повернешься кверху жопой и подставишь гребной винт под удар? Третий груз тебе так врежет…

— Слушай, дядя Оп, ты чего делаешь из старпома дурака? — перебила девушка, — а если он сообразит, что 4 груженых дирижабля не просто так повисли у него на хвосте?

— Да, это уже ситуация, — вздохнул Лешко, — вот теперь пора на симулятор.

— Может, заказчика сюда пригласить? — спросила Чимэг

— А чего? Приглашай. Нечего ему в штабах штаны просиживать.

….

19 сентября. Дуэль: Подлодка «Норфлк» — Транспортная компания SLAC.

Старпом Стью Палфри клевал носом. Нет, он ни в коем случае не дремал. Но суточный цикл активности у среднего человека устроен так, что именно в это время, называемое «собачьей вахтой», больше всего хочется спать. Особенно — если тупо сидишь перед мониторами, а вокруг — сотни миль пустого океана, где даже рапорт о какой-нибудь паршивой джонке, болтающейся в 40 милях справа по курсу — и то событие. А в эту ночь, как на зло, вообще ничего не происходит. Есть, конечно, эксцентричные лица, которые наоборот, активны ночью, а утром не могут заставить себя выползти из койки. Но они, как правило, не дисциплинированы и, ясное дело, непригодны к службе на подводном флоте.

— Докладывает лейтенант Фрэн Лаудер, радарный пост. По-моему, у нас проблема.

Вот, пожалуйста, событие. Палфри вздохнул. Ну, кто так докладывает? «По-моему», бла-бла-бла, как в кабинете у психоаналитика. Нет, баба-офицер на флоте — это беда. Весь этот либерализм, феминизм, и все такое прочее годится для гражданки. А военный флот — это военный флот. Тут не место женщинам, детям и сексуальным меньшинствам..

— Сейчас подойду, — сказал он, и бросил в селектор, — всем: я буду на радарном посту.

Через несколько секунд он смотрел на оперативный экран, все больше убеждаясь, что женщинам нечего делать на флоте, а на подводном флоте — и подавно.

— Эти четыре дирижабля, сэр, идут вслед за нами. Точнее, они нас догоняют.

— В чем проблема? — спросил он, — четыре беспилотных грузовых дирижабля со скоростью 200 узлов следуют в линейном строю с интервалом 2 мили. Обыкновенная гражданская перевозка. Вероятно, с Северных Спорад на Фиджи или Самоа.

— Но через полчаса они окажутся почти точно над нами, — возразила лейтенант.

— Они что, вооружены?

— Нет, судя по сигналу, там ничего такого, но…

— Тогда что вас беспокоит? Думаете, их телекамеры нас заметят посреди ночи сквозь 800 футов воды?

— Я опасаюсь, что они нас уже заметили.

Старпом покачал головой.

— Лейтенант, вам известны свойства морской воды и характеристики подлодки?

— Известны, сэр. Но движение этой группы дирижаблей выглядит подозрительно.

— Каковы ваши предложения? — спросил он, стараясь проявлять предписанную уставом корректность по отношению к младшему по званию, — не атаковать же эти воздушные шарики зенитными ракетами, демаскируя себя посреди недружественной акватории?

— Нет, сэр! Я предлагаю временно сменить курс. Если это — случайное совпадение, то они пройдут мимо, а если они как-то отреагируют, значит, это — не случайное совпадение.

— Как далеко вы предлагаете отклониться от курса?

— Всего на 20 миль к юго-востоку, сэр.

— Всего на 20 миль, — повторил Палфри, — потеря всего каких-то 3 часов времени. В других обстоятельствах это была бы мелочь, верно? Но нам из-за этой мелочи придется отложить активную фазу операцию на сутки.

— Почему, сэр?

— Да потому, лейтенант, что мы окажемся у атолла Тероа не в 2:30, а в 5:30. Вы хотите, чтобы коммандос работали после восхода солнца, на глазах местных рыбаков у которых каждый паршивый сейнер оснащен прямой связью с патрульной авиацией?

— Но у нас еще почти 3 ходовых суток, мы можем наверстать время.

— Можем, — Палфри кивнул, — увеличив скорость до 18 узлов и не снижая ее до самого Тероа. А мы ведь не на прогулке. В течение этих 3 суток может случиться какая-нибудь реальная проблема. Не воздушные шарики, а что-то серьезное. Мы потеряем час или больше, и что тогда? 18 узлов это наш порог условной бесшумности. Мы не можем идти быстрее.

— Прошу прощения, сэр! Я не подумала об этом.

— И напрасно. Сопоставьте риск от паршивых воздушных шариков в небе и от лишних суток пребывания в глубине враждебной акватории.

Фрэн так искренне расстроилась, что старпому даже стало ее жалко.

— Не берите в голову, лейтенант, — сказал он, — просто у вас пока не хватает опыта для тактических расчетов. Но ваша инициатива достойна одобрения. Мы выполним маневр, но отставание от графика не должно превысить 50 минут.

…

В операторском зале управления полетами.

— Дядя Оп, они поворачивают, — взволнованно сказала Олан.

— Ясен перец, поворачивают, — пробурчал Лешко, — Чем ты недовольна?

— А вдруг они уйдут далеко к югу?

— Да щас тебе. Мы ж вместе с полковником считали. У них запас времени с мышкин хер. Дождутся, пока наш первый борт пройдет мимо, и скорректируют курс в обратный зад.

— Так что, дядя Оп, ставим борт-1 и 2 на автопилот и принимаем 3 и 4 на ручное?

— А то ж.

…

Через полчаса, на подлодке.

Палфри с некоторым трудом подавил зевок и скосил глаза от экрана на Фрэн. Она была настолько раздосадована, что, казалось, сейчас заплачет. Нет, бабы на флоте это в корне неправильно. Мозги у них иначе устроены, вот что. Тут радоваться надо, что эти чертовы летучие сардельки спокойно проходят мимо. Попутного им ветра в толстую задницу. А девчонка носом шмыгает. Ну, чисто детский сад. Ладно, надо как-то поддержать ее. Все-таки, одна команда. Будь она парнем, по плечу бы похлопал, а тут…

— Вы вот что, — сказал он, — вы не переживайте, лейтенант. Мы с вами (да, именно так, «мы с вами», а как же)… действовали точно по уставу. И давайте договоримся: вы указали мне на эти дирижабли, а инициатива маневра исходила от меня.

— Спасибо, сэр, — тихо сказала она.

— На здоровье. Продолжайте дежурство, — старпом снял трубку внутренней связи, — ходовая рубка, произвести корректировку курса.

— Да, сэр, — отозвался старший лейтенант Сэлмон Траск, — а что там было?

— Примерещилось мне, — спокойно ответил Палфри.

— Понятно, сэр, — отозвался Сэлмон, — в «собачью вахту» оно бывает.

Тут в радарную рубку ввалился заспанный и злой, как черт, капитан Харальд Ходжес, по прозвищу Дьявол Харри или просто Ди-Эйч. Похоже, он слышал разговор со старлеем.

— Что тебе там примерещилось, Стью?

— Дирижабли, — ответил старпом, — Грузовики. Перли, гады, точь-в-точь нашим курсом.

— А-а, — сказал Ди-Эйч, зевая, — а мне такой сон снился. Будто бы мы уже отработали, и пришли в Брисбен, но не на базу, а прямо на пляж. А там, короче…

Капитан покосился на Фрэн и почесал небритую щеку.

— … Короче, я тебе потом расскажу, — Ди-Эйч снова зевнул, — еще происшествия были?

— Никаких, Харри. Океан чист, как слеза младенца.

— Ну, раз чист… — тут капитан зевнул в третий раз, — тогда я пойду досыпать. Может, дальше приснится. Хотя, к хорошим снам почему-то редко снится продолжение. Вот к кошмарам — сколько угодно. Как думаешь, почему?

— Без понятия, — ответил Палфри, — это психоаналитика. В ней сам черт ногу сломит.

— Они разворачиваются! — громко сказала Фрэн

— Точно, — согласился Ди-Эйч, — кошмары они как покерная колода.

— Дирижабли разворачиваются, сэр! — еще громче повторила лейтенант.

Старпому хватило полсекунды, чтобы понять происходящее на экране. Два замыкающих дирижабля развернулись и легли на пересекающий курс.

— Ffffuck! — выдохнул он, вдавив кнопку ALARM.

«Боевая тревога! — прозвучал механический голос из динамика, — всем занять посты согласно боевому расписанию. Боевая тревога всем занять…»

В 1700 километрах от места событий, Олан коснулась сенсорной клавиши «аварийный сброс груза» и 500 тонн железобетонных блоков по длинной дуге полетели в океан.

— Удары об воду прямо по курсу, — доложил акустик.

— Крупные объекты 3 тысячи футов прямо по курсу, — это уже была Фрэн.

— Шума нет, объекты пассивные, — это акустик.

— Они погружаются, 10 футов в секунду. До столкновения 80 секунд, — это опять Фрэн.

— Ходовая, реверс двигателя, рули направо максимум, — скомандовал Ди-Эйч, с которого в момент слетела вся сонливость, — Стью, ЗРК на тебе. Сбей эти чертовы дирижабли.

Подлодку тряхнуло и слегка накренило.

— Боевая, две воздушные цели, прямо над нами, — крикнул старпом.

— До столкновения 70 секунд.

— Цели вижу.

— Огонь по готовности.

— До столкновения 60 секунд.

— Мы проходим или нет!? — спросил Ди-Эйч

— Я не уверена, сэр…

— Так да или нет?

В 1700 километрах от них, дядя Оп, со словами «кушай, рыбка, галушки», кликнул «аварийный сброс груза» на своем пульте. Еще 500 тонн железобетона…

— Удары об воду впереди, 9 градусов справа, — доложил акустик.

— Боевая докладывает: первая цель поражена.

— Сэр, это такие же объекты, — доложила Фрэн, — они сейчас будут на нашем новом курсе.

— Боевая докладывает, вторая цель поражена.

— Ходовая, рули в нейтральное, полный вперед, заполнить балластные цистерны, рули глубины на максимум! — приказал Ди-Эйч.

— Сэр, другие два дирижабля, они развернулись и движутся к нам.

— Боевая, еще две цели, огонь по готовности! — скомандовал Стью.

— Радиорубка, связь с командованием! — кричит Ди-Эйч, — режим радиомолчания отменяю. Передавайте: атакованы противником с воздуха. Ведем бой в квадрате….

… — до столкновения 20 секунд

В 1700 километрах от места событий, дядя Оп сказал «ну, хором»! 500 тонн железобетона сорвались с подвесов за несколько секунд до того, как оба дирижабля один за другим распались на части после попадания ракет.

— Боевая докладывает: третья цель поражена.

… — до столкновения 10 секунд

— Боевая докладывает: четвертая цель поражена.

— Удары об воду прямо по курсу, — это акустик.

— Всем постам: приготовиться к экстренным действиям, — говорит Ди-Эйч.

БУМ.

Подлодка вздрагивает от удара 10-тонной болванки.

Включается сирена.

Механический голос сообщает: «Пробит внешний корпус в носовой части, над торпедными аппаратами».

БУМ. БУМ.

Гаснет свет. Через мгновение снова включается.

Механический голос: «Ударное смещение оборудования нижней секции центрального отсека. Проблемы в электрической проводке»

БУМ. БУМ.

Что-то хрустит и скрежещет.

Механический голос: «Повреждение левого руля глубины. Повреждение внешней оболочки центрального отсека, бортовая секция».

БУМ. БУМ. БУМ.

По корпусу идет противная дрожь, от которой сводит зубы. Откуда-то ползет сизый дымок. Подлодка начинает рыскать и кренится на левый борт.

Механический голос: «Пробит внешний корпус центрального отсека, над кислородными танками. Повреждение кормовых рулей. Проблемы с лопастями гребного винта».

БУМ. БУМ.

Снова гаснет свет, потом снова загорается.

Механический голос: «Повреждение выносного оборудования надстройки».

Пахнет горелой изоляцией. Слышно, что где-то хлещет струя воды.

Механический голос: «Задымление в центральном отсеке».

— Ходовая! машина стоп! Подъем до глубины 200 футов. Посты, доложить повреждения. Аварийные службы, приступить к работе. Водолазам проверить оборудование, доложить о готовности к внешнему осмотру лодки, — спокойно командует Ди-Эйч, и повернувшись к Палфри, добавляет, — мы пока живы и это радует.

…

В 1700 километрах от места событий, в операторском зале управления полетами, стоит радостный гвалт. Олан разливает по чашечкам рисовую водку. Офис полковника Валдеса — на громкой связи. Слышно, что там тоже что-то пьют и кто-то громко целуется.

Дядя Оп, уже успевший хлебнуть граммов 200, излагает для нескольких зашедших на халявную выпивку сотрудников ночной смены, ход морского сражения. Для наглядности, самый большой соленый огурец временно назначен подлодкой, а четыре банки оливок изображают дирижабли. Сами оливки изображают бетонные блоки, поэтому часть их уже разбросана по столу и по полу.

Чимэг, прихлебывая водку, как чай, креативно составляет счет к вооруженным силам за 4 уничтоженных дирижабля. Их техническое состояние и оснащенность дорогостоящими бортовыми устройствами стремительно растет. Чимэг уже знает из надежных источников, что подбитая подлодка стоит около полмиллиарда евро, и что если она будет захвачена ребятами Валдеса, то изменение стоимости дирижаблей с 210 тысяч фунтов за единицу до 250 не вызовет резкого протеста. То есть, можно сойтись где-то на 230. Итого, за 4 штуки получится дополнительная маржа в 80 тысяч, Хорошая сделка. И надо не забыть все-таки присмотреться к полковнику в личном смысле. Может, пригласить его на ужин…

Джино Валдес более чем удовлетворен результатами атаки. Он рассчитывал вынудить U-215A замедлиться, чтобы дистанционно-управляемые роботы «Dwarf-5», под прикрытием шума от падающего железобетона, могли зацепиться за внешний корпус подлодки. Далее они устанавливают малые заряды C-4. Взрыва 100 граммов достаточно, чтобы повредить рули либо нарушить герметичность надстройки. Тогда U-215A вынуждена будет всплыть для ремонта. Еще он надеялся, что при отражении атаки капитан нарушит радиомолчание и покажет свою рабочую частоту, что и произошло. Но атака дирижаблей оказалась много эффективнее, чем предполагалось. Бетонные блоки в двух местах пробили внешний корпус подлодки, и стало возможно проникнуть в ее межкорпусное пространство. Этим сейчас и занимались операторы «Дварфов», а Валдес ждал звонка по внутренней связи… Ну, наконец-то!

— Джино, трое наших маленьких друзей уже между корпусами.

— Отлично! — говорит полковник, — сейчас я к вам подойду… Элмер, Пенни, Вы не забыли, что у нас работа? Я — в лабораторию подводных работ, а вы должны очень быстро сделать следующее: Пенни, записывай…

…

19 сентября. Эндшпиль: Подлодка «Норфолк» и Приют Кракена.

— Мы довольно легко отделались, Стью, — сказал Ди-Эйч, и после паузы добавил, — пока довольно легко. Знаешь, что меня больше всего беспокоит?

— Состояние гребного винта? — предположил старпом.

— Нет. С этим мы справимся, хотя о бесшумности хода можно забыть. Меня беспокоит, что нам до сих пор не зачитали ультиматум. Мы возобновили режим радиомолчания, но наши радиочастоты им теперь известны.

— Возможно, они думают, что мы уже пошли ко дну.

Капитан покачал головой.

— Я не склонен на это рассчитывать. У меня такое чувство, что игра только начинается. Стью, что бы ты делал на их месте?

— Ну… Я бы подогнал пару бомберов, сделал показательный полет над нами и передал: «ребята, вы в полной заднице, так что лапки кверху и выходи на палубу строиться».

— А если мы ответим ракетой?

— Бросил бы пару глубинных бомб, чтобы вправить нам мозги.

— А если мы всплывем на спасплоту, затопив лодку? Счастливо поднимать ее с глубины 15 тысяч футов, — капитан делает паузу, — по глазам вижу, ты начинаешь понимать суть дела. Задание мы уже провалили, и даже домой нам не уйти. Это они знают, и мы знаем. Вопрос только в том, получат ли они лодку.

Старпом энергично трет лоб ладонями и спрашивает:

— Прекращать ремонтные работы и готовить эвакуацию?

— Нет, Стью. Мы еще побарахтаемся. Взгляни-ка на карту внимательно.

— Атолл Ранафути?

— Верно. Всего полтараста миль на северо-запад. Это — наш шанс.

— Но нас обнаружат.

— Ерунда. Нас давно обнаружили.

— Тогда кто помешает забросать нас глубинными бомбами по дороге?

— Вот это помешает, — капитан стукнул кулаком в переборку, — им нужна лодка, иначе мы уже давно кормили бы рыб. Если они объявят ультиматум, я отвечу: валяйте, убейте нас вместе с ней.

— Харри, ты настоящий отморозок, — с некоторым восхищением сказал Палфри.

— Нет, я просто реалист и я знаю меганезийцев. Они жадные, как бурундуки. Где один меганезиец прошел, там сто евреев с биноклями пяти центов не найдут. По глазам вижу, Стью, ты хочешь спросить: а какого черта мы будем делать на этом сраном Ранафути? Отвечаю: там, судя по карте, есть что-то туристическое, а значит — транспорт. Надеюсь, наши коммандос умеют не только стрелять из М-16, но и угонять катера или самолеты.

— То есть, мы попытаемся смыться обратно на Гавайи? А как же лодка?

— Никак, — жестко сказал капитан, — пусть это волнует тех долбанных штабистов, которые придумали этот дурацкий рейд. А я не хочу, чтоб мой экипаж угодил в каменоломни. Ты в курсе, Стью, что здесь на арестантов надевают ошейники и продают в рабство?

— Как — в рабство?

— А вот так. Ты в школе «Хижину дяди Тома» читал?

— Вот, дерьмо, — сокрушенно пробормотал старпом.

Капитан похлопал его по плечу.

— Нормально, Стью. Мы еще увидим Лонг-Бич и девчонок в бикини. Ремонт на тебе. Никаких излишеств. Нам нужна только скорость. Лодка должна пройти эти гребаные полтараста миль и после заката всплыть у Ранафути. Это все, чего мы от нее хотим.

…

Маленький отель «Приют Кракена» на атолле Ранафути входил в туристическую сеть корпорации «Магеллан-XXI», президентом которой являлся бывший координатор правительства Эрнандо Торрес. Ни разу в своей богатой событиями жизни Валдес не попадал в такие цепкие бизнесменские лапы. Это он понял после первой же фразы Торреса:

— Я — коммерсант, и у меня есть обязанности перед партнерами, но это не значит что я не патриот своей страны. Поэтому денег я за это не возьму…

«Сожрет, как белая акула, и костей не оставит», — понял полковник, и на душе у него стало тоскливо.

… — Но, чтобы объяснить свои действия акционерам и аудиторам компании, я должен показать им реальную выгоду, — продолжал экс-координатор, — каковая может состоять в рекламном потенциале этой истории с подлодкой. Газетные и телевизионные репортажи будут вестись группой журналистов, которую приглашаете вы, полковник. Не так ли?

Повисла пауза.

— Да, конечно, — согласился Валдес, — но, я сразу хочу напомнить, что правительственный репортах не может быть эксклюзивом какой-то одной медиа-компании.

— Разумеется, — Эрнандо улыбнулся, — я знаю, было прецедентное постановление суда по данному вопросу. Но в нем также сказано: правительственные репортажи с коммерческих объектов ведутся с соблюдением интересов их владельцев. Наш интерес в том, чтобы каждый телевизионный репортаж сопровождаться маленькими роликами о «Магеллане», а каждый газетный репортаж содержал информацию о нашей туристической сети.

— Но это же правительственный репортаж, — возразил Валдес, — он не может содержать рекламную информацию. Постановление суда, вы же знаете.

— Не волнуйтесь, полковник. Я уважаю постановление суда. Но оно говорит о рекламе, то есть об информации, не имеющей отношения к предмету репортажа. А в данном случае вся информация о «Магеллане» будет такого вида, чтобы иметь отношение к предмету.

— Но как вы это сделаете? — вырвалось у Валдеса.

— Я так и думал, Джино, что мы быстро придем к согласию, — с обезоруживающей улыбкой констатировал Эрнандо, — не беспокойтесь, я легко найду контакт с журналистами. Наша компания предоставит им все условия для работы, совершенно бесплатно. Мы вместе с исполнительным директором Лю Флэггом будем лично следить, чтобы все было как надо.

— Вы хотите сказать, что вы оба намерены присутствовать…?

Торрес изобразил на лице такую широкую улыбку, как будто собирался рекламировать новую зубную пасту:

— Ну, разумеется! И еще несколько наших специалистов, из числа наиболее инициативных и общительных. Кроме того, Лю давно обещал показать атолл Ранафути своей дочке. Элеа Флэгг замечательная девушка, и, кстати, учится на журналиста. Она совершенно никому не помешает. Согласитесь, Ранафути такое красивое место, что его стоит посмотреть.

— Не знаю, Эрнандо, я сам там не был, — признался полковник.

— Ну, так я вам говорю, — ответил Торрес, — я сам нашел это место для отеля в Центральной Котловине Тихого океана. Оно уникально огромным разнообразием кораллов и рельефом лагуны. Конечно, мне сложно будет убедить клиентов, которые уже оплатили там отдых, сменить «Приют Кракена» на что-то другое. Но у меня есть идея.

— Какая? — тоскливо спросил полковник.

— Для клиентов старшего возраста мы организуем бесплатное турне по Каролинским островам, с осмотром Нан-Мадола и загадочных древних дамб Понапе. А для молодежи, которая любит экстрим — активный отдых на большом атолле Капингамаранги.

— Но там же тренировочная база групп быстрого реагирования ВМФ, — заметил Валдес.

— Вы быстро схватываете! — похвалил его Эрнандо, — в этом вся изюминка. Ручаюсь, что ребята будут в восторге от возможности увидеть военно-тактические тренировки вблизи, так сказать живьем. Разумеется, наша компания возместит все расходы.

— Да, разумеется… — рассеянно сказал полковник. Спорить с Торресом было так же бесполезно, как пытаться остановить крейсер голыми руками. Каждая попытка что-либо возразить, приведет лишь к тому, что экс-координатор выторгует что-нибудь еще.

…

В это время на подлодке.

— Докладывает радиорубка. Слышу транслятор Ранафути. Там крутят ламбаду.

— Ясно, — сказал Ди-Эйч и повернулся к старпому, — мы почти у цели, Стью. Осталось 25 миль. Но у меня хреновые предчувствия.

— Нас слишком легко отпустили, — согласился Палфри.

Капитан молча кивнул, прошелся взад-вперед, потом скомандовал.

— Радарная, доложите обстановку.

— Ничего, сэр, — ответила Фрэн, — Совсем ничего.

— Что, ни одного гражданского судна?

— Да, сэр. Мне самой удивительно.

— Харри, а вдруг это ловушка? — спросил старпом.

— Не исключено. Но тут вопрос, кто кого перехитрит… Черт, кто бы знал, как я хочу спать. Ладно, инструктируй коммандос. Через час сядет солнце и тогда….

Последние слова капитана заглушил звонкий щелчок и вслед за тем протяжный скрип, как будто исполинским гвоздем с силой провели по стеклу.

Взвыл сигнал тревоги.

«Критическое повреждение вала гребного винта» — сообщил механический голос.

И тут же последовал рапорт ходовой рубки.

— Сэр, что-то заклинило ходовой вал.

— Что, черт побери?

— Не знаю, сэр. Похоже, взрыв на участке вала между внутренним и внешним корпусом.

— Так пошлите туда кого-нибудь и узнайте!

— Да, сэр.

Капитан с силой врезал кулаком по переборке.

— Капитан, докладывает радиорубка. Вас вызывают на связь, сэр.

— Кто? Штаб? Очень кстати, мать их.

— Нет, сэр. Говорят, полковник Валдес, ВМФ Меганезии.

— Мы в заднице, — сказал Ди-Эйч старпому, и добавил, уже обращаясь к радисту, — давай, соединяй.

— Aloha, кэп, — раздался грубоватый и веселый мужской голос, — что, проблема с движком? Можете никого туда не посылать, я и так расскажу. Муфта вала разрушена взрывом, вал смещен, в общем, вы приплыли. Конечная станция. Добро пожаловать в Меганезию.

— Ваши условия, полковник? — спросил Ди-Эйч.

— Условия простые, как селедкин хвост. Немедленное всплытие, и экипаж, построенный на носовой палубе через 3 минуты после того, как она появится из воды.

— И что дальше?

— Это я вам расскажу, когда вы построитесь.

— Вот, значит как? А если нет?

ЩЕЛК! ЩЕЛК!

Свет гаснет. Лодку встряхивает. Снова рев сирены.

Механический голос: «Разрушение основной кислородной магистрали. Разрушение резервной кислородной магистрали. Утечка кислорода во внешний корпус. Отключение топливных элементов. Переход на резервные аккумуляторы».

Свет загорается — но слабый.

— Капитан, мы теряем кислород! Я перекрываю выходы на коллектор из кислородных танков. Иначе никак.

— Правильно… Сколько у нас запас в корпусе?

— Примерно на два с половиной часа сэр.

Снова раздается голос Валдеса.

— Ну как, кэп? Вы всплываете или продолжаем играть в самураев?

— Вы меня почти убедили, — сказал Ди-Эйч.

— Почти? — переспросил Вальдес, — чего не хватает? Забортной воды в главной рубке?

— Нет. Я бы предпочел порцию виски каждому члену экипажа и яванскую сигару для меня.

— Никаких проблем. Ваши требования приняты.

— В таком случае, мы всплываем через 5 минут. Как там погода наверху?

— Отличная, кэп. И удивительно красивый закат. Вам понравится.

— Что ж, тогда до встречи полковник. Конец связи…

— Сдаемся? — спросил старпом.

— Да, Стью. Приготовится к всплытию. Через 5 минут продуть цистерны. Внимание всем: мы вынуждены сдаться ВМФ Меганезии. В течение 3 минут использовать желтые ключи на постах для физического разрушения носителей информации. Обесточить компьютеры. Уничтожить все записи на бумажных носителях. Собрать личные вещи… И не дрейфить, жизнь продолжается… Лейтенант Шойо, зайдите ко мне срочно.

Нэд Шойо, предводитель коммандос, появился через 7 секунд. Прыткий малый.

— Вот что, лейтенант, — негромко сказал Ди-Эйч, — Я не знаю, какое у вас было задание, но опасаюсь, что с точки зрения меганезийцев, это похоже на терроризм.

— Да, сэр.

— Это значит, — продолжал капитан, — что вас здесь поставят к стенке.

— Вероятно, так, сэр.

— В кормовом отсеке есть моторный спасплот. Вы можете попытаться уйти с ним через аварийный люк с глубины 100 футов. Это все, что я могу для вас сделать.

— Спасибо сэр. Разрешите идти?

— Подождите, — Ди-Эйч протянул лейтенанту тактическую карту района, — на Ранафути не суйтесь, пристрелят, ищите другие варианты. Горючего должно хватить на 100 миль. Все. Теперь идите. Удачи вам.

Шойо исчез, как тень.

— Думаешь, у них получится? — спросил Палфри.

— Другого шанса у них нет… Экипаж, внимание. На борту не было никаких коммандос. Только сокращенный штатный состав. Мы шли к атоллу Тероа, чтобы забрать секретный груз. Больше вам ничего не известно. Запомните это как следует, потому что от ваших ответов зависит жизнь нескольких хороших парней.

…

Закат и правда был потрясающий. Только он ни капли не радовал людей, построившихся на носовой палубе подлодки. 7 офицеров и 12 матросов смотрели то на приближающийся буксир, сопровождаемый двумя бронекатерами «hotfox», то на барражирующую в небе штурмовую летающую лодку «mooncat».

На крыше рубки катера, идущего чуть впереди, стоял крепкий дядька, одетый в защитного цвета шорты, рубашку с коротким рукавом и кепи. По бокам от него расположились двое бойцов, приникших к прицелам снайперских винтовок. Ствол носового автоматического орудия был задран вверх, видимо в знак дружелюбия (в смысле, что топить не будут).

Когда дистанция сократилась до ста метров, катера притормозили, а дядька поднес ко рту микрофон.

— Aloha! Я — полковник Валдес. Слушайте порядок действий. Сейчас подойдет катер с призовой командой. Вы остаетесь на месте. Призовая команда осматривает лодку, затем крепит буксирный трос. Лодка буксируется к причалу. Дальше я вас приглашу, вы сойдете на пирс, где вам будут предложены напитки, легкие закуски, и возможность пообщаться с прессой. Остальное я сообщу вам после этого.

— Скучно-то как, — Ди-Эйч, зевнул, и добавил, — кажется, я сейчас засну стоя.

— Может, стоять не обязательно? — предположил Палфри.

— Вот я сейчас и проверю, — сказал капитан и уселся на палубу.

Дядька снова поднес микрофон к губам.

— Извините, ребята, я забыл кое-что. Вы можете располагаться, как угодно. Стоя, сидя, лежа. Запрещается только перемещаться по лодке.

Произошло движение и, через несколько секунд, весь экипаж уже расселся на пластике корпуса. Что до Ди-Эйч, то он улегся, бесцеремонно положив голову на колени Фрэн.

— Лейтенант Лаудер, разбудите меня, когда подойдем к причалу.

— Да, сэр.

— Стью, пока я сплю, ты за старшего, — добавил капитан и мгновенно уснул.

На лодку уже поднималась призовая команда.

….

— Ну здесь и бардак.

Таковы были первые слова капитана, когда Фрэн, согласно приказу, разбудила его.

Пирс был освещен не менее, чем десятком мощных прожекторов. Иллюминация была получше, чем на съемочной площадке у киношников.

На пирсе экипаж встречали два десятка флегматичных военных с автоматами и примерно столько же журналистов со своей техникой — телекамерами, диктофонами и ноутбуками.

Посреди пирса стоял стол, заставленный пластиковыми контейнерами со всякой закуской и разного рода бутылками, включая две 9-пинтовые бутыли виски. Рядом лежала открытая коробка сигар и зажигалка с логотипом «Magellan-XXI tour-net».

Около стола две девчонки в ярких футболках с таким же логотипом, раздавали желающим солнцезащитные вьетнамские конические шляпы, тоже, конечно, украшенные логотипом.

— Приступить к приему пищи и выпивки, — скомандовал Ди-Эйч экипажу, — затем налил себе полстаканчика виски, выпил залпом, закурил сигару и спросил Валдеса:

— Это у вас что, рекламная акция?

— Да нет. Просто «Магеллан XXI» — это фирма-владелец отеля, где вы будете жить. Они весь этот фуршет и оплачивают.

— Так, значит, нас в отель? — с некоторым удивлением спросил капитан.

— Не на улице же вас держать, — ответил полковник, щедро наливая виски ему, старпому Палфри и себе, — а так и вам хорошо, и им реклама. Видите, их боссы стоят. Эрнандо Торрес и Лю Флэгг. А видите, девчонка в воде рядом с вашей подлодкой позирует? Это дочка Флэгга.

— Вот эта, в светящихся трусиках?

— Она самая.

— Ничего, симпатичная, — одобрил Ди-Эйч.

Тут между офицерами ловко ввинтилась еще одна шустрая девушка, в шортах и топике, с мощной видеокамерой не плече.

— Привет! Я — Синтия из «Mariner online». Вы капитан этой подводной лодки, верно?

— Был им час назад, мисс, — ответил Ди-Эйч, и, обращаясь к Палфри, добавил, — прикинь, Стью, не даром мне снился Лонг-Бич и девчонки в бикини.

— Угу, — согласился старпом.

— Расскажите о себе, капитан, — попросила девушка, выбирая ракурс так, чтобы поймать в объектив одновременно его и пришвартованную подлодку.

— Ну, не знаю с чего начать… Родился я в Ньюпорте, штат Орегон, в обычной семье. Мой старик был дальнобойщиком, так что я редко его видел. Нас с братом воспитывала больше мама, ну и еще дед, пока был жив… Что за гребаную херню я несу. Слушайте, полковник, а где ваша военная разведка, контрразведка или что у вас там?

— Вон они, — Валдес махнул рукой в сторону двух офицеров, непринужденно болтающих с журналистами по другую сторону стола, — у вас к ним что-то срочное?

— Нет, но я думал, у них ко мне…

— Да, у них будут вопросы, но пресса в первую очередь. Таков приказ командования.

— А, ну, если приказ…. — Ди-Эйч повернулся к Синтии, — извините, мисс, я, понимаете ли, никогда раньше не давал интервью прессе.

— Все нормально, кэп, — журналистка обворожительно улыбнулась во все 32 зуба, — ведите себя естественно и все отлично получится.

…

19 сентября. Ранафути — Раваки. О культуре работы с военнопленными.

В 70 километрах от атолла Ранафути, патрульный хотфокс с погашенными огнями шел за спасплотом, на котором находились шестеро спецназовцев. Фокус с эвакуацией спецназа из подлодки до ее всплытия был выполнен вполне профессионально, но остаться незамеченными в зоне сплошного наблюдения у них не было ни малейших шансов. В соответствии с приказом, патруль дал им возможность уйти на 25 километров от места капитуляции подлодки. К этому времени океан погрузился в полную темноту, так что спецназовцы обнаружили, что они не одни, лишь когда спасплот оказался в световом пятне мощного прожектора. Сразу же раздался голос, многократно усиленный мегафоном:

— Это морской патруль. Заглушить мотор, бросить оружие, оставаться на местах.

Лейтенант Нэд Шойо мгновенно оценил ситуацию. Пытаться уйти от хотфокса, это даже не смешно. Другое дело, если оказаться на борту. Экипаж на таких катерах человек 10, не больше. Справимся. Двигатель спасплота был заглушен, спецназовцы получили короткий приказ жестами и уже знали, как следует действовать. Захват катера противника — типовая тактическая операция, много раз отработанная на тренировках.

Пункт 1: представиться гражданскими лицами, выбрав легенду по обстоятельствам.

Когда катер подошел на дистанцию 50 метров, Шойо сложил ладони рупором и крикнул:

— Мы туристы! Нас отнесло от Ранафути!

Согласно тактической логике, командир патрульного катера должен был подойти к ним вплотную, подать трап, приказать подняться на борт, записать личные данные и задержать в обычном порядке. Но у этого командира была другая логика.

— Всем раздеться! — раздался приказ, — Полностью! Вещи и одежду на дно плота!

— Это зачем!? — крикнул Шойо.

Вместо ответа последовала очередь из пулемета, поднявшая фонтанчики воды в полутора метрах от спасплота. Спорить с этим аргументом было сложно.

— Ладно, — сказал Шойо, — раздеваемся.

— Извращенцы, — буркнул один из его бойцов.

Убедившись, что предыдущий приказ выполнен, патрульные дали следующий:

— Сейчас, по одному, плывете к нам! Первый подплывет, бросим фал! Следующий плывет сразу после дополнительного приказа, и не раньше! При нарушении порядка действий, прострелим ноги! Все! Первый пошел!

— Я плохо умею плавать! — крикнул Шойо.

— Вот и научишься, — ответили с хотфокса, — ты плывешь первым. Считаю до одного…

Пришлось нырять и плыть, поскольку на катере явно не были склонны к разговорам. Перед этим он успел дать условный сигнал «продолжаем, как начали». Это означало, что бойцам следует продолжать изображать туристов, выжидая удобный момент для атаки.

Остальные видели, как он добрался до хотфокса, поймал сброшенный в воду трос и полез вверх. Потом раздался громкий возглас, и несколько рук втащили его в бортовой люк.

— Следующий! — скомандовали по мегафону.

Поскольку патрулю сообщили, что «клиенты» представляют собой «особо опасных бойцов морского спецназа», командир хотфокса решил перестраховаться (известно же, что разини в море долго не живут). Как только голова очередного спецназовца появлялась над краем люка, «гость» получал в лицо струю «нейтрализующего» аэрозоля (баллончики с этим веществом из полицейского арсенала имелись на хотфоксе в большом количестве). Впавшего в шоковое состояние «гостя» втаскивали чере люк на борт, сковывали руки за спиной, валили на палубу, а наручники крепили к тросу, натянутому на высоте полметра.

Через полчаса шестеро голых спецназовцев сидели на палубе в крайне неудобной позе: ноги вытянуты, руки скованы и оттянуты назад. Вся процедура задержания, как оказалось, снимается на две видеокамеры присутствующими на борту военными репортерами.

Капитан, флегматичный молодой человек океанийской наружности, дождался, когда на борт поднимут спасплот и отдал короткий приказ. Катер развернулся на юго-запад, почти бесшумно набрал скорость, и пошел в сторону островов Феникс.

Придя в себя после порции полицейской отравы, Нэд Шойо немедленно заявил.

— Мы американские туристы, мы требуем человеческого обращения и связи с консулом нашей страны!

По этому сигналу его бойцы начали дружно повторять ту же фразу в разных вариантах с добавлением специфического сленга по вкусу. Капитан, не обращая на это ни малейшего внимания, попросил репортеров подойти поближе к спасплоту и начал его обследование, сопровождая свои действия спокойными комментариями:

— Перед нами стандартный надувной плот, используемый на подлодках ВМФ США для эвакуации личного состава. Помимо двигателя, весел, радиопередатчика, средств подачи световых сигналов и пенала НЗ, здесь есть несколько дополнительных предметов. О том, что они из себя представляют, вам расскажет присутствующий здесь офицер военной разведки, а после я попрошу сержанта организовать нам кофе.

Капитан отошел в сторону и закурил сигарету. Его место занял улыбчивый человек в штатском.

— Здесь находятся три пистолет-пулемета калибром 9 мм, с запасными магазинами, и коробка патронов к ним. Восемь ручных гранат. Две упаковки взрывчатого вещества C-4 с комплектом штатных взрывателей. Морской бинокль ночного видения. Обмундирование задержанных — шесть комплектов. В каждый комплект входит универсальный нож, автоматический пистолет калибра 5,45 мм и две запасные обоймы к нему, средства для нанесения маскировочных полос на кожу, а также индивидуальная аптечка. В эту аптечку… Камеры, пожалуйста, поближе, я рекомендую это заснять…

— Нас так и будут держать голыми на металлическом полу? — перебил Шойо.

— Да, — коротко ответил капитан, а военный разведчик, как ни в чем не бывало, продолжал рассказывать репортерам,

— … в эту аптечку, наряду со стандартными средствами первой помощи, входят: ампулы с наркотическими препаратами «фенамин» и «пентотал». Первый предназначен для стимулирования нервной системы бойцов, второй — для подавления воли пленных в процессе допросов. Таким образом, перед нами хорошо вооруженная и экипированная группа диверсантов. Уровень их физической подготовки вы можете оценить визуально. Те жесткие меры, которые применены в ходе их задержания и транспортировки, являются военной необходимостью, иначе, все оружие, которое я сейчас вам показал, было бы без колебаний применено против экипажа катера и против вас. Как только мы прибудем на военно-морскую базу Раваки, задержанным будут обеспечены комфортные бытовые условия. А сейчас прошу в кубрик, я вижу, там уже готов кофе.

…

19-20 сентября. Комсостав «Норфолка» — штаб ВМФ США. Сюрприз.

… После часа непрерывных ответов на вопросы и позирования перед камерами, экипаж подлодки был, наконец, отбит у журналистов усилиями военной разведки.

— Имейте совесть! Военнопленные уже с ног валятся. У вас завтра утром будет три часа, все успеете спросить. А пока оставляем вам полковника Валдеса, это ведь он руководил захватом подлодки. Если вы его попросите, может, он вам разрешит экскурсию по ней.

— Чья тут тачка с камерой на кронштейне? Уберите ее отсюда на фиг, не пройти же. Как хотите, уберите! Раз ее можно было сюда закатить, значит, и откатить можно.

— Девушка, оставьте в покое капитана подлодки, он и так чуть живой.

— Военнопленные, идите за мной вон к тому зданию… Что не видно? Так… поверните прожектор. Да не сюда, черт возьми, а вот туда, чтоб было видно дорожку.

— Так, все собрались? Пять, десять, пятнадцать, девятнадцать. Ну, пошли! Go, go.

— Что вам, непонятно, военнопленный? Что вы вцепились эту бутылку? Там в баре есть точно такие же.

Фасад отеля, был украшен ярко светящейся вывеской с надписью «Приют Кракена» и изображением красного кальмара с синими глазами. В холле военные разведчики предложили экипажу подлодки разместиться в бамбуковых креслах вокруг стойки reception, после чего Эрнандо Торрес обратился к ним с приветствием:

— Леди и джентльмены, во-первых, спасибо, что выбрали наш отель…

Эти слова были прерваны несколько вымученным смехом и разного рода междометьями.

Торрес улыбнулся, кивнул головой и продолжил:

— … Я понимаю некоторую двусмысленность вашего положения, но, надеюсь, однако, что сообщу вам полезную информацию. Отель «Приют Кракена» оборудован по последнему слову техники. В каждом номере, помимо обычных удобств, спутникового телевидения и террасы с видом на море, имеется компьютер, подключенный к интернет и к инфранет сети отелей «Магеллан XXI». Телефон в номере имеет беспроводное подключение, так что вы можете пользоваться местной и международной связью в любой точке атолла. Во внутреннем дворе отеля находится ресторан. Шведский стол с 8 до 10 и с 14 до 16. В обычном режиме ресторан и бар работают с 18 до 23, а бар-автомат — круглосуточно. Все расходы оплачиваются нашей фирмой, так что не стесняйтесь.

Кто-то из матросов громко спросил:

— А спиртное тоже бесплатно?

— Я же сказал: все расходы, — Торрес снова улыбнулся, — это надо понимать буквально. Далее, там же, во внутреннем дворе есть бассейн с пресной водой. Океанский пляж расположен в пятидесяти метрах от отеля. Вы также можете купаться в любом другом месте лагуны, кроме тех мест, которые отмечены значком «опасность». На внешней стороне атолла, которая выходит в открытый океан, мы не рекомендуем купаться без инструктора, там очень высокая волна. Об остальных видах отдыха и туризма на атолле Ранафути вы сможете прочесть в проспектах, которые есть в каждом номере. По поводу размещения подойдите вот к этой девушке у компьютера, сообщите свои имена, и с кем вам удобнее жить в компании с учетом того, что номера в отеле в основном двухместные. Спасибо, что прослушали эту информацию. Какие еще вопросы вас интересуют?

— Мы что, действительно можем пользоваться телефоном и интернетом? — недоверчиво спросила Фрэн.

Торрес повернулся к одному из военных разведчиков.

— Сен Журо, подтвердите, пожалуйста, что мои гости могут пользоваться средствами связи без ограничений.

— Да, — ответил тот, — никаких проблем. Сейчас я тоже сообщу вам важную информацию. Леди и джентльмены, вы задержаны за вооруженное вторжение в территориальные воды Меганезии. Находившиеся на вашей подлодке 6 бойцов спецназа, также задержаны и предстанут перед судом за попытку вооруженной диверсии.

— Мы, надо полагать, тоже предстанем перед судом? — спросил Харальд Ходжес.

— Да. Но пока вам предъявлено только вооруженное вторжение, что карается крупным денежным штрафом, который, я надеюсь, заплатит ваше правительство. Вас пока не обвиняют в попытке вести боевые действия против Меганезии.

— А сбитые дирижабли не считаются боевыми действиями?

— Нет, — сказал Журо, — они проходят по графе «материальные расходы на задержание» и их стоимость будет включена в сумму штрафа.

— Ясно, — Ди-Эйч кивнул, — а можно узнать, что вы имели в виду, дважды употребив слово «пока»?

— Видите ли, если окажется, что кто-то из вас активно участвовали в подготовке диверсии, то к нему будут применены более строгие санкции: от 10 лет лишения свободы до высшей меры гуманитарной самозащиты.

— Последнее словосочетание означает расстрел, я правильно понял?

— Совершенно верно, — подтвердил Журо, — мы могли бы обсудить эту ситуацию tet-a-tet, завтра в 7 утра за чашечкой кофе.

— Идет, — согласился Ди-Эйч, — а сейчас, с вашего разрешения, я хотел бы убедиться, что мой экипаж размещается разумным образом.

— Разумеется, — согласился разведчик, — до завтра, кэп.

Капитан Ходжес использовал следующие четверть часа максимально эффективно. Во-первых, он в нескольких фразах дал понять людям: экипаж продолжает быть экипажем. Офицеры должны обеспечивать порядок в своей группе, матросы — соблюдать обычные правила субординации, как если бы экипаж находился на базе своих ВМС. Все правила о контактах с посторонними лицами продолжают действовать. Во-вторых, нескольким членам экипажа, выглядевшим наиболее подавлено, он сказал несколько ободряющих слов — подействовало. И в-третьих, выбрав себе в компанию старпома Палфри и получив электронный ключ от их общего номера, он тут же пригласил лейтенанта Фрэн Лаудер: «зайдите к нам через полчаса, посидим, поболтаем».

…

— Разрешите вопрос, сэр? — это были первые слова Фрэн, когда она зашла в номер капитана.

— Разрешаю.

— Почему вы пригласили меня, а не кого-то из более опытных офицеров?

— Объясняю: опыта у нас со Стью на десятерых хватит. А вот с интуицией сложнее. С этим надо родиться. И вы с этим родились. И еще: в соответствии с морским обычаем в такой обстановке офицеры называют друг друга по сокращенному имени. Это понятно?

— Да… Харри.

— Очень хорошо. Давайте внимательно осмотримся. Стью, займись TV, потом доложишь, что там. Фрэн, на тебе интернет. Собирай все, что тебе подскажет интуиция. А я сделаю несколько звонков… Если этот телефон действительно работает…

…

Дежурный офицер позвонил адмиралу Дэнброку домой, поднял его с постели в 4 часа утра, передал факсом текст телефонограммы капитана Ходжеса, и тут же получил в ответ порцию отборной адмиральской ругани.

— Вы что, мать вашу, не читаете оперативных сводок? Какого черта вы делаете во флоте? Вы же дебил! Подлодка «Норфолк» 215A вчера затонула в 150 милях к северо-востоку от отметки 7600, а вы принимаете какие-то телефонограммы от ее капитана, который якобы живет в отеле на каких-то, мать их, островах.

— Вы сами можете позвонить ему, сэр, — ответил дежурный офицер, — в телефонограмме есть номер.

— Позвонить? — переспросил Дэнброк, — вы думаете, что на дно Тихого океана проведена телефонная связь? Ладно, сейчас я наберу этот чертов номер, чтобы иметь формальные основания подписать приказ о вашем увольнении к чертовой матери. Это будет первое, что я сделаю утром….

Адмирал взял с тумбочки мобильник и набрал номер… Ожидание …Соединение…

— Капитан Ходжес слушает.

— Что? Это вы отправили идиотскую телефонограмму? Кто вы вообще такой?

— Харалд Ходжес, капитан «Норфолка», — повторил Ди-Эйч, — с кем я разговариваю?

— Я — адмирал Дэнброк. Что за шутки, черт побери?

— Это не шутки, сэр… Эй, Стью, по какому каналу нас сейчас показывают?

— С кем вы там, черт возьми, разговариваете? — спросил адмирал.

— Со старшим помощником Стюартом Палфри, сэр. Он отслеживает ТВ. Сейчас нас показывают по спутниковому каналу G-39. Если вы включите телевизор, сэр…

… Через час адмирал Дэнброк, злой, как тысяча чертей сразу, приехал в штаб. Такого переполоха из-за одной подлодки в штабе флота не было уже более полувека, со времен легендарного советского подводного ракетоносца «Красный Октябрь». Старших офицеров вызванивали по сотовым и домашним телефонам и срочно вызывали в штаб, распечатки из интернета ложились на стол рядом со спутниковыми фото. Всех, кто значился в документах, имеющих отношение к провальному рейду подлодки «Норфолк», адмирал допрашивал с пристрастием в своем кабинете. Слова «говно», «мудак» и «трибунал» были слышны даже в приемной, сквозь плотно закрытую дверь.

Тем временем, Ди-Эйч зашел в соседний номер, назначил старшего лейтенанта Сэлмона Траска старшим по экипажу на время своего отсутствия, отдал ему свой телефон и, вместе с Палфри и Фрэн, отправился «подышать свежим воздухом».

Им никто не препятствовал. Меганезийский сержант, бездельничавший в холле, вежливо спросил, идут гости гулять или купаться, и удовлетворился ответом: «там видно будет».

Поднявшись по извилистой тропинке на гребень атолла, откуда окружающая местность просматривалась на полмили, они, по знаку капитана, расселись кто на что.

— Понятно, почему мы будем совещаться здесь, а не в отеле? — спросил он.

— Жучки, — лаконично ответила Фрэн.

— Верно, — сказал Ди-Эйч, — там они, наверняка, в каждом углу понатыканы. Но засеять ими весь атолл они вряд ли смогли. Сообщаю, что я говорил с адмиралом Дэнброком. Опуская детали, суть в том, что мы считались погибшими «от случайностей, бывающих на море», во время передислокации из Гонолулу в Брисбен. Как вам это нравится?

— Не очень, — буркнул Палфри.

— Мне кажется, Харри, кто-то хотел скрыть что-то, — нерешительно добавила Фрэн.

— Говори яснее, ладно?

— Я постараюсь. Тот, кто придумал этот рейд, хотел скрыть от штаба флота факт боевого столкновения и, возможно, саму цель рейда. Если бы вместо болванок у дирижаблей были глубинные бомбы, то нас бы утопили, и все.

— Молодец, Фрэн, — одобрил Ди-Эйч, — Меганезийцы не могли бы даже определить, что мы такое. Они тут регулярно топят каких-нибудь пиратов. Может, их бы удивило, что пираты обзавелись суперсовременной подлодкой, и то не слишком. Сейчас подлодками много кто торгует. Узнав, что мы обнаружены и атакованы с воздуха, этот тип списал нас в сундучок Дэви Джонса. Но он не учел меганезийской жадности. Из-за нее мы захвачены, а адмирал Дэнброк сейчас ищет того типа, чтобы выбить из него все дерьмо.

Возникла пауза, которую нарушил старпом.

— Харри, ты хочешь сказать, что наш рейд планировался через голову Дэнброка?

— Вот именно, — подтвердил капитан, — что скажешь, Фрэн? Что болтают в интернете?

— Разное. В основном, гадают про суд. Пишут, что спецназовцам будет ВМГС, а экипаж отпустят за выкуп. Кроме… — девушка замялась.

— Кроме меня? — спросил Ди-Эйч.

— Кроме капитана и старпома, — ответила она.

— Что такое ВМГС? — поинтересовался Палфри.

— Высшая мера гуманитарной самозащиты, — сказал капитан, — короче, расстрел. Так?

Ди-Эйч повернулся к Фрэн. Она посмотрела на обоих мужчин и беспомощно пожала плечами.

— Пишут, что вы не могли не знать цель рейда.

— И в отношении меня они правы, — заметил капитан, — Задача коммандос была добыть образцы биологического оружия, которое разрабатывают в центре биохимии и генетики на Тероа, наша задача была доставить эти образцы в Брисбен, на базу альянса.

— А в интернете пишут, что цель была взорвать центр и уничтожить персонал. Его уже один раз пытались обстрелять ракетами, а меганезийский флот в ответ занял проливы на 10-й широте. Помните, нас после этого и перебросили на Гавайи.

— Помню, — ответил Ди-Эйч, — но то были исламисты, у них с меганезийцами свои счеты.

— В интернете говорят, что исламисты тут не при чем, — пояснила Фрэн, — все дело в двух сотрудницах центра, которые вынашивают клоны питекантропов. Их часто показывают по TV. Это как-то связано с ценами на лекарства и на медицину, Там огромные деньги.

Палфри хлопнул себя ладонью по колену.

— Харри, помнишь, летчики в Гонолулу рассказывали про теракт на базе Махукона-2? Там взорвали трех беременных женщин из-за эксперимента с эрекцией.

— С эректусами, — поправила девушка, — Хомо эректус. Научное название питекантропов.

— Точно так, Фрэн, — согласился старпом, — говорили про этих эректусов и про огромные деньги, которые уплывут от фармацевтических концернов. Порядка триллиона долларов. Одна женщина погибла, две бежали на катере в Меганезию, а катер расстреляли с воздуха два парня, которых потом объявили дезертирами. Там была темная история…

— … Очень похожая на нашу, — перебил Ди-Эйч.

— Но Харри, — возразил старпом, — никто же не будет отправлять новейшую подлодку в боевой поход и высаживать десант коммандос, чтобы…

— Нас окунули в огромный сортир, — снова перебил капитан, — пошли, доложим адмиралу, что моряков отправляют воевать с беременными женщинами за таблетки от насморка.

— Подождите, — сказала Фрэн, — Есть еще одно. У нас не было шансов уйти с Тероа.

— Что?

— В интернете, пишут: «из этих янки сделали смертников». Допустим, мы незаметно подошли с внешней стороны атолла, но после налета коммандос поднялась бы тревога. Нас бы догнали и утопили через полчаса.

— На чем? — спросил Ди-Эйч, — на рыбацком сейнере?

— В лагуне Тероа стоит легкий фрегат класса «Smog-delta». Такие фрегаты еще называют «ракетными крейсерами для бедных». В задании про него ничего не было?

— Нет. А давно он там?

— Почти 3 месяца. Он замаскирован под сейнер, но местные знают. Про это уже всякие шутки в чатах. Я не верю, что этого не знали в штабе, когда планировали наш рейд.

— Выходит, нас похоронили с самого начала, — подвел итог Палфри.

— Значит, так, — сказал капитан, вставая и потягиваясь, — на сегодня достаточно.

Они двинулись в сторону отеля. За их спиной с ветки акации бесшумно взлетело нечто, напоминающее стрекозу с микромоторчиком и крылышками из углепластика. Запись этого разговора трех офицеров легла в ту же папку, что и записи их разговоров в отеле.

…

… Вообще-то Фрэн почти никогда не курила, но здесь не удержалась, стрельнула у Ди-Эйч сигару, поднялась в свой номер, переоделась в отельный халат и вышла на террасу.

С непривычки от первой порции дыма она закашлялась.

— Слишком крепкие, — проинформировал молодой и веселый женский голос — хотите мои?

Фрэн повернула голову. На смежной террасе, на маленьком пластиковом столике в позе лотоса сидела совершенно обнаженная смуглая девушка лет 20.

— Я медитирую на океан, — сообщила она, — но ни капли не надорвусь встать и притащить нормальные сигареты. Вы из экипажа той субмарины, точно?

— Да. А вы журналистка?

— Почти. Я вообще-то еще учусь. Сюда меня аккредитовали, типа, из респекта к папочке.

— Ваш папа офицер разведки?

— Нет, он исполнительный директор «Магеллана XXI». Так притащить сигареты? Я бы тоже с вами покурила, за компанию. Медитировать мне уже надоело, дискотека сегодня не намечается, а спать еще рано.

— Тащите, раз так, — согласилась Фрэн.

Та стремительно расплела ноги, спрыгнула со столика, исчезла в комнате и через четверть минуты вернулась.

— Элеа, — сообщила она, протягивая через ограждение пачку сигарет.

— Фрэн. Я вас уже видела. Вы устроили водное шоу у лодки под свист призовой команды.

— Ага, — хихикнула соседка, — прикольно получилось, да?

— Я не могла оценить, — сказала Фрэн затягиваясь сигаретой, — Сами понимаете, у нас было не то настроение.

— Еще бы! — Элеа понимающе кивнула, — сейчас-то отошли немного?

— Разве что немного. А вы, значит, просто отдыхаете?

— Нет, по ходу, собираю материал для дипломной работы. А как вас угораздило попасть в подводный флот?

— Традиция рода Лаудер. Так получилось, что я единственный ребенок в семье. Я же не могла подвести папу только потому, что родилась девочкой.

— Ясно, — сказала Элеа, — фамильная карма.

— … Fuck! — прошептала Фрэн, — им же могли сообщить, что я погибла!

Она бросилась в комнату, схватила телефон и набрала номер.

— С какой стати?! — удивленно крикнула Элеа.

— В штабе бардак, вот с какой, — ответила Фрэн, возвращаясь на террасу — да возьмите же трубку кто-нибудь!

— Они, наверное, спят. У вас же там уже ночь.

— … Алло? — тихий голос в трубке.

— Мама! Это я, у меня все хорошо, ты слышишь?

— Ой! Детка, ты где? Джош, иди сюда, это Фрэнни. Нам тут наговорили…

— Что вам наговорили?

— Позвонил какой-то офицер, что ведутся поиски, чтобы мы не теряли надежду. Так, как говорят, когда, ну… Ты понимаешь.

— Bitches!!! — не сдержалась Фрэн.

— Фу, детка, как можно…

— Прости, мама. Я очень устала и я зла как… Как…

— Только не ругайся больше, — сказала миссис Лаудер, — так что, все-таки, случилось?

— Я же говорю, все ОК! Я жива, здорова, просто не выспалась. Есть кое-какие мелкие неприятности, нас из-за них высадили на берег, но это все не опасно.

— Ты уверена, что не опасно?

— Мама, что может быть опасного, если я сижу в отеле на острове и разговариваю с тобой по телефону?

— Ладно, ладно, детка. Тут папа хочет c тобой поговорить. Прямо, трубку из рук рвет…

— … Фрэн, ты где? Мне сказали, что «Норфолк» пропал…

— Это брехня, папа. Мы случайно заплыли в территориальные воды Меганезии и лодку арестовали, только и всего. Мы сидим в отеле, на атолле Ранафути, а верхи разбираются, как вся эта ерунда получилась.

— Дочка…

— Да папа?

— Ты меня не обманываешь?

Фрэн вздохнула. Папина проницательность была сейчас совершенно не к месту.

— Обманываю, но чуть-чуть. Так надо. Я тебе потом дома все расскажу, ладно?

— Ладно. Ты молодец, что сразу позвонила. Не теряйся.

— Да, папа, конечно. Вы там не нервничайте, договорились? Я вас люблю, слышите? Маму поцелуй от меня. Ну, пока…

— Все в порядке? — спросила Элеа.

— Вроде да… Я вот думаю, у наших ребят тоже есть родные. Если моим такое сказали…

— Ага, поняла, — перебила соседка, — сейчас я все устрою.

Она скрылась в своей комнате и вернулась, уже говоря по телефону.

— … Короче, включи эту фигню, и объяви: экипажу «Норфолка». Из-за бардака в штабе, вас списали к Дэви Джонсу. Администрация отеля рекомендует вам позвонить домой, чтобы там не парились… Ага, прямо сейчас, а то их родичи в полном ауте.

Через несколько секунд из динамика на стене раздался громовой голос:

«Экипажу «Норфолка». Из-за бардака в штабе….»

Еще минута и в 7 — 10 тысячах километрах к северо-востоку зазвонили телефоны…

— Скажи, лихо я придумала? — спросила довольная собой Элеа.

— Лихо, — согласилась Фрэн, — ты всегда такая резкая?

— Нет, что ты. По ходу, я тихая и скромная. Но иногда меня так прет…

На самом деле, представить ее тихой и скромной мог только человек либо с очень плохим зрением, либо с очень хорошей фантазией.

— Элеа, а ты в здешних законах разбираешься?

— Типа, да. Я же здесь живу. А что?

— Как думаешь, нашего кэпа и старпома… — Фрэн замялась, — … их действительно могут расстрелять?

— Да ну, кто тебе такую ботву загрузил?

— В интернете.

— Не читай всякий флуд. Тонтон-макутов, понятно, к стенке. Такие не должны жить. А кэпу и шкипу больше десятки не вклеят. Скорее лет пять. На фига держать в ошейнике нормальных людей? Они же не знали про приказ убить тех беременных девчонок, а если бы узнали, никогда бы не согласились.

— Думаю, суть я уловила. Ты считаешь, что коммандос должны были убить двух женщин, которые участвуют в эксперименте с эректусами?

— Конечно, что же еще?

— А как на счет биологического оружия?

— Чего — чего? — удивилась Элеа.

— На Тероа биохимический центр, — пояснила Фрэн, — кроме тех женщин, там может быть производство опасных вирусов или бацилл. Если ваше правительство это скрывает…

Элеа звонко хлопнула себя по бедрам и расхохоталась.

— Ну, это всем приколам прикол! Хочешь посмотреть, что там есть на самом деле?

— Не поняла…

— А тут и понимать нечего. Погоди, я сейчас…

С этими словами она легко вскочила на бордюр террасы, стремительно перелезла через ограждение, спрыгнула рядом с не успевшей опомниться Фрэн и, проскользнув в комнату, уверенно уселась за компьютер.

Через короткое время на экране замелькали разные фоторепортажи с атолла Тероа..

— Теперь видишь прикол? Весь тамошний центр это вот такая маленькая океанологическая станция, она стандартная, их везде понатыкано, а остальное просто поселок. Не веришь? Садись, сама посмотри. Тут — все репорты, а тут — web-камера со спутника, в online.

Фрэн заняла место у монитора и минут 20 щелкала мышкой. С каждым новым кадром или роликом, ей становилось все яснее, что на Тероа нет ничего связанного с производством биологического оружия. Его там даже разместить негде. Производств на атолле было два. Одно состояло из арочного ангара, открытой рабочей площадки и автокрана. На рабочей площадке стоял маленький самолет, не то сломанный, не то полуразобранный.

— Avion antiq, — пояснила Элеа, — Модная тема. Берут со дна убитые флайки, делают из них авиетки, и продают. Прикольно и недорого, кстати.

— Берут со дна? — удивленно переспросила Фрэн.

— Ну, да. У нас тут в прошлом веке янки с японцами воевали. Столько добряка утонуло, одних флаек тысяч десять. У них корпуса алюминиевые, что им в воде сделается?

Другое производство представляло собой 3 пруда с грязной жижей, маленький экскаватор, мото-ленту, и уродливый агрегат из алюминиевых баков, воронок и труб. Не понимая, что это может быть, Фрэн стала искать более детальные фото.

— Это, по ходу, спиртогонка, — прокомментировала Элеа, заметив ее интерес, — топливный спирт делать. Вон там бродильни для планктона, а вот змеевик. Передовая биохимия, ага. Кто тебе про бацилл с вирусами насвистел? Ладно, не хочешь — не говори. Фигня все это. Ты с маской нырять умеешь? Я тут карту дна лагуны нашла. Нырнем после завтрака?

— У меня нет маски и ласт, — растерянно сказала Фрэн, — у меня даже купальника нет.

Элеа небрежно махнула рукой.

— Маску и ласты купим, они там, в холле продаются. Кажется, купальники тоже, хотя, они, по-моему, на фиг не нужны… Ты что, расстроилась?

— Если честно, я просто устала как собака.

— Ой, блин, я не подумала. Смываюсь. Приятных эротических снов!

10 секунд, и Элеа, повторив акробатический трюк, оказалась на своей террасе, а потом, послав воздушный поцелуй, исчезла в комнате.

…

20 сентября. Атолл Ранафути. Приют Кракена. Польза личной инициативы.

Капитан Ходжес вошел в бар без 10 секунд 7. Фирменный стиль на грани пижонства. Журо уже сидел за столиком с полупустой чашечкой.

— Присаживайтесь, кэп. Что вы пьете в это время суток?

— Я сам закажу, — сказал Ди-Эйч и приветливо махнул рукой скучающей за стойкой официантке, — девушка, мне пол-стакана виски Johny Walker, Red label, чайную чашку самого крепкого кофе, который у вас получится и парочку эклеров. И еще, пожалуйста, лимон. Цельный.

— Нарезать целый лимон? — переспросила официантка.

— Нет, как раз не нарезать. Как есть, так и принесите.

— Как скажете, — невозмутимо ответила она и повернулась к Журо — а что для вас?

Разведчик ответил на каком то певучем языке, напоминающем гавайский. Официантка сделала круглые глаза и что-то переспросила на том же языке. Он подмигнул ей и ответил еще одной певучей фразой. Девушка заулыбалась, кивнула головой и пошла за стойку.

Журо повернулся к капитану и поинтересовался:

— Как спалось, кэп Ходжес?

— Замечательно. А вам?

— Тоже неплохо. Я смотрю, вы не теряете присутствия духа, и это радует. Когда у двух людей с раннего утра рабочее настроение, это помогает, верно?

— Так это у вас работа, — Ди-Эйч улыбнулся, — а у меня не вдруг поймешь что.

— А как ваш вчерашний разговор со штабным начальством? — спросил разведчик.

— Да так себе. Вы же, наверное, слушали записи.

— Конечно. Но не все понял. Вы согласитесь прояснить пару моментов?

— Пожалуйста. Но в той мере, в которой…

— … В которой это не противоречит присяге, офицерской чести и так далее, — перебил Журо, — я вам сразу хочу сказать, кэп Ходжес, что никаких секретов выведывать у вас не намерен. Я бы еще добавил, что у нас общие интересы, но вы мне пока что не поверите.

Подошла официантка, сгрузила с подноса заказ капитана и сказала разведчику несколько слов все на том же певучем языке.

Тот улыбнулся и кивнул.

Ди-Эйч принялся жевать эклер.

— Вы спрашивайте, — пробурчал он с набитым ртом, — я привык одновременно питаться и разговаривать.

— Хорошая привычка, — одобрил Журо, — экономит время. Мне показалось, или штаб флота действительно был в неведении о том, что «Норфолк» не погиб, а захвачен?

— Вам не показалось. Думаю, адмирал Дэнброк уже надрал там всем задницу за это.

— И как вы это объясните? Я имею в виду, не про задницы, а…

Ди-Эйч кивнул.

— Я понял вопрос. Не знаю, но, скорее всего, обычная расхлябанность.

— Возможно. Однако, в штабе не знали и того, что «Норфолк» вел бой против воздушного противника, а ведь вы об этом сообщали в эфир. Это уже не расхлябанность.

— Не пойму, к чему вы клоните, мистер Журо, — сказал Ди-Эйч, неспешно принимаясь за второй эклер.

Тем временем, официантка принесла заказ разведчика: Лаково-черные пупырчатые червяки с палец длиной плавали в блюде с чем-то кроваво-красном. Рядом с блюдом стояла прозрачная чашка горячей жидкости цвета разбавленного молока с радужными пятнами на поверхности. От напитка исходил характерный сивушный запах.

— К тому, — Журо выловил пальцами первого червяка, — что вашим рейдом управлял не штаб ВМС, а кто-то другой.

— Вы имеете в виду кого-то непосредственно в министерстве? — спросил Ди-Эйч.

— Например, так. Или даже в аппарате объединенного комитета начальников штабов.

Разведчик откусил половину червяка, а капитан — половину эклера. Некоторое время оба молча жевали.

— Вообще-то так никогда не делают, — заметил Ди-Эйч, — существует обычный порядок…

— Но ведь он был нарушен, — возразил Журо, — причем нарушен явно и очень грубо. Я не говорю пока, что это могла быть чья-то частная инициатива, но тем не менее…

— А если частная?

— Тогда действия частного инициатора являются пиратством.

— И тогда весь экипажу на рею? — спросил капитан, проглатывая остаток эклера.

— При чем тут экипаж? — сказал Журо, принимаясь за очередного червяка, — штаб ВМС не отрицает, что вы действовали по приказу, так что инициатор вне состава вашего экипажа.

— Странно вы работаете, — задумчиво сказал Ди-Эйч, — я бы на вашем месте непременно попугал реей и веревкой.

— Зачем? — удивился разведчик.

Капитан отхлебнул виски, как чай, с хрустом откусил кусок лимона, и после этого ответил:

— Для получения секретной информации, конечно.

Журо улыбнулся и сделал глоток из своей чашки.

— А у вас она есть?

— Предполагается, что да, иначе зачем бы вы со мной работали?

— Ну, раз предполагается, давайте, как говорят психоаналитики, поговорим об этом подробнее. Вы ведь получили боевое задание в запечатанном конверте?

— Да, со спецкурьером и с кучей печатей на склейках. А сам текст был еще и в фольгу заклеен. Вскрыть после погружения и перехода в режим радиомолчания.

— Понятно, — сказал Журо, — а перед сдачей лодки вы этот текст скормили лапшерезке.

— Как положено, — подтвердил Ди-Эйч.

— То есть, — продолжал разведчик, — группу спецназа вы приняли на борт, еще не зная своей задачи?

— Да. У них было предписание, вот и принял. Так всегда делается.

— Ну, разумеется, — Журо кивнул и сделал еще один глоток своего пойла, — а вы уверены, кэп Ходжес, что подписи на предписании спецназа и на вашем боевом задании не были поддельными?

— Уверен. Но детали рассказывать не буду, — капитан развел руками, — извините, присяга.

— И не надо. Но, возможно, вы заметили какие-то особенности, которые можно раскрыть, не нарушая присягу. Какие-нибудь странности, нестыковки…

Ди-Эйч отхлебнул виски и ненадолго задумался.

— Мистер Журо, а что если я задам вам один вопрос?

— Пожалуйста.

— Я слышал, что в моем экипаже есть только два человека, которым грозят по-настоящему крупные неприятности. Это я и мой старпом.

— Еще бойцы спецназа, — напомнил разведчик.

— Они не мои люди. Из моих кому-то еще грозит что-то кроме штрафа?

— Вообще-то это решает суд.

— А материал для суда даете вы, — добавил капитан, — и закон вы, уж наверное, знаете. Так что давайте в открытую, ОК?

— Тогда и вы давайте в открытую. Какой товар и какая цена?

— Цена такая: в списке плохих парней должен остаться я один. Старпом ничего не знал.

— Ясно, — сказал Журо, — а товар того стоит?

— Вас интересует, кто составлял боевое задание. Я сокращу вам поиск примерно вдвое.

— А можно втрое?

Капитан пожал плечами и снова приложился к стакану. Разведчик задумчиво посмотрел на потолок, как будто рассчитывая прочесть там правильное решение.

— Ладно, кэп. По рукам. Ваш старпом не при делах.

— А я думал, меганезийцы всегда отчаянно торгуются, — заметил Ди-Эйч.

Журо подмигнул:

— При первой сделке рекомендуется уступать. Психология коммерции.

— ОК. Тип, который составлял задание, не моряк. Он никакого отношения к флоту не имеет, терминов не знает, и все словечки у него сухопутные. Это сразу бросилось в глаза.

— Не уверен, что понял вас правильно. Приведите какой-нибудь пример.

— В задании было написано: «остановиться там-то», потом «развернуться туда-то». Какой моряк так напишет? Или, какой моряк напишет «легенда такая-то» про фальш-задание, о выполнении которого следует доложить старшему офицеру на базе?

— Легенда? — переспросил разведчик.

— Ну, да, легенда… Поэт долбанный, мать его.

Капитан откинулся на стуле и стал хлебать остывший кофе. Журо снова некоторое время изучал потолок, а затем неожиданно спросил:

— А адмиралу Дэнброку вы бы рассказали подробнее об этом задании?

— Еще бы. Только не по вашему телефону.

— Это понятно. Я имею в виду, при личной встрече, разумеется.

— Да. Лет через десять, если я ничего не путаю.

— А если я устрою вам встречу через несколько дней?

— Если это шутка, то я ее не понял, — сообщил капитан.

— Не шутка, — ответил Журо, — это важно и для нас, и для вас. Не только для вас лично, но и вашей страны. У вас при комитете штабов завелась крыса и чем быстрее ее прихлопнут, тем лучше для всех.

— Для нас — понятно. А вам-то чем плохо, что у нас крыса? Мы же, вроде, не союзники.

— Тем, что не слишком приятно ждать, какой очередной секретный приказ она состряпает своими умелыми лапками.

— Боитесь? — съязвил капитан.

— Просто, как и вы, делаю свою работу, — парировал разведчик.

— Ну, и как вы собираетесь сделать эту работу? Я имею в виду, организовать мою встречу с адмиралом Дэнброком.

— Не я, — поправил Журо, — мы.

— Я-то что могу сделать? — удивился Ди-Эйч.

— Через полтора часа у вас начинается встреча с журналистами, среди которых будут и американские. Если вы выскажете одно предположение, всего лишь предположение…

…

20 сентября. CNN online. Военно-политическое обозрение. Горячие новости.

«Капитан Харри Ходжес не исключает личного участия адмирала Вилли Дэнброка, в урегулировании проблемы с подводной лодкой «Норфолк» и ее экипажем.

Позавчера ночью, подлодка ВМС США «Норфолк» выполнявшая секретную миссию в экваториальной части Тихого океана, была обнаружена и атакована авиацией Меганезии. В штабе ВМС были уверены, что «Норфолк» погиб, и уже объявили экипаж пропавшим без вести, но подлодка, уничтожив 4 беспилотных летательных аппарата, сумела уйти от преследования. Только через 10 часов она вновь была обнаружена и атакована. Во втором бою подлодка получила такие повреждения, что капитан Ходжес вынужден был сдаться.

Меганезийские военные были настолько поражены мужеством экипажа «Норфолка», что проявили несвойственное им радушие. Американским морякам была дана возможность связаться по телефону со своими родными и сообщить «мы живы», а капитану Ходжесу разрешили звонок в штаб ВМС США. По мнению адмирала Вилли Дэнброка, начальника штаба морских операций США, капитан подлодки «продемонстрировал лучшие качества офицера флота, использовал все ресурсы и сдался лишь тогда, когда альтернативой стало немедленное и неизбежное уничтожение лодки и экипажа». Сам капитан Ходжес сегодня заявил журналистам: «меня не удивит, если адмирал Дэнброк лично займется судьбой экипажа нашей подлодки, поскольку его принципы хорошо известны на флоте». Адмирал сказал по этому поводу: «клянусь богом, я сделаю все от меня зависящее, чтобы моряки вернулись на родину невредимыми». По законам Меганезии капитану Ходжесу грозит смертная казнь за вторжение на военном корабле в территориальные воды этой страны. Экипаж «Норфолка» находится на меганезийской военной базе Ранафути, куда сегодня была допущена иностранная пресса. Правительство США пока не дало комментариев, а координатор правительства Меганезии, Ясон Дасс, заявил, что считает рейд «Норфолка» не актом агрессии, а досадной небрежностью американского военного ведомства».

…

20 сентября. Флот, спецназ и разведка. Нечто о военном применении марихуаны.

На утренней пресс-конференции все внимание было приковано к действиям экипажа подлодки, который, стараниями полковника Валдеса и майора Журо, был выставлен перед журналистами в совершенно героическом свете. Грузовые дирижабли стали «тяжелой противолодочной авиацией», бетонные блоки оказались «глубинными боеприпасами повышенной пробивной силы», и так далее.

Полковник Валдес был неподражаем:

«… И только когда «Норфолк», почти исчерпав свой боезапас в сражении, теряя остатки кислорода через трещины в танках, уходил на северо-запад с пробитым в трех местах корпусом, на поврежденном прямым попаданием гребном винте, наша противолодочная флотилия сумела прижать его к мелководной банке.

Он был заперт на узком пятачке моря, под прицелом противолодочных орудий, ему было не уйти на глубину, потому что ее здесь просто нет. Так вот, когда я передал ему по радио требование сдаться, он торговался еще десять минут, хотя ему уже практически нечем было дышать. Знаете, что он потребовал в дополнение ко всем условиям почетной сдачи?

«Порцию виски каждому члену моего экипажа и яванскую сигару для меня».

Вот такой он человек… Да что там, сами посмотрите, вот же он, перед вами».

Капитан Харри Ходжес стал реинкарнацией лейтенанта Тайлера из top фильма 2000 года «Submarine U-571» (Тайлер, по сценарию, тоже потерял свою подлодку в 1942, во время операции по захвату «Энигмы», но в его героизме решительно никто не сомневается).

О захваченной группе спецназа никто из журналистов даже не вспомнил, но любому профессионалу было ясно, что основные усилия американской дипломатии будут нацелены на возвращение именно этой группы. Ведь только спецназ владел полной информацией о боевом задании на атолле Тероа. Таким образом, ключевую информацию надо было попытаться получить немедленно, а для этого спецназовцев требовалось как-то разговорить (при том, что пока ни один из них не порадовал сотрудников меганезийской разведки ничем, кроме сленговых оборотов, состоящих из ненормативной лексики).

История умалчивает о том, кому пришла в голову идея с марихуаной (в таких случаях авторы не настаивают на публичном признании своих заслуг). Так или иначе, полковник Андерс из военной разведки и полковник Толли из полиции пошли выпрашивать у Верховного суда Меганезии разрешение применить к спецназовцам, как к группе особо опасных лиц, химические методы получения данных. Судья Идоиро в начале была так возмущена этим предложением, что отказывалась их слушать, но потом вняла просьбам собрать на Интернет-конференцию весь состав суда и оценить аргументы непредвзято.

Речь шла всего-навсего об умеренной дозе каннабазина, то есть алкалоида конопли, который иногда употребляется меганезийской молодежью на дискотеках и прочих развлекательных мероприятиях «for relax» в виде папирос с марихуаной или в виде водного экстракта, попросту именуемого «конопляным чаем». Неизвестно, кто именно из судей потребовал у полковников прямого доказательства безвредности предложенного препарата, известно лишь, что жребий пал на разведчика. Тот позвонил в свой офис, передал свои полномочия на сутки майору Аурелио Крэмо, и, с мужеством Сократа, пьющего чашу цикуты, залпом проглотил эталонную порцию «заряженного» фруктового сока. Затем, набрав номер жены, он попросил ее заехать за ним в офис верховного суда. После этого его настроение сильно улучшилось, он прочел судьям занимательную лекцию о сравнительных достоинствах трактатов «Камасутра» и «Дао любви», а также о плюсах и минусах группового секса, секса на природе и секса в общественных местах. Лекция была приправлена пикантными историями из жизни самого полковника, его коллег и членов его семьи. Он не преминул указать на пользу секса для общефизической формы, и, в порядке иллюстрации, выполнил несколько силовых акробатических упражнений. Приехавшая жена застала его в момент демонстрации стойки на руках, хмыкнула, и быстро уволокла бравого разведчика, несмотря на его готовность продолжать занимательный рассказ.

— Надеюсь, уважаемый суд убедился, что препарат совершенно безвреден, — заключил полковник Толли, когда за его коллегой закрылась дверь.

— И надолго человек оказывается в таком состоянии? — спросила судья Идоиро.

— От трех до пяти часов, не более. И никакого похмелья, — проинформировал Толли, — на этот счет есть медико-биологическая справка.

Как выяснилось, справка была не вполне точна в оценке периода действия препарата. Желтая «Lanton tattle» утром дала на front page материал: «Разведка показала студентам, как отрываться по полной! Около 6 утра в полицию на Западном причале обратились шеф военной разведки Райвен Андерс и его супруга Аста. Из одежды на полковнике Андерсе был лишь армейский жетон, а на его жене — серьги. Они попросили помочь им в поиске автомобиля, который они оставили где-то неподалеку, решив вечером пройтись по берегу. Их зеленый minivan обнаружили в 8:30 утра на парковке у студенческого ночного клуба «Night cats». На сидении лежала аккуратнейшим образом сложенная форма полковника, а вокруг были живописно разбросаны предметы одежды его жены. Служащий клуба очень хорошо запомнил эту пару. По его словам «они, конечно, слегка шокировали публику, но в общем, просто хорошо веселились». Более подробные комментарии он дать отказался, и способ шокировать посетителей этого заведения остался тайной военной разведки».

Но история похождений шефа разведки стала достоянием общественности лишь на следующее утро. А в тот день майор Крэмо, прибывший на замену полковнику Андерсу, получил от суда разрешение применить к задержанным каннабазин под наблюдением преторианского офицера и в непрерывном присутствии прессы. Это и было сделано два часа спустя, во время обеда на военно-морской базе Раваки. Прессе дали возможность подключить аппаратуру к выходам скрытых камер и микрофонов, размещенных в боксе, где содержались шестеро спецназовцев. Речевой поток начался через несколько минут, и сопровождался крайне откровенной и выразительной жестикуляцией. При этом, в отличие от случая полковника Андерса он носил отнюдь не такой жизнеутверждающий характер.

Четверть часа спустя репортера Associated Press вырвало прямо на пол. Его желудок не выдержал обмена специфическими воспоминаниями об имитации «зверств марксистских повстанцев в Эквадоре». Один из офицеров молча взял швабру и убрал следы гамбургеров с кетчупом.

Чуть позже, под веселый смех, сопровождавший рассказ о ликвидации группы репортеров в Бирме «неизвестным племенем каннибалов», крепкая на вид дама из World Report без единого звука упала в обморок. Предусмотрительно приглашенный майором Крэмо военный фельдшер привел ее в чувство старым добрым нашатырным спиртом.

Обсудив с шутками и прибаутками тему «работы с пленными» разного пола в природных условиях, спецназовцы мельком коснулись предстоящей (как им казалось) операции на Тероа, и кто-то из них выразил мнение «да ну, всего-то двух стельных телок прирезать». Тут репортер «Guardian» попросил одного лейтенанта приглядеть за ходом записи и хотел было выйти на воздух, но упал, споткнувшись о порог. Фельдшер тихо выругался и стал оказывать ему «первую помощь при ушибах головы».

Тем временем, спецназовцы, в порядке развития темы «телок», перешли к обсуждению своих жен (все они оказались людьми семейными, как и положено кадровым военным с идеальным послужным списком). Показательно, что именно на этом моменте Лал Синг, сам бывший боец спецподразделения, а ныне военный обозреватель меганезийской «Pacific Social News» спросил майора Крэмо:

— Как вы думаете, такое можно давать в эфир?

— Сейчас спрошу на всякий случай, — ответил Крэмо и набрал номер полковника Толли.

Разговор длился минут двадцать. Решили, что трансляция по ТВ должна сопровождаться постоянной крупной и яркой угловой надписью:

«Данный материал крайне опасен для нервной системы зрителя и не предназначен для детей, беременных женщин, и восприимчивых людей. Если при просмотре этой записи вы вдруг почувствуете недомогание, пожалуйста, переключитесь на другой канал».

…

… Элеа поймала Фрэн сразу после окончания пресс-конференции и немедленно потащила экипироваться. Маску и ласты она подыскала американке сама, причем очень тщательно. Только выбор купальника, после некоторых препирательств, Фрэн смогла осуществить на свой вкус. Правда, Элеа не преминула заметить, что такие модели носят дамы старше 60 лет, склонные к полноте, а для хорошо сложенной женщины моложе 30 это нонсенс. Что до самой Элеа, то ее костюм исчерпывался трусиками площадью с салфетку и браслетом, к которому была прилеплена схема расположения мелководных достопримечательностей Ранафути. Сразу после покупок, начался беглый осмотр красот подводного мира. Юная меганезийка чувствовала себя в воде, если и не как рыба, то, по крайней мере, как выдра.

Несмотря на свою гораздо лучшую, чем у Элеа, физическую подготовку, через три часа Фрэн обнаружила, что едва может шевелить руками и ногами, а в правом боку появилось покалывание, которое для любого опытного спортсмена означает «на сегодня хватит».

Обратно к пляжу они плыли на спине со скоростью черепахи (сухопутной, а не морской), и Элеа непрерывно трещала о всякой всячине. У ее болтовни было редкое свойство: из-за своей прямолинейности и щенячьей непосредственности, она не раздражала:

— А правда, что ты медиум? Это в смысле, экстрасенс или что-то типа того? Меня научить можешь? Или это долго?

— Экстрасенс? — удивленно переспросила Фрэн.

— Ну, да. В интернете болтают, что ты была на субмарине экстрасенсом. А радары и все такое, это чтобы никто не догадался. Ты третий глаз умеешь открывать?

Фрэн рассмеялась так, что даже наглоталась воды.

— Бред полный, — сообщила она, отплевавшись.

— А тот парень, похожий на Эдди Мэрфи? Ну, который с бритой головой и еще глаза такие загадочные. Он в дебильниках завтракал, — меганезийка изобразила руками наушники от плеера, — Он, скажешь, тоже не экстрасенс?

— Это Грэн, старший механик. Он просто по жене скучает.

— Ничего себе, — удивилась Элеа, — По жене скучает, а пошел во флот. Во, люди. Обалдеть! А экстрасенсов у вас что, совсем нет? Ни одного?

— Мы не суеверные.

— Ага, рассказывай. А ваш кэп фенечку от сглаза носит. Вот такую, — Элеа подняла руку и начертила в воздухе многоугольный значок

— Это не фенечка, — возмутилась Фрэн, — а подарок ламы за спасение людей на Мергуи.

— Ух ты! Это когда было подводное землетрясение с цунами?

— Оно самое.

— Надо же, как бывает! По ходу, дядя Эрни, в смысле, Торрес, тогда был в правительстве и тоже летал на Мергуи. Там работала наша спасательная авиация. Они ведь могли бы там встретиться. А ты с ним спала?

— С Торресом? — удивилась Фрэн.

— Да нет, с кэпом.

— Нет. С чего бы?

— Ну, так просто. Прикольно было бы попробовать. Он на каких женщин клюет?

— На негритянок и японок, — это Фрэн вспомнила любимую байку команды «Норфолка».

— А на кого больше?

— Только на обеих сразу.

— Круто! — сказала Элеа, без особого, впрочем, удивления, — а я все равно не поняла: если у вас во флоте вообще нет экстрасенсов, то кто с дельфинами работает? Только не говори, что у вас не работают с дельфинами.

— Работают, — согласилась Фрэн, — ученые.

— А с буньипами тоже ученые?

— С кем?

— С буньипами, — повторила меганезийка, — Или тупилаками. Кто как называет. Они чем-то отличаются, но это уже тонкости, я в них не въезжаю.

— Это кто?

— Ну, это вроде тюленей-оборотней. В Интернете пишут, с помощью них вашу субмарину обнаружили… О, вот и он!

— Буньип?

— Да нет, ваш кэп вместе со шкипом, — Элеа, выпрыгнув из воды почти по пояс, ткнула пальцем в сторону берега.

…

Капитан Ходжес и старпом Палфри, обернув вокруг бедер тонкие полотенца на манер местных «лава-лава», сидели на длинном шезлонге под цветастым зонтиком. Лица у обоих офицеров были предельно кислые. Элеа попробовала было пофлиртовать с обоими, но, обнаружив, что они в сейчас совершенно к этому не склонны, удалилась в сторону отеля.

Ди-Эйч проводил ее взглядом и хлопнул ладонью по шезлонгу.

— Присаживайся, Фрэн. У нас паршивые новости.

— Это я уже поняла, сэр.

— Отставить «сэр». Видишь ли, наших боевых пловцов показали по ТВ. И не просто так, а предварительно дав им обдолбаться какой-то дурью, то ли марихуаной, то ли гашишем. Они несли такое, что некоторые репортеры экстренно расстались с завтраком.

— Я думала, что бы человек не нес в таком состоянии, это не имеет значения, — осторожно предположила Фрэн.

— Мне тоже так казалось, — ответил Ди-Эйч, — расскажи ей, Стью. У меня уже слов нет.

— Ладно, — вздохнул старпом, — там в начале было выступление какого-то медика. Он долго говорил, но смысл, как в пословице у русских: «что перед водкой в голове, то после водки во рту». Примерно так. Эти шестеро начали flame вокруг своих подвигов, своих взглядов на жизнь, своих семей и своих планов на будущее.

— Они сказали главное? — поинтересовалась Фрэн.

— Да, и это тоже. Причем именно то, о чем ты думаешь. Но это не главное. Главное, что там был поток такого же. Они, похоже, в жизни ничего другого не делали, и им просто больше не о чем было болтать. Им так нравится эта работа, что они от нее в экстазе.

— Что-то вроде откровений Джека Потрошителя? — спросила девушка.

— Примерно. Только раз в сто хуже.

— Нет, так не объяснишь, — вмешался Ди-Эйч, — знаешь что, Фрэн, иди в номер и почитай сама в интернете. Там где-то висит эта пакость уже в виде текста. Только почитай, а не посмотри ролик, слышишь?

— Я не маленькая девочка! — возмутилась она.

Капитан вздохнул.

— Никто не считает тебя маленькой девочкой. Ты боевой офицер, но лучше сделай так, как я сказал. Из девяти наших, которые посмотрели, четверо сейчас торчат в баре в стельку пьяные и блюют каждые четверть часа, трое сидят вон там, на пригорке и молча играют в деберц. Ни с кем не разговаривают. Еще двое — это мы.

— Если бы лодка была еще наша, я бы распорядился вымыть там хлоркой каждый дюйм, к которому могли прикасаться эти ублюдки, — мрачно добавил Палфри.

— Я поняла, Извини, Харри. Но что там, черт возьми, такое?

— Просто прочти, — сказал он.

…

После ужина Фрэн приняла горячий душ и вышла на террасу с сигаретой. На соседней террасе Элеа, одетая в желто-алый спортивный костюм, сидела на парапете, читая какие-то листочки, распечатанные на принтере.

— Страдаешь? — спросила она, бросая на стол очередной листок, — зря. Не парься. Вы тут не при чем.

— Ничего себе не при чем! Мы чуть не привезли этих скотов на Тероа!

— Никто не несет чужую карму, — спокойно возразила Элеа, — вы солдаты, они дерьмо.

— Мы дебилы! — взорвалась Фрэн, — Мы должны были догадаться, мы должны были хотя бы залезть в интернет…

— Я тебе еще раз говорю, не парься. Все такие умные потом. Знал бы рифы, взял бы влево. Ты еще вот с какой стороны посмотри. Не нашлось бы вас, таких доверчивых, было бы что-нибудь похуже. Типа как в 2001 у вас в Нью-Йорке с исламистами-камикадзе.

— Так одно другого не отменяет. Дальше может быть хуже.

— Это вряд ли, — сказала Элеа, — я, правда, еще только учусь на журналиста, но кое-что уже соображаю. Сейчас тех оффи, которые затеяли всю эту срань, погонят, как селедок в сеть.

Фрэн задумалась, а меганезийка продолжала:

— Ты прикинь, что сейчас творится у тебя в штатах. Конечно, янки жуткие тугодумы, но уж если они врубаются, что их поимел какой-то урод, то…

— Я тоже тугодумка? — перебила Фрэн.

— Ой, блин, я забыла, что ты тоже янки. Честное слово, я тебя обидеть не хотела.

— Проехали, — американка улыбнулась, — просто будем считать, что политкорректность это не твоя сильная сторона.

— Угу. Я, бывает, как ляпну… Слушай, а механик правда так скучает по своей жене?

— Механик?

— Ну, да. Тот, который на Эдди Мэрфи похож.

— А, ты имеешь в виду, Грэн. Да, еще как. Тем более, после этой истории со спецназом, думаю, мало кто из наших верит, что мы отсюда выберемся.

— Фигня, — решительно сказала Элеа, — я не про то. Я про его жену. Как думаешь, она бы хотела его здесь навестить? Помурлыкать, по крышам вместе попрыгать, типа того.

— Еще бы, — согласилась Фрэн, — но что толку от ее хотения.

— То есть как, что толку? Вот сейчас возьму и организую, чтобы ее пригласили.

— Ты серьезно? А военная разведка?

— Военной разведке это все равно. Погоди, я папе позвоню.

Элеа схватила телефон и минут 10 трещала по нему, как сорока, на смеси, как минимум, трех языков. Потом облизнулась, как кошка слопавшая банку сметаны, и заявила:

— Папа сказал, это не честно, если только к одному механику приедет жена. Он сказал, что нужен список от всей вашей команды, кто кого хочет пригласить.

— Ни хрена себе, — пробормотала Фрэн, — тогда я звоню кэпу.

…

21 — 24 сентября. Атолл Ранафути. О пользе гуманных инициатив и игры в мяч.

В 7 утра майор Журо и капитан Ходжес снова встретились в баре тет-а-тет. На этот раз они не пижонили и чинно пили кофе с булочкой.

— Чья была идея? — сердито спросил разведчик, постучав пальцем по лежащему перед ним списку из 9 фамилий.

— Не скажу, — отрезал Ди-Эйч.

— Что вы, как маленький? Все равно это найдется на записях с жучков.

— Ладно. Это лейтенант Лаудер с дочкой мистера Флэгга.

— Элеа Флэгг? Я так и думал. Эта юная негодяйка даже баобаб может вывести из себя. Вы-то, надеюсь, понимаете, что пункт интернирования нельзя превращать в проходной двор?

— Я все понимаю, мистер Журо. Если вы откажете, это будет нормальная реакция.

Разведчик задумчиво побарабанил пальцами по столу и вдруг заявил:

— В списке не хватает десятой фамилии для ровного счета. Вы можете сейчас позвонить адмиралу Дэнброку?

— Зачем?

— Чтобы поздороваться и передать мне трубку.

— При условии, что он согласится с вами разговаривать, — уточнил Ди-Эйч.

— Это понятно. Скажите ему, о чем идет речь.

— Хорошо, я попробую…

Адмирал согласился, обронив невзначай:

— Я ждал чего-то в этом роде.

Капитан Ходжес передал трубку разведчику.

— Доброе утро, сэр, я майор Журо из военной разведки Меганезии.

— Кто я, вы знаете, — ответил Дэнброк.

— Конечно. Я в общем-то по простому вопросу. Мы согласились организовать вашим морякам свидание с родными. Кажется, это называется гуманитарная мера или как-то так.

— Не важно, как это называется, — сказал адмирал, — но это достойное решение. Я, конечно, обеспечу самолет, нет проблем.

— Мы также не будем возражать, — продолжал Журо, — если с моряками встретится кто-нибудь из офицеров штаба. Любой по вашему выбору.

— Признаться, вы меня удивили, майор. Вы уполномочены делать такие предложения?

— Да, мистер Дэнброк.

— А если я лично захочу прилететь?

— Тогда я буду рад пригласить вас на рюмку, если вас устроит качество нашего виски.

— Да вы шутник, майор! Вы отдаете себе отчет в том, что я руковожу штабом морских операций страны, у которой с вашей страной не вполне дружественные отношения?

— Мне известна и ваша должность, сэр. Если вам нужны гарантии безопасности со стороны правительства Меганезии, то с этим проблем не будет.

— Черт вас побери! — рявкнул адмирал, — Вы что, подумали, будто я испугался оказаться у вас в заложниках?

— Нет. Я подумал, что возможно, ваше правительство будет настаивать на таких гарантиях.

— Слушайте, майор, когда речь идет о моих моряках, я плюю на любую дипломатическую возню. Вы сможете принять летающую лодку BL-88?

— Конечно. У вашего пилота будет два километра спокойной воды.

— В таком случае, мне нужно всего две вещи: список тех, кто летит со мной и инструкции для экипажа моего самолета.

…

Прибыв на атолл Ранафути, через 3 дня с группой родных и близких экипажа «Норфолка», адмирал Дэнброк испытал нечто вроде внутреннего разочарования. Он был совершенно уверен, что журналисты введены в заблуждение, и что экипаж «Норфолка» содержится далеко не в таких комфортных условиях как рисуют репортажи по ТВ. Он ожидал увидеть суровую реальность в виде ограждения с колючей проволокой, прямоугольных бараков для интернированных и угрюмых меганезийских военных на вышках наблюдения. Некоторое количество военных действительно было, и ситуацию они контролировали, но совершенно иначе, чем он думал. Они вели себя, как толковые полицейские на сложном участке: готовые вмешаться, если надо, но ни к кому не лезущие без необходимости. Улыбчивые молодые ребята в легкой камуфляжной форме, вооруженные короткоствольными автоматами, которыми (это было сразу видно) они отлично умеют пользоваться. То, что рядом с подтянутым и построившимся для встречи экипажем подлодки, меганезийские вояки выглядели раздолбаями, ни на секунду не могло ввести Дэнброка в заблуждение. Кто бы их не обучал, он сделал это отлично.

Впрочем, адмирала в первую очередь интересовали не меганезийские солдаты, а свои моряки. Он сошел с трапа, поприветствовал их, принял формальный рапорт капитана Ходжеса и вместе с ним двинулся вдоль строя. 6 остальных офицеров и 12 матросов выглядели… Адмиралу не сразу пришли на ум нужные слова. Вот! Ни один не выглядел униженным и сломленным, как это обычно бывает с военнопленными. Перед ним был работоспособный экипаж, попавший в непростое положение, но и только. Хотя…

Дэнброк остановился рядом с одним из матросов.

— Что у вас с лицом?

— Синяк, сэр!

— Вас били?

— Нет, сэр! Это мячиком сэр!

— Чем?

— Мячиком, — повторил матрос, и добавил, — Мы в него играли, сэр!

Адмирал в некотором недоумении повернулся к Ходжесу

— Я разрешил личному составу участвовать в спортивных играх, сэр, — пояснил тот, — Здесь есть местная разновидность футбола, с каучуковым мячом, и когда он попадает…

— Понятно, капитан, — перебил его Дэнброк, затем оглянулся на группу прибывших родных и близких, с растерянным видом ожидавших возможности пообщаться, и почувствовал, что все происходит как-то по идиотски.

— Вольно, — скомандовал он, — разойдись. Капитан Ходжес, останьтесь.

К ним подошел меганезийский лейтенант и негромко поинтересовался:

— Мистер Дэнброк, если вы уже закончили формальности, то, может быть, разрешите гостям пообщаться с вашими моряками?

— Гм, — сказал адмирал и снова оглянулся на девятерых гражданских, которые, сойдя с трапа его самолета, так и стояли на пирсе, поставив на бетон свои чемоданы, сумки и рюкзаки, — Я полагал, это в вашей компетенции, как … Гм… Принимающей стороны.

Меганезиец кивнул и широко улыбнулся.

— Ну, тогда все нормально, — он направился к пирсу, и сообщил, — Леди и джентльмены, вы можете сойти на берег и чувствовать себя, как дома.

Затем он повернулся к экипажу «Норфолка» и добавил:

— Это, конечно, не мое дело, но у некоторых из прибывших довольно увесистый багаж. Может быть, вы им поможете переместить все это в отель?

Диспозиция изменилась практически мгновенно. Только что она напоминала какие-то странные армейские учения, а теперь стала похожа на встречу пассажиров в каком-нибудь порту или на вокзале. Люди создавали обыкновенную мирную суету.

— Вы, наверное, хотите поговорить с командиром лодки tet-a-tet, — сказал подошедший майор Журо, приблизившись к Дэнброку, — нет проблем.

Он кивнул головой в сторону адмиральской летающей лодки, которая покачивалась на чуть заметной волне у пирса.

— То есть, я могу забрать капитана?

— На время, — уточнил разведчик и улыбнулся, — надеюсь, вы вернете его в целости и сохранности. Я так привык пить с ним кофе по утрам, что мне будет его не хватать.

— Черт! Вы шутник, майор.

— Вы мне это уже говорили, сэр, — напомнил Журо.

Через пять минут адмирал и капитан уже сидели в салоне, попивая горячий кофе.

— Этот майор Журо, что он из себя представляет?

— Он хитрая лиса, сэр. Попадет в ад — убедит чертей подавать ему мартини со льдом.

— Ясно, капитан. Я того же мнения. Не будем терять время. Что было в вашем конверте?

— Формальное сопроводительное письмо за подписью командующего, Торнтона Ингрэма, и безграмотное задание, составленное каким-то сухопутным человеком. Подпись: генерал Алан Рафтен, аппарат командования спецоперациями, USSOCOM.

— Почему, черт возьми, они не поручили планирование этого дела вице-адмиралу Поллаку, в Коронадо? Ведь это вопрос командования специальными военными действиями флота.

— Я не знаю, сэр. Возможно, они очень торопились.

— Что вы должны были сделать?

— Доставить группу боевых пловцов к атоллу Тероа, где находится биохимический центр, высадить десант с малой глубины. В течение 90 минут ждать их в назначенной точке, и принять на борт также в подводном положении с образцами биологического оружия, которые они должны были взять. После истечения 90 минут уйти без них. Далее в любом случае следовать в Брисбен. Там доложить командующему базой альянса, о выполнении передислокации из Гонолулу в Брисбен самой подлодки и группы боевых пловцов со специальным оборудованием. О рейде на Тероа не сообщать.

— А как на вашу лодку попали боевые пловцы?

— У меня в задании было сказано: «принять на базе Оаху группу специального назначения численностью 6 человек» и дан контрольный код. Они поднялись на борт за 10 минут до отплытия, их лейтенант Нэд Шойо, предъявил мне предписание генерала Рафтена и назвал код.

— Вы знаете, какое у него было задание?

— Формально нет, сэр.

Дэнброк сердито хлопнул ладонью по столу

— Выражайтесь яснее, капитан. По телефону вы говорили, что целью было уничтожение тех двух беременных женщин, которых показывают по ТВ. Откуда эта информация?

— Я пришел к этому выводу, сопоставляя факты, в течение последних 3 дней. Дело в том, что биохимического центра, как такового на Тероа нет. Он существует лишь на бумаге.

— Что за чертовщину вы несете, капитан? Как это нет?

— Там есть маленькая лаборатория при медпункте и маленькая океанологическая станция, вроде тех, которые используют экологи. Ничего больше.

— Центр может быть спрятан под землей, — заметил адмирал.

— Невозможно, сэр. Все бы знали. На атолле постоянно живут человек 20 гражданских, в основном рыбаки и торговцы, которые болтаются по всему океану. Да еще интернет.

— Тогда какого черта их правительство заявляло о ракетной атаке по этому центру?

— Дипломатия, сэр. Они рвались в Тиморское море, и для этого сделали из мухи слона.

— Муха, однако, была не так уж мала, — пробурчал Дэнброк, — иначе по ней не стреляли бы скадами. Выходит, что это не совсем муха. Или даже совсем не муха. Вы следите за моей мыслью, капитан Ходжес?

— Да, сэр. Есть еще одно соображение.

— Какое же?

— Генерал Рафтен, или тот, кто готовил план задания, сознательно отправил подлодку на верную смерть. На Тероа стоял меганезийский фрегат класса Smog-delta, очень небрежно замаскированный под сейнер. Это можно увидеть даже на спутниковом снимке. Про этот фрегат знают все местные и болтают об этом в интернете. А в задании было сказано, что у центра нет морского прикрытия, есть только малочисленная охрана на самом атолле.

Адмирал встал и начал ходить по салону самолета взад — вперед. Возникла пауза.

— Ну? — спросил он через минуту, — продолжайте, чего вы замолчали?

— Фрегат размещен не очень удачно, так что у нас был бы шанс высадить спецназ, но никаких шансов потом уйти.

— Концы в воду? — уточнил Дэнброк.

— Да, сэр. Меня сразу удивило, что после активной операции нам следовало идти 2500 миль через мелководные банки в Брисбен, вместо того, чтобы по большим глубинам проскочить на север, где в 1600 милях уже наша зона контроля.

— Иначе говоря, кто-то здорово позаботился, чтобы вас добили по дороге, даже если вам чудом удастся уйти от «Смога»?

— Я полагаю, это так, сэр. Меня также насторожило отсутствие ответа на сигнал, который мы дали в эфир, когда были атакованы с воздуха в районе отметки 7600. Если исключить чудеса, это значит, что в задании нам дали слепые коды и глухие частоты.

— Похоже, — согласился адмирал, — А как получилось, что меганезийцы вас обнаружили?

— Среди местных ходят слухи, что для этого использовались какие-то морские животные. Примерно, как в нашей программе «sea hound».

— Дельфины, морские львы, касатки?

— Якобы, местная порода особо сообразительных тюленей. Но, по-моему, дело не в этом. Обученные морские животные могут выследить подлодку на глубинах до 1000 футов, но только если дрессировщик им объяснит, что искать. Нас нашли потому, что нас ждали.

— Утечка информации? — предположил адмирал.

— Нет, сэр. Предсказуемость. После неудачной попытки воздушной атаки, попытка атаки из-под воды напрашивалась.

Дэнброк остановился и внимательно посмотрел на Ходжеса.

— Что-то я не пойму, капитан. Уж не думаете ли вы, что тот обстрел скадами и операцию «Норфолка» планировали одни и те же люди?

— Простите, сэр, но именно так я и думаю.

— Обоснуйте, — потребовал адмирал.

— Одна и та же цель, один и тот же почерк, — ответил Ди-Эйч, — торопливость, полное незнание специфики современной войны на море, недооценка противника и грубое пренебрежение жизнью личного состава, задействованного в операции.

Многозначительно хмыкнув, адмирал снова начал мерить шагами салон. На этот раз пауза была дольше раза в три.

— У меня большое желание посмотреть, что твориться на этом чертовом Тероа, — сказал он наконец, — как вы считаете, меганезийцы на это согласятся?

…

24 сентября. Атолл Тероа. О патриотизме, манипулировании и ловле крыс.

Майор Журо с легкостью согласился выполнить просьбу американского адмирала. Если быть точным, то он просто сказал «пойдемте», повел его на один из пирсов, пригласил в кабину маленького гидросамолета, сел за штурвал и через минуту уже поднял машину в воздух.

— Это такая секретная тема, что ее нельзя обсудить на земле? — спросил Дэнброк

— Никаких секретов! — разведчик улыбнулся, — вы же хотели посмотреть Тероа? Мы будем там через 45 минут. А пока, если вы не возражаете, можно обсудить другие темы.

— Майор, вы всегда такой быстрый?

— Пока нет, но я работаю над этим, — невозмутимо ответил Журо, — кэп Ходжес сказал вам, что в ваших штабах завелась крыса?

— Только не говорите, что вы намерены мне помочь поймать ее.

— Конечно, нет. Я намерен продать ее вам за сходную цену.

— Вы уже знаете, кто это? — удивился адмирал.

Разведчик молча вынул из кармана рубашки небольшой конверт и передал Дэнброку.

В конверте было несколько копий с разных документов, относящихся, судя по фото на них, к одному и тому же человеку.

— Джон Литтон, лейтенант-полковник морской пехоты. Джон Дуглас, гражданский. Джон Фестивал, полковник ВВС. Джон Вэнс, гражданский. И что все это значит, майор?

— Четыре операции, четыре маски, — пояснил Журо, — имя он сохраняет одинаковым, так всегда рекомендуется делать.

— Четыре? — переспросил адмирал, — что вы имеете в виду?

— Давайте сосчитаем, — предложил майор, — Рейд «Норфолка», ракетная атака с 10-й параллели, налет на катер севернее Кирибати, и взрыв на базе Махукона-2, Гавайи.

— Вы утверждаете, что теракт на Гавайях тоже его рук дело?

— Это очевидно. Как Джон Вэнс он поселился в отеле «Кона Оэ» за две недели до взрыва, а ранним утром после взрыва инструктировал двух летчиков на базе ВВС Оаху уже как полковник Джон Фестивал. От этих летчиков командование базы потом отказалось. Они считаются дезертирами и пиратами.

— А откуда вы все это знаете? — спросил Дэнброк, — у вас что, агентура на Гавайях?

Журо изобразил на лице застенчивую улыбку.

— Понятно, — констатировал адмирал, — а кто этот Джон на самом деле?

— Он офицер NSA. К сожалению, в Форт-Миде у нас нет агентуры, так что копию его личного дела я вам показать не могу.

— Что за чертовщина! Вы хотите сказать, что наше собственное агентство национальной безопасности устроило взрыв на нашей собственной военно-морской базе?

— Боюсь, что да.

— Но ради чего? Две беременные женщины…

— Их было три, — поправил майор, — одна погибла при взрыве на Гавайях.

— Да, конечно. И все-таки?

— Как сказал один янки, о чем бы вам не говорили, речь идет о деньгах. В брюшках у этих юных леди финансовая катастрофа мощностью несколько триллионов долларов. Видимо, в NSA решили, что это следует толковать, как угрозу нападения на США.

— Я не понял. В чем суть катастрофы?

— В сломе лицензионной монополии медицинских концернов. Лекарства для людей будут стоить столько же, сколько для кошек, а не в 2–3 раза дороже, как сейчас. У концернов есть лобби, оно надавило в сенате, сенат тоже надавил, где надо и колесо закрутилась.

— NSA действует так, словно фабриканты пилюль это и есть Америка? — спросил адмирал.

— Да, — сказал разведчик, — вас это удивляет? Говорили же сто лет назад: «что хорошо для Форда, то хорошо для Америки». Нет ничего нового под Луной.

Дэнброк поправил фуражку и посмотрел вниз, на океан.

— Я выведу этих говнюков на чистую воду, — пообещал он.

— Гувер уже попытался полвека назад, — напомнил Журо, — Его сожрали.

— Думаете, и меня сожрут?

— А почему бы и нет? Вы что, заговоренный?

— Посмотрим. Вам в Меганезии, как я слышал, удалось справиться с лоббизмом.

— Да, — сказал разведчик, — потому, что у нас за такие фокусы расстреливают.

— И правильно, — одобрил адмирал, — пожалуй, это единственный плюс вашей левацкой системы. Лично вы мне симпатичны, майор, но я терпеть не могу комми.

— Может, не будем о политике? — предложил Журо, — может, лучше поговорим о деле?

…

В 50 километрах от места майор переговорил с кем-то на местном диалекте, и пояснил:

— Контрольная точка. Сообщил, что я «свой», и заодно что везу в гости американского адмирала. По-моему они решили, что я так шучу. Кстати, видите атолл?

— Это и есть Тероа? — спросил Дэнброк.

— Он самый. Можете взять бинокль. Я буду заходить на посадку вот так, — Журо изобразил рукой длинную дугу, — и вы сможете хорошо все рассмотреть.

Адмирал последовал его совету, и к моменту посадки, успел убедиться, что капитан Ходжес был совершенно прав. Единственным стратегическим объектом здесь был суперсовременный легкий фрегат, кое-как замаскированный под рыболовное судно.

Капитан Ходжес утверждал, что фрегат расположен не очень удачно, однако Дэнброк, имея существенно больший опыт, сразу отметил важный плюс размещения корабля прикрытия в мелководной лагуне, а не на внешнем рейде. Очень малая глубина, на пределе допустимого даже для таких легких судов, как Smog-delta, сложный фарватер и узкие ворота лагуны, делали ее хорошим естественным укрытием от торпедной атаки с подлодки (на случай, если бы «Норфолк» имел приказ атаковать фрегат).

Для полной уверенности в отсутствии военно-биологических производств на Тероа, адмирал попросил устроить ему небольшую экскурсию по атоллу, и Журо легко на это согласился. Прогулка адмирала (в парадной форме, которую он не догадался сменить на что-нибудь более соответствующее обстоятельствам) стала замечательным бесплатным развлечением для местных жителей, особенно для детей и подростков. Последние то и дело фотографировали его на свои мобильники, а юная нахалка Тиви даже выцыганила разрешение сняться на память с «настоящим американским адмиралом». За уступчивость Дэнброку подарили британскую кокарду XVIII века и миниатюрную статуэтку какого-то местного божка. Хинаои Пиакари, мэр атолла тут же пояснил: божок очень полезный, в нем сильный aku, и все подруги адмирала будут довольны (чем они будут довольны, мэр показал наглядными интернациональными жестами).

Конкретно адмирал выразил желание посетить три объекта, которые (исходя из вида на спутниковом снимке) показались ему хоть чем-то интересными с военной точки зрения.

Под номером 1 значилось нечто, напоминающее химическое производство. Таковым оно и было по факту. Минуты три Дэнброк в немом изумлении обозревал монументальный алюминиевый змеевик-ректификтор с заборными трубами, опущенными в бродильные пруды, и движущуюся от пирса к прудам ленту транспортера с неаппетитной массой.

Адмиралу повезло, поскольку он застал одну из важных стадий процесса: загрузку планктона. У пирса стоял катер, как раз приволокший кошельковый планктонный трал.

Баикева Иннилоо, находясь в кабине экскаватора, занимался перевалкой планктона на транспортер. Его жена сидела за рулем катера и смотрела маленький телевизор. Увидев гостей, она тут же вышла к ним, чтобы предложить купить что-нибудь, и просто чтобы поболтать. Адмирал, из вежливости, сказал пару комплиментов даме, а Журо, тоже из вежливости, приобрел бутылку «сопутствующего пищевого продукта» (т. е. самогона).

Под номером 2 был ангар, оборудованный подъемно-механической техникой. Здесь (в мастерской Оохаре Каано) адмирал задержался на полчаса. Оохаре пригласил гостя в ангар, и показал частично переделанный под авиетку «Ki-10 Kawasaki» и пока пустой корпус американского «F4F Wildcat» («люди Упаики» и Спарк подняли его на рифах Уинслоу, почти там же, где перед тем Ki-10). Дэнброк не удержался от того, чтобы поближе посмотреть Wildcat, самый ходовой палубный истребитель Тихоокеанского флота США во II мировой войне, и сфотографироваться на память на его фоне.

Под номером 3 значилась океанологическая станция. Там он застал Оливию Минго, одиноко попивающую кофе за столом, заваленным распечатками карт с указанием вероятных координат кораблей, затонувших с более-менее ценными грузами. У нее почему-то было настроение заняться планами на рабочий сезон HTOPO. Впрочем, при появлении американского адмирала и меганезийского майора, она охотно отвлеклась на то, чтобы слегка пофлиртовать с обоими. Офицерам было предложено по чашке кофе и рассказана жутковатая история о подвигах nuishi Zin, знаменитой предводительницы китайских пиратов, контролировавших Филиппинское море в конце XVIII века.

Примерно на этом этапе Дэнброк счел осмотр атолла завершенным, и спросил, нельзя ли увидеть кого-нибудь из ученых, а также тех женщин, из-за которых и разгорелся сыр-бор. Майор Журо ответил «ningun problema», и оба офицера пошли в дом доктора Рау, где на просторной террасе собрались главные действующие лица.

— Это адмирал Вилли Дэнброк, начальник штаба морских операций США, — представил гостя Журо, — Он честно хочет понять, что тут происходит.

— Тут происходит нечто вроде чаепития, — игриво сообщила Келли, — имеется также ром и другие колониальные товары. Вы пьете ром, адмирал?

— В умеренных дозах, мэм.

Рау немедленно разлил ром по мензуркам, временно назначенным рюмками.

Санди, тем временем, что-то набрала на клавиатуре ноутбука.

— Тут пишут, вы летели из Штатов с большущим скандалом, — сообщила она.

— Где пишут? — спросил Дэнброк.

— Везде, — лаконично ответила девушка, — а что, не правда?

— Без скандала не обошлось, — признался адмирал.

— Вы сильно рисковали, — заметил Джерри Винсмарт.

— У мистера Дэнброка было хорошее прикрытие, — возразил Журо, — одно дело взорвать одного начальника штаба, другое дело взорвать начальника штаба вместе с членами семей пленных моряков подводного флота.

— Что за ахинею вы тут несете? — возмутился адмирал.

— В стране, где стрельба по президентам и сенаторам почти что, национальный вид спорта, можно, наверное, убить и адмирала, — пояснил разведчик, — дело лишь в цене вопроса.

— Цена более, чем достаточная, — добавил Винсмарт, — на кону сверхдоходный бизнес, приносящий несколько триллионов долларов в год, и судьба консервативной доктрины.

— Какой еще бизнес?

— Медицинский, — пояснил док Джерри, — Мы не хотели играть в политику, проект касался только перспективного сегмента рынка, но эти вопросы невозможно было разделить. Дело в том, что основные медицинские и врачебные ассоциации давно занимаются не лечением людей, а промыванием их мозгов. Представим себе, что эти ассоциации будут уличены в тотальном жульничестве. Кто тогда внушит избирателю, что его здоровье и благополучие зависит от верности «старому доброму прошлому», в котором не было геев, феминисток, абортов, порнографии, добрачного секса, нудистских пляжей, неоязычников, тяжелого рока, компьютерных игр, и прочих вредных новшеств…

— Так, — сказал Дэнброк, — давайте поставим точки над «i». Мне не нравятся феминистки и геи, я против абортов и порнографии, и я всегда голосую за республиканцев.

— Адмирал, вы наверняка сталкивались с отвлекающими маневрами, — небрежно заметил разведчик, — я имею в виду ситуацию, когда вам демонстрируют фальшивую угрозу, чтобы вы акцентировали внимание на ней и не заметили реальную опасность.

— К чему это предисловие, мистер Журо?

— К тому, что угроза безопасности это не геи с феминистками, а неспособность системы управления ориентироваться в современных условиях. Во время второй мировой войны Япония опиралась на традицию, и оказалась в руинах. Но когда после войны американец по имени Дуглас Мак-Артур снес традиционные структуры ко всем чертям, Япония за 20 лет превратилась в одну из самых передовых стран мира.

— Как видите, в нашей стране умеют строить передовые системы, — констатировал адмирал.

— Умеют, — согласился Журо, — когда у руля стоят решительные люди. Я уверен, что когда генерал Мак-Артур был командующим тихоокеанскими силами альянса, начальник штаба операций флота точно знал, куда, зачем и по чьему приказу идет та или иная субмарина.

— Не обязательно, — ответил Дэнброк, — Есть действия, относящиеся к прямой компетенции командующего флотом.

— Он тоже не знает, — вмешалась Санди, — вот тут репортаж с его пресс-конференции. Командующий флотом признал, что суперсовременная подводная лодка «Норфолк», захваченная меганезийцами в их акватории, шла к атоллу Тероа. Этот атолл много раз показывали по ТВ, на нем живут две молодые американки из скандального эксперимента с клонами обезьяночеловека «хомо эректус». Вопрос о цели рейда подлодки вызвал у адмирала Ингрэма затруднения. Никого не устроил завязший на зубах штамп «в целях обеспечения национальной безопасности». Ответ: «для сбора данных о биологическом оружии, которое может попасть в руки террористов» вызвал смех в зале. Площадь атолла полтора квадратных километра, на нем нет ничего, кроме поселка аборигенов и полевой лаборатории океанологов. На стол перед адмиралом выложили снимки Тероа с высоты птичьего полета, и попросили показать, где же то загадочное биологическое оружие, за которым отправлялся «Норфолк». Последовавший за этим рассказ адмирала о русских ядерных ракетах времен Холодной войны, спрятанных в сибирской тайге, был прерван обозревателем «Morning Star». Он спросил, знает ли Ингрэм, что такое тайга, и видит ли он ее на представленных фотографиях атолла Тероа. Попытка адмирала сослаться на компетенцию командования спецопераций (USSOCOM), привела лишь к новым вопросам. Его попросили прокомментировать скандал вокруг группы спецназа с той же подлодки «Норфолк». Несколько дней назад меганезийская разведка допросила этих спецназовцев с применением марихуаны, в присутствии прессы. Рядом с их откровениями даже такие триллеры, как «Молчание ягнят», «Охотники за головами» и «Ад каннибалов» показались детскими утренниками. Пресс-служба USSOCOM уже заявила, что никто из этих типов в штате не числится. Пока неизвестно, как эти маньяки очутились на борту «Норфолка».

Девушка отодвинула ноутбук в сторону и выжидательно посмотрела на Дэнброка.

— Чего вы от меня хотите? — буркнул он, — я просто военный моряк, я делаю ту работу, которую мне поручили, я не занимаюсь политикой…

— Не прибедняйтесь, — перебила Келли, — помогать близким пленных подводников не было вашей работой.

— Смею надеяться, мэм, — холодно ответил он, — что я несколько лучше вас знаю, что такое воинский долг, да и гражданский долг тоже. И я никогда бы не отказался от своей страны и не перешел бы в лагерь потенциального противника.

— Мы отказались не от страны, а от гражданства, — парировала она, — в Меганезии хорошо понимают разницу между страной и оффи.

— Если вы хотите меня распропагандировать, то зря тратите время, — отрезал Дэнброк, — я не космополит-профессор, думающий, что можно быть гражданином мира.

Санди фыркнула и махнула рукой.

— Ну его, Келли. У этих милитаристов в мозгах одна извилина, и та след от фуражки.

Доктор Винсмарт деликатно тронул адмирала за рукав.

— Извините, сэр, но вас дезинформировали. Я такой же гражданин США, как и вы.

— Вот как? А что же вы тогда здесь делаете?

— А вы сами что здесь делаете?

— Работаю! — рявкнул адмирал.

— Так и я работаю, — спокойно ответил Джерри.

Журо легонько похлопал Санди по плечу:

— Прекрасная леди, вас не затруднит передать мне вон ту бутылку?… Благодарю. Знаете, я никак не могу понять этот обычай янки. В чем смысл спорить, кто из сидящих за столом больший патриот своей страны? Это ритуал или просто стиль национального флейма?

— Это феномен мифологии нашей культуры, — пояснил Винсмарт, — так же, как вывешивать национальный флаг на частных домах.

— Заразительный феномен, как я вижу, — добавил разведчик.

— О, боже! — сказал Дэнброк, — Что за ерунду вы все несете?

Разведчик улыбнулся, покачал головой и поднялся из-за стола.

— Позвольте, сэр, я покажу вам кое-что, чего вы не заметили, заходя в дом… Уважаемые камрады, мы с адмиралом оставим вас буквально на минуту.

Они вышли с веранды и Журо молча указал на балкон второго этажа. В его углу торчала рейка, на которой гордо реял американский «Stars and stripes». В углу другого балкона с противоположной стороны дома, торчала точно такая же рейка, на которой столь же гордо реял меганезийский «пропеллер» — черно-бело-желтый трилистник на лазурном поле.

— Как видите, — пояснил Журо, — Джерри Винсмарт заразил Рау Риано этим флажковым культом. Док Джерри вывесил «Stars and Stripes» 1 сентября, на Labor Day, а док Рау, за компанию, вывесил «Helice Nuestra». Забавно, не правда ли?

— Черт, — буркнул адмирал, — но ведь в вашей стране запрещено вывешивать наш флаг.

— С чего вы это взяли?

— То есть, как c чего? Иначе и быть не может. Вы же комми!

— Сэр, чему вы верите больше, тупой пропаганде или своим глазам? — поинтересовался разведчик, — вам напомнить ваше выступление в Вашингтоне, когда вы сказали «наши моряки в тяжелых условиях концентрационного лагеря…»

— Идите к дьяволу, майор! — перебил Дэнброк, — откуда я мог знать, что вы обращаетесь с военнопленными согласно нормам гуманности?

— А откуда вы знали, что мы обращаемся с ними антигуманно? Вы ведь были абсолютно в этом уверены, пока не сошли с трапа на Ранафути.

Дэнброк еще раз посмотрел на американский флажок, затем на собеседника, а затем начал сосредоточенно массировать подбородок, как будто это могло помочь справится с новым для него противоречием в окружающей реальности.

— Вы готовите меня к какой-то очередной пакости, — решил он, наконец.

— Вы проницательны, адмирал, — ответил Журо, — я хочу попросить доктора Винсмарта повторить рассказ о том, с чем к нему приходили офицеры NSA после взрыва на Гавайях.

…

24 сентября. Атолл Ранафути. О спорте, политике и боевых наградах.

Мистер и миссис Тэмплинг привезли пирог с индейкой, 10 фунтов сырокопченого лосося и ящик бутылок фруктового сока. Миссис Стормут привезла Яблочный Пирог. Именно так, с большой буквы. Родители есть родители. Кормить детей это у них как инстинкт. Матросы Лэнни Тэмплинг и Роэл Стормут рады были, что компания собралась большая, и им не придется съесть все это самостоятельно.

Миссис Грэн, жена того самого механика Ника Грэма, привезла себя. Из компании они выпали мгновенно, ровно также, как еще трое матросов, к которым приехали подружки.

Джо, брат судового электрика Джима Куилла, привез бутылку текилы, а Текс, брат кока Грегори Фе, притащил фунтов пять шоколада.

Джо Куилл, будучи человеком очень обстоятельным, почти сразу подошел к лейтенанту Янису Петроу и спросил:

— Нельзя ли уточнить, все ли, что у нас с собой можно ввозить в вашу страну?

Меганезийский лейтенант задумался, затем спросил:

— У вас с собой нет сильнодействующих ядов, взрывчатых веществ или радиоактивных материалов, боевого огнестрельного или зажигательного оружия?

— Мы что, больные? — удивился Джо.

— Если это означает «нет», то больше можете не беспокоиться.

— А какие тут правила?

— Не захватывать противника или мяч руками, не толкаться дальше двух метров от мяча, и не ложиться на мяч корпусом. Ну, и не устраивать кулачные бои на поле.

— Я имею в виду, на вашей военной базе.

— Вообще-то это отель, — сообщил меганезиец, — правила техники безопасности и режим работы ресторана можно прочесть у стойки в холле.

— Черт! — сказал Джо, — А вы про что говорили?

— Про ацтекбол. Большинство янки, спрашивая о правилах, имеют в виду именно это. В американском футболе правила здорово отличаются, и мяч совсем другой.

— Классная игра, — добавил Джим, — главное следить, чтоб этим мячиком тебе не заехали по мозгам или по почкам. Он тут весит три с лишним фунта.

— Вот как? — заинтересовался подошедший Текс Фе.

— Если тебе им как следует залепят, не вдруг встанешь, — подтвердил Грегори, — мы тут уже три дня в это рубимся, так что я за свои слова отвечаю.

О спорт! Ты устанавливаешь хорошие, добрые, дружественные отношения между народами. Ты согласие. Ты сближаешь людей, жаждущих единства. Ты учишь разноязыкую, разноплеменную молодежь уважать друг друга. Ты источник благородного, мирного, дружеского соревнования. Ты собираешь молодость, наше будущее, нашу надежду, под свои мирные знамена…

Это, как известно, написал основатель олимпийского движения Пьер де Кубертен в 1912 году. Пафоса, конечно, многовато, но, по сути, все верно. Не прошло двух часов, как вся разница между американцами и меганенезийцами свелась к тому, что в острые моменты одни, в основном, употребляли слова «fuck» и «shit», а другие — «joder» и «cono».

…

Вернувшись на Ранафути, адмирал сразу обосновался в салоне своего самолета, наедине с аппаратом спецсвязи, и вызвал штаб USSOCOM (Форт-Брэгг, Северная Каролина). Не дослушивая стандартного ответа дежурного, он рявкнул:

— Это адмирал Дэнброк. Найдите срочно генерала Алана Рафтена.

— Минуточку, сэр. Я переключу на его кабинет…

30 секунд бодрой музыки в трубке.

— Рафтен слушает.

— Это адмирал Дэнброк. Могу я задать вам несколько вопросов? Это касается Норфолка.

— Вы имеете в виду подлодку «Норфолк»?

— Разумеется, именно ее.

— А чем я могу вам помочь, адмирал?

— Думаю, чем-то можете, раз ваша подпись стоит на задании командира подлодки.

— Гм… — Рафтен задумался, — а кто вам это сообщил?

— Тот, кто эту подпись видел. Могу я узнать, как составлялось это задание?

— Гм… — снова пауза, — поймите меня правильно, адмирал, но вас нет в листе допуска к данной информации.

— Вот как? — спросил Дэнброк, начиная закипать, — а кто подписывал лист допуска?

— Вы же понимаете, что этого я тоже не могу вам сказать, поскольку…

— Зато я могу вам кое-что сказать, — перебил адмирал, — я сейчас на Ранафути, в Меганезии. Я говорил с глазу на глаз с командиром «Норфолка» и теперь знаю его задание наизусть. Это что-нибудь меняет, я надеюсь?

— А почему это должно что-то менять?

— Сейчас объясню. Если у нас не получится разговор, я сообщу объединенному комитету начальников штабов: первое — что задание было составлено так, чтобы угробить подлодку. Второе: в задании была фальсифицирована военно-тактическая обстановка. И третье: целевой объект рейда, указанный в задании, вообще не существовал. Вас это устраивает?

— Адмирал, вы всерьез намерены делать сообщение со слов капитана подлодки, который что-то вам говорил, нарушив свои прямые инструкции о секретности?

— Нет, Рафтен. Я буду делать его на основании материалов прессы, как бы мне это не было противно. Капитан подлодки оказался в плену из-за вашего задания, а сейчас ему грозит расстрел из-за болтовни кретинов, которых вы посадили на его лодку в качестве спецназа. Видеозапись их показаний вы, надеюсь, уже видели по ТВ. Вы думаете, капитан Ходжес захочет быть святее Папы Римского? Он cможет выкрутиться, только выложив суду всю эту историю, до последней буквы. Тогда у него есть шанс отделаться всего несколькими годами тюрьмы. Надеюсь, вам понятно, кто в этом случае окажется крайним?

— Гм… А что может изменить наш разговор, адмирал?

— В моем сообщении изменится тот, кому предстоит быть крайним, — ответил Дэнброк, — я имею в виду того, кто на самом деле заварил эту дерьмовую кашу. Вы знаете, кого я имею в виду, не так ли?

— Я, откровенно говоря, знаю немногим больше вашего. Спецназ не наш. Их перебросили из NCTC, поскольку у наших групп нет опыта обращения с биологическим оружием.

— Из контртеррористической службы? — удивился адмирал, — откуда там боевые пловцы?

— Оттуда же, откуда все остальное, я полагаю. Сами знаете, туда набрали, кого попало.

— А почему операцию планировали вы, а не специалисты флота?

— Особая секретность. NSA потребовало, чтобы никакие данные не передавались никому, кроме тех, кто включен в лист допуска. Я предлагал включить в группу планирования кого-нибудь с базы Коронадо, у кого есть соответствующий опыт, но мне ответили, что это исключено. У меня был приказ выполнять их требования по порядку работы, ведь мы должны были просто обеспечить их операцию. Так что перемещение людей и техники я планировал на основании только тех данных, которые мне предоставило NSA. Мне даже было запрещено проверять эти данные через нашу службу разведки.

— Ясно, генерал. Но почему вы так странно планировали отход лодки? Какой был смысл отправлять ее в Брисбен, вместо того, чтобы вернуть на Гавайи?

— Это было требование NSA. На подлодке должны были оказаться опасные биологические материалы, и их не следовало доставлять в густонаселенный район США.

— Да, — буркнул Дэнброк, — очень важная мера предосторожности, с учетом того, что на Тероа нет никаких опасных биоматериалов, кроме, разве что, тухлой рыбы на берегу.

— Так пишет пресса, — заметил Рафтен, — но это, знаете ли…

— Пресса тут не при чем, — перебил адмирал, — я полчаса назад прилетел с Тероа, меня туда возили на экскурсию, и я выглядел полным идиотом. Там нет никаких биохимических центров и никаких военных объектов. Зато на рейде стоит боевой фрегат, который никак не учитывается в задании. Что за специалисты из NSA готовили вам данные?

— Со мной общался только старший советник агентства Деррик Бэрд. По крайней мере, это имя стояло в его удостоверении и в предписании, подписанном директором агентства. Он передавал мне файлы под расписку и отвечал «нет» на все мои вопросы.

— Ваше командование как-то это объяснило?

— Нет, конечно. Оно расписало мне приказ из министерства: «обеспечить операцию» с директивой «неукоснительно выполнять указания». У нас по-другому и не делается.

— А как вы с такой информацией готовили задание для группы боевых пловцов?

— А никак, — ответил Рафтен, — его готовили в NSA и я его даже не видел. Я только дал предписание на имя лидера группы, лейтенанта Шойо для командира подлодки.

— Не зная, что в их задании? — уточнил Дэнброк.

— Совершенно верно. А теперь позвольте встречный вопрос к вам, адмирал. Чью задницу мы прикрывали?

— Судя по тому, что я знаю, это был заказ каких-то торговцев таблетками.

— Вы имеете в виду наркотики?

— Нет. Обычные таблетки. От насморка, от поноса, и так далее.

— Гм… Вы шутите?

— Нет, черт возьми! Вся эта идиотская секретность прикрывала игры торгового лобби вокруг очередного дерьмового передела таблеточного рынка.

— Вот как, — задумчиво сказал Рафтен, — и что вы будете требовать на объединенном комитете начальников штабов? Специальной сенатской комиссии?

— Конечно, — подтвердил адмирал, — никак иначе такие проблемы не решаются.

…

Закончив переговоры, Дэнброк сошел на пирс и направился к большому столу, который был установлен под навесом, на большой террасе отеля. Проходя мимо спортплощадки, он остановился понаблюдать за игрой в ацтекбол. Трудно было от этого удержаться, поскольку игра шла азартно. Полуголые блестящие от пота тела метались по полю между двумя кольцами, наподобие баскетбольных, только пошире и пониже. В воздухе то и дело слышались звучные шлепки мяча и громкие реплики, наполовину состоящие из смеси ругательств на английском, испанском, и, кажется гавайском. Адмирал уже начал в общих чертах понимать, как устроена тактика всех этих перемещений, когда его отвлекла миссис Стормут.

— Мистер Дэнброк, а из-за чего мы с ними враждуем?

— С кем, простите?

— С меганезийцами, — уточнила она.

— Не знаю, мэм. Я моряк, а не политик.

— Но ведь должна же быть какая-то причина, верно? Мой дед служил в третьей дивизии морской пехоты, воевал с японцами, получил ранение на Иводзиме, в марте 1945, но там все понятно, Япония напала на Гавайи. А Меганезия… В нее входит несколько наших бывших островных колоний, но тех, которым мы сами дали независимость, правда?

— Понимаете, миссис Стормут, — неуверенно сказал адмирал, — современная политика это очень сложная штука. Взять, например, Ближний Восток.

— Все равно, по-моему, это не правильно, — заметила она, — а как вы думаете, что будет с нашими мальчиками дальше? Вы ведь говорили с меганезийским старшим офицером…

— Думаю, что скоро эти идиоты… — начал Дэнброк, — … простите, мэм, я хотел сказать, дипломаты… договорятся и наши парни поедут домой.

— Вот и мой Роэл так говорит. Хорошо бы, чтоб так и было. Мистер Дэнброк, а ведь вы еще не пробовали мой пирог!

…

…Элеа взяла салфетку, набросала нечто вроде схемы из четырех условных человеческих фигурок и пояснила:

— Вот это, допустим, вы. А это — два пьяных урода. Они избивают ребенка арматурными прутьями. Что вы будете делать?

— Голыми руками? — на всякий случай уточнил лейтенант Рейсвил.

— Нет. Допустим, у вас автомат или что-то такого типа.

— Тогда и думать нечего, — сказал он, — кладу этих типов мордами на панель. Вызываю полицию. Оказываю ребенку первую помощь.

— А если вот так? — она провела между одной и тремя фигурками пунктирную линию.

— Это что? — спросил лейтенант Рейсвил.

— Граница между странами, — скзала Элеа, — Все это происходит у вас на глазах, но по другую сторону границы.

— Ну… — протянул он, — это уже политика. Межгосударственные отношения.

— То есть, — заключила Элеа, — пусть хоть вообще убивают, и вы не вмешаетесь, только потому, что между вами и ними нарисована какая-то условная линия?

— Не такая уж она условная, — возразил он, — Попробуй, вмешайся. На тебя столько дерьма выльют…

Адмирал Дэнброк дожевал кусок яблочного пирога и поинтересовлася:

— О чем политические дебаты?

— Про экспорт революции, сэр, — отрапортавал кэп Ходжес.

— Экспорт революции? — переспросил адмирал, — Главный инструмент Холодной войны?

— Мы не экспортируем алюминиевую революцию, — возразила она, — мы только защищаем людей, которые по каким-то причинам сами себя не могут защитить.

— Точнее, — сказал Тэмплинг, — вы отгрызаете каждый год по кусочку от своих соседей. У Папуа — Новой Гвинеи отобрали почти все острова. Я ни капли не удивлюсь, если завтра ваши тонтон-макуты высадятся в Порт-Морсби и аннексируют эту страну полностью.

— Вы никак не хотите понять, про что я говорю, — обиженно сказала Элеа.

— Кстати, запросто, — добавил Траск к реплике Тэмплинга, — меганезийские коммандос это ого-го. А у новогвинейцев что? 2000 бойскаутов с винтовками. Не армия, а видимость.

— Между прочим, все не так, Сэлмон, — вмешался меганезийский лейтенант. Он, казалось, материализовался из окружающей тьмы. Только что не было, а вот уже здесь.

— Это в чем же я не прав, Янис? — спросил Траск.

— На счет армии Папуа, — пояснил тот, — у нас с ними полгода назад началась программа военно-технического сотрудничества. Мы им помогаем проводить реформу армии. Я два месяца назад туда ездил инструктором. Папуасы отличные ребята, просто у них ничего не было толком организовано. Но мы, по ходу, это исправляем.

— История повторяется, — заметил адмирал Дэнброк, — В Холодную войну Советы таким же путем установили марксизм в Эфиопии. Они обучили эфиопских курсантов военному делу, а заодно идеям комми. Через десять лет готовая Красная армия захватила власть.

— Простите, мистер Дэнброк, у вас получилось не логично, — возразил меганезиец.

— Почему же? — удивился адмирал, — логика железная. Захват политической власти проще всего осуществить через контроль над вооруженными силами.

— Захват политической власти кем? — спросил Янис.

Адмирал пожал плечами.

— Это же очевидно. У вас есть правящая партия, она создает свой клон в соседней стране…

— В Меганезии запрещены любые политические партии, — вмешалась Элеа.

— И после этого вы еще говорите, что у вас демократия! — насмешливо заметил Тэмплинг.

— Именно так. В Великой Хартии сказано: любое объединение, созданное для получения политической власти, пресекается высшей мерой гуманитарной самозащиты.

— Выборы у вас тоже запрещены? — спросила миссис Тэмплинг.

— Нет, конечно! Выборы правительства проводятся раз в три года, а судей — ежегодно.

— А кто же баллотируется в правительство, если нет политических партий?

— Да любой, кто предоставит гарантии исполнения общественного запроса. В тендерной документации это подробно написано.

— Простите, Элеа, мы ведь о правительстве говорим, — мягко напомнила миссис Стормут.

— Ну, да. Правительством становится та команда, которая выиграла тендер на выполнение карты общественного запроса. Ну, то есть, усредненной социальной заявки. У вас в США так проводятся конкурсы на муниципальное обслуживание, верно?

— Да, но правительство это не только обслуживание. Это еще и государственная политика.

— У нас нет ни государства, ни государственной политики, — сказала меганезийка, — Наше правительство занимается только социальным обслуживанием.

— Захват соседних территорий это тоже социальное обслуживание? — поинтересовался мистер Тэмплинг.

— Ну, да. А что вас удивило-то? Если рядом с вашим благоустроенным городком возник поселок маньяков-садистов, это вряд ли будет для вас безразлично. Вам по-любому надо будет что-то с этим делать. Или строить забор с колючей проволокой под током, и жить за этим забором, или приводить этот соседний поселок к человеческому виду.

— Интересно, — сказала миссис Стормут, — а кто решает, человеческий вид у поселка ваших соседей, или нет?

— Верховный суд, разумеется, — ответила Элеа.

— Ты непонятно объясняешь, — сказал ей лейтенант, — тут надо конкретно.

— Валяй, — согласилась она, — только за стол сядь, а то маячишь, как черепашка-ниндзя.

Янис кивнул, уселся напротив адмирала Дэнброка, подумал несколько секунд и начал:

— Я был помкэпом на хотфоксе «Самулайо», мы патрулировали западнее Соломоновых островов, и получили через базу звонок от наших рыбаков, что восточнее Тробриана что-то непонятное происходит. Про режим на Тробриане мы уже знали, поскольку к нам на Муруа время от времени доплывали беженцы оттуда. Приходим. Время 4:50 утра, рассвет. Диспозиция: в 9 милях от их берега парусное судно вроде джонки, набитое гражданскими. За ними гонится моторный баркас, и ведет редкий огонь из ручного пулемета с дистанции четверть мили. Есть попадания. Кэп командует: на дистанцию полторы мили и огонь по корме. Мы дали очередь из QJG, 14.5 мм, снесли баркасу задницу.

— Вы атаковали судно в его собственных территориальных водах? — уточнил Дэнброк.

— Да, сэр, — ответил меганезийский лейтенант, — если быть точным, мы его потопили. Этой посудине хватило одной очереди. А вы на нашем месте поступили бы иначе?

— Я полагаю, капитан должен был сначала запросить инструкции командования, — заметил адмирал.

— У нас только одна инструкция для таких случаев, — ответил меганезиец, — тот, кто атакует судно с гражданскими пассажирами на борту, является пиратом, независимо от флага.

Дэнброк чуть заметно кивнул и лейтенант продолжил.

— Мы подошли к джонке, и на ходу сняли с нее раненых. Вернулись и выловили из воды шестерых типов с баркаса. Затем снова догнали джонку, и, сопровождая ее в нейтральные воды, вызвали нашу полицию с Муруа. Мы шли вместе около часа, и успели поговорить…

— А что за публика была на джонке? — перебила Фрэн.

— Обычные семьи, мисс, — ответил он, — человек сорок. Почти половина — дети.

— Но почему в них стреляли?

— Потому, что они пытались бежать с Тробриана и нанести ущерб бизнесу местного вождя, чьей собственностью они считались. Ведь кто-то должен собирать и обрабатывать какао-бобы, идущие на экспорт, чтобы у семьи вождя были деньги.

— Примерно как в Северной Корее при комми? — спросил Палфри

— Не совсем так, — сказал Янис, — В КНДР правящий клан Ким Ир Сена, все же, старался развивать промышленные технологии и образование. А клан Хупи-Вуро наоборот, закрыл обе начальные школы, поликлинику и публичный аэропорт в Лосуиа, снес ретранслятор сотовой связи и судовые мастерские. Закрыли все, хоть как-то связанное с цивилизацией, кроме радиоцентра. Утром по радио сообщали, какая семья, когда и куда должна явиться на работы, а вечером — о наказании тех, кто плохо работал. До и после работы можно было ловить рыбу не дальше полмили от берега и работать на огороде, чтобы прокормиться.

Фрэн зябко передернула плечами.

— Жуткое место.

— Прекрасное место, — возразил меганезиец, — Лосуиа самый модерновый городок во всей Океании и безумно красивый. City маленький, тысяча жителей, а с окрестностями — около 6 тысяч. Центральный остров 50 на 15 километров. На два соседних острова ходит паром 2 раза в час. Дороги узкие, по ним ездят обычно на чем-то двухколесном и колоритном…

— Киливила вообще колоритные ребята, — встряла Элеа, — Против их фестиваля ямса, даже гиперфест на Кваджалейне не тянет, это я тебе говорю. Там так отрываются…

— Кто такие киливила? — спросила Фрэн.

— Типа, местные тробрианские меланезийцы или папуасы, я не этнограф. Но парни что надо, особенно в студенческом кампусе. Вот, было дело…

— Подожди, — перебила американка, — какой там кампус, если даже начальные школы были закрыты?

— Кампус политехнического колледжа, — уточнила Элеа, — его открыли через полгода после того, как народно-освободительная армия свергла режим Хупи-Вуро.

— Мне кажется, что самое главное выпало из контекста, — заметил Тэмплинг, — как я понял, после эпизода с беженцами произошли некоторые события…

Янис поднял руки вверх и пару раз хлопнул в ладоши:

— Я вернусь к этому эпизоду. За неделю до того, Хупи-Вуро приказал сжечь все частные моторные и парусные лодки, чтобы предотвратить массовое бегство молодежи. Те просто угоняли любое плавсредство и шли к Муруа. Многих догоняли и убивали, но бежали все равно, из-за слухов о том, что Хупи-Вуро стал каннибалом.

— Каннибализм? — переспросил Ходжес, — этот тип ел людей?

— Не исключено, — сказал меганезиец, — люди пропадали бесследно, и беженцы, с которыми мы общались, уверяли, что пропавшие съедены в доме Хупи-Вуро. Та джонка, которую мы встретили, была последней на Тробриане, остальные лодки были уже сожжены. Тут я должен пояснить кое-что. Лодка для океанийца это все. Это и средство добывания пищи, и транспорт, и вообще…

— Как для нас автомобиль? — спросила миссис Стормут

— Как автомобиль, дом и Декларация независимости вместе взятые, — уточнила Элеа.

— Да, — подтвердил Янис, — Так что Верховный суд поручил правительству ликвидировать режим Хупи-Вуро тем методом, который правительство сочтет наиболее рациональным. Правительство выбрало метод поддержки национально-освободительного движения.

Адмирал Дэнброк постучал ногтем по рюмке, чтобы привлечь к себе внимание.

— Простите, лейтенант, ваш суд поручил вашему правительству сменить власть в соседней стране? Я не ослышался?

— Вы не ослышались, сэр, — ответил Янис, — У вас такие решения принимает президент или конгресс, а у нас это в компетенции суда. Просто разница политических систем.

— Гм… — несколько растерянно сказал адмирал, — Да, действительно…

Меганезиец кивнул и продолжил:

— Из 13 молодых тробрианцев сформировали корпус народно-освободительной армии. Их обучили тактике ведения скоротечных боевых операций, снабдили современным оружием и десантировали в район Лосуиа. Режим пал за два часа.

Сэлмон Траск присвистнул от удивления, а мистер Тэмплинг уточнил:

— Вы утверждаете, что меганезийская армия не высаживалась на Тробриан?

— Высаживалась, — сказал Янис, — но уже после того, как режим был свергнут. Когда бойцы НОА захватили столицу, они обратились по радио к жителям острова и к нам, как к своим соседям, с просьбой о поддержке.

— А вы в тот момент уже стояли на низком старте, — ввернул Рейсвил.

— Да, в 15 милях от берега. Но все равно, мы пришли на Тробриан по приглашению.

— Пришли и забыли уйти? — иронически предположила миссис Тэмплинг.

— А нам никто не предлагал уйти, мэм. В смысле, никто из местных жителей. Чистоплюев, которые заседают в ООН, я в расчет не беру.

— Как вы представляете себе такое предложение? — спросила она, — Вот высадились ваши коммандос. Те, про которых тут говорили, что они легко могут захватить Новую Гвинею. Что могут сделать мирные жители маленького острова? Только попрятаться по домам.

— Видите ли, мэм, когда мы высадились, они не прятались по домам. Они танцевали на улицах. Мы были завалены цветами. Я в жизни не видел столько цветов.

— Но это не отменяет факта аннексии Тробриана, — заметил Дэнброк.

— Аннексия, — напомнил Янис, — это насильственное присоединение территории другой страны. Насильственное, понимаете? А тут если кого и изнасиловали, так это майора наших коммандос. Местные девчонки ночью так его заездили, что он утром едва ноги передвигал. Чем-то он им приглянулся. Но это, к слову. А если серьезно, то через день собрались главы семей киливила, и подписались под Великой Хартией. Vox populi.

— Вообще-то, — сказал Тэмплинг, — есть такие вещи, как государственный суверенитет и внутренние дела страны. Фокус, который вы провернули на Тробриане, это грубейшее нарушение международного порядка и…

— Вы ошибаетесь, — перебил Палфри.

— Вот как? — удивился тот, — Вы считаете допустимым вмешательство во внутренние дела государства?

— Да, сэр. В определенных случаях это следует делать. Когда нас отправляли в Йемен, то я обязан был довести до личного состава, что мораль и закон на нашей стороне. Для этого я зачитывал статью 28 из Всеобщей декларации прав человека, которая принята ООН. Там написано: «Каждый человек имеет право на социальный и международный порядок, при котором права и свободы, изложенные в настоящей Декларации, могут быть полностью осуществлены». Я объяснял, что права человека — это не чье-то внутреннее дело, и наша миссия — защитить права жителей Йемена, нарушенные властями этой страны.

— Вы же не юрист. С чего вы взяли, что правильно понимаете эту статью?

— С того, что мне вручили за это «Navy Cross».

— За ваши толкования Всеобщей декларации? — съязвил Тэмплинг.

— Это не повод для шуток, — строго заметил адмирал Дэнброк, — Navy Cross является второй по значимости военной наградой нашей страны. Я знаком с послужным списком Стюарта Палфри. Он получил Navy Cross за руководство абордажной командой в бою при захвате судна исламских террористов, перевозивших оружие в порт Ходейда.

Тэмплинг покраснел и сконфуженно пробормотал:

— Извините, офицер, я брякнул, не подумав.

— Ничего страшного, — ответил Палфри, — чего только не скажешь в пылу спора.

— Надо было всех арабских шейхов заколбасить к чертовой матери, — заметил Траск, — как меганезийцы заколбасили этого дегенерата-людоеда на Тробриане. А мы миндальничаем: суверенитет, бла-бла-бла.

— Считайте, я этого не слышал, — добродушно откликнулся адмирал.

— Да, сэр. Извините сэр, но…

— Что, но?

— Вы лично, сэр, как к этому относитесь?

Дэнброк слегка скривился.

— Как-как… А то вы не поняли, как. И, знаете что, хватит о политике. Мисс Флэгг, у вас тут есть танцевальная музыка? Что-нибудь из 90-х, для старых чемоданов вроде меня.

— Легко, — сказала Элеа, раскрывая ноутбук, — кстати, адмирал, на старый чемодан вы ни капли не похожи.

— Правда? А что думает об этом миссис Стормут?

— Я думаю, она права.

— Вот как? В таком случае, могу ли я пригласить вас на первый танец?

…

24 — 25 сентября. Любовь и философия. Еще одна логики событий: женская.

В ходе танцев, Фрэн откровенно и целенаправленно склеила старпома Палфри. Она и сама не могла толком понять, почему. Возможно, в калейдоскопе событий последней недели ей хотелось осязаемо убедиться, что в мире еще существует хоть что-нибудь стабильное и нормальное. Стюарт Палфри подходил для этой цели как нельзя лучше, поскольку был не просто нормальным, а насквозь правильным. Когда Фрэн пыталась представить себе его внутренний мир, ей виделось что-то вроде архива из множества ячеек с файлами. На каждой ячейке есть аккуратная бирка с краткой аннотацией того, что там лежит. Про службу, про здоровье, про мужчин, про женщин, про любовь, про детей, про родителей, про друзей, про дом, про семью, про страну, про религию, про спорт, и так далее. Видимо, и другие сослуживцы капитан-лейтенанта Палфри думали о нем приблизительно так же, что служило базой для всяческих анекдотов. Палфри в качестве Одиссея возвращался из-под Трои на Итаку, в качестве Моисея вел евреев из Египта, в качестве Джона Сильвера высаживался на остров сокровищ, причем все делал в соответствие с уставом ВМС США. Будучи героем анекдотов, Палфри пользовался, однако огромным уважением экипажа, поскольку на него всегда можно было положиться. Про это тоже был анекдот: Ядерная война, планета в руинах, президент США из бункера слушает сводки. Авиация вышла из строя. Корабли вышли из строя. Танки вышли из строя. Артиллерия вышла из строя. Черт, хоть что-нибудь у нас осталось в строю? Только капитан-лейтенант Палфри, сэр!

Разумеется, когда Фрэн, после какого-то по счету танца, сообщила, что у нее, видите ли, закружилась голова (примитивнейшая хитрость), он с готовностью проводил ее в номер.

— Ты уверена, что это правильно? — спросил Палфри, когда она, одной рукой захлопнув дверь, другой рукой обняла его за шею.

— Я уверена, что иногда надо делать маленькие глупости.

— Но это будет не маленькая глупость, — возразил он (его ладони, как будто сами собой, легли на ее спину и начали двигаться вниз, лаская кожу).

— Это будет, и все тут, — шепнула Фрэн.

Стью и в сексе пытался быть насквозь правильным, и Фрэн это немножечко забавляло. Возможно, она успела заразиться раскованностью от Элеа, и вытворяла такое, что сама себе удивлялась. Еще несколько недель назад, одна мысль о подобных позах, действиях и словах, вогнала бы ее в краску. Сейчас это вгоняло в краску только Палфри. Он пытался было отговорить ее от мануальных и оральных действий по сокращению перерыва между первым и вторым актом, но совершенно безуспешно. После этого второго акта он также безуспешно попробовал отговорить Фрэн от прогулки в бар за кофе в одном полотенце, обернутом вокруг талии.

— Слушай, это же неприлично.

— Там все равно никого нет. Третий час ночи.

— Но это все равно неприлично.

— Короче, Стью, ты идешь со мной, или нет?

Конечно, он пошел с ней. В баре (надо же, посреди ночи) торчал меганезийский сержант с банкой гиннесса. Он приветствовал их одобрительным вопросом-утверждением:

— Que holgar companero? (в смысле: хорошо гуляем, ребята?).

— No mal! — ответила Фрэн, показала ему двумя пальцами «Victory» (или «Venseremos»), взяла в автомате пачку сигарет и уселась за столик.

Сержант ответил тем же жестом, подмигнул и вернулся к своему пиву.

— Ты уверена, что тебя все это не смущает? — спросил Палфри, подходя с двумя чашками кофе, — я имею в виду…

— Что ты имеешь в виду Стью? Мою нескромную форму одежды? Но почему это должно смущать меня, если это никого не смущает… — она улыбнулась и добавила, — Ну, разве что, кроме тебя. Ведь ты самый правильный американец на планете.

— И только? — спросил он.

— Не только. Во всей Солнечной системе тоже.

— Фрэн, давай честно. В Штатах ты скажешь об этом «было и прошло»?

— Стью, оглядись вокруг. Где мы, а где Штаты?

Палфри несколько сник, пробурчал что-то вроде «ну, понятно» и уткнулся в свою чашку.

— Знаешь, Стью, ты сейчас похож на школьника, которому незаслуженно влепили плохую оценку. Для тебя это действительно так много значит?

— Да, — коротко ответил он.

Она вздохнула.

— Ну, хочешь, я сейчас крикну на весь этот кабак, что люблю тебя?

— Нет, зачем…

— А я хочу, — перебила она, — Эй, слушайте все! Я люблю Стюарта Палфри!

Меганезийский сержант, который в данный момент изображал «всех», отсалютовал своей банкой пива и прокомментировал:

— Oe halla i hoa.

— Ты поняла, что он сказал? — спросил Палфри.

Фрэн улыбнулась.

— Вроде бы, что я нашла хорошего друга.

— Ты говорила: где мы, а где Штаты? Это в каком смысле?

Она пожала плечами.

— Я и сама толком не знаю, в каком. Это вроде трассы через горный перевал, когда еще не видишь, что впереди, а то, что позади, кажется маленьким и игрушечным.

— Ты предлагаешь вообще не смотреть вперед? — спросил он, и добавил, — по-моему, это не очень хорошая идея. Если ты не управляешь событиями, они начинают управлять тобой, и далеко не так, как тебе хотелось бы.

— Знаешь, Стью, я только сейчас по-настоящему стала задумываться над тем, чего бы мне хотелось. То ли это такое странное место, то ли ситуация, в которую мы угодили, так на меня влияет. Интуиция мне подсказывает, что здесь с нами ничего плохого не случится…

— Ну, да, — перебил он, — Разве что, отправят на каторгу лет на пять. Мелочь, верно?

— Не то, чтобы мелочь, — сказала Фрэн, — но уж точно не трагедия. Ну, поработаю морским инженером на какой-нибудь местной посудине. Уж если мне было неплохо на подводном флоте, то…

— Ну, ты сравнила! — возмутился Палфри.

— Я ничего не сравниваю, — возразила она, — я просто говорю, что даже этот худший случай из всех возможных, ни капли меня не пугает. Кажется, я научилась чувствовать жизнь. Я только сейчас это поняла. Смешно звучит, правда? Когда перед выпуском из офицерской школы мы хором зачитывали клятву военнослужащего: «я служу своей стране, я защищаю наш образ жизни, и при необходимости, готов отдать жизнь…», это был просто театр.

Палфри хотел, было, что-то возразить, но она, быстро протянув руку, приложила ему к губам палец.

— Подожди, дай мне сказать. Когда на подходе к Ранафути меганезийцы за нас взялись всерьез, и стало ясно, что мы можем вообще не всплыть, мне было страшно, Но к этому я как раз была готова. Когда мы сдались, и нас построили на палубе, я тоже много к чему была готова. Нам ведь рассказывали, как здесь обращаются с пленными, верно?

— Пропаганда всегда преувеличивает угрозу, — спокойно сказал он, — наверное, так и надо. Люди должны быть готовы к худшему…

— Я была не готова к тому, что произошло на самом деле, — перебила Фрэн, — Я была не готова оказаться в стране, где вообще нет этого шахматного театра с белыми и черными фигурами, где люди это не фигуры определенного цвета, а просто люди, которые живут каждый своей жизнью. Стью, ты не задумывался о том, в какой мере наш образ жизни действительно наш, а не копия с идиотских образов из телесериалов? Как часто ты делашь что-то не потому, что так положено или принято, а потому, что лично ты так хочешь?

— Телесериалы это чума, — согласился он, — но мы ведь защищаем не 2500 долбанных серий «Санта-Барбары», а то, что в реальности. Живых людей. Их семьи. Их дома. Понимаешь?

— Знать бы точно, где одно, а где другое, — сказала она, — Средний американец, по-моему, давно запутался в этом, и живет не в реальности, а в реалити-шоу от CNN. И черт с ним. Девчонке по имени Фрэн этот скучный тип теперь безразличен. Она, видишь ли, четыре года просидела внутри белой пешки с биркой «офицер флота США Ф. Лаудер», но теперь она выбралась наружу и занимается своими реальными делами в реальном мире.

— Ты как относишься к дзен-буддизму? — спросил Палфри, — Там про личности, вложенные друг в друга на манер русской матрешки. Раскрываешь одну, а в ней вторая, в ней третья, и так далее. Внутри самой последней — пустота, которая и есть единственная настоящая личность, а все остальное это фальшивки, маски.

Фрэн чуть не свалилась под стол от удивления.

— Стью, ты дзен-буддист!? О, черт! Значит мир еще веселее, чем я думала.

— Да нет, я протестант, — смущенно ответил он, — а дзен-буддизм у нас был на допкурсах по стрелковой подготовке. Про личности это вроде психотренинга, чтобы правильно дышать. Хорошая штука. Я выбивал 230 из 300, а стал выбивать 270, и все за счет дыхания. В этих восточных религиях есть кое-что полезное. Только не надо эту их философию принимать всерьез, а то можно в два счета свернуть себе мозги.

— Ты намекаешь, что я их себе уже свернула? — спросила Фрэн, и хихикнула.

— Нет, что ты. Это я так, к слову. Прямо скажу, философия это вообще не для меня. Там все слишком расплывчато, а мне по душе, когда все четко. Понимаешь?

— Понимаю. Не хотелось бы тебя расстраивать, Стью, но в жизни тоже все расплывчато.

— Я знаю, — сказал он, — Но иногда это здорово достает.

— Ладно, — решила она, — к черту философию. Пойдем ко мне.

….

25 — 26 сентября. Меганезийский регламент. Доходная статья судебной процедуры.

Сообщение для экипажа «Норфолка».

Леди и джентльмены, в связи с прибытием рабочей группы верховного суда, просим вас собраться в 11:30 в помещении ресторана.

Повторяю: экипажу «Норфолка» собраться в 11:30…

— Черт, — сонно пробурчала Фрэн, — Стью, сколько времени?

— 10:33, — сообщил он, — Это передают уже второй раз. Первый был полчаса назад.

— А что ты меня не разбудил?

— Понимаешь, ты так здорово спала, и я подумал: наверное, тебе снится что-нибудь хорошее. А нам надо всего 10 минут, чтобы собраться и спуститься вниз.

— Ладно, будем приводить себя в порядок, — сказала она, — хотя, нет, подожди, я хочу еще немного полежать вот так. Это ведь действительно здорово.

Палфри ничего не ответил, а только крепче прижал ее к себе.

— Сегодня все решится, — добавила Фрэн через минуту, — Знаешь, даже если нас с тобой отправят за тысячи миль друг от друга, все равно у нас была эта ночь и это утро.

Она не угадала. В этот день суд занялся только судьбой матросов, а офицеры лишь давали короткие свидетельские показания. Слушания заняли чуть больше полутора часов, а затем судья огласил общее постановление для всех 12 матросов.

— За исполнительское соучастие во вторжении на военной субмарине в территориальные воды Меганезии, суд налагает на каждого из нарушителей штраф в размере 5 миллионов долларов США. До уплаты штрафа, с доходов нарушителя в Меганезии будет изыматься половина от части, превышающей социальный минимум. До уплаты штрафа, нарушитель может покидать территорию Меганезии лишь под залог или финансовое поручительство. Штраф отменятся, если нарушитель поступит на службу в ВМФ Меганезии по контракту на 4 года или более. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

На минуту повисла тишина. Потом механик Грэм, в отчаянии, сказал:

— Ваша честь, как 5 миллионов? У нас c женой на двоих хорошо, если тысяч 50 наберется, даже если мы все продадим, включая ботинки!

— Есть мнение, что всю сумму заплатит ваше правительство, — ответил судья, — но если нет, так ведь вас никто не заставляет платить сразу. Меганезия большая, работы в море много, платят неплохо. Жена у вас кто по профессии?

— Она домохозяйка.

— Ну, вот, пусть приезжает и хозяйничает.

— Так вот она, — сказал Грэм, кивнув жене, сидевшей в дальнем углу ресторана.

— Тогда еще проще, — сказал судья, — Выбирайте себе место, покупайте дом и живите, работайте. Бизнесом займитесь.

— Да нам за сто лет столько не заработать!

— Если торопитесь домой, то идите во флот. 4 года и свободны. Какие проблемы?

— Но, ваша честь, я ведь американский военный моряк, а тут флот потенциального противника. И получится, что я предатель.

Судья вздохнул и покачал головой.

— Слушайте, молодой человек, я не знаю, и знать не хочу ваших политических табу. Вам решение понятно или нет?

— Понятно, сэр, — уныло ответил тот.

— Еще вопросы у кого-нибудь есть? Нет. Тогда заседание окончено. Копии постановлений возьмите на столе, кому надо. Или можете распечатать из интернета.

…

Едва рабочая группа суда отбыла, приговоренных окружила компания меганезийских коллег и партнеров по ацтекболу. Утешали американских матросов хором. Платеж со стороны правительства США здесь считали маловероятным, поэтому советы были двух типов. Одни советовали «не париться и идти на флот», другие предлагали самые разные варианты покупки жилья и трудоустройства — от Марианских и Каролинских островов на Севере до Мэри Бэрд на юге, в Антарктиде. Кто-то уже включил ноутбук и сидел в сети, выясняя стоимость жилья в разных регионах. Кто-то ругал завышенные цены на дома в округе Спорады-Лайн, отвратительную организацию трафика на Фиджи и безобразную работу социальных служб на Луайоте. Кто-то уже звонил по мобильникам родичам и друзьям на Тонга и Туамоту, где, оказывается можно было не только дешево и быстро поставить дом, но и вписаться в местное коммюнити с натуральным обменом товаров и работ: «Ты врубись! С тебя вообще ни сантима штрафа не получат, потому что обмен, он без денег. Деньгами берешь соцминимум, а остальное ку-ку. И не подкопаешься: местный обычай. А то ни хрена себе, 5 миллионов баксов. Ну, не рассчитаешься, большое дело! Да ты по-любому не рассчитаешься, бро! А раз так, зачем деньги зря палить?».

Разместившиеся вокруг этого митинга меганезийские репортеры, снимали происходящее на видеокамеры, параллельно наговаривая на диктофоны тексты сообщений: «За судьбу американских моряков можно не беспокоиться. Она в надежных руках их новых друзей из вооруженных сил Меганезии. Сейчас в кадре вы видите стихийный конкурс популярности округов и муниципалитетов нашей страны. Локальные координаторы, мэры островов и городов, имеют шанс бесплатно получить сжатые и точные характеристики качества работы своих администраций. Тут в выражениях никто не стесняется….»

Адмирал Дэнброк минут десять слушал, стоя в нескольких шагах от компании, а затем перебрался в свой самолет и позвонил в секретариат министра обороны. Суть разговора была проста, как репа: Можно долго говорить о меганезийском судебном произволе, но если немедленно не заплатить эти 60 миллионов долларов, то из 12 моряков ВМС США половина пойдет на службу в вооруженные силы Меганезии на 4 года. Другая половина осядет в Меганезии навсегда, поскольку, продав все имущество в США, и устроившись на островах, они не захотят возвращаться, даже если потом проблема штрафа будет улажена.

Затем Дэнброка соединили с министром, который многословно возмущался, и спросил: уж не думает ли адмирал Дэнброк, что министерство обороны США поддастся на такой грубый шантаж? Адмирал мягко напомнил: военный бюджет составляет 500 миллиардов долларов. Министр ответил: все деньги расписаны и лишних 60 миллионов нет. Адмирал поблагодарил за эту информацию и пообещал донести ее до матросов и членов их семей.

Эта идея почему-то не понравилась министру, и он сказал, что попробует изыскать сумму в течение месяца. Адмирал снова поблагодарил его, но пояснил, что деньги нужны сейчас, а через месяц они ничего не решат. В итоге сумма была переведена на следующее утро.

Днем адмирал Дэнброк отбыл на Гавайи в самолете, набитом под завязку моряками, их родственниками и мелкими сувенирами. Оставшимся на Ранафути 7 офицерам адмирал приказал «держаться и не унывать» и обещал обеспечить поддержку вплоть до Конгресса и Президента. Проводив адмиральский самолет, офицеры двинулись играть в ацтекбол со свободным меганезийским отделением. По возвращении в отель их ждал сюрприз: в виде короткого объявления не входе:

«Уважаемые офицеры «Норфолка»! Заседание верховного суда по вашему делу будет проведено завтра, в 10:00 в помещении ресторана».

Это заседание длилось более двух часов. Суд выяснял меру информированности каждого офицера. Капитан Ходжес все время показывал, что эта мера была близка к нулю у всех, кроме него. Видя, что он целенаправленно собирает себе все возможные неприятности, остальные офицеры пытались было как-то распределить ответственность, но ничего не вышло. Капитан привел железный аргумент: боевая задача подлодки была совершенно секретной, пакет с ее описанием предназначался только капитану, и утверждение, будто капитан ознакомил с содержанием пакета кого-либо еще, было эквивалентно обвинению в нарушении служебного долга. Ди Эйч заявил об этом прямым текстом, и все его офицеры дружно заткнулись. В 12:15. судья зачитал постановление относительно 6 офицеров. Оно отличалось от постановления по делу матросов только в сумме штрафа: 20 миллионов долларов с каждого. Заседание по делу Ходжеса откладывалось до выяснения его личной роли в планировании рейда «Норфолка». По настрою суда было понятно, что у капитана нет никаких шансов отделаться штрафом.

Министерство обороны США на этот раз проявило исключительную оперативность и сговорчивость. По слухам, это было связано с заявлением, которое сделал накануне исполнительный директор китайско-меганезийской судостроительной компании «Miti-Shandan». Затронув проблему экипажей для ультрановых подводных грузовиков, он сказал: «Непросто найти людей, способных грамотно управлять машиной весом более 200 тысяч тонн, движущейся под водой со скоростью 30 узлов, но такие люди есть. Например, американские офицеры с «Норфолка». После нескольких прямых попаданий глубинных бомб, они сумели выполнить ремонт в подводном положении, восстановить ходовые качества, и пройти более 100 миль. Если после суда они останутся в Меганезии, то им не надо будет долго искать работу. Мы умеем ценить талантливых людей».

US Joint Chiefs of Staff, не без оснований, полагал, что подводные грузовики этой серии здорово похожи на прототип мобильных подводных баз «Tsuifen», сведения о разработке которых просачивались из китайского военно-морского ведомства. Комитет штабов США был совершенно не намерен снабжать этот модерновый проект китайского подводного флота своими офицерами. Так что 120 миллионов штрафа были уплачены через час после того, как суд зачитал постановление. А еще через 4 часа, офицеры «Норфолка» летели над Тихим океаном в самолете, любезно предоставленным фирмой «Магеллан».

…

— Блин, а это что? — спросил лейтенант Инсвик, крутя в руках пластиковую банку с улыбающейся волосатой рожицей на этикетке.

— Прочти, что написано, — посоветовал Траск.

— Ага, уже пробовал. Там не по-английски. Кроме «натуральный кокос» ни черта не разобрать.

— Дай сюда, — Рейсвил, сидевший рядом, отобрал у коллеги банку и прочел, — «Amarga a Striped mar cobras contem alcool natural cocos». Ну, все понятно. Настойка на полосатой морской змее содержит натуральный кокосовый спирт. Языки народов мира учить надо.

— А я как раз позавчера такую пил, — вмешался второй лейтенант Улкерт, — Это мне Еоити подсказала. Ну, девчонка-бармен. Та, которая рыженькая с короткой стрижкой. Классная настойка. Не очень крепкая, но эффект…

— Какой? — спросил Инсвик.

— Ну… — Улкерт оглянулся на Фрэн, которая сидела позади него, вместе со старпомом Палфри, — Ну, короче, «виагра» по сравнению с этим просто детский морс, понял? А вот вы мне лучше объясните, что это за фрукт?

Он поднял вверх гроздь сине-фиолетовых шаров, каждый размером с теннисный мяч.

Пилот-меганезиец глянул через плечо и сообщил.

— Это самоанский виноград.

— Чего? — переспросил Улкерт.

— Я ж тебе говорю, бро: самоанский виноград. Он, по ходу, трансгенный.

— Ни хрена себе… А есть его можно?

— Запросто. Виноград, как виноград, только шкурка толстая. У меня во дворе такой растет.

— А это? — спросила Фрэн, вытащив из своего мешка довольно длинную широкую полосу яркой, радужно переливающейся ткани.

— Лава-лава-техно, — ответил пилот, — Ну, та же лава-лава, только на липучках и мигает.

— На тебе будет классно смотреться, — с видом знатока заявил Траск.

— Откуда ты знаешь?

— А на тебе все классно смотрится, — пояснил он.

— Ты примерь, — предложил Рейсвил.

— Если бы я еще знала как…

— Тебе Стью с удовольствием поможет. Мы все тактично отвернемся.

— Эй, ты там без намеков, — буркнул Палфри, — ладно, давай помогу.

Минуты через три лава-лава была надета и Фрэн прошлась по маленькому салону под одобрительный свист и аплодисменты.

— Без света будет еще лучше, — сообщил пилот и, ткнув что-то на пульте, опустил жалюзи. В полутьме ткань мигала меняющимися узорами двух цветов, так что казалось, будто по ней бежит морская волна с белым гребнем.

Инсвик почесал в затылке и заметил:

— Жаль, в Штатах в такой штуке не очень-то погуляешь. Ну, разве что, на пляже.

— Во Флориде в ночном клубе тоже можно, — авторитетно добавил Рейсвил, — не в любом, конечно.

— Ладно, — решила Фрэн, — вот поедем навещать кэпа, и я буду разгуливать по Меганезии исключительно в этом.

Все как-то сразу замолчали. Потом Траск, крутя в руках только что извлеченную из своего мешка резную курительную трубку, сказал:

— Как-то не здорово с кэпом получилось. Мы летим домой, все такие жизерадостные, и по мешку подарков у каждого, а он сидит там один. Вроде как, мы его бросили.

— Ну, не совсем один, — возразил Улкерт, — там с ним эта атомная бомба в бикини. Такая слона на скоку остановит. Уж скучать-то он точно не будет.

— Ничего себе! — возмутилась Фрэн, — между прочим, Элеа очень милая, непосредственная девушка, тонкая чувствительная натура…

— Угу. Еще скажи: скромная и застенчивая.

— Не будь ханжой. Она просто без комплексов. В Меганезии это в порядке вещей, если ты заметил. И, кстати, она четко сказала: кэпу дадут лет 5 исправительных работ, и то, для проформы. То есть, свободный режим, просто под наблюдением. Что я вам пересказываю? Ведь она при всех объясняла: некриминальный тип, значит…

— Вроде как за неуплату налогов, — закончил ее мысль Рейсвил, — занятное правосудие в этой Меганезии.

— А что вас удивило-то? — поинтересовался пилот, — это же голая прагматика. На фиг надо держать за решеткой человека, который не будет грабить на улице? Социализированный индивид, у него полезная профессия и нормальное отношение к окружающим. Пусть себе работает. И ему доход, и обществу польза. А если его посадить за решетку и унижать, то всем будет один сплошной вред, и ему и обществу. Элементарно, правда?

— Ну, да. Вам хорошо: прокуроров нет, адвокатов нет. И вообще, у вас много чего нет.

— Ага, — согласился меганезиец, — У нас привычка такая, экономить на ненужных вещах.

— Действительно, занятно, — задумчиво сказал Инсвик, — дома рассказать, не поверят. Нет, на самом деле, ведь получится полная ерунда. Мы же, вроде как, были в плену, должны быть всякие ужасы. Ну, по жанру так положено.

Пилот закурил сигарету и понимающе кивнул.

— Это верно, бро. Без ужасов не покатит. Ты заверни что-нибудь про акул. Я знаю, что в Америке акулы это хитовая тема для триллеров.

— Что про акул? — не понял Инсвик.

— Ну, — пояснил тот, — например, что охраняли вас десять акул-людоедов. Одна огромная и девять поменьше. Типа, выходишь ты утром на террасу, смотришь на море, а там спинные плавники над водой туда-сюда, туда-сюда. И иногда морды из воды высовываются, с вот такими зубами (пилот показал пальцами в воздухе размер зуба, примерно с карандаш).

— Лажа, — сказала Фрэн, — я вообще не понимаю, почему мы должны врать.

— Лично я буду рассказывать все, как есть, — добавил Палфри.

— Скажут, что тебя распропагандировали, — буркнул Траск.

— Комиссия по антиамериканской деятельности упразднена полвека назад, — напомнила Фрэн, — и я вообще не понимаю, при чем тут пропаганда, если мы говорим о фактах?

Сэлмон Траск вытащил из мешка банку пива, критически осмотрел ее, сорвал крышку, сделал пару глотков и глубокомысленно изрек:

— Хорошие вы ребята, но истории ни черта не знаете. Комиссию Маккарти не упраздняли. Просто в 1969 ее стали называть «Комиссия по внутренней безопасности», а в 2001 при ней еще и министерство учредили. Ты, Фрэн, говоришь про факты. А кто их видел?

— Что значит «кто видел»? — возмутился Улкерт, — Да у меня на флэшке целое кино про то, как мы сидели на Ранафути. Снимал для истории.

— Действительно, Сэлмон, к чему ты клонишь? — спросил Палфри.

Траск глотнул еще пива и пояснил:

— К тому, Стью, что политика это такой бизнес, для которого нужен враг. Ну, примерно, как заземление для электрички. Без него ток не пойдет и поезд остановится.

— А у нас как-то все работает без врага, — встрял пилот.

— В вашей Меганезии вообще политики нет, — ответил Траск, — Одно слово, деревня.

— Как это у нас нет политики? Да у нас в школе ее проходят! Специальный предмет есть: «Основы социально-экономического управления». Так что сам ты деревня.

— А тогда скажи: какая у вас политическая доктрина.

— Чего? — переспросил меганезиец.

— Главная цель вашего правительства, — уточнил Траск.

— Удовлетворение потребности граждан в свободе, безопасности и других социальных услугах, — ответил тот, — это же в Хартии написано.

— Что, и все?

— Ну, да. Мы только для этого его и нанимаем.

— Кого? — не понял Траск.

— Наше правительство, — пояснил пилот.

— Что-то я не догнал, — вмешался Инсвик, — если так, то какого черта ваше правительство враждует с нашим?

— А оно враждует? — удивился меганезиец.

— А то нет? Потенциальный противник, и все такое.

— Так это же просто. Наш образ жизни угрожает интересам ваших оффи. Они рискуют оказаться лишними, примерно как короли и дворяне в старой Европе. Типа, опять же, голая прагматика и экономика.

Палфри стукнул кулаком по колену.

— Вы тут ушли в какие-то дебри, а я не про это спрашиваю. Я спрашиваю: с каких это пор я в свободной стране не могу говорить правду о том, что видел своими глазами?

— Можешь, — ответил Траск, — нет проблем. Но только будь готов к тому, что вылетишь из флота к чертовой матери.

— Это почему?

— А потому, что ты испортишь образ врага. Тебя, Улкерт, это тоже касается. Я имею в виду этот твой фильм.

— Знаете, парни, — сказала Фрэн, — интуиция мне подсказывает, что мы все вылетим. И ты, Сэлмон, тоже вылетишь, даже если будешь молчать, как рыба. Потому, что вот там (она указала пальцем вверх) для принятия решения достаточно того, что мы можем рассказать. Принцип разумной предусмотрительности.

— Может, кэпу позвонить, посоветоваться? — предложил Инсвик, — жалко будет, если нашу команду раздербанят. Хорошая ведь команда, верно?

Траск покачал головой.

— Нет, все должно быть по уставу. Когда кэп вне судна, его замещает старший помощник.

И тут капитан-лейтенант Палфри обнаружил, что все взгляды обращены на него…

…

27 сентября. NY, Observer, Weekly. Обзор по теме «субмарина «Норфолк».

«Продолжается серия громких скандалов вокруг рейда американской подводной лодки, попавшей в плен при выполнении тайной миссии в территориальных водах Меганезии. 12 матросов и 6 офицеров экипажа были освобождены после уплаты правительством США выкупа в размере 180 миллионов долларов. Сейчас они находятся на военно-морской базе ВМС США на Оаху, штат Гавайи. Капитан субмарины пока удерживается на военной базе меганезийского флота в ожидании суда. Эксперты полагают, что ему грозит несколько лет исправительных работ. Как известно, кроме экипажа на «Норфолке» находилась группа из 6 бойцов морского спецназа, вокруг которой и разворачивается основная интрига. После захвата субмарины, эти бойцы были интернированы на атолле Раваки, где меганезийская военная разведка в присутствие прессы применила к ним «сыворотку правды». Находясь под ее действием, бойцы рассказали, что их группа выполняла задания по ликвидации гражданских лиц на территориях стран третьего мира. Чтобы подозрения пали на местных дикарей-экстремистов, убийства совершались с особой жестокостью. Детальные описания этих бесчеловечных актов насилия, повергли в шок сначала репортеров, а затем и тех телезрителей, которые рискнули посмотреть репортаж. Малайзия, Таиланд, Филиппины и Эквадор дали запрос на выдачу спецназовцев за преступления, совершенные ими в этих странах, а в Меганезии спецназовцы предстанут перед судом за попытку убийства двух сотрудниц Национального биохимического центра. В США официальные лица пока не признают, что морскому спецназу отдавался подобный приказ. Пресс-служба флота не признает даже сам факт отправки подобного специального подразделения в Меганезию. Журналисты втретились с семьями спецназовцев (информация о них была дана в том же репортаже). Как оказалось, их близкие до этого репортажа ни о чем подобном даже не подозревали. Жена лейтенанта Шойо, узнав об истинном характере работы своего мужа, пыталась совершить суицид и сейчас находится в клинике. Жена сержанта Освальда съехала с квартиры вместе с двумя детьми, не оставив нового адреса. Жена рядового Пауэла с дочерью уехала в другой штат, к своим родителям. Жены рядовых Максвелла и Джордана подали иски о разводе. Миссис Джордан заявила «суд обязан освободить меня и сына от унизительной связи с этим монстром и, если не дай бог, он вернется в Америку живым, защитить нас обеих от его посягательств». Жена сержанта Брайана сказала жураналистам «я не подаю на развод, поскольку надеюсь, что его расстреляют, это был бы лучший исход и для меня и для ребенка».

…

29 сентября. Атолл Раваки. Основы деятельности отчаянных женщин.

До берега оставалось мили три, когда Джули увидела металлическое чудище, несущееся ей наперерез на какой-то совершенно фантастической скорости. К счастью, у нее хватило сообразительности вовремя крутануть руль и сбросить газ, иначе ее легкий катер, взятый на прокат на соседнем острове, разбился бы о бронированный борт, оказавшийся прямо по курсу через четверть минуты. В броне открылся широкий люк, и молодой парень в темно-зеленом комбинезоне сказал:

— Isto nao pode ser, base militar.

— Lo siento solo se Ingles, — выдала она уже заученную фразу, после которой местные жители, как правило, переходили на английский. Этот не оказался исключением.

— Сюда нельзя, военная база, — сообщил он.

— Я знаю, но мне и надо на военную базу.

— Зачем?

— Меня зовут Джули Лэтимер, я хотела увидеться с сержантом Ноланом Брайаном. Американским сержантом, которого держат на этой базе. Это мой друг.

— У вас есть пропуск?

— Нет.

— Вы с кем-нибудь договаривались о приезде?

— Нет.

Парень в комбинезоне ловким, явно отработанным движением метнул что-то. Джули только через пару секунд сообразила, что это тонкий трос с крюком-кошкой, теперь намертво впившийся в борт ее катера.

— Мне придется вас задержать. Документы возьмите в руки, сумку оставьте на своем катере.

— Зачем?

— Инструкция, — лаконично ответил он, вытащил из кармана маленькую рацию и стал что-то говорить на местном лингва-франка.

Она пожала плечами, достала из спортивной сумки паспорт и, шутки ради, подняла руки вверх. Ее катер подтянули к бронированному борту, рядом с люком.

— Сюда, пожалуйста.

Джули, наклонив голову, полезла вперед. После яркого солнца, ей показалось, что внутри полумрак. Она споткнулась и чуть не упала. Ее поддержали за руки и тут же ненавязчиво обыскали. Паспорт при этом из ее руки исчез, как по волшебству.

— Чисто, — сообщил кто-то и добавил, — извините, инструкция.

— Острова свободы, — обиженно буркнула она, уже различая три фигуры вокруг себя.

— Si, — ответила одна из фигур.

— Идите вот сюда, — добавила другая фигура, показывая путь взмахом руки.

Пройдя метров пять, она оказались в чем-то среднем между кубриком и крошечным кафе, в компании двух военных. Третий остался у люка.

— Я лейтенент Уэго, командир патрульного хотфокса, — сообщил старший, а это сержант Лаари. Чай, кофе, колу хотите?

— Колу, если не трудно. А что со мной дальше будет?

— Ничего такого, — ответил Уэго, — сейчас военная разведка просигналит, отвезем вас на базу, а там вы уже с ними объясняйтесь.

Лаари, тем временем, поставил перед ней пластиковый стаканчик колы.

— Вы не нервничайте, — сказал он, — это просто порядок такой.

— Совершенно точно, — подтвердил лейтенант, — вы же понимаете: попытка проникновения на военный объект.

— Военный объект мне ни к чему. Я хочу встретиться с Ноланом и только.

— Это понятно. Но надо было заранее договориться.

— Когда заранее? Я прилетела только утром, в шесть двадцать.

— Куда? — спросил он.

— В Лантон, конечно. Из Сан-Франциско. Потом воздушным такси на Абариринга, а там арендовала катер.

Военные переглянулись, сержант сказал что-то на языке, напоминающем гавайский, и оба весело заулыбались.

— Ничего смешного, — заметила Джули, — я устала, как собака. Кстати, спасибо за колу.

— Нет проблем, — ответил Уэго, — сержант предположил, что вы так соскучились по своему другу, что не догадались позвонить. Не беспокойтесь. Это нормально.

Тут у него в кармане запищала рация. Он поговорил полминуты, после чего сообщил:

— Ну, вот. Сейчас идем к базе. Там вас встретит офицер разведки и психолог.

— Психолог? — удивленно переспросила она.

— Ученый по мозгам, — пояснил лейтенант, для убедительности постучав себя кулаком по бритой голове, — разве у вас в Америке их нет?

…

— Что-то у меня эта девчонка не укладывается в общую картину, — задумчиво произнес Нонг Вэнфан, глядя на приближающийся хотфокс, — не должно ее быть. Или у янки служба кадров уже совсем волну не ловит?

— Проколы бывают у всех, — наставительно сказала Чубби Хок (по легенде, психолог Ула Виккерс, собирающая материал для будущей монографии «История развития социальной регламентации экстремального поведения в профессиональных и кастовых обществах»).

— Бывают, — согласился лейтенант Венфан, — но это уже не прокол, а полная лажа.

— Лажа тоже бывает у всех, — ответила капитан Хок, про себя признав, что Нонг в чем-то прав. Если это действительно подружка сержанта Брайана, то это огромная лажа той американской силовой структуры, к которой относятся шестеро ее «респондентов». И, соответственно, огромный подарок для меганезийской разведки.

Любое управление кадров, отбирая кандидатов в подобные группы спецназа, должно просматривать их интимные контакты не менее скрупулезно, чем медкарту. У членов группы, занимающейся жесткими зачистками на чужой территории, круг родных должен быть ясен, как солнце, устойчив, как пирамида Хеопса, и туп, как пробка. Лучше всего если это привычно-уютная жена, живущая по бюргерскому принципу трех «К»: Kuche Kinder Kirche (кухня, дети, церковь), малолетние дети, и скучные родители, с которыми говорят ни о чем, втречаясь на Рождество и на День Благодарения. Допускаются также приятели по клубу болельщиков местной бейсбольной команды и случайные подружки на одну ночь, имена которых забываются к вечеру следующего дня. Любое отклонение от этого стандарта влечет за собой неконтролируемые утечки, а все неконтролируемое, как учит нас история разведки, развивается в самый неподходящий момент наихреновейшим образом. Например, постоянная girlfriend, достаточно деятельная и смелая, чтобы вот так просто, от большой любви, кинуться в лоб на военную базу потенциального противника.

Эта Джули Лэтимер, судя по данным информатория, та еще штучка. Собственно, одного только ее фото должно было хватить, чтобы Нолан Брайан оказался вычеркнут из данной группы спецназа. Это вам не безмозглая курица, которая удовлетворяется объяснениями типа: «Я оттого внезапно исчезаю на месяц, а по возвращении еще месяц просыпаюсь по ночам с криком, что у меня очень секретная и ответственная военная работа, связанная с защитой Америки и демократии». Мисс Лэтимер, в отличие от миссис Брайан, явно не верила в сказочки о «секретной защите демократии», а сейчас не поверила в сказочку о «кровавом подонке», который много лет обманывал семью и правительство. Впрочем, точно так же мисс Лэтимер не поверит и в ту версию, которую сообщат ей здесь. Значит, сообщать ничего не следует. Девушка должна сама догадаться, и надо лишь помочь ей догадаться до того, что требуется. Для этого капитан Чубби Хок (то есть, по легенде, доктор психологии Ула Виккерс) подходила как нельзя лучше. Тоже удача, бывает же.

…

Лейтенант Нонг Вэнфан, сидя напротив мисс Лэтимер за столом в дежурке (на столе, разумеется, чай, бутерброды, печенье, джем и тому подобные атрибуты нехитрого армейского гомстеприимства) отрабатывал свою роль в оперативной комбинации.

— Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с сержантом Ноланом Брайаном?

— На одной тусовке в Йелоустоне, штат Вайоминг. Там заповедник, туризм. Примерно 2,5 года назад.

— Как часто вы встречались с ним в дальнейшем?

— По-разному. Иногда 2 раза в месяц, а иногда удавалось побыть вместе несколько дней.

— Характер и мотив ваших отношений (перечислите в порядке убывания значимости): работа, хобби, спорт, секс, научная или иная творческая деятельность, совместное воспитание детей, религия, политика, употребление наркотиков или алкоголя, иная общественная или гуманитарная деятельность, иные общие интересы?

— Ну, не знаю. Наверное, секс и иные общие интересы.

— Характер ваших занятий сексом (в порядке убывания частоты) парный, групповой или коллективный (sex party, beach-sex club, swing-club, etc.), во втором и третьем случаях укажите состав группы или коллектива и данные о входивших туда лицах.

— О, черт! Ну, парный.

— Вы занимались сексом (перечислите в порядке убывания частоты) в частных домах или квартирах, в отелях, в закрытых клубах, в общественных местах, на пляжах или в парках, в условиях дикой природы, в иной обстановке.

— Да вы спятили, что ли! — возмутилась Джулии, — какого черта вы лезете во все дырки?

Нонг Вэнфан отвернулся от ноутбука и укоризненно посмотрел на девушку.

— Мисс Лэтимер, я и не думал вас обидеть, мне просто форму надо заполнить. Мне же о вас сейчас надо начальству докладывать, а начальство для начала что потребует?

— Что?

— Так форму же. А форма должна быть заполнена, как положено.

— Зачем?

Нонг вздохнул и поднял глаза к потолку.

— О, Мауи и Пеле, держащие мир, ну откуда мне знать, зачем? Девушка, здесь военная база, я офицер военной разведки и я делаю то, что написано в военной инструкции в отношении, цитирую, «гражданских лиц, желающих получить доступ на охраняемый военный объект с частными гуманитарными целями». А если вы не хотите, так можете и не отвечать. Я тогда напишу в форме, что вы отказались. Вы поймите, девушка, мне так даже проще. По инструкции, я отправлю вас обратно, откуда вы прибыли, да и все.

— Ладно, — сказала она, — пишите: в отелях и на дикой природе.

— В каких отелях и кто оплачивал расходы?

— В разных. Я все не помню. Платила иногда я с карточки, а иногда Нолан наличными. Те, которые с карточки, я могу посмотреть по выписке с моего счета. Точно могу сказать, что четыре раза на Уэст-Палм-Бич это был отель «Good Wind», две звездочки.

— Кому было известно о вашем знакомстве, о ваших разговорах по телефону, о переписке, о ваших личных контактах, о ваших сексуальных контактах?

Джули пожала плечами:

— Мы надеялись, что никому, хотя так, конечно, не бывает. Эта чертова работа Нолана, и, к тому же, его жена. Ну, вы понимаете. Мои родные знали, что я с кем-то встречаюсь, но я никому не говорила, с кем именно. Нолан, я думаю, тем более, никому не говорил.

— Понятно, — буркнул Вэнфан, — теперь про общие интересы. В чем они состояли, опишите характер обена информацией в связи с ними, если они имели материальное выражение, то опишите, какое именно.

— Мы просто мечтали.

— В каком смысле? — спросил лейтенант.

— Ну, как вам объяснить? Просто мечтали о разном, — она покрутила руками в воздухе, — о жизни. О том, что вообще бывает, или может быть…

— Пишу «мечтали на различные темы без дифференциации», — сообщил он, — а какое-либо материальное выражение у всего этого было?

— Какое может быть материальное выражение? — удивилась Джулии, — разве что, иногда мы покупали диски.

— Какие именно?

— В основном National Geographic.

Она ответила еще на десяток таких же идиотских и бессмысленных, по ее мнению, вопросов, после чего лейтенант закрыл ноутбук и сообщил:

— Я пойду докладывать о вас, а вы пока посидите, пообщайтесь с психологом.

— Зачем мне психолог?

— Ну что вы опять, зачем да зачем?

— Ладно, — сказала Джулии, — пусть будет психолог.

…

Чубби Хок заняла место вышедшего лейтенанта Вэнфана и сходу одарила девушку самой широкой, доброжелательной и ободряющей улыбкой.

— Здравствуйте, мисс Лэтимер. Сначала о главном. Вы приехали сюда не напрасно. У вас есть шанс. Да, я забыла представиться. Ула Виккерс, доктор социальной психологии из народного университета Нукуалофа.

— Шанс на что? — спросила Джули.

— Шанс помочь сержанту Брайану, — пояснила Ула, — вы, я полагаю, для этого приехали.

— Вообще-то я приехала просто его увидеть. А помочь… Разве чем-то еще можно помочь?

— Суд ведь пока не принял решение. Значит, можно.

Джули покачала головой.

— Знаете, Ула, я привыкла принимать вещи, как они есть. Если вы, как психолог, просто меня утешаете, чтобы я не закатывала истерики, то это лишнее. Скажем так, этот период у меня уже позади.

— Утешать вас? Как бы не так! Я предлагаю вам ввязаться в драку, а там видно будет.

— В какую еще драку?

— Так, — сказала Ула, — объясняю популярно. Брайан и его товарищи назначены на роль плохих парней, которые во всем виноваты и должны за это умереть. С этим согласно все общество, и у вас в Америке, и здесь. С этим согласны их жены. И, что самое скверное, они и сами с этим согласны. Если так будет продолжаться, они умрут.

— А вы, значит, с этим не согласны? — уточнила Джули.

— Более чем. Мои коллеги, и я, в том числе, отправили открытое письмо Верховному суду Меганезии с просьбой воздержаться от грубейшего нарушения Хартии, каковым, на наш взгляд, было бы применение ВМГС. В нашей стране к таким предупреждениям относятся очень серьезно, поэтому разбирательство отложили до рассмотрения тех обстоятельств, на которые мы обратили внимание суда.

— О Хартии я слышала. А что такое ВМГС, и о каких обстоятельствах речь?

— Согласно Хартии, — пояснила Ула, — Каждый житель находится под безусловной защитой правительства. Эта защита осуществляется любыми средствами без всякого исключения. К тем, кто целенаправленно угрожает жителям, применяется высшая мера гуманитарной самозащиты, ВМГС, то есть расстрел. В очевидных случаях вроде вооруженного разбоя, суд применяет ВМГС без колебаний. Группа, в которой был Брайан, пыталась совершить акт вооруженного политического разбоя, и, конечно, подлежала бы ВМГС, если бы не особое обстоятельство: эти ребята были только орудием. Безвольным орудием, которое не имеет своей цели, а просто исполняет волю того, кто жмет пусковую кнопку. Сами по себе они не несут угрозы обществу, а значит, не являются объектом, к которому должна быть примененена ВМГС.

— Я, кажется, понимаю, — сказала Джули. Но в Штатах комментаторы говорили о каком-то законе на счет ответственности за исполнение заведомо преступного приказа…

— Пусть американские оффи не лезут туда, где не смыслят, — жестко перебила Ула, — ВМГС это не мера ответственности, а мера самозащиты. При краже бумажника суд учитывает субъективную вину, но при покушении на принципы Хартии во внимание принимается только одно: исходит ли самостоятельная угроза от данного лица. Если исходит, то данное лицо будет расстреляно, независимо от вины. Если не исходит, то ВМГС не применяется, будь это лицо хоть сто раз в чем-то виновато. Я понятно объяснила?

— Боюсь, Ула, что мне не понять этих юридических тонкостей. Проще будет, если вы скажете, что именно нам надо доказать.

— Хорошо. Нам надо доказать, что эта группа спецназа состояла из людей, не способных самостоятельно принимать опасные для общества решения, и опасность их действий только вторична, а не первична. Она определяется исключительно приказами, которые им отдает определенное лицо, и этот приказ они, в силу своих особых психических дефектов, не могут отказаться выполнить. Как исправная спичка не может отказаться зажечься, если ей чиркнули о коробок.

С этими словами Ула чиркнула спичкой, прикурила длинную сигарету, затянулась и выпустила изо рта красивое колечко дыма.

— И если мы это докажем, тогда что? — осторожно спросила Джули.

— Тогда Брайана и других будут судить за соучастие в военном преступлении, которое не было доведено до конца. Им грозит до 30 лет лишения свободы, но точно не расстрел, поскольку они никого не убили на территории Меганезии. Условия лишения свободы в нашей стране вы знаете?

— Да, я читала. На счет ошейников, на счет согласованной продажи на исправительные работы, и на счет права на интимные встречи. Это действительно так?

— Это действительно так, — подтвердила Ула.

Девушка едва заметно кивнула.

— Вот теперь мне более-менее понятно. А что я могу сделать?

— Во-первых, вам не следует пытаться что-то доказать Брайану. Это бессмысленно.

— Я знаю, — сказала Джули, — Я уже пробовала.

— Во-вторых, вы слышали о самурайском кодексе буси-до?

— Так, краем уха. А при чем тут это?

— Там есть понятие «гири»: величайший долг перед божественной персоной господина, суверена, императора, государства, олицетворяющей все позитивное во вселенной. Нет ничего выше «гири», поэтому лучше умереть самому и обречь на страдание и смерть всех своих близких, чем нарушить «гири». Если «гири» требует от самурая смерти во имя долга перед господином, самурай принимает смерть с радостью. Вы слышали о ритуале «сепукку», ошибочно называемом иногда «харакири», то есть вспарывание живота?

— Да, конечно. Но не хотите же вы сказать…

Чубби мягко перебила ее.

— Именно, что говорю. Подумайте об этом, пожалуйста, перед встречей с Брайаном.

— О чем, об этом?

— О том психическом дефекте, который я уже упоминала, и который является общим для самураев и для любых кланов, устроенных похожим образом. Человека с этим дефектом бесполезно разубеждать, это не уровень осознанных мнений, это глубже, в подсознании, как сказал бы дедушка Фрейд. И бороться с этим надо не словами, а действиями. Если вы сможете показать Брайану, что есть нечто более ценное, чем его «гири» — то мы выиграли. Если нет — мы проиграли. Видите, как все просто?

— Ничего себе просто, — растерянно пробормотала Джули.

— Просто-просто, — повторила Ула, — на вашей стороне вся объективная реальность, данная в ощущениях, как сказал бы дедушка Ленин, а на стороне «гири» только вбитые в память сказки о долге и чести, с помощью которых промывали мозги таким, как Брайан. Сказки сильно там укоренились, человек даже не может отделить себя от них, поскольку они наделяют глупые и отвратительные действия ореолом священного героизма и снимают чувство вины. Сказки будут отчаянно сопротивляться, имейте это в виду. Но, как сказала Алиса в известной притче Кэрролла, они «всего лишь жалкая колода карт». Понимаете?

— Не очень, — призналась Джули.

— Ничего, поймете по ходу, — ободрила ее Ула.

…

— Зачем ты приехала? — таковы были первые слова Нолана Брайана.

— Вообще-то мне очень хотелось услышать «здравствуй», — сказала она, — лучше конечно было бы «здравствуй милая», но, уж хотя бы…

— Зачем ты приехала? — повторил он.

— Скажи что-нибудь другое, — попросила она.

— А что я, по-твоему, могу сказать? Ты хоть понимаешь, куда ты влезла? Ты же готовая заложница. Ты хоть представляешь, на что способны эти меганезийские скоты, чтобы сломать нас?

— Ну, и на что же они способны? — с грустной иронией спросила она, — Я уже имела дело с их морским патрулем, который поил меня колой. Еще с их военной разведкой, которая кормила меня бутербродами и спрашивала всякую фигню для анкеты. Это как-то не очень похоже на пытки, верно? Да и по тебе не скажешь, что тебя пытали.

— Джули, ты знаешь пословицу про того, кто мягко стелет? — спросил он, — Вот это оно и есть. Человека ломают в тот момент, когда он меньше всего к этому готов. Это…

— На кой черт им сдалось вас ломать? — перебила она, — Нолан, посмотри на вещи реально. Из вас сделали пугала для какого-то очередного политического говна, и больше вы не нужны ни меганезийцам, ни нашим. Наши долбанные вояки первыми вас сдали. Вы для них не люди, а отработанный материал, понятно? А здешним вы тем более по хрену. Этот лейтенант, разведчик, задавал мне вопросы про нас с тобой для своей дебильной анкеты и у него на лице было написано, как ему глубоко насрать на то, что я отвечу. Лишь бы все квадратики были заполнены, а то начальство заругает.

— Ну, что ж, — спокойно сказал он, — Если так, значит скоро все. Я же говорю, тебе не надо было приезжать. Не думаю, что ты хочешь увидеть, как меня расстреляют.

— Почему не надо? А если я не хочу, чтобы тебя расстреляли?

— Ну, понятно. Осталась мелочь: уговорить военно-полевой суд, или что там у них.

— Вот этим я и займусь.

— Как?

— Разберусь как. Но не сейчас. Сейчас я пришла сюда и…

— И напрасно, — перебил Брайан, — Тут в каждом углу жучки и скрытые камеры.

— Надо же, — язвительно сказала она, и стянула через голову футболку, — Какой ужас! Я такая стеснительная, да и ты тоже.

— Послушай, Джули…

— Слушаю, слушаю, — ответила она, расстегивая джинсы, — как на счет пары-тройки комплементов моей фигуре? Эй, тебя что, заклинило? Отвык от женского общества?

Она освободилась от остальных тряпок и уселась по-турецки на койку.

— Ну, что, Нолан? Так и будешь стоять, подпирая стену? Слушай, а может, ты здесь сменил ориентацию? Говорят, такое бывает.

— Джули, не валяй дурака. Мне не очень смешно. На мне ошейник, набитый какой-то чертовой электроникой, и я тебе уже сказал про скрытые камеры. Ты хочешь развлекать персонал военной базы?

— Когда во Флориде мы трахались в кустах рядом с велосипедной дорожкой… Помнишь? Тебя не сильно беспокоило, что мы развлекаем всех велосипедистов. Ты даже послал на хер одного типа, который сделал нам замечание. Как ты тогда сказал, а?

— На счет велосипедного насоса и жопы? — спросил Брайан.

— Ура! — Джули захлопала в ладоши, — Память у тебя в порядке. А как с остальным?

— Сейчас узнаешь, — пообещал он.

…

— Молодец, девчонка! — прокомментировала Чубби Хок (она же Ула).

— Грубовато, на мой взгляд, — глубокомысленно сообщил Вэнфан.

— Зато эффективно, — отрезала Чубби.

— Я не про нее, я про парня, — пояснил он, — Не читают эти янки камасутру, и вообще они какие-то странные в этом смысле. То ли детство у них тяжелое, то ли, я не знаю…

Капитан и лейтенант сидели в одном из кабинетов технического наблюдения и пили крепчайший кофе, слегка (ну совсем чуть-чуть) заправленнвй ромом. Перед ними находился 20-дюймовый монитор, на который выводились восемь потоков с видеокамер в боксе гауптвахты, где, собственно, и происходила романтическая встреча.

— Ну, да, — согласилась Чубби, — я, в общем-то, и не рассчитывала, что они внесут что-то существенное в искусство любви. Для наших задач и так сойдет.

— Гм, — сказал лейтенант, — ты, конечно, страшно умная, а теперь еще и доктор психологии, но снизойди, пожалуйста, до темного и невежественного младшего по званию и…

— Команды стебаться не было, — перебила капитан Хок, — Я тебе давала прочесть Буси-до.

— Да. На 20 минут в самолете. Думаешь, я там много понял?

— Эх, Нонг, — вздохнула она, — Не быть тебе самураем.

Лейтенант Вэнфан пожал плечами:

— Я, по ходу, и не претендую. Мне чисто для дела понимать надо.

— Чисто для дела там первые четыре строчки на первой странице, — Чубби прикрыла глаза и процитировала, — Поучение Хагакура «Путь самурая обретается в смерти. Когда для выбора имеются два пути, существует лишь быстрый и единственный выход — смерть. Это не особенно трудно».

— Херня какая-то, — печально заключил Нонг.

— А подумать? — спросила Чубби.

— Ну, если подумать… Значит, у меня получается так. Ты… Точнее эта красотка, отняла у парня его простой, единственно-верный, яшмово-алмазный выход: сидеть в позе лотоса и ждать расстрела, медитируя на решетку в окне. Теперь бедняге придется думать. Так?

— Так. А еще вспомни, лейтенант, что этот парень не один, а в апартаментах на шестерых.

— Типа, клин? — спросил он.

— Да. И эффект домино. Это ведь на самом деле не первая, а уже вторая костяшка. И вылетят обе сразу. С треском. Кстати, надо накрутить хвоста охране.

— Так охрана, вроде бдит, — заметил Вэнфан.

— Когда Брайан вернется к остальным, она не бдеть должна, а стоять на низком старте. А то оглянуться не успеешь, как наши подопечные отобьют друг другу весь ливер.

…

Через три часа, когда Нолана Брайана препроводили обратно в «апартаменты», охрана была «в полной боевой». Стеклопластовые доспехи, расстегнутые чехлы электрошокеров, и прочее. И, как оказалось, не напрасно, поскольку прогноз капитана Хок сбылся меньше, чем через полчаса.

Сержант Хобарт Освальд оторвался от телевизора и, между делом, спросил:

— Как оно, Нол? Откат нормальный, ствол чистый?

— Хрен поймешь, как, — не впопад ответил Брайан, лег на койку, заложив руки за голову, и стал молча смотреть в потолок.

Через полминуты рядовой Пауэл поинтересовался некоторыми техническими деталями предполагаемого интимного контакта сержанта с таинственной незнакомкой. Брайан даже не повернул головы.

— Что-то случилось, Нол? — спросил лейтенант Шойо.

— Ничего, командир.

— Скажи, хотя бы, кто она такая.

— Одна женщина. Приехала повидать.

— Нол, что ты темнишь?

— Я вот думаю, командир, а не пора ли нам осмотреться по сторонам.

— Это она тебе посоветовала?

— Да. И я удивляюсь, как мне самому это в голову не пришло.

— Считаешь, что мы попали в засаду? — уточнил сержант Освальд, — Тоже мне, новость.

— Считаю, что в этот раз нас никто вытаскивать не будет.

— Это с чего ты взял? — поинтересовался Шойо.

— Ты командир, — ответил Брайан, — скажи, что это не так.

Лейтенант вскочил с койки и вышел на середину комнаты:

— Ты на что-то намекаешь, Нол?

— Я просто спросил.

— Нет, ты намекаешь. В позапрошлый раз нас вытащили из Уганды, и там было покруче, чем здесь. А в прошлый раз со Шри-Ланки. Вот где нас могли шлепнуть в любую минуту. И здесь могут. Это такая работа. Ты не знал?

Брайан, продолжая смотреть в потолок, ответил:

— В Уганде мы были герои. В Шри-Ланке нас будто и не было вообще. А здесь мы говно. Для всех говно, и для своих тоже. На кой черт нас будут вытаскивать? В штабе молятся, чтобы нас побыстрее поставили к стенке, потому что мы теперь заноза в их жопе.

— А девочка-то похоже засланная, — задумчиво произнес Шойо.

— Телевизор тоже засланный? — полюбопытствовал сержант Освальд.

— Что, Хоб, и ты туда же?

— Я просто интересуюсь.

С койки поднялся рядовой Максвелл и, потянувшись, высказался.

— Чего огород городить. Подержался сержант за бабу. Жить захотелось. Оно бывает…

— Хочешь умереть? — холодно спросил Брайан, на меняя положения.

— Заткнулись все, — приказал лейтенант.

Наступила тишина. Шойо прошелся по комнате, окидывая взглядом свою команду.

— Телевизор, — сказал он, — Девушка. Трехразовое питание. Душ. Чистый сортир. Прогулки по садику два часа в день. Ни грязи, ни вшей с блохами. И начинаются всякие дурацкие мысли. Я имею в виду, на счет того, кто здесь друзья, а кто враги. Когда мы сидели в яме у тамилов, таких мыслей ни у кого не было. И что там по телевизору показывают, мы не знали. Какие там, в задницу, телевизоры? Сколько нам воды в день давали, а Брайан?

— Котелок на всех, — ответил сержант, и добавил, — Не всегда полный.

— Вот именно, — продолжал лейтенант, — А тут хоть залейся. Хочешь тебе кофе, хочешь сок из свежих фруктов. И телевизор. Знаете парни, занесло меня один раз во Вьетнам. Тоже на одну базу. Комфорт там, конечно, недотягивал до меганезийского, но телевизор имелся. И по нему можно было смотреть CNN. Только не простой CNN, а специальный. Кое-что там было слегка подправлено, и получалась, представьте себе, совершенно другая картина. В мире уже почти что, коммунизм побеждал. Того и гляди, stars and stripes на красное знамя заменят, а конгресс на всеамериканскую компартию. Соображаете, парни?

— То есть, нам гонят дезу, командир? — спросил рядовой Джордан, — и про мою жену, это все монтаж?

— Вроде того, — подтвердил Шойо, — Современная компьютерная техника и не такое может. Скажи, Хоб. Ты же у нас спец по всяким электронным штучкам.

Сержант Освальд встал с койки и оценивающе посмотрел на лейтенанта.

— Про что сказать?

— На счет монтажа, — пояснил лейтенант.

— А ты, командир, откуда узнал, что это монтаж.

— Оттуда, что смотрел внимательно. Слеплено качественно, но шила в мешке не утаишь.

Освальд почесал в затылке и изрек:

— На счет монтажа, командир, все просто. Его нет. И получается одно из двух: или у тебя чердак протек, или ты нам специально полощешь мозги. Если ты и в правда что-то такое видел, значит у тебя глюки. А если не видел…

— Видел, — перебил его Шойо, — А если ты не видел, то тебе очки носить надо.

— Ты врешь, — спокойно ответил Освальд, — нет там никакого монтажа. Все натурально. И про наших жен, и про сенатскую комиссию, и про то, что мы в говне по самые ноздри.

— Не нарывайся, Хоб. Ты ни черта не знаешь.

— Знаю, — отрезал Освальд, — Так что пошел ты на хер…

В следующие несколько секунд произошло множество событий, начало которым положил удар лейтенанта, направленный Освальду в горло, но попавший в скулу, поскольку тот успел чуть сместиться. В то же мгновение, Брайан, не вставая, в низком прыжке, достал лейтенанта ногой в печень. А в следующее мгновение он получил удар ногой в голову от Джордана. Освальд вскочил на ноги и бросился ему на помощь, но на него одновременно налетели Пауэл и Максвэлл.

Еще через секунду дверь распахнулась и в «апартаменты» ввалились работники охраны, сходу пустив в ход шокеры. Все шестеро «клиентов» были оглушенны электрическими разрядами в 100 киловольт и рядком уложены на пол.

Зашел военфельдшер, произвел осмотр, потрогал головы, животы, руки и ноги, поводил вдоль тел сканером, заклеил пластырем две рассеченные брови, и объявил:

— Все шесть находятся в удовлетворительном состоянии. Ссадины, внешние гематомы, а также незначительные ушибы внутренних органов, угрозы для жизни не представляют. Мне эти мелочи лечить, или просто аптечку оставить, и пусть сами лечатся?

— Сами, — коротко ответил командир группы охраны.

— Я так и думал, — сказал фельдшер, оставил аптечку и ушел.

Командир сказал короткую речь о том, что, с целью сохранения жизни интернированных, их ошейники будут снабжены приборами NCT (no closer than). Теперь, если кратчайшее расстояние между любыми двумя телами окажется меньше 1 метра, то оба тела получат такие электрические удары, какие они испытали в ходе только что пресеченной драки. К такому же результату приведет попытка без разрешения снять прибор NCT с ошейника.

Вслед за этим сообщением, пришел технический специалист, прикрепил на все ошейники по маленькой овальной коробочке, прикоснулся программатором к каждой из них, после чего интернированных, уже приходящих в себя, вновь оставили в обществе друг друга.

…

29 сентября. Ретроспектива событий. Техника практической психологии.

Короткий и по-своему драматический эпизод выяснения отношений между бойцами спецназа был результатом продуктивной работы Улы Виккерс (то есть, Чубби Хок), выполненной по категоричному заданию майора Журо. 20 сентября, сразу же после феерического шоу с марихуаной, он позвонил ей и сказал:

— Вот что, Чубби. Бери Нонг Вэнфана и отправляйтесь на базу Раваки. Формально от разведки пусть будет Нонг. А твоя легенда — военный психолог, собирающий материал для научной книги, как ее…

— Монографии, — сказала Чубби.

— Вот-вот. Придумай заковыристое название и начинай исследования, интервью, тесты всякие. Влезь каждому из них в душу. Если кто-то из них любит детей, полюби их тоже. Если кто-то хочет наладить отношения с женой, помоги ему, стань лучшей подругой этой глупой курицы. И найди причины, чтобы суд не вклеил этим парням ВМГС, по крайней мере, в ближайший месяц. Да, кстати, пусть они видят, что ты их спасаешь. А поняв, что ты их единственный друг на этой планете, они расколются до самой задницы.

— Журо, а ты уверен, что на эти отбросы надо тратить время? По-моему, они просто мясо.

— Слушай меня внимательно, капитан Хок, — отчеканил Журо, — У этих попрыгунчиков есть информация. Ее не может не быть. Ты обязана поверить, что она есть, и только тогда ты сможешь вытрясти ее всю, до последнего байта! А если ты будешь видеть в этих парнях просто мясо, то ничего не выйдет! Если у тебя ничего не получается, это не потому, что нет информации, а потому, что ты неправильно работаешь! Я понятно объяснил?

— Да, сен майор, — бесцветным, механическим голосом ответила она.

Журо помолчал немного, а затем, несколько расстроено, сказал:

— Извини, Чубби. Я сорвался. Это со мной редко, но бывает.

— Нет проблем, сен майор.

— Действительно, извини. Ну, хочешь, попрошу своих родичей с Калимантана прислать для тебя настоящий серебряный чайник? Ручная работа, а не тот кич, который у нас на фабберах шлепают.

— Почему ты сорвался? — спросила она, после некоторой паузы.

— Не знаю.

— Нет, Журо, ты знаешь. Ты даяк, а даяк всегда знает, почему с ним что-то происходит.

— Считай, я просто устал. Плохо и мало спал. Снились нехорошие сны.

— Вот это уже ближе, — сказала Чубби, — Плохие сны. Какие?

— Видишь ли, Чубби, это, скорее всего, покажется тебе ерундой…

— Мне это не покажется ерундой, — возразила она, — не покажется хотя бы потому, что это не кажется ерундой тебе. Так что это было?

— Собака-дракон Аасу. Она смотрела на меня и улыбалась, а у нее во рту все было черное, даже зубы черные. И вот я сижу и думаю: что это может значить?

— А кто она, эта Аасу? — спросила Чубби.

— Божество, — ответил Журо, — Если сравнивать с норвежским пантеоном, то представь себе бога Утгарда Локи и пса Фенрира из Хель в одном лице, причем женского пола.

— Представила. Значит, говоришь, улыбалась, но зубы черные?

— Да. И зубы, и язык.

— Как-то это не очень хорошо, — задумчиво произнесла она, — Мне бы подумалось, что нас ждет какая-то очень скверная шутка. Не из тех, которыми развлекают публику в цирке, а вроде той, которую сыграл Локи с Бальдром при помощи стрелы из омелы.

— Вот-вот, — буркнул Журо, — Нас ждет огромная пакость там, где мы ее совсем не ждем. Но Аасу веселая богиня, она порой дает шанс выкрутиться самым невероятным образом.

— Теперь все ясно, — констатировала Чубби, — Я сделаю ровно так, как ты сказал, слово в слово, даже не беспокойся об этом. И главное, про чайник не забудь, ОК?

…

У капитана Хок такие обещания никогда не расходились с делом. Уже на следующий день она явилась на базу Раваки (после звонка комфлота, полковника Валдеса командиру базы: «Тут к вам одна леди едет, блестящий военный психолог, пишет руководство о психике бойцов спецподразделений, так что окажите ей максимально возможное содействие»).

Немедленно было введено ежедневное расписание мероприятий с интернированными спецназовцами. Сразу после прогулки — сolloquium со всеми шестерыми, и далее, до самого ужина — вызовы по одному и индивидуальный auditing. Первые несколько дней все общение (как коллективное, так и индивидуальное) состояло из довольно однообразных шуток в отношении «дамочки-психолога». Как правило, это были предложения заняться оральным сексом, выраженные в нарочито-грубой форме. Ула с улыбкой, спрашивала: «не хотите ли поговорить об этом подробнее?». В ответ было неизменное: «Хотим! Еще бы! Прямо сейчас! И не только поговорить!», а дальше излагалось подробное содержание фантазии на эту тему. Ула поддерживала эти разговоры, задавая неожиданные вопросы, вроде «Считаете ли вы оральный секс необходимым элементом половой жизни?» или «Как вы считаете, оральный коитус должен предшествовать вагинальному, или следовать за ним?», или «Согласны ли вы с утверждением: при оральном сексе мужчина получает оргазм быстрее, чем при вагинальном?». Все это напоминало бессмысленную словесную игру. «Какое-никакое, а развлечение, — полагали спецназовцы, — не пялиться же все время в телевизор», и охотно отвечали. Если бы они знали, какой объем информации о себе они выдают в этих, казалось бы, бессодержательных словоизвержениях, то молчали бы, как рыбы на дне Марианской впадины. Но откуда им было знать? Их этому не учили.

Этой информацией Чубби воспользовалась при первой же удачной возможности, а именно: как только mass-media сообщили о реакции семей спецназовцев. В качестве потенциально слабого звена она выбрала сержанта Хобарта Освальда, поскольку судьба его семьи была самой неопределенной. Его жена взяла двух маленьких детей и уехала из дома неизвестно куда, и его беспокойство следовало немедленно использовать.

На очередном аудитинге с Освальдом, она мастерски перевела разговор с вульгарной физиологии секса на переживание оргазма, оттуда на предсмертные ощущения и на новеллу Юкио Мисимы «Патриотизм». Офицер и его жена совершают суицид. «Рэйко села на пол в одном шаге от тела поручика. Вынула из-за пояса кинжал, посмотрела на светлую сталь и коснулась ее языком. Гладкий металл был чуть сладковат. Молодая женщина не колебалась ни секунды. Она подумала о том, что мука, отгородившая от нее мужа, скоро станет и ее достоянием, что миг соединения с любимым близок, и в ее сердце была только радость…».

— Японцы, — равнодушно сказал сержант, — Самураи долбанутые. Что с них взять.

— Полагаю, вы не совсем правы, Хобарт, — мягко возразила Ула, — Конечно, в самурайских семьях была некоторая извращенная связь секса с насилием и смертью…

— Еще какая, — согласился он, — Как есть, извращенцы.

— … Однако, — продолжала она, — Подобные случаи возможны и на другом культурном фоне. Так, в начале века полиции Мехико пришлось расследовать самоубийство молодой женщины, матери четверых детей, 6, 5, 3 лет и 6 месяцев. Она не смогла пережить разрыв с мужем, и бросилась под поезд метро. Перед этим она отравила детей бытовым газом.

— То есть как? — переспросил сержант.

— Уложила их спать, открыла газовый кран и ушла из дома, — пояснила Ула, — Их смерть была безболезненной. Женщина, видимо, верила, что на том свете им будет лучше, чем на этом, где их ожидал бы приют для сирот. У нее был субъективно рациональный мотив.

Освальд пожал плечами, но его равнодушие уже не было таким искренним, как после рассказа о супругах-японцах.

— Ненормальная какая-то, — заключил он, после длительной паузы.

— Норма, особенно в сексе, это очень размытое понятие, — проинформировала Ула.

— Хм, — буркнул сержант, — А у вас у самой дети есть?

— Двое, — честно ответила Ула (в смысле, Чубби).

— Ну, — продолжал он, — Спорим, вы бы так ни за что не сделали?

— Знаете, Хобарт, древний скифский философ Анахарсис сказал: «Люди делятся на три категории: живые, мертвые и те, что ходят по морям».

— В десятку, — одобрил Освальд, — А к чему это вы?

— В нашей океанийской стране все ходят по морям, — пояснила она, — Мы все в третьей категории. Здесь еще недавно было в порядке вещей, что молодые родители уходят на морской промысел, и никто, кроме Атануа, не знает, вернутся ли они.

— Атануа это ваш бог?

— Это богиня нижнего мира, — пояснила Ула, — мира, куда попадают мертвые. Если кто-то не вернулся с моря, то соседи должны принять их детей в свою семью, как родных. Это железный закон островитян, и он до сих пор действует, несмотря на цивилизацию.

— По-дикарски, но дельно, — снова одобрил сержант, — То есть, если муж вас бросит и вам взбредет в голову прыгнуть под поезд, то ваши дети не рискуют остаться на панели, да?

— Примерно так, — согласилась Ула, — А в Мехико жесткая урбанистическая среда. Каждый за себя и никому нет дела до чужих детей. Окажись я там в подобной ситуации…

Она выразительно замолчала, вынула из пачки сигарету и прикурила со второй попытки, перед этим тщательно промахнувшись, как будто от волнения, и сломав одну спичку о коробок. Освальд погладил мощной лапой свою бритую голову и изрек:

— Зря дергаетесь. Ясно, что при этакой работе у вас бывают нелады с мужем. Я бы на такой бабе никогда не женился. Но если бы все-таки женился, ни за что бы не бросил.

— Почему, Хобарт? — спросила Ула.

— Потому, — ответил он, — Долго объяснять. Запутали вы меня этими гребаными самураями.

Так разговор и закончился. А на следующем аудитинге Освальд, едва обменявшись с ней уже традиционными грубоватыми приветствиями, неожиданно поинтересовался:

— Ваш ноутбук к интернету подключен?

— Конечно.

— А дадите глянуть кое-чего?

— Только если глянуть, — ответила Ула, — Давать вам в руки средства связи запрещено.

— Это понятно, — сержант кивнул, — мне бы посмотреть, что на одном форуме пишут.

— Думаю, это можно, — сказала она, изобразив некоторую нерешительность, — Диктуйте web-адрес.

Одним форумом дело не ограничилось. Освальд продиктовал последовательно 4 адреса разных форумов ветеранов спецподразделений и внимательно прочел все, что было там написано разными людьми по поводу рейда «Норфолка» вообще, и по поводу команды спецназа, в частности. Свое отношение к прочитаному, сержант не выразил ни единым словом. Он также ни единым словом не поблагодарил Улу, просто кивнул ей, когда его уводили обратно в «апартаменты». Но этот кивок стоил миллиона слов, не меньше.

Наступило время следующего аудитинга. На этот раз Освальд обошелся без предисловий. Просто сел напротив нее, помолчал секунд пять и спросил:

— Вы можете написать моей жене?

— Насколько я знаю… — осторожно начала Ула.

— Я дам вам особый E-mail, — перебил сержант, — У нас с Лорин было так условлено: если что, и если я смогу найти верного человека, то он напишет ей не этот E-mail.

— Вообще-то, вам запрещена переписка, — ответила Ула, закуривая сигарету, — Но, с другой стороны, формально, это не вы будете переписываться, а я.

— Вот именно, — сказал он, — Тут все честно. Я ведь не прошу, чтобы вы ей дословно что-то написали. Ну, знаете, как бывает с шифрами. Я прошу только по смыслу. Что скажете?

— Ладно, Хобарт, — вздохнула она, — Отбрехаюсь, как-нибудь. Про что пишем?

Сержант обхватил голову ладонями и некоторое время молчал. Казалось, он решает в уме какую-то чудовищно сложную задачу. Потом, не поднимая глаз, он начал:

— Напишите вот что. Меня все равно скоро расстреляют, и не хрен про меня говорить. Так что сразу к делу. Она еще молодая, красивая, пусть найдет нормального мужика. Можно в возрасте, но не больного, а основательного, с домом, с деньгами и без дури в голове. Так и ей будет лучше, и детям. С разводом возиться не надо, она уже, считай, вдова, а бумаги, что меня нет, пусть в департаменте кадров запросит, когда понадобятся. Про пять лет, что мы были женаты, пусть забудет, и чтобы дети забыли. Старшему четыре с половиной, в таком возрасте это не проблема, а младшей и вовсе полтора. На дом она уже плюнула, и правильно, все равно он в кредит куплен, пусть с этим дерьмом банк разбирается. Если ее найдет кто-то по моей службе, то денежные компенсации пусть берет, а со всем прочим пусть сразу посылает на хер. Детей пусть двигает ближе к международному бизнесу и компьютерам, в них вся сила. И чтоб языков побольше знали, тогда нигде не пропадут. Вот, вроде, все. Еще напишите: хреново, что так жизнь сложилась, но хорошо, что все это сейчас, а не лет через пять. Напишите, что я ее люблю, и случись чудо, переиграл бы все по-другому, и было бы у нас, как у людей. Только это уже не важно. Был в Америке такой парень, Хоб Освальд… Был, да весь вышел. Вот и пиздец. Вроде не забыл ничего.

Ула Виккерс отложила ручку и исписанный стенографическими знаками листок.

— Не рано ли себя хороните, Хобарт?

— В самый раз, — ответил он, — Вы ей все так и напишите, ОК?

— Так и напишу. Вы не возражаете, если я добавлю несколько слов от себя?

Он пожал плечами:

— Ладно. Хотя мы и враги, но я вам, как солдат солдату, верю. Вы говна не напишете.

— Я психолог, — напомнила она.

— А я балерина, — ответил он, — Не беспокойтесь, я никому не скажу, что вы из разведки. Вы со мной по-человечески, и я с вами тоже. Если Лорин ответит, дадите прочесть?

Ула молча кивнула, и на том они расстались. Письмо Лоран она набрала за 10 минут, по возможности, смягчив выражения. В начале сделала приписку «передаю то, что, сказал ваш муж, хотя не уверена, что он прав», а в конце «если вы решите ответить, то я передам письмо вашему мужу. Ула Виккерс, военный психолог».

Ответ пришел часа через три.

«Здравстуйте, Ула Виккерс. Передайте, пожалуйста, Хобу это письмо.

Хоб, я из этого таунхауза уехала на ферму к кузену Джозефу, который в Колорадо, я тебе про него говорила. Тут детям хорошо, а там соседи болтали всякую чепуху. Мне вообще этот таунхауз не нравился. А тут Джозеф про тебя смотрел ТВ и он говорит, что, тебя не расстреляют. Потому что сейчас даже маньяков не расстреливают, а ты все-таки военный. Правда, по ТВ говорили, что вы были сами по себе, но это из-за политики. Джозеф сказал, что так всегда бывает: если кто-то попался, то правительство от него откажется. Наверное, тебя посадят в тюрьму в этой Меганезии. Это, конечно, плохо, но там, наверное, тоже можно досрочно выйти, если нормально себя вести. Дяде Эзре за разбой и убийство дали в Аризоне 25 лет, а выпустили через 12. Главное с начальством не ссориться и за здоровьем следить. Твою новую машину я продала, она все равно тут не нужна, а старую оставила. Все мы здоровы, так что ты не беспокойся. А если что-то надо, то пиши. Мы придумаем, как передать. Люблю, целую. Лорин».

Ниже, через строку, шла приписка: «Ула, если можно, купите для Хоба абрикосовый мармелад, он его очень любит, и Библию. И еще Хобу нужен хороший адвокат, из местных, а вы, там, наверное, всех знаете. Деньги я отдам, когда скажете».

Чубби Хок прочла, покрутила пальцем у виска, и позвонила своему мужу.

— Aloha, Микеле, ты еще на работе, или как?

— Собираюсь домой. Купить что-нибудь?

— За что я тебя люблю, так это за догадливость. То есть я тебя вообще люблю, но за догадливость особенно.

— Ого! — сказал он, — Сегодня ночью ты будешь любить меня дважды, причем второй раз особенно. Это так романтично…

— Хоть трижды, — охотно пообещала она, — Купи пожалуйста малайский салат из мидий и молодого бамбука, китайских пельменей, тех, что с курицей и острой морковкой, булочек, ну, таких круглых, ты знаешь, еще абрикосовый мармелад и американскую библию.

— Слушай, солнышко, я вашего жаргона не знаю. Американская библия это что?

— Это базовая христианская книжка, которую читают американцы.

— А, понятно. Я-то подумал, что это тоже какая-то еда, а это просто библия.

— Нет, любимый, это не просто библия, а американская библия. Та маленькая модерновая библия, которая для меганезийских католиков, тут не годится.

— Во как… — Микеле задумался, — а чем они отличаются?

— Та, которая американская, она толстенная, и там прорва архаичных английских слов. Не ошибешься. Если будут сомнения, спроси, подходит ли эта библия для янки. Купи такую, про которую продавец четко ответит «да».

— Ладно, попытаюсь, — сказал он, — а на хрен она тебе, кстати?

— Для работы, — лаконично ответила Чубби.

— Обалдеть, чем занимается ваша контора, — вздохнул Микеле, — То журнал для лесбиянок, то справочник по индейским ядам. А теперь еще какая-то американская библия.

…

К книжке Хобарт Освальд отнесся прохладно (Чубби почти что обиделась, ведь Микеле битый час потратил, чтобы найти этот том «The New American Bible»). Зато абрикосовый мармелад произвел на сержанта фантастическое действие.

— Это мой самый любимый, — сообщил он, отправляя в рот первый кусок, — почти что, как дома. Откуда вы узнали?

Чубби (точнее, Ула), молча положила перед ним распечатку электронного письма жены.

Освальд прочел, продолжая механически жевать, и покачал головой:

— Лорин ни черта не поняла, что я ей написал. Для нее что Аризона, что Меганезия, что Альфа Центавра.

— Фермерский здравый смысл это серьезная штука, — возразила Ула, — Фермер знает, что люди везде одни и те же. Даже на Альфе Центавра, если они там есть.

— Люди-то одинаковые, — согласился он, отправив в рот очередной кусок мармелада, — а вот законы разные. У вас ограничений на смертную казнь нет. И адвокатов нет, как я слышал. А есть скоростной суд и комендантский взвод. Все просто, как мычание. Да и я не какой-нибудь дядя Эзра, который шлепнул пару деревенских дурачков, когда грабил магазин в Аризоне. Я целый Джек Потрошитель, не меньше. Нами шестерыми, наверное, уже детей пугают. Нас непременно надо расстрелять, а то народ не поймет.

— Какой народ? — спросила Ула, наливая ему чая, — Меганезийский или американский?

— Меганезийский, конечно, — ответил сержант, и подумав, добавил, — да и американский, наверное, тоже.

— А ваша жена — это не американский народ?

— Лорин ни черта про меня не знает.

— Ладно. Она не знает. А вы сами себя знаете? И кем вы себя считаете?

Сержант надолго задумался. Примерно на два с половиной куска мармелада.

— Кретином, — сказал он, наконец, — Лузером. Вот взять сраного киллера из Коза-Ностры. Он только и умеет, что с пяти шагов всадить какому-нибудь дурачаку пулю в череп. В тех местах, где я бывал, он бы навалил себе полные штаны от страха. Но если этого засранца пристрелят копы, или еще кто-нибудь, то крестный папа платит его вдове очень реальные деньги. А моей вдове американский крестный папа покажет вот что.

Освальд продемонстрировал вытянутый средний палец правой руки.

— Насколько я знаю, в США платят определенные деньги любой семье, которая остро нуждается в средствах, — заметила Ула, — Кроме того, я считала, что военное ведомство негласно поддерживает семью фигуранта даже в случае, если его сдали.

— Про негласную поддержку, это мимо, — ответил он, — Это для чистеньких. А мы, после вашей шутки с марихуаной, стали грязненькие. Ведь даже про негласную поддержку кто-то должен приказ дать, а кто же захочет об нас мараться? А определенные деньги любой семье, это сраных 400 долларов в месяц, и то надо сначала доказать, что вы нищие. Как думаете, хочу я, чтобы моя жена занималась таким дерьмом?

Ула пожала плечами.

— А чего вы ждали от оффи? Оффи называют себя «государством», и на этом основании считают, что им должны все, а они не должны никому. Когда каким-нибудь сенаторам хочется нажить очередной миллион, они смотрят на других людей, как на презервативы. Использовал и бросил в сортир. Поэтому наша Хартия запрещает учреждать государство.

— Как будто у вас никогда своих не сдают, — фыркнул Освальд, — В жизни не поверю.

— Вы же верите, что в «Коза Ностра» своих не сдают, — заметила Ула.

— Коза Ностра это мафия, — сказал он. — В мафии все по-другому.

— Лучше, чем в государстве? — спросила она.

— А хрен его знает, — ответил Освальд, — Опять вы меня запутали.

— Это вы сами запутались, Хобрат. Что написать вашей жене?

— Что написать? — переспросил он, — Ну за мармелад спасибо. И за библию. Не знаю, что с ней делать, пусть пока у вас будет. Потом положите вместе со мной. Еще напишите что-нибудь такое. Ну, как обычно пишут жене?

— Понимаете, Хобарт, проблема в том, что я никогда не писала жене.

— Ну и что? Вы хоть какой, а психолог. Вам проще.

— Будет ненатурально, — предупредила Ула, — непохоже на то, как вы писали раньше.

— Раньше, — сказал сержант, — я никак не писал. Так что все будет натурально.

Отправив Освальда в «апартаменты», Ула (вернее уже Чубби) вынула мобильник и щелкнула в меню строчку «Catholic Mutual Fund International Brotherhood of seafarers».

— Aloha, доктор Лян. Узнали?

— Ni hao, доктор Хок. Рад вас слышать. Как поживаете, как ваша семья?

— Вроде неплохо, а как ваша, доктор Лян.

— Почтение Будде Амитаба, все здоровы, — ответил он.

— У меня к вам дело, — сообщила Чубби, — оно отчасти официальное, а отчасти нет.

— Буду весьма рад быть полезным, если смогу.

— Надо помочь семье одного человека. Сам он оказался далеко от дома не по своей воле.

— Это друг или полезный человек?

— Это человек, семья которого, как мне кажется, достойна помощи морского братства.

— Мы вам доверяем, доктор Хок, — ответил Лян, — где живет эта достойная семья?

Они обсудили еще несколько технических деталей и тепло попрощались. Чубби, убрав мобильник, закурила сигарету, подвинула к себе ноутбук и напечатала:

«Здравствуйте, Лорин. Снова пишу вам по просьбе Хобарта. Он очень благодарит вас. Этот мармелад, как он сказал, напомнил ему о доме. А Библия, как он надеется, поможет ему в трудные минуты. Ему действительно тяжело, и он только просил передать, что очень вас любит, а больше ничего сказать не мог.

Я вижу, что ваши письма очень нужны ему. Вы и дети, это все, что у него есть. Все, что дает ему надежду. По законам Меганезии, защиту предоставляет суд, платить за адвоката не надо, а деньги вам, я думаю, в хозяйстве пригодятся. Хочу также сообщить, что ко мне обратился Католический фонд взаимопомощи международного братства моряков. Они считают, что с вами обошлись несправедливо, и предлагают поддержку. Я взяла на себя смелость дать им ваш e-mail, так что не удивляйтесь, если они с вами свяжутся.

Если надо что-то еще, пишите, я передам. С наилучшими пожеланиями, Ула».

Она еще раз прочла текст, пробурчала негромко «ну, и стерва же я», и решительно ткнула иконку «send message».

Через пару часов после письма Улы, на e-mail Лорин пришло письмо от «Catholic Mutual Fund International Brotherhood of seafarers». Директор фонда, доктор Лян, сообщал, что на имя Лорин Освальд в South Pasific Popular Bank открыт счет и переведена сумма 126 тысяч долларов США, которой леди Освальд может распорядиться любым способом по своему усмотрению. Ниже приводилась подробная инструкция по управлению счетом.

…

На следующий день сержанту Освальду было показано ответное письмо Лорин.

Он прочел и воззрился на Чубби (точнее, на Улу) в полнейшем недоумении.

— Это чего такое?

— По-моему, письмо, как письмо, — заметила Ула, — Что вас обеспокоило, Хобарт?

— Это точно Лорин прислала? — подозрительно спросил он.

Ула позволила себе улыбнуться.

— Ну, разве что, что американская армия командировала ей секретаря-референта.

— Как же, держи карман шире, — задумчиво сказал Освальд, — надо же, а я и не думал, что Лорин такая… Такая…

Он замолчал, пытаясь подобрать подходящие слова.

— Эмоциональная, — подсказала Ула.

— Да, вроде того, — согласился сержант, — А что это за «католическое братство моряков», которое подарило ей 126 баксов? Лавочка вроде «Армии спасения»? Бесплатный суп и старые тряпки для нищих, хоровое пение «Jesus love you», и всякая такая хрень?

— Да, вроде того, — в тон ему ответила Ула, — Сумму прочтите внимательно. «Thou» после цифр обычно означает то же, что и три нуля…

Освальд прочел внимательно, поскреб ногтями щетину на щеке и спросил:

— Это какие-то ваши штучки? Решили повязать меня деньгами, да?

— При чем тут мы, Хобарт? Фонд создан контрабандистами из Малайзии и Филиппин для помощи семьям своих ребят, попавших в проблемные ситуации. Уж не знаю, почему они решили вам помочь. Может, вы когда-то помогли кому-то из них, а они добро помнят.

— А почему «католическое»?

— Чтобы не платить налогов в Новой Зеландии, — пояснила она, — Формально фонд создан при Народной Католической Церкви Океании.

— Впервые слышу про такую, — буркнул Освальд, — и не говорите, что тут обошлось без вас.

Ула пожала плчечами:

— Эти ребята нам не мешают, наши законы безразличны к контрабанде. Но от нас зависит безопасность их трафика в тихоокеанской акватории, а у них бывает нечто интересное для нас. Так появляются кое-какие личные связи. Биологи называют это «симбиоз».

— Понятно, — сказал сержант, — И чего вы от меня хотите за этот блядский симбиоз?

— Ничего.

— Так-таки и ничего?

— Ничего, — повторила она.

— Тогда на кой хрен вы это сделали? — спросил Освальд.

— У всех морей один берег, — ответила Ула.

— Не понимаю. Объясните.

— Я вам уже объясняла.

— Ага, было дело. Железный закон островитян, точно?

Она отреагировала коротким кивком головы.

— Но я-то не островитянин, — заметил он.

— Вы-то не островитянин, — согласилась Ула, — А я-то островитянка. И ваша жена, как мне кажется, тоже островитянка.

— Ерунда. Лорин из Юты, с Грин-Ривер. Там до любого моря миль 500. Она в жизни ин одного острова не видела. Так-то…. Психолог.

Выслушав эту язвительную реплику, Ула улыбнулась

— Видите ли, Хобарт, островитяне это не те, кто родились на острове. Я вот, например, родилась на берегу фьорда. Это те, кто определенным образом строят отношения со своими близкими, с обществом, да и с природой, пожалуй. Лорин строит их именно так.

— Вот как? — удивился он, — А я всегда считал, что Лорин просто деревенщина.

— В вашем таунхаузе я бы тоже выглядела деревенщиной, — заметила Ула, — ведь я вряд ли стала бы посещать женские клубы и благотворительные обеды, где обсуждают фасоны тряпок и тупые телесериалы. Я бы скорее нашла общий язык с Лорин, чем с местными ревнителями нравов и столпами местного общества.

— Хм… И о чем бы вы с ней стали говорить?

— Про детей, про мужей, про хозяйство… А уж как бы мы смеялись над соседями. Но главное то, что на нее можно положиться. У нас, островитян, о таком человеке говорят просто: я могла бы ей доверить моих детей. Все остальное мелочь по сравнению с этим.

— А про мужчину, на которого можно положиться, как у вас говорят?

— Так же, — лаконично ответила она.

На следующий день на рейде Раваки появилась Джули Лэтимер, что повлекло за собой цепь разнообразных событий, включая побоище в команде спецназа, завершившееся без серьезных увечий только благодаря моментальному вмешательству охраны с шокерами.

По окончании этого вмешательства, шестеро спецназовцев лежали на полу в два ряда с интервалами полтора метра. Завершала картину аптечка, оставленная военфельдшером также на полу, рядом с дверью.

…

29 сентября. Атолл Раваки. Письмо жене. Как это делается в спецназе.

Первым изменил позу лейтенант Нэд Шойо. Он сел по-турецки и молча окинул взглядом всю группу. Сержант Освальд приподнялся на локте, бросил на него равнодушный взгляд, затем подобрал лежащий рядом пульт и стал переключать программы телевизора.

— Выключи, — сказал Шойо, — поговорить надо.

— Тебе надо, ты и говори, — спокойно ответил Освальд, и сделал звук громче.

Остальные, постепенно приходя в себя, начали расползаться по койкам.

— Решил развалить команду? — холодно спросил лейтенант.

— Что развалить? — переспросил сержант, — Я что-то тебя не расслышал.

— Выключи телевизор, — повторил Шойо.

Освальд ткнул кнопочку «off» и бросил пульт через плечо на койку.

— Ладно, давай поговорим. Для начала, о том, Нэд, как давно ты начал нам врать. С самого прибытия в Оаху или когда нас взяли за жабры. И главное, ради чего ты начал врать.

— Все сказал? — поинтересовался Шойо.

— Пока ответь на это, — сказал Освальд, — а там видно будет.

— А давай, выясним, с чего ты взял, что я вру? У тебя в заднице спрятана рация, или просто дамочка-психолог поездила тебе по ушам? То-то ты у нее сидишь по часу каждый день.

— Дамочка-психолог дала мне пошарить в интернете, ясно?

— Дала пошарить? — лейтенант усмехнулся, — А чем ты за это расплатился, Хоб? Натурой? Не думаю. Деньгами? Вряд ли. Остается информация. Выходит, Хоб, ты нас продал.

Сержант тоже усмехнулся, с некоторым трудом поднялся на ноги и упер кулаки в бока.

— Что продал? — спросил он, — Какую, на хрен, информацию? Мы пятеро ни черта не знаем. Другое дело, ты, Нэд. Ты шептался в дежурке с этим полковником в Оаху, а мы торчали на пирсе. Не знаю, что он тебе сказал, но видимо, что-то секретное, раз даже нам это знать не положено. Может, за эти секреты можно купить одну жизнь, а остальные пять должны пойти на корм акулам? Вот ты и кричишь громче всех «держи вора». У тебя сначала Нол всех продал, потом я. А на самом деле продал всех ты. И тебе надо, чтобы мы все молча сдохли. В море бросят шесть мешков, и один из них будет набит песком. А ты получишь денежки и с новыми документами поедешь валяться на пляже где-нибудь в Австралии.

После этого длинного монолога повисла напряженная тишина. Только режим ошейников удерживал присутствующих от того, чтобы снова набросится друг на друга. Лейтенант продолжал по-турецки сидеть на полу, так спокойно, как будто сказанное его не касалось. Лишь выдержав значительную паузу, он начал говорить.

— Похоже, у нас в команде появился гений. Знакомьтесь, парни, его зовут Хоб, и он знает верный способ, как нас всех вытащить из этой сральни. Просто он очень стеснительный, поэтому до сих пор нам об этом не говорил. Но сейчас мы все очень его попросим, и он, все-таки, расскажет нам свой гениальный план. Давай, Хоб, мы все тебя слушаем.

— Есть боевой устав, — спокойно ответил Освальд, — Я делал то, что положено: выяснял обстановку и характер действий противника. А ты в это время смотрел херню по ТВ и дрочил, но черт с тобой. Так вот, парни, во-первых: нас сдали, так что, рассчитывать нам следует только на себя. Во-вторых, нас пока не поставили к стенке, и это не спроста. Тут надо понимать, в какой стране мы влипли. В Меганезии очень простые законы, а судят по ним обычные ребята, которых выбирают по жребию. Ни тебе прокуроров, ни адвокатов. Примерно как на нашем Диком Западе, лет 200 назад. Ясно, что судят по общественному мнению и по понятиям чисто практической пользы. Как судили матросов с «Норфолка»?

Тут Освальд, меняя тон с рычащего на писклявый и обратно, изобразил приблизительный диалог между судьей и матросом:

«Ты кто такой?»

«Джек Симпл, американский матрос».

«А хули ты влез в наши территориальные воды?»

«Нас сюда командование отправило»

«А что вы здесь должны были сделать?»

«Не знаю, я только ручки крутил и на датчики смотрел»

«А ты знаешь, что лезть на чужую территорию это ай-яй-яй?»

«Знаю, но нам приказали, а я, как все»

«Ну, хер с тобой, Джек Симпл, заплати 5 миллионов штрафа и больше так не делай»

«А у меня нет 5 миллионов»

«Тогда пусть за тебя твое сраное правительство платит. Как заплатит, так отпустим».

— Так вот, — продолжал сержант, уже обычным тоном, — выложил дядя Сэм денежку, и отправились матросы домой, к маме. Потом с офицерами та же история, только сумма в 4 раза больше. И опять дядя Сэм раскошелился. Теперь остался один капитан. Он-то не может сказать, что только ручки крутил. По его приказу «Норфолк» подбил 4 дирижабля, и будь они пилотируемые, ясно, что их экипажам был бы полный аллес. Да и вообще, «Норфолк» это машинка серьезная. Такая подлодка за минуту столько натворить может, сколько мы, со своим убогим эквипментом, за все время службы не наворотили. И что?

Сержант сделал паузу и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжал:

— А ничего. Кэп Ходжес живет себе в отеле на Ранафути, по утрам в океане купается, по вечерам с девочками танцует, и по ТВ говорят, что или его тоже отпустят за деньги, или дадут ему лет 5 исправительных работ где-нибудь в местной службе благоустройства, а потом, опять же, домой. Потому что он правильный моряк, а тот приказ ему оффи отдали, американское правительство, то есть. Вот оно и виновато, а он почти что не при чем.

Освальд снова прервался и задумчиво погладил свой бритый затылок. Ему никогда в жизни не приходилось говорить столько времени подряд, а вот на тебе…

— Так вот, я никак не мог взять в толк: почему те ребята жили себе на курорте, со всеми удобствами, как герои, потом за ними целый адмирал прилетел, и с почетом увез домой. А нас — аэрозолем в морду, голыми на палубу, в ошейники, за решетку, и держат, как зверей, а не сегодня-завтра, так и вообще выведут на плац, и шлепнут, как бешеных псов. И все так, как будто мы сами на эту лодку запрыгнули, и сами решили тут в Меганезии кого-то резать, безо всякого приказа. Ну, просто маньяки, в натуре, иначе не скажешь. Думал я, думал, а потом до меня дошло: к нам относятся, как к бещеным псам, потому, что мы так и выглядим. Для любого обывателя мы и есть бешеные псы, которых лучше поскорее пристрелить, пока они кого-нибудь не покусали. А суд в Меганезии, как я уже сказал, из этих обывателей и состоит, и прямая нам дорога к ближайшей стенке. Тогда у меня возник другой вопрос: почему мы еще живы? Тут суд собрать и к стенке поставить — час времени, не больше. Чего они тянут? И полез я опять в интернет за общественным мнением.

На этом пункте сержант поднял взгляд к потолку, будто там и было выражен vox populi.

— Большинство пишет: хули тянуть, пулю им в лоб, и мясо в море. Но многие возражают: не так все просто. Если бы этим отморозкам (это про нас) приказали не резать беременных баб, а спасать их из людоедского плена, так они бы их спасали, и жизнью бы рисковали за это. То есть никакие они не маньяки, а просто у них мозги так запрограммированы. Им пометили людей: красненьким — плохих, которых резать, зелененьким — хороших, которых спасать. Они так и делают. А американские оффи, придумавшие так программировать своих солдат, теперь хотят спрятать концы в воду, и гонят волну в прессе. И выходит, что расстреляв этих отморозков, мы сыграем на руку американским оффи. Вот потому суд и откладывают, что судьи не уверены, кто прав, те или эти. Важно то, что мы в Меганезии никого не успели грохнуть. Сейчас от нас зависит, кого в нас увидит публика: солдат, которые выполняли преступный приказ, но не успели выполнить, или маньяков, которым просто нравится резать людей, как детям нравится хрумкать попкорн.

Сержант Освальд обвел взглядом слушателей и пощелкал ногтем по своему ошейнику:

— Посмотрите, как мы себя ведем. Вспомните, как мы общались с дамочкой-психологом. Ну натуральные маньяки. Или вот: приехала к Нолу девчонка, а мы из-за этого чуть друг друга в клочья не порвали. Нас охрана друг от друга электричеством защищает, это как, нормально? Сидим, озлобленные, озверевшие и обосранные с ног до головы. Любой обыватель на нас посмотрит и скажет: нет, ну их на хрен. К стенке, от греха подальше.

Вопросы по оперативной обстановке есть, или всем все понятно?

Максвелл презрительно сплюнул на пол.

— Ну и херня. Я думал, ты человек, Хоб. А ты слизняк. Струсил и решил в бойскауты пойти, авось простят?

— Рядовой первого класса Сэмуэл Максвелл к забою готов, — громко прокомментировал Брайан, и, после паузы добавил, — герой сраный.

— А ты вообще пидор, — огрызнулся тот, — вонючий, траханный…

— А ну заткнулись оба, — перебил Шойо, — Ты, Хоб, сказал что-то интересное. Давай-ка разберемся. То есть, законов тут нет, а суд решит то, что захотят обыватели?

— Не то, чтобы вообще нет, — поправил Освальд, — тут есть Хартия, это вроде нашей Декларации Независимости вместе с первой конституцией. А в остальном точно так.

— Получается, мы вроде негров на суде Линча? А ты предлагаешь нам перекраситься из черного в белый и закричать местным: эй, парни, вы обознались!

— Вроде того.

— Вроде того, — повторил лейтенант, — А у этих обывателей не возникнет подозрение, что мы просто притворямся?

— А не надо притворяться, — ответил сержант, — Надо делать и быть.

— Понятно. И как ты это себе представляешь?

— Это значит, мы ведем себя так, как если бы нас видели наши дети. У тебя двое, как и у меня, верно, Нэд? Тем более, может быть, они действительно это увидят.

— ОК. Теперь конкретно, Хоб. С чего предлагаешь начать?

— По здешним законам, — сказал Освальд, — нельзя запрещать арестантам общаться с их близкими. Мы уже знаем, что нас это тоже касается. Вот, к Нолу приехала подружка, ее запросто сюда пропустили и устроили свиданку. Почему бы нам не узнать, что с нашими семьями?

— Эй, Хоб, — вмешался рядовой Пауэл, — Ты сказал, что по ТВ не монтаж, и наши семьи действительно послали нас к дьяволу в задницу. Тогда чего еще выяснять?

— А тебе кажется, что нечего? Ты не хочешь знать, Дик, почему твоя жена уехала к маме, что она при этом думает, и как там твоя дочь? А твои родители? Как у них дела?

— Командир, я не понял, — подал голос рядовой Джордан, — мы тут что, в овечек начинаем играть? А чего ради? Ну, дадут нам не расстрел, а 100 лет каторги. Дальше что?

— С каторги выбраться можно, а с того света нельзя, — ответил Шойо, — Ясно, Пэм? Так что заткни пасть и слушай, что говорит сержант. Продолжай, Хоб.

— Дальше техника, — сказал Освальд, — Пускай каждый черкнет что-нибудь, что хотел бы сообщить семье, ну и e-mail, по которому с ними можно связаться. Передадим дамочке-психологу, а там уже по обстановке.

— Ты сможешь с ней договориться?

— Думаю, что смогу. Моей жене она передать согласилась, а какая ей разница?

— Почему ты ничего про это не сказал?

— А я проверял, передаст она, или нет. Моя жена ответила, значит, все сработало.

— Ясно, — лейтенант поднял ладонь вверх, — Слушайте приказ. Первое. С этой секунды при разговорах с дамочкой-психологом никаких блядских шуток.

— А если я не удержусь, то что? — хихикнув, спросил Пауэл.

— Тогда ты подавишься собственными яйцами, — пообещал Шойо, — Или ты надеешься, что эти сраные ошейники тебя спасут? Отвечай, ты на это надеешься?

— Нет, командир, — пробурчал тот.

— Громче, ублюдок, я тебя не слышу!

— Нет, командир!

— Вот так. И больше не раскрывай свою вонючую пасть, когда я говорю, понял?

— Да, командир!

— Теперь второе, — продолжал лейтенант, — Все взяли ручки и бумагу, все это есть в тумбочках, и написали то, что сказал Хоб. Через 45 минут у меня должно быть пять… Нет, четыре листка, Хоб уже написал. Вопросы?

— Мне тоже писать жене? — спросил Брайан.

— А, черт, у тебя подружка. С ней что, все так серьезно?

— Да, — последовал ответ.

Шойо на несколько секунду задумался и решил:

— Ты пиши родителям. Остальные пишут женам.

Дисциплина в команде восстановилась. Через 10 секунд четверо спецназовцев уже сидели с ручками и листками, а через 43 минуты на тумбочку лейтенанта легли 4 письма. Он взял одно из них, принадлежавшее перу Пэма Джордана и пробежал глазами текст:

«Дорогая Глория. Мы находимся в плену. Нам трудно, но мы не теряем присутствия духа. Если мы будем действовать правильно, то сможем решить эту проблему. Я смотрел по ТВ, что ты подала на развод. Я не думаю, что это правильное решение. Я думаю, что у нас были трудности, но они преодолимы. Если ты хочешь, мы можем серьезно об этом поговорить. Но сейчас тот момент, когда мы все, должны быть как один, и поддерживать друг друга. Только так решаются проблемы. Это будет правильно. Твой муж Пэм».

Лейтенант отложил листок и посмотрел на автора.

— Ты что, дебил? Что за херню ты написал?

— Письмо жене, командир, — ответил тот.

— Это ты так думаешь, мать твою. А на самом деле это говно собачье, ты понял?

— Да, командир.

— Ты думаешь, я буду писать за тебя это сраное письмо? Ты так думаешь, да?

— Нет, командир.

— Тогда, мать твою, садись и пиши заново. Пауэл, помоги этому придурку написать письмо его гребанной жене. Через 15 минут оно должно лежать здесь, на тумбочке, Ясно?

…

30 сентября. Агротехника в военной разведке. Первая добыча.

Когда Освальд передал ей пять писем для родных, Ула внешне восприняла это, как нечто совершенно само собой разумеющееся, хотя внутренне она (точнее, капитан Чубби Хок) ликовала. Теперь у нее был золотой ключик к мозгам всей спецназовской команды и надо было только правильно использовать его.

— Сегодня же передам, — пообещала она, — Конечно, придется пропустить их через cipher crasher, но это не страшно, я полагаю.

— Через что пропустить? — спросил сержант.

— Преобразователь текста, вносящий незначительные изменения, вроде смены порядка слов или замены слов на синонимы. Это делается для разрушения скрытых шифров.

— Ну, это понятно. Как же иначе.

— Иначе никак, — подтвердила Ула, — а у меня для вас сюрприз.

С этими словами она положила на стол распечатанное цветное фото: на фоне склона холма, основательная молодая тетка с простоватым, но приятным лицом, и двое детей: маленькая девочка на руках и мальчик постарше, верхом на флегматичной лошадке.

Подпись: «Наш Тедди уже почти ковбой! Мы тебя любим, Хоб! Теперь ты вообще за нас не беспокойся. Я разобралась с новозеландскими деньгами, купила нужных вещей, и еще 50 акров земли. Чего деньгам без дела лежать? Это склон, он считался бросовый, поэтому я его дешево купила. На самом деле, это нормальный участок, его только обработать, как следует, уступами, и получится не хуже, чем соседние. Пока это будет наша доля в ферме Джозефа, чтобы мы были тут не просто так, а приличные йомены. Опять же, часть дохода от фермы нам пойдет. А когда ты выйдешь из тюрьмы, мы вместе заработаем и построим там дом, я уже прикинула, где. Ты, главное, возвращайся здоровым».

— Ну, дает Лорин! — восхищенно сказал Освальд, — Ну, надо же… Слушайте, а что она для вас в этот раз ничего не приписала?

Ула улыбнулась:

— Видите ли, мне она прислала отдельное письмо.

— Ух ты, а про что, интересно?

— Так, деревенские темы. Бросовые земли это интересная штука, если в них понимать.

— Вы-то каким боком к этому? — удивился сержант.

— Мой муж агроинженер, — пояснила она, — соответственно, и я кое-что в этом понимаю. У нас на островах почти все земли, по обычным понятиям, бросовые. Так что опыт имеем.

— Ага, — задумчиво сказал он, — Может, тогда скажете, насколько это сложно, такой участок обработать этими самыми уступами?

— Знаете, лучше все-таки со специалистом поговорить, — ответила Ула и, вынув мобильник, ткнула в меню, — … Aloha, Микеле… Слушай, у тебя есть чуть-чуть времени?.. Хоть вся жизнь, это здорово, но мне сейчас надо только несколько минут. Помнишь, тот планчик, который прислали по e-mail? Можешь популярно объяснить про это одному парню?.. Да, даю трубку, его зовут Хобарт.

Минут 5 сержант Освальд слушал Микеле молча, и становился все мрачнее. Потом задал несколько вопросов и еще минут 10 слушал ответы. Потом сказал «Большое вам спасибо, сэр», вернул трубку Уле, глубоко задумался, и еще через пару минут произнес:

— Значит, привести такую землю в норму, это почти как построить египетскую пирамиду?

Ула пожала плечами.

— Если Микеле так сказал, то видимо, так оно и есть. Но, в общем, это ведь просто работа, и сейчас для этого существует техника. Мы с Микеле сами так делали, и все получилось. Правда, у нас 2 гектара, то есть 5 акров, а не 50, как у вас, но это…

— Ну, вы сравнили, — перебил сержант, — Пять и полста. В 10 раз. И потом, сколько у вас в семье рук, и сколько денег на технику? А там одна Лорин и денег кот наплакал!

— Еще ее кузен и другие родственники, я полагаю, — заметила Ула.

— У них своих хлопот хватает, — отрезал Освальд, — Угробит она себя на этой земле.

— Но она же может постепенно все делать…

— Постепенно. Много вы понимаете… Ладно, вы вот что скажите. Вы ведь большая шишка в меганезийской разведке, да?

— Не очень большая.

— Пусть не очень, — согласился он, — Но покупкой информации, наверное, занимаетесь.

— Не без того, — подтвердила она.

Некоторое время Освальд молчал, взвешивая что-то в своей голове, а затем медленно, как будто преодолевая какое-то невидимое сопротивление, произнес:

— Я могу продать вам кое-что про того кондома, который отдавал нам приказ в Оаху.

— Что конкретно, и какова цена?

— Цена… — сержант задумался, — …Ну, скажем, полмиллиона долларов. Нормально?

— Смотря за что, — сказала Ула (точнее, уже Чубби).

— Имя и еще кое-какие подробности, — уточнил он.

— Увы, — она пожала плечами и положила на стол копию документа на имя Джона Литтона, лейтенант-полковника морской пехоты США.

— Не настоящий, — сказал Освальд.

— Мы знаем. Настоящий с шапкой Форт-Мид, NSA.

— Верно. Но его у вас нет, и вы не знаете, что там написано.

— Эта информация стоит хороших денег, — согласилась Чубби.

— Да, только у меня ее тоже нет, — ответил сержант, — Но у меня есть кое-что другое: лежка этого типа в одной стране недалеко отсюда, и его имя там.

— Лежка? Сомневаюсь. Такие люди, как Джонни, редко заводят лежки в третьем мире. А если даже и заводят, откуда бы вам знать?

— А откуда я узнал, что вы офицер разведки? Глаза у меня на голове, а не на жопе, вот откуда. Так потянет это на полмиллиона баксов, или нет?

— Потянет. Но мы должны будем проверить вашу информацию.

— Ясное дело, — согласился Освальд, — но если все четко, то деньги мои?

— Ваши, — подтвердила она.

Сержант удовлетворенно кивнул.

— Я хочу, чтобы Лорин получила их через тот же фонд. Сможете так сделать?

— Это не проблема, — ответила Чубби.

— Тогда пишите: Сурабая, отель Хийят, напротив клуба Моддерлуст, что недалеко от доков Оеджонг. Джон Конквист, бизнесмен, компания «Конквист и Палемба», посредничество при фрахте, погрузке и при оптовых поставках строительной техники.

— Вы уж как-то слишком мне доверяете, — заметила она.

— Больше некому, — сказал Освальд, — Вы человек не гнилой, это видно. На вдове солдата наживаться не будете. А я уж там (он показал вверх) или там (он показал вниз) замолвлю за вас словечко этой вашей богине Атануа, или кто там есть.

…

Чубби водворила Освальда назад в «апартаменты», после чего немедленно отзвонила майору Журо и передала информацию по Джонни. Шеф тут же сделал стойку, запросил по e-mail фрагмент аудиозаписи разговора с сержантом, прослушал его и сказал:

— Я отправляю капитана Алонсо в Сурабаю. Ты немедленно отправляй туда же Вэнфана, он прекрасно знает обстановку, это важно. Я тебе вместо него присылаю Тино Кабреро.

— Ничего себе замена, — возмутилась Чубби, — Мне только Кабреро здесь не хватало.

— Не капризничай, — строго сказал Журо, — Нонг Вэнфан нужен в Сурабае гораздо больше, чем здесь, и ты это понимаешь. А Тино действительно талантливый мальчик…

— … Которому надо выступать на большой эстраде, — съязвила она.

— … Который живо и нестандартно мыслит, — поправил майор, — кроме того, он привезет чайник, который я тебе обещал. Настоящий, из Сандакана.

— Ладно, — решила Чубби, — Тогда пусть будет Тино.

— Позвони Юсуфу Обари, поболтай на светские темы, и ненавязчиво напомни про наш с ним уговор, — продолжал майор, — Нам понадобятся некоторые их возможности, в первую очередь, официальное прикрытие. Кунсонг Саю я позвоню сам. Уже завтра мы обложим этого Джонни Конквиста со всех сторон, как поросенка на блюде.

— Ты думаешь, это действительно тот Джон? — спросила Чубби.

— Если у меня еще осталась хоть капля интуиции, то именно тот, и это действительно его лежка, — ответил Журо, — твой Освальд парень не промах. Приручай его и дальше. Но не надо забывать и про второго сержанта, Брайана. Он тоже может много знать. Используй эту его подружку, Джули. Мотивируй ее соответствующим образом.

— Сделаю. Это не сложно.

— Сейчас будет сложное. Нам надо расколоть лейтенанта Шойо. Он может знать такие подробности, которых не знает никто другой.

— Он отмороженный на всю голову, — заметила Чубби, — Я не знаю, как за него взяться.

— Найди его неподвижную точку, — посоветовал майор, — Знаешь, у любого, даже очень прочного листа стекла есть точка, куда достаточно слегка надавить, и оно треснет.

4. Созвездие эректуса. Инвентаризация трофеев

Психология женщин, детей и офицеров. Прибой Канака и галактическая полиция. Война, как бизнес: не будьте спартанцами. Самый дебильный триллер и куклы Барби. Древний океанийский обычай, или что бывает с детьми звездных десантников. Корабли призраки: картина Айвазовского «Приплыли». Главное в разведке — вовремя смыться. Колдовство, микробы и тормозное излучение. Эректусята и культура «Ere». Надувная гильотина и университет Хайнлайна. Бытовой монолог под Созвездием Эректуса

–

1 октября. Либидо. Дедушка Фрейд в военно-прикладной психологии.

Лейтенант Тино Кабреро, по прозвищу Encantador (то есть, очаровашка), в свои 22 года был личностью выдающейся и где-то даже легендарной. История его появления в Меганезии была следующая. Лет 15 назад некиий колумбийский proxeneta (т. е. сутенер) привез в Меганезию группу нищих молодых женщин с детьми от 3 до 7 лет. Бизнес-план proxeneta был прост: женщины трудятся на ниве торговли телом за кров, еду и одежду, а дети, как якорь, не дают им сбежать. Этот предприимчивый, но не слишком грамотный тип, надеялся хорошо заработать в стране, где стремительный рост экономики сочетается с полной свободой сексуальных нравов. Он полагал, что Меганезия — это вроде Флориды, но без запрета проституции. И правда, в кафе на улицах Лантона, Огамаго или Акорера, молодые девчонки запросто знакомились с мужчинами на предмет «покувыркаться за 50 фунтов». Этот вид заработка не считался чем-то принципиально иным, чем мойка каров или доставка china-dinner на дом. Но имелась тонкость, которую предприимчивый колумбиец упустил. О ней в памятках для туристов писали примерно так: «В Меганезии не ограничена любительская проституция. В клубе со значком «Y» на вывеске, можно предложить любой девушке деньги за секс. Обычно это 50 –100 фунтов. Но, если девушка вам отказала, нельзя настаивать ни в какой форме, это карается местными законами».

Не вникая в причины такого положения дел, proxeneta купил помещение и открыл Y-клуб, где девушки никому не отказывали. Все было ОК, пока в клуб не зашла местная студентка и не начала явно «снимать клиента». Proxeneta подошел к ней и объяснил свои условия работы. Она вышла, вернулась с полицией, и владелец заведения тут же оказался за решеткой. Утром городской суд зачитал ему артикул Великой Хартии: «Ни один человек не имеет никаких прав на другого человека, кроме случая принудительных гражданских ограничений и компенсаций, утвержденных судом. Любая попытка обратить человека в физическое рабство пресекается высшей мерой гуманитарной самозащиты».

В виду невысокой социальной опасности, сутенера не расстреляли, а депортировали, конфисковав все его имущество. Клуб продали с аукциона кому-то из местных.

Молодые колумбийки, среди которых была и Анхела Кабреро, с семилетним сыном Тино, оказались брошены в совершенно незнакомой им стране, и далее их судьбы сложилась по-разному. Что до Анхелы, то она продолжала торговать сексом в Y-клубах, а жила в тогда еще существовавших трущобах у Лантонского порта. Через 2 года трущобы снесли, Анхела в какой-то день просто исчезла, а Тино в 9 лет начал самостоятельную жизнь беспризорника. Он занимался множеством разных околокриминальных дел, а в возрасте 14 лет попал в компанию двух bandidos, грабившиих окрестные ночные бары. Метод был прост: bandidos наводили на бармена и посетителей револьверы, шустрый подросток перепрыгивал через стойку и выгребал деньги из кассы, а затем они быстро смывались.

Почти год им везло, а потом «фарт кончился». В самый разгар дела, когда посетители и бармен дисциплинированно лежали на полу лицом вниз, а Тино уже шарил в кассе, в бар ворвалась полиция. Произошла короткая перестрелка: два дешевеньких кольта против четырех мощных пистолет-пулеметов Steyr-TMP, выпускающих 12 пуль за секунду. Оба bandidos успели сделать по выстрелу и ранить одного полицейского, получили в ответ шквал огня, и живописно украсили стены бара своими мозгами. Тино успел нырнуть под стойку, а едва стихла стрельба, ловко выпрыгнул в открытое окно и кинулся к ближайшей подворотне. Вслед выпустили длинную очередь, и 9-миллиметровый кусочек металла со скоростью 400 метров в секунду прошил мальчишке грудную клетку.

Полицейские были совсем не звери. Увидев, что подстрелили подростка, они сделали все, чтобы спасти ему жизнь. Очнулся Тино через двое суток в военном госпитале не понимая, кто он такой и что с ним творится. Днем позже ему объяснили, что он пробыл в состоянии клинической смерти около 6 минут, что является своеобразным рекордом. Он не знал, что это значит, его образование тогда было ограничено минимумом навыков чтения, письма и счета. Зато он знал и умел многое другое, о чем обычные граждане понятия не имеют.

На этом этапе судьба свела 15-летнего Тино Кабреро с 30-летним Ирвином Роллингом, старшим лейтенантом с десантного корабля «Аувири», участником «четырехдневной войны» в море Бисмарка. По ее итогам Меганезия получила острова Адмиралтейства, а Ирвин получил в грудь пулю солангайского снайпера. Морской офицер и юный налетчик попали в госпиталь почти одновременно и оказались в одной двухместной палате.

Старлей Роллинг не относился к тому типу людей, которым принято доверять воспитание трудных подростков. У него не было семьи, его быт показался бы слишком простым даже спартанскому воину, а его афоризмы не решилась бы опубликовать ни одна приличная газета. Но у него были незамутненные инстинкты первобытного охотника, среди которых есть и такой: мужчина опекает любого подростка, пока тот не накопит жизненного опыта. Когда, после выхода из госпиталя, Тино сказал: «Ирвин, а ты потянешь вписать меня на недельку-другую, а то мне тут жить слегка негде», старлей лаконично ответил «Поехали».

Неделька-другая впоследствие незаметно растянулась на два с половиной года.

В доме Роллинга, напоминающем гибрид маленького средневекового замка с большой медвежьей берлогой, постоянно болталось некоторое количество публики. В основном это были друзья и сослуживцы старлея, его женщины и женщины его друзей и сослуживцев. Теперь к этой пестрой компании добавились и подружки Тино. Одна из них, 20-летняя студентка морепромышленного колледжа, наградила парня прозвищем «Энкантадор».

Роллинг старался соблюдать режим дня. Он вставал в 6:30 ровно и приветствовал всех, кто мог его слышать, фразой: «Блядь! Как я люблю эту, в жопу гребаную, вселенную!». Затем четверть часа на физподготовку, завтрак и последовательное занятие всем, чем он считал нужным заняться. К этим занятиям относились: служба, чтение профессиональной периодики, рыбалка, обед в компании, и женщины. Сексом Роллинг обычно занимался в вечернее время суток, потому что «надо соблюдать биоритмы». В 21:00 Роллинг ужинал, в 22:00 — еще четверть часа физподготовки, а в 23:00 он ложился спать со словами: «Блядь! Это был не самый херовый день в моей гребаной жизни!» (если он ложился спать не один, текст все равно был тот же самый). Как-то раз Тино спросил: «Ирвин, а какой у тебя был самый херовый день?». Старлей похлопал его по плечу и очень серьезно ответил: «Самый херовый день, юнга, это тот, после которого ты уже ничего не скажешь». К тому времени Тино Кабреро действительно уже был включен юнгой в команду «Аувири»…

У Роллинга Тино научился невообразимому количеству вещей, которые, в сочетании со специфическими знаниями городского дна, породили некий трудно определимый талант. Этот талант заметил офицер военной разведки Аурелио Крэмо, случайно оказавшийся в доме Роллинга в качестве приятеля одной девчонки-сержанта с «Аувири». В результате Тино попал в разведшколу, и к 21 году получил звание лейтенанта, а заодно репутацию самого веселого, самого отчаянного и самого непредсказуемого типа в этой группе войск.

…

— О, прекрасная, как солнце, царица тысяч атоллов! Тебе шлет привет и дары вождь даяков этой долбанной планеты. Короче, хер знает, что это за чайник такой, но Журо сказал, что он тебе должен понравиться, и если даже это полный отстой, я ему по-любому передам, что ты испытала три оргазма подряд от одного вида этой штуки. В общем, на, держи.

С этими словами Энкантадор поднялся (весь монолог он произносил, стоя на одном колене, ну чисто рыцарь Айвенго, обращающийся к леди Ровене), и вручил Чубби увесистый пластиковый пакет.

— Gracias, — ответила капитан Хок, — Будем считать это уставным рапортом о прибытии.

— Классно! — сказал Тино, — Ты вообще классная. Будь тебе лет на 20 меньше, я бы тебя прямо сейчас затащил в койку.

— Еще намекнешь на мой возраст, и твои зубы собирут шваброй с пола, — предупредила она, — Ты приехал на мои сиськи любоваться, или работать? Если ответишь по первому варианту, с зубами будет та же история.

— Ой, не бейте, тетенька! — воскликнул он, падая на пол и закрывая голову руками.

— Летенант Кабреро, якорь тебе в глотку! Прекрати этот детский сад, сядь за стол, прочти вот этот текст и быстро составь психологический портрет автора.

Она хлопнула ладонью по листку бумаг, на котором было распечатано письмо лейтенанта Шойо своей жене, уселась в кресло, закурила сигарету и стала с интересом наблюдать, как меняется лицо Энкантадора по мере чтения.

«Здравствуй, Аннабел. Слава Богу, ты жива, и это главное. Мне кажется, это знак свыше. Помнишь, как Господь посылал испытания Иову? Вот так и нам с тобой выпали тяжелые испытания. Тебе — стыд и унижение за меня. Мне — позор и тюрьма вдали от Родины, от тебя и от детей. Как и ты, я хотел умереть, и как твою руку удержала Высшая сила, так и мою. Помнишь, мы клялись перед алтарем быть вместе, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас? Мы не распоряжаемся своей судьбой, она в руках Всевышнего, но от нас зависит то, как мы соблюдаем наши клятвы. Я верю, что, пройдя этот путь до конца, через все предначертанные нам страдания и лишения, мы получим ту награду, которая нам предназначена, в земной жизни, или в той, что на небесах. Я желаю и тебе такой же искренней веры. Молюсь за тебя, Аннабел, и за наших детей. Вечно твой Нэд».

— Псхологический портрет? — жалобно спросил Тино, прочитав весь текст.

— Да, — сказала Чубби, и мстительно уточнила, — В служебной лексике, согласно словарю терминов, приведенному в инструкции по информационно-аналитической работе.

— Чубби, дай хотя бы почитать биографию этого придурка, — в огромных, выразительных карих глазах лейтенанта была такая тоска, что даже холодная базальтовая скала, наверное, разрыдалась бы от сочувствия. Но капитан Хок была сейчас гораздо холоднее и тверже.

— Нет, Тино. Это нарушило бы порядок, предписанный инструкцией.

— Ладно. Можно, я хотя бы сигарету стрельну?

— У тебя же свои есть, — укоризненно заметила она.

— Есть, — признался он, — Но фарт только на чужом приманивают. Примета такая.

— Черт с тобой, — Чубби толкнула к нему пачку сигарет.

Энкантадор вынул сигарету, повертел ее в пальцах, сунул ее за ухо, и сообщил.

— Этот чувак…

— Этот фигурант, — поправила Чубби, тоном учительницы стилистики.

— Этот долбанный фигурант, он извращенец-фетишист. У него целый набор сексуальных игрушек, и он себя трахает этими игрушками: клятвами, страданиями, лишениями. Он от этого кончает. И еще, у него,… — Энкантадор напряг память, — …мортидальная мотивация. Типа, по Фрейду, стремление к смерти, как к высшему оргазму. Ну, ты поняла.

— Это ясно. Что дальше?

— Дальше? Ну, этот фигурант ненавидит искренность. Просто жуть, как ненавидит. И еще он очень боится, когда от него что-то зависит. Прямо до дрожи боится.

— Да? — удивилась она, — А как на счет того, что он командовал группой спецназа в боевых условиях? И неплохо командовал, надо отметить.

— Это другое, Чубби. Это как у насекомого. Оно запросто решает, как и куда укусить, но оно ни фига не решает, кусать или нет. Типа, инстинкт.

— Так. Уже интересно. А что еще?

— Он мстителен и амбициозен до опупения. Его действия планирует не какой-то сраный американский генерал, а лично тот парень, который якобы сидит на небе и всем рулит. И еще фигурант боится ритуального унижения. Может, его в детстве изнасиловали, или что-то в этом роде. Короче, у него теперь фобия на всю жизнь. А на жену, кстати, ему насрать. Он только боиться, что она его унизит, если повесится или если разведется с ним.

— А на детей, ты считаешь, ему тоже так же?

— На детей? — Тино задумался, — Тут как-то хитро. Тут без биографии не разобраться.

Чубби помолчала немного и утвердительно кивнула головой.

— Ну, что ж, неплохо, Тино, очень неплохо. А теперь бери вот этот ноутбук, там в разделе «объективки» есть кое-какие данные по биографии этого Шойо. Если ты через два часа сможешь рассказать мне историю его внешней и, главное, внутренней жизни, я вот этими руками напишу Ирвину Роллингу, что разведка гордится таким лейтенантом как ты. Хотя, между нами, ты полнейший раздолбай.

— Я не раздолбай, — возразил он, — Я просто общительный, темпераментный и…

— Работай, — перебила его капитан Хок, — У тебя ровно два часа.

Она развернула свое кресло к экрану десктопа, надела наушники и занялась просмотром записи второго свидания сержанта Нолана Брайана с Джулии Лэтимер.

…

1 октября. Главный приз Голливуда за самый дебильный ужастик столетия.

— Боже! Что у тебя с лицом!

— Ничего страшного, — виновато сказал Брайан, — Так, поцапались немножко.

— Немножко?! — воскликнула Джули, — Ты видел себя в зеркало?

— Видел. Ничего особенного. Бывало и гораздо хуже.

— Нол, скажи, только честно. Это из-за меня?

— Да нет. Просто выяснили отношения. И вообще, что, я стал такой страшный, что больше тебе не нравлюсь?

— Ну… Как тебе сказать…

Дальше последовало понятное продолжение. Пока молодые люди чисто практически доказывали, как они друг другу нравятся, Чубби успела съесть бутерброд, выпить чашку кофе и пролистать свежий номер Independent War amp;Weapon reports.

После завершения невербальной части программы, Брайан спросил:

— Слушай, Джули, а как ты тут устроилась? В смысле, на этой базе?

— А мне дали койку в местном кампусе, или как там это называется у военных? В общем, комнатка на двоих с девчонкой, кажется сержантом. Нормальная девчонка, зовут Гвэн. И еще меня поставили на довольствие. Это, в смысле, столовая. Видишь, я уже скоро стану свободно изъясняться на вашем военном сленге.

— Вот даже как? И долго тебе разрешили здесь быть?

— Тот лейтенант, разведчик, которому все по фигу, сказал: «пока вам не надоест». Кстати, он сказал, что я и на суде смогу выступить. Тут все слушания открытые.

— Джули, на кой черт тебе это надо? Ну что ты можешь там сказать?

— А ты, милый, что можешь там сказать? Ты представляешь, о чем там будут спрашивать? Что ты собираешься отвечать на вопросы? Ты думал об этом?

— Ну, ты же понимаешь, мы команда. Я не могу один вот так решать.

— А кто может? Вы, что, голосовать будете?

— Нет, но…

— …Или за всех будет решать этот ваш командир, как его? Не прячь глаза, Нол. Я угадала?

— Послушай, Джули, я же тебе рассказывал о наших принципах.

— И куда они вас привели, эти принципы?

Брайан заложил руки за голову и спокойно ответил:

— Это война, Джули. А на войне бывают случайности. Даже Цезарь терпел поражения.

— Цезарь не стал бы воевать с двумя беременными девчонками.

— При чем тут девчонки? Ты ни черта не понимаешь! Девчонки это только орудие.

— Нол, ты спятил? — спросила она.

— Подожди, я же говорю, ты ни черта не понимаешь! Эти питекантропы, которых якобы собирались восстановить клонированием, как ты думаешь, почему они все вымерли?

— Нол, какая разница из-за чего миллион лет назад кто-то вымер? Мамонты и динозавры тоже вымерли, но при чем тут то, что собирались сделать вы?

— Вирус, — ответил он, — вирус, вроде оспы, который полностью уничтожил питекантропов. Это вроде абсолютного биологического оружия, случайно созданного природой. Сейчас его хотят прибрать к рукам меганезийцы, а для этого им нужен носитель вируса. Живой питекантроп. Знаешь, почему этих девчонок отправили рожать на микроскопический атолл? Потому, что все, кто там будет находиться, обречены. Когда эти питекантропы родятся, вирус убьет всех за несколько часов, но дальше его остановит естественный барьер из многих километров соленой воды. А трупы на атолле станут источником боевого материала для зарядки бактериологических бомб. Для меганезийского режима это идеальное оружие: оно смертоносно для их противников, но неэффективно против них самих. Тут простая арифметика: на один кусок суши одна бомба. Меганезия разбросана по миллиону мелких островков в океане, а наша страна и наши союзники расположены на континентах. Британия и Япония, хоть и острова, но большие и близко от континента. Это как ядерный шантаж XX века, если бы им занималась страна, на территории которой ядерные бомбы почему-то не могут взрываться. Ты понимаешь, что это значит?

Джули выслушала его, не перебивая, затем медленно трижды хлопнула в ладоши.

— Главный приз Голливуда за самый дебильный ужастик столетия. Замороженный труп питекантропа, зараженный, как ты говоришь, смертоносным вирусом, находят в Гималаях и без всяких предосторожностей тащат через пол-планеты в Америку. Там с его кусками возится куча ученых, тоже без предосторожностей. Его начинают клонировать, и не где-нибудь, а в США. Эти девчонки — американки, ты не знал? Они жили в Калифорнии, потом на Гавайях, на военной базе, а уж потом бежали в Меганезию. И все это время, ты говоришь, у них внутри были эмбрионы, зараженные супервирусом? Да если бы тут была хоть капля правды, планета уже вся заразилась бы и вымерла к чертовой матери! Или ты думаешь, что беременная женщина вынашивает младенца в герметичном контейнере?

— Я не ученый, — ответил Брайан, — Я понятия не имею, как этот вирус действует. Может, он активируется только при каких-то условиях.

— А ученые, значит, исследовали этот вирус? — уточнила Джули, — Американские ученые, а не меганезийские. Им известно, как он активируется, распространяется и убивает?

— Слушай, Джулии, ну откуда мне знать? Думаешь, нам ученые отдают приказы?

— Я просто рассуждаю, Нол. По-твоему выходит, что вирусы были в трупе питекантропа, но неактивные, неопасные. А наши ученые придумали, как их активировать, и испытали на людях. Ну, и кто тут разработчик биологического оружия?

Брайан глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы успокоиться.

— Ты как-то так все вывернула, Джули…

— Ничего я не выворачивала. Кроме того, это вообще фигня. Если хочешь знать, в мире без всяких питекантропов уже наделали столько смертоносных вирусов, что можно дюжину раз истребить население планеты. А сколько раз из военных лабораторий крали штаммы боевых вирусов и прочей дряни? Это происходило в США, и были сенатские комиссии…

— Объясни, к чему ты клонишь, — потребовал он.

— Да к тому, что нет в этих питекантропах никаких вирусов! Вас просто подставили, чтобы прикрыть чью-то жирную обосранную жопу! Как можно этого не видеть!?

— Значит, так, Джули, — сказал сержант, — Я тебя услышал…

— Какое счастье! — язвительно перебила она, — Наконец-то!

— Не дави на меня, ладно? Я должен подумать, сопоставить кое-что. Это очень серьезно…

— Ну, еще бы!

— Дай мне один день, ровно один. А сейчас давай о чем-нибудь другом, хорошо?

— Например? — спросила Джули.

Он улыбнулся.

— Давай просто помечтаем, а?

— Помечтаем, — легко согласилась она, — Только надо придумать, о чем. Помнишь, раньше мы мечтали, как ты оставишь эту чертову работу, распутаешься с этой женщиной, и мы уедем на маленький остров посреди океана. Там будут пальмы, белый песок, прибой и коралловые рыбки. И поющие ракушки, каждая со своим голосом. У меня дома лежит штук сто дисков Natonal Geography. Мы их вместе покупали. И посмотри: с этой работой, видимо, покончно, и та женщина больше ничего от тебя не хочет, и мы оказались именно на таком острове. Может, сбывается то, о чем мы мечтали? Может, осталось совсем чуть-чуть, и все будет так, как мы хотим? Тебе так не кажется, Нол?

— Да, — согласился Брайан, щелкнув ногтем по металлу своего ошейника, — к нашей мечте прицепился лишний тюнинг. Может, теперь про лес помечтаем, или про горы? Или нет, про ледники. Антарктические. С поющими пингвинами. Ты не в курсе, пингвины поют?

— Они кричат противными голосами, — сообщила она.

— Раз кричат, значит, могут и петь, — решил он, — Надо просто их научить.

…

Досмотрев запись, Чубби немедленно связалась с шефом.

— Журо, у меня новость, не знаю только, хорошая или плохая. Второй сержант слил ту легенду, под которой шла миссия «Норфолка».

— Это, видимо, хорошая новость, — предположил майор, — Что тут плохого?

— Плохое тут содержание легенды, — ответила она, и почти слово в слово пересказала монолог Брайана о вирусном супероружии.

— Ты полагаешь, этот шизоидный бред использован шире, чем просто для промывания мозгов группе ликвидаторов? — спросил Журо.

— Я почти уверена. Это слишком хороший сценарий для запугивания обывателей, чтобы им не воспользоваться. Тебе так не кажется?

— Да, — согласился он, — Очень может быть. Ну, ладно, это теперь моя проблема. А как там Тино? Не достал тебя еще?

Чубби улыбнулась:

— Нет, что ты, он очень мил. В начале пытался склонить меня к сожительству прямо в кабинете. А сейчас укоризненно смотрит мне в спину, потому что я не уделяю должного внимания его таланту медиума.

— Талант надо ценить, — веско заметил Журо, — Все, пока отбой.

…

1 октября. Реконструкция генезиса образцового лейтенанта и патриота.

Перед тем, как начать выступление, Тино принял позу, в которой сценаристы изображают Нерона, декламирующего свои скверные стихи на фоне пылающего Рима.

— Жила-была девочка, и звали ее Мэри Уорвич, она родилась в Чарлстоне, штат Западная Вирджиния, и я не могу ее за это осуждать. Хотя лучше бы она этого не делала. С самого начала было ясно: ничего хорошего из этого не выйдет. В 18 лет, после унылого детства под опекой образцовых родителей-баптистов, она, не приходя в сознание, вступила в брак с 23-летним лейтенантом морской пехоты Джейкобом Шойо, происходящем из такой же семьи. Сказать, что Джейкоб был идиотом, это ничего не сказать. Но черт с ним. Вся его роль состояла в том, что он кое-как трахнул Мэри без презерватива, отправился защищать демократию в Сомали, и не найдя ее там, с горя подорвался на мине. Исполняя то, что у баптистов называется женским долгом, Мэри повесила на стену в гостиной здоровенное цветное фото Джейкоба, а затем родила младенца, назвала его Нэд, и стала существовать на пособие министерства обороны. С мужчинами она больше никогда не сходилась, и тут я могу ее понять, после такого херового опыта. Единственным мужчиной, которого Нэд наблюдал в доме, был Папа-на-Фото. Он был охрененный герой, идеал и второе лицо на планете после бога из библии. Добрые мамы-крокодилицы откладывают яйца и более своими детьми не занимаются. Мэри была не такая. Она уродовала Нэда по специальной книжке «Как воспитывать мальчика христианином в неполной семье». Я в этой книжке прочел введение по диагонали. Мне хватило. Можешь посмотреть, я тебе линк оставил.

— Обойдусь, — сказала Чубби, — Я примерно представляю о чем там: как надо применять Строгость, чтобы научить любить Бога и Америку, приучить к Порядку, и отучить от Мастурбации и Неправильных Мыслей.

— Ну, по ходу, так, — подтвердил Тино, — И не забывай про Папу-на-Фото в гостиной. Это был священный символ и Большой Брат, перед взыскательным взглядом которого Нэд бывал регулярно порот по розовой заднице. Это был единственный путь сексуальной фрустрации его недотраханной матери, и она отдавала этому всю силу нерастраченного либидо. В неокрепшем детском мозгу при этом зрела мечта: вырасти и стать таким же Фото-Кумиром, так сказать Джаггернаутом, перед которым взбесившиеся истерички будут приносить кровавые жертвы, по кускам сдирая эпидермис с задниц своих детей.

Ясно, что мальчик стал мелким озлобленным говном, потом Образцовая Средняя Школа сделала его средним озлобленным говном, а затем Школа Офицеров Морской Пехоты выковала из него огромное озлобленное говно. Немедленно после выпуска Нэд женился на 19-летней дурочке Глории Торнтон, история которой как две капли воды похожа на историю Мэри. К несчастью для Глории, Нэд оказался более живучим, чем Джейкоб. Я думаю, Глорию с детства приучали к мысли, что жизнь с мужем это не сахар, а сплошная жертва на алтарь Образцовой Семьи, но с Нэдом это, видимо, было что-то особенное.

Энкантадор сделал эффектную паузу, на 5 секунд застыв с воздетой к потолку рукой.

— За всю историю существования морской пехоты, лейтенант Шойо был единственным, от кого там стремились избавиться из-за его «крайней требовательности к подчиненным» и «бескомпромиссной готовности мобилизовать команду на решение поставленных задач». В переводе на обычный язык это значит, что он был безжалостным фанатиком. Некоторое время его стиль терпели, потому что его команда всегда показывала высшие результаты. Но когда один рядовой его взвода покончил с собой выстрелом в подбородок, а товарищи покойного украсили фасад казармы огромной надписью «ШОЙО — ПИДОРАС», с ним все-таки решили расстаться и спихнули в спецназ контртеррористического агентства. Но то, как он издевался над подчиненными, просто разминка по сравнеию с тем, что он делал в семье. Он исполнил свою мечту: при жизни стал Папой-с-Фото, Жена была назначена служительницей его культа, а дочь 9 лет и сын 5 лет, готовились к той же роли.

— Одного не понимаю, — перебила Чубби, — почему эта курица пыталась покончить с собой, а не плясала от радости, когда мы прихватили ее мужа?

— Ой, я тебя умоляю, — Тино рассмеялся, — Какое там покончить с собой? Эта чувиха просто наглоталась снотворного, чтобы показать себя мученицей в глазах окружающих кретинов. Ей ведь совсем не улыбалась перспектива жрать все то говно, которое вывалилось из-под мужниной работы. Псевдосуицид это же классика жанра!

— Так. Это, допустим, ясно. Но как могла эффективно работать команда под руководством такого параноика?

— Э, нет, — возразил Энкантадор, — Он совсем не параноик. В его поведении есть логика. Он и для своей команды стал Папой-с-Фото. Ну, не совсем так, однако близко к тому. Он был безжалостен к себе еще больше, чем к окружающим. Если все тащили по 30 килограммов снаряжения, он тащил 35, если все спали 4 часа в сутки, он спал 3, если все получали по 200 грамм воды в сутки, он брал 150, а если несколько человек были ранены, помощь ему оказывалась в последнюю очередь. Он был долбанным героем, мать его. Подчиненные готовы были прыгать вверх на 2 метра, когда он хлопал в ладоши. Он справлялся с любой задачей, и они гордились, что у них такой отмороженный командир.

— Я бы не гордилась, — заметила Чубби.

— Я бы тоже, — сказал Тино, — поэтому я в другой команде. Терпеть не могу героев. Они все какие-то порченные.

Чубби задумалась и потянула из пачки очередную сигарету.

— Порченные, говоришь? То есть, у него где-то должна быть слабина. Неподвижная точка, как выразился наш Великий и Ужасный Журо. Вопрос только, где.

— А вот это уже не наша проблема, — беспечно ответил Энкантадор, — Кое-кто сделает это за нас. Скажи-ка, ты еще не отправляла это гребаное письмо его жене?

— Нет. Его еще надо пропустить через ломщик шифров.

— А вот я сейчас и поработаю ломщиком шифров, — сказал он, и погладил кончиками пальцев клавиатуру ноутбука, — Сейчас я ему так наломаю…

— Слушай, Тино, это вообще-то неположено…

— Забей, — посоветовал Энкантадор, щелкая клавишами, — Как говорит Ирвин, на то, что положено сто херов наложено. Все толковые вещи делаются в обход правил.

— Ладно, — вздохнула Чубби, — считай, я этого не слышала.

Через 10 минут Тино предъявил ей следующий текст:

«Здравствуй, Аннабел. Слава Богу, ты жива, и это главное. Я знаю, это знак свыше. Ты помнишь, как Господь посылал испытания Иову? Тебе, как и мне, выпали тяжелые испытания. Мне — позор и тюрьма вдали от Родины, от тебя и от детей. Тебе — стыд и унижение за меня. Как и ты, я хотел умереть, и как твою руку удержала Высшая сила, так и мою. Ты помнишь, как мы клялись перед алтарем быть вместе, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас? Мы не распоряжаемся своей судьбой, она в руках Всевышнего, но от нас зависит то, как мы выполняем наши обещания. Я уверен, что, пройдя этот путь до конца, через все предначертанные нам страдания и лишения, мы получим ту награду, которая нам предназначена, в земной жизни, или в той, что на небесах. Я хочу, чтобы ты так же искренне верила. Я молюсь за тебя, Аннабел, и за наших детей. Вечно твой Нэд».

— Ты чего сделал? — ошарашено спросила она.

— Ну, так, слегка поспособствовал его паранойе и мании величия. В конце концов, почему такой великий герой должен стесняться того, что является чрезвычайным и полномочным представителем своего бога на этой захолустной планетке?

— Ладно, — вздохнула Чубби, и уверенным нажатием клавиши отправила послание, — а вот тебе, Тино, несколько другой случай. Возьми листок с буквочкой «P». Задача та же.

Это было письмо рядового Ричарда Пауэла.

«Привет, Криста! Прикинь, меня еще не шлепнули, и даже кормят три раза в день. Просто праздник какой-то. Может, специально откармливают, для местных людоедов. В этой папуасии, говорят, такое еще бывает. Хотя, ходят слухи, что нас не шлепнут, а посадят в местную каталажку лет на сто. Хрен его знает, что лучше. Вот жена одного парня из наших сказала репортерам, что лучше бы его расстреляли. А ты как думаешь? Про меня, я имею в виду. Вообще-то тут прикольно, даже травкой дали обдолбаться, совершенно бесплатно. Ты, наверное, видела по телеку. Со стороны это, наверное, херово смотрелось, но свой кайф мы словили. Телек, кстати, нам тоже дают смотреть. На счет баб сложнее. К одному парню тут приехала чувиха, им дают свидания, чтобы трахаться. А мы, остальные, дрочим на три икса по ТВ. Обидно, да? Зато я храню тебе верность и все такое. Кстати, тебя там кто-нибудь трахает, или сидишь, скучаешь? Привет твоим папе с мамой. Скажи, я готов разделить с ними радость, что они меня больше не увидят. А нашей мышке как-нибудь объясни аккуратно, что продолжение сказки про жабенка и воробья я, наверное, ей рассказать не смогу. А маме, кстати, скажи, чтобы не вздумала ее кормить этим сраным шоколадным маслом, а то опять будет, как в прошлый раз. Ух, сколько я накатал, прямо как Фолкнер, а тут подумал: вдруг ты бросишь это в мусорку, не читая. Может, во мне талант писателя пропал. Опять же, обидно. А знаешь, какая самая короткая сказка? «Жил был мальчик. Сам виноват». Ладно, пока. Дик.»

Энкантадор в глубоком недоумении почесал затылок:

— Ну, блин… Это же парень вроде меня. Правда, у меня с семьей как-то не сложилось. Но я же не могу жениться на семи любимых женщинах сразу. То есть, могу, конечно, но я же реально не потяну. Прикинь, Чубби, семь женщин в доме плюс дети.

— Знаешь, Тино, — сказала капитан Хок, — это все очень трогательно, но мы ведь не твою половую жизнь обсуждаем, верно? Что ты думаешь про этого парня, Пауэла?

— Я думаю: какого хера он делал в этой шайке? Я же говорю, он нормальный.

— Так вроде тебя или нормальный? — спросила она.

— Нетактичная ты, Чубби. Не тонкая. Вот так запросто взяла и обидела. За что?

— Не маленький, не заплачешь. Ладно. Говоришь, он вроде тебя? Вот и замечательно. Значит, ты с ним и будешь работать. Родственные души и все такое. А заодно возьмешь сержанта Брайана. Соответственно, мне остаются Освальд и Шойо.

— Шойо? — переспросил Тино, — Этот психованный лейтенант? Ты будешь с ним работать? Да ты просто извращенка, вот что я тебе скажу.

— Мы, женщины, существа загадочные, — назидательно сообщила Чубби.

— Загадочные, — повторил он, — А по-моему вся эта гоп-компания загадочная. Ну, в смысле, какая это, на фиг, образцовая команда головорезов? У Брайана подружка пацифистка, у Освальда здравый смысл, как у пяти фермеров сразу, а Пауэлл вообще нормальный и сказки про зверушек сочиняет. Как их могли подрядить на такое дело?

— Тут есть одна тонкость, — сказала она, — При плановом развитии событий, они все должны были погибнуть.

— А-а, — протянул Энкантадор, — Тогда понятно. Типа, выбраковка дурной овцы из стада элитных зондер-команд. Ну, в тему я въехал. С Пауэллом я вообще договорюсь, как не фиг делать. А что с Брайаном? Ну, в смысле, он такой, более правильный по их понятиям.

— А его подружка-пацифистка? — подсказала Чубби.

Тино закурил сигарету и тоскливо посмотрел в окно.

— Как бы мне все не облажать, — сказал он, — Прикинь: если я начну клеиться к подружке Брайана, а это у меня само получается, то что будет в результате?

— Я в курсе этой твоей особенности, так что все учтено, — сказала капитан Хок, и нажала клавишу селектора, — сержант Нахара, срочно зайдите ко мне.

— Ты что, приставишь ко мне парня, чтобы он бил меня по яйцам, если я…

Энкантадор прервал фразу на полуслове. Вошедшая девушка, являла собой классический карибо-аравакский тип. Европейский модельер счел бы, что у нее слишком мускулистые бедра, слишком широкие, по-мужски развернутые плечи, недостаточно тонкая талия и недостаточно пышная грудь. И он уж точно бы не счел привлекательным ее лунообразное лицо с большими загадочными глазами под тяжелыми веками, как на древних статуэтках майя. И, конечно, он бы сказал «фи» про шапку коротко подстриженных, жестких, как проволока, угольно-черных волос, и про загар цвета темной бронзы. А все потому, что ни черта европейские модельеры не понимают в женской красоте…

— Знакомьтесь, — сказала Чубби, — лейтенант Тино Кабреро, сержант Гвэн Нахара. Вам предстоит выполнить задачу, называемую управление мотивацией. Что такое мотивация, вам известно?

— Что-то из психоанализа? — предположила Гвэн.

— Про либидо, — добавил Тино.

— Ответы нечеткие. Придется прочесть вам обоим краткую лекцию по теории вопроса.

…

2 октября. Атолл Ранафути. Прибой Канака. Почти Джек Лондон.

… Верховный суд, рассмотрев дело Харалда Ходжеса в соответствие с Великой Хартией, пришел к таким выводам: Ходжес, являясь командиром военной субмарины «Норфолк», выполнял приказ своего командования вторгнуться в территориальные воды Меганезии. При этом на борту субмарины находилась группа специального назначения, которая, по имевшейся у Ходжеса информации, должна была действовать во вред интересам народа Меганезии. Т. е. он сознательно содействовал причинению такого вреда. Как известно суду, группа спецназначения получила приказ совершить убийства гражданских лиц — граждан Меганезии, но у суда нет оснований считать, что Ходжес знал об этом. Таким образом, он не виновен в попытке исполнения заведомо преступного приказа, и должен нести ответственность только за вторжение в Меганезию с недружественными военно-экономическими целями. В таких обстоятельствах суд применяет санкции, достаточные для профилактики аналогичных действий в будущем. Харалд Ходжес лишается свободы на 5 лет, без права на пересмотр дела, но с правом на замену заключения каторжными работами в океанской контрольно-спасательной службе, сектор Фиджи-Самоа-Кармадек. В случае отказа от работ местом заключения будет форт Рапа-Ити, на островах Тубуаи. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

…

— Ну что, — сказала Элеа, — я тебе говорила: будет пятерка в приличном месте, а ты мне не верил.

— Ты считаешь, это приличное место? — спросил Ди-Эйч.

— Место классное. Штаб в Паго-Паго, на острове Тутуила. Там когда-то ваша военная база была, вот ее и использовали. Так что для тебя даже интерьерчик будет знакомый. Хотя, я так думаю, ты больше в море торчать будешь. ОКСС это такая мобильная штука…

— Я что-то не понял, как меня туда собираются доставлять, — заметил Ди-Эйч.

— Как-как. Тебе же судья сказал: заскочат сюда завтра на какой-нибудь леталке. Тоже мне, большое дело. Тут до Паго-Паго всего-то полторы тысячи километров.

— А чем вообще занимается эта ОКСС?

— Ну, главное, она начинает спасательные работы за полчаса до кораблекрушения. Это в идеале. А по жизни просто чем раньше, тем лучше. Слушай, Харри, чего мы здесь торчим, как два пингвина? Пошли на пляж.

— Пошли, — согласился Ди-Эйч, — Только ты мне объясни, как можно начать спасать, когда никто еще не тонет?

Они двинулись к лагуне, и Элеа, стараясь сокращать количество слов за счет жестов и мимики, начала объяснять:

— Вот прикинь, что такое типичное кораблекрушение? Это когда вот так, например. Но оно же не сразу так. До этого должно случиться так, так, и так. И вот тогда уже кэп начинает рвать на жопе волосы, а радист шлет SOS. Ты, конечно, скажешь, что не любое корыто, которое так, обязательно станет вот так. Ну, да, может оно и выкрутится. Тут все дело в вероятности. Типа, математика. Но про вероятность все решается еще раньше. Если вот такое корыто идет таким курсом при вот такой волне и жестком шторме, то 20 фунтов против коробка спичек, что ему плюх.

— Ну, и что дальше? — спросил кэп Ходжес, — радировать этим идиотам, что у них высокая вероятность пойти ко дну?

— Нет, конечно. Просто знать, где в ближайшее время придется начинать работы. Между прочим, в этих водах бывает так, что если опаздал на 10 минут, так спасать уже некого. Типа, «Прибой Канака». Про это Джек Лондон писал. Ну, парень вроде тебя, тоже янки, которого каким-то ветром занесло в Меганезию, только на 100 лет раньше.

— Читал, — ответил он, — только тогда вашей Меганезии еще не было.

— Была. Просто она называлась Гавайика и была оккупирована всякими… Ну, в общем, была оккупирована. Короче, проехали. Хочешь по-настоящему?

— Что по-настоящему? — переспросил Ди Эйч.

— Ну, это самое. Прибой Канака. Тут всего-то километр проплыть, даже чуть меньше. И это, кстати, не опасно, — она на секунду задумалась, — В смысле, это не опасно, если все правильно делать. А я знаю, как правильно.

— Ладно, — сказал Ходжес (слегка раздосадованный намеком Элеа на то, что он испугался или мог испугаться), — временно беру тебя лоцманом с испытательным сроком.

…

Через час, внешняя сторона атолла Ранафути.

— Если волна с гребнем, то подныривай за корпус до него, — предупредила Элеа.

— Откуда здесь гребни? — удивился Ди-Эйч, — волны закручиваются только вот где…

Он махнул рукой в сторону полосы прибоя, начинающейся примерно в 300 метрах от них, на линии рифов у внешнего берега атолла. А там, где они плыли, волны были пологие и, как казалось, медленные, будто бы слепленные из густого полупрозрачного синевато-зеленого желе. Они лениво, как бы нехтя, поднимали плывущего на высоту около 3 метров, после чего, так же медленно, скатывали его со своих гладких спин, навстречу подножию очередной волны. Получалось что-то среднее между купанием в бассейне и катанием на больших качелях.

— Это сейчас так, — объяснила девушка, — но два-три раза в час тут проходят высокие серии. Ну, там, какая-то гидродинамика, я не очень в нее въезжаю. Это не особенно опасно, зато очень красиво. В общем, ты, главное, следи за гребнями и делай, как я сказала.

— А насколько они высокие? — спросил кэп Ходжес.

— Ну, может, раза в два больше обычных… Ага, смотри на два румба правее солнца.

Там, вдалеке, маленький, ярко раскрашенный сейнер карабкался по склону водяной горы. Если бы не кораблик, ее размеры вряд ли можно было бы определить с такого расстояния, а так — просто задачка на пропорцию…

— Черт, — сказал Ди-Эйч, — это не в два раза.

— Ну, да, — согласилась Элеа, — Довольно большая. Это иногда бывает. Ты не беспокойся, мы просто, не торопясь, плывем им навстречу и подныриваем.

— Им? — переспросил он.

— Да. Их несколько штук. Это же серия.

Первая волна с крутым, очень медленно падающим гребнем была уже в полусотне метров от них. Снизу казалось, что этот искрящийся на солнце гребень касается неба. Его изгиб выглядел, как твердый, вырезанный по овальному лекалу желоб. Вода как будто прилипла к его поверхности. В какую-то секунду у Ходжеса возникло ощущение, что волна стоит на одном месте, в неустойчивом равновесии, и сейчас просто рухнет на них обоих сверху. Но вместо этого вода стремительно потащила их вверх по еще пологому склону, к подножью падающего гребня. Теперь было видно, что он состоит из летящих вниз потоков воды.

— Подныриваем! — услышал Ходжес и, не раздумывая, выполнил этот приказ. Последнее, что он увидел перед тем, как уйти под воду, это изогнутая водяная арка, закрывшая небо.

Потом он всплывал, гадая, как далеко до поверхности. Оказалось не очень далеко.

— Ну, что! Классно!? — крикнула Элеа, вынырнувшая на пару секунду раньше него.

Ди-Эйч не смог ответить, он работал над тем, чтобы успеть отдышаться, поскольку не так далеко от них, под каким-то немыслимым углом уже поднималась новая волна…

Всего таких волн в серии оказалось девять штук. Они двигались с интервалом метров 300. Когда прошла последняя большая волна, и океан снова начал вести себя, как безобидные водяные качели, Ди-Эйч глянул в сторону берега. Оказывается, он был теперь на сотню метров дальше. Ну, конечно, они ведь плыли навстречу волнам. Ди-Эйч лег на спину и стал смотреть в небо. Ему показалось, что оно пульсирует в ритме ударов его сердца.

— Эй, Харри, ты чего? — послышался взволнованный голос Элеа.

— Я думал, мне крышка, — негромко ответил он, — сколько, ты говорила, времени между этими сериями?

— Ну, обычно минут 20–30. Слушай, я не думала, что они будут в этот раз такие большие. Давай-ка поплывем назад. Я так прикидываю, что нам надо будет еще только одну серию проскочить, и все. Ты не беспокойся, я в случае чего, рядом, как Чип и Дейл.

— Нет уж! — сказал Ди-Эйч, — Не хватало, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Мне-то что будет? — удивилась она, — Короче, давай, поплыли вон туда.

Она махнула рукой в сторону невидимой отсюда горловины лагуны, и вдруг, как будто в ответ на ее жест, там возникла движущаяся темная точка. Она стала стремительно расти, и превратилась в длинную мощную тушу патрульного хотфокса. Он сделал широкую дугу, гася скорость, и оказался всего в нескольких метрах от них. В его покатой надстройке открылся широкий люк, телескопическая стрела кормовой лебедки выдвинулась на всю длину, развернулась, и с нее спустился трос с сетью на конце.

— Хватайся, Харри, — сказала Элеа.

— Ты первая, — ответил он.

— Нет, ты. Я никуда не денусь.

— Эй, ребята, нам что, прыгать за вами? — сердито крикнул кто-то.

Ди-Эйч сделал несколько гребков, ухватился за сеть и через полминуты его подняли на борт. Он спрыгнул в открытый люк и оказался в компании майора Журо и нескольких патрульных.

— Знаете, Ходжес у меня слов нет, — проворчал разведчик, — Вы, вроде, взрослый разумный человек, а устроили тут…

— Извините, майор, — ответил Ди-Эйч, — Я недооценил здешний прибой.

Тем временем, сеть снова опустили в воду. Один из патрульных крикнул девушке.

— Давайте, хватайтесь, быстрее!

— Нет, спасибо, я еще поплаваю… Алло, Харри, через час в кабаке, у стойки, ОК?

— Слушай, это же опасно! — сказал Ди-Эйч.

— Ерунда, — возразила она, — я с пяти лет в таких волнах купаюсь.

— Эй, дамочка, прогноз видели? — вмешался патрульный, — Жесткая волна, до 12 метров.

— Ну, прикольно, — ответила она, лениво проплывая рядом с бортом хотфокса, — и что?

— И то! — рявкнул он, — Тебе, блин, дуре, жить надоело?! Быстро, в сеть!

— Ни фига себе, командир нашелся, — возмутилась Элеа, — Иди ты в жопу. Греби отсюда на своем корыте, селедка каботажная!

С этими словами она развернулась и уверенно поплыла прочь.

— Воды не нахлебайся, русалка бесхвостая, — крикнул патрульный ей вслед.

Девушка рзвернулась, молча показала ему средний палец правой руки, после чего снова развернулась и поплыла дальше.

— Ладно, — сказал Журо, — сворачиваем лебедку и домой.

— Вы что, так и оставите ее в океане? — спросил Ди-Эйч.

— А что, силой ее вытаскивать? Может, заодно еще дельфинам спасательные круги кинуть? Девчонка настоящая утафоа. Пусть себе балуется.

— У меня младшая такая же засранка, — флегматично сообщил капитан хотфокса, закуривая сигарету, — сиськи уже отрастила, а мозги еще нет. Вот смотрите, куда она плывет.

— А куда, кстати? — спросил Журо.

— Я так понял, ей лень давать крюк через лагуну и она собирается вылезти вон там.

Капитан показал пальцем в сторону группы рифов в полосе прибоя.

— А там действительно можно вылезти?

— Можно, если знать как. Но я бы не стал искать себе на жопу таких приключений.

— Давайте все-таки подберем ее, — предложил Ди-Эйч.

— Мне надоел этот цирк, — сказал Журо, и быстро раздеваясь, добавил, — за мной никому не плыть, я один.

— Вы-то куда?

— Пригляжу за ней, — пояснил тот, и рыбкой прыгнул в воду.

— Сумасшедший дом, — прокомментировал капитан хотфокса.

…

Журо догнал ее минут через пять и поплыл параллельным курсом метрах в полутора.

— Зря стараетесь, — сказала Элеа, — у меня уже есть парень на сегодняшний вечер.

— А я просто решил поплавать в хорошей компании, — ответил разведчик.

— Валяйте, — разрешила девушка, — если не боитесь переломать себе кости.

— В программе прыжок через рифы? — небрежно поинтересовался он.

— Ага. На большой волне. Смотрите, пузо не обдерите.

— Вот не надо этих намеков. У мужчины должно быть пузо. Это символ надежности.

Некоторое время они плыли молча, потом девушка сказала:

— Не надо комплексовать. Я ни на что такое не намекала.

— А я не комплексую. Я, наоборот, им горжусь.

— Ага. Еще скажите, что женщины от него балдеют.

— Зачем? Вы уже сами сказали.

— 1:0 в вашу пользу, — великодушно признала она.

Вскоре Элеа и Журо плыли вдоль линии рифов, которые то выступали над водой, то скрывались под обрушивающимися на них волнами прибоя.

— Как вам это место? — поинтересовалась она.

— Смотрится неплохо. Сколько метров нам надо проскочить?

— Меньше пяти. Тут сужение линии. Я с берега смотрела. Ориентир вон та раздвоенная пальма на выступе. Оттуда, кстати, отличный вид на закате. Я там фотки делала.

— То есть, вы предлагаете прыгать на первой же волне, прицеливаясь прямо туда?

— Ага. Не боитесь?

— Нет. Я вам доверяю. Вы не похожи ни на дуру, ни на самоубийцу.

— Тот тип из патруля, считает наоборот, — заметила Элеа.

— Он еще молодой, — сообщил Журо, — ничего не понимает в женщинах.

— У меня на этот вечер уже есть парень, — напомнила она.

— Это вы к чему?

— Это я так, по ходу.

— Ну так, по ходу, этот день не последний, — сказал он, и добавил, — если, конечно, вы не ошиблись на счет ширины рифов.

— Сейчас проверим, — девушка махнула рукой в сторону цветного сейнера, который начал взбираться на первую большую волну новой серии, — вы готовы?

— А это существенно? — спросил разведчик.

— Это просто присказка такая, — пояснила она.

Большая волна оставила за собой сейнер и добралась до хотфокса, который на высокой скорости шел ей навстречу. Капитан, видимо, решил немного побыть пижоном. Хотфокс, взлетев на две трети высоты волны, прорезал гребень, на пару секунд полностью скрылся под водой, а затем стало видно, как вдалеке он взлетает уже на следующую волну.

— Ну, что погнали? — сказала Элеа.

Развернувшись к берегу, они начали грести изо всех сил. Волна подхватила их и стала все быстрее поднимать вверх. Они нырнули, чтобы уйти от встречи с гребнем волны, и через несколько секунд, вынырнули уже за ним. Рифы явно остались позади, а впереди была видна только верхушка волны и та самая раздвоенная пальма. Затем волна стала быстро распадаться. Теперь следовало поймать ногами грунт, и бежать к берегу против возвратного движения уходящей волны, чтобы не попасть под удар следующей. После спринтерского забега примерно на 50 метров, они, тяжело дыша, уселись на песок. На рифах уже ревела следующая волна. Ее остатки лишь легонько лизнули их ноги.

— Эх, сигарету бы сейчас, — мечтательно произнесла девушка.

— Курить вредно, — тоном воспитателя детского сада ответил Журо.

— Вы жуткий зануда. Другой на вашем месте не читал бы мораль, а нашел бы курево.

Он пожал плечами и показал пальцем в сторону пальмы.

— Могу предложить только кокос.

— Прикольно. Если вы голым полезете на дерево, я возьму назад свои слова про зануду.

Разведчик встал, подобрал небольшой камень, и с кажущейся небрежностью, метнул его. Послышался гулкий щелчок и приличных размеров кокосовый орех скатился почти что к его ногам. Журо наклонился, поднял его, острым осколком коралла проделал аккуратное отверстие в скорлупе.

— Прошу вас.

— Обалдеть, — сказала Элеа, отхлебывая содержимое ореха, — Джеймс Бонд ни фига бы так не смог. У меня возникает желание написать позитивную статью про нашу разведслужбу.

— А у меня, — ответил он, — возникает желание предложить вам нечто более эпатажное. Но я не уверен, что у меня получится толково и связно объяснить принцип.

— Не комплексуйте, — посоветовала она, — Мы не на сцене, нас никто не слышит, а я никому не скажу. Клянусь мультиоргазмом.

Журо задумчиво почесал затылок.

— Ну, раз так… Если кратко, есть идея сделать новый тип международного масс-медиа. Не радио и не TV, не internet-сайт и не blog, не журнал и не газета, а что-то смешанное, интерактивное, креативное…

— Отпустите себя, Журо, — перебила девушка, — Говорите прямо как думаете. Без перевода.

— Вот как?… Хорошо… Представим, что где-то далеко, в хрен знает какой галактике, есть зеленые человечки… Или синие осьминожки… Которые нами интересуются. Они пихают в нашу инфосферу, так это, вроде бы, называется… Что-то вроде щупа… Зонда, антенны. Не важно… Короче, сгребают все, от охотничьих рассказов до лекций по математике. Ну, и, конечно, футбол, кино, речи политиков, романы заумных литераторов. В начале вообще без разбора, гребут, как тралом. Потом начинают сортировать улов. Разная промысловая рыба, затем кальмар, медузы, планктон, случайно попавшаяся акула, еще что-то… А на этой хрен знает какой галактике жутко любознательное и жутко капризное население. Они тычут пальцами: я хочу такое же, как вот то, но не красное, а желтое, и не с иголками, а с пупырышками. А мне вот эту круглую штучку порежьте ломтиками. Зритель всегда прав, причем каждый зритель. Чтобы всех удовлетворить, мы делаем такие машинки, которые лепят наборы инфопродуктов под разных зрителей. Что-то вроде тележки в супермаркете, только действующей, как робот. Покупатель говорит, какие у него вкусы, а тележка сама нагребает ему всякого с полок… Это полная фигня или нет?

— Ни минуты не фигня, — серьезно сказала Элеа, — вы гоните дальше, пока прет.

— Дальше при этом супермаркете возникает рынок более сообразительных тележек. Такой тележке не надо сообщать вкусы. Она или самообучается, или через телепатию понимает, что покупатель хочет. Какие-то тележеки охотятся за ленивыми покупателями, которым лень думать и выбирать. Такая тележка заранее нагребают всякого там поярче, и кричит: алло, не тратьте время, я уже готова! У покупателей есть клубы, где они обсуждают и товары, и тележки, и экспертов по выбору тележек. Вся эта штука разрастается и ветвится в разные стороны по тому же принципу капризности потребителя… Ну, и так далее.

— Обалденно! — заключила Элеа, вскакивая на ноги, — Фрактальный медиа-блог as it is! Это надо срочно рассказать папе. Пошли в отель, я вас сведу и побегу на свидание с Харри.

— Пошли, — согласился он, — Но я не очень понял, при чем тут ваш папа.

— Как при чем? Он даст денег, мы наймем толковых парней и завтра же начнем это делать.

— Ну, у вас и скорости, — сказал Журо, двигаясь вслед за ней по узкой тропинке.

— Так бизнес же, — пояснила она, — Кто первый встал, того и тапочки. Кстати, вы на какой процент прибыли претендуете?

— Нет-нет-нет, — возразил разведчик, — мои ушки никак не должны торчать. Идея вообще должна быть ваша. У нас с вами никакого разговора про бизнес не было.

Элеа даже остановилась от удивления.

— То есть как? — спросила она, потом что-то сообразила, и добавила, — Ага, врубилась. Это вам зачем-то надо.

— Да, — согласился майор.

— Жутко интересно, — сказала девушка, возобновив движение, — Обожаю всякие загадочные проекты. Короче, договорились: вы рассказываете, для чего это надо, а я никому не скажу, что мы с вами это обсуждали. Но я все равно буду помнить, что идея ваша…. Или она не только ваша? За ленивыми покупателями иногда будут охотиться ваши тележки, точно? Я имею в виду, не лично ваши тележки, а…

— Вы очень догадливы, — ответил он.

— Iri! — торжествующе выкрикнула Элеа. Это восклицание обычно переводится с utafoa, как «Отрыв!» и эквивалентно испанскому «Ole!» или американскому «Wow!».

Она снова остановилась, сплела руки высоко над головой, и выполнила быструю серию змеиных движений «u-nia hula», называемых также «горизонтальная восьмерка бедрами», — Меня не зря чему-то учат в университете! Мы назовем эту штуку «Galaxy police flog»

— «Плетка галактической полиции» это не слишком в лоб? — спросил Журо.

— Ничего не в лоб! «Galaxy police» это альбом Ди Джексона, XX век, классика диско. А «flog» уже через неделю будет считаться новым словом. Так уже было со словом «blog».

— Ладно, — согласился он, — говорят же, что наглость это второе счастье.

— Все-таки, вы зануда, — сообщила она и, немного подумав, добавила, — Но обаятельный. Этого у вас не отнимешь, ага.

…

2 октября. Раваки. О стимулирующем влиянии писем из дома.

«Нэд Шойо, я бы вообще не стала отвечать тебе, но адвокат сказал, что по закону я должна тебя предупредить. В конце письма есть его e-mail, это его работа, возиться с такими гнусными тварями, как ты. Ты хотел сделать себя выше Бога, ты, ничтожный ублюдок. И ты получил по заслугам, теперь ты ни над кем больше не будешь глумиться. Эти язычники, которые такие же безумные звери, как ты, посадили тебя в клетку. Ты считал себя героем, ты думал, что вправе вытирать ноги о свою семью, и где ты теперь? Из тебя там выбьют твое наглое высокомерие. Надеюсь, тебя не сразу расстреляют, а сперва унизят тебя так, как ты унижал меня и детей. Это будет справедливо. Я сожгла все твои фотографии, я вышвырнула из дома все, что могло бы напомнить детям о тебе. Ты им никто, ты злой дух, который теперь изгнан из нашего дома, и из нашей страны, которая наконец-то увидела, какая ты ничтожная дрянь. По совету адвоката, я заявила, что при разводе хочу сменить фамилию не только себе, но и детям тоже, а в их бумагах в графе «отец» вписать «неизвестен». Адвокат говорит, что суд с этим согласится, потому что детям незачем всю жизнь нести на себе каинову печать какого-то грязного ублюдка. С детьми я уже поговорила, и они меня поняли. Ты отвратителен им так же, как и мне. Отправляйся в ад, Шойо, там тебе самое место».

Ула (в смысле, Чубби) рассчитывала увидеть хоть какую-то невербальную реакцию лейтенанта Шойо, но ее не было. Пока он читал письмо Аннабел, на его лице не дрогнул ни один мускул, и даже пальцы рук (самая предательская часть тела в таких ситуациях) ничего не выразили.

— Женщинам требуется непрерывный контроль, — констатировал он, дочитав до конца и спокойно положив листок на стол, — В противном случае они утрачивают дисциплину.

— Не переживайте, — мягко сказала Ула, — Вам написала не столько жена, сколько официальное общественное мнение. Она сейчас просто репродуктор этого мнения.

— Я не люблю ислам, — сообщил Шойо, после некоторой паузы, — Эта религия враждебна нашему образу жизни. Но в исламе есть нечто, достойное заимствования: это отношения между мужчиной и женщиной. Мужчина должен защищать и содержать женщину и детей. Женщина должна заниматься домашними делами и не выходить за их рамки. Долг жены — верность своему мужу, независимо от флюгера, называемого общественным мнением.

— Знаете, Нэд, — сказала Ула, — мне не все нравится в американском образе жизни…

— Разумеется, — согласился он, — ведь наши цивилизации враждуют.

— … Но, — продолжала она, — американские идеалы свободы и стремления к счастью, как права каждого, независимо от пола, религии и расы, всегда были мне близки.

— Свобода не должна быть безответственной. Стремление к счастью не должно быть эгоистичным. Счастье мужчины в том, чтобы работать на благо своей страны и защищать свой дом. Счастье женщины в том, чтобы поддерживать семейный очаг и растить детей.

— А как быть с теми, у кого другие представления о счастье? — спросила Ула, — Например, с сексуальными меньшинствами? Они ведь тоже граждане своей страны, и правительство должно защищать их права так же, как права всех остальных.

Шойо многозначительно покачал указательным пальцем

— Общество не должно поощрять пороки. Воровство, мошенничество, гомосексуализм, супружеская измена, проституция, порнография — это пороки. С ними следует бороться.

У Чубби вертелось на языке язвительное замечание по поводу «супружеской измены» и «проституции» в связи с деятельностью Шойо в его командировках (соответствующие указания имелись в его биографии, скачанной через «back door» с сервера управления кадров морской пехоты). Было готово и другое язвительное замечание — по поводу порнографии (две трети программ, которые группа Шойо выбирала на TV в апартаментах, относились именно к этому жанру видеопродукции). Но Ула (в отличие от Чубби) должна была действовать иначе, и она выбрала из лейтенантского «списка пороков» нечто иное.

— Мошенничество? — переспросила она, — В США столько адвокатов, что это понятие уже утратило смысл. Или стало относительным, что, по сути, то же самое.

— Ничто не идеально, — ответил Шойо, — Моя страна тоже. Есть, над чем поработать.

На этом разговор и заглох, но капитан Хок отметила, что пикировка о мошенничестве и адвокатах не оставила лейтенанта Шойо равнодушным. Как известно, Кодекс поведения военнослужащего США, начинается словами: «Я американский боец. Я служу в войсках, стоящих на страже нашей страны и нашего образа жизни. Я готов отдать жизнь за эти ценности». Сейчас между «образом жизни» и «ценностями» начала расти трещина…

…

— Привет. Я лейтенант Кабреро из военной разведки. Можно просто Тино и на «ты», без церемоний. Я буду контролировать переписку, задавать всякие вопросы, и заниматься прочей херней. Если будет, что мне рассказать, я запишу и передам начальству. Если будут жалобы, личные просьбы и всякая хрень, это тоже ко мне. Я парень не вредный, чем могу, помогу. А пока вот, — с этими словами Тино сунул Пауэлу распечатку письма жены.

«Привет, Дик! Я только сейчас поняла, что совершенно не представляла себе твою работу. Прости, что поддержала папу, когда он убеждал тебя остаться в этом чертовом спецназе. Я так рада, что ты жив, и я хочу, чтобы ты жил. Я очень скучаю по тебе и даже по твоим дурацким шуткам и мышка все время о тебе вспоминает и спрашивает про папу. И мне наплевать, что говорят и думают другие, я хочу, чтобы у тебя было все ОК, по крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно в этой ситуации. Ты написал, что к одному из вас приехала подружка, может, я тоже могу приехать и чем-нибудь помочь тебе? Я хочу, чтобы ты знал: у тебя есть дом, где тебя любят и ждут. Целую. Криста».

Рядовой Пауэл расцвел на глазах.

— Чувак, ты это читал? — спросил он.

— Я ж тебе сказал, что контролирую переписку. Инструкция, мать ее.

— Да, точно. Слушай, она у меня клевая, правда?

— А то! — с важным видом согласился Энкантадор, — Уж я-то понимаю в женщинах. Но ее папаша, по ходу, подпортил тебе жизнь.

— В точку, разведка! Он полное дерево (Пауэл для убедительности постучал себя кулаком по лбу). Потомственный офицер ВМС. У него и отец был дерево, и дед, и прадед.

— А чего ты не послал его на хер?

— Чувак, ты не врубаешься. Это образцовая семья американского военнослужащего, ясно? Если папаша что-то хрюкнул, все встают по стойке «смирно» и говорят: yes, sir!

— Жопа, — констатировал Тино.

— Угу, — подтвердил Пауэл, — прикинь, я классный подрывник. Дай мне рюкзак C-4 и час времени, и от этой вашей сраной базы один фундамент останется, да и тот треснутый. Я бы на горных работах штук сто в год загребал, нехрен делать. А этот тупой мудак уперся: мой зять должен… и всякое бла-бла-бла про защиту родины и демократии. Сука, блядь, на хер родине сралась такая защита?

— Дик, а чего ты жене не объяснил, что к чему?

— В смысле, по-настоящему? Ты что, чувак!? Включи мозги. Ты прикинь, как я ей про все это расскажу? Да мне самому, если это снится, я во сне чуть не обсираюсь. Вот тебе, Тино, убивать приходилось? Конкретно, когда рылом к рылу?

— А куда денешься, при нашей работе, — ответил Энкантадор.

— Тогда ты врубаешься, про что я говорю. Ты ведь своей жене тоже не рассказываешь.

— Так я, по ходу, не женат, — сказал Тино, — я, типа, свободный художник.

Для доходчивости, он изобразил жестами, о каких художествах идет речь. Разговор тут же свернул на жизнеутверждающую тему секса. Неожиданно оказалось, что мозг Пауэла это настоящий банк данных, где записаны самые грязные байки чуть ли не про всех высших офицеров флота и морской пехоты США. Где-то три четверти этих баек было враньем, но и оставшейся четверти за глаза хватало, чтобы… Ну, дальше понятно.

…

2 октября. Лагуна Раваки. Рыбалка, как повод, и война, как бизнес.

— Принимай! — фыркнул Тино, вынырнув из воды, и забросил в подставленную сетку здоровенного лангуста. Затем набрал в легкие воздуха и снова нырнул, только пятки мелькнули в луче прожектора.

Через четверть минуты на том же месте вынырнула Гвэн, бросила в сетку гроздь мидий и спросила:

— Этот парень опять поймал лангуста?

— Ага, — подтвердила Джули.

— Черт. Это уже третий. Почему у меня не получается?

— Наверное, у него есть какой-то секрет.

— Не иначе, — согласилась Гвэн.

— Я не уверена, — сказала Джули, — Но мне кажется, что он ищет под самыми заросшими штуковинами. На которых ерунда бурая, вроде клочьев мха. Вон, типа того.

Она показала пальцем вниз, на камень или обломок коралла, поросший длинной красно-коричневой «бородой». Глубина в этой части лагуны была всего 3 метра, и мощный прожектор с их бота прекрасно освещал дно.

Тино вынырнул, бросил в сетку еще одного лангуста и спросил:

— Про что сплетничаем?

— Разгадываем твой охотничий секрет, — сообщила Гвэн.

— Секрет простой, — сказал он, — лангуста приманивают свистом. Только свистеть надо по-особенному, вот так (лейтенант вытаращил глаза, сложил губы наподобие бантика и издал прерывистый звук, отдаленно напоминающий соловьиную трель).

— Ты нам голову морочишь, — сообразила Джули.

— Ответ верный! — сообщил лейтенант и опять ушел под воду.

Гвэн протянула ей дайверские очки и легонько толкнула в бок:

— А вдруг ты и впрямь угадала? Попробуй, нырни. А я сетку покараулю.

Вообще-то Джули несколько смущало отсутствие купальника. Все же, военная база чужой страны это не нудистский пляж в Палм-Бич. Но, если здесь это в порядке вещей, то зачем отказывать себе в удовольствии поплавать и понырять? Так что она надела предложенные очки, стянула с себя топик и шорты, и нырнула с опущенного трапа бота. Ощущение было фантастическое: теплая зеленоватая вода, обнимающая тело, и будто бы светящаяся в луче прожектора. Суетящиеся вокруг стайки ярких коралловых рыбок… Она так залюбовалась картиной, что, оказавшись внизу, обнаружила, что не может найти свой камень. Проплыв вдоль дна несколько метров, она схватила первый попавшицся сросток мидий, и поплыла к поверхности.

— Неплохо для начала, — сообщил лейтенант, когда она вынырнула.

— А по-моему, отстой, — ответила Джули, — я промахнулась мимо того места, куда ныряла.

— Вода, — пояснил он, — Оптическое искажение. Надо все время держать цель в поле зрения. Смотри на нее, только и всего. И у тебя все получится.

Она кивнула и сдалала вторую попытку. Тино нырнул следом за ней, теперь она видела на дне свою и его тень. И свой камень, обросший подводным мхом. Ну, что под ним? Ни черта не видно. Под камни нельзя совать руки, это ей сказали сразу, а вот стукнуть по камню можно… Ох, черт, а это что? Здоровенная морда какой-то твари высунулась и спряталась обратно. Ну, явно не лангуст. Джули отплыла в сторонку и увидела, что Тино делает ей знак «вверх». Они всплыли вместе.

— Ну, как? — спросила Гвэн.

— Там не лангуст, — сообщила Джули, — Там какое-то такое…

— Ха! — заявил Тино, — Провалиться мне, если это не рогатая акула. Гвэн, дай-ка свинорез.

Она протянула ему десантный нож с «анатомической» резиновой рукояткой.

— Сейчас будет аттракцион «охота на акул», — сообщил он, — Джули, ныряй за мной, поможешь вытащить.

«О, черт, — подумала она, погружаясь вслед за ним, — А если это и правда акула?»

Через несколько секунд, Джули уже наблюдала короткую возню на дне, в облаке ила, а затем Тино стал всплывать навстречу ей. В руках у него извивалось что-то непонятное, длиной чуть больше метра. Еще через секунду она сообразила, что это рыбина, которую лейтенант держит за боковой плавник и за рукоять ножа, на всю длину лезвия вошедшего в голову чуть впереди жабер. Чисто рефлекторно Джули ухватилась за дергающийся хвост, и, как оказалось, это именно то, что ей, как ассистенту, следовало делать.

— Это было круто! — заявила Гвэн, когда они общими усилиями втащили добычу на бот.

— А если бы она нас покусала? — спросила Джули, стараясь унять бешено колотящееся сердце.

— Она людей не кусает, — авторитетно сообщил Тино, — видишь, какие у нее зубы? Это донная акула. Она жрет моллюсков, крабов, лангустов и так далее, чем наносит ущерб дополнительному пайку персонала базы. В смысле, наносила. Больше не будет. Мы ее в пять минут засолим по корейскому рецепту и притащим ребятам.

— Точно! — согласилась Гвэн, — и Джули станет героем дня.

— Почему я?

— А кто же? — удивился лейтенант, — Ты ее выследила, а пришить ее, дело не хитрое.

…

На этот морской пикник Джули угодила следующим образом. Она лежала на койке и переживала завершившееся часа полтора назад свидание с Нолом, когда со службы явилась сержант Гвэн Нахара. Сбросив форменную одежду, она, насвистывая что-то местное вроде «Aloha oe» отправилась в душ, и уже оттуда сообщила:

— Нам нового лейтенанта прислали. Раздолбай еще тот, но ужас какой симпатичный.

— Предыдущий был зануда, — заметила Джули, вспомнив свое общение с лейтенантом Вэнфаном.

— Ага, — согласилась Гвэн, — а этот наоборот, приколист. Угадай, через сколько секунд он начал ко мне клеиться?

— Двадцать, — предположила Джули.

— Нет. Семь или около того. Короче, мы с тобой приглашены на party в лагуне, сразу после захода солнца. Этот лейтенант выдурил у командира базы учебный бот. Отличная штука, вот увидишь.

— А я при чем?

— А чего ты будешь тут киснуть?

— Даже не знаю… А вдруг я окажусь пятым колесом в телеге?

— Это почему еще?

— Ну, мало ли… Вдруг вы там…

Гвэн появилась из душа, энергично растираясь на ходу полотенцем.

— Полная фигня, — твердо сказала она, — Если я решу часик покувыракаться с этим парнем, а я в этом еще не уверена, то ты можешь развлечься, как угодно, поплавать, посмотреть ТВ в рубке, полюбоваться звездами, попить кофе, короче это не проблема. Claro?

— Ясно. А лейтенант как на это посмотрит?

— Ему-то что? — искренне удивилась сержант Нахара.

…

— Это называется «Ukha», — сообщил лейтенант, помешивя варево в приличных размеров котелке, — Придумали русские, когда у них был коммунизм. Весь хабар общий, и все, что поймали, валили в один котел. Кстати, и время экономили. Все гениальное просто.

— А где ты подводной охоте учился? — спросила Гвэн, — Ты вроде не маори и не утафоа.

— Ага. Я родом из Буэнавентуры, это в Колумбии, у нас океан тот же самый. С пяти лет ныряю. А здесь с девяти лет беспризорничал. Жрать хотел, вот и научился.

— Вот как? А мои папа с мамой из Кальяо, Перу. Значит, мы почти соседи по восточному берегу. Сама я, правда, уже здесь родилась, на Тубуаи. Джули, а ты c какого океана?

— С того же самого. Я из Сан-Франциско, Калифорния, — она задумалась, — Как это странно, смотреть соседство не по земле, а по воде.

— Ничего странного, — Тино улыбнулся и подмигнул ей, — Наша земля это море. На триста квадратов воды один квадрат суши. Точнее, один квадрат берега. С него и смотрим.

Вообще-то для Джули странным тут было практически все. В самой ситуации было что-то нелепое. «А если бы меня видел Нол? — подумала она, — Для него эти ребята враги, они его держат в камере. Выходит, и для меня они тоже должны быть врагами? Но это же бред!».

С этими мыслями она выпала из разговора на несколько минут, а когда включилась, Тино уже травил какую-то байку, начало которой она пропустила.

— … Он нганьяни, у них обычай: себя хвалить нельзя. Я поставил прочерк, а кэп говорит: не верю. Каждый человек что-то умеет. Завтра чтоб была запись. Я ребят спрашиваю, а они говорят: видел у него на шее фенечка, зуб большой белой акулы? Он ее ножиком в море зарезал. Я его спрашиваю: так? А он мне: нет, не так, не большую, метров 5 всего.

— Ну, да, — сказала Гвэн, — Тест PQ это посложнее полевой тактики.

— А я о чем? — согласился Тино, — Кэп мне этого нганьяни специально подсунул: проверить, смогу я из него PQ вытащить или нет. Я, видишь, смог. Вернее ребята подсказали.

— Это вы про что? — спросила Джули.

— Тест такой в командирских экзаменах: найти у каждого своего солдата персональные таланты, — пояснил лейтенант, — Это в армии самая необходимая вещь. Пункт 3 Правил командира: армия это система управления необычными людьми в необычных ситуациях.

— А если люди обычные?

Тино и Гвэн дружно расхохотались.

— Пункт 4 Правил командира: обычных людей не бывает, — пояснила Гвэн, — если ты своих бойцов причешешь под одну гребенку, то снизишь их эффективность в 10 раз.

— А я думала, что наоборот.

— Ну, у каких-нибудь исламистов, наверное, наоборот. Побрили солдату голову снаружи и изнутри, чтоб мозгов не осталось, и вперед, заваливать врагов своим трупом. У них люди расходный материал. Они воюют по Мальтусу, чтобы уменьшить число голодных ртов.

— Милитаризм, как промывание мозгов, — добавил Тино, — Это не только у исламистов. На Западе консерваторы тоже внушают народу, что армия это оплот чести нации и носитель высших идеалов. Когда у людей в голове такая чушь вместо мозгов, ими легко управлять.

— Странно, — заметила Джули, — Вы оба военные, а говорите как пацифисты.

— Э, нет, — возразил лейтенант, — Пацифисты хотят решать все мирным путем, и сюсюкают с милитаристами. А милитаристов надо гасить без разговоров. Это грязная работа, и мы ее делаем. Практически, это то же самое, что убирать дерьмо. Противно, но необходимо.

— Кстати, а жрать мы будем? — спросила Гвэн.

Тино задумчиво помешал варево в котелке.

— Сержант Нахара, что за намеки? Я, между прочим, делаю лучший seafood на флоте.

— Я без подначек, — уточнила она, — Просто действительно жрать хочется.

— Ладно, — сказал лейтенант, — Считаем, что готово. Питаемся прямо из котла, так вкуснее.

Некоторое время было слышно только довольное урчание и хруст панцирей. Когда волна пищевого ажиотажа схлынула, Джули вернулась к предыдущей теме.

— Вот ты, Тино, сказал, что это грязная работа, и не более. Ты правда так думаешь?

— Не совсем, — сказал он, — Это еще и работа, которую я умею делать профессионально.

— И ты этим гордишься?

— Ну, да. Как и любой профессионал.

Гвэн с хрустом разломила панцирь очередного лангуста и предупредила:

— Она собирается на чем-то тебя подловить.

— Вижу, — сказал Тино, — но пока не понимаю, на чем.

— И, обучая новобранцев, — продолжала Джули, — ты стараешься привить им эти качества. Ты обращаешься с ними грубо, чтобы сделать их агрессивнее. Ты причиняешь им боль, чтобы они научились ее переносить. Ты унижаешь их, чтобы утвердить свой авторитет лидера, это необходимо, чтобы…

— Чтобы меня выперли на хер с военной службы, — перебил он, — Джули, у нас армия, а не стая малолетних уличных отморозков из голливудского триллера. Солдата учат применять силу, а не насиловать. Его учат приемам против боли, а не культу боли. Если командир унижает солдата, то что защищает этот солдат? Свое унижение? На хрен ему это надо?

— Если солдат тебя не уважает, значит, тебя не за что уважать, — добавила Гвэн, — в любой приличной фирме авторитет лидера держится на его личных качествах, а не на унижении подчиненных. С чего ты взяла, что в армии должно быть иначе?

— Она с того взяла… — начал было лейтенант, и сконфуженно замолчал.

Джули вздохнула

— Валяй, Тино. Я все равно уже поняла, что ты хотел сказать.

— Я хотел сказать глупость, но вовремя спохватился.

— Ты хотел сказать, что я рассуждаю, как подружка американского спецназовца.

— Если бы я хотел, то и сказал бы. Но я сообразил, что ты меня просто подкалываешь. И ставлю двадцатку против дохлого краба, что ты так же подкалывала Брайана.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

— Не зря же меня учили, — пояснил он, — Я даже могу угадать, как он реагировал.

— И как?

— Он отводил глаза и говорил, что это трудно объяснить. А если ты настаивала, то он приводил примеры воспитания стойкости и мужества из баек про спартанцев.

— О, черт! — вырвалось у нее, — Откуда ты мог это узнать?

— Элементарно, — ответил лейтенант, — Из книжки «Let marine force attack», В Сиднее я купил ее за 11 долларов. Это мемуары американского парня, офицера морпеха. Там Фермопилы, царь Леонид, со щитом или на щите, и вся эта ботва…

— Так ты хочешь сказать, — медленно проговорила Джули, — что Нол давал мне стандартные ответы? Что он разговаривал со мной по книжке за 11 баксов?

Тино протестующе поднял ладони вверх.

— Стоп! Давай разберемся. Когда ты поднимала эту тему, у него просто не было выхода. Если командир на тренинге говорит солдату: «ты щенок, я заставлю тебя жрать дерьмо», этому нет оправдания. Брайан, конечно, не мог признать, что это полное свинство. Значит, ему оставалось только прятать глаза и повторять стандартные отговорки. Но с другими-то темами все иначе.

— Ты веришь в то, что говоришь, или просто меня утешаешь? — спросила она.

— Я просто читал твою анкету, — ответил он, — Цитирую: «мечтали на различные темы без дифференциации, иногда приобретали для этого диски National Geographic».

— Вот как? — удивилась Джулии, — А я и не думала, что эти анкеты кто-то читает.

— Конечно! Зачем бы они иначе заполнялись?

— Я полагала, просто для проформы.

— Прикольно! — встряла Гвэн, — А о чем вы мечтали? Ну, если не секрет, конечно.

— Ты будешь смеяться, но чаще всего про маленький остров посреди океана. У нас была целая коллекция островов, и у каждого своя легенда.

— Почему «была»? — поинтересовался Тино, — Она куда-то пропала?

— Нет, но…

— Никаких «но», — перебил он, — Пункт 8 правил командира. Чтобы планировать будущее, надо жить в настоящем.

— Тест IW, — ввернула Гвэн, — Реферат 1000 знаков: «мир который я хочу построить». Часть обязательной программы любой школы командного состава.

— Зачем? — удивилась Джули.

— Пункт 9 правил командира: Люди эффективны тогда, когда стремятся к своей мечте.

— Я не уловила. Можно еще раз?

Гвэн процитировала снова. Джули недоуменно покачала головой.

— Ваша армия, она какая-то странная, на мой взгляд.

— Это другие странные, — ответил Тино, — а наша какая надо. И кстати, где музыка, где танцы? У нас тут, по ходу, пикник, а не сержантская школа, если кто не в курсе.

…Останки съеденной фауны, после непродолжительной гражданской церемонии, были преданы морю, на плитке появилась алюминиевая кружка, назначенная кофейником, а в бортовой комп была вставлена флэшка с каким-то местным альбомом «нео-диско». Как и предполагала Джули, после танцев и игры в мячик в море, ее компаньоны улизнули на верхний мостик, прихватив с собой надувной плотик. Оставшись наедине с кофейником и телевизором, она собралась было привести в порядок скачущие в голове мысли, но скоро к этому возникли некоторые препятствия. Дело в том, что ребята, как оказалось, предпочитали любить громко. Попробуйте думать о чем-то серьезном под аккомпанемент вскриков «Otro! Mas fuerte! Quiero te! Me termina!». Не очень получается, да? Так что Джулии стала преключать каналы, и скоро наткнулась на нечто интересное.

…

3 октября. «The Word Network», Вашингтон. Дело «Норфолк» в Сенате.

«Сегодня около полудня на сенатских слушаниях по делу о скандальном рейде подлодки «Норфолк», произошло сразу две сенсации. Агентство национальной безопасности, NSA, наконец, объявило, что было целью рейда. Ранее считалось, что «Норфолк» был отправлен для ликвидации некой военной биологической лаборатории на атолле Тероа в Меганезии. Но, как сообщил пресс-секретарь NSA, Тероа был промежуточным пунктом, в районе которого капитану «Норфолка» предстояло получить секретный приказ о следовании в Тиморское море, где на одном из островов архипелага Лоти находился меганезийский центр испытаний бактериологического оружия. Там подлодка должна была осуществить высадку группы спецназа для получения разведывательных данных, которые затем были бы предоставлены в ООН, как доказательство производства в Меганезии запрещенных средств массового поражения. Архипелаг Лоти был не так давно оккупирован Меганезией под надуманным предлогом борьбы с терроризмом. Сложность доступа международных наблюдателей в этот регион сделали его удобным местом для незаконных экспериментов над людьми. Сенатской комиссии были предъявлены ужасающие кадры бесчеловечного обращения меганезийских военных с подопытными людьми на этом острове. Некоторые кадры мы покажем после репортажа, и на это время просим вас убрать от экранов детей.

А вот вторая сенсация. Представителем национальной контртеррористической службы NCTC, объявлены результаты служебного расследования по вопросу о шести боевиках, каким-то образом оказавшихся на борту «Норфолка» при его отплытии из Оаху. Он признал, что один из офицеров NSA долгое время сотрудничал с филиппинской мафией, и внедрил в NCTC эту группу боевиков, действовавших под видом сотрудников спецназа NCTC в разных странах третьего мира, и совершивших ряд тяжких преступлений. Пока имя офицера не разглашается в интересах следствия. Следствие в отношеии боевиков приостановлено, поскольку они задержаны полицией Меганезии и сейчас находятся в тюрьме этой страны. Преступную группу внутри NCTC удалось раскрыть благодаря анализу финансовых транзакций. Жена одного из боевиков, живущая в США, получала после его ареста значительные суммы денег из «католического фонда международного братства моряков», контролируемого, как известно, филиппинской мафией».

…

3 октября. Гибель команды и оживление на рынке кукол Барби.

— Так, — сказал Шойо, — И чья же это жена получила значительные суммы от мафии?

— Да это же полная херня, командир, — заметил Джордан, — телевизионщики, мать их…

— Заткнись, Пэм, — оборвал его лейтенант, — Ясно, что это не твоя жена… И не твоя (он показал пальцем на Максвелла), и не моя. И это не жена Нола, поскольку его больше интересует подружка. Остаетесь вы двое (он показал на Освальда и Пауэла).

— Это моя жена, — спокойно сказал Освальд, — что дальше?

— Ах ты, сука! — крикнул Максвелл.

— Заткнись, — приказал Шойо, и задумчиво произнес, — Выходит, Хоб, из-за тебя мы теперь боевики мафии и мы в полном дерьме.

— А то мы были бой-скауты и в лепестках роз, — насмешливо ответил сержант, — не пыли, Нэд. Нас давно слили в сортир, и твоего дружка из NSA заодно. Того что, нарядившись полковником морпеха, отправлял нас с Оаху. А мои деньги к этому ничего не добавили.

— Ты бы хоть с товарищами поделился, — укорил его Пауэл. — Нехорошо, Хоб.

— Извини, Дик, не тот случай. У тебя тесть капитан первого ранга, так что твоей жене и дочке по помойкам шарить не придется. А у моей никого нет. Так что, сам понимаешь.

— Все равно это не честно. Кстати, на чем ты денег поднял? Шлепнул кого-нибудь?

— Да нет. Помнишь Лаос? Вы там дурью маялись, а я срисовал захоронку с кое-каким товаром. Бесхозную уже, понятное дело. Ну и шепнул кому надо. Честный бизнес.

— С опием-сырцом, что ли?

— Нет, — усмехнулся Освальд, — с куклами Барби, мать их.

Пауэл потянулся и резюмировал.

— Хозяйственный ты парень, Хоб. Даже жаль, что тебя тоже шлепнут, вместе с нами.

— Хреновые у тебя шутки, Дик, — лениво отозвался Брайан.

— А ты пошути лучше. У тебя же медовый месяц, да?

— Жлоб ты.

— Зато ты Ланселот, — срезал его Пауэлл, и повернулся к Освальду, — Напиши своей дурехе, чтоб денежки в акции вложила. А то потратит на тряпки.

— Моя Лорин получше некоторых соображает. Эти акции говно полное и обман народа. Нет, она в ферму вложила. Конкретные 50 акров земли.

— Ух ты! А что выращивать будет? Кукол Барби?

— Верно Нол говорит, жлоб ты, Дик, — степенно ответил сержант Освальд. Похоже, он уже чувствовал себя основательным фермером в компании городских обормотов.

— Охренеть! — сказал Пауэлл, — Просто аристократический клуб какой-то. Милорды, как на счет партии в покер?

— Где колоду возьмешь? — поинтересовался Брайан.

— У копов попрошу.

Освальд скептически хмыкнул:

— Так они тебе и дали.

— Тогда на листочках нарисую. Все равно делать нехер.

— Не парьтесь, — коротко послышалось из динамика на потолке. Дверь приоткрылась и на пол упала колода карт, перетянутая резинкой.

— О! — воскликнул Пауэл, — Благослови тебя Вельзевул, добрый человек.

— На что играем? — спросил Брайан.

— Ну, — сказал тот, — поскольку гроши есть только у Хоба…

— Блядь, задолбал уже, — буркнул Освальд

— … Да и то не здесь, а дома, — как ни в чем не бывало, продолжал Пауэлл, — То можно, к примеру, на отжимания. Заодно Нол перед свиданкой потренируется…

…

… Джули с первого взгляда определила, что Нолан сегодня другой. Как будто они оба сейчас не на гауптвахте военно-морской базы, затерянной посреди океана, а в каком-то из тех маленьких мотелей, в которые их заносило в прошлой жизни. Он порывисто обнял ее и весело сообщил:

— Прикинь, Джу, я просрал в покер 330 отжиманий.

— В покер? — удивилась она.

— Ага! А Хоб просрал 260. Дик, зараза, по-моему, жульничал. В следующий раз вообще не дадим ему сдавать. У меня чуть руки не отвалились.

— Что, правда? То есть, сегодня в программе поза «всадница», я угадала?

— Ну, — сказал он, улыбаясь до ушей, — Если ты настаиваешь, то…

— Конечно, настаиваю, еще как! Надеюсь, у тебя только руки устали, а остальное… О, я вижу, что в порядке… Э, нет, руки по швам сержант, сегодня я все делаю сама…

…Пожалуй, так, как сейчас, они не отрывались даже в той прошлой жизни, в их любимом «секретном месте» в Rooster Rock. Часа через полтора Джули, в состоянии full relax лежа у него на груди, тихо спросила:

— Почему так здорово?

— Потому, — ответил он, — Что ты сегодня озверевшая, как пума.

— Меня зверски завели, — призналась она, — Вчера около полуночи я смотрела TV, а у меня над головой ребята устроили такой трах… В общем, это надо было слышать.

— Попроси их повторить, — предложил Нолан, — Мне нравится, как это на тебя действует.

— ОК! А ты попроси Дика еще раз обдуть тебя в покер. Мне тоже нравится.

— Уф! Ладно. Чего только не сделаешь ради любимой женщины. Кстати, знаешь, я никогда не думал, что Дик и Хоб такие отличные парни.

— Ты всегда говорил, что у вас там все отличные парни.

— Нет, — сказал он, — Это не то, что по службе. Это совсем другое. Дик и Хоб по жизни, что надо. Никак не пойму, почему я только сейчас это заметил.

Джули приподнялась и уселась, скрестив ноги по-турецки.

— Дик — это парень, который надул вас двоих на 590 отжиманий?

— Ну, не то, чтобы надул. Может, ему действительно везет. Хотя, даже если и надул, то черт с ним. Понимаешь, Дик это такой тип, который в любой ситуации может поднять людям настроение. Вот, к примеру, в Лаосе. Идем мы через болото. Час идем, два, три. В воде по шею. Пиявки сволочи, пролезают куда угодно, и настроение из-за этих тварей… сама понимаешь. Тут Дик двигает тему: а что если выдрессировать пиявку так, чтобы она не кровь сосала, а делала минет. Полная фигня, но мы все так ржали…

— Готичная шутка, — заметила Джули, — у него все такие?

— Нет, у него любые бывают. Но всегда вокруг гениталий и с каким-нибудь извращением. Я имею в виду армейские варианты, а у него еще детские есть. Для дочки. Там, конечно, все прилично.

— Детские? — изумленно переспросила она.

— Да. Я только сегодня узнал. Так, болтали про всякое, пока в покер играли. В основном, про дом, про семью… у кого она осталась. Раньше он не говорил. Ты же понимаешь, боец спецназа и сочиняет детские сказки про зверушек. Это ни к черту не годится.

— А почему не годится? Он от этого хуже стрелять станет?

Брайан задумчиво почесал макушку. Было видно, что подобный вопрос раньше просто не приходил ему в голову.

— Ну, черт его знает. Как-то это не совсем по-мужски. В смысле, мне раньше так казалось. Сам не понимаю, почему.

— Антуан де Сент-Экзюпери, — сказала Джули, — Был такой летчик. Воевал на II мировой. В 1940 получил орден «Croix de Guerre». В 1942 написал сказку «Маленький принц». А в 1944 погиб в бою. Не по-мужски?

— Вот я и не могу разобраться, — пробурчал Брайан, — но ведь почему-то мне так казалось. Не просто же так. Должна быть какая-то причина.

— Подсказать? — осведомилась она.

— Подскажи.

— Вас так воспитывали в этой… ладно, обойдусь без эпитетов… морской пехоте. В ваши головы день за днем вбивали, что солдат это стандартная машинка, которая нажимает на спусковой крючок. Такая же стандартная, как его ботинки и его винтовка. Троим из вас, это вбили до упора, до самой затылочной кости, а троим — нет.

— Это с чего ты взяла? — спросил он.

— С того, что вы играли втроем, и что ты упомянул только двух отличных парней.

— Ты не путай, Джу. Тут частный случай. А стандарт нужен в любой армии. Без этого нет ни дисциплины, ни боеспособной команды. Стадо ярких индивидуальностей годится для университета, а не для армии. Управление в армии начинается с того, что на всех надета одинаковая форма и все одинаково исполняют стандартные упражнения.

— И как далеко должна заходить эта одинаковость? — поинтересовалась она, — Одинаковая форма, одинаковые навыки, это понятно. Но одинаковые мысли, желания, эмоции, дома, семьи, религия, это зачем? Чтобы солдаты не могли думать иначе, чем им предписывают политики, отправляющие их убивать и умирать?

— Погоди, при чем тут политики? У нас демократия, политиков выбирает народ. А солдат служит своему народу, разве это не правильно? Или, по-твоему, будет лучше, если солдат сам начнет решать, на какую войну идти, а на какую забить?

Джули встала и прошлась по узенькой камере от стены до двери и обратно.

— Нол, а для чего вообще нужна война?

— Ну, как… Например, если кто-то напал на нашу страну.

— И когда на нашу страну последний раз кто-то напал?

— … Или собирается напасть, — добавил он.

— Вьетнам собирался напасть на Америку? — спросила она.

— Так была же Холодная война между нами и комми. А Вьетнам это частность.

— Значит, мы воевали с комми, которые хотели напасть на Америку, да?

— Ну, в общем так.

— Ясно, — сказала она, — И чем дело кончилось? Мы победили или комми?

— Так сразу не определить, — ответил Брайан, — в Европе, скорее, мы побеждаем, а в Азии скорее они. В Африке, Южной Америке и Океании, черт его знает.

— Значит, мы, до сих пор воюем с комми, но при этом самый большой торговый оборот у нас с коммунистическим Китаем. Ты понимаешь смысл такой войны?

Брайан сел на койке и обхватил руками голову.

— Блин! Это такие сложности… Слушай, зачем тебе это?

— Да не мне, а тебе! — сказала Джули, — Это тебе надо понять, что ты делаешь и зачем!

— Я уже ничего не делаю. Я в плену.

— У кого? У комми?

— Нет… А может, да. Хрен их разберет, этих меганезийцев. Но, если хочешь знать, комми тут вообще не при чем, спецназ NCTC предназначен для войны против террористов.

— Вот как? Тогда, NCTC не знает географию. Меганезийцы и арабы-исламисты находятся чуть-чуть в разных полушариях. Кстати, как можно воевать с терроризмом, имея договор о военно-техническом сотрудничестве с Саудовской Аравией?

— О, черт! Джу, я сержант спецназа, а не политик. Но я точно знаю одно: если рассуждать на все эти темы, то никогда ничего не сделаешь!

— А если не думать, — сказала она, — то сделаешь такое, что лучше бы ничего не делал. Это везде так, даже на кухне. Но если на кухне какой-то дебил предложит жарить картошку на машинном масле, его пошлют в жопу. Почему в политике и войне должно быть иначе?

— Политика не картошка, — возразил он, — ей должны заниматься компетентные люди. Вот ты компетентна в математике и физике, а есть люди, которые компетентны в политике.

— Это те люди, которые планировали миссию «Норфолка»? — спросила Джули, — Я сдавала экзамены, а они? Кто проверял их компетентность? С чего ты взял, что они разбираются в политике лучше, чем ты или я?

— Американский народ проверял! У нас демократические выборы, ты не забыла?

Джули остановилась посреди камеры, уперев кулаки в бедра.

— Ты называешь выборами тот балаган, во время которого 200 миллионов граждан кидают бумажки за одного или за другого из двух уродов, принадлежащих к одной и той же касте потомственного жулья?

— Послушай, Джу, то, что ты не ходишь на выборы…

Она перебила:

— … Дает мне право говорить: не я послала моего любимого мужчину умирать на другой конец планеты за интересы кучки плутократов, торгующих устаревшими пилюлями от поноса.

— При чем тут пилюли от поноса? — поинтересовался он.

— При том! Уже все знают, что все дело в конкуренции двух концернов. Новый индийско-китайско-американо-меганезийский Rinbax-Yobao-Atlinc стал выпирать с рынка старый швейцарско-американо-германский Phizer-Rokhes-Baier. У первых пилюли эффективнее, зато у вторых больше денег внесено в кассу республиканской партии США. И не надо тут про комми и про террористов, потому что тут деньги и ничего, кроме денег.

— Этого никто не знает наверняка, — возразил он, — или, думаешь, когда кто-то с кем-то договаривался, журналисты там свечку держали? И, между прочим, Черчилль правильно сказал: «Демократия — худшая система правления, если не считать все остальные».

Она несколько раз кивнула головой и спросила:

— Это вас в школе сержантов морской пехоты учили, что Черчилль так сказал?

— Да, ну и что? Думаешь, все, чему нас учили, это…

— Это искажено в главном, — перебила Джули, — было сказано так: «Демократия — худшая форма правления, если не считать все остальные, которые время от времени подвергаются проверке». Дельная мысль, но ее урезали и превратили в священную догму, принимаемую без проверки. А проверка нужна, потому что в XXI веке кто попало стал называть себя демократией. Арабский шейх, диктатор в десятом поколении. Африканский царек, котрый только вчера слез с пальмы и до сих пор жрет человечину. Президент США. Команданте Никарагуа. Координатор Меганезии. Все говорят: «у нас демократия».

Брайан встал и, от избытка чувств, стукнул кулаком по стене.

— Ты хочешь сказать, что наша демократия такое же вранье, как меганезийская?

— Нет, Нол. К сожалению, наша еще худшее вранье. Это факт. Не перебивай. И у них и у нас все крутится вокруг денег. Но они хотя бы честно это признают. Вот приходит к ним концерн Atlinc, и говорит: защитите наш бизнес, а мы дадим вам денег. И меганезийцы говорят: ОК, гоните монету. Это обсуждается в их верховном суде, с трансляцией по TV. Эти деньги открыто принимают и делят. Столько-то на социальные цели, столько-то на оплату правительства, а столько-то на армию. И армия начинает защищать плательщика. На него нападают тиморские исламисты — армия дает им по башке и захватывает острова Лоти. На него нападает наша подлодка — армия бомбит ее и тоже захватывает. И цифры: доходы, расходы, и прибыль общества. Они говорят: война это такой социальный бизнес.

— Грязный бизнес, — вставил Брайан.

Джули выразительно пожала плечами.

— Может, и грязный, зато никто не морочит людям голову. А что у нас? Концерн Baier тайно приходит к политическим бонзам, и лично им дает денег. Так начинаются военные действия. Кучка бонз торгует армией и жизнью солдат, набивая свои карманы, а обществу пачкает мозги сказками про борьбу с комми и террористами.

— Это частный случай, — сказал он.

— Нет, это как раз общий случай. Во все времена войны велись, как правило, ради чьей-то выгоды. Другие случаи, это исключения, причем очевидные: например, кто-нибудь на нас напал и надо защищаться. А нас пытаются убедить, что войны всегда ведутся ради каких-то заумных политических соображений высшего порядка.

Брайан потянулся и, с сарказмом, сказал:

— Представь, что было бы, если б наши солдаты так рассуждали. Мол, пока на нас никто не напал, не будем сражаться, если только нам не докажут, что сражение принесет нам денег.

— Представляю, — ответила она, — потому что, здесь так и воюют. Меганезийская армия ни для чего другого и не предназначена. И, похоже, она довольно эффективна.

— Ключ эффективности армии Меганезии в фанатизме и отрицании всех цивилизованных норм, — сказал он, — Ты про «великую хартию» слышала? Хартия для них то же самое, что коран для исламистов, «Капитал» Маркса для комми, или «Mein kampf» Гитлера для nazi. Хартия превыше всего и так далее.

— Ты ее читал? — спросила Джули.

— Нет. Зачем забивать голову всяким бредом?

— А я читала. Текст хартии раздают всем, кто официально въезжает в Меганезию. Знаешь, что там написано про войну?

— Что?

— То самое. Армия сражается, только если есть очевидная угроза безопасности или прямая экономическая выгода для жителей. И во втором случае война идет по бизнес-плану.

— Торгаши, — презрительно сказал Брайан.

— А полминуты назад ты говорил «фанатики».

— Фанатичные торгаши, — уточнил он.

— Не исключено, — согласилась она, — Может быть, потому в их в армии командир не имеет права унижать солдат и делать их тупыми орудиями, Может быть, это просто невыгодно, как ты думаешь? Ведь в успешных коммерческих фирмах с подчиненными так не делают.

— Не может армия работать, как коммерческая фирма! — возмутился он, — это же бред!

— Как видишь, может. У них в хартии написано: «Правительство нанято жителями страны на открытом конкурсе, и за указанную в конкурсном контракте цену, оказывает жителям услуги по обеспению равенства, свободы, безопасности и собственности». Военное дело это для них одна из платных услуг правительства, и только. Просто бизнес, понимаешь?

— Наемники, — хмуро прокомментировал он, — Они правят бесчестно, и воюют бесчестно. У них вообще нет представления о чести и достоинстве. На пленных надевают ошейники…

Джули игриво провела ладонью по его каменно-твердому брюшному прессу.

— Не кипятись, Нол. Когда ты кипятишься, то вместо тебя начинает говорить казенная памятка морского пехотинца.

— Да ну, на фиг, — буркнул он, — нам было так хорошо, а ты затеяла этот разговор…

— Wow! — сказала она, сдвигая ладонь несколько ниже, — похоже, тебя возбуждают разговоры о политике… Ой, ты так сразу… Нет уж, теперь не останавливайся!..

…

Рядовой security, оторвавшись на секунду от TV, глянул на монитор наблюдения и ткнул пальцем в клавишу интеркома.

— Лейтенант, ты дал команду привести Брайана в 15:30, а они тут на второй заход пошли. Я имею в виду, с подружкой.

— Во, дают, — сказал Тино Кабреро, — там у них надолго?

— Ну, это ж такое дело, — задумчиво сказал рядовой, — Как тут заранее скажешь? Я думаю, примерно на час-полтора.

— Ладно, из этого и будем исходить. Я тогда пойду, перекушу чего-нибудь. Брайана ко мне в 17:00. И, раз уж ты позвонил, отметь там, на 16:15 Шойо к психологу.

— ОК, — коротко ответил рядовой.

…

3 октября. Итоги практической психологии: трещина в неподвижной точке.

— Здравствуйте, Нэд. Как дела.

— Здравствуйте, Ула. Спасибо неплохо. Впервые за 10 лет с удовольствием посмотрел ТВ. В истории с биологическим оружием, ваша Меганезия уже в дерьме по самые облака. И интуиция мне подсказывает, что это еще только начало.

— Нам не привыкать, — сказала она, и улыбнулась, — По моим наблюдениям, этот уровень дерьма достигается примерно раз в 2 года. Это вроде регулярных высоких приливов у вас в заливе Фонди, на 47-й параллели.

— То есть, вам нравится, что вашу страну купают в дерьме?

— Нет. Мне это не нравится.

— Ну, вот. Это уже честный ответ. А мне не нравится, что купают в дерьме меня. Мы ведь теперь лучше понимаем друг друга, верно, Ула?

— Я всегда стараюсь понять человека, с которым имею дело, — ответила она.

— Да, — согласился Шойо, — этого у вас не отнимешь. Вам не зря платят жалование в вашей разведке. Только не пачкайте мне мозги, что вы психолог. Я во всяких психоаналитиках не нуждаюсь. Я буду с вами разговаривать только как офицер с офицером.

— Хорошо, — согласилась она, — Я капитан военной разведки.

— Значит, по американской шкале, примерно Lieutenant colonel. Ваш уровень меня пока устраивает. Слушайте внимательно, потому что дважды повторять не буду. Сейчас вы в дерьме, но я могу вас из него вытащить. Но вы должны сделать то, чего я хочу.

Ула ответила кивком головы. Шойо улыбнулся одними уголками губ и продолжил.

— Вы не стали пытаться меня перебить. Правильная реакция. Возможно, я недооценивал вашу военную систему, подумаю об этом позже. Не сейчас. Сейчас требуется действие. У меня есть сын и дочь. Они находятся в стране, которая в настоящий момент не достойна воспитывать их, и в доме женщины, которая утратила право считаться их матерью. Эта женщина не имеет никакого значения, а что касается страны — мои дети вернутся туда, когда придет время и нация осознает свою миссию. Но это вас не касается. Вам надлежит разыскать в Новой Зеландии кузена моей матери. Можете взять блокнот и записать.

— Я запомню, — коротко сказала Ула.

— Уверены?

— Да.

Шойо окинул ее заинтересованно-оценивающим взглядом.

— Неплохо, — произнес он, — С вами можно было бы поработать. У вас есть потенциал и вы могли бы войти в хорошую команду. Но сейчас это не имеет значения. Запоминайте. Его имя Колин Уорвич, ему 52 года, он из Чарльстона, Западная Вирджиния. Эмигрировал в Новую Зеландию 14 лет назад, жил неподалеку от Нью-Плимута. Проверьте.

Ула молча подвинула к себе ноутбук и через пару минут сказала:

— Колин Д. Уорвич, Нью-Плимут, Белл-Блок, Кроссроад, 29. Жена: Патрисия. Детей нет.

— Верно, — сказал лейтенант, — Эти люди должны стать приемными родителями моих детей. Для них это будет благо, поскольку Патрисия бесплодна. Аннабел должна быть лишена всех материнских прав по суду. Дети должны сохранить мою фамилию. Это все. Как вы планируете выполнить поставленную задачу?

Она ответила почти мгновенно, едва он закончил говорить.

— Я прикажу агенту связаться с Колином. Он представится бывшим офицером береговой охраны Австралии, сошлется на знакомство с вами и сообщит, что ваши дети остались без опеки родителей. Он покажет публикации о вашем аресте и о попытке суицида Аннабел. Когда Колин даст согласие, мы сделаем адвокату Аннабел предложение, от которого он не сможет отказаться. В суде будет поднят вопрос о дееспособности Аннабел, и сразу после этого суд получит заявку от Колина об опеке над вашими детьми. В условиях совместных действий адвокатов Аннабел и Колина, решение суда должно быть положительным.

— Неплохой план, — сказал Шойо, — У вас есть задатки организатора. Но начало предложено слишком нерешительное и слишком медленное. Найдите телефон Колина и вызовите его. Когда он ответит, дайте мне трубку и я все сделаю сам.

Телефон Колина Д. Уорвича был на экране перед глазами Улы. Она просто набрала его на своем мобильнике и толкнула трубку через стол к Шойо. Телефонный разговор длился около получаса. Сначала лейтенант говорил с Колином, потом с Патрисией, результат был ровно таким, как и предполагалось. Новозеландцы с искренней готовностью согласились принять под опеку обоих детей. Закончив этот разговор, Шойо толкнул трубку через стол обратно Уле, и продолжил:

— Теперь займемся этим сраным законником. Как вы будете делать ему свое предложение?

— Есть человек, который выполняет эту функцию, — ответила она.

— Отлично. Пусть он займется этим немедленно.

Ула снова ответила кивком и быстро набрала на ноутбуке текст:

«Глубокоуважаемый доктор Лян! Еще раз благодарю от себя и от коллег за партнерское сотрудничество и прошу рассчитывать на нашу поддержку в тех делах, где пересекаются сферы нашей деятельности. Примите добрые пожелания вашей семье и вашему дому.

Позвольте рассказать о некой проблеме, в которой мы хотим обратиться к вашей помощи. Один нужный человек по независящим от него обстоятельстам оказался вдали от дома и не может вернуться, а его супруга в помрачении ума, пытается то покончить с собой, то лишить этого человека через суд прав отцовствства на их детей. У этого человека есть двоюродный дядя, семья которого готова стать приемными родителями этим детям. Но действия адвоката жены затрудняют это достойное дело. Я уверена, что у ваших друзей есть друзья, которые смогут убедить адвоката изменить свою позицию и вести себя гуманно, чтобы дети были избавлены от опасности жизни с несчастной помешанной женщиной, и могли счастливо жить в доме дяди этого человека, сохраняя фамилию своего отца. Ниже я прилагаю адреса и другие подробности. Как партнер, прошу вас, несмотря на вашу исключительную занятость, уделить этому делу особое внимание».

Дописав еще несколько строчек имен и адресов, Ула закрыла «маской» первый абзац и развернула ноутбук экраном к лейтенанту Шойо. Он внимательно прочел текст и кивнул.

— Вы правильно поставили задачу. Я не одобряю многословия, но обычаи исполнителя, видимо, делают неизбежным употребление лишних слов. Можете отправлять задание.

Она кивнула и, развернув ноутбук в полоборота, чтобы лейтенант мог видеть экран, нажала «отправить письмо». Затем развернула его обратно, вынула из пачки сигарету, откинулась на спинку кресла и закурила.

— Вредная привычка, — заметил Шойо, — в нашей команде я быстро отучаю от этого.

— Не сомневаюсь.

— Судя по вашему тону, Ула, вы не одобряете моих методов командной работы.

— Не одобряю, — признала она, — я считаю, что ваши методы, или, если взять шире, методы обучения, применяемые в спецчастях США, снижают эффективность человека.

— Человек это просто сырье, из которого мы сделаем бойца, — жестко сказал он.

— Боевую машину с наперед заданными свойствами, — подсказала она.

— Да, — согласился Шойо, — это многословнее, но более точно отражает суть обучения.

— Нэд, вы смотрели «Звездный десант» Верховена? — спросила Ула, — Фантастика начала века о войне землян с инопланетными насекомыми, арахнидами?

— Смотрел. Это неплохой фильм о будущем армии и общества. У него есть недостатки, но они не имеют значения.

— А как вы считаете, Нэд, кто больше похож на боевые машины, люди или арахниды?

Возникла пауза. Шойо надолго задумался. Ула была бы готова поспорить на двадцатку, что он мысленно прокручивает в своем мозгу кадры из фильма, эпизод за эпизодом. Но принять это пари было некому. Да и как проверить, что крутится у человека в мозгу? Тут ее мобильник выдал мелодию из шлягера «Oku manakoa a e hiva». Звонил доктор Лян. После обмена ритуальными любезностями, он извинился, что не может в данный момент сам заняться тем важным делом, о котором ему сообщила доктор Хок, и потому попросил сделать это доктора Мо, весьма и весьма достойного человека, и хорошего друга.

…

3 октября. Правила командира. Простые соображения о военной подготовке.

Лейтенант Кабреро сидел за столом в расстегнутой до пупа форменной рубашке, и хлебал кофе из пинтовой кружки. Брайана он встретил в своем обычном стиле:

— Привет, Нолан. Тебе уже сказали, что я самый большой раздолбай на этой базе? Если еще нет, то я тебе говорю. Садись, наливай себе кофе. У тебя аллергии на шоколад нет? Если нет, тогда хватай. Это наш, местный, без всяких там консервантов.

— Ну, нормально, — сказал сержант, — я думал, Дик прикалывался на счет тебя.

— Это, в смысле, Пауэл? — уточнил Тино, — а что он про меня сказал?

— Что все разговоры у тебя о бабах и выпивке, — ответил Брайан, наливая себе кофе, — я одного не могу понять, на хрен тебе поручили с нами возиться?

— Это же элементарно. Начальство считает, что я единственный парень, который может выведать у вас секретный рецепт кентуккийского виски.

— Понятно. То есть, не скажешь.

— Ага, — подтвердил лейтенант, — это, по ходу, служебная тайна.

— Ладно. А спрашивать-то про что будешь?

— Про методы пропаганды. Типа, формирование образа врага, нагнетание ненависти, и все прочее в том же роде.

— В жизни бы не подумал, что эта фигня кого-то интересует, — сказал Брайан, разжевывая плитку шоколада, — А неплохой, кстати. Где делают?

— На Фиджи, — ответил Тино, — А пропаганда это не фигня, это военная психология. Про нее вот такие тома написаны (он развел руками, показывая объем томов).

Брайан кивнул и стал молча, не торопясь, пить кофе. Лейтенант Кабреро улыбнулся и пояснил:

— Эй, бро, расслабься. Я читал вашу инструкцию о том, что можно говорить в плену, а что нельзя. Я тебя не спрашиваю про имена, должности, расположение и порядок подчинения воинских частей, тактические планы и технические характеристики новых вооружений. Я тебе не буду задавать вопросы, на которые ты должен (цитирую) «молчать при любых условиях». Я тебя буду спрашивать только про то, на что ты должен (цитирую) «давать очень приблизительные ответы». Ну что, годится?

— Попробуй, — согласился Брайан.

— Вопрос, — сказал Тино, — С кем ваша пропаганда ассоциирует меганезийцев? С какими-нибудь несимпатичными режимами прошлого, с какими-нибудь злодеями. Или, может, вообще с какими-то животными?

— Ну, извини, чувак. Ты сам спросил. Прежде всего, у вас тоталитарный террористический режим. Вы практикуете массовые казни инакомыслящих и подавляете все виды свободы. Вы не признаете никаких человеческих прав, даже самых элементарных: на семью, дом, религию. Затем, вы агрессивны, вы вторгаетесь на соседние территории, и совершаете там акты геноцида. У вас культ наркомании, проституции, порнографии, вы экспортируете разрушение моральных устоев с целью ослабить и поработить свободный мир. Да, я чуть не забыл, у вас официально существует рабство. Любой человек по приговору трибунала заковывается в ошейник (Брайан постучал ногтем по своему ошейнику) и отправляется в концентрационный лагерь, где его принуждают работать, пока он не умрет от недоедания. Ваше правительство готовит новую мировую войну, в которой будут применяться самые варварские средства уничтожения — ядерные, химические, биологические, генетические. Вы уже сейчас проводите опыты по заражению целых народов смертельными болезнями. Кроме того, вы снабжаете оружием и деньгами мафию, террористов и наиболее жестоких диктаторов в разных странах третьего мира… Это так, в общих чертах.

Тино Кабреро широко улыбнулся.

— Это очень увлекательно, — сказал он, — но я вообще-то спросил про ассоциации. Ну, типа, с кем нас сравнивают? С Мао Цзедуном, Чингисханом, Тутанхамоном?

— А Тутанхамон-то чего такого сделал? — удивился Брайан

— Не знаю. Я его так, для компании назвал.

— Ассоциации, — задумчиво повторил Брайан, — Ну, во-первых, Хидэки Тодзио.

— Это кто? — спросил лейтенант.

— Премьер-министр милитаристской Японии. Он отдал приказ напасть на Перл-Харбор, а потом отдавал приказы о геноциде в Корее, Китае на Филиппинах и здесь, в Океании.

— Ага, понял. Вообще, классно! Я с тобой так и историю выучу. А еще с кем?

— Еще Гитлер и Сталин.

— Этих знаю. Они вдвоем правили Евразией где-то в прошлом веке, верно?

— Нет, один был nazi, другой commi. Они воевали друг с другом в Европе.

— Ясно. А нас, значит, с обоими ассоциируют?

— Ну, да, — подтвердил сержант, — Они один другого стоили.

— Тогда логично, — согласился Тино, — А как на счет ассоциаций с животными?

— Спрут и паук, — уверенно сказал Брайан, — Щупальца, клейкие сети ну, ты понял.

— Ага, въезжаю. А что-нибудь такое, мифологическое?

— Точно! Нам про это давали читать. У вас есть культ акул. Ну, вроде черной мессы. В начале девочку заставляют спариваться с акулой, а потом разрубают ее на части и ей скармливают. Это все происходит в полнолуние, ну, как любой сатанинский ритуал.

Тут Тино издал протяжный свист. Похоже, американскому сержанту наконец-то удалось его удивить.

— Погоди, как ты говоришь, девчонка трахает акулу, разрубает ее на части и…

— Наоборот, акула трахает девчонку. В смысле, девственницу.

— Круто. А на части кого?

— Тоже девчонку, — ответил Брайан.

— Пиздец всему, — сказал меганезийский лейтенант, — И чего, так каждое полнолуние?

— Было написано, что в полнолуние, а в каждое или нет…

— Где? — спросил Тино.

— На священном острове. Называется Папа… или Рапа… Что-то такое.

— Нет, я не про то. Написано где?

— В какой-то газете. Статья называлась «Человеческие жертвоприношения в Меганезии». Наверное, в интернете есть…

— Классно! От этого все будут торчать, я тебе точно говорю!

Брайан задумался.

— Слушай, лейтенант, а что если я тебе тоже задам вопрос?

— Валяй. Хоть десять.

— Нет, только один. Представь себя на месте Нэда. Твоей группе отдали приказ: зачистить на каком-нибудь островке на Гавайях двух беременных девчонок, носителей супер-чумы, которая может распространиться на твою страну. Твои действия?

— А кто отдал приказ?

— Ну, есть же у вас штаб или что-то такое. Вот кто-нибудь оттуда.

— Ага… — сказал Тино, — значит, скорее всего, это какие-то учения. Типа, у кого-то в штабе поехала крыша, и как его обезвредить. Но все надо делать как по-настоящему. Сначала я звоню дежурному верховному судье, но прошу, чтобы сразу дело не объявляли, а то этот псих сбежит и что-нибудь натворит. Потом я еду в полицию округа…

— Погоди, а вдруг это была бы правда?

— Ну, я тебе и говорю: действовать надо, как на самом деле.

— Нет, я имею в виду, если про девчонок правда, — уточнил Брайан.

— Ха, так в этом случае нас бы всех подняли по оранжевому коду. А может, по красному. Угроза массового заражения, то-се, медико-биологическая служба, морской и воздушный кордон, оповещение населения, а дальше уже суд и правительство решают…

— Погоди, лейтенант. Давай с самого начала. Командир отдал тебе приказ. Твои действия? Ты исполняешь приказ, или всякой психологией-философией занимаешься?

Лейтенант Кабреро выразительно постучал себя указательным пальцем по лбу.

— Ты что, бро? Прикинь, ты работаешь в полиции. Начальник приказывает: эй, пристрели вон того парня, что-то мне его бандитская рожа подозрительна. Твои действия?

— Ну, ты сравнил, — возмутился Брайан, — коп это коп. А для солдата приказ командира это все. Армия начинается с автоматизма исполнения приказов, так?

— Не так. Любая эффективная команда начинается с понимания общей цели всех и личной роли каждого в ее достижении. Автоматизм хорош в простом, а боевая обстановка требует сложных действий, и тут уже рулят личные качества каждого солдата.

Брайан презрительно фыркнул:

— Посмотрю я, как ты в реальной обстановке будешь командовать этими личностями.

— Легко, — сказал Тино, — Хочешь любительское кино про десант на Тробриан?

— Оккупация Тробриана? А ты к этому каким боком?

— Не оккупация, а революция. Я, кстати, народно-освободительной армией командовал.

— Чем-чем? — переспросил сержант.

— Местные ребята, из племени киливила. 10 парней, 3 девчонки, — пояснил Тино, запуская видеофайл, — Кого-то из них там, на Тробриане, съесть хотели или что-то в этом роде.

— Съесть? — переспросил Брайан.

— Там при президенте Хупи-Вуро такие порядки были, — пояснил Тино, — Ну, ребята, ясное дело, не захотели съедаться, угнали моторную шлюпку и сорвались к нам на Муруа. А у меня, по ходу, практика была после разведшколы: подготовить боеспособный полувзвод местного сопротивления. Смотри, это я с ними знакомлюсь.

— И сколько тебе дали времени, чтобы из этих чучел сделать солдат?

— 67 дней, а потом высадка с воздуха и 3 часа автономных боевых действий. Это по плану было 3, а реально получилось 2.40, но тут лучше с запасом, сам понимаешь.

— Про запас понятно, — сказал Брайан, — а про 67 дней ты загнул. В USMC первичный курс 84 дня, и все равно, то, что получается, это только полуфабрикат. А если миндальничать с новобранцами… — сержант ткнул пальцем в экран.

— Я не миндальничаю, а экономлю время, — ответил Тино, — чем кричать на солдата: «Ты, сраный урод, криворукий дистрофик, если ты, долбанная сука, не сделаешь все это как следует, я тебя трахну в жопу шваброй», гораздо лучше сказать: «Давай мы попробуем выполнить это упражнение еще разок». Так и короче, и людям понятнее, прикинь. И еще экономия: солдату не обязательно уметь выпучивать глаза и вопить «Yes sir!», так чтобы стены дрожали. В боевой обстановке это не требуется. Не знаю, зачем вас этому учат. Я больше на физподготовку обращал внимания. Ее в USMC сколько часов в день?

— Для рекрутов 1,5 часа плюс час строевой. Это, кстати, мало. У групп спецназа — 4 часа.

— 4 часа тоже мало, — сказал Тино, — у моих ребят было 7 часов в день.

— Вот тут ты точно заливаешь, — сказал Брайан, — они бы у тебя на третий день сдохли.

— На экран смотри, — посоветовал лейтенант.

— На что? На папуасские танцы?

— А ты попробуй, попляши так часа 2. А до того утром 2 тайма мяч погоняй. А между тем и этим еще на пляже часик поиграй в «чайку и акулу». Очень способствует.

— Толково, — признал сержант, после некоторого раздумья.

— А то ж!.. О, глянь, это наши первые прыжки с парашютом.

— Гм… Ты со всеми так в обнимку прыгал или только с девчонками?

Тино Кабреро улыбнулся до ушей.

— Со всеми! Как истинный меганезиец, я бисексуал с уклоном в некрофилию.

— Я вообще-то серьезно спрашиваю, — пояснил Брайан.

— А я серьезно с каждым из 13 прыгал в обнимку. Это такой прием, против шока первого прыжка. Его психологи придумали, чтобы в подсознании негатив не откладывался. А вот наши стрельбы. Это инженер Реклю изобрел в 1875 году, для французского спецназа.

— Так это же просто пейнтбол. Игра.

— Ну, да, — согласился Тино, — По 2 часа в день. С занятием по тактике в перерыве.

— Идея неплохая, конечно, — пробурчал сержант, — Но как-то это все несерьезно.

— Погоди, сейчас будет серьезно… Нет, это еще репетиция… А теперь смотри, это уже по-настоящему. Прикинь, мы за полтора часа до рассвета прыгнули. Контингент, так сказать, противника, даже ухом не повел, пока колбаса не началась. Там всего одна казарма была, недалеко от президентского дворца…

В кадре проплыло одноэтажное кирпичное здание с развороченной крышей и выбитыми окнами. Внутри что-то горело.

— Чем это вы ее? — спросил сержант, — Миномет, что ли?

— Типа того. Портативный, скорострельный 60 мм. Их всех там и накрыло, кроме вот этих.

Мелькнуло несколько тел, нелепо распростертых на плацу. Рядом с ними валялись старые автоматические винтовки.

Затем в кадре возникли причудливые руины, полностью охваченные огнем. Похоже, это был трехэтажный особняк с оригинальной архитектурой, но от него остались только три капитальные стены и половина какой-то башенки.

— А это как раз президентский дворец Хупи-Вуро, — сообщил Тино, — ребята всадили в него четыре мины, а потом там что-то взорвалось. Может, баллоны с бытовым газом, а может, арсенал охраны.

— Жестко вы их, — сказал сержант.

— Было за что. Уж очень эта президентская семейка всех достала.

Объектив камеры задержался на изрешеченном пулями джипе. Передняя дверца была открыта, из нее наполовину вывалилось еще одно тело.

— Издержки, — извиняющимся тоном пояснил лейтенант, — Полиции не надо было в это лезть, мы не виноваты.

— Бывает, — согласился Брайан, — Я так понимаю, они огонь открыть не успели?

— Ну, так, пару очередей дали в белый свет… А вот это уже у радиоцентра. Там охрана. Я хотел им предложить сдаться, а они со своими дурацкими пистолетами. Тут мои в них и метнули гранату. А что делать?

Еще четыре тела, больше похожие на кучи тряпья, у входа в бетонную коробку, среди кучи битых стекол и кусков штукатурки. В вестибюле, на полу лежат штатские, лицами вниз, руки на затылке. У выбитых окон трое бойцов «Народно-освободительной армии», потрепанные, измазанные грязью и копотью, но вполне уверенные в себе. Лестница, и еще одно тело в офицерском кителе.

— Дурак, блин, — прокомментировал Тино, — кто его просил лезть в герои?

Маленькая студия. Яркий свет. Персонал, в состоянии предельного ужаса, под дулами автоматов возится с техникой. В кадре мелькает Тино, судя по жестам, он пытается кого-то успокоить (ничего не бойтесь ребята, работайте и все будет ОК). Эффектная девушка из «Народно-освободительной армии», устраивается перед микрофоном. Она нервничает, но не слишком. Вытирает лоб и начинает эмоционально говорить.

— Это что за язык? — спросил Брайан.

— Местный. Называется хири-моту.

— А про что она?

— Я вообще-то, только через слово понимаю, — застенчиво ответил лейтенант, — Типа, час свободы пробил. Антинародный режим обломался. Город под контролем революционных сил НОА. Лучше стоя, чем на коленях. Как обычно в таких случаях. И призыв к соседней Меганезии быть гарантом передачи власти чему-нибудь демократическому.

— Ясно. «Viva libertad, viva Magna Carta» в конце можешь не переводить. Уже слышал. А что с минусами?

— Два легко раненых.

— Хм… — буркнул Брайан, — Ты всегда такой везучий?

— Не всегда, — лаконично ответил меганезийский лейтенант, и продолжал комментировать события на экране, — Сейчас видишь, опять колбаса началась. Со стороны порта подошел противник, числом два взвода плюс одна бронемашина. Ну, типа, старый джип, обшитый металлическими листами, с ручным пулеметом на турели. Они сунулись штурмовать, так мы накрыли минами их первый взвод, положили человек семь и подбили это старое ведро с гайками. Вот оно, на перекрестке горит. Второй раз они даже пробовать не стали. Так, сидели вон за теми домиками, и слегка постреливали. А когда четверка наших «Mooncat» прошла над нами на малой высоте, они вообще смылись. Им, по ходу, насрать было. Если бы они знали, что мы будем по-серьезному стрелять, то и вообще бы не полезли. Дальше мы перевязали по-нормальному наших двоих раненых, а потом дурака валяли и братались с проснувшимся мирным населением, пока морской десант нас не сменил…

На экране появилась вращающаяся голая попа (судя по форме, принадлежащая той самой эффектной девушке). На левой половинке зеленым маркером было нарисовано сердечко.

— …Это уже не совсем по теме, — пояснил Тино, останавливая видео.

Сержант хмыкнул и почесал макушку.

— Я все равно не понимаю такого обучения. Как-то это неправильно.

— Знаешь, Нолан, я бы тебе объяснил, но… — тут лейтенант развел руками… — я ни фига не психолог. Для меня это просто практика. Это удобно и это работает, а что еще надо?

…

3 октября. Сигнал начала загонной охоты: дичь уже видна.

«Глубокоуважаемая доктор Хок. Мое имя Чен Мо, я младший партнер доктора Ляна, и я рад присоединить к его добрым пожеланиям свои добрые пожелания вам, вашему дому и вашей семье. В силу несовершенства мироздания, досадные дела, подобные тому, которое беспокоит нужного вам человека, встречаются, увы, довольно часто, и процедура решения таких дел известна. Отец и будущие опекуны должны лишь подписать некоторые бумаги, в т. ч. доверенность адвокату наших американских друзей, и все будет сделано наилучшим образом. Дети обретут гармонию в новой семье, а их отец вернет себе душевный покой».

Приложения: Формы (12 файлов). Инструкция по заполнению и пересылке (1 файл).

Все бумаги (дюжина многостраничных форм) были тут же распечатаны, и Шойо начал их подписывать. По мере подписания, Ула отправляла их факсом на разные адреса, следуя инструкции доктора Мо. В ходе этого праздника бюрократии, позвонил Микеле.

— Солнышко, как дела? Дети спрашивают, где самая лучшая в мире мама. Любящий муж не знает, что им ответить, и листает камасутру, постепенно впадая в депрессию.

Она улыбнулась (про себя) и ответила:

— Только без паники, милый. Я просто улаживаю запутанные дела одной семьи.

— Семьи или «семьи»?

— Как тебе сказать? Понимаешь, тут эти вещи оказались несколько переплетены…

— А-а, — протянул он, — Понимаю. Это значит, дети еще раз получат на ужин ту ужасную стряпню, которую их папа делает из полуфабрикатов сомнительного происхождения.

— Я тебя люблю, — сказала она, — Я тебя люблю. Я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — ответил он, — Это так здорово. Но я все равно впадаю в депрессию.

— Я буду как только, так сразу, — пообещала она и чмокнула губами рядом с трубкой.

Шойо, подписал последний лист последней формы, перебросил его через стол, и коротко поинтересовался:

— Это звонил ваш муж?

— Да, — ответила Ула, сверяясь с инструкцией и скармливая факсу очередную бумажку из внушительной пачки. Она не успевала отправлять так быстро, как Шойо их подписывал. А ей приходилось еще переправлять факсы, приходящие от семьи Уорвич из Нью-Плимута.

— Жена должна заниматься домом и детьми, — изрек лейтенант, — А муж должен заниматься делами. Иначе в семье нет заведенного порядка, и это отражается на воспитании.

— Знаете, Нэд, я совсем не уверена, что заведенный порядок это главное в семье.

— А что вы считаете главным?

Ула, не отрываясь от своего занятия, сообщила.

— Есть афоризм утафоа: maika ohana aha hauoli ohai pua. Вольный перевод: хорошая семья это праздник цветочных побегов.

— Утафоа это папуасы? — уточнил он.

— Утафоа, — поправила она, — это самоназвание древнего этноса центральной Океании, одно из самоназваний всего народа Меганезии и один из официальных языков нашей страны.

— Я так и думал. Афоризм бессмысленный, как и все, что делают туземцы. Политические мотивы требуют такой риторики, как ваша, но это просто слова. А практически туземцы не создали ничего. Цивилизацию строят только те, кто осознает свой долг перед нацией, а это осознание начинается с понятий о семейном долге и твердо установленном порядке.

Пропустив через факс последний лист, Ула пихнула его в папку к остальным, и бросила папку в ящик стола.

— У меня возник вопрос, — сказала она, — что такое нация? Это люди или это символ?

— Нация, религия, знамя, это символы, — ответил Шойо, — Символы, которые указывают людям правильный путь. Киплинг называл это «Бремя белых». Почетное бремя людей, знающих, для чего живут. Вы, Ула, можете коротко и четко ответить, для чего живете?

Она пожала плечами.

— Коротко и четко не смогу. Жизнь сложная штука. Я могу долго рассуждать об этом, а если требуется короткий ответ, то скажу вашими словами: сейчас это не имеет значения.

— Да, верно, — он усмехнулся, — Для вас имеет значение, сообщу ли я информацию, которая вам необходима. Вы нарушили рамки своих полномочий. Вы сделали рискованный шаг, а теперь беспокоитесь, оправдан ли был этот риск. Мне это знакомо.

Ула вытащила из пачки еще одну сигарету и прикурила. Выпустила изо рта аккуратное колечко дыма и спокойно спросила:

— А вы допускаете возможность не сообщить необходимую мне информацию?

— Представьте, что у меня ее просто нет, — ответил он, — Тогда вы проиграли. Контракты того рода, что вы заключили с этим типом, нельзя аннулировать, не потеряв лица.

— Да, — сказала она, — Аннулировать нельзя. Так что это ваш риск, а не мой.

— Поясните, — потребовал Шойо.

— Я не могу аннулировать контракт, — согласилась она, — Но я легко могу изменить пункт назначения. В моем распоряжении все необходимые для этого доверенности от вас и от ваших новозеландских родственников.

— Ясно. Продадите моих детей в бордель для извращенцев. В Таиланде за них дадут где-то по 15 тысяч долларов. Этим вы не покроете и десятой доли своих расходов по контракту.

— Не столь уж далекие предки современных людей были каннибалами, — тусклым, очень спокойным голосом, произнесла Ула, — У них считалось в порядке вещей использовать захваченного иноплеменника, как источник пищи. Больше всего ценился костный мозг. Это рыхлая масса, наполняющая внутренние полости некоторых костей. На первобытных стойбищах мы находим расщепленные и выскобленные человеческие кости. У взрослого человека около 2,6 килограмма костного мозга, а у ребенка 1–2 килограмма. Времена изменились, но человеческий костный мозг ценится и сейчас. Не как продукт питания, а как биоматериал, содержащий стволовые клетки и ткани, регенерирующие кровь. 1 грамм костного мозга стоит 25000 долларов. По данным ООН его теневой оборот 7 миллиардов долларов в год. Поставки идут в основном из стран Юго-восточной Азии. Никакие меры борьбы с теневой торговлей костным мозгом пока не дали результата нигде.

Шойо покачал головой.

— Значит, в двух детях содержится 50 миллионов долларов. Это, конечно, покроет ваши расходы. Но такая сделка сильно повяжет вас с мафией. Руководству это не понравится.

— Я еще не закончила, — заметила Ула, — Не дали результата нигде, кроме Меганезии. За любое участие в этом бизнесе суд применяет к виновным высшую меру гуманитарной самозащиты — расстрел. В Меганезии нет торговли детьми. Вы ничего не поняли, Нэд.

— Тогда к чему были слова о костном мозге? — спросил он.

— Чтобы понять ход вашей мысли. Вы заговорили о продаже ваших детей в бордель.

— То есть, говоря о смене пункте назначения, вы не имели в виду продажу?

— Разумеется, нет, — подтвердила она.

— Мне следовало догадаться, — сказал Шойо, после паузы — Вы недостаточно хороший солдат, чтобы быть по-настоящему жестокой. У вас неплохие задатки, но вы не стали боевой машиной. Я слышал, как вы говорили с мужем. Вы сентиментальны, в этом ваша слабость. Вы не можете всерьез угрожать врагу тем, что продадите его детей на костный мозг, даже если от этого зависит получение ценной информации. Я сильнее вас.

— Сила не всегда эквивалентна жестокости, — ответила Ула.

— Верно, — согласился он.

— Мифы утафоа, — продолжала она, — рассказывают, как Мауна-Оро объединил Полинезию, Меланезию и Микронезию в Гавайику величайшую страну в человеческой истории. США, Канада, ЕС, Китай и Россия с Сибирью, все вместе легко уместились бы в Гавайике.

— Хорошее достижение, — снова согласился Шойо, — хотя это в основном море.

— Au oone aha miti, — ответила Ула, — Наша земля это море.

— Ясно, — сказал он, — И в чем была сила этого завоевателя?

— Другие обращали молодых пленников в рабство или просто съедали. А Мауна Оро велел брать их в семью, как своих детей. Через 10 лет ни одно племя не могло воевать с Мауна-Оро, ведь пришлось бы сражаться против своей крови. Так он стал править Гавайикой.

— Сильный стратегический ход, — одобрил Шойо, — Это намек, что если я не рассчитаюсь с вами информацией, вы отдадите моих детей в меганезийскую семью?

— Я просто заберу их себе, — уточнила Ула, — Я дам им свое родовое имя вместо вашего, как делали мои предки с детьми побежденных врагов.

— И наверняка вылетите со службы, — заметил он.

— Переживу, — лаконично ответила она, — Победа ценнее.

Тут Шойо многозначительно наставил на нее указательный палец.

— Вот, — сказал он, — теперь вы правильно ответили. Победа ценнее, это ответ хорошего солдата. Кроме того, я убедился, что вы действительно решали поставленную мной задачу, а не просто имитировали ряд действий с компьютером и бумагой. Если бы это была имитация, вы реагировали бы на мою провокацию иначе. Вы проявили достойные качества: твердость, честность и трудолюбие. Вы заслужили свою информацию. Сейчас приготовьтесь записывать.

— Я запомню, — сказала она.

— Нет, — отрезал Шойо, — Это слишком большой объем, и вашей подготовки недостаточно, чтобы его запомнить. Солдат должен трезво оценивать границы своих возможностей. Вы должны всегда помнить об этом. Пишите в начале координаты объекта. N 14,8/E 93,5.

— Острова Препарис, Андаманское море, Бирма, — машинально определила Ула.

— Ответ верный, — строго сказал Шойо, — Но хороший солдат не должен отвлекаться. Пишите дальше. Расположение объекта на местности…

…

Чубби Хок заглянула к лейтенанту Кабреро, едва тот расстался с Брайаном.

— Слушай, Тино, что ты знаешь об американских военных базах в акватории Бирмы?

— Знаю, что официально их там нет, а фактически там есть чьи угодно базы. Нищая страна, беспомощное полувоенное правительство и куча повстанческих движений. Берешь любой кусок земли, платишь банде, которая сейчас им владеет, и творишь все, что хочешь. Если власть меняется, платишь те же деньги новой банде, только и всего. Очень удобно. А что?

— Шойо утверждает, что на острове Препарис-2, есть база, где размещено принадлежащее США производство микробиологических боеприпасов, и склад готовой продукции.

— Ни хрена не удивлюсь, если это правда, — сказал лейтенант, — а ты со спутника смотрела?

— Да, — ответила она, — Там есть промзона похожего типа, но это еще ни о чем не говорит.

— Ладно, я понял. Нужен парень вроде меня, чтобы слетать и посмотреть на месте, так?

— Ты чертовски догадлив, — сказала Чубби.

Энкантадор улыбнулся и игриво подмигнул ей.

— Нет проблем. Чего не сделаешь ради такой обалденной женщины. Фото крупным планом и мои бесценные личные впечатления будут у тебя завтра после обеда.

— Ты в курсе, что до туда больше 10 тысяч километров? — спросила она.

— Ага. Географию знаю. А еще рекламу смотрю: «Meganezia Starcraft отменяет расстояния. Любой континент — космос — атоллы Океании за 1 час». Я через полчаса вылетаю в Лантон и успеваю на Starcraft в Тайланд, на остров Пхукет, самый модный курорт Андаманского моря. Море там фигня, лужа, но местные девчонки это, я тебе скажу…

— Про девчонок потом, — перебила Чубби.

— Ладно. Короче, прихожу в лавочку «Chonburi Flying Club». Я там знаю одного парня, он вообще офигенный. Он однажды…

— Про парня тоже потом, — снова перебила она.

— Ладно. Короче, я там арендую профессиональную видеокамеру и простенькую авиетку с 2 часов ночи до 9 утра. Типа, романтичный полет на блядки и кино на память.

— Про блядки и кино потом.

— Нет, это самое главное. Потому что, реально я беру резервный бак с горючкой, лечу 750 километров на северо-запад и на рассвете машу крыльями Препарису-2. Так как я захожу со стороны солнца, янки меня прошляпят, это точно. Дальше снимаю кино и возвращаюсь на Пхукет. Там я культурно завтракую, сажусь на Starcraft и обратно в Лантон. Dixi!

…

5 октября. Маленькие неприятности с морской перевозкой карри.

Мобильник заиграл «Oku manakoa a e hiva» в 4:20 утра. Чубби, спросонок шаря рукой по тумбочке, ткнула локтем в нос спящего Микеле, чем вызвала его недовольное ворчание, а уж потом нащупала трубку.

— Да, доктор Лян.

— Прошу прощения, доктор Хок, что прервал ваш сон…

— У вас что-то срочное, — утвердительно сказала она.

— Да, вы правы. Наш друг в беде. Он везет на своем катере немного карри с Филиппин в Австралию, и едва он отошел от Минданао, как за ним погнался сторожевой корабль.

— Там только карри? — спросила она, стараясь одновременно свободной рукой нащупать второй мобильник, — Никаких лишних людей, и ничего из вредных вещей?

— Только карри и ничего больше, — подтвердил Лян, — он вышел из бухты Апо и идет саут-саут-ист, а сторожевой корабль за ним, милях в шести.

Микеле горестно вздохнул и включил свет. Чубби тут же нашла второй мобильник и вызвала Журо. Он ответил через пару секунд, бодрым уверенным голосом. Было у него такое свойство, мгновенно переходить от сна к активной работе.

— Что у нас? — спросил он.

— Друзья друзей везут травку с Минданао, а у них на хвосте филиппинский сторожевик.

— Где?

— Прямо за бухтой Апо.

— Пусть берут восточнее, к Каролинам и жмут во всю. Там меньше ста миль до наших вод.

— Доктор Лян, — сказала Чубби в первую трубку, — Скажите нашему другу на предельной скорости, кратчайшим путем идти к меганезийской акватории у Каролинских островов.

Секунд 20 она слышала в одном ухе скороговорку на смеси китайского и малайского, а в другом четкий голос Журо: «Сен Андерс, оранжевый код на линии Апо-Каролины… Да, наши братцы-лисы влипли… У них катер, у тех сторожевик… Сейчас спрошу».

Еще минуты три она изображала диспетчера, передавая вопросы и ответы. Микеле, тем временем, снова вздохнул, встал и пошел варить кофе. Опыт многолетней совместной жизни с Чубби подсказывал ему, что если подобная ерунда начала твориться в такое время, то шансов поспать нет. Примерно в тот момент, когда Микеле ставил джезву на плиту, полковник Андерс позвонил командующему ВВС, полковнику Запато.

Стеф Запато в момент звонка занимался важным личным делом: он переживал ссору с женой. Ссорился он с ней в среднем полтора раза в год. Это была какая-то необъяснимая закономерность, сопровождавшая их семейную жизнь на протяжении 13 лет. Каждый раз скандал начинался после полуночи и сопровождался уходом из дома примерно на сутки. В этот раз из дома ушел Стеф. Ритуально хлопнув дверью около половины второго ночи, он прошелся пешком по улице, чтобы немного успокоиться, затем, около половины третьего, заглянул в первый попавшийся бар, выпил там рюмку коньяка и пожаловался бармену на непонимание жены. Бармен поддержал разговор, так что полковник поставил рюмку и ему тоже. Они выпили за мужскую солидарность, после чего Стеф пошел гулять дальше и обосновался в одном из Y-клубов. Там он потребовал для начала стакан черного кофе с ромом. (Да, вы правильно поняли. Не наперсток. Не чашечку. Нормальный, человеческий стакан. И рома не пять капель, а чтобы чувствовалось). Получив требуемое, и сделав пару глотков, он задумался о девушках нетяжелого поведения. Ввиду слишком позднего часа с этим было сложно, но в начале четверого, ему улыбнулась удача. Он и Удача поняли друг друга с полуслова и уединились в номере мини-отеля при клубе. К половине пятого они, утомившись, валялись на широкой кровати и Стеф рассказывал своей мимолетной Удаче всякие небылицы. За этим занятием его и застал звонок Райвена Андерса.

— Hola, сен Запато. Извините за ранний звонок. Orange code.

— Где?

— Приблизительно в 150 милях западнее острова Пуло-Анна. Филиппинский сторожевой корвет преследует гражданское судно, принадлежащее нашим негласным партнерам.

— Филиппинец пересек линию демаркации, или нет? — спросил Стеф.

— Или пересек, или, как я полагаю, пересечет в ближайшие полчаса.

— Ясно. То есть, не ясно. Если это в их водах, что я, по-вашему, должен делать? Ведь эти партнеры, как вы сказали, негласные, так?

— Можно взять этот квадрат под прямое визуальное наблюдение, — пояснил Райвен.

— Отправить воздушный патруль, и глянуть, не сдадут ли у филиппинцев нервы?

— Да, именно. А если они попробуют продолжить преследование за линией демаркации…

— Если попробуют, то понятно. А если они догонят его раньше?

— Тогда, значит, ему не повезло.

— Вот теперь все четко, — сказал Стеф, — сообщение принял, действую.

Он покрутил трубку в пальцах, несколько смущенно глянул на девушку и пояснил:

— Тут у меня ЧП на работе. Не во время, правда?

— Ничего, — сказала она, — Это даже прикольно.

— Прикольно? — переспросил Стеф, — Ну, это кому как. Слушай, ты не знаешь, можно тут заказать кофе в номер?

— Запросто, — ответила она.

— Закажи, ладно? А мне еще надо сделать звонок.

Он набрал дежурного офицера патрульной базы Палау.

— Это Запато. Гляньте, кто у вас в воздухе ближе всего к 0+150 миль от Пуло-Анна.

— Один момент, сен полковник… Вот, Альбатрос-4, учебный полет. 95 миль от заданной точки. Только там курсант за штурвалом.

— Годится, — сказал Стеф, — подключите его на связь, я сам поставлю ему учебную задачу.

… 20-летний курсант Сигги Марвин был, как и следовало ожидать, страшно горд, что получил первое боевое задание, да еще непосредственно от командующего ВВС. Ясно, что учебный Альбатрос (модерновая версия советского La-7 образца 1943 года) это не современный Mooncat, но задача-то настоящая! На самом деле от Марвина требовалось совсем немного: найти в заданном квадрате филиппинский корвет, преследующий гражданский катер, и показать филиппинцам опознавательные знаки на крыльях. Это обычный способ предупреждения военному кораблю, подошедшему слишком близко к границе чужих территориальных вод. Кто бы мог предположить, что капитан корвета в предрассветных сумерках интерпретирует происходящее совершенно иначе, а именно: сообщники контрабандистов пытаются оказать своим какую-то помощь с воздуха…

Как только воздушная цель оказалась в пределах досягаемости для носовых зенитных автоматов корвета, капитан скомандовал «огонь» и 30-миллиметровые снаряды в клочья разнесли левую плоскость Альбатроса. Для Сигги это было полной неожиданностью. Он в этот момент находился над своими территориальными водами, и у филиппинца не было абсолютно никаких оснований его атаковать. К счастью для курсанта, программа базовой подготовки в ВВС Меганезии включала очень жесткий норматив упражениия «покинуть самолет». Как объясняли инструкторы «Не для того вас мама рожала, и не для того мы тут с вами возимся, чтобы вы накрылись вместе с игрушкой, которую конвейер делает». Так что Сигги, еще не успев ничего подумать, уже надавил одной ногой педаль сброса колпака кабины, а другой изо всей силы оттолкнулся (в Альбатросах нет такой сомнительной роскоши, как катапульта). Через две секунды он кувыркался в воздухе, а через пять секунд его самолет вспыхнул, как спичка, и, прочертив широкую полосу дыма, шлепнулся в воду. Сигги к этому моменту уже покачивался на стропах парашюта в 300 метрах над волнами, крича в шлемофон стандартное IUF (I’m under the fire!) и свои позывные.

Капитан филиппинского корвета испытал шок в тот момент, когда разглядел в бинокль меганезийский опознавательный знак — четырехцветный «пропеллер» на уцелевшей правой плоскости падающего самолета. Почти тут же радиоперехват принес крики пилота. Когда капитан повернул бинокль и разглядел форму парашютиста, пропали последние сомнения.

— … Твою мать, мы сбили меганезийского патрульного.

Примерно то же самое произнес дежурный офицер базы Палау, после чего, переключив селектор в режим «общее оповещение», выдал в эфир:

— Внимание, всем патрульным звеньям в квадрате G. Альбатрос-4 атакован филиппинским корветом в 142 милях к западу от Палау. Приказываю…

Отдав приказ, предусмотренный инструкцией на случай явной военной агрессии, офицер набрал номер полковника Запато. Тот как раз начал пить кофе, параллельно рассказывая девушке байку об истории этого напитка:

— Жил-был в Эфиопии, в середине IX века, пастух по имени Калдим. И вот, перегоняя стадо коз, он заметил, что, поев листья растения, которое сейчас называют кофейным деревом, козы сильно возбуждаются. Не в сексуальном смысле, а в смысле…

В этот момент раздался звонок. Стеф поднес к уху трубку, и через мгновение сказал длинную фразу, в которой нормативная лексика составляла менее одной трети.

Тем временем, капитан корвета лихорадочно пытался придумать какой-то выход из создавшейся ситуации. На экране радара отображались две пары сверхзвуковых летающих лодок «Mooncat», которые, находясь на расстояниях 250 и 300 миль, разворачивались в его сторону. Чтобы покрыть эти расстояния, им требовалось не более 15 минут, что означало для корвета полную бессмысленность любых попыток уйти из зоны нечаянных боевых действий под прикрытие систем ПВО острова Минданао. Тот запрос, который капитан направил дежурному офицеру штаба, не дал оптимистического результата: офицер ответил: «выкручивайтесь, как хотите, а я буду звонить главному».

В этой сложной ситуации, капитан сделал не самый героический, но вполне разумный шаг: отдал приказ лечь в дрейф, спустить флаг, поднять сигнальный флажок «Mike» (Мое судно остановлено) и передавать на меганезийской общей частоте ВМФ: «сопротивления не оказываю, ожидаю ваших инструкций».

Инструкции поступили немедленно: «оставайтесь на месте, готовьтесь принять на борт патруль для составления протокола. Подпись: старший лейтенант Кранц Нааль». На радаре было видно, что одна пара летающих лодок продолжает идти на сближение, а вторая уходит на северо-восток, в сторону Марианских островов.

К моменту, когда в эту ситуацию включился разбуженный адмирал Илидио Сумулонг, руководитель штаба ВМФ Филиппин, расклад был следующий:

Корвет продолжал находиться в той же точке. С двух сторон от него на волнах качались две летающие лодки, одна из которых уже успела вытащить из воды слегка обалдевшего, но очень довольного собой курсанта Марвина. На борту корвета хозяйничали офицеры ВВС Меганезии, снимая объяснения с капитана и копируя маршрутные документы.

Полковник Запато в это время подъезжал к офису штаба ВВС. Его прибытие вызвало у офицеров свободной смены, куривших перед входом, одобрительный свист: полковник приехал на байке ядовито-лимонного цвета, держась за пояс эффектной чернокожей девушки, выполнявшей функции водителя (ради такого исключительного прикола, случайная подружка даже не взяла с него дополнительных денег за извоз). Когда девушка, высадив пассажира, разворачивалась (снова под одобрительный свист зрителей), а Запато шел к дверям, в его кармане зазвонил мобильник (заметим: хорошо, что не раньше).

— Хорошего утра, Стеф. Это Илидио говорит, мы встречались…

— А! Конечно. Рад, что вы позвонили, адмирал. У нас с вами маленькая проблема…

— … Которая грозит вырасти в большую, — заметил филиппинец.

— Ну, да, — согласился полковник, — И как будем решать?

— У нас на Филиппинах и у вас в Меганезии, — многозначительно сказал Илидио, — есть одна общая традиция: решать по-соседски, без лишнего шума и формальностей…

….

5 октября. ABN-4, Манила — TARBS, Канберра — Galaxy Police Flog, Лантон

«Завершились совместные военно-морские учения ВВС Меганезии и береговой охраны Филиппин, проходившие в акватории между Минданао и Каролинами. Как сообщают военные источники, их целью была отработка миссий по предотвращению терроризма, обеспечению безопасности судоходства и выполнению поисково-спасательных операций на море. Особенностью этих учений стала секретность подготовки, благодаря которой проверялась реальная готовность к отражению террористических атак. По итогам учений состоялась рабочая встреча офицеров на филиппинском корвете «Ларанг». Филиппинцы преподнесли в дар меганезийской летной школе Палау два учебных самолета на базе японских истребителей Ki-84 Hayate, образца 1944 года. Как пояснили представители штаба в Маниле, в будущем в этой школе смогут проходить обучение филиппинские курсанты. По мнению сторон, это послужит укреплению мира и стабильности в регионе».

…

Ясно, что на фоне титанических усилий, приложенных Сумулонгом, Запато и Андерсом, для придания удобоваримого вида этой дурно пахнущей истории, об океанском катере, перевозившем партию гашиша приблизительной стоимостью 140 миллионов долларов, все забыли. Он со своим грузом, так и ушел в необъятные тихоокеанские просторы.

….

5 октября. Цепь загонщиков. Кое-что о взаимодействии тигров и охотников. Лантон. Китайский ресторанчик «Hua Lun» недалеко от офиса военной разведки

Райвен Андерс приветливо махнул рукой.

— Присаживайтесь, майор. Наливайте и кладите себе, что хотите, в общем, serve yourself.

— Да, шеф, — сказал Журо, устраиваясь напротив и наливая себе полчашки зеленого чая.

— А теперь расскажите, как вы дошли до такой жизни, что я вынужден среди ночи будить Стефа Запато, а потом разгребать последствия шоу воздушных каскадеров? Мы все-таки военная разведка, а не цирк шапито, постарайтесь принимать это во внимание.

— Мне очень неудобно, что так получилось, — сказал Журо, — Но годовой бюджет нашего отдела не резиновый, а тут одномоментно образовалось столько финансовых издержек, что мы вынуждены были изыскивать внебюджетные резервы, а это сопряжено…

— Я видел, с чем это сопряжено, — пробурчал полковник, — Впрочем, не могу не отметить, что ваша операция выполнена в лучших традициях разведки. Быстро, дерзко, эффективно. Честно говоря, я сильно сомневался, что у вас получится. Выходит, я вас недооценивал.

— Я не обижаюсь, — меланхолично ответил Журо, отхлебывая из чашки и подцепляя с тье-пана палочками кусочек кальмара, — на то и начальство, чтобы считать подчиненных ни на что не годным сборищем болванов. Мы уже привыкли. Так что…

— Лаосскую сироту вы сыграли, — перебил Райвен, — а сейчас я хочу неформальный рассказ.

— Да, в общем, все было довольно обыденно. Фигурант сам сдал нам тузовый покер, когда понял, что его начальство хочет увидеть его лежащим в красивом деревянно ящике. Шеф, вы слышали про тигриную петлю?

— Что-то типа силков? — предположил Райен.

— Нет, сен полковник. Это когда тигр, поняв, что за ним идет охотник, поворачивает и ложится в засаду в трех метрах от собственного следа. Наш фигурант неплохо сыграл в эту игру. Когда два парня вломились в номер паршивенького отеля в Сурабае, где он будто бы трахался с одной тайской девчонкой, то обнаружили лишь саму девчонку и плеер с эротическим саунд-треком. Боюсь, что они не успели даже оценить эту шутку: фигурант с пяти шагов выпустил им в спины целую обойму из своего «Узи». У него была договоренность с патрульным офицером, так что в полицейском протоколе все выглядело чуть иначе. Два гангстера вломились в номер отеля и изрешетили пулями коммерсанта Джонни Конквиста, развлекавшегося с девушкой по вызову. Подоспевший патруль вступил с гангстерами в бой и уложил их на месте. После снятия показаний с персонала отеля и с перепуганной девушки, изуродованный труп Джонни, был освидетельствован, кремирован и предан земле за казенный счет, ввиду отсутствия родных. Та же судьба постигла и трупы гангстеров, ввиду отсутствия у них вообще каких-либо удостоверений личности. Сообщение о происшествии опубликовано в городской криминальной хронике.

Полковник Андерс одобрительно кивнул головой.

— Хорошая работа. Ставлю текилу против зубочистки, что Джонни Какой-То в тот же день попытался вылететь из Сурабаи в другое полушарие, чтобы раствориться в тумане.

— Вы проиграли это пари, шеф, — проинформировал Журо, — этот парень настоящий тигр. Он знал, что его бывшие хозяева в Форт-Миде, проверят: не смылся ли Джонни Какой-То из Сурабаи. Кроме того, он чувствовал, что его обложили с разных сторон. Он ведь не мог не заметить, что кто-то неизвестный перестрелял его приятелей-исламистов из «Бригады защитников Сунана Ампела». Вряд ли он мог в таких условиях рассчитывать смыться. Так что он не побежал, а залег рядом, выжидая, кто еще появится на его следе.

— Да, — согласился Райвен и, подозвав официанта, заказал текилу «Мескаль». Он уже не первый раз проигрывал такие пари майору, и изучил его вкусы.

— Может, Джонни и смог бы отсидеться, — продолжал майор, — Из-за сенатской комиссии на его бывших хозяев свалилось столько проблем, что они бы в какой-то момент могли просто плюнуть на Джонни. Но мы поломали ему всю игру. Известный вам флог «Galaxy police» начал публиковать откровения некого сотрудника NSA Джона X, который стал по частям резать собаке хвост тупым ножом. В начале его фото и предисловие: «я шокирован негуманными действиями Агентства в отношении такого отличного парня, как я». Ну а дальше — рассказ о том, как взрывали базу на Гавайях. Через день — вторая часть, о том, как отправили летчиков в погоню за катером, и как сдали их под верный расстрел. Потом анонс третьей части — как готовилась ракетная атака с 10-й параллели. Тут Джонни почувствовал, что дело совсем дрянь. Он парень хоть куда, но будь он даже мифическим Рэмбо, все равно с какой-то попытки бывшие коллеги сделали бы из него решето. Ему ничего не оставалось, кроме как искать связь со своим разговорчивым альтер-эго.

— Но вы рисковали, что бывшие коллеги доберутся до него раньше, чем он найдет эту связь, — заметил полковник.

— Риск был невелик, — ответил Журо, — ему хватило интуиции не покидать Сурабаю, а там у нас есть друзья друзей, так что мы немножко подстраховывали ситуацию.

— Сильно наследили, подстраховывая?

— Нет. В полиции все удалось провести по графе «дорожно-транспортные происшествия».

— Люблю, когда работают чисто, — сказал Райвен, — а как он на нас вышел?

— Просто написал на e-mail редакции флога, что у него есть и что он за это хочет. Вполне реалистичное предложение. 10 миллионов мы заплатили ему авансом, а отход обеспечили, когда он прислал видеозапись своего автоинтервью.

— Очень грубо обеспечили, — с некоторым неудовольствием сказал полковник, — почему нельзя было сделать тоньше? Я уж молчу про астрономические взятки индонезийским оффи…

Журо сокрушенно развел руками:

— Увы, у нас не получилось такого доверия, чтобы он согласился использовать наш путь отхода. Пришлось пойти на его условия: мы убеждаем индонезийскую контрразведку хлопнуть по американской резидентурной сети, а он уходит сам, пользуясь переполохом.

— И как, ушел?

— Еще бы. Он профессионал. Плюс негласная поддержка индонезийских коллег.

— Поддержка, — буркнул полковник.

— Мне кажется, сен Андерс, товар стоил денег, — заметил Журо.

— Товар, безусловно, хорош, — признал Райвен, — Но я сомневаюсь, что одним этим можно решить нашу главную проблему

— Разумеется, сен полковник. Но Джонни это только приправа к основному блюду.

— К основному блюду? — переспросил Райвен, — это становится интересным.

— В северо-западном углу Андаманского моря находится принадлежащая Бирме группа островов Препарис. Являясь крайне бедной страной, Бирма…

— У меня в школе было «отлично» по географии, — перебил полковник, — так что обойдемся без ликбеза для туристов. Сразу к делу.

— Хорошо, — сказал майор, и разложил на стол планшет с картой — двухсотметровкой и набором аэрофотоснимков.

— Это что?

— Предприятие по производству биологического оружия для армии США.

— Быстро уберите это со стола, — тихо сказал Райвен, — Вы с ума сошли.

— Вы же сказали «сразу к делу», — обиженно пробурчал Журо, убирая планшет в кейс.

Полковник бросил взгляд на часы.

— Черт, уже без четверти десять. Не ехать же в офис. Вот что. Поехали ко мне домой.

— К вам домой работать? Ваша жена меня убьет.

— Спокойно. Я знаю, как решить эту проблему, — с этими словами шеф разведки пошел к стойке, за которой неспешно перемещался Ван Ли, хозяин ресторанчика.

Некоторое время Райвен Андерс и Ван Ли обсуждали какой-то сложный вопрос, затем китаец взял мобильник и, набирая номер, одновременно что-то крикнул в сторону кухни. Оттуда появился парнишка лет 13, вероятно младший сын, старший внук или племянник. Последовал оживленный разговор (говорили все сразу, включая абонента, с которым Ван связался по мобильнику). Затем можно было увидеть, как парнишка вышел через заднюю дверь, оседлал велосипед и покатил в сторону кампуса Лантонского университета.

Райвен вернулся за столик и налил себе и Журо еще чая. Около получаса они общались на предмет текущих дел, которые, в общем-то, можно было бы обсудить и позже. Затем к ресторанчику подъехал все тот же парнишка. На багажнике его велосипеда был закреплен приличных размеров пластиковый пакет. Минут через пять к столику, улыбаясь, подошел Ван Ли с этим пакетом, и вытащил оттуда двухлитровую канистру с какой-то жидкостью.

Шеф разведки открутил крышку, понюхал и расплылся в такой же улыбке.

— Огромнейшее спасибо! Вы здорово меня выручили. Сколько я вам должен?

— Ничего, — ответил китаец, — Chje shi lipin. Это подарок. Par te vahine. Для вашей жены.

— Нет, Ван, так не пойдет.

— Нет, пойдет, — невозмутимо возразил хозяин ресторанчика.

— Так не честно, — отрезал Райвен.

— Вам не совестно так говорить? — спросил Ван, — Вы уже три с половиной года, два раза в неделю или даже чаще, кушаете у меня, и разве я хоть раз вас обманул?

— Я не в этом смысле, Ван. Я имел в виду, что с моей стороны будет не честно взять у вас вещь и не заплатить. Я нанесу убыток вашему бизнесу.

Китаец улыбнулся еще шире и покачал головой.

— Вы не нанесете убыток моему бизнесу. Вы придете домой, и подарите эту вещь вашей жене. Она выяснит у вас, откуда это, и будет тоже заходить сюда кушать. Если она будет заходить, то жены вашего уважаемого коллеги (он кивнул на Журо) тоже будут заходить. И у меня будут кушать не два человека, а пять. Какой же это убыток?

— Ван, откуда вы знаете, что у меня две жены?

— Это очень просто. Напротив моего ресторана есть магазинчик фэн-шуй, которым владеет мой друг Чжоу Сим. Он заметил, что на лунные праздники Марикорико вы покупаете по два предмета. Это могло бы значить, что у вас две любимые женщины в разных домах. Но вы всегда кладете оба предмета в один пакет, а это значит…

— Ван, почему вы работаете не в разведке? — перебил Журо.

— Потому, что мне больше нравится держать ресторан, — очень резонно ответил китаец, и вернулся к себе за стойку.

— Жены это две студентки с Калимантана, которые у вас в хаусхолде? — уточнил Райвен.

— В общем-то, да, — подтвердил майор.

— Вы, даяки, удивительные люди, — задумчиво сказал полковник, — Надо же, через столько лет привезти жен из страны своего детства. Это по-настоящему романтично.

— В действительности, я и не думал их привозить. Но так исторически сложилось. Мой троюродный брат Лагхи из Путуссиба, богатый по местным меркам человек, брал в дом двух новых жен. После церемонии возникла ссора, он кого-то зарезал, потом его зарезали, потом убили еще нескольких человек, потом все помирились, и стали решать проблему с девчонками. Если жених умер в ходе свадьбы, это очень плохая примета…

— Стоп, — перебил Райвен, — Эта история будет нашим вторым козырем для моей жены.

— А первым? — спросил Журо.

Полковник выразительно постучал по канистре. Журо осторожно понюхал и сказал:

— Похоже на керосин.

— Это домашняя кашаса, — сообщил Райвен, — бразильский самогон. Аста его обожает. А уж если есть еще история вроде вашей…

…

5 — 6 октября. Две романтичные истории: о сестрах и о кораблях-призраках.

Аста стояла на пороге дома, как Цербер на страже Аида. Если бы она в таком настроении оказалась вместо царя Леонида у входа в ущелье Фермопилы в 480 году до н. э., то Ксеркс со своим стотысячным войском драпал бы без оглядки до самого Геллеспонта.

— У меня есть подозрение, что вы пришли работать, — сказала она.

— Любовь моя, с чего ты взяла? — возразил Райвен, — Я просто пригласил майора Журо на рюмочку, а о работе мы почти и не будем говорить. Разве что, полчасика после ужина…

— У тебя не разведка, а черт знает что, — перебила Аста, — В офисе вы курите марихуану, а домой тащите секретные документы. Не прикидывайтесь плюшевым зайчиком, Журо, я имею в виду вас и ваш портфель. Я же вижу, как вы его держите. Похоже, там лежит, как минимум, план галактической войны. И не рассказывай мне сказки про рюмочку. Ты не заглядывал в бар уже неделю, если не месяц, и даже не знаешь, есть ли там что-нибудь.

— А мы с собой принесли, — сказал полковник Андерс, протягивая вперед канистру, с которой уже была свинчена пробка.

Наклонив голову, Аста настороженно понюхала воздух.

— Это то, что я думаю? — спросила она.

— Да, милая. Мы с Журо долго искали, где она есть, и нашли через одного экстрасенса. Он может указать пересечения ауры веществ на карте. Мы дали ему сначала карту Бразилии, он делал над ней пассы, потом водил специальной магической рамочкой…

— Райв, какого черта ты держишь Журо на пороге? — перебила она, — Я его не люблю, он вредный, но это все равно невежливо. Что подумают соседи? Они решат, что Андерсы держат гостей на пороге, и какая у меня будет репутация? Идите в гостиную, а я соображу какой-нибудь закуски.

Вскоре они уже сидели за столом в уютной гостиной, и Журо рассказывал удивительную историю возникновения своей семейной жизни. Первая часть, о побоище на свадьбе, была расцвечена подробностями. На трагическом финале, он сделал многозначительную паузу, залпом выпил рюмку кашасы и продолжил:

— … Если на свадьбе умирает родич жениха, то считается, что невеста несет магическое проклятие. Если умирает сам жених, то проклятие очень сильное. А здесь были убиты и жених, и несколько родичей. Ясно, что обе сестры опасны для всех окружающих. Но раз церемония состоялась, то отправить их к родителям нельзя. Просто выгнать их в лес тоже нельзя, духи рода разгневаются, и будет вообще беда. Но есть один верный метод: найти родича, живущего подальше, и сплавить ему. Кайю и Руту отвезли в Сандакан, посадили на рейс до Лантона и объяснили: «В Меганезии у вашего убитого мужа есть троюродный брат, его зовут Журо-Журо Лонваи-Илэнгахи-Келаби, теперь он будет ваш муж».

Аста чуть не подавилась кашасой

— Как-как зовут?

— Это полное даякское имя сена Журо, — сообщил Райвен.

— Ну, вот, — продолжал майор, — а я живу не в Лантоне, и даже не на острове Тинтунг, а на островке Таолу.

— Подумаешь, — сказала она, — тут четверть часа на катере.

— Это если есть катер. А у них на двоих денег 25 фунтов и все. Они на малайском начали спрашивать: где их муж, Журо-Журо. Один полисмен нашел мой адрес в компе, привез их на Таолу, а меня нет дома. Зато у соседей всегда кто-то есть, там молодежная punalua, или по-современному, family-campus. Они говорят: «Журо на работе, не знаем, когда будет». Полисмен объясняет ребятам ситуацию и просит присмотреть за моими женами. Ребята говорят «ОК» и он смывается. А я в Гватемале, в джунглях. Мобильник там не берет.

— Как интересно, — сказала Аста, — а что вы там делали?

— Искал одну вещь.

— Нашли?

— Скорее да, чем нет — несколько уклончиво ответил он, — Через 5 дней я приезжаю домой, весь изгрызенный комарами. Кайя и Рута встречают меня на пороге, и Кайя, как старшая, сообщает на моем родном bontoc-baka: «Журо, совет решил, что раз Лагхи умер, то теперь мы твои жены». Вот так. Картина Пикассо «Полная задница».

— Жизнь полна неожиданностей, — заметила Аста, наливая всем еще по рюмке кашасы.

Выпили за то, что жизнь — прекрасная и удивительная штука, и Журо продолжил.

— Первая мысль была: взять автомат, слетать к родичам и устроить такое, что охота за головами показажется вершиной гуманизма. Но от этого проблема бы не решилась. В смысле, я все равно не мог бы сказать: «девушки, все ОК, отправляйтесь домой». Поняв это, я устраиваю их в гостевой комнате, даю ключи от дома, даю денег, чтобы они могли что-то купить в местной лавке, принимаю душ, переодеваюсь и еду в Лантон, культурно отдыхать. Вечером следующего дня заглядываю домой. Там чистота и порядок. Все сыты, все здоровы. Я выражаю личному составу благодарность, вручаю мелкие подарки и снова еду культурно отдыхать, у меня куча выходных после рейда. И так еще несколько дней.

Потом мне надоело, и захотелось просто полежать дома в шезлонге с книжкой. Жен я уже воспринимал, как симпатичное явление природы. Живут своей параллельной жизнью, как галки и поссумы. Оставляешь им что-нибудь вкусное в кормушке, и ладно. Тут вдруг они являются на террасу и заявляют протест по поводу моего безответственного поведения.

— Кто? — спросил Райвен, — галки и поссумы?

Журо покачал головой.

— Нет, Кайя и Рута. Они говорят: «Ты наш муж. Почему ты все время ездишь к каким-то женщинам, а с нами не спишь? Разве у нас не…». Тут они указали ряд женских качеств, которые, согласно традиции, привлекают мужчин. Это сложно перевести с bontoc-baka. Тем более, там еще были поясняющие движения. Их я физически не могу повторить.

— Вера в свою atraccion sexual украшает девушку, — прокомментировала Аста.

— Да, конечно, — согласился майор, — Я им это и сказал. Тут они спросили, которая из них фигурирует в моих планах на ближайшую ночь. Я ответил, что нельзя так грубо ставить вопрос, и что эти вещи так не решаются. С этим я их выставил, зачитался до ночи и уснул прямо на террасе. Проснулся. Кто-то крадется. Качественно, по-охотничьи Хорошо, что светила яркая луна, и я успел их разглядеть, иначе могла бы быть крупная неприятность.

Аста, в некотором недоумении, покачала в воздухе рюмкой.

— То ли я уже слишком много выпила, то ли я чего-то не понимаю.

— Видишь ли, милая, этот тип, — Райвен слегка толкнул Журо в плечо, — имеет привычку спать с пистолет-пулеметом Brezo-plus. Это известный факт в нашей конторе.

— Бр! — сказала она, — Журо, вам не приходило в голову, что лучше спать с женщинами?

— Конечно, лучше, — согласился он, — но одно другого не исключает.

— Я правильно поняла, что вы чуть не застрелили этих девочек?

— Риск был, — снова согласился майор, — Дело в том, что они крались. Я их понимаю, они, как и я, выросли в лесу. Но такой способ движения гостя часто означает, что он намерен поступить с вами некультурно. Конечно, они перепугались, и пришлось их успокаивать.

— Обеих сразу? — поинтересовалась Аста.

— В общем, да. А что было делать, если так получилось?

— Ваши жены остались довольны?

— Полагаю, скорее да, чем нет, — ответил Журо, — Иначе, зачем бы они стали повторять это в течение довольно длительного времени, но уже без подкрадывания? Хотя, может быть, им так просто лучше спится. В общем, как-то все так образовалось. Сейчас они учатся в агротехническом колледже по дистанционной программе. Мне казалось, что они там, в процессе, познакомятся с кем-нибудь. Я даже пытался им объяснить, что я совсем не тот человек, с которым таким молодым женщинам, тем более, двум сразу, надо связывать свою жизнь. Я считал, что мой возраст и моя работа с внезапными отъездами, это веские аргументы. Но на Кайю и Руту это не подействовало. Вот такая история.

— Очень трогательно, — сказала Аста, — наверное, Журо, в вас что-то такое есть. Но ладно, я заметила, что при слове «работа» мой муж подозрительно напрягся. Значит, вы, все-таки явились сюда работать, на ночь глядя. Не оправдывайтесь, это уже давно перестало быть оригинальным. Идите в кабинет. А я, так и быть, сварю вам кофе.

— Сен Аста, вы золото, — серьезно сказал Журо.

— Не подлизывайтесь, — фыркнула она, — все равно я вас не люблю.

….

— Начнем вот с чего, — сказал Райвен, — В сыром виде сбрасывать эту информацию в прессу нет смысла. Существование производства и склада биологического оружия это настолько огромное дерьмо, что проблему мгновенно уладят на уровне верховного командования. То есть, сначала будет дан приказ полностью уничтожить все на этом острове, а потом, уже в своем кругу, будут разбираться, кто и по чьему приказу построил это чудо биотехнологии. Официально объявят, что на острове Препарис-2 был полигон, где испытывали авиабомбы большой мощности, и покажут по ТВ очень убедительные воронки, метров 40 диаметром на месте всей этой красоты.

— Это понятно, — согласился Журо, — Но ведь их можно аккуратно оттуда спугнуть. Тогда авторы всей этой биологии постараются замять дело, не доводя до верхов.

— Продолжайте, майор, это интересно.

— Да, сен Андерс. Значит, представим, что мы их спугнули.

— Стоп. Как вы это себе представляете?

— Greenpeace, — ответил Журо, — По обычной технологии. Фото с высоты 300, громкий крик о заводе, загрязняющием окружающую среду, петициии в ООН про вымирающих золотых рыбок. Фото у нас уже есть, там все отлично видно. Специалист сразу определит, что это.

— Понятно. Согласен. Дальше?

— Дальше играем за черных. Вариантов два: уничтожить на месте или вывезти. Для первого варианта нужна тяжелая техника и большие объемы горючего, либо тяжелые бомбардировщики. Кроме того, будет очень заметно. Без верхов это не сделать, а верхи сейчас очень не хотят еще одного скандала. Их и так сенатская комиссия возит мордой по столу за рейд «Норфолка», плюс будет еще шоу Джонни Конквиста. Значит, остается второй вариант. Для этого им нужен тяжелый транспорт и место, куда можно вывозить. Транспорт не проблема, малайские компании возят что угодно и куда угодно в любом объеме. Куда тоже понятно. На дно Индийского океана, на глубину более 4 километров.

— Вы полагаете, майор, что какая-то фирма согласиться перевезти несколько сотен морских контейнеров на 2500 километров и сбросить их за борт посреди океана?

— Нет, сен Андерс. Фирма согласится перевезти контейнеры в какой-то порт в южной части Индийского океана. А дальше, так сказать, случайности, неизбежные на море.

Вошла Аста с кофейником и чашками. Водрузив все это на стол, она мельком глянула на карту и поинтересовалась:

— Что, клад искать собираетесь?

— Нет, дорогая. Мы его уже нашли. Но, увы, он, похоже, неподъемный.

— Вот так всегда, Райв. Не везет тебе в азартные игры.

Полковник Андрес проводил ее глазами и вернулся к разговору.

— Ход за черных неплох. Ни груза, ни свидетелей. Но будут проблемы с судовладельцем и его страховой компанией.

— Не будет. Перевозку можно заказать без формальностей. In cash. Аванс 100 процентов. Обычно так возят контрабанду. Поднимать шум не в интересах перевозчика.

— А кто будет охранять груз между пунктом отправки и пунктом неизбежной случайности?

— Полагаю, — сказал Журо, — им придется пожертвовать ради этого десятком своих солдат. А то ведь, малайцы ребята любопытные. Сунет кто нибудь нос в контейнер…

— Логично, — согласился Райвен, — Остается техника исполнения неизбежной случайности.

— Я вижу четыре варианта, сен Андерс: авиабомба, ракета, торпеда и самоликвидатор.

— Так-так… Авиабомбу я бы исключил. Пилот становится свидетелем. Ракета это более реально. SL-12 можно запустить вслепую с любого островка в радиусе 150 километров, если на цели есть маячок. Но есть риск, что стрелков засечет контрразведка Индонезии. Не менее реален вариант с торпедой. Вопрос только, откуда ее пускать?

— С подлодки, — сказал Журо, — Залп и отход по большим глубинам. Это оптимально.

— Пожалуй, да. И остается еще вариант самоликвидатора. Дешево и удобно. Но для такого судна нужен заряд не меньше центнера, такую штуку сложно спрятать, и экипаж может случайно ее обнаружить. Тогда они нервно покидают корабль на шлюпках и начинают сигналить в эфир «караул, наше судно оказалось заминировано, координаты…». В общем, я с вами согласен, майор. Атака с подлодки оптимальный вариант за черных. Хотя, белым надо подстраховаться на случай вариантов «ракета» и «самоликвидатор».

Журо кивнул головой.

— При планировании контроперации я так и рассуждал, сен Андерс.

— Вот как? То есть, у вас уже есть план? Излагайте.

— Это скорее наброски, — сказал майор, — В общих чертах. Мы используем неформальные связи в «братстве моряков», и выводим черных на фрахт судна, в котором часть экипажа будет наша. У меня есть несколько парней, которые легко сойдут за малайских матросов. Судно идет из Пинанга на Препарис-2, принимает груз и движется на юг. Наши парни ищут самоликвидатор, и, если он есть, обезвреживают его, не поднимая шум. На широте 10 судно берет под охрану наша подлодка «Норфолк». Мы как раз успеваем перебросить ее туда с базы Капингамаранги. Она может отразить и ракетную, и торпедную атаку.

Райвен Андерс откинулся в кресле и на некоторое время задумался.

— Использовать трофейную подлодку, это, конечно, красиво. Маленький морской бой, который никто не захочет афишировать. Кстати, вы уверены, что «Норфолк» справится с подлодкой черных?

— Совершенно уверен. Черные не могут задействовать свой подводный флот. Вероятно, они используют неформальные связи с ВМС Пакистана или с арабскими шейхами, а там на вооружении устаревшие модели класса Dafna. Прошлый век. Думаю, морского боя не будет. Увидев, что у противника натовская подлодка класса U-215A, они просто уйдут.

— Допустим, — согласился полковник, — Наш груз следует на юг. И как далеко?

— Как написано в договоре фрахта, — ответил Журо, — Скорее всего, порт назначения будет в Австралии. Это хорошая легенда для американских военнослужащих, которые будут охранять груз на судне. Такая же была у «Норфолка». Идем к союзникам, все нормално.

А сделать так, чтобы австралийцы встретили их цветами и оркестром, это не проблема. Картина Айвазовского «Приплыли».

— Сильно, — сказал Райвен, — Эффектно. Но несколько примитивно.

— Что делать, — сказал Журо, — я ведь простой парень, даяк с Калимантана, жил в лесу…

Полковник сделал протестующий жест.

— Хватит, майор. Я это слышал уже раз 20. Еще раз говорю: ваш план хорош… Хорош, как набросок. Его следует лишь дополнить деталями, и получится… Не скажу, что шедевр, но нечто действительно элегантное. Пока есть два недостатка. Во-первых, отразив атаку, мы высовываем свои уши из воды так высоко, что их даже слепой увидит. Во-вторых, между моментом отражения атаки и моментом встречи в Австралии, будет интервал примерно двое суток, в котором черные могут придумать и реализовать свой контрплан. Поэтому нам следует позволить черным утопить корабль в соответствие с их исходным планом. Тогда прибытие груза в Австралию станет для них полной неожиданностью.

…

8 октября. Особенности меганезийской каторги для солидных клиентов.

Собравшись на очередное общее совещание, члены Верховного суда решили, что на личное присутствие коллегий при рассмотрении дел связанных с рейдом «Норфолка» и так потрачено много лишнего времени. После того, как был вынесен приговор капитану Ходжесу, ничего экстраординарного уже не могло быть решено, так что совещание постановило: слушание по группе спецназа физически будет проводить один судья. Остальные ограничатся участием по интернету. В качестве этого одного, вызвалась быть Валле Идоиро, пояснив: «раз уж я допустила в начале это грязное шоу с марихуаной, то, по чести говоря, мне надо и завершить дело более-менее справедливым образом». Никаких возражений это не вызвало, и она, без шума в СМИ, прилетела на базу Раваки.

В принципе, той горы материала, которую представила суду военная разведка, хватило бы, чтобы вынести приговор без дополнительного опроса подсудимых. Тем не менее, по регламенту, установленному Хартией, Валле обязана была опросить их лично. Именно этим она и занялась, начиная, как водится, с младших чинов.

— Пэмберт Джордан, ваше командование поручило вам в мирное время, на территории другой страны, убить двух некомбатантов, безоружных беременных женщин. Поручения такого рода были для вас обычным делом?

— Мы и раньше убивали, мэм, — ответил он, — Мы же работали в зонах боевых действий.

— В том числе, и мирных жителей? — уточнила судья Идоиро.

— Ну… — Джордан почесал затылок, — Это не нашего ума дело, кто мирный, а кто нет.

— То есть, вам все равно, убивать вооруженного противника или мирного жителя?

— Мирного даже проще, — сказал спецназовец.

— И этим разница исчерпывается?

— Не знаю, мэм. Я об этом не думал.

Валле Идоиро кивнула и что-то пометила на компьютере.

— Сэмуэл Максвелл, — сказала она, — вы тоже не видите никакой разницы между мирным жителем и вооруженным противником, кроме той, что первого проще убить?

— Вооруженный противник обычно в форме, — ответил тот, — Даже партизаны носят что-то вроде формы. А мирные жители обычно одеты, как попало.

— Это все? — спросила судья.

— Не знаю, мэм. Нас этому не учили.

— Ясно. А как именно вы бы стали убивать беременную женщину?

Максвелл пожал плечами.

— Это от ситуации зависит. Иногда удобнее под лопатку, а иногда по горлу.

— Вы имеете в виду, ножом? — уточнила судья.

— Да, мэм, — ответил он, — На короткой дистанции у ножа все преимущества: бесшумность, надежность, возможность сразу определить результат…

— Ваш ответ понятен, — перебила она, — Ричард Пауэл, а вы что думаете о разнице между мирным жителем и вооруженным противником?

Пауэл нервно облизнул губы.

— Знаете, мэм, по-моему разницы особой нет. Солдат он тоже нормальный человек, только на него напялили камуфляж, дали в руки оружие и сказали «иди, воюй». Это ведь только говорят про всякую там отвагу и прочее, а на самом деле, всем бывает одинаково больно и страшно. Ну, кроме совсем ненормальных психов.

— Несмотря на это, вы бы выполнили приказ убить мирного жителя? — спросила Идоиро.

— Да, мэм. — ответил он, — Я ведь и раньше выполнял, и тут, куда бы я делся?

— Судя по вашим словам, ремесло солдата вам не нравится.

— Очень не нравится, мэм. Дерьмовая работа. Хуже не бывает.

— В таком случае, почему вы не занялись чем-нибудь другим?

— По семейным обстоятельствам, мэм. Я боюсь, у меня не получится объяснить толком.

— А вы попробуйте, — предложила она.

На несколько секунд Пауэл задумался, потом снова облизнул губы и ответил:

— Меня бы не поняла моя жена. Если бы я бросил армию, она бы решила, что я трус. Но она не виновата, ее так мой тесть накачал. Он сам военный, тупая скотина. Сейчас Криста бы меня поняла, и все было бы иначе, но на вчерашний поезд посадки нет, а сегодняшний идет только на хрен… Извините, мэм.

— Пауэл, вы взрослый, волевой человек. Как могло случиться, что вы не смогли объяснить своей жене, тоже взрослому человеку, элементарные вещи?

— Не знаю, — Пауэл пожал плечами, — Наверное, я недостаточно волевой человек.

— Тем не менее, вы награждены «Бронзовой звездой» за доблесть, — заметила Идоиро.

— Да, мэм. В Судане вертолет «красного креста» аварийно сел посреди здорового минного поля. А в вертолете была какая-то международная шишка. Ну, я вывел оттуда этих ребят, и шишку тоже, вот меня и обзвездили. Конечно, я был только за. Хоть это и не «Медаль почета», но чтобы вешать девчонкам лапшу на уши, тоже годится… Извините, мэм.

— Вы всегда шутите, Пауэл?

— Да, мэм. Особенно, если дело совсем дрянь. У меня эти шутки вроде как нервный тик.

— Понятно… — сказала она, — Нолан Брайан, а вы что ответите?

Нолан выпрямился во весь рост.

— О чем, судья? — спросил он, — о разнице между вооруженным противником и мирным жителем? По-моему, дело не в оружии, которое стреляет. Дело в той штуке, которой взводят мозги тех, кто стреляет. Чем я отличаюсь от исламистов, которые в 2001 году таранили башни на Манхэттене?

— Чем? — спросила Идоиро.

— Сейчас — тем, что задал себе этот вопрос. А три недели назад — не знаю. Ведь три недели назад я бы выполнил тот приказ.

— А сейчас выполнили бы?

— Нет, но что это меняет? Дик правильно сказал про вчерашний поезд.

— Ладно, — сказала она, — Другой вопрос. Вы готовы были убить двух беременных женщин просто потому, что вам это приказали, или была еще какая-то причина?

— Была, — ответил Нолан, — Нам сказали, что эти женщины, вернее, питекантропы, которые должны родиться, это носители смертельного вируса. Вроде живой фабрики биооружия. Нормальный человек ни на минуту бы в это не поверил, но у меня тогда не было и мысли, чтобы как-то критически на все это посмотреть. И раньше так происходило много раз.

— Вы имеете в виду ваши предыдущие задания, связанные с убийствами некомбатантов?

— Да, судья. Именно это.

— То есть, вы были уверены, что совершая эти убийства, защищаете свою страну?

— Да. Или гражданских лиц, которым угрожает опасность, как было в Уганде.

— Там вы действительно защищали гражданских лиц, и сражались против вооруженных сил военной хунты, — заметила Идоиро.

— Да. Мы отвлекали силы полковника Мбобу, пока «голубые каски» перевозили беженцев по восточному шоссе в Кению. Но это не важно. Если бы нам наврали и про беженцев, и про хунту, мы бы все равно сражались. Мы верили всему, что нам говорят.

— С этим мне все ясно. Скажите, почему ваша жена хочет, чтобы вас расстреляли?

— У нас не сложились отношения, а развод для нее невозможен по религиозным причинам. Вот если я умру, тогда другое дело.

— Вы так спокойно об этом говорите…

— Да. Я же солдат, мне не привыкать.

Идоиро кивнула и повернулась к следующему обвиняемому.

— Хобарт Освальд, вас характеризуют, как человека с хорошими способностями аналитика. Вы понимали, что вам лгут про носителей вируса?

— Да, мэм. Но я считал, что есть какая-то другая причина, по которой необходимо сделать то, что нам поручили.

— Какая может быть причина, по которой необходимо убить двух беременных женщин?

— Не знаю. Ведь по какой-то причине в Хиросиме убили 100 тысяч человек сразу. Там были и беременные женщины, и женщины с маленькими детьми. Это война.

— Вы считаете, что на войне допустимо любое убийство?

— Нет, мэм. Но во все времена так считают политики, а нас никто не спрашивает.

— Но вас же никто не заставлял участвовать в этом, — сказала судья Идоиро.

— В этом все участвуют, — возразил Хобарт, — Налогоплательшики дают деньги, на эти деньги делается оружие, его дают в руки солдату, и он убивает тех, на кого ему укажут политики, которых выбрали налогоплательщики.

— Но ведь от человека зависит, идти убивать или нет.

— Наверное, вы правы, мэм. Только почему-то на эту работу всегда находятся желающие. Я вот хотел выбиться в люди, и пошел в морскую пехоту. А как еще, если у меня ничего не было, кроме рук и головы? Потом, вроде, сообразил: что-то здесь не так, но у меня уже семья. Ее кормить надо. А тут все-таки хорошие деньги платят. Можно было бы пойти на завод, на стройку, или баранку крутить. Но денежную работу не вдруг найдешь, а хочется, чтобы у детей что-то было. Не дело же из поколения в поколение нищету плодить.

— То есть, — заключила она, — виновато общество, а не вы.

— Нет, мэм. Я такого не говорил. Я вам просто объясняю, как все получилось. А что я сам сделал, за то сам и отвечу. К стенке, значит, к стенке. Как не крути, а семью я обеспечил. Читали в газетах, наверное. За это и умереть не обидно.

Идоиро вздохнула, покачала головой и, пометив еще что-то в компьютере, обратилась к лейтенанту спецназа.

— Нэд Шойо, вам предстояло на месте отдать своему подразделению приказ на убийство некомбатантов. Вы бы отдали этот приказ, если бы узнали, что история командования про носителей вирусов является ложью?

— Да.

— А своим людям вы бы сообщили, что эта история — ложь?

— Нет.

— Почему?

— Эта информация могла посеять в их душах сомнение. Командир не должен допускать, чтобы бойцы теряли уверенность в своей правоте.

— Скажите, а что, если бы при высадке на Тероа, командование изменила бы ваше задание на противоположное? Например, поручило бы вам не убить этих женщин, а защитить их от группы боевиков «Исламского джихада».

— Я не понял вашего вопроса, — сказал Шойо.

— Вы бы стали выполнять новое задание вместо старого, к которому готовились?

— Да.

— А как бы вы объяснили это бойцам подразделения?

— Никак. В боевой обстановке приказ отдается кратко и четко.

— А если бы боевиков было в 10 раз больше, чем ваших людей?

Шойо хищно улыбнулся.

— На шоссе Кампала-Накуру нас было 16 против угандийского мотострелкового батальона, численностью до 550. Мы задержали их на 2 часа. Задание было выполнено. Мы потеряли 4 бойцов. Нас взяли в плен только после того, как мы исчерпали весь боезапас.

— После этой операции вас перевели из спецназа морской пехоты в спецназ NCTC?

— Меня и 11 моих парней, — уточнил он, и, через пару секунд, добавил, — Мы не получили пополнения. Мы и так были достаточно сильны. Еще 2 бойцов мы потеряли в Cудане. И еще 4 в секретных операциях, о которых я не имею права говорить. Остальные здесь.

— Вам не кажется, что из вас сделали смертников? — спросила Идоиро.

— Солдат должен быть готов с честью умереть за свою страну, — ответил Шойо.

Валле Идоиро с досадой махнула рукой, посмотрела на экран ноутбука, не требуют ли коллеги разъяснения еще каких-то вопросов, и сообщила:

— Суд считает полученную информацию достаточной, чтобы вынести решение по этому делу. Решение будет объявлено в течение получаса. Я прошу соблюдать тишину, пока я провожу соответствующие консультации.

С этими словами, она нацепила наушники для конференц-связи и минут 20 все слышали только щелканье клавиш и ее отдельные реплики в ходе разговора с остальными судьями. Затем она бросила наушники на стол, распечатала коротенький текст и зачитала:

— Верховный суд, рассмотрев дело в соответствие с Великой Хартией, пришел к выводу, что никто из лиц, представших перед судом, не имел собственного волевого намерения причинить вред гражданам Меганезии. Находясь на службе в частях USMC и NCTC, эти лица подверглись такой психологической обработке, после которой стали неспособны к критической оценке приказов своего командования. Даже получив заведомо преступный приказ, они были не в состоянии отказаться его исполнить. В таких обстоятельствах суд не видит оснований для высшей меры гуманитарной самозащиты, и применяет к данным лицам только те санкции, которые необходимы для охраны общественной безопасности.

Нэд Шойо лишается свободы на 30 лет, которые он проведет в форте Джемо, на островах Ратак. Этот срок заключения не подлежит ни пересмотру, ни замене на каторжные работы. По истечении 30 лет, Нэд Шойо будет депортирован с территории Меганезии.

Пэмберт Джордан и Сэмуэл Максвелл лишаются свободы на 20 лет, которые они проведут в форте Джабат на островах Ралик. Этот срок заключения не подлежит ни пересмотру, ни замене на каторжные работы. По истечении 20 лет, они оба будут депортированы.

Хобарт Освальд и Нолан Брайан лишаются свободы на 20 лет, с правом на пересмотр дела через 10 лет, и на замену заключения каторжными работами на гражданских объектах.

Ричард Пауэл лишается свободы на 15 лет, с правом на пересмотр дела через 7,5 лет, и на замену заключения каторжными работами на гражданских объектах. В случае отказа от работ, для Ричарда Пауэла, Хобарта Освальда и Нолана Брайана местом заключения будет форт Рапа-Ити, на островах Тубуаи. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

Пауэл нерешительно поднялся с места:

— А каторжные работы это что, нас куда-нибудь на плантации продадут?

— Разъясняю, — сказала Идоиро, — Суд предлагает вам либо провести 15 лет в заключении на острове Рапа-Ити, либо работать по специальности на том из предприятий-заявителей, которое, по мнению суда, более подходит для вашего случая. Если вы выберете работу, то через 7,5 лет ваше дело будет рассмотрено на предмет досрочного освобождения.

— А можно сначала узнать, что за предприятие, или надо решать в темную?

— Можно. У кого еще есть вопросы к суду? — судья сделала паузу, после чего обратилась к офицеру преторианцев, — сен Морис, выдайте, пожалуйста, Освальду, Брайану и Пауэлу анкеты о каторжных работах. Распорядитесь поместить Шойо в камеру. И решите, что-нибудь со спецтранспортом.

Через пару минут раздался совершенно неуместный в данных обстоятельствах хохот. Это смеялся сержант Брайан, читая информацию из своей анкеты.

— Что вас так развеселило? — поинтересовалась Идоиро.

— Земля Мэри Бэрд! — ответил он, — Антарктида! Надо же, ледники, пингвины…

— Да, ну и что?

— Понимаете, судья, это, вроде как, мечта… Где тут соглашаться?

— На обоих экземплярах под текстом: слово «согласен», имя, фамилию, дату и подпись.

Пауэл фыркнул:

— Тебе, Нол, везет по жизни. А я вот пошел ко дну, прикинь? Подводные взрывные работы на рифах Лихоу. Это Китай что ли?

— Балда ты, — пробурчал Освальд, — Это в Коралловом море, миль четыреста от Австралии.

— Ну, Австралия это клево. А тебя куда?

— На Маркизские острова. Ровно посередине океана.

— Ага, зато на поверхности!

Судья постучала молоточком по столу.

— Вы уже ознакомились с анкетой?

— Да мы уже давно все подписали, мэм, — ответил Пауэл.

— Так, — сказала она, — осталось разобраться с отправкой. Сен Морис, как там транспорт?

— У меня только один самолет для конвоирования, — сообщил офицер, — Я могу сначала отвезти Шойо на Джемо и Джордана с Максвеллом на Джабат. Потом Пауэла на Лихоу. Потом Освальда на Маркизы. И последним Брайана на Мэри Бэрд.

Идоиро вздохнула и покачала головой.

— Это вы и до послезавтрашнего дня не управитесь.

— Я о том и говорю, — ответил преторианец, — Но тут местные форсы предлагают помочь.

— Кто? — спросила она.

Чубби поднялась с места.

— Военная разведка, сен судья. Мы можем взять все три южные отправки на себя.

— Все три? Включая Антарктиду?

— Да.

— А безопасность? — спросила Идоиро.

— Мы работали с Освальдом, Брайаном и Пауэлом, так что можем гарантировать.

Морис наклонился к судье и что-то шепнул. Та подумала несколько секунд, кивнула и сделала Чубби приглашающий жест.

— Подойдите, пожалуйста, сюда, сен капитан. Надо оформить сопроводительные листы.

…

Через час. Тихий океан. Немного южнее Экватора.

— Привет, Криста! Разбудил? А тут день… Прикинь, мне дали 15 лет урановых рудников. Да нет, про рудники это я прикололся. А 15 лет это на самом деле. Но судья сказала, что если подсуетиться, то можно выйти через 7,5. Погоди, ты еще главного не знаешь. Меня в рабство продали, одной фирме, которая копается на дне недалеко от Австралии. Короче, я сейчас лечу прямо туда. Внизу океан, красота! Да нет, я прикололся на счет рабства. А на счет фирмы и Австралии это на самом деле. Прикинь, если ты приедешь в Кернс, это там на восточном побережье, ну, на карте посмотри. Так вот, оттуда до меня час на самолете. Нет, ты не врубаешься, здесь это запросто. Мне один парень объяснил, мы с ним вдвоем летим… Нет, его не посадили, он за пилота, он меганезийский офицер. Это он мне свой мобильник дал, за бесплатно. Его Тино зовут, он что надо… Слышишь, Тино, моя жена тебя целует. Смотри, не кончи прямо за штурвалом… Что? Ну, алло, это же все-таки моя жена… Криста, короче, он тоже тебя целует. Знаешь, что он еще говорит? У него есть наколка, через одного австралийца, как за дешево снять домик чуть южнее Кернса. Я дам ему трубку, он объяснит. Да не надо ему рулить, мы же не на шоссе, а в воздухе…

— Aloha, Криста! Пиши мейл: UGLY тире RAPPER собака ANYTRASH точка AU. Чувака зовут Уаго, напиши, что ты от Энкантадора, от меня, значит, и что снимешь домик под Кернсом за 300 в месяц, и дату, когда приедешь. Да не парься ты, все нормально. И про авиетку можешь с ним договориться. Ты авиетку водишь? Ну, блин… придумаем что-нибудь. Как, не пустят? Ты что, Хартию не читала? Ну, блин…. И ребенка с собой можно. Никто не удивится… Ну, обычно комната на 4 рыла… Что ты паришься? Найдете вы, где трахаться. Чего-как, взяли надувной матрац… Там все так делают… Ладно, даю его.

— Криста, прикинь, там платить будут больше, чем в армии. Половину, правда, вычтут, это же каторга, но нам все равно хватит, я-то буду как бы на всем казенном… Да не такая уж опасная. Знаешь, если сравнивать с тем, что было… 35 часов рабочая неделя, 2 выходных плюс праздники, хавчик три раза в день и интернет с видеосвязью. Так что завтра будем вместе мышку спать укладывать. А потом виртуальным сексом займемся… Никакое не извращение… ОК, Криста, как долетим, я тебе сразу позвоню… Ну, пока.

— Ух, — сказал Пауэл, возвращая трубку Энкантадору, — я балдею, как все клево!

— Чудило ты, Дик, — ответил тот, — Летишь в тюрьму, а улыбка до ушей.

— Сам ты чудило. Я только жить начинаю. Тебе ни хрена этого не понять.

…

То же время, США, Колорадо, ферма миссис Освальд.

— А… Алло, кто это… Ула? Что случилось?.. Ой, слава богу, а то Джозеф говорил: могут лет 25 дать… А каторга где?… Маркизские? Никогда не слышала. Там как вообще?… Что, правда? Самолет до Нуку-Хива? Я записала. А Хоб как?… Что, прямо сейчас?… Хоб, ты меня слышишь!.. Ой, Хоб, я так рада, что все обошлось… Да отпустят тебя через 10 лет, ты же не бандит какой-нибудь. Ты, главное, там не лезь ни во что… Хоб, а я еще соседних 15 акров купила, почти даром. Мне муж Улы объяснил, что так выгоднее… Да ну их всех. По TV сказали, что ты мафиози, вроде Лаки Лючиано, а потом приперлись двое, из какой-то конторы, мол, поговорить. Я вышла с дробовиком и говорю: убирайтесь с моей земли, а если чего надо, то приходите с шерифом. Они убрались, и, вроде, больше ничего такого не было… Я разберусь, и приеду. Детей оставлю на пару недель у Джозефа. А дай еще Улу… Ула, мне Микеле сказал, ваш виноград дает 300 центнеров с акра, а у нас его не разводят, он трансгенный. А у вас черенки продаются?… Я знаю, что ввоз в США запрещен. Если что, на таможне скажу: розочки, много они там понимают. У нас уже так делали…

…

9 октября. Антарктический колорит. Атомное Лабысло города Хоррор. 3 часа после полуночи. Полет на высоте 500. Море Амундсена — Земля Мэри Бэрд.

— … Почему до сих пор светло? — спросила Джули.

— Полярный день, — ответила Гвэн Нахара, — Типа, лето.

— А что? — сказал Брайан, — Нормальное такое лето. Даже лед со снегом не везде. А какая тут погода, кстати?

— Температура минус 21 Цельсия, ветер 9 метров в секунду, слабая облачность.

Джули ткнула пальцем почти прямо по курсу:

— А это что, ледник такой круглый?

— Нет, это город Хоррор. Вернее, его первый и пока единственный купол. Построен, как видите на грунте, а не на льду. Кстати, такие купола из сверхтонкой пленки придумали в Германии, еще в 1970. Была такая фирма Hoechst, собиралась строить где-то в Арктике купол диаметром 2 километра и четверть километра высотой. Но ничего не вышло. Тогда ни материалов подходящих не было, ни техники. Сейчас другое дело. Правда, этот купол экспериментальный, маленький, диаметр 250 метров, высота 30. Следующие должны быть в два раза больше. Конечно, все равно не то, что у «Hoechst», зато реально.

— Следующие, как я понимаю, предстоит строить мне, — сказал Брайан таким будничным тоном, как будто речь шла о том, чтобы забить пару-тройку гвоздей.

Гвэн улыбнулась:

— Не в одиночку, я полагаю. Тут живет больше полусотни человек.

— А их за что сюда?

— Ни за что. Тут волонтеры, только еще два парня каторжники. В прошлом тоже военные. Полгода назад взяли на абордаж круизный лайнер. Получили по 15 лет. Артисты.

— Вдвоем? — уточнил Брайан.

— Да, — подтвердила Гвэн, — Лихие ребята. Думаю, вы поладите. А сейчас помолчите, я буду на посадку заходить. Полоса здесь полное говно, а я не профессиональный пилот.

— Ты уже тут садилась? — спросила Джули.

— Нет, ребята говорили. Все, не отвлекай меня. Сейчас такой экстрим будет…

…

Через полчаса.

— Кто так садится, дюбель тебе в жопу! — это были первые слова, которые они услышали на гостеприимной Земле Мэри Бэрд, едва откинув колпак кабины. Сержант Нахара не растерялась, и симметричный ответ выдала практически мгновенно:

— Кто так ВПП строит, долбить тебя форштевнем! Прокатить бы тебя на яйцах по этой сраной полосе, критик, бля, арбитр гребаный.

Сидевший за рулем вездехода «Критик» задумчиво почесал огромную рыжую бороду и добродушно поинтересовался.

— А что ты такая не по погоде одетая? Сиськи отморозить не боишься?

Брайан, не говоря ни слова, в одно касание выскочил из кабины, пробежал по крылу, и, совершив длинный прыжок, приземлился в пяти шагах от вездехода.

— Тебе зубы не жмут? — вежливо осведомился он.

— Мальчики, не ссорьтесь! — попросила Джули.

— Мы и не ссоримся, — все так же добродушно ответил рыжебородый, — Садитесь в тачку, ребята, а то, правда, что-нибудь отморозите. Кстати, меня Гернот зовут, я тут вроде мэра.

Внутри прозрачного купола было лето. Не анатарктическое, а настоящее. Двухэтажные жилые корпуса утопали в густой тропической зелени, а под центром свода находилось маленькое озеро. В озере плескалось человек десять, вероятно, из свободной смены. Гернот и прибывшие устроились на берегу, на лужайке, покрытой какой-то густой и довольно жесткой травой, похожей на гибрид хвоща с лишайником.

— Я понимаю, Нолан, что ты, сюда попал не по собственной инициативе, — говорил мэр, читая сопроводительный лист, — Но раз ты здесь, запомни, пожалуйста: 80-я широта это жесткие природные условия. Особенно, зимой, в полярную ночь. Поэтому…

— Знаешь что, — перебил Брайан, — Я на 83-й широте на зимних маневрах «Black snowfall» в десантной группе был. Прыжок с 10 тысяч футов на ледяное поле и марш-бросок 20 миль, ножками, c полной выкладкой. Вопросы ко мне есть?

— Есть. Это где же такое на 83-й широте?

— Форт Алерт, остров Элсмир, Канада, 400 миль от Северного полюса. По сравнению с этим, ваш Хоррор вообще курорт. Так что не пугай меня своей Антарктидой, понял?

Гернот покачал головой.

— Вот ведь упал герой на мою голову. Я все-таки договорю, ОК? …Поэтому, не надо еще добавлять к природным проблемам всякие конфликты. Тут с людьми надо тактично.

— Ты сам первый начал.

— Да я испугался просто. Ты же со стороны не видел, как вы садились.

— Посадка была не зачетная, — признала Гвэн, — но ВПП у вас тут объективное говно.

Она показала руками слегка изогнутый в середине профиль полосы.

— Есть такое, — согласился мэр, — ВПП старая, еще с прошлого века. Будем новую строить. Так вот, Нолан, я понимаю, что ты весь из себя Беовульф, тебе все нипочем, но вокруг-то нормальные люди, и им бывает тяжело, так что…

— Не смей оскорблять Нола! — перебила Джули, — Он не виноват, что был в спецназе! Ты же его совсем не знаешь! А сам еще говорил про тактичность. Тебе не стыдно?

— Я тогда вообще молчать буду, — обиженно сказал Гернот, — а то вы меня точно изобьете. Вот буду так сидеть и молчать. И, кстати, трое на одного это не честно.

— Давай один на один, — спокойно предложил Брайан.

— Нол, прекрати! — крикнула Джули, — Ты что, спятил? Тебе мало было? Скажи, мало?

Брайан опустил голову, и вся его фигура как-то потеряла жесткость.

— Извини, Джу, — тихо сказал он, — дурная привычка. Я буду работать над этим.

— Вот, на фиг, — проворчал мэр, — Ты, Джули, прежде, чем уезжать, объясни мне, как себя вести с этим парнем, ладно?

— А я не собираюсь отсюда уезжать.

— Что, вообще?

— Лет через 10 может быть, уеду, — сообщила она, — А может, через 20.

— И что ты здесь будешь делать? — спросил Гернот.

— А тут что, нечего делать?

— Да есть, конечно, — обрадовался он, — Я просто интересуюсь, кто ты по специальности. В листе про тебя только имя и гражданство.

— Образование: Массачусетский технологический институт. Ядерная физика. Доучилась до бакалавра. Специализация: квантовая хромодинамика. Не очень в тему, да?

Гернот в изумлении подвигал нижнюю челюсть вправо-влево.

— Упс… Квантовая хромодинамика это про что?

— Про кварки, — лаконично ответила она.

— А, знаю, — искренне обрадовался мэр, — это такие маленькие, из которых все состоит. Ну, круто! У нас в городе будет своя настоящая наука. А с обычным ядерным реактором ты умеешь обращаться?

— Научусь. Там ничего сложного. А он уже есть, или это так, на перспективу?

— Есть, конечно! Откуда ты думаешь, здесь электричество, тепло и Лабысло?

— Лабысло? — переспросила Джули.

— Искусственное солнышко, для полярной ночи, — пояснил он, — Оно вон там, в западном секторе висит. На нем смайлик нарисован, для смеха. Сейчас оно выключено, так что не видно. А придумал Лабысло один русский, Макс Фрай. Он еще хокку написал:

«Kulyai na kui Labyislo

Kulyai tudoi i siudoi

K ibutyi mame».

— Как это переводится? — поинтересовалась она.

— На бэзик-инглиш так: Let Labyislo go to priсk, Let it go to and from, To the motherfuck.

Брайан покачал головой и сообщил:

— По-русски правильно будет не «na kui» а «na hui».

— А ты откуда русский знаешь? — удивился Гернот, — ты же, вроде бы, янки.

— Нам при переброске из USMC в азиатский сектор NCTC, дали краткий курс по местным языкам, — пояснил тот, — Китайский, хинди, арабский, русский, фарси, урду, японский, таи, корейский, и бахаса. Туристический минимум, полста самых употребляемых выражений.

— Все равно, знать много языков, это здорово, — сказал мэр, — пусть даже 50 выражений, но уже как-то объясниться можно…

Он повернулся к Гвэн, которая уже улеглась на лужайке, с явным намерением вздремнуть.

— Слушай, а может, и ты останешься? Тут климат здоровее, чем где угодно, и такая красота вокруг, даже иногда не верится. А лет через пять это вообще будет самое крутое место на планете. Здесь урана столько, что на 300 лет хватит, и еще много чего есть.

Сержант Нахара по-свойски похлопала Гернота по спине.

— Нет, amigo. Я северянка, мне надо, чтоб океан и волны до горизонта, солнце в пол-неба и плюс 25 градусов. Так что извини, я высплюсь и обратно.

— Ну, да, — со вздохом, согласился он, — против природы не попрешь. А, с другой стороны, мало ли что. Если передумаешь, то приезжай.

…

10 октября. Тавао, остров Калимантан, Малайзия. Вечер с друзьями друзей.

— … И я искренне надеюсь, доктор Хок, что наши личные встречи будут происходить чаще, потому что ничто так не укрепляет дружбу, как хорошо проведенный вечер в спокойном месте, в окружении доброжелательных и достойных людей.

Доктор Лян закончил свою пятиминутную вступительную речь, и отвесил Чубби церемониальный поклон.

С доброжелательными и достойными людьми в этом маленьком и уютном китайском ресторанчике недалеко от порта, все было в порядке. Чубби могла бы поставить 100 фунтов против горелой спички, что каждый второй из присутствующих находился на свободе лишь условно (пока не поймали). Все эти экзотические персоны так искренне улыбались Чубби, что со стороны могло бы показаться, будто они приходятся ей, как минимум, кузенами, а может, и родными братьями, очень соскучившимися по любимой сестренке. Сейчас она должна была сказать ответную речь. Так здесь принято, и к этому следовало отнестись с уважением.

— У всех морей один берег, — сказала капитан Хок, — И у всех достойных людей, которые ходят по морю, в обычае дружелюбие и взаимопомощь. Зная доктора Ляна много лет, я могу сказать: он является одним из лучших образцов, в котором эти качества…

Она говорила минуты три. Получилось вполне сообразно традиции. Потом все выпили по чашечке чая и по крошечной рюмочке ледяной рисовой водки, скушали по кусочку чего-нибудь, и как-то невзначай оставили Чубби и Ляна наедине друг с другом. Состоялся непременный обмен вопросами и ответами о здоровье членов семьи, о погоде, и о делах вообще, после чего капитан Хок перешла к тем делам, которые в частности.

— Одному человеку надо перевезти груз со второго острова Препарис на юг, скорее всего, в Австралию. Он будет искать судно класса G-3 или выше для перевозки контейнеров. Он захочет обойтись без формальностей, и предложит наличные вперед.

— Это друг или нужный человек? — спросил доктор Лян.

— Это враг, — ответила она, — поэтому желательно, чтобы он нашел тот корабль, в команде которого будут соответствующие люди.

— Заказ редкий и заметный, — сообщил Лян, — узнать о нем и перехватить его, будет не так сложно. А что соответствующие люди будут делать дальше?

— Они будут обеспечивать доставку в пункт назначения, согласно условиям фрахта.

— Значит, враг хочет, чтобы судно и груз пропали в пути. Это бывает. А как велик риск, что враг сможет это сделать?

— Риск есть, — сказала Чубби, — но двое наших людей разделят его с командой корабля.

Доктор Лян понимающе кивнул.

— Я знаю ваше отношение к людям. Вы не отправите их на смерть. А в остальном… Все мы в руках судьбы. Кем будут ваши люди?

— Пин Кеу, суперкарго и Тун Тиен, судовой электрик. Они хорошие моряки, но работали не в этом океане. Желательно, чтобы капитан прислушивался к их мнению.

— У них будет рекомендация братства, — сказал Лян, — Для капитана этого достаточно.

— Есть еще кое-что, о чем надо знать капитану. На судне не должно быть попутного груза, а в команду не следует брать людей, у которых серьезные проблемы с законом.

— Вы хотите сказать, доктор Хок, что на судне может появиться полиция?

— Военная полиция, — уточнила Чубби, — Препарис-2 это военная база, соответственно, и груз военный. Но он не вполне легальный. В пункте назначения возникнут вопросы.

Налив Чубби и себе еще по пол-чашки чая, доктор Лян поинтересовался:

— Вам нужно, чтобы эти вопросы возникли?

— Да, — ответила она.

— А что будет с кораблем, капитаном и командой? Их арестуют?

— Этим вопросом займется суперкарго, — пояснила Чубби, — ведь это его работа. У него будут соответствующие документы. Капитану не надо вникать в эти детали. Разумеется, корабль и экипаж задержат на некоторое время, но, я полагаю, мы уладим эту проблему.

…

13 октября. Green.tv. Пресс-релиз: Комбинат на Препарис-2. Химическая угроза морю.

«Уникальная подводная экосистема Андаманского моря под угрозой. Некогда обширные коралловые леса и связанные с ними эндемичные виды актиний, крабов и рыб, такие, как карликовая леопардовая акула и андаманский кольчатый скат, находятся на грани гибели. Причина — сброс отходов с предприятий, расположенных на островах, где нет никакого правительственного контроля. Некоторые из них, такие как химический завод на острове Препарис-2 (Бирма), вообще не имеют официальной регистрации. Волонтер Greenpeace-Asia, произвел аэрофотосъемку, из которой видно, что завод работает, не имея очистных сооружений. Greenpeace-Asia передал снимки и официальное заявление властям Бирмы, комитету министров АСЕАН, и экологической комиссии ООН».

…

18 октября. Observer. Новости о банде Мясника Шойо.

«В Чарлстоне, штат Западная Вирджиния, завершился бракоразводный процесс между Нэдом и Аннабел Шойо. Нэд Шойо, которого желтая пресса прозвала «мясник», не мог присутствовать на процессе, т. к. он отбывает 30-летнее уголовное наказание в Меганезии за ряд особо жестоких убийств, совершенных его бандой в Юго-восточной Азии. Аннабел Шойо прожила с «мясником Нэдом» 10 лет, что не прошло бесследно для ее психики. На это обстоятельство указал представитель федеральной комиссии по делам малолетних. Аннабел постоянно употребляла препараты наркотического действия, и один раз пыталась покончить с собой. Соседи семьи Шойо сообщили, что Аннабел жестоко обходится с детьми, регулярно подвергая их унижениям и побоям. Как показала судебная экспертиза, Аннабел склонна впадать в помраченное состояние сознания, ее преследуют пугающие видения на религиозные темы. Прямо в зале суда эксперт продемонстрировал, как самый невинный вопрос может вызывать у Аннабел агрессивную истерику. Суд согласился с аргументами комиссии по делам малолетних, и при разводе передал обоих детей Шойо под опеку родственников, четы Уорвич, живущей в городе Нью-Плимут, Новая Зеландия, но происходящей из того же города Чарлстон. Судья сказал: «я обстоятельно беседовал с ними, это очень добрые, порядочные и разумные люди, настоящие американцы, которые помогут несчастным детям преодолеть последствия психологической травмы». В Новой Зеландии постоянно живет более ста тысяч американцев. Новозеландцы близки нам по культуре. Их страна считается самой привлекательной из англоязычных территорий.

Тем временем, в Балтиморе, штат Мэриленд, произошел скандал вокруг семьи Ричарда Пауэла, одного из участников банды «Мясника Нэда». Жена Пауэла, Криста, живущая после ареста мужа в Балтиморе, у родителей, Юджина и Деборы Хоггис, намерена вместе с малолетней дочерью переехать в Кернс (Австралия). Кернс имеет прямое сообщение с меганезийским поселком Лихоу, где содержится Ричард Пауэл. По законам Меганезии, заключенным разрешено жить в тюрьме вместе с членами семьи. Джим Райн, репортер Daily Record посетил дом Хоггисов, желая побеседовать с Кристой о ее шокирующем решении. Едва он успел задать один вопрос, как отец Кристы, отставной полковник Хоггис, набросился на него и нанес несколько ударов кулаками и ногами. Мистер Райн получил сотрясение мозга и переломы двух ребер. Он избежал более тяжелых увечий только благодаря вмешательству полиции. Сейчас пострадавший репортер находится в больнице. Полковник Хоггинс был арестован, но отпущен под залог. По словам офицера полиции, Хоггис объясняет свои действия тем, что репортер без спроса зашел на его частное владение, и приставал к его дочери с мерзкими вопросами касательно ее мужа. Хоггис считает своего зятя, Ричарда Пауэла, образцовым солдатом и расценил поведение репортера, как оскорбительное для всей армии США. Другой полицейский, пожелавший остаться неизвестным, добавил: «жаль, у полковника не оказалось в руках бейсбольной биты, одним скунсом стало бы меньше». Он не уточнил, кого имеет в виду под скунсом. Как пояснил окружной судья, Хиггису за нанесение побоев грозит до 2 лет тюрьмы».

…

24 — 29 октября. Индийский океан. Особенности малайского кораблевождения.

Если бы некто сверху в эти дни наблюдал за перемещениями в северном треугольнике Индийского океана, между Индонезией (на востоке), Аравийской котловиной (на западе) и Бирмой (на севере), он мог бы увидеть любопытные эволюции движения кораблей.

Из малайского порта Пинанг вышло контейнерное судно «Тренган», класс G-3 и направилось на северо-запад, и далее на север, к островам Препарис, где встало под погрузку на морском терминале военной базы США Препарис-2.

Несколько позже, из порта Карачи (Пакистан) отправился в последний путь корабль-мишень CST-40 (списанный танкер) и взял курс на юго-восток, чтобы занять позицию, на которой ему надлежало быть уничтоженным в качестве условного крейсера противника.

По прошествии еще некоторого времени, с базы ВМС Пакистана Касим вышла подводная лодка «Хангор», и взяла курс на юго-восток, чтобы прибыть в зону проведения учебно-тренировочных стрельб в квадрате 5–8 градусов южной широты, 93–96 градус восточной долготы (куда, по условиям стрельб, должен был прибыть корабль-мишень).

Как только погрузка контейнеров на борт «Тренгана» завершалась, и судно приготовилось к отплытию, из индонезийского порта Белаван на острове Суматра, вышло судно «Уланг» того же класса G-3, следующее курсом на запад, к Шри-Ланке. Когда «Тренган» с грузом отошел от Препариса и взял курс на юг, следуя в Перт (Австралия), «Уланг» уже двигался к западу вдоль 10 параллели северной широты.

Дальнейшее движение этих четырех кораблей выглядело так:

Когда подлодка «Хангор» уже пересекла Экватор в 700 километрах к югу от Шри-Ланки, контейнеровозы «Уланг» (идущий на запад) и «Тренган» (идущий на юг), одновременно оказались в проливе Грейт-Чаннел, между Суматрой и Никобарскими островами. После этого пересечения курсов (около 0:30 после полуночи), один контейнеровоз пошел в сторону Шри-Ланки, а другой — в сторону Кокосовой котловины, где, теоретически, мог бы сделать поворот к востоку и проследовать в Перт. Именно теоретически, поскольку на исходе следующей ночи, он встретился с подлодкой «Хангор» в ее квадрате стрельб.

Что касается коробля-мишени CST-40, то он исчез с поверхности океана гораздо раньше, чем предполагалось по плану учений. Через три часа после того, как временный экипаж покинул обреченное на заклание судно, и через два часа после захода солнца, у CST-40 внезапно случилось что-то странное с корпусом сильно ниже ватерлинии. В резултате он стал быстро набирать забортную воду, и еще через полчаса тихо пошел ко дну. Примерно в тот же момент по непонятной причине отключился радиомаячок наведения. Но, когда «Хангор» прибыл в зону стрельб, судно с параметрами цели и маячком там нашлось.

По условиям тренировочных стрельб, учебная цель считалась многоцелевым крейсером вероятного противника. Это означало, что цель должна быть гарантированно уничтожена одним торпедным залпом. Иначе, обнаружившая себя подлодка, окажется в открытом бою с противником, многократно превосходящим ее по огневой мощи (и по условиям учений, ей будет засчитан проигрыш). Капитан «Хангора» подошел к задаче ответственно. Когда радиорубка доложила о засечке радиомаячка цели, он тщательно выбрал позицию для стрельбы в борт противника, с соответствующим упреждением, и грамотно выполнил залп из носовых аппаратов с глубины 80 метров четырьмя 550-миллиметровыми торпедами.

Можно спорить, сработало бы это против многоцелевого крейсера, но контейнеровозу (который, из-за радиомаячка, был опознан, как учебная цель), этого хватило за глаза. Он практически распался на части по сварным швам корпуса и затонул в течение 5 минут. Еще некоторое время на поверхности горели остатки мазута, но через 2 часа этот участок океана был уже совершенно неотличим от любого другого. Обломки контейнеровоза к этому времени уже покоились на глубине 6000 метров. Снимок со спутника подтвердил идеальное поражение цели, экипаж «Хангора» получил поздравление от командующего стрельбами (сверлите дырочки для знаков отличия) и подлодка легла на обратный курс.

…

В 7:30 утра 29 октября, сержант Патрик Бэлхоу, командир американского отделения охраны, пятый раз пытался получить от Кабира Саади, капитана «Тренган», какие-то внятные объяснения по поводу странностей курса. (из-за которых он оказался в данный момент в 200 километрах южнее Шри-Ланки, где ему было соверщенно нечего делать).

— Кэп, я ни черта не понимаю в мореплавании, но, черт возьми, не может быть циклона размером во весь океан. Какого хрена мы сутки шли на запад, если нам надо было на юг, а потом на юго-восток?

— Циклон он такой, он не стоит на одном месте, он двигается туда-сюда, — флегматично отвечал Кабир. Сейчас он ушел, мы повернули. Идем на юго-восток. Вы сами можете посмотреть на компас.

— Да, но мы потеряли, наверное, двое суток, не меньше.

— Лучше поздно в порт, чем рано на дно, — сказал капитан. Он и сам не представлял, до какой степени был прав в данном случае. Он не знал о судьбе «Уланга», поймавшего 4 торпеды, предназначенные для его корабля. Он понятия не имел, почему суперкарго Пин Кеу вчера ночью приказал развернуть «Тренган» перпендикулярно положенному курсу и идти так больше суток, до самой Шри-Ланки. Он даже не догадывался, почему именно сегодня перед рассветом Пин Кеу вдруг приказал перейти на международную трассу Коломбо — Перт, хотя в начале предполагалось избегать оживленных морских путей. Он знал только, что «Тренган» под завязку полон сомнительным (мягко говоря) грузом, и что Пин Кеу представитель «братства» (попросту говоря, мафии). А капитанское дело в такой ситуации ясное: рулить, куда сказано, и морочить голову американскому сержанту.

В действительности же дело обстояло так: после выхода с Препарис-2, электрик Тун Тиен провел профилактический осмотр судна с помощью сканера-антибага (инструмента, не характерного для электриков). На второй грузовой палубе между двумя контейнерами он обнаружил спрятанный посторонний предмет: приборчик в виде небольшой пластиковой коробочки, на сленге именуемый «маячком». Маячок через заданные интервалы времени определяет свои координаты по системе GPS, и выдает короткие, довольно мощные серии радиоимпульсов на заданной частоте. В начале серии идут его индивидуальные позывные, а затем закодированные координаты. Маячки ставятся на разные плавсредства, в т. ч. на спасательные шлюпки, и на учебные цели при морских стрельбах. Тун Тиен продолжил осмотр, убедился, что на «Тренгане» нет других посторонних предметов такого же типа, и занялся исследованием маячка с помощью анализатора-дескриптора (тоже инструмента, обычно не входящего в набор судового электрика). Через 5 минут дескриптор построил виртуальную копию маячка, после чего Тун Тиен через спутниковый телефон сбросил ее своему коллеге (тоже не совсем электрику), находящемуся на борту «Уланга».

Как уже было сказано «Тренган» и «Уланг» пересеклись ночью в проливе Грейт-Чаннел. В момент предельного сближения, они шли параллельными курсами на расстоянии всего 150 метров друг от друга, и на «Уланге» уже был маячок-дубль. Ровно в 00:30:47, во время очередного 11-секундного интервала между импульсами, Тун Тиен умертвил свой маячок дугой электросварочного аппарата, а его коллега включил свой маячок-дубль.

С точки зрения любого, кто наблюдал за сигналами маячка, ничего не произошло. Сдвиг координат на 5 угловых секунд за время между импульсами, легко объясним движением судна и погрешностью округления GPS. Сразу после этой рокировки, «Тренган» взял курс на Шри-Ланку, а «Уланг» пошел на юг, к месту своей роковой встречи с подлодкой.

«Уланг» представлял собой такой же старый контейнеровоз класса G-3, как «Тренган», но отличался от последнего наличием современной системы управления. Он мог пройти по маршруту вообще без экипажа, под контролем бортового компьютера. Экипаж на таких судах состоит обычно из 3 человек. Их задача устранять неисправности, решать прочие экстренные проблемы, и взаимодействовать с портовыми службами. На «Уланге» и было три: сержант и двое рядовых меганезийского спецназа. Судно принадлежало подставной индонезийской фирме, а в контейнерах были консервы с истекшим сроком годности.

Когда маячок-дубль был включен, а «Уланг», ставший для посторонних наблюдателей «Тренганом», повернул к югу, сержант отдал лаконичный приказ: «линяем!»

Все трое мгновенно освободились от одежды и сиганули за борт. Им предстояло проплыть километр до ожидающего их проа. По легенде они, как и сотни других туристов, отдыхали на рифах севернее Суматры, занимаясь дайвингом и спортивным рыболовством.

Что касается людей, составлявших экипаж «Уланга», то их как бы и не было в природе.

…

30 октября. NY Times, спецвыпуск. NSA, Inc: Добро пожаловать в реальный мир?

Еще вчера казалось, что лимит скандалов вокруг спецслужб исчерпан на год вперед. Но выступление полковника… Или, точнее, бывшего полковника NSA Джона Хейстинга на флоге Galaxy police превзошло все, что было до этого предметом рассмотренеия сенатской комиссии по субмарине «Норфолк». Хейстинг был одной из ключевых фигур не только в истории с «Норфолком», где он отдал группе коммандос приказ расправиться с жителями атолла Тероа. Он, в качестве агента-нелегала в Сурабайе, управлял действиями исламских террористов в инциденте с пуском ракет средней дальности из Арафурского моря. Еще до этого, он организовал террористический акт на базе ВМС США «Махукона-2». При этом было убито несколько военнослужащих США и гражданских лиц.

Хейстинг утверждает, что делал все это по заданию руководства NSA. Дословно он сказал: «Если вы думаете, что агентство занимается национальной безопасностью, то вы слепые идиоты. Агентство со дня своего основания служило только денежным мешкам, имеющим прямой провод на Капитолий. Лично я организовал более 20 террористических актов, включая убийства и взрывы на военных и мирных объектах. На каждом этом акте сделаны хорошие деньги. Я лично развязал одну войну в Азии, и знаю людей из агентства, которые развязали еще две войны. Это не потому, что я маньяк. Мне приказали это сделать. Вам не хочется верить, что это правда? Тогда посмотрите, чьи состояния вырастали после каждого подобного события. Деньги не врут, потому что они — единственное, ради чего все делается». Затем Хейстинг назвал 9 имен достаточно известных людей, подробно описав их роль в описанной им теневой деятельности NSA. Список с биографиями помещен ниже.

Далее он сказал: «Вы часто слышите про демократию и права человека. Плюньте в морду тем политикам, которые произносят эти слова. Люди для них просто мясо. По их приказам я отправлял американских солдат на верную смерть десятками. Нет проблем. Кровь это более дешевая жидкость, чем бензин. Правда, из меня тоже решили сделать мясо. Так часто бывает. Мне и самому приходилось убивать своих коллег по приказу. Какие у них были, наверное, удивленные глаза в последний момент. Они так верили в демократию и свои права. А я вот не верил, и я знал, что когда запахнет жареным, ко мне тоже пошлют каких-нибудь парней с пушками. Генералы сначала берут деньги, а потом отмываются кровью своих подчиненных, которые виноваты в том, что слишком много знают. Это главный принцип, на котором построены наши спецслужбы. Я это понял, и потому я до сих пор жив». После этого Хейстинг подробно рассказал о нескольких попытках его ликвидации спецагентами-киллерами NSA в Сурабайе, где он жил под фамилией Конквист, как совладелец и директор индонезийской фирмы «Конквист и Палемба».

Затем Хейстинг отвлекся на общеполитические темы: «У меня сейчас много свободного времени, — сказал он, — так что я могу поговорить о том, почему все, о чем я рассказываю, стало возможно в демократической свободной стране. Если кратко, то потому, что у нас слишком много дебилов. Может они сами расплодились, а может, это селекция. Не знаю. Доверчивый дебил-избиратель, слушая болтливого дебила-телеведущего, голосует за жадного дебила-политика. Говорят, демократия выражает волю большинства. А что она выражает, если у большинства нет воли? Если это большинство может только пускать слюни перед телевизором? Я вам скажу, что будет дальше. Сенатская комиссия, которая делает вид, что расследует это дело, ничего не решит. То есть, конечно, назначат пару-тройку ненужных пешек козлами отпущения, ну, и может быть, кто-нибудь утонет в тарелке с супом или насмерть подавится сэндвичем. Несчастный случай. Но ни один из денежных мешков даже и не покачнется. А большинство у телевизора все это проглотит и будет дальше пускать слюни. И будет голосовать за тех же дебилов-политиков, которых сейчас купают в их собственном дерьме. Сейчас я буду подробно разбирать схемы всех трех операций: На Гавайях, в Арафурском море и в центре Меганезии. Вы спросите, ради чего я это делаю, если все равно правят дебилы и телевизор? Да просто мне надоело, что все говорят вам, что вы великая, свободная, умная, демократичная нация, а вы — скопище дебилов. И я хочу, чтобы вы это знали». Далее Хейстинг потратил примерно по часу на разбор каждой из упомянутых им операций. Полный текст вы можете прочесть на 3 — 11 страницах этого номера…

…

1 ноября. Перт, Австралия. Безумный манифест. Картина Айвазовского «Приплыли».

Манифест № 47-019 о прибытии

К сведению: Администрации порта Перт, службе портовых сборов, CSRA.

Наименование и тип прибывающего судна: «Тренган», G-3

Заявка на вид обработки груза: Выгрузка контейнеров (TFU).

Особые отметки: Биологическая опасность.

Количество бортовых коносаментов: 1 (экз. прилагается).

Приложение: Коносамент (Board B/L) № 47-019-1.

1. Наименование судна: «Тренган», порт приписки Куала-Дунгун.

2. Наименование перевозчика: частный коммерсант, капитан Кабир Саади.

3. Место приема груза к перевозке: Препарис-2 (Бирма), военная база США.

4. Наименование отправителя: Армия США.

5. Место назначения: Перт (Австралия).

6. Наименование получателя груза: Армия США.

7. Наименование груза: Военное химико-биологическое оборудование и реактивы.

8. Маркировка: «E1-E150» и «Four-R» (биологическая опасность).

9. Состояние, вид, свойства груза: QCMU (Качество, состояние и мера неизвестны).

10. Количество груза: морские контейнеры, 20-футовые, 1228 мест.

11. Данные о фрахте: Контрактодержатель «Конквист и Палемба, IBC», Сурабайя.

Сообщенную информацию удостоверили 1 ноября с.г.:

От контрактодержателя: Пин Кеу, суперкарго.

От перевозчика: Кабир Саади, капитан судна.

От отправителя груза: Патрик Бэлхоу, сержант армии США.

— Прочитали? — спросил Пин Кеу, — Все соответствует?

— Э… — выдавил из себя капитан, — Э… Это зачем еще?

— Как зачем? Мы должны отправить манифест для входа в порт за 48 часов до прибытия, чтобы нам определили якорную стоянку. Это обычное правило, мистер Саади. Я решил связаться с ними на пол-дня раньше, поскольку с военным грузом всегда больше возни.

Под тяжелым, как пирамида Хеопса, взглядом суперкарго, капитан взял авторучку и, с трудом уняв дрожь в пальцах, поставил свою подпись. Пин Кеу повернулся к сержанту.

— Мистер Бэлхоу, все ли на ваш взгляд правильно?

— Гм, — сказал тот, — Так мы что, в обычный гражданский порт с этим придем?

— Как заказывали, — невозмутимо ответил Кеу, — Начальству виднее.

— А что значит «качество, состояние и мера неизвестны»?

— Это стандартная отметка. Она значит, что капитан не осматривал груз, а принял его прямо в контейнерах, и не отвечает за исходное состояние того, что внутри.

— Ну, еще бы, — пробурчал сержант, и размашисто расписался.

— Благодарю вас, — сказал суперкарго и уверенно сунул лист в приемный слот факса.

Легкость, с которой Патрик Бэлхоу подмахнул этот жуткий документ (позже многократно цитировавшийся прессой) ясна, если знать, какой инструктаж он получил при отправке на задание. Ему сообщили, что военное имущество просто перебазируется в Австралию, на гражданском судне, по обычной процедуре морской транспортировки. Задача сержанта и его отделения — охранять это имущество от любознательных матросов, а по прибытии в Перт — сдать его офицеру, который прибудет на борт с соответствующими документами. Сержант даже не догадывался, что по плану он (вместе с грузом, отделением охраны и экипажем «Тренгана») должен прийти не в Перт, а на дно океана. Поскольку инструкция ничего не сообщала о портовых формальностях, сержант был искренне уверен, что эти формальности должны выполняться обычным для торгового флота порядком.

Капитан Саади, тем временем, вышел на мостик, где флегматично курил штурман, вынул из бокового кармана фляжку, изрядно глотнул оттуда, и сообщил:

— Знаешь, Дженг, что сейчас сделал этот суперкарго? Он отправил манифест и бортовой коносамент в портовую администрацию Перта.

— Да? А что он написал про груз?

— То и написал: военное химико-биологическое что-то там, отправитель — армия США.

— Что, вот прямо так?

— Ну, я тебе говорю.

Штурман сосредоточенно почесал макушку и глубокомысленно изрек:

— Одно из двух: или у них там все схвачено, или он ебнулся.

…

Австралия, Перт, служба оперативного управления порта.

— Майк, глянь, какую хреновину прислали, — диспетчер протянул старшему смены только что полученный факс.

— Гм… — сказал тот, пробежав глазами текст, — Идиотская шутка.

— Ага. И что с этим делать?

— Проверь по компьютеру, есть ли вообще такая посудина и чья она.

Через минуту диспетчер сообщил:

— Майк, ты удивишься: все совпадает. Куала-Дунгун, «Тренган», G-3, капитан Саади.

— Гм… — снова сказал старший, — знаешь что, Вальтер, тут ведь есть спутниковый номер. Позвони, спроси, что это за фигня.

— Сейчас попробую, — диспетчер набрал номер и включил громкую связь.

— Алло, это мистер Саади?

— Нет, — ответили там, — это Пин Кеу, суперкарго. А с кем имею честь?

— Это портовая служба Перта. Вы отправляли нам манифест?

— Да, несколько минут назад.

— Вот-вот. Вы указали что-то странное про груз. Что у вас там?

— У нас там разное оборудование с военной базы, — ответил Кеу, — Мы точно не знаем, оно секретное. Контейнеры, разумеется под охраной.

Вальтер округлил глаза и молча протянул старшему трубку. Тот кивнул и взял ее.

— Добрый день, это старший диспетчер Майк Доннел. Мистер Пин, я хотел бы поговорить с капитаном.

— Нет проблем… Мистер Саади, портовая служба хочет что-то у вас спросить…

— Да… Капитан Саади слушает.

— Где находится и как движется ваше судно, мистер Саади? — спросил Майк.

— 11,36 южной широты, 94,18 восточной долготы, курс 147, скорость 28 узлов.

Майк кивнул Вальтеру и ткнул пальцем в компьютер. Вальтер набрал данные, и на экране появилась спутниковая картинка. 200-метровый контейнеровоз был виден ровно там, где и было сказано. Он шел мимо островов Килинг (провинция Кокосовые острова).

— Гм… — сказал Майк, — а могу я поговорить с тем американским унтер-офицером, который руководит охраной груза?

— Да, конечно, — ответил капитан, и передал трубку Патрику.

— Сержант Бэлхоу слушает.

— Добрый день, сержант. Вы не могли бы уточнить, что у вас за груз?

— Для этого я должен проверить ваш допуск, мистер Доннел. Это секретная информация.

— А в общих чертах?

— В общих чертах это написано в коносаменте, — ответил Патрик, — я, разумеется, проверил, перед тем, как подписать. Там все правильно, сэр.

Тут Майк почувствовал легкий озноб.

— Вы хотите сказать, сержант, что везете сюда биологически-опасный военный груз? То есть, что-то вроде бактериологического оружия? Но ведь это, вроде бы, запрещено?

— Нет, сэр, — успокоил тот, — У нас только оборудование для производства биологических боезарядов и некоторое количество продукции. Мы не везем средства доставки, так что это еще не оружие. А из оружия только M-16, ими вооружено мое отделение охраны.

— Гм… А это биологическое… То, что вы везете… Оно достаточно надежно упаковано?

— Конечно, сэр, иначе бы нас уже в живых не было. Вообще, сэр, я думаю, вам лучше бы связаться с военным руководством, у которого есть допуск. Там вам все объяснят.

— Спасибо, сержант. Я так и сделаю.

Прервав связь, Майк обнаружил, что вокруг столпилось половина дежурной смены. Кое-кто уже звонил по мобильникам, спеша поделиться новостью с родными и знакомыми.

«Пупсик, оцени свежую корку: у какого-то американского сержанта снесло крышу, он нанял малайскую калошу и повез сюда биологические бомбы…».

«Лапочка, слушай внимательно… Да, случилось. По-быстрому собирайся, сажай детей в тачку, и поезжайте к тете Жанне в Банбери»

«Прикинь, чувак, янки совсем охерели. Их завод биологического оружия поперли на хрен из Индокитая, так они всю эту срань тащат сюда… Как-как, по океану, как еще?»

«…Никакая не фигня, я коносамент видела… Да, так и написано… Пупсик, ты, что оглох? Я же говорю, у него крышу снесло, ваще».

«… Лапочка, я тебе потом все объясню, а пока сделай, пожалуйста, как я сказал…»

«Вероника, дозвонись в департамент экологии. Попроси, чтоб позвонили мне, я им такое скажу… Только чтоб срочно».

«… Ты не врубился, чувак, полный корабль этих сраных бацилл и вирусов… Я и говорю, суки. Они думают, что Австралия это свалка для их гребаного милитаристского говна»

И вот он, непременный финальный аккорд:

«Трейси, хватай съемочную группу и дуй в порт. Янки волокут сюда тысячу контейнеров с биооружием…. 20-футовых, блин, и в каждом по 25 тонн склянок с микробами».

До старшего диспетчера Майка Доннела наконец доходят масштабы происходящего, и он начинает отдавать четкие команды:

— Вальтер, позвони в полицию и скажи, что если они ничего не сделают, то послезавтра городу крышка. Джессика, сними копию с этого долбанного конасамента и беги бегом в правление порта. Чарли, звони в Канберру, в приемную правительства.

Затем Доннел открывает раздел справочника «оборона, безопасность, спецслужбы»…

…

1 ноября. Лоти, Меганезия — Кокосовые острова, Австралия. Операция прикрытия.

Телекс командующему патрульной группы Тимор-Лоти.

«По данным радиоперехвата в квадрате S12-E95, в зоне ответственности Австралии, движется CV с грузом MDW, нарушающим IC 1972 о запрете BW. Приказываю:

1. Переместить 4 единицы «Skyfrog» в указанный квадрат.

2. Обеспечить мониторинг движения судна и его груза.

3. Пресечь попытки ухода судна в бесконтрольные акватории.

4. Пресечь попытки уничтожения судна до компетентного расследования.

Время исполнения: немедленно. Подпись: полковник Запато»

С фрегата в Тиморском море старовали 4 беспилотных ракетоплана. Набирая крейсерскую скорость 6 км/cек, они двинулись на запад. Их подлетное время составляло 10 минут. Эти действия не оставили равнодушными индонезийских соседей. С их базы на Яве взлетел самолет дальней разведки «AWACS» и два тактических истребителя «Hornet». Еще через 5 минут с базы ВВС Австралии на Кокосовых островах были подняты по боевой тревоге два звена ударных истребителей F-35 «Lightning». Примерно в это же время с аэродрома Джохор-Бару взетел малайский истребитель-бомбардировщик Hawk-110. Отреагировали даже новозеландцы, отправив на фиесту свой новый суборбитальный Spirit-24, успевший к столу за счет «космической» скорости. Как (совершенно неофициально) высказался по этому поводу австралийский адмирал Генри Уинсдейл, которому поручили справиться с развивающимся кризисом: «только этих пижонов нам здесь и не хватало».

Ходят слухи, что при взлете, австралийские истребители получили завуалированный приказ уничтожить «Тренган». Это, теоретически, могло бы погасить чудовищный скандал в зародыше. Опять же, по слухам, командир первого звена ответил «Нахожусь в зоне прямой досягаемости боевых самолетов четырех стран. Прошу подтвердить приказ на уничтожение гражданского судна и экипажа с учетом этих оперативных условий».

В результате официальный приказ был совершенно иным: «остановить судно обычными средствами, и обеспечить высадку спецкоманды «Blackhats» на борт».

…

Получив по рации приказ «Лечь в дрейф», капитан бросил укоризненный взгляд на суперкарго и скомандовал:

— Машина стоп.

— Вот и приплыли, — констатировал штурман.

Суперкарго задумчиво посмотрел в небо, рассекаемое во всех направлениях и на всех высотах боевыми самолетами разных конструкций, и спокойно сказал:

— Не понимаю, зачем такая суета? Почему было просто не сказать мне то же самое по мобильнику, и не прислать группу досмотра на вертолете? Кстати, — тут он повернулся к сержанту, — мистер Бэлхоу, вы бы приказали своим людям сложить оружие где-нибудь на видном месте, а то, как бы не получилась стрельба между союзниками.

— Да, пожалуй, — согласился Патрик, — Отделение, стройся! Оружие к осмотру на палубу!

— … А вы, капитан, скажите экипажу тоже построиться и не дергаться, — продолжал Пин Кеу, — а то австралийский спецназ это резковатые ребята, могут неправильно понять.

Высадка спецназа TAG (тактической штурмовой группы SASR) с вертолета «Чинук» была так живописна, что в Голливуде за эту видеозапись дали бы миллион баксов не торгуясь: готовый фрагмент фильма о вторжении инопланетян. Дело в том, что спецназовцы были одеты в серебристые костюмы изолирующей биохимической защиты, что придавало им вид законченных космических пришельцев. Они соскальзывали по свисающим из брюха вертолета тросам и демонстрировали другие чудеса боевой подготовки на глазах у двух компаний, собравшихся на борту: 9 американских военных и 22 членов экипажа.

Трех минут им хватило, чтобы обшарить корабль и, не найдя ничего, что хоть отдаленно напоминало бы противника, впасть в некоторое недоумение. Их командир вышел из этой ситуации самым естественным образом: подошел к Патрику и представился:

— Лейтенант Локфорт, SASR.

— Сержант Бэлхоу, US-Army, — ответил тот.

— Так. А что вы здесь делаете?

— Охраняю спецгруз, сэр.

— Тот, который в контейнерах? — на всякий случай, уточнил лейтенант.

— Да, а какой же еще?

— Ага, — сказал лейтенант и сделал знак своим бойцам.

Через минуту ближайший контейнер был открыт и взгляду предстал штабель огромных ящиков со значком «биологическая опасность и маркировкой Е27».

— Командир! Это, похоже, био-боеприпасы для ракет «Lance», — сказал один из бойцов.

— Мало ли, что там написано, — ответил тот, — ладно, эти не трогаем, они каждый центнера по два весом. Открывайте другой.

Во втором контейнере оказались аппараты наподобие бойлеров, в третьем — мощные центрифуги, а вот в четвертом — сравнительно небольшие ящики с маркировкой E134.

— Должны быть 3,4-фунтовые капсулы для кассетных авиабомб, — сообщил тот же боец.

— Вскройте один ящик, — распорядился лейтенант.

Один ящик вытащили из верхнего ряда и, с помощью ножа сняли крышку. Внутри оказалась небольшие пластиковые цилиндры, снабженные стабилизаторами.

— Они и есть, — констатировал кто-то.

— Вы поаккуратнее там, — проворчал Патрик, — вы-то в химзащите, а мы-то без.

Лейтенант коротко выругался, достал из наплечного кармана woki-toki и сообщил кому-то: «наличие груза BW подтверждаю».

В это время в поле зрения появился маленький оранжевый вертолетик с яркими синими буквами TV-2 на борту, и завис метрах в 70 от корабля. Дверца кабины отодвинулась и наружу выдвинулся толстый объектив широкоугольной телекамеры.

…

1 ноября. TV-2, Перт. Экстренный выпуск новостей. Паника в городе.

«Сегодня днем город Перт охватила паника. Под воздействием слухов о заражении всего района порта смертельно-опасным бактериологическим оружием, люди срочно вывозили свои семьи. Проблемы возникли на выездах из города, где образовались плотные пробки на всех направлениях. Районы города, примыкающие к морскому порту, почти полностью обезлюдели. Только через 2 часа после начала паники, полиции удалось взять ситуацию под контроль и дать информацию о реальном положении дел. Никакой опасности для жителей Перта нет. Слухи вызваны тем, что у Кокосовых островов, на расстоянии более 1000 миль от Перта, обнаружено и задержано судно «Тренган» с грузом американских биологических бомб. Оно действительно шло в Перт, но было перехвачено морской авиацией и взято штурмом группой спецназа TAG/SASR. Сейчас на экранах вы как раз видите работу спецназа. Американские военнослужащие сложили оружие и сейчас бойцы спецназа, защищенные специальными скафандрами, выясняют степень опасности груза. Из контейнеров извлекаются ящики с какими-то бомбами. На них есть маркировка, и сейчас мы попросим нашего военного обозревателя объяснить, что это такое…».

…

2 ноября. База ВВС (RAAF), Кокосовые острова. Превратности допросов.

Принадлежащие Австралийскому Союзу Кокосовые острова (Cocos Islands), они же Килинг (Keeling), это 2 небольших атолла в Индийском океане, на 12 градусе южной широты и 96 градусе восточной долготы, 2700 км к западу от северного побережья Австралийского континента. Оба атолла это узкие разорванные кольца с лагунами посредине. Меньший северный атолл разорван только в одной точке, так что похож на канцелярскую скрепку. Южный атолл разорван на 26 островков, из которых стратегическое значение имеет лишь западный кусочек, остров Уэст, где расположена база ВВС с взлетно-посадочной полосой (которая, впрочем, используется и как гражданский аэродром). Главная изюминка — это маленькие рощи кокосовых пальм, ну, а для дайверов, конечно, подводные коралловые леса. Общая площадь этого чуда природы около 14 квадратных километров, а население — примерно 650 человек, из которых около сотни — это персонал военной базы. В конце XX века здесь начал развиваться туризм, и был построен маленький отель на 28 комнат, а затем, по мере раскрутки, еще десяток вилл, для сдачи в аренду отдыхающим.

Теперь представьте, как горестно зарыдали владельцы туристического бизнеса, когда в их лагуну вошел «Тренган» под конвоем двух катеров береговой окраны, и бросил якорь на рейде острова Уэст. Пресс-служба Департамента обороны, разумеется, распространила сообщение о том, что чудовищный груз «Тренгана» надежно упакован, и не представляет никакой угрозы для людей, но увы: туристов это не успокоило: все они видели по TV шоу спецназа в скафандрах и слышали комментарии специалиста (типа: «этот боец держит в руках контейнер с тремя фунтами концентрированной суспензии возбудителя лихорадки Марбург, данная болезнь убивает человека всего за 9 часов от момента заражения»). Ну, какой тут, к чертям собачьим, отдых? Даже многие местные жители временно смылись на континент. Впрочем, был и приятный сюрприз для тех владельцев отелей и вилл, которые рискнули остаться. Через сутки на остров Уэст хлынули репортеры, щедро платившие за комфорт и выпивку (деньги-то не свои, а работодателей).

Впрочем, одно шоу репортеры, все-таки пропустили. Это были первые допросы экипажа и военных с «Тренгана». Полковник контрразведки (ASIO) хотел «права первой руки», но полицейский следователь уперся. Кое-как они пришли к компромиссу: решили работать с фигурантами совместно. Начали, как обычно, с «мелочи», с первого попавшегося матроса-малайца. По законам жанра, парень должен был «расколоться» мгновенно. Но…

— Ты знаешь, что вы везли на «Тренгане»? — спросил следователь.

— Знаю. Контейнеры.

— А что было в контейнерах?

— Какие-то вещи с военной базы янки.

— Там было биологическое оружие. Ты знал об этом?

— Нет, мистер. Мое дело грузить и крепить. Что внутри, мне не важно. За это не платят.

— А ты знаешь, что здесь ты за этот груз можешь попасть в тюрьму лет на 20? — вмешался полковник контрразведки, — Так что не тяни время, парень, и рассказыай, как все было.

— Доктор Пин сказал, мы не попадем в тюрьму. Он сказал, мы все сделали по закону. Я ему верю. А вас, мистер офицер, я впервые вижу.

— Пин Кеу? — оживился следователь, — Это ваш суперкарго? А почему «доктор»?

— Потому, что он уважаемый человек.

Контрразведчик написал на листке «из мафии». Следователь глянул, кивнул и продолжил:

— Значит, кораблем командовал Пин Кеу?

— Нет, мистер. Кораблем командовал капитан Саади.

— А что делал Пин?

— Доктор Пин следил, чтобы все было ОК с бизнесом.

— А он знал, какой груз вы везете?

— У него спросите, — посоветовал тот.

— А если мы просто сдадим тебя малайским властям? — спросил полковник, — почему-то мне кажется, что там ты моментально попадешь в тюрьму.

— Там я попаду домой, — ответил малаец, — Я честный моряк. У меня все ОК с законом.

Попытав счастья еще с двумя матросами, и получив практически такие же ответы, контрразведчик и следователь решили допросить капитана.

— Мистер Саади, вы знали, что берете на борт опасный груз? — спросил следователь.

— Знал, конечно. Это же была военная база.

— Вы знали, что это биологическое оружие?

— Догадывался, но точно не знал. Я гражданский моряк, в этих штуках не разбираюсь.

— Но вы знали, что закон запрещает ввозить такие предметы в Австралию?

— Так я и не ввез, — резонно ответил Кабир Саади.

— Но вы намеревались ввезти, — заметил контрразведчик, — Если бы вас не задержали, вы бы это сделали.

Капитан пожал плечами.

— Я подписал коносамент для ваших властей. Если бы они разрешили ввезти, то я бы ввез, а если бы запретили, то я бы и не ввез. Я не понимаю, за что нас задержали.

— Вас задержали за распространение биологического оружия, — пояснил полковник, — это международное преступление.

— Я в этих штуках не разбираюсь. Вы говорите, что преступление, а американцы считают, что нет, и грузят это на мой корабль. Попробуй, пойми, кто из вас прав.

— Кто договаривался с американцами? — спросил следователь.

— Я и суперкарго от фирмы, которая держит мой контракт.

— Суперкарго Пин Кеу от фирмы «Конквист и Палемба»?

— Он самый.

— Как оговаривалась оплата?

— Обыкновенно.100 процентов аванс наличными.

— Интересно, а налоги с этого «обыкновенно» вы платите?

— Вам-то какое дело? — поинтересовался Кабир.

— Пожалуй, никакого, — согласился следователь, — Тем более, бизнесом командуете не вы, а Пин Кеу. Доктор Пин. Не так ли?

— Я командую там, где мне положено, — ответил капитан, — а доктор Пин командует там, где ему положено.

— У нас есть данные, что Пин Кеу представляет не фирму «Конквист и Палемба», а мафию.

— Это не мое дело, Все бумаги от фирмы у него есть.

— Мистер Саади, — вмешался полковник, — вы понимаете, что соучастие в международной организованной преступности это уже само по себе подсудное дело?

— Вы такой умный, — спокойно сказал Кабир, — поезжайте в Куала-Лумпур, и попробуйте найти, где кончается правительство и начинается мафия. А мне это как-то не интересно.

После общения с капитаном, контрразведчик и следователь кратко обсудили положение вещей и пришли к выводу, что разговаривать надо с суперкарго.

— Мистер Пин, — начал контрразведчик, — чтобы не тянуть время, сразу перейдем к делу. Нам известно, что вы работаете на мафию. Нам известно, что корпорация «Конквист и Палемба», которую вы представляете, была прикрытием для американского офицера NSA, который жил в Индонезии под именем Джон Конквист. Нас интересует: мафия работала на Конквиста или Конквист на мафию?

— Я человек маленький, — ответил Пин Кеу, — Мне говорят, я делаю. Откуда мне знать, кто на кого работает?

— Вы не настолько маленький человек, доктор Пин. Вам доверили доставку ценного груза, это серьезная задача. Но вы не справились. Вы потеряли груз и корабль. Хозяевам это не понравится. У вас будут крупные неприятности, понимаете?

— Нет, — возразил Пин Кеу, — Я справился. Я хорошо продал субфрахт, по полуторной цене против обычного, и я сэкономил 5 суток хода, а это 200 тысяч американских долларов.

— А корабль? — напомнил полковник.

— Корабль вы отпустите, — суперкарго сказал это так, как говорят о давно решенном деле.

— А груз?

— Груз принадлежит янки. Моих хозяев это не волнует.

Тут у следователя возникла некая догадка.

— Мистер Пин, вы сказали об экономии хода. То есть, вы специально послали судовой манифест раньше положенного срока, чтобы вас задержали здесь, где корабль не надо конвоировать в порт на континенте?

— Да, — ответил тот, — Я решил: если груз пропустят, то пропустят, а если задержат, то пусть лучше здесь. Зачем тратить лишнее горючее и изнашивать судовые машины.

— А как на счет претензий со стороны американской армии? Ведь их груз потерян?

Пин Кеу едва заметно улыбнулся.

— Их груз не потерян, а захвачен вами в нейтральных водах. Это проблема между янки и вами. Мы не при чем. Мы не обещали янки воевать за груз с австралийской армией.

— Но вы же, видимо, обещали доставить груз в Австралию тайно.

— Нет, — возразил суперкарго, — В контракте все написано. Мы обещали доставить груз в Перт по обычным правилам морских перевозок.

— Не понимаю, — буркнул следователь, — Как вы могли открыто доставить в гражданский порт груз биологического оружия? Это ведь противозаконно, вы разве не знали?

— Откуда мне знать, какие тут законы для армии, — сказал Пин, — у войны свои секретные законы. Так у янки, и у вас тоже. Вы напали на наше судно и захватили его. По мирным законам это пиратство, а по законам войны это спецоперация.

— Что, черт возьми, за намеки? — сердито спросил контрразведчик, — То, что вы сделали, и так неслыханная наглость, а вы еще угрожаете нам обвинением в пиратстве?!

Суперкарго еще силнее улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Нет, офицер. Как я могу угрожать армии? Я просто объяснил вашему другу, который из полиции, что одни законы для мира, а другие для войны. Если бы австралийское военное начальство захотело пропустить этот груз в порт для своих союзников янки, то никакой мирный закон ему бы не помешал. Но оно решило напасть на наш корабль в нейтральных водах и захватить груз. Этому тоже никакой мирный закон не помешал. А я никак не мог заранее знать, чего захочет австралийское военное начальство. Тот офицер янки, который платил нам деньги, говорил, что с вашим военным начальством все согласовано. Откуда я знал, что, пока мы шли с Бирмы, ваше военное начальство поругалось с янки?

— Что за чушь вы несете?! — рявкнул контрразведчик, — Вы вообще соображаете или нет?

— Минуточку, — холодно перебил его следователь, — мистер Пин очень хорошо соображает. Так что, извините, но дальнейшую работу с задержанными я буду вести без вас.

— Это почему?

— А потому, — ответил следователь, набирая что-то на своем мобильнике, — что вы уже достаточно поработали. Это из-за вашей «работы» армия США таскает сюда всякую дрянь, как будто Австралия это их помойное ведро (тут на линии ответили, и он начал говорить в трубку). Господин помощник генерального прокурора, как вы и предполагали, ASIO намеренно осложняет работу следствия. Если не выставить отсюда все спецслужбы, то мы так ничего и не выясним, это уже совершенно очевидно.

— Да что вы такое говорите? — возмутился полковник.

Следователь молча протянул ему трубку. Через час на острове Уэст не было ни одного сотрудника ASIO. Следователь выпил кофе и вызвал на допрос сержанта Бэлхоу. Ответы американского сержанта окончательно убедили его в том, что пока идет расследование, никаких спецслужб не должно быть в радиусе 100 миль от Кокосовых островов.

…

2 — 6 ноября. Как правильно подложить свинью, чтобы встретить старых друзей.

… Капитан Джед Олдсмит был зол, как тысяча голодных хорьков сразу. Представьте себе: у вас долгожданный отпуск, вы едете с семьей на Большой Барьерный риф, рассчитывая провести четыре недели в этих волшебных местах. У вас грандиозные планы. Научить сына нырять с аквалангом. Многократно заняться с любимой женщиной сексом на дикой природе (в море на надувном плотике, посреди какого-нибудь миниатюрного островка на пляжной подстилке, прямо в воде на коралловом поле и т. д.). Поймать меч-рыбу. Наконец, просто поваляться на пляже, играя в карты и попивая холодное пиво. Но на четвертый день, когда вы только начали входить во вкус, вам звонит начальство и говорит: капитан Олдсмит, мы сожалеем, но вашему отпуску хана. Экстренная ситуация требует…

Когда вертолет ВВС доставил капитана Олдсмита на корвет «Индевер», старпом Сеймур, в качестве приветствия, задал кортоткий вопрос:

— Херово?

Джед отрицательно покачал головой.

— Нет, Билл. Это не херово. Это гораздо хуже. Даже таких слов нет, чтобы описать.

— Адмирал Уинсдейл совершеннейший кондом, — сообщил Билл, — ставлю сотню, он на тебя вырастил зуб, когда ты его поимел с операцией на Эль Кватро.

— Так он мне прямо в глаза это припомнил, — сказал капитан, — Типа, вы, Олдсмит проявили профессионализм и инициативу при ликвидации эпидемического кризиса. А теперь эти ваши качества востребованы в другом аналогичном кризисе. Флаг в руки, барабан на шею.

— Вот, падла, — прокомментировла Кэтлин Финчли, судовой врач.

— Угу. Еще пошутил, гад: Типа, жалко, что ВМФ Меганезии мне не подчиняется, а то бы я и вашим приятелям с хотфокса «Фаатио» дал возможность снова проявить себя.

— Что, так и сказал? — поинтересовался Билл.

— Слово в слово, — угрюмо ответил Джед.

— При свидетелях?

— А как же. Прямо при замначштабе флота.

Тут Сеймур хищно облизнулся.

— Кэп, а хочешь, насрем Уинсдейлу прямо на фуражку?

— Каким образом?

— Простейшим. Называется «поймать за язык». Кэтлин, звони Пак Ену.

— А почему я?

— Потому.

— Между прочим, — обиженно сообщила она, — у нас с ним ничего не было.

— Я и не говорю, что было. Я тебя просто прошу ему позвонить. Трудно, что ли?

— Да нет, — сказала Финчли, вынимая из кармана мобильник.

…

Причина, по которой Пак Ен тут же написал рапорт с предложением отправить «Фаатио» на помощь австралийцам, понятна. Причина, по которой этот рапорт привел к звонку военного координатора Меганезии начальнику штаба ВМС Австралии, тоже довольно проста: это был повод оказать поддержку своим офицерам разведки (фигурирующим под именами Пин Кеу и Тун Тиен), и держать руку на пульсе. Для Департамента обороны и штаба ВМС Австралии это, как ни странно, тоже было выгодно в сложившейся ситуации.

Дело в том, что пресса задавала множество неудобных вопросов. С чего это вдруг армия США отправила сюда биологическое оружие? Министр обороны говорит, что это глупое недоразумение, но кто же в это поверит? А, может быть, недоразумением были только действия американского сержанта, который ошибочно передал данные о грузе в торговый порт Перта, а не на военную базу США Джералдтон, 400 километрами севернее? Может, если бы он не ошибся, все это биологическое оружие попало бы в Австралию? Скажите господин министр, почему и в недавней истории с «Норфолком», и в этой истории с «Тренганом» прослеживается устойчивая связь: Агентство национальной безопасности США (NSA), военные базы США в Австралии, и биологическое оружие, запрещенное международной конвенцией 1972 года? В конце прошлого века уже всплывала тема тайного незаконного сотрудничества между NSA и военной контрразведкой Австралии (ASIO). История повторяется, господин министр? Довольно! Народ Австралии хочет знать: что в действительности делают на его территории американские военные базы.

Как всегда в подобных случаях, пресса начала выстраивать Теорию Большого Заговора, публика стала обрывать телефоны своим депутатам, а те принялись бомбить Департамет обороны запросами из JPCSSA (Объединенного парламентского Комитета по контролю за спецслужбами Австралии). Плюс, конечно, пикеты у ворот американских военных баз с многометровыми транспарантами в жанре «Yankee go home». Уже ясно, что спокойное объективное решение комиссии по «Тренгану» публику не удовлетворит. Народ хочет сенсаций, и если их не даст комиссия, то народ сделает их самостоятельно.

И вдруг, как deux ex machina, возникает меганезийский comandante и предлагает включить своих морских офицеров в кризисную команду и комиссию по расследованию инцидента. Это же отличный выход! Если пригласить меганезийцев (их отвратительные отношения с правительством США общеизвестны) то всем изобретателям «теорий заговоров» придется заткнуться! Предложение было принято и доведено до сведения штаба ВМС. Какого же было удивление адмирала Уинсдейла, когда заместитель начальника штаба сообщил ему:

— Ваше предложение подключить офицеров Меганезии, согласовано на самом верху.

— Мое предложение? — изумленно переспросил адмирал.

— Да. Вы высказали его, ставя задачу капитану «Индевера». Правда, вы полагали, что это невозможно реализовать. Но, как оказалось, для дипломатии нет ничего невозможного. 7 ноября «Индевер» и «Фаатио» одновременно прибудут на Кокосовые острова.

…

7 ноября. Кокосовые острова. За столом явно кого-то не хватает.

— По стаканчику? — предложил Пак Ен, когда они сняли защитные комбинезоны.

— По два, — мрачно отозвался Олдсмит.

— В жизни не видела столько говна сразу, — добавила Финчли.

— Все когда-то случается впервые, — философски заметил меганезиец, — Кстати, я уже выяснил, где тут живет выпивка. Вон тот домик с красной крышей, это кабак.

— Он хоть работает? — спросила она.

— Кэт, я что, похож на парня, который поведет друзей в неработающий кабак? — спросил Ен, — На, посмотри сама.

Он вынул из кармана маленький мощный бинокль и протянул ей.

У открытых кабаков есть неоспоримый плюс: в хорошую оптику можно даже с большой дистанции разглядеть их ассортимент.

— Так, — сказала Кэтлин, — Заведение называется «Crezy-palm cafe». Наблюдаю три сорта виски, два сорта джина, два сорта рома, и одного бармена листающего «Playboy». Какие будут приказания, Джед?

— Выдвигаемся на позицию, — ответил Олдсмит.

Через четверть часа они уже сидели за столиком под кокосовой пальмой — непременным атрибутом здешнего дизайна. Бармен был громкими возгласами отвлечен от печатной эротики и подошел к ним.

— Что желаете?

— Три порции крабов с «айдахо», две пинты оранжа и пинту кубинского рома, — сказала Финчли.

— Почему кубинского? — спросил Олдсмит.

— А в знак протеста, — пояснила она, махнув рукой в направлении «Тренгана», стоящего на якоре в зоне прямой видимости.

— Янки — уроды, — согласился бармен и пошел выполнять заказ.

Капитан Олдсмит положил на середину столика планшет и спросил:

— Обсудим?

— А чего обсуждать, Джед? — сказал Пак Ен, — Все понятно.

— И что конкретно тебе понятно?

— Ну, в целом: имеем около 500 контейнеров с очень даже неплохим оборудованием и в нагрузку к этому более 700 контейнеров со всякой заразой. Это где-то 15–17 тысяч тонн биоактивной грязи, которую надо ликвидировать.

— Как? — поинтересовалась Кэтлин.

— Легко, — ответил меганезиец, — Оттащить на 500 миль к северо-западу и утопить на хер в Зондском желобе на глубине 7000 метров.

— И Greenpeace тебя линчует.

— Срать я хотел на Greenpeace. У нас в Меганезии…

— У вас в Меганезии, — поправила она.

— Да, блин… — расстроено пробурчал Пак Ен, — а ты что предлагаешь?

— Вообще-то проще всего это нагреть градусов до 150 Цельсия.

— … В большой-большой кастрюле, — добавил Олдсмит, — например, привезти из Новой Зеландии самый большой гейзер.

— Или из Антарктиды вулкан Эребус, — предложил Ен, — У него в кратере температура градусов 500, не меньше.

— Да ну вас к черту, — сказала Кэтлин, — Что вы прикалываетесь. Есть же, наверное, способ, как уничтожают это биооружие.

— Есть, — согласился Олдсмит, — Для этого строится такой завод, вроде химического, ну, а дальше, примерно, как ты сказала.

Вернулся бармен и, ставя на стол бутылку и все прочее, сказал:

— А почему бы всю эту срань не облить керосином и не сжечь к хренам собачьим?

— Эх, парень, — со вздохом сказал Олдсмит, — если бы все было так просто… Понимаешь, химический боеприпас это такая штука, в серединке которой маленькая граната, а вокруг болтушка из микробов. И когда граната взрывается, болтушка распыляется на капельки, по типу спрея, и разносится воздухом. Так что, если это поджечь, и боеприпасы начнут детонировать, то получится натуральная биологическая война.

— Надо же, — разочарованно протянул бармен, — Это какая сука такое придумала?

— Это давно придумали, еще во вторую мировую, — блеснул знаниями Ен.

— Понятно. Фашисты. Слушайте, а если все эти гребаные бомбы вытащить куда-нибудь, засыпать хлоркой, и сверху прокатиться катком?

— 700 контейнеров, — сказала Кэтлин, — Примерно по 4000 ящиков в каждом. Итого будет 2 миллиона 800 тысяч ящиков. Где будем их хлоркой засыпать? Кстати, надо 50 тысяч тонн хлорки. Вот за это «зеленые» точно кого-нибудь линчуют.

— Полная задница, — констатировал погрустневший бармен, — А что же делать?

— Как раз на эту тему мы и думаем, — сообщил Олдсмит, разливая по треть стакана рома.

— Джед, а разобрать этот боеприпас можно? — спросила Кэтлин.

— Можно. Вручную. Минут за десять, при хорошей сноровке. А что?

— Тогда ничего, — сказала она, — Ты мне соком все-таки разбавь, ладно?

Пак Ен дождался, пока все будут готовы и, со словами «за успех нашего безнадежного дела», проглотил содержимое своего стакана в один прием. То же сделал и Олдсмит. Кэтлин покачала головой и культурно отпила пару глотков.

— У меня мысль, — объявил Ен, — вы про сверхмалые нейтронные бомбы слышали?

— А то ж, — сказал Джед.

— Ну вот, — продолжал свою мысль меганезиец, — Взорвать одну такую, на пол-килотонны, в 300 метрах над этим кораблем, и всем микробам крышка. Там такой поток радиации…

— Как-то ты подозрительно быстро налакался, — заметила Кэтлин.

— А что такого? Ночью отогнать эту посудину подальше в океан, и бабахнуть. Никто даже не заметит. А про бомбу я договорюсь.

— Мрак! В какую компанию я попала. Хорошо, что мама не знает.

Изобразив на лице выражение Глубокой и Незаслуженной Обиды, Ен начал жевать кусок краба. Олдсмит хмыкнул, разлил еще по порции рома и поинтересовался:

— Кэтлин, а у тебя есть какие-нибудь идеи? Я имею в виду, кроме мегабойлера, в который можно окунуть 200-метровый корабль целиком, подняв за хвост мегакраном?

— Ну, не знаю… Может, в какую-нибудь доменную печь?

— Голливуд, прошлый век, — прокомментировал Пак Ен, — Терминатора-2 надо сбросить в расплавленную сталь, где он красиво сгорит на радость зрителям. Нам осталось найти то сталелитейное предприятие, которое согласиться, и ту транспортную фирму, которая это добро будет туда доставлять. Это ведь на сушу надо выгружать, ты в курсе?

— А как сами янки это делают? — спросила она, — Наверняка же они как-то избавляются от просроченных запасов этого дерьма.

— Янки? — переспросил Джед, — Сначала они тратят 100 миллионов на проект полностью автоматизированного суперсовременного завода по ликвидации боеприпасов. Потом они тратят еще столько же на экспертизу, и доказывают, что этот завод нельзя построить. А потом они сбрасывают все это дерьмо в старую соляную шахту, и моляться специально обученному американскому богу, чтобы он не дал микробам оттуда выскочить.

— Помогает? — спросил Пак Ен.

— Не всегда, — лаконично ответил капитан Олдсмит.

— А может, объявить конкурс? — предложила Кэтлин.

— Ну, да, — сказал он, — Отличный способ заявить на весь мир: ребята, никто не знает, что делать, так что все мы в жопе.

Меганезиец отхлебнул рома и объявил:

— Есть идея! Пригласить австралийского колдуна, чтобы он навел на этот корабль кость.

Кэтлин Финчли чуть не подавилась:

— Чего?

— Навел кость, — повторил Ен, — короче, сглазил. Очень сильное колдовство. Люди от этого дохнут за 3 дня. Микробы, наверное, тоже. По крайней мере, можно попробовать.

— С микробами этот фокус не пройдет, — отрезала она, — У них нет мозгов, которые можно трахать всякой херней.

— Колдун, — задумчиво сказал Джед, — Это мысль. Я знаю одного парня…

— Может, вам обоим хватит пить? — перебила Кэтлин.

— … Ты его тоже знаешь. На Эль Кватро…

— Черт, — сказала она, — Вот почему у меня чувство, что за столом кого-то не хватает.

— Ага! — согласился Пак Ен.

— Короче, я ему звоню, — сообщил Олдсмит, доставая мобильник.

….

7 ноября. Кокосовые острова — атолл Тероа. Срочно требуется волшебник.

O Canada! Our home and native land!

True patriot love in all thy sons command.

Последний раз доктор Винсмарт просыпался под гимн своей родной Канады больше 30 лет назад, когда был в скаутском лагере на озере Манитоба (откуда вынес глубокое и стойкое отвращение ко всем массовым формам проявления патриотизма и религии).

With glowing hearts we see thee rise,

The True North strong and free!

На своем мобильнике в Меганезии он выставил этот гимн просто из фрондерства. Сначала он вообще хотел выставить «The Star-Spangled Banner» (гимн США), но его эстетическое чувство решительно воспротивилось. Впрочем, родной канадский гимн тоже не подарок:

From far and wide, O Canada,

We stand on guard for thee.

God keep our land glorious and free!

Джерри открыл глаза, взял трубку и произнес

— O, bullshit, goddamned fucking world!

— Hi, doc Gerry! It’s me, cap Oldsmith, — послышалось в ответ.

Далее австралийский капитан выслушал от Винсмарта длинное нравоучение, смысл которого сводился к тому, что приличные люди ночью спят, а у тех несознательных людей, которые, от нечего делать, по ночам тыкают пальцами в средства связи, надо эти средства связи отобрать и засунуть им сами понимаете куда. Олдсмит стал извиняться, оправдываясь тем, что не знал домашнего часового пояса Винсмарта, и не думал, что там сейчас ночь, но Джерри прервал его уже по-деловому:

— Я так понимаю, кэп, вы звоните не для того, чтобы просто сказать «привет».

— Да, док Джерри. Видите ли, мы снова вляпались в такое же дерьмо, как на Эль Кватро. Вот я и подумал…

— Эпидемия? — спросил Винсмарт.

— Пока нет, — ответил Олдсмит, — но… Короче, вы слышали о «Тренгане»?

— Что-то читал в сетевых новостях. Контрабанда биологического оружия, да?

— В общем, да. «Тренган» арестован на Кокосовых островах. Мы с Пак Еном и с Кэтлин Финчли сидим в кафе, смотрим на это дело, и думаем, как быть. Там этого оружия где-то 15–17 тысяч тонн. Один черт знает, что будет, если где-то нарушится герметичность.

— А что я могу сделать?

— Ну, мы вспомнили о ваших волшебных маленьких друзьях, которые нано-чтототам…

— Ах это… Ну, допустим… А как я к вам доберусь?

— А вы где, док Джерри?

— На Тероа. Меганезия, округ Кирибати.

— Ух ты! Больше 4000 миль отсюда.

Винсмарт встал и привычным движением завернулся в лава-лава-техно (отличие от простой лава-лава в липучках по краям, так что не надо возиться, повязывая ее).

— Не ломайте голову, кэп, — сказал он, — Я вспомнил: у меня есть служебный craft-bolide, и наверное, утром я могу его вызвать.

— Сильно! Где вы разжились такой штукой, док?

— Два болида прилагаются к авианосцу, который мне подарили…

— Подарили авианосец? — изумленно переспросил Олдсмит.

— Знаете, кэп Джед, это длинная история. Расскажу при случае.

…

7 ноября. На что способен один разгневанный американский сержант. Кокосовые острова, База ВВС (RAAF) остров Уэст, вечер.

В задачу группы «Индевер» — «Фаатио» входило не только планирование ликвидации биологического оружия, но и участие в расследовании. После разговора с доком Джерри, все как-то автоматически решили, что первой проблемой займется он, следовало теперь перейти ко второй проблеме. В казарму, где за неимением других пригодных помещений, были размещены интернированные с «Тренгана» (22 члена экипажа и 9 военнослужащих США), Олдсмит и Пак Ен решили идти вдвоем. Кэтлин терпеливо выслушала десяток аргументов, почему ей туда идти не надо, а им надо, причем именно сейчас, понимающе кивнула головой и констатировала:

— Мальчики выпили по 150, и их неудержимо потянуло на подвиги.

— Для моряка 150 не доза, — возразил Пак Ен.

— Это мы по результатам посмотрим, — ехидно ответила она.

Пройдя в казарму мимо двух скучающих бойцов в форме «Military Police» (и услышав за спиной ворчание «международная комиссия, а туда же, выхлоп на три метра против ветра»), Джед Олдсмит и Пак Ен попали в обширное помещение, на треть заставленное двухъярусными койками. На остальных двух третях шла культурная жизнь. Несколько малайцев играли в маджонг, четверо американских солдат пара на пару гоняли шарик, приспособив имеющийся в казарме стол под теннисный. Все прочие, рассевшись на полу, смотрели телевизор.

— Азартные ребята, — негромко сказал Джед, — нас даже не заметили.

— Щас, — лаконично ответил Ен и поднес к губам висящую на шее бронзовую боцманскую дудку.

От оглушительного свиста малайцы подпрыгнули, а G.I. рефлекторно выполнили что-то вроде построения.

— Это был ноктюрн на тему «откройте полиция», — пошутил Джед, — Хелло, парни. Я капитан ВМС Австралии Джед Олдсмит, а это капитан-лейтенант ВМФ Меганезии Пак Ен. Мы представляем международную военную комиссию по делу о перевозке оружия массового поражения, то есть той… гм… субстанции, которой загружен «Тренган».

Крепкий, невысокого роста малаец лет 35–40 спрыгнул с одной из верхних коек.

— Привет, — сказал он, — я Кабир Саади, капитан «Тренгана», гражданского, между прочим, судна. Почему нами опять занимаются военные? Я уже ответил полиции на все вопросы. И вообще, все юридические дела это к суперкарго.

Один из игроков в маджонг, даже не потрудившись привстать, сообщил:

— Суперкарго это я. Меня зовут Пин Кеу.

— Диспозиция понятна, — резюмировал Пак Ен.

— А мне не понятна, — возразил сержант Бэлхоу, — Что тут делает меганезийский офицер?

— Мистер Пак Ен приглашен в комиссию правительством Австралии, — пояснил Джед.

Патрик Бэлхоу с обидой посмотрел на четырехцветные «пропеллеры», украшавшие форму капитан-лейтенанта, перевел взгляд на Олдсмита и процедил сквозь зубы.

— Удружили… Союзнички. Пригласили…

— Это мы еще разберемся, кто кому удружил, — ответил Джед, — Если хотите знать, сержант, ваше начальство подложило нам самую большую свинью со времен войны в Ираке.

— Знаете, что, капитан как-вас-там…

— Олдсмит.

— Так вот, капитан Олдсмит, мне все эти интриги до лампочки. Я вашему следователю так и сказал: мне отдали приказ, я его исполнял, а австралийский SAS атаковал нас, как будто мы враги. Впрочем… — сержант снова бросил взгляд на Пак Ена, — … теперь мне кое-что понятно. И я не буду отвечать на вопросы, пока не поговорю со своим командованием.

Джед пожал плечами и протянул ему мобильник.

— Звоните. Говорите. Нет проблем.

— Ммм, — пробурчал Патрик, — А куда я, по-вашему, буду звонить?

— Я полагал, что командующему военной базой США на Препарис-2 в Бирме.

— Вы что, не понимаете? Это же секретный объект, на нем только спецвязь.

— Ну, — сказал Джед, — тогда, наверное, в бюро военных атташе США в Канберре.

— Да? А вы думаете, у меня телефон есть?

Джед молча вынул из кармана справочник и передал сержанту.

— Ммм, — снова пробурчал тот, полистал странички и набрал номер…

Дальнейшие события напоминали некую разновидность виртуального футбола, в котором сержант Бэлхоу играл роль мячика. Секретарша бюро военных атташе, повторив вслух фамилию абонента, увидела округлившиеся глаза дежурного офицера и недвусмысленный жест: энергичные взмахи ладонями от себя. «Простите, сержант Бэлхоу, — сказала она, — но сейчас никого нет на месте. Сейчас уже больше 18:00, приемные часы закончились… Да, дежурные офицеры продолжают работу, но они сейчас отбыли на совещание в Южный Квинсленд… Да, можно, но там сейчас какие-то проблемы с сотовой связью. Даже не знаю, чем могу вам помочь…» (дежурный офицер ткнул пальцем в стол и покрутил, как будто собирался просверлить дырку) «… Попробуйте позвонить на ближайшую к вам базу США. Это в Джералдтоне, запишите их номер… Не за что, сержант». В Джералдтоне реакция на сержанта Бэлхоу была примерно такая же. Там все офицеры дежурной смены (все!) отбыли на военно-воздушные учения в антарктическом регионе, вне зоны доступа сотовой связи. Сержанта попытались отфутболить в бюро военных атташе, но он ответил «я туда уже звонил, и мне дали ваш номер». Тогда, в качестве приза за настойчивость, сержант получил номер телефона штаба Объединенного командования ВС США в зоне Тихого океана (Перл-Харбор, Гавайи). Там ему с ходу заявили «это не наша компетенция» и осчастливили номером телефона штаба Объединенного командования специальных операций (ОКСО) ВС США (авиабаза Мак-Дилл, Флорида). Здесь, как раз, знали, что ему ответить: «Знаете, сержант, сейчас вашим делом занимается сенатская комиссия, звоните прямо туда. Запишите номер мобильного телефона председателя комиссии. Думаю, он вам чем-нибудь поможет. В Вашингтоне как раз сейчас начался рабочий день».

…

Сенатор Перри Конт уже четверть часа слушал сбивчивое объяснение регионального директора NSA по юго-восточной Азии. А как ему быть не сбивчивым, если исходное вранье (придуманное под «Норфолк» и агента Джонни из Сурабайи) никак не учитывало инцидент с «Тренганом», а качественно переделать все это за сутки просто нереально. Члены комиссии скучали, а пресса готовилась рвать директора в клочья.

— Мистер Конт… — секретарша сенатора прошептала несколько слов ему на ухо. Он на пару секунд задумался, кивнул, взял у нее мобильник и переключил на громкую связь.

— Сенатор Конт слушает.

— Здравствуйте сэр, это сержант Бэлхоу. В штабе специальных операций сказали, что вы занимаетесь «Тренганом». Чтобы было понятно: нас захватил австралийский спецназ, мы сидим арестованные на военной базе, вместе с экипажем малайского корабля. А офицер NSA, который нам подсунул этот корабль, похоже, вообще ни за что не отвечает. Что у нас вообще творится в армии? Я ни черта не понимаю: мы выполняли приказ, а теперь нам тут втирают про какую-то конвенцию ООН по микробам, что мы ее нарушили. Как будто это я нагрузил 700 контейнеров этих микробов и повез через океан в эту, мать ее, Австралию. Я звонил нашим атташе в Канберре, и на базу в Джералдтон, и еще каким-то штабистам, но никто ни черта не знает. Вы уж разберитесь, сенатор! Тут 9 американских солдат в плену.

— Минуточку, сержант. Давайте по порядку. Мне тут говорят о хищении каких-то образцов с нашей базы на Бирме…

— Да какие, на хрен, образцы! Там весь наш склад готовой продукции, 16,5 тысяч тонн, и все железяки наших микробиологов! Наш майор, Колин Прадт, еще говорит этому кексу из NSA: какого черта мы грузим это на гражданский контейнеровоз? А тот нам трахал мозги, что это, мол, австралийцы так потребовали, чтобы невоенным транспортом. Как бы у них там такие законы. Ага, хрен на рыло! Нам сделали «стоп» прямо в море и высадили на нас десант, а TV весь этот сраный бардак снимало. Зуб даю, австралийцы вообще были не в курсе, что мы к ним едем со всем этим хозяйством…

— Я не понял, сержант, — перебил сенатор, — какую готовую продукцию?

— Ну, пикирующие контейнеры для кассет, боезаряды для «Лансов», и…

Мобильник в кармане у Пак Ена завибрировал.

— Да?

— Привет, Ен, — сказала Кэтлин, — по-быстрому включи CNN-4.

— А что там?

— Да включай же, блин!

Ен взял с подоконника пульт и переключил канал.

— … Сибирская язва, лихорадка Марбург, бубонная чума, еще какие-то риккетсии, у них длинное название по-латыни… — послышался из динамика голос сержанта, дублирующий его монолог по мобильнику.

На экране был виден длинный стол, флаг США позади, и группа сенаторов, в центре которой — Перри Конт (штат Теннесси), с побледневшим лицом и вытаращенными от изумления глазами.

— Подождите, сержант, вы хотите сказать, что «Тренган» вез все, что вы сейчас назвали?

— Ну, да, черт возьми. Я же говорю, мы грузили 20-футовые контейнеры. 700 штук с этой микробиологией, и еще 500 всяких бочек, трубок, дозаторов, в общем, всей этой хрени.

— Так, так, и кто отдал приказ перевозить все это?

— Я же говорю, сэр, тот офицер из NSA. Он показал нашему майору жетон и бумаги, но нам его не представили. Вроде, он большая шишка в азиатском департаменте.

— В азиатском департаменте, — повторил сенатор, глядя куда-то в зал.

Камера повернулась и показала лицо директора депортамента NSA по ЮВА. Цвет лица был белый с легким оттенком зеленого.

— Да, сэр, — продолжал Бэлхоу, — Этот козел приплыл на «Тренгане» к нам на Препарис, а там сошел на берег, и потом, когда мы отходили от терминала, еще счастливого пути нам желал. Пидор.

Один из американских солдат легонько дернул сержанта за рукав.

— Патрик, ты это, аккуратнее, ты по TV в прямом эфире.

— Блин, Джек, если мне понадобится твое гребаное мнение, я его спрошу, понял… — тут до сержанта дошло, и он сказал в трубку, — извините, сэр, это я не вам.

— Я сфотографировал этого офицера на мобильник, — сообщил Пин Кеу, — еще в Пинанге, когда мы договаривались. Так, на всякий случай. Если мистер капитан Олдсмит скажет, чтобы мне отдали мой мобильник…

Олдсмит кивнул, и хотел, было сходить к дежурному полицейскому офицеру, но тот уже сам нарисовался в казарме с искомым мобильником в руке.

— Сейчас мы выведем этих засранцев на чистую воду! — азартно сказал он.

— Вот что, сэр, — сказал сержант в трубку, — тут у одного парня оказалось фото этого гада из NSA, он вам сейчас отправит MMS.

— Пусть отправляет, — сказал сенатор.

Через минуту, он показал прямо в телекамеру изображение на экране своего мобильника и обратился к директору департамента NSA по ЮВА.

— Вы знаете этого человека?

— Н… нет, — пролепетал тот.

— Так узнайте, черт вас возьми! Прямо сейчас. Звоните в свою службу кадров, или кто там у вас занимается этим. Я хочу слышать имя и должность этого человека. Что вы на меня уставились? Возьмите телефон и звоните.

Камера опять повернулась в сторону чиновника NSA и показала его дрожащие пальцы, с трудом попадающие по кнопкам мобильника.

Пак Ен толкнул Олдсмита в бок.

— Прикинь, Джед, — шепнул он, — Эти парни сейчас все сделают за нас. Мне уже начинает нравиться эта работа.

…

Observer online, Гавайи. Экстренный выпуск. «Агентство национальной опасности?»

«Только что полковник NSA Лим Этчисон, на глазах у приглашенной им прессы, сдался полиции Гонолулу. Он заявил дежурному офицеру, что требует гарантий по федеральной программе защиты свидетелей, т. к. находится в опасности в связи с той информацией, которой он располагает. «Я не хочу поскользнуться на банановой кожуре и упасть с небоскреба, как это часто случается в NSA с офицерами, которых «сдало» собственное начальство», — пояснил журналистам мистер Этчисон. Журналистов он, по собственному признанию, пригласил, «чтобы не быть застреленным на пороге полицейского участка». На утреннем заседании сенатской комиссии «Норфолк-Тренган», полковник Этчисон был назван, как виновник траффика биологического оружия в Юго-восточной Азии. Большая партия этого оружия на малайскомм судне «Тренган» была на днях арестована у берегов Австралии. Этчисон пояснил также, что был назначен в регион ЮВА, как преемник другого офицера NSA, Джона Хейстинга. Полковник Хейстинг был ранее обвинен в сотрудничестве с мафией на той же сенатской комиссии, и скрылся от правосудия. Уже находясь на нелегальном моложении, он передал меганезийскому флогу «Galaxy police» запись, в которой обвинил руководство NSA в коррупции, заказных убийствах и терроризме. Сейчас Хейстинг объявлен в международный розыск. Лим Этчисон заявил журналистам «Джон и я невиновны. Мы исполняли прямые приказы руководства NSA, а теперь из нас пытаются сделать козлов отпущения, желательно — мертвых. Хотите знать истинных виновников? Ищите их на самом верху». Полковник Лин назвал имена…».

…

8 ноября. Атолл Тероа. Что бывает, если азартных девушек оставить без присмотра.

«Лягушатник» был пристроен к пирсам хаусхолда E9 на перспективу, чтобы дети учились там плавать, но Келли и Санди пользовались им уже сейчас, и не вылезали оттуда часами. Длительные прогулки по суше на поздних сроках беременности, мягко говоря, не большое удовольствие, а в воде с температурой 25 градусов Цельсия, дискомфорт минимален. Док Винсмарт пытался как-то ограничивать эти водные процедуры, используя все аргументы от: «человек, это, да будет вам известно, не ластоногое морское существо, а двуногое сухопутное» до: «если вы будете столько времени торчать в воде, у вас вырастут хвосты, как у русалок». Тщетно. Сегодня четверка хаусхолдеров E9 с 11 утра отмечала полные 36 недель беременности длинной партией в преферанс (которая могла затянуться до ужина). Играли пластиковыми дайверскими картами. Акела и Спарк лежали на ковриках на пирсе. Келли и Санди плавали рядом. Роль карточного стола была отведена надувному матрацу.

Рядом, в надувном кресле устроилась Тавохаги Иннилоо. Как старшая женщина среди обеих семей утафоа на атолле, она две недели назад взялась опекать девчонок в связи с их приближающимися родами, и временно переехала жить в гостиную E9. У самой Тавохаги было 6 детей, 14 внуков, 9 правнуков и 2 праправнука, причем значительная часть всего этого потомства родилось, что называется, у нее на руках. В свои, примерно 70 лет, это была крепкая, деятельная и очень спокойная женщина, умеющая делать практически все, что связано с человеческим бытом. Рано утром и поздно вечером она рыбачила, а днем сидела на пирсе, чинила что-то в своих рыболовных снастях и смотрела TV по ноутбуку через интернет. В начале ее устраивали мексиканские сериалы. Не понимая тамошних семейных проблем, она периодически обращалась к ребятам с вопросами. Выслушав их объяснения, она качала головой, говорила: «Странно, дурные они какие-то», и продолжала смотреть. Серии шли. По сюжету, главной героине приспело рожать. «Что она делает?» — спросила Тавохаги. «Рожает», — ответил кто-то. «Не может быть, она же лежит на спине». Узнав, что, вообще-то, в Европе и обеих Америках обычно рожают именно так, Тавохаги некоторое время размышляла, а затем вынесла вердикт: «Совсем глупые, так они скоро и срать лежа на спине будут». С точки зрения женщин утафоа, рожавших в естественной позиции (на четвереньках или на корточках), это было вполне обоснованное замечание. С того раза Тавохаги охладела к сериалам и перешла на программы о природе и спорте. В данный момент она смотрела ролик о жизни антарктического округа Мэри Берд (иногда цокая языком и удивляясь: «как этим ребятам не холодно?»). Еще три ноутбука лежали на пирсе, два были выключены, а по одному шли «Lanton-line news». На водный образ жизни своих подопечных Тавохаги смотрела без всяких опасений, и на вопросы дока Джерри по этому поводу твердо отвечала: «не надо беспокоиться из-за таких пустяков».

Джерри Винсмарту вот-вот предстояло отправляться на Кокосовые острова (craft-bolid за ним уже взлетел с «Лексингтона» и вскоре должен был приводниться в Лагуне Тероа). Понимая, что в его отсутствие (как минимум, несколько дней, а возможно, и неделю) девушки окончательно распоясаются, Джерри попытался привлечь для воспитательных целей тяжелую артиллерию в лице дока Рау.

Понаблюдав за происходязим минут 10, великий тахуна спросил, нормально ли спали юные леди, с аппетитом ли они завтракали, хорошо ли они себя чувствуют, и делали ли они зарядку. Получив утвердительные ответы на все 4 вопроса, он обменялся с Тавохаги несколькими фразами на утафоа. Судя по всему, она тоже оценивала положение дел, как однозначно позитивное. Затем, док Рау лаконично сообщил: «природе виднее».

Док Винсмарт пытался возражать, и был втянут в длинную дискуссию о водной гипотезе происхождения рода Homo. Гипотеза была выдвинута английским океанологом Харди в 1960 году. Он считал, что проантропы жили по берегам морских лагун и вели полуводный образ жизни. Это хорошее объяснение прямохождения (можно глубже заходить в воду), развития мозга (у водных млекопитающих мозг развит лучше, чем у сухопутных) и особой формы тела с элементами специализации для плавания и ныряния (широкие ладони, разворот плеч, толстая жировая прослойка, отсутствие шерсти). Только водная гипотеза объясняет протекание беременности и родов у представителей рода Homo (тут док Рау ткнул пальцем в сторону плавающих в лягушатнике девушек). Репродуктивный аппарат женских особей Homo приспособлен именно к мелководью, а никак не к суше.

Винсмарт начал строить линию оппонирования. У человека нет т. н. «черных мышц», которые у морских животных работают в режиме низкого потребления кислорода, у человека нет разделения носоглотки, позволяющей питаться под водой (но носоглотка, все же устроена, как гидрозатвор — возразил Рау). Детеныш человека не может сосать грудь под водой (но у него есть врожденный рефлекс задержки дыхания — снова возразил Рау).

Келли и Санди были выманены из воды, привлечены в качестве наглядных пособий и, разумеется, начали подыгрывать доку Рау (им в настоящее время очень нравилась идея полуводных предков человека). Услышав о гипотетическом водяном предке Homo habilis, т. н. наяпитеке (Pithecus naias, он же Ardipithecus kadabba), жившем около 5,5 миллионов лет назад на африканском побережье Индийского океана, девушки пришли в восторг. А как же: видовое имя Naias дано в честь водяных нимф, наяд. Весьма лестное сравнение.

В итоге, «наглядные пособия», сославшись на голос крови (naias rules!) двинулись обратно в лягушатник. «Только не вздумайте нырять с пирса!» запаздало крикнул док Винсмарт. До экстрима, впрочем, не дошло: девушки не прыгнули, а соскользнули в воду (хотя, на взгляд Винсмарта, несколько энергичнее, чем следовало бы на 9-м месяце беременности).

«Как два бегемотика» — оценил Спарк, за что получил изрядную порцию соленой воды в физиономию, и угрожающее обещание «за бегемотиков ответишь!».

Тут Док Джерри переключил внимание на Акелу и Спарка: «Кому из вас пришла в голову идея подарить девчонкам ноутбуки «water-superprotect»? Вы понимаете, что смотреть TV и шарить по Интернету, лежа в воде, это извращение?..». Молодые люди терпеливо все это выслушали, и Акела ответил неубойным аргументом: «Но, док Джерри, у беременной женщины бывают капризы, и если их не выполнять, то она может впасть в депрессию, а док Рау говорит, что это вредно для здоровья матери и пренатального развития детей».

Винсмарт повернулся к Рау. «Коллега Риано, бьюсь об заклад, что парень цитирует верно, слово «пренатальный» он мог здесь услышать только от вас». Рау утвердительно кивнул «Да, я беседовал с юношами на эту тему». Док Джерри вздохнул «раз вы такой борец со стрессами, то у вас, возможно, найдется что-то снимающее стресс и для меня?». Великий тахуна улыбнулся: «Вам я могу предложить уютное кресло и кампари со льдом». И они отправились на террасу к доктору Рау, оставив молодежь под присмотром Тавохаги.

Они как раз успели спокойно выпить по мензурке и выкурить по сигаре, когда в голубом небе возникла оранжевая точка, которая быстро превратилась в треугольный профиль «крафт-болида». Дальше — элегантный, геометрически-безупречный маневр над лагуной, вибрирующий свист, и вот уже самолет глиссирует по воде в сторону пирса.

— Ладно, — вздохнул Джерри, вешая на плечо уже собранную дорожную сумку, — Вы тут, все-таки, приглядывайте за девочками.

— Что вы беспокоитесь, коллега? — спокойно ответил великий тахуна, — Мы ведь уже это обсуждали: естественный биологический процесс.

…

Стоило «крафт-болиду» раствориться в небе, как девушки полностью распоясались.

Келли позвонила Слаю и он приволок капитанский сейф с недавно поднятого в районе Онтонг-Джава голландского брига XVII века. Сейф был просто конфетка, запертый на три добротных замка: «ново-французский», «ригельный» и «кодовый». Ради такого случая, Келли устроилась на пирсе, разложила вокруг надфели, отмычки, стетоскоп и лазерный фонарик, назначила Спарка ассистентом, и занялась делом. Санди стало скучно, и она уболтала Акелу предпринять давно намечавшийся хакерский рейд на сервер Национального управления воздушно-космической разведки США (US National Reconnaissance Office, NRO). Целью был архив точных координат входа в воду остатков космических аппаратов на т. н. «кладбище космических кораблей» в 2000 километрах южнее Тубуаи. Зная точные координаты, со дна Тихого океана, теоретически, можно поднять несколько тонн сплавов редкоземельных металлов. В общем, без бдительного присмотра дока Джерри, хаусхолд зажил полнокровной деловой жизнью. Тавохаги, по мнению которой, хозяйственные дела, не связанные с подъемом тяжестей и прыжками, не были противопоказаны ни на каком сроке беременности, восприняла это, как норму. Откуда ей было знать, какое нервное напряжение и какой азарт сопровождают внешне-легкий труд взломщиков?

…

8 ноября. Остров Уэст, «Crezy-palm cafe». Магический подход к техническим задачам.

— … Так что, ребята, мне очень жаль, но боюсь, что вы меня зря пригласили, — закончил Джерри Винсмарт.

— Но док Джерри… — возразил Олдсмит.

— Джед, вы сами прекрасно все понимаете. Наноботы не могут проникнуть сквозь металл и пластик. Значит, чтобы их использовать, придется разгерметизировать каждый боезаряд, а именно этого нам и надо избежать.

— Но вы же loa tahuna, — вмешался Пак Ен, — Вы можете все.

— Вы же образованный современный человек, — укорил его Винсмарт, — Как вам не стыдно повторять эти глупости?

— Я был с вами на Эль Кватро, — коротко ответил капитан «Фаатио».

— И я, — сказал Олдсмит.

— Я тоже, — добавила Финчли, — Я видела, что вы сделали. И знаете, док Джерри, в чем ваша проблема?

Винсмарт вздохнул.

— Ну, Кэтлин, и в чем же моя проблема?

— Вы не верите в себя, — объявила она. — Все верят, а вы не верите. Подождите, дайте мне договорить. Я неправильно выразилась. Не верят, а знают. Знают, что вы можете…

— И кстати, — обиженно сказал Пак Ен, — я не глупости повторяю, а резолюцию Верховного суда Меганезии. Там так и написано «Loa tahuna, doctor Gerald Winsmart…»

— Ну, ясно, — перебил Джерри, — если уж суд назначил меня спецагентом богинь Ваиоры и Таранги в этом регионе, то мне придется повторять подвиги барона Мюнгхаузена. Только я ни черта не понимаю в военных игрушках, так что начнем с ваших предложений.

— Зачем вам слушать всякую чушь? — спросил Олдсмит.

— Знаете, кэп, — ядовито ответил док Джерри, — раз уж я тут в качестве великого тахуна, то мне лучше знать, что слушать.

— Джед, он дело говорит, — поддержал Ен.

— Ладно, — сказала Кэтлин, — если кратко, то предлагались три варианта: затопить все это на глубине 7 километров, запихнуть это в кипящий котел или в доменную печь, сбросить на это нейтронную бомбу, облить это керосином и сжечь, засыпать это хлоркой и раскатать асфальтовым катком. Вроде все.

Винсмарт задумался на пару минут и спросил:

— А почему бы действительно не утопить?

— Потому, — сказала она, — что нас линчуют «зеленые». Кроме того, знаете, Джерри, то, что один утопил, другой может вытащить.

— Отпадает, — согласился он, — А почему бы не сжечь?

— Взорвутся детонаторы-распылители, и часть активной суспензии улетит в атмосферу, не успев термически разрушиться.

Он кивнул:

— Тоже понятно. Каток с хлоркой, равно как и котел с домной, отпадают из-за количества этой дряни. Нейтронная бомба, видимо, исключается, поскольку она заразит все вокруг.

— Ничего она не заразит, — сказал Пак Ен, — пол-килотонная НБ на высоте 300 метров даст пятно не шире полутора километров. В океане это за два дня размешается до безопасной концентрации. Тут проблема только в «зеленых».

— Гм, — сказал Винсмарт, — Вы сказали пол-килотонны? А этого бы хватило, чтобы надежно сжечь все содержимое контейнеров?

— Сжигать и не надо, — ответил капитан «Фаатио», — Вся штука в проникающей радиации. Нейтроны легко проходят сквозь броню крейсера, а тут тонкая оболочка контейнеров.

— Гм, — повторил док, — Кэтлин, а проникающая радиация от такой бомбы действительно уничтожила бы все микроорганизмы внутри боеприпасов?

— Еще бы, — фыркнула она, — Но проблема в том, что к радиации прилагается небольшой ядерный взрыв, вернее наоборот, радиация прилагается к взрыву. В общем, не годится.

Тут Винсмарт зевнул и сказал:

— Ребята, а тут есть кофе и сигары? Хороший, крепкий…

— Я сбегаю, — перебил Пак Ен и молнией метнулся к стойке.

— Ну, вот… Я, кстати, и сам бы мог… Ладно, — он надолго задумался, после чего подвел некий итог, — Значит, Кэтлин, вы говорите, что проблема только в ядерном взрыве?

— Ну, да, — она кивнула, — А без него достаточный поток нейтронов не создать.

— Кстати, создать можно, — заметил Олдсмит, — Вылить на эти контейнеры несколько тонн раствора изотопа Калифорний-252. Будут нам и нейтроны, и гамма-излучение…

— Ага, — сказала Финчли, — а вокруг будет такое радиоактивное пятно, что испытания на атолле Бикини детским садом покажутся. Войдем в историю. Мини-купальники станут называться не «bikini», а «keeling».

— … Или «killing», — добавил Пак Ен, ставя перед доком огромную кружку кофе и кладя рядом сигару, — Тут 8 двойных эспрессо в одном флаконе. А сигара реально яванская.

— Благодарю, Ен… — Винсмарт, не спеша, прикурил, выпустил изо рта сизое облачко дыма, а затем сделал изрядный глоток кофе, — … Именно этого мне не хватало для счастья.

— Вы бы свое сердце пожалели, — строго сказала Финчли. Вам не 20 лет.

— Сердце? — переспросил он, — Да, конечно. Знаете. Кэтлин, мне скоро 50. В моем возрасте не рекомендуется табак, кофе, алкоголь и армейские десанты. Когда я думаю об этом, то вспоминаю сержанта Дэна Дэли: «Вперед, сукины дети! Вы же не хотите жить вечно?».

— Извините, я брякнула не подумав, — сконфуженно ответила она.

— Забыли, — сказал док Джерри, — Вернулись к нашей задаче. Какие, кроме проникающей радиации, есть способы гарантировано убить сквозь герметичную стенку?

— СВЧ-излучение? — предположила она.

— Знаешь, почему в микроволновку нельзя ставить металлическую посуду? — осведомился Олдсмит.

— Согласна, это отпадает. Тогда, может быть, ультразвук?

— Разгерметизируешь боеприпас раньше, чем убьешь микробов, — возразил он.

Пак Ен бросил взгляд на «Тренган», стоящий на внутреннем рейде, и сказал:

— Жопа. Убил бы суку, которая придумала делать такое говно.

— Сначала найди ее, — буркнул австралиец, — У янки целая сенатская комиссия работает, а толку ни хрена. Попадаются одни шестерки. Милитаризм это тебе не одна какая-то сука. Это система. Там большие деньги, большая политика и круговая порука.

— Значит, систему менять надо. Эта гнилая консервативная буржуазная демократия…

— Комми в России уже меняли, — заметила Финчли, — Кончилось тем же милитаризмом.

— У нас в Меганезии этого нет, — возразил Пак Ен.

— Да? А кто архипелаг Лоти оккупировал? А Адмиралтейства? А Луизиаду? А Тробриан?

— Ты чего, Кэт? — возмутился он, — Там же референдумы были!

— Были. Но после, а не до. Это тоже комми придумали. Называется: «экспорт революций». Меганезию уже сравнивает с милитаристской Японией начала XX века. Ты не знал? Вашу страну называют «морским стервятником», потому что стоит любому соседствующему с вами острову хоть ненадолго лишиться стабильного управления, как вы его глотаете.

— Ну, мы вообще, и большевики, и самураи, и людоеды. А знаешь, Кэт, какой режим был на Адмиралтействе? Конкретные плантации с рабами. Оттуда беженцы на плотах через море удирали. А что на Луизиаде было? Бандократия, хуже, чем на Лоти. А на Тробриане местная власть дошла до людоедства. Мы даже комиссию ООН приглашали: смотрите…

— Тут, Ен, дело в принципе, — перебила она, — Оккупировали? Оккупировали. Три флота держат весь регион в постоянном напряжении: американский, китайский и ваш…

— В каком таком напряжении?! — возмутился он, — Вот мы с вами который год вместе на Большом барьерном рифе. Мы хоть раз кого-то напрягли? Обидели? Конкретно: кого?

— Это частный случай, — вставила Финчли.

— …И мы вместе были на Эль Кватро, — продолжал Пак Ен, — В ходе, как ты говоришь, «оккупации». Мы неправильно поступили? Надо было всех оставить умирать там?

— Это тоже частный случай, — сказала она.

— А жизнь, Кэт, вся из частных случаев состоит. Каждый человек это частный случай…

— Так, — перебил Олдсмит, — Мы тут не для политического диспута.

Пак Ен, от избытка чувств, ударил себя кулаком по колену и замолчал.

— Кэп Джед, у вас как с физикой? — спросил Винсмарт.

— Да вроде, неплохо. Но многое конечно… — капитан покрутил рукой над макушкой.

— И у меня, вроде неплохо. Давайте вспоминать, какие бывают поля, волны и излучения.

— Ну, — начал Олдсмит, — звуковые, электроманитные, корпускулярные и гравитационные, но их еще толком не исследовали. Со звуковыми ничего хорошего. Вибрация. Потеряем герметичность. С электромагнитными сложнее, их куча видов.

— Насколько я помню из техникума, — встрял Пак Ен, — чем короче длина волны, тем выше проникающая способность. Короче всего гамма, дальше рентгеновское, ультрафиолет и обычный свет. Ультрафиолет, кстати, микробов убивает.

— Но не проникает через плотные материалы, — добавила Кэтлин.

— Рентгеновское тоже убивает, — заметил Винсмарт, — а оно проникает довольно глубоко.

— Не очень, — возразила она, — Иначе бы плотные ткани не давали тень на рентгеновском снимке. А уж про металл я просто молчу.

— А напрасно молчишь, — возразил Олдсмит, — Я два года назад был в комиссии на верфи ASC в Мельбурне, когда испытывали первые эсминцы GIS. Так вот, бронелисты после crash-impact мы тестировали рентгеновским аппаратом. 120 миллиметров металла. Там используется жесткое рентгеновское излучение, оно почти как гамма.

В руке у Пак Ена, как по волшебству, оказался мобильник (будто сам выпрыгнул из кармана).

— An-nyong Chon yi a-bo-ji! Ni da rentgen yok yi isum-nika?… — начал он.

Ему что-то ответили, он тоже ответил, потом стал говорить практически непрерывно. Затем, встал и начал шагать вокруг столика, оживленно говоря и жестикулируя.

Минут через пять Олдсмит покачал головой и спросил:

— Кэт, док, может, по рюмке абсента, пока такое дело?

— Абсента? — возмутилась она, — 70-градусное пойло в такую жару? Ну, ты даешь!

— Так, ты не будешь?

— Почему же? — ответила Финчли, — буду.

Винсмарт только утвердительно кивнул головой. Они успели выпить абсента, и перешли к апельсиновому соку со льдом, когда Пак Ен, наконец, завершил свою телефонную сессию и уселся обратно за столик.

— Так, так. Пьем, значит, без меня. Друзья, называется.

— Ты кому звонил? — поинтересовался Олдсмит.

— Дяде Чону, который живет на Луайоте. Он мастер на металлургическом комбинате.

— И о чем вы болтали столько времени?

— Ну, про разное. Он стал ругаться, что я сразу о бизнесе. Типа, почему не спросил «как дела в твоем доме?» и «хорошо ли себя чувствует дедушка Тасан?» и «как маргаритки в саду у тетушки Ми?». Наехал на меня, как танк, что я не был на семейной тусовке, где знакомились с новым мужем кузины Хва. А я ему говорю: эта вертихвостка Хва меняет мужчин, как футболки. Если я буду знакомиться с каждым ее новым бойфрендом, то мне придется непрерывно ездить туда-сюда, туда-сюда. И вообще, Ли Сун Син не зря сказал: «надо разумно делить время между службой, семьей, торговлей и искусством».

— Это тоже твой дядя? — спросила Кэтлин.

— Нет, это наш лучший адмирал и военно-морской инженер. Он придумал первые в мире броненосцы, они назвались «кобуксон», корабль-черепаха, и применил их в бою за залив Танхпо. Он разбил японский флот, и обеспечил победу в Имджинской войне. Вообще, Ли Сун Син провел 23 морских сражения и ни одного не проиграл.

— Это когда Меганезия воевала с Японией? — скептически поинтересовался Олдсмит.

— Да не Меганезия, а Корея. Ли Сун Син жил в XVI веке. Но его книга по военной тактике частично включена в базовый курс для морских офицеров Меганезии.

— А мне казалось, что первый броненосец это «Монитор» конструкции Эриксона, — заметил Винсмарт, — построен в Нью-Йорке, в 1862, во время войны Севера и Юга.

— Нет, «Монитор» это первый цельнометаллический броненосец с поворотной орудийной башней, — поправил Пак Ен, — Он тоже у нас в базовом курсе.

— Слушайте, а к чему вообще эта тема? — вмешалась Финчли.

— Да, действительно, — поддержал Олдсмит, — Ен, ты звонил дяде, чтобы…

— Дяде Чону? Ну, я его спросил про рентгеновские установки. Он же металлург и…

— Это ты уже говорил, — заметил австралиец.

— А что ты все время перебиваешь? Я говорю по порядку, чтобы не сбиться. Значит, он металлург на Луайоте. Там на выходе с автоматических линий стоят дефектоскопы на жестком тормозном излучении. А для защиты там вот такая стальная стенка, — капитан «Фаатио» развел ладони, иллюстрируя толщину стенки.

— Это дядя тебе по телефону так показал? — подколола Кэтлин.

— Вот, блин… Да нет, дядя сказал, полметра.

Кэп Олдсмит присвистнул и переспросил:

— Полметра? Не полфута?

— Блин, Джед, ну не меряем мы в футах. У нас метрическая система. И еще дядя сказал, что счетчик Гейгера за стенкой все равно трещит, когда эта хрень включается.

— Черт, — сказала Кэтлин, — Неужели никому до сих пор не приходила в голову мысль применять эти излучатели для ликвидации биологического оружия?

— По-моему, это понятно, — заметил Винсмарт, — во-первых, с такой проблемой, как у нас, раньше никто не сталкивался. А во-вторых, выгоднее строить завод.

— То есть, как, выгоднее? — удивилась она.

— Простая экономика, — пояснил он, — Подряд на строительство завода это большие деньги, распределять их это очень неплохой бизнес.

— Я же говорю, — вставил Ен, консервативная буржуазная…

— Ну вот не надо опять, — перебил его Олдсмит, — короче, я звоню адмиралу. Надеюсь, он не надорвется прислать нам такую штуку с командой специалистов.

Винсмарт протестующее поднял ладони вверх.

— Стоп! Джед, если вы это сделаете, то нам пришлют первый попавшийся рентгеновский аппарат, а это совершенно не годится. Нам нужен аппарат, дающий высокую плотность жесткого рентгеновского излучения на довольно большой площади мишени. Так что мы не будем звонить никакому начальству, пока не разберемся, какая конкретно марка нам требуется и как именно мы с ней будем работать… Гм, это ничего, что я командую?

— Это то, что надо, док Джерри, — весело ответил кэп Олдсмит, — Вообще-то мы вас ради этого и приглашали.

…

9 ноября. Тероа. Поздняя ночь. Биологические процессы бывают неожиданными.

— Пиздец, — сообщила Келли, потормошив за плечо спящего Спарка.

— В смысле? — пробормотал он, открывая глаза.

— Fuck!..В прямом. У меня все началось. Схватки… fuck!.. Уже настоящие.

Спарк подскочил, окончательно проснувшись, практически в прыжке.

— Ты чего, уже рожаешь? Точно? Собирались же через три недели!

— Собирались — не собирались. Короче, вот… fuck!.. такие дела.

Через минуту в доме не спал никто (впрочем, Акела и Санди и так не спали, поскольку любовались трофеями своего хакерского рейда на сервер NRO). Еще через несколько минут, все, включая дока Рау, (вызванного звонком), и Кван Ше (оказавшейся рядом с ним, конечно же, случайно), повели Келли к лягушатнику, где тут же было включено все освещение. Тавохаги (которая была спокойнее всех), заметила, что, во-первых, все нормально и не надо так суетиться, а, во-вторых, этот самый лягушатник, удобнее, чем просто застеленный деревянный пирс, потому что все могут удобно разместиться, и развлекать Келли, чтобы она не скучала.

— Да мне… fuck… как-то не скучно, — заметила та, — правда, и не весело. А можно в воду?

— Конечно, — сказала Тавохаги, — ты вообще, делай, что хочешь.

— Кроме выпивки, — уточнил Рау.

— Жаль, — заметила Келли, и полезла в воду.

Кван Ше, тем временем, распоряжалась, куда стелить одеяла и простыни, и куда класть полотенца, а док Рау, на всякий случай, проверял комплектность своего медицинского чемоданчика. Спарк и Акела были отправлены за чайником, чашками и ноутбуком.

— Мы тут довольно долго сидеть будем, — пояснил он, — без чая и музыки это не дело.

— А в воде, кстати, совсем неплохо, — сообщила Келли, — прикиниь, Санди, может мы, действительно эти… fuck… наяпитеки.

— Прикидываю, — ответила она, — Ну, ты как, вообще?

— Ну, так. Побаиваюсь немного и, типа, прислушиваюсь к ощущениям.

— Да что ты, в самом деле, — сказала Тавохаги, — вот увидишь, тут ничего такого. Все у тебя в порядке, и все будет нормально.

— Правда, тетя Таво? Ты уверена?

— Пфф! Что я, совсем дура, что ли? Я ваши брюшки щупала? Щупала. Раз говорю, значит, уверена. Ты лучше с нами поболтай, музыку послушай, а твои ощущения, они сами тебе скажут, что делать. И еще двигайся, вот так, — Тавохаги встала, сбросила свою лава-лава, и совершила несколько характерных движений танца uniu-kao, — А если тебе кажется, что что-то не так, то сразу говори. А мы пока чай заварим. Хочешь чая?

— Пока не знаю.

— Ну, там видно будет… — Тавохаги повернулась к слегка растерянным Акеле и Спарку, — а вы что стоите? Включайте музыку и идите, поплавайте с вашей женой, ей одной скучно… Да не такую музыку, такую будете детям на ночь включать, чтоб лучше засыпали. Музыка должна быть такая, чтоб танцевать хотелось. До чего же все мужчины бестолковые…

В общем, начало родов стало превращаться во что-то вроде вечеринки, правда, несколько напряженной, но не слишком. Прошел час, в течение которого Келли пару раз вылезала из воды и выпивала чашку чая. По ходу дела Санди оказалась на периферии внимания. Но от Тавохаги некоторые вещи не могли укрыться. В какой-то момент, она бросила на Санди пристальный взгляд и спросила:

— Чего это ты дрожишь. Ведь не холодно. Ты как себя чувствуешь?

— Ну, я смотрю на Келли и у меня, вроде, эмпатия. Ну, это…

— Не знаю, что такое «эмпатия», — перебила Тавохаги, — но ты тоже рожаешь.

— Как?

— А вот так. Дура я старая. Так часто бывает: когда две женщины на одном сроке, то у них это, как его… тахуна Рау, я умное слово забыла.

— Синхронизация, — подсказал он.

— Вот-вот. То самое, — согласилась она, доставая мобильник, — Позвоню-ка я Леипаио.

Минут через 40, когда подошла дочка Тавохаги, Леипаио, и два ее племянника со своими женами, было уже установлено, что Санди просто пропустила начало родов, считая, что это ее «колбасит после налета». Таким образом, собравшейся у лягушатника компании предстояло где-то к полудню принять четырех новорожденных практически, подряд. «В режиме беглого огня из миномета», как тут же пошутил док Рау. Ясно, что ночь и день предстояли еще те, но публика совершенно не собиралась унывать, а об успехе дела говорили, как о чем-то уже решенном (а как же, если женщины здоровые, обстановка дружественная, а вокруг люди, готовые помочь?).

На рассвете к этой компании присоединилась Синэо Номако, судовой врач с фрегата «Рангитаки» (продолжавшего «проводить тактические учения в районе Икехао — Тероа»). Она прикатила на надувной лодке и сошла на пирс, небрежно держа в руке за лямку 20-килограммовый ранец FRMA (медицинский комплект для морских десантов).

— Hi girls! Пост оптического наблюдения доложил, что вы собрались рожать хором.

— Типа того, — бодро ответила Келли.

— Валяйте, — разрешила Синэо, — Как-чего, флот вас морально и физически поддержит.

— Пфф! — скептически фыркнула Леипаио, — много вы, форсы, в этом понимаете.

— А то нет? У меня, во-первых, личный опыт…

— Один, небось?

— Хех… Ну, один. А как вы догадались?

— По сиськам, — лаконично ответила дочь Тавохаги.

— Хех… А, зато я принимала семимесячные роды после парашютного прыжка.

— С полным FRMA за спиной трудно приземляться, — со знанием дела заметила Кван Ше.

— Да нет, это не я приземлялась, а она. Было это на атолле Эрикуб, коралловая цепь Ратак, Маршалловы острова. Там лагуна просто восторг, 7 на 12 километров, и молодняк во всю гоняет на лавсановых парапланах, туда-сюда, туда-сюда. Так вот, одна 19-летняя засранка подумала: фиг ли там, 30 недель беременности? И полетела. Акробатка, блин.

Синэо, жестикулируя всеми частями тела, артистично изобразила сначала извилистый полет параплана над лагуной, потом его приземление, а потом удивление «акробатки», понявшей, что значат специфические ощущения в области талии и ниже.

— А мы стояли у атолла Малоэлап, это недалеко, — продолжала она, — и тут нам звонят из локального офиса морского патруля: ой, караул! у нас тут ай-яй-яй! Ну, я прилетаю на «гидре», а там картина маслом: эта дуреха сидит в позе орла и трясется, а ее бойфренд нарезает вокруг круги и повторяет «ой, блин, подожди рожать», а она ему: «да как же я, блин, подожду, когда оно уже началось…?»

Рассказывая, Синэо перевоплощалась в своих персонажей, то усаживаясь на корточки, то имитируя бег по кругу. Некоторые зрители уже не могли удержаться и хохотали во всю.

— Я хватаю это юное горе за шкирку, клею ей антенну сканера на пузо, смотрю на экран и говорю ласково: «чего ты паришься? Он у тебя кило триста весом, рожай себе спокойно». А она мне: «да задолбали меня все, то не рожай, то рожай, а я вообще первый раз». А я ей: если первый раз, так надо в культурном месте отдыхать, а не у черта на куличиках. Тоже мне, авиаторы хреновы, братья Райт доморощенные. Вот так, с шутками-прибаутками…

— И что дальше было? — спросила Келли.

— Что-что. Родила она свое сокровище, я их обоих привела в порядок, посадила вместе с бойфрендом в «гидру» и отвезла на Малоэлап, в офис патруля. Это я к тому, что у вас тут все цивильно: горячая вода, техника, народ толковый, киндеры практически доношенные. А бывает так, что ого-го. Но если ушами не хлопать, то все равно можно выкрутиться.

— Молодежь хлипкая пошла, — проворчала Тавохаги, — чуть их встряхнешь, у них сразу роды. Вот в наше время женщины крепче были… Да, много крепче…

…

9 — 17 ноября. Джинн выпущен из бутылки. Эректусы и все-все-все. Остров Уэст-Килинг, раннее утро. Атолл Тероа, полдень.

Накануне «комитет четырех» просидел с проблемой выбора тормозных излучателей до глубокой ночи. Когда стало ясно, что мозги уже не работают, все они завалились спать в первом попавшемся свободном жилом блоке базы ВВС, где нашлось 4 койки, сортир и душ. Сейчас, правда, две койки были пусты, но это заметили несколько позже.

O Canada! Our home and native land!

True patriot love in all thy sons command…

«Второй день подряд быть разбуженным канадским гимном, это уже перебор», подумал Винсмарт, сгребая мобильник со столика.

— … Goddamn! — проворчал он, — what devil…

— Привет, док Джерри! — послышался в трубке голос Акелы, — А у нас все родились! Они такие прикольные!

— Кто?

— Как кто? Наши близняшки, все четыре. Док Джерри, у вас там комп есть поблизости, я вам через web-камеру сейчас покажу.

— Роджер, ты шутишь? Когда они могли успеть?

— По ходу, только что. В смысле, где-то час назад. Вот послушайте, док Джерри (В трубке раздалось громкое «Йяяя!»). Классно, правда?

— Черт! Мне все равно не верится.

Он встал и включил ноутбук.

— Док Джерри, что там у вас? — спросил проснувшийся кэп Олдсмит.

— Мои близнецы родились, — брякнул Джерри, и спросил в трубку, — Так, я включился, что мне теперь набирать?

— Близнецы? — переспросил кэп, — Вы не говорили, что ваша жена…

— При чем тут жена? Близнецы, эректусы, у наших девчонок… Черт, ну и где видеосвязь? А, понял. Так… И что это?… Алло, Роджер, это ты там все заслонил?

— Ой, пардон, — сказал Акела и шагнул в сторону.

Стал виден кусочек пирса и лягушатника. На нескольких сдвинутых надувных матрацах, покрытых простынями, полулежали Келли и Санди. Между ними беспорядочно двигалось потомство: четыре маленьких тельца шоколадного цвета, на первый взгляд совершенно не отличимые друг от друга. Впрочем, нет, вполне отличимые. Во-первых, две девочки и два мальчика. Во-вторых, на попках у одной пары имелась нарисованая зеленым маркером литера «K», а у другой пары такая же литера «S».

— Это кто догадался их так пометить? — спросил Винсмарт.

— Это Кван Ше. Сказала: «а то перепутаете».

— Док Джерри, а где же эректусы? — поинтересовался Олдсмит.

— Так ведь вот они.

— Вы уверены, док? Я так понимал, что это питекантропы. В смысле, что-то среднее между человеком и шимпанзе. А это точь-в-точь человеческие новорожденные.

Винсмарт улыбнулся и покачал головой.

— Джед, вы же видели ролик с леди эректус.

— Ну, так то ролик. Я думал, это, вроде как, рекламный трюк.

— И напрасно. Там вполне достоверная реконструкция.

Их разговором заинтересовался Акела.

— Док Джерри, с кем это вы там?

— Это капитан Джед Олдсмит, австралиец, с «Индевера».

— А, знаю, видел по TV. Привет ему. Так как вам близняшки?

— Слов нет, — ответил Винсмарт, — Я даже не знаю… Наверное, я просто счастлив.

— Ну! — сказал Акела, — Тут от них вообще все прутся. А хотите с девчонками поболтать? Я сейчас громкую связь включу.

Тем временем, док Рау, убедившись, что все шесть пациентов чувствуют себя хорошо, вытер пот со лба, достал со дна докторского чемодачика плоскую пластиковую бутылку джина, и, свернув пробку, одним глотком убрал треть содержимого.

— И что ты так нервничал, тахуна? — спросила Тавохаги, — будто у тебя первый раз рожают.

— Не первый, — ответил он, — но, четверых сразу я еще никогда не принимал. Думаю, что и ты тоже.

— А в чем разница-то? — удивилась она, — Суеты чуть побольше, да визг чуть погромче, только и всего. Разве что, четыре правильных имени дать сложнее, чем одно.

Это был намек, что тахуна Рау должен прочитать соответствующие слова из Kumulipo (свода мифов и заклинаний) в честь праматери Варэ, богини утренней звезды Маалари, бога рождений Канэ, бога и богини изобилия Нгенди и Лако. После этого он должен, с помощью гадания по говорящим дощечкам Кохау ронго-ронго, дать детям правильные имена, согласно движению волн, ветра, солнца, луны и звезд… И так далее. В общем, у дока Рау образовалась масса дел, к которым он стал готовиться немедленно, тем более, что его пациентки полностью были поглощены болтовней с доком Джерри, а бутылку джина узурпировала Синэо Номако, со словами «sorry, коллега, вы здесь не один».

Через полчаса к Винсмарту и Олдсмиту присоединились Кэтлин Финчли и Пак Ен.

— Опа! — сказал кэп Джед, когда они вошли, — Какой сюрприз!

— Между прочим, — строго заявила Кэтлин, — мы просто любовались рассветом. И еще мы делали утреннюю гимнастику. Корейскую. Она называется… Называется…

— Тань чжон хо, — подсказал Ен, — по системе мастера Чой Сунг Мо.

— Да. Вот именно. Они из 18 упражнений. И не надо хихикать. Они массируют внутренние органы, улучшают вентиляцию легких и позволяют почувствовать ток энергии Ки.

— 18 раз почувствовать энергию Ки, это круто, — согласился Джед.

— Пошляк ты, кэп, — возмутилась она, — у тебя один оргазм на уме.

— Почему же? Не один, а, как минимум…

— … Ой, перебила Кэтлин, бросив взгляд на экран, — а кто эти малышки? Тасманийцы?

— Это эректусы, — сказал Олдсмит.

— Джед! Ну, хватит уже меня подкалывать на эту тему!

Кэп повернулся к Винсмарту.

— Док Джерри, подтвердите.

— Гм… Кэтлин, видите ли, Джед совершенно прав, это действительно Homo erectus, те самые клоны…

Финчли всмотрелась в изображение на экране и произнесла:

— Wow! Теперь такое начнется!..

…

Через неделю. «Mirror weekly». Обзор таблоидов.

Subj: Большой скандал вокруг маленьких роботов.

Ветеринарные нано-препараты начали выпускать с надписями на этикетках: «Слишком эффективен! Только для животных! Применяя его к человеку, вы нарушаете закон и лишаете медико-фармацевтические концерны их законной сверхприбыли». И строчкой ниже: «Такие препараты не разрабатывались для человека. В этом нет необходимости, инфекции сходны у человека и у других теплокровных. Д-р Дж. Винсмарт. Эль Кватро».

Комиссия по биоэтике при президенте США издала запрет надписей такого содержания и продажи этих препаратов людям без документа о наличии домашних животных. Запрет был отменен через 4 дня в судебном порядке. В доме председателя комиссии дежурит FBI из-за звонков неизвестных лиц, угрожавших подложить ему бомбу.

«Sydney Herald» опубликовала выступление лидера австралийской консервативной партии «Family First» Руперта Шелта, в котором медицинская практика Д-ра Дж. Винсмарта была названа «преступным бизнесом». В следующую ночь в редакции были выбиты все стекла.

Намеченное выступление Р. Шелта в университете Сиднея пришлось отменить: полиция заявила, что не может гарантировать его безопасность.

Subj: Политическая жизнь клонированных питекантропов.

На региональных выборах в ЕС избиратели прокатили всех кандидатов, выступавших за запрет клонирования человека. Депутаты Европарламента, при обсуждении нового закона об этом запрете, потребовали тайного голосования, пояснив, что опасаются действий радикальных элементов, требующих разрешения этой генетической процедуры. Полиция сообщила что, автомобиль одного депутата хулиганы сожгли на парковке. Имя депутата не названо. Сказано лишь, что он известен резкими выступлениями против клонирования.

Советник Папы Римского по культуре, выступивший на заседании, назвал клонирование эректусов «скотоложеством». При выходе из здания несколько молодых людей забросали его кондомами, наполненными коричневой краской. Двое хулиганов задержаны.

При телефонном опросе в Канаде, 6 процентов респондентов на вопрос «ваше этническое происхождение?» ответили «эректус» или «питекантроп». 74 процента жителей Монреаля высказались за безоговорочную отмену закона 2004 года о запрете клонирования.

…

Бот подрулил к левому пирсу хаусхолда E9. Теперь можно было рассмотреть компанию, расположившуюся под навесом и в лягушатнике.

— … О, черт! Что они делают!?

— Купаются, док Джерри, а что?

— Вы все с ума сошли. Детям неделя от роду!

Спарк недоуменно пожал плечами:

— Тут все так делают.

— Что, правда? — спросил Винсмарт.

— Ну да.

— А откуда пятый?

— Сын Уфале Пиакари, — ответил Спарк, — А вон она сама, с тетей Таво о чем-то трещит.

— Привет, док! — крикнул Акела, помахав рукой над водой, — Сейчас мы вытащим весь наш детский сад и выпьем чего-нибудь.

— Погодите, — сказала Тавохаги, направляясь к воде, — Вы такие бестолковые, все трое, еще уроните кого-нибудь. Под всеми троими имелись в виду Акела, Кван Ше и Оохаре Каано, которые и в данный момент были в лягушатнике.

Оохаре пробурчал что-то об избыточной ворчливости некоторых отдельных дам пожилого возраста, после чего дети были по одному переданы по цепочке в руки Тавохаги. Уфале, в качестве ассистента, подавала сухие полотенца и укладывала вытертых детей на широкую хлопковую подстилку.

Винсмарт присел на корточки рядом. Для него это была первая возожность рассмотреть малышей-эректусов непосредственно. Пожалуй, он бы даже не обратил внимание на более крупный надглазничный валик и на чуть более покатый лоб, если бы не знал заранее, что эти признаки должны присутствовать. Теоретически должен был еще наблюдаться более скошенный, чем у обычных младенцев, подбородок, но док Джерри так и не смог решить, есть этот признак или нет. Он раздумывал над этим вопросом, когда одна из девочек, по не вполне понятной причине, запищала.

Уфале тут же подхватила ее на руки и поднесла к груди. Девочка быстро перестала пищать, поскольку занялась питанием.

— Это дедушка Джерри, — сообщила ей Уфале, — Он из Америки. Америка, это тот берег океана, который на востоке, там, где восходит солнышко.

— Ну, вот, записали в дедушки, — озадаченно пробормотал Винсмарт и, повернувшись к Акеле, спросил, — а где Санди и Келли?

— Дрыхнут, — сообщил тот, махнув рукой вглубь террасы, — Тетя Таво говорит, что чем они больше спят, тем лучше. Так что мы там лежбище организовали. Типа, подальше от шума.

— Док Джерри, а правда, что вам дали орден Австралии? — спросил Оохаре.

— По слухам, собираются дать, — ответил Винсмарт, — по крайней мере, когда я садился в самолет, адмирал Уинсдейл сказал, что по поводу меня написали в какую-то ассоциацию, которая занимается этими орденами вместе с английской королевой. Но, честно говоря, я уже плоховато соображал, а в самолете просто отключился и спал до самого Икехао…

Раздался требовательный писк еще кого-то из близнецов.

Акела вздохнул.

— Придется все-таки будить девчонок.

— А мы, между прочим, давно разбудились, — послышался сонный голос Келли из дальнего угла террасы.

— Уже минуты две, как проснулись, — добавила Санди, — Вот мы сейчас встанем, и кому-то устроим. Нормальная фигня, оказывается, док Джерри приехал, а нам даже и не сказали!

— Тетя Таво запретила вас будить, — сказал Акела.

— Разберемся, — пообещала Келли, появляясь в зоне видимости, — Ну, вообще! Санди, иди сюда, твоя хитрюга уже присосалась к Уфале.

Санди появилась вслед за подругой, зевая во весь рот и одновременно потягиваясь.

— Опа! Хакерские гены. Хотя, откуда бы им взяться. Fa afetai, Уфале.

— Ua lelei, — ответила та, — ningun problema.

— Эй, мамаши, после купания хорошо бы и остальных детей покормить. Или вы думаете, я этим займусь? — проворчала Тавохаги.

Келли и Санди взяли на руки каждая по одному из своих малышей и те, энергично присосались к сиськам. Еще одного взяла на руки Тавохаги и, со словами: «надо же ему привыкать к дедушке» пихнула в руки слегка растерявшегося Винсмарта.

— Вот так, — добавила она, оглядев получившуюся картину, — надеюсь вы тут пока как-нибудь разберетеь без меня, а я посмотрю, что у нас сегодня в море интересного. Судя по ветру, с южной стороны хорошо пойдет тарпон… Да, думаю, примерно до заката. А если что, звоните мне на мобильник.

С этими словами Тавохаги направилась к пришвартованному у правого пирса катеру. Это была ультра-модерновая 12-метровая машина с мощным суперкерамическим движком и стреловидным корпусом из металлопластика. Катер был подарком от хаусхолдеров E9, Спарк выбрал его из примерно полусотни самых современных моделей, и, как оказалось, выбрал правильно. Тавохаги подарок понравился — особенно бесшумностью малого хода, и способностью бортового компа отрабатывать заданные маршруты и скорости движения: важная вещь при троллинге у скалистых берегов. Слай, едва увидев это чудо техники, выразился в том смысле, что на катере не хватает только автоматического гранатомета, чтобы развязать небольшую, но качественную морскую войну (и даже показал, где он бы поставил турель с таким гранатометом). Тавохаги пробурчала: «Ты молодой еще, чтобы советы мне давать», и стала использовать подарок в сугубо мирных промысловых целях.

Винсмарт проводил глазами катер, и поинтересовался у ребят:

— Вас тут журналисты не доставали?

— Не особенно, — сказал Спарк, — это скорее мы их достали. Вы про стиль «Ere» слышали?

— Нет. А что это? Какая-то новая мода?

— По ходу, так. «Ere» сокращенное «erectus». Ну, помните, вы с Пандой тогда задвинули журналистам про их культуру…

— Мы задвинули? Черта с два. Это она задвинула, а я потом расхлебывал то, что она успела наговорить.

— Неправда! — заявила Санди, — вы первый сказали, что эректусы это культурная раса!

— Я не так говорил.

— Ну, не важно. Алло, Акела, давай покажем доку Джерри наш сайт?

— Давай. Только надо ему сначала рюмку налить, а то он нас точно убьет за это.

— Так, — строго сказал Винсмарт, — что вы там натворили без меня?

— Нет, док, сначала 100 грамм, — Акела водрузил на циновку кувшин и рюмки, а в стороне положил ноутбук.

Келли, тем временем, пихнула первого ребенка в руки Спарку (сопроводив это действие лаконичным указанием «уложи это чудо»), а второго забрала у Винсмарта и пристроила ко второй сиське.

Док Джерри испытал при этом некоторое облегчение: с младенцами он совершенно не умел обращаться, и все время опасался сделать что-то неправильно. С рюмкой в руке он чувствовал себя значительно увереннее.

— Так могу я, все же, увидеть, что вы натворили? — спросил он, когда рюмка (содержавшая предельно охлажденную рисовую водку) была выпита.

— Можете, — вздохнул Акела и развернул ноутбук экраном к нему.

Дизайн сайта был выполнен в Xd игровом жанре, имитирующем естественный взгляд на динамический пейзаж. Собственно, пейзаж представлял собой поселок между берегом большого водоема и бамбуковой рощей. В правом верхнем углу экрана присутствовал гид: полупрозрачное веселое привидение, комментирующее все, на что наводился курсор.

От этого общительного существа Винсмарт очень быстро узнал, что находится в деревне эректусов, существовавшей миллион лет назад, и виртуально реконструированной с учетом новейших научных данных. В деревне (помимо жителей) имелись: жилища, лодки, мастерская, рынок местной продукции и культовое шаманистское сооружение. Понятное дело, док Джерри отправился в мастерскую. Здесь он застал одетого в фартук мастера-эректуса, который наносил на почти готовый глиняный горшок пиктографическую надпись. Гид с готовностью сообщил: «Это магическое заклинание на языке Эре. С наиболее популярными у эректусов заклинаниями, приветствиями, пожеланиями и мифо-поэтическими произведениями, вы можете ознакомиться в музее-библиотеке и научном лектории, которые расположены в левом углу неба».

Музей начинался галереей эротической скульптуры эректусов. Первый экспонат: «богиня моря» (рядом — надпись из трех символов на «эре»). У богини были большие округлые груди, которые она поддерживала снизу ладонями, а вместо ног от середины бедер шел рыбий хвост. Техника пластики был на уровне младших классов, но эротический посыл во всем этом присутствовал. Стоило навести на «богиню моря» курсор, как рядом появилось изображение некого профессора культурологии из Гарвардского университета, который прочел краткую лекцию о том, каково эстетическое и культурное значение «богини моря», и чем подтверждается ее принадлежность к «социальной суперсфере корневых дискурсов эректусианского протоэтноса».

Винсмарт повернулся к Спарку и в лоб спросил:

— Сколько вы заплатили этому типу?

— Ну, — нерешительно ответил тот, — вообще-то профессор сделал это из любви к истине…

— Ладно, и почем в культурологи любовь к истине?

— Ну, если честно, грант 60 тысяч долларов на исследование хеттской любовной лирики.

— У хеттов была любовная лирика? — удивился док Джерри

— Теперь была, — лаконично сообщил Спарк.

— Вы ему не слишком много дали?

— Что вы, док! Он ведь нам всю галерею прокомментировал, и всю поэзию.

— Понятно, — сказал Винсмарт и свернул курсором в раздел «Археология».

Там его ожидало изображение одного хорошо известного члена Французской академии наук «Представленная здесь реконструкция хозяйственно-бытового и мифологического мира эректусов, основана на смелом развитии фундаментальных работ доктора Хельмута Зигерта из Гамбургского университета, доказавшего наличие у эректусов оседлого образа жизни и развитых представлений об эстетике и архитектуре. Культовая составляющая артефактов материальной культуры позволяет с достаточной достоверностью судить о доминантах магического мировоззрения этого древнего народа. Проведенная параллель между ливийскими исследованиями доктора Зигерта, находками захоронений поздних эректусов на острове Флорес в Южной Индонезии, и мифической дольменной культурой менехуна в Полинезии, конечно, не может считаться строго доказанной. Тем не менее, она соответствует критериям, которые приняты в нашей исторической науке для установления хронологической последовательности и преемственности культур…».

— А этот за сколько продался? — спросил док Джерри.

— Ни за сколько, — ответил Акела, — он сказал ровно то, что думал. Он вообще считает, что древняя история это сплошной миф, а никакая не наука. А раз так, почему бы эректусам не иметь свой собственный миф? Они что, хуже греков или итальянцев?

— Мда… Экстравагантный академик. Слушайте, а на кой черт вам понадобилось все это издевательство над наукой? Этот купленный профессор из Гарварда…

Акела вздохнул.

— Все началось с желания участвовать в культурной жизни. Прикиньте, док Джерри, наши девчонки сидят на атолле, сдвинуться никуда нельзя, опасно. Ну, вы сами все видели. И чего? Ловить рыбу и смотреть TV? А тут как раз ваша идея на счет культуры «Ere»…

— Да не моя!

— Ладно, не ваша. Просто идея. И мы стали делать сайт. По ходу, один парень придумал язык Эре…

— Кто, кстати?

— В сети у него ник «Мебиус», а как по имени, не знаю. По быту и магии док Рау помог. И вообще, это много кого стало прикалывать. А что? Культура целой расы, да еще древней, это вам не фунт бананов. Нет, серьезно, люди уже лет 30 торчат от Толкиена, где всякие эльфы и гоблины, даже эльфийский и гоблинский языки придумали. А эректусы это самая настоящая раса. Совсем другой уровень, верно?

— Это понятно. Но зачем было впутывать Гарвард и Французскую академию наук?

— Ну, было так. Едва мы повесили сайт, как нам звонит одна девчонка из Новой Зеландии. Хочу, говорит, сделать исторический научно-художественный короткометражный фильм. У новозеландцев такие фильмы это конек. Они лучше всех в мире их делают. Но у них правило: для лейбла «научно-художественный» нужно 3 научных консультанта.

— Я не понял, про что фильм, — сказал Винсмарт.

— Про эректусов, конечно. Как они на самом деле жили миллион лет назад. Прикиньте, док Джерри, на первобытную тему за полвека уже штук 20 полнометражных фильмов сняли, и все полный отстой. Питекантропы там выглядят, как павианы. Ну не свинство ли? Знаете, как обидно? Это же наши дети, все-таки!

Винсмарт задумчиво потер подбородок. Ну да, действительно…

— А кто третий консультант? — спросил он.

— Э… Гм… — замялся Акела.

— Покажи доку ролик, — сказала Санди.

— Ты чего? — возмутился он.

— Он все равно когда-нибудь увидит, — заметила Келли, — лучше уж сейчас.

Акела оглянулся на Спарка, но тот лишь молча пожал плечами (в смысле, согласен с предыдущими ораторами).

— Ну, раз все говорят… — сказал он и кликнул несколько раз мышкой.

«Timaru cinema» представляет: научно-художественный фильм «Сеть».

«Исторически, Homo erectus, иногда называемый Pithecanthropus erectus, был первым в полном смысле разумным и цивилизованным видом рода Homo. Племена эректусов занимали обширный ареал в Африке, Азии, Океании и Европе, в период от 1,5 миллионов до 300 тысяч лет назад. Эректусы владели речью, пользовались огнем и готовили на нем пищу, конструировали рубящие и режущие орудия из камня, дерева и кости, строили лодки и жилища, создавали протоскульптуры, практиковали магические ритуалы. Они изобрели многое из того, что мы называем человеческой культурой». (Доктор Джералд Винсмарт, директор калифорнийского экспериментального центра генной инженерии и международного научного партнерства «Raza Genesis»).

Миллион лет назад наши предки впервые в истории преодолевают огромные по своей протяженности водные пространства планеты и заселяют острова в океанах. Перед ними стоит сложнейшая задача: выжить в этих новых и необычных условиях. О том, как это происходило — наш фильм, основанный на научной реконструкции событий».

Винсмарт тяжело вздохнул, налил себе еще рюмку водки и залпом выпил.

— Не парьтесь, док Джерри, — сказала Келли, — фильм будет классный. Я такие вещи сразу чувствую, у меня даже была мысль самой пойти в шоу-бизнес.

— Про что хоть там? — обреченно спросил он.

— Ну, типа, сюжет: живет племя на маленьком острове. Основной хавчик — рыба. Ловят ее либо острогой, либо на примитивную удочку. Ясно, что с такими девайсами, они целыми днями уродуются, чтобы прокормить семью. А главный герой, он мечтательная тонкая натура, и ему скучно целый день так бахаться. А у него любимая девушка, она смотрит и прикидывает: надо ли ей с таким парнем связываться. Ну, парень думает: как же выйти из положения? И тут ему бац: на глаза попадается паучок, который ловит мух. У парня в голове жжжжж… и он изобретает сеть. В смысле, рыболовную. Ну, и как бы, happy-end. В сумме 12 минут экранного времени.

— А что, — добавил Спарк, — нормальный сюжет. Так вполне могло быть. Между прочим, у тонгайцев даже легенда есть, про паука, который научил их предков ловить рыбу сетью.

— Легенда! — взорвался док Джерри, — Легенда, понимаешь? А тут у вас сказано «научная реконструкция событий».

— Понимаю, не тупой. А что тут науке противоречит?

— Да уж, — сказал Винсмарт, — жаль, что на круглых столах с прессой не предупреждают, как в полиции: «все, сказанное вами, может быть использовано против вас». Вы хоть со мной по-родственному обошлись. Без извращений. А один парень из центра Пало-Альто попал научным консультантом в фильм про ожившую мумию. Вот был кошмар…

— Ой, расскажите! — попросила Санди.

— Ладно, уж. Пока дети спят…

…

22 ноября. «WIN Television», Сидней. Структура команды обеспечила успех операции.

— Добрый вечер! В студии Берилл Коллинз. У нас в гостях адмирал Генри Уинсдейл, тот человек, который руководил защитой западного побережья от биологического оружия.

Вы помните, как три недели назад была пресечена попытка провезти в Перт огромную партию биологических бомб американского производства, снаряженных вирусами и бактериями желтой лихорадки, чумы, сибирской язвы и других смертельно опасных заболеваний. Этот смертоносный груз транспортировался малайским судном «Тренган» с секретного военного завода, располагавшегося на острове Препарис у побережья Бирмы. Адмирал Уинсдейл с самого первого дня руководил кризисным штабом и комиссией по расследованию. Скажите, Генри, что было самым сложным в этой работе?

— Есть общий принцип, — ответил адмирал, — успех операции обеспечивают люди. Сильная работоспособная команда. Я сформировал команду уже в первые часы. Туда вошли бойцы спецназа TAG, летчики RAAF и наши военные моряки, имеющие соответствующий опыт. Именно такая структура команды обеспечила успех операции.

— Соответствующий опыт, это, видимо, тиморская операция, остров Эль Кватро?

— Да. Я решил, что нам нужны люди, имевшие дело с биологическим оружием в боевых условиях, а на Эль Кватро, как вы знаете, мирное население подверглось заражению того же типа. Этого мы не должны были допустить в инциденте с «Тренганом».

— То есть, «Тренган» вез то же самое, что ранее было применено на Эль Кватро?

— Это сложный вопрос, Берилл. Вы знаете, что оба этих случая расследуются специальной комиссией сената США, а по «Тренгану» работает наша генеральная прокуратура. Было бы не совсем правильно делать выводы раньше, чем они объявят результаты.

— Я поставлю вопрос иначе, — сказала она, — Если бы «Тренган» попал в Австралию, то у нас было бы то же самое, что на Эль Кватро? Я имею в виду те ужасы, которые мы все видели в репортажах о тиморской операции.

— Да. Если бы ситуация не была взята под контроль, последствия были бы аналогичные. «Тренган» вез более 15 тысяч тонн биологического оружия. Это очень серьезно.

— Спасибо, Генри. Вы объяснили телезрителям, какой опасности они подвергались. Если бы не ваша команда, западное побережье могло стать вторым Эль Кватро. Но телезрители задают вопрос: где гарантии, что биологическое оружие не будет ввезено каким-нибудь другим кораблем? И где гарантии, что какое-то количество уже не ввезено в нашу страну? Ведь груз «Тренгана» был обнаружен случайно, а США, как оказалось, не контролирует должным образом свое оружие, своих военных и свои спецслужбы.

Адмирал Уинсдейл загадочно улыбнулся:

— Случайности не случайны, Берилл. США — большая страна, и у нее большие проблемы. Это естественно. Нашей разведке и контрразведке эти проблемы известны, так что они контролируют, как говорится, болевые точки.

— О! Вы просто предугадываете мои вопросы, Генри! Телезрителей очень интересует роль наших спецслужб в этой истории. Когда генеральная прокуратура отстранила спецслужбы от расследования инцидента с «Тренганом», это вызвало определенную тревогу. Выходит, прокуратура не уверена в том, на кого работают наши контрразведчики. И такие сомнения возникают уже не первый раз.

— Ну… Наверное, это правильно. Спецслужбы не должны быть вне контроля. Иначе в них формируются, так сказать, клановые интересы, а это непорядок. Спецслужбы свою работу сделали, а расследование это уже дело полицейских и специалистов флота.

Берилл энергично кивнула и уточнила:

— Вы имеете в виду специалистов военно-морских флотов Австралии и Меганезии?

— В общем, да. Проблема биологического оружия — международная, и, естественно, что я выступил с инициативой пригласить в комиссию наших соседей. Во время кризиса на Эль Кватро, они поступили так же, то есть пригласили нас. Это нормальная практика.

Берилл снова кивнула.

— То есть, у нас с северо-восточными соседями сложился устойчивый и эффективный альянс для решения общих проблем, и вы Генри, являетесь одним из инициаторов этого альянса. А что вы можете сказать о перспективах этого сотрудничества, которое многие аналитики называют политическим сюрпризом года?

Уинсдейл пожал плечами.

— Я, знаете ли, не политик. Военные вообще не должны заниматься политикой, это дело парламента. А наше дело — защита граждан и территории. Если сотрудничество с нашими соседями эффективно служит этой цели, то будем двигаться дальше в этом направлении. А политика, она сегодня одна, завтра другая, и что нам гадать на эту тему?

— Действительно, — согласилась Берилл, — политика это загадочная штука. Например, ряд политологов пишут, что австрало-меганезийский альянс имеет явную антиамериканскую направленность. Ваш комментарий, Генри?

— Чушь, — сказал адмирал, — Техническим лидером комиссии был гражданин США, доктор Джералд Винсмарт. Именно он выдвинул идею обезвредить груз «Тренгана» без вскрытия контейнеров, жестким тормозным излучением. Для этого была использована мощнейшая мобильная рентгеновская установка с верфей Мельбурна.

— Да, мы все видели эти кадры в репортаже нашего корреспондента на Уэст Киллинг. Но я хочу напомнить, что у доктора Винсмарта сложные отношения с властями США, и он уже около полугода живет и работает в Меганезии.

— Не хватало нам еще вникать в политические разногласия между властями и гражданами США, — ответил Уинсдейл, — Там каждый второй гражданин судится с правительством. И немудрено, при таком числе адвокатов на душу населения. Уж они-то всегда найдут повод для сутяжничества, а такие «обезьяньи процессы» это для них просто золотая жила.

Заскучавшая было, Берилл снова оживилась:

— Вы сказали «обезьяньи процессы»? Вы видите сходство между делом эволюциониста Джона Скоупса в 1925 в штате Теннесси, и сегодняшним делом Джералда Винсмарта?

— Я, конечно, тут не специалист, — уточнил адмирал, — но, по-моему, у американцев есть такой пунктик: выяснять в суде отношениия между наукой и библией.

— Формально иск был о нарушении конвенции ООН по биоэтике, — напомнила она, — дело о незаконном клонировании человекоподобных существ путем суррогатного материнства.

— Каких еще человекоподобных? — спросил адмирал, — Эректусы это аборигены Меганезии, по-местному «menehuna». Они, в отличие от наших аборигенов, вымерли много тысяч лет назад, а теперь их восстановили путем клонирования, так же, как мы восстановили нашего сумчатого волка. Я смотрел об этом по nature-science-ITV.

— Я думала, аборигены Меганезии это утафоа, — заметила Берилл.

— Утафоа пришли позже, — пояснил Уинсдейл, — по их мифам, менехуна, то есть эректусы тогда уже давно жили на этих островах, у них была самобытная культура, искусство, и даже письменность. А потом они исчезли. Возможно, эпидемия или смена климата.

Тут Берилл воспользовалась поводом вернуть разговор в исходное русло.

— Раз мы снова заговорили об опасных эпидемиях, позвольте задать вопрос о деятельности комиссии по «Тренгану» и бригады генеральной прокуратуры. Что значит пункт вердикта (цитирую), «экипаж, контрактодержатель и военный контингент «Тренгана» действовали в состоянии добросовестного заблуждения, и не могут нести ответственность по законам Австралийского Союза»?

— Комиссия выяснила обстоятельства рейса «Тренгана» — сказал адмирал, — Сейчас я кратко изложу выводы. Когда группа незаконно действовавших высокопоставленных офицеров NSA планировала перемещение биологического оружия с базы на Бирме в Австралию, у них была, выражаясь полицейским языком, фирма-прикрытие. Это компания «Конквист и Палемба» в Сурабае. Под именем Конквист, скрывался полковник NSA Джон Хейстинг. Он должен был зафрахтовать «Тренган» и назначить на него такого суперкарго, который принудит капитана доставить груз не согласно фрахту, а согласно секретной инструкции. Но этот план был исполнен лишь наполовину, поскольку Хейстинг в какой-то момент перестал доверять своему руководству, выступил с разоблачениями в прессе и скрылся. Обад Палемба, обычный коммерсант, принял дела компании и, считая, что «Тренган» зафрахтован под обычный легальный заказ, назначил обычного суперкарго, Пин Кеу.

Присланный на замену Хейстингу полковник NSA Лим Этчисон, не успев понять, что к чему, передал биооружие Пин Кеу. Тот считал, что все согласовано с правительством Австралии, и действовал так, как любой судовой чиновник, который официально везет опасный груз. Сержант Бэлхоу со своим отделением охранял груз в пути. Капитан корабля был уверен, что совершает легальный рейс, поскольку все формальности выполнялись.

— Поразительно! — воскликнула Берилл, — Теперь, ясно, как появился судовой манифест, который перепугал весь Перт и окрестности! Экипаж делал все так, как если бы эти бомбы были просто химреактивом, перевозимым по обычной армейской поставке.

— Совершенно верно, — подтвердил Уинсдейл, — поэтому прокуратура не нашла оснований, чтобы задержать судно и экипаж дольше, чем это было необходимо для расследования и для уничтожения опасного груза. Сейчас «Тренган» уже отправился домой, в Пинанг, а военнослужащие доставлены на военную базу США Джералдтон. Полковник Этчисон, сдался полиции Гонолулу. Бригадный генерал Альфред Строу, руководивший сектором региональных активных операций NSA, погиб 2 дня назад. Согласно официальной версии, он застрелился, когда получил вызов на сенатскую комиссию.

Берилл задумчиво потерла пальцем кончик носа.

— По официальной версии, — повторила она, — А по неофициальной, ему помогли. Так?

Адмирал развел руками:

— Сами понимаете, я на этот вопрос ответить не могу.

— Я вас понимаю, — Берилл кивнула, — поэтому для телезрителей зачитываю информацию с флога «Galaxy police», того самого, который публиковал интервью Хейстинга. «Имитация самоубийства бригадного генерала Строу была выполнена так грубо, что не обманула бы даже подростка. Когда по приказу сенатской комиссии, расследование было передано из службы внутренней безопасности NSA в убойный отдел локальной полиции, экспертиза быстро определила: Строу убит из армейского пистолета М9 в правую часть затылка, под углом сверху вниз. Убийца подошел к сидящей за столом жертве сзади, произвел выстрел с расстояния полметра, и вложил оружие в руку трупа полагая, что это укажет на суицид. Фокус не удался, возбуждено дело об умышленном убийстве и полиция проводит обыски в офисах NSA впервые за время существования этой спецслужбы. Но руководство NSA все равно повесит на мертвого Строу всех собак, в этом можно не сомневаться».

…

CNN, Вашингтон, Сенат США.

Продолжается работа комиссии Норфолк-Тренган. Промежуточный отчет о ее работе и резолюция (т. н. «билль о регулировании») опубликованы в приложении к Congress daily, а наш корреспондент беседовал с председателем комиссии, сенатором Перри Контом. Сенатор заявил «мы выяснили, чем руководствовалось NSA в своей деятельности, кто определял ее цели, и в какой степени эти цели противоречат интересам национальной безопасности Соединенных Штатов».

Это согласуется с мнением аналитиков, назвавших случившееся аналогом событий 1964 года в Италии, где спецслужба «СИФАР» пыталась захватить власть и совершила ряд актов политического террора. Как известно, «дело СИФАР» так и не было доведено до конца. Ключевые свидетели погибли, а из 962 главных сообщников, значившихся в т. н. «списке Личо Джелли», попали за решетку менее половины. Многие так и остались на ответственных постах и продолжали заниматься террором на протяжении еще 10 лет.

На вопрос об этой аналогии, сенатор Конт ответил так: «Мы живем в свободной стране, где захват власти хунтой невозможен. Дело Норфолк-Тренган является не политическим, а экономическим. Это коррупция, крупные бюджетные хищения, торговля оружием и жульничество на национальных рынках, в т. ч. с нарушением закона о трестах».

Вопрос о том, можно ли считать экономическим (а не политическим) делом устранение конкурентов при помощи военной силы, подавление свободного рынка путем подкупа судей, и торговлю биологическим оружием массового поражения, сенатор оставил без комментариев. «Виновные предстанут перед судом за те экономические преступления, которые я перечислил, — ответил он, — ряд офицеров NSA будут отвечать также и за организацию убийства своего коллеги, генерала Строу».

Вопрос о том, что генерал Строу должен был оказаться на скамье подсудимых, как один из главных организаторов преступного бизнеса, сенатор также оставил без комментариев. Об арестах и обысках, производимых FBI и полицией в офисах NSA, министерства торговли, и ряде других национальных служб, мистер Конт сообщил лишь, что «эти вопросы находятся в компетенции следствия, прокуратуры и Верховного суда».

Более подробные комментарии сенатор дал по «биллю о регулировании», принятому комиссией. Первый раздел билля содержит запрет для NSA на любое взаимодействие с торговыми департаментами, и любое планирование операций с участием армии и флота. Кроме того, на NSA распространены те ограничения и формы контроля, которые были наложены на CIA комиссией Черча в 1974–1977 годах. Как пояснил мистер Конт «Мы применили к NSA обычную профилактику злоупотреблений в спецслужбах».

Второй раздел билля вводит контроль над школами спецподготовки военнослужащих. Теперь эти школы можно будет создавать только при штабе командования спецопераций (USSOCOM), и только после утверждения их программы в комиссии Конгресса США по внутренней безопасности. Все собственные учебные центры спецслужб будут закрыты. Сенатор Конт отказался комментировать связь этого решения с т. н. «письмом сержанта Брайана», где сообщалось, что применяемые методы спецподготовки бойцов, делают их маньяками-террористами, опасными для гражданского населения собственной страны.

Третий раздел билля касается не спецслужб, а гражданских учреждений. «В ходе работы комиссии, мы исследовали т. н. дело Кортвуда, в котором были применены запреты на ряд биомедицинских процедур, в частности, репродуктивное клонирование человека, — заявил сенатор Конт, — Закон о таком запрете не вступил в силу, т. к. не был одобрен Сенатом. Суды и полиция, преследуя за клонирование, творят произвол». Далее он пояснил, что запреты в биомедицине уже несколько десятков лет устанавливаются административными органами и даже негосударственными организациями, а суды принимают их мнение.

«Подобная практика служит монопольной наживе и ведет к отставанию нашей страны в новых технологиях и охране здоровья, — сказал мистер Конт, — исходя из этого, комиссия поручила FBI провести проверку источников доходов правительственных чиновников, средств избирательных фондов и поступлений в негосударственные организации, в их связи с торможением биомедицинских технологий». Сенатор напомнил, что по закону Шермана, всякий сговор с целью ограничения развития промышленности, торговли и конкуренции, является федеральным преступлением.

Новый билль выделяет отдельную форму такого сговора: «ограничение развития с целью монопольной наживы под предлогом мнимой защиты этических норм». Судя по обыскам в ряде медицинских ассоциаций, связанных с т. н. «программой биоэтики», комиссия и FBI настроены решительно. Как отметил один из наших неофициальных комментаторов: «Если комиссия решила посадить их не за терроризм и злоупотребления властью, а за экономические преступления, то да будет так. Аль Капоне в 1931 получил 11 лет тюрьмы не за рэкет, а за неуплату налогов, но американцы все равно вздохнули свободно».

Мы будем информировать вас о дальнейшем развитии событий.

…

25 ноября. Тероа. Марафон, «общечеловеческие ценности» и надувная гильотина.

В этот вечер Келли и Санди впервые решили надолго (на целую ночь) отлучиться из дома: слетать с Акелой и Спарком на атолл Бутаритари и оценить перспективы подъема девяти японских палубных истребителей «A6M Reisen», модель 1939 года (вошедшая в историю второй мировой войны под кодовым названием ZERO). После того, как Оохаре и Уфале занялись авиетками-«ретро», охота за утопленными боевыми самолетами на окрестных мелководьях стала для тероанцев чем-то средним между хобби и бизнесом. В этом была еще и романтика (погружения в темное время суток, чтобы не мешали туристы-дайверы).

Узнав об этих планах, Винсмарт сначала пришел в ужас:

— Вы что, с ума сошли, через две недели после родов?!

Но Келли и Санди были непреклонны в своем желании «оторваться», и тогда док Джерри начал давать советы, более похожие на армейские инструкции:

— Во-первых, никаких вам погружений, никаких ныряний, никаких…

— Но мы же тогда ничего не увидим! — возмутилась Санди.

— Можешь надеть маску, опустить личико в воду и смотреть.

— Это неудобно, — сказала Келли, — и что нам сделается, если мы нырнем метра на три?

— На метр, — отрезал Джерри.

— На два, — предложила она, — по рукам?

— Ладно, — сказал он и повернулся к Спарку, — Валентайн, если я только узнаю, что ты дал девчонкам акваланг… Ну, короче, ужас, что я тогда сделаю. Теперь про полеты. Упаси вас все боги и богини Океании, посадить Келли или Санди за штурвал самолета. Роджер, не делай большие глаза, я уже тебя ловил на попытке это сделать. Дальше, запомните еще пять «не»:

не прыгать в воду с высоты больше 10 футов,

не поднимать больше 10 фунтов,

не пить ничего алкогольного, крепче кефира,

не курить. Вообще не курить. Ничего.

И последнее «не»: никакого секса на природе.

— Что, вообще?! — воскликнула Келли.

— Ну… Скажем, так, если вы, все-таки, будете этим заниматься, то выберите какой-нибудь другой способ, если не хотите иметь кучу неприятностей. Я понятно выразился?

— Понятно, — вздохнула она, — ладно, мы будем работать над этим.

В таком виде советы были приняты. Оставалось разобраться с присмотром за потомством. Несмотря на уважение и доверие к Тавохаги, молодые родители не рискнули оставлять малышей на нее одну, и уболтали дока Рау, Абинэ и дока Джерри присмотреть за ними дополнительно. Правда, практически из этого мало что вышло. То есть, Абинэ честно попыталась было заняться присмотром всерьез, но Тавохаги стала ворчать, что молодежь бестолковая, и только путается под ногами, так что шла бы лучше Абинэ кормить своих мужчин, поскольку они в еде ничего не смыслят, и если предоставить их самим себе, то запросто могут испортить желудок. В такой ситуации всем троим ничего не оставалось, кроме как устроить пикник на берегу, рядом с пирсами хаусхолда E9. Отсюда хорошо просматривалась терраса, где Тавохаги устроила всех малышей, и устроилась сама.

— Коллега Джерри, вы знаете легенду о воине по имени Фидиппид, бежавшем в Афины с вестью о победе на Марафонском поле над персами в 490 году до н. э.? — спросил док Рау.

— Конечно, — сказал Винсмарт, — В честь этого парня названа самая длинная олимпийская дистанция, 40 километров, если не ошибаюсь.

— Примерно так. А помните, что с ним было, когда он добежал?

— Выпил, закусил и пошел по девочкам? — предположила Абинэ, разравнивая горячие угли старой саперной лопаткой.

Док Рау покачал головой.

— Нет, милая леди. Фидиппид крикнул: «радуйтесь, афиняне, мы победили!», и умер.

— От чего?

— Перенапряжение, надо полагать.

— Мда, — сказала она, — есть у таитян хорошая поговорка «не торопись, а то успеешь». А к чему эта байка? Я что-то не догоняю.

— Да так, смотрю на одного знакомого ученого. Его настроение мне не очень нравится.

Винсмарт взвесил в руке канистру домашнего пальмового вина, наполнил пластиковые стаканчики и поинтересовался:

— Это вы про меня что ли?

— Увы, коллега. Вы демонстрируете тревожные признаки марафонского синдрома.

— Какие же?

— У вас последнее время на лице написано вот такими буквами «Я уже прибежал», — док Рау показал двумя ладонями размер воображаемых букв.

— Правда? — расстроенно спросил Винсмарт.

— У Джерри депрессия и ничего больше, — возразила Абинэ, — он устал, ему надо отдохнуть, как следует, только и всего. И еще климат. Да, точно! Джерри, я поняла! Тебе надо побыть в родном климате. Хочешь, я с тобой съезжу в твою Канаду? А что? Я никогда не ходила по реке на каноэ. Говорят, это круто!

— Там сейчас начинается зима, — сказал он, — Реки замерзают.

Абинэ задумалась, но очень ненадолго.

— Ага! Значит, там есть снег. Это тоже круто, ты меня будешь учить ходить на лыжах.

— Тебе там будет холодно, — заметил Винсмарт.

— Если не хочешь вместе со мной, так и скажи, — ответила она, аккуратно укладывая на угли большие куски мяса тунца, завернутые в фольгу, — Я не обижусь. Мало ли, может, там у тебя первая любовь, или вообще хочется побыть одному. А что? Бывает.

— Да нет, не в этом дело.

— Вот именно, — констатировал док Рау, — а дело в том, что у вас, коллега, этот синдром. Хотите, скажу, о чем вы думаете? Вы думаете: вот я бежал изо всех сил, рвал жилы, и куда-то прибежал, а что дальше? Что изменилось от всего, что я сделал? И главное: что я еще могу сделать, или уже ничего не могу?

— Этак я скоро поверю в ваше колдовство, — пробурчал док Джерри.

— Никакого колдовства. Просто психология. А хотите, скажу, что вам с этим делать?

— Валяйте. Все равно, это ваше «а, хотите?» не более, чем фигура речи.

Док Рау улыбнулся и кивнул.

— Действительно. Знаете, коллега, существует такое правило: если вас донимают какие-то вопросы, надо просто взять, и ответить на них.

— Вот так, взять и ответить? — удивленно переспросил Винсмарт.

— Да, вот так. Они же не сложные, верно?

— Ерундовые, — поддержала его Абинэ.

— Понятно. Все вокруг такие умные, один я полный кретин.

— Наоборот, Джерри, — возразила она, — ты ужасно умный, а в простых делах это мешает. Ты начинаешь искать какие-то скрытые смыслы там, где их ни фига нет. Это …

Она смутилась и замолчала.

— Продолжай-продолжай, — подзадорил он, — раз уж начала, так не останавливайся.

— Только ты тогда не обижайся, — потребовала Абинэ.

— Не буду. Я же сам попросил.

— Это, — продолжала она, — европейский глюк, будто в жизни должен быть какой-то смысл. Типа как «min» у конфуцианцев, только еще хуже. Конфуцианец хотя бы уверен, что, если он ведет себя по-человечески, то смысл в его жизни непременно есть. А бедняга европеец мучается вопросом: «есть ли смысл в моей жизни?». Поиски этого долбанного смысла уже отравили жизнь десяткам поколений толковых европейцев и янки.

— Сама придумала? — спросил Винсмарт.

— Что ты! Это же в школе, по истории проходят.

— Ничего себе, — удивился он, — вас в школе учат, что в жизни не должно быть смысла?

На этот раз удивилась Абинэ.

— Что ты, Джерри! Наоборот! В жизни куча смыслов. Мы почти все делаем со смыслом. Вот, например, я переворачиваю мясо (она проворно перевернула куски тунца на углях), чтобы оно пропеклось и не подгорело, потому что, так вкуснее.

— Интересная философия, — сказал он, — А если обобщить? Ты их готовишь так, чтобы они были вкуснее, чтобы вся компания получила удовольствие от еды, и так далее. Но есть и какой-то общий смысл у всех наших действий, включая готовку и еду, верно?

— Я так хочу, — сказала Абинэ.

— Ты хочешь, чтобы был смысл? — переспросил Винсмарт.

Она покачала головой.

— Нет, Джерри. «Я так хочу» — это и есть смысл. Единственный общий смысл действий каждого человека. А если несколько людей о чем-то договорились, то смысл в том, что они так хотят.

— А если не договорились? Если они хотят разного?

— Это нормально, — ответила она, — Тогда им просто надо договориться, чтобы поменьше мешать друг другу. По-моему, это просто и естественно, разве нет?

Винсмарт молча сделал глоток из своего стаканчика, порылся в пластиковом пакете, нашел там сигары и зажигалку. Закурил и стал задумчиво смотреть на тлеющие угли.

— Джерри, я тебя не обидела? — осторожно спросила Абинэ.

— Ты меня озадачила, — ответил он, — Я пытаюсь сформулировать смысл своих действий за последний год в твоих терминах, а это, оказывается, не так просто.

— Ничего сложного, коллега — подал голос док Рау, — вы хотели, чтобы мир стал другим. Это довольно обычное желание для деятельных людей. Правда, далеко не всем удается так преуспеть в этом, как вам.

— Вы хотите сказать, что я сильно изменил мир?

— Не то, чтобы сильно, но достаточно заметно.

— Вот как? Интересно, в какую сторону? В лучшую или в худшую?

— В ту, в которую хотели, — ответил великий тахуна.

— Гм… Не уверен, что в начале этой истории, я имел в виду именно то, что получилось.

— А что вы имели в виду?

— Ну… — задумчиво протянул Винсмарт, — … Оно как-то все само получилось.

— Джерри следовал Дао, — Абинэ хихикнула, — это самое беспроигрышное дело. И я что-то не поняла, мужчины, мы тут собрались жрать, или философствовать?

— И то, и другое, — сказал док Рау, и уверенно цапнув пальцами кусок прямо с углей, стал подбрасывать его в воздух, чтобы остудить. Остальные, не будучи уверены, что смогут повторить этот фокус, осмотрительно воспользовались бамбуковыми палочками.

Едва они успели разделаться каждый со своим куском, как с террасы раздался громкий призыв Тавохаги.

— Эй, вам там не надоело бездельничать? Идите-ка сюда, и захватите с собой вино, надо попробовать, что вы там такое пьете. И рыбу, пожалуй, тоже принесите, хотя ты, Абинэ, совсем неправильно ее готовишь, я все видела.

Винсмарт был уверен, что от такого шума дети непременно должны проснуться, но не тут-то было. Все четверо спокойно продолжали спать в подвесных люльках. Вероятно, они воспринимали Тавохаги, как некое имманентно-шумное, но позитивное явление окружающей природы (наряду с TV и стиральной машиной).

От этих размышлений его оторвал чувствительный хлопок по спине.

— Док Джерри, ты ведь в этих штуках разбираешься, — сказала Тавохаги (хлопок по спине был ее излюбленным способом привлечь внимание собеседника), — надоел мне что-то этот столичный канал. Может, найдешь что-нибудь повеселее?

Не имея ни малейшего представления о том, что тетя Таво считает веселым, Винсмарт переключил ноутбук на флог «Galaxy police», раздел «Самые прикольные конкурсы». В данный момент разыгрывался приз в номинации «самое прикольное жилье». Шли ролики домов на заброшенных маяках, на корпусах кораблей, севших на рифы в прошлом веке, и даже на кокосовых пальмах (наподобие птичьих гнезд). Были дома в виде перевернутых пирамид, в виде наклонных бубликов на коралловых полях, и даже жилой лифт в зоне высоких приливов, где дом стоит на суше только 2/3 суток, а остальное время дрейфует.

Тема понравилась. Тавохаги проворчала что-то одобрительное, выяснила у Абинэ как тут голосовать, после чего отправила всех троих обратно на берег, проводив словами: «идите, бездельничайте дальше, все равно, толку от вас…».

— Вы, кажется, грозились ответить на мои вопросы, коллега, — напомнил Винсмарт.

— Это довольно просто, — заметил Рау, — вы в очередной раз продали человечеству новые возможности за новые страхи. В этом суть любых технологических инноваций общества, начиная с изобретения земледелия где-то 10 тысяч лет назад.

— Неолитическая пищевая революция, — вставила Абинэ.

— Верно. Эта революция дала прямо-таки магический источник пищи, но не бесплатно…

— Еще бы, — согласился док Джерри, — землю надо обрабатывать…

— Не в этом дело, — сказал Рау, — оседлое земледелие, по сравнению с собирательством и охотой, сказочно легкий способ добывать еду. Цена в другом: возникает страх неурожая, страх захвата твоей земли врагами, страх относительной бедности, долгов, и провала на социальное дно, до положения батрака или раба.

— Карл Маркс, — снова вставила Абинэ, — Производительные силы, производственные отношения, неравенство, классовая борьба…

— Это было только начало, — перебил великий тахуна, — вслед за земледелием, человечество купило силу тепловых машин, электричество, ядерную энергию. Оно получило доступ к невиданному богатству, и заплатило за это паническим страхом перед новой мировой войной, революцией, тотальным террором, всеобщим уничтожением. Затем, человечество купило компьютеры, робототехнику и научно-техническую революцию. Это был ключик уже не к огромному, а к фантастическому богатству, превосходящему все мечты прошлых поколений. Но и цена была соответствующей: страх превращения людей в домашний скот информационных машин, названный «страхом «Матрицы» в честь фильма 1999 года, где в будущем показаны люди, ставшие бессловесной пищей для суперкомпьютерной сети.

Абинэ презрительно фыркнула и стала разравнивать угли для новой порции тунца.

— Психоз обосравшегося обывателя, — сообщила она, — я еще понимаю, страх пред атомной бомбой. Реальная штука. Но бояться собственного компьютера…

— Не компьютера, — возразил Рау, — а потери контроля. Общество начинает управляться уже не людьми, а машинами, у которых не человеческие цели.

— Ой-ой-ой, — издевательски произнесла она, — как будто эти обыватели в XX веке чем-то управляли. Щас. Да их в двух мировых войнах гнали на бойню миллионами, и они даже не мычали. А теперь компьютера испугались, надо же. Да никакой супергений не сможет сделать компьютер даже в половину такой мудацкий, как их собственные оффи!

— Я говорю не о материальной реальности, — напомнил Рау, — а о социальной реальности тех стран, которые условно называются «развитым Западом». Она вся соткана из фобий и мифологем. Одна из этих мифологем — антигуманная суть научно-технического прогресса, а соответствующая фобия — это «страх «Матрицы», а шире — футурофобия, страх перед техногенным будущим, база консервативного движения «за старое доброе прошлое».

— Это понятно, — сказал Винсмарт, — Но я-то что продал этому несчастному запуганному цивилизованному человечеству?

Док Рау сделал паузу, чтобы прикурить сигару, и сообщил:

— Вы, коллега, продали ему ключик от абсолютного здоровья и технического бессмертия. А ценой стал страх полного, мгновенного исчезновения человечества. Без всяких бомб и матриц. Как по мановению волшебной палочки: пуфф — и нету.

— Вы имеете в виду нанооружие? — уточнил док Джерри, — наноботы, разрушающие тело человека так, как медицинские наноботы разрушают тела микроорганизмов? Но я тут и рядом не стоял, это военные разработки, к тому же, бесперспективные, поскольку…

— Да нет, — перебил Рау, — вы, как Абинэ, замыкаетесь на материальной реальности, а тут чисто философский вопрос из нематериальной области. В до-винсмартовскую эпоху…

— Ну, это уж слишком! — перебил Джерри.

— Хорошо, в до-эректусовую эпоху, человек был священной коровой, венцом творения, царем природы и высшей формой всего на свете. Тут приходите вы, коллега, со своими наноботами и техникой клонирования, и человек становится просто разновидностью обезьянки. А любая обезьянка — разновидностью биологической машинки. А любая биологическая машинка — разновидностью машинки, которая строится по программе, причем программу можно взять готовую и поправить, а можно новую придумать.

— Да ладно вам, — возразила Абинэ, — док Джерри, конечно великий ученый, но все это придумали Уотсон и Крик лет этак за полста до него.

— Дело не в том, кто придумал, — пояснил Рау, — а в том, кто сделал это, как говорил твой любимый Маркс «объективной реальностью, данной нам в ощущениях».

— Это говорил не Маркс, а Ленин, — поправила она, — но не суть. Я все равно не понимаю: что такого страшного с людьми случилось из-за реализации того, что уже полвека знают даже школьники?

— Так, — сказал он, — придется объяснять популярно. Вот я — американский или европейский обыватель…

— Не похож, — припечатала Абинэ..

Док Рау покачал головой, налил себе стакан вина, уселся на песок, положил вытянутые ноги на кучу старых бабуковых циновок и скосил глаза. Вид получился глупейший.

— Теперь похож? — спросил он.

— Более-менее.

— Тогда начали. Я прихожу со скучной работы в свой скучный дом, сажусь за стол со стаканом пива и включаю TV, чтобы меня, обывателя, хоть чем-то порадовали, и хоть как-то польстили моему самолюбию. Чтобы мне сказали, какой я классный царь природы. И вдруг из этого TV выскакивет док Джерри и говорит: «Какой же ты царь природы? Ты на себя посмотри, ты унылое социальное животное, возникшее из случайной и не слишком удачной комбинации хромосом. Но ты не переживай, тебя можно подремонтировать. Ну, а новое поколение мы построим более удачно, так что твои бракованные гены не окажут своего негативного воздействия на будущее состояние человечества». Обыватель в ужасе подпрыгивает (Рау старательно подскочил и пролил немного вина себе на шорты): «Да вы что! Да я же человек! У меня есть права, про них сочинена целая декларация!». А ему в ответ: «Знаешь, это еще вопрос, человек ты или тупиковая ветвь эволюции гоминид, и, глядя на твою полную неспособность к разумной продуктивной жизни в прогрессивном обществе, мы все более склоняемся ко второму варианту ответа, так что…».

— Я ничего такого не говорил! — перебил Винсмарт.

— Вы несколько раз очень громко это подумали, — возразил Рау, — и уже нашлись люди, которые вас истолковали в такой, я бы сказал, конспективной, форме.

— Нет, — вмешалась Абинэ, — для обывателя янки или юро это слишком сложно. Для него так: «Ты не царь природы, а врожденный лузер, и твоя жена больше не рассматривает тебя, как потенциального отца своих детей, а выбирает прогрессивное клонирование неиспорченных пивом и телевизором хомо-эректусов, неандертальцев или на крайний случай, шимпанзе-бонобо. А ты, парень отбракован, как динозавр». Парень в ужасе лезет в Интернет и видит сайт клуба child-design, где дамы уже чисто практически обсуждают вопрос генного конструирования будущих детей и стоимость необходимых процедур…

Винсмарт прервал ее хлопком в ладоши.

— Минуточку, давай разделим реальность и фантазии. Все-таки до этого пока не дошло.

— Джерри, ты не следишь за масс-медиа, — ответила она, — web адрес клуба дать?

— Вот как? Выходит, я отстал от жизни?

— Что ты! Наоборот! Стенограммы твоих пресс-конференций и статьи о проекте «эректус» размещены там в разделе «Научные и юридические основы», в качестве доказательства того, что все это можно делать.

— Oh, goddamn… И где я еще размещен, интересно знать?

— Много где. Только ты не читай все, там во-первых, очень много, а во-вторых… Ну, там о тебе всякое пишут… короче, тебе не все понравится. Давай я лучше расскажу, что дальше с тем парнем, обывателем. Так вот, он, вместе еще с миллионом таких же типов, мчится к своим депутатам, сенаторам, конгрессменам, это ж, блин, демократия. Типа, принимайте уже закон, запрещайте всю эту генную науку, и сделайте нам так, как было раньше. Но ни хрена не выйдет, потому что против основного инстинкта не попрешь. Основной инстинкт пройдет по любому парламенту, как каток по червяку, только клякса останется.

— Однако, почти во всех развитых странах репродуктивное клонирование и генетическая евгеника человека так или иначе запрещены, — заметил Джерри.

Абинэ завернула в фольгу последний кусок тунца, сделала красноречивый жест средним пальцем правой руки и, начав раскладывать новую порцию на углях, пояснила:

— Ну, и что? Села женщина в самолет и прилетела из так называемой «развитой страны» в Лантон, Манагуа или Триполи.

— Гм, — сказал он, — А откуда в Манагуа или в Триполи эксперты по генной инженерии?

— А оттуда же, Джерри, откуда ты здесь.

Док Рау встал, с хрустом потянулся и произнес:

— Ни одна женщина не захочет, чтобы ее ребенок был хуже, чем у других. Отменить этот принцип также невозможно, как отменить гравитацию или электричество. Парламент, который запретит женщинам действовать таким образом, ничего не добьется от женщин, а лишь накажет собственную страну.

— Вы недооцениваете силу масс-медиа, — заметил Винсмарт, — женщин можно убедить в том, что в результате генной модификации и клонирования рождаются монстры.

— Выбраковка, — коротко сказала Абинэ.

— В смысле?

— В прямом смысле. Женщина, которую можно убедить в чем-то вопреки основному инстинкту, это уже бракованный экземпляр. У ее потомства заведомо нет шансов.

— Основной инстинкт предполагает некоторую осторожность, — вмешался док Рау, — я не думаю, что многие женщины вот так сразу кинутся делать эксперименты вроде нашего.

С этими словами Рау выразительно кивнул в сторону террасы.

— Это понятно, — согласилась Абинэ, — В том же child-design club основной состав это дамы, у которых есть опасения по поводу своей генетики. Вот они и начнут, а лет через 5–7 уже все будет понятно. Дальше это уже доступная технология достижения результата.

— Доступная, — повторил Рау, — но это не значит, что так будут делать все женщины.

— Так будет делать общество, — пояснила она, — Если так сделает каждая пятая женщина, то в следующем поколении результаты распространятся обычным путем (Абинэ простым жестом показала, как именно). А если в каком-то обществе это не будет доступно, то на нем можно ставить жирный крест. Тут все как с инновациями производства. Кто первый рискнул и выиграл, тот снял сливки. Кто пошел в основной волне, тот остался в деле. А кто прошляпил, тот вылетел с трассы.

— Гм… — буркнул Винсмарт, — а как такой ребенок будет себя чувствовать в обществе? Не такой, как все, странный… Ты представляешь себе психологические проблемы?

— Еще бы! — Абинэ, от избытка чувств, хлопнула себя ладонями по бедрам, — Например, у белой женщины черный ребенок. У всех соседок белые, а у нее черный. Кошмар! Я имею в виду, общество, в котором такая дурь возможна, это кошамар. Как ты думаешь, Джерри, вот у них (она махнула рукой в сторону террасы) могут возникнуть такие проблемы?

— Вряд ли, — признал он, — Тут, по-моему, вообще ничем таким никого не удивишь.

— Вот именно! То общество, которое готово к разнообразию, имеет жизненный потенциал, а то, которое не готово, будет прихлопнуто естественным отбором.

— Ну, вот, — вздохнул Джерри, — мы докатились до социал-дарвинизма. Надеюсь, никто не будет меня убеждать, что я и это говорил, или громко думал?

Док Рау подмигнул ему.

— Когда я говорил об этом на встрече с прессой… На нашей общей встрече, коллега. Я не помню, чтобы вы возражали. Абинэ, конечно, выразилась несколько более радикально, но сути дела это не меняет.

— Меняет! — возразил Винсмарт, — Еще как меняет! Одно дело рассуждать в чисто научном плане, а другое дело, выводить из этого какую-то политику! Вы тоже, хороши, док Риано: «мгновенное исчезновение человечества». Это уже ни в какие ворота…

— А бабахнуть по Тероа «Скадами» хотели в чисто научном плане? — язвительно спросила Абинэ, — Джерри, оглядись вокруг! Ваш проект с самого начала был политическим.

— Можно я про исчезновение объясню? — спросил Рау.

— Валяйте, — согласился Винсмарт, — Чего уж теперь.

Великий тахуна церемонно (но не без некоторой иронии) поклонился.

— Начну с одного факта этнографии, — сказал он, — В языках примитивных изолированных племен понятия «человек» и «происходящий из местного рода» обозначаются одним и тем же словом. Права общинника, или, говоря по-современному, права человека, передаются только ребенку, рожденному в эндогамном браке. Иноплеменник или полукровка — это не человек, по крайней мере, не вполне человек. Недочеловек. В результате такие племена выродились, а развились другие племена, в которых практиковалась экзогамия. В более поздние времена так же вырождалась феодальная аристократия — привилегированные племена внутри среднекового общества, которые тоже скрещивались только между собой. Это общий принцип: сообщество, в котором «человек» это титул, передаваемый только по гендерному наследованию, обречено на вырождение. Чтобы развиваться, надо признать, что принадлежность к человечеству определяется личными качествами, а не родословной.

Помните решение Верховного суда о труде бонобо, на которое ссылался координатор Соарош? «Любое существо, выполняющее человеческие функции в обществе, обладает и социальными правами, которые Хартия связывает с такими функциями». Человечество перестает быть клубом наследственных аристократов, понятие «человек» теряет свой привычный смысл для среднего западного обывателя, и его это пугает.

Винсмарт задумчиво потер ладонью подбородок.

— Вы чего-то не договариваете, — сказал он, — признание за трудящимися бонобо некоторых человеческих прав вряд ли может напугать обывателя, ведь его-то никто прав не лишает.

— Его лишают наследственных привилегий, — возразила Абинэ, — Он считал себя принцем крови, а оказался одной из обезьян-гоминид. Сам обыватель понимает, что он ни в чем не превосходит шимпанзе, и ему очень обидно, что окружающие произнесли это вслух.

— На счет «ни в чем не превосходит шимпанзе», ты явно перегнула палку.

— Наоборот, я выразилась слишком политкорректно! От тебя, что ли, заразилась? Как ты думаешь, Джерри, может политкорректность передаваться половым путем?

— Не может, — отрезал он, — и нечего уводить тему в сторону. IQ шимпанзе 60–80, это уровень дебила…

— … Или среднего завсегдатая McDonalds, — перебила она, — И дело не в IQ, а в способности осознанно и ответственно что-то делать. В этом смысле шимпанзе далеко не дебилы, они хорошо соображают, что для чего надо, и кто за что отвечает. Если компания, вроде вашей с Кортвудом, сделает генно-модифицированную шимпанзе с человеческой внешностью и с речевым аппаратом, то она вытеснит пожирателя биг-маков с рынка труда за 5 лет.

— Знаешь, Абинэ, этот твой марксизм…

— Не мой, а Маркса.

— …Не важно. Ты пойми простую вещь: человек это не столько рабочая сила, сколько носитель уникальных личных качеств и межличностных отношений. Человек не только ест, спит, работает и размножается. Человек также мечтает, любит, создает, не побоюсь этого слова, духовные ценности, наслаждается прекрасным…

— Ты про кого сейчас говоришь? — снова перебила она.

— Э… — протянул Винсмарт, — Ну, скажем, о значительной части человечества.

— А если в процентах?

— Ну, знаешь, я не PR-expert, чтобы свободно оперировать такими данными.

Док Рау улыбнулся, нарисовал пальцем на песке круг, а в нем — сектор, вырезанный углом примерно 120 градусов.

— Около 33 процентов, — пояснил он, — Это инварианта западного мира. На одного такого, о котором говорите вы, коллега, приходится двое тех, о ком говорит наша прекрасная леди. Это не игра природы, а база консервативной электоральной демократии. Если мечтающих, любящих и т. д., станет существенно больше, то республиканский слон с демократическим ослом будут соревноваться уже не в избирательной гонке, а в стаерском беге, потому что недоверие к оффи снова, как в недавнем прошлом, начнут выражать с помощью топора.

— Кстати, — вставила Абинэ, — на днях в Париже студенты уже возвели гильотину.

— Вот как? — удивился Винсмарт, — надеюсь, ее не стали сразу испытывать на прохожих?

— Нет, она была надувная. Но в натуральную величину и очень убедительная. Правда, к вечеру ее убрала полиция, но аптеки успели продать весь запас валерьянки.

— Видите, коллега, — сказал Рау, — Это все из-за вас. Вы настоящий инфотеррорист!

— Да при чем тут я, черт возьми!?

Великий тахуна возмущенно воздел руки к небу

— Нет, он еще спрашивает! В конце прошлого века лучшие гуманитарные умы Запада, ценой огромных усилий, добились того, чтобы большинство населения рефлекторно реагировало на сигнал «общечеловеческие ценности» обильным слюноотделением… В смысле, управляемым голосованием. И тут, как чертик из коробочки, выскакиваете вы с клонированными эректусами и волшебными ветеринарными пилюлями. Вы врываетесь на политическую сцену, как слон в посудную лавку. Общечеловеческие декорации трещат по швам, зрители видят, что у всего этого внутри и кричат «Жулье! Ценности фальшивые!».

…

25 — 26 ноября. Ученые и политика. «Братство Бомбы» и Университет Хайнлайна.

Винсмарт задумчиво почесал затылок.

— Ну, и что теперь предлагается мне? Баллотироваться в президенты чего-нибудь?

— Зачем? — удивился Рау.

— Я так понял, это был намек на то, что мне надо заняться политикой, — пояснил Джерри.

— Вы уже давно ей занимаетесь. Вам для этого не надо никуда баллотироваться.

— Нет уж. Я занимаюсь наукой. Наука это наука, а политика это политика, — он заметил ироничный взгляд Абинэ и уточнил, — Конечно, иногда приходится влезать в бизнес или даже в политику, поскольку прикладная наука с ними иногда соприкасается, но из этого не следует делать систему.

— Ага, — фыркнула она, — «Политика — это дело политиков». Ученые занимаются наукой. Инженеры, менеджеры и рабочие — материальной базой. Учителя — образованием. Медики — здоровьем. Полицейские и военные — безопасностью. Гуманитарии — развлечениями. А кто такие политики? Те, кто ничего полезного не умеют, но диктуют цели всему бществу?

— Ну, знаешь, — пробурчал он, — политика это еще и профессиональное управление.

— Управление это дело менеджеров, — отрезала Абинэ, — менеджер управляет, и отвечает за результат своего труда, так же, как любой работник. А политик-оффи только обманывает общество фантомными целями, и ворует, ни за что не отвечая.

— По-твоему, политка вообще не нужна? — спросил док Джерри.

— Нужна. Но политика это не профессиональная область, а общее дело всех граждан. Роль ученого — проектировать материальное будущее и объяснять людям, какие альтернативы будущего реализуются, в зависимости от выбранной обществом политической стратегии.

— Этому тоже учат в школе?

— Да, а как ты угадал?

— Ты обычно не говоришь такими монументальными фразами, — ответил Джерри.

— Ну и что? Правильно же сказано. Вот тебе школьный пример: в середине прошлого века ученые из «братства бомбы» держали за яйца всех политиков планеты…

— В учебнике так и написано? — ехидно перебил он.

Абинэ фыркнула и небрежно махнула рукой.

— По ходу, так, но другими словами. Короче, от ученых зависело, у кого будет бомба, а у кого — нет. Что такое бомба, уже все видели в Хиросиме и Нагасаки. Если бы ученые тогда не струсили и не отдали это решение в руки оффи, мир выглядел бы значительно лучше. А так кучка оффи создали атомную банду, и мировая война шла еще полвека, вместо того, чтобы закончиться в 1945.

— Холодная война, — уточнил Винсмарт.

— Это в Америке она была холодная, а в Северной Океании было убито более 5 миллионов человек. Корея, Вьетнам, Камбоджа…

— ОК, на счет войны ты права. Но что могло сделать «братство бомбы»? Ты думаешь, этим ученым разрешали участвовать в принятии политических решений?

— А им и не нужно было ничье разрешение, — ответила она, — ученые владели технологией бомбы, и они могли просто опубликовать ее.

— Как опубликовать?!

— Да вот так, — Абинэ сделала пальцами несколько движений, печатая на воображаемой клавиатуре, — ядерное оружие оказалось бы у всех, и никакой эпохи сверхдержав не было бы в истории.

— Но это был бы огромный риск попадания ядерного оружия в руки психопатов!

— Так оно и попало в руки психопатов. Оффи сверхдержав это и есть психопаты, а ученые от испуга отдали им бомбу в эксклюзивное владение. И человечество полвека зависело от прихотей кучки психопатов, пока ядерные технологии не стали общедоступными.

— Давай разберемся, — предложил Винсмарт, — скажи прямо, к чему ты клонишь?

— К тому, чтобы не допустить какого-нибудь очередного сраного моратория.

Док Рау одобрительно похлопал в ладоши, вытащил из пакета еще две сигары, одну из которых протянул коллеге. Они закурили.

— Значит, — сказал док Джерри, — Имеется в виду что-то вроде Асиломарского моратория на генную инженерию. 1975 год, Пасифик-Гроув, Калифорния. Декларация о добровольном отказе от исследований и подчинении ученых правилам консультативного комитета при Национальном институте здоровья. Так?

— Ну, да, о чем-то в таком роде, — подтвердила Абинэ, — По-моему, это позор для ученого.

— По-моему, тоже. Но я могу принять решение только за себя. А многие мои коллеги…

— … Струсят, — вставила она.

— Ученым надо на что-то жить, — ответил он, — Меня за участие в проекте «erectus» лишили права преподавать в университете Беркли. Мне было проще, мне платил Кортвуд, но все равно неприятно. А как быть тем, у кого нет других источников средств?

— Проблема только в деньгах? — спросил Рау.

— Не только. Я же сказал: быть публично изгнанным из своего научного коллектива это уже само по себе неприятно. Для многих это трагедия, крах всей жизни.

— Ни хрена себе, добровольный отказ, — возмутилась Абинэ, — свободная, блин, страна. Да у нас в Меганезии за такое давление на ученых…

Винсмарт тихо застонал:

— Только не надо снова про ВМГС, я уже знаю этот местный обычай решать все проблемы из пулемета, но…

— Ваш авианосец, — перебил Рау.

— Да какая разница, пулемет или авианосец? Между прочим, я хотел бы сделать из этого корабля абсолютно мирную плавучую лабораторию.

— Лучше университет, — сказал великий тахуна, — Первый в мире плавучий университет.

— Вы что, смеетесь? — спросил Винсмарт.

— Я так серьезен, что сам удивляюсь. Абинэ, ты разбираешься в этих монстрах. Что из себя представляет этот… гм… экс-авианосец.

— Авианосец «Lexington», США, год постройки 1925, длина: 270 метров, ширина: 39, водоизмещение: 47000 тонн, осадка 9,8 метра, скорость 32 узла, экипаж 2900 человек, машина 156 МВт, авиапарк 80 самолетов. Затонул во время сражения в Коралловом море в 1942 от торпедной атаки. Поднят 4 года назад, в ходе глубоководных учений спецназа ВМФ Меганезии «Deep pull». Восстановлен на экспериментальной базе ВМФ на острове Бугенвиль. Установлена ядерная силовая машина 300 МВт. Управление роботизировано. Экипаж 9 человек плюс капитан и авиагруппа. Лексингтон был задействован в отработке «Space lasso», спутниковой системы контроля безопасности судоходства в Тихом океане.

Все это Абинэ отбарабанила без перерыва, как автоответчик.

— То, что надо, — заключил док Рау, — а сколько там людей может разместиться?

— Как и было, 2900, — ответила она, — Каюты никуда не делись. Если не устраивать казарму, то примерно 800. Будет почти как в студенческом кампусе.

— А что с авиацией?

— 80 ангаров. Ремзона. Летная палуба с удобной разметкой. Робот-дипетчер. На 4-местной авиетке средний пилот-любитель выполнит взлет и посадку без проблем.

— Коммуникаторы, компьютеры?

— Lexx набит всем этим под завязку. Я же говорю, на нем отрабатывали «Space lasso».

— Lexx это сокращенное «Lexington»? — спросил Рау.

— В начале да. На маневрах имена всегда сокращают, а потом… — Абинэ сделала большие глаза и постаралась придать голосу загадочность, — …оказалось, что имя «Lexx» носил космический киберкрейсер из одного фантастического сериала. Этот киберкрейсер тысячу лет бесцельно дрейфовал в пространстве после галактической войны, а потом его нашли плохие парни. Один в один сценарий учений «Space lasso», где Лексингтон изображал пиратский рейдер, только в океане, а не в космосе. И еще прикол: на Лексингтоне служил офицером-артиллеристом великий фантаст Роберт Хайнлайн. Он поступил в Военно-морскую Академию в Аннаполисе в том году, когда «Лексингтон» был спущен на воду, после отставки поступил в университет в Калифорнии, и придумал сеть геостационарных спутников слежения, типа той, на которой построена система «Space lasso». Но и это еще не все! Жена Хайнлайна, Вирджиния Герстенфилд, когда они познакомились, служила лейтенантом на флоте, потом получила образование биохимика, и работала инженером-испытателем в авиации. Прикиньте, бывают такие совпадения, а?

Возникла некоторая пауза, после которой док Рау уверенно сказал.

— Это не совпадение. Это Паоро. Эхо судьбы.

Винсмарт выразительно откашлялся.

— Вы что такое обсуждаете, а?

— Твой университет, что же еще? — ответила Абинэ.

— А мое мнение уже никого не интересует, я правильно понял?

— Что ты! Конечно, интересует! Это же твой авианосец.

— Ну, так вот, — сказал он, — Вы не представляете какое это проклятие делать всего одно новое направление даже в готовом университете. Я спалил километр своих нервов, когда занимался в университете Беркли организацией факультета молекулярной инженерии. Но, клянусь небом, больше я так делать не буду.

— То есть, идея университета тебе не нравится, — заключила она.

— Нет, она мне очень нравится. Свободный морской университет имени Хайнлайна это сильно. Для начала выпотрошим Беркли. Переманим десятка два лучших специалистов и сотню студентов с моего бывшего факультета. Они вряд ли устоят перед возможностью совместить учебный процесс с кругосветным путешествием. Абинэ, как быстро «Lexx» сможет обойти вокруг шарика?

— Фиджи, Сидней, Перт, Кейптаун, Панама, Фиджи — за месяц, не напрягаясь.

— Отлично. Но… — Винсмарт сделал многозначительную паузу, — даже не надейтесь, что я один буду расхлебывать эту кашу. На Эль Кватро и на Уэст Килинг я приобрел опыт, как сваливать основную работу на окружающих, если вы поняли, что я имею в виду.

— Мы и не отказываемся вам помочь, коллега, — заметил Рау.

— Помочь? — ядовито переспросил Винсмарт, — Черта с два. Именно сделать работу. Мне на Уэст Килинг очень понравилось составлять планы работы, которую не я буду делать.

— Прикольно, — сказала Абинэ, — А как эта сваленная работа оплачивается?

— Хорошо оплачивается. Подробности завтра, начиная с 9 утра. А сегодня у нас выходной, так что больше ни слова о работе, давайте отдыхать и…

Тут его прервал возмущенный голос с террасы:

— Вы что, совсем бестолковые? У вас же рыба подгорает, я даже отсюда чувствую!

Убедившись, что ее замечание возымело действие, Тавохаги снова уселась в кресло-вертушку, так, чтобы минимально напрягаясь, делать пять разных дел:

Во-первых, вязать крючки, грузила и разноцветные приманки на снасть для троллинга.

Во-вторых, качать ногой любую из четырех подвесных люлек с крошками-эректусами, и при соответстующих обстоятельствах, менять там белье.

В-третьих, загружать и разгружать стиральную машину.

В-четвертых, приглядывать за этой бестолковой молодежью.

В-пятых, смотреть конкурсы «Galaxy police» по интернету.

«… Наша новая номинация называется «питекантропики». Она связана, как вы, наверное, догадались, с новой… Нет, наоборот, самой старой меганезийской расой: питекантропами, точнее, хомо эректусами. Для отдельных зрителей напоминаем, что это название не имеет отношения к эрекции. Вернее, наоборот, имеет. У эректусов даже миллион лет назад все с этим делом было ОК, иначе мы бы с вами вообще не появились на свет, поскольку наши расы, как утверждают ученые, отпочковались от расы эректусов сколько-то там тысяч лет назад. В те времена эректусы назывались «менехуна». Каролинцы говорят, что менехуна построили искусственный архипелаг Нан-Мадол около Понапе, хотя этнографы считают, что его построили уже утафоа. С древними потерянными расами всегда такая путаница. Взять хотя бы неандертальцев в Европе, шумеров в Афро-Азии или ольмеков в Америке. Но не будем сползать с темы, у нас не урок истории, а конкурс, поскольку, в отличие от других древних рас, эректусы не потеряны. Вернее, они были потеряны, но 15 дней назад две пары клонированных малышей-эректусов родились на Тероа, в округе Кирибати. Их фото обошли весь мир, а вокруг них полно приколов для нашего конкурса. Из них жюри отобрала четыре прикола-претендента. Они называются: стиль, медиа, поп-арт и небо. А теперь готовьтесь голосовать, правила те же, что во всех проа-конкурсах. Сейчас четыре конкурсных ролика стали доступны на ваших экранах. Можно голосовать. А я представлю конкурсные заявки для тех, кому лень смотреть, и вообще по приколу.

Слева-снизу: стиль. Комбинезон «Ere» похож на шотландскую юбку с очень широкими подтяжками. Но за счет липучек из него можно сделать рюкзак, фартук или штормовку. Экономичная штука для первобытных людей и студентов. Еще он мгновенно надевается и снимается из любого положения в любую сторону, это студентам тоже понравится.

Справа-снизу: медиа. Мы используем невыразительный и негибкий алфавит, что является причиной депрессий, а у эректусов не было этой проблемы. Реконструкция языка «Ere» и его системы письма приятно удивит любителей коротких эмоциональных сообщений. Ere уже называют «интернациональным ронго-ронго для интернет-серферов».

Слева-сверху: поп-арт. Культура эректусов проста и эротична. Создавать музыку и танцы, графику и скульптуры «Ere» может каждый. Лозунг первого Ere-фестиваля: «Творец и потребитель искусства едины». Ere-скульптура «Lovely girl» в начале кажется похожей на грушу, но если приглядеться… В общем, главное смотреть с правильным настроением.

Справа-сверху: небо. Коллектив обсерватории Мауна-Кеа на Гавайях обнаружил новое звездное скопление между созвездиями Скорпион и Волк. Если бы не космическая пыль, оно было бы видно на ночном небе, как ромб из четырех звезд. Первооткрыватели назвали новый объект «созвездие Эректус» в честь только что родившихся малышей этой расы.

А голосование уже идет. Я вижу первые оценки, но по правилам, не могу их объявить до финала… Wow! Всего за 10 минут почти 15 тысяч кликов! Эректусы рулят, как поется в новом клипе группы «Notte sigilli», который вы увидите в нашей музыкальной паузе…»

Тем временем, одна из «звезд» издала звук, напоминающий тихое кряхтение, и начала проявлять явные признаки беспокойства.

— Ну, — сказала Тавохаги, извлекая звезду из люльки, — и кто у нас обделался? Ага, это сынишка Келли. Ну, вот, сейчас мы помоем попу… А, мы, к тому же, еще и есть хотим? Ну, да, а с чего бы мы еще стали пищать? Вот, здесь у нас есть специальная бутылочка.

Конечно, это не сиська, но пока эта бестолковая молодежь на гулянках, придется так. Да, они такие, только родили, а уже снова в море. Еще бы: в море весело, в море интересно. Merrily no mar, para o mar interessante. Ты вырастешь, и тоже будешь ходить по морю. Море это наша земля. Voce vai andar sobre o mar. A nossa terra e o mar. Au oone aha miti…

Тавохаги, держа мальчика на руках и продолжая разговаривать, стала прогуливаться взад-вперед по пирсу. В какой-то момент она перешла с бэзик-инглиш на более привычный лингва-франка, а потом на еще более привычный утафоа. По ее авторитетному мнению, именно этот язык лучше всего подходил для того, чтобы баюкать маленьких детей.

Ребенок, видимо, был с этим полностью согласен, поскольку минут через 10 незаметно заснул. Тавохаги уложила его обратно в люльку, и заодно проверила, хорошо ли спят трое других малышей. Затем она посмотрела в сторону выхода из лагуны, и дальше, туда, где проходила невидимая линия между океаном и небом, и задумчиво произнесла:

— Никак не возьму в толк, что за суета вокруг этих близнецов? По-моему, дети, как дети.

Оглавление

.

Предисловие

1. Созвездие эректуса. Наследницы горной принцессы

2. Созвездие эректуса. Игры морских монстров

3. Созвездие эректуса. Не-рыцарские турниры

4. Созвездие эректуса. Инвентаризация трофеев

Реклама на сайте